автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Поэтика диалога и проблемы общения в прозе А.С.Пушкина и М.Ю.Лермонтова

Полный текст автореферата диссертации по теме "Поэтика диалога и проблемы общения в прозе А.С.Пушкина и М.Ю.Лермонтова"

На правах рукописи

005007740 <у1/

Юхнова Ирина Сергеевна

ПОЭТИКА ДИАЛОГА И ПРОБЛЕМЫ ОБЩЕНИЯ В ПРОЗЕ A.C. ПУШКИНА И М.Ю. ЛЕРМОНТОВА

Специальность 10.01.01 Русская литература

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

,1 2ЯНВ2012

Нижний Новгород - 2011

005007743

Работа выполнена на кафедре русской литературы ФГБОУ ВПО

«Нижегородский государственный университет им. Н.И. Лобачевского»

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор

Самойлова Галина Михайловна Курганский государственный университет доктор филологических наук, профессор Пяткин Сергей Николаевич Арзамасский государственный педагогический институт им. А.П. Гайдара доктор филологических наук, профессор Ильченко Наталья Михайловна Нижегородский государственный педагогический университет

Ведущая организация: Псковский государственный педагогический

университет им. С.М. Кирова

Защита диссертации состоится 15 марта 2012 г. в 13 часов на заседании диссертационного совета ДМ 212.166.02 при Нижегородском государственном университете им. Н.И. Лобачевского по адресу: 603000, Нижний Новгород, ул. Б. Покровская, д. 37.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Нижегородского государственного университета им. Н.И. Лобачевского по адресу: 603950, Нижний Новгород, пр. Гагарина, д.23.

Автореферат разослан «

/У Г.

И.О. ученого секретаря диссертационного совета доктор филологических наук

Радбиль Т.Б.

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Творчество A.C. Пушкина и М.Ю. Лермонтова принадлежит к вершинным явлениям русской литературы, а потому изучено глубоко и всесторонне. Воссозданы биографии писателей, прокомментированы их произведения, показана эволюция их художественного сознания, творческая история произведений, освещены разнообразные аспекты поэтики, установлена связь с фольклором, западноевропейской и отечественной литературной традициями, показано влияние их творчества на литературный процесс. Глубоко осмыслено понятие историзма, изучен индивидуальный авторский стиль и стиль отдельных произведений, особенности стихотворной и прозаической речи. Особую актуальность в последние годы приобрели работы, раскрывающие духовные искания писателей, их религиозные воззрения. Предметом исследования становились и социологические аспекты творчества Пушкина и Лермонтова.

Классикой пушкинистики стали труды М.П. Алексеева, И.Л. Альми, С.Г. Бочарова, С.М. Бонди, В.Э. Вацуро, Н.Л. Вершишиной, В.В. Виноградова, М.Н. Виролайнен, М.О. Гершензона, В.А. Грехнёва, Г.А. Гуковского, В.А. Кошелева, Г.В. Краснова, Ю.М. Лотмана, Г.П. Макагоненко, Н.И. Михайловой, B.C. Непомнящего, Б.В. Томашевского, Ю.Н. Тынянова, С.А. Фомичева, П.Е. Щеголева, Н.М. Фортунатова, В.Е. Хализева, В. Шмидта и др. .

Основы лермонтоведения заложены в XIX веке статьями В.Г. Белинского и монографией первого биографа поэта П.Висковатова. В XX-XXI вв. большой вклад в изучение творчества Лермонтова внесли И.Л. Андроников, В.А. Архипов, Е.И. Анненкова, Н.Л. Бродский, В.Э. Вацуро, Л.И. Вольперт, Э.Г. Герштейн, С.Н. Дурылин, С.И. Ермоленко,

A.И. Журавлёва, С.Н. Зотов, С.И. Кормилов, В.И. Коровин, Д.Е. Максимов,

B.А. Мануйлов, О.В. Миллер, Е.М. Пульхритудова, И.Б. Роднянская, Б.Т. Удодов, И.Е. Усок, A.B. Фёдоров, Л.А. Ходанен, И.П. Щеблыкин, Б.М. Эйхенбаум и др.

Степень научной разработки темы. Данное исследование посвящено анализу поэтики диалога и проблем общения в произведениях A.C. Пушкина и М.Ю. Лермонтова. Стремление создать роман, отражающий становящуюся действительность, всесторонне изображающий общество и героя-современника, обусловило необходимость показа разных форм поведения человека, в том числе и речевого, которое ярче всего проступает в ситуациях общения. В пушкинистике и лермонтоведении нет многоаспектных, комплексных исследований данной проблемы. В пушкинистике исследуются отдельные традиции, организующие коммуникацию (например, ораторская, риторическая, романтическая), а также предпринимаются попытки выявить доминирующие речевые стратегии. Так, Н.И. Михайлова изучает связь творчества Пушкина с ораторским искусством. В частности, в статье «Творчество Пушкина и ораторская проза 1812 года» она дала общий очерк ораторской прозы 1812 г. и наметила «те линии в творческом наследии

Пушкина, которые свидетельствуют об идеологическом и художественном освоении им этого пласта русской культуры»1. Н.И. Михайлова выяснила, как язык манифестов, воззваний, приказов, проповедей, рескриптов 1812 года повлиял на общий строй лирики Пушкина, а также указала, что ораторские тексты нашли отражение и в художественной прозе Пушкина, в частности в «Метели» и «Рославлеве». С их помощью воссоздавался дух исторической эпохи 1812 года, так как они были неотъемлемой частью культуры и быта той поры. В другой работе - «Народное красноречие в «Капитанской дочке» - Н.И. Михайловна подробно анализирует XI главу романа, в которой рассматривает ораторские стратегии Пугачева, Хлопуши и Белобородова. Она приходит к выводу, что Пушкин «в творчески преобразованном виде донес до нас народное красноречие эпохи пугачевской войны», которое осмыслено им «в широком контексте как истории, так и классического ораторского искусства»2.

Прозу Пушкина в контексте риторической традиции той поры изучает Н.Л. Вершинина3. Она выявила онтологический смысл риторических приемов (например, «фигуры умолчания», «завершенности» и др.), их композиционную функцию в прозе и поэмах Пушкина. В этом же направлении ведет исследование прозы Пушкина польский литературовед Ольга Глувко. Она обратилась к повести «Выстрел» и рассмотрела в ней коммуникативные ситуации, строящиеся на сочетании «невыразимого» и «молчания», выявила основные модели поведения героев, а также охарактеризовала формы установления контакта. Анализ подобных коммуникативных ситуаций позволил ей утверждать, что все приемы (слова-сигналы, догадки, имеющие статус коллективного мнения, ситуационный параллелизм) «служат художественной задаче дополнять невысказанное героем»4, поэтому в повести важна не столько речь, сколько утаиваемое.

Важный аспект в изучении коммуникативной проблематики в творчестве Пушкина обозначил А.Б. Есин. Он поставил вопрос об «изображенном слове»5, которое само становится «героем произведения»,6 и показал, что в «Евгении Онегине» отражен «не только «социальный расклад», реалии быта, круг чтения, характер воспитания и т.п., но и многообразие существовавших в пушкинской России речевых манер, форм речевого поведения»7. Герои сталкиваются с необходимостью словесно

1 Михайлова Н.И. Творчество Пушкина и ораторская проза 1812 года 11 Пушкин: Исследования и материалы. Л., 1986. Т. 12. С. 279.

2 Михайлова Н.И. Народное красноречие в «Капитанской дочке» // Пушкин: Исследования и материалы. Л., 1991. Т. 14. С.257.

3 См. работы: «Завершенность» как онтологический принцип пушкинского стиля // Болдинские чтения. Саранск, 2010; Сентиментально-бытовой стереотип и его отражение в стиле пушкинской прозы // Болдинские чтения. Нижний Новгород, 1994; «Рассказовая» тенденция в беллетристике пушкинского времени и творчестве Пушкина 1830-х годов // Болдинские чтения. Нижний Новгород, 1997 и др.

4 Глувко О. Романтическая идея «невыразимого» в контексте «Повестей Белкина» // Болдинские чтения. Нижний Новгород, 2005. С.44-45.

5 Есин А.Б. Изображенное слово у Пушкина и Чехова («Евгений Онегин» и «Вишневый сад» // Есин А.Б. Литературоведение. Культурология. М., 2003. С. 168-180.

6 Там же. С. 168.

7 Там же. С. 168.

оформить свое представление о человеке и мире, поэтому особое значение в романе приобретает мотив «найденного слова», которое всегда не соответствует действительности, так как часто обусловлено речевыми стереотипами; в речевом поведении героев исследователь обнаруживает автоматизм, не позволяющий «воплотить в адекватную речевую форму свое чувство»8.

В последние годы наметилось новое направление в изучении коммуникативных аспектов прозы A.C. Пушкина. Оно связано с изучением стратегий речевого поведения героев. Одной из первых работ, рассматривающих данную проблематику, стала статья C.B. Савинкова, в которой исследователь показал, что доминирующими стратегиями поведения героев Пушкина являются «речь прямая» и «речь лукавая». Пушкинские герои всегда оказываются в ситуации выбора: огласить свои истинные мысли или утаить их. Истоки этой ситуации C.B. Савинков обнаруживает в предшествующей литературной традиции, в частности в трагедиях А.П. Сумарокова, лирике Г.Р. Державина, М.В. Ломоносова. «В конфликте между истинностью спонтанно выраженного чувства и истиной-долгом пушкинские герои неизменно следуют старой классицистической норме -они встают на сторону долга, который у Пушкина осмысливается как такой незыблемый порядок вещей, на котором мир держится,» - подытоживает исследователь9.

В лермонтоведении в работах С.И. Кормилова, И. Виноградова, Л.И. Вольперт, Б.Т. Удодова и др. высказан ряд ценных, хотя и разрозненных замечаний по поводу некоторых аспектов коммуникации. Так, С.И. Кормилов указал на парадокс в характере Печорина: герой, несмотря на свой крайний индивидуализм, испытывает колоссальную потребность в общении, а потому немыслим вне коммуникации10. А И. Виноградов выявил однонаправленность коммуникативных контактов Печорина11.

Концептуально важными для нас стали наблюдения Л. Бэгби, обнаружившего в «Герое нашего времени» «двухголосие» (double-voicing)12, и Б.Т. Удодова, показавшего «тяготение Лермонтова не к монологическому, а диалогическому художественному мышлению»13. Они позволили, с одной стороны, воспринять «Героя нашего времени» как произведение, из которого вырос полифонический роман, выделить в нем «внешний» («открытый») и «внутренний» («скрытый») диалог. С другой - показать сознание самого Печорина как диалогичное. Эта особенность сознания героя позволила

8 Там же. С. 173.

9 Савинков C.B. Речь прямая и речь лукавая: стратегии поведения в творчестве Пушкина // Болдинские чтения. Нижний Новгород, 2009. С. 108.

10 Кормилов С.И. О своеобразии социально-исторического аспекта в «Герое нашего времени» М.Ю. Лермонтова // М.Ю. Лермонтов. Проблемы изучения и преподавания. Ставрополь, 1996. С. 2-14.

" Виноградов И.И. Философский роман Лермонтова II Виноградов И.И. По живому следу: Духовные искания русской классики. М., 1987. С. 7-48.

12 Bagby Lewis. Narrative Double-Voicing in Lermontov's "A Него of Our Time" // Slavic and East European Journal. Vol. 22, N 3 (Fall 1976). P. 265-286.

13 Удодов Б.Т. Роман М.Ю. Лермонтова "Герой нашего времени". M., 1989. С. 136.

В.М. Марковичу рассмотреть диалог Печорина с судьбой14, а А.К. Бочаровой

обнаружить в последовательности поступков героя логику сократического

диалога15. Ф.Раскольников обратил внимание на диалогичность, внутреннюю

полемичность размышлений Печорина, которая обусловила такую черту

стиля, как обилие альтернативных предложений16. Мысль героя

воспроизводится таким образом, что намечаются полярности, крайние

возможности. A.B. Чичерин показал, как на уровне стиля (обилие

оксиморонов, парадоксов, изменение семантики восклицательного и

вопросительного знаков) отражается конфликт «крайнего скептика с тайным

и необузданным мечтателем» во внутреннем мире Печорина17.

М.И. Шутан в диссертации о романе «Княгиня Литовская» одну из глав

посвящает диалогическим аспектам лермонтовского психологизма. Он

разграничивает подлинное общение и игру в него, и делает вывод о том, что

в романе очевиден аналитический подход к человеческому общению, что

^ 18

соответствует эстетическим принципам реалистическои прозы в целом .

Как видно из приведенного выше обзора, разные аспекты коммуникации и речевого поведения героев имеют существенное значение в творчестве A.C. Пушкина и М.Ю. Лермонтова, однако до сих пор не осуществлен их системный и многоаспектный анализ. Более того, в немногочисленных исследованиях, рассматривающих данный вопрос в творчестве писателей второй половины XIX века, высказывается мысль о том, что общение как проблема начинает осознаваться только Л.Н. Толстым и А.П. Чеховым, однако при этом не отрицается актуальность коммуникативной проблематики для литературы предшествующих эпох. Таким образом, возникает парадоксальная ситуация: проблема в литературе обозначена, но своего научного осмысления не получила. Этот пробел особенно остро начал осознаваться в последние годы, о чем свидетельствует появление работ, в которых изучается литературное общение, литературные диалоги, диалогичность лирики начала XIX века. Так, например, в диссертации E.H. Федосеевой рассмотрена русская лирика первой трети XIX века в свете речевых жанров. Исследовательница показала, как реализуются жанры просьбы, жалобы, молитвы, а также ситуация пира и спора в творчестве русских поэтов этого периода, раскрыла, как функционируют визуальные и слуховые образы, имя в системе общения. Она пришла к выводу, что в лирическом произведении «некоторые жанры выступают как ситуации общения», «другие <...>- как поступок в общении, как средство общения, прямое высказывание»19.

14 Маркович В.М. И.С. Тургенев и русский реалистический роман XIX века (30-е - 50-е годы). Л., 1982.

13 Бочарова А.К. Об одном повествовательном пласте в романе М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени» II Изучение творчества М.Ю. Лермонтова в вузе и школе. Пенза, 1991. С. 23-33.

16 Раскольников Ф.А. «Фаталист» и проблема судьбы в «Герое нашего времени» // Раскольников Ф.А. Статьи о русской литературе. М., 2002. С. 168-169.

17 Чичерин А.Б. Очерки по истории русского литературного стиля. М., 1977. С. 114.

18 Шутан М.И. Роман М.Ю. Лермонтова «Княгиня Литовская» в контексте русской повествовательной прозы 30-середины 40-х годов 19-го века. Автореф дис... к.ф.н. Нижний Новгород, 1994. С. 12.

19 Федосеева E.H. Диалогическая основа русской лирики первой трети XIX века. Автореферат дис... доктора филол.наук. С. 9.

Необходимостью изучения проблемы общения, а также анализа коммуникативных отношений, принципов создания речевого портрета в произведениях Пушкина и Лермонтова обусловлена актуальность данной диссертации.

Другие аспекты также делают исследование актуальным. Эпоха Пушкина и Лермонтова - это эпоха смены художественных систем, когда «оформлялась литературная ситуация нового, а точнее, уже новейшего времени»20, «радикального обновления тем, методов, форм и традиций»21. Эти процессы наиболее ярко происходят в творчестве Пушкина и Лермонтова, они затрагивают и принципы изображения речи персонажей. Писатели остро осознают необходимость поиска новых способов воссоздания процесса общения, новых принципов организации диалогического эпизода. Формальная структура диалога (когда он определяется как чередование реплик героев), конечно же, сохраняется, но одновременно возникает понимание, что истинный смысл диалога не исчерпывается только произносимыми словами. Важную роль в произведениях начинают играть диалогические отношения. Это понятие сформулировал Г.П. Макагоненко, рассмотревший три «программных» диалога в «Капитанской дочке». Он обратил внимание на тот факт, что «содержание диалога не сводится к высказыванию его участниками двух противоположных линий - оно шире, глубже и значительнее суммы двух суждений. Новая содержательность возникает из художественной структуры диалога как определенной эстетической категории - диалогических отношений. Диалогические отношения - это конкретное и специфическое проявление закона истинного искусства - закона сцепления, сформулированного Львом Толстым»22.

В результате меняются функции диалога, принципы его включения в текст. Все это также требует научного анализа, тем более что лишь в нескольких работах уделено внимание этому вопросу. Наиболее полно охарактеризован диалог в «Пиковой даме» и «Повестях Белкина». В.В. Виноградов в работе «Стиль «Пиковой дамы» показывает, как Пушкин

23

«перестраивает стиль прозаического диалога» . Еще в «Повестях Белкина» он усиливает его бытовую характерность, социальную обусловленность; диалог приобретает черты реалистического драматизма, эмоциональную выразительность. В «Пиковой даме» диалог становится средством изображения среды, приобретает повествовательные функции, на него распространяется «принцип субъектно-экспрессивных сдвигов и транспозиций»24.

20 Сотна Е.К. Указ. соч. С. 12.

21 Эйхенбаум Б.М. «Герой нашего времени» // Эйхенбаум Б. О прозе. Л., 1969. С. 249.

22 Макагоненко Г.П. Творчество A.C. Пушкина в 1830-е годы (1830-1833). Л., 1974. С. 372.

23 Виноградов В.В. Стиль «Пиковой дамы» // Пушкин: Временник Пушкинской комиссии. М.; Л., 1936. С. 118.

24 Там же. С. 121.

Диалог с читателем в «Евгении Онегине» привлек внимание В.А. Грехнёва, Н.И. Михайловой, В.А. Кошелева25. В данных работах диалог понимается как способ контакта с действительностью, которая разнообразна, подвижна, а потому подвижен, изменчив и образ читателя.

Этапной в изучении пушкинского диалога стала монография В.В. Одинцова «О языке художественной прозы: повествование и диалог». Объектом его исследования стали «Повести Белкина», а свой подход исследователь сформулировал следующим образом: «Необходимо ответить, почему в данном месте употребился именно этот способ раскрытия характера [диалог], а не другой»2 . В.В. Одинцов показал, как реализуется характерологическая функция диалога, какую роль выполняет жест, как разрушается традиционная вопросно-ответная форма диалога и вырабатываются новые способы его развития.

Значимость диалога в «Герое нашего времени» Лермонтова была обозначена еще В.Г. Белинским, который в статье о романе восхищался естественностью рассказа, свободой его развития, которое стало следствием того, что он вырастал из разговора в пути. Б.М. Эйхенбаум показал, что история героя рождается «путем скрещения двух хронологических движений»27, и разграничил «хронологию событий» и «хронологию рассказывания», а также отметил существенное отличие приемов циклизации (в том числе диалогического обрамления) в «Герое нашего времени»: Лермонтов наделил их новыми функциями, нашел для них убедительные внутренние мотивировки28. «Хронология событий» в романе осмыслена глубоко, чего нельзя сказать о «сюжете рассказа», который воспринимался как вторичная научная проблема, так как главной задачей было осмысление «ускользающего» образа главного героя, его взаимоотношений с действительностью. В силу этого само понятие «диалог» в ряде исследований использовалось как синонимичное понятию «подтекст». Так, Э.Г. Герштейн в монографии «Герой нашего времени» М.Ю. Лермонтова» одну из глав называет «Второй диалог» и говорит в ней о подтексте, сам термин («второй диалог») заимствует у М. Метерлинка. Однако этот подход крайне важен для нас, так как позволяет выявить главный принцип взаимодействия всех художественных элементов в романе, суть которого состоит в том, что в произведении в диалог вступают отдельные фразы и словосочетания, повторяющиеся и варьирующие друг друга на протяжении всех частей «Героя нашего времени».

Многие исследователи (E.H. Михайлова, Б.М. Эйхенбаум, Б.В. Томашевский, Э.Г. Герштейн, В.М. Маркович и др.) отмечают «второй эмоциональный план» в романе, «ощущение движения жизни за пределами

25 Грехнёв В.А. Диалог с читателем в романе Пушкина «Евгений Онегин» // Пушкин. Исследования и материалы. T.9. Л., 1979. С. 100-109; Михайлова Н.И. Из комментария к роману A.C. Пушкина «Евгений Онегин» // Проблемы современного пушкиноведения. Псков, 1994. С. 141-143; Кошелев В.А. «Кто б ни был ты, о мой читатель...» // Кошелев В.А. «Онегина» воздушная громада... СПб., 1999. С, 269-285.

26 Одинцов В.В. О языке художественной прозы: повествование и диалог. М.: Наука, 1973. С.12.

27 Эйхенбаум Б.М. «Герой нашего времени» // Эйхенбаум Б. О прозе. JI., 1969. С. 263.

" Там же. С. 264-265.

рассказа»29. Его возникновение объясняли, анализируя символический пласт романа (В.М. Маркович), систему параллелизмов и контрастов (Э. Герштейн), парную симметрию (A.A. Крупышев30). И.М. Тойбин обозначил новый подход к осознанию жизненного фона, когда проанализировал философский контекст разговора Печорина с Вернером и участниками ставропольского кружка31. Еще один возможный подход к анализу диалогических ситуаций реализован Л.И. Вольперт, которая охарактеризовала диалоги Печорина с Вернером как интеллектуальный поединок32.

Ценные замечания о диалоге в незаконченном романе «Княгиня Литовская» сделали В.В, Виноградов, В.А. Грехнёв. Они отметили, что в произведении используется ситуация светского разговора, который осуществляется по жесткой схеме и имеет яркие речевые приметы. В.В. Виноградов выявил, что в строе лермонтовского диалога скрещиваются две традиции: A.C. Пушкина и В.Ф. Одоевского. Исследователь выделил такие «пушкинские приметы», как «короткие реплики, их логически стройное движение - при разнообразии экспрессии, индивидуальное, глубоко характеристическое соотношение слов с лаконическими обозначениями жеста и мимических движений, прозрачность и типичность устной речи, свободной от книжных примесей»3 . Вместе с тем В.В. Виноградов фиксирует элемент, нетипичный для диалогов пушкинских героев, но характерный для светской повести. Это - «затейливая игра светского остроумия и каламбуров»34. В ней, а также использовании приема «куклы-автомата», сказывается влияние В.Ф. Одоевского35. В.А. Грехнёв показал, что диалог в романе строится на несоответствии слова и чувства и приобретает характерологическую функцию36.

Важность изучения общения, диалога, диалогических отношений, кроме литературоведческих, обусловлена еще и общекультурными факторами. Одна из проблем современного общества - дефицит общения, невозможность установления контакта человека с внешним миром. Такие проблемы, как одиночество в толпе, невозможность высказаться и неумение слушать, необходимость посредников для осуществления коммуникации, приобретают особо острое звучание в трудах психологов, социологов, становятся одной из главных тем современной литературы.

Методология определяется целями и задачами диссертационного исследования. В работе используются историко-литературный,

29 Михайлова E.H. Проза Лермонтова. М., 1957. С. 264.

30 Крупышев А. О парной симметрии в романе М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени» // Творчество писателя и литературный процесс: Иваново, 1991. С. 29-30.

31 Тойбин И.М. К проблематике новеллы Лермонтова «Фаталист» // Ученые записки Курского госпединститута. 1959. Вып. IX.

32 Вольперт Л.И. Лермонтов и литература Франции. СПб., 2008. С. 243-245.

33 Виноградов В.В. Стиль прозы Лермонтова // Лит. наследство. Т. 43-44. М., 1941. С. 557.

34 Там же. С. 557.

35 Там же. С. 550.

36 Грехнёв В.А. О психологических принципах «Княгини Литовской» М.Ю. Лермонтова // Русская литература, 1975, №1. С. 36-46.

типологический, системно-структурный, сравнительно-сопоставительный, описательный, историко-генетический методы исследования литературных явлений.

Теоретической основой послужили теоретически значимые концепции пушкинистики и лермонтоведения, исследования отечественных ученых в области диалога и проблемы коммуникации: М.М. Бахтина, В.В. Виноградова, А.И. Белецкого, Ю.М. Лотмана, В.Е. Хализева, М.Б. Борисовой, Е.Г. Эткинда, В.В. Одинцова, О.В. Сливицкой,

A.Д. Степанова и др. Кроме того, на формирование научной концепции повлияли труды лингвистов, психологов, философов, культурологов по проблемам диалога, общения, речевого поведения: A.A. Леонтьева,

B.В. Бибихина, B.C. Библера, Л.С. Выготского, Д.Н. Узнадзе, Г.О. Винокура, Л.П. Якубинского, Т.Г. Винокур, A.A. Потебни, P.O. Якобсона, Дж. Остин, И.В. Арнольд, и др.

Цель работы состоит в осмыслении проблем общения в творчестве A.C. Пушкина и М.Ю. Лермонтова и комплексном описании способов изображения общения, главным из которых является диалог.

Задачи исследования:

1. Осмыслить общение как литературоведческую категорию и охарактеризовать современные литературоведческие подходы к данной проблеме.

2. Охарактеризовать специфику художественного диалога, уточнить его границы, выявить главные аспекты изучения диалога в современной науке.

3. Показать значимость коммуникативной проблематики в русской литературе 1820-1840-х гг. XIX века. Охарактеризовать историко-культурный и литературный контексты в связи с заявленной проблемой.

4. Выявить особенности решения проблемы общения в прозе A.C. Пушкина и М.Ю. Лермонтова.

5. Осмыслить образы героев произведений A.C. Пушкина и М.Ю. Лермонтова в контексте проблемы общения, охарактеризовать их как психологические типы в связи с особенностями их речевого поведения.

6. Выявить способы изображения процесса общения, охарактеризовать наиболее типичные ситуации общения и продуктивные модели диалога в произведениях A.C. Пушкина и М.Ю. Лермонтова.

7. Показать специфику диалогической техники в творчестве Пушкина и Лермонтова, проанализировать структуру наиболее типичных диалогических ситуаций.

Новизна исследования. В работе впервые комплексно и всесторонне исследуются проблемы общения в произведениях A.C. Пушкина и М.Ю. Лермонтова, показано, как формируются принципы и способы передачи общения. Всесторонне исследована поэтика диалога, выявлены его структурные типы. Охарактеризованы главные речевые типы в произведениях обоих писателей. Уточнено понятие «социально-психологический тип» применительно к герою литературного произведения.

В работе предложены новые интерпретации ряда хрестоматийных произведений русской литературы (в частности, переосмыслены образы князя Верейского, Швабрина, Нарумова, Томского, странствующего офицера и др.), уточнены функции второстепенных персонажей в литературном произведении. Показано, как коммуникативная проблематика решается в творчестве писателей-современников, тем самым рассмотрен историко-культурный контекст.

Теоретическая значимость заключается в осмыслении понятия «общение» как категории литературоведения; в уточнении представлений о художественном диалоге, его функциях и типах; в определении границ диалогической ситуации в литературном произведении; в развитии представлений о литературном герое как социально-психологическом типе с акцентом на «психологической» составляющей. В диссертации разработана оригинальная методика анализа коммуникативной проблематики в литературном произведении и речевого поведения героев, а также методика анализа речевых ситуаций.

Практическая значимость заключается в том, что разработанная методика анализа может быть реализована при обращении к другим литературным явлениям, а также в возможности использования материалов диссертации в школьном и вузовском преподавании, при чтении спецкурсов и спецсеминаров, при составлении комментариев к академическим собраниям сочинений A.C. Пушкина и М.Ю. Лермонтова. Материалы диссертации имеют ценность для таких наук, как лингвистика, культурология, теория коммуникации, психология.

Объектом исследования стали прозаические произведения A.C. Пушкина («Капитанская дочка», «Дубровский», «Арап Петра Великого», «Повести Белкина» «Пиковая дама») и М.Ю. Лермонтова («Княгиня Лиговская», «Герой нашего времени»). Также в работе в свете заявленной проблемы исследуется «роман в стихах» A.C. Пушкина «Евгений Онегин». Это произведение стало объектом анализа, потому что именно в нем формируется структура русского классического романа, вырабатывается пушкинская концепция личности, осмысляется характер взаимодействия человека со своим временем, обществом.

В произведениях, которые стали объектом анализа, впервые отмечается аналитический подход к изображению общения, а характер общения определяет логику сюжетного развития. Кроме того, именно Пушкин и Лермонтов изображают разные формы речевого поведения, избегают формульности, схематизма в коммуникативных ситуациях. В этих произведениях формируется принцип жизнеподобия, достоверности диалога, вырабатываются новые принципы его организации.

Нам представляется важным изучение коммуникативной проблематики и поэтики диалога в творчестве этих писателей не изолированно, а в единстве. A.C. Пушкин реформирует диалог, воссоздает разнообразные ситуации общения; речевое поведение его героев узнаваемо, строго

и

мотивировано, обусловлено характером и ситуацией. При этом Пушкин преодолевает существующую традицию, а его манера во многом контрастна той, от которой он отталкивается. М.Ю. Лермонтов «соединил в гармоническое целое все созданные в пушкинскую эпоху средства художественного выражения»37. Для него актуальны как пушкинские принципы, так и те, которые были сформированы в романтической прозе A.A. Бестужева-Марлинского, В.Ф. Одоевского, М.Н. Загоскина, А.Ф. Вельтмана и др. При этом важен сам характер лермонтовского взаимодействия с пушкинской традицией. Еще Б.М. Эйхенбаум отметил, что в «Герое нашего времени» ощутимо влияние «Путешествия в Арзрум», однако «автор «Бэлы» рассказывает о том же самом - с таким видом, как будто никакого «Путешествия в Арзрум» в литературе не появлялось»38. А Л.И. Вольперт заметила: «...отношение Лермонтова к пушкинской традиции - классический пример творческой связи, включающей не только приближение, но и сильное отталкивание <...> Лермонтов всегда стремится прокладывать новые пути, делать все «по-иному», он как будто постоянно ищет спора с Пушкиным»39. Оба подхода (A.C. Пушкина и М.Ю. Лермонтова) повлияли на принципы изображения общения и способы организации диалога в литературе второй половины XIX века.

Предметом исследования являются проблемы человеческого общения в творчестве Пушкина и Лермонтова, а также речевое поведение героев, диалогические ситуации и ситуации общения.

Основные положения, выносимые на защиту.

1. В русской литературе 1820-1830-х годов намечается аналитический подход к осмыслению проблем общения, идет поиск форм достоверного изображения речевого поведения человека. Наиболее значимыми проблемами, связанными со сферой коммуникации, стали проблема невыразимого, отзыва (отклика), воздействия слова (в том числе и поэтического) на человека и общество и др. Мысль о невозможности полностью выразить свой внутренний мир в слове становится центральной в произведениях разных жанров. Естественность, жизнеподобие речевого поведения героев начинают осознаваться как художественное достоинство произведения, формируется принцип «речевой жизненности» (Ю.Н. Тынянов) персонажей. В романтической прозе сохранялась формульность, условность речевых действий героев, их принципиальный монологизм, но вместе с тем воспроизводились разнообразные диалогические ситуации, формировались новые подходы к изображению массовых сцен, в которых было показано взаимодействие оратора и толпы и даны образцы народного красноречия. Диалог стал основной формой выражения идей в философской прозе.

2. В произведениях Пушкина и Лермонтова коммуникативная ситуация часто становится толчком к развитию действия, а потому общение

37 Виноградов В.В. Стиль прозы Лермонтова. С. 624.

38 Эйхенбаум Б.М. «Герой нашего времени». С. 289.

39 Вольперт JIM. Указ. раб. С. 40.

становится предметом изображения. Так как человек показан в сложных отношениях с другим человеком, обществом, то и его речевое поведение, при наличии доминирующих свойств, обусловленных индивидуальным складом личности, становится вариативным, неформульным. Писатели воспроизводят разнообразные коммуникативные ситуации, вскрывают механизм манипуляции поведением человека, осуществляют поиск форм передачи процесса общения, разрабатывают оригинальную технику диалога. В произведениях Пушкина общение характеризуется открытостью, отсутствием преград, барьеров. Собеседники слышат друг друга, воспринимают позицию другого, даже если не принимают ее для себя. В произведениях Лермонтова общение перестает быть средством связи между людьми, утрачивает свою прямую функцию.

3. Диалогические отношения, изображаемые в произведениях Пушкина и Лермонтова, вырастают из жизни, обусловлены теми процессами, которые происходят в обществе, во внутреннем мире человека. Главным принципом становится естественность, психологическая достоверность, жизнеподобие.

В прозе Пушкина и Лермонтова не столько воспроизводятся разговоры героев в форме диалогов, сколько воссоздаются коммуникативные ситуации. При этом писатели опираются на типичные, узнаваемые коммуникативные модели (путевой диалог, светский разговор, любовное объяснение, дружескую беседу и др.). А так как из диалога выпускаются лишние детали, которые читатель способен легко досоздать в своем воображении, он становится лаконичным, динамичным.

4. Для диалога характерна многоплановость. Однако у Пушкина и Лермонтова многоплановость имеет разную природу.

У Пушкина многоплановость диалога - это множество смыслов, каждый из которых проясняется по мере развития действия, когда появляется «ключ», позволяющий пересмотреть возможный смысл диалога. При этом новый смысл не отвергает предыдущий, а углубляет его. Так даже бытовой, случайный, проходящий разговор становится многомерным, стереоскопичным.

У Лермонтова многоплановость состоит в том, что возникает скрытый (подтекстовый) диалог. В нем можно вычленить произносимое и подразумеваемое. Он часто строится как словесная игра, психологический поединок. Скрытый диалог не прекращается с окончанием реального разговора героев.

5. В произведениях Пушкина и Лермонтова усложняется структура диалога. Теперь диалог начинает воспринимается не только как обмен репликами, но и как чередование прямой и косвенной речи, реплики одного героя - с переданным повествователем содержанием ответной реплики. Часто писатель только намечает общее направление разговора, который должен додумать (восстановить) читатель. Нередко дается аналитическое описание диалога, однако сцена воспринимается как диалогическая, потому

что речь повествователя «вбирает» в себя голоса героев, передает их интонации, характерные для них словесные обороты.

6. Границы диалога не совпадают с диалогической ситуацией. Общение не заканчивается с окончанием разговора, поэтому между диалогами возникает внутренняя взаимосвязь. Особое значение приобретают диалогические отношения, которые возникают «поверх» разговоров героев.

7. Анализ образов героев в свете коммуникации позволяет осознать их не только как социальные, но и как психологические типы. Речевое поведение - это прежде всего реализуемые героями стратегии общения, выбор которых обусловлен их ценностными ориентациями, внутренним складом, положением в обществе, принятыми нормами. У Пушкина значимую роль играет ситуация выбора между «речью правдивой» и «речью лукавой». Диалогические сцены часто строятся на разрушении ожидаемого героем сценария разговора. Герои Лермонтова, испытывают потребность в подлинном общении, но в реальности лишены его: они ведут словесные поединки, интеллектуальные дуэли, в такой ситуации даже дружеское общение утрачивает идею равноправия.

8. Наиболее продуктивными в прозе Пушкина и Лермонтова стали следующие ситуации общения: застольной беседы, первой встречи, любовного объяснения, дружеской беседы, путевого диалога, разговора за карточным столом, «мазурочной болтовни», светского разговора. Они обусловлены местом, где происходит диалог (игорная, бальная зала, светская гостиная, дорога и т.д.), имеют свою логику развития. Однако и Пушкин, и Лермонтов редко используют их в «чистом» виде. Они получают новое наполнение, развиваются вопреки ожиданиям героев и читателя.

