автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.03
диссертация на тему: Отражение лексического своеобразия прозы А.И. Солженицына в словацких переводах

Полный текст автореферата диссертации по теме "Отражение лексического своеобразия прозы А.И. Солженицына в словацких переводах"

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

На правах рукописи

КНЯЗЬКОВА Виктория Сергеевна

ОТРАЖЕНИЕ ЛЕКСИЧЕСКОГО СВОЕОБРАЗИЯ ПРОЗЫ А.И. СОЛЖЕНИЦЫНА В СЛОВАЦКИХ ПЕРЕВОДАХ (на материале рассказа «Один день Ивана Денисовича»)

Специальность 10.02.03 - славянские языки

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

2 ■ т 2003

Санкт-Петербург 2009

003470377

Работа выполнена на кафедре славянской филологии факультета филологии и искусств Санкт-Петербургского государственного университета.

Научный руководитель:

Официальные оппоненты:

Ведущая организация

доктор филологических наук, доцент

Котова Марина'Юрьевна

доктор филологических наук, профессор

Полонский Андрей Васильевич

кандидат филологических наук, доцент

Селиверстова Елена Ивановна

Волгоградский государственный педагогический университет

Защита диссертации состоится «-ФСИ^^и^ 2009 г. в часов на

заседании совета Д 212.232.18 по защите докторских и кандидатских диссертаций при Санкт-Петербургском государственном университете по адресу: 199034, Санкт-Петербург, Университетская наб., д. 11, ауд. 195.

С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке им. М. Горького Санкт-Петербургского государственного университета (199034, Санкт-Петербург, Университетская наб., д. 7/9).

Автореферат разослан « 4У» ииЫ^

2009 г.

Ученый секретарь диссертационного совета _ г

кандидат филологических наук С11--Д^--<_Р-Уднев Д.В.

Творчество А.И. Солженицына изучается не только литературоведами, но и лингвистами, историками, социологами и другими учеными. С лингвистической точки зрения особый интерес представляет язык произведений А.И. Солженицына, который отражает позицию писателя как продолжателя традиций классической русской литературы и в то же время большого реформатора. Начало изучения художественного языка писателя было в 1965 году положено статьей Т.Г. Винокур «О языке и стиле повести А.И. Солженицына Один день Ивана Денисовича». Затем изучение его творчества было продолжено за границей: во Франции (Ж. Нива), Англии (Ж.А. Медведев), США (В.В. Карпович). Когда творчество А.И. Солженицына стало вновь открытым для русских читателей и исследователей, стало появляться и большое количество работ, посвященных языку его прозы. Это работы таких исследователей как Н.М. Голубков, М.Ю. Жукова, В.В. Карпович, Л.В. Кирпикова, В.В, Кузьмин, П.Г. Паламарчук, Л. Ржевский, Г.П. Семенова, В.Б. Синюк, П.Е. Спиваковский, А.В.Урманов, К.И.Чуковский, М.Шнеерсон, Д.А. Шумилин и другие. Что касается Словакии, то там работы по лингвистическим особенностям творчества А.И. Солженицына практически отсутствуют, а исследования произведений писателя принадлежат таким ученым-литературоведам как М. Куса, О. Марушьяк, Д. Слободник, А. Червеняк и некоторые другие.

История восприятия и исследования творчества А.И. Солженицына в России и Словакии - это отражение истории двух славянских народов, истории их взаимоотношений, сменяющие друг друга периоды политического давления, слепого восторга, неприятия и отрицания. Начало этой истории - издание в 1962 году в Советском Союзе рассказа А.И. Солженицына «Один день Ивана Денисовича» и появление в 1963 году в Чехословакии словацкого перевода, созданного Яном Ференчиком. Деятельность этого переводчика сыграла важную роль в становлении и развитии словацкой переводческой школы. Теоретические принципы, сформулированные им как программа школы, находят свое практическое выражение в его переводах, в т.ч. и в переводе «Одного дня Ивана Денисовича».

После событий 1968 г. интерес к творчеству А.И. Солженицына в Словакии заметно охладевает, перестают публиковаться переводы и какие-либо критические статьи. Только в 90-е годы за изменением ситуации в политике следует и изменение взглядов в области литературы. Постепенно возрождается интерес к русской культуре, причем особым вниманием пользуются книги о "темных" страницах прошлого России. В связи с этим возрастает популярность и произведений А.И. Солженицына среди словацких читателей. Возвращение А.И. Солженицына ознаменовано переводами «Ракового корпуса» и «Архипелага ГУЛАГ», переизданиями уже переведенных произведений и вторым переводом «Одного дня Ивана Денисовича», автором которого является переводчица Ольга Гирнерова. Перевод Яна Ференчика нельзя считать устаревшим. Необходимость нового перевода была обусловлена скорее причинами историческими, а именно наличием различных версий рассказа: обработанной цензурой, "смягченной" версии, опубликованной в журнале «Новый мир» в 1962 г., и изначальной авторской версии, вышедшей в 1978 г. в Париже.

Актуальность исследования обусловлена возвращением внимания к творчеству А.И.Солженицына как в России, так и в Словакии. Анализ лингвистических особенностей произведений А.И. Солженицына в сопоставлении с существующими словацкими переводами актуален, прежде всего, в связи с переосмыслением творчества писателя в России и появлением новых переводов художественных и публицистических текстов писателя в Словакии. Эти факты вызывают потребность в более детальном анализе солженицынского мировоззрения,

отраженного в художественном языке. В настоящей работе впервые представлен лингвистический анализ словацких переводов прозы русского писателя, что составляет научную новизну исследования.

Объектом исследования является лексика прозы А.И. Солженицына в сопоставлении с ее переводом на словацкий язык. Отражение представлений об основных идеях, воплощенных в творчестве А.И. Солженицына, в лексике русского и словацкого языков составляет предмет исследования.

При сопоставлении используется, прежде всего, материал рассказа «Один день Ивана Денисовича»: тексты русских подлинников 1962 и 1978 годов издания и словацкие переводы 1963 и 2003 годов. Кроме того, привлекается материал и других произведений А.И. Солженицына, переведенных на словацкий язык. Рассказ «Матренин двор», впервые напечатанный в журнале «Новый мир» в 1963 году, был переведен Зорой Есенской в 1964 г. В 1991 году вышли словацкие переводы «Ракового корпуса» (Магда Такачова) и «Архипелага ГУЛАГ» переведенного на словацкий язык группой переводчиков: Душаном Слободником, Игором Слободником, Еленой Линзботовой.

Диссертация ставит своей целью анализ смыслового, экспрессивного, стилистического, стратификационного, национально-культурного аспектов значения слова и изучение способов их передачи средствами родственного иностранного языка.

Поставленная цель определяет поэтапное рассмотрение следующих задач:

- выявить в художественном языке А.И. Солженицына группы лексем, объединенных определенными особенностями и функцией, выполняемой в художественном тексте;

- представить картину существующих русских и словацких исследований в области лексикологии;

- показать особенности употребления данных групп лексики в художественном произведении;

- рассмотреть способы и приемы передачи исследуемой лексики средствами словацкого языка;

- выявить общую концепцию словацких переводов, проанализировав конкретные переводческие решения.

Для решения указанных задач в работе используются следующие методы и приемы исследования: дескриптивный метод, при помощи которого определялись семантико-стилистические свойства лексем, и сопоставительный метод (сопоставление с переводом на словацкий язык).

Теоретической и методологической базой исследования служат идеи и концепции, представленные в трудах русских и словацких ученых по лингвистике (В.Д. Бондалетов, В.В. Виноградов, A.C. Герд, М.Н. Кожина, Л.П. Крысин, В.М. Мокиенко, Д.М. Поцепня, Б.А. Ларин, А.Г. Лыков, Ю. Долник, Б. Гохел, Й. Мистрик, П. Опдрус и др.) и теории перевода (Л.С. Бархударов, B.C. Виноградов, В.Н. Комиссаров, A.B. Федоров, Э. Громова, Д. Дюришин, А. Попович, Я. Ференчик и др.).

Теоретическая значимость работы состоит в том, что она вносит вклад в изучение лексики со стилистической и стратификационной точек зрения. Впервые предпринимается попытка сопоставления принципов использования различных групп лексики в русском и словацком художественном тексте.

Практическая ценность настоящего исследования видится в применении материала и результатов данной работы, как в лекционных, так и в практических занятиях по теории и практике перевода, лексикологии и стилистике словацкого языка, а также в спецкурсах по художественной речи и языку писателя.

Апробация результатов исследования. Основные положения диссертации обсуждались на международной конференции «VI Славистические чтения памяти профессора П. А. Дмитриева и профессора Г. И. Сафронова» (2003) в СПбГУ, на «Международной филологической конференции» (2005, 2006, 2007, 2008) в СПбГУ, на конференции «Федоровские чтения» (2006).

На защиту выносятся следующие положения:

1. Произведения А.И. Солженицына представляют собой материал, выявляющий скрытые потенции русского национального языка, представляющий возможности его развития. Основным направлением является обогащение словарного запаса за счет таких групп, как авторская окказиональная лексика, жаргонная лексика, диалектно-просторечная лексика.

2. Отраженная в лексике ориентация идейного содержания произведений А.И. Солженицына на национальные особенности исторического развития, позволяет сделать вывод, что отсутствие или наличие подобного исторического опыта принимающей культуры регулирует как степень адекватности перевода, так и способность усваивать привносимые исходной культурой понятия.

3. При сопоставительном анализе подлинника и переводов последние являются как инструментом исследования, помогающим выявить особенности индивидуального стиля автора, так и объектом исследования, позволяющим определить основные черты принимающей культуры и литературы.

Структура работы определяется целью и задачами исследования. Диссертация состоит из введения, трех глав и заключения, представляющими собой основной текст диссертации объемом 250 страниц. В конце работы приведен библиографический список использованной литературы, включающий в себя 279 позиций (из них 180 на русском языке, 99 - на словацком и чешском языках).

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении дается обзор истории восприятия и перевода прозы А.И. Солженицына в Словакии, аргументируется выбор рассказа «Один день Ивана Денисовича» в качестве основного материала исследования, указываются методологические принципы работы с этим материалом, обосновывается актуальность выбранной темы, определяются цель и задачи работы, описывается теоретическая и практическая значимость исследования.

В первой главе «Словотворчество и проблема его передачи в художественном переводе» рассмотрены авторские новообразования А.И. Солженицына, намечены общие тенденции словотворчества писателя и шаги, предпринятые переводчиками для передачи их на иностранном языке. В параграфе «1.1. Лексико-стилистические особенности прозы А. И. Солженицына» представлены наиболее значимые особенности индивидуального авторского стиля писателя, основой которых является работа писателя над расширением возможностей языкового. выражения. Работа над лексическим запасом русского языка не ограничивается созданием ярких языковых образов в художественных произведениях. Более того, именно работа писателя как лингвиста предвосхищает и определяет языковые черты его художественных произведений. Писатель осмысленно и целенаправленно стремится к обогащению русского национального языка, о чем свидетельствуют и его лингвистические статьи, и высказанные в интервью идеи о русском языке, и «Словарь языкового расширения».

Сочетание яркого новаторства и глубокой закорененности в национальной традиции - наиболее характерная черта солженицынского языка. Ярче всего это проявляется в области лексики. Писатель использует самую разнообразную лексику:

5

встречается множество заимствований из словаря В.И. Даля, из произведений других русских писателей и собственно авторские выражения. А.И. Солженицын употребляет не только лексику, не содержащуюся ни в одном из словарей, но таюке малоупотребительную, забытую, или даже обычную, но переосмысленную писателем и несущую новую семантику. Кроме того, писателем значительно расширены возможности использования нелитературной лексики.

Язык рассказа «Один день Ивана Денисовича» ярко свидетельствует о том, что писатель претворяет в жизнь свой масштабный замысел по лексическому расширению русского языка. Прежде всего, необходимо выделить лексику, которая является собственно авторскими образованиями. Характерными чертами таких лексем, рассмотренных в параграфе «1.2. Особенности авторских окказионализмов», являются одноразовость и вытекающая из нее ненормативность, зависимость от контекста, экспрессивность, полисемантичность и принадлежность конкретному автору-творцу. На основании перечисленных признаков в рамках рассказа «Один день Ивана Денисовича» авторские окказионализмы можно определить следующим образом - это лексические единицы, не отмеченные в словарях или употребленные в значении, не отмеченном в словарях, созданные автором только для одной языковой ситуации.

В параграфе проводится четкая граница между окказиональными лексемами и другими новообразованиями и авторскими словами (неологизмами, эгологйзмами, идиолектизмами, эйроменами), а также выявляются принципы образования окказионализмов в работах А.И. Солженицына. Часто это усеченные формы слов, образованные путем отсечения аффиксов более современного происхождения, нежели корень (например, кружь, грев, издаля). Встречаются окказиональные слова, образованные путем скорнения (нелинейное сложение, при котором одна усеченная основа модифицирует значение другой основы и может приближаться по функции к аффиксу, например, рассмеркиватъся, лопотно). Скорнение необходимо отличать от простого соединения двух корней, каждый из которых полностью сохраняет свою форму. Так образованы, например, окказионализмы злоупорный, быстрометчив, землеруб. Среди окказионализмов есть формы, образованные с помощью высокопродуктивных аффиксов от высокочастотных корней (например, шажисто, спотычливо, терпельник). С другой стороны, для словотворчества А.И. Солженицына не характерны такие способы образования окказиональных лексем, как использование непродуктивных аффиксов или слитное написание словосочетаний (какие находим у других авторов). Это обусловлено основными принципами словотворчества писателя: нацеленностью на общее употребление окказиональных слов и стремлением к сжатости текста.

