автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Мотив пути в прозе В.П. Аксёнова 1960-1970-х гг.

Полный текст автореферата диссертации по теме "Мотив пути в прозе В.П. Аксёнова 1960-1970-х гг."

На правах рукописи

КУПРИЯНОВА Ася Ильинична

МОТИВ ПУТИ В ПРОЗЕ В.П.АКСЁНОВА 1960 - 1970-х гг.

Специальность 10.01.01 - русская литература

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание учёной степени кандидата филологических наук

Тюмень 2007

003068626

Работа выполнена на кафедре русской литературы ГОУ ВПО «Тюменский государственный университет»

Научный руководитель:

кандидат филологических наук, доцент

Корокотина Анна Марковна

Официальные оппоненты: доктор филологических наук,

профессор

Снигирёва Татьяна Александровна

кандидат филологических наук, доцент

Панаева Наталья Борисовна

Ведущая организация:

Томский государственный педагогический университет

Защита состоится 24 апреля 2007 г. в 10-00 на заседании диссертационного совета Д 212. 274.09 по защите диссертаций на соискание учёной степени доктора филологических наук в Тюменском государственном университете по адресу: 625003 г. Тюмень, ул. Семакова, 10, ауд. 325.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Тюменского государственного университета.

Автореферат разослан « » марта 2007 г.

Учёный секретарь диссертационного совета доктор филологических наук

доцент

С.М. Белякова

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность исследования. В настоящее время в литературоведении активизируется интерес к литературному процессу шестидесятых - семидесятых годов. Предпринимается попытка охарактеризовать явления современной литературы, которые начали зарождаться в шестидесятые годы, формируется новый взгляд на исторические, культурные события периода «оттепели» и феномен «шестидесятничества».

Сущность этого феномена вызывает разноречивые суждения учёных (В.Иофе, Л.Лурье, А.Зверев, Л.Анненский, С.Рассадин, А.Чичкин, М.Одесский и др.). Традиционно «шестидесятничество» связывают с направлением «молодежной прозы». Дидактическая установка, смещение акцентов с вопроса «Кем быть?» на вопрос «Каким быть?», исповедальность и лиризм сближали «молодёжные» прозаические произведения с некоторыми драматическими (В.Розов), с фронтовой «лейтенантской» прозой (Б.Окуджава Э.Ставский), с кинофильмами М.Хуциева, Г.Данелия, а также с параллельно развивающимся поэтическим направлением «шестидесятников» (Е.Евтушенко, А.Вознесенский, Р.Рождественский). Инфашилизм как внутренний стержень героя, исповедальность, ирония, жаргонная лексика стали отличительной чертой «исповедальной» прозы молодых авторов. Подъем такого рода литературы отметился не только в столичной, но и в региональной литературе (работы малоизвестных авторов П.Халова, М.Назаренко и др.)

Во многом по стилю и мировоззренческим принципам «молодежные» прозаики подражали западным «мэтрам» - Э.Хэмингуэю, Э.МРемарку. Однако мы не склонны мотивировать концептуальную близость русских авторов зарубежным только лишь стремлением к подражанию, считая, что «шестадесятнические» веяния в литературе не принадлежали исключительно русскому/советскому литературному процессу. Скорее, они отражали некую общую тенденцию, характерную для ряда стран. Таким образом, имена «молодежных прозаиков» могли бы быть вписаны в общий литературный контекст с Дж.Д.Селинджером, Б.Вианом и др.

Творческий путь В.Аксенова типичен для прозаиков начала шестидесятых годов, которые начинали авторскую карьеру в русле «молодежной» прозы. Но, тем не менее, в плеяде «шестидесятников», чьи писательские судьбы схожи, именно В.Аксёнова называют «летописцем поколения», «лидером движения».

Проза В.Аксёнова представляет несомненный интерес для исследователей. Этот автор, возможно, единственный из всей плеяды «молодежных» прозаиков (А.Гладилин, В.Максимов, В.Войнович, А.Кузнецов, А.Рекемчук, В.Липатов и др.) остался верен идеалам шестидесятничества В сущности своей персонажи В.Аксёнова остаются

«вечными юношами», даже когда из «звёздных» превращаются в «престарелых мальчиков». С самого начала аксёновское творчество не оставляло равнодушными ни читателей, ни исследователей, но до сих пор в характере его оценок многое остаётся спорным. В шестидесятые годы литературоведы и критики (В.Меженков, В.Щербина,

A.Терновский, В.Озеров и др.) рассматривали произведения В.Аксёнова преимущественно с утилитарно-воспитательной точки зрения, отводили центральное место проблеме героя, обращаясь к другим уровням поэтики факультативно. Первым из исследователей, всерьёз обратившихся к поэтике ранней аксёновской прозы, можно назвать А.Макарова. В его книге «Поколения и судьбы» (1967) раздел «Идеи и образы

B.Аксёнова» завершает ряд статей, посвящённых творчеству «молодых»: Е.Евтушенко,

A.Рекемчука, В. Липатова, В.Сёмина.

Проза В.Аксёнова середины шестидесятых годов «не вписывалась» в традиционные представления о реалистической литературе, и поэтому остались непонятыми такие его произведения, как «Затоваренная бочкотара», «Поиски жанра», а также «Мой дедушка-памятник» и «Повесть о Красине». После истории с «Метрополем» и эмиграции писателя споры по поводу его творчества утихли.

В конце восьмидесятых годов предметом особого внимания исследователей становятся биография писателя, его жизнь за рубежом и новые «американские» произведения.

Интерес к доэмигрантскому творчеству В.Аксёнова литературоведы вновь начали проявлять только в середине девяностых годов. Среди наиболее значимых работ этого времени следует отметить книгу Н. Ефимовой «Интертекст в религиозных и демонических мотивах В.П.Аксёнова», диссертационные сочинения Д.Харитонова, Г.Торуновой. Учёными осуществляется целостный, детальный анализ произведений

B.Аксёнова 1960-1970-х гг., но в их работах, как и в большинстве исследований этого периода, обнаруживается стремление представить аксёновское творчество как явление русского андеграунда, многие особенности поэтики интерпретируются в идеологическом ключе. При отборе материала для анализа исследователи руководствуются частными задачами.

Имя В.Аксёнова вписано в историю не только русской, но и мировой литературы, творчество писателя привлекло внимание европейских и американских литературоведов (П.Майер, П. Далгард, С. Симмонс, С.Кесслер и др.). Тем не менее доэмигрантская проза В.Аксенова до сих пор изучается крайне фрагментарно.

Актуальность исследования вытекает из недостаточной изученности аксёновских произведений этого периода. Не случайно в настоящее время проза В.П.Аксёнова, отражающая особенности советской эпохи, вновь заинтересовала

исследователей. Писателю вручена Букеровская премия, экранизирована его «Московская сага», создаётся экранная версия романа «Остров Крым».

Научная новизна исследования заключается в том, что для анализа впервые привлекаются все повести и романы В.Аксёнова 1960 - 1970-х гг., в работе выделяются те элементы поэтики, которые не становились предметом детального исследования ранее, обнаруживаются два прочтения мотива пути, осуществляется подробный анализ особенностей художественного пространства, предлагается более обширная интерпретация мифопоэтических образов.

Принято считать, что образ дороги, пути, занимает центральное место в аксёновской прозе, однако он никогда подробно не изучался исследователями творчества писателя.

Новые возможности в интерпретации образа пути в прозе Аксёнова открывает мотивный анализ. Мотив пути обладает способностью выражать то, что принято называть «духом времени» шестидесятых годов, он является воплощённой идеей поиска, самоопределения человека и общества в период идейных брожений и ломок, становления новых формаций.

Мотив пути универсален, относится к категории вечных мотивов. В аксёновской прозе он определённо требует особого внимания, так как является доминантным и последовательно выявляется в прозе писателя 1960-1970-х годов.

Объектом исследования становятся произведения В.П.Аксёнова означенного периода: повести «Коллеги» (1959), «Звёздный билет» (1961), «Апельсины из Марокко» (1962), «Пора, мой друг, пора» (1964), «Затоваренная бочкотара» (1968), «Мой дедушка - памятник» (1972), «Золотая наша Железка» (1973), «Любовь к электричеству. Повесть о Красине» (1974), «Поиски жанра» (1978) и «возвращенные» романы «Ожог» (1975), «Остров Крым» (1979).

Предметом анализа является мотив пути, инвариантный для всех указанных произведений В.Аксёнова.

Цель работы - на различных уровнях поэтики выявить функции мотива пути в произведениях В.Аксёнова, проследить движение авторской позиции на разных этапах творчества.

Задачи исследования.

1. Сформировать категориальный аппарат анализа и интерпретации акёновских текстов путём отбора и систематизации научно-критических и теоретических исследований.

2. Выявить те уровни поэтики прозы В.Аксёнова, на которых мотив пути проявляется наиболее последовательно.

3. Обозначить организованный мотивом пути смыслопорождающий комплекс мотивов и тем в прозе В.Аксёнова. Выяснить их функции и значение.

4. Рассмотреть специфику художественного пространства и времени, лежащих в основе миромоделирования в прозе В.Аксёнова.

5. Исследовать способы воссоздания мифопоэтической картины мира В.Аксенова и ее динамику.

Основные положения, выдвигаемые на защиту.

1. Путь как основная категория в прозе В.Аксенова является ключевым в интерпретации текстов и имеет двойную трактовку: физическую и метафизическую.

2. Художественный образ пространства в произведениях В.Аксенова превращается в некий абстрактный язык: пространственные категории становятся морально-этическими.

3. Исследование совокупности доэмигрантских прозаических произведений В.Аксёнова в выделенном аспекте даёт возможность определить направление творческих поисков автора, обнаружить оригинальность авторской концепции собственного писательского пути.

4. Особенности художественного миромоделирования в прозе В.Аксёнова выявляют тенденцию к постепенному расширению пространственно-временных границ, внутри которых обитает герой. Художественная концепция личности предстаёт не внутри конкретного временного участка (1960 - 1970-е годы), а более масштабно, в контексте эпохи и даже вечности.

Теоретико-методологическая основа диссертации.

Учитывая разнообразный по целям и принципам опыт работы с категорией мотива, мы формировали собственный понятийный аппарат на основе идей и приемов учёных разных научных школ: А.Н.Веселовского, В.Я.Проппа, Б.В.Томашевского, В.И.Тюпы, Б.М.Гаспарова, И.В.Силантьева и др. Не ставя целью подробное описание теории и истории категории мотива, мы попытались выделить основные, опорные теоретико-методологические положения по данной проблеме. В представленной работе под термином мотив понимается «главная внутренняя мыслительно-эмоциональная линия развития произведения, его повторяющиеся элементы» (Ю.Борев), элемент сюжетно-тематического единства, характеризующийся предикативностью и имеющий связь с подтекстом произведения. Он может быть выражен в тексте не только напрямую - лексически, но и косвенно, представляя собой «функционально-семантический повтор». Мотив выступает не изолированно, а в сцеплении с множеством элементов текста, в комбинации с другими мотивами, образуя «мотивные комплексы».

Сегодня актуализируется научный подход к категории мотива, разработанный А.Веселовским. Это утверждает, например, Л.П.Якимова, подчёркивая значимость определения «роли и границ предания в процессе личного творчества», необходимость выходить в культурно-историческую сферу при интерпретации текстов.

Глубинное содержание «вечных» мотивов находит выражение в мифопоэтической образности произведений. При изучении,мифопоэтики текстов мы опираемся на труды К.Юнга, Е.Мелетинского, Р.Барта, Ж.Дерриды, Я.Голосовкера, Ф.Ницше, Й.Хейзинги, Г.Гадамера, В.Топорова, М.Элиаде и др.

Не менее важными для анализа стали работы, касающиеся пространственно-временной организации текста: труды М.М.Бахтина, Ю.М.Лотмана, Д.С.Лихачева, А.Гуревича, Г.Забова, А.Мостепаненко, М.Кагана, В.Каганского, С.Бойм и др.

При анализе произведений используются приёмы системно-целостного, сравнительного, типологического, историко-генетического анализа.

Апробация основных разделов диссертации состоялась: на международной конференции «Постмодернизм и судьбы художественной словесности на рубеже тысячелетий» (Тюмень, 16 - 19 апреля 2002); региональной научной конференции «Город как культурное пространство» (Тюмень, 20-21 февраля 2003); всероссийской научной конференции «Региональные культурные ландшафты: история и современность» (Тюмень, 20-21 апреля 20004); на межвузовской конференции «Русская литература в контексте мировой культуры» (Ишим, 17-18 февраля 2004); всероссийской конференции молодых учёных «Актуальные проблемы лингвистики, литературоведения и журналистики» (Томск, 26 - 27 марта 2004); «Региональные и культурные ландшафты» (Тюмень, 2004). Основные положения диссертации освещены в шести публикациях.

Практическая значимость результатов исследования определяется возможностью применить их для изучения современного литературного процесса, при подготовке общих и специальных курсов по истории русской литературы XX века, а также в школьном преподавании.

Структура и объём работы. Диссертация состоит из Введения, двух глав, Заключения и списка литературы, включающего 285 наименований.

КРАТКОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении обосновывается актуальность темы исследования, формулируются его цель, задачи, научная новизна, положения, выносимые на защиту, раскрывается методологическая база диссертации, дабтся обзор публикаций, посвященных творчеству писателя 1960 - 1970-х гг.

В первой главе «Путь как сюжетная основа произведений В Аксёнова» выделяются основные темы и сюжетные линии, заданные мотивом пути, выявляются цель и направление движения персонажи. Глава состоит из трёх параграфов.

Символический по своей природе образ пути является стержневым в аксёновской прозе, он организует вокруг себя другие мотивы, выполняет сюжетообразующую функцию, характеризует не только художественные пространство и время, но и персонажей произведений.

Для творчества В.Аксенова в целом характерно определение мотива пути как связанного (так как он неустраним из большинства произведений без нарушения причинно-временного хода событий), динамического (так как он направлен на развитие, изменение ситуации).

§1. Динамическая характеристика персонажей

Идея движения и развития, воплощённая через образы пути, дороги, всегда присутствует в прозе писателя, и в этом контексте динамические характеристики-подвижностъ, ускоренность - приобретают особое значение.

В основе сюжета большинства повестей В.Аксенова - ситуация ухода героя из родного дома. Так, Зеленин, Карпов, Максимов («Коллеги») уезжают по распределению, персонажи повести «Звёздный билет» собираются путешествовать без всякой цели, в основе мироощущения героев «молодёжной прозы» («Апельсины из Марокко», «Пора, мой друг, пора») лежит мечта о путешествии, символизирующая жажду поиска молодого героя.

Сюжетная линия детской приключенческой повести «Мой дедушка - памятник» строится на путешествии пионера Геннадия к Архипелагу Большие Эмпиреи, что является иронической отсылкой к «молодёжной» прозе, поиску героям!, нового жизненного опыта. В рамках «исповедальной» прозы В.Аксёнова, где центральное место отводилось юному рефлектирующему герою, возникает образ Человека в Начале Жизненного Пути.

Путь нравственного самоопределения личности связан с движением героя во времени и пространстве. Посредством мотива пути и пространственных метафор в повествование вводится тема свободы, одна из актуальнейших в прозе В.Аксёнова. Для персонажей его повестей дорога является одновременно и свободой, и необходимостью. Ничем не ограниченное, незамкнутое пространство передвижения открыто всем героям В.Аксенова, но вместе с этим для некоторых из них, как, например, для Павла Дурова («Поиски жанра»), путешествие - это «бесконечный бег», а кольцевая структура романа «Ожог» отражает вынужденный путь героев в замкнутом кругу.

Отношение человека к технике, особенно той, которая позволяет перемешаться в пространстве, стало общим местом в культуре шестидесятых годов. Важен был не только сам процесс движения, но и степень удалённости конечной точки путешествия. Поэтому в ранних произведениях Аксенов нередко романтизирует освоение технических профессий вдалеке от дома, в глуши, на целине.

Движение ложится в основу сюжета и одновременно становится качеством характера героя. Положительные и отрицательные персонажи аксёновскнх повестей дифференцируются согласно степени присутствующего в них динамического потенциала. Стремительное движение вперед - удел сильных и целеустремлённых -способно причинить вред, привести к трагедии как личного (гибель Кяну в повести «Пора, мой друг, пора»), так и социального масштаба («Любовь к электричеству», «Остров Крым»), Но остановка синонимична духовной смерти. Жизненные силы покинули Носкова («Любовь к электричеству»), бывшего друга и соратника Красина, не желающего продолжать самостоятельно путь служения людям и науке, решившего ехать на «лошадке легальности». Амнистированный уголовник Ибрагим Еналеев («Коллеги») отказался от выбора нового пути, поэтому «живет в полусне», то есть почти мёртв.

Динамичность положительных и статика отрицательных героев находят отражение в их внешности. Полнота (тучность) человека является следствием спокойной, стабильной жизни, несущей в себе потенциал умирания: например, в романе «Ожог» жир имеет запах, соотносимый с запахом разложения.

Метафорой сытого прозябания становится образ человека за едой. Неразборчивость в пище связана и с восприятием героем окружающего мира (псевдоинтеллектуальные разговоры пирующих в «Повести о Красине», застольные беседы, демонстрирующие конформизм Гангута, героя романа «Остров Крым» и др.). Автор затрагивает проблему диалектических отношений между креаторами и потребителями: Дуровым и Аркадиусом («Поиски жанра»), Саблером и Буздыкиным («Ожог»),

Для человека и для машины движение (свобода, опасность, риск) - воплощённая добродетель, тогда как неподвижность и медлительность - зло. Положительные герои - только те, что движутся, хотя движение может иметь и отрицательные последствия. В целом, в своём творчестве автор выходит на метафору жизненного пути, связанную с нравственным становлением человека. Событийная насыщенность меняет единство временного потока, ускоряет бег сюжетного времени.

В двух ранних повестях («Коллеги», «Звёздный билет») показан процесс взросления героев, своеобразная инициация, в результате которой юноша, претерпев

испытания, достоин называться мужчиной. Путь как тотальная объединяющая сила представлен в повестях «Апельсины из Марокко», «Затоваренная бочкотара». Путь в небытие - в романах «Любовь к электричеству», «Поиски жанра», «Остров Крым» и «Ожог». Движение становится условием жизни в повестях и мотивацией смерти в романах.

Во втором параграфе мы исследуем Пространство быта и пространство бытия (феномен повседневности), исходя из возможности охарактеризовать героя через соответствующий ему тип пространства (Ю.Лотман). В процессе формирования концептуальных положений по данному вопросу делается упор на исследования С.Бойм, которая рассматривала проблему советской повседневности как топос, общее место в советской культуре. В определении понятия топика наиболее важными стали работы А.Веселовского, Д.Лихачёва, А.Панченко.

Тема повседневности, обыденности и быта особо актуализировалась в прозе В.Аксёнова. В некоторых своих проявлениях (переосмысление отношения к быту в послевоенные годы, санкционированная государством борьба с мещанством, которая в 1960-е годы приобрела глобальные масштабы) она даже стала приметой времени.

