автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.02
диссертация на тему: Мусульманский вопрос в имперской политике российского самодержавия: вторая половина XIX века - 1917 г.

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора исторических наук Воробьева, Елена Ивановна

Введение

Глава 1. Мусульманский вопрос во второй половине XIX века

1.1. Представления о мусульманах в российских правящих кругах и возникновение мусульманского вопроса

1.2. Политика «просвещения» мусульман: ми.ссдоцерский и правительственный подходы

1.3. Организация духовного управления мусульман

Глава 2. Мусульманский вопрос накануне и во время первой русской революции

2.1. Отклики в российской прессе и правящих сферах на «пробуждение» российских мусульман

2.2. Закон о веротерпимости и его последствия для мусульман

Глава 3. Мусульманский вопрос в период Третьеиюньской монархии

3.1. Обсуждение мусульманского вопроса в особых межведомственных совещаниях и на миссионерском съезде

3.2. Отношение правительственных и миссионерских кругов к панисламизму

Введение диссертации1999 год, автореферат по истории, Воробьева, Елена Ивановна

В течение всего времени своего существования Российская империя представляла собой государство, отличавшееся этническим, конфессиональным, административным и культурным многообразием. Включение в состав государства разнородных элементов ставило перед властью задачу поиска путей государственного строительства. До середины XVIII века важную роль в отношениях имперских властей с присоединенными нерусским народами играла религия. Поэтому христианизация, часто насильственная, являлась одним из основных инструментов интеграции в империю. Эта тактика активно применялась по отношению к мусульманам, которые в то время являлись основным этно-конфессиональным меньшинством в государстве.1

По мере того как монархия становилась все более «светской», религиозный фактор уступал место политическим соображениям. Во второй половине XVIII -начале XIX века взаимоотношения имперских властей с нерусскими народами основывались, с одной стороны, на гарантировании статус-кво и принципа веротерпимости в присоединенных землях, с другой - на лояльности нерусских по отношению к императорам и правящей династии2.

Ставшая традиционной, ориентация России на Запад, а также ее сильная интегрированность в европейские процессы способствовали тому, что европейские явления стали оказывать существенное влияние на имперскую стратегию.

В начале XIX столетия ведущие европейские державы переживали подъем, связанный с фундаментальными экономическими, социальными и культурными изменениями, которые принято определять как «модернизация». Важным этапом

1 Дякин B.C. Национальный вопрос во внутренней политике царизма XIX - начало XX вв. (К постановке проблемы). Вступительная статья к сборнику архивных материалов: Дякин В. С. Национальный вопрос во внутренней политике царизма (XIX - начало XX вв.). СПБ., 1998. С. 16.

2 Каппелер А. Россия - многонациональная империя. Возникновение, история, распад. М., 1997. С. 86-119. модернизации» России стали Великие реформы второй половины XIX века. Встать на путь реформ российское правительство подтолкнуло поражение в Крымской войне, обнаружившее отставание России, которая оказалась перед угрозой потери своего влияния в Европе. Несмотря на свою ограниченность, Великие реформы 60-70-х годов открыли дорогу буржуазным преобразованиям в экономической, социальной и культурной сферах российского общества.

Продуктом и одновременно компонентом процесса «модернизации» были национальные идеи, которые вытеснили космополитические воззрения конца предыдущего столетия и стали принципом устройства современного мира.

В XIX веке в Российской империи почти все этнические группы были охвачены национальным движением. Опираясь на схему чешского исследователя Мирослава Гроха3, немецкий историк Андреас Каппелер показывает, что у различных народов Российской империи степень развития национальных движений была различной. По его мнению, до 1905 года массовое национальное движение имело место у поляков, русских, финнов, эстонцев, латышей, литовцев, грузин и армян4. Первым национальным выступлением, потрясшим Россию, было польское восстание 1863 года, которое придало проблеме единства и целостности империи особенную остроту. Оно оказало влияние как на развитие национальных движений внутри России, так и на отношение правительства к нерусским, которых теперь, по аналогии с поляками, стали подозревать в «сепаратизме».

Помимо национальных движений, которые развернулись внутри Российского государства, на имперскую политику оказала воздействие распространившаяся в Европе модель национального государства. Образование Италии и Германии демонстрировало объединяющую силу национальной идеи.

3 Грох выделяет три стадии национальных движений: стадии культурного пробуждения, политической агитации и массового национального движения. См.: Hroch Miroslav. Die Vorkämpfer der nationalen Bewegung bei den Kleinen Völkern Europa. Eine vergleichende Analyse zur gesellschaftlichen Entwicklung der patriotischen Gruppen. Praha, 1968.

4 Каппелер. Ук. соч. С. 180.

Кроме того, в современной политике национальный фактор стал той картой, которую разыгрывали европейские страны. В «эпоху империализма», для которой было характерно мировое соперничество великих держав, внутренняя целостность и единство государства определяли его конкурентоспособность.

Россия, претендуя на влияние в европейских делах, также взяла на вооружение идею государственного единства, которая, в конечном итоге, подразумевала создание национального государства. Согласно сформулированному в 1860-х годах влиятельным публицистом М. Н. Катковым определению, России было необходимо единое и сильное государство. Со страниц своей газеты он призывал: «Сохраним полную надежду, что с дальнейшим предстоящим нам политическим развитием Россия еще крепче утвердит свою государственную целостность, еще глубже, еще сильнее, еще могущественнее почувствует свое единство, за которое все, что ни есть на земле Русской русского, отдаст последнюю каплю своей крови».5 Идеал «единой» России стал со второй половины XIX века основным ориентиром имперской политики. Рассуждая по этому поводу, член Государственного совета барон Н. А. Николаи в 1882 году писал: «Российская империя состоит из двух органических элементов: коренного русского государства, сердцевины империи, ее ядра, обнимающего то большинство населения, которое принадлежит к русско - славянскому племени, и из разнородных, разновременно присоединенных инородческих и иноплеменных окраин: Царство Польское, Прибалтийский край, Финляндия, в большей мере гр т/" Г~» V.» гр

Сибирь, Туркестанскии край, Кавказ и Закаспиискии край. Гак как всякое государство, для утверждения своей силы, должно стремиться к возможному объединению разнородных элементов, то весьма естественно, что государственная политика требует, чтобы эта цель объединения была преследуема постоянно, настойчиво, но вместе с тем осторожно и разумно. Никакая приобретенная веками национальная или племенная своеобразность не сдается без борьбы к поглощению, а потому, при преследовании целей объединения, необходимо с этим естественным законом считаться и часто делать ему временные уступки, не упуская из вида

5 Московские ведомости. 1863. 10 сентября. № 196. главные цели окончательного создания гармонического единства»6.

Проект создания «единой» России сталкивался с действительностью, которая демонстрировала национальное и религиозное разнообразие подданных империи. Преодолеть это препятствие должна была политика «сближения инородцев с русскими». Главная роль в этой политике отводилась «русской народности», которая должна была стать «охранительницей и просветительницей иноплеменников», а также способствовать «их связи с прочими частями империи»7. Политика «сближения» имела свою специфику, в зависимости от того, по отношению к каким народам -западным или восточным- она применялась. Если на западе империи, в Польше, Прибалтийском крае и Финляндии, предстояло объединение «разнородных элементов, которые в культурном отношении не уступают коренному составу государства», то на восточных окраинах «русская народность» представлялась носительницей высшей культуры, поэтому политика «сближения» здесь состояла в «слиянии» местных «низших» культур с «высшей»8.

Таким образом, со второй половины XIX века российская имперская политика претерпевает изменения. По отношению к нерусским народам официальный С. Петербург продолжал проводить прагматичную политику, традиционную для предыдущего столетия. В то же время, для центральной власти сохранения формальной лояльности подданных стало больше недостаточно, поэтому в имперской политике обозначилось стремление к культурной и административной унификации империи. Это подразумевало более значительное, чем прежде, вторжение имперских властей в жизнь нерусских сообществ, культурные особенности которых стали рассматриваться как существенное препятствие политике интеграции.

Подъем национальных движений, с одной стороны, и изменившийся имперский проект, с другой, поставили перед властью новую проблему

6 Записка статс-секретаря б. Н. А. Николаи по вопросу о преобразовании центрального управления на Кавказе. Октябрь 1882 г. // Библиотека РГИА. Пз. 263. С. 3.

7 1881-1894 гг. Записка, найденная в бумагах Н. X. Бунге. С. 69. инородческий» вопрос, который состоял из более мелких «вопросов», как например: польского, финляндского, остзейского, еврейского, украинского, армянского и мусульманского. Решение этих «вопросов» должно было обеспечить успех стратегии самодержавия, направленной на превращение Российской империи в «единое» государство.

Данная диссертация посвящена изучению мусульманского вопроса в имперской политике самодержавия. Определяя задачи исследования, мы исходим из посылки, что проблема возникает тогда, когда о ней начинают говорить, т.е. когда на нее начинают обращать внимание. Поэтому целью работы является не изучение мусульманского вопроса самого по себе, а исследование того, как эта проблема преломлялась в представлениях власть имущих. Такая постановка вопроса исключает из данного исследования подробное освещение всех мероприятий правительства по отношению к мусульманским подданным. Правительственная политика по отношению к мусульманам будет рассматриваться только в контексте решения мусульманского вопроса. Мы проследим, как эта проблема возникла, т.е. когда, при каких обстоятельствах, и кто о ней «заговорил»; как менялось и менялось ли вообще представление о данной проблеме во времени и в различных «заинтересованных» кругах; каковы были предлагавшиеся варианты решения этой проблемы.

Обращаясь к истории России второй половины XIX века 1917 г., мы избрали «имперскую» перспективу, которая учитывает многонациональный характер Российского государства и позволяет нам говорить об имперской политике, под которой понимается политика, направленная на объединение империи и поддержание ее государственного единства.

Хронологически исследование начинается второй половиной XIX века, т. е. тем временем, когда мусульманский вопрос, как, кстати, и многие другие подобные «вопросы», появился. Конечной хронологической датой исследования является последний год существования самодержавия в России.

