автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.07
диссертация на тему: Обычное право удмурдов (XIX - начало XX вв.)

Полный текст автореферата диссертации по теме "Обычное право удмурдов (XIX - начало XX вв.)"

о л

- С, -V, . <

УИНИСТЕРСТВО.ОЕЩЕГО И ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ г «V ''"'РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

УДМУРТСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

На правах рукописи

АЛЕКСАНДРОВ Юрий Владимирович

ОБЫЧНОЕ ПРАВО УДМУРТОВ (XIX - НАЧАЛО XX ВВ.)

Специальность 07.00.07 - этнография, этнология, антропология

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук

Ижевск 1998

Работа выполнена на кафедре этнологии и регионоведения Удмуртского государственного университета

Научный руководитель - доктор исторических наук,

профессор В. Е. Владыкин

Официальные оппоненты - доктор исторических наук

М. В. Гришкина; кандидат исторических наук Л. А. Волкова

Ведущее учреждение - Вятский государственный педагогический университет

Защита состоится " О^^с/Х^с^ 1998 года в 10 часов на заседании диссертационного Совета К 064.47.05 по защите диссертаций на соискание ученой степени кандидата исторических наук при Удмуртском государственном университете.

Адрес: 426034, г. Ижевск, ул. Университетская, 1

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Удмуртского

государственного университета.

Автореферат разослан1998 г.

Ученый секретарь

диссертационного совета А //

кандидат исторических наук [/ у О.М. Мельникова

Общая характеристика работы

Актуальность темы. Проблемы институтов этносоционормативной культуры традиционно являются одной из важных предметных сфер этнографической науки. Особую актуальность и научно-практическую значимость исследование историко-этнографических аспектов правовой культуры приобретает в последнее время, когда наше общество переживает, быть может, один из самых сложных и противоречивых периодов своего развития. В сложившейся кризисно-хаотической ситуации, охватившей практически все сферы общественного бытия и сознания, многие в поисках путей обустройства устойчивого микро- и макропорядка, создания оптимальной, гармоничной, "нормальной" человеческой жизни все чаще обращаются к богатому опыту правовой культуры своих народов, на протяжении ряда столетий гарантировавшей нормативно-стабильное функционирование как отдельных социальных групп, так и этноса в целом.

В структурообразующей системе соционормативной культуры народа одну из ключевых позиций занимает обычное право - совокупность стихийно возникающих неписаных норм и правил поведения, действующих в конкретной географической местности и определенной общественной среде (этнической или социальной группе). "Обычное право" - известный и наиболее общепринятый термин в историко-правовой историографии. Однако, часто и в отечественной, и в западной литературе при обозначении норм, регулирующих жизнь тех или иных обществ и общин, встречаются и другие формулировки, как то: примитивное право, раннее право, до-право, народное право, естественное право и т.д. Статус первой формы права вообще и "синтеза цревних обычаев с нормами, установленными и признанными властью в процессе вызревания государственных институтов" (Бромлей 1972: 62) тридает соответствующую значимость выявлению феномена обычного права в тановлении правовых систем современности.

Обычное право удмуртского крестьянства (составлявшего, как известно, 97 % всего дореволюционного удмуртского населения - Гришкина 1977: 3), как и правовые нормы большинства народов российских "окраин" имело неписаную форму и как господствующий, а часто и как единственный вид права играло определяющую, порой исключительную роль в функционировании удмуртской деревни вплоть до 30-х гг. XX столетия, В виде свода неписаных правил поведения нормы и положения обычно-правовых установок удмуртов в известной степени сохраняются и передаются от поколения к поколению по законам фольклорной трансляции по сей день.

Цель и задачи исследования. Цель данного исследования - системная историко-этнографическая характеристика института обычного права удмуртского социума XIX - начала XX вв. Для достижения поставленной цели в ходе исследования решаются следующие конкретные задачи:

1) определение роли и места основополагающих институтов удмуртской деревни - сельской общины-бускель и крестьянской семьи - в хранении, передаче и изменении обычно-правовых установок;

2) проблема правового статуса индивида в контексте семейно-общинных морально-правовых традиций;

3) рассмотрение взаимовлияния и взаимообусловленности исторической динамики удмуртского общества и обычно-правовых норм в пореформенный период;

4) выявление природы общего й особенного в юридических традициях соседних и родственных с удмуртами народов;

5) анализ феномена обычного права как одного из важнейших структурообразующих компонентов социо-нормативной культуры традиционного удмуртского социума.

Удмуртский этнос в качестве объекта исследования интересен тем, что удмурты на протяжение своей длительной этнической истории вступали в различные формы этнокультурных взаимодействий (в том числе и в морально-

правовом отношении) со своими близкими и дальними соседями, представителями тюркского и славянского миров, исламской и христианской традиций. Предмет исследования - система правоотношений внутри удмуртского этноса (община - семья - индивид) и внешние правовые контакты (удмуртская община - иноэтноязыковое окружение; общинные и внутрисемейные обычно-правовые нормы - официальное законодательство) представляет интерес уже постольку, поскольку впервые попадает в поле специальных научных изысканий, актуальность и научно-практическая значимость которых несомненна. Наконец, автору как носителю удмуртской этнокультуры, с рождения "включенному" в комплекс этносоциальных и нормативных отношений, очевидно, было вполне логично воспользоваться его результатами и привести их в некую систему.

