Образ "дома" в поэзии Анны Ахматовой

Галаева, Мария Владимировна

автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Образ "дома" в поэзии Анны Ахматовой

Год: 2004
Автор научной работы: Галаева, Мария Владимировна
Ученая cтепень: кандидата филологических наук
Место защиты диссертации: Москва
Код cпециальности ВАК: 10.01.01

Диссертация по филологии на тему 'Образ "дома" в поэзии Анны Ахматовой'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Образ "дома" в поэзии Анны Ахматовой"

На правахрукописи

ГАЛАЕВА МАРИЯ ВЛАДИМИРОВНА

Образ «дома» в поэзии Анны Ахматовой

Специальность 10.01.01 - Русская литература

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Москва 2004

Работа выполнена на кафедре филологии факультета иностранных языков Международного независимого эколого-политологического университета

Научный руководитель:

доктор филологических наук, профессор Л.Г.Кихней

Официальные оппоненты:

доктор филологических наук, профессор О.В. Дефье кандидат филологических наук, доцент В.П. Голубкова

Ведущая организация:

Пермский государственный университет

Защита диссертации состоится «19» ноября 2004 года в 15 часов на заседании диссертационного совета К 212.203.13 при Российском университете дружбы народов

по адресу: 117198, г. Москва, ул. Миклухо-Маклая, д.6. ^^

С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке Российского университета дружбы народов.

Автореферат разослан "^Р 2004 года

Учёный секретарь диссертационного совета кандидат филологических наук, доцент

£6 9С5&

Общая характеристика работы

Локус дома важен в любой художественной системе. Являясь ближайшей «жилой зоной» человека, феномен дома в большинстве текстов культуры интерпретируется как некое миромоделирующее ядро, «точка сборки», в которой сходятся существеннейшие показатели самоощущения человека в мире. «Дом, - полагает Г.Бидерманн, - стал точкой кристаллизации в создании различных достижений цивилизации, символом самого человека, нашедшего свое прочное место во Вселенной»1.

В мировом фольклоре сформировалось отношение к жилищу как безопасному пространству, охраняемому духами предков и огражденному от внешнего мира, враждебного человеку2. В русской литературе образ дома -одна из важных семантических составляющих национальной картины мира. Так, в поэзии АС.Пушкина тема дома, - по справедливому мнению Ю.М.Лотмана, - «становится идейным фокусом, вбирающем в себя мысли о культурной традиции, истории, гуманности и «самостояньи человека»3. В прозе Н.В.Гоголя семантика дома реализуется в ряде оппозиций: Дом противопоставлен как инфернальному антидому (публичному дому, сумасшедшему дому, канцелярии), так и разомкнутому пространству дороги. Ф.М.Достоевский, продолжая и развивая гоголевскую традицию, реализует мифологический архетип антидома в образах подполья, комнаты-гроба, «мертвого дома», символизирующих некие «пространства смерти». При этом герой - «житель подполья», - по замыслу автора, может воскреснуть И обрести подлинный духовный дом, только пройдя через «мертвый дом», т.е. страдание и смерть (К).М.Лотман)4.

Особенно актуальной становится тема дома в эпохи «тектонических сдвигов», когда феномен «дома» особенно подвержен разрушению. В русской литературе XX века повествование о доме - это, по мнению ЭЛассана, «почти всегда окрашенный грустью рассказ о доме, которого уже нет, нет как здания (это первое словарное значение слова), или нет как его обитателей (третье словарное значение по СРЯ)»5. Не случайно русская литература прошедшего столетия изобилует произведениями, в которых центральным является образ дома («Зойкина квартира», «Дни Турбиных», «Мастер и Маргарита»6 М.Булгакова, «Дом у дороги» А.Твардовского, «Дом

' Бидерманн Г. Энциклопедия символов. А£, ¡996. С. 73.

2 Бессмертная О., Рябинин А. Предки //Мифы народов мира. Энциклопедия: В 2 т. Т. 2. М„ 1988.

3 Лотман ЮМ Внутри мыслящих миров. Человек - текст - семиосфера - история. М., 1996.

4 См. также: Габдуллина В.И. Мифологема дома в произведениях Ф.М. Достоевского

5 Лассан Э. О соотношении концепта "дом" с другими концептами в текстах русской культуры // Текст. Узоры ковра: Сб. ст. науч.-метод. семинара «ТЕХТШ». СПб.; Ставрополь, 1999. С. 104.

4 Ср. блестящий семиотический анализ образа дома в «Мастере и Маргарите» М Булгакова: Лотман Ю.М. Дом в «Мастере и Маргарите» // Лотман Ю.М, Внутри мыслящих миров. Человек -

текст - семиосфера - историягМ., 1996. С.264-275.

на набережной» Ю.Трифонова, «Дом» Ф.Абрамова, «Старый дом» и «дом на Первой Мещанской» из «Баллады о детстве» В.Высоцкого7 и мн. др.).

Поэзия Анны Ахматовой в этом плане— не исключение; напротив, образный комплекс дома в ее поэтическом. мире занимает одно из центральных мест. Мы постарались учесть результаты изысканий российских и зарубежных ахматоведов (В.М.Жирмунского, Л.Я.Гинзбург,

B.В.Виноградова, Б.М.Эйхенбаума, В.В.Мусатова, Е.Добина, АПавловского, Р.Д.Тименчика, Т.В. Цивьян, Н.Е.Тропкиной, АС.Карпова, С.И.Кормилова,

C.В.Коваленко, М.Кралина, ВАЧерных, В.В.Кудасовой, Н.И.Крайневой, Н.В.Дзуцевой, ВАРедькина, Н.Струве, К.Мочульского, А.Хейт, Е.Эткинда и др.), которые, исследуя творчество Ахматовой, затрагивают проблемы, связанные с «пространственными формами» бытования лирического героя.

Особенно подробно эти проблемы рассмотрены в монографиях Л.Г.Кихней и С.В.Бурдиной. В исследовании Л.Г.Кихней8 рассматриваются образные элементы дома, которые органично вписываются в художественное целое стихотворений Ахматовой, прослеживаются их функции в создании образа лирической героини и того микропространства, которое ее окружает. В работе С.В.Бурдиной9, посвященной анализу поэм Ахматовой, образ дома прослежен в контексте «вечных образов» культуры и символически интерпретирован как культурная «модель мира» и «элемент судьбы».

Много ценных наблюдений, касающихся реально-бытовой (прототипической) подоплеки образов дома содержат мемуарные свидетельства. Особенно ценны для нас - помимо мемуарных замет самой Ахматовой - воспоминания людей, близко ее знавших, в частности, мемуары К.И.Чуковского, Л.К.Чуковской, И.Н.Пуниной, В.С.Срезневской, АГ.Наймана, Э.Г.Герштейн, В.Виленкина, Ардовых, Н.Я.Мандельштам, П.Н.Лукницкого, Э.Бабаева, С.В.Шервинского, И.Бродского и др., запечатлевших образ Ахматовой в интерьере «ее» дома (в статусе которого выступали и знаменитые Петербургские дворцы (Шереметьевский Дворец и Фонтанный Дом, и коммунальная квартира и дачная «Будка» в Комарове) и в жилище ее родных и друзей, где Ахматова находила временное пристанище (в Царском Селе, в Петербурге - Петрограде - Ленинграде, в Слепнево, в Бежецке, в Ташкенте, в Москве). Мемуарные воспроизведения ахматовских адресов и домашних интерьеров стали бесценным комментарием к образам дома в творчестве поэта. Знаменательно, что все мемуаристы отмечают «бездомность» и «безбытность» поэта. КЛуковский, в частности, пишет: «Вокруг нее не было никакого комфорта, и я не помню в ее жизни такого периода, когда окружающая ее обстановка могла бы называться уютной»10.

7 Семантика дома в поэзии Высоцкого скрупулезно проанализирована А.В Скобелевым. См.: Скобелев А.В. Образ дома в поэтической системе Высоцкого // Мир Высоцкого: Иссяед. и

материалы. Вып. Ш. Т. 2. / Сост. А. Е. Крылов и В. Ф. Щербакова. М., 1999. С. 106-119. ' Кихней Л Г. Поэзия Анны Ахматовой. Тайны ремесла. М., 1997.

'Бурдина C.B. Поэмы Анны Ахматовой: «Вечные образы» культуры и жанр, Пермь, 2002. С.83.

10 Чуковский К. Анна Ахматова // Чуковский К. Соч.: В 2 т. Т.2. M, 1990. С.499-450.

Обзор источников показывает, что при всем обостренном интересе исследователей - особенно в последние годы - к жизни и творчеству Анны Ахматовой, целостного, системного исследования, выявляющего закономерности воплощения семантики дома, до сих пор предпринято не было, хотя, на наш взгляд, это необходимо для прояснения художественной модели мира Ахматовой, ее представлений о внешнем и внутреннем бытии (макро- и микрокосмосе) в их взаимодействии, а также о способах семантической организации пространства.

Н.Г.Полтавцева в качестве главной особенности ахматовской поэтики выделяет принцип «собирательства, концентрации, сосредоточение вокруг субъекта его мира, его личного космоса»11. В связи с подобной акмеистической установкой на кристаллизацию «личного космоса» вполне закономерно, что центром «собирания» субъективного мира в творчестве Ахматовой становится локус дома. Вышесказанным, собственно, и обусловлена актуальность предпринятого исследования.

