Нарративный потенциал несобственно-прямой речи в художественном тексте

Сысоева, Валентина Владимировна

автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.01
диссертация на тему: Нарративный потенциал несобственно-прямой речи в художественном тексте

Год: 2004
Автор научной работы: Сысоева, Валентина Владимировна
Ученая cтепень: кандидата филологических наук
Место защиты диссертации: Белгород
Код cпециальности ВАК: 10.02.01

Диссертация по филологии на тему 'Нарративный потенциал несобственно-прямой речи в художественном тексте'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Нарративный потенциал несобственно-прямой речи в художественном тексте"

На правах

Сысоева Валентина Владимировна

НАРРАТИВНЫЙ ПОТЕНЦИАЛ НЕСОБСТВЕННО-ПРЯМОЙ РЕЧИ В ХУДОЖЕСТВЕННОМ ТЕКСТЕ

Специальность 10.02.01 -русский язык

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Белгород 2004

Работа выполнена в Белгородском государственном университете

Научный руководитель: кандидат филологических наук

Ушакова Светлана Викторовна

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор

Фигуровская Галина Дмитриевна доктор филологических наук, доцент Попова Елена Александровна

Ведущая организация: Брянский государственный университет

им. академика И.Г. Петровского

Защита состоится « т » декабря 2004 г. в 14 час. на заседании диссертационного совета Д 212.015.03 по присуждению ученой степени доктора филологических наук в Белгородском государственном университете по адресу: 308015 г. Белгород, ул. Победы, 85, ауд. 260.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Белгородского государственного университета.

Автореферат разослан

2004 г.

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Лингвистика нарратива относится к молодым и перспективным отраслям филологии, поскольку исследование художественного текста с учетом нарративных характеристик позволяет делать выводы не только собственно лингвистического, но и функционально-смыслового характера.

Основная задача лингвистики нарратива, как она видится сегодня, определяется как выявление «особенностей употребления и интерпретации языковых элементов в нарративе»1. На фоне разнообразных речевых явлений принципиальное значение в организации повествования имеют конструкции с чужой речью: их функционирование может сделать нарратив дву-плановым или даже многоплановым, реализуя в художественном тексте не только план повествователя, но и планы персонажей. Кроме того, именно в конструкциях с чужой речью проявляется свойственная каждому конкретному тексту концепция взаимоотношений категорий Я и Другого, что особенно актуально в связи с утверждением антропоцентрического подхода к изучению языка. На важность этого аспекта анализа текста указал еще В.Н. Волошинов: «В высшей степени продуктивным, «узловым» явлением представляется нам так называемая чужая речь, то есть синтаксические шаблоны («прямая речь», «косвенная речь», «несобственная прямая речь»), модификация этих шаблонов и вариации этих модификаций, какие мы встречаем в языке для передачи чужих высказываний и для включения этих высказываний ... в связный монологический контекст. ... В этом, на поверхностный взгляд, второстепенном вопросе синтаксиса не умели увидеть проблемы громадной общелингвистической и принципиальной важности»2.

НПР как особый прием создания многопланового повествования осознается в русской литературе в конце XIX - XX веков, хотя как элемент текстовой структуры встречается и ранее, в частности, в произведениях А.С. Пушкина. Конец XIX - XX века в литературе характеризуются тенденцией к преодолению границ между повествователем и персонажем: человек осознается как высшая ценность мира, а значит, его мысли и чувства, способность к рефлексии становятся объектом художественно-эстетического познания действительности.

1 Падучева Е.В. Семантические исследования. Семантика времени и вида в русском языке. Семантика нарратива. - М: Языки русской культуры, 1996. - С. 198.

2 Волошинов В.Н. Марксизм и философия языка // Бахтин М.М. Тетралогия. - М.:

Лабиринт, 1998. - С. 407-408.

Роль НПР в формировании нарратива до настоящего времени остается недостаточно изученной. Так, практически не разработаны в лингвистической литературе вопросы о субъектной перспективе НПР, о возможности функционирования НПР в перволичной повествовательной форме (диеге-зисе), об авторизованных модификациях в НПР, хотя каждый из этих аспектов исследования позволяет в конечном итоге сделать выводы о нарративном потенциале изучаемого явления. Поэтому актуальность исследования определяется необходимостью широкого изучения функционирования НПР в нарративе.

Относительно общей задачи лингвистики нарратива мы определяем и цель данной диссертационной работы - выяснить нарративный потенциал НПР в художественном тексте. Под нарративным потенциалом мы понимаем те существенные качества НПР, которые влияют на композиционную и содержательную организацию повествования. Достижение этой цели предполагает решение ряда исследовательских задачобобщение существующих исследовательских концепций в области нарратологии, лингвистики нарратива, проблем НПР, отдельных аспектов функционально-коммуникативной грамматики, а также трудов, посвященных проблемам организации повествования у ряда писателей (А.П. Чехова, М.А Булгакова, В.В. Набокова, А.Г. Битова);

1) выяснение исследовательских возможностей структурно-семантического подхода для определения нарративного потенциала НПР в художественном тексте; классификация и анализ корпуса примеров с НПР в структурно-семантическом аспекте;

2) определение функций НПР в нарративе с позиций функционально-коммуникативной грамматики;

3) построение субъектной перспективы текстовых фрагментов с НПР различной коммуникативной организации;

рассмотрение НПР как области текстовой интерференции;

4) обоснование возможности функционирования НПР в диегетическом повествовании;

5) анализ НПР как необходимого условия для организации полисубъектного и полимодального нарратива;

6) выяснение роли НПР в обеспечении внутритекстовой (нарративной) коммуникации.

Объектом исследования является литературный нарратив, предметом - функционирующие в нарративе конструкции с несобственно-прямой речью.

Научная новизна диссертационной работы заключается в том, что впервые предпринимается попытка охарактеризовать явление НПР с точки зрения субъектной перспективы и коммуникативно-регистровой принадлежности. Рассмотрение НПР в этом аспекте позволяет выявить особенно-

ста ее коммуникативной структуры и ее роль в организации нетрадиционного повествования — свободного косвенного дискурса.

Теоретическая значимость работы состоит в системном представлении функций НПР в художественном тексте, которые заключаются в организации полисубъектного и полимодального нарратива; в формировании композиционно значимых фрагментов текста; в повышении диалогизации нарратива и обеспечении механизмов текстовой интерференции. Наряду с традиционными конструкциями с НПР выделены и описаны текстовые фрагменты с двухуровневой НПР, с НПР в диегезисе и с пересказанной НПР. Разработана процедура анализа НПР с позиций субъектной перспективы и, соответственно, обосновано применение функционально-коммуникативного подхода как наиболее содержательного относительно целей и задач исследования.

Практическая значимость диссертации состоит в возможности использовать результаты исследования в преподавательской деятельности - в курсе современного русского языка, стилистики, лингвистического анализа художественного текста, общего языкознания. Применить результаты работы можно также при разработке спецкурсов и спецсеминаров по проблемам лингвистики текста, лингвистики нарратива, функционально-коммуникативной грамматики, нарратологии, а также в руководстве научно-исследовательской работой студентов филологических факультетов.

Выбор метода в диссертационной работе определяется характером исследуемого материала. НПР рассматривается прежде всего как синтаксическое явление, лежащее в основе определенного типа текстов. Это предполагает использование структурно-семантического и функционального подходов в рамках описательно-аналитического метода, обеспеченного приемами наблюдения, позволившего выделить единицы описания, их свойства и признаки; приемами сравнения, классификации и обобщения, а также приемом интерпретации, позволяющим установить связи между имеющимися фактами.

Теоретическую базу диссертации составили работы классиков отечественной филологии М.М. Бахтина, В.Н. Волошинова, В.В. Виноградова, а также их продолжателей, исследующих текст на современном этапе развития науки, - Е.В. Падучевой, Г.А. Золотовой, Н.К. Онипенко, М.В. Всеволодовой, ЕА Поповой, И.В. Труфановой, Н.А Николиной, А.В. Полонского и других ученых.

Эмпирической базой исследования послужили текстовые фрагменты с НПР из прозаических произведений конца Х1Х-ХХ веков. Всего рассмотрено около 1500 текстовых фрагментов, полученных путем сплошной или частичной выборки. Выбор текстов мотивируется типом повествования: для анализа отбирались преимущественно те произведения, нарративная организация которых может быть охарактеризована как свободный косвен-

ный дискурс (произведения А.П. Чехова, М.А Булгакова, В.В. Набокова, Н.П. Шмелева, А.Г. Битова, А.И. Солженицына, В.П. Аксенова, B.C. Нарбиковой, Д.М. Липскерова) или несет в себе отдельные черты нетрадиционного повествования (И.А. Бунин, Б.В. Зайцев, В.Я. Брюсов, А.Н. Толстой, Б.Л. Васильев, С.Д. Довлатов).

На защиту выносятся следующие положения:

1. Характерным признаком НПР является совпадение зон субъекта базовой модели, авторизатора и субъекта речи (Si=S3=S<t). Более сложной модификацией является совпадение субъекта базовой модели, авторизатора и субъекта речи еще и с субъектом-адресатом (Si=S3=S4=Ss), когда НИР обнаруживает признаки ярко выраженной адресатности. Субъектные зоны персонажей в нарративе оказываются открытыми для проникновения в них повествователя, что является признаком свободного косвенного дискурса.

2. НПР представляет собой область переключения коммуникативных регистров, что позволяет считать конструкции с НПР композитивами художественного текста (термин Г.А. Золотовой), поскольку композиция представляет собой организованное говорящим чередование и взаимодействие коммуникативных регистров.

3. Возможна усложненная коммуникативная структура НПР: в рамках уже выделенного фрагмента с НПР функционирует НПР второго (внутреннего) уровня, образованная либо речевой партией другой ипостаси персонажа, либо воображаемой персонажем речевой партией другого внутритекстового субъекта. В двухуровневой НПР происходит смена субъекта речи, а значит, субъектная перспектива дублируется на новом уровне НПР. Функционирование НПР усложненной коммуникативной структуры создает условия для повышенной диалогизации нарратива путем игры разными точками зрения внутритекстовых субъектов.

4. Усложненная субъектная организация НПР (дублирование субъектной перспективы, возможность многослойного построения текста) способствует полимодальности нарратива.

5. НПР является основным фактором текстовой интерференции: именно в НПР происходит взаимопроникновение субъектно-модальных сфер повествователя и персонажа. Немаловажная роль в обеспечении текстовой интерференции принадлежит авторизованным модификациям в составе НПР, субъектом речи и субъектом сознания в которых является персонаж.

6. НПР является основой внутритекстовой (нарративной) коммуникации (именно с помощью НПР обеспечивается диалогичность нарратива), а также косвенным образом (опосредованно, через нарративную коммуникацию) может влиять и на внешнетекстовую коммуникацию.

7. Функционирование конструкций с НПР возможно не только в аук-ториальном повествовании, но и в перволичной повествовательной форме -

в этом случае НПР выражает смысловую позицию персонажа, характерную для него в прошлом.

8. НПР может являться способом передачи не только внутренней, но и внешней (произнесенной) речи персонажа: персонаж излагает свою смысловую позицию в фиктивном (вымышленном) мире текста, однако в фикциональном (реальном) тексте субъектом речи является повествователь. Пересказанная НПР всегда вторична по отношению к излагаемой смысловой позиции, поскольку она гипотетически образована от речевой партии персонажа.

Структура диссертации определяется целью и задачами исследования. Работа состоит из Введения, трех глав, Заключения, Библиографического списка использованной литературы, насчитывающего 205 позиций, Списка источников.

