автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.02
диссертация на тему: Морфологические особенности языка произведений суфийского поэта I половины XIX века Шамсетдина Заки

Полный текст автореферата диссертации по теме "Морфологические особенности языка произведений суфийского поэта I половины XIX века Шамсетдина Заки"

На правахрукописи

ЮСУПОВ АЙРАТ ФАИКОВИЧ

МОРФОЛОГИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ ЯЗЫКА ПРОИЗВЕДЕНИЙ СУФИЙСКОГО ПОЭТА I ПОЛОВИНЫ XIX ВЕКА ШАМСЕТДИНА ЗАКИ

10.02.02 - Языки народов Российской Федерации (татарский язык)

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Казань - 2004

Работа выполнена на кафедре методики преподавания татарского языка и литературы Государственною образовательною учреждения высшего профессионального образования «Казанский государственный университет»

Научный руководитель:

доктор филологических наук. профессор Юсупов Феритс Юсуповнч

Официальные оппоненты:

доктор филологических наук, профессор Ганиев Фуат Лшрафович

кандидат филологических наук Халиуллина Альфия

Рифкатовна

Ведущая организация:

Казанский государственный педагогический университет

Защита диссертации состоится 16 сентября 2004 г. в 14 часов на заседании диссертационного Совета Д 212.081.12 в Казанском государственном университете по адресу: 420008, г. Казань, ул. Кремлевская, д. 18, корп. 2. ауд 1112.

С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке им. Н.И.Лобачевского Казанского государственного университета.

Автореферат разослан августа 2004 г.

Загидуллина Д.Ф.

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы исследования. Характерной чертой современного языкознания является повышенный интерес ученых к проблемам изучения истории татарского литературного языка на основе исследования языковых особенностей творчества отдельных писателей и определения их роли в развитии национального языка. В этом отношении несомненный интерес представляет поэтическое наследство суфийского поэта первой половины XIX в. Шамсетдина Заки. Мы остановили свой выбор именно на анализе произведений Ш.Заки в первую очередь потому, что поэзия Ш.Заки с точки зрения грамматических, в частности, морфологических особенностей, в силу идеологических причин совершенно не исследована, хотя и представляет огромный научный интерес в плане изучения проблемы становления и развития татарского литературного языка.

Во-вторых, актуальность исследования с точки зрения тюрко-татарского языкознания заключается «в отсутствии целостного систематического анализа истории какого-либо литературного языка».1

В-третьих, язык Ш.Заки - представителя суфийского направления в литературе отличается необычайной образностью и экспрессивностью, разнообразием морфологических средств, использованных в целях стилистической дифференциации.

В-четвертых, вторая половина XIX - начало XX века является сложным периодом в развитии литературного языка, «так как он был переходным этапом от старотатарского тюрки к новотатарскому национальному литературному языку».2 Как известно, поволжское тюрки своими корнями непосредственно восходит литературному языку Золотой Орды и Мамлюкского Египта XШ-XIV вв. Традиционная часть данного языка была унаследованной, и она представлена преимущественно уйгуро-караханидской и в меньшей степени

' Тснишев Э.Р. Принципы составления исторических грамматик и истории литературных тюркских языков /

Э Р.Тенишев // Советская тюркология. — 1988 — № I. — С. 77. ' Фасеев Ф С. Старотатарская деловая письменность XVIII в. / Ф — С. 164

1ЙШИ АЙЬ А'А Г^1 •1982 БИБЛИОТЕКА I

. оУЗД."!

огузской традицией. Этот период развития литературного языка характеризуется также увеличением удельного веса арабских и персидских заимствований.1

Данная работа представляет собой опыт системного описания морфологических особенностей языка определенного автора - Ш.Заки, как яркого продукта эпохи, и его роли в развитии татарского литературного языка.

Неизученность языковых особенностей поэзии Ш.Заки, в частности необходимость описания потенциальных возможностей морфологических единиц, определяет актуальность нашего исследования с научно-теоретической и практической точек зрения.

Состояние изученности темы и проблемы. В истории татарской литературы фрагментарное изучение творчества поэта-суфия Ш.Заки началось уже в I половине XIX века. Первые сведения о нем оставили Ш Марджани и Р Фахрутдинов, который сравнивает Ш Заки с арабским поэтом аль-Маари2 и «Физули - поэтом всего Урало-Поволжья».3 В начале XX века в изучение творчества поэта-суфия внесли определенный вклад литературоведы Морад Рамзи, Дж.Валиди, Гата Исхакый, Г Рахим и Г.Газиз, Г.Сагди4 и др.

В 1966 году М.Усманов5 находит рукопись Ш.3аки, составленную Зиннатуллой Мухамметрахими,6 которая была исследована и опубликована в виде отдельной книги Х.Ю Миннегуловым и ША Садретдиновым.7

В истории татарской литературы последнего времени творчество поэта рассматривается на фоне суфийской литературы и с позиции философии

' Хисамова Ф M Татарский язык в восточной дипломатии России (XVI - начало XIX вв ) / Ф M Хисамова

— Казань Мастер Лайн, 1999 — С 29 36

- Фехретдинов Р Асарь 13 жезьа 2нчежилд / Р Фахретдинов —Оренбург, 1907 —Б 420-421 ' Фэхретдинов Р Фезули/Р Фехретдинов //Шура —№11 —Б 452

4 Рамзи Морад Тэлфикыл ахбер вэ талкыйхел асар фи вахаигы Казан вэ Болгар вэ мелулат татар 2-нче кисэк / M Рамзи — Оренбург Матбагати Кэримия вэ Хесаеиия, 1908 — Б 468-469, Вэлнди Ж Татар адэбиятынын барыши / Ж Вэлнди —Оренбург Вакыг матбагасы, 1912 —Б 114-122, Исхакый Г. Эдабият юллары / Г Исхакый — Казань 6 ая гос тип я, 1920 — Б 99 100; Рахим Г Татар эдабияты тарихы / Г Гахнм. Г Газиз — Казан Татарстан матбугат Ьам нашрият комбинаты натр, 1925 — Б 187-193 ; Сагъди Г Татар эдабияты тарихы / Г Сагъди —Казан Татгосиздат, 1926 —Б 40

5 Госманов M Яна табылган эдаби, тарихи исталеклар / M Госманов II Казан утлары — 1966 — Jf>7 — Б 18-120

* Шаусетднн Зэки шигырьларе / Тез Зикнэтулла Мехамматрахимк. — Башкортстан Фанаар академияеенен Уфа тарих, тел Ьвм эдабият институты гыйльми архивы (БФА УТТЭИГА), ф 3, т 63, б 47, б 178

7 Миннегулов X XIX йвз татар эдабияты ядхярларе / X Мицнегулов, III Садретдинов — Казан" Казан ун-ты нашр, 1982 — 144 6

суфизма.1

В работах татарских ученых, занимающихся историей языка, о языке произведений Ш.Заки имеются лишь высказывания общего характера. В частности, В.Х.Хаков указывает, что Ш.Заки, оставаясь преданным традициям, старается придерживаться поэтического стиля тюрко-татарских письменных памятников. Его произведения отличаются своей индивидуальностью.2

По мнению Ш.А.Рамазанова, язык этих произведений по лексической и грамматической структуре представляет собой смесь древнего кипчакско-булгарского, уйгуро-чагатайского, арабо-персидского, османо-турецкого и

3

немного татарского языков.

Таким образом, исследователи внесли определенный вклад в изучение языка поэтического наследия Ш.Заки. Однако в целом морфологический строй языка Ш.Заки, в частности функции арабских и персидских морфологических заимствований, роль его произведений в историческом развитии татарского литературного языка до сих пор не стали объектом специального исследования.

Основная исследовательская проблематика. Без изучения суфийского компонента получить ясное представление не только о поэтике, художественно-изобразительной архитектонике, но и о языковых - лексико-семантических, морфологических - особенностях творчества Ш.Заки не представляется возможным.

Из всех течений средневековой арабо-мусульманской философской мысли суфизм был наиболее распространенным направлением на мусульманском Востоке. По мнению АЮзеева, данному обстоятельству способствовали привлекательные для различных слоев мусульманского общества доктрины аскетизма - отказ от мирских благ, возможность познания бога, а также принцип универсальности, бывший одним из основных доктрин в

' Гайнуллии М X. Татар адэбияты XIX йез Тулыландырылган икенче басма Югары уку йортлары очен / М.Х Гайнуллии — Казан- Таткнигоиэдат, 1968 — Б. 56-63 ; Гайнуллин М Татарская литература XIX века / МГайнуллнн. — Казань: Тат. кн и за-во, 1975 — С. 103-108; Гайнуллии М Шэмсетдин Зэки // Татар адэбияты тарихы: 6 т. — Казан Тат кит. иэшр, 1985 — Т. 2 XIX йез татар алабияты — 170-184 б : Миннегулов X. XIX йез татар едэбигты ядкярларе / Х.Микнсгулов, ш Садретдинов — Казан Казан ун-ты нэшр, 1982. — 144 б; Миннегулов X Й Гасырлар енен тынпап.. / X Й Миннегулов — Казан Магариф, 2003. — Б. 92-107.; Харисов А И Литературное наследие башкирского народа / А И Харисов — Уфа* Башк кн изд.. 1973. — С. 263.

2 Хаков В X. Татар вдэби теле тарихы / В X Хаков. — Казан- Казан ун-ты нашр, 1993. — Б 231. ' Рамазаяов Ш И. Татар теле буенча очерклар / Ш И.Рамазано» — Казан. Таткнигоиздат, 1954 — Б. 60

суфизме.1

Основой суфийской идеологии является идея индивидуального мистического контакта человека с Аллахом и интуитивного познания божества. Суфизм выступает с такими морально-этическими ценностями, как нравственная чистота и духовное совершенство человека, социальная справедливость и равенство людей перед Аллахом, борьба со злом, утверждение доброты и братства среди людей.2

С принятием булгарами ислама суфизм обрел свое место и в истории татарского народа, вошел в духовную, культурную жизнь тюрко-татарского ареала. В Волжской Булгарии нашло распространение учение Ходжы Ахмеда Ясеви и С.Бакыргани - основателей суфийского направления ясевия.3 В дальнейшем учение ясевия стало духовным источником и фундаментом братства накышбендия.4

Но к XIX веку интерес к суфизму стал ослабевать- XIX век -своеобразный переломный период в истории татарского народа. В национальной истории он стал веком реформации, просвещения, секуляризации общественной жизни, выработки новой парадигмы национального развития на культурной и мировоззренческой почве Ислама5 и является переходным этапом от Средневековья к Новому времени.6

Суфизм сильно повлиял на татарскую литературу, именно национальная поэзия стала своеобразной ареной для пропаганды теологических, философских, суфийских воззрений, что нашло отражение в творчестве Абельманиха Каргалый, Хибатуллы Салихова, молодого Габдельджаббара Кандалый, Шамсетдина Заки и др.7

' Юэесв А. Суфизм в Поволжье и Приуралье / А.Юзеев // Татарская религиозно-философская мысль в общемусульманском контексте. — Казань: Татар, кн. изд-во. 2002. — С. 113.

: Пригарина Н. Введение / Н Пригарина // Суфизм в контексте мусульманской культуры. — М." Наука, Гл. ред. вост. лит., 1989. — С. 3.

Абнлов Ш. Суфичылык / Ш Абилов // Татар эдвбияты тарихы- б т — Каин- Тат. кит. нэшр., — Т.1 Борынгы Ьэмуртагасыр татар эдабюты. - 1984. — Б. 361.

* Бертельс Е.Э. Избранные труды: В 3 т — М.: Наука, 1965. — Т.З:Суфизм и суфийская литература. — С.53.

5 Амирханов P.M. Ислам и нация в концепции национальной истории Ш.Марджани / Р.М.Амирханов // Ш.Марджани: Наследие и современность. Материалы международной научной конференции. — Казань. Изд-во «Мастер Лайн», 1998. —С. 151.

4 История татарской литературы нового времени (XIX - начало XX века). — Казань: Фикер, 2003 — С. 3.

7 Сибгатуллииа А.Т. Суфизм в татарской литературе (истоки, тематика и жанровые особенности). Автореф. дис____д-ра филол. наук/ А.Т.Сибгатуллина; Казан, гос. ун-та. — Казань,2000. — С. 24-25.

Преобладающим языком поэзии суфийских классиков был фарси, но существуют произведения и на арабском, турецком и даже греческом языках.1 Сравнительное лингвистическое изучение суфийских произведений татарских авторов первой половины XIX в. показывает, что язык суфийской поэзии неоднороден. Одни произведения чрезвычайно насыщены традиционными языковыми средствами, другие больше включают в себя элементы народного языка. Подобная смешанность была возведена в традицию, на которую вполне сознательно ориентировались и поэты, и переписчики, писавшие в разное время и в различных тюркоязычных областях.2 Неоднородность, смешанность языка суфийской поэзии зависела, прежде всего, от жанра,

3

стиля произведения, от позиции и начитанности автора.

Целью данного исследования является системное и комплексное изучение морфологических особенностей языка поэтических произведений Ш.Заки — известного представителя суфийской литературы XIX века, выявление взаимодействия многовековых письменно-традиционных норм и языковых «новаторств» в лирике исследуемого автора.

Этим определяются основные задачи диссертационной работы:

- изучение культурно-исторической и языковой ситуации, бытовавшей в XIX веке;

- системно-функциональный анализ морфологии языка произведений Ш.Заки и выявление своеобразия морфологических средств;

- исследование форм структурных парадигм и их значений в грамматических категориях;

- выявление специфики использования поэтом традиционных морфологических норм, принципов его отбора и организации, выражающих особенности индивидуального авторского стиля;

- определение места и роли арабских и персидских морфологических

1 Очерки истории распространения исламской цивилизации В 2 т — М : Росс полит, энцик. (РОССПЭН),

2002. — Т. I: От рождения исламской цивилизации до монгольского завоевания. — С. 245. 1 Благова Г.Ф. О соотношениях прозаического и поэтического варианта среднеазиатского-тюркского литературно-письменного языка XV — начала XV] в. / Г Ф Благова // Тигсо1о£1са. К семидесятилетию академика А.Н Кононова.—Л.: Наука, Ленингр. отд-ние, 1976. — С. 28.

3 Галяутдинов И.Г. Из истории башкирского литературного языка XIX - начала XX века / И Г.Галяутдинов // Исследования по башкирскому языку и письменной культуре Башкирии. — Уфа, 1989. — С. 18.

форм в создании текстов поэтических произведений;

- определение роли поэта в истории татарского литературного языка.

Объектом исследования является язык произведений суфийского поэта XIX века Ш.Заки.

Источниками исследования послужили произведения Ш.Заки, опубликованные на арабской графике. Основу нашей работы составляют рукопись, составленная Зиннатуллой Мухамметрахими и «Асарь» Р.Фахрутдинова (А.), относящийся к началу XX века.

Научная новизна диссертации определяется, прежде всего, новым подходом к изучению языковых особенностей языка суфийского поэта Ш.Заки, творчество которого еще не было предметом специального комплексного историко-лингвистического исследования. В диссертации впервые предпринимается попытка историко-сопоставительного, сравнительно-типологического анализа морфологических средств, характерных для татарского литературного языка того периода, в частности и для языка произведений Ш.Заки, с закономерностями функционирования их в арабском и персидском языках и произведениях поэтов-суфиев мусульманского Востока.

Методология и методика исследования. Методологическую основу работы составляет накопленный в отечественной и зарубежной тюркологии, а также востоковедении опыт герменевтического анализа языка письменных текстов на основе системно-функционального подхода к языку.

Основным лингвистическим методом исследования является сопоставительно-исторический метод, который позволяет выявить особенности взаимодействия татарского языка с арабским и персидским в процессе создания поэтических текстов, определить некоторые тенденции развития морфологической системы национального литературного языка исследуемого периода. В процессе анализа, прежде всего при сопоставлении, обобщении и классификации анализируемого материала был использован описательный метод. При выявлении схожих, общих признаков специфических особенностей неродственных (арабского, персидского и татарского) языков широко применялся также сравнительно-типологический метод. По мере

необходимости был использован статистический метод, позволяющий судить о частотности тех или иных морфологических явлений.

Теоретической основой исследования явились научно-теоретические труды известных отечественных тюркологов Н.А.Баскакова, Н.К.Дмитриева, Л.Н.Кононова, Н.З.Гаджиевой, БАСеребренникова, А.М.Щербака, Э.Р.Тенишева, Д.М.Насилова, Э.Н.Наджипа. При рассмотрении общих закономерностей развития татарского литературного языка были использованы труды татарских языковедов Г.Сагди, А.Максуди, Дж.Валиди, Ш.А.Рамазанова, М.З.Закиева, Д.Г.Тумашевой, Ф.М.Хисамовой, В.Х.Хакова, Г.Ф.Саттарова, ФАГаниева, Ф.Ю.Юсупова и др. Выявлению основных закономерностей освоения арабских и персидских заимствований в татарском языке и, в частности, в произведениях Ш.Заки, способствовали труды Б.М.Гранде, Б.З.Халидова, ААКовалева, Г.Ш.Шарбатова, Ю.АРубинчика,

И. К. Овчинниковой.

Научно-теоретическая значимость работы определяется, во-первых тем, что языковой анализ произведений отдельного татарского поэта может дать дополнительные языковые материалы, расскрывающие эволюцию татарского литературного языка, необходимые для изучения основных тенденций в его развитии. Следует учесть также, что язык произведений Ш.Заки, как один из вариантов татарского литературного языка, используемый в данном исследовании в качестве источника и доказательства, являются важным свидетельством изменений и обновлений, происходящих в морфологии татарского языка в XIX веке.

Во-вторых, в настоящее время сакральным текстам суфийских авторов и их роли в истории национального литературного языка уделяется особое внимание. В нашей работе на примере творчества Ш.Заки рассматриваются многие теоретические проблемы взаимоотношений татарского языка с персидским и арабским языками.

В-третьих, проведенное исследование может послужить дальнейшей опорой в разработке языка художественных произведений, в частности, синтаксико-стилистических особенностей татарской поэзии XIX века.

