автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: "Образ эпохи" в художественной системе трагедии А. С. Пушкина "Борис Годунов" и формирование историко-философских взглядов автора

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Одинокова, Дарья Викторовна

Введение

Глава I Решение А.С. Пушкиным проблемы художественного воплощения исторической действительности в трагедии «Борис Годунов».

§ 1. Особенности отбора и интерпретации исторических источников, использованных А.С. Пушкиным для воссоздания «образа эпохи» в трагедии «Борис Годунов».

§ 2. Использование А.С. Пушкиным исторических фактов в построении образа Бориса Годунова.

§ 3. Использование А.С. Пушкиным исторических фактов в построении образа Самозванца.

Глава II Специфика драматургического действия в трагедии А.С. Пушкина «Борис Годунов».

§ 1. Функция мотива вины в развитии драматургического конфликта в трагедии А.С. Пушкина «Борис Годунов».

§ 2. Мотив убийства и образ Самозванца в структуре сюжета трагедии «Борис Годунов».

Глава III Трагедия А.С. Пушкина «Борис Годунов» и формирование историко-философских взглядов писателя.

§ 1. Художественно-историческая концепция трагедии «Борис Годунов» и риторика.

§ 2. Художественный опыт А.С. Пушкина в становлении и оформлении его историко-философских воззрений.

Введение диссертации2002 год, автореферат по филологии, Одинокова, Дарья Викторовна

Трагедия А.С. Пушкина «Борис Годунов» представляет особый интерес для исследователей с двух позиций - как произведение, ознаменовавшее начало нового этапа в творчестве поэта, его переход от романтизма к реализму, и как литературное явление, оказавшее существенное влияние на русский литературный процесс в целом, в особенности, в силу принадлежности к конкретному жанру, на драматургию и историческую художественную литературу.

Огромные потенциальные возможности пушкинской трагедии с точки зрения намеченных тенденций в области драматической формы и воплощенного в ней исторического содержания заключались в том, что «Борис Годунов» демонстрирует оригинальное сочетание исторического и художественного «повествования», так как, являясь произведением сугубо художественным, а не научным, вместе с тем достоверно воплощает реальные исторические события, имевшие место в прошлом. Этот феномен оказался базисным элементом, определившим всю поэтическую структуру драмы, в которой реальные факты особыми приемами «художественного письма» органически соединялись с вымыслом автора.

В русской литературе до Пушкина уже достаточно ясно наметилась линия развития исторического жанра в широком смысле и, в частности, исторической драматургии, сосредоточенной на изображении прошлого России. В качестве примера можно привести трагедии М.В. Ломоносова «Тамира и Селим» (1750), А.П. Сумарокова «Хорев» (1747), «Синав и Трувор» (1750), «Димитрий Самозванец» (1771), Я.Б. Княжнина «Вадим Новгородский» (1789), а также В.А. Озерова «Ярополк и Олег» (1798) и «Дмитрий Донской» (1807). Все эти произведения строились на историческом материале и в некоторых из них уже были намечены перспективные художественные принципы и удачные приемы, которые Пушкин сумел интегрировать в единый художественный комплекс именно в «Борисе Годунове»1.

Следует отметить, например, что при работе над трагедией «Та-мира и Селим», посвященной событиям 1380 г., Ломоносов пользовался сведениями из летописных источников, предвосхитив тем самым особенности подготовительного периода творческой работы Пушкина над историческим сюжетом. Подобным же образом действовал Сумароков, создавая своего «Димитрия Самозванца», при этом существенным является то обстоятельство, что Сумароков старался восстановить подлинный облик Самозванца, каким он предстает в летописях и сказаниях.

Классические и романтические исторические произведения в определенном отношении предваряли «Бориса Годунова», но, тем не менее, не могут быть поставлены с ним в один ряд - принцип отражения действительности в них был совершенно иным. В классицизме наличие формальных требований «трех единств» ограничивало развитие характеров и сюжета определенными рамками; в романтизме ограничения подобного рода были сняты, однако установка на максимальное приближение к реальности по-прежнему отсутствовала. И в классических, и в романтических произведениях, наряду с подлинными историческими фактами отражались легендарные сведения (легендарным является, например, сюжет, положенный в основу трагедии Сумарокова «Хорев»), а подготовительный этап не предполагал добросовестного научного изучения максимального количества доступных источников, поскольку конечной целью являлось не воссоздание документальной картины и атмо

1 О русской драматургии XVIII - нач. XIX вв., в том числе об отношении к ней Пушкина см.: Благой Д.Д. Пушкин и русская литература XVIII в. //Благой Д.Д.

Литература и действительность. М., 1959. С. 201-300; История русской литературы в

4 тт. / Под ред. Н.И. Пруцкова. Т. 1. Л., 1980.; Русская драматургия XVIII в. / Вступит. статья Г.Н. Моисеевой. М., 1987; Стенник Ю.В. Жанр трагедии в русской литературе: Эпоха классицизма. Л., 1981; и др. сферы исторического прошлого в адекватной художественной форме, а внушение читателю неких идей, имеющих злободневное значение, или формирование обобщенного поэтического облика персонажа или события, что лишь отчасти имеет соприкосновение с реальной действительностью.

Пушкин реализовал в своей драме уже существовавшие предпосылки, но его новаторство заключалось в том, что он впервые объединил в пределах одного произведения следующие принципы: с одной стороны, свободу от формальных ограничений классицизма, и с другой - необходимость и закономерность авторского вымысла строго в рамках исторического правдоподобия. «Борис Годунов» представляет собой оригинальное сочетание принципа творческой свободы, декларируемой романтической эстетикой, и умелого ограничения авторской фантазии за счет необходимости адекватно воссоздавать действительность, что свидетельствует уже о возникновении в творчестве Пушкина реалистических тенденций2.

Помимо отражения процесса выработки у Пушкина творческих принципов создания произведений подобного рода, «Борис Годунов»

2 Пушкин подробно рассуждал на эту тему в «Письме к издателю «Московского вестника», написанном в связи с выходом в 1828 г. статьи С.П. Шевырева, посвященной разбору сцены из «Бориса Годунова» «Ночь. Келья в Чудовом монастыре» : «Отказавшись добровольно от выгод, мне представляемых системою искусства, оправданной опытами, утвержденной привычкою, я старался заменить сей чувствительный недостаток верным изображением лиц, времени, развитием исторических характеров и событий, - словом, написал трагедию истинно романтическую». -Пушкин А.С. Письмо к издателю «Московского вестника» // Пушкин А.С. Полн. собр. соч. в 10 тт. Т. VII. Л., 1978. С. 52. Важно отметить, что Пушкин воспринимал как романтические в том числе те черты своей трагедии, которые впоследствии, после окончательного оформления реализма как самостоятельного направления, стали оцениваться в качестве реалистических. представляет интерес с позиций изучения общеисторических взглядов, присущих поэту и отражающих особенности его времени.

Анализу трагедии «Борис Годунов» посвящена многочисленная критическая и исследовательская литература, рассматривающая особенности художественной структуры драмы и различные аспекты ее функционирования в литературном процессе. При этом можно выделить несколько исторически определившихся направлений исследования. Основное внимание уделялось и уделяется, прежде всего, драматургическому новаторству Пушкина, которое выражалось в создании совершенно нового поэтического принципа организации драматургического материала, отличного от классицистических «правил», причем сам Пушкин, как мы уже сказали, определял этот принцип как «романтический».

Второй блок вопросов, на котором сосредотачивались при анализе пьесы, связан с историзмом «Бориса Годунова». Особенности историзма связаны с рассмотрением вопроса о степени зависимости Пушкина от взглядов Н.М. Карамзина, чья «История государства Российского» имеет к драме непосредственное отношение. В силу того, что повествование в драме опирается на реальные исторические факты, в поле зрения исследователей также оказался вопрос об источниках этих фактов и о характере их интерпретации.

Несмотря на обилие исследований, посвященных разбору драмы, отдельные проблемные моменты все еще остаются спорными. Прежде всего, это вопрос о завершенности художественной структуры драмы и комплекс вопросов, касающихся особенностей историзма трагедии. Выделенные аспекты изучения требуют в настоящее время не просто частных дополнений и уточнений, но системного анализа с учетом внутренней завершенности и цельности поэтической структуры произведения.

Актуальность данного исследования в литературоведческом плане связана, таким образом, с неразрешенностью вопроса о сути новаторства драмы «Борис Годунов», которая положила начало особому этапу в 6 творчестве Пушкина и оказала существенное влияние не только на русскую драматургию, но и на всю русскую литературу с исторической тематикой. В диссертации в связи с этим проводится рассмотрение принципов воссоздания действительности, которые сложились у Пушкина при работе над драмой и, соответственно, реализовались в его произведении, зависимость от этих принципов художественной структуры трагедии и связь концепции отображения действительности в драме с общим пониманием истории, присущим Пушкину.

В данной работе выдвигается тезис о том, что в своей трагедии, изображая события далекого прошлого, Пушкин ставил задачей уловить дух времени, для чего создал уникальное по свойствам произведение, сочетающее в себе черты художественного и документального исторического повествования. Драма «Борис Годунов», разумеется, не может считаться точным воспроизведением описываемой эпохи, но в ней создан художественный «образ эпохи», не противоречащий исторической истине. Эта идея высказывалась в научной литературе и раньше, но, как правило, эта мысль не становилась смысловым стержнем для всестороннего истолкования трагедии, оставаясь в глазах исследователей лишь одним из частных аспектов взглядов писателя. Между тем, на наш взгляд, понятие «образа эпохи» может дать ключ к пониманию пушкинского историзма в целом, в том числе помочь в разъяснении спорных моментов, касающихся характера воссоздания действительности в трагедии, использования исторических источников и других сопутствующих проблем.

Заложенные Пушкиным основы изображения исторической действительности в художественных произведениях развивались на протяжении XIX и XX вв., предопределив усиливающуюся ориентацию на создание правдоподобных картин исторической действительности, где вымысел автора осознанно ограничивается необходимостью быть близким к духу изображаемого времени. Проблема воссоздания прошлого в художественных произведениях, взаимодействия фантазии и исторического материала, а также в целом взаимоотношений литературы и истории остается актуальной вплоть до сегодняшнего дня, причем не только для Л филологов, но и для историков .

Кроме того, определенный интерес может представлять рассмотрение вопроса о том, как формируется неповторимый «образ эпохи». В диссертации проясняется позиция Пушкина, который считал, что «образ эпохи» определяется характером мировоззрения и мировосприятия людей, живших в то время, мнениями, которые складывались у них о том или ином событии или историческом деятеле. Дополнительным аспектом проблемы «образа эпохи» в пушкинской интерпретации выступает вопрос о влиянии мнений, формирующихся в народе, на ход исторических событий.

Научная новизна диссертации заключается в том, что драма «Борис Годунов» рассматривается в ней в свете особенностей воссоздания исторической действительности в художественном произведении. Вводится понятие «образа эпохи» как сущности, которую Пушкин прежде всего стремился отобразить в драме и которая постигается за счет ос

3 См., например, интерпретацию данной проблемы в статье академика Ю.А. Полякова «Союз муз», где рассматривается вопрос о соотношении художественной литературы и истории. Ю.А. Поляков, опираясь на богатый опыт предшествующих исследователей и подводя некоторые важные итоги, отмечает необходимость для литераторов использовать новейшие достижения исторической науки, оговариваясь, что, хотя художественное произведение, естественно, не может целиком строиться на документах, оно должно держаться в рамках историзма. Важно, что автор статьи использует термин «дух эпохи», определяя ориентиры для авторов художественных исторических произведений: «Речи и поступки героев - и реальных, и вымышленных - не могут быть, естественно, полностью выписаны по документам, но в соответствии с требованием историзма они должны отвечать духу эпохи». - Поляков Ю.А. Союз муз // Отечественная история. 2002, № 1. С. 4-5. воения не только фактического материала, но и свидетельств современников, носящих на себе отчетливый «отпечаток» времени.

Также выдвигается новый вариант подхода к анализу структуры драмы - логическая завершенность действия рассматривается в свете мотивного анализа, который одновременно служит для развития тезиса о применении Пушкиным мнений людей эпохи Смуты для создания «образа эпохи» - закрепившиеся в народном сознании мнения о том или ином событии или лице функционируют в драме в качестве мотивов, создавая законченную композицию.

В работе прослеживаются и анализируются параллели между взглядами Пушкина на историческое повествование и тезисами, излагаемыми в риториках и учебниках словесности XIX в., которые открывали путь к формированию позднейшей эстетики слова. Вопрос о влиянии риторик на Пушкина в исследовательской литературе последнего времени уже ставился4, однако данная проблема затрагивала лишь возможное влияние на Пушкина приемов и методов, описываемых в риториках, тогда как мы используем положения теоретического плана, относящиеся к характеристике отдельных жанров, к целям и задачам различных типов повествования и т.п.

Проводится также сопоставление понимания Пушкиным истории вообще с положениями, содержащимися в историософских концепциях, которые существовали в Европе и в России на рубеже веков. Исторические взгляды Пушкина постоянно вызывают исследовательский интерес, и их анализу посвящено достаточно много работ, однако мы постарались, наряду с общей характеристикой особенностей пушкинского вос

Автухович Т. Риторика в художественной системе Пушкина (от слова перифразы к поэтическому слову) // Litteraria Humanitas VII. Brno, 2000. С. 63-73; Рога-чевский А.Б. Риторические традиции в творчестве А.С. Пушкина. М., 1994. приятия исторического процесса, ввести его взгляды в общеевропейский контекст, сопоставив с историософскими концепциями, отметившими начало нового этапа в развитии исторической науки.

