автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.03
диссертация на тему: Основные черты социальной структуры Древней Индии

Полный текст автореферата диссертации по теме "Основные черты социальной структуры Древней Индии"

Р Г Б ОА

2 7 ФЕВ Ш5

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК ИНСТИТУТ ВОСТОКОВЕДЕНИЯ

На правах рукописи

ВИГАСИН Алексей Алексеевич

ОСНОВНЫЕ ЧЕРТЫ СОЦИАЛЬНОЙ СТРУКТУРЫ ДРЕВНЕЙ ИНДИИ

Специальность 07.00.03 — Всеобщая история (Древний мир)

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени доктора исторических наук

Москва 1995

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК Институт востоковедения

На правах рукописи

ВИГАСИН Алексей Алексеевич

ОСНОВНЫЕ ЧЕРТЫ СОЦИАЛЬНОЙ СТРУКТУРЫ ДРЕВНЕЙ ИНДИИ

Специальность 07.00.03 — Всеобщая история (Древний мир)

Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора исторических наук

Москва 1995

Работа выполнена в Институте мировой культуры при МГУ имени М.В.Ломоносова.

Официальные оппоненты: доктор исторических наук Л.Б.Алаев доктор филологических наук Т.Я.Елизаренкова доктор исторических наук И.С.Свенцицкая

Ведущая организация — Институт всеобщей истории РАН.

Защита состоится

Л^-г^уя?^ 1995 г. в 11 часов на заседании специализированного совета Д.003.01.01 Института востоковедения РАН по адресу: Москва, ул. Рождественка, д. 12.-

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Института востоковедения РАН.

Автореферат разослан

1995 г.

Ученый секретарь специализированного совета

доктор исторических наук

А.Г.Володин

Институт востоковедения РАН, 1995

Обшая характеристика работы. Задача диссертационной работы и ее актуальность определяются следующими обстоятельствами.

Основные проблемы социальных отношений в Древней Индии являются предметом научных дискуссий как в отечественной, так и в зарубежной историографии. От их решения зависит не только реконструкция истории страны, но и возможность сравнительного изучения древних цивилизаций.

При весьма своеобразном наборе источников, с которыми вынужден работать индолог, многое зависит от стратегии исследования, от строгости соблюдения принципов источниковедения. Поскольку основными источниками по теме являются так называемые шастры, необходимо определить их характер, истоки ^ традиции, тот угол зрения, под которым в тексте преломляется социальная действительность.

Цель диссертационного исследования состоит в выработке методики работы с шастрами и в определении с максимальной полнотой и надежностью той информации, которую содержат эти источники о формах зависимости в Древней Индии, типах социальной и политической организации (община, каста, государство).

Новизна работы связана, главным образом, с тем, что диссертант последовательно дифференцирует сведения различных традиций, стараясь определить ту систему понятий, которая характеризует каждую из них. В индологии немало концепций, построенных на весьма шатких основаниях, — наступила пора отделить мифы от реальности, проверить прочность тех фактических данных, на которых покоятся обобщения.

Источники. Центральным объектом исследования является "Архашастра Каутильи" (в публикациях диссертанта уже было дано обоснование значимости этого источника и намечена методика его изучения). В тех случаях, когда это представляется оправданным, привлекаются для сравнения иные тексты — прежде всего из близкой традиции дхармашастры (от дхармасутр до смрити, комментариев и нибандх). Существенную помощь в интерпретации памятника оказывают позднейшие сочинения того же жанра артхашастры — "Нитисара" Камандаки и "Нитивакья-мрита" Сомадевасури. В зависимости от объекта исследования

приходится эпизодически обращаться к самым различным произведениям: брахманической прозе и ведийским сутрам, палийско-му канону и "Милинда-паньхе", "Махабхарате" и шильпашаст-рам. Но сопоставление этих источников не должно вести к смешению материалов разных традиций.

Методологической базой диссертации является концепция единства всемирно-исторического процесса, материалистическое понимание истории.

Практическое значение диссертационной работы заключается в решении ряда дискуссионных проблем социальных отношений в Древней Индии. Полученные выводы могут быть полезны для сравнительных штудий. Предлагаемая оценка источников и сама методика их использования должна учитываться индологами и шире — исследователями древних и раннесредневековых обществ. Все основные положения диссертации опубликованы автором в общих трудах, университетских учебниках и энциклопедиях, вошли в лекционные курсы, читаемые на Историческом факультете МГУ, в ИСАА, в РГГУ. Комментированные перево-ды1 сделанные диссертантом, включены в хрестоматии и сборники источников. Проделанный текстологический анализ в ряде случаев позволил дать не только новые интерпретации, но и предложить исправления в самих публикациях санскритских па-.мятников.

Апробация работы. Основные положения данной работы были доложены и обсуждались

на ежегодных конференциях "Интерпретация санскритского текста" в Санкт-Петербурге в 1985-1994 гг. (ИВ РАН);

на конференции "Сергеевские чтения" (Исторический факультет МГУ) в 1985, 1987, 1989 и 1991 гг.;

на "Рериховских чтениях" (ИВ АН) в 1973 г.; на Всесоюзной индологической конференции в ИВ АН в 1974 г.;

на конференции в ЛО ИВ АН "Свободные и рабы на древнем Востоке" в 1974 г.;

на IV Международной конференции по санскритологии в Веймаре в 1979 г.;

на конференции "Древневосточная культура и вопросы ее преподавания" в Даугавпилсе (Латвия) в 1985 г.; на авторско-

читательской конференции "Вестника древней истории" в 1987 г.;

на конференции "Город на традиционном Востоке в ИВ АН в 1988 г.;

на заседании "Индийского совета по историческим исследованиям" в Дели в 1991 г.

Структура работы. Работа состоит из введения, историографии и источниковедения, трех глав основной части, заключения и списка использованных изданий источников и литературы. ' Содержание работы

Введение. Историография. Источниковедение. Проблемы социальной истории Древней Индии связаны с основным направлением отечественной науки. Многие из тех вопросов, которые рассмотрены в диссертации, поднимались Г.Ф.Ильиным, Е.М.Медведевым, Г.М.Бонгард-Левиным, Л.Б.Алаевым и рядом других индологов. Наша задача заключалась в том, чтобы отправной точкой исторического исследования сделать тщательную интерпретацию сведений источника с максимальным учетом его специфики. Подобная методика, уже принятая историками-анти-коведами, в индологии пока не получила широкого признания.

Основными источниками по теме диссертации являются дхармашастры и "Артхашастра Каутильи". Следует обратить внимание на те оценки, которые даются шастрам в историографии. Дхарма обычно воспринимается как закон (конечно, с оговорками относительного того, что закон этот не только светский, но и религиозный). Дхармашастры определяются как "за-коноведческие трактаты" (так же как "Камасутра" — трактат по сексологии, а упанишады — по философии). "Артхашастра" же — "политический трактат", к тому же, по мнению многих, авторское произведение, сочинение великого государственного деятеля Каутильи, древнеиндийского Бисмарка или Макиавелли.