В начале шестидесятых годов изображаемая в повестях. Аксёнова повседневность некатастрофична, она лакирует действительность в соответствии с задачами автора, личные мечты которого совпадают с государственными.

Герои повестей «Коллеги», «Звёздный билет», «Апельсины из Марокко», «Пора, мой друг, пора!» - типичные представители своего времени, воспитанные на романтике дальних странствий, больше всего боятся просидеть в тепле и уюте, пока жизнь проносится мимо. Оптимистическими иллюстрациями трудовых будней выглядят те сцены в произведениях, где воспевается повседневная, рутинная работа. Согласно исследованиям С.Бойм из понятия обыденности, повседневности в этот период времени стремились как бы вытеснить бытовое - его важную составную часть. Понятие «быт» низводилось, а значимость обыденного росла.

Мотив возвращения в прозе Аксёнова реконструирует другую, «негероическую» сторону повседневности, раскрывает её ритуальную природу в повести «Звёздный билет». Повседневность тавтологична и чрезмерно знакома. Для акцентуации этих свойств на лексическом уровне автор концентрирует в одном отрывке текста одинаковые слова и фразы, придавая написанному монотонное звучание, нарочито снижает до бытового уровня философские размышления персонажа.

С середины шестидесятых подход писателя к изображению реальности меняется. С долей иронии и артистизма им реабилитируется понятие быт; быт и бытие

сливаются в один феномен - повседневность, где реальное и фантасмагорическое неотличимы.

В ранних, «молодёжных» произведениях В.Аксёнова повседневность изображалась как чудо («Коллеги», «Апельсины из Марокко»), а в повести «Поиски жанра», напротив, чудо изображается обыденно. Даже волшебный дар главного героя приравнивается к профессии, ремеслу, которого он, к тому же, стесняется. Низведение чуда до профессии - сатирический перевертыш советской эстетики, воспевающей героику будней.

В «возвращённых» произведениях раскрывается обратная сторона лакировки действительности: обыденность предательства, боли, насилия. Мрачная фантасмагория поглотила героев романов «Ожог» и «Остров Крым». Сексуальная сцена в начале романа «Ожог» под сопровождение шума и гама «советской бытовухи», записанной на магнитофонную ленту, демонстрирует победу бытового над бытийным.

Быт, обыденность и пошлость человеческой середины искажают, уродуют человека. Персонажи, имея цель, желание отказаться от обыденности во всех её проявлениях, не способны выйти за её пределы.

Путешествие героев В.Аксенова привычно определяется исследователями как «бегство от повседневности». Это правомерно только отчасти. Несомненно, сюжет почти всех повестей Аксенова формирует мотив бегства от бытового комфорта в поисках себя, своего места в жизни. В действительности, обыденность, повседневность - не только отправная точка пути аксёновского героя, она подчас и пункт назначения, и даже естественное пространство обитания его персонажей.

Победа бытового над бытийным в реальном мире вызывает в герое желание заново определить топографию жизненных устремлений, встать на путь поиска духовного, надвременного начала.

В третьем параграфе «Векторы пути героя (центр и периферия)» определяется направление движения аксёновских героев в системе пространственных и ценностных координат, рассматривается функционирование в текстах пространственных мотивов. В работе формируются представления о понятии векторности на основании теории Ю.Лотмана.

Герой произведений В.Аксенова представлен писателем как Человек Путешествующий, его движение задано особыми векторами, которые можно обозначить как «центр и периферия» (терминология В.Каганского). Под эту оппозицию подпадают различные явления действительности, воплощённые в художественном произведении.

Согласно эстетике соцреализма пространство негорода (деревни, окраины) воспринимается как периферия - «ресурсная база», требующая усовершенствования. Освоение и преобразование природы человеком описано в повестях «Коллеги», «Апельсины из Марокко». Конституируемый при этом примат искусственного над естественным ненадолго задерживается в художественном арсенале писателя.

Достижения прогресса с середины шестидесятых годов больше не поэтизируются Аксёновым: герой «Звёздного билета» предпочёл искусственным звёздам настоящие. В финалах повестей, где раньше преобладала урбанистическая эстетика («Коллеги», «Апельсины из Марокко»), воспевается негородская («Поиски жанра» и «Затоваренная бочкотара»). В этих и последующих произведениях с образа негорода снимается периферийная семантика. Стираются рубежи, отделяющие городское от природного, однако намечаются границы другого характера, и под понятия центра и периферии подпадают иные реалии.

В большинстве произведений космополит Аксёнов отправляет героев за границу. Понятию «граница» придаётся статус философского. Персонажей характеризует способность преодолевать все границы, не только географические, но и метафизические, границы между мирами.

Понятие «заграница» можно рассматривать и в другом ключе. «Зарубежность» в прозе Аксёнова очень важна как альтернатива советской системе. Столкновение русского и западного в аксёновских текстах (в том числе, и на языковом уровне) выполняет определённые функции, из которых можно выделить три основных: I) русско - английские лексемы являются средством отстранения (когда гер"'! представляют собой особую субкультуру - стиляги, «штатники», западники - имеют особый сленг с вкраплением американских словечек); 2) используются как средство остранения привычного (создание автором имён типа Фредди Бутурлин в романе «Остров Крым», по воле автора такие герои действительно являются представителями необычного, странного мира и носителями особого, полинационального менталитета); 3) заимствования выполняют комическую функцию (вызывает улыбку, например, «исполненный англичанства» «рафинированный интеллигент» Вадим Дрожжинин из повести «Затоваренная бочкотара», когда нарочито называет чемодан не иначе как «портплед», а варенье - «конфитюр» и т.п.). За счёт использования в речи персонажей непереводного многоязычия в произведениях создаётся сверхтекст культуры космополитизма.

Аксёнов нередко подвергался критике за американофильство, неприятие исконного. Для этого есть некоторые основания: некоторое время Аксёнов в произведениях в попытке гармонизации собственной литературной картины мира ищет

Своё в Чужом. Но в действительности создаваемый Аксёновым путь к Другому, к Западу - симулякр, поскольку столкновение в тексте Своего и Чужого не порождает истинного третьего. Стремление аксёновских героев за границу - это такой «пюкримакс» (А.Эткинд), при котором вера в подлинность как Своего, так и Другого постепенно ослабевает.

Писатель, не достигнув желаемого плюралистического единства, постепенно приходит к'развенчанию собственных американских мифов. Образы космополитов в романе «Ожог» малопривлекательны. Из стихийных нонконформистов они превращаются в «эстетов проклятых, снобов, западную шпану». Трагедия аксёновских персонажей в том, что они стремятся за рубеж в поисках безусловного центра, которого на самом деле не существует: коммунизм («Любовь к электричеству»), «рай» («Поиски жанра», «Затоваренная бочкотара»), американская демократия, Европа на территории Союза («Золотая наша Железка», «Остров Крым»),

В этом смысле все, кроме недостижимого центра, оказывается где-то у обочины. Даже понятие искусства, писательского творчества подпадает под понятие «периферия» («Поиски жанра»). Получая статус Личности на Периферии, герой характеризуется принадлежностью к определённому типу пространства и времени. Возникает метафора возрастной периферии человека.

Направленность пути от периферии к центру свидетельствует о статусном самоопределении персонажа: из мальчика в мужчину, из дилетанта в профессионала, из ремесленника в мастера из молодости в зрелость и т.д. Актуализируется проблема несоответствия определённому статусу и возникает тема «потерянного поколения».

Пространство в произведениях В.Аксёнова выражено духовной и физической системой координат, совокупностью базовых категорий, в которых персонаж себя ощущает. Например, оппозиция «верх - низ» соответствует противопоставлению «хорошо - плохо», и таким образом, устремление вверх приравнено к духовности, в противовес способности человека «опуститься на дно». Семантическая наполненность категорий, составляющих эти оппозиции, может меняться: спускаясь в подполье, герой романа «Ожог» старается избежать низости и грязи «верхнего мира».

Основная сюжетная линия в большинстве произведений Аксёнова 1960-х - 1970-х гг. остается неизменной: в центре повествования рефлектирующий герой ищет себя, своё предназначение в жизни. Однако заметно смещаются акценты: теряет значимость изобразительная функция пространства, служащая для упорядочивания событийного ряда, создающая определённый фон разворачиваемому сюжету, а выразительная функция становится доминантной.

Аксёновские произведения характеризуются высокой событийной интенсивностью. Через динамичность персонажей центростремительная проза Аксёнова приобретает и динамичность сюжетики, в ней сюжетно-фабульное (событийное) время всегда превалирует над бессобытийным хроникально-бытовым.

Во второй главе «Мотив пути в мифопоэтической модели мира прозы В.Аксёнова 1960-1970-х гг.» анализ текстов производится в контексте более широком, чем границы исследуемого произведения. Выход во внетекстовую сферу расширяет и углубляет содержание мотива пути в прозе В.Аксёнова, актуализирует мифопоэтическую образность произведений.

Характерно, что интерес к мифу возникает в эпоху кризисов и потрясений. Причина тому кроется в желании человека воссоздать образ мира в его целостности. Культура шестидесятых годов весьма мифологична и противоречива: шестидесятники строили свою систему мифов на основе уже сложившихся в стране представлений и одновременно в борьбе с ними. Исследователи (Г.Торунова, С.Кузнецов и др.) многократно подчёркивали мифотворческую сущность шестидесятника В.Аксёнова, чутко отражающего особенности времени, называли его «мифологическим героем-автором» собственных произведений. Глава состоит из трёх параграфов.

В первом параграфе «Мифологическое время и пространство (архаика и современность)» в прозе В.Аксёнова на уровне пространственно-временной организации текстов выявляется взаимосвязь древних мифов и мифологии общественного сознания. Исследование базируется на трудах западных и отечественных мифокритиков: Л. Леви-Брюля, Э.Эванс-Причарда, М.Элиаде, Е.Мелетинского, В.Топорова и др.

Для героя В.Аксёнова середины шестидесятых годов цель пути - локализоваться в социально-историческом пространстве и времени - оказывается явно недостаточной, превалирует желание подняться над ними, выйти на другой уровень самоопределения. Поэтому в прозе этого периода ставятся вопросы бытийного плана, решить которые помогает мифология, содержащая универсальное знание. Так, в произведениях сосуществуют реально-историческое и мифологическое пространство и время, которые позволяют реализовать космологические идеи автора.

Миф о первостроительстве как составляющая советской идеологии особо актуализировался в шестидесятые годы. Он нашел отражение в повестях В.Аксёнова «Коллеги», «Апельсины из Марокко», «Звёздный билет», а наиболее полно раскрылся в повести «Золотая наша Железка». Персонажи повести создают научный городок, и их действия наполнены священным смыслом первотворения. Традиционно в мифологии сакральное время первопредков отделяется, дистанцируется от профанного

исторического времени, но репрезентированная в текстах советская эстетика, напротив, их уравнивает. Она стирает границу между ними в попытке выдать определенную фазу исторического времени за сакральное. Соответственно и персонаж, находясь на грани между сакральным и профанным, принимает на себя синкретические функции. Великий-Салазкин приобретает свойства Демиурга, первопредка и культурного героя одновременно.

Мир, создаваемый Великим-Салазкиным, держится на «ките» - Вадиме Китоусове и «слоне» - Павле по фамилии Слон. Прозвище «Киты» получают и прочие участники строительства - приближенные академика, тем самым все основные персонажи повести возводятся в статус священных первопредков, которым приписывались свойства животных. «Животные» имена также сближают космогоническую мифологию повести с тотемной. Тотемистические мифы переплетаются с элементами сказки, былички, местными легендами, которые автор разрабатывает и для своего мифа о Железке.

Ко времени первотворения относятся так называемые «первовещи». Подобно тому как брошенное в землю семя дает росток, жизнь научного городка зарождается от брошенной в болото железки. Этот предмет представляет собой «сильную вещь», которая может не иметь практического применения, но непременно обладает волшебными свойствами. «Слабая вещь» стоит у истоков профанических, подсобных предметов и действий, удовлетворяет рядовые потребности человека. В прозе В.Аксенова сильные и слабые вещи образуют «верхний и «нижний» ценностные полюса. Герой В.Аксёнова всегда находится где-то между ними, так как для него любая вещь наполнена смыслом.

Истории приобретения, возникновения вещей в аксбновской прозе концептуально значимы. В стране, где стандартизованность и единообразие приветствовались и в способе мыслить, и в манере одеваться, вещь приобретает самоценное значение, она способна придавать человеку особенный статус, как гоголевская «Шинель» (заграничные джинсы Димки из повести «Звёздный билет», трубка лорда Бивирлибрамса в повести «Затоваренная бочкотара», пальто в эссе «Три шинели и Нос»).

Самоценность вещи в повестях В.Аксёнова мотивирована двояко. Во-первых, она является отражением менталитета советского человека, испытывающего недостаток в вещах (в романе «Остров Крым» приводится подробный и длинный список предметов, которых нет в Союзе). Во-вторых, в мифологическом представлении вещь связана с душой, поэтому с ней бывает нелегко расстаться. Привязанность к личной, а потому < сильной» вещи становится признаком глубокого внутреннего мира (как это отражено в эпизоде с дневником Нины и Люси Кравченко в «Апельсинах из Марокко») в

противовес мещанскому тяготению к «слабым» вещам, создающим комфорт (в повестях «Коллеги», «Апельсины из Марокко», «Звездный билет» и др.). Неадекватное отношение персонажа к вещи говорит о том, что у него нарушена коммуникативная связь с миром (эпизод с украденной резиновой рыбой в романе «Ожог»),

Путь испытаний героя «молодёжной» прозы В.Аксёнова воплощает черты героического мифа либо инициации. Повесть «Коллеги» сближается с героической мифологией «возвеличиванием» испытуемого в результате установления и защиты собственной ЫЬпэ (термин К.Г.Юнга). Подавление героем своей ЫЬпб наблюдается в повести «Звездный билет», что является характерной чертой инициации. Уход и возвращение, символическая смерть и возрождение в новом качестве, а также прочие символы инициации обнаруживаются в повестях «Поиски жанра», «Пора, мой друг, пора!».

Цикличность мифологического времени в текстах отражена посредством мотива возвращения и астральных мифологических представлений. Так, например, луна воплощает идею о нескончаемом пути, символизируя бессмертие, обновление и являясь бессменным спутником аксёновских персонажей. В творчестве В.Аксёнова солярная и лунарная символики имеют отношение не только ко времени. Образ солнца, символизирущий верховное божество, вождя, лидера, в прозе писателя сопряжён с сопутствующими символике власти признаками увечья, насилия, метафорически преобразуясь либо в голову без тела, либо в тело без головы. («Затоваренная бочкотара», «Ожог»). Обширная культурфилософская цитация с наполнением знакомых образов новым содержанием ведет к парадоксальной трактовке привычных символов. Луна и Солнце - персонажи дуалистических мифов, построенных на противопоставлении мифологических символов, причём в большинстве мифов Луна маркируется отрицательно, а Солнце - положительно. Однако, как мы видим, в произведениях Аксёнова наблюдается обратная маркировка.

Пространственная и астральная символика в аксёновских текстах нередко связана с противопоставлением мужского и женского начал. Тендерный аспект творчества Аксёнова проникнут мифологическими представлениями о половой бинарности всего сущего, стоящей в основе мироздания. Репрезентируя оппозицию «мужское-женское», автор выходит к пониманию Начала Пути не человека, но уже человечества.

Во втором параграфе «От ритуала к карнавалу (игровой характер прозы В.Аксёноеа)» даётся представление о пути как модели мира, где движение происходит от ритуала к карнавалу. Игровое начало в произведениях писателя рассматривается как аспект художественного миромоделирования.

Проблема игры на уровне художественных текстов достаточно широко разработана в литературоведении (Х.-Г. Гадамером, Р.Бартом, М.Фуко, Ж.Деррида и др.). Основополагающими в работе стали исследования Й.Хёйзинги, который раскрывал ритуальную природу игры, и М.М. Бахтина, рассматривавшего игру в аспекте народной культуры - карнавала. Примером сосуществования и взаимодействия ритуала и карнавала является ярмарка. Благодаря своей дуалистической природе она занимает промежуточное место между этими двумя сферами бытия. Мотивы ярмарки обнаруживаются в повести «Затоваренная Бочкотара».

Задача праздника как ритуала - в очередной раз воссоздать сакральное событие. Этот тип праздника лишён спонтанности, он имеет чётко расписанные роли, строгую структуру, сюжет. Общепринятые ритуальные действия есть в поведении героев повести «Коллеги» (традиционный воскресный вечер в клубе поселка Круглогорье -самодеятельный концерт, танцы, лекция, на которой с интересом обсуждают нормативную форму одежды и пр.).

Карнавал травестийно дублирует правила ритуала, искажая их с точностью до обратного, разрушая общепринятые правила. Так, аксёновские герои бросают вызов общественному порядку своим внешним видом, манерой поведения в повестях «Звёздный билет», «Золотая наша Железка», в романе «Ожог».

Традиции переодевания, маскарада, отражающие игровую сущность карнавала и его близость к тайне, к сакральному, находят развитие в произведениях В.Аксёнова середины шестидесятых - семидесятых годов. В романе «Любовь к электричеству» несвободная природа русской - придворной - традиции карнавала воспроизводится в характере описания революционных событий (политической игры, шпионажа, необходимости маскироваться). В повести «Поиски жанра» представлена карнавальная травестия, мотив сокрытия своей сущности, страх разоблачения. В романе «Ожог» герои в самодельных масках на улицах города демонстрируют карнавальную стихийность, независимость от практической пользы и достижения конкретных целей. Амбивалентная природа карнавала проявляется в повести «Поиски жанра», где герой боится «показаться фальшивомонетчиком», не являясь таковым в действительности. Надевая маску, человек способен скрыть лицо, примерить новую социальную роль, но одновременно он разоблачает свою внутреннюю сущность самим выбором новой роли. Павел Дуров не печатает фальшивых денег, однако чувствует фальшивость своего жанра, профессии. Так, искусство в повести тоже становится своего рода маской, скрывающей и разоблачающей сущность человека, творца.

В аксёновской прозе конца шестидесятых годов карнавальная стратегия абсурдности и гротеска набирает всё большую силу. Для героев становится характерным

антиповедение - нарушение порядка вещей. В произведениях «Затоваренная бочкотара», «Золотая наша Железка», «Ожог» писатель активно использует принцип гротеска, в частности гротескного тела (в романе «Ожог» актуализируются образы «телесного низа», например, «нос, утопающий в ягодицах щёк» и пр.).

Цель карнавала - достижение избытка бытия. Этим объясняется большое количество пиршественных образов. Аксенов воспроизводит основную антиномию европейской культуры с древних времён до наших дней: аполоническое и дионисическое как две стороны одного явления, первоисточники искусства. Герой Аксёнова, творческий человек, пребывает в экстатическом состоянии, для него характерен энтузиазм, вдохновение. Примечательно, что слово «энтузиазм», имевшее особое значение в шестидесятые годы, своей этимологией связано с духовным опьянением. Ситуации энтузиазма и физического опьянения в текстах связаны: в повести «Коллеги» герой с самоотверженно борется с пьянством, персонажи повести «Звездный билет» вступают в спор, на предмет допустимости употребления алкоголя во времена коммунизма В романе «Ожог» великие открытия и онтологические рассуждения героев Апполинариевичей - людей исскуства - происходят в алкогольном бреду.

