Опыт прощения: социально-философский анализ

Томильцева, Дарья Алексеевна

автореферат диссертации по философии, специальность ВАК РФ 09.00.11
диссертация на тему: Опыт прощения: социально-философский анализ

Год: 2010
Автор научной работы: Томильцева, Дарья Алексеевна
Ученая cтепень: кандидата философских наук
Место защиты диссертации: Екатеринбург
Код cпециальности ВАК: 09.00.11

Диссертация по философии на тему 'Опыт прощения: социально-философский анализ'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Опыт прощения: социально-философский анализ"

На правах рукописи

Томильцева Д арья Алексеевна

ОПЫТ ПРОЩЕНИЯ: СОЦИАЛЬНО-ФИЛОСОФСКИЙ АНАЛИЗ

Специальность 09.00.11 - социальная философия

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание учёной степени кандидата философских наук

з о СЕН 2010

Екатеринбург 2010

004609282

Работа выполнена на кафедре социальной философии ГОУ ВПО «Уральский государственный университет им. А. М. Горького»

Научный руководитель: Доктор философских наук, профессор

Керимов Тапдыг Хафизович

Официальные оппоненты: Доктор философских наук, профессор

Вершинин Сергей Евгеньевич

Кандидат философских наук, доцент Лебедева Галина Викторовна

Ведущая организация: ГОУ ВПО «Уральский государственный

педагогический университет».

Защита состоится 16 сентября 2010 г. в «/Зу> часов на заседании диссертационного совета Д 212.286.02 по защите докторских и кандидатских диссертаций при ГОУ ВПО «Уральский государственный университет им. A.M. Горького» (620000, г. Екатеринбург, пр. Ленина 51, комн. 248).

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке ГОУ ВПО «Уральский государственный университет им. А.М. Горького».

Автореферат разослан «,4$е> августа 2010 г.

Ученый секретарь диссертационного совета „ ,

доктор философских наук, профессор ^^^^Ионайтис О. Б.

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ.

Данное диссертационное исследование посвящено социально-философскому анализу опыта прощения: раскрываются аспекты функционирования прощения на различных уровнях и этапах социального бытия; исследуются обусловленные социальным контекстом трансформации в осуществлении, понимании и осмыслении прощения; определяются перспективы дальнейшего использования прощения в качестве способа восстановления отношений в дифференциальной социальности.

Актуальность темы исследования.

Актуальность социально-философского анализа опыта прощения обусловлена следующим:

Во-первых, начиная со второй половины XX века и, особенно, на рубеже XX и XXI веков прощение оказалось понятием, широко задействованным в практике публичного признания вины: принесения покаяний, выражения соболезнований, принятия ответственности. Этот процесс, в который были вовлечены главы правительств, церквей, представители различных социальных организаций, те или иные общности и даже государства, предстаёт по своей сути весьма неоднозначным. С одной стороны, в эпоху «тотального покаяния» не остаётся невиновных, а, следовательно, и адресатов, тех, кто мог бы простить. С другой стороны, светский, главным образом европейский (секулярнохристианский) концепт прощения оказывается задействованным в тех культурах, для которых не является традиционным, то есть мы можем говорить о «глобализации прощения».

Во-вторых, прощение предстаёт одним из самых неоднозначных способов установления и разграничения человеческого со-бытия на его различных уровнях и этапах, выражаемое через освобождение человека от вины. Но осуществление или дарование прощения становится возможным лишь в той ситуации, когда проступок, за совершение которого прощают, признаётся разрушительным для существующего социального порядка, и принадлежит сфере интолерантного. Следовательно, говоря о прощении, мы всегда обращаемся к опыту социального взаимодействия с негативной инаковостью, к вопросам о снятии или устранении этой инаковости -чрезвычайно важным в современных условиях динамично меняющейся социальности.

В-третьих, возникающая здесь проблема прощения тематизируется как светская, выходит за рамки традиционного единого религиозно-этического основания её разрешения, оказывается раздробленной во множестве различных (светских) подходов. При этом практически отсутствуют теоретико-методологические исследования, направленные на упорядочивание и придание целостности подобному многообразию (подходов).

В-четвёртых, обращение к теме прощения продиктовано изменениями внутри самого философского знания. Произошедший в современном философском и социальном знании переход к постнеклассической рациональности, связанный с возрастанием интереса к осмыслению и описанию дифференциальной социальности, потребовал не только поиска иных теоретико-методологических оснований, но и выбора таких объектов исследования, применительно к которым становится невозможным выделение единого или общего основания, критерия и т.п. Это связано с признанием равноценности и значимости для постижения социальных процессов и человеческого бытия в целом тех социальных практик, которые долгое время оставались на периферии исследования, относились к сферам повседневного взаимодействия людей.

В-пятых, тема прощения является малоизученной в современной российской философии, а между тем, обращение к данной теме становится необходимым и при анализе происходящих в современной России процессов, связанных с формированием коллективной или национальной памяти, проблемами покаяния и искупления, фальсификации истории.

Неоднозначность представлений о прощении, отсутствие прояснённых дефиниций и неопределённость свойств делают его социально-философское осмысление чрезвычайно важным и актуальным.

Степень научной разработанности проблемы.

Тема исследования требует осмысления достаточно значительного и разнородного корпуса источников.

В различных отраслях западного философского и социального знания тема прощения представлена достаточно широко. При этом

исследования носят преимущественно междискурсивный характер (Ч. Грисуолд), что вызывает некоторые трудности для их строгой классификации. Кроме того, примерно до второй половины XX века прощение не существовало в качестве самостоятельного предмета исследования и, в зависимости от контекста рассмотрения, становилось одним из элементов этического (Аристотель, Сенека, Б. Спиноза, И. Кант, Г.Ф. Гегель, Ф. Ницше), религиозного (Ансельм Кентерберийский, С. Кьеркегор) или политического (Т. Гоббс) дискурсов. На наш взгляд, о прощении следует говорить как о трансдискурсивном понятии, не только циркулирующем в междискурсивном пространстве, но и транслирующем различные аспекты дискурсов, не придавая ни одному из них решающего значения.

В настоящее время возможно выделить несколько подходов к прощению, сосредоточенных на тех или иных аспектах его функционирования.

В этическом направлении, старейшем и одном из наиболее авторитетных, следует выделить работы Т. Гувье, Дж. Марфи, Ж. Хэмптон, В. Янкелевича, Р. Г. Апресяна. Исследования данных авторов происходят «на стыке» юридической и этической проблематики, охватывая вместе с тем широкий спектр вопросов о соотнесении прощения с нормами морали, несением ответственности за совершённый поступок, местью, наказанием и т.п.

Политическое направление, представленное работами X. Арендт, П. Дигесера, Э. Скаапа, М. Филипса, Ж. Деррида, во многих аспектах пересекается с этическим направлением, однако область изучаемых в нём проблем значительно шире и включает в себя проблемы коллективного прощения, происходящего на уровне социальных институтов или государств. Кроме того, в работах Ж. Деррида была произведена деконструкция понятия прощения, позволившая выделить не только исходные социальные действия, лежащие в основании прощения, но также ряд апорий, производным от которых, фактически, является весь спектр социальных проблем прощения.

«Снятие» апорий прощения становится возможным при утверждении внешнего онтологического основания, на чём сосредоточено религиозное направление (Ф. М. Достоевский, архиепископ Д. Туту, Дж. Милбанк, Д. К. Розо, М. Б. Матуштик). Важнейшие политические и этические вопросы, включая наиболее болезненные из них, такие как проблема коллективной памяти,

экологии памяти или примирения с прошлым, исследуются в трудах П. Рикёра, Р. Кёрни, М. Хальбвакса, М. Ферретти, С. Е. Вершинина, Л. Д. Гудкова, Г. В. Лебедевой, и сопрягаются с вопросами свидетельствования и репрезентации событий, что нашло своё отражение в трудах Д. Агамбена, П. Леви, Ж. М. Бернштейна, X. Лёви.

Темпоральное многообразие социальных контекстов повлияло и на характер изучения прощения. Его необходимо рассматривать и как текущий процесс, и как уже свершившееся, «запёчатлённое» событие, то есть иметь дело с определённым опытом, понимание которого осуществлялось на основании концепций Ж. Батая, 3. Дирек, В. Л. Лехциера, И. А. Ильина, X.- Г. Гадамера, Л. А. Мясниковой и В. Я. Нагевичене.

Понимание социальности как дифференциальной социальности и поиск адекватной системы понятий, необходимых для её описания, потребовало обращения к работам Т. X. Керимова, В. Е. Кемерова, Ж. Деррида, Дж. Агамбена, 3. Баумана, А. Бадью.

Анализ социально-философской, религиозной, этической, социально-политической литературы показывает, что проблема прощения не обойдена вниманием исследователей. Но следует заметить, что современное российское социальное и философское знание было «не готовым» к происходящей в настоящее время масштабной интеграции прощения в различные области социального знания. Узкодисциплинарные подходы к исследованию прощения оказались недостаточными, поскольку в них охватываются лишь отдельные аспекты прощения, что не позволяет комплексно анализировать процессы непосредственно в форме их протекания. Кроме того, для некоторых дисциплин понятие «прощение» нехарактерно, и они не располагают ни теоретическими, ни методологическими основаниями для проведения исследований в этой области. Решение этой проблемы требует новых теоретических и методологических оснований.

Объект и предмет исследования.

Объектом данного диссертационного исследования является процессы, конституирующие дифференциальную социальность. Предмет исследования - опыт прощения и его роль в дифференциации и конструировании дифференциальной социальности.

Цели и задачи исследования.

Цель данного диссертационного исследования - социально-философский анализ опыта прощения. В соответствии с поставленной целью, были определены следующие задачи:

1) Описать эволюцию в понимании и изучении проблемы прощения в XX веке, её обусловленность социальным контекстом;

2) Выявить основные теоретико-методологические подходы к исследованию прощения;

3) Провести реконструкцию социальных действий, лежащих в основании современного концепта прощения;

4) Изучить социально-конструктивное функционирование прощения;

5) Определить социально-дифференцирующее функционирование прощения;

6) Представить возможности и перспективы взаимодействия между дифференцирующими актами прощения и «всеобщим» примирением.

Теоретические и методологические основания исследования.

Общее методологическое основание диссертационного исследования - социально-философское - предполагает, что прощение понимается как событие, дифференцирующее и конструирующее социальность.

Деконструкция, как одна из исходных методологических установок работы, позволила не только задать иное теоретическое направление, но и переосмыслить, реконструировать его основополагающие понятия (прощение, дар, искупление, примирение и т.д.). Кроме того, были вскрыты исходные апории прощения и его социально-действенные основания.

Диссертационное исследование было осуществлено в рамках гетерологического подхода, где прощение рассматривается как действие, происходящее внутри постоянно меняющихся, не тождественных самим себе общностей, одновременно выступая разделяющим и конструирующим их событием. При этом прощение понимается как гетерогенный элемент, превышающий любые «социальные нормы» своего проявления, как действие, различающее своего субъекта (к примеру, прощение делает нетождественным обиженного и простившего, прощённого и обидчика).

Необходимостью содержательно целостного видения опыта прощения в ракурсах становления и развития его отдельных аспектов было продиктовано обращение к типологическому подходу.

Совокупность данных методологических и теоретических оснований определяет специфику диссертационного исследования, позволяет задать прощению социально-философское измерение и раскрыть его в различных ракурсах социального бытия, представляя прощение как событие, конструирующее социальность и открывающее возможность совместного бытия, так и событие дифференцирующее, обеспечивающее прерывность социального процесса.

Поскольку тема прощения оказывается сравнительно новой и не разработанной в отечественной философской традиции, в диссертационном исследовании было задействовано большое количество источников на иностранных языках. Введённая в оборот литература практически неизвестна в нашей стране, но является определяющей для исследования прощения.