Апробация диссертации осуществлялась в форме публикаций по теме исследования (8), а также в форме докладов на научных конференциях различного уровня: на II Международном конгрессе исследователей русского языка «Русский язык: исторические судьбы и современность» (МГУ им. М.В. Ломоносова, март 2004 года), на XI Всероссийских межвузовских студенческих чтениях «XXI век: гуманитарные и социально-экономические науки» (Тула, апрель 2002 года), на внутривузовских студенческих научных конференциях (Белгородский государственный университет, 2001-2004 годы). Кроме того, апробация некоторых положений исследования осуществлена в представлении дипломной работы автора на тему «Несобственно-прямая речь как средство создания многоплановости повествования в произведениях

В.В. Набокова» на Открытый конкурс на лучшую научную работу студентов по естественным, техническим и гуманитарным наукам в вузах Российской Федерации. По итогам названного конкурса автор была награждена медалью Министерства образования РФ «За лучшую научную студенческую работу».

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении обоснована актуальность избранной темы, обозначены объект и предмет исследования, определены цель и задачи диссертации, метод анализа, научная новизна, теоретическая и практическая значимость работы, ее теоретическая и эмпирическая база, апробация, а также положения, выносимые на защиту.

Глава I - «Вопросы изучения нарратива с точки зрения его субъ-ектно-речевой организации» - носит в основном теоретический характер и представляет собой изложение концепций исследователей по ключевым проблемам лингвистики нарратива и обоснование собственной позиции.

Определение нарративного потенциала НПР возможно лишь с учетом субъектно-речевой организации нарратива, под которой понимаются его особенности, связанные с соотношением различных способов передачи чужой речи. По сути любой нарратив являет собой контаминацию речевых партий разных внутритекстовых субъектов, и от того, как они связаны и соотносятся между собой, главным образом и зависит тип нарратива. Если организация повествования с помощью прямой и косвенной речи предопределяет традиционный нарратив, то активное функционирование НПР способствует созданию свободного косвенного дискурса, то есть нетрадиционного повествования.

В самом общем виде можно выделить широкое и узкое понимание нарратива. В широком смысле нарратив - всякое повествование, являющееся реализацией какой-либо знаковой системы. С этой точки зрения нарративом можно считать не только художественные тексты разных жанров, но и живопись, балет, скульптуру (Р. Барт, Ю.М. Лотман). Более распространенным является узкое понимание: нарративом признаются лишь письменные произведения словесного искусства. Так, Е.В. Падучева противопоставляет нарратив разговорному дискурсу прежде всего на основе особенностей интерпретации языковых элементов. Исходя из цели исследования, мы придерживаемся второй позиции, поскольку считаем, что широкое понимание нарратива неоправданно раздвигает границы применения отдельных филологических категорий и тем самым затрудняет разработку относительно строгой методики исследования.

На наш взгляд, два существующих понятия нарративности в тексте (нарративность как опосредованность и нарративность как структура повествуемого) не противоречат друг другу, а взаимно дополняются. Структура повествуемого (как темпоральная, так и событийная) организуется посредством нарратора - экзегетического или диегетического повествователя.

Важно также отметить, что нельзя автоматически выносить за границу понятия «нарратив» тексты с признаками описательности. К тому же границы между событийными и описательными произведениями не всегда четки: практически каждый нарратив неизбежно содержит описательные элементы. Сама по себе событийность как стержневая основа всякого нарратива может носить не только акциональный, но и ментальный характер.

Обобщая сказанное, можно сформулировать следующее определение: нарратив - это художественный повествовательный текст, имеющий определенную событийную структуру, организованную посредством экзегетического или диегетического повествователя.

В Главе I рассматривается также история и современное состояние вопроса об организации повествования в художественном тексте - выделяется четыре этапа в изучении образа автора как текстообразующей категории. На первом этапе выделяются имена В.Я. Проппа, В.Б. Шкловского, Б.В. Томашевского, а также М.М. Бахтина, В.Н. Волошинова,

В.В. Виноградова. В их работах был заложен фундамент той отрасли науки, которую позже назовут лингвистикой текста. Текст признается подлежащим структурному анализу (В.Я. Пропп), поскольку его структура информативна. Текстообразующей категорией считается категория автора, реализующаяся в произведении в виде «образа автора» (В.В. Виноградов), «голоса автора» (М.М. Бахтин).

Второй этап исследования нарратива представлен именами ученых-семиотиков Тартуско-Московской школы Ю.М. Лотмана, Б.А Успенского. Внимание к нарративу становится более конкретным, исследователей интересуют прежде всего вопросы композиции и структуры художественного текста, организации повествования с учетом функционирования в нем различных точек зрения.

Постепенно в отечественной филологии происходит осознание сложности текстовой организации и многоаспектности ее исследования. На третьем этапе изучения организации повествования, в 1970-90-х годах, лингвистика текста осознается как самостоятельная отрасль филологии и активно развивается, что отразилось в различных подходах к тексту. Этот этап связан с именами И. Р. Гальперина, Г. В. Колшанского, В.П. Григорьева, Т.М. Николаевой и др. Определяются основные текстовые категории, рассматриваются механизмы связности повествования.

Следует отметить, что среди лингвистов имелись и противники выделения лингвистики текста в отдельную область филологии, например, А.Т. Кривоносое. Однако их позиция оказалась недостаточно доказательной: укрепившиеся в языкознании идеи системности сделали необходимым обстоятельное изучение сверхфразовых речевых образований, а значит, и анализ текста.

На четвертом этапе изучения организации повествования (с середины 1990-х годов) становится актуальным исследование текста с функционально-коммуникативных позиций, а также с позиций когнитивной лингвистики. Этот этап представлен именами Е.В.Падучевой, ЕА Поповой, К.А. Андреевой, Н.А Николиной и др. Их работы обнаруживают явный интерес к нарративу как к организованному определенным способом повествованию. Художественный текст рассматривается в качестве важнейшей разновидности коммуникативной деятельности человека- литературной коммуникации (Е.А. Попова). Его облигаторный признак - субъектная многомерность, многоплановость, внутренняя диалогизация.

Именно на этом этапе изучения организации повествования в художественном тексте в отечественной науке разрабатывались вопросы, связанные с нарративной типологией (Е.В. Падучева, Н.А. Кожевникова, Е.А Попова). По Е.В. Падучевой, важнейшим критерием разграничения традиционных и нетрадиционных повествовательных форм (свободного косвенного дискурса) является единство, целостность / раздробленность, многомерность художественного сознания. Если условием связности и це-

лостности композиции традиционного нарратива является наличие на всем текстовом пространстве единого сознания, воплощающегося в фигуре повествователя, то свободному косвенному дискурсу, напротив, не свойствен единый внутритекстовый субъект сознания. Повествователь в свободном косвенном дискурсе смотрит на мир сквозь призму сознания, под углом зрения одного или нескольких своих персонажей.

Ведущая роль в организации свободного косвенного дискурса принадлежит HTTP. Современные исследователи рассматривают НПР как сферу взаимодействия точек зрения повествователя и героя в рамках одного предложения или мини-контекста (О.А. Москальская, М.В. Китайгородская, СВ. Коростова, Г. Г. Инфантова, Лю Цзюань, А.А. Чувакин, Н.А. Николина), как двуплановую текстовую единицу, в которой план персонажа представлен единицами «плана речи», а план автора, повествователя - единицами «плана исторического повествования» (И.В. Труфанова).

Не прекращается в наше время начатая еще в 1960-70-х годах дискуссия о природе НПР - стилистической (Е.Н. Ширяев, В.В. Чалый) или синтаксической (Е.В. Падучева, Г.Г. Инфантова). Вторая позиция представляется более доказательной, поскольку явление НПР связано с формальными аспектами предложения и при их изменении не сохраняет тождественного содержания. НПР является элементом синтаксической парадигмы способов передачи чужой речи, в котором происходит контаминация форм прямой и косвенной речи.

Что касается границ этого явления, то в современных исследованиях можно выделить широкое и узкое понимание НПР. Широкое понимание, представленное в работах И.И. Ковтуновой, Г.М. Чумакова, Е.В. Падучевой, рассматривает различные возможности организации НПР: от максимальной представленности персонажного плана до авторского повествования с отдельными вкраплениями речи персонажа; от наличия у конструкции грамматических признаков (смена временных планов, лица глаголов, репрезентирующих компонентов) и ксенопоказателей (мол, дескать, де) до полного их отсутствия и необходимости использовать семантические критерии. Суть узкого понимания (В. В. Бабайцева, Л.Ю. Максимов, В. Шмид) заключается в том, что передача мыслей и чувств персонажа в НПР не маркируется глаголами речи/мысли, ксенопокателями, союзами.

Мы придерживаемся широких взглядов на явление НПР: своими экспрессивными возможностями она близка прямой речи, однако отличается от нее взаимопроникновением нарраторского и персонажного контекстов. Степень этого взаимопроникновения не находит отражения в термине, поэтому широкое понимание НПР, на наш взгляд, как раз и охватывает суть явления.

В Главе II — «Характеристика структурных особенностей текстовых фрагментов с несобственно-прямой речью» — проводится анализ исследуемого явления со структурно-семантических позиций. Рассматриваются различные варианты классификации текстовых фрагментов с НПР (И.И. Ковтуновой, Лю Цзюаня, И.В. Труфановой); эмпирический материал систематизирован и проанализирован на основе наиболее полного и подробного варианта - классификации Г.М. Чумакова.

Рассмотрение НПР с точки зрения ее структурно-семантической организации позволяет выявить ряд характеристик исследуемого явления. Большинство текстовых фрагментов с НПР, представленных в нашем эмпирическом материале, являются однокомпонентными: специальные маркеры, указывающие на наличие границы между речевыми партиями повествователя и персонажа, отсутствуют. Сферы сознания повествователя и персонажа, таким образом, не разделены формально-грамматическими показателями. Исключением является лишь возможность смены 3-го лица на 1-е: в подобных текстовых фрагментах с НПР смена лица является маркером смены субъект-но-модального речевого плана.

Среди двухкомпонентных конструкций с НПР преобладают конструкции с препозитивным вводом. Этот тип исследуемого явления демонстрирует наиболее четкие границы между субъектами речи (повествователем и персонажем), поскольку формальным маркером является репрезентирующий компонент, предшествующий собственно НПР. В конструкциях с постпозитивным и интерпозитивным вводом эти субъектно-модальные сферы разграничены в меньшей степени.

Установлен расширенный список глаголов, являющихся ядром репрезентирующего компонента в НПР - как правило, это глаголы с семантикой индивидуально-личностного проявления, принадлежащие к подполям глаголов эмоционального состояния, межличностных отношений, убеждения: плакать, смеяться, сомневаться, опровергать, сердиться.

Кроме того, взгляд на НПР со структурно-семантических позиций позволил зафиксировать не описанный в научной литературе тип пересказанной НПР: персонаж излагает свою смысловую позицию в фиктивном (вымышленном) мире текста, однако в фикциональном (реальном) тексте субъектом речи является повествователь. Например, пересказанная НПР функционирует в следующем фрагменте из романа А. Г. Битова «Пушкинский дом»: Лева выслушал путаную и невнятную, опять какую-то трясущуюся речь отца, полную расслабленных напутствий не придавать значения и не понимать буквально, впрочем, он, Лева, уже взрослый человек, и объяснять ему все это, конечно, незачем, он сам, со временем, все поймет и разберется... Содержанием пересказанной НПР является не внутренняя, а внешняя речь персонажа- пересказанная НПР образована от гипотетической прямой речи путем преломления смысловой позиции персонажа сквозь призму сознания нарратора.

В ткани художественного произведения НПР нередко оказывается сопряженной с другими способами передачи чужой речи. В сопоставлении НПР и прямой (либо косвенной) речи может проявляться контрастирование внутренней и внешней смысловой позиции персонажа, реакция одного персонажа на речь другого.