С течением времени в прозе В. Аксенова ритуал с его официальностью уступает место несущему хаос карнавалу. Однако пространство обитания героя и карнавально, и ритуально одновременно. Ритуал повседневности разрушается праздником, а когда праздник кончается, вновь вступает в свои права, ещё более подавляя человека, реализуя свою инерцию в человеческую инертность.

Та грань, которая разделяет ритуал и карнавал, преодолевается посредством игры. В повестях ВАксёнова феномен игры проявляется на разных уровнях. Аксёновский герой играет сам: игра-р1ау в «карнавальном» поведении персонажей соотносима со свободой, творческим актом; игра^ате, актёрская, азартная игра приобретают у В.Аксенова негативную окраску, вводятся темы несвободы, фальши, экзистенциального одиночества. Одновременно с этим, герой становится объектом игры автора с читателем. Для писателя характерно отношение к тексту как игровому пространству.

Игра наполнена сакральным смыслом миромоделирования. Разрушив общепринятое посредством карнавализации и вернувшись к первоначалам, писатель получает возможность заново устанавливать гармонию космоса из хаоса.

Путешествие становится условием существования героя одновременно в разных «полюсах». Метаморфозы пространства и времени детерминированы превращением самого пути, точнее, сменой угла зрения, взгляда, на категорию пути. В зависимости от

точки зрения смотрящего путь может представляться как прямой линией, так и кругом и даже точкой, когда разнополярные локусы сведены в единое целое. Метаморфозы пути обуславливают нахождение персонажа в амбивалентной ситуации: одновременно в ритуале и карнавале, игре-р1ау и игре^ате. Угол зрения также становится формой проявления авторской игры, восприятием текста как игрового пространства.

В третьем параграфе «Деконструкция мифа в художественных исканиях В.Аксенова» исследуется изменение мифопоэтической картины мира, способы её изменения интерпретируются как авторское «чувство пути» (А.Блок).

Шестидесятые годы пошатнули сложившуюся мифологическую систему. Те, кто поэтизировал «оттепель» как время «социализма с человеческим лицом», к концу шестидесятых расстались с иллюзиями, и это находит отражение в раннем творчестве В.Аксёнова. Мифологемы, которые выстраивались писателем в повестях начала шестидесятых годов, развенчивались им в конце «оттепели». Эта ситуация может быть обозначена термином «деконструкция», т.е. «особая стратегия по отношению к тексту, включающая в себя одновременно и его «деструкцию» и его реконструкцию» (В.Руднев) Теоретическое обоснование понятия «деконструкция», предложенное Ж.Деррида, легло в основу анализа произведений.

Модернистская культура мифологизирующая, а постмодернистская -демифологизирующая. Творчество Аксёнова находится на грани этих культур, соответственно, объединяет мифотворческое и мифоборческое начало. Один из признаков пошатнувшейся мифологической системы в аксёновских произведениях заключается в характере использования античных мотивов. В повести «Звёздный билет» современность и греко-римская античность переплетаются друг с другом. Пляжи напоминают персонажам битву у стен Трои, и сами они становятся её участниками. Образы греческих богов и героев органично влились в жизнь современной Москвы, создаётся необычная корреляция образов: Галя -Афродита, старшее поколение - пегобородые захватчики. Исторические и мифологические события накладываются друг на друга.

В романе «Ожог» можно наблюдать наиболее детальную реконструкцию античного мифа. «Титаномахия» в романе символизирует смену поколений, борьбу за власть. Хтонические существа связаны и с брачной символикой. Брак со змееногой богиней в мифологии также означал овладение землёй (страной). Змееногого алчущего любви и воссоединения с Артемидой Алкиноя убивают. Аксёновская версия мифа уравнивает любовь к женщине и к отчизне, показывает, что приобретение власти, как в сказках, через брачную связь невозможно.

Объединение исторических и квазиисторических событий отсылает к героическому эпосу (в эпических традициях великаны, гиганты принадлежали героическому, а не мифическому времени). В.Аксёнов намеренно соотносит сюжеты своих произведений с героическим эпосом, чтобы показать особую значимость описываемого, добиться масштабности звучания поставленных им проблем.

В культуре «оттепели» остро стоял вопрос о поисках новых исторических путей. Не вызывает сомнения тот факт, что для В.Аксёнова шестидесятые годы - это больше чем просто текущий отрезок времени. Писатель создаёт своего рода летопись «отгепельной» поры, для утверждения её эпохальности вводит в повествование, наряду с обычными героями, античных персонажей (Гектор, Сцевола), сосуществующих с ними богов (Афродита, Артемида и др.), а также узнаваемых, культовых, реальных личностей современности (О.Табаков, Г.Волчек, В.Высоцкий, М.Влади). Писатель использует мотив пути в попытке предугадать дальнейший ход развития страны. Наиболее обстоятельно мысль о пути России автор развивает в романе «Остров Крым». Его герои-идеологи проводят большую часть времени в спорах на эту тему, а потому она лежит на поверхности (нужно учитывать, что роман был написан «в стол»). Но в других, опубликованных, произведениях эта тема затронута не столь явно. Так, например, в посвящённой событиям революции «Повести о Красине» появляется мотив гоголевской «птицы-тройки». Во взгляде В.Аксёнова на современность усматривается особая обеспокоенность за судьбу поколения шестидесятников. Мотив пути, связанный с образом близкого писателю «героя поколения», отражает скитальчество и неприкаянность. В образе дороги усматривается лермонтовское начало: одиночество, разлука, ситуация невстречи.

Синкретизм истории и мифа разрушает собственно мифологическое, поэтому героический эпос является приёмом деконструкции мифа

О попытке десокрализировать, развенчать советскую мифологию свидетельствует сказочный хронотоп повести «Затоваренная бочкотара». Её герои уже не мифологические полубоги-демиурги. Процесс демифологизации ставит в центр повествования социально-обездоленных персонажей.

Мифологические представления начинают приобретать линейность, преобразуясь в религиозные. Теологические мотивы появляются в романах «Остров Крым» и «Ожог». Трагедия героев этих произведений в неразрывности с миром, в котором они вынуждены жить, эти люди - продукт советской системы и неотъемлемая часть действительности, в которой «Бес - спаситель», где церковь - место для Общества слепых («Ожог»),

Сопоставление эпизодов из повести «Коллеги» и романа «Ожог» (пациентом главного героя произведения - врача становится его враг: Зеленин и Бугров -Малькольмов и Чепцов) выявляет смену авторского взгляда на проблему нравственного выбора человека между борьбой и смирением, местью и прощением, выводит на христианскую проблематику.

Вопрос о религиозных мотивах в творчестве писателя представляет перспективу для исследования. Вследствие религиозной толерантности автора наряду с христианской образностью и сюжетикой возможно выявить, например, буддистскую, когда путь представляет собой бесконечную череду реинкарнаций.

Ироническое отношение автора к собственным идеям и взглядам также способно пошатнуть создаваемую писателем мифологическую систему. Меняется отношение автора к положительным качествам его героев. Дружба, трудолюбие и прочие ценности персонажей повестей «Коллеги», «Звёздный билет» в произведениях «Апельсины из Марокко», «Мой дедушка - памятник», «Рандеву» переводятся автором сначала в сферу «супер», а затем в сферу «псевдо» («правильность» Людмилы Кравченко, образцовое поведение и необычайная находчивость Геннадия Стратофонтова, сверхвозможности и таланты Лёвы Малахитова).

Посредством иронии как способа отстранения и устранения, постмодернистского скепсиса, ухода в сказку писатель производит деконструкцию им же создаваемых мифов. Первичный миф разрушается искусственным вторичным, который создаётся писателем путём двойной кодировки, отсылки к собственным более ранним текстам, использованием полигенетичных цитат, что в совокупности и даёт представление о творческом пути писателя, направлении его художественных исканий.

Связанные с изменчивостью мира, отражающие его многомерность превращения, внутри которых оказывается аксёновский герой, - это и есть воплощённая идея пути, но высказана она автором на другом уровне, на уровне подтекста, «ассоциативного фона» (Н.Лейдерман). В этой особой парадоксальной картине мира персонаж совершает путешествие по стадиям человеческой культуры: от архаики к героическому мифу и сказке, и далее - к осмыслению «конца культуры», постсовременности. Таким образом, на своём пути он становится как бы современником разных эпох.

Для Аксёнова характерно нелинейное отображение мировой истории. Сжатая спираль времени превращается в кольца, что объясняет причины неутраченной связи аксёновского героя со своими «молодежными» характеристиками. Юношеская открытость миру, готовность вобрать его в себя, желание остроты ощущений. Прошлое не становится прошедшим в судьбе героя, остаётся с ним навсегда - его сущностью, центром, основой, подобно тому, как прошлое дерева отражено в кольцах на срезе от

коры до сердцевины. Таким образом, путь актуализирует как количественные, так и качественные характеристики времени.

Мотив пути в прозе В.Аксёнова отражает поиск истины самим писателем и его героем. При этом со стороны автора допустимо как монологическое, так и диалогическое отношение к истине. Образ конечного пути выражает найденную истину. Таков путь нравственного совершенствования молодого героя в ранних произведениях писателя, не случайно в речи персонажей «молодёжной» прозы рассуждения персонажей нередко сопровождаются восклицаниями типа «Я понял!» или «Я знаю!». В более поздних его работах элементы завершённости становятся не так важны («Поиски жанра», «Затоваренная бочкотара» и др.). Там, где автора начинает интересовать истина как поиск, актуализируется мотив бесконечного пути.

В Заключении подводятся итоги исследования и делаются следующие выводы.

Путь - основная координата в художественном мире Аксёнова, формы его воплощения бесконечно множественны.

1. Мотив пути, образуя сюжетную основу большинства произведений, имеет способность преобразовывать пространственные локусы в ценностные модусы. Движение героев становится их душевным качеством, условием нравственного совершенствования. Актуализируется семантика слова «покой» в понятии «покойник»: остановка равносильна смерти.

2. Стремительное сюжетно-фабульное движение в повестях Аксёнова позволяет уложить в рамки непродолжительного отрезка времени все стадии формирования личности, а потому мотив пути в них прочитывается как судьба конкретного героя, данная в социально-исторической модели мира.

3. В процессе пути герои не достигают желаемого. Элемент незавершённости финалов даёт представление о неоконченном пути, точнее, о его бесконечности, тогда как достижение некоторых целей, реализованное в микросюжетах, говорит об изображении автором пути завершенного. Два типа пути могут сосуществовать в одном тексте.

4. Завершённость обычно актуализирует физические свойства пути, тогда как незавершённость - метафизические. Метафизика придаёт пути характеристики бесконечности, цикличности. Так формируется представление не о ходе человеческой жизни или истории страны, а о пути человечества. От социальной модели мира Аксёнов переходит к внеисторической.

5. Мотив пути в прозе Аксенова сближает «онтологический» и «антропологический» аспекты художественной тематики, воссоздаёт комплекс вечных тем, многие из которых восходят к архаике.

6. Мифопоэтическая картина мира Аксёнова воссоздаёт связь человека со сферой бытийственного, за счёт чего пространственно-временные границы, внутри которых обитает герой, становятся мифологическими, сакральными, и тем самым расширяются.

7. В творчестве писателя 1960-1970-х годов мотив пути в силу концентрации своих физических и метафизических свойств позволяет под разным углом зрения выявить выстраиваемые автором социальную и внеисторическую, апокалиптическую модели мира, где жизнь не становится началом пути, а смерть - его концом.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях автора:

Публикации в изданиях, рекомендуемых ВАК:

1. Куприянова А. Архаическая мифология в прозе В.Аксёнова (1960 - 1970-е гг.) // Вестник Тюменского государственного университета. Тюмень: Изд-во ТюмГУ, 2006. -№7.-С. 225-232.

Другие публикации:

2. Куприянова А. Оппозиция «город - негород» в доэмигрантской прозе В.Аксёнова // Город как культурное пространство: Материалы региональной научной конференции / Под ред. Н.П.Дворцовой. Тюмень: Издательско-полиграфический центр «Экспресс», 2003. - С. 248-253.

3. Куприянова А. Топика периферии в прозе В.Аксёнова 1960 - 1970-х гг. // Региональные культурные ландшафты: история и современность: Материалы всероссийской научной конференции / Под ред. Н.П.Дворцовой. Тюмень: Изд-во «Вектор Бук», 2004. - С. 251-256.

4. Куприянова А. Мифология шестидесятых в ранней прозе В.Аксёнова // От текста к контексту. Межвузовский сборник научных работ / Под ред. Н.Г.Федосеенко. Ишим-Белово, 2004. - Вып. 4. -С.109-117.

5. Куприянова А. Автоирония в ранней прозе В.Аксёнова (1960 - 1970-е гг.) // Литература и культура в современном гуманитарном знании: Материалы международной научно-практической конференции / Под ред. В.Н.Сушковой. Тюмень: Изд-во ТюмГУ, 2005. - Ч. 2. - С. 18-22.

6. Куприянова А. Тенденции авангарда и постмодернизма в доэмигрантской прозе В.Аксёнова // Художественная литература, критика и публицистика в системе духовной культуры: Сборник статей / Под ред. А.М.КорокотиноП. Тюмень: Изд-во ТюмГУ,2005. -Вып .6.-С. 119-124.

Уч.-изд. л. 1,31. Уел, печ. л. 1,4. Формат 60x84 1/16. Бумага ГОЗНАК. Тираж 100 экз. Печать Rex Rotary CP 6244.

Отпечатано: ООО «Компания «Фслнкс» 625048, город Тюмень, улица Мельникайте, 54, корп. 1/2

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Куприянова, Ася Ильинична

1. ВВЕДЕНИЕ

2. ГЛАВА 1. ПУТЬ КАК СЮЖЕТНАЯ ОСНОВА 26 ПРИЗВЕДЕНИЙ В.АКСЁНОВА 1960 -1970- х гг.

§ 1. Динамическая характеристика персонажей

§2. Пространство быта и пространство бытия (феномен 51 повседневности)

§3. Векторы пути героя (центр и периферия)

3. ГЛАВА 2. МОТИВ ПУТИ В МИФОПОЭТИЧЕСКОЙ 89 МОДЕЛИ МИРА ПРОЗЫ В.АКСЁНОВА 1960-1970-х гг.

§ 1. Мифологическое время и пространство (архаика и 93 современность)

§2. От ритуала к карнавалу: игровой характер повестей 115 В.Аксёнова

§3. Деконструкция мифа в художественных исканиях 134 В.Аксёнова

Введение диссертации2007 год, автореферат по филологии, Куприянова, Ася Ильинична

В настоящее время в литературоведении активизируется интерес к литературному процессу шестидесятых - семидесятых годов. Предпринимается попытка охарактеризовать явления современной литературы, которые начали зарождаться в шестидесятые годы, формируется новый взгляд на исторические, культурные события периода «оттепели».

Критика и публицистика шестидесятых годов не могли в полной мере отразить характер происходящих перемен, так как феномен "оттепели" был в стадии зарождения. Осмысление этого явления осуществлялось значительно позднее - в период так называемой «второй оттепели», в 1980-е годы. Достаточно чётко обозначил проблему С.Чупринин: «Нужно решить, по крайней мере, для себя, чем же была "оттепель". Временем больших ожиданий, хотя бы отчасти оправдавшихся? Или временем, когда в обществе начался процесс утраты всех и всяческих иллюзий? Что такое "оттепель"?. Начало трудного выздоровления общества и литературы? Или краткосрочная обманчивая ремиссия?» [Чупринин 1989:4].

Дискуссия по этому поводу развернулась на страницах журналов. Ю.Буртин писал о том, что в хрущёвское время «политической оппозиции в стране не было, так как не было для неё почвы: возможность открытого самовыражения практически для каждого течения мысли, способного рассчитывать на сколько-нибудь широкую общественную поддержку, по сути дела, исключала вероятность её появления» [Буртин 1987:38].

Противоположное мнение высказала А.Латынина: «Достаточно полистать газетные подшивки, чтобы убедиться хотя бы в том, что успешная травля Пастернака прошла именно в то светлое время, когда, по Буртину, были возможности "открытого самовыражения для каждого течения мысли". И каковы были возможности для самовыражения присутствовавших на известных встречах Хрущёва с интеллигенцией? На право открытого самовыражения могли рассчитывать только те, кто прозрел на волне XX съезда настолько, насколько им это позволили» [Латынина 1988:17]. Исследователи продолжают полемику, начавшуюся между журналами «Новый мир» А.Твардовского и «Октябрь» В.Кочетова, так называемыми лагерями «шестидесятников» и «охранителей» [Н.Лейдерман, М.Липовецкий 2003:92].

Обсуждение не прекратилось и в последующие годы. П.Вайль и А.Генис в книге «60-е. Мир советского человека» (1988) характеризуют эпоху шестидесятых как «мир накануне праздника»: «Плакаты, заголовки газет, радиопесни, призывы с трибун - всё напоминало человеку шестидесятых: жизнь прекрасна! А прекрасна она, прежде всего, потому, что будет ещё прекраснее. В то время как сталинские годы постулировали: жить стало лучше, жить стало веселей, 60-е делали упор на предстоящих радостях. В 60-е смеялись все и смеялись не "над чем", а "отчего".» [Вайль, Генис 2001:142]. Критический отзыв на эту работу дала О.Седакова в статье "Шум и молчание шестидесятых". Она упрекает аторов в празднично-бравадной упрощённости ("не все рождаются сангвиниками"), с которой они передали атмосферу тех лет. По её мнению, картина 60-х получилась плоская, как плакатная графика. «Возвращение из лагерей, прошедшая без выяснения отношений встреча двух Россий: той, которая сажала, и той, которая сидела, по слову Ахматовой; «Доктор Живаго», поднятая им волна послехристианского возрождения, о которой за более шумными и массовыми обращениями 70 - 80-х забыли, - вещи, в которых не было ничего от комсомольского водевиля, на фоне которых кукурузная и космическая кампании, да и культ Папы Хэма выглядят странным бездумием не только из их ближайшего прошлого, но и из их ближайшего будущего» [Седакова 2000:51].

Не принял позицию П.Вайля и А.Гениса Б.Парамонов: «Мои друзья написали книгу, в которой мираж, придуманный заскучавшими палачами, выдали за социальную историю шестидесятых» [Парамонов 1998:201]. Для него «оттепель» - это попытка возродить уже умерший коммунистический миф, то есть очередная ложь, поэтому он называет период 1953 - 1968 годов эпохой небытия, культурно-исторической пустотой, в которой «не было ничего, а уж оттепели и подавно». Единственное позитивное, что имело место в это время, это реставрация исторического прошлого, ретроспекция, восстановление статуса классиков (Бунин, Цветаева, Мандельштам). Для Парамонова первая, как и вторая «оттепель» - химера, она аморальнее и «хуже Сталина: плодила иллюзии, от которых тот молча отказался» [Парамонов 1998:201].

