автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.02
диссертация на тему: Поэтика современной казахской лирики

Полный текст автореферата диссертации по теме "Поэтика современной казахской лирики"

Министерство образования Республики Кыргызстан Кыргызский государственный университет

РГ6 од

' IIa правах рукописи

КЛРИПЛЕВЛ Бахыт Карибасвма

ПОЭТИКА СОВРЕМЕННОЙ КАЗАХСКОЙ ЛИРИКИ 10.01.02.

(Современная национальная литература)

А в т о р е ф е р а т

диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

Бишкек — 1994

Работа выполнена на кафедре казахской литературы Карагандинскою государственного университета.

Официальные оппоненты:

Ведущая организация:

-член-корр. Национальной Академии наук Республики Кыргызстан, доктор филологических наук, профессор А. С. САДЫКОВ,

доктор филологических паук, профессор X. А. АДИБАЕВг

филологических наук

— доктор

А. К. НАРЫМБЕТОВ.

Казахский государственный национальный университет им. Алъ-Фараби.

Защита состоится «2*2,» CtfLfltL¿&¡ggj в jq час „а заседанц;, Специализированного Совета Д. 059.0101 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора при Кыргызском государственном университете.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Карагандинского университета.

Автореферат разослан MAfU^As jgyi r_

Ученый секретарь Специализированного Совета

JI. УКУБАЕВА

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА

Актуальность темы. Эта диссертационная работа впервые в казахском литературоведении рассматривает поэтику казахской лирики. Современная казахская лирика являет собою расцвет многовековой национальной поэзии. Она представляет собой не случайный каприз жанра, а исторически обусловленную закономерность. Анализ казахской лирики требует прежде всего исследования национального поэтического языка, эстетических ценностей казахского народа. Иными словами, мы должны воспринимать данный литературный феномен как единое духовное явление, без расчленения па его составляющие. Современная лирика должна получить объяснение также с точки зрения исторической поэтики, причем не столько в хронологическом аспекте, сколько с точки зрения выяснения национальных особенностей казахской поэзии, выявления ее глубинных истоков. Здесь важно помнить два определяющих момента: во-первых, само понятие «поэтика» претерпевает известные метаморфозы в соответствии с конкретной эпохой; во-вторых, художественно-поэтические особенности лирики определяются -специфически национальным комплексом нравственных, этических, эстетических, философских представлений конкретного народа.

Лирическая поэзия занимает огромное место в казахской литературе, исследователями достаточно описаны жанровое и стилевое своеобразие национальной лирики: вместе с тем проблемы межстилевых и внутрижанровых своеобразий, вопросы лирического языка как специфического художественного явления являются актуальными в казахском литературоведении. Также ощущается острая нехватка теоретических работ, синтезирующих в единое целое достижения различных литературоведческих дисциплин; поэтика казах-скоп литературы до сих пор не сложилась в единую гармоничную систему. Все вышесказанное особо характерно для

изучения современной казахской лирики, потому анализ проблем исторической поэтики (не только поэзии) особенно актуален б казахском литературоведении.

Зарождение письменной традиции в казахской литературе привело к серьезным изменениям в основных параметрах национальной поэтики: новая литература стала больше вбирать в себя идеи, формы, композиционные приемы, языковые особенности классических мировых литератур как восточной, так и европейской. Поэтому проблемы исторической поэтики в казахском литературоведении неразрывно переплетены с содержанием поэтики теоретической. Немало сделано исследователями также в .области изучения казахского стихосложения, однако сегодня все более явственной становится необходимость углубления наших знаний, в частности актуальными являются вопросы влияния.на казахский стих классических арабо-персидских размеров (аруз и др.), исто-, рико-морфологическое освещение генезиса таких традициоп-' пых форм, как «жыр», «кара елен» и др. Особо необходимо отметить недостаточную разработанность проблемы преемственности древнеписьменных орхоно-еннссйских. «Кудаткч-билик» Ю. Баласугуни, «Днваи-лугат-ат-тюр», И. Кашгарн, памятников тюркоязычной литературы с устным народным творчеством казахского народа п современной поэзии.

Нет слов, развитие поэзии ' неудержимо, и каждое поколение открывает для себя новую поэтику. Но ценность этой новой поэтики определяется не дистанцией разрыва с традиционными формами, а, наоборот, глубиной и прочностью ее связен с многовековой национальной поэтикой. Соответственно, пи один серьезный , вопрос теоретической поэтики сегодня невозможно решить без соотнесения прошлого и настоящего (с проекцией в будущее), без многоасиек.) -ного и тщательного исследования проблем художественной преемственности, проблем новаторства и традиции. Ибо в современной поэтике нрнччдлшю сочетаются такие разнонаправленные магистрали, как силлабический и тонический принципы стихосложения, публицистичность и утонченная лирика, свободный стих и точная рифма.

В горниле устного поэтического творчества были выкованы непреходящие художественные ценности. Выбор темы и разработка сюжета, образно-метафорическая насыщенность и многозначность поэтического слова — эти и многие другие художественные приемы в многовековой своей истории дали

универсальную систему магического воздействия посредством человеческого слова. Эта система называется пацнопаль-. нон поэтикой. Таким образом, собственно национальная поэтика как художественно-эстетический и психологический феномен не была еще объектом специального научного исследования. Указанное обстоятельство серьезно отразилось также на возможностях-научного освоения современной казахской лирики, которая характеризуется многими специфическими чертами.

Нет сомнения, что основной доминантой развития современной национальной поэтики является симбиоз устпо-па-роднкх и письменных традиций казахской литературы, помноженный на коэффициент интенсивного воздействия мировой и в особенности русской культуры.

Этот процесс начался не сразу и не вдруг, он имеет глубокие корнн. Творчество Абая Кунанбаева, реформатора казахской поэзии, несет на себе отпечаток »некультурных влияний, определивших лицо новой национальной поэтики. Можно сказать, что с этого периода стал явственно ощутим — и он все набирает силу — процесс вовлечения казахской поэзии в орбиту мировых литературных связей. Это—восьма значительное явление и, на наш взгляд, недостаточно исследованное, ибо в нем отражен процесс выравнивания культурных потенциалов различных пародов и наций, характерный для эпохи в целом.

Как видно из вышесказанного, понятие национальная поэтика не есть нечто однородное, раз и навсегда данное. Национальная поэтика есть' отражение поступательного движения истории, она динамична и многосклонна, ибо вбирает в себя все новые эстетпко-художествениые веяния. Этот диалектический момент, на наш взгляд, должен всегда сопутствовать не только исследованиям в области исторической поэтики, но, в первую очередь, теоретической поэтики.

Научная новизна исследования

В казахском литературоведении нет монографических исследований, обобщающих опыт развития современной поэтики, в особенности поэтики 60—80-х годов. Ибо сама современная поэзия неуклонно развивается в качественно новые явления и закономерности, но теория литературы и, в частности, поэтиковедение, недостаточно оперативно реагируют на эти изменения. Существует ряд проблем, решение ко-

торых потребует широких комплексных мер и объединенных усилий различных специалистов. Речь идет прежде всего о теоретическом осмыслении существа, содержания и форм национальной поэтики. Нет слов, многие признаки национальной поэтики выделаны, систематизированы, описаны, однако все эти работы носят локальный, узкоспециальный ■ характер, тогда как на повестке дня стоит вопрос системного обобщения, концептуального охвата указанных явлений в контексте мировой художественной культуры.

Продолжает оставаться открытым вопрос об эволюции поэтических жанров казахской литературы, о соотношении видоьых и родовых признаков в этих жанрах. Одна из основных проблем исторической поэтики — взаимовлияние эпоса и лирики — представляет огромный интерес для выяснения генезиса национальной поэтики, в которой лиро-элическая традиция имеет не только глубокие корни, но и целиком проецируется на реалии современной литературы.

Безусловно, анализ художественного произведения как идейно образного единства — сложнейший вопрос в науке о литературе. Динамикой баланса формальных и содержательных элементов определяется научная концепция исследователя, его способность глубже проникать в суть художественного явления. Опасности подстерегают исследователя со всех сторон. Можно погрузиться в содержание и впасть в формализм. - «

В сфере филологических наук внимание ученых мира сегодня приковано к поэтическому слову как самоценной эстетико-философской категории и связанной с ней проблеме поэтики литературного произведения. «...Явления стиля, помимо их тесной связи с творческой индивидуальностью писателя, характеризуются и признаками более общего характера, типологическими чертами. Стилевые начала также обладают свойствами проницаемости, позволяющими им действовать за пределами своей первоначальной функции. Эти стороны, особенности литературного процесса и являются объектом изучения исторической поэтику и стилистики».1 Таким образом, говоря о соотношении собственно поэтики с общим литературоведением, можно сказать, что не только наука о литературе развивается под знаком поэтики, но и, наоборот, что поэтика как самостоятельная наука

1 Храпченко М. Б, - Художественное творчество, действительность, человек.— М, Сов. писатель, 1976. С, 357. , !

^ ?

выходит на широкие орбиты общелнтературоведческих и — если оценивать явление в целостности — философско-эсте-тнческнх, культурных исследований.

В этой связи необходимо отметить важность осмысления национального художественного опыта, вскрытия идейных, эстетических и психологических доминант, определяющих своеобразие казахской литературы. В этом — истоки одной из наиболее сложных проблем литературоведения, проблемы традиции и новаторства. Здесь кроется не менее важная проблема соотнесения национального и инонационального в художественной практике казахского парода, более того, эта проблема неминуемо вырастает до степени обобщения роли и значения национальной литературы в контексте мировой литературы и культуры, что возможно лишь на основе фундаментальной теории национальной поэтики. Все эти проблемы выступают особо резко, будучи сфокусированы на локальный объект казахского литературоведения — историю национальной лирики.

Методика и методология. В казахском литературоведении продолжает оставаться крайне неразработанной методика стилевого анализа литературного произведения. Даже само понятие художественного стиля практикуется исследователями довольно произвольно, сводя его содержание либо к вопросам грамматики, либо к явлениям тематического плана. Таким образом, проблема стилистики (как и шире — поэтики) разрешима лишь при сочетании методов языковедческого и литературоведческого анализов. Этот подход особо необходим при анализе поэтических произведений, ибо такие важные составляющие поэтики, как природа метафорообразования, система эпитетов, экспрессивно-усилительные приемы и т. д.. невозможно объяснить без привлечения лингвистических данных, в свою очередь, эти последние обретают конкретное наполнение только в живой ткани художественного произведения. Как пишет К. Омра-лпев: «У нас существует немало работ, выполненных под лозунгами «поэтический язык», «язык писателя (поэта)», «эпический язык» и т. д. Однако, несмотря на то, что объекты исследования представляют собой литературные произведения, внимание обычно фиксируется на моментах общеязыковедческих, а не художественно-стилистических. Чрезвычайно редко объектом исследования становятся комнонен-

ты собственно художественной стилистики, такие, как жанр, композиция и т. д.»1.

Современная наука должна не только использовать многовековой опыт литературоведения, но и освоить новые приемы и методы, охватывающие весь арсенал художественной выразительности. Новейшие достижения науки связаны корнями с теми разнородными и противоречивыми учениями, которые складывались в начале XX века.

Б те же годы совершенно новую методологию предложили ученые, работавшие па стыке лингвистики и литературоведения: Л. В. Щебра, А. М. Пешковский, В. В. Виноградов и др. Вместе с тем складывались- новые направления, пытающиеся преодолеть тенденцию искусственного сведения вопросов поэтики к вопросам языка: психологическое (А. И. Белицкий, А. Г. Горнфнльд и др.), морфологическое (В. Я. Проп, Г. А. Шенгсли и др.), социологическое (В. М. Фриче, В. Ф. Переверзев, Г. Н. Поспелов и др.)- В это же время возрождается интерес к методам исторической поэтики. То грандиозное здание, которое осталось незавершенным в творчестве А. Вессловского, стало объектом активной деятельности нового поколения ученых, пытавшихся охватить опыт развития мировой литературы н эстетики. Современные ученые (Храпчепко М. В. п др.) топко дифференцируют понятия «историческая поэтика» и «история литературы» пли «история стилистики», показывают разнообразный характер отношений. «...Историческая поэтика в центре своего внимания ставит исследование эволюции способов и средств образного освоения мира, как социально-эстетического функционирования, судеб художественных открытий»2, — пишет Храпчепко М. В. Как следует из сказанного, само понятие «историческая поэтика» является методологическим новшеством, открывающим новые перспективы исследования.

По-видимому, сущность проблемы состоит в том, что зачастую научные труды стоят па расстоянии от реалий жанра, стиля,, поэтики, мировоззрения автора. При этом есть угроза подмены литературоведческого анализа простым перечнем тех или иных художественных приемов, что ведет к забвению диалектических принципов научного исследования.

■ К. б.шралпев. Казак поалшеьшыц жанры мен стиль—Ллиаты:—1983-—240 б.

2 Храпчепко М. В. Указ. соч., с. 357.

Перечисленные выше литературоведческие концепции затрагивают наиболее принципиальные, магистральные проблемы методологии. Задача последующих исследователей— не ограничиваться традиционными, идущими еще со времен Аристотеля, методами литературного анализа. Мы стремились охватить материал исследования как бы в нескольких измерениях, синхронно-горизонтальный срез дополнить вер-тпкалыю-диахронным. Поэтому проблема исторической поэтики у нас тесно переплетена с проблемами поэтики теоретической. Объект исследования, вынесенный в заглавие работы, подается в идентификации, на наш взгляд, только в комплексно-концептуальном охвате. Этим объясняется и частичный отказ от детализации частных аспектов во имя обзора проблематики 1? целом. При этом что-то неизбежно оказалось упущенным, о чем-то сказано скороговоркой. Хотелось бы верить, что эти моменты компенсируются достижением главной цели данного исследования •— описанием поэтики как внутренне-динамичной (за счет противостояния традиции и новаторства) и в то же время наиболее устойчивой и определяющей субстанцией национального художественного творчества.

