автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.03
диссертация на тему: Немецкая историческая проза 70-80-х гг. XX века. Поэтика жанров

Полный текст автореферата диссертации по теме "Немецкая историческая проза 70-80-х гг. XX века. Поэтика жанров"

На правах рукописи

Вилисова Татьяна Геннадьевна

НЕМЕЦКАЯ ИСТОРИЧЕСКАЯ ПРОЗА 70-80-х гг. XX ВЕКА. ПОЭТИКА ЖАНРОВ

Специальность 10.01.03 -литература народов стран зарубежья. Немецкая литература.

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Нижний Новгород 2005

Работа выполнена на кафедре мировой литературы и культуры Пермского государственного университета.

Научный руководитель:

кандидат философских наук, профессор Яшенькина Раиса Федоровна

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор

Фортунатова Вера Алексеевна

кандидат филологических наук, доцент Савина Валентина Владимировна

Ведущая организация:

Воронежский государственный Университет

Защита состоится "14" сентября 2005 г. в 14 часов на заседании диссертационного совета К 212.163.01 в Нижегородском государственном лингвистическом университете им. НА Добролюбова (603155 г. Нижний Новгород, ул. Минина, 31-а)

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Нижегородского государственного лингвистического университета (научный читальный зал).

Автореферат разослан до " 1" августа 2005 г.

Ученый секретарь диссертационного совета

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Диссертация посвящена исследованию немецкой исторической прозы 7080-х гг. XX века. Выбор темы исследования обусловлен возросшим интересом в современном литературоведении к жанрам «историзированной» прозы. Вместе с тем жанрово-типологические аспекты современных исторических повествований ' являются недостаточно изученными и заслуживают более пристального внимания.

Представленные в диссертационном исследовании произведения отражают одну из наиболее важных проблем в немецкой литературе последней трети XX в. - осмысление человеком себя в исторической перспективе. Серьезные изменения в общественной и политической жизни 1960-70-х гг. в ФРГ и ГДР, общее для обоих немецких государств ощущение исторического «застоя» позволили осознать эпистемологический кризис (М.Фуко), в котором оказались общественные и исторические науки. Литература этого периода сосредоточена на «критике цивилизации» (В.Эммер их), «ревизии» недавнего и более отдаленного прошлого, вновь становятся актуальными идеи Франкфуртской школы (ТАдорно, М. Хоркхаймер).

В отечественном и зарубежном литературоведении исследовательский интерес к авторам и произведениям, представленным в диссертационной работе, распределяется далеко не равномерно. Среди критиков и ученых-германистов наибольшей «популярностью» пользуется повесть Кристы Вольф «Кассандра». В библиографии X. де Вильд упоминается выше ста наименований работ, посвященных этой повести К.Вольф.1 Повесть Г.Грасса «Встреча в Тельгте» традиционно рассматривается в рамках грассовского творчества в целом, а потому характеризуется довольно бегло. За «Встречей в Тельгте» закрепилось определение «немагистрального» произведения грассовской прозы2. Таким образом, следует отметить, что, несмотря на обширную литературу по повестям К.Вольф и Г.Грасса, эти произведения с типологических позиций не рассматривались, и определение их жанровой природы тоже остается на сегодня открытым вопросом.

' Wild, de. Henk: Bibliographie der Sekundärliteratur zu Christa Wolf.- Frankfurt/M.: Berlin; Bern; New York: 'Bandes, Ute: Geschichten als Gegengeschichten./ B.U.: Günter Grass.- I.Auf!.- Berlin: Spieß, 1998

Далеко неоднозначно и определено в историко-литературном процессе Германии место С.Гейма. Основное внимание исследователи уделяют его политической деятельности, разговор же о литературном творчестве имеет чаще всего общий характер. В отечественной науке о литературе творчество С.Гейма практически не изучалось.1 Этот пробел в отечественной истории немецкой литературы существует до сих пор, несомненно, что творчество Стефана Гейма заслуживает более пристального внимания. В данной работе рассмотрены романы «Книга царя Давида» и «Агасфер». С ними связаны коррективы в существующем представлении об истории литературы ГДР, исследование их в значительной мере способствует жанрово-типологической характеристике как исторических повествований, так и жанровой характеристике литературного процесса.

Актуальность исследования, таким образом, обусловлена рядом причин. Исторические особенности развития последней трети XX в.: динамизм исторических процессов, кризисность развития эпохи НТР, драматизм противостояния социально-политических систем - обратили общественное сознание к проблемам истории. На этом фоне возрастает осознание необходимости «радикального изменения самого человеческого бытия»2. В 1970-80-е гг. ещё не ясно, что означает этот кризис: конец человеческого существования или формирование нового витка человеческой истории. Тезис, выдвинутый немецким философом К. Ясперсом в 60-е гг. XX столетия, становится определяющим для исторического восприятия человека конца ХХв.: «Понять, ощущая эту близость кризиса, себя и нашу современную ситуацию должно помочь нам знание истории»3. Одновременно с изменениями в общественном историческом сознании меняется характер реконструкции истории и её концепция в художественной литературе. Эти две составляющие меняют жанровую природу исторических повествований, их структуру, технику повествования и соотношение автора и изображаемого, обновляется взаимодействие с национальной традицией.

'Исключение составляет статья Г.Г, Ишимбаевой Переосмысление традиций (Иностранная литература

2 Ясперс К. Смысл н назначение истории. М, 1984 С. 241.

Объект исследования представлен наиболее значительными в художественном отношении немецкими историческими произведениями 197080-х гг. Работа ввтолнена на материале повестей «Встреча в Телыте» Г. Грасса (Das Treffen in Telgte, 1979), «Кассандра» Кристы Вольф (Kassandra, 1983) и романов С.Гейма «Книга царя Давида» (Der Kdnig David Bericht, 1972) и «Агасфер» (Ahasver, 1981). Непосредственным предметом изучения являются особенности жанровой и повествовательной поэтики современной немецкой исторической прозы.

Основная цель диссертации - исследовать поэтический мир вышеназванных повестей и романов и выявить концептуальные особенности изображения истории, обобщить типологические черты исторического жанра в литературе Германии 1970 - 80-х гг.

В ходе работы решались следующие задачи:

1. определить трансформации художественного историзма в немецкой прозе 70-80-х гг. XX века;

2. охарактеризовать формирование в ней нового типа художественного времени;

3. выявить методы реконструкции истории в больших и малых исторических жанрах;

4. дать анализ соотношению мифа и истории в немецких исторических произведениях.

Научная новизна исследования связана с тем, что в нем впервые в отечественном литературоведении предпринимается попытка типологического анализа большой и малой немецкой исторической прозы 1970-80-х гг.

Теоретико-методологическая основа работы. Объект исследования -исторические произведения 1970-80-х гг. - рассматривается одновременно в двух теоретических аспектах: поэтологической индивидуальности и жанровой общности исторической прозы. Соединение анализа жанровой и повествовательной поэтики отдельных произведений с системным подходом к изучению литературного произведения, сформировавшимся в российском литературоведении благодаря работам М.М. Бахтина, Д.С. Лихачева, М.М. Гиршмана, Н.Л, Лейдермана, Ю.М. Лотмана, Л.М. Цилевича и др. исследователей представляется методологически весьма плодотворным. В

исследовании особенностей историзма в немецкой исторической прозе привлекаются также историко-теоретические и историко-философские исследования Т.Адорно, М.Хоркхаймера, В.Беньмина, Г.Блуменберга, М.Фуко, М.Блока, Ф.Фукуямы, Х.Уайта. Анализ художественных произведений строится на принципах сравнительно-исторического метода, метода генеративной поэтики, а также системного подхода к литературному произведению как художественной целостности.

Теоретическое значение диссертационного исследования состоит в комплексном анализе развития немецкой исторической прозы, предшествующему её новому этапу, который приходится на 70-80-е гг. XX века. Большая и малая историческая проза исследуемых авторов характеризуется концептуальным единством, которое выражается, прежде всего, в структуре художественного конфликта и художественного времени. На основании структурной и концептуальной общности анализируемые произведения могут быть выделены в единую - метаисторическую - жанровую группу. Высокий философский уровень произведений, обращение писателей к мифу, авторский интерес к закономерностям исторического развития и роли человека в истории, осмысляются также как характерная особенность литературного процесса второй половины XX века.

Важную теоретическую значимость имеет идея «метаисторичности» конфликтов анализируемых произведений, которая определяется как жанровый знаменатель немецкой исторической прозы (её надисторическая панорамность изображения), и осмысляется как авторский метод работы с историческим материалом (парадигматическое моделирование истории).

Практическая значимость работы определяется возможностью использования её материалов и выводов в вузовских курсах истории зарубежной литературы XX века, истории немецкой литературы, культурологии, в курсах специализации по поэтике исторического жанра, а также в научных исследованиях, направленных на изучение исторической прозы в мировой и национальных литературах.

Апробация материалов диссертации проводилась в ходе выступлений с научными докладами на заседаниях кафедры мировой литературы и культуры Пермского госуниверситета и на межвузовских и международных конференциях.

Материалы диссертации апробировались также в рамках курса «История немецкой литературы после 1945 года» для студентов ПГУ специальности «Лингвистика. Межкультурная коммуникация» (Ш—IV курсы) в 2000-2003 гг. Основные положения диссертации нашли отражение в пяти публикациях автора.

Структура и объем диссертации. Диссертация состоит из введения, трех глав и заключения. Список использованной литературы включает в себя 190 наименований.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении обосновывается актуальность темы, осмысляется степень её научной разработанности, формулируются предмет, цель и задачи работы, дается обзор критической литературы, обозначаются новизна, теоретическая и практическая значимость исследования, определяются методы и структура работы.

В Главе I «Немецкая историческая проза 1970-80-х гг. в историко-литературном контексте» осмысляются формирование и развитие исторического жанра в Германии, трансформации классической модели историзма и структуры художественного времени в современных исторических произведениях; специфика развития немецкой исторической прозы в 70-80-е гг. XX в. рассматривается в её связи с мировым литературным процессом.

Принцип историзма как осознанное отношение к особенностям исторического времени утверждается в немецкой литературе в период романтизма. Если йенские романтики выступают как историки культуры и искусств, то в период позднего романтизма на первый план выходит проблема отношения индивида к нации и методы воссоздания исторического колорита Размышления о движущих силах истории, независящих от человека, носят, скорее, интуитивный характер. Метод В. Скотта, основополагающий в мировой исторической прозе XIX в., не нашел среди немецких романтиков серьезного' отклика. Интерес гейдельбергских романтиков (Новалис, Брентано, Арним, Гауф) к национально-исторической проблематике, их поэтика исторического («густейший жанризм», повышенный интерес к «субстанции народной жизни») находят художественное воплощение как «фольклор цивилизации» (Н.Я. Берковский).

Более последовательную реализацию принципа историзма в немецкоязычной литературе можно проследить во второй половине XIX в. Этот процесс связан с именами Гейне, Раабе, Фонтане, Швейхеля, Риля, Фрейтага, Хезекиля Мюльбаха, Эберса, Дана. Национальная специфика исторической прозы позволяет говорить о разных её вариантах в немецкоязычной литературе: немецкий, швейцарский (Г. Келлер, К.Ф. Мейер), австрийский (А. Штифтер, Ф. Грильпарцер, Ф. Верфель, М.Брод, Й. Рот).

Историки немецкой литературы единодушно отмечают: расцвет немецкого исторического жанра приходится на 20-30-е гг. XX в. Это было время поиска новых художественных средств, способных отразить сложный кризисный характер времени. Основное направление поиска связано с последовательной интеллектуализацией прозы и появлением романа исторических аналогий (Л.Фейхтвангер, Г.Манн, С.Цвейг).

Для понимания художественных особенностей немецкой исторической прозы 1970-80-х гг. важно подчеркнуть типологическое сходство общественно-политических ситуаций в 20-30-е гг. и 70-80-е гг. XX в. Чувство дезориентации, утрата веры в ценности мира, который рушится на глазах, заставляют общественное сознание вырабатывать новые ценностные ориентиры и, как следствие, пересматривать свое отношение к прошлому. Поиски смысла истории становятся насущной задачей художественного творчества.

Обзор исторических повествований в югославской, чешской, американской, английской литературах 1970-80-х гг. позволяет сделать вывод об актуализации исторической темы как закономерности литературного процесса последней трети XX в. С известной долей уверенности можно также говорить о «превращении» исторического жанра в «форму интерпретации жизни» (А. Г. Баканов). В мировой исторической прозе обозначенного периода возникают новые художественные модели освоения исторической действительности, тяготеющий к условно-историческому типу.

В немецкоязычной литературе исторические произведения остаются на периферии литературного развития. Однако мы становимся свидетелями активизации интереса к исторической теме (вымышленные и аутентичные (авто)биографии, «роман эпохи», истории цивилизации).

В теоретическом осмыслении немецкой исторической прозы 1970-80-х гг. мы опираемся на работы И.К. Горского, Б.Г. Реизова, С.И. Кормилова и А.А. Вельского1, которые внесли ценный вклад в разработку теории исторических жанров и представляют исторические произведения, ставшие классикой исторического жанра. В общетеоретических вопросах типологии жанров современной ретроспективной прозы мы используем наблюдения Г.Петерса, А.Доплера, Г.Гепперта, К.Йенсена, К.Г.Петцольда2, а также отечественных ученых Г.Н. Поспелова, Л.В. Чернец и А.Г. Баканова3.

Специфика современной немецкой ретроспективной прозы заключается в том, что история рассматривается теперь не только как непосредственный предмет изображения, но и как философская категория. Писатели отказываются от «реальности наизусть» (Т.Адорно), переносят акцент с человека в истории на историю в человеке. Одним из наиболее важных проявлений авторской исторической концепции в произведении является, по нашему мнению, его пространственно-временная организация.

В литературе XX в. представления о природе времени, несомненно, усложняются. Кризис классического рационализма ставит под сомнение однозначную причинно-следственную связь событий и линейное движение времени. В исследуемых произведениях отчетливо прослеживается связь с традицией Т. Манна, его образом «колодца времени». Погружение сквозь временные пласты позволяет сопрягать события, разделенные значительной временной дистанцией. Возрастает авторский интерес к процессам исторической памяти.

1 Вельский A.A. Английский роман 1800 -1810-х гт. Пермь, 1968; Вельский А.А О соотношении конфликта

и сюжета в исторических романах В.Скотта 1810-х годов («Уэаерли», «Пуритане», «Роб Рой»)./ Ученые записки Пермс.у-та, т.23,вып.2,1962; Горский И.К. Польский исторический роман и проблема историзма. М., 1963; Горский И.К. Исторический роман Сенкевича. М., 1966; Литературная энциклопедия терминов и понятий. М.,2001;Реизов Б.Г. Творчество Вальтера Скотта. M.; JI, 1965; Реизов Б.Г. Французский исторический роман в эпоху романтизма. M, 1958; Кормилов С.И. Художественный историзм как теоретическая проблема И Филол.науки. 1977.- №4; Яшенькина Р.Ф. Становление историзма в западноевропейской литературе XIX века: Учеб.пособие по спецкурсую. Пермь, 1977. г Jenssen G. Der historische Roman. Hamburg, 1954, Peters H.G. Geschichte als Dichtung // Neue Deutsche Hefte. 1963. № 1, s. 16, Geppert H.V. Der "andere" historische Roman. Tübingen, 1976. S. 2-4, Pätzold K.G. Historischer Roman und Realismus. Regensburg, 1977, S. 11, Doppler A. Historische Eteignisse im Österreichischer Roman // Geschichte in der österreichischer Literatur des 19. und 20. Jahrhunderts. Wien, 1970. S. 3, Schiffeis W. Geschichte(n) erzählen. Kronberg/Ts.., 1975. S. 156.

3 Поспелов Г.Н. Взаимодействие литературных направлений и художественных методов // Творческие методы и литературные направления. Москва, 1987; Чернец Л.В. Литературные жанры (проблемы типологии и поэтики). М., 1982; Баканов А.Г. Современный зарубежный исторический роман. Киев, 1989.

Общим для анализируемых исторических повествований является использование хронотопа «исторического перекрестка», что позволяет совместить линейные и циклические характеристики времени. Основной акцент делается на внутреннюю структуру произведений. На основе типологического сходства между разными историческими этапами авторы представляют историю как модель исторического развития человечества.

Завершая анализ немецкой исторической прозы 1970-80-х гг. мы приходим к выводу, что из целого ряда исторических повествований повести «Встреча в Тельгте» Г. Грасса (Das Treffen in Telgte, 1979), «Кассандра» Кристы Вольф (Kassandra, 1983) и романы С.Гейма «Книга царя Давида» (Der Konig David Bericht, 1972) и «Агасфер» (Ahasver, 1981) могут быть выделены в единую жанровую группу на основании структурной и концептуальной общности.

В Главе II «Немецкая историческая повесть 1970-80-х гг.: история как восприятие и концепция» изучается малая историческая проза на примере повестей «Кассандра» Кристы Вольф и «Встреча в Тельгте» Гюнтера Грасса, акцент делается на двуплановости художественного конфликта. Выявлено, что в данных произведениях активизируется вечное начало, социально-историческое оттесняется на второй план и приобретает черты исторической условности. Исторический конфликт, изображаемой эпохи, поворачивается своей вневременной стороной. Таким образом, авторы произведений выстраивают модель исторического развития.

