автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Народные рассказы Л.Н. Толстого и их место в творческом пути писателя

Полный текст автореферата диссертации по теме "Народные рассказы Л.Н. Толстого и их место в творческом пути писателя"

ЛЕНИНГРАДСКИЙ ОРДЕНА ТРУДОВОГО КРАСНОГО ЗНАМЕНИ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПВДАГОГИЧЕСКИЙ ИНСТИТУТ имени А.И.ГЕРЦЕНА

На правах рукописи УДК 882 /092/ Толстой Л.Н.- 32

ЛЕПИЛКЛНА Ольга Ивановна

НАРОДНЫЕ РАССКАЗ! Л.Н. ТОЛСТОГО И Ж МЕСТО ' В ТВОРЧЕСКОМ ПУТИ ПИСАТЕЛЯ

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание учёной степени кандидата филологических наук

10.01.01 - русская литература

Ленинград - 1939

Диссертация выполнена на кафедре русской литературы Ленинградского ордена Трудового {фасного Знамени государственного педагогического института имени А.И.Герцена.

Научный руководитель:

доктгр филологических наук, профессор Я.С.Билинкис.

Официальные оппоненты:

- доктор филологических наук Г.В.Краснов

- кандидат филологически наук И.Н.Сухкх.

Ведущая организация - Ленинградский государственный ордена Дружбы народов институт культуры га.Н.К.Крупской.

Защита состоится " 1990 г. в 'К час.

на заседании специализированного совета К 113.06.05 по присуждению учёной степени кандидата наук Ленинградского государственного педагогического института им.А.И.Герцена (191186,

Ленинград, ^ ^ /?е/>$^ л«**.* S2 ^ М

С диссертацией можно ознакомиться в фундаментальной библиотеке института.

Автореферат разослан 19г.

Учёный секретарь специализированного совета кандидат фялологическкг наук

/^Дс^о^ Н.Н.Кякпто

Актуальность исследования народных рассказов Л.Н,Толстого вытекает уже из того заложенного з них морально-нравственного потенциала, интерес к которому в наши дни огромен и очевиден. Народные рассказы, обращенные автором к вочньм потребностям человеческой души, явившиеся на свет как результат поисков писателем смысла жизни и возможностей единения людей, отвечают возросшим ныке потребностям в укреплении человеческого "мира".

Этот толстовский жанр однако до сих пор остаётся для отечественного литературоведения своеобразии.« "белым пятном", и все попытки исправить положение напоминают собой лишь некую ' регулировку, продиктованную желанием как-то оправдать появление этой недостойной гения малости. Со времен А.М.Скабичевско-ко, который, обидевшись за народ, иронически восклицал: "... для нас с вами - "Война и мир", "Анна Каренина", а для мужика, о для него за глаза довольно несколько наскоро состряпанных (здесь и далее разрядка наша,- О.Л.) побасенок с чудесами, чертями и грошевою моралью", превалирует взгляд на народные рассказы как не имеющие собственно художественной ценности. И хотя односторонность их оценки в настоящее время во многом преодолена, вопрос о месте этого жанра в творческом пути писателя нельзя считать решённым.

Все сказанное объясняет цель нашего исследования: рассмотреть народные рассказы в контексте толстовских этико-ф1-лосэфских и художественных исканий конца 70-х - 80-х годов.

Связь между появлением этого жанра в творчестве Толстого и его поисками истины хронологически ярко выражена и в силу этого констатируется практически всеми литературоведами, обращавшимися к изучению народных рассказов. Но вместе с тем она не была предметом специального исследования и нуждается, на наш взгляд, в детальном и тщательном анализе (с привлечением эпистолярных материалов, дневниковых записей писателя и, в первую очередь, его религпозно-фиософских трактатов, лежащих в той же временной плоскости конца 70-х - 80-х годов). Изучение нового для Толстого этой поры понимания человека влечёт за собой, как нам кажется, потребность выяснить, хак трансформировалось познание внутренней жизни у создателя художественных принципов "диалектики души". И наконец, ещё одна

- I -

задача, которая совериенно естественно вытекает из самого предмета нашего рассмотрения,- сопоставление народных рассказов Толстого и последующего творчества писателя. Сам Толстой, осмысляя "Хаджи-Мурата" - своё художественное "завещание", писал: "Литература была белый лист, а теперь он весь исписан. Надо перевернуть или достать другой". Определить, насколько существенным оказался художественный опыт народных рассказов для позднего Толстого, для его попыток "перевернуть исписанный лист", представляется в рамках данной работы безусловно необходимы«.

