автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.03
диссертация на тему: Отношения римских императоров с христианской церковью в 330-х - начале 360-х годов

Полный текст автореферата диссертации по теме "Отношения римских императоров с христианской церковью в 330-х - начале 360-х годов"

На правах рукописи

КОПТЕЛОВ Борис Вячеславович

ОТНОШЕНИЯ РИМСКИХ ИМПЕРАТОРОВ С ХРИСТИАНСКОЙ ЦЕРКОВЬЮ В 330-Х - НАЧАЛЕ 360-Х ГОДОВ

Специальность: 07.00.03 - всеобщая история

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук

Москва 2003

Работа выполнена в Московском государственном открытом педагогическом университете им. М.А. Шолохова на кафедре всеобщей истории

Научный руководитель:

Официальные оппоненты:

Ведущая организация:

доктор исторических наук, профессор Свенцицкая И.С., доктор исторических наук, профессор Михайловский Ф.А.

доктор исторических наук, профессор Пьянков И.В.

кандидат исторических наук, Скогорев А.П.

Московский городской педагогический университет

Защита состоится июля 2003 г. в 15 часов на заседании диссертационного совета Д.212.136.03 при Московском государственном открытом педагогическом университете им. М.А. Шолохова по адресу: 109004, г. Москва, ул. Верхняя Радищевская, д. 16-18, ауд.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Московского государственного открытого педагогического университета им. М.А. Шолохова.

Автореферат разослан " июня 2003 г.

Ученый секретарь диссертационного совета, доктор исторических наук,

лрофессор В.И. Овсянников

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ДИССЕРТАЦИИ

Актуальность темы исследования определяется необходимостью углубленного изучения идеологии и политических институтов Римской империи IV века, времени, когда происходило становление христианства в качестве официальной государственной религии. В те годы развертывалась деятельность императора Константина I и епископа Афанасия Александрийского, признанных Великими.

Проблема церковно-государственных отношений актуализировалась в новом, третьем, тысячелетии в связи с духовными потребностями общества.

Изучая указанный сложный, во многом переломный период взаимоотношений светской власти и церкви, можно выявить и осмыслить главнейшие компоненты этих связей в их динамике, перспективах развития, обнаружить их вклад в духовную культуру общества,

Цель и задачи исследования

Цель исследования состоит в определении места и роли церкви в политической системе Римской империи 330 - начала 360-ых годов. Для ее достижения необходимо решить следующие задачи:

- изучить теоретические обоснования отношений императорской власти и церкви в 330-360 годах;

- проследить процесс формирования христианских монархических взглядов в рассматриваемый период;

- определить значение церковных соборов 330 - начала 360-х годов для установления отношений церкви с императорской властью;

- выявить роль деятельности, с одной стороны, Афанасия Великого, Евсевия Никомедийского, Георгия Александрийского, с другой - Константина I, Констанция П, Констанса, их придворных и иных должностных лиц в организации связей двух социальных институтов;

- раскрыть роль народа (христиан и язычников) в формировании государственно-церковных отношений;

- изучить участие представителей духовенства в придворной жизни и в светской политической борьбе.

Хронологические рамки работы - 330-е - начало 360-х годов, от основания Константинополя - до конца правления Констанция II и начала узурпации Юлиана Отступника. Указанный период можно считать особым этапом взаимоотношений империи и христианской церкви, оказавшимся временем интенсивной соборной деятельности и острой внутрицерковной борьбы, периодом становления церковных канонов и институциональных основ, в частности монашества. Полит ское развитие ищшдуемого пе-

■азональная библиотека

С.Петербург Ьл 09 акт/ЬЭ

риода характеризуется отстаиванием единства империи сыновьями Константина и охраной внешних рубежей государства.

Источники работы. В диссертации использованы церковные и светские «Истории», хроники, послания (соборные, императорские, епископ' ские), акты соборов, агиографические памятники, философские и богословские трактаты. Наиболее информативны для изучаемой темы сочинения1 Афанасия Александрийского1, создававшиеся в 20-50-е годы IV века, в первую очередь «История ариан» и «Апология перед Констанци-ем», а также его богословские трактаты и послания узкоцерковного характера.

Они позволяют выяснить различные аспекты воззрений Афанасия на императорскую власть. В них раскрываются сущность личных контактов епископов с представителями светской власти и система их взаимоотношений. В диссертации использованы также труды2 Евсевия Кесарийского, Сократа Схоластика, Феодорита Кирского, Филосторгия. Их церковно-исторические сочинения дополняют сообщения Афанасия, а также содержат ряд сведений, нигде более не повторяющихся. «Хроника праздничных посланий Афанасия» позволяет в ряде случаев уточнить информацию епископа. Из источников светского характера первостепенное значение имеют исторические труды3 Аммиана Марцеллина и Евнапия. Отдельные факты и оценки извлекаются из трудов Либания, Юлиана Отступника и Фирмика. Философские трактаты - «Эннеады» Плотина и «О пифагорейской жизни» Ямвлиха - способствуют пониманию церковно-государственных концепций, которые создавались во многом одновременно с развитием неоплатонических представлений о сущности императорской власти.

Степень изученности темы. Проблема отношений римской власти и церкви в 330-360-х годах издавна вызывала интерес историков. Приоритет в изучении данной проблемы принадлежал протестантским и католическим богословам, которые преследовали религиозно-полемические цели. Русская дореволюционная историография представлена многочисленными трудами, главным образом церковно-богословского и церковно-правового содержания. Преимущественное внимание к узкоцерковным проблемам

1 Sancti patris nostri Athanasii... Opera omnia.. T.l-4 // Patrologiae cursus completus. Series graeca. Paris. 1857-66. Т.25-28: Творения иже во святых отца нашего Афанасия, архиепископа Александрийского в 4-х ч. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1902-03.

2 Eusebius Pamphilius. The Ecclesiastical history. Vol.1-2 Camb (Mass), 1980 Евсевий Памфил. Церковная история М., 1993; Socratis Scholastici Historia ecclesiastica // Patrologiae cursus completus Series graeca Paris, 1859, T.67. Сократ Схоластик Церковная история М„ 1996; Theodoretus. Historia ecclesiastica // Patrologiae cursus completus Series graeca. Paris 1859, T.82. Феодорит. епископ Кирекий. Церковная история. М, 1993; Philostorgius. Kirchengeschichte. Leipzig, 1913.

3 Ammi'anus Marcellinus. Rerum gestaram libri qui supersunt. Berolini, Vol. 1-2. 1910-15. Аммиан Марцеллин. Римская история, СПБ., 1994; Philostratus Flavius Eunapius. The Lives of the sophists. Camb. (Mass ), 1968

ограничивало рамки научного исследования. Изучались история соборов и церковной борьбы IV века, деятельность Константина I и Афанасия Александрийского, их вклад в утверждение христианства и ортодоксального вероучения. В трудах1 А.В.Горского, В.В.Болотова, Я.И.Алфионова, иеромонаха Михаила и других видное место занимали вопросы имущественного и правового положения церкви в Римской империи. Работу этих авторов отличает высокий уровень исследования источников. Однако монографий обобщающего характера, которые могли бы полностью учесть все важные аспекты отношений светской власти и церкви, не было создано ни в отечественной, ни в зарубежной науке XIX - начала XX века,

Отсутствие цельного, систематического изучения церковно-государственных связей и пристальное внимание лишь к отдельным проблемам характерно и для периода после 1917 года. При обилии работ, в которых разбирается множество вопросов, более или менее близких к проблематике диссертации, изучение конкретных отношений императора и должностных лиц с церковными деятелями как правило заменялось рассмотрением общих тенденций религиозной политики римской государственной власти IV века. Вместе с тем труды К.М.Сеттона, М. Симонетти, Й. Чешки, П. Брауна, Т. Барнса, К. Хааса, основанные на углубленном использовании разнообразных источников, заметно обогатили научное понимание взаимосвязи светской власти и церкви2. Более детально стали разрабатываться социально-политические аспекты церковно-императорских контактов, которые анализировались с учетом задач, стоявших перед римской империей, чьи правители боролись за сохранение и единство государства. Здесь следует выделить статью М. Ди.Майо и Д.Арнольда3, в которой впервые делается попытка выяснить роль ряда епископов в светской политической борьбе 337 г.

Советская и постсоветская историография по теме невелика и сводится к отдельным статьям и разделам в работах общего характера, Цер-ковно-императорских контактов IV века касались в своих исследованиях

1 Горский А.В. Жизнь св Афанасия Великого, архиепископа Александрийского. М., 1851; Болотов В.В. Лекции по истории древней Церкви. Т. 1-4 СПБ., 1907-18, Алфио-нов ЯМ. Император Юлиан и его отношение к христианству. Казань, 1877; Михаил Законодательство римско-византийских императоров о внешних правах и преимуществах церкви (от 313 до 565 г.г.) Казань, 1901.

2 Setton К М Christian attitude towards the emperor in the 4th century. N Y., 1941, Simonetti M. La Crisi Ariana del IV secolo Rome. 1975, Ceska J Rimsky stat a katolicka cirkev ve IV stoleti Brno, 1983; Brown P. Power and persuasion in late antiquity, towards a Christian Empire. Camb (Mass), 1992, Barnes TD. Athanasius and Constantius. Camb. (Mass.), 1993; Haas Ch Alexandria in Late Antiquity Topography and social conflict. Baltimore; L , 1997.

3 Di Maio M., Arnold D Per Vim, Per Caedem Per Bellunr A Study of Murders and Ecclesiastical Politics in the Year 337 AD / Byzantion, v 62, Bruxelles, 1992

И.С.Свенцицкая, И.Е.Кривушин, В.МТюленев и др., в работах1, посвященных истории ранней христианской церкви.

Основной тенденцией в отечественной науке было соотнесенные церковно-государственной политической жизни с классовой борьбой и народными движениями.

Историографический обзор свидетельствует о наличии в России и за рубежом научной литературы, имеющей прямое или косвенное отношение к теме диссертационного исследования. Однако церковно-императорские отношения переломного тридцатилетия - 330-х - начала 360-х годов до сих пор не стали предметом специального и достаточно полного изучения с новых методологических позиций, продиктованных началом третьего тысячелетия.

Новизна работы._Она обусловлена прежде всего недостаточной изученностью вопроса об отношениях императорской власти и церкви в 330-360-х годах, В данной работе обновлена методология, что связано с переакцентировкой проблемы - выделением исторического значения религиозно-этических, социально-церковных сторон управления империей.' В диссертации не только изучаются общие проблемы религиозной политики императора, но и систематизированы конкретные, личностные связи, существующие между историческими деятелями (императорами и епископами, должностными лицами и церковью). Осуществлены новые подходы к использованию источников: расширено рассмотрение церковных сочинений, привлечены труды, в которых раньше видели лишь теологическое содержание, использованы сочинения светских историков, а также философов-неоплатоников, дополнившие новыми фактами историческую картину жизни изучаемого периода. В анализе сочинений IV в. применены отдельные лингвистические приемы (изучение терминов и эпитетов в литературно-историческом контексте).

Методологическая основа диссертации. Применение традиционных принципов историзма имеет в нашей работе вид критического анализа исторических источников, выявления динамики связей исторических явлений в их противоречивости и своеобразной гармонии. Не отвергая роли социально-экономических факторов, автор диссертации придает особое значение духовной сфере жизни, которая получает конкретное содержание в действиях исторических личностей и народа в отношениях церкви с представителями государственной власти. В анализе социальных процессов IV века выражено стремление к адекватному отображению многообразия исторической жизни: поведения выдающихся личностей, их окружения, частных лиц, вовлеченных в значительные события, явлений соборности, настроений народа; в сфере исследования оказываются также

1 Свенцицкая И С. Раннее христианство Страницы истории М, 1988; Кривушин И В Рождение церковной историографии. Евсевий Кесарийский, Иваново, 1995, Тюленев В.М. Лактанций' Христианский историк на перекрестке эпох СПБ , 2000

примечательные «частности» и «мелочи», зафиксированные в источниках и приобретшие в контексте большой исторической жизни глубокий смысл.

Практическое значение диссертации состоит в том, что ее материалы и выводы могут использоваться для дальнейших научных исследований истории Римской империи IV века, а также в учебной работе в вузах - при подготовке лекционных курсов, спецкурсов и семинаров.

Структура работы._Диссертация состоит из введения, трех глав и заключения, в которых изучается двуединый процесс: 1) теоретические обоснования деятелями IV века отношений императорской власти и церкви, 2) реальные процессы, развернувшиеся в середине IV века.

Апробация работы._Диссертация обсуждалась на заседаниях кафедры всеобщей истории МГОПУ им.М.А.Шолохо'ва. Опубликованы восемь статей. Автор выступал с докладами на Межвузовской научной конференции «Гуманитарные науки на рубеже веков» (2001) в Московской финансово-юридической академии, на Всероссийской научной конференции «Духовные начала русского искусства и образования» (11-13 мая 2002 г.) в Великом Новгороде, на научной межвузовской конференции в МПГУ в ноябре 2002 года. Результаты исследования были использованы автором в учебном процессе московских вузов. Апробация осуществлялась в процессе работы по гранту РГНФ над коллективной темой «Миф, эпос, культ; ритуал в ареале античного Средиземноморья» (по материалам диссертации сдана статья).

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ.

Во Введении определяется степень изученности темы в отечественной и зарубежной историографии, формулируются цели, задачи и методы исследования.

В главе первой «Теоретические обоснования деятелями IV века отношений императорской власти и церкви» изучаются взгляды отцов церкви на союз христианской общины с императором. Наиболее обстоятельно вопрос рассматривался К.М.Сеттоном, который связывал развитие указанных взглядов с новыми веяниями в религиозной политике Констанция И, отказавшегося от более гибкого курса Константина I. По мнению ученого, отношение епископов к императору менялось от панегирического (Евсевий Кесарийский) к более сдержанному, толчком к которому послужил конфликт Констанция II с Афанасием. С. Гринслейд1 анализировал в первую очередь политико-теологические воззрения Евсевия Кесарийского, который представлялся ему мыслителем, мало отражавшим социальную природу происходившего при Константине I религиозного переворота. Взгляды епископа на отношения императорской власти и церкви расцени-

1 Greenslade S. Church and state from Constantine to Theodosius L, 1954

вались учеными как часть теологических теорий, что не совсем верно, так как в этом случае остаются незамеченными иные, идеологические факторы, которые во многом определяли теоретические позиции епископа.

Основы философии истории той поры, выразившиеся в ссылках на Священное Писание, определили сущность теоретических предпосылок в трудах церковных писателей, их мыслей о воздействии провиденциальных сил на отношения светских и церковных деятелей.

Христиане в решении теоретических и практических задач исходили из признания абсолютной истинности Ветхого и Нового Заветов. Общая историософская методология, как и частный, но один из самых актуальных вопросов - об отношениях императорской власти и церкви, основывалась на Библии. Библия побуждала различать Божественную волю и дьявольское вмешательство в ход жизни, осознавать свободу нравственного выбора человеком своего пути в личной жизни и социальном бытии, следовать Промыслу, побуждала соотносить земную иерархию с небесной, признавать Волю Царя Небесного и царя земного, а также понимать провиденциальные проблемы мировой истории, конца света, установления Царства Божьего на земле.

В свете подобной проблематики рассматривались в IV веке отношения светской власти и церкви, шел процесс их теоретического освоения. У Лактанция императорская власть стала впервые объектом религиозного осмысления, уясняющего Волю Провидения, а Бвсевий прочно связал судьбу императора с судьбой богоизбранного народа - христиан, показывая, что Бог может использовать правителя как орудие для их наказания или поощрения. Душа императора, как показывает пример Лициния, является полем борьбы между Богом и дьяволом, поэтому гонения, предпринятые Лицинием, - это не Божие наказание христиан, а козни злых сил.

Сходных взглядов придерживался и Афанасий, однако роль императорской власти как орудия Промысла у него снижается. В восприятии Афанасия Бог вмешивается в земные события чаще всего непосредственно, без участия могущественных светских лиц. В то лее время он развивал представления о Божием Суде, а в 350-е годы им создается концепция «Констанций = антихрист». Эти представления Афанасия следует считать частью не богословских, а его политических взглядов, с их помощью он вырабатывал понятийный аппарат оппозиции епископов императору в государстве, в котором христианство стало могущественной силой, но Не приобрело еще всеобъемлющего влияния.