Практическая ценность исследования определяется тем, что ее результаты могут быть использованы как при дальнейшем исследовании языка произведений авторов того периода, так и при построении общих и специальных, лекционных курсов по истории татарского литературного языка в вузах. Отдельные положения и выводы работы могут быть использованы также в практических занятиях по истории татарского литературного языка, в учебных курсах по исторической морфологии.

Апробация работы. По ряду проблем диссертационного исследования автор неоднократно выступал на итоговых научно-теоретических конференциях, проводимых Казанским государственным университетом (20022004), Зеленодольским филиалом КГУ (2004), Татарским государственным гуманитарным институтом (2003,2004) и т.д.

По теме диссертации опубликовано 6 статей в разных научных сборниках и журналах.

Структура исследования. Диссертация состоит из введения, грех глав, заключения, списка использованных источников и научной литературы.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ.

Во введении обосновывается актуальность темы, определяются основная исследовательская проблематика, цель, конкретные задачи, объект работы, источники и теоретическая основа исследования, обосновывается научная новизна, научно-теоретическая и практическая значимость работы.

В первой главе «Именные части речи» рассматриваются вопросы, касающиеся морфологических особенностей именных частей речи в языке произведений Ш.Заки.

Имя существительное. Анализ специфики употребления имени существительного в языке поэтических произведений Ш.Заки проводится по характерным для этой части речи категориям.

Категория принадлежности. Значение принадлежности передается грамматическими средствами, присущими для татарского, арабского и

персидского языков. Среди тюрко-татарских способов выражения значения принадлежности синтетический способ в исследуемых нами произведениях Ш.Заки является превалирующим: п^ет (А. 418) «душа м о . 416)

«в твоей руке», киг]1ет| (Л. 416) «твоя душа». Иногда при присоединении к словам аффикса принадлежности I лица единственного числа указанные аффиксы, выражая ласковое обращение к собеседнику, придают словам эмоциональную окрашенность, поэтому они часто употребляются в составе обращения: ёт1агут, Ьег-Ьегет^а уу'упЖ яу!ул (100) «друзья мои, оказывайте друг другу уважение».

При аналитико-синтетическом способе ки^егп (103) «мои глаза», ап!аглут1 сапу (132) «их души», апут| такге (128) «его коварство») для выражения значения принадлежности вместо личною местоимения может употребляться местоимение капЛи (каЫи сШ.^ет Ьег1а гачат Мет уага! (124) «своей рукой я написал газель»).

Отличительной особенностью произведений Ш.Заки является также инверсионное употребление аналитико-синтетического и аналитического способов, что обусловлено, прежде всего, литературно-жанровой спецификой данных произведений (112) «твоя работа не

доведена ещё до конца»).

В языке исследуемых произведений для выражения значения принадлежности к именам существительным присоединяются персидские слитные местоимения I лица -ат/-ат (Ьатап тал1е (1Пат цогиу 1е1ет(1ег (95) «все ещё не ожило сердце мое, запекся мой язык»). Эти формы употребляются также при формировании аналитико-синтетического способа принадлежности, присущего татарскому языку (та^иЬат Ьапет и1 уИег ¡гег (118) «мое желание это свободная молитва»).

Категория падежа. В падежной системе поэтических произведений Ш.3аки переплетаются два типа склонения: кипчакский и огузский.

Основной падеж не имеет формальных показателей, т.е. выступает в нулевой форме (хац Йуа1а хбкет цу^ка, waптly цо1пут1 сагаву (А. 417) «может ли раб противиться божьей воле?». Притяжательный падеж: представлен

аффиксами кипчакского {-nyr¡/-ner¡) и огузского (-r¡ -yrj'-erj) вариантов (ban xodanvn ber yaribe (А. 417) «я один из инвалидов божьих», kurjlemei] kuzene

jabdy yarde yaflat qarasy (87) «глаза души моей тень небрежения закрыла») Направительный падеж оформляется также кипчакскими (-ya/-ga, -да/-ка) и огузскими аффиксами ( (А

416) «если внезапно наступит смерть, успеешь иль не успеешь вымолвить слово», cafa wa mixnata duzmak kirakder (85) «необходимо терпеть мучения и страдания») Зафиксирована взаимозаменяемость направительного и исходного падежей ( 5ü, tuyry jula wannazam, kurarlar (90) «увидят, если не пойду по прямой дороге») При склонении имени существительного с аффиксами принадлежности Ш лица в направительном падеже наряду с огузским сохраняется также карлукский тип склонения (

biyanader (105) «для человека все эти наслаждения чужды») Винительный падеж: оформляется при помощи аффиксов как кипчакского так и

огузского -jy, -y/-i(e) типов (azalat ajla bandan bu yamany (89) «убери прочь от меня это горе (слепоту)», (108) «храни тайну в

темнице души») Показателями исходного падежа являются аффиксы -clun/-dan -dm (sul lirbatdin eókem kiler (104) «хочу испробовать того шербета», bu donjadan qacqym kiler (104) «хочу бежать от этого мира») Отмечены единичные случаи употребления исходного падежа в значении направительною (raxmatendin omaner man (104) «я надеюсь на твою благодарность») Местно-временной падеж представлен звонкими вариантами аффиксов -da/-da

(А 417) «много грехов у меня перед аллахом в этом

свете»)

Категория числа Морфологический способ передачи множественного числа заключается в употреблении специального аффикса buldy qabre asrar (108) «недры губ стали могилой тайн») Отвлеченные и собирательные существительные в форме множественного числа выражают множество совокупных единиц или употребляются в экспрессивных целях qaiyulardan asían zinharym qalmady (А. 415) «из-за всяческих страхов не осталось сил для желанений») При лексико-синтаксическом способе выражения

множественного числа в качестве определения имени существительного выступают количественные числительные или отдельные слова, выражающие понятие множественности (cömlä bimamyr) däwasy bondadyr (112) «здесь лекарство для всех больных». Значение множественности может передаваться сочетанием морфологического и лексико-синтаксического способов (barga esläremdä (107) «во всех моих делах»).

В поэтических произведениях Ш.Заки наблюдается также выражение значения множественности арабскими словами в форме «ломанного» множественного числа: äYmäl (102) «дела», äqwäl (102) «слова», äsyar (90) «стихи», äsxab (123) «друзья». Арабские слова в «ломанном» множественном числе употребляются также и для передачи значения множественности при смешанном способе: com Iii ärwaxnvTj gidasy bondadyr (112) «здесь все нищие духом».

Категория сказуемости в поэтических произведениях Ш.Заки оформляется аффиксами -man

män (117) «я враг того, кто является врагом бога»), -san (ägärdä sän mönäzzäh padisahsän, ki fariy sän bänem cuq azymdan (90) «если ты невинный шах, то ты непорочен, какя»), doryr(toryr)или -dyr/-der(ul toryr din padiáhy (129) «он - шах религии», äjü süz gärcä canlarya yazadyr, wäli küb siizlämäklekdä xatär bar (108) «священное слово - пища для души, но много говорить опасно»).

Имя прилагательное. В исследуемых поэтических произведениях употребляются прилагательные тюркского, арабского и персидского происхождения. Зафиксированные прилагательные тюрко-татарского происхождения с морфологической точки зрения делятся на производные и непроизводные ( izgu (102) «святой, добрый», jalyan (116) «ложный). Производные имена прилагательные образуются суффиксами -ly/-le (qanly (91) «окровавленный», qurquly (91) «опасный, страшный»); -syz/sez,, который присоединяется как к основам тюркского, так и арабо-персидского происхождения (wafasyz (85) «неисполнимый, неверный», yazalsez (105) «без оды», gonahsyz (133) «безгрешный, безвинный»).

Арабские прилагательные в произведениях Ш.Заки образованы по модели

fayil (bayid (107, 110) «далекий», räxim (102) «милосердный»), которые могут употребляться в сравнительной степени (axsan «самый хороший, лучший»: dine islam söker äxsandyr. i jar (125) «религия ислама самая хорошая, о, возлюбленный»).

Персидские прилагательные. В языке исследуемых поэтических произведений употребляются непроизводные (sad (96) «радостный, azat (105) «свободный») и производные прилагательные персидского происхождения, образованные при помощи префиксов bi и па, которые указывают на отсутствие качества и свойства (bicara (113, 89, 118) «беспомощный», nadan (113) «неграмотный», nabikar (1I0) «безработный»)

Персидские заимствованные имена прилагательные присоединяются к определяемому как согласованные определения (

(99) «говори сладкие слова, пока владеешь языком») или при помощи изафетного показателя -э (и): saista «достойной, заслуженной»: canny saistäi (83) «душу сделает, достойную возлюбленной (любви)».

В отличие от татарских прилагательных, персидские имена прилагательные могут присоединять тюркский аффикс сравнительной степени -raq/-rak (bu ikener| arasynda bälki budyr hädrake (111) «между этими двумя это. возможно, хуже»).

Местоимение. В языке поэтических произведений ШЗаки представлены:

Личные местоимения: ban и man «я», bez «мы», san «ты», sez «вы», м/«он, она, оно». Зафиксированы узбеко-уйгурские варианты - bezlar «мы», sezlar «вы», anlar «они».

Указательные местоимения bи «этот», osbu «вот этот»л,«тот», uI «тот», su «тот», bulaj«так».

Вопросительные местоимения: кет «кто», па «что», паса «сколько», nata «как, каким образом», qany «где», qaju «который, какой», qanqy «который, какой», qanqyj «какой», naqadar «сколько», «почему», «когда». В

некоторых случаях наблюдается употребление слова nadiklu «сколько» вместо местоимения naqadar «сколько» ( (90) «сколько мне

сказать стихотворных рифм»).

Определительные местоимения: har «каждый», harna «каждый», harkem «всякий, каждый», harqaju «везде, всюду», harqacan «всегда», barca «все», qamu «все», boten «весь, все», uz «сам, самый, свой», kandu «сам, свой».

В произведениях Ш.Заки функционируют и местоимения, заимствованные из арабского языка: hamma «все» и comla «весь, все» (adämigä osbu läzzätlär härnma biyanäder (105) «человеку наслаждения эти чужды»), для передачи значения времени используются заимствованные из персидского языка местоимения hardam «всегда» и hargiz «всегда, никогда» ( (107) «милостью своей приваживай всегда меня»).

Отрицательные местоимения: «нисколько», ber «один», «никто», «никто», aslan «совсем, совершенно». Отрицательные

местоимения являются в большинстве своем сложными словами. Местоимения hickem «никто» и hickemsa «никто» соотносятся с существительными и в предложении функционируют подобно им. Эти местоимения употребляются в соотношении с лицом (ar|a hiókem därman qyjlmaz (104) «ему никто не поможет»). Зафиксированы случаи употребления определительного местоимение harkem «всякий, каждый» в значении отрицательного ( kern sändan ulmady mädäd (106) «ты никому не помог»).

Имя числительное. Количественные числительные отмечены в следующих формах: простые (ber (85) «один», bis (109) «пять») и составные (jöz met] (80) «сто тысяч»). При субстантивации имена числительные употребляются самостоятельно и изменяются по падежам, числам, принимают аффиксы принадлежности и сказуемости, выступая в предложении в качестве сказуемого (i Möddayi ike cähanda ber doryr (128) «в обоих мирах один и тот же истец»). Нами зафиксированы также персидские количественные числительные «один», du «два» и hazaran «тысячи».

Интерес представляет и порядковое числительное арабского происхождения auwal «первый»: äüwäl-axyr moradym ul doryr ((127) «она (это) -первая и последняя цель моя».

Собирательные числительные у Ш.Заки в большинстве случаев образуются при помощи общетюркского аффикса -au/-atl (сап ilä imán - ikäülän

- ber ojuda bal ecar (99) «душа и вера - вдвоем - пьют в доме одном мёд»).

Разделительные числительные образуются от основы количественных числительных с помощью аффикса -агАаг (тецаг yafi] bu süza tanmajyb kidar kir^

(85) «тысячи невежественных пойдут обратно, не веря этому слову»).

Наречие. В языке поэтических произведений Ш.Заки употребляются наречия тюрко-татарского, арабского и персидского происхождения. Среди наречий тюрко-татарского происхождения по морфологической структуре выделяются корневые наречия ( «много», «быстро») и производные, которые представляют основную часть. При помощи аффикса -са образованы наречия «столько», «сколько» (

monea xosud (110) «сколько хороших людей не увидел я в мире»). Большинство наречий представляют собой результат адвербиализации - лексикализации различных форм падежей. Так, с помощью аффикса -га/-га направительного падежа образуются наречия «внутри», «потом» ( ta abad (106) «он вечно будет пребывать в тяжелом положении»).

Наречия, заимствованные из арабского языка. В исследуемых нами произведениях количество исконно арабских наречий ограничено ( «подобно, такой как»: misle sajtan ádamizatyr] haman mályun doryr (111) «над человеком тяготеет такое же проклятие, как и над дьяволом»).

В значении наречий также выступают: а) существительные в форме винительного падежа и неопределенном состоянии: «совсем не, никогда», qaulan «словом», comlatán «целиком^у&фактически, действительно»: б) существительные в родительном падеже с предлогом:

«полностью, совсем» ( (85) «доверяясь богу

полностью, всегда»); в) автор употребляет некоторые арабские слова в значения наречия, однако эти слова в современном арабском языке в данном значении не отмечены. Например: масдар módam «постоянно, всегда» в значении наречия времени: (86) «за свидание

с возлюбленной всегда (нужно) готовым быть душу отдать, если ты мужчина».

Наречия, заимствованные из персидского языка. В исследуемых произведениях употребляются: а) заимствованные слова персидского

происхождения, не имеющие, как и в современном персидском языке, специальных показателей: hamisa «всегда», hargiz «всегда, никогда», dambetiam «постоянно, часто», nayahan «внезапно, неожиданно»: sul yaribä kern hämiSä iikdeke canan ikän (113) «тот бедняга одержим любовью, всегда горит желанием любви»; б) замечены некоторые персидские слова, играющие роль одновременно определений или обстоятельств.1 Например: natamam «полностью, совсем», hamin «этот, только, единственно, именно», hаman «всегда»: согуа, согуа qan ccärmen bän hämin (127) «буду пить я кровь всегда глотками».

Вторая глава диссертационной работы посвящена системно-синхронному анализу глагола.

Изъявительное наклонение - индикатив. Форма настоящего времени индикатива в произведениях Ш.Заки в большинстве случаев представлена формами на -а/-а; -j, которые обладают широкой семантикой и обозначают: действие безотносительное к моменту речи (

härgiz ul märd ülmäjä bi därd ula (97) «тот человек, который в жизни чуждается страсти, стремится усмирить свои чувства»); действие, совпадающее с моментом речи (ar)dyrasän anlara xacäterje (126) «объясняешь им свою нужду»).

Прошедшее время представлено целым рядом форм, которые в структурном плане разделяются на синтетические и аналитические формы.

Прошедшее категорическое время на. -dy/-de является общетюркской формой, которая выражает конкретное, очевидное, однократное действие в прошлом ( zillät jaymyry asdy dözemdän (90) «низости дождь стал выше коленей моих»). В зависимости от семантики глагола и контекста прошедшее категорическое время может передавать продолжительные или многократные действия ( (129) «весело провел я эту

ценную жизнь свою»).

Прошедшее результативное время на -ап/-ап, употребляемая лишь для обозначения III лица единственного числа, имеет значение прошедшего неочевидного времени ( (119) «что он

1 Рубинчик Ю.А. Грамматический очерк персидского языка / Ю А Рубинчик // Персидско-русский словарь* В 2 т — М.: Сов. энциклопедия, 1970. — Т 2. — С. 834.

сделал тогда со цветком, (ведь) клюв его не чувствовал запах»).

1 лицо единственного числа прошедшего результативного на -myS/-mes. которое является огузской формой, может оформляться при помощи аффикса -ут/-ет (усеченный вариант) и личного аффикса I группы -туп/-теп: ul tarike •yajdä bulmyäym räsux (124) «на той узкой дороге я был крепостью», qasd idärem сапу ma, cön susamySmyn qanyma (А. 414) «оскверню свою душу, ибо жажду своей крови».

В произведениях Ш.Заки употребляется и форма на -mys dorur f -mes dorur, которая является аналитической формой прошедшего результативного времени ( oäbu nury §ul ke§e tapmyä dorur, xaqdan üzgädän küzen japmys dorur (82) «вот этот луч того коснется человека, который не будет признавать никого, кроме бога»).

Преждепрошедшее время на -mys/-mes ¡de в изучаемых нами произведениях выражает значение прошедшего времени, которое предшествовало другому прошедшему времени (

kür|lemeri ainäse tonmyä ide (132) «поэтому память моя ослабла, зеркало моей души потускнело»).

Будущее время на -уг. В большинстве случаев в I лице единственного числа употребляются усеченные варианты аффиксов (

közemdän (90) «со скорбью (в душе) проведу весну и осень я»), I лицо единственного числа может спрягаться при помощи полного аффикса -туп/ -теп( ber xodayä syynyrmän, räxmätendin ömänermän, yazabendin imänermän (104) «я поклоняюсь одному лишь богу, надеюсь на его милосердие, страшусь мук, которые он может ниспослать»).

Повелительное наклонение - императив. В большинстве случаев основой повелительного наклонения является II лицо единственного числа, и она не имеет специальных морфологических показателей (

(83) «смирив гордыню разумом, проснись ты, человека сын»). II лицо единственного числа также образуется при помощи специального аффикса

(133) «о, всевышний, будь к нам

милосердным»).

В большинстве случаев значение II лица множественного числа повелительного наклонения, как и во всех диалектах татарского языка,1 имеет показатель -(y)r¡ /-(e)r¡ и -(y)r¡yz/-e(r¡ez) (üget wireri ba^a, i xal belanlar (90) «дайте мне совет, о, вы, пришедшие о здоровье моем узнать», bane ülem ila tahdid itmar|ez (127) «не пугайте меня смертью»). II лицо множественного числа в языке поэтических произведений Ш.Заки образуется при помощи аффикса -(y)yyz/-(e)gez: qyjas ajlagez imde: bu keseda warmy din? (111) «сравните: верующий ли этот человек?». Ш лицо повелительного наклонения характеризуется употреблением единой формы в единственном числе -syn/sen, а во множественном -synlar ( na delasa, delasen qol xodadan (96) «чего не захотит, пусть просит раб у бога)».