Этими задачами определяется и научная новизна диссертационного исследования. Народные рассказы, вводимые в широкий круг творческого наследия писателя, впервые освещаются как новый и несомненно важный этап в его эволюции. Их форма, как это доказывается в работе, для Толстого, пережившего в конце 70-х - начале 80-х годов идейно-нравственный 1физис, была важна как возможность проникновения б народное жизнепонимание и усвоения народного "взгляда на вещи". Сквозь форму народных рассказов рождался к новый способ художественного воссоздания диалектики души. В работе впервые проанализировано обращение писателя к достижениям психологической науки этого периода (в частности, к идеям основоположника западно-европейской экспериментальной психологии В.Бундга).

Методологической основой работы явились принципы марксистско-ленинской эстетики, в частности положения, содержащиеся в статьях В.И.Ленина о Толстом.

Практическая значимость. Результаты исследования могут быть использованы при подготовке вузовских лекционных курсов и спецсеминаров, практических занятий по истории русской литературы второй половины XIX века, а также в дальнейших исследованиях своеобразия художественного мира Толстого, в практике издания и комментирования сочинений писателя. *

В порядке апробации основные положения были изложены в выступлениях на "Герценовских чтениях" (Ленинград, 1989), "Сейфуллинских чтениях" (Целиноград, 1989).

Структура работы. Диссертация состоит из введения, трёх глав, заключения. Библиография насчитывает 191 наименований.

Во введении даётся краткий обзор литературы по теме ис-

следования, указываются его цель и задачи, определяется актуальность и научная новизна диссертации, а .также её методологическая основа и практическое значение.

Первая глава - "«¡Еилософский контекст народных рассказов' Л,Н.Толстого" - поопящена выяснению роли его религиозно-философских исканий конца 70-х - 80-х годов в появлении данного жанра в творчестве писателя.

"Новое жизнепонимание", к которому Толстой пришёл в это время, в поисках смысла жизни, выразилось для него понятиями "единение" и "любовь". Он отказывает личности в праве на самостоятельное (вне "мира") и самоценное существование и определяющим в жизни видит "человеческий дух", "сознание бога" как воплощений мудрости, добытой всей историей человечества.

Обоснование своей новой позиции он излагает, прежде вое-го, в "Соединении и переводе четырех Евангелий" (1880-1882) - работе, которую называл одним из "лучших произведений" своей "мысли". Комментируя здесь библейский эпизод встречи и беседы Иисуса Христа с фарисеем Ниходимоы, писатель посчитал необходимым привлечь внимание читателей к следующему положению: "В беседе с Никодимом сказано, что источник жизни, Бог, дал жизнь миру, любя его. Не сказано, что Бог любил каждого человека, как и нигде этого не сказано; но именно оказано, что Бог любил м и р, т.е. людей вообще, и хотел им дать жизнь, и потому дал миру сына, и тел дал миру, т.е. людям вообще, жизнь и возможность • вступить в царство Божие". Возвышая мир, абстрагированный от конкретных его представителей, мир "ладей вообще", Толстой категорически отрицал, считал безнравственной самую идею загробной жизни как возможности спасения отдельной человеческой личности. "Царство Божие" для художника-мыслителя - это сугубо земное общежитие на условиях всеобщего братства, добра и справедливости. Поэтому ему дорога мысль, что "человек есть человек точно такой, какой он есть, т.е. смертный. Еизнь есть в нём только как жизнь, лрододжащаяся из рода в род в народе. Один только народ ... имеет в себе возможность жизни". Толстой, таким образом, утверждает в качестве вечной, незыблемой величины народ, что в его понимании равно всему человечеству. В свете этого становится объяснили и его отрицание'

"господского" искусства как носителя и выразителя узких сословных и партийных притязаний и канонов. Писатель требует, чтобы литература, роль которой в развитии гармоничного мира он осознавал как наиболее значимую в сравнении о другими возможностями воздействия на общественное и индивидуальное нравственное сознание, решала вопросы, носящие вневременный, вечный и общечеловеческий характер. Прздставление о народе как единственно возможной форме вечного, бессмертного существования легло в основу его деления личного и общественного, которые разведены им по разным полюсам. В "Соединении и переводе четырёх Евангелий" он выделяет целый раздел под названием "Личная жизнь есть обман плоти. Истинная жизнь есть жизнь общая всем людям". Признавая благо, добро лишь общие, автор ре-лигяозно-философских трактатов.будет отрицать необходимость и созидания единичного счастья, и борьбы с единичным злом и увидит путь к талу, чтобы "все установилось в торжественном покое истины и красоты", б отказе от "эго",ег<г желаний и устремлений, в единении со всеми живущими на земле. В народных рассказах, призванных по замыслу писателя запечатлеть жизнь по вечным законам добра и любви, подобное отречение человека от своего "я", а автора от прежнего собственного стиля становится нормой.