Цель диссертации - рассмотреть сложившуюся у Пушкина систему принципов воспроизведения исторической реальности в художественном повествовании на материале драмы «Борис Годунов», определить сущность влияния, которое она оказала на дальнейшее творчество самого Пушкина и на русскую литературу в целом, выявить механизм формирования данных идей в сознании писателя. Для этого предполагается разрешить следующие исследовательские задачи: прояснить принцип воссоздания реальной исторической действительности в художественном произведении, которым руководствовался Пушкин при работе над драмой «Борис Годунов»; учитывая стремление Пушкина отражать в своем произведении «образ эпохи», выяснить, какие источники соответствовали целям писателя и были им использованы; рассмотреть систему образов главных героев драмы с точки зрения соответствия их характеристик тем сведениям, которые имеются в исторических источниках, и подтвердить тезис о том, что трагедия опирается на мнения и взгляды современников Смуты, которые формируют неповторимую атмосферу эпохи; провести мотивный анализ текста для демонстрации, с одной стороны, механизма функционирования устойчивых элементов, заимствованных из источников, и, с другой, для выявления композиционных особенностей драмы и для прояснения спорных вопросов проблематики, которые за счет описания «полифонической» мотивной структуры получают дополнительное освещение. Доказать с помощью мотивного анализа уникальность избранной Пушкиным модели художественного воспроизведения исторической действительности, внутреннюю поэтическую гармонию трагедии и ее логическую завершенность. соотнести полученные выводы с взглядами Пушкина на исторические произведения и на историю вообще, выделив те моменты, которые реализуются в драме «Борис Годунов» - представления о принципах воссоздания действительности в художественной литературе в отличие от документальных научных трудов, понимание исторического процесса, отношение к источникам исторических сведений, интерпретация характеров исторических деятелей и т.п.; проанализировать эти взгляды в контексте историософских концепций того времени, а также в соотношении с теоретическими положениями, содержащимися в риториках и учебниках словесности XIX в., где излагаются результаты осмысления законов создания литературных произведений и сущности отдельных жанров.

Методология исследования основывается на принципах комплексного подхода к анализу произведения. Такой подход предусматривает использование принципов и приемов текстологического анализа источников, историко-типологического и историко-функционального методов. Текстовый и мотивный анализ трагедии дополняется рассмотрением теоретических взглядов Пушкина, для чего в качестве объекта исследования привлекается не только непосредственно сама драма, но и заметки и критические статьи, дающие возможность оценить особенности исторических взглядов Пушкина, которые он на практическом уровне реализовал в трагедии. Кроме того, проводится сопоставительный анализ драмы «Борис Годунов» и летописей, а также записок очевидцев, которые отразили события эпохи Смуты.

Соответственно, предметом и материалом исследования являются, прежде всего, сочинения А. С. Пушкина - трагедия «Борис Годунов», заметки и статьи, написанные в разное время, но связанные тем, что все они проливают свет на тот или иной аспект исторических взглядов Пушкина или на его понимание особенностей отражения исторической эпохи в художественном произведении. Помимо произведений Пушкина, для анализа привлекаются исторические источники времен Смуты (летописи, предания, записки иностранцев Мартина Бера, Петра Петрея, Маржерета, Георга Паерле и др.), а также «История государства Российского» Н.М. Карамзина, где эти источники представлены в сжатом и обработанном виде. В диссертации используются риторики и учебники словесности, дающие представление о сложившейся к XIX в. теоретической системе, осмысляющей литературные методы и жанры, отчетливые следы которой можно обнаружить в творческом наследии Пушкина.

Конкретную научно-методологическую и теоретическую базу диссертации составили, во-первых, сочинения писателей и критиков - современников Пушкина, анализировавших его произведения - Н.И. На-деждина, В.Г. Белинского, Н.В. Гоголя, И.В. Киреевского и др., во-вторых, работы дореволюционных авторов, среди которых можно отметить И.Н. Жданова, Б.Л. Модзалевского, М.М. Покровского, Н.П. Силь-ванского, Б. Энгельгардта и др. Третью большую группу составляют исследования советского периода, где наиболее видное место занимают труды Г.О. Винокура, Д.Д. Благого, Б.П. Городецкого, М.П. Алексеева, а также С.Б. Рассадина, Г. Блока, О. Фельдмана. Кроме того, используются работы последних лет, принадлежащие отечественным (JI.M. Лотман, С.А. Фомичев и др.) и зарубежным авторам (Ф. Раскольников, К. Эмерсон, С. Сандлер и др.). Для прояснения отдельных аспектов историзма трагедии возникала также необходимость прибегнуть к чисто историческим исследованиям - чтобы проследить развитие в научной литературе оценку событий и деятелей Смутного времени, в диссертации используются труды М.П. Погодина, Н.И. Костомарова, С.М. Соловьева, В.О. Ключевского, С.Ф. Платонова, В.К. Клейна, а также исследователей более позднего времени - Л.В. Черепнина, Р.Г. Скрынникова, И.И. Полосина и др. Уяснение особенностей исторических преданий, которые у Пушкина фигурируют в качестве основных источников информации о взглядах современников и очевидцев Смуты, производится с опорой на исследования известных фольклористов В.Я. Проппа, Б.Н. Путилова, В.К. Соколовой, К.В. Чистова и др. В сфере мотивного анализа в качестве базовых исследований используются труды А.Н. Веселовского, В.Я. Проппа, Б.М. Гаспарова и др.

Краткую историографию вопросов, связанных с рассмотрением драмы, молено изложить, руководствуясь проблемно-хронологическим принципом, поскольку в каждый отдельный период исследователи, во-первых, сосредотачивались на различных аспектах проблематики и поэтики трагедии, и, во-вторых, предлагали совершенно разные варианты разрешения одних и тех же вопросов.

Первую большую группу отзывов составляют работы критиков -современников Пушкина, которые останавливались на двух наиболее ярких особенностях драмы - на кажущейся разрозненности отдельных сцен, невозможности отнести «Бориса Годунова» ни к одному из привычных разрядов литературных произведений в силу соединения черт разных жанров, и на зависимости событийного ряда от «Истории государства Российского» Н.М. Карамзина.

Один из первых отзывов на трагедию относится к 1826 г., когда драма была представлена на прочтение императору Николаю I, но прежде чем ознакомиться с текстом самостоятельно, Николай прибег к услугам анонимного цензора (достаточно аргументированной представляется версия о том, что в роли этого цензора выступил Ф.В. Булгарин5), который подготовил выписки из трагедии и снабдил ее замечаниями для удобства высочайшего читателя. В этих замечаниях встречается высказывание следующего рода: «В сей пиесе нет ничего целого: это отдельные сцены или, лучше сказать, отрывки из X и XI тома Истории Госу

5 Подробное рассмотрение аргументов в пользу этой точки зрения см.: Винокур Г.О. Кто был цензором «Бориса Годунова»? // Винокур Г.О. Собрание трудов. Комментарии к «Борису Годунову» А.С. Пушкина. М., 1999. С. 388-403. дарства Российского, сочинения Карамзина, переделанные в разговоры и сцены. Характеры, происшествия, мнения, все основано на сочинении Карамзина, все оттуда позаимствовано»6. Автор данного критического отзыва, как мы видим, настаивал как раз, во-первых, на полной несамостоятельности Пушкина, который, якобы, во всем подражал Карамзину, и, во-вторых, на фрагментарности текста трагедии, представляющей собой, по мнению критика, беспорядочное смешение сцен.

В 1831 г., после выхода в свет отдельного издания трагедии, количество печатных отзывов было достаточно велико - драма привлекла внимание и публики и критиков. Но в основном отзывы, вне зависимости от того, были они положительными или отрицательными, развивали те же тезисы, на которых сосредоточился Булгарин - о тесной связи драмы и «Истории» Карамзина и о сложности жанровой идентификации произведения. В качестве примеров можно упомянуть два небольших отзыва, один из которых был помещен в журнале «Московский телеграф» (1831 г., ч. 37, № 2), а второй в «Дамском Журнале» (1831 г., ч. 33, № 10).

Первый, анонимный, был сугубо отрицательным - автор, исходя из посвящения трагедии Н.М. Карамзину, сделал вывод, что «Пушкин у рабски влекся по следам Карамзина в обзоре событий» . Во втором выступлении, подписанном «Мечтатель» (С. Глинка), напротив, приводились аргументы в защиту трагедии, в частности, отстаивалось право писателя в определенных случаях пренебрегать общепринятыми литературными правилами. Невозможность для публики четко охарактеризо

6 <Булгарин Ф.В.?> Замечания на Комедию о царе Борисе и Гришке Отрепьеве // Пушкин А.С. Борис Годунов. Комментарий Л.М. Лотман и С.А. Фомичева. СПб., 1996.

7 Русская критическая литература о произведениях А.С. Пушкина. Хронологический сборник критико-библиографических статей / Сост. В. Зелинский. Ч. 3. М., 1888. С. 39. вать «Бориса Годунова» с точки зрения принадлежности к определенному жанру, прозаическому или стихотворному, по мнению автора заметки, не умаляет достоинств произведения: «Пишите прозой или стихами, и вы достигнете своей цели, если перо выразит душу.»8

Одним из самых существенных и по объему, и по оказанному этому выступлению вниманию в 1831 г. был в целом одобрительный отзыв о драме, принадлежавший перу Н.И. Надеждина и помещенный в журнале «Телескоп» (1831 г., ч. 1, № 4). Статья, носившая название «Борис Годунов». Сочинение А. Пушкина. Беседа старых знакомцев» была подписана псевдонимом Н. Надоумко. Надеждин, придавший своей статье форму диалога и прибегнувший к приему воспроизведения в речи собеседников самых распространенных мнений по поводу драмы, естественно, не мог не затронуть волновавший публику вопрос о форме произведения. Собеседник автора, которому присвоено имя Тленский, пытаясь определить жанр «Бориса Годунова», встает в тупик, а автор отвергает все предположения Тленского, замечая, что «Борис Годунов», безусловно, относится к конкретному типу, только публика не там ищет этот тип - это произведение не является ни трагедией, ни комедией, ни драмой, ни драматической поэмой: «Это - ряд исторических сцен. эпизод истории в лицах\»9

При этом Надеждин безусловно положительно оценивал новаторство Пушкина, защищая его творческие эксперименты и поясняя, что кажущаяся бессвязность сцен и продолжение действия после смерти предполагаемого главного героя - Бориса - обусловлены не недостатком таланта автора, а особенностями воплощаемой идеи: «Не Борис Годунов, в своей биографической неделимости, составляет предмет ее [т.е.

8 Там же, с. 41.

9 Надеждин Н.И. «Борис Годунов». Сочинение А. Пушкина. Беседа старых знакомцев//Надеждин Н.И. Литературная критика. Эстетика. М., 1972. С. 261. пьесы - Д.О]; а царствование Бориса Годунова - эпоха, им наполняемая, мир, им созданный и с ним разрушившийся, - одним словом - историческое бытие Бориса Годунова»10.

Существенно, что в вопросе об источниках трагедии Надеждин соглашался с общим мнением - его персонаж Тленский озвучивает идею о полной неоригинальности «Бориса Годунова», а автор не возражает, лишь пытаясь отчасти оправдать Пушкина тем, что у него все-таки встречаются вымышленные персонажи и что других источников, помимо Карамзина, просто не существует11.

Из других заметных выступлений этого же года следует упомянуть статью В. Плаксина под названием «Замечания на сочинение А.С. Пушкина: Борис Годунов», помещенную в «Сыне Отечества» (1831 г., т. 20, ч. 142-143, №№ 24-28) и в этом же журнале напечатанную рецензию И. Среднего-Камашева (1831 г., т. 23, ч. 145, №№ 40-41).

Отзыв Плаксина носил скорее критический, чем оправдательный характер - он, разбирая трагедию, обращал внимание на все те моменты, которые преимущественно волновали публику: несоблюдение правила «трех единств», к которому автор статьи присоединяет еще четвертое единство - единство характеров; невозможность с полным основанием сказать, что Борис является центральным героем драмы и пр.12 При этом Плаксин, однако, считал Пушкина поэтом, способным на гораздо большее, чем «Борис», о чем свидетельствуют, по его мнению, даже отдельные моменты в самой драме, моменты, достойные всяческой похвалы. Заканчивается статья фразой, долженствующей подтолкнуть Пушкина к написанию более достойных произведений, чем «Борис Годунов»:

10 Там же, с. 262.

11 Там же, с. 269-270. 10

Русская критическая литература о произведениях А.С. Пушкина. С. 43-74.

Больно видеть в бездействии исполина, когда карлики, кряхтя, работают»13.

И. Средний-Камашев тоже не стал хвалить Пушкина - только, в отличие от Плаксина, он даже не настаивал на гениальности и оригинальности поэта: «Пушкин никогда не был литературным гением, разумея под этим словом лицо, подобное Данту, Шекспиру, Байрону, Гете. Чего ж хотели от Бориса Годунова?.»14 Автор статьи хвалил язык Пушкина15, верность передачи исторического колорита16, но замечал, что отбор сцен для изображения в трагедии носит случайный характер: «.событие развивается вяло, неясно, сцены взяты не такие, каких ожидал бы читатель, - по большей части они все весьма незначительны. .»17

В том же 1831 году, практически сразу после выхода в свет трагедии, была написана заметка Н.В. Гоголя «Борис Годунов. Поэма Пушкина», которая впервые была опубликована только в 1881 г. В этой заметке Гоголь попытался дать не столько рациональную, сколько эмоциональную оценку произведению Пушкина - он устами своего персонажа убеждал публику, что при чтении книги всего важнее эмоциональный отклик, возникающий у читателя: «Будто прикованный, уничтожив окружающее, не слыша, не внимая, не помня ничего, пожираю я твои страницы, дивный поэт! И когда передо мною медленно передвигается минувшее и серебряные тени в трепетании и чудном блеске тянутся бес

13 Там же, с. 74.

14 Там же, с. 94.

