автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.05
диссертация на тему:
О. Уайльд и Восток: Ориентальные реминисценции в его эстетике и поэтике

  • Год: 1997
  • Автор научной работы: Геласимов, Андрей Валерьевич
  • Ученая cтепень: кандидата филологических наук
  • Место защиты диссертации: Москва
  • Код cпециальности ВАК: 10.01.05
Автореферат по филологии на тему 'О. Уайльд и Восток: Ориентальные реминисценции в его эстетике и поэтике'

Полный текст автореферата диссертации по теме "О. Уайльд и Восток: Ориентальные реминисценции в его эстетике и поэтике"

РГ

На правах рукописи

ГЕЛАСИМОВ Андрей Валерьевич

О.УАЙЛЬД И ВОСТОК: ОРИЕНТАЛЬНЫЕ РЕМИНИСЦЕНЦИИ В ЕГО ЭСТЕТИКЕ И ПОЭТИКЕ

Специальность 10.01.05 - Литературы народов Европы, Америки и Австралии

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Москва 1997

Работа выполнена на кафедре русской и зарубежной литературы Якутского государственного университета имени М.К. Аммосова.

Научный руководитель:

доктор филологических наук, профессор БУРЦЕВ АЛ.

Официальные оппоненты

доктор филологических наук, профессор МИХАЛЬСКЛЯ Н.П.

кандидат филологических наук, доцент СПИЦЫНА Л.В.

Ведущая организация - Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова.

Защита диссертации состоится" А 1997 г. в часов на заседании диссертационного совета Д 053.01.06 в Московском педагогическом государственном университете имени В.И. Ленина по адресу: 119435, Москва, ул. Малая Пироговская, дом 1, ауд..............

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке МИГУ имени В.ИЛенина по адресу: ул. Малая Пироговская, д. 1.

Автореферат разослан

года.

Ученый секретарь диссертационного совета ¿У'^ {У " ТРЫКОВ В.П.

I. ВВЕДЕНИЕ. ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность проблемы и предмет исследования.

Феномен ориентальных влияний на английскую литературу изучен еще недостаточно полно. За последние годы появилось несколько интересных работ как у нас в стране, так и за рубежом, однако практически ни одна из них не затрагивает творчества Оскара Уайльда. Объем различного рода восточных аллюзий в его произведениях настолько велик, что это позволяет, на наш взгляд, квалифицировать избранную тему как перспективное направление в той области современного литературоведения, которая занимается изучением английской литературы.

Исследование комплекса проблем, связанных с проникновением ориентальных мотивов в английскую литературу и искусство, находится еще в начальной стадии. Не определена еще в должной мере роль воспринимающего Запада. Работы, касающиеся английского ориентализма, обычно ограничиваются анализом роли передающего Востока, в то время как Запад в качестве реципиента остается вне широкого круга исследований. Недостаточно также изучена проблема мифологического образа Востока в европейском воспринимающем сознании.

Там, где раньше исследователи видели только два противостоящих друг другу начала - Запад и Восток, автор предлагает усматривать еще и третье - образ Востока на Западе. И если западный ориентализм традиционно подвергается критике за искажение действительности, то автору кажется, что именно благодаря этому искажению и тому воздействию, которое он оказывал и продолжает оказывать на умы европейцев, он обретает характеристики самостоятельного явления, активно влияющего как на европейскую культуру, так и на взаимоотношения между Востоком и Западом.

Тем не менее искажение фактического материала строго информативного характера продолжает вызывать раздражение у отдельных исследователей. Некоторые из них склонны усматривать в этом даже откровенно злой умысел. Э.Саид в своей книге "Ориентализм"* развивает тезис о том, что все ориентальные мотивы в западной литературе всегда, начиная с античности, изначально

имели строго политическую подоплеку. Будучи идеологическими по сути, они призваны к тому, чтобы формировать, по мысли Сайда, определенное мировоззрение, особое отношение к Востоку. Они должны были открыть западному сознанию путь на Восток, с тем чтобы в дальнейшем подвергнуть его несправедливой эксплуатации.