В "Соединении и переводе четырёх Евангелий", "Исследовании догматического богословия", в статье "В чал моя вера?" Толстой выясняет роль человека в достижении идеального общественного устройства и обращается к философско-этической проблеме свободы воли и её истолкованию религиозной философией. Это было вызвано особой значимостью вопроса об обусловленности человеческой воли, от решения которого зависит признание или непризнание ответственности человека за свои поступки. Толстой, определяя, что "жизнь есть ничто иное, как проявление свободы. Проявление это - только в смысле добра и зла", отстаивает свободу выбора каждым между жизнью "разумной", созидающей благо, и жизнью эгоистической. Он находит во многих евангельских притчах, давая им небогословское толкование, доказательства тому, что "Дисус учил, что все люди свободны". Человек-- творец собственной судьбы. Таков главный вывод Толстого. Именно -поэтому Иисус Христос, предегапций со страниц

--4 -

его сочинений,- это строго реальное историческое лицо, проповедующее словом и делсм бесконечную любовь к людям, это . сильная личность, отказывающая себе в своих эгоистических желаниях ради блага всего человечества. И сознательный шбор, осуществлённый км, должен слузгать людям примером нерабского отношения к жизни. Утверждая творческое, созидательное начало в каждом человеке, Толстой видел в последнем не абстрактного, изолированного индивида, а одного из "работников" в совместном сотворении подлинно гуманного коммунистического человеческого общежития, что и было для него залогом "установления царства Бога на земле".

Особое место в философской системе Толстого занимают нормативно-оценочные категории морального сознания - добро (благо) и зло, связанные в его философии с анализом двух субстанций в человеке - "разумной" и животной природы (иначе "духа" и "голоса плоти"). Они заявлены в качестве вечных, основополагающих в жизни человечества. В статье "В чём моя вера?" он вынужден был определить главное зло жизни и дал ему имя "бездуховность" - отсутствие подлинно высоких целей бытия, замена нравственных ценностей "пустыми идолами". Однако "мир стоит не злом, а чем-то другим", как очитает Толстой, и выражает это "что-то другое" следующими формулами: "сознание бога" (которое присуще каждому человеку, по его мнению), "дух сына человеческого" (единый во всех людях), "разумение". Именно на "разумении" как осознании нравственного закона (вечного и общечеловеческого, поскольку он освящён именем бога) базируются его представления о добре и зле, о сущности человека, о возможности создания "царства Бога" на земле. "Истинная жизнь,- утверждает он,- есть только та, которая оовещена" светом разумения". Следовательно, необходимо "сознание и выражение истины" - вечного морального закона добра и правды, которому "противно всякое зло".

Анализ этико-фиософского учения Л.Н.Толстого,'сложившегося, в основном, в конце 70-х - начале 80-х годов, приводит к выводу, что его "религия" основывается на признании сущностной значимости лишь того, что отмечено печатью вечного бытия и общечеловеческого смысла. Удовлетворяющими этим требованиям он находит лишь две величины: народ и "разумение"

(нравотвенный закон добра и правды).. Объявляя юс подлинными ценностями, писатель характеризует все привлекаемые к анализу факты, явления, положения, исходя из безусловности указанных первооснов.

Выработка подобных критериев неминуемо должна была повлечь и действительно повлекла за собой обращение Толстого к художественному опыту народа как важнейшему источнику познания его идеологии, системы моральных ценностей, сложившихся в неизмеримой дали истории человечества. Отсюда оставался уже только шаг до появления в его творчестве народных рассказов, о первом из которых с характерным названием "Чем люди живы?" критика писала: "Мы вдруг начинаем понимать, чем живут эти люди, на чем держится эта простая кизнь, какие чувства и мысли составляют её опору, руководство, отраду, её главное зерно". Именно желание постичь "главное зерно" народного миросозерцания, его "опору, руководство, отраду" было тем новым заданием, котороо отличало произведения этого жанра от предшествующих художественных творений писателя и сближало с его же религиозно-философскими трудам этого периода.

