автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему:
Образ Екатеринбурга/Свердловска в русской литературе

  • Год: 2006
  • Автор научной работы: Клочкова, Юлия Владимировна
  • Ученая cтепень: кандидата филологических наук
  • Место защиты диссертации: Екатеринбург
  • Код cпециальности ВАК: 10.01.01
450 руб.
Диссертация по филологии на тему 'Образ Екатеринбурга/Свердловска в русской литературе'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Образ Екатеринбурга/Свердловска в русской литературе"

На правах рукописи

КЛОЧКОВА ЮЛИЯ ВЛАДИМИРОВНА

Образ Екатеринбурга / Свердловска в русской литературе (XVIII - середина XX в. в.)

10.01.01 —русская литература

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Екатеринбург 2006

Работа выполнена в государственном образовательном учреждении высшего профессионального образования «Уральский государственный университет им. А. М. Горького» на кафедре русской литературы XX века.

Научный руководитель: доктор филологических наук,

профессор Литовская М. А.

Официальные оппоненты: доктор филологических наук,

профессор Созина Е. К.

кандидат филологических наук, Власова Е. Г.

Ведущая организация: Тюменский государственный

университет

Защита состоится «_» июля 2006 г. в_ часов на заседании диссертационного совета Д 212.286.03 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора филологических наук при Уральский государственный университете им А. М. Горького по адресу: 620083, г. Екатеринбург, К-83, пр. Ленина, д. 51, комн. 248.

С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке Уральского государственного университета им. А. М. Горького

Автореферат разослан «_» мая 2006 г.

Ученый секретарь диссертационного совета

доктор филологических наук, профессор М. А. Литовская

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Город как сложный, непрерывно меняющийся продукт человеческой деятельности издавна привлекал к себе внимание исследователей. Являясь местом наиболее плотного скопления людей, центром материальной и духовной культуры, узлом переплетения социальных и экономических отношений, город становился предметом осмысления разнообразных областей знаний: истории и философии, политологии и социологии, экономики, географии. Благодаря своей исторически сложившейся функциональной многозначности города представляют сферу интереса и приложения сил и практиков (градостроителей, архитекторов, экологов и т. д.), и деятелей искусства (художников, поэтов, писателей), поскольку, являясь своеобразной моделью мира, позволяют активно воздействовать на него либо осмыслять результаты такого воздействия.

В гуманитарных науках город понимается как сложный социокультурный феномен и представляется как открытая и динамичная система, место мобильности и деятельности. Исследователи пишут о невозможности оценивать город в качестве единого целого, свести многообразие городских явлений к какой-либо системной целостности. Обращение гуманитаристики к теме города становится особенно актуальным в связи с повышением исследовательского интереса к символике пространства.

С развитием урбанистики взгляд исследователей на городское пространство существенно изменился. Если на заре науки о городе ученые (П. Геддес, М. Льюис и др.) стремились представить города как целостные системы с присущими им собственной внутренней динамикой, то в настоящее время методологические подходы к исследованию пространства значительно дифференцировались и усложнились.

Теоретические знания о городе в широком историческом и культурологическом контексте, возникающие в ряде урбанистических дискурсов1 (вид города, его история, теория, философия, искусство и др.), представлены в работах Г. Зиммеля, Д. Кларка, Ф. Кука и др. Наряду с исследованиями подобного рода ученых-культурологов интересуют особенности отдельных городов: образы Праги, Венеции, Флоренции, Москвы описываются в работах Я. Шимова, Г. Зиммеля, Н. Калашникова2. Город в качестве культурно-географического объ-

1 Под дискурсом мы понимаем такое единство сознания, языка и реализующих их практик, которое гарантирует успешность социокультурной коммуникации.

2 См., например, тематический выпуск: Логос : журнал по философии и прагматике культуры. 2003. № 6.

екта представлен в работах современных западных и отечественных исследователей (А. Лефебра, Э. Соджи, Д. Харви, Д. Хайден, Л. Лоф-ланд1, Д. Замятина, В. Каганского, И. Корнева и др.). Образы городов могут быть описаны с применением методик социологического анализа (Б. Дубин, А. Левинсон и др.).

В последнее время становится популярной эссеистика писателей, интерпретирующая образы городского пространства, создающая так называемые «биографии» городов (П. Акройд «Лондон: биография»; Д. Бэнвилл «Прага. Магические зарисовки» и др.) — работы, в которых достоверные сведения по истории, экономике, социальной сфере города перемежаются с личными впечатлениями, ассоциациями, воспоминаниями самих авторов и зафиксированными ими устойчивыми представлениями о городе, сохранившимися в городских преданиях и художественных произведениях. П. Вайль в книге «Гений места» описывает города, привлекая «великих гидов» (Лос-Анжелес через творчество Чарли Чаплина, Сан-Франциско - Джека Лондона, Афины - Аристофана и т. д.). В результате возникает «гибридный жанр», в котором смешаны литературно-художественные эссе, путевые записки, мемуары.

Обращение исследователей к художественной литературе при анализе образа города не случайно. Она является одной из форм закрепления представлений о городе. Первые отечественные исследования, посвященные анализу урбанистической среды в литературных текстах, связаны со столичными городами как наиболее яркими и репрезентативными локусами. Классическими стали работы о Петербурге И. Гревса и Н. Анциферова. Исследователи показали развитие образа города в художественных текстах, отмечая наиболее важные этапы его формирования. Описывая тексты, посвященные образу северной столицы, авторы устанавливали между ними связи историко-генетического характера, выявляя черты, придающие образу города текучесть и изменчивость, но вместе с тем представляя его как органическое целое. Эти исследования открывают ряд работ, в которых образ города становится областью филологического анализа. Образам городов уделяется значительное внимание в трудах семиотической школы (Вяч. Иванов, Ю. Лотман, А. Пятигорский, В. Топоров, Б. Успенского, Т. Цивьян и др.). В последнее время появляются исследования синтетического характера, совмещающие литературоведческий и культурологический подходы к проблеме городского пространства (В. Абашев, А. Белоусов, Л. Зайонц, М. Строганов, Е. Эрт-нер и др.).

1 См. обзор этого направления исследований: Черняева Н. А. Культурная география и проблематика «места» // Известия Урал. гос. ун-та. Гум. науки. 2005. Вып. 9. № 35. С.

С 1990-х годов в центр научного изучения попадает провинциальный город: проводится ряд конференций1, выходят монографические и диссертационные исследования2, сборники статей3, в которых изучаются теоретические проблемы «провинциального текста» русской культуры, анализируются соответствующие художественные произведения. В качестве отдельного направления в изучении провинции можно выделить сбор, публикацию и анализ литературно-краеведческих текстов (воспоминаний жителей малых городов4, произведений местных забытых авторов5, материалов биографического характера6 и т. д.). На обоснованность обращения к подобным образцам «низовой» литературы как правомочным участникам литературного процесса, создателям «механизма живой литературной жизни» (Лотман) ученые не раз обращали внимание7. Отмечена также актуализация этой литературоведческой проблематики в связи с изучением литературного процесса в регионах8.

Актуальность нашего исследования обусловлена тем, что образ Екатеринбурга / Свердловска никогда не был предметом специального литературоведческого анализа. До сегодняшнего дня не собраны ху-

1 Мифы провинциальной культуры. Самара, 1992 г.; Провинция как социокультурный феномен. Кострома, 2000 г.; Провинция как реальность и объект осмысления. Тверь, 2001 г.; Город как культурное пространство. Тюмень, 2003 г.; Современный город: межкультурные коммуникации и практики толерантности. Екатеринбург, 2004 г.; Региональные культурные ландшафты: история и современность. Тюмень, 2004 г. и др.

2 Абашев В. В. Пермь как текст. Пермь, 2000; Эртнер Е. Н. Феноменология провинции в русской прозе конца XIX - начала XX века. Тюмень, 2005; Власова Е. Г. Уральская стихотворная фельетонистика конца XIX - начала XX века : дис. ... канд. филол. наук. Екатеринбург, 2001; Сидякина А. А. Литературная жизнь Перми 1970-80-х годов: история поэтического андеграунда : дис. ... канд. филол. наук. Екатеринбург, 2001 и др.

3 Русская провинция: миф - текст - реальность. М.; СПб., 2000; Филологический дискурс: вестник филологического факультета ТГУ. Тюмень, 2001; Геопанорама русской культуры. Провинция и ее локальные тексты. М., 2004 и др.

4 Михайловская Н. А. Мой Ярославль и его дорогие обитатели / Публ. Т. В. Цивъян // Русская провинция: миф - текст - реальность. М.; СПб., 2000. С. 459^174; Воспоминания А. А. Тарасовой (11/Х1 1914, Пермь) / Публ. О. В. Дворцовой // Геопанорама русской культуры. Провинция и ее локальные тексты. М., 2004. С. 385-413, и др.

5 Миронова И. В. Неопубликованная повесть В. Ф. Владиславлева // Провинция как реальность и объект осмысления. Тверь, 2001. С. 214-225;. Пермяки : антология пермской стихотворной фельетонистики конца XIX - начала XX века / Комм, и поел. Е. Г. Власовой. Пермь, 1996.

6 Равинский Д. К. Биография как «провинциальный текст». Елизавета Дьяконова // Провинция как реальность и объект осмысления : материалы науч. конф. Тверь, 2001.

1 Тынянов Ю. Н. Литературный факт. Литературная эволюция // Поэтика. История литературы. Кино. М., 1977. С. 255-282; Лотман Ю. М. О содержании и структуре понятия «художественная литература» // Избранные статьи: в 3 т. Таллинн, 1992. Т. 1. С. 203-215.

8 См. например: Власова Е. Г. Стихотворный фельетон и газета в литературном процессе начала XX века // Русская литература первой трети XX века в контексте мировой культуры : материалы I международной летней филологической школы. Екатеринбург, 1998. С. 198.

дожественные тексты, в которых возникает образ Екатеринбурга / Свердловска, не выявлены модификации образа города, связанные с его противоречивой историей (в частности, неоднократными изменениями официального статуса), несмотря на то, что за время почти трехвекового существования уральского города создан целый корпус текстов, описывающий его пространство, историю, культуру, что позволяет рассматривать образ Екатеринбурга как предмет системного исследования.

Степень изученности вопроса. Изучение региональной специфики городов Среднего Урала в настоящий момент ведется в различных сферах гуманитарной науки: истории, культурологии, географии1. В работах исследователей раскрываются специфика и общие закономерности развития Екатеринбурга, воссоздается образ данной локальной территории.

Отдельные филологические исследования образа Екатеринбурга появлялись в связи с творчеством Д. Н. Мамина-Сибиряка2. В настоящее время в поле зрения исследователей попадают и творчество уральских писателей-классиков, и современные профессиональные и непрофессиональные авторы3. Созданная научная база дополняется эссеистикой екатеринбургских писателей (М. Никулина, О. Славнико-ва и др.), где авторская концепция образа Екатеринбурга опирается на городскую историю и мифологию.

Екатеринбургскими писателями и учеными предприняты попытки создания различных вариантов «биографий» города, основанных на его истории, описании наиболее значимых локусов, памятников архитектуры, жилых особняков и т. д. В книге В. Лукьянина и М. Никулиной «Прогулки по Екатеринбургу» (1997) город делится на зоны, каждая из которых представляет ту или иную ипостась его портрета в исторической перспективе и в то же время позволяет изучить город в

1 См. например: работы историков А. Берковича, Н. Корепанова, В. Микитюка, М. Нечаевой, В. Шкерина, культурологов С. Кропотова, А. и И. Мурзиных, географов Е. Анимицы, И. Корнева и др.

2 Боголюбов К. В. Мамин-Сибиряк как историк города Екатеринбурга // Уральский современник. 1949. № 14. С. 221-233; Райцына Р. А. Д. Н. Мамин-Сибиряк о городе Екатеринбурге // Материалы первой научной конференции по истории Екатеринбурга-Свердловска. Свердловск, 1947. С. 185-190.

3 Вепрева И. Т. Путешествие из Екатеринбурга в Свердловск и обратно (к проблеме мифологического сознания горожанина) // Проблема изучения языковой картины мира и языковой личности : материалы междунар. конф. «Язык. Система. Личность». Екатеринбург, 2004. С. 44-49; Литовская М. А. Бажов и символическое пространство Екатеринбурга // Региональные культурные ландшафты. История и современность : материалы всерос. науч. конф. Тюмень, 2004. С. 31-38; Созина Е. К. «Екатеринбургский текст» Натальи Смирновой // Урал. 2005. № 4. С. 220-225.

отдельной фазе его развития. В книге Л. Злоказова и В. Семенова «Старый Екатеринбург» (2000) вехи истории и культуры Екатеринбурга воссоздаются в собранных и прокомментированных авторами документальных текстах (письмах, путевых записках и т. п.). Вышедшие в 2005 году книги В. Слукина и Л. Зориной «Улицы и площади старого Екатеринбурга», Н. Корепанова и В. Блинова «Город посредине России» представляют Екатеринбург через архивные материалы, сохранившие факты истории, городские предания и легенды, личный опыт авторов. Эти книги ценны тем, что комментируют изменения в пространстве города, возвращая его особнякам, улицам, площадям первоначальное предназначение, возрождая давно ушедшую городскую повседневность. Наработанные наблюдения и концепции нуждаются в дополнении конкретным художественно-литературным материалом и литературоведческим анализом диахронного развития образа города.

Научная новизна исследования. Впервые предпринимается попытка целостного анализа образа Екатеринбурга в литературе XVIII -середины XX веков1, для чего определен корпус текстов, в которых представлен образ Екатеринбурга / Свердловска и отразилась городская мифология. Разработаны и рассмотрены несколько типов описания Екатеринбурга в литературе. Представлен образ города в произведениях Д. Н. Мамина-Сибиряка. Введен в современный литературоведческий оборот новый материал: фельетонистика уральского журналиста начала XX века В. П. Чекина как репрезентативный текст о городе. Проанализированы особенности трансформации образа города в произведениях свердловских авторов 1920-40-х годов.

Объектом нашего исследования является образ Екатеринбурга / Свердловска в литературе XVIII - середины XX веков.

Предмет исследования - тексты XVIII - середины XX веков, отразившие наиболее значимые этапы становления и развития образа Екатеринбурга / Свердловска. Разнородность текстов, используемых нами в качестве источников (путевые заметки, мемуары и устные воспоминания о городе, художественная литература), необходима для того, чтобы представить образ города в исторической ретроспективе.

Цель нашего исследования - анализ литературы XVIII - середины XX веков, в которой представлено символическое пространство Екатеринбурга / Свердловска, для выявления формирования его об-

1 Отбирая тексты для анализа, мы руководствовались положениями, высказанными Ю. Лот-маном в статье «О содержании и структуре понятия "художественная литература"»: «Художественной литературой будет являться всякий словесный текст, который в пределах данной культуры способен реализовать эстетическую функцию» (Лотман Ю. М. Избранные статьи : в 3 т. Таллинн, 1992. Т. 1. С. 203).

раза. Достижение поставленной цели потребовало решения следующих исследовательских задач:

• определить корпус литературных текстов, в которых представлен образ Екатеринбурга / Свердловска;

• выявить основные этапы формирования и трансформации образа Екатеринбурга / Свердловска в литературе;

• установить модель описания Екатеринбурга в текстах документального характера и путевых записках XVIII - начала XX веков;

• рассмотреть специфику образа города в произведениях Д. Н. Мамина-Сибиряка и фельетонах В. П. Чекина;

• проанализировать особенности трансформации образа Екатеринбурга / Свердловска в произведениях 1920-40-х годов.

Методологическая и теоретическая база диссертации. Ведущими подходами в исследовании выступают проблемно-тематический и типологический анализы, позволяющие проанализировать образ Екатеринбурга как целостную, динамично развивающуюся систему (Н. Анциферов, А. Белоусов, М. Строганов и др.). В отдельных случаях применяются элементы структурно-семиотического анализа (Ю. Лотман, В. Топоров, Т. Цивьян и др.). Анализируя образ Екатеринбурга, мы опирались также на синтетические в методологическом отношении описания целостных образов городов в работах В. Абаше-ва, Е. Милюковой, И. Разумовой, Е. Эртнер и др.

Научно-практическая значимость результатов исследования. Положения и выводы настоящего исследования могут быть использованы в вузовских курсах по истории региональной литературы, в разработке спецкурсов по истории, культуре и литературе Екатеринбурга.

Апробация работы. Основные положения работы отражены в докладах и сообщениях автора на научных и научно-практических конференциях разных уровней: «Культура Екатеринбурга: время зрелости и перспективы» (Екатеринбург, 1998), «Филологический класс: наука - вуз - школа» (Екатеринбург, 1999), «Творчество Д. Н. Мамина-Сибиряка в контексте русской литературы» (Екатеринбург, 2002), «Человек в мире культуры» (Екатеринбург, 2003), «Дергачевские чтения» (Екатеринбург, 2004), «Творчество П. П. Бажова в меняющемся мире» (Екатеринбург, 2004), «Современный город: межкультурные коммуникации и практики толерантности» (Екатеринбург, 2004), «Литература Урала: история и современность» (Екатеринбург, 2005). Содержание работы легло в основу специального курса «Литература Екатеринбурга в зеркале истории», прочитанного автором в 2003-2005 годах в Специализированном учебно-научном центре Уральского государственного университета им. А. М. Горького, и раздела

учебного пособия «Русская литература I половины 20 века» (УрГУ, 2002).

На защиту выносятся следующие положения:

1. На процесс формирования и трансформации представлений о городе влияют его место в геополитическом пространстве, в частности, административный статус, внешний вид, городская повседневность со складывающейся в ней мифологией. Основные этапы становления образа Екатеринбурга в литературе совпадают с исторически значимыми периодами развития города.