Ориентализм Киплинга, Саути и в некоторых отношениях Байрона действительно укладывается в эту концепцию. Очевидно именно по этой причине ориентальные мотивы в творчестве этих авторов уже были в той или иной степени освещены в ряде исследований как у нас в стране, так и за рубежом. Однако ориентализм Уайльда до сих пор почти не привлекал внимания ученых. Согласно концепции Сайда, восточные мотивы в произведениях Уайльда не представляют собой никакого интереса, поскольку не несут на себе политической окраски. Интерес Уайльда к Востоку был сугубо художественным в своей основе. Поэтому он оказался вне круга внимания ученых, анализирующих межлитературные связи с позиций их значимости в процессе глобальных политических экспансий .

Цель и задачи диссертации.

Анализ восточных мотивов в произведениях Уайльда приводит к мысли о зарождении и формировании в английской литературе конца XIX в. критического отношения к культуре Запада. Восток, мифический и реальный, предстает в текстах Уайльда в качестве альтернативы разнообразным явлениям европейской действительности. Привитые Уайльдом к английской литературной почве восточные образы и сюжеты стали органической частью культурного наследия Запада.

*3а1<1 Е. Orientalism. ЬопсЗоп: Репдиз-п, 1991. 368 р.

Цель данного исследования заключается в обосновании и подтверждении тезиса о европоцентристской детерминированности ориентализма О.Уайльда. Подобная цель ставит перед нами следующие задачи:.

1. Анализ критического состояния старой системы художественных ценностей в европейской культуре на рубеже Х1Х-ХХ вв.

2. Поиск и обоснование причин возникновения восточных мотивов в английской литературе в конце XIX в.

3. Выявление разнообразных восточных влияний в творчестве Уайльда.

4. Определение функций ориентальных реминисценций в произведениях Уайльда.

5. Анализ "суггестивной" поэтики писателя.

6. Исследование особенностей конвергенции ориентальной и европейской литературных традиций в контексте творчества Уайльда.

Специфика исследования обусловила поиск типологически родственных черт в произведениях Уайльда и в ориентальных источниках - отношение к эстетическим ценностям, приемы создания художественного образа, концепция личности и др. А также - соотнесенность этих особенностей с контекстом культурной ситуации в Европе на рубеже Х1Х-ХХ вв. и с процессом взаимного сближения между Востоком и Западом.

Научная новизна и значимость.

Новизна реферируемой диссертации заключается в попытке комплексного исследования многообразных ориентальных влияний на творчество одного автора, рассмотренное в сложной диалектической связи общих тенденций поэтики декаданса, развития в среде европейских литераторов пристального интереса к Востоку, а также индивидуальных особенностей творческого метода самого Уайльда.

В диссертации практически впервые специально рассматривается связь сказок Уайльда с арабской поэзией и предпринимается попытка анализа композиции романа "Портрет Дориана Грея" с учетом того влияния, которое оказали на писателя имманентные

китайской философии идеи цикличности. Кроме того, автор попытался конкретизировать роль буддийских аллюзий в колористике таких сказок Уайльда как "Счастливый Принц" и "Молодой Король" .

Практическая ценность работы определяется возможностью использования ее основных положений при чтении общих и специальных курсов по истории зарубежной литературы на филологических факультетах университетов и педагогических институтов, а также в научных и учебно-исследовательских целях преподавателями, аспирантами и студентами.

Апробация.

Представленная к защите диссертация написана в соответствии с планом научно-исследовательской работы кафедры русской и зарубежной литературы ЯГУ. Ее тема утверждена Советом филологического факультета ЯГУ. Результаты исследования в виде научных докладов были представлены на ряде вузовских и международных конференций. По теме диссертации опубликовано 3 работы.

Задачи и принципы исследования определили структуру работы. Она состоит из вводной части, трех глав и заключения.

II. СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ

В первой главе анализируется кризис системы традиционных художественных ценностей в европейской культуре на рубеже Х1Х-ХХ вв., а также проявившийся на фоне этого кризиса интерес европейских художников к ориентальному материалу. Рубеж веков в западноевропейской культуре был отмечен тенденцией к утрате стабильности в области традиционных мировоззренческих и эстетических ценностей. Вызванный определенными кризисными явлениями общественной жизни пересмотр накопленного к концу XIX в. художественного опыта привел к значительной переоценке традиционных взглядов. По мнению большинства представителей искусства и литературы рубежа веков, этот опыт оказался неприемлемым вследствие стагнации и омертвения тех форм, которые были призваны к тому, чтобы по-новому освещать теперь уже