Апробация работы. Основные положения диссертации были изложены в монографии «Проблема общения и поэтика диалога в прозе М.Ю. Лермонтова» (Нижний Новгород: Изд-во ННГУ, 2011. 219 е.), в 14 статьях, опубликованных в изданиях, рекомендованных ВАК РФ, ряде публикаций в других изданиях, а также в докладах, прочитанных на международных и всероссийских конференциях: «Лермонтов. Проблемы изучения и преподавания» (Пятигорск, 1994); «Нормы человеческого общения» (Нижний Новгород, 1996); «Гуляевские чтения: Романтизм и его исторические судьбы» (Тверь, 1998); «Гуманизм и духовность в образовании» (Нижний Новгород, 1999); «Грехнёвские чтения» (Нижний Новгород, 2000, 2001, 2003, 2004, 2005, 2006, 2008, 2010); «Болдинские чтения» (Б. Болдино, 2004, 2007, 2008, 2009, 2010), ««То в телеге, то верхом...»: путешествие и дорога в русской литературе» (Пушкинские горы, 2004); «Жизнь провинции как феномен русской духовности» (Нижний Новгород, 2003, 2004, 2005, 2006, 2008, 2009, 2010); «Художественный текст и культура» (Владимир, 2003, 2007, 2011); «Изучение творчества М.Ю. Лермонтова на современном этапе» (Пенза, 2004); Поволжский научно-методический семинар по проблемам преподавания и изучения дисциплин классического цикла (Нижний Новгород, 2005, 2006, 2007, 2009, 2011);

«Русско-зарубежные литературные связи» (Нижний Новгород, 2005); «Добролюбовские чтения» (Нижний Новгород, 2007, 2010, 2011); «Православие и русская литература» (Арзамас, 2009); «Нижегородский текст русской культуры» (Нижний Новгород, 2009, 2011); «Язык, литература, культура и современные глобализационные процессы» (Нижний Новгород, 2010); «Лермонтовские чтения - V» (Санкт-Петербург, 2010).

Структура работы. Диссертация объемом 431 с. состоит из Введения, 7 глав, Заключения. Библиография включает 635 наименований.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ Во Введении представлена история вопроса, которая позволяет обосновать выбор темы диссертации. Определены актуальность, цели и задачи исследования, сформулированы его основные аспекты.

Первая глава «Общение и диалог как категории литературоведения» носит теоретический характер и состоит из двух параграфов «Общение как литературоведческая проблема» и «Диалог в литературном произведении». В ней обобщаются литературоведческие исследования по данным научным проблемам, обосновывается необходимость изучения коммуникативной проблематики литературного произведения, формулируются основные направления исследования художественного диалога.

Во всех определениях понятия «общение» используется слово «обмен», Так, М.М. Бахтин определяет речевое общение как «обмен мыслями во всех областях человеческой деятельности и быта»40. О.В. Сливицкая уточняет, что «это не только обмен мыслями, но и взаимное заражение настроением и состоянием»41 собеседников. Коммуникация начинает осуществляться в том случае, если есть ответное действие. Само общение может быть разного рода, но оно невозможно без того, чтобы исходный посыл был воспринят, причем не только формально, но и эмоционально. Так, например, между собеседниками не возникает взаимодействия, если они стремятся высказаться, а не выслушать. Взаимонаправленность, восприимчивость, открытость сознания для восприятия чужой позиции, чужого слова -необходимые факторы общения. Важным условием для осуществления коммуникации является совпадающий кругозор собеседников. Нередко контакта между ними не возникает из-за разного жизненного, культурного опыта, когда воспринимаемое слово рождает другой эмоциональный отклик, индивидуальный поток ассоциаций.

Общение затрагивает все сферы деятельности человека. Оно может быть бытовым, светским, дружеским, деловым, научным, философским, политическим и др. и выстраивается, в зависимости от ситуации, по-разному. Писатель изображает чаще такие формы общения, которые общеинтересны. Научный диалог или судебное заседание, насыщенные специальной терминологией, в художественном произведении будут адаптированы, видоизменены, иначе читатель их не воспримет, да и сами детали будут

40 Бахтин М. Проблема речевых жанров Н Бахтин М.М. Автор и герои. К философским основам гуманитарных наук. СПб., 2000. С. 263.

Счивицкая О.В. «Истина в движеньи»: О человеке в мире Л. Толстого. СПб, 2009. С.261.

излишни. В таких случаях писатель намечает общее направление разговора, передает атмосферу, дух научного диспута, судебного заседания. В литературном произведении при воссоздании научных, деловых и пр. ситуаций общения не срабатывает принцип документальности, достоверности. Если речь и идет о достоверности, то это достоверность иного рода: локальной ситуации, психологических состояний, общей атмосферы.

Общение осуществляется прежде всего с помощью слова, однако речевому общению сопутствует паралингвистическое сопровождение. В связи с этим исследователи описывают как словесный, так и внесловесный (косвенный) диалоги. Невербальные компоненты коммуникации разнообразны. Это особенности речи (громкость, тембр голоса, темп речи, интонации, паузы, повторы, молчания, недоговоренности); внешние формы проявления чувств (жесты, мимика, поза, взгляд); «фоновые» детали (картины, предметы интерьера, звуки, место, где осуществляется общение). Эти элементы дополняют смысл речевого действия, становятся источником информации о говорящем (как о его сиюминутном психологическом состоянии, так и о постоянных свойствах характера), выявляют скрытые пружины ситуации общения. Они могут усиливать произносимое, актуализировать скрываемое (утаиваемое), но зачастую вступают в явное противоречие с тем, как выстраивается основная линия разговора.

Традиционно передачу общения связывают с такими формами, как диалог и полилог. В основе понимания диалога лежат труды таких отечественны ученых, как Л.П. Якубинский, М.М.Бахтин, Л.Я. Боровой, М.Б. Борисова, В.Е. Хализев, А. Белецкий и др. Полилог, в отличие от диалога, изучен мало, кроме того, в литературоведческих исследованиях его, как правило, «поглощает» термин «диалог». Традиционно диалог соотносят с разговором двух лиц, полилог - нескольких, но чаще под полилогом понимают такую форму обмена репликами, когда в разговоре не просто принимает участие несколько лиц, но также меняются его «зоны», группы, темы.

Диалог в художественном произведении выполняет разные функции. Прежде всего, с его помощью изображается процесс общения, герои показываются в условиях коммуникации. При этом тип общения, который воспроизведен в произведении, характеризует эпоху, время, особенности взаимодействия человека с миром в широком смысле.

Иллюстративная функция диалога состоит в том, с его помощью герои показываются как типически-бытовые фигуры, воссоздается жизненный уклад. Диалог выполняет также характерологическую и нравоописательную функции, передает душевные состояния героев.

Большую роль диалог играет в развитии сюжета произведения. Как правило, диалог включается в узловые моменты действия. Существуют герои, функция которых состоит в том, чтобы осуществлялось общение: они являются партнерами для диалогов, катализаторами или даже провокаторами

речевого действия, выступают в роли резонеров, оппонентов. Часто рядом с главным героем помещается персонаж, который «переозвучивает» его речи, снижая их, дискредитируя, высвечивая с неожиданной точки зрения. Через диалогическое взаимодействие обозначается конфликт произведения.

С точки зрения того, как осуществляется взаимодействие между партнерами, выделяют «диалог-согласие», «диалог-спор», «диалог глухих», диалог, развивающийся по принципу качелей, диалог - «западня», «искушение» и др.

А.Д. Степанов высказывает мысль, что «диалог всеобщего согласия был бы общением не в большей степени, чем «диалог глухих»»42, поэтому если существует изначальная общность позиций, то для развития диалога необходимо несоответствие произносимого и подразумеваемого, разное восприятие одного и того же явления, события. Одним из способов «заострения» диалога и ситуации общения в целом становится и такой прием, когда разговор героев развивается «по касательной». В этом случае один из собеседников «глух», так как погружен в свои размышления, переживания, - другой тщетно взывает к его сознанию, пытается добиться понимания; все попытки быть услышанным не достигают своей цели. Другой вариант развития диалога - каждый из героев говорит с самим собой, подает реплики на собственные мысли, ведет внутренний диалог, на который таким же внутренним диалогом отвечает его собеседник. В произведениях И.С. Тургенева формируется аллюзивный диалог - диалог с подтекстом.

В литературе XIX века диалог становится многоплановым; он строится на переключениях из бытового, житейского плана в план онтологический (общечеловеческий, философский). Вырабатываются приемы, которые позволяют обозначить эти сдвиги. Следствием принципа многозначности диалогических контактов становится изменение функции таких диалогов, которые, на первый взгляд, воспринимаются как проходные, фоновые. Зачастую сама диалогическая ситуация автоматически порождает дополнительные смыслы. Таковы, например, эпизоды карточной игры, застольного разговора, мазурочной «болтовни». Разговоры, сопровождающие такие ситуации, воспринимаются читателем не просто как звуковое сопровождение действий героев - в них отчетливо обозначается символический подтекст. Нередко такие диалоги выполняют прогнозирующую, пророческую функцию.

В литературе XIX века монолог и диалог начинают осознаваться не просто как формы речи, а как способы взаимодействия с миром. В результате соотношение монологической и диалогической речи в произведении получает более глубокий - мировоззренческий смысл.

Обязательным условием диалога является непосредственно «звучащая» речь героев, прямые высказывания собеседников. Однако диалог передается не только прямой речью обоих героев. Нередко воспроизводится прямая реплика одного собеседника, а содержание ответной реплики передается в

42 Степанов А.Д. Проблемы коммуникации у Чехова. М., 2005. С. 122.

речи повествователя. Есть и другие варианты воссоздания диалогических ситуаций: их описание, а иногда и отказ от воспроизведения содержания разговора или рассказа о нем. В таких случаях сцена, прочитываемая как диалог героев, воспринимается таковой не потому, что писатель воспроизводит систему реплик, а потому что он воссоздает узнаваемую, типовую ситуацию общения (причем как с помощью реплик, так и речью повествователя). Эта особенность позволила В.В. Одинцову определить диалог как самостоятельную, замкнутую структуру, и одновременно с этим утверждать, что «диалог не самостоятелен, диалог входит в повествование, зависит от повествования и обусловлен им»43. В связи с этим можно вести речь о диалогическом эпизоде. Он включает речь героев и авторскую речь, и его структура такова, что позволяет писателю показать как речевые действия персонажей, так и те обстоятельства, в которых осуществляется общение.

Диалог в литературном произведении часто нарушает ожидания читателя, поэтому исповедь звучит как эпитафия, а представление офицера командиру развивается как разговор «домашним образом»; военный совет напоминает дружескую пирушку, а бывалый кавказец в пути рассказывает не о сражениях с горцами, а о чужой любовной истории. Нарушения осознаются, если они соотнесены с некой нормой, т.е. когда в сознании читателя существует типовая форма развертывания диалога, ситуации общения. Поэтому основой коммуникации остается ее жанровая упорядоченность. Восприятие диалога требует читательского соучастия, так как писатель часто воссоздает не весь разговор, а лишь его пики, узлы и предлагает читателю реконструировать пропущенных звеньев. Это позволяет не перегружать диалог излишними подробностями, сделать его лаконичным и динамичным.

Во второй главе «Коммуникативная проблематика и диалог в русской литературе 1820-1840 годов» охарактеризованы функции диалога и принципы изображения речевого поведения героев в романтической прозе.

В §1 «Коммуникативная проблематика в литературе пушкинской эпохи» показывается, что в литературе 1820-1830-х годов особую остроту приобретают проблемы понимания, отзыва (отклика), невыразимого, а также начинает утверждаться принцип речевой достоверности, естественности при передаче речи героев. Персонажи наделяются узнаваемыми речевыми признаками, поэтому формируется речевой портрет героя, вырабатываются новые способы передачи «чужой речи», а вместе с тем в произведении разрушается монолитность авторской речи. В диссертации анализируется переписка, критические отклики A.C. Пушкина, в которых поэт размышляет о том, каким правилам должен следовать писатель при передаче речи героев.

В §2 «Творческий диалог A.C. Пушкина с A.A. Бестужевым (Марлинским)» проанализирована полемика писателей о путях развития русской прозы. Пушкин отмечает несовершенство диалога, искусственность

43 Одинцов В.В. О языке художественной прозы: повествование и диалог. М„ 1973. С. 61.

речи героев Бестужева, вместе с тем восхищается голосами, взятыми из гущи городской, народной жизни.

Диалогическая техника A.A. Бестужева (Марлинского) подробнее рассмотрена в §3 «Диалог в структуре повестей A.A. Бестужева (Марлинского)». Глава повести у Бестужева - это, как правило, одно звено сюжетно-событийной цепи. Композиционным центром главы становится диалог, к нему подводит авторское повествование. Из диалогов читатель узнает о событиях, об отношениях героев между собой. В них заключено зерно будущих поступков. Герои Бестужева открыты в диалоге. Слова не становятся для них ширмой, скрывающей истинные чувства и мысли, поэтому в диалоге нет второго плана, подтекста. Слово способно разрешить сложную нравственно-психологическую коллизию, изменить развитие событий.

Диалог у Бестужева предельно экспрессивен. Герои, достигнув пика эмоций, разражаются речами, в которых апеллируют не к разуму, а к чувствам партнера. Но апелляции эти монологичны по своей сути. Изливая свои чувства, герой почти не видит собеседника, в результате не корректирует свои реплики в соответствии с реакцией на них партнера.

Писатель воспроизводит разнообразные ситуации общения: это и дружеский диалог, и «улитка светского разговора», и танцевальная «болтовня», и преддуэльная «словесная война» соперников, и страстные любовные объяснения, и интеллектуальные споры и т.д. Под типичным марлинистским диалогом понимают динамичный, занимательный, экспрессивный диалог, в котором используются разговорные выражения, эллиптические конструкции, фигуральная речь, риторические приемы, игра словами и остротами.

Особый пласт в повестях Бестужева составляют диалоги, воспроизводящие обрывки разговоров, которые прорываются в ткань повествования из хаоса внешней действительности, рождены ею, подслушаны на городских улицах, площадях, дорогах и т.д. В подобных эпизодах действуют персонажи неперсонифицированные, зачастую не имеющие имени. Носители «хорового» сознания, они выражают общественное мнение. Так в повести обозначается точка зрения народа, общества в целом или его отдельного круга.

«Народное красноречие» станет предметом изображения и в таком популярном произведении пушкинской поры, как «Юрий Милославский...» М.Н. Загоскина. . Известно, что в «Капитанской дочке» использованы сюжетные схемы, элементы системы образов этого произведения. Поэтому в §4 «Пушкин и Загоскин» анализируется, как М.Н. Загоскин изображает народного трибуна и организует массовые сцены. Писатель не воспроизводит исторически достоверных выступлений Минина, а делает акцент на его нравственном воздействии на людей, даре убеждения, психологическом таланте, умении раскрыть в человеке лучшие его черты.

В §5 «Диалог в философской прозе В.Ф. Одоевского» показано, что диалог становится способом выражения идей. Этим обусловлено преобладание монологов героев, которые помещены в диалогическое обрамление. Следствием установки на философичность становится дидактичность высказываний героев.

В третьей главе «Творчество A.C. Пушкина в свете проблемы общения» исследуются принципы речевого портретирования и стратегии речевого поведения в прозе A.C. Пушкина.

В §1 «Принципы речевого портретирования в прозе A.C. Пушкина» показано, что Пушкин создает узнаваемый речевой облик героев, минимально используя диалог. Скупо воссоздавая черты внешнего облика, он всегда характеризует, как герой проявляет себя в речи, поэтому первые реплики всегда подготовлены авторским комментарием.

В прозе Пушкина, как правило, сведены герои, воплощающие полярные речевые манеры. Для одного характерны молчание, сосредоточенность; другой, напротив, разговорчив, ему сопутствует атмосфера «болтовни», легкого, ни к чему не обязывающего разговора. Такое соотношение героев появилось уже в «Арапе Петра Великого». Ибрагим и Корсаков воплощали собой типичную для литературы начала XIX века антитезу «говорун -молчун», но у Пушкина это не антитеза или оценочное сопоставление, а два равноправных способа взаимодействия с жизнью, постижения и осуществления судьбы, разные психологические типы. Пушкинские «болтуны» не склонны к рефлексии, они не размышляют, не оценивают обстоятельства и свое положение в них, а существуют в открывающихся перед ними жизненных ситуациях, плывут по течению жизни, их судьба осуществляется как бы сама собой. Доверяя жизни, они не вступают в конфликт с судьбой, в результате достигают чаемого. Путь «молчунов» - это путь внутренних исканий, вопросов, сомнений. Молчание - знак внутренних размышлений, духовных поисков. Оно всегда наполнено неким внутренним содержанием и часто является следствием жизненных испытаний, выпавших на долю героя.

В §2 «Князь Верейский как речевой тип» проанализирован один из персонажей, которого сам Пушкин называет «говоруном», и показано, как коммуникативные стратегии героя позволяют понять скрытые черты его личности. Верейский - носитель культуры салонного общения, навыки которого формированы светским столичным кругом и заграницей. Он диктует стиль и принципы общения и поведения собеседнику. Все, что князю неинтересно, не соответствует его пристрастиям, вкусам, получает вполне отчетливую, но корректную оценку. Он умело выстраивает дистанцию между собой и собеседником. Однако если что-то или кто-то вызывает его интерес, то князь, направляя на него свое обаяние, добивается ответного внимания. Его главное средство - создание атмосферы легкой светской беседы, непринужденного разговора. Рассказы князя не воспроизводятся, так как они были бы излишни, но появляются постоянные указания на органичность,

увлекательность, комфортность создаваемой им коммуникативной атмосферы. Пушкин избирательно использует в таких эпизодах диалог, но насыщает повествование интонациями, словами Верейского, его жестами. При этом он обращает внимание читателя на детали, которые показывают, что легкость светской беседы - лишь внешняя форма поведения Верейского в обществе. Он психологически точно понимает состояние собеседника в сложных ситуациях, а потому находит такие слова и действует таким образом, что добивается своей цели. Трезвость, расчетливость, эгоизм князя прикрываются изящно-утонченной оболочкой светского лоска, выдержки. Это качество в действии показано в ситуации сватовства и женитьбы.

В §3 «Любовная интрига в романе «Дубровский»: коммуникативный аспект» рассмотрено, как в романе в целом осуществляется любовное общение. В любовной интриге выделяются две линии: Марья Кириловна -Дубровский и Марья Кириловна - Верейский. Общение в этих линиях выстраивается диаметрально противоположно.

В общении Марьи Кириловны с Дубровским можно выделить два этапа. Первый - когда Дубровский предстает в облике французского учителя. Второй - когда герой действует под своим истинным именем.

В первом случае общение между Марьей Кириловной и Дефоржем-Дубровским выстраивается по типичной для жизни и литературы той поры парадигме: социальное неравенство предопределяет, что это - любовь без будущего. Иначе осуществляется общение между героями, когда открывается тайна Дубровского. Эта линия включает три коммуникативных контакта: Дубровский открывается Маше, Маша говорит ему о сватовстве Верейского. И последняя встреча - диалог на дороге в Арбатово после венчания. В двух первых случаях реализуются приметы балладного таинственного мира: встречи происходят ночью, при лунном свете. Дубровский, ожидающий Марью Кириловну, выступает из темноты, и его появление из мрака неожиданно и пугает героиню. Первая реплика в обоих случаях принадлежит Дубровскому, и произносится она «тихим и печальным голосом». В этих сценах Дубровский предстает как ночной призрачный гость, как жених-мертвец. Усиливается это впечатление бледностью героев и введением мотива статуарности: Пушкин фиксирует застывшие, скульптурные позы. Балладный антураж символичен: отношения между героями невозможны, не случайны акценты на признаках, знаках смерти. Тупиковость, нежизнеспособность отношений героев подчеркивается и тем, что каждый раз не реализуется та программа общения, которая прогнозируется героиней. Ожидания девушки оказываются «опрокинутыми», нереализованными. Полноценного общения: реального контакта, динамики, душевного единения - в диалогах Марьи Кириловны с Дубровским нет. В финале всегда возникает тупик, а после встреч героиня испытывает тяжелое чувство опустошения. В результате диалог в этой линии не выполняет своей главной функции - изображать процесс общения. Однако он тесно связан с сюжетом, определяет его развитие.

Общение с князем до сватовства интересно и приятно Марье Кириловне. День, проведенный в имении Верейского, стал для девушки ярким событием и вместил множество разнообразных впечатлений. Князь не только увлекает разговором, но также умело создает вокруг себя ореол тайны. То, как осуществляется процесс общения героев до сватовства, показывает, что именно у этой линии есть будущее, так как общение не только увлекает, но и серьезно расширяет кругозор героини. А позже князь так выстраивает свою линию поведения с Марьей Кириловной, что не вызывает сомнения - контакт и интерес возобновятся.

Два параграфа (5 и 6) посвящены «роману в стихах» «Евгений Онегин». В §5 ««Евгений Онегин» в свете проблемы общения» рассматривается, как в произведении реализуются проблемы равенства в общении, несовпадения коммуникативных ожиданий, адаптации к новым коммуникативным условиям.

В романе человек показан как в естественной для него среде, так и в новом жизненном кругу. Как правило, в этот момент происходит смена лишь внешних обстоятельств, человек остается прежним, его сущностные личностные качества не изменяются. Онегин по-разному выстраивает общение в петербургском свете и в деревенском обществе. В Петербурге оно определяется светским этикетом. Но герой наделен еще и природным даром общения. Пушкин определяет его как «счастливый талант» и указывает на уместность, органичность коммуникативного поведения Онегина и в простой, непринужденной светской «болтовне», и в «ученом» разговоре, и в общении с дамами. Онегину неведомы муки поиска слова, а его «эпиграммы» действенны, на что указывает реакция слушателей. Однако есть «другой» Онегин, не удовлетворенный поверхностной светской «болтовней», испытывающий потребность в серьезном, содержательном разговоре. Петербургский дружеский круг Онегина Пушкин делает подчеркнуто интеллектуальным.

В деревенской среде Онегин создает барьеры в общении, нарушая этикет, правила, принятые в этом кругу. Причина дистанцирования - разный культурно-интеллектуальный кругозор Онегина и деревенских соседей. Онегин демонстративно обрывает возможные контакты, потому что заведомо знает, что его ждет, чем будет сопровождаться визит соседей. Ему не интересен «благоразумный» разговор, так как Онегин заведомо уверен, что он будет пуст и пошл, не займет его ум, не удовлетворит интеллектуальных потребностей. Не случайно из всего круга деревенских соседей «выбран» Ленский.

Содержательности в деревенском общении не хватает и Татьяне. Появление Онегина рождает у нее надежду на возможность интеллектуально наполненного диалога. Но линия «Онегин - Татьяна» строится на несовпадении коммуникативных ожиданий героев. При этом опыт непосредственного общения героев незначителен (по сути, лишь два объяснения). И в обоих случаях возникающая у одного из героев потребность

общения не осуществляется, потому что попытка обращения происходит в момент, когда один из героев оказывается не готовым к нему. Инициатор общения жаждет другой реакции, ответного чувства, хочет услышать слово участия, понимания, но не получает его. Причина этого заключена и в жизненных обстоятельствах, и в разном внутреннем опыте героев, и в различии их культурного кругозора, и в личных качествах Онегина, но также и в том, что герои воплощают один речевой тип.

В романе обозначен и такой аспект проблемы общения, как способность личности воспринять новые формы общения, адаптироваться к новым коммуникативным условиям.

В §6 «Татьяна Ларина: особенности речевого поведения» показано, что доминантная черта героини - молчаливость - нетипична для девушки ее круга. Нормой была свобода, естественность в бытовой коммуникации: умение занять собеседника незатейливым, легким разговором. Предполагалось, что девушка по своей природе не склонна к интеллектуально-насыщенному диалогу. Норму воплощает Ольга. Дара непритязательной «болтовни» лишена Татьяна. И это - природное свойство героини, которая уже в детстве отличалась внутренней сосредоточенностью, даже в игре не воспроизводила речевое поведение взрослых. Бытовая коммуникация для Татьяны затруднена, и это происходит потому, что в общении ей нужно нечто большее, чем может дать собеседник из ее круга. Ей нужно занять ум, поэтому со своим деревенским окружением, интересы которого не выходят за рамки обыденных, каждодневных забот, она говорит на «разных языках». Отчетливо разноязычие с близким человеком проступает, например, в диалоге с няней. И дело здесь не только в социальных, возрастных несовпадениях - героини по-разному чувствуют, сама сфера чувств в их сознании занимает разное место.

В §7 «Поэтика диалога в «Пиковой даме» А.С.Пушкина» рассмотрены диалоги, а которых реализуется принцип «болтовни». Они выпадают из сюжетного ряда и «нигде не являются в прямом смысле слова разговором по поводу «событий» сюжета»44, однако становятся тем внешним обстоятельством, которое приводит в движение страсти, пробуждает надежды, - обстоятельством, заставляющим героев действовать, совершать поступки. Слово, сказанное вскользь, всуе, наделяется творящей энергией, а в разных сознаниях отзывается по-разному. Содержание подобных диалогов, нить разговора предельно важны для Германна и Лизы. В «болтовне» они стремятся уловить нечто значимое и важное. Лизавета Ивановна обнаруживает в словесных импровизациях Томского подтекст, которого там нет. Пустота, таким образом, наполняется ею содержанием. В связи с этим особое значение приобретает тот факт, что подобные разговоры иногда даются опосредованно, как воспоминание, вновь и вновь возникающее в сознании героини. Такие диалоги обладают внешней незавершенностью, как

44 Ермакова H.A. Сюжетный эквивалент «болтовни» в «Пиковой даме» и «Романе в письмах» // Болдинские чтения. Нижний Новгород, 1998. С. 111.

бы прерываются на полуслове. Возникнув из ничего, они также внезапно прекращаются, с тем чтобы уже никогда вновь не возобновиться. В диалогах, реализующих принцип «болтовни», всегда заключена возможность развития по другому сценарию, возможность иного течения и завершения, что обусловлено непредсказуемостью человеческих эмоций и поступков. Их движение осуществляется не по законам логики, а по принципу ассоциаций, отсюда - произвольная перемена тем, предметов обсуждения. В работе также рассмотрено соотношение диалога и повествования в повести.

В §8 «Томский как рассказчик» доказывается, что этот герой - характер, с отчетливо прописанной и завершенной судьбой, своим отношением к жизни, своей, ярко индивидуальной речевой партией, манерой речевого поведения, со своей «историей». В диссертации оспорена точка зрения В.В. Виноградова о том, что Томский не раскрывает свою художественную личность рассказчика. Манера изложения истории трех карт, реплики в диалоге и коммуникативные контакты позволяют обрисовать его как человека художественного склада. Томский мыслит образно: погружается в ту эпоху, которая становится предметом его рассказа, и воссоздает ее в зримых картинах. Он знает о ней не только из устных рассказов бабушки, но из записок современников, из книг. Литературный кругозор Томского очерчен в повести достаточно отчетливо, что позволяет говорить о том, что он литературно ориентированный человек. Герой не лишен исторического чувства: рассказывая о событиях шестидесятилетней давности, он соотносит свой взгляд, взгляд потомка, с оценками графини, человека той эпохи. Томский - прекрасный рассказчик. Он умеет поддерживать интерес слушателей к своему анекдоту, наделен интуицией и наблюдателен, от него не ускользают мелочи, детали, проговорки. Именно Томский дает Германну точную психологическую характеристику.

В §9 «Нарумов в системе образов повести» показано, что Германн и Нарумов связаны между собой, составляют смысловую пару.

В §10 «Провинциальное общение» выявлены пушкинский принципы изображения провинциального мира. Показано, что это мир открытый, осознающий ценность своего уклада и отношения к жизни. Деревенский быт предполагает возможность нерегламентированных отношений, поэтому в одной гостиной могут сойтись придворный и приживал, интеллектуал и человек с ограниченным умственным кругозором. Общение осуществляется неспешно, в нем нет внешнего накала, драматизма. Важным становится не столько содержание разговоров, сколько факт присутствия человека постороннего, не из семейного круга. Общение основано на повторяемости, воспроизведении тем, анекдотов, историй. Как правило, есть персонаж, за которым закрепляется функция рассказчика историй. Он хранитель деревенской истории и создатель новой мифологии. Пушкиным повторяемость, неизменность анекдотов осмыслена как ценность. Слушатель не ожидает от рассказа новизны. Ценным становится узнавание уже знакомого, известного. Подобная статика в общении, цикличность

обусловлена мифологическим типом сознания, которое изначально ориентировано на завершенную, цельную историю - анекдот.

В четвертой главе «Общение и диалог в «Капитанской дочке» A.C. Пушкина» рассмотрены повторяющиеся ситуации общения, показаны функции диалога и его структура.

В §1 «Принципы организации диалогических ситуаций» выявлен принцип повторения коммуникативных ситуаций, а также многоплановости диалога. В произведении вычленяются три уровня общения, которые определяют как уровень фактического существования, уровень столкновения личных свобод и общение «перед лицом Бога». Повторяющиеся ситуации отражаются одна в другой, соотносятся как антитетичные и созвучные, как контраст и подобие. В них усматривается неточная рифма, «рифма ситуаций». Именно эта «неточность», когда, повторяясь, ситуация развивается по-иному, и показывает многовариантность, диалектичность, разнообразие жизни. «Живая жизнь» многоголоса - к этому хору «прислушивается» герой, обретая свой голос.

В §2 «Ситуация первой встречи» подробно рассмотрены первые встречи Гринёва с Зуриным, семьей капитана Миронова, оренбургским генералом. Встреча с Зуриным становится ситуацией обмана. Тот спектр чувств, которые испытывает Гринёв после случившегося, показывает, что это ложный, неприемлемый для него путь. Во время первого визита в дом к капитану Миронову происходит «подмена»: встреча с командиром откладывается, а вместо этого Гринёв входит в семейный круг своего начальника. Этот эпизод развивается как нарушение коммуникативных ожиданий Гринёва: герой застает не тех людей, не получает должного ответа на заготовленные фразы, не исполняет ритуал.

Структура диалога в этих сценах, как правило, такова: реплики Гринева даются в форме косвенной речи, так как они без труда могут быть восстановлены читателем. А вот ответная реплика воспроизводится в форме прямой речи, так как она неожиданна и парадоксальна. Диалог естественно включен в действие, не прерывает занятий героев, которые сами по себе знаковы: они «аккомпанируют» репликам.

Эти встречи показывает, как рушатся представления Гринева о мире, так как герой не получает ожидаемого ответного речевого действия. Сам Гринёв в момент первой встречи стремится подверстать свое поведение под некий стандарт. Но все это оказывается «мертвым» словом. Потому он и прислушивается к новой для него речевой стихии.

В §3 «Ситуация застольной беседы» рассмотрены две взаимоотражающиеся сцены: у капитана Миронова и оренбургского генерала. Если за столом генерала все разобщены и чувствуют себя неуютно, так как между собеседниками не устанавливается духовного единства, то у капитана Миронова живой разговор сопровождает трапезу. Здесь общение осуществляется запросто, а все действия органично вытекают из семейного уклада, который не меняется с появлением Гринёва. Речь капитанши

естественна, ею сопровождаются хлопоты по дому, а «говорливость» предстает как неотъемлемая черта Василисы Егоровны. В отличие от типичных застольных бесед, когда разговор в определенный момент распадается на группы, одна из которых и привлекает внимание автора, здесь все сосредоточено на хозяйке, которая управляет беседой, задает ей тон.

В §4 «Ситуация любовного объяснения» сопоставляются аналогичные эпизоды в «Капитанской дочке» и повести A.A. Бестужева-Марлинского «Роман и Ольга». Различие изображения процесса общения в этих произведениях обусловлено различием индивидуальных творческих манер и типов художественного мышления.

В §5 «Диалог и разрушение ожиданий» показано, что в повествовании намечается два плана: сталкиваются ожидаемое и действительное, воображение и реальность. Их несоответствие, как правило, выявляет коммуникативный контакт. Это тот голос из жизненного потока, который обесценивает, обессмысливает мечты, разрушает пылкие картины, рожденные воображением.

В §6 «Пророческая, прогнозирующая функция» прослежено, как Пушкиным изображается «живая жизнь». Погружение в «живую» жизнь, доверие к ней, вслушивание в ее многоголосие рождает дар предвидения, не осознаваемый самими героями. Говоря о сиюминутном, откликаясь на непосредственно происходящее, человек как бы задает импульс в будущее. Реакции разных героев на одно и то же событие, выраженные в диалогической форме, намечают разные ракурсы, возможные точки зрения на то, что оно несет, каковы будут его последствия. Реплика одного героя -это голос здравого смысла, бытовая истина, ближайший прогноз. Реплика другого вскрывает бытийный смысл происходящего. Персонаж, которому принадлежит такая реплика, действует вроде бы вопреки здравому смыслу, но именно его слова оказываются пророческими.

В §7 «Характерологическая функция диалога» показано, что поведение героя в ситуации общения, условия, при которых происходит разговор, иногда единственная реплика позволяют обозначить истинное и мнимое в человеке, выявить то, что потенциально в нем присутствует, но пока скрыто, не реализовано, и соотнести его с тем, что осуществилось как судьба. В работе данный принцип рассматривается на примере двух персонажей: Палашки, крепостной Мироновых, и генерала Андрея Карловича Р.

В §8 «Савельич: речевое поведение» вычленены доминантные черты речевого поведения героя, его характерные речевые «жесты». Ворчание, брюзжание, причитания Савельича становятся естественным фоном многих эпизодов произведения. Пушкин не воспроизводит сам словесный ряд, но намечает его общую линию. Другая характерная черта — в речи Савельича всегда есть ориентация на мнимого соперника, «врага». Сначала им был Бопре, потом его место в сознании дядьки занял Пугачев. Савельич всегда последователен в отстаивании своей позиции, твердо следует своим представлениям о должном, высказывает наболевшее, поэтому часто не

совпадает с ситуацией. Он действует искренне, так, как подсказывает ему чувство долга, но его вторжение в чужой разговор часто воспринимается как речевое действие невпопад. Подобные действия Савельича «разряжают» ситуацию, становятся комическим пуантом, завершающим драматический эпизод.

В §9 «Иван Игнатьевич: роль в диалоге» показано, что второстепенные персонажи также имеют устойчивую речевую партию. Иван Игнатьевич в общении всегда принимается за другого, выступает не в своей роли. Как правило, на него направлено речевое действие, которое должно быть адресовано другому человеку. А сопутствующие занятия Ивана Игнатьевича вступают в противоречие с тем, какого действия от него ожидает собеседник.

В §10 «Особенности речевого поведения Швабрина» охарактеризованы коммуникативные стратегии героя. Тип общения, характерный для Швабрина, подчеркнуто контрастен тому, который установился в крепости. Герой общителен, но эта общительность иного рода, чем подобное же свойство у Василисы Егоровны или попадьи Акулины Памфиловны. Швабрину необходимо занять ум, утолить потребность интеллектуального и светского общения. Он злословит, высмеивает, при этом никогда не говорит о том, что по-настоящему волнует его, не открывается собеседнику. Гринёву, как и другим обитателям крепости, остаются неизвестны его истинные чувства, цели, прошлое.