2. Образ Екатеринбурга впервые возникает в текстах документально-описательного характера, созданных в XVIII веке основателями города: комментариях к картам и чертежам, технических описаниях, письмах, рукописях и т. п. В этих текстах поясняется специфика строящегося города, определяемого как завод-крепость, описывается возникающее по заранее намеченному плану поселение. В первые годы существования Екатеринбург представлял форпост горнозаводского Урала, своеобразный аналог столицы - Петербурга. Уникальность Екатеринбурга как горного города была замечена посетившими город путешественниками. В путевых записках, основанных на непосредственных впечатлениях от города, его образ корректируется культурными стереотипами авторов (иностранцев либо жителей столицы). Несмотря на свою удаленность от центра, Екатеринбург соответствует их представлениям, каким должен быть горный город. В этих текстах о Екатеринбурге закрепляются ключевые символы города: завод, камень и золото, представляющие основные виды городских производств.

3. Первой попыткой перевода объективной реальности Екатеринбурга в художественный образ можно назвать незаконченное произведение А. Лоцманова «Негр, или Возвращенная свобода» (1823), в котором Екатеринбург аллегорически представлен как страна Бразилия, где невольники добывают алмазы на приисках. В произведении выделяются две важнейших составляющих образа города — каменное богатство и каторга заводов, рабочие которых были приписаны к ним навечно. С течением времени в развитии Екатеринбурга возникают серьезные внутренние противоречия, что отразилось в текстах о нем. Завод, с которого начинался город, постепенно теряет свое значение; утратив статус горного города, Екатеринбург начинает приобретать черты рядового провинциального населенного пункта.

4. Закрепление образа Екатеринбурга в литературе происходит в произведениях Д. Н. Мамина-Сибиряка, отразивших разнообразный спектр представлений о городе, сложившихся к середине XIX века: горнозаводской и золотопромышленный центр, крупный культурный

и торговый город, глухая провинция. В произведениях писателя приобретает значение тема противоборства уникального и тривиально-провинциального в образе Екатеринбурга. Развернутому образу Екатеринбурга способствуют особенности повествовательных жанров произведений Мамина-Сибиряка, дающие возможность воссоздать многоплановый облик города.

5. Изменения в образе Екатеринбурга во многом зависели от вне-литературных факторов. В середине XIX века Екатеринбург, превратившись в обычный уездный город Пермской губернии, продолжает оставаться для своих жителей негласной «столицей Урала». К началу XX века идея столичности подвергается иронической оценке, доминирующей в популярном в этот период жанре газетного фельетона, являющегося репрезентативным текстом, отражающим особенности городской жизни. Во введенном нами новом историко-литературном материале — фельетонистике екатеринбургского журналиста начала XX века В. П. Чекина —предметом рефлексии становятся факты актуальной городской повседневности, преимущественно, в силу природы жанра, в ее негативных сторонах.

6. В советский период трансформация образа Екатеринбурга связана как с реально происходившими преобразованиями, так и с заданными сверху идеологическими установками. Из прежних представлений о городе выделяется его заводская составляющая: преобладающим становится образ города-рабочего. В послереволюционный период описание городской повседневности переходит в очеркистику, а в художественных текстах Екатеринбург / Свердловск изображается как новый социалистический город с чертами утопического города будущего: солнечного, многолюдного, молодого. В годы Великой Отечественной войны образ города-завода в изображении Свердловска наполняется дополнительным смыслом: это город, работающий для фронта, для Победы. В образе военного Свердловска проявляется гуманистическое начало, связанное с тем, что город дает приют многим людям, становится для них хоть и временным, но домом. Целостный образ Свердловска военного времени помогают воссоздать устные и опубликованные воспоминания об этом периоде.

7. В процессе развития города в нем выделяются места, несущие в городской среде особую смысловую, историческую, эстетическую значимость. Примером такого локуса в Екатеринбурге является Хари-тоновский дом, с которым связан корпус разнообразных текстов (художественные произведения, фельетоны, воспоминания), иллюстрирующих этапы истории дома. Харитоновский дом последовательно принимает на себя различные функции: городского жилища, страшного места, «увеселительного уголка», «детского мира». Его история, выстраиваемая в коллективном тексте о нем, иллюстрирует историю

Екатеринбурга. Харитоновский дом становится знаком города, его «визитной карточкой».

Структура работы. Работа состоит из введения, основной части, заключения и приложения.

Основная часть состоит из двух глав, каждая из которой посвящена закреплению в литературных текстах образа Екатеринбурга в ключевые этапы развития города. Список литературы включает 195 наименований.

СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обосновывается актуальность темы исследования, излагаются общие подходы к анализу образа города, в том числе и провинциального, в современном литературоведении, дается краткий обзор работ, посвященных этой теме, представляются пути изучения формирования образа Екатеринбурга.

В первой главе Образ Екатеринбурга: от путевых записок к художественному тексту рассматривается специфика формирования образа города в документальных текстах периода XVIII - начала XX веков. Особенностью письменного изображения Екатеринбурга является длительное отсутствие художественных произведений о нем (практически до появления в 80-х годах XIX столетия прозы Д. Н. Мамина-Сибиряка). Подобная картина актуальна для «запланированных» городов, созданных с определенной целью (укрепление промышленной базы страны). Екатеринбург был задуман как город-завод и воплотил в себе характерные черты подобного поселения: суровый, практически военный режим, долгое время существовавший в городе, длительное отсутствие культурных центров (театров, музеев, галерей и т. д.), ориентация городского населения на производство (элиту городского населения достаточно долго представляли горные инженеры). Поэтому Екатеринбург, в отличие от центральных городов, в частности, Петербурга, литературное постижение которого шло практически параллельно с его строительством, не получил столь развернутого художественного контекста.

В первом параграфе Модель описания Екатеринбурга в текстах первых десятилетий и путевых заметках XVIII - начала XX веков представлен образ Екатеринбурга в письменных источниках первых десятилетий города и путевых заметках XVIII — начала XX веков. Свидетельства о раннем периоде становления города сохранились по преимуществу в текстах информативного, официально-делового жанра: письмах в столицу, сообщающих о ходе строительства нового завода, планах, комментариях к картам и чертежам, технических описания. Их цель — обозначить четкую привязку к местности нового горо-

да, описать его устройство, дать представление о природных особенностях и т. д. Образ Екатеринбурга формируется в текстах первых десятилетий, фиксирующих суждения и впечатления о городе его основателей и первостроителей, и тех, для кого это пространство было чужим, незнакомым, экзотическим. Эти тексты создавались в русле просветительской традиции. Процессы, развивающиеся на некогда пустой территории, означали, прежде всего, ее упорядочивание, превращение в часть Российской империи. В трудах В. Н. Татищева «Наказ» (1721— 1723) и В. И. Геннина «Абрисы» (1734), написанных в первые годы существования Екатеринбурга, воссоздаются напряженные ситуации рождения нового города, формируется подробное описание города-завода, отражается система представлений его основателей о том, каким должен быть новый город и складывающиеся в нем отношения.

Представления о городе его основателей оказывают значительное влияние на формирование образа Екатеринбурга, выделяя устойчивые атрибуты (камень, железо, золото) и важнейшие локусы его пространства (завод, фабрика, лаборатория). Уже в этих текстах очевидна одна из самых ярких особенностей города первых лет — его жесткий полувоенный уклад, строгая дисциплина, тяжелейшие условия труда. Даже в столь скудных источниках видна драматическая история становления большого города, будущего центра уральской промышленности, перед которым поставлены важные государственные задачи.

В «оптике путешественника» Екатеринбург выглядит крупным развитым городом, декларируется его «столичность», приравненная к красоте, многолюдности. Но следует учитывать «предопределенность» маршрутов тех, кто приезжает в город, именно поэтому мы выделяем среди корпуса текстов специфический «посетил-фрагмент» (эпизоды, в которых описываются преимущественно несколько городских пространств - это завод, гранильная фабрика, монетный двор)1, подтверждающий, что впечатление о городе приезжего во многом формируется уже существующими стереотипами. Живущий в нем скорее напишет о провинциальности, скуке, отсутствии культурных центров и т. д. Негативные замечания о городе появляются и в записках путешественников более позднего времени. Мы можем наблюдать в путевых заметках отражения процессов превращения Екатеринбурга из «столицы

1 См. несколько примеров «посетил-фрагмента»: «Кто хочет познакомиться с горным и заводским делом, тому стоит только посетить Катариненбург» (И.-Г. Гмелин, 1733); «осматривали все примечательное; видели, как промывают золото <...>; заходили в мастерские, где для петербургских дворцов отделываются огромной величины и превосходной работы малахитовые, порфировые, яшмовые разных цветов вазы» (Ф. Ф. Вигель, 1806); «я успел неоднократно побывать на Нижноисетском, где льются, высверливаются , оттачиваются гранаты и бомбы, на Уктузском и известном Верхнеисетском заводах» (П. А. Словцов, 1828) (Злоказов Л. Д., Семенов В. Б. Старый Екатеринбург. Город глазами очевидцев. Екатеринбург, 2000).

заводов» в рядовой провинциальный город, что связано с объективно-историческими обстоятельствами (потерей статуса «горного города», спадом промышленного производства и т. д.). Оценка города зависит также от «состава» посещающих город: если в XVIII — начале XIX века это были в основном ученые, люди, связанные с заводским и горным делом, сопровождающие царственных особ или те, кто направлялся или возвращался из ссылки, то в XIX — начале XX века город больше посещают журналисты, писатели, люди искусства. Соответственно, несколько изменяются акценты в описаниях, которые становятся более живыми, изображая повседневную жизнь города. При этом матрица восприятия города остается той же, несмотря на расширение его пространства, изменения в социальной и промышленной сфере: жанр путевого очерка основан на «заемных», исторически сложившихся знаниях о городе, личном опыте пишущего и субъективных впечатлениях. Данная модель описания города в жанре путе-

1

вых записок или «записок гостя» является действенной и до сих пор .

Первым художественным текстом, отражающим пространство Екатеринбурга, можно считать незаконченное произведение Андрея Лоцманова «Негр, или Возвращенная свобода» (1823). Несмотря на то, что образ города здесь весьма условен (Екатеринбург аллегорически изображен в образе бразильских приисков, на которых невольники добывают алмазы), мы присоединяем этот фрагмент к корпусу екатеринбургских текстов: написанный в Екатеринбурге, он отражал обстоятельства жизни самого автора — крепостного служащего Верх-Исетского завода. А. Лоцманов наметил контур будущего отношения в литературе к данному месту. Целостный художественный образ Екатеринбурга начнет создавать Д. Н. Мамин-Сибиряк, опираясь на сложившиеся представления о городе, его историю, городские легенды и были.

Во втором параграфе первой главы Образ Екатеринбурга в произведениях Д. Н. Мамина-Сибиряка нами рассмотрена специфика образа города, созданного уральским писателем в произведениях 1880-90-х годов, отразивших разнообразный спектр представлений, сложившихся к середине XIX века: от горнозаводского и золотопромышленного центра, крупного культурного и торгового города до глухой провинции.

Начиная с 1880-х годов, Екатеринбург упоминается в очерках: «От Урала до Москвы» (1881-1882), «Письма с Урала» (1884), «Путевые заметки — от Зауралья до Волги» (1885). Широкую историческую панораму развития города писатель представляет в очерке «Город Ека-

1 См. предисловие голландского литературоведа к сборнику стихов Б. Рыжего: Верхейл К. Любовь остается // Знамя. 2005. № 1. С.157-166.

теринбург» (1888). В своих публицистических произведениях Мамин-Сибиряк представляет Екатеринбург крупным, живым, деятельным, красивым городом с большими перспективами, создавая его позитивный образ: «Что-то полное деятельности, энергии и предприимчивости чувствовалось в этой картине города, с 30-тысячным населением, заброшенного на рубеж между Европой и Азией»1. Но и любовь писателя деятельная: ощущая необычность города, он серьезно подходит к изучению его истории, обстоятельств возникновения, а также к анализу современной ситуации. Этот факт отличает очерки Мамина-Сибиряка от путевых записок, посвященных Екатеринбургу. Теперь это не «взгляд извне», а презентация города человеком, в нем живущим, желание показать его необычность, лучшие стороны, настоящие и потенциальные возможности. Не случайно именно Мамину-Сибиряку — литератору, а не историку — был заказан исторический очерк к первому статистическому справочнику о городе - «Город Екатеринбург» (1888).

Опираясь на корпус разножанровых произведений Мамина-Сибиряка (от очерков до романов), мы можем наблюдать объемный и целостный образ Екатеринбурга, создавая который, Мамин-Сибиряк привлекает реальные улицы, площади, особняки города и исторические факты его развития, но при этом выстраивает оригинальную интерпретацию формирования Екатеринбурга. Показательным примером является роман «Приваловские миллионы», прообразом основного места действия которого писатель выбирает самый примечательный городской локус (усадьбу Расторгуева - Харитонова), а в качестве коренных уральских типов выводит золотопромышленников - старообрядцев.

Образ Екатеринбурга в произведениях Д. Н. Мамина-Сибиряка представляет широкий спектр провинциальных коннотаций, зафиксированных, в частности, в семантическом разнообразии названий городов, прообразом которых стал уральский город в романах «Приваловские миллионы» (1882), «Общий любимец публики» (1889), «Без названия» (1894); повестях «Нужно поощрять искусство» (1887), «Доброе старое время» (1889), «Пир горой» (1894), «Верный раб» (1894); рассказах «Башка» (1884), «Золотая ночь» (1884), «Поправка доктора Осокина» (1885), «Жид» (1893), пьесе «Золотопромышленники» (1885) и других произведениях.

В творчестве Мамина-Сибиряка мы наблюдаем уникальное явление реализации многомерности географического и культурного пространства в имени. В разнообразии всего комплекса названий городов — литературных двойников Екатеринбурга (Узел, Пропадинск, Сосно-

1 Мамин-Сибиряк Д. Н. Собр. соч. : в 12 т. Свердловск, 1951. Т. 12. С. 131.

горек, Загорье, Бужоем) воспроизводится универсальный образ провинции, объединяющий ее положительные и отрицательные признаки: от 'богатого природного края' и 'живого узла материального существования' (Сосногорск, Загорье, Узел) до 'глухого угла' и 'пропащего места' (Пропадинск, Бужоем).

Но и сами названия внутренне глубоко связаны. Смысл имени «Пропадинск», в котором соединились значения глагола «пропасть» — 'утратиться, исчезнуть, погибнуть, умереть, перестать существовать, пройти бесполезно, безрезультатно' (последнее может относиться к жизни в провинциальном локусе) и существительного «пропасть» с его метафорическим 'дойти до тяжелого, гибельного состояния', перекликается с более привлекательными в смысловом отношении «Со-сногорском» и «Загорьем», в которых объединяющей частью является «гора», один из основных символов горного города Екатеринбурга. Но среди мифологических значений этого символа есть понятие верха и низа, преисподней, пропасти, которая может восприниматься и в контексте реального горного рельефа. В свою очередь имя «Загорье» «с характерной для находящегося по ту сторону бытия «захолустья» приставкой за-»1 входит в ряд значений имени «Пропадинск». Отмеченные нами особенности названий отражаются и в текстах, которые содержат всю полноту авторского видения города.

В отличие от Сосногорска, Загорья и даже Узла, чьи значения в соотнесении с реальным Екатеринбургом поддаются расшифровке, литературный топоним Бужоем («Нужно поощрять искусство») остается «темным местом». Смысл его можно понять только в соотнесении с содержанием повести. Тематической доминантой произведения становится мотив смерти: в экспозиции умирает актриса, приехавшая в Бужоем на гастроли, в финале - ее маленький сын. Еще одна актриса городской театральной труппы угасает в чахотке. Бужоем изображен «городом смерти», судьба живущих в нем заранее предопределена.

Скорее всего, основой имени Бужоем послужило какое-то диалектное слово, но обнаружить таковое в словарях уральских говоров нам не удалось. Однако в Толковом словаре живого великорусского языка В. И. Даля приводятся омонимичные формы: бужатъ (глагол) и бужатъ (существительное) (архангельские говоры, ударение на первый слог) с весьма любопытными значениями (правда, Даль ставит к ним помету «недостаточно ясное слово»): 'рыть песок или глину, ломать из земли камень, яма, из которой добывают песок'. Второе значение глагола — 'умирать, издыхать, околевать, испускать дыхание'. В этом же корне слов приведены

1 Белоусов А. Ф. Символика захолустья (обозначение российского провинциального города) // Геопанорама русской культуры. Провинция и ее локальные тексты. М., 2004. С. 476.

этом же корне слов приведены существительные бужва — 'биение жил, пульс' и бужлец — 'мертвый узел'.

Любое из этих значений в сочетании со значением второго корня имени ем, емитъ — 'брать, собирать, имать (иметь)', становится ключом к пониманию смысла имени и основной идеи произведения.

«Псевдонимы» Екатеринбурга еще раз указывают на противоречивость образа города в произведениях уральского писателя. На первый план выходит оппозиция столица/провинция, что в принципе свойственно локальным текстам. Именно на пересечении характерных признаков провинциального (скуки, грязи, запустения) и столичного (активности, многолюдности, деятельности) и возникает Екатеринбург Мамина-Сибиряка.

В третьем параграфе первой главы Иронический портрет Екатеринбурга в фельетонах В. П. Чекина мы исследуем «низовой» образ Екатеринбурга в фельетонах 1910-х годов екатеринбургского журналиста В. П. Чекина (псевдонимы Никто-не, Еноткин), опубликованных в местной периодике (газеты «Уральский край», «Голос Урала», «Зауральский край»), В этих фельетонах отразилась очередная трансформация образа Екатеринбурга, связанная с его закрепившимся административным статусом — уездный город Пермской губернии.