Научная новизна исследования.

Впервые в отечественной философии был осуществлён социально-философский анализ опыта прощения. Было конкретизировано понятие прощения и светские основания для его измерения, выявлены действия, определяющие сущность и специфику прощения, а также их взаимосвязь с социальным контекстом.

Положения, выносимые на защиту.

1) В XX веке проблема прощения пережила своеобразную эволюцию, что было обусловлено конкретными историческими событиями и необходимостью разрешения острых социальных вопросов. При этом изменения в понимании прощения можно представить как переход от вопросов восстановления отношений между абстрактными гомогенными сообществами к обеспечению мирного сосуществования и взаимодействия между людьми внутри одного дифференцированного сообщества. Этот процесс подразделяется на три этапа: абстрактный, институциональный и персонифицированный.

2) Теоретико-методологические подходы к исследованию прощения разделяются по типу секуляризации понятия прощения. Каждый тип секуляризации предполагает перемещение понятия прощения в определённое дискурсивное пространство (например, политическое, этическое).

3) Понятие прощения трансдискурсивно, то есть не принадлежит какому-либо определённому дискурсу, выходит за пределы каждого из них, сохраняя их различность по отношению

друг к другу. В то же время понятие прощения преодолевает и междискурсивное пространство, стремясь запечатлеть черты чистого события своего осуществления (не принадлежащего ни одному из дискурсов).

5) Прощение было показано событием конструирующим и дифференцирующим социальность. С одной стороны, данным событием отменяется инаковость предшествующего поступка и тем самым этот поступок «вписывается» в границы возможного и повторимого, с другой стороны, каждый акт прощения представляет собой осуществление различающего события, в котором устанавливается нетождественность субъектов прощения, обеспечивается прерывность социального процесса, перестраивается его хронология.

6) Сформирован обобщённый концепт «прощение-примирение», имеющий перспективы использования для восстановления отношений в дифференциальной социальности. В данном концепте наличие множества нетождественных по отношению друг к другу и, тем самым, не доминирующих и разобщённых актов прощения обеспечивается восстановлением отношений на уровне общности, что, в свою очередь, является фактором, конституирующим эту общность.

Научно-практическая значимость работы.

Практическая значимость работы позволяет применять результаты данного исследования:

- При осуществлении исследований прощения и примирения в различных областях социального знания;

- Для разработки и чтения спецкурсов по проблеме прощения;

- Как часть (раздел) базовых курсов социальной философии, политологии, философии политики;

- При разрешении конфликтных ситуаций, построения стратегий или политики примирения.

Апробация исследования.

Основные положения исследования были изложены в ряде статей, а также представлены в качестве докладов на различных

всероссийских и международных конференциях в Екатеринбурге (2007, 2008), Вроцлаве (2007), Москве (2007), Владимире (2008), Ярославле (2008), Магнитогорске (2007, 2010), Великом Новгороде (2008, 2009), Новосибирске (2009).

Структура работы.

Структура работы состоит из двух глав (шести параграфов), введения, заключения и списка литературы. Общий объём работы 161 С.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ.

Во Введении обосновывается актуальность темы диссертации, раскрывается степень научной разработанности проблемы, формулируются цель и задачи работы, приводятся теоретические и методологические основания исследования, его научная новизна, практическая значимость и апробация.

В первой главе «Теоретико-методологические основания исследования опыта прощения» обосновывается необходимость социально-философского рассмотрения опыта прощения; выявляются этапы формирования и изменения социально-философской проблематизации прощения; раскрываются сложившиеся в настоящее время теоретические и методологические подходы к исследованию прощения; производится «реконструкция» социальных действий, на основании которых был сформирован современный концепт прощения.

В первом параграфе «Эволюция проблемы прощения в философии XX века» поднимается вопрос о произошедших в философии XX века изменениях в понимании прощения, их взаимосвязи с социальным контекстом; приводятся определения основных понятий диссертационного исследования.

Смысл прощения можно передать следующим образом: в прощении обычно подразумевается 1) освобождение человека от вины (отмена наказания, помилование, дарование свободы) или 2) отказ от вменения ранее принятых обязательств (например, снятие долга). Второй аспект, представленный в качестве стандартной юридической процедуры прощения долга, не вошёл в область рассмотрения данного исследования.

В то же время прощение можно «обнаружить» лишь в актах «освобождения» или «дарования», о которых нельзя с уверенностью сказать, так ли свободны они от расчёта, влияния внешних факторов,

сказать, так ли свободны они от расчёта, влияния внешних факторов, как то предполагает внезапность события прощения. Скорее, всегда идёт речь о неком акте о-существления прощения, то есть опыте прощения или прощении как опыте. Но и работа с понятием опыта также сопряжена с определёнными трудностями. Следует признать за опытом социально-онтологическое значение, брать данное понятие как единство переживаемого и осмысляемого, испытанного и познанного, открытость будущему и создание истории. Таким образом, исследование опыта прощения означает попытку зафиксировать момент прощения, становление прощения фактом, свершившимся.

Сущность социально-философского анализа опыта прощения заключается в обнаружении и выделении черт прощения или черт, присущих прощению там, где речь идёт об установлении и разграничении человеческого со-бытия на его различных уровнях и этапах, выражаемое через освобождение человека от вины.

Необходимость поиска социального измерения прощения возникла сравнительно недавно. Долгое время проблема прощения (ряд вопросов, связанных с тем кому, кого, и при каких обстоятельствах следует (не)прощать) была ограничена рамками религиозной традиции или устоявшихся моральных норм, где человеку предписывались чёткие ориентиры в «привычных» ситуациях. Кроме того, в структуре социального прощение «располагалось» на уровне межличностных отношений. Осмысление событий, «выходящих за рамки» религиозной традиции или устоявшихся моральных норм потребовало поиска иных теоретических оснований. Во многом это было связано с тем, кто выступает в качестве субъектов прощения и каков уровень (взаимо)отношений между ними.

Эволюцию осмысления проблемы прощения можно представить как переход от абстрактной социальности к дифференциальной и выделить внутри неё основные этапы: абстрактный, институциональный и персонифицированный. Данные этапы выделяются в соответствии с критерием субъекта прощения. Каждый из этапов был обусловлен определёнными историческими событиями, среди которых нам следует выделить: дебаты 60-х годов XX в. о возможности амнистии для некоторых нацистских преступников; публичные покаяния, просьбы о прощении и «новую» политику католической церкви, направленную как на прекращение конфликтов внутри епископств, так и на признание вины и принятие

ответственности за события прошлого; работу южноафриканской комиссии Правды и Примирения.

Начало абстрактного этапа эволюции проблемы прощения приходится на 60-е годы XX в., когда во многих западноевропейских странах обсуждалась возможность амнистии некоторых нацистских преступников. Первый этап был обозначен как «абстрактный», поскольку в проходивших дебатах фактически не затрагивался вопрос о реализации «личного - коллективного» в прощении (В. Янкелевич). В данном случае уместно говорить о своеобразной универсализации «мы» жертв и «они» преступников, состоянии, в котором голос одного мог претендовать на выражение «всеобщности». Кроме того, на этом этапе происходило простое перенесение на коллективный уровень существующей в сфере межличностных отношений идеальной «модели прощения»1, где вместо индивидов («обидчик», «жертва») выступали абстрактные гомогенные общности «обидчиков» и «жертв»: «немцы», «евреи», «коммунисты», «коллаборационисты» и т. д..

С одной стороны, на данном этапе прощение стало рассматриваться как проблема светская. С другой стороны, именно к этому времени восходят первые действительно масштабные спекуляции прощением на уровне государственной власти.

Обозначение второго этапа эволюции как «институциональный» связанно с тем, что в нём прощение перестаёт быть проблемой абстрактных гомогенных общностей, но «сужается» до уровня различных социальных институтов. Постепенное вхождение прощения в политическую практику позволило сосредоточиться на решении сложных социальных вопросов по мере их актуализации. От прощения «межгосударственного», международного, и в большей степени связанного с проблемой выстраивания взаимоотношений Германии с оккупированными ею в ходе Второй мировой войны странами, возникали новые вопросы постколониализма, восстановительного правосудия, а затем и внутригосударственного прощения. Таким образом, проблема прощения становится частью отдельных социально-философских, этических и политических исследований (С. Лэмб, Э. Скаап, Дж. Марфи, Ж. Хэмптон).

В ходе рассмотрения институционального этапа были выявлены как позитивные, так и негативные черты институционального

1 Идеальную «модель прошениям или, кнатс говоря, - классический сценарии прощения на уровне межличностных отношении можно представить следующим образом: обидчик раскаивается я просят у жертвы прошения, жертва же, принимая покаяние, в зависимости от тяжести совершенного поступка прощает и восстанавливает отношения с обидчиком, или отказывает в просьбе, давая понять, что восстановление олюшений невозможно.

использования прощения, а также рассмотрены вопросы исторической преемственности и ответственности в свете восстановления отношений (Ч. Грисуолд, кс. С. Важешак).

Особенностью персонифицированного этапа эволюции проблемы прощения является исчезновение чёткого обоснования различий между актами прощения, совершающимися на публичном уровне, и межличностным прощением, что было показано на примере работы комиссии Правды и Примирения (Т. Гувье, арх. Д. Туту). Фактически, это означало признание множественности субъектов прощения, и невозможность восстановления отношений на коллективном уровне вне соотнесения с личным прощением каждого индивида, что характерно для персонифицированного этапа эволюции проблемы прощения.

В происходящем «смешении» публичной и частной сфер функционирования прощения возник вопрос о том, кто выступает действительным субъектом прощения, и не является ли каждый акт восстановления отношений на межличностном уровне в то же время обусловленным и предзаданным, отвечающим интересам конкретных сообществ. В ходе исследования было показано, что на персонифицированном этапе именно дифференцированные акты прощения оказываются определяющими для всей последующей стратегии внутри или межгосударственного восстановления отношений. Выступать же «от лица» или «от имени» на уровне социальных институтов или больших сообществ оказывается невозможным, поскольку «декларативность» приводит к возникновению новой конфликтной ситуации.

В данном параграфе было показано вхождение понятия прощения в глобальный политический дискурс и порождённое им региональное различие его понимания (Ж. Деррида, Ч. Грисуолд, Э. Скаап). Также было отмечено происходившее в философии обособление концепта «политическое прощение» (П. Дигесер): если X. Арендт впервые в истории философии задаёт политическое измерение использования прощения, то другие исследователи, например, Ж. Деррида, вообще ставят существование подобного прощения под сомнение, или же как, В. Янкелевич, указывают на его несостоятельность и неприемлемость.

Исследование эволюции проблемы прощения в философии XX века позволяет проследить трансформацию моделей установления или восстановления межличностных и коллективных взаимоотношений через освобождение от вины на различных

социальных уровнях в соответствии с определённым событийным контекстом.

Второй параграф «Теоретико-методологические подходы к исследованию прощения» носит методологический характер и посвящен рассмотрению сложившихся в современной философии основных подходов к исследованию прощения, а также выявлению различий между религиозным и светским пониманием прощения.

Появление понятия прощения как специфического действия, освобождающего человека от вины, принято связывать с традициями «религий Книги». Термин «религии Книги» употребляется как «обобщающий», что позволяет избежать разделения прощения на иудаическое, христианское или исламское; в нём также выделяется одна общая черта: прощающий других людей человек наделяется равной с Богом действенной способностью. Полномочия человека прощать «утверждены» Богом, но ограничены миром людей и не распространяются на «преступления против Бога». Кроме того, готовность прощать нанесённые обиды обеспечивает человеку прощение Богом его собственных прегрешений. В религиозном дискурсе опыт земного прощения всегда предстаёт как опыт проецирования божественного прощения.

