автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему:
Поэтика трагического в творческой эволюции М. Цветаевой

  • Год: 1998
  • Автор научной работы: Переславцева, Руслана Станиславовна
  • Ученая cтепень: кандидата филологических наук
  • Место защиты диссертации: Воронеж
  • Код cпециальности ВАК: 10.01.01
Диссертация по филологии на тему 'Поэтика трагического в творческой эволюции М. Цветаевой'

Текст диссертации на тему "Поэтика трагического в творческой эволюции М. Цветаевой"

ВОРОНЕЖСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

ПЕРЕСЛАВЦЕВА РУСЛАНА СТАНИСЛАВОВНА

ПОЭТИКА ТРАГИЧЕСКОГО В ТВОРЧЕСКОЙ ЭВОЛЮЦИИ М. ЦВЕТАЕВОЙ

ДИССЕРТАЦИЯ на соискание ученой степени кандидата филологических наук

по специальности 10.01.01 - Русская литература

Научный руководитель доктор филологических наук,

профессор Е.Г. Мущенко

На правах рукописи

Воронеж -1998

СОДЕРЖАНИЕ

стр.

ВВЕДЕНИЕ................................................................................................3

ГЛАВА I ТРАГИЧЕСКОЕ КАК ЛИЧНОСТНОЕ И ТВОРЧЕСКОЕ

НАЧАЛО У М. ЦВЕТАЕВОЙ................................................................10

§ 1. Трагическое в контексте культуры начала XX века..................10

§ 2. Трагическое как первооснова личностного мифа

М.Цветаевой............................................................................31

ГЛАВА II. РАЗВИТИЕ ТРАГИЧЕСКОГО КОНФЛИКТА

В ТВОРЧЕСТВЕ М.И. ЦВЕТАЕВОЙ......................................................57

§ 1. Элементы трагического в творчестве М.Цветаевой..................57

§ 2. Принципы и способы воплощения "элементов" трагического

у М.Цветаевой...........................................................................113

ЗАКЛЮЧЕНИЕ......................................................................................145

БИБЛИОГРАФИЯ..................................................................................154

ВВЕДЕНИЕ

Сейчас, накануне 2000 года, когда о М.И. Цветаевой написано уже огромное количество работ, интерес к ее творчеству, во многом поддерживаемый предстоящим открытием личного архива поэта, продолжает неуклонно расти. Одно из убедительных тому доказательств - появившиеся библиографические указатели исследований о ее художественном наследии (Л.А. Мну-хин (1981), А. Моталыго-Крот (1991), И.Д. Шевеленко (1992), И.А. Семибрато-ва (1994) и др. (см. 217; 218; 294; 288; 158 )).

Бесспорно, на первом плане литературотворческих изысканий - биография М. Цветаевой, особенно годы эмиграции и короткий период жизни в Советской России после возвращения на родину в 1939 году.

Авторы работ биографической направленности уделяют основное внимание формированию и развитию эстетической позиции поэта и, естественно, сосредотачиваются на историко-культурных влияниях, взаимоотношениях М. Цветаевой с современниками, с членами ее семьи. Реалии ее собственной жизни и судьбы близких людей становятся в данном случае приоритетными (например, в работах A.A. Саакянц, И.В. Кудровой, М.И. Белкиной, В. Лосской (см. 232; 178; 107; 43)).

Продуктивным для нашей работы явилось обращение к рецензиям

B.Я. Брюсова (1911, 1912), М.С. Шагинян (1911), Н С. Гумилева (1912), А. Белого (1922), В.Ф. Ходасевича (1924), Д.П. Святополка-Мирского (1924, 1925), опубликованным при жизни поэта (см. 22; 281; 29; 12; 275; 238; 249).

И все-таки большая часть филологических статей и монографий посвящена собственно творческим исканиям поэта, познанию законов ее художественного мира, изучению лирического "я" (например, работы С. Ель-ницкой, Е. Фарыно, Е.Б. Коркиной, М.Л. Гаспарова).

Монографии и отдельные статьи западных исследователей

C. Ельницкой и Е. Фарыно построены по принципу выявления оппозиций

поэтического мира Цветаевой. Например, С. Ельницкая оперирует "общими смысловыми инвариантами", являющимися, по ее мнению, принципиальными в структуре поэтического мира Цветаевой. Суть архисюжета, лежащего в основе цветаевского творчества, по мнению исследовательницы, заключается в следующем, "в начале было слово, Высший замысел Бога", который "человек нарушил", и задача художника состоит в восстановлении "нарушенной в мире гармонии с помощью миро- / мифотворчества" (141, 61). Конфликт 'истинного / неистинного' приобретает трагические черты в контексте цветаевских произведений.