О судьбе В. П. Чекина сведений почти не сохранилось. Исследователь уральской фантастики И. Халымбаджа сообщает, что свою журналистскую деятельность В. П. Чекин начинал в западных губерниях России (город Белосток), в 1900 году была опубликована его единственная известная книга «Без названия: фантазии, поэма и мелкие стихотворения». Затем несколько лет он сотрудничал в газетах провинциальных приволжских городов: Владимир, Нижний Новгород, Ярославль, Казань, печатался и в столичных изданиях1. 1910-1919 годы — период его активной работы в екатеринбургской печати. В послереволюционный период его фельетоны под псевдонимами Никто-не, Никто появляются на страницах уральской периодики, в основном «Уральского рабочего» в 1920-х годах.

Фельетоны, принадлежа феномену массовой литературы, являются носителями «низового» образа города, поскольку, в силу особенностей жанра, отражают городскую повседневность в ее — чаще негативных — проявлениях. Доминирующий в фельетоне принцип изображения повседневных жизненных практик делает фельетон «зеркалом» городской культуры начала XX века. Несмотря на то, что фельетон в силу природы жанра обращался в основном к негативным сторонам

1 Халымбаджа И. Г. Русские фантасты и сказочники. Библиографический словарь (неопубликованная рукопись).

городской жизни, его страницы отражают представления горожан о городе и о себе. Материалом для Чекина становится среда провинциального города, его природно-географические особенности и характеры обывателей.

Если рассматривать творчество Чекина екатеринбургского периода как единый текст, можно обнаружить, что образ города в нем предельно мифологизирован. В его фельетонах четко выявляется «мифологическое ядро», объединяющее уже сформировавшиеся знаки города: камень, золото, железо (завод). Не будучи коренным екатерин-буржцем, писатель достаточно последовательно придерживается именно этих закрепленных в различных текстах представлений о городе. Екатеринбург в его фельетонах - это «царство руд и сапфиров», «чудовищных золотых самородков», сказочного богатства земных недр: «По совести сказать, здесь даже не пристало / Быть городу: весь начинен Урал / Металлами различными, камнями»1. Устойчивые представления о городе, «стоящем на камне и железе», отражаются в именах героев (Кирпич Гранитович Чугунов), используются в изображении общественной жизни: «Екатеринбург медленно-медленно оттаивает. Кое-где под гранитной корой, одевшей местную общественную жизнь, слышится робкий шепот первых ручьев»2. Но, в соответствии с законами жанра, городской миф получает ироническое переосмысление, доводится до абсурда. Драгоценные камни, золотые слитки, полезные ископаемые валяются здесь под ногами: «Свинья топаз тут выкопала рядом: / Прозрачен, как слеза, чудовищный размер», «На площади торговой / Нашли мальчишки слиток золотой», «Сейчас на берегу пруда <...> / Платина, серебро, свинцовая руда <.. .> Близ первой части городской // Рубинов залежь под тюрьмой... / Вблизи больничного забора / Валялся крупный изумруд» («Радужный сон лорд-мэра»).

Создавая иронический образ екатеринбургского обывателя, В. П. Чекин также обращается к образу камня и уральской природы: «Люди, населяющие Екатеринбург, по преданию, произошли из камней, набросанных на берегах соседнего Шарташского озера. Они крепки, упорны и грубы, как старые, проросшие лишаями уральские камни <...>. Речь населения напоминает сталкивающиеся круглые булыжники, остроумие — осколки вековых сосновых пней, глубокомыслие — то запутанные тропинки бесконечных лесов, то старые заброшенные шахты, вырытые мозолистыми руками безграмотных старателей»3. Городской миф пересекается в фельетонах с мифом провинциальным,

1 Радужный сон лорд-мэра // Голос Урала. 1912. 14 марта.

2 Трепет жизни // Голос Урала. 1912. 10 марта.

3 Рапорт музы Мельпомены Богу Аполлону // Голос Урала. 1912. 12 сентября.

образ города включается в общую парадигму провинции. В. П. Чекин, хорошо знавший российскую провинцию, отмечает необычность Екатеринбурга, на фоне которой недостатки его действительности, высмеиваемые в фельетонах, становятся еще острее.

В восприятии и изображении города В. П. Чекин следует уже существующей литературной традиции, в которой самым значительным авторитетом для него является Д. Н. Мамин-Сибиряк. Следование традиции Мамина-Сибиряка выражалось в отношении Чекина к историческому прошлому города, более значительному, с его точки зрения, чем настоящее.

Специфика отражения образа города в фельетонах В. П. Чекина 1910-х годов связана прежде всего с тем, что фельетоны, день за днем фиксируя городскую реальность, играют роль своеобразного «дневника». Город для «городского фельетониста» — это не только предмет рефлексии, но и специфическое средство к существованию. Фельетоны должны были появляться практически в каждом номере ежедневных газет, и совершенно очевидно, что оттачивать и дорабатывать материал у автора не было времени. Можно выделить ряд тем и сюжетов, наиболее часто эксплуатируемых автором: пошлые обывательские нравы, бездействие городских властей, плохое благоустройство городских улиц и т. п. Поэтому образ города в фельетонах, приобретая некоторую клишированность, одновременно выявляет ядро представлений о нем, в котором отражаются и знаки провинциального города, и индивидуальные черты Екатеринбурга.

Вторая глава Трансформация образа Екатеринбурга / Свердловска в литературе 20-40-х годов XX века посвящена анализу образа города в литературе советского периода (20-40-е годы XX столетия) и разделена на два параграфа, каждый из которых представляет, соответственно, анализ текстов (художественных, публицистических и мемуарных) 1920-30-х и 1940-х годов.

Первый параграф второй главы Трансформация образа города в произведениях свердловских авторов 20-30-х годов XX века посвящен модификации образа Екатеринбурга / Свердловска в указанный период. 20-30-е годы XX века занимают особое место в трансформации образа города. Общеизвестно, что характерным признаком этого периода становится пафос обновления, вера в безграничность человеческих возможностей и в то же время усиливающаяся нормативность искусства и литературы. Идеи индустриализации существенно повлияли на формы изображения города в литературе, в частности, эти изменения коснулись и Екатеринбурга. В корпусе текстов екатеринбургских авторов, работавших в широком жанровом спектре (лирические стихотворения, рассказы, очерки, повесть), подчеркивается активное творческое начало города, с которым связывается прежде все-

го преобразовательная деятельность. Образ города теряет индивидуальные черты: в период 1920-30-х годов складывается модель описания промышленного города, включающая в себя определенные знаки: завод как центральный образ, призывные звуки заводских гудков, веселые молодые лица, радость труда и т. д. Похожие изображения городов встречаются во многих произведениях этого периода. Обращение к историческому прошлому города также не придает его образу индивидуальности, поскольку ограничивается воспоминаниями о тяжелой доле заводских рабочих и революционной борьбе. В русле становления традиции описания промышленных городов в литературе изображает Свердловск В. В. Маяковский в стихах 1924 года.

В то же время издавна сложившиеся устойчивые представления о городе становятся благодатной почвой для нового мифотворчества. Так, облик города связывается с образом помолодевшего рабочего, а городское пространство значительно по сравнению с реальностью расширяется, наполняясь по воле автора огромными зданиями и сильными людьми, солнцем и шумом: «Куда не посмотришь, всеми цветами радуги переливают майки, площади гудят разудалыми боевыми песнями, эхо перебегает из улицы в улицу <...>. Бегут пары, пятерки, десятки, соревнуются в резвости целые коллективы»1. Перспективный образ существующего более в воображении города начинает играть значительную роль в литературе этого периода.

В период 1920-30-х годов особая мифология, которая придаст всему региону и Екатеринбургу как его центру особый статус и пути к идентификации, вызревает в творчестве П. П. Бажова.

Трансформация, которой подвергается образ Свердловска в произведениях писателей 1920-30-х годов, связана прежде всего с новым взглядом на социалистический город, формирующимся под влиянием событий, совершающихся в стране. В связи с преобразованиями, происходящими в Свердловске, он перестает восприниматься глухим провинциальным городом. Из описаний города исчезают знаки провинции, но появляются клишированные черты города будущего, города Солнца, где всем правит труд, а люди разумны и счастливы. Отдаляясь от традиции изображения провинциального города, свердловские поэты и писатели приходят к другой, более глубинной — изображения города-утопии, в котором индивидуальные черты подавляются всеобщей государственной мечтой о светлом будущем: «И простор и свежесть больших пространств, // Солнце, что в городе править будет,

// Нам расправят плечи, и выпрямят стан, // И дышать научат полною

2

грудью» .

1 Гранин Б. Годен! //Штурм. 1932. № 1. С. 50.

2МедяковаЕ .Солнечный город // Рост. 1930. № 4. С. 19-20.

На первый план в описании Свердловска выходит его производственная составляющая, стирая индивидуальные черты. Поэтому образ города унифицирован и схематизирован, и если в нем и выделяются особые черты, то они связаны с его «официальным назначением» в структуре государства. Представление о Свердловске как промышленном городе, разумеется, вытекает из его «екатеринбургской истории», но, тем не менее, город признается новым, отрывается от своих корней. Усиленно создается образ идеального города в круге иной символики: меняется городской ландшафт (грязь, плохое обустройство улиц исчезают из произведений), и даже уральская погода становится устойчиво солнечной.

В подходе к изучению образа Свердловска 1940-х годов (параграф второй Свердловск военного времени в зеркале словесности) главным критерием для нас была масштабность основного события этого периода — Великой Отечественной войны, оценка которого не укладывается в рамки только художественных жанров. Фиксация такого огромного явления, как война, военный тыл, которым сразу становится Свердловск, ведется самыми различными способами, причем это живой, развивающийся вплоть до наших дней текст. Подтверждением тому служат произведения на военную тему современных авторов: Н. Никонова, Г. Дробиза, Н. Мережникова, М. Никулиной, В. Блинова и многих других, а также воспоминания горожан — очевидцев тех лет. Поэтому мы сталкиваемся с огромным корпусом текстов, различных и в жанровом, и в художественном отношении.

Среди них произведения свердловских литераторов, имевших возможность наблюдать изменения города в военный период (Б. Ря-бинин, К. Мурзиди, В. Занадворов и др.), тексты эвакуированных поэтов и писателей (А. Караваева, А. Барто, О. Высоцкая и др.). Важным источником исследования является газетная публицистика, сохранившая, несмотря на свойственную прессе того времени тенденциозность, живой облик города и горожан. Способом верификации и расширения образа Свердловска военного времени, представленного в художественной литературе 1940-х годов, стал анализ воспоминаний об этом периоде, которые, в свою очередь, также представляют разнородные тексты, существенно отличаясь оценками. Это «официальные», вышедшие в 1985 году мемуары Б. С. Рябинина «Говорит Урал. Музы не молчали», опубликованные письма и воспоминания современников, собранные в последнее время и не связанные цензурными ограничениями (книга «Мы приближали Победу», изданная в 2000 году), а также близкие к ним устные воспоминания.

Образ города, создаваемый в этих текстах, вновь обретает собственное лицо, несмотря на многочисленные уступки существовавшему канону изображения военного города. Свердловск представлен писателями как «вооруженный лагерь» (К. Мурзиди),

телями как «вооруженный лагерь» (К. Мурзиди), горожане осознают ответственность за то, что происходит на фронте, порой сам город называется фронтом. В произведениях военных лет значительное место занимают мотивы, актуальные для общелитературного процесса этого периода, например, мотив детства, оборванного войной (ребенок, стоящий на ящике у станка).

Одним из важнейших в произведениях 40-х годов становится образ завода, приоритет которого уже был закреплен в предыдущий период, но он наполняется дополнительным смыслом: Свердловск — город, работающий для фронта, для Победы. Именно этот образ писатели должны были донести до читателя, рассказать о людях, совершающих трудовые подвиги, работающих, не щадя себя, для нужд фронта. Портрет города дополняется фигурами подростков, женщин, заменивших у станков на заводе мужчин, ушедших на фронт. Несмотря на пропагандистский характер, оптимистические, бодрые интонации, появление новых клише, образ военного Свердловска «теплеет», в нем проявляется гуманистическое начало, связанное с тем, что для многих эвакуированных сюда людей город становится хоть и временным, но домом.

Мы анализируем тексты как художественного, так и мемуарного характера, в которых образ Свердловска, ставшего в период войны эвакуационной базой, приобретает специфические черты дома-чужбины. В произведениях свердловских авторов и воспоминаниях эвакуированных главная проблема текста эвакуации — одиночество, невозможность коммуникации — актуализируется не столь остро. Именно тесная связь живущих в городе с производством, заводом, другими видами деятельности облегчает тяготы эвакуации, что проявляется в текстах самых различных авторов. Произведения Б. Рябини-на, А. Караваевой, О. Высоцкой, Л. Младко и других авторов, воспоминания очевидцев стали основой для наших выводов.

В заключении обобщается специфика развития образа Екатеринбурга в литературе, высказывается ряд предположений о перспективах его дальнейшего изучения, подводятся итоги проведенного исследования, намечаются перспективы дальнейшей работы.

Поскольку хронологический принцип выстраивания образа города был основным в нашей работе, интересно было определить точку концентрации городской символики, впрямую связанной с образом города. Такой точкой нам представляется городской локус - усадьба Расторгуева - Харитонова. Анализ текстов, связанных с эти особняком, представлен в приложении.

По теме диссертации опубликованы следующие работы:

1. Клочкова Ю. В. Екатеринбург в системе образов творчества Д. Н. Мамина-Сибиряка // Культура Екатеринбурга: время зрелости и перспективы : материалы науч.-практ. конф. Екатеринбург, 1998. С. 67-70. 0,2 п. л.

2. Клочкова Ю. В. Система уроков факультативного курса 10-11 классов гуманитарной специализации «Город Екатеринбург -литературный герой произведений Д. Н. Мамина-Сибиряка // Проблемы литературного образования школьников : материалы науч.-практ. конф. «Филологический класс: наука - вуз - школа». Екатеринбург : Урал. гос. пед. ун-т, 1999. С. 136-138. 0,2 п. л.

3. Клочкова Ю. В. Трансформация городского мифа в произведениях свердловских авторов 20-30 годов 20 века // Русская литература I половины 20 века : учеб. пособие. Екатеринбург: Изд-во Урал, ун-та, 2002. С. 279-292. 1,2 п.л.

4. Клочкова Ю. В. «Псевдонимы» Екатеринбурга в произведениях Д. Н. Мамина-Сибиряка: от Узла до Пропадинска // Творчество Д. Н. Мамина-Сибиряка в контексте русской литературы : материалы науч.-практ. конф. Екатеринбург, 2002. С. 184-186. 0,2 п. л.

5.Клочкова Ю. В. Образ Екатеринбурга в произведениях П. П. Бажова // Человек в мире культуры : материалы всерос. науч.- практ. конф. Екатеринбург: Урал. гос. пед. ун-т. 2003. С. 137-141. 0,2 п. л.

6. Клочкова Ю. В. Екатеринбург в творчестве П. П. Бажова / Ю. В. Клочкова // Творчество П. П. Бажова в меняющемся мире : материалы межвуз. науч.-практ. конф. Екатеринбург, 2004. С. 70-76. 0,6 п. л.

7. Клочкова Ю. В. Литературный образ Свердловска в произведениях военных лет / Ю. В. Клочкова // Литература Урала: история и современность : сборник статей. Екатеринбург : Изд-во АМБ, 2006. С. 128-135. 0,7 п.л.

Лицензия на издательскую деятельность ЛР №00069, выдана 10.09.99 г. Подписано в печать 24.04.2006. Бумага ВХИ. Формат 60x90 1/16. Гарнитура Times New Roman. Печать офсетная. Усл.-печ. л. 1, 25. Уч.-изд. л. 2. Тираж 100 экз.

ООО «Уральское издательство», 620017, г. Екатеринбург, а/я 822. e-mail: uralizdatel@r66.ru

 

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Клочкова, Юлия Владимировна

Введение

Глава I. Образ Екатеринбурга: от путевых записок к художественному тексту

1.1 Модель описания Екатеринбурга в текстах первых десятилетий и путе- 24 вых заметках XVIII - начала XX века

1.2. Образ Екатеринбурга в произведениях Д. Н. Мамина-Сибиряка

1.3. Иронический портрет Екатеринбурга в фельетонах В. П. Чекина

Глава И. Трансформация образа Екатеринбурга-Свердловска в литературе 20-40-х годов XX века

2.1. Трансформация образа города в произведениях свердловских авторов 20-30-х годов XX века

2.2. Свердловск военного времени в зеркале словесности 140 Заключение 183 Список сокращений 191 Библиография 192 Приложение 1. Символические городские локусы: Харитоновский дом в Екатеринбурге

 

Введение диссертации2006 год, автореферат по филологии, Клочкова, Юлия Владимировна

Город как сложный, непрерывно меняющийся продукт человеческой деятельности всегда привлекал к себе внимание исследователей. Являясь местом наиболее плотного скопления людей, центрами материальной и духовной культуры, узлом переплетения социальных и экономических отношений, город становился предметом осмысления разнообразных областей знаний: истории и философии, политологии и социологии, экономики, географии. Благодаря своей исторически сложившейся функциональной многозначности города представляют сферу интереса и приложения сил и практиков (градостроителей, архитекторов, экологов и т. д.), и деятелей искусства (художников, поэтов, писателей), поскольку, являясь своеобразной моделью мира, позволяют активно воздействовать на него либо осмыслять результаты такого воздействия. Со времен античности (Платон «Государство», VI в. до н. э.) использование образа города как модели мира в философских трактатах и художественных произведениях давало возможность их авторам выразить идеи о человеческой природе, о возможности или недопустимости ее исправления, о формах социального и общественного устройства (Т. Мор «Утопия», 1561; Т. Кампанелла «Город солнца», 1602; Е. Замятин «Мы», 1921; О. Хаксли «О, дивный новый мир», 1932 и т. д.)1.