Евсевий в своих воззрениях основывался на признании богоизбранности христианской общины; доступ христиан к богатству, власти воспринимается им как доказательство расположения Высших сил. Вместе с тем это не означает, что епископ был сторонником подчинения церкви императору и ее обмирщения, Евсевий использует термин «алоЗохл" (одобрение) для того, чтобы показать, какими чувствами должны руководствоваться

провинциальные чиновники в отношениях с епископами. Этот термин предполагает равноправную дружбу между чиновником и пастырем и не несет оттенка подчинения одного другому. Наряду с этим христиане выступают, согласно Евсевию, в качестве лучших должностных лиц по сравнению с язычниками. Функции церкви внутри империи для Евсевия не сводятся к чему-то специальному, так как само существование христиан -благо для государства. Интересы церкви в целом не отделяются от интересов общества, осуждение Евсевием тирании отдельных императоров сближает его с выразителями интересов сенаторского сословия и декурионов, страдавших от произвола некоторых правителей. Император, в восприятии Евсевия, должен быть демократичным и благоразумным. Епископ предложил новое понимание идеального императора, отличающееся от языческого, но в целом четкой грани между языческим и христианским государством, понимания особой социальной роли церкви и христианского правителя у Евсевия еще не могло сформироваться в условиях религиозного многоверия. Он впервые связал римское государство и церковь в некое подобие политической системы и обрисовал в общем виде необходимые контакты между ними.

Афанасий Александрийский, придерживаясь сходных с Евсевием принципов, внес в них ряд существенных изменений. Епископ иногда проводил параллель между правителем империи и Логосом, что было и у Евсевия, расценивавшего религиозный переворот при Константине как результат Божественного участия. У Афанасия сравнение царя с Логосом проведено на более сложной основе: Логос и царь - гаранты общемирового и социального порядка и блага, но взаимосвязь между их действиями не явная, а глубоко скрытая. Такое восприятие Афанасием императора позволяло ему быть одновременно и монархистом, и убежденным поборником церкви, выше которой только Бог.

Можно сказать, что у Афанасия есть отдаленные неоплатонические реминисценции: по его представлениям, император своим присутствием приводит в движение социальную жизнь, подобно тому как Мировая душа наполняет бытие в целом. По-видимому, он считал императора высшим существом, синтезируя христианские и неоплатонические идеи. Концепция церкви у него основывалась на признании ведущей роли епископов, деятельно служивших Богу и осуществлявших внешнее управление христианскими общинами. Церковь в понимании епископа наделена дарами благодати, более никому не доступными. Афанасий не рассматривает проблемы подчинения в отношениях императорской власти и церкви. Их функции сводятся к совершенному выполнению своих обязанностей, а не к господству одного над другим. Этот церковный деятель более отчетливо, чем Евсевий, связывал сущность церкви с аскетическими ценностями. Афанасий яснее осознавал особое надсоциальное положение церкви в Римской империи.

Представления Афанасия об идеальном христианском императоре содержатся в «Апологии перед Констанцием». Достоинства христианского правителя не сводятся им лишь к «благочестию» (вйаёрБю). Это понятие чаще всего встречается в «Апологии...», по оно несет, скорее, официальный и во многом формальный смысл. Другое понятие - «боголюбие» (о фЛобвод Расйейд- боголюбивый царь) - используется епископом для установления внутренних, душевных, достоинств правителя, связанных с глубоким пониманием потребностей христианской общины. «Человеколюбие» (фйауврожш) - вовсе не абстрактная гуманность, это слово отражает стремление Афанасия создать особый тип отношений между императором и епископом, основанный на признании епископами права быть защищенными перед обвинениями со стороны не только светских, но и церковных оппонентов, Кроме того, «человеколюбие» у Афанасия содержит идеи превосходства императора перед обычными людьми, лишенными этого качества. Понятие «богочестие» (0шаё[3аа) крайне важно для уяснения образа идеального правителя, поскольку оно обозначает принадлежность императора к Божественной сфере и грань, отделяющую его от других людей. Это достоинство правителя связано также с Божественной прозорливостью и с обладанием высшей богословской, ортодоксальной истиной. Возможно, Афанасий скрыто полемизирует с придворными, для которых «богочестие» - это изолированность и удаленность императора от человеческой суеты. «Христа любие» (о (рЛохрштод [Затлей христолюбивый царь) означает прежде всего отказ от языческих традиций и исповедание новой религии. Монархические взгляды Афанасия имеют два зависимых друг от друга аспекта: епископ не был склонен абсолютизировать роль императора в государстве и в церковной сфере, с другой стороны, он нередко обнаруживает стремление обожествить христианского правителя, сделать его основой миропорядка. В целом в своих трудах епископ положил начало монашескому монархизму, т.е. сочетанию монашеских и монархических ценностей.

Представления императоров об отношениях государства и церкви -Константина I, Констанция II, Константина II - это их взгляды на место и роль церкви в империи. Константин I, не имея ясных представлений о политическом облике церкви, старался отстоять идею гармоничного, непротиворечивого церковно-государственного устройства, в котором епископы и император вместе служат истинной вере. Император поощрял внутреннее единство в церкви, опасаясь, что церковные разногласия усилят социальную нестабильность. К концу своего правления он стал в некоторых случаях мириться с духовной самостоятельностью и полемическим настроем ряда клириков, что нашло отражение, в частности, в его «Послании к Арию» (ок. 335). В нем император, принимая во внимание самостоятельный настрой Ария в богословских прениях, приглашал его «наслаждаться» общением с правителем. Константин I не создавал цезаропапистской тео-

рии, так как никогда не принижал значения церковных соборов. Император вмешивался в церковную борьбу лишь в тех случаях, когда соборы оказывались не в состоянии установить мир среди высших клириков. Он старался подчеркнуть мистическую сторону христианства, полагая, что различные чудеса должны были поддерживать авторитет как церкви, так и христианского правителя, укреплять их союз. Константин I считал себя покровителем не только римских, но и заграничных христианских общин, показывая этим свою главенствующую роль в церковно-государственной сфере.

Ближайшие преемники Константина I, оставаясь последователями его взглядов, несколько модифицировали их под влиянием затянувшейся борьбы вокруг Афанасия. Констанций II и Константин II начали признавать, что епископ может быть достаточно сильным политическим деятелем, позиции которого нельзя игнорировать. В то же время при Констанции II стало ощущаться, что споры между христианами противоречат интересам императорского культа. Императоры в 330-360-х годах уже осознавали церковь как политическую силу и видели необходимость упрочения церковно-государственного единства.

Взгляды неоплатоников на сущность императорской власти изучаются посредством анализа оценок императорской власти в сочинениях Плотина, Порфирия, Ямвлиха и Евнапия. Обращение к этой проблеме обусловлено тем, что языческие философы в первой половине IV века еще имели возможность влиять на социально-политические взгляды как императоров, так и епископов, поскольку языческие интеллектуалы имели доступ ко двору и принимали участие в богословских спорах между христианами. У Плотина, Порфирия и Ямвлиха императорская власть не связана с идеей блага и поэтому расценивается ими скорее критически. Их общественный идеал близок аристократическому, роль элиты должны вьь полнять просветленные философским знанием мудрецы. Евнапий, живший в иную эпоху (нач. V века), сохранил негативное восприятие власти императора, что проявилось в изображении им правления Константина I. Наряду с этим философ Евстафий (сер. IV века), идеализируемый в труде Евнапия, признавал, что императорская власть, если она следует неоплатоническим идеалам, может стать основой разумного социального порядка. Философ на троне, равнодушный к роскоши и телесным благам, согласующий свои действия с волей богов, стал в середине IV века вполне приемлемым для неоплатоников (их идеалу наиболее соответствовал Юлиан Отступник). Взгляды неоплатоников о предпочтительности организации светской власти при помощи духовных, философских принципов имеют некоторое сходство с идеями Афанасия о самостоятельности епископов и церкви в рамках империи.

Изучаемые теоретические представления показывают, что в рассматриваемый период церковь осознавалась в качестве неотъемлемой час-

ти политической структуры Римской империи. Возникло понимание особого характера отношений епископов с носителями светской власти, связи с государством характеризовались как гармоничные в своей основе и непротиворечивые .

Во второй главе "Экономические и политические аспекты отношений императоров и церкви" определяется выдающееся значение периода, когда происходило глубокое политическое и религиозное перерождение Римской империи. Рассматриваются экономические основы цер-ковно-государственных отношений, характер церковной собственности, объем прав епископов в христианской общине, размер привилегий церкви, а также некоторые другие вопросы, позволяющие уточнить представления о социально-экономическом положении церкви в то время. Церковная собственность включала в себя не только имущество, контролируемое епископом, но и ряд владений, которые не утратили своего частного характера. Централизованный принцип владения и управления собственностью сочетался, по крайней мере в Александрии, с распыленностью и децентрализацией, при этом вся собственность находилась в ведении епископа. Имущество мирян напрямую не контролировалось епископом, но во время церковных смут глава христианской общины, поддерживаемый императором, мог приобретать большие права, выраженные в возможности конфисковывать имущество мирян. В то же время изъятая собственность христиан передавалась и в распоряжение императорского фиска. Имущество самого епископа также могло быть конфисковано, но лишь в том случае, если оно принадлежало ему лично и не было связано с владениями, имеющими значение для христианской общины в целом. Роль императорской власти в определении характера и объема церковной собственности была ведущей.

Система государственной продовольственной помощи церкви при Константине I способствовала резкому возрастанию церковной благотворительности и популярности некоторых епископов среди городских плебеев. Большие экономические возможности глав церквей обусловили рост их социального значения и позволяли проводить собственную политику в своих епархиях. Восстание в Константинополе 342 года, вызванное противостоянием двух церковных группировок, способствовало серьезному пересмотру размеров государственных продовольственных субсидий. Констанций II вдвое сократил выдачу зерна в восточно-римской столице. Эта мера означала лишение епископа Константинополя возможности благотворительных раздач зерна. Император ослабил константинопольскую церковь, сократив ее социальные полномочия.

Египетская церковь, обладавшая огромным экономическим потенциалом, оказалась ареной не менее острой церковной борьбы. Епископ Афанасий поддерживал набирающее силу монашество и имел многочис-

ленных сторонников в монастырях, Светская власть, у которой не было оснований положительно относиться к росту числа и значения монахов, не хотела, чтобы экономические возможности Афанасия были поставлены на службу монастырскому хозяйству и лицам монашеского типа.

Ариане и мелетиане, торговавшие церковными должностями, проводили курс, противоположный политике архиепископа. Императорская власть в 40-50-е годы IV века была заинтересована в большем включении Египта в рамки общеимперской откупной системы. Это стало одной из причин постоянного стремления различных сил, в том числе придворных, сместить Афанасия с его кафедры, так как он сопротивлялся этой политике. Придворные евнухи, по-видимому, старались неофициально проводить продажу епископских кафедр и в других крупных епархиях. Их помощь Георгию, Македонию, Евдоксию не могла быть бескорыстной Говоря о продаже церковных должностей, следует учесть скрытый, неофициальный характер сделок. И хотя прямых свидетельств, подтверждающих наличие этих сделок, в источниках не содержится, но о том есть немало косвенных данных.

Правовое положение епископов создавало почву для подчинения им не только клириков более низкого ранга, но и мирян, так как императорская власть опиралась именно на высших иерархов и была склонна доверять им контроль над массой христиан. Отчасти низкий правовой статус мирян-плебеев компенсировался их заметной ролью в городских волнениях и в борьбе различных церковных групп. Роль епископа возрастала, когда он подчинял, контролировал или сплачивал вокруг себя значительную массу рядовых христиан, составлявших заметную часть городского плебса. Связи епископов с государственными мастерскими, обеспечивавшими потребности солдат, чиновников и армии, наличие контактов с войсками создавали дополнительные возможности для епископов быть не только церковными, но и политическими деятелями. Некоторые высшие иерархи (Афанасий, Луций Адрианопольский, Павел Константинопольский) пользовались этими возможностями, сопротивляясь в некоторых случаях императорской власти. Юридическое положение, расширившиеся социальные связи и богатство епископов благоприятствовали серьезному росту политического значения церкви. Вместе с тем императорская власть, не желавшая лишать епископов их могущества, испытывала особенно острую потребность включить церковь в рамки государственной системы, ограничить тенденции к проведению самостоятельной политики у некоторых виднейших епископов.

В диссертации анализируется влияние церковных синодов на императорскую политику, рассматривается их роль в утверждении церкви в государственной жизни. Большинство соборов 330-360-х годов имело характер не только религиозный, но и политический.

Антиохийский собор 330 года был направлен против епископа Ан-тиохии Евстафия, поддерживаемого значительной частью городского населения. Против епископа выступили евсевиане, которым удалось свергнуть его лишь после вмешательства Константина I. Тирский собор 325 года нельзя сводить только к церковной борьбе, на нем обсуждался вопрос о низложении Афанасия - могущественного епископа и крупного политического деятеля. Он был отправлен в ссылку только в результате плетущихся против него сложных интриг. Сардикский собор 343 года стал продолжением конфликта вокруг Афанасия, причем на соборе проявились противоречия между Констанцием II и Констансом, между восточнорим-ской и западноримской правящими элитами. Этот собор был направлен против Констанция II и его церковно-политического курса. Медиоланский собор 355 года и борьба на нем Констанция II с оппозиционными западно-римскими епископами были связаны с тем, что император, назначая Юлиана цезарем для охраны западных провинций, хотел, чтобы местная церковь выразила лояльность в первую очередь не Юлиану, а самому Констанцию.

Заметим, что соборы не играли самостоятельной, конструктивной политической роли в организации церковно-императорских отношений, поскольку слишком часто являлись ареной борьбы, а в ряде случаев становились оппозиционной императору силой. Однако они способствовали вовлечению светских властей в решение церковных проблем и благоприятствовали развитию духовных контактов правителей и епископов. Императоры никогда не разочаровывались в соборах, что свидетельствует о желании светской власти оставить за церковью функции саморегулирования.

В диссертации выделены некоторые стороны отношений церкви и государства к язычникам, а именно влияние епископов на внутреннюю политику императоров, направленную на ограничение действий язычников в городских куриях. В центре исследования находится церковно-политическая борьбы в Александрии 350-х годов. В диссертации утверждается, что епископ Афанасий не был заинтересован в серьезном конфликте с язычниками, а те относились к нему терпимо. В то же время городская курия и языческий плебс были втянуты в противостояние Афанасия и Георгия, поддерживаемого Констанцием II. С 356 года император оказывал военно-административное давление на александрийский сенат, требуя от него признания епископом Георгия вместо бежавшего Афанасия. Куриалы вначале поддались нажиму императорской власти и признали церковным главой города арианина Георгия, а языческий плебс принял участие в борьбе с приверженцами Афанасия. Однако союз язычников и ариан не был прочным и глубоким. К 358 году военные власти Египта боролись с Афанасием собственными силами, тогда как языческие плебеи были пассивными. Главная причина отказа язычников от поддержки Геор-

гая и от активного преследования Афанасия заключалась в том, что ариан-ский епископ и Констанций II усилили экономический гнет, направленный против города. Афанасий оказался более приемлемым для язычников, так как его деятельность не создавала угрозы для материального положения местной курии и простого населения. Церковная борьба, таким образом, напрямую затрагивала интересы язычников.

Организация Скифопольского процесса 359 года была обусловлена событиями в Александрии. По-видимому, в немалой степени на усиление борьбы Констанция II с языческой магией и суевериями повлиял Георгий. Внушая императору, что некоторые явления языческого культа опасны лично для Констанция, епископ преследовал и собственные цели, желая > выместить на некоторых знатных лицах свою досаду за неудачи в Алек-

сандрии. Скифопольский процесс 359 года значительно ослабил позиции язычества на Римском Востоке. Можно сделать вывод о том, что церковные деятели в некоторых случаях непосредственно направляли политику императора против язычников, подрывая их социальные и идеологические позиции. Борьба Констанция II с Афанасием была связана и с политикой государственного нажима на александрийскую курию. Оппозиционность епископа императорскому режиму содействовала неповиновению язычников государственному давлению.