Разделение светского и религиозного аспектов понимания прощения проистекало из постепенного «слияния» прощения как нормы религиозного поведения и его правового аспекта. «Светское прощение» ставилось в зависимость от существующих моральных и правовых норм и приобретало соответствующие - этическое и юридическое - измерения.

Произошедшее во второй половине XX в. обращение к светскому прощению было сопряжено с поиском иных теоретико-методологических подходов.

Основные теоретико-методологические подходы к исследованию прощения можно разделить по типу секуляризации, то есть определённому способу извлечения или изъятия понятия прощения (из религиозного контекста). Типизация секуляризации была произведена на основании предложенных М. Филлипсом типов секуляризации: «секуляризм», «секуляризация как разочарование», «секуляризация как транспозиция языка». Данная теория ранее не использовалась для осмысления прощения.

Первый тип, «секуляризм», представляет собой простое исключение религиозного из публичной (политической) сферы. Переход на позиции «секуляризма» позволяет исследователю

очертить «границы дозволенного», то есть те ситуации, в которых прощение как действие оказывается применимым; с другой стороны, акт прощения лишается своих метафизических оснований и превращается в социально-обусловленный поступок. Данным типом секуляризации перед исследователями открывается широкое поле для интерпретации прощения вне устанавливаемых или отменяемых догматических рамок, что позволяет выявить запёчатлённый опыт светского понимания и практик прощения, вплетённый в структуру религиозного текста.

Первый анализ прощения, произведённый в рамках секуляризации данного типа принадлежит X. Арендт. В своём исследовании она фактически открыла универсальную транспозицию прощения из области религиозного в политическое. В то же время, X. Арендт задала и новый ракурс дисциплинарной принадлежности прощения, перенеся акцент исследования с религиозно-этической в социально-онтологическую проблематику, и придав прощению отчётливый темпоральный характер. Однако наибольшим образом данное исследование повлияло на развитие политической теории примирения и прощения.

Следующий тип секуляризации, или «Секуляризация как разочарование» (секуляризация в кантианском смысле, как говорит о ней Э. Скаап) говорит о разочаровании в современности и характеризуется религиозным упадком и возрастанием рационализации общества. Прощение приводится как нежелательное или препятствующее свершению правосудия и установлению надлежащих социальных связей. По этой причине в вопросах восстановления отношений с человеком, совершившим проступок, наказание или иные формы воздаяния/возмездия признаются более приемлемыми и эффективными действиями (Дж. Марфи).

Истоки подобного рассмотрения и отождествления берут начало в кантианской философии. Но и среди исследований прощения, производимых в рамках «кантианского наследия» выделяются два подхода. В первом, который можно также назвать юридическим, прощение (например, акт прощения, совершаемый главой государства) признаётся несправедливым по отношению к жертве и/или потенциальным будущим жертвам. Второй подход проистекает из кантианской религиозной этики, то есть основывается на принятии изначальной доброй природы человека. В применении к прощению это означает, что попросту не существует человека абсолютно недостойного прощения, и в данном случае, зачастую исключаются

ситуации, в которых прощение выступало бы как невозможное и скандальное для общества. Кроме того, секулярное направление данного подхода находит достаточно прочные моральные основания (Т. Гувье). Это последнее направление кантианского подхода легко подпадает под, например, дерридарианскую критику, поскольку факт изъятия прощения из религиозного контекста представляет собой не более, чем символический жест. В этом и выражается сущность третьего типа секуляризации «как транспозиции языка религии» (Ж. Деррида, П. Рикёр, М. Яновер).

Данный тип основывается на концепции перенесения теологических понятий в светский язык. Ж. Деррида указывает на существование универсального языка прощения, вне которого помыслить прощение становится невозможно, и который, превращаясь в общемировую норму и практику, переживает глобализацию. Кроме того, глобализацией языка предполагается и своеобразная унификация мышления в соответствии с концептом прощения.

Таким образом, через секуляризацию как «транспозицию языка религии» выявляются «скрытые» аспекты прощения, а также задаётся основание для исследования включённости опыта прощения в текущие социальные процессы.

Рассматриваемые в данном параграфе теоретико-методологические подходы к исследованию прощения свидетельствуют о дискурсивной и дисциплинарной неопределённости понятия прощения. Следует говорить о том, что понятие прощения - трансдискурсивно. В диссертации приводится понятие трансдискурса, отличающееся от предложенного М. Фуко, в котором прощение самим фактом своего существования превращалось бы в «автора» «теории, традиции, дисциплины, внутри которых, в свою очередь, могут разместиться другие книги и другие авторы»1. Прощение обречено на то, чтобы транс-лировать различные точки зрения (К. Каратани), тексты, критику и т.п., отсылающие одна к другой, и по этой причине не придавая ни одной из них решающего значения. Важно обратить внимание на тот факт, что эта трансляция имеет свой определённый вектор направленности, выходящий во вне, стремящийся к моменту практического осуществления прощения. Таким образом, мышление прощения как трансдискурсивного понятия позволяет сохранять гетерогенность и взаимовлияние всех

1 Фуко М. Что такое автор// Воля к истине: по ту сторону знания, власти и сексуальности. Работы разных лет. - М: Касталь, 1996,-С. 30

возможных дискурсов прощения, включая те, что могут быть вновь заданы событиями его практического осуществления.

Третий параграф «Социально-действенные основания прощения» посвящен исследованию нерелигиозного опыта освобождения человека от вины, повлиявшего на формирование современного концепта прощения.

В диссертации утверждается, что в основании современного концепта прощения можно выделить следующие действия: забвение, воздаяние (месть), искупление и дарование (дарение, дар). Эти действия были реализованы через исторические трансформации типов обмена: вещный, действенный, символический. При этом ни один из указанных типов обмена не является отжившим, и продолжает существовать наряду с прощением.

Вещный обмен представляет собой один из древнейших способов освобождения человека от вины. В нём предполагается, что тело или душа виновного выкупаются за дары или деньги. К этому типу обмена восходит и религиозная традиция «искупления грехов», где термин «искупление» следует понимать как «выкуп» в значении «освобождения из рабства» или «отпущения на свободу» (А. Мень, И. Павлов, В. И. Даль). Таким образом, в исследовании понятия выкупа и искупления использовались как синонимы.

Изначально просьба о выкупе исходила лишь от желающего освободить или вернуть человека, в то время как требование выкупа владельцем (захват в заложники или попросту торговля) так же, как и отказ принять его, представали поступками недостойными. Каждый «акт выкупа» был своеобразным опытом «проверки» участвующих в нём людей на соответствие «идеальному моральному образцу» благородного поступка благородного человека.

В христианстве об искуплении приходится говорить уже в контексте имеющегося концепта прощения. Параллельное существование прощения и искупления приводит к смешению этих понятий, или полному замещению одного другим, что было рассмотрено на примере концепции искупления Ансельма Кентерберийского. Здесь искупление начинает приобретать метафизический характер (вина-грех), однако более в аспекте взаимоотношения человека с Богом, тогда как отношения между людьми продолжают регулироваться через вещный обмен

Обращение к «библейской традиции» позволяет проследить и иные формы выкупа или искупления. Искупление здесь уже несёт определённую правовую нагрузку, а значит, освобождение в нём

предстаёт опытом действия в соответствии с законом. Но основополагающим смыслом искупления в данном случае принято считать тот, в котором освобождённый человек становится моральным (но не финансовым) должником искупившего (А. Мень, И. Павлов).

Для формирования концепта прощения эта новая, метафизическая зависимость, оказалась определяющей. Она позволила представить символическое (а не физическое) освобождение, которое также может быть односторонним. Если в случае выкупа речь шла о переходе от одного владельца к другому (тому, кто заплатил), то здесь один и тот же человек начинал исполнять роль и владельца, и искупителя, а зависимость «выкупленного» от искупившего становилась исключительно метафизической.

В опыте прощения прослеживается именно такой род зависимости, но зависимость (в идеале) рассеивается непосредственно в момент освобождения. Подтверждение этому мы можем найти, обратившись к русскому значению слова «прощение», где смысл освобождения запёчатлён в самом корне «прост». Метафизической зависимостью «выкупаемого» от искупившего предполагаются нематериальные способы освобождения от вины (снятия морального долга).

Действенный обмен заключается в «обмене поступками», который может быть представлен в двух аспектах. В негативном аспекте «освобождение от вины» происходит путём одностороннего демонстративного воздержания обиженного от ответного действия, то есть наказания или преследования, выражающегося через игнорирование, «забывание», забвение. В данном обмене из опыта взаимоотношений между людьми исключается сам факт обиды, или же, в иных случаях, прекращаются любые отношения между ними. Негативный аспект действенного обмена был рассмотрен на основании стоической традиции «незамечания обид» и «ницшеанского прощения».

Позитивный аспект действенного обмена предполагает, что обиженный освобождает обидчика от вины в обмен на готовность и согласие последнего устранять негативные последствия своего проступка, то есть в данном обмене речь идёт о восстановлении или установлении отношений между прощающим и простившим.

Символический обмен, или собственно прощение, чаще всего в качестве внешнего выражения имеет лишь словесное принесение

вины, которое обменивается на «освобождающее» (от вины, ответственности) слово «прощаю». Однако акт прощения может и не иметь внешнего словесного выражения, и быть представленным через определённые поступки, совершаемые прощающим по отношению к своему (бывшему) обидчику. При этом освобождение от вины может быть как обусловленным (например, освобождение только в обмен на покаяние), так и безусловным, являя собой «чистое прощение» (прощение в обмен на ничто), различающее событие, подобное абсолютному дару. «Чистое прощение» - это скорее «идеальное» прощение, превышающее способность человека устанавливать отношения с другим, с прощаемым, с обидчиком исключительно ради него самого, оно не может быть опредмеченным, или выраженным в конкретном действии, это символический обмен символических (же) отношений между людьми.

«Обмен на ничто» звучит весьма условно, поскольку такой «обмен» всегда означает отдачу, опыт балансирования между опасностью быть вовлечённым в цепочку чрезмерности обмена и радикальным абсолютным отсвоением. Таким образом, возможности и способности человека прощать оказываются превышенными, а опыт прощения - опытом чрезмерности.

Каждое выявленное социальное действие, лежащее в основании современного концепта прощения фактически предопределяет то измерение, которое накладывается на него различными дискурсами, условно мы можем разделить их следующим образом: забвение и воздаяние (месть) соответствуют историческому, правовому и психоаналитическому, искупление - экономическому, дарование -(вне)этическому. Это важно учитывать в ситуациях, связанных с отпущением вины или снятием долга: в зависимости от социального контекста, прощение будет пониматься по-разному, и отвечать всегда определённым ожиданиям, возлагаемым на него.

Вторая глава диссертации «Опыт прощения на различных уровнях социального бытия» посвящена исследованию того, каким образом через прощение осуществляется переход от уровня межличностных взаимоотношений к коллективным (и наоборот), как должен быть представлен акт прощения, чтобы оказывать влияние на построение социального, и существуют ли условия, при которых таковыми свойствами прощение обладать не может.

В данной главе о прощении говорится и в аспекте существующего социального ограничения на его дарование: такое прощение было обозначено как нормативное (в этом случае понятие

«норма» использовалось в отношении совокупности социальных норм, необходимых для реализации акта прощения и осуществления социально-конструктивного функционирования прощения), и в аспекте невозможности установления данных норм (анормативное прощение).

В первом параграфе второй главы «Социально-конструктивное функционирование прощения» рассматривается влияние нормативного и анормативного актов прощения на построение социального бытия.

Первый этап исследования посвящен анализу авраамической традиции, на основании которой было сформировано представление о «чистом» или радикальном прощении, и выявлению условий, при которых акт прощения приобретает статус нормативного и социально-допустимого.

