автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Поэзия и проза Елены Гуро: к проблеме творческой индивидуальности

Полный текст автореферата диссертации по теме "Поэзия и проза Елены Гуро: к проблеме творческой индивидуальности"

На правах рукописи УДК 882.09

КОСТЮК ВИКТОРИЯ ВАЛЕРЬЕВНА

Поэзия и проза Елены Гуро: к проблеме творческой индивидуальности

Специальность 10.01.01 - русская литература

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Санкт-Петербург 2005

Работа выполнена на кафедре новейшей русской литературы Государственного образовательного учреждения высшего профессионального образования Российского государственного педагогического университета имени А. И. Герцена

Научный руководитель: доктор филологических наук,

профессор

ТИМИНА Светлана Ивановна

Официальные оппоненты:

доктор филологических наук, ведущий научный сотрудник ГРАЧЕВА Алла Михайловна

кандидат филологических наук, докторант

СТАРКИНА Софья Вячеславовна

Ведущая организация: Санкт-Петербургский

государственный университет культуры и искусств

Защита состоится " 13" января 2006 г. в /^ часов на заседании Диссертационного совета Д 212.199.07 по присуждению ученой степени доктора наук в Российском государственном педагогическом университете имени А. И. Герцена по адресу: 199053, Санкт-Петербург, В. О., 1-я линия, д. 52, ауд. У?.

С диссертацией можно ознакомиться в Фундаментальной библиотеке РГГТУ им. А. И. Герцена по адресу: 199186, Санкт-Петербург, наб. р. Мойки, д. 48, корп. 5.

Автореферат разослан " П" 9С*й0/и 2005 г.

Ученый секретарь Диссертационного совета, кандидат филологических наук, доцент Кякшто Н. Н.

<Ш?е> А

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность исследования. В диссертационной работе исследуется своеобразие художественного наследия Елены Генриховны Гуро (1877-1913), поэта, прозаика, художника, активного участника футуристического движения в фазе его зарождения и становления. Творческая деятельность Е. Гуро совпала с периодом коренных трансформаций, приведших к смене художественных систем, и стала отражением этого сложного процесса. Изучение истории русской литературы XX века немыслимо без исследования творчества поэтов и писателей так называемого "второго ряда". Это вызвано не только необходимостью создания целостной картины литературной эпохи Серебряного века, но и является обязательным условием для уяснения альтернативных возможностей развития русской литературы, потенциальных или реализованных в рамках индивидуальной художественной системы.

Настоящая диссертационная работа посвящена изучению поэзии и прозы Е. Гуро как малоисследованному явлению русской литературы, имеющему неоспоримую значимость для создания объективной картины зарождения и развития такого сложного и не имеющего отчетливой эстетической концепции художественного направления, как кубофутуризм.

Своеобразие художественного наследия Елены Гуро, живописная и литературная составляющие которого образуют нерасторжимую целостность, обусловили направленность исследования на обнаружение точек пересечения живописи и литературы в ее творчестве, выявление специфики их синтеза и взаимодействия. Возросший в последние десятилетия авторитет междисциплинарных теорий изучения литературы, пристальное внимание, которое уделяется в современном литературоведении исследованию синтеза и интеграции различных видов искусств, обуславливают актуальность диссертационной работы. Описание литературно-живописных корреляций в творчестве Е. Гуро актуально как в историко-литературном, так и в теоретическом плане. Исследование специфики межвидовых взаимодействий в художественном наследии Е. Гуро в контексте синтетических исканий художников Серебряного века позволяет углубить представления о поэтике модернизма, в которой установка на интеграцию различных видов искусств является одним из ведущих принципов. Исследование взаимодействия живописи и литературы в художественном наследии Е. Гуро также позволяет проследить эволюцию ее преобразований в области поэтики. Актуальность исследования определяется и необходимостью уточнения понятий, связанных с методологией изучения интеграции различных видов искусств, разработкой типологии межвидовых корреляций.

Степень разработанности проблемы. Исследования и публикации, посвященные творчеству Е. Гуро, отчетливо делятся на две группы. Первая представлена весьма немногочисленными прижизненными или вышедшими сразу после смерти Е. Гуро рецензиями на сборники ее произведений (В. Малахиева-Мирович, В. Ховин, К. Кова, Вяч. Иванов, В. Брюсов,

А. Ростиславов, В. Ходасевич, А. Закржф<ро® НА 1ДО()ннюследующие годы

БШЛНОТЕКА ' СПвпрбу О»

творчество Е. Гуро выпало из сферы внимания исследователей. Забвение Е. Гуро, длившееся около шести десятилетий (исключение составлял только узкий круг близких друзей и единомышленников), было прервано на волне массового интереса к русской литературе Серебряного века, пик которого пришелся на семидесятые годы. С этого момента творчество Е. Гуро становится предметом исследования сначала западных ученых, а затем и российских, которые все чаще обращаются к ее художественному и литературному наследию. Работы филологов и искусствоведов второй половины XX в. составляют вторую группу исследований, посвященных творчеству Е. Гуро. Наибольший вклад в изучение поэтики Е. Гуро внесли Н. Харджиев, М. Banjanin, N. Nilsson, К. В. Jensen, Н Башмакова, Н. Гурьянова. "Возвращению" Е. Гуро к читателю способствовали A. Ljunggren, N. Nilsson, G. К. Perkins, К. O'Brien, Н. Гурьянова, Л. Усенко, Е. Биневич, А. Мирзаев, осуществившие комментированное переиздание ее произведений и публикацию неизвестных рукописей, дневников и записных книжек.

Единственным исследованием, в котором осуществлена попытка рассмотрения художественного наследия Е. Гуро как сложного целого с позиции единого основания — творческого метода, является глава монографии Л. В. Усенко «Импрессионизм в русской прозе начала XX века» (Ростов-на-Дону, 1988). В его работе опровергаются многие легенды, окружавшие имя Е. Гуро, дан обзор литературы, научной и мемуарной, как русской, так и зарубежной, очерчены литературно-художественные взгляды Е. Гуро, проанализированы опубликованные сборники. Наиболее интересным в монографии Л. В. Усенко является утверждение общелитературной закономерности в русской прозе начала XX века "пограничных феноменов", к которым причисляется и творчество Е. Гуро. Однако невозможно согласиться с мнением исследователя, ограничивающего специфику поэтики Е. Гуро рамками импрессионизма, не кажется убедительной и попытка Л. В. Усенко выделить импрессионизм в русской литературе в качестве самостоятельного направления.