В первом параграфе «Повесть Кристы Вольф "Кассандра": голоса истории и историческая рефлексия» рассматривается повесть К. Вольф «Кассандра» («Kassandra», 1983). Критический взгляд писательницы направлен в повести на мифологическую эпоху. В 70-е гг. вновь становятся популярными антицивилизаторские идеи Франкфуртской школы, широкий резонанс получает критика современной технократической цивилизации. К.Вольф обращается к мифу с целью разыскать корни современной цивилизации и понять: был ли у человечества другой путь развития.

В основу повести положен миф о Троянской войне. В своей работе автор опирается на многочисленные мифологические источники1, писательница ставит

1 «Орестея» Эсхила и «Трояшси» Еарипида (в различных изложениях), «Греческая мифология» Ранке Гравеса, «Илиада» Гомера, по мнению М. Фурмана в этот ряд необходимо добавить и

перед собой задачу понять - кем была Кассандра прежде, чем она стала объектом художественного повествования, ввести её образ в социальные и исторические координаты. Следуя повествовательной «технике плетения» (термин К.Вольф, определяемый автором как «грамматика многократных одновременных отношений» в «произведение-сетке»), К.Вольф создает неповторимый образ исторического времени. Демифологизируя легенду, К.Вольф размышляет о возможных экономических и психологических причинах, заставивших троянцев вступить в войну с греками.

В повести Кристы Вольф представлены два исторических конфликта: глобальный и локальный. Первый связан с культурным переломом - сменой матриархата патриархатом. Второй представляет борьбу за выход в Босфор между ахейцами и троянцами, который в итоге приводит к Троянской войне. Оба конфликта оттеснены на задний план индивидуальной, частной историей Кассандры. Основная задача этого раздела понять - является ли история Кассандры, представленная крупным планом, структурно- или жанрово-образующим приемом повествования.

К.Вольф исходит из убеждения, что в Троянском мифе отображен переходный этап к патриархальным общественным структурам, которые составляют основу современной цивилизации. Предположение К.Вольф, что историю Кассандры можно прочитать как историю женщины на стыке времен, ведет к последовательному противопоставлению мужской и женской линий в истории. Переход от матриархата к патриархату, логическое осуществление мужского принципа, как показано в повести, является концом человека как морального существа. Противовес мужским недостаткам в «Кассандре»

образуют не женские, а общечеловеческие ценности - «гуманистическое

1

измерение» .

Повествование о войне от лица женщины обусловливает демифологизацию героического дискурса. В монологе Кассандры представлен последовательный анализ изнанки войны - её идеологии и быта, психологии её участников. Избирательность исторического знания - важный мотив в исследуемых

' Geschichte der deutschen Literatur von 1945 bis zur Gegenwart / hrsg. von W.Barner; München:

исторических произведениях. Кассандра утверждает, что история - это однобокий взгляд на прошлое - взгляд победителей.

Таким образом, исторически-конкретное и исторически-условное оказывается тесно взаимосвязанным. Демифологизация легенды о Трое направлена на поиск её исторических корней, а психологизация мифа открывает метаисторическое измерение в историко-мифологической повести Кристы Вольф «Кассандра».

Главное направление анализа повести «Встреча в Тельгте» («Das Treffen in Telgte»,1979), представленное во втором параграфе «Особенности исторической реконструкции и пафос повествования в повести Гюнтера Трасса «Встреча в Тельгте»», - выявить особенности решения художественного конфликта и средства его воплощения.

Повесть Г.Грасса «Встреча в Телыте» - яркий пример реализации исторической концепции автора. История как процесс всегда интересовала писателя. Г.Гросс понимает историю как процесс нагромождения разнонаправленных энергий, что нередко приводит к абсурдным проявлениям, -в этом своеобразие исторической механики. В повести, как и в других своих произведениях, писатель не сглаживает противоречия, наоборот, он идет по пути столкновения абстрактных фактов официальной истории с чувственной реальностью. Демифологизируя официальную историю, приватизируя её, Грасс создает контристорический проект. При этом образ большой истории не сужается до рамок частной жизни.

В основу повести положена вымышленная встреча поэтов барокко, которые всерьез озабочены судьбой Германии, но не забывают и проблемах литературного творчества. Исторический план повести имеет двухуровневую структуру. Он включает в себя историю официальную (даты, известные события, имена князей посланников, поэтов, их литературные произведения) и неофициальную. Неофициальная сторона истории представлена исторически-достоверным бытописанием и вымышленным сюжетным действием. На стыке этих частей находится литературный пласт (литературные образы, аллюзии, скрытые и явные литературные цитаты).

Ярко и жизненно изображен в повести XVII в. и его главное событие в культурно-исторической жизни Европы - Тридцатилетняя война. Тем не менее

анализ повести показывает, что введение в произведение литературной основы и постановка вечных проблем придают историзации условный характер. Внутренним центром произведения, определяющим движение внешнего действия, является внеисторический конфликт - попытка собравшихся поэтов примирить мечту о мире с действительностью. Сюжетная линия написания манифеста тесно связана с грассовской концепцией деятельного писателя, который, прежде всего, живет в своем времени. Для автора повести любой человек лицо историческое, он - не только жертва, но и деятель, не только наблюдатель, но и творец. Поэтому главным представляется поэтам осознание своей сопричастности истории, в широком смысле этого слова.

Вымысел автора имеет продуктивный характер, он претендует на статус «более точных фактов», усовершенствует историческую картину. В повести таким образом предстает «живая» домысленная история. Вымышленные события тесно переплетаются с документальными фактами и значительно уплотняют историческую информацию.

При прочтении повести возникает множество ассоциативных связей, которые создают поле напряжения между временными планами - прошлого и настоящего - и выводят текст на вечный уровень, являющийся стержнем повествования. Историческая условность достигается несколькими способами. Двуплановость повести создается не только за счет её литературной основы. Грасс ведет рассказ от лица повествователя-хроникера, который одновременно является и его современником. Межуровневая позиция повествователя предполагает и особую структуру художественного времени. Автор работает по временной «формуле» - «Vergegenkunft» («пронастущее»), которая предполагает связь не только прошлого и настоящего, но и вектор будущего, реализуемый в повести через утопические элементы. Повесть Грасса - это ещё один вариант «мифологизации истории как формы возможного»1. Историческая циклизация времени понимается писателем не как «дурная бесконечность». Каждый новый цикл открывает человеку новое поле деятельности. Основу антиидеологической и антиидеалистической концепции Грасса составляет миф Камю о Сизифе. Сизифа, сбегающего с горы за камнем, писатель видит счастливым человеком.

1 Rempe-Thiemann N. Günter Grass und seine Erzählungsweise: zum Verhältnis zwischen Mythos und

literarischer Struktur.-Bochum: Brockmeyer, 1992 (Bochumer germanistische Studien. Bd 2). S. 135,141.

Структурообразующей идеей третьей главы «Человек в потоке истории в романах С.Гейма "Книга царя Давида" и "Агасфер"» является исследование диалектического сближения «орбиты» исторического романа с постмодернистской концепцией истории, как на содержательном, так и на формальном уровнях на примере двух романов С.Гейма ("Der Kanig David Bericht", 1972; "Ahasver", 1981). Эти произведения, по общему признанию зарубежной критики, являются вершиной творчества писателя, однако в отечественной науке о литературе они ещё не изучены. Впервые рассматривается нами с жанрово-типологической точки зрения роман «Книга царя Давида». Роману посвящен параграф «Деструкция библейского мифа и демифологизация истории в романе Стефана Гейма «Книга царя Давида»».

СГейм охарактеризовал свой роман, как «три в одном»: «Книга царя Давида» - это библейский, исторический и актуально политический роман.

Как и в повестях К.Вольф и Г.Грасса в романе «Книга царя Давида» исторический конфликт представлен двупланово: глобально и локально. С одной стороны, изображается смена эпох, формирование праобраза современной цивилизации. На исторически-конкретном уровне представлена борьба за власть между племенными старейшинами и первыми царями раннеизраильского государства, которая в итоге заканчивается централизацией власти при Давиде. Основная задача жанрово-поэтологического анализа романа - определить структуру соотношения исторического и художественного конфликтов и средства их воплощения.

Социокритическая направленность романа несомненна, однако она не представляет основного уровня текста. Гейм ведет игру ироничную и философскую одновременно, которая направлена на демифологизацию истории и истореписания и предполагает глубокую историко-философскую рефлексию. Автор, как историк, убежден, что абсолютная правда невозможна, что истина складывается из множества субъективных восприятий. Официальная и общепринятая история рассматриваются как мифотворческий вариант, созданный вследствие «фильтрации» информации: то, что нам известно, -только верхушка айсберга. Основным принципом работы С.Гейма с историческим и мифологическим материалом является литературно-критический метод, который включает в себя психологическую разработку характеров и

мотивов поведения. Он позволяет также обнаружить в исходном тексте источника противоречия, которые подчеркиваются и заостряются автором. Таким образом, даже имеющаяся фактическая информация используется не столько для создания исторически достоверного образа времени, сколько для деструкции существующего традиционного представления об исторической эпохе. Этот метод работы с историческим материалом использует и главный персонаж романа, историк Ефан. Исторические разыскания Ефана определяются центральным для него вопросом: каким человеком был Давид, что им двигало, к каким целям он шел. Сама постановка вопроса подчеркивает условность изображения исторической ситуации. «Для СГейма нет иного пути к истории Давида, как через тест Библии»1, однако Давид СГейма - это не библейский и не исторический образ, это третий Давид - Давид Ефана.

Стержнем романа, вокруг которого строится сюжетное действие, является история восхождения и правления Давида, представленная в романе в двух альтернативных вариантах: с точки зрения царской комиссии и с точки зрения Ефана. На расхождениях в официальном и субъективном - поэтическом -видении истории строится глубинный уровень конфликта.

Продолжая историко-мифологическую традицию Т.Манна, автор изображает путь историка Ефана как попытку добраться до «корней дерева» исторического знания, которая приводит к последовательной демифологизации официальной истории. Политическая история понимается писателем как миф, с ней связана линия иронии в романном повествовании.

Романное время имеет сложный характер и представляет собой слияние архаического цикличного и библейского линейного времен. Ориентиром хода большого времени служит указание на время правления того или иного царя. Точных исторических дат нет, некоторая конкретика вносится через соотнесение малых и больших исторических событий. Частная и общественная история идут рука об руку.

Большое место в исторической концепции автора занимает проблема исторической ответственности, которая реализуется в романе через образ Ефана. Слабый маленький человек, как показывает автор, способен сделать то, что

1 Walter, Dietrich: Von einem, der zu viel wusste. Versuch über Stefan Heyms "König David Bcricht'V W.D.: Wort und Wahrheit. Studien und Interpretation alttestamentischer Texte. Neukirchen:

оказалось не под силу всемогущему Давиду. Умение противостоять натиску времени определят место человека в истории. Для Гейма человек - не творец в истории, но деятель, в планы которого само время вносит поправки. Таким образом, история - не просто сумма частных воль, а их кривая.

Утопический элемент - поиск неосуществленных возможностей в прошлом и устремленность в будущее - неотъемлемая часть немецкой исторической прозы 70-х гг. Обращает на себя внимание идеализация автором далекого прошлого и даже будущего в сравнении с несовершенным настоящим. Однако неудачи представляются Гейму временными, все в руках человека.

Анализ исторического романа «Агасфер» в параграфе «Роман Стефана Гейма «Агасфер»: полемика религий и поиск нравственного абсолюта» определен двумя проблемами. Первостепенным является вопрос о соотношении исторического и философского уровней конфликта и средствах его воплощения. Важно также понять авторский поиск адекватных средств выражения и выбор повествовательной техники. Особенности повествования и историко-литературный контекст создания романа ставят его исследователя перед вопросом: можно ли считать «Агасфер» С.Гейма постмодернистским историческим романом.

С.Гейм интегрирует легенду о Вечном жиде в огромный историко-социальный пласт, который должен представить динамику развития человека. Произведение имеет сложную многоуровневую композиционную структуру, что отражается и на пространственно-временной организации романа. Романное действие разворачивается на небесном и земном (историческом и мифологическом) уровнях. История представлена автором фрагментарно, отдельные исторические эпизоды выстраиваются в парадигматический ряд, конкретизируют и варьируют мифологическую ситуацию. История человечества изображена на фоне вечности «как эпизод более глобального устройства -космоса»1. Исторический уровень романа является «ареной», где разворачивается основная борьба двух важнейших принципов мироустройства. Небесный порядок проецируется и конкретизируется в главах исторического

1 Ecker Н.-Р. Poetisierung als Kritik. Stefan Heynis Neugestaltung der Erzählung vom Ewigen Juden.

-Tubingen: Narr, 1987. (Beiträge zur Sprach-und Literaturwissenschaft. Bd. 13). S. 91.

уровня. Этот метод реконструкции истории концептуально близок принципу «вращающейся сферы» Т. Манна.

Особое значение для понимания романа имеет его первая глава, определяющие действие и финал произведения.

Система организации действия и образов в романе определяется двойной оппозицией: с одной стороны, Бог и поверженные ангелы, с другой, - Агасфер и Люцифер. Сквозные образы поверженных ангелов «скрепляют» романное действие, уровни которого вполне могли бы быть отдельными книгами.

У каждого романного уровня свои особенности временной и пространственной организации. В основу романа положена эсхатологическая рамка, на фоне которой смешиваются время линейное и циклическое; автор постоянно меняет перспективу повествования, добивается столкновения точек зрения, акцентирует их несовпадение. Гейм последовательно дезориентирует читателя, его цель - достичь эффект «когнитивного диссонанса».

Историческая концепция писателя строится на убеждении, что существуют некие метасилы, формирующие историю. Символическая конкретизация этих сил (Люцифер -Лейхтентрагер, Агасфер - Вечный жид) открывает в произведении мифологическое измерение. Однако эти силы не прибывают вечно в своей праобразности. История в романе предстает как результат взаимодействия и осуществления этих сил.

Таким образом, мифологическая основа образует смысловой горизонт романа и дает ключ к его пониманию. Для автора миф является константой, которая позволяет упорядочить разнородный материал произведения (легенда, религия, наука, факты, вымысел) и организовать его в единый текст.

История человечества представлена в романе «Агасфер» глазами падшего ангела - это история падения человека, человеческой морали, а также история борьбы за «моральную максиму». Таким образом, «Агасфер» С.Гейма - не постмодернистский роман, хотя вполне мог бы им быть. Общность формально-содержательных аспектов не подкрепляется пафосом повествования. Разрушение смыслов в романе автор инициирует с созидательным намерением. Стефан Гейм находится в поиске общеисторической идеи, тогда как для «чистого» постмодернизма история завершена и лишена смысла окончательно и бесповоротно.

В Заключении формулируются основные итоги диссертационного исследования.

Проанализировав наиболее значимые для обозначенного периода в истории немецкой литературы исторические романы и повести на идейном, сюжетно-композиционном уровнях, а также на уровнях жанровой семантики, системы образов, символики и поэтики повествования в целом, мы можем выделить данные произведения в метаисторическую жанровую группу на основании структурной и концептуальной общности произведений. Доминирующим жанровым аспектом мы вслед М.М. Бахтина считаем «жанровую сущность» произведений1. Содержательная форма немецкой исторической прозы 1970-80-х гг. определяется категорией художественного времени, его метаисторическим наполнением. Определение данной прозы как метаисторической обусловлено стыковкой исторических и онтологических жанров. Метаисторизм характеризует одновременно и новое эстетическое качество исторического повествования (надисторическую панорамность изображения) и авторский метод работы с историей (построение моделей исторического развития на основе типологического сходства между разными этапами истории).

Подводя итоги, следует остановиться на жанровых особенностях исторического романа и исторической повести в немецкой литературе 1970-80-х гг. Современная историческая повесть характеризуется:

- углублением её познавательно-аналитической основы и психологического начала - более значимым оказывается субъективное восприятие истории, которое противопоставляется истории официальной;

- сосредоточенность на предмете изображения позволяет увидеть новое в ставшем традиционном;

- сохраняется изначальная ориентированность повести на устную основу, речевая стихия выдвигает на первый план рассказчика-хроникера;

- неизменной остается сосредоточенность повести на бытийности, а не на событийности.

' М.М. Бахтин трактует «жанровую сущность» как структуру художественного конфликта и изображение «общего состояния мира». См.: Бахтин М М. Эстетика словесного творчества. М., 1975. С.332

Немецкий исторический роман - «это сложно определяемый, но развивающийся прозаический жанр»1, его основные приметы:

- развернутость эпического повествования - сложносюжетная, многофигурная картина, центром которой является человек, осмысляющий себя в истории;

- многоголосье, полифонизм повествования позволяет авторам сталкивать разные точки зрения;

- наличие увлекательной художественной интриги;

- некоторая затянутость и «рыхлость» повествования в сравнении с лаконичной повестью.

Все перечисленные приметы немецкой исторической прозы сливаются в её главной тенденции - философско-нравственном осмыслении истории: её истоков, хода, итогов, в стремлении понять смысл новой эпохи.

На основе анализа немецких исторических жанров 70-80-х гг. XX века можно сделать выводы об особенностях художественного историзма. Исторические концепции разных писателей, несмотря на их индивидуальные различия, отмечены общностью критического отношения к современному состоянию мира, неприятием ценностей технократической цивилизации. Поиск нереализованных исторических возможностей обусловливает возвращение к историческим «перекресткам» и формирует «инверсионный историзм» современных исторических повествований, акцентирует философский характер произведений.

