автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Поэтика прозы Леонида Андреева. Жанровая система и художественный метод

Полный текст автореферата диссертации по теме "Поэтика прозы Леонида Андреева. Жанровая система и художественный метод"

^ л \<£Ч

НАЦИОНАЛЬНАЯ АКАДЕМИЯ НАУК УКРАИНЫ ИНСТИТУТ ЛИТЕРАТУРЫ им.Т.Г.ШЕВЧЕНКО

На правах рукописи ¡'ОСКОЕКИНА ИРИНА ИВАНОВНА

ПОЭТИКА ПРОЗЫ ЛЕОНИДА АНДРЕЕВА. ЖАНРОВАЯ СИСТЕМА И ХУДОЖЕСТВЕННЫ^МЕТСД

10.01.01 - Русская литература

Автореферат диссертации на соискание научной степени доктора (филологических наук

Киев - 1994

Диссертацией является рукопись

Работа выполнена на кафедре истории русской литературы Харьковского государственного университета

Официальные оппоненты - доктор филологических наук,

профессор Ю.И.Корзов

- доктор филологических наук, профессор И.Т.Крук

- доктор филологических наук, профессор Т.П.Маевская

Ведущая организация - Днепропетровский государственный

университет

Защита состоится ^^fc&spj?1994 г. на заседании

специализированного ученого ¿овета д 01.24.01 при Институте литературы им. Т.Г.Шевченко HAH Украины по адресу: 252001, Киев - I, ул.М.Грушевского, 4.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Института литературы им. Т. Г. Шевченко HAH Украины

Автореферат разослан " 1994 г.

Ученый секретарь специализированного ученого совета О.И.ГАЙНИЧШУ

Актуальность теш диссёртацяя обусловлена необходимости гредвзятого и всестороннего иссиедовйй'я литературного »цесса конца XIX - начала XX века, своеобразие которого дот >е время прямолинейно связывалось с пролетарским этшгаи об-:твенно-исторического движения. Преодоление излишнего сощг* >гизма и идеологизации при истолковании специ^ки "серебра-. ' 'о века" русской литературы невозмокно без уяснения направил развития ее жанровой системы, художественного метода я язгог. Особая роль в обновлении и развитии русской проза |еяа веков принадлежала Л.Андрееву, писателэ-зкспершенга-)у, оригинально сопрягавшему традиция реализна и романгоз-с Модернистскими художественными принципами, способами а мами изображения. Поэтому выявление подлинного своэобрэ-I и идейно-эстетической значимости прозы Андреева лранзд-мт к актуальным задачам современного литературоведения. Состояние и раз-работка проблемы. Спор о своеобразии авто-сой позиции Андреева и художественных формах ее вкраЁгнга гвлЬя еще при лизни писателя. Андреев задевал за живое л , осс критиков марксистско-социологаческой ориентации, каа Зоровский, П.Коган, А Луначарский, В.Зриче, и таких дате- ' горов религаозноНЕилософского'толка, как А.Бугрсв, ЗЛ^п-гс, Д.УереяковскиЯ, В;Розанов, Д.Философов и др. ^арксгст-щ критику привлекал социальный аспект произведений Аадре-ц После непродалнительной поддержки молодого писатели, гзакного дружбой с И.Горькиа и другими "знаньевцаыи", со-рдкичавтего а журналах демократического направления, эта гайка обрушилась на него с обвинениями в "предательстве", зродерстве", "отступничестве" от демократизма и гуманазза, жеоде от правдивого реалистического изображения лиана к т элатззации и иллюстрированию ложных идей. Критики протаво- ' тонного лагеря обнаруаивали у писателя крут религаозно-|а-зофских проблей, на которой и сосредоточивали свое вняаа-э. Яри этом они дружно упрекали Андреева за зигнлйстичес--ког^нственное и слишком вольное обращение с еваагельези-персонагамк и.фабулами, за якобы плоско-упрощенную трзг-зку вечных религиозных проблем жизни и сперта человека. . Расходясь в интерпретациях и оценках проблематики и авто-10й позиции Андреева, критиия, как правило, сходились в -оде о иалохудожественности его произведений. Их покирзва-

: -'

да излишняя взвинчгтгость тона аоввствовзтя,,' преобладайте а щега над коюфзтннм, дисгармоничность образной еясташ а т.о. Но уже тогда появилась работа, в которых автора попыталась - -осмыслить новаторство Андреева. К. Чуковский один кз первых ш чувствовал, что писателю с его трагико-нроническим дароитеа в райках традиционной художественности. Ж. Столяров-Суханов г Т^Ганнулевич, отводя упреки в схематизме, недостаточной пей г хологизие а конкретности образов Андреева, объяснили своеобрг зав его творчества движением русской литература от реализма ! символизму и импрессионизму.

Попытку осмыслять спецификуи значение творчества Аодреев£ в 20-е годы предприняли И.2оффе иК.Дряган. Анализируя его драматургии, ученые сумели увидеть в ее гиперболичности* гротеск овоста, контрастности, схематичности не художественный изъян шщ отсутствие вкуса, а новаторство творческого метода писателя - первого экспрессиониста в русской литературе» Однако в советском литературоведении возобладала вульгарно-со— отологическая концепция, восходящая к доревашвдюнной марксистской, критике. Изучение творческого наследия 'эшграата нел-ксбуряуазного толка" было прервано на несколько десятилетий и возобновилось лишь в конце 50-х годов.

Поначалу усилия, советских учёных были направлены ва реабилитация Андреева, для чего требовалось выявить и подчеркнут демократическую. гуманистическую и реаластическуюоснову его творчества. Под таким утлой зрения оно исследовалось Л-Н^ашо-нивш^ В.3.Бабичевой, З.Х.Бвззубовш, с.Яолоцкой и др.* Стремясь преодолеть односторонность такого аодосода) В.А.Кеддап ^ предложил концепции, согласно которой художественная система писателя принадлежит к "промежуточным" явления« "двойственной эстетической природы"', "синтезировавшими» принципа реадизуа, сгшеолизыа и гкспрвссионизиа. Ученому э знатаФедьвой степени удалось уйти от негативной трактовки ьвдврнизна в творчестве

Афония Леонид Андреев: Критико-био!.___________________

-Орел,1559; Бабичева 313. Драдатургиз Л.Андреева зпота пер вой русской револниии.-Воловда,157.1; Беззуоов З.Л.Леонвд Андреев к традиции русского реализца.-Таллин,12о4г Шздо«-кая с. Реализм Чехова и русская литепатура конца ЛХ-н»-чала ГССв. /Куприн, Бунин, ■ Авдреев/ /ТРазвитае реагиз» в

ЖсскоЯ литературе: 3 3-х т.^.,1у74.-Т.З.-Сй77-154. ^з В.А. Русский реализм начала а£ века.-?-. ,1370,-

дреева. Однако в сферу его внимание в основнойтзат прова*- -дения писателя 1890-1910-2 годов» а его позднее гворчество ото представлено крайне редуцировано. Пяодотворгяя концепдая А-Келдыша требовала дальнейшего развития. В определенной степени оно бнпо осуществлено в работах Л-Григорьева, С.П.Яльеза, Л.Н.Кев, С.С.Кирсиса, Л.А.Колоба-юй, Л.К.Швецовой, посвященных проблемам места, а роли в таор-стве Андреева экспрессионизма, символизма и зкзястендаадаз-I . Однако ученые так и не пришли к единому мнеяип о соотно-нии названных начал в разные периода.творчества писатели. I этому до сих пор наиболее распространенным остается восхо-щее к дореволюционной марксистской критике представление о алистическом характере ранней прозы и драматургии Андреева, личие экспрессионизма, символизма и экзистенциализма в его ёяом творчестве, за редкими.'исключениями, не вызывает сои-, яий, но их соотношение с реализмом трактуется по-разному, здний же период творчества, и особенно проза, до сих пор актически не изучена.

Для решения этих проблем необходимы новые ракурсы изучения . орчества Андреева. В соответствии, с представлениями совре-нного литературоведения исследование художественной системы сателя предполагает.учет ее жанрового своеобразия, что, в ою очередь, невозможно без анализа поэтики входящих в нее оизведений. Заенно такой путь, изучения гтрозы Андреева пред- ' авляется наиболее продуктивным. Первые шаги в этом надравши уже сделана А»АчатовоЗ, Л.А«Гальцевой, З.Я.Гречневш1 ,

Григорьев А.Л. Леонид Андреев в мировом литеватурноы процессе // Рус.лит. -1972.433. -С. 190-205; Ильев~С.ГП Андреев и символисты // Рус.лит. XX века:/Доокт.пер./.-Калуга, 1370.-06.2.-3.202-215; Кен Л.Н. Леонид Андреев и немецкий экспрессионизм // Науч.та.Курск.пед.;гн-та.-1975.-Т.37 /130/: Андреевский сб.: Лсследования и материалы.-С.44-66; Кирсис С.2. Леонид Андреев и некоторые проблемы французского экзистенциализма // Учен.зал.Тартуск.ун-та.-Коо.-Зш.645: Тсуды по рус. и слав, талол.-С.122-132; Колоба-ева Л.А. локцепция личности в русскойреадистяческой литературе тэубеяа Ш - XX в.-М. ,1590.-0.114-147; йэецо-ва Л.гС. Творческие принципы и взгляды, близкие к экспрессионизму//* Литературно-эстетические концепция з России конца Ш - начала дХ в.-М., 1975. -0.252-284.

&А.Яезуитовой, Е.А.Михеичевой, Л.Силард и др.^ Однако предложенные ими критерии вычленения жанровых разновидностей проза Андреева являются необходимыми, но зачастую недостаточными, а жанровые бпределекия не всегда убедительными я точными. Так, чаще всего ученые не разграничивают рассказы и новеллы Андреева, называют рассказами его повести, не различают жанровые разновидности новелл и повестей, не точно квалифшщруит условные занры в прозе, и т.п. Их наблюдения не складываются в целостную и всестороннкш характеристику жанровой системы Андреева, этапов ее становления и развития, соотношения с жанровыми системами русской прозы предшествующего периода и рубежа веков. Для преодоления фрагментарности и нечеткости представлений о жанровой специфике прозы Андреева необходимо исследование,' не только' охватывающее болыпинстйо его произведений, но и учитывающее современные теории жанра и методики его анализа.