Разноречивый характер «оттепели» до сих пор остаётся предметом обсуждения учёных. Одной из проблем является обозначение границ этого историко-литературного этапа. Как правило, датировка производится с ориентацией на значимые общественно-политические события. Так верхней границей одни называют 1953 год - год смерти Сталина и приход к власти Хрущёва, другие начало «оттепели» соотносят с 1956 годом, в котором состоялся XX съезд партии, разоблачивший «культ личности». Третьи считают, что начало глобальных перемен в жизни советского общества следует отнести к 1961 году, так как в это время была принята новая программа построения коммунизма.

Конец «либеральной хрущёвской эпохи» связывают с постановлением об аресте Синявского и Даниэля в 1964 году. Окончательное крушение шестидесятнических иллюзий чаще всего датируют 1968 годом (ввод советских танков в Чехословакию).

Несмотря на активное внимание к этому вопросу, он до сих пор остаётся незакрытым. А.Чичкин в статье «Когда началась "оттепель"?» относил её начало к 1940 - 50-ым годам XX века: «Уже почти полвека не только политологи утверждают, что демонтаж так называемой «сталинской системы». начался уже через несколько лет после кончины И.В.Сталина. И послесталинская, и нынешняя российская официальная «версия» истории гласит, что именно с хрущёвских времён пошла десталинизация, включая восстановление в правах миллионов людей, отверженных сталинской эпохой и её претворителями. Но многие документы конца 1940-х - начала 1950-х годов. опровергают такую . «хрущёвскую» версию» [Чичкин 2002:209]. По мнению исследователя, реабилитационные процессы инициировал лично Сталин: согласно документам, ставшим доступными лишь недавно, он отдавал распоряжения о возвращении власовцев из лагерей, вернул «кулаков» на родину и т.п. М.Одесский в статье «Поэтика «оттепели» также развенчивал «оттепельные» мифы. Он пишет о том, что реформы шестидесятых годов есть не что иное, как просто «пиар Хрущёва»: «Хрущёв выстроил пропагандистскую модель XX съезда, легко запоминаемую и внедряемую в массовое сознание» [Одесский 2004:114].

Нередко публикуются работы об «оттепели» автобиографического характера, что говорит о желании авторов взглянуть на себя и своё творчество с позиции более зрелого возраста. В работах В.Иофе, Л.Лурье, А.Зверева, Л.Анненского и многих других звучит тема поколения шестидесятников.

Понятие «шестидесятничество» достаточно широко используется в литературе, критике, публицистике, однако каждый исследователь понимает под ним нечто своё. «Нельзя всё поколение родившихся в начале и в середине 30-х годов называть шестидесятниками. Это очень распространённая ошибка, бытующая особенно активно сейчас, когда многим кажется, что настало время шестидесятников. Сегодня мы часто слышим, читаем и определяем: «этот из шестидесятников» или «мы -шестидесятники» (так, кстати, назвал книгу очерков и статей А.Адамович, выпустив её в 1991 году). По каким параметрам определяется это качество: по возрасту? По внешнему виду? По целям? По мифам?. <.> Пленум московской писательской организации в 1962 году обсуждал творчество молодых писателей, среди которых, наряду с названными Е.Евтушенко, Р.Рождественским, А.Вознесенским, В.Аксёновым, Б.Ахмадуллиной, звучали имена В.Чивилихина, Е.Исаева, Ю.Семёнова, Г.Семёнова. Очевидно, что не все писатели, художники, бывшие молодыми в 60-е годы, стали шестидесятниками в нашем сегодняшнем понимании» [Торунова 1996:15].

Сами представители «четвёртого поколения» соглашаются с такой постановкой проблемы: «Для меня шестидесятник - это не то, что для Горбачёва, например, или для артиста Михаила Ульянова. С иной точки зрения получается, что шестидесятники - это сервильные люди, которые в ЦК партии сидели и выпускали всякие соцреалистические романы. Мой шестидесятник - это джазовый саксафонист Козлов. <.> А мы уже привыкли считать, что шестидесятник - это скучное морализирующее существо, типа ограниченного диссидента, а шестидесятники - это ведь богема была. Вот те, кто сохранил память об этой богеме, - они для меня и есть шестидесятники» [Аксёнов 1996:7].

Для Виктора Ерофеева основа шестидесятнического мировоззрения в абсолютной вере в незыблемость принципов гуманизма: «Столкновение казённого и либерального гуманизма сформировало философию хрущёвской «оттепели», которая основывалась на «возвращении» к подлинным гуманистическим нормам. «Тепло добра» стало тематической доминантой целого поколения поэтов и прозаиков 60-х годов (Евгений Евтушенко, Булат Окуджава, Василий Аксёнов, Фазиль Искандер, Андрей Битов, Владимир Войнович, Георгий Владимов и др.), впоследствии именуемого "шестидесятниками". С их точки зрения, критика гуманизма была недопустимой роскошью, мешающей борьбе с лицемерным режимом, возможности привести его к желаемой модели «с человеческим лицом» [Ерофеев 2001:10].

По мнению В.Иофе, идеология «шестидесятничества» восходит к программным установкам подпольных групп либерального коммунизма начала тридцатых [Иофе 1997:214]. Лев Лурье именует поколение «пятидесятники», но, по сути, говорит о том же феномене, основываясь на теории сверстнических групп Карла Мангейма: «Мангейм ввёл понятие осевого события, определяющего облик поколения. По-русски - того момента, когда меняются портреты. Поколение возникает, когда в школе висят одни портреты, а в университете - другие. Пятидесятники - это те, у кого в школе над доской висел Иосиф Виссарионович, а в университете -Владимир Ильич, постепенно оттеснённый Никитой Сергеевичем. Молодые после 1953-го определили на десятилетия уровень развития гражданского общества в России. 1953 и 1956 - годы для истории России не менее важные, чем 1762 или 1917. Это Борис Ельцин, Михаил Горбачёв, Владимир Буковский, Евгений Евтушенко, Андрей Тарковский. Это те, кто учился в мужских послевоенных школах, но видел «трофейные» кинофильмы, для кого борьба с космополитизмом и реальная поножовщина, любовь к джазу и комсомолу были соединены вместе» [Лурье 1998:211].

До сих пор значение термина не до конца оформилось. В нашем представлении шестидесятники - это люди с общностью взглядов, интересов, с единой ценностной ориентацией, восторженно принявшие перемены начала шестидесятых годов, вдохновлённые идеями «оттепели» о построении социализма с «человеческим лицом», на протяжении долгих лет не желающие расставаться с идеалами молодости, которые, в свою очередь, «накладывают. отпечаток, по-своему структурируют сознание, формируют, в сущности, один и тот же писательский тип» [Линецкий 1997:251].

Биографии шестидесятников тоже нередко схожи. В связи с актуализацией «принципа искренности» [Померанцев 1989:48] и подъёмом исповедального начала в литературе середины XX века многие писатели -шестидесятники начали свой творческий путь в русле «молодёжной» прозы, которая постепенно стала складываться как направление на страницах журнала «Юность». Интерес к новому явлению в литературе со стороны критики и читателей моментально сделал авторов популярными. Среди наиболее знаковых повестей тех лет исследователи отмечают, помимо аксёновских, «Хронику времён Виктора Подгурского» (1956) А.Гладилина, «Продолжение легенды» (1957) А.Кузнецова, «Молодо-зелено» (1961)

А.Рекемчука, «Письма Саши Бунина» (1962) В.Краковского, а также ранние произведения В.Максимова, В.Липатова, В.Войновича и др.

Дидактическая установка, смещение акцентов с вопроса «Кем быть?» на вопрос «Каким быть?», исповедальность и лиризм сближали «молодёжные» прозаические произведения с некоторыми драматическими (В.Розов «В добрый час!»); с фронтовой «лейтенантской» прозой (Б.Окуджава «Будь здоров, школяр», Э.Ставский «Домой»); с кинофильмами М.Хуциева «Мне двадцать лет», Г.Данелия «Я шагаю по Москве»; а также с параллельно развивающимся поэтическим направлением «шестидесятников» (Е.Евтушенко, А.Вознесенский, Р.Рождественский).

Инфантилизм как внутренний стержень героя, исповедальность, ирония, жаргонная лексика стали отличительной чертой «исповедальной» прозы молодых авторов. Подъём такого рода литературы отметился не только в столичной, но и в региональной литературе (работы малоизвестных авторов П.Халова, М.Назаренко и др.)

Во многом по стилю и мировоззренческим принципам «молодёжные» прозаики подражали западным «мэтрам» - Э.Хэмингуэю, Э.М.Ремарку. Однако мы не склонны мотивировать концептуальную близость русских авторов зарубежным только лишь стремлением к подражанию, считая, что «шестидесятнические» веяния в литературе не принадлежали исключительно русскому/советскому литературному процессу. Скорее, они отражали некую общую тенденцию, характерную для ряда стран. Таким образом, имена «молодёжных прозаиков» могли бы быть вписаны в общий литературный контекст с Дж.Д.Селинджером, Б.Вианом и др.

Изучая творчество Аксёнова, учёные нередко обращаются к проблеме этого контекста: вопросом интертекстуальной и прочих видов связи между доэмигрантскими произведениями В.Аксёнова и текстами определённых зарубежных писателей занимались в своих работах Д.В.Харитонов, А.Романова; «исповедальную», «молодёжную» русскую повесть 1960-х гг. и место В.Аксёнова в этом направлении изучала Т.В.Садовникова; поэтому в данном исследовании мы не стали подробно останавливаться на этой проблеме.

С середины шестидесятых годов «молодёжная» проза стала угасать. Сначала под сокрушительным натиском критики, обвинявшей «зажравшихся молодых» в бездушии и схематизме, затем и читательский интерес к ней стал пропадать. В действительности, сами авторы переживали непростой период своей творческой и личной биографии. Ожесточение цензуры и возобновившаяся «травля» привела к тому, что многие писатели-шестидесятники составили часть «третьей волны» русской эмиграции.

Творческий путь Аксёнова типичен для «молодых» прозаиков начала шестидесятых. «.Молодой врач Василий Аксёнов становится вполне соцреалистическим автором самого модного журнала тех лет - катаевской «Юности», а .через два десятилетия - лидером литературной оппозиции, сплотившейся вокруг неподцензурного альманаха «Метрополь». Между этими вехами - быстрый уход в сторону от магистральной линии советской литературы, остранённость, ирония; дружба с джазистами, американофильство.» [Кулик 1999:4]. Затем диссидентство, изгнание из Союза писателей и Советского Союза, иностранное гражданство. Но, тем не менее, в плеяде «шестидесятников», чьи писательские судьбы схожи, именно Аксёнова называют «летописцем поколения», «лидером движения». «Термин «шестидесятничество» вычеканил Станислав Рассадин в ответ на мою повесть «Коллеги». Тогда в «Юности» вышла первая часть моей повести, а периодика откликнулась огромной статьёй под названием «Шестидесятники».» (В.Ерофеев // Огонёк 1990). По замечанию А.Ланщикова, «исповедальные авторы изо всех сил оригинальничали, но все они оказались на одно лицо. Они бежали, словно в затылок друг другу, когда виден лишь впереди бегущий лидер» [Ланщиков 1966:32]. Этим лидером и был признан В.Аксёнов.

Отличительной особенностью этого писателя оказалось то, что он, возможно, единственный из всей плеяды «молодёжных» прозаиков остался верен идеалам шестидесятничества. Характерно, что как таковая «молодёжная» проза перестала существовать в конце шестидесятых - в семидесятые годы. Никто из тех, кто начинал в рамках этого направления, не вернулись к нему позднее. Все авторы - Ю.Казаков, В.Максимов, Б.Окуджава и пр.- стремились уйти в другие, новые жанры. Лишь В.Аксёнов сохранил верность рефлектирующему, открытому миру герою, в его произведениях в центре повествования оставался прежний шестидесятник с целостностью своих позиций и взглядов. В сущности своей герои В.Аксёнова остаются «вечными юношами», даже когда из «звёздных» превращаются в «престарелых мальчиков».

С самого начала аксёновское творчество не оставляло равнодушными ни читателей, ни исследователей, вызывало неоднозначные отклики критики. Первые повести В. Аксёнова написаны в русле «молодёжной» прозы, на первом плане оказывались нравственные искания молодых героев. Так как литературная критика была озабочена в первую очередь «проблемой воспитания нового человека» [Кузнецов 1961:17], все эти произведения оценивались преимущественно с позиции, полезны они или вредны для юного читателя. Герой художественного произведения должен был своим примером прокладывать молодым дорогу в жизнь. Типажи «Коллег» (1959) вполне укладывались в тему школьного сочинения «Кем я хочу быть», а потому произведение считалось полезным с точки зрения воспитания и вызывало почти единодушное одобрение, тогда как повесть «Звёздный билет» (1961), вышедшая вслед за предыдущей, подавляющим большинством критиков расценивалась как «вредная для молодёжи».

А.Терновский, критикуя повесть за приземлённость и «всеотрицательство», писал, что в ней «Аксёнову не удалось сказать самого важного, нужного современной молодёжи: героя нашего времени не получилось» [Терновский 1962:14]. В.Щербина отмечал «слабость обобщающей мысли» писателя в этой повести [Щербина 1961:192], «Автор скрупулёзно воспроизводит сумбурные (а на поверку политически путаные!) излияния юношей и девушек, неспособных понять жизнь», - заключил В.Озеров [Озеров 1964:171], К.Чуковский не приветствовал чрезмерную концентрацию жаргона в повести [Чуковский 1961:10]. И, пожалуй, только

A.Макаров и Ю.Бондарев (его обвиняли в том, что он «перехвалил» повесть «Звёздный билет»), позитивно её оценили: «В повести был задет ряд действительно важных жизненных проблем» [Макаров 1967:330].

Первым из исследователей, всерьёз обратившихся к поэтике ранней аксёновской прозы, можно назвать А.Макарова. В его книге «Поколения и судьбы» (1967) раздел «Идеи и образы В.Аксёнова» завершает ряд статей, посвящённых творчеству «молодых»: Е.Евтушенко, А.Рекемчука,

B.Липатова, В.Сёмина. В нём проанализирован ряд наиболее значимых произведений писателя (повести, рассказы и пьеса) в их комплексе, совокупности. В частности, исследован роман «Пора, мой друг, пора» (1963), оставленный без внимания большинством критиков тех лет, рассматривается повесть «Апельсины из Марокко» (1962), которая, напротив, вызвала острую полемику среди исследователей.

Одни хвалили повесть за воспевание оптимизма трудовой молодёжи [Ланщиков 1966: 153], другие ругали за вульгаризмы в речи героев, за то, что и сами герои получились «внутренне пустыми, неинтересными» [Панков 1969:99]. А.Макаров подчеркнул неоднозначность, противоречивость этой повести, в её основе он усмотрел полемику со схемами, распространёнными в литературе, и поставил под сомнение продуктивность такой полемичности.

Связь литературы с реальностью так или иначе позволяла советским критикам давать произведениям положительную или отрицательную оценку. Во всяком случае, до середины шестидесятых, пока В.Аксёнов оставался «своим», «молодым перспективным советским автором». Тем более неожиданной и обескураживающей оказались для всех его последующие произведения: «артистичные» рассказы «Дикой», «Местный хулиган Абрамашвили» (1964), «Победа» (1965), повести «Рандеву», «Затоваренная бочкотара» (1968) и др. Они вызвали неоднозначную реакцию исследователей. Отмечалось, что «рассказы сочетают в себе довольно редкие в нашей литературе качества - юмор и нежность, они артистичны и чуть-чуть печальны, даже тогда, когда щегольство формы, казалось бы, переваливается в них через край». А.Жолковский, указав на перекличку между «Победой» и прозой тогда изолированного от советского читателя В.Набокова, подчёркивал вместе с тем «отличие Аксёнова от классика русского модернизма», связанное с «ориентацией на полноту реальности, верой в -пусть условное, но гармоничное - сопряжение далековатых начал» [Жолковский 1993:12].

В большинстве случаев такие произведения вызывали настороженность и негативную оценку. Критика этого периода за повестями В.Аксёнова 1970-х закрепила название «странная проза». По мнению В.Меженкова, «поломки» на пути в большую литературу у Аксёнова произошли ещё в момент выхода в свет повестей «Звёздный билет» и «Апельсины из Марокко», а «Рандеву» исследователь счёл «уже не поломкой, а аварией в творческой биографии В.Аксёнова»: «Если по поводу «Затоваренной бочкотары» при общей единодушной отрицательной оценке критики ещё спорили., то повесть «Рандеву» - будем откровенны - никогда и никем не была принята всерьёз» [Меженков 1972:192]. Писатель подвергался ожесточённой критике за отношение к своим персонажам: «Внешнее безразличие к героям имеет свою внутреннюю, скрытую сторону, и состоит она в неприязни ко всем, о ком В.Аксёнов пишет» [Меженков 1972:194].

Новая проза В.Аксёнова середины шестидестых годов «не вписывалась» в рамки реалистической литературы, и поэтому многие произведения остались попросту не понятыми критиками того периода времени. Например, роман «Любовь к электричеству» вызвал единодушное одобрение в печати, будучи воспринятым как биографическое произведение («Повесть о Красине»), передающее в особой художественной форме важнейшие события революции. Никто из исследователей не заметил «второе дно» романа, а скорее, не счёл нужным этого делать, иначе произведение из просоветского превратилось бы в антисоветское.

Возможно, одной из попыток В.Аксёнова уйти в сторону от навязываемых реалистических штампов было создание книги «для среднего школьного возраста» - «Мой дедушка - памятник». Детская литература не являлась объектом столь пристального внимания критики, и в ней писателю прощались артистичность и пародийность образов. «Но дело-то в том, что В.Аксёнов сделал повесть с «секретом». Её образы и ситуации несколько похожи на рисунки-перевёртыши. Всё повествование дано, так сказать, в двойном ключе.» [Громова 1972:33]. Секрет этой повести заключался в том, что иронию автора и пародийное обыгрывание речевых и литературных штампов могли оценить только взрослые читатели.

Повесть «Поиски жанра», оказавшаяся последней в биографии Аксёнова как члена Союза писателей СССР, вызвала довольно разноречивый резонанс. Е.Евтушенко, вступая своей статьёй «Необходимость чудес» в полемику с Л.Аннинским, писал, что «Поиски жанра» В.Аксёнова - «это плотно, крепко, свободно. От повести дышит нечаянностью чуда» [Евтушенко 1978:42]. По мнению Л.Аннинского, большой недостаток героя этой повести в том, что он «не хочет понять человека изнутри»: «.Стилистические путешествия по облакам, легковесные фокусы.и есть для меня тревожный сигнал неблагополучия, гнездящийся в новой аксёновской прозе» [Аннинский 1978:44].