Труднейшая для переводчиков задача передачи особенностей словотворчества писателя на иностранном языке и пути ее решения освещены в параграфе «1.3. Воссоздание авторских окказионализмов в переводе».

Для создания окказионализмов оригинала средствами языка перевода используются, в основном, те же способы, что и для перевода безэквивалентной лексики, а именно: переводческая транскрипция и транслитерация, прием калькирования, описательный (разъяснительный) перевод, приближенный перевод (т.е. перевод при помощи аналога). Из рассмотренных в диссертационном исследовании шестидесяти шести окказионализмов тридцать пять передано приближенным переводом с помощью аналога, двадцать один - трансформационным и десять - описательным.

Далее в параграфе рассматриваются примеры авторских окказионализмов и их перевода на словацкий язык, организованные в группы по принадлежности к части

6

речи. Такая организация обусловлена взглядом самого автора на различные словообразовательные потенции той или иной части речи. Острее всего звучат солженицынские окказионализмы, воплотившиеся в форме наречий (причем именно наречий образа действия). Именно в этой части речи наиболее полно сочетаются для писателя возможность словотворчества и насыщенность выражаемого ею явления. Примером заимствованной формы, но преобразованной окказиональной семантики служит следующее наречие:

Однако он стал есть ее так же медленно, внимчиво [Солж. 1978: 15]. Наречие внимчиво мы находим у В.И. Даля. Можно предположить, что причина выбора писателем именно такой формы наречия кроется в отрыве наречия внимательно от образующего глагола внимать. В.И. Даль определяет этот глагол следующим образом:

ВНИМАТЬ, внять чему, внимаю и внемлю, арх. воймовать, сторожко слушать, прислушиваться, жадно поглощать слухом; усваивать себе слышанное или читанное, устремлять на это мысли и волю свою [Даль, I: 219].

Заключенный в лагере ест свою порцию не только внимательно (сосредоточенно), а жадно поглощая, впитывая, усваивая все, что можно, устремляя на это все свою мысли и свою волю. С этой точки зрения более полноценным кажется перевод 2003 года:

A predsa jedol rovnako pomaly a sústredene [Solí. 1963:16].

Napriek tomu ju jedol ako vzdy - pomaly a vnímavo [Solz. 2003:15].

Наречие vnímavo кроме своего созвучия с русским внимчиво имеет значение

'восприимчиво, чутко, внимательно', что подразумевает и сосредоточенность, таким

образом, имеет более широкий 1фуг значений, чем наречие sústredene.

По такой же морфологической схеме образовано наречие оступчиво от глагола оступаться (оступиться) т.е. 'неудачно ступить, споткнуться'. При этом наречие является признаком глагола ходить, отсутствующего в предложении, но подразумевающегося. Так, фразу по трапу оступчиво можно развернуть до предложения ходить по трапу неудобно тем, что можно легко споткнуться или ступить неудачно. В этом и состоит так называемый «закон экономии» в языковом творчестве А.И. Солженицына. Признак нетвердости, шаткости (vratky) переводчики переносят на существительное трап (schodiste, mostík).

Напересёк через ворота проволочные, и через всю строительную зону, и через дальнюю проволоку, что по тот бок, — солнце встает большое, красное, как бы во мгле [Солж. 1978: 33].

Несмотря ни на что - ни на существование лагеря, проволоки, зоны - солнце все равно продолжает вставать каждое утро. В наречии напересёк кроется, безусловно, не только свойство солнечных лучей, пересекающих лагерь. Пользуясь принципом скорнения, автор заставляет читателя услышать здесь и поперёк, и пересечь, и наперекор. Наперекор злу, страху, и насилию жизнь продолжает идти по своим законам. Нелегко передать на другой язык всю коннотативную гамму значений такой лексемы. Словосочетание spoza brány /букв, из-за ворот/ нельзя считать адекватным выбором. Наречие napriec (означающее 'поперёк, наперерез, напрямик' [СРС: 229]) в некоторой степени передает свойства окказионализма. Кроме того, оно созвучно наречию napriek- 'назло, наперекор, несмотря на' [СРС: 229].

Napriec cez drótenú bránu, cez celú síavebnú zónu a pomedzi vzdialené dróty na druhej strane vychádza slnko - vefké, éervené, akoby v hmle [Solz. 1963:38]. Spoza brány z ostnatého drótu, ponad celé stavenisko a dróty na druhom konci, akoby v hmle, vychádza veTké cervené slnko [Solí. 2003:37].

Особенно сочный окказионализм - наречие напрожог:

Сидит он второй срок, сын ГУЛАГа, лагерный обычай знает напрожог [Солж. 1978: 34].

Мы видим, как лагерь прожёг бригадира, оставил на его теле и сердце неизгладимые следы ожога, как он прошел в лагере огонь и воду, как, несмотря на все, горит в нем сила духа. В переводах находим бесцветные фразы о том, что он в совершенстве знает обычаи лагеря:

Odpykáva si uz druhy vymer trestu, hlavná správa táborov ho prijala za svojho, táborové zvykypozná dokonale [Solz. 1963: 39].

Tentó syn gulagu si odpykáva uz druhy trest, dokonale ovláda táborové zvyky [Sotë. 2003:37].

И, не занося хлеба в девятый, он шажисто погнал в сторону седьмого барака [Солж. 1978:103].

Значение данного наречия абсолютно прозрачно: 'частыми или/и большими шагами'. Наречие образовано по аналогии с прилагательными бугристый, гористый, т.е. 'имеющий много бугров' или 'имеющий много гор'. Однако, несмотря на это, непросто оказалось перевести данный окказионализм на иностранный язык, переводчикам пришлось воспользоваться словосочетанием:

Neodniesol chlieb do deviateho, ale dlhvmi krokmi vyrazil smerom к siedmemu baraku [Solz. 1963: 123].

Neodniesol chlieb do deviateho baraka, ale dlhvmi krokmi sa hnal smerom к siedmemu [Solí. 2003:120].

Именно в окказиональных наречиях проявляется в полной мере важная особенность лексики А.И. Солженицына: «стремление к полисемии, к максимально возможному смысловому и экспрессивному наполнению слова, к его осложнению и преобразованию, к наслаиванию в пределах отдельной лексической единицы нескольких эстетически значимых смыслов или оттенков значений» [Урманов 2000: 131]. Перевод на иностранный язык, в данном случае на словацкий, доказывает невозможность замены такой лексемы однословным эквивалентом. Содержание солженицынского окказионализма раскладывается на несколько составляющих, затем воспроизводится либо лишь одна из них - одной лексемой, либо несколько -словосочетанием или целой фразой.

Глаголы также являются продуктивной частью речи для словотворчества А.И. Солженицына. Особенно излюблены писателем приставочные глаголы (а иногда и многоприставочные), поскольку в них есть возможность выражения некоего содержания не только в корне слова, но и в приставке. Полисемию авторских приставочных глаголов можно продемонстрировать на следующем примере: Издобытъ на снегу на голом, чем окна те зашить, не было легко. [Солж. 1978:40] Приставка из- подчеркивает исчерпанность, полноту проявления действия [Ожегов: 213]. Издобыть - это не только добыть, но и изловчиться и добыть, измучиться и добыть.

Zohnat' na holom snehu daco na zatlcenie tych oblokov nebolo lahké. [Solí. 1963: 48] Nebude l'ahké wdolovat' spod snehu nieäo na tie okná [Sol?. 2003: 44] Глагол zohnaí /букв, достать, найти, раздобыть/, хотя и соответствует основному значению лексемы, но не передает всех смысловых оттенков приставочного глагола. Удачным решением можно считать использование здесь глагола vydolovat'. Это отчасти переводческий окказионализм, т.к. в словацком языке употребляется в основном только глагол dolovat', имеющий очень ограниченную семантику, а именно 'добывать полезные ископаемые'. Выражение vydolovat' spod snehu в полной мере передает невероятную трудность такого задания, как найти что-либо на голом снегу.

И надзиратели, без полкового ишонявшие кое-как, тут зарьялись, кинулись, как звери <...> [Солж. 1978:25]

Необычная схема образования глагола дает, тем не менее, достаточно прозрачное значение. Приставка за- образует глаголы начала действия, а с возвратной частицей -'доведения действия до излишества, до крайней степени' [Ожегов: 175]. Наречие рьяно означает 'очень усердно' [Ожегов: 615]. Таким образом, усердие в досмотре заключенных доходит до абсолютного предела, до крайней точки, когда усердие уже превращается в дикость. В обоих словацких переводах фигурирует словосочетание кинулись/начали кидаться как звери'.

Dozorcovia, ktorí dovtedy prehliadali len talc, aby sa nepovedalo, zrazu ozili, vrhli sa na trestancov akozvery <...> [Soli. 1963:30]

A tí sa odrazu prebrali - dovtedy prehliadali len tak, aby sa nepovedalo - a zacali sa vrhat' na trestancov ako divl. [Solz. 2003:27]

Попытка воспроизвести окказиональный глагол (при помощи стилистически-нейтрального аналога ozili /букв, ожили, оживилисьÍ) присутствует только в варианте Я. Ференчика, всегда стремящегося к более полному соответствию подлиннику.

Окказиональные прилагательные в рассказе «Один день Ивана Денисовича» присутствуют в очень скромном количестве, например:

Сидеть в столовой холодно, едят больше в шапках, но не спеша, вылавливая разварки тленной мелкой рыбешки из-под листьев черной капусты и выплевывая косточки на стол. [Солж. 1978: 15]

Прилагательное тленный имеет следующие значения, отмеченные в словарях: ТЛЁННЫЙ, Книжн. Подверженный тлению, разрушению, гибели; не вечный, преходящий. [MAC, IV: 370]

ТЛЕННЫЙ 1. подверженный тлению, разрушению; временный, преходящий 2. свойственный тлению, тлену, вызванный ими. [БАС, XV: 505]

ТЛЕТЬ 1. разрушаться от времени; истлевать 2. медленно гореть без пламени. 3. давать, излучать слабый свет. 4. перен. Существовать в скрытом виде, почти не проявляться, не обнаруживаться. [БАС, XV: 505]

В данном контексте оно приобретает окказиональные значения 'распавшийся на мельчайшие частички, почти невидимый', а также 'незначительный, презренный'. Такая характеристика рыбы дополняется прилагательным мелкая и суффикс -ешк-, усиливающий оттенок незначительности, мелкости.

Vjedálnije zima, jedia poväcsine v ciapkach, ale nenáhlivo, lovia rozvarené kúskv zhnitvch rybiciek spod listov cervenej kapusty a vypl'úvajú kósti na stdl. [Solz. 1963: 16] Na sedenie je v jedálni chladno, ludia zväcsa jedia v ciapkach, no nenáhlia sa, rozvarené kúsockv stuchnutvch rybiciek lovia medzi listami scernetej kapusty a kosticky vypl'úvajú na stól. [Solz. 2003:14]

Окказионализм разварки воспроизведен описательным переводом с помощью словосочетаний, объясняющих его значение ('разваренные кусочки'). Так как речь идет о практически невидимых кусочках рыбы, уменьшительная форма kúsocky представляется более логичной в данном контексте, как и уменьшительная форма kosticky. По-разному было интерпретировано переводчиками и определение капусты. Я. Ференчик воспринял его как вид капусты, отчего в словацком тексте появляется красная капуста. О. Гирнерова же передала определение черная как почерневшая, что, безусловно, является верным вариантом, подчеркивающим убогость лагерной пищи.

В статье «Не обычай дегтем щи белить, на то сметана» А.И. Солженицын отмечает в современном русском литературном языке обилие чужеродных отглагольных существительных на -ение и сожалеет о потере многих кратких существительных мужского и женского рода. Следуя цели возвращения русскому

9

языку утраченных лексических средств, писатель создает такие формы, как лють, укрыв, грев, озор, кружь.

В образовании существительных преобладает тенденция к укорачиванию, упрощению, концентрированию.

Ой, лють там сегодня будет: двадцать семь с ветерком, ниукрыва, ни грева! [Солж. 1962:18; 1978,23]

Ech, bude tarn dnes mrcha hostina: dvadsafsedem pod nulou s vetrikom, ani sa kde schovat'. anisa kdezohriat'l [Soll 1963:27]

Не имея эквивалентной лексической единицы, переводчик, чтобы восполнить экспрессивность окказионализма, воспользовался метафорическим переводом: лють стала mrcha hostina /букв, скверный прием/, что однако удлиняет первую часть предложения. В переводе фразы ни укрыва, ни грева наблюдается тенденция к сокращению и отклонению от литературной нормы (переводчик опускает глагол тай nemajú sa ani kde schovat', nemajú sa ani kde zohriaf), что также позволяет приблизиться к оригиналу.