Теоретического обоснования именно этого пути поиска -обнаружить в устоявшейся форме то, что выступало в момент её рождения собственно содержанием - Толстой не развил. Но шесте с тем косвенные доказательства того, что в поисках вечных истин, вечного морального закона в народном понимании мироустройства он шёл именно этим путём, несомненно, налицо. В 70-е - 80-е годы, как свидетельствуют его письма, категории формы и содержания часто оказывались в центре его внимания. Шясняя их сущность, писатель не занимался абстрактнш теоретизированием, а всматривался в форму и содержание конкретных литератур ных созданий, церковного вероучения, сформированной в народе морально-нравственной системы. Представляет интерес и его попытка на ирактике проверить значимость указанных категорий: понимая форлу как способ существования содержания, Толстой, чтобы постичь народное миропонимание, как известно, прежде всего, овладевал внешней, формальной его стороной.

В годы духовного "перелома", переворота в мировоззрении Толстого - годы, которые, по его словам, "были страшно полны внутренней жизнью, уяснением, задором и ломкой",- по-иному

- б -

понимается им и "теория иокусства", и его назначение. Освоение писателем в эту пору народно-поэтических жанров нельзя объяснить тем, что "особенность форкы освобождала его от его стыдливости перед ролью проповедника добра", как сам он отзывался о "Гамлете и Дон-Кихоте" другого великого художника слова - И.С. Тургенева. Через "особенность формы" Толстой стремился проникнуть в мудрость "тех миллиардов отживших и живых людей, которые делают жизнь и на себе несут свою и нашу эсизнь" ("Исповедь"), усвоить её для себя.

Вторая глава - "Психологизм народных рассказов Л.Н.Толстого в свете исканий писателя и в контексте русской литера-*туры 70 - 80-х годов" - посвящена выявлению особенностей психологизма произведений данного жанра.

Для русской литературы этого периода (и в первую очередь, для Толстого) в центр выдвинулась проблема тех основ в душе человека, которые могут вести к торжеству добра. Поиск "опоры в самих себе" (Салтыков-Щедрин) привёл во многом к изменению всего взгляда на человека. Замыкавшаяся подчас раньше в рамках "герой - среда", определявшая личность прежде всего как результат воздействия среды, литература ныне открывает в человеке биосоциальное существо и, сохраняя пафос духовности личности, обращается к исследованию собственно биологических начал, входящих в человеческую структуру. И соответственно расширяется сфера психологического анализа, возрастают точность изображения сложных психологических процессов и объёмность образов. Рассматривая человека как единство физического и духовного, природного и социального, наследственного и приобретённого, литература тем самш отвечала на возросший в обществе интерес к природе личности, к возможностям и способностям человека, особенностям его психического мира. Неслучайно в это время создаются психологические общества, широко распространяется спиритизм, развивается повышенный интерес к теософии, антропософии, оккультнил знаниям. Непознанное в психике и физиологии человека становится предметом пристального научного и эстетического внимания. Н.К.Михайловский в статье "Патологическая магия" призывает литературу к "инкорпорированию" вновь открываемых психических явлений.

Ещё в 50-е годы Н.Г.Чернышевский недвусмысленно предска-

- 7 -

зал. что "глубокое знание тайных движений психической жизни я непосредственная чистота нравственного чувства ... останутся существенными чертами его (Толстого.- О.Л.) таланта". И "Лев русской литературы" действительно сохранил глубокий интерес к "тайнам жизни человеческого духа", демонстрируя в каждом новом творении иной уровень освоения внутренней жизни человека. Его литературные проникновения не столько базировались на научных данных, сколько сага поставляли материал для науки В 70-80-е годы писатель, однако, всерьёз заинтересовался достижения® психологии, ещё только завоевывавшей статус самостоятельной и независимой науки. Но, судя по дневниковш записям и 'эпистолярному наследию, ни один из учёных-пскхологов не удостоился быть в поле зрения Толстого в течение долгого периода - за исключением Вундта, основоположника западноевропейской экспериментальной психологии, который изловил свои взгляды ещё в 1863 году в "Лекциях о душе человека и животных Русский перевод вундтовского труда сохранился в библиотеке Яс ной Поляны. Многочисленные пометы, сделанные рукой Толстого, сопоставлении с другими даннши свидетельствуют о том, что он был тщательно прочитан писателем в 1875 году. Анализ падет приводит к выводу о пристальном внимании Толстого не столько к философскому подходу учёного к проблемам человеческого бытия, сколько к его научно-психологическим наблюдениям в собственном смысле, к изучении психической реальности. Вдумчивое чтение вундтовских трудов, о котором заявлял сам писатель, не редко со своей стороны вело к потребности осмыслить некоторые ноше проблемы. Т&к же произошло это и тогда, когда Толстой, прочитав в ноябре 1875 года с карандашом в руках "Лекции о душе человека и животных", в декабре уже приступил к собствен ной философской работе, получивсей название "О душе и жизни её вне известной к понятной нам жизни", гоже избрав, как видим, ее предметом "душу". Оспаривая бытующее в толстоведенш мнение, что источником философского вдохновения писателя явилась книга Н.Н.Страхова "Ылр как целое. Черты из науки о природе" (1872), мы проводим сопоставление помет на страницах "Лекций...'г размышлений и выводов толстовского труда, которое делает очеваднш наполненность трактата скрытой полемикой именно с Вундтом. Несомненно, Толстой, представляя и осмысляя

