автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.00
диссертация на тему: Образы Карла I Стюарта в политической полемике начального периода Английской революции

Полный текст автореферата диссертации по теме "Образы Карла I Стюарта в политической полемике начального периода Английской революции"

МОСКОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ имени М.В. ЛОМОНОСОВА

ИСТОРИЧЕСКИМ ФАКУЛЬТЕТ

Кирьянова Елена Анатольевна

на правах рукописи

Образы Карла I Стюарта в политической полемике начального периода Английской революции

Раздел 07.00.00 - Исторические науки Специальность 07.00.03 - Всеобщая история (средние века)

4855601

АВТОРЕФЕРАТ Диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук

Москва 2011

-6 ОКТ 2011

4855601

Работа выполнена на кафедре истории Средних веков и раннего Нового времени Исторического факультета Московского государственного университета имени М.В. Ломоносова.

Научный руководитель:

кандидат исторических наук, доцент кафедры истории Средних веков и раннего Нового времени Исторического факультета Московского государственного университета имени М.В. Ломоносова Ольга Владимировна Дмитриева

Официальные оппоненты:

доктор исторических наук, профессор кафедры всемирной и отечественной истории Московского государственного института международных отношений (университета)

Олег Федорович Кудрявцев

кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Института всеобщей истории РАН

Анна Юрьевна Серегина

Ведущая организация:

кафедра истории древнего мира и средних веков факультета истории, политологии и права Московского государственного областного университета

Защита состоится «42> 2011 года в /йчасов на заседании Диссертационного

совета по всеобщей истории при Московском Государственном Университете им. М.В. Ломоносова.

Адрес: 119992, г. Москва, Ломоносовский проспект, д. 27, корп. 4, МГУ, Исторический факультет, аудитория А-416.

С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке МГУ имени М.В. Ломоносова по адресу: 119991, г. Москва, Ломоносовский проспект, д. 27.

Автореферат разослан

2011 г.

Ученый секретарь Диссертационного совета кандидат исторических наук, доцент

Никитина Т.В.

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы. Объект исследования.

События 40-х - 60-х гг. 17 в. в Англии привлекают внимание историков на протяжении веков, не прекращаются попытки объяснить, каковы были причины и последствия одного из самых грандиозных кризисов в британской истории. На данный момент подъем переживают исследования в области политической культуры эпохи, в частности, коммуникации королевской власти с населением, зарождения «общественного мнения» в ходе революции. Интерес в рамках разных общественных наук (социологии, антропологии, политологии) к репрезентации власти отдельных правителей и политических режимов неуклонно возрастал на протяжении второй половины XX - начала XXI в. Изучение образов монархической власти, способов их создания и эволюции также является весьма актуальным направлением в историографии.

Необычная ситуация глубокого политического кризиса и соперничества двух политических сил привела к значительным изменениям традиционного образа монарха и появлению его многочисленных вариаций. История Английской революции именно в такой перспективе только начинает исследоваться, что позволяет увидеть ускользавшие от внимания предшествующих исследователей моменты трансформации английской политической структуры, представлений современников о власти и ее легитимности, рассмотреть широко известные события под иным углом, уточнить и расширить наши познания в области политической культуры этой переломной эпохи. Принимая во внимание то, что в середине XVII в., по словам Дж. Соммервилля, произошла «информационная революция»1, данное исследование оказывается на стыке изучения более общей сферы политической культуры, интеллектуальной истории, истории публицистики и книгопечатания Английской революции и Раннего Нового времени вообще и репрезентации власти монарха.

1 Sommerville J. The news revolution in England. Cultural dynamics of daily information. New York, Oxford, 1996.

Объектом данного исследования стали образы Карла I в политической полемике начального периода Английской революции, преимущественно в печатных текстах и отчасти в визуальной сфере.

Цель и задачи исследования. Целью диссертации является проследить эволюцию образов короля, создаваемых в роялистском лагере, определить их место в политической печатной полемике и влияние на политическую культуру эпохи. Для достижения этой цели необходимо разрешить ряд вопросов, составивший задачи исследования. Представляется необходимым проследить, каким образом и когда начался обоснованный идеологический отпор теории божественного права королей со стороны парламента, и какое выражение он нашел в политической образности. В связи с этим, был рассмотрен спектр образов королевской власти и его изменения в данный период. Одним из существенных вопросов в рамках данного исследования стала попытка определить момент, когда королевский образ начал меняться под давлением критики монарха его противниками, и как это происходило. В связи с этим, необходимо показать, каковы были основные составляющие этого образа до начала революции, проследить их изменение и обнаружить новые черты образа короля. Для этого представляется необходимым выделить этапы этой эволюции и выяснить, в какой степени они совпадали или не совпадали с общей периодизацией данной эпохи.

В какой зависимости находились образы королевской власти и способы их создания, насколько радикально они изменились, когда начался политический кризис? Какие из них оказались наиболее востребованными в годы гражданской войны? Когда произошел тог поворотный момент, после которого критика короля стала настолько ожесточенной, чтобы приобрести радикальные очертания, массовость и, в определенной степени, морально подготовить победу парламентской армии? Подобная постановка вопроса не утверждает, что памфлетная полемика решила исход Английской революции или сыграла основополагающую роль в поднятии боеспособности «круглоголовых», но

представляет собой попытку определить, каким образом это повлияло на политическую метафорику, проследить ее эволюцию.

Хронологические рамки исследования. Диссертация охватывает период с отъезда Карла I из Лондона в феврале 1642 г. до начала первых успехов парламентской армии в 1644 г., с неизбежными экскурсами как в довоенный период, вплоть до коронации 1626 г., так и в более поздний, вплоть до окончательного пленения и казни короля в январе 1649 г. Подобные хронологические рамки связаны с серьезными переменами в политической обстановке и в политической культуре этого времени: в первом случае они связаны с символическим «разрывом» короля со столицей и парламентом. Во втором случае, речь идет не о каком-либо весомом с точки зрения политической символизма шаге, а о политической теории, поскольку указанный период совпал с окончательной формулировкой теории парламентского суверенитета, что органично завершило начатый «разрывом» период. Именно в этот сравнительно небольшой промежуток времени происходит настоящий идеологический «взрыв», начинают формироваться новые политические представления, генезис которых я попыталась проследить в рамках данного исследования.

По этой же причине в работе не затрагивался целый ряд важных в смысле их символичности событий и явлений - сдача короля в плен, его бегство, посмертный культ, представляющие собой тему для отдельного исследования. Особо следует оговорить используемую в исследовании периодизацию Английской революции: хотя речь идет о начальном ее этапе, я не подвергала анализу период с созыва Долгого парламента до отъезда короля из Лондона, т.к. тогда конфликт еще вызревал, и, несмотря на бурную дискуссию, не выходил за рамки традиционного политического дискурса. Такие широко и основательно изученные способы репрезентации власти Карла, как изображения на монетах и медалях, его образы в роялистской художественной литературе, также остались за пределами проблематики данного исследования. Это ограничение связано не

только с невозможностью «объять необъятное»: визуальная составляющая королевского образа в революционный период стала крайне незначительной по сравнению со временами «единоличного правления», более того, политическая культура Английской революции вообще основывалась на печатном слове, тексте, в гораздо большей степени, чем на изображении. Их изготовление занимало длительное время и требовало немалых усилий, что также отодвинуло визуальный «компонент» королевского образа ка второй план, сделало его в критический период 1640-ых гг. маргинальным.

Источниковая база исследования. При работе над диссертацией использовались полемические сочинения, законодательные документы, нарративные и материальные источники.

Ограничение рамок исследования было предопределено многочисленностью и разнообразием источников. В изучаемый период традиционные, основанные на ритуале и церемониях способы создания образа короля оказались не столь действенны: острый политический кризис, перешедший в гражданскую войну практически лишил короля возможности использовать их как прежде. Источники, дающие представление о придворной жизни в Оксфорде с ноября 1642 по 1646 г., крайне скудны, в пропарламентской прессе этого времени периодически встречаются насмешки над ее «убожеством»2, впрочем, без особых подробностей, зато печать становится нешуточным оружием в руках роялистов в борьбе за привлечение населения в свои ряды.

Одним из основных средств создания образа Карла I в период революции был печатный текст. Метафоры, описывающие монархическую власть, характеристики короля его сторонниками, полемика по поводу государственного устройства, затронувшая и интересующий нас предмет, - все это воплощалось в текстах разных жанров, как правило, имевших полемический характер. Большинство использованных при написании глав

2 Meramus Ruslicus (October 1643). L., 1643;Certaine informations(30 October-6 November 1643). L„ 1643;The malignants lamentation. L., 1645. P. 13. Об этом см. De GrootJ. Space, patronage, procedure: the court at Oxford, 1642 -1646II English historical review. V. CXV1I. № 474. 2002. P. 1204 - 122?.

второй и третьей текстов входят в так называемую «коллекцию Томасона» или «трактаты Томасона» - первое и одно из крупнейших собраний памфлетов 1640 - 1650-ых гг. На данный момент коллекция находится в Британской библиотеке и недоступна читателю из-за ветхости содержащихся в ней книг, в связи с чем я пользовалась отсканированными копиями подлинников из электронной базы данных раннепечатных английских изданий Early English Books Online.

Коллекция была создана в то же самое время, когда происходили события, которым, в основном, посвящены «трактаты» - буквально сразу же после выхода в печати их покупал Джордж Томасон (ок. 1602 - 1666), книгопродавец, державший лавку во дворе собора св. Павла. Он собирал эту коллекцию более 20 лет, с 1640 по 1663 г., в общей сложности она составила, включая печатные издания, манускрипты и газеты, 22.255 экземпляров, переплетенных в 2.008 томов. Коллекция Томасона отражает весь спектр существовавших в то время политических убеждений, чем представляет большую ценность для нашего исследования.

Большинство текстов, в связи с особой остротой дискуссии, публиковалось без указания имени автора или только с его инициалами, появлялись своеобразные «фикции», когда под именем известного автора публиковались другие люди или владелец памфлета излагал на титульном листе свои догадки относительно его авторства. Эти неточности были отчасти связаны с исчезновением цензуры после упразднения Звездной палаты в 1641 г. Несмотря на попытки парламента поставить печать под свой контроль, продолжалась нелегальная публикация и продажа сочинений роялистов и приверженцев радикальных сект. Поскольку все это происходило подпольно, и часто предпринимались попытки скрыть имя авторов и издателей и даже место публикации памфлетов, приходится с особой осторожностью относиться к их данным.

Одним из важнейших источников, дающих представление об образе короля, целенаправленно создаваемом роялистами, были королевские прокламации (законодательный источник) декларации и речи (нарративные

источники), т.е. то, что можно обобщенно назвать «королевским словом», формально исходящим лично от монарха.

Не менее важным для создания образа короля жанром роялистской публицистики был, собственно, памфлет, к которому обратились виднейшие сторонники короля, в том числе и духовные лица, несмотря на то, что он относился к «низшему» разряду, считался несерьезным чтением. Памфлет принимал разнообразные формы: опубликованного письма (как подлинного, так и фиктивного), петиции, поэмы, теологического трактата. Особняком в этом ряду стоят проповеди. В исследовании использовались в основном тексты опубликованных проповедей, приуроченных ко дню восшествия Карла I на престол, поскольку их авторы неизменно рассуждали о короле и королевской власти.

Немаловажную роль в интерпретации образов королевской власти в этот период играют материальные источники. Помимо достаточно хорошо исследованных изображений на монетах, медалях, гравюрах, интересным источником, касающимся не только собственно роялистской пропаганды, но ее восприятия офицерами обеих армий, т.е. наиболее активными участниками гражданской войны, являются их флаги, крайне богатые символическим содержанием.

В данном исследовании использовался каталог военных флагов времен гражданских войн, вышедший под редакцией Э.Р. Янга. Книга является третьей частью многотомного каталога «Традиция английской эмблематики», -научного проекта университета Торонто, осуществленного под руководством П.М. Дэйли в 1980- 90-ые гг.

Главными источниками по церемонии коронации Карла I являются манускрипты, опубликованные в посвященном ей сборнике3, одним из основных источников по истории ордена Подвязки, в том числе и в исследуемый мной период, является "Учреждение, законы и церемонии благороднейшего ордена Подвязки" Э. Эшмола. В качестве вспомогательных

3 The manner of the coronation of King Charles the First of England / Ed. C. Wordsworth. L., 1892.

источников использовались мемуары, журналы палаты лордов и общин, отчеты венецианского посла в Англии Джованни Джустиниана, ряд документов в составе коллекции государственных бумаг (State Papers Domestic).

Степень научной разработки проблемы. Исследования по истории Английской революции многочисленны, их поток не иссякает, каждый год в разных странах мира выходят десятки статей и книг по этой теме. Изучение образов власти в этот период ведется весьма активно, количество посвященных им работ стремительно растет. В историографии событий 1640 - 50-ых гг., помимо возникающих время от времени новых предметов исследования, существуют несколько главных вопросов, на которые пытались и пытаются ответить историки, принадлежащие к разным школам: это, прежде всего, закономерность и неизбежность или случайность произошедшего в то двадцатилетие, и вытекающая отсюда проблема осмысления природы этих событий, за которой стоят попытки определить и их причины, и характер, и последствия. Представители некоторых направлений считают их революцией, другие (в определенной степени, дабы заострить дискуссию) предпочитают кларендоновское выражение «великий мятеж», на данный момент большинство англоязычных исследователей используют нейтральную фразу «гражданская война», «гражданские войны», или, более точно, «войны трех королевств», говоря о 1640-ых гг., а также «эпоха республики и протектората» - о 1650-ых.

Традиционно выделяется три основные англоязычные историографические школы: либеральная (восходящая к т.н. «вигской» историографии XIX в.), марксистская и ревизионистская. Сейчас в наибольшей степени распространены труды постревизионистов - достаточно умеренных историков, не отрицающих закономерностей развития общества и признающих его многофакторность.

На 1980 — 90-ые гг. приходится повышенный интерес к политической культуре и интеллектуальной истории Английской революции, проявившийся в работах представителей разных исторических школ. К. Шарп

придерживавшийся в начале своей научной карьеры ревизионистской точки зрения, немало написал о «ценностных установках» в политике представителей элиты, доказывая, что в предреволюционный период существовала единая

4

политическая культура как для «двора», так и для «страны» .

Особую роль в изучении политической культуры революции сыграло творчество Дж. Г. Э. Покока. Под влиянием «лингвистического поворота» в философии он изучал роль общего права с точки зрения юристов, философов и теологов, в политической культуре. Историк рассматривал эту проблему через призму «политического языка», введя в оборот понятие «дискурса», набора речевых конструкций и метафор, в рамках которого развивалась политическая культура. Дж. Г. Э. Покок был одним из первых историков, использовавший метод «контексту ализма», т.е. изучения политических текстов в контексте литературы, философии, права, теологии, позволявший увидеть отдельные понятия политической мысли в значительно более широком смысле и пересмотреть многие сложившиеся представления о целях, намерениях и идеалах политических деятелей XVII в5. Покок, вместе с К. Скиннером и Дж. Данном стал основателем Кембриджской школы по изучению политической мысли XVII -XVIII вв., во многом основывавшейся на принципах логического позитивизма и философии обыденного языка.

Дальнейшее развитие получила история политической культуры Английской революции, в особенности, ее литературная и «языковая» сфера. Если собственно истории литературы этого периода уделялось немало внимания и ранее, это была, в целом, независимая от основных направлений в историографии Английской революции и новых философских течений тема, то такие связанные с ней вопросы, как роль читателя в восприятии этих текстов, книгопечатание как средство распространения информации, были напрямую

4 Sharpe K. Politics and ideas in Early Stuart England: essays and studies. L., 1989; Id. The personal role of Charles I. New Haven and L., 1992.

5 PocockJ.GA. The ancient constitution and the feudal law: a study of English political thought in the seventeenth century. Cambridge. 1957; Id. Politics, language and time: Essays on political thought and history. Chicago, 1989; Id. The Machiavellian moment: Florentine political thought and lie Atlantic republican tradition. Princeton. 1975; Id The varieties of British political thought, 1500 - 1800, Cambridge, 1993.

связаны с философией герменевтики и постмодернизма и теорией информационного общества.

Проникновение этих идей в историографию происходило постепенно, оказывая влияние на уже существовавшие представления о роли текста в 1640 -50-ые гг. и расширяя тематику исследований. Это позволило постревизионистам критиковать «преувеличение» ревизионистами «локальной автономии» графств: исследования коммуникативных практик продемонстрировало гораздо более значительный обмен новостями и интерес к происходящему в государстве жителей провинции6. Под влиянием «социологии текстов», изучавшей влияние материальной стороны книгоиздательства на распространение содержащихся в изданиях идей7, новое освещение получила история книгопечатания, торговли книгами и их роли в «подготовке» подданных Карла I к восприятию новых идей, а также в политической пропаганде обеих сторон в гражданской войне8. Механизмы цензуры и контроля над прессой, особенно сопоставление ситуации в этой области в периоды «единоличного правления» Карла I и революции, также стали объектом внимания историков9. Подход Дж. Рэймонда к истории прессы и развития журналистики в годы гражданских войн, представляет собой широко распространенное с 1990-ых - 2000-ых гг. сочетание методов литературоведения и «социологии текста». Он исследовал развитие жанра и внешней формы «новостных листков» эпохи Английской революции, занявших, по его мнению, лидирующую позицию на рынке печатной продукции10, а также памфлетов", и их влияние на возрастающий спрос на «новости» и быстро выработавшуюся привычку людей к получению все

' Cast R News and politics in early seventeenth-century England Л Past and present. № 112. 1986. P. 60 - 90; Sommerville J.C. The news revolution in England. Cultural dynamics of daily information. New York, Oxford, 1996; News, newspapers and society in Early Modern Britain / Ed. J. Raymond. L. and Oregon, 1998.

7 См. прежде всего McKenzie D.F. Bibliography and the sociology of texts. L„ 1986; McGann J. Critique of the modem textual criticism. Chicago, 1983.

' Cromartie A.D.T. The printing of parliamentary speeches November 1640-July 1642 //Historical journal. V. 33. 1990. P. 23 - 35; Dobranski S.B. Milton, authorship, and the book trade. Cambridge, 1999. Patterson A. Censorship and interpretation: the conditions of writing and reading in Early Modern England. L. and

Wisconsin, 1984.

10 Raymond J. The invention of the newspaper: English newsbooks 1641 - 1649. Oxford. 1996; News, newspapers and society in Early Modem Britain I Ed. J. Raymond. L. and Oregon, 1998.

11 Id Pamphlets and pamphleteering in Early Modern Britain. Cambridge, 2003.

большего объема информации. Помимо печатного и письменного способов «передачи информации» исследуется и традиционный, устный, роль которого в распространении «неблагонадежных» идей исследует Д. Кресси12.

Особое внимание уделяется изучению текстов, в том числе, роялистских, в предыдущие годы остававшихся в тени «революционных» текстов, авторы которых сказали новое слово в политической мысли, теологии, поэзии13. Д. Норбрук и ряд других исследователей немало написали о политической тематике в поэзии этого времени и об особой «политической риторике», составлявшей часть «политического языка» эпохи14. Отдельные монографии были посвящены поэтам-роялистам, их мировоззрению и влиянию их текстов на политику и ее восприятие читателями15. Междисциплинарные исследования применяются и в этой области: попытки проанализировать тексты с точки зрения их исторического значения, а также филологии и, если издание было иллюстрировано или имелись изображения описанных в нем понятий и явлений, предпринимались многими историками и, что показательно, филологами, среди которых следует особо выделить Н. Смита56.

В рамках историографии Английской революции обособилось изучение культуры и самосознания роялистов, их представления о политике, управление занятыми ими территориями17. Появились исследования, посвященные существованию королевского двора в Оксфорде18, однако проблематика придворной культуры и репрезентации королевской власти, которой посвящено

12 Cressy D. Dangerous talk: scandalous, seditious and treasonable speech in pve-modem England- Oxford, 2010. Cm. Kaplan M.L The culture of slander in Early Modem England. Cambridge, 1997.

13 The English civil wars in the literary imagination / Ed. by C.J. Summers and T.-L. Pebworth. Columbia and L., 1999; Popular culture in seventeenth-century England / Ed. B. Ray. L., 198S; Sharpe K. Criticism and compliment: the politics of literature in the England of Charles I. Cambridge, 1987.

" Norbrook D. Writing the English republic: poetry, rhetoric and politics, 1627 - 1660. Cambridge, 1999; Id. Poetry and politics in the English Renaissance. L., 1984.

15 Capp B. The world of John Taylor the Water-Poet, 1578- 1653. Oxford. 1994; Poller L. Secret rites and secret writing: royalist literature, 1641 - 1660. Cambridge, 1989.

16 Smith N. Literature and revolution in England, ¡640 - 1660. New Haven and L., 1994.

" Daly J. The implications of Royalist politics, 1642 - 1646 // Historical journal. Vol. 27. 1984. P. 745 - 755; Newman P.R. The King's servants: conscience, principle and sacrifice in armed royalism // Public duty and private conscience in seventeenth-century England: essays presented to O.E. Aylmer / Ed. J. Morrill, P. Slack and D. Woolf Oxford, 1993. P. 225 - 242; Baylor T. Cavaliers, clubs, and literary culture: Sir John Mennes, James Smith, and the Order of the Fancy. L. and Toronto, 1994; Smith D.L Constitutional royalism and the search for a settlement. Cambridge. 1994; Wilcher R. The writing of royalism 1628 - 1660. Cambridge, 2001.

" De GrootJ. Space, patronage, procedure: the court at Oxford, 1642 - 1646 // English historical review. Vol. CXVII. №474^2002. P. 1204- 1227.

мое исследование, требует отдельного рассмотрения. В связи с этим, я обращаюсь в своем исследовании к некоторым явлениям дореволюционной политической культуры, историография которой, в частности, такой ее составляющей, как репрезентация королевской власти, весьма богата.

Одной из главных политических церемоний европейских монархий была коронация. Интерес, связанной с ней, как и с рядом церемоний проблематике в Англии отмечается еще в трудах антиквариев XVII - XVIII в.19, и впоследствии проявляется в XIX в. в публикациях относящихся к ним рукописей обществами, занимающимися, в основном, историей церкви20. Издателей, соответственно, интересовала литургическая составляющая коронации и, применительно к Новому времени, изменения в ней, связанные с Реформацией, серьезная полемика по этому вопросу разгорелась в начале XX в. между сторонниками «высокой церкви» и их оппонентами21. Так, обществом Генри Брэдшоу был опубликован коронационный чин Карла I, издатель которого К. Уордсворт, оставил к нем у основательные комментарии, касающиеся соответствующих литургических изменений22. Несколько менее подробное (без сопутствующих документов), но поставленное в контекст предшествующих и последующих чинов переиздание коронационного чина Карла I вышло в сборнике JI. У. Легга23.

Из наиболее известных исследований, касающихся в том числе и коронации Карла I, следует отметить «Историю королевской власти в Англии в свете коронации» П.Э. Шрамма24. Помимо того, что это было первое всеобъемлющее и изложенное в хронологической последовательности исследование церемониала английской коронации, его автор одним из первых

19 A complete account of the ceremonies observed in the coronations of the kings and queens of England. 3d edition. L., 1727.

20 См. Sturdy DJ. "Continuity" versus "change": historians and English coronations of the Medieval and Early Modern periods // Coronations. Medieval and Early Modern monarchic ritual / Ed. J.M. Bak. Berkeley. Los Angeles. Oxford, 1990. P. 228 - 246. Banks T.C. An historical account of the ancient and modem forms, pageantry and ceremony, of the coronations of the kings of England. L., 1820; Maskell W. Monumenta ritualia ecclesiae anglicanae. In 3 vols. L„ 1846 - 1847.

21 Thurston H. The coronation ceremonial. L., 1902; Eeles F.C. The English coronation service; its history and teaching. Oxford, 1902; Maclean?. D. The great solemnity of the coronation of the king and queen of England. L., 1902.

22 The manner of the coronation of King Charles the First ofEngland / Ed. C. Wordsworth. L., 1892.

23 English coronation records. Ed. E.G. Wickham Legg. L., 1901.

24 Schramm P.E. Geschichte des englischen Königtums im Lichte der Krönung. Weimar, 1937.

обратил внимание на ставшее для историков английской коронации в 1940-ых -50-ых гг. самым «животрепещущим» вопросом - изменения коронационной клятвы25. Одно из них, внесенное в ее текст при Якове I, стало впоследствии одним из самых серьезных обвинений, предъявленных архиепископу Лоду и Карлу, - об ограничении подчиненности короля только существующим на момент коронации законам, в случае их соответствия королевской прерогативе26. Такой немаловажный аспект коронации, как проповеди, были изучены Д. Дж. Стерди27. Весьма основательное (по крайней мере, в том, что касается XVII в.) исследование английских коронаций было предпринято известным историком политической культуры Англии Раннего Нового времени Р. Стронгом28.

Коронация, как и другие способы репрезентации королевской власти, приблизительно до середины XX в. привлекала внимание отдельных крупных специалистов, в основном, медиевистов. Таким образом, стюартовские коронации оказывались, как правило, на периферии соответствующих исследований и затрагивались в основательных трудах, охватывавших всю историю существования той или иной политической церемонии. Например, такой ритуал, как «исцеление золотухи» английскими и французскими королями, связываемый современниками с помазанием, существовавший и в Ранее Новое время, стал предметом изучения М. Блока в его книге «Короли-чудотворцы». Связывая расцвет теории божественного права королей и представлений о священстве их власти с абсолютизмом, основатель школы Анналов подчеркнул новое развитие этого обряда в XVII в., как в Англии, так и во Франции29.

25 Richardson H.G. The coronation in medieval England // Traditio. № 116.1960; id The English coronation oath H Transactions of the Royal Historical Society, 4" ser. Vol. 23. № 131.1941 ; Brückmann J. English Coronations, 12161308: The Edition of the Coronation "Ordines". Toronto, 1964.

26 Schramm P.E. Geschichte des englischen Königtums. S. 218 - 219.

2' Sturdy DJ. English Coronations in the Seventeenth Century // Herrscherweihe und Königskrönung im

Frühneuzeitlichen Europa/Hrsg. von H. Duchhardt. Wiesbaden, 1983. S. 69-71.

21 Strong Я Coronation fiom the 8lh to the 21" century. L., New York, Toronto, Sydney, 2005.

29 Блок M. Короли-чудотворцы: Очерк представлений о сверхъестественном характере королевской власти,

распространенных преимущественно во Франции и в Англии/ Пер. с фр. В.А. Мильчиной. М-, 1998. (Первое

издание - Bloch M. Les rois thaumaturges: étude sur le caractère surnaturel attribué à la puissance royale

particulièrement en France et en Angleterre. Strasbourg, 1924).

Особое место в историографии репрезентации королевской власти занимает труд Э.Х. Канторовича «Два тела короля», посвященный одному из понятий «политической теологии» - выделенной философом и юристом К. Шмиттом области исследований, посвященных применению (или подразумеванию) теологических концепций в политике, социально-экономической и культурной сферах30. Подобная же тематика, хотя в намного меньших масштабах была затронута Дж. У. Гофом, в его пока что единственном исследовании такого нашедшего, подобно «двум телам короля», отражение в политической риторике XVI - XVII в. политико-правового понятия, как «цветы короны»31.

Особую роль в «потестарно-имагологических» исследованиях играли придворные церемонии и политическая культура, сложившаяся в рамках этого властного института. Во многом под влиянием труда И. Элиаса «Придворное общество» и идей структурализма, англоязычные историки обратились к изучению этого явления в обществе Раннего Нового времени. Представления о придворной культуре и ее роли в создании образа правителя трудно представить вне контекста социально-политических исследований 1950 - 60-ых гг., в первую очередь, Дж. Элтона и концепции «тюдоровской революции в управлении государством». По его мнению, двор в эпоху Генриха VIII перестал играть роль управляющей структуры, уступив место «новой бюрократии»32. С критикой этих идей выступил ряд историков - Д. Старки, К. Коулмен, Дж. Гай33 - которые, подобно своим коллегам-ревизионистам, утверждали, что «революции не было», а двор со всей своей «архаичной» структурой продолжал играть ведущую роль в политике, что и повлекло за собой жесткое противопоставление «двора» и «страны». В контексте социальных и структурных исследований ревизионистами двора и придворной знати

30 Шмитт К. Политическая теология. М., 2000. (Первое издание - Schmitt С. Politische Theologie. Vier Kapitel zur Lehre von der Souveränität. Berlin, 1922).

" Cough J. W. Flowers of the Crown // The English Historical Review. Vol. 77. № 302. 1962. P. 86-93.

32 Ellon C.R. Tudor revolution in government. Cambridge, 1954.

33 Revolution reassessed; revision ш history of Tudor government and administration / Ed. D. Starkey and C. Coleman. Oxford, 1986.

находятся и исследования немецкого историка Р. Аша''4, детально изучившего эти аспекты придворной жизни в своем труде, посвященном двору Карла I до начала революции^5. Таким образом, в рамках утвердившегося в историографии представления об огромной роли двора как института власти началось изучение раннестюартовских придворных церемоний.

Рутинный цикл придворных церемоний эпохи Тюдоров и ранних Стюартов, включавших, помимо собственно организации придворной жизни, маски, турниры, посольский церемониал и различные процессии, связанные с перемещением монарха по стране, стал предметом изучения целой плеяды историков. Одним из основоположников такого междисциплинарного подхода, включавшего методы литературоведения, искусствоведения, музыковедения, стала Ф. Йейтс. Истоки этого метода находились в штудиях «кружка Варбурга» - объединения интеллектуалов, включая философа-неокантианца Э. Кассирера, взгляды которого на природу символического оказали определенное влияние на исследования символики власти. Работа сотрудничавшей с институтом Ф. Йейтс, посвященная образу Елизаветы как Астреи36, находится в контексте ее более общих исследований оккультных и неоплатонических практик и театра английского Возрождения37.

Дальнейшее развитие эти поиски ренессансных черт в образе правителя получили в творчестве ее учеников Р. Стронга и С. Англо. В рамках этой тематики выдержана и работа искусствоведа Д. Ховарта «Образы власти: искусство и политика английского Ренессанса, 1485 - 1649»38, рассмотревшего роль королевского меценатства в создании визуального образа монархов и членов королевской семьи династий Тюдоров и Стюартов. Междисциплинарные штудии в разных областях исторических исследований

34 Princes, patronage and the nobility: The court at the beginning of the Modem Age / Eds. R.G. Asch, A.M. Birke. Oxford, 1991; Der Absolutismus - ein Mythos? Strukturwandel monarchischer Herrschaft ca. 1550- 1700/Hrsg. von H. Duchhardt und R.G. Asch, Köln, 1996.