Ж. Деррида выделяет два значения термина «авраамическая традиция»: во-первых, общее для всех религий Книги (Иудаизма, Христианства, Ислама) наследие и (неявную) тенденцию к радикализации прощения, преодолению любых предписаний, оговаривающих условия дарования прощения; во-вторых, «способ прощать», присущий Аврааму.

На основании анализа различных интерпретаций и толкований повествования об Аврааме (С. Кьеркегор, Ж. Деррида) делается вывод о том, что для дарования прощения, поступок должен быть явлен (показан, проговорён). Совершившему же требуется осознать свою вину. Это одно из условий нормативности прощения. Но чтобы негативный, разъединяющий смысл проступка был «одинаков» и для совершившего, и для тех, кто мог бы простить, и поступок и последующее за ним прощение должны быть «вписанными» в общепринятую (уголовную, этическую) систему, то есть -засвидетельствованы как приемлемые для восстановления социального порядка.

На втором этапе исследования рассматривался вопрос о свидетельствовании, обеспечивающем не только возможность прощения, но и переход от уровня межличностных отношений к уровню сообществ. Само по себе свидетельствование также можно расценивать как фактор, конституирующий социальность.

О роли свидетеля для осуществления прощения и совершения перехода от межличностного уровня к необходимости коллективного разрешения конфликта говорится уже в Евангелии от Матфея: человек непрощаем по причине того, что не только в присутствии

конкретного человека (обиженного), но и при свидетелях, даже на уровне церкви, не признаёт вменяемой ему вины. Тем самым «непрощаемый» рискует быть исключённым из общины, для которой речь пойдёт также о перестройке жизненного сценария. Обращение к свидетелям призвано подтвердить законность выдвигаемых обвинений.

Для того чтобы создать проект социального, обеспечить возможность судить и прощать, свидетельство должно быть очевидным. Там, где имеется множество свидетелей, или свидетели слишком пристрастны, следует говорить о ситуации с множеством равноценных, но отличных друг от друга взглядов.

Это приводит скорее не к реконструкции, а новому конструированию прошлого исходя из «сейчас» засвидетельствованной хронологии. Данная проблематика приобретает актуальность и в том случае, когда проблематизация прощения, схожая с абстрактным этапом эволюции, становится несостоятельной.

Третий этап исследования сосредоточен на том, как в социально-конструктивном функционировании прощения, не зависимо от того, является оно нормативным или нет, разрешаются вопросы о границах допустимости поступка и сопоставимости прощающего и прощаемого.

Как правило, тот, кто был признан раз и навсегда преступником, исключается из всего дальнейшего социального бытия, по крайней мере, той общности, к которой он принадлежал до совершения проступка, вместе с любым намёком на повторение содеянного. При этом преступление должно являть собой нечто радикально отличное от всего доселе существовавшего (творившегося). В этом случае секретное, незасвидетельствованное прощение приводит к тому, что прощающий оказывается в двойном противопоставлении: и обществу, чьи нормы и безопасность нарушаются (повторно), и преступнику вместе с совершённым им злом. Это означает признание прощающим права на существование инаковости в совершённом поступке, а тем самым «легализацию» своего прощения, кроме того, противопоставление прощения злодеянию также создаёт инаковость.

Прощением устраняется инаковость проступка, произошедшее «вписывается» прощающим в ряд возможного и потенциально воспроизводимого. При этом способность действовать прощающего лишается уникальности, какой бы негативный или позитивный смысл в ней не был заключён.

В данном параграфе делается вывод, что прощение является в полной мере нормативным в том случае, если: 1) прощение, также как и предшествующий ему проступок очевидны (показаны, проговорены); 2) прощение и предшествующий проступок «вписываются» в общепринятую (уголовную, этическую) систему, то есть оказываются засвидетельствованными как приемлемые для восстановления социального порядка; 3) прощающий имеет возможность сопоставления себя с прощаемым, (предполагается, что участвующие в акте прощения стороны изначально находятся в условиях неравенства). Наличием данных условий обеспечивается переход прощения от уровня межличностных отношений к коллективным. В этом случае становится возможным говорить об опыте прощения как о воспроизводимом.

Во втором параграфе второй главы «Социально-дифференцирующее функционирование прощения»

рассматривается то, каким образом осуществляется социально-дифференцирующее функционирование анормативного и нормативного прощения.

До некоторой степени каждый акт прощения, по своей сущности - социально-дифференцирующий, поскольку в нём проводится различение жертвы и прощающего, прощаемого и преступника.

В данном параграфе утверждается, что акт прощения осуществляется через свободную от любого ограничения или влияния извне власть прощать, благодаря которой обеспечивается прерывность текущего социального процесса и его обновление.

Акт прощения является разрушительным для существующего социального порядка, если относится к поступкам неизвиняемым, то есть таким, к которым невозможно привести обстоятельства, смягчающие вину, не поддающимся объяснению или оправданию. В данном параграфе приводится сравнительное исследование различий в функционировании прощения и извинения. Было показано, что два первых условия нормативности прощения, а именно - очевидность поступка и вписание в общепринятую систему, как нельзя более отвечают всем аспектам извинения. В то время как нарушение данных условий в опыте прощения способствует его спецификации. Более того, там, где все условия нормативности прощения соблюдены, оно практически неотличимо от извинения.

Извинить может каждый, кто способен понять и (или) оправдать чужой проступок. Для этого не требуется принесения извинений, и не

имеет особого значения, совершался ли извиняемый проступок исключительно против того, кто извиняет. В случае прощения, адресатом покаяния или просьбы может быть исключительно жертва. Но там, где необходимость сохранения социального порядка является основополагающей, полномочия прощать «сковываются» внешними запретами и требованиями.

Когда речь заходит о нормативном прощении, где в рассмотрении возможности дать прощение перед обществом стоит задача не допустить нового (прощение «вопреки») и повторного нарушения социального порядка (что в то же время представляло бы собой и акт социальной дифференциации), власть прощать становится «бессмысленной». По этой причине на публичном уровне власть прощать обречена быть подвешенной между верховным помилованием (официальным оправданием) и личной способностью понять/извинить.

На индивидуальном уровне власть прощать существует вне сферы официальных взаимоотношений, а потому «двойственна». С одной стороны, она принадлежит жертвам, то есть обязательно требуется существование того, кто непосредственно пострадал от деяния, как и того, кто совершил неизвиняемый поступок, и их прямого отношения друг к другу. С другой стороны, власть прощать «эгоистична», поскольку, обращаясь к прощаемому (напрямую), прощающий может не брать в расчёт те факторы, на соблюдении которых настаивает второе условие нормативности.

Даже если акт прощения будет «секретным», возможно обнаружить «явное» социально-дифференцирующее воздействие. Последнее состоит в темпоральном влиянии и в изменении взаимоотношений между членами той общности, для которой произошедшее представляется значимым.

В акте прощения, независимо от того, является ли это прощение нормативным или анормативным, происходит различение субъектов прощения и деструкция социальной неопределённости, что было показано на примере описанного П. Леви феномена «серой зоны».

«Серую зону» с точки зрения человека, никак в неё не вовлечённого, можно назвать центром сосредоточения абсолютного непростительного. «Постороннему», который хотел бы что-либо узнать о ней, остаётся лишь доверять свидетельствам её участников: именно участник, а не кто-либо другой, является началом любой возможной этической оценки произошедшего, то есть разрушения радикального иного способа бытия внутри «серой зоны». Как только

произошедшее подпадает под категории «простительно / непростительно», оно уже подвластно этической и правовой оценке, социальная неопределённость разрушается.

Таким образом, актом прощения обеспечивается прерывность и обновление текущего социального процесса, открываются иные возможности создания мирных отношений. Следовательно, о власти прощать мы можем говорить как о факторе, обеспечивающем различение, дифференцирование социальности.

Третий параграф второй главы, «Прощение и примирение: параллели и перспективы» посвящен исследованию того, как осуществляются акты прощения на коллективном уровне, и оказывает ли имеющийся «коллективный опыт прощения» влияние на индивидуальные акты прощения. На основании рассмотренного опыта прощения представляются возможности и перспективы для взаимодействия дифференцирующих актов прощения и всеобщего примирения.

Прощение может быть представлено как опыт установления и восстановления мирных отношений с прощаемым. Но опыт восстановления отношений предполагает, что прощение и примирение в этом случае оказываются слитыми воедино. Это означает, что опыт прощения (примирения) является этапом развития отношений, прерванных или нарушенных по каким-либо причинам.

Обусловленное внешней причиной примирение является адекватным ответом по отношению к изначально предъявляемым требованиям или ожидаемым результатам, в его основе может лежать извинение, или даже обмен извинениями. В таком случае, для восстановления отношений требуется признание своей вины или объяснение своего поступка. В то же время примирение предстаёт и положительным итогом извинения, то есть показателем его эффективности. Однако одним из этапов примирения может выступать и прощение.

В том случае, когда речь идёт о неизвиняемом поступке, вне прощения как нормативного, так и анормативного, восстановление отношений до прежнего уровня, как правило, оказывается недостижимым. Это происходит по той причине, что даже если, формально, примирение заключено на иных условиях, социальный разрыв, разделяющий стороны, остаётся, и восстанавливаются лишь необходимые аспекты взаимодействия.

На уровне межличностного взаимодействия это достаточно трудное частичное примирение приводит либо к постепенному

стиранию через забвение, например, чувства обиды, негодования и тем самым - к нормализации отношений или, наоборот, к полному их прекращению.

На коллективном уровне осуществление примирения происходит гораздо сложнее: возникает острая конфликтная ситуация между общей политической стратегией и отношением к примирению каждого обособленного индивида, чьи интересы в действительности не затрагиваются. Поэтому частичное примирение может привести к негативным последствиям, а именно, не только к возрастанию старых противоречий, но и появлению новых внутри примиряющейся стороны. Таким образом, примирение без прощения предстаёт как процесс крайне сложный и даже социально опасный.

В диссертации формулируется обобщённый концепт «прощения-примирения» представленный как процесс урегулирования острых социальных конфликтов и восстановления отношений, протекающий и на межличностном, и на коллективном уровне. Именно в «обобщённой форме» прощения-примирения реализуется предрекаемое когда-то X. Арендт наделение прощения реальным политическим действенным потенциалом.

Особенностью политического функционирования прощения-примирения предстаёт его как таковая неявленность, не позволяющая превратить «плюрализм прощения» или «множественность примирения» в правовую норму, оно избегает любого узаконивания.

Суверенная власть прощать и обусловленное стремление к восстановлению отношений, причудливо переплетаясь и не входя в противоречия друг с другом, делают невозможным заключение прощения-примирения ни в рамки демократии (потому что суверенная власть прощать в высшей степени не демократична), ни в какую-либо авторитарную систему (власть прощать свободна от исходящих «сверху» решений). Стремление к восстановлению отношений на уровне общности и с иной общностью служит фактором, препятствующим (политической) атомизации.

Прощение-примирение, таким образом, всё более приобретает черты внеинституционального (например, выходящего за рамки реальной государственной власти) политического процесса, способного адекватно отвечать стоящим перед обществом разноаспектным проблемам.

В Заключении подводятся итоги исследования, формулируются основные выводы и перспективы дальнейшего изучения предмета исследования. На основании имеющегося опыта прощения, как в

специальной литературе, так и на уровне индивидуальных или коллективных отношений, формируются модели «освобождения от вины», исходя из которых происходит не только интерпретация каждого конкретного акта прощения, но и определение его действенного выражения, а также социальных условий, при которых его (акта прощения) реализация является «целительной» для социального бытия.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ ОТРАЖЕНО В СЛЕДУЮЩИХ ПУБЛИКАЦИЯХ:

Статья, опубликованная в ведущем рецензируемом научном журнале, определенном ВАК:

1. Томильцева Д. А. Опыт прощения: социально-философский анализ // Известия Уральского государственного Университета, 2010, - №1 (73), Серия 3. Общественные науки. - С. 7-17 (0,7 пл.).