Е. Фарыно в своей монографии "Мифологизм и теологизм Марины Цветаевой" (1985) предпринимает попытку исследовать природу цветаевского "мифотворчества" (см. 270).

С точки зрения выявления структурных бинарных оппозиций анализирует модель поэтического мира Цветаевой М.Л. Гаспаров. Трагическим, по его мнению, оказывается соединение "через разрыв" двух влекущихся друг к другу полюсов: красоты и страсти, с одной, и духа, с другой стороны (114, 264).

Но статичность набора бинарных оппозиций поэтического мира М. Цветаевой и ее лирического героя иногда препятствует тому, чтобы проследить эволюцию творчества поэта во всей полноте.

Проблеме эволюции поэтического мира Цветаевой и лирического героя посвящены работы Е.Б.Коркиной. Подчеркивая триединство "личности-иоэзии-судьбы" поэта, автор подробно останавливается на второй и третьей составляющих этого триединства и делает вывод о том, что, в сущности, Марина Цветаева - поэт единственной темы — "тема небытия". Тщательно анализируя основную тематику и проблематику произведений поэта, Е. Коркина отмечает в качестве лейтмотива цветаевского творчества - движение "в направлении мира иного" (курсив Е. Коркиной. - Р.К.) (166, 117).

"Врожденная" посадка "спиной к лошадям" обозначает не только поэтический вызов Марины Ивановны бытовой повседневной жизни, но и символизирует отсутствие цели пути в "мир иной" и волевого начала у лирического героя (путь поневоле), гак как он - жертва и ведомый по отношению к вожатому --■• "высшей силе", имеющей "демоническую природу" (167, 5). Лири-

и Ч С. 1 ее и> иц

ческии герои влечется к союзу с высшей силои , но осуществим он лишь в случае смерти 'земной ипостаси' героя, что сообщает отношениям 'вожатый'-'ведомый' трагедийность. В процессе поэтапного отказа от 'земного' и происходит, по мнению исследовательницы, формирование поэта в творчестве Цветаевой.

М.В. Серова в монографии "Поэтика лирических циклов в творчестве Марины Цветаевой" (1997), опровергая восприятие М. Цветаевой как "поэта без истории", сосредоточена на "эволюции цветаевского творчества" (249, 131). Коллизия, лежащая в основе этой эволюции, традиционна для русской литературы и культуры в целом: "Поэт и Время, в цветаевской интерпретации имеющая трагическую развязку. Подтверждение тому - цикл М.И. Цветаевой "Стол" (1933-1935), в котором возврат к прежнему романтическому "Отказываюсь быть" обусловлен ... причинами далеко не романтического порядка. Это, с одной стороны, вызов поэта времени, а с другой — выполнение им эстетического долга по отношению к последнему" (240, 133). Иначе говоря, трагическое у Цветаевой М.В. Серова рассматривает в культурно-историческом ключе.

Анализ отдельных элементов поэтики М. Цветаевой, исследование в области языковых единиц, позволяют Л.В. Зубовой определить в своих работах "Потенциальные свойства языка в поэтической речи М. Цветаевой" (1987) и "Поэзия Марины Цветаевой. Лингвистический аспект" (1989) цветаевскую поэтику как поэтику "предела и изменчивости" (см. 149; 160).

В.П. Раков определяет в своих исследованиях творчество М. Цветаевой как романтическое, исходя из того, что именно романтизм "явил опыт построения эстетической парадигмы не средствами стиля, но за счет методологических доминант творчества" (226, 118). Соответственно именно через слово дается мир, при этом само слово "онтологичнее" вещи, и "творческое "я" Цветаевой, и ее "жизненное поведение" "ориентировано на онтологически данный Логос" (226, 121). Поэтому, по мнению ВН. Ракова, с чем нельзя не согласиться, сегодня должен быть переосмыслен сам методологический подход к осмыслению биографии и творческого наследия поэта.

Наиболее методически убедительной и перспективной нам представляется позиция В.А. Швейцер, признающей иерархическую зависимость личности, ее существования от степени и качества таланта ("Цветаева была Поэтом прежде всего Поэтом" (282, 3)) и поэтому в своих трудах стремящейся органично соединить в цветаевском быте и Бытии "правду факта" и "правду слова". За исходный тезис в настоящей диссертации и принято одно из основных положений В.А. Швейцер (разделяемое рядом исследователей) о предопределяющем значении творческого начала в реальной биографии поэта.