Глава третья - «Роль личных контактов императоров с церковными деятелями». Личное общение императоров с представителями духовенства - это прямые контакты, встречи наиболее видных епископов, и прежде всего Афанасия, с носителями высшей власти. Контакты Афанасия с Константином I показывают, что император в целом доверял епископу, несмотря на ненависть к Афанасию многих иерархов, в основном из числа ариан и мелетиан. В 332 году император лично дезавуировал все обвинения мелетиан против Афанасия, а в 335 году постарался облегчить участь епископа, не подтвердив своим согласием его низложение на Тирском соборе 335 года. Архиепископ Александрийский встречался с Констанцием II три раза, и скорее всего полного взаимопонимания они не достигли, хотя подробности этих контактов неизвестны. Афанасий в 340-е годы нередко общался с Констансом, причем пользовался заметным успехом при дворе. Западноримские епископы, сопровождавшие Афанасия в его придворных визитах, были склонны поддержать его, а часть придворных, возможно, хотела поссорить с Констанцием II его брата Констанса, используя для этой цели Афанасия. Констанс оказал архиепископу огромное доверие и признал его церковным деятелем, заслуживающим поддержки политическими средствами.

Следует отметить, что Констанций II неоднократно встречался со многими епископами помимо соборных контактов. Среди них наибольшее значение имели встречи с Евсевием Никомедийским, Евсевием Эмесским, Валентом Мурсийским. Император приближал к себе главным образом

ученых епископов-богословов, обладавших способностью к софистике в теологической сфере, ценил в них сверхъестественные способности. Личные контакты епископов с императорами, кроме их явного политического подтекста, заметно обогащали духовную жизнь при дворе, способствовали превращению богословских дискуссий в часть придворной жизни. Императоры, встречаясь с епископами, вырабатывали о каждом из них особое мнение. Это создавало предпосылки для формирования церковно-государственной системы, в которой усиливалось значение личных пристрастий носителей высшей власти. Особенно прй Констанции II его контакты с иерархами обусловливали направленность политической линии императора.

Высшие церковные иерархи имели связи с представителями светской знати и с должностными лицами. Круг знакомств каждого епископа зависел от общего социального значения его кафедры и от его близости к императору. Афанасий имел, по-видимому, достаточно широкие знакомства среди египетской администрации, в Риме, но ему не хватало придворных связей. Кроме того, мы не можем утверждать, что светские связи Афанасия были глубокими и прочными.

Изучение роли посредников в установлении отношений светской власти и церкви приводит к выявлению структуры взаимосвязей императора с церковными деятелями. В организации отношений императора с церковью большую роль играли представители духовенства, придворные и различные должностные лица, родственники правителя и знатных лиц. Весьма часто они выполняли функции посредников - влияли на церковную политику императора и участвовали в ее осуществлении. Наиболее важным связующим звеном между императорским двором и церковными общинами были епископы. Некоторые из них становились своеобразными фаворитами при дворе правителя. При Константине 1 отдельные епископы были особенно близки к нему, но при этом император всегда учитывал мнение соборов и других епископов, а также светских приближенных. При Констанции II значение епископов-посредников возрастает, так как с их помощью император собирался контролировать внутреннее положение в христианских общинах. Епископы-ставленники Констанция (Григорий и Георгий в Александрии, Македоний в Константинополе, Феликс в Риме, Авксентий в Медиолаие и т.д.) должны были управлять своими епархиями самостоятельно, согласуясь, однако, с волей императора. Некоторые епископы (Эпиктет Центумцелльский) считали наиболее выгодным для себя находиться при дворе императора, надеясь непосредственно влиять на него. Констанс в меньшей степени возвышал отдельных епископов и старался опираться на их общее мнение, В этой позиции он близок к принципам Константина I.

В западной и восточной частях римской империи сложились две разные системы отношений императора и епископов: Констанций II был

заинтересован в том, чтобы через доверенных клириков осуществлять контроль над церковью, а Констанс удовлетворялся выражением лояльности от предстоятелей христианских общин. Констанций II не только возвышал отдельных иерархов, но и созывал в свой комитат группы епископов, создавая нечто вроде придворного церковного совета, чтобы консультироваться по вопросам, имеющим серьезное церковно-политическое значение. Состав этого церковного совета не был постоянным, и количество приглашенных на него епископов варьировалось. Констанций учитывал их мнение, но созыв совета проводился нерегулярно, а церковная политика императора далеко не полностью зависела от этого органа. Состав церковного совета определялся во многом личными пристрастиями Констанция II и его евнухов. Вследствие этого группа епископов, которую возглавлял пастырь, завоевавший доверие императора и придворных, получала возможность доминировать в управлении восточноримской церковью. Выдвижение этих людей не означало, что Констанций II принял авторитарную модель управления церковью, так как всегда учитывалось мнение и других епископов. Евдоксий и его сторонники, добившиеся к 360 году лидирующих позиций 6 восточноримской церкви, не смогли предотвратить низложение своего единомышленника Евномия и вернуть дьяконский сан низложенному ранее Аэцшо, другому приверженцу Евдоксия. Вместе с тем епископ, заручившийся доверием императора и получивший от него позволение проводить церковную политику, в своей епархии мог совершать жесткие репрессивные меры против инакомыслящих христиан и требовать содействия в этом от местных чиновников. Могущество и влияние отдельных епископов становилось серьезным фактором как церковной, так и политической жизни, но сам Констанций не терял контроля над своими ставленниками и мог низлагать их. если они переставали его удовлетворять. Так, к концу 350-х годов лишился доверия императора и был смещен епископ Константинополя Македоний.

Светское посредничество, мало заметное при Константине I, в 340350-е годы становится все более весомым После Сардикского собора 343 года император Констанс вмешивался в отношения восточноримской церкви с Констанцием II, заставляя его переменить политику в конфликтах, связанных с Афанасием. Констанс добился того, что антиохийский епископ Стефан, враждебный Афанасию, был смещен, Афанасий же получил возможность вернуться на свою кафедру. Императорское посредничество, осуществляемое Констансом, было очень действенным, но временным. В целом Констанций II полностью никогда не подчинялся воле брата.

Главной придворной структурой, влиявшей на церковный курс Констанция П, была его священная спальня (sacrum cubiculum). Евнухи претендовали на особую роль в церкви и участвовали в богословских спорах, высказывая собственные теологические взгляды. Во многом под их влия-

нием Констанций поддерживал епископов, которых Афанасий называл «арианами». Распространенная в науке точка зрения, согласно которой Констанций считал арианство политически более приемлемым, опровергается указанием Афанасия в НА.З1, где говорится, скорее, не о приверженности скопцов к арианству, а об их близости к ереси Савеллия. Это показывает, что посредничество евнухов зависело не столько от религиозных взглядов последних, сколько от их корыстных побуждений. Влияние евнухов на церковные дела было весьма глубоким, и в некоторых случаях их решения даже не согласовывалось с волей императора. Иногда они попадали в ряды духовенства, что отражает и желание придворной скопческой среды поставить под свой контроль некоторые важные епархии, в частности Антиохийскую. Кроме того, евнухи формировали круг церковного общения императора, допуская ко двору угодных им клириков.

Император для сношений с церковью пользовался посредничеством и других светских лиц - дворцовых служителей, нотариев, полководцев, гражданских администраторов, которые должны были осуществлять волю правителя, начиная от обычной передачи его посланий епископу и кончая выдворением неугодного иерарха с его кафедры. Названные посредники не всегда справлялись со своими обязанностями, так как могущественные епископы, вроде Афанасия, могли либо не повиноваться им, либо отказаться от встреч с ними. В Египте военная и гражданская администрация не всегда действовали согласованно. Префекты Максим и Парнасий не боролись жестко с Афанасием, тогда как военные власти были гораздо активнее и агрессивнее. Посредничество светской администрации между императором и епископом не означало создания стройной, четкой системы воздействия власти на ситуацию в церкви. Важную роль в определении церковной политики императора играли его женское окружение, а также жены других могущественных лиц. Они, как и евнухи, настраивали императора в пользу или против того или иного епископа, но не могли, подобно евнухам, брать под контроль целые епархии.

Участие представителей церкви в придворной жизни обнаруживается в отношениях духовенства к светским, придворным событиям, в основном к интригам. Епископы не были самостоятельными придворными политиками, но иногда они оказывались вовлеченными в политическую борьбу в качестве помощников какого-либо могущественного светского деятеля или императора. Арианин Евсевий Никомедийский в 337 году помогал Констанцию II опорочить сводных братьев Константина I, а в 353 году епископ Антиохий, Леонтий, тоже арианин, по-видимому, содействовал препозиту спальни Констанция II Евсевию в дискредитации и низвержении Цезаря Галла. Придворная деятельность этих епископов

Historia arianorum (История ариан)

способствовала укреплению режима Констанция II и Централизации Римской империи.

В Заключении подводятся итоги исследования. В 330-х - начале 360-х годов шел процесс включения христианской церкви в политическую систему Римской империй. Союз епископов с императорской властью стал возможен благодаря монархической позиции церкви, которая, переосмыслив языческий культ правителя, не отказалась от традиций поклонения верховной власти, а обогатила и влила в них новое содержание. В то же время превращение некоторых епископов в деятелей не только узкоцерковного, но и политического масштаба, распри внутри церкви побуждали императора все больше брать церковную жизнь под свой контроль, поощряя и усиливая связи двора с епископами. Полное огосударствление церкви не могло осуществиться, так как императоры были заинтересованы в самоуправляющейся церкви под верховным контролем светской власти.

Наиболее глубокое противоречие в складывающейся церковно-государственной системе заключалось в одновременном усилении монашеского и скопческого влияния внутри церкви. Монашески ориентированная церковь Афанасия не могла смириться с придворно-скопческой церковью, которая в значительной мере ¿формировалась во время правления Констанция И и начинала Прислуживать императору, в том числе и светскими методами не только в узкоцерковной, но и в общегосударственной сфере. Отстаивание Афанасием своих церковных и полит'ических позиций ослабило противостоявшую ему Церковь, связанную лично с императором и евнухами (так называемая «арианская церковь»), Поражение ариан и скопцов во многом было обусловлено отсутствием у тех и других твердых теологических убеждений и глубокой социальной поддержки.

Деятельность Афанасия выявила огромную роль личности епископа в истории, раскрыла высокий духовный и социально-политический потенциал аскетичной церкви, служащей императору, оставаясь при этом самостоятельной силой, обособленной от узкопридворных интересов. Связь императорской власти и церкви, прочно установившаяся в 330-х-360-х годах, стала основой христианских государств будущих веков.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:

1. Коптелов Б.В. Об одном непроясненном эпизоде правления Цезаря Галла (351 - 354) // Пушкинские чтения. Материалы научной конференции июня 2002 г. в Московском ин-те русского языка им. В.В. Виноградова. М., 2003. 0,3 п.л.

2. Коптелов Б.В. Епископы как наставники римских императоров \У-У веков // Духовные начала русского искусства и образования. Никитские чтения. Материалы Всероссийской научной конференции 10-14 мая 2002 г. Великий Новгород, 2002. 0,5 п.л.

3. Коптелов Б.В. Образ идеального монарха в сочинениях Афанасия Великого // Литература и история. Вып. 3. Мин. образования РФ. МПУ. М, 2002. И Литература и история. Вып.З. Мин. образования РФ. МПУ. М., 2002. 0,5 п.л.

4. Коптелов Е.В. Отношения римского императора с церковью в 337-361 годах (о роли посредников) // Литература и история. Вып. 2. Мин. образования РФ, М., 2001. 1 п.л.

5. Коптелов Б.В. Западноримская церковь 1У-У веков в русской исторической мысли конца XIX века // Гуманитарные науки на рубеже веков. Мин. образования РФ. Московская финансово-юридическая академия. Материалы межвузовской научной конференции. М., 2001. 0,3 п.л.

6. Коптелов Б.В. Церковь и императорская власть в Риме 378 г. (о встрече императора Валента с монахом Исаакием) // Литература и история. Вып. I, Мин. образования РФ. М., 2000. 0,4 п.л.

7. Коптелов Б.В. Об арианской проблеме в правление Константина I // Труды молодых ученых. Вып. 4. Мин. образования РФ. Орехово-Зуево, 1999. 0,2 п.л.

8. Коптелов Б.В. Духовное наследие античности в «Алексиаде» Анны Комниной // Классическая филология на современном этапе, РАН. ИМЛИ им. А.М.Горького. Центр изучения античности. М., 1996.1 п.л.

Подписано к печати: 28.05.2003 Формат бумаги 60x841/,6. Бумага офсетная. Гарнитура «Times». Уч.-изд л. 1,16. Усл. п. л. 1,25. Тираж 100 экз. Заказ № 177.

Отпечатано в издательстве МГОУ с готового оригинал-макета 105005, г. Москва, ул. Радио, д. 10-а, т. 265-41-63, факс 261-43-62.

T^S I ' № 1 1 4 8 1

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата исторических наук Коптелов, Борис Вячеславович

1. Введение. История изучения проблемы. Цели, задачи, методы исследования.

2. Глава первая. Теоретические обоснования деятелями IV века отношений императорской власти и церкви.

1. Историческая ситуация. Определение проблематики главы.

2. Основы философии истории — в ссылках на Священное

Писание.

3. Взгляд на отношения императорской власти и церкви в трудах церковных мыслителей

Евсевий Кесарийский, Афанасий Александрийский).

4. Представление императоров об отношениях государства и церкви (Константин I, Констанций II, Константин II).

5. Взгляды неоплатоников на сущность императорской власти.

6. Выводы.

3. Глава вторая. Экономические и политические аспекты отношений императоров и церкви.

1. Историческая ситуация.

2. Экономические основы церковно-государственных отношений.

3. Политический аспект церковно-государственных отношений в деятельности соборов.

4. Некоторые стороны отношений церкви и государства к язычникам.

4. Глава третья. Роль личных контактов императоров с церковными деятелями.

1. Личное общение императоров с представителями духовенства.

2. Роль посредников в установлении отношений светской власти и церкви.

3. Участие представителей церкви в придворной жизни.

4. Выводы ко второй и третьей

главам.

Введение диссертации2003 год, автореферат по истории, Коптелов, Борис Вячеславович

Отношения императоров с церковью — многовековая проблема в истории христианской цивилизации — стала одной из главных, кардинальных в русской и западноевропейской медиевистике. Она актуализировалась в новом, третьем, тысячелетии в связи с нарастающими духовными потребностями общества. Истоки возникновения этих отношений уходят в глубокую старину, но важнейшим этапом их становления оказываете^ IV век — время великих Константина ! и » • .

Афанасия Александрийского, деятельность которых издавна привлекала внимание, но не изучена во всех связях и с учетом социально- ♦ политического контекста. Тем более время жизни ближайших потомков знаменитого императора, Констанция И, Констанса и Константина II — середина века — детальному историческому анализу не подвергалось. Изучая указанный сложный, во многом переломный период взаимоотношений светской власти и церкви, необходимо увидеть и теоретически осмыслить главнейшие компоненты этих связей в их динамике, перспективе развития, вкладе в духовную культуру общества.

Хронологические рамки работы — 330-е — начало 360-х годов; от основания Константинополя, события первостепенной важности для позднеримско-византийской и мировой истории, а также для истории христианской церкви, до — конца правления Констанция II и начала узурпации Юлиана Отступника. Это время интенсивной соборной деятельности и острой борьбы внутри церкви, становления церковных канонов и институциональных основ, в частности монашества. Светская жизнь того же периода характеризуется отстаиванием единства империи сыновьями Константина и охраной внешних рубежей государства.

Из числа наиболее ранних источников, дающих сведения об отношениях римской власти с церковью в правление Константина I, выделяются сочинения1 Евсевия Кесарийского — «Церковная история», оконченная им к 326 году, Панегирик в честь 30-ти-летия царствования Константина I, датируемый 336 годом, и — «Жизнь Константина» (в 4-х книгах), сочинение, являющееся в сущности также панегириком (составлено в 337—339 гг., но неполностью завершено из-за кончины писателя). Следует иметь в виду, что эти сочинения, основаны на материале «Церковной истории». Историческая ценность трудов Евсевия не равнозначна. Очевидно то, что жанровые особенности панегирика заставляли автора тщательно отбирать только те факты, которые были желательный для правителя. Евсевий считал главным изображение благочестивых дел Константина I, тогда как и сложная внутрицерковная ситуация, и позиция правящей элиты Римской империи в церковном вопросе 30-х гг. IV века остались им неосвещенными. Следовательно, сочинения Евсевия дают лишь сравнительно небольшой фрагмент исторической действительности, ценный для восстановления некоторых сторон идеологической жизни эпохи Константина I.