Материал исследования. В данной работе мы сделали попытку рассмотреть основные проблемы национальной поэтики па материале современной казахской лирики. Взяв за основу творчество крупнейших, на наш взгляд, поэтов—М. Ма-катаева, К. Мырзалнсва, Ж. Нажимедснова, М. Шаханова, мы, тем не менее, обращаемся и к творчеству других совре-» менпых казахских лириков, ибо только в широком сопостав-внтельном анализе можно определить важные стилеформи-руюгцие процессы национальной литературы, ее эстетико-фнлссофские параметры и перспективы развития.

Автором сознательно ограничен круг исследуемых явлений, ибо сквозное движение, без установления которого вообще невозможно содержательное определение понятий национальной поэтики, наиболее рельефно проявляется как раз-таки на локальном материале. Вместе с тем, мы стара1-лись охватить достаточно объемный пласт поэтики, который бы позволил не просто отметить частные особенности, но исследовать основные закономерности литературного процесса.

Цель исследования. Основная цель нашего исследования заключается в выделении наиболее сильных, вершинных (па

наш, естественно, взгляд) достижений современной казахской лирики, и лишь посредством этих всех критический анализ должен был соединять и находить основные закономерности в творчестве остальных поэтов.

Архаичные образы дореволюционной поэзии соседствуют с символами и реалиями космического века. Изменилось само поэтическое мышление — оно вышло из колыбели национальной замкнутости, сегодня ей характерно ощущение «космизма», целостности всего мира. Одной из целей монографии является показать это сквозное движение национальной поэтики на частном примере развития казахской лирики, в относительно небольшом временном отрезке.

Целыо работы было не описание индивидуальной поэтики (хотя без этого обойтись было невозможно, что мы и сделали в той мере, какая не нарушила бы целостности исследования) , а выделение основных закономерностей современного литературного процесса. В современной казахской лирике есть сноя лирика — это стихи тех поэтов, чье творчество целиком посвящено человеческой душе, сконцентрировано на мельчайших движениях этой души, на нюансах отношений, оттенках эмоций. Лирика эта отмечена своеобразной медитативностыо, озаренностью,^избранностью. Художественный стиль их строится на легких, «сладкозвучных» оборотах, они виртуозы рифмы. Но и сама рифма для них имеет лишь подсобное значение. Цель их — передать настроение, динамичный и неповторимый момент человеческого общения.

Апробация диссертации осуществлялась во взаимодействии научного, учебно-педагогического и литературно-творческого контекстов. Содержание диссертационного исследования раскрывается в монографии «Поэтика современной казахской лирики» (изд. «Жазушы, 1988 г.), учебном пособии «Современная казахская лирика» (изд. КарГУ, 1933 г.) и в более 30 научных статьях, литературно-критических выступлениях на страницах республиканской печати, тезисах и докладах профессорско-преподавательского состава КарГУ.

Материалы диссертации послужили основой для чтения спецкурсов «Жизнь и творчество Магжана Жумабаева», «Поэтика современной казахской лирики».

Работа обсуждена на заседании отдела современной казахской литературы АН Республики Казахстан п Ученым

Советом Института литературы и искусств ЛН Казахстана. Окончательное обсуждение прошло па кафедре казахской литературы Карагандинского государственного университета.

Теоретическая и практическая значимость

Несмотря на создание удовлетворительных курсов по «Истории казахской литературы», «История казахской поэтики» еще не написана. Содержание первой, конечно, включает освещение основных проблем поэтики, но уже, в. силу своей структуры и специфики, не может охватить проблематику в ее цельности и своеобразии.

На сегодняшний день основное направление исследований по исторической поэтике составляет изучение индивидуальных особенностей творчества -выдающихся казахских писателей и поэтов. Нет слов, это необходимый и ценный труд. Однако не хотелось бы, чтобы круг исследований по исторической поэтике замкнулся на этом. Безусловно, необходимы работы более масштабного, обобщающего характера, в которых наше,л бы отражение сиитез художественных принципов, поэтико-образующнх начал в рамках исторических периодов, эпох и национальной поэтики в целом.

Практическое применение результатов исследования в трех планах осуществляется достаточно давно и постоянно, с этим связана преподавательская деятельность диссертанта, ее участие в литературном процессе.

Основные положения материала исследования могут « найти применение при составлении учебников, учебных пособий и при разработке спецкурсов для высших учебных заведений.

По своей структуре диссертация является концептуальным монографическим исследованием теоретического характера. Она построена таким образом, что основной текстологический материал был всегда в перекрестье историко-культурных и историко-литературных традиций. Отдельный раздел главы посвящен особенностям поэтики Биржан-сала и Ахан-сэри. В орбиту поэтиковедческнх изысканий вовлечено также наследие основоположника письменной традиции казахской литературы Абая Кунанбаева, лирика-классика XIX века, недавно реабилитированного Магжапа Жумабаева, поэзия К. Аманжолова, А. Тажибаева как связующих звеньев между 'национальной классикой и современной поэзией.

Основное содержание исследования. Во введении диссертации дана общая характеристика современной казахской лирики в общекультурной системе казахского народа, обоснована актуальность темы, определены цель и задачи, научная новизна работы, а также обозначена методологическая основа и практическая значимость исследования.

Глава I

ПРОБЛЕМЫ ПОЭТИКИ В КАЗАХСКОМ ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИИ

Одной из особенностей национальной поэтики является ее живая связь с фольклорным наследием: многие жанры, поэтические формы, художественно-стилевые приемы зародились и оформились в стихии устно-народного творчества; поэтому проблемы исторической поэтики в казахском литературоведении неразрывно переплетены с содержанием поэтики теоретической. И потому одним из самых злободневных вопросов в 20—30-х годах был вопрос о народном поэтическом наследии. Нельзя обойти молчанием тот факт, что подобно русским авангардистам, призывавшим сбросить с корабля современности произведения классиков, деятели КазАППа развернули кампанию за уничтожение устно-поэтического наследия как формы искусства, обслуживающего до революции паразитирующие классы. Под тем же лозунгом классовости была предпринята попытка дискредитировать и творчество основоположника письменной казахской литературы Абая Кунанбаева. Однако молодое казахское литературоведение уже тогда нашло в себе силы отразить атаки уклонистов, объективно классифицировав поэзию Абая как вершину национальной поэтики, поставив ее водном ряду с гигантами художественной мысли Гёте, Пушкиным, Байроном.

В рассматриваемый период одним из острейших был вопрос о самом предмете казахской поэзии. Находясь в русле общетеоретических дискуссий о взаимоотнесенности формы и содержания, этот вопрос был акцептирован именно на содержательной стороне, на идейно-тематических основах художественного творчества и тем самым переходил в плоскость идеологических и политических конфронтации. Одним из показателей этого сложного и трагического процесса является тот факт, что творчество крупнейшего лири-

ка казахской поэзии М. Жумабаспа по существу выпало из орбиты казахского литературоведения. Лирика Жумабаспа по достоинству оценена в свое время современниками (статьи и высказывания А. Байтурсунова, Ж. Аймауытова, М. Ауэзова и др.). по пе получила дальнейшего научного изучения, оказалась в стороне от магистрального направления литературоведческой науки. Таким образом, был утерян огромный эстетико-художествениый пласт казахской национальной культуры.

Творчество М. Жумабаева — это, по сути, ренессанс художественного искусства. «...Абай также искал новые поэтические формы, ведущие к гармонии внутреннего созвучия и внешней красоты слога. Но никто, пожалуй, не сравнится с М. Жумабаевым в искусстве воссоздания художественной картины посредством звучащих, магических слов, в изысканности внешних поэтических форм»,1— писал Ж. Аимауытов еще в 1923 году. Однако последующие десятилетия это стремление постичь секреты поэтики художественного слова не нашло продолжения в казахском литературоведении, в котором возобладал диктат идеологических установок, приведший к резко негативным явлениям. Жертвой этого диктата стал не только AI. Жумабаев. Обесценивание художественности в угоду идеологии — явление, типичное для того времени. А ведь крупнейшие казахские художники начала века были людьми, познавшими сокровенные тайны поэтического творчества. Не надо забывать, что выдающийся русский поэт Брюсов сравнивал М. Жумабаева с великим Пушкиным. Таков был масштаб дарования этих личностей, и литературоведческая наука должна подходить к их поэтическому наследию с соответствующими мерками.

М. Жумабаев создал неповторимый, индивидуальный поэтический стиль. Исследования этого стиля, несомненно, обогатят казахскую литературоведческую науку постпженп- -ем глубинных законов природы художественного искусства.

Среди репрессированных деятелей национальной культуры особое место принадлежит теоретику литературы и лингвисту А. Байтурсупову. Он, поднявшись в своих трудах на мировой уровень литературоведческой пауки, смог создать свою теорию поэтики, основанную на национальной почве.

Возвращаясь, собственно, к проблемам поэтики, надо сказать, что в республике оба направления науки—как исто-

1 «Казак одебиеп». 27.1Д9891,

рическая поэтика, так ti теоретическая — развивались синхронно, взаимообогащая и взаимодополняя друг друга. Так, огромную роль в истории науки сыграла дискуссия о периодизации истории казахской литературы, точнее, вопрос о том, с какого времени начинать точку отсчета литературы как таковой, ибо фольклорная традиция, безусловно,уходит в глубь веков. Были высказаны два мнения, авторы которых предлагали принять за точку отсчета соответственно IX и XVIII века. С этими датами связаны имена двух крупнейших казахских поэтов—Асан Кайгы (IX) и Бухар-жырау (XVIII). Однако, если существование последнего подтверждается многочисленными источниками, то образ Асана Кайгьг больше покрыт туманом легенд и преданий, хотя стихи его навечно запечатлены в памяти народной. Дело не в том, чтобы удревнить историю родной литературы. Суть в том, что сама литература в то время была одним из мощных катализаторов процесса национального самоопределения, складывания многих племен в единый народ. Поскольку процесс образования казахского народа завершился в XV веке, то именно с этого момента логично было бы вести отсчет существования казахской литературы.

Одним из принципиальных вопросов национальной по-этикл оказался вопрос о критериях деления на устную литературу и письменную литературу, а также проблемы их взаимообусловленности. Спор этот не праздный, ибо для младописьменных народов понятие «литература» имеет бо лее широкое значение, чем для парода с развитыми письменными традициями. «Литература бывает двух видов: 1) устная литература; 2) письменная литература. К, устной литературе относятся произведения, бытующие в народе как наследие предков и передаваемые из уст в уста песни, сказания, пословицы, сказки, загадки и т. д.».1 Это определение, конечно, во многом аморфно и не позволяет наметить дифференцирующие контрасты. Произведения Асан Кайгы, Бухар-жырау, Биржана, Ахана и многих других казахских поэтов передавались именно «из уст в уста».. Но народ всегда выделял их авторство и не смешивал с множеством других безымянных творений. Не случайно многие казахские ученые склонны распространить понятие «письменная литература» на фактический «безписьменный» период, вплоть до XV века "включительно. О взаимообусловленности и вза-

1 Кошшев Т. К, Оцаша отау,—Алматы. 1983. 62—63,

имопроннкновенностй устной и письменной литературы хорошо сказал М. Ауэзов: «Мы любим старую (устную—Б. К.) литературу. И не безосновательно... Ибо в ней мы находим то, чего нельзя найти во всей мировой литературе... Устная литература в далекие времена исполняла функции письменной литературы. Именно поэтому устная литература смогла обрести глубину и значимость. В устной литературе отражены . различные эпохи, различные чаяния народа в завершенной художественной форме. В ней мы находим такие признаки классической литературы, как индивидуализация и типизация, психологизм и т. д.».!

Как известно, казахский парод, как, впрочем, и многие другие народы, имеет давнюю эпическую традицию. Отрывки из таких популярных эпосов, как «Ллпамыс», «Коблан-ды», «Козы-корпеш и Баян с\-лу» и др., стали известны широкому читателю еще в XVIII—XIX веках благодаря работам русских ориенталистов. Большой вклад в теорию эпоса внес Ч. Валиханов, самолично записавший многие эпические песни, в том .числе и знаменитый киргизский «Манас». Большую роль в становлении эпосоведеиня и фольклористики в целом сыграла статья М. Ауэзова и Л. Соболева «Эпос и фольклор казахского народа»2, в которой были даны основополагающие характеристики образцов устного народного творчества как живых документов исторического прошлого казахского народа, его эстетико-художественного мышления.

Столь же многогранной и изобилующей неожиданными находками оказалась тема взаимосвязи казахской литературы с классической культурой Востока. Как известно, в казахской степи издавна были популярны сказки нз «Тысячи и одной ночи», сюжеты нз «Шах-наме», прозаические пересказы и стихотворные переложения многих классических произведений арабской и персидской литературы. В дореволюционной казахской литературе даже сложился особый жанр «Назира» — поэтическая импровизация ма темы известных восточных легенд. Данная традиция была также оишм из стилевых компонентов поэзии Абая Кунанбаева.