Вместе с отъездом В.Аксёнова утихли и споры по поводу его произведений шестидесятых - семидесятых годов, его имя было вычеркнуто из всех «поминальников» советской литературы, книги изымались из библиотек.

Когда в начале девяностых писателю официально было позволено вновь жить и творить на родине, критиков заинтересовали «возвращенные» романы: «Ожог», «Остров Крым». В этот период исследователи пытались определить значимость произведений. Один за другим критики начинали сравнивать «возвращённые» тексты Солженицына и Аксёнова на предмет -что важнее и «оппозиционее». Так А.Зверев писал: «.Солженицын и Аксёнов. Вроде бы жили в одно смутное время, и как бездейственны жалкие попытки протестовать второго рядом с монументальным творением «Архипелаг Гулаг» Мэтра Солженицына» [Зверев 1992:13]. А В.Линецкий, напротив, утверждал, что «Солженицын - это Аксёнов, понятый всерьёз» [Линецкий 1997:16], называя этих авторов двойниками, соотнося их произведения. Обращаются к этому периоду в творчестве В.Аксёнова С.Кузнецов, Н.Лейдерман, М.Липовецкий, Ж.Нива и др.

Большое внимание творчеству писателя и феномену шестидесятников уделяли учёные Самарского государственного педагогического университета. По результатам проведённых конференций и встреч с писателем самарские литературоведы выпустили сборники «Василий Аксёнов: Литературная судьба» (1994) и «Литература «третьей волны» (1996). В этих изданиях систематизируется научно-критическая литература об авторе, анализируются тексты В.Аксёнова, рассматривается творчество таких писателей, как А.Солженицын, В.Войнович, С.Довлатов и др., на переднем плане оказываются проблемы литературы и культуры шестидесятых, характеристика особенностей этого времени.

В девяностые годы выходит в свет книга Н. Ефимовой «Интертекст в религиозных и демонических мотивах В.П.Аксёнова» (1993). В это же время написаны диссертационные сочинения по творчеству В.Аксёнова: Д.Харитонова (Проза В.П.Аксёнова 1960 - 70-х гг. (проблема творческой эволюции) (1993); Г.Торуновой (Эволюция героя и жанра в творчестве В.Аксёнова (от прозы к драматургии) (1998). В этих работах исследователи выделяют этапы творчества писателя, рассматривают становление аксёновского стиля. Д.Харитонов выявляет постмодернистские приёмы, интертекстуальные связи в прозе Аксёнова второй половины шестидесятых на материале нескольких повестей, романов и рассказов. Главным объектом внимания Г.Торуновой является жанр аксёновских произведений 1960 -1970-х годов.

Учёными осуществляется целостный, детальный анализ произведений

B.Аксёнова 1960 - 1970-х гг., но в их работах, как и в большинстве исследований этого периода, обнаруживается стремление представить аксёновское творчество как явление русского андеграунда, многие особенности поэтики интерпретируются в идеологическом ключе. При отборе материала для анализа исследователи руководствуются частными задачами.

Имя В.Аксёнова вписано в историю не только русской, но и мировой литературы. Его творчество привлекло внимание европейских и американских литературоведов. Ещё в 1971 выпускница Пристонского университета, известный американский учёный Присцилла Майер, написала докторскую диссертацию о прозе Аксёнова 1960-х - 1970-х гг. (Meyer Priscilla. Aksenov and the Soviet Literature of the 1950s and 1960s (Ph. D.dissertation) Priceton University, 1971).

Датский учёный Пер Далгард в кандидатской диссертации, а затем в книге «Функция гротеска у В.Аксёнова» исследовал ранние романы и повести писателя (Dalgard Per. The Function of the Grotesque in Vasiliy Aksenov. Aarhus: Arkona, 1982).

В 1985 г. в Мичегане Борис Болшун защитил докторскую диссертацию на материале романа В.Аксёнова «Ожог» (Bolshun Boris. On Certain Pecularities of V. Aksenov's Novell «Ozhog» (Ph. D.dissertation) University of Michigan, 1985).

В 1986 г. к аксёновским произведениям доэмигрантского периода обратился в своей докторской диссертации Константин Кустанович (Kustanovich Konstantin. The Narrative World of Vasiliy Aksenov (Ph. D.dissertation) Colambia University, 1986).

Co временем интерес к творчеству Аксёнова не угасает. В 1996 году

C.Симмонс посвятил своё исследование автобиографическим мотивам в прозе писателя (Simmons С. The poetic autobiographies of Vasiliy Aksenov // Slavic a. East Europ. J - Tucson. 1996.- Vol. 40, №2 - p.309-323).

Примечательно, что доэмигрантская проза Аксёнова с момента отъезда автора в Америку становится предметом интереса не только англоговорящих исследователей. Так, например, немецкий учёный С.Кесслер пишет работу об аксёновской повествовательной технике на материале повестей «Поиски жанра», «Золотая наша Железка» и романа «Ожог» (Kessler S. Erzahltehniken und Informationsvergable in Vasiliy Aksenovs «Ozog», «Zolotaja nasa Zelezka» u. «Poiski Zanra» - München: Sagner, 1998).

В характере оценок творчества В.П.Аксёнова многое остаётся спорным. В шестидесятые годы художественные особенности произведений рассматривались в основном с утилитарно-воспитательной точки зрения, центральное место отводилось проблеме героя, другие уровни поэтики рассматривались факультативно.

В конце восьмидесятых годов предметом особого внимания исследователей становятся биография писателя, его жизнь за рубежом и новые «американские произведения». В это время публиковалось большое количество интервью с В.Аксёновым, где остро ставились вопросы социально-политического плана, а литературные проблемы затрагивались косвенно.

Интерес к доэмигрантскому творчеству писателя учёные вновь начали проявлять только в середине девяностых годов. Именно в это время в связи с возвращением репатриантов получила продолжение живая жизнь тех процессов, что зародились в шестидесятые и прекратились только теперь. Литературоведы и критики посвятили свои исследования изучению художественных особенностей произведений писателей-шестидесятников. Большее внимание уделяется герою, времени, жанровому своеобразию повестей В.Аксёнова. Однако подходы к изучению поэтики аксёновских текстов были несколько односторонними. При активном внимании к доэмигрантскому творчеству писателя никто из исследователей не счёл нужным обратиться к таким произведениям, как «Мой дедушка - памятник» (1972) и «Любовь к электричеству. Повесть о Красине» (1974), опубликованным незадолго до отъезда. Ж.Нива отзывается о последней как о неискренней. А.Тельчаров отметил, что повесть вызвала "замешательство, переходящее в разочарование" [Тельчаров 1995:12]. Сложилось мнение, что это произведение было социальным заказом в период трудных отношений Аксёнова с государством. Так, например, В.Меженков считал, что «Повесть о Красине» была своего рода оправданием, ответом Аксёнова на обрушившуюся критику [Меженков 1972:192]. Удивительно, что это ошибочное, на наш взгляд, мнение продолжает бытовать и по сей день.

Актуальность исследования вытекает из недостаточной изученности аксёновских произведений 1960 - 1970-х гг., которые до сих пор исследуются крайне фрагментарно. Не случайно в настоящее время проза В.П.Аксёнова, отражающая особенности советской эпохи, вновь заинтересовала исследователей. Писателю вручена Букеровская премия, экранизирована его «Московская сага», создаётся экранная версия романа «Остров Крым».

Научная новизна исследования заключается в том, что для исследования впервые привлекаются все повести и романы В.Аксёнова 1960 - 1970-х годов. В работе выделяются те элементы поэтики, которые не становились предметом детального исследования ранее, обнаруживается два прочтения мотива пути, осуществляется подробный анализ особенностей художественного пространства, предлагается более обширная интерпретация мифопоэтических образов.

Принято считать, что образ дороги, пути, занимает центральное место в аксёновской прозе. Исследователи творчества писателя давали оригинальные трактовки этого образа. Так, например, А. Макаров выделяет целую группу аксёновских персонажей, которые находятся «на полпути» [Макаров1967:351]: тех, что «задержались в росте», все они «вдруг останавливаются перед прозрением как бы возмездия за бездумное поведение в прошлом». Это Марвич из романа «Пора, мой друг, пора», герои предшествующих роману рассказов «Сюрпризы», «На полпути к луне», «Катапульта», «Завтраки сорок третьего года».

П.Майер рассматривала повесть «Затоваренная бочкотара» как метафору пилигримства героев в поисках добра. П.Далгард считал это произведение метафорой жизненного пути, а бочкотару - символом человечества, К.Кустанович определял путешествие героев повести как аллегорическое отображение пути литературы.

Н.Ефимова обозначила мотив странничества в некоторых произведениях писателя «как метафору творческого процесса художника на пути к Богу» [Ефимова 1993:91].

Г.Торунова трактовала образ пути в доэмигрантском творчестве Аксёнова как художественную доминанту, называя его «одним из трёх китов», на которых строится поколенческая мифология шестидесятых.

Несмотря на активное внимание исследователей к проблеме пути в творчестве Аксёнова, не было попыток произвести детальный анализ на этом уровне. Так, например, интерпретация образа пути как только лишь типичной «шестидесятнической добродетели», связанной с романтикой дальних странствий, кажется слишком односторонней применительно к аксёновской прозе при учёте установки писателя на семантико-эстетическую глубину подтекстового содержания, а также полисемантичность и культурологическую насыщенность символики образа дороги, пути.

В толковом словаре русского языка В. Даля прямое значение слова «дорога» - «езда или ходьба,. путина, путешествие, ездовая полоса, подготовленное различным способом протяжение для езды, для проезда или прохода;. направление и расстояние от места до места» [Даль 2002:217]; ему синонимично слово «дорога»: «ездовая накатанная полоса, ходовая тропа» [Даль 2002:549]. В переносном значении «дорога», как и «путь», - «средство, способ достижения чего-либо, род жизни, образ мыслей, дела и поступки человека» [Даль 2002:217, 549].

В словаре И.Ожегова дорога в прямом значении есть "узкая полоса земли, предназначенная для передвижения, путь сообщения"; "место, по которому надо пройти или проехать, путь следования, а также "пребывание в пути" [Ожегов 2000:176]. Путь - "место, линия в пространстве, где происходит передвижение" [Ожегов 2000:634]. В переносном значении "дорога" и "путь" - направление деятельности, образ действия" [Ожегов 2000:176]. Очевидна многозначность понятий "путь" и "дорога", в них аккумулируются процессуальные, локусные и темпоральные признаки.

Образ пути в художественных текстах приобретает ещё большую полисемантичность. Например, в античных традициях путь отсылает к мотиву смерти, так как связан с представлением о странствии души в поисках царства мёртвых. В фольклорных жанрах (сказках) "Путь-Дорога"- судьба в полном смысле слова: "Выбор пути в сказке определяет . развитие сюжета и дальнейшую судьбу героя" [Неёлов 1986:101]. М.Бахтин также указывает на то, что "дорога в фольклоре никогда не бывает просто дорогой, но всегда либо всем, либо частью жизненного пути" [Бахтин 1975:271].

В мифологической традиции существует образы бесконечного и конечного пути. В первом случае этот образ выражает мифологическую пространственно-временную цикличность, даёт представление о вечности. Во втором случае путь связан с движением от начальной точки пространства к конечной с постепенным нарастанием трудностей, которые вынужден преодолевать герой-путник, такой путь может быть сопряжён с идеей искупления.

Путь как особое индивидуальное пространство персонажа определяет Ю.Лотман: ". путь - внутреннее становление, выражаемое в категориях пространства" [Лотман 1988:285]. По Лотману, понятия «дорога» и «путь» разграничиваются следующим образом: «Дорога» - некоторый тип художественного пространства, «путь» - движение литературного персонажа в этом пространстве» [Лотман 1988:290]. В произведениях В.П.Аксёнова мотив пути, помимо прямого, приобретает и метафорическое значение, становится "средством развёртывания характера во времени" [Лотман 1988:235].

Новые возможности в углублённой интерпретации образа пути в прозе писателя открывает мотивный анализ.

Понятие мотива было впервые теоретически обосновано в незавершённой "Поэтике сюжетов" А.Н.Веселовского: «Под мотивом я разумею простейшую повествовательную единицу, образно ответившую на разные запросы первобытного ума или бытового наблюдения. При сходстве или единстве бытовых и психологических условий на первых стадиях развития такие мотивы могли создаваться самостоятельно и вместе с тем представлять сходные черты» [Веселовский 1989: 305]. Основным признаком мотива учёный называл его неделимость и одночленность.

В 1920-е годы это положение Веселовского о мотиве было пересмотрено. «Конкретное растолкование Веселовским термина «мотив» в настоящее время уже не может быть применено. По Веселовскому, мотив есть неразлагаемая единица повествования. <.> Однако те мотивы, которые он приводит в качестве примеров, раскладываются. Таким образом, вопреки Веселовскому, мы должны утверждать, что мотив не одночленен, не неразложим» [Пропп 1969:21].

Предметом разногласия между исследователями долгое время было также соотношение мотива и мифа. Согласно теории Веселовского, мотив выступал как основа "поэтического языка", унаследованного из прошлого, некая формула, "отвечавшая на первых порах общественности на вопросы, которые природа повсюду ставила человеку, либо закреплявшую особенно яркие, казавшиеся важными или повторявшиеся впечатления действительности" [Веселовский 1940:301]. По мнению учёного, образный одночленный схематизм аналогичен неразложимым элементам низшей мифологии и сказки. Однако с течением времени в теорию Веселовского были внесены некоторые поправки, поскольку мотивы зарождались не только в первобытную эпоху, но и позднее. «Важно найти такое определение термина,

- писал А.Бем, - которое давало бы возможность выделить его в любом произведении как глубокой древности, так и современном» [Тамарченко 2004:195].

Б.Томашевский перенёс понимание мотива, предложенное А.Веселовским, из области анализа фольклорных текстов на литературное творчество в целом, понимая под мотивом элементарную единицу любого художественного произведения [Томашевский 2002:185].

Мотив может рассматриваться и как категория сравнительно-исторического литературоведения. Выделяются мотивы, имеющие очень древние истоки, ведущие к первобытному сознанию и вместе с тем получившие развитие в условиях высокой цивилизации разных стран. В литературе разных эпох встречается и функционирует множество мифологических мотивов. Постоянно обновляясь в историко-литературных контекстах, они сохраняют свою смысловую сущность.

Сегодня тот научный подход к категории мотива, что был разработан А.Веселовским, вновь актуализировался. В частности, Л.П.Якимова говорит о перестройке всей методологической базы современного литературоведения в течение последних полутора десятилетий и, в связи с этим, о «восстановлении в законных правах сравнительно-исторического литературоведения, прежде всего школы А.Н.Веселовского с её акцентом на историческую поэтику, то есть определение роли и границ предания в процессе личного творчества» [Якимова 2003:8]. Исследуя поэтику прозы Леонова, Якимова уделяет особое внимание вечным мотивам, «бродячим сюжетам», мифопоэтической образности.

По признанию современных учёных, за годы употребления, развития, термин «мотив» не приобрёл более чётких очертаний и теоретической определённости. Напротив, в современном литературоведении существует тенденция к расширенному употреблению термина, что ведёт к его размыванию. Например, распространено отождествление понятий мотива и темы. Более строгое значение термин «мотив» получает тогда, когда он содержит элементы символизации. В отличие от темы он имеет непосредственно словесную и предметную закреплённость в самом тексте произведения. По мнению И.В.Силантьева, мотив отличает от темы его особое свойство - предикативность, комплекс вероятных действий, подразумеваемых под словом, обозначающим мотив (мотив измены, мотив уединения, мотив пути и т.п.)

Мы склонны согласиться с замечанием И.В.Силантьева по поводу того, что «разнобой в определении мотива в литературоведении и фольклористике во многом вызван именно тем, что исследователи смотрят на мотив с различных точек зрения - с точки зрения темы, события, фабулы, сюжета и т.д. При этом каждая трактовка оказывается по-своему верной» [Силантьев 2004:162]. В этой связи, не ставя целью подробное описание теории и истории мотива, мы попытались выделить основные, опорные теоретико-методологические положения по данной проблеме, которые и легли в основу исследования.

В работе основополагающим стало представление о мотиве, как о «главной внутренней мыслительно-эмоциональной линии развития произведения; его повторяющихся элементах; элементах сюжетно-тематического единства» [Борев 2003:256]. Мотив может быть выражен в тексте не только напрямую - лексически, но и косвенно, представляя собой «функционально-семантический повтор» (В.И.Тюпа), он характеризуется предикативностью и имеет связь с подтекстом произведения.

В.Синенко считает, что мотив в художественном тексте организуется "повторением фразы, мысли, ситуации, сопровождаемых расширением обстоятельств" [Синенко 1984:72]. Согласно её теории, мотив по своим функциям ("создание новой ёмкости, благодаря которой получается содержание гораздо большее") соотносим с подтекстом. Похожую трактовку мотив получает в интерпретации В.Хализева: «Мотив. может являть собой отдельное слово или словосочетание, повторяемое и варьируемое, или. обозначаемое посредством разных лексических единиц, или выступать в виде заглавия либо эпиграфа, или оставаться лишь угадываемым, ушедшим в подтекст» [Хализев 1999:266]. Э.Бальбуров также считает, что "мотив или мотивный комплекс текста порой не только не проглядывает ясно, но он закодирован в сложной нарративной структуре" [Бальбуров 1998:14]. В тексте мотив выступает не изолированно, а в сцеплении с множеством других элеменов, в комбинации с другими мотивами, образуя «мотивные комплексы» [Гаспаров 1994:33].

Мотив может быть описан не только в границах сюжета конкретного текста, но и за пределами исследуемого произведения, в контексте других явлений культуры. Это положение легло в основу разделения данного диссертационного исследования на главы. Внетекстовая сфера выдаёт культурно-историческую ориентацию автора, его установку на актуализацию мифопоэтической образности, она расширяет и углубляет содержание мотива, исследуемого на уровне «ассоциативного фона» (Н.Лейдерман), так как сквозные словообразы, мотивы имеют свойство, «обрастая ассоциациями, приобрет<ать> значение важных эстетических аккордов, знаков глубинного содержания, скрытой связи с подтекстами» [Якимова 2003:6].

Изучение произведений «оттепельной» поры через мотив пути мы находим весьма продуктивным, так как этот мотив становится особенно популярен в нестабильные, неустойчивые эпохи, в период становления новых общественный формаций, каковыми и являлись шестидесятые. Актуализируется семантика выбора пути, направления и скорости передвижения, что иллюстрируют, к примеру, выдержки из речи Н.С.Хрущёва, такие как «наше движение вперёд по пути к коммунизму ускорилось» и пр. Подобные установки, провозглашаемые на XXII съезде партии, нередко цитировались исследователями. По мнению официальной критики, литература должна была определить, кто из молодёжи «идёт по столбовой дороге развития нашего общества, а кто путается на кривых, извилистых, ведущих в тупик дорожках» [Гус 1961:194]. Вместе с этим эффект «приподнявшегося железного занавеса» давал представление об открытости границ, побуждал к изучению и освоению новых пространств.

