автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.19
диссертация на тему:
Национально-культурная специфика русского директива

  • Год: 2013
  • Автор научной работы: Глазкова, Светлана Николаевна
  • Ученая cтепень: доктора филологических наук
  • Место защиты диссертации: Челябинск
  • Код cпециальности ВАК: 10.02.19
450 руб.
Диссертация по филологии на тему 'Национально-культурная специфика русского директива'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Национально-культурная специфика русского директива"

На правах рукоп

ГЛАЗКОВА Светлана Николаевна

Национально-культурная специфика русского директива

Специальность: 10.02.19 - Теория языка

Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

Екатеринбург - 2013

10 ОКТ 2013

005534548

Работа выполнена на кафедре теории языка в ФГБОУ ВПО «Челябинский государственный университет»

Научный консультант: доктор филологических наук, профессор Шкатова Людмила Александровна

Официальные оппоненты:

Плотникова Галина Николаевна, доктор филологических наук, профессор, ФГАОУ ВПО «Уральский федеральный университет имени первого Президента России Б. Н. Ельцина», профессор кафедры русского языка для иностранных учащихся

Федосюк Михаил Юрьевич, доктор филологических наук, профессор, ФГБОУ ВПО «Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова», профессор кафедры сопоставительного изучения языков

Яковлева Евгения Андреевна, доктор филологических наук, профессор, ФГБОУ ВПО «Башкирский государственный педагогический университет им. М. Акмуллы», профессор кафедры русского языка

Ведущая организация ФГБОУ ВПО «Российский государственный педагогический университет им. А. И. Герцена»

Защита состоится. 6 ноября 2013г. в 13-00 часов на заседании диссертационного совета Д 212.285.22 на базе ФГАОУ ВПО «Уральский федеральный университет имени первого Президента России Б.Н.Ельцина» по адресу: 620000, г. Екатеринбург, д.51, зал заседаний диссертационных советов, комн. 248.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке ФГАОУ ВПО «Уральский федеральный университет имени первого Президента России Б. Н. Ельцина».

Автореферат разослан «_»_2013г.

Ученый секретарь диссертационного сове

кандидат филологических наук, доцент

Данное исследование посвящено выявлению национальной специфики русской директивное™. Актуальность работы обусловлена приоритетностью лингвокультурных исследований в области коммуникации в современном языкознании, значительным местом, которое занимают речевые акты волеизъявления в российском общении, а также недостаточностью комплексного описания типовых моделей директива и их оценки с позиций лингвокультурологии. Теории директивное™ как целого в этноспецифическом аспекте не создано, тогда как ситуация побуждения является частотной в коммуникации и необходимость исследования этой глобальной коммуникативной категории, поиска культуроспецифичных средств ее экспликации трудно переоценить.

В качестве объекта исследования выступают стимулирующие реплики с иллокуцией волеизъявления. Предметом исследования являются русские директивные синтаксемы как национально-культурные вербальные репрезентаторы волеизъявления.

Вопрос о содержании терминов «директивность» и «директив» является дискуссионным в современной лингвистике. В данной работе под директивностью мы понимаем такое свойство коммуникации, при котором волеизъявление характеризуется по количественному критерию через частотность и многообразие форм экспликации побуждения и по качественному критерию через превалирование прямых актов волеизъявления, не закамуфлированных в рамках коммуникации. Основным способом выражения директивности является директивный речевой акт. В данном исследовании мы называем его директивный речевой акт или директив. Под директивом понимаем речевой акт побуждения к действию, выражающий интенцию волеизъявления, направленный на совершение / запрещение любого действия, включая ментальное, или изменение существующего status quo. Под национальной спецификой директива мы понимаем национально-культурные модификации директивов в структуре коммуникативного поведения представителей определенного этноса.

Целыо данного исследования стало создание теории директивности на материале русского языка; выявление и описание этноспецифичных директивных синтаксем в русской коммуникативной культуре на фоне некоторых европейских.

Достижение поставленной цели предполагает решение следующих задач:

1. Описать базовые коммуникативные стратегии при выражении волеизъявления и основные синтаксемы для выражения волеизъявления; определить лингвокультурные факторы, регулирующие грамматический и прагматический выбор языкового выражения директива.

2. Выявить и исследовать этноцентричные директивные синтаксемы с позиций прагматики, грамматики, этимологии; выявить, обосновать и описать их этноспецифику; выявить национальные особенности использования русскими коммуникантами директивных стимулов.

3. Установить связь между особенностями языковой картины мира и наиболее предпочтительными способами выражения побуждения в русской

коммуникативной культуре; определить зоны культурного ландшафта русской побудительности и базовые сценарии при выражении волеизъявления.

4. Установить иерархизацию средств выражения побудительности в русской лингвокультуре и аргументировать системно-прагматический статус директивных синтаксем, их значимость в русской языковой картине мира.

5. Охарактеризовать идиоэтнические черты коммуникативного поведения русских при выражении директивности и разработать базовую модель функционально-прагматического поля русской директивности.

Гипотеза данного исследования: национально-культурная специфика директивности в русском языке выражается в том, что два полюса двухъядерного поля директивности в русской коммуникации представлены антонимичными синтаксемами, противопоставленными по признаку акциональности-активности действующего субъекта.

Методы исследования предопределены целями и задачами работы. В качестве инструментов исследования применялись следующие методы, методики, приемы и процедуры: сопоставительный, статистико-математический, контекстуальный методы описания языкового материала; интент-анализ; описательно-аналитический метод, включающий лингвистическое наблюдение, интерпретацию, обобщение и классификацию материала; прием сплошной выборки; психолингвистический эксперимент; анализ словарных дефиниций; опрос информантов.

Теоретической базой исследования послужили труды JI. Вайсгербера, В. В. Виноградова, Г. О. Винокура, В. фон Гумбольдта, A.A. Потебни, Э. Сепира, Б. Уорфа, JI. В. Щербы; исследования когнитивистики (Е. С. Кубрякова, В. 3. Демьянков, И. А. Стернин); идеи

лингвокультурологического поля В.В.Воробьева, В. Н. Телия; анализ культурных коннотаций В. А Масловой; классические работы создателей теории речевых актов (Г. Грайс, Дж. Лич, Дж. Остин, Дж. Серль); концепции коммуникативистики и функциональной грамматики (Ю. Д. Апресян, Н. Д. Арутюнова, В. В. Богданов, А. В. Бондарко, Т. В. Булыгина, В. Г. Гак, Г. А. Золотова, Л. А. Киселева, Г. В. Колшанский, Е. В. Падучева, И. П. Сусов, Ю. А. Сорокин, Е. Ф. Тарасов, Н. И. Формановская); книги лингвистов, исследующих побудительную семантику (Е. И. Беляева, Л. А. Бирюлин, А. П. Володин, А. И. Изотов, В. С. Храковский); работы, отражающие идеи лингвокультурологии и этнопсихолингвистики (Р. Т. Белл, Р. М. Блакар, А. Вежбицкая, Л. А. Городецкая, Анна Зализняк, К. О. Касьянова, В.В. Колесов, Л. П. Крысин, Т. В. Ларина, И. Б. Левонтина, Р. Льюис, Ю. Е. Прохоров, И. А. Стернин, Н. В. Уфимцева, Э. Холл, Г. Хофштеде, А. Д. Шмелев и др.); исследования по современной и исторической грамматике русского языка (В. В. Бабайцева, В. А. Белошапкова, В.В.Виноградов, Е. М. Галкина-Федорук, Е. И. Диброва, Г. А. Золотова, А. В. Исаченко, Т. П. Ломтев, А. М. Пешковский, A.A. Потебня, Ю. С. Степанов, О. Н. Трубачев, А. А. Шахматов, А.К. Шапошников, Л. В. Щерба).

Методологической основой работы является

лингвокультурологический подход к анализу материала, который предполагает в исследовании учет взаимосвязи языка и культуры, рассмотрение категории директивности как составляющей русской языковой картины мира.

В работе реализуются следующие современные подходы к изучаемому материалу: коммуникативно-прагматический, психолингвистический, лингвоэтологический, этнолингвокультурологический, функционально-полевый. Лингвоэтологический подход ориентирован на концептуальное осмысление директивности и позволяет оценить речевое поведение с точки зрения его адекватности, эффективности, безопасности. Этнолингвокультурологический подход помогает рассмотреть национально-культурные средства коммуникации, формирующие в совокупности коммуникативный этностиль русских, а также факторы, предопределяющие его. Важными в исследовании являются и другие подходы, поскольку в диссертации все они синтезируются.

Научная новизна исследования заключается в том, что в нем впервые выявлено ключевое слово русской культуры «надо», дан его анализ с позиций этнопсихолингвистики и осуществлен интегрированный подход к данному феномену; обоснована двухъядерная структура функционально-прагматического поля русской директивности; описаны два базовых национально-культурных сценария волеизъявления и определено их диалектическое единство; доказана различная степень культурной разработанности модальных значений в русской языковой картине мира.

Теоретическая значимость данной работы для лингвокультурологии связана с открытием закона коммуникативного равновесия и установлением национальной специфики выражения волеизъявления в русском языке посредством двух этноспецифичных синтаксем, с аргументацией бинарности русской директивности, дуализма русской коммуникативной личности, с доказательством неоднородности модальной языковой картины мира русских.

Практическая ценность проведенного исследования проявляется в том, что его результаты позволяют глубже осознать происходящее в настоящее время изменение русской ментальности и могут быть использованы при повышении квалификации специалистов, подготовке вузовских курсов по лингвокультурологии, психолингвистике, деловой коммуникации, педагогическому общению, в ходе обучения русскому языку как иностранному.

Эмпирической базой исследования послужили директивные реплики-стимулы: корпус русских лингвистических единиц, отобранных из спонтанных диалогов, записей фрагментов педагогического общения, художественной литературы, Интернет-сайтов, газет, материалов Национального корпуса русского языка (далее НКРЯ). Анализировались единицы разной степени устойчивости, в том числе и фразеологизмы. Отбирались не только стереотипные формулировки, речевые штампы и клише при выражении волеизъявления, но и окказиональные образования,

5

использовались данные опроса информантов (высказывания, построенные русскими коммуникантами на заданную тему), привлекались данные ассоциативного эксперимента. Общий объем проанализированного материала составил более 10 ООО единиц.

Единицей рассмотрения послужили реплики-стимулы, высказывания с побудительной семантикой, которые в работе называются директивами. Особенное внимание было уделено двум типам директивных конструкций в соответствии с предметом исследования: «двойного императива» и «ленивого директива» (термины предложены нами). Такие конструкции в работе называются синтаксемами. Синтаксемой считаем, вслед за Г.А.Золотовой, «минимальную, далее неделимую семантико-синтаксическую единицу русского языка, выступающую одновременно как носитель элементарного смысла и как конструктивный компонент более сложных синтаксических построений, характеризуемый набором синтаксических функций» [Золотова, 2006: 4]. «Ленивый директив» - это модально-инфинитивная конструкция типа слово категории состояния с модальным значением «надо» + инфинитив. Она противопоставляется типовому директиву и рассматривается как инфинитивно-предикативная модель со значением динамического состояния, этнокультуроцентричная синтаксема, имеющая системный коммуникативно-прагматический статус. «Двойной императив» представляет собой двухкомпонентную синтаксему-директив, состоящую из императива основного глагола и императива, смягчающего прямое волеизъявление (императив + императив-десенсибилизатор). В работе выявляется прагматика, этимология, семантика, грамматика этих конструкций, рассматриваются компоненты прагматической, грамматической, ментальной парадигмы синтаксем, аргументируется их лакунарный характер. Таким образом, модели причисляются к экспликаторам культурного кода русских, эндонимичным конструкциям русской коммуникации.

В диссертации сделана попытка проанализировать причины возникновения и бытования в русском языке исследуемых моделей, рассмотреть синтаксемы с позиций диахронического подхода, приводятся доказательства в пользу исконности моделей. На этом основании выдвигается гипотеза о том, что исследуемые модели отражают процессы, происходящие в рамках русской языковой картины мира в начале нынешнего века.

Термин «русская языковая картина мира» в работе употребляется с долей условности: речь идет о российской, т.е. присущей всем носителям русского языка, независимо от национальной принадлежности, картине мира.

Основные положении работы, выносимые на защиту:

1. Категория директивности и речевой акт директива обладают яркой этноспецификой. Директивность русской коммуникации проявляется в частотности в употреблении директивов и многообразии их грамматического выражения. Важной чертой русской директивности является преобладание непаритетных речевых моделей.

2. Предикативно-инфинитивную модель выражения директива организует слово категории состояния. Именно оно определяет ее семантику, прагматику, черты идиоэтничности. Особая модальная семантика в синтаксеме связана с экзистенциальной побудительностью, что само по себе парадоксально. Модальность предикативно-инфинитивной директивной синтаксемы отражает неоднородность русской языковой картины мира и демонстрирует, что намерение и необходимость - ее важнейшие составляющие, вместе с тем как долженствование представлено скудно. Диахроническое исследование показывает увеличение молсно-конструкций и уменьшение надо- и долл^но-конструкций в эпоху последнего тридцатилетия, опосредованно отражая периферические ментальные сдвиги в русской культуре.

3. В общении действует закон коммуникативного равновесия, согласно которому размах коммуникативной амплитуды варьируется, являясь культуроспецифичным. Для русской культуры характерен широкий размах амплитуды: многообразие средств экспликации настойчивости-уклончивости при выражении директивное™. Коммуникативный дуализм русских основан на диалектичности русского языкового сознания и подтверждается структурно. Он проявляется в противопоставленности черт коммуникативного стиля русских и черт их языковой картины мира. Ведущей чертой русской директивности является ее противоречивость, амбивалентность.

4. Русский директив представлен двумя культурными сценариями: «ленивым директивом» и «двойным императивом», которые являют собой две культурные зоны ландшафта русской директивности, два ядра функционально-семантического поля директивности, диалектически взаимосвязанных друг с другом.

5. «Ленивый директив» концептуален для русской языковой картины мира, так как данной моделью объективируются не только ключевые идеи русской языковой картины мира, но и ее противоречивость. Системно-диалектическая сущность синтаксемы «ленивый директив» состоит в том, что семантические антиномии организуют внутреннюю и внешнюю бинарность. Синтаксема является ячейкой национальной матрицы, и противопоставлена «двойному императиву» в русском языке, в евразийском языковом пространстве она противопоставлена акциональности. Конструкция демонстрирует, что русские пренебрегают результативностью во имя процессуальности. Она выявляет одно из основных коммуникативных качеств русского человека - дуальность.

6. Лексема надо является одним из ключевых слов русской культуры, она организует лакунарную синтаксему «ленивый директив», для которой характерны следующие черты: неакциональность, частотность, продуктивность, воспроизводимость, фразеологизированность, парадигмальность, невербиальность, бессубъектность (двусубъектность), синкретичность, дискретность, многофункциональность, сложноструктурированность, исконность, полимодальность, адаптивность и способность к прагматическим мутациям.

7

7. «Двойной императив» - это прагматически парадоксальная конструкция, в рамках которой один императив «смягчается» императивным вежливым клише. Конструкция «двойного императива» является отражением директивного характера русской коммуникации. Узуальность прямых императивов эксплицирует глубинные черты русской ментальности: соборность, общинность, коллективизм, - что составляет специфику национально-культурного кода русских. Исследование «двойного императива» в статике и динамике показали, что форма императива глагола, называющего основное действие, была и остается господствующей в формировании побуждения. Деформации «двойного императива» в последние десятилетия лежат в русле «ужесточения» обоих императивов с частичной трансформацией десенсибилизатора и приобретения им дополнительных прагматических оттенков.

8. Безличность представляется категорией, укрепляющей свои позиции в современном русском языке. Для русской грамматики и русской культуры в целом процесс вуализации деятеля является активным и глобальным. Нерезультативность, незавершенность, нецелеустремленность, неопределенность как семантические доминанты русской языковой картины мира не ослабевают. Глубинных ментальных изменений на уровне грамматики русского языка не фиксируется, несмотря на серьезные изменения социального фона жизни, ментальных сдвигов, трансформации национально-культурных ценностей.

Апробация работы. По теме исследования опубликованы научные работы в центральных и региональных изданиях общим объемом 53,8 печатных листов. Основные положения и результаты работы были представлены на научных конференциях и симпозиумах различных уровней, в том числе «Русская филология: язык-литература-культура» (Омск, ОГПУ, 2004); «Языки профессиональной коммуникации» (Челябинск, ЧелГУ; 2005, 2007); «Проблемы лингвистики, методики обучения иностранным языкам и литературоведения в свете межкультурной коммуникации» (Уфа, БГПУ, 2007); ((Система и среда: Язык. Человек. Общество» (Нижний Тагил, 2007); Житниковские чтения (IX, 2009г.; X; 2011г.; XI; 2013г.); «Провинциальный мегаполис в современном информационном обществе» (Челябинск, ЧелГУ, 2010 г.); «Языковое образование в современном обществе - 2010» (Санкт-Петербург, РГПУ, 2010 г.), «Актуальные вопросы филологии и методики преподавания иностранных языков» (Санкт-Петербург, ГПА, 2011 г.); Дни философии в Петербурге: «Философия этноса: аксиология этничности» (Санкт-Петербург, СПбГУ, 2011г.), «Россия и Запад: диалог культур» (Москва, МГУ, 2011г.), «Судьбы национальных культур в условиях глобализации» (Челябинск, ЧелГУ, 2013 г.).