55 Asch R Der Hof Karls 1.: Politik, Provinz und Patronage 1625 - 1640. Wien, Köln, Weimar, 1993.

36 Yates P.A. Astraea: The imperial theme in the sixteenth century. L., 1975.

37 Ead. Giordano Bruno and the hermetic tradition. Chicago, 1964; Ead. Theatre of the world. Chicago, 1969; Ead. The

occult philosophy in the Elizabethan age. L., 1979.

3' Howarth D. Images ofrule: Art and politics in the English Renaissance, 1485 - 1649. Basingstoke, 1997.

проявляются и в работах М. Сматса, одного из ведущих специалистов по придворной культуре стюартовского времени39.

Основополагающую роль в изучении широкомасштабных церемониальных процессий Раннего Нового времени сыграли труды С. Англо, в первую очередь, его «Представления, процессии и политика первых Тюдоров»40. В более кристаллизованном виде эта тематика предстала в его более поздней работе «Образы королевской власти в эпоху Тюдоров»41. За ним последовал труд Д. Берджерона, посвященный организации встреч монархов городскими общинами и церемонии вступления в должность мэра Лондона (т.н. шоу лорда-мэра)42.

Таким образом, способы репрезентации королевской власти, существовавшие в рамках придворной культуры при дворе Карла I достаточно изучены, что трудно сказать о периоде Английской революции. До сих пор создано немного исследований, в которых либо охвачены только 1640-ые гг., либо сравниваются образы королевской власти начала и «единоличного» правления Карла и времен гражданских войн. Одной из первых работ, в которых ставилась задача выявить основные тенденции в репрезентации власти Карла I, стала статья Дж. Ричарде 1986 г., вызвав дискуссию среди историков стюартовской эпохи43. Она особо примечательна попыткой автора определить отношение самого короля к политике по созданию его образа, точнее, его индифферентность в этом вопросе. Такой подход, вместе со стремлением обобщить данные о тех ее методах, которые предполагали «общение с народом» - обряд исцеления золотухи, въезды - был попыткой указать на целенаправленность политики Стюартов в этой области, даже пропаганде.

35 Smuts M. Court culture and the origin of a royalist tradition in Early Stuart England. Philadelphia, 1987; Id Public ceremony and royal charisma; the English royal entry in London 1485 - 1642 // The first Modern society. Essays in English history in honour of Lawrence Stone/Ed. by A.L. Beier, D. Cannadine and J.M. Rosenheim. Cambridge, 1989. P. 65 - 94; The Stuart court and Europe: Essays in politics and political culture / Ed. by M. Smuts. Cambridge, 1996. *aAngloS. Spectacles, pageantry, and Early Tudor policy. Oxford, 1969.

41 Id. Images of Tudor kingship. Batsford, 1992.

Bergeron D. English civil pageantry, 1558 - 1642. Columbia (S.C.) and L., 1971.

43 Richards./. "His nowe Majestic" and the English monarch; the kingship of Charles I before 1640 // Past and present. Vol. 113. 1986. P. 70-96.

Следует выделить сборник, посвященный образам Карла I, под редакцией Т. Корнса44 - первое тематическое издание, в котором речь идет только о образах этого монарха - начиная с первых появлений на публике в бытность его принцем Уэльским45 до культа «царственного мученика» в якобитской традиции46. Вышли основательные исследования способов репрезентации республиканской власти Ш. Келси47 и власти лорда-протектора Л.Л. Нопперс48, однако работ, сфокусированных именно на образах власти монарха военного времени, практически не существует.

Образы Карла I на протяжении всего его правления были более детально исследованы в монографии К. Шарпа «Война образов: королевская и республиканская пропаганда в Англии, 1603 - 1660»49. Автор привлек много источников разного характера, попытался охватить различные способы репрезентации королевской власти, но масштаб задач часто приводил его к несколько поверхностным выводам и недостаточно тщательному анализу источников.

Научная новизна исследования. В диссертации предпринята попытка детального анализа содержания полемических текстов (по месяцам), постепенной эволюции королевских образов и стоящих за ними политических идей в очень сжатые сроки. Диссертант не стремился охватить большой период времени и обратить внимание прежде всего на произведения известных авторов, а сосредоточился на моменте окончательного разрыва короля с парламентом и первых лет гражданской войны с целью проследить по возможности все тенденции в развитии политической мысли и политической культуры этого периода, показав ее общую консервативность и как сравнительно быстрое возникновение радикальных идей, так столь же

44 The royal image. Representations of Charles I / Ed. T.N. Corns. Cambridge,, 1999.

5 Corns T. Duke, prince and king // The royal image. Representations of Charles I / Ed. by T.N. Corns. Cambridge, 1999. P. 1-25.

46 Knoppers LL Reviving the martyr king: Charles I as Jacobite icon // Ibid. P. 263 - 187.

4 KelseyS. Inventing a republic. The political culture of the English commonwealth, 1649- 1653. Stanford, 1997.

m Knoppers L.L Constructing Cromwell. Ceremony, portrait and print, 1645- 1661. Cambridge, 2000.

Sharpe K. Image wars. Promoting kings and commonwealths in England, 1603 - 1660. New Haven and L., 2010.

стремительные «откаты» от них. В отличие от рада исследователей (К. Шарпа, Л.Л. Нопперс), в данном исследовании были привлечены не все возможные или наиболее знаковые и показательные источники по репрезентации власти правителя, а наименее изученные, но проанализированные максимально подробно, в политическом и источниковедческом контексте, сделана попытка определить переломный момент в отношении к королю и королевской власти в печатной полемике и, соответственно, зарождавшемся общественном мнении.

Методологическая база исследования. Эти посылки предопределили методику, используемую в диссертации: историко-филологический анализ текстов, использование методов вспомогательных исторических дисциплин (вексиллологии, нумизматики), отчасти искусствоведения и микроисторических исследований.

Практическая значимость исследования. Материал диссертации может быть использован в дальнейшем изучении политической культуры Англии раннего Нового времени, а также в образовательном процессе при чтении специальных курсов по истории Великобритании.

Апробация исследования. Ряд основных положений был изложен в выступлениях диссертанта на конференциях и круглых столах: «Имя, речь и церемония: как создастся образ правителя» (Институт славяноведения РАН, 2009), «Придворная культура в эпоху Возрождения» (МГУ, 2009), «Ideals and Values in the Seventeenth Century» (Дарэм, 2010). Диссертация была обсуждена и рекомендована к защите на заседании кафедры Средних веков и раннего Нового времени исторического факультета МГУ им. М.В Ломоносова.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и библиографии.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении обосновываются выбор темы, актуальность и хронологические рамки исследования, формулируются его цели, задачи и объект, дается характеристика источниковой базы, методологических подходов, а также анализируется историографический контекст исследования.

Первая глава основана на материалах коронации Карла I, инаугурационных проповедей и церемоний ордена Подвязки, - весьма значимых, но не получивших еще детального исследования способах создания образа этого монарха. Основной тенденцией в репрезентации королевской власти, наметившейся в мирный период правления Карла I, было развитие различных граней теории божественного права королей, сформировавшейся в трудах Якова I и традиционно считавшейся «идеологической основой» английского абсолютизма. В первую очередь, к ним относится представление о «богоподобии» короля, включавшее в себя понятие «смешанной персоны» монарха (т.е. о королевском «священстве», сакральных, наряду со светскими, функциях «королевской должности»), о короле как главном посреднике между Богом и людьми, ответственном за нисхождение божественной благодати на королевство.

Обращает на себя внимание и монологичность большинства этих способов репрезентации королевской власти - выделение и развитие тех аспектов ее образа, которые привлекали лично Карла I. В связи с этим показательна и статичность и, в какой-то мере, безликость этого образа, его отрешенность от текущих событий. Например, Карл не стремился подчеркнуть свою протестантскую набожность, несмотря на присущее ему благочестие. Его торжественность и возвышенность остались неизвестны большинству его подданных во многом благодаря его отвлеченности и абстрактности.

В первом параграфе первой главы анализируются основные черты королевского образа, нашедшие отражение в церемонии коронации Карла I и

сохранявшиеся на протяжении всего его правления. То, что происходило 2 февраля 1626 г. почти не отличалось от предписаний коронационного чина Якова I, за исключением некоторых особенностей, главным образом, связанных с повышением роли духовных лиц в церемониале, изобилующем «арминианскими» деталями (коленопреклонением, возвращением к ряду не использовавшихся в течение длительного времени молитв, подчеркивающих власть короля как главы церкви, пышностью обряда, созданием «особого восточного» елся), и с большим литургическим акцентом на идее «смешанной персоны» короля, что нашло свое выражение и в других способах репрезентации его власти. «Политико-эстетические» вкусы короля также нашли здесь свое выражение, в первую очередь, его увлечение камерной театральностью, приведшей, с одной стороны, к расцвету жанра придворных масок, и, с другой, к социальной ограниченности репрезентации своей власти двором.

Отмена коронационного въезда в Лондон и коронации Генриетты-Марии довольно отчетливо выразила установки молодого короля в отношениях с Сити и «третьим сословием» вообще и с католиками, причем далеко не только и не столько со своими подданными, сколько с представителями иных государств. Полное пренебрежение давно сложившимися способами коммуникации с «народом» уже могло дать почву к размышлениям о «самоличном» принятии решений королем в соответствии не с важным в данном случае обычаем, а с произвольным «хотением», личной волей, а не фактически «государственной» необходимостью должной легитимации своей власти.

Подобная уступчивость по отношению к решениям королевы, независимо от их популярности или непопулярности за пределами двора, ее вызывающе независимая позиция стала первым шагом к закрепившимся за ним образом слишком мягкого в отношении своей настойчивой в отстаивании собственных взглядов и при этом инаковерующей королевы. Учитывая настрой населения, весьма ярко выраженный в необычно широкомасштабных торжествах и «народных гуляниях» по случаю его возвращения из Испании без невесты-католички, уже

можно было бы сделать предположение о возможности потери королем его популярности в случае продолжения подобной политики.

Второй параграф первой главы посвящен королевским образам в опубликованных проповедях по случаю дня его восшествия на престол, позволяющих увидеть определенную политику в области репрезентации власти короля, желание ознакомить подданных с тем, что могла услышать только небольшая группа его приближенных. С другой стороны, не всегда проповеди отражали взгляды короля или были созданы ради этого. Даже в период личного правления Карла I проповедники могли критиковать политику монарха в какой-то области и высказать, прежде всего, свое мнение по поводу королевской власти. Таким образом, их нельзя отнести к способам официальной пропаганды (по крайней мере, до начала революции), хотя отраженные в них. идеи могли совпадать с точкой зрения власть предержащих и весьма способствовать ее распространению.

В проповедях содержались определенные идеи, непосредственно очерчивающие образ монархии, а также и более конкретный образ персоны короля как человека. Что касается наиболее педалируемых их авторами понятий, то к ним относится, в первую очередь, посредническая роль короля между Богом и людьми, причем акцент делался на богоподобии короля, его почти непосредственной связи с ним. Это подчеркивалось и цитатами из Библии, и использованием лексики, связанной с изобразительным искусством: монарх представал либо отражением Бога, либо его портретом. Кроме того, королевская власть оказывалась абсолютной в том отношении, что заботы государя охватывали все возможные области жизни его подданных. Король беспрерывно трудился и обеспечивал безопасность (что представлялось особо важным проповедникам) и благоденствие своего народа. Особо важной темой проповедей была необходимость послушания подданных королю, звучавшая во всех без исключения текстах этого жанра на протяжении всего правления Карла. Таким образом, опубликованные инаугурационные проповеди периода «личного правления» Карла I воплощают, развивают и популяризируют теорию божественного права короля, что позволяет несколько скорректировать устоявшееся представление о полной незаинтересованности этого

монарха в формировании общественного мнения. В последних проповедях эпохи «единоличного правления» Карла I стало уделяться больше внимания его воинским качествам и физической силе, в связи с началом войны с Шотландией. Однако эта составляющая его образа возникла намного раньше и нашла свое отражение в идее рыцарственности монарха, более подробно рассмотренной в третьем параграфе первой главы.

Идеи иерархичности, упорядоченности государственного устройства, возглавляемого королем, который является источником этого порядка, нашли свое отражение в церемониях ордена Подвязки. В его рамках возник образ короля-рыцаря - Карла I привлекала в нем в большей степени идея благородства и элитарности, адресованная узкому кругу аристократии, и его собственная роль главы этого «общества избранных» и воплощения традиционных рыцарских ценностей, чем идея воинской доблести и защиты «истинной веры», столь волновавшей умы его современников.

Карл I, придававший немалое значение церемониям ордена Подвязки, не был столь склонен к инновациям, как иногда утверждают некоторые исследователи: ему, скорее, импонировало возвращение к старым, забытым традициям и жесткое, подчас мелочное, им следование, как показывает вышеописанный посольский церемониал. Практически постоянно этот церемониал накладывался на какую-либо другую символическую систему, например, придворную или дипломатическую. Подобные наложения иногда приводили к несоответствиям между ними и конфликтам, как в случае с церемониальным обедом государя и кавалеров. Это_ действо при Карле I породило несколько конфликтных ситуаций: в 1627, 1629 и 1635 гг. в связи со спором о т.н. "преимуществе" (preeminence) одних дипломатов перед другими при исполнении церемониального приветствия короля и кавалеров ордена (в 1627 - между датским и голландским послами, в 1635 - шведским, французским и голландским). В 1629 г. имел место случай несоответствия ритуала приема посла перед его отправлением в свою страну и орденского церемониала, когда русского посла не допустили к столу государя, поскольку по правилам ордена он должен был сидеть один. В другом случае, в 1632 и 1633 гг.

пришли в столкновение орденская и придворная иерархия по вопросу о праве людей более низкого социального статуса сидеть в церемониальных орденских головных уборах в присутствии знати, не входящей в состав ордена. Следует отметить, что если вопрос о "преимуществе" послов, которые сами пытались не допустить первенства других и, по возможности, добиться его для себя, во многом зависел от внешнеполитической ситуации и симпатий короля, то отмена приема за столом отъезжающего посла и помещение стола для служителей ордена в тот же зал, где происходил церемониальный обед самого короля, было связано с попытками Карла I возвысить орден Подвязки над любой существующей иерархией.

Карл I пытался, таким образом, привести в действие механизм соподчинения к взаимозависимостей короля и его рыцарей, столь характерный для придворных обществ этой и более поздней эпохи. Однако события гражданских войн разорвали эти сложные связи, о важности нарушения которых для современников свидетельствуют хотя бы отчаянные попытки короля заставить графов Эссекса и Холланда явиться на праздник св. Георгия и их столь осторожный и церемониально обставленный отказ подчиниться этому приказу, потребовавший обращения к традициям ордена Подвязки. Любопытной и заслуживающей дальнейшего исследования представляется игнорирование как Карлом I, так и его наследником в период изгнания этих нарушений и тщательное следование церемониалу в условиях, когда его исполнение казалось уже практически невозможным.

Во второй главе проанализированы образы Карла I в политической полемике во время т.н. «памфлетной войны» (январь - август 1642 г.)- период после отъезда Карла из Лондона до начала военных действий, в который происходила ожесточенная печатная полемика. Первый параграф второй главы представляет собой очерк политической ситуации периода «памфлетной войны». В полной мере проявилась острая необходимость легитимации власти монарха в условиях открытого и практически массового неподчинения ему. Ему немало способствовала политика парламента по созданию «черной легенды» о короле,

которой посвящен второй параграф второй главы. Конфликт короля с парламентом ярко отразился в печати, что породило мало того, что резкое повышение объема печатной продукции (даже по сравнению с 1641 г., судя только по коллекции Томасона), но и совершенно иной стиль общения между монархом и его подданными - обезличенный и, отчасти поэтому, более резкий, склонный к преувеличениям и неслыханным до того обвинениям, то, что уже можно назвать пропагандой. Хотя ее элементы существовали и ранее, именно в период «памфлетной войны» с обеих сторон были отточены приемы дискредитации друг друга в глазах населения, а также опровержение взаимных инвектив. Следует отметить, что они в гораздо большей степени были освоены парламентскими пропагандистами, чем королевскими, в связи с чем последние столкнулись с серьезной проблемой - в этот относительно короткий период возникла настоящая «черная легенда» о Карле, представлявшая его в многочисленных, почти ежедневно выходивших памфлетах и новостных листках покровителем «папизма», слабым, безвольным правителем, который не в состоянии противостоять своим «дурным советникам» и, более того, прислушивается к ним. Постепенно эти обвинения стали граничить с обвинениями короля лично в попустительстве и даже пособничестве им, хотя возложить вину за происходящее на него напрямую пока никто всерьез не осмеливался. Таким образом, и в вопросе, касающемся способов критики монархии, наблюдалась некоторая преемственность с предшествующим периодом, что, впрочем, можно отнести ко всем направлениям репрезентации власти монарха и откликов на нее, главное отличие состояло, скорее, в масштабе и смещении акцентов в создании образа монарха, как положительного, так и отрицательного.

В третьем параграфе второй главы речь идет о трансформации теории божественного права королей в новых условиях. Набор традиционных эпитетов и метафор продолжал циркулировать в формирующейся роялистской печати, но существовал и определенный их отбор, в связи с резким падением авторитета королевской власти в стране: акцент был сделай на законности этого права, в то время как до начала событий 1640-х годов она не ставилась под сомнение. Хотя

восхваления монарха как «светила», определяющего «природные циклы» и дающего жизнь всему вокруг, снискающего благодать для всего королевства и продолжались, причем не только со стороны самого Карла и его ближайших советников, но и «лояльных подданных», не только его власть, но и ее образ был «низведен с небес на землю», чего опасались авторы «Ответа на Девятнадцать предложений». Король искал поддержки, что нашло свое отражение и в репрезентации его власти: тема диалога, причем предлагаемого самим венценосцем своим подданным, с трудом представимая, например, в проповедях, прочитанных в свое время Лодом, да и менее склонными к арминианству священнослужителями, зазвучала в официальных прокламациях и инаугурационных проповедях. Носитель власти от Бога был вынужден искать иной опоры - в укорененности «королевской должности» в «древней конституции» королевства, защитником которой он начал себя провозглашать, и в преемственности со своими «славными предками», в особенности, с Елизаветой, подобно которой, он посвятил себя защите протестантской веры.

Реакция населения на эти изменения проанализированы в четвертом параграфе второй главы. Речи встречающих короля во время его въезда в Йорк в марте 1642 г. зафиксировали ряд собственно пропагандистских новшеств, что говорит об их эффективности и сравнительно быстром восприятии «верноподданными». Среди них акцент на наиболее выигрышных в момент уже начавшейся «смуты» элементах королевского образа: короле-труженике, защищающем интересы своих подданных, «царственном пахаре», заботящемся в поте лица своего о мире и процветании королевства. Монарх сравнивался с кедром, защищающим своей кроной «мелкий кустарник», берегом моря, сдерживающим безумие волн. Подобные сравнения и метафоры не были новы, но в применении их произошел некий смысловой сдвиг от безличного «блага королевства» к «благу подданных». Это же относится и к теме «мук», претерпеваемых государем, но если раньше речь шла о естественной тяжести королевских обязанностей, то теперь на первый план выступили «раздоры и несогласия» с собственными подданными, «терзавшими сердце» монарха. Он

развивался в роялистской пропаганде и в определенной степени создал основу для появления образа «мученика», сначала претерпевающего тяготы, связанные с неблагодарностью и предательством «злонамеренных» в парламенте, подстрекающих «безумную толпу» к бесчинствам.

В пятом параграфе второй главы освещена ответная реакция в парламентской печати на пропагандистскую активность роялистов. В этой борьбе наиболее активно использовался способ «заимствования» у противоположной стороны «хвалебной» и «дискредитирующей» образности: это проявилось наиболее ярко в отношении последней. Составители королевских прокламаций взяли на вооружение (правда, это произошло уже на завершающей стадии «памфлетной войны») образ «дурных советников», который был применен непосредственно к парламентариям, но отнюдь не всем, а к «разжигателям вражды» между королем и его народом - роялистский лагерь также избегал прямых обвинений в адрес парламента как такового, хотя и стремился обращаться к «народу» подчеркнуто непосредственно, в то время как парламентарии декларировали то, что именно они отражают его интересы. К этим же «заимствованиям» относились обвинения в попытке организовать интервенцию -в особенности, в этом упрекали Карла (после отъезда Генриетты-Марии речь шла о готовящемся нидерландском вторжении, в апреле-мае 1642 г. - о датском), но и король не оставался в долгу, обвиняя парламент в пособничестве шотландцам, хотя это было не столь действенно в силу того, что последние не были «иноземцами». Одним из самых важных пунктов пропаганды был религиозный, вопрос - если парламентские публикации были переполнены более или менее прозрачными намеками на то, что король покровительствует католикам, Карл, опровергая эти инвективы, отвечал на них однозначным осуждением «сектантов», которые представляют не меньшую опасность для церкви и «истинной протестантской религии», чем католики. Однако все эти обвинения можно считать хотя и весьма весомыми в политической борьбе, но поверхностными и не содержащими какой-то глубокой и имеющей отдельное значение образности, их скорее можно назвать «ярлыками», которыми обменивались враждующие

стороны, нежели «образами». Иначе обстояло дело с «похвалой», и ярким тому примером служит проповедь У. Холла:. Полемика этого периода имела, таким образом, «зеркальный» характер, - в основном, эксплуатируя традиционные методы, она добавила немного новых составляющих в образ монарха.

Деятельность сторонников парламента по защите его привилегий и противостоянию роялистским идеям не ограничивалась только созданием отрицательных образов монарха, появлялись и «альтернативные» образы, которые, в некотором смысле, «узурпировали» традиционные монархические, тем самым, подтверждая «зеркальный» характер пропаганды в этот период. Это нашло свое отражение в инаугурационных проповедях священнослужителей-сторонников парламента. Практически полностью повторяя аргументы в пользу «божественности» власти, они ставили на место короля, единственного ее светского носителя, магистратов, называя их «богами», обладающими особым властным достоинством, заостряя и углубляя тем самым кальвинистскую теорию «благочестивого магистрата», иногда полностью заимствуя традиционный образ короля «теории божественного права» и применяя его к «магистратам».

В обстановке спешных военных приготовлений особо выделился и стал востребованным архаизирующий образ короля как главы феодальной иерархии, которому посвящен шестой параграф второй главы. Если в период личного правления Карла он предназначался лишь для узкого круга членов ордена Подвязки, то весной 1642 г. он получил широкое распространение, с одной стороны, за счет призыва явиться на праздник св. Георгия ряда членов парламента, вызвавшего дискуссию и жесткую полемику о значимости нахождения рядом с королем или в парламенте на соответствующих постах одних и тех же лиц, так и в силу демонстрации верности своему «верховному суверену» тех, кто явился к «блуждающему двору» или в Йорк до и после этого конфликта. Кульминации он достиг в момент водружения королевского штандарта в Ноттингеме и объявления войны «мятежникам», нарушившим свои обязанности по отношению к своему сеньору, а отнюдь не «великому совету королевства)).

Этот важный с точки зрения политической символики гражданских войн эпизод подробно анализируется в седьмом параграфе второй главы.

Характерными чертами репрезентации власти монарха и роялистской пропаганды в этот период является резкое понижение роли ритуала - он присутствовал в традиционных ее видах, но то, что современники сочли нужным зафиксировать в записях, повествовало, как правило, не столько о традиционном порядке, последовательности жестов того или иного из них, сколько о содержании речей, при этом произнесенных, содержащейся в них политической позиции автора, что сближало публикации «отчетов» о, например, въезде короля в город, с жанром памфлета. Образность, преобладавшая в этот период, воплощалась, в основном, в слове, в риторических приемах, что создает резкий контраст со временами личного правления Карла I, эпохой господства придворной культуры с очень сильной визуальной составляющей. Она уступила место демонстративным, пропагандистским жестам, таким, как отъезд короля из столицы и водружение штандарта в Ноттингеме и попыткам отстоять пошатнувшиеся позиции монархии, используя те же способы, что и противник -печатную пропаганду, что несколько упростило образ короля, но и позволило его создателям выделить наиболее значимые, четко обрисованные его составляющие в борьбе за «лояльность» подданных его величества.

Третья глава посвящена эволюции и кристаллизации образов Карла I в начальный период гражданских войн, 1642 - 1644 гг. В это время сохранялись основные черты королевского образа, как традиционные, существовавшие в эпоху «единоличного правления» Карла I и ранее, так и наметившихся во время «памфлетной войны».

В первом параграфе третьей главы прослеживается развитие образа «дурных советников» на протяжении первых лет гражданских войн, его использование обеими сторонами для взаимной дискредитации. В этот период поборники дела парламента продолжали достаточно умеренную критику Карла I, избегая прямых обвинений против него. Образ «дурных советников» короля получил новое наполнение: их круг далеко расширился за пределы клики

«злонамеренных» придворных и включил в себя фактически всех сторонников короля, «кавалеров». Перелом в восприятии короля как их «жертвы» произошел после окончательного провата попыток перемирия в апреле 1643 г. Именно Карл стал называться «причиной и источником» незаконных действий его сторонников, все чаще предпринимались попытки доказать, что он сам является «папистом», а не просто нетвердым в вере человеком, постепенно превращаясь из «пленника кавалеров» в их главу. С другой стороны, сами роялисты использовали риторику «дурного совета», но обратив ее против парламентариев. После перелома весны 1643 г. пропагандисты из королевского стана тоже заняли более жесткую позицию по отношению к парламенту: хотя они еще оговаривали, что во всем виноваты «злонамеренные коммонеры», парламент в целом обвинялся в попустительстве насилию и грабежам, узурпации королевской власти.

Второй параграф третьей главы посвящен понятию «суверенитета» и постепенно «выкристаллизовывавшемуся» представлению о «государственной власти», их быстрому развитию и утверждению. Вокруг этих наиболее важных предметов, занимавших умы полемистов, выстраивались образы, конструировавшиеся на основе различных юридических и теологических понятий, известных задолго (иногда за много веков) до событий Английской революции. Фактически эти понятия были сформулированы и теоретически обоснованы в достаточно скором времени после начала гражданской войны, этому способствовали и принятие Священной Лиги и Ковенанта, созыв ассамблеи богословов в Вестминстере, и, не в меньшей мере, создание новых «инсигний», символизирующих суверенную власть парламента - все эти события пришлись на 1643 г. Несмотря на то, что в данную эпоху был сделан серьезный шаг к абстрактным политическим представлениям, они все еще воплощались с помощью традиционного языка политической культуры: различных телесных метафор, персонификаций, анализу которых посвящен третий параграф третьей главы. Так, оказалось, что «политическое тело королевства» может существовать со многими головами, а функции «священного», «никогда не умирающего» тела короля может исполнять его «великий совет». Парламент,

коллективный орган государственного управления, «воплощался» в лице Давида, одного из «лучших царей Израиля», противопоставляя» при этом королю, «неправедному Саулу». Роялисты использовали тот же самый риторический прием, только в своих целях: Давидом провозглашался Карл, а парламент -незаконно восставшим против собственного отца Авессаломом. Это противопоставление библейских персонажей активно использовалось с целью как оправдания, так и сакрализации власти обеих сторон. Важной фигурой в эпоху гражданских войн стал Моисей, фигура которого символизировала для обеих сторон избавление от рабства и обретение «земли обетованной». Парламент и король соперничали за «право» называться «Моисеем Англии», называя, соответственно, врага «Фараоном». Это был не единственный способ обвинения друг друга в тирании - в качестве иллюстрации «тирана» использовался целый ряд образов «дурных израильских царей» (применительно к Карлу), «восточных деспотов», «испанских королей» и «турецких султанов».

В четвертом параграфе третьей главы речь идет о символических и земных браке и семье короля, его образе «отца семейства» и «отца отечества». Идеализация любви королевской четы, их отношений, столь характерная для придворной культуры 1630-ых гг., в особенности, придворных масок, сохранялась и позже, став важным аргументом в пользу благочестия Карла. Его преданность супруге, стремление защитить ее и детей, характеризующие его, прежде всего, как человека, легко переносились и на его отношение ко всему государству, стране как семье, главой которой он является и о которой заботится должным образом. •

Серьезную эволюцию проделали и такие важные составляющие образа Карла I, как рыцарственность, осмысленная через призму неокуртуазной культуры, роль которой в создании королевского образа проанализирована в пятом параграфе третьей главы. Карл не пытался подчеркнуть воинскую доблесть своих «вассалов», больше акцентируя понятия «верности» и «готовности служить» своему «сеньору», что нашло свое отражение и в событиях времен «памфлетной войны», апелляции к ним короля для привлечения на свою сторону ряда крупных политических деятелей. Кульминации он достиг в момент водружения

королевского штандарта в Ноттингеме и объявления войны не парламенту, а «мятежникам», нарушившим свои обязанности по отношению к своему сеньору. Отголоски этого события еще долго находили свое отражение в парламентской прессе, разоблачавшей «дурные намерения» явившихся под штандарт кавалеров.

Эти тенденции придворной культуры получили широкое развитие с началом гражданских войн, причем необходимость проявлять мужество на поле битвы стала педалироваться гораздо активнее. Карл продолжал упорно соблюдать церемонии ордена Подвязки, посвящать в рыцари, его центральное положение в социальной и политической иерархии подчеркивалась разными способами (одним из наиболее действенных среди которых оказалась военная символика, проявившаяся в том числе в изображениях на знаменах), и во многом легла в основу появившегося в это время понятия «роялизма» и самоидентификации роялистов.

Шестой параграф третьей главы освещает изменения, произошедшие с образом короля, основанном на теории божественного права королей в военный период. В общем и целом, его основные черты продолжали воспроизводиться в роялистских текстах и на изображениях. Новой или, по крайней мере, не вполне характерной для предыдущего периода чертой этого образа короля стала абсолютизация его творческого начала, в котором он уподоблялся Богу: благодаря нему, по словам авторов проповедей, монарх создает различные объединения людей (нации, страны, колонии, компании) - так же, как Бог сотворил ангелов, животных, людей, а мятежники, сопротивляясь не только своему государю, но и Богу, тем самым выступают против божественного порядка и «деформируют акт творения». Тем не менее, на королевский образ все сильнее влияла общая тенденция к «популизму» королевской пропаганды, состоявшему в обращении почти во всех официальных документах, передававших «слово короля», «ко всей нации», или жителям определенных ее областей, городов и т.п. Ее создатели немного сменили тактику: наравне с утверждениями об ответственности короля только перед Богом появились и другие, хотя они

встречались гораздо реже первых: дело короля «удовлетворить» и требованиям Бога и чаяниям народа.