Город мог казаться естественным или искусственным созданием, его образ наделялся положительным или отрицательным значением - в любом случае он всегда был предметом человеческой рефлексии. Современность неуклонно вносила перемены в жизнь города, меняя отношение к нему от полного неприятия до попыток разобраться в сложном процессе городского существования, в котором происходило не только накопление материальных благ, но и концентрация городского опыта, культурных и бытовых практик. Осмысление города как специфического образова

1 О городах-утопиях и осуществлении утопических идей в градостроительстве см.: Иконников А. В. Города утопии и реальное развитие // Город и искусство: субъекты социокультурного диалога. М., 1996. С. 75-84. ния приводило к его пониманию как исторически конкретного, меняющегося во времени и обладающего определенными смыслами места.

На сегодняшний день городское пространство представляется как открытая и динамичная система, как место мобильности и деятельности1. Исследователи пишут о невозможности оценивать город в качестве единого целого, «свести многообразие городских явлений к какой-нибудь сути или системной целостности», поскольку город, став прозрачным и растяжимым, теряет свои четко закрепленные части, представляя «сплав зачастую рассогласованных процессов и социальной гетерогенности» [Амин, Трифт 2002].

В гуманитарных науках город понимается как носитель смыслов культуры и представляет ряд особенностей организации жизнедеятельности общества. Исследовательский опыт показывает, что «главным ключом для входа в осмысленный мир урбанизации и города» является культура [Гольц 1996: 72]. Обращение гумани-таристики к теме города становится особенно актуальным в связи с повышением исследовательского интереса к символике пространства. Описания образов больших и малых городов ведутся самыми разнообразными путями. Если на заре развития урбанизма исследователи стремились представить города как целостные системы с присущими им собственной внутренней динамикой (так, Патрик Гедцес в 1915 году рассматривал город как организм, который невозможно понять вне анализа его исторической эволюции, экономических и других процессов жизнедеятельности, а также географического положения, климата и т. п.)2, то в настоящее время методологические подходы к исследованию пространства значительно дифференцирова

1 См. работы: Амин Э., Трифт Н. Внятная повседневность города // Логос. 2002. № 3-4; Глазычев В. Л. Культурный потенциал города // Культура города: проблемы качества городской среды. М., 1986. С. 11-24; Гольц Г. А. Проблемы духовной сферы города в систематике и основных направлениях урбанистики // Город и искусство: субъекты социокультурного диалога. М., 1996. С. 64—74; Дукелъский В. Ю. Город как источник культуры // Культура города: проблемы качества городской среды. М., 1986. С. 63-72; Зиммель Г. Большие города и духовная жизнь // Логос. 2002. № 3-4; Каганский В. Культурный ландшафт и советское обитаемое пространство. М., 2001; Кларк Д. Потребление и город, современность и постсовременность // Логос. 2002. № 3-4 и др.

2 См. об этом: ЗинченкоА. П. Средовой подход и игровые имитации города // Культура города: проблемы качества городской среды. М., 1986. С. 149. лись и усложнились. Использование различных культурных практик привело к представлениям о пространстве как о культурно-географическом объекте.

В обобщающей реферативной работе Н. Черняевой «Культурная география и проблематика «места»: обзор новой литературы» представлены работы современных западных исследователей, в которых содержится ряд центральных идей новой дисциплины, получившей название «культурной географии» («новой культурной географии»). Это работы «отцов-основателей» направления: А. Лефебра «Производство пространства», Э. Соджи «Постмодерные географии: восстановление пространства в критической социальной теории» и Д. Харви «Справедливость, природа и географическое различие», архитектора Д. Хайден «Власть места», социолога JI. Лофланд «Публичная сфера: исследуя сущность городской территории». В этих работах учеными выделяются следующие наиболее важные теоретические проблемы новой культурной географии: «проблема соотношения экономического и дискурсивного в производстве пространства, проблема «аутентичности» и «репрезентирования», проблема механизмов и факторов смыслообразования в сфере географии и ландшафта и др.» [Черняева 2005].

В отечественной науке подобный ракурс - исследование пространства с геокультурных позиций - прослеживается в работах Д. Замятина, В. Каганского, И. Корнева и др.

Разнообразные подходы к описанию урбанистического пространства отечественными и западными учеными представлены в журнале «Логос» (2002. № 3^). Возможность увидеть многообразие города возникает в ряде урбанистических дискурсов1: вид города, его история, теория, философия, искусство и др. Теоретизирование

0 городе (Г. Зиммель «Большие города и духовная жизнь», Д. Кларк «Потребление и город, современность и постсовременность», Ф. Кук «Модерн, постмодерн и город», Э. Амин, Н. Трифт «Внятная повседневность города») иллюстрируется описанием конкретных городов: Праги, Парижа, Венеции, Флоренции, Москвы (Г. Зиммель «Флоренция», «Венеция», Я. Шимов «Прага: скромное обаяние посторонней столицы», Н. Калашников «Москва. Окраины» и др.). Анализ городского пространства на пересечении экономики, политики, психологии и искусства дает возмож

1 Под дискурсом мы понимаем такое единство сознания, языка и реализующих их практик, которое гарантирует успешность социокультурной коммуникации. ность выявить разнообразие городских практик, особенности городского типа существования.

В книге французского писателя и антрополога Р. Кайуа «Миф и человек. Человек и сакральное» в главе «Париж - современный миф» предлагается методика анализа образа города, основанная на возможности разнообразных книжных материалов создавать представление о городе. Исследователь отмечает, что эти представления о городе становятся частью его психологической атмосферы, в чем узнаются черты мифических представлений. При подобном подходе литература становится предметом не столько эстетического анализа, сколько рассматривается с точки зрения психологического воздействия на общество, изучается ее мифотворческая функция. Приводя отрывки из произведений французских писателей, Кайуа отмечает, что «разнородные тексты на любом уровне рассмотрения демонстрируют неожиданное единство благодаря своей силе убеждения или даже порабощающего давления, которое в конечном счете и делает литературу чем-то довольно серьезным» [Кайуа 2003: 133]. Чтобы подобный анализ был наиболее полон и представителен, автор предлагает целую программу исследования образа города в наиболее драматические моменты его истории в произведениях французских авторов, анализ описания парижских нравов и их эволюции у различных писателей, реальных и поэтических картин Парижа и т. д.

Воссоздавая образ Вены рубежа XIX-XX веков, социолог и литературовед Б. Дубин в книге «Интеллектуальные группы и символические формы: очерки социологии современной культуры» анализирует особую урбанистическую атмосферу города «на краю европейских пространств», стремительно превращающегося в одну из крупнейших европейских столиц во многом благодаря деятельности представителей культуры и науки. Не случайно описание Вены этого периода исследователь начинает с обширного списка фамилий ученых, писателей, музыкантов, художников, не только прославивших город, но давшим начало школам, течениям, актуальным и по сей день. Но наряду с выделением и обобщением культурных проблем, автор описывает специфический уклад мегаполиса, включая структуру общества, процессы внутренней миграции, национальные проблемы, формы коммуникаций и даже особенности национальной кухни [Дубин 2004: 251-263]. По сути, и Р. Кайуа, и Б. Дубин, воссоздавая атмосферу Парижа и Вены, выходят на понятие мифологии места. Оба исследователя опираются на закрепившиеся за городом устойчивые представления, достоверность которых не вызывает сомнения и поэтому не нуждается в проверке. На грани материального и духовного опыта, интуитивного и объективного знания в сознании человека рождается образ города.

Пласты накопленных знаний позволяют создавать «городские биографии», в которых города представлены живыми организмами, растущими и меняющимися по собственным законам, хранящими свои тайны и особую ауру. В последнее время появляется множество подобных описаний городов1. Это не путеводители и не справочники, где собрана основная информация по истории, экономике, социальной сфере города, а именно его биография, причем не всегда выстроенная в строго хронологическом порядке. Автор книги «Лондон» П. Акройд предуведомляет: «Читателям этой книги придется блуждать в пространстве и в воображении» [Акройд 2005: 23], Дж. Бэнвилл в книге «Прага. Магические зарисовки» пишет: «Эта книга <.> пригоршня воспоминаний, вариации на тему. Попытка поколдовать, смешивая память с воображением» [Бэнвилл 2005: 6]. Подобные работы дают не только достоверные сведения о городах, но прежде всего представления о них, формирующиеся на протяжении многих лет.

П. Вайль в известной книге «Гений места» описывает города, привлекая «великих гидов» (Лос-Анжелес через творчество Чарли Чаплина, Сан-Франциско -Джека Лондона, Афины - Аристофана и т. д.). В результате, пишет автор, возникает «гибридный жанр», в котором смешаны литературно-художественные эссе, мемуары, путевые записки [Вайль 1999: 3].

Такой подход к описанию города не случаен. Одна из форм закрепления представлений о нем - художественные тексты. Первые исследования, посвященные анализу урбанистической среды в литературных текстах, связаны со столичными

1 Акройд П. Лондон: биография. М., 2005; Бэнвилл Д. Прага. Магические зарисовки. М., 2005 и др. городами как наиболее яркими и репрезентативными локусами. Классическими стали работы о Петербурге И. Гревса и Н. Анциферова. Исследователи показали развитие образа города в художественных текстах, отмечая наиболее важные этапы его формирования. Описывая тексты, посвященные образу северной столицы, авторы устанавливали между ними связи историко-генетического характера, выявляя черты, придающие образу города текучесть и изменчивость, но вместе с тем представляя его как органическое целое. Эти исследования открывают ряд работ, в которых образ города становится областью филологического анализа. Образам городов уделяется значительное внимание в трудах семиотической школы (Вяч. Иванов, 10. Лотман, А. Пятигорский, В. Топоров, Б. Успенский Т. Цивьян и др.), сформировавшей определенное видение текста, спроецированного в пространственную среду. Анализируя городское пространство в системе знаков, семиотики говорят об особом языке города (в чем прослеживается преемственность с идеями Н. Анциферова).

В работах Ю. Лотмана «Символика Петербурга и проблемы семиотики города», Вяч. Иванова «К семиотическому изучению культурной истории большого города», В. Топорова «Петербург и "Петербургский текст русской литературы"», Т. Цивьян «"Золотая голубятня у воды." Венеция Ахматовой на фоне других русских Венецию) и многих других - не только раскрываются индивидуальные черты городов, но и предлагается особая методика анализа географического объекта, ставшего предметом словесного изображения, что значительно расширяет возможности современной филологической науки в подходах к «текстам города».

В основе методики исследователей семиотической школы лежит представление о «населении» пространства смыслами в ходе человеческой деятельности. В. Топоров в работе «Петербург и "Петербургский текст русской литературы"» говорит о том, что многочисленные тексты о Петербурге, возникшие на протяжении его трехсотлетней жизни, сформировали некий сверхважный «в силу своей смысловой сверхуплотненности» конструкт общего характера - «Петербургский текст» русской литературы» [Топоров 2003: 6]. Исследователь выходит на понятие мифопоэтики - специфической поэтики текстов, основанной на мифе и всей сфере символического.

Миф выступает здесь качестве опоры, фундамента, основного стержня, вокруг которого кристаллизуется текст1.

В ряде многочисленных исследований Ю. Лотмана, посвященных Петербургу и петербургскому тексту, для нас важно высказанное исследователем положение о принципиальном семиотическом полиглотизме любого города, что делает его «полем разнообразных и в других условиях невозможных семиотических коллизий» [Лот-ман 1992, т. 2: 13], которое и открывает возможности семиотического анализа пространства. Вяч. Иванов в исследовании «К семиотическому изучению культурной истории большого города», опираясь на многочисленные древние тексты, описывает структуру архаичного города как модель, черты которой мы находим и в современных городах [Иванов 1986]. Т. Цивьян выделяет в разных описаниях одного и того же города минимальный набор признаков (сигнатур), тиражирующихся в самых разнообразных по содержанию, жанру, специфике текстах [Цивьян 2001]. Наличием сигнатур может характеризоваться любой «*ский текст», который, благодаря работам семиотической школы, стал «признанным концептом русской литературы» [Цивьян электрон, ресурс].

В последнее время появляются исследования синтетического характера, совмещающие литературоведческий и культурологический подходы к проблеме городского пространства (В. Абашев, А. Белоусов, Л. Зайонц, М. Строганов, Е. Эртнер и др.). Так, в монографии В. Абашева «Пермь как текст» (2000) предметом анализа становится Пермь как локальный текст, который формирует, по определению автора, «более или менее стабильная сетка семантических констант» [Абашев 2000: 13]. Исходя из современных определений текста и сверхтекста, дающих исследователю «технологичный инструмент анализа результатов символической деятельности человека по

1 Примером генерирующей роли мифа может послужить поэма А. С. Пушкина «Медный всадник», ставшая, как пишет В. Н. Топоров, особой мифологемой в корпусе петербургских мифов. В этой поэме отразились и пересеклись важнейшие петербургские мифы: миф «творения» Петербурга, подхваченный мифом о демиурге, выступающем и как Genius loci, и как фигура, не до конца исчерпавшая свою жизненную энергию и являющаяся городу в критические моменты жизни («мотив ожившей статуи»). При этом исследователь подчеркивает, что узловым моментом петербургского текста является одновременность возникновения «креативного» и эсхатологического мифов, взаимоориентированных друг на друга [Топоров 2003: 23]. адаптации места жизни к порядку культуры», В. Абашев анализирует тексты самого разного уровня и статуса: это и «пермский звериный стиль» как отдельный элемент пермского текста, значения и мотивы которого активно включаются в семантическое поле образности Перми, и городские символические объекты (Башня Смерти, Камский мост), и личность легендарного покорителя Сибири - Ермака, и Кама как один из самых семиотически напряженных участков пермского пространства.

Обращение именно к этим культурным фактам вызвано, как пишет исследователь, их наибольшей значимостью для пермского текста. Но основное место в исследовательском поле занимает его историко-литературный аспект. В. Абашев отмечает: «Художественная литература - самый креативный источник приращения любого локального (и пермского в том числе) текста, самый надежный его строительный материал» [Абашев 2000: 137]. Выявляя модель семиотики Перми, исследователь обращается к первым текстам, традиционно связываемым с пермской землей («Слово о житии и учении святого отца нашего Стефана» Епифания Премудрого), произведениям В. Каменского, Б. Пастернака, А. Решетова, В. Кальпиди как конкретным и художественно состоятельным вариантам пермского текста.

Необходимо заметить, что провинция достаточно рано сама начала себя осмысливать, выявляя пути к самоидентификации. Это подтверждают разнообразные факты. Так, в конце XVIII века после указа Екатерины II о вольных типографиях в провинциальных городах начинают издаваться литературно-художественные и общественно-политические журналы, объединяющие вокруг себя местное культурное сообщество и освещающие факты локальной жизни. Первым таким журналом был издаваемый в Тобольске «Иртыш, превращающийся в Ипокрену» (1789-1791), в котором в основном публиковала свои произведения тобольская интеллигенция. Со второй половины XIX века начинается создание научных обществ, проводивших изыскания в самых различных областях своего региона. В Екатеринбурге было основано Уральское общество любителей естествознания (1870), которое не только занималось краеведческими исследованиями, но и выпустило в свет более 40 томов «Записок У ОЛЕ» по вопросам истории, археологии, географии, этнографии края1.

Предметом современного научного изучения в гумапитаристике провинция становится относительно недавно. Начиная с 1990-х годов, проводится ряд конференций2, выходят монографические и диссертационные исследования3, сборники статей4, в которых изучаются теоретические проблемы «провинциального текста» русской культуры, анализируются художественные произведения.

При анализе провинциального текста в качестве репрезентативных можно рассматривать тексты разнородного характера: дневниковые записи провинциалов (Д. К. Равинский «Биография как «провинциальный текст»: Елизавета Дьякова» [Ра-винский 2001]), творчество малоизвестных провинциальных поэтов и писателей, в основном погруженных в локальные проблемы места своего проживания (стихи пермского учителя Михаила Афанасьева [Власова 2001: 160-171]), фельетоны екатеринбургского журналиста В. П. Чекина, речь о которых пойдет в данной работе, устные воспоминания, рассказы, заметки. Сбор и публикация подобных текстов, с одной стороны, позволяют восстановить подробности реальной жизни конкретного места, с другой, - значительно расширяют и обогащают проблематику научной области.

1 Об УОЛЕ см.: Липатов В. А. Уральское общество любителей естествознания и его фольклорная деятельность : автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 1984; Липатов В. А. «Дельно работающая интеллигенция» // Былое. Приложение к журналу Родина. 1998. № 77. С. 12. Зорина Л. И. Уральское общество любителей естествознания. 1870-1929. Из истории науки и культуры Урала / Ученые записки краеведческого областного музея. Т. 1. Екатеринбург : Банк культурной информации, 1996.

2 Мифы провинциальной культуры. Самара, 1992 г.; Провинция как социокультурный феномен. Кострома, 2000 г.; Провинция как реальность и объект осмысления. Тверь, 2001 г.; Город как культурное пространство. Тюмень, 2003 г.; Современный город: межкультурные коммуникации и практики толерантности. Екатеринбург, 2004 г.; Региональные культурные ландшафты: история и современность. Тюмень, 2004 г. и др.

3 Абашев В. В. Пермь как текст. Пермь, 2000; Эртнер Е. Н. Феноменология провинции в русской прозе конца XIX - начала XX века. Тюмень, 2005; Власова Е. Г. Уральская стихотворная фельетонистика конца XIX - начала XX века : дис. . канд. филол. наук. Екатеринбург, 2001; Сидякина А. А. Литературная жизнь Перми 1970-80-х годов: история поэтического андеграунда : дис. . канд. филол. наук. Екатеринбург, 2001 и др.

4 Русская провинция: миф - текст - реальность. М.; СПб., 2000; Филологический дискурс : вестник филологического факультета ТГУ. Тюмень, 2001; Геопанорама русской культуры. Провинция и ее локальные тексты. М., 2004 и др.