Другие публикации:

1. Томильцева Д. А. Искажение христианской традиции прощения: свидетель и лжесвидетель // Берестень: философско - культурологический альманах, НовГУ им. Ярослава Мудрого. - Новгород, 2008. - №2 - С. 297-300 (0,2 п.л.).

2. Томильцева Д. А. Извиняющееся общество // Неклассическое общество: векторы развития: материалы Всероссийской научно-практической, конференции ВЮИ, Каф. гуманитарных дисциплин. - Владимир, 2008. - С. 226-228 (0,2 п.л.).

3. Томильцева Д. А. Холокост: от непростительного к непростительному // Память о Холокосте: боль познания. Материалы международной науч.-практич. конференции, 17 мая 2007. Екатеринбург - Екатеринбург: Изд-во Уральского университета, 2007. - С. 96-99 (0,2 пл.).

4. Томильцева Д. А. Опыт прощения. К проблеме // Материалы XIV Международной конференции студентов, аспирантов и молодых учёных «Ломоносов»: 11-14 апреля 2007. - М.: Изд-во МГУ. - НУ.- С. 95 (0,2 п.л.).

5. Томильцева Д. А. Опыт прощения как ценность // Человеческая жизнь: ценности повседневности в социокультурных программах и практиках: Материалы X Всероссийской научно-практической конференции Гуманитарного университета 10-11 апр. 2007 года - Екатеринбург: Гуманитарный ун-т, 2007. - Т1. - С. 229-231 (0,1 пл.).

6. Томильцева Д. А. Большие обиды // гааП, журнал создателей и потребителей искусства, 2007.-№15 -С. 93-94 (0,2 пл.).

7. Томильцева Д. А. Неявная ритализированность прощения // Бренное и вечное: социальные ритуалы в мифологизированном пространстве современного мира, материалы всероссийской научно-практической конференции НовГУ им. Ярослава Мудрого - Новгород, 2008 — С. 339-342 (0,4 пл.).

8. Томильцева Д. А. Утопическая идея России: примиряя множественность. -Материалы XI Всероссийской научно-практической конференции Гуманитарного университета 10-11 апр. 2008 года - Екатеринбург: Гуманитарный ун-т, 2008. - Т1 - С. 160-161 (0,1 п.л.).

9. Томильцева Д. А. Прощение и социальный контекст // V Российский философский конгресс «Наука. Философия. Общество». - Новосибирск, 2009.-С. 159-160(0,1 п.л.).

Ю.Томильцева Д. А. Прощение и ответственность в контексте примирения с прошлым // Экономика, социология, право, журнал научных публикаций, 2009. - №11. - С. 52-56 (0,4 пл.).

11. Томильцева Д. А. Прощение: основания светского рассмотрения // Актуальные проблемы гуманитарных и естественных наук, журнал научных публикаций, 2009. - №3. - С. 90-93 (0,3 п.л.).

12.Томильцева Д. А. Примирение и прощение: черты различности и аспекты взаимодействия // Общество различия и современная социальная онтология: материалы стола. - Екатеринбург, издательство Уральского Университета, 2009.-С. 120-131 (0,7 пл.).

Подписано в печать . Формат 60x84/16 Бумага офсетная. Усл.печ.л. 1,5 Заказ Даа^Эираж 100.

Отпечатано в ИПЦ «Издательство УрГУ» Г.Екатеринбург, ул. Тургенева, 4.

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата философских наук Томильцева, Дарья Алексеевна

Введение.

Глава I: Теоретико-методологические основания исследования опыта прощения.

§ 1 Эволюция проблемы прощения в философии в XX века.

§ 2 Теоретико-методологические подходы к исследованию прощения.

§ 3 Социально-действенные основания прощения.

Глава II: Опыт прощения на различных уровнях социального бытия.

§ 1 Социально-конструктивное функционирование прощения.

§ 2 Социально-дифференцирующее функционирование прощения.

§ 3 Прощение и примирение: параллели и перспективы.

Введение диссертации2010 год, автореферат по философии, Томильцева, Дарья Алексеевна

Актуальность темы исследования.

Актуальность социально-философского анализа опыта прощения обусловлена следующим:

Во-первых, начиная со второй половины XX века, и особенно, на рубеже XX и XXI веков прощение оказалось понятием, широко задействованным в практике публичного признания вины: принесения покаяний, выражения соболезнований, принятия ответственности. Этот процесс, в который были вовлечены главы правительств, церквей, представители различных социальных организаций, те или иные общности и даже государства, предстаёт по своей сути весьма неоднозначным. С одной стороны, в эпоху «тотального покаяния» не остаётся невиновных, а, следовательно, и адресатов, тех, кто мог бы простить. С другой стороны, светский, главным образом, европейский (секулярнохристианский) концепт прощения оказывается задействованным в тех культурах, для которых не является традиционным, то есть мы можем говорить о «глобализации прощения».

В-третьих, возникающая здесь проблема прощения тематизируется как светская, выходит за рамки традиционного единого религиозно-этического основания её разрешения, оказывается раздробленной во множестве различных (светских) подходов. При этом, практически отсутствуют теоретико-методологические исследования, направленные на упорядочивание и придание целостности подобному многообразию (подходов).

В связи с этим возникает необходимость в социально-философском осмыслении опыта прощения, его теоретико-методологическом обосновании, изучении его влияния в конструировании дифференциальной социальности. Неоднозначность представлений о прощении, отсутствие прояснённых дефиниций и неопределённость свойств делают его социально-философское осмысление чрезвычайно важным и актуальным.

Степень научной разработанности проблемы.

Тема исследования требует осмысления достаточно значительного и разнородного корпусам источников.

В различных отраслях западного философского и социального знания тема прощения представлена достаточно широко. При этом исследования носят преимущественно междискурсивный характер (Ч. Грисуолд), что вызывает некоторые трудности для их строгой классификации. Кроме того, примерно до второй половины XX века прощение не существовало в качестве самостоятельного предмета исследования и, в зависимости от контекста рассмотрения, становилось одним из элементов этического (Аристотель, Сенека, Б. Спиноза, И. Кант, Г.Ф. Гегель, Ф. Ницше), религиозного (Ансельм Кентерберийский, С. Кьеркегор) или политического (Т. Гоббс) дискурсов. На наш взгляд, о прощении следует говорить как о трансдискурсивном понятии, не только циркулирующем в междискурсивном пространстве, но и транслирующем различные аспекты дискурсов, не придавая ни одному из них решающего значения.

Политическое направление, представленное работами X. Арендт, П. Дигесера, Э. Скаапа, М. Филлипса, Ж. Деррида, во многих аспектах пересекается с этическим направлением, однако область изучаемых в нём проблем значительно шире, и включает в себя проблемы коллективного прощения, происходящего на уровне социальных институтов или государств. "Кроме того, в работах Ж. Деррида была произведена деконструкция понятия прощения, позволившая выделить не только исходные социальные действия, лежащие в основании прощения, но также ряд апорий, производным от которых, фактически, является весь спектр социальных проблем прощения.

Снятие» апорий прощения становится возможным при утверждении внешнего онтологического основания, на чём сосредоточено религиозное направление (Ф. М. Достоевский, архиепископ Д. Туту, Дж. Милбанк, Д. К. Розо, М. Б. Матуштик).

Важнейшие политические и этические вопросы, включая наиболее "болезненные из них, такие как проблема коллективной памяти, экологии памяти или примирения с прошлым, исследуются в трудах П. Рикёра, Р. Кёрни, М. Хальбвакса, М. Ферретти, С. Е. Вершинина, JI. Д. Гудкова, Г. В. Лебедевой, и сопрягаются с вопросами свидетельствования и репрезентации событий, что нашло своё отражение в трудах Д. Агамбена, П. Леви, Ж. М. Бернштейна.

Темпоральное многообразие социальных контекстов повлияло и на характер изучения прощения. Его необходимо рассматривать и как текущий процесс, и как уже свершившееся, «запёчатлённое» событие, то есть иметь дело с определённым опытом, понимание которого осуществлялось на основании концепций Ж. Батая, 3. Дирек, В. Л. Лехциера, И. А. Ильина, X.-Г. Гадамера, Л. А. Мясниковой и В. Я. Нагевичене.

Понимание социальности как дифференциальной социальности и поиск адекватной системы понятий, необходимых для её описания, потребовало

-обращения к работам Т. X. Керимова, В. Е. Кемерова, Ж. Деррида, Дж. Агамбена, 3. Баумана, А. Бадью.

Объект и предмет исследования.

Объектом данного диссертационного исследования являются процессы, конституирующие дифференциальную социальность. Предмет исследования - опыт прощения и его роль в дифференциации и конструировании дифференциальной социальности.

Цели и задачи исследования.

2) Выявить основные теоретико-методологические подходы к исследованию прощения;

3) Провести реконструкцию социальных действий, лежащих в основании современного концепта прощения;

4) Изучить социально-конструктивное функционирование прощения;

5) Определить социально-дифференцирующее функционирование прощения;

Теоретические и методологические основания исследования.

Общее методологическое основание диссертационного исследования -социально-философское — предполагает, что прощение понимается как событие, дифференцирующее и конструирующее социальность.

Диссертационное исследование было осуществлено в рамках гетерологического подхода, где прощение рассматривается как действие, происходящее внутри постоянно меняющихся, не тождественных самим себе общностей, одновременно выступая разделяющим и конструирующим их событием. При этом прощение понимается как гетерогенный элемент, превышающий любые «социальные нормы» своего проявления, как действие, различающее своего субъекта (к примеру, . прощение делает нетождественным обиженного и простившего, прощённого и обидчика).

Поскольку^ тема прощения оказывается сравнительно новой и не разработанной в отечественной философской традиции, в диссертационном исследовании было задействовано большое количество источников на иностранных языках. Введённая в оборот литература практически неизвестна в нашей стране, но является определяющей для исследования прощения.

Научная новизна исследования.

Положения, выносимые на защиту.

3) Понятие прощения трансдискурсивно, то есть не принадлежит какому-либо определённому дискурсу, выходит за пределы каждого из них, сохраняя их различность по отношению друг к другу. В то же время понятие прощения преодолевает и междискурсивное пространство, стремясь запечатлеть черты чистого события своего осуществления (не принадлежащего ни одному из дискурсов).

4) Были выявлены нерелигиозные социально-действенные основания прощения (забвение, воздаяние, искупление, дарование), реализующиеся через следующие виды обмена: вещный, действенный, символический. Каждым видом обмена предопределяется то измерение, которое накладывается на прощение различными дискурсами: так, забвение и месть соответствуют историческому, правовому и психоаналитическому, искупление - экономическому, дарование - (вне)этическому.

5) Прощение было показано событием конструирующим и дифференцирующим социальность. С одной стороны, данным событием отменяется инаковость предшествующего поступка и тем самым этот поступок «вписывается» в границы возможного и повторимого, с другой стороны, каждый акт прощения представляет собой осуществление -различающего события, в котором устанавливается нетождественность субъектов прощения, обеспечивается прерывность социального процесса, перестраивается его хронология.

6) Сформирован обобщённый концепт «прощение-примирение», имеющий перспективы использования для восстановления отношений в дифференциальной социальности. В данном концепте наличие множества нетождественных по отношению друг к другу и, тем самым, не доминирующих и разобщённых актов прощения обеспечивается восстановлением отношений на уровне общности, что, в свою очередь, -является фактором, конституирующим эту общность.

Научно-практическая значимость работы.

Практическая значимость работы позволяет применять результаты данного исследования:

- При осуществлении исследований прощения и примирения в различных областях социального знания;

- Для разработки и чтения спецкурсов по проблеме прощения;

- Как часть (раздел) базовых курсов социальной философии, политологии, философии политики;

- При разрешении конфликтных ситуаций, построения стратегий или политики примирения.