«Милитаризация» как политического языка вообще, так и образа короля, в частности, усиление важности его образа как «защитника нации» отражены в седьмом параграфе третьей главы. Это представление получило новые смысловые оттенки, с началом войны став весьма уязвимым, оказавшись тесно связанным с обвинениями со стороны парламента в пренебрежении Карлом именно этой обязанностью, развязыванием войны и попустительстве «бесчинствам» кавалеров и «дурных советников». Кроме того, парламент заявил собственные претензии на эту роль, утверждая, что «защита короля и королевства» находятся в руках именно этого органа. В репрезентации власти Карла наметилась некоторая стратегия»: она состояла в постоянных опразданиях, что, видимо, должно было продемонстрировать готовность короля «внимать жалобам» своих подданных и защищать их интересы, но имело и обратную сторону - фактическое признание правомерности обвинений со стороны парламента, которым роялисты яростно противостояли. Они стремились подчеркнуть героическую составляющую образа короля как «защитника нации», воплощавшуюся, в том числе, в риторике королевских деклараций и прокламаций. Тема «заботы о нации» была связана с идеей королевского самопожертвования и рачительности. Карл подчеркивал, пытаясь опровергнуть заявления в парламентских публикациях о массовых грабежах мирного населения, что средства на ведение войны, о которых он просил, должны быть-исключительно пожертвованы добровольно, а не отобраны, он не собирается применять никакого насилия.

Способы сакрализации образа короля, существовавшие в рамках светской и духовной культуры роялизма, рассмотрены в восьмой параграфе третьей главы. Тема божественности власти монарха развивалась и в рамках антикизирующей, неоплатонической традиции придворной поэзии. Например, поэт-роялист Генри Глэпторн в небольшой поэме «Уайтхолл», опубликованной в марте 1643 г., называет королей «небесными созданиями», «лучшими божествами

земли», которые, однако, подвержены превратностям «тиранической судьбы». Традиционные солярно-лунарные и вообще космические метафоры находили свое выражение и в богословских текстах, защищающих королевскую власть. Государство уподоблялось в них космосу, король - главному светилу, делающему жизнь на земле возможной, и сообщающему свет всем остальным телам, что иллюстрировало тезис о короле-посреднике и единственном источнике власти прочих магистратов. Тема божественности королевской власти выражалась и буквально в сакрализации тела монарха, что, вероятно, помимо риторического имело и полемический смысл: если сторонники парламента все чаще вспоминали теорию «двух тел короля» (подробнее об этом выше), оправдывая противодействие его «физическому телу» и формально сохраняя лояльность «священному», роялисты подчеркивали «неделимость» королевской персоны и искусственность подобного разделения, «святость» как ее власти, так и тела.

Эта тематика неизбежно перекликалась с одной из наиболее важных «ипостасей» короля: защитника веры, которой посвящен девятый параграф третьей главы. Она получило особую актуальность в свете религиозного конфликта и в связи с этой же причиной, понятие «истинной веры» оставалось довольно размытым, будучи ориентированным на максимально широкую аудиторию. Сторонники короля апеллировали к тем его подданным, которых считали «умеренными» протестантами, хотя их главной задачей стало «возвышение» этого образа над теологическими спорами, его абсолютизация и признание всеми подданными в одинаковой мере, несмотря на их убеждения. Обосновывая свое «единоличное» право на выполнение этой функции, король применял такой часто используемый его сторонниками с момента его отъезда из Лондона прием, как «игнорирование» противника и его действий. В этом духе был сформулирован королевский приказ архиепископам и епископам «следить за использованием книги общих молитв» и наказывать тех, кто этого не исполняет, притом, что сам король согласился на отмену епископата и, фактически, арест епископов более года тому назад, и уже начался процесс Лода.

Важной чертой образа Карла, появившейся именно в период гражданских войн, стало его милосердие и миротворчество, которым посвящен десятый параграф третьей главы. С этими понятиями была тесно связана метафора «королевского сердца», употреблявшейся в роялистских текстах, когда речь шла о мире: она символизировала как сострадание короля к мучениям своих подданных, так и его нахождение в «центре политического тела». Он воплощался в лице «искусного врачевателя» «политического тела» страны, которым объявлялся Карл. В рамках получившей особую «университетскую» окраску культуры переехавшего в Оксфорд двора роялисты и король как их глава противопоставлялись их противникам не только как благородные, но и просвещенные и образованные люди, защитники учености, противостоящие «полуграмотным фанатикам» низкого происхождения. Образ Карла как «просвещенного монарха», покровителя наук, тесно переплетался с представлением о его милосердии. Король выступал как противник «варварской жестокости», в которой сторонники парламента упрекали кавалеров.

В Заключении подводятся итоги исследования и определяется значение исследованного периода с точки зрения политического символизма в общей хронологической канве Английской революции. При сохранении традиционной политической лексики, она наполнилась новым содержанием. Это нашло свое выражение в причудливых, «монструозных» телесных метафорах, описывающих «чудовищные» преобразования политического тела королевства. После казни короля они пришли к логичному завершению: для роялистов это тело было уничтожено, обезглавлено, королевство охватило затмение, которому не видно было конца. Несмотря на успех определенных составляющих роялистской пропаганды, традиционной политической лексике, действительно, не хватало изобразительных средств, чтобы выразить и, главное объяснить для самих сторонников Карла II причину их поражения и сложившуюся после официальной отмены монархии ситуацию.

Таким образом, в 1640-ые гг. крах потерпела теоретическая основа английского абсолютизма, восходящая к Средневековью теория божественного

права королей, но, тем не менее, именно на ее основе, по ее образу и подобию, была выстроена теория парламентского суверенитета. Репрезентация власти Карла II, вернувшегося на английский престол, несмотря на подчеркнутую преемственность с правлением его отца, была основана на отдельных принципах теории божественного права королей, оказавшихся более жизнеспособными, но не на ней самой, окончательно ушедшей в историю. Так, образ монарха и пропаганда его власти демонстрируют тот водораздел, которым стала Английская революция для политической системы и, в особенности, политической культуры страны, подготовив ее переход в совершенно иную эпоху.

По теме диссертации автором опубликованы следующие работы:

1. Кирьянова Е.А. Орден Подвязки как средство репрезентации власти Карла I Стюарта // Средние века. Вып. 69. № 4. 2008. С. 92 -119.

2. Кирьянова Е.А. «Зримый образ Бога»: Королевская власть в инаугурационных проповедях в период «единоличного» правления Карла I Стюарта // Средние века. Вып. 71. № 3 - 4. 2010. С. 225-242.

3. Кирьянова Е.А. Король и монархическая власть в инаугурационных проповедях в период Английской революции // Средние века (в печати).

4. Кирьянова Е.А. Образы королевской власти накануне гражданских войн в придворной маске «Сальмакидова добыча» // Придворная культура Возрождения. Под ред. JI.M. Брагиной (в печати).

5. Кирьянова Е.А. Роберт Коттон (статья, комментарии, перевод текста) // Историописание и историческая мысль западноевропейского средневековья. В 3 тт. М., 2010. Т.З. С. 325 - 343.

6. Кирьянова Е.А. Гловер, Роберт // Культура Возрождения: Энциклопедия. Отв. ред. Н.В. Ревякина. В 2 тт. М., 2008. Т. 1. С. 435 -436.

7. Кирьянова Е.А. Дагдейл, Уильям // Там же. С. 518 - 519.

8. Кирьянова Е.А. Кемден, Уильям // Там же. С. 775 - 776.

9. Кирьянова Е.А. Коттон, Роберт // Там же. С. 835 - 837.

Подписано в печать:

01.09.2011

Заказ № 5876 Тираж -100 экз. Печать трафаретная. Типография «11-й ФОРМАТ» ИНН 7726330900 115230, Москва, Варшавское ш., 36 (499) 788-78-56 www. autoreferat. ru

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата исторических наук Кирьянова, Елена Анатольевна

Введение.

Источники.

Историография.

Глава 1. Репрезентация власти Карла I до начала Английской революции: основные тенденции.

1.1. Коронация.

1.2. День восшествия на престол в зеркале проповедей.

1.3. Церемонии ордена Подвязки.

Глава 2. Образы Карла I в период памфлетной войны» (январь - август 1642 г.).

2.1. Ситуация января - августа 1642 г. и дискредитация королевской власти.

2.2. «Черная легенда» о Карле I и попытки противодействия ей со стороны роялистов.

2.3. Образы Карла I: теория божественного права королей и ее трансформация.

2.4. Восприятие власти Карла I и вопрос «лояльности» королю.

2.5. Пропарламентская интерпретация теории божественного права королей: образы «правителей».

2.6. Образы власти Карла I: король как верховный суверен, рыцарь и

глава политической семьи».

2.7. Водружение штандарта в Ноттингеме.

Глава 3. Образы Карла I в начальный период гражданских войн.

3.1. Король и его «дурные советники».

3.2. Борьба за «суверенитет» в королевстве.

3.3. Телесные метафоры суверенной власти.

3.4. Символические и земные «брак» и «семья» короля.

3.5. Утверждение преданности королю: популизм и неокуртуазная культура.

3.6. Теория божественного права королей и образ государя.

3.7. Король - «защитник нации».

3.8. Сакральность королевской власти: «антикизирующая» и арминианская традиции.

3.9. Король - «защитник истинной веры».

3.10. Королевское милосердие и миротворчество.

Введение диссертации2011 год, автореферат по истории, Кирьянова, Елена Анатольевна

Данное исследование посвящено репрезентации власти Карла I Стюарта в начальный период гражданских войн, преимущественно в печатных текстах и отчасти их визуальном отражении. Эта тема является частью более широкого поля исследования - репрезентации королевской власти и «потестарной имагологии». Предметом исследования в этой области, включая, период Раннего Нового времени, являются разные сферы политической культуры: имеющие отношение к репрезентации власти монарха церемонии, ритуалы, проповеди и теологические трактаты, произведения искусства, литература, театр и в какой-то мере объединяющее их понятие придворной культуры. Такой взгляд на историю Английской революции, учитывая ее основательную! историографию, довольно нов и позволяет увидеть ускользавшие от внимания1 исследователей моменты, рассмотреть широко известные события под иным углом, уточнить и расширить наши познания в области политической культуры этой переломной эпохи.

Мое исследование охватывает начальный период Английской революции1, с отъезда Карла I из Лондона в феврале 1642 г. до начала первых успехов парламентской армии в 1644 г., с неизбежными' экскурсами как в довоенный период, вплоть до коронации 1626 г., так и в более поздний, вплоть до окончательного пленения и казни короля в январе 1649 г. Подобные хронологические рамки связаны с серьезными переменами в политических обстановке и культуре этого времени: нижняя граница определяется > символическим «разрывом» короля со столицей и парламентом, его отсутствие в которых породило новый аллегорический язык военного'времени. Во втором

1 Поскольку характер событий 1640-х - 60-х гг. определяется по-разному (см. более подробно раздел «историография»), внутренние хронологические рамки этой эпохи зависят от концепции, которой придерживается автор. Разделяя представление о начале Английской революции с созывом Долгого парламента, я, тем не менее, беру за отправную точку своего анализа период окончательного разрыва короля и парламента как гражданских войн. случае речь идет не о каком-либо весомом с точки зрения политической символики шаге, а о том, что указанный период совпал с окончательной формулировкой теории парламентского суверенитета, теоретически оправдавшей существование государства без монарха, что органично завершило начатый «разрывом» период. Именно в этот сравнительно небольшой промежуток времени, при внешнем сохранении традиционного политического языка; происходит настоящий идеологический «взрыв», начинает формироваться комплекс новых политических представлений, генезис которых я попыталась проследить в рамках данного исследования.

По этой же причине я не анализировала детально целый ряд важных в смысле их символичности событий и явлений - сдачу короля* в. плен, его бегство, посмертный культ, представляющих собой тему для отдельного исследования. Особо следует оговорить используемую в исследовании периодизацию Английской революции: хотя речь идет о начальном ее этапе, я не подвергала анализу период с созыва Долгого парламента до отъезда короля из Лондона, т.к. тогда конфликт еще вызревал, и, несмотря на бурную дискуссию, не выходил за рамки традиционного политического дискурса. Такие* широко и основательно изученные способы репрезентации власти Карла, как изображения на монетах и медалях, его образы, в роялистской художественной литературе, также остались за пределами проблематики данного исследования. Это ограничение связано не только с невозможностью1 «объять необъятное»: визуальная составляющая королевского образа в революционный период стала крайне незначительной по сравнению со временами «единоличного правления», более того, политическая культура Английской революции вообще основывалась на. печатном слове, тексте, в гораздо большей степени, чем на изображении. Их изготовление занимало длительное время и требовало немалых усилий, что также отодвинуло визуальный «компонент» королевского образа на второй план, сделало его в критический период 1640-ых гг. маргинальным.

В мои задачи входило проследить, каким образом и когда начался обоснованный идеологический отпор теории божественного права королей, и когда он нашел выражение в политической образности. В связи с этим я попыталась рассмотреть спектр образов королевской власти и его изменения в данный период. Одним из существенных вопросов стало определение момента, когда королевский образ начать меняться под давлением критики монарха его противниками, и как это происходило; В" связи с этим необходимо' показать, каковы, были основные черты» этого образа до начала революции;, проследить их изменение и обнаружить новые черты образа короля. Для этого» представляется необходимым выделить этапы этой эволюции и выяснить, в какой степени они были связаны с ходом развития событий.

В? какой* зависимости- находились образы королевской власти и способы их создания, насколько радикально они изменились, когда начался политический кризис? Какие из, них оказались наиболее востребованными в годы, гражданской войны? Когда произошел тот поворотный момент, после которого критика короля стала настолько ожесточенной, чтобы приобрести радикальные очертания, массовость и, в определенной степени, морально подготовить победу парламентской армии? Я не утверждаю подобной постановкой вопроса, что памфлетная полемика решила исход Английской« революции или сыграла основополагающую роль в поднятии боеспособности «круглоголовых», но пытаюсь определить, каким образом это повлияло' на политическую метафорику, проследить ее эволюцию. Целью диссертации, таким образом, является ответ на вопрос, каков был ответ роялистов на важнейший, революционный вызов монархической идеологии, и как это сказалось на языке политической культуры эпохи. Одним из- главных показателей этого является образ, короля в роялистской пропаганде, как «позитивной», утверждающей его положительные черты, так и «негативной», осмеивающей противника и вынужденной отвечать на его обвинения и отстаивать свои позиции, ставший главным объектом данного исследования.

Источники

Ограничение рамок исследования было предопределено многочисленностью и разнообразием источников. В изучаемый период традиционные, основанные на ритуале и церемониях способы создания образа короля оказались не столь действенны: острый политический кризис, перешедший в гражданскую войну практически лишил короля возможности использовать их как прежде. Источники, дающие представление о придворной жизни в Оксфорде с ноября 1642 .по 1646 г., крайне скудны, в пропарламентской прессе этого времени периодически встречаются- насмешки над ее «убожеством» , впрочем, без особых подробностей, зато печать становится нешуточным оружием в руках роялистов в борьбе за привлечение населения в свои ряды.

Таким образом, одним из основных средств создания образа Карла I в период революции был печатный текст. Метафоры, описывающие монархическую власть, характеристики короля его сторонниками, полемика по поводу государственного устройства, затронувшая и интересующий нас предмет, - все это воплощалось в текстах разных жанров, как правило, имевших полемический характер. Именно они создавали возможность для множества людей сразу ознакомиться с «королевским словом» или с произведениями сторонников монарха. Характерной чертой данного периода стало смешение жанров, нередко удивлявшее исследователей: издания, названные авторами «петицией», «теологическим трактатом», «поэмой» часто оказывались острым политическим памфлетом, независимо от отстаиваемых в них идеалов.

Еще одной важной особенностью источников этого рода была анонимность. Лишь в небольшом количестве случаев имя автора указано на титульном листе, изредка оно предлагается современным комментатором, иногда - продавцом книг (как в случае с коллекцией Томасона, о которой речь

2 Mercurius Rusticus (October 1643). L., 1643; Certaine informations (30 October - 6 November 1643). L„ 1643; The malignants lamentation. L., 1645. P. 13. Об этом см.: De GrootJ. Space, patronage, procédure: the court at Oxford, 1642 - 1646 // English historical review. Vol. CXVI1. № 474. 2002. P. 1204 - 1227. пойдет ниже), причем не всегда легко различить, в каких случаях он точно знал автора, а в каких — только предполагал. Большинство же текстов, в связи с особой остротой дискуссии и серьезной опасностью для автора, публиковалось без указания его имени или только с инициалами. С этим же связаны «подделки», когда под именем известного (или только начавшего приобретать известность) автора публиковались другие или владелец памфлета излагал на титульном листе свои догадки. Иногда, напротив, известный автор скрывался под псевдонимом. Собиравший памфлеты сэр Эдвард Деринг, или, возможно, создатель одного из них, назвал автором памфлета 1640 г. «Раскрытие заговора» Дж. Милтона ; а Дж. Томасон предположил, что за «Петером Корнелиусом Ван Зарек-Зее», якобы, написавшим памфлет «Способ осчастливить бедных», стоял Хью Питере4.

Эти неточности были отчасти связаны с исчезновением цензуры после упразднения Звездной-палаты в 1641 г. Исследование С. Гринберга, хотя его данные и были оспорены М. Мендлом, показывает резкое возрастание числа опубликованных без какого-либо контроля изданий, особенно после отъезда короля из Лондона в 1642 г., вплоть до парламентского ордонанса о цензуре, изданного в июне 1643 г.5 Несмотря на попытки парламента поставить печать под свой контроль, продолжалась нелегальная публикация и продажа сочинений роялистов и приверженцев радикальных сект. Поскольку все это происходило подпольно, и часто предпринимались попытки скрыть имя. авторов и издателей и даже место публикации памфлетов, приходится с особой осторожностью относиться к их данным.

Большинство использованных при написании глав второй и третьей текстов входят в так называемую «коллекцию Томасона» или «трактаты Томасона» - первое и одно из крупнейших собраний памфлетов 1640 - 1650

3 Raymond J. Pamphlets and pamphleteering in Early Modern Britain. Cambridge, 2003. P. 6.

4 Fortesciie G.K. Preface // Catalogue of the pamphlets, books, newspapers, and manuscripts relating to the civil war, the Commonwealth, and Restoration, collected by George Thomason, 1640 - 1661 / Ed. by G.K. Fortescue, R.F. Sharpe, R.A. Streatfeild, W.A. Marsden. L. 1908. In 2 vols. Vol. 1. P. XXIII.

5 Greenberg S.J. Dating civil war pamphlets, 1641 - 1644 //Albion. № 20. 1988. P. 387-401. P. 389. ых гг.6 Следует отметить, что под общим понятием «памфлета» имеются в виду все печатные издания, входившие в коллекцию, несмотря- на то, что, строго говоря, далеко не все они подходили под это определение . На данный момент коллекция находится в Британской библиотеке и недоступна- читателю из-за ветхости содержащихся в ней книг, в связи с чем я пользовалась отсканированными копиями подлинников из электронной базы данных раннепечатных английских изданий Early English Books Online. Из-за достаточно большого объема печатной продукции (только в одной коллекции Томасона за 1642 г. содержится 2.134 издания8), я ограничилась теми из них, которые в наибольшей степени отвечают тематике исследуемого вопроса.

Коллекция была создана в то же самое время, когда происходили события, которым, в основном, посвящены «трактаты» - буквально сразу же после выхода в печати их покупал Джордж Томасон (ок. 1602 - 1666)9, книгопродавец, державший лавку «Роза и корона» во дворе собора св. Павла, где сосредоточивалась книжная торговля в Лондоне. Он был занят в этом деле с 1617 г., и вел его достаточно успешно в период правления-Карла I вплоть до созыва Долгого парламента. Буквально с того момента (ноябрь 1640 г.) Дж. Томасон начал собирать печатную продукцию; изданную в Лондоне и, по-возможности, в других городах Англии. Он был довольно активным политически умеренным пресвитерианином, принимал участие в составлении ряда петиций и был знаком со многими известными политическими и религиозными деятелями, писателями и поэтами того времени- — Джоном,

6 Несколько позже начали собирать подобные коллекции современники Дж. Томасона - антикварий Э. Вуд и помощник клерка палаты общин Дж. Рашуорт. См. Raymond J. Op. cit. P. 6.

7 В XVI - XVII вв. под словом "pamphlet" имелись в виду непереплетенные небольшие издания, как правило, ин-кварто или ин-октаво, развлекательного или скандального содержания. Следует отметить, что слово не всегда относилось к их содержанию, иногда характеризуя только форму и дешевизну публикации. См. Raymond J. Op. cit. P. 4 - 11.

8 Fortescue G.K. Preface. P. XXI.

9 О Дж. Томасоне и его коллекции см.: Stoker D. Thomason, George // Oxford Dictionary of National Biography (далее ODNB). Oxford, 2000. V. 54. P. 396 - 397; Fortescue G.K. Preface. P. I - XXV; Spencer L. The politics of George Thomason // The Library. 5th series. № 14. 1959. P. 11 - 27; Id. The professional and literary connections of George Thomason // The Library. 5th series. № 13. 1958. P. 102 - 118; Madan F. Notes on the Thomason Collection of civil war tracts // Bibliographica. № 3. 1897. P. 291 - 308\Greenberg S.J. Dating civil war pamphlets; Mendle M. The Thomason collection: a reply to Stephen J. Greenberg // Albion. № 22. 1990. P. 85 - 93; Greenberg S.J. The Thomason collection: a rebuttal to Michael Mendle // Albion. № 22. 1990. P. 95 - 98; Mendle M. George Tomason's intentions // Libraries within the library / Ed. G. Mandelbrote and B. Taylor. L., 2008. P. 171 - 186.

Милтоном, Уильямом Принном, Генри Паркером, Эдмундом Кэлэми, Джоном

Рашуортом и другими, некоторые из них вручали ему свои книги сразу же после публикации10. Он закончил собирать свою коллекцию в 1663 г., в общей сложности она составила, включая печатные издания, манускрипты и газеты,

22.255 экземпляров, переплетенных в 2.008 томов11.

В завещании Дж. Томасон оставил коллекцию своим душеприказчикам

Томасу Барлоу, ректору Куинс-колледжа в Оксфорде, Томасу Локи, главному хранителю Бодлеянской библиотеки, и Джону Рашуорту, с указанием продать ее, а деньги поделить между его тремя сыновьями. После смерти Дж.

Томасона «трактаты» были перевезены в Оксфорд, благодаря чему уцелели во время лондонского пожара 1666 г. Т. Барлоу не продал их, и хотел оставить в

Бодлеянской библиотеке, подчеркивая в своем письме к младшему сыну Дж.

12

Томасона ее «значимость и поучительность» для служителей церкви и мирян . Судьба коллекции в этот период не вполне ясна, известно только, что в Л 670-ых гг. она каким-то образом вновь оказалась в Лондоне, у Сэмьюэля Мирна (Samuel Mearne), королевского печатника. Впоследствии она переходила по наследству от владельца к владельцу, безуспешно пытавшихся ее продать, пока, наконец, не была выкуплена в 1761 г. по приказу Георга III и передана в Британский музей13.

Памфлеты были вновь переплетены, отчасти следуя использованному самим Томасоном принципу, отчасти исходя из удобства расположения их в книгохранилище: по размеру издания и, по возможности, хронологически. Таким образом, были сформированы тома «маленьких» и «больших» изданий ин-кварто, ин-октаво, ин-фолио, публикаций на одном- листе14. Эта задача

10 Fortescue G.K. Preface. P. I. Данные Дж. К. Фортескью, подвергавшиеся впоследствии критике: по мнению С. Дж. Гринберга и М. Мендла, при составлении каталога он не учел целый ряд изданий из-за «чрезмерно строгого» следования хронологическому принципу, на совпадающему с фактической структурой коллекции, стремясь опустить переизданные тексты. Greenberg S.J. Dating civil war pamphlets, 1641 - 1644. P. 388; Mcndle M. The Thomason collection: a reply to Stephen J. Greenberg. P. 90. Цифры, приводимые С. Гринбергом: 26000 публикаций.

12 Fortescue G.K. Preface. P. XIV.

13 Ibid. P. XVIII.

14 Mendle M. The Thomason collection: a reply to Stephen J. Greenberg. P. 87. облегчалась тем, что создатель коллекции, начиная с весны 1641 г.15 проставлял дату получения каждого памфлета на титульном листе, она, как правило, отстояла от даты публикации на несколько дней. Кроме того, точная, датировка «трактатов» как созданных, но еще не напечатанных текстов затруднительна в связи с тем, что дата их издания также отличалась от даты, например, их частичного опубликования (оглашения' прокламации, начала циркуляции рукописных копий текста): Это обстоятельство делает датировку достаточно условной- и затрудняет возможность приурочить их к определенным событиям, выявить реакцию' на них приверженцев короля и парламента, увидеть их исторический контекст, хотя, позволяет сделать это хотя бы приблизительно16. Для того, чтобы не путать зачастую схожие названия изданий- коллекции:, я привожу, помимо выходных- данных, их шифр в Британской библиотеке в том виде, в котором он существует на данный момент17: например, для диалога "A whisper in the ear", вышедший в Оксфорде 9 января 1643 года он выглядит следующим образом: ТТ. Е.244.43, где ТТ — сокращение от Thomason Tracts, Е.244 - номер тома, в котором содержится памфлет, и 43 - номер самого памфлета.

Особый: интерес для меня представляет принцип, по которому Дж. Томасон отбирал издания. Задачей, которую, как считает ряд исследователей, он ставил перед собой, было сохранение свидетельств о «великих потрясениях», которые переживала Британия в эти годы, для потомков18. Вряд ли он, как и большинство его современников, с самого начала осознавал, к каким серьезным последствиям эти «потрясения» приведут и как долго они продлятся, да и дешевые новостные листки и памфлеты сомнительного

15 Fortcscue G.K. Preface. P. XX.

16 О дебатах относительно способов датировки трактатов см. Greenberg S.J. Dating civil war pamphlets, 1641 -1644; Mendle M. The Thomason collection: a reply to Stephen J. Greenberg; Greenberg S.J. The Thomason collection: a rebuttal to Michael Mendle.

17 Существуют исходные шифры, изобретенные предположительно Томасоном, с использованием которых был составлен первоначальный, рукописный каталог коллекции, хранящийся в Британской библиотеке: Thomason G. A manuscript catalogue, probably compiled under the direction of George Thomason. 12 vols. 1665(7). C.38. h.2I. Современные шифры были выработаны позже, после поступления трактатов в Британский музей.

18 Mendle М. George Tomason's intentions. P. 171. содержания не представляли собой общепризнанной ценности19. В то же время, Дж. Томасон высоко ценил свою коллекцию и был довольно объективен, собирая памфлеты радикальных и умеренных авторов, сторонников короля и парламента, при том, что сам он склонялся, скорее, к мнению последних, хотя назвать его антироялистом нельзя. Таким образом, коллекция Томасона отражает весь спектр существовавших в то время политических убеждений, чем представляет большую ценность для нашего исследования.

Одним из важнейших источников, содержащих информацию об образе короля, который целенаправленно создавался роялистами и являлся одним из главных пропагандистских, направленных на все слои населения, средств были королевские декларации, прокламации и речи, т.е. то, что можно обобщенно назвать «королевским словом», формально исходящим лично от монарха. Для данного исследования« представляет интерес как их содержание, так и наличие и распространенность в определенный момент текстов, принадлежавших к этим типам, что немало говорило само по себе о политике в области репрезентации королевской власти. Я использовала преимущественно их первые издания в коллекции Томасона, хотя обращалась и к современному, снабженному комментариями сборнику раннестюартовских прокламаций, изданному Дж. Ф. Ларкином20.

По мнению К. Шарпа, Карл I в период своего «единоличного правления» «хранил молчание», по контрасту со «словоохотливым» Яковом I, открыто вступавшим в печатную полемику со своими идеологическими противниками, - репрезентация его власти носила, в основном, визуальный характер и не распространялась широко за пределы круга придворных. Хотя исследователь отмечает то, что прокламации Карла с момента вступления его на престол отличались «искусностью и изяществом речи», и всего до 1646 г. (когда

19 Например, Т. Бодлей был против собирания памфлетов для Оксфордской коллекции, считая их «недостойными» университетской библиотеки. См. Bodley Т. Letters of Sir Thomas Bodley to Thomas James / Ed. G.W. Wheeler. Oxford, 1926. P. 40.

20 Stuart Royal Proclamations. Vol. II. Royal Proclamations of King Charles I 1625 - 46 / Ed. by J.F. Larkin. Oxford, 1983. король в первый раз попал в плен) их было издано в два раза больше, чем при его отце, время, когда он «прервал молчание», наступило с началом революции21. По словам Дж. Де Грута, Карл в этот период правил с помощью прокламаций22, с одной стороны, в связи с необходимостью заново утверждать свою власть в каждой области королевства, а, с другой, с недостатком прочих ресурсов управления государством.

23

В 1630-ые гг. в среднем издавалось по одной прокламации в месяц- , по поводу наиболее важных событий политической жизни страны таких, как, например, сбор принудительного займа. Прокламации имели статус законодательного акта, хотя по мере развития событий революции они, как, впрочем, и другие документы, сообщавшие народу «слово короля», начали резко терять свою юридическую значимость и ценность в глазах населения.

Если прокламации являются законодательным источником, королевские декларации, часто их дополнявшие, скорее, можно отнести к нарративным. До начала революционных событий они издавались довольно редко и не носили юридического характера. Кроме того, в отличие от первых, в декларациях монарх обращался к своим подданным по более конкретным, чем в прокламациях, вопросам, хотя, особенно в период гражданских войн, когда и те, и другие издавались в большом количестве, практически по любому сколько-нибудь важному поводу, трудно провести четкое разделение между ними. Прокламацию стала отличать большая сжатость и предметность, ситуативность: как правило, они провозглашали амнистию подданным в определенных областях государства, если они находились «в состоянии восстания» против короля, ограничивали торговые отношения с Лондоном и т.п. Декларации все больше сливались по жанру с королевскими посланиями, различными «предложениями», «обращениями» к парламенту или отдельным его лидерам, в них содержалось больше риторических приемов, формул и фраз

21 Sharpe К. Image wars. Promoting kings and commonwealths in England, 1603 - 1660. New Haven and London, 2010. P. 150, 285.

22 De GrootJ. Royalist identities. Basingstoke: Macmillan, 2004. P. 29.

23 Stuart Royal Proclamations. Vol. II. P. X -XI. общего характера, «декларирующих» то, каким является король -милосердным, терпимым к «грехам» своих подданных, всепрощающим и т.п., т.е. создавался обобщенный образ короля.

Особый интерес представляют документы этого же жанра, но исходящие от парламента. Исследователи отмечали то, что само появление этих изданий обозначало «узурпацию королевской прерогативы» обращения ко всем4 подданным королевства и носило^ как юридический, так и символический» характер. Парламентские декларации, прокламации и речи, представляют собой вспомогательный источник для« моего исследования, т.к. целью их издания было утверждение власти парламента и ее противопоставление королевской власти, что влекло за собой использование привычных политических образов в новой интерпретации или появление новых аллегорий, метафор и других способов создания образа.