Предмет нашего исследования - образные комплексы и мотивы ахматовской поэзии, содержащие «сему» дома. В связи с этим необходимо уточнить, что мы, учитывая разноречивые определения понятия образ'2, вкладываем в него концептуально-семиотический смысл, определяя образ как «знаковый концепт», «цикл значений», «мысленное образование, которое замещает множество предметов одного и того же рода»1 . Вместе с тем мы отдаем себе отчет, что имманентное рассмотрение образа дома не продуктивно, поскольку образ дома существует в больпшнстве ахматовских контекстов в теснейшей корреляции с образом лирической героини. Отсюда в поле нашего внимания оказышаются и пространственные мотивы, входящие в смысловое поле дома. При этом для нас важно не только вычленить все поэтические контексты, где эксплицитно или имплицитно появляется тема дома, но и провести функционально-семантический анализ образов, входящих в «домашнюю» парадигму.

Уже писалось о том, что многие ахматовские образы зачастую имеют мифопоэтическую подкладку14. Выщвинем гипотезу, что образ дома тоже входит в ряд ключевых ахматовских мифологем, тем более что сам автор

11 Полтавцева Н.Г. Анна Ахматова и культура «серебряного века» // «Царственное слово». М., 1992. С.45.

12 См.: Потебня АЛ. Из записок по теории словесности И Потебня АЛ. Эстетика и поэтика. М., 1876. С.236-285; Кожинов В£. Слово как форма образа И Слово и образ: Сб. статей. М., 1964; Поспелов Г.Н. Эстетическое и художественное. М., 1965; Гачев ГД. Образ в русской художественной культуре. М, 1981; Этитейн МН. Образ художественный // Литературный энциклопедический словарь. М., 1987. С.252-256; Хаяизев В.Е. Теория литературы. М., 1999. С.90-92; Тамарченко ИД. Литература как продукт деятельности: теоретическая поэтика // Теория литературы: В 2 т. / Под ред. НД.Тамарчеюо. М., 2004. Т.1. С.106-172.

" Лихачев Д.С. Концептосфера русского «зыка // Освобождение от догм. История русской литературы: состояние и пути изучения. М., 1997. Т. 1. С.34.

14 См.: Топоров В. Н. «Поэма без героя» А. Ахматовой в ритуальном аспекте // Анна Ахматова и русская культура начала XX века. Тезисы конференции (ИМЛИ). М., 1989. С. 15—21; Кихней Л.Г. Акмеизм: Миропонимание и поэтика. М., 2001. С.142-167 (глава «Мифопоэтика Ахматовой»); Бурдино С.В. Поэмы Айны Ахматовой: «Вечные образы» культуры и жанр. Пермь, 2002.

дает все основания для этого, почти провоцируя читателя воспринимать этот образ в русле мифопоэтических представлений - как символический образ мира.

Итак, цель настоящей работы - рассмотреть семантические функции образной парадигмы «дома» как конституирующего элемента ахматовской картины мира.

Отсюда вытекают задачи нашей работы:

1) провести системный анализ семантики образов, входящих в смысловое поле «дома» в их парадигматическом и диахроническом развертывании;

2) вычленить и рассмотреть функции образов, связанных с «домашней» семантикой, - в аспекте воплощения «внешнего» (пространственного) и «внутреннего» (экзистенциального) бытия лирической героини;

3) выявить семантические особенности воплощения образа дома на каждом поэтическом этапе и описать процесс его семантических трансформаций, связанных с изменением авторской концепции мира.

В связи с поставленными задачами мы постарались выработать и методологический алгоритм исследования. Помимо традиционных методов исследования - таких, как биографический и историко-литературный (оба названных метода являются абсолютно необходимым условием для исследования данной темы), мы применяли культурологический и структурно-семантический методы исследования. В качестве главных методологических предпосылок, обеспечивающих адекватность нашего анализа, для нас стали работы, посвященные исследованию специфики художественного пространства (М.М. Бахтина15, П.А. Флоренского16, В.Н.Топорова17), а также семиотические идеи В.Я.Проппа и Ю.М.Лотмана.

Специфика пропповского подхода18 к феномену дома заключается в том, что он не просто описывает дом как таковой, но эксплицирует целые комплексы мифолого-ритуальных мотивов и образов, связанных с тем или иным типом дома. Дом в этом плане рассматривается исследователем как одна из важнейших «смысловых», «сюжетных» матриц в художественном произведении.

В качестве главной методологической предпосылки, которая применена Ю.М.Лотманом при разработке концепции дома19, выступает убеждение ученого в том, что всякая «культурная» картина мира является «бинарной» по своей сути, то есть любая семиотическая модель пространства оказывается разделенной на два «участка»: «всякая культура начинается с разбиения мира на внутреннее («свое») пространство и внешнее («их»)». При

15 Бахтин ММ Формы времени н хронотопа в романе // Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. М., 1975.

" Флоренский ПЛ. Анализ просгранствевности и времени в художественно-изобразительных произведениях. М., 1993.

1 Топоров В.Н. Пространство и текст // Текст: семантика и структура М., 1983.

18 См.: Пропп В. Исторические корни волшебной сказки. М., 2002.

" См.: Лотман ЮМ. Семиосфера. СПб., 2001.

этом ученый считает эту «бинарность» некой культурной универсалией: «Как это бинарное разбиение интерпретируется зависит от типологии культуры. Однако само такое разбиение принадлежит к универсалиям»20.

КХМЛотман анализирует концепцию дома на всех уровнях выбранного им текста: семантическом (как определенный образ, функционирующий в пространстве романа) и структурном (как начало, обусловливающее бинарное разделение романной семиосферы) и показывает процесс символизации искомого образа, раскрывая сам процесс превращения «реального» пространства в пространство «культурно-символическое», прослеживая трансформацию пространственных образов в образы

«иконические», выражающие разнообразные внепространственные

значения .

Итак, методологический алгоритм, разработанный нами с оглядкой на семиотические механизмы, выявленные ведущими российскими теоретиками, предполагает выделение не просто отдельных образов, но, скорее, системной типологии, парадигмы этих образов - по тому или иному содержательному, структурному или функциональному критерию.

Причем существенными семиотическими категориями при анализе образной парадигмы дома в творчестве Ахматовой для нас являются такие понятия как бинарная оппозиция, граница, внешнее - внутреннее пространство, различные модели движения: центробежная (из дома) -центростремительная (к дому).

Научная новизна работы обусловлена новым ракурсом рассмотрения творчества Ахматовой - сквозь призму миромоделирующих координат, каковыми, по нашему разумению, становятся координаты «дома».

В итоге, установлены не обнаруженные ранее закономерности пространственной организации поэзии Ахматовой, впервые определены специфические функции образа дома (пространственно-онтологическая, сюжетно-композиционная, экзистенциально-интроспективная); с необходимой мерой полноты выявлена его семиотическая роль как некоего смыслового центра, собирающего в единый семантический пучок многие магистральные мотивы и образы. Будучи своего рода связующим звеном между человеком и миром; этот образ включает в себя как внешнее пространство, с которым он связан через образы-маркеры, указывающими на его границу, так и внутреннее пространство, как место обитания человеческой души.

Впервые выявлены и диахронически прослежены закономерности процесса символической и мифопоэтической трансформации дома (как в энтропийно-разрушительном, так и в духовно-созидательном вариантах).

Теоретическая и практическая значимость работы связана с тем, что методика семантико-семиотического анализа конкретного мотивно-образного комплекса может быть применена при изучении творчества других поэтов и прозаиков. Анализ способов создания и форм бытования образа

20 Там же. 257.

21 Там же. 320.

дома в творчестве Ахматовой позволил семиотически вычленить основные компоненты авторской картины мира, обосновать алгоритм исследования художественного хронотопа и принципов организации художественного пространства - как в отдельно взятом произведении, так и в поэтическом творчестве в целом.

Результаты исследования могут быть использованы при чтении общих и специальных курсов по истории русской литературы XX века, теории литературы, культурологии. Материалы диссертации могут найти применение при написании обобщающих исследований о русской литературе XX века, составлении учебных пособий для студентов-филологов, учителей-словесников.

Апробацию основные результаты диссертации получили в докладах, прочитанных на: 1) на Межвузовской научной конференции «Проблемы поэтики русской литературы» (г. Москва, июнь, 2002); 2) на Международной научной конференции «Маяковский в современном мире» (г. Москва, ноябрь, 2003); 3) на Международной научной конференции «Творчество АААхматовой и Н.С.Гумилева в контексте русской поэзии XX века» (г. Тверь, май, 2004).

Структура работы. Важно отметить, что в различные периоды: творчества в ахматовской картине мира доминировали разные аспекты и «ипостаси» образа «дома». Структура работы соответствует поэтапному развертыванию творчества Ахматовой от сборника к сборнику, отражающему и эволюцию «домашней» семантики. Работа состоит из Введения, трех глав, соответствующих трем периодам творчества Ахматовой (1-ый период: 1909 - 1914; 2-й: 1914 - середина 1920-х гг.; 3-й: 1930-е - 60-е гг.), Заключения и списка литературы.

Основное содержание работы

Во Введении обосновывается выбор темы, ее актуальность и новизна, определяются цели и задачи диссертации, методология исследования.

В Первой главе «Функционально-семантическая многозначность образа «дома» в раннем творчестве Анны Ахматовой (1909-1914)» рассмотрены особенности функционирования сквозных смысловых комплексов, связанных с семантикой дома в их парадигматическом развертывании - в пространстве сборников «Вечер» (1912) и «Четки» (1914).

В первом периоде творчества Ахматовой мы рассмотрели две взаимосвязанные образные парадигмы дома. Первая (наиболее разветвленная) проецируется на второе словарное (узуальное) значение дома - как дома=жилища22; вторая парадигма (менее обширная) связана с первым словарным значением дома - как дома-здания2.

Мы вычленили три функции образа дома=жилья - 1) пространственно-онтологическую, 2) сюжетно-композиционную и 3) интроспективную.

22 Словарь русского языка: В 4 Т. Т.1. М., 1985. С.425.

23 Там же. С.425.

Рассмотрение семантического поля дома (=жилища) в аспекте первой функции позволило обнаружить два диаметрально противоположных семиотических значения: 1) дом-микрокосмос, репрезентирующий «свое» пространство и 2) отчужденный дом, связанный с началом несвободы (любовной), болезни (=смерти).