Литературному наследию Е. Гуро посвятил монографическое исследование и датский ученый К. В. Jensen. В его работе «Russian Futurism, Urbanism and Elena Guro» (Arkona, 1977) рассматриваются особенности урбанистического творчества Е. Гуро и прослеживаются его взаимосвязи с символистской и футуристической традицией. Анализ ранних урбанистических произведений Е. Гуро позволил автору сделать вывод, что футуризм и символизм имеют гораздо больше сходства, чем обыкновенно принято считать.

Новое прочтение художественного наследия Е. Гуро было предложено австрийским исследователем Е. Hausbacher. В ее диссертации «"...denn die Geschöpfe lieben Aufmerksame". Weiblichkeit in der Schrift Elena Guros (18771913)» (Frankfurt am Main, 1996) творчество E. Гуро рассматривается с помощью методологии, разрабатываемой постмодернистской литературной теорией с позиций феминистской критики.

Своеобразным итогом изучения творчества Е. Гуро стал сборник статей «Школа органического искусства в русском модернизме» (Studia Slavica

Finlandensia. 1999. Т. 16. Helsinki, 1999), объединивший статьи русских и зарубежных исследователей, посвященные различным аспектам поэтики Е. Гуро.

На современном этапе внимание исследователей художественного наследия Е. Гуро сосредоточено на следующих аспектах ее творчества:

- мифопоэтические, религиозно-философские аспекты (В. Топоров, В. Гехтман, Е. Бобринская, Н. Гурьянова, Е. Тырышкина);

- влияние творчества Е. Гуро на ее современников и поэтов последующих поколений (Н. Харджиев, Е. Лощилов, Т. Никольская);

- явления синтеза словесного искусства и живописного, музыкального (М Banjanin, Е. Ковтун, Е. Бобринская, Н. Божанкова, JI Гервер, А Флакер);

- творчество Е. Гуро в контексте различных литературных направлений (3. Г. Минц, М. Banjanin, К. В. Jensen);

- некоторые сквозные мотивы и образы в творчестве Е. Гуро (Н. Башмакова, К. Ичин, М. Banjanin, Е. Hausbacher, К. В. Jensen);

вопросы композиции, жанровой принадлежности произведений, своеобразие стиха Е. Гуро рассматриваются в работах Ю. Орлицкого, М. Йованович, А. Юнггрен, О. Каменевой.

Несмотря на значительное количество опубликованных в последнее время работ, посвященных творчеству Е. Гуро, говорить об изученности ее поэтики преждевременно. До сих пор не появилось исследования, в котором поэтика Е. Гуро подвергалась бы целостному изучению, также требуют пристального внимания литературно-живописные и литературно-музыкальные корреляции в ее художественном наследии, не до конца проясненными остаются вопросы о генезисе творчества Е. Гуро.

Объектом исследования является поэзия и проза русского модернизма, представленная поэтическим и прозаическим творчеством Елены Гуро 19051913 гг. и творчеством поэтов и писателей русского символизма и футуризма. В качестве дополнительных источников исследования используются дневниковые записи, рабочие тетради и критические статьи Е. Гуро, также к анализу по мере необходимости привлекаются ее живопись и графика.

Предмет исследования - поэтика стихотворных и прозаических произведений Е. Гуро в соотношении с эстетическими принципами символистского и футуристического направлений, взаимодействие словесного и живописного искусств в ее творчестве.

Целью диссертационного исследования является описание поэтики Е. Гуро в контексте эволюционных литературных процессов с учетом специфики ее художественного наследия, равноправными и неделимыми элементами которого являются живопись и литература.

Достижение обозначенной цели обеспечивается решением следующих задач:

• изучить взаимоотношения творчества Е. Гуро с символистской и

футуристической традицией;

• описать специфику модели мира, реализованной в творчестве Е. Гуро;

• исследовать концепцию эстетической деятельности Е. Гуро;

• обнаружить точки пересечения поэзии и живописи в ее творчестве, выявить специфику их синтеза и взаимодействия.

Методологической основой работы является традиционный для современного литературоведения комплексный подход, объединяющий историко-литературный и теоретико-типологические подходы к литературному тексту. Теоретическую опору исследования составляют концептуальные положения, сформулированные в трудах Ю. Н. Тынянова, Ю. М. Лотмана, Б. А. Успенского, М. Л. Гаспарова, И. П. Смирнова, В. Н. Топорова, Е. Фарино. Цели и задачи исследования, а также специфика предмета изучения определили выбор методов работы Базовым является структурно-семиотический анализ, дополненный мифопоэтическим и мотивным, а также стиховедческими методиками, методами исторической поэтики и нарратологии.

Научная новизна диссертационного исследования. Принципиальная новизна диссертационного исследования состоит в том, что творчество Елены Гуро рассматривается как единый текст, что обосновано выявленной общностью картины мира, создаваемой в живописном и литературном наследии Е. Гуро, единством творческой стратегии Гуро-писателя/поэта и Гуро-художника, "синонимией" художественных приемов. Основные принципы поэтики Е. Гуро описаны с учетом своеобразия исследуемого объекта - синтетического характера творчества. Впервые ставится вопрос об основаниях и предпосылках интеграции литературы и живописи в творчестве Е. Гуро, анализируются различные типы интермедиальных взаимодействий.

На защиту выносятся следующие положения:

• Генетически восходя к символизму, творчество Е. Гуро демонстрирует зарождение концепции знака, которую будут разделять поэты-постсимволисты. Специфика художественного знака в творчестве Е. Гуро заключается в сдвиге акцента на формальную сторону знака, играющую структурирующую роль в процессе тексто- и смыслообразования.

• Семиотические предпосылки, лежащие в основе творчества Е. Гуро, обусловили специфику пространственно-временной организации модели мира, определили особенности концепции эстетической деятельности и создали основания для взаимодействия живописи и литературы.

• Своеобразие поэтики Е. Гуро во многом обусловлено соединением в ее творчестве живописного и словесного искусств. Интеграция литературы и живописи была одним из способов создания языка, "рассчитанного на видение", отличительной особенностью которого у Е.Гуро была разработка "отрицательной изобразительности".

• Редукция формы служит дополнительным резервуаром расширения семантики в творчестве Е. Гуро.