Нижняя хронологическая рамка исследования определяется появлением первых более менее надежных письменных источников, где в той или иной степени полноты уже содержится общая информация об удмуртах [XVIII - первая половина XIX вв.). Верхний временной рубеж обусловлен периодом начала процессов коллективизации, когда практически был нарушен зековой уклад удмуртского деревенского мира, а жизнь удмуртского крестьянства была насильно выведена из-под юрисдикции норм обычного 1рава. При этом основное внимание автора, тем не менее, сконцентрировано рассмотрении пореформенного времени, где в известной степени целостное сохранение обычно-правового комплекса удмуртов отражается тибольшим кругом имеющихся источников и литературы.

Методология и методика исследования. В данном исследовании автор пирался на теоретические разработки таких ведущих отечественных и арубежных специалистов в области истории права, как С. А. Токарев, М. О. 'освен, Ю. В. Бромлей, С. А. Арутюнов, В. А. Александров, М. М. Громыко, . В. Карлов, И. В. Власова, Н. А. Миненко, Р. Пэнто, М. Гравитц, С. Г. Мейн эн), А. Н. Эллот, А. Г. Пост и др. Из всего комплекса методов

использовались, прежде всего, сравнительно-исторический и историко-генетический подходы в сочетании с методами "включенного наблюдения" и "экспертных оценок", которые лежали в основе сбора полевого материала для данного диссертационного исследования.

Степень изученности проблемы. Проблема обычного права не нова для отечественной историографии. Более того, ее "открытие" в первой половине XIX века, а затем признание за обычаями силы действующих юридических норм положениями реформы 1861 года вызвала широкую полемику как в теоретическом (о соотношении законодательства и обычного права и значении последнего в жизни деревни и его роли в общинной организации крестьянства), так и в практическом (о применении норм обычного права в судебно-административной практике и возможности их кодификации) направлениях.

С середины 70-х гг. XX века, когда наблюдается заметный рост научного внимания к обычному праву позднефеодальной и пореформенной деревни в общей связи с определением функциональной значимости сельской общины, и по сегодняшний день опубликована целая серия работ, посвященных рассмотрению повседневной практики общинной и семейной крестьянской жизни сквозь призму обычно-правовых норм и представлений, бытовавших в ХУШ-Х1Х вв. (Алаев 1977; Александров 1976, 1979, 1984; Анфимов, Зырянов 1987; Бакланова 1976; Власова 1984, 1989; Громыко 1977, 1980, 1981, 1984, 1985, 1986, 1989; Зырянов 1976; Миненко 1979, 1985; Прокофьева 1981; Пушкаренко 1983 и др.), охвативших обширные историко-этнографические области России и представивших юридические нормы различных категорий крестьянства. Таким образом, в последние годы на основе имеющихся работ появилась реальная возможность историко-сравнительных типологических обобщений по обычному праву как отдельных областей, так и различных народов России. Однако, хотя усилиями исследователей 2-х последних столетий обычно-правовая картина российского крестьянства пореформенного

периода начинает приобретать определенную ясность, в ней все еще выделяется много "белых" регионально-этнических "пятен'', к числу которых, несомненно, относятся правовые системы народов Поволжско-Приуральского региона. Имеющиеся исследования по юридическим обычаям отдельных народов региона (Бикбулатов 1984; Денисова 1984; Шаров 1987 и др.), как правило, освещают лишь отдельные сферы их применения в крестьянской жизни и почти не дают представления о той роли, которую играли обычно-правовые нормы в целом в жизни края.

Что касается непосредственно удмуртов, то к наиболее полным работам, отражающим весь комплекс удмуртской этнографии, в том числе и некоторые обычно-правовые институты, относятся работы В. М. Бехтерева (1880), Д. Н. Островского (1873), И. Н. Смирнова (1890), В. В. Кошурникова (1880), Г. Е. Верещагина (1886, 1889), Н. Г. Первухина (1888-1890), М. Буха (Buch 1882) и др. И тем не менее, в этих работах юридическо-правовые сюжеты рассматриваются, к сожалению, лишь в общем контексте характеристики удмуртского этноса.

Более целостно и системно традиционное обычное право удмуртов, как феномен, со многими вытекающими последствиями, рассматривается в работах Г. Е. Верещагина (1895), С. К. Кузнецова (1904), П. М. Богаевского (1888), М. Н. Харузина (1883), В. П. Тихонова (1891 - последний, правда, концентрирует свое внимание главным образом на обычно-правовых нормах русских крестьян Сарапульского уезда Вятской губернии). Эти работы по своей юридической значимости не остались незамеченными в Российской правовой историографии и получили соответствующую оценку, в частности, в работе Е. И. Якушкина "Обычное право русских инородцев: материалы для библиографии обычного права."(1899).

Первая половина XX века, с точки зрения исследования удмуртской этнографии вообще оказалась, в силу известных обстоятельств, практически "потерянной". Имеются лишь отдельные "исключения-эпизоды" (См.,

например, работы К. Герда (1926, 1993, 1997),"А. И. Емельянова (1921), М. О. Косвена(1931)).