Хотя структурно-семантический подход приносит определенные результаты, он ограничивает перспективы исследования коммуникативной структуры НПР, ее субъектно-модальной организации. Обращение к структурно-семантическому анализу дает скорее дескриптивные, чем интерпретативные результаты. Между тем при выявлении нарративного потенциала исследуемого явления наиболее важным представляется именно функциональный аспект, который позволил бы определить количество голосов, звучащих в художественном произведении, и выяснить соотношение различных точек зрения в нарративе.

Глава III — «Функции несобственно-прямой речи в нарративе» — представляет собой систематизированное описание роли HTTP в организации повествования, данное с позиций функционально-коммуникативной грамматики.

В основе процедуры анализа лежат две взаимосвязанные идеи - типология коммуникативных регистров (Г.А. Золотова) и субъектная перспектива текста (Н.К. Онипенко). Модель субъектной перспективы, по Н.К. Онипенко, представляет собой потенциальный набор субъектных сфер, результатом взаимодействия которых является текст. Субъект понимается как «предицируемый компонент», субъектная сфера — как «сфера бытия его [субъекта] референта, обнаруживаемая через конкретный предикат»3. Соотнесение субъекта сообщаемого факта и субъекта сообщения позволяют выстроить субъектную перспективу высказывания. На оси субъектной перспективы выделяются следующие типы субъектов: субъект неосложненной (базовой) модели (Si); каузатор (S2); субъект-авторизатор субъект речи адресат, слушающий

Признак регистровой принадлежности также актуален в рамках нашего исследования, поскольку показатели регистровой принадлежности обнаруживают способ восприятия и отражения действительности, а значит, и точку зрения говорящего или источник информации, разграничивают «свое» и «чужое» слово, определяют предназначенность высказывания тому или иному адресату.

Приведем пример анализа текстового фрагмента из рассказа И.А Бунина «Антигона» с точки зрения субъектной перспективы и коммуникативно-регистровой принадлежности: ...Он вошел в уютную, пахнущую сигарным дымом диванную, где под полками с книгами кожаные диваны занимали целых три стены, посмотрел некоторые корешки чудесно пере-

Золотова ГА , Онипенко Н.К., Сидорова М.Ю. Коммуникативная грамматика русского языка. - М.: Изд-во МГУ, 1998. - С. 231.

плетенных книг- и беспомощно сел, утонул в диване. Да, адова скука. Хоть бы просто такувидать ее, поболтать с ней... узнать, какой у ней голос, какой характер, глупа ли она или, напротив, очень себе на уме, скромно ведет свою роль до какой-нибудь благоприятной поры. Вероятно, очень блюдущая себя и знающая себе цену... И скорее всего глупа... Но до чего хороша! Иопять ночеватьрядом с ней!

Уже в речевой партии экзегетического повествователя очевидна двойственность точки зрения, с которой ведется повествование: с одной стороны, в плане пространственно-временной характеристики нарратив организуется повествователем, а с другой стороны, оценочная лексика (уютная диванная, целых три стены, чудесно переплетенные книги) дает возможность говорить о совмещении точек зрения повествователя и персонажа в плане оценки, то есть здесь имеет место феномен текстовой интерференции. Речевая партия повествователя с функционально-коммуникативных позиций может быть отнесена к репродуктивному регистру, поскольку говорящий воспроизводит непосредственно, сенсорно наблюдаемое в последовательной сменяемости действий.

В отличие от речевой партии повествователя, которая характеризуется регистровой однородностью, НПР в данном случае обнаруживает признаки контаминации нескольких коммуникативных регистров— реактивного, волюнтивного, информативного, репродуктивного. Несмотря на слабую разграниченность регистров в НПР, фрагмент с чужой речью характеризуется семантической цельностью, спаянностью за счет единства субъектно-модального и оценочного плана повествователя и персонажа. Субъект сообщаемого факта, субъект речи и субъект мысли в приведенном примере НПР совпадают Повествование ведется с точки зрения персонажа - это очевидно и в плане оценки, и в плане фразеологии, и в плане пространственно-временной характеристики, и в плане психологии.

При определении субъектной организации и регистровой принадлежности НПР важным показателем является морфолого-синтаксическая категория лица, которую В. В. Виноградов назвал «фундаментом сказуемости». Так, первое лицо в НПР формально указывает на совпадение зон а значит, и на совпадение субъектов

диктума и модуса, второе лицо - на совпадение зон

Таким образом, субъектные зоны персонажей и повествователя в свободном косвенном дискурсе лишены четких границ, что дает возможность детально представить ментальную сферу персонажа изнутри. События, «удаленные от рассказчика во времени и преломленные через несколько субъектных призм»4, демонстрируются как непосредственно происходящие.

4 Кожевникова Н А. О соотношении типов повествования в художественных текстах // Вопросы языкознания -1985 -№4 -С 108

Однако субъектная организация НПР в художественном тексте не всегда укладывается в формулы 81=83=84 или 81=83=84=85. В некоторых литературных произведениях XX века нарративный потенциал НПР возрастает за счет ее усложненной коммуникативной структуры, что проявляется в повышенной диалогичности нарратива.

По нашим данным, наиболее показательным в этом отношении является роман В.В. Набокова «Дар». Нарратив «Дара» очень сложен, что объясняется двойственностью повествовательного статуса главного героя: он одновременно и персонаж, и повествователь разворачивающихся событий, то есть точки зрения экзегетического и диегетического повествователя совмещаются. В результате получается повествование с «вращающейся» точкой зрения («точка зрения - "всюду и нигде"» -говорится о романе главного героя, Годунова-Чердынцева, в вымышленной рецензии на него). Повествование в «Даре» осложняется также такой характеристикой романа, как многослойность: в основном тексте романа имеют место внутренние тексты - вымышленная рецензия на сборник стихов о детстве Годунова-Чердынцева, повесть о Яше Чернышевском, роман об отце, роман «Жизнеописание Н.Г. Чернышевского». Каждый из этих внутренних текстов имеет своего повествователя (вторичного нарратора, по терминологии В. Шмида) - экзегетического или диегетического. Повествователь какого-либо внутреннего текста нередко вступает в диалогические отношения с основным повествователем, - такого рода отношения имеют в литературе XX века сюжетопорождающий характер (А.П. Бондарев).

Так, мысленный диалог Годунова-Чердынцева с рецензентом книги его стихов (вторичным нарратором) интересен тем, что рецензия придумывается самим героем и сам же герой одновременно спорит с рецензентом. В текстовых фрагментах такого рода наблюдаем естественное усложнение модусной рамки за счет диалогического противостояния двух субъектов мнения. Это проявляется в конструкциях с НПР, где очевидна смена субъ-ектно-модального речевого плана: Теперь он [Годунов-Чердынцев] читал как бы в кубе, выхаживая каждый стих, приподнятый и со всех четырех сторон обвеваемый чудным, рыхлым деревенским воздухом, после которого так устаешь к ночи < ..> В своих интересных записках такой-то вспоминает, как маленький Федя с сестрой, старше его на два года, увлекались детским театром, и даже сами сочиняли для своихпредстав-лений... Любезный мой, это ложь. Я был всегда_ равнодушен к театру... Годунов-Чердынцев, по сути, обращается к другой своей ипостаси. Поэтому в речи вымышленного рецензента субъект сообщаемого факта, субъект мысли и субъект речи совпадают что, как отмечалось, само по

себе является признаком НПР. Смена коммуникативного регистра с репродуктивного на информативный также может указывать на НПР. В ответе Годунова-Чердынцева на слова рецензента субъект базовой модели совпа-

дает с субъектом сознания и с субъектом речи, а поскольку это реплика-реакция, то субъект базовой модели совпадает и с субъектом-адресатом Коммуникативный регистр может быть охарактеризован как реактивный. Таким образом, реплика-реакция создает второй, внутренний, уровень НПР в рамках уже выделенного фрагмента с чужой речью -НПР внутри НПР; можно сказать, что имеет место своеобразная театрализация прозы — звучат голоса разных ипостасей героя.

Таким образом, функционирование двухуровневой НПР в «Даре» обеспечивается многослойностью романа, причем смена говорящего всегда влечет за собой смену всей субъектной перспективы

Названные типы субъектов дублируются на новом уровне НПР, множатся, способствуя созданию той «бесконечной перспективы зеркальных отражений», как «нескончаемые тексты-матрешки, как лента Мёбиуса и т.п.»5, и формируют космическую, круговую структуру произведения.

Диалогичность нарратива, во многом обусловленная функционированием НПР усложненной коммуникативной структуры, определяет и такое явление, как текстовая интерференция. Областью текстовой интерференции в основном является НПР: в исследуемом явлении имеются признаки, указывающие на наличие двух говорящих (84 и - нарратора и персонажа, а значит, двух субъектно-модальных сфер, двух потенциальных моделей субъектной перспективы.

В. Шмид предложил ряд признаков для различения речевых партий (текстов) нарратора и персонажа: тематические, оценочные, грамматические признаки лица и глагольного времени, признаки указательных систем, признаки языковой функции, лексические и синтаксические признаки. Совпадение текста нарратора и текста персонажа может иметь место в тех случаях, когда эти речевые партии идентичны по отношению к рассматриваемому признаку (например, прошедшее нарративное в речевой партии повествователя может совпадать с прошедшим временем в речевой партии персонажа).

Рассмотрим с этих позиций фрагмент из романа М.А. Булгакова «Белая гвардия»: Она [Елена] пробормотала, сощурила сухие глаза и задумалась. Мысли ее были непонятны ей самой. Уехал, и в такую минуту. Но позвольте, он очень резонный человек и очень хорошо сделал, что уехал... Ведь это же к лучшему... По тематическому признаку выделенный фрагмент можно отнести к тексту персонажа: повествователь «проникает» в мысли Елены, которая размышляет о поведении Тальберга, субъект базовой модели совпадает с субъектом речи Оценочные признаки также указывают, что перед нами речевая партия героини: она является субъектом сознания, оценивающим поступок своего мужа, а значит, субъект речи

5 Апресян Ю.Д. Избранные труды, т. II. Интегральное описание языка и системная лексикография. - М.: Языки русской культуры, 1995. - С. 665-666

в данном случае совпадает и с субъектом сознания (81=83=84). В НПР имеются грамматические признаки, указывающие на 2-е и 3-е лицо глаголов, что свидетельствует о принадлежности фрагмента к тексту персонажа. По грамматическому признаку глагольного времени оппозиция текстов повествователя и персонажа в целом нейтрализуется: прошедшее нарративное повествователя по форме совпадает с прошедшим временем персонажа. По указательным признакам оппозиция текста нарратора и текста героини также нейтрализуется: временной показатель (в) такую (минуту) может быть отнесен в равной мере и к речи повествователя, и к речи героя. Функциональные признаки указывают на то, что выделенный фрагмент принадлежит повествовательному плану персонажа: по терминологии В. Шмида, налицо апеллятивная функция языка, а не изображающая, как в тексте нар-ратора. Оппозиция двух текстов нейтрализуется и по лексическим признакам: в выделенном фрагменте нет стилистических или лексических особенностей, отличавших бы его от текста нарратора. Что же касается синтаксических признаков, то в данном фрагменте с НПР имеются отдельные черты, приближающие его к разговорному дискурсу: выраженная адресованность и диалогичность высказывания, синтаксическая незавершенность фраз, присоединительные отношения между предикатом и детерминативом. Таким образом, как минимум по трем признакам из восьми оппозиция текстов нарратора и персонажа нейтрализована.

Это позволяет утверждать, что НПР может быть охарактеризована как область текстовой интерференции, то есть взаимопроникновения субъектно-модальных сфер повествователя и персонажа. Текстовая интерференция в художественных произведениях, обеспечиваемая функционированием НПР, усиливает персонализацию повествования, делает персонажный план более зримым.