Таким образом, цель исследования состоит в преодолении фрагментарности, нечеткости, и противоречивости представлений о поэтике, жанровой системе и худбжественном методе прозы Андреева; в выработке всесторонней характеристики ее жанровой специфики, лежащих в ее основе принципов и форы изображения, воплощенной в ней концепции мира и человека, а также ее места и роли в литературе конца XIX - начала XX века. Основные задачи исследования заклззчаится:

- в определении спещгстки жанровой структуры рассказов, новелл, притч, легенд, сказок, повестей и романов Андреева;

- в осмыслении эволюции жанровых разновидностей прозы писателя и их взаимодействия на разных этапах творчества;

т в установлении своеобразия принципов изображения действительности, воплощенных в жанровых разновидностях прозы Андре-

I. Ачатова А. Своеобразие занра рассказа Л.Андреева начала ' 900-х годов // Проблемы метода и занра.-Томск,1977.-Вып.5. . -С. 92-103; Гальцева Л.А. Принципы художественного изображения действительности в повести Л.Авдреева "Красный смех" //Науч. тр.Курск. пед.ин-та. -I975.-T.37/130/.-C.T02-II3; , Гречнев З.Л. Трагедия -.в повседневности /тип героя, кон-'йликт и своеобразие психологизма в рассказах XАндреева/ //Гречнев В.Я. Ясский рассказ конца Ш - Ж века: /проблематика и поэтика ганла/.-Л. ,1979-,-С. 101-Г53: йезуито-ва Л.А. Творчество Леонида Андреева /1о92-1906/.-Л.,Ь76; Михеичева S.A. Жанровые особенности "библейских рассказов" Л.Я.Анцреева // Жанш в историко-литературном процессе.-Зологда,1935.-С. 38-101; Сялард I. зашски^Л..Андреева // Studia SlaTica.-Badauest .-Г972.-Т.13,-й$3-4; 1974. -1.20.-^-2, 3-4.

- 5'

за, гволвция его художественного ивтода; в уточнении периодизации творчества пйсателг; в уточнении а углублении интерпретации идейзо-худовэствед-ого содержания произведений.я, значит, концепции марай че-овека, возникающей в прозе Андреева; в определении специфики развития и преображения Андреевна радивдй предпествузэщей русской и зарубежной литература, а акже соотношения его творчества с современной писателю литэ-атуро?. реализма, символизма и экспрессионизма; в корректировке представлений о несте и роли Андреева в раз-ттии русской литература.

Предметом исследования является художественная проза Андрэ-за. В качестве вспомогательного материала прнвлеваатся фзль-гоны и драматургические произведения, письма и литературно-зитические статья Андреева, а такзе воспоминания о ней совре-лшиков. Рассмотрение проза Андреева в контексте предиеству-;его я современного искусства потребовало включение в сферу зализа произведений Лермонтова, Гоголя, Тургенева, Достоевс-)го, Л.Толстого, Салтыкова-Щедрина, Гаршина, Короленко, Чеша, Бунина, Блока, Брюсова, Бальмонта, Сологуба, Иерезков-:ого, Гиппиус, З.По, Байрона, Гете, Свифта, Шопенгаугра, Няц->, Врубеля, Чюрлениса я др.

Методолопгческой основой исследования являются современные 1зработки по проблемам жанра, художественного метода, понтв-:, традиций и новаторства з литературе^. При отсутствии об-'принято;? трактовки ганра, большинство ученых понииавт его ж исторически складывающейся, устойчивнй тип структура: проведений, обусловливающий их лдеГшо-художествекнуэцелост-сть. Поэтому, проблема закра не монет быть репена без учета инства занрово?! Т.оташ и закрового содержания, исторической менчивостл и структурной устойчивости. Необходимым аспектом

Гегель Г. Погзля// Гегель Г."стетика: В 4-х 1971.-

Т.3.-3.324-516; Гаяев Г. Содержательность худозественнвх йорм: спос. Лирика. Театр. Чс. ,1^-53: Занровое оазкообразие современной прозы Запада.-К. ,198$; Лейдермаа Н. ¿дезенге времени и законы :г.анга: Ганровые закономерности разЕития • советской прозы 60-70-Х гг. -Свердловск, 1932^ НаливаЗко Г.С, Искусство: направления, течения, стили.-К. ,¿365; Ногте- . ный А. Художественный конфликт и развитие современной советской прозы.-К.,1581; Поляков М. В мире идей л образов: Истоткгческая погтпка и теория жиров.-?.и,15сЗ; Сгдъыан Т.: Заметки о. лирике.-Л.,1977 и др.

санрового анализа является дифференщация индивидуально-неповторимых признаков структурной организации произведений и общих свойств жанра на данном этапе его развития. Такая диф-ференцяадая осуществляется на основании сопоставления ланро-образугщях начал в творчестве писателя и его предшественников, современников, последователей. При этой историзм в пони кания ."акра требует выяснения общественно-исторических причи Ендвигаюащх в-центр внимания "писателя тот или другой круг за зкенных проблем, художественное осмысление которых влияет нг возг-зшговенав новых яанровкх форм. Исследование ганра .предпс -:агс.ет такзо определение специфики взаимодействия яанрово-Родоенх начал с принципами изображения действительности, об] слсаленнши спецификой художественного метода, писателя. Для «того необходимо уяснение своеобразия принципов отбора, орп жзагрпг, оценки и словесно-образного воплощения жизненных фг хтов в свете определенного мировоззрения я связанного с нам гсгетического идеала писателя.

Таиш образом, в основу исследования прозы Андреева кладется методика целостного анализа литературного произведена; е сочетании с исторшсо-генетическим и соггостазлтельно-тапол гкчсским анализом.

Научная новизна исследования заключается в том, что в не «первые рассмотрена вся проза Андреева, в том числе и совер смнно неизученного последнего периода творчества. Кроме рас сказов,- повестей к романов, в ней впервые выявлены такие за рстаз разновидности, кев лирические новеллы, новеллн-анендо вовеязвы-мифы, роавна-мифн, "таинственные" новеллы и повести аосести "потока сознания", легенды, притчи, а такяе циклы "роддествекских" и "пасхальных" новелл, "сказочек", анекдотов с "чернш юмором". Охарактеризованы особенности зволоця ссогнолешя я взаикодействия всех основньк занровых разнова ноете:? прозы Андреева на разных этапах становления и развит его художественной системы.

На основании анализа жанрозо"; позтини произведений охарг теризована запечатленная в них концепция мира и человека Андреева и сделан" вывод о специфике его худоззственного метод Доказано, что в прозе Андреева развивались традиции нз тол] русского реализма XIX века, ко и гораздо более широкого крч сртсгах я зарубеанх пкс&тегей разкнзс эпох. С самого начэдг

- 7. - •

степень новаторства его проза вывела ее за рамки реашзма. Впервые осуществленный обстоятельный сопоставительный анализ прозы Андреева с произведениями символистов /Мереяяовского, Гиппиус, Сологуба, Брасова, Бальмонта, Блока, Белого/ выявил их типологическое сходство. В то же время, была обнаружена специфика символизма Андреева, никогда не примыкавшего ш к одному из его течений и. не порывавшего с цтмашстичесниаи традициями русской классической литературы.

Таким образом, исследование опровергло представление об эволюции андреевского творчества" от реализма к декадентству. На всех этапах развития его художественной системы ведущую роль в ней играли символистские принципы изобрагешя. Крема того, гораздо большее, чем считалось, значение в ней имела экспрессионистическая поэтика "морального шока", идейно-художественные особенности, характерные для литературы экзистенциализма, а такяе концептуальная и занрообразувщая роль орехового начала, которое не только являлось компоненте« его трагических произведений, но и пороядало такие занровые разновидности, как новеллы-анекдоты, иронические "сказочки", новелзн-шфы и т.п. Исследование роди и соотношения названных начал в прозе Андреева позволило предложить новую периодизаций его творчества.

Вопреки существующим представлениям о доминировании априорных "общих идей" и недостаточном психолопгзме в прозе Андреева, была доказана вааная роль писателя в разработке новых форм и способов психологического анализа в литературе, каковыми явились лиро-эпические и лирические новеллы, повести и новеллы "потока сознания", новеллы с подтекстом и др. На этой основе существенно скорректирована интерпретация большинства произведений Андреева первого /1898-1902/ и второго /19021912/ периодов творчества, а такае предложено истолкование его поздней прозы /1912-1919/. В итоге стала ясна несостоятельность представлений о деградации таланта Андреева и малоху- ' дозественности его последних произведений.

Практическая ценность исследования. Полученные данные могут быть использованы для создания современной истории русской литературы конца XIX - начала XX века и исторической поэтики занров русской прозы, вузовских я зкольных программ общего курса истории русской литературы, спецкурсов и спецсеш-

нзров по.соответствующей тематике, а также в самой процессе преподавания этих дисциплин. Результат» и материалы исследования могут лечь в основу учебных пособий для вузов, общеобразовательных школ, гимназий, лицеев.

Апробация работы. Диссертация обсуздена на заседании кафедры истории русской литературы Харьковсного государственного университета. Главные полокегая исследования легли в основу учебного пособия Проза Леонида Андреева. Жанровая система, таэтака, художественный метод*7Харьков, 1994/ и ряда научных статей. Результаты работы докладывались на ГО международных, всесоюзных, ненгосударственннх, республиканских и межвузовских конференциях, проходивших,в Харькове, Киеве, Незике, Посеве, Орле, Ставрополе, Иркутске, Вильнюсе.

Объем и структура диссертации. Дассертащя состоит из введения, трех глав, заключения /329 стр.машнописного текста/.

Основное содераание работы.

• Во введении обосновывается актуальность теш диссертации, характеризуется степень ее изученности, обозначаются историка литературные и теоретические аспекты проблем и пути их исследования, формулируются цели и задачи работы, определяется ее новизна и практическая ценность.

В первой главе "Становление канровой системы и худолсествен ного. метода прозы Андреева /1893-1902/" исследуются этано-ои-лософские и эстетические взгляды писателя, а также своеобразж художественных форт, способов и принципов их воплощения в его фельетонах 1900-х годов и ранней прозе. Вопреки существуэдам представлениям, к концу 90-х - началу 1900-х годов у Андреева слохмась оригинальная филосо^ско-зстетическая система, с которой он и вступил в литературу. При внешней фрагментарности высказывания Андреева-чпельетониста о сузцности пира и человека о природе и задачах искусства были внутренне сопрязенныш и ■ взаимообусловленные. Связанный с гуманистическими традициями русской и зарубежной. литературы ХП века, Андреев не уходил о: острых и злободневных сощально-психологяческих проблем. Однако, как показал анализ его фельетонов, с самого начала писатель стремился отыскать.их глубинные.корни,, обнаружить их щзавстзенно-(5ялософский смысл, вовлечь читателя в серьезный •разговор и тем са;.:ш способствовать росту его самосознания. Поэтому в его фельетонах хроника текущей деПствитель-

-9-— -

acra оборачивалась философией жизни.