Качественно новый этап в изучении удмуртской этнографии вообще, и обычно-правовых институтов, в частности, может быть датирован лишь началом 60-х гг. Перемены, происходившие в тогдашнем обществе, не замедлили сказаться и на состоянии этнографической науки. Появились первые профессиональные кадры удмуртов. В те же годы в Удмуртии сложилось научное направление аграрной истории (Вахрушев 1955; Мартынова 1972, 1981; Плющевский 1981; Павлов 1985; Обухова 1985; Волкова 1991 и др., где рассматриваются различные аспекты культуры повседневности удмуртского крестьянства и его правового мироустройства; в этом ряду заметно выделяются работы В. Е. Майера (1981) и М. В. Гришкиной (1977, 1981, 1985)). На основе собранного ранее эмпирического материала с усилением методологической и методической базы появляется возможность для дальнейших более углубленных исследований, в том числе и в области содионормативной культуры удмуртского этноса.

Особо необходимо отметить значимость с точки зрения исследуемой в данной диссертации проблематики публикаций Г. А. Никитиной, целый ряд работ которой (Никитина 1985, 1988, 1991, 1993, 1998 и др.) в той или иной степени сопряжен с анализом различных проявлений института обычного права, хотя основное внимание исследователя концентрируется на проблеме удмуртской общины как основного предмета изучения.

В целом же, несмотря на значительное число в удмуртской историографии работ, в которых затрагиваются вопросы соционормативной культуры, такое важное и в то же время сложное и многофункциональное явление, как обычное право, предметом специального исследования до сих пор еще не становилось. Данная диссертационная работа является первым опытом в этой области.

При работе над темой был привлечен широкий круг различных взаимодополняющих источников, многие из которых впервые вводятся в научный оборот. Весь источниковый корпус с некоторой долей условности можно подразделить на:

Опубликованные письменные источники. К ним, как уже отмечалось выше, можно отнести практически все работы дореволюционных авторов (Г. Е. Верещагина, П. М. Богаевского, В. М. Бехтерева, Д. Н. Островского, С. К. Кузнецова, M. Н. Харузина и др.), а также публикации в центральной и местной периодической печати, содержащих материалы по обычному праву удмуртов. Из центральных изданий наибольший интерес по исследуемой теме представляют, в первую очередь, "Полные собрания законов Российской Империи" (ПСЗ), особенно 2-е (с 1825 по 1881 гг.) и 3-е (с 1881 по 1917 гг.) собрания, объемно раскрывающие основные законодательные материалы рассматриваемого периода, в том числе и по юридическим вопросам российского крестьянства. Результаты влияния официального законодательства на обычно-правовые нормы, как и формы их функционирования особенно активно обсуждались на страницах таких журналов, как "Вестник права", "Юридический вестник", "Журнал Министерства юстиции". Заметный интерес к обычно-правовым институтам российской деревни проявляли и неюридические издания ("Московского Общества Любителей Естествознания, антропологии и этнографии"; "Вестник Европы"; "Журнал Министерства Народного Просвещения"; "Современник"; "Слово"; "Православный Собеседник" и др.), на страницах которых встречается немало содержательного фактического материала. Весьма ценны разработки исследователей, содержащихся в 2-х томах "Сборников народных юридических обычаев" (Записки РГО (по отделению этнографии), тт.8 и 18, 1878 и 1900 гг.). В поисках необходимых данных в столь обширном эоссийском юридическом материале важным подспорьем автору служили

различного рода библиографические указатели, в том числе и по обычному праву "русских инородцев" (См: Якушкин 1889).

Одним из несомненных достоинств местной печати является ее богатый и содержательный фактический материал конкретно по удмуртам. Как известно, до 1920 г. основная часть удмуртов входила в Вятскую губернию, в 4-х уездах которой (Глазовском, Сарапульском, Елабужском и Малмыжском) удмурты составляли большинство населения. Различного рода Вятские губернские издания XIX-XX вв. ("Календари" и "Памятные книжки", "Вятские губернские" и "Епархиальные ведомости" (ВГВ и BEB), Труды "Вятской ученой архивной комиссии" (ВУАК), Вятская газета (ВГ) и др.) располагают как порой развлекательно-увлекательными, так и довольно серьезными публикациями по юридическим воззрениям крестьян губернии. Непосредственно по удмуртам информация существенно дополняется изданиями других губерний ("Московские ведомости"; "Известия общества археологии, истории и этнографии" (ИОАИЭ) и "Труды Юридического общества при Казанском университете" (1901-1905 гг.), "Уфимские губернские ведомости", "Волжский вестник" (ВВ) и др.).

Опубликованные источники при всем своем богатстве, тем не менее, представляют в общем-то незначительную долю материала по обычному праву удмуртов, большая часть которых пока еще не издана и, более того, слабо использовалась в исследованиях по юридической этнографии. В этом отношении большую ценность и возможность для изучения проблем обычного права удмуртов представляют архивные материалы Государственного Архива Кировской области (ГАКО), Центрального Государственного Архива Удмуртской Республики (ЦГАУР), Ученого Архива Всесоюзного Географического Общества (ВАГО).

В данной работе были использованы следующие материалы из фондов этих архивов:

ГАКО

1. Вятская палата уголовного и гражданского суда (за 1842-1874 гг.), ф. 20.

2. Канцелярия вятского губернатора, ф. 582.

3. Вятский губернский статистический комитет, ф. 574.

4. Вятская губернская казенная палата, ф. 176.

5. Вятская ученая архивная комиссия, ф. 170. ЦГАУР

1. Глазовское уездное по крестьянским делам присутствие (1875-1891), ф. 108.