Представляется возможным соотнести различные степени текстовой интерференции с классификацией НПР, разработанной В. Шмидом. Он выделяет три типа НПР в зависимости от наличия признаков, сближающих НПР или с текстом нарратора, или с текстом персонажа. 1. Основной тип (тип А) НПР в русском языке отличается «употреблением времен текста персонажа», то есть в нем наблюдается смена временных планов. Это наиболее однозначно маркированная разновидность НПР. 2. Второй тип (тип Б) НПР отличается употреблением прошедшего нарративного в речи персонажа. НПР еще больше приближается к повествовательному тексту, степень текстовой интерференции достаточно высока. 3. Несобственно-прямое восприятие - это разновидность НПР, в которой нарратор передает восприятие персонажа, не облекая его в формы выражения, свойственные персонажу. Восприятие персонажа в этом случае не оформляется в отдельном речевом или даже внутреннем речевом акте, а сливается с речевой партией повествователя.

В корпусе наших примеров представлены текстовые фрагменты, содержащие малоизученную пока разновидность исследуемого явления -НПР в перволичной повествовательной форме (диегетическом повествовании). Как правило, НПР в диегезисе функционирует в тех случаях, когда необходимо усилить субъектно-речевой план персонажа в прошлом. С помощью НПР в диегетическом повествовании временные плоскости прошлого и настоящего могут противопоставляться, а реализующие их речевые формы - различаться. Таким образом, НПР может стать средством ретроспекции, формирующей временной континуум художественного текста. Читатель же в таком случае яснее представляет себе связь и взаимообусловленность событий и эпизодов.

Покажем это на примере из «Театрального романа» М. Булгакова: И, собственно говоря, открылся передо мною мир, в которыйя стремился, и вот такая оказия, что он мне показался сразу же нестерпимым. Как представлю себе Париж, так какая-то судорога проходит во мне и не могу влезть в дверь. А все этот чертов Василий Петрович! И сидел бы в Тетюшах! А как ни талантлив Измаил Александрович, но уж очень противно в Париже. Так, стало быть, осталсяя в какой-то пустоте? Именно так. Герой в таких случаях словно говорит языком «себя прошлого», перемещаясь в хронотоп происходящего и повествуемого. Субъектная перспектива выделенного фрагмента характеризуется стандартной формулой Видим, что оппозиция текста нарратора

(Я-Сегодня) и персонажа (Я-Тогда) нейтрализуется почти по всем выделенным В. Шмидом признакам. Признаки темы и оценки в данном случае не актуальны, поскольку и нарратор, и персонаж рассказывают об одном и том же, причем оценка событий с точки зрения Я-Сегодня и Я-Тогда совпадает. По признаку лица оппозиция также нейтрализуется: и в речевой партии Я-Сегодня, и в речевой партии Я-Тогда употребляются формы 1-го лица. Грамматический признак времени указывает на текст повествуемого «я», Я-Тогда: происходит смена временных планов с прошедшего нарративного на настоящее. Субъект речи перемещается в хронотоп описываемых событий, что подтверждается и сменой коммуникативного регистра с информативного на репродуктивный. Оппозиция текстов нарратора и персонажа нейтрализуется на уровне дейктических показателей, на уровне лексических и синтаксических признаков. В диегезисе даже экспрессивность, обычно «надежный» признак речи персонажа, не играет роли, поскольку экспрессивность свойственна и речи рассказчика.

НПР является одним из способов реализации в художественном тексте полимодальности, то есть одновременно выраженной множественности отношений к действительности. Рассмотрим с точки зрения модальных характеристик пример двухуровневой НПР из романа В.В. Набокова «Дар», в котором представлены диалогические отношения между повествователем и

разными ипостасями персонажа: Он, читая, вновь пользовался всеми материалами, уже однажды собранными памятью для извлечения из них данных стихов, и все, все восстанавливал... В целом ряде подкупающих искренностью... нет, вздор, кого подкупаешь?кто этот продажный читатель? В плане отношения содержания высказывания к действительности экзегетический повествователь (первичный нарратор, по терминологии В. Шмида) является здесь по сути единственным реальным субъектом речи, поскольку его голос организует основной корпус повествования. Поэтому речевая партия повествователя с точки зрения модальности характеризуется внешнесинтаксической объективной реальной модальностью.

Далее следует речевая партия вторичного нарратора - вымышленного рецензента стихов Годунова-Чердынцева (которым, по сути, является он сам), представляющая собой первый уровень НПР (В целом ряде подкупающих искренностью...): субъект сообщаемого факта, субъект сознания и субъект речи совпадают НПР как речь внутренняя,

мысленная (субъект речи не реален) характеризуется относительно речевой партии повествователя внешнесинтаксической объективной ирреальной модальностью (без учета грамматического критерия), поскольку только речевая партия повествователя (реального субъекта речи) соотносится с реальной модальностью текста. Но субъект сознания в НПР первого уровня реален, поэтому относительно возможно рассмотрение модальности первого уровня НПР как внешнесинтаксической объективной реальной (с учетом грамматического критерия).

Второй уровень НПР в данном текстовом фрагменте представляет собой реакцию персонажа на слова воображаемого рецензента его книги (нет, вздор, кого подкупаешь? кто этот продажный читатель?): субъект сообщаемого факта совпадает с субъектом мнения и с субъектом речи, а также с адресатом Относительно экзегетического

повествователя модальность второго уровня НПР квалифицируется как внешнесинтаксическая объективная ирреальная на тех же основаниях, что и первый уровень НПР. Относительно модальность данного фрагмента расценивается нами с учетом грамматического критерия как внешнесинтаксическая объективная ирреальная. Оценивающий субъект на первом уровне НПР (вымышленный рецензент) становится объектом оценки с точки зрения оценивающего субъекта 83' на втором уровне НПР (персонажа) Поэтому модальность второго уровня НПР относительно оценивается с учетом грамматического критерия как внешнесинтаксическая субъективная.

Таким образом, в данном фрагменте с двухуровневой НПР наблюдается множественность субъектно-объектных оценок действительности, многообразие модальных смыслов. Полимодальность обусловлена функционированием в приведенном примере трех точек зрения: экзегетического повествователя (основной корпус повествования),

вымышленного рецензента книги Годунова-Чердынцева (первый уровень НПР), персонажа (второй уровень НПР). В нарративе В. Набокова очевидно переплетение и взаимодействие субъективно-объективных оценок реальности, «игра» точками зрения, что является основой полимодальности.

Многоплановость повествования, формируемая таким образом, приводит к тому, что пространство текста изображается как сложная совокупность нескольких субъективных версий этого пространства. Отказ от единых и бесспорных истин о мире типичен для эстетики постмодернизма, поэтому произведения, тип повествования в которых может быть охарактеризован как свободный косвенный дискурс, могут обладать некоторыми признаками этого культурного явления.

В силу своей усложненной субъектной организации НПР является важнейшим средством обеспечения внутритекстовой (нарративной) коммуникации (терминология ЕА Поповой) в свободном косвенном дискурсе, делая его более диалогизированным и подчеркивая его коммуникативную природу. Диалог Я и Другого, реализуемый на внутритекстовом уровне, представляет собой взаимодействие повествователя и персонажей либо разных ипостасей персонажа или повествователя.

На внешнетекстовом уровне категории Я и Другого реализуются как автор и читатель. Читатель (адресат) признается равноправным (наряду с автором, адресантом произведения) субъектом-участником литературной коммуникации. Это отражается и в структуре НПР: диалогические формы (обращения, императивы) обнаруживают гипотетическое присутствие читателя в текстовом пространстве. Поддержание контакта с адресатом художественного текста связано с моделированием в нарративе условий, аналогичных канонической коммуникативной ситуации, то есть условий, свойственных разговорному дискурсу.

Механизм взаимодействия автора и читателя может включать в себя диалог между внутритекстовыми субъектами, то есть внутритекстовую (нарративную) коммуникацию. Читатель участвует в коммуникации и через диалогические отношения с автором (внешнетекстовая коммуникация), и через восприятие диалогических отношений внутритекстовых субъектов -повествователя, персонажей (внутритекстовая коммуникация). Читая и перечитывая произведения, тип нарратива которых можно охарактеризовать как свободный косвенный дискурс, читатель постигает текст, выясняя, кто стоит за конкретным фрагментом многопланового повествования, чья точка зрения преобладает. Влияние внутритекстовой (нарративной) коммуникации на внешнетекстовую посредством НПР возможно и в тех случаях, когда в качестве НПР выступает вопрос. Вопрос как «знак внутренней речи,

внутренних поисков знания о мире способен приобщать к этим поискам более широкого адресата»6, в том числе и читателя.

Что касается литературной (художественной) коммуникации на интертекстуальном уровне, то, хотя в целом некоторые исследуемые произведения (романы В.В. Набокова, А.Г. Битова) обнаруживают высокую степень интертекстуальности, анализ корпуса примеров не дает оснований говорить о каких-либо закономерностях интертекстуальной коммуникации, связанных с функционированием конструкций с НПР.

В Заключении содержатся общие выводы исследования. Роль НПР в нарративе характеризуется следующим образом.

Во-вторых, текстовые фрагменты с НПР участвуют в формировании композиции художественных произведений. Соотношение субъектно-модальных речевых сфер повествователя и героя в НПР отличается динамикой, что подтверждается переключением коммуникативного регистра речи, которое, в свою очередь, указывает границу между соединяющимися фрагментами композиции. В этом проявляется динамика позиции автора, а значит, конструкции с НПР являются композитивами свободного косвенного дискурса.

В-третьих, усложненная субъектная организация НПР создает условия для формирования полимодальности художественного текста. Это особенно актуально для произведений, где функционирует двухуровневая НПР, коммуникативная структура которой определяется дублированием субъектной перспективы и/или многослойностью текста. Полисубъектность и полимодальность тесно связаны с такой характеристикой свободного косвенного дискурса, как повышенная диалогизация, создаваемая путем игры автора с различными точками зрения - повествователя, персонажей, даже, возможно, читателя.

6 Ковтунова И И Поэтическая речь как форма коммуникации // Вопросы языкознания - 1986 - № 1 - С. 7

ектов. В отдельных случаях в механизме текстовой интерференции участвуют авторизованные модификации: в силу своей семантики они маркируют сферу персонажа как субъекта сознания, хотя он далеко не всегда выражен синтаксически.

В-пятых, НПР играет важную роль в обеспечении литературной (художественной) коммуникации: именно НПР создает повышенную диало-гичность нарратива и тем самым может опосредованно создавать условия и для внешнетекстовой коммуникации. Читатель участвует в литературной коммуникации и через диалогические отношения с автором, и через восприятие диалогических отношений внутритекстовых субъектов - повествователя, персонажей, организованных посредством НПР. Поэтому обязательным условием литературной коммуникации посредством свободного косвенного дискурса является активная читательская позиция, а значит, высокая степень сотворчества возможного адресата произведения, готовность воспринимать ту литературно-языковую игру, которая является одним из основных признаков нетрадиционного повествования.

Нетрадиционное повествование организуется не только с помощью НПР «классического» типа - конструкции с пересказанной НПР и НПР в диегезисе обладают таким же нарративным потенциалом. В работе доказана возможность функционирования этих двух типов НПР, один из которых (пересказанная НПР) не описан в имеющейся лингвистической литературе, описание другого (НПР в диегезисе) лишь намечено в отдельных работах.

Пересказанная НПР передает не внутреннюю, а внешнюю речь персонажа, произнесенную им в фиктивном мире текста, однако на фикциональном уровне (в реальном тексте) звучит голос повествователя, а не персонажа.

НПР в диегезисе выражает смысловую позицию персонажа, характерную для него в прошлом, при этом могут использоваться лексические и стилистические средства, отличающие речь «Я-Тогда» от речи «Я-Теперь», то есть фразеологические характеристики разных ипостасей повествователя различаются. Повествователь словно перемещается в хронотоп событий, о которых он рассказывает, функционирование НПР в диегезисе позволяет осмыслить события и с точки зрения настоящего, и в далекой временной перспективе.