Важно отметить, что при существующей сегодня разности подходов к изучению творческого наследия М. Цветаевой и достаточном разбросе мнений при его оценке в целом и в частностях, есть некая точка пересечения всех: это признание определяющей роли трагического в цветаевском творчестве.

Конечно, для этого есть все основания. Прежде всего - трагическая сущность XX века, окрашенного войнами, революциями и, как следствие, поломанными человеческими судьбами. Кроме того - трагические обстоятельства жизни самой М.И. Цветаевой. Наконец, нельзя не учесть и повы-

шенный эстетический интерес художественного сознания катастрофической эпохи к трагическому, что сделало категорию трагического одной из самых актуальных при построении новых религиозно-философских, социолого-психологических и художественных теорий, концепций в XX столетии. Достаточно вспомнить, что для М.И. Цветаевой люди, осмысливающие свое время и личное существование с позиции трагического, были ее современниками, со многими из которых она была душевно (значит - и творчески) связана (А. Блок, А. Белый, Вяч. Иванов, Ф.А. Степун, Л.И. Шестов, P.M. Рильке, Б. Пастернак и др.).

Закономерно, что проблема трагического в творчестве М. Цветаевой давно заявлена и даже частично решена в современном отечественном и зарубежном литературоведении. Однако, как правило, трагическое принимается лишь за исходную позицию, приобретая тем самым значение методологического принципа. Традиционное объяснение трагического начала в творчестве поэта судьбой и эпохой при современных знаниях и самой эпохи, и творческого наследия М. Цветаевой, превращается в "голую" констатацию, снимающую различия между цветаевским поэтическим миром и мирами от современников. Даже наиболее точная из всех существующих позиций В.А. Швейцер в конкретном анализе трагического выглядит достаточно общей по оценкам и выводам. Суждение о трагическом столкновении поэта и времени приобретает в условиях социальных трагедий XX века лишь исторический смысл. Между тем у Цветаевой, как у художника XX века, была своя собственная и достаточно оригинальная концепция трагического, которая и определила не только своеобразие ее поэтики, но и самый ход творческой эволюции. Попытка рассмотреть проблему трагического "изнутри" художественного развития М.И. Цветаевой, в контексте ее творчества, понимаемого как самодостаточная система, органично перера-

батывающая чужой и собственный художественный опыт, определяет актуальность и научную новизну данного исследования.

Трагическое в творчестве М. Цветаевой невозможно понять в раздельности ее быта и бытия, тем более при устоявшихся на сегодня таких характеристиках поэтического мира Цветаевой, как "автоцитатность", "лейтмотивность" (И.Д. Шевеленко), "циклообразность" (Е. Фарыно), которые явно указывают на принципиальную важность не жанрово-родовых и стилевых различий, а содержательного единства ее произведений. Этим обусловлено и то, что материалом и объектом исследования стали не только поэтические сборники: "Вечерний альбом" (1910), "Волшебный фонарь" (1912), "Из двух книг" (1913), "Юношеские стихи" (1913-1916), "Лебединый стан" (1917-1921), но и дневниковая проза 1917-1922 годов, пьесы 20-х годов и поэмы разных лет ("Поэма Горы" (1924); "Поэма Конца" (1924); "Крысолов" (1925), "Поэма Воздуха" (1928), проза, а также переводы и отдельные статьи, где выявление категории трагического происходит в плане понятийно-логического познания. Предмет изучения при этом оставался неизменным - трагическое как концепция, "несущий" элемент поэтического целого и как начало, процесс или исход художественного поиска лирического героя и персонажа.

Методология исследования включает в себя элементы сравнительно-исторического, системно-целостного и историко-биографического методов. Исследуемая проблема потребовала обращения к смежным областям гуманитарного знания - к философии, эстетике, а также некоторого акцентирования на теории трагического и таких понятий, получивших распространение в работах об искусстве первой трети XX века как "неоромантизм", "неомифологизм".

Под эстетической категорией трагического мы понимаем "формулу драматического сознания", заключающуюся во внешнем конфликте

"объективной необходимости" и "субъективной свободы" личности, либо во внутреннем конфликте человеческого "я", ощущающего в себе разнонаправленные импульсы и вопреки этому стремящемуся к обретению целостности даже путем самоуничтожения. Вслед за В.П. Шестаковым мы полагаем, что "трагическое тесно связано с возвышенным и героическим" (286, 101).

