автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.07
диссертация на тему: Община в Азии

Полный текст автореферата диссертации по теме "Община в Азии"

^^ МОСКОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ ИМЕНИ М. В. ЛОМОНОВСОВА

ИСТОРИЧЕСКИЙ ФАКУЛЬТЕТ КАФЕДРА ЭТНОЛОГИИ

На правах рукописи

ПАК ЧАН ЮО

ОБЩИНА В АЗИИ (типологические характеристики общинных структур Китайской народной республики, Республики Кореи и Республики Узбекистана)

Специальность 07.00.07 - этнография, этнология и антропология

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук

Научный руководитель: доктор исторических наук профессор

С. П. ПОЛЯКОВ

Москва -1998 г.

Работа выполнена на кафедре этнологии исторического факультета Московского государственного университета имени М. В. Ломоносова.

Научный руководитель: доктор исторических наук С. П. Поляков

Официальные оппоненты: доктор исторических наук Д. В. Деопик кандидат исторических наук В. И. Бушков

Ведущая организация: Институт Востоковедения Российской Академии Наук

Защита состоится «1Ъ » июня 1998 года в 1С часов на заседании диссертационного совета К.053.05.29 по защите диссертаций на соискание ученой степени кандидата исторических наук при Московском государственном университете имени М. В. Ломоносова по адресу: Москва, 117234, Воробьевы горы, 1-й корпус гуманитарных факультетов МГУ, исторический факультет, 5-й этаж, ауд

С диссертацией можно ознакомиться в читательном зале библиотеки 1-го корпуса гуманитарных факультетов МГУ им. М. В. Ломоносова.

Автореферат разослан « ¡3 » мая 1998 г.

Ученый секретарь диссертационного Совета доктор исторических наук

Л. Б. Заседателева

Задачи исследования

Предлагаемая вниманию читателя работа посвящена чрезвычайно интересному феномену человеческого общества - общине. Община как универсальное явление в истории человечества исследуется учеными разных специальностей без малого уже двести лет. Высказано много, порой взаимоисключающих концепций относительно места общины в истории человечества. Община стала своего рода пробным камнем в отношении исследуемого общества к той или иной формационной или цивилизационной структуре.

Последнее обстоятельство заметно повышает значение общины в разработке больших теоретических проблем периодизации истории человечества. К таким проблемам относится и проблема азиатского способа производства.

Концепция азиатского способа производства была сформулирована Карлом Марксом и Фридрихом Энгельсом в 1857- 1859 гг. в рамках представлений о смене общественно-экономических формаций. «Немецкая идеология» и «Манифест Коммунистической партии», основные труды 1840-х гг., отразили концепцию последовательной смены племенных, античных и феодальных общественных отношений; лишь в «Нищете философии» (1847) между патриархальным и феодальным строем Маркс помещает «кастовый» строй. В это время им формулируются первые идеи об общине и общинной собственности, которые были свойственны и Западной Европе. В замкнутых общинах Маркс видел опору деспотической власти.

В мае 1853 г. Энгельс в письме к Марксу поделился некоторыми соображениями по истории народов Востока, возникшими у него при чтении книги Ч. Форстера «Историческая

география Аравии» (Лондон, 1844). Маркс в ответном письме коснулся специфики социального строя на Востоке. Источником стала книга путешественника ХУП в. Бернье: «Бернье совершенно правильно видит, что в основе всех явлений на Востоке (он имеет в виду Турцию, Персию, Индостан) лежит отсутствие частной собственности на землю. Вот настоящий ключ даже к восточному небу». [В. Н. Никифоров] Таким образом, отсутствие частной собственности на землю авторы концепции считали основной чертой общественно-экономического строя Востока. Землей фактически владели общины при верховном праве собственности государства.

Среда прочих причин Энгельс указывает на особенности сельскохозяйственного производства, обусловленные природой и климатом, особую роль на Востоке общественных работ, прежде всего ирригационных. Эта исключительная роль общественных работ составляла особый характер производительных сил. Такова точка зрения, сложившаяся у Маркса и Энгельса к июню 1853 г.. Налицо специфика производительных сил и производственных отношений, являющаяся веским доводом в пользу азиатского способа производства.

В январе 1859 г. в предисловии Маркса «К критике политической экономии» мысли об основах особого восточного общества вылились в известную формулировку об азиатском способе производства.