Основное содержание работы В первой главе «Директив и директивность в русской коммуникации» национально-культурная специфика категории директивности рассматривается на примере педагогического диалога. Педагогический дискурс является удобной моделью для наблюдений в связи

со своей коммуникативной целостностью, компактностью, локальностью, законченностью.

Базовыми понятиями в работе являются директивность, директив, однако мы понимаем их предельно широко и используем в качестве синонимов следующие термины: директивность, императивность, побудительность; побуждение, волеизъявление, повеление, директив. Базовое средство воплощения директивности речевого поведения - директивный речевой акт, или директив.

На лингвистическом материале педагогического диалога было обнаружено, что не только императив, но и все формы глагола (кроме формы lSg) в русской коммуникации достаточно часто приобретают прагматическое значение директива. Приведем примеры, отражающие при сходстве прагматической ситуации многообразные способы экспликации директивности.

Фрагменты урока Русского языка в 6-ом классе.

Учитель (далее У): 1) Сейчас сядешь и напишешь // Сидишь и пишешь там у меня! (2 Sg наст. / буд. вр.); 2) Третий ряд пишет тоже! И Игорь пишет! (3 Sg наст. / буд. вр.); Не просто списываете // обязательно выделяете морфемы! (2 PI наст. / буд. вр.); Там на последней парте не развлекаются / а пишут! (3 Р] наст. / буд. вр.); Сел и написал! (прош. вр.); Списал? Подчеркнуть все! (Inf); Ты бы уже писал / а? (сослаг. накл.).

Как показывает приведенный материал, вся глагольная парадигма в распоряжении русского коммуниканта для осуществления директивного речевого воздействия. Кроме того, рассмотренный лингвистический материал дает представление о многообразии употребления разновыраженных директивных реплик в целостном фрагменте педагогического диалога: 18 (!) из 19 реплик директивны (прямой императив - 1, 13, 1PL - 2, 2Sg - 6, 2PL - 9, 3Sg - 5, 14, 3PL - 4, чтоб + Inf - 3, надо + Inf - 19, должны + Inf - 16, прошедшее время - 8, сослагательное наклонение - 15, вопросительное высказывание - 10, побудительные частицы - 3, 12, перформативные глаголы - 18), «ассертивное» высказывание (7, 11)).

У: Убирайте все лишнее! (1) Сумки убираем! (2) И чтоб на партах ничего не лежало, чтоб все мне убрать! (3) Все убирают! (4) Олег все убирает.(5) Игорь, тоже убираешь! (6) Я жду, когда все успокоятся. (7) Все успокоились! (8) Успокаиваетесь ... (9) Готовы?(10) Я хотела бы к каждому из вас обратиться. (11) Игорь, ну-ка! (12) Ие прыгай давай. (13) Маша, тебя тоже касается. (14) Ты бы уселась уже. (15) Вы должны показать мне, как вы умеете работать. (16) Вы моэюете работать хорошо. (17) И я прошу вас это показать. (18) Вам сегодня надо быть предельно внимательными, контролировать свои ответы (19).

Педагогический дискурс стал в работе отправной точкой для обобщений о высокой степени директивности русской коммуникации. Выводы, сделанные на примере педагогической коммуникации, существенны, потому что директивные модели коммуникативного поведения воспринимаются как единственно возможные и верные представителями не только нынешнего, но и следующего поколения. Речь идет о тиражировании директивности коммуникативных моделей поведения.

В главе названы основные способы грамматического и неграмматического выражения побуждения, отраженные в русской

художественной литературе (иллюстративный материал взят из романа М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита»).

Личный глагол в следующих формах:

а) повелительное наклонение

Забудем о ней. Объяснимся.

Позвольте вас поблагодарить от всей души!

Так что вы уж сами узнайте это у него, Иван Николаевич!

Не притворяйся более глупым, чем ты есть.

б) сослагательное наклонение

- А ты бы меня отпустил, нгемон. - неожиданно попроси.ч арестант, и голос его стсш тревожен, - я вижу, что меня хотят убить.

в) настоящее, будущее, прошедшее время (изъявительное наклонение)

- Граждане! - вдруг рассердилась женщина, - расписывайтесь, а потом уж будете молчать сколько угодно!

г) инфинитив

Выведите его отсюда на минуту, объясните ему, как надо разговаривать со мной. Но не калечить.

Звонить, звонить! Сейчас же звонить!

Безличный глагол (личный глагол в безличной форме):

- Тут а государственной библиотеке обнаружены подлинные рукописи чернокнижника Герберта Аврнлакского, десятого века, так вот требуется, чтобы я их разобрал.

Предикаты-синтаксемы следующего состава: модально-инфинитивное сочетание

а) с модальным глаголом

«Приходится признать, что ни одна из этих сводок никуда не годится».

Я хочу товарищу пару слов сказать.

Приходилось верить.

Требовалось ту,' се, не сходя с места, изобрести обыкновенные объяснения явлений необыкновенных.

- На половине покойника сидеть не разрешается! Вы что здесь делаете?

б) с неглагольным компонентом: предикативом, предикативным прилагательным, предикативным наречием, кратким причастием и др.

Велено уйти.

«Вот на это-то и нужно сделать главный упор»

-Помилуйте, - снисходительно усмехнувшись, отозвался профессор, - уж кто-кто, а вы-то должны знать, что ровно ничего из того, что написано в евангелиях, не происходило на самом деле никогда.

Пожалуй, пора бросить все к черту и в Кисловодск ...

-Да, мы не верим в бога, - чуть улыбнувшись испугу интуриста, ответил Берлиоз. — Но об этом можно говорить совершенно свободно.

Да вот, не угодно ли отведать...

Конструкции с перформативом:

- Прошу и меня извинить, - ответил иностранец, - но это так.

Я его умолял: сожги ты бога ради свой пергамент!

Вопросительное высказывание, в том числе и фразеологическое (1):

- Разрешите мне присесть? - вежливо попросил иностранец, и приятели как-то невольно раздвинулись; иностранец ловко уселся между ними и тотчас вступил в разговор.

- Я извиняюсь, - сказал он. и лицо его потемнело. - вы не можете подождать минутку?

-Да не хотите ли закусить. Никанор Иванович?

- Не отвечает квартира, - сказан Варенуха, кладя трубку на рычаг, - попробовать разве позвонить еще ... (1)

Сочетания с побудительными частицами чтоб, пусть, да, давайте и др.:

-Да здравствует кесарь!

- Таперича, когда этого надоедалу сплавили, давайте откроем дамский магазин!

- А пусть войдет, - раздался из кабинета разбитый голос Коровьева.

- А чтоб вам провалиться!

Другие способы: коммуникаты-междометия (1), коммуникаты-частицы (2), фразеологические единицы с императивной семантикой (3), в том числе с пропуском глагола (4), восклицательные и восклицательно-вопросительные предикативные единицы (5), неполные предикативные единицы, например, с пропуском перформатива (б), императива (7), сочетания слова категории состояния с придаточным (8), наречные и именные конструкции (9), невербальные способы (жест (10) и др.).

И на балконе был у Поития Пилата, и в саду, когда он с Каифой разговаривал, и на помосте, но только тсшно, инкогнито, так сказать, так что прошу вас - никому ни слова и полный секрет!.. Тсс!

Та. лишь только увидела кота, лезуи/его в трамвай, со злобой, от которой даже тряслась, закричала: - Котам нельзя! С котами нельзя! Брысь! Слезай, а то милицию позову! (1)

«Ну, давайте, давайте, давайте!..» (2)

- Взять бы этого Канта, да за такие доказательства года на три в Соловки! -совершенно неожиданно бухнул Икай Николаевич. (3)

Ни слова больше! Ни в каком случае и никогда!

Что вы, с ума сошли?.. Федор Иваныч сейчас вернется. Вон отсюда сейчас же! (4)

Помните, Амвросий? Ну что же спрашивать! А? (5)

- Прошу принять, - говорила трубка, - мои наипучшие, наигорячейише приветы и пожелания! Успехов! Удач! Полного счастья. Всего!(6)

А ну, давайте вместе! Разом! - и тут регент разинул пасть. (7)

- Все-таки желательно, гражданин артист, чтобы вы незамедлительно разоблачили бы перед зрителями технику ваших фокусов, в особенности фокус с денежными бумажками. Желательно также и возвращение конферансье на сцену. (8)

Без церемоний! (9)

"Черт, все слышал",- подумал Берлиоз и вежливым жестом показал, что в предъявлении документов нет надобности. (10)

Приведенный выше список способов выражения побуждения далеко не полон, однако мы ограничиваемся этим набором, т. к. предметом нашей работы не является детальное описание всех способов выражения волеизъявления русскими коммуникантами. Нас более интересует количественное соотношение разновыраженных директивов и межъязыковое различие по этому параметру. В главе обозначена не только грамматика побуждения, но и его прагматика. Грамматической формой выражения директива является императив. Согласно общепринятой трактовке, прототипический императив - это повелительное наклонение, выражающееся прежде всего в специальных формах: 2Р1, 1Р1 (юссив).

О регулярном употреблении русскими коммуникантами прямого императива писали неоднократно, объясняя это такими коммуникативно релевантными для российского общения чертами, как прямолинейность, коммуникативная естественность, категоричность и безапелляционность тона, напористость, коммуникативный центризм, авторитарность, импозитивность, наступательность, критичность, гиперболизация, искренность [Стернин, 2002 и др.; Красных, 2003; Вежбицка, 1996 и др.; Попова, Стернин, 2001; Городецкая, 2009; Эвансон, Цурикова, 1995; Кравченко, 2010; Демидова, 2005; Храковский, 2002; Шилихина, 1999 и др.].

Наши наблюдения за речевым поведением русских учителей практически совпадают с выводами Т. В. Лариной, по подсчетам которой они используют, формулируя команды, прямой императив в 100% случаев, тогда как английские учителя- только в 66% случаев [Ларина, 2009: 198]. Единственной конкурентоспособной прямому императиву формой, с нашей точки зрения, являются вопросительные высказывания-директивы. Они составляют больше половины общего числа директивов и являются ведущим речевым актом в организации русского педагогического диалога [См. Глазкова, 2007, 2008, 2010, 2011].

Меньшая употребительность советов, конвенциональность приказов и просьб и их более дробное структурирование, модальная емкость отличают побуждение в русской коммуникации от английского, немецкого и др. [Демидова, 2005, Кол. мон. Стернин, Ларина, Стернина, 2003]. Для русской коммуникации при выражении побудительности характерна экспликация указания на степень облигаторности (обязательность-необязательность действия, предписываемого реципиентом).

Таксономия директивов разрабатывалась во многих лингвистических работах. Наш подход состоит в выделении трех форм побудительности: запрещение, коррекция, подтверждение деятельности реципиента. По нашим наблюдениям, для осуществления запрета деятельности используется речевая стратегия подавления, для осуществления коррекции деятельности реципиента - речевые стратегии возражения, убеждения, стимулирования, форсирования и интенсификации и др., для подтверждения права на деятельность — стратегия разрешения. Все директивы разделены нами на четыре интент-группы, представленные в виде таблицы 1.

Таблица 1

Интент-типы директивов

Вербальный Ментальный Соматический Сенсорно-перцептивный

Каузация-стимул речевой деятельности Каузация-стимул мыслительной деятельности Кауза ция-стимул физической (телесной) деятельности Каузация-стимул чувственной деятельности

Директивы всех групп находятся в отношениях взаимодействия, взаимопроникновения, наложения. Интент-типы директивов предполагают их группировку по признаку прагматической направленности. Применение полевого подхода позволяет представить на рис. 1 поле директивности в виде

плоскости, заданной двумя параметрами: способом воздействия (способ воздействия характеризуется через корреляты «принуждение» ~ «добровольность») и типом воздействия (тип воздействия характеризуется через корреляты «агрессивность» ~ «толерантность»).

Рис. 1. Модели директивного речевого поведения коммуниканта (прагматический подход)

В соответствии с двумя указанными параметрами (толерантность и принудительность) плоскость директива разделена на четыре сегмента-

четыре коммуникативных зоны директивности. Паритетная зона (1) содержит директивы, в которых реализуются горизонтальные отношения и сохраняется коммуникативный суверенитет обоих субъектов коммуникации. Речевые тактики, осуществляемые через такие директивы, характеризуются высоким индексом толерантности и низким индексом принудительности. Это такие речевые тактики, как предложение, помощь, партнерство, сотрудничество, совет и др. Зона мягкого подавления (2), сопряженного с приоритетом негативного оценивания субъектом перспектив коммуникации, характеризуется низкими индексами и принудительности, и толерантности. Речевые тактики положительной критики, возражения, замечания, опеки, руководства, наставничества свидетельствуют о коммуникативном неравенстве. Зона взаимодействия, при которой реализуются вертикальные отношения, связанные с принятием коммуниканта с ориентацией на положительный результат взаимодействия (3), характеризуется высокими индексами и принудительности, и толерантности. Речевые тактики такого взаимодействия - просьба, убеждение, мольба и др. Для зоны прямого подавления реципиента (4) характерны низкий индекс толерантности и высокий индекс принудительности. Это директивы, реализующие коммуникативное неравенство с жестким доминированием прескриптора. Категоричность директива реализуется через речевые тактики запугивания, оскорбления, приказания, обвинения, отрицательной критики, упрека, манипулирования, регламентирования, указания, инструкции и др.

По нашим подсчетам, директивы составляют 56% от общего числа реплик учителя, однако их количество сильно отличается в различных педагогических условиях. Директивный речевой акт-совет тяготеет в русской педагогической коммуникации к нулевой отметке, акт-предложение составляет не более 1% [Глазкова, 2011]. Экстраполяция результатов, полученных при исследовании институционального диалога, на русскую коммуникацию в целом показала, что преобладание непаритетных речевых моделей является ее важной чертой.

Рассмотренную в главе директивность относим к универсальным и глобальным коммуникативным категориям. Многие другие указанные лингвистами коммуникативные категории фокусируются и отражаются в ней, как в сложной системе зеркал. По нашим наблюдениям, в русской коммуникации директивность является объектом внутренних противоречий и может быть охарактеризована через бинарные пары, обычно приписываемые культурам разного типа [см. об этом, например, Р.Льюис, 1999]: высокая-низкая имплицитность; адаптивность-ригидность; авторитарность-коллективизм; энтузиазм-вялость; активность воли и пассивность; доброжелательность-агрессивность и др.

Глава вторая «Предикативно-инфинитивная модель как отражение модальности русской языковой картины мира» посвящена исследованию специфики выражения директивности в русской коммуникации средствами синтаксемы слово категории состояния + инфинитив. Особенный интерес для нас представляют конструкции с побудительной семантикой. Приведем

несколько примеров с синонимичной репликой в императиве: Тебе надо позвонить (Позвони). Нельзя читать лежа (Не читай лежа). Желательно не опаздывать (Не опаздывай). В мои лета не должно сметь свое суждение иметь (А.С.Грибоедов) (Не смей иметь свое суждение).

В главе исследуется только одна группа слов категории состояния, которая сосуществует в русском языке с основным средством выражения модальности — системой наклонений глагола. Эта группа слов категории состояния передает модально-волевые характеристики, она самая непродуктивная в современном русском языке, однако очень широко применяемая. По статистическим данным НКРЯ, категория состояния составляет 0,7% лексикона русских. Несмотря на сравнительно небольшую долю слов категории состояния в лексиконе русского языка, они, подобно вводным конструкциям, являются его визитной карточкой.

Следует пояснить наш устойчивый интерес к предикативно-инфинитивному способу выражения директива. Приведем данные проведенного статистического исследования. Подсчет производился комбинированным (неавтоматизированным и автоматизированным) методом сплошной выборки всех побудительных конструкций из разных текстов: М. А. Булгаков «Мастер и Маргарита», А. Иванов «Блуда и МУДО», «Географ глобус пропил», Л. Н. Толстой «Война и мир», рассказы В. М. Шукшина, Л. Е. Улицкая «Искренне ваш Шурик», «Зеленый шатер», «Казус Кукоцкого» и др. По подсчетам, средний процент побудительных высказываний составляет 19,5%. Императивы среди них составляют 45,6%; директивы с семантикой долженствования составляют 3,6%, они на 100% выражены именным способом; директивы со значением необходимости составляют 12,4%, причем только 2% из них глагольные, остальные предикативные; директивы со значением возможности составляют 34,4% от общего числа директивов, причем неглагольные составляют лишь треть. Это 6,6 % от общего числа, что в 2 раза меньше, чем количество предикативов со значением необходимости. Самыми частотными из них являются синтаксемы с лексемами надо (5,6%) и нужно (3,1%); директивы со значением желательности составляют 18%, причем из них выражено неглагольным способом меньше 1%, т.е. предикативы со значением желательности составляют лишь 0,1%. Таким образом, выражение необходимости именным способом с помощью исследуемой модели является ведущим и обгоняет по частотности употребления модели со всеми другими модальными значениями. Неглагольные способы выражения директивности в целом оставляют 30%, что, безусловно, высокий показатель их употребительности. Таким образом, преимущественными способами выражения волеизъявления в русском языке являются глагольные, однако неглагольные способы экспликации директивности при выражении значений долженствования являются единственными, а при выражении необходимости -преобладающими.

