Нормативность и научная рациональность

Гуторович, Валерий Николаевич

автореферат диссертации по философии, специальность ВАК РФ 09.00.01
диссертация на тему: Нормативность и научная рациональность

Год: 2006
Автор научной работы: Гуторович, Валерий Николаевич
Ученая cтепень: кандидата философских наук
Место защиты диссертации: Саратов
Код cпециальности ВАК: 09.00.01

Диссертация по философии на тему 'Нормативность и научная рациональность'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Нормативность и научная рациональность"

На правах рукописи

ГУ'ГО РОВ ИЧ ВАЛЕРИЙ НИКОЛАЕВИЧ

Нормативность и научная рациональность

Специальность 09.00.01 — онтология и теория познания по философским наукам

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени кандидата философских наук

Саратов-2006

Работа выполнена в Саратовском государственном университете им. Н.Г. Чернышевского

Научный руководитель:

доюгор философских наук, профессор Никитин Станислав Васильевич

Официальные оппоненты:

доктор философских наук, профессор Стеклова Ирина Владимировна

кандидат философских наук Шадрина Елена Николаевна

Ведущая организация:

Ульяновский государственный технический университет

Защита состоится 26 декабря 2006 г. в 14 часов на заседании диссертационного совета Д 212.243.09 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора философских наук при Саратовском государственном университете им. Н.Г. Чернышевского (410012, г. Саратов, ул. Университетская, 59, корпус 4, ауд. 30).

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Саратовского государственного университета им. Н.Г. Чернышевского.

Автореферат разослан < > ноября 2006 г.

Ученый секретарь диссертационного совета

Барышков В.П.

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы диссертационного исследования. Проблема рациональности, эксплицитно сформулированная как особая проблема лишь в последние десятилетия, присутствовала в философии на протяжении всей ее истории как составляющая проблемы разума. Философия античности стремилась к сознательному использованию разума как инструмента постижения мира и построения его образа, к обоснованию теоретической способности разума объяснить мир из него самого: рационалистическая философия Нового времени рассматривала разум как сущностную способность человека, а науку - как высшую из возможных ступеней человеческого разума, уступающую только бесконечному разуму и могуществу Бога. В конечном итоге к концу XIX века само понятие разума было сужено, по крайней мере, в науках о природе, до так называемой «научной рационально-сги». Как это произошло? И нет ли здесь угрозы, в том числе для самой науки? Для этого важно попытаться понять и осмыслить не только истоки нормативности внутринаучных регулятивов различного свойства на фоне эволюции науки как способа деятельности и как социального института (нормативность внутри науки), но и основания нормативности науки как оптимального, по мнению многих, способа освоения мира (нормативность самой науки).

В последние десятилетия философы все активнее обсуждают проблему рациональности, в частности, научной рациональности и ее нормативного характера. В первой половине XX века данную проблему актуализировала критика парадигмы классической науки с узаконенным в ней объектным стилем мышления, предполагающего познавательное освоение предмета самого по себе в его натуралистической естественности и непосредственности. Неклассическая наука констатирует, что человек — и объект, и субъект, что он сам входит в научную картину мира не как нечто «надприродное», а как живое существо, наделенное своей мерой.

Именно с этого момента в методологической рефлексии усугубляются сомнения в универсальности объективистской трактовки предметности «самой по себе» без учета способов ее освоения. Выдвигается требование к науке неклассического периода отвергнуть объективизм как идеологию, отбросить представление о реальности как о чем-то не зависящем от средств ее познания, а также от субъективного фактора. Приходит убежденность в том, что научную деятельность нельзя свести только к сфере чистых теоретических форм.

Обсуждение вопроса о рациональности в наши дни имеет, однако, свою специфику. Оно сместилось в сферу собственно эпистемологии, что способствовало внесению новых важных акцентов в характер и способы обсуждения этой проблемы. Если в первой половине XX века наука выступала как образец рациональности, из-за чего сама рациональность сужалась до размеров научной ее разновидности, то сегодня все более преобладает мнение о неоправданности такого узкого понимания рациональности, о невозможности ассоциации ее с научностью. Это объясняется, в том числе, критическим отношением современных исследователей к представлениям об абсолютной универсальности и всеобщности форм мышления и языка, кризисом идеи культурного прогресса, выдвижением на пер-

вый план исследовательских установок на уникальность, самобытность, целостную замкнутость и относительную завершенность технологических и мировоззренческих феноменов культуры.

Причины, в силу которых обострилась проблема нового осмысления рациональности, требующая, по существу, переосмысления всей структуры познавательной активности в науке, коренятся в серьезных изменениях, произошедших как внутри научного познания, так и в социальном и культурном контекстах. Соответственно, наука нуждается в обновленных рациональных критериях.

Индустриальная цивилизация — это цивилизация рациональная, ключевую роль в ней играет наука, стимулирующая развитие новых технологий и доказавшая здесь свою состоятельность и успешность. Поэтому вопрос о природе рациональности - не' чисто теоретический, но, прежде всего, жизненно-практический вопрос. Актуальность проблемы рациональности вызвана не только желанием увидеть и проанализировать истоки и обстоятельства такой успешности, но и возрастающим беспокойством о судьбе современной цивилизации в целом. Кризисы, порожденные технотронной цивилизацией, — вот что, в конечном счете, стоит за сегодняшним столь широким интересом к проблеме научной рациональности.

От научной рациональности, понятой как техника овладения природой, необходимо вновь обратиться к разуму как той высшей человеческой способности, которая позволяет понимать смысловую связь не только человеческих действий, но и явлений природы, взятых в их целостности и единстве. Механистическое понимание природы, как и зауженное толкование рациональности, имеют общий корень. Только в том случае, если вернуть рациональности ее изначальное значение, если понять ее как разум, как смысл, можно преодолеть традиционный дуализм наук о природе и наук о культуре, положив в основу единое начало, единый принцип целесообразности.

Важнейшим компонентом (или вариантом) постнеклассической науки может явиться универсальный эволюционизм, предусматривающий применение эволюционных идей, утвердившихся и обоснованных в биологии, ко всем сферам бытия (обществу, живой и неживой природе) и рассмотрение их как единого универсального процесса эволюции. На рубеже веков эволюционистские представления получили новое дыхание, широко обсуждаются и в философской, и в специальной научной литературе, а сам эволюционизм превратился в одну из наиболее перспективных исследовательских программ. Эволюционные идеи востребованы и в программе синергетики, которая также претендует на статус новой общенаучной парадигмы. Эти системы взглядов во многом взаимосвязаны. Их серьезные претензии предполагают и новое осмысление теоретико-познавательных вопросов, связанных с местом научной рациональности в структуре познания, в контексте включенности эволюции науки, научного знания в общий эволюционный процесс, и это осмысление может стать весьма плодотворным.

Степень научной разработанности проблемы. Одной из характерных особенностей исследований, посвященных проблеме рациональности, является тенденция к перечислению основных значений этого понятия. К. Хюбнер, к примеру, выделяет четыре вида рациональности: логическую, эмпирическую, оперативную и нормативную, а Г. Ленк подходит к этому вопросу более серьезно, приводя два-

дцать одно значение этого термина. В отечественной литературе (Н.В. Агафонова, И.Т. Касавин, A.B. Кезин, A.C. Кравец, Л.А. Маркова, Л.А. Микешина, Н.В. Мот-рошилова, А.Л. Никифоров, В.Т. Ополев, В.Н. Порус, Б.И. Пружинин, А.И. Раки-тов, B.C. Степин, B.C. Швырев) предлагаются, в основном, оригинальные авторские определения, обусловленные научными и философскими интересами авторов, хотя в ряде работ присутствует и ретроспективный анализ морфологии понятия, и различные его классификации.

Проблема рациональности изначально присутствовала в философии как составляющая проблемы разума. Со времен Платона и Аристотеля через Августина, Фому Аквинского и У. Оккама, позднее — Р. Декарта, Г. Лейбница, Б. Спинозу и Д. Локка вплоть до И. Канта, И. Фихте и Г. Гегеля идея разума была одной из ключевых. Заслуга в различении разума и рассудка (который в общем соответствует нашему, современному, пониманию «научной рациональности») во многом принадлежит И. Канту, показавшему разницу между, соответственно, теоретическим и практическим разумом.

Неопозитивистская интерпретация развития науки характеризуется стремлением отмежеваться в том числе и от проблем социальности, рассматривать развитие научных идей вне контекста социально-культурного развития, делая акцент на логической структуре знания. Такая позиция особенно свойственна для группы логических позитивистов, образовавших знаменитый Венский кружок (М. Шлик, Р. Карнап, О. Нейрат).

В позднем неопозитивизме 40-50-х гг. XX в. важное место занимает имманентная критика догм эмпиризма - эмпирического редукционизма и дихотомии аналитических и синтетических суждений. Этому сопутствует тщательное изучение логики научного объяснения, исследование вопроса редукции теорий и построение реалистических и инструменталистских моделей структуры научных теорий (У. Куайн, Э. Нагель, У. Селларс, К. Гемпель, Р. Брейтуэйт, П. Бриджмен). Понятие науки расширяется, предметом исследования становится история, в частности, сгатус исторических законов и функции исторического объяснения. К этому же этапу с известными оговорками может быть отнесена и концепция логики научного исследования К. Поппера, центральными моментами которой яви-

лись критика психологизма, проблема индукции, разграничение контекста открытия и контекста обоснования, демаркация науки и метафизики, метод фальсификации и теория объективного знания.

Уже в рамках аналитического этапа основные догмы неопозитивизма начинают подвергаться критике. Эта тенденция усиливается к концу 50-х годов XX века, когда обсуждается работа У. Куайна «Две догмы эмпиризма», появляется перевод книги К. Поппера «Логика научного исследования» на английский язык, а также работы Т. Куна, М. Полани, Н. Гудмена, Н. Хэнсона.

Постпозитивистский этап в развитии философии связан с дискуссиями между представителями «исторической школы» и «критического рационализма». Главными темами стали возможность рациональной реконструкции исторической динамики знания и неустранимость социокультурных детерминант познания (Дж. Агасси, М. Вартофский, Т. Кун, И. Лакатос, Л. Лаудан, М. Полани, Ст. Тулмин, П. Фейерабенд, Н. Хэнсон, К. Хюбнер).

Если ранее поиск теории, способной объяснить развитие науки и, главным образом, ее результаты, имел ориентиром так называемые «точные» науки, чаще всего физику, а в ряде случаев еще и математику, то примерно с 60-х годов XX века состояние этой сферы эпистемологии характеризуется смещением акцентов на изучение процессов ее роста как предпосылок ее результативности и, следовательно, все большей популярностью среди исследователей различного рода социально-исторических (Т. Кун, М. Вартофский, Г. Башляр, М. Фуко), натуралистических (У. Куайн, Д. Кэмпбелл), биологических (К. Поппер, Ст. Тулмин, Ж. Пиаже) моделей развития науки, следствием чего явилось появление большого количества относительно новых или уже известных, но по-новому зазвучавших эпистемологических концепций (историческая эпистемология, эволюционная эпистемология, когнитивная эпистемология).

Существует и другой подход к философским проблемам эпистемологии, в том числе и к проблеме осмысления научной рациональности. Представители различных постмодернистских направлений XX века (Ф. Гваттари, Ж. Делез, Ж. Дерри-да, Ж.-Ф. Лиотар, Р. Рорти, М. Фуко и другие) принципиально не приемлют возможности универсальной философской теории, отказывая в итоге научной рациональности в какой-либо созидающей роли, хотя попытки «найти ей применение» ими предпринимались. В концепции постмодерна с присущим ему антифундаментализмом принцип рациональности, как центральное качество личности, наряду с самим пониманием рациональности, сформировавшимся в ХУП-Х1Х веках, подвергаются критике и сомнению. Именно вера в неисчерпаемые возможности своего разума, понимаемого, прежде всего, как логическая (рациональная) способность, привело, с точки зрения посмодернистов, европейскую культуру к тому печальному состоянию, в котором она оказалась к концу XX века.

Современный контекст, на наш взгляд, требует, с точки зрения новых подходов, вызревающих в эпистемологии, вновь обратиться к теме научной рациональности, ее месту и роли в нынешнем мире, ее ценности и адекватности ее вызовам, стоящим перед человеком и человечеством.

Объектом диссертационного исследования являются процессы производства и воспроизводства научного знания в широком культурном контексте.

Предметом исследования выступают реальные и возможные модели науки.

Цель диссертационной работы - философский анализ оснований нормативного характера научной рациональности в контексте идеи эволюции науки как феномена культуры посредством исследования процессов производства и воспроизводства знания.

Для реализации цели определены следующие задачи:

- анализ становления научной рациональности классического типа в ее исторической эволюции;

- исследование единства противоположных способов объяснения развития науки через идеи устойчивости, кумулятивности и восприимчивости к изменениям, консерватизма и творческого начала, сохранения, накопления «старого» знания и появления нового посредством анализа идеалов и норм научного мышления как важных элементов того или иного типа научной рациональности;

- анализ функционирования авторитета в науке в его интеллектуальном, дисциплинарном и профессиональном аспектах с целью выявления и характеристики его нормативной роли в структуре научного познания;

- обоснование ценности эволюционных идей в качестве доказательства плодотворности и продуктивности эволюционной эпистемологии как возможной инте-гративной философско-научной парадигмы.

Теоретической и методологической основой диссертационного исследования являются философские концепции, учитывающие единство онтологического, методологического, аксиологического подходов в анализе науки, использующие в качестве методов сравнительный анализ, теоретическое моделирование и научное обобщение. В ходе подготовки диссертации были использованы также системно-структурный и когнитивный подходы.

В основу диссертационного исследования были положены как достижения классической европейской философии, прежде всего труды Ф. Бэкона, Р. Декарта, И. Канта, так и современные результаты методологического анализа научной рациональности.

Существенную роль в разработке проблем, поднятых в работе, сыграли идеи зарубежных философов - представителей так называемого «постпозитивистского» направления - М. Вартофского, Т. Куна, И. Лакагоса, М. Полани, П. Фейера-бенда. Наиболее значительное влияние на автора оказали идеи эволюционной эпистемологии, разрабатывавшиеся в трудах Д. Кэмбелла, К. Поппера и Ст. Тул-мина.

Швырева, конкретизирующие поиск методологических, интеллектуальных, социальных оснований научно-познавательной деятельности.

Существенную аналитическую помощь в осмыслении философского наследия Античности, Средневековья, Возрождения для целей данной работы оказали труды С.С. Аверинцева, В.Ф. Асмуса, A.C. Ахманова, В.П. Гайденко, А.Х. Горфун-келя, Ф. Кессиди, Т.И. Ойзермана, М.А. Розова, А.Н. Чанышева, давших анализ основных идей и направлений «доклассического» периода развития научной мысли, периода возникновения науки и основных стадий ее исторической эволюции.

Рождение и становление классического типа научной рациональности обстоятельно рассмотрено в работах как отечественных, так и зарубежных исследователей: М.А. Барга, Дж. Бернала, J1.M. Косаревой, Б.Г. Кузнецова, Н.И. Кузнецовой, М.С. Нарского, Н.Ф. Овчинникова, Б. Рассела, П.Д. Шашкевича, сыгравших важную роль в формировании авторской позиции.