вполне новую реальность. Развитие общественных отношений приобрело к этому времени столь специфический характер, что старые формы отображения действительности оказались практически недееспособны. Кризис старого искусства обнаруживался прежде всего в невозможности проследить образ нового человека во всей сложности его психологических, религиозных, интеллектуальных, социальных и эстетических мотиваций. Человек эпохи декаданса, для которой было характерно размывание устоявшихся норм и традиций, оказался совершенно закрытой зоной для старого искусства, во многом опиравшегося на принципы простой дескриптивнос-ти. Многосторонний и сложный анализ постоянно меняющейся действительности был невозможен в условиях старой художественности. Подобный -кризис вызвал к жизни широкую волну экспериментов в искусстве, целью которых являлось обновление эстетических канонов. Поиск новизны диктовал обращение к новым формам. Возникала также необходимость в новых мотивах. Обратившись к искусству и литературе Востока, европейские художники, писатели и поэты конца XIX в. обнаружили обширный источник новых тем и сюжетов, что обусловило значительный рост интереса к ориентальной культуре во всей Европе в целом. Ориентализм явился одной из отличительных особенностей эстетики декаданса.

Характер ориентального влияния был уникален прежде всего своей универсальностью. Интерес к Востоку в сравнительно короткие сроки пронизал буквально все сферы европейского искусства, не делая предпочтений ни одному виду художественной деятельности и отразившись буквально во всех видах искусств -от литературы до балетных постановок и от оперных представлений до "красот переплетного дела". Во Франции, в частности, были чрезвычайно популярны произведения композитора Фелисьена Давида (1810-1876), который пеленаправлено писал музыку на восточные сюжеты. В области моды ориентализм проявился в том, что "если в начале века была притягательна мода греческой и римской античности, то в конце его увлекаются культурой Крита и Японии. Место Геркуланума и Помпеи занимают вновь открытый Кносс и Мадам Баттерфляй. Веское слово сказали в этом плане и сотрудники "арт нуово". Они предложили модели для новых платьев прерафаэлитов, напоминающие скорее японские кимоно, нежели

античные хитоны. Также турецкий орнамент вдохновляет художников-модельеров. "*

Быть может, подобной универсальности способствовала не только огромная популярность всего восточного материала вообще, но также и свойственная поэтике декаданса "теория соответствий", провозглашавшая среди прочего близость различных искусств, о чем в 1887 г. Уайльд писал в своей статье "Единство искусств" ("The Unity of the Arts"). Описывая лекцию известного художника, гравера и иллюстратора С.Имиджа, посвященную проблемам современного искусства, в качестве его главной мысли он выделял идею о полном единстве всех видов искусств. При этом наиболее органическая связь обнаруживалась между литературой и живописью.

Определенные условия развития европейского искусства к концу XIX в. сделали возможным перенос достижений восточной живописи в контекст западного эстетического опыта. Последова-телышй отход от реализма, обусловленный развитием символистских, эстетских и неоромантических тенденций в европейском искусстве последней трети XIX в., позволил интегрироваться в его плоскость различным образцам японской и китайской живописи. Отличаясь изысканностью и поэтичностью, которые являлись результатом условной, плоскостной, нередко с нарушением пропорций манеры письма, эти образцы оказались созвучны европейскому мироощущению того времени в его стремлении к иррационализму и мистицизму. Наиболее частым мотивом в искусстве служили самые разнообразные проявления инфернальности в духе "готического" романтизма, что тоже - при известной наклонности Востока к оккультизму - являлось соответствующей точкой соприкосновения. Тонкая поэтичность, нежный колорит, линейные ритмы и даже небрежность в перспективе и композиции японских гравюр служили тому, что дух восточного миросозерцания по закону диффузии проникал в, казалось бы, чуждую ему среду европейского искусства, создавая прецедент небывалого прежде интереса к Востоку.

*Кибалова Л., Гербенова О., Ламарова М. Иллюстрированная энциклопедия моды/ Пер. с чешек. И.Ильинской, А.Лосевой. Прага: Артия, 1988. С.293.

