автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему:
"Новая проза" Валентина Катаева

  • Год: 1998
  • Автор научной работы: Рытова, Татьяна Анатольевна
  • Ученая cтепень: кандидата филологических наук
  • Место защиты диссертации: Томск
  • Код cпециальности ВАК: 10.01.01
450 руб.
Диссертация по филологии на тему '"Новая проза" Валентина Катаева'

Текст диссертации на тему ""Новая проза" Валентина Катаева"

Томский государственный университет

Рытова Татьяна Анатольевна

УДК 882.09

«НОВАЯ ПРОЗА» ВАЛЕНТИНА КАТАЕВА (ПОЭТИКА ВОПЛОЩЕНИЯ АВТОРСКОГО САМОСОЗНАНИЯ)

10.01.01 -русская литература

Диссертация на соискание ученой степени кандидата филологических наук

/

На правах рукописи

Научный руководитель кандидат филологических наук доцент

Т.Л.Рыбальченко

Томск 1998

ОГЛАВЛЕНИЕ

Введение 3

1. «Я» и история. (Лирический герой. - Автор-читатель, интерпретатор. - «Другие» как феномены сознания, закрепленного в тексте.) 30

2. «Я» и бытие. (Автор-творец и автор-герой. - Лирический герой. - «Другой» как двойник лирического героя, маска, персонаж-функция.) 69

3. «Я» и культура.(Автор-повествователь, «скриптор». -Сосуществование лирического и автобиографического героев. -«Другой» как феномен реальности.) 111

4. «Я» и творчество. (Автор в образе повествователя. - Автор-творец, трансгредиентный герою. - Герой как овнешненный «другой». - Структурная тождественность героя автору.) 139

Заключение 160

Список использованных источников и литературы 163

ВВЕДЕНИЕ

«Новая проза» В. Катаева 1960-х-80-х г.г., вызывавшая острый интерес в литературных кругах, сегодня не воспринимается как актуальное литературное явление. Однако, пытаясь вписать весь открывшийся объем русской литературы XX века в общий мировой художественный процесс, нельзя обойти молчанием творчество позднего Катаева. Наше обращение к «новой прозе» связано, во-первых, с осмыслением литературной ситуации второй половины XX века как ситуации кризиса прежнего «языка» литературы, кризиса реализма. Развитие постмодернистской литературы, «взрыв» игровой прозы, искусства соц-арта обусловили поиск культурных источников современной литературы и, как следствие, вызвали переосмысление наследия русских писателей (прежде всего XX века).1 В связи с общей тенденцией поздняя проза В.П.Катаева получила новые определения. Например, М. Липовецкий называет Катаева «социалистическим модернистом» [245; с.196], В. Новиков «неприкрытым модернистом» [271; с. 192]. Во-вторых, в современной духовной ситуации актуальным стал вопрос о феномене самого Катаева. В прозе Катаева 1960-х-80-х годов видят проявление эстетического фрондерства: учитывая место Катаева в советской литературе, его упрекают то в сервилизме (потому диссидентский слой интеллигенции не принимал Катаева), то в

эгоцентризме, в утрате традиционной учительности, социальности;

2

подвергается сомнению художественная ценность его «новой прозы».

Сегодня на позднего Катаева можно взглянуть как на проявление той смены статуса писателя, которая происходит в русской литературе конца XX века: разрушается образ художника как духовного лидера. Современное исследование творчества В.Катаева требует тщательного и непредвзятого анализа не политической или этической позиции, а его прозы в полноте и динамике. Тогда появится возможность объективного истолкования художественной эволюции писателя, около 70 лет занимавшего заметное место в литературном процессе.

В целом, динамика творчества Катаева совпадает с общими тенденциями развития русской литературы XX века. Ранний период -(1920-е - начало 30-х годов) - время экспериментаторства, когда Катаевым были опробованы, кажется, все существующие жанры. В эти годы им создаются многочисленные рассказы (см. сборники «Новая жилищная политика» - М., 1922; «Сэр Генри и черт» - Берлин, 1923; «Бездельник Эдуард» - Л., 1925 и пр.), повести («Отец - 1925 г.;

1 См. книгу А.Жолковского «Блуждающие сны» (1994 г.), монографию Ю.Мальцева о творчестве Бунина (1994 г.), монографию Б.Сарнова о Зощенко (1996 г.)

2 См., в частности, последние статьи о Катаеве О.Михайлова [79]. и Б.Сарнова [89].