Можно выделить три пути, по которым идет изучение феномена провинции в филологической науке:

• создание теоретической базы, способы определения и самоопределения, разработка терминологического аппарата: JI. О. Зайонц «"Провинция" как термин»; Т. В. Клубкова, П. А. Клубков «Русский провинциальный город и стереотипы провинциальности»; М. В. Строганов «Провинциализм / провинциальность: опыт дефиниции»1; Я. Э. Ахапкина «Провинция, периферия - проблема номинации»; И. А. Разумо-ва, Е. В. Кулешов «К феноменологии провинции»2 и др.

• накопление материалов и источников: сбор, публикации и комментарий конкретных историко-литературных материалов: «Воспоминания А. А. Тарасовой (11/XI 1914, Пермь)» (публ. О. В. Дворяновой)3; «Н. А. Михайловская "Мой Ярославль и его дорогие обитатели"» (публ. Т. В. Цивьян); «Плоды просвещения. Из провинциального опыта эвакуированных» (публ. В. Н. Сажина)4; «Неопубликованная повесть В. Ф. Владиславлева» (публ. И. В. Мироновой)5; «Старый Екатеринбург: Город глазами очевидцев» (сост. JI. Д. Злоказов, В. Б. Семенов)6, «Литературная жизнь России на страницах пермской периодики: 1913 г.» (публ. В. В. Абашева)7 и др.

• формирование методики анализа локальных текстов, опыт сочетания академического и популяризаторского (краеведческого) направлений в изучении пространства провинции (включая пространство русской усадьбы). Этот путь, на сегодняшний день самый освоенный, включает разнообразные исследования от небольших заметок до диссертационных исследований и монографий: в. Абашев «Пермь как текст», Е. Дмитриева, О. Купцова «Жизнь усадебного мифа: утраченный и обретенный рай», Т. Цивьян «Из русского провинциального текста: "текст эвакуации"», ра

1 Русская провинция: миф - текст - реальность / Сост. А. Ф. Белоусов и Т. В. Цивьян. М.; СПб., 2000.

2 Провинция как реальность и объект осмысления: материалы научной конференции / Сост. А. Ф. Белоусов, М. В. Строганов. Тверь : Твер. гос. ун-т, 2001.

3 Геопанорама русской культуры. Провинция и ее локальные тексты. М., 2004.

4 Русская провинция: миф - текст - реальность. М.; СПб., 2000.

5 Провинция как реальность и объект осмысления : материалы научной конференции. Тверь, 2001.

6 Старый Екатеринбург: город глазами очевидцев (сост. Злоказов JI. Д., Семенов В. Б.) / Под ред. Г. П. Лобановой. Екатеринбург: ИГЕММО "Litica"; музей истории Екатеринбурга. 2000.

7 Первый курицынский сборник. Екатеринбург: Изд-во Урал, ун-та, 1998. боты JI. Зайонц, А. Белоусова, Т. Клубковой, П. Клубкова, М. Строганова и многих других исследователей.

В настоящее время все больше «культурных провинциальных гнезд» становятся предметом подробного описания и научного осмысления. В качестве отдельного объекта исследования в сборниках статей «Русская провинция: миф - текст - реальность» и «Провинция как реальность и объект осмысления» выделяется Тверь, в сборнике «Геопанорама русской культуры. Провинция и ее локальные тексты» -Пермь. Активно ведется освоение «тюменского текста», представленного во многих научных сборниках и материалах конференций, в частности, вестнике филологического факультета Тюменского государственного университета (2001), в материалах региональных научных конференций «Город как культурное пространство» и «Региональные культурные ландшафты: история и современность», проходивших в Тюмени в 2003 и 2004 годах.

Для нас особую значимость имеют исследования, посвященные образам городов Урала. Уральские города неоднократно упоминались в исследованиях и становились предметом научного анализа1. Наиболее полно на сегодняшний день описан «пермский текст». В работах В. Абашева, М. Абашевой, О. Буле, Е. Власовой, А. Сидякиной, Е. Сморгуновой и др. город Пермь рассматривается во взаимодействии самых разнообразных текстов и речевых жанров, изучаются отдельные периоды развития пермской культуры и литературы, вводятся в научный оборот новые события и литературные отклики на них.

В данном исследовании мы поставили задачу проанализировать образ Екатеринбурга в русской литературе, выделив основные этапы его становления.

1 См.: Милюкова Е. В. "Около железа и огня": картина мира в текстах самодеятельной поэзии южного Урала // Геопанорама русской культуры. Провинция и ее локальные тексты. М., 2004. С. 625-644; Милюкова Е. В. Челябинск: окно в Азию или край обратной перспективы // Русская провинция: миф -текст, реальность. М.; СПб., 2000. С. 347-361 -,ЛитягинА. А., ТарабукинаА. В. Зрительный образ маленького города // Провинция как реальность и объект осмысления. Тверь, 2001. С. 53-63; Равин-скийД. К. Златоуст - город на краю Европы // Геопанорама русской культуры. Провинция и ее локальные тексты. М., 2004. С. 66-69 и др.

Изучение региональной специфики в настоящий момент ведется в различных сферах гуманитарной науки. В работах историков М. Главацкого, А. Берковича, Н. Корепанова, С. Корепановой, В. Микиттока, В. Шкерина и др. фиксируется и анализируется богатая городская история, описываются важные события социально-политической, культурной и духовной жизни города, собраны сведения о его повседневности и горожанах1. Культурологи С. Кропотов, А. Мурзин, И. Мурзина и др. исследуют вопросы региональной идентичности, современных форм культуры и мифологии Урала и Екатеринбурга, географы Е. Анимица, И. Корнев и др. изучают природные, административно-производственные, социально-территориальные и геокультурные особенности городского развития . В работах исследователей раскрывается специфика и общие закономерности развития Екатеринбурга, разными средствами воссоздается образ данной локальной территории.

Созданная научная база дополняется эссеистикой екатеринбургских писателей (М. Никулина, О. Славникова и др.), где авторская концепция образа Екатеринбурга опирается на городскую историю и мифологию. Так, Ольга Славникова в эссе о городе: «Верхний и нижний пейзажи Екатеринбурга» [Славникова http://nlo.magazine.ru/dog/tual/rnain21.html], «"Я" в Екатеринбурге» [Славникова http://www.guelman.ru/slava/kursb2/9.htm] описывает, привлекая произведения других екатеринбургских писателей, свою концепцию Екатеринбурга. Останавливаясь на взаимодействии города с писателем, Славникова говорит о «странном сопротивлении» его материальной среды, о трудностях описания Екатеринбурга, отчасти объясняя этот феномен провинциальностью города. Один из способов преодоления «неподатливости материала» - наполнение его мифологическим содержанием:

1 Агеев С. С., Микитюк В. П. «Рязановы - купцы екатеринбургские. Екатеринбург, 1998; Главацкий М. Е., Делицкой А. И. Корпоративность екатеринбургских инженеров как форма выживания высокой технической культуры // Культура Екатеринбурга: время зрелости и перспективы. Екатеринбург, 1998. С. 55-57; Корепанов Н. С. В раннем Екатеринбурге (1723-1781 г.г.). Екатеринбург, 2001; Корепанов Н. С. В провинциальном Екатеринбурге (1781-1831). Екатеринбург, 2004; Микитюк В. П., ШкеринВ. А. Екатеринбургская мужская гимназия в 1900-1919 годах. Екатеринбург, 2002 и др.

2 Анимица Е. Г. Регионально развитие в контексте циклично-волновой методологии // Известия Уральского государственного экономического университета, 2001; Корнев И. Н. Столичные функции Екатеринбурга // Екатеринбург: от завода-крепости к евразийской столице. Екатеринбург, 2002; Корнев И. Н. Географический образ Урала в произведениях Д. Н. Мамина-Сибиряка // http://geo. 1 september.ru/2003/06/3.htm.

Чтобы описать Екатеринбург, его приходится выдумывать» [Славникова http://www.guelman.ru/slava/kursb2/9.htm]. Апелляция к мифу помогает вступить в соединение с пейзажем родного города, с неосознаваемым в обычном состоянии ума "здесь" и "сейчас". Утверждая, что уральское (соответственно, и екатеринбургское) обитаемое пространство в принципе «не-горизонтально», О. Славникова делит городской пейзаж на «верхний и нижний», каждый их которых имеет свою мифологию, причем мифология нижнего пейзажа, преобладающая в сознании горожанина (поскольку истинное земное тело для уральца не почва, а камень), создана П. П. Бажовым. По сути, речь идет о восприятии города в мифосимволической образности.

Екатеринбургский поэт М. Никулина в эссе «Место» в качестве центрального мифологического образа Урала и Екатеринбурга называет завод, заводское производство [Никулина 2002]. Утверждая, что он не только выполняет функцию «мифа о творении» (с завода начинался город), но и «мифа об Антее» (завод - это своеобразная привязка города к земле, инструмент «упорядочения и организации» земной энергии), М. Никулина обращается к творчеству Д. Н. Мамина-Сибиряка, изобразившего в романе «Приваловские миллионы» столкновение двух философий: заводской, т. е. «корневой», уральской, и не заводской, нездешней, и П. П. Бажова, представившего в своих произведениях Екатеринбург «железным городом». М. Никулина приводит строчку из автобиографической повести писателя «Дальнее - близкое»: «На железе родился, железом опоясался, железом кормится» [Бажов 1989: 192].

Однако для осознания целостного образа Екатеринбурга необходимо учитывать не только художественные тексты. В силу исторически сложившихся условий образ Екатеринбурга изначально был мало освещен в литературных источниках. Если в «петербургском тексте» роль генератора и хранителя мифов взяла на себя литература, то образ Екатеринбурга, гораздо менее художественно отрефлексированный, закрепляется в исторических и бытовых повествованиях, не всегда подтвержденных документально. Но даже точные сведения о городе, его история и топография, прокомментированные с использованием других нарративных практик, становятся текстом, который, наряду с официалыю-презентативным характером, носит символические черты.

Екатеринбургскими писателями и учеными предприняты попытки создания различных вариантов «биографий» города, основанных на его истории, описании наиболее значимых локусов, памятников архитектуры, жилых особняков и т. д. В книге В. Лукьянина и М. Никулиной «Прогулки по Екатеринбургу» (1997) город делится на зоны, каждая из которых представляет ту или иную ипостась его портрета в исторической перспективе и в то же время позволяет изучить город в отдельной фазе его развития. В книге Л. Злоказова и В. Семенова «Старый Екатеринбург» (2000) вехи истории и культуры Екатеринбурга воссоздаются в собранных и прокомментированных авторами документальных текстах (письмах, путевых записках и т. п.). Вышедшие в 2005 году книги В. Слукина и Л. Зориной «Улицы и площади старого Екатеринбурга», Н. Корепанова и В. Блинова «Город посредине России» представляют Екатеринбург через архивные материалы, сохранившие факты истории, городские предания и легенды, личный опыт авторов. Эти книги ценны тем, что комментируют изменения в пространстве города, возвращая его особнякам, улицам, площадям первоначальное предназначение, возрождая давно ушедшую городскую повседневность.

В настоящее время образ Екатеринбурга все чаще становится предметом филологических исследований. М. Литовская в статье «Бажов и символическое пространство Екатеринбурга» [Литовская 2004] рассматривает Екатеринбург сквозь призму творчества П. П. Бажова, который, по мнению исследователя, способствовал формированию «позитивного самоощущения жителей Урала и Екатеринбурга» [там же: 36]. «Мифологическое обоснование общего прошлого» необходимо городу с четко выраженным производственным назначением. Исследователь отмечает, что поиски идентичности, осмысление цели создания начинаются практически с момента основания Екатеринбурга. Они шли в попытках осознания себя в статусе столичного города, центра уникального региона, но все это тоже приводили к определенным противоречиям (отдаленность города от центра, старообрядцы как значительная часть состава населения). В период 1920-х годов, несмотря на попытку создания В. В. Маяковским образа «нового города», Екатеринбург-Свердловск подвергается унификации, характерной для литературного изображения советских городов в целом. Известность, приобретенная городом в связи с казнью здесь царской семьи, не способствовала созданию позитивной городской идентичности.

Значимость творчества П. П. Бажова для Екатеринбурга и всего Урала, как отмечает исследователь, очевидна в том, что «Бажов придал региону статус самодостаточного, наделив его к тому же полноценной мифологией и выведя происходящее в нем за пределы обозримой человеческой истории» [Литовская 2004: 35].

Проблеме авторского образа города посвящена статья Е. Созиной «"Екатеринбургский текст" Натальи Смирновой» [Созина 2005]. Впервые дается подробный анализ литературного образа Екатеринбурга на примере прозы Н. Смирновой. Интересно осмысление проблемы пространства города Смирновой как особой топографии, в которой выделяются несколько семантически значимых городских локу-сов, описываемых писательницей и по-новому, и с помощью языка, сложившегося раньше, который исследовательница относит к своеобразной народно-литературной мифологии. Особое внимание уделяется внутреннему пространству, который Е. Созина видит как комплекс персонажей, населяющих город, их приоритетов и отношений. Таким образом, пространство Екатеринбурга рассматривается как своеобразный мифотекст, в создании которого значительную роль играют универсальные законы, проявляющиеся «в множестве иных городских текстов и образов городской реальности» [Созина 2005:225].

Анализу городского локального мифа в контексте языковой картины мира посвящена статья И. Вепревой «Путешествие из Екатеринбурга в Свердловск и обратно (к проблеме мифологического сознания горожанина)» [Вепрева 2004]. Исследователь представляет имя географического объекта соучастником развития и поддержания мифологем обыденного сознания. Изменение имени города представляется исследователем как «сознательное формирование нового в средствах обозначения» [Вепрева 2004: 44]. Факты неоднократного переименования Екатеринбурга среди вариантов исследователь приводит «говорящее» имя Реваншбург) не только принадлежат истории, но и закрепляются в общественном сознании как смена мифологем.

В нашей работе сделана попытка увязать развитие городского мифа с периодами, в которые происходят коренные изменения образа Екатеринбурга.

Вопрос о мифе города, традиционно соотносимый с категорией локальных текстов1, выводит нас на вопросы самоидентификации провинциального города, среди которых решающее значение имеет оппозиция столица / провинция. Стремление к столичному статусу в любом его проявлении мы можем наблюдать у многих нестоличных городов: сопричастность столице позволяет провинциальному городу, во-первых, выдвинуться из множественного ряда, а во-вторых, осознать себя центром мира. О представлении места собственного пребывания как центра мира в качестве основного идеологического мифа провинции пишет В. Кошелев в статье «"В городе Калинове": топос уездного города в художественном пространстве пьес Островского» [Кошелев 2001]. Вопрос о формировании локальных текстов и, соответственно, мифа города, остается актуальным. Несомненно, становление мифа города и закрепление его в тексте - процесс долговременный и противоречивый, и одна из задач исследователя - изучение ключевых этапов его формирования.

Научная новизна исследования. Впервые предпринимается попытка целостного анализа образа Екатеринбурга в литературе XVIII - середины XX века2, для чего определен корпус текстов, в которых представлен образ Екатеринбурга / Свердловска и отразилась городская мифология. Разработаны и рассмотрены несколько типов описания Екатеринбурга в литературе. Представлен образ города в произведениях Д. Н. Мамина-Сибиряка. Введен в современный литературоведческий оборот

1 Строганов М. В. Две заметки о локальных текстах // Провинция как реальность и объект осмысления, 2001. С. 483^96; Лавренова О. А. Образ места и его значение в культуре провинции // Геопанорама русской культуры. Провинция и ее локальные тексты. М., 2004. С. 413—426 и др.

2 Отбирая тексты для анализа, мы руководствовались положениями, высказанными 10. Лотманом в статье «О содержании и структуре понятия "художественная литература"»: «Художественной литературой будет являться всякий словесный текст, который в пределах данной культуры способен реализовать эстетическую функцию» (Лотман Ю. М. Избранные статьи : в 3 т. Таллинн, 1992. Т. 1. С. 203). новый материал: фельетонистика уральского журналиста начала XX века В. П. Че-кина как репрезентативный текст о городе. Проанализированы особенности трансформации образа города в произведениях свердловских авторов 192(М0-х годов.

Объектом нашего исследования является образ Екатеринбурга / Свердловска в литературе XVIII - середины XX веков.

Предмет исследования - тексты XVIII - середины XX веков, отразившие наиболее значимые этапы становления и развития образа Екатеринбурга / Свердловска. Разнородность текстов, используемых нами в качестве источников (путевые заметки, мемуары и устные воспоминания о городе, художественная литература), необходима для того, чтобы представить образ города в исторической ретроспективе.

Цель нашего исследования - анализ литературы XVIII - середины XX веков, в которой представлено символическое пространство Екатеринбурга / Свердловска, для выявления формирования его образа.

Достижение поставленной цели потребовало решения следующих исследовательских задач:

• определить корпус литературных текстов, в которых представлен образ Екатеринбурга / Свердловска;

• выявить основные этапы формирования и трансформации образа Екатеринбурга / Свердловска в литературе;

• установить модель описания Екатеринбурга в текстах документального характера и путевых записках XVIII - начала XX веков;

• рассмотреть специфику образа города в произведениях Д. Н. Мамина-Сибиряка и фельетонах В. П. Чекина;

• проанализировать особенности трансформации образа Екатеринбурга / Свердловска в произведениях 192(М0-х годов.

Исходя из поставленных задач, мы определяем следующую структуру нашей работы. Работа состоит из введения, основной части, заключения и приложения.

Во введении рассматриваются общие подходы к анализу образа города, в том числе и провинциального, в современном литературоведении, дается краткий обзор исследований, посвященных этой теме, представляются пути изучения формирования образа Екатеринбурга.