- <3! -

точку зрения "материалистов" на мир, имел в виду не только немецкого психолога. Однако вундтовские воззрения во многом .послужили основанием для критики и философских построений писателя. Можно говорить о том, что идеи немецкого психолога неизменно находили отклик в толстовских поисках истины, оказывались включёнными в его систему рассуждений. Длительный и прочный интерес писателя к Вундту, открывшему одну из первых страниц психологии как самостоятельной опытной науки, сам по себе достаточно щзасноречив. Он свидетельствует прежде всего о том, что внимание великого знатока диалектики душ к открытиям в этой области было неизменным. Психологические искания * Толстого, находясь в русле общего интереса литературы этого периода к тайнам психики человека, к возможностям их постижения, вместе о тем нашги своё образное завершение именно в рамках народных рассказов, где писатель отказался от прямого исследования души человеческой, изменяющейся под воздействием "грубой силы" жизни, и открывал перед читателем мир, в кот» ром каждое душевное движение соотнесено о вечнши, с его точки зрения, первоосновами бытия.

Толстой был убеждён, что "для каждого сгаета должна быть своя форма". Неудивительно, что, постигая новый строй сознания в рамках народных рассказов, он обратился и к новым формам и средствам психологического анализа. То миропонимание, которое представало писателю в народнопоэтических сюжетах, требовало и переноса внимания с мельчайлих, едва уловимых явлений внутренней жизни индивида к всеобщим, "всеединым" истинам духовного существования. Ставя перед собой такую задачу. Толстой значительно сужает гашу воссоздаваемых психологических # состояний героев, выделяя только, как в фольклоре, моменты их активной внутренней жизни, вызванные необходимостью выбора, решения определённой нравственной задачи. "Будни" человеческой души лишь намечаются, норма её бытия угадывается по каким-то незначительным деталям внеиней жизни. В народных рассказах важны непосредственные поступки: обозначив основное чувство (пожалел, стцдно стало и т.п.), писатель стремился изобразить действие (помог слабому, пригрел раздетого, накормил голодного и т.д.), которое и должно было служить основной характеристикой человека. Происходило обратное тему, что было у Тол- ,9, "

стогс прежде: не внутренний мир для объяснения поступков, деяний, а через действия выявление духовной сущности.

Подобный способ постижения человеческой души приводил к особой смысловой нагрузке, подчас даже к символической значимости деталей, служащих ориентирами в постижении духовного состояния героев. Вспомним, например, тот островок, который видит мужичок (признающий святость старцев, спасающихся на острове и богу служащих не молитвой, а делами), но не видит £фхиерей, который желает иы "поучение подать" и научить молитве ("Т£и старца"). В контексте произведения эта художественная деталь получает особенную и особенно значительную смысловую нагрузку.

В произведениях нового жанра происходит и трансформация того типа повествователя, который уже сложился ранее в художественной системе писателя. Несомненно, немалая роль к ст-новлент! новой манеры повествования в народных рассказах должна бить по праву отведена Василию Петровичу Щеголенку, которого современники знали прежде всего по "Онежским былинам", изданнш А.Ф.Гклъфердингом. "Олонецкой губернии билинщик" (Толстой) не только подарил писателю большое количество сюжетов, использованных тем как в народных рассказах, так и в произведениях, выходящих за пределы этого жанра, но и привлёк внимание Толстого, переживавшего в это время острый идейно-эстетический кризис, самой своей личностью. Неслучайно писатель в первой после "перелома" художественной работе ("Чем лади живы?") использовал сюжет "мужицкой новеллы", записанной иленно со слов Щоголёнка. И с большой долей вероятности можно говорить о том, что, создавая народные рассказы, часть которых имеет первоисточниками "бесконечные повести" олонецкого сказителя, Толстой сознательно ориентировался на сказовую манеру Щеголёнка.