В зависимости от аксиологической семантики образа дома меняется и семиотическая функция «пограничных» образов (порога, окна, крыльца и пр.), выступающих в роли «медиаторов», соединяющих микро- и макрокосмос бытия (человека и внешний мир), или же наоборот - в роли разграничительных (отчуждающих) маркеров, обозначающих границу между своим и чужим.

Исследование образа дома-жилища в аспекте второй функции позволило выявить типологию сюжетно-композиционного развертывания. Первый тип развития лирического сюжета сводится к центробежному движению (из дома); второй тип - к центростремительному движению (к дому, в дом). Обнаружение этой сюжетной типологии позволило нам семиотически реконструировать общие принципы сюжетостроения ранней Ахматовой в соотнесенности с пространственными координатами.

Причем выявленная нами вторая функция позволяет по-новому семиотически интерпретировать медиальные образы окна, порога, перил, крыльца, ступеней, свечи и т.д., которые обретают статус важнейших сюжетно-композиционных элементов (завязки, кульминации, развязки и т.п.).

Вычленение третьей - интроспективной (психомоделирующей) -функции дома не только позволяет обнаружить специфику воплощения эмоции через внешние детали интерьера и т.п. (что отмечено еще в трудах В.Жирмунского и Б.Эйхенбаума), но и объясняет механизм ее опосредования, показывая, как образ дома феноменологически соотносится с духовным и телесным началом.

В первом периоде ахматовского творчества нами выявлен также ряд образов, входящих в семантическую парадигму дома=здания. Мы обозначили две взаимосвязанные парадигматические линии, наиболее определенно проявившиеся в «Четках».

Во-первых, это лексическая парадигма мирского дома. Помимо локуса, связанного с местом пребывания героини (данного в трех вариантах -петербургского топоса, «тверского уединения» и условно-фольклорного терема), это «высокий царский дом» (из контекста стихотворения «В последний раз мы встретились тогда...» ясно, что речь идет о Зимнем дворце), Петропавловская крепость, артистическое кабаре («Артистическое кабаре» - вариант названия стихотворения «Все мы бражники здесь, блудницы...», из контекста которого ясно, что речь идет о «Бродячей собаке»).

Во-вторых, это лексическая парадигма «божьего дома»: храм / церковь / колоколенка /костел /собор/даже шалаш (в сакральном значении этого слова; ср.: «...Свет узревший в шалаше»).

При анализе означенных парадигматических комплексов нами установлена следующая закономерность: образ дома-здания и дома-жилища отражает точку зрения героини на «свое» и «чужое» пространство, осмысляемое аксиологически. Причем образ дома, входящий в обе парадигмы, зависит от различных ролевых «масок», обликов лирической героини. Так, если героиня предстает как «бражница и блудница», то возникает «демонический дом», если же она примеряет на себя роль монашенки, то актуализируются образы храма, кельи; если же в облике героини проступают фольклорные черты, то и дом, соответственно, обретает фольклорные коннотации «светлицы». Дом, таким образом, становится не столько обычным «внутренним» пространством, сколько психологическим локусом, изменяющимся в зависимости от типа выбранной Ахматовой лирической роли.

Во Второй главе рассмотрена «амбивалентная семантика образа «дома» в лирических контекстах Ахматовой второй половины 1910-х -начала 1920-х гг.». Мы пришли к выводу, что во втором периоде творчества семантика дома претерпевает существенную трансформацию. Причем эта трансформация касается как «сущностных», так и функциональных аспектов образа дома. Центральной оппозицией, определивший метасюжет всего второго периода Ахматовой (реализовавшийся в сборниках «Белая стая», «Подорожник» и «Anno Domini») стала оппозиция дома - антидома.

Рассмотрение этой оппозиции в онтологическом аспекте показало, что собственно дом (жилой дом) как символлада, гармонии, космоса выступает в статусе утраченной ценности. Отсюда антиномия дома как невозвратимого прошлого и дома как настоящего. Уже в «Белой стае» дом (как нерушимая гармоническая целостность) предстает в условной модальности воспоминания о довоенном прошлом (демаркационная линия - канун Первой мировой войны), больничного бреда, фантазии.

В модальности же настоящего, т.е. в реальном времени, дом интерпретируется автором как феномен, подверженный энтропии и разрушению, что, в итоге, и обращает его в свою противоположность -антидом.

Семантика антидома (нежилого дома) актуализируется в образах: а) грешного, б) «демонического», в) «мертвого» (пустого, оледенелого) дома (конечным вариантом которого является образ дома, отождествляемого с могилой), г) дома как мирского соблазна, который являет собой образную трансформацию дома жилого, разрушенного войной и революцией («Думали: нищие мы, нету у нас ничего...», «Петроград, 1919»).

Отсюда изменения в типологии сюжетно-композициотого раскрытия семантики дома. Центробежное развертывание лирического сюжета (характерное и для раннего периода) осложняется деструктивным мотивом тотального уничтожения дома, что провоцирует «миражную» трансформацию (превращение дома в фантом) или апокалипсическую (превращение дома в антидом) сюжетную коллизию.

Центростремительное движение обретает инфернальные коннотации (дом притягивает к себе демонические силы - мертвецов, домовых), отсюда реанимация сюжетно-жанровых элементов баллады («Новогодняя баллада») и романтической поэмы («У самого моря»).

Что же касается интроспективной функции образа дома, то здесь его семантика обретает парадоксальные коннотации. Так, если в «Белой стае» образ дома выступает как аксиологический символ памяти (и самого прошлого, трепетно хранимого в воспоминаниях), то уже в «Anno Domini» дом в ряде контекстов знаменует эгоистическую привязанность личности к покою и уюту, что представляется автору неуместным в роковой атмосфере времени.

Это объясняется изменением авторской миромодели, инспирирующей искупительные и пророческие мотивы, которые определяют новый облик лирической героини. Это изменение образа лирической героини в стихах рубежа 1910-х - начала 20-х гг. первым отметил Осип Мандельштам. Он писал: «В последних стихах Ахматовой произошел перелом гиератической важности, к религиозной простоте и торжественности. Я бы сказал, после женщины настал черед жены. Помните: «Смиренная, одетая убого, но видом величавая жена». Голос отречения крепнет все более и более в стихах Ахматовой...»24.

Отказ лирической героини от дома как экзистенциальной привязанности воплощается в центробежном движении интроспективного сюжета (уход из дома) и знаменует ее добровольный выбор жертвенно-искупительной стези. В то же время, героиня занимает амбивалентную позицию не только в отношении «дома», но и в отношении «антидома». В «антиэмигрантских» стихах «Подорожника» и «Anno Domini» лирическая героиня отказывается покидать родной дом, пусть и исполненный греха.

Особо следует подчеркнуть, что эту нравственно-философскую дилемму Ахматова в конечном итоге разрешает. Ее героиня находит уникальный выход из сложившейся трагической ситуации: из обломков и руин «материального» дома она созидает духовный дом - дом «внутри себя» (аналог царствия небесного - т.е. дом не на земле, а в душе). Отсюда - чем хуже дом=жилище, тем выше помыслы героини (ср.: «Под крышей промерзшей пустого жилья...»). Следует подчеркнуть, что именно с ипостасью «духовного дома» (образные варианты: храм, башня) коррелирует почти сакральная семантика вдохновения и поэтического творчества.

При этом (нередко в трагической тональности «искупительной смерти») снимается оппозиция дома - антидома, равно как и антиномия центробежного и центростремительного сюжетного движения (из дома - в дом). На смену им приходит зиждительная идея духовного строительства как преодоления сопротивления материала (ср. «Уединение»).

Знаменательно, что образно-семантические парадигмы дома=здания и дома=жилья в послереволюционном творчестве («Подорожник», «Anno

24 Мандельштам О. Сочинения: В 2 т. / Сост. Нерлсра П.М., Аверинцева С.С. М., 1990, Т. 2. С. 260.

Domini») мифопоэтически углубляются и пространственно расширяются. Во-первых, теперь дом отождествляется с Петербургом (городским топосом) и Россией. Такому отождествлению немало способствовали политические события, а именно: массовый отъезд - как добровольный, так и насильственный - интеллигенции из России (в том числе близких знакомых Ахматовой). Экзистенциальный «ответ» эмигрантам сфокусирован именно в стихах, построенных на контрастном сопоставлении двух путей: «остаться дома» и погибнуть («Лотова жена», «Петроград, 1919») или «оставить Россию навсегда» и спастись, но спастись ценой утраты Дома («Когда в тоске самоубийства...», «Не с теми я, кто бросил землю...»). Центробежные и центростремительные интенции здесь обретают статус не столько политического, сколько онтологического выбора, трагического по своей сути.

В ряде стихотворений образ дома получает распшрительно-символические смыслы - в зависимости от того, какие мифологические концепты задействованы автором в данном контексте. Прежде всего здесь, конечно же, вычленяется библейский концепт грешных городов Содома и Гоморры, с которыми ассоциируется дом в «Лотовой жене» и примыкающих к нему стихотворениях. Для формирования мифологических парадигм «антидома» и «духовного дома» не менее важны и другие библейские (псалтырские, евангельские) контексты, авторские отсылки к которым -яркое свидетельство их концептуальной значимости.

В Третьей главе проанализированы «семантические трансформации «дома» в творчестве Ахматовой 1930-х -60-х гг.», связанные с тем, что Ахматова, вынужденная волею судьбы жить и творить в тоталитарную эпоху, остро ощущает распад самих основ жизни. Символически это новое мировидение воплотилось в системе лейтмотивов, структурно-содержательным стержнем которых становится образ разрушенного дома.