Научная новизна диссертации обусловлена как особенностями самого подхода к предмету исследования, так и некоторыми исследовательскими результатами:

- анализ историко-культурных и логических оснований рождения науки классического типа и превращения ее в сферу, определившую формирование и развитие современной цивилизации, осуществлен через призму становления норм и правил научного познания;

- аргументирована неадекватность ценностей классической научной рациональности, основанной на исключении субъективных аспектов из реконструкции научно-познавательного процесса, дихотомии субъекта и объекта, глобальным задачам, стоящим перед человечеством;

- продуктивность науки как способа человеческого познания объяснена с позиций процесса целенаправленного приспособления человека к окружающей действительности посредством совершенствования познавательных процедур;

- постпозитивистский спор о возможности рациональной реконструкции научно-познавательной деятельности рассмотрен с точки зрения сопоставления нормативного и «человекоразмерного» компонентов процесса научного творчества;

- дополнительно обоснована продуктивная и позитивная роль авторитета в научном познании как нормативного фактора и как средства оптимизации научно-познавательной деятельности, сохранения преемственности и передачи научного опыта и знания;

- современная модель эволюционной эпистемологии интерпретирована не только как одна из объяснительных концепций, но и как междисциплинарная ин-тегративная основа для построения обновленной теории познания на базе новейших достижений научных и философских исследований.

С учетом общих теоретических результатов на защиту выносятся следующие основные положения:

1. Наука классического типа была рождена в Новое время усилиями великих философов, заложивших ее основания. Исходным положением ее стал рацио-

нальный принцип, то есть вера в могущество человеческого разума. Однако в процессе своей трансформации, происходившей на фоне превращения науки в мощную производительную силу и. профессионализации занятий наукой, этот принцип переродился в идею научной рациональности. Рационализм уступил свое место узкому сциентизму, доминирующему в науке до настоящего времени.

2. Нормативность научной рациональности, выраженная в ее принципах и правилах, носит конвенционально-ограничительный, но не жестко императивный характер. Нормы науки, заданные в определенных условиях более трехсот лет назад, потенциально динамичны, что подразумевает возможность их критики, корректировки и пересмотра посредством конструирования новых принципов научного исследования с целью установления их соответствия современным реалиям.

3. Искусственная природа науки как феномена культуры соответствует общему направлению когнитивной эволюции человека, идущего по пути все большей специализации. Человеческое мышление, интерпретируемое как биологическая функция, в процессе эволюции приобрело способность к упорядочиванию, к отбору необходимых для существования и воспроизводства свойств, превратившись в селективную по своей сути функцию познания. Возникновение научного метода познания окружающего мира — закономерный этап эволюции человеческого понимания.

4. Наука представляет собой вид деятельности, ограниченный нормами и правилами, и в этом смысле наука может быть подвергнута рациональному анализу. В то же время она является сферой деятельности людей и их объединений, что, безусловна, определяет ее «человекоразмерный», а, значит, не поддающийся полной рационализации, характер. В связи с этим спор между сторонниками рационалистического направления в философии науки и его оппонентами представляется не имеющим окончательного решения, так как неполнота изначально заложена в каждом из этих подходов.

5. Традиция негативного отношения к авторитету берет свои истоки в философии Нового времени и остается практически общепринятой. Однако авторитет выполняет в науке разнообразные функции, адекватные ее сущности, удовлетворяя в том числе потребность в ее саморегуляции. Авторитет научной элиты может явиться мощной силой, способной утвердить в науке обновленные рациональные принципы, а также обосновать ценность этих принципов в глазах общества.

6. Эволюционные идеи, возникшие и утвердившиеся в биологии, и основанные на них познавательные принципы представляют на сегодняшний день не только научную, но и философскую ценность. В качестве составляющих интегра-тивной метафизической исследовательской программы они могут стать ядром обновленной эпистемологической модели, учитывающей неоднозначную роль науки в современном мире.

Теоретическая и практическая значимость исследования.

Полученные результаты и выводы диссертационного исследования представляют значимость для философского исследования проблем современной науки, места научной рациональности в научно-познавательной деятельности, определения ее сущности, специфических черт, особенностей функционирования и роли в научном познании.

Практическая значимость исследования проблемы нормативности состоит в том, что оно способствует более полному осмыслению глубинных детерминант интеллектуально-познавательной деятельности с позиций ее культурно-исторической организации с целью дальнейшего развития логики и методологии науки в комплексе науковедческих дисциплин.

Материалы диссертационного исследования могут быть использованы при дальнейшем изучении проблемы нормативного характера научного мышления в научно-исследовательской и преподавательской деятельности, в частности, при разработке курсов лекций по философии, концепциям современного естествознания, по проблемам строения и динамики научного знания, развития науки в современном мире.

Апробация исследования.

Ряд положений диссертационного исследования использовался при подготовке и чтении лекций, проведении семинарских занятий по курсам «Философия» и «Концепции современного естествознания» в Педагогическом институте СГУ.

Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, двух глав, содержащих по три параграфа. В заключение диссертации представлены основные итоги работы, указано ее теоретическое и практическое значение. Список использованной литературы включает 249 наименований работ отечественных и зарубежных авторов.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обосновывается актуальность темы исследования, степень ее разработанности, определяются объект, предмет, цель и задачи исследования, обозначается теоретико-методологическая основа диссертации, формулируются научная новизна исследования и положения, выносимые на защиту, аргументируется теоретическая и практическая значимость исследования, формы апробации основных результатов.

В первой главе «Научная рациональность в контексте идеи нормативности» прослеживается эволюция взглядов на проблему разума, анализируется содержание понятий «рациональность» и «научная рациональность», доказывается отсутствие противоречия между нормативным характером научной рациональности и ее гибкостью и динамичностью.

В первом параграфе «Идеалы познавательной деятельности в исторической ретроспективе: от разума к научной рациональности» на основе философского анализа исторического материала от Античности до второй половины XIX века выявляются истоки науки современного типа, выясняется, как постепенно широкое философское понимание разума уступило свое место узкому сциентизму.

Античность и Средневековье сформулировали принципы, нормы, критерии мышления, которыми неизбежно будет руководствоваться человек, занявший позицию «созерцания», в какую бы эпоху он не жил. Дальнейшее развитие науки

предполагало соединение, синтез деятельности с теоретическими идеализированными объектами (замкнутая теоретическая наука) и деятельности по ассимиляции, осмыслению в научной картине мира эмпирического содержания (эмпирическая наука). Этот синтез должен был привести к созданию нового типа научного мышления, способного развивать научное знание на основе теоретической исследовательской программы при условии постоянной обратной связи его с расширяющимся объемом эмпирической информации. Именно такой тип научного познания и появился в Новое время.

Ценностный компонент познавательного процесса сместился с объектов изучения на его результаты: ценность познанию придавало не то, что изучалось, а истинность полученного знания и практическая польза от него. Открытие истины осталось непререкаемой ценностью научного познания, но истины не как цели, а как средства, промежуточного инструмента познания, что обусловило формирование соответствующих норм и правил научной деятельности, ставших составной частью нового типа рациональности. Представляется, что именно переход от понимания истины как цели к истине-средству явился ключевым моментом, оказавшим серьезнейшее влияние на формирование современной науки.

В трудах классиков европейской философии (Ф. Бэкон, Р. Декарт, Б. Спиноза) осуществляется не только поиск объективного «парадигмального» знания, но и рациональных методов, которым в последующих познавательных действиях будет принадлежать всеобщая организующая эвристическая роль. Если получение знания у греков являлось в первую очередь целью, то в Новое время формируется совершенно другой, утилитарный, взгляд на назначение науки — она выступает теперь средством, и именно такой взгляд во многом был унаследован современной цивилизацией.

В эпоху Просвещения, когда началась решительная критика метафизики, была сделана попытка перевести всю систему человеческого знания на язык естественнонаучных понятий, то есть устранить понятие цели вообще, даже из человеческой деятельности. На месте философии нравственности появилась «философия обстоятельств» как проекция механики на науки о человеке.

Далее в исследовании доказывается современность и актуальность идей И. Канта, который увидел в механистическом подходе к человеку угрозу нравственности и свободе и попытался спасти последнюю, разделив сферы теоретического и практического применения разума, то есть науку и нравственность. Исконную сферу разума И. Кант видит в сфере свободы: идея блага, составляющая сущность практического разума, имеет в теоретическом разуме свой аналог в виде принципа целесообразности. Нравственный мир — вот подлинное царство разума, царство целей как вещей в себе, так как там, где разум обретает свою конститутивную функцию, мы выходим за пределы только явлений, и оказываемся в мире свободных разумных существ. Тем самым с конца XVIII века на место дуализма физики и метафизики встает дуализм науки и этики, мира природы и мира свободы, перерастающий в XIX веке в дуализм наук о природе и наук о культуре.

Начиная со второй половины XIX века получает все большее развитие тип научной рефлексии, основанный на формальной логике, что является следствием прогресса науки в целом. С точки зрения позитивизма, философия, в конечном

счете, должна быть вытеснена и из своего последнего прибежища — сферы «духа», «теоретического разума», где спекулятивное философствование заменяется специально-научным методологическим анализом.

В связи с вышесказанным развивается тезис, что именно к концу XIX века окончательно сложился классический образ науки, занимающей лидирующее место в культуре нашей эпохи. И именно в это время идея человеческого разума окончательно переродилась в идею научной, а точнее, естественнонаучной, рациональности. На протяжении прошлого века эта тенденция только укреплялась и усиливалась. Научный метод, рожденный естествознанием и признанный универсальной нормой познания, вот уже более ста лет доминирует в духовном мире, формируя нормативно-методологические основы даже дисциплин о человеке и обществе, ведь продуктом науки являются не только знания о мире, но и научный тип рациональности со всеми его атрибутами, в совокупности и составляющими суть этого метода. Ему мы обязаны триумфом техногенной цивилизации, приведшим не только к быстрому развитию экономической и социальной сфер общества, но и вызвавшим глобальный экономический кризис, отчуждение человека от природы, все большую дегуманизацию общества.

Сегодня можно признать существование двух культур, обладающих разными языками, критериями, нормами и ценностями: культуры естествознания с доминантой научного метода, включающего науки о природе, технику, технологию, и культуры гуманитарной, включающей искусство, литературу, науки об обществе и внутреннем мире человека. Сейчас эти культуры не столько дополняют, сколько противостоят друг другу.

Все более становится очевидной необходимость привнесения в сферу самих оснований науки, ее идеалов и норм нравственных, этических и даже эстетических категорий, столь характерных для древних традиций Запада и Востока в опыте единения с природой и космосом. На фоне современных проблем ответ на вопрос, соответствуют ли нормы науки, молчаливо принятые учеными три столетия назад и свято хранимые и передаваемые из поколения в поколение (объективность, беспристрастность), цели духовного и физического выживания человечества, будет отрицательным. Наблюдается настоятельная нужда в формировании, с учетом знаний современной науки, нового типа рациональности, основанного на широком понимании разума, целостного видения мира, нового осмысления единства природы, человека и общества на основе синтеза накопленной веками мудрости, гуманитарных и естественных наук.

Во втором параграфе «Рациональность в структуре философского анализа науки» на основе работ отечественных и зарубежных исследователей выявляется принципиальная проблематичность рациональной реконструкции развития науки в связи с включенностью в структуру науки, научного познания субъективных, человекоразмерных и социально обусловленных элементов, констатируется гиб. кий и рекомендательный характер норм и правил, выполняющих в научно-познавательной деятельности регулятивные функции, отмечается, что в нормативном плане процесс осмысления роли субъекта, его участия в научном познании далеко не закончен и в наши дни.

В параграфе рассматривается содержание понятий «рациональность» и «научная рациональность». Оказывается, что содержание этих понятий далеко не самоочевидно, его уяснение требует самого серьезного критико-рефлексивного анализа, опирающегося на историю науки и культуры в целом, рассмотрения соотношения и взаимодействия различных форм духовного, духовно-практического и практического освоения действительности.

По ходу исследования становится все более ясно, что общепринятого определения просто не может быть. Можно ограничиться пониманием научной рациональности как специфической характеристики исследовательских действий, которые могут быть признаны рациональными или нерациональными уже по своим результатам. Но даже в этом случае оценка будет зависеть от того, какие критерии и стандарты будут взяты за основу. А затем с неизбежностью возникнет вопрос о рациональности самих этих стандартов и критериев, в том числе исходя и из социокультурного контекста.

Кроме того, если субъект познавательной деятельности не может в реальной научно-познавательной практике опираться на четкие и исчерпывающие представления об идеальной логико-нормативной структуре знания, то не может быть и особых оснований предполагать, что такая структура воплощена в результатах его деятельности, даже если эти результаты считаются в науке общепризнанными достижениями. Более того, есть основания предполагать, что «общепринятость» в науке — явление социально и культурно относительное, конвенциональне, и что «нормой» в науке выступает скорее вариативность, нежели идея оптимальности какой бы то ни было логической структуры знания.

Ставится вопрос о том, как научное сообщество определяет свой выбор, приходит к единому мнению. Высказывается тезис о том, что единство взглядов членов научного сообщества достигается здесь отнюдь не только путем интеллектуального убеждения. Такие объединения как научная школа, направление, дисциплина способствуют приобщению исследователя не только к тому или иному господствующему взгляду, но и к собственной системе научных норм и ценностей, «воспитывают» его с помощью интериоризации им некоторого образца. Видимо, такие образцы и являются элементами, а может быть, и создают в своей совокупности образования, именуемые «парадигмы», «дисциплинарные матрицы» и пр., причем ориентации на них ученых полностью не рационализируемы, особенно моменты возникновения, выбора этих ориентации.

Подводя некоторые итоги, автор утверждает, что наука является цитаделью рациональности только в своих результатах и только в принципе. Другими словами, рациональность присуща науке не столько в ее статике, сколько в ее динамике. Поэтому, развиваясь, наука как процесс формирует для себя новые формы рациональности. На самом деле, рациональность есть имманентно присущее научной деятельности культурно-историческое образование, а деятельность, претендующая на статус рациональной, должна соответствовать некоторым требованиям и с позиции науки, и с точки зрения самой рациональности, и, наконец, с точки зрения здравого смысла в его социокультурной составляющей.

В заключение обосновывается тезис об ошибочности господствующего мнения о том, что неклассическая наука вернула познающему субъекту надлежащий

статус. Благодаря достижениям квантовой механики первой половины XX века в науку «вернулся» физический субъект познаиия, но не человек. Психологические, мотивационные, аксиологические и другие носящие личностный характер чело-векоразмерные аспекты многими исследователями либо традиционно игнорируются, либо сознательно элиминируются из серьезного рассмотрения. Классический идеал беспристрастного ученого, созданный еще Ф. Бэконом, до сих пор ретранслируется, а потому господствует, часто заменяя собой реальный образ ученого-человека.