• Фрагментарность, «этюдность» развивается в творчестве Е. Гуро в стилистический прием незавершенности. Этюд функционирует не только

как набросок для будущего произведения, но и приобретает самостоятельное эстетическое значение.

• Единство картины мира, создаваемой в живописном и литературном наследии Гуро, общность творческой стратегии Гуро-писателя/поэта и Гуро-художника, "синонимия" художественных приемов позволяют рассматривать творчество Е. Гуро как единый текст.

Теоретическая значимость результатов диссертационного исследования обусловлена разработкой типологии литературно-живописных корреляций. В исследовании показано, что своеобразие поэтики Е. Гуро во многом определяется соединением в ее творчестве живописного и словесного искусств.

Практическая значимость полученных результатов связана с разработкой проблем изучения художественного наследия Елены Гуро в контексте истории новейшей русской литературы. Полученные в исследовании результаты могут стать базой для дальнейшего изучения взаимосвязей литературы и живописи в индивидуальных художественных системах писателей XX века.

Рекомендации по использованию полученных результатов. Выводы и основные положения работы в практическом плане могут быть использованы при подготовке курсов лекций и спецкурсов по истории русской литературы начала XX века, семинаров, посвященных изучению футуризма. Основные результаты и выводы исследования также могут быть учтены при подготовке к публикации и комментировании текстов Е. Гуро.

Апробация работы. Основные положения работы были представлены в виде докладов на Международной научной конференции, посвященной 100-летию со дня рождения А. Введенского «Александр Введенский и русский авангард» (Санкт-Петербург, 2004 г.), Десятых Шешуковских чтениях «Русская литература XX века. Типологические аспекты» (Москва, 2005 г.), на заседаниях Международной летней школы по авангарду, посвященной 100-летию со дня рождения Даниила Хармса (пос. Поляны, Ленинградской обл, 27 июня -1 июля 2005 г.), на аспирантском семинаре филологического факультета РГПУ им. А. И. Герцена.

Объем и структура диссертации. Диссертационное исследование изложено на 191 странице и состоит из введения, двух глав, заключения и библиографии, которая содержит 261 наименование.

СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИОННОГО ИССЛЕДОВАНИЯ

Содержание работы определено задачами исследования. В первой главе исследуется своеобразие картины мира, реализованной в творчестве Елены Гуро, во взаимоотношении с символистской и футуристической традицией Во второй главе рассматривается специфика интеграции живописи и литературы в творчестве Елены Гуро.

Во Введении формулируется предмет диссертационного исследования, обосновывается актуальность и научная новизна работы, определяются ее цели и задачи, анализируется историография проблемы, рассматриваются основные источники исследования.

Глава I. Специфика модели мира в творчестве Елены Гуро состоит из 3 разделов.

1.1. Концепция художественного знака. В данном параграфе рассматриваются семиотические предпосылки творчества Е. Гуро, исследуется своеобразие концепции художественного знака.

Уже в 1910-е годы возник вопрос о принадлежности Е. Гуро к футуризму. Так, В. Ходасевич подчеркивал, что Е. Гуро была бесконечно далека от футуризма, А. Закржевский, напротив, видел в ее творчестве зарождение футуристической поэтики. Современные исследователи творчества Е. Гуро также не пришли к единому мнению по этому вопросу. К. В. Jensen и М. Banjanin считают, что произведения Е. Гуро - связующее звено между символизмом и футуризмом; JI. Е.Усенко рассматривает эволюцию ее творчества как путь к «душевному импрессионизму»; В. Марков называет Гуро «самым характерным представителем русского импрессионизма»; В. Н. Топоров утверждает, что «не столько творчество Гуро предопределяется принципами футуризма, сознаваемыми как таковые деятелями этого направления, сколько сам футуризм преформируется особенностями "дофутуристического" и "нефутуристического" периода в творчестве писательницы», однако подчеркивает, что «было бы ошибочным помещать творческий путь Гуро исключительно в пределы "футуристического пространства": генеалогия ее творчества сложна и пока не установлена с должной доказательностью и полнотой...».

В связи с этим возникает необходимость обозначить критерии, способные разграничить символистскую и постсимволистскую поэтические системы.

В исследовании мы опираемся на разработанную в середине 70-х годов, но в основных положениях не утратившую своей актуальности концепцию И. П. Смирнова (Смирнов И. П. Художественный смысл и эволюция поэтических систем. М., 1977), в которой устанавливаются исключительно творческие закономерности, разграничивающие два поэтических принципа отношения к миру (символистов и постсимволистов). Принципиальная роль отводится соотношению знака (поэтического слова) и значения, понимаемого как суть сформулированного в предельно сжатом знаковом пространстве представления о бытии.

Исследование понимания знаковости, заложенного в творчестве Е. Гуро, позволяет не только проследить ее взаимоотношения с футуризмом и символизмом, но и представить как систему основополагающие особенности ее поэтики.

Утверждаемое символизмом дуальное членение действительности в творчестве Е. Гуро преодолевается с помощью уравнивания материального и идеального. Предметно-вещественное наполнение социофизической среды не

рассматривается лишь как план выражения высшей сущности идеального порядка, а наделяется самостоятельной ценностью.

Если символисты в процессе "перевода" незримого мира в зримые формы акцентировали их отражаемость друг в друге, то футуристы постулируют принципиально новое состояние мира, где уже нет разделения на внутреннее и внешнее, материальное и духовное. Подобное единство, нерасчлененность характерна и для натурфилософских представлений футуристов, утверждающих единое сущностное начало, лежащее в основе всего многообразия природного универсума, из которых вытекает принцип зоо- и антропоморфизации, обусловленный размытостью границы между субъектом и миром: человеком, предметом и животным. Данная авангардная концепция реализуется и в творчестве Е. Гуро. Очень показательна в этом плане поздняя миниатюра Е. Гуро «Доктор Пачини вошел в хлев...», где метаморфозы героя и повествователя снимают разграничение живого и неживого, человека и предмета. Природный универсум в художественной модели мира Е. Гуро состоит из подобных и изоморфных элементов. С утверждением единой сущности мира связаны и мотивы метаморфоз. В «Бедном рыцаре», итоговой незавершенной книге Е. Гуро, недовоплощенный юноша-сын превращается в облака и животных, в деревья, цветы и метелки трав.