Причем апогея этот мотив достигает в ее блокадных стихах и в «Реквиеме», когда автор наиболее остро воплощает ужас онтологического разрушения лада и гармонии жизни (феномена дома=космоса), что выражается посредством мотива смерти, тотально царящей в доме («...И глядит из всех окон смерть»).

С мотивом разрушения тесно связаны демонические трансформации дома, явленные в образных вариациях антидома - тюрьмы, сумасшедшего дома, зловонного подвала /подземелья /могилы /ада.

Причем, если в раннем творчестве образ тюрьмы возникал только в статусе здания (в первом значении СРЯ), а во втором периоде дом-тюрьма маркировал душевную зависимость героини от мужской воли избранника, то в третьем периоде творчества тюрьма становится зловещим символом жизни личности в социуме. Тюрьма, во-первых, выступает как некий внешний локус, типологически восходящий к мифологеме «мертвого дома», куда из родного дома насильно уводят близких (ср.: «Уводили тебя на рассвете...»); во-вторых, как локус внутренний, - в том случае, когда дом-жилище обретает свойства запертости и тотальной несвободы. Семантикой мертвенности и

извращенности наделяется и образ «царского дома» («Стансы», «Привольем пахнет дикий мед...»).

При этом, поскольку родной город всегда у Ахматовой ассоциировался с домом, то подобные переверзии претерпевает и Ленинград, обретая смыютовыге обертоны тюрьмы и лагеря («Немного географии», «Вступление» в «Реквиеме»).

Примечательно, что в позднем творчестве крайне редко встречаются образы церкви и храма, которые быши непременной топографической приметой стихов 1910-х - 20-х годов. Очевидно, это связано с тотальным разрушением (вспомним храм Христа Спасителя) и закрыгтием церквей. Но сам факт отсутствия подобных образов в поздних стихах становится знаковым.

В ташкентский период в статусе гармонического, «собирающего» начала выступает прочный «азийский дом», хранящий мудрость веков, память истории и культуры. По аналогии с подобным домом, поэтесса выстраивает взаимозаменяемое тождество: дом становится моделью памяти, а память -моделью дома. Особую значимость Ахматова придавала поэтической памяти, ибо только поэт, согласно Ахматовой может вернуть разрушенному дому (=миру) его изначальную целостность. В связи с этим художественное произведение у нее выступает как духовный аналог «дома бытия», в котором «Бог сохраняет все» («Поэма без героя»).

Специфика семантического развертывания парадигм как дома, так и антидома в поздней лирике заключается в том, что экзистенциальное и онтологическое пространство дома сливаются воедино, становятся взаимозаменяемыми, провоцируя появление так называемых «обратимых метафор» и авторских мифологем (ср. мифотворческие контексты, которыми обрастает образ дома в «Северных элегиях» и в поэме «Путем всея земли»).

При этом атрибутивные образы-медиаторы {дверь, подвал, порог) семантически двоятся, выступая то в положительной ипостаси дома=памяти, то в отрицательной ипостаси антидома. Так, образ подвала сублимирует в себе тюремную и погребальную семантику антидома, и в то же время, встраиваясь в парадигму памяти, психоаналитически актуализирует механизмы забвенья прошлого / реанимации прошлого в памяти («Подвал памяти»).

Что же касается сюжетной типологии, то она такова: центробежно-энтропийное развертытание лирического сюжета превалирует в поэзии 1930-х - 40-х годов (самый знаковый пример, конечно же, в «Реквиеме»: «Уводили тебя на рассвете»).

Однако в недрах центробежного сюжета зарождается центростремительное движение, которое обретает подчас форму парадокса. Так, например, умереть для героини поэмы «Путем всея земли» - значит вернуться домой. Таким образом, уход из дома на одном - материально-реальном уровне означает смерть, на другом - ирреально-мифологическом уровне символизирует возвращение домой, на духовную родину.

Более того, в поздней поэзии, начиная с 1940-х годов, вообще снимается оппозиция центростремительного - центробежного сюжетного движения, что связано с символическим расширением понятия дома, которое включает в себя и родную землю («Родная земля»), прошлое и будущее («Поэма без героя»), сам «бег времени» (одноименный сборник) и даже смерть («Путем всея земли», «Из-под каких развалин говорю...», «Сонет»). Поэт чувствует себя в мире как дома, более того, именно он - посредством Слова-Логоса -«одомашнивает» этот мир, возрождая родное Отечество (тот же дом!) из тоталитарного (или милитаристского) небытия.

В Заключении подводятся итоги работы. Прежде всего, образ дома предстает как онтологическая доминанта авторской миромодели, в то же время он истолковывается нами и как предельно «семиотичный» (знаковый) феномен, семантические функции которого многогранны и разнообразны.

Мы пришли к выводу, что образ дома оказывается моделью целостного образа пространства, парадигматически развернутого в поэтическом дискурсе Ахматовой. В ахматовских контекстах семантика дома, если ее сравнивать с узуальной семантикой, реализует большинство словарных значений, а именно: дом как здание, строение; жилое помещение, квартира, жилье; семья, люди, живущие вместе; культурно-просветительское или научное учреждение («Пушкинский дом»).

В семантическую парадигму «дома», помимо рассмотренных значений, входит еще один чрезвычайно важный аспект семантики дома, связанный с наречным значением слова «дома»25. Начиная со второго периода ее творчества, в семантическое поле дома у Ахматовой входит образ города и России. В буквальном смысле для Ахматовой «остаться дома» чаще всего означает - остаться в родном городе (в «столице дикой») и в России. Таким образом, «дом» коррелирует с семантикой России и Петербурга.

При этом означенная семантика дома, обрастая социально-политическими и символико-мифологическими подтекстами, не только моделирует новую мифологему отчего дома (родного Отечества) в корреляции с жертвенно-искупительной миссией лирической героини (для которой «остаться дома» означает обречь себя на верную гибель), но и формирует новый виток «петербургского мифа».

Анализ «домашней» семантики показал, что согласно Ахматовой, дом -это своеобразный медиатор между человеком и миром. Он включает в себя как внешнее пространство, с которым он связан через образы-маркеры, указывающие на его границу; так и внутреннее пространство как место телесного и духовного обитания человека.

В зависимости от актуализации тех или иных пространственных сем, в раннем творчестве Ахматовой можно выделить два метаобраза дома: дом как пространство «внутреннее» и дом как «чужое» пространство («чужой дом»), так же противостоящее дому-жилищу героини, как и «внешнее» пространство.' Перейти из внутреннего пространства во внешнее можно

25 Ср.: «ДОМА, нареч. У себя в доме, в своей квартире. <...> || На родине, в родных местах» (Словарь русского языка: В 4 Т. Т.1. С.425).

только посредством пересечения границы, которая, как правило, маркирована атрибутивными пограничными образами (дверь, ступени, ворота и пр.).

В позднем же творчестве мы констатируем полную проницаемость и «вавилонское» смешение своего (домашнего) и чужого пространства. Дверь, ворота, замок, ключ, окно, стены, оберегающие дом как структурно-замкнутую и интимную целостность перестают выполнять свои функции: они меняют свою сущность, превращаясь в демонические противоположности. Задача лирической героини в этой ситуации - вернуть домашним (в том числе и «пограничным») атрибутам их подлинную сущность.

Выявленные нами онтологическая, сюжетно-композщионная и интроспективная функции образов, входящих в смысловое поле дома", на каждом этапе творчества Анны Ахматовой получают специфическую реализацию в ряде системных оппозиций, таких как дома внутреннего (своего) - дома внешнего / чужого; дома материального - дома духовного; дома-настоящего (разрушенного) - дома-прошлого (фантомного дома) и т.п.

Все эти смысловые противопоставления семиотически сводятся к бинарной оппозиции дома - антидома, элементы которой в разные периоды творчества наполняются разными символико-мифологическими смыслами.

В итоге, мы пришли к выводу, что образ «дома» в творчестве Ахматовой, наряду со своими конкретно-бытовыми чертами, становится структурно-содержательным воплощением «семиосферы» и превращается в знаковый элемент «культурного пространства», которое преобразует «по своему образу и подобию» реальное бытие, окружающее человека.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:

1. Галаева М.В. Образ «дома» в «Белой стае» Анны Ахматовой // Проблемы поэтики русской литературы. Межвузовский сборник научных трудов. М.: Изд-во Макс-пресс, 2003. С.101-105.

2. Галаева М.В. Концепция «дома» у Маяковского и Ахматовой // Маяковский в современном мире. Сборник статей и материалов межвузовской научной конференции 20-21 ноября 2003г. Москва, Изд-во РУДН, 2004. С.41-53.

3. Галаева М.В. Образы дома и антидома в раннем творчестве Анны Ахматовой // Творчество АААхматовой и Н.С.Гумилева в контексте русской поэзии XX века: Материалы международной научной конференции 21-23 мая 2004г. Тверь, Изд.-во ТГУ, 2004. С.137-145.

4. Галаева М.В., Кихней ЛГ. Локус «дома» в лирической системе Анны Ахматовой // Восток - Запад: Пространство русской литературы - Материалы международной научной конференции. Волгоград, Изд.-во ВГУ, 2004. (в печати).

Галаева Мария Владимировна (Россия) Образ «дома» впоэзииАнныАхматовой

Диссертационное исследование посвящено изучению закономерностей хронотопической организации поэзии Анны Андреевны Ахматовой, в частности, локуса «дома».

Дается системный анализ семантических образов, входящих в смысловое поле «дома» как конституирующего элемента авторской картины мира.

В работе определяются специфические функции образа «дома» (пространственноч)нтологические, сюжетно-композиционные,

экзистенциально-интроспективные).

В целом в диссертации выявлена семантическая суть образа «дома», как некоего смыслового центра, собирающего в единый «фокус» многие магистральные мотивы и образы.

Прослежен процесс символической и мифопоэтической трансформации образа «дома» как в энтропийно-разрушительном варианте, так и в духовно-созидательном варианте.