Переводчица О. Гирнерова использует словосочетание hrozná kosa /букв. ужасная холодрыгаI, существительное kosa при этом является сленговым и имеет литературный эквивалент zima [Hochel 1993а: 99]. Фраза ни укрыва, ни грева в переводе воспроизводится вполне удачно благодаря тому, что переводчица опускает глагол byt' (с ним бы фраза звучала так: a nikde nie je úkrytu, nikde nie je ohníkd), хотя nikde можно было бы заменить на ani для еще большей краткости и ритмичности фразы. А также благодаря существованию в словацком языке существительного úkryt /букв, укрытие!, подобного по звучанию окказионализму укрыв: Och, dnes tam bude hrozná kosa: dvadsatsedem stupñov a vietor, a nikde úkrytu, nikde ohníka! [Solí. 2003:24]

Адекватная передача окказионализмов связана с проблемой сохранения индивидуальности автора, его стилистического своеобразия. Ни один из проанализированных в исследовании солженицынских окказионализмов не передан ни транскрипцией (или транслитерацией), ни калькированием. Большинство же передано приближенным переводом с помощью аналога. Это позволяет сделать вывод о сильной смысловой нагруженности авторских окказиональных лексем и о стремлении переводчиков в ущерб экспрессивности и окказиональности передать по крайней мере часть объема информации, выраженного тем или иным окказионализмом.

Вторая глава «Система социально-обусловленной лексики в рассказе «Один день Ивана Денисовича» и его переводах» посвящена лексике, которая, не являясь авторской, обладает яркими экспрессивно-стилистическими признаками, и потому требует особого внимания при переводе художественного произведения. В параграфе «2.1. Функциональная стратификация лексики русского и словацкого языков» приводится обзор основных работ по функциональной стратификации и функционально-стилистическому варьированию лексики в русской и словацкой лингвистике. Рассматриваются основные положения русских и словацких исследований в аспекте классификации лексического состава обоих национальных языков. Их сопоставление позволяет сделать вывод о существенных различиях не только в объективном разделении лексики, но и в интерпретации этого разделения.

Русская лингвистическая традиция предполагает четкое разграничение критериев оценки лексики на "функционально-стилистическое варьирование литературного языка" и "функциональную стратификацию национального языка". Первым занимается стилистика, вторым - социолингвистика. Стилистика

предполагает наличие состава лексических средств характерного для того или иного функционального стиля. Социолингвистика описывает определенные лексические средства, характерные для той или иной социально-ограниченной группы носителей языка. Среди таких групп обычно выделяются: носители просторечия, носители территориальных диалектов, носители жаргонов (иногда также выделяются носители арго и носители сленга).

Для словацкой лингвистической традиции характерен взгляд на классификацию лексики с позиции ограниченности или неограниченности ее употребления. Неограниченной в употреблении считается литературная стилистически-немаркированная ноциональная лексика (противопоставленная соответственно нелитературной, стилистически-маркированной, эмоционально-экспрессивной). Ограниченными являются разнообразные группы лексики, в т.ч. характерные для определенного функционального стиля или ограниченные употреблением в социальной группе. Среди последних в основном выделяются группы: территориальные диалекты, сленг, арго.

В диссертационном исследовании вводим понятие социально-обусловленная лексика, то есть принадлежащая к одной из функциональных страт национального языка. Это обязательно лексика нелитературная (некодифицированная), но в отличие от некоторых других групп нелитературной лексики (окказионализмы, вульгаризмы, архаизмы и др.) ее использование обусловлено социальной принадлежностью говорящего. В параграфе «2.2. Проблема перевода социально-обусловленной лексики художественного произведения с русского языка на словацкий» рассматриваются общие вопросы функционирования данного типа лексики в художественном произведении, принципы ее перевода и определение ее характера в прозе А.И. Солженицына.

В книге «Kontexty prekladu» [FerenCik 1982] Ян Ференчик сформулировал принципы словацкой переводческой школы. Одним из главных принципов стал «принцип хорошего словацкого языка», который подразумевает, что «некодифицированные языковые элементы можно использовать лишь строго функционально и в рамках общей понятности» /перевод наш - В.К./ [FerenCik 1982: 36 - 37]. Одновременно действует «правило не переводить региональный диалект оригинала каким-либо региональным диалектом словацкого языка», а использовать стилизованный диалект, созданный ad hoc. Что касается социального диалекта, то его надо «переводить соответствующим социальным диалектом словацкого языка» /перевод наш - В.К./ [FerenCik 1982: 55]. На первый план Я. Ференчик выдвигает концептуальность перевода, что подразумевает подчиненность всех решений во всех аспектах художественного перевода (в т.ч. и в аспекте перевода нелитературной лексики) единому принципу.

Если с территориальными диалектами обычно трудностей не возникает, то вопрос перевода социальных диалектов становится достаточно острым в связи с тем, что «социальные диалекты в словацком языке практически отсутствуют» /перевод наш - В.К./ [FerenCik 1982: 65]. Что касается переводов произведений А.И. Солженицына в 60-е годы, то, как замечает М. Куса, в то время не было и опыта перевода таких произведений. В словацком социалистическом обществе, где литература играла, прежде всего, идеологически-воспитательную роль, выбирались такие произведения для перевода, в которых все (в том числе и языковые средства) находилось в рамках нормы [Kus& 1999: 169]. Современные словацкие исследователи [Kusa 1999; Hochel 1990] отмечают, что и сейчас язык словацких переводов художественной литературы ориентирован на пуризм. Они подчеркивают, что в отличие от русской литературы, где художественный язык интенсивно черпает из

средств нелитературных, словацкая художественная литература ограничена в этом отношении. Если социально-обусловленная лексика в художественном произведении используется не с целью документации, а с целью придать повествованию оттенок разговорности, то, как утверждают многие исследователи, в переводе это надлежит передать лишь с помощью1 нескольких сигналов, намеков, а не полным объемом средств подлинника. Кроме того, использование нелитературной лексики в переводе должно основываться не на ее объеме в оригинале, а зависеть от ее позиции в контексте принимающей литературы [Hochel 1990; Matheäius 1953; Pauliny 1983].

Учитывая основные научные труды по лексической стратификации в России и Словакии и на основании анализа произведений А.И. Солженицына, выделяем следующие основные группы нелитературной социально-обусловленной лексики в прозе А.И. Солженицына: лагерный жаргон, просторечие и диалект. В рассказе «Один день Ивана Денисовича» страты лагерный жаргон и диалектное просторечие имеют идейно-формирующее значение и представлены достаточно большим количеством единиц: из чуть менее чем тридцати четырех тысяч слов (около ста страниц) текста, около ста словоупотреблений классифицируем как жаргонные и приблизительно такое же количество - как просторечные.

При анализе перевода лексики в художественном произведении исходим из положения о том, что в художественном стиле любое нелитературное слово является экспрессивным стилистическим средством.

Анализ первой из двух групп представлен в параграфе «2.3. Лагерный жаргон в художественном произведении и переводе». В системе произведений А.И. Солженицына под лагерным жаргоном понимаем следующее: нелитературные лексические единицы, используемые социально ограниченной группой людей (заключенными), проявляющими, таким образом, социальную дистанцированность от остальных членов общества.

При внедрении элементов лагерного жаргона в художественное произведение выполняется функция отображения реалий лагерной жизни как замкнутой и закрытой системы взаимоотношений и взаимосвязей. .Недаром в издании «Одного дня Ивана Денисовича» 1978 года в конце рассказа писателем предлагается небольшой "словарь" лагерных "терминов" с "переводом" и объяснением, что подчеркивает обособленность лагерной жизни, непонятность ее для остального мира. В работе проанализированы некоторые основные из этих лагерных "терминов".

Так, например, объяснение жаргонизма кондей звучит следующим образом: «Кондей (блатн.) - карцер. Без вывода - содержат как в тюрьме. С выводом - только ночь в карцере, а днем выводят на работу» [Солж. 1978: 121].

И тут же он остро, возносчиво помолился про себя: „Господи! Спаси! Не дай мне карцера!" [Солж. 1962: 56; 1978, 90].

A tu sa V duchu naliehavo, vrúcne pomodlil: „Paneboze zachrañ ma pred karcerom! " [Solí. 1963:108].

A V duchu sa úpenlivo, vrúcne modlil: „Pane Boze, zachráñ ma! Nedopust'aby ma doli do basy!" [Soll 2003: 104- 105].

Я. Ференчик, пользуясь принципом транслитерации, заимствует слово karcer. О. Гирнерова употребляет слово basa /букв, тюряга/, являющееся сленговым выражением, имеющее литературный эквивалент väzenie /букв, тюрьма/. Этот пример показателен как выражение различных переводческих концепций.

По мнению исследователей, лагерь в рассказе А.И. Солженицына четко поделен на два мира: заключенные и начальство лагеря. Противопоставление этих двух миров четко прослеживается в языке лагеря, выражаясь в жаргонной лексике. Одна из таких лексем - кум (или опер), и логически с ними связанный жаргонизм

стучать. Автор первого словацкого перевода Ян Ференчик в характерной ему манере выбирает один эквивалент и следует этому выбору на протяжении всего текста. А именно для лексем кум / опер - vysetrujúci /букв, следователь/, а для лексемы стучать - donásat' /букв, доносить/. Здесь мы наблюдаем явную замену жаргонизмов стилистически-нейтральными лексемами. По-другому дело обстоит в переводе О. Гирнеровой. Во-первых, для каждого отдельного случая она находит свой эквивалент к упомянутым жаргонизмам. Во-вторых, ее эквиваленты часто более экспрессивны. Так, например, при первом упоминании о куме в «Одном дне Ивана Денисовича» переводчица вводит понятие "strycek", далее переводчица предлагает такие эквиваленты как vysetrovatel, dozorca, estebák и т.д.

Характерным жаргонизмом, отражающим систему лагерных взаимоотношений является лексема придурок, которую автор определяет так: «работающий в административной должности (но бригадир - не придурок) или в сфере обслуживания - всегда на более легкой, привилегированной работе. Придурня» [Солж. 1978: 122]. О системе лагерных взаимоотношений ясно говорит следующая цитата:

Но это были не серые зэки, а твердые лагерные придурки, первые сволочи, сидевшие в зоне. Людей этих работяги считали ниже дерьма (как и те ставши работяг). Но спорить с ними было бесполезно: у придурни меж собой спайка и с надзирателями тоже [Солж. 1978: 94].

Ale to neboli Sediví trestanci, lez moeni táboroví poskoci, najvácsí vsiváci, akí sedeli v zóne. Tychto ludí si trestanci nevázili ani zatolko, ako psieho lajna (a oni zas t'ahúñov). Ale skriepit' sa s nimi nemalo zmysel — vSetci poskoci sú jedna ruka aj s dozorcami [Solí. 1963:113].

Я. Ференчик, неизменно следуя единой переводческой концепции, эквивалентом для всех словоупотреблений анализируемого жаргонизма выбирает слово poskok, имеющего пометы неодобрительно, разговорное слово и следующее значение: POSKOK hovor. pejor. Sluha, posluhovaö [KSSJ: 317].

Neboli to obyóajní trestanci, ale prominentni ulievaci, najväcsi smradi: holic, úctovník a pracovník г politicko-vvchovného oddelenia. Spoluväzni ich mali za vedrá hován a tí im to rovnako odplácali. Lenze nemalo zmysel vadit'sa snimi, lebo drzali spolu a boli jedna ruka aj s dozorcami [Soli. 2003:109].

О. Гирнерова всячески избегает прямого перевода жаргонизма придурок / придурня: то называя их выдающимися лодырями, то подробно расшифровывая их функции, то вообще опуская безэквивалентную лексему.

А и того не получишь за поварами, да за шестерками, да за придурками [Солж. 1962: 35; 1978: 52].

Здесь кроме жаргонизма придурки присутствует также жаргонизм шестерки, который А.И. Солженицыным объясняется так: «шестерить - услуживать лично кому-то; шестерка - кто держится в услугах» [Солж. 1978: 122]. Понятно, что слово, образованное от названия низшей карты в колоде игральных карт, обозначает человека низшего разряда в системе внутрилагерных взаимоотношений. В словацких переводах придурки и шестерки переданы как lokaji /букв, лакеиI, poskokovia /букв. прислуга!, pomocníci /букв, помощники/ и darmozráci /букв, дармоеды/.

В целом, о переводе жаргонной лексики можно сказать, что переводчики употребляют менее экспрессивные лексические единицы, чем в оригинале. Причиной тому - отсутствие словацких эквивалентов в силу отсутствия описываемых реалий в словацкой истории и действительности. Часто используются нейтральные выражения,

13

такие как prehliadka /букв, обыск, досмотр! вместо шмон, prehliadat' /букв. обыскивать, досматривать! вместо шмонать, donáSat' /букв, доносить/ вместо стучать, väzenie /букв, тюрьма! вместо кондей, nechodit'do práce /букв, не ходить на работу! вместо без вывода. В некоторых случаях для сохранения экспрессивности переводчики вводят в словацкий текст русские заимствования (например, karcer), или слова, имеющие разговорный оттенок (например, ¡smátraí /букв, шарить!), или сленговые выражения (например, tasa /букв, тюряга!). Такие лексические замены приводят к тому, что во многом теряется образ, созданный А.И. Солженицыным. Это образ мира советских лагерей и тюрем, где живут совершенно другие люди, чем на воле, которые даже говорят на совершенно ином языке, не понятном и чуждом. Перевод же только в малой степени передает уникальное историческое и языковое явление лагерного жаргона. Словацкие тексты не представляют настолько яркого и жизненного образа лагеря, что доказывает незаменимость социально-обусловленной лексики в произведении А.И. Солженицына.

