автореферат диссертации по культурологии, специальность ВАК РФ 24.00.01
диссертация на тему: Плач в социокультурном пространстве повседневности

Полный текст автореферата диссертации по теме "Плач в социокультурном пространстве повседневности"

На правах рукописи

АВАРЯСКИНА Тамара Валентиновна

ПЛАЧ В СОЦИОКУЛЬТУРНОМ ПРОСТРАНСТВЕ ПОВСЕДНЕВНОСТИ

(на материале русской культуры)

Специальность 24.00.01 — теория и история культуры

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата философских наук

Тюмень — 2009

003471230

003471230

Работа выполнена на кафедре философии Тюменского государственного университета.

Научный руководитель: доктор философских наук, профессор

Яркова Елена Николаевна

Официальные оппоненты: доктор философских наук, профессор

Губанов Николай Иванович

кандидат философских наук, доцент Грязных Дмитрий Владимирович

Ведущая организация: Нижневартовский государственный

гуманитарный университет

Защита состоится « Г » 2009 года в ча-

сов на заседании диссертационного совета Д 212.274.02 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора философских наук в Тюменском Государственном Университете (625003, Тюмень, ул. Перекопская, 15а, ауд. //О ).

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Тюменского государственного университета.

Автореферат разослан « » »2009 г.

Ученый секретарь диссертационного совета кандидат философских наук, доцент

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность исследования. Плач — один из лейтмотивов человеческого бытия. Природа плача двойственна: он обладает как физиологическими, так и духовными свойствами. Очевидно, что плач является не только биологической или психологической реакцией человека на различного рода трагические события, он имеет культурологические основания, следовательно, представляет собой социокультурный феномен. Будучи качеством, присущим лишь человеку, плач порождает значительный пласт культуры — плачевую культуру, которая представляет собой одну из важнейших сфер культуры повседневности.

Вместе с тем, плачевая культура мало освоена культурфило-софской и культурологической мыслью, современная наука о культуре делает первые шаги по пути изучения этой важнейшей области человеческого бытия. Актуальность исследования плачевой культуры обусловлена рядом факторов:

во-первых, изучение феномена плача, возникшего на стыке различных срезов человеческого бытия (прежде, всего, духовной и телесной его сторон), предоставляет возможность расширить формат современного экзистенциального дискурса, углубить представления о сущностных силах человека, его отношении к миру и другим людям. Ритуальные плачевые формы тесно связаны с танатологической темой, поэтому их исследование открывает новые аспекты такого экзистенциального феномена как смерть.

во-вторых, поскольку плач — явление ментально нагруженное, то его изучение позволяет обогатить существующие и сформировать новые представления о ментальности различных народов, выявить определенные тенденции и закономерности формирования жизненных установок и поведенческих моделей человека и социума на различных исторических этапах его развития.

в-третьих, исследование плача позволяет глубже осмыслить нравственную культуру того или иного общества. Затрагивая обширные пласты человеческой жизни, плачевая культура не только репрезентирует современное ей общество, но и дает ему нравственную оценку, важную для понимания морали в целом.

в-четвертых, изменения, происходящие в современном мире, повлекли за собой необратимую трансформацию внутреннего мира человека. В современной культурной ситуации сталкиваются разнонаправленные ценностные традиции, что неизбежно ведет к видоизменению традиционных плачевых форм и заставляет задуматься о судьбе плачевой культуры, о современной культуре повседневности в целом.

в-пятых, необходимость культурфилософского осмысления плачевой культуры обусловлена отсутствием в области современных наук о культуре концептуальных представлений о плаче как феномене мировой и отечественной культуры. Вместе с тем, концептуальное осмысление плача как сложного многоаспектного социокультурного феномена позволяет выйти на определение плачевой культуры как одной из важнейших сфер духовной культуры.

Таким образом, выделение плачевой культуры как самостоятельного феномена является плодотворным методологическим шагом в разработке культурфилософских проблем.

Степень разработанности проблемы. Исследование феномена плача представляет определенные трудности. Несмотря на то, что плач представляет собой обширный и чрезвычайно важный пласт жизни человека и общества, он до сих пор остается на периферии культурфилософских интересов.

Наиболее полно плач изучен в фольклористике и этнографии как обрядовый элемент народной поэзии. Следует отметить работы М. К. Азадовского, Н. П. Андреева, В. П. Аникина, Е. В. Барсова, Н. Н. Велецкой, В. И. Ереминой, Н. П. Колпаковой, А. А. Котлярев-ского, М. Н. Михайлова, В. И. Смирнова, Н. И. Толстого, С. М. Толстой, К. В. Чистова, П. В. Шейна, Н. С. Шайшина и других исследователей русского фольклора и древнерусской литературы.

Понятие «плач» раскрывается через соотношение с такими культурологическими понятиями как понятия «ментальность», «менталитет», «национальный характер», «народныйдух». В связи с этим актуальным представляется обращение к трудам В. О. Ключевского, П. Я. Чаадаева, И. А. Кириевского, А. В. Хомякова, И. Е. Хабелина, А. В. Терещенко, Т. А. Бернштам и других,

чьими усилиями закладывается интеллектуальная традиция изучения русской духовной культуры. В процессе осмысления русской плачевой культуры концептуально значимыми стали труды российских мыслителей В. С. Соловьева, Н. А. Бердяева, С. Н. Булгакова, Н. О. Лосского, Г. Ф. Флоровского, Г. П. Федотова, Б. П. Вышеславцева, В. В. Розанова, Ф. А. Степуна, И. А. Ильина, Л. В. Карсавина и других. Наиболее интересными в плане определения специфики русской культуры из современных культурологических исследований являются работы С. С. Аверинцева, А. С. Ахи-езера, К. О. Касьяновой, И. В. Кондакова, Д. С. Лихачева, Н. А. Хренова, И. Г. Яковенко и других.