Современная сложная задача - вернуть в научное исследование подлинного человека не с его антропометрическими количественными параметрами, а со всем богатством его уникальных качественных свойств — наличием воли и желаний, мотивов и привычек, ценностей и целей, ошибок и озарений, и многого другого, присущего только человеку, в том числе человеку-ученому.

В третьем параграфе «Нормативный характер научной рациональности и ее динамика» детально анализируются упомянутые в предыдущем разделе подходы к определению сущности рациональности: «целерациональный», «деятельностный» и «релятивистский», констатируется, что ни один из них не может считаться исчерпывающим, в полной мере объясняющим сложный и многогранный феномен научного творчества, отмечается, что традиции и новации в науке не противостоят друг другу, а составляют диалектическое единство, обеспечивая ее поступательное развитие, на примере научной революции рубежа XIX-XX веков доказывается потенциально динамичный характер научной рациональности, способность норм науки к изменению, эволюции.

В диссертации подвергается анализу философский спор между сторонниками критериального подхода (концепции «демаркации») и его противниками, рассматривающими научную деятельность как процесс творческий и предлагающим поставить во главу угла субъективные, социокультурные, исторические факторы. По сути, это и есть спор абсолютистов и релятивистов.

В работе отстаивается тезис, что этот спор на самом деле не имеет смысла. С одной стороны, наука представляет собой вид деятельности, ограниченный нормами и правилами, и в этом смысле она может быть подвергнута рациональному анализу, потому мы можем наблюдать внутри нее определенные закономерности. В то же время она является сферой деятельности людей и их объединений, что, безусловно, определяет ее «человекоразмерный», а, значит, не поддающийся полной рационализации, характер. Неполнота изначально заложена в любом из этих подходов, и даже синтез различных концепций не даст положительного результата.

В диссертационном исследовании отстаивается позиция, согласно которой научная рациональность, выступающая как система норм, идеалов, эталонов эвристической деятельности ученого, универсально регулирует научный поиск, направляет его к истине, новому знанию, и именно в этой направляющей функции — ее ценность. Такая оценка рациональности, констатирующая ее роль в повышении результативности научной деятельности, но ни в коем случае не ведущая к абсолютизации составляющих ее основу рациональностных норм, стандартов и регу-лятивов, и будет наиболее адекватной.

Далее отстаивается мысль о том, что наука устроена так, что в ней обычное противостояние традиционного и нового не разрушительно, а, напротив, продуктивно. Видимое противоречие научной традиции как явления по определению консервативного и новых элементов знания как явления прогрессивного разрешается, если учесть, что все новое всегда имеет свои основания, а основания эти находятся внутри самой традиции. Нередко новации рождаются именно из позитивной критики традиции, и никакого противоречия здесь нет, иначе новации в науке вообще были бы невозможны или, по крайней мере, затруднены настолько, что наука никогда не добилась бы своих успехов, а, значит, и того статуса, который она себе завоевала благодаря этой успешности.

В заключение делается вывод о том, что критерии научной рациональности, как и критерии научности знания, не носят абсолютно универсального характера. В противном случае это привело бы науку к вечному повторению пройденного, а, следовательно, невозможности развития. Научное знание, познание имеют динамическую природу, постоянно развиваются и генетически изменяются, изменяя и критерии научности познавательной деятельности, научной рациональности, истинности полученного ранее, получаемого или предполагаемого к получению научного знания.

Во второй главе «Нормы науки и идеи эволюционизма» делается вывод о проблематичности четкого формулирования универсальных норм и стандартов, которые были бы приложимы ко всей науке в целом, а их динамика проистекает из включенности науки в общий эволюционный процесс. Авторитет в науке характеризуется как феномен, соответствующий самой ее природе и выполняющий ряд важных функций в струюуре научно-познавательной деятельности. Подчеркивается эвристическая ценность эволюционных идей в приложении их к эпистемологическим исследованиям, их адекватность целям построения обновленной интегра-тивной эпистемологической парадигмы.

В первом параграфе «Идеалы и нормы в структуре науки» указанные феномены анализируются как часть особого блока знаний, а, именно, оснований самого научного знания, прогресс которого на самом деле непрерывен и вписывается в общий эволюционный процесс, а научные революции в свете такого подхода представляются лишь внешним, «политическим», проявлением этого процесса.

В работе дается разграничение терминов «идеал» и «норма», хотя в соответствующей литературе они, в основном, употребляются совместно. Использование их в качестве синонимов далеко не всегда оправдано.

В каждой научной дисциплине можно обнаружить многообразие различных форм знания. Все они организованы в целостность благодаря основаниям, на которые они опираются. Основания определяют стратегию научного поиска и опосредуют включение его результатов в культуру соответствующей исторической эпохи. Именно в процессе формирования, перестройки и функционирования оснований науки наиболее отчетливо прослеживаются социокультурная размерность научного познания.

Утверждение новых оснований науки может занять достаточно длительный период, когда старые и новые основания сосуществуют и конкурируют между со-

бой. Этот процесс был описан Т. Куном как конкуренция парадигм, а И. Лакато-сом как соперничество научно-исследовательских программ.

У нас в стране глубокое изучение функционирования нормативных элементов в науке связано, прежде всего, с усилиями философов минской школы, пришедших к выводу, что нормы следует понимать как исторически конкретную, сложно дифференцированную систему взаимосвязанных нормативных установлений различной степени общности и различного уровня. Причем, эта система не постоянна, а находится в постоянном движении, изменяется и модифицируется.

Далее в работе доказывается бессмысленность абсолютизации научных норм. Доказательство строится на анализе нравственных идеалов и моральных норм научного сообщества, предпринятом Р. Мертоном. Выясняется, что любая попытка четкой экспликации хотя бы какой-то малой составляющей нормативного аппарата обречена на жестокую критику, на обвинения в неполноте, неточности, неверном отражении реальной научной жизни и прочих недостатках.

Дальнейшее изучение системы норм науки показало, что она объединена со многими реальными компонентами действительного научно-исследовательского процесса — с самим исследованием, с общением ученых, с возникновением и функционированием научных учреждений. Потому обращение только к когнитивному или только к социологическому аспекту функционирования идеалов и норм, их смены и противоборства в процессе развития науки не даст результата: требуется сочетание обоих подходов. Примером такого единения внутренних и внешних факторов научной динамики могут служить так называемые «научные революции», когда проблема нормативных структур обостряется. В этой ситуации часто приходится видоизменять прежние нормативы, регулирующие поиск, а иногда и отказываться от них совсем. Именно историческая изменчивость идеалов и норм, необходимость вырабатывать новые регулятивы исследования порождает потребность в их осмыслении и рациональной экспликации.

В отличие от норм, «переключение» идеалов происходит гораздо медленнее; они могут сосуществовать параллельно, и статус их может сохраняться весьма продолжительное время. В связи с изложенным выдвигается тезис о том, что классический тип рациональности отнюдь не сменился неклассическим, как это принято полагать. Более того, можно утверждать, что он продолжает оставаться господствующим. Классический и неклассический типы рациональности сосуществуют, и весьма успешно. Впечатления катастроф из м а, наблюдаемого в первой половине прошлого века, теперь нет, отчасти из-за того, что постепенно пришло понимание границ применимости методов классической и неклассической науки, «мирного» разделения сфер влияния. Можно предположить, что эти сферы влияния разделены не только по чисто научным аспектам и критериям; во многом это разделение и его темпы зависели от экономических мотивов и социальных факторов.

Во втором параграфе «Нормативная функция авторитета в научном познании» констатируется важнейшая роль авторитета в науке как неформального фактора передачи этих оснований, обеспечивающего преемственность ее развития.

Речь идет о роли и влиянии на научно-познавательный процесс такого противоречивого феномена, как авторитет. Это явление обычно относят к субъектив-

ным проявлениям в научно-познавательной деятельности, что в большинстве случаев приводит, благодаря господствующей до сих пор в философии установке, к его элиминации из философского рассмотрения.

Предлагается взглянуть на проблему авторитета в науке с позиций вопроса ее саморегуляции и тем самым дополнительно обосновать его необходимый характер в структуре научного познания. Как выясняется, авторитет способствует продуктивности научного метода и росту научного знания как инструмент его накопления, ретрансляции, преемственности, сохранения научной традиции. Представляется интересным также проанализировать авторитет как явление с точки зрения его нормативной ценности в процессе научного познания. Отмечается, что изучение авторитета в структуре научного познания не представляется возможным без обращения к социокультурным и человекоразмерным детерминантам деятельности ученых.

Нормативный отбор в науке - это далеко не всегда только когнитивный процесс. Его осуществляют люди, а вот кто, как, по каким критериям выдерживает отбор и становится «судьей», - эти и подобные вопросы без обращения к авторитету едва ли разрешимы. Они не представлялись бы столь проблематичными, если бы развитие науки выработало универсальные и однозначные критерии, нормы и принципы научного отбора и понимания, которые в случае необходимости можно было объективно применить. Но как отмечалось ранее, на современном этапе не существует более или менее достаточных оснований, чтобы верить в существование подобных универсальных критериев, а напротив, есть веские основания полагать, что критерии интеллектуального отбора подвержены изменчивости, эволюции.

В работе дается и обосновывается разделение авторитета на внешний (подсознательный, основанный на вере, возникающий извне, из чужих, некритически разделяемых мнений) и внутренний (критически осознанный и принятый благодаря хорошо обоснованным аргументам, возникающий внутри сознания в качест-1 ве результата умственной работы и в некотором смысле выстраданного убеждения). В процессе познания и, особенно, обучения авторитет несет в себе глубоко нормативную по своему характеру функцию. С помощью авторитетных структур знания вся совокупность накопленных человечеством знаний связывается в единую цепь, обеспечивающую их преемственность и генезис. В познавательной деятельности схемы авторитарности нельзя назвать однозначно тормозящими развитие. Напротив, зачастую в обучении они оказываются наиболее эффективными, а иногда и необходимыми.

С помощью сопоставления различных точек зрения делается вывод о том, что авторитет в науке универсален, может быть присущ и конкретному научному лидеру, научной школе, и какой-либо теории, парадигме, научно-исследовательской программе.

В проекции на проблему соотношения традиций и новаций в науке роль авторитета определяется так: для закрепления новации в качестве традиции она и должна обрести тот осознанный, рациональный, внутренне аргументированный и обоснованный авторитет, о котором шла речь выше. Именно он гарантирует устойчивость новой традиции, придает ей парадигмальный характер, наделяет ее

нормативной функцией, сплачивает вокруг нее приверженцев и обеспечивает в конечном итоге ее продуктивность.

Далее рассматриваются дисциплинарный и профессиональный аспекты функционирования авторитета в науке. В плане поднимаемых вопросов автор разделяет философскую позицию Ст. Тулмина, считающего «авторитет» ключевым понятием для понимания идущих внутри науки и научного сообщества процессов, называющего власть и влияние единственной общедоступной для людей науки валютой и переносящего акцент на социальные, политические и экономические аспекты внутринаучного взаимодействия, а также на разностороннюю связь науки с обществом.

В работе анализируются различные проявления борьбы ученых внутри науки, своей дисциплины, профессии (научные публикации, карьера, система поощрения, стандартные тексты и т.д.), а также мотивы, движущие ими при этом.

Парадоксальным образом конкуренция внутри науки, в том числе за авторитет, не ведет ее к саморазрушению. Напротив, возникающие в результате этого соперничества конфликты обеспечивают новые стимулы для прогрессивных изменений в профессиональной сфере, а отдельные ученые и научные институты, преследуя свои собственные интересы, в то же время объективно содействуют развитию своих дисциплин. В этом смысле наука как система организована чрезвычайно разумно. Разрушительные для другой сферы процессы борьбы за выживание и воспроизводство в науке работают на ее самосохранение и дальнейшее развитие.

Наука, как и всякая сложная система, с необходимостью предполагает наличие феномена власти в структуре своей саморегуляции, а также системы норм (законов, стандартов, принципов), обеспечивающих эту саморегуляцию. Но в силу творческой сущности науки не всякая форма власти имманентно присуща ей, а только та, которая, благодаря своим сущностным характеристикам, определяет широкую амплитуду для научно-познавательной деятельности. Подобными характеристиками обладает авторитет (общепризнанность, компетентность, неформальность, добровольность, взаимное доверие, доступность критике), что и обусловливает его в качестве адекватной науке формы власти.

В третьем параграфе «Нормативные основания научного познания в свете эволюционистской парадигмы» анализируются и характеризуются различные эволюционно-эпистемологические концепции развития науки в проекции на возможность построения обновленной интегративной эпистемологической модели.

Нормативность процесса познания понимается автором как особенность самого этого процесса, который определяется не только непосредственной связью человека с окружающим миром, но и опосредованными генетическими, врожденными, наследственными, длительными в пространстве и времени социокультурными связями, оказывающими существенное влияние на этот процесс, во многом формирующими его.

Проблема нормативности (дихотомии конвенционального и априорного) как одной из сторон познавательного процесса в неявной и явной формах имела место на всех этапах становления и развития эпистемологии. В возникшей в прошлом веке синтетической теории эволюции врожденные когнитивные, познавательные

способности человека рассматриваются не только как некий фенотипический признак, подверженный действию механизмов естественного отбора, но и как формирующий этот признак процесс.

С этой точки зрения, любые живые существа снабжены системой врожденных, априорных когнитивных структур. Человеческое сознание также рассматривается как «познавательный орган», изначально содержащий «врожденные идеи», априорные когнитивные структуры, определяющие правила мышления. Сама жизнь, с позиций эволюционной эпистемологии, рассматривается как познавательный процесс, а ее возникновение совпадает с формированием структур, которым присуща способность получать и накапливать информацию. В силу этого модель эволюции и самоорганизации сложных систем возможно и необходимо применять к познавательной деятельности человека, а познание рассматривать не только как процесс постепенного расширения и углубления наших знаний, а как эволюцию когнитивной системы человека.

В связи с изложенным выше, вопрос об истоках нормативности научного метода представляется одним из ключевых. Направление исследований в этой области достаточно четко определено в трудах видных представителей эволюцион-но-эпистемологического направления Д. Кэмпбелла, К. Поппера и Ст. Тулмина. Применительно к данной работе поставленные ими вопросы можно сформулировать так: Откуда, как и благодаря чему появились нормы науки и правила, определяющие развитие науки? Как и благодаря чему они завоевывают позиции, усваиваются, интериоризируются учеными? В чем причины их необычайной устойчивости и каким образом, в таком случае, возможно их изменение? Как происходит это изменение: эволюционно или скачкообразно?...

Одной из основных трудностей эволюционной эпистемологии автор считает проблему объяснения единства двух противоположных по своей направленности процессов: наследственности и изменчивости, постоянства признаков и их мутаций, «упорства» и «пролиферации», сохранения старого и появления нового.

Как одна из попыток рациональной реконструкции развития науки в работе детально анализируется метод проб и ошибок (предположений и опровержений), предложенный К. Поппером в качестве универсального методологического принципа, определяющего развитие науки, а также приводятся мнения противников такого подхода (Н. Решер, М., Вартофский). Автором делается вывод о неадекватности концепции К. Поппера реальному положению дел в науке и принципиальной невозможности на ее основе рациональной реконструкции научно-познавательного процесса. Эта неполнота определяется селективной сущностью любой осознанной познавательной деятельности (в работе особо отмечается значимость селекции как основного принципа, пронизывающего все сферы научного познания).