Параграф «2.4. Диалектно-просторечная лексика в художественном произведении и переводе» рассматривает диалектно-просторечную лексику в прозе А.И. Солженицына и ее переводах на словацкий язык в трех типах: морфологическом, лексическом и семантическом. Под диалектным просторечием понимаем нелитературные лексические единицы, используемые социально и территориально ограниченной группой людей (крестьянами), проявляющими, таким образом, дистанцированность от образованного и городского населения.

Просторечные слова морфологического типа имеют первоначально литературную форму, но при парадигматических изменениях или при образовании одной части речи от другой образуется форма, не являющаяся литературной. Среди таких форм особенно выразительными являются деепричастия. Сегодня Шухов сэкономил: в барак не зашедши, пайки не получил и теперь ел без хлеба. [Солж. 1978: 16]

Dnes Suchov zgazdoval na jedive: nemal kedy zájst' do baraka po prídel a teraz jedol bez chleba. [Solz. 1963:17]

Dnes aj usetril, lebo nesiel po prídel chleba do baraku a jedol bez neho. [Solí. 2003: 16]

Там, за столом, еще ложку не окунумши, парень молодой крестится

[Солж. 1978:15] .....

Тат za stolom sa prv ako naörel do misky, prezehnáva akysi mládenec. [Soll 1963: 15]

Za jednym stolom sa akysi mládenecprezehnávalpredjedlom. [Soli. 2003: 14]

Формы зашедши и окунумши являются малоупотребительными и просторечными. Именно такие формы являются излюбленным инструментом А.И. Солженицына для создания колоритной речи своих литературных героев. Из рассмотренных в исследовании примеров с деепричастиями становится ясно, с каким упорством словацкие переводчики избегают деепричастий и деепричастных оборотов. Они заменяются придаточными предложениями, словосочетаниями или простыми предложениями в составе сложных. Связано это с тем, что словацкая грамматика считает деепричастия устаревшими формами. Встречаются они в весьма ограниченном количестве в научном стиле или же в художественной литературе с целью придать тексту оттенок научности.

Семантический тип просторечных лексем необычен тем, что, совпадая с литературной лексемой по форме, просторечное слово отличается по значению. Самое сытное время лагернику - июнь: всякий овощ кончается и заменяют крупой. Самое худое время - июль: крапиву в котел секут. [Солж. 1978: 16]

NajsytejSie éasy majú trestanci v júni - vSetka zelenina sa minula, varia sa krúpy. Naihladneisí mesiac ie iúl: zihlavu kráiaiú do kotla. [Solí. 1963: 17] NajsytejSie éasy pre trestanca sú v júni, vtedy sa uz minie vsetka zelenina a namiesto nej sa varia krúpy. A naihorSie ie v júli - vtedy do kotla sekajú zihl 'avu. [Solz. 2003: 16] В словаре есть две статьи на лексему худой:

ХУД0Й1. Имеющий тонкое, сухощавое тело (о человеке и животном); тощий || С лишенными жира мышцами, лишенный подкожного жирового слоя (о теле или частях тела).

ХУДОЙ2. 1. Разг. Плохой, дурной. Худая слава. □ Худой мир лучше доброй ссоры. Пословица. Люди богатые не любят, чтобы бедняки на худой жребий вслух жаловались. 2. Разг. Дырявый, ветхий. Худое ведро. Худые рукавицы. 3. Устар. Незнатного происхождения, низкого рода [MAC, IV: 630].

В примере из «Одного дня Ивана Денисовича» использовано, прежде всего, первое значение второй омонимичной лексемы, что и подтверждается вторым переводом на словацкий язык (najhorSie - самое плохое). Как показывает словарь, такое значение лексемы встречается чаще всего в пословицах, в разговорном стиле. Но писатель, конечно, не может упустить из виду и наличие других значений прилагательного худой. Ведь в плохое время заключенный не может не быть тощим, от чего и здоровье его становится слабым, ветхим. Отчасти это отражено в первом переводе (najhladnejSí - самый голодный).

Просторечные лексемы всех типов (морфологического, лексического, семантического) в большинстве случаев в словацких переводах воспроизводится с помощью средств литературного языка. Для сохранения стиля художественного произведения переводчики зачастую прибегают к принципу компенсации. В качестве компенсации в переводах появляются лексемы, которые в словацком языке считаются признаками разговорного стиля, т.е. в словаре имеют помету hovorové slovo. Реже встречаются такие, которые в словаре имеют помету slovo z l'udovej reci.

Приближение художественного языка к народной речй осуществляется не только за счет привлечения в него множества диалектно-просторечных слов и выражений, но и исключения из него всяческой официальности, научности, канцелярности, иноязычности. В стремлении отличиться от оригинала, сказать что-то по-своему, использовать лексику, близкую современной разговорной речи, переводчица О. Гирнерова иногда пренебрегает общей стилистикой произведения А.И. Солженицына. (Я. Ференчик более традиционен в своих переводческих решениях, что зачастую приводит к лучшему результату, к сохранению общей концепции оригинала). В ее переводе встречаются такие лексемы как hierarchicky !иерархический/, instalácia ¡инсталляция!, nefalSovany /фальсифицированный/, existovaf /существовать/ (ср. jestvovaf), prominentny /выдающийся/ (ср. popredny), которые ощущаются неприемлемыми. Это обусловлено не только стилистикой рассказа «Один день Ивана Денисовича», по и в . целом индивидуальным стилет А.И. Солженицына в совокупности всех его произведений.

В третьей главе «Концептуальный уровень лексики произведения в художественном переводе» анализируется взаимосвязь лексических особенностей и мировоззрения писателя, которое ярче всего проявляется в художественных концептах. В данной главе рассмотрены основные концепты рассказа, раскрывающие тему лагеря и тему христианской веры, их видение автором и условия существования избранных концептов русской культуры в среде культуры иностранной (в данном случае - словацкой).

В параграфе «3.1. Тема лагеря в рассказе «Один день Ивана Денисовича» и ее отражение в лексике произведения и его словацких переводах» представлены такие концепты как зэк, зона, холод и хлеб.

Тема заключенного как представителя отдельной народности (племени) развивается в книге «Архипелаг ГУЛАГ» и присутствует в анализируемом рассказе. В словацких переводах находим следующие эквиваленты: vazeh - 8 словоупотреблений в переводе 1963 года, 11 в переводе 2003 года; trestanec - 104 словоупотребления в переводе 1963 года, 75 в переводе 2003 года. Эти синонимичные слова находятся в таком явном неравновесии из-за того, что семантика слово vdzeh гораздо уже, чем у слова trestanec. Если значение первого ограничивается следующим: 'человек, находящийся в тюремном заключении'; то семантическое поле второго включает в себя и такое, как 'человек, подвергшийся наказанию, каре или возмездию; человек, находящийся под арестом; человек, выполняющий каторжный труд'. Таким образом, выбор переводчиков оказывается очевидным. Слово vazen используется в основном в тех случаях, когда в контексте прослеживается явная связь с тюремным заключением.

Концептуальная наполненность русской лексемы зона, несомненно, намного шире, чем комплекс значений ее словацкого эквивалента zona. В рассказе «Один день Ивана Денисовича» на первый план выступают значения слова зона, связанные с местом пребывания заключенных: прямое ('обозначение территории, на которой находится место проживания и работы заключенных') и переносное ('мир заключенных и все, что его характеризует, особенности жизни заключенного'). В связи с отсутствием данных значений у словацкой лексемы zona переводческие решения будут зависеть от общей концепции перевода, обусловленной всеми звеньями цепи от автора подлинника - до читателя перевода. В случае перевода 1963 года это явная позиция экзотизации словацкого текста, т.е. принятие безэквивалентной русской лексики в той форме, в которой она существует в русском подлиннике. В словацком тексте 2003 года определенно проявляется концепция нейтрализации, т.е. некая адаптация русского подлинника восприятию современного словацкого читателя.

Среди концептов, с помощью которых автор создает образ лагеря в рассказе, ключевым является слово холод. О холоде в рассказе неотступно напоминает и «обындевевший» рельс, и «весь обметанный инеем» термометр, и сруб колодца «в толстой обледи», и смерзшаяся веревка в колодце, стоящая колом, и холодные здания:

Шухов протер доски пола <...> - и наискось, мимо бани, мимо темного охолодившего здания клуба, наддан к столовой [Солж. 1962: 13].

Словно подчеркивая тесную связь холода и голода в сознании заключенного, писатель вводит окказионализм охолодавший по образцу оголодавший. Такой окказионализм позволяет выразить не только содержание понятия холодный, но и усилить некоторые оттенки его значения. Проведем аналогию с глаголом оголодать. В толковом словаре русского языка Д.Н. Ушакова находим следующее: 'оголодать, сов. (простореч.) Прийти в изнурение, отощать от голода' [Ушаков, II: 750]. Так, в причастии охолодавший мы можем нащупать проявление такого же изнурения от холода и крайней степени замерзания. В переводах охолодавший становится причастием vychladnuty /букв, остывший, простывший/

В сферу концепта холод входит и лексема мороз с ее производными. Существительное мороз имеет в рассказе сорок четыре словоупотребления. Кроме того, два словоупотребления имеет прилагательное морозный. В рассказе встречается и один окказионализм с корнем мороз - морозяка (образованный по аналогии с

забияка/чертяка/железяка). Благодаря богатым словообразовательным возможностям словацкого языка окказионализм передан также экспрессивным mrazisko с суффиксом -isко (по аналогии с psisko), имеющим значения "большого размера, большой силы".

Подробное описание деталей быта заключенных в произведении А.И. Солженицына не только складывается в общую картину лагерной жизни, но и заставляет понять, насколько важны для человека эти самые детали. С необыкновенной точностью писатель воспроизводит и подробности пищи заключенных, прежде всего, хлеб. Но хлеб для заключенного - это не только пайка, которая является средством его существования в лагере, это цель и смысл его жизни. Так, лексема хлеб приобретает особые смысловые оттенки, обогащается новыми значениями. Слово хлеб становится некой философской субстанцией, первоосновой существования всех вещей и явлений в жизни лагеря. Это подтверждается и немного ироничным высказыванием главного героя в ответ на чтение из Евангелия: Алешка внушает. Перелез с евангелием своим к Шухову поближе, к лицу самому. - Из всего земного и бренного молиться нам Господь завещал только о хлебе насущном: "Хлеб наш насущный дождь нам днесь!" -Пайку, значит? - спросил Шухов [Солж. 1962: 72; 1978,116]. Недаром автор создает такую параллель, используя известный библейский афоризм. В контексте Евангелия хлеб употребляется не только в значении средства утоления первостепенных физических потребностей человека, по в значении главного, самого существенного в жизни, ее смысла.

Итак, в сознании заключенного хлеб (или вообще основная пища) - это именно пайка, т.е. кусок хлеба, выдаваемый в количестве нескольких сот граммов в день. Таким образом, в синонимическую связь со словом хлеб в этом значении (в словарной статье оно находится под вторым номером) вступает в рассказе слово пайка. Это подтверждает и обращение к тексту словацких переводов. Из 39 употреблений лексемы хлеб в русском тексте Ян Ференчик воспроизводит 38 с помощью точного эквивалента chlieb. Но переводчик в ряде случаев использует chlieb и для перевода слова пайка, считая эти две лексемы синонимами. Так, в словацком тексте мы находим значительно большее количество словоупотреблений лексемы chlieb. Перевод Ольги Гирнеровой характерен меньшей подчиненностью оригиналу. Переводчица не только заменяет пайку словом chlieb, но и, наоборот, во многих случаях переводит хлеб какprldel либо pridel chleba.

Несмотря на разнообразие оттенков значения лексемы хлеб в рассказе «Один день Ивана Денисовича», наиболее частым является то, которое совпадает с первым значением во всех общих словарях: 'пищевой продукт, выпекаемый из муки' [БАС, XVII: 171-176; MAC, IV: 601-602; Даль, IV: 552-553; Ожегов: 767; Ушаков, IV: 11491150] (13 употреблений из 39). Но даже это значение в контексте рассказа звучит по-новому, в том числе благодаря эпитетам, необычность которых характерна для всего творчества писателя:

Есть надо - чтоб думка была на одной еде, .вот как сейчас эти кусочки малые откусываешь, и языком их мнешь, и щеками подсасываешь - и такой тебе духовитый этот хлеб черный сырой [Солж. 1962: 26; 1978,36]. Прилагательные черный сырой вызывают ассоциации с черной сырой землей, духовитый - это не просто душистый, это тот, в котором есть дух. Возможно, дух родной земли, или дух, благодаря которому жив арестант в лагере, или даже Святой Дух. В переводе несколько теряется объемность смысла, так как духовитый везде переведен как vonavy, т.е. душистый.