Имеется обширный список монографических историко-куль-турологических исследований, задающих общие познавательные ориентиры исследования плачевой культуры. Наиболее важными из них представляются труды И. Баховена, Ю. Б. Борева, Л. Фро-бениуса, Дж. Мердока, Ю. М. Лотмана, А. М. Панченко, В. Н. Топорова, Б. А. Успенского и других.

Концепт «плач» сопрягается с таким, примыкающим к нему на правах смысловой общности, концептом, как концепт «смерть», а также с таким, оппозиционным по смыслу культурологическим концептом, как концепт «смех». Такого рода концептуальная сопряженность обусловила обращение к исследованиям танатологической проблематики и смеховой культуры. Речь идет о трудах Ф. Арьеса, Ж. Бодрийяра,Ж. Деррида, Л. Леви-Брюля, Й. Хейзинга, 3. Фрейда, М. Фуко и других; а также, работах отечественных мыслителей М, М. Бахтина, Ю. Л. Бессмертного, А. Я. Гуревича, А. С. Демиче-ва, С. А. Исаева, К- Г. Исупова, М. К. Мамардашвили, Б. В. Маркова, В. Н. Руднева, В. Ш. Сабирова, В. Янкелевича и др.

Наконец, плачевая культура может быть рассмотрена как часть культуры повседневности. Исследованию последней посвящены работы Ж. Ле Гоффа, А. Шюца, П. Бергера, Т. Лукмана, И. Гофф-мана, М. Вовеля, А. Бюргьера, Р. Шартье, П. Хаттона и других.

Несмотря на наличие попыток объяснить ценностно-смысловое содержание плачевой культуры и даже на определенный прогресс в этой области, ни одной специальной работы, посвященной

реконструкции ценностно-смысловых оснований русской плачевой культуры от истоков до эпохи постмодерна, написано до сих пор не было. Не существует интегративного исследования плачевой культуры России. Данное исследование ставит своей целью восполнить этот пробел.

Объектом исследования выступает плач, плачевая культура как важнейший элемент культуры повседневности, как значимый фрагмент социокультурной реальности, как феномен русской культуры.

Предметом исследования являются ценностно-смысловые аспекты плача и русской плачевой культуры повседневности, ее динамика от истоков до эпохи постмодерна.

Цель исследования заключается в том, чтобы реконструировать ценностно-смысловые основания русской плачевой культуры, определить механизмы их трансформаций; выявить закономерности функционирования и сущностные аспекты бытия плачевой культуры.

Данная цель достигается при решении следующих задач:

1. Исследование генезиса плача как погребального ритуального элемента, обладающего мифологическими и семантическими особенностями;

2. Выявление онтологических оснований плача как способа обретения культурно-духовного опыта.

3. Анализ плачевой культуры России, ее форм, функций, экспликация роли дихотомии плач/смех в русской культуре;

4. Осмысление способов трансформации плачевых форм в культуре постмодерна.

5. Реконструкция ценностно-смысловых оснований плачевой культуры.

6. Конструирование концепта «плачевая культура» как значимого элемента теории культуры и инструмента культурологических исследований.

Теоретические и методологические основы исследования. Феномен плача традиционно вызывал многообразие и разноречивость в теоретических подходах к его осмыслению — от религиозных до рационально-утилитарных. Тем не менее, можно обозначить про-

филирующие подходы к указанной проблеме, которые автор использует в качестве теоретической базы. Научно-теоретическими основаниями данного диссертационного исследования выступают работы отечественных и зарубежных философов. В качестве теоретического ориентира в процессе построения теоретико-методологической базы диссертационного исследования были привлечены работы М. М. Бахтина «Творчество Франсуа Рабле и народная культура Средневековья и Ренессанса» н В. Я. Проппа «Проблемы комизма и смеха». В данных работах была сформирована научно-исследовательская традиция изучения смеховой формы культуры, коррелирующей с плачевой культурой.

В качестве методологических оснований диссертационного исследования выступают:

— аксиологический метод, направленный на реконструкцию ценностного каркаса плачевой культуры;

— герменевтический метод интерпретации и понимания, способствующий раскрытию смысловой сущности феномена плача;

— метод структурного анализа, позволяющий выделить структурообразующую дуальную пару плач/смех, сопоставлять и противопоставлять ее оппозиционные смыслы;

— метод сравнительного анализа, открывающий возможности выявления общего и особенного, универсального и партикулярного в плачевой культуре;

— метод исторической реконструкции, ориентирующий на изучение различных исторически сложившихся форм плачевой культуры, а также механизмов их трансформации.

В качестве базовой методологии выступает системный анализ в сопряжении структурной, функциональной и историко-генетиче-ской его плоскостей. Системный анализ, таким образом, исполняет роль методологического фундамента, на основании которого осуществляется синтез различных методологических парадигм.

Основные положения, выносимые на защиту:

1. Плач — двойственное явление, имеющее духовные и телесные сущностные основания. В своем развитии он перешел границы биологического, обрел культурные формы, превратившись в

один из важнейших социкультурных институтов. Плач как феномен культуры чрезвычайно многообразен по содержанию и по форме: он включает в свое смысловое пространство этические, эстетические, социальные, ментальные ценностно-смысловые единицы; соответственно, может отливаться в художественные, мифологические, нравственные, религиозные и т.д. формы.