О сути андреевской концепции пира и человека, своеобразии удожественяых форм ее воплощения моано судйть по фельетону Тфинкс современности"/1901/. Его название запечатлело спевд-псу угла зрения, под которым писатель рассматривал "героя зоего времени". Это загадка, которую Андреев будет разгадать всю зизнь, вплоть до последнего романа, где он заставит 1ться над ней самого Сатану /"Дневник Сатаны", 1919/. Кризис-ш эпоха рубежа веков породила внутренне противоречивую ляч->сть, сопрягающую пороки и добродетели, одной рукой подвига хлеб, а другой его отнимающую, плачуцуэ без горя и смеэ-тося без радости и т.п. Наиболее подходящей художественной >рмой для воплощения такого героя становится гротеск, которая дет лежать в основе жанровой структуры большинства последу-¡их произведений Андреева. Такими же фундаментальными спосо-ш художественной организации его прозы, впервые воплощения* в фельетонах, а затеи получившими развитие на всем прошении творчества, стали контраст, парадокс, ирония и лирика. : взаимодействие в жанровой структуре фельетонов, а позже и угих разновидностей прозы Андреева, порождало повышенную спрессивность повествовательной ткани, являясь эстетичес-м, а не декларативно-дидактическим способом воздействия. Созданный в "Сфинксе современности" предельно обобщенный раз человека получал развитие и конкрэглзацжэ в последующе фельетонах Андреева /"В переплете из ослиной кожи", "Сла-й пол",. "О китайских головах" и др./. Вопреки мнению Ницае, Андрееву, современная цивилизация порождает не "сверх-че-века", а "ниже-человека" /"Актер"/. Однако писатель считал зветвенно недопустимым уничтожать "несовершенных ладей* с нощью войн, террора- и других форм насилия. Б то яе время цреев не приемлет пессимистачесзнй взгляд обывателя-"нине--иовека" на действительность. Писатель различал, плоский пес-дазм "людей теневой стороны" и трагизм, порожденный ощуще-ш несовершенства мироздания, но не иезшчаащий способность 5ить й ценить жизнь /"Три сестра", "Длная утка" и др./. Исходя из такой концепции мира и человека, Андреев тракто-I роль искусства й художника. Он рассматривал эти проблемы пхлексно, выстраивая систему координат: писатель -литера-•чай критик - читатель /"Китайски"! роман", "О писателе".

"Писателя1*', читателе" и др./. Андреев характеризует типа писателей по степени их дарования. В этой связи он говорит о значении творчества истинных символистов, стремящихся выразить труднопередаваедае словом нюансы чувств я мыслей человека в многозначных образах-символах /"Когда мы, мертвые, пробуждаемся"/, талантливых писателей-натуралистов и бездарных беллетристов, потворствующих дурному вкусу публика /"О П.Д.Ео-борнвине"/. В отличие от натуралистов, социальному анализу он предпочитал постижение таЯй человеческой душ. Однако, в отличие от символистов, полагал, что погружение в зги глубины должно иметь некие предела, 'за которыми психологический анализ превращается, в самоцель, затмевает интерес к миру, разрушает личность /"Детские аурналы"/. Андреев характеризует разные типы критиков. Подобно символистам, истинной он считал "художественную" критику, способную приблизить читателя к художественному миру писателя. Критика же, которой двинет 'злоба - дня", по его мнению,. не приносит ни пользы, ни зла.

В связи с изложенной Зилософско-эстетичесной концепцией в фельетонах Андреева характеризуются художественные принципы и формы, способные, с его точки зрения, наиболее адекватно изображать жизнь и влиять на нее. Особое место в этих рас суждениях занимает проблема образов-символов /"КогДа мы, мертвые, пробуздаемся"/. По Андрееву, символ - это художественный образ, который пробуждает в душе и сознании читателей и зрителе Л ассоциации, приближающие их к сокровенным та-Лнш мироздания а микрокосма человеческой дуст. Его интерпретация ближе всего к истолкованию образов-символов "старании симво-. ластами" / Бросовым, .Бальмонтом /, для которых, в отличие от самволгстов-декадентов /Пережковсхого, Гиппиус, Сологуба/, такой тип образа был сугубо худог.ественноЛ формой, не вклачагзце; религяозно-аистяческбгй значения. В чем-то Аедреев был близок я к "младосимволистам" /Блоку, Белому/, жившим в напряженном свидании Зе /Душ мира, Вечной женственности/, отгрогацей'тайный еаксл жизни человека и человечества* Поскольку же зти тайна невыразимы "обыкновенными человеческими словани", необходимы многозначные образы-символы. Анализ фельетонов Андреева я . воспсисгнаниЗ его современников свидетельствует о его неудовлетворенности "старыми" художественными формами я вполне осознанном обращении к "ковш", среда которых центральное место

- П -

занимали образы-символы. Все это позволяет заново поставить и эешть вопрос о реализме и символизме в творчестве Андреева.

Проблемно-тематическая связь ранней прозы Андреева с реали-зтической литературой XIX века» так настойчиво подчеркиваемая большинством исследователей, сегодня не вызывает сомнений. Гораздо сложнее увидеть оригинальность писателя в художественном воплощении и трактовке традиционных коллизий, образов и ' аагетных ситуаций. Как показызает исследование, степень новаторства его ранних произведений различна. Наиболее традицией-. янми.были лиро-эпические рассказы.и новеллы Андреева, восходяще к той разновидности малой прозы, которую создали в 60-90-е годы XIX века Гаршин, Короленко, Чехов и Л.Толстой. В ее основа, как правило, лезал так называемый конфликт прозрения, запечатлевший идейно-нравственный или духовно-психологический кризис героя - среднего интеллигента, "маленького человека" гаи представителя демократических низов, сяическн изобрахен-яые случай, событие или история выполняли в ней роль фабульной основы для развития лирического еже та, воссоздающего процесс их осмысления героем. Именно таковы герои, енззеты и жанровая структура андреевских новелл /"Валя",1399; "7 окна",1599; "Первый гонорар",1900 и др./ и рассказов /"Молчание",1900; "1а-яи-были",1Э01 и др./.

В то пе гремя даже они отличались оригинальностью ракурса л художествекной формы воссоздания традиционных коллизий. Андреевские герои, "прозревая", открывали не столько социальное несовершенство, сколько призрачность окрузащей действительности. Непонятны?: и потому страшный мир обрекал их на безысходное, экзистенциальное по своей природе, одиночество. Ослабление роли социально-психологических характеристик вццвигало на первый план общечеловеческую суть персонажей и увеличивало их семантическую е:зсость. Образы андреевских героев разрастались до масштабов стволов, создающих подтекст. В итоге социально-псн- . хологичеекзе новеллы и рассказы- оборачивались сллософскпш ргз-мышлениякн о бегстве человека в мир грез /"7 окна"/, об утраге им веры :г невыразимости истины /"Молчание"/, о всеобщей одинс-честве-сиготстве /"Заля'7. Таким образом, дазе самые традигр-онные с ?очки зрения проблематики и яанрово': структуры раннее рассказы и ковеллы Андреева обнаружила не только генетяческто связь с реалнстаческо" прозой XIX века, но и типологическое

сходство с современной декадентско-символистсной литературой: с прозой З.Сологуба /"Свет и тени", "Червяк", "Задор" и др./, поэзией Д.Мережковского /"Пустая чаша", "Старость" и др./ и З.Гиппиус /"Молитва", "Бессилие", "Крик" и др./.

Еще большую степень новаторства обнаруживают такие традиционные для русской реалистической литературы жанры, как "ро-здественские" и "пасхальные" рассказы / а точнее - новеллы/, преобладайте в ранней прозе 'Андреева и образующие своеобразный цикл /"Баргамот и Гараська",1898; "Ангелочек",1899; "На реке",1900; "Праздник",1900; "Гостинец",1901; "Весной",1902; "Город",1902 и др./. В них изображение детей, "маленького человека" и героев из демократических низов не сводится к традиционной для этих жанров и русской реалистической литературы в целом трактовке их как "естественных" ладей, носителей нравственного начала, естественной точки зрения на мир, наконец, как нравственного мерила степени преступности и несправедливо стн мира. У Андреева, как и у декадентов, эти образы трактуют ся как символы одиночества, сиротства человека и человечества оставленных Отцом небесным.

Поскольку в "рождественских" и "пасхальных" новеллах Андре ева. на первый план выдвигался не социально-психологический, а нравствекро-^илософский уровень осмысления коллизий, наиболее адекватныг® художественными формами их изображения стали об-разы-спквслк, подтекст, новеллистичносхь, экспрессионистическая и импрессионистическая поэтика. Вопреки существует пре; ставленник, названные средства художественной выразительности вовсе не иллюстрировали априорные "общие идеи" автора. Гротес яово-данаьвдчше иди свето-цзетоше и музыкальные образы-симвс лы запечатлевай! процесс нравственно-психологическогс кризиса героев, - осмысляющих свое место в мире, сти образы лежала в основе лирического сюжета, развивающегося параллельно с эпически воссозданной "рождественской" или "пасхальной" историей. В новеллах, тяготевших к трагическому полюсу цикла, доминировала экспрессионистическая поггдка "морального шока", а в противоположных им - импрессионистическая. В обоих случаях Андреев выступал не столько как приверженец реалистически: традиций, сколько как писатель, идущий в ногу с современным искусством. Однако запечатленная в цикле концепция пира и чв' ловека обнаруживает не только точки соприкосновения с сиыво

-.13-

истско-декадентской литературой, но и явнуя оригинальность свторской позиции, обусловленную трагическим /а не пессшяс-ическим, как у декадентов/ и гуманистическим мировосприятие м Андреева. ,

Еще одна разновидность ранней прозы Андреева представлена ¡го лирически!« новеллами "Смех"/1901/ и "Яозъ"/1501/, обра-(ующими дилогии, которая, в свои очередь, тяготеет к "роядес-.•венско-пасхальному" циклу. В этих новеллах лирическое нача-ю играет основную канрообразутацув роль. "Чеховский" тип повествования- от 3-го лица, но в аспекте героя» в котором субъективное и объективное начала если не уравновешивали, то сорректяровали друг друга, сменился здесь субъективным, предельно эмоционально-экспрессивным лирическим монологом героэ-зассказчика. Поводом для нравственно-психологического кризиса ¡тали события, связанные с Роздеством - сеадаше возлюбленной, 5стреча с ней на маскараде /"Смех"/, подозрение в измене '"Логь"/. Однако, в отличие от "роздественских" новелл, опи-;ание события совершенно вытеснено его пзрезиваянем. 3 их ос-юве лезят лирический сдает, воссоздашцяй процесс развития шсли. и настроения влюбленного героя-рассказчика. Структура эго образа тоже характерна для лирического персонала: он безымянен, липен биографии я портрета, который в "Смехе" задарен маской. "Внешний" человек полеостьэ Еытеснен "вну-греяним". При этом в образе преобладает не индивидуально-не-товторимое, а общечеловеческое. Это образ злобленного человека, а в канала - просто Человека. Как и "Ангелочек", эти но-аеллы могут быть названы "антяроздественскяма", поскольку главное условие занра здесь токе нарупено: слияния двух душ гак и не произошло. В нозелдистическп-несзяданноа сянаде, возврацах;ем к названии произведения, признание героя-рассказчика з лэбви вызывает не ответное чувство, а сгех /"Саех"/. Во второй новелле неожиданно обнаруживается неистребимость лая в современном мире, даге если за это заплачено ценой зиз-ни любимого человека.

