автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Поэтическая онтология Марины Цветаевой, 1926-1941 гг.

Текст диссертации на тему "Поэтическая онтология Марины Цветаевой, 1926-1941 гг."

Уральский государственный университет имени А. М. Горького

На правах рукописи

Бабушкина Светлана Валерьевна Поэтическая онтология Марины Цветаевой (1926 - 1941 гг.)

Специальность 10.01.01 - Русская литература

Диссертация на соискание ученой степени кандидата филологических наук.

Научный руководитель: доктор филологических наук Снигирева Т.А.

Екатеринбург 1998

ВВЕДЕНИЕ. 3

ГЛАВА I. ПОЭТИЧЕСКИЕ ЭКЗИСТЕНЦИАЛЫ ПОЗДНЕЙ ЦВЕТАЕВОЙ (1926 - 1941 ГГ.) 41

§1. ПРОБЛЕМА ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ЦЕЛОСТНОСТИ ПЕРИОДА. 41

§ 2. ПРОБЛЕМА ФИЛОСОФИИ ПОЭТА. 83

§ 3. СИСТЕМА ПОЭТИЧЕСКИХ ЭКЗИСТЕНЦИАЛОВ ЦВЕТАЕВОЙ 1926 -1941 гг. 97

ГЛАВА IL ОНТОЛОГИЧЕСКОЕ РАЗРЕШЕНИЕ ПОЭТИЧЕСКОГО КОНФЛИКТА "Я-МИР" В ЦИКЛАХ ЦВЕТАЕВОЙ 1926 - 1941 ГГ. 122

§ 1. ЦИКЛЫ О ПОЭТЕ И ПОЭЗИИ: ОНТОЛОГИЗМ СЛОВА.122

§ 2. ЦИКЛЫ "ОНТОЛОГИЧЕСКИХ" КООРДИНАТ 179

§ 3. "Я-СУБЪЕКТ" ЛИРИЧЕСКИХ ЦИКЛОВ ПОЗДНЕЙ ЦВЕТАЕВОЙ ("НАДГРОБИЕ" И "СТИХИ СИРОТЕ") 195

§ 4. "СТИХИ К ЧЕХИИ": ЛИРИЧЕСКОЕ ПРОСТРАНСТВО С ОНТОЛОГИЧЕСКИМ РАЗМАХОМ 204

ЗАКЛЮЧЕНИЕ. 245

БИБЛИОГРАФИЯ. 255

ПРИЛОЖЕНИЕ. 270

ВВЕДЕНИЕ.

Для российского и западного литературоведения конца XX века Марина Цветаева - одна из самых полемичных фигур. Поле напряжения здесь - соединение биографической и поэтической личностей поэта. Несмотря на всю исключительность Цветаевой из общего ряда литературных течений, заявленную ею с самых первых сборников (то, что В. Брюсов назвал "вызывающей интимностью"), ее творчество по мере своего развития обнаруживает общие для всей русской поэзии первой трети XX века типологические черты. Б. Пастернак определяет поэзию ранней Цветаевой как "то, чем хотели и не могли быть все остальные символисты вместе взятые"1, а, по мнению И. Бродского, развитие ее поэтического языка напрямую соотнесено с эпохой: "Чем более поэт технически разнообразен, тем интимнее его контакт со временем, с источником ритма. Так вот,

л

Цветаева - один из самых ритмически разнообразных поэтов" .

Сопряжение человеческого и поэтического по отношению к Цветаевой принципиально (даже несмотря на то, что сама Цветаева утверждала их неслиянность - "исконную ненависть Психеи к Еве"), так как выводит к кардинальной проблеме Поэта и Времени. Судьба Цветаевой - все перипетии ее жизненного пути: от счастливого детства через все невзгоды революции, гражданской войны и эмиграции до возвращения на родину, закончившегося самоубийством, - напряженно сопрягается с ее творчеством и находится в центре внимания многих исследователей. С одной стороны, это трагическая судьба поэта в тоталитарном государстве:

1 Пастернак Б. Люди и положения // Борис Пастернак об искусстве. М. 1990. С. 232.

2 Бродский о Цветаевой. М. 1997. С. 26.

если в XIX веке русских поэтов убивали, то XX век - век еще и самоубийств русских поэтов. С другой стороны, это судьба человека, в горниле эпохальных катаклизмов теряющего близких, семью и ощущающего опасность потери и собственной человеческой сущности: "В Бедламе нелюдей // Отказываюсь -жить"1 (2, 360).