2. Плач как феномен культуры возник в архаическую эпоху как знак выделенности человека из тварного мира. Плачевая культура сформировалась, развивалась и видоизменялась на почве повседневности, соответственно, динамика плачевой культуры коррелирует с динамикой культуры повседневности. Каждая культура содержит присущую ей плачевую модель поведения. В этой модели конденсируются представления о способах эмоционального выражения внутреннего мира человека через определенный поведенческий код. Ритуальные плачевые поведенческие модели, проникая в глубины человеческой души, выполняют терапевтические охранительные функции по отношению к сознанию человека.

3. Русская духовная культура имеет плачевую основу, что связано с особой исторической судьбой страны, пережившей множество переломных, кризисных и поистине трагических эпох. В русской культуре плач играет культуроформирующую роль, дихотомия плач/смех выступает в качестве несущей смысловой конструкции национального менталитета. Плачевая тональность преобладает в культуре отечественного Средневековья. В этот период под влиянием христианства плач обретает мировоззренческое значение, формируя не только определенные модели поведения, но и такие черты русского национального характера, как жертвенность, глубокую способность к состраданию, отношение к страданию как необходимому условию нравственного самосовершенствования.

4. Плачевая культура повседневности России разнообразна, она нашла воплощение в произведениях устного народного и профессионального литературного творчества, в пластических, художественных, музыкальных, театральных формах. Исходной формой плачевой культуры повседневности был ритуал, ритуальные оплакивания (похоронные, свадебные, рекрутские и пр.). Передача от

поколения к поколению плачевых ритуалов способствовала сохранению духовных традиций народа, его исторической памяти, нравственной культуры и национального самосознания.

5. Плачевая традиция модифицируется в эпоху постмодерна. Институт плача постепенно теряет свои традиционные функции. Практически утрачивая обрядовую составляющую, он вытесняется из повседневности и переходит в область профессионального художественного творчества — музыку, литературу, поэзию, кинематографию. Таким образом, в повседневной культуре постмодерна постепенно атрофируются такие важнейшие функции плачевой культуры как снятия депрессивных состояний человека и функция нравственной консолидации социума.

6. Реконструкция ценностно-смысловых оснований плачевой культуры, открывает возможности конструирования категории «плачевая культура» как значимого элемента теории культуры и инструмента культурологических исследований.

Научная новизна исследования заключается, в первую очередь, в том, что плач и плачевая культура повседневности впервые становятся предметом специального философского исследования, опирающегося на аксиологические, герменевтические и структуралистские подходы. Помимо этого, инновационность данной работы заключается в том, что в ее рамках осуществлена историческая реконструкция плачевой культуры России, выявлены истоки, ценностно-смысловые пласты этой культуры, никогда прежде в такой форме не представленные. Оригинальными являются: идея смыс-лообразующей роли дихотомии плач/смех в русской культуре; идея культуробразующей роли плача в русской культуре; идея плачевой основы традиционной русской культуры; идея православных ментальных истоков русской плачевой культуры. Можно утверждать, что тема трансформации традиционных русских плачевых традиций в эпоху постмодерна также прежде мало освещалась либо не освещалась совсем. Как представляется, в результате проведенного анализа плачевой культуры осуществляется концептуализация словосочетания «плачевая культура», его превращение в культурологическую категорию, инструмент культурологических исследований.

Практическая значимость исследования. Материалы и выводы диссертации могут быть использованы при разработке курсов лекций по культурологии, философии, психологии, этике и литературе, истории мировой и отечественной культуры как для средних, так и для высших учебных заведений.

Выводы и положения диссертационного исследования могут быть учтены при написании научных трудов по истории и теории культуры.

Апробация исследования. Основные положения диссертации обсуждались на заседании кафедры общих гуманитарных и социально-экономических дисциплин филиала ГОУ ВПО ТюмГУ в г. Но-ябрьске. Результаты исследования нашли отражение в лекционной и практической деятельности по деловой культуре, этике, этикету, психологии, философии, а также в курсе по социальной адаптации слабозащищенной категории населения (безработных граждан).

Различные аспекты проблематики диссертации были изложены на научно-практических конференциях (научно-практическая конференция «Современное социально-гуманитарное образование в формировании будущих специалистов: проблемы, поиск решений», филиал ТюмГУ в г. Ноябрьске, 2005 г.; Всероссийская научно-практическая конференция «Эстетическая антропология», филиал ТюмГУ в г. Ноябрьске, 2007 г. и др.), опубликованы в виде тезисов и статей в различных печатных изданиях.

Структура диссертации. Работа состоит из введения, двух глав, заключения и библиографии. Диссертационное исследование изложено на 158 страницах. Список использованной литературы со -держит 239 наименований.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ

Во введении определены объект, предмет и задачи исследования, обоснована актуальность проблемы, обозначена научная новизна и практическая значимость.

В первой главе «Плач в структуре повседневности» плач рассматривается как социокультурное явление, как форма коллектив-

ного самовыражения народа и как эмоциональная реакция отдельного человека на жизненные события.

В параграфе первом «Историко-методологические основания исследования феномена плача в структуре повседневности»

рассматривается такое социокультурное явление как повседневность, эксплицируются функции, которые она выполняет в становлении культурных интеракций.