Как видно цз вышесказанного, понятие «национальной поэтики» не есть нечто однородное, раз и навсегда данное. Национальная поэтика есть отражение поступательного дви-

1 Эуезов М. Казак эдебиетшщ цаз1ргч дэуф1. «Шолпан», № 2. 1922.

2 Литературный критик.—М.. 1939, № 10—11.

жения истории, она динамична и многослойна, ибо вбирает в себя все новые эстетико-художественные веяния. Этот диалектичекий момент, на наш взгляд, должен всегда со-" путствовать не только исследованиям в области исторической поэтики', но в первую очередь—теоретической поэтики.

Теоретические основы казахского поэтнковедения были 'заложены в трудах ученых старшего поколения. Однако в связи со сталинскими репрессиями, вырвавшими из жизни и творчества целое поколение казахских ученых, многие вопросы поэтики так и остались неразработанными. К примеру, даже важнейший раздел, как теория литературоведения, основные принципы которой были разработаны А. Байтурсу-новым, оказался вне поля зрения казахской науки. Многие теоретические работы выпали из научного оборота.

Несмотря на все эти негативные явления, казахское литературоведение продолжало свое поступательное развитие. Особо следует отметить здесь учебник К. Жумалиева «Теория литературы»1, первое издание которого вышло еще в 30-х годах. Созданная на основе теоретических достижений мировой науки, она год от года обогащалась как эмпирическими фактами, так и теоретическими идеями, что выдвинуло се в ряд наиболее динамичных и в то же время содержательных учебных пособий.

Значительным шагом вперед в разработке общетеоретических проблем казахской литературы явилась монография Е. Исмаилова «Проблема теории литературы»2. Автору удалось не только охватить большой по объему фактический материал, по и значительно углубить исследование таких проблем, как жанровые и стилевые особенности казахской литературы, образно-языковая система национальной поэтики. Эта же тема стала в центре внимания поэтиковед-ческих -исследований крупного теоретика национальной литературы 3. Ахметова3. 3. Ахметову удалось проследить основные закономерности национальной поэтики, выявить по-этиксформирующие художественные компоненты, детально описать систему тропов, особенности рифмы и ритма и т.д.

1 Ж¥малиев К. Эдебнет теориясы. Алыаты. 1964.

2 Ысмайлов Е. Эдебиет теориясыныц моселелер1,—А., 1941:

3 Ахметов 3. Казахское стихосложение,—Длматы, 1973,

Целиком проблемам устного поэтического творчества посвятил свою монографию Уахатов1. Этой же теме, но взятой уже в более широком диапазоне, с привлечением материала не только устного творчества, но и современной поэзии, посвящена работа С. Негимова.2

Органичным сплавом методов исторической и теоретической поэтики представляется фундаментальная монография К. Омиралиева3. Сосредоточивая внимание на лирике как ведущем жанре казахской поэзии, ученый рассматривает эволюцию национальной поэтики в разнообразии направлений.

Знаменательным явлением в казахском литературоведении стало появление монографии 3. Кабдолова «Искусство слова»4, Монография эта, с одной стороны, является критическим исследованием пути всей казахской литературоведческой теории, с другой — попыткой проследить эволюцию национальной поэтики в единстве ее устных истоков.

Все вышесказанное особо характерно для изучения современной казахской лирики; в дальнейших главах' мы хотели бы осветить некоторые проблемы поэтики современной казахской лирики.

Глава II.

а) Традиция и новаторство в казахской лирике

Казахская поэзия имеет длительную историю споего развития. Специфика общественно-экономических условий жизни (кочевничество) определила ряд особенностей куль туры и искусства парода. В частности, на протяжении многих веков литературное творчество осуществлялось в устной форме. Этот факт ни в коем случае нельзя трактовать в негативном плане. Скорее, он является показателем творческого потенциала парода, сохранившего в памяти неисчислимое количество героических эпосов, преданий, стихов и песен, сказок, пословиц и т. д. Однако мы. современные исследователи, не всегда улавливаем эти глубинные процессы. К примеру, читаем у Е. Исмойловп: «Действительно, лирика Биржана уходит своими корнями в народное поэтическое творчество, в ней сильны фольклорные мотивы. В близости

1 Уахатов В. Казактыц халык елеш". — Алматы, 1974.-230 б.

2 Нсгимов С. 9леи ерЫ. Алматы, 1983,—116 6.

3 0М1ралпев К. Казак поэзнясыныц жанры мен стиль А., 1983. 240.

4 Кабдолов, 3. Свз енерь Алматы. 1976.—456 б,

к народным образцам заключаются и достоинства творчества Биржана, и его недостатки»1.

В чем же суть этих «недостатков»? Автор об этом умал чивает. Неужели в том, что поэт не сумел достичь вершин поэзии Абая, европейской литературы? Думается, подобные выводы преждевременны и, собственно говоря, необоснованны: назначение поэзии выражать эпоху, а не прибавлять лишнюю мерку в отвлеченной шкале ценностей по принципу «чистота искусства» — а эпоху свою Биржан выразил как никто другой.

Здесь же уместен вопрос: а в чем секрет специфики эс-тетико-гюэтических идеалов казахской народной поэзии, ведущей начало от традиционных фольклорных произведений? По нашему мнению, специфика кроется именно в'национальных особенностях мышления и сознании казахского народа. Лишь произведения, отмеченные печатью наци-оналыюй специфики, отражающие жизнь и дух нации, остаются в памяти народной, входят в бесценную сокровищницу национальной культуры. Поэтому столь ограничена возможность общественно-исторических формаций непосредственно влиять на внутреннюю структуру поэтических произведений. Законы поэтики имеют свою специфику, и об этом должны помнить исследователи. Образ мышления— одна из доминант исторической поэзии. У Биржана есть куплет:

Болганда кешке жакын апак-сапак Алдымнан шыкты соулем аппак шапак. Кигеш кара камшат окалаган, Басында Шр шок, ук1 булгалактаи. В суете вечерних сумерек Вышла на встречу моя лучезарная В одежде на меху с золотыми узорами, В шапке, украшенной перьями.

Здесь мы встречаемся не с переложением популярных поэтических «зачинов», зачастую имеющих условно-символический характер и уводящих в сторону от основного содержания. Данное стихотворение скорее представляет собой сцену из реальной жизни. Поэт испильзует нетрадиционные, оригинальные метафоры и сравнения. Привычно ожидать в подобной ситуации выражение «айдай сэулем»

1 Е. Исмайлов. Эдебиет жайлы ойлар,—Алматы, 1968,—316 б,

(светлая, как луна), но Биржан говорит: «сэулем аппак-ша-пак» — «лучезарная». Один этот образ дает представление о культуре чувства, о глубине мировоззрения. Но вместе с тем было бы ошибочно сделать вывод о «разрыве» с народно-поэтическими традициями. Собственно говоря, в применении к искусству в целом и поэзии—в частности не может быть и речи о каком-то «разрыве». Ибо первейшим условием плодотворного творчества является реальность национальной почвы. Разве национальное своеобразие приведенного отрывка не дает нам представление о богатстве народной культуры, о мощи поэтической традиции? Можно ли понять идеалы казахской эстетики вне специфики национального мышления? В частности, начиная с Биржана, становится популярным поэтический прием сопряжения художественных символов с жизненными реалиями, который получит наивысшее воплощение в творчестве Магжана.

Однако говорить, что Биржан всем своим арсеналом художественных средств обязан лишь народной традиции, было бы не совсем верно. Наверное, такой формулировкой мы бы подчеркнули богатство и неисчерпаемость духовных сил нации, но вместе с тем невольно умалили бы значение конкретного поэтического таланта, а ведь благодаря усилиям именно таких талантов не оскудевает сокровищница народной культуры. Поэтому нельзя искусственно возводить стену между понятиями «народное творчество» и «творчество индивидов». Поэты, подобные Ахан-сэри и Биржан-салу, многое брали у народа, многое и отдавали. В целом их творчество можно характеризовать как непрерывное поэтическое состязание с теми златоустами, которые уже прошли великими кочевьями национального духа, и теми, которые пройдут их по бессмертным следам. Только с такой точки зрения можно говорить о взаимосвязи творчества отдельных поэтов с традициями народного творчества. Предлагаем сравнить:

Ажарыц ашьщ екен аткан Лицо твое приветливо,

тацдаи,

Нурлы екен ек1 кезщ

жаккан шамдай.

как восход солнца,

Глаза твои лучезарны,

как два огня

(народная песня)

Аккуым айдын -квлде жекс

жузген, Кецшмде келецке жок

сенен езге.

Ты лебедь одинокий

на глади озера, В сердце моем ты

единственна.

(народная песня)

Танадай кезщ жаркылдап, Алтынды кеб!с сартылдап.

Озорная светом огромных глаз,

Постукивая каблуками

золотых сапожек.

(эпос «Кыз-Ж^бек»)

Поэтическое творчество самых великих наших акынов нельзя представить вне связи с этими шедеврами народной лирики. Точнее будет назвать их школой эстетики и поэтического мастерства для всех поколений степных рапсодов. Нелегкую проверку времени могли пройти только величайшие поэтические образцы, которые по праву считаются сегодня эталонами художественности.

Наиболее близким для Биржана был жанр лирики. Но эта особенность его поэзии определялась не восхищением сиюминутных радостей бытия, а глубоким философским раздумьем о смысле и содержании человеческой жизни. Биржан не столь эстет, сколько жизнелюб, поэзии его более присущ горький реализм, нежели розовый романтизм. Вместе с тем творчество Биржана носит традиционный характер. Его рост как .мыслителя и поэта, совершенствование стихотворных форм происходило без конфликтов с устоявшимися художественными стереотипами. И вместе с тем никто не внес столько новизны в казахскую национальную поэтику, как Биржан. Бережно перенимая традиционные эстетические ценности, он поднял их в своем творчестве на новую градацию.

В этой связи надо подчеркнуть, что Биржан обогатил казахскую поэтику многими художественно-стилистическими приемами. К примеру: а) традиционно-символические образы у Биржана обретали плоть и кровь жизненных реалий; б) характерный для народной поэзии прием психолого-синтаксического параллелизма Биржан поднял на новую художественную ступень.

Мы хотим напомнить, что Абай очень высоко ценил поэтическое искусство Биржана, и в первую очередь за новизну мироощущения. Такие известные песни Биржана, как «Сыргакты», «Жонып алды», «Жанбота» и другие, были близки Абаю как в плане поэзии, так и музыки. Здесь оптимизм поэта удачно сочетается с его эстетическими принципами. Сильное впечатление производит не столько затейливая словесная связь, сколько философская мысль.

Не скроем, встречаются стихотворения, которые производят известное поэтическое впечатление, но чей образно-поэтический арсенал почти не поддается научному описанию. Как расценивать подобное явление — как «антипоэзия»? Или старательно обходить его, делая вид, что таких произведений нет вообще? Кстати, нельзя сказать, что язык таких произведений совершенно лишен красок жизни. Видимо, тут проявляются какие-то внутренние законы конкретного жанра. Вместе с тем необходимо учитывать не только произведение поэта, но и всю концепцию его творчества, его философские и эстетические принципы, общий культурный уровень эпохи. Иначе говоря, художественную ценность произведения нельзя установить без учета комплекса индивидуально-поэтических и общественно-эстетических критериев.

И действительно, если рассмотреть творчество Биржана, тот факт всенародного горячего признания стихов как с точки зрения содержания, так и формы говорит не об эсте-тико-философском «превосходстве» поэта, а лишь о том, что накал переживаний, связанных с его личной жизненной и творческой биографией, был интересен каждому человеку, который благодаря его произведениям мог переживать эти чувства как свои собственные. В этой точке пересечения общественно-социальных, индивидуально-психологических, эстетико-философских потребностей человеческой души и заключен магнетизм духовного явления, называемого Поэзией.

В лучших своих образцах б ЛИЗОК к нему Абай. Следует отметить также особенности поэтической структуры: стабильность и упорядоченность ритмических групп, обогащение ритмики за счет интонационных перепадов, доминанта смысловых акцентов над требованиями рифмы и т. д. Подобные стихи являются выразителями наиболее близких Биржану тем, таких, как преклонение перед искусством, восхищение'женской красотой, увлечение охотой и т. д., ко-

торые достигнут сЬоего вершинного отражения в творчестве Абая. Вместе с тем лирика Биржана неопровержимо доказывает ту огромную роль, которую он сыграл в становлении казахской поэзии.

Поэзия Биржана — явление не локального, аульного, волостного масштаба, а часть общенационального литературного процесса, отмеченного печатью благотворного влияния звезд восточной классической поэзии. Слова Биржана: «Я подобен «Рустем-дастану», который не под силу до конца освоить людям» можно считать автобиографичными — настолько близок этот образ характеру самого поэта, чья грубокая духовная интуиция позволила создать высочайшее произведение искусства. И он не был одинок: Ахан-сери, Ибрай, Жаяу Муса, Естай — это целая плеяда истинно народных поэтов, ставших выразителями гражданских, эстетических идеалов своего времени.

Творческие пути акынов, так не похожие друг на друга, вместе с тем являют собой удивительную общность тем, предметов философских раздумий, нравственных поисков. Биржан по возрасту был старшим современником Ахана, он первый проложил путь в просторы новой поэзии. Ахан считал себя учеником Биржана. Но в поэзии, как известно, нет субординации. Два певца золотой Арки были достойны друг друга. Особенно это проявилось в поэтических вдохновениях на темы женской красоты, женского благородства: оба они боготворили красоту и были ее адептами.