Желательное наклонение - оптатив. Для выражения желания и намерения говорящего совершить действие в исследуемых произведениях используется огузско-турецкая форма

tuyry jul berla waralym, baladin can qortaralym. - diswar uldy banem xalem (104)

«умолю создателя, пойду прямой дорогой, спасу душу от беды я, - печальным стало мое положение»).

Значение I лица оптатива передается также и аналитической конструкцией на

janyym kilür (117) «хочу стряхнуть беззаботности сон, узнать (найти) свою возлюбленную, (любовь) к ней гореть»).

Древнетюркский показатель желательного наклонения -yaj/-gaj у Ш.Заки употребляется с глаголами как отрицательной, так и утвердительной формы (estásam yalamda sandik jar bulyaj, bulmayaj (А. 416) «если на свете такая, как ты, любимая, найдется иль не найдется».

Условное наклонение - кондиционалис в исследуемых текстах представлено общетюркской формой на

din oluyy harqaju yolama ila (126) «когда вырастешь, станешь советником, авторитет религии зиждется на учёных» и формами -yrsa/-ersa, -ursa/-arsa (gar delarsan kern, dokanmaz daülatá iresasan (81) «если захочешь, добьешься

1 Тумашсва Д.Г. Диалекты сибирских татар / Д Г.Тумашева. — Казань: Изд-во Казан, ун-та, 1977 — С. 68.; Юсупов Ф.Ю. Изучение татарского глагола / Ф Ю.Юсупов. — Казань: Изд-во Казан, ун-та, 1986. — С. 193.

неисчерпаемого богатства»).

Причастие. Для поэтических произведений характерны тюрко-татарские причастия прошедшего времени на -yan/-gan. -ап/-ап, -dyq/-deK, -mys/-mes. и причастия будущего времени на -acaq, -yr/-er (-maz/-maz). Формы причастия настоящего времени не употребляются.

Наиболее употребляемой и продуктивной формой являются причастия на -yanf-gan. Они используются в собственно-причастном (bu xaqyjrgâ xâzrater) mânzarlare dôSkân zaman (130) «время, когда господин (мулла) посмотрел на этого презренного») значении, а также может субстантивироваться: в основном падеже выражает субъект действия (oSbu süzdan alyan aldy lâzzate. bu nasyjxàt anyq uldy daülate (97) «от этих слов кто-то получил наслаждение, этот совет стал его богатством»); в направительном падеже, выступая без аффиксов принадлежности, также обозначает имя деятеля (jaratqanya jalwaralym, tuyry jul berla waralym (104) «создателя умоляю, прямой дорогой я иду»); в местно-временном падеже выражает действие, совершающееся параллельно с действием, выраженным личной формой глагола ( (109) «знай, пока нет двуличного,

не будет никакого спора»).

Причастие на -an употребляется в различных фонетических вариантах: -ап/-апи -jan/-jan( üget wireri barça, i xâl belânlâr (90) «дайте мне совет, о, вы пришедшие о здоровье моем узнать»,

uyly falân dib mashürder (122) «сказавший этот стих - один бедняк, известный как сын некоего человека»).

Причастие на которое является древнетюркской формой,

характерно для огузской группы современных тюркских языков, используется в субстантивированном и глагольно-именном значениях. В форме: основного падежа выражает объектные отношения:

(127) «отверг свою измученную душу, утром и вечером он свидания ожидает»; в винительном падеже употребляется в значении имени действия, выраженного личной формой глагола (

(124) «той дорогой, по которой я ходил

иногда, почувствовав, что будто бы узнал»).

Причастие прошедшего времени на при употреблении в

глагольно-именном значении субстантивируется и обозначает действие, не связанное с субъектом (

(112) «ты пришел ради себя, о, дядя, поэтому говорю это тебе»).

Широко применяется причастие на -mysf-mes, характерное для огузской группы тюркских языков, которое в отличие от современного литературного татарского языка и его диалектов1 употребляется как в собственно-причастном (la ilähi, ber näzar qylyyl bu iilmes kür]lemä (91) «о всевышний, загляни в мою умирающую душу»), так и в субстантивированном (

(98) «совершенное тобой вчера днем - беда для тебя самого»)

значениях.

Причастие на , употребляемое в довольно ограниченном количестве, в атрибутивной функции выражает признак предмета, осуществление которою не подвергается сомнению ( 5ul bäqa jordy dözät kern, waraôaq jirer|der ul (106) «почини вечный дом, куда должен ты идти»).

Причастие на -ут/-ет (отрицательная форма —maz/-maz) в исследуемых произведениях встречается мало, встречается как в собственно-причастном ( (97) «не траться для места, где нет драгоценного

камня»), так и в субстантивированном (

kilmäzdän ur| (113) «узнай для себя момент добычи трофея, пусть не настигнет тебя смерть») значениях.

Причастия, заимствованные из арабского языка. Арабские причастия действительного залога в изученных произведениях встречаются, в основном, в собственно причастном значении ( «грешный»,

(94) «если этому грешному человеку не будет помощи от бога»), а причастия страдательного залога - в субстантивированном значении: тащ,ит «стихотворный»: bu mänzumny dijän uS ber faqirder (122) «сказавший этот стихотворный бедняк один». Они могут самостоятельно функционировать в роли как простого сказуемого, оформляясь аффиксами сказуемости (masul

Юсупов Ф Ю. Неличные формы пагола в диалектах татарского языка / Ф Ю Юсупов — Казань /Изд-во Казан, ун-та, 1985. — С. 105.

«спрошенный, ответственный»: haman ul, - mäsülemder (96) «это все ешё он -мой опрошенный»), так и в качестве компонента сложного сказуемого с вспомогательными глаголами: ajla, irsa. uta, it, qyjla, qala, kila iyaqyjl «умный, разумный»: yaqyjf irsär], mäsyäl por sudan üyränmäk kiräk (86) «если умен ты, надо учиться у могучей воды»).

Деепричастие. По морфологической классификации деепричастные формы изучаемых произведений можно разделить на следующие группы:

Деепричастие на -yb/-eb является активно употребительной и продуктивной формой ( ul nä beleb arjlaja tamuy(y)ny, ocmayyny (92) «как он отличит ад от рая»). Отрицательными формами на -yb/-eb являются деепричастия на и

kidar kirü (85) «тысячи невежественных пойдут обратно, не поверив этому слову», üze betmäjendä eäe betmäde (112) «пока не умер, не закончилась его работа»).

Деепричастие на -uban выступает грамматическим синонимом формы на

(85)

«разрушив эти ветхие дома, нужно построить вечное»).

Деепричастие на обозначает действие, которое предшествует

действию, выраженному основным глаголом ( (116) «правдивый, поняв твой обман, узнает и его обман»).

Деепричастие на употребляется весьма ограниченно, обозначает

действие, непосредственно предшествующее действию основного глагола:

(88) «если бог накажет, может ли

человек противиться божьей воле».

Имя действия. В языке исследуемых поэтических произведений зафиксированы имена действия тюрко-татарского происхождения, образующиеся с помощью аффиксов

Имя действия на -maq/-mak в большинстве случаев субстантивируется и употребляется с аффиксами принадлежности и падежа ( (108) «много говорить опасно»).

Имя действия на -maqfyq/-máklek в сочетании с послелогом осеп «ради», «за» выражает цель совершения действия (safa wä niymätä innäklek обеп. cäfa wä mixnätä düzmäk kiräkder (85) «ради достижения блаженства и благополучия, необходимо терпеть мучения и страдания»).

Имя действия на -та/-та встречается только в форме исходного падежа и выступая в функции дополнения, обозначает косвенный объект действия ( bu nafsem yaqyjla yaleb kilmädän uq (85) «пусть тебе повезет от превосходства души над разумом»).

Имя действия на -и/-и, которое употребляется весьма ограниченно, субстантивируется: в форме основного падежа обозначает название действия, состояния, процесса ( sezlärä ulsyn dijü ber jädkär (124) «он сказал, пусть это будет вам на память»); в винительном падеже выражает объектные отношения (

kiräkder (85) «разрушив эти ветхие дома, нужно построить вечное»).

Имя действия на употребляется в составе конструкций на

которое является диалектной формой,1 и выражает непроизвольное желание субъекта совершить действие ( aria asna ulyym kilür (117) «хочу быть другом того, кто любит правду»).

Имена действия, заимствованные из арабского языка. Нами зафиксированы следующие формы арабских имен действий, или масдаров: подавляющее большинство масдаров составляют имена действия I породы (югк (93) «оставление, бросание», daiilat (95) «государство; богатство», mayrifat (86, 117) «знание, наука; просвещение»), II порода ( tadbir (83) «предусмотрительность»), III порода (niz.am (109) «порядок»), IV порода (man (81, 134) «вера, убеждение»), VIII порода ( intizar (А. 415) «ожидание»), X порода ( istiqamat (124) «честность, правдивость»).

Инфинитив. В языке изучаемых произведений значение инфинитива реализуется в формах на

Форма на -mofa / -maga употребляется для обозначения цели совершения

1 Юсупов Ф.Ю. Морфология татарского диалектного языка: категории глагола / Ф Ю Юсупов. — Казань Фэн, 2004. — С. 274-275.; Тумашева Д.Г. Диалекты сибирских татар / Д.Г.Тумашева — Казань: Изд-во Казан, ун-та. 1977. — С. 198.

действия (ul jaría warmaya tuyry jul kirSk (107) «чтобы идти туда, нужно найти прямую дорогу») и намерения лица совершить действие (man delarmen kem Jul qaumet} zSmrásendan uimaya (94) «я хочу принадлежать к одной из групп того народа)».

Форма на -maq/-mák в сочетании с модальным словом kirák «нужно», «необходимо», «надо», «должен» выражает значения инфинитива и используется в безличных предложениях для передачи значения необходимости совершения какого-либо действия (talare dustydyr ular, belmak kirak (125) «нужно знать, что они являются друзьями всевышнего»).

Форма на выражает значение цели действия (

jana qylyrya yaqd Sáryder mijanS (121) «согласны ли вы вступить снова в брак?»).

Форма на -asy/-ase в исследуемых поэтических произведениях обозначает процесс, соответствующий значению инфинитива на -угуа литературного языка. При независимом употреблении инфинитив на -asy/-cise выступает в предложении в позиции сказуемого и обозначает долженствование или необходимость совершения действия (

idíib ayjare ul tar|rija jalwarasy (А.418) «оставляя другие пути надо идти прямой дорогой, оставляя других, надо молиться этому всевышнему»).

Таким образом, анализ морфологических особенностей глагола в поэтических произведениях Ш.Заки показывает, что для них свойственно сочетание грамматических элементов кипчакских языков с огузскими. Арабские грамматические формы встречаются лишь в тех наклонениях глагола, которые по семантике и синтетическим функциям близки к именам.

Третья глава «Служебные части речи» охватывает круг вопросов системно-синхронного изучения служебных частей речи. В этой главе наряду с служебными частями речи, рассматриваются также модальные слова и междометия, характерные для произведений Ш.Заки.

Послелоги по семантическому признаку можно разделить на послелоги: пространства - belán (belá, berta, berlán) «с, вместе, посредством, по», времени birü «с тех пор, с», совместности - belan (belá, berlá, berlán) «с, вместе, посредством, по» и На «с, вместе, посредством», подобия и сравнения - kebi

«как, словно, подобно, точно» ( bu julda ud kebi qyzmaq kirak (85) «на этом пути необходимо как в огне калиться», tuyry Jul berla waralym (104) «иду прямой дорогой») и т д

Персидские предлоги относятся к следующим семантическим группам времени - ta «до», совместности - «с», места - «в, внутри, при, под» (ta terek sez, dustlarym, (A. 416) «пока живы, друзья,

оказывайте уважение друг к другу», (97)

«больной с рождения»)

Арабские предлоги у Ш Заки обозначают пространство - «в», совместность «с», сравнение и уподобление - «как. подобно»,

исключение - «кроме, помимо» ( (91)

«как измученный (человек), тихо и горестно плачет мой больной», ki, sandan yajre jarym qalmady (102) «а тебя я знаю, не осталось у меня другой возлюбленной, кроме тебя»)

Союзы. Тюркский союз jana «еще, а также» выражает повторение или следование одного процесса за другим

ikselmaz, jana hargiz marham ulmaz, - diswar uldy banem xalem (104) «в душе никогда не увянет печаль, ее рана не заживет, не найти также лекарства, -печальным стало мое состояние». Союз па па «ни . ни, ли . ли» употребляется для усиления утверждения (

yaqba kirak (127) «влюбленный говорит, мне нужен друг, не нужен мир этот, ни другой»)

Персидские союзы по семантике выражают различные отношения соединительные - ham «и, да» в значении «и», противительные - «а, но,

однако» и «но однако», причинные - «так как, ибо, потому что»

условные - «если», уступительные - «хотя, хотя и»

изъяснитечьные - Kl «что, чтобы» ( alem häm ajayym bayly (104) «руки и ноги связаны мои», kilde sul sä fat kl, xaleme arjyb (117) «пришел тот час, когда я понял свое состояние»)

Арабские союзы выражают соединительные - «и» и «и»

противительные - «но однако» и bas «однако», исключения - «хотя,

но», условные - wà illa «иначе, а если нет», изъяснительные и уточнительные -jïryni «то есть» ( bas qoiy dâywalara aldanmai)yz (117) «однако, не доверяйте доводам пустым», bui canandan asar kilde bâr|a, jayni ul ildan xâbâr kilde bârça (82) «любимой почувствовал я дыхание, то есть из той страны пришла ко мне весть») и др. семантические отношения.

Частицы в произведениях Ш.Заки по семантике можно отнести к следующим разрядам: ограничительно-выделительные — isa «лишь только, как только, же», отрицательные — dugel (dagel) «не», па «не», вопросительные — ту / -те «ли», экспрессивно-эмоциональные - ale «-ка» (ayzyma nâ kilde isa jazdym tâmam (126) «написал все, что пришло на ум», еб ale xikmat s3raben (Л. 418) «выпей-ка вино мудрости)».

Модальные слова выражают значения предположения - balki «может, может быть, возможно» и «оказывается, будто, должен», необходимости -kirak «нужно, необходимо, надо», наличие чего-либо - bar (war) «есть, имеется», отсутствия чего-либо - «нет, не имеется» (

badrake (111) «из этих двоих этот, возможно, хуже», küz jasen ayyzmaq kirakder (85) «необходимо лить слезы»).

Междометия по семантике относятся к следующим группам: эмоциональные (j, ah, ha], wah, dariya) и императивные (i, aj, ja, cu) .Арабская частица обращения употребляется лишь при религиозных обращениях, тогда как персидские обращения подобного же характера вводятся при помощи тюрко-татарского междометия i (nâ xuï salida wirebsan, ja rab (90) «какую хорошую торговлю ты мне дал, о, всевышний, (134) «о, боже, хочу обратиться к тебе со своей нуждой»).

В заключении подводятся общие выводы диссертационной работы.

1. Язык произведений Ш.Заки основывается на письменных традициях литературного языка, который подвергся сильному влиянию старокнижных литературных традиций и является их продолжением. В нем прослеживается параллельное употребление кипчакских и огузских элементов, при сохранении письменных традиций классического тюрки. Язык произведений суфийского

поэта состоит из базисной системы традиционно огузо-кипчакской и арабо-персидской слоев. Подобная смешанность была канонической традицией поэтического варианта письменно-литературного языка.

2. Для выражения содержания отдельных категорий, вместе с тюрко-татарскими грамматическими средствами, Ш.Заки активно использует языковые средства, характерные для арабского и персидского литературных языков, большая часть которых представлена масдарами и причастиями, употребляющимися в функции имен существительных и прилагательных; имеются также местоимения, числительные, наречия и служебные части речи. Арабо-персидские грамматические элементы употребляются, в основном, в стилистических целях, что позволяют автору избежать многочисленных повторений одной и той же формы.

3. Выявлено, что иноязычные элементы встречаются, прежде всего, в оформлении именных частей речи, а также в тех наклонениях глагола, которые по семантике и синтаксическим функциям близки к именам (причастие и имя действия). Кроме того, в текстах Ш.Заки они используются не только в значениях и функциях, которые характерны для арабского или персидского языков, но переходят также в другие части речи, т.е. наблюдается явление конверсии (употребление масдаров и причастий в функции наречия, переход глагола в разряд служебных частей речи).

4. Установлено, что арабо-персидские грамматические элементы активно употребляются в составе религиозных выражений арабского и персидского происхождения, фразеологизмах, характерных для языка суфиев. Они подчиняются законам татарского языка, по схеме и по правилам которых средствами арабского и персидского языков передаётся значение отдельных категорий (значение множественности).

5. Арабо-персидские грамматические формы могут присоединять словообразующие средства татарского языка, имеющего агглютинативный характер, т.е. иноязычные элементы подчиняются законам и нормам татарского языка.

6. Для поэтических произведений Ш.Заки характерны языковая

неоднородность и смешанность, чему способствовали, в основном, действовавшие письменно-литературные традиции и жанровая специфика поэзии, благодаря которой разнородные языковые факты в системе языка данного автора становятся либо выразительными средствами, либо своеобразным «строительным» материалом для метрики и рифмовки.

7. Произведения поэта-суфия Ш.Заки написаны на классическом литературном языке, являющемся одним из вариантов старотатарского языка, с активным употреблением арабо-персидских грамматических элементов и традиционных общетюркских форм. В своих произведениях автор осознанно использовал арабо-персидские грамматические средства, чтобы показать характерные особенности языка суфийской литературы Данный вариант татарского литературного языка XIX века, который был искусственным и перестал существовать с исчезновением суфизма как общественного явления, опирался, прежде всего, на тюрко-татарские письменные традиции, а также на арабский и персидский языки, и суфийскую литературу.