«Растратчики» - 1926 г.); авантюрный роман «Повелитель железа» (1925 г.) и производственный роман «Время, вперед!», написанный в экспрессивном кинематографическом стиле. Он экспериментирует как стихотворец и как драматург (сатира «Растратчики - 1927 г., водевиль «Квадратура круга» - 1928г.). Период 1930-х - 50-х годов характеризуется в творчестве Катаева перерывом новаторских поисков, однако профессиональная зрелость его воплотилась в создание «канонических» повестей «Белеет парус одинокий» (1936 г.), «Сын полка» (1945 г.), а затем завершении тетралогии «Волны черного моря», в которую помимо повести «Белеет парус одинокий» были включены романы «За власть советов!» (1949 г.), «Хуторок в степи» (1956 г.) и «Зимний ветер» (1960г.). С начала 1960-х годов возникает поздняя волна экспериментальной прозы Катаева:

«Маленькая железная дверь в стене» (1960 - 1964 г.г.);

«Святой колодец» (1962 -65 г.г.);

«Трава забвенья» (1964 — 67 г.г.);

«Кубик» (1967 - 68 г.г.);

«Разбитая жизнь, или Волшебный рог Оберона» (1969 - 72 г.г.);

«Кладбище в Скулянах» (1973 -75 г.г.);

«Алмазный мой венец» (1975 - 77 г.г.);

«Уже написан Вертер» (1979 г.);

«Юношеский роман» (1980 -81);

«Спящий» (1984 г.);

«Сухой лиман» (1985 г.).

Эти произведения воплощают поворот к ярко выраженному субъективному изображению мира, хотя появление рассказа «Фиалка» (1973г.) свидетельствовало, что объективный повествовательный стиль и традиционная фабульность вполне доступны позднему Катаеву.

Творчеству Катаева посвящено значительное число журнальных, газетных статей, критико-биографических очерков и литературоведческих исследований. Среди тех, кто пристально следил за Катаевым, следует назвать Л. Скорино («Писатель и его время» - М., 1965 г.), Б.Галанова (монографии «Души изменчивой приметы» - М., 1982; «Валентин Катаев: Размышления о Мастере и диалог с ним» - М., 1989 г.), Б. Сарнова (см. его работу «Бремя таланта» - М.,1987 г.), В. Кардина (см. его книгу «Обретение: Литературные портреты» - М., 1989 г.). Тем не менее, нет ни серьезного монографического исследования творчества Катаева, ни даже литературоведческой статьи, где была бы дана филологическая интерпретация менявшейся эстетики и поэтики В.Катаева, связи его творчества с художественными поисками и советской, и русской, и официозной, и оппозиционной литературы. Немного и статей, дающих анализ художественности отдельных произведений, особенно это касается прозы 1920-50-х годов. «Новую

прозу» литературоведы анализируют более глубоко, хотя до сих пор нет целостной концепции этой прозы.

Первая попытка дать литературоведческую интерпретацию поздних произведений Катаева была связана с определением щ жанровой специфики. Критика вписывала «новую прозу» Катаева в круг «модной» с конца 1950-х «лирической» прозы (В. Солоухин «Капля росы», О.Берггольц «Дневные звезды», К.Паустовский «Золотая роза»). Была усмотрена неординарность жанровой структуры «новой прозы»: «... смесь коротких новелл, путевых заметок, воспоминаний и не до конца прямых рассуждений». (В. Смирнова [96]); «Трава забвения» -произведение того же сложного, смешанного жанра, что и «Святой колодец» (Б. Сарнов [90]); «Новое произведение Катаева («Трава забвения») даже отдаленно не подходит ни к какому известному литературному жанру» (В. Перцов - [84]).

Была поставлена и более широкая проблема поэтики нового

Катаева. Пытаясь разобраться, что стоит за жанровыми экспериментами

Катаева: изменение концепции «личности» (Д. Затонский - [195]) или

«демонстрация мастерства» (Н. Денисова - [55]) и «следование за

наиболее распространенными веяниями» (Б. Сарнов - [90] ), критика

формировала представление о катаевской прозе 1960-х как об

эксперименте Мастера слова, стремящемся следовать веяниям времени.

Под «веяниями времени» подразумевалась и мода, и конъюнктура, и та

«переходность» общественной ситуации и литературного развития на

рубеже 1950-х-60-х г.г., которая, по мнению критики, означала

«перестройку литературы», 1 «расширение художественного диапазона 2

нашей прозы».