Что касается собственно английской литературы, то помимо трудов ученых-ориенталистов и многочисленных переводов древних восточных книг, следы ориентальных влияний можно обнаружить также в самостоятельном творчестве различных писателей и поэтов на протяжении всего XIX в. Одно только знакомство со сказками "1001 ночи" инспирировало в английской литературе многочисленные отклики, среди которых могут быть названы в первую очередь произведения таких авторов как С.Т.Колридж (неоконченный фрагмент "Кубла Хан", 1816), Т.Де Куинси (автобиографический роман "Исповедь англичанина-опиомана (1822), рассказывающий о мистических видениях во время наркотического транса), А.Теннисон (стихотворение "Воспоминания Аравийских ночей" из сб. "Ранние стихотворения", 1830), Р.Л.Стивенсон (серия рассказов под общим названием "Новые тысяча и одна ночь" (1882), где в роли современного Гарун аль-Рашида выступает романтический принц Флоризель). Американская литература в этом смысле представлена новеллой Э.По "Тысяча вторая сказка Шахразады".

Обратившись к творчеству Э.По, автор реферируемой диссертации анализирует литературную традицию, представленную именами нескольких американских и английских писателей XIX в., которая оказала значительное влияние на творчество и эстетику Уайльда, в том числе - и на его интерес к искусству и литературе Востока. Вслед за Э.По в этом ряду рассматривается творчество Б.Дизраэли, У.С.Бланта, Р.Киплинга.

Анализируя истоки английского ориентализма, автор исследует литературную традицию XVIII в. В сфере художественной литературы в Англии во 2-ой половине XVIII в. наиболее заметными произведениями, окрашенными интересом к Востоку, оказались книги Сэмюэла Джонсона ("Расселас, принц Абиссинский",1759), Оливера Голдсмита ("Гражданин мира",1762) и Уильяма Бекфорда ("Ватек", 1786). "Арабская сказка" Бекфорда, по определению М.Шарафуддина*, явилась вехой в развитии английского литературного ориентализма.

Вследствие своей связи с эстетикой романтизма роль "Вате-

*Sharafuddin M. Islam and Romantic Orientalism: Literary Encounters with the Orient. London: Tauris, 1994. 296 p.

ка" в развитии литературного ориентализма в Англии представляет особый интерес для настоящего исследования. Учитывая феномен преемственности традиций между английским романтизмом и неоромантизмом, автор обращает особое внимание на специфическое звучание этой философской сказки в контексте английской литературы конца XIX в., и конкретно - на определенную типологическую общность мотивов этого произведения и отдельных моментов в творчестве Оскара Уайльда ("Саломея").

Обратившись к ориентальному материалу и интерпретировав его на французском языке, Бекфорд и Уайльд сумели освободиться от той привязанности, которую налагает на писателя его принадлежность к определенной географической точке в пространстве. Необходимо добавить, что в случае английской культуры эта привязанность зачастую обретает характер неприязни и недоверия к любым иностранным формам культурной жизни. Именно этот "отрыв", это "освобождение" послужило причиной широкой популярности "Ватека" в среде английских поэтов-романтиков, которые начинали свое творчество под знаком французской революции и которые тем самым провозглашали свою независимость не только от политической тирании, но также от узкого национального самодовольства. Критикуя это самодовольство с позиций литературного ориентализма, Бекфорд и Уайльд в своих начинаниях отразили общие для всей западной культуры тенденции к поиску новых художественных значений, способных обогатить европейскую цивилизацию и предоставить ей неизвестные ранее средства преодоления интеллектуальных, духовных и эстетических кризисов.

Вторая глава посвящена раскрытию специфики эстетических взглядов Уайльда в контексте его ориенталистских интересов. В этой главе автор представленной диссертации исследует излюбленный Уайльдом т.н. "принцип умножения смыслов" в его соотнесенности с феноменом японского "пикториализма", китайским учением о силах "инь-ян", а также буддийским законом Кармы.

Традиционное для Уайльда стремление к парадоксу прежде всего обуславливается его желанием непрестанно расширять поле функциональной значимости контекстов. Его никогда не удовлетворяет единственное толкование того или иного явления. Он пос-

тоянно ищет новых смыслов. Его творческое и эстетическое сознание перманентно находится в ситуации пограничного поиска новых значений, в ситуации увеличения смыслов (multiplication of meanings), в ситуации "умножения".