Как всегда у Андреева в заглавие кове^л занесена основные образы-схшолы, легате в основе конфликта л развития сшета. Поскольку ош обозначает отвлеченные понятия /смех, лсеь/, чтобы уяснить их суть, героГг-рассназчик• ваютает их в различные контексты, в которых они раскрывает свои многочисленные

- 14 -

храни, как бы обрастая различными значениями. Семантическая емкость этих образов еще больше возрастает за счет включения их в контекст других символических образов - "тьмы", "бездны", "стены", катздый из которых варьируется подобно основному символу и постоянно взаимодействует с ним. В, итоге в сознании читателей складывается представление о душевной состоянии ге~ . роя-рассказчика и об атмосфере, господствующей в мире, которое синтезирует суть всех названных образов и не поддается однозначному словесному выражения. Герой-рассказчик как бы непосредственно передает свое предельно напряаенное состояние читатели, что вновь свидетельствует о зарождении в ранней прозе Андреева экспрессионизма.- Кроме того, регулярные и многочисленные повторы и вариации символических образов выполняют за-нрово-композицяоннув функцт. Создавая ритм, они внутренне упорядочивают и внешне завершают каждую главку, похоаую на стихотворную строфу, и произведение в целом.

Ироническое начало, в той или иной степени присущее канро-вой структуре большинства ранних произведений Андреева, в новелле "Большой алем"/1899/ приобрело парэдокоадьно-анекдоти-ческуп форму выразения. Кабула зтой новеллы ориентирована на контекст русской реалистической литературы XIX века /"Пиковой дамы" Пушкина,"Игрока" Достоевского, "^ерти Звана Ильича" Ж.Толстого, "Ионыча" Чехова и др./. Но Андреев не только учитывает опыт предшественников, а и вступает с ними в полемику, предлагая свой угол зрения на ситуацию и связанные с ней проблемы. В "Большом шлеме" регулярная игра в винт четырех приятелей предстает не как захватываэщая их страсть, а как некий имитирующий и дане пародирущий ее ритуал- 3 таком пародийно" ■ироническом контексте смерть одного из игроков,- не переживпе-го радостное предчувствие "крупного" вкагрыиа, выглядит не гц сто новеллистически-неояиданной, а анекдотичной, выявляющей ничтоаность обывателей и бессмысленность их яизни. Это было ] вш словом в разработке традиционной теты.

В то же время ванная ганрообразуящая роль парадокса поззо лила в анекдотической фабуле открыть не мекьпую, а» может бы и большую, чем у предшественников, глубину трагедийности сит адаи. Благодаря символическим образам' ss.pT анекдотический ко ^жжт ноЕеялн прочитывается как гилосо^зкая коллизия "Челове я Судьба, Рок" , имещая трагическое разрзпенна» Именно такой

ификт станет центральном во всей последущей прозе /и дра- : иургии/ Андреева. Но, как видик, он лежит уне в основе его шнах, далеко не традиционно-реалистических произведений, гепень новизны аанровой структура "Большого шлема" становит-г еще более очевидной при ее сопоставлении с символистским зманом Ф. Сологуба "Мелкий бес*/1907/.

Доминирование символического начала породило в прозе пяса-;ля еще одну нанровуи разновидность, представленную в "Сте-з"/Г901/. Поскольку в науке до сих пор не сложилось четкого зедставления о аанровой специфике и типологии условной прозы едреева, анализ этого произведения имел особое значение. Ре-^аьтаты исследования не позволяет, как это обычно делают, от-. зсить "Стену" к нанру аллегории, которая характеризуется дву-гановостью и слуаит иллюстрацией отвлеченно-морализаторской ;еи. Образы ночи, стены и прокаленных, а также сгоетная ситу-дея и лежащая а ее основе коллизия, конечно, иносказательна, г не двузначны, как в аллегории, а многозначны, как символ, зтор не знает исхода борьбы проказенных со стеной и не вла-эет истино"!, а лишь страстно стремится а ней и вовлекает в. . рот процесс читателей. Художественно-эмоциональная внразите-ьность гфоизведения такова, что мозно говорить об эвспрессяо-тстачностя его метода. Жанровая структура "Стены" тяготеет к эзтче, с которой ее роднит символическая, а не аллегорическая эирода; ориентация на постижение идей путем змоционально-ес- : этического переживания, а не абстрактно-логического уиоззначения /как в адлегоршУ; проецирование обобщенной Философ- . хо-психологлческой коллизии на современную соодальнув прак-ясу читателей. Новый зе является ее антядидактизм и лгзащие ее основе ■экспрессионистические принципа изображения.

Глава вторая "Обогадение -зноовой системы и развитие худо-зствейного метода прозы Андреева /1902-1512/". "Рассказ о зргее Яетровиче"Л900/, т!ысльп/1?02/, "Призрагя"/ПС4/, как •• □авило, рассматриваются в ряду рассказов Андреева. Однако яализ их занрово"! структура позволяет интерпретировать первые Еа произведеная-как ^оргдарование в. творчестве писателя повее-г "потока сознания", "Призрака" ээ явилдсь первым опвтом Ан- . реева в занре "таинственной"' повести. Названные произведейия, . ак и ранняя зроза Андреева, имели ларо-эютескув и новелдис-ячесяуа основу, игособствущуэ воссоздашп глубины дуги и ин-

тьялекта человека. Однако они не дублировали новеллистику, а у'.тубляли начатое в ней художественное исследование личности Ю уровня ее подсознания. Кроне того, формирование этих жан-рзвых разновидностей повести было связано со сменой типа ге~ рок: вместо "маленького человека" на первый план вышел "среда гДп интеллигент с более высоким уровнем самосознания. Для художественного исследования такого типа личности понадобилась более сложная жанровая структура.

Первым опытом в зтом роде стал "Рассказ о Сергее Петровиче* где Андреев воссоздал не только кульминационный момент нравственно-психологического кризиса героя, потрясенного учением Ницше о сверхчеловеке, "но и процесс его "сЬзревания". Поэтому резко увеличилась предыстория, фиксирующая не столько этапы жизни Сергея Петровича, сколько зарождение, а затем принятие решения о самоубийстве. Правда, Андреев пока не доверяет повествование самому герою, как это будет в "Мысли" и "Красно! смехе". Подобно малой прозе, повествование здесь ведется от 3-го лица, но в аспекте героя. Это позволяло Андрееву, воссоздавая субъективное мировосприятие героя, корректировать его ос.знки и вывода. 7 писателя не вызывает сомнений благотворное влияние Ницше в качестве стимула для преодоления "сна" самосознания и жизни заурядного человека. Однако Андреев не приемлет ни вдеи сверхчеловека, ей решения героя о самоубийстве, так как, с точки зрения .его трагического миропонимания, гораздо больше мужества требуется для зизки, нежели для смерти.

5 "Тйюли" Андреев продолжил исследование претевдентов на ' роль сверхчеловека. На этот раз им стала незаурядная лич-' кость - доктор Керженцев. Передавая ему повествование об убай ствв приятеля и мучительной попытке решить вопрос о своем сумасшествии, писатель стремился воссоздать психологический, зш телдектуальный и подсознательный процесс во всей его полноте и хаотичности. В основе лирического сазета "потока сознания" лежит гораздо более сложный, чем в новеллистике и "Рассказе о Сергее Петровиче",гротесково-динамичный образ-сгг-шол, вынесе яьгГв заглавие. Сначала происходят олицетворение абстрактного понятая /мысль'уподобляется: змее/, затем этот образ становится гротесковым /змея-рапира/ и, варьируясь, отражает этапы внутреннего состояния героя-рассказчика. Окончательно теряя контроль а власть- над своей шсдьэ, Керсженцев прерывает свое.

- 17 - •

сание для того, чтобы, подчиняясь голосу подсознания, Принять самоубийство, или встать на четвереньки и повыть. Так "Масли" продолжилось развенчание претензий сверхчеловека на «могущество. Самообозествление человека, поклонение себе, щинственному", оборачивается для него аб&шгЫш,. гораздо лее стра-знам, чем внешнее, внутренним /гкзис^знциалъным/ ¡иночеством, противным человеческой пр;гроде. Если в ранней ¡озе речь шла о богооставленности "маленького человека", то ;есь Андреев поставил проблему богоотступничества сильной гчности и показал, что и то и другое оборачивается трагедией.

Этот вывод был подтвержден и в следующей повести "потока ¡знания" - "Жизни Василия Фивейского". Помимо уже охаракте-[зованннх особенностей, жанровая структура этого произведе-гя обнаруживает "неомифологическое" начало. Око проявляется превращении символических образов Солнца-Змия, Безумия, йдп-?а, Тьмы и др. в мифсиоэтические. Хронотоп повести разрастайся до масштабов вечности и мироздания. 3 таком контексте 5раз о.Засалия перерастает раыки социально-психологического 1рактера сельского священника и оборачивается "неомифологя-кжш" героем ницшеанского толка, бросявзам вызов Еогу и Ро-j. Его облик гротесково сопрягает черты праведника л дьяво- . 1, Христа я Антихриста. Поведение и молитвы о.Засидия, кото-)го обычно уподобляют библейскому праведнику Лову» слишком зхози на дерзостное богохульство героев декадентской лирики зреяковского, Рлпшгус и Сологуба. Ззлэбленныа занром этих ззтов была кощунственно-дерзкая ..молитва, в которой внрааа- ' ась внутренняя противоречивость- эгоцентрической личности ру-заа веков, заздуще! Абсолюта и, одновременно, не только со- • тевашеЛся в нем, но и сокрузагзщей все сверхлглзша ценности, - i-•• роме собственного Я, в котором обнаруживалось дьявольское зяало. Глубокая укорененность мировоспр:1ятяя Андреева в гу-анистяческих традициях русской литература ХЦ зека, при всей: г.!пат!г! к герсю-бук?арю, все зе не позволяла ему принять и гот вариант русского кицгеанства.

Окончательное торг.грование занра повести "потока сознания" роизоаяо в "Красном смехе". Количество зсгзкенкэх сфер, явлй-. цахся :гсточкиком для центрального символзко-«.га^ологачесаого, ротескового образа, вынесенного в заглавие, здесь максииадь-о. 3 художественном плане это привело к гоау, что создаю®

- 18 -

образа Красного смеха оказались подчинены все уровни жанровой структуры: повбствователъдай/сшзтный, пространственно-вре-. менной, предметный и система персонажей. Изощренное выписывание черт, свойств и ипостасей Красного смеха, воплощавшего угас и безумие войны, отражает процесс сумасшествия сначала одного, а затем и другого героя-рассказчика. Фрагментарность повествования и безумие обоих героев максимально усиливает не только иллюзии хаотичности логически неупорядоченного потока сознания, но и степень эмоционально-экспрессивного воздействия на читателя. Динамичные гротесково-символические образы, контраст, гипербола, парадокс, игравшие важную роль и в предыдущих- повестях, в "Красном смехе" становятся основными художественными принципами изображения, скспрес-сиошзм, проявившийся в ранней новеллистике Андреева и получивший развитие в его повестях "потока сознания", достигает здесь своего апогея. Дальнейшая эволюция повести "потока ^сознания" будет связана с созданием "Губернатора"/1Э05/, "Рассказа о семи повеаенныхп/1503/, "!!оих записок"/1903/, Важнейшие компоненты этого жанра лягут в основу других жанровых разновидностей прозы Андреева.