Анализ эмпирической базы исследования показал недостаточность сугубо структурного или структурно-семантического подхода к пониманию НПР. НИР - текстовое явление, и определить ее нарративный потенциал оказалось возможным с функционально-коммуникативных позиций.

Этот подход представляется наиболее перспективным и в дальнейшей разработке данного вопроса. Прием построения модели субъектной перспективы НПР, предложенный в работе, может быть использован при анализе творчества отдельных авторов для выявления своеобразия их повест-

вовательной манеры и, как следствие, нового осмысления свойственных им художественных концепций.

Перспективы продолжения данного исследования связаны также с дальнейшей разработкой теории текстовой интерференции на основе идеи субъектной перспективы, с более глубоким изучением роли НПР во внешнетекстовой коммуникации и, возможно, в интертекстуальной коммуникации.

СПИСОК ОПУБЛИКОВАННЫХ РАБОТ ПО ТЕМЕ ДИССЕРТАЦИИ

1. Сысоева В.В. Глаголы состояния в лексической структуре романа В.В. Набокова «Дар» // Сборник студенческих научных работ. Вып. V / Отв. ред. И.М. Чеботарева. - Белгород: Изд-во БелГУ, 2002. - С. 31 - 33.

2. Сысоева В.В. Функции несобственно-прямой речи в коммуникативной структуре романа В.В. Набокова «Дар» // XI Всероссийские межвузовские студенческие чтения «XXI век: гуманитарные и социально-экономические науки». Тезисы выступлений. 17 апреля 2002 года. — Тула: Левша, 2002.-С. 114.

3. Сысоева В.В. Субъектная перспектива несобственно-прямой речи в текстах В.В. Набокова // Сборник студенческих научных работ. Выпуск VI. Часть 2 / Отв. ред. И.М. Чеботарева. - Белгород: Изд-во БелГУ, 2003. - С. 130-134.

4. Сысоева В.В. К вопросу о роли несобственно-прямой речи в литературном нарративе // Филология и культура / Материалы IV Международной научной конференции 16-18 апреля 2003 г. - Тамбов: Изд-во ТГУ им. Г.Р. Державина, 2003. - С. 475-477.

5. Сысоева В.В. Субъектная перспектива несобственно-прямой речи в художественном тексте // Проблемы вербализации концептов в семантике языка и текста. Материалы международного симпозиума. - Волгоград: Перемена, 22-24 мая 2003 г. Часть 2. - С. 108-110.

6. Сысоева В.В. Эволюция повествовательной формы произведений И.С. Тургенева // И.С. Тургенев и Ф.И. Тютчев в контексте мировой культуры. К 180-летию И.С. Тургенева и 200-летию Ф.И. Тютчева. Материалы международной научной конференции. 23-26 сентября 2003 г. - Орел,

2003. - С. 82-86.

7. Сысоева В.В. Модальность текстовых фрагментов с несобственно-прямой речью: вариант анализа // Русский язык: исторические судьбы и современность. II Международный конгресс исследователей русского языка. Москва, МГУ им. Ломоносова, 18-21 марта 2004 года. Труды и материалы / Сост. М.Л. Ремнева, О.В. Дедова, А.А. Поликарпов. - М.: Изд-во МГУ,

2004. - С. 608-609.

8. Сысоева В.В. Несобственно-прямая речь как область текстовой интерференции в литературном нарративе // Материалы Всероссийской научной интернет-конференции «Страницы провинциальной филологии: ученые, школы и направления»: Ьир://г5и.№4Ь.ги/рЬу 1 (апрель 2004 г.).

Подписано в печать 26 10 2004 Формат 60x84/16 Гарнитура Times Усл п.л 1,39. Тираж 120. Заказ 249. Оригинал-макет подготовлен и тиражирован в издательстве Белгородского государственного университета 308015 г. Белгород, ул. Победы, 85

!>20 994

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Сысоева, Валентина Владимировна

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА I. ВОПРОСЫ ИЗУЧЕНИЯ НАРРАТИВА С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ

ЕГО СУБЪЕКТНО-РЕЧЕВОЙ ОРГАНИЗАЦИИ.

§ 1. Объем и границы понятая «нарратив».

§ 2. Организация повествования в художественном тексте: история и современное состояние вопроса.

§ 3. Соотношение способов передачи чужой речи как основа нарративной типологии.

§ 4. Проблемы лингвистической характеристики несобственнопрямой речи.

Выводы к главе I.

ГЛАВА II. ХАРАКТЕРИСТИКА СТРУКТУРНЫХ ОСОБЕННОСТЕЙ

ТЕКСТОВЫХ ФРАГМЕНТОВ С НЕСОБСТВЕННО-ПРЯМОЙ РЕЧЬЮ.

§ 1. Классификация текстовых фрагментов с несобственно-прямой речью по структурно-семантическим признакам.

§ 2. Варианты сопряженности несобственно-прямой речи с другими способами передачи чужой речи.

Выводы к главе II.

ГЛАВА III. ФУНКЦИИ НЕСОБСТВЕННО-ПРЯМОЙ РЕЧИ В

НАРРАТИВЕ.

§ 1. Субъектная перспектива и коммуникативно-регистровая характеристика несобственно-прямой речи.

§ 2. Нарративный потенциал несобственно-прямой речи усложненной коммуникативной структуры (на материале романа В. Набокова «Дар»).

§ 3. Несобственно-прямая речь как область текстовой интерференции.

§ 4. Несобственно-прямая речь в диегетическом повествовании.

§ 5. Авторизованные модификации в несобственно-прямой речи.

§ 6. Функционирование несобственно-прямой речи как фактор полимодальности текста.

§ 7. Несобственно-прямая речь как основа внутритекстовой нарративной) коммуникации.

Выводы к главе III.

Введение диссертации2004 год, автореферат по филологии, Сысоева, Валентина Владимировна

Лингвистика нарратива относится к молодым отраслям филологии: в отечественном языкознании ее предмет и задачи были определены Е.В. Падучевой в 1995 году. Развитие этого направления представляется очень перспективным, поскольку «лингвистический анализ литературного нарратива обязательно выходит на постижение его смысла» [Попова 20026: 13]. Исследование художественного текста с учетом нарративных характеристик позволяет делать выводы не только лингвистического, но и функционально-смыслового характера. Это способствует «движению литературоведения и лингвистики навстречу друг другу» [Степанов 1980: 203], которое стимулируется единым объектом изучения - текстом. Одной из актуальных задач современной теории текста является «исследование на основе текстовых произведений личности, стоящей за текстом» [Ионова 2004: 393], то есть образа автора, а потому интегративный подход к прочтению, анализу и интерпретации текста становится столь значимым.

Основной задачей лингвистики нарратива, как она видится сегодня, является выявление «особенностей употребления и интерпретации языковых элементов в нарративе» [Падучева 1996: 198]. Функционирование каких речевых явлений в нарративе в первую очередь подлежит изучению? На фоне разнообразных элементов принципиальное значение в организации повествования имеют конструкции с чужой речью: их функционирование может сделать нар-ратив двуплановым или даже многоплановым, реализуя в художественном тексте не только план повествователя, но и план персонажа. Кроме того, именно в конструкциях с чужой речью проявляется свойственная каждому конкретному тексту концепция взаимоотношений категорий Я и Другого, что особенно актуально в связи с утверждением антропоцентрического подхода к изучению языка.

На важность этого аспекта анализа текста указывал еще В.Н. Волошинов: «В высшей степени продуктивным, «узловым» явлением представляется нам так называемая чужая речь, то есть синтаксические шаблоны («прямая речь», косвенная речь», «несобственная прямая речь»), модификация этих шаблонов и вариации этих модификаций, какие мы встречаем в языке для передачи чужих высказываний и для включения этих высказываний . в связный монологический контекст. .В этом, на поверхностный взгляд, второстепенном вопросе синтаксиса не умели увидеть проблемы громадной общелингвистической и принципиальной важности» [Волошинов 1998: 407-408].

Среди названных способов передачи чужой речи особого внимания заслуживает несобственно-прямая речь (далее - НПР). Интерес к этому синтаксическому явлению возник в связи с тенденцией к импликации повествователя в структуре художественных текстов и нашел свое отражение в работах по философии, культурологии, литературоведению и лингвистике как за рубежом, так и в России. Характерной особенностью НПР, отличающей ее от других способов передачи чужой речи, является совмещенность речевых планов повествователя и персонажа: лексические и стилистические характеристики НПР сближают ее с прямой речью, отражающей смысловую позицию персонажа, однако дейкти-ческие отсылки, как правило, «настроены» на повествователя.

Как элементарная текстовая структура, НПР в русской литературе встречается, в частности, в произведениях А.С. Пушкина, однако лишь в литературе конца XIX - XX веков НПР осознается писателями как особый прием создания многопланового повествования. Этот период в литературе характеризуется тенденцией к преодолению границ между повествователем и персонажем, что отражает антропоцентрическую сущность и направленность литературы. Человек осознается как высшая ценность мира, а значит, его мысли и чувства, способность к рефлексии становятся объектом художественно-эстетического познания действительности.

Принципиально новый тип повествования, основанный на явлении НПР, формировался в русской литературе постепенно и последовательно. Еще А.П. Чехов осознавал необходимость «говорить и думать в тоне героев и чувствовать в их духе» (цит. по [Попова 2002а: 11]) и реализовывал свою концепцию в произведениях. В своих литературных советах молодым писателям он призывал «отказаться от своего образа мыслей» (цит. по [Полоцкая 2001: 112]), то есть избегать резонерства и прямого навязывания читателю своей позиции. В определенном смысле А.П. Чехов является родоначальником нетрадиционного нарратива: «чеховская манера письма расширила возможности художественного мышления» [Попова 2002а: 16]. В дальнейшем новаторство А.П. Чехова в области повествовательной формы творчески использовалось многими русскими прозаиками, причем границы между повествователем и персонажами произведений все чаще носили условный характер.

Так, М.А. Булгаков в «Театральном романе» писал: «Героев своих надо любить; если этого не будет, не советую никому браться за перо — вы получите крупнейшие неприятности, так и знайте». Авторская ответственность за героя является главным законом творчества М.А. Булгакова, что проявилось и в нарративной организации его произведений, отражающей общие тенденции развития прозы.

По этому же пути шел в своем творчестве и В.В. Набоков, известный экспериментами в области повествовательной формы. Он был убежден, что великая литература - это прежде всего «феномен языка, а не идей» [Набоков 2001: 131], и творил свои произведения в соответствии с этой концепцией. Наиболее точно об этой грани его таланта отозвался В. Ходасевич: «При тщательном рассмотрении Сирин (псевдоним Набокова. - B.C.) оказывается по преимуществу художником формы, писательского приема» (цит. по: [Струве 1996: 193]). Г. Адамович писал, что творчество В.В. Набокова отличается «новизной повествовательного мастерства, а не познания жизни» (цит. по: [Носик 1995: 24]), уловив тем самым важнейшую грань набоковского таланта: умение сделать повествование многоплановым за счет введения точек зрения персонажей.

Между тем роль НПР в формировании нарратива (как названных выше писателей, так и других) до настоящего времени остается недостаточно изученной. Так, например, практически не разработаны в лингвистической литературе вопросы о субъектной перспективе НПР, о возможности функционирования Hi LP в перволичной повествовательной форме (диегезисе), об авторизованных модификациях в НПР, хотя каждый из этих аспектов исследования позволяет в конечном итоге сделать выводы о нарративном потенциале изучаемого явления. Поэтому актуальность темы диссертации определяется необходимостью широкого изучения функционирования НПР в нарративе.