Уникальность модальной картины мира русских основывается на выражении побудительности с помощью слов категории состояния в

безличной конструкции. О славянской этноспецифике слов категории состояния писали и в историческом аспекте [Исаченко, 1955: 48-66], и в синхроническом [Виноградов, 1947: 330-341]. Модально-временной 'план синтаксемы обладает экзистенциальностью. Бытийственность, процессуальность, потенциальная экзистенциальность оказываются тем семантическим цементом, который скрепляет синтаксему в единый лингвокультурный комплекс.

В изучаемых конструкциях, как представляется, отразились следующие ключевые идеи русской языковой картины мира: непрогнозируемость результата, в том числе, собственных действий; фатальность, в соответствии с которой «с человеком нечто происходит как бы само собой, и не стоит прилагать усилия, чтобы нечто сделать, потому что, в конечном счете, от нас ничего не зависит»; непредсказуемость мира, которая «оборачивается непредсказуемостью результата — в том числе, собственных действий» [Зализняк, 2005]; незавершенность, за которой стоит «представление, что главное - собраться, т.е. чтобы что-то реализовать, необходимо прежде всего мобилизовать свои внутренние ресурсы, а это зачастую бывает трудно и непросто сделать» [там же]; смирение, покорность, через призму которой воспринимается «недостаточная выделенность индивида как автономного агента, как лица, стремящегося к своей цели и пытающегося ее достичь, как контролера событий»; «непостижимость и неконтролируемость жизни», что объясняет «пассивность и ощущение того, что человеку неподвластна его собственная жизнь, что его способность контролировать жизненные позиции ограничена»; неопределенность [Вежбицка, 1996: 36; Колесов, 1999, 2006]; пассивность, неволюнтативность чувства, отсутствие контроля над чувствами [Гак, 1988: 183]; коллективизм, соборность, которая зачастую имеет своей «обратной стороной социальный инфантилизм» членов языкового сообщества и, как следствие, «возможность снять с себя ответственность за собственные действия» [Макшанцева, 2002:106].

Национально-культурная специфика синтаксемы связана с семантикой неопределенности, неакциональности, направленной экзистенциальности, потенциальности. Исследование внутримодельной вариативности показало неравномерность модальной языковой картины мира русских. Представим свои наблюдения в виде таблицы 2.

Первый параметр структурирования материала - его семантика. В верхней строке выделены пять основных модальных значений, реализующихся в русской языковой картине мира: намерение, долженствование, возможность, необходимость, желательность (1-У). Второй параметр исследования -лексико-грамматические разряды слов. Мы рассматриваем базовые модальные предикативы в сравнении с однокоренными словами и синонимами тех частей речи, которые традиционно в русском языке являются средством выражения модальности.

Таблица 1

Модальность в языковой ка

зтине мира русских

Семишника Разряды / Намерение II Долженствование III Возможность IV Необходимость V Желательность

1. Модальные слову КС (базовые) - дОлжно, должнО можно (невозможно не, возможно) потребно необходимо нужно надо надобно желательно

2. Лнчные глаголы намереваться, намериться, вознамериться - Мочь требовать обходиться нуждаться - понадобиться желать

3. Безличные глаголы (формы) предстоит - - требоваться приходиться - - понадобилось, с понадобиться, занадобилось -

4. Слова КС намерен (я) должен - потребен необходим нужен вынужден - - -

5. Безличные гл а гол ы (фо рм ы )-синонимы затеять, губу раскатать, лыжи смазать, лыжи навострить, нагладиться, наладиться, намылиться, соб(и)раться, ^за) планировать - не пристало, (не; подобает, следует, разрешается, возбраняется, годится, запрещается, позволяется, дозволяется (не) следует, (не) мешает, (не) стоит, прижало, надлежит, горит, приспичило, придется хотеться

6. Слова КС-снноннмы - обязан нельзя (не), (не) грешно (не), (не) грех (не), не разрешено, не позволено, не дозволено, в порядке вешен (не) след, нечего. лень, в лом, (не) по кайфу, в кайф, по фигу, по барабану, жалко, не к месту, не ко времени, хорошо, лениво, обломно, в напряг, напряжно, круто, крутя к, кульно, няшно, кавайно, ништяк, не прочь, не угодно ли, досадно, не дай Бог, предпочтительно и мн. др.

Дадим пояснение к таблице. Базовыми для рассмотрения являются слова категории состояния, называющие основные модальные значения: дОлжно, можно/нельзя, потребно, необходимо, нужно, надобно, надо, желательно. Для сравнения выделено 5 групп лексем. Каждое модальное значение представлено базовым словом-предикативом (1), личными (2) и безличными (3) однокоренными глаголами / глагольными формами, однокоренными предикативами (4), синонимичными предикативами (5) и безличными глаголами / глагольными формами (6). Представим анализ каждого модального значения.

Широкий ряд личных однокоренных глаголов (намереваться, намериться, вознамериться), наличие безличного глагола (предстоять), широкий синонимический ряд личных глаголов и глагольных фразеологизмов со значением намерения (затеять, навострить лыжи, наладиться, собираться, собраться, планировать и др.), наличие предикатива «намерен)) заполняют функциональное поле намерения, создают его очень широкую, однако с усечением одного важного члена формально-смысловую парадигму.

Среди ключевых слов, выделенных учеными в языковой картине мира русских, важнейшим было «собраться» [Зализняк, 2005]. В английском языке не случайно, видимо, нет модальных глаголов со значением намерения. Намерение не осознается русским коммуникантом перманентным экзистенциальным состоянием, оно выражено глаголом, будто зеркально отражая деятельный мир: нерелевантность состояния и релевантность действия для русского коммуниканта при выражении намерения с помощью исследуемых конструкций. Таким образом, русскими коммуникантами намерение осознается как действие, причем детально семантизируемое.

Долженствование в русской языковой картине мира выражено наименее ярко. Глагольной лексемы с семантикой долженствования нет. Для русского долженствование - это состояние. Само слово «дОлжно» архаизируется. Лексема должнО явно десемантизировалась. Наличие предикатива «должен (-а, -о, -ы)» и его синонима, усиливающего облигаторность действия, «обязан» незначительно меняют картину. Фрагмент долженствования представлен лишь тремя компонентами и, по всей вероятности, не является главным в модальной картине мира русских.

Фрагмент языковой картины мира, связанный с семантикой возможности (в центре модальный предикатив «можно» и его антоним «нельзя») неравномерен. Он плотно нагружен безличными глаголами (годится, (не) возбраняется, запрещается, позволяется и др.) и предикативами-синонимами (нельзя (не), (не) грешно (не), (не) грех (не), (не) разрешено и др.), вместе с тем недогружен личными глаголами (мочь), пустует в части однокоренных безличных глаголов и слов категории состояния. Два антонима выражают модальное значение запрета либо разрешения (можно-нельзя).

Для понимания специфики выражения модальных значений возможности и долженствования в русском языке важным представляется сравнительный анализ словообразовательных гнезд, зафиксированных в словаре А.Н.Тихонова [Тихонов, 1985: 651]. В гнезде слова «мочь» немного лексем. Назовем их, исключая однозначно устаревшие: могота, невмоготу,

превозмочь, превозмогать, перемогаться, смочь. Как видим, семантика родственных образований связана не столько с возможностью («мочью»), сколько с невозможностью («немочью») и ее преодолением. Зато гнездо слова «помочь» обширно. Назовем некоторые слова: помогать, помощник, помощничек, помощница, беспомоищьп1, беспомощно, беспомогцность, вспомои/ествовать, взаимопомощь, вспомогательной, вспоможение, подмога. Коллективизм русской культуры словно отпечатался в языке.

Гнездо слова долг наводит на другие размышления. Долг, должок, должник - все эти слова связаны общей семантикой конкретного долга, например, денежного. Слова только одной словообразовательной цепочки включают модальную семантику: должный, должно, долженствовать, долженствование [Тихонов, 1985: 308]. Все они имеют книжную окраску, для них характерна тенденция к устареванию. Отсутствие глагола с такой семантикой, повторим, представляется значимым.

Фрагмент языковой картины мира с семантикой желательности (в центре лексема «желательно») еще более неравномерен: имеются незаполненные ниши по параметру наличия однокоренных безличных глаголов и предикативов, один синонимичный безличный глагол (хочется) и очень обширный ряд синонимов-предикативов, называющих желание-нежелание (этот ряд включает в себя сниженную лексику, сленг: лень, в лом, (не) в кайф, по фигу, по барабану, параллельно и мн. др.). Синонимический ряд со значением желательности очень обширен, и привести столь многочисленный ряд полностью невозможно. Важно общее положение: любой аксиологизм или эмотив оценивается внутренне коммуникантом как положительный-отрицательный-индифферентный, поэтому соотнесен с триадой: хочу-не хочу-безразлично. Эта группа традиционно многочисленна, постоянно пополняется при архаизации одного слова, видимо, за счет нивелирования коннотативного значения, возникают другие.

Самая симметричная, пропорциональная и полноценная группа в таблице - это группа слов поля необходимости. Синонимический ряд предикативов (потребно, необходимо, нужно, надобно) достаточно обширен. Практически у каждого слова есть однокоренной модальный личный {требовать, обходиться, нуждаться, понадобиться), безличный глагол и безличные формы глагола (требоваться, приходиться и др.), слова-предикативы (потребен, нужен, необходим., вынужден). Разветвленная сеть синонимичных глаголов: {не) следует, не мешает, (не) стоит., приспичило, прижало, надлежит, придется - и слов категории состояния: не след, нечего - завершает картину.

Итак, степень культурной разработанности модальных значений в русской языковой картине мира отличается. Важнейшими ее составляющими видятся намерение и необходимость, крайне скудно представленными -долженствование. Лексемы, называющие намерение, открывают двери в созерцательный мир русского директива. Необходимость представляется важнейшей модальной компонентой, модальной философией русских, а

желательность - главным аргументом в пользу осуществления каузируемого действия или пренебрежения им.

Анализируя динамику языковой картины мира, мы провели диахроническое исследование. Оно показало изменение употребительности в последнее тридцатилетие модально-предикативной синтаксемы по параметру частотности. Согласно подсчетам, произведенным по материалам НКРЯ, модели со значениями долженствования отличаются невысокой частотностью и неуклонным ее снижением за период 1900-2010 гг. Среднее падение частотности за последнее 30-летие составляет 10% (Динамика употребительности модальных предикативов в современном русском языке отражена на рис.2). Следует отметить, что лексема должен тоже снизила за последние 30 лет частотность на ] 3%.

Модальные конструкции с предикативным компонентом можно имеют стабильную тенденцию к повышению употребительности за последние 110 лет. Положительный рост можно-конструкций в текущее тридцатилетие приближается к 30%. В полном соответствии с положительным изменением частотности можно-конструкций находится отрицательная динамика нельзя-конструкций: это тенденция к их неровному, но неуклонному снижению, которое составляет за последние 30 лет 21% (рис. 2).

Необходимо отдельно сказать о глагольно-инфинитивной синтаксеме с модальным значением возможности типа мочь+инфинитив. По отношению к предикативной модели частотность ее в три раза выше, однако употребительность отличается тенденцией к снижению: в течение 30 последних лет снижение достигло 10%. Можно сделать предварительный вывод о повышении употребительности предикативных и незначительном снижении глагольных моделей со значением возможности.

Употребительность синтаксемы желателъно+инфинитив в течение 110 лет сначала имела тенденцию к снижению, а на рубеже веков — тенденцию к увеличению, но всегда оставалась невысокой. Гораздо более употребительны глагольные модели. Личная модель хотеть+инфинитив имела незначительные колебания в употребительности, тогда как безличная модель хотеться+инфинитив характеризуется неуклонным ростом употребительности за все взятое для анализа время со всплесками в 50-е, 70-е, 2000-е годы. Стабильный рост употребительности данной модели показывает преимущественность для русских коммуникантов безличной конструкции перед личной.

По Словарю под редакцией Л. Н. Засориной, слово надо по частотности занимает 77 место, что является высоким показателем [Засорина, 1977: 342]. В словаре О. Н. Ляшевской и С. А. Шарова лемма надо на 87-ом месте (на 20000 слов). Результаты исследования динамики частотности лексемы надо, представленные в словаре, показывают новую тенденцию в употребительности модели [Ляшевская, Шаров, 2008]. Динамика такова: 890.4 (50-е гг.); 1036.9 (60-е гг.); 1031.4 (70-е гг.); 895.6 (80-е гг.); 822.6 (90-е гг.); 714.2 (2000-е гг.). Как видим, изменение идет сначала в сторону увеличения с пиком в 70-е годы, затем следует постепенное, но устойчивое

снижение употребительности, что заставляет задуматься о процессах изменения в периферийных структурах русской ментальное™, сдвигах и деформациях в русской языковой картине мира. В частотном словаре предикативов слова можно (индекс частотности в группе предикативов и наречий - 4) и надо (5) лидируют. Интересно, что в течение последнего столетия произошла смена: «можно» опередило «надо».

На протяжении 110 лет индекс лексемы надо был стабильно высоким. Общая направленность колебаний - повышение частотности, а частная -снижение частотности на 22% в 2010-ом по сравнению с 1980-ым годом. Лексема нужно имеет не слишком высокий индекс частотности (от 250 до 700). Ее употребительность стабильна с незначительным снижением в течение 110 лет. За период 80-е-2010-е гг. лексема нужно повысила индекс употребительности на 23,8%. Слово необходимо имело по сравнению с другими модальными компонентами низкий индекс частотности (103 употребления на миллион). Общая тенденция последнего столетия состоит в небольшом увеличении употребительности лексемы необходимо. В период 80-2010-х гг. процентный прирост лексемы необходимо был более высоким и составил 68%. Динамика средней от суммарной частотности трех базовых лексем со значением необходимости выражается в снижении на 7% употребительности следующих предикативно-инфинитивных моделей: надо, необходимо, нужно+инфинитив.

Отметим, что тенденции изменения частотности можно- и надо-конструкций за последнее тридцатилетие отличаются противоположной направленностью. Представим на рис. 2 данные по частотности употребления модальных предикативно-инфинитивных конструкций в интересующее нас пореформенное тридцатилетие.

¡Tioo""

| 1200 1000 -> soo 600 -400 • 200 ¡ о

19S0 1035 1990 1995 2000 2005 2010

Рис. 2. Динамика частотности употребления предикативно-инфинитивных конструкций (усреднение 8)

Процесс предикативации представляется национально-специфичным, а продуктивность этого процесса - важным и показательным явлением. Увеличение лексикона слов категории состояния, обслуживающих

V:." "Надо — — Можно ------MyítíHO

■ Необходимо -Должна Нельзя

безличность; богатейшая безлично-предикативная синонимия; пополнение этой группы слов за счет неологизмов; расширение функционально-прагматического поля слов категории состояния; наращение семантического инвентаря выводят модально-инфинитивную синтаксему на уровень общеязыковой значимости.

Провозглашаемые и реальные культурные ценности не суть одно и то же. К провозглашаемым ценностям русской культуры отнесем, пожалуй, моральную доминанту долга. Однако реальные ценности русских коммуникантов состоят в том, что вопрос облигаторности волеизъявления-необходимости всегда дискуссионен. Прецедентная фраза сатирика проливает свет на истинное положение дел: «Трудно менять, ничего не меняя, но мы будем» (М. Жванецкий).

Результаты анализа обусловили направление исследования в сторону конструкций со значением необходимости. Среди всех синонимичных моделей данной группы наиболее показательной считаем надо-инфинитивную модель. Ее характеристике посвящена следующая глава.

В третьей главе «Этноспецифика синтаксемы «ленивый директив» рассматривается прагматика, этимология, семантика, грамматика названной конструкции, делается попытка проанализировать причины ее возникновения и бытования в русском языке.

Названная конструкция имеет следующую двухкомпонентную структурную схему: 1п[Сор]Ай],„. Это выражения типа надо сделать действие X. По форме это безличное, а по целеустановке - побудительное предложение.

Лексема надо передает особую семантику пассивной, неакциональной директивности, обогащенную дополнительными, подчас интегративными модальными смыслами. Мы называем такой директив «ленивым», т.к. его значение - это значение неопределенной устремленности.

Прагматика слова надо (директивность-процессуальность) и его семантика (полимодальный комплекс значений необходимости, желания, возможности, долженствования, побуждения) диктуют и формируют значение всей конструкции: осознание действия как вынужденного, проживаемого как экзистенция. Сравнительный анализ переводов синтаксемы на некоторые славянские и неславянские европейские языки открывает возможности для лингвокультурологических выводов и обобщений. Так, слово надо существенно отличается от аналогичного модального компонента в романо-германских языках, где он выражается глаголом. Во многих других языках «ленивому директиву» соответствуют конструкции типа «я имею» и подобные ей двусоставные предикатитвные образования.

Анализ лингвистического материала, приведенного ниже, проводился с использованием материалов параллельного подкорпуса ЖРЯ. В романе «Лолита» В.Набокова лексема надо в 100% случаев переведена на восточнославянские языки без семантических потерь и эквивалентно грамматически - словом категории состояния - на украинский - тргба, на белорусский - трэба. При этом английский перевод В. Набокова

свидетельствует о безэквивалентности лексемы надо. В романе братьев Стругацких (А. Н. Стругацкий, Б. Н. Стругацкий) «Пикник на обочине» переводчик Antonina W. Bouis в более чем половине случаев перевела «ленивый директив» с грамматической переструктуризацией конструкций либо с пропуском модального компонента, в остальных случаях - с употреблением разных модальных глаголов со значением желательности, возможности, долженствования, необходимости, причем глагол need употребляется только в половине случаев.