На примере истории мусульманского вопроса будет возможность, как нам

8 Записка статс-секретаря б. Н. А. Николаи. С. 4-5. кажется, показать, как строилась российская имперская политика в условиях, когда национальный фактор стал играть решающую роль, каким образом империя отреагировала на национальный вызов.

Литературу, касающуюся поставленной проблемы, условно можно разделить на две группы: исследования, посвященные российской имперской, или национальной, политике в целом, и работы, сюжеты которых касаются российских мусульман.

Появление исследований первой группы во многом было спровоцировано политическими причинами, а именно, распадом СССР и всего «социалистического содружества». На Западе крах «социалистического лагеря» отозвался всплеском «Empire studies». В повестку дня были включены исследования крушений империй, авторы которых в большинстве своем исходили из убеждения, что многонациональные империи обречены на уход с исторической сцены9. Исследуя причины развала Советского Союза, западные авторы обратились к изучению исторического наследия Российской империи. Другая причина современного возрождения интереса к империям связана с пересмотром взглядов на национальное государство и национализм. Вспыхнувшие в странах Восточной и Центральной Европы и Евразии национальные конфликты пробудили ностальгию по многонациональным империям, которые, как стало многим казаться, умели лучше регулировать долгосрочные межэтнические отношения, чем современные национальные государства10. Исторический опыт империй оказался актуальным и в связи с интеграционалистскими тенденциями в современной европейской политике.

Обращение к истории империй обнаружило недостаточную разработанность

9 См.: Каппелер. Ук. соч., Barkey К. and Hagen М, von. ed. After Empire. Multiethnic Societies and Nation-Building. The Soviet Union and Russian, Ottoman and Habsburg Empires. Boulder-Oxford, 1997.

10 См. Каппелер. Ук. соч. С. 9, Хаген М, фон. Об истории России как империи // Доклад на семинаре Империя и регион: Российский опыт. 1700-1991. Колумбийский университет. 1-3 февраля 1998. С. 4. этой тематики. Отчасти, это было связано с длительным преобладанием в социологических и исторических исследованиях сюжетов, связанных с нациями и национализмом. Применительно к истории российской империи, имперская перспектива оказалась достаточно новым подходом. Это объясняется господствовавшим в российской и западной историографии взглядом на российское прошлое как историю национального государства11. Признание ошибочности такого подхода способствовало тому, что среди западных историков стали раздаваться обоснованные призывы к пересмотру российской истории под новым, имперским, углом зрения12.

Серьезной попыткой преодолеть «русоцентристскую оптику» и дать общую картину истории России, как многонациональной державы, является исследование немецкого историка Андреаса Каппелера13. Вслед за ним, в России появилась статья B.C. Дякина о национальной политике российского правительства в XIX -начале XX -го вв. Как и Каппелер, Дякин считал крушение Российской империи закономерным историческим процессом, полагая, что не существовало альтернативной политики, которая могла бы это предотвратить14. В. С. Дякин собирался написать отдельную монографию, посвященную национальной политике России, но этот замысел не был осуществлен. Тем не менее, подготовительные работы исследователя, представлявшие собой выписки из архивных дел, были опубликованы в виде отдельного издания,15 которое могло бы служить путеводителем по фондам Российского государственного исторического архива, касающимся национальной политики российского правительства. Характер общего

Хаген. Ук. соч. С. 7-11.

12Burbank J. Revisioning of Imperial Russia // Slavic Review. 1993. 52. № 3. P. 555-567

13Каппелер. Ук. соч. Немецкий оригинал: Kappeler A. Russland als Vielvölkerreich. München, 1992.

14Дякин В. С. Национальный вопрос во внутренней политике царизма (начало XX века) // Вопросы истории. 1996. № 11/12. С. 52.

15Дякин В. С. Национальный вопрос во внутренней политике царизма (XIX - начало XX вв.).СПб., 1998. обзора национальной политики носит коллективный труд «Национальная политика России: история и современность». Признавая, как и большинство исследователей, отсутствие единой национальной политики, авторы на широком хронологическом отрезке (от возникновения Древнерусского государства до сегодняшних дней) рассмотрели историю взаимоотношений российского правительства с отдельными нерусскими народами и регионами16.

Первые общие попытки представить Россию как империю и показать политику правительства по отношению к нерусским поданным обнаружили, с одной стороны, обоснованность имперской перспективы, а с другой - малую изученность проблем, связанных с имперским характером России. Это уже осознано многими историками, которые посвящают свои исследования изучению различных аспектов российской имперской практики17.

Исследования, отнесенные нами условно во вторую группу, касаются непосредственно «мусульманских» сюжетов. Тематически эти работы, в свою очередь, можно подразделить на исследования, посвященные истории религиозно-национального движения российских мусульман конца XIX - начала XX вв., и работы, освещающие политику правительства по отношению к мусульманам. Оба эти сюжета привлекли к себе внимание еще дореволюционных авторов: миссионеров, чиновников, востоковедов, публицистов, т.е. всех тех, кто интересовался и имел прямое отношение к мусульманскому вопросу. Дореволюционные работы мы не включаем в историографический очерк, а будем рассматривать как источники для нашего исследования.

История движения российских мусульман касается лишь косвенно поставленной нами проблемы и, кроме того, представляет собой достаточно

16 Национальная политика России: история и современность. М., 1997.

17 Например, история Российской империи с точки зрения развития регионов см. в: Имперский строй России в региональном измерении. XIX - начало XX вв. М., 1997. Исследование опыта управления национальными окраинами России см. в: Национальные окраины Российской империи. Становление и развитие системы управления. М.,1997. разработанный сюжет, поэтому, не останавливаясь подробно на этой категории исследований, позволим себе лишь несколько замечаний. В отечественной историографии история религиозно-национального движения мусульман, в основном татар, не была постоянным предметом внимания исследователей. Работы

1 8 на эту тему появились в первые 15 лет после революции и представляли это движение как часть русского революционного движения, направленного на свержение самодержавия. Цели этого движения выводились из репрессивной политики царизма. После того, как в 30 - е годы в СССР было заявлено о «решении» национального вопроса, национальная проблематика в целом почти исчезла из российских исследований. История религиозно-национального движения мусульман, нашла своих исследователей на Западе, которые объединились вокруг А. Беннигсена. Сегодня принято говорить о школе А. Беннигсена, представители которой внесли существенный вклад в изучение истории тюркских и мусульманских народов Российской империи и Советского Союза.19 В отличие от советских историков, западные авторы показывали, что мусульманское движение не вписывалось в марксистскую схему классовой борьбы. Избрав объектом своих исследований «плененные нации», что отвечало распространенной на Западе в годы «холодной войны» концепции российской истории как источника советского экспансионизма, эти историки оценивали политику российского правительства по отношению к мусульманам как политику

8См. Ибрагимов Г. Татары в революции 1905 г. Казань, 1926; Касымов Г. Очерки по религиозному и антирелигиозному движению среди татар до и после революции. Казань, 1932. и др.

19Bennigsen A., Lemercier-Quelquejay С. Les mouvements nationaux chez les musulmans de Russie avant 1920. Paris, 1960; Rorlich Azade-Ayse. The Volga Tatars: a profile in national resilient. Stanford, 1986; Fischer A. The Crimean Tatars. Stanford, 1987; Allworth E. ed. Tatars of Crimea. Their struggle for survival. Durham, 1988; Carrère D'Encausse Hélène. Islam and the Russian Empire. Reform and Revolution in Central Asia. Berkley: University of California Press, 1988. угнетения и эксплуатации.

К вопросу национально-религиозного движения мусульман примыкает сюжет, связанный с мусульманскими панидеологиями (панисламизмом и пантюркизмом). Советские и западные исследователи, посвятившие свои работы этой теме20, признавая факт наличия панисламисткой и пантюркистской пропаганды среди российских мусульман, сходились во мнении, что практическая реализация этих идей была невозможной. При отсутствии детального изучения отношения правящих кругов к мусульманским панидеологиям, авторы исследований, косвенно касающихся этого вопроса, в своих оценках правительственной реакции на эти явления пошли вслед за мусульманскими депутатами дореволюционных Дум, которые обвиняли правительство в раздувании «панисламистского мифа» и создании «враждебной фантазии».21

В 80-е - 90-е годы, ввиду актуальности национальных проблем в СССР, в отечественной историографии «реанимируется» история религиозно-национального движения мусульман. Наибольшее внимание исследователей приковывает история джадидистского движения мусульман (движения за реформу мусульманской школы) и деятельность партии «Иттифак», а также деятельность отдельных лидеров мусульманского движения, среди которых главное место занимает И. Гаспринский.22 Обращая особенное внимание на «национально

20 Губайдулин Г. Крах панисламизма во время империалистической войны.// Культура и письменность Востока. Баку, 1929. Кн. IV. Аршаруни А., Габидуллин X. Очерки панисламизма и пантюркизма в России. М., 1931; Sergey Zenkovsky. Pan-Turkism and

Islam in Russia. Cambridge. Mass., 1967.

21

Исхаков С. M. Мусульманская психология и европейская политика (Первая четверть XX века) // Революция и человек. Социально-психологический аспект. М., 1996. С. 44

22 Исхаков С. М. Революция 1905-1907 гг. и российские мусульмане // 1905 год-начало революционных потрясений в России XX века. М., 1996. Фахрутдинов Р. Р. Татарское либерально-демократическое движение в конце XIX - нач. XX освободительную борьбу» мусульман, преимущественно татар, авторы истории «национальных движений», расценивают политику царизма по отношению к мусульманам преимущественно как политику национально-религиозного гнета.23

Исследования, посвященные, собственно, политике правительства по отношению к мусульманам, как в отечественной, так и зарубежной историографии, пока немногочисленны.