Значительная часть "Артхашастры" посвящена судебным делам. Но раз это трактат о политике, а не о законе (то есть дхарме), полагают, что и сведения его по этим вопросам не заслуживают особого внимания и доверия. Твердо держится убежление, что "политический трактат" — такой же второстепенный источник по индийскому праву, как, скажем, сборник басен "Панча-тантра". П.В.Кане уделяет внимание "Артхашастре" только

вследствие своего стремления к энциклопедизму. Р.Ленга описывает индийское право так, будто "Артхашастра" вовсе не была открыта. Такую точку зрения можно понять, если мы говорим о "классическом индусском праве", господствовавшем в Средние века. Но историк не должен быть связан традиционными представлениями о степени авторитетности древних текстов — ценность своих источников он обязан определять самостоятельно.

Если сведения "Артхашастры" о праве не пользовались особым вниманием исследователей, то для реконструкции политической мысли и государственности этот памятник давно уже стал краеугольным камнем. Практически все исследователи обнаруживают в "Артхашастре" жестко централизованную монархию с развитой системой бюрократического управления, а некоторые говорят даже о тоталитаризме. Согласно легендам, Каутилья был советником Чандрагупты. Поэтому данные "Артхашастры" широко используются в работах по Маурийскому периоду. Историки, как правило, менее экстравагантны в общих оценках содержания "Артхашастры", чем философы и политологи. Но именно в их трудах Индия третьего столетия до н.э. рисуется такими красками, которые заставляют вспомнить о французском абсолютизме или о прусской монархии прошлого века.

Историография часто предлагает два основных варианта оценки "Артхашастры". Согласно одному из них, мы имеем дело с описанием державы Чандрагупты. Согласно другому, это всего лишь план (возможно, даже некий утопический идеал), который был составлен Каутильей/Чанакьей для того, чтобы царственный патрон воплотил его в жизнь. Хотелось бы подчеркнуть, что существенного различия в постановке проблемы между указанными вариантами нет. Расхождение видится скорее в степени осуществления (или осуществимости) плана, чем в его сути.

И поэтому необходимо поставить вопрос о характере шаст-

ры.

При анализе шастр следует исходить из всей традиции или дисциплины, которая, в основном, определяет форму и содержание отдельного текста. Следовательно, в данном случае приходится иметь в виду традицию дхармашастры и артхашастры. Каждая из них имеет свою историю, свою специфику, собственную терминологию. Это заставляет исследователя провести вну-

тренний анализ, прежде чем переходить к любым сопоставлениям (в частности, для определения самой сопоставимости текстов в целом, фрагментов или отдельных слов).

Точная датировка отдельных произведений — вопрос не столько еще не решенный наукой, сколько в принципе нерешае-мый. И, может быть, главное — не самый важный вопрос. Так же, как шильпашастра не сочинялась в качестве плана строительства определенного дворца, храма или города, мы не вправе искать в "Артхашастре" "конституции" конкретного государства. И если бы счастливый случай дал нам уникальную возможность точно сказать, кто и когда написал одну из шастр, это мало что могло бы изменить в нашем отношении к ней, как к историческому источнику. Шастра веками повторяла устойчивые формулы. Основное ее содержание складывалось задолго до записи отдельного произведения.

В диссертации шастры рассматриваются в общем контексте древнеиндийской культуры. Изложение "права" и "политики", так же как "философии", "лингвистики" или "астрономии" было тесно связано с ведийской ритуалистикой. В отношении ранних дхармашастр (дхармасутр) такая мысль кажется вполне тривиальной, ибо эти тексты считались частью обширной дисциплины, называемой кальпа, то есть ритуал. Одни и те же авторы-ритуа-листы составляли шраутасутры (о великих жертвоприношениях), грихьясутры (о домашних жертвоприношениях) и дхармасутры. Естественно, во всех произведениях мы видим сходную фразеологию, ходы мысли и способы организации материала. То, что дхармасутры принадлежат комплексу ритуальной литературы, давно известно, хотя это и не всегда учитывается исследователями.

Не столь очевидна связь с ритуалистикой "Артхашастры". И здесь дело, конечно, не в том, чтобы найти ее корни непосредственно в ведийской литературе. Но в качестве шастры она — часть той культуры, в которой ведийский ритуал занимал доминирующее положение.

В диссертации этот вывод подробно аргументируется. Приведем лишь один пример. Содержание главы "Артхашастры" 11.4 об устройстве города не раз становилось объектом изучения. Делались различные попытки реконструкции плана города, порою

проводились аналогии с планировкой городов, раскопанных археологами (Таксила, Паталипутра). Появление подобного материала в политическом трактате рассматривалось как свидетельство бурного градостроительства в Маурийскую эпоху.

Однако следует обратить внимание на то, что "план города" в "политическом трактате" вычерчивается по тем же принципам сакральной геометрии, что и схема алтарной площади в ритуальных сутрах с противопоставлением центра и окраины, с обходом слева направо, завершая севером и т.д. Различие лишь в том, что алтарь на деле сооружается, а "город" лишь мыслится.

Этому фрагменту предшествует глава об устройстве территории (джанапада). Историки не раз дискутировали о том, имеется ли в виду какая-то особая область или территория всего государства. Многие полагают, что появление в трактате специальной главы подобного содержания свидетельствует об активной колонизационной политике при Маурьях.

Однако необходимо выяснить позицию, которую занимает эта глава в "Артхашастре" и вспомнить аналогичные пассажи в дхармашастрах. "Джанапада" здесь представляет собою третий элемент царства — сельскую территорию — в схеме "семичлен-ного государства". Там, где историку хотелось бы видеть колонизацию, градостроительство и смену административного персонала, шастра демонстрирует нечто иное — акт "сотворения царства". Каждое из понятий — царство, территория, город — разлагается на элементы, которым выделяется определенное место в иерархии. Тема "сотворение государства" в политической науке — несомненное продолжение традиции ритуалистической мысли, представляющей части Вселенной в процессе космогонического акта ("Пурушасукта" "Ригведы" и соответствующие пассажи в брахманической прозе).

Источник в любом случае сохраняет свою значимость, но он так же не подлежит буквальному пониманию, как, скажем, миф или притча. Текст представляет ценность как своеобразная анатомия понятий, а вовсе не в качестве изображения конкретного поселения или доказательства тезиса о бурном градостроительстве. Иначе говоря, исторический анализ шастр не должен подменяться их наивной историзацией.

То, что верно для оценки сведений по городу или территории джанапады, справедливо и для всего государства, рисуемого "Артхашастрой". Последняя чаще содержит некие диаграммы, нежели такие советы, которые расчитаны на практическое применение.

В нескольких публикациях мы пытались поставить проблему истоков традиций артхашастры и дхармашастры. Истоки первой можно проследить примерно до середины I тыс. до н.э. Дата же "Артхашастры Каутильи" может быть установлена с гораздо большей определенностью. Основой датировки служат конкретно-исторические сведения, указывающие на первые века н.э. Не только размах международной торговли, но и уровень развития монетного дела, каменного строительства, распространения письменности — все несовместимо с эпохой, к которой относят Чанакыо/Каутилыо. Ведь советник Чандрагупты реально мог знать даже не Маурийскую, а лишь домаурийскую эпоху.