В соответствии с уже отмеченной йуццанентальной особенностью художественного мышления Андреева, после "серьезных" он создает "смеховне" варианты типа "сверхчеловека". Речь'идет о новеллах-анекдотах "Оригинальны:': человек"/1902/ и "Сын человеческий"/!!^/, Их жанровая структура пародайно-многопланова. 1 "Оригинальном человеке" воссозданы и, одновременно, иронически "снижены" тип героя и ситуации, "всерьез", под трагическим утлом зрения изображенные в "Рассказе о Сергее Петровиче" а т!ысля", а в "Сыне человеческом" представлен "снеховой" вариант коллизии "Глзня Василия ЗивеГ.ского". 3 акевдотично-иро-нэтксгг форме Андреев шесте с о.Лваном размгогдяет о популярной среда писателей-символистов проблеме Христа и Антихриста. Здесь присутствует и пародийное начало, направленное в адрес мистиков и богоискателей вроде ¡Бережковского, а также "мистических анархистов" вроде Г.Чулкова и Вяч. Иванова. Выполняя роль пародии и автопародии, названные новеллы-анекдоты корреа тировали трагические концепции ?Л1ра и человека.

Художественное исследование современного безногого мира бъ ло продолжено Авдреевш в "Призраках". Образная система гтогс

роиаведеняя ориентиров еша на "таинственные" новелла и повести омантика З.По /"Система доктора Смоля и профессора Перро" и .п./ и реалистов .Тургенева /"Призраки"/, Чехова /"Черный мо-ах"Л Сходны их фабулы /вторжение в зизнь душевнобольных при-раков/, сяаетнне мотивы /полёты героев с призраками/, герои символически воояощакще разные типы личности, находящиеся од властью своей идеи/, хронотоп /обязательным атрибутом ко-орого является пейзаз-мираз/ и др.

Трансформируя жанровые каноны "таинственной" повести, Андра-в разрушает впечатление экзотичности места действия и атиссфе-ы, в котором оно происходит, но, одновременно, новыми средст-ами создает эффект озидания необычных событий. В результате мешения. реальности и иллюзии возникает ощущение призрачности изни не только в лечебнице для душевнобольных, но ж пригородом ресторане "Вавилон" и в самом городе. Разница меяду их Читателями относительна - все они яивут в созданном юс вооб-)а*ением мире иллюзий и призраков. Как обычно у Андреева, центральный символический мотив /призрачности зязня/, обозначений в названии произведения, варьируется и развивается на всех гровнях его занровоЛ структуры. Именно он, а не настроение, как г Э.По, становится основной занрообразуящей силой. Если в но-¡еялах с.По, благодаря ?¥екту единства впечатления, предстаэ-гение о сложных психологических состояниях героев как бы не-тосредственно- передается читателям, то в повести Андреева /как Г Тургенева и Чехова/ эти состояния исследуются.

Авторркая позиция в "Призраках" тяготеет к позиции повест-зователя и доктора Зевырева. сто. позиция человека, видящего и реально оценивающего объективную действительность. Поскольку ге для него очевидно, что неотъемлемым свойством этой действительности является призрачность, он занимает позиция стоика, умеющего "зивя, все перезить"/Тютчев/. Низнь большинства героев в ¡тире призраков чревата трагедией, но пока еще фатальна вс ней не сводится. В следующей "таинственной" повести /"Он"/ безобидная игра :г созидание призрачных миров обернется призрачной зизнью-сном и с трапной игрой со смертью.

Стремление Андреева к худозественному исследованию "вечных" проблем человеческого бытия и сознания привело его к созданию цикла "евангельских" дегевд: "Еен-Товит"/1?СЗ/, "!1леазар"/1ГСб/, "!1уда Яскгриот"/1?С7/, Существующие интерпретация входящих а

нлхГ произведений, обычно относимых к жанру рассказа или повеем, подчеркивают их социально-политическое звучание. В контексте народнической поэзии /"Из апостола Павла" Тихомирова, были таи. Его распяли..." Боровиковского и др./, соотносившей "страстной" финал истории Христа с проблемой интеллигенции и народа, а такае самой эпохи первой русской революции такое истолкование не вызывает сомнений. Однако, как показало исследование, в силу многозначности жанровой структуры "Еен-Товита", "Елеазара" и "Пуды Искариота" они имеют и более глубоки";, нравственно-5илософский, уровень осмысления коллизий.

В основе "Еен-?овита" лежит евангельский мотив равнодушия народа к судьбе Христа, Развивая его и наполняя конкретным бытовым и психологическим содержанием, Андреев пытается понять, почему стала возможной табель Христа, а, следовательно, почему попираются провозглашенные им гунанистические идеалы. Художественное исследование поведения одного из свидетелей "мировой трагедии" - мелкого торговца, у которого в тот ,-день болели зубы, - привело писателя к выводу о слабости и несовершенстве человеческой натуры, а также об ограниченных возможностях человеческого разума. Ведь Еен-Товдт, его жена и остальные свидетели казни Христа ке отдают себе отчет в значения и масштабе совершающегося на их глазах события. В этом Андреев усматривал истоки многих трагических коллизий в истории человечества. Писатель не сатирэтески бичевал обыкновенного, "маленького человека", а горько иронизировал над его несовершенством.

В основе "Елеазара" лежит евангельская история о воскресении Лазаря. Однако Андреев начинает свое повествование с ?ого момента, на которое завершился евангельский еггет. Под. его перси чудесная история о воскресении получила парадоксальное истолкование, вскрывпее за пологом счастливого' случая его тра-гаческую суть. Еяеазар, побывавЕкГ: во власти смерти, утрачивает интерес к зизкг!. С помощью героя, познавпзго тайну стерта, писатель, пытается'разгадать ?айку жизни, ее смысла и нравственной цели. Гротесково-сжзолический облик Елеазара -з£Ш£Ха смерти - как бы материализует суть открывшейся ему на, которая светится в его взгляде. Сталкивая Елеазара с гудо-со?ом, скульптором, влюбленными :: другеп лцдьми, Андреев ;гс-ютквает. человечество знанием небытия, смертью. Разум, искус-

г 21—

rao я чувственная любовь отступили перед ужасом смерти. Искание выдеркал лишь Август, занявший позицию стоика, сумев-зго найти в себе силы для принятия трагического бытия.

Зыдвинение на первый план проблемы смерти позволяет расслаивать "Елеазара" в контексте декадентской литературы. Одеяло зряду со сходством /трактовка эизни как мучения, "несения зеста", а смерти как избавления от еах/ легенда Андреева об-арузивает и существенные отличия от нее. Писатель создал не зссимистичэский реквием о бессмысленности зизни, а $илософ-га-герояческое повествование о силе духа, помогаяпрГо челоае-j выстоять перед лицом Вечности. Кроме того в лалровой струк-уре "Елеазара" помимо вазной, как у декадентов, роли сбразов-шволов существенное значение имеют гротеск, гипербола, коя-раст, нарочитый антиэстетизм образов, повышенная эмоциональ-эсть повествования, свидетельствующие об зкспрессиЬнастичес-íx принципах воссоздания действительности.

В "Пуде Искариоте" Андреев вновь обратился к истории гибели зиста. Яо если в "Бен-Товите" невольными предателями оказать обыватели, далекие от Иисуса, то в "Пуде" таковши пред-_ газ» его ученика, так как Андреев пришел к парадоксальному аводу, что липь Пуда понимал и любил Христа. В то да время га любовь в Пуде гротесково сопрягается с неприятием гуаакис- -кческих представлений Христа о человеке, с претензиями на падение истиной и роль властелина мара. Дьявольски-бунтарское ачало, победив, заставило Пуду провести страшный эксперимент: еной предательства Хргста проверить истинность своих взгляде на человека. Вопреки мнении ученых, Андреев ае уравнивает ялософскуэ и этнческуэ значимость позиций Иисуса и Луды и те» злее не возвеличивает последнего. 2сли интеллектуальные воз-озностя Нуды и Триста, с точки зрения Андреева, равноценны, о этическая оценка'героев различна, хотя я не. проста. В ¡{уде ясателя привлекает идущая мысль и активное бунтарское начало, рсутствусщее з Лисусе. Но, вслед за Достоевским, Андреев, опаздывая самопожертвование во иия идеи, считает гтически недо-рститгни расплачиваться за нее чузо* зззньв. Андреев еце раз гказал сверхчеловеку в его претензиях на владение истиной л оказал губительность его вдея для самого претендента на роль еловекобога.

Литературные легенда Андреева возникла на основа зшрсвоГ:

' структура его новелл /"Еен-Товит", "Елеазар"/ и повести "потока :ознания" /"Иуда Искариот"/, сохранив основные свойства их погтаки и художественного метода /гротесковость и символичность образов, острый новеллистический екнет или лирический сшет "потока сознания",•важную роль контраста, повышенную экспрессивность повествования и др./. 3 то же время за счет увеличения многозначности, всех уровней композиции резко возросла ах внутренняя семантическая емкость. Й все ге при высокой степени символичности его легенды, как и положено этому гаяру, создают иллюзию достоверности. Поэтому их образы и события более зиэнеподобны, чем. в притче /ср.:"Стена"/. 06-nje» же и очень вааной чертой легенд и притч Андреева, отлича-щей их от традиционных занров,. является антидадактичность.

Произведения Авдреева, посвященные проблеме революции и бунта, составили "макроцикл*, в который воши новеллы /"В темную даль",1900; "Марсельеза", 1905; "Тьма",1907/, повести "потока сознания" /"Губернатор",IS06; "Рассказ о семи повещенных" 1908/, легенда /"Так было", 1905/, лирическая миниатюра /"Из рассказа, который никогда не будет окончен", 1907/, драмы /"К звездам", 1905; "Савва",1906; "Царь Голод", 1903/. Конец второго периода творчества Андреева ознаменовался созданием романа "Сажа .1\е гулен "/1311/, в котором он подводил итога художествен нога исследования этой проблемы. Ключ к роману исследователя /¿.Ачатова* Д.Иезуитова/ справедливо видят в многоплановости я многозначности его художественной структуры, ^ссертант счп-тает возмозжш углубить интерпретацию романа благодаря уясне-наэ заарообразуэщей роли в нем мифопогтяческого начала.