Мотив пути универсален, он относится к категории вечных мотивов. Символический по своей природе, он репрезентативен в произведениях В.П.Аксёнова, является в них доминантным, стержневым, организует вокруг себя другие мотивы, выполняет сюжетообразующую функцию, характеризует не только художественные пространство и время, но и персонажи произведений. Сам писатель подчёркивал, что движение, стремительность являются определяющими качествами для его героя: «Молодой человек шестидесятых, который изменяет лицо земли, изменяется сам. За ним трудно угнаться - он быстроног» [Аксёнов 1961:7]. Таким образом, мотив пути определённо требует особого внимания, тем более, что его можно последовательно выявлять в прозе В.Аксёнова 1960-1970-х годов.

Объектом исследования становятся прозаические произведения В.Аксёнова означенного периода: повести «Коллеги» (1959), «Звёздный билет» (1961), «Апельсины из Марокко» (1962), «Пора, мой друг пора» (1964), «Затоваренная бочкотара» (1968), "Любовь к электричеству. Повесть о Красине" (1971), "Мой дедушка - памятник" (1972), «Золотая наша Железка» (1973), «Поиски жанра» (1978) и др., "возвращённые" романы "Ожог" (1975), "Остров Крым" (1979).

Предметом анализа является мотив пути, инвариантный для всех указанных произведений В.Аксёнова 1960 - 1970-х гг.

Цель работы: на различных уровнях поэтики выявить функции мотива пути в произведениях В.Аксёнова, проследить движение авторской позиции на разных этапах творчества. Задачи исследования: 1. Сформировать категориальный аппарат анализа и интерпретации акёновских текстов через категорию мотива путём отбора и систематизации научно-критических и теоретических исследований.

2. Выявить те уровни поэтики прозы В.Аксёнова, на которых мотив пути проявляется наиболее последовательно.

3. Обозначить организованный мотивом пути смыслопорождающий комплекс мотивов и тем прозы В.Аксёнова, выяснить их функции и значение.

4. Раскрыть специфику художественного пространства и времени, лежащих в основе миромоделирования в творчестве В.Аксёнова.

5. Исследовать способы воссоздания мифопоэтической картины мира В.Аксёнова и её динамику.

Основные положения, выдвигаемые на защиту:

1. Путь как основная категория в прозе В.Аксёнова является ключевым в интерпретации текстов и имеет двойную трактовку: физическую и метафизическую.

2.Художественный образ пространства в произведениях В.Аксёнова превращается в некий абстрактный язык: пространственные категории становятся морально-этическими.

3.Исследование доэмигрантских прозаических произведений В.Аксёнова в их совокупности, целостности, даёт возможность определить направление творческих поисков автора, обнаружить художественное отображение осмысленного Аксёновым собственного писательского пути.

4.Аксёновские особенности художественного миромоделирования выявляют тенденцию к постепенному расширению пространственно-временных границ, внутри которых обитает герой. Художественная концепция личности предстаёт не внутри конкретного временного участка (1960 - 1970-е годы), а более масштабно, в контексте эпохи и даже в контексте вечности.

Теоретико-методологическая основа диссертационного сочинения. Учитывая разнообразный по целям и принципам опыт работы с категорией мотива, мы формировали собственный понятийный аппарат на основе идей и приёмов учёных разных научных школ: А.Н.Веселовского,

ВЛ.Проппа, Б.В.Томашевского, В.И.Тюпы, Б.М.Гаспарова, И.В.Силантьева и др.

Анализ мифопоэтики текстов производится с опорой на труды К.Юнга, и

Е.Мелетинского, Р.Барта, Ж.Дерриды, Я.Голосовкера, Ф.Ницше, И.Хёйзинги, Г.Гадамера, В.Топорова, М.Элиаде и др.

Не менее важными для анализа стали работы, касающиеся пространственно-временной организации текста: труды М.М.Бахтина, Ю.М.Лотмана, Д.С.Лихачёва, А.Гуревича, Г.Забова, А.Мостепаненко, М.Кагана, А.М.Панченко, В.Каганского, С.Бойм и др.

Разнообразие подходов к изучению обусловлено тем, что проза Аксёнова 1960 - 1970-х годов неоднородна в стилевом отношении, её осмысление требует широкого спектра методологических приёмов.

При анализе произведений используются приёмы системно-целостного, сравнительного, типологического, историко-генетического анализа.

Апробация основных разделов диссертации состоялась на международной конференции «Постмодернизм и судьбы художественной словесности на рубеже тысячелетий» (Тюмень, 16 - 19 апреля 2002), региональной научной конференции «Город как культурное пространство» (Тюмень, 20-21 февраля 2003), всероссийской научной конференции «Региональные и культурные ландшафты: история и современность» (Тюмень, 20-21 апреля 2004), на межвузовской конференции «Русская литература в контексте мировой культуры» (Ишим, 17-18 февраля 2004), всероссийской конференции молодых учёных «Актуальные проблемы лингвистики, литературоведения и журналистики» (Томск, 26 - 27 марта), научно-практических конференциях: «Постмодернизм: pro et contra» (Тюмень, 2002); «Русская литература в контексте мировой культуры» (Ишим, 2004); «Актуальные проблемы лингвистики, литературоведения и журналистики» (Томск, 2004). Основные положения диссертации освещены в шести публикациях.

Практическая значимость результатов исследования определяется возможностью применить их для изучения современного литературного процесса, при подготовке общих и специальных курсов по истории русской литературы XX века, а также в школьном преподавании.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Мотив пути в прозе В.П. Аксёнова 1960-1970-х гг."

Результаты исследования привели к следующим выводам:

1. Мотив пути, образуя сюжетную основу большинства произведений, имеет способность преобразовывать пространственные локусы в ценностные модусы. Движение героев становится их душевным качеством, поэтому положительный герой - динамический, .способный к движению души. Его передвижение - проявление самой жизни. Тогда как отрицательный герой выбирает для себя статику - в нём нет устремлений, есть только желание потребления материальных благ и бытового комфорта. Актуализируется семантика слова «покой» в понятии «покойник»: остановка приравнивается к смерти.

2. Стремительное сюжетно-фабульное движение в повестях Аксёнова позволяет уложить в рамки непродолжительного отрезка времени все стадии формирования личности, а потому мотив пути в них прочитывается как судьба конкретного героя, данная в социально-исторической модели мира.

3. Элемент незавершённости финалов даёт представление о неоконченном пути, точнее, о его бесконечности, тогда как достижение некоторых целей говорит об изображении автором пути завершённого. Два типа пути могут сосуществовать в одном тексте.

4. Завершённость, обычно, актуализирует физические свойства пути, тогда как незавершённость - метафизические. Метафизика придаёт пути характеристики бесконечности, цикличности. Так формируется представление не о ходе человеческой жизни или истории страны, а о пути человечества. От социальной модели мира Аксёнов переходит ко внеисторической.

5. Мотив пути в прозе Аксёнова сближает «онтологический» и «антропологический» аспекты художественной тематики, воссоздаёт комплекс вечных тем, многие из которых восходят к ритуальномифологической древности. В произведениях В.Аксёнова сосуществуют архаическая и современная мифология.

6. Мифопоэтическая картина мира Аксёнова воссоздаёт связь человека со сферой бытийственного, за счёт чего пространственно-временные границы, внутри которых обитает герой, становятся мифологическими, сакральными, и тем самым расширяются.

7. В творчестве писателя 1960-1970-х годов мотив пути в силу концентрации своих физических и метафизических свойств позволяет под разным углом зрения выявить выстраиваемые автором социальную и внеисторическую, апокалиптическую модели мира, где жизнь не становится началом пути, а смерть его концом.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Путь - основная координата в художественном мире Аксёнова, формы его воплощения бесконечно множественны. Согласно духу времени, в прозе Аксёнова герои «едут за туманом», на освоение новых земель, строить города в Сибири и на Дальнем Востоке. Овеянный романтикой образ дороги как общения и при-общения персонажа - характерный признак литературы и культуры шестидесятников, это типичная трактовка мотива пути в прозе Аксёнова. Однако, в аксёновском творческом подходе этот мотив обладает множеством значений: традиционными; специфическими авторскими, отражающими особенности времени; а также архетипическими, выводящими на уровень бессознательного.

Движение персонажа самоценно. По Аксёнову, оно является условием нравственного совершенствования человека, но его направленность также имеет большое значение. В тексте выстраивается своеобразная система координат, дающая представление о том, откуда и куда ведёт путь персонажа, его устремления. Пространство в произведениях Аксёнова выражено духовной и физической системой координат, совокупностью базовых категорий, в которых персонаж себя ощущает. Например, оппозиция «верх -низ», соответствует противопоставлению «хорошо - плохо», таким образом, устремление вверх приравнено к духовности, в противовес способности человека «опуститься на дно». Семантическая наполненность категорий, составляющих эти оппозиции может меняться: спускаясь в подполье, герой романа «Ожог» старается избежать низости и грязи «верхнего мира». Представления о реально историческом времени перекрываются вневременными проблемами, являющими себя также через образ пространства.

Векторы пути направляют героя от периферии к центру, определяют характерное для него социальное пространство, либо полный от него отрыв. Они же дают представление о начале и конце пути. Две последние координаты могут принадлежать одному и тому же локусу, если речь идёт о возвращении.

Само понятие «возвращение» подразумевают привычное, знакомое в жизни персонажа, его личную повседневность. Быт и бытие являются двумя важнейшими составляющими феномена повседневности, но их неразличение или попытки свести суть феномена к одной из составляющих данностей ведёт к его сущностной деформации. Так мотив возвращения применительно к пути героя может оказаться и возвращением к бытийным первоосновам (дом, мать, семья), и тупиком лабиринта повседневности. Последнее порождает мотив бесконечного пути, пути в замкнутом кругу, где чудо и повседневность неотличимы друг от друга. Движение героев становится одновременно свободой и необходимостью.

Принцип лаконичности, временной сжатости, в изображении событий стал приметой времени: с середины пятидесятых до начала семидесятых -социокультурная ситуация в стране переживала период идейных переломов. Так мотив странствий в аксёновской прозе, чувствительной к веяниям времени, остро ставит вопрос о поисках новых исторических путей. Не вызывает сомнения тот факт, что для Аксёнова шестидесятые годы - это больше чем просто текущий отрезок времени. Аксёнов в произведениях создаёт своего рода летопись «оттепельной» поры, для утверждения её эпохальности вводит в повествование наряду с обычными героями античных персонажей (Гектор, Сцевола, Герострат), сосуществующих с ними богов (Афродита, Артемида и др.), а так же узнаваемых, культовых, реальных личностей современности (О.Табаков, Г.Волчек, В.Высоцкий, М.Влади и др.).

Писатель использует мотив пути в попытке предугадать дальнейший ход развития страны. Наиболее обстоятельно мысль о пути России автор развивает в романе «Остров Крым». Его герои-идиологи проводят большую часть времени в спорах на эту тему, а потому она на поверхности (нужно учитывать, что роман был написан «в стол»). Но в других, опубликованных, произведениях эта тема затронута не столь явно. Так, например, в посвященной событиям революции «Повести о Красине» появляется мотив гоголевской «птицы-тройки», когда ведущий повозку малограмотный извозчик спрашивает героя-интеллигента, сидящего в санях: «Барин, а барин, куды-ть таперича?» [Аксёнов 1972:59].

Во взгляде на современность, усматривается особая обеспокоенность автора за судьбу поколения шестидесятников. Мотив пути, связанный с образом близкого Аксёнову «героя поколения отражает скитальчество и неприкаянность. В образе дороги усматривается лермонтовское начало: одиночество, разлука, ситуация невстречи. С середины 60-х годов аксёновский герой - странник - человек обычно бездомный или гонимый

Возникает двойственная ситуация: с одной стороны: люди вынуждены жить в ситуации кэмпа, когда жизнь представляется маскарадом, где высокие и низкое подыгрывает друг другу. Главное для кэмпа - это игра, достигая своего апогея, она не кончается, а становится жестокой. С другой стороны, в прозе Аксёнова кэмп связан с принципом карнавализации и актуализирует творящий, порождающий потенциал хаоса, демонстрирует авторскую установку на антипозитивизм и антидогматизм, прозе Аксёнова обнаруживает стремление писателя выстроить космос из хаоса.

Во многих мифопоэтических и религиозных традициях мифологема пути выступает не только в форме зримой реальной дороги, но и метафорически - как обозначение линии поведения, как некий свод правил, закон, учение, т.е. путь может проявлять себя не только как развитие, но и как позиция. В том, как и в какой последовательности писатель деконструирует создаваемую картину мира мы усматриваем движение авторской позиции, направление его художественных исканий. Если «конечный путь» - это собственно путь эпического героя, осуществляемый как в пространственно-временных, так и нравственных координатах, то «бесконечный путь» - эта трактовка пути, что выражает лирическое авторское начало его осмысление процессов мироздания.

В процессе этого осмысления для автора одинаково значимы все стадии пути, то есть не только сам путь, но и то, что было до него. Поэтому для интерпретации аксёновских произведений важна оппозиция «мужское -женское», а в купе с ней тема гомосексуальности. Разнополость чревата зарождением жизни, а однополость приравнена к вырождению, смерти, упадку.

Метаморфозы, превращения пути - это спиралевидный ход мировой истории. Причём спираль эта имеет возможность сжатия, тогда герой способен находиться и в античности, и в христианстве, и в язычестве на грани между бытом и бытиём, ритуалом и карнавалом, верхним и нижним ценностными полюсами, Аполлоническим и Дионисическим началами.

Для Аксёнова характерно нелинейное отображение мировой истории. Сжатая спираль времени превращается в кольца, и это объясняет причины не утраченной связи аксёновского героя со своими «молодёжными» характеристиками. Юношеская открытость миру, готовность вобрать его в себя, желание остроты ощущений - прошлое героя - не покидает его, оно остаётся с ним навсегда - его сущностью, центром, основой; за счёт чего прошлое не становится прошедшим в судьбе героя, подобно тому, как прошлое дерева отражено в кольцах на срезе от коры до сердцевины. Таким образом, путь актуализирует как количественные, так и качественные характеристики времени.

Мотив пути в прозе В.Аксёнова отражает поиск истины самим писателем и его героем. При этом со стороны автора допустимо как монологическое, так и диалогическое отношение к истине. Образ конечного пути выражает найденную истину. Таков путь нравственного совершенствования молодого героя в ранних произведениях Аксёнова, не случайно в речи персонажей «молодёжной» прозы рассуждения персонажей нередко сопровождаются восклицаниями типа «Я понял!» или «Я знаю!». Установка героя на поиск себя и своего места в жизни не изживает себя с течением времени в прозе Аксёнова. Но в боле поздних его работах элементы завершённости становятся не так важны. Там, где автора начинает интересовать истина как поиск, актуализируется мотив бесконечного пути. Так проза Аксёнова демонстрирует связанные между собой эти два диалектических понимания.

Список научной литературыКуприянова, Ася Ильинична, диссертация по теме "Русская литература"

1. Аксёнов В. Любовь к электричеству / В. Аксенов // Юность. - 1971. - №3. - С.ЗО - 67, №4. - С. 33 - 36, №5. - С.23 - 59.

2. Аксёнов В. Мой дедушка памятник. / В. Аксенов. - М.; Детская литература, 1972. - 157 с.

3. Аксёнов В. Остров Крым / В. Аксенов // Аксёнов В. Рассказы. Повести. Роман. Эссе. Екатеринбург: У-Фактория, 1999. - С. 336 - 697.

4. Аксёнов В. Жаль, что вас не было с нами / В. Аксёнов // Аксёнов В. Рассказы. Повести. Роман. Эссе. Екатеринбург: У-Фактория, 1999. - С. 100- 128.

5. Аксёнов В. Ожог / В. Аксенов. М.: Изограф, ЭКСМО-Пресс, 1999. -496 с.

6. Аксёнов В. Апельсины из Марокко / В. Аксенов // Аксёнов В. Апельсины из Марокко. М.: Изограф, ЭКСМО-Пресс, 2001. С.ЗЗЗ - 446.

7. Аксёнов В. Затоваренная бочкотара / В. Аксенов // Аксёнов В. Затоваренная бочкотара. М.: Изограф, ЭКСМО-Пресс, 2001. С. 5 - 68.

8. Аксёнов В. Звёздный билет / В. Аксенов // Аксёнов В. Апельсины из Марокко. М.: Изограф, ЭКСМО-Пресс, 2001 С. 181 - 423.

9. Аксёнов В. Коллеги / В. Аксенов // Аксёнов В. Апельсины из Марокко. -М.: Изограф, ЭКСМО-Пресс, 2001. С. 5 -180.

10. Ю.Аксёнов В. Поиски жанра / В. Аксенов // Аксёнов В. Затовареннаябочкотара. М.: Изограф, ЭКСМО-Пресс, 2001. С. 69 - 194. П.Аксёнов В. Пора, мой друг, пора / В. Аксенов // Аксёнов В. Затоваренная бочкотара. М.: Изограф, ЭКСМО-Пресс, 2001. - С. 195 - 350.

11. Аксёнов В. Рандеву / В. Аксенов // Аксёнов В. Затоваренная бочкотара. М.: Изограф, ЭКСМО-Пресс, 2001. С. 351 - 380.

12. Аксёнов В. Свияжск / В.Аксёнов // Аксёнов В. Затоваренная бчкотара М.: Изограф, ЭКСМО-Пресс, 2001. С.381 - 414.

13. Аксёнов В. Золотая наша Железка / В. Аксенов // Аксёнов В. Гибель Помпеи. М.: Изографус, ЭКСМО, 2003. С. 425 - 622.

14. Аксёнов В. Право на остров / В. Аксенов // Аксёнов В. Гибель Помпеи. М.: Изографус, 2003. С. 398 - 424.

15. Блок А. Собрание сочинений в 8 т. / А. Блок. М. - JL: Худож. литература, 1962. - Т.5. - 598 с.

16. Ерофеев В. МетрОполь: Литературный альманах / В. Ерофеев. М.: Зебра-Е, ЭКСМО-Пресс, 2001. - 832 с.

17. Русские цветы зла. М.: Зебра-Е, ЭКСМО-Пресс, 2001. - 560 с.

18. Абашева М. Литература в поисках лица / М. Абашева. Пермь: Изд-во Перм. ун-та, 2001. - 319 с.

19. Аверинцев С. «Поэтика ранневизантийской литературы» / С. Аверинцев. М.: Наука, 1977 - 320 с.

20. Адоньева С. Волшебная сказка в контексте традиционной фольклорной культуры / С. Адоньева. -СПб.: С-Петерб. ун-т,2000 180 с.

21. Аксёнов В. В рифме есть что-то психоделическое / В. Аксенов // Литературное обозрение. 1999. - №2. - С.96-99. •

22. Аксёнов В. Мой шестидесятник это человек богемы / В. Аксенов // Литературная газета. - 1997. - №33. - С. 10.

23. Аксёнов В. Праздник, который пытались украсть / В. Аксенов // Огонёк. 1991. - №10. - С. 18-20.