15 «Говорить о языке Пушкина - значило бы только хвалить его». - Русская критическая литература о произведениях А.С. Пушкина. С. 105.

16 «Теперь остается еще сказать об историческом колорите Бориса Годунова. В этом отношении Пушкин - само совершенство. в Борисе Годунове, как в художнической панораме, вы видите весь дух того времени, все значение тогдашней Руси.» - Русская критическая литература о произведениях А.С. Пушкина. С. 104.

17 Там же, с. 98. конечным рядом из могил в грозном и тихом величии, когда вся отжившая жизнь отзывается во мне и страсти переживаются сызнова в душе моей, - чего бы не дал тогда, чтобы только прочесть в другом повторе

18 нии всего себя?.» Показательно, что Гоголь говорит здесь именно о воссоздании прошлого во всей его полноте, о погружении читателя в атмосферу минувшего - именно этой цели добивался Пушкин.

Из других выступлений 30-х гг. XIX в. есть смысл остановиться на высказываниях таких авторитетных критиков, как И.В. Киреевский и Николай Полевой. Статья И.В. Киреевского «Обзор русской литературы за 1831 год» вышла в 1832 г. в журнале «Европеец» (1832 г., январь, № 1), статья Н. Полевого «Борис Годунов», сочинение Александра Пушкина» появилась в журнале «Московский телеграф» несколько позже - в 1833 г. («Московский Телеграф», 1833 г., ч. 49, №№ 1-2).

Киреевский, по примеру многих других авторов, пытался сформулировать свой собственный ответ на претензии публики, связанные с туманностью авторского замысла в трагедии, разорванностью повествования, присутствием сцен, явно лишних с точки зрения развития действия, и т.п. Существенным в концепции Киреевского следует признать впервые выдвинутый тезис о важности роли царевича Димитрия в пьесе - Киреевский в поисках объединяющего начала остановился на той версии, что смысловым стержнем трагедии следует признать образ убитого царевича: «Очевидно, что и Борис, и Самозванец, и Россия, и Польша, и народ, и царедворцы, и монашеская келья, и Государственный совет -все лица и все сцены трагедии развиты только в одном отношении: в отношении к последствиям цареубийства. Тень умерщвленного Димитрия царствует в трагедии от начала до конца, управляет ходом всех событий, служит связью всем лицам и сценам, расставляет в одну перспективу все

18 Гоголь Н.В. Борис Годунов. Поэма Пушкина // Гоголь Н.В. Собр. соч. в 9 гг. Т. 7. М, 1994. С. 67. отдельные группы, и различным краскам дает один общий тон, один кровавый оттенок»19.

Николай Полевой, рассматривая драму «Борис Годунов», старался поместить это произведение в контекст эпохи, т.е. соотнести с тенденциями, наметившимися в литературе в конце XVIII - начале XIX вв. Он не просто критиковал трагедию, но стремился оценить ее объективно, во-первых, в русле общелитературных тенденций того времени, во-вторых, в соотношении с остальным творчеством Пушкина. Полевой полагал, что в «Борисе Годунове» Пушкин выразился весь и полностью20. Данная драма интересовала Полевого прежде всего с точки зрения формы - критик сосредоточился на драматургическом новаторстве Пушкина, пытаясь определить, какое влияние может оказать данное произведение на дальнейшее развитие русской литературы. Полевой пришел к выводу, что Пушкин имел целью создать историческую драму на национальной основе, причем чрезвычайно удачно избрал и жанр, и характер изображения, и сам предмет (эпоху Бориса Годунова). При этом Полевой отмечал, что Пушкин в создании своей драмы предположительно не был ограничен никакими рамками, т.к. пользовался методом романтизма.

Однако дальше критик оставил похвалы и высказал мнение, что Пушкин полностью подчинил свой замысел концепции, изложенной в «Истории государства Российского» (в особенности в отношении образа Бориса), и в этом заключалась его ошибка. Любопытно, что в качестве

19 Киреевский И.В. Обозрение русской литературы за 1831 год // «Европеец», 1832 г., январь, № 1. С. 111.

20 Полевой говорил по этому поводу: «.Бориса Годунова должно почесть окончательным творением Пушкина: в нем соединены все его достоинства, все недостатки - весь Пушкин и вся его поэзия, каковы он и она были доныне, и являются в нынешнем своем состоянии». - Русская критическая литература о произведениях А.С. Пушкина. С. 189. подтверждения этой точки зрения Полевой, как и многие другие критики, привел посвящение: «Прочитав посвящение, знаем наперед, что мы увидим карамзинского Годунова: этим словом решена участь драмы Пушкина»21. Конечный вывод Полевого лежал в русле общего мнения публики - он утверждал, что отдельные сцены в драме вполне хороши, но эти частные достоинства не искупают общей несвязности текста, не объединенного одной идеей22.

Подводя итог, можно сказать, что отзывы критиков - современников Пушкина были как положительными, оправдывающими, так и отрицательными, осуждающими, однако, вне зависимости от своей окраски, они все опирались на ограниченное количество основополагающих тезисов - во-первых, современники воспринимали трагедию как повторение идей, встречающихся у Карамзина, и, во-вторых, они обращали внимание на своеобразное построение пьесы, где сцены чередовались между собой, как казалось читателю, в произвольном порядке и не были связаны единством времени, места и действия.

Своеобразной заключающей работой можно назвать статью В.Г. Белинского, написанную уже после смерти Пушкина, которая, будучи созданной в 40-е гг. XIX в., претендует на некоторую объективность, отстраненность, но, с другой стороны, все еще несет на себе отчетливый отпечаток мнений современников поэта и не рвет кардинально с устоявшимися взглядами на пушкинскую драму. Речь идет о статье десятой из цикла «Сочинения Александра Пушкина», которая впервые появилась в 1845 г. в журнале «Отечественные записки».

Белинский, как и его предшественники, тоже воспринял пушкинскую драму как повторение «Истории» Карамзина: «Пушкин рабски [стоит отметить, что именно этот эпитет - «рабски» - прозвучал в ано

21 Там же, с. 196.

22 Там же, с. 203. нимной заметке 1831 г., написанной после выхода в свет «Бориса Году

ЛЛ нова» и опубликованной в «Московском телеграфе - Д.О.] во всем последовал Карамзину, - и из его драмы вышло что-то похожее на мелодраму, а Годунов его вышел мелодраматическим злодеем, которого мучит совесть и который в своем злодействе нашел себе кару. Мысль нравственная и почтенная, но уже до того избитая, что таланту ничего нельзя из нее сделать!.»24

По сути, вся статья Белинского представляет собой разъяснение возможностей, которые заключены в образе Бориса Годунова (и которыми Пушкин не сумел или не захотел воспользоваться), и критику точки зрения Карамзина, которую Пушкин, якобы, в точности воспроизвел. Белинский настаивал на том, что у Пушкина, как и у Карамзина, представлена дешевая мелодрама с наказанием злодея, тогда как истинная трагедия Бориса заключалась в том, что «он хотел играть роль гения, не будучи гением, - и за то пал трагически и увлек за собою падение своего рода.»25 При этом Белинский, как многие из предшественников, признавал достоинства отдельных частей драмы. На формальной стороне он сосредотачиваться не стал, признав за Пушкиным право на эксперименты в этой сфере, но точку зрения на Карамзина как на вдохновителя Пушкина развил всесторонне, выведя отсюда все недостатки произведения.

Подкрепленное авторитетом Белинского мнение современников Пушкина было скорректировано только ближе к концу века. Работы исследователей рубежа веков составляют следующую группу, объединенную единством подхода к анализу проблематики и художественной

23 Русская критическая литература о произведениях А.С. Пушкина. С. 39.

24 Белинский В.Г. «Борис Годунов» // Белинский В.Г. Собр. соч. в 9-ти т.т. М., 1981. Т. 6. С. 430.

25 Там же, с. 437. структуры драмы. Одним из авторов, внесших существенный вклад в формирование новой концепции восприятия пушкинской трагедии, считается И.Н. Жданов, который в 1892 г. прочел публичную лекцию, затем изданную, под названием «О драме А.С. Пушкина «Борис Годунов».

В этой работе Жданов попытался поспорить с авторитетом Полевого и Белинского, которые поставили драму Пушкина в жесткую зависимость от «Истории государства Российского». Жданов исходил в своих опровержениях из того, что Пушкин, как показывают его заметки, осознавал слабости Карамзина, в частности его крайний монархизм и приверженность самодержавному строю. Соответственно, по мнению Жданова, сложно предположить, что Пушкин, ясно отдававший себе отчет в недостатках «Истории», рабски за ней последовал: «Можно ли допустить, что писатель, так ясно видевший и достоинства и слабые сто

Oft роны Карамзина как историка, станет его рабским подражателем?»

Жданов соглашался с тем, что Карамзин был для Пушкина важ

27 ным источником сведений, однако далеко не единственным . Самым веским свидетельством в пользу независимости Пушкина Жданов называл то обстоятельство, что концепция происходящего у Пушкина радикально отличается от той, которая представлена в «Истории»: «.в изображении судьбы царя Бориса Пушкин шел своей дорогой, - дорогой, на

26 Жданов И.Н. О драме А.С. Пушкина «Борис Годунов» // Сочинения И.Н. Жданова. Т. II. СПб., 1907. С. 109.

27 «В то время, когда работал Пушкин, было уже издано несколько памятников, имеющих первостепенную важность при изучении смутной эпохи: так называемый Новый Летописец, Житие царя Феодора Ивановича, составленное патриархом Иовом, Сказание Авраамия Палицына, Грамота об избрании Бориса Годунова. Много известий о времени Бориса и самозванца собрано было Щербатовым в VII томе его Истории Российской. Присматриваясь к трагедии Пушкина, мы найдем в ней следы знакомства поэта с такими известиями, которых нет у Карамзина.» - Жданов И.Н. О драме А.С. Пушкина «Борис Годунов». С. 109-110. которой Карамзин не был и не мог быть путеводителем. Несчастия ка-рамзинского Бориса объясняются его болезненной подозрительностью, вызвавшею общее недовольство. Несчастья пушкинского Бориса объясняются историческими условиями, среди которых ему пришлось действовать, настроением боярства и народа.»28

Таким образом, новизна точки зрения Жданова заключалась в том, что он взял на себя смелость опровергнуть устоявшееся мнение о непосредственной зависимости Пушкина от Карамзина и, соответственно, объяснил трагедию Бориса не как наказание злодея-цареубийцы, а связал ее с историческими условиями, которые и привели к падению Годунова. Это мнение получило подтверждение в дальнейшем - в начале XX в. его придерживались такие известные исследователи как Н.П. Силь-ванский и Б. Энгельгардт.

Сильванский использовал посылку Жданова о важности роли народа в пушкинской драме, но предположил, что, заметив сам факт, Жданов не смог сделать из него правильных выводов. Сильванский внес поправки в точку зрения Жданова, отметив, что Пушкин, действительно, наметил в своей трагедии проблему взаимоотношений царя и власти, но все же не смог полностью освободиться от влияния Карамзина - во-первых, судьба Годунова в драме поставлена в зависимость от убийства царевича Димитрия, а во-вторых, изображение народа у Пушкина грешит неточностью, поскольку народная масса, хотя и выдвинута на первый план, что исторически верно, но представлена как тупая «чернь», что является ошибочным.

По сути, Сильванский, как и Белинский, в итоге переключился на подробное объяснение того, как следовало интерпретировать образ Годунова в историческом плане, отвлекшись от разбора трагедии и сосре

28 Там же, с. 133. доточившись на аргументации в пользу социального подхода к судьбе Бориса29.

По тому же пути, который был уже намечен Ждановым и Силь-ванским, последовал и Б. Энгельгардт. Само название его статьи «Историзм Пушкина (К вопросу о характере пушкинского объективизма)» уже задавало определенные рамки, в пределах которых автор статьи планировал рассматривать произведения Пушкина, в частности, драму «Борис Годунов». Энгельгардт оценил драму Пушкина как поворотный момент в его творчестве, после которого мировоззрение поэта радикальным образом изменилось. При этом Энгельгардт настаивал, что в «Борисе Годунове» надо видеть не драматургическое новаторство, ибо драма, в силу своей несценичности, оказала малое влияние на русскую драматургию, а начало нового типа исторических произведений.

Энгельгардт оценивал «Бориса Годунова» как воплощение историко-философских взглядов Пушкина, т.е. как отражение понимания Пушкиным закономерностей исторического процесса. Суть взглядов Пушкина автор статьи определял в русле наметившейся на рубеже веков новой тенденции - для Энгельгардта, как и для Сильванского, характерно определение истории вообще (и, соответственно, истории в интерпретации Пушкина) как процесса, на который действия и желания отдельных людей не могут оказать решающего влияния.

По мнению Энгельгардта, Пушкин преднамеренно изобразил в своей драме бездействие ключевых персонажей Смутного времени, которое дает представление о ничтожности влияния каждого конкретного человека на происходящее: «Неделание это, конечно, не означает вяло

29

Объясняя историю, мы теперь все сводим к условиям развития, вовсе не придавая значения влиянию отдельных личностей или по меньшей мере придавая ему третьестепенное значение». - Сильванский Н.П. Народ и царь в трагедии Пушкина // Библиотека великих писателей / Под ред. С.А. Венгерова. Пушкин. Т. II. СПб., 1908. С. 314. ста героев в частной жизни, но отсутствие в них исторического творчества, исторической активности. Герои драмы не совершают на сцене исторических деяний, не делают истории. Они произносят длинные речи, мучаются угрызениями совести, влюбляются, плачут, но в отношении к исторической деятельности все они остаются совершенно пассивными» . Отдельная личность не в состоянии определять развитие событий, это под силу только народу в целом. Соответственно, вывод, который делает Энгельгардт, звучит следующим образом: «Итак, историю в «Борисе Годунове» делает сам народ»31.