Основная часть состоит из двух глав. Первая глава посвящена становлению образа города и закреплению его в литературных источниках и разделена на три параграфа. В первом параграфе представлен образ Екатеринбурга в текстах первых десятилетий города, а также путевых записках и письмах XVIII - начала XX веков, второй - посвящен анализу образа Екатеринбурга в произведениях Д. Н. Мамина-Сибиряка, в третьем мы исследуем «низовой» образ Екатеринбурга в фельетонах В. П. Чекина. Вторая глава посвящена трансформации образа города в литературе советского периода (20-40-е годы XX столетия) и разделена на два параграфа, каждый из которых представляет, соответственно, анализ текстов (художественных, публицистических и мемуарных) 1920-30-х и 1940-х годов.

В заключении обобщается специфика развития образа Екатеринбурга в литературе, высказывается ряд предположений о перспективах его дальнейшего изучения. В приложении представлен анализ текстов, посвященных одному городскому локусу (усадьбе Расторгуева-Харитонова). Список литературы включает 195 наименований.

Методологическая основа исследования. Ведущими подходами в исследовании выступают проблемно-тематический и типологический анализы, позволяющие проанализировать образ Екатеринбурга как целостную, динамично развивающуюся систему (Н. Анциферов, А. Белоусов, М. Строганов и др.). В отдельных случаях применяются элементы структурно-семиотического анализа (10. Лотман, В. Топоров, Т. Цивьяи и др.). Анализируя образ Екатеринбурга, мы опирались также на синтетические в методологическом отношении описания целостных образов городов в работах В. Абашева, Е. Милюковой, И. Разумовой, Е. Эртнер и др.

Положения, выносимые на защиту:

1. На процесс формирования и трансформации представлений о городе влияют его место в геополитическом пространстве, в частности, административный статус, внешний вид, городская повседневность со складывающейся в ней мифологией.

Основные этапы становления образа Екатеринбурга в литературе совпадают с исторически значимыми периодами развития города.

2. Образ Екатеринбурга впервые возникает в текстах документально-описательного характера, созданных в XVIII веке основателями города: комментариях к картам и чертежам, технических описаниях, письмах, рукописях и т. п. В этих текстах поясняется специфика строящегося города, определяемого как завод-крепость, описывается возникающее по заранее намеченному плану поселение. В первые годы существования Екатеринбург представлял форпост горнозаводского Урала, своеобразный аналог столицы - Петербурга. Уникальность Екатеринбурга как горного города была замечена посетившими город путешественниками. В путевых записках, основанных на непосредственных впечатлениях от города, его образ корректируется культурными стереотипами авторов (иностранцев либо жителей столицы). Несмотря на свою удаленность от центра, Екатеринбург соответствует их представлениям, каким должен быть горный город. В этих текстах о Екатеринбурге закрепляются ключевые символы города: завод, камень и золото, представляющие основные виды городских производств.

3. Первой попыткой перевода объективной реальности Екатеринбурга в художественный образ можно назвать незаконченное произведение А. Лоцманова «Негр, или Возвращенная свобода» (1823), в котором Екатеринбург аллегорически представлен как страна Бразилия, где невольники добывают алмазы на приисках. В произведении выделяются две важнейших составляющих образа города - каменное богатство и каторга заводов, рабочие которых были приписаны к ним навечно. С течением времени в развитии Екатеринбурга возникают серьезные внутренние противоречия, что отразилось в текстах о нем. Завод, с которого начинался город, постепенно теряет свое значение; утратив статус горного города, Екатеринбург начинает приобретать черты рядового провинциального населенного пункта.

4. Закрепление образа Екатеринбурга в литературе происходит в произведениях Д. Н. Мамина-Сибиряка, отразивших разнообразный спектр представлений о городе, сложившихся к середине XIX века: горнозаводской и золотопромышленный центр, крупный культурный и торговый город, глухая провинция. В произведениях писателя приобретает значение тема противоборства уникального и тривиально-провинциального в образе Екатеринбурга. Развернутому образу Екатеринбурга способствуют особенности повествовательных жанров произведений Мамина-Сибиряка, дающие возможность воссоздать многоплановый облик города.

5. Изменения в образе Екатеринбурга во многом зависели от внелитературных факторов. В середине XIX века Екатеринбург, превратившись в обычный уездный город Пермской губернии, продолжает оставаться для своих жителей негласной «столицей Урала». К началу XX века идея столичности подвергается иронической оценке, доминирующей в популярном в этот период жанре газетного фельетона, являющегося репрезентативным текстом, отражающим особенности городской жизни. Во введенном нами новом историко-литературном материале - фельетонистике екатеринбургского журналиста начала XX века В. П. Чекина - предметом рефлексии становятся факты актуальной городской повседневности, преимущественно, в силу природы жанра, в ее негативных сторонах.

6. В советский период трансформация образа Екатеринбурга связана как с реально происходившими преобразованиями, так и с заданными сверху идеологическими установками. Из прежних представлений о городе выделяется его заводская составляющая: преобладающим становится образ города-рабочего. В послереволюционный период описание городской повседневности переходит в очеркистику, а в художественных текстах Екатеринбург / Свердловск изображается как новый социалистический город с чертами утопического города будущего: солнечного, многолюдного, молодого. В годы Великой Отечественной войны образ города-завода в изображении Свердловска наполняется дополнительным смыслом: это город, работающий для фронта, для Победы. В образе военного Свердловска проявляется гуманистическое начало, связанное с тем, что город дает приют многим людям, становится для них хоть и временным, но домом. Целостный образ Свердловска военного времени помогают воссоздать устные и опубликованные воспоминания об этом периоде.

7. В процессе развитая города в нем выделяются места, несущие в городской среде особую смысловую, историческую, эстетическую значимость. Примером такого локуса в Екатеринбурге является Харитоновский дом, с которым связан корпус разнообразных текстов (художественные произведения, фельетоны, воспоминания), иллюстрирующих этапы истории дома. Харитоновский дом последовательно принимает на себя различные функции: городского жилища, страшного места, «увеселительного уголка», «детского мира». Его история, выстраиваемая в коллективном тексте о нем, иллюстрирует историю Екатеринбурга. Харитоновский дом становится знаком города, его «визитной карточкой».

 

Заключение научной работыдиссертация на тему "Образ Екатеринбурга/Свердловска в русской литературе"

Заключение

Мы проанализировали образ Екатеринбурга в литературе XVIII - середины XX века. Нами были отобраны разнородные и разножанровые тексты, с максимальной полнотой воссоздающие образ города в основные исторические периоды его развития, совпадающие с его трансформацией в литературе. Основным принципом отбора текстов для исследования стало наличие в них выраженного в слове образа Екатеринбурга. Мы убедились в том, что при анализе такой проблемы, как образ города, снимается вопрос, к какому «ряду» отнести творчество того или иного писателя. Произведения, на сегодняшний день мало упоминаемые, но написанные «по горячим следам», передают «живое дыхание» города, позволяют реконструировать его облик, поэтому заслуживают возрождения и активного включения в литературный контекст.

Мы выделили этапы формирования и трансформации образа Екатеринбурга в литературе, исходя из логики его исторического развития. В период XVIII - середины XIX века образ Екатеринбурга появлялся преимущественно в текстах документально-информативного (комментарии к схемам, планам, чертежам) и эпистолярного характера, а также в путевых заметках и воспоминаниях путешественников. Первой попыткой трансформации реального города в художественный текст можно назвать незаконченное произведение Андрея Лоцманова «Негр, или Возвращенная свобода» (1823). Развернутый литературный образ Екатеринбурга возникает и активно развивается в прозе Д. Н. Мамина-Сибиряка (1880-90-е годы). Для изучения образа Екатеринбурга начала XX века мы привлекли фельетоны екатеринбургского журналиста В. П. Чекина, опубликованные в городских газетах с 1910 по 1917 год. В 1920-30-е годы, когда город кардинальным образом меняет имя и образ, новое представление о городе в литературе появляется в основном в журнальных публикациях стихотворений, рассказов и повестей свердловских авторов. Еще одно существенное изменение образа города происходит в военный период, что отразилось в художественных текстах, публицистике и привлеченной нами мемуаристике.

Модель описания Екатеринбурга формируется в первых текстах о нем, фиксирующих суждения и впечатления о городе его основателей и первостроителей, а также тех, для кого это пространство было чужим, незнакомым, экзотическим. Описания города создаются в рамках определенной модели, складывающейся из представлений о городе его основателей, заложивших устойчивые знаки Екатеринбурга как столицы горных заводов (камень, железо, золото и т.д.), выделивших важнейшие локусы (завод, лаборатория, прииск и т.д.), организующих пространство города. Данная модель оказывается достаточно стабильной, хотя, естественно, и претерпевает некоторые изменения в историческом времени.

В незаконченном произведении Андрея Лоцманова «Негр, или Возвращенная свобода» возникает условный образ Екатеринбурга, аллегорически представленный в образе Бразилии. Автор, крепостной служащий Верх-Исетского завода, изображает в произведении обстоятельства собственной жизни, рисуя труд невольников на алмазных приисках. Лоцманов намечает контур будущего отношения в литературе к данному месту. Литературное оформление образ города получает в творчестве Д. Н. Мамина-Сибиряка. Нами рассмотрена специфика образа города в произведениях писателя 1880-90-х годов, отразившая разнообразный спектр представлений о нем, сложившихся к середине XIX века: от горнозаводского и золотопромышленного центра, крупного культурного и торгового города до глухой провинции

Опираясь на корпус разножанровых произведений Мамина-Сибиряка (от очерков до романов), мы можем наблюдать объемный и целостный образ Екатеринбурга, создавая который, Мамин-Сибиряк привлекает реальные локусы (улицы, площади, особняки) и исторические факты, но при этом выстраивает оригинальную интерпретацию истории развития города. Показательным примером является роман «Прива-ловские миллионы», прообразом основного места действия которого писатель выбирает самый примечательный городской локус (усадьбу Расторгуева - Харитонова), а в качестве коренных уральских типов выводит золотопромышленников - старообрядцев.

С другой стороны, образ Екатеринбурга в произведениях Д. Н. Мамина-Сибиряка представляет широкий спектр провинциальных коннотаций, зафиксированных, в частности, в семантическом разнообразии названий произведений. В творчестве Д. Н. Мамина-Сибиряка мы наблюдаем уникальное явление реализации многомерности географического и культурного пространства в имени. Проведя анализ всего комплекса названий городов - литературных двойников Екатеринбурга (Узел, Пропадинск, Сосногорск, Загорье, Бужоем), мы пришли к выводу, что в разнообразие имен города воспроизводится универсальный образ провинции, объединяющий ее положительные и отрицательные признаки. Имя в произведениях Мамина-Сибиряка дает возможность увидеть Екатеринбург как пространство особенное, отличающееся от других провинциальных городов и вместе с тем придает ему привычные черты глухой провинции.

К началу XX века видоизменившееся положение Екатеринбурга приводит к существенной трансформации представлений о нем. Он превращается в обыкновенный уездный город отдаленной от центра Пермской губернии. В качестве репрезентанта городского пространства начала XX века мы использовали фельетоны В. П. Чекина. Тексты являются носителями «низового» образа города, поскольку, в силу особенностей жанра, отражают городскую повседневность в ее - чаще негативных - проявлениях. Но именно эта особенность фельетона делает его чрезвычайно интересным, поскольку доминирующий в нем принцип изображения повседневных жизненных практик дает возможность выделить и проанализировать городскую культуру начала XX века. Предметом рефлексии в городском фельетоне становится факт частной, повседневной жизни. Несмотря на то, что фельетон в силу природы жанра обращался в основном к негативным сторонам городской жизни, на его страницах оживает ускользающая повседневность, отражаются представления горожан о городе и о себе. Одной из основных задач екатеринбургского фельетониста становится травестирование образа столицы Урала, статус которой, по его мнению, Екатеринбург пытается присвоить несколько преждевременно. Неоднократно возникает в фельетонах ставшая традиционной для уральской фельетонистики тема «спора Екатеринбурга и Перми» за честь называться столицей Урала.

Особое место в трансформации образа города занимают 20-30-е годы XX века. Общеизвестно, что характерным признаком этого периода становится пафос обновления, вера в безграничность человеческих возможностей и в то же время усиливающаяся нормативность искусства и литературы. Идеи индустриализации существенно повлияли на формы изображения города в литературе, в частности, эти изменения коснулись и Екатеринбурга.

В корпусе текстов екатеринбургских авторов, работавших в широком жанровом спектре (лирические стихотворения, рассказы, очерки, повесть), подчеркивается активное творческое начало города, с ним связывается прежде всего преобразовательная деятельность. Образ города теряет индивидуальные черты: в период 1920-30-х годов складывается четкая модель описания промышленного города. Похожие изображения городов встречаются во многих произведениях этого периода и могут относиться к любому населенному пункту. Обращение к историческому прошлому города также не придает его образу индивидуальности, поскольку ограничивается воспоминаниями о тяжелой доле заводских рабочих и революционной борьбе. В русле установившейся традиции описания промышленных городов в литературе изображает Свердловск В. В. Маяковский в стихах 1924 года, закрепляя своеобразный канон.

В то же время издавна сложившиеся устойчивые представления о городе, мифологическая составляющая его образа, становятся благодатной почвой для нового мифотворчества. Так, облик города связывается с образом помолодевшего рабочего, а городское пространство значительно по сравнению с реальностью расширяется, мгновенно наполняясь огромными зданиями и сильными людьми (рассказ Бориса Гранина «Годен!»). Перспективный образ существующего более в воображении города начинает играть значительную роль в литературе этого периода.

Особую роль в произведениях 1930-х годов играет цветосимволика. Так, контрасты мрачного прошлого и счастливого настоящего прослеживаются на уровне цветовой гаммы городского пространства, в которой темные цвета окрашивают прошлое, а светлые, яркие, солнечные, соответственно, настоящее (Г. Троицкий «Екатеринбург», К. Тюляпин «Стихи о Свердловске», С. Балин «Зеленый город»). Период 1920-30-х годов интересен также тем, что именно в это время в творчестве П. П. Бажова вызревает особая мифология, которая придаст всему региону и Екатеринбургу как его центру особый статус и пути к идентификации.

В подходе к изучению образа Свердловска 1940-х годов главным критерием для нас была масштабность основного события этого периода - Великой Отечественной войны, оценка которого не укладывается в рамки только художественных жанров. Фиксация такого огромного явления, как война, военный тыл, в который Свердловск превратился с первых дней войны, ведется самыми различными способами, причем это живой, развивающийся вплоть до наших дней текст. Подтверждением тому служат произведения на военную тему современных авторов: Н. Никонова, Г. Дробиза, Н. Мережникова, М. Никулиной, В. Блинова и многих других, а также воспоминания горожан - очевидцев тех лет. Поэтому мы сталкиваемся с огромным корпусом текстов, различных и в жанровом, и в художественном отношении. Поэтому мы сталкиваемся с огромным корпусом текстов, различных и в жанровом, и в художественном отношении.

Среди них произведения свердловских литераторов, имевших возможность наблюдать изменения города в военный период (Б. Рябинин, К. Мурзиди, В. Занадво-ров и др.), тексты эвакуированных поэтов и писателей (А Караваева, А Барто, О. Высоцкая и др.). Важным источником для нас стала газетная публицистика этого периода, сохранившая, несмотря на свойственную прессе того времени тенденциозность, живой облик города и горожан. Способом верификации и расширения образа Свердловска военного времени, представленного в художественной литературе, стал анализ воспоминаний об этом периоде, которые, в свою очередь также представляют разнородные тексты, отличаясь своими оценками. Это «официальные», вышедшие в 1985 году мемуары Б. Рябинина, опубликованные письма и воспоминания современников, собранные в последнее время и не связанные цензурными ограничениями (книга мемуаров «Мы приближали Победу», изданная 2000), а также близкие к ним устные воспоминания.

Образ города, возникающий в этих произведениях, вновь обретает собственное лицо, несмотря на многочисленные уступки существовавшему канону изображения военного города, и это связано прежде всего с тем, что город начинает отождествляться с Родиной, находящейся в опасности, нуждающейся в защите. С другой стороны, в произведениях военных лет значительное место занимают образы, актуальные для общелитературного процесса этого периода, например, образ ребенка, детство которого оборвано войной (ребенок, стоящий на ящике у станка).

Свердловск представлен писателями как «вооруженный лагерь» (К. Мурзиди), четко осознается ответственность живущих в городе за то, что происходит на фронте, порой города называется фронтом. Одним из важнейших в произведениях 40-х годов становится образ завода, приоритет которого уже был закреплен в предыдущий период.

Взяв за основу анализа работу Т. В. Цивьян «Из русского провинциального текста: "текст эвакуации"» мы выделяем произведения, в которых образ Свердловска, ставшего в период войны эвакуационной базой, приобретает специфические черты дома-чужбины. . В произведениях свердловских авторов и воспоминаниях эвакуированных главная проблема текста эвакуации, выделяемая Т. Цивьян, - одиночество, невозможность коммуникации актуализируется не столь остро. Именно тесная связь живущих в городе с производством, заводом, другими видами деятельности облегчает тяготы эвакуации, что проявляется в текстах самых различных авторов. Произведения Б. Рябинина, А. Караваевой, О. Высоцкой, J1. Младко и других авторов, воспоминания очевидцев стали основой для наших выводов. Поскольку хронологический принцип выстраивания образа города был основным в нашей работе, интересно было определить точку концентрации городской символики, впрямую связанной с образом города. Такой точкой нам представляется городской локус -усадьба Расторгуева - Харитонова.

Мы обнаружили большое количество текстов, посвященных этому городскому особняку, которые появлялись, начиная с первых лет его существования. Среди них зарисовки городских жителей, художественные произведения, фельетоны, воспоминания. Эти тексты отражают все этапы истории дома: от времени его принадлежности семье Расторгуевых-Харитоновых, затем переходу в руки владельцев Кыш-тымского завода и запустению, периоду начала XX века, когда в саду особняка открывается кафешантан и рестораны, и его современной истории. Анализируя тексты, посвященные Харитоновскому дому, мы столкнулись с феноменом «текста в тексте». Подобные городские локусы (с одной стороны, выделяющиеся из городской среды, а с другой, - являющиеся «самым красивым местом в городе» и, соответственно, предметом его гордости) концентрируют в себе основные элементы городского мифа.