Повествователь в народных рассказах выступает теперь в ином, чем прежде у Толстого, качестве. Это качество, как его определил Н.Н.Страхов,- "спокойный гон". Повествователь избегает отныне индивидуальной, частной оценки: ведь "мужицкие новеллы", усвоенные Толсты;^ из самых различных источников и переработанные в ряде народных рассказов, лишены индивидуального взгляда на мир, они несут в себе общенародные идеалы

т 10 -

нравственности, абсолютные нормы человеческого поведения. Моральные ценности, содержащиеся в народно-поэтических сюжетах, .представляют собой экстракт коллективного опыта, а повествователь выступает в роли носителя этого опыта. Поэтому он и оказывается лишённым лкчноотных свойств, неиядавидуализироваяннм. Его функция заключается в передаче лзшь традиционно сложившихся нравственных акцентов. Избегая индивидуальной, частной оценки событий, повествователь в народных рассказах уже не выступает с оценочными формулировками, как это бывало ранее, и осуществляет нравственную акцентировку с помощью нравоучения как некоторой моральной истины, добытой из жизненного материала, представленного в произведении. Нравственное знание преподносится принадлежащим ели открывающимся старикам либо ангелам. И в этом есть особый символический смысл: старики знают, помнят те времена, когда "жили по-Божьи". Именно старики как но--сители подлинной нравственности и ангелы как совершенные лхщ8 (к тому же обладающие правом вечной жизни и, следовательно, знающие вечные моральные ценности) могут свидетельствовать об истинах, искони присущих человечеству.

Сняв с личности ореол первостепенной значимости, Толстой изменял и главную сферу анализа. Писатель ставил себе задачей в конкретном человеке эпохи отметить прежде всего вечное, не стеснённое узкими рамками социальности. В народных рассказах он выявлял в личности в основном "опорные", устойчивые элементы, хотя и преподносил последний как структуру динамичеокую. Нравственная доминанта создаваемого характера выражается в "сценах", а целостная картина духовной жизни создаётся за счёт своеобразного преломления одной и той же ситуация в сознании и мыслях разных персонажей. Сочетание и сопоставление различных "призм" не только шявляет морально-нравственную значимость события, но и характеризует самих осознающих и выносящих ту или иную оценку. Чаще всего повествователь сам сообщает "данные" своих героев и через "субъектные призмы" какдого аз них выявляет их духовную сущность. Объективно этсму же служила особенность композиции некоторых народных рассказов (например, "Дш старика"), когда повествователь, дав общую картину жизни двух героев как своеобразную точку отсчёта, потом разводит их по разным жизненным путям в поисках одной и той же цели (Иер'у-

салима) - приём, прямо предполагающий.сравнение. Повествование о двух стариках не сопровождается прямыми оценками или психологическим комментарием, однако явное, сюжетно выраженное сопоставление позволяет определить духовную направленность каждого персонажа. Отсутствие прямых авторских оценок в народных рассказах диктовалось признанием безусловной нормы бытия, выступавшей неким эталонным образцом для сравнения.

В произведениях анализируемого жанра Толстой выходит и к постижению ранее не входивших в поле его художественного зрения реалий психической жизни. Так, писатель стал обращаться к таким формам, как "вдруг", знаменующим собой немотивированные изменения в эмоциональном состоянии героев, никак не связанные с внешними обстоятельствами,- "вдруг'' полюбился странник Семену, "вдруг" "соило сердце" у Матрёны ("Чем лоди живы?"), "вдруг" перестал смеяться над мужиками приказчик ("Свечка") и т.д. Они демонстрируют интерес к новш (и для Толстого, и для русской литературы в целом) сферам психической жизни, в данном случае - к явлению, впервые описанному в XIX веке Гер-бартом. Суть его в сосуществовании в сознании несовместимых идей. В народных рассказах в душе героев постоянно соседствуют стремление "жить по-Божьи", "Бога помнить" и обусловленные социальной жёсткостью жизни эгоистические устремления ради сохранения собственного мирка. Так и происходит раздвоение сознания, когда оказываются необходимыми и потребность выжить, и верность высшим духовкш ценностям.