В романе М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита» переводчик в 98% случаев перевел синтаксему на белорусский язык с точной лексико-грамматической заменой - словом категории состояния - лексемой трэба. Украинский перевод подтверждает такое же положение. Сравнительный анализ перевода на славянские языки прецедентной для русскоговорящих фразы Не надо печалиться: вся жизнь впереди в переводе обнаруживает 1) уникальность русского корня лексемы надо при выражении необходимости, 2) сходство выражения модального значения необходимости с помощью именной конструкции со словом-категорией состояния в близкородственных языках (украинский, белорусский), 3) несоответствие глагольному выражению модального значения необходимости в южных и западных родственных славянских языках: не трэба засмучспща: уся лсыццё нстерадзе - бе.v., не тугу/'у: цео живот пред - серб., не скърбят: цяч живот напред - бол?., не тагувам: цел живот пред - макед., nie mamv siq: cale zycie przeci - по.чьск.. nelriichlele: cely zivot pred sebón - словац., ne ¿ahtieio: celo zivljenje naprej - словеи., не треба засмучувс/тися: все життя попереду-укр., ne zalo.sti: cijeli zivot ispred - хоре., Netruchlete: cely zivot pred sebou - чешек.

Сравнительный анализ переводов показал, что близкородственные восточнославянские языки отражают исследуемое явление адекватно, при этом использование именного модального компонента является узуальным, однако отнести этот вывод в полном объеме к остальным славянским языкам, видимо, нельзя. Так, например, сложноподчиненное предложение Я обращаюсь за помощью, когда мне надо при переводе уточняет картину и расширяет поле для размышлений: I ask for help when I need - англ., Я звяртаюся за дапамогай, Kani мне трэба - бел., Питам за помощ, когато имам нуждат - болг., Jac да побарате помоги кога ми треба - макед., Proszq о ротос, gdy trzeba - полъек., тражим помоЬ кода ми je потребно - серб., Prosím о ротос, ked'potrebuje - словац., Prosim za ротос, ко гаЫт - словен., я звертаюся по допомогу, коли мет треба -укр., molim za ротос kada trebam -хоре., Prosím о ротос, kdyz potrebuji - чеш.

Лакунарность исследуемой синтаксемы по отношению к английскому языку, близкое к восточным и более отдаленное к другим славянским языкам грамматическое и прагма-семантическое сходство конструкции делает необходимым более детальное рассмотрение ее этноспецифики.

Аргумент парадигмальности позволяет причислить синтаксему к экспликаторам культурного кода русских. Парадигмальный характер

синтаксемы «ленивый директив» проявляется через компоненты его прагматической, грамматической, ментальной парадигмы.

Прагматическая парадигмальность проявляется через систему омонимов, синонимов, антонимов, полисемных образований, многообразие безличных инфинитивно-предикативных моделей в функции директива и др.

Синонимический ряд исследуемой синтаксемы достаточно обширен. Структурные модели-синонимы представлены следующими схемами: N|Vf (модальная реализация этой схемы с трансформацией глагола в инфинитив); VInf; CopAdjJnf, Inf. Таким образом, синонимичны 4 ряда синтаксем, используемых для формулировки побуждения: сочетание инфинитива 1)с предикативными прилагательными (X должен, обязан, вынужден + инфинитив■), 2) с категорией состояния (нужно, необходимо, должно, надо, можно + инфинитив), 3) с безличными глаголами и безличными формами личных глаголов (следует, придется, предстоит + инфинитив; 4) независимый инфинитив. Приведем пример такого синонимического ряда. 1) Ты должна сделать действие X. 2) Тебе надо сделать действие X. 3) Тебе следует сделать действие X. 4) Тебе (бы) сделать действие X.

Уникален прагматический универсализм конструкции надо+инфинитив, т. к. все модальные компоненты-синонимы могут быть актуализированы в коммуникации с ее помощью. Такая семантическая емкость тоже говорит о специфичности лексемы и конструкции в целом. Компонент побудительности остается константным, а модальные наслоения и семантические акценты вариативны и ситуативны. Приведем несколько примеров синонимической замены конструкций со значением

A) Желательности-нежелательности

Не хочу ничего слушать (Не надо мне ничего говорить).

Гпубоко как. Страшно туда нырять (Глубоко!.. Не надо туда нырять).

Б) Долженствования-недолженствования (следует отметить архаичность не только ядра, но и всего синонимического ряда)

Долэ/сно отвечать за свои поступки (Надо отвечать за свои поступки).

B) Необходимости

Стоит на это посмотреть (Надо на это посмотреть).

Г) Возможности

Нельзя не сказать о главном (Надо сказать о главном).

Невозможно не видеть очевидного (Надо видеть очевидное).

Грех не выпить (Надо выпить).

Д) Намерения

Намерен съездить в деревню (Надо съездить в деревню).

Собираюсь съездить в деревню (Надо съездить в деревню).

Планировал съездить в деревню (Надо съездить в деревню).

Важным считаем подчеркнуть многозначность модели как параллельное сосуществование смыслов. Семантическая узость отдельных модальных значений и оттенков подчас чужда русскому общению, многомерность и их сложная диалектическая взаимосвязанность отлично иллюстрирует «ленивый директив». Рамки одной модальности узки русскому коммуниканту, ему необходимо сложное единство несовместимого. Неоднозначность простого

волеизъявления или желания подчеркивает широту русской души. Уместно процитировать слова Ивана Карамазова: «Широк русский человек. Я бы сузил».

Модели, антонимичные исследуемой, строятся по схеме отрицания ряда моделей, названных выше, например, 1) с предикативным прилагательным (X не должен, не обязан+инфинитив), 2) с категорией состояния (не нужно, должно, надо, нельзя +инфинитив.), 3) с безличными глаголами (не следует+инфинитив). Приведем пример антонимов. Надо много читать -Не надо читать лежа. Ты обязан читать много - Ты не обязан читать много. Следует читать сидя - Не следует читать лежа.

Полево-семантический взгляд на синтаксему в функциональном ключе позволяет увидеть особое место «ленивого директива», т. к. функционально это межполевое образование, захватывающее все модально-семантические семантические зоны.

По предположению, прагматически «ленивый директив» одновременно интент-дискретен и интент-синкретичен. Представим свои обобщения в виде табл. 3.

Таблица 3

Прагматика «ленивого директива»

Интент-дискретность Интент-синкретичность

Функционально-семантическое многообразие Функционально-семантические корреляции

Такова семантическая парадигма синтаксемы. Грамматические аспекты парадигмальности связаны с отражением в исследуемой конструкции двух взаимосвязанных языковых феноменов: неглагольности и безличности модальных компонентов. Ученые неоднократно замечали в русском языке 1) обилие безличных конструкций; 2) особые способы выражения субъектности с помощью форм дательного, родительного и других падежей имен; 3) высокую употребительность неглагольных безличных конструкций. Закономерным и этнически обусловленным видится формирование с помощью исследуемой конструкции предикативного центра безличных предложений.

Синтаксема не только имеет системно-прагматический статус, ей свойственна прагматическая универсальность. Универсальный характер конструкции рассматривается в главе через призму классификации директивов.

Вопросам классификации директивных речевых актов посвящены многочисленные исследования [Беляева, 1992; Богемова, 2002; Формановская, 1994, 2000; Саранцацрал, 1993; Филатова, 1997; Иосифова, 2011; Бирюлин, 1992 и др.]. Мы взяли за основу каталог-перечень директивных актов, предложенный Е.И.Петровой [Петрова, 2008: 124133]. Исследование лингвистического материала показало, что все интенциональное многообразие речевых актов волеизъявления может быть

выражено изучаемой конструкцией. Назовем их и приведем примеры, иллюстрирующие данное положение.

Директивный акт-приказ: Металл надо немедленно убирать отсюда. Сейчас кран уже подойдет (Начальник подчиненному).

Директивный акт-просьба: Надо бы и мне отксерокопировать.

Директивный акт-мольба: Ну не надо трогать, а, ну. пожалуйста, не надо.

Директивный акт-приглашение: Надо чаще встречаться.

Директивный акт-распоряжение: Надо на складе электроды взять и на котельную увезти.

Директивный акт-совет: Надо поосторожней с ней: опасная леди.

Директивный акт-разрешение: А мне можно вечером? Не можно, а нужно. Вам и надо приходить с этой группой.

Директивный акт-запрет / запрещение: Не надо разговаривать, тем более так громко.

Директивный акт-наказ: Надо быть честным до конца.

Директивный акт-завет: Это ссшое главное для врача: надо не навредить, не навредить больному.

Директивный акт-убеждение: Обязательно надо прийти, жизненно необходимо.

Директивный акт-упрашивание: Ну. о-о- очень надо...

Директивный акт-инструкция: Надо сначала установить прибор на ровную поверхность. Затем подключить к источнику питания.

Директивный акт-предложение: Надо вытряхнуть все из сумки и спокойно перебрать все. Каэ/сдую бумажку.

Директивный акт-предписание: Надо - значит надо.

Директивный акт-заказ: Надо привезти еще электродов.

Директивный акт-требование: Надо немедленно повесить шторы.

Директивный акт-команда: Надо начинать!

Директивный акт-наставление: Это надо крепко запомнить.

Директивный акт-принуждение: Надо через не хочу. Пиши садись.

Директивный акт-заклинание: Нет, ни в коем случае не надо подютать трубку. Только не поднимайте трубку!

Директивный акт-рекомендация: Стежки надо мельче. Разойдется...

Директивный акт-запрос совета: А не надо еще парочку добавить?

Директивный акт-запрос разрешения: А мне не надо остаться?

Директивный акт-увещевание: Ну, не надо так-то уж остро все воспринимать.

Директивный акт-призыв: Всем надо быть! Всем!

Директивный акт-указание: Надо картошки принести их гаража. Суп нечем заправить. Бульон пропадет. [Прим. Многие из примеров, приведенных выше, нуждаются в интонационном уточнении в соответствии с естественной речью].

Таким образом, лингвистический материал показывает прагматическую универсальность исследуемой синтаксемы. Ей подвластны все возможные виды волеизъявления, включая не только высокочастотные, например, просьбу, но и менее частотные, например, заклинание.

Многообразие модальных значений и их полифония виртуозно используются и интерпретируются представителям русской коммуникативной культуры в силу ее высокой контекстности. Однако прагматическая вариативность синтаксемы представляет серьезную трудность в ее понимании и употреблении для иностранца: истинную интенцию трудно передать при переводе адекватно. Говорить о частотности выражения прямого побуждения с помощью исследуемой конструкции не приходится. Это скорее единичные случаи. Тем не менее, модель относим к

директивным речевым актам. Мы предлагаем свой вариант классификации директивов на основе типа запрашиваемого действия. Импликатуры директивных речевых актов сгруппированы и представлены в виде табл. 4.

Каждая группа представлена четырьмя подгруппами. Импликатуры директивов выражены через глагол в императиве. Императивные формулы каждой подгруппы связаны с разрешением - запретом на реакцию (действие). Первые три директива каждой подгруппы представляют собой разрешение права на действие или его коррекцию, стимулирование, направление; последний директив - это подавление действия (реакции).

Таблица 4

Иллокутивно-прагматические типы директивных высказываний

Вербальный директив (1) Говори Ментальный директив (II) Думай Соматический директив (III) Делай Сенсорно-перцептивный директив (IV) Воспринимай

Говори не так, а по-другому Думай не так. а по-другому Делай не так, а по-другому Воспринимай не так, а по-другому

Говори так, а не по-другому Думай так, а не по-другому Делай так, а не по-другому Воспринимай так, а не по-другому

Говори, а не бездействуй Думай, а не бездействуй Делай, а не бездействуй Воспринимай, а не бездействуй

Бездействуй, а не говори Бездействуй, а не думай Бездействуй, а не делай Бездействуй, а не воспринимай

Директивные высказывания четырех групп находятся в отношениях взаимодействия, взаимопроникновения, наложения. Используя функционально-семантические поля, это явление можно представить схематически на рис.3 следующим образом.

1 — вербальный директив

2 -ментальный директив

3 - соматический директив

4 - сенсорно-перцептивный

директив

5 - ментально-соматический

директив

6 - вербсшьно-ментальный

директив

7 - вербально-сенсорно-

перцептивный директив в - сенсорно-перцептивно-соматический директив

9 - вербально-ментально-

соматический директив

10 — ментально-сенсорно-перцептивно-соматический директив

11 - вербсшьно-сенсорно-перцептивно-соматический директив

12 - ментально-вербально-сенсорно-перг^птивный директив

13 - меиталыю-вербально-сенсорпо-перцептивно-соматический директив Рис. 3. Иллокутивно-прагматические типы директивных высказываний

Приведем ниже примеры вербального (1), ментального (2), соматического (3), сенсорно-перцептивного (4) директивов и директива со сложным набором иллокутивных сил (5, 6). Универсализм «ленивого директива» подтверждается примерами. В основе всех подобранных в качестве иллюстрации высказываний лежит исследуемая синтаксема.

(1) Представим вербальные директивы, зафиксированные в обиходно-бытовой речи: Надо бы помолчать хоть минутку (Не говори, а бездействуй). Надо поаккуратнее слова-то подбирать (Надо говорить так, а не по-другому). Всем надо высказаться! (Говорите не так, а по-другому. Чего сопишь? Не надо мне тут молчать! (Говори, а не бездействуй). Приведем несколько примеров из художественной литературы: а) А предупредить было надо — Шестаков успел уговорить пятерых, б) Мне надо с тобой поговорить, — сказал Шестаков. (В. Т. Шаламов «Колымские рассказы»)

В высказывании 1а и 16, например, содержится побуждение с импликатурой: Говори, а не бездействуй.

(2) Назовем ментальные директивы, зафиксированные в обиходно-бытовой речи: Надо думать, когда говоришь (Думай, а не бездействуй). Не надо раздумывать над каждым словом (Не думай, а бездействуй). Надо еще поразмышлять, обстоятельно, не торопясь, всем вместе (Думай не так, а по-другому). Вникнуть надо сначала (Думай так, а не по-другому). Представим несколько примеров ментальных директивов из художественной речи: а) Думать было больно. Но думать было надо. Он соберёт нас в побег и сдаст — это совершенно ясно, б) Колыма каждого делает психологом, а ему надо было сообразить в одну минуту очень много, в) Просто надо было меньше об этом думать, г) Надо было думать о чём-то новом, к чему я не привык, не знаю. (В. Т. Шаламов «Колымские рассказы»)

Через директивное высказывание, например, 2г корректируется мыслительная реакция: Думай не так, а по-другому.

(3) Перечислим соматические директивы, зафиксированные в обиходно-бытовой речи: Не надо тут махать руками (Не делай, а бездействуй). Надо умыться (Не бездействуй, а делай). Надо нормально умыться, а не грязь размазывать (Делай так, а не по-другому). Не надо, говорю тебе, грязь размазывать (Делай не так, а по-другому). Несколько цитат из художественной речи дают представление о соматических директивах:

а) Надо лечь, увидят. Они легли и стали отбрасывать в сторону камни.

б) Надо было начинать работать, надо было пробивать бурелом просекой.

в) Не надо только торопиться, не надо запивать его водой, не надо жевать. (В. Т. Шаламов «Колымские рассказы») г) Надо идти. Я говорю Кириллу: -Иди за мной шаг в шаг, в двух шагах позади, смотри мне в спину, не зевай. (А. Н. Стругацкий, Б. Н. Стругацкий «Пикник на обочине»)

Импликатура директивного высказывания, например, Зв представляет собой запрет соматического действия (Не делай, а бездействуй), Зг — его стимуляцию {Делай, а не бездействуй).

(4) Проиллюстрируем сенсорно-перцептивные директивы, зафиксированные в обиходно-бытовой речи: Не надо огорчаться: все

пройдет (Не воспринимай, а бездействуй). Да не надо так-то уж огорчаться: все пройдет (Воспринимай не так, а по-другому). Надо и порасстраиваться, а то чего все праздник! (Воспринимай так, а не по-другому). Не видишь? Не хочу говорить! Надо чувствовать ситуацию (Воспринимай, а не бездействуй).

Приведем примеры из художественной литературы: а) Мы поняли, что жизнь, даже самая плохая, состоит из смены радостей и горя, удач и неудач, и не надо бояться, что неудач больше, чем удач. (В. Т. Шаламов «Колымские рассказы») б) Передай. Он продиктовал ее вслух, заметив: Надо их порадовать. (Л. Н. Толстой «Анна Каренина») в) Если уж к ним относятся как к рабочей скотине, то и в вопросах рациона надо быть более последовательным, а не держаться какой-то арифметической средней — канцелярской выдумки. (В. Т. Шаламов «Колымские рассказы»)

Сенсорно-перцептивные директивы 46 интерпретируем как реплику-стимул с иллокутивной силой предоставления права на внутреннее чувство-переживание: Воспринимай, а не бездействуй; 4в - как директив с такой иллокутивной силой: Воспринимай так, а не по-другому; 4а — Не воспринимай, а бездействуй.