Как.показало исследование, доминирование в "Сашке Еегулеве" мятотагтяка - "закодировано" узе в назвакш и смысле первой глазка /"Золотая часа"/. По содержанию ока представляет собой про

4 лог, повествунщий о судьбе главного героя, на дола которого по воде Нога,- /Рока/ выпала роль искупительной зертда, а по . корме лзрнчеснуя мяннатзру, стилизованную под "высокий" слог згтайно мггологггчвского повествования о зииа избранника боасьего. Сле-дугцая главка /"Детство Сани"/ подчинена развитию того -е ио-пва, избранничества главного героя, который, как показали А.Ач това z £.1!езуя?ова, ассоциируется с греко-византийсжм! велико мучениками и с самим Христом, Однако исследование этого образ? о^нагуззвает в нэч гротесковое сопрязекяе христова я антихрас-

ва начал. Ведь Саша Жегулев - убийца, душегубец, на его со-сти кровь ни в чем не повинных людей. Не случайно его "двойкой" стал бандит Васька-Соловей,- а в его облике "просвечива-|П демонические черты борца за свободу Греции - Байрона. Кро-! того образ Погодина-^егулева гротесково сопрягает матерянс->е, альтруистически-духовное и отцовское, згоистагчесяи-волевое ютивоборстяующяе начала. "Смерть" Саш Погодина и его "воскре-;нявп в облике Сашки Жегулева сопровождается усменяем власти зд его личностью отцовского начала.

Олицетворением духовного начала /Вечной зенствзнности/ явится образы Матери /Елены Петровны/, Сестры /Хиночни/, Неве-гы /Пени сгмонт/, в которых противоборство высокодуховного, эечноженственного" с эгоистически-зестоким, отцовским заверяюсь в пользу первого. Однако их борьба за Сапу, которая в змане осмысляется как поединок с Отцом небесным я Роком, бала роиграна. Отец небесный отдал Сына на распятие, за которым не оследовало "воскресение" ни его самого, ни тех, для кого дыяа ринесена эта яертва. Как я зества Христа, салгапозвртвование аш оказалось сопрязеннш с прозокаторством и с предательст-ом. Проблема амбивалентности добра и зла встала здесь как роблема "злодейства" ради корысти и ради высокой идеи. Вслед а Достоевским писатель отверг возмонкость достижения послзд-ей с помощья"неправнх" средств.

Так, поставив в "Сашке £егулеве" злободневную, соцяально-.одктическув проблему революции я бунта, Андреев, опираясь на 1пыт своих повестей "потока сознания" я "евангельских" легенд, ¡лагодаря усиления в нанрово-1 структуре романа миоопозтическо- . •о начала, попытался вскрыть ее "вечный", общечеловеческий ■ ¡•шел, обнаружить ее укорененность в онтологических эакокоаер-гостях человеческого бытия. Андреев мечтал о такой революцш, . соторая откроет новую страницу в истории человечества^ "вос-сресит" в человеке лучше, "бонественные" силы. Но роман-ми^ зое зе привел автора к более траглчаскж: выводам. Сказалась, гго существуащне йормы народного "возмездия" будхи в человеке те только христово, но я антихристово начало, не только не ркеяьшали зло я страдания, но я утяожали их.

И все .ае первый опыт Андреева в занре романа-^иса был- не вполне удачным. 3 "Сашке ¿егулеве" писатель сделал шг вне- . рад в осмыслен-,ст згучих проблем современности с течет зренпл .

вечности. В романе-мифе евангельская фабула была реализована на современном жизненном материале. Однако художественной формы, вполне адекватной такому содержанию, Аццреев все-таки не создал. Трагедия героя в первой части романа слишком погружена в стихию быта и мелодраматичности с их сентиментальным пафосом. Во второй части романа образ Сашки Зехулева зачастую воссоздается в ложновеличавом стиле, а психологический анализ подменяется риторикой. Все это выглядит чужеродной формой по отношению к заключенной в ней трагедии. Нужный тон, форма повествования и. жизненный материал, адекватный трагедии современного Христа и Антихриста, будут найдены Андреевым в его последнем произведении -г романе-шфе "дневник Сатаны". Но этому предшествует новеллистика последнего периода творчества писателя, в которой царит стихия иронического, "смехового" начала.

. Глава третья "'.'-одифлкадия жаноов и художественного метода в системе поздней прозы Андреева /1912-1319/". Исследование поздней прозы писателя опровергает априорно надвинутый вульгарно социологической критикой тезис о деградации его таланта и худе зественного мастерства. Андреев продолжает не только совершенствовать прежние, но и создавать новые художественные формы, способы я принципы изображения. Ке ставшие до сих пор предметом специального изучения "таинственная" повесть "Он /Рассказ неязвестного/"/1?13/ и "таинственная" новзлла "Возврат"/П-13/ развивают жанровую форму, впервые воплощенную в "Призраках".

Образная система повести "Он" является сложной вариацией, развитием и переосмыслением сюжетных мотивов, образоЕ-персо-назей, элементов пейзажа к других кошонентов идейно-художественной структуры "Падения дома Аазроэ" с. По и "Черного монаха' Чехова. В центре внимания Андреева - художественное исследование возникновения и развития чувства тоски'л страха не у обитателей имения /как у ¿.По/, а у героя-рассказчика, случайно-попавшего туда. Дело, видимо, не в роде Иордана, а в роде человеческом, обреченном на смерть. Дом Нордена лишь создает на лболее под::одя^1е условия для познания человеком сути жизкп. поскольку писатель стремится аналитически рассмотреть процесс развития страха,, тоски, а затем равнодушия к .-зизиг у героя-рассказчгаа, он прибегает не к г^акру новеллн, создающей единство настроения /как у с.По/, а к повести "потока сознания", неотъемлемым когптскентон которо" у Андреева были гротесковкэ

[разы-символы, воссоздайте сложные внутренние состояния че->века. В повести "Он" сконцентрировано большинство ваанейшх гмволических мотивов творчества 'Андреева: смеха, безумия, тины, молчания и др. Центральное место занимает символически образ безымянного призрака, в котором как бы натериалн-)вались тоска и страх обыкновенного человека, порожденные понятной и потому страшной жизнью. По мнению Андреева, со-земенная жизнь при всей ее обыденности и пустоте, а вернее, силу всего этого, нал никогда трагична. Как и Чехов, он ос-зо чувствовал исчерпанность и катастрофичность своей эпохи и зказал несостоятельность стереотипов мшления, мешающих прэ-делеть пелену иллюзий и увидеть истинный лик жизни.

"Таинственная" новелла "Возврат" оригинально варьирует газетную ситуацию и образы тургеневского "Сна": кружение героя-юсказтака /у Андреева - политического заключенного/ по не-*акомым улицам то ли во сне, то ли наяву. Однако если Турге-зв писал о тайнах душ человека и мира, которые, по его ше-ш, рано или поздно будут познаны, то Андреев был более ске-ятчен. Sip, изображенный в его новелле, принципиально не под- . ается познанию. Герой-рассказчик навсегда остается перед за-эдкой: действительно ли он кружил по незнакомым улицам, или се это ему только пригрезилось. 3 решении проблемы познания здреев оказался ближе символистам. 3 все se писатель не пре-ратил стучаться в закрытые двери, за которыми скрывались айны бытия и сознания человека, и создавать новые художест-енные формы их познания.

Как показало исследование, в поздней прозе Андреева, sas в ранний период творчества, вновь преобладает новеллистика, днако ее жанровая структура, ассимилировавшая опыт его по-естей "потока сознания", "таинственных" повестей, новелл-некдотов, легенд, притч и романа-мифа, существенно видоизме-алась и породила новые жанровые разновидности. Прежде всего оявилась модификация новеллы'с подтекстом, который не толь-о создавал шлосоФско-неомифологаческий уровень осмысленяя ытовой коллизии /как в ранней новеллист:гке/, но и углублял сихологически.1 анализ. Исследование сознательных и подсоз-ательных импульсов человека, правде воссоздавагмых лярзчес-:r.i сюжетом "потока сознания", з основе "которых лежали дина-;гчные гротесково-символические образы, теперь узкз в под-

- 26 -

текот, дающий о себе знать лишь косвенно. Поэтому резко осл* бдяется роль экспрессионистических принципов изображения. Тг ковы новеллы "Полет"/1914/ и "Герман и Марта"/1914/,

В "Полете" незамысловатая фабула.повествует о приготовлениях Зрия Михайловича к полету и о самом полете, неожиданно закончившимся аварией и гибелью пилота. Однако сквозь нее просвечивает глубокий философский я психологический смысл, заключенный в подтексте. Движущей силой подспудной сюяетной лирической линии является коллизия меаду двумя ипостасями внутреннего Я личности Пушкарева. Сильному и неординарному ; героя противостоит некто, живущий в глубинах его подсознание боящийся полетов. Отрешение к преодолению прэград, положенных человеку Природой, Судьбой и Роком, победало. Перезив восторг абсолютной свободы во время полета, герой победил свой страх перед смертью и Роком. Причем этот акт предстает не ницшеански-декадентским самоутверждением личности,- презревшей аизнь, а подвигом самопожертвования во имя любва.5, да дям, для которых герой ценой собственной низни раздвигал, qg« делы, положенные человечеству Природой и Судьбой.'

В "Германе и Марте" все уровни нанровой структуры имеют "двойное дно". Внешняя сюжетная линия воспроизводит незамысловатую историю о странной и печальной любви старика и стар] хи, которым дети не разрешили поменяться. Зсе их бесхитростные хлопоты оказались безуспешными, и они вроде бы сшриллст со СЕоеЯ судьбой. Поэтому новеллистячески нео:заданнш выглядит самоубийство Марты, утопившееся в, незамерзающей быстрннг На самом ,т.е деле тавоЗ финал подготовлен подводной сшеткой линией, запечатлевшем внутреннюю борьбу Парты, не позелавше; покориться Судьбе. Значение такой любви и смерти подчеркивается ассоциациями -с трагедией Пексшра "Ромео и Джульетта", парадоксальной "перелицовкой" которо;": является новелла.

Как всегда "маленькие трагедии" Андреева имеют "сиехово:":' ракурс изображения ;л осмысления. По отношение к "Полету" л . "Герману и Марте" зту роль играет новелла-анекдот "Рогонос-цы"/1~15/. Ed фабула анекдотически-парадоксальна: иествия рс гоносцвЕ, раз в году происходящего на одном из островков Спг даземнокорья, со страхом и стыдом гдут не обманутые музья, а неверные зены. Однако за бытом и анекдотом в "Рогоносцах" скрывается ¿¡илософско-психологическая притча о преодолении

- 27. -

эка и Судьбы с помощью смеха. "Перевернутый" карнавальный ip в день шествия оказывается настоящим, а современная стандартизированная, пошлая зизнь - жизнью "наизнанку", с дефо-отрованными чувствами и понятиями. Но сама способность хоть 13 в году понять "завой низнью", преодолеть Судьбу вселяет Андреева веру в человека и человечество. Таким образом, в Рогоносцах" предсгАВлена западноевропейская модель "смехо-эго" мира, в основе которой лезит принцип "смешно, значит з страшно". Этот вывод корректирует существующие концепции алехового" начала в произведениях Андреева /З.Л.Беззубова и }./, в основе которых лазит якобы только русская формула агешно и страшно".