Представления Маркса и Энгельса о смене общественно-экономических формаций на Востоке стали предметом усиленного изучения как советских (в дискуссии 1920-1930-х гг. - Е. С. Иолк, С. М. Дубровский; в дискуссии 1960-х гг. - Н. Б. Тер-Акопян, Л. С. Гамаюнов, А. Г. Крымов, Я. А. Ленцмаи и др.) и зарубежных (Е.

Вельсконф, Ф. Текел, Э. Хобсбаум, М. Годелье, Р. Фоке и др.) историков [В. Н. Никифоров]. Основным вопросом дискуссий являлся вопрос о характере собственности на землю в различных азиатских обществах, или интерпретация марксовой схемы формационного подхода развития общества.

Больше всего приверженцев азиатского способа производства оказалось в этнографии. В спорах вокруг данной концепции этнографы опираются не только на исторические реконструкции, но и на независимый источник - этнографические материалы, собранные среди живых носителей информации^ Наиболее последовательно в защиту азиатского способа производства выступают специалисты по истории кочевников. Они справедливо отмечают, что способ добывания материальных благ определяет и формы собственности, и формы социальной организации общества. [Г. Е. Марков] В этой связи и «кочевой феодализм», якобы существовавший у подвижных скотоводов, предстает плодом догматического конструирования, подгонки истории под схему. Вместо привычных формационных рамок в виде феодализма предлагается выделять «общинно -кочевую» общественную организацию. [Г. Е. Марков]

Земледельческие общества в контексте азиатского способа производства самым подробным образом рассмотрены в работах С. П. Полякова. При анализе форм собственности им было уделено внимание характеристике производительных сил, способам организации производства и распределения (перераспределения) общественного продукта, социальной структуре общества, его политической организации, идеологии, культурным традициям и т. п. Автор выделяет в качестве основы не только традиционного, но и современного земледельческого хозяйства общину, по сути

оставшуюся неизменной.

Автор диссертации, принимая концепцию азиатского способа производства (общинно - деспотической формации), поставил перед собой задачу проследить вариабельность общинных структур в нетрадиционном направлении.

Большинство исследователей при анализе общинных структур в Средней Азии в качестве сравнительного материала привлекали результаты исследования общины населения Афганистана, Индии, Ирана - т. е. «южных соседей». При этом отмечается почти полная идентичность их общинных структур со среднеазиатскими, [см. работы Алаева Л. Б., Давыдова А. Д., Демина А. И., др.]

Вопрос о соотношении типов среднеазиатской общины, с аналогичными структурами восточных соседей Средней Азии - КНР и дальше к востоку — с Корей, остается не исследованным, хотя причины, требующие подобное исследования, весьма весомые.

Первое — это достаточно тесные историко-культурные прямые контакты Средней Азии и Китая, которые известны с эпохи раннего средневековья.

Второе - традиционный ведущий тип хозяйства подавляющего большинства населения Средней Азии, Китая и Кореи одинаков -орошаемое земледелие.

Третье - эти три региона сравнительно с европейскими странами поздно вклкгсены в систему мирового капиталистического хозяйства.

Четвертое - Средняя Азия более пятидесяти лет находилась, а Китай находится и сейчас, в социалистической системе общественных отношений.

И, наконец, последнее - Корея на протяжении всей своей много вековой истории была тесно связана с Китаем. И небезинтересно как

эти связи повлияли на феномен общины.

Объект исследования

Формы общины конца XIX - XX вв. на избранных территориях. Применительно к КНР и Корее рассматриваются обобщенные формы общины без подчеркивания региональной специфики. При этом применительно к КНР акцент сделан на социальную сторону общины, а применительно к Корее - на ((технологический» аспект организации производства. Что касается Средней Азии, то здесь в качестве объекта исследования выбрана община Узбекистана - страны с наиболее развитым орошаемым земледелием в регионе.

Актуальность исследования определяется для каждого региона проблемами переходного периода. Для КНР это возможность использования традиционных структур в развивающихся рыночных отношениях. Для Кореи - место общины в специфических условиях «ручного» земледелия, где использование современной техники весьма ограничено. При рассмотрении общины в Узбекистане главное внимание уделено оседлоземледельческим регионам. Скотоводческие общества я не рассматривал, т. к. общинные структуры скотоводов - кочевников исследованы проф. Г. Е. Марковым и его учениками.

Не менее важен и общетеоретический вопрос о формационной принадлежности этих обществ. Являются ли они разновременными этапами «общинно-деспотической» формации, или принадлежат к разным формационным структурам.