Харитоновский дом последовательно принимает на себя различные функции: городского жилища, страшного места, «увеселительного уголка», «детского мира». Своей семантической разноплановостью локус в какой-то степени дублирует сам город. Происходит трансформация реального пространства в символ, который воспринимается знаком города. Изображение Харитоновского дома продолжает появляться в произведениях, где возникает образ Екатеринбурга (Н. Смирнова, В. Исха-ков и др.).

Становление образа Екатеринбурга непосредственно связано с переломными и значимыми для развития города периодами. Каждый этап истории города сопровождался трансформацией представлений о нем и модели изображения. Ранний Екатеринбург - это столица заводов, уже этим близкий Петербургу - столице Российской империи. Сходство видели и в названиях городов, и в их «рукотворности». Но если Петербург был выстроен «на болоте», то Екатеринбург стоял на твердой основе -камне. Камень, золото, железоделательный завод - эти знаки раннего Екатеринбурга будут доминировать в образе города, несмотря на последующие исторически обусловленные его модификации. Екатеринбург XIX века наполнен внутренними противоречиями. Пережив славу столицы заводов и города миллионеровзолотопромышленников, Екатеринбург однообразием жизни обывателей с их «картами, сплетнями и вином» все больше напоминает рядовой провинциальный город. В начале XX века это уездный город Пермской губернии, по старой памяти пытающийся претендовать на роль столицы Урала. Этот статус он получает в 1920-х годах, возвращая и свое изначальное лицо города-завода. Екатеринбург-Свердловск первых советских десятилетий - это город-подросток, «похожий на старого рабочего, которому сбрили усы и бороду». В период Великой Отечественной войны Свердловск, жизнедеятельность которого направлена на нужды фронта, сам становится «трудовым фронтом», горожане ощущают себя «на переднем крае войны». Еще одна характеристика образа города этого периода - «странноприимный дом», давший приют приехавшим в эвакуацию заводам, учебным и культурным учреждениям.

Литературное отражение этих этапов истории развития города стало предметом нашего анализа. За рамками исследования остался углубленный анализ произведений литературы второй половины XX - начала XXI века, что можно отнести к дальнейшим перспективам работы.

Рассмотренный нами образ Екатеринбурга может быть оценен как один из слоев екатеринбургского текста, моделирование которого можно считать важной перспективной задачей. Последующие исследования могут быть связаны с углублением в философию пространства города, изучением его символических объектов (языка города) в их текстовом статусе, различными способами восприятия города (например, с позиции рабочего, путешественника, фланера и т. п.). Дальнейшее изучение темы Екатеринбурга в литературе и, шире, культуре, истории, экономике и других областях современной науки о городе позволит создать его своеобразную биографию, раскрывающую разнообразные стороны жизни современного крупного российского города.

 

Список научной литературыКлочкова, Юлия Владимировна, диссертация по теме "Русская литература"

1. Бажов П. П. Дальнее-близкое / П. П. Бажов. Свердловск : Сред.-Урал. кн. изд-во, 1989. С. 182-284.

2. Бажов П. П. Малахитовая шкатулка: уральские сказы / П. П. Бажов. Свердловск : Сред.-Урал. кн. изд-во, 1967.444 с.

3. Все для фронта: тыл. Т. 1 /сост. М. П. Никулина, В. А. Блинов, JI. П. Быков, Г. Ф. Дробиз, Ю. В. Казарин. Екатеринбург : Изд-во «Союз писателей», 2005. 319 с.

4. Герцен А. И. Былое и думы / А. И. Герцен // Герцен А. И. Собр. соч. : в 9 т. Т. 4-6. / А. И. Герцен. М., 1975.

5. Говорит Урал : лит.-художеств. сб. Свердловск : ОГИЗ, 1942.320 с.

6. Голдин В. Я Узорщики пера / В. Н. Голдин // Урал. 2002. № 4. С. 177-220; № 5. С. 196-227.

7. Дробиз Г. Ф. Мальчик. Фрагменты жизни / Г. Ф. Дробиз // Свидетель: Повести и рассказы. Екатеринбург : Банк культур, информ., 2003. С. 98-254.

8. Екатеринбург: антол. поэзии. Екатеринбург: Архитектон, 2003. 799 с.

9. Злоказов Л. Д. Старый Екатеринбург. Город глазами очевидцев / Л. Д. Злоказов, В. Б. Семенов ; под ред. Г. П. Лобановой. Екатеринбург : ИГЕММО "Litica", Музей истории Екатеринбурга, 2000.608 с.

10. Куштум Н. А. Стенограмма речи на Первом всесоюзном съезде советских писателей / Н. А. Куштум // Первый всесоюзный съезд советских писателей : стенограф, отчет. М., 1990. С. 636-637.

11. ЛоцмановА. Негр, или Возвращенная свобода//Штурм. 1935.№4-5.С. 114-118.

12. Мамин-Сибиряк Д. Н. Собр. соч.: в 12 т. / Д. Н. Мамин-Сибиряк. СПб., 1915.

13. Мамин-Сибиряк Д. Н. Собр. соч. : в 12 т. / Д. Н. Мамин-Сибиряк. Свердловск : Свердл. обл. гос. изд-во, 1951.

14. Мамин-Сибиряк Д. Н. Собр. соч.: в 8 т. / Д. Н. Мамин-Сибиряк. М. : Гос. изд-во худ. лит, 1954.

15. Мамин-Сибиряк Д. Н. Собр. соч.: в 10 т. / Д. Н. Мамин-Сибиряк. М. : Правда, 1958.

16. Мамин-Сибиряк Д. Н. Город Екатеринбург / Д. Н. Мамин-Сибиряк // Очерки истории Урала. Екатеринбург: Банк культур, информ., 1996. Вып. 1. С. 3-74.

17. Мамин-Сибиряк Д. Н. Семья Бахаревых / Д. Н. Мамин-Сибиряк // Мамин-Сибиряк Д. Н. Поли. собр. соч. : в 20 т. Т. 2./ Д. Н. Мамин-Сибиряк. Екатеринбург : Банк культур, информ., 2003.

18. Мурзиди К Г. Город на Урале / К. Г. Мурзиди. Свердловск: Свердгиз. 1943.25 с.

19. Мы приближали победу. Екатеринбург: АРД ЛТД, 2000. 544 с.

20. Мы с Урала : лит.-художеств. сб. для железнодорожных училищ и школ ФЗО. Свердловск, 1943.159 с.

21. Павлинов М. Стихи / М. Павлинов. М.: Молодая гвардия, 1979.

22. Паустовский К. Г. Повесть о жизни / К. Г. Паустовский // Паустовский К. Г. Собр. соч.: в 9 т. Т. 4. / К. Г. Паустовский. М.: Худ. лит., 1982.

23. Попова Н. А. Наш Бажов / Н. А. Попова // Мастер, мудрец, сказочник : воспоминания о П. Бажове. М.: Сов. писатель, 1978. С. 360-368.

24. Ручьев Б. А. Прощание с юностью / Б. А. Ручьев // Ручьев Б. А. Красное солнышко / Б. А. Ручьев. М.: Сов. писатель, 1960. С. 96-110.

25. Рябинин Б. С. Ушедшее живущее : кн. воспоминаний / Б. Рябинин. М. : Сов. писатель, 1985. С. 220-350.

26. Скорино Л. И. На Урале, в дни войны / Л. И. Скорино // Мастер, мудрец, сказочник: воспоминания о П. Бажове. М.: Сов. писатель, 1978. С. 369-435.

27. Смирнова Н. В. Фабрикантша / Н. В. Смирнова // Смирнова Н. В. Фабрикантша : роман, рассказы. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2001. С. 7-142.

28. Смирнова Н. В. Шкуры барабанные. Любовные истории цветов и овощей / Н. В. Смирнова. Екатеринбург : Изд-во Урал, ун-та, 1999. С. 69-86.

29. Сорокин Л. Л. Зимняя молния : стихи / Л. Л. Сорокин. Свердловск : Сред.-Урал. кн. изд-во, 1987.287 с.

30. Сыны Урала. Свердловск. ОГИЗ, 1943. 195 с.

31. Сырова Т. М. Студенческие будни / Т. М. Сырова // Уральский университет в воспоминаниях. Екатеринбург : Изд-во Урал, ун-та, 2000. С. 134-140.

32. Толстой А. Н. Харитоновское золото / А. Н. Толстой // Толстой А. Н. Собр. соч.: в 10 т. Т. 1./А. Н. Толстой. М.: Худ. лит., 1982. С. 413^23.

33. Уральский государственный университет в воспоминаниях / авт.-сост. В. А. Мазур ; под общ. ред. проф. М. Е. Главацкого. Екатеринбург : Изд-во Урал, ун-та, 2000.320 с.

34. Уральский современник : альм. Свердл. отд. союза писателей. Свердловск, 1943. Вып. 7.

35. Уральский рабочий : политическая, общественная и литературная газета. Орган свердл. обл. и гор. комитетов ВКП(б), Свердл. обл. и гор. Совета трудящихся. 1943. январь-декабрь.

36. Уральский край : политическая, общественная и литературная газета. Екатеринбург (Перм. губ.). Ежедн.1910 № 1 (1 янв.) № 287 (31 дек.)1911 № 1 (1 янв.) -№ 270 (13 дек.)

37. Голос Урала : политическая, общественная, литературная и экономическая газета. Екатеринбург (Перм. губ.). Ежедн.1912 № 1 (4 марта) № 238 (30 дек.)

38. Товарищ Терентий: иллюстрир. журн. Свердловск.1923 № 1-2,15, 16,18-24.1924 №6-8,10-15,17-33,34.1925 № 1-24

39. Уральская новь: лит.-худож. и науч.-попул. журн. Свердловск1926 № 1-8.

40. Рост: ежемесяч. лит.-худож. и общ.-полит. журн.1929 № 11930 №1-121931 №1-6

41. Штурм : журн. худож. лит., критики и публицистики. Свердл. обл. комитет Союза советских писателей.1931, №1-2.1932, № 1-121933, №1-121934, №1-121935, №1-9

42. Екатеринбург: энциклопедия. Екатеринбург: Академкнига, 2002. 728 с.

43. Энциклопедический словарь. Издатели Брокгауз Ф. А., Ефрон И. А. 1894. Т. Х1а.

44. Литературная энциклопедия терминов и понятий / сост. А. Н. Николюкин М.: «Интелвак», 2001.

45. Абашев В. В. Пермь как текст. Пермь в русской культуре и литературе XX века / В. В. Абашев. Пермь : Изд-во Перм. ун-та, 2000. 404 с.

46. Агеев С. С. Рязановы — купцы екатеринбургские / С. С. Агеев, В. П. Мики-тюк. Екатеринбург, 1998.191 с.

47. Акройд П. Лондон: биография / П. Акройд. М. : Изд-во Ольги Морозовой, 2005. 893 с.

48. Амин Э. Внятная повседневность города / Э. Амин, Н. Трифт // Логос. 2002. № 3-4. С. 209-233.

49. Андреева Л. М. Периодическая печать кадетской партии Урала как источник изучения политической культуры (1907-1917) электрон, ресурс. / Л. М. Андреева. Режим доступа: http://liber.rsuh.ru/Conf/Russia/andreeva.htm

50. Анисимов К. В. Проблемы поэтики литературы Сибири XIX начала XX века. Особенности становления развития региональной литературной традиции / К. В. Анисимов. Томск: Изд-во Томского ун-та, 2005. 305 с.

51. Анциферов Н. П. Непостижимый город / Н. П. Анциферов. Л.: Лениздат, 1991.

52. Ахапкина Я. Э. Провинция, перифирия проблема номинации / Я. Э. Ахап-кина // Провинция как реальность и объект осмысления : материалы науч. конф. / сост. А. Ф. Белоусов, М. В. Строганов. Тверь : Твер. гос. ун-т, 2001. С. 6-11.

53. Батин М. М. Павел Бажов / М. М. Батин. М.: Современник, 1976.262 с.

54. Бахтин М. М. Формы времени и хронотопа в романе: Очерки по исторической поэтике / М. М. Бахтин // Бахтин М. М. Литературно-художественные статьи / М. М. Бахтин. М.: Худож. лит, 1986. С. 121-290.

55. Белоусов А. Ф. Символика захолустья (обозначение российского провинциального города) / А. Ф. Белоусов // Геопанорама русской культуры. Провинция и ее локальные тексты. М.: Языки славянской культуры, 2004. С. 457-482.

56. Беляев С. Е. Три портрета в обрамлении музыки / С. Е. Беляев. Екатеринбург : Банк культур, информ. 2004.60 с.

57. Беньямин В. Произведение искусства в эпоху его технической воспроизводимости : избр. эссе / В. Беньямин. М.: Медиум, 1996. 239 с.

58. Бердяев Н. А. Философия творчества, культуры и искусства. В 2 т. / Н. А. Бердяев М.: Искусство, 1994. 542 с.

59. Березовая JI. Г. История русской культуры : в 2 ч. / J1. Г. Березовая, Н. П. Берлякова. М.: Владос, 2002.

60. Беркович А. Статьи об архитектуре Екатеринбурга электрон, ресурс. / А. Беркович. Режим доступа: http: // museuml723/ narod.ru/library/Arc/htm

61. Берсенева А. Конструктивисты и чекисты / А. Берсенева // Урал. 2000. № 6. С. 158-164.

62. Бобыкин К. Т. Из истории архитектуры Екатеринбурга Свердловска / К. Т. Бобыкин // Материалы первой научной конференции по истории Екатеринбурга-Свердловска. Свердловск, 1947. С. 159-174.

63. Боголюбов Е. А. История работы Д. Н. Мамина-Сибиряка над романом «Приваловские миллионы» / Е. А. Боголюбов // Мамин-Сибиряк Д. Н. Собр. соч. : в 12 т. Т. 2. / Д. Н. Мамин-Сибиряк. Свердловск : Свердл. обл. госуд. изд-во, 1948. С. 383-398.

64. Боголюбов К. В. Мамин-Сибиряк как историк города Екатеринбурга / К. В. Боголюбов // Уральский современник. 1949. № 14. С. 221-233.

65. Боголюбов К. В. Очерк о литературной жизни на Урале / К. В. Боголюбов // Штурм. 1932. №11.

66. Бойм С. Общие места. Мифология повседневной жизни / С. Бойм. М. : Новое лит. обозрение, 2002. 320 с.

67. Быков Л. П. Литературная жизнь Урала в 1920-50-е годы / Л. П. Быков // Литература Урала. Очерки и портреты. Екатеринбург : Изд-во Урал, ун-та, Изд-во Дома учителя, 1998. С. 196-204.

68. Быков Л. П. Русская литература XX века. Проблемы и имена / Л. П. Быков, А. В. Подчиненов, Т. А. Снигирева. Екатеринбург, 1994. 181 с.

69. Бэнвшл Д. Прага. Магические зарисовки / Д. Бэнвилл. М. : Изд-во «Эксмо»; СПб.: Изд-во «Мидгард»., 2005.268 с.

70. Вацуро В. Э. Готический роман в России / В. Э. Вацуро. М.: Новое лит. обозрение, 2002. 544 с.

71. Верхейл К. Любовь остается / К. Верхейл // Знамя. 2005. № 1. С.157-166.

72. Вестстейн В. Помещичья усадьба в русской литературе XIX-XX века / В. Вестстейн // Русская провинция: миф текст - реальность / сост. А. Ф. Белоусов, Т. В. Цивьян. М.; СПб., 2000. С.186-196.

73. Власова Е. Г. Уральская стихотворная фельетонистика конца XIX начала XX века: дис. канд. филол. наук/Е. Г. Власова. Екатеринбург, 2001.

74. Власова Е. Г. Пермь в местной фельетонистике конца XIX начала XX века / Е. Г. Власова // Геопанорама русской культуры. Провинция и ее локальные тексты. М.: Языки славянской культуры, 2004. С. 295-310.

75. Ворошилов В. В. История журналистики России : конспект лекций / В. В. Ворошилов. СПб., 2000.

76. Геопанорама русской культуры. Провинция и ее локальные тексты. М. : Языки славянской культуры, 2004. 672 с.

77. Город и искусство. Субъекты социокультурного диалога. М.: Наука, 1996.286 с.

78. Город как культурное пространство: материалы региональной научной конференции / под ред. Н. П. Дворцовой. Тюмень : Изд.-полиграф. центр «Экспресс», 2003. 300 с.

79. Дворянские гнезда России. История, культура, архитектура. / под ред. М. В. Нащокиной. М., 2000.

80. Дергачев И. А. Д. Н. Мамин-Сибиряк. Личность. Творчество : Крит.-биограф, очерк/И. А. Дергачев. Свердловск: Сред.-Урал. кн. изд-во, 1981.336 с.

81. Дмитриева Е. Е. Жизнь усадебного мифа. Утраченный и обретенный рай / Е. Е. Дмитриева, О. Н. Купцова. М.: ОГИ, 2003. 528 с.

82. Дубин Б. В. Интеллектуальные группы и символические формы: очерки социологии современной культуры / Б. В. Добин. М.: Новое изд-во, 2004.352 с.

83. Добренко Е. А. Стилевое подсознательное соцреализма / Е. А. Добренко // Русская литература XX века. Направления и течения. Екатеринбург : Урал, гос. пед. ун-т, 1998. С. 128-140.

84. Добренко Е. Молоко современности и творог истории. Нарратив как способ производства социализма / Е. А. Добренко // Вопросы литературы. 2004. Март апрель. С. 25-68.

85. Есин Б. И. История русской журналистики (1703-1917) / Б. И. Есин. М. : Флинта; Наука, 2000.464 с.