Jest' treba tak, aby mysel bola iba prijedive, ako napriklad, teraz - odhryzas tieto malé kúsoóky, jazykom ich hneties, licami vyciciavas a taky ti je voñavy tentó éierny vlhky chlieb! [Solz. 1963:44].

Jest sa та tak, ze si celkom sústredeny na jedlo, tak ako teraz, kedt si od-hryzaS malé kúsky, jazykom ich rozmieüaí, licami si pritom pomáhas - a ako ti cierny vlhty chlieb krásne vonia! [Solz. 2003:40]

Представленный в рассказе блок понятий (хлеб, пайка, двухсопраммовка, заработок), объединенных концептом хлеб, резко отличается от блока понятий, существующих в национальном русском языке. Рассматриваемая лексема является не просто словом-символом, но и компонентом, тесно связующим лексический пласт произведения с его смысловой и композиционной организацией. Не случайно в ткань рассказа вплетены христианские элементы, подчеркивающие глубокую символичность понятия «хлеб». Одна из основных идей христианского вероучения состоит в том, что человек должен думать о том, как наилучшим образом прожить сегодняшний день, не заботясь ни о минувшем, ни о грядущем; об этом заботится Господь. Так построен и рассказ Солженицына, таков и принцип жизни главного героя - один день, который надо пережить.

Благодаря существованию сильной христианской традиции в Словакии эта мысль отчетливо звучит и для словацкого читателя.

В параграфе «3.2. Христианский подтекст в русском подлиннике и словацком переводе» развивается идея о концептуальной наполненности лексем с христианской тематикой (вера, крест, молитва) и выражении ее средствами словацкого языка.

В авторской, не подвергшейся цензуре версии «Одного дня Ивана Денисовича», опубликованной в 1978 г. в Париже, мы находим: Там, за столом, еще ложку не окунумши, парень молодой крестится. Бендеровец, значит, и то новичок: старые бендеровцы, в лагере пожив, от креста отстали. А русские - и какой рукой креститься, забыли. [Солж. 1978:10] Точка зрения автора на сшуацию в государстве кроется в нескольких словах: от креста отстали и креститься забыли. А.И. Солженицын не раз подчеркивал, что все беды страны происходят оттого, что люди отвернулись от Бога. Здесь эта мысль передана метафорически через символы веры - крест и крестное знамение. Переносным значением глагола отстать является 'потерять, прекратить связь с кем-либо, чем-либо' [Ожегов: 424]. Таким образом, выражение отстать от креста приобретает значение 'забыть о Боге, потерять с ним связь'. В переводе, к сожалению, эта идея не отражена в полной мере, т.к. говорится только о том, что заключенные перестали креститься:

Za jednym stolom sa akysi mládenec prezehnával pred jedlom. To znamená, ze je benderovec a k tomu novácik Stari benderovci sa v táborepo case presíali preiehnávat'. A Rusi, tí uz ajzabudii, ktorou rukou sa prezehnáva [Solz. 2003: 14].

Под давлением цензуры пришлось исключить данное выражение из варианта, опубликованного в 1962 году:

Там за столом, еще ложку не окунумши, парень молодой крестится. Значит украинец западный, и то новичок.

А русские - и какой рукой креститься забыли [Солж. 1962: 13].

Tarn za stolom sa prv, ako nacrel do misky, prezehnáva akysi mládenec. To znamená -

západny Ukrajinec, a k tomu novácik.

Rusi - tí uz aj zabudii, ktorou rukou sa prezehnáva [Solz. 1963 : 15]

В словацком сознании слово kríz не настолько сильно связано с понятиями христианства и веры, как русское слово крест. Это подтверждается и тем, что от

слова крест образовано большое количество однокоренных слов, имеющих религиозный смысл. Тогда как от слова кга образованы в основном слова, имеющие отношение к форме креста. Глагол ргегеЫта? (эа) /креститься/ также не образован от слова кгИ, а от слова гекпа{/крестить, благословлять/. В словацком тексте, таким образом, не может быть выражена цепь ассоциативных связей, построенных на понятии крест и словах, от него образованных. Несмотря на схожее восприятие концепта крест!кгИ в русском и словацком сознании, исходящем из общехристианского учения, оно не тождественно. Различие восходит к историческому разделению христианства на восточную и западную ветви. Это и отражается в словацких переводах, где за неимением языковой опоры, концепт размывается, дробится, теряет четкие очертания русскоязычного подлинника.

На основании анализа художественных концептов вера и молитва и отражения их в словацких переводах делается вывод о близости христианских понятий в русской и словацкой национальных культурах, благодаря чему переводчики имеют возможность отразить в полной мере блок понятий и идей, связанных с упомянутыми концептами.

В Заключении подведены итоги работы в соответствии с основными положениями, выносимыми на защиту, целью и задачами исследования:

1. Особенности художественного языка А.И. Солженицына явились реакцией на сложившуюся в советской художественной и публицистической литературе ситуацию: на ориентацию на нейтральный стиль и склонность к клише. В этой ситуации лингвистическая работа писателя, направленная на возвращение утерянного языкового богатства, представляется, с одной стороны, реформаторской, с другой, является продолжением труда классиков русской литературы.

2. Новаторский подход к языку проявляется, прежде всего, в экспрессивности лексических средств художественной речи. Но эта экспрессивная лексика неоднородна по своему составу.

3. Из обзора литературы, посвященной лексической классификации, можно сделать следующие выводы. Русская лингвистическая традиция предполагает четкое разграничение критериев оценки лексики на "функционально-стилистическое варьирование литературного языка" и "функциональную стратификацию национального языка". Первым занимается стилистика, вторым - социолингвистика. Стилистика предполагает наличие состава лексических средств, характерного для того или иного функционального стиля. Социолингвистика описывает определенные лексические средства, характерные для той или иной социально-ограниченной группы носителей языка. Среди таких групп обычно выделяются: носители просторечия, носители территориальных диалектов, носители жаргонов (иногда также выделяются носители арго и носители сленга). Для словацкой лингвистической традиции характерен взгляд на классификацию лексики с позиции ограниченности или неограниченности ее употребления. Неограниченной в употреблении считается литературная стилистически-немаркированная ноциональная лексика. Ограниченной лексика может быть с разных точек зрения, в т.ч. ограниченной употреблением в каком-либо из функциональных стилей, ограниченной по временной характеристике, ограниченной по эмоциональности-экспрессивности или по сфере употребления в ограниченной социальной группе. Для обозначения последней группы вводим термин "социально-обусловленная лексика".

4. В классификации лексики художественного языка А.И.Солженицына придерживаемся именно этой позиции. Делим всю лексику на две основные части: ту, которая представляет собой ядро, фон - литературная стилистически-нейтральная

19

лексика, и ту, которая выделяется на этом фоне, т.е. в художественном языке является экспрессивным стилистическим средством. В последней выделяем следующие группы: литературная разговорная лексика, нелитературная архаичная лексика, нелитературная окказиональная лексика, литературная и нелитературная бранная лексика, обсценизмы, социально-обусловленная лексика (которая в свою очередь делится на жаргонную, просторечную и диалектную).

5. При изучении основополагающих, на наш взгляд, групп экспрессивной лексики (окказиональной, бранной и социально-обусловленной) приходим к выводу о том, что каждая лексическая группа имеет определенную функцию. Окказиональная

- с одной стороны, направлена на развитие состава русского языка как системы, с другой - на концентрированное выражение идеи с помощью полисемантичного слова. Бранная лексика - для колоритного изображения художественного мира русского лагеря и тюрьмы. Жаргонная лексика - для выражения системы взаимоотношений и принципов жизни в лагере. Просторечная - для создания фона художественного образа главного героя. Диалектная - для реалистичного изображения мира русской деревни.

6. Установление закономерностей функционирования лексических единиц в художественной системе писателя приводит к многоаспектной проблеме сохранения яркого языкового своеобразия в художественном переводе. Отразить в иной языковой форме индивидуальные особенности языка - задача сложная, требующая специального лингвистического изучения переводчиком произведения в целом, чтобы глубоко уяснить стилевое своеобразие подлинника и решить вопрос о способах передачи его в переводе. Проблема сохранения авторской индивидуальности при переводе принадлежит к числу самых сложных в теории и практике перевода.

7. Тексты переводов на родственный язык выполняют в работе две основные функции: с одной стороны, они служат инструментом познания и интерпретации лексических особенностей благодаря тому, что они уже интерпретированы переводчиками и выражены средствами другого языка. С другой стороны, -материалом исследования, на котором выявляются особенности восприятия творчества А.И. Солженицына в Словакии и основные тенденции развития словацкой переводческой школы.

8. При рассмотрении нелитературной лексики как элемента семантико-стилистической системы произведения, были проанализированы возможности перевода ее на родственный славянский язык. Воспроизводя экспрессивную лексики на словацкий язык, переводчики не всегда обеспечивают верную передачу мысли автора, пользуясь в основном средствами стилистически-нейтральной или разговорной лексики словацкого литературного языка. При этом для каждой группы стилистически-экспрессивной лексики характерен свой принцип перевода. При переводе полисемантической окказиональной лексики воспроизводится только одно основное значение или же используется трансформационный или описательный способы перевода для воспроизведения всей совокупности значений. Бранная лексика передается разговорной лексикой, обсценной или сленговой. Жаргонная лексика - в основном стилистически-нейтральной или экспрессивной разговорной. Просторечная

- разговорной лексикой или тем, что в словацкой лингвистике называется народной (здесь возникает предположение о том, что именно эта группа словацкой лексики является аналогом русского просторечия). Диалектная - диалектной или разговорной.

9. В переводе, как в коммуникационном процессе, важно, чтобы эффект, производимый на читателя оригинала, соответствовал эффекту текста перевода. Тем, что заимствованная стилистически-нейтральная русская лексика предстает в переводе стилистически-экспрессивной, восполняется баланс экспрессивности

перевода (прежде всего, это относится к переводу Я. Ференчика). Тем самым выполняется одна из важнейших лингвистических задач художественного перевода -обогащение языка принимающей культуры.

10. Исходя из эстетико-концептуальной установки писателя и основополагающих элементов его творчества, в исследовании были выявлены концептуальные лексемы языка рассказа «Один день Ивана Денисовича», имеющие идейную значимость для всего творчества писателя. С прмощью концептуальных лексических пластов писателем сконструирована система идей о лагерном прошлом России (концепты зэк, холод, хлеб) и значении христианской веры для ее истории и дальнейшего развития (концепты вера, крест, молитва).

11. Сопоставительный анализ переводов позволяет сделать вывод о невысокой мере соответствия в словацком языке концептуального уровня, связанного с темой лагеря, ввиду отсутствия подобного исторического опыта в Словакии. Христианская тематика, отраженная в вербализованных концептах, имеет более высокую меру соответствия в словацких переводах благодаря существованию общехристианских понятий в обоих национальных языках.

12. Несмотря на общие тенденции переводческих подходов, сопоставительный анализ оригинального текста и двух словацких переводов показывает, что переводчики избрали различные концепции для передачи русского текста на словацкий язык. Если перевод Я. Ференчика 1963 года максимально приближен тексту оригинала (на логико-понятийном уровне), то второй перевод О. Гирнеровой 2003 года отличается явной тенденцией к ориентации на получателя. Лексика переводчицы более разнообразна, более экспрессивна, более независима от подлинника. Таким образом, можно говорить о переводческой концепции Я. Ференчика как о концепции экзотизации, а О. Гирнеровой - как о концепции нейтрализации. Ее переводческие решения отличаются большей фантазией и оригинальностью, что, однако, не всегда обеспечивает адекватность перевода.

13. Наличие двух переводов одного русского текста и их различие свидетельствует о том пути, который прошло творчество А.И. Солженицына в сознании словацкого читателя. Как пишет словацкая исследовательница Д. Саболова, «при повторном переводе происходит более глубокое внедрение переведенного произведения, изначально чужеродного, в принимающую культуру» /перевод наш -В.К./ [Sabolova 1999: 160]. При первом переводе, очевидно, противоречие между произведением и принимающей культурой настолько сильно, что включение его в фонд принимающей литературы практически невозможно. Можно предположить, что именно повторный перевод является средством, которое способствует их сближению и одновременно является и доказательством того, что этот процесс происходит.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:

1. Лексическое своеобразие прозы А.И. Солженицына (на материале рассказа «Один день Ивана Денисовича» и его переводов на словацкий язык) // Вестник Санкт-Петербургского университета. - Серия 9. - 2008. - Вып. 4. Ч.И. - С. 109 - 117.

2. Лагерные жаргонизмы как средство проявления языковой личности героя (на материале рассказа А.И. Солженицына «Один день Ивана Денисовича» и его переводов на словацкий язык) // Вестник Ленинградского государственного университета имени A.C. Пушкина. Научный журнал. № 2(26). Серия филология. Санкт-Петербург, 2009. - С. 151 - 160.

3. Некоторые особенности перевода произведений Солженицына на словацкий язык // VI славистические чтения памяти профессора П.А. Дмитриева и профессора Г.И.Сафронова: Материалы международной научной конференции. 9-11 сентября 2004 года. СПб.: Филологический факультет СПбГУ, 2005. - С.177 - 181.