Тенденцией к подобному "умножению" объясняется присущий текстам Уайльда "пикториализм". "Всякое произведение искусства либо стихотворение, либо картина, а в лучших из них сочетается и то, и другое..."* В первых двух главах "Портрета" Уайльд с успехом применил на практике этот метод, осложнив литературную конструкцию не только приемами живописи, но также предельно насытив ее разнообразными запахами и звуками. Данный в таком виде образ сада, где происходит первая беседа лорда Генри и Дориана Грея, производит впечатление интенсивной полифонии, способной оказать многофункциональное симультанное воздействие на читателя. Точно такой же эффект производят многие страницы программного романа японской писательницы эпохи Хэйан Мурасаки Сикибу "Повесть о блистательном принце Гэндзи" (начало XI в.), где автор зачастую прибегает непосредственно к искусству живописи: "Стояла сумеречная тишь, вид неба был прекрасен: средь увядающих растений сада перед покоем Гэндзи звучали голоса певчих осенних цикад; листва на клене начинала немного алеть, все было так красиво, как будто нарисовано на картине"**. Из интегрированной в литературную плоскость триады Уайльда (живопись - музыка - аромат) японская писательница не воспользовалась в приведенной выше цитате только последним ин-гридиентом.

В своей концепции личности и в принципах ее художественного воплощения Уайльд также уделял много внимания технике "умножения смыслов". Очерчивая круг размышлений Дориана Грея, он вполне определенно высказывается по этому поводу буквально следующим образом:"Его поражала ограниченность тех, кто представляет себе наше "я" как нечто простое, неизменное, надежное

*The Letters of Oscar Wilde/Edited by Rupert Hart-Davis. L.: Harcourt Brace Jovanovich, 1962. P.354.

**Классическая проза Дальнего Востока// Библиотека Всемирной Литературы. Серия первая. М.: Худож. лит., 1975. Т.18. С.64 8.

и однородное в своей сущности. Дориан видел в человеке существо с мириадом жизней и мириадом ощущений, существо сложное и многообразное, в котором заложено непостижимое наследие мыслей и страстей."* Совершенно неевропейская по сути идея о "мириаде жизней и мириаде ощущений" отсылает нас к буддийской доктрине о переселении душ. Тезис о множестве различных существ, являющихся в принципе одной и той же индивидуальностью, служит краеугольным камнем буддийского учения о Карме. Здесь мы впервые соприкасаемся со следами влияния идей буддизма на эстетическое и философское сознание Уайльда.

Продолжая разговор о концепции личности в произведениях Уайльда, необходимо отметить, что все его злодеи не исполняют той классической задачи, которую возложила на них тысячелетняя литературная традиция. Они не вызывают у читателя неприязни. Вступая в различные отношения с другими персонажами и совершая по сути дурные поступки, они опосредованным образом дают нам понять, что это не самое важное в их природе. Даровав им изрядную долю шарма, Оскар Уайльд населил английскую литературу созданиями чудовищными и в то же самое время привлекательными. Порок под его пером неожиданно обрел интригующий оттенок нового смысла. В свете приближающегося XX столетия, с характерным для него упадком аскетических настроений и глубоким интересом ко всякого рода соблазну, подобная интонация в творчестве Уайльда откровенно звучит как пророческая. Пророчеством она оказалась еще и в том смысле, что XX в. принес с собой ощутимую тенденцию к слиянию многих аспектов культур Запада и Востока, и если для европейского сознания конвергенция мотивов добра и зла на рубеже Х1Х-ХХ вв. была подлинным откровением, то в классической китайской философии учение о гармоничном равновесии двух противоположных начал "инь" и "ян" (мужское-женское; холодное-горячее; пассивное-активное и т.д.), а также об их взаимодополняемости и взаимозависимости, было систематизировано еще во времена Конфуция (V в. до н.э.).

*Уайльд О. Портрет Дориана Грея. Рассказы. Сказки. Пьесы/ Сост. Н.Пальцев// Избранные произведения: В 2т. М.: Республика, 1993. Т.1. С.128.

Традиционное для европейской литературы противопоставление добра и зла в произведениях Уайльда утратило свои наиболее острые черты и обрело характер динамического равновесия дополняющих друг друга начал. Зло, как и добро, в его творчестве оказалось имманентно человеческой природе. Уайльд уравнял его в правах с априорно добрым началом и одним из первых в английской литературе заявил о диалектической необходимости зла в общей картине гармонического существования человека.