Для понимания особенностей воссоздания психологии в народных рассказах важен принцип, заявленный в первом после "перелома" художественном осмыслении жизни, послужившем своеобразной декларацией новых художественных принципов ("Чем люди жита?*'). "Остался я жив, когда был человеком,- объясняет в нём ангел,- не тем, что я сам себя обду м^а л ... 1! живы все лвди не тем, что они сами себя обдумывают, а тем, что есть любовь в лхдях". То есть единственно вахным, сущностным утверждается не анализ собственной дуси, а верность духовным основам я скреачяющим началам человеческой жизни. Предмет художественного изучения диктовал и шбор определенных "средств". !]эан формация всех традиционно толстовских форм анализа духовной жизни, поиск новых возиожно-

- 12 -

стей её освещения и открытие новых областей психического -вот го главное, чем характеризуется психологизм произведений этого жанра.

Еанр народного рассказа, ,гце писатель впервые отказался от собственных достижений в освоении внутренней жизни каждого отдельного человека средствами открытого психологизма, до определённой степени облегчил возможность обращения к драматургии и обозначил некоторые черты всего позднего творчества Толстого. Рассмотрении вопроса о значимости художественного опыта народных рассказов для последующих художественных соаранкй писателя посвящается третья глава. Наибольший интерес для подобного анализа представят "1ивой труп" как толстовская драма нового типа и "Хаджи-Мураг" как своеобразное художественное завещание писателя.

В "Пивом трупе" Толстой остался внимателен к тем изменениям, которые происходят в душе человека. Неслучайно Виктор Каренин, показанный, пожалуй, самым стабильнш в драма, вынужден признать: "Жизнь так сложна" (оправдывая изменение своих убеждений). "Столкновение событий" в пьесе, объяснял сам Толстой, интересовало его постольку, поскольку "создавало драму" как сцепление, и переплетение, и взаимодействие, и «Зорьбу миров, сложившихся в душах ладей. Событийная сторона, как это выявилось и в народных рассказах, позволяла фиксировать проявления внутреннего содержания во внешнем действии, выявлять нравственные критерии и позиции героев в разных ситуациях. Но ■ происходящие в душе персонажей перемены в их последовательности и постепенности не названы автором, они должны быть читателем угаданы и достроены самостоятельно. Такое важное для народных рассказов открытие, как умолчание о диалектике души, естественным образом вписалось в художественную систему "Нивого трупа" как отвечающее жанровым особенностям дочеховской драмы. Kaprima духовной жизни персонажей создаётся писателем неброскими и неявными штрихами, пунктиром. Постепенно она обрастает деталями, обретает некоторую целостность, дополняясь и оттеняясь сплетениями всех "я" в пьесе. В драме писатель лишёь возможности предложить читателю впрямую его, автора, прочтение ситуации, характера. У Толстого здесь даются спутанные, скачущие "обрывки", в которых герой излагает другим персонажам (и это очень ваяно,

- 13 -

поскольку самоанализ прежних толстовских героев был открыт для читателя, но не предполагал собеседника) своё "я", своё восприятие собственного ънутреннего кира. Е "Нива* трупе" героя обрасаотся не к самим себе - к собеседниц. Другое дело, что порой «ни и, слушая другого, не слызат его, В "дивал трупе" Толстой сохраняет ту форму самоанализа персонажей, к которой он уже обращался в народных рассказах и которая характеризовалась малнм объёма»: и неполнотой. Однако там она соответствовала самим формам жлзни, где для героя самопознание сводилось к постижению своего соответствия или несоответствия нормам человеческой морали, канонам, выработанным всем ходом жизни.

Самооценка персонажей в пьесе, как и во многих народных рассказах, корректируется теми представлениями о них, которые по воле автора высказываются людьми окружающими. То несовпадение, которым отливалось изложение персонажем собственного "я" в зависимости от ситуации и собеседника, сохраняется в определении этого же "я" разными людьми. Это позволяет автору выявить ценностные ориентации и обпий эмоциональный фон не столько характеризуемого, сколько характеризующего и выяснить происходящие в нём внутренние перемены. Воссозданию психологического облика персонажей подчинены и гак называемые косвенные характеристики, когда тот или иной поступок, не получая непосредственной моральной оценки б пьесе, тем не менее даёт возможность определить нравственный уровень героев.

Среди "тайн жизни человеческого духа" в пьесе оказалась ооласть человеческой психики, ещё только обозначенная тогда наукой, но всё больае приковызаюаая вншание и естествоведов, психологов, и широкой публики. Это область подсознания, к которой Толстой уже подступался ранее. Пожалуй, кроме Чехова никто на сцене но сумел (или не посмел?) указать на ;эту грань в психической жизни личности. Толстовский выход на подсознание в драме ярче всего демонстрирует Лизин крик: "Я знала, я знала" (в сцене с письма:, изЕецаюцим о гибели Протасова). Нет, в действительности она ничего не знала, но во всяком случае на уровне подсознания, очевидно, не отвергала подобную возможность. По Толстому, героиня любит и '¿еда, и Каренина, любит, так сказать, разными любовяди, осознавая "безнравственность" (как она-считает) подобной ситуации. И в этом тоже заявляет

- 14 -

себя интерес писателя к уже открытой им в народных рассказах сфере психической жизни, сфере, выказывающей себя сосуществованием в душе человека взаимоисключающих начал.