Апробация исследования.

Основные положения исследования были изложены в ряде статей, а также представлены в качестве докладов на различных всероссийских и международных конференциях в Екатеринбурге (2007, 2008), Вроцлаве (2007), Москве (2007), Владимире (2008), Ярославле (2008), Магнитогорске (2007, 2010), Великом Новгороде (2008, 2009), Новосибирске (2009). Структура работы.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Опыт прощения: социально-философский анализ"

Заключение.

Итак, диссертация была посвящена социально-философскому анализу ■опыта прощения. Нам важно было показать аспекты функционирования прощения на различных уровнях и этапах социального'бытия, обусловленные социальным контекстом трансформации в понимании (в том числе и внутри социально-философского знания) и осуществлении прощения, а также представить перспективы использования прощения как способа восстановления отношений в дифференциальной социальности.

Предмет исследования был определён как опыт прощения и его роль в дифференциации и конструировании дифференциальной социальности.

Необходимость в обращении к опыту прощения была обусловлена тем, •что мы способны «обнаружить» прощение лишь в актах «дарования», «освобождения» или «отпущения» вины, и таким образом, всегда имеем дело с о-существлением прощения, то есть с опытом прощения или прощением, как опытом.

В диссертации мы пришли к выводу о том, что прощение есть событие, подобное абсолютному дару. Это событие является предшествующим любому осуществлённому, явленному, засвидетельствованному акту или действию, именуемому прощением. Опыт о-существления такого прощения 4 предстаёт как опыт первичного различения субъектов и их идентификации (в -том числе и самоидентификации), на основании чего происходит конституирование социальных отношений.

В то же время, как было отмечено, первичное различающее событие, оказывающее также и темпоральное влияние на субъектов прощения, служит основанием для фиксации и постижения нормативных актов прощения. Обращение именно к такому опыту (опыт как фактичность прожитого) позволило исследовать особенности осуществления прощения на различных уровнях социального бытия, проследить взаимосвязь между опытом проблематизации прощения, эволюцией проблемы прощения и социальным контекстом, а также провести реконструкцию социальных действий, лежащих в основании современного концепта прощения.

Первая глава исследования была посвящена осмыслению опыта «фиксации» прощения в теории, и сосредоточена на решении ряда поставленных задач: 1) описание эволюции в понимании и изучении проблемы прощения в XX веке, её обусловленности социальным контекстом; 2) выявление основных теоретико-методологических подходов к исследованию прощения; 3) проведение реконструкции социальных действий, лежащих в основании современного концепта прощения.

Таким образом, по итогам первой главы с учётом поставленных задач мы можем выделить следующие положения:

1) Эволюция проблемы прощения в философии XX века происходила под воздействием событий, которые в настоящее время можно назвать ключевыми для всей социальной теории прощения. Среди таких событий нам следует выделить дебаты 60-х годов XX в. о возможности амнистии г некоторых нацистских преступников; «новую» политику католической церкви, направленную как на прекращение конфликтов внутри епископств, так и на признание вины и принятие ответственности за события прошлого, публичное покаяние и просьбы о прощении; работу южноафриканской комиссии Правды и Примирения. При этом каждому событию соответствовал определённый этап эволюции проблемы прощения.

В ходе исследования были выделены следующие этапы эволюции проблемы прощения, с присущими каждому из них особенностями:

- Абстрактный, на этом этапе прощение впервые стало рассматриваться как проблема светская, и более того, политическая, охватывающая абстрактные гомогенные общности: «выжившие», «немцы», и т.п., взаимоотношения которых приводились в соответствие с перенесённой на коллективный уровень существующей в сфере межличностных отношений идеальной «моделью прощения».

- Институциональный, где прощение было перемещено из области абстрактных гомогенных общностей в сферу конкретных социальных институтов и организаций. Прощение начинает использоваться для восстановления отношений в рамках исторической преемственности (институтов) и их ответственности за отдалённые события прошлого. Проблема прощения становится частью отдельных социально-философских, этических и политических исследований (С. Лэмб, Э. Скаап, Дж. Марфи, Ж. Хэмптон).

- Персонифицированный этап ознаменовал собой переход к личностному прощению в контексте коллективного восстановления отношений (между гражданами одной страны при смене в ней политического режима), что было показано на примере работы комиссии Правды и Примирения (Т. Гувье, арх. Д. Туту). Иными' словами, «всеобщее примирение» оказалось недостижимым вовне соотнесения исходящей сверху инициативы с личным прощением каждого члена общества.

Исследование эволюции проблемы прощения в философии XX века позволило проследить трансформацию в понимании и представлении -моделей установления или восстановления межличностных и коллективных взаимоотношений через освобождение от вины на различных социальных уровнях, в соответствии с определённым событийным контекстом.

2) Основные теоретико-методологические подходы к исследованию прощения можно разделить по типу секуляризации, то есть определённому способу извлечения или изъятия понятия прощения из религиозного контекста. Типизация секуляризации была произведена на основании теории М. Филлипса, однако прежде данная теория не использовалась для осмысления прощения. Итак, в исследовании были выявлены следующие теоретико-методологические подходы:

- «Секуляризм»: в данном подходе предполагается рассмотрение прощения на основании переосмысления его религиозных истоков (например, евангельских текстов), то есть, вне догматических рамок. С одной стороны, переход на позиции «секуляризма» позволяет исследователю очертить «границы дозволенного», то есть те ситуации, в которых прощение как действие оказывается применимым; с другой стороны, акт прощения лишается своих метафизических оснований и превращается в социально-обусловленный поступок.

- В подходе «секуляризация как разочарование» подразумевается, что исследователь придаёт прощению иные смыслы и измерения «взамен» религиозным. Это означает, что прощение ставится в зависимость от существующих моральных и правовых норм и приобретает соответствующие - этическое и юридическое - измерения. Внутри данного подхода было выделено два направления, в соответствие с которыми а) акт прощения % оказывается неприемлемым на коллективном уровне, поскольку препятствует осуществлению правосудия; б) каждый человек прощаем, поскольку «от природы добр» и потенциально способен на моральное исправление.

- Подход «транспозиция языка» основывается на концепции перенесения теологических понятий в светский язык. Таким образом, в настоящее время язык прощения принял форму универсального, поскольку оказался интегрированным в те культуры, для которых изначально был чуждым.

- Понятие прощения трансдискурсивно, что предполагает его циркулирование и в пространстве традиционных дискурсов (политического, этического, религиозного), где при этом сохраняется их гетерогенность по отношению друг к другу и взаимовлияние, и выход вовне междискурсивного пространства, к уникальному событию своего о-существления.

3) Реконструкция социальных действий, лежащих в основании современного концепта прощения, была осуществлена в рамках «секуляризма» и предполагала как обращение к религиозным (христианским) истокам, так и к иным традициям и формам освобождения от вины. Данное рисследование позволило определить действия, лежащие в основании современного концепта прощения: забвение, воздаяние (месть), искупление (выкуп) и дарование. При этом, в контексте вины и преступления, данные социальные действия реализуются через следующие формы обмена:

- Вещный, в котором тело виновного обменивается на дары, позже -^деньги.

- Действенный, где поступок обменивается на поступок, реализация такого обмена предполагает демонстративное воздержание от ответного действия, которое предстаёт как негативным («забывание», забвение), так и позитивным (восхищение).

- Символический, где принесение вины (покаяние) обменивается на освобождение (от вины, ответственности), при этом данный вид обмена может быть обусловленным (например, освобождение только в обмен на покаяние), или безусловным, схожим с абсолютным даром (прощение в обмен на ничего).

Каждое выявленное социальное действие, лежащее в основании современного концепта прощения, фактически предопределяет то измерение, которое накладывается на него различными дискурсами.

Таким образом, опыт фиксации прощения в теории был раскрыт в теоретико-методологическом и историко-типологическом направлениях. Нам следует учитывать, что появление тех или иных теоретико-методологических подходов к исследованию прощения было обусловлено конкретными этапами эволюции проблемы прощения, то есть необходимостью разрешения "определённых задач, стоящих перед исследователями. Кроме того, в каждом подходе мы можем выделить тенденцию к выбору социального действия, лежащего в основании современного концепта прощения, как более предпочтительного в представляемой модели прощения.

Вторая глава диссертационного исследования была посвящена рассмотрению опыта прощения на различных уровнях социального бытия, и решению следующих задач: 1) изучению социально-конструктивного функционирования прощения; 2) изучению социально-дифференцирующего функционирования прощения; 3) представлению возможностей и перспектив взаимодействия между дифференцирующими актами прощения и «всеобщим» примирением.

Решение данных задач происходило в контексте рассмотрения того, каким образом через прощение осуществляется переход от уровня межличностных взаимоотношений к уровню коллективных (и наоборот), jcaKHM образом индивидуальные акты прощения оказывают влияние на текущие социальные процессы.

По итогам исследования в настоящее время можно говорить о том, что:

1) Социально-конструктивное функционирование прощения может быть представлено в ситуациях и первичного установления мирных отношений, в случае, если проступок был единственным событием, связывавшим прощающего и прощаемого, и повторного возобновления прерванных взаимоотношений. Такое функционирование реализуется через прощение нормативное (отвечающее внешним условиям своей реализации, и являющееся социально-приемлемым актом) и анормативное (в нём условия нормативности оказываются нарушенными).

В работе были выявлены следующие условия нормативности: а) прощение, также как и предшествующий ему проступок очевидны (показаны, проговорены); б) прощение и предшествующий проступок «вписываются» в общепринятую (уголовную, этическую) систему, то есть оказываются засвидетельствованными как приемлемые для восстановления социального порядка; в) прощающий имеет возможность сопоставления себя с прощаемым (предполагается, что участвующие в акте прощения стороны .изначально находятся в условиях неравенства).

Наличием данных условий обеспечивается переход прощения от уровня межличностных отношений к коллективным. В этом случае становится возможным говорить об опыте прощения как о воспроизводимом.

Социально-конструктивное функционирование прощения заключается в устранении инаковости совершённого проступка, «вписании» произошедшего в ряд возможных и потенциально воспроизводимых поступков. В акте прощения устанавливаются границы соотносимости прощаемого и прощающего, присущей каждому из них способности действовать.

2) Социально-дифференцирующее функционирование прощения заключается в том, что

- Акт прощения, относящийся к поступкам неизвиняемым, таким, к которым невозможно привести обстоятельства, смягчающие вину, не поддающимся объяснению или оправданию, является разрушительным для существующего социального порядка.

- В акте прощения, независимо от того, является ли это прощение нормативным или анормативным, происходит различение субъектов прощения и деструкция социальной неопределённости, что было рассмотрено на примере феномена «серой зоны».

- Акт прощения осуществляется через свободную от любого ограничения или влияния извне власть прощать, благодаря которой обеспечивается прерывность текущего социального процесса и его обновление.

3) Представление возможностей и перспектив для взаимодействия актов дифференцирующего прощения и всеобщего примирения было необходимым в связи с осмыслением мирных процессов восстановления отношений, происходящих как внутри гетерогенных общностей, так и между различными общностями. В ходе исследования были выделены следующие положения:

- Прощение и примирение по своей сути различны, но могут быть , «слиты» в единый процесс. В этом случае прощение предстаёт одним из этапов примирения, а примирение - итогом прощения. Если примирение выступает в качестве положительного итога прощения, его следует понимать как вторичное социально-конструктивное проявление прощения.

- В диссертации формулируется обобщённый концепт «прощения-примирения» представленный как процесс урегулирования острых ^социальных конфликтов и восстановления отношений, протекающий и на межличностном, и на коллективном уровне.