При этом народ, делающий историю, по мнению Энгельгардта, у Пушкина изображен вовсе не как слепая бессмысленная сила (мнение Сильванского), а как воплощение высшей разумности истории. Непосредственно в пьесе тезис о рациональности исторического процесса реализуется в фигуре монаха Пимена, который беспристрастно дает оценку всему, что случается. Пимен, как полагал Энгельгардт, наилучшим образом отражал новое мировоззрение Пушкина, которое можно охарактеризовать несколькими словами: «фатализм, объективизм и вера в конечную этичность истории»32.

В период кон. XIX - нач. XX вв. при оценке трагедии центр тяжести был перенесен из нравственной в социальную сферу, впервые критически переоценивалось мнение о полной зависимости Пушкина от Карамзина, и пьеса рассматривалась в первую очередь как выражение исторических взглядов Пушкина, а не как явление, парадоксальное с точки зрения формы и структуры и имеющее, в основном, морально-этический смысл.

30 Энгельгардт Б. Историзм Пушкина (К вопросу о характере пушкинского объективизма) //Пушкинист: Историко-литературный сборник. Вып. II. Пг., 1916. С. 49.

31 Там же, с. 54.

32 Там же, с. 72.

Кроме того, в этот же период в интерпретации драмы открылись дополнительные подробности, в частности, в связи с тем, что «История» Карамзина перестала восприниматься как источник, полностью определивший облик произведения. Был поставлен вопрос о других влияниях, которые могли иметь не меньшее значение для Пушкина - в том числе вспомнили об указании поэта, данном в «Набросках предисловия к «Борису Годунову», где Пушкин назвал среди источников драмы Карамзина, летописи и Шекспира. Так, о шекспиризме Пушкина упоминали Эн-гельгардт33, А. Незеленов34, этому же вопросу посвящена отдельная ста

35 тья М.М. Покровского . В качестве других авторов, повлиявших на Пушкина в период работы над драмой в исследовательских работах того

36 ЗУ времени фигурировали Расин , а также Тацит , чьи «Анналы» Пушкин читал как раз во время создания «Бориса».

Впоследствии основы, заложенные в конце XIX - начале XX вв., получили свое развитие в работах советских исследователей, которые представляют собой следующий этап в истории изучения драмы. Объяснение такой преемственности найти достаточно легко - несмотря на то, что дореволюционные исследования после смены государственного строя воспринимались как наследие старого режима, т.е. негативно, концепция исторического прогресса, где главной движущей силой ста

33 Там же, с. 54.

34 Незеленов А. А.С. Пушкин в его поэзии. СПб., 1882. С. 207-229.

35 Покровский М.М. Шекспиризм Пушкина // Библиотека великих писателей / Под ред. С.А. Венгерова. Пушкин. Т. IV. СПб., 1910. С. 1-20.

36 Батюшков Ф. Пушкин и Расин // Памяти А. С. Пушкина. Сборник статей преподавателей и слушателей историко-филологического факультета Санкт-Петербургского университета. СПб., 1900. С. 1-34.

37 Покровский М.М. Пушкин и римские историки // Сборник статей, посвященных В.О. Ключевскому. М., 1909. С. 478-486. новится народ, вполне соответствовала марксистской теории классовой борьбы, определяющей ход истории.

В советский период, таким образом, социальная трактовка драмы получила дальнейшее распространение. Нравственный аспект проблематики игнорировался, на передний план выносилось изображение Пушкиным столкновения власти и народа, которое толковалось в духе марксизма-ленинизма. Кроме того, был более детально, чем когда-либо прежде, разработан вопрос об источниках - в частности, произведена кропотливая работа по сопоставлению текстов драмы и «Истории государства Российского» Карамзина.

Среди наиболее значительных работ советского периода можно назвать труды Г.О. Винокура, Б. П. Городецкого, Д.Д. Благого, М.П. Алексеева и др. В заслугу Г.О. Винокуру следует поставить подготовку тщательного всестороннего комментария к тексту трагедии, который вышел в 1935 г. в VII томе собрания сочинений. Винокур прокомментировал историю создания драмы, историю публикации, а также рассказал о критических отзывах печати и источниках, использовавшихся Пушкиным для воссоздания реалий эпохи Смуты в произведении.

В первую очередь, разумеется, Винокур остановился на вопросе о мере влияния на Пушкина карамзинской «Истории». Опираясь на свидетельства самого Пушкина, Винокур не пытался совершенно отрицать это влияние, однако, как и Жданов в свое время, говорил о том, что политические взгляды Пушкина отличались от взглядов историка, в связи с чем «История» не могла быть основой драмы в том, что касалось проблематики и мировоззрения автора: «.сам Пушкин охотно указывал на свою зависимость от Карамзина, с которым он тем не менее никогда

38 не сходился в политических воззрениях» .

38 Винокур Г.О. Собрание трудов. Комментарии к «Борису Годунову». С. 285.

27

Выдвинув этот тезис, Винокур дальше более подробно остановился на текстуальных совпадениях, проведя сопоставительный анализ «Истории» и «Бориса Годунова». Он точно указал, какие именно места в трагедии Пушкина соотносятся с «Историей»39, а где Пушкин допустил преднамеренное изменение, переработав почерпнутые у Карамзина сведения. Помимо Карамзина, в числе исторических источников Винокур назвал еще Никоновскую летопись, Летопись о многих мятежах, «Историю российскую» М.М. Щербатова и Сказание Авраамия Палицына40.

В качестве основных проблем драмы, на которых сосредоточено внимание автора, Винокур выдвинул две - взаимоотношения власти и народа и взаимоотношения правящего монарха с высшими кругами государства: «В пушкинской трагедии поставлены две большие социально-политические проблемы, которые интересовали Пушкина в течение всей его сознательной жизни: 1) правящие классы и народ и 2) царь и боярство»41. Мы можем видеть, что здесь нравственно-этическая сторона проблематики преднамеренно оставляется в тени из идеологических соображений. С другой стороны, «социальная» интерпретация трагедии Пушкина, как мы показали, начала развиваться еще до революции, когда марксистская идеологическая концепция на исследователей не влияла.

Кроме разрешения вопроса об источниках и о проблематике, Винокур также постарался высказаться по поводу шекспиризма Пушкина, увязав этот вопрос с реформой драмы, которую попытался предпринять Пушкин. Винокур сформулировал свой вывод следующим образом - ни в коем случае нельзя отрицать влияния Шекспира на Пушкина, однако это влияние выражалось отнюдь не в простом заимствовании внешних

39 Текстологические сопоставления см.: Винокур Г.О. Собрание трудов. Комментарии к «Борису Годунову». С. 295-307.

40 Об этом см.: Там же, с. 291-294.

41 Там же, с. 309. форм и внешнем подражании: «Не столько перенимая у Шекспира внешние приемы, сколько учась у него разрешать проблему отношения искусства к жизни, Пушкин, даже подражая Шекспиру, тем не менее мог оставаться вполне самостоятельным и в идейном, и в литературном отношении»42.

Дополнительный раздел в комментариях посвящен другим влияниям, которые, наряду с Карамзиным и Шекспиром, могли определять облик трагедии. Здесь Винокур назвал в первую очередь произведения Вальтера Скотта, выступавшего в глазах Пушкина родоначальником нового типа историзма, благодаря которому исторические события подаются как нечто близкое, реальное43. Затем Винокур упоминает об источниках, определивших архаизацию языка трагедии - так, в частности, он нашел в языке следы знакомства Пушкина с «Древней российской вив-лиофикой»44. Кроме того, Винокур говорил о знакомстве Пушкина с произведениями французских писателей Л. Вите45, В. Гюго46, а также о возможном воздействии на поэта драм Гете47.

К 1937 году относятся две статьи, прямо или косвенно касающиеся пушкинского «Бориса Годунова» - одна из них написана К.В. Базилеви-чем и называется «Борис Годунов в изображении Пушкина»48, т.е. непосредственно посвящена анализу драмы, вторая же, принадлежащая перу

42 Там же, с. 324.

43 Там же, с. 336-339.

44 Там же, с. 339-340.

45 Там же, с. 345.

46 Там же, с. 347.

47 Там же.

48

Базилевич К.В. Борис Годунов в изображении Пушкина // Исторические записки. Т.1. М., 1937. С. 29-55.

Б.Д. Грекова49, рассматривает исторические воззрения Пушкина в целом, не обходя вниманием, впрочем, и «Бориса Годунова» в силу того, что драма является историческим произведением и, естественно, может дать представление о некоторых аспектах исторического мировоззрения Пушкина.

Греков в своей статье рассмотрел отношение Пушкина к истории и принципы описания исторической действительности, которых Пушкин придерживался. Хотя Греков отметил, что Пушкин не был профессиональным историком, он, тем не менее, признал, что история занимала в жизни и творчестве поэта весьма существенное место. Мы не будем останавливаться на тех аспектах мировоззрения Пушкина, которые, хотя и анализируются Грековым, но все же не имеют прямого отношения к драме «Борис Годунов» - речь идет о тщательно разобранном в статье вопросе об отношении Пушкина к феодализму и о кратком очерке русской истории, который можно составить, следуя за Пушкиным. Нас интересуют только те моменты, которые важны для понимания драмы.

Во-первых, Греков, как и многие другие исследователи до и после него, пытался прояснить суть взаимоотношений Пушкина и Карамзина. Опираясь на заметки самого Пушкина, Греков утверждал, что поэт достаточно высоко ценил Карамзина, однако не считал его совершенством во всех отношениях50. В связи с этим, сделал вывод Греков, неоправданны рассуждения о полной зависимости Пушкина от Карамзина.

Второй момент, который обращает на себя внимание - представленные в том числе в драме «Борис Годунов» особенности отражения исторической действительности как их трактует Греков. Он говорил по этому поводу следующее: «.во всех произведениях Пушкина на исто

49 Греков Б. Д. Исторические воззрения Пушкина И Исторические записки. Т. I. С.3-28.

50 Там же, с. 6-7. рические темы, если и не изображается общество во всей его сложности, то всегда тем или иным способом автор дает понять эту сложность»51. В качестве примера такого типа изображения действительности, когда читателю дается намек на широту и многообразие существующих в реальности явлений и событий, приводится драма «Борис Годунов», где представлены самые различные сословия в самых различных ситуациях и положениях52.

И еще одно важное замечание, которое сделал Греков - о том, как Пушкин представлял себе долг историка - этот аспект взглядов поэта имеет принципиальное значение, т.к. связан в том числе с особенностями создания художественных исторических произведений. Греков полагал, что для Пушкина долгом историка была, во-первых, тщательная критика источников, и, во-вторых, подведение установленных фактов под какую-нибудь теорию53.

К.В. Базилевич в своей статье больше сосредотачивался именно на трагедии «Борис Годунов» и конкретно на образе главного героя этой драмы. В своих рассуждениях он шел по тому пути, который до него уже был намечен Энгельгардтом, Сильванским, Винокуром и другими исследователями, которые предпочитали социальную интерпретацию трагедии Пушкина. Рассматривая проблему зависимости Пушкина от Карамзина, Базилевич пришел к выводу, что политические взгляды Карамзина не оказали на Пушкина никакого влияния, но зато в фактической стороне дела Пушкину просто больше не к кому было обратиться, т.к. у Карамзина в области знания источников не имелось конкурентов54.

51 Там же, с. 18.

52 Там же.

53 Там же, с. 7.

54 Базилевич К.В. Борис Годунов в изображении Пушкина. С. 35.

Соответственно, по мнению Базилевича, Пушкин заимствовал у Карамзина событийный ряд, в том числе версию о виновности Бориса Годунова в убийстве царевича Димитрия, но проигнорировал при этом заложенную в «Истории» концепцию происходящего, т.к. сделал главным героем народ, тогда как у Карамзина трагедия Бориса была трагедией личности55. Мы можем видеть, что Базилевич намеренно переводит проблематику драмы в социальную сферу и, соответственно, выдвигает на передний план не кого-то из персонажей, а весь народ в целом в качестве движущей силы истории, что особенно отчетливо прослеживается в стремлении представить трагедию Пушкина как изображение исконных противоречий между властью и народом56. Это типичный для советских

57 исследователей подход .

Не менее показательными в плане подтверждения социальной версии истолкования драмы были работы и других известных исследователей советского периода. Среди них есть смысл особо отметить труды Б.П. Городецкого, Д.Д. Благого и М.П. Алексеева. В монографии Городецкого, посвященной драматургии Пушкина в целом, «Борис Годунов» занимает едва ли не центральное место. Городецкий подробно рассмотрел предысторию создания трагедии, поместив «Бориса Годунова» в контекст эпохи и в контекст творческой эволюции Пушкина, охаракте

55 Там же, с. 37.

56 «.разрыв между царем и народом, по мнению Пушкина, вызывался определенными историческими и социальными причинами; он был исторически неизбежен». - Базилевич К.В. Борис Годунов в изображении Пушкина. С. 41.

57 У Базилевича встречается упоминание о важности «народного мнения», но это серьезное наблюдение трактуется им в политическом свете, как аргумент в пользу социальной интерпретации драмы: «. .судьба Годунова решалась не на небе и не в московском дворце, даже не на полях сражения, а в городах, селах и деревнях, в народе, в «народном мнении».»- Базилевич К.В. Борис Годунов в изображении Пушкина. С. 51. ризовав формирование взглядов писателя на особенности драматических произведений.

Городецкий коснулся вопроса о взаимоотношениях Пушкина и Шекспира, как и Винокур, отождествив влияние Шекспира не с возможностью прямых заимствований, а с усвоением Пушкиным принципов творческой свободы, которые отличали шекспировскую драматургию от произведений, написанных в соответствии с принципами классицизма.