В книге «Герой и стиль» (1983 г.) В. Гусев, во-первых, подчеркнул, что переходность культурной ситуации в литературе 1960-х и в позднем творчестве В. Катаева выразилась «в стилевых, стилистических моментах», «в технике творчества» [53;с.121]; во-вторых, за чертами «технического мастерства» критик увидел те качества, которые «объективно способствовали росту большей душевной свободы, художественной раскованности в нашей прозе»3 [ 53; с.124]. В-третьих, Гусев отметил противоположность позднего Катаева тому направлению, которому «присуща строго реалистичная манера, обнаженность социальной проблематики, объемная монолитность и пространственная дистанция в обрисовке характеров, преобладание «форм самой жизни» при описаниях и в стилистике» [53;с.123]. Имеется в виду

1 см. статью Г. Белой «О природе эксперимента» [42]

2 См. статью В.Гусева о стилевых поисках прозы рубежа 1960-х-70-х г.г. [54; с. 188].

" А.Немзер в 1994 г. скажет так: «Аксенов, проза «Юности», по-своему Битов выгрызали зубами свободу, квазизападный дух, элегантный легкий жест» (имя В.Катаева скрыто здесь в подтексте) [12; с. 188].

доминировавшая эстетика «новомирской прозы» с ее нацеленностью на «правду жизни» с возрождением традиций критического реализма, т.е. проза Ю.Казакова, В.Белова, Е.Носова, В.Астафьева, М.Рощина, В.Шукшина. В этой атмосфере «обнаженно социальной прозы» Катаев, по мнению Гусева, «выпячивает» свою «эстетическую одержимость». «Новый Катаев весь «выпячен» в эстетику и в познание... У Катаева ... видна сознательная - порою до фанатизма - ориентация на постижение сложности, динамики мира, сжатого в напряженной и тесной душе человека» [53;с. 124]. В.Гусев в работе начала 80-х годов опускает тот литературный контекст, который был отнесен на периферию или в андеграунд: эксцентрическую прозу А.Синявского, В.Войновича, А.Зиновьева, Б.Вахтина и др.

В 1970-ые годы с выходом «Травы забвения» (1967г.) и «Кладбище в Скулянах» (1975 г.), «Разбитой жизни...» (1972г.) и « Алмазного венца» (1978г.) появилась тенденция оценивать «новую прозу» Катаева как мемуарную литературу. Две проблемы, которые критика решала в анализе произведений Катаева: достоверность (право на субъективность) и нравственность (право на оценку). Или, как писал И. Шайтанов, «насколько точно помнит автор, и имеет ли он право вспоминать то, о чем пишет» [348;с.50].

Критика этого периода осуждала эгоцентризм прозы Катаева. Неточное введение документальных фактов и исторических персонажей в вымышленное повествование трактовалось как «нарушение меры тактичности по отношению к историческим именам и судьбам» (Т. Геворкян). Такая характеристика применима к мемуарной литературе. Была и другая точка зрения: как отметил И.Шайтанов, проза Катаева основывается на условных допущениях автора, «прошлое у Катаева - это не то прошлое, которое принадлежит независимой от ее сегодняшнего восприятия истории. Прошлое у Катаева - это... собственность его памяти, меняющейся с течением времени» [ 348; с.54 ].

В 1970-х начале 80-х появилось несколько работ, которые образовали фундамент непредвзятого и основательного изучения позднего творчества В. Катаева: Л. Сокол «Анализ жанра художественного произведения» (1972 г.), Е. Иванова «Открытая авторская позиция как особый художественный прием в мемуарно-автобиографических произведениях нового типа» (1972 г.) и «Слово в «Траве забвения» (1978 г.), И. Шайтанов «Как было и как вспомнилось» (1981 г.), А. Старцева «Поэтика современной советской прозы»(1984 г.),. Эти исследователи, анализируя те или иные стороны лирической структуры прозы Катаева, окончательно (в рамках советского литературоведения) вписывают ее в круг «лирической прозы».

Указанные работы обнаруживают в прозе Катаева 1960-х - 70-х г.г. выражение общих тенденций литературного процесса: с середины 1950-х

годов автор проявляется в прозе как саморефлектирующий субъект, часто осознает себя равновеликим объективному миру.

Исследуя взаимодействие жанровой и стилевой структур повести Катаева «Святой колодец», Н. Лейдерман в работе 1984 года предложил теоретическую основу для трактовки поздних произведений Катаева в рамках лирической прозы: это «художественное целое», в котором полностью совмещаются «стилеобразующие и жанрообразующие структуры» [72;с.78]. Своеобразие системы художественного целого ставится в зависимость от особой стиле - и жанрообразующей позиции автора. С одной стороны, создаётся иллюзия «полнейшей свободы повествования от власти автора-творца, от «умысла», с другой стороны, «мир в лирической прозе обретает сюжетный смысл... лишь, будучи организован психологически мотивированными ассоциациями лирического героя» [72; с.77]. «Внутри этого внешне мотивированного мира снов и воспоминаний владычествует сознание героя» [72; с.73]. Таким образом, был сделан шаг к осознанию взаимопроникновения структур автора-творца и лирического героя, которое определяет специфику поздних катаевских повестей.