Новым словом в ¡роялистской пропаганде времен гражданских войн стала публикация королевских речей, обращенных не только ко всем подданным королевства, но и к определенным группам населения: жителям городов и графств, в которых король пребывал в то или иное время, солдатам своей армии, морякам, парламентским комиссиям, ведшим переговоры о перемирии и т.д. Количество этих текстов во много раз превосходит королевские речи, произнесенные и опубликованные его предшественниками (как правило, это были речи при открытии парламента). В связи с ограничением темы моего исследования, обусловленным огромным объемом источников и значительной изученностью некоторых ее аспектов, только основными тенденциями в репрезентации власти Карла I в период революции, я не анализировала специально его парламентские речи 1620-ых гг.24 Характерной чертой королевских речей в период 1640-ых гг. стала краткость, сжатость, достаточная простота выражения, контрастировавшие с риторическими

24 О них см. Smuts М. Force, love and authority in Caroline political culture // The 1630s: Interdisciplinary essays on culture and politics in the Caroline era / Ed. I. Atherton and J. Sunders. Manchester, 2006. P. 28 - 49; Sharpe K. The King's writ: royal authors and royal authority in Early Modern England // Culture and politics in Early Stuart England / Ed. K. Sharpe, P. Lake. Basingstoke. 1994. P. 117 - 138; Id. Image wars. P. 144 - 189. изысками деклараций. Не всегда можно доподлинно установить, все ли из них Карл произносил в действительности, или они были написаны и изданы с целью создать видимость общения короля с народом, его открытости для подданных. В любом случае, стиль этих текстов говорит о своеобразном популизме, речь о котором пойдет далее.

Авторами деклараций и, возможно, других «исходящих из уст короля» текстов были Эдвард Хайд и лорд Фолкленд, до гибели последнего в августе 1643«г. В связи с этим возникает вопрос об авторстве наиболее важных с точки зрения^ пропаганды роялистских текстов: одним из обвинений, предъявляемых королю сторонниками парламента, был «обман подданных», то, что формально написанные Карлом тексты на самом деле создавались его «дурными советниками»25.

Не менее важным для создания образа короля жанром роялистской публицистики был, собственно, памфлет, к которому обратились виднейшие сторонники короля, в том числе и духовные лица, несмотря на то, что он относился к «низшему» разряду, считался несерьезным чтением. Это обстоятельство, сказавшееся и на парламентской прессе, лучше всего свидетельствовало о пропагандистской направленности этого жанра и его первостепенной важности в борьбе за умы и сердца населения. Как уже отмечалось выше, он принимал разнообразные формы: одной из самых распространенных было опубликованное письмо. Следует отметить, что таким образом выходили в свет как подлинные письма, так и фиктивные; факт публикации позволял использовать их либо с целью дискредитации автора (независимо от подлинности), либо его прославления. Письма служили одним из способов распространения информации и, таким образом, частично заменяли еще пока что малочисленные периодические издания и «комментировали» текущие события. Потребность в такого рода изданиях,

25 A dialogue betwixt a Courtier and a Scholler. (TT.E. 122.7). 13 October. 1642. новой информации знаменовала явление, названное Дж. Соммервиллем у/: информационной революцией» середины XVII в .

Дж. Де Грут выделяет его как отдельный публицистический жанр , что представляется обоснованным: эти «письма» не всегда изначально создавались для одного лица - адресата. Само его появление связано с распространением перлюстрации и публикации писем членов королевской семьи и видных роялистов, с целью дискредитировать, их. Это можно считать- отдельным направлением в пропагандистской1 политике парламента, кульминацией которого стало' опубликование личной переписки короля после битвы при Нейзби 14 июня 1645 г. В определенной степени, ответом на-эту политику стала публикация писем, выставлявших короля и его сторонников в выгодном свете. Автор (остававшийся в этом- случае, как правило, неизвестным) обращался к весьма широкой аудитории - сочувствовавшим делу монарха1 «верным подданным» и, вероятно, противнику, хотя для соблюдения? видимости того, что это действительно опубликованное письмо частного человека, соблюдалась его форма, обращение к какому-то одному лицу. Показательным примером таких «писем» могут служить приписываемые П. Хейлину, одному из виднейших роялистов и капеллану короля, анонимные «Письмо офицера армии его величества джентльмену из Глостершира» (опровержение пропарламентских памфлетов, обвинявших королевскую армию в грабежах и бесчинствах) и «Письмо джентльмену из Лейстершира» (обвинения парламента в провале мирных переговоров), опубликованные примерно в одно и то же время (в мае 1643 г.). Здесь показательно то, от чьего лица ведется роялистская агитация - роялисты понимали, что некоему офицеру поверят скорее, чем высокопоставленному духовному лицу, некогда близкому У. Лоду. Важно отметить имитацию «народного мнения», в данном случае, «честного кавалера», скорее, представителя джентри, чем высшей знати или придворного.

26 Sommcrville J. The news revolution in England. Cultural dynamics of daily information. NY. Oxford, 1996.

27 De GrootJ. Royalist identities. P. 76 - 82.

Любопытным «перевоплощением» памфлета стала и петиция. Так же, как в случае с письмами, в этот период публиковалось огромное их количество, обращенных к королю и парламенту, одобренных к публикации палатой общин и запрещенных, напечатанных по инициативе сверху и силами подателей. Почти каждая так или иначе касалась соотношения власти короля и парламента, и в этом смысле представляет собой важный, хотя и фрагментарный источник по нашей теме. Однако* под видом настоящих петиций- часто публиковались анти- и пророялистские памфлеты, более или менее умело замаскированные под данный документ. В' первом случае, это нередко были гневные филиппики против «дурных советников», а иногда и самого короля, призывающие его оставить свое войско и вернуться в Лондон. Вторые, как правило, были более выдержаны в. стиле петиции, в них чаще соблюдались соответствующие формулы. Pix задачей, как и львиной доли прочих роялистских текстов, было создать (или усилить) впечатление народной поддержки дела короля и любви различных слоев населения графств к монарху.

Немаловажное место в этом ряду занимают трактаты и собственно памфлеты. Любопытной особенностью периода Английской революции* было то, что граница между ними иногда почти исчезала, в то время как в предшествующие времена трактат на любую тему (как правило, политическую, историческую и религиозную) представлял собой «серьезное» сочинение, что трудно было сказать о памфлете. В 1640-ые гг. памфлет фактически стал средством не только и не столько развлечения, сколько информирования публики, приобрел политизированную окраску, заостренность против врага. В этом новом качестве он легко комбинировался с логично выстроенными и обоснованными рассуждениями (подчас довольно радикальными) на волновавшие почти все население темы государственного и? церковного устройства, «истинной веры», и «прецедентов» смут и бунтов (или «законного противодействия» нарушителям свобод подданных, в зависимости от принадлежности автора к тому или иному лагерю). Памфлет, как правило, составлявший не более 10-12 страниц легкого, доступного любому читателю текста, мог разрастись до 40 - 50 страниц, а выстроенный по всем правилам трактат сократиться до размеров памфлета.

Особняком в этом ряду стоят проповеди. Я использовала в основном тексты опубликованных проповедей, приуроченных ко дню восшествия Карла I на престол, поскольку их авторы неизменно рассуждали о короле и королевской власти, что сделало эти тексты весьма показательными в отношении королевского образа28. Они представляют собой очень информативный источник, т.к. сам жанр проповеди предполагает использование различных тропов, его язык глубоко метафоричен и аллегоричен, насыщен библейскими, и не только, образами, в чем большинство литературных жанров эпохи Английской революции сильно ему уступает. Проповедь естественным образом оказывалась в центре внимания читающей публики, которую, в первую очередь, интересовали вопросы религии, а приуроченность к «королевской инаугурации» привлекала еще большее внимание всех надеявшихся на возвращение короля, в Лондон и прекращение гражданской войны, несмотря на их политические убеждения и приверженность одной из враждующих сторон. Более подробно о каждой из проповедей, деталях их публикации и сведениях о проповедниках будет сказано в соответствующих разделах диссертации.

Немаловажную роль в интерпретации образов королевской власти в этот период играют материальные источники. Помимо достаточно хорошо исследованных изображений на монетах, медалях, гравюрах29, интересным источником, касающимся не только собственно роялистской пропаганды, но ее восприятия офицерами обеих армий, т.е. наиболее активными участниками гражданской войны, являются их флаги. Знамена сторонников короля в некоторых случаях демонстрируют восторженное приятие ряда наиболее

28 О придворных проповедях раннестюартовского периода см. McCullough Р.Е. Sermons at court. Politics and religion in Elizabethan and Jacobean preaching. Cambridge, 1998.

29 См., прежде всего: The royal image. Representations of Charles I / Ed. T.N. Corns. Cambridge, 1999. пропагандируемых в роялистской печати идей, некоторые парламентские знамена - тот несколько неожиданный факт, что вражеские офицеры их полностью разделяли, что встречалось довольно редко, и то, что они им противодействовали или поддерживали их интерпретацию, предложенную парламентом. Это один из немногих случаев, когда изображение однозначно было знакомо многим людям, вероятно знакомым хотя бы поверхностно с тем, что оно значит, соответственно, служило источником роялистской пропаганды. Таким образом, военные флаги также крайне богаты символическим содержанием, отражавшим, в том числе, идеи, лежащие в основе королевского образа.в этот период.

Вг данном исследовании использовался каталог военных флагов времен гражданских войн, вышедший под редакцией Э.Р. Янга. Книга является< третьей частью многотомного каталога «Традиция английской эмблематики», научного проекта университета Торонто, осуществленного под руководством'.

П.М. Дэйли в 1980- 90-ые гг.30 Я попыталась проанализировать символическое содержание ряда роялистских- и парламентских флагов, в основном, кавалерийских штандартов (cornet) и баннеров (banner), которые отличались символической нагруженностью и индивидуальным исполнением, в отличие

11 от пехотных знамен (colours) . Они представляли собой относительно небольшие флаги, размер полотнища в среднем достигал 0,6 м , длина древка^ составляла 2,44 — 2,74 м, изготовлялись из шелка (тафты), цвет полотнища был общим для каждого полка .

Основными источниками для< составителей каталога служили современные событиям рукописные сочинения, с подробными зарисовками- и описаниями флагов. Это, прежде всего, манускрипты из ряда коллекций в Британской библиотеке: MS Harleian 1383 (Unfinished-Draughts of Emblematical Devices, for Ensigns, in the time of the late Civil Wars; being both for & against the

30 English emblem tradition. V. 3. Emblematic flag devices of the English civil wars 1642 - 1660 / Ed. A.R. Young. General series ed. P.M. Daly. Toronto, Buffalo, London, 1995.

31 Ibid. P. XXV.

32 Ibid. P. XXVI.

King), Harleian 1397 (Deuises that was used vpon Cornet Banners); MS Additional 12, 447 (Banners of the Parliamentary Commanders), Additional (Sloane) 5247 (Regimental Banners Temp. Ch. I.); в Национальном музее армии в Лондоне: MS 6208-1 (Standards taken in the Civil Wars); в библиотеке Уильямса: MS Modern, Folio 7 (Turmile, Jonathan. The Colours, or Standards, and armorial bearings of certain officers in the parliament army 1642: and a list of the Colours taken by the Earl of Essex general of the parliament army at Edgehill October 23 1642: and also of the Colours taken by Sir Thomas Fairfax General of the Parliament army at Knaseby June 14 1645) . Цель авторов этих рукописей не вполне ясна: чаще всего они руководствовались антикварным интересом, но иногда их составляли разведчики34. Кроме рукописей-, еще во время военных действий стали публиковаться каталоги захваченных знамен или тех, о существовании которых было известно. Одним из главных источников такого рода является перевод- Томасом Блаунтом трактата об «искусстве изготовления знамен», вышедший в 1648 и 1655 гг., с дополнением в виде каталога известных автору роялистских флагов. Т. Блаунт объясняет причины, по которым он взялся за этот труд, следующим образом: если раньше это вызывало интерес у устроителей турниров (прекратившихся со вступлением на престол Карла I), то теперь умение правильно выбрать «эмблему» и девиз для знамени

1 с пользуется особым спросом . Несколько флагов дошло до наших дней, но- те, которые использовались в данном исследовании, утрачены.

В качестве вспомогательных источников использовались мемуары, журналы палаты лордов и общин, отчеты венецианского посла в Англии Джованни Джустиниана, ряд документов в составе коллекции государственных бумаг (State Papers Domestic). Более подробно характеристика как этих, так и ряда основных источников, будет дана непосредственно в самом исследовании.

33 Ibid. P. XXIX.

34 Ibid.

35 Blount T. The art of making devices. whereunto is added a catalogue of coronet-devices both on the Kings and the Parliaments side in the late warre. L., 1648.

Историография

Исследования по истории Английской революции многочисленны, их поток не иссякает, каждый год в разных странах мира выходят десятки статей и книг по этой теме. Изучение образов власти в* этот период ведется весьма активно, количество посвященных им работ стремительно растет. В данном разделе я постараюсь поставить проблему моего исследования в общий, историографический контекст в рамках изучения собственно Английской революции И'образов власти, но, в связи с наличием обширной литературы по обеим темам, остановлюсь лишь на главных тенденциях, приведших к, появлению, в том числе, и данной диссертации.

В историографии событий 1640 - 50-ых гг., помимо возникающих время от времени новых предметов исследования, существуют несколько главных вопросов, на которые пытались и пытаются ответить историки, принадлежащие к разным школам: это, прежде всего, закономерность и неизбежность или случайность произошедшего в то двадцатилетие^ и вытекающая отсюда проблема осмысления природы этих событий, за которой стоят попытки определить и их причины, и характер, и последствия. Представители некоторых направлений считают их революцией, другие (в определенной степени, дабы заострить дискуссию) предпочитают кларендоновское выражение «великий мятеж», на данный момент большинство англоязычных исследователей используют нейтральную фразу «гражданская война», «гражданские войны», или, более точно, «войны трех королевств», говоря о 1640-ых гг., а также «эпоха республики и протектората» - о 1650-ых.

Хорошо известно, что событийная- и политическая сторона Английской революции начала изучаться еще до ее окончания: первым автором,, попадающим в списки ее историографов, считается Эдвард Хайд, граф Кларендон. Такие принадлежащие его перу монументальные нарративные источники, как «История великого мятежа» и «Жизнеописание»36, являлись единственным подробным описанием происходившего до появления «Истории гражданских войн» С.Р. Гардинера. Кларендон, как считается, заложил основы консервативного (или «торийского») направления в историографии революции: по его мнению, у «великого мятежа» не было причин, он возник в. результате заговора коварных честолюбцев в парламенте, как ужасная и бессмысленная авантюра, и не оставил следа после Реставрации. Go своей' стороны я могу отметить четкое осознание Кларендоном, приложившим немало усилий к созданию официальных роялистских публикаций, важной роли пропаганды, создания положительного образа Карла I и роялистов в печати и борьбы с парламентской «черной легендой» о «кавалерах».

Часть исследователей относит Дж. Харрингтона, автора политико-философского трактата «Республика Океания» (1656 г.)37, к основателям либерального («вигского») направления, хотя историки-марксисты склонны причислять его к предшественникам их подхода к объяснению причин революции. Он видел причины гражданских войн и упразднения монархии в изменениях английского общества: возвышении джентри и купцов и противостоянии короны и знати, сделавших пертурбации 1640-ых гг. неизбежными. Таким образом, поиски истоков революции в социальной сфере начались еще до ее окончания. Впоследствии идея прогресса, развития общества в борьбе за свободу, результатом которых были и революционные события, увенчавшиеся Славной революцией 1688 г., была закреплена в трудах известного философа, представителя английского Просвещения, Джона Локка. Определяющим интерпретацию этих событий работой стал труд Д. Юма «История Англии от вторжения Юлия Цезаря до революции 1688 г.»38. В нем философ попытался соединить «торийскую» и «вигскую» концепции, опираясь на представления о непрерывности развития «традиционных

36 Clarendon, Е. Hyde. The history of the rebellion and civil wars in England, begun in the year 1641. In 6 vols. Oxford, 1888.

37 Harrington J. The Commonwealth of Oceana. L., 1656.

38 Hume D. The history of England from the invasion of Julius Caesar to the revolution in 1688. In 8 vols. L., 1786. английских вольностей», однако перекладывая вину за развязывание войны на «религиозных фанатиков» и «заговорщиков» в духе Кларендона. Более либеральную интерпретацию революции предложил Т. Б. Маколей, который оправдывал борьбу англичан против стюартовского «абсолютизма» и «старого порядка», уже через призму Французской революции39.

Особую роль в изучении общего характера революции и создании-используемого по сей день подробного описания событий как политической, так и военной истории этого периода, сыграли труды-С.Р. Гардинера40. Именно он' первым: назвал определяющим в ходе развития* событий религиозный фактор и, вслед за Т. Карлайлом, стремился оправдать действия1 революционеров, до того рассматриваемые как лицемерные и направленные исключительно на захват власти: Он ввел в обиход понятие «пуританской, революции», под которой он понимал крупный религиозно-политический конфликт, признав тем самым революционный статус событий 1640 - 50-ых гг., продолжавших называться «мятежом» и осуждаться, оставаясь в, целом в рамках «вигской» историографической традиции. Эти идеи получили дальнейшее развитие у Ч. .Ферта41.

Развитие экономической науки и начало изучения социальных процессов во второй половине XIX - начале XX в. принесли, свои плоды и в исторических исследованиях, в том числе, и нашего периода42. Значительное влияние на историографию Английской революции оказал марксизм, в некоторой степени идеи М. Вебера и, позднее, структуралистов. Практически всю первую половину XX в., на фоне кризиса ранее господствовавшей вигской

43 концепции , не иссякал интерес историков к социально-экономическому аспекту этих событий; приведший к появлению целой плеяды исследователей,

39 Macauley Т. В. The history of England from the accession of James the Second. In 5 vols. L., 1848 - 1861.

40 Gardiner S.R. History of England from the accession of James I to the outbreak of the civil war, 1603 - 1642. In 10 vols. L., 1894- 1896; Id. Histoiy of the great civil war, 1642- 1649. In 4 vols. L., 1886- 1891;Л/. History ofthe Commonwealth and Protectorate, 1649 - 1656. In 4 vols. L., 1903.

41 Firth C.H. The last years of the Protectorate, 1656 - 1658. In 2 vols. L., 1909.

42 Об этом см. Репина Л.П. «Новая историческая наука» и социальная история. М., 1998. С. 54 - 118.

43 Там же. С. 73; Павлова Т.А. Английская буржуазная революция в освещении современной англоамериканской историографии // Новая и новейшая история. № 5. 1979. С. 57 - 76. внесших огромный вклад в изучение данной проблемы. Достаточно широко понимал «социальную историю» Дж. Тревельян, посвятивший немало страниц своего труда «Социальная история Англии» именно периоду раннего Нового времени44. Для него за этим понятием стоял близкий по сути «тотальному описанию» общества, характерного для школы Анналов, но не столь тщательно проработанный метод анализа материальной и духовной жизни общества, особенностей социальных отношений и быта. Одним из крупнейших представителей марксистской школы был К. Хилл, развивший в начале своей академической карьеры,представление о событиях 1640 - 50-ых гг. как о первой буржуазной революции в Европе45.

Таким образом, причины Английской революции в середине XX в. стали усматривать, преимущественно, в социально-экономическом развитии страны, в XVI - первой половине XVII вв. К. Хилл, Р. Тоуни46 попытались установить связь между распространением пуританизма и становлением капиталистических отношений. «Классическим» примером развития социальной истории в Великобритании можно считать творчество JL Стоуна, применявшего квантитативные методы- в целом ряде своих исследований, в том числе, посвященных критическому положению аристократии в XVI - XVII вв. и истории английской семьи времен раннего Нового времени47. Особенностью его взглядов на историю был отказ от попыток вывести некие ее законы, используя метод генерализации только для определенных эпох.

Подходы школы Анналов к историческим исследованиям оказали немалое влияние на многих историков Английской революции, обращавшихся к социальной истории. X. Тревор-Роупер, который до 1950-ых гг. в большей степени изучал религиозную и политическую историю XVII в. и считал

44 Trevelyan G.M. The social history of England. L., 1944.

45 Hill C. The English revolution, 1640. L., 1940; Id. Economic problems of the church: From Archbishop Whitgift to the Long Parliament. Oxford, 956; Id. Puritanism and revolution: Studies in interpretation of the English revolution of the 17th century. L., 1958; Id The century of revolution, 1603 - 1714. L., 1961; Id. Society and Puritanism in pre-revolutionary England. L., 1958.

46 Tawney R.H. The agrarian problems in the sixteenth century. L., 1912; Id Religion and the rise of capitalism. L., 1926; Id. The rise of the gentry, 1558-1640 // Economic History Review. V. 11. 1941. P. 45 - 83.

47 Stone L. The crisis of the aristocracy, 1558 - 1641. Oxford, 1965; Id The family, sex and marriage in England, 1500- 1800. New York, 1977. главной причиной гражданских войн противостояние пуритан и арминиан, включился в т.н. «спор о джентри», разгоревшийся в 1940 - 60-ых гг48. Он критиковал «материалистические» подходы К. Хилла и Л. Стоуна и отстаиваемое ими представление о неизбежности революции. В «споре о джентри», предметом которого была социальная динамика этого- слоя населения в XVI - XVII вв. и его роль в революционных событиях, Р. Тоуни, К. Хилл и Л. Стоун занимали приблизительно одинаковую^ позицию: в этот период происходил экономический подъем джентри, который и послужил причиной революции. Точка зрения X. Тревор-Роупера сводилась, к тому, что рассматриваемое им как единое целое «благородное сословие», включая джентри, разделилось на «придворную аристократию», держателей должностей и юристов, доходы которых возрастали, и «локальную» или «провинциальную аристократию», которая продолжала жить на неуклонно снижавшиеся традиционные доходы49. Согласно мнению Дж. X. Хекстера и Дж. Элтона, подъем джентри вообще не был связан с возникновением критической ситуации в конце 1630-ых гг. Таким образом, исследованиями X. Тревор-Роупера было положено начало развившемуся впоследствии в англоязычной историографии представлению о противостоянии «двора» и «страны» как причине событий 1640-ых гг.

Настоящий переворот в представлении о социально и (или) политически и религиозно обусловленном противостоянии двух сторон - кавалеров (аристократии, сторонников абсолютизма и арминиан) и круглоголовых (джентри/ буржуазии, сторонников «парламентских вольностей» и пуритан) произвели просопографические исследования Долгого парламента. Труды М. Килер50, Д. Брайтона и Д. Пеннингтона51 выявили, что примерно равное число членов обеих палат Долгого парламента поддерживало короля и парламент.

48 См. Coleman D.C. The 'gentry' controversy and the aristocracy in crisis, 1558 - 1641// History. V. 51. № 172. 1966. P. 165 - 178; Репина Л.П. Указ. соч. С. 73 - 118.

49 Trevor-Roper Н. The gentry, 1540 - 1640 //Economic History Review. Supplement. L., 1953; Id. The crisis of the seventeenth century: Religion, the Reformation and social change. Indianapolis. 2001.

50 Keeler M.F. The Long Parliament, 1640 - 1641: A biographical study of its members. Philadelphia, 1954.

51 Brunton D„ Pennington D.H. Members of the Long Parliament. Cambridge, 1954.

Вкупе с локальными социально-экономическими исследованиями, появившимися на волне «спора о джентри»52, они подготовили почву для нового, ревизионистского направления в историографии и заставили историков обратиться к детальному изучению различных «механизмов», функционировавших в английской политической системе этой эпохи. Так наметилось возвращение интереса к политической истории Английской революции, но уже на ином уровне.

Исследования американского историка П. Загорина. показали, что причиной разразившегося кризиса стал конфликт внутри правящей элиты, и по обе стороны баррикад оказались представители практически всех слоев населения, -так был сформулирован тезис о противостоянии «двора» и «страны»53. П. Загорин пришел к выводу о- незначительности социальных изменений, к которым привела революция, подчеркнув первостепенную важность перемен в политической, и государственной сферах54. Дж. Эйлмер в своем детальном просопографическом труде «Слуги короля: государственная служба при Карле I» высветил один из политических механизмов данного периода - патроната и клиентелы, огромной роли межличностных отношений высших и низших чинов и парламентариев, придя- к выводу о персонифицированном характере политики накануне революции55. Он оспаривал тезис П. Загорина о незначительности социально-экономических последствий революции, хотя не соглашался и с их марксистской интерпретацией56.

Следует особо отметить роль Дж. X. Хекстера в этих дискуссиях. Основатель Йельского центра по изучению истории парламента, он' занимал, с одной стороны, подчеркнуто «вигскую» позицию, обратившись к тезису о том,

52 Finch М.Е. The wealth of five Northamptonshire families, 1540 - 1640. Lamport, 1956; Simpson A. The wealth of the gentiy, 1540 - 1660: East Anglian studies. Chicago, 1961; Hoskins IV. Provincial England: Essays in social and economic history. L., New York, 1963; Cliffe H.T. The Yorkshire gentry from the Reformation to the civil war. L., 1969; BlackwoodB.G. The Lancashire gentry and the great rebellion 1640 - 1660. Manchester, 1978. 33 Zagorin P. The court and the country: The beginning of the English revolution. L., 1969.

54 Id. The social interpretation of the English revolution // Journal of economic history. V. 19. № 3. 1959. P. 376 -401.

55 Aylmer G.E. The king's servants: the civil service of Charles I, 1625 - 1642. New York, 1961.

56 Id. The struggle for the constitution, 1603 - 1689: England in the 17th century. L., 1963. что целью парламента была защита «традиционных свобод» англичан от поползновений абсолютистски настроенных Стюартов. Он критиковал утверждения обеих сторон в «споре о джентри», указав на то, что из их поля зрения ускользнули сельские магнаты, оказывавшие серьезное влияние на жизнь своих графств и зачастую представлявшие их интересы в палате общин. По мнению Дж. Хекстера, они не были заинтересованы в «смуте», ногтем не менее, решились противостоять политике короны, исходя из своих политических убеждений. Таким образом, «спор о джентри» способствовал обновлению позиций и историков-либералов, обратившихся к социальной составляющей традиционного тезиса о стремлении парламента к защите «вольностей английского народа»57.

В 1960 — 80-ые гг. продолжалось развитие локальной истории, способствовавшее выработке «ревизионистской» историографии Английской революции. Исследования того, как протекало «великое восстание» в отдельных графствах привело к выводу об отсутствии представления о «единстве нации», в первую очередь, политическом58. Труд А. Эверитта, основанный на кентских и саффолкских материалах, доказывал преобладание «локальной' автономии» графств, важную роль в восстании которых против

59 королевской власти сыграли политически активные радикалы . «Ревизионистам» часто приписывали «неоторийские» взгляды, считая их последователями Кларендона, хотя их выводы, подрывавшие уже не вызывавшие сомнений представления о неизбежности и закономерности революции, были гораздо глубже, чем просто подтверждение обвинений, «предъявленных» Кларендоном и Юмом «кучке заговорщиков и религиозных фанатиков», устроивших мятеж без каких-либо причин. Вышедшая в 1978 г.

57 Hexter J.H. The reign of King Pym. Cambridge (MA), 1941; Id. Storm over the gentry. The Tawney - Trevor-Roper controversy// Encounter. № 5. 1958; Id. Reappraisals in history. L., 1961; Id. Power struggle, Parliament and liberty in Early Stuart England // The Journal of modern history. № 50. 1978.

58 Underdown D. Somerset in the civil war and Interregnum. Newton Abbot, 1973; Morrill J. Cheshire, 1630 - 1660: County government and society during the "English Revolution". Oxford, 1974; Fletcher A. A county community in peace and war: Sussex, 1600 - 1660. L., 1975; Holmes C. Seventeenth-century Lincolnshire. Lincoln, 1980. io Suffolk and the Great Rebellion, 1640 - 1660 / Ed. A. Everitt. (Suffolk Records Society. 3d series). Suffolk. 1961; EverittA. The community of Kent and the Great Rebellion, 1600- 1660. Leicester, 1966; Id. The local community and the Great Rebellion. L., 1969. работа Дж. Моррилла «Бунт провинций» подытожила многие исследования по отдельным графствам60. Он выдвинул иной тезис: несмотря на безусловную «провинциальность» и «узость» интересов местных элит, у них существовали и общие интересы - фискальная политика Карла I вызывала недовольство у всех. В то же время, попытки парламента централизованно собирать налоги и вводить обязательные для всех изменения, в том числе, в религиозной жизни (сделать обязательным для всех подписание Ковенанта и ввести в качестве общегосударственного вероисповедания пресвитерианство) вызвали резкое противодействие на местах, так же, как в свое время- корабельные деньги и Книга общих молитв.

В этот период также проявился интерес историков, прежде занимавшихся историей общества, к интеллектуальной и культурной истории Английской' революции. К. Хилл довольно серьезно пересмотрел свои подходы, обратившись от изучения «базиса» к «надстройке»: интеллектуальным истокам политического и религиозного радикализма 1640-ых гг.61 Следует отметить выдающуюся работу Д. Андердауна «Пирушка, бунт и восстание: народная политика и культура в Англии, 1603 - 1660»62. Используя статистические данные по трем графствам (Дорсет, Сомерсет, Уилтшир), он попытался выявить взаимосвязь между социально-экономическими различиями данных регионов, народными традициями и культурой и политическими симпатиями их жителей и пришел к выводу о зависимости приверженности роялистскому или парламентскому лагерю и различиями в региональных культурах. В центре внимания исследователей оказались народные празднества и взаимодействие традиционной, восходящей к средневековью культуры и новшеств, в первую очередь, таких, как

СХ протестантизм, и его радикальные течения . Эти работы в значительной

60 Morrill J. Revolt of the provinces: conservatives and radicals in the English civil war: 1630 - 1650. L., 1976.

61 Hill C. The intellectual origins.; Id. The world turned upside down: radical ideas during the English Revolution. New York, 1972.

62 Underdown D. Revel, riot and rebellion: Popular politics and culture in England, 1603 - 1660. Oxford, 1985.

63 Cressy D. Bonfires and bells: national memory and the Protestant calendar in Elizabethan and Stuart England. Berkeley and Los Angeles, 1989. степени затрагивали проблему лояльности населения Англии королю и причины ее отсутствия. Следует отметить новизну подхода авторов к данной проблеме: они придавали особое значение именно культуре протестантизма, с распространенностью которой они, в основном, связывали готовность жителей тех или иных графств взять в руки оружие для того, чтобы сопротивляться короне, или, наоборот, защищать ее интересы. Кроме того, во многом под влиянием социальной и культурной антропологии, изучение ритуалов повседневной жизни и их нарушения, сигнализировавшего о приближающемся кризисе, приобрело в глазах специалистов, по истории Англии раннего Нового времени самостоятельный смысл64.