Субъект творческой деятельности стремится к полной самореализации через построение картины своего мира, или, что то же самое, к созданию художественного текста воплощающего биографическую, социальную, психофизиологическую реальность. Понятие "поэтического мира" и "художественной картины мира" мы рассматриваем как синонимичные. Под поэтическим миром мы имеем в виду идеальную конструкцию мира, организованную художником в соответствии с только ему (художнику) присущими взглядами, правилами, усвоением окружающей чужой действительности и воплощающую в художественный текст "момент художественной субъективности" (176, 2).

Структура работы. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения и списка литературы, включающего 306 наименований.

ГЛАВА I. ТРАГИЧЕСКОЕ КАК ЛИЧНОСТНОЕ И ТВОРЧЕСКОЕ НАЧАЛО У М. ЦВЕТАЕВОЙ

§1. Трагическое в контексте культуры начала XX века

H.A. Струве определил "кризис Цветаевой" как углубляющееся "онтологическое" раздвоение в области религиозной, социально-политической и формально-творческой (214, 321). Именно эта тенденция, по мнению исследователя, предшествовала известным трагическим событиям в жизни поэта.

"Онтологическое раздвоение" у Цветаевой имело и биографическую, и творческую подоплеку. Вышеобозначенную раздвоенность в творчестве М. Цветаевой можно назвать трагической. По мысли А.Ф. Лосева, "трагическое как вид грозящего или свершающегося уничтожения вызывается не случайными внешними силами, а проистекает из внутренней природы самого гибнущего явления, его неразрешимого самораздвоения в процессе его реализации (выделено везде мной. - Р.К.)" (191, 690-691). В данном случае правомерность процитированного выше положения по отношению к творчеству М. Цветаевой подтверждается, с нашей точки зрения, следующим наблюдением И. Бродского: "не оказывается в реальном мире и эквивалента трагическому в искусстве - трагическое - суть оборотная сторона лиризма или следующая за ним ступень. Сколь бы драматичен ни был непосредственный опыт человека, он всегда перекрывается опытом инструмента. Поэт же есть комбинация инструмента с человеком в одном лице, с постепенным преобладанием первого над вторым. Ощущение этого преобладания ответственно за тембр, осознание его за судьбу" (105, 64).

Но И. Бродский так же проницательно отметил, что цветаевское "Отказываюсь - быть" идет в разрез со всей русской литературной традицией; потому что диктуется "не этикой, но эстетикой": "В ее лице русская словесность обрела измерение дотоле ей не присущее: она продемонстрировала

заинтересованность самого языка в трагическом содержании. В этом измерении оправдание или принятие действительности невозможно уже потому, что миропорядок трагичен чисто фонетически"( 105, 64). В данном случае, своеобразие взаимоотношений поэта и языка, поэта и текста обусловлено экскурсами в лингвистику, свойственные эпохе начала XX века, и собственно цветаевскими экспериментами с языком. И если "поэтическое", по В.Н. Топорову, "возникает и функционирует в неком пространстве, определяемом такими крайними состояниями (операциями) как создание и разрушение" (259, 36), то "поэтическое" в этой архетипической схеме приобретает черты трагического не всегда.

Например, у А. Блока, концепция творчества которого восходит к универсальной мифологеме превращения энтропии, хаоса в космос, поэт изначально - дитя гармонии, призванное упорядочить (гармонизировать) мир. "Вскрыть духовную глубину" универсума - задача сложная, но не трагическая для художника. Собственно трагическое возникает в тот момент, когда "чернь" препятствует внесению поэтом гармонии в мир. Традиционный конфликт "поэта и черни" в творчестве А. Блока обретает трагифарсо-вый, "балаганный" характер. Однако блоковское "Сотри случайные черты -/ И ты увидишь: мир прекрасен"(17, 382) и цветаевское "Не надо мне ни дыр / Ушных, ни вещих глаз. / На твой бездумный мир / Ответ один — отказ" (II, 360), демонстрирует диаметрально противоположные представления поэтов о месте и роли художника в жизни и творчестве.

"Разнодорожность" ("раздвоенность") поэта - именно эту не столько биографическую, сколько творческую черту М. Цветаевой, М.Л. Слоним определил как прирожденный романтизм, под которым исследователь имел в виду: 1) личностные "корни" романтизма у Марины Цветаевой; 2) принадлежность поэта к романтизму как "литературной школе" (25, 318).

В литературоведении понятие "романтизм" имеет два толкования. В первом случае романтизм рассматривается как конкретно-историческое культурное явление определенного хрон