Швабрин - единственный герой, у которого не совпадают слово и мысль. В основе его речевого поведения лежит использование «речи лукавой»45. Чтобы сделать это очевидным, Пушкин включает диалог, «разоблачающий» Швабрина, и, как правило, это диалог сторонних людей.

Разрушительное начало в личности Швабрина проступает во время его коммуникативных контактов с Гриневым. Так, в ряде диалогов этих героев накануне падения крепости Швабрин будто останавливается на пороге новой идеи - и тогда диалог либо обрывается, либо вовсе не происходит. Подобные акценты позволяют подспудно сформировать мысль о неслучайности быстрого перехода Швабрина на сторону пугачевцев. Детали, отмеченные Гринёвым в этих диалогах, свидетельствуют, что предательство Швабрина обусловлено не страхом смерти, не желанием самоутверждения или принципом реванша. Через них проступает «свобода произвола». Это та ситуация, к которой можно применить пушкинское определение «у бездны на краю».

В общении со Швабриным Гринёв приобретает новый и очень разнообразный коммуникативный опыт и всегда находится в ситуации внутреннего выбора, когда ему необходимо сформировать свою позицию, а потом отстоять ее.

В главе пятой «Диалог в романе М.Ю. Лермонтова «Княгиня Литовская» рассматривается, как в романе отражаются нормы светского

45 Савинков С.В. Речь прямая и речь лукавая', стратегии поведения в творчестве Пушкина // Болдинские чтения. Нижний Новгород, 2009. С. 98-109.

общения, какие свойства приобретает диалог в условиях, когда человек скрывает свои истинные чувства и намерения. Лермонтов изображает не внешнюю, показную, а скрытую сторону светской жизни.

В §1 «Особенности светского общения» показано, что светское общение основано на несоответствии чувств и поступков героев, обусловлено оглядкой на общественное мнение. По всему роману рассыпаны заключения светской толпы, которые постепенно складываются в «кодекс светской морали». Нормы светского общения - умение вовремя блеснуть остротой, поддержать легкий разговор ни о чем, в котором перемешаны злоязычие и чувствительность, при этом никак не проявить своего «я», своей индивидуальности и не сказать «ничего лишнего». Утверждаясь в обществе, герой овладевает искусством светской беседы.

В диссертации подробно проанализированы диалоги, представляющие собой светскую беседу. Внешне они сохраняют все черты бессодержательной светской «болтовни»: в них перескакивают с одного предмета на другой, включаются в общий разговор лишь на мгновение, не стремятся понять собеседника. Но в таких диалогах есть второй план. Между Печориным и Верой идет скрытый поединок, они пытаются понять, что изменилось в каждом за время разлуки, но прямо объясниться не могут, поэтому действуют исподволь. Так в их репликах появляются скрытые упреки, намеки, колкости, которые, как правило, органично входят в высказывание, размышление на постороннюю тему и часто бывают адресованы другому человеку. Происходит «диалог в диалоге», а светская беседа скрывает напряженный психологический поединок.

Из-за бессодержательности, пустоты светского разговора его можно наполнить любым содержанием, использовать как ширму. И если традиционная светская болтовня мгновенно забывается из-за несущественности её содержания, то скрытый в ней диалог, напротив, надолго западает в сознание героев, не отпускает их; они стремятся к его продолжению. Светский разговор характеризуется фрагментарностью, логической несвязанностью частей, калейдоскопичностью. Как правило, он развивается толчками, с. ..... а прекратиться может в любой момент. Скрытый диалог, несмотря на его внешнюю разорванность, представляется цельным, имеющим свою логику развития, но его динамика - это движение не к какому-то концу, а, скорее, движение по кругу.

В §2 «Диалог с читателем» раскрываются принципы повествования в романе. Оно строится как диалог с читателем, поэтому насыщено прямыми обращениями к читателю, апелляциями к его опыту, намеками на жизненный или литературный стереотип, комментариями психологических состояний героев, отступлениями ретроспективного характера, предостережениями и др. Обращения к читателю призваны показать, что в романе воссоздается эмпирический поток действительности; в них расшифровывается «чужой» для читателя (светский) язык, дается ключ к пониманию его истинного смысла. При этом сам повествователь, будучи частью светского общества,

носителем этого языка, обрел иное видение и другой, более сложный уровень понимания действительности. Поэтому его взгляд - это взгляд и изнутри, и со стороны одновременно. Он постиг и выразил главное - несоответствие внешнего внутреннему, кажущегося истинному. Он освоил другой язык, другой стиль общения с читателем, который и реализуется в романе.

В §3 «Принципы речевого портретирования» показано, что, воссоздавая черты внешнего облика персонажа, Лермонтов одновременно раскрывает сущность его характера, а потому фиксирует свое внимание на выражении глаз, жестах, манере держаться, голосе. Это позволяет раскрыть, что таится за внешним бесстрастием, бездействием героя, или же указать на несоответствие внешнего и внутреннего. Вводя в роман нового героя, Лермонтов учитывает психологию восприятия: читатель видит героя глазами того, в чье жизненное пространство он входит. Поэтому первоначально внимание фиксируется на деталях, мелочах. Так, Печорин промелькнул сначала как «белый султан» и «воротник серой шинели», потом обозначилась движущаяся фигура, и только после этого появляется лицо. Часто еще до того, как начнет формироваться визуальный образ, Лермонтов дает возможность услышать голос героя, который намечает характер.

Лермонтов добивается психологической достоверности в передаче процесса общения, обнажает механизм завязывания диалога. Психологическое состояние героев мотивирует их поведение в коммуникативной ситуации. Прерывистость, нервность, использование отрывочных, иногда недоговоренных реплик придает естественность диалогу, каждая реплика которого мотивирована настроениями героев, событиями, произошедшими с ними до момента встречи. Лермонтов выпускает ритуальные моменты в диалоге, чтобы не утяжелять его.

В §4 «Семантика молчания» отмечено, что лермонтовские герои молчаливы, скупы на слова. «Речи обильные» в их устах - лишь маска, надеваемая в обществе и снимаемая, как только герой остается наедине с собой и не выполняет никакой социальной роли. Поэтому естественное, гармоничное состояние Печорина, Красинского в «Княгине Литовской» -молчаливое сосредоточенное раздумье. В молчание погружаются лермонтовские герои чаще всего наедине с собой в самые драматичные моменты своего существования. За молчанием всегда скрывается внутреннее движение, душевное смятение. Момент молчания можно определить как катарсис, как мгновение, когда герой прозревает свою судьбу, осознает роковую предопределенность происходящего. Молчание, в отличие от слова, у Лермонтова всегда нефальшиво, сопровождает истинные чувства. Молчание нередко возникает и в момент общения героев: в таких случаях создается впечатление, будто один из собеседников говорит в пустоту и его слова скользят мимо сознания партнера. Часто подобная выключенность из процесса общения - только видимость: все реплики как раз и улавливаются адресатом, но ранят его, ударяют по самолюбию - и тогда остаются безответными.

В §5 «Функция «бытовых» диалогов» рассмотрены разговоры героев с эпизодическими персонажами (лакеем, дворником), появление которых обусловлено развивающимся действием, а сами диалоги органично включены в повседневность. Инициатор коммуникативного контакта обращается к случайному человеку и не имеет цели общения с конкретным собеседником. Партнер по диалогу должен разрешить ситуативное затруднение. Случайный собеседник эмоционально нейтрален, герой же пребывает в особом эмоциональном состоянии, однако не проявляет его явно, оно сказывается лишь в темпе речи, в жесте, мимике. Такие проходящие диалоги, не внося новой явной информации, позволяют прояснить черты характера героя, домашний уклад и обозначить поворотные моменты в развитии конфликта.

В §6 «Фон, огласовка диалога» рассматривается, как фоновые детали взаимодействуют с содержанием диалога и раскрывают идею духовного оскудения общества. Параграф включает два подраздела: «Ситуация застольной беседы» и «Музыкальный фон». В застольной беседе очевидны раздробленность, разъединенность собеседников, невключенность их в общий разговор. Объединяет гостей лишь процедура обеда. Так обнаруживается, что в общении утрачен духовный смысл, нет объединяющей общество мысли, а разговор перестает быть выражением идей. Если же учесть природу застольного диалога, то можно говорить о глобальном процессе утраты духовной, интеллектуальной составляющей в общении, которое перестает быть пиршеством духа. Разрушается даже идея круга (круглого пиршественного стола). В сцене застольного общения появляются группы, «зоны», на которые дробится общество. Движение разговора осуществляется «по эстафете». Реальное число собравшихся больше, чем участвует в разговоре. Но повествователь обрисовывает только тех, кто попадает в поле зрения Печорина. Центром, к которому устремляется его взгляд, является Вера. В диалоге есть скрытые планы, которые неочевидны для всех участников эпизода, но задают его «нерв». В результате по-особому прочитываются «фоновые» детали. Одна из них - картины в доме Печорина и упоминаемое полотно К. Брюллова «Последний день Помпеи». Другая -описание одежды, в котором сошлись разные эпохи, культуры, цивилизации, соединилось прошлое и настоящее. Исторический контекст, намеченный живописными и костюмными деталями, противопоставлен настоящему, которое воспринимается как иллюзорное, выморочное. Далее сцена застольного общения сопоставляется с аналогичной ситуацией в повести Н.Ф. Павлова «Ятаган».

Другой пример значимости сопутствующего фона - музыка. Столкновение Печорина с Красинским происходит в театре во время представления «Фенеллы». Упоминание этого музыкального произведения (Лермонтов указывает фрагмент, который сопровождает разговор) не случайно: сюжеты оперы и романа соотносятся как антитетичные. На сцене происходит героическое действо, показана борьба за независимость, в жизни

реализуется другой тип отношений: мелкие стычки, борьба самолюбий. Вместе с тем музыкальной цитатой задается идея борьбы, противостояния как универсального состояния мира. Читатель в данном случае включен в культурное поле и повествователя, и героев, а апелляция к его музыкальному опыту должна актуализировать его. Данный прием становится устойчивым в поэтике Лермонтова, о чем свидетельствует использование его в других произведениях (например, в «Штоссе»).

Глава шестая «Принципы общения в «Герое нашего времени» посвящена осмыслению коммуникативной проблематики романа, выявлению стратегий общения, характеристике речевого поведения героев произведения.

В § 1 «Печорин: потребность в общении» главный герой романа показан как общающаяся личность. Печорин немыслим вне людей, вне того или иного круга общения, он ориентирован на общество, устремлен к нему. Однако, вступая в контакт людьми, герой не ставит цели постичь чужое сознание. В романе «общение человека с окружающим миром идет лишь в одном направлении: к тебе, а не от тебя»46, поэтому оно утрачивает свое прямое назначение - быть средством связи между людьми. Герой не верит в возможность живых, естественных, равноправных дружеских отношений. Его отношения с людьми и миром изначально конфликтны. Но первоначальный импульс к общению, как правило, исходит именно от Печорина. Герой так выстраивает общение, что его внутренний мир остается недоступным для партнера.

В общении Печорина всегда присутствует второй план, в результате слово, реплика не равны сами себе, их смысл шире обычного словарного значения. Печорин, осуществляя игровые отношения с миром, играет и со словом. Слово, общение становится для него средством манипуляции чужим сознанием.

В §2 «Способы воздействия на человеческое сознание» описаны приемы, которые использует Печорин для подчинения себе воли другого человека и моделирования нужных ему обстоятельств. Действия Печорина основаны на интуиции и знании скрытых тайников человеческой души. Жизнь для него -не стихийный событийный поток, а осмысленно выстроенное действие, исход которого известен Печорину. Начало интриги для него существует уже в связке с её финалом. В работе подробно рассматриваются три эпизода: вовлечение Азамата в интригу похищения сестры, завоевание Бэлы и история с княжной Мери. Показано, что в ситуации с Азаматом Печорин выявляет его слабости, играет на них, убеждает, действует исподволь, расставляет психологические «ловушки», загоняет оппонента в тупик и в критический момент предлагает выход из создавшегося положения.

Истории покорения женских сердец взаимоотражаются. Все этапы обольщения продуманы Печориным. Он не утрачивает способности

46 Виноградов И. Философский роман Лермонтова // Виноградов И. По живому следу. Духовные искания русской классики. М., 1987. С. 45.

хладнокровно мыслить, даже когда в его душе вспыхивает чувство. Средством обольщения становятся действия и слово, в том числе речи стороннего человека. В истории с княжной Мери действенным приемом становится отказ от коммуникации, а также такой способ воздействия через общение: заинтересовать разговором, увлечь им - и удалиться в тот момент, когда человек жаждет продолжения разговора. Удалиться, оставив партнера со скучным, заурядным собеседником.

Успешность манипуляций зависит от степени владения информацией. Для ее получения герой использует разные способы: наблюдение, подслушивание, анализ, рассказы других и пр. Печорин знает гораздо больше, чем предполагает его оппонент. Ни одно из его «открытий» не пропадает, он всегда находит, как использовать полученные сведения.

В §3 «Максим Максимыч как носитель народно-патриархального типа сознания» и §4 «Образ странствующего офицера» рассмотрены герои, жизненные позиции которых соотносятся с печоринской.

Максим Максимыч - антипод Печорина. В работе показано, как проявляется характер штабс-капитана в общении, во взаимодействии с другим человеком. Отмечены такие черты героя, как несклонность к рефлексии и спорам; устойчивость убеждений; естественность и органичность. Максим Максимыч - созидатель: он умеет организовать вокруг себя свой мир, придать черты дома даже временному пространству. Он стремится прийти на помощь, отзывчив, открыт к общению. Он выполняет роль «деятелей связи и общения», способен воспринять чужую точку зрения, встать на позицию другого. Чужое мнение для него самоценно, даже внутренне не соглашаясь с другим, он оставляет за ним право думать и поступать по-своему. Максим Максимыч - носитель хорового сознания, а потому в его речи чаще звучит «мы», «нас», чем «я», а самая главная и занимательная история из жизни оказывается историей о другом.

«Странствующий офицер» - еще один вариант «героя времени», который, в отличие от Печорина, сумел найти «зоны» взаимодействия с жизнью и не встал на путь разрушения. Сферой для самовыражения, реализации духовных потребностей для него становится литература. «Странствующий офицер» не склонен к активному действию, как главный герой, однако обладает даром воздействия на другого, но воздействует исподволь, ненавязчиво и незаметно. Проявляется данное качество в том, как он выстраивает процесс общения. В «Бэле» герой сумел «разговорить» Максима Максимыча, направил беседу в нужном ему направлении, создал ситуацию, при которой рассказ начал осуществляться сам, естественным образом.

Жизнь героя дана в динамике: эволюция скрыта, однако в романе отчетливо намечается прошлое (странствия по Кавказу) и настоящее (работа и издание романа о Печорине). Герой предстает перед читателем на разных этапах своей жизни: и когда осваивает новую для себя реальность, которая становится объектом изображения в литературном произведении (это этап

отбора жизненных фактов, формирования сюжета возможного романа), и когда выпускает свое произведение в свет, делает его фактом литературы, ожидает откликов, диалога с читателем. Так намечается временная протяженность, а судьба героя предстает как незавершенная и неисчерпанная (на что указывает и возможность новых произведений). И динамика - это не тупиковый путь или блуждание по кругу, как у Печорина, а путь, ведущий к людям.

В §5 «Рефлексия» рассматривается общение с самим собой, которое представлено в «Журнале Печорина». Лермонтов делает нас свидетелями внутреннего диалога, в котором герой оценивает свои поступки, судит себя, воспроизводит свои переживания, мысли. В его размышлениях есть отстраненность, взгляд на поток собственного сознания со стороны. Размышления, даже разведенные во времени, внутренне связаны между собой, а потому выстраиваются в единую линию. Мысль Печорина развивается прихотливо: то герой сосредоточен на конкретном жизненном факте, то пытается оформить смутные, плохо осознаваемые ощущения; то прогнозирует события, то воскрешает давние, уже позабытые воспоминания. Для того чтобы мысль, направленная вглубь себя, вытеснила все впечатления от хитросплетений жизни, Печорину не нужен внешний стимул. Источником, исходной точкой его размышлений не всегда становится жизненный факт. Именно поэтому его дневниковые записи могут не содержать рассказа о каком-то происшествии. Событием в этом случае становится потребность в размышлении о своем внутреннем состоянии, о побудительных мотивах поступков. Рефлексия Печорина - динамичный поток эмоционального, интуитивного и рационального; субъективного и объективного. Она сложна, Печорин в частном стремится уловить универсальное, всеобщее и выразить свои наблюдения в отточенной словесной форме.

В §6 «Мысль как объект изображения в русской прозе» выявляются первые образцы фиксации мысли как живого, спонтанного потока в русской литературе. Рассматриваются цикл К.Н. Батюшкова «Чужое: мое сокровище» и роман А.Ф. Вельтмана «Странник», повествование в которых строится как поток ассоциаций, калейдоскопичное сочетание разных впечатлений, мыслей, событий, прочитанных книг и др.

В §7 «Исповедь как элемент художественного произведения» и §8 «Исповедь в «Герое нашего времени»» обобщается художественное значение исповеди в структуре литературного произведения. Исповедь героя появляется в кризисные моменты его жизни, становится поворотной точкой в развитии действия, выявляет духовные горизонты личности. Факты биографии героя в исповеди получают психологическую мотивировку. Через исповедальное слово личность вступает в диалог с Универсумом, индивидуальное сознание преодолевает замкнутость, становится открытым, обращенным к надличностной силе.

В «Герое нашего времени» исповедь осуществляется как в форме устных монологов главного героя, обращенных к собеседнику, так и в форме

дневниковых записей. В «Журнале Печорина» сильны такие обязательные для исповеди элементы, как самокритичность и «сокрушение сердечное», поэтому дневник героя становится не только «записками для памяти», но и своеобразным духовным «автопортретом». Исповедь в романе звучит, когда в сознании Печорина вновь возникает мысль о невозможности преодолеть судьбу, вырваться из замкнутого круга разочарования и отчаяния, когда новая попытка обретения внутренней гармонии оборачивается крахом и герой утрачивает надежду на возможность душевного исцеления. После исповеди события приобретают необратимое течение, словно самопризнанием Печорин провоцирует приближение развязки. Как правило, исповедь предваряет встречу Печорина со смертью, но смерть проходит рядом, забирая другого, и смертельный исход спровоцирован вторжением Печорина в чужую жизнь.

В исповеди Печорин не восстает против несправедливой логики жизни, не стремится опровергнуть сам ход вещей. Он констатирует. В работе проанализированы три исповеди Печорина. В первой («Бэла») герой пунктирно намечает свою «духовную» историю, обозначает доминанты своего характера, выявляет истоки, которые сформировали его личность. Впервые в романе зазвучит «истинный» голос Печорина - тем самым обозначится тип его мышления. Вторая «исповедь» - перед княжной Мери -рассмотрена как «эпитафия». В эпизоде «Печорин в степи» есть элементы древнего обычая - «исповедь земле».

В §9 «Разговор авгуров» рассмотрено содержание общения между Печориным и Вернером. Слово в «разговоре авгуров» ложное, неистинное, не отражает реальность. А само общение многослойное и заведомо игровое. Авгуры - мистификаторы. И смысл их мистификации - защитить профанное сознание, которое не справится с мыслью о том, что его существование не осенено божественным присутствием. Смысл существования самих авгуров состоит в сотворении мифа, поддержании иллюзий в сознании человечества, в развитии фиктивного знания. Такой способ общения возможен только между двумя равноправными сознаниями, причем это должно быть сознание поэта, но вместе с тем и «скептика и материалиста» - иными словами, оно должно быть внутренне противоречивым, мечущимся между двумя полюсами. Главное условие для развития общения в этом ключе - полнейшее взаимопонимание, умение «прочитывать» тайное в душе собеседника, обоим это понимать, но при этом не высказывать, а лишь обозначать это понимание косвенным образом (смех, улыбка).

В §10 «Словесные игры» показано, как герои Лермонтова скрываются за словом, используют его как маску: в результате произносимое не соответствует подразумеваемому, истинное значение слова находится в противоречии с его контекстуальным значением, или же в нем одновременно актуализируется несколько смысловых планов. Для того чтобы спектр смыслов прояснился, нужен контекст всей «большой» игры, в которую были вовлечены герои. Игра возможна, если оба собеседника изначально

настроены на то, чтобы «вычитать» в реплике скрытое. «Словесные игры» сосредоточены в основном в «Княжне Мери». Разговоры, беседы, пикировки героев зачастую превращаются в соревнования в остроумии. Герои ценят удачную остроту; «злой язык» становится скорее достоинством, чем недостатком. Слову в романе подвластно многое. Оно превращается в оружие, с помощью которого осуществляется месть, ведутся «войны». Заведомо ложный слух, пущенный о человеке, определяет его судьбу, так как в нем звучит приговор света. Так, с помощью слова расправились с Вернером его коллеги-доктора. Словом побеждает Печорин Грушницкого в поединке. Слово - надёжная маска. А для того чтобы оно скрывало, человек изобретает словесные игры.

В §11 «Голосовая деталь» показана значимость тембра голоса. Герои Лермонтова часто отмечают голос партнера, который звучит не так, как обычно, или же его тембр не соответствует ситуации, диссонирует с ней. Такая голосовая деталь опровергает слова, выдает неестественность, нарочитость поведения, помогает выявить психологический надлом, обозначить истинное, тщательно скрываемое чувство. «Голосовая» деталь у Лермонтова психологически насыщена.

В седьмой главе «Поэтика диалога в «Герое нашего времени» показано мастерство Лермонтова в организации диалога.

В §1 ««Память сердца» и «память рассудка»» выявлено, какими способами Лермонтов добивается естественности диалога. Диалог в романе всегда обусловлен ситуацией. Например, история Печорина и Бэлы рождается в диалоге, складывается во время движения, кратких остановок, поэтому разговор прерывист, фрагментарен; неожиданно начавшись, он так же быстро иссякает; поводом для его продолжения становятся пустяк, житейская сценка, мимолетное настроение, чувство, которое прорывается наружу как случайная фраза, реплика, риторический вопрос. Часто реплика диалога уводит от основного рассказа, а фрагменты разговора оказываются связанными между собой не тематически, а ассоциативно.

Диалоги у Лермонтова выразительны и пластичны - способами общения у него становятся не только слово, но и жест, мимика, которые предваряют, заменяют слово, сопровождают его. Диалогические эпизоды, как правило, полифункциональны: они несут информацию о событии, выявляют характер рассказчика, воссоздают движение внешней жизни. В диалогах у Лермонтова «память сердца» сращена с «памятью рассудка»: каждый раз рассказ о событии неизменно воскрешает и спектр чувств, эмоций, и разрушить эту связь не способно даже время.

В §2 «Диалогические начала и концы» показано, что следствием скрытого плана в диалоге становится внутренняя связь между отдаленными друг от друга диалогическими фрагментами. Они соотносятся как начало и конец, первое и последнее слово, обрамляют ситуацию. В результате слово в романе всегда получает свое завершение, разрешение. Завязка и развязка интриги, как правило, даются Лермонтовым в диалоге, так образуются

словесные «кольца», повторы, которые свидетельствуют о непрекращающейся рефлексии героев, позволяют выявить внутреннюю логику действий Печорина, связаны с темой судьбы. В связи с этой особенностью диалога в романе возникает проблема границ высказывания.

Другой тип внутренней связи между разными диалогическими фрагментами состоит в том, что одна и та же идея дублируется, тиражируется, начинает бытовать в разных культурных и социальных средах.

Диалогическое взаимодействие возникает и между репликами одного и того же персонажа: они разведены во времени, но имеют внутреннюю связь, через них выявляется логика размышлений героя, динамика событий. В этом случае намечается трагический пунктир сквозных тем: одиночества, судьбы, жизненной нереализованности...

§3 «Содержание и функция авторской ремарки в диалоге» посвящен анализу «слова автора» в диалоге. Доминантное положение в диалоге занимает реплика - «чужая» речь, речь персонажа. Слово автора выполняет вспомогательную функцию: поясняет, комментирует реплику, уточняет ситуацию общения. Авторская ремарка фиксирует оттенки интонации, паузы между словами. Она бывает развернутой или сжатой, может только обозначать речевые действия или раскрывать, детализировать психологические состояния героев.

Лермонтовская ремарка часто скупа, не развернута и представляет собой определение речевого акта, а также акцентирует эмоции, с которыми произносится реплика. Она всегда ситуативна, в ней фиксируется непосредственная, сиюминутная реакция на происходящее. Через ремарку обозначается несоответствие внутренних реакций героев их внешним проявлениям. В результате у героев намечаются доминантные приметы (мимические, жестовые, портретные), выдающие скрываемые чувства. Часто ремарка фиксирует жест, который усиливает эмоцию. Нередки случаи, когда психологический рисунок ситуации общения прочитывается именно по авторским ремаркам.

В §4 «Звуковая достоверность диалога» показано, что звуковая огласовка диалога у Лермонтова всегда точна и мотивирована. В диссертации разбираются конкретные примеры, свидетельствующие, что тональность, сила голоса обусловлены обстоятельствами, при которых происходит диалог, произносится реплика.

В §5 «Подслушанный разговор и способы его передачи» подобные диалоги рассмотрены как речевой акт. Выявлено, что Лермонтов при воссоздании таких разговоров учитывает психологию восприятия. Подслушанный разговор - это разговор тайный, он не предполагает свидетелей и происходит в закрытом, уединенном месте; круг его участников ограничен. Тайный свидетель не может обнаружить своего присутствия, а потому возникают помехи, препятствующие восприятию разговора, -следствием этого становятся лакуны, прерывистость диалога, пунктирность восприятия. Слушающему приходится многое додумывать, восстанавливать

нерасслышанное, неясное. Над ним нависает опасность разоблачения, а потому он предельно осторожен. Его чувства, восприятие обострены. Тревога, ожидание опасности настраивает на улавливание не столько слов, сколько интонаций.

В §6 «Молчание» проанализированы ситуации, когда человек отключается от внешнего мира, замыкается в себе, отгораживается молчанием от действительности. Герой в такой ситуации всегда изображается со стороны, мы видим его глазами стороннего наблюдателя. Молчание возникает как естественные паузы, когда герой заходит в тупик в своих логических построениях, натыкается на преграду в своих представлениях о мире и человеке, оказывается перед нравственной дилеммой. Молчание заменяет речь, служит ответом на вопрос, реплику собеседника, поэтому в романе распространена такая форма диалога, когда ответом оказывается не слово, а молчание в сочетании с жестом и мимикой. И это полноценный акт общения, потому что сами «движенья уст, движенья глаз» чрезвычайно точно отвечают на реплику партнера. Молчание в романе становится обязательным элементом игры, психологического поединка. Печорин показывает, как с помощью молчания можно манипулировать человеком. Молчание входит и в арсенал женских уловок, становится составной частью женского кокетства.

В §7 «Типы диалогических ситуаций» обобщены наиболее продуктивные ситуации общения: путевой диалог, приятельское общение, карточный диалог, диалог-спор, пари, любовный диалог, мазурочная «болтовня», светский разговор, интеллектуальный разговор (интеллектуальная «дуэль») и Т. д.

В Заключении обобщаются результаты исследования.

В творчестве A.C. Пушкина и М.Ю. Лермонтова утверждается принцип речевой достоверности в изображении речевого поведения человека. У каждого героя (даже второстепенного) есть характерные речевые «жесты» и своя стратегия общения, которая мотивирует его действия, отношения с другими людьми. Герои A.C. Пушкина наделены даром слышать собеседника, воспринимать его позицию, откликаться на реплику другого и отстаивать свой взгляд на мир в полноценном диалоге. У Лермонтова общение утрачивает свою прямую функцию быть средством связи между людьми, а потому в итоге герои оказываются в ситуации разорванных связей, невозможности коммуникации. Писатели воссоздают разнообразные коммуникативные ситуации, органично сочетают диалог с действиями героев. Диалог всегда обусловлен обстоятельствами, что придает ему естественность, жизнеподобие. У Пушкина и Лермонтова реализуется принцип многоплановости диалогических контактов. У Пушкина это множество смыслов, каждый из которых проясняется по мере развития действия. У Лермонтова - наличие скрытого (подтекстового) диалога.

Коммуникативные отношения, установившиеся между героями, определяют развитие сюжета. Вместе с тем диалог перестает быть простой

иллюстрацией к происходящему, комментарием по поводу событий, как это было принято в романтической прозе. Оба писателя показывают человека в его ежедневном существовании, а потому герои говорят об обычном, повседневном, однако содержание их разговоров лишь на первый взгляд кажется незначительным. Человек существует в многоголосом жизненном потоке и вписывает в него свой голос.

Содержание диссертации отражено в следующих публикациях: I. Статьи, опубликованные в изданиях, рекомендованных ВАК РФ

1. Юхнова И. С. Особенности светского общения в «Княгине Лиговской» Лермонтова // Вестник ННГУ им. Н.И. Лобачевского. Серия «Филология». Вып. 1 (2). Нижний Новгород: Изд-во ННГУ, 2000. С. 28-33.

2. Юхнова И.С. Поэтика философской прозы В.Ф. Одоевского // Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского. Серия Филология. Вып. 1 (3). Нижний Новгород: изд-во ННГУ, 2001. С. 86-89.

3. Юхнова И.С. Рефлексия в романе Лермонтова "Герой нашего времени" // Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского. Серия Филология. Вып. 4. Нижний Новгород: изд-во ННГУ, 2003. С. 11-14.

4. Юхнова И.С. Исповедь в романе М.Ю. Лермонтова "Герой нашего времени" // Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского. Серия Филология. Вып. 1 (5). Нижний Новгород: изд-во ННГУ, 2004. С. 1216.

5. Юхнова И.С. Диалог в структуре повестей A.A. Бестужева // Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского. Серия Филология. Вып. 1 (6). Нижний Новгород: изд-во ННГУ, 2005. С. 28-33.

6. Юхнова И.С. Принципы речевого портретирования в повести Н.Ф. Павлова «Ятаган» // Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского. Серия Филология. Вып. 1 (7). Нижний Новгород: Изд-во ННГУ, 2006. С. 78-82.

7. Юхнова И.С. Диалог с читателем в «Княгине Лиговской» М.Ю. Лермонтова // Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского. 2008, № 4. Нижний Новгород: Изд-во ННГУ им. Н.И. Лобачевского. С. 214216.

8. Юхнова И.С. Функция фоновых деталей в ситуациях общения в «Княгине Лиговской» М.Ю. Лермонтова // Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского. 2008, №5. Нижний Новгород: Изд-во ННГУ им. Н.И. Лобачевского. С. 296-298.

9. Юхнова И.С. Образ странствующего офицера в романе М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени» // Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского. 2009, №1. Нижний Новгород: Изд-во ННГУ им. Н.И. Лобачевского. С. 282-287.

10. Юхнова И.С. Общение и диалог в «Капитанской дочке» A.C. Пушкина // Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского, 2010, №4(1). С. С. 320-325.

11. Юхнова И.С. Процесс общения как литературоведческая проблема // Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского, 2010, №4 (1). С. 1000-1002.

12. Юхнова И.С. Князь Верейский как речевой тип (роман A.C. Пушкина «Дубровский») // Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского, 2011, №2 (1). С. 329-332.

13. Юхнова И.С. Роман A.C. Пушкина «Дубровский»: любовная интрига в свете проблемы общения // Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского, 2011, №3 (1). С. 321-324.

14. Юхнова И.С. Образ Швабрина: особенности речевого поведения // Вестник Вятского государственного гуманитарного университета. 2011, №2 (2). С. 114-117.

II. Монография

15. Юхнова И.С. Проблема общения и поэтика диалога в прозе М.Ю. Лермонтова: Монография. Нижний Новгород: Изд-во ННГУ им. Н.И. Лобачевского, 2011. 219 с.

III. Статьи, опубликованные в других изданиях

16. Юхнова И.С. Эффект «болтовни» в диалоге «Пиковой дамы» Пушкина // Русское слово в языке и речи. Брянск: Изд-во БГПУ, 2000. С. 367370.

17. Юхнова И.С. Мир семьи в творчестве Лермонтова // Гуманизм и духовность в образовании. Нижний Новгород: Изд-во НГЛУ, 2001. С. 257258.

18. Юхнова И.С. Баллада «Лесной царь» в контексте повести Лермонтова «Штосс» // Грехнёвские чтения. Нижний Новгород: Изд-во ННГУ, 2001. С.72-77.

19. Юхнова И.С. Двоемирие в «Штоссе» М.Ю. Лермонтова // Дергачевские чтения-2000. Русская литература: национальное развитие и региональные особенности. 4.1. Екатеринбург: Изд-во УрГУ, 2001. С.261-264.

20. Юхнова И.С. К вопросу о полемике A.C. Пушкина с A.A. Бестужевым-Марлинским (Поэтика диалога) // Ученые записки Ульяновского государственного университета. Серия «Образование». Вып. 2 (6). Актуальные проблемы образования. Наука и просвещение. Ульяновск: УлГУ, 2001. С. 157-160.

21. Юхнова И.С. Способы изображения события в «Герое нашего времени» // Преподавание и изучение русского языка и литературы в контексте современной языковой политики России. Нижний Новгород: Изд-во ННГУ, 2002. С.262-264.

22. Юхнова И.С. Особенности речевого самовыражения персонажей в романе М.Ю. Лермонтова "Герой нашего времени" // Гуманизация и гуманитаризация образования XXI века. Ульяновск, 2002. С. 170-173.

23. Юхнова И.О. Композиционное своеобразие прозы В.Ф. Одоевского // Эстетические и лингвистические аспекты анализа текста и речи. В 3-х т. Т.1. Соликамск: Изд-во СПГИ, 2002. С. 225-229.

24. Юхнова И.С. Лирическое в «Герое нашего времени» Лермонтова // Поэтика художественного произведения. Курган: Изд-во КГУ, 2002. С. 70-75.

25. Юхнова И.С. Словесные игры в "Герое нашего времени" Лермонтова // Русский язык и региональная языковая культура: история и современность. Ставрополь: СГУ, 2003. С.213-215.

26. Юхнова И.С. Рассказ В.Ф. Одоевского «Новый год»: художественное осмысление судьбы любомудров // Северо-Кавказские чтения. История языкознания, литературоведения и журналистики как основа современного филологического знания. Вып. 4. Актуальные проблемы литературоведения. Ростов-на-Дону, 2003. С.116-118.

27. Юхнова И.С. «Память сердца» и «память рассудка» в "Герое нашего времени" М.Ю. Лермонтова // Актуальные проблемы современной филологии. Литературоведение. Киров, 2003. С. 17-21.

28. Юхнова И.С. Принципы повествования в романе А.Ф. Вельтмана «Странник» // Художественный текст и культура. Владимир: ВГПУ, 2004. С.110-116.

29. Юхнова И.С. Культура общения в романе М.Ю. Лермонтова "Герой нашего времени" // Художественный текст: варианты интерпретации. Вып.9. Бийск: НИЦ БПГУ им. В.М. Шукшина, 2004. С.394-398.

30. Юхнова И.С. Семантика молчания в прозе Лермонтова // Лермонтовский выпуск. №7. Пенза, 2004. С.125-132.