4. Переводы «Одного дня Ивана Денисовича» Солженицына в Словакии // Университетское переводоведение. - Выпуск 8: Материалы VIII юбилейной международной научной конференции по переводоведению «Федоровские чтения» 19 - 21 октября 2006 года. СПб.: Филологический факультет СПбГУ, 2007. - С. 206 -212.

5. Россия в рассказе А. Солженицына «Матренин двор» и в его словацком переводе // Славянская филология. - Выпуск 9: Межвузовский сборник статей. - Спб.: Изд-во СПбГУ, 2007.-С. 108-119.

Подписано в печать 28.04.2009 Тираж 120 экземпляров Отдел новых учебных технологий СПбГУ Факультет филологии и искусств 199034, Санкт-Петербург, Университетская наб., д. 11

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Князькова, Виктория Сергеевна

Введение.

I ГЛАВА. Словотворчество и проблема его передачи в художественном переводе.

1.1. Лексико-стилистические особенности прозы А.И. Солженицына.

1.2. Особенности авторских окказионализмов.

1.3. Воссоздание авторских окказионализмов в переводе.

1.3.1. Окказиональные наречия.

1.3.2. Окказиональные глаголы.

1.3.3. Окказиональные прилагательные и причастия.

1.3.4. Окказиональные существительные.

1.4. Выводы.

II ГЛАВА. Система социально-обусловленной лексики в рассказе «Один день Ивана Денисовича» и его переводах.

2.1. Функциональная стратификация лексики русского и словацкого языков

2.2. Проблема перевода социально-обусловленной лексики художественного произведения с русского языка на словацкий.

2.3. Лагерный жаргон в художественном произведении и переводе.

2.4. Диалектно-просторечная лексика в художественном произведении и переводе.

2.4.1. Морфологический тип.

2.4.2. Лексический тип.

2.4.3. Семантический тип.

2.5. Выводы.

III.

ГЛАВА. Концептуальный уровень лексики произведения в художественном переводе.

3.1. Тема лагеря в рассказе «Один день Ивана Денисовича» и ее отражение в лексике произведения и его словацких переводах.

3.1.1. Концепт зэк.

3.1.2. Концепт зона.

3.1.3. Концепт холод.

3.1.4. Концепт хлеб.

3.2. Христианский подтекст в русском подлиннике и словацком переводе

3.2.1. Концепт вера.

3.2.2. Концепт крест.

3.2.3. Концепт молитва.

Введение диссертации2009 год, автореферат по филологии, Князькова, Виктория Сергеевна

Диссертация посвящена исследованию лексических особенностей художественного языка А.И. Солженицына и отображения их средствами словацкого языка. В работе затрагиваются темы, находящиеся на пересечении лингвистических и переводоведческих аспектов. При этом в ходе исследования возникает необходимость обращения и к более широкому кругу вопросов литературоведческого, исторического и культурологического характера.

Творчество А.И. Солженицына изучается не только литературоведами, но и лингвистами, историками, социологами и другими учеными. С лингвистической точки зрения особый интерес представляет язык произведений А.И. Солженицына, который отражает позицию писателя как продолжателя традиций классической русской литературы и в то же время большого реформатора. Начало изучения языка писателя было положено в 1965 году статьей Т.Г. Винокур «О языке и стиле повести А.И. Солженицына Один день Ивана Денисовича». Затем изучение его творчества было продолжено за границей: во Франции (Ж. Нива), Англии (Ж.А. Медведев), США

В.В. Карпович). Когда творчество А.И. Солженицына стало вновь открытым для русских читателей и исследователей, стало появляться и большое количество работ, посвященных языку его прозы. Это работы таких исследователей как Н.М. Голубков, М.Ю. Жукова, В.В. Карпович,

JLB. Кирпикова, В.В. Кузьмин, Ж. Нива, П.Г. Паламарчук, J1. Ржевский, /

Г.П. Семенова, В.Б. Синюк, П.Е. Спиваковский, А.В.Урманов, К.И.Чуковский, М.Шнеерсон, Д.А. Шумилин и другие. Что касается Словакии, то там работы по лингвистическим особенностям творчества А.И. Солженицына практически отсутствуют, а исследования произведений писателя принадлежат таким ученым-литературоведам как М. Дрозда, М. Куса, О. Марушьяк, Д. Слободник, А. Червеняк и некоторые другие.

История исследования и переводов произведений А.И. Солженицына в Словакии - это отражение истории взаимоотношений двух славянских народов, сменяющие друг друга периоды политического давления, слепого восторга, неприятия и отрицания. Русская литература оказывала непрерывное влияние на словацкую литературу на всем протяжении ее развития. Наиболее интенсивным воздействие оказалось в момент формирования реалистической литературы в г конце XIX века и в период соцреализма в середине XX века. В интересующий нас период со второй половины XX века происходит перелом, основной причиной которого является политическая оттепель в Советском Союзе. «Тогда вступило в литературу новое поколение, которое своими яркими талантами (Аксенов, Евтушенко, Вознесенский) смогло стереть дурные последствия только что ушедшего периода и оживить интерес не только к советской классике, но и к русскому модерну и авангарду. О политическом и литературном значении Солженицына нет необходимости напоминать, оно неоценимо», пишет М. Грала /перевод наш - В.К./ [Hrala 2002: 236]. Такой ситуация оставалась вплоть до конца 60-х годов. 1968 год и последующие два десятилетия были периодом сильнейшего идеологического давления со стороны советской культуры, которое сказывалось не только на внутренней продукции Словакии, но и на выборе произведений для перевода. После 1989 года условия для развития русско-словацких литературных отношений снова изменились радикальным образом. С одной стороны падение политического давления позволило переводить и издавать произведения, находившиеся до этого под запретом, с другой стороны последствием десятилетий "обязательной" дружбы было неизбежное снижение интереса к русскоязычной литературе. «Целые блоки книг, даже действительно популярные в свое время, теряют всякую привлекательность для читателей. Они становятся уже лишь историческими документами не только из-за своей тематики (пропагандистского характера), но также и из-за методов перевода, отношения к оригиналу и качества языка, уже неприемлемого. Соответствовать современной переводческой норме, сформировавшейся в настоящее время, могут лишь немногие из старых переводов. Появляются новые переводы, часто соответствующие данной норме, но в некоторых случаях поддавшиеся влиянию современных тенденции (вульгаризация текста, смысловые смещения и т.д.)» /перевод наш - В.К./ [Hrala 2002: 239]. В последнее десятилетие в Словакии возрождается интерес к русской культуре, причем особым вниманием пользуются книги о "темных" страницах прошлого России. В связи с этим возрастает популярность произведений А.И. Солженицына среди словацких читателей.

Выход в свет рассказа А.И. Солженицына «Один день Ивана Денисовича» стал подлинным событием в литературной и общественной жизни 60-х годов XX века. Реакция на появление рассказа в журнале «Новый мир» в

1962 г. была практически мгновенной не только в Советском Союзе, но и в других странах. Тираж одиннадцатого номера «Нового мира» составил более 95 тысяч экземпляров, но интерес к рассказу значительно его превышал. Так, в

1963 г. он вышел в «Роман-газете» тиражом 700 тысяч и в книжном издании в 100 тысяч экземпляров.

После знакомства с рассказом «Один день Ивана Денисовича» Варлам Шаламов написал большое, подробное письмо Солженицыну. Начиналось оно так: «Я две ночи не спал - читал повесть, перечитывал вспоминал. Повесть -как стихи, - в ней все совершенно, все целесообразно. Каждая строка, каждая сцена, каждая характеристика настолько лаконична, умна, тонка и глубока, что я думаю, что "Новый мир" с самого начала своего $уществования ничего столь цельного, столь сильного не печатал. И столь нужного - ибо без честного решения этих самых вопросов ни литература, ни общественная жизнь не могут идти вперед» [цит. по: Чекалов 2002: 31].

Тот факт, что до издания этого рассказа имя-автора было почти никому неизвестно, стал основанием для предположения, что именно «Один день Ивана Денисовича» является первым произведением писателя. Произведения, написанные А.И. Солженицыным раньше, но позже опубликованные, казались очередными. Однако еще задолго до публикации «Одного дня Ивана Денисовича» уже имелось и несколько авторских редакций романа «В круге первом», и черновик нескольких глав «Архипелага ГУЛАГ», и даже «Август

Четырнадцатого», относится, хоть косвенно, к проекту, составленному студентом А.И. Солженицыным в 1936-м - то есть за двадцать с лишним лет до «Одного дня Ивана Денисовича». Это имеет значение как для понимания основ творчества А.И. Солженицына в целом, так и для осмысления истоков самого рассказа в частности. Замысел «Одного дня Ивана Денисовича» появился у писателя зимой 1950 - 1951 гг. на общих работах в Экибастузском Особом лагере. Осуществлен же он был лишь восемь лет спустя.

О необыкновенной популярности рассказа свидетельствуют и переводы, вышедшие сразу же вслед за оригиналом. Только в 1963 году вышли переводы в Нидерландах, Португалии, Швеции, Швейцарии, ФРГ, Корее, Дании, Испании, США, Финляндии, Франции, Венгрии, Исландии, Италии, Японии, Норвегии. Славянские страны не являются исключением. Через несколько месяцев после опубликования рассказа в Советском Союзе вышел его болгарский перевод (Венцел Райчев, 1963), в Чехословакии чешский (Сергей Махонин, 1963) и словацкий (Ян Ференчик, 1963) переводы, в Югославии вышли чуть позже сербские переводы трех рассказов вместе: «Одного дня Ивана Денисовича», «Матрениного двора» и «Случая на станции Кречетовка» (Зоран Жуйович, Ана Грдан, Светомир Дурбич, 1963). Хорватский (Златко Црнкович, 1982) и словенский (1971) переводы «Одного дня Ивана Денисовича» были изданы лишь спустя много лет. Что касается польского перевода «Одного дня Ивана Денисовича», то его тогда опередил перевод и издание рассказа «Случай на станции Кречетовка» в журнале «Literatura radziecka». «Один день Ивана Денисовича» затем появился в варшавском еженедельнике «Polityka» (название журнала уже само по себе свидетельствует о характере восприятия рассказа в Польше).

Говоря о переводах Солженицына в Словакии, нельзя не упомянуть чешские переводы произведений этого писателя, так как словацкий читатель зачастую обращается именно к ним. Чешский перевод «Одного дня Ивана Денисовича» в 1963 г. был выполнен Сергеем Махониным, который известен, прежде всего, не как переводчик (хотя кроме «Одного дня Ивана Денисовича» популярен его перевод «Колымских рассказов» Шаламова), а как театральный критик и искусствовед.

В Словакии в 1963 г., прежде чем вышло книжное издание, были опубликованы переводы отрывков рассказа в различных журналах. Сначала перевод рассказа вышел по частям в первом, втором и третьем номерах журнала «Slovenske pohl'ady» («Словацкие взгляды»). Автором первого, фрагмента был А. Врбацки, далее во втором и третьем номерах продолжение рассказа перевел другой переводчик - М. Андраш.

Фрагменты рассказа в переводе были опубликованы также в еженедельниках «Svet socializmu» и «Zivot», на что «Slovenske pohFady» во втором номере за 1963 г. отреагировали упреком в адрес указанных журналов. Редакция журнала «Slovenske pohl'ady» утверждала, что опубликование фрагментов произведения А.И. Солженицына служило лишь «приманкой для читателей после повышения цены» на журналы и стремлением произвести «сенсацию, а не проявлением глубокого, правдивого и всестороннего интереса к советской литературе» /перевод наш — B.K./JSP 1963b].

Первый полный словацкий текст «Одного дня Ивана Денисовича», вышедший в 1963 г. книжным изданием, был создан Яном Ференчиком, известным переводчиком русской литературы. В пятидесятые годы, когда переводческая школа в Словакии лишь начинала формироваться, деятельность Яна Ференчика (1923 - 1989) сыграла важную роль в ее становлении и развитии. Он переводил произведения многих русских классиков (ему принадлежат переводы произведений таких писателей как Пушкин, Тургенев, Достоевский, Горький, Ильф и Петров и многие другие). Его работы о теоретических вопросах перевода стали основой для современной словацкой теории перевода. В книге «Kontexty prekladu» [Ferencik 1982] Ян Ференчик сформулировал принципы творческого переводческого метода, которые должны были стать основным законом для словацкой переводческой школы. То, что эта книга стала программной для школы, было обусловлено авторитетом Я. Ференчика. Причем авторитет его был высок не только в творческом плане - как действительно хорошего переводчика художественной литературы, но и в идеологическом - как переводчика именно советской литературы.

Основными переводческими принципами стали: принцип перевода полного текста; принцип смысловой тождественности; принцип формальной тождественности; принцип предпочтения смысловой тождественности перед формальной тождественностью; принцип хорошего словацкого языка; принцип t "I. переноса иностранных имен и фамилий в исходной форме (или в принятой транскрипции); правило не переводить региональный диалект оригинала каким-либо региональным диалектом словацкого языка; правило переводить социальный диалект соответствующим социальным диалектом словацкого языка; правило не переносить архаичность оригинального текста в текст перевода, если это не композиционное решение современного автора, а результат временной отдаленности оригинального текста; главное правило концептуальности перевода как единства всех компонентов, подчиненных одной .концепции. Эти теоретические принципы и правила находят свое практическое выражение в переводах Яна Ференчика, в т.ч. и в переводе «Одного дня Ивана Денисовича».