Следующим важным пунктом при анализе произведения для Городецкого, естественно, явился традиционно не оставляемый без внимания вопрос о методах воссоздания исторической действительности и об источниках исторических фактов, которыми пользовался Пушкин. Городецкий подробно проанализировал способы использования «Истории» Карамзина в трагедии Пушкина, отметив, что в каких-то случаях Пушкин практически слово в слово повторяет Карамзина, а когда-то отходит со от него очень далеко . При этом Городецкий проиллюстрировал свои утверждения примерами, где показал механизм претворения текста «Истории» в текст трагедии Пушкина.

Городецкий также проанализировал влияние летописей на Пушкина и пришел к выводу, что поэт не испытывал потребности знакомиться с летописями помимо Карамзина, т.е. в оригинале, т.к. в начале XIX в.

58 Городецкий попытался подробно объяснить методы работы Пушкина с «Историей» Карамзина: «.принципы отбора и использования Пушкиным материалов карамзинской истории очень сложны, разнообразны и в высшей степени своеобразны. Они бесконечно варьируются от переложения в стихи отдельных фрагментов документального характера. до создания целых законченных сцен, отсутствующих у Карамзина. В отдельных случаях Пушкин создает целый большой фрагмент текста трагедии, созданный с поразительным искусством из мельчайших и разрозненных, порою весьма далеко отстоящих друг от друга фактов, разбросанных по нескольким томам «Истории».» - Городецкий Б.П. Драматургия Пушкина. M.;JI., 1953. С. 178. уровень, заданный Карамзиным, не мог быть никем превзойден ни по объему материала, ни по разнообразию его, ни по точности передачи, а изучение летописей в подлиннике было сопряжено с определенными трудностями. Пушкину, по мнению Городецкого, вполне хватало сведений, пересказанных и процитированных Карамзиным в основном тексте и в примечаниях59.

В отношении проблематики драмы Городецкий не отрицал полностью наличия в «Борисе Годунове» «трагедии совести», но полагал, что Пушкин задвигает эту трагедию на задний план, основной акцент делая на социально-политических мотивах. Суть социально-политической концепции Пушкина, по мнению Городецкого, заключается в силе «мнения народного», делающего историю, причем, как и у Базилевича, «мнение» трактуется как проявление революционности народа, направленной против правящего режима60.

Д.Д. Благой, касаясь вопроса о пушкинском «Борисе Годунове», отдельно остановился на принципах композиционного построения драмы, утверждая, во-первых, что вся структура трагедии никоим образом не представляет собой беспорядочного соединения частей, и, во-вторых, что анализ композиции может дать четкое представление об идейном смысле произведения61.

Благой рассматривал построение сцен с точки зрения симметрии и пришел к выводу, что сцены расположены в виде своеобразных концентрических кругов - сначала идет «круг народных сцен», где на первом плане находится толпа, потом «круг Бориса Годунова» и последний, за

59 Об этом см.: Там же, с. 182-186.

60 «. поражение Годунова расценено им [Пушкиным - Д.О.] не как следствие индивидуальных усилий Самозванца, но как результат победы народного антикрепостнического движения против режима Годунова». - Городецкий Б.П. Драматургия Пушкина. С. 195.

61 Благой Д.Д. Мастерство Пушкина. М., 1955. С. 116-142. ключенный внутри всех остальных - это «круг Самозванца». Благой связал проблематику драмы с расположением сцен - он выдвинул на первый план общественно-политические проблемы, аргументируя это тем, что народу в трагедии отведена главная роль, о чем свидетельствует размещение «народных» эпизодов, «обрамляющих» все остальные: «. композиционно подчеркивается, что как Борис, так и Самозванец не являются главными героями пьесы, что драматическая ее коллизия не в конфликте двух людей, алчно борющихся за власть, а в столкновении социальных сил»62.

Благой дополнительно упоминал об особом смысле последней ремарки в драме, которая не только, по его мнению, напрямую соотносится с центральной идеей произведения, но и обрисовывает исторические

63 перспективы, которые видятся исследователю в революционном духе .

Смыслу этой же ремарки посвящена отдельная статья М.П. Алексеева64. Алексеев подробно рассмотрел историю возникновения этой ремарки в пушкинском тексте и постарался определить значение данной фразы в общем идейном контексте произведения. Вывод его не столько самостоятелен и оригинален, сколько покоится на прочной базе предыдущих исследований - сославшись на Винокура и Городецкого, Алексеев вслед за ними повторил: «.было прочно установлено, что основу пушкинской трагедии составляет взаимоотношение самодержавной власти и народа и что в конфликте между ними победу одерживает именно народ»65.

Статья Алексеева интересна еще и в том отношении, что в поисках возможных источников ремарки автор сделал предположение о влиянии

62 Там же, с. 121-122.

63 Там же, с. 126.

64 Алексеев М.П. Ремарка Пушкина «Народ безмолвствует» // Алексеев М.П. Пушкин. Сравнительно-исторические исследования. Л., 1984. С. 221-252.

65 Там же, с. 242. на Пушкина французских историков, в частности, Тьера66. Кроме того,

Алексеев был автором работы, рассматривавшей различные аспекты fil взаимоотношений Пушкина и Шекспира .

Давая историографию вопросов, связанных с трагедией, мы считаем необходимым упомянуть не только о фундаментальных исследовани-„ ях, которые давали полномасштабный анализ трагедии «Борис Годунов», но и о статьях, разрабатывавших более частные аспекты, не связанные напрямую с проблематикой и структурой пьесы - основными объектами внимания авторов подобных статей и в советское время оставались темы, отчасти уже затрагивавшиеся до революции - вопрос о шекспиризме Пушкина, о влиянии летописей, а также «Анналов» Тацита, которые Пушкин читал в период работы над «Годуновым». В качестве примеров подобных статей можно назвать созданные в разное время работы И.Д. Амусина «Пушкин и Тацит»68, Г.С. Кнабе «Тацит и Пушкин»69, Ю.Д. Левина «Некоторые вопросы шекспиризма Пушкина»70, Д.П. Якубовича «Античность в творчестве Пушкина»71 и мн. др.

Также существует достаточно большая литература, посвященная ремарке «Народ безмолвствует» - помимо статьи Алексеева, сюда относятся, например, статьи B.C. Листова и Н.А. Тарховой «К истории ре

66 Там же, с. 244-250.

67 Алексеев М.П. Пушкин и Шекспир // Алексеев М.П. Пушкин. Сравнительно-исторические исследования. Л., 1984. С. 253-292. с о

Амусин И.Д. Пушкин и Тацит // Пушкин. Временник Пушкинской комиссии. Т. 6. М.; Л., 1941. С. 160-180.

69 Кнабе Г.С. Тацит и Пушкин // Временник Пушкинской комиссии. Вып. 20. Л., 1986. С. 48-64.

70 Левин Ю.Д. Некоторые вопросы шекспиризма Пушкина // Пушкин. Исследования и материалы. Т. VII. Л., 1974. С. 58-85.

71 Якубович Д.П. Античность в творчестве Пушкина // Пушкин. Временник Пушкинской комиссии. Т. 6. С. 92-159. марки «Народ безмолвствует» в «Борисе Годунове»72, Н.И. Михайловой «К источникам ремарки «Народ безмолвствует» в «Борисе Годунове»73, М.В. Строганова «Еще раз о ремарке «Народ безмолвствует»74 и др. Кроме того, существенный вклад в исследование пушкинской драмы у с внесли С.Б. Рассадин , как и Городецкий, посвятивший монографию драматургии Пушкина, Б.В. Томашевский , уделявший особое внимание поискам возможных параллелей с «Борисом Годуновым», в том

77 числе в зарубежной литературе, О. Фельдман , С.А. Фомичев и пр.

В области комментирования текста трагедии следует отметить выход в 1996 г. подробного литературно-исторического комментария, под

78 готовленного JI.M. Лотман и С.А. Фомичевым . Этот комментарий затрагивает все основные вопросы, связанные с драмой - вопрос о проблемах, об источниках, в том числе об отношениях Пушкина и Карамзина, о влияниях на Пушкина в период работы над пьесой, - которые решаются уже без воздействия марксистских концепций. Авторы комментария заметили по поводу восприятия Пушкиным «Истории государства Российского», что поэт, несомненно, пользовался данным историческим трудом, однако усвоенные оттуда факты служили для него лишь «пред

72

Листов B.C., Тархова Н.А. К истории ремарки «Народ безмолвствует» в «Борисе Годунове» // Временник Пушкинской комиссии 1979 г. Л., 1982. С. 96-102.

73 Михайлова Н.И. К источникам ремарки «Народ безмолвствует» в «Борисе Годунове» //Временник Пушкинской комиссии. Вып. 20. С. 150-153.

74 Строганов М.В. Еще раз о ремарке «Народ безмолвствует» // Временник Пушкинской комиссии. Вып. 23. Л., 1989. С. 126-129.

75 Рассадин С.Б. Драматург Пушкин. М., 1977.

76 Томашевский Б.В. Пушкин и итальянская опера // Пушкин и его современники. Вып. XXXI-XXXII. Л., 1927. С. 56-57; Томашевский Б.В. Пушкин. Кн. 1. М.;

Л., 1956; Кн. 2. М.-Л., 1961.

77

Фельдман О. Судьба драматургии Пушкина. М., 1975.

78

Пушкин А.С. Борис Годунов. Комментарий Л.М. Лотман и С. А. Фомичева. полагаемыми обстоятельствами», в которых Пушкин развертывал потрясший его образ Бориса. В частности, версию о причастности Годунова к гибели царевича Пушкин принял не потому, что поверил Карамзину, а потому, что эта версия соответствовала его творческому замыслу79.

Среди других источников комментаторы назвали Никоновскую летопись и Летопись о многих мятежах, житийную литературу, отметили определенное влияние Шекспира, античных авторов Тацита и Кая

80

Светония Транквилля и др. В качестве гипотезы они выдвинули предположение о возможной взаимосвязи идей Пушкина в период работы над «Борисом Годуновым» с мыслями, развернутыми в трактате «Госу

81 дарь» Никколо Макиавелли .

Отмечая, что в сфере проблематики существенное место занимает взаимоотношение власти и народа, авторы комментария, однако, не интерпретируют это обстоятельство так прямолинейно, как было принято в советскую эпоху: «Карамзин смотрит на трагическую судьбу Годунова и его семьи как на неотвратимую кару Провидения, демонстрацию его силы и справедливости. Пушкин через судьбу Годунова выражает трагедийность взаимоотношений носителя высшей власти и народа, взаимо

82 отношений, чреватых конфликтами и потрясениями» . Характерно, что в этом высказывании уже не идет речь о неизбежности именно революционного противостояния власти и народа. Соответственно, мы можем говорить о переходе исследователей последнего времени на более умеренные позиции в тех вопросах, которые касаются проблематики драмы.

Для зарубежных исследователей классовый подход никогда не был характерен и, в принципе, они всегда подходили к анализу творче

79 Там же, с. 134-137.

80 Там же, с. 137-141.

81 Там же, с. 150-159.

82 Там же, с. 166. ства Пушкина вообще и драмы «Борис Годунов» в частности с учетом таких аспектов, которые обычно оставались вне поля зрения отечественных пушкинистов или же оценивались в России принципиально по-иному. Так, рассматривая «Бориса Годунова» зарубежные исследователи, с одной стороны, при постановке проблемы ссылались на труды советских ученых, однако стремились дать тому или иному вопросу совершенно иное истолкование. Вот несколько наиболее характерных примеров.

В начале 1980-х гг. вышла статья И.З. Сермана «Парадоксы народного сознания в трагедии А.С. Пушкина «Борис Годунов» , которая отталкивалась от посылки о принципиальной важности вопроса о главном герое драмы, выдвинутой русскими авторами. Однако Серман, отмечая распространенность «социологической» интерпретации трагедии, т.е. той, в которой центральной проблемой считались взаимоотношения власти и народа, называет их стереотипными и сковывающими мышление. Серман со своей стороны предложил совершенно новый вариант понимания проблематики драмы - он отвлекся от политических мотивов, которые так интересовали его советских коллег, и рискнул предположить, что Пушкина при изображении Смутного времени больше интересовали не социальные процессы, а «образ мыслей» людей той эпохи84.

В 1986 г. Кэрил Эмерсон подготовила работу под названием «БоОС рис Годунов» А.С. Пушкина» , где постаралась выразить свое общее

83 Serman I.Z. Paradoxes of the Popular Mind in Pushkin s Boris Godunov I I The Slavonic and East European Review. Index to vol. 64, 1986. P. 25-39.

84 «А way of thinking» - that is what really interested Pushkin, and not the «struggle of the people against the anti-people authorities»; a way of thinking, than is, the spiritual life of the nation, including the «multitude of believes».» - Serman I.Z. Paradoxes of the Popular Mind in Pushkin s Boris Godunov. P. 37.

85 Эмерсон Кэрил. «Борис Годунов» А.С. Пушкина // Современное американское пушкиноведение. Сб. статей. СПб., 1999. С. 111-152. понимание сути данного произведения. Эмерсон, среди прочего, осветила следующие моменты: вопрос несценичности трагедии, жанровое своеобразие, отношение к Шекспиру, отношение к Карамзину и соединенная с этим концепция исторического процесса. Понимание Пушкиным истории Эмерсон трактует в диаметрально противоположном Карамзину духе, делая из этого вывод о независимости пушкинской исторической концепции от Карамзина. По мнению американской исследовательницы, у Карамзина все события в истории взаимосвязаны и взаимообусловлены, тогда как Пушкин допускает гораздо больше свободы для случая, влияющего на происходящее: «Концепция Карамзина предполагает единство: в историческом повествовании прошлое слагается воедино с нравоучением, которое сообщает цельность и будущему. Для Пушкина. история не обязательно предполагает прогресс и взаимосвязь событий.»