Объединение всех элементов мироустройства в единый контекст (по признаку одухотворенности) определило психологизацию в творчестве Е. Гуро предметного мира и опредмечивание переживаний: бесплотное чувство материализуется, приравнивается к вещи, становится доступным осязанию и глазу. Это обусловило широкое использование олицетворения, появление цветовых эпитетов, характеризующих абстрактные категории.

Если символисты стремились к отражению универсальных категорий, их интересовали не вещи, а идеи, то Гуро моделирует предельно конкретный вещественный мир, наполненный предметами, порой даже незначительными и, обыкновенно, не попадающими в сферу поэтического внимания, что также свидетельствует о ее разрыве с символистской традицией.

В поэзии и прозе Е. Гуро утверждается релевантность соотношения означающего и обозначаемого, второму элементу возвращается субстанциональный статус. На уровне стилистики это выражается в предпочтении конкретной лексики абстрактной. Отголосками символистской системы в творчестве Е. Гуро можно считать наделение некоторых объектов природного мира повышенной ценностью, а также сохранение семиотического отношения к действительности, предполагающего трактовку мира как текста, который требует расшифровки своего кода. Отсюда столь частое употребление слова "знак" при описании природного мира. Концепция подобных "знаков" Е. Гуро генетически восходит к структуре символа, как его трактовали поэты-символисты, в первую очередь - по признаку многозначности.

Однако уравнивание означающего и обозначаемого привело к тому, что материальная сторона знака у Е. Гуро становится смыслообразующим элементом, играющим значительную роль в структурировании текста. Наряду с тем, что у Гуро мир определяется как текст, сама словесная ткань

художественного текста "опредмечивается", становится "вещью", акцентируется принцип "сделанности". Художественный смысл вырастает не из соотношения означающего и означаемого, смыслопорождающей становится материальная сторона знака - графическая или артикуляционная. Одним из самых часто реализуемых Гуро «новых принципов творчества» стало стремление «придавать содержание словам по их начертательной и фонической характеристике», но не в радикальном варианте, когда составляющие элементы слова утрачивают смыслоразличительную функцию и оно превращается в "заумь". У Е. Гуро "фоническая характеристика" служит средством увеличения валентности слова, что достигается помещением в один контекст близко звучащих слов, удваивающих свою семантику за счет друг друга Е Гуро часто прибегает к метатической парономазии, позволяющей парадоксально переосмыслить слово в художественном тексте, создав его новую (поэтическую) этимологию. Явления "относительного словотворчества" в произведениях Е. Гуро также свидетельствуют о разрыве слова на план выражения и план содержания и переносе акцента на формальную сторону знака. Сохранение семантики слова и использование существующих в языке моделей словообразования отличают все эксперименты Е. Гуро по "увеличению словаря в его объеме". Использование суффиксального способа словообразования для создания неологизмов, уменьшительно-ласкательных суффиксов свидетельствует об ориентации Е. Гуро на детское видение и восприятие, которая во многом определила специфику заумного языка футуристов.

Еще одним следствием переноса акцента с содержания на код является то, что в текст вводятся указания на способы его построения, выражающиеся у Е. Гуро в немотивированном повествованием "вторжении" отсутствовавшего прежде нарратора, обосновывающего те или иные элементы текста (неологизмы, открытый финал и пр.) или даже в виде возможного диалога с реципиентом.

Вышеприведенные наблюдения позволяют сделать вывод, что в творчестве Е. Гуро заложены эстетические принципы, развитие которых определило специфику постсимволистской художественной системы.

1.2. Художественное пространство и время. Рассмотренные особенности семиотических предпосылок, лежащих в основе творчества Е. Гуро, обусловили и специфику пространственно-временной организации модели мира. Испытывая влияние заложенной в символистской поэзии организации пространства и времени, модель, реализованная у Е. Гуро, демонстрирует и свойственные авангардному искусству особенности. В плане пространственно-временной организации текстов Гуро наблюдается стремление к снятию традиционных оппозиций путем пространственных и временных инверсий. На положительном полюсе оказывается мир "без границ и делений". Поэтому большое значение в творчестве Е. Гуро приобретают медиативные пространства - окна и двери.

В творчестве Е. Гуро находит реализацию и свойственная футуристической модели мира «концепция пространственного времени». В настоящем периодически возникают лакуны, прерывающие линейное движение времени. Настоящее объединяет различные временные планы и является, по сути, единственной темпоральной реальностью, чему соответствуют мотивы вечной молодости, бессмертия. Все произведения Е. Гуро пронизывает футуристический пафос духовного претворения в будущую жизнь всего мира. Будущее же осмысливается как достижение "вечной юности" («Твоя скрипка немного сошла с ума»), бессмертия, освобождение от законов времени и пространства, которые действуют пока лишь «по инерции» («Щебет весенних»).

1.3. Концепция творчества. Образ поэта Концепция эстетической деятельности Е. Гуро предполагает понимание творчества как продолжения социофизической среды. Творческий акт художника трактуется как приобщение к творческому потенциалу, глубинной энергии земли или солнца в процессе непосредственного физического контакта. В поэзии и прозе Гуро разрабатывается концепция поэта телесного, поэта-контактера. Тело поэта становится связующим звеном с внешним материальным миром, поэтому поэтическое творчество описывается Гуро в "терминах" тактильного взаимодействия. Прикосновение, выступающее в функции вербального коммуникативного акта, служит выражению особых интимных отношений поэта и мира. С другой стороны, приоритет тактильного восприятия подчеркивает "детскость" поэта, т.к. в раннем детстве познание окружающего мира происходит преимущественно путем тактильного взаимодействия. Однако трактовка телесности у Гуро находится под сильным влиянием христианской традиции с ее утверждением примата духовного над телесным и культурой умерщвления плоти. Телесный образ Бедного рыцаря, поэта Гуро строится по образцу христианских подвижников: он худой, долговязый и сутулый, у него «кости светлыми узлами просвечивают под его терпеливой кожей - и на высоких висках голубое небо»; «стыдливо согнутые лопатки».