Список основных публикаций по теме диссертационного исследования:

1) Юсупов Л.Ф. Шэмсетдин Зэки ижатын ейрен\нен торышы Ьэм бу елкэдэ алда торган бурычлар турында (Состояние изученности творчества Шамсетдина Заки и предстоящие задачи) / Л.Ф.Юсупов // Казан дэулэт университеты татар филологиясе Ьем тарихы факультеты укытучыларынын фэнни язмалары (2002). — Казан: РПК «Гарт», 2002. — Б. 330-338.

2) Юсупов А.Ф. Шэмсетдин Зеки шигырьлэренец кайбер тел-стиль

(Лингвистические особенности произведений Шамсетдина Заки) / Л.Ф.Юсупов // Проблемы истории, культуры и развития языков народов Татарстана и Волго-Уральского региона (Материалы VI региональной научно-практической конференции молодых ученых и специалистов). — Казань: ОишапИагуа, 2003. — С. 253-256.

3) Юсупов А.Ф. Выражение значения множественности в языке поэтических произведений XIX века (на примере творчества Ш.3аки) /

А.Ф.Юсупов // Фэнни язмалар - 2003. — Казан: РИЦ «Школа», 2004. — С.334-340.

4) Юсупов А.Ф.

(Категории падежа языка произведений Ш.Заки) / А.Ф.Юсупов // Сборник докладов молодежной научно-практической конференции «Актуальные проблемы науки в 21 веке», посвященной 200-летию Казанского государственного университета. — Зеленодольск, 2004. — С. 97-99.

5) Юсупов А.Ф

(Из опыта изучения языковых особенностей произведений суфийских поэтов) / А.Ф.Юсупов // Проблемы истории, культуры и развития языков народов Татарстана и Волго-Уральского региона (Материалы VII региональной научно-практической конференции молодых ученых и специалистов). — Казань: ОишапИагуа, 2004. — С. 118-122.

6) Юсупов А.Ф.

(Выражение категории принадлежности в произведениях Ш.Заки) / А.Ф.Юсупов // Фэн Ьэм тел. — 2004. — № 2. — Б. 14-20.

Лицензия на полиграфическую деятельность №0128 от 08.06.98г. выдана Министерством информации и печати Республики Татарстан Подписано в печать 9.08.2004 г. Форм. бум. 60x84 1/16. Печ. л 1,75. Тираж 100. Заказ 162.

Минитипография института проблем информатики АН РТ 420012, Казань, ул.Чехова, 36.

" 1 45 5 8

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Юсупов, Айрат Фаикович

ВВЕДЕНИЕ

ГЛАВА I. ИМЕННЫЕ ЧАСТИ РЕЧИ

1.1. имя существительное

1.1.1. Категория принадлежности

1.1.2. Категория падежа

1.1.3. Категория числа

1.1.4. Категория сказуемости

1.2. Имя прилагательное

1.2.1. Имена прилагательные тюрко-татарского происхождения

1.2.2. Употребление заимствованных арабских прилагательных и других частей речи в значении прилагательного

1.2.3. Употребление заимствованных персидских прилагательных

1.3. Местоимение

1.4. Имя числительное

1.5. Наречие

1.5.1. Наречия тюрко-татарского происхождения

1.5.2. Наречия, заимствованные из арабского языка

1.5.3. Наречия, заимствованные из персидского языка

1.6. Краткие выводы по I главе

ГЛАВА П. ГЛАГОЛ

2.1. Личные формы глагола

2.1.1. Изъявительное наклонение — индикатив

2.1.2. Повелительное наклонение - императив

2.1.3. Желательное наклонение - оптатив

2.1.4. Условное наклонение - кондиционалис

2.2. Неличные формы глагола

2.2.1. Причастие

2.2.2. Деепричастие

2.2.3. Имя действия

2.2.4. Инфинитив

2.3. Краткие выводы по II главе

ГЛАВА III. СЛУЖЕБНЫЕ ЧАСТИ РЕЧИ

3.1. Послелоги

3.2. Союзы

3.3. Частицы

3.4. Модальные слова

3.4. Междометия

3.5. Краткие выводы по III главе

Введение диссертации2004 год, автореферат по филологии, Юсупов, Айрат Фаикович

Актуальность темы исследования. Научное исследование современного состояния национального языка непосредственно связано с изучением истории татарского литературного языка. В трудах татарских ученых Л.Заляя, М.Закиева, В.Хакова, М.Усманова, Ф.Хисамовой, Ф.Хакимзянова, Ф.Фасеева, Х.Курбатова, И.Абдуллина, М.Ахметзянова, И.Башировой, Ф.Нуриевой и др. раскрываются различные аспекты истории формирования и развития татарского литературного языка.

Характерной чертой современного языкознания является повышенный интерес ученых к проблемам изучения истории татарского литературного языка на основе исследования языковых особенностей творчества отдельных писателей, прежде всего, ярких и самобытных личностей, и определения его роли в развитии национального языка. Так как, литературные произведения являются ценным источником при изучении истории татарского литературного языка, ибо именно они отражают основные тенденции и противоречия в его развитии и наглядно фиксируют все изменения, происходившие в определенный период, дают ряд преимуществ в исследовании путей становления литературных норм.

Вторую половину XVIII в., особенно его последнюю четверть и начало XIX в. можно назвать началом духовного возрождения татарского народа. Это возрождение было подготовлено всем ходом развития общества, но было и несколько конкретных предпосылок, которые способствовали пробуждению татарского общества и духовной жизни [Хисамова, 1995, 39]. Сложен и противоречив был путь татарской литературы на данном этапе. Культурно-историческая ситуация начала XIX века и общелитературные проблемы, поднятые татарскими поэтами, нашли отражение в языке данных произведений.

Как известно, поволжское тюрки своими корнями непосредственно восходит литературному языку Золотой Орды и Мамлюкского Египта XIII-XIV вв. [Хисамова, 1999, 29]. Традиционная часть данного языка была унаследованной, и она представлена преимущественно уйгуро-караханидской и в меньшей степени огузской традицией.

Огузские элементы имели место во всех стадиях развития старотатарского литературного языка. Однако в разные периоды данные элементы имели разную степень проявления и в старотарский литературный язык они проникли через разные каналы. С ХУП-ХУШ вв. начинается интенсивное проникновение огузского компонента в результате османского влияния [Негматуллов, 1983, 156.]. По мнению Ф.Х.Хисамовой, ощутимое проявление огузских элементов в данной период связано с конкретными социально-историческими предпосылками - активизацией дипломатических отношений с Турцией и Ираном (Азербайджаном) [Хисамова, 1999,35].

Кроме того, со второй половины XVIII века старотатарский литературный язык более явственно начинает ощущать влияние чагатайской литературной традиции. Этот период развития литературного языка характеризуется также увеличением удельного веса арабских и персидских заимствований. Это также может оцениваться как влияние чагайского языка. Для классического периода развития чагатайской литературы особенно характерно было обилие арабизмов и фарсизмов [Хисамова, 1999, 35-36]. Как отмечают исследователи, поэты «Золотой поры» чагатайской литературы были двуязычны, писали стихи как на тюркском, так и на персидском языках [Рэхим, 1924,132].

Таким образом, культурно-историческая ситуация, сложившаяся в конце XVIII - начале XIX века, непосредственно оказало сильное влияние на литературный язык, в частности, язык поэтических текстов того периода. Главной фигурой литературного движения в первой четверти XIX века стал Габдрахман Утыз-Имяни аль-Булгари (1754-1834) [Ист. тат. лит. нов. вр., 2003, 12]. По мнению Ф.МХисамовой, литературный язык, представленный в богатом поэтическом наследии данного поэта, был довольно сильно подвержен влиянию чагатайского языка. Здесь карлукские традиционные черты своеобразно переплетаются с огузскими [Хисамова, 1999, 39]. Однако как отмечает Г.Ф.Благова, староуйгурские элементы по характеру употребления их в поэтическом варианте литературно-письменном языке можно рассматривать как своего рода объективно-структурные качества системы стиля, то использование «огузско-туркменских» грамматических элементов здесь, напротив, не укладывается в рамки единой стилистической системы [Благова, 1976,28].

Обобщая вышеизложенного можно констатировать, классический старотатарский литературный язык начала XIX века представлял собой смешанный язык, вобравший в себя элементы арабского, персидского, чагатайского и османо-турецкого языков. Но, несмотря на разносторонние влияние со стороны, татарский язык данного периода всё же сохранил свои основные региональные черты.

В глубь веков уходила традиция сознательно оснащать тюркский писменно-литературный язык и особенно его поэтическую разновидность большим количеством инородных не только лексических единиц, но и грамматических элементов, тем самым, культивируя наддиалектный характер письменно-литературного языка, прежде всего языка поэзии [Благова, 1977, 99].

В этом отношении несомненный интерес представляет поэтическое наследство суфийского поэта первой половины XIX в. Шамсетдина Заки, изучение его наследствия путем тщательного описания морфологических особенностей приобретает несомненную актуальность. Мы остановили свой выбор именно на анализе произведений Шамсетдина Заки в первую очередь потому, что поэзия Ш.3аки с точки зрения грамматических, в частности, морфологических особенностей, в силу различных причин совершенно не исследована, хотя и представляет огромный научный интерес в плане изучения процесса становления и развития татарского литературного языка.

Во-вторых, язык Ш.Заки - представителя суфийского направления в литературе отличается необычайной образностью и экспрессивностью, разнообразием морфологических средств, использованных в целях стилистической дифференциации.

В-третьих, вторая половина XIX - начало XX века является сложным периодом в развитии литературного языка, «так как он был переходным этапом от старотатарского тюрки к новотатарскому национальному литературному языку» [Фасеев, 1982, 164]. И изучение морфологических особенностей не может быть оторвано от рассмотрения их стилистического разнообразия. Известно, что в литературном языке XIX века стилистическая дифференциация имела место не только в лексике, но в значительной мере и в области грамматики, в частности, в морфологии. Для XIX века, что в определенной степени присуще и творчеству Шамсетдина Заки, характерным является широкий доступ в литературный язык форм национальной бытовой речи. Как показывает языковед башкирского языка, противоречие между традиционностью и новаторством начинает ярко прослеживаться именно в языке произведений Ш.Заки. В языке его произведений, наряду с традиционными средствами использованы разговорные и фольклорные элементы. Однако они составляют не механическую смесь, а органически переплетаются в тексте [Галяутдинов, 1989,19]. Не порывая связи с татарским литературным языком предшествующего этапа, не игнорируя просторечные грамматические формы, поэт широко использует морфологические особенности арабского и персидского языков как один из арсеналов для художественного воспроизведения действительности.

На наш взгляд, представляет интерес то, что в процессе сближения литературного языка с народной речью, Шамсетдин Заки не только оставался преданным давним и непрерывным традициям старотатарского письменного литературного языка, но и осознанно содействовал сохранению и развитию традиций классического языка, которые продиктованы двумя причинами:

1. В Поволжье и на Урале господствовало суфийское братство накышбендия. В творчестве многих поэтов, в том числе и в творчество Ш.3аки, проникли и сохранились основные идеи данного братства. Как отмечает А.Т.Сибгатуллина, в накышбендия практиковался молчаливый (созерцательный) зикр., этих суфиев часто называли «молчальниками». Согласно учению накышбендия, человек должен заниматься зикром так, чтобы находящийся с ним рядом не мог догадаться о его мыслях. Такой суфийский ритуал более подходил татарскому народу с его скромным и спокойным характером [Сибгатуллина, 2000, 25]. Широкое проникновение в татарскую общественную мысль накышбендийского учения имеет свои предпосылки и объяснения.

Вторая половина XVIII века характеризуется в истории началом новой волны насильственной христианизации татарского народа. Устойчивость позиции ислама в жизни татарской общины в колониальный период была достигнута во многом благодаря его суфийской интерпретации как «религии сердца» [Идиятуллина, 2001, 12]. В руках народа произведения поэтов суфиев были мощным оружием, которые прозвучали скрытым экспонтом против политики царизма, этому способствовало и проникновение в литературу арабо-персидских заимствований.

2. Как известно, с давних пор в татарской художественной литературе основное место занимал нормативный стиль поэзии [Хаков, 1971, 56]. Становление тюркской поэзии Поволжья изначально было связано с суфизмом до середины XIX в., она развивалась в русле этого учения, что в целом, характерно для всего мира ислама [Идиятуллина, 2001, 9]. Поэзия считалась высшим жанром литературы. Вместе с тем, при употреблении норм литературного языка происходила своеобразная дифференциация: поэтические произведения сочинялись в «возвышенным» поэтическом стиле и они были предназначены для «элиты» общества, в чей синтез входили ученые (голяма), религиозные деятели и поэты-суфии, большинство которых обучалось в Средней Азии и в арабских странах, которые в совершенстве владели арабским и персидским языками.

В-четвертых, актуальность исследования с точки зрения тюрко-татарского языкознания заключается «в отсутствии целостного систематического анализа истории какого-либо литературного языка» [Тенишев, 1988, 77]. Данная работа представляет в этом плане интерес как опыт системного описания морфологических особенностей языка определенного автора - Ш.Заки, как яркого продукта эпохи, и его роли в развитии татарского литературного языка.

Таким образом, неизученность языковых особенностей поэзии Ш.Заки, в частности необходимость описания потенциальных возможностей морфологических единиц, определяет актуальность нашего исследования с научно-теоретической и практической точек зрения.

Состояние изученности темы и проблемы. Первые попытки научно-теоретического исследования арабо-персидских заимствований в татарском языке были начаты уже в 1912-1913 гг. такими учеными, как Г.Сагди, Дж.Валиди, А.Х. Максуди и др. [Сэгъди, 1913, 72; Велиди, 1912, 122; Вэлиди, 1915, 52; Максуди, 1915,112].

Определенный вклад в изучение в монографическом плане фонетического и морфологического освоения арабизмов и фарсизмов татарским литературным языком внес М.И. Махмутов [Мэхмугов, 1966, 334 + 27; Мэхмугов, 1993,793-853], который также затрагивал вопросы перехода (конверсии) арабских и персидских слов при заимствовании татарским языком из одной грамматической категории в другую.

И.Ш.Аухадиевым были рассмотрены, главным образом, фонетические системы арабского и татарского языков, и исследованы закономерности фонетического освоения арабских заимствований в татарском языке [Эухэдиев, 1969, 112-131]. Р.Г. Ахметьянов раскрывает пути проникновения в татарский язык арабо-персидских слов и формообразований, отметив при этом роль мусульманского вероучения и богослужения [Ахметьянов, 1969,

203]. Следует отметить также значение составления словарей арабо-персидских заимствований, которые способствуют изучению данных заимствований в лексическом плане [Гарэпчэ-татарча-русча ал. суз., 1993, 854; Зайнуллин, 1994, 143]. Арабо-персидские заимствования исследованы в плане ономастики татарского языка в работах Г.Ф.Саттарова и Л.К.Тазиевой [Саттаров, 1981,256; Сатгаров, 1998, 408-409; Тазиева, 1984, 49-53].

Особенности употребления и функционирования арабских лексических единиц и грамматических элементов в языке определенных произведений рассмотрены в трудах Ю.Валитовой и Ш.А.Рамазанова, которые исследуют иноязычные элементы в языке сочинений К.Насыйри и Г. Тукая [Валитова, 1966, 23; Рамазанов, 1954, 200].

В последние годы данной проблематике посвящались отдельные диссертации, где особое внимание уделяется «возвращенной» лексике и рассматриваются арабские грамматические формы с точки зрения современной арабской грамматики [Сиразиев, 2002, 177] или употребление арабо-персидских заимствований в живой разговорной речи - фольклоре, в частности, в татарских народных пословицах [Федорова, 2003,25].

Таким образом, арабо-персидские лексические единицы в современном татарском литературном языке исследованы достаточно глубоко. Однако, вопросы освоения арабизмов и фарсизмов на уровне грамматического строя оставались вне поля зрения ученых. В целом произведения поэта-суфия I половины XIX века Ш.Заки ещё не явились объектом исследования в плане раскрытия роли и места арабских и персидских морфологических заимствований для более научного представления формирования и развития татарского литературного языка.

До сегодняшнего дня наследие поэта суфийского толка Шамсетдина Заки исследовалось более всего литературоведами, которые указывали и на некоторые языковые особенности автора. По мнению Г.Сагди, язык произведений XIX века, в частности и Ш.Заки, это - «тюрки», который в своем морфологическом и синтаксическом строе, а также в прозаической и поэтической форме состоит из кипчакских + булгарских + уйгурских + чагатайских + турецких + немного татарских компонентов [Сэгъди, 1926, 3637]. Литературоведы Х.Ю.Миннегулов и Ш.А.Садретдинов при исследовании произведений Ш.Заки также обращают внимание на их основные лингвистические особенности [Мицнегулов, 1982,41-42].

В работах татарских ученых, занимающихся историей языка, о языке произведений Ш.Заки имеются лишь высказывания общего характера. В частности, В.Х.Хаков указывает, что Ш.Заки, оставаясь преданным традициям, старается придерживаться поэтического стиля тюрко-татарских письменных памятников. Его произведения отличаются своей индивидуальностью [Хаков, 1993, 231].

М.И.Махмутов отмечает, что большинство классиков ХУ11-Х1Х веков сочиняли свои произведения под воздействием арабо-персидской и среднеазиатской классической литературы, подражая ей. Именно поэтому их произведения изобилуют арабо-персидские заимствованиями, понятными разве что для узкого круга просвещенных лиц [Махмутов, 1966,12].

По мнению И.И. Сиразиева, закреплению арабских слов в словарном составе татарского языка способствовало проникновение в ХУШ-ХЗХ веках из Средней Азии и Турции суфийской поэзии и художественной литературы, пропитанной арабо-персидскими элементами. Эта литература оказала сильное воздействие на развитие письменного литературного языка того времени [Сиразиев, 2002, 18].