Обширная научная литература о творчестве поэта предстает уже как некая система, в которой выделяются магистральные направления и подходы. Появление их в хронологическом порядке наглядно демонстрирует восприятие феномена поэзии Цветаевой в тот момент, когда ее стихам наконец-то настал "свой черед". Логика развития цветаеведения обратна утверждаемому исследователями приоритету поэтического над человеческим в феномене Цветаевой,

о

ибо само это "противостояние Поэта и Человека" рождает прежде всего интерес к фактам жизни - к биографии как к наиболее явному и зафиксированному документально.

Биографический подход, подход параллельного сопоставления "жизни" и "творчества", является исходным. Основное хронологическая одновременность фактов человеческой и творческой биографии поэта, их сопоставленность. В попытках найти объяснение неразрывной целостности знаменитых цветаевских противоречий: между двумя мирами - "тем" и "этим", между "правдой небесной" и "правдой земной", между "телом" и "душой", "человеком" и "поэтом", "бытием" и "небытием"1, - стала понятна невозможность разъединить феномен Поэта и из одной

1 Цветаева М. И. Собр. соч.: В 7 т. М., 1994. Т. 2. С. 360. Далее в тексте сноски даются по этому изданию с указанием в скобках тома и страницы.

2 Ревзина О. Г. Горизонты Марины Цветаевой // Здесь и теперь. 1992'2. С. 98.

Жизни и Судьбы сделать две. В 1936 году в своих Записных книжках Цветаева писала: "Потому что не: жить и писать, а жить-писать и: писать-жить" (4, 606). Монографии А. А. Саакянц, И. В. Кудровой, Саймона Карлинского, В. В. Швейцер, А. А. Павловского вместе с воспоминаниями о Цветаевой на сегодняшний день (в условиях закрытого до 2000 г. архива) - единственный источник достаточно полной биографии Цветаевой, а значит, и возможности целостного восприятия творчества поэта2.

При сопоставлении жизненного и творческого факта, исходя все из той же противоречивости Цветаевой, возникает самый важный по отношению к поэту подход: как читать его произведения? Для семантического подхода насущным становится вопрос о смысловой декодировке того шифра, который заложен поэтом в тексте. Сложное "семантическое целое", каким предстает практически любой цветаевский текст, требует от исследователя вычленения тех кодов, которые существуют в нем. Чаще всего такие исследования обращены к отдельному приему в произведениях или анализируют группы текстов одного жанра. Недаром, этот аспект особенно любим лингвистами, так как трудно найти более благодатный материал для анализа логики формирования

1 Азадовский К. М. Орфей и Психея // Небесная арка. Марина Цветаева и Райнер-Мария Рильке. СПб., 1992. С. 28.

"Самое важное и необходимое, но и самое трудное - проникнуть в творческую и житейскую психологию творца, рассказать о его быте и бытие, о его трудах и днях одномоментно, не отделяя одного от другого, а сливая воедино, - как всегда бывает в жизни... Стремление явить, говоря словами моей "героини", живое о живом я считаю своей главной задачей. И успех ее осуществления, безусловно, зависит от того, насколько непрерывно, без пропусков и умолчаний ведется рассказ". // Саакянц А. А. Марина Цветаева. Жизнь и творчество. М., 1997. С. 5.

поэтического дискурса1, чем цветаевские тексты2. Наряду с лингвистическими исследованиями Л. В. Зубовой и О. Г. Ревзиной, этот анализирующий подход представлен и литературоведческими монографиями: М. Makin "Poetics of Appropriation" ("Поэтика заимствования") и сходными по принципу вычленения бинарных семантических оппозиций работами С. Ельницкой "Поэтический мир Цветаевой" и L. Feiler "The Double Beat of Heaven and Hell" ("Двойной ритм небес и ада"). Жанровый анализ представлен, например, отдельными работами А. А. Саакянц о цветаевской прозе и Е. Б. Коркиной о цветаевских поэмах3. Но семантический подход никогда - в крупных работах - не бывает представлен в чистом виде, ибо интерпретация всегда оборачивается концепцией, которая сводит далеко разведенные до этого цветаевские семантические полюса. Это происходит и у Е. Б. Коркиной, где вторгшееся в исследование семантики исследование структуры

(взаиморасположенности) поэм приводит к выводу о том, что "лирическое "Я" поэзии Цветаевой победило "путем отказа" свою человеческую природу, вырвалось за границы жизни и в

л

абсолютной свободе летит в абсолютное бытие" . Интеллектуализм поэзии Цветаевой, с одной стороны, подталкивает исследователя к раскалывающему аналитическому движению, но, с другой стороны, он же и требует - в силу логической неотвратимости и фатального

1 Словарь поэтического языка Марины Цветаевой: В 4-х т. (Сост., Белякова И. Ю., Оловянникова И. П., Ревзина О. Г.). Т. 1. А - Г. М., 1996. С. 6.