К трансформации художественного историзма, в структуре которого теперь доминирует вечное начало, приводит сосредоточенность писателей на исторических закономерностях. Конкретно-историческое время используется как поле для постановки и проверки своих гипотез. С точки зрения дня сегодняшнего, учитывая нереализованный потенциал истории, авторы строят утопический вектор в будущее. Так, художественное время в повести Г.Грасса является примером высшей степени взаимопроницаемости времен («Vergegenkuft» - пронастущее). Нужно отметить, что историческая оценка авторами прошлых и современных обстоятельств инициирует катастрофическую

1 Metzler-Literaturlexikon: Stichwörter zur Weltliteratur./ Krsg. von Guuther u. Irmgard Schweikle. -

«футурологию произведений»(С.И. Кормилов), хотя «принцип надежды» (Э. Блох) не отменяется полностью. Налицо также тенденция к уплотнению времени в ходе • философского осмысления истории через одновременное возрастание субъективного и документального аспектов.

Интерес к человеческому фактору в истории, разработка исторической этики через постановку нравственной проблемы исторической ответственности ведут к подчеркнутой условности повествования и отказу писателей от исторической однозначности. Сложный характер взаимодействия частной и общественной истории вызывает у авторов особый интерес и желание понять механизм и логику их хитросплетений.

Отказ от оптимизма концепции исторического прогресса связан с пониманием истории как одностороннего совершенствования человека и его морального упадка, с идеализацией прошлого и возможного будущего, с дегероизацией войны, культа героев и сильных мира сего.

Ирония и карнавальность являются отличительной чертой современного исторического повествования. Они выполняют функцию введения в текст произведения авторской оценки; а именно, «выражают неограниченную свободу современного художника по отношению к традиционной системе символов, давно потерявшей свою обязательность, но сохранившей сьою привлекательность как средство метафоризации тех элементов в современном сознании, которые принимаются писателями в качестве вечных и универсальных»1.

Эти идеологические константы обусловили поэтические особенности немецкой исторической прозы 1970-80-х гг.:

- Моделирование истории через повторяющиеся типологические ситуации, введение вечных образов и сюжетов.

- Прорисовка через исторический конфликт конфликта глобального, внеисторического, что отодвигает социально-историческое содержание произведений, реконструированное жизненно и правдоподобно, на второй план.

- Синтез онтологической масштабности в изображении истории с глубиной психологических характеристик частной жизни; подчеркнуто

1 Мелетинский ЕМ. Поэтика мифа. М., 1976. С. 329.

субъективная подача исторических событий (демифологизация официальной истории и её последовательная приватизация; субъективизация исторического восприятия - взгляд на большую историю «снизу» - как более достоверный способ реконструкции истории, повествователь нередко выступает в роли очевидца описываемых событий).

- Выбор «рубежных коллизий», поиск ситуаций на «исторических перекрестках».

- Многоуровневая структура конфликта как следствие перестройки пространственно-временных характеристик произведений; взаимодействие вечного и конкретно-исторического реализуется в метаисторическом хронотопе (современный исторический кризис как отголосок немыслимо далекого прошлого); уплотнение художественного времени происходит за счет философской «нагрузки».

- Активизация игрового начала, сближение исторического жанра с постмодернистской поэтикой (мифологические и литературные образы в поле притяжения-отталкивания литературной традиции, нередко писатели вводят фиктивные документы, смешивают исторические события и вымысел с целью конкретизации исторических фактов - переигрывают общеизвестную историю).

Перечисленные характеристики говорят о поэтологическом обновлении жанрового наполнения немецкой исторической прозы 70-80-х гг. XX века и подчеркивают её положение на стыке исторических и онтологических жанров.

Приведенные положения выносятся нами на защиту.

Основное содержание диссертации отражено в следующих публикациях:

1. Повесть Понтера Грасса «Встреча в Тельгте»: особенности исторической реконструкции и пафос повествования // Проблемы метода и поэтики в зарубежных литературах: Межву.сб.науч.тр./ Перм.ун-т. - Пермь, 2003. С. 89105.

2. Немецкая историческая проза 70-80-х гг. XX века // Традиции и взаимодействия в мировой литературе: Межву.сб.науч.тр./ Перм.ун-т. - Пермь, 2004. С. 169-175.

3. Ситуация на стыке культур в повести К.Вольф «Кассандра» // Зарубежная литература: проблемы изучения и преподавания: Межвуз.сб. науч.тр./ Вятский ун-т.-Киров, 2005. С.183-188.

4. Исторические романы Стефана Гейма «Книга царя Давида», «Агасфер»: демифологизация истории и историческая рефлексия // Филологические заметки: Межвуз. сб. науч. тр./ Перм. ун-т, ун-т в Любляне. - Пермь, 2005. Вып.4. (0,6 п.л., в печати).

5. Миф как метаязык литературы XX века (новая волна ремифологизации в немецкой литературе 70-80-х гг.) // Изменяющийся языковой мир: Тез. докл. междунар.науч.конф. (Пермь, Перм.ун-т, 12-17 ноября 2001г.) Перм.ун-т -Пермь, 2001. С. 36-39.

Подписано в печать 2.7-0С.оС.формат 60x84 1/16. Печать офсетная. Усл. печ. л. I,Тираж 100 экз. Заказ № 25Л. 614990, г. Пермь, ул. Букирева, 15. Типография Пермского университета.

12 №005 ¿'

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Вилисова, Татьяна Геннадьевна

Глава I. Немецкая историческая проза 1970-80-х гг. в историко-литературном контексте.

Глава II. Немецкая историческая повесть 1970-80-х гг.: история как восприятие и концепция.

1. Повесть Кристы Вольф «Кассандра»: голоса истории и историческая рефлексия.

1.1. Особенности повествования: миф, интроспекция, поливалентность формы.

1.2.История Кассандры на стыке времен.

1.3.История Кассандры - история войны и гибели Трои глазами женщины.

1.4.История Кассандры - история сильной женщины, путь к себе.

2. Особенности исторической реконструкции и пафос повествования в повести Гюнтера Грасса «Встреча в Тельгте».

2.1.Особенности повествования- демифологизация истории.

2.2.Исторический план повести Гюнтера Грасса «Встреча в Тельгте».

2.3.Вечный план повести Гюнтера Грасса «Встреча в Тельгте».

Глава 111. Человек в потоке истории в романах С.Гейма «Книга царя Давида» и «Агасфер».

1. Деструкция библейского мифа и демифологизация истории в романе Стефана Гейма «Книга царя Давида».

1.1.Особенности повествования: средства демифологизации истории и историческая рефлексия.

1. 2.История царя Давида.на.стыке времен,.архаического и нового.

1.3.История Давида глазами свободного художника и проблемы истореписания.

1.4.История Давида: реальность и утопия.

2. Роман Стефана Гейма «Агасфер»: полемика религий и поиск нравственного абсолюта.

2.1 .Особенности повествования: история в постмодернистском измерении.

2.2.Мифологическое измерение в романе С. Гейма «Агасфер».

2.3.Историческое измерение в романе С.Гейма «Агасфер».

Введение диссертации2005 год, автореферат по филологии, Вилисова, Татьяна Геннадьевна

Современная литература —понятие, определяемое неоднозначно. История современной литературы - это континуум, замыкание предмета между двумя временными точками во всей его совокупности.

Перед каждым исследователем современной литературы стоит «классическая проблема "последней" главы» (В.Барнер), поэтому целесообразно прежде всего ограничить объект исследования. Речь пойдет о немецкой литературе 1970-80-х гг. Во-вторых, необходимо обрисовать область литературы, в которую «вторгается» исследователь. В данном случае нас интересует историческая проза. И третий шаг на пути укрупнения объекта - это шаг к конкретным именам: Криста Вольф, Стефан Гейм и Гюнтер Грасс.

Приступая к исследованию любого этапа современной немецкой литературы (подразумевается период с 1945), считаем целесообразным оговорить ряд формулировок, которые могли бы показаться досадными неточностями или стать предметом спора в связи с дискуссиями о подходе к истории литературы этого периода, которые разгораются после объединения Германии.

Крах «великой системы идеологического противостояния» (Д. Затонский) позволяет осмыслить литературный процесс в Германии после 1945 без идеологических клише, что, несомненно, требует теоретического переосмысления и расширения методологических подходов к данному этапу. Историк немецкой литературы В. Эммерих описывает эту ситуацию через противоречие, перед которым оказывается исследователь. С одной стороны, нельзя игнорировать факт идеологизации литературы, что привело бы к искажению исторической ситуации в целом; с другой — было бы ошибочным представлять литературу только как пространство для бегства от действительности, так как в этом случае эстетически недооцениваются литературные произведения1. Однако самая важная проблема - это вопрос о единстве и многообразии немецкоязычной литературы после 1945, вопрос, сформулированный Урсулой Хойкенкамп в одноименной работе «Одна или несколько историй немецкой литературы с 1945?» (1995).

Историко-литературные работы последнего десятилетия о современной немецкой литературе решают этот вопрос по-разному. Вольфганг Эммерих,

1 Emmerich W. Kleine Literaturgeschichte der DDR. Leipzig: Kiepenheuer, 1996. S. 19-20. исходя из ситуации литературного «брожения» 90-х гг. XX в., следует «идее середины» и отмечает сосуществование «региональных сцен», и-их несомненную специфику (например, восточно-немецкая сцена, которая формируется «по следам литературы ГДР»)1. О подобной тенденции пишет и Ханс-Петер Эккер. Согласно его наблюденьям уже с начала 70-х гг. можно говорить о регионализации литературы как о направлении, противоположном л общенемецкому литературному сближению . Вильфрид Барнер, выбирая метод «сравнительного синопсиса», делает акцент на общих тенденциях развития, не сглаживая различий литературно-исторической ситуации3. Ральф Шнелъ считает любую, в том числе и литературную, историческую реконструкцию интерпретацией. Свое толкование он основывает на особенностях политического и социально-исторического развития4. Однако общим для всех исследователей является признание, что тенденции к объединению Германии и основные вехи сегодняшнего культурно-исторического сознания начинают складываться уже в 70-е гг. Для характеристики этого процесса швейцарский писатель и философ Адольф Мушг вводит термин «смена направления» ("Tendenzwende")5. «Ветер перемен» в 70-80-е гг. одинаково ощутим в обеих немецких литературах. С этого времени начинается сближение разных литературных систем, что находит отражение в темах, мотивах и жанрах. На фоне историко-литературного развития рассматриваются проблемы данного диссертационного исследования.

Актуальность диссертационного исследования. Исторические особенности развития последней трети XX в.: динамизм исторических процессов, кризисность развития эпохи НТР, драматизм противостояния социально-политических систем — обратили общественное сознание к проблемам истории. На этом фоне возрастает осознание необходимости «радикального изменения самого человеческого бытия»1. В 1970-80-е гг. ещё не ясно, что означает этот кризис: конец человеческого существования или формирование нового витка человеческой истории. Тезис, выдвинутый немецким философом К. Ясперсом в

1 Emmerich W. Op. cit. 1996. S. 24-25, 524-525.

2 Ecker H.-P. Poetisierung als Kritik. Stefan Heyms Neugestaltung der Erzählung vom Ewigen Juden.

Tübingen: Narr, 1987. (Beiträge zur Sprach- und Literaturwissenschaft. Bd. 13). S. 301.

3 Geschichte der deutschen Literatur von 1945 bis zur Gegenwart / hrsg. von W.Barner; München:

Beck, 1994 S. XVIII.

4 Schnell R. Geschichte der deutschsprachigen Literatur seit 1945. Stuttgart, Weimar: J.B.Metzler, 1993, S. X.

5 По: Schnell R. Op. cit. 1993. S. 392.

60-е гг. XX столетия, становится определяющим для исторического восприятия человека 1970-80-х гг.: «Понять, ощущая эту близость кризиса,, себя и, нашу современную ситуацию должно помочь нам знание истории»2. Одновременно с изменениями в общественном историческом сознании меняется характер реконструкции истории и её концепция в художественной литературе. Эти две составляющие меняют жанровую природу исторических повествований, их структуру, технику повествования и соотношение автора и изображаемого, обновляется взаимодействие с национальной традицией. Актуальность данной работы определена тем, что эти аспекты стали предметом художественно-эстетического и теоретического анализа.

Расцвет исторической прозы, связанный с непроясненностью современной ситуации и исторических перспектив, - явление, характерное не только для литературы Германии 1970-80-х гг., но и для мирового литературного процесса в целом. Активизация интереса к историческому жанру, его модификациям на новом этапе развития во многом обусловлена «открытостью» данной жанровой формы и необходимостью её более глубокого теоретического осмысления. В отечественных литературоведческих словарях и энциклопедиях, к сожалению, отсутствуют статьи об историческом романе и повести. Представленная в них статья «Историческая проза» не дает какого-либо представления о специфике жанра и завершается тезисом об отделении художественной литературы от историографии3. Немецкая справочная литература подходит к определению жанра более детально: даётся дефиниция исторического рассказа / повести (Erzählung)4 и романа, при этом добавляется, что современная историческая проза - это развивающееся, трудно определяемое явление5. «Теоретическая неотрефлектированность категории жанра в современной науке» отмечается также в одной из последних работ, посвященной французскому историческому роману6.

1 Ясперс К. Смысл и назначение истории. М., 1984. С. 241.

2 Там же.

3 Литературный энциклопедический словарь / Под ред. В.М.Кожевникова и П.А.Николаева. М. 1987. С. 139.

4 Термин «повесть» вводится нами с учетом того, что в немецком литературоведении нет такой жанровой формы, близким ему является термин «Erzählung». Однако, учитывая их срединное положение на фоне исторического романа и исторического рассказа/новеллы, для удобства нами будет использоваться термин «повесть».

5 Literaturlexikon: Stichwörter zur Weltliteratur/ Hrsg. von Guuther u. Irmgard Schweikle.-Stuttgart: J.B.Metzler, 1984. S. 192-195.

6 Литвиненко H.A. Французский исторический роман первой половины XIX века: эволюция жанра: Автореф. дис. д-ра филол. наук . М. 2000. С. 3.

Объектом данного исследования является группа произведений немецкой исторической прозы 1970-80-х гг. (повести «Встреча в Тельгте» Г. Грасса, «Кассандра» К. Вольф и романы С. Гейма «Книга царя Давида», «Агасфер»). Выбор произведений продиктован целым рядом причин1. В ряде произведений 1970-х гг. политическая составная их идейно-тематического содержания становится ведущим началом, подчиняющим себе эстетические аспекты. Более свободными от этого нам кажутся произведения, которые обращаются к конфликтным коллизиям прошлого. Произведения этого типа, хотя и не очень многочисленны, но отмечены большей эстетической завершенностью своей структуры и характерологии. Отдаленность конфликтных коллизий во времени позволяет авторам придать им большую философскую и нравственную насыщенность. Возможно, на основании именно этих качеств исследуемых исторических повествований В. Эммерих делает вывод о значительности и репрезентативности данных произведений в восточно-немецкой литературе 1970-80-х гг2. Предметом исследования стали жанровые и поэтические особенности вышеназванных исторических повествований.

Таким образом, научная новизна данного исследования обусловлена, во-первых, историко-литературной значимостью работы. До настоящего времени история немецкой литературы последней трети XX в. не представлена в полноте художественных процессов и определяющих их жанровых формах. На современном этапе развития отечественной германистики решение этой задачи стало возможным. Нового уровня достигла в исследовании жанровых направлений и эстетических систем отечественное литературоведение, освободившееся от идеологической предвзятости. Немецкие историки литературы также приступили к этой сложной работе, однако есть различия в традициях и методологии отечественной и немецкой науки о литературе в описании жанровых модификаций. Во-вторых, особенно востребованным является теоретико-литературный подход к исследованию природы исторического жанра. Естественно, что историко-литературный анализ художественных явлений немецкой исторической прозы последней трети XX в. позволяет сделать теоретико-литературные выводы о «сдвигах» в традиционных жанровых формах и их новейших структурно-содержательных модификациях.

1 Подробнее об этом см. в обзоре немецких исторических повествований, с. 38.

2 Emmerich W. Op.cit. S. 341.

Цель данной работы заключается в исследовании поэтического мира вышеназванных повестей и романов, выявлении^ концептуальных^ особенностей изображения истории, обобщении типологических черт исторического жанра в литературе Германии 1970 - 80-х гг.

В рамках заявленной темы «Историческая проза в литературе Германии 70 - 80-х гг. XX в. (повести «Встреча в Тельгте» Г. Грасса, «Кассандра» К. Вольф и романы С. Гейма «Книга царя Давида», «Агасфер»)» представляется возможным решение следующих задач:

1. Определить трансформации художественного историзма в немецкой прозе 70 — 80-х гг. XX века.

2. Проследить формирование в ней нового типа художественного времени.

3. Выявить методы реконструкции истории в больших и малых исторических жанрах.

4. Дать анализ соотношения мифа и истории в немецких исторических произведениях.

Методология исследования предопределена его целями и задачами. Объект исследования - исторические произведения 1970-80-х гг. — рассматривается одновременно в двух теоретических аспектах: поэтологической индивидуальности и жанровой общности исторической прозы. Соединение анализа жанровой и повествовательной поэтики отдельных произведений с системным подходом к изучению литературного произведения, сформировавшимся в российском литературоведении благодаря работам М.М. Бахтина, Д.С. Лихачева, М.М. Гиршмана, Н.Л. Лейдермана, Ю.М. Лотмана, Л.М. Цилевича и других исследователей представляется методологически весьма плодотворным. В исследовании особенностей историзма в немецкой исторической прозе привлекаются также историко-теоретические и историко-философские исследования Т.Адорно, М.Хоркхаймера, В.Бень'мина, Г.Блуменберга, М.Фуко, М.Блока, Ф.Фукуямы, Х.Уайта. Анализ художественных произведений строится в диссертации на принципах сравнительно-исторического метода, метода генеративной поэтики, а также системного подхода к литературному произведению как художественной целостности.