Источники и историография

В данной работе я не счел возможным выделить в самостоятельные разделы понятия «источники» и «историография». Не имея собственных полевых материалов, я должен был

пользоваться опубликованными работами своих предшественников. Они одновременно являются для меня источником аналитической информации и выражением концептуальных взглядов их авторов. Стараясь быть объективным в оценке тех или иных концепций, я пытался, в большей мере, обращать внимание на достоверность источниковой базы, используемой моими предшественниками.

При анализе общинных форм в КНР мною, главным образом, были использованы работы российских историков. Очень важной для данной темы оказалась книга Н. И. Тяпкиной «Деревня и крестьянство в социально-политической системе Китая» (1984).

Обширный материал по китайской общине содержится в работах А. С. Мугрузина «Аграрные отношения в Китае в 20-40-х годах XX в.» (1970), «Аграрно-крестьянская проблема в Китае в первой половине XX в.» (1994). В них подробно рассматриваются вопросы землевладения, землепользования, роль торгово-ростовщического капитала в экономике китайской деревни, а также особенности процесса расслоения крестьянства в 20-40-х годах XX века.

О. Е. Непомнин, в своих работах «Генезис капитализма в сельском хозяйстве Китая» (1966), «Кризис китайского общества начала XX в.: истоки и особенности» (1978) говорит о том, что анализ источников хозяйственной истории китайской деревни XVIII, XIX и XX веков свидетельствует о наличии двух одновременно развившихся тенденциях. С одной стороны, явно обозначаются упадок натурального хозяйства, кризис средневекового уклада экономической жизни, кризис феодальных форм и методов хозяйства. С другой стороны, идет постепенное развитие мелкотоварных и отчасти капиталистических тенденций, особенно в промыслах.

Прямое отношение к моей теме имеют работы Л. С. Данилова, «Место общины в системе социальных институтов И Проблемы агарной истории (с древнейших времен до XVIII в.)» (1978) и Л. Мадьяра «Экономика сельского хозяйства в Китае.» (1928).

Проблема нетрадиционных для Китая форм общины рассмотрена в работах С. Р. Лайнгера, «Формы социальной организации хуацяо (По материалам японских исследований)» (1981). Автор затрагивает также вопрос о характерных чертах предпринимательства хуацяо, связи последних с особенностями их социально-экономической организации.

Этой же теме посвящены исследования Суяма Таку, Хибино Такэо, Кураи Редзо., Каке (Хуацяо) (1976). В статье анализируются отношения между «бан» и «хуацяо»; рассматриваются функции организации «бан».

Наиболее близкие по времени сведения о китайской общине взяты из работы Я. М. Бергера, «Экономическая реформ и социальные группы» (1988).

Корейская община рассмотрена в многочисленных исследованиях по истории корейской деревни. Особенно активизировалась работа по изучению «туре» с конца шестидесятых годов нашего столетия. Экономический аспект «туре» освещен в работах Ли Бенг Хуна, Куен Бенг Така, Джу Канг Хена. Социальная история «туре» наиболее подробно рассмотрена Синг Энг Ха и Ким Гек Кю.

В восьмидесятых годах вышли в свет книга Цой Дже Сук -исследование корейского деревенского «общества». Это одно из наиболее полных исследований по истории корейской деревни.

В 1992 году опубликованы книги двух авторов - Ким Пил Донга -

«История корейской социальной структуры» и Ли Хо Чела -«История сельского хозяйства в Корее». Они как бы дополняют друг друга. В первой автор делает акцент на формы общины, а во второй в центре внимания поставлены демографические аспекты.

Литература по истории корейской деревни на русской языке достаточно многочислена. Меньшую ее часть составляют публикации дореволюционного периода.

В наибольшей степени аграрная история Кореи исследована в России в советский период. Особое место здесь занимают работы Ю. В. Ионовой, Р. Ш. Джарылгасиновой, М. Н. Пака и других. Советские авторы с позиций исторического материализма рассмотрели кардинальные проблемы корейского варианта общины.

Чрезвычайно обширна литература, в которой рассматриваются проблемы общины на территории Узбекистана.

К нашему времени сложились два направления в оценке общины как социально - экономического явления в жизни узбекистанского общества. Первое - среднеазиатская (узбеки-станская) община является составной частью общества, идентифицированного как вариант феодальной формации. Особенно выпукло это обозначено в работах по городской общине известного советского историка О. А. Сухаревой. Этой же точки зрения придерживаются С. М. Абрамзон, Г. П. Снесарев, Г. П. Васильева, Т. А. Жданко, М. А. Бикжанова, С. С. Губаева, и многие другие исследователи.