Из дхармасутр "Апастамба" представляется наиболее архаичной по типу, хотя, возможно, и не самой древней по абсолютной датировке. В литературе принято считать самой ранней из сутр "Гаутаму". Данная оценка, несмотря на авторитет П.В.Кане, не кажется убедительной. И.Я.Мейер, напротив, пытался доказать, будто "Гаутама" — наиболее поздняя из сохранившихся дхармасутр. Но его методика сравнения шастр, по нашему мнению, ненадежна. В диссертации подвергается анализу композиция сутры. Особое внимание следует обратить на упоминание явана (то есть греков) в перечне "смешанных каст". Последний факт, конечно, давно известен, но ему не придавалось должного значения. Между тем место "явана" в кастовой иерархии отнюдь не случайно, оно выражает определенную оценку греков как воинов, жестоких завоевателей. Такого рода определение могло появиться не ранее II в. до н.э., а следовательно, и дошедший до нас текст "Гаутамы" не может быть датирован более ранней эпохой. Данный вывод хорошо согласуется с тем, что язык "Гаутамы", как показано Р.П.Кангле, совершенно лишен архаизмов (в отличие, скажем, от Апастамбы).

Дхармасутра Васиштхи порою в скрытой форме цитирует стихи "Ману-смрити" (ср., например, "Васиштха" 1.31 и "Ману" 111.28). Это заставляет с осторожностью относиться к памятнику,

сохранившему будто бы более древнюю, чем смрити, традицию. "Вишну-смрити", как признано исследователями — псевдосутра. Шлоки зачастую выполняют здесь служебную роль, обозначая завершение каждой главы. Они являются прямыми заимствованиями — не только из "Ману-смрити" и "Яджнавалкья-смрити", но и из "Нарада-смрити" (ср. "Вишну" VI.42-43 и "Нарада" II. 103-104).

"Ману-смрити" так часто воспроизводит стихи из других произведений и безымянной массы афоризмов, что порою напоминает сборник популярных изречений. Складывался этот текст постепенно и, видимо, стихийно. По отдельным вопросам противоречивые шлоки следуют сериями одна за другой — как следы комментирования правила поколениями переписчиков (например, IX.58-68).

Напротив, "Яджнавалкья-смрити" — текст, принадлежащий отдельному составителю. В нем чувствуется определенный замысел и сознательный отбор материала, хотя, конечно, в основе своей тго не более, чем компиляция из "Ману" и других источников.

Исследование сборника "Нарада-смрити", анализ нескольких рукописных редакций этого памятника позволяет поставить проблему истории текста. Подобной возможности не дает ни "Ману", ни "Яджнавалкья". Сравнивая опубликованные редакции, можно придти к выводу о том, что древнейшей из них является так называемая "Нарадия-манусамхита", представленная, с одной стороны, текстом, опубликованным Самбашива Шастри, с другой — непальскими рукописями. Этот тезис недавно полностью подтвердился, когда Р.Ларивьер опубликовал критическое издание памятников, использовав более четырех десятков манускриптов (главным образом, из Непала). Детальное сопоставление редакции Асахан с так называемой "Вульгатой" показало ошибочность точки зрения Ю.Йолли, согласно которой "пространная редакция" предшествовала "краткой". Мы пытались показать, что обе эти редакции вносят ряд дополнений в первоначальную редакцию памятника. Значительная часть аргументов Ю.Йолли и других исследователей относительно поздней датировки "Нарады" теряет силу в свете новой реконструкции исто-

рии текста, древнейшая редакция которого может быть датирована началом н.э.

В диссертации рассматриваются средневековые комментарии к дхармашастрам. Здесь встают такие же источниковедческие проблемы, что и с самими шастрами. Нельзя просто переводить комментарии или ссылаться на них как на аргумент в интерпретации текста — необходимо постоянно задаваться вопросом о цели и характере комментирования. Вопреки поверхностному впечатлению разъяснение смысла шастры является далеко не единственной и даже не главной задачей комментатора.

Одной из существенных источниковедческих проблем является соотношение традиций дхармашастры и артхашастры. От решения ее зависит оценка сравнительной значимости сохранившихся шастр как исторических источников.

В этой связи в диссертации специальное внимание привлекает композиция шастр. В историографии смрити рассматривались как некий набор традиционных тем — более или менее бессистемный. Между тем изучение их структуры помогает понять иерархию этих тем, место каждой из них в составе шастры в целом. Исходя из этого, яснее становится и общий смысл произведения, его цель и направленность.

Удается проследить, как постепенно тематика дхармашастры становится всеобъемлющей. Любое традиционное "знание" без труда может быть включено в нее с помощью рамочных конструкций. Для охраны подданных царь должен сражаться — в дхармашастру можно включить изложение основ военного искусства. Царь строит крепость — сюда вводится материал об архитектуре. Царь совещается с приближенными — в виде предметов совещания появляются элементы "наук" о дипломатии, экономике, политическом сыске и тому подобных предметах, которые сами по себе отнюдь не являются дхармическими. Составители дхармашастр активно используют все богатство специальной литературы, и вошедшие в шастру сюжеты тем самым освящаются дхармой.

Поэтому отдельные правовые темы фигурируют в сутрах в неодинаковом контексте — и значение им придается различное. Преступление появляется в связи с темой царского наказания, а порядок наследования — с необходимостью совершать поминки

по покойному родственнику. Для авторов сутр это было совершенно разное "право".

Значительная часть содержания глав о раджадхарме и судебных делах у Ману и Яджнавалкьи не имеет аналогов в сутрах. Этот материал попадает в дхармашастру в готовом виде — очевидно, из литературы об артхе. Именно из-за подобных влияний в дхармашастрах временами появляется чуждая терминология и подход, органичный лишь для иной дисциплины. Недаром средневековые комментаторы ввели понятие "артхашастра, входящая в дхармашастру".

Сказанное, конечно, не исключает обратных влияний. Ведь всякий образованный человек изучал литературу о дхарме.

Политика, правосудие, наложение наказания рассматривались в Индии как "собственная дхарма" царя, не подчиняющаяся и тем более не сводимая к нормам общей дхармы (религиозно-морального долга). Тема преступления попадает в дхармашастры не потому, что преступник нарушает дхарму. Речь в данном случае вообще не идет о долге — дхарме частого лица. Контекстом этой темы является наказание, налагаемое царем-кшатрием. Таким образом в композиции шастры достаточно четко разграничивается преступление, подлежащее наказанию по суду, и просто грех (нарушение дхармы), влекущий за собою покаяние и очистительные церемонии праяшчитты.

Наблюдения над характером дхармашастр и степенью влияния на них литературы об артхе заставляют по достоинству оценить место "Артхашастры" в процессе фиксации древнеиндийского права. История шастр показывает, что "Артхашастра Кау-тильи" — отнюдь не вторичный и второстепенный, а основной источник для анализа древнеиндийской правовой мысли. Можно сказать, что в правовых разделах его мы усматриваем "оригинал", а в дхармашастрах — большей частью лишь "копии" (в том же смысле, в каком "копиями" являются соответствующие фрагменты эпоса и пуран).