Серьезное влияние на восприятие Английской революции вплоть до сегодняшнего дня оказали т.н. «ревизионисты», направление в историографии, сформировавшееся во второй половине 1970-ых - 1980-ые гг. • Опираясь на локальные и просопографические исследования, они попытались опровергнуть «вигские» (как, впрочем, и марксистские) представления о неизбежности революции и о прогрессивной роли в ней парламента, выступили против стремления историков разделить все население на два непримиримо противоборствующих лагеря, «навязать» свою логику этим событиям. Это направление обозначилось с появлением в 1973 г. книги под редакцией К. Расселла «Истоки гражданской войны в Англии»65. Ревизионисты, обратившиеся, в первую очередь, к истории парламента, продемонстрировали, что там не было «демократии» в современном понимании: большую роль в функционировании политического механизма играли взаимоотношения между патронами и клиентами и придворные «фракции», влияние отдельных вельмож и знатных семей в графствах66. Представители этого направления во многом действительно пересмотрели

64 Cressy D. Birth, marriage and death: ritual, religion and the life cycle in Tudor and Stuart England. Oxford. 1997; Id Travesties and transgression in Tudor and Stuart England. Oxford, 2000.

65 The origins of the English civil war / Ed. C. Russell. L., 1973; Russell C. Parliamentary history in perspective, 1604 - 1629 // History. V. 16. № 201. 1976. P. 1 -27; Id. Parliaments and English politics, 1621 - 1629. Oxford, 1979.

66 Foster E.R. The House of Lords, 1603 - 1649: structure, procedure, and the nature of its business. L., 1983; Kishlansky M. Parliamentary selection: social and political choice in Early Modern England. Cambridge, 1986; Faction and parliament. Essays on Early Stuart history / Ed. K. Sharpe. Oxford, 1978. традиционные воззрения на роль парламентских лидеров, прочтение известных текстов (политических речей), которые предстали в ином свете в контексте архивных материалов и подробных парламентских дневников, к которым они обратились. Таким образом, исследователи пришли к выводу о том, что революция не была неизбежна и не имела долговременных причин, а в парламенте до 1640 г. не существовала настоящая оппозиция короне.

В конце 1980-ых - начале 1990-ых гг. на ревизионистов обрушилась критика т.н. «постревизионистов». Сосредоточившись, в основном, на изучении политической культуры, они продолжили исследования ее «языка» в духе Кембриджской школы, но пришли к выводам об их множественности: Э. Хьюз, Р. Каст, П. Лейк, Т. Когсвелл настаивали на существовании серьезного политического конфликта, назревшего в. предреволюционные годы, и серьезных, неизбежных причинных революции . В связи с этим, Дж. Соммервилл доказывал, что в этот период сформировались два политических языка, «абсолютистский», обусловленный представлением о верховенстве королевской прерогативы, и «демократический», - общего права и свобод о подданных . В результате этой критики ряд ревизионистов отказался от наиболее «вызывающих» утверждений: например, что революция не имела долговременных причин. К. Расселл и Дж. Моррилл69 в начале 1990-ых гг. выдвинули тезис о «британской» составляющей Английской революции, обычно оставляемой исследователями без внимания - К. Расселл обратил внимание на проблемы «трех королевств» под властью дома Стюартов и

67 Conflict in Early Stuart England / Ed. R. Cust, A. Hughs. L., 1989; The English civil war / Ed. R. Cust, A. Hughs. L., 1997; Lake P. Retrospective: Wentworth's political world in revisionist and post-revisionist perspective // The political world of Thomas Wentworth, Earl of Strafford / Ed. J.F. Merritt. Cambridge, 1996. P. 252-283; Cogswell T. A low road to extinction? Supply and redress of grievances in the parliaments of the 1620 // The historical journal. V. 33. № 2. 1990. P. 283 - 303; Id. Home divisions: aristocracy, the state and provincial conflict. Stanford, 1998.

68 Sommerville J.P. Absolutism and royalism // The Cambridge history of political thought, 1450 - 1700. Cambridge, 1991; Id. Royalists and patriots. Politics and ideology in England, 1603 - 1640. L., 1999; Id. King James VI and I and John Selden: two voices on history and constitution // Royal subjects: essays on the writings of James VI and I / Ed. D. Fischlin, M. Fortier Detroit, 2002. P. 190-232.

69 Morrill J. The nature of the English revolution. Cambridge, 1994; Id. The causes and course of the British civil wars // Writing of the English revolution / Ed. N.H. Keeble. Cambridge, 2001. P. 13 - 31; Id. The rule of saints and soldiers: the wars of religion in Britain and Ireland, 1638 - 1660 // The seventeenth centuiy. Ed. J. Wormald . Oxford, 2008. P. 83- 115. предложил рассматривать гражданские войны в контексте англо-шотландских конфликтов конца 1630-ых - 1640-ых гг. и ирландского восстания 1641 г .

На данный момент следует отметить весьма широкую тематику исследований по Английской революции, как и неутихающие споры о ее природе: многие английские и американские историки следуют методике и традициям ревизионизма и постревизионизма, сконцентрировавшись, в основном, на политической истории 1640 - 1660-ых гг. во всей ее полноте. Особой популярностью пользуются междисциплинарные исследования разного характера: так, С. Эмьюссен, М. Кишлански, С. Пинкус, К. Райтсон, Д; Кресси предпринимают исследования по социальной истории, принимая во внимание подходы с точки зрения экономики, социологии, юриспруденции. Американские историки, включая и историка культуры М. Сматса, уделяют большое внимание истории английских колоний, колониальной политике и соперничеству с империей Габсбургов в Западном полушарии, а также культурному, политическому и религиозному взаимовлиянию метрополии и колоний в XVII в.71 Немецкий исследователь Р. Аш продолжает исследовать социальные процессы в среде английской знати в общеевропейском контексте72.

На 1980 - 90-ые гг. приходится повышенный интерес к политической культуре и интеллектуальной истории Английской революции, проявившийся в работах представителей разных исторических школ. В этот период появился возраставший впоследствии интерес к роли грамотности населения в политической жизни страны. Д. Кресси, используя методы статистического анализа, произвел приблизительный подсчет грамотного населения Англии и попытался выявить географическую распространенность грамотности, и

70 Russell С. The British problem and the English civil war// History. V. 72. 1987. P. 395 - 415; Id The causes of the English civil war. Oxford, 1990; Id. The fall of the British monarchies, 1637 - 1642. Oxford, 1991.

71 Amussen S.D. Caribbean exchanges: Slavery and the transformation of English society, 1640 - 1700. Chapel Hill, 2007; Kishlansky M. A monarchy transformed: Britain 1603 - 1714. L , New York, Ringwood, Toronto, Auckland, 1996; Pmcits S 1688: The first modern revolution. New Haven and L., 2009; Wrightson K. Earthly necessities: Economic lives in Early Modern Britain. New Haven and L., 2002; Cressy D. Coming over: migration and communication between England and New England in the seventeenth century. Cambridge, 1987. Проект M. Сматса пока незавершен. См.: http://www.umb.edu/academicprograms/cIa/dept/liistory/Smuts.html s

72 Asch R. Nobility in transition, 1550 - 1700: Courtiers and rebels in Britain and Europe. L., 2003. обусловленную ей степень вовлеченности жителей разных областей Англии в политическую жизнь страны73. К. Шарп придерживавшийся в начале своей научной карьеры ревизионистской точки зрения, немало написал о «ценностных установках» в политике представителей элиты, доказывая, что в предреволюционный период существовала единая политическая культура как для «двора», так и для «страны»74.

Особую роль в изучении политической культуры революции сыграло творчество Дж. Г. Э. Покока. Под влиянием «лингвистического поворота» в философии он изучал роль «языка» общего права в политической культуре. Историк рассматривал эту проблему через призму «политического языка», введя в оборот понятие «дискурса», набора речевых конструкций и метафор, в рамках которого развивалась политическая культура. Дж. Г. Э: Покок был одним из первых историков, использовавший метод «контекстуализма», т.е. изучения политических текстов в контексте литературы, философии, права, теологии, позволявший увидеть отдельные понятия политической мысли в значительно более широком смысле и пересмотреть многие сложившиеся пе представления о целях, намерениях и идеалах политических деятелей XVII в . Покок, вместе с К. Скиннером и Дж. Данном стал основателем Кембриджской школы по изучению политической мысли XVII -XVIII вв., во многом основывавшейся на принципах логического позитивизма и философии обыденного языка. В частности, К. Скиннер, посвятивший целый ряд исследований республиканской политической мысли, предложил рассматривать произведения видных политических теоретиков (в основном, периода от эпохи Возрождения до Просвещения) в контексте трудов их малоизвестных современников, что позволяло увидеть идеи первых в ином

73 Cressy D. Literacy and the social order: reading and writing in Tudor and Stuart England. Cambridge, 1980.

74 Sharpe K. Politics and ideas in Early Stuart England: essays and studies. L., 1989; Id. The personal rule of Charles I. New Haven and L., 1992.

75 PocockJ G.A. The ancient constitution and the feudal law: a study of English political thought in the seventeenth century. Cambridge, 1957; Id. Politics, language and time: Essays on political thought and history. Chicago, 1989; Id. The Machiavellian moment: Florentine political thought and the Atlantic republican tradition. Princeton, 1975; Id. The varieties of British political thought, 1500 - 1800. Cambridge, 1993; Id Texts as events: reflections on the history political thought // Politics of discourse: the literature and history of seventeenth-century England / Ed. by K. Sharpe and S.N. Zwicker. Berkeley, Los Angeles, L., 1987. P. 21 -35. свете и переоценить их с точки зрения оригинальности и соотнесенности с современными «политическими языками»76.

Дальнейшее развитие получила история политической культуры Английской революции, в особенности, ее литературная и «языковая» сфера. Собственно истории литературы этого периода уделялось немало внимания- и ранее, это была, в целом, независимая от основных направлений в историографии Английской революции и новых философских течений тема. Однако такие новые связанные с ней вопросы, как роль читателя в восприятии этих текстов, книгопечатание как средство распространения информации, были напрямую связаны с философией герменевтики и постмодернизма и теорией информационного общества.

Проникновение этих идей в историографию происходило постепенно, оказывая влияние на уже существовавшие представления о роли текста в 1640 - 50-ые гг. и расширяя тематику исследований. Это позволило постревизионистам критиковать «преувеличение» ревизионистами «локальной автономии» графств: исследования коммуникативных практик продемонстрировало гораздо более значительный обмен новостями и интерес к происходящему в государстве жителей провинции77. Так получили дополнительный стимул исследования «коммуникации высоких идей»,, существовавшие и раньше в рамках интеллектуальной истории: сообщества ученых и общение между ними как внутри Англии так и за ее пределами были рассмотрены под несколько иным углом - «информативности» их взаимодействия и даже зародышей права интеллектуальной собственности по автора в рамках «монополии» отдельных ученых кружков . Под влиянием

76 Skinner Q. The foundations of modern political thought. In 2 vols. Cambridge, 1978; Id. Reason and rhetoric in the philosophy of Hobbes. Cambridge, 1996; Milton and republicanism / Ed. D. Armitage, A. Himy, Q. Skinner. Cambridge, 1995; Political discourse in Early Modern Britain / Ed. N. Phillipson, Q. Skinner. Cambridge, 1993; Sovereignty in fragments: The past, present and future of a contested concept / Ed. H. Kalmo, Q. Skinner. Cambridge, 2010.

77 Cust R. News and politics in early seventeenth-century England // Past and present. № 112. 1986. P. 60 - 90; Id. The forced loan and English politics, 1621 - 1628. Oxford, 1987; Sommerville J.C. The news revolution in England. Cultural dynamics of daily information. New York. Oxford, 1996; News, newspapers and society in Early Modern Britain / Ed. J. Raymond. L. and Oregon, 1998.

78 Samuel Hartlib and universal reformation: studies in intellectual communication / Ed. by M. Greengrass, M. Leslie and T. Ray lor. Cambridge 1994. социологии текстов», изучавшей влияние материальной стороны книгоиздательства на распространение идеи , новое освещение получила история книгопечатания, торговли книгами и их роли в «подготовке» подданных Карла I к восприятию новых представлений, а также в политической пропаганде обеих сторон в гражданской войне80. Механизмы цензуры и контроля над прессой, особенно сопоставление ситуации в этой области в периоды «единоличного правления» Карла I и революции, также стали объектом внимания историков81. К. Шарп продолжил исследование текстов с целью, в том числе, определения политических установок читателя -в начале 2000-ых он обратился к изучению дневников и маргиналий печатных книг, находившихся в библиотеке сельского джентльмена Уильяма Дрейка, попытавшись воссоздать его «интеллектуальный мир» и определить его роль как читателя в интерпретации известных текстов, в рамках ставшей популярной на рубеже XX - XXI вв. истории чтения82. Подход Дж. Рэймонда к истории прессы и развития журналистики в годы гражданских войн, представляет собой широко распространенное с 1990-ых - 2000-ых гг. сочетание методов литературоведения и «социологии текста». Он исследовал развитие жанра и внешней формы «новостных листков» эпохи Английской революции, занявших, по его мнению, лидирующую позицию на рынке печатной продукции83, а также памфлетов84, и их влияние на возрастающий спрос на «новости» и быстро выработавшуюся привычку людей к получению все большего объема информации. Помимо печатного и письменного способов

79 См. прежде всего McKenzie D.F. Bibliography and the sociology of texts. L., 1986; McGann J. Critique of the modem textual criticism. Chicago, 1983.

80 Cromartie A.D.T. The printing of parliamentary speeches November 1640 - July 1642 // Historical journal. V. 33. 1990. P. 23 - 35; Dobranski S.B. Milton, authorship, and the book trade. Cambridge, 1999; The Stationer's company and the book trade, 1550 - 1990 / Ed. R. Myers and M. Harris. Winchester, 1997; HalaszA. The marketplace of print: pamphlets and the public sphere in Early Modern England. Cambridge, 1997.

81 Patterson A. Censorship and interpretation: the conditions of writing and reading in Early Modern England. L. and Wisconsin, 1984.

82 Sharpe K. Reading revolutions: the politics of reading in Early Modem England. New Haven and L., 2000. См. также: Achinstein S. Milton and the revolutionaiy reader. Princeton. 1994; Jardme L. and Grafton A. "'Studied for action": how Gabriel Harvey read his Livy // Past and present. V. 290. 1990. P. 30 - 79; Sherman W.H. John Dee: the politics of reading and writing in the English Renaissance. Amherst, 1995.

83 Raymond J. The invention of the newspaper: English newsbooks 1641 - 1649. Oxford. 1996; News, newspapers and society in Early Modem Britain / Ed. J. Raymond. L. and Oregon, 1998.

84 Id. Pamphlets and pamphleteering in Early Modem Britain. Cambridge, 2003. передачи информации» исследуется и традиционный, устный, роль которого в распространении «неблагонадежных» идей исследует Д. Кресси85.

Особое внимание уделяется изучению текстов, в том числе, роялистских, в предыдущие годы остававшихся в тени «революционных» текстов, авторы которых сказали новое слово в политической мысли, теологии, поэзии86. Д. Норбрук и ряд других исследователей немало написали о политической тематике в поэзии этого времени и об особой «риторике», составлявшей часть «политического языка» эпохи87. Отдельные монографии были посвящены поэтам-роялистам, их мировоззрению и влиянию их текстов на политику и ее восприятие читателями88. Междисциплинарные исследования применяются и в этой области: попытки проанализировать тексты с точки зрения их исторического значения, а также филологии и, если издание было иллюстрировано, искусствоведения предпринимались многими историками и филологами, среди которых следует особо выделить Н. Смита89.

В рамках историографии Английской революции обособилось изучение культуры и самосознания роялистов, их представления о политике, управление занятыми ими территориями90. Появились исследования, посвященные

85 CressyD. Dangerous talk: scandalous, seditious and treasonable speech in pre-modern England. Oxford, 2010. См.: Kaplan M.L. The culture of slander in Early Modern England. Cambridge, 1997.

86 The English civil wars in the literary imagination / Ed. by C.J. Summers and T.-L. Pebworth. Columbia and L., 1999; Popular culture in seventeenth-centuiy England / Ed. B. Ray. L., 1988; Corns T.N. Uncloistered virtue: English political literature, 1640 - 1660. Oxford, 1992; 'The muses' common-weale': poetiy and politics in the seventeenth century / Ed. by C.J. Summers and T.-L. Pebworth. Columbia, 1988; Potter L. The politics of language in Early Modern England // Journal of British studies. V. 34. 1995. P. 536 - 542; Sharpe K. Criticism and compliment: the politics of literature in the England of Charles I. Cambridge, 1987; Wilding M. Dragon's teeth: literature in the English revolution. Oxford, 1997; ZwickerS. Lines of authority: politics and literary culture, 1649 - 1689. Ithaca and L., 1993.

87 Norbrook D. Writing the English republic: poetry, rhetoric and politics, 1627 - 1660. Cambridge. 1999; Id. Poetry and politics in the English Renaissance. L., 1984.

88 Сарр B. The world of John Taylor the Water-Poet, 1578 - 1653. Oxford, 1994; Chernaik W. The poetry of limitation: a study of Edmund Waller. New Haven, 1968; Coiro A.B. Robert Herrick's "Hesperides" and the epigram book tradition. Baltimore and L., 1988; Kerrigan J. Thomas Carew // Proceedings of the British Academy. V. 74.

1988. P. 311 - 351; Loxley J. Royalism and poetry in the English civil wars: the drawn sword. Basingstoke, 1997; Wilcher R. The writing of royalism, 1628 - 1660. Cambridge., 2001; Corns T. Uncloistered virtue: English political literature, 1640 - 1660. Oxford, 1992; Potter L. Secret rites and secret writing: royalist literature, 1641 - 1660. Cambridge, 1989.

89 Smith N. Literature and revolution in England, 1640- 1660. New Haven and L., 1994; Id. Perfection proclaimed: language and literature in English radical religion, 1640 - 1660. Oxford, 1989; Essays and studies / Ed. N. Smith. Cambridge. 1993. Также см. О Hehir В. Expans'd hieroglyphicks: a critical edition of Sir John Denham's Coopers Hill. Berkeley and Los Angeles, 1969.

90 Daly J. The implications of Royalist politics, 1642- 1646//Historical journal. V. 27. 1984. P. 745-755; Newman P.R. The King's servants: conscience, principle and sacrifice in armed royalism // Public duty and private conscience in seventeenth-century England: essays presented to G.E. Aylmer / Ed. J. Morrill, P. Slack and D. Woolf. Oxford, существованию королевского двора в Оксфорде91, однако проблематика придворной культуры и репрезентации королевской власти, которой посвящено мое исследование, требует отдельного рассмотрения. В связи с этим, я обращаюсь в своем исследовании к некоторым явлениям дореволюционной политической культуры, историография которой, в частности, такой ее составляющей, как репрезентация королевской власти, весьма богата.

Одной из главных политических церемоний европейских монархий была коронация. Хотя отношение к ней ранних Стюартов было довольно скептическим, о чем речь пойдет далее, коронация Карла I оказалась очень важной, во* многом определяющей и показательной в отношении его образа, отдельные элементы которой свидетельствовали о политических пристрастиях нового монарха. Я не буду подробно останавливаться на историографии коронации как таковой, отметив лишь, что интерес, связанной с ней, как и с рядом других политических церемоний Англии, отмечается еще в трудах антиквариев < ХУ1Г - XVIII в.92, и впоследствии проявляется в XIX в. в публикациях соответствующих рукописей обществами, занимающимися, в основном, историей церкви?3. Издателей интересовала, в основном, литургическая1 составляющая коронации и, применительно к Новому времени, изменения в ней, связанные с Реформацией. Серьезная полемика по этому вопросу разгорелась в начале XX в. между сторонниками «высокой церкви» и

1993. P. 225-242; Id. The old service: royalist regimental colonels, and the civil war, 1642 - 1646; Potter L. Secret rites and secret writing: royalist literature, 1641 - 1660. Cambridge, 1989; Raylor T. Cavaliers, clubs, and literary culture: Sir John Mennes, James Smith, and the Order of the Fancy. L. and Toronto, 1994; Roy I. "This proud unthankful city": a Cavalier view of London in the civil war// London and the civil war / Ed. by S. Porter. Basingstoke, 1996. P. 149 - 175; Smith D.L. Constitutional royalism and the search for a settlement. Cambridge, 1994; Wilcher R. The writing of royalism 1628 - 1660. Cambridge, 2001.

91 De GrootJ. Space, patronage, procedure: the court at Oxford, 1642 - 1646 // English historical review. V. CXVII. № 474.2002. P. 1204 - 1227.

92 A complete account of the ceremonies observed in the coronations of the kings and queens of England. 3d edition. L., 1727.

93 Cm. Sturdy D.J. "Continuity" versus "change": historians and English coronations of the Medieval and Early Modern periods // Coronations. Medieval and Early Modern monarchic ritual / Ed. J.M. Bak. Berkeley. Los Angeles. Oxford, 1990. P. 228 - 246. Taylor A. The glory of regality: an historical treatise of the anointing and crowning of the kings and queens of England. L., 1820; Banks T.C. An historical account of the ancient and modern forms, pageantry and ceremony, of the coronations of the kings of England. L., 1820; Maskell W. Monumenta ritualia ecclesiae anglicanae. In 3 vols. L., 1846- 1847. их оппонентами94. Так, обществом Генри Брэдшоу был опубликован коронационный чин Карла I, издатель которого К. Уордсворт, оставил к нему основательные комментарии, касающиеся соответствующих литургических изменений95. Несколько менее подробное (без сопутствующих документов), но поставленное в контекст предшествующих и последующих чинов переиздание коронационного чина Карла I вышло в сборнике Л. У. Легга96.

Из наиболее известных исследований, касающихся в том числе и коронации Карла I, следует отметить «Историю королевской власти в Англии в свете коронации» П.Э. Шрамма97. Помимо' того, что это было первое всеобъемлющее и изложенное в хронологической последовательности исследование церемониала английской коронации, его автор одним из первых обратил внимание на ставшее для историков английской коронации в 11940-ых - 50-ых гг. самым «животрепещущим» вопросом - изменения коронационной

ПО клятвы . Одно из них, внесенное при Якове I, стало впоследствии, одним из самых серьезных обвинений, предъявленных архиепископу Лоду и Карлу, - об ограничении подчиненности короля только существующим на момент

99 коронации законам, в случае их соответствия королевской прерогативе . Такой немаловажный аспект коронации, как проповеди, были изучены Д. Дж. Стерди100. Весьма основательное (по крайней мере, в том, что касается XVII в.) исследование английских коронаций было предпринято известным историком политической культуры Англии Раннего Нового времени Р. Стронгом101.

Коронация, как и другие способы репрезентации королевской власти, приблизительно до середины XX в. привлекала внимание отдельных крупных

94 Thurston Н. The coronation ceremonial. L., 1902; Eeles F.C. The English coronation service: its history and teaching. Oxford, 1902; Macleane D. The great solemnity of the coronation of the king and queen of England. L., 1902.

95 The manner of the coronation of King Charles the First of England / Ed. C. Wordsworth. L., 1892.

96 English coronation records / Ed. L.G. Wickham Legg. L., 1901.

97 Schramm P.E. Geschichte des englischen Königtums im Lichte der Krönung. Weimar, 1937.

98 Richardson H.G. The coronation in medieval England // Traditio. № 116. 1960; Id. The English coronation oath I I Transactions of the Royal Historical Society, 4th ser. V. 23. № 131. 1941; Brückmann J. English Coronations , 1216— 1308: The Edition of the Coronation "Ordines". Toronto, 1964.

99 Schramm P.E. Geschichte des englischen Königtums. S. 218 - 219.

100 Sturdy D.J. English Coronations in the Seventeenth Century // Herrscherweihe und Königskrönung im Frühneuzeitlichen Europa / Hrsg. von H. Duchhardt. Wiesbaden, 1983. S. 69 - 71.

101 Strong R. Coronation from the 8th to the 21s' century. L., New York, Toronto, Sydney, 2005. специалистов, в основном, медиевистов. Таким образом, стюартовские коронации оказывались, как правило, на периферии соответствующих исследований и затрагивались в основательных трудах, охватывавших всю историю существования той или иной политической церемонии. Например, такой ритуал, как «исцеление золотухи» английскими и французскими королями, связываемый современниками с помазанием, существовавший и в Ранее Новое время, стал предметом изучения М. Блока в его книге «Короли-чудотворцы». Связывая расцвет теории божественного права королей и представлений о священстве их власти с абсолютизмом, основатель школы Анналов подчеркнул новое развитие этого обряда в XVII в., как в Англии, так и во Франции102.

Особое место в историографии репрезентации королевской власти занимает труд Э.Х. Канторовича «Два тела короля», посвященный одному из понятий «политической теологии» - выделенной философом и юристом К. Шмиттом области исследований, посвященных применению (или подразумеванию) теологических концепций в политике, социально

1 m экономической и культурной сферах . Отталкиваясь от «Сообщений» юриста XVI в. Э. Плаудена, «Ричарда II» Шекспира, и ряда документов периода Английской революции (парламентских деклараций 19 и 27 мая 1642 г.) и изображений на отчеканенных по приказу парламента медалях примерно того же времени и парламентской большой печати 1643 г., Э.Х. Канторович обратился к истокам теории «двух тел короля», которая, по его мнению, активно применялась в XVI - XVII в., в основном, в юридическом контексте104. Впоследствии его взгляды на судьбу этого понятия именно в Раннее Новое время оспаривались М. Экстон105 и А. Роллсом106, по мнению

102 Блок М. Короли-чудотворцы: Очерк представлений о сверхъестественном характере королевской власти, распространенных преимущественно во Франции и в Англии/ Пер. с фр. В.А. Мильчиной. М., 1998. (Первое издание - Bloch M. Les rois thaumaturges: étude sur le caractère surnaturel attribué à la puissance royale particulièrement en France et en Angleterre. Strasbourg, 1924).

103 Шмитт К. Политическая теология. M., 2000. (Первое издание - Scmitt С. Politische Theologie. Vier Kapitel zur Lehre von der Souveränität. Berlin, 1922).

104 Kantorowicz E.H. The king's two bodies. Studies in Medieval political theology. Princeton, 1957.

105 Axton M. The queen's two bodies: Drama and the Elizabethan succession. L., 1977.

106 Rolls A. The theory of the king's two bodies in the age of Shakespeare. New York, 2000. которых Э.Х. Канторович слишком зависел в определении значимости теории «двух тел» для XVI в. от единственного источника - «Сообщений Плаудена» -и сильно ее переоценил. Что касается Английской революции, то популярность этой теории даже у пропарламентски настроенных авторов была невелика: ее употребление в пропагандистских текстах варьировало в зависимости от политической и военной ситуации и использовалось преимущественно юристами, например, У. Принном. Другие «корпоральные» понятия (как, например, «политическое тело»), о которых Канторович упоминал, говоря о контексте, в котором существовало изучаемое им понятие, были гораздо более востребованы на протяжении гражданских войн. Книга Э.Х. Канторовича оказала огромное влияние на изучение образов власти правителя далеко за пределами медиевистики и истории Раннего Нового времени: сам автор создал научную школу в Беркли и Принстоне, многие из его учеников впоследствии сильно расширили поприще «политико-символических» штудий. Подобная же тематика, хотя в намного меньших масштабах была затронута Дж. У. Гофом, в его пока что единственном исследовании такого нашедшего, подобно «двум телам короля», отражение в политической риторике XVI - XVII в. политико-правового понятия, как «цветы короны»107.

Особую роль в «потестарно-имагологических» исследованиях играли придворные церемонии и политическая культура, сложившаяся в рамках этого властного института. Во многом под влиянием труда Н. Элиаса «Придворное общество» и идей структурализма, англоязычные историки обратились к изучению этого явления в обществе Раннего Нового времени. Представления о придворной культуре и ее роли в создании образа правителя трудно представить вне контекста социально-политических исследований 1950 - 60-ых гг., в первую очередь, Дж. Элтона и концепции «тюдоровской революции в управлении государством». По его мнению, двор в эпоху Генриха VIII перестал играть роль управляющей структуры, уступив место «новой

107 Gough J. W. Flowers of the Crown // The English Historical Review. V. 77. № 302. 1962. P. 86-93. бюрократии»108. С критикой этих идей выступил ряд историков - Д. Старки, К. Коулмен, Дж. Гай109 - которые, подобно своим коллегам-ревизионистам, утверждали, что «революции не было», а двор со всей своей «архаичной» структурой продолжал играть ведущую роль в политике, что и повлекло за собой жесткое противопоставление «двора» и «страны». В контексте социальных и структурных исследований ревизионистами двора и придворной знати находятся и исследования немецкого историка Р. Аша110, детально изучившего эти аспекты придворной жизни в своем труде, посвященном двору Карла I до начала революции111. Таким образом, в рамках утвердившегося в историографии представления об огромной роли двора как института власти началось изучение раннестюартовских придворных церемоний. К. Шарп сначала в статье, посвященной новым порядкам, утвердившимся с восшествием на престол Карла I, а затем в своей трехтомной монографии о репрезентации королевской власти в Англии Раннего Нового времени, проследил такие характерные для каролинской политической культуры« черты, как стремление к упорядоченности и регламентации придворной жизни, ее подчеркнутой иерархичности112, проявившихся и в изменениях в церемониале ордена Подвязки, которых придерживался Карл до своего пленения парламентскими войсками.

Рутинный цикл придворных церемоний эпохи Тюдоров и ранних Стюартов, включавших, помимо собственно организации придворной жизни, маски, турниры, посольский церемониал и различные процессии, связанные с перемещением монарха по стране, стал предметом изучения целой плеяды историков. Следует отметить то, что они пытались выделить некоторые

103 Elton G.R. Tudor revolution in government. Cambridge, 1954.

109 Revolution reassessed: revision in history of Tudor government and administration / Ed. by D. Starkey and C. Coleman. Oxford, 1986.