Отказав отдельной личности в конце 70-х годов в праве на самоценность, Толстой уже в первых после "перелома" художественных творениях (ими-то и были народные рассказы) стремился теперь уловить прежде Есего миросозерцание не индивида, но массы. Этот преимущественный интерес писателя ныне к общественному в прямом смысле слова сознанию (хотя и воплощённому в индивидуальном) и есть то, что объединяет столь далекие по жанровым и художественньы ориентирам произведения, как народные рассказы, с одной стороны, и повесть "Хаджи-Мурат", с другой.

Писатель ищет "общее" в судьбе и личности каждого из персонажей повести, рисуя их представителями определённого нацио» налъного целого и соответственно носителями общих со своим народом взглядов, представлений. Другую "общность", в которую тоже оказываются включёнными так или иначе все герои, можно назвать социальной - неслучайно одним из предметов исследования в этом произведении Толстой объявил "психологию деспотизма".

Порой в повести отдельные картины не оказывают влияния на ход повествования в его целом. Это просто куски жизни, словно бы прямо из неё перенесённые в худогественный текст. И тем самым автором подчеркнута растворённоеть в ней любого из людей. Так, повествование о Хаднл-Ыурате начинается с описания чеченского аула, поскольку сам герой принадлежит этой жизни. Понять-Хаджи-?фрата, по Толстому, значит прежде всего понять эту жизнь. И в той же мере наоборот.

Подобный уход писателя от углубления во внутреннюю жизнь личности к постижению "общностей" находился и в русле тех поисков скреп жизни, основ её единства, какие велись общественно" л научной мыслью. !Ь1енно к последней четверти XIX века относятся попытки создания социально-психологических концепций "психологии народов", "психологии масс", "инстинктов социального поведения" и т.п. Вовлечённость человека в некие единства, особенности его поведения в их составе остро ощущались едва ли не всеми, от: становятся предметом и собственно научного изучения, и исследования средствами художественного слова.

Близость повести художественным принципам, выработанная з

жанре народных рассказов, очевидна также (а может быть, здесь -то она и сказывается прежде всего) в способе воссоздания внутреннего мира героев. В "Хадяи-Мурате" кет развернутых характеристик, психологические описания призваны обозначить лиш эмоциональные доминанты внутреннего состояния героев. Нравственные ориентиры персонажей также не названы, йшманию чита телей предлагается липь обрисовка ситуации, но не её осмысление п нравственная оценка. В повести мы видам уже знакомый по народный рассказ ач принцип обращения к внутреннему монологу (очень краткому по объёму) - при необходимости для героя осуществить выбор - и ту манеру ведения подобных сцен, когда восприятие и осознание ситуации героем влечёт за собой совершение поступка («¿.описание ночи перед побегал Хаджи-Мурата). Дневниковые запаси писателя, зафиксировавшие процесс оформления "кавказской истории", позволяют считать, что, как и в народных рассказах, Толстой пришёл к необходимости выдерживать "спокойный тон". Повесть выполнена в подчёркнуто информативной манере. Автор-повествователь, мощно, выпукло, отчётливо заявленный как личность во вступительной части повести, в дальнейшем не высказывает своих суждений, не выносит оценок и приговоров ни отдельным поступкам, ни всему образу жизни своих героев, ни каким-то чертам их характера. Даже неудачная попытка сохранить "спокойствие тона" в главе, документально воссоздающей облик Николая I, убеждает в сознательной установке автора повести избегать прямо выраженной оценочности. Экая безусловные нормы человеческого бытия, являясь их носителем, Толстой отказывает себе в праве на личностные суждения, использует идущий от народных рассказов принцип снятия прямых оценок.

В заключении подводятся итоги исследования, Формулируются выводы по содержанию работы, намечаются новые задачи.

Основные положения диссертации отражены в слещпсиих публи^ кациях:

1. Л»Н.Толстой о Н.В.Гоголе // Н.В.Гоголь и русская литература XIX века.- Л., 1989,- С.71-30.

2. Нравственно-философское учепие Л.Н.Толстого на уроках литературы в 10 хлассе. Методические рекомендации.- Целиноград, 1989.