Своим высоким талантом он возвышает любовь, придавая этому чувству новые, неизвестные традиционной казахской лирике, измерения. Эти новые измерения как бы предопределили необходимость соответствующего и музыкального оформления. Поэзия и музыка в европейской культуре, существующие как два независимых понятия, в духовном мире казахов до самого последнего времени персонифицировались в едином образе, в одной художественной плоти.

«Душа лирики — в казахских народных песнях, в произведениях тех, кого народ назвал почетным именем «сал»-«сэри»: Ахана, Биржана, Жаяу Мусы, Ибрая, Асета и других», — пишет А. Тажибаев1. Это очень ценное наблюдение требует именно в силу справедливости научно- обос-

1 Тояибаев Э. 0м1р жане поэзия. Алматы, 1960.. 479 б.

нованных доказательств. Уахатов Бл подробно останавливается на таких формах казахской лирики, как «кара олец» (простой стих — традиционная форма 11-сложники или 7-сложинка и «кайым олен»), импровизированный стих — особо популярный в поэтических состязаниях — айтысах, но, к сожалению, недостаточно глубоко анализирует песенную лирику. Последняя тема стала предметом исследования Е. Псманлова'-', который значительную часть своей монографии уделил исторнко-этнографическому анализу явления «сал-сэрн» в казахском народе.

Воистину это были прекрасные актеры на сцене жизни, в непосредственной радости бытия выплескивающие зрителя в море духовных ценностей своего народа, символизируя собой неисчерпаемость сокровищницы национального духа. Они соединяли в одном лине бесценные качества силача и философа, наездника и рассказчика, рыцаря и, как венец всего, были одарены талантом превращать простые слова в стихи, а стихи — в песни. .Надо подчеркнуть, что это творчество не было самоцелью, оно несло в себе гражданские и патриотические идеалы, являлось мерилом нравственности и морали. Потому степные поэты-сэри умели видеть и тягость буден, их волновали вековечные вопросы зла и добра, любви и ненависти, подлости и благородства. К годам творческой гражданской зрелости поэты-сэри аккумулировали в себе столько духовной силы, что становились выразителями национального феномена во всех его проявлениях. Именно они становились тогда продолжателями великих культурных традиций, создателями новых духовных ценностей, в частности, новой поэтики художественного слова.

Корни современной национальной поэтики таятся в творчестве народных поэтов. Выделив из множества великих имен лишь двоих — Биржан-сала и Ахана-сэри, — мы сделали попытку проследить генезис внутренних художественных форм в поэзии. В этой связи надо подчеркнуть, что Внржан обогатил казахскую поэтику многими художественно-стилистическими приемами. 'К примеру, традиционно-символические образы у Биржана обретали плоть и кровь жизненных реалий.

1 Уахатов В. Казактыц халык; елеш,—Алматы, 1974.—230 б.

2 Ысмаилов Е. Эдебиет жайлы ойлар. Алматьг, 1968.-316 б.

Характерный для народной поэзии прием психолого-синтаксического параллелизма (или использование в начале строфы «бессмысленных», на первый взгляд, двустиший) Биржан поднял на новую художествеаную ступень:

Поэтика данных стихов чем-то напоминает классическую лирику Абаяг у Биржана: «Речь твоя мед, а зубы — жемчужины», а у Абая; «в дыхании твоем — аромат цветов, в светлости лика — лучезарность солнца». Однако многие образцы, сравнения Биржана более народны, они в русле традиционной эстетики.

Безусловно, основа основ национальной поэтики —_чув-ство слова. У названных выше поэтов это чувство было обостренным. Если условно считать, что единица стихотворной площади может вместить энное количество художественных тропов и значит образно — поэтических ассоциации, чем, собственно, и определяется значимость поэтического слова,— то в стихах Биржана и Ахана эта насыщенность была огромной. Вместе с тем, безошибочное чувство слова делало их произведения легкими, гармоничными, входящими в воспринимающее сознание с естественной простотой и непринужденностью. Не случайно творения этих поэтов, за редкими исключениями, не были предназначены для декларации — они могли существовать только в форме песни.

Характерной чертой творчества народных поэтов является также необычно зримая образность. Практически каждое слово в их стихах — метафора. Стихи — это не просто сумма информации: это караван .метафор, многоцветье образов, богатство ассоциации. Не случайно в творчестве Биржана и Ахана редки отвлеченные стихи: наоборот, действие в них всегда конкретно, и вместе с тем не замыкается в мелочах повседневности, за ними стоит всегда что-то обобщающее, философское, мировоззренческое,

К,арагым, айналайын, кез

кергешм, Буралган тал шыбыктай

кыпша белщ. Сезщ-бал, т1сщ меруерт

беу карагым, Еамде «мен сендж» деп

сез бергешн.

Милая, благодарю тот миг, когда тебя увидел, Твой нежный, гибкий стан когда увидел. Речь твоя •— мед, а зубы— жемчужины. Когда ты сказала: «Твоя навсегда».

б) Жаирово-стилистические поиски современной казахской лирики

Эпоха письменной литературы была ознаменована гением Абая. Фольклорные традиции и собственное видение мира, мир классической восточной' литературы и русская культура — все это причудливо переплеталось в творчестве Абая, выплавило субстанцию новой национальной поэтики.

Сегодня уже нет сомнения в том, что поэзия Абая значительно расширила творческий диапазон традиционной казахской лирики. Указанный жанр в его творчестве из выразителя интимного, личностного перерастает в универсальное литературное направление, охватывающее самый широкий спектр философских, психе,логических, социально-общественных, этико-эстетичсских категорий. Здесь нам необходимо подчеркнуть следующее: самые великие явления культуры определенного народа рождаются и созревают на основе спсцифически национальных культурных традиций. Ярким подтверждением тому творчество Абая, являющееся плотыо от гтлоти народной казахской поэзии.

«Многие поэтические новшества Абая не есть результат заимствования из других литератур, они уходят корнями » глубины национальной культуры: как пример укажем, что оригинальная метрика стихов Абая имеет безусловные аналоги в таких образцах казахского фбльклора, как поговорки-пословицы, загадки и ораторские речи, эпосы и причитания-плачи",—считает 3. КабдулогЛ Вот как сообщает ci:oh наблюдения по психологическому воздействию произведений литературы па сознание людей М. Муканов: «С одной стороны, фольклорные жанры оказывают безусловное влияние на формирование психики и образа мышления людей, которые с помощью былинно-эпических образов утверждаются в идеях добра и справедливости. С другой стороны, эти образцы становятся как-бы отправной Точкой их самостоятельных философских исканий»2. В этой сфере мы хотим особо подчеркнуть, что одной из причин пышного и очень быстрого расцвета казахской письменной литературы является наличие богатейших традиций устного народного

1 Кабдолов 3. On enepi; Эдебпет теор-пьщ непзде|м. Л. 1976. 302—348.

2 Муканов М. Акын-оп epici, Ллматы, 1980. 129—135 6,

творчества. Во второй половине XIX века казахская поэзия стала письменной. Это историческое событие 'связано прежде всего с именем великого казахского поэта Абая Кунан-баева. (Поскольку творчество Абая Купанбаева достаточно подробно исследовано в казахском литературоведении, мы не останавливаемся на нем специально, хотя весь последующий анализ ориентирован на лирику Абая как вершину национальной поэзии. Жизненность новой формы литературного творчества была доказана появлением целой плеяды выдающихся писателей и поэтов, среди которых следует особо выделить М. Жумабаева, С. Сейфуллпна, И. Жан-сугурова, М. Ауэзова, С. Торайгырова. Традиция письмен ной лирики была удачно продолжена творческими исканиями К. Аманжолова, Г. Орманова, Т. Жарокова, X. Ергали-ева, Ж. Молдагалиева, С. Мауленова, Г. Кайырбекова и многих других современных казахских поэтов.

Однако в истории казахской лирики есть одно уникальное явление, стыкующее собой традиции основоположников казахской письменной поэзии и реалии современной казахской лирики. Это творчество Касыма Аманжолова. Утонченный лиризм, образность, ясность характерны для творчества поэта в целом. Особый романтический настрой, пластика образов, интонационно-рптмичсская выверенноегь привлекают внимание с первого взгляда. Здесь чувствуется творческое восприятие поэтом лучших образцов европейской лирики, в частности, Гёте, Байрон, Лермонтов. Но сама поэтическая ткань, природа полисемии восходит, безусловно, к творчеству великого Абая.

Формирование индивидуального стиля, философии возможно лишь на основе всеобъемлющего и глубокого позна!-ния внутренней жизни народа, языковых особенностей, эти-ко-эстетических идеалов. Творчество К. Аманжолова не представляет в этом плане исключения. Однако его творчество не стилизация под народнопоэтические образцы. Оно органично-народно: ибо природа его растворена в изначальных духовных ценностях казахского народа и возрождена в стихах и поэмах как эманация • этих духовностей. Вместе с тем невозможно отнести К. Аманжолова к плеяде поэтов-импровизаторов, ибо при всей народности его поэзии в нем сильны традиции классической письменной литературы. В творчестве поэт руководствуется собственными критериями красоты, добра, духовности.

Поэзия 60—80-х годов развивалась неравномерно. Выли свои подъемы и свои провалы, обретения и неудачи. Вместе с тем, в молодом поколении сложилось ядро поэтов, пронесших изначально декларированные принципы поэтики через десятилетия поисков и сомнений. Характерно, что они как бы разом переступили черту, за которой остались традиционные, усилиями предыдущих поколений (30—40-х, 50-х. годов) возведенные в статус неспоримых, принципы и приемы . художественного словописания. Впереди были бескрайние пространства Мировых культур, но чтобы не затеряться в их лабиринтах, нужна была ариаднина нить национальной поэтики. Не случаен потому устойчивый интерес этих поэтов к истории родного народа, к богатству его устно-поэтического наследия.

Одним из признанных лидеров поколения поэтов' 60-х годов был Т. Айбергенов. Его верблюдица, насмерть загрызшая верблюжонка и бегущая на родину (где она, родина?), стала символом национальной поэтики — символом верности древним традициям, неразрывности творческих уз, питающих современную поэзию. Т. Айбергенов выступил новатором в лирике, а это уже кое-что значит, ибо казахская поэзия традиционно лирична, это константа ее как художественного жанра. Но новаторство Т. Айбергенова, пожалуй, не столько в новизне поэтических идей (хотя этого у пего не отнимешь), сколько в стилистике исповедания их. Своим словом поэт как бы высветил изнутри такие известные .всем понятия, как правда и ложь, любовь и разлука, счастье и горе. Для многих Т. Айбергенов — поэт интима, для других — громогласный бунтарь, Дан-ко казахской поэзии. Мы не стали опровергать ни то, ни другое мнение: в своем посильном анализе стремились показать, что обе эти.стороны творчества Т. Айбергенова питаются из одних истоков, уходящих в свою очередь в глубины национальной поэтики.

Один из поэтических антиподов 'Г. Айбергенова — К. Мырзалиев. При чтении его стихов возникает определенный холодок. Но это не холодок отчуждения — скорее ледниковый порог мудрости, не признающего ничего легкомысленного, порывистого, бездумного. Стихи К. Мырзалиева по-хорошему злы-, поэт ни на секунду не забывает об этом бренном мире, в котором все еще торжествуют несправедливость, обман, насилие. Поэт не дает увлечь ни себя, ни, тем

более, своих читателей дымкой иллюзорных мечтаний, псевдоромантическим ореолом потусторонней избранности. Соответственно формируется и его художественный арсенал: слог К. Мырзалисва точен, каждое слово выверено, поэт избегает не только красивостей, их он себе просто не позволяет, но и красот, если они отвлекают от самой мысли. Вместе с тем во многих своих произведениях К. Мырзалиев беззащитно лиричен, и его скупая, лаконичная манера письма лишь усугубляет эту лиричность. Особенно это проявляется в отношении поэта к своей юной читательской публике — никто из современных поэтов не пишет так много и так увлеченно для детей, как Мырзалиев. С начала 70-х годов на одно из ведущих мест в казахской поэзии по праву выдвинулся М. Шаханов. Прежде всего необходимо отметить широту творческого диапазона этого поэта. Ему подвластны и чувствительная лирика, и актуальная публицистика, и резкая сатира, и мягкий юмор. Многие стихи М. Шаханова, — суть нереализованные поэтические пьесы — это хорошо уловили театралы, не раз переноснвише действие и атмосферу произведений М. Шаханова на сценические подмостки. Поэт во многих областях поэтики выступил как новатор. Пожалуй, именно с него обрела жизнь в казахской поэзии форма баллады, а также развернутого, драматически выстроенного, эпически содержательного стихотворения. Много нового внес М. Шаханов в традиционный жанр поэмы. Для поэтического стиля М. Шаханова характерны обостренность и перепад ритма, он часто использует свободный стих, что, впрочем, не мешает ему быть филигранным мастером рифмы.

Особняком стоит творчество поэта Ж. Нажмидеиова. Среди своих громкогласных сверстников он был сосредоточенно замкнут, порой даже застенчив. Поэзия его не из тех, что быстро находит читателей: наоборот, вдумчивые читатели сами ищут поэзию Ж. Нажмидеиова. С каждым годом это становится яснее, и, кажется, вслед за читателями и критиков потянуло посмотреть, что за тайна кроется в этих неброских, неэстрадных стихах.