- Такой концепт приобретает новое, политическое измерение, оставаясь, при этом, внеинституциональным, поскольку определяющая дифференцирующий акт прощения власть прощать свободна от какого бы то ни было исходящего «сверху» решения, а восстановление отношений на уровне общностей выступает фактором, препятствующим социальной атомизации.

Таким образом, прощение-примирение, всё более приобретает черты "ънеинституционального (например, выходящего за рамки реальной государственной власти) политического процесса, способного адекватно отвечать стоящим перед обществом разноаспектным проблемам.

При рассмотрении опыта функционирования прощения на различных уровнях социального бытия была задана перспектива дальнейшего построения социальной теории прощения, которая позволит разрабатывать новые методы мирного разрешения конфликтов, связанных с восприятием негативной инаковости и преодолением травматических «следов прошлого».

Список научной литературыТомильцева, Дарья Алексеевна, диссертация по теме "Социальная философия"

1. Ансельм Кентерберийский. Почему Бог стал человеком/ Ансельм Кентерберийский // Материалы второго международного симпозиума христианских философов. С-Пб.: Высшая религиозно-философская школа, 1999. - С. 20-138;

2. Апресян Р. Г. «Мне отмщение, Аз воздам». О нормативных контекстах и ассоциациях заповеди «Не противься злому» / Р. Г. Апресян // Этическая мысль. -2006. Выпуск 7. - С. 391-415 ;

3. Апресян Р. Г. Предисловие к публикации / Р. Г. Апресян //Этическая мысль. 2004. - Выпуск 5. - С. 82-85;

4. Арбитражный процессуальный кодекс Российской Федерации: по состоянию на 10.03.2009 г. М.: Омега-Л, 2009. - 182 е.;

5. Арендт X. Vita active, или О деятельной жизни / X. Арендт. С-Пб.: Алатейя, 2000. - 437 е.;

6. Аристотель. Никомахова этика / Аристотель // Избранные произведения в 4т. Т.4. М.: Мысль, 1984. - 830 е.;

7. Бадью А. Апостол Павел. Обоснование универсализма / А. Бадью. М., СПб.: Московский философский фонд. Университетская книга, 1997. - 95 е.;

8. Батай Ж. Внутренний опыт / Ж. Батай. СПб: Axioma/Мифрил, 1997. - 336 е.;

9. Бауман 3. Индивидуализированное общество / 3. Бауман / пер. с англ. В.Л. Иноземцева. -М.: Логос, 2002. 390 е.;

10. Ю.Бауман 3. Текучая современность / 3. Бауман / пер. с англ. В.Л. Иноземцева. С-Пб.: Питер, 2008. - 238 е.;11 .Бодрийяр Ж. К критике политической экономии знака / Ж. Бодрийяр. -М.: Библион Русская книга, 2003. - 272 е.;

11. Бутовская М. Л. Агрессия и примирение как проявление социальности у приматов и человека / М. Л. Бутовская // Общественные науки и современность. -1998. № 6. - С. 149-160;

12. М.Визенталь С. Подсолнух / С. Визенталь / Пер. с нем. А. Гербер. М. Текст, 2001.- 191 е.;

13. Вершинин С. Е. Жизнь это надежда: Введение в философию Эрнста "Блоха / С. Е. Вершинин. - Екатеринбург: Издательство Гуманитарного университета, 2001. — 304 е.;1 б.Ветхий завет//Библия: в 2 т., Т.1 Выборг: АККА, 1990. - 579 е.;

14. Гадамер Х.-Г. Истина и метод: Основы философской герменевтики / Х.-Г. Гадамер. М.: Прогресс, 1988. - 704 е.;

15. Гассин Э. А. Обряд прощения / Э. А. Гассин // Московский психотерапевтический журнал. 2006. - №3. - С. 160-178;

16. Гассин Э. А. Православие и проблема прощения / Э. А. Гассин // Московский психотерапевтический журнал. 2003. - №3. - С. 166-186;

17. Гассин Э. А. Психология прощения / Э. А. Гассин // Вопросы психологии. -1999.-№4.-С. 93-104;

18. Гегель Г. В. Ф. Феноменология духа / Г. В. Ф. Гегель / пер. с нем. Г. Г. Шпета; РАН, Ин-т философии. М.: Наука, 2000. - 496 е.;

19. Гоббс Т. Сочинения в 2 т., Т. 2. / Т. Гоббс М.: Мысль, 1991. - 732 е.;

20. Гомер. Илиада / Гомер / пер. Гнедича // Илиада. Одиссея. М.: Художественная литература, 1967. - С. 23-396.;

21. Гувье Т. Прощение и непростительное / Т. Гувье // Этическая мысль. -2004. Выпуск 5. - С. 86-104;

22. Гудков JI. Д. «Память» о войне и массовая идентичность россиян / J1. Д. Гудков. Неприкосновенный запас. - 2005. - №2-3 (40-41). - Режим доступа: http://rnagazines.russ.ru/nz/2005/2/ha2.html;

23. Гусейнов А. А. Понятия насилия и ненасилия / А. А. Гусейнов // Вопросы философии. 1994.-№ 6.-С.35-41;-27.Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка в 3 т. / В. И. Даль Екатеринбург: «Урал-Советы» («Весть»), 1993;

24. Делёз Ж. Ницше / Ж. Делёз / пер. с фр., послесл. и коммент. С. JI. Фокина. -С-Пб.: Аксиома, 1997. 186 е.;

25. Делёз Ж. Ницше и философия / Ж. Делёз / пер. с фр. О. Хомы под ред. Б. Скуратова. М.: Ад Маргинем, 2003. - 392 е.;

26. Делёз Ж. Жизнь как произведение искусства / Ж. Делёз // Переговоры. -С-Пб.: Наука, 2004. 234 е.;31 .Достоевский Ф. М. Братья Карамазовы / Ф. М. Достоевский. М.: -Художественная литература, 1985. - 511 е.;

27. Евангелие от Луки / Лука // Новый Завет. С-Пб.: Синодальная Типография, 1905.-С. 108-176;

28. Евангелие от Марка / Марк // Новый Завет. С-Пб.: Синодальная Типография, 1905. - С. 67-107;

29. Евангелие от Матфея / Матфей // Новый Завет. С-Пб.: Синодальная Типография, 1905. - С. 1-66;

30. Ильин И. А. Аксиомы религиозного опыта / И. А. Ильин. М.: ACT, 2002. - 592 е.;

31. Калиновский К. Б., Рыжаков С. С. Условия прекращения уголовного преследования в связи с примирением сторон по УПК РФ / К. Б.

32. Кайзер К. Уроки Европы и примирение в Азии / К.Кайзер // Россия в . глобальной политике. 2006. - № 4. - Режим доступа:http://www.globalaffairs.ru/numbers/21/6006.html.;

33. Кант И. Метафизика нравов / И. Кант // „Основы метафизики нравственности. Критика практического разума. Метафизика нравов С-Пб.: Наука, Ювента, 1995. - 528 е.;

34. Кафка Ф. Процесс / Ф. Кафка // Собрание сочинений: Пер. с нем./Сост. Е. Кацевой. С-Пб.: Симпозиум, 1999. - 560 е.;

35. Кемеров В. Е. Концепция радикальной социальности / В. Е. Кемеров // Вопросы философии. 1999. - №7. - С. 3-13;

36. Кемеров В. Е. Социальная обусловленность познания: эволюция ^проблемы в XX веке / В. Е. Кемеров // Социемы. 2007. - №14. - С. 5-23;

37. Кемеров В. Е. Метафизика-динамика / В. Е. .Кемеров // Вопросы философии. 1998. - №8. - С. 59-67;

38. Керимов Т. X. Социальная обусловленность-познания: анализ состояния проблемы и тупиковых ситуаций / Т. X. Керимов // Социемы. 2007. - №14. -С. 23-36;

39. Керимов Т. X. Неразрешимости / Т. X. Керимов. М.: Академический проект, 2007.-218с.;

40. Керимов Т. X. Поэтика времени / Т. X. Керимов. М.: Академический ^проект, 2005. - 192с.;

41. Кожев А. Введение в чтение Гегеля: Лекции по Феноменологии духа, читавшиеся с 1933 по 1939 г. в Высшей практической школе / А. Кожев / Пер. с фр. А. Г. Погоняйко. М.: Наука, 2003. - 792 е.;

42. Кононенко М. Я приду наплевать на ваши могилы / М. Кононенко // Взгляд деловая газета. Режим доступа: http://www.vz.rU/columns/2009/9/29/332048.html;

43. Курченко В. Н. Примирение сторон и деятельное раскаяние как основание „ прекращения уголовного дела / В. Н. Курченко // Уголовный процесс. 2005.-№9. С. 39-43;

44. Кьеркегор С. Страх и трепет / С. Кьеркегор / Общ. ред., сост. и предисл. С. А. Исаева; Пер. с дат., коммент. Н. В. Исаевой, С. А. Исаева. М.: Республика, 1993. - 383 е.;

45. Лебедева Г. В. Память о Холокосте: от вины к прощению / Г. В. Лебедева. Память о Холокосте: боль познания: Материалы Международной научно-практической конференции, 17 мая 2007 г. Екатеринбург. - Екатеринбург, изд-во Урал. Ун-та, 2007. - С. 9-14;

46. Левинас Э. Избранное. Тотальность и бесконечное / Э. Левинас. М.-СПб.: Университетская книга, 2000. -416 е.;

47. Лехциер В. Л., Введение в феноменологию художественного опыта / В. Л. Лехциер Самара: Самарский университет, 2000. - 235 е.;

48. Мень А. Беседа об искуплении / А. Мень // Мировая духовная культура. Христианство. Церковь. Лекции и беседы. М.: Фонд имени Александра Меня, 1997.-671 е.;

49. Мюллер Л. Понять Россию: историко-культурные исследования : Авториз. пер. с нем. яз. / Л. Мюллер ; Сост. Л. И. Сазонова; Под общ. ред. А. Б. Григорьева, Л. И. Сазоновой. -М.: Прогресс-Традиция, 2000. 432 е.;

50. Мясникова Л. А., Нагевичене В. Я. Опыт: обретение открытости и откровения / Л. А. Мясникова, В. Я. Нагевичене. Екатеринбург: издательство УрАГС, 1997. - 96 е.;

51. Неизданный Достоевский / под ред. Базанов В.Г.; Благой Д.Д.; Дубовиков А.Н.-М.: Наука, 1971.-727с.;

52. Ницше Ф. Генеалогия морали / Ф. Ницше // Избранные произведения в 2т. Т.2-М.: Сирин, 1990.-С. 3-148;

53. Ницше Ф. Так говорил Заратустра / Ф. Ницше // Избранные произведения в 2т. Т.1 -М: Сирин, 1990.-С. 3-258;

54. Ожегов С. И. Словарь русского языка: 70000 слов / Под ред. Н. Ю. Шведовой 21-е изд., перераб. и доп. - М.: Русский язык, 1989. - 924 е.;

55. Ратмайр Р. Прагматика извинения. Сравнительное исследование на материале русского языка и русской культуры / Р. Ратмайр / Пер. с нем. Е. Араловой. М.: Языки славянской культуры, 2003. - 272 е.;

56. Рикёр П. Память, история, забвение / П. Рикёр. — М.: Издательство гуманитарной литературы, 2004. 727 е.;

57. Риэрдон Б. Э. Толерантность дорога к миру/ Б. Э. Риэрдон / Пер. с англ. -О. Артемьевой, А. Бураковской, JI. Котовой. -М.: Бонфи, 2001. - 304 е.;

58. Сакс Д. Достоинство различия: как избежать столкновения цивилизаций / Д. Сакс / пер. с англ. Б. Дынина. М.: Мосты культуры, 2008. - 329 е.;