31.Юхнова И.С. О некоторых принципах речевого портретирования в прозе А.С. Пушкина // Болдинские чтения. Нижний Новгород: изд-во «Вектор-ТиС», 2005. С. 108-113.

32. Юхнова И.С. Народно-патриархальное сознание в романе М.Ю. Лермонтова "Герой нашего времени" // Литература в движении эпох. Элиста: Изд-во КГУ, 2006. С. 44-48.

33. Юхнова И.С. Разговор авгуров в романе "Герой нашего времени" М.Ю. Лермонтова // Experimenta lucífera. Вып. 3. Нижний Новгород, 2006. С. 92-95.

34. Юхнова И.С. Татьяна Ларина в контексте проблемы общения // Грехнёвские чтения. Вып. 4. Нижний Новгород, 2007. С. 10-14.

35. Юхнова И.С. «Чужое: мое сокровище» Батюшкова как художественное явление // Пушкинские чтения - 2007. СПб.: ЛГУ им. А.С. Пушкина, 2007. С. 26-31.

36. Юхнова И.С. Античный контекст в романе «Герой нашего времени» // Проблемы утраты и возрождения традиционной и классической культуры на фоне развития цивилизации. Вклад Н.А. Добролюбова и современников в видение этой темы. Нижний Новгород, 2007. С. 96-100.

37. Юхнова И.С. «Евгений Онегин» А.С. Пушкина в свете проблемы общения // Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского.

2008, №1. Нижний Новгород: Изд-во ННГУ им. Н.И. Лобачевского. С. 206210.

38. Юхнова И.С. Принципы общения и поэтика диалога в "Герое нашего времени" // Грехнёвские чтения. Вып. 5. Нижний Новгород: Изд. Ю.А. Николаев, 2008. С. 52-59.

39. Юхнова И.С. Провинциальный мир в контексте проблемы общения // Болдинские чтения. Нижний Новгород: Изд-во «Вектор ТиС», 2008. С. 328341.

40. Юхнова И.С. Козьма Минин в романе М.Н. Загоскина «Юрий Милославский» // Нижегородский текст русской словесности. Нижний Новгород: НГПУ, 2009. С. 139-143.

41. Юхнова И.С. О некоторых функциях диалога в «Капитанской дочке» A.C. Пушкина // Грехнёвские чтения: Словесный образ и литературное произведение. Вып. 6. Нижний Новгород: «Книги», 2010. С. 29-34.

42. Юхнова И.С. Характерологическая функция диалога в «Капитанской дочке» A.C. Пушкина // Болдинские чтения - 2010. Саранск, 2010. С. 119-123.

43. Юхнова И.С. Коммуникативная проблематика в прозе М.Ю. Лермонтова // Лермонтовские чтения - 2010. СПб.: «Лики России», 2011. С. 32-38.

Подписано в печать 8.12.2011 г. Формат 60x84 1/16. Бумага офсетная. Печать офсетная. Усл. печ. л. 2. Заказ № 820. Тираж 100 экз.

Отпечатано с готового оригинал-макета в РИУ ННГУ им. Н.И. Лобачевского. 603000, г. Нижний Новгород, ул. Б. Покровская, 37

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора филологических наук Юхнова, Ирина Сергеевна

СОДЕРЖАНИЕ.

ВВЕДЕНИЕ.

Глава 1. ОБЩЕНИЕ И ДИАЛОГ КАК КАТЕГОРИИ

ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЯ.

§1. Общение как литературоведческая проблема.

§2. Диалог в литературном произведении.

Глава 2. КОММУНИКАТИВНАЯ ПРОБЛЕМАТИКА И ДИАЛОГ В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ 1820-1840 ГОДОВ

§1. Коммуникативная проблематика в литературе пушкинской эпохи.

§2. Творческий диалог A.C. Пушкина с A.A. Бестужевым (Марлинским).

§3. Диалог в структуре повестей A.A. Бестужева (Марлинского).

§4. Пушкин и Загоскин.

§5. Диалог в философской прозе В.Ф. Одоевского.

Выводы.

Глава 3. ТВОРЧЕСТВО А.С.ПУШКИНА В СВЕТЕ ПРОБЛЕМЫ ОБЩЕНИЯ

§1. Принципы речевого портретирования в прозе A.C. Пушкина.

§2. Князь Верейский как речевой тип.

§3. Любовная интрига в романе «Дубровский»: коммуникативный аспект.

§4. «Евгений Онегин» в свете проблемы общения.

§5. Татьяна Ларина: особенности речевого поведения.

§6. Поэтика диалога в «Пиковой даме».

§7. Томский как рассказчик.

§8. Нарумов в системе образов повести.

§9. Провинциальное общение.

Выводы.

Глава 4. ОБЩЕНИЕ И ДИАЛОГ В «КАПИТАНСКОЙ ДОЧКЕ»

А.С.ПУШКИНА.

§1. Принципы организации диалогических ситуаций.

§2. Ситуация первой встречи.

§3. Ситуация застольной беседы.

§4. Ситуация любовного объяснения.

§5. Диалог и разрушение ожиданий.

§6. Пророческая, прогнозирующая функция.

§7. Характерологическая функция диалога.

§8. Савельич: речевое поведение.

§9. Иван Игнатьевич: роль в диалоге.

§10. Особенности речевого поведения Швабрина.

Выводы.

Глава 5. ДИАЛОГ В РОМАНЕ М.Ю. ЛЕРМОНТОВА «КНЯГИНЯ

ЛИТОВСКАЯ».

§1. Особенности светского общения.

§2. Диалог с читателем.

§3. Принципы речевого портретирования.

§4. Семантика молчания.

§5. Функция «бытовых» диалогов.

§6. Фон, огласовка диалога.

§6.1. Ситуация застольной беседы.

§6.2. Музыкальный фон.

Выводы.

Глава 6. ПРИНЦИПЫ ОБЩЕНИЯ В «ГЕРОЕ НАШЕГО ВРЕМЕНИ».

§1. Печорин: потребность в общении.

§2. Способы воздействия на человеческое сознание.

§3. Максим Максимыч как носитель народно-патриархального типа сознания.

§4. Образ странствующего офицера.

§5. Рефлексия.

§6. Мысль как объект изображения в русской прозе.

§7. Исповедь как элемент художественного произведения.

§8. Исповедь в «Герое нашего времени».

§9. «Разговор авгуров».

§10. Словесные игры.

§11. Голосовая деталь.

Выводы.

Глава 7. ПОЭТИКА ДИАЛОГА В «ГЕРОЕ НАШЕГО ВРЕМЕНИ».

§1. «Память сердца» и «память рассудка».

§2. Диалогические начала и концы.

§3. Содержание и функция авторской ремарки в диалоге.

§4. Звуковая достоверность диалога.

§5. Подслушанный разговор и способы его передачи.

§6. Молчание.

§7. Типы диалогических ситуаций.

Выводы.

Введение диссертации2011 год, автореферат по филологии, Юхнова, Ирина Сергеевна

Творчество A.C. Пушкина и М.Ю. Лермонтова принадлежит к вершинным явлениям русской литературы, а потому изучено глубоко и всесторонне. Воссозданы биографии писателей, прокомментированы их произведения, показана эволюция их художественного сознания, творческая история произведений, освещены разнообразные аспекты поэтики, установлена связь с фольклором и западноевропейской и отечественной литературной традициями, показано влияние их творчества на литературный процесс. Глубоко осмыслено понятие историзма, изучен индивидуальный авторский стиль и стиль отдельных произведений, особенности стихотворной и прозаической речи. Особую актуальность в последние годы приобрели работы, раскрывающие духовные искания писателей, их религиозные воззрения. Становились предметом исследования и социологические аспекты творчества Пушкина и Лермонтова. Постоянно предпринимаются попытки «прочитать» произведения писателей в свете «модных», нашумевших современных научных теорий. Итоговыми стали изданная в 1981 году «Лермонтовская энциклопедия» и создаваемая «Онегинская энциклопедия».

Классикой пушкинистики стали труды М.П. Алексеева, И.Л. Альми, С.Г. Бочарова, С.М. Бонди, В.Э. Вацуро, Н.Л. Вершишиной, В.В. Виноградова, М.Н. Виролайнен, М.О. Гершензона, В.А. Грехнёва, Г.А. Гуковского, В.А. Кошелева, Г.В.Краснова, Ю.М. Лотмана, Г.П. Макагоненко, Н.И. Михайловой, B.C. Непомнящего, Б.В. Томашевского, Ю.Н. Тынянова, С.А. Фомичева, П.Е. Щеголева, Н.М. Фортунатова, В.Е. Хализева, В. Шмидта и др.

Основы лермонтоведения заложены в XIX веке статьями В.Г.

Белинского и монографией первого биографа поэта П.Висковатова. В XX

XXI вв. большой вклад в изучение творчества Лермонтова внесли

И.Л. Андроников, В.А. Архипов, Н.Л. Бродский, В.Э. Вацуро, Л.И. Вольперт, 4

Э.Г. Герштейн, С.Н. Дурылин, С.И. Ермоленко, А.И. Журавлёва, С.И. Кормилов, В.И. Коровин, Д.Е. Максимов, В.А. Мануйлов, О.В. Миллер, Е.М. Пульхритудова, И.Б. Роднянская, Б.Т. Удодов, И.Е. Усок, A.B. Фёдоров, Л.А. Ходанен, И.П. Щеблыкин, Б.М. Эйхенбаум и др.

Однако при всей многочисленности работ очевидно, что большинство научных проблем не столько получают решение, сколько приобретают статус дискуссионных. Таков, например, вопрос о художественном методе. Традиционно, еще со времен работ В.Г. Белинского, утвердилось представление о том, что оба поэта проходят путь от романтизма к реализму, а их вершинные произведения воспринимали как яркие образцы реализма. Однако у современных исследователей нет единства в этом вопросе. И дело даже не в том, что в 60-70-е годы XX века прошла напряженная дискуссия о художественном методе «Героя нашего времени», а в 2001 году появилась работа С.Н. Зотова, который говорит о «постромантизме» Лермонтова. Вызывает дискуссию сама природа реализма. Также обстоят дела и в определении природы «романа в стихах» A.C. Пушкина. Е.К. Созина подытожила: «Уникальность романного творчества этих художников <.> в последние годы принято объяснять стадией «синкретического», раннего русского реализма. В пределах творческого развития Пушкина, Лермонтова, Гоголя, а также в исторических условиях тогдашней литературы, когда проза еще только отделялась от поэзии и начинала заявлять о себе как о самодостаточном явлении и процессе, формы реалистической художественности соседствовали с иными, реалистическое и романное начало в произведениях указанных авторов существовало в нерасчлененном, целостном виде - в синкрете с другими жанрами и типами письма, в очень сильной степени - с системой просветительства, так что стратегические доминанты реализма мы выделяем в них скорее post factum, хотя и опираемся порой на признания самих писателей»1. А потому считает, что «вершинные явления искусства этого периода - реализм Пушкина, Лермонтова, Гоголя -требуют не функционального, а скорее «феноменального» рассмотрения»2. Этот подход мы и попытаемся осуществить в нашем исследовании.

Каждое значительное художественное произведение воссоздает неповторимую, конкретную ситуацию и в то же время - «мир в миниатюре», поэтому отражает более широкие и сложные связи жизни. Это особо осознается, когда речь идет о произведениях, герои которых воплотили типы национальной и исторической культуры». Для произведений Пушкина и Лермонтова характерна глубина философского осмысления тайн мира и человека, в них нашло воплощение национальное самосознание, а потому они стали важной частью духовной культуры. Автор одной из последних докторских диссертаций о творчестве Лермонтова отмечает у Лермонтова «стремление проникать в глубину повседневных житейских явлений с перспективой на будущее, способность понимать суть человеческого духа»3. Этот принцип воспринят Лермонтовым у Пушкина. Внешняя простота у Пушкина многомерна, не случайно М.О. Гершензон называет одну из своих работ «Мудрость Пушкина». А потому у читателя устанавливаются с их произведениями отношения особого рода («интимные», по выражению П.Вайля и А. Гениса).

Оба поэта творили в эпоху, когда менялась нравственная ситуация в обществе, менялся человек. Эту эпоху как «переламывающуюся» осознавал Пушкин. Е.В. Тарле называл тридцатые годы XIX века «самым безнадежно глухим, сонным, удушливым периодом николаевской эпохи»4. Духовная атмосфера этого десятилетия, по замечанию Л.Г. Фризмана, - «гнетущее

1 Созина Е.К. Эволюция русского реализма XIX в.: семиотика и поэтика. Екатеринбург: Изд-во Уральского университета, 2006. С. 12-13.

2 Созина Е.К. Указ. соч. С. 12.

3 Горланов Г.Е. Творчество М.Ю. Лермонтова в контексте русского духовного самосознания. Автореферат диссертации . д. филол.н. М., 2010. С. 3.

4 Тарле Е.В. О лермонтовском времени // Литературный современник. 1941. № 7-8. С. 140. молчание»5. Но молчание и оцепенение скрывали напряженную внутреннюю работу, самоанализ, рефлексию. Как замечает Е.И. Анненкова, ««духовная жажда», столь остро прочувствованная обществом на исходе предыдущего десятилетия, именно в 30-е годы ищет и находит свои формы воплощения. Томление духовной жаждой, высказанное в пушкинском «Пророке» (1826), должно было пройти процесс внутреннего сосредоточения. Наступала новая для России эпоха, сменившая время активного политического действия, эпоху, воодушевившую структуру жизни. Дело не только в том, что после 1825 года в стране воцарилась реакция. Закончились энтузиастические десятилетия XIX века - и приходило время духовного осмысления опыта, обретенного за эти годы»6.

Очень точно передал внутреннее ощущение человека, пережившего перелом в нравственной атмосфере России 1830-х годов, П.А. Вяземский: «Все не то, что было. И мир другой, и люди кругом нас другие, и мы сами выдержали какую-то химическую перегонку.»7. А.И. Герцен, яркий оппонент Николая I, заметил: «Ничто не может с большей наглядностью свидетельствовать о перемене, произошедшей в умах с 1825 года, чем сравнение Пушкина с Лермонтовым» . Оба они выразили «вкус и запах» своей эпохи, обозначили доминанты духовной жизни своего поколения. По мнению Г.В. Адамовича, «Пушкин остался богом, Лермонтов сделался другом, наедине с которым каждый становился чище и свободнее. Пресловутая его «злоба» мало кого обманывала»9.

1825 год стал тем рубежом, когда произошла не только смена царствований, но начала исчезать вера в возможность активного, действенного взаимодействия личности с миром и обществом. Наступил

5 Фрюман Л.Г. Поэт и время // Баратынский Е.А. Поли. собр. стихотворений. СПб., 2000. С. 207.

6 Анненкова Е.И. «Дума» Лермонтова в литературно-философском контексте 1830-х годов // Литература в школе. 1997. №6. С. 9.

7 Эйдельман Н. Пушкин. Из биографии и творчества. 1826-1837. М.: Худож. лит., 1987. С. 301.

8 Герцен А.И. Собр. соч. и писем: в 30 т. Т.7. М., 1956. С. 224.

9 Адамович Г.В. Лермонтов // М.Ю. Лермонтов: Pro et contra. СПб.: Изд-во РХГИ, 2002. С. 843. период внутреннего сосредоточения, самоуглубления. В связи с этим изменилось и содержание общения, с помощью которого осуществляется связь человека с внешним миром.

В пушкинскую эпоху, по замечанию Ю.М. Лотмана, при общем доминировании письменной речи особую авторитетность приобретало устное слово. «Устная речь, - пишет он, - делалась моделью культуры как таковой»10, «устное общение. [сделалось] и идеалом, нормой общения вообще, и [задавало] письменному тексту не только лексику, но и самый стиль контакта»11. При таком контакте важен реальный или воображаемый собеседник. Этим обусловлена обращенность высказывания, его внутренняя диалогичность. Устное общение предполагает мгновенную ответную реакцию на слово, реплику. При этом реакция может быть разной: и согласием, и полемикой, и уточнением позиций. Но если это и спор, то все-таки спор либо в пределах «хорового» контакта, когда существует изначальная общность языка, либо в условиях уважения к чужой позиции, когда собеседники находятся в равноправных коммуникативных отношениях. В результате само общение начинает развиваться свободно, непредсказуемо, а в финале мыслится достижение согласия, разрешение полемики. Так как целью общения является не сокрытие своего взгляда на проблему, а ее разрешение, то собеседники открыто выражают свою позицию и готовы к восприятию чужой точки зрения. При этом точка зрения собеседника может не приниматься, но принципиально важно, что она услышана, стала предметом дискуссии.

Общение, основанное на понимании, отличалось открытостью, отсутствием преград, барьеров. Даже частная переписка не была замкнута на авторе и адресате, письмо приобретало широкую известность, свободное хождение. Слово при таком типе общения было адекватно самому себе, оно

10 Лотман Ю.М. К функции устной речи в культурном быту пушкинской эпохи // Лотман Ю.М. О русской литературе. СПб.: Искусство-СПб, 1997. С. 801.

11 Лотман Ю М. Указ. соч. С. 803. не имело тайных смыслов. Человек проявлял себя в слове, а не скрывал, используя его как ширму.

В 30-е годы качественно меняется стиль общения. Человек уходит в себя. Слово часто оказывается неизреченным, а основой общения становится ситуация глобального разобщения (с небом, богом, обществом, другим человеком, разрушается и единство семейного круга). Внешне это проявляется в отказе от обсуждения серьезных тем, стремлении избежать «опасных» разговоров. Лермонтовский мемуарист В.П. Бурнашев рассказывает о ситуации в доме Петра Никифоровича Беклемищева, тайного советника, шталмейстера двора, на званом вечере у которого молодые офицеры передают последние новости о стихах Лермонтова на смерть Пушкина. Сановник переключает разговор с «опасных» тем на охоту, гастрономию, лишь бы не дать развернуться общению в нежелательном русле. И делает это мастерски, демонстрируя незаурядный дар рассказчика12. Поведение некоторых гостей, больше, чем другие осведомленных в обстоятельствах дела Лермонтова, свидетельствует, что они опасаются возможных доносов. Человек и в частном быту становится несвободным в высказывании, а в публичном разговоре предпочитает не выходить за пределы быта, контролирует то, что произносит.

Смена парадигмы общения сказалась и в смене поведенческой деятельности. Павел Вяземский, сверстник Лермонтова, заметил: «Для нашего поколения, воспитывавшегося в царствование Николая Павловича, выходки Пушкина уже казались дикими. Пушкин и его друзья, воспитанные во время наполеоновских войн, под влиянием героического разгула той эпохи, щеголяли воинским удальством и каким-то презрением к требованиям гражданского строя. Пушкин как будто дорожил последними отголосками

12 М.Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников. М., 1972. С. 177-180. беззаветного удальства, видя в них последние проявления заживо схороненной самобытности жизни»13.

В 1830-е годы исчезает чувство единства бытия. Как замечает Г.М. Фридлендер, «эпоха лицейского содружества пушкинского круга поэтов сменилась в 30-е годы временем духовного одиночества выдающихся, крупных деятелей русской культуры. Уже Пушкин после смерти Дельвига в последние годы жизни тяжело переносил охлаждение к себе публики, непонимание даже самых близких ему людей. Сходные чувства испытывал в 30-40-е гг. Баратынский, а Тютчев искал спасения от холода и пустоты русской жизни николаевской эпохи в Германии. Одинокими и непризнанными в это время в той или иной мере были и A.A. Иванов, равно как П.А. Федотов <.>, и М.И. Глинка. Такова была беда <.> эпохи»14. Творческой личности было тесно в том времени, а выразить чувство духовного одиночества, распада связей между людьми удалось именно Лермонтову.

Духовная атмосфера обусловила смену акцентов в осмыслении взаимоотношений «человек и мир». Если в 20-е годы был актуален ракурс «я в мире», так как существовали вера в возможность воплощения «души прекрасных порывов» в действие, поступок и убеждение, что слово, направленное в мир, будет услышано и получит отзыв, то в 30-е годы большую актуальность приобрел ракурс «мир во мне», и этот внутренний мир оказался единственно ценностным и истинным. А потому важное, существенное не проговаривается, уходит в подтекст. Изменяется содержание устного общения, оно, как мы увидели, лишается глубины и полноты. Но тогда возникает вопрос: где человек может раскрыться? В дневнике? Во внутреннем размышлении, которое не изливается постороннему? В очень узком дружеском кругу единомышленников?

13 Цит. по: Эйдельман Н. Пушкин. Из биографии и творчества. 1826-1837. С. 301.

14 Фридлендер Г.М. Гоголь: истоки и свершения. Статья вторая // Русская литература. 1995. №2. С. 1415.

Следствием процессов, происходящих в обществе, становится и то, что в литературе иначе воссоздается общение, оно получает иное наполнение, герой преследует другие цели, выстраивая свои коммуникативные отношения с собеседником. В пушкинистике и лермонтоведении нет многоаспектных, комплексных исследований данной проблемы.

В пушкинистике исследуются отдельные традиции, организующие коммуникацию (например, ораторская, риторическая, романтическая), а также предпринимаются попытки выявить доминирующие речевые стратегии. Так, Н.И. Михайлова в течение многих лет изучает связь творчества Пушкина с ораторским искусством. В частности, в статье «Творчество Пушкина и ораторская проза 1812 года» она дала общий очерк ораторской прозы 1812 г. и наметила «те линии в творческом наследии Пушкина, которые свидетельствуют об идеологическом и художественном освоении им этого пласта русской культуры»15. Н.И. Михайлова выяснила, как язык манифестов, воззваний, приказов, проповедей, рескриптов 1812 года повлиял на общий строй лирики Пушкина, а также указала, что ораторские тексты нашли отражение и в художественной прозе Пушкина, в частности в «Метели» и «Рославлеве». С их помощью воссоздавался дух исторической эпохи 1812 года, ведь они были неотъемлемой частью культуры и быта той поры. В другой работе - «Народное красноречие в «Капитанской дочке» -Н.И. Михайловна подробно анализирует XI главу романа, в которой рассматривает ораторские стратегии Пугачева, Хлопуши и Белобородова. Она приходит к выводу, что Пушкин «в творчески преобразованном виде донес до нас народное красноречие эпохи пугачевской войны», которое осмыслено им «в широком контексте как истории, так и классического ораторского искусства»16.

15 Михайлова Н.И. Творчество Пушкина и ораторская проза 1812 года // Пушкин: Исследования и материалы. Л.: Наука, Ленигр. отд-е, 1986. Т. 12. С. 279.

16 Михайлова НИ. Народное красноречие в «Капитанской дочке» // Пушкин: Исследования и материалы. Л.: Наука, Ленигр. отд-е, 1991. Т. 14. С.257.

Прозу Пушкина в контексте риторической традиции той поры изучает Н.Л. Вершинина17. Она выявила онтологический смысл риторических приемов (например, «фигуры умолчания», «завершенности» и др.), их композиционную функцию в прозе и поэмах Пушкина. В этом же направлении ведет исследование прозы Пушкина польский литературовед Ольга Глувко. Она рассмотрела коммуникативные ситуации в повести «Выстрел», строящиеся на сочетании «невыразимого» и «молчания», охарактеризовала модели поведения героев в них, а также выявила формы установления контакта. Анализ подобных коммуникативных ситуаций позволил ей утверждать, что все приемы (слова-сигналы, догадки, имеющие статус коллективного мнения, ситуационный параллелизм) «служат

1 о художественной задаче дополнять невысказанное героем» , поэтому в повести важна не столько речь, сколько утаиваемое.

Важный аспект в изучении коммуникативной проблематики обозначил А.Б. Есин. В статье 1994 года (впервые опубликована в 2002 году) он поставил вопрос об «изображенном слове»19, которое само становится «героем произведения»20. А.Б. Есин показал, что в «Евгении Онегине» отражен «не только «социальный расклад», реалии быта, круг чтения, характер воспитания и т.п., но и многообразие существовавших в

71 пушкинской России речевых манер, форм речевого поведения» . Герои сталкиваются с необходимостью словесно оформить свое представление о человеке и мире, поэтому особое значение в романе приобретает мотив «найденного слова», которое всегда оказывается неадекватным

17 См. работы: «Завершенность» как онтологический принцип пушкинского стиля // Болдинские чтения. Саранск, 2010; Сентиментально-бытовой стереотип и его отражение в стиле пушкинской прозы // Болдинские чтения. Нижний Новгород: Изд-во ННГУ, 1994; «Рассказовая» тенденция в беллетристике пушкинского времени и творчестве Пушкина 1830-х годов // Болдинские чтения. Нижний Новгород: Изд-во ННГУ, 1997 и др.

18 Глувко О. Романтическая идея «невыразимого» в контексте «Повестей Белкина» // Болдинские чтения. Нижний Новгород, 2005. С.44-45.

19 Есин А.Б. Изображенное слово у Пушкина и Чехова («Евгений Онегин» и «Вишневый сад» // Есин А.Б. Литературоведение. Культурология. М.: «Флинта»; «Наука», 2003. С. 168-180.

20 Там же. С. 168.

21 Там же. С. 168. действительности, так как часто обусловлено речевыми стереотипами; в речевом поведении героев исследователь обнаруживает автоматизм, не позволяющий «воплотить в адекватную речевую форму свое чувство»22.

Еще одно направление в изучении коммуникативных аспектов прозы A.C. Пушкина наметилось в последние годы, и связано оно с изучением стратегий речевого поведения героев. Одной из первых работ по данной проблематике стала статья C.B. Савинкова, в которой исследователь показал, что доминирующими стратегиями поведения героев Пушкина становятся «речь прямая» и «речь лукавая». Герои неизбежно оказываются в ситуации выбора: огласить свои истинные мысли или утаить их. Истоки этой ситуации исследователь обнаруживает в предшествующей литературной традиции, в частности в трагедиях А.П. Сумарокова, лирике Г.Р. Державина, М.В. Ломоносова. «В конфликте между истинностью спонтанно выраженного чувства и истиной-долгом пушкинские герои неизменно следуют старой классицистической норме - они встают на сторону долга, который у Пушкина осмысливается как такой незыблемый порядок вещей, на котором мир держится», - подытоживает исследователь23.

В лермонтоведении в работах С.И. Кормилова, И. Виноградова, Л.И. Вольперт, Б.Т. Удодова и др. высказан ряд ценных, хотя и разрозненных замечаний по поводу некоторых аспектов коммуникации. Так, С.И. Кормилов указал на парадокс в характере Печорина: герой, несмотря на свой крайний индивидуализм, испытывает колоссальную потребность в общении, а потому немыслим вне коммуникации24. А И. Виноградов выявил однонаправленность коммуникативных контактов Печорина25.

22 Там же. С. 173.

23 Савинков СВ. Речь прямая и речь лукавая: стратегии поведения в творчестве Пушкина // Болдинские чтения. Нижний Новгород: Вектор-ТиС, 2009. С. 108.

24 Кормилов С И. О своеобразии социально-исторического аспекта в «Герое нашего времени» М.Ю. Лермонтова//М.Ю. Лермонтов. Проблемы изучения и преподавания. Ставрополь: СГПУ, 1996. С. 2-14.

25 Виноградов ИИ. Философский роман Лермонтова // Виноградов И.И. По живому следу: Духовные искания русской классики. М.: Советский писатель, 1987. С. 7-48.

Концептуально важными стали наблюдения JI. Бэгби, обнаружившего в л/

Герое нашего времени» «двухголосие» (double-voicing) , и Б.Т. Удодова, показавшего «тяготение Лермонтова не к монологическому, а диалогическому художественному мышлению»27. Они позволили, с одной стороны, воспринять «Героя нашего времени» как произведение, из которого вырос полифонический роман, выделить в нем «внешний», «открытый» и «внутренний», «скрытый» диалог. С другой стороны, показать сознание самого Печорина как диалогичное. Эта особенность сознания героя позволила В.М. Марковичу рассмотреть диалог Печорина с судьбой28, а А.К. Бочаровой обнаружить в последовательности поступков героя логику сократического диалога29. Ф. Раскольников обратил внимание на диалогичность, внутреннюю полемичность размышлений Печорина, которая обусловила такую черту стиля, как обилие альтернативных предложений30. Мысль героя воспроизводится таким образом, что намечаются полярности, крайние возможности. A.B. Чичерин показывает, как на уровне стиля (обилие оксиморонов, парадоксов, изменение семантики восклицательного и вопросительного знаков) отражается конфликт «крайнего скептика с тайным и необузданным мечтателем» во внутреннем мире Печорина31.

М.И. Шутан в диссертации о романе «Княгиня Лиговская» одну из глав посвящает диалогическим аспектам лермонтовского психологизма. В ней он рассматривает такие формы общения, как подлинное общение и игра в общение, и делает вывод о том, что в романе очевиден аналитический подход

26 Bagby Lewis. Narrative Double-Voicing in Lermontov's "A Него of Our Time" // Slavic and East European Journal. Vol. 22, N 3 (Fall 1976). P. 265-286.

27 Удодов Б. T. Роман М.Ю. Лермонтова "Герой нашего времени". М.: Просвещение, 1989. С. 136.

28 Маркович В.М. И.С. Тургенев и русский реалистический роман XIX века (30-е - 50-е годы). Л.,

1982.

29 Бочарова А.К. Об одном повествовательном пласте в романе М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени» // Изучение творчества М.Ю. Лермонтова в вузе и школе. Пенза, 1991. С. 23-33.

30 Раскольников Ф.А. «Фаталист» и проблема судьбы в «Герое нашего времени» // Раскольников Ф.А. Статьи о русской литературе. М.: Вагриус, 2002. С. 168-169.

31 Чичерин А Б. Очерки по истории русского литературного стиля. М., 1977. С. 114. к человеческому общению, что соответствует эстетическим принципам реалистической прозы в целом32.

Как видно из приведенного выше обзора, конкретные наблюдения ученых свидетельствуют, что разные аспекты коммуникации и речевого поведения героев имеют существенное значение в творчестве A.C. Пушкина и М.Ю. Лермонтова, однако до сих пор не осуществлен их системный и многоаспектный анализ. Более того, в немногочисленных исследованиях, рассматривающих данный вопрос в творчестве писателей второй половины XIX века, высказывается мысль о том, что общение как проблема начинает осознаваться только Л.Н. Толстым и А.П. Чеховым, однако при этом не отрицается актуальность коммуникативной проблематики для литературы предшествующих эпох. Таким образом, возникает парадокс: проблема в литературе обозначена, но своего научного осмысления еще не получила. Этот пробел особенно остро начал осознаваться в последние годы, поэтому стали появляться работы, в которых ведется исследование литературного общения, литературных диалогов, диалогичности лирики начала XIX века, а также рассмотрена лирика первой трети XIX века в свете речевых жанров. E.H. Федосеева показала, как реализуются жанры просьбы, жалобы, молитвы, а также ситуация пира и спора в творчестве русских поэтов этого периода, раскрыла, как функционируют визуальные и слуховые образы, имя в системе общения. Она пришла к выводу, что в лирическом произведении «некоторые жанры выступают как ситуации общения», «другие <.>- как поступок в общении, как средство общения, прямое высказывание»33.

Необходимостью изучения проблемы общения, а также анализа коммуникативных отношений между героями произведений Пушкина и Лермонтова, и прежде всего тех, в которых отражена современная

32 Шутаи М.И. Роман М.Ю. Лермонтова «Княгиня Литовская» в контексте русской повествовательной прозы 30-середины 40-х годов 19-го века. Автореф дис. к.ф.н. Нижний Новгород, 1994. С. 12.

33 Федосеева E.H. Диалогическая основа русской лирики первой трети XIX века. Автореферат дис. доктора филол.наук. С. 9. действительность и современный тип сознания, обусловлена актуальность данной диссертации.

Другие аспекты также делают данное исследование актуальным.

Эпоха Пушкина и Лермонтова - это еще и эпоха смены художественных систем, когда «оформлялась литературная ситуация нового, а точнее, уже новейшего времени»34, «радикального обновления тем, методов, форм и традиций»35. Этот процесс сравнивают с культурной революцией. Именно в творчестве Пушкина и Лермонтова происходит изменение литературных форм, этот процесс затрагивает и принципы изображения речи персонажей. Перед писателями встает задача выработки способов воссоздания процесса общения, организации диалогического эпизода. Формальная структура диалога (когда он определяется как чередование реплик героев), конечно же, сохраняется, но одновременно возникает понимание, что истинный смысл диалога не исчерпывается только произносимыми словами. Важную роль в произведениях начинают играть диалогические отношения. Это понятие сформулировал Г.П. Макагоненко, рассмотревший три «программных» диалога в «Капитанской дочке». Он обращает внимание на тот факт, что «содержание диалога не сводится к высказыванию его участниками двух противоположных линий - оно шире, глубже и значительнее суммы двух суждений. Новая содержательность возникает из художественной структуры диалога как определенной эстетической категории - диалогических отношений. Диалогические отношения - это конкретное и специфическое проявление закона истинного искусства - закона сцепления, сформулированного Львом Толстым»36.

В результате меняются функции диалога, принципы его включения в текст. Все это также требует научного анализа, тем более что лишь в

34 Созина Е.К. Указ. соч. С. 12.

35 Эйхенбаум Б.М. «Герой нашего времени». С. 249.

36 Макагоненко Г.П. Творчество A.C. Пушкина в 1830-е годы (1830-1833). Л.: Худож. лит., 1974. С. нескольких работах уделено внимание этому вопросу. Наиболее полно охарактеризован диалог в «Пиковой даме» и «Повестях Белкина». В.В. Виноградов в работе «Стиль «Пиковой дамы» показывает, как Пушкин «перестраивает стиль прозаического диалога»37. Еще в «Повестях Белкина» он усиливает его бытовую характерность, социальную обусловленность; диалог приобретает черты реалистического драматизма, эмоциональную выразительность. В «Пиковой даме» диалог становится средством изображения среды, приобретает повествовательные функции, на него распространяется «принцип субъектно-экспрессивных сдвигов и

38 транспозиций» .

Диалог с читателем в «Евгении Онегине» привлек внимание В.А. Грехнёва, Н.И. Михайловой, В.А. Кошелева39. Диалог в данных работах понимается как способ контакта с действительностью, которая разнообразна, подвижна, а потому подвижен, изменчив и образ читателя.

Этапной в изучении пушкинского диалога стала монография В.В. Одинцова «О языке художественной прозы: повествование и диалог». Свой подход исследователь сформулировал следующим образом: «Необходимо ответить, почему в данном месте употребился именно этот способ раскрытия характера [диалог], а не другой»40. Объектом его исследования стали «Повести Белкина». В.В. Одинцов показал, как реализуется характерологическая функция диалога, какую роль выполняет жест, как разрушается традиционная вопросно-ответная форма диалога и вырабатываются новые способы его развития.

37 Виноградов В В. Стиль «Пиковой дамы» // Пушкин: Временник Пушкинской комиссии. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1936. С. 118.

38 Там же. С. 121.

39 Грехнев В А. Диалог с читателем в романе Пушкина «Евгений Онегин» // Пушкин. Исследования и материалы. T.9. Л., 1979. С. 100-109; Михайлова НИ. Из комментария к роману A.C. Пушкина «Евгений Онегин» // Проблемы современного пушкиноведения. Псков, 1994. С. 141-143; Кошелев В А. «Кто б ни был ты, о мой читатель.» // Кошелев В.А. «Онегина» воздушная громада. СПб.: Академический проект, 1999. С. 269-285.