Таким образом, можно заключить, что излюбленный Уайльдом принцип "умножения смыслов" имеет глубокую генетическую связь с определенными эстетическими и философско-религиозными аспектами некоторых ориентальных культур. Подобное "умножение" достигается Уайльдом, во-первых, за счет обращения к "пиктори-ализму", служившему одной из основных черт японской эстетической концепции эпохи Хэйан; во-вторых, за счет нового для европейской литературы мотива динамического равновесия двух противоположных начал, известного в древнем Китае в форме учения о силах "инь-ян"; и наконец, за счет обращения Уайльда к буддийской доктрине многоликости и повторяемости человеческой личности, а также - к учению о Карме, которое обрело в его романе форму подверженного трансформациям двойника. Однако связь творчества Уайльда с ориентализмом этими элементами отнюдь не исчерпывается.

В третьей главе объектом исследования является синтетическая природа "суггестивной" поэтики Уайльда. Прежде всего автор рассматривает роль "ближневосточных" реминисценций в художественной системе писателя. Сопоставительный анализ сказки "Соловей и Роза" и отдельных мотивов средневековой ближневосточной поэзии позволяет сделать ряд обобщений. Автор отмечает широкое распространение в иранской поэзии фиксированно соотнесенных друг с другом образов Розы и Соловья. Весьма важным также является факт специфической эволюции этого двойного образа на Востоке - выступая первоначально (Х-Х1 вв.) в роли несчастного влюбленного, со временем (XIV в.) Соловей становится персонажем, несущим на себе черты самого поэта. Обратившись к этому образу в своей сказке, Уайльд строит повествование вокруг его трансформированного варианта. Внимание пи-

сателя привлекают скорее художественные наклонности Соловья, нежели его чувственная природа. То, что начали делать с образом Соловья ирано-таджикские поэты, нагружая его авторской проблематикой, Уайльд довел до самого крайнего разрешения. Уловив в их газелях определенную тенденцию к трансформации Со-ловья-влюбленного в Соловья-поэта, он завершил этот процесс со всей присущей ему логикой проповедника эстетизма. Соловей в его интерпретации утратил полностью все эротические мотивации и превратился в поэта, одержимого только художественными рефлексами. Эта подмена позволила Уайльду вывести в качестве положительного героя фигуру художника, затронув тем самым целый ряд вопросов, связанных с проблематикой европейского искусства.

Основной мыслью Уайльда оказался тезис о том, что форма сама по себе представляет автономную ценность, поскольку при определенных условиях обладает своим собственным содержанием. С целью развития данной посылки Уайльд в своем повествовании утверждает идею о том, что формализм Соловья оказывается гума-нистичнее чувств Студента, которые в итоге оборачиваются не более, чем жалкой пародией на подлинный душевный порыв. Форму порыва как раз приобретают сугубо эстетические в начале сказки рефлексы Соловья-художника. Эстетизм Соловья в интерпретации Уайльда осложняется, таким образом, глубоким гуманистическим содержанием. Строго художественные по сути задачи, которые ставит перед собой Соловей, обретают интонации романтизма с присущим ему интересом к неэстетской, духовной проблематике. Мотив жертвы, принесенной Соловьем, позволил Уайльду продемонстрировать подлинную природу художника, чей образ в его сказке эволюционировал из рамок чистого эстетизма в сферу глубокого гуманистического наполнения. Гуманизм, по мысли Уайльда, априорно имманентен художественному творчеству.

Исследование текста сказок "Счастливый Принц", "Молодой Король", "Мальчик-Звезда" позволяет сделать вывод о заметном влиянии доктрины буддизма на художественную систему Уайльда. Судьба Счастливого Принца из одноименной сказки, ситуация безмятежного существования за высокой стеной, мотив иллюзорности бытия в сновидениях героя сказки "Молодой Король", обращение к