Глава 1. Формы зависимости. Рабство и наемный труд. Описание различных сторон социальной действительности Древней Индии мы начинаем с рабства. Этой теме уделялось особое внимание в советской историографии. (Есть серьезные исследования и в зарубежной индологии — работы Б.Брелера и И.Я.Мейера,

В.Рубена и М.Шетелих, Д.Р.Чананы и Р.Ш.Шармы). На данном примере можно продемонстрировать те особенности источников, о которых прежде шла речь.

Важны не только формулировки шастр, но и контекст, в котором они появляются. Известные стихи о рабе в "Ману-смри-ти" (VIII.415-416) не случайно находятся среди стихов о шудрах. Дело не в том, чтобы реанимировать представления, справедливо отвергнутые когда-то Г.Ф.Ильиным, о том, что шудры — Варна рабов. Однако факт остается фактом: Ману не дифференцирует четко рабство и состояние шудры — одно ассоциируется или даже отождествляется с другим.

По сути, по крайней мере во времена составления "Ману-смрити", и речи быть не может о каком-либо совпадении класса рабов и шудрянской варны. Отмеченная же особенность "Ману" имеет очень простое объяснение: составитель дхармашастры ориентируется на священные тексты, он находится в плену ведийской традиции.

Совершенно по-другому выглядит фрагмент, посвященный рабству, в "Артхашастре" (III.13.1-25). Эта тема включена в раздел о праве и появляется в связи с разбором обязательственного права, найма, долговых отношений. Анализ текста показывает, что речь идет о юридическом статусе лиц, находящихся в зависимости, а не об общих принципах варнового строя, как они заповеданы Ведой.

В дхармашастрах "Many" (VIII.415) и "Нарада" (VI.25-28) содержатся списки категорий рабов (даса). Под влиянием этих шастр соответствующие категории находили и в "Артхашастре" — между тем смысл последнего текста существенно иной. "Арт-хашастра", как и другие древние памятники, нередко предлагает перечень вместо дефиниции понятия. В действительности, "Устав о рабах" "Артхашастры" (III. 13.1-25) содержит не что лное как определение раба. Перечисляя различные способы приобретения "даса", "Артхашастра", по существу, говорит следующее: "Даса в собственном смысле слова считается тот, кто куплен хозяином или получен им по наследству, приобретен посредством • дарения или рожден в его доме" (естественно, от его рабыни). Если мы захотим перефразировать древнеиндийское определе-

ние, то получим такое: "Даса есть лицо, находящееся в собственности хозяина".

Авторы многочисленных трудов о рабовладельческих отношениях не обращали внимания на эту формулировку. Между тем она представляется весьма точной и чрезвычайно важной — не только для Древней Индии. Каковы бы ни были ограничения прав собственника, исходящие из религиозных, моральных или экономических соображений, суть дела принципиально не меняется: индийский термин "даса" точно соответствует понятию "раб" у других народов.

Анализ источников показывает, что термин "даса" может употребляться и в расширительном смысле. В таком случае он указывает на состояние временной и условной зависимости (в отличие от постоянной и безусловной для даса в узком смысле слова). Один из главных выводов этого раздела работы состоит в том, что даса в широком смысле слова — лицо, находящееся во владении другого. Ядро этой социальной категории составляют даса-собственность, периферию — такие даса, по отношению к которым хозяин является не более, чем владельцем. Все остальные различительные признаки (временность, условность отношений в одном случае, постоянство и безусловность — в другом) суть производные от основного различия собственности и владения.

Формы владения могут быть весьма различны — отсюда и множественность отношений зависимости.

• 3 качестве частной разновидности временно зависимых даса предлагается рассматривать "продавшего себя". Древнее понятие "продажа" — далеко не всегда полная и безусловная передача собственнических прав. Здесь не следует придавать слишком большого значения слову — правильнее вдуматься в суть складывающихся правоотношений. Различие между "заложившим себя" и "продавшим себя", как показывает исследование "Артха-шастры", заключается в следующем: если первый может возместить полученную ссуду либо работой, либо деньгами, то последний своим трудом возмещает лишь проценты на сумму долга. Он получает свободу, вернув хозяину полностью все, что от него получил. Если посмотреть на эти отношения с точки зрения общих правил о залоге, то видно, что в случае с "продавшим себя"

речь идет о так называемом "неподвижном залоге" (стхавара ад-хи — III.12.15). Понятие самого текста, а также комментаторской традиции шастр показывает, что "неподвижным" считается такой залог, использование которого приносит прибыль, равную процентам на долговую сумму. Чтобы вернуть залог, должник обязан был выплатить ссуду полностью (то есть залог в этом случае являлся бессрочным).

"Артхашастра" проявляет особую заботу о соблюдении прав "заложенных" и других лиц, находящихся во владении. Анализ соответствующих предписаний убеждает в том, что речь идет о сохранении "рабствующим" свой кастовой принадлежности. В отличие от собственно раба он рассматривается правом как личность, как член гражданского коллектива, касты. При известной общности в положении "рабствующего" и "раба" это создает 'качественное различие в их статусе.

Весьма существенной представляется проблема происхождения рабов. В "Артхашастре" прослеживается абсолютно ясная и последовательная тенденция: арии не должны быть обращаемы в рабство. Мысль о том, что рабство должно стать уделом варваров, хорошо известна древнему миру. В основе ее лежит стремление к сохранению гражданского коллектива. Только чужаки, стоящие за пределами гражданства, могут терять права личности, превращаясь в вещь, объект собственности.

Экономика Индии никогда не базировалась на рабском труде. Но отмеченные выше черты — противопоставление свободных и рабов и попытки защитить сограждан и соплеменников от угрозы полного порабощения — черты, характерные для "древних" обществ. В данном случае слово "древний" взято в кавычки как условный термин. Нам кажется справедливым мнение И.М.Дьяконова, который склонен включать в это понятие и ряд обществ, которые хронологически относятся к раннему Средневековью.

В связи с рабством в специальной индологической литер, туре зачастую поднимается вопрос о наемном труде. В историографии встречаются крайние точки зрения на это явление. Для многих ученых — в особенности индийских — наемный труд в древности абсолютно ничем не отличался от современного. Речь поэтому может идти о "капиталистическом укладе в Древней

Индии". Другие категорически отрицают саму возможность существования наемного труда в древности (например, М.К.Кудрявцев). Аргументом при этом служит то, что наемный труд — явление, свойственное новейшей эпохе. Обе крайние точки зрения в одном пункте сходятся — в отождествлении наемного труда и капиталистического уклада. На вопрос о том, что же на самом деле скрывается за "отношениями найма", исследователи отвечают по-разному. Г.Ф.Ильин говорил, что рабогники-карма-кары находились в зависимости рабского типа. М.К.Кудрявцев предлагал считать их каминами — участниками джаджмани, специфической формы взаимообеспечения в индийской деревне.

Между тем исходить следует из всей системы правоотношений в Древне!: Индии. Шастры неоднократно говорят о найме. Общие правила о найме вещи или домашнего скота, безусловно, действуют и в отношении найма людей или их труда. Характерно, что в "Нараде" неуплата за аренду помещения прямо ассоциируется с невыдачей жалованья кармакарам.