НПР исследуется нами главным образом в функционально-коммуникативном аспекте, что предполагает «учёт предварительной обусловленности авторского выбора тех или иных средств выражения смысловой структуры текста его видовой и жанровой целеустановкой» [Валгина 2003: 17]. Функциональный анализ предполагает рассмотрение отдельных компонентов текста с точки зрения их роли в организации целого текста.

Относительно общих задач лингвистики нарратива, сформулированных Е.В. Падучевой, определяется и цель данного диссертационного исследования - выявить нарративный потенциал НПР в художественном тексте. Под нарративным потенциалом мы понимаем те существенные качества НПР, которые влияют на композиционную и содержательную организацию повествования. Достижение этой цели предполагает решение ряда исследовательских задач:

1) обобщение существующих исследовательских концепций в области нарратологии, лингвистики нарратива, проблем НПР, отдельных аспектов функционально-коммуникативной грамматики, а также трудов, посвященных проблемам организации повествования у ряда писателей (А.П. Чехова, М.А. Булгакова, В.В. Набокова, А.Г. Битова);

2) выяснение исследовательских возможностей структурно-семантического подхода для определения нарративного потенциала НПР в художественном тексте; классификация и анализ корпуса примеров с НПР в структурно-семантическом аспекте;

3) определение функций НПР в нарративе с позиций функционально-коммуникативной грамматики;

4) построение субъектной перспективы текстовых фрагментов с НПР различной коммуникативной организации;

5) рассмотрение НПР как области текстовой интерференции;

6) обоснование возможности функционирования НПР в диегетическом повествовании;

7) анализ НПР как необходимого условия для организации полисубъектного и полимодального нарратива;

8) выяснение роли НПР в обеспечении внутритекстовой (нарративной) коммуникации.

Объектом исследования является литературный нарратив, предметом — функционирующие в нарративе конструкции с несобственно-прямой речью.

Научная новизна диссертационной работы заключается в том, что впервые предпринимается попытка охарактеризовать явление НПР с позиций функционально-коммуникативной грамматики, в частности, с точки зрения субъектной перспективы. Рассмотрение НПР в этом аспекте позволяет выявить особенности ее коммуникативной структуры и ее роль в организации нетрадиционного повествования - свободного косвенного дискурса.

Разработана также процедура анализа НПР с позиций субъектной перспективы и, соответственно, обосновано применение функционально - коммуникативного подхода как наиболее содержательного относительно целей и задач исследования.

Выбор метода в диссертационной работе определяется характером исследуемого материала. НПР рассматривается прежде всего как синтаксическое явление, лежащее в основе нетрадиционного типа нарратива — свободного косвенного дискурса. Это предполагает использование структурно-семантического и функционального подходов в рамках описательно-аналитического метода, обеспеченного приемами наблюдения, позволившего выделить единицы описания, их свойства и признаки; приемами сравнения, классификации и обобщения, а также приемом интерпретации, позволяющим установить связи имеющихся фактов (характеристику метода и приемов см.: [Гируцкий 2001: 272-273].

Теоретическую базу диссертации составили работы^ классиков отечественной филологии В.В. Виноградова, М.М. Бахтина, В.Н. Волошинова, а также их продолжателей, исследующих текст на современном этапе развития науки — Е.В. Падучевой, Е.А. Поповой, Г.А. Золотовой, Н.К. Онипенко, М.В. Всеволодовой, И.В. Труфановой, Н.А. Николиной, А.В. Полонского и других ученых.

Эмпирической базой исследования послужили текстовые фрагменты с НПР из прозы конца XIX-XX веков, в частности, из произведений А.П. Чехова, И.А. Бунина, Б.К. Зайцева, В.Я. Брюсова, М.А. Булгакова, Б.Л. Пастернака, А.Н. Толстого, В.В. Набокова, Н.П. Шмелева, А.Г. Битова, А.И. Солженицына, Б.Л. Васильева, В.П. Аксенова, С.Д. Довлатова, B.C. Нарбиковой, Д.М. Липске-рова. Всего рассмотрено около 1500 текстовых фрагментов, полученных путем сплошной или частичной выборки. Выбор текстов мотивируется типом повествования: для анализа отбирались преимущественно те произведения, нарративная организация которых может быть охарактеризована как свободный косвенный дискурс (произведения А.П. Чехова, М. А. Булгакова, В.В.Набокова, Н.П. Шмелева, А.Г. Битова, А.И. Солженицына, В.П. Аксенова, B.C. Нарби-ковой, Д.М. Липскерова) или несет в себе отдельные черты нетрадиционного повествования (И.А. Бунин, Б.К. Зайцев, В.Я. Брюсов, А.Н. Толстой, Б.Л. Васильев, С.Д. Довлатов). Отметим попутно, что данная работа не претендует на всеобъемлющее описание подробной истории развития повествовательных форм: такого рода задача слишком объемна, чтобы решать ее в рамках данной кандидатской диссертации.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Характерным признаком НПР является совпадение зон субъекта базовой модели, авторизатора и субъекта речи (S 1=83=84). Более сложной модификацией является совпадение субъекта базовой модели, авторизатора и субъекта речи еще и с субъектом-адресатом (81=83=84=85), когда НПР обнаруживает признаки ярко выраженной адресатности. Субъектные зоны персонажей в нарративе оказываются открытыми для проникновения в них повествователя — происходит совмещение субъектно-модальных сфер повествователя и его героев, что является признаком свободного косвенного дискурса.

2. НПР является областью переключения коммуникативных регистров, что позволяет считать конструкции с НПР композитивами художественного текста (термин Г.А. Золотовой), поскольку композиция представляет собой организованное говорящим чередование и взаимодействие коммуникативных регистров.

7. Функционирование конструкций с НПР возможно не только в аукто-риальном повествовании (экзегезисе), но и в перволичной повествовательной форме (диегезисе): в этом случае НПР выражает смысловую позицию персонажа, характерную для него в прошлом.

Структура диссертации определяется целью и задачами исследования. Работа состоит из Введения, трех глав, Заключения, Библиографического спи

Заключение научной работыдиссертация на тему "Нарративный потенциал несобственно-прямой речи в художественном тексте"

Выводы к главе III

Построение субъектной перспективы и определение коммуникативно-регистровой принадлежности НПР как процедуры анализа предоставляют более широкие возможности для научной интерпретации, чем изучение этого явления со структурно-семантических позиций, поскольку позволяют увидеть субъектную организацию НПР, а значит, продвинуться в выявлении её функций.

Характерным признаком НПР является совпадение зон субъекта базовой модели, субъекта мысли или мнения (авторизатора) и субъекта речи (S 1=83=84). В случае, когда в НПР функционируют признаки адресатности, субъект базовой модели, говорящий и субъект-авторизатор совпадают также и с адресатом:

S|=S3=S4=S5.

Построение субъектной перспективы НПР позволило сделать вывод о возможности двухуровневой организации НПР: в рамках выделенной НПР функционирует НПР второго (внутреннего) уровня, образованная воображаемой речевой партией другого внутритекстового субъекта или внутренним текстом. Происходит смена говорящего (S4 - S4'), а значит, субъектная перспектива дублируется на новом уровне НПР. Функционирование НПР усложненной коммуникативной структуры создает условия для повышенной диалогизации нарратива: автор «играет» разными точками зрения внутритекстовых субъектов, наглядно демонстрируя тем самым диалогичность человеческого сознания, что отнести к достижениям в области эстетического освоения действительности.

Кроме того, НПР является областью переключения коммуникативных регистров, а значит, конструкции с НПР являются композитивами художественного текста, поскольку в них проявляется динамика позиции автора. В отличие от основного корпуса повествования, НПР нередко является контаминацией нескольких регистровых планов, сложным регистровым целым.

Как показал анализ исследуемого явления на основании признаков различения текстов нарратора и персонажа, предложенных В. Шмидом, НПР является областью и основным механизмом текстовой интерференции. Её степень может быть различной: от полной нейтрализации оппозиции голосов повествователя и героя до более или менее явного разделения их голосов. Текстовая интерференция — характерный признак СКД: субъектно-модальные сферы повествователя и героя совмещаются, что делает повествование многоплановым.

Анализ НПР с точки зрения субъектной перспективы, коммуникативно-регистровой принадлежности с учётом позиции В. Шмида позволил установить возможность функционирования НПР не только в экзегетическом, но и в диегетическом повествовании. В этом случае НПР выражает смысловую позицию персонажа, характерную для него в прошлом.

Показательные результаты дает рассмотрение авторизованных модификаций в составе НПР. Такого рода элементы всегда обнаруживают присутствие говорящего в тексте, хотя синтаксически субъект речи или мысли может быть и не выражен. В зависимости от того, кто является субъектом речи или мысли в авторизованных модификациях, можно определить и тип повествования — традиционный нарратив (субъект речи или мысли - повествователь) или СКД (субъект речи или мысли - персонаж).

НПР является фактором, влияющим на полимодальность текста: именно НПР в силу своей сложной субъектной организации задает и сложное смысловое пространство текста, предстающее как несколько субъективных версий этого пространства. Полимодальность обусловлена, с одной стороны, дублированием субъектной перспективы в НПР, с другой - возможностью многослойного построения текста. Следует отметить, что рассмотрение явлений многоплановости повествования и полимодальности ставит «вопрос о множественности и относительности смыслов, их коммуникации» [Смирнова 2001: 151], рассматриваемый в качестве ключевого в науках о нарративе.

Немаловажная функция НПР - участие в литературной (художественной) коммуникации. Обеспечивая повышенную диалогизацию нарратива, НПР создает условия для внутритекстовой (нарративной) коммуникации, а также может опосредованно влиять и на внешнетекстовую коммуникацию, активизируя читательскую позицию, стимулируя сотворчество адресата текста.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Исследование нарративного потенциала НПР в художественном тексте, предполагающее выяснение функций этого явления в повествовании, опиралось прежде всего на положения функционально-коммуникативного синтаксиса, в частности, на идею Н.К. Онипенко о субъектной перспективе текста. Анализ субъектной и коммуникативно-регистровой принадлежности текстовых фрагментов доказывает мысль Е.В. Падучевой о том, что основой свободного косвенного дискурса является именно НПР. Таким образом, НПР - текстообра-зующий фактор в произведениях, характеризующихся нетрадиционным повествованием. Функции НПР в нарративе можно охарактеризовать следующим образом.

Во-первых, функционирование в тексте конструкций с НПР делает возможной смену фокусов и линий повествования, как, например, в произведениях М.А. Булгакова, В.В. Набокова, Н.П. Шмелева, В.П. Аксенова и др. Многоплановость повествования в их текстах обеспечивается функционированием «вращающейся» точки зрения, частым переходом повествовательной компетенции от повествователя к герою произведения. Можно сказать, что в этих текстах повествователь часто и легко надевает маску персонажа и наоборот, иными словами, субъектно-модальные сферы персонажей в нарративе оказываются открытыми для проникновения в них повествователя. Однако все нарративные линии сходятся в образе автора, поскольку именно он является носителем концепции художественного произведения, формируя тем самым его структуру. Многоплановость повествования, в свою очередь, участвует в выражении множества смыслов художественного текста. В свободном косвенном дискурсе пространство текста предстает перед нами многомерным, изображенным как сложная совокупность нескольких субъективных версий этого пространства. Отказ от единой и бесспорной истины о мире, как известно, типичен для эстетики постмодерна, поэтому произведения, нарратив которых может быть охарактеризован как свободный косвенный дискурс, могут обладать некоторыми признаками этого культурного явления (например, роман М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита», «Дар» и «Лолита» В.В. Набокова, «Пушкинский дом» А.Г. Битова).

Во-вторых, текстовые фрагменты с НПР участвуют в формировании композиции художественных произведений. Соотношение субъектно-модальных речевых сфер повествователя и героя в НПР отличается динамикой, что подтверждается переключением коммуникативного регистра речи. Переключение регистра знаменует границу между фрагментами композиции, в чем и проявляется динамика позиции автора, а значит, конструкции с НПР являются композитивами текста.