«Новая проза» В.П.Катаева стала объектом диссертационного изучения примерно с начала 1980-х годов.

Диссертация И. Смольниковой «Советская мемуарно-автобиографическая проза 70-х годов» (Вологда — 1980 г.), включает повесть Катаева «Алмазный мой венец» в широкий круг мемуарных произведений 70-х годов, куда входят произведения В. Каверина, В. Кетлинской, В. Шефнера, Л. Мартынова. И.Смольнякова тем не менее оговаривает, что «новые» произведения Катаева отличаются от других мемуарно-автобиографических повестей: а) Катаев исключает установку на подлинность; б) нет хронологического стержня, рассказа о постепенном становлении автобиографического героя; в) точка зрения повествователя вклинивается в текст автобиографического героя без паузы; г) в книге Катаева нет фабульной интриги.

Диссертации, посвященные стилю «новой прозы», выводят некоторые черты поэтики В.Катаева, позволяющие понять мироощущение писателя. В.В.Петровский в работе «Семантико-стилистическая функция слов-ключей в «новой прозе» Катаева» (Днепропетровск - 1984 г.) показывает «систему ключевых слов» у В.Катаева.

Круч А.Г. в диссертации «Малый абзац как композиционно-стилевая единица текста (на материале «новой прозы» Катаева)» (Санкт-Петербург - 1991 г.) вписывает позднюю прозу Катаева в традицию «монтажной» прозы: «...Стиль «короткой» (усеченной) строки распространяется на рубеже веков благодаря экстраполяции монтажных принципов в сферу культуры в самом широком диапазоне» [69].

Значительными представляются исследования Т. Геворкян и М. Литовской, опубликованные в 1985 году. Т. Геворкян в работе «Жанрово-стилевые особенности прозы В.П. Катаева 60-х - 70-х г.» (Москва - 1985 г.) предлагает достаточно стройную концепцию. Акцентируя стилевую сложность, раздробленность организации произведений Катаева, Геворкян, главным образом, стремится обосновать целостность жанра «новой прозы» и рассматривает «стилевой поиск Катаева в русле лирической прозы 50-х- 60-х годов»:

- эффект присутствия автобиографического героя;

- типичное проявляется в единичном, характерном;

- единая авторская точка зрения.

Многосоставность жанра, по мнению Геворкян, связана со стремлением Катаева к аналитичности во имя постижения целостности, разумности мира, его подвластности творческой воле человека. Однако материал сопротивляется подобной трактовке: Т. Геворкян указывает, что иногда Катаев «ошибочно» допускает аналитичность во имя утверждения непостижимости, нерегулируемости мировоззрения, «как дань модернизму». Тем не менее, диссертант вводит в работу альтернативные реализму тенденции, прочитывая у Катаева прустовскую традицию «поисков утраченного времени».

Диссертация М.А. Литовской «История и современность в художественной прозе 60-х - 80-х гг.» (Свердловск - 1985 г.) представила наиболее завершенную трактовку «новой прозы» Катаева. Как и Т.Геворкян, М. Литовская отвергает чисто мемуарное толкование произведений Катаева. «В мемуарной литературе главное - факт... Катаев компонует факты, чтобы раскрыть ведущую идею произведения»,

- отмечает исследовательница. Автобиографический материал у Катаева связан с элементами вымысла. Литовская говорит о «взаимопроникновении воображаемого и действительного измерений», которые «сосуществуют, но не сливаются до конца» [73].

Работы Т. Геворкян и М. Литовской отграничили «новую прозу» от собственно мемуарной литературы. Однако поздний Катаев -совершенно особое явление и в том кругу лирико-исповедальной литературы, в который они его пытаются включить. Например, М.Литовская предполагает, что «произведения Катаева находятся на границе художественной и документальной прозы, в зоне взаимопереплетения мемуаров, автобиографических и лирических повестей». Однако диссертация Литовской дает возможность трактовать «новую прозу» иначе, чем заявлено в данном тезисе, а именно, как явление нереалистической литературы XX века:

«Катаев творит в своих книгах вторую реальность, реальность сознания человека» [73;с.186];

«он воспроизводит действительность уже переосмысленную и познанную» [73;с.187];

«эмоции становятся отдельной самостоятельной единицей текста» [73;с.189] и т.д.

Эти наблюдения все же не влияют на принципиальную позицию диссертанта: «выделят