Впервые слово «повседневность» в качестве научного термина стали использовать представители французской «Школы Анналов», основанной во Франции в середине XX в. Л. Февром и М. Блоком. Учеными были сформулированы новые проблемы, охватывающие практически все аспекты жизни людей прошлого. В середине XX века понятие «повседневность» осваивается американской социологической школой (А. Шюц, П. Бергер, Т. Лукман, И. Гофф-ман и др.). Среди российских ученых, внесших новое в изучение повседневности, необходимо выделить социолога и культуролога Л. Ионина, пропагандирующего и популяризирующего в ряде своих работ концепцию А. Шюца. Продолжателями традиций исторической антропологии в российской науке стали А. Я. Гуревич, Ю. Л. Бессмертный, А. Л. Ястребицкая, изучающие феномен европейского Средневековья с позиций истории повседневности. Еще одним направлением в науке, где понятие «повседневность» заняло одну из центральных позиций, стала московско-тартуская семиотическая школа. Ее основатель Ю. М. Лотман, замечательный теоретик и историк культуры, разработал методологию анализа повседневности как феномена культуры. К культуре повседневности обращались такие ученые, как Б. Ф. Егоров, В. Н. Топоров, И. А. Чернов, С. Т. Золян, В. М. Живов, Вяч. Вс. Иванов, Б. А. Успенский, Ю. Г. Цивьян и другие представители московско-тартус-ской культурно-семиотической школы, изучая ее как знаковую систему, выполняющую нормирующую и регулятивную функцию в духовной и общественной жизни. Наиболее зрелые суждения о природе, структуре и социокультурных функциях обыденного сознания, познания и знания представлены в работах Е. И. Кукушкиной, И. А. Бутенко, Б. Я. ГТукшанского, Н. И. Козловой, Б. В. Мар-

кова, Л. И. Насоновой, Е. В. Золотухиной-Аболиной и других авторов.

Изучив различные интерпретации повседневности, мы приходим к следующей дефиниции данного концепта: культура повседневности представляет собой субстрат синхронного культурного среза, складывающегося не только из массы материальных предметов и социальных структур повседневной реальности, но, прежде всего, из когерентного целого ментальных элементов, общих для социума (мироощущения, ценностных ориентиров коллективного сознания, морального и поведенческого кода, традиций и пр.), часто бессознательных, иррациональных и не систематизированных.

Итак, констатируем, что плачевая культура возникла, развивалась и видоизменялась на почве повседневности. Следовательно, изучение и анализ концепта плача не мо1ут быть осуществлены без учета изменений в духовной и общественной жизни повседневной культуры.

В параграфе втором «Зарождение и развитие плачевой культуры: от Первобытности до Средневековья» исследовано зарождение плачевых традиций в архаичную эпоху и их развитие в эпоху Античности и Средневековья.

На определенной стадии эволюции предок человека утратил природную, генетически заданную адаптацию — произошло рождение человека. Став, по определению Э. Фромма «самым беспомощным животным», человек научился смеяться и плакать. Следовательно, плач, как впрочем, и смех, становится одним из признаков выделенное™ из природного мира, качеством, присущим лишь человеку.

Одной из первых форм отражения родовых отношений в первобытном обществе стали ритуальные действия. В период первобытнообщинного строя произошло формирование основных базисных архетипов, присутствующих в ментальностях последующих эпох. Первобытная обрядовая культура, включающая ритуальные плачевые формы, формировала механизмы социальной и психологической адаптации человека, влияющие на универсальные модели поведения вплоть до настоящего времени.

Плачевая ритуальная культура получила развитие в период Античности, появился институт профессиональных плакальщиц, установились обрядовые формы, часть которых сохранилась и до наших дней.

В Средневековой культуре можно выделить следующие основные функции плача: обрядово-ритуальную и христианско-эсхато-логическую.

Итак, в период первобытнообщинного строя произошло зарождение ритуальных плачевых форм. В средневековой культуре сформировалась определенная плачевая модель поведения, конденсирующая в себе представление о способах эмоционального выражения внутреннего мира человека через определенный поведенческий код. Ритуальный плач по умершим превращается в стереотипное культовое действие, способствующее формированию и консолидации социума. Эти ритуальные поведенческие модели закрепились не только в повседневности, но и проникли в наиболее глубокие тайники души человека, стимулируя такие формы мышления, которые должны выполнять терапевтические охранительные функции по отношению к сознанию человека. Плач как коллективная форма преодоления страха перед непознанными явлениями, угрожающими существованию человека и его сообщества, выводит человека за рамки индивидуального страдания, приобщает человека к социуму, способствует преодолению ужаса и страха перед смертью.

В третьем параграфе «,Духовное влияние Византии на формирование плачевых традиций России» автор анализирует влияние восточного христианства на формирование российских плачевых традиций.

Христианство, открывая принципиально новый этап развития мировой культуры, выступает для Византии (впрочем, как и для Западной Европы) основой мировоззрения. Оно конституирует не только духовную культуру государства, но и повседневный быт человека.

На Руси византийская культура начала распространяться как элитарная культура, как культура ученого книжного меньшинства.

Только после татаро-монгольского ига византийское влияние усилилось и получило широкое распространение. Византийские традиции стали первоосновой русской православной культуры.

Христианство относилось к смерти как к искуплению за грехи, как основному моменту перехода из мира дольнего в мир горний. Жизнь верующего в христианском толковании есть лишь период подготовки к смерти, бесконечный плач по усопшим, ожидание воздаяния за грехи.

Средневековый аскет искал индивидуальный путь спасения с помощью слияния своей души с Богом. Поэтому истинным совершенством, согласно христианской идеологии, обладало только монашество. Важнейшим элементом истинной молитвы у монахов считался «дар слез», ибо они — дар Божий. Высшим проявлением учения монахов Афона явился исихазм, выдвинувший идею единения человека с Богом при помощи «очищения слезами» и «умной молитвы». Это византийское учение утвердилось на Руси с появлением нестяжательства, главой которого стал Нил Сорский (1433-1508).