Независимо от того, заложены ли были правила мышления генетически или приобретены в процессе эволюции, ясно, что на каком-то этапе человек «научился» не просто наследовать их и «случайно» улучшать, а улучшать сознательно, изобретать, и это — одно из проявлений экзосоматической эволюции. Естественность, присущая биологической эволюции, из познавательного процесса все более вытесняется, а наука — его логичный этап. Именно в науке нашла свое воплоще-

ние идея Э. Маха об «экономии мышления» как адаптивной, биологической форме принципа наименьшего действия в качестве успешной познавательной стратегии. Дальнейшее развитие этой формы деятельности идет по пути усиления селективных тенденций, одно из проявлений чего — все более специальный и прикладной характер исследований.

Поиск истины как основополагающий принцип научной рациональности перестал действовать. Зато продолжают действовать «дарвиновские» принципы выживаемости и воспроизводства, причем в самом широком контексте. Критерии рациональности, в том числе ее научной разновидности, также тесно связаны с этими принципами и требуют нового осмысления с использованием всего имеющегося арсенала многообразных знаний о природе и о человеке.

В заключение параграфа автор диссертации отмечает современность, перспективность и потенциальную плодотворность исследовательской программы, предложенной Ст. Тулмином и направленной на понимание эволюции человеческого познания, а также подчеркивает общую эвристическую ценность эволюционных идей в приложении их к эпистемологическим исследованиям в целях построения интегративной эпистемологической парадигмы.

В Заключении подводятся общие итоги диссертации и намечаются перспективы дальнейших изысканий по теме.

Основные результаты исследования, положения и выводы, содержащиеся в работе, отражены в следующих научных публикациях автора:

1.Гуторович В.Н. Авторитет в науке: профессиональный аспект // Духовная сфера деятельности человека. Саратов: «Сигма-плюс», 2001. Вып. 5. С. 75-84.

2.Гуторович В.Н. Интуиция в процессе научного познания // Философия и образование: интеллектуальные традиции и новации. Саратов: «Научная книга», 2006. Вып. 5. С. 141-147.

3.Гуторович В.Н. Истоки авторитета: коллективная воля и сознание индивида // Духовная сфера деятельности человека. Саратов: Изд-во ПИ СГУ, 2000. Вып. 4. С. 43-48.

4. Гуторович В.Н. О некоторых проявлениях авторитарности в познавательной деятельности // Философия и образование: интеллектуальные традиции и новации. Саратов: «Научная книга», 2005. Вып. 4. С. 5-10.

5. Гуторович В.Н. Человеческое познание: от биологической эволюции к культурно-исторической // Вестник Саратовского госагроуниверситета, 2006. № 5. Вып. 2. С. 111-114.

Гуторович Валерий Николаевич Нормативность и научная рациональность

Автореферат

Подписано в печать 15.11.2006 . Формат 60x84 1/16. Гарнитура «Тайме». Тираж 100. Заказ № 14

Оттиражировано с оригинал-макета в ООО ИДУ «Ризоп» 410028, г. Саратов, ул. Т. Шевченко, 2.

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата философских наук Гуторович, Валерий Николаевич

Введение 3

Глава 1. Научная рациональность в контексте идеи нормативности

§ 1. Идеалы познавательной деятельности в исторической ретроспективе: от разума к научной рациональности

§ 2. Рациональность в структуре философского анализа науки

§ 3. Нормативный характер научной рациональности и ее динамика

Глава 2. Нормы науки и идеи эволюционизма

§ 1. Идеалы и нормы в структуре науки 90

§ 2. Нормативная функция авторитета в научном познании 118-

§ 3. Нормативные основания научного познания в свете эволюционистской парадигмы 138

Введение диссертации2006 год, автореферат по философии, Гуторович, Валерий Николаевич

Актуальность темы исследования.

Проблема рациональности, эксплицитно сформулированная как особая проблема лишь в наши дни, присутствовала в философии на протяжении всей ее истории как составляющая проблемы разума. Философия античности стремилась к сознательному использованию разума как инструмента постижения мира и построения его образа, к обоснованию теоретической способности разума объяснить мир из него самого; рационалистическая философия Нового времени рассматривала разум как сущностную способность человека, а науку - как высшую из возможных ступеней человеческого разума, уступающую только бесконечному разуму и могуществу Бога. В конечном итоге к концу XIX века само понятие разума было сужено, по крайней мере, в науках о природе, до так называемой «научной рациональности». Как это произошло? И нет ли здесь угрозы, в том числе для самой науки? Для этого важно попытаться понять и осмыслить не только истоки нормативности внутри-научных регулятивов различного свойства на фоне эволюции науки как способа деятельности и как социального института, но и основания нормативности науки как оптимального, по мнению многих, способа освоения мира1.

В последние десятилетия философы все активнее обсуждают проблему рациональности, в частности, научной рациональности и ее нормативного характера. В первой половине XX века данную проблему актуализировала критика парадигмы классической науки с узаконенным в ней объектным стилем мышления, предполагающего познавательное освоение предмета самого по себе в его натуралистической естественности и непосредственности. Развитие атомной физики нанесло, в этом смысле, первый существенный удар: «нельзя приписать самостоятельную реальность в обычном физическом смысле ни явлениям, ни средствам наблюдения»2.

1 Под «нормативностью» в данной работе в самом широком смысле будет пониматься свойство чего-либо создавать и утверждать нормы, устанавливать некие принципы и правила. " См.: Бор Н. Избранные научные труды. М., 1972. Т. 2. С. 31.

Еще два десятка лет назад Б.И. Пружинин высказал мысль, что причины, в силу которых обострилась проблема нового осмысления рациональности, требующая, по существу, переосмысления всей структуры познавательной активности в науке, коренятся в серьезных изменениях, произошедших как внутри научного познания, так и в социальном и культурном контекстах. Достаточно указать на научную, а затем и научно-техническую революцию, на процессы, связанные с превращением науки в непосредственную производительную силу, на институализацию науки и прочее, повлекшее за собой существенное возрастание значимости внетеоретических факторов в ходе на

1 См.: Исторические типы рациональности. В 2 т. Т. 2. М., 1995. С. 5. учного познания, чтобы уяснить, что проблематика методологической рефлексии науки трансформируется, а, соответственно, наука нуждается в обновленных рациональных критериях1.

Индустриальная цивилизация - это цивилизация рациональная, ключевую роль в ней играет наука, стимулирующая развитие новых технологий и доказавшая здесь свою состоятельность и успешность. Поэтому вопрос о природе рациональности - не чисто теоретический, но, прежде всего, жизненно-практический вопрос. Актуальность проблемы рациональности вызвана не только желанием увидеть и проанализировать истоки и обстоятельства такой успешности, но и возрастающим беспокойством о судьбе современной цивилизации в целом, не говоря уже о дальнейших перспективах развития науки и техники. Кризисы, порожденные технотронной цивилизацией, - вот что, в конечном счете, стоит за сегодняшним столь широким интересом к проблеме научной рациональности.

Характерной чертой современного этапа развития анализа научного познания является кардинальное его расширение и углубление, приводящее к серьезным качественным сдвигам в понимании природы научно-познавательной деятельности, ее структуры, механизмов, движущих сил, способов исследования, используемых при этом методов. Прежде анализ научного познания был нацелен на исследование его внутренней логики, структуры и форм научного знания. Этим определялась специфика методологии науки в комплексе науковедческих дисциплин. Углубление и развитие этого предмета исследования закономерно приводит к необходимости изучения глубинных детерминант научно-познавательной деятельности, ее предпосылок и оснований, определяющих, в конечном счете, скрытые возможности формирования и развития научного знания.

Важно подчеркнуть, что и эволюция самой науки продемонстрировала и подчеркнула узость «закрытой»2, сциентистской, рациональности, опираю См.: Пружинин Б.И. Рациональность и историческое единство научного знания. М., 1986. С. 140. " Термин B.C. Швырева. См., например: Швырев B.C. Рациональность в спектре ее возможностей // Исторические типы рациональности. В 2 т. М., 1995. Т. 1. С. 7 - 29 и другие его работы. щейся на опыт классической науки, в первую очередь, механики и физики, на механистическую парадигму. Эта тенденция достаточно четко проявилась, начиная с кризиса оснований классической физики в конце XIX века, все более углубляясь по ходу прошлого века, тем более она реализуется в развитии современной, рубежа тысячелетий, науки. Возникают и стремительно развиваются новые или модернизированные концепции (синергетика, глобальный, или универсальный, эволюционизм), претендующие в настоящее время на роль новой общенаучной парадигмы.

Существенные изменения произошли и происходят в научной картине мира, чему способствовали, в том числе и в первую очередь, успехи науки. В целом можно сказать, что физическая мысль движется от рассмотрения ме-ханоподобных систем к саморегулирующимся или саморазвивающимся системам органического типа, которые не исключают и момента историзма1.

Современной проблемой в контексте рассмотрения в данной работе рациональности и научной ее разновидности является и проблема преодоления противостояния человека и природы, общества и природы, существующая издавна в философии как дихотомия субъекта и объекта. Природа, начиная с Нового времени и вплоть до наших дней, выступала как объект, который люди используют в своих целях. Природе было отказано в целесообразности. Не только к неживой, но и к живой природе человек относился и относится не просто как хозяин, но и как ее преобразователь. Начиная с XVIII века становится господствующим мнение, что человек может и даже должен изменять окружающий мир, удовлетворяя свои все возрастающие потребности. Сегодня последствия такого мироотношения становятся очевидными даже для самых непоколебимых сторонников идеи «овладения природой».

Пока мы не освободимся от мысли, что смысл вносит в мир только человек (человеческое сообщество, человеческая культура), пока не вернем и природе ее онтологическое значение, каким она обладала до того, как технотронная цивилизация превратила ее в «сырье», мы не сможем справиться ни

1 См.: Степин B.C. Научное сознание и ценности техногенной цивилизации // Вопросы философии. 1989. № 10. С. 16-17. с проблемой рациональности, ни с экологическими и прочими кризисами»1. Ведь, к примеру, экологический кризис есть не только результат индустриальной цивилизации в ее чисто предметной форме, но и продукт особого, родившегося в Новое время, типа ментальности, обусловливающего наше отношение к природе и ее пониманию.

Важно понять, что механистическое понимание природы, как и зауженное толкование рациональности, имеют общий корень. Только в том случае, если вернуть рациональности ее изначальное значение, если понять ее как разум, как смысл, можно преодолеть традиционный дуализм наук о природе и наук о культуре, положив в основу единое начало, единый принцип целесообразности.

Само понятие «рациональность», ранее часто отождествляемое с научной рациональностью, принимаемой за некую идеальную и универсальную норму, теперь значительно расширено. Благодаря включению в проблематику рациональности таких аспектов, как человекоразмерность, культурная и историческая обусловленность, многовариантность форм, методов, инструментов, типов постижения окружающего мира, вопросы, связанные с рассмотрением феномена рациональности, представляются весьма современными и актуальными, а понятие «рациональность», раскрывая все новые свои грани, преодолевает отрицательное, нигилистское к себе отношение, и в настоящее время прочно ассимилировано философско-методологической рефлексией, что, прежде всего, объясняется стремлением исследователей рассматривать научное познание в контексте развития истории культуры в качестве одного из ее проявлений2.

1 Исторические типы рациональности. В 2 т. М., 1995. Т. 2. С. П.

2 См., например: Байлук В. В. Факторы детерминации научной деятельности // Анализ системы научного познания. Свердловск, 1984; Каган М. С. О месте науки в системе культуры // Наука и культура. М., 1984;

Обостренное внимание философов к научным революциям, меняющим сами критерии рационального знания, выявило еще одну тенденцию - установление определенной степени плюрализма исторически сменяющих друг друга форм рациональности. Вместо одного разума речь стала вестись о разных типах рациональности, что само по себе стало большим прорывом. Выяснилось, что позитивистский образ науки как системы высказываний, удовлетворяющей определенным логическим критериям типа верифицируемости или осмысленности (точность, ясность, однозначность), является далеко не единственным. Однако именно этот образ науки до сих пор транслируется и закрепляется через систему образования в массовом сознании.

Историю науки оказалось возможным изучать не как некий «архив мудрости», а в плане изменений, трансформаций, столкновений различных систем мышления, и тем самым выявлять наиболее эффективные стратегические ориентации научного мышления.

Анализ научного познания вынужден преодолевать рамки традиционной методологии науки и обращаться к тому социокультурному контексту, в котором возникают, развиваются и функционируют нормы и идеалы, предпосылки и основания, стандарты и критерии научного познания. Они выступают каналом связи науки как деятельности по формированию и развитию научных знаний с миром культуры в целом. С одной стороны, будучи детерминантами формирования и развития научного знания, они интерпретируются как факторы внутренней методологии науки, которые должны быть выявлены в результате имманентного анализа научного знания, с другой стороны, их конструктивная сила определяется социокультурными факторами, лежащими за пределами науки как таковой. Существенные успехи в изучении науки как феномена культуры достигнуты в последнее время в ряде гуманитарных дисциплин - психологии, социологии, социальной психологии науки. Несомненно, полученные данные, наряду с новыми естественнонаучными

Кукушкина Е. И. Познание, язык, культура: Некоторые гносеологические и социальные аспекты проблемы. М., 1984; Степин В. С. Становление научной теории: Содержательные аспекты строения и генезиса теоретических знаний физики. Минск, 1976; Юдин Э. Г. Научное знание как культурный объект // Наука и культура. М., 1984. сведениями (например, исследования нейрофизиологии), должны быть детально проанализированы и использованы для построения адекватной обновленной теории познания.

Современный этап эволюции научного знания характеризуется накоплением новых результатов, выходящих за рамки неклассической науки. Эти результаты относятся к структуре научного знания, к конкретным областям знания, а также к информационным и компьютерным технологиям. Характеристика нового этапа представлена B.C. Степиным в концепции постнеклас-сической науки, объединяющей представления о трех основных сферах бытия - живом и неживом мире и социуме - в целостную научную картину мира на основе основополагающих научных принципов.

Важнейшим компонентом (или вариантом) постнеклассической науки может явиться универсальный эволюционизм, предусматривающий применение эволюционных идей, утвердившихся и обоснованных в биологии, ко всем трем упоминаемым выше сферам и рассмотрение их как единого универсального процесса эволюции. На рубеже веков эволюционистские представления получили новое дыхание, широко обсуждаются и в философской1, и в специальной научной литературе, а сам эволюционизм в широком его понимании превратился в одну из наиболее перспективных исследовательских программ. Эволюционные идеи востребованы и в программе синергетики2, которая также претендует на статус новой общенаучной парадигмы3. Надо отметить, что эти системы взглядов во многом взаимосвязаны. Их серьезные претензии предполагают, безусловно, и новое осмысление теоретико-познавательных вопросов, связанных с местом научной рациональности в структуре познания, в контексте включенности эволюции науки, научного знания в общий эволюционный процесс, и это осмысление может стать весь

1 См., например: Меркулов И.П. Когнитивная эволюция. М., 1999. Подробнее см.: Князева Е.Н., Курдюмов С.П. Основания синергетики. Режимы с обострением, самоорганизация, темпомиры. СПб., 2002; Рузавин Г.И. Эволюционная эпистемология и самоорганизация // Вопросы философии. 1999. № 11. С. 90-101.