В 60-ые годы интерес к Солженицыну в Чехословакии достигает своей вершины. Об этом свидетельствуют следующие слова, сказанные о

Солженицыне весной 1965 г. ответственным сотрудником посольства

Чехословакии в Москве: «В Чехословакии он любимый писатель, его называют / русский Фучик". Популярность его очень велика. Мы в посольстве это чувствуем, так как через посольство направляют Солженицыну много приглашений о посещении нашей страны. Мы передаем их в Союз писателей, в общество дружбы с ЧССР. Но нам обычно отвечают через МИД, что Солженицын тяжело болен, что у него рак, что он не может далеко выезжать за пределы Рязани. А ведь как жаль, такой талантливый писатель.» [Медведев 1973:49].

Публикация переводов «Одного дня Ивана Денисовича» в Чехословакии, так же как и во всем мире, вызвала множество откликов на страницах газет и журналов. В Словакии статьи об этом рассказе вышли практически во всех основных периодических изданиях того времени. В том числе в журналах «Slovenske pohlady» за 1963 г., «Zivot» за 1963 г., «Svet socializmu» за 1963 г. «Kulturny zivot» за 1965 г., в газетах «Pravda» за 1963 и 1964 гг., «Ucitel'ske noviny» за 1963 г., «Vychodoslovcnske noviny» за 1964 г. и многих других. Характерным признаком этих статей, однако, являлось повышенное внимание лишь к идеологической стороне произведений и к личности автора как фигуре политической. В этих статьях не просто не обращается внимания на художественные достоинства произведения, а вовсе отрицается какое бы то ни было стилистическое своеобразие рассказа. Один из таких примеров - статья М. Дрозды, в которой он превозносит заслуги автора в «публицистической реабилитации невиновных», но в то же время пишет: «Его проза не блещет ни яркими стилистическими средствами, ни необычными композиционными приемами» /перевод наш - В.К./ [Drozda 1964: 4]. Или другой пример того, как политическая сенсация затмевает объективный анализ произведения, - слова 3. Матейовой: «Несмотря на несомненный вклад этой книги в идейном отношении, в области художественной формы можно заметить определенные недоработки» /перевод наш — В.К./ [Matejova 1963: 4]. ■

Вплоть до настоящего времени в Словакии литература о А.И. Солженицыне пополнялась подобными идеологическими откликами и характеризовалась недостаточно внимательным отношением к своеобразию языка А.И. Солженицына, не всегда, однако, поддающегося переводу. Справедливости ради стоит добавить, что и в Советском Союзе «Один день Ивана Денисовича» в первую очередь рассматривался как событие политическое [Ванюков 1999]. Только с начала 90-х годов исследователи начали систематически обращаться к художественному и стилистическому своеобразию произведений писателя.

После 1968 года интерес к творчеству А.И. Солженицына в Словакии заметно охладевает, перестают публиковаться переводы и какие-либо критические статьи. Словацкий литературовед А. Червеняк отмечает, что нет никаких сведений о том, чтобы первые произведения русского писателя хоть как-то отразились в сознании словацких писателей 60 - 70-х годов. В то же время А. Червеняк добавляет, что «его работы эмигрантского периода были доступны преимущественно русистам и специалистам, поэтому не могли оказать такого воздействия ни на словацких читателей, ни на словацких писателей» [Червеняк 1992: 60].

Внимание к фигуре А.И. Солженицына возрождается в Чехословакии лишь после отстранения коммунистов от власти. За изменением ситуации в политике следует и изменение взглядов в области литературы. Издатели русской литературы в Словакии пишут, что пришло время постсоциалистическим государствам вновь обратить внимание друг на друга. Не случайно первый после 1989 года симпозиум Ассоциации русистов Словакии был посвящен именно творчеству ' А.И. Солженицына. Как прозвучало во вступительном слове, задачей этого симпозиума было не подвести итог исследования творчества русского писателя, а наоборот - дать толчок к его будущему изучению [Слимак 1992: 9]. О влиянии раннего творчества русского писателя (переведенных в 1^63 г. «Одного дня Ивана

Денисовича» и в 1964 г. трех рассказов: «Матренин двор», «Случай на станции Кречетовка», «Для пользы дела») на словацких писателей конца XX века А. Червеняк пишет: «мы глубоко убеждены, что новое идейно-эстетическое сознание таких авторов, как П. Ярош, JI. Фелдек, Р? Слобода, П. Виликовский, JI. Баллек <.> формировалось и в орбите неотразимого воздействия "малого триптиха" А. Солженицына» [Червеняк 1992: 59].

На эти изменения в политико-культурной ситуации откликнулись и переводчики. Словацкие переводы «Ракового корпуса» и «Архипелага ГУЛАГ» впервые издаются в 1991 г., а второй перевод «Одного дня Ивана Денисовича» ровно десять лет спустя после образования самостоятельной Словацкой

Республики. Как известно, вариант рассказа 1962 года, опубликованный в «Новом мире», отнюдь не является первоначальной авторской версией. Чтобы появился шанс на публикацию, рассказ должен был быть существенно обработан. Поэтому журнальная версия «Одного дня Ивана Денисовича» - это сокращенный и несколько смягченный вариант. Причем, «лишь треть изменений носит сугубо идеологический характер, остальные связаны" со стилистической правкой» [Кузьмин 1998: 64]. Восстановленный первоначальный вариант был издан лишь в собрании сочинений парижского издательства YMCA-PRESS в 1978 г. Именно эту версию рассказа сам автор считает верной (так отмечается и в самом издании). Таким образом, появилась необходимость представить этот изначальный вариант иностранному читателю. И в 2003 г. был опубликован новый словацкий перевод «Одного дня Ивана Денисовича», автором которого стала Ольга Гирнерова. Она принадлежит к новому поколению словацких переводчиков, переводит в основном произведения французской литературы, что, безусловно, оставило свой след и в переводе «Одного дня Ивана Денисовича».

Анализируя словацкие переводы, прежде всего, необходимо учитывать, что мы рассматриваем переводы разных вариантов оригинального текста. Нельзя оставить без внимания и то обстоятельство, что между двумя словацкими переводами не только прошло почти полвека, но и коренным образом изменилась обстановка в стране и обществе. Одной из таких перемен является отмена обязательного изучения русского языка в Словакии, что, безусловно, сказывается и на восприятии переводов русской литературы. С точки зрения словацкого языка перевод Яна Ференчика нельзя считать устаревшим. Необходимость нового перевода была обусловлена скорее причинами историческими. По словам словацкой исследовательницы Д. Саболовой, возникновение повторного перевода редко основано лишь на причине языковой, т.к. устаревание оригинальных произведений абсолютно диспропорционально устареванию переводных. «Эта диспропорция свидетельствует о том, что причиной так называемого устаревания перевода является не меняющаяся языковая норма, а меняющееся познание переводимого произведения, его интерпретация» /перевод наш - В.К./ [Sabolova 1999: 159]. Существование двух различных по содержанию и стилистике переводов дает словацкому читателю более полноценное представление о творческом пути русского писателя. А исследователям дает возможность не только судить об уровне переводов путем сравнения, но и сделать выводы о развитии переводческой школы в Словакии в целом.

Актуальность исследования обусловлена возвращением внимания к творчеству А.И. Солженицына как в России, так и в Словакии. Разбор лингвистических особенностей произведений А.И. Солженицына в сопоставлении с существующими словацкими переводами актуален, прежде всего, в связи с переосмыслением творчества писателя в России и появлением новых переводов художественных и публицистических текстов писателя в Словакии. Эти факты вызывают потребность в более детальном анализе г солженицынского мировоззрения, отраженного в художественном языке.

В работах, затрагивающих вопрос языкового своеобразия произведений А.И. Солженицына, подчеркивается новаторство писателя в использовании лексики разнообразных языковых пластов и стилей. При этом ощущается недостаток классификации и определений различных групп лексики. В некоторых работах, посвященных языку произведений с лагерной тематикой, встречаются такие термины: "табуированная лексика", "сниженная лексика", "лексика деклассированных элементов", "арго", "жаргон", "бранная лексика", "матерщина" [Кузьмин 1998: 82 - 84]; "лагерные слова и выражения", "лагерный жаргон" [Голованова 1999: 158 - 160]. В иных работах подчеркивается сближение художественного языка с языком простого народа, там находим следующие термины: "просторечие", "диалектизмы" [Кузьмин 1998: 82 - 84]; "просторечие", "диалектизмы" [Мурзаева 1999: 155 - 158]; "диалектизмы" [Жукова/Мокиенко 1996: 251 - 253]; "разговорная лексика", "разговорно-просторечная лексика" [Дмитриева 1999: 163 - 166]; "разговорные слова", "разговорно-просторечная лексика" [Ржевский 1986: 31 - 102]; диалектные слова" [Урманов- 2000: 99 - 145]. Некоторые работы посвящены словотворчеству писателя, где встречаем такие термины: "окказионализмы" [Волков 1999: 160 - 162]; "словообразовательные неологизмы", "индивидуально-авторские слова" [Дмитриева 1999: 163 - 166]; "новые слова" [Ржевский 1986: 31 - 102]; "полисемантические словообразования", "окказиональные словообразования" [Урманов 2000: 99 - 145]; "необычные слова" [Спиваковский 1998; 91]. В большинстве случаев не представлены ни

I п. определения, ни четкое разграничение вышеупомянутых терминов. Более того, во многих случаях все «необычное» в лексике писателя воспринимается как единый пласт авторской лексики. А между тем, понимание различного происхождения и назначения лексем необходимо для верной интерпретации содержания, вкладываемого писателем в то или иное произведение. Необходимо оно еще более для осуществления и анализа перевода художественного произведения. В настоящей работе предлагается классификация и характеристика лексики художественного языка А.И. Солженицына, а также впервые представлен лингвистический анализ словацких переводов прозы русского писателя, что составляет научную новизну исследования.

Объектом исследования является лексика прозы А.И. Солженицына в сопоставлении с ее переводом на словацкий язык. Отражение представлений об основных идеях, воплощенных в . творчестве А.И. Солженицына, в лексике русского и словацкого языков составляет предмет исследования.

При сопоставлении используется, прежде всего, материал рассказа «Один день Ивана Денисовича»: тексты русских подлинников 1962 и 1978 годов издания и словацкие переводы 1963 и 2003 годов. Все цитаты из рассказа «Один день Ивана Денисовича» приводятся по версии 1978 года. Там, где она совпадаете первоначальной версией 1962 года, цитаты отдельно не приводятся. В тех случаях, когда наблюдаются разночтения, это оговаривается и приводятся цитаты из обеих версий.

Кроме того, привлекается материал и других произведений А.И. Солженицына, переведенных на словацкий язык. Рассказ «Матренин двор», впервые напечатанный в январском номере журнала «Новый мир» за 1963 год, был переведен Зорой Есенской в 1964 г. В 1991 году вышли словацкие переводы «Ракового корпуса» (Магда Такачова) и «Архипелага ГУЛАГ» переведенного на словацкий язык группой переводчиков: Душаном Слободником, Игором Слободником и Еленой Линзботовой.

Всего анализируется около двухсот лексем из произведений А.И. Солженицына и соответственно около трехсот пятидесяти словацких единиц из переводов во всей совокупности словоупотреблений и взаимосвязей с контекстом.

Диссертационное сочинение ставит своей целью анализ смыслового, экспрессивного, стилистического, стратификационного, национальноз культурного аспектов значения слова и изучение способов их передачи средствами родственного иностранного языка.

Поставленная цель определяет поэтапное рассмотрение следующих задач:

- выявить в художественном языке А.И. Солженицына группы лексем, объединенных определенными особенностями и функцией, выполняемой в художественном тексте;

- представить картину основных современных русских и словацких исследований в области лексикологии;

- показать особенности употребления данных групп лексики в художественном произведении;

- рассмотреть способы и приемы передачи исследуемой лексики средствами словацкого языка;

- выявить концепцию каждого из словацких переводов, проанализировав конкретные переводческие решения.

Для решения указанных задач в работе используются следующие методы и, приемы исследования: дескриптивный метод, при помощи которого определялись семантико-стилистические свойства лексем, и сопоставительный метод (сопоставление с переводом на словацкий язык).

Теоретической и методологической базой исследования служат идеи и концепции, представленные в трудах русских и словацких ученых по лингвистике (Бондалетов В.Д., Виноградов В.В., Герд А.С., Кожина М.Н., ' Крысин Л.П., Мокиенко В.М., Поцепня Д. М., Ларин Б.А., Лыков А.Г., Долник Ю, Гохел Б., Мистрик Й., Ондрус П. и др.), и теории перевода (Бархударов Л.С., Виноградов B.C., Комиссаров В.Н., Федоров-А.В., Громова Э., Дюришин Д., Попович А., Ференчик Я. и др.).