Поэт Гуро наивен и непосредственен, он сохранил прямую связь с природным универсумом. И поэтому не приспособлен к жизни в социуме. В четкой строго организованной системе общества он не находит себе места, выглядит смешно и нелепо. С темой детства неразрывно связан еще один комплекс мотивов: праздности - лени. "Безделье" является, по Гуро, необходимым условием приобщения к гармонии природы. Бездействие -необходимый элемент медитативного созерцания, способствующего слиянию с миром, - получает положительную окраску в системе ценностей моделируемого мира (отсюда высокая частотность этого мотива), но также является еще одной причиной отчуждения поэта от социума. Праздность и легкомысленность поэта Гуро противопоставлены "взрослой серьезности". Но именно эти качества являются основой его креативных способностей. Поэт Гуро обладает необходимым для создателя нового искусства качеством -дерзостью, выступающей у Гуро постоянным атрибутом молодости и ставшей в

некотором смысле эстетической категорией. Отсюда мотивы сумасбродства, шалости игры и сумасшествия — дерзкого безумия: «Ветрогон, сумасброд, летатель...», «Буревестник, шалун, стремитель...», «Твоя скрипка немного сошла сума», «Подошел к молодому безумцу мудрец...».

Следствием стирания границы между сообщением и физическим контекстом коммуникации стало обретение у Е. Гуро литературным произведением черт апеллятивного сообщения: функционирование таких форм как вердикты, призывы, поучения. Агитационное начало весьма отчетливо проявляется в двух последних книгах- «Небесные верблюжата» и «Бедный рыцарь» Такие тексты, как «Обещайте!», «Тайна», «Поклянитесь, далекие и близкие...» без труда вписываются в парадигму агитационной поэзии русского футуризма. Несмотря на то, что Е. Гуро прибегает к более "мягким" формам агитационного воздействия, чем те, которые использовали футуристы: "вердикт", "клятва", а не "приказ", как в творчестве В. Маяковского и В. Хлебникова, "декрет" у В. Каменского, - основные жанровые признаки совпадают. Темой таких произведений является преобразование мира, так как в творчестве усматривается продолжение социофизической среды, а слову возвращается магическая функция. Отличительной же особенностью "агитационной поэзии" Е. Гуро является то, что некоторая ее часть окрашена иронией, снижающей пафос и придающей воззваниям игровой характер Комический эффект достигается соединением противоположной по стилистической окраске лексики, обыгрыванием многозначности употребленных слов.

Реализация мифологических принципов моделирования картины мира, когда называние, именование события обеспечивает его существование, приводит к тому, что поэтический дискурс в творчестве Е. Гуро приобретает статус перформативного высказывания. Поэтому так часты в ее произведениях обеты, обещания и прославления («У песчаного бугра в голубой день...»; < Да прославятся балконы неснятых дач...» и др.).

Размыкание художественной структуры обусловило и привлечение аутентичных элементов: на уровне стилистики это проявляется в ориентации Е. Гуро на воспроизведение разговорной речи, на жанрово-родовом - в отчетливо наблюдаемой тенденции к драматизации прозы, на уровне композиции - в слабой отграниченное™ текстов, на образном - в моделировании главного героя творчества Е. Гуро - Бедного рыцаря - на основе фактов литературного быта и собственной мифологизированной биографии.

Глава 2. Синтез искусств в творчестве Елены Гуро состоит из пяти разделов.

2.1. «Импрессионизм неясной мысли» ■ импрессионистическая поэтика в творчестве Е. Гуро. Одной из наиболее сильных тенденций русского модернизма было стремление к синтезу искусств. Как и в пору расцвета романтизма в Европе в 20-30-х гг. XIX в., в русском неоромантизме 1890-1910-

х годов художники стремятся преодолеть границы между различными видами искусств, достичь синкретичности, некогда присущей искусству.

Проблема синтеза искусств получила основательную разработку в эстетике символизма. Постсимволистские течения наследуют идею синтеза искусств, смещая акценты и выдвигая на первый план собственное приоритетное искусство - живопись.

Творчество Е. Гуро в этом аспекте привлекает особое внимание, т. к. литература и живопись существовали в нем на равных правах. Е. Гуро, как и многие кубофутуристы, начинала с живописи. В тринадцатилетнем возрасте она поступила в школу Общества поощрения художеств, с 1903 г. начала посещать художественную мастерскую Я. Ф. Циогликского, работавшего в импрессионистической манере. В 1906-1907гг. Е.Гуро и М.Матюшин посещают художественную школу Е. Н. Званцевой, где преподавали М. Добужинский и Л. Бакст. В марте 1909 г. они присоединяются к группе Н. Кульбина «Треугольник», участвуют в выставке «Импрессионисты», где также демонстрируют свои работы В Каменский и А. Крученых.

Обусловленное биографическим контекстом соединение живописного и литературного начал создавало благоприятные условия для их синтеза в творчестве Е. Гуро. Размывание межвидовых границ происходит на разных уровнях: от "синтетических" названий словесных текстов («Финская мелодия», «Адажио», «Этюд молодой рощи над взморьем», «FINALE»); до общей концепции сборников произведений, которые оформлялись рисунками самой Е. Гуро и мыслились как синтетическое образование, включающее звуковой, словесный и изобразительный компоненты (в «Осеннем сне» наряду с текстами и иллюстрациями Гуро были опубликованы также отрывки скрипичной сюиты М. Матюшина «Осенний сон», несколько репродукций его картин). Отзвуки идей синтеза цвета и звука находим в пронизанном футуристическим пафосом тексте Е Гуро, опубликованном во втором «Садке судей»: «на громадном листе серой бумаги рисую музыку Рахманинова...» («Липнул к следкам песок...») и некоторых других произведениях.

Раннее творчество Е. Гуро, как изобразительное, так и литературное, неразрывно связано с импрессионизмом, воспринимаемым в 1890-х годах как решительный шаг на пути к новому искусству, так, Д. Мережковский в программной статье обозначил термином "импрессионизм", со ссылкой на французов, "расширение художественной впечатлительности", которого взыскует новая поэзия. Е. Гуро знакомилась с этим направлением "со стороны живописи", а следовательно, несколько иначе представляла его сущность и ориентировалась на несколько иные принципы нового искусства в своем творчестве. Импрессионизм как художественное направление характеризуется следующими особенностями: художники-импрессионисты отображают видимое в кратчайший момент созерцания и стремятся передать только общую картину наблюдаемого явления (пространство и фигуры в нем), при этом случайными позами персонажей и незаконченностью жестов подчеркивается время наблюдения - мгновение, а основной акцент в работах импрессионистов делается на изображение свето-воздушной среды, ее фиксацию и живописный

анализ. Все это относится к объективному миру, существующему независимо от человека. Выявляя характер зрительного восприятия внешнего мира, художники передают мерцающую неопределенность, зыбкость предметных форм. Основа живописного импрессионизма - пленер, ставший методом и обязательным условием творчества. Кроме того, импрессионизму "противопоказана" эпическая широта и полнота отражения мира. Отсюда -свойственный импрессионизму "культ этюда".