Для 40-50-х гг. IV в. основные сведения об отношениях императорской власти с церковью дают труды Афанасия Александрийского — «Апология» перед Констанцием II и особенно «История Ариан» (между 353—357 гг.), а также ряд других сочинений. Афанасий был хорошо осведомлен о ситуации в Египте; при этом Александрийский архиепископ, посетивший Италию, Галлию и

1 Издания Евсевия многочисленны. Подробный указатель изданий Евсевия и др. церковных авторов, используемых в моей работе см. в монографии И. В. Кривушина. Ранневгоантийская церковная историография. СПб., 1998. С. 231—233. Здесь мы указываем лишь те гадания, которые непосредственно используются в диссертации. Труды Евсевия опубликованы в Патрологии Миня (Т. 19—24). В диссертации привлекается помимо этого издания также Eusebius Pamphilius. The Ecclesiastical history. Vol. 1—2. Camb. (Mass.), 1980. На русский язык Евсевий переводился в 1848—1849 гг. Затем было издание «Церковной истории» в серии «Богословские труды». Сб. 23—26. М., 1982—85. Последнее русское издание: Евсевий Памфил. Церковная история. Автор перевода неизвестен. М., 1993.

Балканские провинции, стал деятелем общеимперского масштаба, что отразилось на содержательности и исторической ценности его церковно-политических сочинений. В частности, у Афанасия освещена не только церковная политика императора в общем виде, как у Евсевия, но и роль придворных и государственного аппарата в отношениях власти и церкви, действие местной администрации, воплощавшей церковную политику Констанция II на практике, даны некоторые сведения о личных контактах епископов-ариан с представителями светской власти. Сведения Афанасия позволяют отрешиться от чисто идеологического восприятия изучаемой проблемы и сосредоточиться на реальной стороне дел, на личных и межинституциональных взаимосвязях, а не на абстрактных, идейных и богословских нюансах, не имеющих первостепенного значения для понимания отношений императора и церкви. Богословские трактаты архиепископа представляют некоторый интерес для выяснения взглядов Афанасия на императора и его власть. Несмотря на огромное значение творений архиепископа2, информация, содержащаяся в трудах александрийского иерарха, вряд ли может быть оценена как полная и объективная, так как Афанасий был не беспристрастным свидетелем событий, а участником; палемтпюсть—неотъемлемая черта стиля его сочинений.

Следует отметить появление неортодоксальной церковной историографии, а именно сочинения полуарианского епископа Гераклеи Сабина. Он включил в свой труд соборные акты, охватывающие время от

1 Вселенского собора (325 г.) почти до конца правления Валента. Сабин давал оценку церковным событиям с ярко выраженной необъективностью. Сабин обходил молчанием все, что было бы не на пользу церковной 1руппировке во главе с Македонием, полуарианским епископом

2 Основные издания трудов Афанасия: Sancti patris nostri Athanasii. Opera omnia exstant. Т. 1—Ф // Patrologiae cursus completus. Series graeca. Т. 1—161 / Accurante et recognescente l'abbe J. — P. Migne. Paris, 1857—1866. T. 25—28; Творения иже во святых отца нашего Афанасия, архиепископа Александрийского. В 4-х ч. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1902—1903. Перевод выполнен Московской духовной академией. Репринтное воспроизведение: Святитель Афанасий Великий. Творения. Т. 1—4. М., 1994. В дальнейшей цитируется это издание.

Константинополя, Сочинение Сабина известно лишь по отзывам о нем в других источниках, прежде всего у Сократа Схоластика.

Нецерковная историография IV века представлена «Деяниями» Аммиана Марцеллина3, датируемыми 80—90 гг. IV века. Аммиан, повествуя о правлении Констанция II в период 353—361 годов, упоминал христиан или церковные события лишь вскользь, для него это второстепенная тема. Историк был тесно связан с римской государственной системой, принадлежа к числу мелких военных и чиновников. Приведенные факты, прямо или косвенно относящиеся к церкви, и скрытая информация Res Gestae способны заметно помочь в лучшем понимании церковно-государственных связей в то время.

Среди нецерковных писателей 40—60-х гг. IV в. можно упомянуть также Юлиана Отступника, Либания, Фирмика и пр. Информационная ценность этих источников ограниченна, однако они помогают понять общее умонастроение в ту эпоху и сообщают отдельные факты, дающие возможность дополнить картину отношений императора и церкви в 330—360 гг.

Переходя к характеристике исторических трудов, не принадлежащих перу современников событий 330—360 гг., следует отметить развитие неортодоксальной церковной историографии, представленной «Церковной историей» арианина Филосторгия4. Это сочинение охватывает период от воцарения Константина I до смерти императора Гонория. Филосторгий, уроженец Каппадокии, был для своего времени очень образован, в частности знаком с трудами Филона Александрийского и Порфирия. Труд Филосторгия дошел до нас в отрывках, сохраненных благодаря патриарху

3 В моей работе используются два издания Аммиана: Amrmanus Marceffinus / Rerum gestanun libri qui supersunt. Berolini. Vol. 1—2. 1910—1915; Аммиан Марцеллин. Римская история. СПб., 1994. В основу этого издания положен перевод Ю. Кулаковского и А. Сонни (Т. 1—3. Киев, 1906—1908), отредактированный Л. Ю. Лукомским.

4 В диссертации использовано немецкое издание Филосторгия: Philostorgius. Kirchengeschichte. Leipzig, 1913.

Фотию (IX в.), который, однако, негативно относился к этому историку. Филосторгий превозносил Евсевия Никомедийского, Аэция, Евномия и других арианских пастырей, приписывал им способность к пророчеству, к исцслснию больных и мертвых и т. д. Константин, Афанасий, каппадокийцы — для него отрицательные личности, равно как и Юлиан Отступник. Зато дук Артемий, боровшийся с епископом Афанасием и проводивший церковную линию ариан, оценивается положительно. Для уяснения отношений императора и церкви Филосторгий приводит отдельные факты, важные, и не получившие отражения в других источниках.

Самым значительным в церковной историографии V века был труд Сократа Схоластика5 (ок. 380 — после 439), продолжателя традиций Евсевия. Сократ довел свое сочинение в 7 книгах до 439 года, начав от Константина I. Этот писатель принадлежал к высокообразованному слою константинопольского общества, имел контакты с софистами и арианскими теологами. Сократ основывал свой труд на разнообразном предшествующем материале, включая сочинения Евсевия, Афанасия, Григория Богослова и т. д., а также устную традицию, к своим источникам относясь критически. Его «Церковная история» содержит ряд фактов, нигде более не упоминаемых, поскольку Сократ, хотя и держался Пикейского исповедания, использовал полуарианские и новацианские свидетельства, которые во многом отличались от того, что сообщали сторонники Никейского символа. Сократ стремился комбинировать события церковной и светской истории, не проводя между ними явной и тесной связи. Отношения светской власти к церкви выявляются путем указания на мнения и поступки императоров в церковных делах, тогда как в целом правящий слой римского общества показан слабо и фрагментарно.

3 В диссертации используются издание в Патрологии Ж. Миия (Socratis Scholastici

Ifistoria ecclesiastica // Patrologiae cursus completus. Series graeca. Т. 1—161 / Accurante et recognescente Г abbe J. — P. Migne. Paris, 1859. T. 67) и в русском переводе: Сократ Схоластик. Церковная история. М., 1996. В основу этого издания положен перевод середины XIX в., осуществленный в Санкт-Петербургской Духовной Академии.

Роль придворных в церковной жизни почти не освещена. И все же, сочинение Сократа относится к важнейшим источникам знаний о государственно-церковных отношениях в 330—360 гг.

Среди источников следует также назвать «Церковную историю» Феодорита Киррского6, написанную в 40-х гг. V века. Феодорит придерживался более строгого христианского подхода по сравнению с Сократом, почти не сообщая фактов, которые бы не имели прямого отношения к церковной жизни. Благодаря связям с сирийским монашеством, Феодорит смог поместить в свой труд ряд уникальных сведений об отношениях императорской власти с этим особым слоем ближневосточно-римского общества. В целом писатель идейно и историографически основывается на данных Афанасия, используя также соборные материалы и послания епископов и императоров.

Определенное место в освещении отношений императорской власти и церкви занимает агиографическая литература, создававшаяся как правило много позднее описываемых событий.

Важный агиографический памятник — «Мученичество Артемия», созданный в IX веке Иоанном Родосским на основе сведений Филосторшя, желающего прославить арианского мученика. Важность «Мученичества Артемия» в том, что оно удостоверяет христианское почитание видного представителя римской светской власти, активно участвовавшего в церковных и политических конфликтах в Египте в конце 50-х — нач. 60-х годов IV века.

Особую категорию источников составляют документальные свидетельства IV века — письма, соборные постановления и послания и т. п. Преимущественно они помещены церковными историками в свои сочинения. Ценность этих материалов значительна, когда они исходят от

6 Феодорит, епископ Кире кии. Церковная история. М., 1993. В основу этого издания положен русский перевод, сделанный при Санкт-Петербургской Духовной Академии и опубликованный в 1852 году. Греческий текст: Patrologiae cursus completes. Series graeca. Т. 82.

7 Это житие опубликовано в Acta sanctorum (издание болландистов) Т. 8. Р. 856—884 и в приложении к вышеуказанному изданию Филосторгия 1913. императора, или адресованы ему от лица представителей церкви. Отношения светской власти и церкви в документах нарисованы иногда весьма рельефно. Сохранилась запись беседы папы Либерия с Констанцием II, Эпиктетом Центумцелльским и евнухом Евсевием об Афанасии, епископе Александрийском. Феодорит включил в свою историю этот документ, который в жанровом отношении близок актам мучеников. А

Отдельное место занимают «Оглавления» пасхальных посланий Афанасия на сирийском языке. По содержанию — это краткая хроника пребывания архиепископа на александрийской кафедре. «Оглавления» иногда дополняют другие источники, сообщая об отношениях египетской высшей адинистрации и императорской власти с Афанасием.

Некоторое значение для исследования имеют труды философов-неоплатоников9 — Плотина, Порфирия, Ямвлиха и Евнапия. Социальные аспекты их философии заслуживают серьезного внимания, поскольку в полуязыческой-полухристианской империи IV века взгляды неоплатоников прямо или косвенно влияли и на светскую власть и на церковных писателей.

В итоге рассмотрения источников следует признать, что они дают возможность исследовать поставленные в диссертации проблемы. * *

Средневековая историография отношений светской власти и церкви была связана с борьбой внутри христианского мира по поводу статуса и объема власти римского папы, а также католической иерархии. В XV веке Николай Кузанский и Лоренцо Валла доказали поддельность Русский перевод в издании: Афанасий Великий. Творения. Т. Ш. М., 1994. С. 376-392.

9 Plotimis Enneades. V. 1-6. P.; Brux., 1924—38; Плотин. Эннеады. Перевод Г. В. Малеванского, М. Браша и С. И. Еремеева. Киев, 1995. Последнее издание используется в диссертации. Iamblichi de vita Pythagorica Liber Petropoli, 1884. Philostratus Flavius. Eunapius. The lives of the sophists. Camb. (Mass.), 1968. Евнапий. Жизни философов и софистов. Перевод Е. В. Дарк и М. JL Хорькова / Римские историки IV века. М., 1997. С. 227—294.

Константинова дара». Следующим этапом этого процесса стал коллективный труд протестантских10 богословов во главе с Матвеем Фляцием — Магдебургские центурии в 13 томах (1559—1574). Центурии представляли собой обширный свод материалов по церковной истории, собранных из многих европейских библиотек. Воззрения Фляция и его коллег довольно запутаны, но заметно, что они были склонны отрицать высокое значение отцов церкви в христианской истории, находили ошибки в их богословском учении. К авторам центурий идеологически примкнул германский гуманист Иоанн Леунклавий, который в 1576 году критически отозвался об изображении правления Константина I у Евсевия и церковных авторов V века, считая языческую точку зрения на правителя более взвешенной. Противоположный взгляд на проблему высказал кардинал Ц. Бароний в своих «Церковных анналах» (Т. 1—12,1588—1607). В духе Контрреформации он стремился доказать чистоту католической церкви, а Константина считал образцом христианского правителя, впрочем, критикуя последнего за чрезмерно терпимое отношение к язычникам. Разные взгляды на государственно-церковные отношения IV века проявлялись одновременно с открытием и публикацией источников по этой теме. В 1544 году были изданы сочинения Евсевия Кесарийского, Сократа, Созомена и Феодорита.

В XVII веке начинают создаваться труды, имеющие отношение к церковной и политической истории IV в., но с меньшим полемическим настроем — «Мемуары для церковной истории первых шести веков» (1693—1712, 16 тт.) Тиллемона, а также труд К. Флери (1692—1720, 20 тт.).

Протестантская историография представлена Г. Арнольдом и его «Беспристрастной историей церкви и ересей» (1699—1700, т. 1—4). Арнольд изобразил IV век периодом полного упадка и разложения церкви,

10 Обзор протестантской историграфии делается главным образом на основе нового издания А. П. Лебедева, см.: Церковная историография в главных ее представителях с IV в. до XX в. СПб., 2000. С. 206—395. Там же можно наши исходные данные об изданиях протестантских авторов. а Константин стал объектом критики за то, что одарил «льстивый клир» льготами и привилегиями. Деятельная вера была подменена терминологическими дебатами, а авторитет епископа стал доминирующим фактором в церковной жизни. Арнольд порицает Афанасия Александрийского и других церковных ортодоксов, считая, что именно они предавались заблуждениям и распутству, тогда как ариане изображаются людьми строгой нравственности.

К тому же направлению принадлежал В. Вистон, издавший в 1711 году свой труд «Возрожденное раннее христианство», где Афанасий Великий оценивался как нарушитель церковной гармонии.

В XVIII веке происходит поворот к рационализации церковной истории IV в., что дало себя знать в 6-ти томном труде протестантского историка Г. Генке (год издания его сочинений неизвестен). По мнению последнего, в IV веке к христианству стали примешиваться религиозные языческие формы, а епископы всячески содействовали поддержанию суеверий, чтобы легче осуществлять свое господство над необразованными и суеверными массами народа. Об Афанасии Великом Г. Генке отзывался как о гордом упрямце, злоупотреблявшем своим авторитетом и устраивавшем смуту в церкви.

В период Просвещения интерес к церковной истории должен был пережить заметный спад, что показала «История упадка и крушения Римской империи» Э. Гиббона (т. 1—6, 1776—1788)11. Историк в целом уделил церкви мало внимания, клерикальный дух Э. Гиббону чужд. В то же время критический разум помог историку избежать и просветительских заблуждений, таких как преклонение перед Юлианом Отступником. В основе метода Э. Гиббона лежит психологизм, изучение человеческого характера. Это явствует из оценки им правления Юлиана: фанатизм и человеческие страсти пагубно влияли и на христиан, и на язычников12.

11 Gibbon Е. The history of the decline and fall, of (he Roman Empire. V. 1-6. L., 1776—88.

12 См. напр. в рус. изд.: Гиббон Э. История упадка и крушения римской империи. М., 1994. С. 26Ф—265, 283.

Будучи невысокого мнения о церкви, Гиббон тем не менее признавал особые дарования13 Афанасия Великого. Одним из главных достоинств труда Э. Гиббона является привлечение всего возможного тогда источникового материала по светской истории, включая эдикты императоров.

Из историографии церковного направления 19 века, можно выделить труд Ф. X. Баура, где он пьггался приспособить ход церковной и религиозной истории IV века к гегелевской философии, усматривая движущую силу всех процессов внутри церкви в борьбе противоположностей и их синтезе. Баур более положительно отзывался об арианстве, чем ортодоксии: ересь по его мнению, содержала больше разумности и практической пользы.

В числе крупнейших богословских историков XIX века следует упомянуть также А. Неандера и А. Гарнака.

В середине XIX века в западноевропейской науке обострился интерес к религиозному облику Константина I. Я. Буркхардт14 критически воспринял сведения церковной традиции о христианском настроении императора. Он считал его холодным, расчетливым фаталистом, чуждым искренней веры и думавшем только об укреплении своей власти. Позднее на эту же тему высказался Т. Бригер15. Он осторожно подошел к концепции о религиозной иидифферентпости Константина, считая ее трудно доказуемой. Политика императора, по мнению Бригера, была направлена па порабощение церкви.