Особое влияние на формирование плачевой культуры России оказала идея взаимосвязи души и страдания. В восточно-христианском понимании страдание предстает как мерило истинности человеческой жизни.

Идея эсхатологической направленности православной веры широко осмыслена русскими философами XIX века. В. С. Соловьевым, Н. А. Бердяевым, Н. О. Лосским, Г. Ф. Флоровским, а также В. Шубартом. Такого рода эсхатологическая окрашенность коллективных настроений особенно зрима в русской культуре эпохи Средневековья. В настоящее время проблема эсхатологичности русской культуры широко представлена в работах И. Г. Яковенко, А. А. Пе-липенко, Н. А. Хренова, А. И. Клебанова, А. Л. Юрганова и других культурологов, определяющих эсхатологизм как «сущностную черту российской цивилизации».

Актуализация эсхатологических коллективных настроений происходит на сломе эпох, когда привычный мир рушится, и ему на смену приходят новые ценности. Характерный признак этих пери-

одов — трагическое мироощущение, обусловленное эсхатологической ментальностыо, ставящей человека на грань жизни и смерти. В периоды исторической нестабильности смех, наряду с плачем, становится, по меткому высказыванию Н. А. Хренова, выражением «реальности хаоса». Однако, в период кризисных эпох смех в основе своей скорее «плачевый», «сквозь слезы», так как отражает трагические и фаталистические народные настроения. Эсхатологически настроенное общество периода кризиса соотносит смех с грехом, считает его проявлением бесовского начала, а плач, слезы — средством уподобления Богу. Таким образом, трагизм сознания «смутной и переходной» эпох делает плач формой выражения коллективных настроений.

Концентрированным выражением русской культуры выступало такое явление как юродство. В юродстве встречаются и парадоксальным образом объединяются христианская слезность и сме-ховая культура.

Как для европейского, так и для русского Средневековья, характерно явление странничества. В русской культуре странничество опиралось на особую плачевую модель поведения, ядро которой составляло трагическое мироощущение, заданное эсхатологической природой исихазма. Значительный пласт в истории «бродячей Руси», помимо странников, представляют так называемые «калики перехожие» — слепые певцы, также носители плачевой культуры. Духовные стихи калик отличались от церковной молитвы обостренной плачево-покаянной интонацией.

Социокультурная ситуация Руси XV—XVII веков характеризуется усилением деспотии. Самодержавие Московского царства, усиленное восточными заимствованиями не способствовало распространению свободы, а, значит, и смеха в народных настроениях, отсюда доминирование «плачевой» основы в коллективной ментальное™.

Резюмируя сказанное, можно констатировать, что существование эсхатологической доминанты в структуре православного мировоззрения обусловливает выдвижение на первый план русской средневековой культуры плачевой культуры. Именно под влияни-

ем эсхатологических настроений формируется культура русской «плачевости», замешанная на страдании и остром ощущении несовершенства человеческой жизни. В результате огромного удельного веса плача в культуре Средневековой Руси плачевая культура превращается в основу русской культуры.

Во второй главе «Плач как явление русской культуры» раскрывается влияние православия на формирование и развитие плачевой культуры в России, прослеживается трансформация плачевых традиций под влиянием культуры постмодерна в современном обществе.

В параграфе первом «Плач в контексте православной веры Руси» рассматривается формирование и развитие плачевой культуры под влиянием православия. На протяжении тысячелетней истории православная вера укоренялась в российской почве, формируя такие нравственные приоритеты как сострадание, жертвенность и смирение.

В середине XI века в Киевской Руси формируется церковно-аскетическое движение, центром которого стал Печерский монастырь. Первым Печерским подвижником, определившим церковную линию в эпоху удельных княжений и идеал христианского праведника, был преподобный Феодосий (ум. 1074). Феодосий призывал братию блюсти пост, молиться, познавать Бога рыданием и послушанием. Плач в таком контексте выступает как значимый элемент веры.

В период Средневековья особое значение получает культ страдающей Богородицы, оплакивающей своего божественного сына. Образ страдающей Богоматери, забывающей себя в плаче над телом Христа, широко представлен в русской иконографии. Тема оплакивания Христа имела исключительную распространенность в древнерусской литературе: в агиографиях, духовных стихах, плачах-причетах, иконописи и различного рода песнопениях.

Во второй половине XVI века приобрели популярность богородичные распевы, песнопения-плачи, обращенные к Христу, «плачевые» богослужебные покаяния. Песнопения на тему плача и покаяния (вторая половина XV века — середина XVI века), обращен-

ные к Богородице и Спасителю, нашли отражение в певческой книге Октоих.

Тема оплакивания и покаяния нашла свое образное отражение в иконописи. Древнерусская иконопись несла мощный заряд духовности, служила своеобразным посредником между человеком и Творцом. Тема «деисуса» — моления, прощения — нашла отражение в иконах Владимиро-Суздальской земли, «Архангельского деисуса», Боголюбской Богоматери, «Богоматери Великой Панагии». Тема оплакивания и покаяния выразительно передана в иконе «Успенье». Плачевая тематика нашла воплощение и в популярных среди древнерусского населения рассказах о слезоточивых и мироточивых иконах.

В интерпретации эсхатологической темы, занимающей значительное место в творчестве русских художников, прослеживается просветленный мотив, наиболее заметный в искусстве А. Рублева, который трактовал страшный суд в духе русского исихазма — с нетрадиционным оптимизмом.