В 30- е годы Л. Климович в своей монографии «Ислам в царской России» рассматривал историю взаимоотношений царизма с мусульманским духовенством. Исходя из тезиса В. И. Ленина о том, что ислам, как и всякая религия, является одним из видов духовного гнета, Климович поставил задачей своей работы «показать реакционную роль ислама»24. Осуществляя эту задачу, исследователь сделал серьезный шаг в изучении взаимоотношений царизма с мусульманским духовенством, опровергая тем самым существовавшее представление о преследовании самодержавием исламской религии. В тоже время, строго следуя избранной концепции, автор, на наш взгляд, излишне категорично утверждал, что самодержавие всегда и повсеместно в империи поддерживало ислам и сотрудничало с мусульманским духовенством.25 Тезис о сотрудничестве мусульманского духовенства с правительством прочно укрепился в последующих исследованиях, посвященных этой теме26. Несмотря на наличие исследований отдельных аспектов взаимоотношений мусульманских духовных лиц с имперскими вв.: идеология и политическая программа. Автореф. дис. канд. истор. наук. Казань, 1996. и др.

23 См., например: Национальный вопрос в Татарии дооктябрьского периода. Сборник статей. Казань, 1990; Религия и межнациональные отношения. Сборник статей. ДГУ, 1990.и др.

24 Климович Л. Ислам в царской России. М., 1936. С.З.

25 Там же. С. 66.

26 См., например: Шайхиев Р. А. Роль мусульманского духовенства в жизни татарского общества в XVII - XIX вв. // Духовенство и политическая жизнь на ближнем и Среднем Востоке в период феодализма. М., 1985. С. 190. властями , эта проблема в целом остается недостаточно изученной и по сей день. Наиболее разработанными оказались сюжеты, касающиеся православной миссионерской деятельности в Поволжье и школьной политики правительства по отношению к мусульманам.

Первые исследования по истории миссионерской деятельности в Поволжье появились в России до революции. Их авторы, часто сами миссионеры, пытались в своих работах восстановить историческую канву миссионерской деятельности церкви, миссионерских учреждений и отдельных «просветителей»28. Советские исследователи, обращавшиеся к этой теме, рассматривали миссионерскую деятельность церкви как неотъемлемую часть политики самодержавия, направленной на угнетение нерусских народов.29 С иных позиций миссионерскую

9 7

См. исследование истории возникновения и деятельности Оренбургского духовного собрания и его взаимоотношений с властями в: Усманова Д. М. Народное дитя империи. Взаимоотношения Духовного собрания мусульман с государственной властью // Татарстан. 1997. № 1.

28 Малов Е. А. Православная противомусульманская миссия в Казанском крае в связи с историей мусульманства в первой половине XIX века. Казань, 1868; Его же. О новокрещенской конторе. Казань, 1878; Можаровский А. Изложение хода миссионерского дела по просвещению Казанских инородцев с 1552 года по 1867 год. М., 1880; Кудрявцев А. И. Краткий очерк русской миссионерской деятельности и вообще православного миссионерства в особенности. Одесса, 1885; Машанов М. А. Обзор деятельности братства Св. Гурия за 25 лет его существования (1867-1892). Казань, 1892; Хрусталев А. Очерки распространения христианства между инородцами Казанского края. Казань, 1897. и др.

29 Кудряшов Г. Е. Православная христианизация нерусских народов (на примере Среднего Поволжья и Приуралья) // Вопросы научного атеизма. М. 1980. Вып. 25; Макаров Д. М. Самодержавие и христианизация народов Поволжья во второй половине XVI - XVII вв. ЧГУ, 1981; Никонов А. Б. Миссионеры и их проповеди // Политическая агитация. 1988. № 5; Его же. Критический анализ миссионерской деятельность православной церкви в Волжско-Камском регионе во второй половине XIX века рассмотрел в своем исследовании американский историк П. Верт30. В его изложении эта деятельность преследовала цели создания подданных империи, что являлось частью процесса строительства Российского государства. При этом Верт отмечал, что миссионерский проект был скорее инициативой «снизу», т.е. со стороны миссионеров, и не всегда поддерживался правительственными учреждениями.

При наличии работ, освещающих историю миссионерской деятельности, остаются пока малоисследованными следующие вопросы: каковы были принципы, лежавшие в основе православной миссии; как обстояло дело миссии в других мусульманских регионах, и насколько был распространен в империи «казанский» вариант; каковы были взаимоотношения светских властей различных уровней с миссионерами, и в какой степени миссионерская деятельность была частью политики самодержавия среди неправославного населения вообще и мусульман, в частности.

Достаточно подробно в отечественной историографии была

3 1 реконструирована школьная политика самодержавия среди мусульман. Авторы работ, посвященных этой теме, считали политику самодержавия в школьном вопросе реакционной и направленной на пресечение культурного развития мусульманских народов.

Заслуживает внимания работа исследовательской группы по изучению деятельности русской православной церкви (1721-1917). Автореф. канд. философ, наук. Д., 1989 и др.

30 Werth Paul. Subjects for Empire: Orthodox Mission and Imperial Governance in the Volga-Kama Region, 1825-1881. Ph.D. diss. University of Michigan, 1996.

31 Горохов В. M. Реакционная школьная политика царизма в отношении татар Поволжья. Казань, 1941; Махмутова А. X. Становление светского образования у татар. Казань, 1982; Гатагова А. С. Русская администрация и народное образование на Северном Кавказе в 60-70-х годах XIX века // Россия и Восток: проблемы взаимодействия. М., 1993. Ч. 2. и др.

3 2 восточных окраин Российской империи . Появление этого проекта было связано с возросшим на Западе в последнее время интересом к империи и к ее мультиэтническому характеру. Большое внимание исследователи уделили изучению способов управления империей, предложив несколько подходов: концепция гражданственности как часть проекта строительства империи (на примере Кавказа)33, этнография как инструмент имперской политики (на примере Туркестана).34Интересный взгляд на проблемы светского образования мусульман предложил в своем исследовании Р. Джераси35. Проанализировав обсуждение проблем школьного образования мусульман в межведомственном Совещании по мусульманскому вопросу 1910 года и распространенные в это время в России представления о мусульманах, автор пришел к выводу о том, что правительство предпочло изолировать мусульман, нежели сближать их с русскими. Объяснение этому Джераси нашел в нежелании востоковедов и всех интересовавшихся мусульманами отказываться от прежних стереотипов, разделявших мир на два противоположных и враждебных мира: христианский и мусульманский. В своих рассуждениях Джераси следовал за Э. Сэдом, который видел в ориентализме инструмент доминирования Запада на Востоке36. Для нас, работы Джераси и Сэда интересны, прежде всего, их взглядом на востоковедение как часть политики. Образ подданных, который создавался, в том числе и востоковедами, играл важную роль, как в формировании идентичности этих подданных, так и при выработке имперской политики. Поэтому этот подход оказался перспективным и для нашей работы, в которой уделяется внимание истории конструирования образа ислама и

32 Brower D. and Lazzerini Ed., ed. Russia's Orient. Imperial Borderlands and Peoples, 1700-1917. Bloomington/Ind.University Press, 1997.

33 Jerslid A. L. From Savagery to Citizenship: Caucasian Mountaineers and Muslims in the Russian Empire // Ibid.

34 Brower D. Islam and Ethnicity: Russian Colonial Policy in Turkestan // Ibid.

35 Geraci R. Russian Orientalism at an Impasse: Tsarist education Policy and the Conference on Islam // Ibid.

36 Said Ed. Orientalism. Western Conceptions of the Orient. Penguin Books, 1995. мусульман в России.

Обзор историографии показывает, что та концепция истории Российской империи, которая долгое время господствовала в исторических исследованиях, игнорировала собственно имперскую природу Российского государства. История России представлялась преимущественно как история ее центра. Исследования же взаимоотношений с нерусскими подданными главным образом концентрировались вокруг проблемы экспансионизма: присоединения и завоевания. Имперская политика, оцениваемая обычно как политика эксплуатации и угнетения, по сути, оказалась за рамками детального исследования. Оставалось непонятным, почему империя существовала, как она функционировала и почему в конечном итоге развалилась. «Открытие» многонационального и мультикультурного характера империи способствовало появлению ряда общих и частных исследований, посвященных различным аспектам истории имперской действительности России. Предлагаемое нами исследование также, вероятно, могло бы дополнить создаваемую картину истории России как империи.

Несмотря на то, что тема «Мусульманский вопрос в имперской политике российского самодержавия: вторая половина XIX века - 1917 г.» не была специальным предметом исследования, само понятие «мусульманский вопрос» неоднократно встречалось в исторической литературе. Употребляя исторический термин, авторы этих работ не ставили перед собой специальную задачу выяснить историю его появления и его историческое содержание, а использовали это понятие при освещении сюжетов, связанных с правительственной политикой в национальном вопросе. В. С. Дякин писал о мусульманском вопросе, как об одном из национальных вопросов России начала XX века37. А. Беннигсен интерпретировал мусульманский вопрос как проблему интеграции мусульман в структуры империи и датировал его появление 1552 годом, т. е. временем завоевания Казани" . Между тем, остается неясным, когда и при каких

37 Дякин. Ук. соч. С. 42.

38 Беннигсен А. Мусульмане в СССР. YMCA - Press. Paris, 1983. С. 27. обстоятельствах мусульманский вопрос появился,39 что понималось под мусульманским вопросом, т.е. собственно, какую проблему решала власть, и как решение этой проблемы соотносилось с политикой по отношению к мусульманам. Ответы на эти вопросы мы попытаемся дать в нашей диссертации.

Таким образом, наша работа - это работа о представлениях и о той политике, которая разрабатывалась на основании этих представлений.

В основу структуры работы положен хронологическо-тематический принцип. Диссертация состоит из трех глав, количество которых обусловлено существовавшими тремя этапами в развитии представлений о мусульманском вопросе. В первой главе, охватывающей собой вторую половину XIX века, рассматривается предыстория появления проблемы. С этой целью мы обращаем внимание на то, вследствие каких обстоятельств, у кого и как формировалось представление об исламе и мусульманах, и как ислам стал политической проблемой. Через призму этих представлений мы показываем два направления политики по отношению к мусульманам: политику «просвещения» мусульман и политику по отношению к духовным учреждениям мусульман.

Вторая глава формально ограничена периодом накануне и во время первой русской революции. Содержательно, этот период играет переходную роль в развитии представлений о мусульманском вопросе. Хотя, в России представления о мусульманах стали меняться еще в конце XIX века (этим объясняются экскурсы в это время), именно в начале XX столетия, в условиях революционного подъема, новые представления стали достоянием правящих кругов^ что стало затем причиной изменения видения мусульманского вопроса. Также в этой главе рассматриваются правительственные мероприятия этого времени по отношению к мусульманам, в связи с изменением общего политического курса в стране.