В русской дореволюционной историографии занимает видное место изучение церковной истории IV века. Ученые, как правило из церковных кругов, сосредоточили внимание на 3-х аспектх жизни церкви в IV веке: сфера богословия, церковно-правовые проблемы, изложение и реконструкция фактического материала. Отношения церкви с

13 Там же. С. 281.

14 Burckhardt J. Die Zeit Constantins des Grossen. Stuttgart, 1853.

15 Brieger 1Ъ. Cons tan tin der Grosse als keligionspolitiker. Gotha, 1880. императорами, естественно, находили свое отражение в этих трудах, но лишь в связи с указанными тремя аспектами. Несмотря на обилие монографий и статей, социально-историческая сущность этих отношений в 330-360 годах осталась в русской дореволюционной историографии мало изученной. Впрочем, русская церковь и церковные историки XIX века, по-видимому, считали, что богословие и церковное право принципиальнее и важнее, чем отношения с суетной и часто сомнительной светской властью, тем более, что априори очевидна пагубность для внутреннего состояния и репутации церкви глубоких контактов со светскими правителями.

Следует выделить работы А. В. Горского, прежде всего составленную им биографию Св. Афанасия «Жизнь святого Афанасия Великого, архиепископа Александрийского» (М., 1851). Это для той поры — фундаментальный труд, несмотря на содержащиеся в нем хронологические неточности и стремление в оценках событий строго придерживаться мнения Афанасия, тогда как научное исследование требует критического анализа источников. А. В. Горский собрал значительный материал и заложил основу православного осмысления деятельности Афанасия. Исследователь не старался особенно углубляться в отношения церкви со светской властью, считая эту проблему неактуальной.

В русском обществе конца XIX века — начала ХХ-го усиливается внимание к церковной истории, вызванное желанием найти в церкви надежную социальную опору. Наиболее значительны концепции В. С. Соловьева, интерес которого к церковной истории был связан с поисками единого и целостного начала в жизни.

В общем виде свою концепцию Соловьев16 изложил в реферате «Об упадке средневекового миросозерцания», прочитанном на заседании Московского психологического общества 19 октября 1891 года. Философ полагал, что «общественный договор» между язычеством и христианством, особенно заметный в сфере законодательства, привел к отказу христиан от преобразований общественного строя в лучшую сторону или от попыток

16 Соловьев В. С. Собр. соч. С116. Г. VL С. 347—358. влиять на императорскую власть. Западная римская церковь Соловьевым поставлена несколько выше, чем восточноримская: философ полагает, что на Западе «были яркие примеры стремления к социально-нравственному христианству, начиная от принципиального протеста св. Мартина Турского и св. Амвросия Миланского против смертной казни и кончая деятельностью Григория VII»17. Философ отметил, что тенденция к активному влиянию церкви на светскую власть, в конечном счете, и на Западе не дала устойчивых результатов. Но несомненно, что св. Мартин и св. Амвросий, выступившие против чрезмерно строгого отношения власти к манихеогностической секте присциллианнистов, для Соловьева стали важными ориентирами в поиске истинно христианского духа, от которого, по его меннию, основная масса (мнимых) христиан обособилась.

Важной идеей Соловьева стала мысль о папской теократии, как высшем типе государства, позволяющем создать вселенское «царство церкви»18, в котором господствует истинно христианский дух. Подлинной папской теократии, призванной служить благу христиан, философ противопоставляет папизм или извращенную теократию. Последняя имела тенденцию упразднить самостоятельность больших местных церквей. Если истинная теократия основана на том, что высшая власть в христианском мире — у духовного лица, а не у светского (светская власть подчиняется духовной, как тело — душе), то в ложной теократии духовное лицо начинает для управления государством использовать исключительно мирские средства. Примером истинного теократического правления Соловьев считал понтификат Льва Великого (V век)19. Таким образом, философ находил в истории церкви образцы эффективного духовного господства и церковного влияния на мирские дела. Концепция Соловьева оказала влияние на проблематику исследований в этой сфере и вызвала дискуссии.

17 Там же. С. 356. См.: Трубецкой Е. Миросозерцания В. С. Соловьева. М., 1913. С. 449.

19 Там же. С. 454.

К истории церкви IV—V веков обращался С. Предтеченский20, изучая проблему развития влияния римского престола на жизнь церкви. В связи с этим он изучал роль соборов IV веков — Никейского, Сардикского, Римского. Ученый полагал, что шестой канон Никсйского собора 325 года утвердил за папой те же широкие права в нескольких провинциях, что и у александрийского епископа. Предтеченский обоснованно утверждал, что третий, четвертый и пятый каноны Сардикского собора 343 года дали главе западной церкви новые права в области церковной юрисдикции. Однако Римский собор 378 года постановил, что папа подсуден не только собору епископов, но и суду императора, а также светских сановников. Ученый признает, что папские притязания на главенствующую роль в церкви к концу IV века были довольно очевидными, папы уже видели особое положение апостольского римского престола по сравнению е другими церквями. Исследования Предтеченского позволяют уточнить

Л 1 проблематику, восходящую к ситуациям и в Восточно-римской церкви .

Помимо обширной богословской литературы, которая прямого отношения к рассматриваемым проблемам не имеет, необходимо назвать труды Я. И. Алфионова, П. В. Гидулянова, А. М. Иванцова-Платонова, А. П. Лебедева, иеромонаха Михаила, В. В. Болотова, П. Прокошева, Н. С. Суворова, в которых делается ряд важных наблюдений церковно-правового характера, но эти труды напрямую не выходят к проблеме взаимосвязей власти и церкви в 330—360 годах22.

20 Предтеченский С. Развитие влияния папского престола на дела западных церквей (до конца IX века) / Православный собеседник. Сентябрь, 1890.

21 Более подробно об этом см. мою статью: Западно-римская церковь IV—V веков в русской исторической мысли конца XIX века // Гуманитарные науки на рубеже веков. Материалы Межвузовской научной конференции. М, 2001. С. 28—32.

22 См.: АлфионовЯ. И. Император Юлиан и его отношение к христианству. Казань, 1877; Гидулянов П. В. Восточные патриархи в период четырех первых вселенских соборов. Ярославль, 1908; Иванцов-Платонов А. М. Религиозные движения на Востоке в IV—V веках. М., 1880; Лебедев А. П. Собрание церковно-исторических сочинений. Т. 1—10. М., 1898—1905; Иеромонах Михаил. Законодательство римско-визалтайских императоров о внешних правах и преимуществах церкви (от 313 до 565 г.). Казань, 1901; Болотов В. В. Лекции по истории Древней Церкви, Т. 1—4. СПб., 1907—1918; Прокошев IL Церковное судопроизводство в период Вселенских соборов. Казань, 1900;

В русской эмигрантской историографии 1920—1930-х годов развивался формально-юридический подход к проблеме отношений римской императорской власти и церкви. Н. Н. Афанасьев23 доказывал, что в юридическую основу соборной жизни IV века были положены прежние провинциальные формы языческого культа (греческие Koivd и римские concilia). Именно в этом обстоятельстве Н. Н. Афанасьев видел объяснение роли, которую играла императорская власть на христианских

Зарубежная историография XX века изначально сосредоточивалась на воспроизведении биографии Афанасия Великого (Г. Барди, Ф. Каваллера, позднее — Ф. Л. Кросс)24. В то же время, в первой половине XX века, поддерживался интерес к общим идеологическим проблемам религиозной и церковной политики Константина I (Д. Фиртс, О. Зеек, Е. Швартц, Н. Бейнс и др.)25. В 30-х — 50-х годах нарастает внимание к изучению политико-теологических взглядов Евсевия Кесарийского, определяются его представления о христианском императоре. Это направление развивали X. Беркхоф, X. Опитц, С. Гринслейд, Ф. Кранц и др.26 Ценная работа принадлежит К. М. Сеттону27, в которой он проследил развитие отношения отцов церкви к Константину I и Констанцию II, обозначил проблему изменения взглядов церковных писателей на

Суворов IL С. Объем дисциплинарного суда и юрисдикции церкви в период Вселенских соборов. М., 1906.

23 Афанасьев Н. Н. Провинциальные собрания римской империи и вселенские соборы / Рус. науч. институт в Белграде. Записки. Вып. 5. Белград, 1931. м Bardy G. Saint Athanase (296- 373). Paris, 1914; Cavallera F. Sainl-Athanase (295—373). Paris, 1908; Cross F. L. The study of St Athanasius. Oxf., 1945; Leroux J.-M. Athanase d'Alexandrie. Paris, 1956.

25 Firth J. Constantine the Great. The reorganisation of the empire and the triumph of the church. N.Y., 1904; Seeck O. Geschichte des Untergangs der Antiken Wch. Bd. 1—6. Stuttgart, 1895-1921; Schwartz E. Kaiser Cons tan tin und die christliche Kirche. Leipzig-Berlin, 1913; Baynes N. Constantine the Great ant the Christian Church. Oxf., 1972.

26 BerkhofH. Die Theologie des Euseblus von Caesarea. Fmsterdam, 1939; OpitzH. Euseb von Caesarea als Theologe // Zeitschrift fur die neutestamentbche Wissenschaft XXXIV (1935). P. 1—19; Greenslade S. Church and state from Constantine to Theodosius, L., 1954; Cranz F. Kingdom and polity in Eusebius of Caesarea // Harvard Thedogical Review 45, 1952. P. 47—66.

27 Setton К. M. Christian attitude towards the emperor in the 4Л century N.Y., 1941 субординацию императора и церкви. Ученый постарался вскрыть причины этих процессов. Таким образом, «политическая теология» деятелей церкви была осмыслена Сеттоном не как статичное явление, а развивающееся в зависимости от идеологических и политических факторов.

С 1960-х годов усиливается социологи за то рское направление в изучении государственно-церковной истории IV века — работы А. Момильяно, А. X. М. Джонса28. В 1970-е годы о социальном контексте христианства IV века писали А. Пасторино, А. Пиганьоль и отчасти Г. Дагрон29. Большое значение имеет труд М. Симонетти30 «Арианский кризис в IV веке». Несмотря на глубокое внимание к богословской проблематике, ученый уделил известное место и светским аспектам церковной борьбы, изучению мотивации поступков императоров, связей епископов с высшими властными структурами и т. д. В 1980-е годы к церковно-политическим проблемам обращались Й. Чешка и П. Браун31. Для этих работ характерно рассмотрение церковно-государственных отношений IV века в связи с социальным и идеологическим развитием римского общества.

Йозеф Чешка, придерживающийся марксистской методологии, видел во внутрицерковной борьбе политический смысл и отражение материальной заинтересованности епископов. Император хотел сохранения мира внутри церкви и подчинял теологические вопросы идее церковного единства. Ученого привлекала проблема влияния христианства на законодательство Константина. Чешка считает, что строгие законодательные акты Константина соответствовали церковной этике, и что в этом и проявлялось воздействие новой религии.

28 Momigliano A. The conflict between Paganism and Christianity in the fourth century. Oxf., 1963; Jones A. H. M. The cities of the eastern Roman provinces. Oxf., 1971.

29 Pastorino A. Cristianesimo e impero dopo Costantino (337—395). Torino, 1972; Piganiol A. L'emptre chretien (325—395). 1972; Dagron G. Naissance d'une capitale. Constantinople et ses institutions de 330 k 451. Paris, 1974.

30 Simonetti M. La crisi ariana del IV secolo. Roma, 1975.

31 CeSkaJ. Rimsky stat a katolicka cirkev ve IV stoleti. Brno, 1983; Brown P. Society and the holy in Late Antiquity. Berk; LA, 1982.

Переходя к правлению Констанция II, Чешка отмстил, что этот император неосознанно обострил кризис рабовладельческого строя, так как способствовал экономическому ослаблению городов и предоставлял различные привилегии церкви и чиновникам. В целом церковная политика Констанция П определялась интересами централизованной бюрократической монархии, которую укреплял этот император, боровшийся с сепаратизмом. Император понимал единство государства и церкви так, что это ему позволяло вмешиваться в вопросы вероучения и заставлять епископов уважать его мнения. По политическим соображениям Констанций II склонился на сторону ариан, теология которых была ближе образованным слоям населения, как считает ученый. Сторошшки Никейского символа опирались на чувства угнетенного народа, для которого страдающий Христос был ближе и понятнее, чем ветхозаветный Бог-Отец и абстрактный, философско-богословский Логос . Таким образом, симпатии Констанция к арианству связываются ученым с «антинародной» политикой императора.

Чешка высказывает мысль, что при Констанции II церковь взяла на себя функции поддержания единства империи и романизации провинций. Прежде эти функции выполняла римская армия, но к середине IV века она стала сильно варваризироваться и уже не могла быть надежной опорой императора в его провинциальной политике.

Чешка поставил ряд важных вопросов, связанных с отношениями светской власти и церкви в IV веке, и много сделал для их решения. В то же время внимание ученого сосредоточено преимущественно на изучении социального контекста церковной борьбы за ортодоксальный Символ Веры и на анализе императорского законодательства. Это сузило поле научного исследования, так как контакты императора и церкви изучались им не во всей полноте их проявлений, то есть односторонне. В целом, несмотря на ряд пробелов в его методологии в объяснении церковно-государственных i Ceska J. Op. cit. V. 154. отношений в IV веке, работа Чешки имеет научное значение и представляет интерес.

Деятельность церковных соборов изучали в 1980-х годах X. К. Брсннекс33 и Л. В. Барнард34. Следует также отметить труды Г. В. Боверсока35 и Г. Фоудена36.

В историографии 80—90-х гг. XX века заметное место принадлежит Т. Барнсу37. Он более въедливо, чем другие ученые, работал с источниками; в частности, обращаясь к эпохе Константина, ученый шире использовал сочинения Евсевия теологического, экзегетического и апологетического содержания, считая, что и в них есть немало ценной информации. Кроме того, Барнс стремился выявить в трудах Евссвия скрытое отражение различных происходящих в то время событий. Для восстановления правдоподобной картины событий ученый старался опираться на свои углубленные изыскания в хронологии эпохи Константина I и его преемников. Личность Константина I ученый попытался рассмотреть по-новому, учитывая высказывания самого императора и его современников. Признавая, что император был крайне противоречивой личностью, Барнс считал, что натура Константина I определилась двумя факторами: 1) огромным властолюбием; 2) мессианизмом особого рода, выразившемся в искренней вере императора в то, что Бог поручил ему миссию обратить Римскую империю в христианство. Возникшую проблему отношений светской власти и церкви ученый рассматривает как результат реформ Константина I. Появление выдающихся церковных деятелей в IV в. — это, по мнению

33 Brennecke Н. Ch. HUarius von Poitiers und die Bischofsopposition gegen Konstantius П. BerL; N.Y., 1984.

34 Barnard L. W. The council of Serdica 343. AD. Sofia. 1983.

35 Bowersock G. W. From emperor to bishop: The selfconscious transformation of political power in the Fourth century AD II Classical philology. Chicago, 1986. Vol.81. N4. P. 298—307.

36 Fowden G. Bishops and temples in the Eastern Roman Empire AD 320—435 11 Journal of theological studies. Oxf., 1978. Vol. 29. Part. 1. P. 53—78.

37 Barnes T. Constantine and Eusebius. Camb. (Mass.), 1981; Он же: Athanasius and Constantius. Camb. (Mass.), 1993.

Барнса, следствие исключительной привилегированности, полученной церковью от светской власти. Ученый склонен не придавать большое значение личностному фактору в церковной истории IV века, считая, что личный характер даже таких крупных деятелей, как Афанасий, не может объяснить их политической весомости. Статус епископа, согласно Барнсу, возник вследствие разделения при Константине религиозного авторитета с социальным статусом и политической властью™, имевшихся ранее в неразделенном виде у языческой провинциальной знати.

Барнс, критически относясь к Афанасию, выявлял в его трудах искажения фактов и умолчания, попутно проделывая полезную работу по уточнению хронологии событий церковпо-государственной жизни того периода. В целом же исследование Барнса не даст возможности прийти к ясному пониманию отношений светской власти и церкви в 330—360-м годах. Обнаружение неверных фактов в сочинениях Афанасия мало показательно, тем более, что Филосторгий, Сабин и другие арианские писатели также субъективно и выборочно оценивали происходящее. Обличение Афанасия автоматически ведет к апологии его врагов, а также Констанция и его придворных. Но Констанций II и его окружение не были беспристрастными и строгими законниками, ориентирующимися только на соборные решения. Ситуация была гораздо более сложной, чем отстаивание внешней законности. Объективные интересы различных сил и сложные нюансы церковной политики Констанция II у Барнса в нужной мере не нашли отражения, хотя в целом его труд имеет определешгую научную новизну.