Практическая и теоретическая значимость исследования во многом обусловлена неизученностью как проблемы, так и объекта исследования.

Известное исключение составляют произведения Г.Грасса и К.Вольф, но их осмысление не было связано с жанрово-типологической характеристикой.

Имена Кристы Вольф, Стефана Гейма и Гюнтера Грасса хорошо известны не только немецкоязычному, но и русскому читателю. Их считают своего рода «моральными инстанциями», к их мнению прислушиваются при обсуждении спорных общественных проблем. Однако и любая тень, брошенная на этот статус, вызывает не меньший резонанс (достаточно вспомнить шумиху в прессе, связанную с делом «Маргариты»-Кристы Вольф в службе госбезопасности, атаки на Гюнтера Грасса и других маститых западно-германских писателей, защищавших в литературном споре своих восточнонемецких коллег). Тем не менее внимание критики распределяется не равномерно. Если пресса не обходит в своих рецензиях ни одного из вышеназванных авторов, то литературоведение более избирательно. В мире критики говорят о новой волне интереса к творчеству Кристы Вольф, что объясняется солидной временной дистанцией после дебатов периода объединения Германии ("ЬкегаШгБ^ек") и появления в 1996 г. «Медеи» - её первого романа после «Кассандры»(1983), а также к творчеству Гюнтера Грасса, получившего в 1999 г. Нобелевскую премию за «Жестяной барабан». К сожалению, творчество С.Гейма незаслуженно считается «малолитературным», и только в последнее время можно говорить о возобновлении к нему интереса после долгого перерыва, что, возможно, связано с публикацией его романа «из стола» «Архитекторы», где он пролежал 35 лет. На каждом из авторов и их «судьбе» в мире критической литературы следует остановиться более подробно.

Гюнтер Грасс - одно из самых громких имен западной литературной сцены. Очередной ажиотаж вокруг его имени связан с присуждением Нобелевской премии в 1999 г., которую пророчили писателю сразу после выхода в свет романа «Жестяной барабан» (1959). Количество исследований по его творчеству в немецкой германистике в буквальном смысле слова необозримо. Особое внимание уделялось следующим аспектам: жанрово-теоретическому, мифологическому, психологическому, в последнее время философскому и теологическому, а также технике повествования1. Что касается рецензий и

1 Ф.Нойхауз в связи с этим говорит о необходимости комплексного исследования грассовского творчества и недостаточном внимании к общим контекстам (Neuhaus V. Günter Grass. Sammlung Melzler. 1992. Bd. 179. S.18. других публикаций в прессе: интервью, отзывы, дебаты, политические выступления, то для них, пожалуй, необходим^солидный.архив.- Понтер Грасс кроме литературной активно занимался в 60 - 70-е гг. общественной деятельностью (участие в избирательных кампаниях 1965, 1969 гг.), и к его мнению по разнообразным политическим и общественным проблемам с интересом прислушиваются до сих пор. О невозможности исследователю Грасса «начинать с самого начала» говорит Д.Штольц в связи с многочисленными сочинениями и работами1. Книше предостерегает от потери ориентации в море критической литературы . Однако до 1975 года состояние исследованности творчества «полихистора» Гюнтера Грасса Г. Кельп-Кауфманн3, автор диссертации по грассовскому творчеству (вопросы взаимодействия литературы и политики), охарактеризовала как «безнадежное».

Отечественные исследования немногочисленны. Наиболее фундаментальное из них - это диссертация Е.М.Крепак4, которая посвящена прозе Г.Грасса 70-х гг.(1987) и в которой среди других произведений этого периода анализируется «Встреча в Тельгте». Обзор творчества Грасса и наиболее важные вехи его биографии представлены в предисловии А.Карельского5 к сборнику «Кошки-мышки». Статья Р.Ф.Яшенькиной6 представляет интерес с точки зрения определения жанровой природы повести. Кроме того, есть ряд журнальных и газетных заметок, не заслуживающих внимания применительно к анализу «Встречи в Тельгте»7.

В определенном смысле можно говорить о необходимости жанрово-поэтологического анализа повести «Встреча в Тельгте» в контексте литературного процесса в Германии в 70 - 80-е гг. Традиционно «Встреча в Тельгте» рассматривается в рамках грассовского творчества в целом, при чем довольно бегло (в сравнении с хрестоматийной «Данцигской трилогией» и монолитными объемными романами «Камбала», «Крысиха», «Широкое поле»).

1 Stolz D. Vom privaten Motivkomplex zum poetischen Weltentwurf: Konstanten und Entwicklungen im literarischen Werk von Günter Grass (1956-1986). Würzburg: Königshausen und Neumann, 1994. S.13.

2 Stolz D. Op. cit. S. 14.

3 Celp-Kaufmann G. Günter Grass. Eine Analyse des Gesamtwerkes unter dem Aspekt von Literatur und Politik.

Kronberg, 1975. S. 10

4 Крепак E.M. Проза Гюнтера Грасса 70-х годов: Дис . канд.фил.наук. Л. 1987.

5 Карельский А. Предисловие // Грасс Г. Кошки-мышки. М. 1985.

6 Яшенькина Р.Ф. Авторская позиция и особенности повествования в исторической повести Гюнтера

Грасса «Встреча в Тельгте»// Проблемы метода и поэтики в зарубежной литературе XIX - XX веков.

Пермь. 1987.

7 Литературная газета. 1999. № 40; Новое время 1999. №40; Театр. 1989. № 12; Иностранная литература. 1989. № 1.

Вместе с тем не существует на данный момент единого мнения по вопросу о том,, насколько вписывается «Встреча в Тельгте» в, западно-немецкую и общенемецкую линию литературного развития. Так, Вернер Хофмайстер1 считает, что повесть на фоне преобладающей в 70-е гг. тенденции к психологизации внутренней жизни является «благотворно экстравертным» исключением. Антон Кретли2, напротив, видит в исторической репрезентативности повести доказательство процесса литературного единения, который начинается уже в 70-е гг.

Вопрос определения жанровой природы «Встречи в Тельгте» тоже остается на сегодня открытым. В целом мнения можно поделить на две группы. Часть рецензентов склонна видеть в повести ввиду преобладания аллегорического начала своего рода «историзированную копию литературы Германии» периода конца Второй мировой войны и устанавливать определенные параллели между поэтами барокко и членами группы '47 (в основном это первые литературно-критические отклики на публикацию произведения)3. Профессиональные критики и литературоведы придерживаются мнения, что такой подход является несколько односторонним, хотя и не отрицают притчевости произведения. Так, Г.Формвег рассматривает «Встречу в Тельгте» как «примиряющую сказку», «ненавязчивую утопию»4, но не историческую повесть. С ним соглашается и X. Диттбернер. По его мнению, Тельгте как место встречи поэтов-это некое «утопическое место», где литература первоначально обрела свое общественное значение и где находятся корни поэтики Грасса5. Основной термин, используемый исследователями при определении жанра «Встречи в Тельгте», — понятие фикции. При этом фикция рассматривается двояко: как соответствующий изображаемой эпохе вымысел и как «анахронизм» (М.Райх-Раницки). Вымышленная Грассом встреча абсурдна по своей сути, т.к. выступить с идеей организации подобного собрания в условиях Тридцатилетней

1 Hoffmeister W. Dach, Distel und die Dichter. Günter Grass"'Das Treffen in Telgte"// Zeitschrift für deutsche

Philologie. 1981. № 100. C. 286.

2 Krättli A. In Telgte und nirgends. Literaturgeschichte als Fiktion bei Günter Grass und Christa Wolf //

Schweizer Monatshefte. 59 (1979). H 1. S. 130, 470-472.

3 Rühle A. Was macht die Gruppe '47 im 30jährigen Krieg? // Münchener Merkur. 7./8.04. 1979; Drode H.

Gegenwart unter barocker Fassade // Mannheimer Morgen. 6.04.1979. №81; Grünwald P. Gruppenbild mit Masken Welt am Sonntag. 1979. №20 (20. Mai); "Die Gruppe '47 von 1647" // Der kleine Bund. 1979. №282

1.Dezember); Schneider R. Eine barocke Gruppe'47 // Der Spiegel. 1979. №14.

4 Vornweg H. Günter Grass. Hamburg: Rowohlt. 1986. S.l 11.

5 Dittbemer H. Das Gedicht als Werkstück// Text+Kritik. Zeitschrift für Literatur / Hrsg. von H.L.

Arnold. H. 1: Günter Grass. 1988. 6.Aufl. S. 20. войны равнозначно добровольному признанию себя сумасшедшим (М.Райх-Раницки)1. Таким образом, «Встреча в Тельгте» - это «утопия, обращенная в прошлое», «сказка о дружных поэтах». Противоречие вымысла фактам отмечает и А.Хаслингер, характеризуя повесть как «пример каузальной поэзии», историчность которой носит барочный характер и редуцирована до структурных гомологий с современностью . Подобные рассуждения мы находим у Кельп-Кауфман, Ремпе-Тимана3 (который видит в подобном структуралистском подходе мифологизацию истории в повести как форму возможного) и у Нойхауза. Последний считает, что «Встреча в Тельгте» — это попытка Грасса выдумать «более точные факты» и создать аисторичный контрпроект4. История как контристория в творчестве Грасса, согласно В.Фильцу, предполагает вымышленные и в определенной мере более точные факты, чем те, которые официально признаны. Таким образом автор может создать более динамичный образ истории5, чему способствует и грассовский метод изображения истории «снизу», по замечанию К.Штальбаума6. На соотношении исторической правды и вымысла фокусирует свое внимание также М.Дурцак. На примере художественного образа Гарсдерфера он делает вывод, что образ поэта изображен исторически достоверно. Сделанные Грассом добавления хотя и отражают поэтологическую позицию автора, тем не менее не противоречат аутентичной информации, а дополняют её7.

Более однозначны определения жанра повести в работах отечественных исследователей. Р.Ф. Яшенькина характеризует «Встречу в Тельгте» как историческое произведение и видит в нем «говорящую историю», «жизненный поток», «само время», отмечая при этом, что историческая реконструкция не о является самоцелью писателя . А.Карельский говорит о повести-притче, которая имеет «серьезные основания называться исторической»9. Е.М.Крепак10 считает,

1 Reich-Ranicki М. Günter Grass. Zürrich. 1992. S.122, 123, 130.

2 Haslinger A. Günter Grass und das Barock// Günter Grass/ Hg. von R.Wolf, Bonn. 1985. S. 75, 80, 84.

3 Rempe-Thiemann N. Günter Grass und seine Erzählungsweise: zumVerhältnis zwischen Mythos und literarischer Struktur. Bochum: Brockmeyer, 1992 (Bochumer germanistische Studien. Bd.2). S. 135, 141.

4 Neuhaus V.Op. cit. S. 147-149.

5 Filz W. Dann leben sie noch heute? Zur Rolle des Märchens in "Butt" und "Rättin"// Text+Kritik. Zeitschrift für Literatur //Hrsg. von H.L. Arnold. H. 1, Günter Grass. 1988. 6.Aufl. S. 94.

6 Stallbaum K. Literatur als Stellungsnahme// Ibid. S.39.

7 Durzak M. Harsdörfer Variationen. Zur Barockrezepton in "Das Treffen in Telgte" von Günter Grass// Georg

Philipp Harsdörfer: ein deutscher Dichter und europaischer Gelehrter/ Hrsg. von H.M. Battafarano. Bern, Berlin,

Frankfurt/ M„ New York: Lang, 1991.S. 367.

8 Яшенькина Р.Ф. Авторская позиция . Ор. cit. С. 147,150.

9 Карельский А. Предисловие// Ор. cit. С. 27.

10 Крепак E.M. Проза Гюнтера Грасса. Ор cit. С. 154, 188. что до Г.Грасса исторического романа в ФРГ не было и что историческая тема — ось- грассовского творчества. Она отмечает^ также изменения- классической -модели историзма во «Встрече в Тельгте», обусловленные пониманием истории Грассом. Обращение с историей автора свободно, даже произвольно: вымышленное тесно переплетается с документальным, официальная история растворяется в частных и бытовых историях. На основе этих наблюдений Е.М.Крепак пишет о «приватизации» истории и «мнимом историзме».

Поэтому совершенно прав М.Дурцак, говоря об эстетической многомерности повести «Встреча в Тельгте»1. Существует масса расхожих толкований (ЬеБеаЛеп), преодолеть которые является не простой задачей для диссертационного исследования (в то же время «книга превосходно подходит для диссертационной темы» как авторитетно • заявил Марсель Райх-Раницки)2. Наряду с этим нужно отметить царящее среди критиков единодушие в том, что «Встреча в Тельгте», безусловно, одно из самых выдающихся мастерских произведений писателя, в котором он отказался от эпатажа и прочих свойственных ему провокаций. «Более миролюбиво Г.Грасс не писал никогда, это самая безобидная и добродушная из его книг»3.

Криста Вольф - писательница, которая уже с 1963 г. (год публикации «Расколотого неба») считается автором Германии. Несмотря на малый интерес читательской публики ФРГ в 50 — 60-е гг. к книжному рынку ГДР, её книги пользовались успехом в обоих немецких государствах. Возможно, потому, что техника повествования и постановка проблем хотя внешне и соответствовали намеченному «биттерфельдовскому пути», тем не менее воспринимались в л официальных кругах Демократической Республики весьма критично . Творчество Кристы Вольф всегда представляло интерес для исследований литературоведов как в ГДР, так и в ФРГ. Поэтому одной из задач современной литературной науки является анализ предшествующих этапов научных исследований. В 1995 г. вышла в свет библиография критической литературы

1 Durzak M. Harsdörfer Variationen. Zur Barockrezepton in "Das Treffen in Telgte" von Günter Grass// Georg Philipp Harsdörfer: ein deutscher Dichter und europaischer Gelehrter./ Hrsg. von H.M. Battafarano. Bern; Berlin; Frankfurt/ M.; New York: Lang. 1991. S.367.

2 Reich-Ranicki M. Op.cit.

3 Baumgart R. 300 Gramm wohlabgehagene Prosa// Süddeutsche Zeitung/ 1979. № 103 (5./6. Mai). S. 132.

4 Autorenlexikon deutschsprachiger Literatur des 20. Jahrhunderts/ Herausg. von M. Brauneck unter Mitarbeit von W. Beck. Hamburg: Rowohlt, 1995. S. 858. под редакцией Хенк де Вильд, в которой работ только по интересуемой нас повести «Кассандра» более ста наименований1.

Публикация «Кассандры»(1983) сразу вызвала как в Германии, так и за рубежом значительный отклик. Однако Стефани Риссе отмечает, что дискуссия вокруг произведения разгорелась еще до его появления и была вызвана лекциями, прочитанными Кристой Вольф в университете Франкфурта-на-Майне в 1982 г. Тираж книги был огромен, её называли «самой успешной книгой» Кристы Вольф , «культовой книгой целого поколения» . Р. Реннер давал прогноз, что «Кассандра» для Кристы Вольф означает конец авторства5, подобные ожидания связывают теперь с её новым романом «Медея» (1996)6. С публикацией «Медеи» появляется новая волна сравнительных интерпретаций «Кассандры»7, которая, по замечанию Кристины Фосс, и через 13 лет остается «необыкновенной книгой»8.

Среди традиционных публикаций в первую очередь необходимо назвать неоднократно переиздаваемый сборник «Text+Kritik». В четвертое9 издание вошли статьи и интервью, посвященные разным аспектам творчества Кристы Вольф. Большинство из них объединяет проблема статуса писательницы после политических событий 1990 г. и разгоревшегося так называемого «литературного спора». Этому вопросу посвящены статьи Х.Бёттигера «Угроза и приманка одновременно», X. Гидеон «Ногтевая муштра», Дитер Аккер «Что останется. Что лежит в основе моего государства и отчего оно погибнет», Томаса Вольфарта «Дикая бездна». В последних двух работах ставится вопрос о политической ангажированности Кристы Вольф, о нарастающем в 70 — 80-е гг. ощущении тупика с вопросом о том, как это повлияло на поэтику произведений данного периода. «Обращает на себя внимание, - пишет Д.Аккер, - что в творчестве К.Вольф последних лет (повестях «Нет места нигде», «Кассандра»,

1 Wild H. Bibliographie der Sekundärliteratur zu Christa Wolf. Frankfurt/M.; Berlin; Bern; New York; Paris;

Wien: Lang, 1995.

2 Risse S. Wahrnehmen und Erkenntnis in Christa Wolfs Erzählung "Kassandra". Pfaffenweiler:

Centaurusverlagsgesellschaft. 1986 (Reihe Sprach- und Literaturwissenschaft. Bd. 16), S.4.