Своеобразно, с точки зрения современности, может выглядеть перечень тех лиц, которых привлекают к работе за плату, то есть нанимают (прежде всего проститутка и наемный солдат, возница или носильщик). Эти категории лиц, работающих по найму, типичны для шастр. И в то же время все они имеют общую черту — речь не идет о производстве. Там же, где последнее и появляется, мы не видим рынка и свободной рабочей силы. Таким образом, если говорить о юридических отношениях най-

они, безусловно, есть, но наем выступает в качестве платной услуги. Он вовсе не создает особого уклада, тем более "капиталистического". Последний, действительно, принадлежит совершенно иной социально-экономической системе.

Лишь в том случае, когда работник нанимался на службу к хозяину без четкого обозначения конкретного задания, он попадал на время договора иод власть нанимателя. И эту власть последнего порою трудно отличить от рассмотренного прежде владения. Есть известные основания говорить о зависимости таких кармакаров. Но речь может идти лишь об отдельных категориях наемников, а не наемном труде в целом.

Что же касается системы джаджмани, то гипотеза М.К.Кудрявцева абсолютно не соответствует источникам. Джаджмани

• предполагает традиционную систему взаимообепечения без платы за конкретную услугу и без соответствующего договора об услуге и плате. Между тем все шастры, в которых рассматриваются кармакары, прежде всего заняты проблемой соблюдения предварительно заключенного договора и правильности оплаты за труд. Основные примеры кармакаров, приводимые в шастрах, — проститутка или наемный солдат — выглядят даже комично в

* свете указанной гипотезы. Надо сказать, что джаджмани и не должна находить прямого отражения в шастрах. Ведь эти отношения не регулировались писаным правом и не рассматривались

.в царском суде.

Решительно возражая М.К.Кудрявцеву, отождествлявшему кармакаров с каминами в системе джаджмани, мы отнюдь на думаем, что сама эта система — явление гораздо более позднее. Какие-то черты ее должны были существовать в древности, ибо речь идет о специфических отношениях между кастами.

Глава 2. Община. Собственность. Каста. История сословно-кастового строя Индии представляет комплекс сложнейших проблем, каждая из которых требует особого исследования. В диссертации рассматриваются различные вопросы, связанные с этой тематикой.

В историографии распространено мнение о позднем проис-' хождении каст, которые де приходят на смену более древним варнам. "Артхашастра" по данной проблеме содержит уникальный материал, анализ которого позволяет придти к ряду важных выводов о специфике социального строя, о характере общины, о природе каст.

Джати в "Артхашастре" предстает как коллектив, принадлежность к которому определяется по родству и наследуется. Этот эндогамный коллектив состоит из отдельных "кула" — фамилий (семей или кланов). Каждая джати занимает особое место в обществе, свято блюдя свойственные ей обычаи и нормы поведения (111.7.40). Все члены джати могут иметь одну и ту же профессию (III.7.35). Речь идет также о руководителях джати, очевидно, местных (XIII.5.9). Все перечисленное позволяет сделать вывод о том, что правомерно толковать джати как "каста". Следовательно, по меньшей мере, во времена "Артхашастры" каста была сформировавшимся институтом.

Дхармасутры не столь богаты информацией о джати. Однако следует подходить к этой проблеме с другой стороны. Одним из важнейших разделов сутр является так называемая "праяшчит-та" — "покаяния". Грешник, в особенности отказывающийся совершить искупительные обряды, становится "патита" — он подвергается бойкоту со стороны всех родных и близких, "умирает" для них, он как бы "выпадает" ("пат" — падать) из общества (Ману XI.181, Вишну XXXV.3-5 и др.). Обычная трактовка термина "патита" — "исключенный из касты", весь комплекс предписаний о праяшчитте указывает именно на это. Но там, где !. есть "исключенный из касты" правомерно говорить и о самой касте. •

При решении вопроса о кастах в индийской древности принято опираться на тексты смрити, прежде всего на X главу "Many", содержащую обширный список так называемых "смешанных джати". Последний воспринимается как перечень тех каст, которые мог наблюдать автор "Ману-смрити" в свое время и в своей местности. Сопоставляя "Ману" с аналогичными пассажами, скажем в пуранах, некоторые авторы (Р.Ш.Шарма) считают возможным делать заключения о постепенном увеличении числа каст в Индии. Между тем здесь, как и в иных случаях, прежде всего необходимо задаться вопросом о том, что собою представляет источник, откуда черпается информация и с какой целью сообщается читателю.

Анализ X главы "Ману-смрити" (а иные шастры содержат, в принципе, совершенно аналогичный материал) позволяет придти к следующим выводам. Традиция, согласно которой джати появились вследствие брачных связей между мужчинами и женщинами разных варн, не заслуживает доверия. Но посредством указаний на мифическое происхождение джати авторы шастр стремились обозначить место, занимаемое ею в кастовом обществе. Чем ниже статус "родительских" варн, чем грубее нарушена в их "браке" иерархия, тем менее благоприятно положение "смешанной джати".

Основную категорию каст, перечисляемую во всех шастрах, составляют те, которым приписывается происхождение непосредственно от "браков" мужчин и жтцин розных варн в тех или иных сочетаниях: брахмана и кшатрийки, шудры и вайший- 4

K.11I it т.д. Этот список весьма устойчив и в нем фигурируют такие наименования, которые явственно указывают на этнос или территорию: магадха, вайдехака и др. Совершенно очевидно, что эти две "джати" могли восприниматься как таковые лишь в то время, когда Магадха и Видеха еще не были полностью арьяни-зированы и считались областями, лежащими вне Арьяварты. Речь идет о той стадии, которая запечатлена в брахманической * прозе. К иоздневедийскому времени и должно относиться формирование традиции о данных "джати".

Специальное внимание в этой главе обращено на то обстоятельство, что ряд названий основных джати встречается в ведийской литературе в качестве свиты "царей" (раджан), так называемых "ратнинов". Вопреки распространеному мнению, сута, ' кшаттар, угра, а также ратхакара — не чисто профессиональные обозначения, как их склонны воспринимать средневековые ком.' ментаторы. Скорее следует говорить о неких ритуальных рангах. Те обязанности, которые возлагались на их носителей, имели церемониальный характер. Кшаттар, например, резал мясо на царском пиру. Очевидно, и ратхакара был вовсе не "тележником", а приближенным царя-вождя, ритуальной обязанностью которого было изготовление для последнего боевой колесницы.

Составитель дхармашастры заимствует перечень основных * "джити" из брахманической прозы, вовсе не задумываясь над тем, есть ли такие "касты" в окружающей его, давно изменившейся действительности. Сам живя на территории Магадхи или Видехи, которые стали центром древнеиндийской цивилизации, он повторяет старинные сведения о магадхах и вайдехах как особых народностях-джати. Здесь отражена принципиально важная особенность шастр. Их составители имели в виду не одну только "действительность", а две: одна — то, что их окружало, другая представлена священной литературой. И, по крайней мере теоретически, вторая считалась несравненно более важной, чем первая. Объективная трактовка дхармашастр возможна лишь при учете их роли своеобразного комментария более древней, ведийской традиции.