2. Глазовский уездный съезд земских начальников (1891-1917гг.), ф. 96.

3. Сарапульский уездный съезд земских начальников (1898-1917гг.), ф. 242.

Из фондов ВАГО в основном использовались "Рукописи трудов членов РГО и отдельные документы по Вятской губернии" (разряд 10) и статистические сведения "Об инородцах Вятской губернии" академика П. Н. Кеппена (ф. 2).

При всей важности и многообразии архивных материалов диссертационное исследование опирается прежде всего на собственные полевые материалы автора, послужившие основной источниковой базой. Счастливым обстоятельством можно считать, что автору на протяжении всей жизни довелось наблюдать многие проявления обычного права в современной удмуртской деревне (автор, живя в постоянном традиционном обычно-правовом контексте, сам является его "продуктом", что в значительной степени помогало при исследовании, но, справедливости ради надо отметить, в какой-то степени и мешало: "лицом к лицу лица не увидать"). На основе метода "включенного наблюдения", метода "экспертных оценок" и экспедиционных изысканий был накоплен достаточный фактический материал, охвативший многие районы Удмуртии и районы компактного проживания удмуртов соседних республик и регионов (Республик Татарстан, Башкортостан, Марий-Эл, Пермской и Кировской областей), что позволило рассмотреть при сравнительно-сопоставительном анализе различные

локальные вариации обычно-правовых установок. Безусловно, автор осознает, что полевой материал, при всей своей значимости и незаменимости несколько ограничен в своих возможностях: его деформированность и эрозированность, сложность хронологической "привязки" и не всегда достаточная репрезентативность еще раз выявляют необходимость его использования в комплексе с другими взаимодополняющими и взаимоуточняющими видами источников, о которых упоминалось выше.

Научная новизна работы заключается в том, что она представляет собой первую попытку комплексно-системной характеристики такого многогранного и полифункционального явления в жизни удмуртского народа, как обычное право, играющего ключевые роли во многих компонентах этнообразующих факторов. "Проникновение" в ходе исследования в сферу обычно-правовых отношений пореформенной деревни, в свою очередь, позволило автору как бы "изнутри" посмотреть на ее жизнь, с выявлением некоторых нюансов во всем многообразии ее повседневных проявлений -хозяйственных, семейных, морально-этических и нравственно-эстетических, с учетом национальных традиций и религиозных представлений. Впервые рассматриваются сюжеты, касающиеся юридических аспектов функционирования этноса в условиях иноэтноязыкового окружения, ставится проблема общего- и особенного традиционных правовых норм в близких в стадиально-типологическом отношении обществах. Впервые выделяются и анализируются такие сложные комплексы проблем, как юридический статус индивида в контексте общинно-семейных правовых традиций, роль и место человека в хранении, передаче и изменении социально-правовых установок.

2 'зучно-праотическая значимость исследования состоит в том, что его различные положения могут быть использованы при подготовке обобщающих работ по истории и этнографии удмуртов, учебных пособий по регионоведению, дипломных и курсовых работ, а также общих и специальных курсов по обычно-правовым институтам края и финно-угорских народов. На

основании .выводов, сделанных в исследовании, возможна разработка некоторых практических рекомендаций в сфере реализации основных положений Концепции Государственной национальной политики Удмуртской Республики по нормализации, оптимизации и гармонизации межнациональных отношений и выработка более действенных механизмов по организации местного самоуправления, особенно в сельских обществах.

Апробация результатов исследования. Основные положения диссертационного исследования получили свое отражение в 7 публикациях. Различные сюжеты работы были доложены автором на университетских, региональных и международных конференциях и конгрессах в Ижевске (ежегодно с 1994 г.), Кирове (1995) и 1у\азку1а (1995).

Диссертация обсуждена и рекомендована к защите на заседании кафедры этнологии и регионоведения Удмуртского государственного университета.

В структурно-композиционном плане диссертация состоит из введения, трех глав, соответствующих основным проблемно-тематическим блокам исследования, заключительного раздела и приложения с кратким словарем удмуртских обычно-правовых и юридических терминов.

Основное содержание работы

Во введении обосновывается актуальность темы, а также объект, предмет, географические и хронологические рамки исследования, ставятся дель и задачи, определяются методология и методы, степень изученности проблемы, дается характеристика литературы и основных групп источников, юределены научная новизна и научно-практическая значимость работы.

Первая глава посвящена рассмотрению обычно-правовых норм и •становок в сфере одного из основополагающих структурообразующих

компонентов традиционного удмуртского социума - соседской поземельной общине бускель и состоит из шести параграфов.

В первом параграфе раскрываются особенности удмуртской общины, ее специфика, историко-этнографическая характеристика, состав, историческая динамика. Рассматривается феномен общины-бускель в качестве низового звена в общегосударственной системе административного управления крестьянством и органа местного самоуправления, организма, обладавшего свойством самодостаточного функционирования; в конечном итоге как важнейшего института реализации норм обычного права, юридических воззрений и представлений крестьян удмуртской деревни.