Исследовательница Стефани Сандлер в своей работе 1989 г. «ДаQ-1 лекие радости. Пушкин и творчество изгнания» , которая была переведена на русский язык в 1999 г., попыталась рассмотреть драму «Борис Годунов» с психологической точки зрения - с учетом психического состояния самого автора, психологических взаимоотношений публики и персонажей, а также психологии героев. С наших позиций принципиально важно еще отметить, что Сандлер говорила о роли слухов и мнений в истории. В ее понимании, причиной происходящего являются распространившиеся в народе толки: «Концепция истории в «Борисе Годунове» состоит в том, что причиной последующих событий являются

88 толки об истории» .

86 Там же, с. 125.

87 Сандлер Стефани. Далекие радости. Александр Пушкин и творчество изгнания. СПб., 1999.

88 Там же, с. 116.

Концепции истории у Пушкина посвящен также доклад американского слависта Феликса Раскольникова, сделанный им на XII Международном конгрессе славистов, проходившем в 1998 г. в Варшаве89. В сжатом виде точку зрения Раскольникова можно изложить следующим образом - он постарался проанализировать «Бориса Годунова» в свете исторических воззрений Пушкина. По мнению Раскольникова, в драме представлен исторический процесс в духе иррационализма, т.е. Пушкин показывает историю как иррациональную стихию, где события не объясняются логически чьими-то действиями и желаниями, а хаотичны по своей природе, и успех или неуспех конкретного предприятия зависит исключительно от циклической закономерности смены одной фазы другой.

В данном диссертационном исследовании предполагается, с учетом всех предыдущих наработок по данной теме, не освещать повторно достаточно хорошо изученные аспекты проблематики и поэтики, но остановиться на тех моментах, которые до сих пор оставляют возможности для нового истолкования и являются спорными. Мы, во-первых, принимаем за основу существование определенных текстовых параллелей между произведением Пушкина и трудом Карамзина, которые, однако, попытаемся объяснить по-новому, во-вторых, отмечаем существование мнений о фрагментарности драмы, ставя своей задачей анализ ее композиционной структуры с целью подтвердить логическую законченность действия, и, в-третьих, используем в качестве предпосылки для рассуждений тезис об отражении в драме общеисторических взглядов Пушкина, стараясь при этом найти некое решение, которое не будет сводить

89 Felix Raskolnikov. The rational and the irrational in Boris Godunov. Pushkin's vision of history // XII Miedzynarodowy kongres slawistow. Streszczenia referatow i ko-munikatow. Literaturoznawstwo, folklorystyka, nauka о kulturze. Warszawa, 1998. C. 249. картину исторического прошлого в драме к религиозно-этическим или сугубо социальным вариантам интерпретации.

Среди источников мы предполагаем особое внимание обратить на работы зарубежных исследователей, в частности, И. Сермана, С. Санд-лер, К. Эмерсон и Ф. Раскольникова, используя их выводы о природе восприятия исторической действительности в драме для дальнейшего развития и разработки. Кроме того, существенный интерес для нас представляют все работы, освещающие вопрос об исторических источниках драмы (Г.О. Винокура, Б.П. Городецкого, Л.М. Лотман и С.А. Фомичева и др.).

Основой для нашего исследования становится тезис о том, что Пушкин, создавая художественные произведения на исторической основе, старался ограничить вымысел рамками исторического правдоподобия, в связи с чем его в первую очередь интересовало постижение атмосферы эпохи. В целях создания исторически достоверного и цельного с художественной точки зрения «образа эпохи» Пушкин должен был определить для себя сущность этого явления и прояснить вопрос о том, какие источники могут предоставить ему необходимые сведения. Объясняя для себя, в чем заключается своеобразие атмосферы каждого конкретного времени, Пушкин остановился на том определении данного феномена, которое связывало особенности эпохи с мировоззрением и мировосприятием людей, живущих в избранный период.

В первой главе подробно разворачивается вышеупомянутый тезис о приоритетности для Пушкина воссоздания «образа эпохи» во всей полноте, после чего в свете стремления воспроизвести «образ эпохи» рассматривается вопрос об источниках, использованных Пушкиным в процессе работы над драмой. На материале исследований профессиональных фольклористов устанавливается, что одним из лучших источников с позиций воссоздания именно атмосферы эпохи являются исторические предания, которые фиксируют не точные даты событий, а восприятие фактов в народном сознании. Необходимо отметить, что Пушкин отдавал себе отчет в этом свойстве преданий и сознательно использовал их, например, при работе над «Историей Пугачевского бунта». Естественно предположить, что и на более раннем этапе, в процессе написания трагедии «Борис Годунов», Пушкин мог ориентироваться в первую очередь на предания и на выражаемое в них мнение народа о том или ином происшествии или историческом лице.

Далее в свете сделанного вывода о важности исторических преданий при воссоздании «образа эпохи» рассматриваются взаимоотношения трагедии Пушкина и «Истории» Карамзина. Пушкин мог воспринимать «Историю» как соединение обширного исторического материала, в том числе отображающего точку зрения современников Смуты на происходившее, и религиозно-монархической концепции Н.М. Карамзина, которая вызывала у поэта неприятие.

Учитывая то, что Пушкин всегда осознавал слабости Карамзина, в частности, его приверженность к истолкованию истории в религиозно-этическом духе и монархизм, можно утверждать, что поэт игнорировал тенденциозную окраску, которую Карамзин придавал рассказу о событиях, и искал у историка в первую очередь добросовестного переложения документальных материалов, отражающих взгляды и мнения современников Смуты, которые Карамзин цитировал и пересказывал в больших количествах.

Выдвинув и обосновав этот тезис, который подтверждается высказываниями Пушкина, встречающимися в критических статьях и заметках теоретического характера, мы далее в этой же главе иллюстрируем данное положение, сопоставляя текст «Бориса Годунова» и летописные тексты, которые отразили наиболее распространенные мнения современников и очевидцев Смуты. Результаты такого сопоставления дают основания говорить о том, что в пьесе отображена именно та картина, которую обрисовывало большинство летописей.

Утверждение о том, что Пушкин в своей драме использовал исторические предания для воссоздания «образа эпохи», который ассоциировался у него в первую очередь с мнениями людей того времени, позволяет дополнительно проанализировать трагедию, используя методику мотивного анализа.

Устойчивые элементы преданий в повествовании функционируют как мотивы, и рассмотрение развития этих мотивов помогает пролить новый свет на особенности проблематики и поэтики драмы. Кроме того, изучение функционирования мотивов разрешает вопрос о степени завершенности драмы и ее художественной сбалансированности - с точки зрения мотивного анализа «Борис Годунов» представляет собой полностью законченную структуру, где все мотивы развернуты целиком и доведены до логического завершения в последних сценах.

В главе второй мы рассматриваем, во-первых, основной сюжето-образующий мотив, определяющий развитие действия в драме - мотив вины, который не только задает направление движению событий, но и формирует, по сути, весь характер Бориса Годунова, чьи действия, мысли и судьба показаны в свете произошедшего много лет назад несчастья - трагической гибели малолетнего царевича Димитрия, в смерти которого обвиняли Бориса. Во-вторых, объектом нашего рассмотрения становится связанный с мотивом вины мотив убийства, вынесенный на второй план, но не менее важный для уяснения проблематики драмы.

Помимо мотива вины, являющегося стержнем образа Бориса в драме, характер данного героя включает в себя и другие черты, которые также на протяжении действия развертываются в мотивы - это мотив отцовской любви и мотив властолюбия. Борис как персонаж, чей характер может быть сведен к конечному числу устойчивых черт, без особых изменений повторяющихся практически во всех исторических источниках, противопоставляется в драме Самозванцу, единственным неотъемлемым признаком которого Пушкин делает изменчивость.

Третья глава посвящена общим вопросам, связанным с представлениями Пушкина об особенностях создания исторических произведений, а также с его историческими взглядами. Эти взгляды, отразившиеся в том числе в драме «Борис Годунов», характеризуются, с одной стороны, новаторством, тщательностью выработки собственного подхода к разрешаемым проблемам, а с другой - прочной связью с предыдущими достижениями в конкретной области и с глобальными тенденциями, отличающими развитие исторической науки и теории литературы во времена Пушкина.

В первом параграфе третьей главы дается анализ воззрений Пушкина, касающихся особенностей отражения действительности в художественном и документальном историческом повествовании в сопоставлении с материалами риторик и учебников словесности XIX в. Второй параграф третьей главы рассматривает общеисторические взгляды Пушкина в контексте историософских концепций (в частности, концепций И. Канта и в особенности Ф.В. Шеллинга), существовавших в его эпоху. Окончательные выводы диссертации сформулированы в заключении.

Заключение научной работыдиссертация на тему ""Образ эпохи" в художественной системе трагедии А. С. Пушкина "Борис Годунов" и формирование историко-философских взглядов автора"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Рассматривая вопросы, связанные с анализом трагедии А.С. Пушкина, следует прежде всего отметить важность влияния, оказанного драмой на дальнейшее творчество самого Пушкина и на литературный процесс в России. Пушкинское произведение диктовало новые условия воссоздания исторической действительности в художественном произведении, способствовало преобразованию драматургии с точки зрения формы, а также в более широком плане вносило коррективы в восприятие исторического процесса в целом.

За время, прошедшее с момента написания трагедии, критики и литературоведы проделали огромную работу по прояснению различных аспектов проблематики и структуры драмы, однако многие существенные моменты как идейного, так и художественного плана все еще диктуют необходимость дальнейших научных разысканий и интерпретаций. Учитывая существование многочисленных работ, посвященных разбору трагедии «Борис Годунов», мы сочли возможным остановиться лишь на некоторых, наиболее важных, теоретически значимых проблемах, связанных с изучением драмы.

Первый момент, который нас интересовал - вопрос о специфике отражения исторической действительности в художественном произведении. Мы пришли к выводу, что Пушкин наиболее важным в такой ситуации считал не точное воспроизведение фактов, а правдивое воссоздание «образа эпохи». При этом «образ эпохи» воплощался для Пушкина, прежде всего, в особенностях мировоззрения и мировосприятия людей, живших в описываемое время.

Реакция людей на события или оценка ими того или иного исторического деятеля жестко соотносится с конкретной эпохой. В случае со Смутным временем, отличительные черты которого Пушкин задумал воссоздать в «Борисе Годунове», показательным является пример с главным героем - Борисом, которого в XVII в. оценивали скорее негативно, чем позитивно, и которого постепенно начали оправдывать уже во времена Пушкина. Соответственно, воссоздавая образ эпохи Смуты, Пушкин должен был воспроизвести именно мнение современников о происходящем и отразить особенности их мышления, не смешивая их с взглядами, которые могли бы принадлежать человеку XIX в.

Из утверждения о необходимости воссоздания в художественном произведении «образа эпохи» логически следует тезис о специфике используемых источников - работая над «Борисом Годуновым», Пушкин интересовался преимущественно теми источниками, которые могли дать ему информацию об особенностях мировоззрения современников Смуты. Наиболее подходящими с этой точки зрения являются исторические предания, зафиксированные в летописях и записках очевидцев, т.к. они не предоставляют достоверных фактов и точной хронологии, но зато отражают народное мнение по поводу того или иного события или исторического деятеля.

Работая над «Борисом Годуновым», Пушкин, как известно, активно пользовался «Историей государства Российского» Н.М. Карамзина. Сопоставление текстов неопровержимо доказывает наличие определенной связи между двумя этими произведениями, однако данный факт не входит в противоречие с предположением о том, что Пушкину были необходимы для работы в первую очередь свидетельства очевидцев. В своей «Истории» Карамзин много пересказывал и цитировал сочинения времен Смуты - летописи, записки современников, сказания и т.п. Мы выдвинули тезис о том, что Пушкин, ориентируясь на необходимость воссоздания «образа эпохи», прибегнул к Карамзину как к посреднику, собравшему и умело скомпоновавшему исторические источники.

Сравнение текста трагедии с источниками времен Смуты, изложенными у Карамзина, показывает, что Пушкин последовал именно за теми мнениями, которые были в них сформулированы. В отношении Ка

195 рамзина же Пушкин всегда отдавал себе отчет в существовании у историка специфической религиозно-монархической концепции, и не разделял ее, поэтому утверждение о том, что поэт отбросил данную концепцию, обратив внимание только на точку зрения очевидцев Смуты, не противоречит логике.

Мнения современников Смуты не только являлись для Пушкина приоритетными при воссоздании «образа эпохи», они еще функционировали в его драме в качестве устойчивых элементов, которые Пушкин использовал в соответствии со своим авторским замыслом. Механизм функционирования таких элементов удобнее всего прослеживается при помощи мотивного анализа.

Мы выделили в драме в качестве основных мотивы вины и убийства, которые определяют собой развитие сюжета. Дополнительными мотивами являются мотивы отцовской любви и властолюбия, конструирующие образ центрального персонажа - Бориса Годунова, и мотив изменчивости, характеризующий образ Самозванца.

Рассмотрение взаимодействия и развития перечисленных мотивов позволило, во-первых, сделать выводы о завершенности художественной структуры пьесы, в которой все мотивы полностью развернуты и доведены до логического конца. Во-вторых, мотивный анализ позволил внести дополнительные смысловые нюансы в истолкование драмы - в частности, это касается проблематики и вопроса о том, кто же является центральным героем.

В последней главе диссертации мы рассмотрели общие вопросы, связанные с историко-философскими взглядами Пушкина - те их аспекты, которые реализовались в драме «Борис Годунов». Мы остановились на двух моментах - на понимании Пушкиным методов создания исторических произведений и на его концепции исторического процесса в целом.

Взгляды Пушкина на особенности создания исторических произведений и на историю вообще, с одной стороны, изменяли привычные для начала XIX в. представления, а с другой - являлись переосмыслением предшествующих достижений в этой области. В том, что касается специфики исторических произведений, можно обнаружить определенное сходство между высказываниями Пушкина и тезисами, развиваемыми в риториках и учебниках словесности XIX в., которые представляли собой логическое продолжение тенденций, складывавшихся в риторической литературе начиная с XVII в.