Прежде всего, на наш взгляд, Ж. Нажмиденов ограничил свой поэтический мир от мира внешнего, будущего, непостоянного. Но это не вакуум. Просто поэт перенес явления и факты жизни в новое, по универсальной шкале отмеренное, бескомпромиссное измерение. Возможно, это из-

мерекие истины. Во всяком случае все, попавшее в этот мир, освобождается от всего фальшивого, наносного, украшательского, короче, становится самим собой. И тогда начинается суд поэта. Суровый, порой безжалостный, суд. Поэзия Ж. Нажмнденова во многом еще не прочитана, хотя книги его всем известны; язык его иносказаний не расшифрован; поэтика не разгадана. Нами сделана лишь попытка установить ориентиры в поэтике Ж. Нажмнденова.

Каждый из наиболее крупных современных казахских лириков — Т. Айбергенов, М. Шаханов, Т. Молдагалиев, К. Мырзалисв, Ж. Нажмидепов, С. Жиеибаев—представляет собой поэтическое явление с оригинальным стилем, эсте-тико-фплософской концепции и т. д. Но есть одно измерение, общее для всех,— это временное. Да. эти поэты прежде всего—современники, и, как дети одной эпохи, они болеют одними идеями, ненавидят одних врагов, идут к одной цели. А что касается поэтических традиций, поисков новых образно-языковых средств, то здесь они идут плечом к плечу. К примеру, многие стихи Т. Айбергенова, М. Макатаева, Л\. Шаханова, написанные в размере традиционного казахского 11-сложника, обнаруживают явную структурно-семантическую близость; здесь же уместно вспомнить крылатое изречение М. Макатаева: «Куш киген казактыц кара еле-цш шекпен жауыи езше кайтарамын». Смысл этого изречения состоит в том, что действительно традиционный казахский стих («кара елец») является наиболее популярным и универсальным стихотворным размером в современной поэзии. Безусловно, использование традиционного казахского стиха («кара елец») в чем-то сближает стихи даже очень разных поэтов. И тем не менее, даже внутри этого стиха наблюдаются значительные структурно-семантические различия. Особенно это касается ритмико-интонационного рисунка.

Каждая творческая судьба не похожа на другую. Каждый талант вырабатывает свой, присущий ему, поэтический стиль При всей несхожести стилей — это явление единой национальной культуры.

М. Шаха нов начинал свой путь с лирических миниатюр, а затем перешел к развернутым сюжетным стихам и балладам. Казахская лирика обрела еще одно новое направление. Мы имеем в виду не столько особенности эпического жанра, сколько расцвет нового поэтического языка, складывание

нового уровня национальной поэтики. Ему удалось достичь редкостного сплава лиризма чувств с эпической развернутостью повествования. Можно сказать, что эпическая структура пропиталась лиризмом каждой строфы, каждой поэтической строки. Этот художественный симбиоз мог существовать лишь при качественно новом арсенале поэтических средств, в первую очередь •— поэтического языка. Не случайно, язык баллад максимально приближен к устной народной речи, что при авторском стремлении к созданию драматических ситуаций привело к появлению неравносложных стихотворных строк):

«Москал шебер кушп-шсгп

Карагым-ау муныц не?

Кепсшгенщ осы нурсыз, шабаталы кунщ бе?»

Как видим, драматические элементы активно вкрапливаются в стихотворную ткань. Однако рифма, ритм, динамика не теряют своих первоначальных функций. Скорее наоборот, художественные атрибуты, присущие лишь прозе, становятся достоянием лирики. Это, конечно, новшество. Во-первых, жанр баллады в казахской .лирике развился очень поздно. Кроме того, присущие этому жанру эпическая развернутость, своеобразный ритмико-интонационный рисунок, частное использование свободного стиха, прнтче-вой характер повествования придали лирике М. Шаханова повое качественное измерение. Это обусловлено- тем, что новое содержание требует поисков новых поэтических форм. Каждое слово обретает особую психологическую нагрузку. Композиция баллад и сюжетных стихотворений требует глубокого, почти интуитивного, чувства гармонии. Как правило, произведения подобного жанра характеризуются сложностью, а зачастую и древностью поэтического языка.'

Природа поэтических произведений К. Мырзалиева иная. Что касается особенностей его поэтического язьша, то он характеризуется особой нацеленностью на влияние красоты и истины в самых сложных хитросплетениях человеческого бытия. Привлекают тонкое сопряжение жизни и поэзии. Здесь отсутствуют привычные метафоры, сравнения, слова просты и будничны. Однако сочетание слов создает тонкий психологический портрет, ставит во всей остроте извечную дцлему добра и зла, силы и слабости, мужества и предательства. Немаловажную роль играет в его поэтике и

ритмико-ннтонационный рисунок, которому свойственна большая семаитнко-стилистическая 1гагрузка. Это, по сути, один пз популярных художественных приемов в творчестве К. Мырзалиева.

Безусловно, ценность поэзии определяется не одним лишь стилем. К. Мырзалиев действительно внес много нового в структуру казахского стиха, придав этим новшествам статус художественной нормы. Но дело не только.в этом. Более важным нам представляется тот факт, что поэту удалось достичь гармонии своих эстетико-философских принципов с изменениями в структуре стиха. Лишь благодаря этой гармонии стал возможен тот интенсивный сплав чувств и мыслей, называемый поэзией К. Мырзалиева.

Если проследить эволюцию литературно-художественных жанров казахского народа с глубокой древности, то можно сделать вывод: сам институт степного рыцарства (сал-сэрн) был основан на громадном волеформирующем воздействии поэтического слова, которое предполагало сю-жетно-эпическую «мотивировку» конкретно-необходимого всенародного действия (знаменитые орхонские тексты, выбитые на каменных стелах, тому доказательство). Таким образом, баллады М. Шаханова и развернутые философские стихи Т. Айбергенова — продолжение поэтических традиций, возрождение древнего жанра на современном уровне современными художественными средствами. Традиционный казахский 11-сложник, эпический 7—8-сложный размер, характерный для древнейшей поэзии 14-сложник, свободный стих — все эти грозные оружия находятся в поэтическом арсенале Т. Айбергенова.. Порой кажется, что стих становится несколько тяжелословным, но это скорее отражение масштабности затраченных проблем, невозможность уложить их многомерность в легкорифмовую структур/. Этим же, по-видимому, объясняется тяга Т. Айбергенова к свободному стиху. Неоднозначность содержания, многослойность философско-психолоклческрго подтекста обусловливают рождение довольно сложных образов, оригинальных метафор.

Конечно, и до Т. Айбергенова в казахской поэзии использовался прдюм «интенсивной ме^афориза-ции» стиха. Приведем характерные примеры: «дем алысы — у,скФ'к аяз бен кар» — «дыхание — леденящий ветер со снегом»; «мен — тауда ойнаган карт марал» — «я — старый марал,

реззящийся в горах» и т. д. Литературовед К. Жумалнев вводит дополнительный термин «метафорический эпитет» для обозначения следующих языковых явлений: шсщ-гул ацкыган» — «запах твой — благоуханье цветов» в противовес выражению «шсщ-гул» — «запах как у цветов». Однако у Т. Айбергенова метафора не столько «перенесение имени с рода на вид или с вида на род» (Аристотель), сколько сопряжение своего поэтического чувства с многочисленными реалнямй, являющимися для него символами родной земли. Метамофическое «мен тауда ойпаган карт марал» («я — старый марал, резвящийся в горах» относится только к «маралу», а «мынында мешузбей журген кок-темп бГр гул1мб1сщ» — «действительно ли ты не тронутый мной весенний цветок») характеризует уже внутренний мир самого поэта, в горниле собственных ощущений выковывающего образ большого мира, родины и земли. Не случайно эта развернутая метафора состоит из ряда мелких метафор и метафорических ощущений, и подобный «ступенчатый нахлест» эмоции многократно усиливает художественный эффект стихотворения.

Зтот прием часто используется поэтом. Метафора и метафорические эпитеты Т. Айбергенова всегда неожиданны. Ни один из бесчисленных соловьев восточной поэзии не удостоился, к примеру, следующего определения: «телегей тендз сырмен теб1ренген» — «вдохновленный океанами откровений». Традиционное обращение к музе также оригинально: «квпмшц каз ошмсщ» — «неба гусиная песня».

В ряд этих народнопоэтических в своей основе метафор поэт включил неожиданное: аспанга шаншылып калган а к суцп заводтармысыц» — «устремившиеся вверх белые копья заводов». Можно, конечно, спорить о правомерности подобной стилистической вольницы, но факт остается фактом: поэт выделяет не только традиционные духовные ценности, но и реалии сегодняшней жизни.

Следует подчеркнуть, что поэзии Т. Айбергенова в целом присущ удивительный сплав лирического чувства и философской мысли. Сам причудливо образный поэтический язык Т. Айбергенова есть отражение очень сложного мира бунтарской мысли. По нашему мнению, поэзия Т. Айбергенова нуждается в изучении не столько в структуральном сечении, сколько в целостном объеме исторической поэтики.

1 Жумалиев К- Эдебиет теорнясы. Мек.теп. А. 1964. 116—135 6.

Композиционное своеобразие присуще многим стихам и балладам М. Шаханова. По сути оно отражение сложной работы мысли, интенсификации образной плоти произведений поэта. К. примеру экспозиция сюжетного стихотворения «Мен кыз ушш уялдым» (мне стало стыдно за девушку) начинается с повествования в манере старинных казахских эпосов. Однако вместо традиционного «элкпеса» («зачни») поэт предлагает динамичное знакомство со своими героями. Соответственно изменяется инструментовка стиха, насыщаясь аллитерациями, точными мужскими рифмами, упругим ритмом. К кульминации стиха ритм многократно усиливается, напоминая наиболее захватывающие сцены казахских эпосов («скачка Тайбурыла»), Динамика этих стихов —■ в национальных традициях импровизационной поэзии, которая помимо образности и глубины требует точности рифмы, разнообразия^ритма. Однако, чем глубже погружается поэт в стихию традиционных поэтических форм, тем ближе подходит он к решению проблем современной лирики. Жанры народной поэзии, прошедшие проверку временем. М. Шаханов возрождает в своем творчестве в качестве наиболее актуальных поэтических форм.

Зачастую сложность проблемы традиций и новаторства заставляет М. Шаханова выступать в роли поэта-публициста. Нередко поэт замысловато-образному языку предпочитает более простое, почти публицистическое решение темы. Как пример можно назвать такие поэтические творения, как «Теорема взаимопониманиям, «Случай на вершине», «Родина» и т. д., которые заставляют вспомнить извечный вопрос теории: что сильнее — поэтическая образность или поэт! ческая правда?

В казахской лирике в последнее время наметилась тенденция к художественной простоте. Эту тенденцию никак нельзя понимать как примитивизм. С. Жиенбаев, являясь одним из выразителей этой тенденции, достиг в своем поэтическом мастерстве воистину ювелирной отделки художественного слова.

Привлекает внимание исследователя также композиция стихов С. Жиенбаева, в особенности принцип внутристрофь ной симметрии, что делает поэтический язык легким и удобным для чтения. Вместе с тем симметрия стихов С. Жиенбаева является лишь отражением более древних систем стихосложения. Это касается не только количества слогов

Ii строке, но н своеобразного деления на ритмические группы (бунак), которые строго соответствуют друг другу. Как правило, начальная ритмическая группа состоит из 3 слов, а вторая — из 5, что делает в сумме традиционный казахский 8-слО/Кннк. Ритм и интонирование стиха имеют, конечно, субъективные особенности, но в целом проявляется тенденция и канонизация в этих специфических приемах исторической поэтики. Интересно отметить, что эта древняя система стихосложения как бы заново открыта творчеством С. Жпенбаева.

Говоря о вопросах традиции и новаторства, мы сделали основной упор на динамику этих процессов, определенных стремительными ритмами современной интеллектуальной жизни. Вместе с тем надо отметить, что интеллектуализм лишь одно из критериев эстетической ценности литературы. Живая поэзия всегда монолитна и всеобъемлюща. К примеру, можно ли сказать, что философская глубина и усложненность, присущая лирике Ж. Нажмиденова, совершенно чужда творчеству других поэтов — К. Мырзалпева, в частности. Или утверждать, что стихи Т. Айбергенова, написанные в GO-x годах, уже не соответствуют духовным запросам читателей сегодняшнего дня?

Как видим, проблема новаторства не так проста, как может показаться с первого взгляда. Иногда тот или иной поэтический прием, художественный метод, которые .мы громогласно поднимаем на щит новаторства, по сути лежат в стороне от магистральных путей литературы. Переоцениваем отрезок пути развития поэзии, забывая о непрерывности этого творческого феномена, истоки которого таятся в глубине веков, а перспективы составляют единое целое с понятием человеческая культура, ибо пока существует человечество — будет существовать поэзия.

Глава III.

ИНДИВИДУАЛЬНО-ПОЭТИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ СОВРЕМЕННОЙ КАЗАХСКОЙ ЛИРИКИ

.1. Поэтика слова и поэтика национального мышления

Поэзия — один из факторов национальной культуры, этим и определяется ее ценность и значимость. Казахские поэты, воспитанные на многовековых традициях устного народного творчества, тем не менее, поэтами второй половины

XX пека, их мировоззрение и етнль выковываются в горниле многонациональных культур, в тесном общении с наивысшими достижениями мирового искусства в целом. Все это накладывает особый отпечаток на творчество современных казахских поэтов.

Современная казахская лирика характеризуется наличием разностилевых направлении, художественных течении, нидиьндуалыю-поэтические искания авторов отличаются масштабностью мысли, широтой кругозора, творческим о;-пошением к поэтическому наследию парода, новаторским подходом исследования и оружия действительности.