Своеобразием развития удмуртской общины было то, что, существенно видоизменив свои структурные единицы, она и в пореформенный период продолжала сохранять многие свои институты: сельский сход, формы взаимопомощи, общинные моления и празднества и т.д. Многие из них долго сохранялись потому, что цементирующим средством были те родственные отношения, которые весьма тесно переплетали общину-бускель. Вместе со структурными изменениями в общине, конечно же, происходили соответствующие изменения и в содержании обычно-правовых установок удмуртов, так как юридические воззрения крестьян, однажды сложившись, не оставались неизменными, а видоизменялись согласно логике "здравого смысла", их практической деятельности. Но некоторые количественные изменения в содержании правовых воззрений в условиях известной степени замкнутости удмуртской общины еще не изменили самого принципа регулирования норм поведения и форм общения крестьян на основе обычного права.

Второй параграф посвящен функциям общины в контексте обычно-правовой регламентации удмуртов.

Как форма социальной организации сельская община регламентировала практически все стороны жизни удмуртского деревенского мира: пользование

общинными владениями, передел земли между членами общины, переселения, раскладку податей, общественные празднества, моления и пр. В целом, основные ее функции сводились к земельно-хозяйственной, окладной (фискальной), охраны порядка, коллективного протеста, религиозно-этической, культурной, воспроизводстватрадиций. Последняя, в свою очередь, имела место при осуществлении всех вышеперечисленных.

Общинные функции наиболее ярко отражали те изменения, которым в ходе реформы подвергалось само сельское общество. На все более усиливающийся дуализм коллективного и частного начал внутри общины четко показывают способы раздела пашни, распределения лугов, лесов и других угодий. Практика переделов ясно выявляет не только противоречия между зажиточной частью крестьянства и общинными традициями в решении поземельных вопросов, но и столкновение фискальных интересов общины с "родственным" принципом владения бдлячных полей и сенокосоа. В связи с необходимостью выполнения своих платежных обязательств перед государством, а также обеспечения тяглоспособности крестьянского хозяйства община была вынуждена иногда прибегать и к непопулярным методам по отношению к "нерадивым своим членам", в результате которых постепенно усиливалось расслоение крестьянства. С этой же целью община! все чаще начинает выступать в качестве регулятора и даже основного распорядителя при семейных разделах (хотя формально таким правом продолжал обладать глава семьи). Но в то же время сельский мир продолжает выступать в качестве защитника интересов своих членов, важнейшей нормой обычного права остается неоспоримое право крестьянина на пользование тяглой землей. Через общество можно было подать коллективный протест , или прошение. В условиях же более слабой социальной дифференциации удмуртского гурт (в сравнении с русской деревней), хозяйственно-бытовые традиции общины-бускель и в пореформенный период продолжают функционировать на базе обычного права.

В третьем параграфе раскрываются функции общинного органа самоуправления кенеш. Решение всех основных вопросов и проблем в общине-бускель осуществлялось на сельском сходе - кенеш (диал.: зин, бтчам). Как основной распорядительный орган в общине сход выносил свои решения на основании норм обычного права (сям), следование которым носило общеобязательный характер. Сельский сход обладал широкими полномочиями, вплоть до высылки членов общины в Сибирь и даже вынесения смертного приговора. В административном отношении кенеш (как и сход у русских) представлял низшее звено местного самоуправления и выполнял ропь посредника между общиной и вышестоящими властями. Все вопросы на иснеше решались большинством голосов. Приговоры с росписями всех домохозяев записывались лишь в случае, когда результаты решений общины требовались волостному управлению. За исполнение приговоров отвечал выборный аппарат общинного управления в лице старосты, сборщика податей, сотских, десятских и др., избираемых также на сходе.

Согласно положениям 1861 г. первой санкционированной сословной судебной инстанцией для крестьян признавались волостные суды, но при незнании официальных законов, плохом понимании русского языка и в справедливой неуверенности в объективном вынесении приговоров удмуртские крестьяне редко обращались в вышестоящие инстанции. В такой ситуации кенеш в удмуртских деревнях выполнял также функции основного фактического судебного института, куда, как и на сход, по особо важным вопросам созывались все домохозяева.

Сохраняя нормы и традиции, исходящие из глубины веков, в пореформенный период, с усилением дифференциации в среде крестьянства, кенеш начинает коренным образом менять свою социально-экономическую направленность. Сход уже не всегда являлся выразителем интересов всей общины, а часто выступал послушным орудием зажиточных домохозяев, которые совместно с верхушкой выборной администрации фактически делилДО

власть. Но при изменении своей тональности в известных обстоятельствах обычное право оставалось базовой в системе права деревни, жизнестойкость которой уже гарантировалась ее ролью в обеспечении стабильности общинных и семейных отношений. Именно во многом благодаря господству обычно-правовых установок в общине-бускель сельский сход у удмуртов, постепенно превращаясь в низовое звено государственного аппарата, тем не менее, и в нач. XX века во многом сохраняет свой статус органа крестьянской демократии.

В четвертом параграфе выявляется реализация обычно-правовых установок в сфере общинных форм взаимопомощи (веме). В качестве одной из важных инстанций, где происходила реализация норм обычного права, в общине-бускель пореформенного периода выступал институт крестьянской взаимопомощи - веме, играющий существенную, порой даже исключительную роль в сфере жизнеобеспечения удмуртской деревни. В настоящем исследовании внимание автора, прежде всего, акцентируется на механизмах реализации различных видов взаимопомощи в контексте юридических воззрений крестьян, господствовавших в традиционном удмуртском; обществе; в конечном итоге веме, как явление, рассматривается преимущественно в качестве одной из форм институализации обычного права. Осаову этого института, как и помочи, толоки у русских, составлял совместный неоплачиваемый труд крестьян, являющийся необходимым условием, гарантировавшим стабильное воспроизводство их хозяйства. В самой деле, без помощи односельчан, усилиями одной только семьи (особенно малой) невозможно выполнить ряд трудоемких операций (как, например, при строительстве дома); в силу зависимости сельскохозяйственного производства от природных условий вовремя, а значит с малыми потерями, собрать урожай; выйти из затруднительного положения в результате экстраординарных событий (при пожарах, болезнях, массовых падежах скота и т.д.).