В том же, что касается понимания исторического процесса в целом, то можно утверждать, что концепция, в соответствии с которой Пушкин воспринимал и отражал историю, носит на себе отпечаток влияния европейских историософских концепций, на рубеже XVIII-XIX вв. распространившихся в Европе. Речь идет об интерпретации истории в трудах И. Канта, И.Г. Гердера, Ф.В. Шеллинга и др., где исторический процесс трактовался с философской точки зрения - как проникнутое высшей разумностью движение к конечной цели, суть которой состоит в максимальной реализации человеческих задатков и создании общества, в котором возможности для реализации максимальны. При этом все по отдельности бессвязные и хаотичные поступки в свете движения к цели выстраиваются в нерушимую цепь, т.к. высший разум с легкостью вбирает самые противоречивые действия в себя и обращает их на пользу человечеству. Мы взяли для рассмотрения концепцию Шеллинга, в связи с тем, что в России существовали школы шеллингианцев, и Пушкин был лично знаком со многими представителями московского кружка, т.е. не мог совершенно оставаться в стороне от распространения новых веяний, которые привнес в философию, в том числе в философию истории, Шеллинг.

У Пушкина история предстает как сочетание случайности в поступках отдельных людей и необходимости высшего порядка, которая выстраивает случайности в систему. Необходимость исторического плана доступна пониманию только в глобальном масштабе и обуславливается лишь мудростью истории, которая не имеет ничего общего с человеческими понятиями о справедливости, уместности того или иного события и т.п.

Иллюстрацией к подобному принципу истолкования исторического процесса можно считать построение «повествования» в «Борисе Годунове» - внешняя хаотичность в чередовании сцен отражает элемент случайности, однако при изучении текста можно различить строгую сбалансированность всей системы, где последовательно разворачиваются от начала до конца все мотивы.

В целом трагедия А.С. Пушкина представляет собой художественный феномен, являющий собой как форму воплощения исторических явлений, так и их сущность. Благодаря своей феноменологической природе трагедия «Борис Годунов» органически вписывается и в русский, и в мировой литературный процесс, демонстрируя свои потенциальные художественные возможности и открывая исследователю и читателю новые «смыслы» в потоке движущейся истории и эстетики.

Список научной литературыОдинокова, Дарья Викторовна, диссертация по теме "Русская литература"

1. Аверинцев С.С. Риторика и истоки европейской литературной традиции. М., 1996.

2. Автухович Т. Риторика в художественной системе Пушкина (от слова перифразы к поэтическому слову) // Litteraria Humanitas VII. Brno, 2000. С. 63-73.

3. Аксаков И.С. Речь о А.С. Пушкине // Аксаков К.С., Аксаков И.С. Литературная критика. М., 1981. С. 263-280.

4. Алексеев М.П. Пушкин. Сравнительно-исторические исследования. Л., 1984.

5. Амусин И.Д. Пушкин и Тацит // Пушкин. Временник Пушкинской комиссии. Т. 6. М.; Л., 1941. С. 160-180.

6. Аникст А. Теория драмы в России от Пушкина до Чехова. М., 1972.

7. Анненков П.В. Материалы для биографии А.С. Пушкина. М., 1984.

8. Аннушкин В.И. Первая русская риторика XVII века. М., 1999.

9. Арановская О.Р. О вине Бориса Годунова в трагедии Пушкина // Вестник русского христианского движения, 1984. № 143, вып. 4. С. 128-156.

10. Арденс Н.Н. Драматургия и театр А.С. Пушкина. М., 1939.

11. Архангельский А.Н. Поэт история - власть («Борис Годунов» А.С. Пушкина) // Пушкин и современная культура. М., 1996. С. 123-127.

12. Базилевич К.В. Борис Годунов в изображении Пушкина // Исторические записки. T.l. М., 1937. С. 29-55.

13. Барсуков Н.И. Жизнь и труды М.П. Погодина. В 12 т.т. СПб., 1888-1901.

14. Батюшков Ф.Д. Пушкин и Расин // Памяти А.С. Пушкина. Сб. статей преподавателей и слушателей историко-философского факультета Санкт-Петербургского университета. СПб., 1900. С. 1-34.

15. Берков П.Н., Лавров В.М. Библиография произведений А.С. Пушкина и литературы о нем. М.; Л., 1949.

16. Белинский В.Г. «Борис Годунов» // Белинский В.Г. Собр. соч. в 9-тит.т. М., 1981. Т. 6. С. 427-453.

17. Благой Д.Д. Мастерство Пушкина. М., 1955.

18. Благой Д.Д. Пушкин и русская литература XVIII в. // Благой Д.Д. Литература и действительность. М., 1959. С. 201-300.

19. Благой Д.Д. Творческий путь Пушкина (1813-1826). М.; Л., 1950.

20. Блок Г. Пушкин в работе над историческими источниками. М.; Л., 1949.

21. Блок Марк. Апология истории. М., 1973.

22. Бонди С.М. О Пушкине. Статьи и исследования. М., 1978.

23. Бонди С.М. Черновики Пушкина. М., 1971.

24. Борн Иван. Краткое руководство к российской словесности. СПб., 1808.

25. Бочкарев В.А. Русская историческая драматургия периода подготовки восстания декабристов (1816-1825 гг.). Куйбышев, 1968.

26. Бочкарев В.А. Трагедия А.С. Пушкина «Борис Годунов» и отечественная литературная трагедия. Самара, 1993.

27. Бурсов Б. Судьба Пушкина. Л., 1986.

28. Вальденберг В. Древнерусские учения о пределах царской власти. Очерк русской политической истории от Владимира Святого до конца XVII века. Пг., 1916.

29. Варнеке Б.В. История русского театра. СПб., 1914.

30. Верховский Н.П. Западноевропейская историческая драма и «Борис Годунов» А.С. Пушкина // Западный сборник. М.; Л., 1937. С. 187-226.

31. Вершинина H.JI. Модификация образа Петра Великого в произведениях А.С. Пушкина и риторическая традиция // Litteraria Humanitas VII. Brno, 2000. С. 75-84.

32. Веселовский А.Н. Историческая поэтика. JL, 1940.

33. Виноградов В.В. Избранные труды. О языке художественной прозы. М., 1980.

34. Виноградов В.В. Стиль Пушкина. М., 1999.

35. Виноградов Н.Н. Еще о песне Варлаама // Пушкин и его современники. Вып. VII. СПб., 1908. С. 65-67.

36. Винокур Г.О. Собрание трудов. Комментарии к «Борису Годунову» А.С. Пушкина. М., 1999.

37. Вомперский В.П. Риторики в России XVII-XVIII вв. М., 1988.

38. Воскресенский Е.И. «Борис Годунов» А.С. Пушкина. Опыт разбора трагедии. М., 1888.

39. Временник дьяка Ивана Тимофеева. СПб., 1907.

40. Гаспаров Б.М. Язык, память, образ. Лингвистика языкового существования. М., 1996.

41. Гаспаров Б.М. Поэтический язык Пушкина как факт истории русского литературного языка. // Wiener slawistischer almanach. Sonderband 27. Wien, 1992.

42. Гоголь H.B. Борис Годунов. Поэма Пушкина // Гоголь Н.В. Собр. соч. в 9 т.т. Т. 7. М., 1994. С. 64-68.

43. Гоголь Н.В. Несколько слов о Пушкине // Гоголь Н.В. Собр. соч. в 9 т.т. Т. 7. М., 1994. С. 260-265.

44. Гоголь Н.В. О малороссийских песнях // Гоголь Н.В. Собр. соч. в 9 т.т. Т. 7. М., 1994. С. 161-167.

45. Гозенпуд А.А. О сценичности и театральной судьбе «Бориса Годунова» // Пушкин: Исследования и материалы. Вып. 5. Л., 1967. С. 339-356.

46. Головачева А.Г. Пушкинские и шекспировские аллюзии в повести А.П. Чехова «Дуэль» // Памяти Георгия Пантелеймоновича Макогоненко. Сб. статей, воспоминаний и документов. СПб., 2000.С. 166-173.

47. Городецкий Б.П. Драматургия Пушкина. М.; JL, 1953.

48. Городецкий Б.П. Кто же был цензором «Бориса Годунова» в 1826 году? // Русская литература, 1967. № 4. С. 109-119.

49. Греков Б.Д. Исторические воззрения Пушкина // Исторические записки. Т. I, М., 1937. С. 3-28.

50. Греч Николай. Учебная книга русской словесности. СПб., 1830.

51. Грот Я.К. Пушкин, его лицейские товарищи и наставники. СПб., 1887.

52. Гуковский Г.А. Пушкин и проблемы реалистического стиля. М., 1957.

53. Гуревич А.Я. Исторический синтез и Школа «Анналов». М., 1993.

54. Гурьянова Н.С. История и человек в сочинениях старообрядцев XVIII века. Новосибирск, 1996.

55. Дела III Отделения об А.С. Пушкине. СПб., 1906.

56. Дмитриева Р.П. Библиография русского летописания. М.; Л., 1962.

57. Добровольский JI.M. Мордовченко Н.И. Библиография произведений А.С. Пушкина и литературы о нем. 1918-1936. М.; Л., 1952.

58. Достоевский Ф.М. Пушкин // Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч. в 30 т.т. Т. 26. Л., 1984. С. 136-149.

59. Древняя российская вивлиофика. Ч. VII. М., 1788.

60. Дурылин С.Н. Пушкин на сцене. М., 1951.

61. Дьяконов М. Власть московских государей. Очерки из истории политических идей Древней Руси до к. XVI века. СПб., 1889.

62. Еремеев А.Э. И.В. Киреевский. Литературные и философско-эстетические искания (1820-1830). Омск, 1996.

63. Жданов И.Н. О драме А.С. Пушкина «Борис Годунов» // Сочинения И.Н. Жданова. Т.П. СПб., 1907. С. 99-134.

64. Житие царевича Димитрия Иоанновича, внесенное в Минеи Германа Тулупова // Русская историческая библиотека. Т. ХШ. СПб., 1892. Ст. 878-898.

65. Житие царевича Димитрия Иоанновича, внесенное в Минеи Иоанна Милютина // Русская историческая библиотека. Т. XIII. СПб., 1892. Ст. 899-922.

66. Загорский М. Пушкин и театр. М.; Л., 1940.

67. Зимин А.А. В канун грозных потрясений. Предпосылки первой крестьянской войны в России. М., 1986.

68. Из Хронографа 1617 года // Памятники литературы Древней Руси. Кон. XVI нач. XVII вв. М„ 1987. С. 318-357.

69. Измайлов Н.В. Два документа в творчестве Пушкина («Приметы» Отрепьева и «Приметы» Дубровского) // Пушкин. Исследования и материалы. Т. X. Л., 1982. С. 305-308.

70. Измайлов Н.В. Очерки творчества Пушкина. Л., 1975.

71. Иное сказание // Русское историческое повествование XVI-XVII веков. М., 1984. С. 29-89.

72. Исторические песни. Л., 1956.

73. История всемирной литературы в 9 тт. М., 1983-1994.

74. История русской драматургии. XVII первая половина XIX века. Л., 1982.

75. История русской литературы в 4 тт. / под ред. Н.И. Прудкова. Л., 1980-1983.

76. История русской литературы XIX в. в 5 т.т. / под ред. Д.Н. Ов-сянико-Куликовского. Т. 1. М., 1911.

77. Карамзин Н.М. История государства Российского. М., 1989.

78. Кибальник С.А. Художественная философия Пушкина. СПб., 1998.

79. Киреевский И.В. Обозрение русской словесности за 1831 год // Европеец, 1832, январь, № 1. С. 102-115.

80. Клейн В.К. Угличское следственное дело о смерти царевича Димитрия 15 мая 1591 года. М., 1913.

81. Ключевский В.О. Памяти А.С. Пушкина // Ключевский В.О. Соч. в 9 тг. Т. IX. М., 1990. С. 101-108.

82. Ключевский В.О. Курс русской истории. Соч. в 9 тт. Т. III. М., 1988.

83. Кнабе Г.С. Тацит и Пушкин // Временник Пушкинской комиссии. Вып. 20. Л., 1986. С. 48-64.

84. Козмин Н.К. Взгляд Пушкина на драму /У Памяти А.С. Пушкина. Сб. статей преподавателей и слушателей историко-философского факультета Санкт-Петербургского университета. СПб., 1900. С. 179-226.

85. Костомаров Н.И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. М., 1990.

86. Кошанский Н.Ф. Частная реторика Н. Кошанского. СПб., 1840.

87. Кошелев В.А. Пушкин: история и предание. СПб., 2000.

88. Краснов Г.В. Постижение пушкинского «Бориса Годунова» У/ Россия Запад Восток. Встречные течения. СПб., 1996. С. 306-312.

89. Криничная Н.А. Русская народная историческая проза. Вопросы генезиса и структуры. Л., 1987.

90. Левин Ю.Д. Некоторые вопросы шекспиризма Пушкина // Пушкин. Исследования и материалы. Т. VII. Л., 1974. С. 58-85.

91. Левин Ю.Д. Шекспир и русская литература XIX в. Л., 1988.

92. Лернер И.О. Труды и дни Пушкина. СПб., 1910.

93. Летопись жизни и творчества А.С. Пушкина. 1799-1826. / Сост. М.А. Цявловский Л., 1991.

94. Летопись о многих мятежах и о разорении Московского государства. СПб., 1771.

95. Листов B.C., Тархова Н.А. К истории ремарки «Народ безмолвствует» в «Борисе Годунове» // Временник Пушкинской комиссии 1979. Л., 1982. С. 96-102.

96. Литвиненко К. Пушкин и театр. М., 1974.