24. Аксёнов В.Писатель это освободитель дум / В. Аксенов // Книжное обозрение. - 2000. - №34. - С.5.

25. Аксютин Ю. Хрущёвская «оттепель» и общественные настроения в СССР в 1953 1964 гг. / Ю. Аксютин. -М.: РОССПЭН, 2004. -486 с.

26. Амусин М. Между законом и благодатью / М. Амусин // Звезда. 2001. - №6. - С. 185-194.

27. Андреев А. Художественный синтез и постмодернизм / А. Андреев // Вопросы литературы. 2001. - Вып. 1. - С. 3 - 26.

28. Аннинский Л. Жанр-то найдётся! / Л. Аннинский. // Литературное обозрение. 1978. - №8. - С.44-46.

29. Аннинский Л. Шестидесятники и мы. / Л. Аннинский. М.: Киноцентр, 1991.-238 с.

30. Аннинский Л. Ядро ореха: критические очерки. / Л. Аннинский. М.: Сов. писатель, 1965. - 222 с.

31. Апухтина В. Современная советская проза (60-е начало 70-х годов) / В. Апухтина. - М.: Высшая школа., 1977. - 176 с.

32. Аристотель Риторика. Поэтика. / Аристотель. М.: Лабиринт, 2000. -224 с.

33. Бальбуров Э. Мотив и канон / Э. Бальбуров // Материалы к словарю сюжетов и мотивов русской литературы: Сюжет и мотив в контексте традиции. Новосибирск: Институт филологии СО РАН, 1998. - Вып. 2.-С.6-20.

34. Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика / Р. Барт. М.: Прогресс: Универс, 1994. -616 с.

35. Барт Р. Мифологии / Р. Барт. М.: Изд-во Сабашниковых, 1996. - 312 с.

36. Басинский П. Поэзия русского авангарда / С. Бирюков. М.: Просвещение, 2001. - 327 с.

37. Бахтин М. Творчество Француа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса / М. Бахтин. М.: Искусство, 1965. - 473 с.

38. Бахтин М. Вопросы литературы и эстетики. Исследования разных лет / М. Бахтин. М.: Худож. литература, 1975. - 502 с.

39. Бахтин М. Проблемы поэтики Достоевского/ М. Бахтин. М.: Советская Россия, 1972.-318 с.

40. Бахтин М. Формальный метод в литературоведении. Критическое введение в социологическую поэтику/ М. Бахтин, П. Медведев М.: Лабиринт, 2003.-192 с.

41. Бахтин М. Эстетика словесного творчества. / М. Бахтин. М.: Искусство, 1979. - 424 с.

42. Белая Г. Закономерности стилевого развития советской прозы двадцатых годов / Г. Белая. М.: Наука, 1977. - 254 с.

43. Белая Г. Художественный мир современной прозы / Г. Белая. М.: Наука, 1983.- 191 с.

44. Белецкий А. Избранные труды по теории литературы / А. Белецкий. -М.: Просвещение, 1964. 478с.

45. Берг М. Литературократия / М. Берг. М.: Новое лит. обозрение; Хельсинки .: Каф.славистики Ун-та Хельсинки, 2000. - 342 с.

46. Березин В. Азарт и неизбежность / В. Березин // Литературная газета. -1997.-№37.-С. 5.

47. Блюм А. По «оттепельным» документам Ленгорлита / А. Блюм // Звезда. 1997.-№7.-С. 216-222. '

48. Боборыкин В. Проза-81 / В. Боборыкин. М.: Знание, 1982. - 64 с.

49. Богданова О. Постмодернизм: к истории явления и его ограниченности современному русскому литературному процессу / О. Богданова // Вестник СПб. ун-та. Сер.2., История, языкознание, литературоведение. -2003. Вып.2. - С.73-88.

50. Бойм С. Общие места. Мифология повседневной жизни / С. Бойм. М.: Новое лит. обозрение, 2002. - 320 с.

51. Бонецкая Н. М. Бахтин и идеи герменевтики / Н. Бонецкая // Бахтинология. СПб., 1995. - С. 32 - 42.

52. Бочаров А. Бесконечность поиска / А. Бочаров. М.: Сов. писатель, 1982.-423 с.

53. Бочаров А. Литература и время / А. Бочаров. М.: Худож. литература, 1988.-383 с.

54. Бровман Г. Проблемы и герои современной прозы. Критическое обозрение / Г. Бровман. М.: Худож. литература, 1966. - 311 с.

55. Бровман Г. Труд, герой, литература: очерки и размышления о русских советских художественных произведениях / Г. Бровман. М.: Худож. литература, 1978. - 373 с.

56. Бройтман С. Историческая поэтика / С. Бройтман. М.: РГГУ, 2001. -320 с.

57. Брусиловская Л. Постмодерн в отечественной культуре / Л. Брусиловская // Вторые культурологические чтения. 1997. - С.81 - 85.

58. Брусиловская Л. Культура повседневности в эпоху «оттепели» (метаморфозы стиля) / Л. Брусиловская // Общественные науки и современность. 2000. - №1. - С.163-174.

59. Булгаков С. Апокалипсис Иоанна / С. Булгаков. М.: Православное Братство Трезвости «Отрада и Утешение», 1991. - 351с.

60. Буртин Ю. Вам из другого поколения. / Ю. Буртин // Октябрь. 1987. -№8. - С.37-39.

61. Бушин В. Цветы у пьедесталов / В. Бушин // Молодая гвардия. 1961. -№11. -С.276-282.

62. Вайль П. Шестидесятые. Мир советского человека / П. Вайль, А. Генис. -М.: Новое лит. обозрение, 2001.-368 с.

63. Вайль П. Поиски жанра. Александр Солженицын / П. Вайль, А. Генис // Октябрь. 1990. - №6. - С.200-211.

64. Василевский А. Аксёнов есть Аксёнов / А. Василевский // Новый мир. -1998.-№1.- С.204-208.

65. Веселовский А. Поэтика сюжетов / А. Веселовский // Веселовский А.Н. Историческая поэтика. Л.: ГИХЛ, 1989. - 404 с.

66. Виноградов В. О языке художественной прозы / В. Виноградов. М.: Наука, 1980.-360 с.

67. Виноградов В. Поэтика русской литературы / В. Виноградов. М.: Наука, 1976.-511 с.

68. Воеводина Л. Мифология и культура / Л. Воеводина. М.: Институт общегуманитарных исследований, 2002. - 384 с.

69. Гадамер X.- Г. Актуальность прекрасного / Х.-Г. Гадамер. М.: Искусство, 1991. - 367 с.

70. Гадамер Х.-Г. Истина и метод / Х.-Г. Гадамер. М.: Прогресс, 1988. -699 с.

71. Газарян К. Российская безнадёга и западный лоск / К. Газарян // Литературная газета. 1999. - №46 - С. 7.

72. Галина М. Литература ночного зрения. Малая проза как разрушитель мифологической системы / М. Галина // Вопросы литературы. 1997. -№5. - С.3-21.

73. Гальперин И. Текст как объект лингвистичекого исследования / И. Гальперин. М.: Наука, 1981. - 139 с.

74. Гаспаров Б. Литературные лейтмотивы: Очерки русской литературы XX века / Б. Гаспаров. М.: Наука: Изд. Фирма «Вост. Лит.», 1994. - 303 с.

75. Генис А. Вавилонская башня. Искусство настоящего времени / А. Генис. М.: Незаисимая газ., 1997. - 251 с.

76. Генис А. Обживая хаос. Русская литература в конце 20 в. / А. Генис // Континент. 1997. - № 4. - С. 277 - 295.

77. Гёте И. Об искусстве / И. Гете. М.: Просвещение, 1975. - 274 с.

78. Гинзбург Л. О психологической прозе / Л. Гинзбург. Л.: Худож. литература, 1977. - 448 с.

79. Голосовкер Я. Логика мифа / Я. Голосовкер. М.: Наука, 1987. - 217 с.81 .Голосовкер Я. Сказания о титанах / Я. Голосовкер. М.: Высшая школа, 1993.-320 с.

80. Головчинер В. Эпические тенденции в драматургии «третьей волны» русской эмиграции («Цапля» В.Аксёнова, «Демократия И.Бродского») / В.Головчинер // www. netrover. narod / ru / lit3wave/85.htm

81. Голубков M. Русская литература XX века: После раскола / М. Голубков. М.: Аспект Пресс, 2002. - 267 с.

82. Гольдин Л. В поисках жанра / Л. Гольдин // Книжное обозрение. 1990. -№7. -С.6.

83. Голынко-Вольфсон Д. Империя сытых анархистов («Правая мысль» и «левая идея» в современной русской прозе) / Д. Голынко-Вольфсон // Новое литературное обозрение. 2003. - № 64. - С. 173 - 190.

84. Гронская О. Языковая картина мира немецкой народной сказки: Автореф. дис. д-ра филол. наук: 10.02.04. СПб, 1998. - 34 с.

85. Грязнова А. Дорога или путь? (о цикле А.Блока «Родина») / А. Грязнова //Русский язык в школе. 2000. - №5. - С.51-58.

86. Гурин С. Маргинальные феномены человеческого бытия: Автореф. дис. . д-ра филос. наук: 09.00.13. Саратов, 2000. - 45 с.

87. Гус М. Литература и эпоха. Литературно критические статьи / М. Гус. - М.: Сов. писатель, 1963. - 363 с.

88. Гус М. Столбовая дорога жизни / М. Гус. // Октябрь. 1961. - №12. -С.188-196.

89. Гусев В. Герой и стиль: к теории характера и стиля. Советская литература на рубеже 60 70-х г. / В. Гусев. - М.: Худож. литература, 1983.-286 с.

90. Давыдов О. Круглые сутки ожог / О. Давыдов // Независимая газета. -1992. -№2. -С.7.

91. Дворцова Н. Миф о смерти постмодернизма и современная литературная ситуация / Н. Дворцова // Постмодернизм: pro et contra. -Тюмень, 2002. С. 94 - 104.

92. Деррида Ж. О грамматологии / Ж. Деррида. М.: Ad marginem. - 2000. -512с.

93. Дубровский В. Классическая гравитационная концепция пространства -времени / В. Дубровский // Философские науки. 1990. - № 10. - С. 33 -39.

94. Евтушенко Е. Необходимость чудес / Е. Евтушенко // Литературное обозрение. 1978. - №7. - С.42-44.

95. Ермошина Г. Алгоритм народной веры / Г. Ермошина // Дружба народов. 2002. -№3. - С. 209-212.

96. Есин А. Литературоведение. Культурология: Избранные труды / А. Есин. М.: Флинта: Наука, 2002. - 352 с.

97. Ефимова Н. Интертекст в религиозных и демонических мотивах В.П.Аксёнова/Н. Ефимова. -М.: Изд-во МГУ, 1993.- 136 с.

98. Жирар Р. Насилие и священное / Р. Жирар. М.: Новое лит. обозрение, 2000. - 396 с.

99. Жирмунский В. Теория литературы. Поэтика. Стилистика / В. Жирмунский. Л.: Наука, 1977. - 407 с.

100. Жолковский А. Блуждающие сны и другие работы / А. Жолковский. М.: Наука, 1994. - 426 с.

101. Жолковский А. Работы по поэтике выразительности: Инварианты Тема - Приемы - Текст / А. Жолковский. - М. Прогресс-Универс, 1996.-344 с.

102. Журавель О. К изучению топики старообрядческой литературы: ситуация отшествия на безмолвие / О. Журавель // Религия и люди. -2006. №1. - С. 49-61.

103. Зверев А. Блюзы четвёртого поколения / А. Зверев // Литературное обозрение. 1992. - №11. - С.9-17.

104. Забов Р. О типологии пространственно временных отношений в сфере искусства / Р. Забов, А. Мостепаненко // Ритм, пространство и время в литературе и искусстве. - Л.: Наука, 1974. - С 205-214.

105. Иванова Л. Размышления о прозе молодых / Л. Иванова // Октябрь. 1961. - №8. - С. 110 - 121.

106. Ильин И. Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм / И. Ильин. М.: Интрада, 1996. - 256 с.

107. Иофе В. Политическая оппозиция в Ленинграде 50 60-х / В. Иофе // Звезда. - 1997. - №7. - С.212-213.

108. Кабаков И. 60-70-е. Записки о неофициальной жизни в Москве / И. Кабаков // Новое литературное обозрение. 1997. - № 25. - С. 32 -70.

109. Каган M. Пространство и время в искусстве как проблема эстетической науки / М. Каган // Ритм, пространство и время в литературе и искусстве JL: Наука, 1974. С.157-172.

110. Каганский В. Кульурный ландшафт и советское обитаемое пространство / В. Каганский. М.: Новое лит. обозрение, 2001. - 576 с.

111. Как всегда об авангарде М.: Просвещение, 1983. - 357 с.

112. Клейман Р.Художественные константы Достоевского в контексте исторической поэтики: Автореф. дис. . д-ра филол. наук: 10.01.01.-СПб, 1999.-42 с.

113. Клинг О. «Дальняя дорога дана тебе судьбой.» Мифологические пути в лирике Б.Окуджавы / О. Клинг // Вопросы литературы. 2002. - Вып.З. - С.43 - 57.

114. Ковский В. Литературный процесс 60 70-х годов / В. Ковский. -М.: Наука, 1983.-336 с.

115. Ковский В. Пафос гуманизма: современная советская литература и духовный мир личности / В. Ковский. М.: Знание, 1985. - 127 с.

116. Козлова С. Мифология и мифопоэтика сюжета. О поисках и обретении истины / С. Козлова // Словарь указатель сюжетов и мотивов русской литературы. - Новосибирск: Изд-во СО РАН, 2003. -Вып. 1.-С.34-64.

117. Корман Б. Изучение текста художественного произведения / Б. Корман. М.: Просвещение, 1972. - 112 с.

118. Косарев А. Философия мифа / А. Косарев. М.: ПЕР СЭ, 2000. -304 с.

119. Краснов Г. Мотив в структуре прозаического произведения: К постановке вопроса / Г. Краснов // Вопросы сюжета и композиции. -Горький: Изд-во Горьковского ун-та, 1980. С. 143-154.

120. Кристин Р. Кто на пьедестале, а кто в толпе? Стиляги и идеи советской «молодёжной культуры» в эпоху «оттепели» / Р. Кристин // Неприкосновенный запас. 2004. - №4. - С. 36 - 49.

121. Кройчик Jl. Повесть В. Аксёнова «Затоваренная бочкотара»: реальность абсурда или абсурд реальности? / Л. Кройчик // Литература «третьей волны». Самара: Светоч, 1997. - С. 215-218.

122. Крячко Л. Поговорим о герое / Л. Крячко // Молодая гвардия. -1964.-№12.-С. 252-306.

123. Кузнецов М. Советская проза наших дней / М. Кузнецов. М.: Худож. литератра. - 1961. - 40 с.

124. Кузнецов С. Обретение стиля доэмигрантская проза Аксёнова / С. Кузнецов // Знамя. - 1995. - №8. - С. 206 - 212.

125. Курицын В. Концептуализм и соц-арт: тела и ностальгии / В. Курицын // Новое литературное обозрение. 1998. - №30. - С. 305-330.

126. Курицын В. Русский литературный постмодернизм / В.Курицын.- М.: ОГИ, 2000. 288 с.

127. Ламзина А. Заглавие литературного произведения / А. Ламзина // Русская словесность. 1997. - №3. - С.75-80.

128. Ланщиков А. Литература, мы и повести В.Аксёнова / А. Ланщиков // Литература и ты. М.: Сов. писатель, 1966. С.142 - 167.

129. Латынина А. Колокольный звон не молитва / А. Латынина // Новый мир. - 1988. - №8. - С. 20-31.

130. Леви-Брюль Л. Сверхъестественное в первобытном мышлении / Л. Леви-Брюль. М.: Педагогика-Пресс, 1994. - 602 с.

131. Леви-Стросс К. Первобытное мышление / К. Леви-Стросс. М.: Терра - Кн. клуб, 1999. - 382 с.

132. Леви-Стросс К. Структурная антропология/ К. Леви-Стросс. М.: ЭКСМО-Пресс, 2001. - 510 с.

133. Лейдерман Н. Движение времени и законы жанра / Н. Лейдерман.- Свердловск: Сред-Урал. кн. изд-во, 1982. 254с.

134. Лейдерман Н. Современная русская литература: 1950-1990 в 2 т. / Н. Лейдерман, М. Липовецкий. М.: Academia, 2003. - Т. 1. - 416 с.

135. Линецкий В. Аксёнов в новом свете / В. Линецкий // Нева. 1992. -№8.-С. 246-251.

136. Липовецкий М. Свободы чёрная работа. Статьи о литературе / М. Липовецкий. Свердловск: Сред-Урал. кн. изд-во, 1991. - 269с.

137. Липовецкий М. «Присутствуя настолько, насколько позволяет отсутствие» / М. Липовецкий // Знамя. 2005. - №9. - С. 199-209.

138. Липовецкий М. Русский постмодернизм. Очерки исторической поэтики / М. Липовецкий. Екатеринбург: УрГПУ, 1997. - 317 с.

139. Липовецкий М. Постмодернизм в России / М. Липовецкий. Екатеринбург: Сред-Урал. кн. изд-во, 1997. - 325 с.

140. Липовецкий М. «Шестидесятники» как «потерянное поколение»: трагикомедия Александра Вампилова / М. Липовецкий // Континент. -2000.-№104.-С.336-348.

141. Литвинов В. Писатель начинается. Новые имена в современной прозе / В. Литвинов. М.: «Знание», 1966. - 246 с.

142. Литовская М. Жанровая ирония в произведениях В.П.Аксёнова / М. Литовская // Литература русского зарубежья. 1998. - Вып. 4. - С. 63-68

143. Личутина В. «Обратно время свадеб» и «Последний колдун» / Личутина В. // Художественное творчество и литературный процесс. -1988.-Вып. 8.-С. 134 -145.

144. Лосев А. Знак. Символ. Миф / А. Лосев. М.: Изд-во МГУ, 1982. -479 с.

145. Лосев А. Очерки античного символизма в мифологии / А. Лосев. -М.: Мысль, 1993.-959 с.

146. Лотман Ю. О мифологическом коде сюжетных текстов / Ю. Лотман // Сборник статей по вторичным моделирующим системам. -Тарту, 1973.- 193 с.

147. Лотман Ю. В школе поэтического слова. Пушкин. Лермонтов. Гоголь / Ю. Лотман. М.: Просвещение, 1988. - 348с.

148. Лотман Ю. Об искусстве / Ю. Лотман. СПб.: Искусство, 1998. -704 с.

149. Лотман Ю. Миф имя - культура / Ю. Лотман, Б. Успенский // Труды по знаковым системамУ1. - Тарту: Высшая школа, 1973 - С. 54 -63.

150. Лурье Л. Как невский проспект победил площадь пролетарской диктатуры / Л. Лурье // Звезда. 1998. - №8. - С.210 - 214.

151. Макаров А. Идеи и образы Василия Аксёнова / А. Макаров // Поколения и судьбы. Книга статей. М.: Просвещение, 1967. - С.214-274.