В-третьих, усложненная субъектная организация НПР создает условия для переплетения и взаимодействия субъективно-объективных оценок реальности, что является основой полимодальности художественного текста. Это особенно актуально для произведений, где функционирует двухуровневая НПР, коммуникативная структура которой определяется дублированием субъектной перспективы и/или многослойностью текста. Полисубъектность и полимодальность тесно связаны с такой характеристикой СКД, как повышенная диалогизация нарратива, создаваемая путем игры автора с различными точками зрения - повествователя, персонажей, даже, возможно, читателя.

В-четвертых, НПР является основой текстовой интерференции. Проведенный анализ НПР с точки зрения субъектной перспективы и набора признаков различения речи нарратора и речи персонажа позволил заключить: в НПР имеются и признаки, отсылающие к речи повествователя, и признаки, маркирующие речь персонажа; происходит взаимопроникновение, взаимоналожение субъектно-модальных сфер внутритекстовых субъектов. В отдельных случаях в механизме текстовой интерференции участвуют авторизованные модификации: в силу своей семантики они маркируют сферу персонажа как субъекта сознания, хотя он далеко не всегда выражается синтаксически.

В-пятых, НПР играет важную роль в обеспечении литературной (художественной) коммуникации: именно НПР создает повышенную диалогичность нарратива (внутритекстовая (нарративная) коммуникация) и тем самым может участвовать во внешнетекстовой коммуникации. Читатель участвует в литературной коммуникации и через диалогические отношения с автором, и через восприятие диалогических отношений внутритекстовых субъектов — повествователя, персонажей, организованных посредством НПР. Поэтому обязательным условием литературной коммуникации через СКД является активная читательская позиция, а значит, высокая степень сотворчества адресата произведения, готовность воспринимать ту литературно-языковую игру, которая является одним из основных признаков нетрадиционного повествования.

Нетрадиционное повествование организуется не только с помощью НПР «классического» типа — конструкции с пересказанной НПР и НПР в диегезисе обладают таким же нарративным потенциалом. В работе доказана возможность функционирования этих двух типов НПР, один из которых (пересказанная НПР) не описан в имеющейся лингвистической литературе, описание другого (НПР в диегезисе) лишь намечено в отдельных работах.

НПР в диегезисе выражает смысловую позицию персонажа, характерную для него в прошлом, при этом могут использоваться лексические и стилистические средства, отличающие речь «Я-Тогда» от речи «Я-Теперь», то есть фразеологические характеристики разных ипостасей повествователя различаются. Повествователь словно перемещается в хронотоп событий, о которых он рассказывает — функционирование НПР в диегезисе обеспечивает, таким образом, раздвоение, позволяющее осмыслить события и с точки зрения непосредственных участников, и во временной перспективе.

Анализ эмпирической базы исследования показал недостаточность сугубо структурного или структурно-семантического подхода к пониманию НПР. НПР

- текстовое явление, и определить ее нарративный потенциал оказалось возможным лишь с функциональных позиций.

Список научной литературыСысоева, Валентина Владимировна, диссертация по теме "Русский язык"

1. Адмони В.Г. Грамматика и текст // Вопросы языкознания. 1985. - № 1. — С. 6369.

2. Александров В.Е. Набоков и потусторонность: метафизика, этика, эстетика. — СПб.: Алетейя, 1999. 312 с.

3. Алефиренко Н.Ф. Поэтическая энергия слова. Синергетика языка, сознания и культуры. М.: Academia, 2002. - 394 с.

4. Андреева К.А. Грамматика и поэтика нарратива. Тюмень: Изд-во ТГУ, 1996. — 192 с.

5. Бабайцева В.В., Максимов Л.Ю. Современный русский язык. В 3 частях. Ч. III. Синтаксис. Пунктуация. М.: Просвещение, 1981. - 271 с.

6. Барт Р. Введение в структурный анализ повествовательных текстов // Французская семиотика: От структурализма к постструктурализму. М.: Прогресс, 2000.-С. 196-237.

7. Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. Исследования разных лет. М.: Худож. лит., 1975.-502 с.

8. Бахтин М.М. Проблема текста в лингвистике, филологии и других гуманитарных науках // Русская словесность. От теории словесности к структуре текста. Антология. Под ред. В.П. Нерознака. М.: Academia, 1997. - 317 с. - С. 227244.

9. Бескровная И.А. Фактор адресата в поэтическом высказывании // Русская филология. Украинский вестник. Харьков, 1998. - № 1-2. - С. 12-17. Бисималиева М.К. О понятиях «текст» и «дискурс» // Филологические науки. —1999.-№2.-С. 78-85.

10. Большакова А.Ю. Теории автора в современном литературоведении // Известия АН. Серия литературы и языка, том 57. — 1998. № 5. - С. 15-24.

11. Бондарев А.П. Диалог автора и героя как сюжетообразующий принцип романа XX века // Международная научная конференция «Язык и культура». Москва, 14—17 сентября 2001 г. Тезисы докладов. М.: Изд. дом «РТ-Пресс»: Изд. дом «РТ-Пресс», 2001. -С. 140-141.

12. Бонецкая Н.К. Проблема текста художественного произведения у М. Бахтина // Филологические науки. 1995. - № 5-6. - С. 37-44.

13. Бремон К. Структурное изучение повествовательных текстов после В. Проппа // Французская семиотика: От структурализма к постструктурализму. — М.: Прогресс, 2000.-С. 239-246.

14. Брокмейер Й., Харре Р. Нарратив: проблемы и обещания одной альтернативной парадигмы // Вопросы философии. 2000. - № 3. - С. 29-42. Букс Н. Эшафот в хрустальном дворце: о русских романах В.В. Набокова. - М.: Новое литературное обозрение, 1998. - 198 с.

15. Волгина Н.С. Теория текста: Учебное пособие. М.: Логос, 2003. - 280 с. Введение в литературоведение. Учебник для вузов. Под ред. Г.Н. Поспелова. — М.: Высшая школа, 1988. - 527 с.

16. Веселовский А.Н. Язык поэзии и язык прозы // Русская словесность: От теории словесности к структуре текста. Антология. Под ред. В.П. Нерознака. М.: Academia, 1997. - С. 85-112.

17. Виноградов В.В. О языке художественной прозы. Избранные труды. М.: Наука, 1980.-360 с.

18. Виноградов В.В. К построению теории поэтического языка // Русская словесность. От теории словесности к структуре текста. Антология. Под ред. В.П. Нерознака. М.: Academia, 1997. - С. 168-169.

19. Виноградов В.В. О теории художественной речи. Учебное пособие для филол.спец. ун-тов и пед. ин-тов. М.: Высшая школа, 1971. — 240 с.

20. Виноградов В.В. Стиль Пушкина. М.: Наука, 1999. 703 с.

21. Винокур Г.О. О языке художественной литературы. М.: Высшая школа, 1991. —447 с.

22. Волошинов В.Н. Марксизм и философия языка // Бахтин М.М. Тетралогия. М.: Лабиринт, 1998. - С. 297 - 456.

23. Воробьева О.П. Реализация фактора адресата в художественном тексте в аспекте лингвокультурной традиции // Филологические науки. — 1992. № 1. - С. 5968.

24. Гальперин И.Р. Текст как объект лингвистического исследования. М.: Наука, 1981.-139 с.

25. Гершанова А.Ф. Концепты «рай» и «ад» в языковой картине мира В.В.Набокова (по роману «Дар»). Автореферат дисс. .канд. филол. наук. — Уфа, 2003.-20 с.

26. Голынко-Вольфсон Д. Фавориты отчаяния («Отчаяние» Владимира Набокова: преодоление модернизма) // Русский текст. 2001. - № 6. - С. 131-139. Григорьев В.П. Из прошлого лингвистической поэтики и интерлингвистики. М.: Наука, 1993.-172 с.

27. Григорьев В.П. Поэтика слова. М.: Наука, 1979. — 344 с.

28. Григорьева B.C. К вопросу о когнитивно-коммуникативной организации дискурса // Филология и культура: Материалы III международной научной конференции, 16-18 мая 2001 г. Часть I. Тамбов: Изд-во Тамбовского государственного ун-та, 2001. - С. 71-72.

29. Гурбанов В.В. О синтаксисе прозы Чехова // Русский язык в школе. 1941. - № 2.-С. 27-34.

30. Джусти-Фичи Ф. Опыт анализа чужой речи в сопоставительном плане (на материале «Двойника» Ф.М. Достоевского и его переводов) // Вопросы языкознания. 1985. - № 2. - С. 133-138.

31. Женетт Ж. Повествовательный дискурс Discours du recit. // Женетт Ж. Фигуры. Т. 2. М.: Изд-во им. Сабашниковых, 1998. 469 с.

32. Жеребков В. А. Коммуникативная модель как комплексный метазнак // Вопросы языкознания. — 1985. № 6. - С. 63-69.

33. Забавников Б.Н. К проблеме структурирования речевого акта // Вопросы языкознания. 1984. - № 6. - С. 119-124.

34. Залесова О.В. Языковая игра в творчестве В. Аксёнова. Автореферат дисс. .канд. филол. наук. Ростов-на-Дону, 2002. - 19 с.

35. Злочевская А.В. Влияние идей русской литературной критики XIX XX веков на эстетическую концепцию В. Набокова // Филологические науки. - 2001. - №. З.-С.З-Ю.

36. Злочевская А.В. Художественный мир В. Набокова и русская литература XIX в.: генетические связи, типологические параллели и оппозиции. Автореферат дисс. .докт. филол. наук. М., 2002. -48 с.

37. Золотова Г.А. Композиция и грамматика // Язык как творчество. Сборник научных трудов к 70-летию В.П. Григорьева. М.: ИРЯ, 1996. - С. 284-296. Золотова Г.А. Очерк функционального синтаксиса русского языка. - М.: Наука, 1973.-351 с.

38. Золотова Г.А. Труды В.В. Виноградова и проблемы текста // Вестник Московского ун-та. Сер. 9. Филология. 1995. - № 4. - С. 84 - 98. Золотова Г.А., Онипенко Н.К., Сидорова М.Ю. Коммуникативная грамматика русского языка. - М.: Изд-во МГУ, 1998. - 524 с.

39. Ильин И.П. Постмодернизм: от истоков до конца столетия. Эволюция научногомифа. М.: ИНТРАДА, 1998.- 255 с.

40. Инфантова Г.Г. Несобственно-прямая речь // Современный русский язык: Теория. Анализ языковых единиц: Учебник для студентов вузов: В 2 ч. Ч. 2: Морфология. Синтаксис / Под ред. Е.И. Дибровой. М.: ACADEMIA, 2001. - С. 679-686.

41. Калугина Е.И. Несобственная прямая речь в современном английском языке // Иностранные языки в школе. 1950. - № 5. - С. 38-44.

42. Киклевич А. К. Опыт систематизации аспектов понимания текста // Русский текст. 2000. - № 6. - С. 5-38.

43. Ким Юн Ран. «Доктор Живаго» Б.Л. Пастернака как «текст в тексте» // Филологические науки. 2000. - №2. - С. 3-12.

44. Китайгородская М.В. Чужая речь в коммуникативном аспекте // Русский язык в его функционировании. Коммуникативно-прагматический аспект. М.: Наука, 1993.-С. 65-86.

45. Ковтунова И.И. Поэтический синтаксис. М.: Наука, 1986. - 205 с. Кожевникова И.А. О соотношении типов повествования в художественных текстах // Вопросы языкознания. - 1985. - №4. - С. 104-114.

46. Кожевникова Н.А. Типы повествования в русской литературе XIX-XX вв. М.: ИРЯ, 1994.-333 с.

47. Колшанский Г.В. Коммуникативная функция и структура языка. М.: Наука, 1984. -175 с.