2 См., например, - Зубова Л. В. Поэзия Марины Цветаевой: Лингвистический аспект. Л., 1989. Здесь же приводится обширная библиография лингвистических исследований поэзии Цветаевой.

3 А также: Саакянц А. А. Биография души поэта. // Цветаева М. И. Проза. М., 1989; Коркина Е. Б. Поэтическая трилогия М. Цветаевой // Цветаева М. И. Поэмы 1920 - 1927 годов. СПб., 1992.

4 Коркина Е. Б. Поэтическая трилогия М. Цветаевой // Цветаева М. И. Поэмы 1920 - 1927 годов. СПб., 1992. С. 8.

родства любых оппозиций - преодоления анализа синтезом. Заостренные противоречия в поэзии Цветаевой объединяются только одним понятием - поэтического целого1.

Синтетический концептуальный подход, обобщающе-философские выводы которого касаются картины мира, возникающей в произведениях поэта, можно назвать структурно-системным. Ключевая проблема творчества Цветаевой начинает звучать в аспекте "Поэт и Мир". Именно здесь целостность творения рассматривается прежде всего с пространственно-временной точки зрения. Например, М. Л. Гаспаров пишет о "подковообразном мире": "Представим себе "мир Цветаевой" как разомкнутое кольцо, вроде подковообразного магнита. На противоположной стороне от разрыва - бог: в нем все едино и слитно, "все... сплелись". К одному полюсу усиливается материальность, к другому - духовность. Они ищут взаимодополниться и влекутся друг к другу... Кратчайший путь - через разрыв; но этот путь (двух самоутверждений) гибелен и кончается трагедией. Верен только противоположный путь (двух самоотрицаний), дальний, в обход всего кольца - к слиянию в боге"2. В данном случае структурная логика художественного произведения наталкивает М. Л. Гаспарова на сопоставление ее с логикой философского размышления, так как расшифровка "перестройки объективного мира в художественный" в творчестве поэта дается в трех этапах: (1) разъятие мира на элементы, (2) уравновешивание этих элементов, (3) выстраивание их в новую

1 В художественном мышлении "заложены образы, производные от бинарных оппозиций, - ведь только в единстве противоположностей воспринималось целое". // Осипова Н. О. Мифопоэтика лирики М. Цветаевой. Киров, 1995. С. 5.

2 Гаспаров М. Л. "Поэма воздуха" Марины Цветаевой: опыт интерпретации // Гаспаров М. Л. Избранные статьи. М., 1995. С. 264.

иерархию (курсив мой - С. Б.)1. Именно наличие иерархичности в цветаевском мире заставляет исследователей искать определенный философский контекст, так как иерархичность является одним из важнейших признаков философской системы.

Но и само цветаеведение придерживается данной логики, так как видение поэтики как миропонимания - точка отсчета и для

о

самой Цветаевой ("не только техника, но и принцип" ). Называя поэта "человеком сути вещей" в своем эссе "Поэт о критике", Цветаева предельно ясно определяет соотношение сути и формы в художественном целом произведения: "Суть и есть форма, -ребенок не может (курсив Цветаевой - С. Б.) родиться иным! Постепенное выявление черт - вот рост человека и рост творческого произведения" (5, 296). Разрешение противоречия между принципиальной "органичностью" художественного целого, подчеркиваемой Цветаевой, и одновременным интеллектуальным аналитизмом ее произведений возможно только в контексте иных уже существующих целостных систем в человеческой культуре, так как в основе практически всех цветаевских произведений обнаруживается ясно читаемый философский вопрос о первоосновах мира. От раннего "Навсегда умереть! Для того ли // Мне судьбою дано все понять?" (1, 174) до позднего: "О первые мои! Последние! // ... // Вас за руку в Энциклопедию // Ввожу, невидимый мой сонм!" (2, 365).

Все это открывает новый • уровень решения ключевой цветаевской антиномии - Поэт и Мир. На свет появляется понятие "идиостиля" - или, как его называет О. Г. Ревзина, "идиолекта":

1 Гаспаров М. Л. "Поэма воздуха" Марины Цветаевой: опыт интерпретации // Распаров М. Л. Избранные статьи. М., 1995. С. 274.

2 Там же.

"Поэтический идиолект Цветаевой - крупнейшее явление русской и мировой поэзии. В нем воплотилось художественное мышление XX века"1. По мысли О. Г. Ревзиной, он характеризуется "когнитивной

-у

устремленностью и всеохватностью" . Появление понятия "художественное мышление" по отношению к литературе XX века закономерно, так как отмечает ее принципиальную проницаемость и одновременно организационную "всеохватность" для других областей культуры - ранее, в эпоху классической культуры, такими правами была наделена лишь философия.