С развитием товарно-денежных отношений в общине-бускел! особеннс усиливающихся в ходе реформы 1861 года, происходя существенные сдвиги и в сфере общинных институтов, в том числе и вем« содержание которого начинает видоизменяться согласно процесса! социальной дифференциации. Но изменяя содержание некоторых свои функций, веме, как институт, по-прежнему сохраняет свое качеств универсальной необходимости для всех членов сельского общества независимо от их имущественного положения.

Пятый параграф посвящен общественным нормам права в религиозно обрядовой жизни удмуртов. В механизме нормативно-регулирующей систем! общины-бускель, обеспечения стабильности ее функционирования наряду о многими другими факторами важную роль играли религия и обрядност удмуртов. Известная связь между конфессиональным и этническим традиционных обществах в значительной степени определяла и особенност] формирования этнической морали в целом.

В удмуртской общине, где определяющую функцию воспроизводств выполняло земледелие, как и у других народов Поволжья, а также славян до и: христианизации, господствующую форму верований и культа составляла т.11 "земледельческая общинная религия".

Так как, по представлениям земледельцев, результаты их труда завися от воли природных божеств и умерших предков, исполняемые в их чест различные обряды и моления освящались и закреплялись обычаем. - В случа невыполнения даже одним человеком своих обязанностей мог "пострадать весь "мир". Отсюда то пристальное внимание, с каким община следила з соблюдением общинниками норм религиозного священнодейства. Такга образом, наряду со многими другими функциями религия и обрядност удмурток и в пореформенный период идеологически обеспечивал! демонстрацию единства и сплоченности членов как семейно-родовоп коллектива, общины, так и этноса в целом.

В шестом параграфе рассматриваются проблемы общего и особенного правовых установок удмуртской общины и иноэтноязыкового окружения. Здесь необходимо отметить, что несмотря на некоторую неадекватность воздействия на контактирующие стороны, межэтническое общение в целом, безусловно, носило характер взаимовлияния, взаимопроникновения и взаимодействия, особенно в таких стадиально-типологически близких системах, каковыми являлись в XIX веке этносы Поволжья и Приуралья. Между тем, в процессе этих контактов ярко проявляются различия и сходство контактирующих народов, реализуются и воспроизводятся их собственные черты и свойства, т.е. выявляются черты общего и особенного. Через призму сопоставления этносов - бинарной оппозиции "мы - они", наиболее выпукло и четко вырисовывается характер отдельно взятого народа, его ментальность, механизмы функционирования традиций и обычаев, составляющих в конечном итоге основу морально-ценностных установок того или иного социума.

В свою очередь, межэтническое общение, будучи составной частью общения социального, детерминируется действием целой совокупности общих и специфических факторов, в числе которых на первый план выдвигаются: тип господствующих общественно-экономических и нормативных отношений, особенности расселения, язык, религия, сложившаяся социально-этническая ситуация.

В целом же следует отметить, что проблема воздействия межэтнических контактов на те или иные структурообразующие элементы этноса отличается особой сложностью и требует более детального и специального анализа. При исследовании данной проблемы необходимо учитывать, что влияние межэтнического общения опосредовано воздействием многих социальных факторов, макро- и микроусловий и т.д., так что вопрос о влиянии межэтнических контактов на определенный, этнос представляется темой будущих комплексных изысканий, специально посвященных данной проблеме.

Во второй главе, состоящей из пяти параграфов, рассматривается семейное право удмуртов.

Первый параграф посвящен выявлению типологии удмуртской семьи. Обработка массовых демографических источников наглядно показывает, что эволюцию удмуртской семьи невозможно свести к прямолинейному процессу распада больших семей и постепенного замещения их малыми (Гришкина 1977). Налицо также необоснованность тезиса о непрерывном господстве у удмуртов вплоть до 20-х гг. XX столетия большой патриархальной семьи. Анализ статистических данных позволяет сделать выводы, что большие по численности и сложные по структуре семьи удмуртов XIX в. - это уже явление систематической регенерации неразделенной семьи на базе малой, но не феномен сохранения прямого пережитка первобытнообщинной формации -патриархальной семейной общины. Основную хозяйственную ячейку удмуртского общества XIX - н. XX вв. составляли малые и большие неразделенные семьи. Последние представляли собой "вторичные" образования и в зависимости от определенных социально-экономических и демографических обстоятельств могли вновь распадаться на малые, либо несложные по своей структуре неразделенные семьи.

Специфика удмуртской семьи заключалась в более широком включении в свою структуру членов с боковым родством, чему способствовали этнические традиции и высококонцентрированное "родственное поле", в котором функционировала каждая семья. Рассмотрение типологии семьи и конкретное представление об особенностях семейного строя удмуртов, в свою очередь, позволяет более убедительно-наглядно выявить те нормы внутрисемейных отношений, на основе которых регулировалась и регламентировалась повседневная деятельность крестьянского двора.