В коммуникации, безусловно, большинство примеров прагматически синкретичны и содержат призыв к нескольким видам действия, например, ментальному, соматическому и сенсорно-перцептивному (1, 3), вербальному, сенсорно-перцептивному (2), соматическому, сенсорно-перцептивному, ментальному (4), соматическому и сенсорно-перцептивному (5): Надо было на что-то решаться (1), что-то выдумывать (2) своим ослабевшим мозгом. Надо только дожить. Вот — главное (3). (В. Т. Шаламов «Колымские рассказы») — Ты, — оскалившись, перебил Иван, — понимаешь ли, что надо поймать профессор?(4) <...> Его надо немедленно арестовать, иначе он натворит неописуемых бед (5). (М. А. Булгаков «Мастер и Маргарита»)

Анализ синтаксемы «ленивый директив» в диахронии показал исконность модели и неизменность ее иерархически организованной интегративной семантики.

Вопрос о происхождении слова надо не решен до конца. Например, А.Н.Тихонов в комплексном словаре русского языка [Тихонов, 2005: 484] называет надо непроизводным безличным сказуемым. Однако многие крупные лингвисты связывают его происхождение с предложно-падежной формой существительного доба.

В этимологическом словаре [Черных, 1999: 557] дается справка, из которой следует, что слово надо возникло «из на добе», а «выражение на добе, надо полагать, значило что-нибудь вроде «в пору», «вовремя», «в добрый час» и т. п.». Автор указывает на происхождение предикатива от существительного доба.

Н. И. Шанский в своем этимологическом словаре рассматривает лексему надо как «сокращение надобе, формы дат.-местн. п. сущ. надоба «нужда, потребность» (в диалектах еще известного) со значением «нужное время» [Шанский, 2004]. Этимологический словарь современного русского языка, составленный А.К.Шапошниковым, дает такую справку: «Надо в значении

сказуемого»; «то же, что нужно». Собственно русское новообразование на базе слияния и последующего усечения др.-рус. предл. на доб£ «на благо, к выгоде», восходящего к ПС *нл и сущ. * лоб л «благо, выгода, польза» см. доблесть, добыча, добрый, удобный» «В рус. яз. XIII в. известно на доки, падопе, надобь, надое-к, надоесть, надо.» [Шапошников, 2010:559].

По А. В. Исаченко, слово надобе является застывшим сочетанием предлога па и старого существительного *с1оЬа «подходящий момент, благоприятное время», не засвидетельствованного в этом значении в древнерусском языке, но хорошо известного в других славянских языках; ср. ст.-слав. доба, чеш. и словацк. (1оЪа «время, период», от которого образовано и словацк. диал. пас1Ъе «надо» [Исаченко, 1955: 64].

В рассуждениях об истории слова надо весомой цитатой является этимологическая ссылка на словарь М. Фасмера: Надо диал. надоть — то же, с част, -ть из ти, впервые др.-русск. надо «должно». В словаре М. Фасмера указывается, что надо из др.-русск. Восходит к дат. и местн.п. ед.ч. от др.-русск. Надоба «надобность, потребность» [Фасмер, Т. III, 1971: 38]. При анализе указанной словарной статьи обнаруживается, что ближайшая этимология показывает связь надо с существительным со значениями «время», «пора», «эпоха», «век», «период», а дальнейшая — вскрывает этимологические параллели с существительными со значением «природа», «свойство», «характер» (лтш.), прилагательными со смыслами «приличествующий», «подобающий», «подходящий», «хорошего вида» (лит., лтш.) и глаголами с семантикой «быть угодным», «подобать», «подходить» (гот., лтш.). Этимологические истоки запечатлены в современном значении слова надо в его сложной морфосемантике - наличии черт имени, глагола, наречия. Важна, однако, не только этимология этого слова, но и исторические изменения в бытовании и употреблении конструкции. В связи с тем, что модальный компонент конструкции претерпел изменения, актуально исследовать не только названную модель, но и родственные конструкции типа надобе, надобно, надоть и др. + инфинитив с его возможной редукцией.

Материалом для сделанных далее в главе выводов послужили произведения русской литературы за период с XI по XXI вв. и словари.

М. Фасмер и другие исследователи первое упоминание лексемы связывают с Полоцкими грамотами 1264 г. Однако еще в памятнике древнерусской литературы (1053-1125 гг.) Х1-Х11 вв. «Поучение Владимира Мономаха» мы находим первое из сохранившихся употребление исследуемой конструкции. На посадники не зря, ни на биричи, сам творилъ, что было надобе, весь нарядъ, и в дому своемь то я творилъ есмь (На посадников не полагаясь, ни на биричей, сам делал, что было надо; весь распорядок и в доме у себя также сам устанавливал) (перевод Д. С. Лихачева).

Инфинитивно-модальные конструкции со словами надобе, надобно зафиксированы в различных текстах Х1У-ХУШ вв.: «Задонщина» (1), «Житие протопопа Аввакума» (14), «Недоросль» (25) и «Бригадир» (17)

Д.И.Фонвизина, в произведениях Н.И.Новикова и Д. А. Брянчанинова, в прозе Н. И. Карамзина и А. Т. Болотова.

Стабильность употребления синтаксемы обнаруживают произведения литературы первой трети XIX в. Литература второй половины XIX в. свидетельствует о приоритетности словоупотребления лексемы надо в исследуемой синтаксеме. Произведения начала XX в. свидетельствуют о почти полной архаизации компонента надобно и учащения употреблений надо. В современной прозе видно нарастание названных тенденций.

Надо принадлежит, по-видимому, к старейшему пласту русского лексикона слов категории состояния, который, по нашему мнению, сформировался под влиянием русской языковой картины мира и в свою очередь сформировал ее. Из статьи «Словаря живого великорусского языка» В.И.Даля [Даль, 1863: 1053] видно, что у слова закрепился широкий синонимический ряд {надо, надобно, надобе, надобет, надобит, надоено, надотка, надоткабы; надоть, надоти, надось); сформировалось обширное словообразовательное гнездо (занадобился, надобный, надобитый, изнадобился, надобность, надоба, надобщик, надобщица, надобник, надобица, надобье, надобность, снадобье, надобичный, надобица, надобень, надобитый); зафиксирована корреляция с глаголом (надобет, надобит), хотя приоритет остался на стороне безлично-предикативного оформления конструкции, что весьма показательно в этнокультурном плане. Является неопровержимым фактом семантический синкретизм лексемы и ее сложная семантика (нужно, должно, следует, необходимо, надлежит, требуется, потребно). Свободно бытует фонд пословиц и устойчивых выражений {Поколе надобился, держали, а не занадобился, прогнали. Не столько надобится, сколько хочется. Изнадобился кочадык — под лавку его.); сложились фразеосхемы, в основе которых лежит исследуемая модель {На что это понадобилось? Что нужно, надобно?).

Итак, исследуемая модель сформировалась задолго до появления первых литературных памятников, семантика ее вполне сложилась к этому времени и не претерпела изменений на протяжении тысячелетия. Очевидна синтаксическая и семантическая устойчивость синтаксемы. Происхождение лексемы надо, видимо, следует связать с существительным с предлогом {на +добе) с последующим усечением. Существование в славянском лексическом фонде слова надобье (См. словарь «Праславянский лексический фонд» [Трубачев, 1995]) уже в праславянскую эпоху отодвигает происхождение слова надо еще дальше, чем указано в словарях, в глубь веков. Кроме того, дополнительных изысканий требует вопрос об этимологическом соотнесении лексем надо-надобе-надобно и их этимоне.

В историческом аспекте особенно показателен союз надо с глаголами несовершенного вида: «ленивый директив» с таким глагольным инфинитивом усиливает семантику неакциональности. Исследование показало превалирование конструкций с У,„г несовершенного вида перед У;пг совершенного вида (например, надо решать на 30% чаще употребляется, чем надо решить). Контекстное окружение синтаксемы зачастую содержит лексические или фразеологические единицы со значением неопределенности.

Специфика слова надо, по нашему предположению, в том, что она составляет ядерную структуру не только в национальной картине мира, но и в рамках самой группы категории состояния. Может быть, это древнейший феномен образования и бытования такой части речи, появление которой имеет не случайный характер. Возможно, надо - частеречный категориальный прецедент, который стимулировал процесс предикативации в русском языке. Лексему надо можно причислить к группе ключевых слов, способствующих пониманию русской культуры.

В четвертой главе «Этноспецифика сиптаксемы «двойной императив» характеризуется второй из культурных сценариев «волеизъявления» - «двойной императив», исследуются его основные компоненты в статике и динамике.

Прагматический анализ императивных форм и конструкций в лингвокультурологическом ключе показал, что русские коммуниканты не только охотно используют прямой императив, но и регулярно добавляют к нему императив-десенсибилизатор (средство смягчения) в форме повелительного наклонения, который является маркером прагматического ослабления категоричности директивности высказывания, показателем вежливого общения. Эта конструкция видится нам уникальным, «русским» средством десенсибилизации категоричности «прототипического» императива. Налицо лингвистический феномен: один прямой императив смягчается другим, тогда как во многих европейских языках избегают употребления даже одного прямого императива как невежливого. Конструкция «двойной императив» в общем виде представляется формулой Сделай милость (пожалуйста, будь другом и пр.;, сделай действие X. Сравним несколько речевых реализаций просьб.

Останови у ПАТО (1). Здесь высади (2). На следующей остановитесь (3). Будьте добры, у ПАТО остановите, пожалуйста (4). А меня здесь высадите, пожалуйста (5). На следующей, пожалуйста, остановитесь (6).

Самая вежливая из приведенных выше фраз - фраза (4) с тремя императивами. Видимо, прямой императив глубинно является национально-специфичной формой выражения вежливого побуждения в русской коммуникации.

Незыблемым лингвистическим правилом бытования императива в каждом языке является наличие средств смягчения его категоричности. Для десенсибилизации категоричности императива могут использоваться единицы всех языковых уровней. Значимыми для русской коммуникации являются морфемные (система суффиксов оценки, многочисленность диминутивов), фонетические (интонация существенна в русской коммуникации), морфологические (числовые формы императива; служебные части речи: частицы, модальные слова и пр.), лексико-синтаксические средства (этикетные клише, особые формы обращения, многообразие директивных моделей и др.). В главе подробно рассматриваются и оцениваются через призму ментальных изменений этикетные клише в рамках конструкции «двойной императив».

Прагматика, грамматика, этимология этикетных клише позволяют понять особенности русской вежливости. В работе считаем этикетными клише-десенсибилизаторами не только выражения типа будьте любезны, но и клишированные единицы типа извините, простите, прощайте и др. В ходе анализа «двойного императива» рассматривалась этимолого-генетическая группа клише, происхождение которых связано с императивом. Мы исследовали несколько функционально-тематических подгрупп клише: начала и конца контакта, выражения благодарности, просьбы, привлечения внимания,извинения.

Анализ этикетных клише проводился по справочнику Н. И. Формановской и С. В. Шевцовой «Речевой Этикет. Русско-английские соответствия» и путем сопоставления параллельных текстов. Сделаны следующие обобщения. При сопоставлении русских и иноязычных клише обнаруживается существенная разница. Сравнительное исследование показало, что лингвистическая природа этикетных клише в разных языках не всегда одинакова. Императив может являться исходной формой этикетных клише в разных языках, как, например, в английском, русском. Однако в русском языке «императивное» происхождение имеет большая часть этикетных клише. Процесс десемантизации русских императивных клише завершился. Этикетные клише, хотя в разной мере, но семантически опустошены. Тем не менее, их этимология существенна для анализа.

Самая обширная из рассмотренных - подгруппа этикетных клише, сопровождающих просьбы, что вполне объяснимо: речевая ситуация просьбы сопряжена с коммуникативным риском. Просьбы формулируются в английском языке по преимуществу с помощью неимперативных конструкций, возможно, в связи с тем, что это вынуждает коммуниканта к каким-либо действиям помимо его воли, нарушает его «privacy», что крайне нежелательно в английской коммуникации. Этикетные клише, знаменующие конец контакта, пожелание здоровья, благополучия восходят к императиву значительно чаще, что связано, возможно, с коммуникативной необременительностью таких речевых ситуаций.

Сопоставление переводов конструкции на славянские языки показывает, что синтаксема «ленивый директив», безусловно, употребима только в восточнославянских языках. Приведем пример.

Будзьце ветл1выя. перадсшце на квток (бел.). Будзьие ветлгвыя, перадайце на квток... (укр.). Laskavé poslete jízdenku (чеш.). Любезно изпрати билет (болг.). Лубазно послати карту (серб.). Láskavo poslite lístok (словац.). Р г is reno vozovnico (словен.). Ljubazno poslati ulaznicu (хоре.).

Показатель смягчения присутствует практически во всех языковых вариантах перевода (десенсибилизатор подчеркнут), однако форма Vimp десенсибилизатора характерна только для белорусского и украинского языков. По результатам сравнительного анализа, русская фраза Будьте любезны, передайте на билет, которая является моделью «двойного императива», конструктивно не разрушена при переводе только на

восточнославянские языки. Следовательно, можно предположить, что даже для славянских языков «двойной императив» - очень специфичная конструкция, а смягчение категоричности побуждения с помощью императива знаменует специфику именно восточнославянскую.

Анализ динамики употребления прямого императива наглядно демонстрирует, что эта форма по-прежнему остается предпочтительной, а иногда единственной для выражения побуждения в современном русском языке, независимо от социального статуса, степени образованности, возраста коммуниканта. Динамические процессы в конструкции «двойной императив» представлены сравнительно в табл. 5. В первой колонке даны регулярно употребляемые вплоть до 90-х гг. XX века различные десенсибилизаторы императива, которые 1) частично архаизировались, 2) частично снизили употребительность, 3) напротив, не потеряли своей актуальности. Последние выделены жирным шрифтом. Во второй колонке - клише в императивной форме, употребляемые после 90-х гг. XX в., в том числе некоторые десенсибилизаторы-неологизмы и ставшие актуальными выражения, которые заменили устаревшие этикетные клише. Многие примеры не приводятся, т. к. находятся за пределами литературной нормы.

Таблица 5

Этикетные клнше-десенсибилизаторы_

Регулярно употребляемые до 90-х гг. XX в. Частотно употребляемые после 90-х гг. XX в.

Будь (те) добр; -а; -ы Будь (те) добреньки, -а Будь (те) (так) любезен; -а; -ы Не сочти (те) за труд Сделай (те) милость (одолжение) Соблаговоли (те) Будь (те) человеком (людьми) Уважь (те) старика (человека, меня и др.) Сделай (те) даме (человеку и др.) приятно Слушай (те) Не откажи (те) в любезности Прости (те) за беспокойство (за просьбу, за вторжение и др.) Извини (те) за беспокойство (за просьбу, за вторжение и др.) Прости (те) Окажи (те) любезность (услугу и др.) Не откажи (те) себе в удовольствии Не откажи (те) Пожалуйста Будь лаской (другом) Слышь (-ка) Сделай (те) для меня (как ты умеешь, как себе и др.) Не будь идиотом (дурой) (иди в белых) Не валяй (те) дурака (Ваньку) (кончай орать!) Не строй из себя героя (фифу и др.) (не хватай полное ведро) Не глупи (те) (подожди немножко) Не парься (тесь) (отдай - и все дела) Не тупи (те) (отвечай!) Не корчи из себя героя (фифу и др.) (иди домой) Давай (те) без фанатизма (без глупостей, по обычной схеме и др.) (носи по полведра) Не пори горячку (потерпи) Успокойся (не руби сплеча) Не дрейфь (не хандри) (делай, как решили) Не в кипиш (усеченный императив Сделай не в кипиш) (принеси сюда) Подожди (те) (не торопись) Не очкуй (заходи)

Предлагаемый перечень далеко не полон, однако очевидно, что все клише употребляются в императивных формах 2Б§ и 2Р1. Второй императив можно

назвать основным средством десенсибилизации и важной чертой национального стиля русской коммуникации. Отметим, что некоторые узуальные десенсибилизаторы, например, не в службу, а в дружбу являются усеченными императивными конструкциями типа Сделай не в службу, а в дружбу, подвергшимися речевой редукции до неполного предложения.

Отметим, что самое частотное из этикетных слов - слово пожалуйста -императивного происхождения. Пожалуйста, по версии, приведенной в Этимологическом словаре русского языка М.Фасмера, - это форма 2 л. повелительного наклонения пожалуй с усилительной частицей -ста и пожалуйте 2 л. мн.ч. [Фасмер, 1971, III: 316; 741].

Некоторые выражения таблицы могут вызывать сомнения, однако все они являются коммуникативными синонимами слова «пожалуйста», следовательно, функция смягчения категоричности императива частично сохраняется.