Иную точку зрения, обоснованную первоначально на материалах кочевой общины исповедуют Г. Е. Марков и его последователи. Позднее она была обоснованна С. П. Поляковым применительно к земледельческому среднеазиатскому населению. Суть этой концепции, как уже отмечалось раньше, заключается в том, что ее

сторонники отрицают возможность отнесения среднеазиатского общества к феодальный формации. Они предпочитают называть такую форму организации общества общинно-деспотической.

В первый главе исследования дается характеристика развития традиционной китайской «родовой» организации в капиталистических, социалистических и современных условиях. Социальная организация традиционного китайской общества базировалась на родственных объединениях - родственных группах (семья, клан) и состоявших из них специальных общностях (община). Клан являлся группой родственных ссмсй, ведущих самостоятельно хозяйство, но носивших одну фамилию, объединенных чувством родства, солидарности, а также взаимными правами и обязанностями, выполнение которых требовали обычай и закон. Клан характеризуется огромной устойчивостью как социальная организация китайцев.

Большое значение во взаимоотношениях родственников в Китае играло законодательство, которое фактически превращало родственные группы (семья, клан) в особый объект права. Признавались некоторые особые права родственников - необязательность доноса родственников друг на друга, смягчение наказания за кражу у родственника и др.

Деревня была основной формой поселения в Китае. Обычно это был компактный поселок, окруженный полями, угодьями и кладбищами предков. В многоклановых деревнях каждый клан занимал особую часть или улицу, так что в территориальном отношении деревня делилась на кварталы и секции, которые отделялись заборами и воротами друг от друга. Подобное же наблюдается и в узбекской городской общине.

В целом, кланы являлись социальными и политическими ячейками, из которых складывались общины. Семьи вышедшие из того или иного клана не признавались полноценными членами деревенской общины и подвергались ряду ограничений (лишены права голоса в общине и др.)

В хозяйственной сфере община совместно решала вопросы строительства, содержания и ремонта ирригационных систем и дорог, охраны урожая, организации торговых мест в деревне, проведения праздников и ритуальных действий. Почти в каждой деревне был храм, являвшийся религиозным центром общины. С подобной ситуацией можно столкнуться также в Средней Азии. Существовала особая храмовая собственность (земля, сооружения), которой управляли общинные лидеры. Храмы строились на средства общинников и были центрами общинной жизни.

Взаимоотношения между общинами в Китае носили противоречивый характер. Вооруженные конфликты являлись не редкостью, но это укрепляло клановую солидарность, что в свою очередь способствовало развитию самоуправления и клановых организаций.

В условиях эмиграции китайцы были организованы в баны, как разновидность кланов. Многие автор единодушны во мнении, что внутри банов сложно провести границу между территориальными и кровнородственными связями - они тесно переплетались. Баны «однофамильцев» образовывались вне Китая выходцами из одной местности. По своими функциям баны - земляческие общины -повторяли в основном традиционную китайскую общину. Но агрессивное внешнее окружение предполагало большую степень

и

взаимопомощи членов общины (особенно при организации какого -либо коммерческого проекта).

Успехи хуацяо в бизнесе позволяют говорить о позитивной роли элементов традиционализма, который еще не исчерпал себя. Эти элементы интегрируются в новую структуру социально-экономических отношений, обеспечивая высокую рентабельность предприятий, мобильность, минимум внутренней конкурентной борьбы.

В условиях социалистического Китая произошли некоторые изменения внутри общинной организации. Отмерла или сильно трансформировалась совокупность традиций, регулировавших взаимоотношения крестьян с помещиками, ростовщиками и купцами. При этом сохранилось отношение к труду, земле средствам производства, результатам труда. Ломка традиционных институтов и девальвация традиционных ценностей привели в середине XX в. к «топтанию» сельского хозяйства на месте, при колоссальном приросте населения. Это способствовало возрождению отношения к семье как первичной производственной единице. Но кризис традиционных ценностей обернулся кризисом морали и деградацией трудовых ресурсов, что привело к падению производительности труда и кризису доверия крестьян к государству.

После введения подворного подряда произошло как бы подтверждение жизненности традиционного способа производства и традиционных ценностей. Но экономическая обстановка была уже другой. Она предполагала получение доходов, расширение производства. В результате процесс девальвации традиционных структур продолжается - наблюдаются хищническое отношение к объектам коллективного пользования, земле, индивидуализм. В

целом же основная масса крестьян трансформирует свое хозяйство в товарное. Это, учитывая традиционные ценности, делает возможным кооперирование крестьян на новой экономической основе. Сам же процесс отмирания части традиций, связанных с функционированием традиционных систем, прогрессивен.