40 Одинцов В В О языке художественной прозы: повествование и диалог. М.: Наука, 1973. С.12.

Значимость диалога в «Герое нашего времени» Лермонтова была обозначена еще В.Г. Белинским, который в статье о романе восхищался естественностью рассказа, свободой его развития, которое стало следствием того, что он вырастал из разговора в пути. Б.М. Эйхенбаум показал, что история героя рождается «путем скрещения двух хронологических движений»41, и разграничил «хронологию событий» и «хронологию -рассказывания», а также отметил существенное отличие приемов циклизации (в том числе диалогического обрамления) в «Герое нашего времени»: Лермонтов наделил их новыми функциями, нашел для них убедительные внутренние мотивировки42. «Хронология событий» в романе осмыслена глубоко, чего нельзя сказать о «сюжете рассказа», который воспринимался как вторичная научная проблема, так как главной задачей было осмысление «ускользающего» образа главного героя, его взаимоотношений с действительностью. В силу этого само понятие «диалог» в ряде исследований использовалось как синонимичное понятию «подтекст». Так, Э.Г. Герштейн в монографии «Герой нашего времени» М.Ю. Лермонтова» одну из глав называет «Второй диалог» и говорит в ней о подтексте, сам термин («второй диалог») заимствует у М. Метерлинка. Однако этот подход крайне важен для нас, так как позволяет выявить главный принцип взаимодействия всех художественных элементов в романе, суть которого состоит в том, что в произведении в диалог вступают отдельные фразы и словосочетания, повторяющиеся и варьирующие друг друга на протяжении всех частей «Героя нашего времени».

Многие исследователи (E.H. Михайлова, Б.М. Эйхенбаум, Б.В. Томашевский, Э.Г. Герштейн, В.М. Маркович и др.) отмечают «второй эмоциональный план» в романе, «ощущение движения жизни за пределами

41 Этенбаум Б М. «Герой нашего времени» // Эйхенбаум Б. О прозе: Сб. ст. Л.: Худож. лит. Ленингр. отд-ние, 1969.С. 263.

42 Там же. С. 264-265. рассказа»43. Его возникновение объясняли, анализируя символический пласт романа (В.М. Маркович), систему параллелизмов и контрастов (Э. Герштейн), парную симметрию (A.A. Крупышев44). И.М. Тойбин обозначил новый подход к осознанию жизненного фона, когда проанализировал философский контекст разговора Печорина с Вернером и участниками ставропольского кружка45. Еще один возможный подход к анализу диалогических ситуаций реализован Л.И. Вольперт, которая охарактеризовала диалоги Печорина с Вернером как интеллектуальный поединок46.

Ценные замечания о диалоге в незаконченном романе «Княгиня Литовская» сделали В.В. Виноградов, В.А. Грехнёв. Они отмечают, что в произведении используется ситуация светского разговора, который осуществляется по жесткой схеме и имеет яркие речевые приметы. В.В. Виноградов выявил, что в строе лермонтовского диалога скрещиваются две традиции: A.C. Пушкина и В.Ф. Одоевского. Исследователь выделил такие «пушкинские приметы», как «короткие реплики, их логически стройное движение - при разнообразии экспрессии, индивидуальное, глубоко характеристическое соотношение слов с лаконическими обозначениями жеста и мимических движений, прозрачность и типичность устной речи, свободной от книжных примесей»47. Вместе с тем В.В. Виноградов фиксирует элемент, нетипичный для диалогов пушкинских героев, но характерный для светской повести. Это - «затейливая игра светского остроумия и каламбуров»48. В ней, а также использовании приема «куклы-автомата», сказывается влияние В.Ф. Одоевского49. В.А. Грехнёв показал,

43 Михайлова E.H. Проза Лермонтова. М., 1957. С. 264.

44 Крупышев А. О парной симметрии в романе М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени» // Творчество писателя и литературный процесс: Иваново, 1991. С. 29-30.

45 Тойбин И.М. К проблематике новеллы Лермонтова «Фаталист» // Ученые записки Курского госпединститута. 1959. Вып. IX.

46 Вольперт Л.И. Лермонтов и литература Франции. СПб.: Алетейя, 2008. С. 243-245.

47 Виноградов В.В. Стиль прозы Лермонтова // Лит. наследство. Т. 43-44. М., 1941. С. 557.

48 Там же. С. 557.

49 Там же. С. 550 что диалог в романе строится на несоответствии слова и чувства и приобретает характерологическую функцию50.

Важность изучения общения, диалога, диалогических отношений обусловлена как собственно литературоведческими, так и общекультурными причинами. Одна из серьезных проблем современного общества - дефицит общения, невозможность установления контакта человека с внешним миром. Такие проблемы, как одиночество в толпе, невозможность высказаться и неумение слушать, необходимость посредников (которыми становятся в том числе и технические приспособления) для осуществления коммуникации, приобретают особо острое звучание в трудах психологов, социологов, становятся одной из главных тем в современной литературе.

Методология определяется целями и задачами диссертационного исследования. В работе используются историко-литературный, типологический, системно-структурный, сравнительно-сопоставительный, описательный, историко-генетический методы исследования литературных явлений.

Теоретической основой послужили теоретически значимые концепции пушкинистики и лермонтоведения, исследования отечественных ученых в области диалога и проблемы коммуникации: М.М. Бахтина, В.В. Виноградова, Т.О. Винокура, Л.П. Якубинского, А.И. Белецкого, Ю.М. Лотмана, В.Е. Хализева, М.Б. Борисовой, Е.Г. Эткинда, В.В. Одинцова, О.В. Сливицкой, А.Д. Степанова и др. Кроме того, на формирование научной концепции повлияли труды лингвистов, психологов, философов, культурологов по проблемам диалога, общения, речевого поведения: A.A. Леонтьева, В.В. Бибихина, Б.Г. Ананьевна, B.C. Библера, Л.С. Выготского, Д.Н. Узнадзе, Т.Г. Винокур, A.A. Потебни, Е.А. Земской,

50 Грехнёв В.А. О психологических принципах «Княгини Литовской» М.Ю. Лермонтова // Русская литература, 1975, №1. С. 36-46.

Л.И. Донецких, Т.Н. Колокольцевой, P.O. Якобсона, Дж. Остин, И.В. Арнольд и др.

Цель работы состоит в осмыслении проблемы общения в прозе A.C. Пушкина и М.Ю. Лермонтова и комплексном описании способов изображения процесса общения, главным из которых является диалог.

Задачи исследования:

1. Осмыслить общение как литературоведческую категорию и охарактеризовать современные литературоведческие подходы к данной проблеме.

2. Охарактеризовать специфику художественного диалога, уточнить его границы, выявить главные аспекты изучения диалога в современной науке;

3. Показать значимость коммуникативной проблематики в русской литературе 1820-1840-х гг. XIX века. Охарактеризовать историко-культурный и литературный контексты в связи с заявленной проблемой.

4. Выявить особенности решения проблемы общения в прозе A.C. Пушкина и М.Ю. Лермонтова.

5. Осмыслить образы героев произведений A.C. Пушкина и М.Ю. Лермонтова в контексте проблемы общения, охарактеризовать их как психологические типы в связи с особенностями их речевого поведения.

6. Выявить способы изображения процесса общения, охарактеризовать наиболее типичные ситуации общения и продуктивные модели диалога в произведениях A.C. Пушкина и М.Ю. Лермонтова.

7. Показать специфику диалогической техники в творчестве Пушкина и Лермонтова, проанализировать структуру наиболее типичных диалогических ситуаций.

Новизна исследования. В работе впервые комплексно и всесторонне исследуется проблема общения в произведениях A.C. Пушкина и

М.Ю. Лермонтова, показано, как формируются принципы и способы передачи процесса общения. Всесторонне исследована поэтика диалога,

21 выявлены его структурные типы. Охарактеризованы главные речевые типы в произведениях обоих писателей. Уточнено понятие «социально-психологический тип» применительно к герою литературного произведения. В работе предложены новые интерпретации ряда хрестоматийных произведений русской литературы (в частности, переосмыслены образы князя Верейского, Швабрина, Нарумова, Томского, странствующего офицера и др.), уточнены функции второстепенных персонажей в литературном произведении. Показано, как коммуникативная проблематика решается в творчестве писателей-современников, тем самым рассмотрен историко-культурный контекст.

Теоретическая значимость заключается в осмыслении понятия «общение» как категории литературоведения; в уточнении представлений о «художественном диалоге», его функциях и типах; в определении границ диалогической ситуации в литературном произведении; в развитии представлений о литературном герое как социально-психологическом типе с акцентом на «психологической» составляющей. В диссертации разработана оригинальная методика анализа коммуникативной проблематики в литературном произведении и речевого поведения героев, а также методика анализа речевых ситуаций.

Практическая значимость заключается в том, что разработанная методика анализа может быть реализована при обращении к другим литературным явлениям, а также в возможности использования материалов диссертации в школьном и вузовском преподавании, при чтении спецкурсов и спецсеминаров, при составлении комментариев к академическим собраниям сочинений A.C. Пушкина и М.Ю. Лермонтова. Материалы диссертации имеют ценность для таких наук, как лингвистика, культурология, теория коммуникации, психология.

Объектом исследования стали прозаические произведения A.C.

Пушкина («Капитанская дочка», «Дубровский», «Арап Петра Великого»,

22

Повести Белкина» «Пиковая дама») и М.Ю. Лермонтова («Княгиня Лиговская», «Герой нашего времени»). Также в работе в свете заявленной проблемы исследуется «роман в стихах» A.C. Пушкина «Евгений Онегин». Это произведение стало объектом анализа, потому что именно в нем формируется структура русского классического романа, вырабатывается пушкинская концепция личности, осмысляется характер взаимодействия человека со своим временем, обществом.

В произведениях, которые стали объектом анализа, впервые отмечается аналитический подход к изображению общения, а характер общения определяет логику сюжетного развития. Кроме того, именно Пушкин и Лермонтов изображают разные формы речевого поведения, избегают формульности, схематизма в коммуникативных ситуациях. В этих произведениях формируется принцип жизнеподобия, достоверности диалога, вырабатываются новые принципы его организации.

Нам представляется важным изучение коммуникативной проблематики и поэтики диалога в творчестве этих писателей не изолированно, а в единстве. A.C. Пушкин реформирует диалог, воссоздает разнообразные ситуации общения; речевое поведение его героев узнаваемо, строго мотивировано, обусловлено характером и ситуацией. При этом Пушкин преодолевает существующую традицию, а его манера во многом контрастна той, от которой он отталкивается. М.Ю. Лермонтов «соединил в гармоническое целое все созданные в пушкинскую эпоху средства художественного выражения»51. Для него актуальны как пушкинские принципы, так и те, которые были сформированы в романтической прозе A.A. Бестужева-Марлинского, В.Ф. Одоевского, М.Н. Загоскина, А.Ф. Вельтмана и др. При этом важен сам характер лермонтовского взаимодействия с пушкинской традицией. Еще Б.М. Эйхенбаум отметил, что в «Герое нашего времени» ощутимо влияние «Путешествия в Арзрум»,

51 Виноградов В В. Стиль прозы Лермонтова. С. 624. однако «автор «Бэлы» рассказывает о том же самом - с таким видом, как будто никакого «Путешествия в Арзрум» в литературе не появлялось»52. А Л.И. Вольперт заметила: «.отношение Лермонтова к пушкинской традиции - классический пример творческой связи, включающей не только приближение, но и сильное отталкивание <.> Лермонтов всегда стремится прокладывать новые пути, делать все «по-иному», он как будто постоянно ищет спора с Пушкиным» . Оба подхода (A.C. Пушкина и М.Ю. Лермонтова) повлияли на принципы изображения общения и способы организации диалога в литературе второй половины XIX века.

Предметом исследования являются проблемы человеческого общения в творчестве Пушкина и Лермонтова, а также речевое поведение героев, диалогические ситуации и ситуации общения.

Основные положения, выносимые на защиту.

1. В русской литературе 1820-1830-х годов намечается аналитический подход к осмыслению проблем общения, идет поиск форм достоверного изображения речевого поведения человека. Наиболее значимыми проблемами, связанными со сферой коммуникации, стали проблема невыразимого, отзыва (отклика), воздействия слова (в том числе и поэтического) на человека и общество и др. Мысль о невозможности полностью выразить свой внутренний мир в слове становится центральной в произведениях разных жанров. Естественность, жизнеподобие речевого поведения героев начинают осознаваться как художественное достоинство произведения, формируется принцип «речевой жизненности» (Ю.Н. Тынянов) персонажей. В романтической прозе сохранялась формульность, условность речевых действий героев, их принципиальный монологизм, но вместе с тем воспроизводились разнообразные диалогические ситуации, формировались новые подходы к изображению массовых сцен, в которых

52 Эйхенбаум Б.A4. «Герой нашего времени». С. 289.

53 Вольперт Л И. Указ. раб. С. 40. было показано взаимодействие оратора и толпы и даны образцы народного красноречия. Диалог стал основной формой выражения идей в философской прозе.

2. В произведениях Пушкина и Лермонтова коммуникативная ситуация часто становится толчком к развитию действия, а потому общение становится предметом изображения. Так как человек показан в сложных отношениях с другим человеком, обществом, то и его речевое поведение, при наличии доминирующих свойств, обусловленных индивидуальным складом личности, становится вариативным, неформульным. Писатели воспроизводят разнообразные коммуникативные ситуации, вскрывают механизм манипуляции поведением человека, осуществляют поиск форм передачи процесса общения, разрабатывают оригинальную технику диалога. В произведениях Пушкина общение характеризуется открытостью, отсутствием преград, барьеров. Собеседники слышат друг друга, воспринимают позицию другого, даже если не принимают ее для себя. В произведениях Лермонтова общение перестает быть средством связи между людьми, утрачивает свою прямую функцию.

3. Диалогические отношения, изображаемые в произведениях Пушкина и Лермонтова, вырастают из жизни, обусловлены теми процессами, которые происходят в обществе, во внутреннем мире человека. Главным принципом становится естественность, психологическая достоверность, жйзнеподобие.

В прозе Пушкина и Лермонтова не столько воспроизводятся разговоры героев в форме диалогов, сколько воссоздаются коммуникативные ситуации. При этом писатели опираются на типичные, узнаваемые коммуникативные модели (путевой диалог, светский разговор, любовное объяснение, дружескую беседу и др.). А так как из диалога выпускаются лишние детали, которые читатель способен легко досоздать в своем воображении, он становится лаконичным, динамичным.

4. Для диалога характерна многоплановость. Однако у Пушкина и Лермонтова многоплановость имеет разную природу.

У Пушкина многоплановость диалога - это множество смыслов, каждый из которых проясняется по мере развития действия, когда появляется «ключ», позволяющий пересмотреть возможный смысл диалога. При этом новый смысл не отвергает предыдущий, а углубляет его. Так даже бытовой, случайный, проходящий разговор становится многомерным, стереоскопичным.

У Лермонтова многоплановость состоит в том, что возникает скрытый (подтекстовый) диалог. В нем можно вычленить произносимое и подразумеваемое. Он часто строится как словесная игра, психологический поединок. Скрытый диалог не прекращается с окончанием реального разговора героев.

5. В произведениях Пушкина и Лермонтова усложняется структура диалога. Теперь диалог воссоздается не только в форме обмена репликами, но и как чередование прямой и косвенной речи, реплики одного героя - с переданным повествователем содержанием ответной реплики. Часто писатель только намечает общее направление разговора, который должен додумать (восстановить) читатель. Нередко дается аналитическое описание диалога, однако сцена воспринимается как диалогическая, потому что речь повествователя «вбирает» в себя голоса героев, передает их интонации, характерные для них словесные обороты.

6. Границы диалога не совпадают с диалогической ситуацией. Общение не заканчивается с окончанием разговора, поэтому между диалогами возникает внутренняя взаимосвязь. Особое значение приобретают диалогические отношения, которые возникают «поверх» разговоров героев.

7. Анализ образов героев в свете коммуникации позволяет осознать их не только как социальные, но и как психологические типы. Речевое поведение - это прежде всего реализуемые героями стратегии общения,

26 выбор которых обусловлен их ценностными ориентациями, внутренним складом, положением в обществе, принятыми нормами. У Пушкина значимую роль играет ситуация выбора между «речью правдивой» и «речью лукавой». Диалогические сцены часто строятся на разрушении ожидаемого героем сценария разговора. Герои Лермонтова испытывают потребность в подлинном общении, но в реальности лишены его: они ведут словесные поединки, интеллектуальные дуэли, в такой ситуации даже дружеское общение утрачивает идею равноправия.

8. Наиболее продуктивными в прозе Пушкина и Лермонтова стали следующие ситуации общения: застольной беседы, первой встречи, любовного объяснения, дружеской беседы, путевого диалога, разговора за карточным столом, «мазурочной болтовни», светского разговора. Они обусловлены местом, где происходит диалог (игорная, бальная зала, светская гостиная, дорога и т.д.), имеют свою логику развития. Однако и Пушкин, и Лермонтов редко используют их в «чистом» виде. Они получают новое наполнение, развиваются вопреки ожиданиям героев и читателя.

Апробация работы. Основные положения диссертации были изложены в монографии «Проблема общения и поэтика диалога в прозе М.Ю. Лермонтова: Монография. Нижний Новгород: Изд-во ННГУ им. Н.И. Лобачевского, 2011. 219 с. (12,7 усл.п.л.), а также в 14 статьях, опубликованных в изданиях, рекомендованных ВАК РФ, ряде публикаций в других изданиях, а также в докладах, прочитанных на международных и всероссийских конференциях: «Лермонтов. Проблемы изучения и преподавания» (Пятигорск, 1994); «Нормы человеческого общения» (Нижний Новгород, 1996); «Гуляевские чтения: Романтизм и его исторические судьбы» (Тверь, 1998); «Гуманизм и духовность в образовании» (Нижний Новгород, 1999); «Грехнёвские чтения» (Нижний Новгород, 2000, 2001, 2003, 2004, 2005, 2006, 2008, 2010); «Болдинские чтения» (Б. Болдино, 2004, 2007, 2008, 2009, 2010), ««То в телеге, то

27 верхом.»: путешествие и дорога в русской литературе» (Пушкинские горы, 2004); «Преподавание и изучение русского языка и литературы в контексте современной языковой политики России» (Нижний Новгород, 2002); «Жизнь провинции как феномен русской духовности» (Нижний Новгород, 2003, 2004, 2005, 2006, 2008, 2009, 2010); «Художественный текст и культура» (Владимир, 2003, 2007, 2011); «Изучение творчества М.Ю. Лермонтова на современном этапе» (Пенза, 2004); Поволжский научно-методический семинар по проблемам преподавания и изучения дисциплин классического цикла (Нижний Новгород, 2005, 2006, 2007, 2009, 2011); «Русско-зарубежные литературные связи» (Нижний Новгород, 2005); «Добролюбовские чтения» (Нижний Новгород, 2007, 2010, 2011); «Православие и русская литература» (Арзамас, 2009); «Нижегородский текст русской культуры» (Нижний Новгород, 2009, 2011); «Язык, литература, культура и современные глобализационные процессы» (Нижний Новгород, 2010); «Лермонтовские чтения - V» (Санкт-Петербург, 2010).

Структура работы. Диссертация объемом 431 с. состоит из Введения, 6 глав, Заключения. Библиография включает 635 наименований.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Поэтика диалога и проблемы общения в прозе А.С.Пушкина и М.Ю.Лермонтова"

Выводы

Диалог в прозе Лермонтова как элемент художественной структуры полифункционален. Прежде всего он служит созданию речевого образа действующих лиц. В процессе коммуникации проступают черты личности, ее отношение к жизни и другому человеку, разворачивающимся событиям.

Кроме того, так как диалог включается Лермонтовым в узловые моменты действия, то он организует сюжет, способствует его развитию.

Диалог у Лермонтова лишен описательности, он предельно приближен к реальности, обусловлен обстоятельствами, а потому в нем бывают побочные ответвления, возникают отступления от основной линии. Однако Лермонтов не злоупотребляет этим приемом, он намечает такое отступление, а затем переводит его в речь повествователя.

В диалогах возникают легко восстанавливаемые купюры, но только там, где нет ничего нового ни в информативном, ни в эмоциональном плане.

При восприятии разговоров героев важно не только произносимое, но и подразумеваемое, важен не только контекст данной сюжетной ситуации, но и связь между другими диалогическими эпизодами. Граница высказывания в коммуникативных ситуациях оказывается шире конкретного эпизода, речевого действия.

Правдоподобна, строго мотивирована звуковая огласовка диалогов. Эмоциональный строй разговора можно понять по интонациям, даже не видя героев (так, в разговоре Азамата с Казбичем, который невольно подслушивает Максим Максимыч, легко восстановимы сопутствующие действия: «И слышно было, как он трепал рукою по гладкой шее своего скакуна, давал ему разные нежные названия» (193)).

Рассказ, слово героя в романе может иметь непредсказуемые последствия: Максим Максимыч передает разговор Казбича и Азамата, не предполагая, каковы будут последствия. Слово разворачивается в действие, поступок, при этом зачастую изначальная интенция кардинально искажается.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В современной науке особо актуальны исследования в области художественной антропологии, одним из важнейших направлений которой является осмысление проблемы речевого поведения героев и анализ принципов речевого портретирования.

В настоящей работе, посвященной творчеству A.C. Пушкина и М.Ю. Лермонтова, осуществлено исследование проблем общения и поэтики диалога. Данные вопросы приобрели особую остроту в 1830-е годы в связи с кардинальными переменами в духовной атмосфере русского общества, что отразилось и на стиле общения между людьми, и на содержании и принципах коммуникативных контактов. Свидетельством изменений стал тот факт, что люди начинают избегать обсуждения серьезных тем, «опасных» разговоров. Человек уходит в себя. Слово часто оказывается неизреченным, а основой общения становится ситуация глобального распада связей между людьми.

Изменяются и основы коммуникации. В пушкинскую эпоху доминировало устное общение, которое было взаимонаправленным, объединяло людей в круг единомышленников. Оно отличалось открытостью, не только восполняло потребность обмена информацией, но прежде всего способствовало установлению духовных, внутренних связей между людьми. Общение, основанное на понимании, отличалось открытостью, отсутствием преград, барьеров. Даже частная переписка не была замкнута на авторе и адресате, письмо приобретало широкую известность, свободное хождение. Слово при таком типе общения было адекватно самому себе, оно не имело тайных смыслов. Человек проявлял, а не скрывал себя в слове, используя его как ширму. Если же возникал язык узкой группы, то его цель как раз и состояла в том, чтобы мысль получила свободу выражения.

В лермонтовскую эпоху человек страстно стремится к общению, но меняется его содержание. Оно становится однонаправленным: человек больше сосредоточен на себе, не открывает свой внутренний мир собеседнику. То, что происходит внутри другого, скорее, угадывается, чем узнается из его реплик. В диалоге появляется скрытый смысл. Собеседником для человека становится «журнал», дневник, в котором он не столько фиксирует факты внешней жизни, происшествия дня, сколько пытается разобраться в себе, дать анализ собственным поступкам.

Речевая деятельность героев, проблема общения становится самостоятельным объектом изображения в литературе этой поры. Это сказалось, в первую очередь, в том, что диалог перестает быть способом рассказа о событии, утрачивает иллюстративную функцию. Общение начинает осознаваться как важная сторона деятельности человека и в произведении развивается не по изначально заданной, умозрительной схеме (обусловленной либо жанром, либо нормами литературного направления) -его логика определяется сложным комплексом причин: конкретной сюжетной ситуацией, жизненными обстоятельствами, психологическим складом личности литературного героя и т.д.

В литературе происходит преодоление «немоты» героев и формируется принцип речевой достоверности действующих лиц. Персонажи наделяются узнаваемой речевой манерой, обусловленной их социальным статусом, уровнем образования, психологическим складом и т.д. А коммуникативные ситуации писатели стремятся воспроизвести так, чтобы они были максимально приближены к своей естественной, жизненной первооснове. Поэтому в повествовании часто возникают указания на невозможность поведать о событиях, прежде чем они не осуществятся в действительности. Поэтому в основе своей они имеют типичные диалогические матрицы: путевой диалог, разговоры на бивуаке, светский разговор, застольное общение, мазурочная «болтовня», спор и пр.

В прозе A.C. Пушкина отчетливо обозначились следующие аспекты проблемы общения: проблема понимания, отзыва, равноправия в общении,

386 способность адаптироваться к новым коммуникативным условиям, новому кругу собеседников.

Для Пушкина важной стороной произведения становится речь героев. В своих замечаниях о современной литературе он всегда обращает внимание на речевую манеру персонажей. Эстетически ценной ему представляется способность писателя воспроизводить говор толпы, передавать речь, как бы подхваченную из жизни, в то время как развернутые монологические высказывания героев, особенно осуществленные в романтической стилистике, воспринимаются им как художественный просчет автора. Пушкин указывает также и на то, что герой должен изъясняться как человек своей эпохи, своей социальной роли. Особое внимание он уделяет приемам народного красноречия. Эстетически значимой для него является бытовая «болтовня», разговоры, не претендующие на поиск истины, на обсуждение высоких тем. Атмосфера «болтовни» пронизывает все его произведения.

Пушкин всегда отчетливо характеризует речевую манеру своих героев, и эта характеристика обозначает психологический склад личности. Уже в первых прозаических замыслах поэта намечаются такие речевые типы, как герой - «молчун» и герой - «говорун». У Пушкина это не антитеза, не оценочная оппозиция, а разные склады личности. Отношение к слову, взаимодействие с ним отражает, как герой в целом взаимодействует с жизнью. Однако у Пушкина формируется и другой тип отношений героя со словом, когда изящная речь является лишь признаком образованности, умения вращаться в свете. В этом случае изящество ума, образованность не становятся признаком высокой души, а скрывают истинный облик человека (Верейский, Швабрин).

Тип общения, который устанавливается между героями в произведениях

Пушкина, определяет развитие сюжета, мотивирует их жизненный выбор. В этом нас убеждает анализ коммуникативных контактов героев в любовной интриге романа «Дубровский». В линии «Марья Кириловна - Дубровский»

387 каждый раз не реализуется та программа разговора, которую ожидает героиня, а диалоги между ними происходят в балладных «декорациях», Дубровский является как «жених-мертвец», что в целом выводит на мысль о нежизнеспособности, тупиковости этих отношений. Общаясь с Верейским, героиня не испытывает смущения, всегда увлечена разговором, время для нее пролетает незаметно, расширяется ее кругозор. В этом контексте выбор Марьи Кириловны на дороге в Арбатово не является случайным.

Препятствием для осуществления полноценного общения у героев Пушкина становятся внутренние установки героев, нерасположенность к диалогу. Например, в «Евгении Онегине» герой по-разному выстраивает общение в столичном и провинциальном кругу. А доминантой общения в линии «Онегин - Татьяна» становится несовпадение коммуникативных ожиданий. Герои, испытывающие потребность в общении, обращаются друг к другу в тот момент, когда партнер не готов к такому контакту. Этим обусловлен тупик, невозможность понимания между героями. Значимым аспектом коммуникативной проблематики становится также вопрос о способности личности осваивать новые формы общения, адаптироваться к новым коммуникативным условиям.

В «Пиковой даме» главными моделями диалога стали разговор, сопровождающий карточную игру, застольный диалог, разговор в светской гостиной, «мазурочная болтовня». Пушкин воссоздает атмосферу живого непринужденного разговора и достигает эффекта «болтовни» тремя способами: изображением героя, которому сопутствует ситуация беседы, использованием диалога, но прежде всего включением в повествование чужих голосов», воссоздающих жизненный звуковой фон: брюзжание старухи, обрывки разговоров светской толпы у ее гроба, шум голосов в игорной зале. В целом, в «Пиковой даме», по мнению В.В. Виноградова, повествование подчинило себе диалог. Анализ речевого поведения героев

Пиковой дамы», условий, в которых осуществляется общение, показывает,

388 что каждый персонаж наделен самостоятельной речевой партией. Манера рассказывания, реплики в диалоге и коммуникативные контакты позволяют обрисовать Томского как человека явного художественного склада. Он мыслит образно; рассказывая, словно погружается в ушедшую эпоху; отчетливо очерчен его литературный кругозор. Все реплики Нарумова связаны с игрой, он показан только в условиях игры. Именно Нарумов приведет Германна в дом Чекалинского. Его удел - навсегда остаться в игорной зале.

В столичном и провинциальном кругу общение выстраивается по-разному. Деревня предполагает возможность нерегламентированных отношений, поводом к завязыванию знакомства является простое соседство. Устойчивой характеристикой провинциального общения стала повторяемость тем, анекдотов, историй. Статика в общении, цикличность обусловлена мифологическим типом сознания деревенских жителей. Пушкин повторяемость, опору на анекдот рассматривает как ценность. Данную особенность провинциального общения воспримут и разовьют Н.С. Лесков, И.А. Гончаров.

В «Капитанской дочке» Пушкин погружает своего героя в многоголосый жизненный поток; прислушиваясь к «чужим» голосам, Гринёв обретает свой голос. В этой связи особый смысл приобретают повторяющиеся коммуникативные ситуации: первой встречи, застольного общения, царской милости. Но это неточное повторение. Ситуация, повторяясь, развивается по-иному, что показывает многовариантность, диалектичность, разнообразие жизни. При этом постоянно происходит нарушение ожиданий героя: в своем воображении он «проигрывает» один вариант речевого поведения, но действительность не дает ему осуществиться. Отчетливо это видно, например, в ситуации первой встречи, когда продуманные героем речи так и не проговариваются.

В «Капитанской дочке» выделяются разные уровни общения: первый уровень - фактического существования, второй - столкновения личных свобод («свобода произвола»), третий - общение перед лицом Бога. В результате диалог приобретает многоплановость, а один и тот же разговор «прочитывается» по-разному в контексте разных уровней общения. Этим обусловлено то, что даже проходящие, случайные реплики второстепенных героев оказываются мотивированными общим ходом исторических событий, связанны со взрывом человеческих страстей.

Пушкин включает диалог в действие, поэтому репликам героев «аккомпанируют» их попутные занятия. Так рождаются дополнительные эффекты, высвечивающие истинный, но далеко не очевидный для участников разговора смысл (так, например, подспудно намечается тема судьбы в первом разговоре Гринёва с Василисой Егоровной; иголка в руках Ивана Игнатьевича придает иронический оттенок дуэльной истории).

Одной из главных функций диалога у Пушкина становится характерологическая. Герои действуют и изъясняются сообразно их личным свойствам. Особенно ярко это качество диалога проявляется при анализе второстепенных персонажей, так как в этом случае только речь, даже единственная реплика, а не поступок выявляют доминантные черты характера.

Речевое поведение персонажей в «Капитанской дочке» индивидуально и типично одновременно, при этом в нем обозначены доминантные черты, характерные речевые «жесты». Второстепенные герои выполняют особую, только за ними закрепленную коммуникативную функцию. Так, например, характерные «речевые жесты» Савельича - брюзжание, ворчание, причитания, они становятся фоном многих эпизодов произведения. Также в его речах всегда присутствует скрытая полемика с мнимым соперником (сначала это место в его сознании занимает мсье Бопре, позже - Пугачеву).

Иван Игнатьевич в диалогической ситуации всегда принимается за другого.

390

Особой речевой партией и способом ведения диалога в «Капитанской дочке» наделен Швабрин. Он общителен, активен в диалоге, часто инициатива общения исходит именно от него. Ему необходим собеседник, чтобы занять ум, утолить потребность интеллектуального и светского общения. Он злословит, высмеивает, но никогда не открывает свой внутренний мир собеседнику. Швабрин - единственный герой в романе, у которого не совпадают слово и мысль. Поведение Швабрина в диалогах с Гринёвым накануне и в момент нападения на крепость позволяет сформировать мысль о неслучайности перехода Швабрина на сторону Пугачева.

В прозе Лермонтова - романах «Княгиня Литовская» и «Герой нашего времени», написанных на материале современной действительности, общение становится предметом изображения, так как человек показан в сложных отношениях с другим человеком, обществом, универсумом. Лермонтов воспроизводит разнообразные ситуации общения, вскрывает механизм манипуляции поведением другого человека через то, как выстроен процесс коммуникации, ищет оптимальные формы передачи общения и одновременно разрабатывает свою технику диалога.

В «Княгине Литовской» отражен лермонтовский опыт покорения высшего петербургского общества, его опыт светского общения. Нормы поведения в свете предполагают умение блеснуть остротой, поддержать непритязательный, легкий, замешанный на злоязычии разговор ни о чем, никаким образом не проявить в нем своей индивидуальности, не сказать ничего лишнего. Основной матрицей общения в романе становится светская беседа. Все разговоры в гостиных строятся таким образом, что в них обозначается два плана: внешне бессодержательный светский разговор превращается в напряженный психологический поединок, очевидный только двум участникам этого диалога. И если сама светская болтовня (оболочка) мгновенно забывается из-за несущественности ее содержания, то скрытый в

391 ней диалог западает в сознание героев, не отпускает их, поэтому они стремятся к его продолжению.

В «Княгине Литовской» важную роль начинает играть голосовая деталь. Лермонтов исходит из того, что слово способно обмануть - голос нет. Через голосовую деталь проступают черты характера героев. Семантически значимым становится молчание. У Лермонтова - это не просто паузы в разговоре, молчание скрывает движения души, является репликой в диалоге.

Лермонтов активно использует смысловой потенциал фоновых деталей (упоминание музыкальных произведений, живописных полотен, деталей одежды).

Главный герой романа «Герой нашего времени», несмотря на свой индивидуализм, немыслим вне людей, вне того или иного круга общения. Оц ориентирован на общество, устремлен к нему. Однако, вступая в контакт в другим человеком, Печорин не пытается постичь другое сознание, человек ему не интересен как самобытная, самодостаточная личность, ведь герой убежден, что совершенно познал страсти и слабости людские. Поэтому в романе «общение человека с окружающим миром идет лишь в одном направлении: к тебе, а не от тебя»1. Подобная однонаправленность общения показывает, что человек в романе существует в условиях нарушенной коммуникации. В романе также возникают ситуации отказа от коммуникации. В них один из собеседников создает препятствия для завязывания разговора. Нежелание коммуникации только распаляет Печорина, усиливает его стремление проникнуть в тайну, действовать, обостряет восприятие мелочей, деталей.

В общении Печорин не открывает свой внутренний мир другим, не стремится откровенно поведать стороннему человеку о своих страданиях. Лишь в кризисные, трагические моменты он приоткрывает тайники своей

1 Виноградов И. Философский роман Лермонтова // Виноградов И. По живому следу. Духовные искания русской классики. М., 1987. С. 45. души, но не для самооправдания. Исповедь не приносит ему облегчения, не избавляет от груза пережитого.

Общение для Печорина утрачивает свое прямое назначение - быть средством связи между людьми. Печорин не верит в возможность живых, естественных, равноправных дружеских отношений. Его отношения с людьми и миром изначально конфликтны. Но первоначальный импульс к общению, как правило, исходит именно от Печорина.