Третья глава охватывает новый политический период, установившийся в

39 Мы установили, что понятие «мусульманский вопрос» появилось в миссионерском и правительственном лексиконе в 60-е гг. XIX века. Наибольшее распространение это понятие получило в XX веке. результате принятия нового избирательного закона 3 июня 1907 года и изменения правительственного курса в сторону реакции. Именно в этот период мусульманский вопрос, в несколько различных интерпретациях, стал предметом внимания правительства и миссионеров. Мы показываем, как мусульманский вопрос рассматривался на двух особых межведомственных совещаниях 1910 -го и 1914 -го гг., а также на Миссионерском съезде 1910 г. В это время на представления о мусульманах и мусульманском вопросе стали оказывать влияние панидеологии, которые стали особенно активно распространяться среди мусульман мира после младотурецкой революции. Поэтому мы рассматриваем отношение властей к этому явлению.

Источниковая база исследования включает в себя четыре группы источников: периодическую печать, научные исследования по исламу, материалы различных ведомств и законодательство.

Первая группа источников очень разнообразна. Она представлена:

1. Миссионерскими журналами, большинство которых выходило в Казани и было посвящено вопросам миссии среди мусульман и исламу.

2. Мусульманскими периодическими изданиями. Наиболее активно развитие мусульманской прессы началось после 1905 года. Этот источник не являлся для нас основным и использовался для освещения реакции мусульман на правительственную политику. Мусульманская печать была предметом постоянного внимания миссионеров и сотрудников Магометанского отдела Департамента духовных дел иностранных исповеданий Министерства внутренних дел, которые переводили статьи из мусульманских изданий на русский язык и делали обзоры мусульманской печати. Мы пользовались переводами, помещавшимися в «Инородческом Обозрении» (Казань, 1912-1916) и в журнале «Мир ислама» (СПб., 1912., М., 1913), а также обзорами «инородческой» печати Министерства внутренних дел.

3. Русской периодической печатью. Сюда входят основные русские издания разных политических направлений, в том числе официальные, а также мусульманские правительственные официозы.

Вторая группа источников включает в себя научные труды по исламу. При использовании этих источников мы учитывали следующие моменты. Применительно к изучаемому времени можно говорить о двух направлениях в отечественном востоковедении: миссионерском и светском. Важной особенностью первого направления являлось то, что оно было связано с Казанской духовной академией и было ориентировано на борьбу с исламом. Общей особенностью российского востоковедения в целом была его тесная связь с традициями западной ориенталистики. Большинство русских работ того времени по исламу были основаны на западных исследованиях.

Третья группа источников включает в себя материалы тех ведомств, которые интересовались мусульманским вопросом. Среди государственных учреждений Российской империи не было единого органа, ответственного за разработку и осуществление политики на многонациональных окраинах.

С 1832 года все религиозные дела российских мусульман находились в ведении Магометанского отдела Департамента духовных дел иностранных исповеданий Министерства внутренних дел 40. Это учреждение являлось высшей инстанцией в системе духовного управления мусульман империи. Вопросы, связанные с организацией школьного образования инородцев, в том числе мусульманского вероисповедания, решались в Министерстве народного просвещения. Ведомство православного исповедания разрабатывало миссионерскую тактику по отношению к мусульманам. В XX веке к мусульманским делам, принявшим политический характер, стал проявлять внимание Департамент полиции Министерства внутренних дел. Мусульманские регионы, населенные мусульманами и присоединенные в XIX столетии, Кавказ и Средняя Азия, находились в управлении военного ведомства. В связи с необходимостью организации управления этими областями, в 60-е годы при Главном штабе была создана Азиатская часть, которая занималась вопросами военно-административного устройства Кавказа, Средней

40 В период 1810-1817 гг. это было Главное управление духовных дел иностранных исповеданий, в период 1817 - 24 гг. - Департамент духовных дел при Министерстве духовных дел и народного просвещения, в 1824-32 гг. - Главное управление при Министерстве народного просвещения.

Азии, а также Оренбургского края и Сибири, рассмотрением и составлением проектов строительства оборонительных сооружений и дорог, вопросами численности военного контингента в Азии, военно-дипломатическими отношениями с сопредельными азиатскими государствами, сбором зарубежной военно-статистической информации. В условиях активизации «восточного» направления внешней политики России, мусульманский вопрос заинтересовал Азиатский департамент Министерства иностранных дел.41

Необходимость выработки общей политики по отношению к мусульманам, а с этой целью объединения усилий «заинтересованных» ведомств уже давно осознавалась в правительственных кругах. Особенно актуально это стало в связи с появлением мусульманского вопроса. Для обсуждения этой проблемы и разработки правительственных мероприятий, в XX веке при Министерстве внутренних дел созывались особые межведомственные совещания. Предполагалось, что практика созыва таких совещаний станет постоянной, но начавшаяся сначала Первая мировая война, а затем революция помешали осуществлению планов самодержавия.

Поскольку объединяющим органом в обсуждении мусульманского вопроса и выработке стратегии его решения являлся Департамент духовных дел иностранных исповеданий Министерства внутренних дел, то именно он аккумулировал все материалы, касавшиеся мусульманского вопроса. Поэтому наибольшую ценность для нас представляет архив именно этого департамента. Также мы привлекали материалы других «заинтересованных» государственных учреждений, хранящихся в РГИА, РГВИА, ГАРФ и АВПР. Эти материалы включают в себя внутри- и межведомственную переписку, журналы совещаний, различные записки, справки, законопроекты и подготовительные материалы к ним, отчеты о ревизиях и т. п.

Последняя группа источников включает в себя законодательные акты, сконцентрированные преимущественно в Полном собрании законов и Своде законов Российской империи.

41 С 1897 года - первый департамент МИД, а в 1914 года вместо него были созданы 4 политических отдела.

Для целей нашей работы оказалось важным максимально сохранить терминологию изучаемого времени. Заимствованные нами понятия заключены в кавычки. Исключение составляет только понятие мусульманский вопрос, которое мы используем только как исторический термин, но не заключаем в кавычки, в виду необходимости его частого употребления.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Мусульманский вопрос в имперской политике российского самодержавия: вторая половина XIX века - 1917 г."

Заключение

Российское проникновение в мусульманский мир продолжалась со второй половины XVI века до конца XIX столетия, в результате чего в состав империи вошло около 18 миллионов мусульман, проживавших в основном в Поволжье, Крыму, Средней Азии и на Кавказе. На протяжении всего этого времени российские власти взаимодействовали с мусульманами, устанавливая отношения с новыми подданными.

Во второй половине XIX века в российской имперской идеологии появилась установка на «сближение» (или «слияние») «инородцев» с русскими и создание «единого» государства. Идея «единой» России соотносилась с концепцией национального государства, которая получила в это время широкое распространение в Европе. В условиях многонациональной Российской империи «слияние» государства в единое целое означало административное, социальное и культурное объединение империи. Хотя на практике эта политика не была последовательной и одинаковой по отношению ко всем нерусским подданным империи, сам принцип «государственного единства» стал определяющим в имперской идеологии и практике.

Идеология «сближения» стала той призмой, через которую теперь стали рассматриваться российские мусульмане, культурные особенности которых оказались существенным препятствием политике интеграции.

С этой точки зрения стали оцениваться переходы крещеных татар Волжско-Камского региона в ислам, продолжавшиеся на протяжении всего XIX столетия. Если сначала на это явление смотрели как на временное заблуждение, вызванное незнанием или непониманием христианства, то позже «отступничество» стало восприниматься как массовое движение, являвшееся следствием мусульманской пропаганды и соответственно силы ислама, противостоявшего русскому культурному влиянию. Особенное значение этому явлению придавал тот факт, что все это происходило во внутренних губерниях империи, где русская власть и православная церковь имели давние и прочные позиции. Серьезные опасения стало вызывать распространение ислама на немусульманские народы.

Важным фактором, который способствовал тому, что ислам стал предметом особого внимания в России, было присоединение к империи во второй половине XIX столетия обширных регионов, населенных мусульманами. Политике «сближения» новые подданные противопоставили свою религию и связанный с ней образ жизни. Перед властью встал вопрос: как включить «инородное тело», принадлежавшее другой «цивилизации», в структуру российского православного государства. Гипотетически, «неведомый мир» мусульман таил в себе опасность для русских. Неизвестность порождала опасения, которые, кроме того, усугублялись свидетельствами выступлений мусульман против европейцев в других странах.

Со второй половины XIX века ислам и мусульманская культура стали предметами российского имперского дискурса. Рассматриваемый преимущественно с религиозной точки зрения и с европоцентристских позиций, «мир ислама» конструировался как «замкнутый», «невежественный» и «фанатичный» мир с враждебной идеологией. Согласно такому взгляду, догматы ислама не соответствовали основным принципам государственной идеологии и противоречили основам европейской цивилизации, представителем которой считала себя и Россия. Наличие в составе Российского государства особой мусульманской культуры, которая не только не поддавалась быстрой ассимиляции, но и имела способность распространять свое влияние на немусульманские народы, составляло мусульманский вопрос, который являлся не только религиозной проблемой, но и имел политическое значение. Казалось, что, во-первых, не ассимилированные мусульмане, будучи «ненадежными» подданными, угрожали государственному единству и безопасности России. Во-вторых, влияние ислама на немусульманские народы оценивалось как угроза русскому культурному доминированию.

Первыми, кто стал воспринимать ислам, как политическую проблему и говорить о наличии мусульманского вопроса, стали миссионеры и некоторые представители местной администрации регионов, населенных мусульманами. Их поддержали православные и консервативные светские публицисты. В их интерпретации, мусульманский вопрос не был проблемой какого-то одного региона, а являлся проблемой, которую следовало решать на общегосударственном уровне. Поэтому миссионеры и местные власти мусульманских регионов неоднократно ходатайствовали об общей постановке мусульманского вопроса.