Помимо основных "смешанных джати" выделяется значительное количество каст, произошедших от брачных сочетаний последних между собою. Среди этих "вторичных" джати мы ви-

дим множество индийских племен и народностей. Совершенно ясно, что речь идет не о какой-то отдельной местности, где эти касты были представлены. Составитель дхармашастры имел общеиндийский взгляд: он последовательно называл этнические группы юга (андхры, дравиды), запада (авантья), северо-востока (маллы, личчхавы), сам занимая центр — область Индо-Гангской равнины. Естественно, эта картина относится к совершенно иной, уже послеведийской эпохе. Источником "этнографических сведений" являлась для него литература общеиндийского характера, возможно, эпос.

Наконец, последнюю категорию "смешанных джати" составляют такие, где, собственно, вовсе нет никакого "смешения", а лишь некая "деградация". Это, как правило, неиндийские народности, которые должны были занять свое место в общей картине мира у "Ману". Упоминание одновременно греков, китайцев, парфян и шаков (Х.44) позволяет с уверенностью датировать данный фрагмент началом н.э. »

Анализ свидетельств источников о "смешанных джати" выявляет своеобразный парадокс. Каждая джати предстает как некое замкнутое единство. Говорится об эндогамии и других формах социальной изоляции (особая одежда, пища, бытовые обычаи), о профессиональных занятиях, наконец, определенном месте в кастовой иерархии. Таким образом, можно констатировать наличие кастового строя. Между тем в качестве конкретных каст ? в списке встречаются то давно исчезнувшие ведийские ранги типа кшаттаров, то народности далекого юга — дравиды, то — . греки и китайцы. Конечно, в какой-то местности греческая или дравидская колония могли составить касту, но не это имелось в виду составителем шастры. С данной точки зрения, перечисленные джати — не вполне касты или вовсе не касты. Речь идет об очень существенной особенности шастры. Она дает некий общий литературный образ, образец, в свете которого воспринимается « окружающая действительность. Чандала в "Ману-смрити" — не просто конкретная каста, а тип неприкасаемого. В каждой области могли быть свои низшие джати, которые отождествлялись с антья, атьявасаинами или чандалами дхармашастр.

Значительное число исследований, как в прошлом, так и в нынешнем веке, было посвящено греческим сведениям об индий-

ских кастах. Знаменитые "семь классов" Мегасфена получили самые различные истолкования. То, что мы видим у античного автора, в некотором смысле сходно с описанием шастр. Мегас-фен очень точно формулирует основные признаки кастового строя: эндогамия и наследственность занятий и образа жизни. Когда Мегасфен говорит об этом, он, конечно, передает то, что слышал от индийцев. Что же касается конкретных разрядов, то здесь ему приходится опираться главным образом на собственные наблюдения. Поэтому в качестве индийских каст появляются такие группы, которые мог увидеть образованный эллин: воины и земледельцы, пастухи и ремесленники. Следуя античной традиции, Мегасфен легко подменял индийские касты более привычными греку профессиями.

Если каста была сложившимся институтом, естественно, встает вопрос о соотношении ее с варной. Этот вопрос получил освещение в диссертации. К терминологии индийских источников приходится относится с большой осторожностью. Так термин джати, означающий в санскритских текстах "смешанные касты", в палийских относится к четырем варнам. Подобное словоупотребление не вполне чуждо и шастрам. Н.Вагле убедительно показал, что для обозначения собственно касты в "Типитаке" употребляются слова типа "кула", имеющие в шастрах смысл "семья, патронимия". В то же время кула в качестве "касты" явно не может просто отождествляться с джати дхармашастр. Скорее можно думать, что в смрити этому понятию соответствует тот коллектив сородичей и свойственников, из которого "выпадает" грешник-патита.

В распределении каст по варнам всегда присутствует оценочный момент, и именно благодаря этому осуществляется социальная мобильность. Кастовая идентификация и наименование сохраняется, а варновая оценка меняется.

В диссертации анализируется вопрос о статусе шудр в "Арт-хашастре". В тексте они однозначно и последовательно причисляются к ариям. Это выглядит настолько необычно, так противоречит характеристикам, содержащимся в литературе о дхарме, что исследователи потратили много усилий на борьбу с текстом. Однако оценка варны шудр в "Артхашастре" полностью соогвет-

ствует всему комплексу сведений, содержащихся о них в этом памятнике.

Дхармашастры, следуя традиции, восходящей к ведийской эпохе, продолжают повторять, будто обязанностью шудры является "мытье ног хозяина", роль слуги и занятие ремеслом как деятельностью несамостоятельной. Между тем "Артхашастра" последовательно и недвусмысленно определяет шудр как земледельцев и основных налогоплательщиков. Очевидно, с этими занятиями и таким положением в государстве и связано пресловутое "арийство" шудр.

Значительное место в индологии занимает комплекс проблем, связанных с сельской общиной и аграрными отношениями. Они получили освещение в диссертации. Прежде всего необходимо отметить, что в шастрах в качестве однотипных социальных организаций перечисляются деревня и область (деша), семья и клан (::ула) и- каста, профессиональное объединение — сангха. Речь и.кет о разного рода корпорациях, которые не имеют единого наименования на санскрите, но могут быть охарактеризованы как "общины" в самом широком смысле слова. Исходя из этого, следует говорить об общинности всей социальной, структуры Древней Индии. Подобная точка зрения в отечественной индологии уже высказывалась Л.Б.Алаевым.

Нами предложена новая интерпретация фрагмента о "нарушении соглашения" ("Артхашастра" ШЛО), позволяющая увидеть в нем перечень основ общинного порядка. Те правила, которые действуют в деревне, составители шастр распространяют и на любую общинную организацию, включая ремесленные корпорации, кланы и касты.

Новая интерпретация предлагается в диссертации и термину "саманта" — буквально "сосед". Он может означать не только ближайших соседей, но всех полноправных членов общины, принимающих участие в улаживании пограничных споров, имеющих право на преимущественную покупку земельных участков в деревне и т.п. Это истолкование было поддержано Л.Б.Алаевым и С.Джасвал в их рецензиях на нашу с А.М.Самозванцевым книгу об "Артхашастре".

Подробное освещение получила в диссертации проблема собственности на землю, которая, как известно, является пред-

метом жарких дискуссий. Если оставаться на почве представлений, сложившихся у древних индийцев, она выглядит следующим образом. Обрабатываемая земля, как правило, принадлежала тому или иному хозяину (свамин). Следовательно, мы вправе были бы говорить о частной собственности. В то же время права распоряжения этой собственностью имели ряд ограничений. Наиболее значительным нам представляется то, что вся хозяйственная деятельность должна была совершаться в интересах семьи. Не только землей, но даже движимым имуществом хозяин не вправе был распоряжаться по произволу. Древнеиндийское право не знает свободы завещания. Хозяин являлся в большей степени распорядителем семейного имущества, нежели индивидуальным собственником. Понятие индивидуальной собственности вообще не могло сформироваться полностью там, где сам индивид являлся частью многочисленных и разнообразных коллективов — родственных, территориальных, профессиональных.