Так как кардинально меняется содержание общения, то меняется и внутренний смысл диалога. Он отражает не полноценный процесс общения, а игру в него. Общение превращается в ритуал, главной содержательной установкой которого является разрушение смысла, значимости слова, произносимого участниками диалога. Слово утрачивает свой исконный смысл и по сути ничего не выражает, но при этом собеседники не обманывают и не обманываются друг в друге, потому что таковы изначальные негласные правила общения «избранного круга».

В общении Печорина всегда присутствует второй план, в результате слово, реплика не равны сами себе, их смысл шире обычного словарного значения. Печорин, осуществляя игровые отношения с миром, играет и со словом. Слово, общение становится для него средством манипуляции чужим сознанием, а роман оказывается насыщенным словесными играми.

При восприятии разговоров героев важно не только произносимое, но и подразумеваемое, важен не только контекст данной сюжетной ситуации, но и связь между другими диалогическими эпизодами. Граница высказывания в коммуникативных ситуациях оказывается шире конкретного эпизода, речевого действия. Поэтому в «Герое нашего времени» возникает внутренняя связь между отдаленными друг от друга диалогическими эпизодами. Они соотносятся как начало и конец, как первое и последнее слово, обрамляют ситуацию. Слово в романе всегда получает свое завершение, разрешение. Как заметит Печорин в разговоре с Вернером: «.одно слово - для нас целая

393 история.» - и это замечание отражает печоринскую философию слова (отчасти поэтому так чуток герой к разного рода предсказаниям - ведь изреченное слово воспринимается им как знак судьбы, как еще не воплотившаяся история жизни, завязка будущих драм и конфликтов).

Так как слово в романе не равно себе, а в диалоге возникает второй план, то происходит смещение и в семантике знаков препинания. А. В. Чичерин показывает, как в произведении изменилась функция вопросительного и восклицательного знаков. Многочисленные, следующие один за другим вопросы Печорина свидетельствуют, что «скептицизм героя того времени -не более как недоумение перед миром и его тайнами»2, а восклицательный знак выражает «не бурный взрыв чувств, а сдержанную досаду, недоумение, оттеняет вибрирующее значение слова. <. .> не только ставит под сомнение прямое значение слова, но и опровергает его. Слово приобретает новое -горькое и горестное - значение. Слова искривляются в уме Печорина, но их новое значение отчетливо и властно»3.

Следствием изменения содержания общения в прозе Пушкина и Лермонтова становится поиск способов его изображения. Основным по-прежнему остается диалог, но усложняется и совершенствуется его техника. Чтобы избежать лишних подробностей, тяжеловесности, многословности, писатели редуцируют те реплики героев, которые не добавляют ничего нового, а дублируют уже известное. В результате диалог перестает быть простым обменом репликами, а может представлять собой сочетание прямой речи одного из героев и комментария повествователя, в котором очерчивается общее содержание ответной реплики. Используется и такой вариант, когда репликами задается начало диалогической сцены или отдельные ее фрагменты, остальное изображается в форме повествования. Сама диалогическая сцена в таком случае получается цельной, не

2 Чичерин А. В. Очерки по истории русского литературного стиля. Повествовательная проза и лирика. М., 1977. С. 114.

3 Там же. С. 113. содержащей лакун. Слово героя может включаться в повествование как несобственно-прямая речь, поэтому ситуации общения часто воссоздаются без использования прямого, непосредственно звучащего слова героев. Повествователь рассказывает о разговоре, но, так как его речь «вбирает» в себя голоса персонажей, то создается иллюзия непосредственного коммуникативного контакта. Все это ставит вопрос об уточнении определения «диалог» в литературном произведении. Это способ воссоздания ситуации общения, который представляет собой как прямой обмен репликами, так и сочетание реплик с другими формами воспроизведения звучащей речи героев.

Список научной литературыЮхнова, Ирина Сергеевна, диссертация по теме "Русская литература"

1. Батюшков КН. Сочинения: В 2 т. Т.2. М.: Художественная литература, 1989. Т. 1-2.

2. Бестужев-Марлинский A.A. Кавказские повести. СПб: Наука, 1995.

3. Бестужев-Марлинский A.A. Повести. М., 1986.

4. Вельтман А.Ф. Странник. М.: Наука, 1978.

5. Загоскин М.Н. Сочинения: В 2 т. М.: Художественная литература, 1988. Т. 1-2.

6. Лермонтов М.Ю. Собрание сочинений: В 4 т. Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1979- 981. Т. 1-4.

7. Одоевский В.Ф. Русские ночи. Л.: Наука, Ленингр. отд-е, 1975. 320 с.

8. Павлов Н. Ф. Сочинения. М., 1985. 304 с.

9. Пушкин A.C. Полное собрание сочинений: В 10 т. Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1977-1979. Т. 1-10.

10. Русская историческая повесть первой половины XIX века. М., 1989.

11. Соллогуб В.А. Повести и рассказы. М., 1988.1. Научная литература

12. Абдуллаев Е. «На пиру Платона во время чумы.» Об одном платоновском сюжете в русской литературе 1830-1930-х годов // Вопросы литературы. 2007, №2. С. 189-209.

13. Абульханова-Славская К.А. Личностный аспект проблемы общения // Проблема общения в психологии. М., 1981. С. 218-241.

14. Айхенвальд Ю.И. Заметка о "Герое нашего времени" // Айхенвалъд Ю. Силуэты русских писателей. М.: Республика, 1994. С. 99-103.

15. Александрова Н.В. Повесть "Штосс" в контексте творчества М.Ю. Лермонтова // Романтизм и его исторические судьбы. Тверь: ТГУ, 1998. Ч. 1. -С. 164-168.

16. Алпатова Т.А. «История души человеческой» в зеркале повествования: роман М.Ю. Лермонтова "Герой нашего времени" и традиции прозы Н.М. Карамзина // Литература в школе. 2008, №1. С. 7-11.

17. Альми И.Л. «Евгений Онегин» и «Капитанская дочка»: Единство и полярность художественных систем // Болдинские чтения. Горький: Волго-Вятское книжное изд-во, 1987. С.80-93.

18. Альми И.Л. Внутренний строй литературного произведения. СПб.: Издательско-Торговый Дом «СКИФИЯ», 2009. 336 с.

19. Альми И.Л. О некоторых особенностях литературного характера в пушкинском повествовании // Болдинские чтения. Горький: Волго-Вятское книжное изд-во, 1985. С.4-16.

20. Альми И.Л. Статьи о поэзии и прозе: В 2 кн. Владимир, 1998.

21. Альми И.Л. Татьяна в кабинете Онегина // Временник Пушкинской комиссии. Вып. 22. 1988. 113-121.

22. Альтман MC. Персонажи произведений Пушкина как читатели // Болдинские чтения. Нижний Новгород, 1981. С. 178-181.

23. Альтшуллер М.А. Эпоха Вальтера Скотта в России. Исторический роман 1830-х годов. СПб., 1996. 336 с.

24. Альтшуллер М.Г. «Евгений Онегин»: Et in arcadia ego // Пушкин: Исследования и материалы СПб.: Наука, 2004. Т. XVI/XVII. С. 218-233.

25. Ананьев Б.Г. Избранные психологические труды: В 2 т. М.: Педагогика, 1980. Т.1-2.

26. Андрианова М.Д. О некоторых аспектах интертекстуальности в романе А. Битова «Улетающий Монахов» // Русская литература. СПб.: Наука, 2010, №2. С.237-247.

27. Андрианова М.Д. Тема «Пира во время чумы» в романе А. Битова «Пушкинский дом» // Болдинские чтения. Саранск, 2010. С. 124-129.

28. Анненкова Е.И. «Дума» М.Ю. Лермонтова в литературно-философском контексте 1830-х годов // Литература в школе. 1997, №6. С.8-19.

29. Анненкова Е. И. Дума о «нашем поколенье» (М.Ю. Лермонтов и Н.В. Гоголь) // Лермонтовские чтения-2009. СПб.: Лики России, 2010. С. 31-40.

30. Арнольд И.В. Проблемы диалогизма, интертекстуальности и герменевтики в интерпретации художественного текста. СПб, 1995. 221 с.

31. Арнольд И.В. Стилистика декодирования. Л., 1974. 126 с.

32. Арутюнова Н.Д. Молчание: контекст употребления // Логический анализ языка. Язык речевых действий. М., 1994. С.106-117.

33. Арутюнова Н.Д. Феномен молчания // Язык о языке. М., 2000. С. 417436.

34. Афанасьева Э.М. Имя возлюбленной и романтический комплекс «тайного страдания» в творчестве М.Ю. Лермонтова // Лермонтовские чтения-2009. СПб.: Лики России, 2010. С.47-58.

35. Афанасьева Э.М. Образ читателя и феномен чтения в романе М.Ю. Лермонтова "Герой нашего времени" // Известия Уральского госуниверситета. №41 (2006). Гуманитарные науки. Выпуск 11. С. 35-45.

36. Афанасьева Э.М. Феномен книги в художественном мире М. Ю. Лермонтова. Кемерово: Кузбассвузиздат. 2007. 114 с.

37. Бабаев Э.Г. Из истории русского романа XIX века: Пушкин, Герцен, Толстой. М.: Изд-во МГУ, 1984. 270 с.

38. Бабаев Э.Г. Творчество A.C. Пушкина. М.: Изд-во МГУ, 1988. 206 с.

39. Баевский B.C. Сквозь магический кристалл: поэтика «Евгения Онегина», роман в стихах А. Пушкина М.: Прометей, 1990. 160 с.

40. Байбурин А. К. Ритуал в традиционной культуре. Структурно-семантический анализ восточнославянских обрядов. СПб.: Наука, 1993.

41. Балухатый С Д. Проблемы драматургического анализа. Чехов. Л.: Academia, 1927. 188 с.

42. Бартенев П.И. О Пушкине. М.: Советская Россия, 1992. 464 с.

43. Бахтин М. Проблема речевых жанров // Бахтин М.М. Автор и герой. К философским основам гуманитарных наук. СПб.: Азбука,. 2000. С. 249-298.

44. Бахтин М. Эпос и роман. СПб.: Азбука, 2000. 304 с.

45. Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. М.: Художественная литература, 1972. 470 с.

46. Белецкий А.И. В мастерской художника слова. М.: Высшая школа, 1989. 160 с.

47. Белинский В.Г. Собрание сочинений: В 3-х т. М.: ОГИЗ, 1948.

48. Белкина М.А. «Светская повесть» 30-х годов и «Княгиня Литовская» Лермонтова // Жизнь и творчество М.Ю. Лермонтова: Исследования и материалы: Сборник первый. М.: ОГИЗ; Гос. изд-во худож. лит., 1941. С. 516-551.

49. Белый A.A. Руссоистская призма для чтения «белкинских» повестей Пушкина // Русская литература, 2010, №1. С. 108-114.

50. Белькинд B.C. Традиции и новаторство в сюжетосложении «Повестей Белкина» // Русская литература. Вып. 6. Алма-Ата, 1976. С. 27-32.

51. Бельтраме Франка. Значение и функция эпиграфа к повести Пушкина «Капитанская дочка» // Болдинские чтения. Нижний Новгород: Вектор-ТиС, 2004. С. 75-83.

52. Беляева И.А. Вопросы поэтики в романе М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени» // Изучение творчества М.Ю. Лермонтова в вузе и школе. Пенза, 1991. С. 17-23.

53. Берковский И.О. О «Повестях Белкина» // Берковский И.О. О русской литературе. Л., 1985. С. 7-111.

54. Бетеа Д.М. Славянское дарение, поэт в истории и «Капитанская дочка» Пушкина //Автор и текст: Петербургский сборник. Вып.2. СПб., 1996. С. 132149.

55. Бёмиг М. Живописный текст как источник словесного. «Последний день Помпеи» К. Брюллова и русская литература XIX века // Вопросы литературы, 2010, №6.

56. Бибихин В.В. Язык философии. М.: Языки славянской культуры, 2002. 416 с.

57. Библер B.C. Мышление как творчество. М.: Политиздат, 1975. 399 с.

58. Благой Д.Д. Мастерство Пушкина. М.: Советский писатель, 1955. 265 с.

59. Благой Д.Д. От Кантемира до наших дней. Т.2. М.: Художественная литература, 1973.

60. Благой Д.Д Творческий путь Пушкина (1813-1826). М., Л.: АН СССР, 1950. 580 с.

61. Благой Д.Д. Творческий путь Пушкина (1826-1830). М., Л.: Совесткий писатель, 1967. 723 с.

62. Богданов В.В. Функции вербальных и невербальных компонентов в речевом общении // Языковое общение. Единицы и регулятивы. Калинин, 1987. С. 18-25.

63. Богданов К.А. Очерки по антропологии молчания. Homo tacens. СПб.: Изд-во Русского Христианского Гуманитарного института, 1998. 350 с.

64. Бодалев А.А. Личность и общение. М.: Педагогика, 1983. 271 с.

65. Борее Ю.Б., Родионова АЛ. Интонация как средство художественного общения // Контекст-1982. Литературно-теоретические исследования. М.: Наука, 1983. С. 224-244.

66. Борисова М.Б. Слово в драматургии Горького. Саратов: Изд-во Саратовского университета, 1970. 991 с.

67. Борисова М.Б. Типы подтекста в жанре драмы (на материале русской драматургии II половины XIX начала XX в.) // Вестник Литературного института им. A.M. Горького. 2008, №2. С. 8-16.

68. Боровой Л.Я. Диалог, или «Размена чувств и мыслей». М.: Советский писатель, 1969. 268 с.

69. Бочаров С. Поэтика Пушкина. М.: Наука, 1974. 208 с.

70. Бочаров С.Г. О реальном и возможном сюжете ("Евгений Онегин") // Динамическая поэтика. От замысла к воплощению. М.: Наука, 1990. С. 14-38.

71. Бочаров С.Г. Сюжеты русской литературы. М.: Языки русской культуры, 1999. 632 с.

72. Бочарова А.К. Об одном повествовательном пласте в романе М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени» // Изучение творчества М.Ю. Лермонтова в вузе и школе. Пенза, 1991. С. 23-33.

73. Бояринцева Г. С. «Герой нашего времени»: Языковые контрасты // Русская речь. 1978. №2. С. 96-101.

74. Брагина A.A. Штрихи истории в пушкинском слове // Филологические науки. 1999. №3. С. 52-58.

75. Брезницкая Г.В. О работе М.Ю. Лермонтова над текстом романа «Герой нашего времени» // Вопросы русской литературы. Вып. 2 (20). Львов: ЛГУ, 1972. С. 68-72.

76. Бродский Н.Л. "Евгений Онегин" роман A.C. Пушкина: Комментарий. М.: Издательство «Мультиратура», 2005. 352 с.

77. Бродский Н.Л. М.Ю.Лермонтов. Биография. Т. 1. 1812-1832. М.: Гослитиздат, 1945. 348 с.

78. Бройтман С.Н. Тайная поэтика Пушкина. Тверь: Тверской университет, 2002. 110 с.

79. Брунева Ю.А. Мотив в системе автокоммуникации в лирике М.Ю. Лермонтова: слово, молчание, взгляд. Диссертация.к.филол.н. Барнаул, 2004. 203 с.

80. Буланов A.M. Проблема автора в романе М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени» // М.Ю. Лермонтов. Тезисы междунар. научн. конференции, посвящ. 180-летию со дня рождения поэта. Ставрополь: СГПУ, 1994. С. 4-6.

81. Буланов A.M. Рациональное и эмоциональное в художественной мотивации героев романа М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени» //

82. Изучение творчества М.Ю. Лермонтова в вузе и школе. Пенза, 1991. С. 1116.

83. Бурсов Б.И. Судьба Пушкина. Л.: Сов. писатель, 1986. 512 с.

84. Бухштаб Б.Я. Первые романы Вельтмана // Русская проза. Л., 1926. С. 192-231.

85. Буш Г. Диалогика и творчество. Рига: Авотс, 1985. 313 с.

86. Бэгби Л. Александр Бестужев-Марлинский и русский байронизм. СПб.: Академический проект, 2001. 368 с.

87. Ванюшкина O.E. «Чертова кукла» и «Роман-царевич» 3. Гиппиус. Диалог и художественные формы его выражения. Автореферат. к. филол. н. Великий Новгород, 2007. 23 с.

88. Васильева ИМ. Психологические особенности диалога: Диссертация. канд.психол.наук. М., 1984. 181 с.

89. Вацуро В. Э. «Повести Белкина» // Повести покойного Ивана Петровича Белкина, изданные А. П. М., 1981. С. 7-60.

90. Вацуро В. Э. От бытописания к «поэзии действительности» // Русская повесть XIX века: История и проблематика жанра. Л., 1973. С. 214-215.

91. Вацуро В.Э. Записки комментатора. СПб.: Академический проект, 1994. 347 с.

92. Вацуро В.Э. Из истории литературного быта пушкинской поры. М.: Книга, 1989.415 с.

93. Вацуро В.Э. О Лермонтове: Работы разных лет. М.: Новое издательство, 2008. 716 с.

94. Вацуро В.Э. Пушкинская пора. СПб.: Академический проект, 2000. 624 с.

95. Вершинина H.JI. «Завершенность» как онтологический принцип пушкинского стиля // Болдинские чтения. Саранск, 2010. С. 75-83.

96. Вершинина Н.Л. «Рассказовая» тенденция в беллетристике пушкинского времени и творчестве Пушкина 1830-х годов // Болдинские чтения. Нижний Новгород: Изд-во ННГУ, 1997. С.21-34.

97. Вершинина Н.Л. Об особенностях «наивного» рассказчика в прозе A.C. Пушкина 1830-х годов // Болдинские чтения. Нижний Новгород: Изд-во ННГУ, 1998. С.89-97.

98. Вершинина Н.Л. Сентиментально-бытовой стереотип и его отражение в стиле пушкинской прозы // Болдинские чтения. Нижний Новгород: Изд-во ННГУ, 1994. С.48-58.

99. Видяева Н.Н "Штосс" М.Ю. Лермонтова: открытые вопросы и новые аспекты изучения повести // Забытые и второстепенные писатели XVII-XIXвеков как явление европейской культурной жизни. Псков, 2002. Т. 2. С. 5660.

100. Видяева H.H. «Они на судьбу пошли» (Тема судьбы и рока в творчестве М.Ю. Лермонтова) // Лермонтовское наследие в самосознании XXI столетия. Пенза: РИО ПГСХА, 2004. С. 22-26.

101. Викторович В.А. К проблеме художественно-философского единства «Евгения Онегина» // Болдинские чтения. Горький: Волго-Вятское книжное изд-во, 1985. С.15-24.

102. Виленчик Б.Я. Историческое прошлое в «Пиковой даме» // Временник Пушкинской комиссии, 1981. Л., 1985. С. 173-179.

103. Вшьчинский В.П. Николай Филиппович Павлов. Жизнь и творчество. Л., 1970. 183 с.

104. Виноградов Б. С. Горцы в романе Лермонтова «Герой нашего времени» // М.Ю. Лермонтов. Вопросы жизни и творчества. Под ред. А.Н. Соколова и Д.А. Гиреева. Орджоникидзе: Сев.-Осет. кн. изд-во, 1963. С. 54-66.

105. Виноградов Б. С. Образ повествователя в романе Лермонтова "Герой нашего времени" // Литература в школе. 1956. №1. С. 20-28.

106. Виноградов В.В. Стиль «Пиковой дамы» // Пушкин: Временник Пушкинской комиссии. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1936. Вып.2. С. 74-147.

107. Виноградов В В. Стиль прозы Лермонтова // Виноградов В.В. Язык и стиль русских писателей: От Карамзина до Гоголя. М.: Наука, 1990. С. 182270; Лит. наследство. Т. 43-44. М., 1941. С. 517-628.

108. Виноградов В.В. Стиль Пушкина. М.: Гос. изд-во худож. лит., 1941. 620 с.

109. Виноградов И.И. Философский роман Лермонтова // Виноградов И.И. По живому следу: Духовные искания русской классики. М.: Советский писатель, 1987. С. 7-48.

110. Винокур Г. О. "Горе от ума" как памятник русской художественной речи // Винокур Г.О. Избранные работы по русскому языку. М.: Учпедгиз, 1959. С. 257-300.

111. Винокур Г. О. Статьи о Пушкине. М.: Лабиринт, 1999. 256 с.

112. Винокур Т.Г. Говорящий и слушающий. Варианты речевого поведения. М., 2005. 176 с.

113. Виролайнен М.Н. Гоголь и Лермонтов (Проблема стилистического соотношения) // Лермонтовский сборник. Л.: Наука, 1985. С. 104-130.

114. Виролайнен М.Н. Ирония в повести Пушкина «Пиковая дама» // Проблемы пушкиноведения. Л., 1975. С. 169-173.

115. Виролайнен М.Н. Речь и молчание. СПб.: Амфора, 2003. 503 с.

116. BucKoeamoe П.А. М.Ю. Лермонтов. Жизнь и творчество. М.: Современник, 1987. 494 с.

117. Владимиров С. Действие в драме. Л.: Искусство, ЛО, 1972. 159 с.

118. Владимирская Н.М. Пространственно-временные связи в сюжете романа М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени» // М.Ю. Лермонтов: Проблемы типологии и историзма. Рязань, 1980. С. 48-59.

119. Владимирская Н.М. Элементы романтического сюжета в романе М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени» // Лирическое начало и его функции в художественном произведении. Владимир: ВГПИ, 1989. С. 61-68.

120. Волынская H.H. Диалог в повести И.А. Бунина «Деревня» // Филологические науки. 1976, №6. С. 95-99.

121. Волькенштейн В. Драматургия. М.: ВТО, 1969. 639 с.

122. Вольперт Л.И. Лермонтов и литература Франции. СПб.: Алетейя, 2008. 298 с.

123. Выготский Л. С. Мышление и речь. М.: Лабиринт, 1999. 352 с.

124. Гайтукаев К. Б. Проблема инонационального характера в «Герое нашего времени» М.Ю. Лермонтова // Актуальные вопросы современного лермонтоведения: Литературоведение. Киев, 1989. С. 119-121.

125. Галкин А. Об одном символе в романе М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени» // Вопросы литературы. 1991, №7. С. 114-120.

126. Гаспаров Б.М. Поэтический язык Пушкина как факт истории русского литературного языка. СПб.: Академический проект, 1999. 400 с.

127. Гей Н.К. Приемы минимализации повествования в «Повестях Белкина» // Болдинские чтения. Нижний Новгород: Вектор-ТиС, 2007. С. 180-185.

128. Гей Н.К. Проза Пушкина: Поэтика повествования. М., 1989. 269 с.

129. Гей Н.К. Пушкин-прозаик. Жизнь Творчество - Произведение. М.: ИМЛИ им. A.M. Горького РАН, 2008. 488 с.

130. Гелюх Д. Ритмическая структура романа М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени» // Материалы XXVI научной студенческой конференции. Литературоведение, лингвистика. Тарту, 1971. С. 90-91.

131. Гербстман А.И. «Цицероновы авгуры» // Проблемы поэтики. Ташкент: Фан, 1968. С. 20-23.

132. Гербстман А.И. К вопросу о жанре, проблематике и композиции романа Лермонтова «Герой нашего времени» // Проблемы жанра в истории русской литературы. Ученые записки. Т. 320. Л.: ЛГПИ им. А.И. Герцена, 1969. С. 87-102.

133. Гершензон М.О. Мудрость Пушкина. Томск: Водолей, 1997. 288 с.

134. Герштейн Э.Г. «Герой нашего времени» М.Ю. Лермонтова. М.: Художественная литература, 1976. 125 с.

135. Герштейн Э.Г. Лермонтов и петербургский «свет» // М.Ю. Лермонтов: Исследования и материалы. Л.: Наука, 1979. С. 171-187.

136. Герштейн Э.Г. Судьба Лермонтова. М.: Худож. литература, 1986. 351 с.

137. Гиллельсон М.И., Мушкина И.Б. Повесть А. С. Пушкина "Капитанская дочка": Комментарий. Л.: Просвещение, 1977. 192 с.

138. Гинзбург Л.Я. О психологической прозе. М.: INTRADA, 1999. 416 с.

139. Гинзбург Л.Я. Творческий путь Лермонтова // Гинзбург Л.Я. Работы довоенного времени: Статьи. Рецензии. Монография. СПб.: ИД «Петрополис», 2007. С. 415-614.

140. Гладышев Е.В. Лермонтовская рецепция «Гамлета» в «Герое нашего времени» // Грехнёвские чтения. Нижний Новгород: Изд-во ННГУ, 2001. С. 84-88.

141. Глассе А. Лермонтов и Е.А. Сушкова // М.Ю. Лермонтов: Исследования и материалы. Л.: Наука, 1979. С. 80-121.

142. Глувко О. Романтическая идея «невыразимого» в контексте «Повестей Белкина» // Болдинские чтения. Нижний Новгород: Вектор-ТиС, 2003. С. 3246.

143. Глухое В. «Герой нашего времени» и «Евгений Онегин». К вопросу о творческом методе // Творчество М.Ю. Лермонтова. 150 лет со дня рождения. 1814-1964. М.: Наука, 1964. С. 285-310.

144. Глухое В.Н. К истории создания романа «Дубровский» //Болдинские чтения. Нижний Новгород: Изд-во ННГУ, 1998. С. 15-24.

145. Головко В.М. «Опыты» Монтеня как один из источников романа М.Ю. Лермонтова "Герой нашего времени" // М.Ю. Лермонтов: Проблемы изучения и преподавания. Ставрополь, 1994. С.28-34.

146. Голосоекер Я. Секрет автора («Штосс» М.Ю. Лермонтова) // Русская литература. 1991, №4. С. 45-71.

147. Голъдфаин И. Еще раз о Печорине: Печорин в сцене дуэли с Грушницким в романе М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени». // Вопр. лит. М., 2000; Вып. 2. С. 310-311.

148. Горланов Г.Е. Мотив «судьбы» и «воли» в романе М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени» // Вестник Тамбовского ун-та. Серия: Гуманитарные науки. 2008, №12 (68). С. 239-245.

149. Городецкий Ю.Б., Кобозева И.М., Сабурова И.Г. К типологии коммуникативных неудач // Диалоговое взаимодействие и представление знаний. Новосибирск, 1985. С. 64-78.

150. Гранин Ю. Очерки по истории русской литературы первой половины XIX века. Баку, 1941. Вып. 1. 240 с.

151. Грехнёв В.А. Диалог с читателем в романе Пушкина "Евгений Онегин" // Пушкин. Исследования и материалы. Т.9. Л., 1979. С. 100-109.

152. Грехнёв В.А. Мир пушкинской лирики. Нижний Новгород: Изд-во «Нижний Новгород», 1994. 464 с.

153. Грехнёв В.А. О психологических принципах «Княгини Литовской» М.Ю. Лермонтова // Русская литература, 1975, №1. С. 36-46.

154. Грехнёв В.А. Пушкин и философия случая // Болдинские чтения. Нижний Новгород: Изд-во ННГУ, 1993. С. 39-48.

155. Грехнёв В.А. Русский «гамлетизм» и философия действия в «Герое нашего времени» М.Ю. Лермонтова // Лермонтовский выпуск. №7. Пенза: ПГПУ, 2004. С. 132-135.

156. Грехнёв В.А. Словесный образ и литературное произведение. Нижний Новгород: Нижегородский гуманитарный центр, 1997. 200 с.

157. Грехнёв В.А. Эволюция Онегина как филологический миф // Болдинские чтения. Нижний Новгород: Изд-во ННГУ, 1994. С. 95-102.

158. Григоръян КН. Лермонтов и его роман «Герой нашего времени». Л.: Наука, 1975. 348 с.

159. Григоръян КН. Лермонтов и романтизм. М.-Л.: Наука, 1964. 300 с.

160. Гузъ H.A. Диалог как структурный элемент повествования в романе И.А. Гончарова «Обыкновенная история» // Текст: варианты и интерпретации. Вып. 5. Бийск, 2000. С. 33-36.

161. Гуковский Г.А. Пушкин и проблемы реалистического стиля. М.: Гослитиздат, 1957. 416 с.

162. Гуковский Г.А. Пушкин и русские романтики. М. : Интрада, 1995. 320 с.

163. Гумённая Г.Л. Конец седьмой главы «Евгения Онегина»: продолжение диалога с читателем // Грехнёвские чтения. Сборник научных трудов. Нижний Новгород: Изд-во ННГУ, 2001. С. 101-105.

164. Гурвич И.А. Лермонтов: Вариативность в аналитической прозе // Гурвич И.А. О развитии художественного мышления в русской литературе (Конец XVIII первая половина XIX века). Ташкент: Фан, 1987. С. 98-119.

165. Гуревич /4.М. Динамика реализма (в русской литературе XIX в.) М.: Гардарика, 1995. 88 с.

166. Гуревич A.M. Романтизм Пушкина. М.: МИРОС, 1993. 192 с.

167. Гуревич A.M. Сюжет "Евгения Онегина". М., 1999. 136 с.

168. Гусев Вл. Искусство прозы. Статьи о главном. М.: Изд-во Литературного института им. A.M. Горького, 1999. 160 с.

169. Гуторов А. Герой времени и человек времени // Studia rossica posnan. Poznan. 1982. Zesz.16. S. 51-57.

170. Царский Д. С. «Пиковая Дама» // Пушкин: Исследования и материалы. СПб.: Наука, 1995. Т. 15. С. 308-324.

171. Дебрецени П. Блудная дочь. Анализ художественной прозы Пушкина. СПб.: Академический проект, 1996. 398 с.

172. Демьянков В.З. Тайна диалога: Введение // Диалог: Теоретические проблемы и методы исследования. М.: ИНИОН РАН, 1992. С. 10-44.

173. Добин Е.С. Сюжет и действительность. Искусство детали. Л.: Советский писатель, ЛО, 1981. 432 с.

174. Долинин А. Еще раз о хронологии «Капитанской дочки» // Пушкин и другие. Сб. статей, посвященных 60-летию со дня рождения С.А. Фомичева. Новгород, 1997. С. 52-59.

175. Донецких Л.И. Слово и мысль в художественном тексте. Киев, 1990. 166 с.

176. Дрозда М. Повествовательная структура «Героя нашего времени» // Wiener slawist. Alm. Wien. 1985. Bd.15. S. 5-34.

177. Дурылин С.H. "Герой нашего времени" М.Ю. Лермонтова. Комментарии. М.: Мультиратура, 2006. 296 с.

178. Душбан Л. С. О художественном решении и литературном источнике одного из эпизодов повести «Бэла» // Лермонтовский сборник. Л.: Наука, 1985. С.267-277.

179. Евзерихина В.А. «Бэла» и путевые записи 30-х гг. XIX в. // Вопросы истории русской и зарубежной литературы. Красноярск, 1960. С. 51-71.

180. Евзерихина В.А. «Княжна Мери» М.Ю. Лермонтова и «светская повесть» 1830-х годов // Ученые записки Ленинградского пед. института им. А.И. Герцена. Кафедра русской литературы. 1961. Т. 219. С. 51-72.

181. Евзерихина В.А. К вопросу об истоках и проблематике «Фаталиста» М.Ю. Лермонтова // Вопросы творчества и языка русских писателей. XVIII-XIX вв. Вып. 1. Новосибирск: НПГИ, 1960. С. 3-16.

182. Евзерихина В.А. Мастерство Лермонтова в «Тамани» // Вопросы методики литературы. Научные труды Новосибирского пединститута. Вып. 40. Новосибирск, 1969. С. 51-63.

183. Евзлин М. Мифологическая структура преступления и безумия в повести «Пиковая дама» // Славяноведение. 1993, №2. С. 67-80.

184. Егоров О.Г. Нервический характер в русской литературе (на материале «Журнала Печорина» М.Ю. Лермонтова) // Русская словесность. 2005. №1. С. 12-17.

185. Елкин В.Г. «Под бременем познанья и сомненья.» О гносеологических истоках «Героя нашего времени» // Вопросы литературы. К 160-летию со дня рождения М.Ю. Лермонтова. Вып. 10. Владимир, 1975. С. 23-49.

186. Елкин В.Г. Структура и смысл произведений Пушкина в аспекте системного подхода. Владимир: ВПГИ им. П.И. Лебедева-Полянского, 1985. 78 с.

187. Ермакова H.A. «Капитанская дочка» в сфере творческих рефлексий М.Ю. Лермонтова // Болдинские чтения. Нижний Новгород: Изд-во «Вектор-ТиС», 2008. С. 60-72.

188. Ермакова H.A. «Один из героев начала века» как этап в становлении романной структуры «Героя нашего времени» Лермонтова // Проблема художественности и анализ литературного произведения в вузе и школе. Пермь: ПГПИ, 1989. С. 29-30.

189. Ермакова H.A. К проблеме романного хронотопа в «Герое нашего времени» М.Ю. Лермонтова // Проблемы литературных жанров. Томск, 1990. С. 52-53.

190. Ермакова НА. Мотив судьбы в романной структуре "Героя нашего времени" // Жанрово-стилевое единство художественного произведения. Новосибирск, 1989. С. 34-^5.

191. Ермакова H.A. Соотношение «автор-герой» на разных этапах становления структуры романа «Герой нашего времени» // Проблемы изучения и преподавания творчества М.Ю. Лермонтова. Ставрополь, 1991. С. 16-18.

192. Ермакова H.A. Сюжетный эквивалент «болтовни» в «Пиковой даме» и «Романе в письмах» // Болдинские чтения. Нижний Новгород: Изд-во ННГУ, 1998. С.107-118.

193. Ермакова О.П., Земская Е.А. К построению типологии коммуникативных неудач (на материале естественного русского диалога) // Русский язык в его функционировании: Коммуникативно-прагматический аспект. М.: Наука, 1993. С. 90-157.

194. Есии А.Б. Изображенное слово у Пушкина и Чехова // Есин А.Б. Литературоведение. Культурология. М.: Флинта: Наука, 2003. С. 168-180.

195. Есин А.Б. Психологизм русской классической литературы. М.: Просвещение, 1988. 176 с.

196. Есипов В. Исторический подтекст в повести Пушкина «Пиковая дама» // Вопросы литературы, 1989, №4. С. 193-205.

197. Жилякова Э.М. И.А. Гончаров и Вальтер Скотт: (Некоторые наблюдения) // Проблемы метода и жанра. Томск, 1986. С. 197-215.

198. Жинкин Н.И. Язык Речь - Творчество. М.: Лабиринт, 1998. 368 с.

199. Жирмунский В.М. Избранные труды. Байрон и Пушкин. Л.: Наука, 1978. 424 с.

200. Жирмунский В.М. Поэтика русской поэзии. СПб.: Азбука, 2001. 496 с.

201. Жук A.A. Лермонтов и натуральная школа. К постановке вопроса // Проблемы теории и истории литературы. Сб. статей, посвященный памяти проф. А.Н. Соколова. М.: МГУ, 1971. С. 226-233.

202. Журавлева А.И. Лермонтов в русской литературе. Проблемы поэтики. М.: Прогресс-Традиция, 2002. 288 с.

203. Журавлева А.И. Печорин и печоринство в 1840-1850-е годы: Жизнь литературного образа в истории // Вестник МГУ. Филология. 1991, №6. С. 311.

204. Зайцева И.А. Интонация в прозе М.Ю. Лермонтова // Русская речь. 1984. №5. С. 15-20.