Maria V. Galaeva (Russia) TheImageof'Home "inAnnaAhmatova 'spoetry

The thesis is devoted to studying of the system of chronotop peculiarities and appropriateness in Anna Ahmatova's poetry, in particular, "Home" locus.

It gives The system analysis of the semantic images organized in the semantic field "Home" which reflects the author's vision ofthe world.

Specific functions ofthe image of "Home" spatial, ontologic, composite, existential, introspective are defined. As a whole the thesis reveals the semantic essence ofthe image "Home" as a certain semantic center combining the main motives and images. The process if symbolic, mythical and poetic transformations ofthe image "Home" in both destructive and creative variants is tracked down.

Отпечатано в ООО «Компания Спутник+» ПД № 1-00007 от 25.09.2000 г. Подписано в печать 30.09.04 Тираж 100 экз. Усл. п.л. 1 Печать авторефератов (095)730-47-74, 778-45-60(сотовый)

181 845 t

РНБ Русский фонд

2005-4 13302

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Галаева, Мария Владимировна

Введение

Глава первая.

Функционально-семантическая многозначность образа «дома» в ранней поэзии Анны Ахматовой (1909 - 1914)

Глава вторая.

Амбивалентная семантика образа «дома» в лирических контекстах Ахматовой второй половины 1910-х — начала 1920-х гг

Глава третья.

4 ' г

Семантические трансформации образа «дома» в творчестве Ахматовой 1930-х-60-х гг.

Введение диссертации2004 год, автореферат по филологии, Галаева, Мария Владимировна

Локус дома важен в любой художественной системе. Являясь ближайшей «жилой зоной» человека, феномен дома в большинстве текстов культуры интерпретируется как некое миромоделирующее ядро, организующее начало, «точка сборки», в которой сходятся существеннейшие показатели самоощущения человека в мире. «Дом, - полагает Г.Бидерманн, -стал точкой кристаллизации в создании различных достижений цивилизации, символом самого человека, нашедшего свое прочное место во Вселенной»1.

В мировом фольклоре сформировалось отношение к жилищу как безопасному пространству, охраняемому духами предков и огражденному от внешнего мира, враждебного человеку2. В русской литературе образ дома -одна из важных семантических составляющих национальной картины мира. Так, в поэзии А.С.Пушкина «тема дома, — по справедливому мнению Ю.М.Лотмана, - становится идейным фокусом, вбирающем в себя мысли о культурной традиции, истории, гуманности и «самостояньи человека»3. В прозе Н.В.Гоголя образ дома реализуется в ряде оппозиций: Дом противопоставлен как инфернальному антидому (публичному дому, сумасшедшему дому, канцелярии), так и разомкнутому пространству дороги. Ф.М.Достоевский, продолжая и развивая гоголевскую традицию, реализует мифологический архетип антидома в образах подполья, комнаты-гроба, символизирующие некие «пространства смерти». При этом «герой-житель подполья» (Ю.М.Лотман), по замыслу автора, может воскреснуть и обрести подлинный духовный дом, только пройдя через страдание4.

1 Бидерманн /".Энциклопедия символов. М., 1996. С.73.

2 Бессмертная О., Рябинин А. Предки // Мифы народов мира. Энциклопедия: В 2 т. Т. 2. М., 1988. С. 334.

3 Лотман Ю.М. Внутри мыслящих миров. Человек - текст - семиосфера — история. М., 1996. С.265.

4 См.: Габдуллина В.И. Мифологема дома в произведениях Ф.М. Достоевского //filfac.bspu.secna.ru/files/gabdullinal.

Особенно актуальной становится тема дома в эпохи «тектонических сдвигов», когда феномен «дома» особенно подвержен разрушению. «Рассказ о доме в русской литературе, - считает Э.Лассан, - это почти всегда окрашенный грустью рассказ о доме, которого уже нет, нет как здания (это первое словарное значение слова), или нет как его обитателей (третье словарное значение по СРЯ)»5. Не случайно русская литература XX века изобилует произведениями, в которых центральным является образ дома («Зойкина квартира», «Дни Турбиных», «Мастер и Маргарита»6 М.Булгакова, «Дом у дороги» А.Твардовского, «Дом на набережной» Ю.Трифонова, «Дом» Ф.Абрамова, «дом на Первой Мещанской» из «Баллады о детстве»

В.Высоцкого и мн. др.).

Поэзия Анны Ахматовой в этом плане — не исключение; напротив, образ дома в ее поэтическом мире занимает одно из центральных мест. Классические исследования, посвященные творчеству Ахматовой, затрагивают проблемы, связанные с «пространственными формами» бытования лирического героя. Назовем здесь такие работы, как: Жирмунский В.М. Творчество Анны Ахматовой (JL, 1973); Виноградов В.В. О поэзии Анны Ахматовой (стилистические наброски) // Виноградов В.В. Поэтика русской литературы. Избранные труды. (М., 1976. С.З69-508); Эйхенбаум Б. Анна Ахматова: Опыт анализа // Эйхенбаум Б. О прозе. О поэзии: Сб. статей (Л., 1986. С.374-440). Гинзбург Л. О лирике (М., 1974).

В частности, В .В. Виноградов обратил внимание на «семантическое двоение» «домашних» образов Ахматовой: «.то кажется, что они непосредственно ведут к самим представлениям вещей, как их ярлыки, роль

5 Лассан Э. О соотношении концепта "дом" с другими концептами в текстах русской культуры // Текст. Узоры ковра: Сб. ст. науч.-метод. семинара «TEXTUS». СПб.; Ставрополь, 1999. С. 104.

6 Ср. блестящий семиотический анализ образа дома в «Мастере и Маргарите»: Лотман Ю.М. Дом в «Мастере и Маргарите» // Лотман Ю.М. Внутри мыслящих миров. Человек — текст — семиосфера - история. М., 1996. С.264-275.

7 Образ дома в поэзии Высоцкого скрупулезно проанализирована А.В.Скобелевым. См.: Скобелев A.B. Образ дома в поэтической системе Высоцкого // Мир Высоцкого: Исслед. и материалы. Вып. III. Т. 2. / Сост. А. Е. Крылов и В. Ф. Щербакова. М., 1999. С. 106-119. которых — создавать иллюзию реально-бытовой обстановки, т. е. функция их представляется чисто номинативной; то чудится интимно-символическая связь между ними и волнующими героиню эмоциями. И тогда выбор их рисуется полным глубокого значения для истинного, адекватного постижения чувств героини»8.

О воплощении лирической эмоции - через бытовые детали и ситуации — одним из первых писал Б.М. Эйхенбаум: «Чувство нашло себе новое выражение, вступило в связь с вещами, с событиями, сгустилось в сюжет»9.

В исследованиях Е.С. Добина (Добин Е.С. Поэзия Анны Ахматовой, Литературный портрет // Добин Е.С. Сюжет и действительность (Л., 1976. С. 5-182)); А.Павловского (Павловский А.И. Анна Ахматова: Жизнь и творчество. М., 1991), Л.Г.Кихней (Кихней Л.Г. Поэзия Анны Ахматовой. Тайны ремесла (М., 1997)) и др. рассматриваются образные элементы дома в творчестве Ахматовой, которые органично вписываются в художественное целое стихотворений, прослеживаются их функции в создании образа лирической героини и того микропространства, которое ее окружает. К ним: мы будем обращаться в ходе нашего анализа.

Немало ценных суждений, связанных с мотивом дома, находим у С.В.Бурдиной. Исследовательница, исследуя культурную семантику поэм Анны Ахматовой! пишет: «Противостоя дороге, стихии и тоске — пространству разомкнутому, открытому, дом воплощает строй жизни, стабильность, порядок. Структурируя согласно своему устройству жизнь человека в этом мире, и сам дом как таковой является своеобразной моделью мира. Как образ мира, элемент судьбы, ее исходная точка предстает дом и в художественном сознании Ахматовой»10.

8 Виноградов В.В. О поэзии Анны Ахматовой (Стилистические наброски) // Виноградов В.В. Поэтика русской литературы. Избранные труды. М., 1976. С.400.

9 Эйхенбаум Б. Анна Ахматова: Опыт анализа // Эйхенбаум Б. О прозе. О поэзии: Сб. статей. Л., 1986. С.385.

10 Бурдина C.B. Поэмы Анны Ахматовой: «Вечные образы» культуры и жанр, Пермь, 2002. С.83.

Много важных «домашних» наблюдений содержат мемуарные свидетельства. Особенно ценны для нас - помимо мемуарных замет самой Ахматовой - воспоминания людей, близко ее знавших, в частности, воспоминания К.И.Чуковского, Л.К.Чуковской, И.Н.Пуниной, В.С.Срезневской, А.Г.Наймана, Э.Г.Герштейн, В.Виленкина, Ардовых, Н.Я.Манделынтам, Э.Бабаева, С.В.Шервинского, И.Бродского и др., запечатлевших образ Ахматовой в интерьере «своего и чужого» дома, равно как и сами эти домашние интерьеры, ставшие бесценным источником ахматовской образности.

Анна Ахматова в этих воспоминаниях предстает вечной скиталицей по чужим домам, и, несмотря на все свои попытки создать свой домашний очаг, у нее его никогда не было. К.Чуковский, в частности, пишет: "Вокруг нее не было никакого комфорта, и я не помню в ее жизни такого периода, когда окружающая ее остановка могла бы называться уютной". Согласно его мнению, такие слова как "обстановка" и "уют" были; органически чужды Ахматовой и в жизни, и в поэзии»11. В реальной жизни Ахматова была чаще всего бесприютна. Ближайший друг Анны Ахматовой, Лидия Чуковская, писала в своих воспоминаниях о ней: «Ахматова жить одна не в состоянии, хозяйничать она не умела и не хотела никогда»12.