86. Зайонц Л. О. Русский провинциальный «миф» (к проблеме культурной типологии) / JI. О. Зайонц // Геопанорама русской культуры. Провинция и ее локальные тексты. М.: Языки славянской культуры, 2004. С. 427-456.

87. Замятин Д. Н. Метагеография. Пространство образов и образы пространства / Д. Н. Замятин. М.: Аграф, 2004.

88. Зорина Л. И Уральское общество любителей естествознания. 1870—1929. Из истории науки и культуры Урала / JI. И. Зорина / Ученые записки Свердловского областного краеведческого музея. Т. 1. Екатеринбург: Банк культур, информ., 1996.208 с.

89. Иванов Вяч. Вс. К семиотическому изучению культурной истории большого города / Вяч. Вс. Иванов // Семиотика пространства и пространство семиотики. Труды по знаковым системам. Вып. XIX. Тарту, 1986. С. 7-24.

90. Иконникова А. В. Каменная летопись Москвы : путеводитель / А. В. Иконникова. М.: Моск. рабочий, 1978.352 с.

91. Ионин Л. Д. Социология культуры / JI. Д. Ионин. М. : Изд. корпорация «Логос», 1996. 280 с.

92. История народного образования в Екатеринбурге. 1998. № 1.

93. История русской советской литературы. М.: Высш. шк., 1970. 695 с.

94. История Урала. XX век : учебник / под ред. Б. В. Личмана, В. Д. Камынина. Екатеринбург: Изд-во «СВ-96», 1998.432 с.

95. Каганский В. Культурный ландшафт и советское обитаемое пространство: сб. ст. / В. Каганский. М.: Новое литературное обозрение, 2001. 576 с.

96. Каждая Т. П. Художественный мир русской усадьбы / Т. П. Каждан. М., 1997.

97. Казари Р. Русский провинциальный город в литературе XIX века. Парадигма и варианты / Р. Казари // Русская провинция: миф текст - реальность / сост. А. Ф. Белоусов, Т. В. Цивьян. М.; СПб., 2000. С. 164-170.

98. Клубкова Т. В. Русский провинциальный город и стереотипы провинциальность / Т. В. Клубкова, П. А. Клубков // Русская провинция: миф текст - реальность / сост. А. Ф. Белоусов, Т. В. Цивьян. М.; СПб., 2000. С. 20-30.

99. Клубкова Т. В. Перифрастические названия городов и локальный текст / Т. В. Клубкова // Провинция как реальность и объект осмысления : материалы науч. конф. / сост. А. Ф. Белоусов, М. В. Строганов. Тверь : Твер. гос. ун-т, 2001. С. 26 -29.

100. Кондаков Б. В. Русская литература 1880-х годов и художественный мир Д. Н. Мамина-Сибиряка / Б. В. Кондаков // Известия УрГУ. 2002 . № 24. Вып. 5. С. 9-24.

101. Корепанов Н. С. Город посредине России / Н. С. Корепанов, В. А. Блинов. Екатеринбург : Сократ, 2005. 367 с.

102. Корепанов Н. С. В раннем Екатеринбурге (1723—1781 гг.) / Н. С. Корепанов. Екатеринбург : Банк культур, информ., 2001.253 с.

103. Кривенко С. Н. Газетное дело и газетные люди / С. Н. Кривенко // Избранные страницы русской журналистики начала XX века / сост. Б. И. Есин, С. Я. Махонина. М.: ЧеРо, 2001. С. 141-143.

104. Кривонос В. Ш. Гоголь миф провинциального города / В. Ш. Кривонос // Провинция как реальность и объект осмысления : материалы науч. конф. / сост. А. Ф. Белоусов, М. В. Строганов. Тверь: Твер. гос. ун-т, 2001. С. 110-118.

105. Кропотов С. Л. Герменевтика культурного ландшафта. Семантика города на хребте / С. JT. Кропотов // Екатеринбург. От завода-крепости к евразийской столице : материалы всерос. науч.-практ. конф. Екатеринбург, 2002. С. 16-20.

106. Круглова Т. А. П. П. Бажов и социалистический реализм / Т. А. Круглова // Творчество П. П. Бажова в меняющемся мире : материалы межвуз. науч. конф., поев. 125-летию со дня рождения П. П. Бажова. Екатеринбург, 2004. С. 18-27.

107. Кузин Н. Г. «Страдать и радоваться тысячью сердец.» / Н. Г. Кузин. Екатеринбург : Банк культур, информ., 2002. 56 с.

108. Культура города. Проблемы качества городской среды. М., 1986.248 с.

109. Куляпин А. И. Мифы железного века. Семиотика советской культуры 1920— 1940-х г.г. : учеб. пособие / А. И. Куляпин, О. А. Скубач. Барнаул : Изд-во Алт. ун-та, 2005. 80 с.

110. Лавренова О. А. Образ места и его значение в культуре провинции / О. А. Лавренова // Геопанорама русской культуры. Провинция и ее локальные тексты. М.: Языки славянской культуры, 2004. С. 413-426.

111. Лазарев А. И. Тип уральца в изображении русских писателей / А. И. Лазарев // Вестник Челяб. ун-та. 1997. № 1. Сер. 2. С. 30-41.

112. Лейдерман Н. Л. Русская литературная классика XX века : монограф. Очерки / Н. Л. Лейдерман. Екатеринбург : Урал. гос. пед. ун-т. 1996. 308 с.

113. Летенков Э. В. «Литературная промышленность» России конца XIX начала XX века / Э. В. Летенков. Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1988.176 с.

114. Липатов В. А. «Дельно работающая интеллигенция» / В. А. Липатов // Былое. Приложение к журналу Родина. 1998. № 77. Специальный выпуск. С. 12.

115. Липатов В. А. Уральское общество любителей естествознания и его фольклорная деятельность: автореф. дис. канд. филол. наук. М., 1984.

116. Липовецкий М. Н. Современная проза Урала / М. Н. Липовецкий // Литература Урала: очерки и портреты. Екатеринбург, 1998. С. 436-485.

117. Литература Урала : очерки и портреты. Екатеринбург : Изд-во Урал, ун-та ; Изд-во Дома учителя, 1998.

118. Литовская М. А. «Беломорско-Балтийский канал имени Сталина» как эталонный текст социалистического реализма / М. А. Литовская // Русская литература XX века. Направления и течения. Екатеринбург : Урал. гос. пед. ун-т. 1998. С. 141-157.

119. Литовская М. А. Литература Екатеринбурга / М. А. Литовская, Е. К. Созина // Екатеринбург : энциклопедия. Екатеринбург: Академкнига, 2002. С. 324328.

120. Литягин А. А. Зрительный образ маленького города / А. А. Литягин, А. В. Тарабукина // Провинция как реальность и объект осмысления : материалы науч. конф. / сост. А. Ф. Белоусов, М. В. Строганов. Тверь : Твер. гос. ун-т, 2001. С. 53-63.

121. Логос : журн. по философии и прагматике культуры. 2003. № 6.

122. Лосев А. Ф. Диалектика мифа / А. Ф. Лосев // Лосев А. Ф. Из ранних произведений/А. Ф. Лосев. М.: Правда. 1990. С. 393-599.

123. Лотман Ю. М. Избранные статьи : в 3 т. / Ю. М. Лотман. Таллинн : Александра, 1992.

124. Лукъянин В. П. Прогулки по Екатеринбургу / В. П. Лукьянин, М. П. Никулина. Екатеринбург: Банк культур, информ., 1997. 240 с.

125. Мелетинский Е. М. Время мифическое // Мифы народов мира : энциклопедия : в 2 т. Т. 1. / Е. М. Мелетинский. М.: Рос. энцикл., 1994. С. 252-253.

126. Микитюк В. П. Екатеринбургская мужская гимназия в 1900—1919 годах / В. П. Микитюк, В. А. Шкерин. Екатеринбург: Изд-во Дома учителя, 2002.130 с.

127. Милюкова Е. В. «Около железа и огня»: картина мира в текстах самодеятельной поэзии южного Урала / Е. В. Милюкова // Геопанорама русской культуры. Провинция и ее локальные тексты. М. : Язык славянской культуры, 2004. С. 625-644.

128. Милюкова Е. В. Челябинск: окно в Азию или край обратной перспективы / Е. В. Милюкова // Русская провинция: миф текст, реальность / сост. А. Ф. Белоусов, Т. В. Цивьян. М.; СПб., 2000. С. 347-361.

129. Миргшанов В. Б. Искусство и миф. Центральный образ картины мира / В. Б. Мириманов. М.: Согласие, 1997.328 с.

130. Никитин К. Из истории екатеринбургской журналистики (1902—1914) / К. Никитин // Северная Азия. 1928. № 5-6.

131. Никулина М. П. Камень. Пещера. Гора / М. П. Никулина. Екатеринбург : Банк культур, информ., 2002.120 с.

132. Первый Курицынский сборник. Екатеринбург: Изд-во Урал, ун-та, 1998.240 с.

133. Плоды просвещения. Из провинциального опыта эвакуированных. Публикация и предисловие В. Н. Сажина // Русская провинция: миф текст - реальность / сост. А. Ф. Белоусов, Т. В. Цивьян. М.; СПб., 2000. С. 474-481.

134. Потапова Н. А. Изобразительная история «Пашкова дома» / Н. А. Потапова // Панорама искусств. М.: Советский художник, 1987. Вып. 10. С. 91.

135. Провинция как реальность и объект осмысления : материалы науч. конф. / сост. А. Ф. Белоусов, М. В. Строганов. Тверь : Твер. гос. ун-т, 2001.228 с.

136. Пухов Д. Ю. К истории дореволюционной екатеринбургской печати : газета «Голос Урала» электрон, ресурс. / Д. Ю. Пухов. Режим доступа: http://www.uran.ru/reports/usspe с 2003

137. Равинский Д. К Биография как «провинциальный текст». Елизавета Дьяконова / Д. К. Равинский // Провинция как реальность и объект осмысления : материалы науч. конф. / сост. А. Ф. Белоусов, М. В. Строганов. Тверь : Твер. гос. ун-т, 2001.С. 166-170.

138. Равинский Д К Златоуст город на краю Европы / Д. К. Равинский // Геопанорама русской культуры. Провинция и ее локальные тексты. М. : Язык славянской культуры, 2004. С. 66.

139. Разумова И. А. «.Как близко от Петербурга, но как далеко» (Петрозаводск в литературных и устных текстах XIX-XX вв.) / И. А. Разумова // Русская провинция: миф текст - реальность / сост. А. Ф. Белоусов, Т. В. Цивьян. М.; СПб., 2000. С. 324-333.

140. Разумова И. А. К феноменологии провинции / И. А. Разумова, Е. В. Кулешов // Провинция как реальность и объект осмысления: материалы науч. конф. / сост. А. Ф. Белоусов, М. В. Строганов. Тверь: Твер. гос. ун-т, 2001. С. 12-25.

141. Райцына Р. А. Д. Н. Мамин-Сибиряк о городе Екатеринбурге / Р. А. Райцына // Материалы первой научной конференции по истории Екатеринбурга-Свердловска. 1947. С. 185-190.

142. Региональные культурные ландшафты: история и современность : материалы всерос. науч. конф. / под ред. Н. П. Дворцовой. Тюмень : Изд.-полиграф. предприятие «Тюмень», 2004.288 с.

143. Российская журналистика XX века. Дореволюционный период : тексты / сост. JI. П. Макашина. Екатеринбург, 1999.

144. Русская провинция: миф текст - реальность / сост. А. Ф. Белоусов, Т. В. Цивьян. М.; СПб., 2000.491 с.

145. Скорино Л. И. Павел Петрович Бажов / JI. И. Скорино. М. : Современник, 1976.262 с.

146. Славникова О. «Я» в Екатеринбурге электрон, ресурс. / О. Славникова. Режим доступа: http://www.guelman.ru/slava/kursb2/9.htrn

147. Славникова О. Верхний и нижний пейзажи Екатеринбурга электрон, ресурс. / О. Славникова. Режим доступа: http://nlo.rnagazine.ru/dog/tual/ main21. html

148. Слобожанинова Л. М. Сказы старины заветы : очерк жизни и творчества П. П. Бажова (1879-1950) / JI. М. Слобожанинова. Екатеринбург : Пакрус, 2000. 152.

149. Слобожанинова Л. М. «Малахитовая шкатулка» П. П. Бажова в литературе 30-40-х годов / JI. М. Слобожанинова. Екатеринбург : Сократ, 1998.175 с.

150. Слукин В. М. Вознесенская горка / В. М. Слукнн // Известия Уральского государственного университета. 1998. № 9. С. 101-113.

151. Соболева Л. С. Зарождение литературной жизни на Урале (XVII—XVIII вв.) / Л. С. Соболева // Литература Урала : очерки и портреты. Екатеринбург : Изд-во Уральского университета; Изд-во Дома учителя, 1998. С. 51-107.

152. СоболеваЛ. С. Просветительские идеалы и публицистический пафос «Наказа» В. Н. Татищева / Л. С. Соболева // Уральский сборник: история, культура, религия. Екатеринбург, 1997. С. 153-162.

153. Созина Е. К «Екатеринбургский текст» Натальи Смирновой / Е. К. Созина // Урал. 2005. №4. С. 220-225.

154. Спиридонова Г. С. Сюжетное пространство сибирской беллетристики второй половины XIX века (сибирские топосы) электрон, ресурс. / Г. С. Спиридонова. Режим доступа: http://arctogaia.krasu.ru/1aboratorv/spiridonova

155. Строганов М. В. Две заметки о локальных текстах / М. В. Строганов // Провинция как реальность и объект осмысления : материалы науч. конф. / сост. А. Ф. Белоусов, М. В. Строганов. Тверь: Твер. гос. ун-т, 2001. С. 483-496.

156. Татищев В. Н. Записки. Письма 1717—1750 гг. / В. Н. Татищев. М.: Наука, 1990. С. 52-65.

157. Творчество Д. Н. Мамина-Сибиряка в контексте русской литературы : материалы науч.-практ. конф. Екатеринбург, 2003. 224 с.

158. Творчество П. П. Бажова в меняющемся мире: материалы межвуз. науч. конф., посвященной 125-летию со дня рождения П. П. Бажова. Екатеринбург, 2004.

159. Топоров В. Н. Гора / В. Н. Топоров // Мифы народов мира : энциклопедия : в 2 т. Т. 1.М. :Рос. энцикл., 1994. С. 311-315.

160. Топоров В. Н. Петербургский текст русской литературы : избр. тр. / В. Н. Топоров. СПб.: Искусство-СПб. 2003. 616 с.

161. ТрессиддерДж. Словарь символов / Дж. Трессидцер. М.: Фаир-Пресс, 1999.448 с.

162. Трубина Е. Г. Рассказанное Я. Отпечатки с голоса / Е. Г. Трубина. Екатеринбург : Изд-во Урал, ун-та, 2002.272 с.

163. Тынянов Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино /10. Н. Тынянов. М. : Наука, 1977. 574 с.

164. Фадеичева М. А. Мегаполис Екатеринбург. Трансформация этнического разнообразия / М. А. Фадеичева // Екатеринбург. От завода-крепости к евразийской столице : материалы всерос. науч.-практ. конф. Екатеринбург, 2002. С. 69-72.

165. Федоров Ф. П. «Уездное сознание» в ранней прозе JI. Добычина «Встречи с Лиз» / Ф. П. Федоров // Русская провинция: миф текст - реальность. М.; СПб., 2000. С. 260-270.

166. Филологический дискурс : вестн. филол. фак. Тюмен. гос. ун-та. Тюмень: Изд-во Тюмен. гос. ун-та, 2001. Вып. 2.248 с.

167. Флоренский П. Имена/П. Флоренский. М.: Фолио, 2003. 336 с.

168. ХимичВ. В. В мире Михаила Булгакова/В. В. Химич. Екатеринбург, 2003.

169. Цивьян Т. В. Семиотические путешествия / Т. В. Цивьян. СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха, 2001.248 с.

170. Цивьян Т. В. Из русского провинциального текста: «текст эвакуации» электрон. ресурс. / Т. В. Цивьян. Режим доступа: elsevier.com/locate/ruslit

171. Чекин В. П. Урал и Приуралье в произведениях Д. Н. Мамина-Сибиряка / В. П. Чекин // Урал : сб. Зауральского края, посвященный памяти писателя Д. Н. Мамина-Сибиряка. Екатеринбург, 1913.

172. Шмаков А. А. Урал литературный: краткий биобиблиографический словарь / А. А. Шмаков, Т. А. Шмакова. Челябинск: Юж.-Урал. кн. изд-во, 1988.366 с.

173. Щенников Г. К. «Второй ряд» романов Д. Н. Мамина-Сибиряка / Г. К. Щен-ников // Известия Урал. гос. ун-т. 2002. Вып. 5. № 24. С. 29-39.

174. Щенников Г. К. Д. Н. Мамин-Сибиряк / Г. К. Щенников // Литература Урала : очерки и портреты. Екатеринбург : Изд-во Урал. гос. ун-та ; Изд-во Дома учителя, 1998. С. 132-156.

175. Щукин В. Г. Вертоград заключенный. Из истории русской усадебной культуры XVII-XIX вв. / В. Г. Щукин // Вопр. философии. 2000. № 4. С. 53-69.

176. Щукин В. Г. Поэзия усадьбы и проза трущобы / В. Г. Щукин // Из истории русской культуры. Т. 5 (XIX век). М., 1996.

177. Эртнер Е. Н. Сибирский город в русской литературе последней трети XIX века / Е. Н. Эртнер // Филологический дискурс : вестн. филол. фак. Тюмен. гос. ун-та. Тюмень: Изд-во Тюмен. гос. ун-та, 2001. Вып. 2. С. 144-149.

178. Эртнер Е. Н. Феноменология провинции в русской прозе конца XIX начала XX века/Е. Н. Эртнер. Тюмень: Изд-во Тюмен. гос. ун-та, 2005.212 с.