3 См.: ГлейкДж. Хаос. Создание новой науки. СПб., 2001; Пригожим И., Стенгерс И. Время, хаос, квант. К решению парадокса времени. М., 2001; Они о/се. Порядок из хаоса. Новый диалог человека с природой. М., 1986. ма плодотворным1. Ясно, что подлинное преодоление многовекового дуализма природы и культуры требует коренного философского переосмысления проблемы рациональности.

Степень разработанности проблемы.

Анализ философской литературы по проблеме научной рациональности и ее нормативного характера показал достаточно высокую степень разработанности данной проблематики как со стороны ученых, работавших в различных отраслях научного знания, так и трудами философов, объектом рефлексии которых является наука в различных ее проявлениях . Однако исследуемые в настоящей работе аспекты отражены в них, на наш взгляд, достаточно фраг-мертарно. Кроме того, анализ проблем, связанных с научной рациональностью, и проблематизация вопросов оснований, идеалов и норм, функционирующих в научном познании3, в основном осуществлялись в отрыве друг от друга, практически не интегрируясь.

Одной из характерных особенностей исследований, посвященных проблеме рациональности, является тенденция к перечислению основных значений этого понятия. К. Хюбнер, к примеру, выделяет четыре вида рациональности: логическую, эмпирическую, оперативную и нормативную, а Г. Лен к приводит двадцать одно значение этого термина4. В отечественной литературе (Н.В. Агафонова, И.Т. Касавин, А.В. Кезин, А.С. Кравец, Л.А. Маркова, Л.А. Микешина, Н.В. Мотрошилова, А.Л. Никифоров, В.Т. Ополев, В.Н. По

1 См., например: Ветшшева Н. В. К вопросу востребованности синергетического стиля мышления в науке // Рубикон: Сб. науч. работ молодых ученых. Ростов на Дону, 1999; Медведев Н. В., Пермякова И. Е. Синергетика как стиль научного мышления // IV Державинские чтения: Материалы науч. конф. преподавателей и аспирантов, февр. 1999. Тамбов, 1999. Что касается отечественной литературы, то можно отметить следующие работы: Автономова Н.С. Рассудок. Разум. Рациональность. М., 1988; Алексеева Е.А. Рациональность и сознание. Историко-теоретический очерк. Минск, 1991; Исторические типы рациональности: В 2 т. М., 1995; Касавин И.Т., С о кул ер З.Д. Рациональность в познании и практике. М., 1989; Никитин С.В. Научная рациональность и свобода. Саратов, 2001; Порус В. Н. Парадоксальная рациональность. М., 1999; Рациональность и ее метаморфозы. Ульяновск, 2000; Рациональность как предмет философского исследования. М., 1995; Рациональность на перепутье: В 2 т. М., 1999; Философия науки. Вып. 1: Проблемы рациональности. М., 1995; Хаджаров М.Х. Рациональность научного познания: соотношение общего и особенного. Саратов, 1999 и др.

J Идеалы и нормы научного познания наиболее основательно проанализированы в книгах: Идеалы и нормы научного исследования. Минск, 1981; Кезин А.В. Научность: Эталоны, идеалы, критерии. М., 1985; Природа научного познания. Минск, 1979; Стетш B.C. Научные революции как «точки» бифуркации в развитии знания И Научные революции в динамике культуры. Минск. 1987 и др.

4 См.: Исторические типы рациональности. В 2 т. М., 1995. Т. 2. С. 12, 13. рус, Б.И. Пружинин, А.И. Ракитов, B.C. Степин, B.C. Швырев) предлагаются, в основном, оригинальные авторские определения, обусловленные научными и философскими интересами авторов, хотя в ряде работ присутствует и ретроспективный анализ морфологии понятия, и различные его классификации1.

Как уже отмечалось ранее, проблема рациональности изначально присутствовала в философии как проблема разума. Со времен Платона и Аристотеля через Августина, Фому Аквинского и У. Оккама, позднее - Р. Декарта, Г. Лейбница, Б. Спинозу и Д. Локка вплоть до И. Канта, И. Фихте и Г. Гегеля идея разума была одной из ключевых. Заслуга в различении разума и рассудка (который в общем соответствует нашему, современному, пониманию «научной рациональности») во многом принадлежит И. Канту, показавшему разницу между, соответственно, теоретическим и практическим разумом.

Поиск совершенной рациональности, норм и канонов умозаключений связан с развитием формальной логики XIX века, которая дала новое дыхание идее рационализации научной деятельности, понимаемой как необходимость выработки и формулирования неких методологических идеалов, способных обеспечить эту рационализацию. С расцветом формальной логики связано и конституирование философии науки, которая в качестве особого направления формируется в трудах У. Уэвелла, Дж. С. Милля, О. Конта, Г, Спенсера, Дж. Гершеля, Э. Маха . При этом нормативно-критической задачей стало приведение научно-познавательной деятельности в соответствие с некоторым методологическим идеалом. Свою задачу позитивистская эпистемология видела в том, чтобы прояснить логическими методами отношение между эмпирическим и теоретическим уровнями знания, устранить из языка науки «псевдонаучные» утверждения и способствовать созданию унифицированной науки по образцу математизированного естествознания. См., в частности, следующие работы: Маркова Л.А. Об истоках рациональности нового научного знания // Эпистемология и философия науки. Т. III. № 1, М., 2005. С. 163-185; Степин В С. Теоретическое знание: Структура, историческая эволюция, М., 2000; Швырев B.C. Рациональность в спектре ее возможностей // Исторические типы рациональности. В 2 т. T.l. М., 1995. С. 7-29. См.: Конт О. Дух позитивной философии. СПб., 1910; Его же. Курс положительной философии В б т. СПб., 1900; Милль Дж.С. Система логики силлогической и индуктивной. СПб., 1914; Спенсер Г. Собрания сочинений. В 7 т. СПб., 1897-1900.

Неопозитивистская интерпретация развития науки характеризуется стремлением отмежеваться в том числе и от проблем социальности, рассматривать развитие научных идей, игнорируя социально-культурный контекст ее эволюции, обращая внимание, прежде всего, на логическую структуру знания. Данная точка зрения наиболее свойственна школе логических позитивистов, известных в философской литературе как Венский кружок (J7. Витгенштейн, Р. Карнап, О. Нейрат, М. Шлик).

В позднем неопозитивизме 40-50-х гг. XX в. важное место занимает имманентная критика догм эмпиризма - эмпирического редукционизма и дихотомии аналитических и синтетических суждений. Этому сопутствует тщательное изучение логики научного объяснения, исследование вопроса редукции теорий и построение реалистических и инструменталистских моделей структуры научных теорий (У. Куайн, Э. Нагель, У. Селларс, К. Гемпель, Р. Брейтуэйт, П. Бриджмен)1. Понятие науки расширяется, предметом исследования становится история, в частности, статус исторических законов и функции исторического объяснения. К этому же этапу с известными оговорками может быть отнесена и концепция логики научного исследования К. Поппе-ра2, центральными моментами которой явились критика психологизма, проблема индукции, разграничение контекста открытия и контекста обоснования, демаркация науки и метафизики, метод фальсификации и теория объективного знания.

Уже в рамках аналитического этапа основные догмы неопозитивизма начинают подвергаться критике. Эта тенденция усиливается к концу 50-х годов XX века, когда обсуждается работа У. Куайна «Две догмы эмпиризма»3, по См., например: Куайн У. Онтологическая относительность // Современная философия науки. М., 1994. См. также: Вартофский М. Эвристическая роль метафизики в науке // Структура и развитие науки. Из бостонских исследований по философии науки. М. 1978. С. 43-110, где приводятся примеры плодотворной внутренней критики логического эмпиризма, в частности, К. Гемпелем.

2 По поводу принадлежности философских взглядов К. Поппера к позитивизму споры ведутся до сих пор.

Дело в том, что на протяжении примерно полувека в его работах изначальные принципы эмпирицистской доктрины подвергаются существенной трансформации в сторону все большей теоретизации. Однако то, что философия К.Поппера «выросла» из позитивизма, на наш взгляд, трудно подвергать сомнению. J У. Куайн показал, что одна из догм заключается в присущем логическому позитивизму разделении всех утверждений на синтетические (эмпирические), истинность которых проверяется в опыте, и аналитические, истинность которых зависит только от значения составляющих их терминов. Другая догма есть редукциониявляется перевод книги К. Поппера «Логика научного исследования»1 на английский язык, а также работы Т. Куна2, М. Полани3, Н. Гудмена, Н. Хэн-сона.

Параллельно аналитической философии науки выдвигаются различные парадигмы изучения науки как социально-культурного феномена в рамках социологии знания (М. Шелер, К. Манхейм)4 и социологии науки (Л. Флек, Ф. Знанецкий, Р. Мертон, Дж. Гилберт, М. Малкей)5. Предметами исследования становятся связь научного сообщества с определенными стилями мышления, социальные роли и ценностные ориентации ученых, этос науки, амбивалентность научных норм. Предпосылками выдвижения этих задач на первый план явился рост социальной значимости научного труда, профессионализация научной деятельности, становление ее дисциплинарной структуры.

На этом этапе философские исследования из «наддисциплинарных» превращаются в междисциплинарные. Давно зародившаяся тенденция, когда ученые из разных областей естественного и гуманитарного знания «дозревали» до написания философских трудов, посвященных разнообразным вопросам научного творчества, со временем только усиливается.

Вклад» логического позитивизма XX века в активизацию исследований в области эпистемологии, на наш взгляд, состоит еще и в том, что своей радикально сциентистской направленностью он вызвал к жизни методологические концепции, родившиеся в борьбе с ним как протест против крайнего логицизма, абсолютизации рационализма и надолго определившие, да и сегодня еще во многом определяющие направленность эпистемологических изысканий. Примером может служить появление различных течений, получивших в философской литературе название «постпозитивизм». стский тезис о том, что каждое осмысленное утверждение эквивалентно некоторой конструкции из терминов, допускающих соотнесение с непосредственным чувственным опытом субъекта.

1 См.: Поппер К. Логика научного исследования // Поппер К. Логика и рост научного знания. Избранные работы. М„ 1983. См.: Кун Т. Структура научных революций. М., 1977.

J См.: Полани М. Личностное знание. На пути к посткритической философии. М., 1985.

4 См.: Манхейм К. Диагноз нашего времени. М., 1994. 700 с.

5 См.: Гилберт Дж., Малкей М. Открывая ящик Пандоры: социологический анализ высказываний ученых. М., 1987.

Постпозитивистский этап в развитии философии связан с дискуссиями между представителями «исторической школы» и «критического рационализма». Главными темами стали возможность рациональной реконструкции исторической динамики знания и неустранимость социокультурных детерминант познания (Дж. Агасси, М. Вартофский, Т. Кун, И. Лакатос, JI. Лаудан, М. Полани, Ст. Тулмин, П. Фейерабенд, Н. Хэнсон, К. Хюбнер)1.

Применительно к теме данной работы важно отметить, что если ранее поиск теории, способной объяснить развитие науки и, главным образом, ее результаты, имел ориентиром так называемые «точные» науки, чаще всего физику, а в ряде случаев еще и математику, то примерно с 60-х годов XX века состояние этой сферы эпистемологии характеризуется смещением акцентов на изучение процессов ее роста как предпосылок ее результативности и, следовательно, все большей популярностью среди исследователей различного рода социально-исторических (Т. Кун, М. Вартофский, Г. Башляр, М. Фуко), натуралистических (У. Куайн, Д. Кэмпбелл), биологических (К. Поппер, Ст. Тулмин, Ж. Пиаже) моделей развития науки, следствием чего явилось появление большого количества относительно новых или уже известных, но по-новому зазвучавших эпистемологических концепций (историческая эпистемология, эволюционная эпистемология, когнитивная эпистемология и множество других). В физику, космологию, экологию начинают проникать понятия системности, эволюции, организации.

Другой характерной особенностью является то, что постепенно и эмпирические, и философские исследования научного творчества выходят на новые уровни понимания проблемы, связывая его с человекоразмерным2, личностным, ценностным, предметным и социальным контекстом научной деятельности. Историки, а затем и социологи науки сосредоточили свое внима

1 См.: Агасси Дж. Революции в науке - отдельные события или перманентные процессы? // Современная философия науки. М., 1994; Вартофский М. Модели. Репрезентация и научное понимание. М., 1988; Лакатос И. История науки и ее рациональные реконструкции // Структура и развитие науки. Из бостонских исследований по философии науки. М., 1978; Тулмин Ст. Человеческое понимание. М., 1984; Фейерабенд П.

Избранные труды по методологии науки. М., 1986; Хюбнер К. Критика научного разума. М., 1994. " Термин «человекоразмерность науки» принадлежит M.K. Петрову. См., например: Петров М.К. Язык, знак, культура. М., 1991. ние на изучении отдельных достижений в истории науки, рассматриваемых ими как уникальные, особенные события. Неслучайно стали так популярны и распространены исследования на основе метода case study1. Начинается взаимовлияние философии и ряда социальных и науковедческих дисциплин, в силу чего происходит размывание предметных и методологических границ между эпистемологией, социальной историей науки, социальной психологией и когнитивной социологией науки2.

Существует и другой подход к философским проблемам эпистемологии, в том числе и к проблеме осмысления научной рациональности. Представители различных постмодернистских направлений XX века (Ф. Гваттари, Ж. Делез, Ж. Деррида, Ж.-Ф. Лиотар, Р. Рорти, М. Фуко и другие)3 принципиально не приемлют возможности универсальной философской теории, попутно отказывая в итоге научной рациональности в какой-либо созидающей роли, хотя попытки «найти ей применение» ими предпринимались. В концепции постмодерна с присущим ему антифундаментализмом принцип рациональности, как центральное качество личности, наряду с самим пониманием рациональности, сформировавшимся в XVII-XIX веках, подвергаются критике и сомнению4. Следует, по мнению Р. Рорти, выработать новую систему принципов человеческого познания и человеческого действия, предполагающую «развитие особого чувства, которое позволяло бы определять, когда следует забывать о принципах и просто полагаться на know-how»3. Именно вера в неисчерпаемые возможности своего разума, понимаемого, прежде всего, как логическая (рациональная) способность, привело, с точки зрения посмодер-нистов, европейскую культуру к тому печальному состоянию, в котором она Буквально с англ. - изучение случая. Подробнее об этом см., в частности: Юревич А.В. Социальная психология науки. СПб., 2001.

См, например: Делез Ж., Гваттари Ф. Что такое философия? М.; СПб., 1998; Лиотар Ж.-Ф. Ситуация постмодерна. СПб., 1998; Рорти Р. Философия и Зеркало Природы. Новосибирск, 1997; Фуко М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук. СПб., 1994.