Ш.А.Рамазанов пишет, что произведения сочиненные как подражание литературе классицизма Средней Азии и Турции, со стороны языковых особенностей были смешанными [Рамазанов, 1954, 58]. По его мнению, язык этих произведений по лексической и грамматической структуре представляет собой смесь древнего кипчакско-булгарского, уйгуро-чагатайского, арабо-персидского, османо-турецкого и немного татарского языков [Рамазанов, 1954, 60]. и

Таким образом, исследователи внесли определенный вклад в изучение языка поэтического наследия Ш.3аки. Однако в целом морфологический строй языка его произведений и их роль в историческом развитии татарского литературного языка до сих пор не стали объектом специального исследования. Несмотря на наличие фрагментарных высказываний и наблюдений, эта проблема практически не была выдвинута.

Шамсетдин Заки вошел в историю татарской литературы как крупный поэт-лирик. Стихи его наполнены гаммой глубоких человеческих чувств. в традициях суфийской поэзии. [Ист. тат. лит. нов. врем., 2003, 61]. Имея в виду именно эти свойства творчества Ш.3аки, литературоведы называют его неординарным явлением в татарской литературе, уникальным лириком, превосходящим своих современников и предшественников [Рахим, 1925, 191].

Ш.Заки, который известен в истории литературы под именем Шамсетдин Суфый Закием, родился в деревне Ишмет Оренбургского уезда. В татарской литературоведении и литературной критике о дате рождения поэта существуют две точки зрения: 1) в основном, все авторы, начиная с Р.Фахрутдинова, исследовавшие его творческое наследие, убеждены, что Ш.Заки родился в 1825 году; 2) Х.Ю.Миннегулов, опираясь на рукопись, составленную Зиннатулпой Мухаметрахими, показывает год рождения поэта, как 1821 год [Мицнегулов, 1982, 16]. Его псевдоним «Заки» взят от названия реки Зак, протекающей мимо родного села.

Начальное образование Шамсетдин Заки получил в родной деревне, потом - в медресе хазрета Котлыгильде в Стерлетамакском уезде, находящейся на расстояние 30 киллометров от родного села и в медресе муллы Габдерахмана в деревне Ашказар-Балыкли, а впоследствии приехал в Казань в медресе Мухамедкарима. Отличался прямотой и остроумием, умением отстаивать свои взгляды, смелостью суждений. Опасаясь влияния умного шакирда на остальных, боясь, что «спокойное течение жизни» в медресе окажется нарушенным, хазрет исключил его из медресе [Гайнуллин, 1975,

104-105]. Его обвинили в организации различных диспутов среди шакирдов и нарушении дисциплины религиозного учебного заведения. Выгнанный Шамсетдин вернулся в родную деревню, и организовал свою медресе. Однако не смог ужиться: вместе со своими шакирдами переехал в Стерлибашскую медресе и всю жизнь остался там преподавателем.

В сорокалетнем возрасте смерть застала поэта в Таганроге, в сентябре 1865 года по дороге в Священную Мекку, чтобы совершить паломничество.

Ш.Заки вступил на поэтическую арену в первой половине XIX века. В истории татарской литературы отрывочное изучение творчества этого поэта началось уже в данном веке, хотя его произведения не были изданы в виде отдельного сборника. Первые сведения о Ш.Заки оставил Ш.Марджани, который указывает на его религиозность, ум и интеллект, а также знание Корана наизусть [Фехретдинов, 1907,420-421].

Известный татарский ученый-богослов Р.Фахрутдинов в своем биобиблиографическом и энциклопедическом сборнике «Асарь» сравнивает Ш.Заки с арабским поэтом аль-Маари [Фехретдинов, 1907, 421]. Надо полагать, что ученый хорошо знал творчество поэта, иначе бы он не уподоблял его также известному восточному классику Физули, назвав «Физули поэтом всего Урало-Поволжья» [Фехретдинов, 1913, 452]. Р.Фахрутдинов в «Асар»е наряду с пятью стихотворениями печатает краткий философский трактат Ш.3аки на арабском языке, а также биографию и разные сведения о нем, которые оставили современники поэта [Фехретдинов, 1907,413-422].

В начале XX века в изучение творчества поэта-суфия Шамсетдина Заки внесли определенный вклад литературоведы Морад Рамзи [Ремзи Морад, 1908, 468-469], Дж.Валиди [Велиди, 1912, 114-122], ГатаИсхакый [Исхакый, 1920, 99-100], Г.Рахим и Г.Газиз [Рехим, 1925, 187-193], Г.Сагди [Сегъди, 1926,40] и др.

Морад Рамзи [Рамзи Морад, 1908, 468-469] и Дж. Валиди [Велиди, 1912, 111] подчеркивают, что Ш.Заки сочинял стихотворения как на «тюрки» старотатарском), так и на арабском и персидском языках. По мнению Г.Рахима и Г.Газиза, Ш.Заки — самое известное имя среди поэтов, которые сочиняют элегии. Его творчество соединяет литературу Поволжья с чагатайской классикой, с Навои. И называют его «феномен»ом, который рождается только один раз за несколько веков [Рэхим, 1925, 187].

В 60-е годы XX века начинается новая эпоха в изучении творчества поэта-суфия Ш.Заки, которая связана с новыми находками. В 1966 году М.Усманов [Госманов, 1966, 118-120] при исследовании научного наследия Р.Фахрутдинова в архиве Духовного управления мусульман (ДУМ) находит рукопись Ш.Заки, составленную Зиннатуллой Мухамметрахими [БФА УТТЭИГА, ф.З, т.63, 6.47, 6.178.]. Эта рукопись была исследована и опубликована в виде отдельной книги Х.Ю.Миннегуловым и Ш.А.Садретдиновым [Мицнегулов, 1982,144].

В истории татарской литературы последнего времени творчество поэта рассматривается на фоне суфийской литературы и с позиции философии суфизма [Гайнуллин, 1968, 56-63; Гайнуллин, 1975, 103-108; Гайнуллин, 1985,170-184; Мицнегулов, 1982,144; Мицнегулов, 2003, 92-107].

Поэтические произведения Ш.Заки привлекают и инонациональных литературоведов. Специалист по башкирской литературе А.И.Харисов, изучив творчество поэта, пришел к выводу, что Шамсетдин Заки вошел в историю тюркской литературы как поэт философ суфийского толка, оказавший определенное влияние на развитие философской и эстетической мысли среди башкир и татар в XIX в. [Харисов, 1973,263].

Основная исследовательская проблематика. Суфийская классика оказывала сильное влияние на татарский язык вплоть до начала XX века. Без изучения суфийского компонента получить ясное представление не только о поэтике, художественно-изобразительной архитектонике, но и о языковых -лексико-семантических, морфологических - особенностях творчества Ш.Заки не представляется возможным. Все это и определяет необходимость рассмотрения лексических и морфологических особенностей творчества поэта на широком фоне суфийской классики и её поэтики.

Из всех течений средневековой арабо-мусульманской философской мысли суфизм был наиболее распространенным направлением на мусульманском Востоке. По мнению А.Юзеева, данному обстоятельству способствовали привлекательные для различных слоев мусульманского общества доктрины аскетизма — отказ от мирских благ, возможность познания бога, а также принцип универсальности, бывший одним из основных доктрин в суфизме [Юзеев, 2002,113].

Основой суфийской идеологии является идея индивидуального мистического контакта человека с Аллахом и интуитивного познания божества. Суфизм выступает с такими морально-этическими ценностями, как нравственная чистота и духовное совершенство человека, социальная справедливость и равенство людей перед Аллахом, борьба со злом, утверждение доброты и братства среди людей [Пригарина, 1989, 3].

С принятием булгарами ислама суфизм обрел свое место и в истории татарского народа, вошел в духовную, культурную жизнь тюрко-татарского ареала. В Волжской Булгарии нашло распространение учение Ходжы Ахмеда Ясеви и С.Бакыргани - основателей суфийского направления ясевия [Абилов, 1984, 361]. По мнению А.Сибгатуллиной, «именно ясевитский путь познания Бога был более близок предкам нынешних татар, ибо он, со своим монистическим миропониманием и особой близостью к шариату, видимо, наиболее полно отвечал духовным, религиозным потребностям народа, находившегося в окружении языческих и христианских соседей» [Сибгатуллина, 2000,20].

В дальнейшем учение ясевия стало духовным источником и фундаментом братства накышбендия. [Бертельс, 1965, 53]. Данный тарикат, как указывает А.Сибгатуллина, «среди татар активизировался в основном в период падения Казанского ханства и особенно укрепился во времена колонизации и насильственной христианизации татарского народа. Он стал мощной опорой мусульманской религии и в определенной степени помог выстоять народу против чудовищной политики царизма» [Сибгатуллина, 2002, 24].

Но к XIX веку интерес к суфизму стал ослабевать [Юзеев, 2000, 29]. Указывая на эту особенность, А.Юзеев пишет: «Этому были причины объективные. Новое время предъявляло новые требования к изменению традиционного образа жизни мусульманского общества в направлении раскрепощения личности, усвоения светского знания, в то время как суфизм постепенно превратился в оплот реакции, духовного догматизма» [Юзеев, 2002, 114].

XIX век - своеобразный переломный период в истории татарского народа. В национальной истории он стал веком реформации, просвещения, секуляризации общественной жизни, выработки новой парадигмы национального развития на культурной и мировоззренческой почве Ислама [Амирханов, 1998, 151] и является переходным этапом от Средневековья к Новому времени [Ист. тат. лит. нов. врем., 2003, 3].

Суфизм сильно повлиял на татарскую литературу, именно национальная поэзия стала своеобразной ареной для пропаганды теологических, философских, суфийских воззрений. По мнению М.Степанянца, «как бы ни была противоречива роль суфизма в истории мусульманства, не подлежит сомнению, что его влияние в области литературы было достаточно интенсивным и разноплановым, и все же преобладало позитивное начало. Именно в поэзии в полной мере проявила себя раскрепощающая роль мистического восприятия, позволяющего через символы, метафоры выразить полет человеческой фантазии, неукротимый порыв к поиску Идеала-Истины» [Степанянц, 1995, 10].

Своеобразным отражением суфийской литературы стало творчество Абельманиха Каргалый, Хибатуллы Салихова, молодого Габдельджаббара Кандалый, Шамсетдина Заки и др. [Сибгатуллина, 2000, 24-25]. Суфийские поэты писали о любви к ближнему, учили народ к единству, призывали к взаимной поддержке. Все эти философско-исторические процессы и суфийские литературные мотивы нашли отражение и в творчестве Ш.Заки.

Е.Бертельс разделяет произведения старейших персидских суфиев на четыре главных типа и последний из которых «лирика дидактическая» [Бертельс, 1965, 62]. По нашему мнению, творчество Ш.Заки относится к четвертому типу, так как в его произведениях доминирует и преобладает дидактическое, гуманистическое начало, поэта привлекает, прежде всего, моральный аспект суфийского учения.

Как известно, главным языком поэзии суфийских классиков был фарси, она создавалась в Иране, Афганистане, Средней Азии, Азербайджане, Турции, Индии. Но существуют и произведения на арабском, турецком и даже греческом языках, пишутся поэмы и прозаические трактаты суфийского характера на литературном арабском языке [Очерки ист. распрос. ислам, цив., 2002, 245]. Сравнительное лингвистическое изучение суфийских произведений первой половины XIX в. показывает, что язык суфийской поэзии неоднороден. Одни произведения чрезвычайно насыщены традиционными языковыми средствами, другие больше включают в себя элементы народного языка. Неоднородность, смешанность языка суфийской поэзии зависела, прежде всего, от жанра, стиля произведения, от позиции и начитанности автора [Галяутдинов, 1989, 18]. Подобная смешанность была возведена в традицию, на которую вполне сознательно ориентировались и поэты, и переписчики, писавшие в разное время и в различных тюркоязычных областях [Благова, 1976,28].

В произведениях татарских поэтов XIX века, в частности, в творчестве Ш.3аки, доминирует тюрко-татарский компонент, составляющий основу с активным употреблением арабо-персидского компонента.

Целью данного исследования является системное и комплексное изучение морфологических особенностей языка поэтических произведений Ш.3аки - известного представителя суфийской литературы XIX века, выявление взаимодействия многовековых письменно-традиционных норм и языковых «новаторств» в лирике данного автора.

Этим определяются основные задачи диссертационной работы:

- изучение культурно-исторической и языковой ситуации, бытовавшей в XIX веке;

- системно-функциональный анализ морфологии языка произведений Ш.Заки и выявление своеобразия морфологических средств;

- исследование форм структурных парадигм и их значений в грамматических категориях;

- выявление специфики использования поэтом традиционных морфологических норм, принципов его отбора и организации, выражающих особенности индивидуального авторского стиля;

- определение места и роли арабских и персидских морфологических форм в создании текстов поэтических произведений;

- определение роли поэта в истории татарского литературного языка. Объектом исследования является язык произведений суфийского поэта

XIX века Ш.Заки.

Источниками исследования послужили большой круг произведений Ш.Заки, опубликованные на арабской графике, ранее почти неизученные как памятники истории татарского языка, малоизвестные читателю: «Будет - не будет», «Я божий странник», «Влечение к богу», «Изнемог я, больше нет терпенья» и др. А также рукопись, составленная Зиннатуллой Мухамметрахими, хранящаяся в научном архиве Института языка, литературы и истории при Академии наук Башкортостана, биобиблиографический и энциклопедический труд Р.Фахрутдинова «Асарь», «Татар эдэбиятыныц барышы» (История татарской литературы) Дж.Валиди, «Эдэбият юллары» (Методы литературы) Г.Исхакый, «Татар эдэбиятыныц тарихы» (История татарской литературы) Г.Рахима и Г.Газиза, «Татар эдэбиятыныц тарихы» (История татарской литературы) Г.Сагди.

Основу нашей работы составляют рукопись, составленная Зиннатуллой Мухамметрахими и «Асарь» Р.Фахрутдинова, относящиеся к началу XX века. Все цитаты из произведений Ш.Заки даются в нашей диссертации в основном по указанным источникам.

Научная новизна диссертации обуславливается первичной разработкой проблемы, определяется, прежде всего, новым подходом к изучению языковых особенностей языка суфийского поэта Ш.Заки, творчество которого еще не было предметом специального комплексного историко-лингвистического исследования. В диссертации впервые предпринимается попытка историко-сопоставительного, сравнительно-типологического анализа морфологических средств, характерных для татарского литературного языка того периода, в частности и для языка произведений Ш.Заки, с закономерностями функционирования их в арабском и персидском языках и произведениях поэтов-суфиев мусульманского Востока. Научные результаты исследования позволяют представить дополнительные сведения о тех процессах, которые происходили в татарском языке в первой половине XIX века.

Методология и методика исследования. Методологическую основу работы составляет накопленный в отечественной и зарубежной тюркологии, а также востоковедении опыт герменевтического анализа языка письменных текстов на основе системно-функционального подхода к языку.

Основным лингвистическим методом исследования является сопоставительно-исторический метод, который позволяет выявить особенности взаимодействия татарского языка с арабским и персидским в процессе создания поэтических текстов, определить некоторые тенденции развития морфологической системы национального литературного языка исследуемого периода. В процессе анализа, прежде всего при сопоставлении, обобщении и классификации анализируемого материала, был использован описательный метод. При выявлении схожих, общих признаков специфических особенностей неродственных (арабского, персидского и татарского) языков широко применялся также сравнительно-типологический метод.

По мере необходимости был использован статистический метод, позволяющий судить о частотности тех или иных морфологических явлений.

Теоретической основой исследования явились научно-теоретические труды известных отечественных тюркологов Н.Л.Баскакова, Н.К.Дмитриева, А.Н.Кононова, Н.З.Гаджиевой, Б.А.Серебренникова, А.М.Щербака, Э.Р.Тенишева, Д.М.Насилова, Э.Н.Наджипа. При рассмотрении общих закономерностей развития татарского литературного языка были использованы труды татарских языковедов Г.Сагди, А.Максуди, Дж.Валиди, Ш.А.Рамазанова, М.З.Закиева, Д.Г.Тумашевой, Ф.С.Сафиуллиной, Ф.М.Хисамовой, В.Х.Хакова, Г.Ф.Саттарова, Ф.А.Ганиева, Ф.Ю.Юсупова и др. В процессе раскрытия особенностей различных функциональных стилей татарского языка и соотношения литературного языка с его диалектами были использованы труды Ф.М.Хисамовой, Г.Г.Зайнуллина, Л.Т.Махмутовой, Ф.Ю.Юсупова и др. Изучению данной темы способствовали научные работы по суфийской литературе В.В.Бартольда, Е.Э.Бертельса, В.И.Брагинского, М.Степанянц, Ш.Абилова, Р.Амирханова, А.Юзиева, Х.Ю.Миннегулова, Р.К.Ганиевой, А.Т.Сибгатуллиной и др., а также выявлению основных закономерностей освоения арабских и персидских заимствований в татарском языке и, в частности, в произведениях Ш.Заки, способствовали труды М.И.Махмутова, И.И.Сиразиева, Э.Н.Федоровой. С этой же целью в работу привлечены труды Б.М.Гранде, Б.З.Халидова, А.А.Ковалева, Г.Ш.Шарбатова, Ю.А.Рубинчика, И.К.Овчинниковой, изучавших грамматический строй арабских, персидских языков.

Научно-теоретическая значимость работы определяется, во-первых, тем, что языковой анализ произведений отдельного татарского поэта может дать дополнительные языковые материалы, расскрывающие эволюцию татарского литературного языка, необходимые для изучения основных тенденций в его развитии. Следует учесть также, что язык произведений Ш.Заки, как один из вариантов татарского литературного языка, используемый в данном исследовании в качестве источника и доказательства, являются важным свидетельством изменений и обновлений, происходящих в морфологии татарского языка в XIX веке.

Во-вторых, в настоящее время сакральным текстам суфийских авторов и их роли в истории национального литературного языка уделяется особое внимание. В нашей работе на примере творчества Ш.3аки рассматриваются многие теоретические проблемы взаимоотношений татарского языка с персидским и арабским языками.

В-третьих, проведенное исследование может послужить дальнейшей опорой в разработке языка художественных произведений, в частности, синтаксико-стилистических особенностей татарской поэзии XIX века.