48. Колшанский Г.В. Контекстная семантика. М.: Наука, 1980. — 149 с. Корман Б. О. Итоги и перспективы изучения проблемы автора // Страницы истории русской литературы. К 80-летию члена-корреспондента АН СССР Н.Ф. Бельчикова. - М.: Наука, 1971. - С 199-207.

49. Коростова С.В. Способы передачи чужой речи // Русский язык в школе. — 1994. № 5. - С. 96-98.

50. Корпусова Е.В. Прагматический аспект роли говорящего в функционально-смысловых типах речи «описание» и «повествование». Дисс. .канд. филол. наук. Улан-Удэ, 2002. - 155 с.

51. Кравцова Е.И. Функционально-семантические поля дейксиса как средство организации дискурса персонажа (на материале драматических произведений М.И. Цветаевой «Приключение» и «Ариадна»). Автореферат дисс. .канд. фи-лол. наук. Барнаул, 2002. — 17 с.

52. Красникова С.А. Стилистический рисунок повествования в романе М.А. Булгакова «Белая гвардия» // Русская филология. Украинский вестник. -Харьков, 1998.-№ 1-2.-С. 7-12.

53. Кривоносое А. Т. «Лингвистика текста» и исследование взаимоотношения языка и мышления // Вопросы языкознания. — 1986. № 6. — С. 23-37. Кривоносое А.Т. «Текст» и логика // Вопросы языкознания. — 1984. - №3. - С. 30-43.

54. Левин В.Д. Заметки о языке художественной литературы // Октябрь. 1952. - № 10.-С. 164-176.

55. Левина М.В. Диалог как средство выявления интертекстуальности в художественном тексте // Русский текст. 2001. - №6. - С. 197-203.

56. JIuomapЖ.Ф. Состояние постмодерна. — М.: Ин-т экспериментальной социологии.- СПб.: Алетейя, 1998. 159 с.

57. Липатова М.А. Коммуникативно-прагматическая модализация высказываний в речевом общении (на материале немецкого языка). Автореферат дисс. .канд. филол. наук. — Белгород, 2004. 19 с.

58. Лотман Ю.М. О русской литературе. Статьи и исследования (1958 1993). История русской прозы. Теория литературы. - СПб: Искусство, 1997. - 845 с. Лотман Ю.М. Наследие Бахтина и актуальные проблемы семиотики // Русский текст.-2001.-№6.-С. 201-213.

59. Лотман Ю.М. Структура художественного текста: Семиотические исследования по теории искусства. М.: Искусство, 1970. - 384 с.

60. Лю Цзюань. Несобственно-прямая речь и ее экспрессивно-стилистическая роль в авторском повествовании (на материале прозы И.А. Бунина, К.Г. Паустовского, Ю.П. Казакова и В.М. Шукшина). Автореферат диссканд. филол. наук. —1. М., 1995.-24 с.

61. Магаротто Л. Автор, повествователь и читатель в «Герое нашего времени» // Язык как творчество. Сборник статей к 70-летию В.П. Григорьева. — М.: ИРЯ, 1996.-С. 225-235.

62. Манн Ю.В. К проблеме романтического повествования // Известия АН СССР. Серия литературы и языка. Том 40. 1981. - № 3. - С. 211-224.

63. Набоков В.В. Лекции по русской литературе. М.: Изд-во Независимая Газета, 2001.-440 с.

64. Набоков В.В. Предисловие к английскому переводу романа «Дар» // В.В. Набоков: pro et contra: личность и творчество В.В. Набокова в оценке русских и зарубежных мыслителей и исследователей. Антология. Сост. Аверин и др. — СПб.: РХГИ, 1997. С. 49-50.

65. Нагорный НА. Предикативные функции модально-персуазивных частиц. Монография. Барнаул: Изд-во БГПУ, 2000. - 310 с.

66. Николаева Т.М. От звука к тексту. М.: Языки русской культуры, 2000. - 680 с. Николина Н.А. Поэтика русской автобиографической прозы. Учебное пособие. -М.: Флинта: Наука, 2002. - 424 с.

67. Носик Б. Мир и дар В.В. Набокова: первая русская биография писателя. М.: Пенаты, 1995. - 549 с.

68. Москва, 14 17 сентября 2001 г. Тезисы докладов. - М.: Изд. дом «РТ-Пресс», 2001.-С. 149-150.

69. Полонский А.В. Категориальная и функциональная сущность адресатности. — М.: Русский двор, 1999. 256 с.

70. Полоцкая Э. О поэтике Чехова. — М.: Наследие, 2001. 238 с.

71. Попова Е.А. «Говорить и думать в тоне героев.» // Русская речь. — 2002. №1.-С. 11-16.

72. Попова Е.А. О лингвистике нарратива // Филологические науки. 2001. - №. 4. -С. 87-90.

73. Ревзина О.Г. Язык и дискурс // Вестник Московского университета. Серия 9. Филология. 1999. - № 1. - С. 25-33.

74. Розенталь Д.Э., Теленкова М.А. Словарь-справочник лингвистических терминов. М.: ООО «Издательство Астрель», ООО «Издательство ACT», 2001. — 624 с.

75. Солганик Г.Я. О модальном значении синтаксических конструкций // Русский язык в школе. 1988. - № 5. - С. 66-75.

76. Солганик Г.Я. Стилистика текста. Учебное пособие для студентов, абитуриентов, преподавателей-филологов и учащихся ст. кл. шк. гуманитарного профиля. М.: Флинта: Наука, 2000. - 252 с.

77. Степанов Г.В. О границах лингвистического и литературоведческого анализа художественного текста // Известия АН СССР. Серия литературы и языка. Том 39. 1980. - № 3. - С. 195-204.

78. Струве Г.П. Русская литература в изгнании. Краткий биографический словарь русского зарубежья. М. - Париж: СП «Русский путь»: УМСА-Press, 1996. -445 с.

79. Тарасова И.П. Структура смысла и структура личности коммуниканта // Вопросы языкознания. 1992. - №4. - С. 103-110.

80. Толковый словарь русских глаголов: Идеографическое описание. Английские эквиваленты. Синонимы. Антонимы / Под ред. проф. Л.Г. Бабенко. М.: АСТ-Пресс, 1999. - 704 с.

81. Труфанова И. В. Двуплановость несобственно-прямой речи как признак, определяющий ее специфику // Русский язык: Исторические судьбы и современность. Международный конгресс исследователей русского языка. Труды и материалы. М.: Изд-во МГУ, 2001. - С. 289.

82. Труфанова И.В. Прагматика несобственно-прямой речи. Автореферат дисс. .докт. филол. наук. — Нижний Новгород, 2001. 40 с.

83. Труфанова И.В. Существует ли включение в русском языке // Русский язык в школе. 1994. - №5. - С. 92-96.

84. Тураева З.Я Лингвистика текста и категория модальности // Вопросы языкознания. 1994. - № 3. - С. 105-111.

85. Ушакова С.В. Глаголы с топологическими компонентами значения как средства композиционной стратегии текста // Филология и культура. Материалы III Международной научной конференции 16-18 мая 2001г. В 3 ч. Ч. 3. — Тамбов, 2001.-С. 88-90.

86. Фатеева Н.А. Типология интертекстуальных элементов и связей в художественной речи // Известия АН. Серия литературы и языка, том 57. — 1998. № 5. — С. 25-38.

87. Федосюк М.Ю. Нерешенные вопросы теории речевых жанров // Вопросы языкознания. 1997. - №5. - С. 102-120.

88. Федосюк М.Ю.О законах построения текста // Русская речь. 1982. - № 6. - С. 63-69.

89. Фуко М. Слова и вещи: археология гуманитарных наук. М.: Прогресс, 1977. -488 с.

90. Фуко М. Воля к истине: по ту сторону знания, власти и сексуальности. М.:

91. Магистериум: Изд. дом «Касталь», 1996. — 446 с.

92. Хализев В.Е. Теория литературы. М.: Высшая школа, 2000. — 398 с.

93. Харченко В.К. Риторика внутри нас (проблема аутокоммуникации) // Русскийязык в школе. 2001. - № 2. - С. 90-94.

94. Храпченко М.Б. Текст и его свойства // Вопросы языкознания. 1985. - №2. - С. 3-9.

95. Чередник Н.В. Употребление времен и нарративная структура текста (на материале французских житий IX-XI веков). Автореферат дисс. .канд. филол. наук.-М., 1989.- 17 с.

96. Чернейко И.О. Базовые понятия когнитивной лингвистики в их взаимосвязи //

97. Чернец Л.В., Хализев В.Е., Бройтман С.Н. и др. Введение в литературоведение: Основные понятия и термины: Учебное пособие. М.: Высшая школа, 1999. -555 с.

98. Чувакин А.А. Категория образа автора: новые аспекты старой проблемы // Русский язык: исторические судьбы и современность. Международный конгресс исследователей русского языка (13-16 марта 2001). Труды и материалы. — М.: Изд-во МГУ, 2001. С. 292.

99. Чудаков А.И. Мир Чехова. Возникновение и утверждение. М.: Сов. писатель, 1986.-379 с.

100. Чудаков А.П. Поэтика Чехова. М.: Наука, 1971.-291 с.

101. Чудаков А.П. Слово — вещь мир: От Пушкина до Толстого. — М., Сов. писатель, 1992.-317 с.

102. Чумаков Г.М. Синтаксис конструкций с чужой речью. Киев: Вища школа, 1975.-220 с.

103. Чуршина Л.Н. Антропоцентризм художественного текста как принцип организации его лексической структуры. Автореферат дисс. .докт. филол. наук. -СПб, 2003.-40 с.

104. Шевченко А.Е. Сравнение как компонент идиостиля писателя-билингва В. Набокова (на материале русско- и англоязычных произведений автора). Дисс. .канд. филол. наук. Саратов, 2003. - 182 с.

105. Шейгал Е.И. Дискурс как семиотическое пространство // Международная научная конференция «Язык и культура». Москва, 14-17 сентября 2001 г. Тезисы докладов. М.: Изд. дом «РТ-Пресс», 2001. - С. 79 - 80.

106. Ширина JI.C. Организация художественного текста с диалогом // Язык прозы А.П. Чехова. Сборник статей. Ростов, 1981. - С. 20-35.

107. Ширяев Е.Н. Несобственно-прямая речь // Русский язык. Энциклопедия. Издание 2-е, переработанное и дополненное / Гл. ред. Ю.Н. Караулов. М., 1997. -С. 267.

108. Шкурина Н.В. Функциональный аспект строевых единиц художественного текста (на примере рассказов JL Добычина). Дисс. .канд. филол. наук. — СПб, 2003.-178 с.

109. Якобсон P.O. Лингвистика и поэтика // Структурализм: «за» и «против»: Сборник статей / Под ред. Е.Я. Басина, М.Я. Полякова. М.: Прогресс, 1975. - С. 193-230.

110. СПИСОК ИСТОЧНИКОВ ИССЛЕДОВАНИЯ

111. Аксенов В.П. Остров Крым. М.: Изографус, ЭКСМО-Пресс, 2002. - 432 с. Битов А.Г. Пушкинский дом: Роман. - М.: Современник, 1989. - 399 с. Брюсов В.Я. Повести и рассказы. - Свердловск: Изд-во Уральского ун-та, 1987. - 320 с.

112. Булгаков М.А. Собрание сочинений. В 5 томах. — М.: Худож. лит., 1992. Бунин И.А. Собрание сочинений. В 6 томах. М.: Худож. лит., 1988. Васильев Б.Л. Собрание сочинений в 8 томах. — Смоленск: ТРАСТ-ИМАКОМ, Русич, 1994.

113. Шмелев Н.П. Спектакль в честь господина первого министра: Повести, рассказы. М.: Сов. Писатель, 1988. - 496 с.