Теоретическая значимость работы состоит в том, что она вносит вклад в изучение лексики со стилистической и стратификационной точек зрения. Впервые предпринимается попытка сопоставления принципов использования различных групп лексики в русском и словацком художественном тексте.

Практическая ценность настоящего исследования видится в применении материала и результатов данной работы, как в лекционных, так и в практических занятиях по теории и практике 'перевода, лексикологии и стилистике словацкого языка.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Произведения А.И. Солженицына представляют собой материал, выявляющий скрытые потенции русского национального языка, представляющий возможности его развития. Основным направлением является обогащение словарного запаса за счет таких групп, как авторская окказиональная лексика, жаргонная лексика, диалектно-просторечная лексика.

2. Отраженная в лексике ориентация идейного содержания произведений А.И. Солженицына на национальные особенности исторического развития, позволяет сделать вывод, что отсутствие или наличие подобного исторического опыта принимающей культуры регулирует как степень адекватности перевода, так и способность усваивать привносимые исходной культурой понятия.

3. При сопоставительном анализе подлинника и переводов последние являются как инструментом исследования, помогающим выявить особенности индивидуального стиля автора, так и объектом исследования, позволяющим определить основные черты принимающей культуры и литературы.

Объем и структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав и заключения, представляющих собой основной текст диссертации объемом 250 страниц. В первой главе рассмотрены авторские новообразования А.И. Солженицына, намечены общие тенденции словотворчества писателя и шаги, предпринятые переводчиками для передачи их на иностранном языке. Вторая глава посвящена лексике, которая, не являясь авторской, обладает яркими экспрессивно-стилистическими признаками, и потому требует особого внимания при переводе художественного произведения. В третьей главе анализируется взаимосвязь лексических особенностей и мировоззрения писателя. В конце работы приведен библиографический список использованной литературы, включающий в себя 279 позиций (из них 180 на русском языке, 99 - на словацком и чешском языках).

Заключение научной работыдиссертация на тему "Отражение лексического своеобразия прозы А.И. Солженицына в словацких переводах"

3.3. Выводы

1. Рассказ А.И. Солженицына «Один день Ивана Денисовича» - это художественная модель, в которой сконцентрированно освещены самые главные для писателя темы. Прежде всего, это тема судьбы России, ее прошлого и будущего исторического развития. Этому вопросу посвящены все произведения писателя. Другой не менее волнующей темой, которая, тесно связана с первой, является отношение истории страны и ее людей к христианской вере и ее основополагающим законам.

2. Эти основные темы выражены в системе лексем-концептов, представляющих собой совокупность ассоциаций и смыслов, связанных с этой темой и вербализованных в тексте. «Художественная напряженность подобных слов в произведении создается не мерой отклонения от обычного употребления, а сложным сопряжением общелитературных, народных и авторских значений и смысловых оттенков, организованных темой и идеей произведения, художественной правдой образа. Многослойность отраженных в слове смыслов обусловлена преломленными через слово чувствами и мировоззрениями персонажей, в согласии или в полемике с которыми формируется авторское мироощущение» [Поцепня 1997: 126].

3. Перевод в данном случае служит инструментом выявления системы взаимосвязей идей и значений, выраженных в подлиннике и переданных средствами другого языка. В то же время перевод - это и материал исследования, анализ которого показывает прямую связь национального представления о мире и языка. Так, по причине отсутствия лагерного опыта в словацкой истории перевод неспособен абсолютно адекватно передать на словацком языке концептуально значимые лексемы, связанные с темой лагеря. Более высокую меру соответствия подлинника и перевода показывает концептуальный уровень, связанный с христианской тематикой. Общность языковых средств основана на общности христианского вероучения, различность проявляется там, где вступает в силу различность христианских конфессий.

Заключение

На основании проведенного исследования можно сделать- следующие выводы и обобщения:

1. Особенности художественного языка А.И. Солженицына явились реакцией на сложившуюся в советской художественной и публицистической литературе ^ситуацию: на ^ориентацию на нейтральный стиль и склонность к клише. В этой ситуации лингвистическая работа писателя, направленная, на возвращение утерянного языкового богатства, представляется, с одной стороны, реформаторской, с другой^ является продолжением труда классиков русской литературы.

2. Новаторский подход к языку проявляется, прежде всего, в экспрессивности лексических средств художественной речи. Но эта экспрессивная лексика неоднородна по своему составу.

3. Из обзора литературы, посвященной лексической классификации, можно сделать следующие выводы. Русская лингвистическая традиция предполагает четкое разграничение критериев оценки лексики на "функционально-стилистическое варьирование литературного языка" и "функциональную стратификацию национального языка". Первым занимается стилистика, вторым - социолингвистика. Стилистика предполагает наличие состава лексических средств, характерного '"для того или иного функционального стиля. Социолингвистика описывает определенные лексические средства, характерные для той или иной социально-ограниченной группы носителей языка. Среди таких групп обычно выделяются: носители просторечия, носители территориальных диалектов, носители жаргонов (иногда также выделяются носители арго и носители сленга). Для словацкой лингвистической традиции характерен взгляд на классификацию лексики с позиции ограниченности или неограниченности ее употребления. Неограниченной в употреблении считается литературная стилистически немаркированная ноциональная лексика. Ограниченной лексика может быть с разных точек зрения, в т.ч. ограниченной употреблением в каком-либо из функциональных стилей, ограниченной по временной характеристике, ограниченной по эмоциональности-экспрессивности или по сфере употребления в ограниченной социальной группе. Для обозначения последней группы вводим термин "социально-обусловленная лексика".

4. В классификации лексики художественного языка А.И.Солженицына придерживаемся именно этой позиции. Делим всю лексику на две основные части: ту, которая представляет собой ядро, фон - литературная стилистически нейтральная лексика, и ту, которая выделяется на этом фоне, т.е. в художественном языке является экспрессивным стилистическим средством. В последней выделяем следующие группы: литературная разговорная лексика, нелитературная архаичная лексика, нелитературная окказиональная лексика, литературная и нелитературная бранная лексика, обсценизмы, социально-обусловленная лексика (которая в свою очередь делится на жаргонную, просторечную и диалектную).

5. Ири изучении основополагающих, на наш взгляд, групп экспрессивной лексики (окказиональной, бранной и социально-обусловленной) приходим к выводу о том, что каждая лексическая группа имеет определенную функцию. Окказиональная - с одной стороны, направлена на развитие состава русского языка как системы, с другой - на концентрированное выражение идеи с помощью полисемантичного слова. Бранная лексика — для колоритного изображения художественного мира русского лагеря и тюрьмы. Жаргонная лексика - для выражения системы взаимоотношений и принципов жизни в лагере. Просторечная - для создания! фона художественного образа главного героя. Диалектная - для реалистичного изображения мира русской деревни.

6. Установление закономерностей функционирования лексических единиц в художественной системе писателя приводит к многоаспектной проблеме сохранения яркого языкового своеобразия в художественном переводе. Отразить в иной языковой форме индивидуальные особенности языка - задача сложная, требующая специального лингвистического изучения переводчиком произведения в целом, чтобы глубоко уяснить стилевое своеобразие подлинника и решить вопрос о способах передачи его в переводе. Проблема сохранения авторской индивидуальности при переводе принадлежит к числу самых сложных в теории и практике перевода.

7. Тексты переводов на родственный язык выполняют в работе две основные функции: с одной стороны, они служат инструментом познания и интерпретации лексических особенностей благодаря тому, что они уже интерпретированы переводчиками и выражены средствами другого языка. С другой стороны, - материалом исследования, на котором выявляются особенности восприятия творчества А.И. Солженицына в Словакии и основные тенденции развития словацкой переводческой школы.

8. При рассмотрении нелитературной лексики как элемента семантико-стилистической системы произведения, были проанализированы возможности перевода ее на родственный славянский язык. Воспроизводя экспрессивную лексики на словацкий язык, переводчики не всегда обеспечивают верную передачу мысли автора, пользуясь в основном средствами стилистически нейтральной или разговорной лексики словацкого литературного языка. При этом для каждой группы стилистически экспрессивной лексики характерен свой принцип перевода. При переводе полисемантической окказиональной лексики воспроизводится только одно основное значение или же используется трансформационный или описательный способы перевода для воспроизведения всей совокупности значений. Бранная лексика передается разговорной лексикой, обсценной или сленговой. Жаргонная лексика - в основном стилистически нейтральной или экспрессивной разговорной. Просторечная -разговорной лексикой или тем, что в словацкой лингвистике называется народной (здесь возникает предположение о том, что именно эта группа словацкой лексики является аналогом русского просторечия). Диалектная -диалектной или разговорной.

9. В переводе, как в коммуникационном процессе, важно, чтобы эффект, производимый на читателя оригинала, соответствовал эффекту текста перевода.

Тем, что заимствованная стилистически нейтральная русская лексика предстает в переводе стилистически экспрессивной, восполняется баланс экспрессивности перевода (прежде всего, это относится к переводу Я. Ференчика). Тем самым выполняется одна из важнейших лингвистических задач художественного перевода - обогащение языка принимающей культуры.

10. Исходя из эстетико-концептуальной установки писателя и основополагающих элементов его творчества, в исследовании были выявлены концептуальные лексемы языка рассказа «Один день Ивана Денисовича», имеющие идейную значимость для всего творчества писателя. С помощью концептуальных лексических пластов писателем сконструирована система идей о лагерном5 прошлом России (концепты зэк, холод, хлеб) и значении христианской веры для ее истории и дальнейшего развития (концепты вера, крест, молитва).

11. Сопоставительный анализ переводов позволяет сделать вывод о невысокой мере соответствия в словацком языке концептуального уровня, связанного с темой лагеря, ввиду отсутствия подобного исторического опыта в Словакии. Христианская тематика, отраженная в вербализованных концептах, имеет более высокую меру соответствия в словацких переводах благодаря существованию общехристианских понятий в обоих национальных языках.

12. Несмотря на общие тенденции переводческих подходов, сопоставительный анализ оригинального текста и двух словацких переводов показывает, что переводчики избрали различные концепции для передачи русского текста на словацкий язык. Если перевод Я. Ференчика 1963 года максимально приближен тексту оригинала' (на логико-понятийном уровне), то второй перевод О. Гирнеровой 2003 года отличается явной тенденцией к ориентации на получателя. Лексика переводчицы более разнообразна, более экспрессивна, более независима от подлинника. Таким образом, . можно говорить о переводческой концепции Я. Ференчика как о концепции экзотизации, а О. Гирнеровой - как о концепции нейтрализации. Ее переводческие решения отличаются большей фантазией и оригинальностью, что, однако, не всегда обеспечивает адекватность перевода.

13. Наличие двух переводов одного русского текста и их различие свидетельствует о том пути, который прошло творчество А.И. Солженицына в сознании словацкого читателя. Как пишет словацкая исследовательница Д. Саболова, «при повторном переводе происходит более глубокое внедрение переведенного произведения, изначально чужеродного, в принимающую культуру» /перевод наш - В.К./ [Sabolova 1999: 160]. При первом переводе, очевидно, противоречие между произведением и принимающей культурой настолько сильно, что включение его в фонд принимающей литературы практически невозможно. Можно предположить, что именно повторный перевод является средством, которое способствует их сближению и одновременно является и доказательством того, что этот процесс происходит.

Список научной литературыКнязькова, Виктория Сергеевна, диссертация по теме "Славянские языки (западные и южные)"

1. Солж. 1962: Солженицын А. И. Один день Ивана Денисовича. // Новый мир, № 11, 1962, с. 8-74.

2. Солж. 1963/1990: Солженицын А. И. Матренин двор. // Рассказы. М., 1990. С. 112-146.

3. Солж. 1968/2001: Солженицын А. И. Раковый корпус. М., 2001.

4. Солж. 1978: Солженицын А. И. Один день Ивана Денисовича. // Собраниесочинений в 20 тт. Т.З. Вермонт-Париж, 1978. С. 7 - 122.

5. Солж. 1990а: Солженицын А. И. Архипелаг ГУЛАГ в 3-х томах. М., 1990.

6. Solz. 1963: Solzenicyn A. Jeden den Ivana Denisovica. Bratislava, 1963.

7. Solz. 1964/2003: Solzenicyn A. Matrionina chalupa. Bratislava, 2003.

8. Solz. 1991a: Solzenicyn A. Rakovina. В A, 1991

9. Solz. 1991b: Solzcnicyn A. Suostrovie Gulag, 3 diely. BA, 1991.

10. Solz. 2003: Solzenicyn A. Jeden den Ivana Denisovica. Bratislava, 2003.1. Список словарей

11. БАС: Словарь современного русского литературного языка: В 17 т. М.; Л., 1948 1965.

12. БСЖ: Мокиенко В.М., Никитина Т.Г. Болыиой~словарь русского жаргона. СПб, 2000.

13. Даль: Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т. М., 1880-1882.

14. Квеселевич 2003: Квеселевич Д.И. Толковый словарь ненормативной лексики русского языка. М., 2003.

15. КСКТ 1996: Краткий словарь когнитивных терминов/ Под общ. ред. Е.С.Кубряковой. М., 1996.

16. MAC: Словарь русского языка: В 4 т. М., 1999.17.