3 Стефан А. и Маузер В.// Erinnerte Zukunft: 11 Sutdien zum Werk Christa Wolfs/ Hrsg. von Mauser,

W. Würzburg: Königshausen und Neuhaus. 1985, S.7.

4 Ibid. S. 10.

5 Erinnerte Zukunft. S. 285.

6 Voss Christina L. Projektionsraummythos bei Christa Wolf. S. 253.

7 Roser B. Mythenbehandlung und Kompositiontechnik ■ in Christa Wolfs "Medea. Stimmen." Frankfurt/ M.;

Berlin; Bern; Bruxelles; New York; Wien: Lang, 2000 (Münchener Studien zur literarischer Kultur in

Deutschland. Bd. 32) и диссертация Voss, Christina L. Projektionsraummythos bei Christa Wolf.

8 Text+Kritik. Zeitschrift für Literatur /Hrsg. von H. L. Arnold. Christa Wolf. 4. Aufl. 1994. H.46. S. 230.

9 Text+Kritik. 1994. H.46.

Что остается» и эссе) определяющим становится тип одинокой женщины, предоставленной самой себе»1. Т.Вольфарт отмечает способность Кристы Вольф тонко воспринимать происходящее вокруг и говорит о двух способах реализации пережитого в её произведениях. Во-первых, это «сейсмографическая точность» в фиксации исторической ситуации в её тенденциях (общественной и психологической приметой начала 80-х гг., по замечанию Т. Вольфарта, становится «настроение конца времени», которое положено в основу повести «Кассандра»). Во-вторых, несмотря на трезвое восприятие действительности, Криста Вольф не желает отказываться от идеального представления об л общественном устройстве, положенном в основу социальной модели ГДР . Этим объясняются утопические настроения писательницы, которые нашли отражение в том же произведении («женщиной, которая верит в утопию», называет Кристу Вольф Хельга Гребинг). Наблюдения Т.Вольфарта находят подтверждение в беседе Биаты Пинкернайль с Гюнтером де Бройном и Фритцем Раддатцом («Беседы о Кристе Вольф»), На вопрос Б. Пинкернайль о том, можно ли поставить произведения Кристы Вольф 70-80-х гг. в контекст немецкой традиции интроспекции (Innerlichkeit), для которой характерен уход от общественных проблем и погружение во внутренний мир отдельного человека, Г. де Бройн отвечает возражением, ибо, по его мнению, в такой формулировке недооценивается политический аспект творчества Кристы Вольф. Вместе с тем Г.де Бройн отмечал, что нельзя отрицать разочарования писательницы в политических идеалах. Ф.Раддатц видит в книгах этого периода «поворотный пункт», «пробуждение», которые знаменуют собой попытку преодолеть «искаженное мышление» ("verführtes Denken")3. Об этом же пишет и Фрауке Майер-Гозан: «.с середины 70-х гг. утопические ценности, определяющие в текстах Кристы Вольф, приобретают наступательное ("offensiv") значение»4. Автор статьи считает необходимым отметить, что особенностью стиля Вольф является техника «поиска следов» ("Spurensuche"), т.е. реконструкция времени, настоящего или прошедшего, ориентированная на связь факта с опытом, непосредственное восприятие индивида. Эту особенность письма К.Вольф Манфред Йегер обозначает категорией «субъективная аутентичность» (термин

1 Text+Kritik. 1994. Н.46. S. 90.

2 Text+Kritik. 1994. Н.46. S. 105.

3 Text+Kritik. 1994. H.46. S. 9-15.

4 Ibid. S. 27.

Кристы Вольф), которую он определяет как путь к новым образам через опыт собственных переживаний1. Писать «от себя и о себе» — такой подход ведет к неразрешимому противоречию: всегда быть правдивым, даже в своих заблуждениях.

Наибольший интерес для данного исследования представляют статьи Хайнца-Петера Пройсера «Проекции и непонимания» и Ирены Хайдельберг-Леонард «Литература о женщинах - женская литература?» . Хайдельберг-Леонард пишет о литературной практике и эстетической теории Кристы Вольф и видит исходную посылку писательницы в стремлении показать способы самореализации женщины, её борьбу за автономию и преодоление «женской "болезни" раскола», неизбежной в мужском обществе. Все героини Кристы Вольф не идут дальше «феминистической фазы протеста», т.к. путь к себе для них возможен только через «технику умерщвления». Даже Кассандра не смогла преодолеть противоречия мысли и чувства. Мысль о матриархате побеждает чувство к Энею. Кассандра предпочитает смерть и становится «классической героиней». И.Хайдельберг-Леонард заключает: «Общественная рамка остается той же, меняется только картина: на место "скота Ахилла" встает Кассандра». Исключение составляет, пожалуй, Каролина Гюндероде - романтическая писательница (1780-1806), — которой Криста Вольф посветила эссе и рассказ и творчество которой является, по мнению Кристы Вольф, прообразом творческого пути Ингеборг Бахманн (австрийская поэтесса и прозаик, 1926—\ 1973)3. К критическому материалу относится также статья Х.П. Пройсера «Проекции и непонимания», в которой автор критикует не столько само произведение, сколько западных рецензентов, упрекая их в проекции собственных интересов на текст и в почти намеренном непонимании «Кассандры», что делает возможным включение текста в современный дискурс. Таким образом, по утверждению Пройсера, традиционная критика н сосредоточила внимание на несуществующих, ^примысленных аспектах повести. Не менее резкие упреки "звучат в адрес Кристы Вольф. Во-первых, это редукционизм повести и её автора в сравнении с заявленной в «Предпосылках» программой. Во-вторых, «Кассандра» объявляется «редким случаем работы по справочному пособию», его адаптацией для художественного чтения. Однако и

1 Ibid. S. 42,46.

2 Ibid.

3 Text+Kritik. 1994. Н.46. S. 131. сам автор статьи не до конца последователен. Если повесть является «резервуаром» для интерпретаций, то остаётся непонятным, почему он настаивает на прочтении произведения как попытки Кристы Вольф «узаконить романтически-консервативный социализм», плавно сменяемый феминизмом1.

Отправной точкой для любого исследователя творчества Кристы Вольф л является сборник статей «Память о будущем» , который был издан Вольфрамом Маузером в 1985 г. с целью представить разные подходы к творчеству Кристы Вольф. Большинство предлагаемых в нем публикаций посвящены «Кассандре», при анализе которой авторы используют разные методологические подходы: историко-ориентированный, дискурсионный, психологический, структуралистский. Проблемы языка и стиля выходят на первый план в работах Л

Ирмгард Рёблинг и Герхарда Нойманна . О глубоком проникновении в языковые пласты, о роли языка в процессах формирования и расщепления личности пишет Ирмгард Рёблинг. Герхард Нойманн видит в археологии голоса Кассандры реализацию языка, альтернативного стандартной логике разума. Основным принципом реконструкции мифологически далекого прошлого в «Кассандре», по мнению Г.Нойманна, является восстановление картины чувственного опыта, языка тела. Языковые аспекты тесно связаны с психологическим дискурсом. В статье Рольфа Понтера Реннера4 рассматриваются принципы работы над мифологическим проектом «Кассандра» сопоставительно с методами Т.Манна и П.Хандке. Оценка Реннером психологизации мифа в повести звучит критично: «взрывной потенциал» мифологического образа Кассандры редуцируется «психологическими константами», с которыми работает Криста Вольф. История троянской царевны превращается в историю молчания, лишенную утопической силы. Бернхард Грайнер5 исследует психологизм содержания в повести «Кассандра». Он выдвигает тезис о том, что основополагающий метод творчества Кристы Вольф направлен на «потрясение инстанции «я"». Анализ этой структуры позволяет вскрыть тесную психологическую связь между Кристой Вольф и её героинями и установить, что сложное взаимодействие сознательного и бессознательного в кризисе личности ведет к расширению

1 Ibid. S. 68-82.

2 Erinnerte Zukunft. 11 Skidien zum Werk Christa Wolfs/ Hrsg. von W. Mauser. Würzburg: Königshausen und

Neuhaus. 1985.

3 Cm: Irmgard Roebling "Hier spricht keiner meine Stimme, der mit mir stirbt.", Gerhard Neumann "Christa

Wolf: Kassandra. Die Archäologie der weiblichen Stimme".

4 Cm: Renner R. G. Mythische Psychologie und psychologi scher Mythos. Zu Christa Wolfs Kassandra.

5 См.: Greiner B. Mit der Erzählung gehe ich in den Tod. границ знания человека о себе (например, статья Кристель Цальманн «Образы детства - проза на грани сознания»1). Шок или глубокое потрясение является исходной точкой для работы памяти и становления автономного субъекта, а значит, и повествования, считает Гутьяр Ортруд . Путь к себе становится возможен через воспоминание, вскрытие неосуществленных вариантов прошлого. Такая «траектория повествования» требует «незакрытого исторического контекста», понимания взаимопроникновения временных пластов, поэтому Криста Вольф выбирает образы из прошлого, у которых было отобрано слово, и возвращает им голос. О новой перспективе повествования Кристы Вольф пишет и Ютта Маркс3: это рассказ с точки зрения побежденных и проигравших как поиск нереализованных возможностей истории. Интерес к неосуществленным альтернативам диктуется, по мнению Вольфрама Маузера4, радикальным неприятием героинями Кристы Вольф традиционных форм жизни как нежизнеспособных, поэтому «немецкие биографии» превращаются в «немецкие виды смерти» (Генрих Клейст, Каролина фон Гюндероде, Ингеборг Бахманн). Привлечь читательское внимание, традиционно ориентированное на официальную историю, к субъективно переживаемым историям, которые зачастую не совпадают с официальными выводами, и показать, что историю делают не факты; вымысел иногда оказывается более правдивым, - в этом видит историческое значение произведений Кристы Вольф Хайнц-Дитер Вебер5 (автор анализирует поэтологические особенности воплощения г вымысла, прослеживает в творчестве Кристы Вольф традицию Р.Музиля и Ф. Достоевского). Какие бы проблемы ни рассматривалась в статьях авторов данного сборника, все они могут быть объединены мыслью Генриха Мора6: творчество Кристы Вольф для читательской публики и литературоведов — это одновременно знаменатель и реакция на современные события.

Тесная взаимосвязь истории и современности лежит в основе интереса Кристы Вольф к мифу - это сквозной тезис Сони Хицингер в разделе её монографии, посвященном повести «Кассандра»7. Её автор вслед за Кристой

1 См.: Zahlmann Ch. Kindheitsmuster — Schreiben an der Grenze des Bewusstseins.

2 CM.:Ortrud G. 'Erinnerte Zukunft'. Gedächtniskonstruktion und Subjektkonstitution im Werk Christa Wolf.

3 См.: Marx J. Die Perspektive des Verlierers - ein Utopischer Entwurf.

4 См.: Mauser W. "Gezeichnet zeichnend" Tod und Wandel im Werk Christa Wolf.

5 См.: Weber H.-D. "Phantastische Genauigkeit". Der historische Sinn der Schreibart Christa Wolfs.

6 См.: Mohr H. Die zeitgemäße Autorin - Christa Wolf in der DDR.

7 Hizinger S. "Literatur heute muss Friedensforschung sein". Voraussetzungen einer Erzählung: Kassandra/ H.

S. Christa Wolf. Stuttgart: J.B.Metzler, 1986 (Sammlung Metzler: Realien zur Literatur. Bd. 224).

Вольф видит в мифе большой критический потенциал и попытку плюрализации возможностей познания, необходимую для преодоления искажений рационализма Просвещения. Т.Хёрнигк1 пишет о том, что сама историческая ситуация 70-80-х гг. - ощущение близости атомной катастрофы - как бы «подталкивает» писательницу к мифу. Таким образом, обращение к истории следует рассматривать не как бегство от действительности, а как «взгляд вперед». Генезис мифа и истории делает повесть своего рода исследованием возможностей для действий отдельного человека.

Для Т.Хёрнигк «Кассандра» — попытка реализовать эстетическую стратегию, альтернативную традиционной - аристотелевской, — «эстетику противостояния» (П.Вайс). Эту поэтическую способность Кристы Вольф Х.Диттвернер называет её «вторым искусством» - способность идти непроторенными путями в самые глубины внутреннего мира человека, опираясь на потенциал аутентичного опыта, который способен взорвать любые догмы .

Это книга о настоящем», - утверждает Шоро Пак3; он полагает, что Криста Вольф использует миф для анализа современных проблем. Поэтому Ш. Пак рассматривает «Кассандру» как повесть-миф, в основу которой положены утопическая модель и поворотный исторический момент. Б.Шулер ставит на первый план аллегоризм повествования. Она считает, что миф помогает автору «Кассандры» вскрыть познавательный потенциал, заложенный в действительности. Это попытка «новой прозы» овладеть' «новой действительностью», которая оказывается утопичной. Константные элементы, характерные для древних мифов и современной истории, позволяют прочитать повесть как «психограмму истории возникновения власти». Обращение к далекому прошлому и его анализ необходим для определения перспектив развития будущего.

Уже в 1986 г. С.Риссе заявляет в своей работе5 о попытке анализа «Кассандры» без политической подоплеки, т.к. сама тематика произведения взрывает узкие политические границы. По мнению С. Риссе, обращение к мифу

1 HÖrnigk Т. Mythos und Zivilisation/ Н. Т. Christa Wolf. Göttingen: Steidl. 1989. 3.Aufl. S. 206.

2 Dittberner H. Zu Christa Wolfs Kunst. Eine Laudatio// Ndl. Zeitschrift für deutschsprachige Literatur. Berlin:

Aufbau. 01.2000. H.529. S. 140.

3 Pak S. Kassandra-Projekt// P. S. Probleme der Utopie bei Christa Wolf. Frankfurt/ M.: Lang. 1989.

4 Schuler B. Phantastische Authentizität. Wirklichkeit im Werk von Christa Wolf. Frankfurt / M.: Lang. 1988

Europäische Hochschulschriften). S. 4, 218.

5 Risse S. Wahrnehmen und Erkenntnis in Christa Wolfs Erzählung "Kassandra". Pfaffenweiler:

Centaurusverlagsgesellschaft. 1986 (Reihe Sprach-und Literaturwissenschaft. Bd. 16). S. 6, 16.

К.Вольф нужно рассматривать как знак времени — кризис рационального мышления, ревизию духовной традиции Европы. Поэтому «Кассандра» - это поиск истоков женской истории и попытка переосмыслить её нереальное, неисторическое современное существование по требованию «моральной памяти».

Ф. Церциньяни1 исследует в своей монографии категории бытия и геройства в произведениях К. Вольф «Расколотое небо» и «Кассандра», главное сходство которых он видит в самопожертвовании главных героинь. Такой выбор интерпретируется автором монографии как становление нового героического культа - абсолютная верность идеалу, которая требует личной жертвы. Новая героиня Кассандра являет пример для возможных последователей, это и составляет её надежду и основу концепции героического понимания бытия, -так заключает свои рассуждения Ф.Церциньяни.

Исследование Б.Розер2 также носит компаративный характер: в нем сравниваются два мифологических проекта Кристы Вольф ¿Кассандра» и «Медея». Б.Розер стремится проследить изменения в поэтике писательницы, рассматривая оба произведения как «параллели», и делает вывод, что «вольфовское понимание мифа» остается неизменным. Это мнение разделяет и К. Фосс3: В «Медее» мифологическая концепция Кристы Вольф не получает дальнейшего развития, роман «Медея» мог бы быть «необыкновенной книгой, если бы не было «Кассандры». Тем не менее К. Фосс считает важным проанализировать «Кассандру» и «Медею» в синхронии, т.к. оба произведения являются зашифрованным пониманием Кристы Вольф ситуации в Германии до и после её объединения, и такой исследовательский подход дает возможность искать ответы на самые актуальные вопросы времени. Отмечая многочисленность критических работ по творчеству К. Вольф и повести «Кассандра» в том числе, Р.Николаи4 видит свою задачу не в очередной интерпретации повести, а в разборе «Кассандры», который должен помочь понять произведение, т.е. в дидактизации повести с рецепционно-исторической

1 Cerciani F. Existenz und Heldentum bei Christa Wolfs "Der geteilte Himmel" und "Kassandra". Würzburg:

Königshausen und Neuhaus. 1981. S. 19, 132.

2 Roser B. Mythenbehandlung und Kompositiontechnik in Christa Wolfs "Medea. Stimmen."

Frankfurt/ M.; Berlin; Bern; Bruxelles; New York; Wien: Lang, 2000 (Münchener Studien zur literarischer Kultur in Deutschland. Bd. 32). S. 33.

3 Voss Ch. L. Projektionsraummythos bei Christa Wolf. Lang, 2000.

4 Nicolai R. Christa Wolf, Kassandra: Interpretation.- 2.Aufl. München: Oldenbourg, 1991(01denbourg

Interpretationen. Bd. 46). точки зрения. Особое внимание обращает Р.Николаи на двойную хронологию и «поливалентность повести-сетки», её открытый характер, что связано с особой манерой письма Кристы Вольф, которое она сама называет «женским письмом».