Глубокий лиризм в сочетании с даром философскою осмысления присущ поэзии Нажимеденова; поэт справедливо считается певцом обычных, «не героических» чувств, лирике его находит отражение психология рядового человека с его повседневными заботами ¡1 волнениями. Вместе с тем эта камерность — не трнбуннни пафос лирики, не мешает поэту достигать значительных высот гражданственности; во многом этому способствует лаконичный, се-, мантнчески выверенный язык его произведений Ж. Нажн-медепов внес много новшеств в природу образа творчества: художественный образ делается автором не в статике за-данности, а в динамике его совершения; причем эта динамика требует определенной работы мысли п воображения от самого читателя, вовлекая его в «сотворчество» с автором. Этому во многом способствует оригинальный язык поэта, насыщенный метафорами, неожиданными сравнениям!!; Нажл.меденов создал новую поэтику слова, сообщив последнему многонзломность, функциональную и синтаксическую многозначность. Стилистика произведений поэта характеризуется концентрацией семантики как поэтнкообразующего начала; практически в стихах Нажимеденова нет «вакуума занимательности», который необходимо было бы заполнить искусственным «нагнетанием страстен» или этнографической экзотикой. Поэт живописует жизненные реалии и в художественной форме отражает реализм жизни.

Ж. Нажимеденов — поэт мысли. Поэтому его лирики производит впечатление не одинокой мелодии, а сложной симфонии. Вместе с тем Ж. Нажимеденов — почт глусо.чо национальных традиций: «Тайна национальности каждого народа заключается не в его одежде и кухне, а в его, так сказать, манере понимать вещи»,— отметил В. Г. Белнн-

ский. Лирике Ж. Нажимеденова свойствен негромкий, задушевный тон: обнимая широкий диапазон проблем, обладая широким арсеналом художественных средств, поэт сознательно избирает для своих произведений форму доверительной беседы с читателем. Поэт не развлекает своего читателя, он заставляет его переживать вместе с собой. «В словесном споре ценны не эмоции, а находчивость»,— гласит казахская поговорка. Это наблюдение справедливо можно отнести к области народной поэтики, богатая традиционность которой не отмечает, а скорее предопределяет своеобразие индивидуального творчества. «Сильнее крика шепот» — его поэтическое кредо. Отсюда камерность, даже интимность его лирики.

Он принадлежит категории поэтов, чьи творения не выплескиваются наружу от-избытка для постороннего глаза, это воистину «храм поэзии», вход в который доступен лишь по билетам высокой культуры поэтического слова. «Через прицел языка, стреляя шутками, попадаешь в цель, если владеешь секретами слова; но чаще попадаешь впросак: чувства выходят из-под контроля, и собственная мысль хватает тебя сзади»,— так описал поэт процесс творчества. Поэт отчетливо понимает необходимость «фиксации» половодья чувства путем образного выражения мысли, но это половодье, судя по всему, сильнее авторского желания. ¡5 этом тоже есть своя закономерность, ибо поэзия без чувства выражается схоластикой. В то же время Ж. Нажимеде-нов далек от мысли акцентировать в своих произведениях только эмоциональный аспект. Он стремится передать свое видение мира, свою эстетику и философию жизни. Так получается, что в центре его поэзии стоит личность самого поэта, время измеряется биением его пульса. В этом н слабость, и сила творческого метода Ж. Нажимеденова. Слабость, на наш взгляд, заключается в изолированности от внешнего мира, а диалог с этим миром—посредством «форточки» авторского самовыражения. Вместе с тем постоянная концентрация на вопросах духа, самоуглубленное ноо никновёнис в психологию творчества придают поэзии Ж. Нажимеденова новые измерения, определяют се художественно своеобразие. Ж. Нажимедеиову также знаком изнурительный труд, когда, по словам В. Маяковского, изводишь единого слова ради тысяч» тони словесной руды. Отсюда

стремление иозта к «повтору» определенного эмоционального состояния, стремление во что бы то ни стало поразить мишень художественной стрелой вдохновения. Поэт нашел специфический образ, передающий эти творческие муки: «не хочет возвращаться с пастбищ мое вдохновение — полукровка-верблюдица». В современной казахской лирике отчетливо прослеживается тенденция к новаторству по всем параметрам художественного творчества.

Мынау ойдыц тоттЫ-ап О, сладость этих мыслей,

Обращает на себя внимание структура неравносложных строк, со свободной рифмой. Автором удачно использованы приемы народной поэтики. Вместе с тем Ж. Нажи-меденов не увлекается игрой метафорических ассоциаций, не спекулирует возможностями аллитерационного стиха, характерного для казахской поэзии. Строгий, даже аскетичный строй стихотворения хорошо гармонирует с глубиной философской концепции автора. Тонкая нюансировка семантических оттенков их делает богатым стих как бы изнутри. Метафорическое — говорит о стилистических поисках поэта, лежащих в русле общестилпстнческих поисков современной поэзии. Использование двусложных внутренних рифм в конце строки придает стихотворению традиционный ритм казахского поэтического повествования («жыр»), основанного па повторяемости созвучных слов: «ояр бо-лар» — «соган конар» — «обал болар» и т. д. Подобные явления наблюдаются и в других версификанионпых системах. Вот как объясняет это, например, латышский поэт О. Вацпетпс: «У меня рваный ритм как раз требует таких рифм, чтобы сжать строчки, точно пружину. Это как бетхо-вснские четыре удара. И тут опять важно чутье языка. Многие, в том числе поэты, не чувствуют такую рифму. Ее

канар ма адам, Тым тэттшк тацдайы

ояр болар, Ум1т дегеи одем1 кебелек

кой,

Кай жерщде гул ессе

согап конар. Мынау ойдыц тэтт!с1-ай

болар, болар...

человек не в силах насытиться ей. Излишняя сладость

выдолбит горло. Надежда — красивая

бабочка,

облетающая все цветы. О, горечь этих мыслен, горечь, горечь...

тоже надо уметь использовать. Например, после однослож-~ ного слова идет строка, и она должна подготовить почву, чтобы «взорвалось» трех-четырехсложное слово, завершающее рифму».1

Ж. Нажимедеиов естествен в своих поэтических экспериментах. Его художественные изыскания ставят целью максимальное освобождение смысла засилья формы н потому читатель доверяет поэту, видит в нем не просто поэта-современника, поэта-соратника. Эта особенность Ж. На-жимеденова еще раз говорит о душевной чуткости поэта, о его умении нащупать пульс времени. Ж. Нажимеденов, безусловно, мастер художественного штриха. Это позволяет автору до последнего момента держать смысл повествования «в секрете», нередко окрашивая сюжет в легкие, юмористические тона.

Мен осы елгешм жок па Может, я умер?., в таких

екен, выражениях пишут обычно Уйтксш кеи мактаулар некрологи,

некролог секиш.

Казалось бы, беззаботный, легкий смех, но какие глубины он высвечивает.

Поэт знает цену вдохновения, но он ищет его не столько в буйстве и размахе чувств, сколько в их глубине. Не случайна эта метафора «ночной воды», если гребни бегущих волн олицетворяют творческую интеллигенцию, но «неприметная» ночная вода —это духовные силы народа. Слиться с простым народом, стать частичкой народа — вог цель поэта. Здесь его творческие и духовные истоки. «Глубина заставляет волноваться океан, а не ветер» — это, уже отмеченное нами, поэтическое кредо, стоит в одном образном ряду с «ночной водой» народной мудрости. В этом отказе от собственного «Я», потенции национального самовыражения путем обезличивания автора — суть поэзии Ж. Нажимеденова, продолжающего традиции народного культуротворчества. Лирика Т. Айбергенова, при всей ее замкнутости в пределах национальной поэтики, является опганической частью большой общечеловеческой культуры; вместе с тем Айбергенов пришел в поэзию как символ возрождения древнего, фольклорно-песенного искусства слова, с его многомерной образностью, изысканной мета-

• О. Вациетис. Вопросы литературы. 1982,—№ 2,—С. 107—132,

форичностыо, с той знакомо непривычной атмосферой, напоенной духом богатырских сказаний и лукавых восточных легенд; аруана Айбергенова, самой себе, стала не только символом, но и метафорическим воплощением поэтического творчества самого Айбергенова; в небольшой по объему, но удивительно насыщенной лирике поэта сошлись скорости эпохи минувшей и эпохи будущей.

Рацо ушедший из жизни, Т. Айбергенов был оплакан своими почитателями как первый лирик современности, как волшебник казахского поэтического слова. Читая Т. Айбергенова, отмечаешь богатую пластику казахского языка, с трепетом открываешь для себя его неведомые глубины. Да, он всегда стремился постичь глубинную суть явлений, расширить поэтический диапазон. Поэтому его произведения невозможно рассматривать лишь в аспекте содержания и формы, они требуют очень широких и философских обобщений. В современной казахской поэзии немало сугубо личностных стихотворений. Но лирика Т. Айбергенова выделяется своей проникновенностью, умением сочетать свое интимно-сокровенное с волшебной тайнописью поэтического слова. Слияние этих двух стихий — души и слова — порождает совершенно новые художественные лиры, новые образцы и краски. Вместе с тем поэт не захлебывается в этом наплыве чувств, интуитивно он чувствует меру эмоции и мыслей, которая единственно преобразует этот огненный поток в явление высокохудожественного порядка. Возможно, именно в этом кроется одна из причин того, что в поэзии Т. Айбергенова совершенно не ощутима дидактика, присущая всем видам литературного творчества. Поэзия Т. Айбергенова воспринимается как вдохновенный гимл жизни, ее весне. Щедрой рукой бросил поэт в землю семена прекрасно-диковинных цветов, увидел счастливую пору их благоухания и ушел из жизни, не дождавшись осенней печали.

Необходимо подчеркнуть, что все эстетико-психологи-ческие реалии поэтики Т. Айбергенова обретают полнозвучность лишь в системе национального мировоззрения, на фоне национальной эстетики и философии. К примеру, в поэзии с незапамятных времен цветок — символ девушки, ее красоты и чистоты. Но этот традиционный образ у казахского поэта дается в ином измерении, новом ракурсе. «Ливни мои не раз просыхали в глазах степных цветов»,—

I

39

здесь каждое слово—метафора, смысловой подтекст—неоднозначен, многослоен. Без дождей не восходят цветы, ливни отчаяния заставляют вспомнить неразделенную любовь, капельки. дождя скатываются слезой, а есть ли женская красота без слез? Традиционный в поэзии прием параллелизма здесь встречается в наиболее усложненной, динамичной форме.

Аруана жаудыц колына туссе, ботасын шайпап елпрш,

Каралы моипын кайтадаи артка бурмастай халге

ке.шчрш...

Исследователи, удивленные столь необычной поэтикой, долгое время считали это стихотворение пе имеющим прецедента в казахской поэзии. На наш взгляд, это не совсем верно. Здесь явственны мотивы и образы древней казахской поэзии, начиная с Асанкайгы и Шалкнпза. Нечто не может появиться из ничего. Т. Айбергенов явил нам в новом виде хорошо забытое старое, наполняя животворной водой современности высохшее русло древней казахской поэзии. Вместе с тем необходимо подчеркнуть, что не каждый 14—15-сложный стих может считаться продолжением упомянутых традиций. Дело не в количестве слогов, а в особой духовной субстанции, которую правильнее будет определить как национальный стиль мышления. Лишь в этом измерении становится явственной связующая нить времен, олицетворения в знаменитых и безвестных народных мудрепах, читающих душу человеческую как раскрытую книгу природы, родную степь считавших эманацией человеческой души. Без сомнения, в душе Т. Апбергенова горела искорка этой великой степной культуры. Реальна здесь не столько «верблюдица», мчащаяся домой, сколько отражение этого факта в сознании казахского народа. Собственно, только высокая культура народа, утонченное эстетическое чувство могли вызвать к жизни подобную картину, выделить ее из сотни обиходных явлений и вознести его в ранг художественного переживания, в ранг искусства. Поэт как бы взламывает здесь корку духовного рационализма, присущего людям современности, заставляет их взглянуть в глубины национального духа.

Воспетые поэтом аруаны находятся в художественном сопряжении с личностью самрго человека. В литературной теории этот прием получил название «параллелизма» или

пичнвается «лобовыми» параллелями, когда строка соответствует строке: у него этот прием распространяется целиком на семантико-синтаксическое целое, являя собой «ступенчатое» многослойное сопряжение. Безусловно, творческая природа каждого художника различна. Как, к примеру, сравнить пламенную поэзию 'Г. Айбергепова с философски мудрыми, точно выверенными стихами Ж. На-жимеденова? Поэзии Т. Айбергепова свойственна гармония чувств и живописи. Эта гармония была его жизнью, сутью лиризма. Он не стремился отразить в своем творчестве реалии повседневности, более важны для него роли духа. Кун бикеш кек жнектен кулап кеткен, Самал жел сыбырлайды кулакты епкен, Суцптш терецше жулдыздарды Сыкырлап кайнап жатыр булак быкен. Солнце-молодица завалилась ни в ту сторону

горизонта

Свежий ветер что-то нашептывает в уши, Заставив звезды нырнуть в свою глубину, Хрустально кипит в тишине родник. Издавна родник в поэтическом языке стал символом особой чистоты, свежести, он породил ряд эстетических аналогов не только в поэзии Т. Айбергепова, он обрел столь чувственный, «плотский» колорит.

Айналып кутыншы жел журп'рш жур, Эушлдеп урген иттей кур аулактан.