97. Лихачев Д.С. Развитие русской литературы X-XVII веков. Л., 1973.

98. Ломоносов М.В. Краткое руководство к риторике на пользу любителей сладкоречия // Ломоносов М.В. Избранные произведения в 2 тг. Т. 2. М., 1986. С.154-193.

99. Лотман Ю.М. Александр Сергеевич Пушкин. Л., 1983.

100. Лузянина Л.Н. Об особенностях изображения народа в «Истории государства Российского» Н.М. Карамзина // Русская литература XIX-XX вв. Л., 1971. С. 3-17.

101. Лузянина Л.Н. «История государства Российского» Н.М. Карамзина и трагедия А.С. Пушкина «Борис Годунов» (к проблеме характера летописца) // Русская литература. 1974. № 1. С. 45-47.

102. Лузянина Л.Н. Проблемы истории в русской литературе 1-й четв. XIX в. (От «Истории государства Российского» Н.М. Карамзина до трагедии А.С. Пушкина «Борис Годунов»). Автореф. дисс. на соискание уч. степ. канд. филол. наук. Л., 1972.

103. Майков JI.H. Пушкин. Биографические материалы и историко-литературные очерки. СПб., 1899.

104. Макогоненко Г.П. Творчество А.С. Пушкина в 1830-е годы. (1833-1836). Л., 1982.

105. Масса И. Краткое известие о Московии в нач. XVII в. М., 1937.

106. Мейлах Б. Пушкин и его эпоха. М., 1958.

107. Мейлах Б. Жизнь Александра Пушкина. Л., 1974.

108. Милованова О.О. Проблемы художественного историзма в русской критике пушкинского периода (1825-1836). Автореф. дисс. на соискание уч. степ. канд. филол. наук. Томск, 1979.

109. Михайлов А.В. Языки культуры. М., 1997.

110. Михайлова Н.И. К источникам ремарки «Народ безмолвствует» в «Борисе Годунове» // Временник Пушкинской комиссии. Вып. 20. Л., 1986. С. 150-153.

111. Модзалевский Б.Л. Библиотека А.С. Пушкина (Библиографическое описание). СПб., 1910.

112. Модзалевский Б.Л. Пушкин и его современники. Избранные труды (1898-1928). СПб., 1999.

113. Морозов П.О. История русского театра. СПб., 1889.

114. Морозова Л.Е. Борис Федорович Годунов // Вопросы истории. 1998, № 1. С. 59-81.

115. Надеждин Н.И. Литературная критика. Эстетика. М., 1972.

116. Набоков В.В. Пушкин, или Правда и правдоподобие // Набоков В.В. Лекции по русской литературе. М., 1996. С. 411- 423.

117. Небольсин С.А. Пушкин и европейская традиция. М., 1999.

118. Незеленов А.И. А.С. Пушкин в его поэзии. СПб., 1882.

119. Одиноков В.Г. «И даль свободного романа.» Новосибирск, 1983.

120. Одиноков В.Г. Литература и духовная культура. Новосибирск, 2002.

121. Панченко A.M. Русская культура в канун петровских реформ // Из истории русской культуры. Т. Ill (XVII начало XVIII века). М., 1996. С. 11-261.

122. Петрунина Н.Н. Проза Пушкина. Л., 1987.

123. Петрунина Н.Н., Фридпендер Г.М. Над страницами Пушкина. Л., 1974.

124. Пирлинг. Дмитрий Самозванец. Ростов-на-Дону, 1998.

125. Письма К.Н. Бестужева-Рюмина о Смутном времени. СПб., 1898.

126. Платонов С.Ф. Борис Годунов. М., 1999.

127. Платонов С.Ф. Сказания и повести о Смутном времени XVII века, как исторический источник. СПб., 1913.

128. Платонов С.Ф. Смутное время. Очерк истории внутреннего кризиса и общественной борьбы в Московском государстве XVI и XVII веков. Пб, 1923.

129. Повесть, како восхити неправдою на Москве престол Борис Годунов // Русская историческая библиотека. Т. XIII. СПб., 1892. Ст. 145-176.

130. Повесть князя Ивана Михайловича Катырева-Ростовского // Русская историческая библиотека. Т. XIII. СПб., 1892. Ст. 559-624.

131. Повесть князя И.М. Катырева-Ростовского во второй редакции // Русская историческая библиотека. Т. XIII. СПб., 1892. Ст. 625-712.

132. Погодин М.П. Об участии Годунова в убиении царевича Димитрия //Московский вестник, 1829, № 3. С. 90-126.

133. Погодин М.П. Нечто об Отрепьеве // Московский вестник, 1829, №3. С. 144-170.

134. Покровский М.М. Пушкин и римские историки // Сборник статей, посвященных В.О. Ключевскому. М., 1909. С. 478-486.

135. Покровский М.М. Шекспиризм Пушкина // Библиотека великих писателей под ред. С.А. Венгерова. Пушкин. Т. IV. СПб., 1910. С. 1-20.

136. Покровский М.М. Пушкин и античность // Пушкин. Временник Пушкинской комиссии. Т. 4-5. Л., 1939. С. 27-56.

137. Полное собрание русских летописей. Т. 14. М., 1965.

138. Полозов Н. Очерк исторического исследования о царе Борисе Годунове. М., 1858.

139. Полосин И.И. Угличское следственное дело 1591 г. // Полосин И.И. Социально-политическая история России XVI начала XVII в. М., 1963. С. 218-245.

140. Пропп В.Я. Фольклор и действительность. М., 1976.

141. Путилов Б.Н. Типология фольклорного историзма // Типология народного эпоса. М., 1975. С. 164-181.

142. Пушкин. Итоги и проблемы изучения. М.; Л., 1966.

143. Пушкин А.С. Борис Годунов. Комментарий Л.М. Лотман и С .А. Фомичева. СПб., 1996.

144. Рассадин С.Б. Драматург Пушкин. М., 1977.

145. Рогачевский А.Б. Риторические традиции в творчестве А.С. Пушкина. М., 1994.

146. Ромодановская Е.К. Русская литература на пороге нового времени. Новосибирск, 1994.

147. Россия XV-XVII вв. глазами иностранцев. Л., 1986.

148. Рудаков А.А. Развитие легенды о смерти царевича Димитрия в Угличе // Исторические записки. 1941. № 12. С. 254-283.

149. Русская драматургия XVIII в. / Вступит, статья Г.Н. Моисеевой. М., 1987.

150. Русская критическая литература о произведениях А.С. Пушкина. Хронологический сборник криггико-библиографических статей / Сост. В. Зелинский. Ч. 1. М., 1887; Ч. 2. М., 1887;Ч. 3. М., 1888; Ч. 4. М., 1897; Ч. 5. М., 1899; Ч. 6. М., 1899; Ч. 7. М., 1899.

151. Русская летопись по Никонову списку. СПб., 1767-1792.

152. Сандлер Стефани. Далекие радости. Пушкин и творчество изгнания. СПб., 1999.

153. Сахаров A.M. Образование и развитие единого Российского государства в XIV-XVII вв. М., 1969.

154. Сибирская пушкинистика сегодня. Новосибирск, 2000.

155. Силантьев И.В. Теория мотива в отечественном литературоведении и фольклористике. Очерк историографии. Новосибирск, 1999.

156. Сильванский Н.П. Народ и царь в трагедии Пушкина // Библиотека великих писателей / Под ред. С.А. Венгерова. Пушкин. Т. И. СПб., 1908. С. 308-314.

157. Сиповский В.В. Пушкин и романтизм // Пушкин и его современники. Вып. XXIII-XXIV. Пг., 1916. С. 223-280.

158. Сказание Авраамия Палицына. М.; J1., 1955.

159. Сказание о Гришке Отрепьеве // Русская историческая библиотека. Т. XIII. Ст. 713-754.

160. Сказание о царстве царя Феодора Иоанновича // Русская историческая библиотека. Т. ХП1. СПб., 1892. Ст. 755-836.

161. Сказания иностранных писателей о России. Т. I. Московские летописи Конрада Буссова и Петра Петрея. СПб., 1851.

162. Скрынников Р.Г. Борис Годунов. М., 1979.

163. Скрынников Р.Г. Самозванцы в России в начале XVII века. Григорий Отрепьев. Новосибирск, 1990.

164. Скрынников Р.Г. Трагедия А.С. Пушкина «Борис Годунов». Исторические реалии // Российское государство в XIV-XVII вв. СПб., 2002. С. 551-567.

165. Соколова В.К. Русские исторические предания. М., 1970.

166. Соловьев С.М Сочинения в 18 книгах. Книга IV. История России с древнейших времен. Т. 7-8. М., 1989.

167. Сочинения и переписка П.А. Плетнева. СПб., 1885.

168. Стеблин-Каменский М.И. Историческая поэтика. Л., 1978.

169. Стеблин-Каменский М.И. Мир саги. Становление литературы. Л., 1984.

170. Стенник Ю.В. Жанр трагедии в русской литературе: Эпоха классицизма. Л., 1981.

171. Стоюнин В.Я. Исторические сочинения. Ч. II. Пушкин. СПб., 1881.

172. Страхов Н.Н. Заметки о Пушкине и других поэтах. СПб., 1888.

173. Строганов М.В. Еще раз о ремарке «Народ безмолвствует» // Временник Пушкинской комиссии. Вып. 23. Л., 1989. С. 126-129.

174. Суворин А.С. О Димитрии Самозванце. Критические очерки А.С. Суворина. СПб., 1906.

175. Томашевский Б.В. Пушкин и итальянская опера // Пушкин и его современники. Вып. XXXI-XXXII. Л., 1927. С. 56-57.

176. Томашевский Б.В. Пушкин. Кн. 1. М.; Л., 1956; Кн. 2. М.; Л., 1961.

177. Трубицын Н.Н. Пушкин и русская народная поэзия // Библиотека великих писателей под ред. С.А. Венгерова. Пушкин. Т. IV. СПб., 1910. С. 52-72.

178. Турбин В.Н. Характеры самозванцев в творчестве Пушкина // Филологические науки, 1968, № 6. С. 85-92.

179. Тюпа В.И. Ромодановская Е.К. Словарь мотивов как научная проблема // От сюжета к мотиву. Новосибирск, 1996. С. 3-15.

180. Успенский Б.А. Царь и самозванец: самозванчество в России как культурно-исторический феномен // Успенский Б.А. Избранные труды. Т. I. М., 1996. С. 142-166.

181. Успенский Б.А. Царь и Бог (семиотические аспекты сакрализации монарха в России // Успенский Б.А. Избранные труды. Т. I. М., 1996. С. 204-311.

182. Успенский Б.А. Царь и патриарх. Харизма власти в России (Византийская модель и ее русское переосмысление). М., 1998.

183. Устрялов Н. Сказания современников о Димитрии Самозванце. СПб., 1859.

184. Фейнберг И.Л. Читая тетради Пушкина. М., 1981.

185. Фельдман О. Судьба драматургии Пушкина. М., 1975.

186. Филиппова Н.Ф. «Борис Годунов» А.С. Пушкина. М., 1984.

187. Филонов А. «Борис Годунов». Опыт разбора со стороны исторической и эстетической. СПб., 1899.

188. Философия истории. М., 1995.

189. Философия Шеллинга в России XIX века. СПб., 1998.

190. Флетчер Д. О государстве Русском. СПб., 1906.

191. Фомичев С.А. Поэзия Пушкина. Творческая эволюция. Л., 1986.

192. Франк С.Л. Этюды о Пушкине. СПб., 1998.

193. Фрейдин Ю.Л. О некоторых особенностях композиции трагедии А.С. Пушкина «Борис Годунов» // Русская литература. 1979. №7. С. 27-29.

194. Хворостинин И.А. Словеса дней, и царей, и святителей московских // Памятники литературы Древней Руси. Кон. XVI нач. ХУП вв. М., 1987. С. 428-463.

195. Цявловский М.А. Заметки о Пушкине. Пушкин и английский язык // Пушкин и его современники. Вып. XVII-XVIII. СПб., 1913. С. 48-73.

196. Черейский J1.B. Пушкин и его окружение. JL, 1988.

197. Черепнин JT.B. Исторические взгляды классиков русской литературы. М., 1968.

198. Черепнин Л .В. Земские соборы русского государства в XVI-XVII вв. М., 1978.

199. Чернышев В. Песня Варлаама // Пушкин и его современники. Вып. V. СПб., 1907. С. 127-129.

200. Чиямпи С. Критический разбор неизданных документов, относящихся до истории Димитрия, сына Московского великого князя Иоанна Васильевича // Архив исторических и практических сведений, относящихся до России, издаваемый Н. Калачевым. Кн. 1. СПб., 1860.

201. Чистов К.В. Русские народные социально-утопические легенды. М., 1967.

202. Шапиро А.Л. Историография с древнейших времен до 1917 года. М., 1993. С. 314-338.

203. Шеллинг Ф. В. Сочинения. М., 1998.

204. Щербатов М.М. История Российская от древнейших времен. Т. VII. СПб., 1904.

205. Шмид В. Проза Пушкина в поэтическом прочтении. СПб., 1996.

206. Эмерсон Кэрил. «Борис Годунов» А.С. Пушкина И Современное американское пушкиноведение. СПб., 1999. С. 111-152.

207. Энгельгардт Б. Историзм Пушкина (К вопросу о характере пушкинского объективизма) // Пушкинист: Историко-литературный сборник. Вып. II. Пг., 1916. С. 1-158.

208. Якубович Д.П. Античность в творчестве Пушкина // Пушкин. Временник Пушкинской комиссии. Т. 6. М.; JL, 1941. С. 92159.

209. I.Z. Serman Paradoxes of the Popular Mind in Pushkin's Boris Godunov // The Slavonic and East European Review. Index to vol. 64, 1986. P. 25-39.