Практическая ценность исследования определяется тем, что ее результаты могут быть использованы как при дальнейшем исследовании языка произведений авторов того периода, так и при построении общих и специальных, лекционных курсов по истории татарского литературного языка в вузах. Отдельные положения и выводы работы могут быть использованы также в практических занятиях по истории татарского литературного языка, в учебных курсах по исторической морфологии, при написании истории языкознания тюркских народов, учебников, монографий о языковых особенностей ряда авторов ХЕХ-начала XX века.

Апробация работы. По ряду проблем диссертационного исследования автор неоднократно выступал на итоговых научно-теоретических конференциях, проводимых Казанским государственным университетом (2002-2004г.), в IV научно-практической конференции молодых учёных и специалистов Республики Татарстан (Казань, 2001г.); в научно-практических конференциях «Проблемы истории, культуры и развития языков народов Татарстана и Волго-Уральского региона» (2003г.), «Развитие гуманитарных наук в Республике Татарстан (вопросы языка, литературы и истории)» (2004), проводивших Татарским государственным гуманитарным институтом; в молодежной научно-практической конференции «Актуальные проблемы науки в 21 веке» посвященной 200-летию Казанского государственного университета (Зеленодольск, 2004).

По теме диссертации опубликовано 6 статьей в разных научных сборниках и журналах.

Структура исследования. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, библиографии, включающей перечень источников и списка использованной научной литературы.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Морфологические особенности языка произведений суфийского поэта I половины XIX века Шамсетдина Заки"

Результаты исследования служебных частей речи поэтических произведений татарской литературы I половины XIX века позволяют сделать следующие:

1. По языковому происхождению послелоги и предлоги можно отнести к трем группам: 1) тюркские, 2) арабские, 3) персидские. Большинство послелогов тюрко-татарского происхождения по семантике многозначны и употребляются с именами в основном падеже и с местоимениями в притяжательном падеже. Нами замечен только один послелог (birü «с тех пор, с»), который сочетается со словами в исходном падеже.

Наибольшей частотой использования отличаются следующие послелоги: ilä (ilän) «с, вместе», belän (belä, berlä, berlän) «с, вместе, посредством, по», kebi «как, словно, подобно, точно».

Послеложные слова (служебные имена) в языке исследуемых произведений не активны.

2. Среди заимствованных персидских предлогов, шире по сравнению с другими, употребляются bi и па «не, без (бес)», которые указывают на отсутствие предмета или явления и образуют имена прилагательные: man bicara qol därd estäräm (118) «жду (желаю) вдохновения я, несчастный раб», raxmätendin naömid sajtan toryr (133) «надеяться на твое милосердие не может только шайтан (дьявол)».

Арабские предлоги, по сравнению с тюрко-татарскими и персидскими предлогами, не столь активны. Однако предлог исключения yajre «кроме, помимо» широко употребляется в языке татарской литературы до начала XX века.

3. Союзы по языковому происхождению разделяются на три группы: 1) тюркские, 2) персидские, 3) арабские. Тюрко-татарские союзы, как в языке изучаемых произведений, так и в современном татарском литературном языке не активны.

Широко употребляются персидские подчинительные союзы причины cönki (cön) «так как, ибо, потому что» и условия ägär (gär) «если».

Арабское слово jäyni по своей форме является глаголом настоящего времени 3 л., ед.ч., муж. рода и переводится «означает». Однако как в языке поэтических произведений Ш.Заки, так и в современном татарском литературном языке, jäyni утратил собственное глагольное значение и превратился в изъяснительный союз «то есть»: bui canandan äsär kilde bätja, jäyni ul ildän xäbär kilde bärja (82) «любимой почувствовал я дыхание, то есть из той страны пришла ко мне весть».

4. Все частицы и большинство модальных слов имеют тюрко-татарское происхождение. Только модальное слово bälki «может, может быть, возможно» состоит из арабского противительного союза bäl «но, однако, напротив» и персидского подчинительного союза кг «что, чтобы».

Арабская частица обращения ja употребляется лишь при религиозных обращениях, тогда как персидские обращения подобного же характера вводятся при помощи тюрко-татарского междометия /.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Поэзия суфийского поэта Ш.Заки представляет богатый фактический материал для изучения литературного языка XIX века. В творчестве поэта диалектически взаимосвязаны традиции старотатарского и восточных (в частности арабского и персидского) языков, что отчетливо проявляется и на морфологическом уровне. Язык его произведений базируется на тюрко-татарской основе, куда активно проникает арабо-персидский компонент, что обусловлено, прежде всего, приверженностью Ш.Заки к суфийским традициям мусульманского Востока. В языке его произведений прослеживается тенденция сближения мотивов суфийской поэзии со сферой «возвышенного» поэтического стиля.

Суфизм для Ш.Заки явился обретением духовной свободы и самобытности в творчестве. Идеи поэзии Ш.Заки - который, по нашему мнению, относится к четвертому типу суфийских поэтов - о величии Аллаха, бренности бытия, беспомощности человека перед законами бога совпадают с аналогичными доктринами суфизма. Главными языками поэзии суфийских классиков были персидский и арабский. Употребление лексических компонентов суфийской литературы и изобилие заимствованных слов, морфологических единиц из арабского и персидского языков показывают, что традиции суфийской поэзии занимают значительное место в произведениях Ш.Заки.

Анализ морфологических особенностей поэтических произведений поэта-суфия Ш.Заки раскрывает смешанный характер их языка. Основными средствами выражения значений всех категорий языка выступают тюрко-татарские грамматические формы, т.е. основной упор делается поэтом на средства родного языка. В языке данных произведений отражаются существовавшие традиции старокнижного литературного стиля. Поэтические произведения Ш.Заки написаны на классическом старотатарском языке, который считается литературным. Вместе с тем в язык поэта активно проникают арабо-персидские грамматические формы, которые используются им в качестве синонимов тюрко-татарских вариантов.

Таким образом, в языке произведений поэта суфийского направления Ш.Заки грамматические категории выражаются следующими формами и способами:

1. Именам существительным характерны категории принадлежности, падежа, числа и сказуемости. Значение принадлежности передается грамматическими средствами, присущими для татарского, арабского и персидского языков. В аналитико-синтетическом способе выражения принадлежности вместо личного местоимения активно употребляется также слово капсШ, которое всегда выступает в форме основного падежа от того, с каким лицом соотнесено значение принадлежности. В целях передачи эмоционально-экспрессивных оттенков значения принадлежности автор прибегает к инверсионным формам аналитико-синтетического и аналитического способов.

Значение принадлежности при помощи персидских грамматических средств выражается двумя способами: персидскими личными местоимениями и изафетной конструкцией персидского языка. Персидские слитные местоимения также участвуют в формировании аналитико-синтетического способа принадлежности, присущего татарскому языку. Данные местоимения, приобретая эмоционально-экспрессивную окраску, оформляют обращения. Таким образом, арабо-персидские грамматические формы применяются в качестве синонимов тюрко-татарских вариантов, выражающих соответствующие значения, которые употребляются для усиления значения данной категории, выраженной тюрко-татарскими грамматическими средствами.

Падежная система представлена традиционными шестью формами, которые характерны для всех тюркских языков: основной, притяжательный, направительный, винительный, исходный и местно-временной. Для падежной системы поэтических произведений Ш.Заки, в основном, характерно кипчакский и огузский типа склонения. В притяжательном склонении сохраняется карлукский тип склонения тюркских языков.

При выражении значения множественности употребляются грамматические средства татарского и арабского языков. В основном, множественность в языке поэтических произведений Ш.Заки передается морфологическими и лексико-синтаксическими способами, характерными для татарского языка. Вместе с тем, употребляются арабские слова в форме «ломанного» множественного числа: äsrar «тайные дела», ätqyja «религиозные», äsxab «друзья» и др. Арабские слова используются также в составе тюрко-татарского смешанного способа (сочетание морфологического и лексико-синтаксического способов).

Категория сказуемости выражается аффиксами: -man, -sän, -dyr / -der и древнетюркским словом doryr (dorur) или toryr (torur). В текстах показатели множественного числа нами не зафиксированы.

2. В текстах употребляются качественные и относительные прилагательные тюрко-татарского, арабского, персидского происхождения. Среди тюрко-татарских прилагательных наибольшее количество составляют производные прилагательные, образованные с помощью аффиксов -1у / -1е и -syz/ -sez.

Прилагательные арабского происхождения образованы по модели fciyil (фягиль). В отличие от тюрко-татарских прилагательных, они употребляются и в сравнительной степени. В качестве прилагательного также активно употребляются арабские причастия действительного и страдательного залогов. Причастия действительного залога выступают в форме женского рода, хотя категория рода в тюркских языках отсутствует.

Прилагательные персидского происхождения представлены непроизводными и производными группами. Производные персидские прилагательные образованы при помощи префиксов bi и па. Наибольшей производностью отличается префикс bi. Персидские прилагательные могут присоединять тюркский аффикс сравнительной степени -raq / -гак, хотя тюрко-татарские прилагательные в сравнительной степени нами не зафиксированы. Таким образом, автор для передачи значения сравнительной степени отдает предпочтение арабо-персидским грамматическим элементам.

3. В текстах в качестве личных, указательных и вопросительных местоимений выступают слова только тюркского происхождения. Большинство определительных и отрицательных местоимений являются производными. Кроме того, в функции определительных местоимений употребляются также слова чисто арабского и персидского происхождения.

4. Для поэтических произведений Ш.Заки характерны, в основном, общетюркские числительные. Однако для выражения количества исчисляемого предмета или его порядка поэт иногда прибегает к числительным арабского и персидского языков.

5. В текстах употребляются наречия тюрко-татарского, арабского и персидского происхождения. В качестве наречий выступают арабские слова в формах винительного падежа неопределенного состояния и в родительном падеже с предлогом, а также арабские масдары и причастия действительного залога, хотя в арабском языке они в этом значении не отмечены. Некоторые наречия образуются сочетанием арабо-персидских компонентов с тюркскими компонентами, иногда арабский и персидский компонент встречаются в составе одного слова.

6. В поэтических произведениях Ш.Заки глагол характеризуется категориями наклонения, времени, лица, числа и отрицания. Изъявительное наклонение представлено богатым набором временных форм:

1 ) настоящее время на -а / -à; -j;

2) прошедшее категорическое время на -dy / -de;

3) прошедшее результативное время с аффиксами -an / -an и -туs / -mes, а также аналитической конструкцией -mys / -mes dorur. Форма на -туs / -mes в I лице единственного числа оформляется как при помощи аффикса в усеченном варианте -ут / -ет, так и личным аффиксом I группы -туп / -теп.

4) преждепрошедшее время на -mys / -mes ide;

5) будущее время на -уг/-ег, которое употребляется также и в значении настоящего времени. Данная форма, в отличие от современного татарского литературного языка, в I лице единственного числа может спрягаться, принимая аффиксы, как усеченного, так и полного вариантов -туп / -теп.

7. II лицо единственного числа повелительного наклонения имеет две формы: нулевую форму и форму со специальным аффиксом -yyl / -yel. Множественное число данного лица имеет показатель -(y)tj / -(e)rj и ~(y)rjyz / -(e)rjez. Ill лицо единственного числа образуется при помощи аффикса -syn / -sen, а множественное число -synlar.

8. Желательное наклонение выражено архаичной огузско-турецкой формой на -alym, -àlem, -alàm. Кроме того, значение оптатива передается также аналитической конструкцией на -yvm kilùr, которая является диалектной формой.

9. Условное наклонение представлено общетюркской формой на -sa / -sa, а также формами на -yrsa / -ersà, -ursa / -arsa. Для передачи грамматического значения данного наклонения употребляются также следующие модели: глагол повелительного наклонения + союз àpàr / гаг (если), глагол или имя + вспомогательный глагол ir + sa, глагол настоящего или будущего времени + частицы isâ.

10. В языке поэтических текстов активно употребляются причастия разного происхождения: тюрко-татарского и арабского. Тюрко-татарские причастия представлены формами прошедшего времени на -уап / -gân, -an / -an, -dyq / -dek, -mys / -mes, а также будущего времени на -asy / -àse, -acaq, -yr / -er (-maz / -mâz). Формы на -уап / -gân и -yr / -er (-maz / -màz) являются специфической особенностью кипчакских языков, а все остальные характерны для огузской группы тюркских языков.

Арабские причастия выступают в собственно-причастном, субстантивированном и глагольно-именном значениях, а также сочетаясь с вспомогательными глаголами, функционируют в качестве именного компонента сложного сказуемого.

11. Деепричастие представлено формами -уЪ / -eb (-majyb / -mäjeb, -majynca / -mäjencä), -ubän / -übän, -j'yn / -jen (-majyn / -mäjen), -yac. Следует отметить, что из перечисленных форм наиболее активными являются формы на -yb / - eb и -ubän / -übän.

12. В языке поэтических произведений Ш.Заки употребляются имена действия тюрко-татарского и арабского происхождения. Тюрко-татарские имена действия представлены огузскими формами на -maq / -mäk, -maqlyq / -mäklek, -та / -mä, а форма на -и / -й считается специфической особенностью кипчакской группы тюркских языков. Имя действия на -уу / -ge считается архаичной формой и встречается лишь в составе конструкции -yvm kilür / -yem kilür. которая является диалектной формой.

В текстах представлены арабские имена действия - масдары I, II, III, IV, VIII, X породы. Масдары всех пород активно субстантивируются и участвуют в образовании сложных глаголов, употребляясь в их именной части. Встречаются случаи употребления масдаров I породы в функции наречия.

13. Инфинитив реализуется в формах на -maya / -mägä, -maq / -mäk, -yrya / -ergä, -asy / -äse. Все формы инфинитива, кроме формы на -yrya / -ergä, являются архаичными. Они характерны для огузской группы тюркских языков. Инфинитив на -yrya / -ergä в языке изучаемых произведений не активен. Формы на -maq / -mäk выражают значение инфинитива только в составе конструкции -mag / -mäk + kiräk

14. Наибольшей частотой использования отличаются следующие послелоги: ilä (ilän) «с, вместе», belän (belä, berlä, berlän) «с, вместе, посредством, по», kebi «как, словно, подобно, точно».

Среди заимствованных персидских предлогов, шире по сравнению с другими, употребляются Ы и па «не, без (бес)». Арабские предлоги, по сравнению с иорко-татарскими и персидскими предлогами.

В исследуемых произведениях употребляются союзы тюрко-татарского, персидского, арабского происхождения, среди которых наиболее активны подчинительные союзы причины cönki (cön) и условия ägär (gär). Нами зафиксированы случаи перехода арабских глаголов в союзы.

Все частицы и большинство модальных слов имеют тюрко-татарское происхождение. Арабская частица обращения ja употребляется в качестве междометия в составе религиозных выражений арабского происхождения при обращении к всевышнему, тогда как персидские обращения подобного же характера вводятся при помощи тюрко-татарского междометия i.

Таким образом, язык произведений Ш.Заки состоит из следующих слоев: базисный традиционно огузо-кипчакский и арабо-персидский слои. Подобная смешанность была традицией поэтического варианта письменно-литературного языка. Арабо-персидские грамматические элементы употребляются, в основном, в стилистических целях, что позволяют автору избежать многочисленных повторений одной и той же формы.

Системно-синхронное исследование морфологических особенностей произведений поэта-суфия Ш.Заки позволяет сделать следующие выводы:

1. Язык данных произведений основывается на письменных традициях литературного языка, который подвергся сильному влиянию старокнижных литературных традиций и является их продолжением. В нем прослеживается параллельное употребление кипчакских и огузских элементов, при сохранении письменных традиций классического тюрки.

2. Для выражения значений отдельных категорий Ш.Заки, вместе с тюрко-татарскими грамматическими средствами активно использует языковые средства, характерные для арабского и персидского литературных языков, большая часть которых представлена масдарами и причастиями, употребляющимися в функции имен существительных и прилагательных; имеются также местоимения, числительные, наречия и служебные части речи.

3. Иноязычные элементы встречаются, прежде всего, в оформлении именных частей речи, а также в тех наклонениях глагола, которые по семантике и синтаксическим функциям близки к именам (причастие и имя действия).

4. Установлено, что арабо-персидские грамматические элементы активно употребляются в составе религиозных выражений арабского и персидского происхождения, фразеологизмах, характерных для языка суфиев.

5. Выявлено, что арабо-персидские грамматические формы в текстах Ш.Заки используются не только в значениях и функциях, характерных для арабского или персидского языков, но также переходят в другие части речи, т.е. наблюдается явление конверсии (употребление масдаров и причастий в функции наречия, переход глагола в разряд служебных частей речи).

6. Установлено, что арабо-персидские грамматические заимствования подчиняются законам татарского языка, по схеме и по правилам которых средствами арабского и персидского языков передаётся значение отдельных категорий (значение множественности).

7. Язык поэта-суфия Ш.Заки отличается своеобразием и в аспекте словообразования: арабо-персидские грамматические формы могут присоединять словообразующие средства татарского языка, имеющего агглютинативный характер, т.е. иноязычные элементы подчиняются законам и нормам татарского языка.

8. Для поэтических произведений Ш.Заки характерны языковая неоднородность и смешанность, чему способствовали, в основном, действовавшие письменно-литературные традиции и жанровая специфика поэзии, благодаря которой разнородные языковые факты в системе языка данного автора становятся либо выразительными средствами, либо своеобразным «строительным» материалом для метрики и рифмовки.

Таким образом, обобщая вышеизложенное, можно констатировать, что произведения поэта-суфия Ш.Заки написаны на классическом литературном языке, являющемся одним из вариантов старотатарского языка, с активным употреблением арабо-персидских грамматических элементов и традиционных общетюркских форм. В своих произведениях автор осознанно использовал арабо-персидские грамматические средства, чтобы показать характерные особенности языка суфийской литературы. Данный вариант татарского литературного языка XIX века, который был искусственным и перестал существовать с исчезновением суфизма как общественного явления, опирался, прежде всего, на тюрко-татарские письменные традиции, а также на арабский и персидский языки, и восточную литературу.

Список научной литературыЮсупов, Айрат Фаикович, диссертация по теме "Языки народов Российской Федерации (с указанием конкретного языка или языковой семьи)"

1. Вэлиди Д. Татар вдэбиятыныц барышы / Ж^.Вэлиди. — Оренбург: Вакыт матбагасы, 1912. — 122 б.