205. Зайцева И.А. Особенности художественного психологизма в романе М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени» // Научные доклады высшей школы. Филологические науки. 1982. №2. С. 50-58.

206. Зайцева И.А. Формирование художественного психологизма в прозе М.Ю. Лермонтова. Автореф. дис. канд.филол.наук. М., 1984. 22 с.

207. Западов A.B. В глубине строки. О мастерстве читателя. М.: Советский писатель, 1975. 296 с.

208. Захаров В.А. Летопись жизни и творчества М.Ю. Лермонтова. М.: Русская панорама, 2003. 704 с.

209. Зборовец КВ. "Дубровский" и "Гай Мэннеринг" В. Скотта // Временник Пушкинской комиссии, 1974. Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1977. С.131-136.

210. Зимина Г.В. Тема русского человека на Кавказе в романе М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени» // Кавказ и Россия в жизни и творчестве М.Ю. Лермонтова. Грозный, 1987. С. 131-133.

211. Зотов С.Н. Художественное пространство мир Лермонтова. Таганрог: ТГПИ, 2001. 322 с.

212. Зусман В.Г. Диалог и концепт в литературе. Нижний Новгород: Деком, 2001. 168 с.

213. Иваненко О.П. Лирические источники и контекст романа М.Ю. Лермонтова «Княгиня Литовская» // Творческая индивидуальность писателя и литературный процесс. Вологда: ВГПИ, 1987. С. 16-24.

214. Иваницкий А. «Не мог он ямба от хорея.» (Еще раз об источниках и смысле «непоэтичности» Онегина) // Болдинские чтения. Нижний Новгород: Вектор-ТиС, 2008. С. 383-395.

215. Иванникова 5.В. «История села Горюхина» A.C. Пушкина в контексте литературных и исторических интересов поэта 30-х годов. Саратов: Издательство «Газета» Издательско-полиграфического объединения Саратов, ун-та, 1994. 144 с.

216. Иезуитова Р.В. Светская повесть // Русская повесть XIX в.: История и проблематика жанра. Л., 1973. С. 169-199.

217. Иеромонах Нестор (Кумыш В.Ю.). Роман М.Ю. Лермонтова "Герой нашего времени" // Литература в школе. 2007, №4. С. 6-10.

218. Измайлов Н.В. «Капитанская дочка» A.C. Пушкина //История русского романа: В 2-х т., М.; Л., 1962. С. 180-202.

219. Измайлов Н.В. Очерки творчества Пушкина. Л: Наука, 1975.

220. Ильин И. Пророческое призвание Пушкина // A.C. Пушкин: путь к православию. М.: Отчий дом, 1996. С. 213-243.

221. Ильичев А.В. Поэтика противоречия в творчестве A.C. Пушкина и русская литература конца XVIII начала XIX в. Автореферат диссертации .доктора филол. наук. Владивосток, 2004. 42 с.

222. Каган М.С. Искусство и общение // Искусство и общение. Л., 1984. С. 15-28.

223. Казаков H.A., Файбисович В.М. Мундир и судьба: Военные реалии в «Княгине Литовской» и «Герое нашего времени» М.Ю. Лермонтова // Персонаж и предметный мир в художественном произведении. Сыктывкар: СГУ, 1988. С. 53-73.

224. Казарин В.П. Проблемы художественного метода русской литературы 30-х годов XIX века: (Пушкин, Лермонтов, Гоголь). Автореф. дис. д-ра филол. наук. Киев, 1987. 43 с.

225. Калачева C.B. Лермонтов и Брюллов // Проблемы теории и истории литературы. Сб. статей, посвященный памяти проф. А.Н. Соколова. М.: МГУ, 1971. С. 234-245.

226. Канделаки Э.П. Особенности речи персонажей в прозе М.Ю. Лермонтова // Труды Сухумского пединститута. Сухуми, 1971. Т. 21-22. С. 423-435.

227. Канунова Ф.З. A.A. Бестужев-Марлинский и его «Кавказские повести» // Бестужев-Марлинский A.A. Кавказские повести. СПб: Наука, 1995. С. 549617.

228. Канунова Ф.З. Эстетика русской романтической повести (А. Бестужев (Марлинский) и романтики-беллетристы 20-30-х гг. XIX века). Томск: Изд-во ТомГУ, 1973. 307 с.

229. Канунова Ф.З., Айзикова И.А. Нравственно-эстетические искания русского романтизма и религия (1820-1840-е гг.). Новосибирск: Сибирский хронограф, 2001. 304 с.

230. Капитонова Л.А. Повествовательная структура русской романтической повести (20-30-е гг. XIX в.). Псков, 1997. 202 с.

231. Каранчи Л. Самоанализ и психологическое изображение (К вопросу эволюции психологического метода Лермонтова) // Slavica. Debrecen. 1981. T. 17. С. 95-109.

232. Каргашин И.А. «Первое выражение языка народного есть разговор, речь живая.»: «Бородино» М.Ю. Лермонтова в свете исторической поэтики // Литература в школе. 2007. №8. С.2-7.

233. Карпов A.A. «Капитанская дочка» в контексте художественной прозы A.C. Пушкина // Стиль и время. Развитие реалистического повествования. Сыктывкар: Изд-во Пермского ун-та, 1985. С. 44-52.

234. Картавцев М. Тайна Печорина: (Анатомия одного преступления): анализ сцены дуэли в романе «Герой нашего времени». // Подъем. 1995. №9. С. 208-215.

235. Катасонов В.Н. Хождение по водам (Религиозно-нравственный смысл «Капитанской дочки» A.C. Пушкина). Пермь: Редакция газеты «Православная Пермь», 1998. 64 с.

236. Кашкин В.Б. Основы теории коммуникации. М.: ACT: Восток Запад, 2007. 256 с.

237. Кедров К.А. Эпическое начало в русском романе первой половины XIX века. «Евгений Онегин A.C. Пушкина, «Герой нашего времени» М.Ю. Лермонтова, «Мертвые души» Н.В. Гоголя. Автореф. дис. канд.филол.наук. М, 1973. 24 с.

238. Келли К. Воспитание Татьяны: нравы, материнство, нравственное воспитание в 1760-1840-х годах // Вопросы литературы. 2003. №4. С. 61-97.

239. Кибалъник С.А. Художественная философия Пушкина. СПб.: Изд-во Дмитрий Буланин, 1998. 249 с.

240. Кийко Е.И. "Герой нашего времени" Лермонтова и психологическая традиция во французской литературе // Лермонтовский сборник. Л., 1985. С. 181-193.

241. Кириллова Т.В. Функции внутренней речи в пространстве художественного произведения // Языкознание и литературоведение в синхронии и диахронии. Межвузовский сборник научных статей. Вып.1. Тамбов: ТОГУП «Тамбовполиграфиздат», 2006. С. 241-243.

242. Киселева Л.Ф. Переход к мотивированному повествованию. М.Ю. Лермонтов // Смена литературных стилей. На материале русской литературы XIX XX веков. М.: Наука, 1974. С. 299-344.

243. Князев A.B. Герой-индивидуалист в творчестве A.C. Пушкина и М.Ю. Лермонтова // Проблемы художественной типизации и читательского восприятия литературы. Стерлитамак, 1990. С.90-92.

244. Ковальчук Н.К. «Вечные ценности» в художественном мире A.C. Пушкина // Проблемы духовности в русской литературе и публицистике XVIII-XXI веков. Ставрополь, 2006. С. 68-71.

245. Козьмина М.А. Проблема «человек и мир» в художественно-философских исканиях М.Ю. Лермонтова // Концепции человека в русской литературе. Воронеж: ВГУ, 1982. С. 3-12.

246. Колокольцева Т.Н. Специфические коммуникативные единицы диалогической речи. Волгоград: Изд-во Волгоградского госуниверситета, 2001.260 с.

247. Кононенко Е.Ю. Голоса в романе И.С. Тургенева «Новь» // Грехнёвские чтения: сборник научных трудов. Вып.З. Нижний Новгород, 2006. С. 106— 110.

248. Копытцева Н.М. Жанровое своеобразие романа М.Ю. Лермонтов «Герой нашего времени» // XXVIII Герценовские чтения. Литературоведение. Л., 1976. С. 11-16.

249. Копытцева Н.М. Проблема сюжета в романе М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени» // Научные доклады высшей школы. Филологические науки. 1985. №4. С. 20-25.

250. Коржавин Н. Ольга и Татьяна // Вопросы литературы, 2003, №5. С. 152-173.

251. Кормшов С.И. О своеобразии социально-исторического аспекта в «Герое нашего времени» М.Ю. Лермонтова // М.Ю. Лермонтов. Проблемы изучения и преподавания. Ставрополь: СГПУ, 1996. С. 2-14.

252. Корнилова Н.Б. Онтология молчания: На примере ранней прозы Леонида Андреева. Диссертация. кандидата филол. наук: 10.02.19. Ярославль, 2002. 164 с.

253. Коровашко A.B. «Горизонт ожидания» в романе Лермонтова «Герой нашего времени» // Грехнёвские чтения. Нижний Новгород, 2001. С. 78-84.

254. Коровин В.И. «Среди беспощадного света» // Русская светская повесть первой половины XIX века. М.: Советская Россия, 1990. С. 5-14.

255. Коровин В.И. Творческий путь М.Ю. Лермонтова. М: Просвещение, 1973. 288 с.

256. Кошелев В.А. «Онегина» воздушная громада. СПб.: Академический проект, 1999. 286 с.

257. Кошелев В.А. Пушкин: история и предание. СПб.: Академический проект, 2000. 359 с.

258. Краснов Г. В. Мотив «антигероя» в творчестве Лермонтова // Актуальные вопросы современного лермонтоведения: Литературоведение. Киев, 1989. С. 109-110.

259. Краснов Г.В. Поединок Германна: К психологии конфликта в «Пиковой даме» // Болдинские чтения. Горький: Волго-Вятское книжное изд-во, 1985. С.56-64.

260. Краснов Г.В. Реальность романтического (Случай и случайность в «Капитанской дочке») // Болдинские чтения. Нижний Новгород: Изд-во ННГУ, 1993. С.22-38. Болдинские чтения. Нижний Новгород: Изд-во ННГУ, 1993. С.39-47.

261. Красухин Г.Г. В присутствии Пушкина. М.: Советский писатель, 1985. 256 с.

262. Красухин Г.Г. Жанровые особенности «Евгения Онегина» A.C. Пушкина. Автореф. дис. канд. филол. наук. М., 1987. 26 с.

263. Кривонос В.Ш. «Прозаический» человек в «Герое нашего времени» (Об одной категории исторической поэтики) // Литературное произведение и литературный процесс в аспекте исторической поэтики. Кемерово: КГУ, 1988. С. 107-115.

264. Кривонос В.Ш. «Я думал умереть: это было невозможно.» Смерть Печорина в романе М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени» // Литература в школе, 2009, №7. С. 8-12.

265. Кривонос 5.Ш. Смерть героя в романе М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени» // Лермонтовские чтения-2007. СПб.: Лики России, 2008. С. 105-116.

266. Кривошапова С.А. Демократический герой в прозе М.Ю. Лермонтова и H.A. Некрасова // Вопросы русской литературы. Вып. 1 (27). Львов, 1976. С. 33-41.

267. Крупышев А. О парной симметрии в романе М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени» // Творчество писателя и литературный процесс: Иваново, 1991. С. 29-30.

268. Крупышев A.M. О предисловиях в романе М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени» // Научные доклады высшей школы. Филологические науки. 1989. №6. С. 63-67.

269. Кузнецова O.B. Жанровые разновидности художественной полифонии: («Евгений Онегин» и «Полтава» А. С. Пушкина) // Проблемы стиля и жанра в русской литературе XIX начала XX века. Свердловск, 1989. С. 58 - 66.

270. Кулешов ВЖ. Жизнь и творчество A.C. Пушкина. М.: Художественная литература, 1987. 415 с.

271. Кулишкина ОН., Тамарченко Н.Д. Слово и поступок героя в романе М.Ю. Лермонтова "Герой нашего времени": эпизод дуэли // Проблемы исторической поэтики в анализе литературного произведения. Кемерово: КГУ, 1987. С. 115-123.

272. Куранда E.JI. А. Белкин vs И.П. Белкин: к вопросу транскультурного комизма в повествовательной стратегии О.И. Сенковского // Четвертые Майминские чтения: Забытые и «второстепенные» писатели пушкинской эпохи. Псков, 2003. С.117-122.

273. Кучинский Г.Ы. Диалог и мышление. Минск: Изд-во БГУ, 1983. 190 с.

274. Лаврецкая В.И. Произведения A.C. Пушкина на темы русской истории. М.: Учпедгиз, 1962. 163 с.

275. Лазареску О.Г. Часть текста: Функция предисловий в романе «Герой нашего времени» // Вопросы литературы. 2008. №4. С. 200-211.

276. Левидов A.M. Автор образ - читатель. Л.: Изд-во Ленинград, ун-та, 1983. 352 с.

277. Левин В. Об истинном смысле монолога Печорина // Творчество Лермонтова. 150 лет со дня рождения. М.: Наука, 1964. С. 276-282.

278. Левин В. Эдуард Ноэль Лонг предшественник Вулича // Литературная учеба. 1978. №1. С. 235-236.

279. Левин В.И. «Фаталист». Эпилог или приложение? // Искусство слова. К 80-летию Д.Д. Благого. М.: Наука, 1973. С. 161-170.

280. Левин В.И. Проблема героя и позиция автора в романе «Герой нашего времени» // Лермонтов и литература народов Советского Союза. Ереван: ЕГУ, 1974. С. 104-126.

281. Левин Ю.Д. Русский гамлетизм // От романтизма к реализму: Из истории международных связей русской литературы. Л.: Наука, 1978. С. 189— 236.

282. Левина H.H. Печорин: попытка самоопределения (некоторые номинации в романе М.Ю. Лермонтова) // М.Ю. Лермонтов. Проблемы изучения и преподавания. Ставрополь: СГПУ, 1996. С. 129-140.

283. Левкович Я.Л. Принципы документального повествования в исторической прозе пушкинской поры // Пушкин: Исследования и материалы Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1969. Т. 6. Реализм Пушкина и литература его времени. С. 171-196.

284. Лежнев А.З. Проза Пушкина. Опыт стилевого исследования. М.: Художественная литература, 1966. 264 с.

285. Леонтьев A.A. Деятельность и общение // Вопросы философии. 1979, №1. С. 121-132.

286. Леонтьев A.A. Психология общения. М.: Смысл, 1997. 365 с.

287. Лермонтов М.Ю. Герой нашего времени / Предисловие В.А. Мануйлова. Комментарии В.А. Мануйлова и О.В. Миллер. СПб.: Академический проект. 1996. 371 с.

288. Лермонтовская энциклопедия / Гл. ред. В.А. Мануйлов. М.: Сов. энциклопедия, 1981. 784 с.

289. Лермонтовский сборник. М.: Наука, 1985.

290. Липин В.В. Пушкинская и лермонтовская разновидности русского романтизма в их художественно-эстетическом своеобразии. Диссертация. доктора филол. наук. М., 2005. 472 с.

291. Липич В.В. Роман М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени» в историко-литературном контексте западноевропейского романа первой половины XIX века // Изучение творчества М.Ю. Лермонтова в вузе и школе. Пенза, 1991. С. 100-107.

292. Лисенкова H.A. Мотивационная сфера романа М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени». Повесть «Княжна Мери» //Творчество М.Ю. Лермонтова. Сб. статей, посвящ. 150-летию со дня рождения М.Ю. Лермонтова. Пенза: ПГПИ, 1965. С. 170-224.

293. Листов B.C. "Пропущенная глава" "Капитанской дочки" в контексте двух редакций романа // Пушкин: Исследования и материалы. Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1991. Т. 14. С. 246-252.

294. Листов B.C. «Голос музы темной.» К истолкованию творчества и биографии A.C. Пушкина. М.: Жираф, 2005. 416 с.

295. Листов B.C. Мотив саморазоблачения героя в творчестве A.C. Пушкина // Болдинские чтения. Нижний Новгород: Изд-во ННГУ, 1994. С.59-66.

296. Литературная энциклопедия терминов и понятий. Гл. ред. и сост. А.Н. Николюкин. М.: НПК «Интелвак», 2003. 1600 стб.

297. Лихачев Д.С. Стиль как поведение (К вопросу о стиле произведений Ивана Грозного) // Современные проблемы литературоведения и языкознания. М.: Наука, 1974. С. 191-199.

298. Ложкин Б.Е. Романы М.Н. Загоскина конца 1830 начала 1840-х годов как художественный итог творчества писателя. Автореферат.к.филол.н. Харьков, 2000. 19 с.

299. Локс К. Проза Лермонтова // Литературная учеба. 1938. № 8. С. 3-21.

300. Лотман Ю.М. A.C. Пушкин. СПб.: Искусство-СПб, 1995. 847 с.

301. Лотман Ю.М. Беседы о русской культуре. Быт и традиции русского дворянства (XVIII -начало XIX века). СПб.: Искусство-СПб, 1994. 399 с.

302. Лотман Ю.М. В школе поэтического слова: Пушкин. Лермонтов, Гоголь. М.: Просвещение, 1988. 352 с.

303. Лотман Ю.М. К функции устной речи в культурном быту пушкинской эпохи // Лотман Ю.М. О русской литературе. Статьи и исследования:история русской прозы, теория литературы. СПб.: Искусство-СПб, 1997. С. 794-803.

304. Лотман Ю.М. О двух моделях коммуникации и их соотношении в общей системе культуры // Лотман Ю.М. Чему учатся люди. Статьи и заметки. М.: 2010. С.367-375.

305. Лотман Ю.М. Роман A.C. Пушкина « Евгений Онегин». Л.: Просвещение, 1980. 415 с.

306. Лотман Ю.М."Фаталист" и проблема Востока и Запада в творчестве Лермонтова // Лотман Ю.М. О русской литературе. СПб., 1997. С. 605-620.

307. М.Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников. М.: Художественная литература, 1972. 568 с.

308. М.Ю. Лермонтов в русской критике. М., 1985.

309. М.Ю. Лермонтов: Pro et contra. Личность и творчество Михаила Лермонтова в оценке русских мыслителей и исследователей. Антология. СПб.: Изд-во Русского Христианского гуманитарного института, 2002. 1080 с.

310. М.Ю. Лермонтов: Исследования и материалы. М.: Наука, 1979.

311. М.Ю. Лермонтов: художественная картина мира. Сборник статей. Томск, 2008.

312. Майков Л. Пушкин. СПб., 1899.

313. Маймин Е.А. Пушкин. Жизнь и творчество. М.: Наука, 1984. 208 с.

314. Макагоненко Г.П. «Евгений Онегин» A.C. Пушкина. М.: Худож. лит., 1971. С. 103-206.

315. Макагоненко Г.П. «Капитанская дочка» A.C. Пушкина. Л., 1977. 110 с.

316. Макагоненко Г.П. Лермонтов и Пушкин: Проблема преемственного развития литературы. Л., 1987.

317. Макагоненко Г.П. Творчество A.C. Пушкина в 1830-е годы (1833-1836). Л.: Худож. лит., 1982. 463 с.

318. Макогоненко Г.П. Избранные работы: о Пушкине, его предшественниках и наследниках. Л., 1987.

319. Макогоненко Г.П. Исторический роман о народной войне // Пушкин A.C. Капитанская дочка. Л., 1984. С. 200-232.

320. Макогоненко Г.П. Тема Петербурга у Пушкина и Гоголя // Пушкин A.C. Петербургские повести. М., 1986. С. 5-42.

321. Максимова М.Ф. М.Ю. Лермонтов и Н.Ф. Павлов: Из комментария к циклу новогодних мадригалов и эпиграмм Лермонтова // Вестник МГУ. Филология, 1991, №6. С. 17-19.

322. Малкина В.Я. «Капитанская дочка» A.C. Пушкина и готическая традиция (Образ Швабрина» // Болдинские чтения. Нижний Новгород: Изд-во ННГУ, 2001. С.59-66.

323. Малкина В.Я. Этический конфликт и драматические формы в произведениях A.C. Пушкина и A.A. Бестужева (Марлинского): «Выстрел» и

324. Вечер на бивуаке» // Болдинские чтения. Нижний Новгород: Изд-во ННГУ, 1998. С.34-41.

325. Манаенков В. Ф. Идейный смысл и художественное значение подтекста в романе Лермонтова «Герой нашего времени» // Проблемы реализма в русской и зарубежной литературах. Метод и мастерство. Вологда: ВГПИ, 1969. С. 42-44.

326. Манн Ю.В. Динамика русского романтизма. М., 1995. 384 с.

327. Манолакев Христо. Повесть Пушкина «Пиковая дама» и вызов «открытого финала» // Болдинские чтения. Нижний Новгород: Вектор-ТиС, 2004. С. 69-74.

328. Мануйлов В.А. Можно ли назвать Печорина сознательным поборником зла? Полемические заметки // Проблемы теории и истории литературы. Сб. статей, посвященный памяти проф. А.Н. Соколова. М.: МГУ, 1971. С. 219225.

329. Маркова В.В. Поэтика безмолвия в русской литературе 1820 начале 1840-х гг.: От «Невыразимого» В.А. Жуковского к «Мертвым душам» Н.В. Гоголя. Автореферат диссертации . кандидата филологических наук. Тюмень, 2005. 19 с.

330. Маркович В.М. «Герой нашего времени» и становление реализма в русском классическом романе // Русская литература. 1967. №4. С. 46-66.

331. Маркович В.М. И.С. Тургенев и русский реалистический роман XIX века (30-е 50-е годы). Л., 1982. 207 с.

332. Маркович В.М. Из наблюдений над композицией «Евгения Онегина» // Известия АН КазССР. Сер. филолог, и искусст. Вып. 1. Алма-Ата, 1963. С. 84-94.

333. Маркович В.М. Пушкин и Лермонтов в истории русской литературы. СПб.: Изд-во СПбГУ, 1997. 216 с.

334. Маркович В.Ы. Роль диалога в композиции романа Тургенева «Отцы и дети» // Известия АН КазССР. Сер. филолог, и искусст. Вып. 3. Алма-Ата, 1962. С. 56-65.

335. Маркович В.М. Тема искусства в русской прозе эпохи романтизма // Искусство и художник в русской прозе первой половины XIX века: сб. произведений. Л., 1989. С. 5-37.

336. Маркович В.Ы. Чужая речь и взаимодействие речевых манер в романе Гончарова «Обыкновенная история» // Филологические науки. 1982. №2. С. 58-66.

337. Маркович В.Я. Избранные работы. СПб.: Ломоносовъ, 2008. 316 с.

338. Маркович Я. «Исповедь» Печорина и ее читатели // Литературная учеба, 1984, №5. С. 206-213.

339. Марусова И.В. Проблемы поэтики романа A.C. Пушкина «Капитанская дочка». Автореферат. к.филол.н. Смоленск, 2007. 23 с.

340. Марченко А. Лермонтов. М.: ACT: Астрель, 2010. 601 с.

341. Марченко A.M. Род литературного дагерротипа. // Литературная учеба. 1989, №2. С. 123-133.

342. Меднис Н.Е. «Слово» читателя в творчестве Пушкина 30-х годов // Болдинские чтения. Горький: Волго-Вятское книжное изд-во, 1978. С.15-31.

343. Меднис Н.Е. Семиотика границы в творчестве Пушкина // // Болдинские чтения. Нижний Новгород: Вектор-ТиС, 2009. С. 239-250.

344. Медриш Д.Н., Погребная Л.В. Лермонтовская «Тамань» в фольклорном отражении // Вопросы функционального изучения литературы. Волгоград: ВГПИ, 1982. С. 115-121.

345. Метах Б.С. «.сквозь магический кристалл.» Пути в мир Пушкина. М.: Высшая школа, 1990.

346. Мейлах Б.С. Жизнь Александра Пушкина. Л.: Художественная литература, ЛО, 1974. 336 с.

347. Мейлах Б.С. Талисман. Книга о Пушкине. М.: Современник, 1975. 367 с.

348. Милле-Жерар Доминик. Немногословное обольщение: «Каменный гость» Пушкина // Болдинские чтения. Нижний Новгород: Вектор-ТиС, 2004. С. 53-59.

349. Миллер О.В. Еще раз о «цицероновых авгурах» // Тарханский вестник. Вып. 17. Пенза, 2004. С. 26-28.

350. Митрохина В.И. «Грушницкого страсть была декламировать.» // Русская речь, 1974. №5. С. 28-31.

351. Михайлова E.H. Проза Лермонтова. М., 1957. 384 с.

352. Михайлова Н.И. «Собранье пестрых глав». О романе A.C. Пушкина "Евгений Онегин". М., 1994.

353. Михайлова Н.И. Народное красноречие в «Капитанской дочке» // Пушкин: Исследования и материалы. Л.: Наука, ЛО, 1991. Т.14. С. 253-257.

354. Михайлова Н.И. О структурных особенностях «Повестей Белкина» // Болдинские чтения. Горький: Волго-Вятское книжное изд-во, 1976. С.

355. Михайлова Н.И. Ораторское слово в «Пиковой даме» // Болдинские чтения. Горький: Волго-Вятское книжное изд-во, 1985. С.115-122.

356. Михайлова Н.И. Пушкин-прозаик и риторика его времени // Болдинские чтения. Горький: Волго-Вятское книжное изд-во, 1978. С.58-74.

357. Михелъсон В.А. «Герой нашего времени» на фоне мировой литературы эпохи // Кавказ и Россия в жизни и творчестве М.Ю. Лермонтова. Грозный, 1987. С. 82-88.

358. Морозов A.A. Загадка лермонтовского «Штосса» // Русская литература. 1983, №1. С. 189-196.

359. Москвин Г.В. Духовно-смысловые связи повестей романа М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени». Диссертация. к.филол.н. М., 2000. 189 с.

360. Москвин Г.В. Смысл романа М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени». М.: Макс-Пресс, 2007.

361. Москвин Г. В. Типология любовного конфликта в прозе Лермонтова и французской литературе 20-30-х гг. XIX века // Лермонтовские чтения-2009. СПб.: Лики России, 2010. С. 85-92.

362. Мурьянов В. Портрет Ленского // Вопросы литературы, 1997, №6. С.102-122.

363. Мусий В.Б. Об особенностях поэтики повести М.Ю. Лермонтова «Штосс» // Актуальные вопросы современного лермонтоведения: Литературоведение. Киев, 1989. С. 108-109.

364. Мухаметов Д. Б. Молчание как коммуникация // Языкознание и литературоведение в синхронии и диахронии. Межвузовский сборник научных статей. Вып.1. Тамбов: ТОГУП «Тамбовполиграфиздат», 2006. С.346-347.

365. Набоков В.В. Комментарий к роману A.C. Пушкина «Евгений Онегин». СПб.: Искусств-СПб; Набоковский фонд, 1998. 928 с.

366. Найдич Э. Этюды о Лермонтове. СПб.: Художественная литература, 1994. 254 с.

367. Найдич Э.Э. Еще раз о «Штоссе» // Лермонтовский сборник. Л.: Наука, 1985. С. 194-212.

368. Найдич Э.Э. Лермонтов и Пушкин. К вопросу об эволюции творчества Лермонтова в 1834-1837 гг. //М.Ю. Лермонтов. Вопросы жизни и творчества. Под ред. А.Н. Соколова и Д.А. Гиреева. Орджоникидзе: Сев.-Осет. кн. изд-во, 1963. С. 88-103.

369. Нахапетов Б.А. Образ доктора Вернера из романа М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени» как объект психологического экспериментирования //Вопросы психологии. 1990, №2. С. 91-97.

370. Нахапетов Б.А. Печорин акцентуированная личность? О психологизме романа Лермонтова «Герой нашего времени» // Вопросы психологии. 1994. №1.

371. Недзвецкий В. Образ современности в «Герое нашего времени» М.Ю. Лермонтова // Studia russica. Budapest, 1986. №10. S. 279-319.

372. Нейман Б.В. Женские образы в романе Лермонтова «Герой нашего времени» // Литература в школе, 1961, №1. С. 65-70.

373. Нейман Б.В. Прототип доктора Вернера // Литература в школе, 1967. №1. С. 75-77.

374. Нейман Б.В. Фантастическая повесть Лермонтова // Научные доклады высшей школы. Филологические науки. 1967, №2. С. 14-24.

375. Нейман Б.В. Философские интересы Лермонтова // Вопросы русской литературы. М., 1968. С. 74-92.

376. Непомнящий B.C. «Да ведают потомки православных»: Пушкин. Россия. Мы. М., 2001. 398 с.

377. Непомнягций B.C. О Пушкине и его художественном мире // Литература в школе, 1996. № 1-3.

378. Непомнящий B.C. Поэзия и судьба. Над страницами духовной биографии Пушкина. М., 1987. 448 с.

379. Непомнящий B.C. Пушкин. Русская картина мира. М.: Наследие, 1999.

380. Непомнящий И.Б. К вопросу об иллюзорном документе в романе A.C. Пушкина «Евгений Онегин» // Болдинские чтения. Горький: Волго-Вятское книжное изд-во, 1988. С.163-173.

381. Никишов Ю.Ы. Автор и герой в «Евгении Онегине»: от замысла к завершению // Болдинские чтения. Нижний Новгород: Вектор-ТиС, 2008. С. 369-382.

382. Никишов Ю.М. Исторический и бытовой фон романа Пушкина «Евгений Онегин». Калинин, 1980. 88 с.

383. Никишов Ю.М. Поэт, Онегин и Татьяна: Литературоведческие заметки. Тверь: Тверское областное книжно-журнальное издательство, 1998. 216 с.

384. Ноговицын О. Поэтика русской прозы. СПб.: Высшая религиозно-философская школа, 1999. 162 с.

385. Овчинников Р.В. Над «пугачевскими» страницами Пушкина. М.: Наука, 1985. 160 с.

386. Одесская М. Мир лермонтовского романа // Литература в школе. 1978. №1. С. 73-74.

387. Одинокое В.Г. Проблемы поэтики и типологии русского романа XIX века. Новосибирск: Наука, 1971. 192 с.

388. Одинокое В.Г. Художественно-исторический опыт в поэтике русских писателей. Новосибирск, 1990. 208 с.

389. Одинцов В.В. Заметки о прозе М.Ю. Лермонтова // Русский язык за рубежом. 1981. №5. С. 18-24.

390. Одинцов В.В. О языке художественной прозы: повествование и диалог. М.: Наука, 1973. 104 с.

391. Оксман Ю.Г. Пушкин в работе над романом «Капитанская дочка» // Пушкин A.C. Капитанская дочка. Л.: Наука, 1984. С. 145-199.

392. Онегинская энциклопедия: В 2 т. Т.1. А-К / Под общей ред. Н.И. Михайловой. 1999. 576 с.

393. Осмоловский О.Н. Две ветви: о жанровой специфике романов Пушкина и Лермонтова // Филол. зап. Воронеж, 1999. Вып. 12. С. 70-76.

394. Остапцева В.Н. Лирические принципы композиции романа М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени» // Лермонтовский выпуск. №6. Пенза: ПГПУ, 2001.С. 75-91.

395. Остапцева В.Н. Эволюция лиризма прозы М.Ю. Лермонтова // Лермонтовский выпуск. №7. Пенза: ПГПУ, 2004. С. 141-157.

396. Остин Дж. Слово как действие // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 17. М.: Прогресс, 1986. С. 22-130.

397. Осьмаков Н.В. «Герой нашего времени» в историко-функциональном аспекте // Лермонтов и литература народов Советского Союза. Ереван: ЕГУ, 1974. С. 74-103.

398. Падучева E.B. Тема языковой коммуникации в сказках Льюиса Кэрролла // Семантика и информатика. Вып. 18. М., 1982. С. 76-119.

399. Пашаева Т.Н. Три повести Н.Ф. Павлова. Традиции и новаторство // Филологические науки. Вопросы теории и практики. Тамбов: Грамота, 2010. №1.4.1. С. 189-193.

400. Перфильева Л.А. Князь С.Г. Голицын (Фирс) Томский: штрихи к портрету пушкинского современника // // Болдинские чтения. Нижний Новгород: Вектор-ТиС, 2009. С. 87-97.

401. Петров СМ. Исторический роман Пушкина. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1953. 158 с.

402. Петрова Е.Б. Коммуникация в свете критической теории Юргена Хабермаса // Языкознание и литературоведение в синхронии и диахронии. Межвузовский сборник научных статей. Вып.1. Тамбов: ТОГУП «Тамбовполиграфиздат», 2006. С. 395-397.

403. Петрунина H.H. Проза Пушкина. Л.: Наука, 1987. 332 с.

404. Пехал 3. Тон иронического парафраза в «Пиковой даме» A.C. Пушкина // Болдинские чтения. Нижний Новгород: Вектор-ТиС, 2008. С. 265-274.

405. Пешков И.В. Введение в риторику поступка. М.: Лабиринт, 1998. 288 с.

406. Поволоцкая О.Я. «Фаталист» М.Ю. Лермонтова: авторская позиция и метод ее изучения // Звезда. 2008, № , С. 217-224.

407. Погребная Л.В. Быличка о русалке и «Тамань» М.Ю. Лермонтова // Проблемы изучения русского народного поэтического творчества: Взаимовлияния фольклора и литературы. М., 1980. С. 100-103.

408. Подвицкий Н.Б. Портрет в романе М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени» // Вопросы истории литературы. Ученые записки Ульяновского пединститута. Т. 21. Вып.2. Ульяновск, 1968. С. 49-60.

409. Поддубная Р.П., Красиков ММ. О пародийности «Пиковой дамы» A.C. Пушкина // Вопросы русской литературы. Вып.1. Львов, 1981. С. 60-66.

410. Потебня A.A. Мысль и язык. М.: Лабиринт, 1999. 272 с.

411. Потебня A.A. Эстетика и поэтика. М.: Искусство, 1976. 616 с.

412. Почетрв Г.Г. Молчание как знак // Анализ знаковых систем: История логики и методологии науки. Киев, 1986. С.46-59.

413. Поэтика русской литературы: К 70-летию профессора Юрия Владимировича Манна: Сборник статей. М.: РГГУ, 2001. 366 с.

414. Прилюк Ю.Д. Проблема общения в историческом материализме. Киев: Наукова думка, 1985. 192 с.

415. Прозорова Н.И. «Английский сплин» и «русская хандра» в романе A.C. Пушкина «Евгений Онегин»: проблемы рецепции и интерпретации // A.C. Пушкин и литературный процесс. Одесса: Астропринт, 2010. С. 92-100.

416. Пронина В. А. Диалог в русской романтической прозе 30-х годов XIX века (A.A. Бестужев-Марлинский, В.Ф. Одоевский). Диссертация. к.филол.н. Ленинград, 1985. 225 с.

417. Пронина В.А. Ирония и игровой образ в «Герое нашего времени» М.Ю. Лермонтова // Природа художественного целого и литературный процесс. Кемерово: КГУ, 1980. С. 164-174.

418. Прохоров Ю.Е., Стернин И.А. Русские: коммуникативное поведение. М.: Флинта, 2007. 328 с.

419. Прогцин Е.Е. Жанровый генезис «Капитанской дочки»: образ Швабрина в контексте авантюрной поэтики // Болдинские чтения. Нижний Новгород: Изд-во ННГУ, 2003. С. 211-216.