Стереотипные характеристики исламского мира проникли в деловой лексикон правящих кругов. Признавая силу религиозных мусульманских убеждений, центральные власти в конце XIX века смотрели на мусульманский вопрос только как на религиозную проблему и не были склонны придавать ей политическое значение. Такого взгляда придерживались и некоторые местные чиновники, например, К. П. фон Кауфман. Согласно этим представлениям, религиозные убеждения, если их не задевать, могли и не быть препятствием политике интеграции. Гораздо более опасными в это время в политическом отношении, считались «идеи о самобытной национальности и достижения независимости», которыми российские мусульмане, по мнению Министерства внутренних дел, еще «не были заражены»460. Поэтому пока центральные власти не видели оснований опасаться «каких-либо затруднений, по крайней мере, относительно большинства мусульман», считая их вполне лояльными подданными. Важными факторами, определявшими официальную позицию властей по отношению к мусульманам, были международные отношения и внешнеполитические интересы России на Востоке. Учитывая это, власти старались не драматизировать ситуацию и поддерживать внешне миролюбивые отношения с мусульманскими подданными. Исходя из этого, в политике по отношению к мусульманам, власти пытались избегать всего, что могло бы показаться посягательством на религиозные убеждения мусульман.

Разница в позициях миссионеров, с одной стороны, и Министерства внутренних дел в отношении мусульманского вопроса, с другой, породила различные подходы к осуществлению политики «сближения» мусульман с русскими.

Православное духовенство, и в особенности миссионеры, исходили из убеждения, что преданные своей вере мусульмане всегда будут враждебны христианам, поэтому только православие было способно сделать из иноверца «надежного» подданного. Следуя этой установке, «инородцы» должны были «слиться» с русскими через христианство. Кроме того, миссионерская деятельность должна была служить цивилизаторским целям, привнося в мусульманский мир

460 Отчет о мероприятиях МВД по отношению к магометанству за 1892 г. // РГИА. Ф. 821. Оп. 150. Д. 406. Л. 1 об.-2. принципы «высшей» культуры. Эти идеи нашли воплощение в проекте религиозно-нравственного просвещения мусульман. В XIX веке были учреждены Миссионерское общество, противомусульманские миссии, религиозные братства, созданы миссионерское отделение при Казанской духовной академии и специальные миссионерские курсы.

Основным плацдармом для реализации миссионерских планов стал Поволжский регион. Миссионерский проект просвещения здесь связывался с системой Н. И. Ильминского, суть которой заключалась в христианизации «инородцев» на их родных разговорных языках, при помощи миссионеров, учителей и священников, вышедших из «инородческой» среды. С этой целью допускалось печатание религиозных книг на «инородческих» языках с использованием русского алфавита. На практике эта система была применена в Центральной крещено-татарской школе в Казани и в других «инородческих» школах восточной части России.

Несмотря на некоторые успехи в христианизации части татар, черемис и других народов Поволжья, в правящих кругах ни раз констатировалось, что принятие христианства не сближало «инородцев» с русской средой, и что православие, в сравнении с мусульманством, имело довольно слабые позиции, а миссионерство только накаляло ситуацию. Миссионеры также отмечали, что в религиозном отношении, с исламом бороться было более чем затруднительно, и что в безуспешности миссионерства немаловажную роль играли слабые ассимиляторские способности русских, на которых, прежде всего и должна была быть направлена миссионерская деятельность церкви. Постепенно миссионерский элемент устраняется из практики отношений светской власти с мусульманами. Не отказываясь на официальном уровне от православных приоритетов, в политике «просвещения» мусульман с конца XIX века правительство сделало ставку на внедрение русского языка и приобщение мусульман к государственной школе. Это направление выразилось в учреждении русских классов при медресе и создании особых начальных школ для мусульман. Одновременно светские власти пытались установить правительственный контроль над религиозными школами мусульман.

Важным аспектом мусульманской проблемы считалось существование мусульманского духовенства, которое оказывало большое влияние на мусульманское население. С конца XVIII века в «инородческой» политике была унаследована традиция веротерпимости и регламентации «духовного быта» неправославных поданных. В результате, для мусульман восточной части европейской России, Крыма и Закавказья была создана духовная администрация. Мусульманское духовенство было включено в структуру государственного управления. Для решения семейных, брачных, имущественных и обрядовых дел мусульман допускалось применение шариата. В представлениях православного духовенства и некоторых представителей администрации мусульманских регионов, муллы являлись «антирусскими» элементами, препятствовавшим политике сближения мусульман с русскими. С их точки зрения, официальное признание духовной организации мусульман поддерживало «замкнутость» и «фанатизм» мусульманского духовенства и потому являлось государственной ошибкой. По их мнению, необходимо было максимально ограничить деятельность и права мусульманских духовных лиц. В правящих кругах придавали немаловажное значение взаимоотношениям с мусульманским духовенством. Опасаясь проявлений «религиозного фанатизма», власти отказались от радикальных мер по отношению к существовавшим духовным учреждениям и проводили политику, направленную на дальнейшую бюрократизацию, русификацию и подчинение правительственному контролю официально существовавших духовных управлений. В отношении мусульманских областей, присоединенных к империи позже, Северного Кавказа, Туркестана и Степного края, был применен другой подход. Мусульманские духовные лица не получили официального статуса. В решении судебных дел предпочтение отдавалось адату, который, по мнению властей, мог служить более удобной формой для дальнейшего перехода к общеимперским учреждениям, чем шариат.

Во второй половине XIX века среди татарской интеллигенции началось движение за модернизацию жизни мусульманского общества путем реформирования системы религиозного образования и привнесения в мусульманскую культуру европейских достижений (джадидистское движение). Одновременно с этим, татарские интеллектуалы развивали идеи объединения мусульманских народов на основе общей религии и тюркского языка.

Первыми, кто в России обратил внимание на это явление, были миссионеры и директоры татарских учительских семинарий. С одной стороны, они скептически относились к попыткам мусульман модернизировать ислам, считая ислам и прогресс несовместимыми. С другой стороны, в этом движении миссионеры усматривали национальные идеи, которые, с их точки зрения, способствовали укреплению обособленности мусульманского населения и тем самым осложняли мусульманский вопрос, превращая его в «татаро-мусульманский».

Несмотря на предостережения миссионеров, новые явления среди мусульман не сразу привлекли к себе внимание властей и светской прессы. По-прежнему в России было распространено стереотипное представление о «замкнутом» и «невежественном» мусульманском мире, «незараженном» национальными идеями.

Власти всерьез обеспокоились этими явлениями, когда они стали принимать политический характер. Это произошло в начале XX века на фоне революционной ситуации в России, которая способствовала политизации почти всех национальных групп в империи. Крупнейшей политической организацией мусульман стала партия «Иттифак», созданная представителями либерального крыла джадидистов. Программа партии объединяла политические лозунги кадетов и мусульманские религиозно-культурные требования. Мусульмане приняли участие в работе Государственных Дум, где они объединились в особую мусульманскую фракцию, стоявшую на платформе «Иттифака».

Политическая активность мусульман явилась неожиданностью для российской общественности, которая сначала с интересом и симпатией отнеслась к «пробуждению» мусульман. Претензии мусульман на участие в обсуждении политических вопросов вызвали опасения правительства, которое стало с подозрением относиться к мусульманским политическим деятелям. Тем не менее, по сравнению с армянами, поляками и евреями, мусульмане оценивались властями как лояльные подданные, и о мусульманском вопросе в этот момент в правящих кругах речь не шла. Вероятно, такому взгляду способствовало то обстоятельство, что непосредственно в революционных событиях участие мусульман было весьма скромным. Кроме того, по представлениям властей, «пробуждение» мусульман было локальным явлением и не имело серьезного влияния на все мусульманское население, которое, как казалось, больше интересовалось вопросами религии, нежели политики.

Революционные события повлекли за собой изменение политического курса, в том числе и религиозной политики. Закон 17 апреля 1905 года об укреплении начал веротерпимости определял новое отношение государства к неправославным конфессиям. По отношению к мусульманам закон разрешал давно наболевшую проблему «отпадений». Фактически крещеным мусульманам было позволено вернуться в прежнюю веру, а «совращение» перестало рассматриваться как преступление. Хотя закон и сохранял первенство православной церкви, православное духовенство расценивало эти меры как посягательство на права православия. Особенно отрицательно закон встретили миссионеры, которые теперь самостоятельно, без официальной поддержки государства, должны были бороться с влиянием ислама. Новый закон также предполагал устранение всех существовавших в законодательстве и административной практике религиозных стеснений

На основании прошений мусульман, Комитет министров определил перечень вопросов, подлежавших пересмотру, среди них основными были: положение мусульманского духовенства и организация структур духовного управления, порядок открытия религиозных школ и мечетей. Разработка этих вопросов была поручена особому Совещанию под председательством графа А. П. Игнатьева.

Обсуждение выявило два подхода к решению этих вопросов. Первый, предложенный членом Государственного Совета В. Череванским, допускал некоторую автономию религиозно - образовательных дел мусульман. Второй, представленный членом Совета министра народного просвещения А. С. Будиловичем, предполагал активное правительственное вмешательство во все сферы жизни мусульман. В отношении к исламу Совещание определило следующие принципы: сохранять религиозные обычаи и институты у тех народов, среди которых ислам имел уже значительное влияние, но не содействовать его распространению среди народов, которые еще не были истинными мусульманами, а также противодействовать попыткам татар сплотить мусульман империи и распространить на них свое культурное влияние. Исходя из этих принципов, Совещание рассматривало вопрос организации духовного управления мусульман, поддержав идею создания особого правления для киргизов и расчленение Оренбургского Духовного собрания.