Во втором параграфе рассматривается внутрисемейная нормативная этика удмуртов, формы общения и нормы поведения, которые в стремлении к оптимальным связям со своим близким и дальним окружением, решению

проблемы отношений, складывающихся в обществе между поколениями как гаранта социальной, и, в частности, семейной гармонии, занимали одну из ключевых позиций в системе ценностных ориентации удмуртов.

Представляя в общей структуре этноса статус микроссциальной единицы, семья выступает в качестве первичного звена синхронной (горизонтальной) передачи этнической информации, особенно же важна ее роль в обеспечении информации вертикальной - межпоколенной трансмиссии этнических свойств и традиций (Арутюнов 1989: 20, 21; Бромлей 1983: 83). В процессе передачи информации диахронного порядка складывались и оформлялись и традиционные внутрисемейные нормы поведения и формы поведения удмуртов, регламентируемые и регулируемые на обычна-правовой основе.

В третьем параграфе дается анализ имущественных отношений в большой и нуклеарной семье, рассматривается право наследования удмуртов. Особо следует подчеркнуть, что обычное право наследования и регулирования семейного имущества вводит в систему общего правоведения комплекс уникальных норм самобытного и достаточно изощренного правового механизма. Социальная значимость права наследования и распоряжения хозяйством, отражение ими характера правоотношений и круг регулируемых вопросов фактически выходят за рамки наследственного права: так, через имущественные и наследственные нормы удмуртского крестьянства раскрываются многие детали в картине семейной иерархии, различия в правовом и имущественном положении лиц в структурах большой и малой :емей, правовой статус удмуртской женщины, общий процесс трансляции гЮрм обычного права под влиянием общины и государственного ¡аконодательства и т.д.

При всей своей объемности социально-правового содержания, тем не ленее, семейно-имущественные отношения и право наследования в среде . естьянства прежде всего были подчинены определенной необходимости

обеспечить функционирование крестьянского двора как хозяйственной единицы, тягла и воспроизводства хозяйства.

Специфика обычно-правовых норм удмуртов по имущественным отношениям и праву наследования заключалась в менее развитом лично-имущественном начале и в более сложной системе регулирования прав родственников по боковой линии; довольно развитая система родства в целом играла значительную роль в обеспечении функционирования отдельного крестьянского хозяйства.

В четвертом параграфе рассматриваются семейно-родовые знаки собственности удмуртов (пусы), игравшие исключительно важную роль в качестве доказательств на общинных и волостных судах - их наличие (также как и отсутствие) наглядно показывало принадлежность того или иного имущества их владельцу. Довольно жестко и даже жестоко пресекались и наказывались попытки воспользоваться чужим знаком собственности, его фальсификации. Трансформация знаков собственности наглядно отражала картину изменений в пореформенный период в содержании общественных отношения в удмуртской деревне.

При сравнительно-сопоставительном анализе "геральдического" ряда пусов с генеалогическим выявляется тесная взаимосвязь институтов родства и семьи с юридическими знаками собственности, что в значительной степени дополняет, расширяет и в то же время конкретизирует представления о формах применения обычно-правовых норм как для семьи, так и родственного окружения традиционного удмуртского общества.

Пятый параграф посвящен обычно-правовым отношениям в семейно-обрядовоы сфере удмуртов, являющейся своеобразным символическим отражением сферы социальных отношений и представляющей наиболее репрезентативную сторону семейного быта.

В оемье как микроячейке общества наиболее традиционно-устойчиво сохранялись многие явления культурно-обрядовой жизни удмуртов, в том

числе и юридического содержания, особо важное место среди которых для семьи играло оформление брачных отношений по обычно-правовым нормам. Даже само исполнение семейных обрядовых комплексов (особенно таких сложных по исполнению, как свадьба, родины и похороны, где у удмуртов участвовал практически весь круг родственников) в принципе представляло собой единый, строго соблюдаемый регламент, где каждый участник знал свое место и роль в совершении действа и был не вправе их нарушать. При общей оценке семейно-обрядовой жизни удмуртов XIX - н. XX вв. следует в первую очередь отметить ее традиционность, с сохранением элементов, восходящих своими корнями к древним пластам человеческой культуры. Устойчивость семейных обрядов во многом обеспечивалась благодаря тесной взаимосвязи обрядовой сферы семьи с религиозной, а также включением в них широкого круга родственников; наконец, данный феномен объясняется спецификой самой семьи как микросоциума.

В то же время семья как прочно интегрированное звено в социальные структуры более высокого таксономического уровня подчинялась происходящим в последних в ходе исторического развития изменениям, что, естественно, влияло и на содержание семейных обрядов. Соответственно трансформировались и включенные в систему семейно-обрядового. комплекса удмуртов соционормативные установки (сям), игравшие значительную роль при оформление как внутри, - так и межсемейных отношений.

Третья глава, анализирующая проблемы индивида и обычного права удмуртов, состоит из двух параграфов.

В первом параграфе ставится и решается проблема юридического статуса индивида в контексте семейно-общинных правовых традиций! удмуртских крестьян. Правовая система удмуртского социума XIX - нач. XX вв., состоявшего, как уже упоминалось выше, почти целиком из крестьянского населения, была направлена прежде всего на регулирование повседневного функционирования основных институтов деревни - сельской общины и семьи.