420. Пумпянский JI.B. Классическая традиция. М.: Языки русской культуры, 2000. 864 с.

421. Пушкин в XXI веке. Сборник в честь Валентина Семеновича Непомнящего. М.: Русскш м1ръ, 2006. 640 с.

422. Пушкин в русской философской критике: конец XIX- первая половина XX века. М., 1990.

423. Пушкин через двести лет. Материалы Международной научн. конф. Юбилейного (1999) года. М.: ИМЛИ РАН, 2002. 416 с.

424. Рабинович Е.Г. «Пир» Платона и «Пир во время чумы» Пушкина // Античность и современность. М., 1972. С. 457-470.

425. Ранчин A.M. Литературный контекст романа М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени» // www.portal-slovo.ru

426. Раскольников Ф.А. «Фаталист» и проблема судьбы в «Герое нашего времени» // Раскольников Ф.А. Статьи о русской литературе. М.: Вагриус, 2002. С. 163-179.

427. Ренов ДМ. Проблема «внутреннего человека» в романе М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени». Автореферат диссертации .канд. филол. наук. Тверь, 2006. 20 с.

428. Решетова Л.И. О своеобразии психологизма в прозе Лермонтова // Проблемы психологического анализа в литературе. Л., 1983. С. 18-30.

429. Решетова Л.И. Особенности словесного изображения в русском романе 30-х годов XIX века («Княгиня Литовская» М.Ю. Лермонтова) // Проблемы литературных жанров. Томск: ТГУ, 1983. С. 45-47.

430. Рогжская О.О., Тамарченко Н.Д. «Евгений Онегин» и традиция эпистолярного романа (к постановке проблемы) // Болдинские чтения. Нижний Новгород: Изд-во ННГУ, 2001. С.37-48.

431. Родзевич С. Лермонтов как романист: Н.Я. Оглоблин, Киев, 1914. 110 с.

432. Рождественский Ю.В. Теория риторики. М.: Добросвет, 1997. 600 с.

433. Русская критика о Пушкине. Избранные статьи. Комментарии. М.: Изд-во МГУ, 1998. 296 с.

434. Русская повесть XIX века: история и проблематика жанра / под ред. Б. С. Мейлаха. Л., 1973. 566 с.

435. Русский язык: Энциклопедия. Гл.ред. Ю.Н. Караулов. М.: Научное издательство «Большая Российская энциклопедия»; ИД «Дрофа», 1997. 703 с.

436. Рымаръ Н. Т. Поэтика романа. Куйбышев: Изд-во СГУ, 1990. 255 с.

437. Савинков СВ. «Стихийное» и «родовое» в пушкинской истории Пугачева // Болдинские чтения. Нижний Новгород: Изд-во ННГУ, 1997. С.60-64.

438. Савинков С.В. Речь прямая и речь лукавая: стратегии поведения в творчестве Пушкина // Болдинские чтения. Нижний Новгород: Вектор-ТиС, 2009. С. 98-109.

439. Савкина И.Л. Глазами Аргуса: Мотив молвы в русской автобиографической прозе первой половины XIX века // Филологические науки. 2000. №3. С. 348-51.

440. Савкина И.Л. Роман М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени» и традиция жанра «записок» // Жанр и творческая индивидуальность. Вологда, 1990. С. 61-75.

441. Савкина И.Л. Функция записок в художественной структуре, романа М.Ю. Лермонтова "Герой нашего времени" // Проблема художественности и анализ литературного произведения в вузе и школе. Пермь, 1989. С.28.

442. Савоськина Т.А. Взаимодействие эпического и драматического в романе A.C. Пушкина «Евгений Онегин» // Болдинские чтения. Нижний Новгород: Вектор-ТиС, 2007. С. 208-215.

443. Савченко Т.В. Герой и автор в прозе М.Ю. Лермонтова. Автореф. дис. канд. филол. наук. М., 1985. 25 с.

444. Саламова С.А. Деромантизация Кавказа в романе М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени» // Кавказ и Россия в жизни и творчестве М.Ю. Лермонтова. Грозный, 1987. С. 59-63.

445. Самойлова Г.М. Лабиринт сцеплений русского романа XIX века. Курган: Изд-во Курган, гос. ун-та, 1999. 160 с.

446. Самойлова Г.М. Тайны «Анны Карениной» Льва Толстого. Курган: Изд-во Курган. Ун-та, 2010. 212 с.

447. Сандлер С. Далекие радости. Александр Пушкин и творчество изгнания. СПб.: Академический проект, 1999. 224 с.

448. Сахаров В. «Онегинское» у Лермонтова // Вопросы литературы, 2003, №2. С. 313-317.

449. Сахаров В.И. Романтизм в России: эпоха, школы, стили. М., 2004. 255с.

450. Сахаров В.И. Страницы русского романтизма. М.: Советская Россия, 1988.352 с.

451. Сахновский-Панкеев В. Драма. Конфликт. Композиция. Сценическая жизнь. Л.: Искусство, 1969. 232 с.

452. Сацюк И.Г. «Странники» в романе М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени» // Литература в школе, 1986. №1. С. 63-65.

453. Сацюк И.Г. О некоторых сюжетно-композиционных особенностях романа Лермонтова «Герой нашего времени» // Вестник ЛГУ. 1980. «3. История, язык и литература. Вып. 1. С. 67-70.

454. Сацюк И.Г. Принципы изображения человека в прозе М.Ю. Лермонтова («Вадим», «Княгиня Литовская», «Герой нашего времени»). Автореф. дис. канд.филол.наук. Л., 1981. 21 с.

455. Сацюк И.Г. Система мотивировок в прозе М.Ю. Лермонтова («Вадим», «Княгиня Литовская», "Герой нашего времени") // Научн. докл. высш. шк. филол. науки. 1987. №3. С. 13-19.

456. Сацюк И.Г. Эволюция позиции повествователя в прозе М.Ю. Лермонтова // Творческий процесс и эстетические принципы писателя. Иркутск: ИрГУ, 1980. С. 50-65.

457. Седов А.Ф., Тугушева М.З. «Евгений Онегин» А.С.Пушкина -проблема границ текста как проблема поэтики // A.C. Пушкин и литературный процесс. Одесса: Астропринт, 2010. С. 108-112.

458. Семенко И.М. О роли образа автора в «Евгении Онегине» // Труды Ленинградского библ. ин-та им. Н.К. Крупской. 1957. Т. 2. С. 127-146.

459. Семенко ИМ. Эволюция Онегина. (К спорам о пушкинском романе) // Русская литература, 1960, №2.

460. Серебряков A.A. Композиционные особенности «Героя нашего времени» и структура немецкого романа первой половины XIX века (На примере романов К.Л. Иммермана) // Проблемы изучения и преподавания творчества М.Ю. Лермонтова. Ставрополь, 1991. С. 60-62.

461. Серебряков A.A. Романные традиции Л. Стерна и роман М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени» // М.Ю. Лермонтов. Тезисы междунар. научн. конференции, посвящ. 180-летию со дня рождения поэта. Ставрополь: СГПУ, 1994. С. 70-72.

462. Серман И. Михаил Лермонтов: Жизнь в литературе: 1836-1841. М.:РГГУ, 2003. 278 с.

463. Серман И. Нашел ли Пушкин формулу русской истории? // Вопросы литературы, 2007, №2. С. 239-250.

464. Сигида Л.И. «Герой нашего времени» М.Ю. Лермонтова и повесть «Моя исповедь» Н.М. Карамзина: Жанр, автор, герой // Проблемы изучения и преподавания творчества М.Ю. Лермонтова. Ставрополь, 1991. С. 66-67.

465. Сидяков Л. С. Пушкин и развитие русской повести в начале 30-х годов XIX века // Пушкин: Исследования и материалы. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1960. Т. 3. С. 193-217.

466. Сидяков Л. С. Художественная проза A.C. Пушкина. Рига, 1973. 219 с.

467. Сизова М.А. Жанр «светской» повести в русской литературе 1830-х годов // Литература в школе, 2006, №11. С.47-48.

468. Сизова МЛ.Жанр «светской повести» в русской литературе 1830-х годов: творчество Е.А. Ган. Диссертация на соискание ученой степени кандидата наук. М., 2007. 217 с.

469. Скатов Н. Пушкин. Д., 1991. 239 с.

470. Скачкова О.Н. Эволюция повествовательной формы от цикла повестей к роману («Русские ночи» В.Ф. Одоевского и "Герой нашего времени" М.Ю. Лермонтова) // Актуальные вопросы современного лермонтоведения. Литературоведение. Киев: УМК ВО, 1989. С.121-122.

471. Скибин С.М. Внутренняя мотивация иронического подтекста в «Журналах Печорина» («Тамань») М.Ю. Лермонтова // Проблемы поэтики русской литературы XIX века. М., 1983. С. 36-44.

472. Скибин С.М. Проблема иронии в поэтике М.Ю. Лермонтова. Автореферат дис. . к. филол. н. М., 1982. 15 с.

473. Скибин С.М. Роман М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени» в историко-функциональном освещении // Историко-функциональное изучение русской литературы. М.: МПИ им. В.И. Ленина, 1984. С. 39^19.

474. Скобелев 5.П. Пугачев и Савельич (К проблеме народного характера в повести A.C. Пушкина «Капитанская дочка») // Пушкинский сборник. Псков, 1972. С. 43-58.

475. Слащев Е.Е. Портрет и пейзаж в романе Лермонтова «Княгиня Литовская» // Ученые записки филологического факультета Киргизского университета. Вып. 10. Славянский сборник 2. Фрунзе, 1964. С. 99-107.

476. Сливицкая О.В. «Война и мир» Л.Н. Толстого. Проблемы человеческого общения. Л.: Изд-во ЛГУ, 1988. 192 с.

477. Сливицкая О.В. «Истина в движеньи»: О человеке в мире Л. Толстого. СПб.: Амфора. ТИД Амфора, 2009. 443 с.

478. Слонимский A.JI. Мастерство Пушкина. М.: Гослитиздат, 1963. 527 с.

479. Слонимский А.Л. О композиции «Пиковой дамы» // Пушкинский сборник памяти проф. С.А. Венгерова: Пушкинист, IV. М., ПГ.: ГИЗ, 1922. С.171-180.

480. Соболева Г.П. Повесть A.C. Пушкина «Дубровский». М.: Изд-во АПН РСФСРЮ 1963. 116 с.

481. Созина Е.К. Эволюция русского реализма XIX в.: семиотика и поэтика. Екатеринбург: Изд-во Урал, ун-та, 2006. 124 с.

482. Соллертинский Е.Е. О некоторых формах повествования в «Герое нашего времени» (на материале «Княжны Мери») // Проблемы русской и зарубежной литературы. Вып. 4. Ярославль, 1970. С. 123-132.

483. Соллертинский Е.Е. Пейзаж в прозе Лермонтова // Творчество М.Ю. Лермонтова. 150 лет со дня рождения. 1814-1964. М.: Наука, 1964. С. 236275.

484. Соллертинский Е.Е. Русский реалистический роман первой половины XIX века. Проблемы жанра. Вологда, 1973. 176 с.

485. Соллертинский Е.Е. Формы повествования в романе Лермонтова «Герой нашего времени» // Уроки жанра. Вологда, 1969. С. 31-62.

486. Соловей Н.Я. Роман A.C. Пушкина «Евгений Онегин». М.: Высшая школа, 1992. 110 с.

487. Солянкина О.Н. Жанровая традиция застольного диалога в «Пире во время чумы» A.C. Пушкина // Античность и христианство в литературах России и Запада. Владимир: ВГГУ, 2008. С. 37^12.

488. Соснина E.JI. К вопросу: М.Ю. Лермонтов Е.А. Сушкова, М.Ю. Лермонтов - Адель Оммер де Гелль // Лермонтовские чтения-2006. СПб.: Филологический факультет СПбГУ, 2007. С.33-49.

489. Стадников Г.В. Загадка нерусского имени русской княжны // Лермонтовский выпуск. №5. Пенза: ПГПУ, 1996. С. 65-69.

490. Степанов АД. Проблемы коммуникации у Чехова. М.: Языки славянской культуры, 2005. 400 с.

491. Степанов Г.В. Язык. Литература. Поэтика. М.: Наука, 1988.

492. Степанов Л.А. «Отличительная черта в наших нравах.» (К поэтике комического в «Капитанской дочке») // Болдинские чтения. Горький: Волго-Вятское книжное изд-во, 1986. С. 115-128.

493. Степанов Л.А. К истории создания «Капитанской дочки» (Пушкин и книга «Ложный Петр III» // Пушкин. Исследования и материалы. Т. 14. Л.: Наука, Ленингр. отд-е, 1991. С. 220-234.

494. Степанов Л.А. Структура комических «микросюжетов» в «Капитанской дочке» // Болдинские чтения. Горький: Волго-Вятское книжное изд-во, 1987. С. 178-191.

495. Степанов Н. Поэты и прозаики. М., 1966. 306 с.

496. Степанова В.В. Слово в тексте. Из лекций по функциональной лексикологии. СПб.: Наука, САГА, 2006. 272 с.

497. Сулейманов A.A. «Герой нашего времени» М.Ю. Лермонтова и немецкий «роман об эпохе» 30-х годов XIX века // А.Н. Радищев, В.Г. Белинский, М.Ю. Лермонтов. Жанр и стиль художественного произведения. Рязань: РГПИ, 1974. С. 179-198.

498. Сурат И., Бочаров С. Пушкин. Краткий очерк жизни и творчества. М., 2002. 240 с.

499. Тамарченко Д.Е. Из истории русского классического романа. Пушкин, Лермонтов, Гоголь. М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1961. 167 с.

500. Тамарченко НД. «Капитанская дочка» Пушкина и судьбы исторического романа в России // Болдинские чтения. Нижний Новгород, 1999. С. 92-102.

501. Тамарченко НД. «Образ автора» в русской реалистическом романе (Пушкин, Лермонтов, Гоголь) // Проблема автора в художественной литературе. Ижевск, 1990. С. 46-51.

502. Тамарченко НД. О смысле "Фаталиста" // Рус. словесность. 1994. № 2. С. 26-31.

503. Тамарченко H.Д. Пушкин и готическая традиция: Жанровый контекст «Пиковой дамы» // Болдинские чтения. Нижний Новгород: Вектор-ТиС, 2003. С. 59-75.

504. Тамарченко Н.Д. Типология реалистического романа: На материале образцов жанра в русской литературе XIX века. Красноярск: КГУ, 1988. 200 с.

505. Тамарченко Н.Д. У истоков русского классического романа: (роман в стихах поэма - повесть в творчестве Пушкина) // Изв. АН СССР. Сер. лит. и яз. 1989. Т. 48, № 3. С. 201-214.

506. Тамахин В.М. Подтекст в романе Лермонтова «Герой нашего времени» // Русская литература и Кавказ. Ставрополь: СГПИ, 1974. С. 26—41.

507. Тарасов Е.Ф. Речевое общение: онтологические, гносеологические основы исследования // Анализ знаковых систем: История логики и методологии науки. Киев, 1986. С. 40-44.

508. Тарле Е.В. О лермонтовском времени // Литературный современник. 1941. №7-8. С. 140-141.

509. Тарле Е.В. Пушкин как историк // Новый мир. 1963. № 9. С 211-220.

510. Татаркина C.B. Диалог в структуре романа А.Я. Панаевой и H.A. Некрасова «Мертвое озеро» // Вестник Барнаульского госпедуниверситета. Серия: Гуманитарные науки. Вып. 4. Барнаул, 2004. С.66-69.

511. Телешова Н.К. Историческая достоверность и художественная правда у Пушкина // Пушкин: Исследования и материалы. СПб.: Наука, 2004. Т. XVI/XVII. С. 178-187.

512. Теория литературы: В 2 т. / Под ред. Н.Д. Тамарченко. М.: ИЦ «Академия», 2004.

513. Теория литературы: В 4 т. Основные проблемы в историческом освещении. М.: ИМЛИ РАН, «Наследие», 2001, 2003, 2005.

514. Тимофеев Л. Финал «Евгения Онегина» на фоне некоторых читательских ожиданий современников // Болдинские чтения. Горький: Волго-Вятское книжное изд-во, 1988. С. 134-145.

515. Тирон А.О. Мотив судьбы в произведениях A.C. Пушкина 1830-х гг. // A.C. Пушкин и литературный процесс. Одесса: Астропринт, 2010. С. 144-152.

516. Титов A.A. Художественная природа образа Печорина // Проблемы реализма русской литературы XIX века. М.-Л.: Изд-во АНСССР 1961. С. 76101.

517. Todd III У.М. Дружеское письмо как литературный жанр в пушкинскую эпоху. СПб.: Академический проект, 1994. 207 с.

518. Тодд III У.М. Литература и общество в эпоху Пушкина. СПб.: Академический проект, 1996. 306 с.

519. Тойбин КМ. К проблематике новеллы Лермонтова «Фаталист» // Ученые записки Курского пед. института. Курск, 1959. Вып. 3. С. 19-56.

520. Тойбин K.M. Пушкин. Творчество 30-х годов. М., 1976. 280 с.

521. Томашевский Б. Теория литературы. Поэтика. М.: Аспект Пресс, 1996. 334 с.

522. Томашевский Б.В. Вопросы языка в творчестве Пушкина // Пушкин: исследования и материалы. М.; Л., 1956. Т. 1. С. 126-184.

523. Томашевский Б.В. Историзм Пушкина // Томашевский Б.В. Пушкин: работы разных лет. М., 1990. С.130-178.

524. Томашевский Б.В. Проза Лермонтова и западноевропейская литературная традиция // Литературное наследство. М., 1941. Т. 43-44. С. 469-516.

525. Томашевский Б.В. Пушкин и Петербург // Пушкин: Исследования и материалы / АН СССР. Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом). М.; Л. : Изд-во АН СССР, 1960. Т. 3. С. 37-45.

526. Томашевский Б.В. Пушкин. Т.1, 2. М., 1990.

527. Тоом АЛ. Рефлексия в художественной прозе: Разбор романа М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени» // Семиотика и информатика. М., 1985. Вып. 25. С. 136-152.

528. Трифонов Н. А. Повести Н. Ф. Павлова // Ученые записки МГПИ. М., 1939. Вып. 2. С. 92-132.

529. Турбин В.Н. «Ситуация двуязычия» в творчестве Пушкина и Лермонтова// Лермонтовский сборник. Л.: Наука, 1985. С. 91-103.

530. Турбин В.Н. Восприятие и интерпретация Лермонтовым жанровой структуры романа A.C. Пушкина "Евгений Онегин" // Вестник МГУ. Филология. 1989. №5. С. 17-27.

531. Турбин В.Н. Поэтика романа A.C. Пушкина "Евгений Онегин". М.: Изд-во МГУ, 1996.231 с.

532. Турбин В.Н. Пушкин. Гоголь. Лермонтов: Об изучении литературных жанров. М.: Просвещение, 1978. 240 с.

533. Турбин В.Н. Роман прогнозов (К проблеме строения сюжета «Евгения Онегина») // Болдинские чтения. Горький: Волго-Вятское книжное изд-во, 1988. С.146-153.

534. Турбин В.Н. Характеры самозванцев в творчестве A.C. Пушкина // Филологические науки. 1968. №6. С. 85-95.

535. Тынянов Ю.Н. История литературы. Критика. СПб.: Азбука-классика, 2001. 512 с.

536. Тынянов Ю.Н Пушкин и его современники. М.: Наука, 1969.

537. Тыркова-Вильямс A.B. Жизнь Пушкина: В 2-х т. М., 1998.

538. Тяпугина Н.Ю. Исповедь и проповедь Достоевского. Саратов: СГАП, 2004. 350 с.

539. Уваров М. Архитектоника исповедального слова. СПб.: Алетейя, 1998. 246 с.

540. Удодов Б.Т. «Герой нашего времени» Лермонтова и проблемы типологии русского романа // Кавказ и Россия в жизни и творчестве М.Ю. Лермонтова. Грозный, 1987. С. 19-33.

541. Удодов Б. Т. Идейно-художественная структура романа «Герой нашего времени» // Вопросы поэтики литературы и фольклора. Воронеж: ВГУ, 1977. С. 46-62.

542. Удодов Б.Т. Концепция личности в романе A.C. Пушкина «Евгений Онегин» // Индивидуальность писателя и литературно-общественный процесс. Воронеж: Изд-во ВГУ, 1979. С. 22-53.

543. Удодов Б.Т. М.Ю. Лермонтов. Художественная индивидуальность и творческие процессы. Воронеж: ВГУ, 1973. 703 с.

544. Удодов Б.Т. О двух героях века (Швабрин и Печорин) // Сборник материалов 2-й научной сессии вузов Центрально-Черноземной зоны. Литературоведение. Воронеж, 1967. С. 3-13.

545. Удодов Б.Т. Печорин: Природное и социальное // Классическое наследие и современностью Л.: Наука, 1981. С. 151-159.

546. Удодов Б.Т. Роман М.Ю. Лермонтова "Герой нашего времени". М.: Просвещение, 1989. 191 с.

547. Удодов Б.Т. Феномен Печорина: «временное» и «вечное» (К лермонтовской концепции личности) // Концепции человека в русской литературе. Воронеж: ВГУ, 1982. С. 13-30.

548. Уздеева Т.М. Типология эпических жанров в творчестве. М.Н. Загоскина. Автореферат к.филол.н. 1992.19 с.

549. Упыбина Е.В. Развитие жанра «путевых заметок» в пределах одного произведения: На примере романа М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени» // Проблемы изучения и преподавания творчества М.Ю. Лермонтова. Ставрополь, 1991. С. 22-23.

550. Уманская М.М. Лермонтов и романтизм его времени. Ярославль: Верхне-Волжское кн. изд-во, 1971. 264 с.

551. Уманская М.М. Психологический анализ М.Ю. Лермонтова-прозаика // Проблемы русской и зарубежной литературы. Вып. 4. Ярославль, 1970. С. 133-147.

552. Уманская М.М. Романтическое начало в романе М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени» // Проблемы изучения художественного произведения. Методология, поэтика, методика. 4.1. М.: МПИ им. Ленина, 1968. С. 99-101.

553. Уразаева Т.Т. «Герой нашего времени» М.Ю. Лермонтова // Примеры целостного анализа художественного произведения. Томск: ТГУ, 1988. С. 113-131.

554. Уразаева Т.Т. «Журнал Печорина»: К проблеме «исповедального» повествования в структуре романа // Проблемы метода и жанра. Томск: ТГУ, 1986. Вып. 13. С. 155-172.

555. Уразаева Т.Т. «Штосс» и тип новеллистического повествования в зрелой прозе Лермонтова. Автореф. дис. канд.филол.наук. Томск, 1978. 18 с.

556. Уразаева Т.Т. О жанровой природе романа М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени» // Проблемы метода и жанра. Томск: ТГУ, 1982. Вып. 7. С. 65-70.

557. Уразаева Т.Т. О мотиве «путешествия», «странствия» в романе М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени» // Проблемы метода и жанра. Томск: ТГУ, 1985. Вып. 11. С. 136-148.

558. Уразаева Т.Т. Проза М.Ю.Лермонтова. Проблематика и поэтика: Учебное пособие. Томск: Изд-во Томск, гос.ун-та, 2006. 143 с.

559. Усенко Д.В. Необходимость и свобода в творчестве М. Лермонтова // Романтизм и его исторические судьбы. Тверь: ТГУ, 1998. Ч. 1. С. 42^6.

560. У сок E.H. Историческая судьба наследия М.Ю. Лермонтова // Время и судьбы русских писателей. М.: Наука, 1981. С. 49-94.

561. У сок И.Е. О романе «Герой нашего времени» // Литература в школе. 1974, №5. С. 2-13.

562. Успенский Б.А. Поэтика композиции. СПб.: Азбука, 2000. 352 с.

563. Уфимцева A.A. Типы словесных знаков. М.: УРСС, 2004. 208 с.

564. Фаустов A.A. «Евгений Онегин» в отрывках: логика авторского поведения // Болдинские чтения. Нижний Новгород: Вектор-ТиС, 2008. С. 285-301.

565. Федоров A.B. Лермонтов и литература его времени. Л.: Художественная литература, 1967. 364 с.

566. Федоров В.В. Художественный конфликт «Пиковой дамы» // A.C. Пушкин и литературный процесс. Одесса: Астропринт, 2010. С. 63-67.

567. Федосеева E.H. Диалогическая основа русской лирики первой трети XIX века. Автореф. дис.докт.филол.н. М., 2009. 42 с.

568. Федута А.И., Егоров И.В. Читатель в творческом сознании Пушкина. Минск: Издательство «Белорусский дом печати», 1999. 255с.

569. Фирсова Г.Е. Функция жестов и мимики в лермонтовском художественном портрете (роман «Герой нашего времени») // М.Ю.Лермонтов. Тезисы междунар. научн. конф-и, посвящ. 180-летию со дня рождения поэта. Ставрополь: СГПУ, 1994. С. 43-44.

570. Фигиер В.М. Поэтика Лермонтова // Венок М.Ю.Лермонтову. М.-Пг., 1914. С. 196-236.

571. Фомичев С.А. "Евгений Онегин": Движение замысла. М.: Русский путь, 2005. 176 с.

572. Фортунатов H.М. Матричная компонента в структуре пушкинского текста // Болдинские чтения. Нижний Новгород: Вектор-ТиС, 2008. С. 235249.

573. Фортунатов H. М. Рассказ и новелла в пушкинской романной системе // Болдинские чтения. Нижний Новгород: Изд-во ННГУ, 1994. С. 79-87.

574. Фортунатов Н.М. Эффект Болдинской осени. Нижний Новгород, 1999. 302 с.

575. Фортунатова В.А. Актор и Нарратор в повести A.C. Пушкина «Капитанская дочка» // // Болдинские чтения. Нижний Новгород: Вектор-ТиС, 2009. С. 339-352.

576. Фортунатова ВА. Пограничные и периферийные ситуации как экзистенциальная тенденция пушкинской прозы // Болдинские чтения. Нижний Новгород: Изд-во ННГУ, 2001. С. 25-36.

577. Фохт У.Р. Лермонтов. Логика творчества. М.: Наука, 1975. 190 с.

578. Франк С. Л. Этюды о Пушкине. М.: Согласие, 1999.178 с.

579. Фридлендер Г.М. Лермонтов и русская повествовательная проза // Русская литература, 1965, №1. С. 33-49.

580. Хаев Е.С. Особенности стилевого диалога в «онегинском круге» произведений Пушкина //Болдинское чтение: статьи, заметки, воспоминания. Нижний Новгород: ННГУ, 2001. С. 33- 47.

581. Хаев Е.С. Проблема фрагментарности сюжета «Евгения Онегина» // Болдинское чтение: статьи, заметки, воспоминания. Нижний Новгород: ННГУ, 2001. С. 85-94.

582. Хализев В.Е. Веселье и смех в пушкинских сюжетах 1830-х годов // Филологические науки. 1987. №1. С. 3-10.

583. Хализев В.Е. Монолог и диалог в драме// Изв. АН СССР. Серия лит. и яз. 1981. Т. 40, N 6. С. 521-531.

584. Хализев В.Е. О типологии персонажей в «Капитанской дочке» A.C. Пушкина // Концепция и смысл. СПб., 1996. С. 140-153.

585. Хализев В.Е. Ценностные ориентации русской классики. М.: Гнозис, 2005. 432 с.

586. Хализев В.Е., Шегиунова C.B. Цикл A.C. Пушкина «Повести Белкина». М.: Высшая школа, 1989. 79 с.

587. Хализев. В.Е. Теория литературы. М.: Высшая школа, 1999. 398 с.

588. Харитонов Г.Ю. Апокалипсис, его основные мотивы в творчестве М.Ю. Лермонтова // Историко-культурное освещение слова и языковая экология. Липецк, 2002. С. 213-220.

589. Хихловская Я.В. «Биография» мифологического героя, этапы «индивидуализации» личности и события жизни Печорина в их романной и действительной последовательности // М.Ю. Лермонтов. Проблемы изучения и преподавания. Ставрополь: СГПУ, 1996. С. 89-103.

590. Хихловская Я.В. Черты архетипа в образе Печорина: (Постановка проблемы) // Нравственно-эстетическая позиция писателя. Межвуз. сб. научн. тр. Ставрополь: СПГИ, 1991. С. 124-136.

591. Ходанен Л.А. О жанре «Героя нашего времени» М.Ю. Лермонтова // Проблемы литературных жанров. Томск: ТГУ, 1979. С. 44^45.

592. Ходанен Л.А. Поэтика времени в русском философском романе конца 30-х начала 40-х годов XIX века («Герой нашего времени» М.Ю. Лермонтова, «Русские ночи» В.Ф. Одоевского). Автореф. дис. канд.филол.наук. М., 1978. 16 с.

593. Ходанен Л.А. Эпический мотив «конь и всадник» в романтическом творчества М.Ю. Лермонтова и Н.В. Гоголя // Проблемы изучения и преподавания творчества М.Ю. Лермонтова. Ставрополь, 1991. С. 24-27.

594. Черная Т.К. Концепция романа М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени» в контексте истории русской критики // М.Ю. Лермонтов. Проблемы изучения и преподавания. Ставрополь: СГПИ, 1994. С. 35-52.

595. Черняев Н.И. Критические статьи и заметки о Пушкине. Харьков, 1900. 648 с.

596. Чижевская М.И. Язык, речь и речевая характеристика: (Вопросы изучения речи персонажа). М.: Изд-во МГУ, 1986. 69 с.

597. Чистова И.С. «Кто там в малиновом берете?.» в «Княгине Литовской» // Русская речь. 1989. № 5. С. 12-16.

598. Чистова И.С. Дневник гвардейского офицера // Лермонтовский сборник. Л.: Наука, 1985. С. 152-180.

599. Чистова И.С. Прозаический отрывок М.Ю. Лермонтова «Штосс» и «натуральная» повесть 1840-х годов // Русская литература. 1978. №1. С. 116— 122.

600. Чичерин A.B. Очерки по истории русского литературного стиля. Повествовательная проза и лирика. М.: Худож. лит., 1977. 445 с.

601. Чудаков А.П. К поэтике пушкинской прозы // Болдинские чтения. Горький: Волго-Вятское книжное изд-во, 1981. С. 54-68.

602. Чумаков Ю.Н. «Евгений Онегин» и русский стихотворный роман. Новосибирск: НГПИ, 1983. 86 с.

603. Чумаков Ю.Н. Поэтическое и универсальное в «Евгении Онегине» // Болдинские чтения. Горький: Волго-Вятское книжное изд-во, 1978. С.75-90.

604. Чумаков Ю.Н. Татьяна, княгиня N, Муза (из прочтений VIII главы «Евгения Онегина») // Концепция и смысл. СПб.: Изд-во СПбГУ, 1996. С. 101-114.

605. Шаблий М.И. Жанровая специфика прозы М.Ю. Лермонтова. Автореф. дис. канд.филол.наук. М., 1978. 24 с.

606. Шаблий М.И. Лермонтов и типология русской художественно-исторической прозы 30-х годов XIX века // Научн. доклады высшей школы. Филологические науки. 1987, №2. С. 15-22.

607. Шаблий М.И. Проблема читателя в прозе М.Ю. Лермонтова // Вопросы русской литературы. Львов. 1984. Сб.1 (43). С. 62-69.

608. Шатин Ю.В. «Капитанская дочка» А.С. Пушкина и русская историческая беллетристика первой половины XIX века. Новосибирск, 1987. 80 с.

609. Шмидт Вольф. Проза Пушкина в поэтическом прочтении. «Повести Белкина». СПб., 1996.

610. Шоу Томас. Проблема единства позиции автора-повествователя в «Евгении Онегине» // Автор и текст. Вып.2. СПб.: Изд-во СПбГУ, 1996. С. 114- 131.

611. Шрага Е.А. Логика подмены: о нарративной структуре «Героя нашего времени» // Лермонтовские чтения-2009. СПб.: Лики России, 2010. С. 146155.

612. Шрага Е.А. Прозаическая циклизация и ее роль в русском литературном процессе 1820-1830-х гг. Автореферат диссертации. канд. филол. наук. СПб., 2009. 23 с.

613. Шувалов C.B. Мастерство Лермонтова // Жизнь и творчество М.Ю. Лермонтова. Сб. первый. Исследования и материалы. Под ред. Н.Л. Бродского и др. М., 1941. С.251-309.

614. Шутан М.И. Роман М.Ю. Лермонтова «Княгиня Литовская» в контексте русской повествовательной прозы 30-середины 40-х годов 19-го века. Автореф дис. к.ф.н. Нижний Новгород, 1994. 18 с.

615. Щеблыкин И.П. Лермонтов. Жизнь и творчество. Саратов: Приволжское книжное изд-во (Пензенское отд-е), 1990. 264 с.

616. Щеблыкин И.П. Страницы лермонтоведения: Интерпретация, анализы, полемика. Пенза: ПГПУ, 2003. 140 с.

617. Щенников Г.К. «Журнал Печорина» и «Исповедь» Ставрогина: анализ деструкции личности // Известия Уральского госуниверситета. №12 (2001). Гуманитарные науки. Выпуск 3. С. 154-162.

618. Эйгес ИР. Отзвуки «Вертера» в творчестве Лермонтова // Атеней. Историко-литературный временник. Кн.З. Л.: Атеней, 1926. С 155-156.

619. Эйдельман Я.Я. Пушкин. Из биографии и творчества. 1826-1837. М.: Художественная литература, 1987. 463 с.

620. Эйдельман Н.Я. Пушкин: история и современность в художественном сознании поэта. М.: Сов. писатель, 1984. 368 с.

621. Эйхенбаум Б. О прозе: сб. ст. Л., 1989. 504 с.

622. Эйхенбаум Б.М. О тексте «Героя нашего времени» // Вопросы литературы. 1959, № 7. С. 168-170.

623. Эйхенбаум Б.М. Роман М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени» // Лермонтов М.Ю. Герой нашего времени. М.: Изд-во АНСССР, 1962. С. 125162. Лит. памятники.

624. Эйхенбаум Б.М. Статьи о Лермонтове. М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1961. 372 с.

625. Эпштейн М. Слово и молчание. Метафизика русской литературы. М.: Высшая школа, 2006, 559 с.

626. Эткинд Е.Г. «Внутренний человек» и внешняя речь. Очерки психопоэтики русской литературы XVIII-XIX вв. М.: Языки русской культуры, 1998. 447 с.

627. Якобсон P.O. Речевая коммуникация: Язык в отношении к другим системам коммуникации // Якобсон P.O. Избранные работы. М.: Прогресс, 1985. С.306-330.

628. Якубинский Л.П. О диалогической речи // Якубинский Л.П. Избранные работы: Язык и его функционирование. М.: Наука, 1986. С. 17-58.

629. Якубович Д.П. "Капитанская дочка" и романы Вальтер Скотта // Пушкин: Временник Пушкинской комиссии. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1939. Вып. 4/5. С. 165-197.

630. Якубович Д.П. Об эпиграфах к «Капитанской дочке» // Уч. зап. Ленингр. гос. пед. ин-та им. Герцена. Т.76. Л., 1949. С. 111-135.