Нравственная проблематика в форме слезного покаяния отражена во многих древнерусских литературных источниках. В духовном наследии Феодосия, Илариона, Кирилла Туровского, Сергия Радонежского, Епифания Премудрого, Стефана Пермского, Нила Сорского идея покаяния воплотилась в «покаянных» слезах и плачах о человеческих грехах и несовершенстве. В религиозных древнерусских текстах имеется еще один вид плача, вызванного духовной радостью, искренним покаянием, — плач-умиление.

Плачи имели большое распространение в литературе домонгольского периода. Этот жанр встречается в летописи, ораторских произведениях, житиях, несколько раз плачи упоминаются в «Слове о Полку Игореве» (1187).

Монгольское нашествие послужило укреплению позиций и распространению влияния православия. Православные мотивы отразились в воинских повестях, с присущими им сюжетными мотивами заступничества Богородицы, Христа, ангельских полков и т.д. В письменных памятниках XV в., в текстах XVI—XVII веков фольклорные плачи-причитания заменяются «слезной молитвой».

Герои древнерусских воинских повестей и житийной литературы обильно проливают слезы, т.к. слезы, в соответствии с христианской традицией, — это Божий дар, очищающий человеческую душу и смывающий грехи. Слезы, проливаемые князьями перед битвой, осмысливаются как знак благочестия, свидетельство контакта с миром духовных сил, а значит и силы, которая подтверждает исход битвы.

Для периода Удельной Руси была характерна особая «плачевая» тональность, что объяснялось, и усобицами между князьями, и внешней опасностью, тяготевшей над русскими княжествами.

Постепенно в отечественном самосознании зреют идеи особого, промежуточного между Европой и Азией, трагического пути Отечества. Совместное переживание общего горя способствовало объединению человеческого сообщества. Можно утверждать, что плачевая культура становится важнейшим смысловым элементом русской культуры, она соединяется на правах смысловой общности с таким метасмыслом русской культуры как «соборность». Среди выдающихся отечественных философов и писателей XIX века, считающих соборность самобытной принадлежностью русского народного характера, необходимо назвать А. С. Хомякова Ф. М.Достоевского, Н. О. Лосского, Н. А. Бердяева, В. С. Соловьева и др.

Из выше сказанного вытекает вывод о том, что плач является одним из важнейших культуроформирующих смыслов национального менталитета. Плачевая тональность ярко проявилась в культуре отечественного Средневековья, приобрела особые мировоззренческие формы под влиянием христианства, формируя не только определенные модели поведения, но и такие черты русского национального характера, как жертвенность, глубокую способность к состраданию и страданию.

В параграфе втором «Ценностно-смысловой статус плача в русской традиционной культуре» анализируется трансформация плача в различные ритуальные жанровые формы.

Плачевая культура тесно связана с обычаями древнерусского общества. По содержанию ритуальные плачи делятся на три основных вида: похоронные, свадебные и солдатские (рекрутские).

Конечно, реальность не всегда вмещается в такого рода типологию, поскольку плач сопровождал любое печальное жизненное событие. Плачи можно было услышать во время пожара, неурожая, отъезда на чужбину, голода, вражеского нашествия и т.п.

Обрядовые оплакивания князей, павших героев, Христа, Богородицы вошли в богослужебную практику, литературные и исторические тексты, музыкальные и иконописные произведения. Ярчайшие примеры плачей по погибшим, мужские воинские ритуалы оплакивания, входящие в похоронную обрядность, отражены в следующих исторических произведениях: «Повесть временных лет», «Слово о погибели Русской земли», «Сказание о Мамаевом побоище», «Похвала Роману Мстиславовичу Галицкому», «Слово о полку Игореве», «Похвала роду рязанских князей» и других.

Мужские воинские ритуалы оплакивания включали в себя перечисление ратных и государственных заслуг, личных качеств усопшего.

Обширный пласт духовного наследия Руси составляют погребальные плачи, чрезвычайно распространенные в культуре славянских народов. В их основе лежал культ предков, основанный на почитании, поклонении и обожествлении умерших родственников. Для проводов усопшего в иной мир существовали устойчивые погребальные обряды и оберегающие мир живых ритуалы. Считалось, что нарушение обрядов могло вернуть мертвеца в земной мир и привести к губительным последствиям.

Оплакивание, голошение, причитание по покойному было в старину обязательным. В крестьянской среде эта традиция дожила почти до наших дней, а на севере России встречается и сейчас, несмотря на то, что в своде законов «Стоглаве» еще в XVI веке этот обычай был осужден, а в XVIII веке Петр I официально запретил «плакать» на похоронах лиц царского дома.

Похоронные причитания содержали перечень заслуг и достоинств умершего, переживания осиротевших родственников, заботу об обустройстве усопшего в ином мире. Профессиональные вопленицы часто составляли выразительное эпическое повествование, содержащее обстоятельства жизни и доблести почившего,

начинающееся с описания его кончины, т.е. в обратном направлении течения жизненных событий. Вопленицы своими причитаниями создавали особую психологическую атмосферу, включающую в свое эмоциональное пространство всех участников, вовлеченных в целостный ритуальный обряд.

Жанр похоронных причитаний по ширине охвата жизни и глубине выраженной в нем народной психологии является одним из ценнейших источников изучения культуры повседневности. Наряду с магической составляющей и обрядовым значением, похоронные плачи издавна были и средством поэтического излияния человеческого горя, формой нравственно-психологического переживания личности горестных событий и катарсического выхода из трагической ситуации.