Зде^ь, безусловно, развитие традиции казахской лирики, берущей начало от знаменитого Абая. Вместе с тем поэг дает чувствам перехлестнуть через поэтическую корму своего художественного видения. Если нельзя разглядеть картину вплотную (по закону перспективы краски сливаются), то поэт умеет выдерживать необходимую «дистанцию» между субъектом и объектом. Но именно эта «отстраненность» создает иллюзию взаимопроникновения меняет субъект и объект местами. Поэтический метод Т. Айбергенова обрел широкую популярность в современной казахской лирике. Даже М. Шаха-нов — один из оригинальных поэтов сегодняшнего дня — многое заимствовал у Т. Айбергенова.

Да, творчество Т. Айбергенова невозможно рассматривать вне национальной традиции, оно вобрало в себя все достижения национального духа и национального языка.

Мешн, жаным лириканыц жйнагЫ, Тауларыцнын. бшктеткен мерешн. Мешц кеудсм ерекше б1р куй багы,. Булбулыцныц булюлдеткен кемешн.

Моя душа — средоточие лирики, Возвышающей вершины этих гор. Моя душа — сокровищница кЮсв, Приводящих в трепет даже соловьев.

Вот так, за иронией, пряча истинную природу чувста, выразил поэт свою причастность к миру национального духа, свою неотъемлемость от гущи народной жизни. Сегодня, вчитываясь в огненную поэзию Т. Айбергеиова, мы убеждаемся в жизненной достоверности айбергеновского ■ об раза аруаны, не могущей жить без родины. Это сам поэт не мог жить без своей Родины, без своего народа. Чувствуя, что обрывается земной путь,' поэтического таланта и великой любви своей, вновь вернулся к своему пароду, к своей духовной субстанции — вернулся поэзией. Щемящая душевность — камертон всего творчества поэта, ключ к пониманию его художественного стиля. Поэтому фраза: «Ку-лагеров моей мечты камчой подгоняешь ты» воспринимается в своеобразном музыкально-философском ключе, на обнаженном нерве национального мировосприятия. Созданный Т. Айбергеновым образ «кулагер мечты». породил множество поэтических «двойников», но звезды, которых легко касался поэт, недоступны его епигонам.

Эта же преданность человеческим нпостаеиям, боль за человека как за невечное явление природы и одновременно гордость за бессмертие его духа и творческую неистощимость разума — характерны для поэзии Макатаева, этим он духовно сроднен с бунтарской поэзией Айбергенова, хотя поэтика его многоохватна по тематике, жанрово разнообразна, систематически многолика. Язык Макатаева, при всей образности и значимости, не столь концентрирован семантически, как например, у Нажимеденова, но охватывает огромный ряд явлений, обладает способностью без излишней многозначимости, точно отразить суть явления. Стиль его открыто философичен, поэт многое видит и чувствует и умеет хаос впечатлений свести в логический комплекс. Однако внутренний лиризм, отсутствие и нетерпимость к фальши, задушевность интонации делают его произведения доступными читателю, хотя понять высокую фи-

лософскую мысль Макатаева не очень просто. Поэзия Мака-таева является одним из наивысших достижений современной казахской лирики и, безусловно, представляет собой совершенно необходимое звено в золотой цепи национальной поэтики.

Отчаяние правды и правда отчаяния. Отсюда, пожалуй, берет начало драматический стиль в творчестве М. Макатаева, который позднее даст образцы воистппу шекспировских страстей. Но в целом в поэзии М. Макатаева преобладают ясные тона, прозрачные краски. Вместе с тем ей совершенно чужды легковесность, стремление к аффектации. Романтизм поэта сродни его реализму, он основан на тех же принципах благородства, добра, справедливости, красоты.

После М. Макатаева писать стихи стало труднее. Нет, не писать стихи, а быть поэтом. Поэзия М. Макатаева открыла новые перспективы казахского стихосложения, создала новую эстетику стиха — здесь уместно вспомнить распространенное мнение о том, что в древности, а также в средние века люди расценивали поэзию не как продукт человеческого разума, а как проявление «небесных» сил. Этот факт своеобразно объясняет тот длительный застой, который имел место в области исторической поэтики. Мы вспомнили об этом в связи с анализом творчества М. Макатаева, ибо его поэзия сеть отражение исключительно «земных» проблем. Самую вдохновенную красоту поэт находит не на небе, а опять-таки на земле. Человеческий характер, окружающая природа, Родина — вот и боги его поэзии; впрочем, боги, говорящие на очень богатом, образно-сочном казахском языке. Впрямую с этим связан вопрос о поэтической технике, шлифовке которой поэт обратил самое первоочередное внимание.

Карасаздыц су шли булагынап,

Журетугып кулпырып кула кунан.

Кылыры да, жуп-жумыр муспп де,

Аумайтугын кнжтщ лагынан.

Очень ясная, прозрачная поэзия. Без надрыва, излома, характерна для многих современных поэтов. Это поэзий чистых глаз и спокойного сердца. Поэзия гармоничного человека. К сожалению, судьба не дала полностью раскрыться поэту именно этой стороной творчества.

Творческая лаборатория поэта так же сложна и многомерна, как и его духовный мир, как вся его жизнь. Так уж случается, что прежде чем взять в руки перо, многие поэты проходят огонь, воду и медные трубы суровой, реальной жизни. М. Макатаев был из числа их. Тем не менее, он всегда светел в своих чувствах, искренен в переживаниях. О самых драматических, запутанных проблемах поэт умел говорить оптимистически и уверенно.

Шац шыгармай ¡зшен куйындаган,

Барасыц ба е\пр1м киындагаи,

Сыйын магаи,

Ей ем1р, сыйын маран,

Сыйынды алам мен сеищ буйырмагап.

О, жизнь многотрудная, несешься! Поклонись мне, О, жизнь, поклонись мне, Не дарованное тобой вырву сам!

Этот победительный пафос говорит о силе чувств поэта, о его решимости познать жизнь во всех ее проявлениях, познать все се тайны. Гибкость художественного слова такова, что отмеченный пафос, по сути, принимается всеми. Но не всеми он реализуется в действительности. Поэт в подобных случаях принципиален. Он хочет дойти до сути. Каждое слово его — шаг на этом пути.

Слово, исторгнутое из самого сердца, сравнимо лишь со словами истицы. Это одна из необходимых посылок поэзии и одновременно суть ее. Эта единственная возможность про будить в человеке высокие, нравственные чувства представляет интерес. У поэта нет абстрактных идей, отвлеченных чувств. Если это любовь, то это любовь земная, близкая и понятная каждому. И, вместе с тем, она не касается своими белоснежными крыльями зловонных луж пошлости и вульгарности. Поэт благородно высок, благородно любящ. Он поэт в каждом своем слове. Художественные образцы не отдают искусственностью, они вырваны из повседневной жизни, они суть реалии кочевого общества и, вместе с тем, они заключают в себе метафор и чес к и-обобщающий смысл. Эти качества присущи очень многим стихам М. Ма-катасва. Надо также отметить, что в и и с т р у м е н т о в-к е стиха поэт не стремится к точной рифме, к «заданности рифмы», Просто «самое характерное слово» (Маяковский),

выносимое поэтом в окончание строки, концентрирует в себе столько поэтического магнетизма, что к нему, естественно, притягиваются слова из последующих строк: «Свободной мысли—свободную форму» — этот лозунг в какой-то степени можно отнести и к поэзии М. Макатаева, Вместе с тем, необходимо подчеркнуть, что поэт практикует не «белый стих» в классическом европейском понимании, а сугубо национальную форму, так называемый «изливающийся стих» (токпс олен), который образно сопоставим лишь опять-таки с национальной формой музыки—казахскими кюями—токпс.

Начав с конкретной человеческой любви, поэт пришел к пониманию вселенской любви, любви ко всему живому, к самой жизни па земле. Мудрец, решивший глобальные вопросы бытия, пришел к постижению наивысшей ценности беззаботного детского смеха. Всю жизнь боровшийся за чистоту и святость поэзии, он сам стал ее духом, се святым. Поэзия М. Макатаева удивительно «стабильна», она всегда на высокой поте, всегда г. соответствии с самыми высокими мерками искусства. Драматизм чувств в его поэзии выражен не прямолинейно, в нем преобладают тонкие психологические штрихи. Важно, что все душевные перипетии с огромной художественной силой отражаются в его поэтическом слов с.

Лирика поэта разнопланова. Есть стихи, поражающие обнаженностью чувств, вулканом страстей. Есть стихи, написанные в менее динамичной форме, но насыщенные п с их о л о г и з м о м, очень образные, философски неоднозначные.

Куч бупн турып алды курецгпп, IIIídkíhhíh ашылмайды peni тук, Курещткен ауылдыц сырт жагыпта, Mchí де отыр ма екен 6ipey кутш, Кун сиякты ол даты курещтш.

Узорная связь человеческой психологии нередана очень тонко и образно. В этом стихотворении чувствуешь не столько огненное дыхание ранней поэзии М. Макатаева, сколько успокоительно-остуженный воздух зрелого лиризма. Как будто пламенное сердце поэта все-таки признало над собой власть этой вечной и мудрой природы. Это не столько поражение, сколько преклонение. Преклоняясь перед законами мудрости, поэт сам восходит на се сияющие вершины.

Поэзия — это не сумма рифм, а нечто большее. Ее можно определить самыми различными категориями, с самых разных сторон. Философия жизни. Эстетика человеческого духа. Вера. Религия. Все эти определения по-своему правдивы и, вместе с тем, неполны. В этой «не до конца познаваемости» и прелесть, и суть поэзии. «Может, когда я усталый прилягу — сон волшебный?» — сколько мудрой простоты в этих 'словах. В определенном смысле перед нами философская концепция. Ее надо понимать как древневосточную доктрину иллюзорности сущего. В труде вдохновенном поэт видит красоту их жизни, смысл и счастье жизни.

Бишм де артка мойын бурмасымды, Тауга да, таска да урдым бул басымды, Сеш еске алсам, келедд вм1р сурпм, От свнд1,

отауым жок,

жын басылды.

В этом стихотворении налицо и поиски новой формы. Строфа состоит из 6 строк, различных по количеству слогов. Если сложить последние три строки, то получается традиционный казахский 11-сложник. Дело даже не в этом. Интерес представляет третья строка. Она не рифмуется, но тем не менее не нарушает благозвучия. Это элемент свободного стиха, использованный с таким мастерством, что его даже трудно обнаружить. Поэт часто использует этот прием в монологической речи. Поэт мастерски использует риторические фигуры. Они не просто украшают речь, они несут огромный заряд экспрессии: «1\ай тусга ед!'-ау, кай мацда ед1? Маган кушак сол жанныц жайган жер1?». М. Макатаев умело использует опыт великой народной поэзии. Нетрудно заметить, что, вернувшись в стихию традиционного казахского сгиха, поэт несется на крыльях вдохновения. «В этом голосе жеребенка сила тулпара, взял меня в полон этот голос» — это уже не горожанин. М. Макатаев воспринимает ржание жеребенка, как дух его далеких предков, поклонявшихся коню как символу солнечного божества. Поэт — зачастую проводник мыслей и чувств, не ему лично принадлежавших. Может быть, в этом и заключается суть национального образа м ы ш л е н и я, национальной поэзии?

2. Соотношение,речевого жанра и индивидуального стиля современной казахской лирики.

Многих аспектов этой проблемы касается в своих стихах казахский поэт М. Шаханов. Популярность М. Шаха-нова во многом обусловлена той смелостью, с какой он берется за самые сложные, порой щекотливые и неблагодарные, но всегда актуальные темы. Иногда возникает такое чувство, будто без этих тем, без попыток решения именно этих проблем теряется связь поколений, связь между вче ра и между сегодня. Вместе с тем, в казахской критике нет единого мнения по поводу творчества этого поэта. Есть люди, считающие произведения М. Шаханова легковесными, созданными в расчете на доверчивость непритязательной аудитории. Немало также и тех, кто считает поэзию М. Шаханова наиболее выдающимся явлением в казахской литературе 70—80-х годов. В таком противоречии мнений существует проблема, которая связана с соотношением речевого жанра, и индивидуального стиля. По М. Бахтину: «В каждую эпоху развития литературного языка задают тон определенные речевые жанры, притом не только вторичные (литературные, публицистические, научные), но и первичные (определенные типы устного диалога — салонного, фа-милярного, кружкового, филоаофского и др.).

Не претендуя па исчерпывающую полноту по данному вопросу, отметим, что одним из качеств поэзии М. Шаханова является неординарность его поэтического стиля. Применительно к творчеству М. Шаханова невозможно оперировать привычным набором литературоведческих понятий и терминов. Если этика и лирика традиционно считаются двумя самостоятельными литературными родами, то .в поэзнч М. Шаханова они существуют в единой ипостаси. Как стихи, так и баллады поэта построены на сюжетных началах, и в то же время они сохраняют «концентрат» традиционной лирики. Эта стилевая двухмерность составляет одну из особенностей творчества М. Шаханова.

Как следствие, обнаруживается невозможность анализировать поэзию М. Шаханова в одной плоскости, в рамках одного жанра. Порой даже трудно дать жанровое определение стихам М. Шаханова. В них смешались точность, объемность прозы, глубина философского трактата, полеми-

1 Бахтин М. Эстетика — словесное творчество. М,: 1971.—С. 245,

ческая страсть публицистики, обаяние лирики. Очень показательны в этом плане такие принципиальные произведения, как «Соколы в аэропорту Барселоны», «Великолепие любви», «Поиски истины», «Отрарская элегия». Поэт смело берется за темы, которые многими другими обходятся стороной. Эта' гражданская и творческая принципиальность неминуемо вовлекает поэта в конфликт, приводит к экстремальным ситуациям, когда на одной чаше весов находится правда и честь, а на другой — житейская «мудрость».