В западноевропейской историографии 1990-х годов видное место занимает работа К. Хааса «Александрия в поздней Античности: топография и социальный конфликт» (Балтимор, 1997) . Он сделал ряд важных замечаний о социальной и религиозной борьбе в Александрии 330—360-х годов, показал роль различных городских общин и

18 Barnes Т. Athanasius and Constantius. Camh. (Mass.), 1993. P. 179.

39 Haas Ch. Alexandria in Late Antiquity: Topography and social conflict. Baltimore, 1997. профессиональных групп в этих конфликтах. Ученый дал оценку деятельности Афанасия и его противников в исторических событиях; он выявил ряд особенностей императорской политики 50-х годов IV века в Александрии. Дискуссионные вопросы труда Хааса будут рассмотрены во второй главе диссертационной работы.

В работе Д. Мэтьюза40 анализируются сведения Аммиана Марцеллина о церкви и отчасти о ее контактах со светской властью. Ричард Лим41 изучил социальное происхождение и curriculum vitae арианских аномейских лидеров Аэция и Евномия. Из статей 1990-х годов важно назвать работу М. Ди Майо и Д. Арнольда об участии некоторых iA предстоятелей церкви в придворных интригах 337 года . Кроме того, содержательную биографию Цезаря Галла написал Т. Банчич43. Он не ставил задачу изучать роль церкви в правление Галла, но его статья дает возможность лучше понять некоторые события, имеющие отношение к церкви.

В советской историографии 40-х годов XX века изучаемая проблема разрабатывалась Н. Н. Розенталем в ряде статей44. Ученый развивал материалистическое представление об отношениях светской власти и церкви. Для него официальное христианство — это не отрицание, а продолжение официального язычества. Ереси Розенталь понимает как «религиозное выражение стихийного протеста народных масс против угнетавшего их общественного строя»45. Конечно, при этом сугубо материалистическом подходе трудно избежать неточностей, не говоря уже о том, что арианство не может уложиться в данную схему. Мнение о приближенности к Констанцию П «наиболее беспринципной и

40 Matthews J. The Roman Empire of Ammianus. L. 1989.

41 Lim R. Public disputation, power, and social order in late antiquity. Berkeley et cet 1995.

42 Di Maio M., Arnold D. Per Vim, Per Caedem, Per Bellum: A Study of Murders and Ecclesiastical Politics in the Year 337 A.D // Byzantion. T. 62. Bnixelles, 1992.

43 BanchichTh. Gaflus Caesar (15 march 351 — 354 A.D) // An Online Encyclopedia of Roman Emperors. 1997.

44 Розенталь HL H. Римская Империя и христианская церковь после Константина // Одесский пед. институт. Науч. записки. Т. 8. Одесса, 1947. С. 107—144.

45 Розенталь Н. Н. Указ. соч. С. 125. подхалимской части христианского духовенства»46, по-видимому слишком категорично. Вряд ли все епископы, близкие к Консганцию, были «подхалимами». Н. Н. Розенталь отводил важную роль в формировании отношений светской власти и церкви эпохе Констанция II. Ученый отмечал, что «со времени Констанция христианское духовенство непосредственно сошло в состав правящего административного аппарата империи»47, став третьим основным элементом римской государственной машины, наряду с бюрократией и армией. Роль епископов при дворе Констанция II показана ученым, по-видимому, не без преувеличений; в частности, он считал, что «с влиянием епископов на Констанция могло соперничать только влияние его придворных евнухов во главе с прспозитом императорской спальни Евсевием»48. Однако нам кажется, что, во-первых, невозможно из чего-либо заключить, что в светских делах епископы оказывали заметное воздействие на императора, если же речь идет о чисто церковной сфере, то и здесь Констанций даже с «придворной партией епископов» обращался самовластно. В борьбе за влияние на императора епископы не могли соперничать с евнухом Евсевием. Н. Н. Розенталь вполне обоснованно полагает, что при Констанции II и его братьях произошло значительное ужесточение политики по отношению к язычникам, еретикам и иудеям49. Дети Константина намного превзошли своего отца в подавлении религиозного инакомыслия. Ученый также отмечает резкое усиление при Констанции II богатства и могущества верхушки церкви (имеются в виду прежде всего Афанасий, Либерий Римский и Павел Константинопольский) и ее способность оказывать императору различные виды сопротивления вплоть до вооруженного. В целом, Н. Н. Розенталь последовательно отстаивает чисто материалистическое понимание отношений светской власти и церкви в IV веке.

46 Там же. С. 127.

47 Там же. С. 143.

48 Там же.

49 Там же. С. 131.

В советской науке начала 60-х гг. XX века проблема отношений светской власти и церкви в познеримской империи рассматривалась в связи с изучением ранневизантийского города50. Г. JI. Курбатов видел в церкви и христианстве идейное оформление упадка рабовладельческой организации античного города. В христианском учении, получившем в Антиохии большую популярность, по мнению Г. Л. Курбатова, отразились такие явления общественной жизни, как рост сервилизма у свободных граждан, упадок полисной благотворительности, стирание разницы между городским и сельским свободным населением и т. д. Специфически сирийские явления в христианской жизни (отшельничество и аскетизм в крайних проявлениях) ученый оценивал как протест городской и крестьянской бедноты против своего положения51. Внутрицерковная борьба также рассматривалась им как проявление определенной расстановки социальных сил в городе.

Нельзя не заметить успехов материалистической исторической науки, но сфера духа в марксистских работах выглядит недостаточно свободной от явлений материальной жизни. Именно поэтому объектом исследований в сущности было лишь Римское государство, а церковные дела оказались растворены в политической жизни. Последовательный материализм не открывает кратчайшую и подходящую дорогу для решения сложной проблемы отношений римской государственной системы с церковью.

В современной исторической науке осуществляются поиски в области методологии. Автор диссертации опирается на труды современных ученых, исследующих исторические процессы Древнего мира и Средневековья.

В трудах И. С. Свенцицкой52, А. И. Павловской53, Е. М. Штаерман54 рассматривается ряд проблем, которые имеют отношение к объектам

50 Курбатов Г. JL Ранневизангайский город. JL, 1962.

51 Там же. С. 186—188.

32 См.: Свенцицкая И. С. Раннее христианство. Страницы истории. М., 1988. диссертационного исследования. И. С. Свенцицкая глубоко изучает развитие церкви как социальной организации поздней античности; в IV веке исследуемые ею процессы получают свое продолжение.

В постсоветское время в отечественной науке резко возрос интерес к церковной историографии. И. В. Кривушин55 внес определяющий вклад в изучение взглядов Евсевия Кесарийского, Созомена, Сократа Схоластика и Феодорита на движущие силы истории. И. В. Кривушин считает, что историческая мысль — это «в определенной степени и фактор реального исторического развития»56. Поэтому новаторство и своеобразие исторических концепций Евсевия и каждого из его продолжателей связаны каким-то образом с поиском взаимодействия между церковью и светской властью. Наиболее важным следует признать вывод И. В. Кривушина о сочетании во взглядах церковных авторов земных и метафизических объяснений происходящего: то какое-либо событие связано с действиями Бога, то с вмешательством дьявола, часто оно объясняется качествами человеческой природы, скорее порочной. Земное участие Высших сил в восприятии Евсевия «неравномерно, различно по формам и не охватывает всего исторического события» . Для изучения отношений светской власти и церкви этот вывод представляет известную ценность. Поворот к изучению исторической мысли церковных писателей дает возможность со временем обогатить научное знание и о реальных отношениях императорской власти с церковью.

53 См.: Павловская А. И. Египетская хора в IV веке. М., 1979; Она же. Афанасий, архиепископ Александрийский и его епархия // БДИ, 2001, № 1. С. 60—74.

54 См.: Штаерман Е. М. Социальные основы религии Древнего Рима. М., 1987.

55 См.: Кривушин И. В. Рождение церковной историографии: Евсевий Кесарийский. Иваново, 1995; Он же. Сократ Схоластик и его «Церковная история» // Сократ Схоластик. Церковная история. Приложения. М., 1996. С. 311—323; Он же. Ранневизантийская церковная историография. СПб., 1998.

56 Кривушин И. В. Ранневизантийская церковная историография. СПб., 1998. С. 6.

57 Гам же. С. 74.

В том же направлении ведутся исследования В. М. Тюленевым58, изучающим историко-политические воззрения Лактанция.

Историографический обзор свидетельствует о существовании за рубежом и в России обширной научной литературы, имеющей более или менее прямое, или косвенное отношение к представленному диссертационному исследованию. Однако отсутствуют монографии и даже статьи, специально посвященные нашей теме: изучаемые здесь социально-политические явления и процессы переломного тридцатилетия — 330—360-х годов — не стали еще до сих пор предметом пристального и достаточно полного исследования с новых методологических позиций, продиктованных началом третьего тысячелетия. * *

Цель и задачи диссертационной работы можно сформулировать следующим образом.

Основная цель исследования — определить место и роль церкви в политической системе Римской империи. Задачи: изучить теоретические обоснования в 330—360 годах отношений императорской власти и церкви; проследить процесс формирования христианских монархических взглядов; определить значение церковных соборов 330—360 годов для установления отношений церкви с императорской властью; выявить роль деятельности, с одной стороны, Афанасия Великого, Евсевия Никомедийского, Георгия Александрийского и прочих епископов, с другой — Константина I, Констанция II, Констанса их

58 См.: Тюленев В. М Лактанций и его De mortibus persecutorum // Лактанций. О смертях преследователей. Вступительная статья. СПб., 1998. С. 5—50; Он же. Лактанций: христианский историк на перекрестке эпох. СПб., 2000. придворных и иных должностных лиц в организации связей двух социальных институтов; раскрыть роль народа (христиан и язычников) в формировании государственно-церковных отношений; изучить участие представителей духовенства в придворной жизни и в светской политической борьбе.

В определении исследовательских методов решения поставленных задач автор диссертации опирался на труды указанных выше ученых. Применение традиционных принципов историзма имеет вид в нашей работе критического анализа исторических источников, выявления динамики связей исторических явлений в их противоречивости и своеобразной гармонии. Не отвергая роли социально-экономических факторов, автор диссертации придает особое значение духовной сфере жизни, которая получает конкретное содержание в действиях исторических личностей и народа, в отношениях церкви с представителями государственной власти. В анализе социальных процессов IV века выражено стремление к адекватному отображению многообразия исторической жизни: поведения выдающихся личностей, их окружения, частных лиц, вовлеченных в значительные события, явлений соборности, настроений народа; также в сфере исследования оказываются примечательные «частности» и «мелочи», зафиксированные в источниках и приобретшие в контексте большой исторической жизни глубокий смысл. Автор диссертации работал с источниками, их переводами, внося в последние свои коррективы.

Структура диссертации определяется необходимостью изучения двуединого процесса: 1) теоретического осознания деятелями IV века отношений императорской власти и церкви; 2) реальных процессов, развернувшихся в середине IV века, свидетельствующих о перипетиях взаимоотношений двух социальных институтов. Отсюда в диссертации выделены три главы. В первой — анализу подвергнуты убеждения виднейших церковных писателей того времени и письменные свидетельства представителей светской власти, показано как они опирались на Священное Писание; в то же время выявлено влияние неоплатонизма на возникающие монархические концепции. Во второй главе рассмотрены экономические основы отношений и деятельность церковных соборов середины IV века, а в третьей главе изучается роль выдающихся личностей той поры, а также посредников в установлении связей императоров с церковью. В Заключении подводятся итоги исследования. Диссертация завершается списком использованных работ: разного типа источников, общего характера исследований социально-политической жизни IV века, конкретных книг и статей, касающихся проблем, поставленных в диссертации.

Диссертационные материалы прошли следующую апробацию: были сданы в печать 11 статей (из них восемь опубликованы); сделаны доклады на Межвузовской научной конференции «Гуманитарные науки на рубеже веков» (октябрь 2000 г.) в Московской финансово-юридической академии и на Всероссийской научной концеренции («Никитских чтениях») «Духовные начала русского искусства и образования» в Великом Новгороде 11—13 мая 2002 г., на научной межвузовской конференции в МПГУ в ноябре 2002 года. Результаты исследования были использованы в процессе педагогической работы — на лекциях и практических занятиях в Московском педагогическом университете и в Московском государственном открытом педагогическом университете им. М. А. Шолохова. Апробация осуществлялась в процессе работы по гранту РГНФ над коллективной темой «Миф, эпос, культ, ритуал в ареале античного Средиземноморья» (по материалам диссертации сдана статья).

Заключение научной работыдиссертация на тему "Отношения римских императоров с христианской церковью в 330-х - начале 360-х годов"

Выводы ко второй и третьей главам.

На основании анализа источников и систематизации фактов, можно заключить, что к 330-му году отношения светской власти и церкви вступили в наиболее важную фазу развития. Союз обоих институтов в 330—360-х годах стал возможен благодаря императорской политике предоставления различных льгот и преимуществ для церкви в социально-экономической сфере. Церковь стала заметной социальной силой, где ведущую роль играли епископы, которым светской властью были предоставлены широкие возможности по управлению христианскими общинами. Императоры не имели желания и возможности лично участвовать в решении всех проблем церковной организации, поэтому властные полномочия внутри церквей прочно удерживались епископами и соборами. Наиболее важным обстоятельством, позволяющим императорскому двору влиять на внугрицерковные дела, стало получение в ряде случаев платы от претендентов на должность митрополита. Это была завуалированная процедура, осуществляемая, судя по косвенным данным, через императорских евнухов. Она имела далеко идущие политические последствия: положение отдельных епископов до некоторой степени оказывалось под контролем светской власти. Более самостоятельные епископы (в первую очередь, Афанасий Александрийский), приобретшие большой политический вес, скорее препятствовали, чем способствовали созданию слаженного и эффективно работающего церковно-государственного организма. Несмотря на то, что в 330—360-м годах течение церковной жизни нередко получало нежелательное развитие для императорского двора, верховные правители не стали цезаропапизма и прямого подчинения им церкви; об этом свидетельствуют церковные соборы, постоянно собираемые по инициативе императоров. Соборная жизнь, как правило, запечатлевала противоречия внутрицерковного й церковно-светского характера. Поэтому происходит усиление внесоборных, личных контактов правителей с епископами, служащее целям упрочения императорских ориентаций внутри церкви в противовес местному сепаратизму. Происходит возвышение отдельных епископов, особенно заметное при Констанции II, и приближение их к правителю. Такие епископы получали большие возможности направлять политику императора в церковной области. Однако личные предпочтения Констанция II были неустойчивы, приближенные ко двору церковные лица менялись, решающего голоса никто из них не имел. Огромное значение при Констанции II приобрело участие его придворных евнухов в выработке церковного курса. Придворные евнухи смещали и назначали епископов, руководствуясь своими интересами, при этом поддержка ими ариан обусловливалась не религиозными мотивами, а меркантильными соображениями. Административная сторона светского воздействия на ситуацию в церкви часто была несовершенна: не всегда было налажено взаимодействие гражданской и военной власти Египта в ходе борьбы Констанция П с Афанасием. Епископы, проводящие политическую линию императора внутри церкви, в ряде случаев становились заметными деятелями, влияющими не только на церковную, но и на светскую сферу. Наиболее видный епископ этого типа — Георгий Александрийский, способствовал резкому усилению борьбы императорской власти с язычеством и остатками самостоятельности городского управления. Однако такие епископы, действовавшие в союзе с Констанцием П, с его администрацией и придворными, не имели достаточно прочных позиций в своих епархиях. Они не могли устранить ни церковных, ни социальных противоречий в городах; кроме того, они усиливали недовольство как язычников, так и многих христиан режимом Констанция П.