Очередной раз правительство обратилось к вопросу образования мусульман в Особом совещании при Министерстве народного просвещения под председательством А. С. Будиловича. Этот вопрос являлся частью правительственного проекта введения всеобщего начального образования в империи. Участники Совещания обратили внимание на тот факт, что светская русскоязычная система образования вызывала противодействие «инородцев», возбуждая в них национальные чувства. Не отказываясь от русского языка, как средства «сближения», Совещание высказалось за привнесение в «инородческую» школу «идейного элемента». В этом отношении подходящей была признана система Н. И. Ильминского. Участники Совещания дали этой системе более широкую интерпретацию, вкладывая в школу Ильминского не миссионерские, а общечеловеческие идеи. Дискуссионным оказался вопрос о степени правительственного вмешательства в систему конфессионального образования мусульман. Большинство участников высказалось против автономии религиозного образования и за правительственный контроль. На основании рекомендаций Совещания были выработаны новые Правила образования восточных инородцев, которые, вызвали резкую критику со стороны мусульман и потому не были воплощены в жизнь. В результате, в 1907 году Министерство народного просвещения предложило новый вариант Правил, которые вообще не затрагивали вопросы организации религиозного образования мусульман.

На мероприятия правительства откликнулись либеральные мусульмане, которые на своем третьем съезде предложили более радикальные варианты решения религиозных и образовательных проблем мусульман, высказавшись за предоставление мусульманам религиозно - культурной автономии. Предложенные условия не встретили сочувствия в правительственных кругах. К тому же, мусульманские либералы, за их политическую деятельность, уже успели попасть под подозрение властей.

Следуя либеральной линии при обсуждении религиозных и образовательных проблем, правительство поставило задачу пересмотра всего законодательства, касавшегося мусульман. Отменяя отдельные стеснительные постановления, оно не было намерено в принципе отказываться от русского языка, как средства сближения», и от права контроля над религиозно-культурной жизнью мусульманских подданных.

Революция 1905 года потерпела поражение. Особенностью нового политического режима, установившегося после переворота 3 июня 1907 года, было усиление националистических настроений в русском обществе, которые стали оказывать существенное влияние на политический курс. «Инородцы», за их политическую активность, с одной стороны, попали под подозрение властей, с другой, стали объектом нападок русских националистов, которые опасались «инородческого засилья». В такой ситуации приобрел актуальность мусульманский вопрос.

Как и прежде, наиболее активно эта проблема обсуждалась в миссионерских кругах. Традиционно, содержание этой проблемы миссионеры видели в «наступлении» ислама на христианскую культуру. Теперь к этому миссионеры прибавляли новые аргументы, свидетельствовавшие о существовании мусульманского вопроса и главное - об его опасности. Во-первых, в глазах миссионеров, мусульмане доказали свою нелояльность тем, что часть из них создала оппозиционную партию, тем самым вступив в борьбу с правительством, а также стала добиваться религиозно-культурной автономии, что расценивалось как сепаратизм. Во-вторых, миссионеры считали, что российские мусульмане были заражены идеями панисламизма, которые ориентировали их на политическое сближение с Турцией, а не Россией. Считая мусульманский вопрос не только религиозной, но и политической проблемой, миссионеры обвиняли власти в том, что они «просмотрели» мусульман, излишне доверяя им, и требовали незамедлительного решения мусульманского вопроса.

На этот раз миссионерам удалось привлечь внимание властей к мусульманскому вопросу, что выразилось в организации двух специально посвященных этой проблеме особых межведомственных совещаний при Министерстве внутренних дел. Несмотря на то, что миссионеры были привлечены к участию в заседаниях, Совещания рассматривали мусульманский вопрос как национальную проблему, обусловленную национально-политическим движением среди мусульман, преимущественно поволжских татар. Это движение власти связывали с идеями панисламизма. Особенно панисламизм интересовал Департамент полиции, который часто под панисламизм подводил любые проявления активности мусульман. С другой стороны, панисламизм «был интересен» не только сотрудникам полиции. Он являлся орудием политики Германии. Панисламисткие идеи находили отклик и в среде мусульман. Несмотря на то, что местные жандармские управления все время «искали» панисламизм среди российских мусульман, в правительственных кругах к возможностям панисламизма в России относились весьма скептически.

Кроме того, в правительстве продолжали смотреть на мусульман как вполне лояльных граждан. Эта лояльность, по мнению властей, объяснялась «невежеством» основной массы мусульман. Было замечено, что именно знание русского языка и русское образование способствовали развитию национальных идей среди мусульман. Не оставляя идеи светского просвещения мусульман, власти были вынуждены отказаться от русских классов при мусульманских религиозных школах. Эта мера имела причиной также желание ограничить процесс возникновения мусульманских национальных школ, которые образовывались на базе конфессиональных учебных заведений с русскими классами. Стараясь таким образом затормозить процесс проникновения национальных идей в среду мусульман, власти пытались также найти меры, которые бы препятствовали отатариванию «инородцев». В этом отношении в правящих кругах было выработано два пути: поддержание национальных особенностей этих народов и ограничение ислама, который являлся проводником национальных идей татар. Но сама же власть, предложив эти варианты политики, тут же отвергла их. Первый вариант, способствуя развитию национальных особенностей нерусских народов, мог стать причиной возникновения новых национальных вопросов. Также эта тактика могла привести к «национализации» ислама и, как считали в правительстве, к его укреплению. К тому же в правительственных кругах не раз констатировали невозможность противодействия татаризации. Поэтому, отказавшись от этого способа решения мусульманского вопроса, власти отказались в конце концов от проекта религиозного просвещения крещеных мусульман на их родных языках, а также от проекта создания национальных духовных управлений мусульман. В то же время власти боялись вторгаться в религиозную жизнь мусульман, опасаясь каких-либо выступлений с их стороны по этому поводу.

Поэтому, несмотря на то, что миссионеры продолжали настаивать на ограничительной политике по отношению к мусульманскому духовенству, видя в этом решение мусульманского вопроса, в правящих кругах вообще отказались от каких-либо кардинальных мер и проводили политику подержания статус-кво и скорее наблюдения, чем контроля, за религиозными делами мусульман.

Таким образом, мусульманский вопрос, как проблема, появился в России во второй половине XIX века. Первыми, кто обратил на него внимание, были миссионеры. Оценивая ислам с точки зрения его догматов, миссионеры априори считали ислам враждебной силой, а мусульман «ненадежными» подданными. Поэтому, в глазах миссионеров, мусульманский вопрос являлся прежде всего религиозной проблемой и существовал до тех пор, пока существовал ислам. Следуя миссионерской логике, решение мусульманского вопроса в конечном итоге означало победу христианства над исламом. Исходя из такой постановки проблемы, миссионеры настаивали на христианизации мусульман, и как более умеренном варианте - хотя бы удержании в православии уже крещеных мусульман, а также на ограничительных мерах по отношению к мусульманским учреждениям.

Светские власти, унаследовав с XVIII века традиции веротерпимости и прагматичной политики, не считали религиозный вопрос государственной проблемой и потому не были склонны участвовать в религиозной борьбе с исламом. Их имперский проект включал в себя «сближение» мусульман с русскими через светское просвещение и русский язык. В отношении религиозных дел мусульман, власти практиковали два варианта политики - от сотрудничества с духовными лицами и контроля за религиозной жизнью мусульман до полного невмешательства в их религиозные дела и по сути, игнорирование религиозного фактора.

Центральные власти обратили серьезное внимание мусульманский вопрос только после 1907 года, что было связано с появлением политического национально окрашенного движения среди мусульман. Поэтому, признавая религиозную специфику мусульманского вопроса, власти рассматривали его по аналогии с другими подобными «инородческими» вопросами и видели в нем прежде всего сепаратистское движение татар, которые посредством религии распространяли свое культурное влияние на другие народы, создавая тем самым угрозу русскому культурному доминированию. Для решения этой проблемы правительство не смогло выработать каких-то новых приемов. Основные ориентиры политики по отношению к мусульманам остались прежними. Но сам факт существования проблемы делал эту политику нерешительной.

Очень точно, как нам кажется, миссионерский и правительственный подходы к мусульманскому вопросу обозначил мусульманский депутат III Государственной Думы С. Н. Максудов в своем выступлении в связи с обсуждением проекта начального образования. Он сказал: «Миссионеры разрешают мусульманский вопрос в смысле его небытия, они нам говорят: мусульманам не быть в России, а правительство шатается, иногда ему приходится разрешать этот вопрос в смысле миссионерском, иногда в смысле государственном. Но я вам должен сказать, что очень редко проявляется государственный характер: это как бы светлые промежутки в поведении правительственном, и они воспринимаются нами как счастливые эпохи»461. От себя добавим, что решения мусульманского вопроса в «государственном» смысле правительством не было найдено. Возможно, что, при существовании «национальной» (русской) идеи, как принципа устройства империи, такого решения вообще не было.

Необходимо также отметить, что из всех существовавших «инородческих» вопросов мусульманский вопрос не занимал такого внимания в правительственных кругах, как, например, финляндский или еврейский и т. п. вопросы. Эта проблема обсуждалась в основном в миссионерских кругах, с одной стороны, и на уровне отдельных министерств, как правило, Министерства внутренних дел, и Министерства иностранных дел, а также в межведомственных Совещаниях, с другой. Мы не обнаружили следов внимания к мусульманскому вопросу в высших органах власти, в которых, безусловно, обсуждались отдельные вопросы, связанные с теми или иными правительственными мероприятиями по отношению к мусульманам. Возможно, это было связано с тем обстоятельством, что в сравнении с другими «инородческими» вопросами, мусульманский вопрос долгое время рассматривался как религиозная проблема и не считался опасным с политической точки зрения. Национальное

461 Государственная дума. Третий созыв. Стенографические отчеты. Сессия IV. Ч. I. содержание мусульманского вопроса, которое как раз и беспокоило правительство, проявилось довольно поздно. К тому же, по оценкам властей, национальное «пробуждение» мусульман, хотя и приняло политический характер, но было слабо выраженным и имело незначительное влияние на основную массу мусульман, в силу их «невежества». Следуя такой логике, получалось, что то самое «невежество», с которым предполагали бороться в XIX веке, стало причиной того, что мусульманский вопрос не беспокоил правящие круги так, как беспокоили его другие «инородческие» вопросы.

С. 375.

Список научной литературыВоробьева, Елена Ивановна, диссертация по теме "Отечественная история"

1. Государственный архив Российской федерации (ГАРФ) Фонд. 102, 00. Департамент полиции. Особый отдел. Архив внешней политики Российской империи (АВПРИ) Фонд 151.- Политархив. Фонд 147. - Среднеазиатский стол.