110 Princes, patronage and the nobility: The court at the beginning of the Modern Age / Ed. by R.G. Ascli, A.M. Birke. Oxford, 1991; Der Absolutismus - ein Mythos? Strukturwandel monarchischer Herrschaft ca. 1550 - 1700 / Hrsg. von

H. Duchhardt und R.G. Asch. Köln, 1996.

111 Asch R. Der Hof Karls I.: Politik, Provinz und Patronage 1625 - 1640. Wien, Köln, Weimar, 1993.

I,2 Sharpe K. Image of virtue: the court and the household of Charles I 1625 - 1642 // The English court from the War of Roses to the civil war / Ed. D. Starkey and K. Sharpe. L., 1987; Id. Image wars: promoting Kings and Commonwealths in England 1603 - 1660. New Haven and L., 2010. P. 135-276. доносимые» им до аудитории идеи и сопоставить их с общекультурными представлениями эпохи, тетра и литературы, церемониалом королевских въездов и похорон. Одним из основоположников такого междисциплинарного подхода, включавшего методы литературоведения, искусствоведения, музыковедения, стала Ф. Йейтс. Истоки этого метода находились в штудиях «кружка Варбурга» - объединения интеллектуалов, включая философа-неокантианца Э. Кассирера, взгляды которого на природу символического оказали определенное влияние на исследования символики власти. Члены постепенно превратившегося из. кружка в институт объединения, изучали, различные явления в культуре Возрождения; они были продолжены в рамках переехавшего из Гамбурга в Лондон в 1933 г. института Варбурга. Работа сотрудничавшей с институтом Ф. Йейтс, посвященная образу Елизаветы как по

Астреи , находится в контексте ее более общих исследований оккультных и неоплатонических практик и театра английского Возрождения114.

Дальнейшее развитие эти поиски ренессансных черт в образе правителя получили в творчестве ее учеников Р. Стронга и С. Англо. Р. Стронг изучал культуру елизаветинского и раннестюартовского двора115; будучи искусствоведом и возглавляя Национальную портретную галерею и музей Виктории и Альберта, он обратился к визуальной составляющей репрезентации королевской власти: портретной живописи и декоративно-постановочным новшествам придворных масок, введенным Иниго Джонсом. Кроме того, он расширил тематику изучения стюартовского двора, сделав предметом отдельного исследования дворы королев и принцев116. В рамках этой тематики выдержана и работа искусствоведа Д. Ховарта «Образы власти:

113 Yates F.A. Astraea: The imperial theme in the sixteenth century. L., 1975.

114 Ead. Giordano Bruno and the hermetic tradition. Chicago. 1964; Ead. Theatre of the world. Chicago. 1969; Ead. The occult philosophy in the Elizabethan age. L., 1979.

115 Strong R. The cult of Elizabeth: Elizabethan portraiture and pageantry. L., 1977; Id. Gloriana: The portraits of Queen Elizabeth I. L., 2003; Id. Art and power. Renaissance festivals, 1450 - 1650. Berkeley, Los Angeles, 1984; Id. Charles I on horseback. L., 1972; Id. Splendor at court: Renaissance spectacle and the theatre of power. L., 1973; Inigo Jones and the theatre of the Stuart court / Ed. by S. Orgel, R. Strong. In 2 vols. L., Berkeley, 1973.

116 Id. Henry Prince of Wales and England's lost Renaissance. NY. 1986. Cm. Women and culture at the courts of the Stuart queens / Ed. C. McManus. Basingstoke, 2003. искусство и политика английского Ренессанса, 1485 - 1649»117, рассмотревшего роль королевского меценатства в создании визуального образа монархов и членов королевской семьи династий Тюдоров и Стюартов. Междисциплинарные штудии в разных областях исторических исследований проявляются и в работах М. Сматса, одного из ведущих специалистов по придворной культуре стюартовского времени118.

Основополагающую роль в изучении широкомасштабных церемониальных процессий Раннего Нового времени* сыграли труды С. Англо, в первую очередь, его «Представления, процессии и политика первых Тюдоров»119. Это была одна из первых работ, охвативших разные виды придворных церемоний и празднеств, в том числе, представлявших собой массовые зрелища, - торжественные въезды, поводом к которым служили самые разные, но обладавшие первостепенной политической важностью события (свадьбы, заключения мирных договоров и т.д.), маски, турниры. Автор проанализировал их символику, особо выделив те ее элементы, которые несли наибольшую смысловую нагрузку, на протяжении всей истории династии до вступления на престол Елизаветы, и попытался поставить их в общеевропейский культурный контекст. В более кристаллизованном виде эта тематика предстала в его более поздней работе «Образы королевской' власти в эпоху Тюдоров»120. За ним последовал труд Д. Берджерона, посвященный организации встреч монархов городскими общинами и церемонии вступления в должность мэра Лондона (т.н. шоу лорда-мэра)121.

Отдельную тему в изучении репрезентации королевской власти и особой роли в ней театра составляют исследования придворных масок тюдоровской и, в особенности раннестюартовской эпохи и их места среди прочих придворных

117 Howarth D. Images of rule: Art and politics in the English Renaissance, 1485 - 1649. Basingstoke, 1997.

118 Smuts M. Court culture and the origin of a royalist tradition in Early Stuart England. Philadelphia, 1987; Id. Public ceremony and royal charisma: the English royal entry in London 1485 - 1642 // The first Modern society. Essays in English history in honour of Lawrence Stone/ Ed. A.L. Beier, D. Cannadine and J.M. Rosenheim. Cambridge, 1989. P. 65 - 94; The Stuart court and Europe: Essays in politics and political culture I Ed. M. Smuts. Cambridge, 1996.

119 Anglo S. Spectacles, pageantiy, and Early Tudor policy. Oxford, 1969.

120 Id. Images of Tudor kingship. Batsford, 1992.

121 Bergeron D. English civil pageantry, 1558 - 1642. Columbia (S.C.) and L., 1971. празднеств. Они очень важны для данного исследования, так как расцвет этого жанра придворного театра приходится на 1630-ые гг., и тексты и декорации масок глубоко насыщены политической символикой, представлениями о королевской власти, из которых исходили сторонники короля во время гражданских войн. Тексты масок и их оформление, хореография, музыка, I костюмы, отдельные маски и их сборники за одно или несколько царствований изучались в трудах С. Оргела, Р. Стронга, Б. Равельхофер, X. Уотонейб-О'Келли, К. МакМанус, Д. Ховарта, Д. Дж. Гордона, Д. Линдли, Дж. Пикока, Д. Норбрука, М. Батлер122.

Таким образом, способы репрезентации королевской власти, существовавшие в рамках придворной культуры при дворе Карла I достаточно изучены, что трудно сказать о периоде Английской революции. До сих пор написано немного работ, в которых либо охвачены только 1640-ые гг., либо сравниваются образы королевской власти начала и «единоличного» правления Карла и времен гражданских войн. Одной из первых работ, в которых ставилась задача выявить основные тенденции в репрезентации власти Карла I, стала статья Дж. Ричарде 1986 г., вызвавшая дискуссию среди историков стюартовской эпохи123. Она особо примечательна попыткой автора определить отношение самого короля к политике по созданию его образа, точнее, его индифферентность в этом вопросе. Такой подход, вместе со стремлением обобщить данные о тех ее методах, которые предполагали «общение с

122 Orgel S. The Johnsonian masque. Cambridge (MA), 1965; Id. The illusion of power. Berkely, Los Angeles, L., 1975; Id. Jonson and the Amazons // Soliciting Interpretation: Literary Theory and Seventeenth-Century English Poetry / Ed. by E.D. Harvey and K.E. Maus. Chicago, 1990. P. 119 - 139; Ravelhofer B. The Early Stuart masque. Dance, costume, and music. Oxford, 2006; Spectaculum europaeum. Theatre and spectacle in Europe (1580 - 1750) / Ed. by P. Bdhar and H. Watanabe-O'Kelly. Wiesbaden, 1999; Women and culture at the courts of the Stuart queens.; Howarth D. The politics of Inigo Jones // Art and patronage in the Caroline courts / Ed. by D. Howarth. Cambridge, 1993. P. 68 - 89; Gordon D.J. Poet and Architect: The intellectual setting of the quarrel between Ben Jonson and Inigo Jones (1949) // The Renaissance imagination. Essays and lectures by D.J. Gordon /Coll. and ed. by S. Orgel. Berkley, Los Angeles, London, 1975. P. 77 - 101; Id The imagery of Ben Jonson's Masques of Blacknesse and Beauty (1943) // Ibid. P. 134 - 156; Id. Hymenaei: Ben Jonson's masque of union (1945) // Ibid. P. 157 - 184; Id. Ben Jonson's Haddington masque: the story and the fable (1947) // Ibid. P. 185 - 193; Id Chapman's Memorable masque (1956) // Ibid. P. 194 - 202; The Court Masque /Ed. D. Lindley. Manchester. 1984; Lindlcy D. Embarassing Ben: The Masques for Frances Howard // English Literary Renaissance. № 16. 1986. P. 343-359; Norbrook D. "The masque of truth": court entertainments and internationalprotestant politics in the Early Stuart period // The seventeenth century. Vol. 1. 1986. P. 81 - 110; Butler M. Reform or Reverence? The Politics of the Caroline Masque // Theatre and Government under the Early Stuarts / Eds. J.R. Mulryne and M. Shrewing. Cambridge. 1993. P. 87-117.

123 Richards J. "His nowe Majestie" and the English monarch: the kingship of Charles I before 1640II Past and present. Vol. 113. 1986. P. 70 - 96. народом» - обряд исцеления золотухи, въезды - был попыткой указать на целенаправленность политики Стюартов в этой области, даже пропаганде.

Следует выделить сборник, посвященный образам Карла I, под редакцией Т. Корнса124 - первое тематическое издание, в котором речь идет только об образах этого монарха - начиная с первых появлений на публике в бытность его принцем Уэльским до культа «царственного мученика» в якобитской традиции126. Период мирного правления Карла, в отличие от предшествующих

197 исследований, затронут незначительно , в то время, как большая часть, сборника сфокусирована на времени революции. Дж. Рэймонд проследил развитие в памфлетной литературе на протяжении его правления «народных» или «широко известных», а М. Дзелзайнис, Д. Лёвенштайн и Ш. Ахинштайн -зародившихся в сочинениях «радикальных» авторов образов Карла128. Статьи Дж. Уэйнрайта и Дж. Пикока посвящены музыкальным произведениям и изобразительному искусству (в том числе прикладному) как способам создания- образа монарха129. Повышенный интерес историков к посмертному культу Карла-мученика, истории его апологии в «Царском образе» и возрождения традиционных политических церемоний и празднеств после Реставрации в 1990-ые - начале 2000-ых гг. нашел свое отражение в статьях Э. Скерпан-Уилер и Л. Поттера130. Тем не менее, эти, безусловно, интересные и новаторские статьи осветили лишь отдельные черты образа Карла, либо представили их в слишком обобщенном виде, как у Дж. Рэймонда. Таким образом, были обозначены проблемы, которые получили частичное освещение в дальнейшем. Вышли основательные исследования способов репрезентации

124 The royal image. Representations of Charles I / Ed. T.N. Corns. Cambridge, 1999.

125 Corns T. Duke, prince and king // The royal image. Representations of Charles I / Ed. by T.N. Corns. Cambridge, 1999. P. 1 -25.

126 Knoppers L.L Reviving the martyr king: Charles I as Jacobite icon // Ibid. P. 263 - 187.

127 Coiro A.B. "A ball of strife": Caroline poetry and royal marriage // Ibid. P. 26 - 46.

128 Raymond J. Popular representations of Charles I // Ibid. P. 47 - 73; Dzelzainis M. "Incendiaries of the state": Charles I and tyranny // Ibid. P, 74 - 95; Loewenstein D. The king among the radicals // Ibid. P. 96 - 121; Achinstein S. Milton and king Charles // Ibid. P. 141 - 161.

129 Wainwright J.P. The king's music // Ibid. P. 162 - 175; Peacock J. The visual image of Charles I // Ibid. P. 176239.

130 Skerpan Wheeler E. Eikon Basilike and the rhetoric of self-representation // Ibid. P. 122 - 140; Potter L. The royal martyr in the Restoration // Ibid. P. 240 - 262. республиканской власти Ш. Келси131 и власти лорда-протектора Л.Л.

1Ю

Нопперс , однако работ, сфокусированных именно на образах власти монарха военного времени, практически не существует.

Образы Карла I на протяжении всего его правления были более детально исследованы в монографии К. Шарпа «Война образов: королевская и республиканская пропаганда в Англии, 1603 - 1660». Как обозначено в заглавии, предметом исследования автора стало раннестюартовское время, от вступления на. престол Якова I до-реставрации Карла II. К. Шарп попытался обозначить основные «династийные» черты королевского образа, взяв, за основу представление о его создании как осознанной и целенаправленной политике этих монархов. К ним относятся воплощения- теории божественного права королей, поднятой на щит Яковом I в теологии, искусстве, литературе, придворном театре; автор привлек такие широко известные, но почти не использованные историками именно в этом ключе источники, как королевские* декларации и прокламации. Далее К. Шарп прослеживает попытки- Карла I отказаться от некоторых принципов политики Якова I - «публичных» выступлений в печати и прямого участия короля в политической и религиозной полемике, реформы придворной жизни, направленные на «улучшение нравов» придворных, обращение к ориентированным на сравнительно узкий круг зрителей церемониям и празднествам (церемонии ордена Подвязки, маски, парадный портрет).

От этих принципов, обернувшихся, по мнению автора, неудачей, королю пришлось резко отступить в начале гражданских войн по вполне материальным причинам: помимо нехватки денег Карлу пришлось заниматься тем, к чему он совершенно не привык - создавать собственный, образ, доступный пониманию большинства его подданных, с целью привлечь их на свою сторону. Шарп сравнивает методы пропаганды — памфлеты, проповеди, поэзию, декларации, прокламации, «символические жесты», такие как

131 KelseyS. Inventing a republic. The political culture of the English commonwealth, 1649 - 1653. Stanford, 1997.

132 Knoppers L.L. Constructing Cromwell. Ceremony, portrait and print, 1645 - 1661. Cambridge, 2000. водружение королевского штандарта в Ноттингеме, отказ впустить монарха в Гулль, его суд и казнь, изображения на монетах, медалях и штандартах, применявшиеся обеими сторонами, и пытается выделить в них некий основополагающий образ короля. Вывод, к которому приходит Шарп, довольно предсказуем: роялисты проиграли отнюдь не из-за плохой организации пропаганды. При этом образ Карла представляется ему довольно безликим по причине его «сакральности» - роялисты не затрагивали фигуру короля- вг полемике, направленной не столько на обоснование собственных позиций,, сколько на дискредитацию- парламентских. Наиболее «успешным» и действенным элементом роялистской пропаганды Шарп считает сотворение «культа мученика» после казни Карла, когда народные представления- о сакральном совпали с придворными.

Таким образом, книга Шарпа представляет собой весьма объемный труд, с привлечением, большого количества источников самого разного характера. Автор ставил перед собой цель близкую энциклопедической: охватить все возможные способы репрезентации власти монарха,, не вдаваясь в. детали. Отсюда же проистекают и недостатки работы: невозможность тщательного анализа каждого из них при' таком объеме, нередко1 приводящая автора к переоценке или неправильной- оценке тех или иных фактов или слишком поверхностному к ним подходу, неизбежным предсказуемым обобщениям. Так, он оценивает роялистский памфлет «Смиренная петиция нескольких сотен бедных подданных его величества, страдающих от тяжкого недуга, называемого золотухой.» как «народную петицию», причем говорит о ней во

1 И множественном, числе . Эта небольшая неточность приводит автора к искаженному выводу: он ссылается на. «Смиренную петицию» в контексте рассуждений об организации роялистской пропаганды, которая, по его мнению, опиралась на народные представления о королевской власти; о ее успехе свидетельствует такая реакция населения, как «подобные петиции», несмотря на отсутствие других примеров того же рода. Таким образом, К.

133 Ibid. Р. 309.

Шарп принимает собственно пропаганду за реакцию на нее населения Лондона, хотя именно о пропагандистском характере «Смиренной петиции» говорил М. Блок в «Королях-чудотворцах», самом подробном исследовании ритуала исцеления золотухи. Несмотря на то, что вывод К. Шарпа не противоречит известным фактам, подтверждающим веру народа в целительную силу королевского прикосновения, он свидетельствует не о ней, а о неплохом понимании роялистскими пропагандистами своего дела. Ссылаясь на Дж. Вудворд, впрочем, писавшую; что во время похоронных церемоний' 1625 г. «впервые в Англии» эффигия полностью заменила гроб с телом покойного короля на время выставления его тела, так же, как это было во время похорон Франциска I в 1547 г.134, К. Шарп утверждает, что это был вообще первый раз использования эффигии в Англии, «на французский

135 манер» , полностью игнорируя многочисленные исследования на эту тему. Примеров подобных неточностей в книге немало, что не умаляет ее достоинства как первого масштабного исследования на тему репрезентации и пропаганды власти Карла I.

История Английской революции привлекала внимание российских историков с конца XIX в. Англоведение в России зародилось во второй половине XIX в., и период Раннего Нового времени, в особенности XVI в. пользовались особым вниманием. Главным образом, исследователей привлекала аграрная история этой страны и ее политическое устройство, в частности парламентаризм, что, естественным образом, делало 1640 - 50-ые гг. одним из главных предметов исследования, в особенности после начала революционных событий в России в 1905 г. Этот интерес нашел отражение в исследованиях М.М. Ковалевского136, Н.И. Кареева137, А.Н. Савина138. Н.И.

134 Woodward J. The theatre of death. The ritual management of royal funerals in Renaissance England, 1570 - 1625. Woodbridge, 1997. P. 187.

135 Sharpe K. Image wars. P. 231 - 232.

135 Ковалевский М.М. Or прямого народоправства к представительному и от патриархальной монархии к парламентаризму. Рост государства и его отражение в истории политических учений. M., 1906. Т. 2.

137 Кареев Н.И. Две английские революции XVII в. Пг., 1924.

Кареева этот период привлекал с точки зрения социологии, труды А.Н. Савина затрагивали разные стороны революции: политическую, социальную, экономическую, религиозную; он использовал подходы более обобщающие и с точки зрения истории отдельных семей139. В основном, эти историки занимались поисками причин революции, которые они усматривали в социально-экономических проблемах, развивавшихся в тюдоровскую и раннестюартовскую эпоху. А.Н. Савин также обратил внимание на противоречия между Англией, Шотландией и Ирландией^ которые он считал одной из главных предпосылок разразившихся! гражданских войн.

Советская историография в какой-то степени продолжила традицию изучения аграрного и социально-экономического аспекта революции, но с точки зрения марксизма. Особое внимание уделялось соответствующим реформам, проведенным за недолгое существование английской республики, проблемам крестьянского землепользования, изучению радикальных движений. Эта тематика развивалась в трудах В.М. Лавровского, М.А. Барга, В.Ф. Семенова, С.И. Архангельского, А.Е. Кудрявцева140. В* довоенное время утвердилось представление об Английской революции как первой буржуазной революции и, соответственно,- границе между феодальной и буржуазной формациями, с момента которой^ стало принято вести отсчет эпохе Нового времени. В дальнейшем продолжались исследования классовой борьбы, социально-экономической проблематики141, радикальных учений142.

Современная российская историография, в большей степени, сфокусирована на периоде, предшествовавшем Английской революции:

138 Савин А.Н. Английский парламент при Тюдорах и двух первых Стюартах (до созыва Долгого парламента) И Книга для чтения по истории Нового времени. М., 1911.

139 Он же. Лекции по истории Английской революции. Л., 1924; Он же. Английская секуляризация. М., 1906; Он же. История одного восточного манора// Сборник статей в честь М.К. Любавского. Пг., 1917.

140 Английская буржуазная революция XVII в. / Под ред. Е.А. Косминского. В. 2 т. М., 1954; Лавровский В.М., Барг М.А. Английская буржуазная революция. М., 1958; Семенов В.Ф. Огораживания и крестьянские движения в Англии XVI в.; Архангельский С.И. Аграрное законодательство великой Английской революции. М.-Л., 1935 - 1940; Кудрявцев А.Е. Великая Английская революция. Л., 1925.

141 Штокмар В.В. Экономическая политика английского абсолютизма. Л., 1962.

142 Левин Г.Р. Демократическое движение в Английской буржуазной революции. Л., 1973; Сапрыкин Ю.М. Социально-политические взгляды английского крестьянства XVI - XVII вв. М., 1972; Павлова Т.А. Народная утопия в Англии XVII в. М., 1998. тюдоровской и раннестюартовской эпохах, причем в качестве самостоятельных объектов исследования, а не «предшественниц» событий 1640 - 50-ых гг., представляющих интерес лишь для поиска их причин. Продолжаются аграрные и социально-экономические исследования, но в более широком ключе, с применением методов микроистории143. В последние годы активно изучаются различные аспекты интеллектуальной истории Англии Раннего Нового времени144: особое внимание уделялось

145 ^ 146 юридическои и антикварной мысли , политическим воззрениям англокатоликов. Ряд исследований по социально-политической тематике тюдоровских времен принадлежит О.В. Дмитриевой147, изучающей на данный момент политическую культуру елизаветинской эпохи, и, в частности, институт парламента тюдоровской эпохи в социальном, политическом и

1 Ло культурном измерениях . Исследования С.Е. Федорова посвящены структуре

149 и социальной динамике раннестюартовской аристократии , двору как политическому институту, придворной культуре и церемониалу предреволюционного периода150. Отдельными аспектами репрезентации

143 Винокурова М.В. Мир английского манора. M., 2004.

144 Репина Л.П. «Новая историческая наука» и социальная история. M., 1998.

145 Кондратьев C.B. Юристы в предреволюционной Англии. Шадринск. 1993; Он же. Идея права в предреволюционной Англии. Тюмень. 1996.

146 Палам арчу к A.A., Федоров С.Е. Рубежи антикварного сознания: история и современность в раннестюартовской Англии // «Цепь времен». Проблемы исторического сознания. М., 2005; Паламарчук A.A. Имперская идея английской монархии: осмысление властных традиций лондонскими антиквариями начала XVII в. // Власть, общество, индивид в средневековой Европе / Под ред. H.A. Хачатурян. М., 2008; Зверева В.В. Интеллектуальная культура английских антикваров XVII в. // Преемственность и разрывы в интеллектуальной истории. Материалы научной конференции. Москва, 20 - 22 ноября 2000 г. М., 2000.

147 Дмитриева О.В. Английское дворянство в XVI - начале XVII в.: границы сословия // Европейское дворянство XVI - XVII веков: границы сословия / Под ред. В.А. Ведюшкина. М., 1997; Она же. «Новая бюрократия» при дворе Елизаветы Тюдор // Двор монарха в средневековой Европе: явление, модель, среда / Под ред. H.A. Хачатурян. М., 2001.

148 Она же. «Древняя и достойнейшая процессия»: репрезентация королевской власти в парламентских церемониях второй половины XVI - начала XVII в // Королевский двор в политической культуре средневековой Европы: теория, символика, церемониал / Под ред. H.A. Хачатурян. М., 2004; Она же. «Древо Жизни в земном Раю»: библейские аллюзии в репрезентации Елизаветы I // Священное тело короля. Ритуалы и мифология власти / Под ред. H.A. Хачатурян. М., 2006; Она же. «Милостивейшая и грозная»: репрезентация Елизаветы I во вступительных парламентских речах лорда-хранителя печати// Искусство власти / Под ред. О.В. Дмитриевой. СПб., 2007; Она же. Корона и парламент: гармония и дисгармония дискурсов ритуальных речей в парламентах елизаветинской Англии // Власть, общество, индивид в средневековой Европе / Под ред. H.A. Хачатурян. М., 2008.

149 Федоров С.Е. Раннестюартовская аристократия (1603 - 1629). СПб., 2005.

150 Он же. «Альтернативный двор» в раннестюартовской Англии: принц Уэльский и его окружение // Проблемы социальной истории и культуры Средневековья и раннего Нового времени / Под ред. Г.Е. Лебедевой. СПб., 1996; Он же. В поисках сценария: Анна Датская и се последний путь // Адам и Ева. № 3. 2000. С. 43 - 68; Он же. Посмертные изображения монарха в раннестюартовской Англии: возрожденный королевской власти в эпоху Раннего Нового времени занимается В.А. Ковалев151.

Таким образом, данное исследование находится в русле достаточно актуальной темы, развитие которой в мировой историографии пришлось на 1980 — 2000-ые гг., а в отечественной - во второй половине 1990-ых - 2000-ые152. Интерес к ней на данный момент находится на пике развития, в мире выходят десятки работ, посвященные образам власти правителей или правительств разных стран и эпох, в том числе и Англии Раннего Нового времени. Эпоха революции, привлекавшее столь пристальное внимание историков, именно в этом аспекте пока остается недостаточно изученной, в особенности, многие источники, отчасти затронутые в упомянутом труде К. Шарпа, отчасти пока еще не исследованные, нуждаются в детальном анализе, который я и попыталась провести в рамках данного исследования.

Соломон и королевская эффигия // Священное тело короля. Ритуалы и мифология власти / Под ред. H.A. Хачатурян. М., 2006; Он же. Вторая коронация Карла I Стюарта: шотландская версия сценария // Власть, общество, индивид в средневековой Европе / Под ред. H.A. Хачатурян. М., 2008.

151 Ковалев В.А. Придворные маски в правление Якова I: репрезентация власти и создание династической мифологии // Власть, общество, индивид в средневековой Европе / Под ред. H.A. Хачатурян. М., 2008.

152 См. работы M.A. Бойцова, прежде всего, Бойцов М.А. Величие и смирение. Очерки политического символизма в средневековой Европе. М., 2009.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Образы Карла I Стюарта в политической полемике начального периода Английской революции"

Заключение

Таким образом, рассмотренные в этом исследовании образы короля и способы репрезентации его власти позволяют выделить некоторые тенденции в. развитии политической культуры в эпоху Английской революции. Пропаганда с обеих сторон в этом конфликте находилась в зависимости от военной- ситуации; в> изучаемый период последняя отличалась неустойчивостью, инициатива постоянно- переходила от роялистов" к сторонникам парламента: и наоборот, с более выраженным преобладанием первых. В) связи с этим можно наблюдать изменение одной из главных составляющих* пропаганды - образа короля. Он менялся даже в течение одного 1642 г.: от растерянности первых месяцев после отъезда Карла I из Лондона и сопутствовавшего ей акцента на «мучениях» монарха, лишенного парламентом< самого необходимого и подвергающегося «издевательствам» в. виде унизительных предложений о примирении, до почти, триумфальной уверенности «защитника нации» после битвы при Эджхилле и- первой попытки наступления королевской армии на. столицу. Я попыталась показать, как теория, божественного правам королей - костяк раннестюартовской «политической теологии» - реализовывалась на практике' в кризисное для монархии время. Перед роялистами стояли задачи обеспечения лояльности населения» королю, дискредитации противника, решению которых способствовало распространение образа Карла, который конструировался на основе этой теории. Рассмотренный здесь материал продемонстрировал то, что роялисты, как и их противники, использовали традиционные образы королевской власти в противоположных целях, заимствуя друг у друга способы дискредитации противника, что позволило им постепенно превратиться в своеобразные клише.

Политической образности периода гражданских войн было свойственно сплетение консервативных и революционных тенденций. Примеров < данного явления было рассмотрено немало, но особого развития оно достигло во время суда над Карлом I и его казни, событий, безусловно, революционного характера. Поведение короля в роковой для него час, максимально воплотив сложившиеся уже в течение 1642 - 1644 гг. идеи (которые мы наблюдали, анализируя политические метафоры и образы этих лет), превратило, казалось бы, невиданный дотоле кризис монархии и ее идеологической основы - теории божественного права королей - в своеобразный пик роялистской пропаганды. Эту картину дополняет и вышедшая( посмертно апология монарха - «Царский! образ» ("Eikon basilike"). Независимо от того, кто был ее автором, она стала, знаковым событием в продолжавшейся и после смерти Карла I' борьбе ^ роялистов за симпатии населения. В ней личность короля можно считать символом, его дела1 и творцом его же образа. Если ранее он казался-довольно1 схематичной фигурой в рамках глубоко метафоричных политических теорий, теперь он сформулировал практически те же самые идеи, но внес Bt них личностное начало, обеспечившее, несмотря на поражение его сторонников и собственную гибель, настоящий успех роялистской идеологии, подготовивший в определенной степени возвращение Карла II на английский престол.

Не вдаваясь в подробности обозначенных выше событий, преломлявшихся в политической риторике Английской революции, я попыталась выделить те ее элементы, которые, сформировавшись, или трансформировавшись в начале 1640-ых гг., были использованы с целью оправдания дела роялистов в столь сложный и трагический для них момент.

В ходе суда над королем, протекавшего с 20 по 27 января1 1649 г., и незадолго до него, по мнению ряда исследователей, произошла настоящая»

1224 конституционная революция» , которая, впрочем, основывалась на ряде рассмотренных и в данном исследовании идей, и назревала в течение

1224 KelseyS. The trial of Charles I // The English Historical Review. V. CXVIII. № 477.2003. P. 583 - 616. P. 588; Sharpe K. Image wars. P. 381. О подготовке и проведении суда см. The trial of Charles I: A documentary history / Eds. D. Lagomarsino and Ch. T. Wood. Hanover (NH). 1989; The regicides and the execution of Charles I / Ed. J. Peacey. Basingstoke. 2001; Klein D.P. The trial of Charles I // Journal of legal history. V. 18. 1997. P. 1 - 25. гражданских войн. 4 января 1649 г. в палате общин был официально признан суверенитет английского народа1225, что давало практически «абсолютную» власть его представителям в палате общин и формальное обоснование; их права судить короля. Таким образом, подошел к логическому концу постепенный процесс «узурпации» государственной власти парламентом; начало которому было положено в рассмотренный в данном исследовании: период., 6 января был принят первый в истории Англии парламентский? акт от лица только; палаты5 общин об «учреждении высшего» суда справедливости»; над; королем. Такая; терминология была использована впервые,, поскольку комиссия по учреждению суда оказалась в парадоксальной ситуации? и, фактически, создала новый прецедент - короля обвинили в государственной измене, которая, как. традиционно считалось, могла быть совершена-.; по отношению к монарху.

Итак; основной тенденцией? в репрезентации королевской власти;, наметившейся в мирный период правления. Карла I; было развитие различных, граней теории» божественного права королей;, сформировавшейся; в. трудах Якова Г и традиционно считавшейся «идеологической основой» английского

100 а абсолютизма- . В первую- очередь, к ним относится представление; о «богоподобии» короля; включавшее в себя сложившееся; в средневековье; понятие «смешанной персоны» монарха (т.е. о королевском «священстве», сакральных; наряду со светскими, функциях «королевской должности»), о короле как- главном посреднике' между Богом и людьми, ответственном за нисхождение, благодати на королевство. В то же время, сам монарх воспринимал такие напрямую'4 связанные именно с этой чертой королевского образа церемонии; как; коронация в качестве, скорее, «возвышенного торжества», чем «священного таинства». Несмотря на важную роль, которую играло данное: представление в 1620-ые - 1630-ые гг., в этот период Карл практически не позиционировал себя как защитник «истинной веры», , что

1225 Journal of the House of Commons. 1802. V. 6. P. 110.

1226 Из последних трудов, затрагивающих эту тему, см. Sharpe К. Image wars. P. 9 - 134. просматривается в часто встречавшихся упреках сторонников активного участия в защите континентальных протестантов и нарочитом противопоставлении английского короля Густаву II Адольфу.