Частный (семейный) земельный участок находился на об-•щинной территории. В соответствии с этим община в известной мере контролировала любые сделки с недвижимостью. Если речь шла о городском квартале, продажа дома осуществлялась при участии соседей. Преимущественное право на покупку земельного участка в деревне имели односельчане-саманта. Владение землею было сопряжено с рядом обязательств, которые принимал на себя любой общинник. Но это не дает права говорить о деревне в целом как о собственнике обрабатываемых полей (речь, конечно, не идет о тех угодьях, которыми пользовались все односельчане совместно). Ситуация проясняется в том случае, когда хозяин участка умирал, не оставив родственников. Его земля считалась "ничейной",' выморочной и потому отходила в казну. Отнюдь не предусматривалось возможности того, что односельчане (то есть община) станут сами определять судьбу земли и тем проявят свои права коллективного собственника.

Владеть землею налогоплательщики могли при условии уплаты податей царю. Царь также мог быть назван хозяином (свамин) земли, но он владел территорией, а не объектом хозяйственной деятельности. Царской собственностью в полном смысле слова являлось лишь то, что не имело другого, то есть частного собственника.

Особенно интересны свидетельства "Артхашастры" о той фигуре, которая еще не привлекала снимание исследователей. Мы имеем в виду "хозяев деревень" (грамасвамин). Судя по той ответственности, в том числе финансовой, которая на них возлагается, "хозяева деревень" представляли определенный социальный слой, без учета которого невозможно понять не только общество, но и государство Древней Индии.

Глава 3. Государство и особенности социальной структуры. Государство "Артхашастры" (а соответственно, зачастую и Мау-рийская держава) в историграфии рисуется как централизованное, имевшее сложную систему бюрократического управления. Крайних воззрений придерживался Б.Брелер, которому принадлежит наиболее крупное исследование по данной теме. Необходимо отметить, что в советской индологии высказывались значительно более умеренные и взвешенные оценки. Речь идет, главным образом, о работах Г.М.Бонгард-Левина, который давно уже призывал к разумной осторожности в использовании "Артхашастры" как источника именно по Маурийской эпохе.

В последние годы интерес к индийской государственности значительно вырос, и в подходах к этой проблеме наметились новые тенденции. Многочисленные попытки восстановить единый механизм налогообложения и системы управления по "Арт-хашастре" оказались не более успешными, чем проекты чертежей плана города и отождествления последнего с какими-либо индийскими городами. Значительно плодотворнее может оказаться исследование основной политической терминологии шаст-ры. Такую задачу и поставил перед собой диссертант.

В результате проведенного источниковедческого анализа диссертант пришел к ряду принципиальных выводов, которые противоречат устоявшимся в индологии оценкам. Речь идет прежде всего о рыхлости структуры государства и нечеткости самого понятия "государство". В "Артхашастре" весьма трудно провести грань между внешней и внутренней политикой, государством и межгосударственным образованием. Отношения правителя с поддаными характеризуются патриархальностью. Царь распоряжается своими "друзьями" и "слугами", которых нередко трудно отличить от так называемых "соседей". Присоединение территорий не означало смены управления или правящей элиты.

Местные династии оставались в неприкосновенности, и царь особо заботился о том, чтобы не ссориться со знатыо как завое-' ванной области, так и той, что составляла ядро его государства. Его реальная власть ограничена, и именно поэтому он пытался лавировать в политической борьбе, активно прибегая к интригам, подкупу влиятельных лиц.

Представление о территории, населенной земледельцами, которые имеют "господ", несовместимо с идеей чисто бюрократического управления государством. Лица, кажущиеся, на первый взгляд, царскими чиновниками, на деле оказываются представителями местной аристократии или главами каких-то объединений. В своей повседневной деятельности они использовали собственных слуг. В этом контексте по-новому представляется и противопоставление республик и монархий в Индии. Они в значительной мере имели общую основу — определенный слой знати, который в одном случае составлял "объединение" — сангху, в другом — более сложную иерархическую структуру.

Представляется, что соответствующие публикации укладываются в русло антимодернизаторского направления в изучении древней государственности. Аналогичные тенденции можно констатировать не только в индологии, но и в антиковедении.

Очевидно, новый взгляд на структуру древнеиндийского государства заставит пересмотреть и общие концепции политической истории страны. Таким образом, изучение шастр может оказаться плодотворным даже для анализа событийной истории, от которой эти тексты, казалось бы, бесконечно далеки.

С самого начала развития европейской индологии шастры являлись основным источником для реконструкции Древней Ин-, дии. Время от времени исследователей постигало горькое разочарование: около ста лет назад многие резко отзывались о досто-5 верности дхармашастр, в частности, "Законов Мапу". Сейчас некоторые индийские ученые склонны, отвергнув "Артхашастру", положить в основу своих изысканий только археологические и эпиграфический материал. Тенденция эта естественна, но обойтись без литературных источников все же не удастся. Главная проблема заключается в том, чтобы правильно понять их характер, а стало быть точно интерпретировать отдельные сведения. Своими работами мы стараемся продемонстрировать значимость

информации, содержащейся в шастрах, прежде всего в "Артха-шастре". Но ее подлинный смысл зачастую существенно отличается от того, который на первый взгляд представляется читателю.

Заключение, в заключении формулируются основные выводы:

1. "Артхашастра Каутильи" — памятник, созданный в начале н.э. на основе вековой традиции "кшатрийского учения" (кшатравидья). Его юридические разделы являются цельным самостоятельным текстом, оказавшим значительное воздействие на религиозную литературу смрити (дхармашастр). Это позволяет (и даже заставляет) историка положить данный источник в основу исследования общества и государства Древней Индии.

2. В "Артхашастре" содержится определение раба, как человека, находящегося в собственности хозяина.От истинных рабов необходимо отличать "рабствующих", пребывающих не в собственности, а во владении. К последним принадлежит и так называемый "продавший себя", его зависимость может быть определена как бессрочный залог.

3. Термины "кармакара" или "бхритака" указывают на возмездное использование чужого труда, которое может быть определено как наем рабочей силы. Но юридические отношения найма не связаны с каким-либо определенным социально-экономическим укладом.

4. Шастры содержат типологию "общины", включая в это понятие разного рода территориальные, родственные, кастовые и профессиональные объединения.

5. Недвижимость, как правило, являлась собственностью отдельных семей. Так как поле, сад или водоем находились в пределах той или иной общины, последняя ограничивала права собственников (речь идет равным образом о городском квартале или деревне). Царь считался свамином (господином) земли как территории, а не объекта хозяйственной деятельности.

6. Шастры свидетельствуют о сформировавшихся кастах — эндогамных коллективах, имеющих общинную структуру. Давая перечни "смешанных джати", шастры прежде всего воспроизводят старинную ведийскую традицию. Варновая характеристика являлась способом классификации реально существовавших каст.

7. "Артхашастра" рассматривает основную массу земледель-цев-налогоплателыциков как шудр и стремится защитить их от порабощения.

8. Политическая мысль Древней Индии свидетельствует о том, что государство не сложилось в централизованную и бюрократическую структуру, его основой являлся обширный слой знати.

По теме диссертации опубликованы следующие работы:

1. Брак-купля в Древней Индии//Проблемы всеобщей истории. М., 1971 (0,3 п.л.).

2. Рецензия на: Trautman T.R. Kautilya and Ihe Arthaçâstra. Leiden, 1971//ВДИ. 1973. № 2. (0,6 п.л.).'

3. Источниковедческие проблемы изучения "Артхашаст-ры"//ВДИ. 1972. № 1 (1 п.л.).