Однако комплексного анализа семантики дома до сих пор предпринято не было, хотя, на наш взгляд это необходимо для прояснения художественной модели мира Ахматовой, ее представлений о внешнем и внутреннем бытии (макро- и микрокосмосе) в их взаимодействии, а также о способах семантической организации пространства. Н.Г.Полтавцева в качестве главной особенности ахматовской поэтики выделяет принцип «собирательства, концентрации, сосредоточение вокруг субъекта его мира,

1Ч его личного космоса» . В связи с подобной акмеистической установкой на

11 Чуковский К. Анна Ахматова // Чуковский К. Соч.: В 2 т. Т.2. М., 1990. С.499-450.

12 Чуковская Л. Записки об Анне Ахматовой. Кн. 1.1938—1941. М., 1989. Т.2. С.59.

13 Полтавцева Н.Г. Анна Ахматова и культура «серебряного века» // «Царственное слово». М, 1992. С.45. кристаллизацию «личного космоса» вполне закономерно, что центром «собирания» субъективного мира в раннем творчестве Ахматовой становится локус дома. Вышесказанным, собственно, и обусловлена актуальность предпринятого исследования.

Предмет нашего исследования - образные комплексы и мотивы ахматовской поэзии, содержащие «сему» дома. В связи с этим необходимо уточнить, что мы, учитывая разноречивые определения понятия образ14, вкладываем в него концептуально-семиотический смысл, определяя образ как «знаковый концепт», «цикл значений», «мысленное образование, которое замещает множество предметов одного и того же рода»15. Вместе с тем мы отдаем себе отчет, что имманентное рассмотрение образа дома не продуктивно, поскольку образ дома существует в большинстве ахматовских контекстов в теснейшей корреляции с образом лирической героини. Отсюда в поле нашего внимания оказываются и пространственные мотивы, входящие в смысловое поле дома. При этом для нас важно не только вычленить все поэтические контексты, где эксплицитно или имплицитно появляется тема дома, но и провести функционально-семантический анализ образов, входящих в «домашнюю» парадигму.

Уже писалось о том, что многие ахматовские образы зачастую имеют мифопоэтическую подкладку16. Выдвинем гипотезу, что образ дома тоже входит в ряд ключевых ахматовских мифологем, тем более, что сам автор

14 См.: Потебня A.A. Из записок по теории словесности // Потебня A.A. Эстетика и поэтика. М., 1876. С.236-285; Кожинов В.В. Слово как форма образа // Слово и образ: Сб. статей. М., 1964; Поспелов ЛЯ. Эстетическое и художественное. М., 1965; Гачев Г.Д. Образ в русской художественной культуре. М., 1981; Эпштейн М.Н. Образ художественный // Литературный энциклопедический словарь. М., 1987. С.252-256; Хализев В.Е. Теория литературы. М., 1999. С.90-92; Тамарченко H Д. Литература как продукт деятельности: теоретическая поэтика // Теория литературы: В 2 т. / Под ред. Н.Д.Тамарченко. М., 2004. Т.1. С. 106-172.

15 Лихачев Д. С. Концептосфера русского языка // Освобождение от догм. История русской литературы: состояние и пути изучения. М., 1997. T.I. С.34.

16 См.: Топоров В. Н. «Поэма без героя» А. Ахматовой в ритуальном аспекте // Анна Ахматова и русская культура начала XX века. Тезисы конференции (ИМЛИ). М., 1989. С. 15—21; Кихней Л.Г. Акмеизм: Миропонимание и поэтика. М., 2001. С. 142-167 (глава «Мифопоэтика Ахматовой»); Бурдина C.B. Поэмы Анны Ахматовой: «Вечные образы» культуры и жанр, Пермь, 2002. дает все основания для этого, почти провоцируя читателя воспринимать этот образ в русле мифопоэтических представлений - как символический образ мира.

Отсюда вытекают задачи нашей работы:

2) вычленить и рассмотреть функции образов, связанных с «домашней» семантикой, — в аспекте воплощения «внешнего» (пространственного) «внутреннего» (экзистенциального) бытия лирической героини;

3) выявить семантические особенности воплощения образа дома на каждом пбэтическом этапе и описать процесс его семантических трансформаций, связанных с изменением авторской концепции мира.

В связи с поставленными задачами мы постарались выработать и методологический алгоритм исследования. Помимо традиционных методов исследования - таких, как биографический и историко-литературный метод (оба названных метода являются абсолютно необходимым условием для исследования данной темы), мы применяли культурологический и структурно-семантический методы исследования. В качестве главных методологических предпосылок, обеспечивающих адекватность нашего анализа, для нас стали работы, посвященные исследованию специфики

17 18 художественного пространства (М.М.Бахтина , П.А.Флоренского , В.Н.Топорова19), а также семиотические идеи ВЛ.Проппа и Ю.М.Лотмана.

В.Пропп в своей работе «Исторические корни волшебной сказки» рассмотрел образ дома в рамках мифологической картины мира. Специфика анализа этого образа в данной работе заключается в том, что Пропп вписывает дом в общее мифолого-сказочное пространство, в рамках которого дом противостоит чужому пространству леса. В связи с подобными «антитетичными» «пространственными» коннотациями Пропп связывает дом с ритуальными обрядами посвящения. В частности, исследователь утверждает, что одна из фаз обряда инициации заключается в «возвращении лл неофита домой» , и здесь Пропп предлагает типологию различных образов дома. Критерий типологии (как явствует уже из названия работы) — исторический. Так, выделяя «мужской» дом, он определяет его как «особого рода институт, свойственный родовому строю». Далее В.Пропп подробно анализирует образ и функции дома в такого типа сказках.

Мужской дом», например, предстает как сакральное место, где хранятся всякого рода святыни. Главная функциональная особенность этого дома, по Проппу - «стремление оградить себя от мира». Другой тип дома, выделяемый исследователем, — «избушка Яги и ее разновидности», коррелирующий с образом «большого дома», поскольку этот дом также связывается исследователем с обрядом инициации. Именно поэтому эти два типа дома не имеют в сказке «резких функциональных отличий»21.

Специфика пропповского подхода к феномену дома заключается в том, что он не просто описывает дом как таковой, но эксплицирует целые комплексы мифолого-ритуальных мотивов и образов, связанных с тем или

17 Бахтин М.М. Формы времени и хронотопа в романе // Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. М., 1975.

18 Флоренский П.А. Анализ пространственности и времени в художественно-изобразительных произведениях. М., 1993.

19 Топоров В.Н. Пространство и текст // Текст: семантика и структура. М., 1983.

20 Пропп В. Исторические корни волшебной сказки. М., 2002. С.90.

21 Там же. С.91-94. иным типом дома. Дом в этом плане рассматривается исследователем как одна из важнейших «смысловых», «сюжетных» матриц в сказке.

Так, главный мотив, коррелирующий с образом «большого дома» - это мотив коммуны, которая может воплощаться в образах «братьев» и «разбойников». Дом при этом, как указывает Пропп, становится местом древнего группового объединения людей, основанного на «общности инициации»22. При этом социальная «отделенность» персонажей, живущих в доме, их маргинальность и даже агрессивность (ср. «разбойники») объясняется ученым опять же обрядами «rites de passage», с которыми этот дом непосредственно связан: смысл разрешения на воровство «заключается в том, что в мальчике, воине и охотнике надо развить оппозицию к прежнему дому»23.

Симптоматично, что в тот же «инициационный» смысловой круг дома В.Пропп вписывает и женские персонажи, попавшие в «мужской дом». Так, девушка, живущая в доме, например, у богатырей «часто внезапно умирает; затем, пробыв некоторое время мертвой, вновь оживает». Характерно, что «временная смерть» интерпретируется Проппом как «один из характерных и постоянных признаков обряда посвящения». При этом Пропп акцентирует, что именно «момент ухода из дома ради брака и вызывал необходимость посвящения, т.е. умирания и воскресения»24.

С «инициационной» семантикой дома Пропп связывает древние мифологические представления о доме как об амбивалентном начале: с одной стороны, дом служит человеческим «жилищем», а с другой стороны, — дом может трансформироваться в «гроб» («жилище мертвого»). Именно поэтому «пребывание в доме» часто мыслилось как «пребывание в царстве смерти»25. Дом в этом случае становится знаком иного «потустороннего» мира. Симптоматично, что дом в этом случае оказывается связанным с

22 Там же. С.95.

23 Там же. С.97.

24 Там же. С. 103.

25 Там же. С. 104-106. мотивом памяти: «забытие рассматривается как потеря памяти при вступлении из царства мертвых в царство живых и наоборот»

Итак, в интерпретации В.Проппа образ дома становится «средоточием» целого ряда архаико-мифологических (в частности, - инициационных) представлений, что может служить своего рода методологическим алгоритмом при анализе мифопоэтических аспектов образа дома Ахматовой.

Столь же методологически существенна для нас и лотмановская идея семиосферы, примененная им при разработке концепции «дома». Разрабатывая в семиотическом аспекте образ дома, Ю.М.Лотман опирается на труды Проппа. Поэтому вполне закономерно, что образ дома у Лотмана непосредственно связывается с образом пространства, которое ученый понимает в «информационном», «знаковом» ключе, как некое глобальное пространство «семиосферы». Поэтому рассматривать лотмановскую концепцию дома необходимо в контексте его штудий о семиосфере как глобальном поле, в рамках которого функционируют различные языки культуры.

Основная структурная особенность семиосферы - пронизанность различного рода семиотическими границами, которые оказываются определяющим фактором в ее конституировании. Главная мета-функция границы по Лотману - это отделение внутреннего пространства семиосферы от ее внешних участков: «единство семиотического пространства достигается не только метаструктурными построениями, но, даже в значительно большей степени, единством отношения к границе, отделяющей внутреннее

Л/Г пространство семиосферы от внешнего, ее в от вне» .