Не столько сам набор этих представлений, сколько политика по их распространению среди подданных, резко изменилась с началом«: революционного периода, причем на первый план вышла функция «защитника веры», ставшая одной из главных составляющих королевского образа этого времени; Это' было связано с острой необходимостью легитимации: власти монарха в условиях открытого и практически массового неподчинения ему и появлению фактора» политики по созданию «черной, легенды» о короле — покровителе «папистов» и противнике «истинных протестантов».

ВI этот же период появилась и сохранялась на протяжении всего периода гражданских войн демонстрация готовности короля исполнять свою «посредническую» роль путем обращения ко всему «народу Англии» и его отдельным группам. Это знаменовало переход от преобладания королевского «монолога» в>.' политической культуре предреволюционной; эпохи, незаинтересованности монарха: в широкой аудитории, ограниченности репрезентации-его власти кругом придворных, к попыткам если не установить, то, по ¡крайней мере, сымитировать диалог со всеми его под данными.

Серьезную эволюцию претерпели и такие важные составляющие: образа, Карла I, как рыцарственность, осмысленная через призму неокуртуазной культуры. Они играли? одну из ведущих ролей в репрезентации его власти в мирный период, служа основой культуры каролинского двора, характерными чертами которой в разных ее проявлениях (в особенности, в рамках церемоний ордена1 Подвязки), стали акцент на иерархичности и «порядке. во всем»; умеренность и благочестие, несмотря на отсутствие в ней аскетизма и подчеркнутой религиозности; Карлу явно импонировали присущие ей элитарность и особое, благородство, возвышавшие его самого и его приближенных и подчеркивавшие его главенствующее положение «высшего суверена». В то же* время; эта рыцарственность не носила «военного» характера - несмотря на особое внимание к ордену Подвязки, Карл не пытался подчеркнуть воинскую доблесть своих «вассалов», больше акцентируя понятия «верности» и «готовности служить» своему «сеньору», что нашло свое отражение и в событиях времен «памфлетной войны», апелляции к ним короля для привлечения на свою сторону ряда крупных политических деятелей.

Эти тенденции придворной культуры получили широкое развитие- с I началом гражданских войн, причем необходимость проявлять мужество' нa^ поле битвы стала педалироваться! гораздо активнее. Карл продолжал упорно соблюдать церемонии ордена Подвязки, посвящать в рыцари, «центричность» его положения в социальной и политической иерархии подчеркивалась разными способами (одним из наиболее действенных среди которых оказалась военная символика, проявившаяся в том числе в изображениях на знаменах), и во многом легла в основу появившегося в это время понятия «роялизма» и 1 самоидентификации роялистов. ' "

Идеализация любви королевской четы, их отношений, столь характерная для придворной культуры 1630-ых гг., в особенности, придворных масок, сохранялась и позже, став важным аргументом в пользу благочестия Карла. Его преданность супруге, стремление защитить ее и детей, характеризующие его, прежде всего, как человека, легко переносились и на его отношение к семье, с одной стороны, как к важной с политической точки зрения структуре («королевской семье») и, с другой стороны, ко всему государству, стране как семье, главой которой он является и о которой заботится должным1 образом. Этот важный элемент роялистской пропаганды получил яркое выражение в «Царском образе», где Карл предстает, в первую очередь, как человек, смиренно приравнивающий1 себя к собственным подданным, также пострадавшим во время гражданских войн. Он выступает как защитник своей семьи, прекрасный муж и отец, заботящийся как о своих детях, наследнике, так и о подданных, которых он ни в чем не обвиняет и молится за их благополучие1227.

Целый ряд новых черт в образе короля появился в период «памфлетной войны» и начала гражданской войны. Одним из наиболее интересных является мотив «царственного5 труженика», наметившийся в инаугурационных; проповедях еще в конце «единоличного правления» Карла. Он развивался в роялистской пропаганде и в определенной степени создал основу; для« появления?образа?«мученика», сначала претерпевающего тяготы,, связанные с тяжелыми;; королевскими? обязанностями, а потом и с неблагодарностью и предательством: «злонамеренных» в парламенте, подстрекающих «безумную толпу» к бесчинствам;

Важным« моментом; в развитии собственно образа*; «труженика» стало стремление королевской пропаганды подчеркнуть то, что* заботы монарха направлены на благо народа, защиту его интересов и свобод, и что он ценит их гораздо; выше собственных интересов, в отличие; от более абстрактного и не связанного* с. конкретными политическими событиями представления о тягостных обязанностях монарха. Он воплощался в лице «искусного врачевателя» «политического тела» страны, которым объявлялся Карл; Наиболее: ярко; этот мотив иллюстрировался; метафорой «тернового венца» («горького и легкого»), противопоставляемого мирской короне («роскошной и тяжелой») на пути к короне небесной; («благословенной и вечной»), известной по «Царскому образу» и запечатленного на его титульном листе. Любопытно, что противопоставлялись они не всегда - в ранний период гражданской войны речь шла о терновом венце, скрывающемся-под золотой «диадемой». В свою очередь, в «Царском образе», говорится о золотой короне, отождествляющейся; с реальной властью короля, медной, «легко гнущейся», под которой имелась в виду номинальная власть, без прерогатив («цветов короны»), и терновом венце мученичества, уподобляющем Карла Христу, который он предпочитает двум

1227 1ЫА р: 73 -76. первым1228. Таким образом, поражение и плен короля представлялись как божественное наказание всей нации, прежде всего, за ее грехи, которые Карл должен был искупить своей кровью, как Христос, до конца сохранявший верность «истине» в вопросах веры и управления государством и стремившийся исполнять даже в столь, бедственном положении свои «королевские обязанности».

Важной чертой образа-Карла, появившейся именно в период гражданских; войн, стало его милосердие и миротворчество, с которыми была;тесно связана метафора» «королевского; сердца». В рамках получившей? особую; «университетскую»' окраску культуры переехавшего в Оксфорд двора; роялисты^ и король как их глава противопоставлялись их противникам не только как благородные, но и просвещенные и образованные люди, защитники учености, противостоящие «полуграмотным фанатикам» низкого происхождения. Образ > Карла как «просвещенного монарха», покровителя наук, тесно переплетался с представлением о его милосердии. Король выступал как противник «варварской жестокости», в которой сторонники парламента упрекали кавалеров.

Серьезным новшеством эпохи гражданских войн стала жесточайшая полемика, в рамках которой - появился отрицательный образ; короля, борьба с которым приобрела, серьезное значение для роялистов:. Помимо обвинений в ; потворстве католикам, Карла обвиняли в; слабости и безволии, подчиненности «дурным советникам»; Обвинения «лично- королю стали предъявляться позже, знаковым жестом в этом смысле стала публикация его писем: после битвы при Нейзби, но, судя по тому, как много внимания уделил автор «Царского образа» оправданию короля именно от обвинений в слабохарактерности и зависимости от кого бы то ни было в принятии решений1229, этот аргумент считался роялистами одним из самых серьезных, и разрушительных для положительного образа монарха.

1228 1Ыс1. Р. 72.

1229 1Ш. Р. 51-53.

Радикальным образом изменились задачи и характер репрезентации королевской власти, фактически превратившейся в пропаганду и переструктурированной: печатное слово возобладало над визуальными образами, роль ритуала и церемоний' снизилась, а значение демонстративных жестов возрасло. При сохранении основных составляющих королевского« образа, сместились акценты и изменился масштаб его распространения, 1 выделились наиболее значимые, отвечающие запросам времени его черты. При сохранении традиционной политической лексики, она наполнилась новым содержанием, подобно «старым мехам», в которые попало «молодое вино», в-определенной степени их разрушившее. Это нашло свое выражение в-причудливых, «монструозных» телесных метафорах, описывающих «чудовищные» преобразования политического тела королевства. После казни, короля они пришли к логичному завершению: для роялистов это тело было уничтожено, обезглавлено, королевство охватило затмение, которому не видно было конца1230. Несмотря на успех определенных составляющих роялистской пропаганды, традиционной политической лексике, действительно, не-хватало изобразительных средств, чтобы выразить и, главное объяснить для самих сторонников Карла II причину их поражения и сложившуюся после официальной отмены монархии ситуацию.

Таким образом, в 1640-ые гг. крах потерпела теоретическая основа английского абсолютизма, восходящая к Средневековью теория божественного права королей, но, тем не менее, именно на ее основе, по ее образу и подобию, была выстроена теория народного суверенитета. Репрезентация власти Карла 1Г, вернувшегося на английский престол, несмотря на подчеркнутую преемственность с правлением его отца, была основана на отдельных принципах теории божественного права королей, оказавшихся более жизнеспособными, но не на ней самой, окончательно ушедшей в историю. Так, образ монарха и пропаганда его власти демонстрируют тот водораздел, которым стала Английская революция для политической системы

1230 De GrootJ. Royalist identities. P. 168. и, в особенности, политической культуры страны, подготовив ее переход в совершенно иную эпоху.

Список научной литературыКирьянова, Елена Анатольевна, диссертация по теме "Исторические науки"

1. A bloody and cruel plot intended by the Popish army- and their adherents, against the King's Majesty and all the Protestants of the Kingdom. (ТТ. E.91.29). L., 4 March. 1643.

2. A brief discourse upon tyrants and tyranny. (TT.E. 127.45). L., 23 November. 1642.

3. A chaleng sent from Prince Rupert and the Lord Grandison to Sir WilliamBelford. (TT.E.85.34);18 January 1643.

4. A collection of prayers and thanksgivings used in His Majesties chappel and armies. (ТТ. E.69.6). Oxford! 27 September. 1643.

5. A declaration and ordinance. touching the Great Seale of England. (TT.E.75.25). L., 11 November. 1643.

6. A declaration of the House of Commons touching the breach of their privileges. L., 19 Jan. 1642.

7. A declaration of the Lords and Commons. concerning His Majesties Proclamation for adjourning the terme to Oxford. (TT.E.85.43). L., 23 January 1643. (

8. A declaration of the Lords and Commons. shewing the reasons why they cannot consent to the keeping of Easter Tearme at Oxford. (TT.E.97.11). 19 April. 1643.

9. A declaration of the Parliament of England to the States of the United Provinces. (TT.E. 121.23). L., 8 October. 1642.

10. A dialogue betwixt a Courtier and.a Scholler. (TT.E.122.7). L., 13 October. 1642.11. ,A discourse between a resolved and a doubtful Englishman. (TT.E. 128.41). L., 3 December. 1642.

11. A discourse or dialogue between the two now potent enemies. (TT.E.240.28). L., 7 October. 1642.

12. A display of the royal banner and standards bore by the loyalists in the Grand-Rebellion. Begun Anno Dom. 1641. L., 1722.

13. A. H. A speedy post from Heaven to the King of England. (TT. E. 121.6). L., 5 October. 1642.

14. A happy deliverance or a wonderful preservation. L., 1642.

15. A letter from an officer in His Majesties Army. (TT. E. 101.25). Oxford, 1643.

16. A letter from a private gentleman to a friend in London in justification of adhereing to His Majestie. (TT.E. 128.24). 28 November. 1642.

17. A letter written by master Symon Rodes. L., 1642.

18. A letter written out of Bedfordshire unto the Earl of Manchester. (669.f.8.13). 15 July. 1643.

19. A loving and loyal speech. by Sir Hugh Vaughan. (TT.E. 122. 16). 2 October. 1642.

20. An elegie sacred to the immortall memory of the most worthy, and most lamented, John Pym, Esq. (669.f.8.42). L., 15 December. 1643.

21. An essay of a King. (TT. E. 128. 38). 2 December. 1642.

22. A New-years-gift for His Majestie, or a humble petition of his subjects. (TT.E.81.5). 1644.

23. Animadversions upon the King's answer. (TT.E.86.4). L., 24 January 1643.

24. An oath taken by the gentry and inhabitants of the city and county of York. (669.f.8.3). Oxford, 1643.

25. An order for publishing declarations and books set forth by his Majesties command. Oxford, 1644.

26. An Ordinance. also, an Order of the Commons in Parliament, Prohibiting the Printing and Publishing of any lying Pamphletscandalous to His Majestie, or to the proceedings of both or either Houses of Parliament. (TT.E.93.1). L., 10 March. 1643.

27. An ordinance of the Lords and Commons. with instructions for the taking of the League and Covenant in the Kingdom of England and Dominion of Wales. (TT.E.33.8). 15 February. 1644.

28. Another famous victory obtained by the Earl of Essex. (TT. E. 129.6). L., 3 December. 1642.

29. A perfect diurnal of passages in Parliament« 24. — to the last January L., 1642.

30. A plaine case, or Reasons to convince any. which side to take in this present warre. (TT.E.56.14). Oxford, 1 July. 1643.

31. A plea for peace; shewing the dignity of princes, against the railings of the rabble. (TT. E. 118. 23). 22 September. 1642.

32. A prayer of thanksgiving for His Majesties late victory over the rebels. (669. f.5.92). Oxford, 2 November. 1642.

33. A private letter from an eminent Cavalier to his highly honoured friend in London. (E. 116. 32). 10 September. 1642.

34. A proclamation for the authorizing an uniformity of the Book of Common Prayer. (669.f.5.147). Oxford, 16 March. 1643.

35. A proclamation of his Majesties grace and pardon to all sea-men, sailors, mariners. (669. f. 5. 101). Oxford, 10 November. 1642.

36. A proclamation of his Majesties grace and pardon to the inhabitants of the County of Oxon. (669. f. 5. 94). Oxford, 3 November. 1642.

37. A proclamation of His Majesties grace and pardon to the inhabitants of the County of Wilts. (669 f. 5. 91). Oxford, 2 November. 1642.

38. A proclamation of his Majesties grace, favour and pardon to the inhabitants of his counties of Stafford and Derby (669.f.5.149). Oxford, 25 March. 1643.

39. A proclamation prohibiting the payment and receipt of customs. (669. f. 5. 115). Oxford, 22 December. 1642.

40. A remonstrance of the present state of things. L., 18 January 1642.

41. Articles and acts of Parliament. (TT. E. 119. 26). L., 4 October. 1642.

42. Articles or Demands made by the King to the County of Salop. (TT. E. 121.40). L., 8 October. 1642.

43. Articles drawn up by the now John, Earl of Bristol. concerning the death of King James. (TT. E. 126.20). L., 5 November. 1642.

44. Ashmole E. Institution, laws and ceremonies of the most Noble Order of the Garter. L., 1672.

45. A speech delivered by the Kings Most Excellent Majestie. to the Vice-Chancellour, and other Doctors and Students of the Universitie. (TT.E.84.27). Oxford, 9 January. 1643.

46. A speech made in Parliament by Mr. Glyn concerning the breaches of the priviledges thereof. L., 1642.

47. A treatise in justification of the King. (TT.E.88.6). Oxford, 3 February. 1643.

48. A true and exact relation of the Kings entertainment in Chester. (TT.E. 119. 25). 23 September. 1642.

49. A true and exact relation of the manner of his Majesties setting up of his standard at Nottingham on Munday, the 22. of August 1642.

50. A true relation of the breach of Parliament. Also a relation of the offers of the trayned bands, apprentices and watermen to defend the King and Parliament. L., 1642.

51. A true relation of the taking of a great ship at Yarmouth. (TT.E. 121.21). 7 October. 1642.

52. A true relation of the treaty of marriage. (TT.E. 118. 35). L., 24 September. 1642.

53. A view of the present condition of the three kingdoms of England, Scotland and Ireland. (TT. E.239.11). L., 1 September 1642.

54. A whisper in the ear. (TT. E.244.43). Oxford, 9 January. 1643.

55. Bargrave I. A sermon preached before King Charles, March 27 1627. Being the anniversary of his Majesty's inauguration. L., 1627.

56. Barton, Thomas. A sermon of the Christian race. (TT. E.106.17). Oxford, 9 May. 1643.

57. Bastwick, John. A declaration demonstrating and infallibly proving that all malignants, whether they be prelates, popish cavaleers. are enemies to God and the King. (TT. E. 101.8). L., 9 May. 1643.

58. Blount, Thomas. A catalogue of the coronet-devices on both sides in the late wars. In Estienne, Henri, sieur des Fossez. The art of making devices (transl. by Blount). L., 1655.

59. Brandon J. The Oxonian antippodes, or The Oxford anty-Parliament. L., 3 February. 1644.

60. Browne J. Adenochoiradelogia or, An anatomick-chirurgical treatise of glandules and strumaes, or King-evil-swellings: together with the royal gift of healing, or cure thereof by contact or imposition of hands. L., 1684.

61. Calendar of state papers, domestic series, Charles I. Vols. 17 -23. L., 1882- 1897.

62. Calendar of state papers and manuscripts, relating to English affairs, existing in the archives and collections of Venice. In 38 vols. L., 1864- 1947.

63. Cartwright Wiliam (?) A game at chess. (TT. E.8S.22). 2 February. 1643.

64. Catalogue of engraved British portraits, preserved at the Department of Prints and Drawings in the British Museum. Ed. F.M. O'Donoghue and H.M. Hake. In 6 vols. L., 1908 1925.

65. Clarendon, E. Hyde. The history of the rebellion and civi 1 warsiin England, begun in the year 1641. In 6 vols. Oxford, 1888.

66. Crouch Humphrey. The Parliament'of Graces. (TT.E.130.1).J 12 December. 1642.

67. Diggs, D. The unlawfulnesse of Subjects taking up Armes against their Soveraigne, in what case soever. (TT.E.29.1). Oxford, 15 January. 1644.

68. Dugdale W. The ancient usage in bearing of such ensigns of honour as are commonly called arms. Oxford, 1682.

69. Duppa, Brian. A prayer of thanksgiving for His Majesties late victory over the rebels. (669.f.7.48). Oxford, 9 October. 1643.

70. Eikon basilike / Ed. J. Daems and H.F. Nelson. Toronto, 2006.

71. Ellis H. Original letters, illustrative of English history. L., 1825.

72. E.M. Mercurius Pacificus, or Vox Turturis. (TT.E.35.11). L., 1644.

73. Englands humble remonstrance to their King and their Parliament. (TT.E. 81.2). L., 1644.

74. Englands petition to their King. Or, a humble petition of the distressed and almost destroyed subjects of England to the King's most excellent Majesty. (E. 100.27). 5 May 1643.

75. Englands satisfaction in eight queries. (TT.E.105.14). L., 8 June. 1643.

76. Englands third alarm to warre. (TT. E.63.9). L., 3 August. 1643.

77. English coronation records / Ed. by J. Wickham Legg. L., 1901.

78. English emblem tradition. V. 3. Emblematic flag devices of the English civil wars 1642 1660 / Ed. A.R. Young. General series ed. P.M. Daly. Toronto, Buffalo, L., 1995.

79. Eucharistica Oxoniensia in exoptatissimum et auspicatissimum Caroli Magnae Britanniae Franciae et Hiberniae etc. serenissimi et clementissimi Regis Nostri e Scotia reditum gratulatoria. Oxford, 1641.

80. Examples for Kings; or, rules for Princes to governe by. (TT. E.l 19.19). L., 3 October. 1642.

81. Finet J. Ceremonies of Charles I: The Note Books of John Finet, Master of Ceremonies, 1628-1641 / Ed. by A. J. Loomie. New York, 1987.

82. Fisher, Edward. An appeale to thy conscience. (TT. F.99.4). L., 1643.

83. Foedera, conventions, literae et cujuscunque gencric acta publica. 3d. edition / Ed. by T. Rymer and R. Sonderson. In 10 vols. L., 1743.

84. Fuller T. The Church history of Britain. Ed. by J.S. Brewer. Oxford, 1845.

85. G.A., gentleman. No post from heaven, not yet from hell. (E.l01.9). 9 May. 1643.

86. Gardiner R. A sermon appointed for St. Paul's Cross, but preached in St. Paul's church on the day of his Majesty's happy inauguration, 27 March 1642. L., 1642.

87. Gay ton E. Charity triumphant,. L., 1655.

88. Glapthorne H. White-Hall. A poem. (TT. E.91.33). 4 March. 1643.

89. Great Britans vote: or God save King Charles. A treatisejLseasonably published this 27 day of March, the happy inauguration of his sacred (though now despised and imprisoned) Majesty. L., 1647.

90. Griffith, Matthew., A pathetical perswasion. (TT.E. 122. 17). L., 1642.

91. Hall W. A sermon preached at St. Bartholomew's-the-less in London. L., 1642.

92. Hamblet J. A famous victory.(TT. E. 116. 30). 7 September. 1642.

93. Harrington J. The Commonwealth of Oceana. L., 1656.

94. Harvey W. Exercitatio Anatomica de Motu Cordis et Sanguinis in1. Animalibus. L., 1628.

95. Heylyn P. The Historie of that most famous Saint and Soldier of Christ Jesus, St. George of Cappadocia. .L., 1631.

96. Heywood T. Porta pietatis. L., 1638.

97. His Majesties answer to the XIX. propositions of both ! louses of Parliament. (TT E. 151. 2). L., 1642.

98. His Majesties declaration and propositions. to the Earl of Essex. (TT.E.83.7). 22 December. 1642.

99. His Majesties declaration. in answer to a declaniSion of the Lords and Commons upon the proceedings of the late treaty of peace. (E. 104.31). Oxford, 3 June. 1643.

100. His Majesties declaration in defence of the true Protestant religion as it was maintained by his Royal Father King James. (TT. E. 106.11). Oxford, 16 June. 1643.

101. His Majesties declaration to all his loving subjects in the County of Cornwall. (669.f.7.37). Oxford, 15 September. 1643.

102. His Majesties declaration to all his subjects of his Kingdom of Scotland, upon occasion of a printed paper, entitled, The declaration of the Kingdom of Scotland, concerning the present expedition into England. (TT.E.81.11). Oxford, 9 January. 1644.

103. His Majesties gracious offer of pardon. (669.f.7.9). 18 April 1643.

104. His Majesties last declaration. (E.83.4). 22 December. 1642.

105. His Majesties last remonstrance to the whole kingdom of England. (TT.E.86.1) Oxford, 23 January. 1643.

106. His Majesties late protestation before his receiving of the sacrament. (669.f.7.29). Oxford, 12 July. 1643.

107. His Majesties letter, directed to the Lords and Commons of Parliament assembled at Westminster concerning a treaty for peace; with the answer of both Houses thereunto. (TT.E.37.5). Oxford, 13 March. 1644.

108. His Majesties letter to the Major of Bristol. (TT. E.93.8). Oxford, 15 March 1643.

109. His Majesties message. (TT.E. 116. 47). 11 September. 1642.

110. His Majesties message concerning licences granted to persons going into Ireland. (TT. E. 134. 27). L, 1642.

111. His Majesties message to both Houses, concerning disbanding of both armies, and his Majesties return to both Houses of Parliament. (669.f.7.6). Oxford, 12 April. 1643.

112. His Majesties proclamation and declaration concerning a clause in one of the late Articles at Reading. (669.f.7.13). Oxford, 12 May. 1643.

113. His Majesties proclamation forbidding the tendering or taking of a late Covenant. (669.f.7.47). Oxford, 9 October. 1643.

114. His Majesties speech and protestation made in the head of his armie between Stafford and Wellington. (TT.E. 200. 62). 19 September. 1642.

115. His Majesties speech to the inhabitants of Denbigh and Flintshire. (TT.E. 200. 61). 27 September. 1642.

116. Ingoldsby, William. Englands oaths. (TT.E. 127.36). L., 22 November. 1642.

117. Iter Carolinum, being a succinct relation of the necessitated marches, retreats and sufferings of His Majestie Charles the I. L., 1660.

118. It is a plain case, gentlemen. (669.f.8.12). York, 6 June. 1643.

119. Johnson B. The works of Ben Johnson / Ed. C.H. Herford, P. and E. Simpson. Oxford, 1941.

120. Jones, John. Christus Dei. (TT.E.92.4). Oxford, 9 March. 1643.

121. Jordan T. London's joy or the Lord Mayor's show. L., 1681.

122. Joyfull newes of the Kings resolution to come to London with his army. (TT. E.121.35) 12 October. 1642.

123. King Charles his tryal. L., 1655.

124. King James His Judgement. (TT.E. 116.20). 8 September. 1642.

125. King H. A sermon preached at St. Paul's March 27 1640, being the anniversary of his Majesty's happy inauguration to his crown. L., 1640.

126. Known Laws. A short Examination of the Councells and Actions of those who have withdrawne the King from the government and protection of his people. (TT. E.85.32) 20 January. 1643.

127. Laud W. A commemoration of King Charles his inauguration. L., 1645.

128. Leslie H. The blessing of Judah. Oxford, 1644.

129. Letter to the Sheriff of York, in answer to the Petition of that County. Beinecke Rare Book and Manuscript Library, Osborn fb 156 f. 7 -8.

130. Lilly William. Several observations on the life and death of King Charles I (1651) // Select tracts relating to the Civil Wars in England, in the reign of King Charles the First. Ed. by Francis Maseres. In 2 parts. L., 1815.

131. Londoners petition. (669. f. 6. 95). L., 14 December. 1642.

132. Londons love, Or the entertainment of the Parliament. L., 1642.

133. Manner of the coronation of King Charles the First of England. /Ed. by C. Wordsworth. L., 1892.

134. Master Hollis his speech in Parliament concerning the articles of high treason against himself. L., 1642.

135. Master Meynard his speech at the committee at Guildhall concerning the breaches of priviledges of Parliament. L., 1642.

136. Matters of note made known to all true Protestants. L., 1642.

137. Medallic illustrations of the history of Great Britain and Ireland. Department of the coins and medals in British Museum. L., 1911.

138. Memoirs of Prince Rupert and the Cavaliers. Ed. by E. Warburton. In 3 vols. L., 1849.

139. Mercurius Davidicus or A pattern of loyal devotion. (TT. E. 1144.7). Oxford, 9 October. 1643.

140. Morton T. The necessity of Christian subjection. (TT. E.62.18). Oxford, 1643.

141. Newes from France or, A true discovery of the practices of divers of our English fugitives there. (TT. E.l30.2). L., 12 December. 1642.

142. Observations upon the instructions for the taking of vow and covenant.(TT. E.64.9). Oxford, 7 August. 1643.

143. Order for marking horses etc. (669.f.5.150)t L., 23 March 1643.

144. Peacham H. Minerva Britanna. L., 1612.

145. Petition,of the County of York to the King. Beinecke Rare Book and Manuscript Library, Osborn fbl56f. 7-8.

146. Prince Robert his speech to the Earl of Essex. (TT.E.200.59). L., 19 September. 1642.

147. Prince Roberts message to my Lord of Essex. (TT.E.121.10). L., 6 October. 1642.

148. Prince Rupert his declaration (TT.E.242. 32). Oxford, 2 December. 1642.

149. Prynne, W. The Popish Royall Favourite. (TT.E.251.9). 11i1. December. 1643.

150. Prynne, W. The sovereign power of Parliaments and Kingdoms. (TT.E.248.2). L, 28 March. 1643.

151. Quarles, Francis. Observations concerning Princes and States, upon Peace and Warre. (TT.E. 116. 36). 12 September. 1642.

152. Records of Early English Drama. York. Introduction. The Records / Ed. by A.F. Johnston and M. Rogerson. Toronto, 1979.

153. Remarkable passages from Nottingham, Lichfield, Leicester, and Cambridge: Declaring what the King's Standard is, and the time and manner of its setting up. (TT. E.109.2). L., 1642.

154. Report on the Manuscripts of the Duke of Buccleuch and Queensberry at Montague House. In 2 vols. L., 1903.

155. Rushworth J. Historical collections of private passages of state. In 8 vols. L., 1721- 1722.

156. Six great matters of note. L., 2 February 1642.

157. Spelman, John. Certain considerations upon the duties both of Prince and People. (TT.E.85.4). Oxford, London, 14 January 1643.

158. Stampe, W. A sermon preached) before his Majestie at Christ-Church in Oxford, on the 18. Of April 1643. (TT. E. 101.1). Oxford, 8« May. 1643.

159. Stuart Royal Proclamations. Vol. II. Royal Proclamations of King Charles I 1625 46 / Ed. by J.F. Larkin. Oxford, 1983.

160. Tatham J. London's triumphs. L., 1657.

161. The aphorisms of the Kingdom. (TT.E. 240. 26). L., 6 October.1642.

162. The articles of cessation. (TT. E.94.25). Oxford. 22 March1643. London (Royston), 31 March 1643.

163. The battaile on Hopton-Heath in Staffordshire betweene his Majesties forces under the right honourable the Earl of Northampton and those of the rebels, March 19. (TT.E.99.18). Oxford, 25 March. 1643.

164. The Commons petition to the King in defence of Mr. Pym, answering those seven articles where hee was impeached. L., 1642

165. The copies of such bills as were presented unto his Majestie at Oxon. (TT. E.61.8). L., 19 July. 1643.

166. The coronation order of King James I / Ed. J. Wickham Legg. L., 1902.

167. The court and times of James the First / Compiled by T. Birch. In 2 vols. L., 1848.

168. The declaration of the knights . of Kent. (TT. E.83.6). 22 December. 1642.

169. The definition of a King, and the way to prevent tyranny. (TT.E. 118.18). L.,21 September. 1642.

170. The English Emblem Tradition. Vol.3. Emblematic flag devices of the English Civil Wars 1642 1660. Ed. by A. Young. Toronto, 1995.

171. The examination and confession of Captain Lilbourne and Captain Viviers. (TT.E. 130.33). L., 10 December. 1642.

172. The great champions of England, being a perfect list of the Lords and Commons that have stood right to this Parliament. .under the command of His Excellency Sir Thomas Fairfax. L., 1646.

173. The great conspiracy of the Papists. L., 1642.

174. The journal of the House of Commons. L., 1802 present.

175. The journal of the House of Lords. In 64 vols. L., 1767 1830.

176. The Kingdomes Weekly Intelligencer. 17-24 June. L., 1645.

177. The Kingdomes Weekely Intelligencer, 16-23 January. L., 1649.

178. The Kingdoms case. (TT. E.100.9). L., 1 May 1643.

179. The Kingdoms monster vncloaked from Heaven. (669.f.8.24). 15 September. 1643.

180. The Kings Majesties declaration to all his loving subjects of his Kingdom of Scotland. (TT.E. 104.24). Edinburgh, 1 June. 1643.