Следует сделать вывод о том, что принципы правления Константина I (союз с церковью, предоставление ей внутренней самостоятельности и социальных преимуществ) получили продолжение с радом модификаций в правление Констанция II. Большую роль в корректировке церковного курса Константина при его ближайших преемниках сыграл Афанасий Александрийский. Борьба с епископом привела Констанция П к пониманию необходимости добиваться более тесных личных и социально-экономических связей с ведущими деятелями церкви в целях большего приспособления церковной жизни к интересам императорской внутренней политики и создание жизнеспособной церковно-государственной системы.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В 330—360-е годы императорская власть и христианская церковь активно формировали свои отношения. Главная проблема заключалась в объективно существующей необходимости придать церкви не только видимость государственного статуса, но и реально сделать ее частью государственного организма. Возникала необходимость учесть мнения и рядовых христиан (народа), их влияние на возникновение и развитие определенного типа церковно-государственных отношений. Все 30 лет императоры бились над решением поставленных сложных задач. Церковь не отрицала необходимости взаимодействия со светской властью, выдающиеся ее деятели в своих сочинениях создавали образ идеального императора и должных, с точки зрения христианских норм, его отношений с духовенством. Однако реальность вносила существенные коррективы в умозрительные построения.

Борьба за «реальный монархизм», то есть за действительное участие церкви в укреплении империи и составило главный смысл указанного исторического периода. Церковь устами Евеевия Кесарийского, Афанасия и других ее деятелей всегда заявляла о своей приверженности христианско-монархической идее. Даже ссора Афанасия с Констанцием И, породившая концепцию «император-антихрист», в общем не была направлена против монархических устоев империи. Последовательная проимператорская позиция епископов обусловливалась их религиозно-философскими взглядами, а также большими правами и привилегиями, которые они получали наряду с предоставлением им власти над христианскими общинами. Хотя сложная внутрицерковная конфронтация в те годы, связанная с борьбой ортодоксального духовенства с ересями за чистоту христианской веры, не имела антиимператорской и антигосударственной направленности, все же светская власть была весьма озабочена тем, чтобы конкуренция и споры епископов сглаживались, либо контролировались государством. Причиной внимательного отношения императоров к церковным ссорам была боязнь того, что в условиях политической нестабильности распри епископов, поддержанные христианским плебсом, окажут резко негативное влияние на внутреннюю жизнь Римской империи. Константин I и особенно Констанций II, пользуясь общим монархическим настроем христианских пастырей, установили важный принцип светского контроля над церковью — назначение епископов-ставленников, чьи кандидатуры неформально утверждались императором. В то же время полноценное управление, или контроль над церковью были невозможны, так как отсутствовали государственные органы, которые специально занимались бы церковными проблемами. Священная императорская спальня (sacrum cubiculum), очаг интриг и коррупции, слабо подходила для контроля над духовной сферой, но, несомненно, что именно придворные евнухи часто влияли на назначение или смещение епископов больших епархий, причем по косвенным данным в этих делах использовались взятки или элементы откупной системы, которая в то время господствовала в области взимания налогов. Иногда евнухи напрямую брали контроль над отдельными значительными церковными кафедрами, непридворный евнух Леонтий в 343 году стал епископом Антиохии. Частичное внедрение откупной системы и продажа духовных должностей диктовались не только тем, что императоры были заинтересованы в контроле над церковью, но и чисто экономическими мотивами. Церковь получала субсидии от государства, но при этом имела налоговые привилегии. Вероятно, при Констанции II односторонность системы была осознана и созрела необходимость того, чтобы церковные должности и имущества были вовлечены в процесс купли-продажи. В то же время важно отметить, что назначение епископов-ставленников не могло обеспечить действительного и полного контроля императора над церковью. Все епископы, назначенные властью, хотя и были хозяевами в своей епархии, редко добивались гармонизации церковной жизни. В ряде случаев епископы, выполняющие функции чиновников-агентов императора (Георгий Александрийский и др.) вызывали большие народные волнения. Система «реального монархизма» не смогла утвердиться в варианте, используемом монархизма» не смогла утвердиться в варианте, используемом Констанцием II, так как деятельность христианских пастырей иногда слишком тесно соседствовала с государственным давлением на римских подданных. Несмотря на отдельные преимущества этой системы, для императора епископ, выступая как неофициальный чиновник, мог принимать на себя удар за внедрение непопулярных мер императорской власти); грубый «реальный монархизм» приводил не к умиротворению, а к противоположным результатам. Императоры осознавали рискованность управления церковью через их ставленников. Епископ-фаворит мог изолировать императора от церковной жизни или нарушить непрочные связи власти с христианской организацией. Поэтому в 330—360 годах правители империи старались, чтобы соборы сохраняли свое значение, выступая в качестве важной инстанции упорядочивания церковной жизни. В реальности соборы не столько успокаивали внутрихристианские распри, сколько были ареной борьбы различных церковных групп. Примечательно, что императорская власть не разочаровалась в соборах, несмотря на то, что их решения не всегда устраивали правителя. Поэтому церковь в 330— 360-х годах не теряла внутренней самостоятельности и никогда в полной мере не становилась послушным орудием императора. Центральным событием этих лет была борьба епископа Афанасия сначала против ариан, которым симпатизировала императорская власть, потом против самой восточной римской власти, открыто выступившей против архиепископа. Причины этой борьбы сложны и многочисленны, но одно из обстоятельств, обусловившее неоднозначные отношения Афанасия с восточноримской властью, заслуживает особенного внимания — Афанасий был выразителем монашеских настроений, а двор Констанция П был наводнен евнухами. Вошли в конфликт аскетичное монашество и властолюбиво-корыстное скопчество. Итогом этой борьбы стало, в конечном счете, поражение евнухов, которые были менее близки и понятны населению, чем монахи. Афанасий, пережив своего противника

Георгия и засилье евнухов, фактически предложил альтернативу мало устойчивой системе «реального монархизма» Констанция II. Этой альтернативой стала монашеская церковь с высоким уровнем аскетизма, с религиозным эсктазом и культом девства. Церковь Афанасия слабо помогала светской власти в управлении государственными делами, она недвусмысленно претендовала на роль серьезной общественной силы и требовала, чтобы император с ней считался. В то же время церковь Афанасия гарантировала императору надежное сохранение его власти, так как архиепископ Александрии, несмотря на большие трения с императорским двором, олицетворял тип монаха-монархиста, более понятный и христианскому народу.

Языческая философская мысль одновременно пыталась предложить свою концепцию светской власти, которая в полу-языческой — полухристианской империи могла повлиять на отношения светской власти и церкви. Неоплатонизм имел возможность в IV веке выработать свой идеал императора — мудрец-философ на троне, сведущий в теургии и мантике, человек, действующий по воле богов (ближе всего к этому идеалу оказался Юлиан Отступник). Это представление практически было трудно осуществимым, так как христиане и часть язычников-скептиков не согласились бы иметь такого правителя. В то же время утверждение и укрепление мистической природы императорской власти в общем не противоречило желаниям как язычников, так и некоторых христиан, но создавалась опасность роста нелегальных кружков, потенциально враждебных императору. Констанций II боролся с язычеством и магией, но снисходительно относился к занятиям колдовством при дворе.

По своим принципам церковь и светская власть к середине IV века в общем не противостояли друг другу и объективно искали пути к гармонизации отношений.

Правление Юлиана Отступника (361—363), несмотря на его личную неприязнь к Афанасию, в конечном счете способствовало укреплению церковного монархизма в том виде, как это соответствовало курсу александрийскою епископа. Конечно, император стремился умалить общественное значение церкви и христианства. Наряду с этим Юлиан устранил чрезмерное могущество службы священной спальни, казнив или разогнав ее персонал. Естественно, что в новых условиях церковно-скопческие тенденции не могли возобладать. Афанасий, не нашедший при Констанции II общего языка с евнухами, извлекал из антископческих действий Юлиана очевидную пользу. Юлиан полностью лишил церковь материальной помощи от государства. Экономические связи заметно теряли прежнее значение, что непосредственно приводило к возрастанию роли церкви монашеского типа, идеальной для Афанасия. Империя, отказавшись от субсидий для церкви, теряла один из важных стимулов воздействовать на церковную жизнь или пытаться открыто использовать епископов для мирских целей. В общем курс Юлиана, враждебный лично для Афанасия, благоприятствовал политике епископа, хотя император, конечно, этого не осознавал.

При последующих правителях империи, особенно восточноримских, эта тенденция нашла продолжение, но приобрела новые оттенки. Валент (364—378) отказался or оживления соборной деятельности и создал вариант церкви авторитарного типа, который в 40—50-е годы Констанций опасался полностью принять. При Валенте церковь активно участвовала в политических событиях, императору приходилось пользоваться советами и другими услугами церковных деятелей. Некоторые клирики имели свою позицию в решении стратегических проблем политической жизни. Церковь стремилась освободиться от давления светской власти и обеспечить внутреннюю коносолидацию и преодоление дотатических неурядиц204. Однако во время царствования Валента стало очевидным, что суровая линия по отношению к церковной оппозиции дает отрицательные

304 Си. подробнее в nodi статье: Копте лов Б. В. Церковь и императорская власть в Риме 378 г. (О встрече императора Валента с монахом Исаакием) / Литература и история. Вып. L М, 2000. С. 127—135. результаты для империи, так как подавление религиозного инакомыслия внутри церкви административным способом крайне затрудняло возможность для церкви включаться в государственную жизнь и содействовать императору. Гибель Валента в 378 году была объяснена некоторыми христианами ошибками правителя в церковной политике. Поэтому в 381 году Феодосий I направил ариан и ортодоксов на путь примирения, а в то же время нанес решительный удар язычеству. Церковь к концу IV века настолько усилила свои возможности влиять на императорскую власть, что можно говорить о создании христианской империи и более последовательного, чем прежде, церковного реального монархизма. Конечно, конфликтов епископов с императорами и внутрицерковных разногласий к концу IV — началу V века меньше не стало, но они не могли дезавуировать сложившуюся церковно-государственную систему, которая опиралась на взаимную заинтересованость друг в друге носителей высшей власти и епископов.

Наследие IV века в сфере церковно-государственных отношений обрело долгую жизнь в истории. До IV века еще не сложились эти отношения, и до сих пор императоры были язычниками. Сформировавшиеся в изучаемом веке связи, несмотря на повороты и противоречия социально-исторической жизни, укреплялись и все более внедрялись как в церковь, так и в светскую власть. Последняя на протяжении веков все глубже проникалась христианскими идеями, принимая высокие этические нормы, но и нарушая их в реальной жизни в силу различных субъективных и объективных причин. К XII веку, времени, когда уже произошло разделение церквей, наследие Восточноримской империи не только продолжило свое существование, но в новых условиях царствования византийских императоров стало бесспорным авторитетом и вошло в духовную культуру Православия. Теперь уже и сами императоры и их окружение открыто и убежденно проповедовали христианские истины, даже не опасаясь их культурноэстетических сближений с античностью205. IV век с его социально-нравственными уроками — значительнейший вклад в мировую историю.

103 См. подробнее в моей статье: Копте лов Б. В. Духовное наследие античности в «Алексиаде» Анны Комниной / Классическая филология на современном этапе. Сб. науч. статей. М, 1996. С. 160—171.

Список научной литературыКоптелов, Борис Вячеславович, диссертация по теме "Всеобщая история (соответствующего периода)"

1. Ammianus Marcellinus. Rerum gestarum libri qui supersunt. Vol. 1—2. Berolini. 1910—1915.

2. Ammianus Marcellinus. Roman history. Vol. 1—3. Camb (Mass.), 1982—1986.

3. Athanasius. Opera omnia. / Patrologiae cursus completus. Series graeca. T. 25—28. Paris, 1857—1866.

4. The orations of St. Athanasius against the Arians according to the Benedictine text, with an account of his life by W. Bright. Oxf., 1873.

5. Eusebius. Opera omnia / Patrologiae cursus completus. Series graeca. T. 19—24. Paris, 1857.

6. Eusebius Pamphilius. The Ecclesiastical history. Vol. 1—2. Camb. (Mass.), 1980.

7. Iamblichus. De vita Pythagorica liber. Petropoli, 1884.

8. Julianus Apostata. The works of the emperor Julian. Vol. 1—3. Camb. (Mass.), 1969—1980.

9. Lactantius. Opera omnia / Patrologiae cursus completus. Series latina. T. 6—7. Paris, 1844.

10. Libanius. Selected works. Vol. 1—2. Camb. (Mass.), 1967—1977.

11. Philostorgius. Kirchengeschichte. Leipzig, 1913.

12. Philostratus Flavius, Eunapius. The lives of the sophists. Camb. (Mass.), 1968.

13. Plotinus. Enneades. Vol. 1—6. Paris; Brux., 1924—1938.

14. Socrates Scholasticus. Historia ecclesiastica / Patrologiae cursus completus. Series graeca. T. 67. Paris, 1859.

15. Sozomenus. Historia ecclesiastica / Patrologiae cursus completus. Series graeca. T. 67. Paris, 1859.

16. Theodoretus. Historia ecclesiastica / Patrologiae cursus completus. Series graeca. T. 82. Paris, 1859.

17. Аммиан Марцеллин. Римская история. Пер. Ю. Кулаковского и А. Сонни. Т. 1—3. Киев, 1906—1908.

18. Аммиан Марцеллин. Римская история. Пер. Ю. Кулаковского и А. Сонни, отредактирован Л. Ю. Лукомским. СПб., 1906—1908.

19. Афанасий, архиепископ Александрийский. Творения. В 4 частях. Пер. Московской Духовной Академии. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1902—1903.

20. Святитель Афанасий Великий. Творения. Пер. Московской Духовной Академии. Т. 1—4. М., 1994.

21. Евнапий. Жизни философов и софистов. Пер. Е. В. Дарк и М. Л. Хорькова / Римские историки IV века. М., 1997. С. 227—294.

22. Евсевий Памфил. Церковная история. М., 1993.

23. Лактанций. О смертях преследователей. Пер. В. М. Тюленева. СПб., 1998.

24. Либаний. Речи. Пер. С. Шестакова. Т. 1—2. Казань, 1912—1916.

25. Плотин. Эннеады. Пер. Г. В. Малеванского, М. Браша и С. И. Еремеева. Киев, 1995.

26. Правила святых поместных соборов с толкованием. Вып. 1—2. М., 1880—1881.

27. Сократ Схоластик. Церковная история. Пер. Санкт-Петербургской Духовной Академии. С поправками М. А. Тимофеева. М., 1996. (Напечатано на основе издания 1911 г.)

28. Феодорит, епископ Кире кий. Церковная история. Пер. Санкт-Петербургской Духовной Академии 1852 г. М., 1993.1. ИССЛЕДОВАНИЯ

29. Aland К. Kaiser und Kirche von Konstantin Dis Byzanz in Kirchengeschichtliche Entwiirfe. Gfltersloh, 1960.

30. Alfoldi A. The conversion of Constantine and pagan Rome. Oxf., 1948.

31. Alfoldi A. Costantino tra paganesimo e cristianesimo. Bari, 1976.

32. Arnold G. Unparteiische Kirchen und Ketzerhistorie. Bd. 1—3. Franckfurt, 1729.

33. Armstrong G. Church and State Relations: The Changes Wrought by Constantine / Journal of Bible and Religion. 32. 1964. P. 1—7.

34. Bagnall R. S. Landholding in late Roman Egypt: the distribution of wealth / Journal of Roman studies. L., 1992. Vol. 82. P. 128—149.

35. Banchich Th. Gallus Caesar (15 march 351—354 A. D.) / An Online Encyclopedia of Roman emperors, 1997.

36. Bardy G. Saint Athanase (296—373). Paris, 1914.

37. Barnard L. W. The council of Serdica 343 A. D. Sofia, 1983.

38. Barnes T. D. Constantine and Eusebius. Camb. (Mass.), 1981.

39. Barnes T. D. Athanasius and Constantius. Camb. (Mass.), 1993.

40. Batiffol P. L'Eglise naissante et la catholicisme. Paris, 1911.

41. Baynes N. Constantine the Great and the Christian Church. Oxf., 1972.

42. Berkhof H. Die Theologie des Eusebius von Caesarea. Amsterdam, 1939.

43. Besnier M. L'empire Romain de Pavenement des Sevdres au cincile de Nic6e. Paris, 1937.

44. Bowder D. The age of Constantine and Julian. L., 1978.

45. Bowersock G. W. From emperor to bishop: The selfconscious transformation of political power in the fourth century A. D. / Classical philology. Chicago, 1986. Vol. 81. N 4. P. 298—307.

46. Burckhardt J. Die Zeit Constantins des Grossen. Stuttgart, 1852.

47. Bralewski S. Watki polityczne w oskarzeniach kierowanych przeciwko biskupom w poznym Cesarstwie Rzymskim / Acta Univ. Lodziensis. Folia historica. L6dz, 2000. N 67. S. 7—22.