Похоронный обрядный ритуал на протяжении многих веков сохранил основные свои формы и эмоционально-психологические функции, являясь традиционным способом оплакивания близких людей, трагических социально-общественных событий в истории страны.

Особое место в русской культуре занимают свадебные причитания, произрастающие из похоронных плачей. Свадьба для невесты символизирует уход в «чужой» мир, прощание со старым, возрождение в ином качестве.

Причитания-плачи звучали и при отъезде в дальнюю дорогу, особенно много — при проводах рекрутов в царскую службу. Этот обряд сохранился в сельской культуре до наших дней.

Существенное место в русской культуре занимают обрядовые причитания, связанные с земледельческим циклом, проводами зимы и встречей весны (календарные праздники Масленица, Кострома, Ярила, Лада и др.), вызыванием дождя.

Элементы плачевых интонаций можно обнаружить в любовных заговорах, пословицах и поговорках.

Таким образом, передача от поколения к поколению плачевых ритуалов способствовала сохранению духовных традиций народа, его исторической памяти, нравственной культуры и национального самосознания.

Фольклорные виды плачей бытовали не только в повседневной культуре, они рельефно проявились в области высокой культуры. Ритуальное похоронное оплакивание закрепилось в культуре на основе сакрального отношения к смерти у наших предков и дало начало жанровым разновидностям плачей. Ритуальные оплакивания отразили в себе не только психо-эмоциональное проявление человеческих чувств, но и моральные нормы, нравственные идеалы. Совместное переживание общего горя, выраженного в поэтической форме ритуального плача, способствовало объединению человеческого сообщества, несло мощную катарсическую функцию.

В третьем параграфе «Трансформация российских плачевых традиций в эпоху постмодерна» рассматривается видоизменение российских плачевых традиций под влиянием культуры постмодерна.

Эпоха постмодерна ознаменована изменением мировоззренческих ориентаций; интенсивным развитием науки и техники; социально-политическими сдвигами; формированием информационного общества, наконец, кардинальным преобразованием общественного сознания. На одном из самых высоких мест в иерархии ценностей оказывается автономия личности, несвойственный традиционному обществу и культуре индивидуализм. Однако парадокс постмодерна состоит в том, что по мере утверждения самоценности человеческой личности явно проявляются тенденции ее нивелировки техногенной реальностью и отвечающими ей социальными институтами.

Радикальное изменение структуры потребностей порождает экзистенциальный переворот, происходящий в современном техногенном обществе. Значительным изменениям в условиях техногенной цивилизации подверглось базовое человеческое представление о смерти, а, следовательно, и ритуальное похоронное оплакивание усопших.

Для общества постмодерна смерть не интересна, человек лишается своей внутренней духовной значимости. Смерть как тайна и необратимость вступает в конфликт с рациональностью, научным прогрессом и прочими достижениями техногенного общества. Общество неодобрительно относится к публичности чувств над

усопшим, что неизбежно приводит к деритуализации и десимволи-зации смерти. Утрата института оплакивания покойных разрушает ритуально-символическое пространство коллективного переживания горя, приводящего к катарсису; содержание похоронных обрядов выхолащивается. Не стало больше торжественной смерти в кругу семьи, одинокое горе и плач действенен лишь для скорбящего. В результате в сознании индивида смерть перестает восприниматься как естественный процесс. Происходит постепенное вытеснение смерти из коллективного сознания. Однако, хотя в массовом обществе смерть перестала выполнять социально-культурную функцию, отношение к ней сохранилась как к предмету социального контроля. Смерть превратилась в прибыльную индустрию, перешла из единичного явления в массовое, в выгодный бизнес. Вытеснение смерти из культуры привело к жесткой профессионализации всего, что связано с процессом захоронения.

Современный человек уже не верит в очищающий опыт оплакивания ушедших в иной мир, заставляющий пристальнее задуматься над смыслом собственного существования и экзистенциальными ценностями социального бытия. Ритуальное оплакивание как факт самоидентификации личности утрачивает свою культурооб-разующую составляющую.

В отношении общества постмодерна к смерти произошел еще один глубокий парадокс: одновременно с пренебрежительным отношением к смерти, переходом ее из явления духовного в обыденный, казенный факт, произошло возрастание интереса к смерти насильственной, искусственной. То, что было страхом и проклятием для прежних эпох — смерть неестественная, от несчастного случая, вследствие катастрофы, террора, притягивает современного человека, завораживает его, вызывая не сострадание и слезы, а праздное любопытство.

Новое отношение к смерти и ритуальному оплакиванию вошло в характеристику новой системы ценностей эпохи постмодерна. Человек привыкает к «табуированию» естественной смерти, к вытеснению феномена смерти из коллективного сознания с одновременным визуальным обнажением искусственной.

С дальнейшим проникновением СМИ в жизнь современного человека кардинально меняются формы социальности и духовности. Телевидение и персональные компьютеры предлагают способы суррогатного общения, заменяя подлинную жизнь, переживания радости и горя имитацией. Плач перестает быть общественно-психологическим инструментом, воспитывающим человека, имеющего свой личный путь мучений и страданий.

Эмоциональное включение в жизнь героев третьесортных телесериалов, дешевых телешоу и телеигр вызывает искусственный смех и искусственные слезы. Наблюдается тенденция замены реального мира виртуальным, возникает дегуманизированная этика. Телеиндустрия основала «экономику слез», в которой смерть и боль становятся экономическими элементами, возникающими на эксплуатации чувств зрителя.