Безусловно, достаточно революционные для своего времени достижения французских художников не могли не оказать влияния на другие виды искусства. Усвоение провозглашенных импрессионистами принципов творчества происходило как на уровне овладения новой терминологией, используемой не только в области живописи, так и на уровне заимствования методов.

Однако использование понятия «импрессионизм» применительно к литературе не обрело терминологической устойчивости. Обыкновенно, говоря об импрессионистичности поэтического или прозаического произведения, имеют в виду фиксацию определенного настроения или впечатления. Под импрессионистичностью понимают опору на первичный чувственный образ, возникающий при непосредственном, "свежем" взгляде на предмет, и стремление закрепить именно это начальное, едва возникшее, беглое впечатление от предмета, либо обозначить его бросившейся в глаза деталью. "Стремительность глаза" позволяет увидеть и запечатлеть "ряд волшебных изменений" окружающего, текучесть его проявлений, его непрестанную динамику. Это обуславливает повышенный интерес к пейзажу, изменяющемуся в зависимости от погоды и часа, и ко всему неустоявшемуся, готовому исчезнуть или же, наоборот, находящемуся в стадии становления. Поэтому, как правило, с импрессионизмом связывают пейзажную лирику. Обусловленная мобильностью восприятия неполнота охвата действительности в литературе оборачивается фрагментарностью, которая проявляется на всех уровнях: от жанра (предпочтение отдается малым формам - новелла, лирическое стихотворение) и кончая стилистикой (эллипсы, отрывистость речи и пр.). Кроме того, стремясь передать настроение писатель/поэт-импрессионист опирается прежде всего на нелогические чувственные средства (большое значение придается ритму, темпу, метру), т. е. автор не столько сообщает и поясняет, сколько внушает. Литературный и живописный импрессионизм связывает также отказ от сюжетного действия, взамен которого передается особое состояние человека, погруженного в тихую и созерцательную позицию.

Значительная роль импрессионистической поэтики в творчестве Е. Гуро отмечена многими исследователями (работы Н. Гурьяновой, В. Маркова, М. Banjanin, В. К. Jensen). По мнению же Л. В. Усенко, творчество Елены Гуро вообще «развивалось преимущественно в стихии русского импрессионизма и было далеко от формалистических экспериментов футуризма, хотя критики связывают ее имя именно с ним».

Позиция исследователя не кажется убедительной, так как выделение импрессионизма в русской литературе в качестве самостоятельного

направления не имеет под собой достаточных оснований- Импрессионистская поэтика в творчестве разных поэтов, и Е. Гуро в том числе, используется в сочетании с другими художественными средствами. Импрессионизм сыграл важную роль в становлении творческих принципов как символизма, так и футуризма на ранней стадии его развития.

Используя средства выразительности, традиционно соотносящиеся с импрессионистической поэтикой, Е. Гуро не идет ни по пути "реалистического импрессионизма", что пытается доказать J1. В. Усенко, ни по пути, проложенному символистами. "Реалистический импрессионизм", сохраняющий установку на объективно реалистическое изображение действительности, преодолевается Е. Гуро, т. к. она концентрируется не на видимой действительности, а на обнаружении ее внутренней динамики, которое возможно только путем абстрагирования от всех факультативных качеств (в дневниковой записи 1909 г. Е. Гуро подчеркивает: «О всех вещах надо знать немногое важное, а не тьму унижающих их тайный смысл подробностей»), т. е. реальность не воспроизводится, а конструируется.

Отношение Е. Гуро к символистскому изводу импрессионизма наиболее наглядно прослеживается в ее незаконченной критической статье о сборнике В. Брюсова «Tertia Vigilia», написанной, очевидно, около 1903-1904 гг. В ней Гуро положительно характеризует те черты поэтики В. Брюсова, которые, по ее мнению, связаны с импрессионизмом и которые в дальнейшем найдут отражение и развитие в ее собственном творчестве. Очевидно, что для Е. Гуро особо привлекательным в творчестве мэтра символизма является предчувствие нового и обращение к реальности, реальности, содержащей, по Гуро, потенцию преображения, в противовес общесимволистской завороженности идеальными мирами и тоске о невозможности достижения идеала на земле. При этом для Е. Гуро важно, что "обыденные вещи" оказываются полны значения. Уже на самой ранней стадии своего творчества она негативно воспринимает постулируемую символизмом экстатическую трактовку настроения, отчуждающего субъект от окружающей действительности. Сенсуальный контакт оказывается для нее более значимым, т. к., по мысли Е. Гуро, он в большей степени способствует обнаружению "жизни, озаренной чудом", чем погружение в мистический транс. Значимой является и критика Е. Гуро "рассудочности" В. Брюсова, потому что интуиция является единственно возможным для нее способом постижения мира.

Е. Гуро стремится не подменить объективное субъективным, не отрешается от внешнего, заменяя его душевной диалектикой, а предлагает иную трактовку объективного, где внешнее и внутреннее оказываются слитым, субъект - частью объектного мира. Этот принцип, как кажется, и является ведущим для всего "импрессионистического" творчества Е. Гуро.

Уделяя особое внимание природе в своем творчестве, как и художники-импрессионисты, Е. Гуро предлагает совершенно иную ее трактовку. В природные описания вносится сказочный, фантастический и мифологический элемент.

Итак, импрессионизм стал для Е. Гуро первоначальным творческим стимулом, обусловившим общее направление ее художественных поисков.

Воздействие импрессионистической поэтики обусловило такую характерную черту стиля Е. Гуро, как склонность к фрагментарности. Однако можно с уверенностью сказать, что указанные особенности импрессионистического искусства в художественной практике Е. Гуро подверглись существенной трансформации, результаты которой выходят далеко за его пределы.

Под влиянием импрессионизма в творчестве Е. Гуро получила основательную разработку и проблематика видения Французские живописцы прослыли "фанатиками зрения", та.-с как считали, что ни один цвет в природа не существует сам по себе, окраска любого предмета - иллюзия, запрограммированная памятью цветов. В своих работах К. Моне и К. Писсарро стремились достичь отстраненности зрительного восприятия, преодолеть сложившиеся стереотипы. Художники авангарда, и Е. Гуро с М. Матюшиным в том числе, наследуют эту проблематику, продолжая исследование законов цвета, но их изыскания выходят за рамки чисто изобразительной проблематики, став частью общей философско-эстетической программы авангарда.