Во второй главе исследования дается характеристика традиционной корейской общины - «туре». Так же как в Китае, взаимоотношения внутри «туре» обосновывались конфуцианскими «пятью этическими нормами отношений» - между монархом и подданными, родителями и детыми, мужем и женой, старшими и младшими братьями и между друзьями. Изменение этих норм воспринималось как бунт, а сами крестьяне крепко держались древних традиций. Нередко в Корее встречаются деревни, жители которых носят одну и ту же фамилию, т.е. принадлежат к одному роду.

Взаимопомощь и сотрудничество считались священным долгом людей одного рода-общины. Община «туре» являлась основным звеном трудовой организации в деревне. Ее структура представляла собой союз мужчин в возрасте от 17 до 55 лет (обычно 20-30 человек). Женщины, дети и старики, как выпавшие из экономического процесса, в «туре» не принимались, но воспринимались как необходимое приложение взрослого мужчины. Члены «туре» были обязаны совместно выполнять наиболее тяжелые работы в деревне, защищать имущество друг друга, проводить совместно праздники и торжества.

Социальные отношения в сельской общине строились на соседских и кровнородственных связях. Внутренней жизнью общины руководил совет, в ведении которого кроме руководства общими

работами находились общинные дома, школы. Само государство было заинтересовано в сохранении общины, т.к. сбор налогов производился с общины в целом, которая решала этот вопрос по принципу круговой поруки. Важным условием сплочения крестьян являлись общие обряды и праздники, которые тесно переплетались с социальной структурой общины. В целом анализ показал, что живучесть общинных традиций отвечала интересам корейского общества.

В Средней Азии, где вне скотоводства сельскохозяйственное производство осуществлялось в специфических формах орошаемого земледелия, главную роль на протяжении многих веков играла соседская водно-земельная община, в пределах которой протекала вся жизнь сельского населения. Такая община называлась «топ (туп)» в Ташкентском оазисе, «кетман» в Фергане, «кош» в Зеравшанской долине, «пайкал» в бассейнах Кашкадарьи и Сурхандарьи, «джабди» в Хорезме. [Я. Г. Гулямов] Формально общинное землепользование в конце XIX - начале XX в. было уже редким явлением в большинстве оседлоземледельческих районов Узбекистана.

Обычаи передела общинных земель заметно различались. Они были тесно связаны с водопользованием и характером водных источников. Социальное расслоение стало причиной упадка общинного землепользования. Наделы земли постепенно во многих районах переходили в разряд наследственных. Богатые общинники имели возможность получать несколько долей при переделах, т. к. владели скотом и сельскохозяйственными орудиями. Бедняки могли вложить в производство только свой труд. Они становились батраками или бедными издольщиками на общинной земле. Этот процесс был особенно интенсивным в хлопководческой товарной

зоне Туркестанского края. Но он развивался и в Бухарском эмирате и в Хивинском ханстве.

Общинные традиции сохранялись дольше всего в зоне богарного земледелия и на пастбищах. Богарные земли мог осваивать каждый. Но если он прекращал посевы, то участки вновь переходили в общее пользование.

Однако в конце XIX в. и на богарных землях также начался процесс разрушения общинных традиций в землепользовании.

Собственность на землю была в зоне поливного земледелия всюду связана с собственностью на воду. Считалось, что рента-налог, взимавшаяся с крестьянина, являлась компенсацией за пользование как землей, так и водой. [Н. А. Кисляков] Водно-земельные общины для совместного водопользования включали жителей одного или нескольких соседних селений, расположенных по одному оросительному каналу. Общая система орошения также была одним из важных факторов сохранения общинных, коллективистских традиций. Она способствовала консервации сельской общины даже там, где основная часть пахотных земель находилась уже в частном владении и была разделена между отдельными крестьянскими хозяйствами.

Организация водопользования была повсеместно общинной. Коллективно организованный труд для распределения воды был организован между группами хозяйств и отдельными водопользователями. Однако в случае нехватки воды ею обеспечивались в первую очередь богатые землевладельцы, нарушая тем самым установленную обычаем строгую очередность. Напомним, что кооперация труда земледельцев для проведения или очистки каналов была первым условием земледельческого производства в

странах с засушливым климатом на всех стадиях их исторического развития. Эти общинные традиции в ирригационных работах особенно ярко проявлялись в древнем институте совместных, коллективных работ - хашаре.