В отечественной литературной критике повесть Кристы Вольф «Кассандра» вызвала заслуженный интерес. В 90-е гг. творчество Кристы Вольф стало предметом диссертационных исследований. П.А. Гуров исследует соотношение истории и современности в художественном мире писательницы в обозначенный период1. В результате анализа повестей «Нет места. Нигде», «Кассандра», Франкфуртских лекций и эссе о женщинах романтической эпохи автор диссертации обнаруживает в прозе Кристы Вольф 70 - 80-х гг. приметы мифотворческого мышления, которые, на его взгляд, являются результатом критического неприятия современной культуры и мышления. Исследованию Л жанровой природы повести «Кассандра» посвящена диссертация Б.Д. Вреде , в которой написание повести рассматривается как движение к новому мифу. Размышления автора вышеназванной диссертации (1998) перекликаются с идеями статьи Р.Ф. Яшенькиной, опубликованной ещё в 1988 г.3, которая обращает внимание на сложную жанровую природу повести. По определению Р.Ф. Яшенькиной^ «Кассандра» - это «историческое повествование философской, притчево-интеллектуальной и одновременно социально-политической направленности», повесть-миф, в которой миф является «языковым способом постижения прошлого» и дает выход на новый характер" художественного времени. Исследуя новое в особенностях хронотопа литературы XX в., Н.С. Лейтес обращается к повести Кристы Вольф «Кассандра» как к примеру художественной реализации целостного времени и взаимодействия исторически-конкретного изображения с вечными образами. Г.С. Руцкая исследует проблемы трагического в произведении с мифологическим стержнем, в котором писательница осовременила прошлое4. Основная жанровоопределяющая и задающая эмоционально-оценочный тон

1 Гуров П.А. История и современность в художественной и эссеистической прозе Кристы Вольф 70-80-х годов: Дис. канд. филол. наук. М. 1993.

2 Вреде Б.Д. Мифопоэзис Кассандры в одноименной повести Кристы Вольф: Дис. канл. филол. наук. Омск, 1998.

3 Яшенькина Р.Ф. Повесть Кристы Вольф «Кассандра»(история , миф и литературная традиция)// Традиции и взаимодействия в зарубежной литературе XIX - XX веков. Пермь, 1988.

4 Руцкая Г.С. Повесть Кристы Вольф «Кассандра» // Поэтика драматического и трагического в антивоенной немецкой прозе второй половины XX века. Пермь, 1998. тема «Кассандры» - это тема нравственности. Нравственный абсолютизм героини дает основание для трактовки её образа как трагического.

Спектр интерпретаций повести Кристы Вольф «Кассандра» кажется необозримым. Предпринятая попытка их охвата и анализа убеждает в том, что наиболее актуальной является проблема определения жанра.

Стефан Гейм - неудобный и противоречивый представитель литературы ГДР. Его имя хорошо известно, известность эта приобрела ореол скандальности после публикации Геймом в ФРГ романа «Пять дней1 в июне» о берлинских событиях 17 июня 1953 г. Последующие свои произведения писатель был также вынужден публиковать в Западной Германии и платить за это в ГДР штрафы за нарушение закона о валюте. Эта ситуация неоднократно служила для западных рецензентов поводом для острых политических шуток об экономических методах ГДР, а для правительства ГДР поводом для репрессивных мер, направленных против строптивого автора (запрет на публикации произведений, написанных после 1960, и исключение из союза писателей в 1976).

В связи с данным положением писателя в ГДР был предпринят сходный ряд аналогичных мер и в Советском Союзе: после 1961 г. его произведения больше не издаются, а имя его практически обходится молчанием1. Таким образом, до 90-х гг. Стефан Гейм являлся автором, творчество которого интересовало, пожалуй, только германистов (интерес этот, однако, не имел широкого резонанса). Ситуация, возможно, несколько изменилась с публикацией перевода его романа «Книга царя Давида» (1972) в «Иностранной литературе» в 1990 г. и л с последующим выходом в свет перевода романа «Агасфер» (1981) в 1994 г .

Этот пробел в отечественной истории немецкой литературы существует до сих пор, что позволяет говорить об особой актуальности исследования творчества Стефана Гейма. В данной работе будут рассмотрены романы «Книга царя Давида» и «Агасфер» с целью внесения корректив в существующие представления об истории литературы ГДР и жанрово-типологической характеристики исторических повествований.

1 Ряд немногочисленных публикаций в 50-е гг.: Октябрь. 1950. №9; Новый мир. 1950. №10; Звезда. 1956. №4; Иностранная литература. 1961. №8.

2 Последний роман сразу получил отклик, о чем свидетельствуют статьи Г.Г. Ишимбаевой: Трансформация библейского мифа в литературе постмодернизма// Вестник Челябинского ун-та. Сер.2. Филология. 1997. № 1. С. 144-150, а также Переосмысление традиций// Иностранная литература. 1995. №9. С. 214-218.

Исследованность геймовского творчества в Германии также не может быть признана удовлетворительной. Для большинства работ и рецензий характерен односторонний подход. Основой акцент критики делают на политическом аспекте произведений (исключение, пожалуй, составляет Вальтер Дитрих, его как специалиста по Ветхому Завету интересует прежде всего вопрос о степени соответствия мифологической основы романа библейской легенде)1. Кроме того, считается, что произведения С.Гейма не самый интересный материал для литературоведческого исследования.

Такой взгляд закрепился с легкой руки Р.К. Цахау, автора диссертации

О 1

1978) и монографии о Стефане Гейме(1982) . В монографии он пишет, что Стефана Гейма не особенно интересуют эстетические категории, для него первоочередным является содержание, которое «пребывает в сфере не интересной для литературоведения». Ещё одна более ранняя диссертация Отто Ернста (1965) — политическое «свидетельство холодной войны» - посвящена вопросам полемики С.Гейма с фашизмом, милитаризмом и капитализмом на образном уровне его романов. Наибольший интерес представляют две диссертации, посвященные роману «Агасфер»: «Поэтизация как критика. Новое воплощение образа Вечного жида в романе С.Гейма» Х.-П.Эккера (1987); «Образ Христа в современной немецкой прозе» Х.С.Кима (1994)4. Ханс-Петер Эккер также отмечает малоисследованность геймовского творчества и незаслуженную предвзятость критики. Эккер считает одной из своих зада«« показать, что эстетический уровень «Агасфера» соответствует самым притязательным вкусам. Он полагает, что будет пересмотрено место писателя в истории немецкой литературы5.

Вальтер Дитрих анализирует библейскую основу романа «Книга царя Давида» (1972) и определяет метод Гейма как метод фактической деструкции, а жанр произведения характеризует как «библейско-исторический политический

1 Walter D. Von einem, der zu viel wusste. Versuch über Stefan Heyms "König David Bericht"// W.D.: Wort und Wahrheit. Studien und Interpretation alttestamentischer Texte. Neukirchen: Neukirchener Verlag, 1976. S. 44.

2 Zachau R.K. Stefan Heym in Amerika. Eine Untersuchung zu Stefan Heyms Entwicklung im amerikanischen Exil 1935-1952.

3 Zachau R.K. Stefan Heym. München: Beck, 1982. S.12.

4 Ecker H.-P. Poetisierung als Kritik. Stefan Heyms Neugestaltung der Erzählung vom Ewigen Juden. — Tübingen: Narr, 1987. (Beiträge zur Sprach- und Literaturwissenschaft. Bd. 13). Hey-Sook K. Die Jesus-Gestalt in der modernen deutschen Prosa. Köln, 1994.

5 Ecker H.-P. Op. cit. S. 14. роман»1. Сатирический аспект романа подчеркивает Кристиане Бонерт и анализирует сатиру как «структурируемую текстовую систему»2. «Сатирическим памфлетом-притчей» в духе Вольтера или Гуцкова называет роман Р.Михаелис, который считает, что библейская легенда - это только «маскирующая драпировка» политической аллегории «одной революции», не скрывающая тем не менее автобиографического тона. «Лингвосатирическая мимикрия» не мешает определить жанр «Книги». Это политический роман о художнике3. Марсель Райх-Раницки в своей рецензии, не затрудняя себя л определением жанра, категорически отрицает историчность романа . Во-первых, он сомневается в необходимости современного исторического романа, а во-вторых, указывая на малолитературный характер геймовской прозы, отмечает, что история для Гейма - это просто «упаковка» современных критических прогнозов. Р.К.Цахау пишет о «псевдоисторическом» романе Гейма, главная тема которого — избранность писателя богом и протест против политической опеки литературы5. Общий негативный тон откликов и рецензий смягчается статьей Генриха Бёлля6 и компенсируется монографией Михаила Шедлиха7. Бёлль видит в романе «апокрифическое продолжение библии», в котором содержится ответ на вопрос: почему писатели всегда доставляют неприятности. Шедлих называет Гейма человеком «высокого духа» и «гражданского мужества»; он пишет, что его роман — «великий интеллектуальный исторический роман», «кульминация творчества» Стефана Гейма. Такая рецензия появилась после публикации романа в ГДР в 1978 г. - с опозданием в шесть лет.

Более объективные оценки в западной критике вызвал выход в свет романа «Агасфер» (1981) в мюнхенском издательстве «С. Bertelsmann». Отзывы большей частью неоднозначны, но о недостатках говорится редко. Грегор-Деллин1, например, сравнивает грандиозный замысел «Агасфера» с «тематической анемией современных романов» и отдает должное выбору

1 Walter D. Op. cit. S. 65,67.

2 Dialektik des Anfangs // Hrsg. von P.G. Klussmann, H.Mohr. Bonn: Bouvier, 1986 (Jahrbuch zur Literatur in der DDR. Bd. 5). S. 146,168.

3 Michaelis R. DDR-Roman zwischen den Zeilen. Stefan Heym "König David Bericht"// FAZ. 16.06.1972.

Nr. 137. Reich-Reinicki M. König David alias Stalin. Stefan Heyms pseudobiblischer Roman// Die Zeit. 18.08.1972.

Nr.33.

5 Zachau R.K. Stefan Heym. München: Beck, 1982. S.78

6 Boll, Heinrich: Der Lorbeer ist immer noch bitter. / Der Spiegel - Nr.39 - 18.09.1972, s. 158-160.

7 Schädlich M. Titelaufnahmen. Berlin, 1978. материала и философской глубине его обработки. И хотя он считает роман в целом удачным, несмотря на рискованный эксперимент Гейма с образом Агасфера, он не обходит критикой художественный метод автора и его стилистические имитации изображаемых эпох. Петере Юрген считает, что С. Гейм находится под сильным влиянием принципа иллюстративности, характерного для литературы соцреализма, и объясняет этот факт ориентированностью автора на восточно-немецкого читателя2. Несмотря на «развлекательность и поучительность», считает П.Юрген, «Агасфер» проигрывает из-за нежелания автора оставить некоторые вопросы открытыми (весьма спорное, на наш взгляд, утверждение, которое как-то не вяжется с финалом произведения). Иохим Кайзер уже в заглавии своей статьи объявляет роман «неудачей» и объясняет это «огромной честолюбивой претензией» писателя. Традиционны критика языковой стороны и сравнение с «мастерскими» стилистическими имитациями Ветхого Завета у Т.Манна и стиля барокко у Г.Грасса. И.Кайзер оценивает работу Гейма как «кустарную художественность». Этими рецензиями мелкие «пощипывания» критики, пожалуй, и ограничиваются.

Так, Петер Павлик4 особо подчеркивает жанровую комплексность «Агасфера»: «скорее можно сказать, чем эта книга не является, чем то, что она есть» - и определяет произведение как «роман воззрения и мнения», который, вероятно, замышлялся Геймом как эссе, но для представления своих размышлений и прогнозов автор решил использовать романную форму. В целом речь идет о предстоящей гибели человечества, т.к. мир ни в коем случае «не протянет долго» при настоящем положении дел. С этим определением соглашается Г. Шаде5, который за «игрой со многими масками» видит страдания автора из-за несовершенства человечества. Тем не менее, по Шаде, нельзя говорить об «Агасфере» как об историческом романе. Юрек Беккер в статье, опубликованной в журнале «Шпигель»6, дает развернутый анализ романной структуры «Агасфера» и полагает, что произведение представляет собой опровержение сомнений, высказанных Анной Зегерс по поводу возможности

1 Gregor-Dellin M. Im Sturz durch die Welten// FAZ. 17.10.1981. Nr.241.

2 Jürgen P. Das Unterste zuoberst zu kehren// Frankfurter Runschau. 27.02.1982.

3 Kaiser J. Schade um so viel Schlaues.Stefan Heyms neuer Roman "Ahasver": an seinem Reiseanspruch gescheitert// Süddeutsche Zeitung. 5 ./6.12.1981. Nr.280.

Pawlik P. Pallawatsch // Die Zeit. 16.10.1981. Nr.43.

5 Schade H. Ein Spiel in vielen Masken// Deutsches Allgemeines Sonntagsblatt. 6.9.1981. Nr.36.

6 Becker J. Der ewige Jude gibt keine Ruhe // Der Spiegel. 2.11.1981, Nr.45. S. 240-246. создания в современной литературе образа дьявола, который можно было бы сравнить с образами, созданными Т. Манном или Ф. Достоевским. Хей-Сук Ким, автор диссертации об образе Христа в современной немецкой литературе, считает, что перед нами исторический роман социокритичесой направленности, в котором С.Гейм протестует против христианского принципа смирения и отстаивает принцип бунта, критикуя установленный порядок, т.к. «овца, которая дает сожрать себя, укрепляет тем самым порядок волков» (Люцифер) 1. Ханс-Петер Эккер2 анализирует роман с точки зрения соотношения истории, мифа и поэзии, которое составляет особенность «Агасфера» - как произведения глубоко критической направленности (Эккер даже определяет роман как «апологию критики»). Цель автора, по мнению Эккера, привести читателя в состояние «когнитивного диссонанса», чтобы заставить его таким образом заново переоценить сложившиеся моральные и познавательные установки. В статье отечественного литературоведа Г. Ишимбаевой , посвященной роману «Агасфер» - «постмодернистской притче о конце века», травестия гетевской фаустианской темы рассматривается как черта современного постмодернистского романа, который не оставляет от прежних содержательных категорий камня на камне.

Очевидно, что в литературной критике и современных исследованиях не существует единого подхода к определению жанра исторических произведений. С одной стороны, это объясняется сложной жанровой природой произведений XX в., с другой, — спецификой немецких исторических произведений в целом.

На основании данных наблюдений в диссертационном исследовании выдвигается гипотеза о специфическом философском измерении немецкой исторической прозы 1970-1980-х гг. Гипотеза была апробирована автором работы в лекционном курсе «История немецкой литературы после 1945 года», предназначенном для студентов Пермского госуниверситета специальности «Лингвистика. Межкультурная коммуникация» (Ш-1У курсы). Анализ исторических произведений 1970-80-х гг. органично вписался в семинарские занятия по данному периоду.

1 Kim H.-S. Die Jesus-Gestalt in der modernen deutschen Prosa. Köln, 1994. S. 90.

2 Ecker H.-P. Op. cit. S. 65.

3 Ишимбаева Г.Г. Переосмысление традиций. С. 214-218.

В апреле 2001 г. автор диссертации приняла участие в семинаре (который имел большое значение в формировании диссертационной концепции) «Немецкая документальная литература — литературные свидетельства разных лет XX века», проводимом на базе Гете-института г. Москвы референтом из и

Иенского университета (Германия), доктором Региной Вернер. Опубликован также ряд работ, связанных с темой диссертационного исследования:

1. Повесть Гюнтера Грасса «Встреча в Тельгте»: особенности исторической реконструкции и пафос повествования//Проблемы метода и поэтики в зарубежных литературах: Межву.сб.науч.тр. Пермь, 2003. С. 89-105.

2. Немецкая историческая проза 70-80-х гг. XX века//Традиции и взаимодействия в мировой литературе: Межву.сб.науч.тр./ Перм.ун-т. Пермь, 2004. С. 169-175.

3. Миф как метаязык литературы XX века (новая волна ремифологизации в немецкой литературе 70-80-х гг.)//Изменяющийся языковой мир: Тез.докл. междунар.науч.конф./ Перм.ун-т. Пермь, 2001. С. 36-39.

4. Ситуация на стыке культур в повести К.Вольф «Кассандра» // Зарубежная литература: проблемы изучения и преподавания: Межвуз.сб. науч.тр./ Вятский ун-т. Киров, 2005. С. 183-188.

5. Исторические романы Стефана Гейма «Книга царя Давида», «Агасфер»: демифологизация истории и историческая рефлексия//Филологические заметки: Межвуз.сб.науч.тр. / Перм. ун-т; Ун-т в Любляне. Пермь, 2005. Вып.4.'0,6 п.л. (в печати).

Структура и объем диссертации: диссертация состоит из Введения, трех глав и Заключения. Список использованной литературы включает в себя 190 наименований.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Немецкая историческая проза 70-80-х гг. XX века. Поэтика жанров"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Развитие немецкой литературы последней трети XX в. отмечено не только актуализацией исторических жанров, но и обогащением их эстетических возможностей. В первые послевоенные годы и до конца 60-х гг. немецкая проза находится в процессе поиска самобытного языка и форм выражения, осмысляет недавнее прошлое и становящуюся современность. События 1989 г. — 90-х гг. знаменуют собой начало новой исторической эпохи в Германии и в истории её литературы. После объединения Германии на первый план выходит проблема национального единения, которую литература пытается осмыслить в форме «\¥еп(1еготап» (роман-рубеж).

На этом фоне 70-е гг. характеризуются относительной стабильностью национального исторического развития в обоих немецких государствах, но вместе с тем это десятилетие напоминает исторический застой. Обострение мировой политической обстановки в 80-е гг. (при их внешней бессобытийности) заставляет почувствовать бессмысленность «мирового противостояния^^ а значит, бесперспективность хода истории за последние пятьдесят лет. Именно в этом историческом контексте происходит актуализация исторического жанра в лите-ратуре, которая идет параллельно со сменой парадигмы философии истории (на её формирование повлияли разные теории: историко-философская, естественно-философская, социально-политическая, социальнопсихологическая). Пафос Просвещения сменяется постисторическим контекстом.