4 В данной работе не рассматриваются подробно постмодернистские споры о современных концепциях рациональности, однако они достаточно обстоятельно анализируются в отечественной и зарубежной литературе. Творчество Ж. Делеза и Ф. Гваттари, например, освещено в работе Л.А. Марковой (См.: Маркова Л. А. Философия из хаоса. Ж. Делез и постмодернизм в философии, науке, религии. М., 2004). См. Также: Козлов-ски П. Культура постмодерна: Общественно-культурные последствия технического развития. М., 1997.

5 Рорти Р. Прагматизм без метода//Логос. 1996. №8. С. 160-161. оказалась к концу XX века. В XVII-XVIII веках процесс выработки рациональных структур, благодаря достижениям великих философов, принял осмысленный характер и воспринимался как безусловное благо, как способ усиления возможностей отдельного эмпирического субъекта в решении индивидуальных и общественных проблем. Однако, как это нередко случается, обретя относительную самостоятельность в процессе отчуждения, эти рациональные структуры стали постепенно превращаться в средство подавления человеческой субъективности и человеческой свободы. В наиболее острой форме эта точка зрения представлена именно в постмодернистских концепциях, хотя данная проблема в явной форме была сформулирована еще в трудах И. Канта.

Существенную роль в разработке проблем, поднятых в работе, сыграли идеи зарубежных философов - представителей так называемого «постпозитивистского» направления - М. Вартофского, Т. Куна, И. Лакатоса, М. Пола-ни, П. Фейерабенда. Наиболее значительное влияние на автора оказали идеи эволюционной эпистемологии, разрабатывавшиеся в трудах Д. Кэмбелла, К. Поппера и Ст. Тулмина.

Были использованы также результаты исследований отечественных философов, в частности, Н.С. Автономовой, П.П. Гайденко, И.Т. Касавина, В.А. Лекторского, Л.А. Марковой, Л.А. Микешиной, С.В. Никитина, А.Л. Никифорова, А.П. Огурцова, В.Н. Поруса, Б.И Пружинина, Т.Б. Романовской, B.C. Степина, B.C. Швырева, конкретизирующие поиск методологических, интеллектуальных, социальных оснований научно-познавательной деятельности.

Междисциплинарный характер современных исследований, не только отвечающий самому духу философии, но и представляющийся необходимым условием успеха изысканий в этой сфере знания, предполагает значительное расширение терминологического арсенала, заимствование простых и понятных большинству терминов из различных областей науки1 и даже из обыденного языка, оправдывает использование в соответствующих работах полезных для определенного контекста известных метафор (например, «естественный отбор», «борьба теорий», «столкновение идей», «революция»). В ряде случаев это позволяет, в том числе, избежать излишней формализации языка текста, сознательного или несознательного его «задымления», в терминологии П. Фейерабенда, оставляя тем самым возможность для всесторонней продуктивной критики. В процессе работы автор, по возможности, старался соблюдать эту теоретическую установку.

Для реализации цели определены следующие задачи: «Объяснение. должно пользоваться терминами, которые соответствуют терминам всех связанных с этими вопросами отраслей .философские проблемы связаны с этими предметами и эти взаимосвязи не принадлежат исключительно ни одной из дисциплин» (См.: Тулмии Ст. Человеческое понимание. М., 1984. С. 32.).

- анализ становления научной рациональности классического типа в ее исторической эволюции через исследование ее оснований, в частности, норм и принципов научно-познавательной деятельности;

- обоснование ценности эволюционных идей в качестве доказательства плодотворности и продуктивности эволюционной эпистемологии как возможной интегративной философско-научной парадигмы.

Предметом исследования выступают реальные и возможные модели науки.

- современная модель эволюционной эпистемологии интерпретирована не только как одна из объяснительных концепций, но и как междисциплинарная интегративная основа для построения обновленной теории познания на базе новейших достижений научных и философских исследований.

С учетом общих теоретических результатов на защиту выносятся следующие основные положения:

1. Наука классического типа была рождена в Новое время усилиями великих философов, заложивших ее основания. Исходным положением ее стал рациональный принцип, то есть вера в могущество человеческого разума. Однако в процессе своей трансформации, происходившей на фоне превращения науки в мощную производительную силу и профессионализации занятий наукой, этот принцип переродился в идею научной рациональности. Рационализм уступил свое место узкому сциентизму, доминирующему в науке до настоящего времени.

3. Искусственная природа науки как феномена культуры соответствует общему направлению когнитивной эволюции человека, идущего по пути все большей специализации. Человеческое мышление, интерпретируемое как биологическая функция, в процессе эволюции приобрело способность к упорядочиванию, к отбору необходимых для существования и воспроизводства свойств, превратившись в селективную по своей сути функцию познания. Возникновение научного метода познания окружающего мира - закономерный этап эволюции человеческого понимания.

4. Наука представляет собой вид деятельности, ограниченный нормами и правилами, и в этом смысле наука может быть подвергнута рациональному анализу. В то же время она является сферой деятельности людей и их объединений, что, безусловно, определяет ее «человекоразмерный», а, значит, не поддающийся.полной рационализации, характер. В связи с этим спор между сторонниками рационалистического направления в философии науки и его оппонентами представляется не имеющим окончательного решения, так как неполнота изначально заложена в каждом из этих подходов.

6. Эволюционные идеи, возникшие и утвердившиеся в биологии, и основанные на них познавательные принципы представляют на сегодняшний день не только научную, но и философскую ценность. В качестве составляющих интегративной метафизической исследовательской программы они могут стать ядром обновленной эпистемологической модели, учитывающей неоднозначную роль науки в современном мире.

Теоретическая и практическая значимость исследования.

Апробация исследования.

1. Авторитет в науке: профессиональный аспект // Духовная сфера деятельности человека. Саратов: «Сигма-плюс», 2001. Вып. 5. С. 75-84.

2. Интуиция в процессе научного познания // Философия и образование: : интеллектуальные традиции и новации. Саратов: «Научная книга», 2006. Вып. 5. С. 141-147.

3. Истоки авторитета: коллективная воля и сознание индивида // Духовная сфера деятельности человека. Саратов: Изд-во ПИ СГУ, 2000. Вып. 4. С. 43-48.

4. О некоторых проявлениях авторитарности в познавательной деятельности // Философия и образование: интеллектуальные традиции и новации. Саратов: «Научная книга», 2005. Вып. 4. С. 5-10.

5. Человеческое познание: от биологической эволюции к культурно-исторической // Вестник Саратовского госагроуниверситета, 2006. №5. Вып. 2. С. 111-114.

Положения диссертации были представлены в виде докладов и сообщений на заседаниях кафедры философии и социально-экономических наук, на итоговых научных конференциях Педагогического института СГУ в 20042006 гг., а также использовались при подготовке и чтении лекций, проведении семинарских занятий по учебным курсам «Философия» и «Концепции современного естествознания».

Заключение научной работыдиссертация на тему "Нормативность и научная рациональность"

Заключение

Знание представляет собой продукт сознательной деятельности людей, направленной на формирование объективно-истинных представлений о мире. В ходе этой деятельности субъект познания руководствуется определенными нормами, идеалами, установками, так или иначе реализующимися в результатах деятельности - в знании о мире. Соответственно, задача методологии состоит в том, чтобы выявить нормы и предпосылки познавательной деятельности и реконструировать их на базе определенных эпистемологических представлений. Поскольку речь идет о человеческой деятельности, эта деятельность предстает всегда в исторически определенных формах общения и носит сознательно активный характер.

Рациональность как всеобщий феномен познания и деятельности представляет собой сложное, многогранное и неоднозначное явление. Анализ различных подходов позволяет рассматривать рациональность как единство и взаимосвязь онтологических, гносеологических, социокультурных, социопсихологических, аксиологических и других предпосылок и оснований.

Онтологическим основанием рациональности является признание разумного или умопостигаемого устройства мира на основе признания идеального, духовного или материального бытия, организованного по правилам строгого порядка, закона и логики. Социокультурные предпосылки рациональности связаны с необходимостью удовлетворения человеческих потребностей и интересов, которые направлены на разработку проектов, моделей поведения индивида в соответствии с правилами, нормами, стандартами, принятыми в данном социуме, с эстетическими и нравственными его идеалами. Социопсихологические и политические основания рациональности представляют собой взаимодействие и проявление иррациональных, мотивационных побуждений индивидов в рациональном осознании человеком своих поступков, в стремлении утверждения «воли власти» над другими людьми. В таком контексте рациональность есть использование инструментов власти для координации поведения человека. Гносеологические предпосылки и основания рациональности связаны с ролью и значением абстрактно-логической ступени познания и мышления в поведении человека, проявляющейся в виде последовательных, упорядоченных, логических операций и действий. Такое понимание рациональности обычно отождествляется с ее научной разновидностью. Однако сведение рациональности только к ее научному; типу неизбежно приводит к отрицанию роли эмоций, чувств, интуиции, что, как считается, присутствует в иных, ненаучных формах познания.

В силу этого, во второй половине XX века в зарубежной и отечественной философии возникла дискуссия об историчности форм разума, которая привела к необходимости пересмотра взглядов на рациональность и, в первую очередь, ее научной разновидности. Это нашло свое выражение в рассмотрении расширенной концепции рациональности, охватывающей не только строгость, логичность, но и признание многообразия ее проявлений в человеческой деятельности, осуществляющейся в соответствии с различными идеями, ценностями и идеалами. Было показано, что рациональность имеет дело не только с целесообразностью, но и с целеполаганием, в котором формируются, опровергаются, действуют и разрушаются познавательные каноны.

Изменение взглядов на проблему рациональности с необходимостью влечет за собой переосмысление природы иррационального, которое всегда присутствует в рациональном как важный, необходимый момент постижения действительности. Лишаясь своей отрицательной оценки, иррациональное понимается как интуитивные, связанные с фантазией, чувством, неосознаваемые грани самого разума.

Исчерпывающая логическая экспликация целесообразности познавательной деятельности в принципе невозможна, какими бы ни были наши успехи в совершенствовании содержательно-целевых определений способов использования разума в познании и разработке средств логического анализа науки.

Соединение выявленных оснований и предпосылок рациональности в единство многообразного позволяет сделать вывод о том, что она выступает не как статичное, законченное образование, не просто действие по фиксированным правилам, заранее определенным критериям, а как сложная, динамическая, эволюционирующая система, что неизбежно ориентирует на многообразие ее типов и форм.

Следовательно, проблема рациональности является ключевой в методологии философского познания. Вопрос о рациональности становится вопросом о статусе философии. Современная попытка выйти за рамки абсолютистской и релятивистской концепции рациональности является методологической задачей, от решенйя которой зависит то, какой будет философия завтра.

Опасность, таящаяся в особенностях и тенденциях современного познания, заключается в том, что благодаря ускоренному формирования абстрактного и символического мышления и так называемого искусственного интеллекта все быстрее увеличивается массив сверхличных знаний, увеличивается скорость их внегенетической трансляции. Это приводит к усилению всегда существовавшего противоречия между познавательной активностью и природной гранью человеческой сущности. Понятийное мышление, обеспечившее человеку внегене-тическую трансляцию и сохранение сверхиндивидуального знания и как следствие определённое преимущество в межвидовом отборе, теперь способствует обострению внутривидового отбора и развитию агрессивности в этой борьбе.

Таким образом, углубляющийся разрыв между разными ветвями эволюции человека - природной (биологической), социокультурной и познавательной -может рассматриваться как источник опасности для будущего цивилизации.

Научная рациональность как поиск истины, как особый взгляд на мир, стремящийся понять его в собственных закономерностях, как особый метод познания и как особый дух науки способна вместе с другими формами человеческого познания и деятельности продвигаться по пути поиска выхода из современного кризиса. Одним из важнейших шагов в этом направлении должна быть переориентация с преобладающего внимания к средствам на усиление внимания к целям во всех сферах человеческой деятельности и связанный с этим критический анализ идеалов и ценностей, среди которых научный разум займет подобающее ему место.

Список научной литературыГуторович, Валерий Николаевич, диссертация по теме "Онтология и теория познания"

1. Аббаньяно М. Структура экзистенции. Введение в экзистенциализм. Позитивный экзистенциализм. СПб.: Алетейя, 1998. 507 с.

2. Автономова Н.С. Рассудок. Разум. Рациональность. М.: Наука, 1988. 287 с.

3. Автономова Н.С. Рациональность: наука, философия, жизнь // Рациональность как предмет философского исследования. М.: ИФ РАН, 1995. С. 57 67.

4. Агасси Дж. Революции в науке отдельные события или перманентные процессы? // Современная философия науки. М.: Логос , 1994. С. 89 - 101.

5. Агафонова Н.В. Прогресс и традиции в науке. М.: Изд-во МГУ, 1991. 128 с.

6. Агацци Э. Человек как предмет философского познания / О человеческом в человеке. М.: Политиздат, 1991. С. 59-79.

7. Адрианова-Т.В., Ракитов А.И. Философия науки С. Тулмина // Критика современных немарксистских концепций философии науки. М.: Наука, 1987. С. 109-134.

8. Алексеева Е.А. Рациональность и сознание. Историко-теоретический очерк. Минск: Навука i тэхшка, 1991. 95 с.

9. Антисери Д., Реале Д. Западная философия от истоков до наших дней. В 4-х т. Т. 4. От романтизма до наших дней. СПб.: Петрополис, 1997. 880 с.

10. Ю.Антонов А.Н. Нормы, традиции и творчество в современной науке // Интуиция, логика, творчество. М., Наука, 1987. С. 169 174.11 .Антонов А.Н. Преемственность и возникновение нового знания. М.: Изд-во МГУ, 1985. 172 с.

11. Аристотель. Соч.: В 4-х т. М.: Мысль, Т. 1. 1976. 550 с.

12. Аристотель. Соч.: В 4-х т. М.: Мысль, Т. 2. 1978. 687 с.

13. Асмус В.Ф. Метафизика Аристотеля // Аристотель. Соч. в 4-т. М.: Мысль, Т. 1. 1976. С. 5-62.

14. Ахманов А.С. Логическое учение Аристотеля. М.: Соцэкгиз, 1960. 314 с.

15. Баженов Л.Б. Методологические регулятивы в научном исследовании // Природа научного открытия. М.: Наука, 1986. С. 144-155.

16. Байлук В.В. Факторы детерминации научной деятельности // Анализ системы научного познания. Свердловск: Изд-во УрГУ, 1984. С. 22-27.

17. Барг М.А. Эпохи и идеи: Становление историзма. М.: Мысль, 1987. 350 с.

18. Батыгин Г.С. «Эффект Матфея»: Накопленное преимущество и распределение статусов в науке // Ведомости / Тюмен. гос. нефтегазовый ун-т. НИИ прикл. этики. Тюмень, 2001. Вып. 18. С. 173-185.

19. Берков В.Ф. Идеал непротиворечивости и проблемные ситуации в науке // Идеалы и нормы научного исследования. Минск, 1981. С. 381-394.

20. Бернал Дж. Наука в истории общества. М.: Иностранная литература, 1956. 735 с.

21. Библер B.C. От наукоучения к логике культуры. Два философских введения в двадцать первый век. М.: Политиздат, 1991. 412 с.