59. Сенека JI. А. О стойкости мудреца, или о том, что мудреца нельзя ни обидеть, ни оскорбить/ Л. А. Сенека // Философские трактаты / Пер. с лат., вступ. ст. и коммент. Т. Ю. Бородай. С-Пб.: Алетейя, 2001. - С. 66-85;

60. Северская О. И. Говорим по-русски с Ольгой Северской / О. И. Северская. М.: СЛОВО/SLOVO, 2005. - 256 е.;

61. Современный философский словарь / под общ. ред. В.Е. Кемерова, Т.Х. "Керимова. М.: Академический проект, 2004. - 864 е.;

62. Соина О. С. От этики непротивления к философий права / О. С. Соина // Человек. - 1999. -№ 4-5. - С. 56-62;

63. Спиноза Б. Этика / Б. Спиноза. -Минск: Харвест: ACT, 2001. 336 е.;

64. Толерантность и полисубъектная социальность: Материалы конференции. Екатеринбург, 18-19 апреля 2001 / Науч. ред. В. Е. Кемеров, Т. X. Керимов, В. А. Лекторский. — Екатеринбург: Издательство Уральского университета, 2001.-212 е.;

65. Уголовный кодекс Российской Федерации: по состоянию на 15 января 2009 г. -М.: Омега-Л, 2009. 153 е.;

66. Фрэзер Дж. Дж. Золотая ветвь исследование магии и религии / Дж. Дж. Фрэзер. М.: Политиздат, 1980. - 831 е.;

67. Хаузнер Г. 6 000 000 обвиняют: Речь израильского генерального прокурора на процессе Эйхманна / Г. Хаузнер. — Иерусалим: Библтотека Алия, 1961.- 177 е.;

68. Хальбвакс М. Коллективная и историческая память / М. Хальбвакс. -Неприкосновенный запас. 2005. - №2-3 (40-41). - Режим доступа: http://magazines.russ.ru/nz/2005/2/ha2.html;

69. Шавиро С. Транскритика Канта и Маркса: парадоксы и параллаксы / С.- Шавиро // Русский журнал. Режим доступа: http://russ.ru/Kniga-jiedeli/Transkritika-Kanta-i-Marksa-paradoksy-i-parallaksy;

70. Этика: Энциклопедический словарь / Под ред. Апресяна Р. Г. и Гусейнова А. А. -М.: Гардарики, 2001. 671 е.;

71. Эфроимсон В. П. Родословная альтруизма (этика с позиции эволюционной генетики человека) / В. П. Эфроимсон // Новый мир. 1971. - № 10. - С. 192213;

72. Ямпольская А. В. Герменевтика прощения у Левинаса / А. В. Ямпольская // История философии и Герменевтика II. Материалы межвузовской конференции. Москва, 6-7 декабря 2007 сб. / под ред. А.И. Алешина. М.: РГГУ, 2007.-С. 106-113;

73. Янкелевич В. Прощение / В. Янкелевич // Ирония. Прощение: Пер. с фр. / Послесл. В. В. Большакова. М.: Республика. 2004. - 335 е.;

74. Янкелевич В. Смерть / В. Янкелевич / Пер. с фр. Е.А. Адриановой, В.П. Большакова, Г.В. Волковой, Н.В. Кисловой. М.: Литературный институт им. А. М. Горького, 1999. - 448 е.;г

75. Янси Ф. Что удивительного в благодати? / Ф. Янси. М.: Триада, 2007. -352 е.;

76. Agamben G. The remnants of Auschwitz: The witness and the archive / G. Agamben. New York: Zonebooks, 1999 - 175 p.;

77. Arendt H. Eichmann in Jerusalem A report on the Banality of Evil / H. Arendt. New York: Penguin Books, 1994. - 313 p.;

78. Bernstein J. M. Bare Life, Bearing Witness: Auschwitz and the Pornography of Horror / J. M. Bernstein // Parallax. 2004. - vol. 10. - P. 2-16;

79. Botcharova O. Justice or forgiveness? in search of a solution / O. Botcharova // Cardozo journal of conflict resolution. 2007. - vol. 8. - P. 623-649;

80. Caney S. Environmental Degradation, Reparations, and the Moral Significance of History / S. Caney // Journal of social philosophy. 2006. - vol. 37, № 3. - P. 464-482;

81. Digeser P. E. Political forgiveness / P. E. Digeser. Ithaca and London: Cornell University Press, 2001. - 224 p.;

82. Derrida J. Giving time: I. counterfeit money/ J. Derrida. — Chicago: The university of Chicago press, 1992. 180 p.;

83. Derrida J. Literature in Secret: An Impossible Filiation / J. Derrida / The gift ofdeath and Literature in secret. Chicago: University of Chicago Press, 2008. - 158 p-;

84. Derrida J. On forgiveness / J. Derrida // On cosmopolitism and forgiveness. -London and New York: Routledge, 2001. P. 27-60;

85. Derrida J. The Century and the Pardon. Le Monde des Debats 1999. - №4. -Режим доступа: http//fixion.sytes.net/pardoning/htm;

86. Derrida J., To Forgive: The Unforgivable and the Imprescriptible / J. Derrida // Questioning God. Blumengton: Indiana university press, 2001. - P. 21-51;

87. Direk Z. On the sources and the structure of Derrida's Radical Notion of Experience / Z. Direk // Tympanum. 1999. — № 5. - Режим доступа: http://www.usc.edu/dept/comp-lit/tympanum/4/direk.html ;

88. Doxtader E. Works of faith, faith of works: a reflection on the truth and justification of forgiveness / E. Doxtader // Quest: An African Journal of Philosophy. 2002. - XVI, №1-2. - P. 50-60;

89. Formosa P. Moral Responsibility for Banal Evil / P. Formosa //Journal of social philosophy. 2006. - Vol.37, №.4. - P. 501-520;

90. Gibbs R. Retorning/forgiving, Ethics and Theology / R. Gibbs // Questioning God. Blumengton: Indiana university press, 2001. - P. 73-91;

91. Govier T. Forgiveness and Revenge / T. Govier. London: Routledge, 2002. -213 p.;

92. Griswold С. L. Forgiveness. A Philosophical Exploration / C. L. Griswold. -New York: Cambridge University Press, 2007. 268 p.;

93. Haber J. Forgiveness and Feminism / J. Haber // Haber J.G., Halfon M. S., Norms and Values: Esseys on the Work of Virginia Held. Rowan&Littlefield Publishers, Inc, 1998.-P. 141-150;

94. Harris H. S. Would Hegel be a «hegelian» today?/ H. S. Harris // Cosmos and History: The Journal of Natural and Social Philosophy. 2007. - vol. 3, № 2-3.-P. 5-15;

95. Heller A. Hannah Arendt on tradition and new beginnings / A. Heller // Hannah Arendt in Jerusalem. Edited by Aschheim S. E. Los Angeles: University ofCaliforniapress, 2001.-P. 19-32;

96. Holmgren M. Forgiveness and the Intrinsic Value of Person / M. Holmgren // American Philosophical Quarterly. 1993. - Vol. 30. - P. 341-352;

97. Jankelevitch V. Do not listen to what they say, look at what they do / V. Jankelevitch // Critical Inquiry. 1996. - Vol. 22, № 3. - P. 549 - 551;

98. Jankelevitch V. Should We Pardon Them? / V. Jankelevitch // Critical -Inquiry. 1996. - Vol. 22, № 3. - P. 552-572;

99. Janover M. The Limits of Forgiveness and the Ends o'f Politics / M. Janover // Journal of Intercultural studies. 2005. - Vol. 26, № 3. - P. 221-235;

100. Karatani K. Transcritique On Kant and Marx / K. Karatani. Massachusetts Institute of Technology, 2003. - 380 p.;

101. Kearney R. Critchley S. Preface / R. Kearney, S. Critchley // Derrida J. On cosmopolitism and forgiveness. London and New York: Routledge, 2001. - P. vii-xii;

102. Kearney R. Narrative and the ethics of remembrance / R. Kearney // Questioning ethics contemporary debates in philosophy. London: Routledge, 2002.-P. 18-32;

103. Kerski В., Kycia Т., Zurek R. Przebaczamy i prosimy о przebaczenie Orz^dzie biskupow polskich i odpowiedz niemieckiego episkopatu z 1965 roku / B. Kerski, T. Kycia, R. Zurek. Olsztzn: Borussia, 2006. - 237 p.;

104. Lamb S. Individual and Civic Notions of Forgiveness / S. Lamb. Интернет*ресурс. Режим доступа: http://tigger.uic.edu/~lnucci/MoralEd/articles/lamb.html;

105. Lamb S. Women, abuse and forgiveness: A special case / Lamb S., Murphy J. // Before Forgiving: Cautionary Views of Forgiveness in Psychotherapy. New York, Oxford University Press, 2002. - P. 155-171;

106. Marion J.-L. Prolegomena to Charity / J.-L. Marion. New York: Fordham University Press, 2002. - 179 p.;

107. Matustik M. B. Radical evil and the scarcity of hope: postsecular meditations / M. B. Matustik. Bloomington: Indiana University Press, 2008. - 296 p.;

108. Milbank J. Being reconciled. Ontology and pardon / J. Milbank. London: Routledge, 2003. - 255 p.;

109. Murphy J. Jean Hampton on Immorality, Self-Hatred, and Self-Forgiveness / J. Murphy // Philosophical Studies. Kluwer Academic Publishers. - 1998. -№89. -P. 215-236;

110. Murphy J., Hampton J. Forgiveness and Mercy / J. Murphy, J. Hampton. -Cambridge: Cambridge University Press, 2002. -205 p.;

111. On forgiveness. A Roundtable Discussion with Jacques Derrida. Moderated by R. Kearney// Questioning God. Blumengton: Indiana university press, 2001. -P. 52-72;

112. Phillips M. Aboriginal Reconciliation as Religious Politics: Secularisation in Australia/ M. Phillips //Australian Journal of Political Science. March, 2005. -Vol. 40, №1.- P. 111-124;

113. Ricoeur P. Memory and forgetting / P. Ricoeur // Questioning ethics contemporary debates in philosophy. London: Routledge, 2002. - P. 5-11;

114. Rosoux V. Reconciliation as a Pease-building process: Scope and Limits / V. Rosoux // The SAGE Handbook of Conflict Resolution ed. by Bercovitch J.,Kremenyuk V., Zartman W.I., Sage Publication Ltd, 2008. - P. 543-560;

115. Rozo D. C. Forgiving the Unforgivable. On Violence, Power, and theь

116. Possibility of Justice / D. C. Rozo. Amsterdam: International School for Humanities and Social Sciences Universiteit van. Amsterdam, 2004. - 109 p.;160 ii

117. Takaku S., Weiner В., Ohbuchi K.-I., A Cross-Cultural Examination of the Effects of Apology and Perspective Taking on Forgiveness / S. Takaku, B. Weiner, K.-I. Ohbuchi // Journal of Language and Social Psychology. 2001. - Vol.20, №1&2. - P. 144-166;

118. Tutu D. M. Foreword / D. M. Tutu // Forgiveness and reconciliation: religion, public policy, and conflict transformation. Edited by Helmick R. G., Petersen R. L.

119. Radnor: Templeton Foundation Press, 2001. P. ix-xv;

120. Ure M. V. The Politics of Mercy, Forgiveness and Love: A Nietzschean Appraisal / M. V. Ure // The South African Journal of Philosophy, 2007. - № 26. -P. 56-69;

121. Walker M. U. Restorative Justice and Reparation / M. U. Walker // Journal of social philosophy. 2006. - Vol. 37, № 3. - P. 377-395;

122. Warzeszak S. Przebaczamy i prosimy о przebaczenie. Funkcja pami^ci w teologii jubileuszowego pojednania / S. Warzeszak // Warszawskie Studia Teologiczne. 2000. - № 13.-P. 31-46.