2.2 Концепт созерцания. Видение как способность восприятия окружающего мира являлось одной из центральных проблем авангарда, пьпающегося создать адекватный язык описания действительности, который одновременно являлся бы и способом ее постижения и даже преображения. Хотя концепции К. Малевича, П. Филонова и М. Матюшина обрели завершенность только в двадцатые годы, осмысление проблемы адекватного видения началось гораздо раньше. И Е. Гуро не осталась в стороне от этих поисков. О ее непосредственном вкладе в разработку теории "расширенного смотрения" М. Матюшина известно мало, однако ее участие в процессе формирования новых принципов видения подкреплено свидетельствами самих участников этого процесса. Созерцание, - «высшая интуиция» является важнейшим принципом творческого метода Е. Гуро. Именно в этом аспекте творческая установка Е. Гуро смыкается с разработанной позднее М. Матюшиным теорией «расширенного смотрения», призванной разработать систему изображения (а значит и восприятия), способную представить мир в его бесконечности и целостности. Созерцание, трактуемое как «расширенное смотрение», с одной стороны, позволяет преодолеть фрагментарность восприятия реальности, выводя за пространственно-временные ограничения, а с другой - размывает границы между объектом и субъектом наблюдения, что опять же постулирует целостность мироздания, снимая оппозицию одушевленное/неодушевленное.

Эти посылки обусловили многие мотивы в литературном творчестве Е. Гуро. Наиболее яркое воплощение мотив видения/созерцания получает в «Бедном рыцаре». Мотивы, объединенные визуальной семантикой, являются лейтмотивами повести и организуют структуру текста на фабульно-сюжетном уровне.

В общении Эльзы и Рыцаря преобладает молчаливый визуальный контакт, их встречи носят характер "уроков" правильного видения, которые дает воздушный юноша земной женщине. При этом Бедный рыцарь не просто возвещает новые истины, но стремится к их наглядной демонстрации. Совместные прогулки Эльзы и Рыцаря являются опытами созерцания, видения сути предметов, т.е. постижения незримого. Бедный рыцарь у Е. Гуро выступает в той же роли, что художник у М. Матюшина: «Художник учит смотреть обыкновенных людей. Он показывает человеку увиденное своим новым развивающимся глазом...» («Опыт художника новой меры»). Эльза, приобщившись к новому восприятию мира, начинает видеть «живой дух везде», прозревая единство всех элементов мироздания "сквозь глаза" открывшего ей истину Рыцаря земли. Мысль о необходимости смены зрительного "ракурса", приравниваемого к религиозному посвящению, обретению истины, развивается и во второй части повести - «Из поучений Светлой Горницы».

Столкновение видимого и невидимого в повести Гуро разрешается посредством разграничения "внешнего" и "внутреннего" зрения. В самом начале повести подчеркивается, чго Эльза видит Рыцаря «в существе своем», т. е. не с помощью глаз, а внутренним зрением сердца. Рыцарь определяется же как «незримый», т. е. видимый лишь с помощью "внутреннего" зрения. Вера в реальность невидимого, т. е. устойчивость новой зрительной способности Эльзы, и проверяется в ходе развития сюжетного действия.

Гуро встраивает в повесть миф об Амуре и Психее, в котором актуализирует один из его аспектов, а именно — запрет на обнаружение тайного, сокровенного. Эльза, как и Психея, должна принять невидимое и поверить в реальность и божественную природу незримого юноши.

Сюжет «Бедного рыцаря» - поэтический сюжет, для которого характерно наличие некоторого ритма, повторяемостей, параллелизмов. Миф об Амуре и Психее в «Бедном рыцаре» Гуро реализует в трех инвариантах: история Эльзы и ее незримого сына; включенная в первую часть история о некрасивой матери и ее сыне и переложение сказки о Финисте Ясном Соколе, восходящей к античному мифу. В незаконченном фрагменте «Перисто Фениста Ясна Сокола» девушка, как и Эльза, ждет своего незримого возлюбленного у розовеющего на заре окна. Сокол рассказывает ей «сказки небесные», «сказки окошка» и исчезает, когда в ее душе зародилось сомнение в благости его природы и она «решила посоветоваться с сестрами». Мотив вести, приносимой в молчании, также объединяет историю Эльзы и «Перисто ..». Сходство мужских персонажей «Истории...» и «Перисто...» подчеркивается портретными характеристиками. История о некрасивой матери, которой стал являться ее умерший сын реализует еще один аспект коллизии видимого/невидимого -мотив внутренней красоты, недоступной обыкновенному зрению. Финал истории о некрасивой матери дублирует финал истории Эльзы. Все три инварианта истории направлены к одному смысловому решению - снятию оппозиции видимое/невидимое.

Таким образом, при правильном видении мира человек способен постигнуть мир, осознать его сокровенное, по Гуро, свойство — одухотворенность. Обретение зрения, но не физического, а духовного -прозрения, трактуемого как восхождение по ступеням лестницы, объединяет все варианты историй о женщине и ее незримом госте.

2.3 «Лаконизм подразумевания» редукция формы в творчестве Елены Гуро Фрагментарность, склонность к открытым структурам - одна из программных установок поэтики Е. Гуро, которая предоставляет широкое поле для взаимодействия живописного и словесного искусств.

Фрагментарность, «этюдность» развивается в творчестве Е Гуро в стилистический прием незавершенности. Этюд функционирует не только как набросок для будущего произведения, но и приобретает самостоятельное эстетическое значение в соответствии с общефутуристической установкой на открытость художественной структуры и фрагментарность. Е. Гуро последовательно осуществляла введение маргинального чернового пространства (к которому и принадлежат наброски, этюды) в сферу эстетически значимого.

Другой аспект этюда, максимально продуктивно используемый Е. Гуро -лаконизм. Минимизация формы служит дополнительным резервуаром расширения семантики в творчестве Е. Гуро.

Стремление к минимизации формы обусловило обращение Е. Гуро к такому жанру как моностих. Минимальные тексты Гуро представляют собой «романтические фрагменты, осложненные импрессионизмом» (в соответствии с классификацией В. Маркова), однако некоторые из них позволяют говорить о влиянии на Е. Гуро японской литературной традиции.