Интересы такой таксономической единицы как субъект, индивидуум, личность (если таковая уже была) крестьянским правосознанием всегда подчинялись интересам общественным, поэтому характернейшей чертой дореволюционного удмуртского общества является зависимость индивида от социума на всех его структурных составляющих (на уровне семьи, родственного окружения и общины).

Такая: "невыделяемость" статуса индивида в общинном правосознании, тем не менее, ни в коем случае не означала его полного отсутствия. Права отдельного человека в структурах общественной иерархии отражала, прежде всего, система обычно-правовых норм, регулирующая порядок владения и структуру землепользования крестьян, которые, в свою очередь, в значительней степени определяли саму типологию общины. Данная система базировалась, с одной стороны, на дуалистическом сочетании общинного регулирования коллективно используемых земель и семейно-наследственного использования комплекса угодий; с другой стороны, эта система допускала также обычно-правовое дуалистическое сочетание общесемейного и личного владения. Частнособственническое представление о личном владении в мировоззрении крестьян сохранялось довольно устойчиво и, в первую очередь, проистекала из существования подворного наследственного землепользования. В начавшемся процессе разложения общины собственнические устремления крестьян опирались именно на сохранившиеся обычно-правовые представления о подворном владении и его традиционном бытовании.

В целом же необходимо отметить, что юридический статус индивида в традиционном удмуртском обществе еще как бы специально не зафиксирован правовыми ¡нормами, а практически полностью опосредован и реализуется через систему семейно-общинных отношений. Однако уже прослеживается тенденция к персонификации субъектов обычного права в удмуртском обществе. Примечательно при этом, что юридический статус первыми начали

обретать индивиды, относящиеся к 2-м социально-временным полюсам: к кругу архаического, обрядово-культового "сословия" - "родо-племенная аристократия", "языческий клир" (тдро, вбсясь, луд утись и т.д.) и нарождающейся "сельской буржуазии" (кузё, коштан, узыр, бай и др.).

Второй параграф заключительной главы посвящен рассмотрению феномена обычного права в системе соционормативной культуры и этносоциальной регламентации морально-правового кодекса удмуртов.

Как уже констатировалось выше, в дореволюционном удмуртском крестьянском обществе обычное право как господствующий, а часто как единственный вид права выполняло роль гаранта нормативно-стабильной жизнедеятельности всего этноса. А так как правовому регулированию подвергались прежде всего явления, имеющие постоянный и важный для общества характер, сям через совокупность своих норм и обычаев в области производственных навыков, религиозных праздников и прц освящал сложившиеся нормы поведения и формы общения и обеспечивал устойчивость функционирования системы этносоциальной регламентации в целом, функционально-понятийная триада (нельзя - можно - нужно) которой пронизывала все составляющие уровни удмуртского социума (индивид - семья - община - этнос), а также проецировалась на уровень межэтнических контактов, отношения человека с природным и божественным (одухотворенным природным) окружением и "взаимоотношения" с тоту сторонним миром "ушедших" предков.

Обычное право как институт через юридическую регламентацию :истемы соционормативной культуры и этносоциальной регламентации удмуртов гарантировало правовое обеспечение существующего порядка на фовне как быта, так и бытия.

В заключительной части работы подводятся некоторые общие итоги 1сследования, еще раз подчеркиваются его основные структурно-этапные юменты, определяются задачи на будущее. Тема, конечно же, не исчерпана,

более того, при всем своем стремлении как можно полнее и шире раскрыть природу и механизмы функционирования обычного права удмуртов, автор, безусловно, осознает, что первая попытка рассмотрения данного феномена не претендует на выявление всей широчайшей гаммы его проявлений -совершенно очевидно, что такое станет возможным лишь с подключением к исследованию этого комплекса проблем историков, правоведов, социологов и ученых других корреспондирующих специальностей.

Основные положения диссертации излагаются в следующих работах:

1. Пиосно берто но//Вордскем кыл. - Ижевск, 1994. № 4. С. 77-84.

2. Удмурт "сям" но право//Инвожо. - Ижевск, 1995. № 11-12. С. 64-67.

3. Институт "веме" в системе обычного права удмуртов//Вятская земля в прошлом и настоящем: Материалы III научной конференции, посвященной 50-летию победы в Великой Отечественной войне. -Киров: Кировский пединститут, 1995. Т. П.- С. 139-141.

4. The udmurt customary law//Congressus Octavus Internationalis Fenno-Ugristarum.- Jyväskylä, 1995. Pars II. P. 161.

удмуртов//Соп§ге55и5 Ошуш ЬИетайошИБ Реппо-Щпз(агит. - ЛууйБкуШ, 1995. Рагэ VI. Р. 11-13.

6. Позитивный опыт удмуртской общины бускель в организации культурно-бытового уклада жизни/УТезисы докладов Республиканской научно-практической конференции "Исторический факультет: история, современное состояние и перспективы'УПод общей ред. Т. Н. Ефремовой. - Ижевск: Изд-во УдГУ, 1996,- С. 119-122.

7. Культура повседневности крестьянского мира удмуртов: индивид, семья, община в цикле будничного дня (к постановке проблемы). - (в печати -

5. Пусы (тамги) как знак семейно-родовой собственности

0,5 пл.).