В качестве главной методологической предпосылки, которая потом будет применена Лотманом при разработке концепции дома, выступает убеждение ученого в том, что всякая «культурная» картина мира является «бинарной» по своей сути, то есть любая семиотическая модель пространства оказывается с необходимостью разделенной на два «участка»: «всякая

26 Лотман Ю.М. Семиосфера. СПб., 2001. С.256. культура начинается с разбиения мира на внутреннее («свое») пространство и внешнее («их»)». Более того, Лотман считает эту «бинарность» некой культурной универсалией: «Как это бинарное разбиение интерпретируется зависит от типологии культуры. Однако само такое разбиение принадлежит к универсалиям»27.

Образ дома интерпретируется Лотманом на основе заданной им теории. При этом Лотман использует структурные принципы семиотического моделирования пространства при конституированнии концепта «дом». Так «дом», в понимании Лотмана связан с двумя важнейшими категориями, заданными ученым в первых теоретических главах его «Семиосферы» (СПб., 2001) - «Семиотическое пространство», «Понятие границы». Речь идет об универсальном; принципе деления семиосферы на «свое» пространство и «чужое» и о категории границы, которая выполняет роль конституирующего фактора такого разделения. Основываясь на этом, Лотман представляет образ дома как некоего участка семиосферы как «своего» пространства, отделенного от «чужого».

При этом свое пространство ассоциируется с домом, который в рамках мифопоэтического мышления понимается как модель космоса, а чужое пространство соответственно соотносится с хаосом. Главная особенность -космического пространства, которое репрезентируется через образ дома — его упорядоченность и структурированность, иерархическая организованность, противопоставленная принципиальной де-струкурированности хаоса. .

На основе этой семиотической концепции Лотман рассматривает образ дома в бинарной модели — как противостоящего «антидому», отмечая при этом универсальность такого противопоставления в мифопоэтическом и фольклорном дискурсах. Так, ученый пишет: «Среди универсальных тем мирового фольклора большое место занимает противопоставление «дома» (своего, безопасного, культурного, охраняемого покровительственными богами пространства), «антидому», «лесному дому», (чужому, дьявольскому

27 Там же. 257. пространству, месту временной смерти, попадание в которое равносильно путешествию в загробный мир)»28. Говоря об этой бинарной модели, Лотман, помимо трудов В.Проппа, ссылается на разработки концепции дома в работах Я. Лурье29, Вяч.Вс. Иванова и В.Н. Топорова30. *

Рассматривая образ дома в мифологическом и фольклорном контексте, Лотман дает методологические посылки для непосредственно литературоведческого анализа, отмечая устойчивость этой архаической структуры и ее наличие в последующих культурно-исторических дискурсах: «Связанные с этой оппозицией архаические модели сознания обнаруживают большую устойчивость и продуктивность в последующей истории культуры»31. Доказывая свою мысль ученый приводит примеры из творчества Пушкина, Гоголя и Достоевского.

Далее Ю.М.Лотман анализирует концепцию дома на всех уровнях выбранного им текста: семантическом (как определенный образ, функционирующий в пространстве романа) и структурном (как начало, обусловливающее бинарное разделение романной семиосферы) и показывает процесс символизации искомого образа, раскрывая сам процесс превращения «реального» пространства в пространство культурно-символическое», которое, выступая в статусе «иконического» языка, выражает разнообразные внепространственные значения32.

Опираясь на вышеуказанные работы, мы в ходе нашего исследования стремимся выделить не просто отдельные образы, но скорее системную типологию, парадигму этих образов — по тому или иному содержательному, структурному или функциональному критерию. Важными категориями при анализе образной парадигмы дома в творчестве Ахматовой для нас являются и такие понятия, как: граница, внешнее — внутреннее пространство,

28 Там же. С.314.

29 Лурье Я.С. Дом в лесу // Язык и литература. Т.УШ. М., 1932.

30 Иванов Вяч. Вс., Топоров В.Н. Славянские языковые моделирующие семиотические системы: Древний период. М., 1965.

31 Лотман Ю.М. Семиосфера. С.314.

32 Там же. 320. различные модели движения: центробежная (из дома) — центростремительная (к дому).

Впервые выявлены и диахронически прослежены закономерности процесса символической и мифопоэтической трансформации дома (как в. энтропийно-разрушительном, так и в духовно-созидательном вариантах).

Теоретическая и практическая значимость работы связана с тем, что анализ способов создания и форм бытования образа дома в творчестве поэта позволяет семиотически вычленить основные компоненты авторской картины мира, обосновать алгоритм исследования художественного хронотопа и принципов организации художественного пространства — как в отдельно взятом произведении, так и в поэтическом творчестве в целом.

XX века, составлении учебных пособий для студентов-филологов, учителей-словесников.

Структура работы. Важно отметить, что в различные периоды творчества в ахматовской картине мира доминировали разные аспекты и «ипостаси» образа «дома». Структура работы соответствует поэтапному развертыванию творчества Ахматовой от сборника к сборнику, отражающему и эволюцию «домашней» семантики. Работа состоит из введения, трех глав, соответствующих трем периодам творчества Ахматовой (1-ый период: 1909 - 1914; 2-й: 1914 - середина 1920-х гг.; 3-й: 1930-е - 60-е гг.), заключения и списка литературы.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Образ "дома" в поэзии Анны Ахматовой"

Заключение

Итак, проделанный анализ позволил выявить некоторые общие закономерности ахматовской образности, связанной с семантикой дома. Прежде всего образ «дома» предстает как некая семантическая доминанта авторской миромодели, в то же время он истолковывается нами и как предельно «семиотичный» (знаковый) феномен, семантические функции которого многогранны и разнообразны.

1. Мы пришли к выводу, что образ дома оказывается моделью целостного образа пространства, парадигматически развернутого в поэзии Ахматовой.

В ахматовских контекстах образ дома, если ее сравнивать с узуальной семантикой, реализует большинство словарных значений111, а именно: дом как 1) здание, строение (ср.: «И так близко подходит чудесное / К развалившимся грязным домам», 1, 161); 2) жилое помещение, квартира, жилье (ср.: «Не пристращайся ни к жене, ни к дому», 1, 146); 3) семья, люди, живущие вместе (ср.: «Он думает: каждый простится обман / Во славу Лаванова дома», 1, 152); 5) культурно-просветительское или научное учреждение (ср.: «Когда он Пушкинскому Дому, / Прощаясь, помахал рукой», 1, 290). При этом два первых значения в ахматовских контекстах являются превалирующими.

Семантические вариации образа дома в первом словарном значении поражают бесконечным разнообразием образов домов-зданий. Зачастую в символико-метонимической функции выступает часть здания, репрезентирующая дом как некую функционально-структурную или культурно-историческую целостность: например, галерея (Камеронова галерея), коридор (коридоры Петровских коллегий), подвал («Артистическое кабаре», «Подвал памяти») и т.п.

111 Значения слова дом приводятся по изданию: Словарь русского языка: В 4 Т. T.l. М., 1985. С.425.

Классификация образных вариантов домов-зданий в соответствии с аксиологическими критериями автора позволяет выявить их тяготение к двум полюсам - к полюсу духовного (божьего) дома {башня, дворец, храм, костел, церковь, собор, монастырь, часовня / колокольня, келья, шалаш, святая обитель и т.п.,) и к полюсу дьявольского антидома (тюрьма, крепость, барак, сумасшедший дом, вертеп, кабаре / кабак, подвал и т.п.).

Причем образы, тяготеющие к первому полюсу, характеризуются семантикой высоты (ср.: «Высокие своды костела»), «восхождения» и «света», тогда как образы, тяготеющие ко второму полюсу, характеризуются семантическими значениями низа, «нисхождения» и тьмы, что подспудно формирует у читателя подтекстовые ассоциации с адом, могилой и смертью.

В позднем творчестве происходит знаменательная трансформация: верх и низ, свет и тьма - как знаковые характеристики с одной стороны, дома, с другой, — антидома -смешиваются и травестируются. При этом значимой оказывается пространственная вертикаль дома-здания, оказывающаяся «по совместительству» и временной вертикалью («Из года сорокового / Как с башни на все гляжу»). Отсюда мотив схождения вниз, под «темные своды» означает не только гибель («во тьму, во тьму, во тьму»), но и погружение в прошлое с целью его сохранения в памяти для потомков.

Знаменательно, что обобщенно-собирательный образ домов - просто городских зданий, репрезентирующих городской топос — дается, как правило, в аксиологически отрицательных, «разрушительных» контекстах, знаменующих наступление апокалипсических времен и угрозу массовой гибели городских жителей (ср.: «А здесь уж белая дома крестами метит / И кличет воронов.»; «Знакомые зданья из смерти глядят»).

Отметим, что и образы природы (а во в позднем творчестве и литературные и музыкальные произведения) метафорически наделяются семантическими значениями дома, отождествляются с образами зданий, что приводит к появлению так называемых «обратимых метафор» (высокое небо ассоциируется с куполом храма, а купол храма - с небом; «Ташкентская поэма» с прохладным «азийским» домом).

Образ дома во втором значении (дома как жилья) изобилует еще большим количеством семантических вариантов, складывающихся в те или иные синонимические ряды. Это - помимо лексемы дом, может быть просто жилье (1, 83), комната, светлица, келья, Божий дом, гостиная, столовая, спальня, брачный покой, кухня, подвал, чердак, крыша, мансарда. Странно, но лексема квартира в лирических контекстах Ахматовой встречается крайне редко.

Дом-жилье обрастает многочисленными атрибутивными образами, характеризующие домашнюю утварь и интерьер. Это — кровать, постель, <брачное> ложе, колыбель, стол, скатерть, приборы на столе, цветы <в хрустале>, вино и хлеб (на столе), рукомойник, кувшин, зеркало, люстра, лампа, горящая свеча, часы, укладка (сундук), шкаф, печка, «камина жар патриархальный», лавка и другие предметы домашнего обихода. В семантическое поле дома входят и изредка упоминаемые образы домашних обитателей - котов и мышей.