трехчастной композиции при столкновении персонажа с безобразными явлениями реальной действительности, последующее за этим прозрение и отказ от королевского достоинства - все это в полной мере соответствует основным мотивам легенды о земной жизни Будды. Свойственный Уайльду пикториализм в этих сказках также приобретает ярко выраженную буддийскую окраску. Цветовая гамма ограничивается всего тремя основными тонами - белым, красным и желтым. Подчеркнутое обращение Уайльда именно к этим цветам становится понятным, если рассматривать их в контексте смысловой нагрузки, которую они выполняют в буддийской традиции. Согласно "Тибетской Книге мертвых" белый, желтый и красный служат типичными мистическими цветами. Каждый из них связан с именем одного из "дхьяни-будд", занимающих верховную позицию в иерархии буддизма. В сказке "Счастливый Принц" Уайльд прибегает к приоритетному использованию красного и желтого цвета. Красный в буддийской традиции связан с буддой Амитабха и бод-хисаттвой Авалокитешвара, который выступает в качестве олицетворения сострадания. Желтый цвет ассоциируется с буддой Ратна-самбхаза, чье имя в переводе с санскрита означает "тот, из кого возникают драгоценности". Его образ в буддизме символизирует щедрость. Вслед за буддой Ратнасамбхава Счастливый Принц буквально источает из себя драгоценности, раздавая их страждущим.

III. ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Проведенное исследование дает основание сделать вывод о том, что ориентализм Уайльда был обусловлен глубинными процессами развития собственно европейской культуры. Интерес к Востоку в его творчестве оказался одной из форм преодоления кризиса старой художественности, возникшего в европейском искусстве на рубеже XIX-XX вв. Интеграция отдельных восточных мотивов в контекст английской литературы достигла в творчестве Уайльда столь окончательной формы, что ориентальные реминисценции в некоторых его произведениях ("Соловей и Роза", "Счастливый Принц" и др.) стали полностью адекватны европейской культурной ситуации. Это позволяет сделать заключение

о том, что направленность ориентальных интересов Уайльда имела своей окончательной целью не столько Восток, сколько собственно Запад. Концепции отдельных исследователей, согласно которым Запад использует ориентализм в качестве сопутствующего средства для экспансии и колонизации Востока, не подтверждаются при анализе творческого наследия Уайльда. Слияние ряда ориентальных и западноевропейской литературных традиций в его произведениях отражает имманентную европейскому декадансу тенденцию к выходу из тупиковой ситуации автономного существования. Обращение к Востоку было проявлением здоровой критики определенных сторон западной действительности. Буддийские и мусульманские аллюзии, следы увлечения "японизмом", библейские мотивы - все эти элементы в произведениях Уайльда становятся органичной частью европейской культурной традиции. Для Запада ориентализм оказался счастливой возможностью взглянуть на себя со стороны. Образ Востока в творчестве Уайльда сыграл роль зеркала, в котором европейскому сознанию совершенно по-новому открылись его собственные черты.

Проявившаяся в произведениях Уайльда тенденция к интегрированию отдельных элементов восточной культуры в контекст английской литературы конца XIX в. отражала также специфику общественно-политической ситуации, которая сложилась к этому моменту в области отношений между Востоком и Западом. Пристальный интерес обеих сторон друг к другу свидетельствовал о зарождении новой психологии контакта в атмосфере толерантности и поиска общих значений.

В своем творчестве Уайльд предвосхитил наметившиеся наиболее очевидно в XX в. процессы сближения восточного и западного менталитетов. Значительные культурные, религиозные и расовые отличия не смогли воспрепятствовать тому, чтобы ориентальная созерцательность нашла адекватный и гармоничный отклик в европейском мировоззрении. Стремление человечества к синтезу разнообразных элементов культур Востока и Запада отражает глубоко позитивные глобальные тенденции к объединению мирового культурного пространства. Подобные перемены в общественном сознании позволяют судить о возникновении и развитии концепции единого человечества.

Содержание диссертации отражено в следующих публикациях:

1. О.Уайльд и Восток//Сб. науч. тр./Якутский гос. ун-т. 1995: Вопросы романо-германской филологии. С. 98-113.

2. Буддийские аллюзии в произведениях О.Уайльда//Сб. науч. тр./Якутский гос. ун-т. 1996: Вопросы романо-германской филологии. С.58-71.

3. Идеи цикличности в эстетике декаданса и композиция романа О.Уайльда "Портрет Дориана Грея"// Материалы научной межфакультетской гуманитарной конференции, посвященной 40-летию Якутского гос. ун-та: Якутск: Изд-во Якутского гос. ун-та, 1997. С. 119-123.