4. О развитии эндогамии древнеиндийских варн//Индийская культура и буддизм. М., 1972 (0,3 п.л.).

5. "Устав о рабах" в "Артхашастре Каутильи"//ВДИ. 1976. №4 (1,5 п.л.).

6. Артхашастра, входящая в flxapMaiuacTpy//Altorientalische Forschungen. Berlin, 1976. Bd. IV (1 п.л.).

7. Об оценке греков в индийской традиции//Тезисы докладов конференции "Эйрене". Ереван, 1976.

8. О понятиях "свободный" и "раб" в Древней Индии//ВДИ. 1976. № 1.

9. Важные проблемы социально-экономического строя Древней Индии//ВДИ. 1977. № 3 (1,2 п.л., совместно с А.М.Само-званцевым).

10. Юридическая тематика в композиции дхарма-шастр//Санскрит и древнеиндийская культура. М., 1979 (0,3 п.л.).

11. Южная Азия//История Древнего Востока. М., 1979 (3,5 пл., совместно с Г.Ф.Ильиным).

12. Society and State in Ancient India//Indian Historical Review. Delhi, 1979. Vol. V (совместно с Г.М.Бонгард-Левиным).

13. Society and State in Ancient India//Ludwik Sternbach Felicitation Volume. Lucknow, 1979 (совместно с Г.М.Бонгард-Левиным)..

14. "Артхашастра" III книга (переводе санскрита)//Хрестоматия по истории Древнего Востока. М., 1980 (3 п.л. , совместно с A.M.Самозванцевым).

15. Из наблюдений над композицией дхармашастр//Древний Восток и античный мир. Вып. 2. М., 1980 (1 п.л. совместно с В.Н.Романовым).

16. Монеты и цены в "Артхашастре Каутильи"//Тезисы докладов и сообщений к V Международной конференции по санскритологии. М., 1981.

17. Общество и государство Древней Индии//ВДИ. 1981. № 1 (1,5 п.л., совместно с Г.М.Бонгард-Левиным).

18. Пандей Р.Б. Древнеиндийские домашние обряды. Перевод, предисловие, комментарии. М., 1982 (20 п.л.).

19. Артхашастра: проблемы социальной структуры и права. М., 1984. Диссертантом написаны Введение и глава 2 (с. 6-54, 129-180, 228-234); совместно с A.M.Самозванцевым глава 1 (с. 55-128).

20. Южная Азия//Источниковедение Древнего Востока. М., 1984 (3 п.л.).

21. "Яджнавалкья-смрити", "Нитисара" Камандаки (переводы с санскрита)//Индия в литературных памятниках III-VII вв. М., 1984 (1 п.л.).

22. Notes lo Näradasmrti//Summaries of Papers presented to the Vllh World Sanskrit Conference. M., 1984.

23. "Меры против воров" в "Нарада-смрити"//Древняя Индия. Язык, культура, текст. М., 1985 (1 п.л.).

24. Тексты и комментарии древнеиндийского права//Древ-няя культура и вопросы ее преподавания. Тезисы. Даугавпилс, 1985.

25. Image of India. М., 1985 (20 п.л. совместно с Г.М.Бонгард-Левиным; диссертантом написаны главы 1, 2 [§ 1, 3], 5 [с. 13-81, 97-108, 144-187]).

26. Society, State and Law in Ancient India. Delhi, 1985 (15 п.л.) (совместно с A.M.Самозванцевым).

27. Society and State in Ancient India//Sanskrit and World Culture. В., 1986 (совместное Г.М.Бонгард-Левиным)..

28. Древняя Индия//Всемирная история экономической мысли. Т. 1. М., 1987 (1 п.л.).

29. Древняя Индия//Межгосударственные отношения и дипломатия на Древнем Востоке. М., 1987 (2,5 п.л., совместно с Д.Н.Лелюхиным).

30. Рецензия на кн. : Бонгард-Левин Г.М., Ильин Г.Ф. Индия в древности. М., 1985// ВДИ. 1987. № 1 (1,8 п.л.).

31. Шудры в древнеиндийских книгах о дхарме и артхе//Те-зисы 10-ой авторско-читательской конференции ВДИ. М., 1987.

32. Naradasmrti and Medieval Commenlaries//Vän7jyotih. Vol. 2. Bhubaneswar, 1987 (0,3 п.л.).

33. К проблеме древнеиндийской общины//НАА. 1987. № 3 (0,4 п.л.).

34. К оценке "Артхашастры" как источника сведений о древнеиндийском городе//Город на традиционном Востоке. Тезисы. М., 1988.

35. К проблеме древнеиндийских каст//Из истории древности и средних веков. Львов, 1988 (на укр. языке) (0,7 п.л.).

36. Рецензия на кн.: Stein О. Kleine Schriften. Stuttgart, 1985// ВДИ. 1988. № 1 (0,5 п.л.).

37. Шарма Р.Ш. Древнеиндийское общество. М., 1988 (послесловие, комментарии — 3 п.л.).

38. Южная Азия//История Древнего Востока. М., 1988 (3,5 п.л.).

39. Town Planning as Depicted in Arthaçâstra//VâriTjyotih. Vol. 3. Bhubaneswar, 1988 (0,4 п.л.).

40. "Вишну-смрити" (перевод с санскрита)//Практикум по истории древнего мира. Вып. 1. М., 1989 (1 п.л.).

41. Наем в Древней Индии//ВДИ. 1989. № 3 (0,6 п.л.).

42. "Ашвалаяна-грихьясутра", "Камасутра", "Хариванша", "Матсья-пурана" (переводы с санскрита)//История и культура Древней Индии. М., 1990 (6 п.л.).

43. О государственности в Древней Индии//ВДИ. 1990. № 1.

44. Пандей Р.Б. Древнеиндийские домашние обряды. М., 1990 (издание второе, с переводами из "Гобхила-грихьясутры" и "Хираньякеши-питримедхасутры").

45. Naradiya Manusamhitâ and its Relation to Manu-smrti//Prof. R.V.Joshi Felicitation Volume. Delhi, 1990 (0,4 п.л.).

46. Mischkasten in Mänava Dharmagastra//Altorientalische Forschungen. Berlin, 1990. Bd. XVII (2 пл.).

47. Первое критическое издание памятника древнеиндийского права//Восток. 1992. № 3 (0,6 п.л.).

48. Переход от древности к средневековью. Данные санскритских источников и их интерпретация//ВДИ. 1993. № 3 (0,7 п.л.).

49. Древняя Индия//История Азии. Т. 1 (3 п.л. — в печати).

50. Индия в Ведийский перид//История Древнего Востока. Т. 2 (5,5 п.л. — в печати).

51. Индия в Гуптский период//История Азии. Т. 2 (1 п.л. — 1 в печати).

52. История индологии//Историография Древнего Востока (3 п.л. — в печати).

53. Кастовые наименования в "Законах Ману"//Литература и культура древней и средневековой Индии (2 п.л. — в печати).

54. Основы древнеиндийского права. "Нарада-смрити" (20 п.л. — в печати, совместно с А.М.Самозванцевым)

Заказ 66 Тираж 100

Типография МНПО «НИОПИК» 3-й Неглинный пер., д. 5