22. Божественное откровение и современная наука. Альманах. Вып. I. М.: Паломникъ, 2001. 272 с.

23. Бор Н. Атомная физика и человеческое познание. М.: Изд-во иностр. литры, 1961. 151 с.

24. Бор Н. Избранные научные труды. В 2-х т. М.: Наука, Т. 2. 1972. 675 с.

25. Борн М. Физика в жизни моего поколения. Сборник статей. М.: Изд-во иностр. лит-ры, 1963. 535 с.

26. Бройль Луи, де. По тропам науки. М.: Изд-во иностр. лит-ры, 1962. 408 с.

27. Бунге М. Интуиция и наука. М.: Прогресс, 1967. 187 с.

28. Бэкон Ф. Новый Органон. М.: Соцэкгиз, 1935. 383 с.

29. Бэкон Ф. Соч.: В 2-х т. М.: Мысль, Т. 1. 1971. 590 с.31 .Вартофский М. Модели. Репрезентация и научное понимание. М.: Прогресс, 1988. 507 с.

30. Вартофский М. Эвристическая роль метафизики в науке // Структура и развитие науки. Из бостонских исследований по философии науки. М.: Прогресс. 1978. С. 43-110

31. Вебер А. Избранное. Кризис европейской культуры. СПб.: Университетская книга, 1999. 565 с.

32. Велишаева Н.В. К вопросу востребованности синергетического стиля мышления в науке // Рубикон: Сб. науч. работ молодых ученых. Ростов на Дону, 1999. Вып. 5. С. 4-8.

33. Винер Н.Я математик. М.: Наука, 1964. 355 с.

34. Влошек С. Рациональность веры. М.: Библейско-богословский институт св. апостола Андрея, 2005. 152 с.

35. Гайденко В.П., Смирнов Г.А. Западноевропейская наука в средние века: Общие принципы и учение о движении. М.: Наука, 1989. 351 с.

36. Гайденко П.П. Эволюция понятия науки (XVII-XVIII вв.): Формирование научных программ нового времени. М.: Наука, 1987. 447 с.

37. Гегель Г. Наука логики. В 3-х т. М.: Мысль, Т. 2. 1971. 248 с.

38. Гейзенберг В. Шаги за горизонт. М.: Прогресс, 1987. 366 с.

39. Герцен А.И. Избранные философские произведения. В 2-х т. М.: Гос. изд. полит, лит-ры, тип. «Красный пролетарий», 1946. Т. 2.358 с.

40. Гилберт Дж., Малкей М. Открывая ящик Пандоры: социологический анализ высказываний ученых. М.: Прогресс, 1987. 269 с.

41. Гиш Д. Ученые-креационисты отвечают своим критикам. СПб.: Библия для всех, 1995.300 с.

42. Глейк Дж. Хаос. Создание новой науки. СПб.: Амфора, 2001. 398 с.

43. Глобальные проблемы и общечеловеческие ценности. М.: Прогресс, 1990. 495 с.

44. Гносеология в системе философского мировоззрения. М.: Наука, 1983. 383 с.

45. Грязнов Б.С. Логика. Рациональность. Творчество. М.: Наука, 1982. 256 с.

46. Гуревич П.С. Поиск новой рациональности (по материалам трех всемирных конгрессов) // Рациональность как предмет философского исследования. М.: ИФ РАН, 1995. С. 209-224.

47. Дарвин Ч. Происхождение видов путем естественного отбора. М.: Просвещение, 1987. 383 с.

48. Декарт Р. Избранные произведения. М.: Госполитиздат, 1950. 712 с.51 .Декарт Р. Соч.: В 2-х т. М.: Мысль, 1989. Т. 1.654 с.

49. Делез Ж., Гваттари Ф. Что такое философия? М.: Ин-т эксперимент, социологии; СПб.: Алетейя, 1998. 288 с.

50. Делокаров К.Х. Наука и диалектический характер рациональности // Интуиция, логика, творчество. М., Наука, 1987. с. 155-168.

51. Деррида. Ж. Правда в живописи. Паспарту // Философские науки. 1998. № 2. С. 93-102.

52. Джибладзе Н. Н. Социальные структуры и ценностные ориентации в науке // Ценностные аспекты развития науки. М.: Наука, 1990. С. 197-211.

53. Доказательства существования Бога. Аргументы науки в пользу сотворения мира. М.: Новая мысль, 2005. 544 с.

54. Идеалы и нормы научного исследования. Минск: Изд-во БГУ, 1981. 432 с.

55. Идеал, утопия и критическая рефлексия. М.: РОССПЭН, 1996. 302 с.

56. Интуиция, логика, творчество. М.: Наука, 1987. 176 с.

57. Иоффе А.Ф. Встречи с физиками. М.: Физматгиз, 1960. 144 с.

58. Исторические типы рациональности. В 2-х т. T.l. М.: ИФ РАН, 1995. 350 с.

59. Исторические типы рациональности.В 2-х т. Т.2. М.: ИФ РАН, 1995.320 с.

60. Иолон П. Ф., Крымский С. Б., Парахонский Б. А. Рациональность в науке и культуре. Киев: Наукова думка, 1989. 286 с.

61. Каган М.С. О месте науки в системе культуры // Наука и культура. М.: Наука, 1984. С. 17-34.

62. Кант И. Соч. В 6 т. М.: Мысль, Т. 3. 1964. 799 с.

63. Кант И. Соч. В 6 т. М.: Мысль, Т. 4. Ч. 1. 1965. 544 с.

64. Капица П.Л. Эксперимент. Теория. Практика. М.: Наука, 1987. 494 с.

65. Каратеев В.П., Никитин С.В. Рациональность как основа взаимодействия философии и науки // Философия и наука: возможности взаимодействия. Саратов: Изд-во «Слово», 2001. С. 4-17.

66. Касавин И.Т. Миграция. Креативность. Текст. Проблемы неклассической теории познания. СПб.: РХГИ, 1998. 408 с.

67. Касавин И.Т. О ситуациях проблематизации рациональности // Рациональность как предмет философского исследования. М., 1995. С.187 -209.

68. Касавин И.Т. Познание в мире традиций. М.: Наука, 1990. 208 с.

69. Касавин И.Т. Теория познания в плену анархии: Критический анализ новейших тенденций в буржуазной философии науки. М.: Политиздат, 1987. 189 с.

70. Касавин И.Т. Традиции и интерпретации: Фрагменты исторической эпистемологии. СПб.: Изд-во РХГИ, 2000. 310 с.

71. Касавин И.Т., Сокулер З.А. Рациональность в познании и практике. Критический очерк. М.: Наука, 1989. 192 с.

72. Кезин А.В. Научность: Эталоны, идеалы, критерии. М.: Изд-во МГУ, 1985. 128 с.

73. Князева Е.Н. Культурно-исторический мир ученого и прорыв в незнаемое // Научный прогресс: когнитивный и социокультурный аспекты. М.: ИФ РАН, 1993. С.31 -48.

74. Князева Е.Н. Концепция инактивированного познания: исторические предпосылки и перспективы развития // Эволюция. Мышление. Сознание. (Когнитивный подход и эпистемология). М.: Канон+, 2004. С. 308-349.

75. Князева Е.Н., Курдюмов С.П. Основания синергетики. Режимы с обострением, самоорганизация, темпомиры. СПб.: Алетейя, 2002. 414 с.

76. Козловски П. Культура постмодерна: Общественно-культурные последствия технического развития. М.: Республика, 1997. 240 с.

77. Коллингвуд Р. Идея истории. Автобиография. М.: Наука, 1980. 488 с.

78. Косарева JI.M. Вероятностная концепция естественного знания в гносеологии Нового времени // Философские науки. 1988. №6. С. 41-50.

79. Косарева JI.M. Социокультурный генезис науки Нового времени: Философский анализ проблемы. М.: Наука, 1989. 155 с.

80. Косарева JI.M. Ценностные ориентации и развитие научного знания // Вопросы философии. 1987. № 8. С. 44-54.

81. Кравец А.С. Идеалы и идолы науки. Воронеж: Изд-во Воронеж, ун-та, 1993.218 с.

82. Кравец А.С. Наука как феномен культуры. Воронеж: Истоки, 1998. 92 с.

83. Кравец А.С. Традиции и инновации в становлении научного стиля мышления // Философия, естествознание, социальное развитие. М.: Наука, 1989. С. 169-187.

84. Кравченко A.M. Структура оснований физической теории // Философские проблемы оснований физическо-математического знания. Киев: Наукова думка, 1989. С. 12-47.

85. Куайн У. Онтологическая относительность // Современная философия науки. М.: Наука, 1994. С. 23-36.

86. Кузнецова Н.И., Розов М.А. О разнообразии научных революций // Традиции и революции в истории науки. М., Наука, 1991. С. 60-83.

87. Кукушкина Е. И. Познание, язык, культура: Некоторые гносеологические и социальные аспекты проблемы. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1984. 263 с.

88. Кун Т. Структура научных революций. М.: Прогресс, 1977. 304 с.

89. Кун Т. Объективность, ценностные суждения и выбор теории. Лекция, прочитанная в фурмановском университете 30 ноября 1973 г. // Современная философия науки. М.: Наука, 1994. С. 37-51.

90. Купцов В.И. Структура научного знания // На пути к единству науки. М.: Изд-во МГУ, 1983. С. 36-51.

91. Кэмпбелл Д. Эволюционная эпистемология // Эволюционная эпистемология и логика социальных наук. М.: Эдиториал УРСС, 2000. С. 92-146.

92. Лакатос И. История науки и ее рациональные реконструкции // Структура и развитие науки. Из бостонских исследований по философии науки. М.: Прогресс, 1978. С. 203-269.

93. Лакатос И. Фальсификация и методология научно-исследовательских программ. М.: Медиум, 1995. 375 с.

94. Лейбниц Г. Соч. В 4 т. М.: Мысль, Т. 1. 1982. 636 с.

95. Лейси X. Свободна ли наука от ценностей? Ценности и научное понимание. М.: Логос, 2001. 360 с.

96. Лекторский В.А. Субъект, объект, познание. М.: Наука, 1989. 360 с.

97. Лекторский В.А. Эпистемология классическая и неклассическая. М.: Эдиториал УРСС, 2001. 256 с.

98. Лекторский В.А., Садовский В.Н. Проблема методологии и философии науки // Вопросы философии, 1980. № 3. С. 16-29.

99. Лиотар Ж.-Ф. Ситуация постмодерна. СПб.: Алетейя, 1998. 159 с.

100. Логика и развитие научного знания. СПб.: Изд-во Санкт-Петербург, унта, 1992.229 с.

101. Лоренц К. Эволюция a priori // Вестник МГУ. Сер. Философия. 1994, № 5. С. 11-17.

102. Майерс Д. Социальная психология. СПб.: Питер Ком, 1998. 684 с.

103. Максимов Ю.В. Богословские аспекты проблемы согласования православного и эволюционного учений о происхождении человека // Шестоднев против эволюции: В защиту святоотеческого учения о творении. М.: Паломникъ, 2000. 303 с.

104. Мак-Фарленд Д. Поведение животных. Психобиология, этология и эволюция. М.: Мир, 1988. 518 с.

105. Малкей М. Наука и социология знания. М.: Прогресс, 1983. 253 с.

106. Мамардашвили М.К. Как я понимаю философию. М.: Прогресс, 1992. 416 с.

107. Мамардашвили М.К. Проблема человека в философии // О человеческом в человеке. М.: Политиздат, 1991. С. 8-21.

108. Мамардашвили М.К. Стрела познания (набросок естественноисторической гносеологии). М.: Школа «Языки русской культуры», 1996. 304 с.

109. Мамчур Е.А. Социокультурная детерминация научного познания // Вопросы философии. 1987. № 7. С. 31-41.

110. Манасян А.С. Парадигма и идеал в науке // Философия и методологические вопросы науки. Ереван: Изд-во АН Арм. ССР, 1977. С. 149-159.

111. Манхейм К. Диагноз нашего времени. М.: Юрист, 1994. 700 с.

112. Маркова JI.A. Об истоках рациональности нового научного знания // Эпистемология и философия науки. Т. III. № 1, М.: Канон+, 2005. С. 163185.

113. Маркова JI.A. Философия из хаоса. Ж. Делез и постмодернизм в философии, науке, религии. М.: Канон+, 2004. 384 с.

114. Маслоу А. Мотивация и личность. СПб.: Евразия, 1999. 479 с.

115. Медведев Н.В., Пермякова И.Е. Синергетика как стиль научного мышления // IV Державинские чтения: Материалы науч. конф. преподавателей и аспирантов, февр. 1999. Тамбов, 1999. С. 7-8.

116. Меркулов И.П. Когнитивная эволюция. М.: РОССПЭН, 1999. 309 с.

117. Микешина JI.A. Ценностные предпосылки в структуре научного познания. М.: Прометей, 1990. 210 с.

118. Мирская Е.З. Западная социология науки в 80-е годы // Современная западная социология науки. Критический анализ. М.: Наука, 1988. С. 227252.

119. Мирская Е.З. Р. Мертон и его концепция социологии науки // Современная западная социология науки. Критический анализ. М.: Наука, 1988. С. 42-60.

120. Мирский Э.М. Развитие мертоновской парадигмы в 60-е и 70-е годы // Современная западная социология науки. Критический анализ. М.: Наука, 1988. С. 61-80.

121. Мотрошилова Н.В. Нормы науки и ориентации ученого // Идеалы и нормы научного исследования. Минск: Изд-во БГУ, 1981. С. 91-119.

122. Мотрошилова Н.В. К проблеме научной обоснованности норм // Вопросы философии. 1978. № 7. С. 112-123.

123. На пути к единству науки. М.: Изд-во МГУ, 1983. 253 с.

124. Нарский И.С. Пол Фейерабенд и кризис «постпозитивистской» методологии: Вступ. ст. // Фейерабенд П. Избранные труды по методологии науки. М.: Прогресс, 1986. С. 10-23.

125. Научные революции в динамике культуры. Минск: Изд-во «Университетское», 1987. 384 с.

126. Невважай И.Д. Свобода и знание. Саратов: СГАП: ред-изд. отдел, 1995. 204 с.

127. Никитин С.В. Научная рациональность и свобода. Саратов: Изд-во Саратов, ун-та, 2001. 164 с.

128. Никитин С.В. Разум и научная рациональность. Саратов: Изд-во Саратов, ун-та, 2002. 78 с.

129. Никифоров A.J1. Научная рациональность и цель науки // Логика научного познания: Актуальные проблемы. М.: Наука, 1987. С. 259-272.

130. Никифоров А.Л. Культурные формы человеческой активности // Ускорение социально-экономических процессов и культурные проблемы социальной организации. М., 1987. С. 19-35.

131. Никифоров А.Л. Рациональность и свобода // Рациональность как предмет философского исследования. М.: ИФ РАН, 1995. С. 171-186.

132. Огурцов А.П. Институциализация идеалов научности // Идеалы и нормы научного исследования. Минск: Изд-во БГУ, 1981. С. 65-90.

133. Олыпки Л. История научной литературы на новых языках. В 2-х т. М.; Л.: Гос. техн.-теоретич. изд., тип. им. Евг. Соколовой в Лгр., Т. 2. 1934. 211 с.