Историческая ориентация в литературе принимает глобальный характер и «захватывает» также прозу о современности. Подобные «жанровые сцепления» - результат жанровой изменчивости и подвижности, которая, по мнению Д.Затонского, восходит к концепции романтического искусства1. Т. Мотылева, размышляя о высказывании Л.Н. Толстого: «Роман — свободная форма», отмечает, что в литературе XX в. происходит своеобразная жанровая деформализация . Отход от обязательных канонов приводит к тому, что повествовательные приемы в современной прозе определяются проблематикой произведения3. В XX в. не редкость произведения, жанровое определение

1 Затонский Д. Сцепление жанров (место автобиографии, мемуаров и дневника в становлении и жизни современного романа)// Жанровое разнообразие современной прозы Запада. Киев, 1989. С.8.

2 Мотылева Т. Роман — свободная форма. С. 8.

3 Мотылева Т. Указ.соч. С. 8. которых неоднозначно. Утверждение, что размывание жанровых границ во второй половине XX в. делает бессмысленной любую попытку выделения жанровых критериев, разделяется далеко не всеми1. Точка зрения В.Е. Хализева об особенностях современных литературных жанров и о жанровых магистралях в современном литературном процессе представляется наиболее убедительной: жанры в современной литературе - «это, как правило, не изолированные друг от друга явления, обладающие ярко выраженным набором свойств, а группы произведений, в которых с большей или меньшей отчетливостью просматриваются те или иные формальные и содержательные предпочтения и акценты (курсив наш. - В Т.)» . И далее: «В XX веке, как видно, иерархически возвышаются по преимуществу жанры новые (или принципиально обновленные) в противовес тем, которые были авторитетны в предшествующую эпоху. При этом места лидеров занимают жанровые образования, обладающие свободными, открытыми структурами: предметом канонизации парадоксальным образом оказываются жанры неканонические, предпочтение отдается в литературе всему тому, что непричастно формам готовым, устоявшимся, стабильным»3.

Эту закономерность жанрового развития подтверждает динамика исторического жанра. Анализ исторических повестей «Кассандра» К.Вольф, «Встреча в Тельгте» Г.Грасса и исторических романов С.Гейма «Книга царя Давида» и «Агасфер» показывает, что они могут быть выделены в метаисторическую жанровую группу на основании структурной и концептуальной общности произведений. Доминирующим жанровым аспектом является, воспользуемся выражением М.М. Бахтина, «жанровая сущность» данных произведений4. Содержательная форма немецкой исторической прозы 1970-80-х гг. определяется категорией художественного Времени, его метаисторическим наполнением. Не случайно при полярности суждений критиков и рецензентов о жанровой определенности анализируемых нами произведений они сходятся во мнении об онтологичности этой прозы: социально-историческая жизнь отодвигается на второй план проблемами бытия в их «сущностном» воспроизведении. Однако постановка глобальных тем не ведет к отказу от изображения индивидуальной судьбы. Наоборот, соединение

1 Поспелов Г.Н.Теория литературы. М., 1978. С. 232.

2 Хализев В.Е. Теория литературы. М., 2002. С. 374.

3 Там же. С. 378.

4 М.М. Бахтин трактует «жанровую сущность» как структуру художественного конфликта и как изображение «общего состояния мира». См.: Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1975. С. 332. онтологической масштабности с глубиной психологических характеристик рождает особое — метаисторическое - измерение повествований1. Соотнесение исторически конкретного с бытийными универсалиями становится возможным благодаря обращению писателей к вечным^ образам. В историко-мифологических далях и глубинах ищут они истоки современного состояния мира. Дегероизация, демифологизация, субъективизация исторического восприятия характеризуют исследуемые произведения. Определение данной прозы как «метаисторической» предопределяется стыковкой исторических и онтологических жанров (последние В.Е. Хализев выделяет в отдельную группу)2, происходит новое наполнение жанрового содержания современной немецкой исторической прозы.

Понятие «метаисторизм» встречается у разных исследователей. Размышляя о характере взаимодействия мифа и романа, Н.Г. Медведева использует метаисторизм как синоним философского уровня современной

Л V-» литературы . Ещё в 1950-е гг. К.Иенсен писал об обязательном наличии в историческом произведении «метаисторической основы», которая включает в себя общечеловеческие, мифологические или религиозные аспекты4. Плодотворным представляется сравнение категории метаисторизма с понятием «метампсихозы», используемым Р.Каралашвили как обозначение одномоментного охвата истории взглядом5. На наш взгляд, термин «метаисторическая проза» является содержательно емким и фиксирует все многообразие возможных связей между вечными мотивами (в том числе и мифологическими) и исторической действительностью. Нередко ядром мифа является какая-то реальная ситуация, со временем утратившая событийную конкретику и обросшая условностями. Начиная с Т.Манна становится очевидным стремление писателей пробиться сквозь мифологическую «броню» условности к историческому ядру, с одной стороны; с другой стороны, налицо убывание авторского интереса к исторически типическому, к традиционному взгляду на историю и усиление внимания к философии истории. Таким образом,

1 Медведева Н.Г. Взаимодействие мифа и романа в литературе// Современный роман. Опыт исследования. M., 1990. С.61-68.

2 Хализев В.Е. Уаказ. соч. С. 362.

3 Медведева Н.Г. Указ. соч. С. 58.

4 Jenssen С. Der historische Roman. Hamburg. 1954. S. 35.

5 Каралашвили P. Парадигма жанра: надвременная биография/ о романе Вирджинии Вулф «Орландо»//

Зарубежная литература 20-х гг. Поэтика жанров: Тез. Док. Тбилиси. 1998. С. 65. метаисторизм характеризует одновременно и новое эстетическое качество исторического повествования (надысторическую панорамность изображения), и авторский метод работы с историей (построение моделей исторического развития на основе типологического сходства разных этапов истории).

Исходя из анализа немецкой исторической прозы 70-80-х гг. XX в., можно сделать выводы об особенностях художественного историзма:

1) Исторические концепции разных писателей, несмотря на существенные индивидуальные различия, отмечены общностью критического отношения к современному состоянию мира, неприятием ценностей технократической цивилизации. Поиск нереализованных исторических возможностей обусловливает возвращение к историческим «перекресткам» и формирует «инверсионный историзм» современных исторических повествований, акцентирует философский характер произведений.

2) К трансформации художественного историзма, в структуре которого теперь доминирует вечное начало, приводит сосредоточенность писателей на исторических закономерностях. Конкретно-историческое время используется как поле для выдвижения и проверки своих гипотез. С точки зрения дня сегодняшнего, учитывая нереализованный потенциал истории, авторы строят утопический вектор в будущее. Так, художественное время в повести Г.Грасса является примером высшей степени взаимопроницаемости времен («Vergegenkuft» — пронастущее). Нужно отметить, что историческая оценка авторами прошлых и современных обстоятельств инициирует катастрофическую «футурологию произведений»1, хотя «принцип надежды» (Э.Блох) не отменяется полностью. Налицо также тенденция к уплотнению времени в ходе философского осмысления истории через одновременное возрастание субъективного и документального аспектов.

3) Интерес к человеческому фактору в истории, разработка исторической этики через постановку нравственной проблемы исторической ответственности ведут к подчеркнутой условности повествования и отказу писателей от исторической однозначности. Сложный характер взаимодействия частной и общественной истории вызывает у авторов особый интерес и желание понять механизм и логику их хитросплетений.

1 Кормилов С.И. Указ. соч. С. 23.

4) Отказ от оптимизма концепции исторического прогресса связан с пониманием истории как совершенствования человека и одновременно его морального упадка, с идеализацией прошлого и возможного будущего, с дегероизацией войны, развенчиванием культа героев и сильных мира сего.

5) Ирония и карнавальность являются отличительной чертой современного исторического повествования. Они используются для введения в текст произведения авторской оценки; а именно «выражают неограниченную свободу современного художника по отношению к традиционной системе символов, давно потерявшей свою обязательность, но сохранившей привлекательность как средство метафоризации тех элементов в современном сознании, которые принимаются писателями в качестве вечных и универсальных»1.

Эти идеологические константы обусловили поэтические особенности немецкой исторической прозы 1970-80-х гг.:

- Моделирование истории через повторяющиеся типологические ситуации, введение вечных образов и сюжетов.

- Прорисовка через исторический конфликт конфликта глобального, внеисторического, что отодвигает социально-историческое содержание произведений, реконструированное жизненно и правдоподобно, на второй план.

Синтез онтологической масштабности в изображении истории с глубиной психологических характеристик частной жизни; подчеркнуто субъективная подача исторических событий (демифологизация официальной истории и её последовательная приватизация; субъективизация исторического восприятия — взгляд на большую историю «снизу» как более достоверный способ реконструкции истории; повествователь нередко выступает в роли очевидца описываемых событий).

- Выбор «рубежных коллизий», поиск ситуаций на «исторических перекрестках».

- Многоуровневое структурирование конфликта как следствие перестройки пространственно-временных характеристик произведений; взаимодействие вечного и конкретно-исторического реализуется в метаисторическом хронотопе (современный исторический кризис как отголосок немыслимо далекого

1 Мелетинский Е.М. Указ. соч. С. 329. прошлого); уплотнение художественного времени происходит за счет философской «нагрузки».

- Активизация игрового начала реализуется в сближении исторического жанра с постмодернистской поэтикой (мифологические и литературные образы в поле притяжения-отталкивания литературной традиции; нередко писатели вводят фиктивные документы, смешивают исторические события и вымысел с целью конкретизации исторических фактов — переигрывают общеизвестную историю).

Обозначенные особенности свидетельствуют о поэтологическом обновлении жанрового наполнения немецкой исторической прозы 70-80-х гг. XX в.

Подводя итоги, следует особо подчеркнуть жанровые особенности исторического романа и исторической повести. Современная историческая повесть характеризуется углублением её познавательно-аналитической основы. Сосредоточенность на предмете изображения позволяет ей увидеть новое в ставшем традиционном. Так, погружение в миф о Троянской войне дает возможность Кристе Вольф представить свою версию европейской истории начиная от её истоков. Подробно, резко и ярко представлены в повести «Кассандра» мужские принципы, которые являются основополагающими и в современной цивилизации. Познавательный интерес к эпохе барокко, чувство сродства с поэтикой Гриммельсгаузена, юбилей Г.В.Рихтера и потребность в литературном форуме, вместе взятые, побуждают Гюнтера Грасса «организовать» встречу поэтов эпохи барокко в самый решающий для последующей истории Германии период — накануне окончания Тридцатилетней войны. Нужно отметить, что вымышленная встреча - весьма распространенный мотив в повестях 70-х гг. (К.Вольф «Нет места. Нигде» (1979), А.Зегерс «Встреча в пути» (1972)). Г.Грассу интересно взглянуть на хрестоматийные имена и события «снизу», из гущи происходящего. Такой подход продиктован не только исторической концепцией автора, но также усилением в повести психологического и аналитического начал. В целом эти тенденции обусловлены «стремлением понять смысл новой эпохи»1. К.Вольф тоже идет по пути психологизации мифа. Этот метод обладает глубоким демифологизирующим взрывным потенциалом.

1 Давыдова Т. Указ. соч. С. 204.

Наряду с жанровыми новациями сохраняется в исторической прозе и жанрово-традиционное - изначальная ориентированность повести на устную основу. Речевая стихия выдвигает в исторической повести на первый план рассказчика-хроникера, свидетеля определенных исторических событий. Вместе с тем важно подчеркнуть, что историческое свидетельство вводится не только с целью повышения достоверности изображаемого времени и событий. Более важным оказывается субъективное историческое восприятие как противоположность официальной истории (используя термин А.Клуге, «контристория» - Gegengeschichte). Такой подход согласуется с антицивилизаторским настроем литературы 1970-80-х гг. и критикой рационализма. Он основывается на невозможности комплексного охвата действительности и не претендует на него. Значимым является именно тот фрагмент (исторической) действительности, который воспринимается субъектом в мельчайших деталях, и его восприятие неповторимо. В повести К.Вольф Кассандра жалеет о том, что в песнях победителей никогда не будет места чувствам другой стороны, как нет им места и на табличках дворцовых писцов. «Контристорична» и повесть Г.Грасса. Во-первых, вымышленная встреча претендует на статус «более точных фактов» (Г.Грасс). Во-вторых, её оппозиционность подчеркивается интересом автора, направленным в гущу событий, и в то же время взгляд «снизу» позволяет увидеть то, что обычно остается в тени официальной истории - восприятие истории теми, с кем она непосредственно происходит. Таким образом, субъективный аспект в повестях «цементируется» через субъективное восприятие истории и авторское отношение к изображаемому.

Неизменной остается сосредоточенность повести на бытийности, а не на событийности. Протяженное действие носит эпизодический характер. Описание трапез во «Встрече в Тельгте» представлено детально и ярко, как одна из характеристик времени. Ещё одна функция бытовых зарисовок - отражение многообразия жизни. В повести «Кассандра» действие охватывает большой промежуток времени, поэтому оно зафиксировано в узловых моментах, в воспоминаниях Кассандры они приобретают «скульптурный» рельефный характер.

Все перечисленные приметы современной исторической повести сливаются в её главной тенденции — философско-нравственном осмыслении истории: её истоков, хода и итогов. Критический взгляд на современный исторический этап заставляет более пытливо всматриваться в прошлое, помогает понять, что было сделано неправильно или не сделано вообще.

От своих истоков повесть, как средняя эпическая форма, сохранила злободневность и внимание к истории. Особенно актуальны эти генетические корни для жанра исторической повести. В малой прозе 70-80-х гг. тесно переплетаются оба аспекта: действительность ставит в этот период много новых вопросов и проблем, динамичность и тревожность исторической ситуации требует их осмысления в контексте истории.

Немецкий исторический роман второй половины XX в., как показывает анализ произведений, - «это сложно определяемый, но развивающийся прозаический жанр»1. Его художественное бытие определяется, в первую очередь, категорией времени; сущностные акценты исторического романа смещаются к проблеме человека в потоке времени. Основным отличием исторического романа от малой исторической прозы является развернутость эпического повествования, что позволяет писателю представить сложносюжетную, многофигурную картину, организующим ядром которой является человек, рефлектирующий себя в истории и проходящий нравственный экзамен на историческую ответственность. Так, роман С.Гейма «Книга царя Давида» представляет собой дневники историка Ефана, который предстает перед читателем в двух лицах: как ученый писатель, составляющий историю Израиля времен Давида, и как современник Соломона, осмысляющий себя в истории. Легенда о Вечном скитальце Агасфере позволяет С.Гейму в одноименном романе охватить взглядом всю историю человечества, которая понимается как извечное стремление людей создать Царство Божие на земле, но оборачивается катастрофой космического масштаба. Однако усложненное внешнее действие исторического романа и подчас излишне детальная реализация автором своей идеи (на примере разных человеческих судеб и исторических эпох) делает роман более «затянутым», «рыхлым», менее цельным и органичным в отличие от лаконичной повести.

Как и в малой исторической прозе, основой исторического романа в немецкой литературе 70-80-х гг. является освоение большой истории через психологизацию её частной стороны. Приемы, используемые писателями в

1 Ме121ег-Ькегашг1ех1коп. Э. 192-195. исторических повестях и романах, во многом схожи. История гибели Трои и история централизации Израиля представлены через дворцовые интриги, борьбу за власть с точки зрения альтернативной логики, оспаривающей общепринятые ценности. В повести «Встреча в Тельгте» и романе «Агасфер» события описываются с точки зрения стороннего наблюдателя, исторический опыт которого шире изображаемых ситуаций.

Развитие исторического романа в 70-80-е гг. XX в. отмечено сближением проблематики и поэтики исторического романа (Geschichtsroman) и романа о настоящем (Gegenwartsroman). Ральф Шнель видит общий знаменатель западно-немецкой прозы 80-х гг. в «организации повествовательных оппозиций», в радикальном неприятии автором действительности и авторской полемике с понятием «реальность» - в формировании «эстетики противостояния» (П.Вайс)1. В этом смысле термин А.Клуге «контристория» ("Gegengeschichte") применим ко всему многообразию немецкой прозы 70-80-х гг. Мартин Вальзер видит общность усилий в авторском поиске «искажающего среди искажений»: писатель полемизирует с настоящим, которое нуждается в изменении, в своих произведениях он тематизирует потребность в переменах. Итак, общей составляющей немецкой прозы 70-80-х гг. является, прежде всего, пафос произведений.

Сближение исторической прозы и прозы о современности проявляется во введении в повествование исторического измерения. История становится предметом повествования. «Все значительные немецкоязычные произведения новейшего времени, в которых история стала предметом повествования, -какими бы различными они не были по содержанию и структуре, — сходятся в признании того, что ход истории принял катастрофическую направленность»2. Четко просматриваются две тенденции освоения «искаженного» настоящего: интерес к истокам этого процесса и интерес к его последствиям. Исторический роман ведет поиск «искажающего» начала от архаического периода истории человечества до её современного этапа; разные исторические эпохи являются примерами динамики искажений («Камбала» (1977) Г.Грасса; «Книга царя Давида» (1972) и «Агасфер» (1981) С.Гейма). Роман о современности берет отрезок от «деформированного» настоящего до утопического будущего,

1 Schnell R. Ор. cit. S.494.

2 Ibid. S. 499. привлекает и исторические эпохи, однако настоящее мыслится среди них как ставшее историей (например, романы: «Крысиха» Г.Грасса (1986), «Учебный плац» 3.Ленца (1985), «Марбо» В.Хильдесхаймера (1981), «Ойменсвиль» Э.Юнгера (1977), «Последний мир» К.Рансмайера (1988)). Объединяют эти произведения не столько исторический материал и концептуальные идеи, сколько формы обращения с историей. Во-первых, подчеркнуто аутентичное восприятие истории (введение «я»-перспективы как введение свидетеля исторических событий); во-вторых, создание нового исторического проекта. Перетолкование истории вызывает критическую энергию, направленную против общепринятого представления об историческом процессе. В данном контексте широко используются приемы реконструктивного психологического вчувствования, вымышленные документы и свидетельства, которые придают повествованию высшую степень достоверности. В-третьих, ремифологизация истории означает, что история существует в вариантах. Все, что претендует быть единственно правдивым, объявляется мифом. История субъективна, существует в восприятии людей и в связи с этим может быть только фрагментарной -существует в историях.