48. Brennecke H. Ch. Hilarius von Poitiers und die Bischofsopposition gegen Konstantius II. Berlin; N.Y., 1984.

49. Brieger Th. Constantin der Grosse als Religionspolitiker. Gotha, 1880.

50. Brown P. Society and the holy in Late Antiquity. Berk; LA., 1982.

51. Brown P. Power and persuasion in late antiquity; towards a Christian Empire. Camb. (Mass.), 1992.

52. The Cambridge Medieval history. Vol. 1. 1928.

53. Cameron A. The later Roman empire A. D. 284—430. Camb. (Mass.), 1993.

54. Cavallera F. Saint-Athanase (295—373). Paris, 1908.

55. Cawkwell G. L. Europe in the late 340's / Phoenix. Toronto, 1978. Vol. 32. N 1. P. 42—67.

56. Ceran W. Cesarz w politycznej teologii Eusebiusza z Cezarei i nauczaniu Jana Chrysostoma / Acta Univ. Lodziensis. Folia historica. L6d£, 1991. N44. S. 13—27.

57. CeSka J. Rim sky stat a katolickd cirkev ve IV stoleti. Brno, 1983.

58. Clauss M. Der magister officiorum in der Spatantike (4—6 Jahrhundert). MOnchen, 1980.

59. Cranz F. Kingdom and polity in Eusebius of Caesarea / Harvard Theological Review. 1952. N 45. P. 47—66.

60. Cross F. L. The study of St. Athanasius. Oxf., 1945.

61. Dagron G. Naissance d'une capitale. Constantinople et ses institutions de 330 4451. Paris, 1974.

62. Danielou J. Les origines du christianisme latin. Paris, 1991.

63. Dannenbauer H. Die Entstehung Europas. Bd. 1—2. Stuttgart, 1959—1962.

64. Dempf A. Der Platonismus des Eusebius, Victorinus und Pseudo-Dionysius. MOnchen, 1962.

65. Diesner H. J. Kirche und Staat im spS.tr6mischen Reich. Berlin, 1963.

66. Di Maio M., Arnokd D. Per Vim, Per Caedem, Per Bellum: A Study of Murders and Ecclesiastical Politics in the Year 337 A. D. / Byzantion. Vol. 62. Bruxelles, 1992.

67. Dodds E. R. Pagan and Christian in an age of anxiety. Camb., 1965.

68. Downey G. Philanthropia in Religion and Statecraft in the Fourth Century after Christ / Historia. 1955. Bd. 4. P. 201.

69. Drake H. A. Constantine and the bischops: the politics of intolerance. Baltimore, 2000.

70. Dvornik F. Emperors, Popes and General Councils / Dumbarton Oaks papers 6. 1951. P. 1—23.

71. Dvornik F. Early Christian and Byzantine Political Philosophy: Origins and Background. V. 1—2. Wash, 1966.

72. Eger H. Die ersten Ansatze zu einer politischen Theologie in der christlichen Kirche. Berl., 1935.

73. Farina R. L'impero et l'imperatore christiano in Eusebio di Cesarea. ZOrich, 1966.

74. Fernandez G. The evangelizing mission of Theophilus «The Indian» and the ecclesiastical polity of Constantius П / Klio B, 1989. Bd. 71. H. 2. P. 361—366.

75. Festugiere A. J. Antioche paienne et chretienne. Libanius, Chrysost6me et les moines de Syrie. Paris, 1959.

76. Firth J. Constantine the Great. The reorganisation of the empire and the triumph of the church. N.Y., 1904.

77. Fowden G. The pagan holy man in late antique society / Journal of hellenic studies. L., 1982. Vol. 102. P. 33—59.

78. Fowden G. Bishops and temples in the Eastern Roman Empire A. D. 320— 435 / Journal ofteol. Studies. Oxf., 1978. Vol. 29. Part 1. P. 53—78.

79. Fowden G. The last days of Constantine: oppositional versions and their influence / Journal of Roman studies. L., 1994. Vol. 84. P. 146—170.

80. Frend W. Early Christianity and Society: A Jewish Legacy in the Pre-Constantinian Era // Harvard Theological Review. 76. 1983. P. 53—71.

81. Frend W. Martyrdom and persecution in the early church. A study of a conflict from the Maccabees to Donatus. Oxf , 1965.

82. Gaudemet J. La formation du droit seculier et du droit de l'eglise aux IV et V siecles. Paris, 1957.

83. Gigli G. L'ortodossia l'arianesimo e la politica di Constanzo II (337—361). Rome, 1949.

84. Greenslade S. Church and state from Constantine to Theodosius. L., 1954.

85. Gwatkin H. M. Studies of arianism. Camb., 1900.

86. Haas Ch. The Alexandrien riots of 356 and George of Cappadocia / Greek, Roman and Byzantine studies. Durham, 1991. Vol. 32. N 3. P. 281—301.

87. Haas Ch. Alexandria in Late Antiquity: Topography and social conflict. Baltimore; L., 1997.

88. Hagel K. F. Kirche und Kaisertum in Lehre und Leben des Athanasius. Diss. Tubingen; Leipzig, 1933.

89. Hall S. G. The sects under Constantine / Voluntary religion. Oxf., 1986. N 4. P. 1—13.

90. Heinen H. Fruhchristliches Trier. Trier, 1996.

91. Holum Kenneth G. Theodosian empresses. Berkeley et cet. 1989.

92. Janssen L. «Superstitio» and the Persecution of the Christians / Vigiliae christianae. 33. 1979. P. 131—159.

93. Jones A. H. M. The cities of the eastern Roman provinces. Oxf., 1971.

94. Klein R. Constantius II und die Chrisliche Kirche. Darmstadt, 1977.

95. Leroux, J.-M. Athanase d'Alexandrie. Paris, 1956.

96. Leszka M. The role of the Constantinopolitan Patriarch at the early Byzantine Emperor's court/ Acta Universitatis Lodziensis. Folia Historica 56. Lodz, 1996. P. 137—158.

97. Liebeschuetz J. Antioch. City and imperial administration in the Later Roman empire. Oxf., 1972.

98. Lim R. Public disputation, power and social order in late antiquity. Berkeley et cet., 1995.

99. MacMullen R. Paganism in the Roman Empire. New Haven; L., 1981.

100. Matthews J. The Roman Empire of Ammianus. L., 1989.

101. Mazzarino S. Aspetti sociali del quarto secolo. Roma, 1959.

102. Michaels-Mudd M. The Arian policy of Constantius II and its impact on Church-state relations in the fourth-century Roman empire / Byzantine studies. Arizona, 1979. Vol. 6. Fasc. 1—2. P. 95—111.

103. Millar F. The conflict between Paganism and Christianity in the Fourth Century / Ed. A. Momigliano. Oxf., 1963.

104. Millar F. The Emperor in the Roman World 31 В. C. — A. D. 337. L., 1977.

105. Neander A. Werke. Bd. 1—14. Gotha, 1862—1867.

106. Opitz H. Euseb von Caesarea als Theologe / Zeitschrift die neutestamentliche Wissenschaft XXXIV, 1935. S. 1—19.

107. Pastorino A. Cristianesimo e impero dopo Costantino (337—395). Torino, 1972.

108. Penella R. Greek Philosophers and Sophists in the Fourth Century A. D. Studies in Eunapius of Sardis. Leeds, 1990.

109. Peterson E. Monotheismus als politisches problem. Leipzig, 1935.

110. Piganiol A. L'empire chretien (325—395). Paris, 1972.

111. Pohlsander H. A. Constantia / Ancient society. Leuven, 1993. N24. P. 151—167.

112. Portmann W. Die politische Krise zwischen den Kaisern Constantius II und Constans / Historia. Bd. 48. H. 3. Wiesbaden, 1999. S. 301—329.

113. The Prosopography of the Later Roman empire / By A. H. M. Jones, J. R. Martindale and J. Morris. Vol. 1. Camb., 1971.

114. Salzman M. R. On Roman time: the codex-calendar of 354 a. the rhythms of urban life in late antiquity. Berkeley et cet., 1990.

115. Sansterre J.-M. Eusebe de Cesar6e, et la naissance de la theorie 'Cesaropapiste' / Byzantion. 42 (1972) P. 131—195, 532—594.

116. Scheidweiler F. Die Verdopplung der Synode von Tyros vom Jahre 335 / Byzantinische Zeitschrift. 1958. Bd. 51. S. 87—99.

117. Schneemelcher W. Kirche und Staat im 4 janhrhundert. Bonn, 1970.

118. Schwartz E. Kaiser Constantin und die christliche kirche. Leipzig; Berl., 1913.

119. Seeck O. Geschichte des Untergangs der Antiken Welt. Bd. 1—6. Stuttgart, 1895—1921.

120. SestonW. Constantine as a 'Bishop' / The Journal of Roman studies. Vol. 37. L., 1947. P. 127—131.

121. Setton К. M. The Christian attitude towards the emperor in the 4th century. N.Y., 1941.

122. Simonetti M. La Crisi Ariana del IV secolo. Roma, 1975.

123. Sordi M. I cristiani e Flmpero romano. Milano, 1983.

124. Stein E. Histoire du Bas-Empire. Т. 1. P., 1959.

125. Straub J. Vom Herrscherideal in der Spatantike. Berl., 1939.

126. Thompson E. A. The Historical Work of Ammianus Marcellinus. Camb., 1947.

127. Thflmmel H. G. Die Kirche des Ostens im 3. Und 4. Jahrhundert. Berl., 1988.

128. Tougher Sh. Ammianus Marcellinus on the empress Eusebia: a split personality? (Greece and Rome). L., 2000. Vol. 47. N 1. P. 94—101.

129. Vogler Ch. Constance II et l'administration imperiale. Strasburg, 1979.

130. Williams G. H. Christology and Church-State Relations in the Fourth Century / Church History. V. 20. 1951. P. 3—26.

131. Wipszycka E. La christianisation de l'Egypte aux IV—VI siecles: Aspects sociauf et ethniques / Aegyptus. Milano, 1988. A. 68. N 1/2. P. 117—165.

132. Zeiller J. Les origines chretiennes dans les provinces danubiennes de l'Empire Rom am. Paris, 1918.

133. АлларП. Христианство и Римская империя от Нерона до Феодосия. СПб., 1898.

134. Алфионов Я. И. Император Юлиан и его отношение к христианству. Казань, 1877.

135. Афанасий Александрийский / СИЭ. Т. 1. М., 1961. С. 937. (Автор статьи не указан.)

136. Афанасьев Н. Н. Провинциальные собрания Римской империи и вселенские соборы / Рус. науч. институт в Белграде. Записки. Вып. 5. Белград, 1931.

137. Барсов. Об участии государственной власти в деле охранения древней вселенской церкви и ее веры / Христианское чтение. 1877. Кн. 5—6.

138. Беликов Д. Н. Христианство у готов. Казань, 1887.

139. Блонский П. П. Философия Плотина. М., 1918.

140. Болтов Н. Н. Власть и общество в эпоху поздней античности (к постановке проблемы) / Власть, человек, общество в античном мире. М., 1997. С. 161—167.

141. Болотов В. В. Лекции по истории древней Церкви. Т. 1—4. СПб., 1907—1918.

142. Буасье Г. Падение язычества. М., 1892.

143. Буданова В. П. Готы в эпоху Великого переселения народов. СПб., 1999.

144. Ванькова А. Б. Некоторые замечания о статусе монахов и монастырей по светскому и церковному законодательству IV века / ВДИ. 2000. № 1. С. 153—159.

145. Владиславлев М. И. Философия Плотина, основателя новоплатоновской школы. СПб., 1868.

146. Гидулянов П. В. Восточные патриархи в период четырех первых Вселенских соборов. Ярославль, 1908.147. <Горский А. В.> Жизнь св. Афанасия Великого, архиепископа Александрийского. М., 1851.

147. Дилигенский Г. Г. Северная Африка в IV—V вв. М., 1961.

148. Донини А. У истоков христианства. М., 1989.

149. Дюшен Л. История древней Церкви. Т. 1—2. М., 1912—1914.

150. Ермолова И. Е. Императорская власть и города в поздней античности / Власть, человек, общество в античном мире. М., 1997. С. 153—160.

151. Зейпель И. Хозяйственно-этические взгляды отцов церкви. М., 1913.

152. Иванцов-Платонов А. М. Религиозные движения на Востоке в IV—V веках. М., 1880.

153. История Древнего Мира. Т. 3. М., 1989.

154. История Европы. Т. 1. М., 1988.

155. Карсавин Л. П. Из истории духовной культуры падающей Римской империи. СПб., 1908.

156. Карсавин Л. П. Монашество в средние века. М., 1992.

157. Кривушин И. В. История и народ в церковной историографии V века. Иваново, 1994.

158. Кривушин И. В. Рождение церковной историографии. Евсевий Кесарийский. Иваново, 1995.

159. Кривушин И. В. Загадка Сократа Схоластика: Юлиан и его время / Проблемы социальной истории и культуры Средних веков и раннего Нового времени. СПб., 1996. С. 47—56.

160. Кривушин И. В. Сократ Схоластик и его «церковная история» / Сократ Схоластик. Церковная история. Приложения. М., 1996. С. 311—323.

161. Кривушин И. В. Историческая концепция Феодорита Киррского / Историческая мысль в Византии и на средневековом Западе. Иваново, 1998. С. 34—60.

162. Кривушин И. В. Ранневизантийская церковная историография. СПб., 1998.

163. Курбатов Г. Л. Ранневизантийский город. Л., 1962.

164. Лебедев А. П. Собрание церковно-исторических сочинений. Т. 1—10. М., 1898—1905.

165. Лебедев А. П. Церковная историография в главных ее представителях с IV в. до XX в. СПб., 2000.

166. Ловягин Е. И. О заслугах святого Афанасия Великого для Церкви в борьбе с арианством. СПб., 1850.

167. Лосев А. Ф. Античная философия истории. М., 1977.

168. Машкин Н. А. Движение агонистиков / Историк-Марксист. 1935. № 1.

169. Михаил, иеромонах. Законодательство римско-византийских императоров о внешних правах и преимуществах церкви (от 313 до 565 гг.). Казань, 1901.

170. Павловская А. И. Египетская хора в IV веке. М., 1979.

171. Павловская А. И. Афанасий, архиепископ Александрийский и его епархия / ВДИ. 2001. № 1. С. 60—74.

172. Попов И. В. Св. Иларий, епископ Пиктавийский / Богословские труды. Сб. 4. М., 1968.

173. Предтеченский С. Развитие влияния папского престола на дела западных Церквей до конца IX в. / Православный собеседник. Казань, 1890. №9—12.

174. Прокошев П. Церковное судопроизводство в период Вселенских соборов (accusatio). Казань, 1900.

175. Розанов Н. П. Евсевий Памфил, епископ Кесарии Палестинской. М., 1880.

176. Розенталь Н. Н. Римская империя и христианская церковь после Константина / Одесский пед. институт. Науч. записки. Т. 8. Одесса, 1947. С. 107—144.

177. Рудоквас А. Д. Вопрос о так называемых «гонениях» Лициния и политическая сторона арианского раскола / Античное общество. Проблемы политической истории. СПб., 1997. С. 135—146.

178. Свенцицкая И. С. Раннее христианство. Страницы истории. М., 1988.

179. Соловьев В. С. Собр. соч. Т. 1—10. СПб., 1911—1913.

180. Спасский А. А. Эллинизм и христианство. Сергиев-Посад, 1913.

181. Суворов Н. С. Объем дисциплинарного суда и юрисдикции церкви в период Вселенских соборов. М., 1906.

182. Трубецкой Е. Миросозерцание В. С. Соловьева. М., 1913.

183. Тюленев В. М. Лактанций и его De mortibus persecutorum / Лактанций. О смертях преследователей. Вступительная статья. СПб., 1998. С. 5—50.

184. Тюленев В. М. Лактанций: христианский историк на перекрестке эпох. СПб., 2000.

185. Удальцова 3. В. Идейно-политическая борьба в ранней Византии. М., 1974.

186. Флоровский Г. В. Восточные отцы IV в. М., 1992.

187. Шабага И. Ю. Славься, император. М., 1997.

188. Штаерман Е. М. Социальные основы религии Древнего Рима. М., 1987.

189. Штаерман Е. М. Расцвет рабовладельческих отношений в эпоху империи / История Европы. Т. I. М., 1988. С. 534—594.