181. The Kings Majesties demands. (TT. E. 118. 28). 19 September. 1642.

182. The Kings Majesties propositions to all his subjects in Scotland. (TT. E. 116.45). 8 September. 1642.

183. The Kings Majesties propositions to the gentry and commonalty of Nottingham. (TT. E. 116.23). 2/9 September. 1642.

184. The Kings Majesties speech delivered before the University and City of Oxford. (TT. E. 126.31). 2 November. 1642.

185. The Kings noble entertainment at Yorke. L., 18 March 1642.

186. The late letters from Parliament. (TT.E.127.11). L., 3 November. 1642.

187. The letters of John Chamberlain / Ed. by N.E. McGlure. Philadelphia, 1939.

188. The letters, speeches and proclamations of King Charles I / Ed. by Ch. Petrie. L., 1968

189. The manner of electing and enstalling the Knights of the most noble Order of St. George, called the Garter. L., 1661.

190. The maxims of mixt monarchy. (TT. E.88.18). 6 February. 1643.

191. The message of Parliament, presented to the King at Theobalds, 1 March. 1642

192. The mutual joyes of the King, Parliament, and subjects. L., 1642.

193. The petition of the county of York, to both Houses of Parliament. With the Answer. Beinecke Rare Book and Manuscript Library, Osborn fb 156 f. 7 -8.

194. The political works of James I / Ed. by C.H. Mcllwain. Cambridge (Mass.): Harvard University Press, 1918.

195. The pope's nuntios. (TT.E.97.4). 14 April. 1643.

196. The power of the laws of a kingdom over the will of a mis-led king. (TT.E.86.11). L., 26 January. 1643.

197. The private journals of the Long Parliament. 2 June to 17 September 1642 / Eds. V.F. Snow and A.S. Young. New Haven and London, 1992.

198. The Queens Majesties gracious answer to the Lord Digby's letter. (TT. E 138. 8). L., 3 February 1642.

199. The Queens message or letter from the Hague. (TT.E.122.12). L., 8 October. 1642.

200. The questions propounded to Mr. Herbert. L., 1642.

201. The resolution of the county of Nottingham. (TT. E. 117. 7). 13 September. 1642.

202. The resolution of the gentry and commonalty in the county of Nottingham presented to his Excellence the Earl of Essex, the 12. Of September. L., 15 September. 1642.

203. The Royal message from the Prince of Orange to the Peers and Commons of England. (TT E 135. 23). L., 4 February. 1642.

204. The sovereignty of Kings. (TT.E.244.17). 21 December. 1642.

205. The subject of supremacie. The right of Caesar. Resolution1 of conscience. (TT. E.106.1). Oxford, 14 June. 1643.

206. The subjects liberty: set forth in the royall and politique power of England. (TT.E.101.19). L., 12 May. 1643.

207. The trial of Charles the First, King of England. L., 1740.

208. The true effigies of our most illustrious Sovereigne King Charles, Queene Mary, with the rest of the Royal progenie. (TT E. 132. 28). L., 1642.

209. Tolson J. Mr. Vice-Chancellors speech to His Majestie at Christ-Church in Oxford on New Years Day. (TT.E.84.9). Oxford, 4 January. 1644.

210. To the Commons. The Petition of 15000 poore laboring men, known by the name of Porters. (669 f. 4. 55). L., 1642.

211. To the House of Commons. The petition of many thousand poore people, in and about the Citie of London. (669 f. 4. 54). L., 1642.

212. To the King. The petition of Parliament. (669. f. 5. 103). 10 November. 1642.

213. To the Kings Majestie: the humble supplication of the commissioners of Scotland declaring fidelity to the King, Parliament andKirke of England. (TT.E. 116. 19). 9 September. 1642.

214. To the Kings most excellent Majesty. The humble petition of divers hundreds. afflicted with that grievous infirmitie, called the Kings Evil. (ТТ. E.90.6). L., 20 February. 1643.

215. Truth and peace honestly pleaded. (TT.E. 128.14). L., 26 November. 1642.

216. Two declarations of the Lords and Commons. (ТТ. E. 129.26). L., 10 December. 1642.

217. Two special orders made by the House of Commons in Parliament assembled. (669.f.5.135). 17 January. 1643.

218. Two speeches spoken in the honourable House of Commons. concerning the differences between the Kings Majesty, and both Houses of Parliament. (TT.E.94.7). L., 25 March. 1643.

219. University news. (ТТ. E. 116. 27). 10 September. 1642.

220. Ussher J. Bishop of Armagh. The Soveraignes Power, and the Subjects Duty. (TT.E.36.13). Oxford, 1644.

221. Valentine H. God save the King. L., 1639

222. Ward J. An encouragement to Warre; or Bellum Parliamentale. (ТТ. E. 122.2) 13 October. 1642.

223. Williams G. Vindiciae regum or The grand rebellion. (TT. E.88.1). Oxford, 1 February. 1643.

224. Whitlocke B. Memorials of the English affairs. L., 1682.

225. Wither G. Campo-Musae, or the Field-Musings of Captain George Wither. (ТТ. E.l 144.4). L., 1643.

226. Witty R. Gout raptures: Astromachia, or, A historical fiction of a war among the stars. Cambridge, 1677.

227. Woodword, E. The Kings Chronicle. In two sections. (TT.E.92.16). 1643.

228. XI Queries propounded and answered shewing whether it bee treason to bee for and against the King. (TT.E.89.26). Oxford, L., 16 February. 1643.1. И. Литература.

229. Adams S.L. Foreign policy and the parliament of 1621 and 1624 // Faction and parliament. Essays on early Stuart history / Ed. by K. Sharpe. Oxford, 1978.

230. Adamson J.S.A. Chivalry and political culture in Caroline England // Culture and politics in Early Stuart England / Ed. by K. Sharpe and P. Lake. Stanford, 1993. P. 161 197.

231. Anglo S. Spectacles, pageantry, and Early Tudor policy. Oxford, 1969.

232. Aylmer G.E. The King's Servants: The civil service of Charles I. L., 1961.

233. Aylmer G.E. The struggle for the constitution, 1603 1689: England in the 17th century. L., 1963.

234. Baildon W. P. Notes on the early history, form and functions of Paul's Cross // Proceedings of the Society of Antiquaries of London. 2nd series. Vol. 30. 1900.

235. Bailey J. E. The life of Thomas Fuller, D.D. London and Manchester, 1874.

236. Barcroft J. H. Carleton and Buckingham : the quest for office // Early! Stuart studies : essays in honor of David H. Willsonj / Ed. by H.S. Reinmuth. Minneapolis (MN), 1970.

237. BeddardR. Sheldon and Anglican recovery//Historical Journal. Vol. 19. 1976. P. 1005-1017.

238. Bengston J. Saint George and the Formation of English Nationalism // Journal of Medieval and Early Modern Studies. Vol. 27. 1997. P. 317-340.

239. Bergeron D. English civic pageantry, 1558 1642. Columbia (S.C.) andL., 1971.

240. Berman R. Henry King and the 17th century. London and Toronto, 1964.

241. Bevan J. Henry Valentine, John Donne and Izaak Walton // The Review of English Studies, New Series. Vol. 40. №158. 1989. P. 179 201.

242. Binski P. Westminster Abby and the Plantagenets: Kingship and the representation of power, 1200 1400: New Haven and London, 1995.

243. Boulton J. D 'A. D. The Knights of the Crown. Woodbridge, 1987.

244. Britland K. An under-stated mother-in-law: Marie de Medicis and the last Caroline court masque // Women and culture at the courts of the Stuart queens / Ed. by C. McManus. L., 2003. P. 204 223.

245. Broadway J. William Dugdale and the significance of county history in early Stuart England (Dugdale Society, Occasional papers, 39). Stratford-upon-Avon: Dugdale Society, 1999.

246. Burgess G. The politics of the ancient constitution. University Park (Pennsylvania), 1992.

247. Butler M. Theatre and crisis, 1632 1642. Cambridge, New York, 1984.

248. Butler M. The invention of Britain and the early Stuart masque // The Stuart court and Europe / Ed. by R.M. Smuts. Boston, 1996. P. 65-85.

249. Capp B.S. Astrology and the popular press: English almanacs, 1500 -1800. Ithaca: Cornell University Press, 1979.

250. Carlton C. Archbishop William Laud. L., 1987.

251. Cogswell T. Foreign policy and parliament: the case of La Rochelle, 1625 -26 // The English Historical Review. Vol; 99. № 391. 1984. P. 241 -267.

252. Coleman D.C. The 'gentry' controversy and the aristocracy in crisis, 1558- 1641//History. Vol. 51. № 172. 1966. P. 165-178. > .

253. Collins H.E.L. The Order of the Garter, 1348 1461. Chivalry and politics in Late Medieval England. Oxford, 2000.

254. Collinson P. The protestant cathedral, 1541-1660 // A history of Canterbury Cathedral, 598-1982/Ed. by P. Collinson, N. Ramsay and M. Sparks. Oxford, 1995. P. 154-203.

255. Como D. R. Predestination and political conflict- in Laud's London // Historical Journal, Vol; 46. 2003. P; 263 -2941

256. Corns T.N. Uncloistered virtue: English political literature, 1640 , 1660; Oxford; 1992: ,

257. CressyD. Bonfires and bells. Los Angeles, 1989. ' .

258. Cressy D. Literacy and the social order: reading and writing in Tudor and Stuart England. Cambridge, 1980.

259. Curry P. Prophecy and' power -. astrology in early modern England. Cambridge, 1989. ;.

260. Cust R. News and politics in early seventeenth-century England // Past and present. № 112. 1986. P. 60 90.

261. De Groot J. Royalist identities. Chippeham and Eastbourne, 2004. \35.: Donagan B: Codes and conduct in the English Civil War // Past and Present. № 118. 1988. P. 65 95.

262. Drabble J. Thomas Fuller, Peter Heylyn and the English Reformation // Renaissance and Reformation. Vol. 3. 1979. P. 168-188.

263. Dzelzainis M: 'Incendiaries of the state': Charles I and tyranny // The royal image: Representations of Charles I / Ed. by T.N. Corns. Cambridge, 1999. P. 74-95.

264. Eade J. C. Looking for directions : Elias Ashmole's astrology in. action-//Eighteenth Century Life. Vol. 12 №3. 1988. P. 42-51.

265. Elias,Ashmole, 1'617 1692: The founder, of the Ashmolean Museum* and his world / Ed. by M. Hunter and others. Oxford, 1983.

266. Esdaile K. A. Some portraits in relief here attributed to, Christian van Vianen // Burlington Magazine for Connoiseurs. Vol. 76. № 442. 1940.

267. Fincham K. William Laud and the exercise of Caroline ecclesiastical, patronage // Journal of Ecclesiastical History. Vol. 51. 2000. P. 69-93.

268. Fincham K.' and Lake P. The ecclesiastical policies of James I andv Charles I // The early Stuart church, 1603-1642 / Ed. by K., Fincham. Basingstoke, 1993. P. 237-249.44.' Firth C.H. The last years of the Protectorate, 1656 1658. In 2 vols. L., 1909.

269. Fowler A. Genre and tradition // The Cambridge companion to English poetry. Donne to Marvell / Ed. by T.N. Corns. Cambridge, 1993. P: 80 -100.

270. Fowler A. Kinds of literature: An introduction to the theory of genres and modes. Oxford, 1982.

271. Gardiner S.R. History of England from the accession of James I to the outbreak of the civil war, 1603 1642. In 10 vols. L., 1894 - 1896.

272. Gardiner S.R. History of the Commonwealth and Protectorate, 1649 -1656. In 4 vols. L., 1903.49.- Gardiner S.R. History of the great civil war. In 4 vols. New York, 1965.

273. Geneva A. Astrology and the seventeenth-century mind : William Lilly and the language of the stars. Manchester: Manchester University Press, 1995.

274. Gentles L The iconography of revolution: England, 1642 164911 Soldiers, writers and statesmen of the English Revolution / Ed. by I. Gentles, J. Morrill and B. Worden. Cambridge, 1998. P. 91 - 113.

275. Gilbert E. W. Geographie is better than divinitie // Geographical Journal. Vol. 128. №4. 1962. P. 494-497.

276. Gill H. A short history of Nottingham Castle. Nottingham, 1904.

277. Gough J.W. Flowers-of the Crown // The English Historical Review. Vol. 77. №302. 1962.

278. Greenberg S.J. Dating civil war pamphlets, 1641 1644 // Albion. № 20. 1988. P. 387-401.

279. Greenberg S.J The Thomason collection: a rebuttal to Michael Mendle // Albion. № 22. 1990. P. 95 98.

280. Grosjean A. An Unofficial Alliance, Scotland and Sweden 1569-1654 // The Northern World. Vol. 5. Leiden, Boston, 2003.

281. Grosjean A. Scotland: Sweden's closest ally? // History of Warfare, vol. 6. Scotland and the thirty years' war 1618-1648 / Ed. by S. Murdoch. Leiden, Boston, Koln, 2001. P. 143-171:

282. Guy J. The rhetoric of counsel in early modern England // Tudor political culture / Ed. by D. Hoak. Cambridge, 1995. P. 292 310.

283. Hayward J.C. New directions in studies of the Falkland circle // Seventeenth century Vol. 2. 1987. P. 19 48.

284. Heinnemann M. Middleton's "A Game at Chess": Parliamentary-Puritans and Opposition Drama // English Literary Renaissance. № 5. 1975. P. 232-250.

285. Helgerson R. Forms of nationhood: The Elizabethan writing of England. Chicago, 1992.

286. Hexter J.H. Power struggle, Parliament and liberty in Early Stuart England // The Journal of modern history. № 50. 1978.

287. Hexter J.H. The reign of King Pym. Cambridge (MA), 1941.

288. Hill C. The world turned upside down. L., 1972.

289. Hill R., Lockyer, R. W. "Carleton and Buckingham : the quest for office" revisited//History. Vol. 88 №1. 2003. P. 17-31.

290. Hirst D. The politics of literature in the English republic // The Seventeenth Centuiy. № 5. 1990. P. 133 155.

291. Hobbs M. The Restoration' correspondence of Bishop Henry King //t

292. Sussex Archaeological Collections. Vol. 125. 1987. P.139-153.

293. Houghton W. E. The formation of Thomas Fuller's holy and profanei <states. Cambridge (MA), 1938.

294. Howarth D. Images of rule. Art and politics in the English Renaissance, 1485- 1649. L., 1997.

295. Howat G.M.D. Stuart and Cromwellian foreign policy. L., 1974.

296. Hume D. The history of England from the invasion of Julius Caesar to the revolution in 1688. In'8 vols. L., 1786.

297. Hunt W. The Puritan movement. Cambridge (MA), 1983.

298. Inigo Jones: The theatre of the Stuart court / Ed. by S. Orgel and R. Strong. In 2 vols. L., Berkeley, 1973.

299. Josten С. H. Elias Ashmole and the 1685 Lichfield election // Collections for a history of Staffordshire (Staffordshire Record Soc.) (1954 for 1950-1). P. 213-227.

300. Kantorowicz E. The king's two bodies. Princeton, 1957.

301. Kelsey S. The trial of Charles I // The English Historical Review. Vol. CXVIII. № 477. 2003. P. 583 616.

302. Kishlansky M. Parliamentary selection: social and political choice in Early Modern England. Cambridge. 1986; Faction and parliament. Essays on Early Stuart history / Ed. K. Sharpe. Oxford, 1978.

303. Klein D.P. The trial of Charles I // Journal of legal history. Vol. 18. 1997. P. 1-25.

304. Lee Malcolm J. Caesar's due. Loyalty and King Charles, 1642 1646. L., 1983.

305. Leslie J. B. Clergy of Connor : from patrician times to the present day. Belfast, 1993.

306. Loxley J. Royalism and poetry in the English civil wars: the drawn sword. Basingstoke, 1997.

307. Luu L. Immigrants and the Industries of London, 1500 1700. Aldershot, 2005.

308. Macauley Т. B. The history of England from the accession of James the Second. In 5 vols. L., 1848- 1861.

309. Madan F. Notes on the Thomason Collection of civil war tracts1// Bibliographica. № 3. 1897. P. 291 308.

310. Maddison F.; Styles, D.; Wood A. Sir William Dugdale, 1605-86 : a list of his printed works and of his portraits with notes on his life and the manuscript sources. Warwick, 1953.

311. Mayhew R.J. British Geography's Republic of Letters : Mapping an Imagined Community, 1600-1800 // Journal of the History of Ideas Vol. 65. №2. 2004. P. 251-276.

312. Mayhew R. J. Enlightenment geography : the political languages of British geography, 1650-1850. Basingstoke, 2000.

313. McCullough P.E. Sermons at court. Politics and religion in Elizabethan and Jacobean preaching. Cambridge, 1998.

314. Mendle M. George Tomason's intentions // Libraries within the library / Ed. G. Mandelbrote and B. Taylor. L., 2008. P. 171 -186.

315. Mendle M. The Thomason collection: a reply to Stephen J. Greenberg // Albion. № 22. 1990. P. 85-93.r—--j

316. Milton A. Canon fire : Peter Heylyn at Westminster // ¡Westminster! ¡Abl^ / Ed. by Ch. S. Knighton and R. Mortimer. Aldershot and Burlington, 2003. P. 207 231.

317. Milton A. The creation of Laudianism : a new approach // Politics,. ¡religion and popularity in early Stuart Britain : essays in honour of Conrad] ¡Russell] / Ed. by T. Cogswell, R. Cust and P. Lake. Cambridge, 2002. P. 162-184.

318. Monstrous bodies/ political monstrosities in Early Modern Europe / Ed. by L. Lunger Knoppers and J. B. Landes. Ithaca: Cornell University Press, 2004.

319. Morrill J. Revolt of the provinces: conservatives and radicals in the English civil war: 1630 1650. L., 1976.

320. Morrill J. The nature of the English revolution. Cambridge, 1994.

321. Murdoch S. Scottish ambassadors and British diplomacy 1618-1635 // History of Warfare. Vol. 6. Scotland and the thirty years' war 1618-1648 / Ed. by S. Murdoch. Leiden, Boston, Koln, 2001.

322. Neubecker O. Fahnen undFlaggen. Leipzig, 1939.

323. Norbrook D. Writing the English republic: poetry, rhetoric and politics, 1627- 1660. Cambridge, 1999.

324. Orgel S. The illusion of power. Berkely, Los Angeles, L., 1975.

325. Parker D. Familiar to all : William Lilly and astrology in the 17th century. London: Cape, 1975.

326. Parry G. The arts of the Anglican Counter-Reformation : glory, Laud and honour. Woodbridge, 2006.

327. Parry G. The trophies of time : English antiquaries of the seventeenth century. Oxford, New York: Oxford University Press, 1995.

328. Patterson A. Censorship and interpretation: the conditions of writing and reading in Early Modern England. L. and Wisconsin, 1984.

329. Pocock J.G.A. The ancient constitution and the feudal law. Cambridge, 1957.

330. Pocock J.G.A. Politics, language and time: Essays on political thought and history. Chicago, 1989

331. Pocock J.G.A. The varieties of British political thought, 1500 1800. Cambridge, 1993.

332. Potter L. Secret rites and secret writing: royalist literature, 1641 1660. Cambridge, 1989.

333. Potter L. The politics of language in Early Modern England // Journal of British studies. V. 34. 1995. P. 536 542.

334. Preston J. H. English ecclesiastical historians and the problem of bias, 1559-1742 // Journal of the History of Ideas. Vol. 32. 1971. P. 203-220

335. Randall D. B. J. Winter fruit : English drama, 1642-1660. Lexington (KY), 1998.

336. Reisner N. Textual sacraments: capturing the numinous in the sermons of Lancelot Andrews // Renaissance Studies., Vol. 21 №5. 2007. P. 662-678.

337. Richards-J. His nowe Majesty and.the English monarchy: The kingship of Charles I before 1640 // Past and Present №113. 1986. P. 70 96.

338. Roberts J. The king's head. Charles I: king-and martyr. L., 1999.

339. Rosenblatt J. P. Ink and Vinegar : The Authorship of "A Survey of

340. That Foolish, Seditious, Scandalous, Prophane Libell, The Protestation. Proteste" // Papers of the Bibliographical Society of America. Vol. 9. №81. 2004. P.531-565.

341. Ruigh R. E. The Parliament of 1624. Politics and foreign policy. Cambridge (Massachusetts), 1971.

342. Rusche H. Merlini Anglici: astrology and propaganda from 1644 to ; 1651 // English Historical Review. Vol. 80. 1965. P. 322-333.

343. Russell C. The causes of the English civil war. Oxford, 1990.

344. Russell C. The fall of the British monarchies, 1637 1642. Oxford, 1991.

345. Sandler F. Thomas Fuller's "Pisgah-Sight of Palestine" as a Comment on the Politics of its time I I Huntington Library Quarterly. Vol. 41. 1978: P. 317-343.

346. Sarasohn L. T. Was "Leviathan" a patronage artifact? // History of Political Thought. Vol. 21 № 4. 2000. P. 606-631.

347. Sawday J. The body emblazoned: dissection and the human body in Renaissance culture. London and New York, 1995.

348. Seaward P. Gilbert Sheldon, the London* Vestries, and the defence of the Church // The politics of religion in Restoration* England / Ed. by T. Harris, P. Seaward and M. Goldie^ Oxford, 1990. P. 49 73.

349. Schramm P.E. Der Schirm. Herrschafts-, Würde- und Rangzeichen in , drei Erdteilen // Festschrift fur Hermann Heimpel zum 70. Geburtstag am

350. September 1971. Göttingen. 1972 (Veröffentlichungen des MaxPlanck-Instituts für Geschichte, 36/111). Bd. 3. S. 567 593.

351. Schramm' P.E. Geschichte des englischen Königtums im Lichte der Krönung; Weimar, 1937.

352. SharpeK. Criticism and compliment: the politics ofliterature in the

353. England of Charles I. Cambridge. 1987. , '•'' \ , . ~

354. SharpeK. Image wars. Promoting kings and commonwealths in England, 1603 1660.New Haven and L., 2010.

355. Sharpe K. Politics and ideas in Early Stuart England: essays and., studies. L., 1989. • ' !

356. SharpeK. Reading revolutions: the politics of readings in Early Modern . England. New Haven and L., 2000.

357. Sharpe K. Selling the Tudor monarchy. Authority and image in sixteenth-century England. New Haven and L., 2009.

358. Sharpe K. The image of virtue: the court and household of Charles I, 1625 1642 // The English court: from the Wars of the Roses to the Civil War/Ed: by D. Starkey and K. Sharpe. L., 1987. P. 226-260.

359. Sharpe K. The King's writ: royal authors and royal authority in Early Modern England / Culture and politics in Early Stuart England / Ed. K. Sharpe, Pi Lake; Basingstoke-1994. P: 117 138.

360. Sharpe K. The personal rule of Charles I. New Haven, London, 1991.

361. Shaw D. St. Giles' church and Charles I's coronation visit.to Scotland// Historical Research. Vol. 77. № 198. 2004. P.,481 502.

362. Skinner Q. The foundations of modern political thought. In 2 vols. Cambridge, 1978:

363. Smith D.L. Constitutional royalism and the search for settlement, c.1640 -1649. L., 1994.

364. Smith N. Literature and revolution in England, 1640 1660. New Haven and L., 1994.

365. Smuts R.M. Art and material culture of majesty in Early Stuart England' // The Stuart court and Europe / Ed. by R.M. Smuts. Boston, 1996. P. 86 -112.

366. Smuts M. Court culture and the origins of a royalist tradition' in Early Stuart England. Philadelphia, 1987.

367. Smuts M. Force, love and authority in Caroline political culture // The 1630s: Interdisciplinary essays on culture and politics in the Caroline era / Ed. I. Atherton and J. Sunders. Manchester, 2006. P. 28 49.

368. Sommerville J. P. Politics and ideology in England, 1603-40. L. and New York, 1986.

369. Sommerville J.P. Royalists and patriots. Politics and ideology in England, 1603 1640. L., 1999.

370. Sommerville J. The news revolution in England. Cultural dynamics ofdaily information. New York, Oxford, 1996.

371. Spencer L. The politics of George Thomason // The Library. 5 series. № 14. 1959. P. 11-27.

372. Spencer L. The professional and literary connections of George Thomason // The Library. 5th series. № 13. 1958. P. 102 118.

373. Stone L. The crisis of the aristocracy, 1558- 1641. Oxford, 1965.

374. St Paul's: the Cathedral Church-of London 604-2004 / Ed. by D. Keene, A.R*. Burns and A. Saint. New York and London, 2004.

375. Strong R. Art and power. Renaissance festivals, 1450 1650. Berkeley, Los Angeles, 1984.

376. StrongR. Charles I on horseback. L., 1972.

377. Strong R. Coronation. From the 8th to the 21st century. L., NY, Toronto, Sydney, 2005.

378. Strong R. Splendor at court: Renaissance spectacle and the theatre of power. L., 1973.

379. Strong R. The cult of Elisabeth. L., 1977.

380. Sturdy D.J. "Continuity" versus "change": historians and English coronations of the Medieval and Early Modern periods // Coronations. Medieval and Early Modern monarchic ritual / Ed. J.M. Bak. Berkeley, Los Angeles, Oxford, 1990. P. 228 246.

381. Sturdy D.J. English Coronations in the Seventeenth Century // Herrscherweihe und Konigskronung im Friihneuzeitlichen Europa / Hrsg. von H. Duchhardt. Wiesbaden, 1983. S. 69-71.

382. Swann M. Curiosities and texts : the culture of collecting in early modern England. Philadelphia, 2001.

383. Tanner J. Lucius Cary, Viscount Falkland: cavalier and catalyst. Royal Stuart Papers 5. L., 1974.

384. The British delegation and the Synod of Dort (1618-1619) / Ed. by A. Milton (Church of England Record Society, 13). Woodbridge: Boydell, 2005.

385. The English civil wars in the literary imagination / Eds. C.J. Summers and T.-L. Pebworth. Columbia and L., 1999.

386. The National Trust Book of English Domestic Silver, 1500-1900 / Ed.by T. Schroderti. L., 1988.

387. The regicides and the execution of Charles I / Ed. J. Peacey. Basingstoke, 2001.

388. The royal image. Representations of Charles I / Ed. T.N. Corns. Cambridge, 1999.

389. The trial of Charles I: A documentary history / Eds. D. Lagomarsino and Ch. T. Wood. Hanover (NH), 1989.

390. Thomas K. Religion and the decline of magic. L. and New York, 1971.

391. Trease G. Portrait of a cavalier: William Cavendish, first Duke of Newcastle, L., 1979.

392. Trevelyan G.M. The social history of England. L., 1944.

393. Trevor-Roper H.R. Archbishop Laud, 1573-1645. 3rd edn. L., 1988.

394. Trevor-Roper H. Catholics, Anglicans and puritans. L., 1987.

395. Trevor-Roper H. The crisis of the seventeenth century: Religion, the Reformation and social change. Indianapolis, 2001.

396. Tyacke N. Anti-Calvinists: the rise of English Arminianism, c.1590-1640. Oxford, 1987.

397. Underdown D. Revel, riot and rebellion. Popular politics and culture in England, 1603 1660. Oxford, 1985.

398. Weber K. Lucius Cary, second Viscount Falkland. New York, 1940.

399. Weston C.C., Greenberg J.R. Subjects and Sovereigns: The grand controversy over the legal sovereignty in Stuart England. Cambridge, 1981.

400. Wilcher R. The writing of royalism, 1628 1660. Cambridge, 2001.

401. Willmoth F. M. Dugdale's "History of imbanking and drayning ": a "royalist" antiquarian in the sixteen-fifties // Historical Research. Vol. 71 1998. P. 281-302.

402. Worsley L. Building a Family : William Cavendish, First Duke of Newcastle, and the Construction of Bolsover and Nottingham Castles // Seventeenth Century. Vol. 19. № 2. 2004. P. 233-259.

403. Zagorin P. The court and the country: The beginning of the English revolution. L., 1969.

404. Zwicker S. Lines of authority: politics and literary culture, 1649 1689. Ithaca and L., 1993.

405. Yates F. A. Astraea: The imperial theme in the sixteenth century. L., 1975.

406. Английская буржуазная революция XVII в. / Под ред. Е.А. Косминского. В. 2 т. М., 1954.

407. БлокМ. Короли-чудотворцы: Очерк представлений о сверхъестественном характере королевской власти, распространенных преимущественно во Франции и в Англии/ Пер. с фр. В.А. Мильчиной. М., 1998.

408. Бойцов М.А. Папский зонтик, бог Гелиос и судьбы России // Казус. 2004. С. 99 154.

409. Бойцов М.А. Величие и смирение. Очерки, политического символизма в средневековой Европе. М., 2009.191.i Бойцов■ М.А. Вексиллология // Вспомогательные исторические дисциплины. Под ред. Т.П. Гусаровой. М., 2009 (в печати)'

410. Дмитриева, О.В. Английское дворянство в XVI — начале XVII'в.: границы сословия // Европейское дворянство XVI XVII веков: границы сословия / Под ред. В.А. Ведюшкина. М., 1997.

411. Дмитриева О.В. «Древо Жизни в земном Раю»: библейские аллюзии в репрезентации Елизаветы I // Священное тело короля. Ритуалы и мифология власти / Под ред. H.A. Хачатурян. М., 2006. •

412. Дмитриева О.В. «Милостивейшая. и< грозная»: репрезентация Елизаветы I во вступительных парламентских речах лорда-хранителя печати// Искусство власти / Под ред. О.В. Дмитриевой. СПб., 2007.

413. Дмитриева О.В. Корона и парламент: гармония и дисгармония дискурсов ритуальных речей в парламентах елизаветинской Англии //

414. Власть, общество, индивид в средневековой Европе / Под ред. H.A. Хачатурян. М., 2008.

415. Кареев Н.И. Две английские революции XVII в. Пг., 1924.

416. Савин А.Н. Лекции по истории Английской революции. Л., 1924.

417. Павлова Т.А. Английская буржуазная революция в освещении современной англо-американской историографии // Новая и новейшая история. № 5. 1979. С. 57 76.

418. Павлова Т.А. Народная утопия в Англии XVII в. М., 1998.

419. Кондратьев C.B. Идея права в предреволюционной Англии. Тюмень. 1996.

420. Репина Л.И «Новая историческая наука» и социальная история. М., 1998.

421. Федоров С.Е. Раннестюартовская аристократия (1603 — 1629). СПб., 2005.

422. Федоров С.Е. Посмертные изображения монарха в раннестюартовской Англии: возрожденный Соломон и королевская эффигия // Священное тело короля. Ритуалы и мифология власти / Под ред. H.A. Хачатурян. М., 2006.

423. Федоров С.Е. Вторая коронация Карла I Стюарта: шотландская версия сценария // Власть, общество, индивид в средневековой Европе / Под ред. H.A. Хачатурян. М., 2008.

424. Хилл К. Библия и Английская революция. М. 1997.

425. Элиас Н. Придворное общество. М., 2002.