2. Исхакый Г. Эдэбият юллары / Г.Исхакый. — Казань: 6-ая гос. тип-я,1920.

3. Рэхим Г. Татар эдэбияты тарихы / Г.Гэхим, Г.Газиз. — Казан: Татарстан матбугат Ьэм нэшрият комбинаты нэшр., 1925. — 316 6.

4. Сэгъди Г. Татар эдэбияты тарихы / Г.Сэгъди. — Казан: Татгосиздат., 1926. —300 б.

5. Фэхретдинов Р. Асарь. 13 жвзьэ. 2 нче жилд. / Р.Фэхретдинов. — Оренбург, 1907. — 422 б.

6. Шэмсетдин Зеки шигырьлэре / Тез. Зиннэтулла Мехэммэтрэхими (гарэп графикасында). — Башкортстан Феннер академиясенец Уфа тарих, тел Ьэм эдэбият институты гыйльми архивы (БФА УТТЭИГА), ф.З, т.63, 6.47, 6.178.1.. Научная литератураа) на русском языке:

7. Абдуллина P.C. Семантика и стилистика временных форм татарского глагола (монография) / Р.С.Абдуллина. — Наб. Челны, 2002. — 171 с.

8. Алеева А.Х. Исследование языка путевых записок XVIII века «Исмагил ara сэяхэтнэмэсе»: Дис. канд. филол. наук / А.Х.Алеева; Ин-т яз., лит. и ист. им. Г.Ибрагимова КФАН СССР. — Казань, 1990. — 132 с.

9. Амирханов P.M. Ислам и нация в концепции национальной истории Ш.Марджани / Р.М.Амирханов // Ш.Марджани: Наследие и современность. Материалы международной научной конференции. — Казань: Изд-во «Мастер Лайн», 1998. —С. 151-156.

10. Ахметгалеева Я.С. Исследование тюркоязычного памятника «Кисекбаш китабы» / Я.С.Ахметгалеева. — Москва: Наука, 1979. — 191 с.

11. Ахметьянов Р.Г. Этимологические основы лексики татарского языка: Дис. . канд. филол. наук / Р.Г.Ахметьянов; Казан, гос. ун-та. — Казань, 1969. —203 с.

12. Ахметьянов Р.Г. Служебные слова арабо-персидского происхождения в татарском языке / Р.Г.Ахметьянов // Исследования по лексике и грамматике татарского языка. — Казань: Татар, кн. изд-во, 1986. — С. 47-54.

13. Бартольд В.В. История изучения Востока в Европе и России / В.В.Бартольд. — Л., 1925. — 318 с.

14. Бартольд В.В. Сочинения: В 9 т. — М.: Изд-во «Наука», Гл. редак. вост. лит., 1966. — Т.6: Работы по истории ислама и арабского халифата. — 784 с.

15. Баскаков H.A. Каракалпакский язык. Фонетика и морфология / Н.А.Баскаков. — М.: Изд-во АН СССР, 1952. — 544 с.

16. Баскаков H.A. Введение в изучение тюркских языков / Н.А.Баскаков. — Москва: Высшая школа, 1962. — 332 с.

17. Баранов К.Х. Арабо-русский словарь: около 42000 слов. — 7-е изд., стереотип / К.Х.Баранов. — М.: Русский язык, 1989. — 927 с.

18. Баязитова Ф.С Говоры татар-кряшен в сравнительном освещении / Ф.С.Баязитова. — М.: Наука, 1986. — 247 с.

19. Бертельс Е.Э. Избранные труды: В 3 т. — М.: Наука, 1965. — Т.З: Суфизм и суфийская литература. — 560 с.

20. Благова Г.Ф. О методике изучения морфологии средневековых тюркских поэтических текстов / Г.Ф.Благова // Вопросы языкознания. — 1977. —№3. —С. 86-100.

21. Благова Г.Ф. Тюркское склонение в ареально-историческом освещении (Юго-Вост. регион) / Г.Ф.Благова. — М.: Наука, 1982. — 304 с.

22. Богородицкий A.B. Введение в татарское языкознание в связи с другими тюркскими языками. — 2-е изд., испр. и доп. / А.В.Богородицкий. — Казань: Татгосиздат., 1953.— 220 с.

23. Бурганов Н.Б. Говор каринских и глазовских татар / Н.Б.Бурганов // Материалы по татарской диалектологии. — Казань, 1962. — С. 19-56.

24. Валитова Ю. Иноязычные элементы в поэтических произведениях Г.Тукая: Автореф. дис. . канд. филол. наук / Ю.Валитова; Мое. гос. ун-та.1. Казань, 1966. — 23 с.

25. Владимирцев Б.Я. Арабские слова в монгольском / Б.Я.Владимирцев // Записки коллегии востоковедов при Азиатском музее АН СССР, T.V. — Л: Изд-во АН СССР. — 1930. — С. 73-83.

26. Гаджиева Н.Э. Проблемы тюркской ареальной лингвистики / Н.Э.Гаджиева. — Москва: Наука, 1975. — 293 с.

27. Гаджиева Н.З. Основные пути исторического развития синтаксической структуры тюркских языков / Н.З.Гаджиева. — М.: Наука, 1973. —408 с.

28. Гайнуллин М.Х. Татарская литература XIX века / М.Х.Гайнуллин.

29. Казань: Тат. кн. изд-во, 1975. — 307 с.

30. Галяутдинов И.Г. Из истории башкирского литературного языка XIX начала XX века / И.Г.Галяутдинов // Исследования по башкирскому языку и письменной культуре Башкирии. — Уфа, 1989. — С. 18-33.

31. Ганиев Ф.А. Суффиксальное словообразование в татарском литературном языке / Ф.А.Ганиев. — Казань: Изд-во КГУ, 1976. — 108 с.

32. Ганиев Ф.А. О синтетических и аналитических падежах в татарском языке / Ф.А.Ганиев // Языковые уровни и их анализ (на материале языков разных систем). — Казань: Gumanitariya (ТГГИ), 2002. — С. 60-72.

33. Ганиев Ф.А. Способы действия глаголов в татарском языке / Ф.А.Ганиев. — Казань: Изд-во «Дом печати», 2003. — 152 с.

34. Ганиева Р.К. Восточный Ренессанс и поэт Кул Гали / Р.К.Ганиева.

35. Казань: Изд-во Казан, ун-та, 1988. — 170 с.

36. Гарданов X. Повелительное наклонение и его стилистическое оформление в современном татарском языке: Автореф. дис. . канд. филол. наук / Х.Гарданов; Башкир, гос. ун-та. — Уфа, 1969. — 25 с.

37. Гарифуллин С.Ф. Послелоги татарского языка / С.Ф.Гарифуллин. — Наб. Челны: Изд-во «КАМАЗ», 1993. — 112 с.

38. Гиганов И. Грамматика татарского языка / И.Гиганов. — СПб: Академия наук, 1801. — 187 + 75 с.

39. Грамматика ногайского языка. Фонетика и морфология. — Черкесск: Ставроп. кн. изд-во, 1973. — 320 с.

40. Грамматика современного башкирского литературного языка.

41. Москва: Наука, 1981. — 495 с.

42. Гранде Б.М. Курс арабской грамматики в сравнительно-историческом освещении / Б.М.Гранде. — М.: Изд-во вост. лит., 1963. — 594 с.

43. Грунина Э.А. Историческая грамматика турецкого языка (Морфология) / Э.А.Грунина. — М.: Изд-во Моск. ун-та, 1991. — 224 с.

44. Гузев В.Г. Очерки по теории тюркского словоизменения: Имя (На материале староанатолийско-тюркского языка) / В.Г.Гузев. — JL: Ленингр. ун-та, 1987. — 144 с.

45. Гузев В.Г. Очерки по теории тюркского словоизменения: Глагол (На материале староанатолийско-тюркского языка) / В.Г.Гузев. — Л.:

46. Ленингр. ун-та, 1990. — 168 с.

47. Дмитриев Н.К. Арабские элементы в башкирском языке / Н.К.Дмитриев // Записки коллегии востоковедов при Азиатском музее АН СССР, T.V. — Л.: Изд-во АН СССР, 1930. — С. 119-137.

48. Дмитриев Н.К. Грамматика кумыкского языка / Н.К.Дмитриев. — М.— Л.: Изд-во АН СССР, 1940. — 205 с.

49. Дмитриев Н.К. Грамматика башкирского языка / Н.К.Дмитриев. — М.—Л.: Изд-во АН СССР, 1948. — 276 с.

50. Дмитриев Н.К Турецкий язык / Н.К.Дмитриев. — М.: Изд-во вост. лит., 1960. — 95 с.

51. Древнетюркский словарь. — Л.: Наука, 1969. — 676 с.

52. Зайнуллин Г.Г. Татарская богословская литература XVIII начала XX веков и ее стиле-языковые особенности: Дис. в виде науч. докл. . д-ра филол. наук / Г.Г.Зайнуллин; Ин-т яз., лит. и исс-ва им. Г.Ибрагимова АНТ.1. Казань, 1999. — 107 с.

53. Закиев М.З. Синтаксический строй татарского языка / М.З.Закиев.

54. Казань: Изд-во Казан, ун-та, 1963. — 464 с.

55. Закиев М.З. К вопросу о категории падежа в тюркских языках / М.З.Закиев // Вопросы тюркологии. — Казань: Изд-во Казан, ун-та, 1964. — С. 207-219.

56. Зарипов Р.Ф. О притяжательных падежах в башкирском языке / Р.Ф.Зарипов // Вопросы методологии и методики лингвистических исследований. — Уфа, 1966. — С. 210-215.

57. Иванов С.Н. Очерки по синтаксису узбекского языка. (Форма на -ган и её производные) / С.Н.Иванов. — Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1959. — 85 с.

58. Иванов С.Н. Арабизмы в турецком языке / С.Н.Иванов. — Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1973. — 61 с.

59. Исенгалиева В.А. Употребление падежей в казахском и русском языках / В.А.Исенгалиева. — Алма-Ата: Изд-во АН КазССР, 1961. — 165 с.

60. Ислам: Энциклопедический словарь. — М.: Наука, 1991. — 315 с.

61. Исследования по сравнительной грамматике тюркских языков: В 4 т. — М.: Изд-во АН СССР, 1956. — Т.2: Морфология. — 336 с.

62. История татарской литературы нового времени (XIX начало XX века). — Казань: Фикер, 2003. — 472 с.

63. Ковалёв A.A. Учебник арабского языка / А.А.Ковалёв, Г.Ш.Шарбатов. — М.: Наука, 1969. — 681 с.

64. Ковалёв A.A. Учебник арабского языка. — 3-е изд., испр. и доп. / А.А.Ковалёв, Г.Ш.Шарбатов. — М.: Вост. лит., 2002. — 751 с.

65. Кононов А.Н. Грамматика современного турецкого литературного языка / А.Н.Кононов. — M. — JL: Изд-во АН СССР, 1956. — 569 с.

66. Кононов А.Н. Грамматика современного узбекского литературного языка / А.Н.Кононов. — М. — Л.: Изд-во АН СССР, 1960. — 446 с.

67. Кононов А.Н. Показатели собирательности и множественности / А.Н.Кононов. — Л.: Наука, 1969. — 32 с.

68. Кононов А.Н. Грамматика языка тюркских рунических памятников IX-XII вв. / А.Н.Кононов. — Л.: Наука, 1980. — 255 с.

69. Котвич В. Исследования по алтайским языкам / В.Котвич. — М.: Изд-во иностр. лит., 1962. — 371 с.

70. Кузьмина Х.К. Лексико-семантические и стилистические особенности поэмы XIII в. «Кысса-и Иусуф» Кул Гали: Автореф. дис. канд. филол. наук / Х.К.Кузьмина; Казан, гос. ун-та. — Казань, 1998. — 20 с.

71. Курбатов Х.Р. Тексты основа к изучению истории литературного языка. / Х.Р.Курбатов // Анализ текстов по истории татарского литературного языка. — Казань: ИЯЛИ им. Г.Ибрагимова КФАН СССР, 1987. — С. 3-5.

72. Курымжанов А. Арабо-персидские элементы в куманском языке (наматериале лексики). / А.Курымжанов И Вопросы истории и диалектологии казахского языка. Вып. 4. — Алма-Ата: Изд-во АН Казах. ССР, 1962. — С. 57-69.

73. Майзель С.С. Изафет в турецком языке / С.С.Майзель. — М. — Л.: Изд-во АН СССР, 1957. — 186 с.

74. Маннапова А.Х. Язык татарской деловой письменности XVII века, (истоки и традиции): Дис. . канд. филол. наук / А.Х.Маннапова; Ин-т яз., лит. и ист. им. Г.Ибрагимова КФАН СССР. — Казань, 1982. — 184 с.

75. Материалы по грамматике современного чувашского языка. 4.1. — Чебоксары: Чувашгосиздат., 1957. — 124 с.

76. Махмутов М.И. Фонетическое и грамматическое освоение арабских заимствований в татарском литературном языке: Автореф. дис. . канд. филол. наук / М.И.Махмутов; Казан, гос. ун-та. — Казань, 1966. — 20 с.

77. Махмутова Л.Т. Опыт исследования татарских диалектов (мишарский диалект) / Л.Т.Махмутова. — М.: Наука, 1978. — 272 с.

78. Мейрамов Г.А. Русские падежи и способы их передачи в казахском и русском языках / Г.А.Мейрамов. — Алма-Ата, 1967. — 56 с.

79. Мелиев К. Имена действия в современном уйгурском языке / К.Мелиев. — М.: Наука, 1964. — 44 с.

80. Миннегулов Х.Ю. Татарская литература и восточная классика / Х.Ю.Минне1улов. — Казань: Изд-во КГУ, 1993. — 383 с.

81. Мирхаев Р.Ф. Огузско-турецкие элементы в татарском литературном языке конца XIX начала XX веков: Автореф. дис. . канд. филол. наук / Р.Ф.Мирхаев; Казан, гос. ун-та. — Казань, 2003. — 26 с.

82. Наджип Э.Н. Кыпчакско-огузский литературный язык мамлюкского Египта XIV века: Автореф. дис. . д-ра филол. наук / Э.Н.Наджип; Ин-тнародов Азии АН СССР. — М., 1965. — 96 с.

83. Насилов В.М Древнеуйгурский язык / В.М.Насилов. — М.: Изд-во вост. лит., 1963. — 122 с.

84. Насилов В.М. Язык тюркских памятников уйгурского письма XI-XV вв. / В.М.Насилов. — Москва: Наука, 1974. — 101с.

85. Негматуллов М.М. Роль и место огузских элементов в истории развития татарского языка: Дис. канд. филол. наук / М.М.Негматуллов; Инт яз., лит. и ист. им. Г.Ибрагимова КФАН СССР. — Казань, 1984. — 223 с.

86. Нуриева Ф.Ш. Исследвание языка памятника XIV века «Нахдж ал-Фарадис»: Автореф. дис. канд. филол. наук / Ф.Ш.Нуриева; Казан, гос. унта. — Казань, 1993. — 21 с.

87. Нуриева Ф.Ш. «Нахдж ал-Фарадис» Махмуда ал-Булгари / Ф.Ш.Нуриева. —Казань: «Фон», 1999. — 187 с.

88. Овчинникова И.К. Учебник персидского языка / И.К.Овчинникова, А.К.Мамед-Заде. — М.: МГУ, 1956. — 438 с.

89. Очерки истории распространения исламской цивилизации: В 2 т. — М.: Росс, полит, энцик. (РОССПЭН), 2002. — Т.1: От рождения исламской цивилизации до монгольского завоевания. — 688 с.

90. Персидско-русский словарь / Отв. ред. Ю.А. Рубинчик. В 2 т. — М.: Русский язык, 1983. — Т.1. — 800 е.; Т.Н. — 1983. — 864 с.

91. Покровская Л.А. Грамматика гагаузского языка. Фонетика и морфология / Л.А.Покровская. — М.: Наука, 1964. — 298 с.

92. Пригарина Н. Введение / Н.Пригарина // Суфизм в контексте мусульманской культуры. — М.: Наука, Гл. ред. вост. лит., 1989. — С. 3-17.

93. Рамстедт Г.И. Введение в алтайское языкознание (Морфология) / Г.И.Рамстедт. — М.: ИЛ, 1957. — 117 с.

94. Рубинчик Ю.А. Современный персидский язык / Ю.А.Рубинчик. — М.: Изд-во вост. лит., 1960. — 140 с.

95. Рубинчик Ю.А. Грамматический очерк персидского языка / Ю.А.Рубинчик // Персидско-русский словарь: В 2 т. — М.: Сов. энциклопедия, 1970. — Т.2. — С. 791-848.

96. Рустемов JI.3. Арабо-иранские заимствования в казахском языке: Автореф. дис. канд. филол. наук / Л.З.Рустемов; Казах, гос. ун-та. — Алма-Ата, 1963. — 20 с.

97. Рустемов JI.3. Фонетические изменения и грамматические особенности арабско-иранских заимствований в казахском языке / Л.З.Рустемов. — Алма-Ата, 1963. — 30 с.

98. Сафиуллина Ф.С. Развитие синтаксического строя татарского литературного языка (XX век.): Дис. . д-ра филол. наук / Ф.С.Сафиуллина; Ин-т яз., лит. и ист. им. Г.Ибрагимова АНТ. — Казань, 2000. — 116 с.

99. Севортян Э.В. Категория принадлежности / Э.В.Севортян // Исследование по сравнительной грамматике тюркских языков. Ч. II. Морфология. — М.: Изд-во АН СССР, 1956. — С. 38-44.

100. Севортян Э.В. Категория сказуемости / Э.В.Севортян // Исследование по сравнительной грамматике тюркских языков. Ч. II. Морфология. — М.: Изд-во АН СССР, 1956. — С. 15-21.

101. Серебренников Б.А., Гаджиева H.A. Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков / Б.А.Серебренникова, Н.А.Гаджиева. — Баку: Маариф, 1979. — 303 с.