йце одной занровой формой, воплощающей "ймеховой" ракурс юбразения центральной в прозе Андреева коллизии "Человек и ж", в последний период его творчества стала ироническая но-глла-миф. В "Чемоданове"/1Э16/ писатель представил "смеховоД" зриант конфликта мезду Роком а "¡¿аленький"человеком". Под пе-зм Ащреева повествование о нелепых скитаниях Чемоданова обо-1чивается печально-ироничным мифом о бессмысленной лизни со-эемеккого человека. -Зтому способствовал контекст мифологии и фовой литературы, суггестивно включений в занровую структу-1 "Чемоданова": легенда об Агасфере, философская повесть ~£ЛИ }ка типа "Кандида", реалистический роман и повесть о злоклэ-зниях "маленького человека". Андреев продолжает развивать од- -f из важнейших проблем своего • творчества - проблему познания, ззмозкостей человеческого разума. 3 "Чемодансаэ" герой - лишь иссивкая игрушка в игре, которую затеяли Рок и какие-то доб-1в силы. Он не свободная, осознающая себя личность, а марионе- ■ ta. Поэтому его жизненные катастрофы вызывает не угас, а смех, зголевско-чеховская традиция доведена здесь Андреевым, до ее згическсго предела. Писатель поставил под сс^экие не только ■ шел гязня "маленького человека", который так ц не смог стать . гчностьэ /подобной ilapie/, но и сам факт его существования, зторое, мй~2т быть, только приснилось суровому Року. . 2'иронической новедле~яфе "0слн"/19Г5/ Андреев запечатлел цеховой" ракурс изображения еще одного из .основных типов ге-зев своей прозы и сгплволистской литературы - личности, претен-рюще"1 на роль сверхчеловека, человекобога. Здесь героем стел :емироно известный певец /енрико Спаргетти/, стрзмягргйся дока-

зать свою богоподобность в состязании с мифологическим Орфеем. Однако покорить своим "божественным" пешем ослов ему- не удалось. Самые глупые животные оказались умнее и ближе к истине, чем обожествлявшие снрико знатоки искусства, государс- ' таенные деятели и толпа обывателей. Ирония Андреева в этой новелле-мифе была направлена не только на претендента в бого-человеки и его раболепствующее окружение, но и на собратьев ■ по перу - символистов, претендующих на роль демиургов, пытавшихся перенести в современный мир и искусство мироощущение и ритуалы античности.

Особое место в иронической прозе Андреева занимают циклы . "Сказочек не совсем для\цетей"/1913/ и "Моих анекдотов"/1314/, которые вместе с "Искренним смехоы"/1ЭЮ/ составляют своеобразный "иакроцикл". В "Искреннем смехе" гротесково совмещено несовместимое: важные для автора мысли о роли смеха в жизни человека и пустословие рассказчика - "веселого человека". Андреев как бы юродствует, издеваясь и над добропорядочными читателям и их обывательской моралью, и над собой, выставляя се бя дураком и пошляком, и под этой маской произнося важные для него слова. Такая же маска надета на рассказчика в цикле "Сказочек не совсем для детей", включающем пять произведений, не связанны? фабульно: "Орешек", "Негодяй", "фальшивый рубль и добрый' дядят, - "Земля", "Храбрый волк". Объединяет их образ рассказчика, а также то, что в них, как в "смеховом" зеркале, отражены кардинальные проблемы, поставленные в "серьезных" произведениях писателя. Поэтому интерпретация "Сказочек" невозможна вне их контекста. Роль контекста выполняют и "Новые сказочки для детей изрядного возраста" Салтыкова-Щедрина.

3 "Орешке" повествуется о том, как припасенный на. "черный день" орешек, подаренный ангелом "прехорошенькой" белочке, оказывается бесполезным,.поскольку состарившейся героине уже нечем его разгрызть. Такой анекдотический финал обнажает истинную суть обывательской мудрости, оказывающейся обыкновенной глупостью. Б "Ор'елке" и других сказочка:: основным принципом повествования является ирония: мнгшо утверждая все в изображаемом предмете, рассказчик на сг^ом деле обнажает его несостоятельность. 3 отличие от героев Цедрпна /Премудрого пи-скаря, Здравомыслящего заЛца и др./, в образе благоразумной белочки л других персонажах "Сказочек" ослаблено социально-

Яеслогпческоэ начало - оян являются вспхяощенгеи шраваспра-ляя и поведения обыкновенного, "среднего"' человека-в сфере нта и частной жизни. ' "

"Сказочки" Андреева завершаются вроде бы традиционным для «того жанра нравоучением. В "Орешке" оно гласит: "Нравоучение. :огда дают тебе, Коля, орешек* то тут же его и кушай"'''.. Бмес-■о провозглашения значительной истина, рассказчик неожиданно унает смысл рассказанной истории, что создает дополнительный мористический эффект, и сказка окончательно превращается в некдот. Причем звучащая в "нравоучении" ирония адресована зе не героине, а самому дидактическому жанру, претендующему га владение истиной. Андреев создал новую разновидность лаге-. ■ гатурной сказки, которая преследовала да а цели: выпучивала згоскую обывательскую мораль я лнемудрость' и в то же время пистолей, претендующих на роль учителей жизни,. Кроме того, она иполняла функцию авторского, самоконтроля и самокорректировка. [ело в том, что все "Сказочки* являются "смехсвкми"вариантами лнфликта "Человек и Судьба, Рок", лежащего в основе болызш-:тва трагических произведений Андреева. Ош дополняют трагп-[еский ракурс изображения современного писателю мира, придазг ¡ну стереоскопичность я полноту* обнажая не столько трагизм и ■жас, сколько глупость а несостоятельность господствующих нрэ-¡ственнкх норм обыватзлей-"назечеловеков".. 3 то зв время гпса-■ель пародаровал дидактические и сатирические :занра, претен-[увщие на.воплощение абсолютной истины, мудрости и морали, [од пером Андреева названные жанра оборачивались анекдотом, в ■ом числе и с "черным юмором". После "Сказочек" он публикует ргкл юткиатюр "Мои анекдоты", в. которм "черный шор" преобла-¡ает, и где запечатлены пародайно-травестийные, варианты всгх »стальных типов конфликтов, сшетных сяг/aiçtfî з героев Андреева.

Какова же природа юмора и смеха поздней иронической прозз дцреева? Как показывает анализ, образ циничного парадоксами- • ;та в "Сказочках" а "Лнгкдотах" - -зто лгпь еще одна маска Ан-¡реева-гутганяста. Богохульствуя, кощунствуя, издеваясь над нэ-:. ювершенством натура, интеллекта и святынь челсзека, он, подобно юродлвог^ и шуту, утверждает истинную веру з .человека а земные гуттанлстаческие ценности, утраиеннзэ обывателями,, над го-•орнми он и издевается. Таким образом, "cmqxobg?." мир проза ддреева | обнаруживает гораздо большее разнообразие занровнх 1. Андреев Л.Н, ÏICC: В 3-ми. т. ,IDÏ3. -Т.7.-С. 55.

форм своего воплощения и несколько иную природу, чем представлялось до сих пор. .Не порывая с традиция!« русской литератур XIX века, он стоял у истоков литературы абсурда XX века.

Шанровые определения "Дневника Сатаны" /роман-памфлет, ро-ьш-предостерекение с элементами лирико-психологаческой повес тг и драмы/, данные D.3.Бабичевой а А.Ачатовой, подчеркивает его многоплановость и итоговость по отнопеншо к последнему ne рл'оду творчества. Однако "Дневник Сатаны" обнаруживает горазд; бс.гьшуи степень синтетичности закровоЯ структуры, концентрлрз шщой опыт почти всех жанровых разновидностей Андреева. В поэтике романа есть канровые признаки повести "потока сознания", "таинственной" повести, "евангельских" легенд, притч, ромака-шфа, новелл, анекдотов, условно-символических драм и драм "панпсихв". Внутренняя емкость и многозначность занровой стрэ ктуры "Дневника. Сатаны" увеличивается такзе за счет суггеста ного включения в нее более широкого, чем презде, контекста русской и зарубезной литературы,, а также собственного творчес тва.

В последнем романе-мифе причудливо сопрязены не некоторые /как принято считать/, а все основные проблемы, образы, сшез ные мотивы и ситуации произведений Андреева: проблемы смысла сути зизка,- границ познания; мотивы призрачное?;: зизна, кия, невысазимоста истины а др. Все это позволяет считать "Д? вник Сатаны" итогом не только позднего, но а всего творчестве Андреева. Образам главных героев цредзестзовала персонала с с; танинскгсг! и демоначескап чертам, претевдувщие на роль евег человека, сто герои "!.1ысда", "Гизна Василия 5ивейского", "Луг Искариота" и др. Can Дьявол впервые появился в облике адвокат Нузшзса в "Анатаме", а в "Правилах добра" а "Черте на свадьбе действущжм лицами стали черти бопее низкого ранга. Образы Магнуса и Сатаны логически завершает названные гапологяческае ряды и явяявтея итоговыми, концентрируя з себе а гротесково сочетая черты и идеи предшественников. Сатана-Згццергуд кроме того соотносим с персоназами, гротесково сопряггзщима облик а свойства Христа и Антихриста /"^изнь Василия %:Бе;:ского", "11уда Искариот", ™1ой захпеки", '"Санка "егулев" а др./.

Специфика главных героев обусловлавается тавггэ ах соотнесенность!» с персоназсама драмы Гете "Зауст", которая в начале 'fJL река 1ыла заново открыта симвоянстама а оказалась в цен-

- 31 -

е их литературных н нравственно-философских споров, где т и Гете интерпретировались как .мистика: и кищсеанцы. "Дие-аком Сатаны" Андреев включился в эту полемику я, "перелице-в" гетевскую фабулу, значительно переосмыслил ее с позиций временности. Однако предлоненная им концепция мира и чело-га была гуманистической и принципиально противостояла ниц-анству. 3 отличие от драмы Гете, в романе роль искусители рает человек по имени Магнус,>а Сатана резает "проклятые просы". Обращение к форме его дневника меняет точку зрения: человека она перешла к вочеловечивпемуся, но все-таки Дья-лу, обладающему всеведением и необычайно обостренным маро-спрлятяем. сто позволило выявить глубинную суть человека XX ка, сорвать оболочку обцценности с его зззки з представить как бы. перед лицом вечности.