2. Российский государственный военно-исторический архив (РГВИА)

3. Фонд 400.- Главный штаб. Азиатская часть.

4. Российский государственный исторический архив (РГИА)

5. Фонд 821.- Департамент духовных дел иностранных исповеданий.1. Фонд 1022,- Петров А. В.

6. Фонд 1276,- Совет министров.

7. Фонд 1149. Департамент законов Государственного совета. Фонд 797. - Канцелярия обер-прокурора Св. Синода Фонд 796.- Канцелярия Св. Синода.

8. Коллекция печатных записок библиотеки РГИА

9. Папка 747 Материалы по вопросам веры мусульман и о применении мусульманского права в России.

10. Папка 255 Материалы по вопросу пересмотра законоположений о нерусских народах согласно указу 12 декабря 1904 года.

11. Папка 742 Свод учреждений и уставов Управления духовных дел инославных исповеданий христианских и иноверных. 1899.

12. Папка 3207 Краткие сведения об исламе.

13. Папка 3201 -3204 Материалы о деятельности миссионерских обществ. Папка 263 Материалы об управлении Кавказским краем.1. Опубликованные источники

14. Полное собрание законов (ПСЗ). Собрание первое. СПб., 1830. Т. 22, 23. Собрание второе. СПб., 1841. Т. 6; 16.

15. Свод законов Российской империи (СЗРИ). СПб., 1842. Т. 14; СПб., 1857. Т. 11; СПб,1890. Т. 14. СПб, 1896. Т. 10; 11.

16. Уголовное уложение. Проект редакционной комиссии и объяснения к нему. СПб, 1895.

17. Государственная дума. Третий созыв. Стенографические отчеты Сессия IV. 1910 — 1911. Ч. 1,2. СПб, 1911.

18. Сборник документов и статей по вопросу об образовании инородцев. СПб, 1869 Казанская центральная крещено-татарская школа. Материалы для истории христианского просвещения крещеных татар. Казань, 1887.

19. Сборник распоряжений по Кавказскому учебному округу, напечатанных в Циркулярах по управлению Кавказским учебным округом. 1867-71. Тифлис, 1. Т,1891.

20. Сборник законов о мусульманском духовенстве в Таврическом и Оребургском округах и о магометанских учебных заведениях. Казань, 1899.

21. Переселение горцев в Турцию, материалы по истории горских народов. Под ред. Джагурова Г. А. Ростов- на- Дону, 1925.

22. Сборник документов Церковь и руссификация бурято-монгол при царизме // Красный Архив. 1932. T. IV (53).

23. Материалы по истории народов СССР. Вып. 6. Материалы по истории Татарии второй половины XIX века. Аграрный вопрос и крестьянское движение 50-70-х годов XIX века. М.-Л, 1936. Ч. 1.

24. Национальные движения в период первой русской революции в России (сб. документов их архива быв. Департамента полиции). Чебоксары, 1935. Материалы и документы по истории общественно-политического движения среди татар (1905-1917). Казань, 1992.

25. Всеподданнейший отчет обер-прокурора Св. Синода по ведомству православного исповедания за 1905-1907 гг. СПб., 1910.

26. Проект всеподданнейшего отчета ген.-ад. К. П. фон Кауфмана по гражданскому управлению и устройству в областях Туркестанского генерал-губернаторства. 186781. СПб., 1885.

27. Всеподданнейший доклад Туркестанского генерал-губернатора ген. от инфантерии Духовского Ислам в Туркестане. Ташкент, 1899.

28. Всеподданнейший отчет главнокомандующего кавказской армией по военно-народному управлению за 1863-69 гг. СПб., 1870. 1881-1894 гг. Записка, найденная в бумагах Н. X. Бунге.

29. Высочайше утвержденные, 17 апреля 1905 года, положения Комитета Министров об укреплении начал веротерпимости.

30. Письмо Н. И. Ильминского к ректору Казанской духовной академии Никанору от 8сентября 1870 года //Православный собеседник. 1910. Январь.

31. Письма Н. И. Ильминского К. П. Победоносцеву. Казань, 1895.

32. Из черновых бумаг К. П. Победоносцева. Красный архив. Л., 1926. Т. 5 (18).

33. Из переписки по вопросу о применении русского алфавита к инородческим языкам.1. Казань, 1883.

34. Из переписки об удостоении инородцев священнослужительских должностей. Казань, 1885.

35. Правила о начальных училищах для инородцев, живущих в восточной и юго-восточной России. 31 марта 1906 г.

36. Труды Особого Совещания по вопросу образования восточных инородцев. Изд. МНП под ред. А. С. Будиловича. СПб., 1905.

37. Доклад председателя Особого Совещания по вопросам образования восточных инородцев А. С. Будиловича. 15 августа 1905 года. III Всероссийский мусульманский съезд. Казань, 1906.

38. Епископ Алексий. Современное движение в среде российских мусульман. Казань, 1910.

39. Епископ Андрей. О мерах к охранению Казанского края от постепенного завоевания его татарами. 14 января 1908 г. Казань.

40. Машанов М. А. Современное состояние татар-мухаммедан и их отношение к другим инородцам. Казань, 1910.

41. Остроумов Н. П. Колебания русского правительства во взглядах на миссионерскую деятельность православной русской церкви // Сотрудник Братства Святителя Гурия. 1910. № 42. Отдельный оттиск доклада с некоторыми изменениями был издан в Казани в 1910 году.

42. Ильминский Н. И. Извлечения из проекта 1849 года о татарской миссии // Знаменский П. На память о Николае Ивановиче Ильминском. К двадцатипятилетию Братства святителя Гурия. Казань, 1892. Приложение № 1.

43. Отчет бакалавра Казанской духовной Академии Н. И. Ильминского за первый год пребывания его на Востоке. Общий отчет бакалавра Н. И. Ильминского за время пребывания его на Востоке // Там же. Приложение № 2.

44. Отчет Общества восстановления православного христианства на Кавказе за 1865 год // Православное обозрение. 1866. Ноябрь.

45. Устав общества восстановления православного христианства на Кавказе. 9 марта, 1885.

46. О действиях высочайше учрежденного общества восстановления православного христианства на Кавказе. СПб., 1862.

47. Aktschura Oglu Jussuf. Die gegenwaertige läge der mohammedanischen Turko-Tataren Russlands und ihre Bestrebungen. Bern, 1916.

48. Gasprinskii I. First Steps toward Civilizing the Russian Muslims. Lazzerini Ed. J. Jadidism at the Turn of the Twentieth Century: a View from Within // Cahiers du Monde Russe et Sovietique. 1975. № 16.1. Периодические издания1. В мире мусульманства

49. Журнал Министерства народного просвещения

50. Записки восточного отделения императорского российского археологическогообщества (ЗВОИРАО)1. Инородческое обозрение1. Колокол1. Мир ислама1. Московские ведомости1. Мусульманин1. Неделя1. Нива1. Новое время

51. Православное обозрение. Православный благовестник Православный собеседник Прибавление к Церковным ведомостям Речь Россия

52. Русская мысль Русский вестник1. Русское знамя Русь

53. Сотрудник Братства Св. Гурия Утро России Христианское чтение The Nineteenth Century (N. С.).1.l Литература и публицистика

54. Авксентьев А. В. Ислам на Северном Кавказе. Ставрополь, 1973. Алексий Воинствующий ислам. М., 1914.

55. Алисов Г. Мусульманский вопрос в России // Русская мысль. 1909. Июль. Амирханов Р. Ислам в истории татарской общественной мысли // Татарстан. 1993. № 4.

56. Аршаруни А., Габидуллин X. Очерки панисламизма и пантюркизма в России. Изд. «Безбожник», 1931.

57. Бобровников Н. А. Нужны ли так называемые противомусульманские и пртивоязыческие епархиальные миссионеры в губерниях Европейской России // Православный собеседник. 1905. Кн. 1.

58. Вопрос о мусульманской фракции Государственной Думы // Мир ислама. 1913. Т. II. Вып. II.

59. Воронец Е. Н.Нужны ли для России муфтии. М, 1891.

60. Воронец Е. Н. К вопросу о свободе веры и о современных внутри России отпадениях от христианства в мухаммеданство // Православный собеседник. 1877. Кн. 1. Гаспринский И. Россия и Восток. Казань, 1993.

61. Гатагова А. С. Русская администрация и народное образование на Северном Кавказе в 60-70-х годах XIX века // Россия и Восток: проблемы взаимодействия. М, 1993. Ч. 2.

62. Горохов В. М. Реакционная школьная политика царизма в отношении татар Поволжья. Татариздат. Казань, 1941.

63. Губайдулин Г. Крах панисламизма во время империалистической войны // Культура и письменность Востока. Баку, 1929. Кн. IV.

64. Дингельштедт Н. Неведомый мир. Современные мусульмане // Среднеазиатский вестник. Ташкент, 1896. Март-Май.

65. Дякин B.C. Национальный вопрос во внутренней политике царизма XIX начало XX вв. (К постановке проблемы). Вступительная статья к сборнику архивных материалов:

66. Дякин В. С. Национальный вопрос во внутренней политике царизма (XIX начало XX вв.). СПБ., 1998.

67. Елисеев Е. Важность и значение миссионерства. Ответ П. Петрункевичу. СПб., 1902. Ешевский С. В. Миссионерство в России // Журнал Министерства народного просвещения. 1967. Ч. 135.

68. Жузе П. Ислам и просвещение // Православный собеседник. 1899.Кн. 2. Жузе П. Мусульманская печать в России // Колокол. 1911. № 1500, 1501, 1502. Заринский П. Е. Апология исламизма новейшей английской работы // Православный собеседник. 1878. Кн. 2.

69. Знаменский П. На память о Николае Ивановиче Ильминском. К двадцатипятилетию Братства святителя Гурия. Казань, 1892

70. Золотницкий Н. И. По поводу открытия частных школ в Вятской губернии // Вятские губернские ведомости. 1861. № 47.