В зоне предгорий, где преобладал компактный тип кишлачного поселения, семьи, жившие по соседству в кишлаке, часто являлись и соседями по земельным наделам. Это, конечно, также способствовало сохранению патриархальных общинных традиций, охватывавших многие стороны хозяйственной и общественной жизни кишлака, всей водно-земельной общины.

Как при строительстве, так и при ежегодном ремонте и чистке малых ирригационных каналов обычно принимали участие многие хозяйства. Само существование искусственного орошения без таких работ было бы невозможно. Несмотря на окончательное утверждение частной собственности на землю, единая система ирригации связывала между собой отдельные хозяйства, как отмечали современники, «поистине неразрывными водными узами». Норма воды, выделявшаяся каждому из кишлаков одного казаншерика, «союза» кишлаков, определялась не только общей площадью обрабатываемых земель, но и характером сельскохозяйственных культур, т. к. различные культуры требовали для полива разное количество воды. Поэтому внутри кишлака при недостаточности воды для полива соседям приходилось учитывать характер культивируемых растений. Нередко они вынуждены были сеять на смежных участках одинаковые сельскохозяйственные культуры или оставлять участки под парами. Расположение посевов одних и тех же культур на смежных полях не только давало определенные хозяйственные выгоды (экономия воды, труда и т. п.), но и

способствовало укреплению дружеских отношений. Соседи и все члены кишлачной общины часто оказывали друг другу помощь, которая была необходима при вспашке полей, ирригационных работах и т. п. Беднякам приходилось выполнять наиболее тяжелые землекопные работы по ирригации. Работы по регулированию водопользования и поддержанию в порядке ирригационных сооружений производились под руководством специальных, оплачиваемых общиной должностных лиц - мирабов. [Шаниязов К., Абдулхамидов А.]

Советская власть взяла ирригационные системы под контроль. При этом структура общины не была нарушена, т.к. сохранился способ ведения хозяйства. Колхозная земля воспринималась как аналог ханской, а личные участки - как мюльк (частная собственность). Таким образом, образование колхозов не противоречило традиционным узбекским коллективистским структурам и не вызвала большого протеста.

Особую роль в узбекском обществе имеют семейные традиции, которые развиваются в рамках общин - элатов, куда входит от 20 до 40 семей. Элаты сохранили реликтовые традиции соседских общин. Именно в элатах консервируются пережитки прошлого в религиозных и семейных отношениях. Даже при переезде на новое место узбеки как правило селятся по элатам, занимая иногда целые улицы. Господствующим типом семьи была сложная нераздельная, состоявшая из нескольких брачных пар двух или трех поколений, которые вели общее хозяйство. Экономической основой такой семьи была собственность на землю и средства производства, находящихся всецело в распоряжении отца. Не смотря на усилия советской власти как-то преодолеть пережитки традиционализма в узбекской семье,

осуществить это не удалось. Наряду со старой обрядностью и бесспорным авторитетом старших часто встречается обычай калыма и др. Многие традиции в советское время получили дополнительные основания. Например многодетность подкреплялась не только социально-экономическими факторами, но и улучшением материального положения. Постепенно стала распространяться также малая семья.

Положительную роль играет традиционно уважительное отношение детей к родителям, близкие родственные связи между семьями. Это способствует развитию такой формы хозяйствования, как семейный подряд. При этом традиционное мелкотоварное производство все более и более дестабилизирует экономику. Дело в том, что рост прибыли при таком способе производства прямо пропорционален расслоению и регрессу в традиционных общинах. Огромная доля прибавочной стоимости тратится на обряды или просто копится без нового вложения в производство.

Общинные традиции сохранили свою силу и в городах. Городская община (махалля) имеет выработанную в течение веков стройную систему взаимоотношений членов общины в соответствии с общими интересами, обязанностями, с системой управления, которая направляла жизнь в соответствии с обычаями. Совместное содержание общественных и культовых сооружений , общий культовый инвентарь для общих праздников и обрядов, регулирование нравственных устоев, обычай хашара - вот то основное, что объединяло людей в махалля. В территориальном отношении махалля представляла из себя городской квартал, отделенный стенами от других подобных махалля.

Большая роль квартальной общины в быту народов Средней Азии делает необходимой ее историческую оценку. Во многих отношениях эта традиционная организация общественного быта может считаться весьма положительной. Имея глубокие корни в истории народных масс, организуя и направляя течение их повседневной жизни, она породила стройную этическую систему, основанную на демократических устоях, сложившихся еще в доклассовом обществе. Общинные традиции вносили много хороших черт в народный быт. Прекрасные законы взаимопомощи, гостеприимства и уважения к старшим, древний принцип равенства прав всех достаточно умудренных годами членов общины, сохранялись, несмотря на многие века господства классового строя.