Есщде ме,

КЧмд! кшге тецедщ? Каптаган кеп бала тайдан Озып шыккан кезде дара тай, Демедщ гой «алакай». Жеткергенов Жебегенге, Твлегенов Айбергенгс, Б¡р кезбен карап обал жасадыц гой агатай.

Безусловно, эти стихи откровенно публистичны. Все художественно-стилистические средства подчинены центральной идее — отсюда динамика ритма, скупость художественных тропов, нарастание экспрессии и неумолимость доводов. Порою пламенные риторики поэта напоминают; отвагу знаменитого Махамбета. Тот же ритм, экспрессия, обнаженность чувств. Однако есть и различия. Если у Махамбета это непосредственный призыв («Ереукт атка ер салмай»), духовное оружие восставших в неравных схватках), то стихотворение М. Шаханова — скорее внутренний монолог, это взгляд в себя. Если стихотворение Махамбета характеризуется героикой подвига, жаждой сиюминутной деятельности, то монолог М. Шаханова — это философский анализ, охватывающий не только проблемы современного человека, но и

опыт многовековой народной истории. Пожалуй, можно сказать, что стихотворению Махамбета присуща романтика подвига, а стихотворению М. Шаханова — горечь, если не спектицизм, реализма. Стихотворение «Последний монолог Махамбета» можно назвать и монологом отчаяния, и монологом оптимизма. Тесно слиты здесь светлые и темные стороны бытня, есть добро и агрессивно зло, есть нечаль, но есть и надежда. М. Шаханов использует здесь довольно сложный стилистический прием — грацию. От первого до

последнего слова авторская мысль держит читателя в напряжении, подобно основной музыкальной теме хороню орап-жировапа всем богатым арсеналом художественных средств.

Туган е.-пм, О, Родина,

кутиретшсщ ацсаган, ты мое возрождение,

алдан жаркын кун и пока не взойдет над тобой

шыкканша, солнце,

кескшпрд кермейпшп да не увижу я страданий

шаршаган, на твоем лице,

пасык ойлар туншыкданша, и пока не искоренится дуылганы как жарып гул подлость,

шыкканша, и пока цветы не прорастут

жер астынан карап жатам сквозь мой боевой шлем,

мен саган. из-под земли я буду

любоваться тобой.

Именно вокруг ключевых слов (понятий) возникает своеобразное силовое поле, которое притягивает к себе остальные, порождает новые образы, метафоры, эпитеты Вспомним: «Моя гибель — да не обернется твоей погибелью», «сколько же еще злу глумиться над правдой», «О, Родина, ты мое возрождение» — все эти и многие поэтические обороты М. Шаханова поражают своей новизной и точностью. А ведь если разобраться, здесь нет ни одного «неологизма» в собственном значении этого слова. Все эти обороты, во всяком случае их составляющие, известны давно и повторялись поэтами и прозаиками несчетное число раз. Но именно у М. Шаханова они обрели особый художественный подтекст.

О тонкости этого подтекста говорит хотя бы такой факт, неброский, но действительный. Упомянутый прием традиции имеет в данном стихотворении как бы две эмоциональные окраски: «теневую» и «светлую». Первая из них состоит из нагнетания трапов на «-деп», «сумдар коркак тартар деп» и т. д. Вторая настроена на обыгрывании характерного слова «шыкканша»; алдан жаркын кун шыкканша», «дуылганы как, жарып гул шыкканша» и т. д. Иными словами, противопоставление семантики (добро и зло) сопровождается также различиями в инструментовке стиха. В конечном итоге это приводит к возникновению определенных символов, стереотипов восприятия, канонизации смысла (вспомните «Песню о Буревестнике» М. Горького и «Альбатрос» С. Сей-

фуллпна), что лежит в русле общелитературных процессов и,' собственно говоря, является одним из показателей того, что произведение состоялось.

Поэзия невозможна без творческого восприятия уже достигнутого, без обновления своих художественных арсеналов. Поэзия М. Шаханова в этом плане весьма показательна. К примеру, рассмотрим выражение «дуылганы как жа-рып гул шыкканша» («и пока цветы не прорастут сквозь мой боевой шлем»), В общей системе поэтических средств это метафорически-образное выражение занимает особое место, оно как бы являет собой кульминацию градационного ряда, придавая стихотворению необходимую смысловую и эмоциональную завершенность. На первый взгляд, может показаться, что оно имеет сходство с казахскими метонимиями. Сравните:

Кек тем1рд1 кшнш, В синюю броню закован,

шык,ты батыр жекеге. вышел богатырь на поединок.

Алты кулаш ала атпен, На громадном пегом коне, уст! толган болатпен, во всеоружии,

сайдан шыкты кула атпеи. выехал он навстречу на V боевом коне.

(Из казахских эпосов).

Надо отметить, что если рассматриваемое выражение имеет метонимическую природу, то оно довольно далеко отошло от своих «прародителей». Обращает на себя внимание то обстоятельствоо, что данное выражение имеет тесную смысловую связь с соседними строками, определяя вместе с ними образную структуру стихотворения. В этом плане оно имеет свойства антитезы. Но даже в этой функции данное выражение заметно отличается от «классической антитезы» («шендест1ру»):

Аппак ет, кып-кызыл бет, Белокожая, румянолицая,

жап-жалацаш, обнаженная,

1\ара шаш кызыл жузд1 с распущенными черными

жасыргандай. косами, закрывающими

лицо.

Это двустишие Абая теоретик казахской литературы К. Жумалпев определил как «наиболее сильную форму казахской антитезы». Безусловно, в использовании этой сти-

1 Жумалпев К. Эдебиег теориясы. Алматы: 1964—207 б.

лнстической фигуры в художественном творчестве Абай не имел себе равных. Однако М Шаханов создает необходимый контраст уже не только внутри строки, но и за ее пределами. В объеме всей строфы, и даже стихотворения, этому способствует удачно использованный поэтом прием строфической анафоры («сспе кайталау») — «мен сенемш кущ ертец». В строфах, начинающихся с этой строки, поэт перечисляет все изменения, которые он ждет в будущем. Эта градационная патетика обрывается контрастным:

Пасык ойлар туншыкканша, И пока не искоренится дуылганы как. жарып гул подлость,

шыкканша, И пока цветы не прорастут

жер астынан карап жатам сквозь мой боевой шлем, мен саган. из-под земли я буду

любоваться тобой.

Как видим, в создании этого противопоставления в пределах всего стихотворения («развернутой антитезы») огромна роль ключевого выражения: «и пока цветы не прорастут сквозь мой боевой шлем», которое дает как бы импульс указанной семантики. Таким образом, даже один единственный троп может определить собой всю художественно-стилистическую систему поэтического произведения. Исходя из этого, антитезу М. Шаханова трудно сравнить с классической казахской антитезой — насколько стилистически шире, психологически глубже стал этот прием в руках современного поэта. Именно в подобных удачах находит свое выражение динамика теории и практики художественной поэтики.

Да, современная казахская поэзия сделала большой шаг вперед как в смысле формы, так и содержания. Но все эти достижения стали возможными лишь па богатейшей национальной основе, на традициях национального поэтического языка. Безусловно, даже следуя в фарватере великих предшественников, К. Мырзалнев стал оригинальным поэтом. По оригинальность его заключена не столько в формалистических ухищрениях, сколько в самобытности мировосприятия, новизне эстетнко-философских концепций. Кара булттай ыдырап, Кеци'пм;и баскан муц, Ксудеме кеп куйылды-ау Бар жулдызы аспанныц.

Достаточно л» отметить, в применении к этим строкам, их поэтическое «красноречие». Наверняка нет, ибо в многообразной казахской поэзии (да и у самого Мырзалиева)' найдутся и более «красноречивые» стихи.

В теории литературы существует множество определе иий понятия «лирика». Каждое из них несет в себе частицу истины, и каждое имеет право на существование. Тем не менее, если попытаться привести все эти определения к какому-то общему знаменателю, то, пожалуй, надо выделить «силу эмоционально-психологического воздействия» — как наиболее характерные свойства лирики. К примеру, если вернуться к приведенному выше двустишию; то надо сказать, что без этого усилительного «ау» (куйылды-ау) оно потеряло бы половину своей выразительности: во всяком случае, оно перестало бы быть специфически «мырзалиев-ским». В чем причина? Дело в той экспрессивной «намагниченности», которой обладает это пресловутое «ау». Поэг тонко чувствует это и использует данную «деталь», .хотя она совершенно излишня, как в плане благозвучия, так и ритма. Владея филигранной поэтической техникой, К. Мыр-залиев умело насыщает плоть стихотворения разнообразными художественными тропами. Метафоричность языка, богатая определительная характеристика, специфически национальная образованность делают поэзию К. Мырзалиева многомерной, полпфонпчной. Если «пересказать» содержание данного стихотворения даже вполне профессиональной прозой, то теряется нечто неуловимое, что поэзию делает поэзией. Сквозной семантический мотив, основанный на многозначности слова «боз» (серый), как лексической, так и национально-психологической, как бы обрамляет основную идею стихотворения, придает ей завершенность.

Поэт умеет быть неожиданным. Тонкий психологизм, эстетический такт, чувство юмора позволяют ему сопрягать, казалось бы, несопрягаемые вещи: К и 13 уйд{, Жайлауды, даланы укпай, ¥кпайсыц гон, ¥кнайсыц мет балам. Два жизненных уклада. Его стихи — не оплакивание степи, а скорее призыв взять ее жизненные силы, ее дух в путешествие по звездным мирам человеческой цивилизации. Да-

же в масштабах страны трудно назвать поэтов, ставших бы вровень с К. Мырзалпевым по глубине осмысления современности, по ограничностп сочетания национальных и интернациональных аспектов данной проблематики.

Искусство слова не терпит догматики в художественных критериях, каждое слово самоценно и эстетически значимо. Потому, говоря о поэзии К. Мьтрзалиева, очень трудно безапелляционно заявить: эти стихи прекрасны, а вот эти — ни к чему не годны. Ибо каждое, даже самое неудачное, стихотворение, открывает новую грань творчества поэта, высвечивает определенные перспективы его поэзии. Что касается «самоповторепий» в поэзии, то это действительно хроническая болезнь многих современных авторов. Сказать, что М. Мырзалиев свободен от этого греха, было бы отступлением от истины.

Вышеприведенными краткими суммарными выводами не исчерпываются содержание и значение индивидуально-поэтических особенностей современной казахской лирики, пи, тем более, магистральные пути развития, означенные темы предполагают комплексный н многоаспектный подход к их разработке, что вряд ли возможно осуществить в объеме одной научной работы и, возможно, не под силу одному автору. Вместе с тем, мы хотели выделить наиболее характерные черты современной казахской лирики, дать представление не только о поэзии, по и о поэтах, как конкретных выразителях конкретных художественных идей.

СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ ОТРАЖЕНО В СЛЕДУЮЩИХ ПУБЛИКАЦИЯХ:

МОНОГРАФИИ

1. Высота: — Алма-Ата: Жазушы, 1984, 6,6 п. л.

2. Поэтика современной казахской лирики:—Алма-Ата; Жазушы, 1988, 8 п. л.

3. Современная казахская лирика (учебное пособие): Караганда: КарГУ, 1993, 10 и. л.

НАУЧНЫЕ СТАТЬИ, ЛИТЕРАТУРНАЯ КРИТИКА.

1. Дары нрнродь) (о творчестве Т. Молдагалиева, газета «Орталык

Казакстаи», 07. 1978, 0,5 п,.л.

2. О поэтике Т. Молдагалиева, газета «Леншшлл жас», 07. 1979, 0,7 п. л.

3. Жанровые искания лирики Т. Молдагалиева, газета «Орталык Казакстаи», 10.1982, 0,5 и. л.

■1. О новаторстве М. Шаханова, газета «Орталык Казакстаи», 04. 1983, 0,5 и. л.

5. Некоторые стилистические особенности современной казахской пси зин, газета «Орталык, Казакстаи», 08.1984,0,5 и, л,

6. Поэтика К. Мцрзалпева, журнал «Жулдыз», 12. 1983, 1 п. л.

7. Традиция Абая в современной казахской поэзии, газета «Орталыч Казакстаи»,' 07, 1985,. О.'Б п. л.

8. Горизонт современной казахской лирики, журнал «Жулдыз», 03, 1986, 1 п. л.

9. 'Г. Айбергспов как лирик — Доклад на научно-теоретической кои-ферепцпи профессорско-преподавательского состава Карагандинского государственного университета, издание КарГУ, 1988, 0,5 и. л.

10. Казахская лирика п современность. — Доклад на паучпо-теорегп-ческой конференции профессорско-преподавательского состава Карагандинского госуннверсптета, издание КарГУ,—1987, 0,5 п. л.

11. Методические указания по пзучепшо лирических произведении, издание КарГУ-, 1988 г.,- 0,7 п. л.

12. Родоначальник современной казахской лирики (О творчестве М. Жумабасвщ), газета «Орталык Казакстаи», 10. 1989 г., 0,8 п. л.

¡3. Кровная связь (стилистические особенности К. Амапжолова и М. Макагаева), газета «Орталык Казакстаи», 01.1991 г.

14. Некоторые аспекты ж этики казахской лирики 00—80 п\, журнал «Простор», 01. 1982, 0,7 п. л. .

15. О художественной концепции М. Жу.маблева, газета «Казак оде-

биетЬ, 05.1993, 1 п, Л.