71. И. П. Взгляд на миссионерское дело некоторых светских русских писателей и беллетристов //Православный благовестник. 1901. № 5, 8. 9, 10. 11. Ибрагимов Г. Татары в революции 1905 г. Казань, 1926;

72. Из воспоминаний о Н. И. Ильминском К. П. Победоносцева // Русский вестник. 1892. Т. 218. Февраль.

73. Износков И. А. Инородческие приходы Казанского уезда // Православный благовестник. 1897. № 21. Ноябрь.

74. Ильин Н. Значение религии Мухаммеда в истории // Православный собеседник 1876. Кн. 3.

75. Ильминский Н. И. К истории инородческих переводов // Православный собеседник. 1884.Кн. 1.

76. Ильминский Н. И. О системе просвещения инородцев и о Казанской Центральнойкрещено-татарской школе. Изд. П. В. Щетинкина. Казань, 1913.

77. Ильминский Н. И. Практические замечания о переводах и сочинениях наинородческих языках//Православный собеседник. 1871. Кн. 1.

78. Имперский строй России в региональном измерении. XIX начало XX вв. М., 1997.

79. Ионова А. И. Отношения России и Османской империи в свете размышлений Исмаила-бея Гаспринского о русско-восточном соглашении // Османская империя. Проблемы внешней политики и отношений с Россией. М.,1996.

80. Ислам и наука. Речь, произнесенная Э. Ренаном в Научной Французской ассоциации. СПБ., 1883.

81. История грузинской иерархии с присовокуплением обращения в христианство осетин и других горских народов по 1-е января 1825 года. М., 1853.

82. История отечественного востоковедения с середины XIX века до 1917 года. М., 1997. Исхаков С. М. Революция 1905-1907 гг. и российские мусульмане // 1905 год- начало революционных потрясений в России XX века. М., 1996.

83. Исхаков С. М. Мусульманская психология и европейская политика (Первая четверть XX века) // Революция и человек. Социально-психологический аспект. М., 1996. К вопросу о панисламизме // Мир ислама. 1913. Т. II. Вып. I.

84. К вопросу об образовании инородцев. Письмо в редакцию Я. М. Неверова // Журнал Министерства народного просвещения. СПб., 1869. Ч. 146.

85. К вопросу об устройстве училищ для инородческих детей Казанского учебного округа // Журнал Министерства народного просвещения. 1867. Ч. 134. Каппелер А. Россия многонациональная империя. Возникновение, история, распад. М., 1997.

86. Кареев Н. Идея прогресса в ее историческом развитии. Публичная лекция, читанная в С. Петербурге в 1891 году // Историко-философские и социальные этюды. СПб., 1895.

87. Касымов Г. Очерки по религиозному и антирелигиозному движению среди татар до ипосле революции. Казань, 1932.

88. Климович Л. Ислам в царской России. М., 1936.

89. Колоницкий Б. И. Эмиграция. Военнопленные и начальный этап германской политики «революционизирования» России (август 1914-начало 1915 г.) // Русская эмиграция до 1917 года лаборатория либеральной и революционной мысли. СПб. 1997.

90. Крымский А. История мусульманства. Самостоятельные очерки, обработки и дополненные переводы из Дози и Гольдциера. Труды по востоковедению, изданные Лазаревским институтом восточных языков. М., 1903. Ч. 1-П.

91. Кудрявцев А. И. Краткий очерк русской миссионерской деятельности и вообще православного миссионерства в особенности. Одесса, 1885.

92. Макаров Д. М. Самодержавие и христианизация народов Поволжья во второйполовине XVI XVII вв. ЧТУ., 1981.

93. Малов Е. А. О новокрещенской конторе. Казань, 1878.

94. Малов Е. А. Миссионерство среди мухаммедан и крещеных татар. Сб. ст. Казань, 1892.

95. Метод миссионерской полемики против татар-мухаммедан. Соч. студента Казанской духовной академии III курса Е. Виноградова // Миссионерский противомусульманский сборник. Казань, 1873. Вып. I.

96. Миропиев М. Какие начала должны быть положены в основу образования русских инородцев // Русь. 1884. № 17. 1 Сентября.

97. Можаровский А. Изложение хода миссионерского дела по просвещению Казанских инородцев с 1552 года по 1867 год. М., 1878.

98. Мусульманская печать в России в 1910 году. Составлено по распоряжениюначальника Главного управления по делам печати под ред. В. Гольстрема. Спб, 1911

99. Мусульманские мактабы и русско-туземные школы в Туркестанском крае. Из статьи

100. Остроумова Н. П. // Православный благовестник. 1906. №11. Июнь.

101. Мухамметдинов Р. Ф. Зарождение и эволюция тюркизма. Казань, 1996.

102. Мысли о способах к успешному распространению христианской веры между евреями,магометанами и язычниками в Российской державе архимандрита Макария Глухарева

103. Православный благовестник. 1893. № 5. Март.

104. Национальная политика России: история и современность. М, 1997.

105. Национальные окраины Российской империи. Становление и развитие системыуправления. М, 1997.

106. Национальный вопрос в Татарии дооктябрьского периода. Сборник статей. Казань, 1990.

107. Об Адаме по учению Библии и по учению Корана. Казань, 1885.

108. Османов Ю. Б. Исмаил Гаспринский о русско-турецких отношениях и проблемеевразийства // Оьмлмш^х^ ЫлЛи^иЛусс^. ^ / / ОклЛсоыШ-с- ¿¿¿С £ ГОе^^о^^ ! ПУЬ.

109. Остроумов Н. П. Исламоведение. Ташкент, 1910.

110. Остроумов Н. П. Колебания во взглядах на образование туземцев в Туркестантском крае // Кауфманский сборник. М, 1910.

111. Остроумов Н. П. Коран и прогресс. По поводу умственного пробуждения современных российских мусульман. Ташкент, 1901-1903.

112. Остроумов Н. П. Магометанский вопрос в России в настоящее время // Христианское чтение. 1905. Сентябрь.

113. П. У. О распространении грамотности между горцами // Сведения о кавказских горцах, изданные с соизволения £. И. В. Главнокомандующего Кавказской армией при Кавказском горском управлении. Тифлис, 1870. Вып. 3. Репринтное издание. М., 1992.

114. Панисламизм и пантюркизм // Мир ислама. 1913. Т. II. Вып. VIII, IX.

115. Пантюркизм в России // Мир ислама. 1913. Т. II. Вып. I.

116. Религия и межнациональные отношения. Сборник статей. ДГУ, 1990.

117. Рункевич С. Г. Русская православная церковь, история христианской церкви в XIXвеке. СПб., 1908.

118. Русско-туземные мусульманские школы в Туркестане // Православный благовестник. 1900. № 12. Июнь.

119. Русско-туземные школы Сыр-Дарьинской области в 1898 году // Православный благовестник. 1899. № 3. Февраль.

120. Соловьев В. Магомет, его жизнь и религиозное учение. СПБ., 1902.

121. Туземные учебные заведения в Туркестанском крае: медресе и мектебе //

122. Православный благовестник. 1897. № 14. Июль.

123. Усманова Д. М. Народное дитя империи. Взаимоотношения Духовного собраниямусульман с государственной властью // Татарстан. 1997. № 1.

124. Фасеев К. Ф. Из истории татарской передовой общественной мысли. Казань, 1955.

125. Фахрутдинов Р. Р. Татарское либерально-демократическое движение в конце XIX -нач. XX вв.: идеология и политическая программа. Автореф. дис. канд. истор. наук. Казань, 1996.

126. Хаген М, фон. Об истории России как империи // Доклад на семинаре Империя и регион: Российский опыт. 1700-1991. Колумбийский университет. 1-3 февраля 1998. Хрусталев А. Очерки распространения христианства между инородцами Казанского края. Казань, 1897.

127. Череванский В. Мир ислама и его пробуждение. СПб., 1901. Ч. 1-2. Чичерина С. У приволжских инородцев. СПб., 1905.

128. Шайхиев Р. А. Роль мусульманского духовенства в жизни татарского общества в XVII XIX вв. // Духовенство и политическая жизнь на Ближнем и Среднем Востоке в период феодализма. М., 1985

129. Эфиров А. Ф. Нерусские школы Поволжья, Приуралья и Сибири. М., 1948. Юзефович Б. М. Христианство, магометанство и язычество в восточных губерниях России // Русский вестник. 1883. Март. Кн. 3.

130. Brower D. and Lazzerini Ed., ed. Russia's Orient. Imperial Borderlands and Peoples, 17001917. Bloomington/Ind. University Press, 1997.

131. Burbank J. Revisioning of Imperial Russia // Slavic Review. 52. № 3. (1993). Fischer A. The Crimean Tatars. Stanford, 1987; Frye R. N. ed. Islam and West. The Hague, 1956.

132. Griinenbaum G.E, von. Modern Islam: The Search for Cultural Identity. Los Angeles, 1962. Hélène Carrère D'Encausse. Islam and the Russian Empire. Reform and Revolution in Central Asia. Berkley: University of California Press, 1988.

133. Hroch Miroslav. Die Vorkaempfer der nationalen Bewegung bei den Kleinen Völkern Europa. Eine vergleichende Analyse zur gesellschaftlichen Entwicklung der patriotischen Gruppen. Praha, 1968.

134. Kirimli Hakan. National movements and national identity among the Crimean Tatars (19051916). Leiden-New-York-Köln, 1996.

135. Kuttner T. Jadidism and tf\e tsßam tc . world. Ismail Gasprinskii in Cairo 1908 // Cahiersdu Monde Russe et Sovietique. 1975. № 16.

136. Rodinson M. Die Faszination des Islams. München, 1985.

137. Vambery A. The Awakening of the Tatars // N.C. 1905. February. № 336.

138. Werth Paul. Subjects for Empire: Orthodox Mission and Imperial Governance in the Volga

139. Kama Region, 1825-1881. Ph.D. diss., University of Michigan, 1996.

140. Zenkovsky S. A Century of Tatar Revival // American Slavic and East European Review.1953. Vol. 12.

141. Zenkovsky S. Pan-Turkism and Islam in Russia. N-Y., 1967.

142. Zetterberg Seppo. Die Liga der Fremdvölker Russlands 1916-1918. Helsinki, 1978.