Сравнительный анализ показывает, что, с одной стороны, многие десенсибилизаторы утрачены, новых возникло и актуализировалось немного (например, выражение не в кипиш - актуализировалось из «фени»). Пожалуйста (самый частотный десенсибилизатор) все чаще опускается, т. е. даже традиционные десенсибилизаторы употребляются реже. Это свидетельство изменения коммуникативного узуса - утраты типичных десенсибилизаторов. Другая тенденция такова: традиционные средства выражения второго императива трансформируются. Новые выражения, применяемые в контекстном окружении императива, зачастую полифункциональны, используются не только и не столько для смягчения, но и с дополнительной коммуникативной целью: привлечь внимание, оказать коммуникативную поддержку, придать статус правильности происходящему или предполагаемому, желательному действию. Основная тенденция к употреблению без камуфлирования волеизъявления укрепляется. Форма повелительного наклонения второго императива остается востребованной. Однако используемые императивные выражения свидетельствуют не только о сохранении выявленной тенденции, следовательно, о сохранении директивности русской коммуникации, особой «русской» вежливости, но и 1) о снижении корректности в современной разговорной речи; 2) о видоизменении смягчения, прагматическом усложнении, обогащении его дополнительными смыслами при сохранении исконной формы императива. Гипотетически, возникло явление, противоположное исторически сложившейся десемантизации второго императива, т. е. его семантизация, во всяком случае, усиление коннотативного, аксиологического компонента, что вполне в духе национальных русских коммуникативных традиций.

Лингвистический материал показывает, что сопровождающие императив комментарии, контекстные сопровождающие компоненты и разрушают, и сохраняют конструкцию «двойного императива», одновременно и усиливают, и уменьшают категоричность императива. Этот факт, видимо, свидетельствует не только о сохранении директивности современной русской коммуникации, но и о ее высокой аксиологичности, эмотивности, тенденции

к снижению нормы, трансформации и частичном разрушении коммуникативных норм русской вежливости. С одной стороны, это соответствует национальному стилю коммуникации с пренебрежительным отношением к нормированности и формализации общения (и эта тенденция усиливается), с другой стороны, говорит о процессах, связанных с ментальными изменениями в России, об «истончении» среднего класса -многочисленного слоя носителей языка, о недопустимо пренебрежительном отношении к национальному достоянию - языку.

В пятой главе «Бинарность русской директивное™» рассматривается важная черта категории директивности в русском языке - ее амбивалентность - и формулируется закон коммуникативного равновесия. В предшествующих главах рассмотрены два культурных сценария: «ленивый директив» и «двойной императив». Лингвокультурные сценарии-антиподы представляют собой взаимоисключающие оппозиции. Черты русской ментальности по-разному преломляются в этих конструкциях: так, в «двойном императиве» соборность оборачивается возможностью прямого давления, его правомочностью (мифология русского мышления: просите, и дано вам будет); в «ленивом директиве» соборность оборачивается директивностью другого плана: вынуждение, давление на чувство долга оправданно и возможно. Единство русского волеизъявления амбивалентно: два сценария сосуществуют во взаимосвязи, как единый культурный сценарий и как два разных сценария. Две модели волеизъявления находятся в отношениях взаимоисключения и взаимодополнения, глубокой диалектической взаимосвязи, представляя волеизъявление как сложное антиномичное целое. Неоднократно высказываемые мысли философов о бинарности русской культуры созвучны нашим мыслям о противоречивости русской директивности. Две парадигмы волеизъявления, сосуществуют, взаимодействуют и противоборствуют, но в процессе лингвистического противостояния образуют единый генеральный сценарий русского волеизъявления. Графически можно выразить такое противостояние и единство с помощью табл. 6, приведенной ниже.

Таблица 6

Генеральный сценарий русского волеизъявления_

Обобщенный культурный сценарий «ленивый директив» Промежуточные культурные сценарии побуждения Обобщенный культурный сценарий «двойной императив»

Надо+инфинитив Многообразные способы грамматического выражения Императив + десенсибилизатор- императив

Надо сделать действие X Verbium f, Infinitive, Verbium + Infinitive, Intenogative и др. Сделайте действие X, будьте добры

Осмысление культурологического и лингвистического материала позволило выдвинуть гипотезу о наличии закона, который мы назвали законом коммуникативного равновесия русского директива. Суть его такова. Коммуникация может отличаться большей или меньшей противоречивостью,

поляризованностью, однако суммарно она нейтральна. Русская этнокультура ментально далека от срединности [Бердяев, 1998]. Доминанты русской языковой картины мира (неопределенность, незавершенность и пр.) и этнокоммуникативного стиля русских (напористость, импозитивность и пр.) [См. об этом в 1 главе], казалось бы, противоречат друг другу. Внутренняя противоречивость, заложенная в русской директивности, позволяет проиллюстрировать действие закона коммуникативного равновесия. В общении он проявляется векторами разнонаправленных речевых стратегий, в языке заявляет о себе наличием противоположных средств выражения. Коммуникативные стратегии импозитивности ~ пассивности, прямолинейности ~ уклонения, определенности ~ неопределенности, агрессии ~ доброжелательности, открытости ~ закрытости, распущенности (лексической, например) и табуированности (тематической, скажем), инициативности ~ индифферентности, результативности ~ процессуальное™ и др. - противопоставлены. Средства выражения противоположных стратегий тоже антиномичны: коммуникативное предпочтение прямого императива и многообразие косвенных директивов; многочисленные средства усиления и минимизации директивности; многообразие и вербиальных, и невербиальных способов выражения директивов, обилие и инвектив, и диминутивов, лексики с положительной и отрицательной коннотацией; наличие средств коммуникативной категоричности и неопределенности. В коммуникации каждой «положительной» волне амплитуды соответствует такого же размаха «отрицательная» волна. Для русской культуры характерен широкий тактико-стратегический размах коммуникативной амплитуды и многообразие средств экспликации директивности-уклончивости. Согласно нашему закону равновесия, коммуникативного баланса достигает любая культура, но разными средствами, а размах коммуникативной амплитуды варьируется, является культуроспецифичным. Однако любая коммуникация выходит в рамках этой амплитуды на ноль, нейтральность, всегда близка к срединной линии — гармоничному, нейтральному общению.

Данный закон проявляет себя через корреляцию способов выражения директива и средств его десенсибилизации: чем ярче и прямолинейней выражается директивность, тем больше в языке должно быть коммуникативных возможностей для ее смягчения.

Анализ показал, что синтаксема «ленивый директив» является предметом не только внешнего противоречия, составляя с «двойным императивом» два полюса русской побудительности - «самый директивный» и «самый недирективный», но и внутреннего. Далее в главе аргументируется прагматическая амбивалентность «ленивого директива».

А) Для конструкции характерно имманентное прагматическое противоречие: синтаксема организует речевой акт, которому присущ интенциональный и иллокутивный дуализм. В синтаксеме заключено две разнонаправленных, неразрывно связанных иллокутивных силы: иллокуция ассерции и директивности. Приведем пример.

Теперь вам. обязательно надо сделать химическую. Давайте устрою вас к одной девочке: такую химию делает, что от натуральной не отличишь! (И. Грекова «Перелом»)

Ассерция высказывания очевидна: вам подойдет химическая завивка. При этом директивность является важной составляющей высказывания: сделайте химическую завивку.

«Ленивый директив» заключает в себе двойное побуждение: внешнее побуждение стихийной, неуправляемой воли, направленной на субъект действия, и внутреннее волеизъявление, направленное от субъекта на преобразование существующего положения дел. «Ленивый директив» позволяет оформить полиинтенциональный речевой акт, в котором реализуются как минимум 2 разнонаправленных интенции: интенция вынуждения и интенция вынужденности каузируемого действия, осознаваемого как побуждение. Интенция давления, вынуждения налицо, исходит она, в первую очередь, от активного коммуниканта, но не только от него, а от некоей силы, стоящей над коммуникантами и направленной на субъекта действия, само же каузируемое действие направлено вовне. Отличие «ленивого самодиректива» от директива заключается в совпадении субъекта, который вменяет необходимость действия, с субъектом, который является предполагаемым исполнителем названного действия. Представим графически наши размышления на рис. 4, 5.

Мне (нам) надо сделать действие X

Бк

51=Б2 С _

,. ............О 52

Рис. 4. «Ленивый самодиректив» Рис 5 «Ленивый директив»

Различие моделей лежит в совпадении-несовпадении лица, каузирующего действие, и лица, которому предписывают действие. Наличие некоего (БО коллективного субъекта объединяет данные модели. Специфика субъекта 1 (Б)) в том, что его вынуждает только некая стихийная сила, стоящая над ним, выше его, неконтролируемая, но подспудно осознаваемая как личный долг и общая, безадресная необходимость, некая овеществленная в слове надо мифологема долга. Виртуальный субъект (Бк), который мы называем коллективным, видится нам этнической константой культурного сценария «ленивый директив». Это некая сила-субъект, не обозначенная словом и понятием, и есть то самое сокровенное ментальное, что свойственно русскому культурному коду. Он соотнесен с общинным началом, отчасти - с православным сознанием ответственности перед Богом и людьми, с эквивалентом морали. Амбивалентность прагматики выражается в синкретизме и дуализме синтаксемы. Вывод отображен на рис. б.

Рис. 6. Амбивалентность прагматики «ленивого директива»

Б) Противоречивость модальности «ленивого директива проявляется по-разному. В синтаксеме асимметричны морфологическое и синтаксическое наклонение. Противоречивость синтаксемы обнаруживается также через противопоставленность наклонения прагматического и грамматического. Прагматическое наклонение можно было бы охарактеризовать в соответствии с высокой-невысокой облигаторностью действия как неопределенно-желательное, определенно-желательное, отвлеченно-побудительное и акционально-побудительное.

Слово-предикатив надо организует ирреальную побудительную модальность высказывания, не совпадающую с грамматическим индикативом. Однако речь идет не только о явлении модальной асимметрии, отраженной в синтаксеме «ленивый директив». Мы выявили особую, уникальную национальную компоненту в значении наклонения. Этноспецифика его семантики связана с экзистенциальностью побудительного наклонении, с созерцательным характером русской необходимости.

Внутреннее противоречие синтаксемы обнаруживается при сопоставлении модальных планов. С одной . стороны, синтаксема полимодальна. С другой стороны, высказывание в рамках одной ситуации заключает в себе разные модальные планы, которые можно свести к двум: желательность-необходимость (читай: нежелательность) для субъекта предписываемого действия. Заключенная в одном высказывании борьба долга и желания, которые, как представляется, не совпадают в русском языковом сознании, определяет во многом внутреннюю противоречивость синтаксемы. В рамках одной синтаксемы имплицитно противопоставлены два модальных значения: желательность и необходимость. В следующем примере противопоставление эксплицировано контекстуально: «Надо прощать», - говорил Дмитрий Ильич, но ей прощать не хочется. (Т. Толстая) Как представляется, оппозиция «нежелательность-необходимость», «долг-уклонение от него» свойственно, конечно, любому языковому сознанию, но носителем русского сознания такое противопоставление активно обсуждаемо, воспринимается как посягание на личную свободу индивида, как усечение воли, давление, как коммуникативная драма личности. Именно такое положение вещей отражает «ленивый директив». Ощущение долженствования как драмы отсылает нас к русской вольнице, к мучительным размышлениям русского о границах свободы. Оборотной стороной таких напряженных философских размышлений, скорее всего, является лень, не единожды обсуждаемая философами. Вообще по-русски надо означает не хочу. Причем сказать не

39

хочу считается верхом невежливости, а сослаться на нежелание в такой косвенной форме - коммуниктивная норма. Для русского коммуниканта типично подчеркнуть, что нежелание преодолевается им из чувства долга. В синтаксеме «ленивый директив» заключен внутренний конфликт воли-давления и вольности-сопротивления, концептуальный для русского.

В рамках синтаксемы противопоставляются возможность и необходимость, выраженные лексемами можно и надо (прецедентные русские «мона» и «нуна»), казалось бы, не коррелирующими друг с другом. Тем не менее в русском языковом сознании они противопоставлены, как показывает языковой материал.

Таким образом, полимодальность синтаксемы не отменяет модальной антиномичности, противопоставления в рамках одного высказывания некоторых модальных планов: необходимости-возможности, необходимости-желательности и т. д. представим выводы в виде схемы на рис. 7.

Модальный синкретизм • I Модальный дуализм . ;

■■ ................ \ Необходимость |

1 Желательность 5

' 1 Возможность 1

Привычность |

Директивность |

—_,.,,,■■,. , 1.,,—.,.-.. 4 Долженствование }

< "Желательность- необходимость

Г " Воэ можнос г ь

Рис 7. Амбивалентность «ленивого директива»

Модальная омонимия обнаруживает одно из внутренних противоречий, присущих синтаксеме.

В) Противоречивость синтаксемы манифестируется через соотносительные категории безличности-личностности, определенности-неопределенности.

Грамматические категории безличности и неопределенности в лингвистических работах последних десятилетий неоднократно связывались с особенностями русской языковой картины мира, русской ментальности [А.Вежбицка, В.В. Колесов, Е.В.Падучева, Д.Н.Шмелев и др.]. Специфика исследуемой синтаксемы не только и не столько в том, что ей присущи эти категории, сколько в том, что ей одновременно присущи и противоположные категории — субъектности и бессубъектности; определенности и неопределенности.

Бессубъектность проявляется в формальном отсутствии субъекта-подлежащего. Субъектность проявляется в том, что исследуемая синтаксема не бывает нуль-валентной, хотя валентная позиция может быть формально свободна (Сравним: Мне надо уйти. Надо уйти). Такие конструкции не могут быть принципиально безличными. Это личностность особого рода — деагентивная. Лексема надо имеет семантику состояния социального, что,

40

видимо, и определяет такую особенность - обязательное, эксплицитное или имплицитное, наличие некоего субъекта, которому вменяется необходимость действия. Как представляется, здесь скорее надо говорить о наличии-отсутствии потенциальной возможности определенного, неопределенного, обобщенного субъектов. Причем в конструкциях с обобщенно-личным субъектом внимание к нему не привлекается, акцентируется всеобщность, привычность, обязательность, нормативность, конвенциальность динамического состояния-потенции для всех. Пропуск дательного субъекта мы объясняем ситуативной / контекстуальной неполнотой. Формальная безличность вступает в противоречие с речеситуативным наличием субъекта. Можно представить полную субъектную деагентапьную парадигму синтаксемы как систему форм 1, 2, 3 8§/Р1: Надо (мне, тебе, нам., вам, ей-ему, им, всем) обязательно запомнить этот день.

Таким образом, статуальная парадигма «ленивого директива» полная и состоит из двух противопоставленных групп: субъектных личных и субъектных обобщенно-личных. Модели второй группы мы называем обобщенно-деагентивными. «Ленивый директив» не случайно принимает зачастую облик философской сентенции, риторической директивы, нравственного императива. Например, Надо беречь книги.

Таким образом, в синтаксеме ярко отражен пациентивный подход в жизни (так называет его А.Вежбицка [Вежбицкая, 1997: 160]) в отличие от номинативного. Безличность является оборотной стороной идеи безответственности за деяние, которую называют среди ключевых идей русской языковой картины мира [Шмелев и др.]. Экспликацией такой идеи служит наша безличная модель. Действительно, в русской грамматике вольготно чувствуют себя безличные предикативные единицы. Безличность — живая, постоянно развивающаяся, продуктивная категория в русском языке. Само по себе богатство русского лексико-фразеологического фонда безличности отражает русскую этноспецифику. Что важно заметить, тенденция к обезличенности не ослабляется: 1) слова категории состояния сегодня - один из самых пополняемых классов слов (Частотны примеры таких просторечных употреблений: Мне параллельно, по барабану, сиренево, фиолетово)-, 2) ширится круг глаголов, приобретающих безличные формы (Что-то сегодня не идет, не прет, не катит, не клеится).

Категория безличности сопряжена с категорией неопределенности. Обе эти категории относят к индивидуальным свойствам русского языка.

Г) Неопределенность опосредованно связана с категорией процессуальности. Отметим противопоставление

процессуальное™ ~ результативности. Синтаксема демонстрирует, как русский человек постоянно балансирует между протеканием или итогом, детерминированностью и финальностью, но с неизбежностью снова и снова выбирая не результативность, а процессуальность.

Д) Антиномичность синтаксемы выражается в корреляции и контаминации речевых стратегий прямолинейности-уклончивости.

Синтаксема может быть представлена в соотносительных парах: пиши-надо написать; заходи-надо зайти и т. д., где в высказываниях с лексемой надо налицо дезактивация и ярче проявляется семантика уклончивости.

Е) В описываемой синтаксеме оказываются тесно сплетенными в единое целое противоположные философско-поведенческие категории добровольности-принудительности. Насильственность связана с вербализованным выше давлением на субъекта, противоположная категория воплощает добровольное принятие на себя обязательств по выполнению предписываемого действия.

Среди побудительных моделей «ленивый директив», пожалуй, самая толерантная модель русской коммуникации. Очень высока прагматическая адаптивность синтаксемы: это и вариант корректного отказа, уклончивого ответа, и возможность осуществить серьезное давление, даже продавливания. Вероятно, надо - это вежливость по-русски. Реципиент, предписывающий действие адресату, формирующий иллокуцию побуждения, запрашивает некое действие;/Ьдновременно дает понять, что тоже испытывает давление и действие вынужден запрашивать, по существу же, оно навязано извне обстоятельствами, положением дел, конвенциями. Подлинно русский прагматический эффект - в сочетании этих противоположно направленных сил, исходящих от одного субъекта: контролирую и подконтролен.