Между тем, в современном мире слез и страданий не стало меньше. Корреляционный и факторный подходы к человеческому страданию, боли и мукам не способны создать механизмы их устранения.

Советский тоталитаризм, царивший более половины столетия, порождал свои материальные принципы, утверждая иллюзорную символику радости и оптимизма освобожденного человека. Однако, символика, предоставляемая властью, наделе являлась видимостью радости в мире трагедий. Именно это и обусловило угнетение и блокирование плачевых форм российской культуры. Плач, изгнанный из сферы официальной культуры, вынужден был проявлять себя в рукописных и устных формах литературного творчества (любовно-трагический рассказ, городской романс-баллада и т.п.), пластических образах. Таким образом, знаки и символы плача осуществляют редукцию этого состояния в этико-эстетический контекст.

Будучи феноменальным по своей природе явлением, плач как продукт культуры тяготеет к знаково-символьному воплощению, что, прежде всего, нашло свое воплощение в искусстве.

Плач, как символ, оживает в новой социокультурной ситуации. И сейчас, сокровенный индивидуальный плач сопровождается порой импровизированным причетом, что указывает на сущностно-

диалоговый характер плачевого поведения. Даже во второй половине XX века и начале века XXI ощущается потребность в коллективном ритуальном плаче, который несет в себе важный социально-организующий смысл, разрывающий постепенность повседневности, убеждающий человека в реальности земного, эмпирического мира. Недаром до наших дней сохранились ритуальные плачевые традиции, хотя и в редуцированном виде.

Анализируя трансформацию плача в эпоху постмодерна, мы с очевидностью констатируем: процессы модернизации породили принципиально новую форму культуры — массовую; культура техногенной цивилизации во многих смыслах выступает противоположностью культуры традиционного общества, что знаменует собой смену духовной парадигмы и разрушение прежней системы ценностей. В новых исторических условиях меняется отношение общества к смерти, появляются новые формы духовности и социальности. Следовательно, радикальным изменениям подвергаются плачевые похоронные ритуалы, несущие в традиционной культуре социальные, психологические и религиозные механизмы «экранирования» страха перед феноменом смерти. Однако логичным было бы предположить, что постмодернизм, эпоха которого в России только начинается, с течением времени будет в состоянии предложить новые ценности, подобно феномену плача, в котором за смыслами отрицания и смерти последуют очищение и моральное возрождение.

В заключении диссертации формулируются основные выводы и подводятся итоги работы.

ОСНОВНЫЕ ПОЛОЖЕНИЯ ДИССЕРТАЦИИ ОТРАЖЕНЫ В СЛЕДУЮЩИХ ПУБЛИКАЦИЯХ АВТОРА:

Публикации в реферируемых журналах и изданиях,

рекомендованных ВАК РФ:

1. Аваряскина Т. В. Духовное влияние Византии на формирование плачевых традиций России//Вестник Челябинского государственного университета. №28 (129)/2008. Челябинск: ЧелГУ, 2008.0,5 пл.

2. Т. В. Аваряскина. Плачевая культура: от истоков до постмо-дериа//Вестник Тюменского государственного университета. № 5. Тюмень: Издательство Тюменского государственного университета, 2008. 0,3 п.л.

Статьи и тезисы в других изданиях

1. Аваряскина, Т. В. Полифункциональные элементы русской культуры повседневности / Т. В. Аваряскина // Современное социально-гуманитарное образование в формировании будущих специалистов: проблемы, поиск решений: тезисы и материалы докладов науч.-метод.конф. Ноябрьск: филиал ТюмГУ, 2005. 0,2 п.л.

2. Аваряскина, Т. В. Проблемы гуманизации и гуманитаризации в образовательном процессе / Т. В. Аваряскина // Приоритеты развития гуманитарного образования в XXI веке: материалы междунар. науч.- практ. конф. Тюмень: ТюмГУ, 2006. 0,3 п.л.

3. Аваряскина Т. В. Феномен плача в социокультурном пространстве // Вестник Московского государственного открытого университета в г. Ейске. №3 (27). Ейск, 2008. 0,2 п.л.

4. Аваряскина Т. В. Трансформация ритуальных форм в эпоху постмодерна // Вестник Московского государственного открытого университета. № 2. Москва, 2008. 0,2 п.л.

5. Аваряскина Т. В. Нравственные основы плачевого поведенческого кода в христианской культуре Руси / Т. В. Аваряскина // «Эстетическая антропология»: материалы всероссийской науч,-практ. конф. Ноябрьск: филиал ГОУ ВПО ТюмГУ в г. Ноябрьске, 2009. 0,6 п.л.

6. Аваряскина Т. В. Плачевые ритуальные формы эпохи перво-быта: формирование базисных архетипов / Т. В. Аваряскина // «Эстетическая антропология»: материалы всероссийской науч.-практ. конф. Ноябрьск: филиал ГОУ ВПО ТюмГУ в г. Ноябрьске, 2009. 0,5 п.л.

7. Аваряскина Т. В. Культура повседневности в структуре современного гуманитарного знания / Т. В. Аваряскина // «Эстетическая антропология»: материалы всероссийской науч. практ. конф. Ноябрьск: филиал ГОУ ВПО ТюмГУ в г. Ноябрьске, 2009. 0,6 п.л.

Подписано в печать 22.04.2009. Тираж 100 экз. Объем 1,0 уч.-изд. л. Формат 60x84/16. Заказ 310.

Издательство Тюменского государственного университета 625003, г. Тюмень, ул. Семакова, 10 Тел./факс (3452) 45-56-60,46-27-32 E-mail: izdatelstvo@utmn.ra