Являясь членом общины, человек привык не чувствовать себя одиноким, всегда мог рассчитывать не только на участие и моральную поддержку, но и на прямую материальную помощь общины. Благодаря общине с ее прочным устоявшимся бытом каждому был обеспечен ряд жизненных удобств, о которых заботилась община в целом; в условиях «феодального» города их не могла бы обеспечить себе отдельная семья. Община сохраняла, несмотря на то что она существовала в обстановке классового общества, традиции коллективизма и кооперирования, совместных действий и, сколько могла, противодействовала разлагающему влиянию «чистогана», хотя, конечно, уступала ему все больше и больше под влиянием развития товарно-денежных и классовых отношений.

Общинные традиции определяли в значительной мере те требования, которые общество предъявляло к поведению своих членов. Этим традициям были обязаны народы Средней Азии

наличием у них строго, выработанного веками этикета, регулировавшего взаимоотношения между людьми и налагавшего печать хорошо воспитанного человека на каждого жителя Средней Азии, особенно на горожанина.

Однако эти положительные черты, определявшиеся и порождавшиеся традициями общинного быта, не были в состоянии перевесить реакционное значение, которое имела община в жизни народа.

Ко всякой общине, в особенности общине того периода, когда она уже не соответствовала уровню исторического развития общества, можно с полным правом отнести характеристику, данную Марксом индийской общине: «...Мы все же не должны забывать, что эти идиллические сельские общины, сколь безобидными они бы ни казались, всегда были прочной основой восточного деспотизма, что они ограничивали человеческий разум самыми узкими рамками, делая из него покорное орудие суеверия, накладывая на него рабские цепи традиционных правил, лишая его всякого величия, всякой исторической инициативы». Квартальная община среднеазиатских городов несла в себе реакционное начало, свойственное ей как в период «феодализма», так и на начальных этапах капитализма. В пережитках общины, существовавших в Средней Азии наряду с чисто патриархальными отношениями и колониальной эксплуатацией, лежала одна из причин особенно тяжелых условий, в которых происходило вызревание здесь капитализма, вследствие того что «вредные стороны капиталистического способа производства... совпадают с вредом, проистекающим от недостаточного развития капиталистического способа производства». [К. Маркс]

Ставя человека в зависимость от общины, определяя в известной мере его поведение и его деятельность, пережиточные общинные отношения вели к сохранению отсталых форм жизни. Сложившись у народов Средней Азии в глубокой древности как необходимая в то время форма организации человеческого коллектива, соответствующая интересам его борьбы за жизнь, общинные отношения на более поздних этапах истории сделались тормозом для культурного развития народов этого региона. Они сковывали их творческие силы, отрицательно влияли на производство, ограничивая его привычными, исстари сложившимися рамками, задерживали развитие национальной культуры. Вместе с тем они наносили большой ущерб благосостоянию народных масс, требуя нерационального расходования народных средств.

Прекрасная традиция взаимопомощи обесценивалась тем, что помощь, по правилам квартальной общины, должна была оказываться главным образом при выполнении обрядов, сопровождавших каждое семейное событие, и была необходима прежде всего в силу обязательности этих обременительных обрядов, требовавших массу труда и средств, затратить которые была не в силах отдельная семья. Объединение членов общины было необходимо также для обеспечения регулярного функционирования учреждений официального культа, несоблюдение которого каралось властями.

Следствием живучести пережиточного общинного быта было сохранение архаических явлений и в области идеологии. В архаических отношениях, генезис которых восходил к первобытнообщинному строю, коренились истоки таких форм идеологии, как анимизм, остатки шаманства и магии. Все это сохранялось в виде очень строгого кодекса жизни, который в

качестве своей оборотной стороны порождал косность и примитивность мысли, отмеченные К. Марксом как неизбежное следствие бытового уклада общины. [О. А. Сухарева]

Традиции общинных отношений, наряду с другими сферами жизни отразившиеся и в быту жилых кварталов среднеазиатских городов, за многие века превратились в одну из черт национальной культуры народов этого региона и сохраняли значение и после Великой Октябрьской революции. Добрые обычаи взаимопомощи, участия в радостях и горестях друг друга оказались созвучны этическим нормам советского общества. Глубокое сознание общности интересов людей, живущих в соседстве друг с другом, их навыки объединения для проведения общественных мероприятий, привычка приходить на помощь, делиться пищей, их традиционное гостеприимство играли и играют положительную роль и в наше время.