Основную, нравственно-психологическую, газетную линию ро-на-шгса составляет процесс вочеловечизанзя Сатаны, Любовь к рии-Чадонне, олицетворяющей небесную красоту и всепрощение, поразительной быстротой превращает Сатану в Демона, затем з ловека и, наконец, в Хряста. Красота и Дзбовь победили в ду- • героя дьявольское начало, из Князя Тьш он превратился в язя Света. Роман, начавшийся как миф о конце света и пряшэ-вня на Землю Антихриста, парадоксально-гротесково перерос в 5 о пришествии Христа. Зочеловечивзийся Сатана, полемизируя еяреанцем и "сверхчеловеком" Магнусом, исповедует фялосо-о лязнл обыкновенного человека, подвластного Судьбе, но ин-Блдузльно неповторимого, самоценного, способного на свобод-1!, осознанный выбор и любовь к блазнему. Поскольку Магнус и эсы" из его свиты находятся вне морали, на Земле, населен!* людкя-кроликами и правителями вроде зарднкала.Х, они без-газакнз. Сатана грозит им Зысаим судом. Тем самым выносятся :*говор современному миру я человеку, но нэ происходит разрушил, утраты сверхличшх ценностей. Поэтому "Дневник Сатаны" - _ э не только пгмфлет или предостережение, нэ и пророческое ут-сдденпе незыблемости и бессмертия гуманхз^г. Сдираясь на рэвой литературы и новаторски перзосмыгдзз его с позиций'зу-гнияа-гучанаста ЗЗС века, Андреев создал нозуэ, чрезвычайно одукт.аную разновидность философского рсгхааа-гзгфа. "Дговнак гзнн" открыл в литературе 101 века то иапраэлекйе, по которому ле позш Булгаков-со сзожг "!*астзроа :: ,1!аггаритойя, З.Ср- .

'г '

... - 32 -

лов с "Альтистом Даниловым" и др."

Заключение. Исследование прозн Андреева свидетельствует с ее жанровом многообразии и новаторском характере, а также о гораздо большем вкладе писателя в развитие русской литератур чем было цринято думать. Андреев, действительно, выступил ка продоляатель традиций русской классической литературы. Однак крут его учителей и предшественников не сводился к таким писателям-реалистам , как Гаршин, Л.Толстой, Достоевский и Чехов, а включал в себя и родоначальника прозы о "маленьком че ловеке" Гоголя, и сатирика Салтыкова-Цедрина, и создателя ре диетической "таинственной" повести Тургенева, и "поэтов шс-

■ ли". - романтиков Лермонтова и Тютчева. Кроме того, Андреев опирался на опыт шровой культуры и искусства - творчество З.По, Гете, Вольтера, Шекспира, новеллистики эпохи Возрождения, художественных памятников, христианства /"Евангелия"/,

. античной трагедии и мифологии. В своих, размышлениях о Лизни Человека он учитывал также творческое наследие Шопенгауэра и Ницше. Однако весь этот богатый философско-художественный "in териал" с самого начала предстал у Андреева в таком тэорчэскз преображенном виде, который свидетельствовал о принципиально новом качестве его прозы, соотносимой с творчеством-символистов и импрессионистов. Кроме того в ней сразу же проявились, а затем быстро развились художественные принципы отношения к действительности и ее изображения, характерные для экспрессионизма и экзистенциализма, родоначальником которых в руссх< литературе стал именно Андреев.

Дальнейшее развитие его жанровой системы и художественной метода шло в направлении увеличения внутренней семантической емкости новелл,. повестей, романов, связанно:"; с возрастанием ролл в них образов-символов, которые в хонцз -концов превратились в образы-мифы,'породив "неомифологаческуэ" прозу. Тяготевший к созерцательности ммпрзссиоехгц был внтескен экспрессионизмом, который занял доминирующее положение во второй период творчества.Андреева, а затеи в его поздней прозе уступил ведущую роль "смеховому" началу.. Ко каждый новый этап свидетельствовал о развитии и совершенствовании, а не о деградации художественной система Андреева.

При личных дружеских связях сначала с Горьким и писателями

■ "знакьевцами", а затем спыволастап /Сологубом, Блокад, Чул~

- 35 - -

овна/, в своей. творчестве Андреев отличался ж от тех и от рутах и своим миропониманием и поэтикой. Я реалисты и сим-олисты казались ему догматиками по отноаениг к худогествен-оЯ форме осмысления действительности. Это ставило Андреева особое положение в современной ему литературе и делало тру-ноопределяемой суть его творчества. Правда, по Андрееву, менно такая трудноопределяемость и отличает истинный талант, е вписывающийся ни в какие рамки. И все зе, если попытаться оть немного приблизиться к определению глубинной сутя твор-еской индивидуальности Андреева,-то, видимо, мозно говорить нем как об истинном трагике XX века, обладавшем незаурядный* щущениеа ХАОСА, НОЧИ, ТИН, У2АСА СМЕРТИ, ЕЕ3712Ш, ПРПЗРАЧ-ССТТ1 НИЗКИ ЧЕЛОВЕКА, осознавшем все эти первоначала неизбех-ши атрибутам бытия и мироздания, и в то не время обнарузи-;ающем в человеке неугасимое и неистребимое стремление'к их ¡реодолению, зааду ГАРМОНИИ, КРАСОТЫ, ДСЗРА, ИСТИНЫ. 2го про- ; введения, как и полозено трагедии, ужасали и потрясали л, од-, »временно, пели гимн бессмертию человека и зизни, способство-1ани победе гшзни над смертью.

Содержание диссертации отражено в следующих публикациях: Проза Леонида Андреева. Тавровая система, позтика, худазес- ■ твенный метод: Учебное пособие.-Харьков,15~4.-15С с,/? п.л./. !. Учение о занре: Рек.указ. к спецкурсам и спецсеминарам.-

Харьков, 1332.-27 с.Я п.л./; $. Учение о. нанре: Рек. библ. указ. к спецкурсам я спецсзмина- ' рам.-Изд.2-е, перераб. и доп.г Харьков,I9S3, -33 с./2 Лд./. I. Природа конфликта и типология малых занров в творчестве З.Г.Короленко // Вопр.рус.лит.-Львов*1384.-2ш.1/43/.-С.70-77 /0,5 п.л./. 5. Поэтика новеллы 3.'!.Гаретка "Ночь" // Сооткопение saspa а композиции.-КазЕ-псшград,1985. -С»IC3-IT3 /0,2 п»ди/. Незавершенная драма ЗЛ.Гараина // В isxpe отечественной классики: Сб.ст.-.'!.,П37.-Ьып.2.-С.344-36Х- /I п.л»/. 7. Образы-систолы в рассказах и повестях „".Андреева // Вопр.

рус.лит.-Львов,Г?с7.-Пш.1/19/.-С. ГСГ7-П4 /С,5 п.л./. 3. Поэтика легенд и паитч Л.Андреева // Поэтика закрсв рус- • ской и советской литературы.-Вологда,1?33.-C.GS-ID2/1 vuz.f~

-Ж «г

9. Развитее т^ащдай З.Па в прозе Л.Андреева // Бопр.рус. лнтг-ДровД9Ш.-£^.1/53/.-С. Ï06-II2 /0,5 п.д./. ~

10. ^Дневник Сатаны-наг "книга итогов" Л.Андреева // Еанры русской литературы.-Иркутск,IS9I.-С.38-110 /I п.л./.

П. Л.Авдреев - литературный критик // Писатель - критик -' писатель. -Душанбе, 1992.-0.55-^8 /0,2 ц.л./.

12. Проблемы интерпретации "таинственной" повести Л.Аццреева "Он /Рассказ неизвестного/" // Восприятие. Анализ. Интерпретация.-Вильнюс,1993.-C.9I-93 /0,5. п.л./.

Ш. Новелла "Полет" в контексте прозы Л.Андреева // Русская филология. Украинский вестник: Республ.науч.-методач. журнал.-Харьков, 1994;-С.35-38 /0,5 п.л./.

14. Гоголевские традиции в прозе Л.Андреева // Наследие Н.В.1 голя и современность: Тезисы докл. и сообщ.научно-практ. Гоголевской конф.-Незин,1988.-4.1.-С.54-55 /0,1 п.л./.

15. Поздняя новеллистика Л. Андреева в контексте его творчества и литературного процесса начала XX века // русский язык, и литература в общении народов мира. УП Международный конгресс преп.русск.яз. и лит.: Тезисы докл. и сообщ, -M.,I990.-C.6S-6? /0,1 п.л./.

15. Еунянские мотивы в "Дневнике Сатаны" Л.Андреева // Тезис; ' докл. на менвуз.научн.кон^.,' посвящ. 120-летию со дня рон; Й.А.Бунина.-Орел,Ï99I.-С.55-55 /0,2 п.л./.

17. Смеховое начало в прозе Л.Авдреева // Комическое в мировом литературном процессе XX века /художественная практиз и проблемы научного осмысления/: Тезисы докл. и сообщ.ме: государств, науч. конф.-Харьков, 1992.-С. 157 /0,1 п.л./.

18. "Призраки" П.С.Тургенева и Л.Андреева // Проблемы мировоззрения и метода IÎ.C.Тургенева: Тезисы докл. н сообц. мезвуз.науч.'кокф., посвец. 175-летинз со дня розд. Н.С.. Тургенева.-Орел, Г993.-С.91-93 /С,1 п.л./.

Suanary

, Moskovkina Г.1. The poetics of beoniû Andreyev's prose.

She genre systeia and methods.

Dissertation for getting the doctor of philology degree

in speciality 10.01.01 - Eussian'literature, ïhe T.G.Shevchsn-

ko Institute of literature, national Academy of Sciences of

- Ут -.

в-.ШЬмйзв» Kyi-r, f95Nl •■.•'■■

the manuscript where the poetics at b^tedreye^e proim ia veatigated ia defended. rt la established thai It Is charae-rized by variety at genre foras (lyrical novellas, novellas th implications, "mysterious" novellas and takes, streae-of-ascion3ne3s tales, legends, parables, oyth novellas, nyth Tela, etc.). It ia proved that- Andreyev's creative writings 4 not slide, frost realism to decadence, bat- developed fralt-lly combining the experience of realisa, romanticism, зукЬо- • sm, producing new, expressionist, and existentialist principe of depiction,

Eey xoniai poetics, genro* natbod.

Авготацтя

Иоскоактна t.l. Поегика проза Леон «а Андреев». Жаярсва • стема i худсинтЯ метод.

Дисертац1я на здобуття ннукового ступени доктора фглшго-чних наук то спецгальностг 10.01.01 - Ростйська дгтература, • ститут лхтерагурн хм. Т.Г.Шевченка ЕАН Укра5ня* Кихв, 1994. -■ Захищаегься рукопис, в якому дослхдауетъся поетика прсеа ■:• Андреева. Нонстатовано, що вона в1дрхзняегьса багатством нрозих форм /дхричнг новели, новели з пхдтекстои, "таемия- : * новели i noBicri, noBicri "потоку свздсмостх", легенда, ..'■' итч1, анекдота, новели-мхфи, романи-мхфи та гя./. Доказано, творчгсгь Андреева не деградувала вхд реалхзму до декадент- - • аа» а гагхдко розвивалась, поеднуоти досвхд реалгёиу, реев»-, зму, символхзму х виробляя не®!, експресхаяхстичнг i егзив-ийалтетичнх, принципе зображення.

Кшичовг слова: поетива, жанр, худознхй игтед.