Ж) Зеркальной стороной названных антиномий видится оппозиция «облигаторность-необлигаторность» каузируемого действия. Обязательность выполнения действия «ленивого директива» зачастую оказывается предметом внутренней дискуссии, как, скажем, в данном примере: Надо бы зубы почистить ... но это еще идти на тот край отделения в умывальник. (С. Юрский «Теорема Ферма»). Сделаем предварительный вывод. Мы рассмотрели внутреннюю противоречивость синтаксемы. Обобщим в схеме на рис. 8 сказанное.

Iра гматика I

Сема нти ка

Прагматически синкретизм

1рагматическии

дуализм

__| Семантический

{ синкретизм

_____________________

I

Семантический дуализм

Рис. 8. Амбивалентность «ленивого директива» Исследуемой синтаксеме, как доказано выше, присуща энантиосемия. В противовес лексической энантиосемии, описанной достаточно подробно в трудах по русской лексикологии, выдвигаем понятие и терминологическое словосочетание «прагматическая энантиосемия», понимая его, вслед за К.З. Нуралиевой, как наличие в семантической структуре полисеманта значений с противоположными модальными компонентами [Нуралиева, 2004: 76]. Назовем антиномии, составляющие сущность прагматической энантиосемии синтаксемы в табл. 7.

Таблица 7

Прагматическая эиантиосемия синтаксемы

«леиивыи директив»

Неакциональность

Побудительность

Невербиальность

Безличность

Бессубъектность

Амбивалентность

Синкретичность

Дискретность

Агентивность

Определенность

Добровольность

Запрошенность

Облигаторность

Наступательность

Акционапьиость

Ассертивность

Модальность

Субъектность

Двусубъектность

Полимодальность

Дуальность

Целостность

Деагентивность

Неопределенность

Принудительность

Незапрошенность действия

Необлигаторность действия

Уклончивость

Сила вынуждения, сила необходимости проявляется в синтаксеме с разной степенью категоричности. Средства усиления категоричности репрезентируются с помощью лексем и фразеологических единиц со значением интенсивности, скорости, напористости, наступательности, определенности формирования облигаторности каузируемого действия. Стилистические фигуры, фразеомодели и другие синтаксические средства усиливают категоричность: разные виды и уровни тавтологии, инверсия, риторический вопрос и восклицание, градация, вводные и вставные конструкции и др.

Средства ослабления, зафиксированные в контекстном окружении синтаксемы, актуализируют неопределенность (наличие неопределенных местоимений, наречий с семантикой неопределенности, обобщенности, частиц, модальных слов и др.), неакциональность (вид глагольного инфинитива), подчеркивая нежесткую обязательность предписываемого коммуниканту действия.

Внутреннее противоречие, заложенное в синтаксеме, эксплицировано в контексте. Контекстное окружение ее содержит лексемы и фразеологические единицы с противоположной семантикой: усиления и ослабления акциональности, стимулирования и притормаживания действия, индифферентности-действенности; импозитивности-неимпозитивности. Таким образом, сама категоричность «ленивого директива» двойственна. Особенно показательным для русской коммуникации кажется контекст, соединяющий противоречивые маркеры: обязательности, необходимости и неопределенности, как, например, в данных высказываниях: Надо в темпе что-то решать; Кровь из носу как-нибудь надо доделать; Любыми средствами надо обеспечить хоть какую-нибудь работу. Примеры из художественной речи не противоречат нашему предположению: (1) Срочно что-то. как-то, где-то надо было делать. (Л. А. Филатов) (2) Надо сейчас же сделать что-то решительное, может, просто молча одеться и уехать из дома на всю ночь и на весь день. (Ю. О. Домбровский)

Тесное соседство взаимоисключающих контекстных средств сенсибилизации и десенсибилизации директивности в рамках одного высказывания парадоксальна и представляется национально обусловленной. Этот вывод оформлен графически на рис. 9.

сенси билизация директивности

-■'Т^л г,.__________ ......................... -

Рис. 9. Диалектичность категоричности «Ленивый директив» носит амбивалентный характер. Синтаксема представляется одной из ячеек национальной матрицы, которая внутри родного языка противопоставлена «двойному императиву», в евразийском языковом сообществе — акциональности. Модель отражает ключевые идеи русской языковой картины мира и ее противоречивость и имеет системно-диалектическую сущность, выявляя одно из основных коммуникативных качеств русского человека - дуальность.

Центростремительность и центробежность в русском директиве — это два разнонаправленных движения маятника, иллюстрирующих внутреннюю динамику русского волеизъявления в целом, «ленивого директива» в частности. Две противоречащих друг другу модели, соответствующие двум культурным сценариям, внутреннее противоречие, свойственное каждой из этих моделей, являются грамматическим и прагматическим подтверждением нашей гипотезы о дуализме русской коммуникации. Представим свои выводы графически в виде рис. 10.

Диалектичностьрусского языкового сознания

«Двойной императив»

Аире

Коммуникативный дуализм .

Ч^рги яшковоЛ каршнм/.шра Оболкчееииост*

ПрецйСЛМкНОСТк

Фапм>нос1> . Непостижимость Нтаонградиртеность Неопредосниооь ПЬССН«Н0СТ>

___Сациаяуимй ни>аитдгом

чертыкоммуникативногоэтноспщь инициативность Директнвность Нзступательность

Искренность, Примолинейность

открытость. Импоэитненость, _________ Категоричность ______

Рис. 10. Диалектичность русского языкового сознания Диалектичность русского языкового сознания проявляется более всего в коммуникативном дуализме. Черты русского коммуникативного этностиля

44

противопоставлены чертам языковой картины мира русских. Это противопоставление и определяет амбивалентность русского коммуникативного поведения, в частности, некоторых средств объективации директивности. Базовая структура поля русской директивное™ отражена на рис. 11.

Другие

«Дкошюп способы «Ленивый

импор.таш» . выражения миреюии»

4 ; ' директивности

Рис. 11. Двухъядерная структура поля русской директивности Заключение. В работе выявлены национальные особенности использования русскими коммуникантами директивных стимулов, определены и исследованы этноцентричные директивные синтаксемы с позиций прагматики, грамматики, этимологии; установлена связь между особенностями языковой картины мира и предпочтительными способами выражения побуждения в русской коммуникативной культуре; установлена иерархизация средств выражения побудительности в русской лингвокультуре и аргументирован системно-прагматический статус базовых директивных синтаксем, их значимость в русской языковой картине мира. В исследовании доказано: национально-культурная специфика директивности в русском языке выражается в том, что два полюса двухъядерного поля директивности в русской коммуникации представлены антонимичными синтаксемами, противопоставленными по признаку акциональности-активности действующего субъекта. Директивность в русской коммуникации представляет собой внутренне противоречивую коммуникативную систему. Налицо прагматическая двухфокусность директивности. Специфика ее проявляется в том, что два способа выражения волеизъявления являются противопоставленными, но при этом составляют единую партитуру директива, оставаясь для русских коммуникантов нейтральным средством побудительности, узуальной, неосознаваемой действительностью.

Исследование показало, что амбивалентность русской побудительности незыблема и говорить о разрушении и серьезной деформации русской ментальное™ пока не приходится. Тем не менее, сдвиги и трансформации в этой области начались, хотя лежат в области неграмматической. Ядерные ментальные структуры, по языковым фактам, сохранны.

Список публикаций Статьи в рецензируемых научных журналах и изданиях, определенных ВАК:

1. Глазкова, С. Н. Иллокутивно-прагматическая типология вопросительных по форме высказываний в педагогическом диалоге [Текст] / С. Н. Глазкова // Вестник Челябинского

государственного университета. Серия Филология. Искусствоведение / гл. ред. А. Ю. Шатин. - Вып. 17 (97). - Челябинск. 2007. - С. 32-38.

2. Глазкова, С. Н. Вопросительное высказывание учителя как инструмент нарушения коммуникативного баланса в педагогическом диалоге [Текст] / С. Н. Глазкова // Вестник Челябинского государственного университета. Серия Филология. Искусствоведение / гл. ред. А. Ю. Шатин. - Вып. 20 (98). - Челябинск, 2007. - С. 40-44.

3. Глазкова, С. Н. Функционально-прагматический подход к описанию вопросительных высказываний [Текст] / С. Н. Глазкова // Проблемы истории, филологии, культуры / Рос. акад. наук. Ин-т археологии РАН, Ин-т археологии и этнографии СОРАН, Магнитогорский гос. ун-т; гл. ред. М. Г. Абрамзон. - Вып. 20. - М.; Магнитогорск; Новосибирск, 2008. - С. 182-187.

4. Глазкова, С.Н. Директивность в зеркале «двойного императива»: прагматический парадокс или отражение национально-культурной специфики русской коммуникации [Текст] / С. Н. Глазкова // Вестник Челябинского государственного университета. Серия Филология. Искусствоведение / гл. ред. А. Ю. Шатин. - Вып. 32 (213). - Челябинск, 2010. -С. 43-49.

5. Глазкова, С. Н. Ленивый директив в русской языковой картине мира [Текст] / С. Н. Глазкова // Вестник Челябинского государственного университета. Серия Филология. Искусствоведение / гл. ред. А. Ю. Шатин. - Вып. 54 (228). - Челябинск, 2011. -С. 32-38.

6. Глазкова, С. Н. Культурологический закон коммуникативного равновесия [Текст] / С. Н. Глазкова // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. - № 4 (10): в 3 ч. Ч.П. -Тамбов : Грамота, 2011. - С. 47-50.

7. Глазкова, С. Н. Русская эндонимичная синтаксема «ленивый директив» как объект внутренних противоречий [Текст] / С. Н. Глазкова // Вестник Челябинского государственного университета. Серия Филология. Искусствоведение / гл. ред. А. Ю. Шатан. - Вып. 5 (259). - Челябинск, 2012. - С. 19-27.

8. Глазкова, С. Н. Прагматическая универсальность синтаксемы типа падо+инфинитив в русской коммуникации [Текст] / С. Н. Глазкова // Вестник Челябинского государственного университета. Серия Филология. Искусствоведение / гл. ред. А. Ю. Шатин. - Вып. б (260). - Челябинск, 2012. - С. 59-63.

9. Глазкова, С. Н. Надо как бы что порешать, или Размышления о судьбе русского «ленивого директива» [Текст] / С. Н. Глазкова // Мир русского слова. - 2012. - № 1. - С. 26-30.

10. Глазкова, С. Н. Парадигма «ленивого директива» как отражение русской этноспецифики [Текст] / С. Н. Глазкова // Вестник Санкт-Петербургского университета. Серия 9. Филология. Востоковедение. Журналистика. 2012. Вып. 2. - С. 118-125.

11. Глазкова, С. Н. Этноспецифика директивной синтаксемы надо+инфинитив в диахроническом аспекте [Текст] / С. Н. Глазкова // Филология и человек. - № 4. - 2012. -С. 20-29.

12. Глазкова, С. Н. Поле директива в российском образовательном пространстве / С. Н. Глазкова // Вестник Челябинского государственного университета. Серия Филология. Искусствоведение / гл. ред. А. Ю. Шатин. - Вып. 74. - № 2 (293). -Челябинск, 2013.-С. 16-19.

Монографии:

13. Глазкова, С.Н. Специфика функционирования вопросительных высказываний в педагогическом диалоге: монография [Текст] / С. Н. Глазкова. - Челябинск: Изд-во Челяб. гос. ун-та, 2011. - 279 с.

14. Глазкова, С. Н. Это русское надо: (К вопросу о национальной специфике директива): монография [Текст] / С. Н. Глазкова; науч. ред. д-р филол. наук, проф. J1.А. Шкатова. - Миасс : Геотур, 2012. - 252 с.

15. Глазкова, С. Н. Этноспецифика "ленивого директива", Саарбрюкен, LAP LAMBERT Academic Publishing, 2012. - 208 е., ISBN - 978-3-659-12493-8

16. Глазкова, С. H. Культурный ландшафт русской побудительности: традиции и перспективы [Текст] / С. Н. Глазкова // Славянская историко-культурная и языковая ситуация: колл. моногр.- Славянск-на-Кубани: ИЦ филиала КубГУ, 2012. - С.203-218. Другие публикации:

17. Глазкова, С. Н. Критерии успешности профессиональной коммуникации (на материале педагогического диалога) [Текст] / С. Н. Глазкова // Языки профессиональной коммуникации: материалы второй междунар. науч. конф. (Челябинск, 1-2 нояб. 2005 г.) -Челябинск: Изд-во ЧелГУ, 2005. - С. 23-28.

18. Глазкова, С. Н. Частица как спецификатор прагматического значения вопросительного по форме высказывания в речи учителя (на материале педагогического диалога) [Текст] / С. Н. Глазкова // Языки профессиональной коммуникации: материалы третьей междунар. науч. конф. (Челябинск, 23-25 окт. 2007 г.) - Челябинск: Изд-во ЧелГУ, 2007. - С. 54-60.

19. Глазкова, С. Н. Тавтология как сенсибилизатор иллокутивной силы директивное™ вопросительных по форме высказываний в педагогическом диалоге [Текст] / С. Н. Глазкова // Проблемы лингвистики, методики обучения иностранным языкам и литературоведения в свете межкультурной коммуникации: материалы междунар. науч,-практ. конф. (Уфа, 17 апр. 2007 г.) - Уфа: Изд-во БГПУ. 2007. - С. 63-66.

20. Глазкова, С. Н. Функционально-дидактическая типология вопросительных по форме высказываний (на материале педагогического диалога) [Текст] / С. Н. Глазкова // Система и среда: Язык. Человек. Общество: материалы междунар. науч.-практ. конф. (Нижний Тагил, 23-24 апр. 2007 г.). - Нижний Тагил, 2007. - С. 24-28.

21. Глазкова, С. Н. Синтаксическая фразеологизация вопросительных высказываний в речи учителя (на материале педагогического диалога) [Текст] / С. Н. Глазкова // Житниковские чтения (IX; 2009): Развитие языка: стихийные и управляемые процессы: материалы Всеросс. науч. конф. (Челябинск, 26-27 фев. 2009 г.). - Челябинск: Энциклопедия, 2009. - С. 70-75.

22. Глазкова, С. Н. Демократизация речевого поведения учителя: pro et contra [Текст] / С. Н. Глазкова // Провинциальный мегаполис в современном информационном обществе: материалы междунар. научн. конф. (Челябинск, 24-26 мар. 2010 г.). - Челябинск: Энциклопедия, 2010. - С. 79-85.

23. Глазкова, С. Н. Национально-культурная специфика коммуникативного поведения русского учителя [Текст] / С. Н. Глазкова // Языковое образование в современном обществе - 2010: сб. научн. статей по итогам междунар. научн-практ. конф. (Санкт-Петербург, 12-14 нояб. 2010 г.). -СПб: Изд-во РГПУ, 2010. - С. 141-147.

24. Глазкова, С. Н. Русские этикетные клише на фоне английских: прагматика, грамматика, этимология [Текст] / С. Н. Глазкова // Житниковские чтения (X; 2011): Русская речь: вчера, сегодня, завтра: материалы Всеросс. науч. конф. (Челябинск, 3-4 фев. 2011 г.). - Челябинск: Энциклопедия, 2011. - С. 36-42.

25. Глазкова, С. Н. Корреляция прямых и косвенных директивов как отражение национально-культурной специфики речевого поведения русского учителя [Текст] / С. Н. Глазкова // Актуальные вопросы филологии и методики преподавания иностранных языков: статьи и материалы междунар. научн. конф. (Санкт-Петербург, 24-26 февр. 2011 г.). - Т.2. - СПб. : Государственная полярная академия. Факультет филологии, 2011. - С. 7-11.

26. Глазкова, С. Н. Директивность речевого поведения учителя: лингвистический взгляд на педагогическую проблему [Текст] / С. Н. Глазкова. // Инновационные процессы в системе непрерывного образования :. сборник научно-методический трудов под ред.

B.А. Беликова. В.П. Ушачева. - Магнитогорск: МаГУ, 2011. - С. 13-2].

27. Глазкова, С. Н. Динамические процессы в конструкции «двойной императив» [Текст] / С. Н. Глазкова // Филологические науки. Вопросы теории и практики. - Вып. 1 (8).- Тамбов : Грамота, 2011. - С. 48-51.

28. Глазкова, С. Н. Пределы стилистической свободы современного педагога [Текст] / С. Н. Глазкова // Проблемы онтолингвистики. - 2012 : матер. Междунар. научн. конф., посвященной 130-летию со дня рождения К.И. Чуковского и 120-летию со дня рожд. А.Н. Гвоздева (24-26 апр. 2012 г.. СПб.). - СПб. : Златоуст. 2012. - С.297-302

29. Глазкова, С. Н. К вопросу о директивное™ речевого поведения учителя [Текст] /

C. Н. Глазкова// Южно-Уральский педагогический журнал. -№ 1. - 2012. - С. 205-211.

30. Глазкова, С. Н. Этноспецифика и диалектика ленивого директива [Текст] / С. Н. Глазкова // Сб. статей XIV Междунар. научн. конф. Россия и Запад: диалог культур. К трехсотлетию со дня рождения М.В.Ломоносова (24-26 нояб. 2011 г., Москва) Вып.16. Ч. IV.-М. : МГУ, 2012.-С.61-72.

31. Глазкова, С. Н. Модальность в русской языковой картине мира // Концепт: научно-методический электронный журнал. - 2012. - №> 7 (июль). - ART 12087. - 0,8 п. л. - URL: http://www.covenok.ru/ koncept/2012/12087.htm. - Гос. per. Эл № ФС 77- 49965. -ISSN 2304-120Х.