Сопряжение функций, целей и задач поэзии и философии в XX веке рождено исчерпанностью классических "художественно-беллетристических" и "понятийно-логических" форм сознания и приводит к появлению пограничных форм. М. Эпштейн называет этот интегративный процесс "эссеизацией" литературы и философии, при котором, "подчиняясь логике внутреннего развития, философия начинает тяготеть к образности, а искусство -к понятийности"4. По отношению к Цветаевой, названной М. Эпштейном "одним из самых блестящих эссеистов XX века"3, сама противоречивость или парадоксальность поэтического мира "выступает как поэтическая когнитивная форма для передачи открывающейся истины о мире"6. Установка на когнитивность принципиальна для Цветаевой, так как выводит прежде всего к ее

1 Ревзина О. Г. Марина Цветаева // Очерки истории языка русской поэзии XX века: Опыты описания идиостилей. М., 1995. С. 305.

2 Там же.

'' Эпштейн М. Н. На перекрестке образа и понятия. (Эссеизм в культуре нового времени) // Эпштейн М. Н. Парадоксы новизны. М., 1988. С. 374.

4 Там же. С. 370.

5 Там же. С. 358.

6 Ревзина О. Г. Марина Цветаева // Очерки истории языка русской поэзии XX века: Опыты описания идиостилей. М., 1995. С. 305.

поэтическому языку - "языку новых форм, художественных терминов". О. Г. Ревзина определяет поэтический универсум Цветаевой как "переплавку уникального опыта в общечеловеческий"1. Таким образом, цветаевская целостность -это идиолект = язык (как воплощение когнитивности) + универсум (как воплощение всеохватности).

"Выведение Цветаевой из узкого бытового контекста в естественный и соприродный ей контекст мысли и творчества XX века"2 требует от исследователей определения той философской общности, которая сопрягалась бы со структурой цветаевского целого сходной парадигмой понятий. Вот почему философский подход должен отличаться от предыдущих наличием всех трех этапов анализа: вычленением бытийных категорий в творчестве Цветаевой, сопряжением их с существующим философским контекстом (анализ) и определением позиции поэта М. Цветаевой по отношению к основным философским вопросам (синтез). Как ни в каком другом случае, в цветаеведении разрабатывается проблема философии поэта. Работы О. Ревзиной и М. Гаспарова подтверждают необходимость такого подхода к творчеству Марины Цветаевой. Это, может быть, самая живая, пульсирующая точка в науке, так как исследований о Цветаевой с заголовком "философия" еще нет, а сопоставлений, философских параллелей, апелляций к философам - и чаще именно к философам XX века - уже достаточно.

В цветаеведении философский подход рождается прежде всего в концепциях, ясно актуализирующих проблему

терминологического аппарата, который позволил бы найти некое

1 Ревзина О. Г. Марина Цветаева // Очерки истории языка русской поэзии XX века: Опыты описания идиостилей. М., 1995. С. 305.

2 Ревзина О. Г. Горизонты Марины Цветаевой // Здесь и теперь. 1992'2. С. 98.

общее основание для описания бытия художественного текста в его целостности и одновременно определить специфику этого целого в контексте культуры. Так, Н. О. Осипова предлагает в качестве системы-основы мифопоэтику, где центральное место занимают понятия мифологемы и архетипа. Психологическую концепцию творчества развивает американская исследовательница Лили Фейлер. Культурологические проблемы - проблемы взаимодействия художественного текста со второй знаковой культурной реальностью - поднимаются в монографии Майкла Макина "Поэтика заимствования" ("Poetics of Appropriation", если быть более точным - "Поэтика присвоения").

В настоящий момент все разрозненные "плоскости" изучения феномена художественного текста - такие как понимание художественного мира произведения как целостной второй реальности и как отражение современного художнику состояния действительности; проблема адекватности художественной задачи автора и читательского восприятии произведения; разрешение вопроса о стиле произведения как об определенной знаковой системе, несущей в себе всю полноту информации, которая должна быть раскодирована, - все эти самостоятельные и относительно независимые плоскости должны совпадать в некоей общей точке. Появление концептуальных и систематизирующих монографий обнаруживает необходимость совместить в едином понятии литературоведческие, философские и психологические характеристики, говоря словами М. Л. Гаспарова, необходимость "четче сформулировать те впечатления, которые, вероятно, возникают у каждого, когда читаешь сочинения Цветаевой подряд,

от самых ранних до самых поздних"1. Или, как писала сама Цветаева: "Творчество - преемственность и постепенность. Я в 1915 г. объясняю себя в 1925 г. Хронология - ключ к пониманию" (5, 276).

Попытка ввести универсальный термин предпринимается М. Гаспаровым. В его понимании поэтика включает в себя и художе