Все они — за исключением многочисленных образов зеркал, несущих в себе символико-мифологический смысл инфернального, потустороннего или мистического бытия — призваны творить интимный домашний космос, являются знаками гармонии и уюта. Деформация или «демоническое» изменение сущностных функций образных деталей дома («несмятая постель», «отравленные» вино и хлеб, «отлучение» «от стола и ложа», часы, бьющие «тринадцатый час», «покойник», лежащий на лавке, мертвый жених «между печкой и шкафом» ), как правило, символизирует разрушение гармонии и личного счастья лирической героини, а нередко предвещают скорби и смерть (см.: «В том доме было очень страшно жить.»).

Любопытно, что в тот же ряд - инфернальных примет и зловещих предвестий — попадают и мифологические духи дома - домовые («Северные элегии»).

Большую роль в семантической структуре дома-жилища играют и образы так называемой «пограничной зоны» - двери, окно, карниз, порог, крыльцо, ступени, лестница, ворота, стены — отделяющие дом от чужого пространства (воплощенного нередко в бинарно соотнесенных с домом образах дороги, леса, озера и т.п.).

Именно эти образы высвечивают специфику ахматовской концепции Дома. Дом, согласно Ахматовой, - это своеобразный медиатор между человеком и миром. Он включает в себя внешнее пространство, с которым он связан через образы-маркеры, указывающими на его границу; и внутреннее пространство, как место обитания человека.

В зависимости от актуализации тех или иных пространственных сем, в раннем творчестве Ахматовой можно выделить два мета-образа дома: дом как пространство «внутреннее» и дом как «чужое» пространство («чужой дом»), также противостоящее дому-жилищу героини, как и «внешнее» пространство. Перейти из внутреннего пространства во внешнее можно только посредством пересечения границы, которая, как правило, маркирована атрибутивными пограничными образами (дверь, ступени, ворота и пр.).

В позднем же творчестве мы констатируем полную проницаемость и «вавилонское» смешение своего (домашнего) и чужого пространства. Дверь, ворота, замок, ключ, окно, стены, оберегающие дом как структурно-замкнутую и интимную целостность перестают выполнять свои функции: они меняют свою сущность, превращаясь в демонические противоположности (дверь впускает беду; стук / звонок в дверь символизирует приход «нового горя»). Задача лирической героини в этой ситуации - вернуть домашним (в том числе и «пограничным») атрибутам и их подлинную сущность.

В семантическую парадигму «дома», помимо рассмотренных значений, входит еще один чрезвычайно важный аспект семантики дома, связанный с наречным значением слова «дома»112. Мы выяснили, что в семантическое поле дома у Ахматовой (особенно это характерно для второго периода ее творчества) входит образ города и России. В буквальном смысле для Ахматовой остаться дома (1, 144) чаще всего означает - остаться в родном городе (в «столице дикой») и в России. Таким образом, имплицитно «дом» коррелирует с семантикой родного отечества / Петербурга («священного града Петра», 1, 144). При этом означенный образ дома, обрастая социально-политическими и символико-мифологическими подтекстами («Лотова жена», «Когда в тоске самоубийства.») не только моделирует новую мифологему отчего дома: (родного отечества) в корреляции с жертвенно-искупительной миссии лирической героини (для которой «остаться дома» означает обречь себя на верную гибель), но и формирует новый виток «петербургского мифа».

2. Мы выявили ряд семантико-семиотических функций образов, входящих в смысловое поле дома. Помимо вышеуказанной 1-ой — хронотопической функции — моделирования «домашнего» пространства, мы считаем необходимым обозначить 2-ю — онтологическую — функцию. В ее семантических координатах дом обретает значение «защищенного, «закрытого» пространства, культурного микрокосма. В случае же разрушения целостности дома или извращения его сущности, дом трансформируется в антидом. Если в первом периоде дом моделировал образ гармонического мира, то его разрушение в «Белой стае» означает распад онтологических устоев бытия.

Онтологически-знаковый смысл обретает и «домостроительные» концепты лирической героини - обитательницы антидома (второго и третьего периода), прилагающей громадные усилия для возрождения и воскрешения Дома (в его исторической конкретике и символической многоплановости).

112 Ср.: «ДОМА, нареч. У себя в доме, в своей квартире. <.> || На родине, в родных местах» (Словарь русского языка: В 4 Т. Т.1. С.425).

Мы также считаем целесообразным отдельно обозначить 3-ю — сюжетно-композиционную функцию семантики дома, которая, с одной стороны, связана с хронотопической функцией моделирования пространства, но с другой стороны, соотносится с движением лирического сюжета. Нами выявлено два основных типа лирического развертывания -центростремительный и центробежный. Преобладание того или иного нарративного типа позволяет описать закономерности композиционного развертывания текста.

И наконец, мы выделяем 4-ю — экзистенциально-интроспективную функцию семантики дома, которая обретает символические подтексты, служа опосредованной или метафорической характеристикой внутреннего мира героини, моделируя пространство ее сознания, подсознания, и символизируя пространство памяти - причем, как личной, так и коллективно-исторической.

3. Каждый этап творчества Анны Ахматовой характеризуется собственными семантическими особенностями воплощения темы дома, которые изложены в выводах к каждой из глав.

Здесь - же, обобщая и подытоживая результаты нашего исследования, отметим, что образ дома развертывается в ряде системных оппозиций, таких как дома внутреннего (своего) - дома внешнего / чужого (в первом периоде творчестве), дома материального — дома духовного (во втором периоде творчества), дома-настоящего (разрушенного) - дома-прошлого (фантомного дома) и т.п.

Все эти смысловые противопоставления семиотически сводятся к бинарной оппозиции дома - антидома, элементы которой в разные периоды творчества получают разное функциональное и семантическое наполнение. Если же обозначить общий метасюжет развертывания «домашней» парадигмы, то его следует обозначить как центробежное, а во втором периоде - и энтропийное движение разрушения дома, которое оказывается, по сути дела, движением к смерти. Но одновременно в творчестве Ахматовой 1920-х годов возникают особого рода домостроительные, зиждительные тенденции, связанные с религиозными и эстетическими (акмеистическими) концептами сотворения некоей духовной архитектуры, когда нищая, бездомная странница созидает духовный дом из руин, камней, брошенных в героиню («Как много камней брошено в меня.»), символизируя тем самым религиозную идею воздвижения храма внутри души (равно как и идею сотворения лирического стихотворения — в русле акмеистического сопоставления поэтического творения и зодчества).

Эта духовно-домостроительная тенденция получает дальнейшее развитие в творчестве 1930-х — 60-х годов, в котором, с одной стороны, парадигматически выстраивается ряд образов, восходящих к инварианту «мертвого дома» <антидома> (тюрьмы, «сумасшедшей палаты», могилы, «зловонного подвала», «каторжных нор»), с другой стороны, развивается идея духовной победы над судьбой - преодоления трагедии гибели и тоталитарного разрушения жизни («Реквием»). Лирическая героиня Ахматовой, согласно авторской концепции, может возродиться и воскреснуть только пройдя через «мертвый дом» - то есть через смерть («Из-под каких развалин говорю.», «Забудут? — Вот чем удивили.»). Эта новая жизнестроительная концепция развертывается в поэме Ахматовой — «Путем всея земли» и в «Поэме без героя».

В последней, итоговой поэме Ахматовой образная семантика дома интерпретируется нами в русле мифопоэтических представлений — как символический образ мира (включающий эоническое время - в совокупности прошлого, настоящего и будущего - и эоническое пространство). В то же время многозначный образ дома становится пространственной метафорой личной и всеобщей судьбы.

171

Список научной литературыГалаева, Мария Владимировна, диссертация по теме "Русская литература"

1. Анненский И.Ф. Стихотворения и трагедии / Ветуп. ст., сост., подгот. текста, примеч. A.B. Федорова. 3-е изд. Л., 1990.

2. Ахматова А. Отрывок из перевода «Макбета» // Литературное обозрение, 1989. № 5. С. 18—21.

3. Ахматова А. Поэма без героя / Под ред. Р.Д.Тименчика. М., 1989.

4. Ахматова А. Собр. соч.: В 6 т./ Сост., комментарии Н.В.Королевой, С.А.Коваленко. М., 1998-20002.

5. Ахматова А. Сочинения: В 2 т. / Сост., коммент. В.А.Черных. М., 1987.

6. Ахматова А. Сочинения: В 2 т. / Сост., примеч. М. М. Кралина. М., 1990.

7. Ахматова А. Стихотворения и поэмы / Сост. и примеч. В. М. Жирмунского. Л., 1979. (Библиотека поэта. Большая серия).

8. Ахматова A.A. После всего / Сост. и примеч. Р.Д.Тименчика. М., 1989.

9. Гумилев Н. С. Письма о русской поэзии. М., 1990.

10. Записные книжки Анны Ахматовой (1958-1966) / Сост., подгот. текста К.Н. Суворовой, вступ. ст. Э.Г.Герштейн, вводн. заметки, указатели

11. B.А. Черных. Москва; Торино, 1996.

12. Мандельштам О. Сочинения: В 2 т. / Сост. Нерлера П. М., Аверинцева С.

13. C. Комментарии А. Д. Михайлова, П. М. Нерлера. М., 1990.

14. Энциклопедическая и справочная литература:

15. Библия: Книги Священного Писания Ветхого и Нового Завета М., 1995.

16. Даль Вл. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т. Т.1. М., 1998. С.1157-1161.

17. Литературная энциклопедия терминов и понятий / Сост. А.Н.Николюкин. М., 2003.15.