32. Глазкова, С. Н. Модальная языковая картина мира русских // Россия и Запад: диалог культур. - 2013. - № 2. - 0,8 п. л. - URL: http://regionoved.msu.ru/joumal/homejornal/freslinumber.html. - ISSN 2306-1049.

33. Глазкова, С. Н. Побудительность по-русски: должно, нужно, можно...[Текст] / С. Н. Глазкова // Сб. матер. II Междунар. научн. конф. Судьбы национальных культур в условиях глобализации (4-5 апр. 2013 г., Челябинск). Т.П. - Челябинск : Энциклопедия, 201 с. - С. 66-69.

34. Глазкова, С. Н. Побудительность в русской языковой картине мира: традиции и трансформации [Текст] / С. Н. Глазкова // Одиннадцатый Славянский научный собор «Урал. Православие. Культура»: Православное наследие в культуре России: история, актуальность диалога: материалы Всеросс. науч.-практ. конф. (24-25 мая 2013г.,Челябинск). - Челябинск, 2013. - С. 289-294.

35. Glazkova Svetlana . Modality in Russian language picture of the world // DOAJ - Lund University: Koncept : Scientific and Methodological e-magazine. - Lund, Sweden. Vol. 1. - №1, 2013. - URL: http://www.doaj.org/doaj?func=issueTOC&isId=l 59472 (дата обращения: 02.07.2013)

Подписано в печать Формат 60x841/16. Гарнитура Тайме. Печать офсетная. Усл. печ. л. 3,2. Тираж 100 экз. Заказ Цена договорная

ООО «Геотур» 456320 Челябинская обл., г. Миасс, Октября, д.31, кв.20 Лицензия Ks 0634431 от 25.08.1999

Отпечатано на полиграфической базе ОАО «ГРЦ им. Макеева» 456300 Челябинская обл., г.Миасс, Тургоякское шоссе, 1

 

Текст диссертации на тему "Национально-культурная специфика русского директива"

ФГБОУ ВПО «Челябинский государственный университет»

05201 351 985

На правах рукописи

Глазкова Светлана Николаевна

НАЦИОНАЛЬНО-КУЛЬТУРНАЯ СПЕЦИФИКА РУССКОГО

ДИРЕКТИВА

10.02.19 - Теория языка

Диссертация на соискание ученой степени доктора филологических наук

Научный консультант : доктор филологических наук, профессор Шкатова Людмила Александровна

Челябинск-2013

ОГЛАВЛЕНИЕ

ОГЛАВЛЕНИЕ.........................................................................................................1

ВВЕДЕНИЕ..............................................................................................................4

ГЛАВА 1. ДИРЕКТИВ И ДИРЕКТИВ НОСТЬ В РУССКОЙ КОММУНИКАЦИИ..............................................................................................14

1.1. Речевое воздействие как основа национального стиля коммуникации. 14

1.2. Национально-культурная специфика русской коммуникации в свете теории директивности на примере педагогического диалога........................26

1.3. Динамика педагогического диалога в свете директивности...................47

1.4. Директив в русской лингвокультуре.........................................................53

Выводы по первой главе.................................................................................75

ГЛАВА 2 ПРЕДИКАТИВНО-ИНФИНИТИВНАЯ МОДЕЛЬ КАК ОТРАЖЕНИЕ МОДАЛЬНОСТИ В РУССКОЙ ЯЗЫКОВОЙ КАРТИНЕ МИРА......................................................................................................................78

2.1. Категория состояния как основной компонент предикативно-инфинитивной синтаксемы с модальным значениемы..................................78

2.2. Модальность в русской языковой картине мира.....................................97

2.3. Модально-темпоральная специфика предикативно-инфинитивной модели................................................................................................................122

Выводы по второй главе...............................................................................132

ГЛАВА 3. ЭТНОСПЕЦИФИКА СИНТАКСЕМЫ «ЛЕНИВЫЙ ДИРЕКТИВ»

................................................................................................................................135

3. 1. Лакунарный характер синтаксемы «ленивый директив»....................135

3.2 Парадигмальный характер синтаксемы «ленивый директив»...............156

3.3. Универсальный характер синтаксемы «ленивый директив»................175

3.4. Синтаксема «ленивый директив» в диахронии.....................................185

Выводы по третьей главе..............................................................................205

ГЛАВА 4 «ЭТНОСПЕЦИФИКА СИНТАКСЕМЫ «ДВОЙНОЙ ИМПЕРАТИВ»....................................................................................................207

4.1. Императив как грамматическая категория.............................................207

4.2. Характеристика этикетных клише в статике..........................................215

4.3. Харктеристика этикетных клише в динамике........................................234

Выводы по четвертой главе..........................................................................238

ГЛАВА 5 БИНАРНОСТЬ РУССКОЙ ДИРЕКТИВНОСТИ...........................241

5.1. Бинарность русской культуры.................................................................241

5.2. Культурологический закон коммуникативного равновесия.................245

5.3. Лингвокультурная амбивалентность «ленивого директива»................252

Выводы по пятой главе.................................................................................296

ЗАКЛЮЧЕНИЕ....................................................................................................298

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ...................................................................................306

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ..........................................360

ПРИЛОЖЕНИЕ №1 Динамика употребительности базовых предикативов с модальным значением.........................................................................................362

ВВЕДЕНИЕ

Исследований коллективной личности, ментального, национального, этнического в самых разных направлениях знания осуществляется все больше, что отражает движение науки в русле актуальной сегодня антропоцентричной парадигмы. На наших глазах глобализация и Интернет-революция изменили мир и уменьшили его до столь малых размеров, о которых невозможно было и помыслить десять-пятнадцать лет назад. Две тенденции противоборствуют в современном обществе и, пожалуй, равновелики по силе и накалу: сохранение национального и желание жить в едином мире и полноценно взаимодействовать с ним. Взгляд на свой язык изнутри, но как бы чужими глазами позволяет понять собственную особенность, увидеть за грамматикой философию, за типичным, привычным и обыденным для носителей родного языка абсолютно нетипичное для представителей иного языка и чужой культуры, концептуальное за формальным.

Выражение директивности в языке находится в русле решения проблем соотношения языка и культуры. Многие доминантные национальные особенности коммуникации особенно ярко объективируются при выражении побуждения. Побудительный акт значим, так как в нем сходится инвариантное и национальное, этническое и общечеловеческое.

Данное исследование посвящено выявлению национальной специфики русской директивности. Актуальность работы обусловлена приоритетностью лингвокультурных исследований в области коммуникации в современном языкознании, значительным местом, которое занимают речевые акты волеизъявления в российском общении, а также недостаточностью комплексного описания типовых моделей директива и их оценки с позиций лингвокультурологии. Теории директивности как целого в этноспецифическом аспекте не создано, тогда как ситуация побуждения является частотной в коммуникации и необходимость исследования этой

глобальной коммуникативной категории, поиска культуроспецифичных средств ее экспликации трудно переоценить.

В качестве объекта исследования выступают стимулирующие реплики с иллокуцией волеизъявления. Предметом исследования являются русские директивные синтаксемы как национально-культурные вербальные репрезентаторы волеизъявления.

Вопрос о содержании терминов «директивность» и «директив» является дискуссионным в современной лингвистике. В данной работе под директивностью мы понимаем такое свойство коммуникации, при котором волеизъявление характеризуется по количественному критерию через частотность и многообразие форм экспликации побуждения и по качественному критерию через превалирование прямых актов волеизъявления, не закамуфлированных в рамках коммуникации. Основным способом выражения директивности является директивный речевой акт. В данном исследовании мы называем его директивный речевой акт или директив. Под директивом понимаем речевой акт побуждения к действию, выражающий интенцию волеизъявления, направленный на совершение / запрещение любого действия, включая ментальное, или изменение существующего status quo. Под национальной спецификой директива мы понимаем национально-культурные модификации директивов в структуре коммуникативного поведения представителей определенного этноса.

Целью данного исследования стало создание теории директивности на материале русского языка; выявление и описание этноспецифичных директивных синтаксем в русской коммуникативной культуре на фоне некоторых европейских.

Достижение поставленной цели предполагает решение следующих задач: 1. Описать базовые коммуникативные стратегии при выражении волеизъявления и основные синтаксемы для выражения волеизъявления; определить лингвокультурные факторы, регулирующие грамматический и прагматический выбор языкового выражения директива.

2. Выявить и исследовать этноцентричные директивные синтаксемы с позиций прагматики, грамматики, этимологии; выявить, обосновать и описать их этноспецифику; выявить национальные особенности использования русскими коммуникантами директивных стимулов.

3. Установить связь между особенностями языковой картины мира и наиболее предпочтительными способами выражения побуждения в русской коммуникативной культуре; определить зоны культурного ландшафта русской побудительности и базовые сценарии при выражении волеизъявления.

4. Установить иерархизацию средств выражения побудительности в русской лингвокультуре и аргументировать системно-прагматический статус директивных синтаксем, их значимость в русской языковой картине мира.

5. Охарактеризовать идиоэтнические черты коммуникативного поведения русских при выражении директивности и разработать базовую модель функционально-прагматического поля русской директивности.

Гипотеза данного исследования: национально-культурная специфика директивности в русском языке выражается в том, что два полюса двухъядерного поля директивности в русской коммуникации представлены антонимичными синтаксемами, противопоставленными по признаку акциональности-активности действующего субъекта.

Методы исследования предопределены целями и задачами работы. В качестве инструментов исследования применялись следующие методы, методики, приемы и процедуры: сопоставительный, статистико-математический, контекстуальный методы описания языкового материала; интент-анализ; описательно-аналитический метод, включающий лингвистическое наблюдение, интерпретацию, обобщение и классификацию материала; прием сплошной выборки; психолингвистический эксперимент; анализ словарных дефиниций; опрос информантов.

Теоретической базой исследования послужили труды JI. Вайсгербера, В. В. Виноградова, Г. О. Винокура, В. фон Гумбольдта, A.A. Потебни,

Э. Сепира, Б. Уорфа, JI. В. Щербы; когнитивистики (Е. С. Кубрякова, В. 3. Демьянков, И. А. Стернин); идеи лингвокультурологического поля В. В. Воробьева, В. Н. Телия; анализ культурных коннотаций В. А Масловой; классические работы создателей теории речевых актов (Г. Грайс, Дж. Лич, Дж. Остин, Дж. Серль); концепции коммуникативистики и функциональной грамматики (Ю. Д. Апресян, Н. Д. Арутюнова, В. В. Богданов, А. В. Бондарко, Т. В. Булыгина, В. Г. Гак, Г. А. Золотова, Л. А. Киселева, Г. В. Колшанский, Е. В. Падучева, И. П. Сусов, Ю. А. Сорокин, Е. Ф. Тарасов, Н. И. Формановская); книги лингвистов, исследующих побудительную семантику (Е. И. Беляева, Л. А. Бирюлин, А. П. Володин, А. И. Изотов, В. С. Храковский); работы, отражающие идеи лингвокультурологии и этнопсихолингвистики (Р. Т. Белл, Р. М. Блакар, А. Вежбицкая, Л. А. Городецкая, Анна Зализняк, К. О. Касьянова, В.В. Колесов, Л. П. Крысин, Т. В. Ларина, И. Б. Левонтина, Р. Льюис, Ю. Е. Прохоров, И. А. Стернин, Н. В. Уфимцева, Э. Холл, Г. Хофштеде,

A. Д. Шмелев и др.); исследования по современной и исторической грамматике русского языка (В. В. Бабайцева, В. А. Белошапкова,

B.В.Виноградов, Е. М. Галкина-Федорук, Е. И. Диброва, Г. А. Золотова, А. В. Исаченко, Т. П. Ломтев, А. М. Пешковский, A.A. Потебня, Ю. С. Степанов, О. Н. Трубачев, А. А. Шахматов, А.К. Шапошников, Л. В. Щерба).

Методологической основой работы является

лингвокультурологический подход к анализу материала, который предполагает в исследовании учет взаимосвязи языка и культуры, рассмотрение категории директивности как составляющей русской языковой картины мира.

В работе реализуются следующие современные подходы к изучаемому материалу: коммуникативно-прагматический, психолингвистический, лингвоэтологический, этнолингвокультурологический, функционально-полевый. Лингвоэтологический подход ориентирован на концептуальное

осмысление директивности и позволяет оценить речевое поведение с точки зрения его адекватности, эффективности, безопасности. Этнолингвокультурологический подход помогает рассмотреть национально-культурные средства коммуникации, формирующие в совокупности коммуникативный этностиль русских, а также факторы, предопределяющие его. Важными в исследовании являются и другие подходы, поскольку в диссертации все они синтезируются.

Научная новизна исследования заключается в том, что в нем впервые выявлено ключевое слово русской культуры «надо», дан его анализ с позиций этнопсихолингвистики и осуществлен интегрированный подход к данному феномену; обоснована двухъядерная структура функционально-прагматического поля русской директивности; описаны два базовых национально-культурных сценария волеизъявления и определено их диалектическое единство; доказана различная степень культурной разработанности модальных значений в русской языковой картине мира.

Теоретическая значимость данной работы для лингвокультурологии связана с открытием закона коммуникативного равновесия и установлением национальной специфики выражения волеизъявления в русском языке посредством двух этноспецифичных синтаксем, с аргументацией бинарности русской директивности, дуализма русской коммуникативной личности, с доказательством неоднородности модальной языковой картины мира русских.

Практическая ценность проведенного исследования проявляется в том, что его результаты позволяют глубже осознать происходящее в настоящее время изменение русской ментальное™ и могут быть использованы при повышении квалификации специалистов, подготовке вузовских курсов по лингвокультурологии, психолингвистике, деловой коммуникации, педагогическому общению, в ходе обучения русскому языку как иностранному.

Эмпирической базой исследования послужили директивные реплики-стимулы: корпус русских лингвистических единиц, отобранных из спонтанных диалогов, записей фрагментов педагогического общения, художественной литературы, Интернет-сайтов, газет, материалов Национального корпуса русского языка (далее НКРЯ). Анализировались единицы разной степени устойчивости, в том числе и фразеологизмы. Отбирались не только стереотипные формулировки, речевые штампы и клише при выражении волеизъявления, но и окказиональные образования, использовались данные опроса информантов (высказывания, построенные русскими коммуникантами на заданную тему), привлекались данные ассоциативного эксперимента. Общий объем проанализированного материала составил более 10 ООО единиц.

Единицей рассмотрения послужили реплики-стимулы, высказывания с побудительной семантикой, которые в работе называются директивами. Особенное внимание было уделено двум типам директивных конструкций в соответствии с предметом исследования: «двойного императива» и «ленивого директива» (термины предложены нами). Такие конструкции в работе называются синтаксемами. Синтаксемой считаем, вслед за Г.А.Золотовой, «минимальную, далее неделимую семантико-синтаксическую единицу русского языка, выступающую одновременно как носитель элементарного смысла и как конструктивный компонент более сложных синтаксических построений, характеризуемый набором синтаксических функций» [Золотова, 2006: 4]. «Ленивый директив» - это модально-инфинитивная конструкция типа слово категории состояния с модальным значением «надо» + инфинитив. Она противопоставляется типовому директиву и рассматривается как инфинитивно-предикативная модель со значением динамического состояния, этнокультуроцентричная синтаксема, имеющая системный коммуникативно-прагматический статус. «Двойной императив» представляет собой двухкомпонентную синтаксему-директив, состоящую из императива основного глагола и императива, смягчающего

прямое волеизъявление (императив + императив-десенсибилизатор). В работе выявляется прагматика, этимология, семантика, грамматика этих конструкций, рассматриваются компоненты прагматической, грамматической, ментальной парадигмы синтаксем, аргументируется их лакунарный характер. Таким образом, модели причисляются к экспликаторам культурного кода русских, эндонимичным конструкциям русской коммуникации.

В диссертации сделана попытка проанализировать причины возникновения и бытования в русском языке исследуемых моделей, рассмотреть синтаксемы с позиций диахронического подхода, приводятся доказательства в пользу исконности моделей. На этом основании выдвигается гипотеза о том, что исследуемые модели отражают процессы, происходящие в рамках русской языковой картины мира в начале нынешнего века.

Термин «русская языковая картина мира» в работе употребляется с долей условности: речь идет о российской, т.е. присущей всем носителям русского языка, независимо от национальной принадлежности, картине мира.

Основные положения работы, выносимые на защиту:

1. Категория директивное™ и речевой акт директива обладают яркой этноспецификой. Директивность русской коммуникации проявляется в частотности в употреблении директивов и многообразии их грамматического выражения. Важной чертой русской директивности является преобладание непаритетных речевых моделей.

2. Предикативно-инфинитивную модель выражения директива организует слово категории состояния. Именно оно определяет ее семантику, прагматику, черты идиоэтничности. Особая модальная семантика в синтаксеме связана с экзистенциальной побудительностью, что само по себе парадоксально. Модальность предикативно-инфинитивной директивной синтаксемы отражает неоднородность русской языковой картины мира и демонстрирует, что намерение и необходимость - ее важнейшие

составляющие, вместе с тем как долженствование представлено скудно. Диахроническое исследование показывает увеличение .меш:«о-конструкций и уменьшение надо- и дол-жно-конструкций в эпоху последнего тридцатилетия, опосредованно о