102. Сибгатуллина А.Т. Суфизм в татарской литературе (истоки, тематика и жанровые особенности): Автореф. дис. . д-ра филол. наук / А.Т.Сибгатуллина; Казан, гос. ун-та. — Казань, 2000. — 62 с.

103. Сиразиев И.И. Арабский пласт лексики современного татарского литературного языка: Дис. . канд. филол. наук / И.И.Сиразиев; Казан, гос. ун-та. — Казань, 2002. — 177 с.

104. Современный казахский язык. Фонетика и морфология. — Алма-Ата: Изд-во АН КазССР, 1962. — 453 с.

105. Современный татарский литературный язык. Лексикология,фонетика, морфология. — М.: Наука, 1969. — 380 с.

106. Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков. Морфология. — М: Наука, 1988. — 557 с.

107. Степанянц М.Т. Философские аспекты суфизма. — М.: Наука, 1987. —190 с.

108. Степанянц М.Т. Поиск скрытого смысла / М.Т.Степанянц // В поисках скрытого смысла. Духовное учение Руми. — М.: Изд-во "Ладомир", 1995. —С. 4-15.

109. Строй тюркских языков. — Москва: Изд-во вост. лит., 1962. — 607с.

110. Тадыкин В. Причастия в алтайском языке / В.Тадыкин. — Горно-Алтайск, 1971. —173 с.

111. Тазиева J1.K. Лексико-семантические особенности татарских личных имен арабского происхождения / Л.К.Тазиева // Татарский язык: лексическая и грамматическая семантика. — Казань: Изд-во КГУ, 1984. — С. 49-53.

112. Татарская грамматика: В 3 т. — Казань: Татар, кн. издат., — Т.2: Морфология. — 1993. — 397 е., Т.З: Синтаксис. — 1995. — 582 с.

113. Татарско-русский словарь. — М.: Сов. энциклопедия, 1966. — 863с.

114. Татарско-русский словарь. — Казан: Тат. кн. издат., 1988. — 481 с.

115. Тенишев Э.Р. Указатель грамматических форм к «дивану тюркских языков» Махмуда Кашкарского / Э.Р.Тенишев // Вопросы казахского и уйгурского языкознания. — Алма-Ата: Изд-во АН Казах. ССР, 1963. —С. 190-212.

116. Тенишев Э.Р. Принципы составления исторических грамматик и истории литературных тюркских языков / Э.Р.Тенишев // Советская тюркология. — 1988. — №1. — С. 67-78.

117. Троянский А. Краткая татарская грамматика / А.Троянский. — СПб.: Императорская типография, 1814. — 200 с.

118. Тумашева Д.Г. Диалекты сибирских татар / Д.Г.Тумашева. — Казань: Изд-во Казан, ун-та, 1977. — 293 с.

119. Фасеев Ф.С. Старотатарская деловая письменность XVIII в. / Ф.С.Фасеев. —Казань: Тат. кн. издат., 1982. — 171 с.

120. Федорова Э.Н. Арабские и персидские заимствования в татарских народных пословицах (по трехтомнику сборнику Н.Исанбета «Татар халык мэкальлэре»): Автореф. дис. канд. филол. наук / Э.Н.Федорова; Казан, гос. ун-та. — Казань, 2003. — 25 с.

121. Хайруллин М.Б. Развитие татарской лексики: Взаимодействие исконно национального и инонационального: Автореф. дис. . д-ра филол. наук / М.Б.Хайруллин; Ин-т яз., лит. и исс-ва им. Г.Ибрагимова АНТ. — Казань, 2000. — 57 с.

122. Хаков В.Х. Развитие татарского национального литературного языка и ее стилей. (Вторая половина XIX начала XX вв.): Автореф. дис. . д-ра филол. наук / В.Х.Хаков; ИЯ АН Каз. ССР. — Алма-Ата, 1971. — 60 с.

123. Халидов Б.З. Учебник арабского языка / Б.З.Халидов. — Ташкент: Учитель, 1965. — 654 с.

124. Хальфин И. Азбука и грамматика татарского языка с обстоятельным описанием букв и складов / И.Хальфин. — Казань: Типогр. КУ, 1809. —107 с.

125. Харисов А.И. Литературное наследие башкирского народа / А.И.Харисов. — Уфа: Башк. кн. изд., 1973. — 312 с.

126. Хисамова Ф.М. Причастие в современном татарском литературном языке: Автореф. дис. . канд. филол. наук / Ф.М.Хисамова; Казан, гос. ун-та. — Казань, 1970. — 27 с.

127. Хисамова Ф.М. Функционирование старотатарской деловой письменности XVI-XVII вв. / Ф.М.Хисамова. — Казань: Изд-во Казан, ун-та, 1990. —154 с.

128. Хисамова Ф.М. Функционирование и развитие старотатарской деловой письменности (XVII начала XIX вв.): Автореф. дис. . д-ра филол. наук / Ф.М.Хисамова; Казан, гос. ун-та. — Казань, 1995. — 57 с.

129. Хисамова Ф.М. Татарский язык в восточной дипломатии России (XVI начало XIX вв.) / Ф.М.Хисамова. — Казань: Мастер Лайн, 1999. — 408 с.

130. Шамарова Г.Б. Язык дастанов А.Уразаева-Курмаши «Кисса-и Буз Джигит» и «Кисса-и Тахир-Зухра. (Истоки и традиции): Дис. . канд. филол. наук / Г.Б.Шамарова; Ин-т яз., лит. и ист. им. Г.Ибрагимова КФАН СССР. — Казань, 1991. —166 с.

131. Шукуров Ш. История развития глагольных форм узбекского языка (настоящее и будущее времена) / Ш.Шукуров. — Ташкент: Изд-во «Фан», 1966. —138 с.

132. Шукуров Ш. Наклонения и времена глагола в письменных памятниках узбекского народа в сравнительном освещении: Автореф. дис. . д-ра филол. наук / ШШукуров; АН УзССР. — Ташкент, 1974. — 140 с.

133. Щербак А.М. Грамматический очерк языка тюркских текстов XXIII вв. из Восточного Туркестана / А.М.Щербак. — М. — Л.: Изд-во АН СССР, 1961. —204 с.

134. Щербак А.М. Грамматика староузбекского языка / А.М.Щербак. — М. — Л.: Изд-во АН СССР, 1962. — 274 с.

135. Щербак А.М. Очерки по сравнительной морфологии тюркских языков: Имя / А.М.Щербак. — Л.: Наука, 1977. — 189 с.

136. Шербак A.M. Очерки по сравнительной морфологии тюркских языков: Глагол. —Л.: Наука, 1981. — 183 с.

137. Юзеев А. Татарская философская мысль конца XVIII XIX веков: В 2 ч. — Казань: Иман, 1998. — 201 с.

138. Юзеев А. Татарские мыслители конца XVIII — XIX веков о суфизме / А.Юзеев // Суфизм в Поволжье: история и специфика. — Казань: Изд-во «Иман», 2000. — С. 29-36.

139. Юзеев А. Суфизм в Поволжье и Приуралье / А.Юзеев // Татарская религиозно-философская мысль в общемусульманском контексте. — Казань: Татар, кн. изд-во, 2002. — С. 113-117.

140. Юлдашев A.A. Система словообразования и спряжения глагола в башкирском языке / А.А.Юлдашев. — М.: Изд-во АН СССР, 1958. — 195 с.

141. Юналеева P.A. Опыт исследования заимствований / Р.А.Юналеева. — Казань: Изд-во Казан, ун-та, 1982. — 119 с.

142. Юсупов Ф.Ю. Неличные формы глагола в диалектах татарского языка / Ф.Ю.Юсупов. — Казань: Изд-во Казан, ун-та, 1985. — 317 с.

143. Юсупов Ф.Ю. Изучение татарского глагола / Ф.Ю.Юсупов. — Казань, Изд-во Казан, ун-та, 1986. — 328 с.

144. Юсупов Ф.Ю. Категория принадлежности имени существительного татарского диалектного языка / Ф.Ю.Юсупов, Г.Ф.Юсупова // Языковые уровни и их анализ (на материале языков разных систем). — Казан: Gumanitariya (ТГГИ), 2001. — С. 72-86.

145. Юсупов Ф.Ю. Татарский диалектный язык. Категории имени существительного / Ф.Ю.Юсупов, Г.Ф.Юсупова // Фэнни язмалар 2001. -Казань: РИЦ «Школа», 2002. — С. 148-173.

146. Юсупов Ф.Ю. Категория числа в татарском диалектном языке / Ф.Ю.Юсупов, Г.Ф.Юсупова // Татар теле, эдэбияты, тарихы уткэн Ьэм бугенгесе. — Казань, 2002. — С. 419-428.

147. Юсупов Ф.Ю. Морфология татарского диалектного языка: категории глагола / Ф.Ю.Юсупов. — Казань: Фэн, 2004. — 592 с.

148. Юсупова А.М. Роль Г.Кандалый в развитии татарского языка XIX века (Лексика и фразеология): Автореф. дис. . канд. филол. наук /

149. А.М.Юсупова; Башкир, гос. ун-та. — Уфа, 1985. — 21 с. б) на татарском языке:

150. Абилов Ш. Суфичылык / Ш.Абилов // Татар эдэбияты тарихы: 6 т.

151. Казан: Тат. кит. нэшр., — Т.1: Борынгы Ьвм урта гасыр татар эдвбияты.1984. —Б. 356-366.

152. Оухвдиев И.Ш. Гарэп алынмаларыньщ фонетик узлэштерелуе турында / И.Ш.Эухэдиев // Татар тел белеме мэсьэлвлэре. 3-нче китап. — Казан: Казан ун-ты нэшр., 1969. — Б. 112-134.

153. Эхмэдиев Ш. Уземезгэ гаид / Ш.Эхмэдиев // Йолдыз. — 1913. — 21 май.

154. Башкорт едэби теленец тарихы. — бфе: Китап, 1993. — 318 6.

155. Бэширова И.Б. XIX гасыр ахыры XX йез башы татар едэби теле: исем категориялэре Ьэм фигыль наклонениелэрендэ эдэби норма, норма вариантлыгы Ьэм функциональ-стилистик вариантлылык / И.Б.Бэширова. — Казан: КДТУ нэшр., 1999. — 576 б.

156. Вэлиди Ж^. Татар теленец имла Ьэм сарыф вэ неху кагыйдэлэре / Ж^.Вэлиди. — Казан: Мэгариф, 1915. — 52 б.

157. Вэлиди Ж- Татар теле грамматикасы / ^.Вэлиди. — Казан: Корылтай, 1919.—172 6.

158. Гайнуллин М.Х. Татар эдэбияты. XIX йез. Тулыландырылган икенче басма. Югары уку йортлары ечен / М.Х.Гайнуллин. — Казан: Таткнигоиздат., 1968. — 688 б.

159. Гайнуллин М.Х. Шэмсетдин Зэки / Татар эдэбияты тарихы: 6 т. — Казан: Тат. кит. нэшр., 1985. — Т. 2: XIX йез татар эдэбияты. — 170-184 б.

160. Ганиев Ф.Э. Хэзерге татар эдэби теле: Сузъясалышы / Ф.Э.Ганиев. — Казан: Мэгариф, 2000. — 247 б.

161. Гарэпчэ-татарча-русча алынмалар сузлеге (татар эдэбиятында кулланылган гарэп Ьэм фарсы сузлере): 2 т./ М.И.Мэхмутов, К.З.Хэмзин, Г.Ш. Сайфуллин. Казан: Тат. кит. нэшр., 1993. — 854 б.

162. Госманов М. Яца табылган эдэби, тарихи истэлеклэр / М.Госманов // Казан утлары. — 1966. — №7. — Б. 118-120.

163. Зэйнуллин Ж-Г- Шврык алынмалары сузлеге / Ж.Г.Зэйнуллин. — Казан: Мэгариф, 1994. — 143 б.

164. Зэкиев М.З. Татар халкы теленец барлыкка килуе / М.З.Зэкиев. — Казан: Тат.кит.нэшр., 1977. — 208 б.

165. Курбатов Х.Р. Иске татар поэзиясендэ тел, стиль, метрика Ьем строфа / Х.Р.Курбатов. — Казан: Тат. кит. нэшр., 1984. — 163 б.

166. Максуди h. Гарвбият. Матбугат вэ эдэбиятыбызга катышкан rapen, фарсы сузлэренец истигьмалендэ булган кагыйдэлэр / Ь.Максуди. — Казан: Эмет, 1915. —112 6.

167. Мицнегулов X. XIX йвз татар эдэбияты ядкярлэре / Х.Мицнегулов, Ш.Садретдинов. — Казан: Казан ун-ты нэшр., 1982. — 144 б.

168. Мицнегулов Х.Й. Шэрык Ьэм татар эдэбиятында кысалы кыйссалар. (Поэтика Ьэм эдэби багланыш мэсьэлалэре) / Х.Й.Мицнегулов. — Казан: КДУ нэшр., 1988. — 108 б.

169. Мицнегулов Х.Й. Гасырлар енен тыцлап. / Х.Й.Мицнегулов. — Казан: «Мэгариф» нэшр., 2003. — 335 б.

170. Мэхмутов М.И. Татар эдэби телендэ гарэп алынмаларыныц фонетик Ьэм морфологик узлэпггерелеше: Филол. фэн. канд. дис. / М.И.Мэхмутов; Казан дэулэт ун-ты. — Казан, 1966. — 334 + 27 б.

171. Мэхмутов М.И. Татар эдэби теленэ кергэн гарэп-фарсы элементлары (грамматик белешмэ) / М.И.Мэхмутов // Гарэпчэ-татарча-русча алынмалар сузлеге. — Казан: Иман, 1993. — Т.2. — Б. 793-853.

172. Мехэммэтдинев Р. Суфичылык Ьэм урта гасырлар да Идел буе меселман мэдэнияте / Р.Мехэммэтдинев // Мирас. — 1993. — № 12. — Б. 8486.

173. Насыйри К. Энмузэж / К.Насыйри. — Казань: Тип. Казан, ун-та, 1895. —213 б.

174. Рамазанов Ш.И. Татар теле буенча очерклар / Ш.И.Рамазанов. —

175. Казан: Таткнигоиздат., 1954. — 200 б.

176. Саттаров Г.Ф. Татар исемнэре сузлеге / Г.Ф.Саттаров. — Казан: Тат. кит. нэшр., 1981. — 256 б.

177. Саттаров Г.Ф. Гарвп-фарсы теллэреннэн алынган географик терминнар / Г.Ф.Саттаров // Татар топонимиясе. — Казан: Казан ун-ты нэшр., 1998. — Б. 408-409.

178. Сэгъди Г. Яца Ьэм эдщел тэртиптэ телебезнец сарыфы: (Ибтидаи мэктэплэрнец соцгы, решди мвктэплэренец беренче сыйныф шзкертлере очен) / Г.Сэгъди. — Казан: Белек, 1913. — 72 б.

179. Сибгатуллина Э.Т. Суфичылык серлэре / Э.Т.Сибгатуллина. — Казан: «Матбугат йорты» нэшр., 1998. — 368 б.

180. Сибгатуллина Э.Т. ИлаЬи гашыйклар юлыннан / Э.Т.Сибгатуллина. — Казан: «Кыйбла» нэшр., 1999. — 144 б.

181. Татар эдэбияты тарихы: 6 т. — Казан: Тат. кит. нэшр., 1985. — Т.2: XIX йез татар эдвбияты. — 564 б.

182. Татар поэзиясе антологиясе / Тез. М.Х.Гайнуллин h.6. — Казан: Тат. кит. нэшр., 1956. — 915 6.

183. Татар поэзиясе антологиясе: 2. т. / Тез. Г.Рэхим. — Казан: Тат. кит. нэшр., 1992. — Т. 1. — 543 б.

184. Татар теленец андатмалы сузлеге: 3 т. — Казан: Тат. кит. нэшр., 1977. — Т. 1: А-И. — 475 б., Т. 2: К-С. — 1979. — 726 б., Т.З: T-h. — 1981. — 832 6.

185. ТаЬиржанов Г.Т. Тарихтан — эдэбиятка / Г.Т.Та1шржанов. — Казан: Тат. кит. нэшр., 1979. — 168 б.

186. Тумашева Д.Г. Кенбатыш Себер татарлары теле: Грамматик очерк Ьэм сузлек. / Д.Г.Тумашева. — Казан: Казан ун-ты нэшр., 1961. — 239 б.

187. Тумашева Д.Г. Хэзерге татар эдеби теле морфологиясе / Д.Г.Тумашева. — Казан: КДУ нэшр., 1964. — 300 6.

188. Фэхретдинов Р. Фезули / Р.Фэхретдинов // Шура. — №11. — Б. 450-452.

189. Хаков В.Х. Татар едэби теленец барлыкка килуе Ьэм усеше / В.Х.Хаков. — Казань: Тат. кит. нэшр., 1972. — 221 б.

190. Хаков В.Х. Татар эдэби теле тарихы / В.Х.Хаков. — Казан: Казан ун-ты нэшр., 1993. — 323 б.

191. Халит Г. Татар теленец сузлек составында гардбизм Ьэм фарсизм / Г.Халит // Совет мвктэбе. — 1939. — №8. — Б. 57-63.

192. Хангилдин В.И. Татар теле грамматикасы (морфология Ьем синтаксис) / В.И.Хангилдин. — Казан: Тат. кит. нэшр., 1959. — 642 б.

193. Хисамова Ф.М. ХУШ йездэге татарча эш кэгазьлэренец тел узенчэлеклэре / Ф.М.Хисамова. — Казан: Казан ун-ты нэшр., 1981. — 161 б.

194. Юсупова Г.Ф. Красноуфим татарлары. Тарих. тел. Фольклор / Г.Ф.Юсупова, Ф.Ю.Юсупов. — Казан: РИЦ «Школа», 2004. — 376 б.в) на арабском языке:

195. Рэмзи Морад. Тэлфикыл эхбэр вэ тэлкыйхел асар фи вакаигы Казан вэ Болгар вэ мелулэт татар. 2-нче кисэк / М.Рэмзи. — Оренбург: Матбагати Кэримия вэ Хесэения, 1908. — 475 б.