134. Онтология и эпистемология синергетики. М.: ИФ РАН, 1997. 161 с.

135. Ополев В.Т. Рациональность как компонент регулятивных оснований научного мышления // Логика и развитие научного знания. СПб.: Изд-во Санкт-Петербург, ун-та, 1992. С. 43-61.

136. Патнем X. Разум, истина и история. М.: Праксис, 2002. 296 с.

137. Петров М.К. Социально-культурные основания современной науки. М.: Наука, 1992. 229 с.

138. Петров М.К. Язык, знак, культура. М.: Наука, 1991. 328 с.

139. Полани М. Личностное знание. На пути к посткритической философии. М.: Прогресс, 1985.344 с.

140. Поляков Л.В. К вопросу о восприятии античных традиций в России: А.И. Герцен о древнегреческой философии // Методологические и мировоззренческие проблемы истории античной и средневековой философии. Ч. 2. М. 1986. 73 с.

141. Попов Д.А. Идеальные типы М. Вебера и историки науки // Философия и образование: интеллектуальные традиции и новации. Саратов: Изд-во «Научная книга», 2006. С. 124-131.

142. Попов Д.А. Исследовательская программа гуманитарного знания К. Поппера: между «пронатурализмом» и «антинатурализмом» // Философия, культура и современность. Саратов: Изд-во Саратовского ун-та, 2002. С. 96-102.

143. Поппер К. Дарвинизм как метафизическая исследовательская программа // Вопросы философии. 1995. № 12.

144. Поппер К. Естественный отбор и возникновение разума // Эволюционная эпистемология и логика социальных наук: Карл Поппер и его критики. М.: Эдиториал УРСС, 2000. С. 92-146.

145. Поппер К. Логика и рост научного знания. Избранные работы. М.: Прогресс, 1983. 605 с.

146. Поппер К. Открытое общество и его враги. В 2-х т. М.: Международный фонд «КУЛЬТУРНАЯ ИНИЦИАТИВА» SOROS FOUNDATION (USA), T.l. 1992. 488 c.

147. Поппер К. Открытое общество и его враги. В 2-х т. М.: Международный фонд «КУЛЬТУРНАЯ ИНИЦИАТИВА» SOROS FOUNDATION (USA), Т.2. 1992. 528 с.

148. Поппер К. Призыв Бернайса к более широкому пониманию рациональности // Эволюционная эпистемология и логика социальных наук: Карл Поппер и его критики. М.: Эдиториал УРСС, 2000. С. 163-175.

149. Поппер К. Эволюционная эпистемология // Эволюционная эпистемология и логика социальных наук: Карл Поппер и его критики. М.: Эдиториал УРСС, 2000. С. 57-74.

150. Порус В.Н. Парадоксальная рациональность. М.: УРАО, 1999. 124 с.

151. Порус В.Н. Парадоксы научной рациональности и этики // Исторические типы рациональности. В 2-х т. М.:ИФ РАН, 1995. Т. 1. С. 317 331.

152. Порус В.Н. Принципы и характеристики рациональной критики // Идеал, утопия и критическая рефлексия. М.: РОССПЭН, 1996. С.243-281.

153. Порус В.Н. Рациональность. Наука. Культура. М., 2002. 352 с.

154. Порус В.Н. Системный смысл понятия «научная рациональность» // Рациональность как предмет философского исследования. М.: ИФ РАН, 1995.С. 91-120.

155. Порус В.Н. Эпистемология: некоторые тенденции // Вопросы философии. 1997. №2. С. 93 -111.

156. Порус В.Н., Черткова Е.Л. «Эволюционно-биологическая» модель науки С. Тулмина // В поисках теории развития науки. М.: Наука, 1982. С. 260277.

157. Пригожин И., Стенгерс И. Время, хаос, квант. К решению парадокса времени. М.: Эдиториал УРСС, 2001. 239 с.

158. Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса. Новый диалог человека с природой. М.: Прогресс, 1986. 431 с.

159. Принципы историографии естествознания: XX рек. СПб.: Алетейя, 2001. 477 с.

160. Природа научного открытия. М.: Наука, 1986. 304 с.

161. Природа научного познания. Минск: Изд-во БГУ, 1979. 271 с.

162. Причинность и телеололгизм в современной естественнонаучной парадигме. М.: Наука, 2002. 288 с.

163. Проблема знания в истории науки и культуры. СПб.: Алетейя, 2001. 224 с.

164. Проблемы рациональности // Философия науки. Выпуск 1. М.: ИФ РАН, 1995. 325 с.

165. Дружинин Б.И. Рациональность и единство знания // Рациональность как предмет философского исследования. М.: ИФ РАН, 1995. С. 121-142.

166. Пружинин Б.И. Рациональность и историческое единство научного знания: Гносеологический аспект. М.: Наука, 1986. 151 с.

167. Психология науки. М.: Моск. психол.-социал. ин-т: Флинта, 1998. 310 с.

168. Пуанкаре А. О науке. М.: Наука, 1990. 735 с.

169. Ракитов А.И. Рациональность и теоретическое познание // Вопросы философии. 1982. № 11.

170. Рассел Б. История западной философии. В 2-х т. Новосибирск: Изд-во Новосиб. ун-та, Т.1. 1994.458 с.

171. Раушенбах Б.В. На пути к целостному рационально-образному мировосприятию // О человеческом в человеке. М.: Политиздат, 1991. С. 22-39.

172. Рациональность и ее метаморфозы. Ульяновск: УлГТУ, 2000. 184 с.

173. Рациональность как предмет философского исследования. М.: ИФ РАН, 1995. 226 с.

174. Рациональность на перепутье. В 2 т. Т. 1. М.: РОССПЭН, 1999. 368 с.

175. Решер Н. Границы когнитивного релятивизма // Вопросы философии. 1995. №4. С. 35-54.

176. Решер Н. Пирс, Поппер и методологический поворот // Эволюционная эпистемология и логика социальных наук: Карл Поппер и его критики. М.: Эдиториал УРСС, 2000. С. 210-221.

177. Романовская Т.Б. Наука XIX-XX веков в контексте культуры (субъективные очерки). М.: Радикс, 1995. 144 с.

178. Романовская Т.Б. Объективность науки и человеческая субъективность или в чем состоит человеческое измерение науки. М.: Эдиториал УРСС, 2001. 208с.

179. Рорти Р. Прагматизм без метода// Логос. 1996. № 8. С. 155-173.

180. Рорти Р, Тексты и куски //Логос. 1996. № 8. С. 173 189.

181. Рорти Р. Философия и Зеркало Природы. Новосибирск: Изд-во Новосибир. ун-та, 1997. 296 с.

182. Роуз С. Православный взгляд на эволюцию. М.: Изд-во Свято-Введенского монастыря Оптиной Пустыни, 1997. 96 с.

183. Рузавин Г.И. Эволюционная эпистемология и самоорганизация // Вопросы философии. 1999. № 11. С. 90-101.

184. Садовский В.Н. Философия науки в поисках новых путей // Идеалы и нормы научного исследования. Минск, 1981. С. 315-331.

185. Селье Г, От мечты к открытию: Как стать ученым. М.: Прогресс, 1987. 368 с.

186. Силуянова И.В. Вера, разум, наука в Православной традиции // Два града. Диалог науки и религии. Восточно- и западноевропейская традиция. М.: ИФ РАН, 2002. С. 380-391.

187. Смирнова Н.М. Рациональность социального знания: когнитивный нормативизм и стратегии интерпретации // Рациональность на перепутье. В 2-х т. М.: РОССЛЭН, Т. 1. 1999. С. 205-230.

188. Современная философия науки. М.: Наука, 1994. 252 с.

189. Сокулер З.А. Знание и власть: наука в обществе модерна. СПб.: РХГИ, 2001. 239 с.

190. Спиноза Б. Избранные произведения. В 2 т. М.: Госполитиздат, Т. 1. 1957. 577 с.

191. Стеклова И.В. Автономность и сингулярность в науке. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 2002. 140 с.

192. Степин B.C. Идеалы и нормы в динамике научного поиска // Идеалы и нормы научного исследования. Минск: Изд-во БГУ, 1981. С. 10-64.

193. Степин B.C. Научная рациональность в гуманистическом измерении // О человеческом в человеке. М.: Политиздат, 1991. С. 138-167.

194. Степин B.C. Научные революции как «точки» бифуркации в развитии знания // Научные революции в динамике культуры. Минск: Изд-во «Университетское», 1987. С. 38-76.

195. Степин B.C. Научное сознание и ценности техногенной цивилизации // Вопросы философии. 1989. № 10. С. 3-18.

196. Степин B.C. От классической к постнеклассической науке (изменение оснований и ценностных ориентаций) // Ценностные аспекты развития науки. М.: Наука, 1990. С. 152-167.

197. Степин B.C. Становление научной теории: Содержательные аспекты строения и генезиса теоретических знаний физики. Минск: Изд-во БГУ, 1976. 320 с.

198. Степин B.C. Становление теории как процесс открытия // Природа научного открытия. М.: Наука, 1986. С. 130-144.

199. Степин B.C. Теоретическое знание: Структура, историческая эволюция. М.: Прогресс-Традиция, 2000. 743 с.

200. Степин B.C. Философская антропология и философия науки. М., 1992. 191 с.

201. Структура и развитие науки. Из бостонских исследований по философии науки. М.: Прогресс, 1978. 487 с.

202. Томпсон М. Философия науки. М.: ФАИР-ПРЕСС, 2003. 304 с.

203. Трубников Н.Н. Кризис европейского научного разума. Философия науки и философия жизни // Рациональность как предмет философского исследования. М.: ИФ РАН, 1995. С. 143-170.

204. Тулмин Ст. Концептуальные революции в науке // Структура и развитие науки. Из бостонских исследований по философии науки. М.: Прогресс, 1978. С. 171-189.

205. Тулмин Ст. Человеческое понимание. М.: Прогресс, 1984. 327 с.

206. Уайтхед А. Н. Избранные работы по философии. М.: Прогресс, 1990. 718 с.

207. Фейерабенд П. Избранные труды по методологии науки. М.: Прогресс, 1986. 543 с.

208. Фейерабенд П. Как защитить общество от науки // Эпистемология и философия науки. Т. III. № 1, М.: Канон+, 2005. С. 217-228.

209. Фейнберг E.JI. Две культуры. Интуиция и логика. М.: Наука, 1992. 251 с.

210. Философия и будущее цивилизации: Тезисы докладов и выступлений IV Российского философского конгресса (Москва, 24-28 мая 2005 г.): В 5 т. Т. 1. М.: Современные тетради, 2005. 768 с.

211. Философия и наука: возможности взаимодействия. Саратов: Изд-во «Слово», 2001. 119 с.

212. Философия науки. Вып. 1: Проблемы рациональности. М.: ИФ РАН, 1995.325 с.

213. Философский энциклопедический словарь. М.: ИНФРА-М, 2004. 576 с.

214. Фоллмер Г. Эволюционная теория познания. Врожденные структуры познания в контексте биологии, психологии, лингвистики, философии и теории науки. М.: Русский двор, 1998.

215. Фролов И.Т., Юдин Б.Г. Этика науки: Проблемы и дискуссии. М.: Политиздат, 1986. 399 с.

216. Фуко М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук. СПб.: A-cad, 1994. 407 с.

217. Хаджаров М.Х. Рациональность научного познания: соответствие общего и особенного. Саратов: Изд-во Саратов, ун-та, 1999. 142 с.

218. Хайдеггер М. Наука и осмысление // Хайдеггер М. Время и бытие: Статьи и выступления. М.: Республика, 1993. С. 238 253.

219. Хахлвег К., Хукер К. Исторический и теоретический контекст // Современная философия науки. М.: Наука, 1994. С. 104-117.

220. Хеллер М. Творческий конфликт: О проблемах взаимодействия научного и религиозного мировоззрения. М.: Библейско-богословский институт св. апостола Андрея, 2005. 216 с.

221. Хинтикка Я. Логико-эпистемологические исследования. М.: Прогресс, 1980. 447 с.

222. Холтон Дж. Тематический анализ науки. М.: Прогресс, 1981. 383 с.

223. Хюбнер К. Критика научного разума. М.: ИФ РАН, 1994. 326 с.

224. Ценностные аспекты развития науки. М.: Наука, 1990. 292 с.

225. Человеческое измерение науки. Воронеж: Б. и., 1995. 221 с.

226. Чудинов Э.М. Проблема рациональности науки и строительные леса научной теории //Природа научного открытия. М., Наука, 1986. С. 115-130.

227. Шадрина Е.Н. Философия науки и историография науки: Анализ соотношения (на примере реализации программы позитивизма) / Под ред. проф. С.Ф. Мартыновича. Саратов, 2003. 23 с.

228. Швырев B.C. Рациональность в современной культуре // Общественные науки и современность. 1997. № 1. С. 105-116.

229. Швырев B.C. Рациональность в спектре ее возможностей // Исторические типы рациональности. T.l. М.: ИФ РАН, 1995. С. 7-29.

230. Швырев B.C. Рациональность как ценность культуры. Традиция и современность. М.: Прогресс-Традиция, 2003. 172 с.

231. Шеллинг Ф. Сочинения: В 2 т. Т. 2. М.: Мысль, 1989. 515 с.

232. Шеллинг Ф. Система мировых эпох: мюнхенские лекции 1827-1828 гг. в записи Эрнста Лассо. Томск: Изд-во «Водолей», 1999. 319 с.

233. Шеховцев А.Ю. Информационная парадигма в структуре современного мышления. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 1998. 176 с.

234. Шеховцев А.Ю. Информационные аспекты познавательных и коммуникативных процессов. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 1998. 172 с.

235. Шилков Ю.М. Гносеологические основы мыслительной деятельности. СПб.: Изд-во С.-Петербург, ун-та, 1992. 184 с.

236. Шишков И.З. В поисках новой рациональности: философия критического разума. М.: Эдиториал УРСС, 2003. 400 с.

237. Эволюционная эпистемология: проблемы, перспективы. М.: РОССПЭН, 1996. 193 с.

238. Эволюционная эпистемология и логика социальных наук: Карл Поппер и его критики. М.: Эдиториал УРСС, 2000. 464 с.

239. Эйнштейн А. Мотивы научного исследования // Эйнштейн А. Собрание научных трудов. В 4-х т. М.: Наука, Т. 4. 1967. С. 39-41.

240. Эпистемология. Философия науки. Т. III. № 1. М.: Канон+, 2005.

241. Юдин Э.Г. Научное знание как культурный объект // Наука и культура. М.: Наука, 1984. С. 82-96.

242. Юревич А.В. Культурно-психологические основания научного знания // Проблема знания в истории науки и культуры. СПб.: Алетейя, 2001. С. 155192.

243. Юревич А.В. Социальная психология науки. СПб.: Издательство РХГИ, 2001. 352 с.

244. Rescher N. Philosophie am Ende des Jahrhunderts // Deutsche Zeitschrift fur Philosophic. Berlin, 1995. Jg. 43. № 5. s. 775-787.