152. Максимов Д. Поэзия и проза А.Блока / Д. Максимов. Л.: Сов. писатель, 1981. - 552 с.

153. Марченко А. И «мерд», и омары в «Абрау дюрсо» / А. Марченко // Литературная газета. 1990. - № 16. - С.4.

154. Меженков В. Странная проза / В. Меженков // Октябрь. 1972. -№7.-С.189-203.

155. Мелетинский Е. «Историческая поэтика» А.Н.Веселовского и проблема происхождения повествовательной структуры / Е. Мелетинский. -М.: Наука, 1978. 324 с.

156. Мелетинский Е. О литературных архетипах / Е. Мелетинский. -М.: Наука, 1994.-136 с.

157. Мелетинский Е. Поэтика мифа / Е. Мелетинский. М.: Наука, 1976.-407 с.

158. Мелетинский Е. Происхождение героического эпоса / Е. Мелетинский. М.: «Вост.лит.» РАН, 2004. - 460 с.

159. Мень А. Откровение Иоанна Богослова / А. Мень // Знание сила. -1991.-№9.-С. 45-90.

160. Минц 3. О некоторых неомифологических текстах в творчестве русских символистов / 3. Минц // Блоковский сборник Вып.З. - Тарту: Б. и., 1989.-С. 87-96.

161. Михайлов А. Аксёнов в Москве, Вашингтоне и Фрунзе / А. Михайлов // Литературная Россия. 1996. - №20. - С.10.

162. Немзер А. Взгляд на русскую прозу в 1997 г. / А. Немзер // Дружба народов. 1998. - №1. - С. 159 - 177.

163. Нефагина Г. Русская проза второй половины 80-х начала 90-х годов XX века / Г. Нефагина. - Минск: Экономпресс, 1998. -231 с.

164. Нечипоренко Ю. Космогонии Гоголя / Ю. Нечипоренко// http:// aseminar. narod .ru / nechiporenko. htlm

165. Нива Ж. Возвращение в Европу. Статьи о русской литературе / Ж. Нива. М.: Высшая школа, 1999. - 304 с.

166. Нинов А. Современный рассказ. Из наблюдений над русской прозой (1956-1966) / А. Нинов. Л.: Худож. литература, 1969. - 288 с.

167. Николаев П. Советское литературоведение и современный литературный процесс / П. Николаев. М.: Худож. литература, 1987. -332 с.

168. Новиков Л. Повесть без героя: развитие образа в художественном тексте / Л. Новикова // Русская речь. 2000. - №5. - С.27-34.

169. Озеров В. Новое в жизни, новое в литературе / В. Озеров. М.: Худож. литература, 1964. - 308 с.

170. Опёнкин Л. Оттепель: как это было, 1953 1955 / Л. Опенкин. -М.: Знание, 1991.-63 с.

171. Павлов О. Метафизика русской прозы / О. Павлов // Октябрь. -1998. №1 - С.58 - 67.

172. Панченко А. Историческая поэтика: итоги и перспективы изучения / А. Панченко. М.: Наука, 1998. - 125 с.

173. Парамонов Б. То, чего не было: «Оттепель» и 60-е годы / Б. Парамонов // Звезда. 1998. - №10. - С.198 - 202.

174. Печерская Т. Историко-культурные истоки мотива маскарада / Т.Печерская // Материалы к словарю сюжетов и мотивов русскойлитературы: Сюжет и мотив в контексте традиции. Новосибирск: Институт филологии СО РАН, 1998. - Вып. 2. - С.21 - 37.

175. Пешков И. М.М.Бахтин: от «К философии поступка» к риторике поступка / И. Пешков. М.: Лабиринт, 1996. -175 с.

176. Поздняев К. Звёздный билет куда? / К. Поздняев // Октябрь. -1961.-№ 10.-С.188-190.

177. Подзорова Н. Корни и побеги: Проза шестидесятых-семидесятых г. / Н. Подзорова. М.: Московский рабочий, 1979. - 216 с.

178. Померанцев В. Об искренности в литературе / В. Померанцев // Новый мир. 1953. - №12. - С. 57 - 63.

179. Пономарёв Е. Соцреализм карнавальный: В.Аксёнов как зеркало советской идеологии / Е. Пономарев // Звезда. 2001. - №4. - С.213 -220.

180. Попов Е. Прекрасность жизни или поиски смысла прочности / Е. Попов // Литературная газета. 1988. - №27. - С.6.

181. Поспелов Г.Теория литературы / Г. Поспелов. М.: Высшая школа, 1978.-351 с.

182. Потебня А. Эстетика и поэтика / А. Потебня. М.: Искусство, 1976.-614 с.

183. Пропп В. Морфология сказки / В. Пропп. М.: Наука, 1969. -168с.

184. Пропп В. Поэтика фольклора / В. Пропп. М.: Пропп, 1998. -351с.

185. Пропп В. Исторические корни волшебной сказки / В. Пропп. Л.: Изд-воЛГУ, 1986.-364 с.

186. Протченко В. Повесть 60-х начала 70-х годов / В. Протченко. -Л.: Наука, 1975.-98 с.

187. Путилов Б. Героический эпос и действительность / Б. Путилов. -Л.: Наука, 1988.-223 с.

188. Рассадин С. Шестидесятники. Книги о молодом современнике / С. Рассадин // Юность. 1960. - №12. - С.58-62.

189. Рассадин С. Шестеро в кузове, не считая бочкотары / С. Рассадин // Вопросы литературы. 1968. -№10. - С.93-115.

190. Розанов В. Апокалипсис нашего времени / В. Розанов. М.: «Центр прикладных исследований», 1990. - 64 с.

191. Розанов В. Люди лунного света: Метафизика христианства / В. Розанов. М.: Дружба народов, 1990. - 297 с.

192. Русская литература XX века: Школы, направления, методы творческой работы. СПб.: Logos, 2002. - 586 с.

193. Рыбальченко Т. Поиск метафизической картины мира в русской литературе 1950 1980-х гт. / Т. Рыбальченко // Проблемы метода и жанра.- Томск, 1988. - Вып. 8. - С. 73 - 85.

194. Рыбальченко Т. История литературы XX века как история литературных течений / Т. Рыбальченко. Томск: Изд-во Томского гос. ун-та, 1999. - 198 с.

195. Рытова Т. Анализ модернистского (постмодернистского) текста в аспекте форм авторского присутствия / Т. Рытова. Томск: Изд-во Томского гос. ун-та, 2002. - 158 с.

196. Седакова О. В Гераклитову реку второй раз не войдешь / О. Седакова // Знамя. 1998. - № 6 - С. 190-195.

197. Седакова О. Шум и молчание шестидесятых / О. Седакова // Искусство кино.- 1997. №6. - С.51 - 55.

198. Силантьев И. Мотив как единица художественного повествования / И. Силантьев // Русская литература XIX-XX вв.: Поэтика мотива иаспекты литературного анализа. Новосиборск: Изд-во СО РАН, 2004. -374 с.

199. Силантьев И. Поэтика мотива / И. Силантьев. М.: Языки славянской культуры, 2004. - 296 с.

200. Силантьев И. Семантическая структура повествовательного мотива / И. Силантьев // Материалы к словарю сюжетов и мотивов русской литературы: Литературное произведение: Сюжет и мотив. -Новосибирск: Институт филологии СО РАН, 1999. Вып. 3. - С. 10 -28.

201. Синельников М. Право отвечать за все / М. Синельников. М.: Сов. писатель, 1980. - 327 с.

202. Синенко В. Внутренняя организация художественного произведения / В.Синенко. Уфа: Изд-во Башкирского гос. ун-та, 1984. - 77с.

203. Синенко В. О повести наших дней / В.Синенко. Уфа: Изд-во БГУ, 1971. - 87 с.

204. Скафтымов А. Нравственные искания русских писателей. М.: Худож. литература, 1972. - 543 с.

205. Скобелев В. О единстве русской литературы XX века / В.Скобелев // Литература «третьей волны». Самара: Светоч, 1997. - С.З - 12.

206. Скоропанова И. Русская постмодернисткая литература / И. Скоропанова. М.: Наука, 1999. - 608 с.

207. Скоропанова И. Русская постмодернистская литература: новая философия, новый язык / И. Скоропанова. СПб: Невский Простор, 2001.-416 с.

208. Славникова О. Искусство не принадлежит народу / О. Славникова // Новый мир. 2000. - № 3. - С. 185 - 193.

209. Слобин Г. Конец империи: «новый сладостный стиль» в романах Василия Аксёнова / Г. Слобин // О муже (N) ственности. М.: Новое лит. обозрение, 2002. - С.345 - 359.

210. Смирнов И. Место мифопоэтического подхода к литературному произведению среди других толкований текста / И. Смирнов // Миф. Фольклор. Литература. Л.: Наука, 1978. - 341 с.

211. Современная русская советская литература в 2 ч. М.: Просвещение, 1987.

212. Современные проблемы советской литературы. Минск: Изд-во БГУ, 1980. - 168 с.

213. Соцреалистический канон. СПб.: Академ, проект, 2000. - 1036 с.

214. Столович Л. Философия. Эстетика. Смех / Л. Столович. СПб -Тарту: КРИПТА, 1999. - 384 с.

215. Тамарченко Н. Повествование и система композиционных форм речи / Н. Тамарченко // Теория литературы. М. .'Academia, 2004 -С.223 -235.

216. Тамарченко Н. «Эстетика словесного творчества» Бахтина и русская религиозная философия / Н. Тамарченко. М.: РГТУ, 2001. -200 с.

217. Тахо-Годи А. Греческая мифология / А. Тахо-Годи. М.: ACT, 2002.- 256 с.

218. Тельчаров А. Вышел в свет пятитомник Василия Аксёнова / А. Тельчаров // Книжное обозрение. 1995. - № 23. - С. 7.

219. Тодоров Ц. Как читать? / Ц. Тодоров // Вестник московского унта. Филология. 1998. - № 6. - С.114-128.

220. Томашевский Б. Теория литературы. Поэтика / Б. Томашевский. -М.: Аспект Пресс, 2002. 334 с.

221. Топоров В. Миф. Ритуал. Символ: исследования в области мифопоэтического / В.Топоров. М.: Прогресс: Культура, 1994. - 621 с.

222. Топоров В. Модель мира / В. Топоров // Мифы народов мира в 2 т.-М.: Наука, 1994. С. 215-221.

223. Топоров В. О ритуале / В. Топоров // Архаический ритуал в фольклорных и раннелитературных памятниках. М.: Наука, 1988. -С.15 -31.

224. Торунова Г. Мифология шестидесятников / Г. Торунова // Литература «третьей волны». Самара: Светоч, 1997. - С. 13-22.

225. Торунова Г. Эволюция героя и жанра в творчестве В.Аксёнова (от прозы к драматургии): Автореф.- дис. . канд. филол. наук. -Самара, 1998.- 18 с.

226. Тюпа В. Художественность литературного произведения: вопросы типологии. / В. Тюпа. Красноярск: Изд-во Красноярского унта, 1987.-217 с.

227. Уфлянд В. Уморительные 60-е / В. Уфлянд // Звезда. 1997. - № 7.-С. 94-95.

228. Фаустов А. Об одном лексическом мотиве в поэзии А.С.Пушкина / А. Фаустов // Материалы к словарю сюжетов и мотивов русской литературы: Литературное произведение: Сюжет и мотив. -Новосибирск: Институт филологии СО РАН, 1999. Вып. 3 - С.78 - 88.

229. Фоменко Л. Черты времени. Идеи и характеры в прозе шестидесятых г. / Л. Фоменко. М.: Сов. писатель, 1970. - 295 с.

230. Фрейденберг О. Миф и литература древности / О. Фрейденберг. -М.: Восточная литература, 1998. 800 е.

231. Фрейденберг О. Поэтика сюжета и жанра / О. Фрейденберг. -М.: Лабиринт, 1997. 445с.

232. Фуко М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук / М. Фуко. М.: Прогресс, 1977. - 488 с.

233. Хазанов Б. «Левифиан», или Величие советской литературы / Б. Хазанов//Октябрь.-2000.-№1.-С. 165-171.

234. Хализев В. Теория литературы / В. Хализев. М.: Высшая школа, 2000. -398с.

235. Харитонов Д. О цитате и способах цитирования в прозе В. Аксёнова / Д. Харитонов // Проблемы формы и содержания в языке и литературе. Екатеринбург: Сред.-Урал. кн. изд-во, 1995. - 168 с.

236. Харитонов Д. Проза В.П.Аксёнова 1960 1970-х: (Проблема творческой эволюции): Автореф. дис. . канд. филол. наук. -Екатеринбург, 1993.-23 с.

237. Хёйзинга И. Homo ludens. Статьи по истории культуры / И. Хейзинга. М.: Прогресс-Традиция, 1997. - 416 с.

238. Цуканов А. Авангард есть авангард / А. Цуканов // Новое литературное обозрение. 1999. - №39. - С.286-292.

239. Чайковская И. Прощание с шестидесятниками / И. Чайковская //Октябрь.-2005.-№9.-С. 185-187.

240. Чернец Л. Система персонажей / Л. Чернец // Введение в литературоведение. М.: Высшая школа, 2000 - С.252 - 260.

241. Чичкин А. Когда началась «оттепель»?. / А. Чичкин // Молодая гвардия. 2002. - №3. - С.209-213.

242. Чудакова М. Заметки о поколениях в советской России / М. Чудакова // Новое лит. обозрение. 1998. - №30. - С.73 - 91.

243. Чупринин С. Непрошедшее время. К характеристике «оттепельного» этапа в истории современного литературного процесса / С. Чупринин // Вопросы литературы. 1989. - №12. - С.3-23.

244. Чупринин С. Хроники важнейших событий / С. Чупринин // Оттепель, 1960 1962: Страницы русской советской литературы. - М.: Московский рабочий, 1990. - 527 с.

245. Шапиро Г. Поместив в своём тексте мириады собственных лиц / Г. Шапиро // Литературное обозрение. 1999. - №2. - С.30-38.

246. Шкловский В. О теории прозы / В. Шкловский. М.: Сов. писатель, 1983. - 382 с.

247. Шкловский Е. Ускользающая реальность / Е. Шкловский // Литературное обозрение. 1991. - №2. - С. 10 - 21.

248. Шнейдерман Э. Пути легализации неофициальной поэзии в 1970-е годы / Э. Шнейдерман // Звезда. 1998. - №8. - С.21-35.

249. Шохина В. Таинственный остров / В. Шохина // Октябрь. 1990. -№11.-С.200-202.

250. Шпилёва Г. Ироническая идиллия В.Аксёнова / Г. Шпилева // Литература «третьей волны». Самара: Светоч, 1997. - С. 34 - 45.

251. Штокман И. Жизнь на миру. Время и проза: 60-е 90-е / И. Штокман. - М.: Ключ, 1996. - 284 с.

252. Штоль Г. Мифы классической древности в 2 т. М.: Высшая школа, 1993.-Т.1.-272 с.

253. Щербина В. Личность художника и действительность / В. Щербинина // Знамя. 1961. - № 11. - С. 189-278.

254. Щукин В. LITERATURA ROSSYJSKA XX WIEKU: WYBRANE ZAGODNIENIA / В. Щукин // Новое литературное обозрение. 2003. -№59.-С. 123-141.

255. Эванс-Причард Э. Нуэры / Э. Эванс-Причард. М.: 1985.

256. Элиаде М. Космос и история М.: Прогресс, 1987. - 311 с.

257. Эльяшевич А. Литература семидесятых / А. Эльяшевич // Звезда. 1979. -№3. - С.196-256.

258. Эпштейн М. От модернизма к постмодернизму: диалектика "гипер" в культуре XX в. / М. Эпштейн // Новое литературное обозрение. -1995. № 16. - С. 32 - 47.

259. Эпштейн М. Парадоксы новизны / М. Эпштейн. М.: Сов. писатель, 1988.-414 с.

260. Эпштейн М. Постмодерн в России. Литература и теория / М. Эпштейн. М.: Высшая школа, 2005. - 494 с.

261. Эсалнек А. Основы литературоведения. Анализ художественного произведения / А. Эсалнек. М.: Флинта, 2003.- 112 с.

262. Эткинд Е. «Эту песню не задушишь, не убьёшь». О законе сохранения Интеллектуальной энергии / Е. Эткинд // Литературная газета. 1997. -№22. - С. 10-24.

263. Эткинд Е. Толкование путешествий. Россия и Америка в травелогах и интертекстах / Е. Эткинд. М.: Новое лит. Обозрение, 2001.-496 с.

264. Юнг К.-Г. Душа и миф: шесть архетипов / К.-Г. Юнг. М.: Порт-Рояль, 1997.-384 с.

265. Юнг К.-Г. Человек и его символы / К.-Г. Юнг, М.-Л. фон Франц, Дж. Якоби. М.: Серебряные нити, 1997. - 368 с.

266. Якимова Л. Мотивная структура романа Леонида Леонова «Пирамида» / Л.Якимова. Новосибирск: Изд-во СО РАН, 2003. - 250 с.

267. Яковлева Н. Мифологическая система образов в романе В.Аксёнова «Ожог» / Н. Яковлева //Филологические этюды. Саратов: Печатник, 1998. - Вып. 1.-С. 130 - 145.

268. Елисеев И. Словарь литературоведческих терминов / И. Елисеев, Л. Полякова. Ростов- на-Дону: Феникс, 2002. - 320 с.

269. Бауэр Энциклопедия символов / Бауэр, И. Дюмотц, С. Головин. -М.: Крон-Пресс, 1998. 504 с.

270. Борев Ю. Эстетика. Теория литературы: Энциклопедический словарь терминов / Ю. Борев. М.: Астрель, ACT, 2003. - 575 с.

271. Ботвинник М. Иллюстрированный мифологический словарь / М. Ботвинник, М. Коган, Б. Селецкий. СПб: Северо-запад, 1994. - 383 с.

272. Даль В. Толковый словарь русского языка. Современная версия / В. Даль. М.: ЭКСМО-Пресс, 2002. - 736 с.

273. Литературная энциклопедия терминов и понятий. М.: Интелвак, 2001.-800 с.

274. Мифология. Большой энциклопедический словарь. М.: Большая Рос. Энциклопедия, 1998. - 736 с.

275. Ожегов С. Толковый словарь русского языка / С. Ожегов, Н. Шведова.-М.:Азбуковник, 2000. 944 с.

276. Постмодернизм. Энциклопедия. Минск: Интерпрессервис, Книжный Дом, 2001. - 1040 с.

277. Павлович Н. Словарь поэтических образов в 2 т. / Н. Павлович. -М.:УРСС, 1999.-Т.1.-848 с.

278. Руднев В. Энциклопедический словарь культуры XX века: Ключевые понятия и тексты / В. Руднев. М.: Аграф, 2003. - 608 с.

279. Словарь справочник по литературе. -М., 2001. 816с.

280. Словарь античности. -М.: Эллис Лак: Прогресс, 1994. 704 с.

281. Современный словарь-справочник по литературе. М.: ACT, 1999.-704 с.