Признание абсурдного, ирреального характера истории в 80-е гг. XX в. объясняет тенденцию распространения характеристики «постмодерн» почти на всю немецкую прозу этого периода. Если рассматривать постмодернизм как определенную, прежде всего пессимистическую, концепцию мировосприятия и средства её эстетического воплощения в тексте, то точек соприкосновения можно установить немало. Интертекстуальность, игра, саморефлексия, уверенность в приближающемся крахе мира характеризуют многие романы 80-х гг., и на первый взгляд они укладываются в постмодернистские рамки. Однако все перечисленные произведения включают в себя утопический уровень -предположение, что существует другой сценарий исторического развития. В отличие от «чистого» постмодернизма, рафинированного и изысканно литературного, который утверждает: время окончательно остановилось и существование потеряло всякий смысл, ретроспективная проза находится в поиске новых смыслов или реабилитирует старые, вечные. В этом смысле романы Гейма не исключение.

Таким образом, историческая проза может быть рассмотрена в контексте жанровой традиции эпических и исторических жанров. В данном исследовании основное внимание уделено сущностному аспекту исторической немецкой прозы 70-80-х гг. Эволюцию жанра во многом определили всемирно значимые явления культурно-исторической жизни, её социальной сферы1. Во времена В.Скотта в осмыслении истории первостепенную роль играли индивидуальные различия, национальные и периодические. В немецкой литературе XX в., особенно в его последнюю треть, возрастает интерес к константам большого исторического времени и в связи с этим к мифу как к уникальной формуле выражения общечеловеческого опыта и как к многофункциональной форме художественной условности.

Итак, немецкая историческая проза 70-80-х гг. XX в. структурно и стилистически определяется современной проблематикой и современным сознанием, однако работа с историческим материалом выводит литературу на новый путь - осознание литературой себя как возможной формы философии истории. Исходной точкой является предположение «как будто», которое создает исторический проект с утопическим началом, проект-оппозицию общепризнанной истории. Историческая поэзия в неисторическое время, «без исторической почвы» (Р.Шнель), находится в поиске динамического принципа истории, который наполняет её содержанием и приводит в движение. Поиск исторической константы, говоря языком Гегеля, «духа» истории, есть постановка извечного вопроса об исторической ответственности, возвращение моральных императивов в эпоху радикальной утраты ориентиров.

БсЬпеИ Я. Ор. ск.Б. 381.

Список исследованной литературы

1. Бохеньский А. Божественный Юлий (Записки антиквара)/ А. Бохеньский // Современные польские повести: В 2 т. — М., 1974. - Т. 1.

2. Вольф К. Кассандра / К.Вольф // Иностр. лит. - 1986. - №5.

3. Вольф К. Медея. Голоса / К. Вольф // Иностр. лит. - 1997. - № 1.

4. Вольф К. Истоки одной повести: Кассандра. Франкфуртские лекции / К. Вольф // Вольф К. От первого лица. — М., 1990.

5. Вольф К. Миф и образ / К. Вольф // Вопр. лит. - 1999.- №4.

6. Встреча. Повести и эссе писателей ГДР. - М., 1983.

7. Грасс Г. Встреча в Тельгте / Г. Грасс // Грасс Г. Кошки - мышки. - М., 1985.

8. Гейм С. Книга царя Давида / С.Гейм // Иностр. лит. - 1990. - № 4,5.

9. Гейм С. Агасфер / С.Гейм. -М., 1994.

10. Зюскинд П. Парфюмер. История одного убийцы / П.Зюскинд. -М., 1992.

11. Лагерквист П.Ф. Смерть Агасфера / П.Ф.Лагерквист. - СПб., 1999.

12. Манн Г. Юность короля Генриха IV / Г. Манн. - Свердловск, 1956.

13. Манн Г. Зрелые годы короля Генриха IV / Г.Манн. - М., 1989.

14. Манн Т. Иосиф и его братья: В 2 т./ Т. Манн. - М., 1991.

15. Немецкая поэзия XVII века. - Новгород, 1976.

16. НоссакГ.Э. Избранное / Г.Э.Носсак. - М., 1982.

17. Рот Й. Иов / Й.Рот. - М., 1999.

18. Свифт Г. Земля воды / Г. Свифт. - СПб., 2004.

19. Уайлдер Т. Мартовские иды. Теофил Норт / Т.Уайлдер. - М., 1981.

20. Фаулз Д. Даниэл Мартин / Д.Фаулз // Иностр.лит. - 1983. - № 10,11,12.

21. Фейхтвангер JI. Безобразная герцогиня Маульташ / JI. Фейхтвангер. - М., 1979.

22. Фейхтвангер JI. Гойя, или тяжкий путь познания / Л. Фейхтвангер. - Минск, 1985.

23. Фейхтвангер Л. Еврей Зюсс/ Л. Фейхтвангер. - Харьков, 1995.

24. Фейхтвангер Л. Испанская баллада /Л. Фейхтвангер. - Ростов н/Д, 1993.

25. Цвейг С. Мария Стюарт / С. Цвейг. - Харьков, 1992.

26. Цвейг С. Новеллы / С. Цвейг. - М., 1992.

27. Цвейг С. Мария Антуанетта / С. Цвейг. - М., 1990.

28. Цвейг С. Триумф и трагедия Эразма Роттердамского / С. Цвейг. - М., 1977.

29. Heym S. Ahasver. Fischer Taschenbuchverlag: Frankfurt a.M., 1999.

30. Heym S. Der König david Bericht / S.Heym - Fischer Taschenbuch Verlag: Frankfurt/M., 2000.

31. Grass G. Das Treffen in Telgte /G.Grass. - Deutscher Taschenbuch Verlag: München, 1999.

32. Grass G. Der Autor als fragwürdiger Zeuge / G.Grass - München: dtv, 1997.

33. Wolf Ch. Kassandra/Ch. Wolf.- München: dtv, 2000.

Список научной литературыВилисова, Татьяна Геннадьевна, диссертация по теме "Литература народов стран зарубежья (с указанием конкретной литературы)"

1. Авраменко Е.И. Проблема историзма в современном литературоведении (общественные науки и поэтика)/ Е.И.Авраменко // Традиции и взаимодействия в зарубежных литературах. -Пермь, 1996.

2. Агеносов В.В. Некоторые итоги развития литературы XX века в контексте русского литературного процесса (опыт классификации) / В.В. Агеносов //Филологические науки. 2003.-№ 1.

3. Архипов Ю. Спектр романа. Заметки о современной западногерманской прозе / Ю.Архипов //Лит. обозр. 1982.-№1.

4. Баканов А.Г. История и современность в драматургии ГДР / А.Г.Баканов. Киев, 1979.

5. Баканов А.Г. Современный зарубежный исторический роман / А.Г.Баканов. Киев, 1989.

6. Барг М.А. Эпохи и идеи. Становление историзма / М.А. Барг. М., 1987.

7. Барт Р. Избранные работы. Поэтика. Семиотика / Р. Барт. М., 1994.

8. Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики / М.М.Бахтин. М., 1975.

9. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества / М.М.Бахтин. М., 1975.

10. Вельский A.A. Английский роман 1800 — 1810-х гг./ А.А.Бельский. Пермь, 1968.

11. Вельский А.А О соотношении конфликта и сюжета в исторических романах В.Скотта 1810-х годов («Уэверли», «Пуритане», «Роб Рой»)/ А.А.Бельский // Учен. зап. Перм.у-та. -Т.23. Вып.2. 1962 .

12. Беньямин В. Маски времени. Эссе о культуре и литературе / В. Беньямин / Сост. A.B. Белобратов. СПб. 2004.

13. Берковский Н.Я. Романтизм в Германии /Н.Я. Берковский. М., 1973.

14. Борев Ю.Б. Художественный стиль, метод и направление // Современные аспекты изучения (теория литературных стилей) / Ю.Б.Борев. М., 1982.

15. Бочкарева Н.С. Роман о художнике / Н.С.Бочкарева. Пермь, 2000.

16. Блок М. Апология истории / М.Блок. М., 1973.

17. Варфоломеев И.П. Типологические основы жанров исторической романистики / И.П.Варфоломеев. Ташкент, 1979.

18. Владимирова Н.Г. Миф в жанровой структуре современного западного романа / Н.Г. Владимирова // Жанровое своеобразие художественных форм в литературе XX века. -Ташкент, 1992.

19. Волков И.Ф. Творческие методы и художественные системы / И.Ф.Волклв. М., 1989.

20. Вреде Б.Д. Мифопоэзис Кассандры в одноименной повести Кристы Вольф / Б.Д.Вреде: Дис. канд. филол. наук. Омск, 1998.

21. Гейне Г. Собр.соч.: В 6 т./ Г.Гейне. М., 1982. - Т.4.

22. Гинзбург J1. «Разбилось лишь сердце мое.»/ Л.Гинзбург.- М., 1983.

23. Голубков М.М. Литература второй половины XX века/ М.М.Голубков // Вест. Моск. у-та. Сер.9. Филол. -2002. -№ 4.

24. Горский И.К. Польский исторический роман и проблема историзма/ И.К.Горский. М., 1963.

25. Горский И.К. Исторический роман Сенкевича / И.К.Горский. М., 1966.

26. Григорян Б.Т. Философы XX века / Б.Т.Григорян. М., 2004.

27. Гуров П.А. История и современность в художественной и эссеистической прозе Кристы Вольф 70-80-х годов/П.А.Гуров: Дис. канд. филол. наук.-М., 1993.

28. Гулыга А. Эстетика истории / А.Гулыга. М., 1973.

29. Давыдова Т. Повесть / Т.Давыдова //Литературная учеба. 2002. - № 5.

30. Дмитриева H.A. Опыты самопознания / Н.А.Дмитриева // Образ человека и индивидуальности художника в западном искусстве XX в. М., 1984.

31. Днепров В. Черты романа XX века / В.Днепров. М.; Л., 1965.

32. Дранов A.B. Западногерманский роман: этапы и перспективы развития / А.В.Дранов // Современный роман. Опыты исследования. М., 1990.

33. Затонский Д. Размышления о литературе современного Запада / Д.Затонский // Зеркала искусства. М., 1975.

34. Затонский Д. Постмодернизм: гипотезы возникновения / Д.Затонский // Иностр. лит. -1996.-№2.

35. Затонский Д. Постмодернизм в историческом интерьере / Д.Затонский // Вопр. лит. -1996.-№3.

36. Затонский Д.В. Сцепление жанров / Д.В.Затонский // Жанровое разнообразие современной прозы Запада. Киев, 1989.

37. Ишимбаева Г. Трансформация библейского мифа в литературе постмодернизма / Г.Ишимбаева// Вест. Челяб. ун-та. Сер.2. Филол. 1997.-№ 1.

38. Ишимбаева Г. Переосмысление традиций / Г.Ишимбаева // Иностр. лит. 1995. - №9.

39. Ивбулис В.Я. Модернизм и постмодернизм: идейно-эстетические поиски на Западе / ВЛ.Ивбулис. М., 1988.

40. История немецкой литературы: В 5т. М., 1966. - Т.5.

41. История немецкой литературы: В 3 т./ Колл. авторов; под рук. К.Бетхера и Г.Геердтса при участии Р.Гойкенкампа. — М., 1986. Т. 3.

42. Ильин И.П. Постмодернизм: проблема соотношения в современном романе Запада / И.П.Ильин // Современный роман. Опыты самопознания. М., - 1990.

43. Каралашвили Р. Парадигма жанра: надвременная биография (о романе Вирджинии Вулф «Орландо») / Р.Каралашвили // Зарубежная литература 20-х гг. Поэтика жанров: Тез. Докл.-Тбилиси, 1998.

44. Карельский А. Предисловие / Г.Грасс // Грасс Г. Кошки-мышки. М., 1985.

45. Кожинов В.В. Историзм в литературе / В.В.Кожинов // Краткая литературная энциклопедия: В 9 т. М., 1966. — Т.З.

46. Кормилов С.И. Теоретические аспекты художественного историзма / С.И.Кормилов// Проблемы историзма в русской советской литературе 60-80-х гг. М., 1986.

47. Кормилов С.И. Художественный историзм как теоретическая проблема/ С.И.Кормилов// Филол. науки. 1977.-№4.

48. Крамов И.В. В зеркале рассказа. Наблюдения. Разборы. Портреты/ И.В.Крамов.- М., 1979.

49. Крепак Е.М. Проза Гюнтера Грасса 70-х годов/ Е.М.Крепак: Дис . канд.фил.наук Л., 1987.

50. Крепак Е.М. Историческая тема в прозе Г.Грасса / Е.М.Крепак // Вест.Ленингр.ун-та. Сер.2. 1986.-Вып.2.

51. Кузьмин А.И. Повесть как жанр литературы / А.И.Кузьмин. М., 1984.

52. Курилов В.В. Направление и метод: к проблеме их соотношения / В.В.Курилов // Творческие методы и литературные направления. М., 1987.

53. Лейдерманн Н. Траектории «экспериментирующей эпохи»/ Н.Лейдерманн // Вопр. лит. -2002,-№4.

54. Лейтес Н.С. Конечное и бесконечное. Размышления о литературе XX века: мировидение и поэтик: Учеб.пособие по спецкурсу / Н.С.Лейтес. Пермь, 1992.

55. Лейтес Н.С. Черты немецкой литературы нового времени / Н.С.Лейтес. Пермь, 1984.

56. Лейтес Н.С. Размышления о художественных закономерностях литературы XX века / Н.С.Лейтес // Проблемы метода и поэтики в зарубежной литературе Х1Х-ХХ веков. -Пермь, 1993.

57. Ленобль Г. История и литература / Г.Ленобль. М., 1960.

58. Литвиненко Н.А. Французский исторический роман первой половины XIX века: эволюция жанра / Н.А.Литвиненко: Автореф. дис. д-ра филол. наук М., 2000.

59. Литературная традиция и современность. Ташкент, 1989.

60. Литературный энциклопедический словарь / Под ред. В.М.Кожевникова и П.А.Николаева. -М., 1987.

61. Лихачёв Д.С. Заметки и наблюдения. Из записных книжек разных лет / Д.С.Лихачев. Л., 1989.

62. Лихачёв Д.С. Прошлое будущему: статьи и очерки / Д.С.Лихачев. - Л., 1985.

63. Лосев А.Ф. Проблема художественного стиля / А.Ф.Лосев // Жанр романа в классической и современной литературе. Махачкала, 1983.

64. Лотман Ю.М. Анализ поэтического текста / Ю.М.Лотман. Л., 1972.

65. Лотман Ю.М. Статьи по семиотике и типологии культуры // Лотман Ю.М. Избранные статьи: В 3 т./ Ю.М.Лотман. Таллинн, 1992. - Т.1.

66. Макаровская Г. Типы исторического повествования / Г.Макаровская. Саратов. 1972.

67. Манн Ю. Динамика поэтических форм / Ю.Манн // Вопр. лит. 1996. - № 3.

68. Мелетинский Е.М. Поэтика мифа / Е.М.Мелетинский. М., 1976.

69. Млечина И. Трудный поиск истины (О некоторых тенденциях в развитии романа ГДР 6070-х гг.) / И.Млечина // Вопр.лит. 1980. - № 2.

70. Морозкина Е.А. К вопросу о становлении исторического романа в литературе США / Е.А.Морозкина // Зарубежный роман. Пермь, 1982.

71. Мотылева Т. Роман свободная форма. Статьи последних лет / Т.Мотылева. - М., 1982.

72. Налимов В.В. В поисках иных смыслов / В.В.Налимов. М., 1993.

73. Ожогин А. Взаимодействие художественных традиций и феномен культурного бумеранга / А.Ожогин.-М., 1988.

74. Павлова Н. Преодоленное прошлое. К проблеме эволюции художественного сознания в литературе ГДР / Н.Павлова // Лит. обозр. 1983. -№ 5.

75. Павлова Н.С. Типология немецкого романа 1900-1945 / Н.С.Павлова. М., 1982.

76. Пашигорев В.Н. Немецкий антифашистский исторический роман 30-х годов / В.Н.Пашигорев: Автореф .дис. канд. филол. наук. Л., 1970.

77. Поспелов Г.Н. Взаимодействие литературных направлений и художественных методов / Г.Н.Поспелов // Творческие методы и литературные направления. — М., 1987.

78. Поспелов Г.Н. Проблема исторического развития литературы / Г.Н.Поспелов. М., 1972.

79. Поспелов Г.Н. Теория романа / Г.Н.Поспелов. М., 1978.79,80.81,82,83,84,85,86,87.88,89