Живучесть общинных традиций у народов Средней Азии в значительной степени объясняет и долгое сохранение многих отрицательных черт быта в национальных республиках. Боязнь «общественного мнения» своих соседей, особенно осуждения со стороны стариков, пользующихся большим уважением в силу своего возраста и традиционной патриархальности, вынуждает соблюдать старые отжившие обычаи: слишком широко отмечать семейные события, принимать участие в религиозных обрядах, в частности совершать обряд обрезания мальчиков, сохранять хотя бы видимость неравноправного положения женщин и младших членов семьи и т. п. [О. А. Сухарева]

В результате сопоставления общинных структур трех стран -КНР, Кореи и Узбекистана, можно констатировать следующее.

Общины в азиатских странах продолжают занимать достаточно заметные, но не одинаковые места в социальной иерархии. Больше того, по уровню сохранения традиционных, «архаических» черт и приобретению новаций, они далеко не одинаковы. При этом следует отметить, что процессы трансформации форм общины далеко не одинаковы в рассмотренных обществах.

В наибольшей мере подверглась трансформация община в обществе хуацяо. Сохранившись как основная структура их сообщества, она явилась самостоятельной, независимой от государства пребывания, социально-экономической (точнее социально - финансовой) организацией. Эта независимость не означает игнорирование законов страны прибывания, они соблюдаются. Это «соблюдение» можно наблюдать только до границ общины. Внутри последних действуют уже иные порядки. Здесь община и по форме и по существу изменилась, трансформировались ее функции. Она превратилась в организационно - финансовую структуру.

Собственно в КНР община, несмотря на многочисленные политические и экономические трансформации, сохранилась. Судя по доступным мне источникам, сохранилась и региональная специфика. Создается впечатлении, что в большей мере сохранились и четче оконтурены ее социальные функции. Что же касается регулирования хозяйственной жизни сельского общества, то перипетии последних 50-ти лет в большой мере нивелировали ее роль. При этом региональная специфика все же сохранилась. Важно и то, что при сохранении, преимущественно социально-ритуальных функций, сохранилась и частная крестьянская собственность на (владение) землю. Несомненно что история крестьянской общины в КНР не

может быть сколько-нибудь детально рассмотрена в одном работе. Здесь я пытался уловить лишь тенденцию ее трансформации.

Корейская община (применительно к территории Южной Кореи) трансформировалась по двум направлениям. В социальном плане продолжаются объединения по родственному признаку. Очень стойко держится традиция родственных связей при совершении ритуальных обрядов. Что же касается экономических функций земледельческой общины, то они в большей мере ориентированы, как и в прошлом, на соседские связи. Экономические интересы «перевешивают» родственные узы.

Что же касается узбекской общины, то она предстает в наиболее архаичной, из грех рассмотренных, форме. В отличии от КНР и Корее, где общинные традиции, если не исключительно то в подавляющем большинстве, сохранились в деревне, то в Узбекистане махалля функционирует и в городе. В Узбекистане община получила официально узаконенный статус в виде махаллинских комитетов. Они, комитеты, являются низовой администрацией и в городе и в деревне. Согласно положению о махаллинских комитетах они имеют право на решение многих хозяйственных и социальных вопросов в пределах своей территории. Махаллинским комитетам разрешено иметь свои финансовые средства.

В Узбекистане, и в сельской местности и в городе, родственники стараются селиться рядом. В сельской местности это сделать значительно проще. Более того, и в условиях сохраняющегося колхозного производства достаточно тесно переплетаются и хозяйственные интересы родственников и соседей. Здесь родственные и хозяйственные связи в большей мере выражены и в совместном расселении.

В условиях современного среднеазиатского города, где строительство индивидуальных домов возможно лишь в очень редких случаях, и население размещается в многоэтажных домах, трудно учесть родственные связи при расселении. Тем более невозможно соблюсти и принцип «хозяйственного интереса». В этих условиях махалля формируется по территориальному принципу. Если принцип малоквартальной планировки при строительстве был соблюден, то соседние дома образуют махалля со всеми социальными институтами. Если новый многоэтажный дом возводят в «старом» районе, то его жители создают и новое махалля. Махалля продолжает жить.

Основные положения диссертации изложены в следующих публикациях автора:

1. Современный этап развития китайской деревни: вперед в прошлое // Рынок, деньги и кредит. 1998. № 5.

2. Корейская традиционная община // Рынок, деньги и кредит. 1998. № 6.