Прежде всего, обращает на себя внимание стремление Е. Гуро к характерной для японской литературы циклизации в соответствии с сезонным принципом: как и японские поэты, Е. Гуро группирует свои этюды в разделы -"Весенние этюды", "Зима", "Осень". К японской традиции отсылает V особый характер взаимосвязи субъекта и природы - их эмоциональное слияние: в рассматриваемых лирических миниатюрах Е. Гуро весь окружающий мир, природный и предметный в том числе, одушевлен, поэтому ведущим приемом является олицетворение. Е. Гуро, как и японским создателям хокку и танка, важно зафиксировать чувство-ощущение в картинке-образе, текст строится так, что он не описывает, а показывает, вызывая в читателе сходные эмоциональные переживания. Погружая читателя в состояние медитативного созерцания, Е. Гуро часто актуализирует мотив молчания как обязательного атрибута слияния с природным универсумом, ибо чувство, создаваемое подобной миниатюрой, невозможно назвать.

Еще один аспект, рассматриваемый в контексте данной темы, -функционирование миниатюр в составе более крупного текстового образования, в частности, итогового произведения Е. Гуро "Бедный рыцарь". Одним из составляющих элементов текстового целого «Бедного рыцаря» являются миниатюры с весьма явственной ориентацией на японскую поэзию,

которые сохраняют относительную самостоятельность. Е. Гуро стремится достичь синтеза живописи и литературы, разворачивая историю Бедного рыцаря не только в словесных текстах, но и в многочисленных рисунках. Лирические миниатюры, не связанные или слабо связанные с развитием сюжета, функционируют в тексте как своеобразные идеограммы, являющиеся промежуточным звеном между текстом и рисунком, скрепляющие визуальную и словесную составляющую мифа Гуро о Бедном рыцаре.

Предметом анализа четвертого параграфа «Экфрасис в художественных текстах Елены Гуро» является одна из форм взаимодействия между литературой и пластическими искусствами - явление трансформации (в терминологии Н. Ьипёа) - экфрасис.

В контексте осуществляемого синтеза живописи и литературы в творчестве Е. Гуро особое значение приобретает такой межвидовой жанр, как экфрасис, который был неоднократно востребован русским литературным авангардом именно как возможность стереть и преодолеть границы между различными видами искусств.

Под этим термином, в соответствии с определением, данным Н.В. Брагинской, в диссертационном исследовании подразумевается любое описание произведений искусства; описание, включенное в какой-либо жанр, т.е. выступающее как тип текста, и описание, имеющее самостоятельный характер и представляющее собой некий художественный жанр.

Экфрасисы Е. Гуро восходят к романтической традиции, обусловившей вольное, в высокой степени субъективное прочтение произведения живописи, предписывающей главной задачей экфрасиса моделирование эмоциональной реакции читателя на произведение искусства, а не его детальное описание. Для экфрасисов Е. Гуро характерно привнесение в описываемое полотно признаков художественной реальности, моделируемой в текстах самой Е. Гуро. Таким образом экфрасис становится способом манифестации эстетических принципов. Два экфрастических текста Е. Гуро - «Скрипка Пикассо» и «Венеция Врубеля» - являются, по нашему мнению, своеобразным критическим отзывом на эстетические системы символизма и кубизма. Данные экфрасисы имплицитно обнажают несостоятельность обеих систем, являясь, таким образом, своеобразными художественными манифестами, в которых ставится проблема создания новых измерений в поэтическом высказывании.

Анализ экфрасисов в творчестве Е. Гуро позволил выявить различные способы усвоения (а в некоторых случаях и взаимоусвоения) приемов авангардной живописи и литературы. В отличие от футуристов, рассматривавших экфрасис как автономное создание, лишенное репрезентативности и демонстрирующее только принципы творчества «как такового», для Гуро в процессе реализации конструктивных принципов авангардной живописи в литературном тексте становится определяющим не желание испытать до предела возможности трансформаций, на которые способен язык, эксперименты Гуро демонстрируют поиск новых средств выразительности, балансирующих на грани словесного и изобразительного.

2 5 Экфрасис в критическом наследии Е. Гуро Экфрасисы в критическом наследии Елены Гуро демонстрируют практически полное отсутствие анализа структуры картины и метода живописца, что, казалось бы, должно обязательно присутствовать в оценках и отзывах Е. Гуро - профессионального художника. Анализ подменяется художественным нарративом, дублирующим и вытесняющим живописный текст. В экфрасисах в очерке «Несколько слов о живописи Поленовой» и в дневниковых записях 1905-1909 гг, фиксирующих впечатления от двенадцатой выставки картин Московского товарищества художников, проходившей в Петербурге в 1905 г., обнаруживаются те же приемы, которые получат развитие и углубление в литературных экфрасисах Е. Гуро. «Литературность» критических работ Е. Гуро позволяет говорить о том, что в них реализована та же традиция, что и в критической прозе русских художников-авангардистов - В. Кандинского, К. Малевича.

Проведенное исследование позволяет сделать вывод, что взаимодействие живописи и литературы в творчестве Е. Гуро осуществлялось на нескольких уровнях:

• Филосфоско-эстетическом. В эстетике Е. Гуро понятия «видение/созерцание», «тишина», «молчание» приобретают исключительную значимость и обуславливают тяготение к «отрицательной образности» («лаконизм подразумевания», по определению Е. Гуро).

• Метафорически-образном. Реализуется установка на чтение-видение. Однако средства импрессионистической поэтики Е. Гуро использует не для передачи внешних признаков предмета, которые создают его визуальный образ, а апеллирует к внутреннему зрению читателя, активизируя его средствами апофатической образности.

• Конкретно-визуальном. Графический компонент становится составным элементом словесного текста. Основой их взаимодействия является не простая визуализация словесных образов живописными средствами (иллюстрация), а соприродность внутренней ритмической структуры. Графические элементы выступают и одним из средств композиционной организации словесного текста, а также средством моделирования персонажа (Бедный рыцарь).

• Синтез живописи и литературы осуществляется и на уровне взаимоусвоения методов творчества, обусловивших основополагающие особенности поэтики Е. Гуро - фрагментарность и стремление к редукции формы.

• Одним из видов корреляции словесного и живописного у Е. Гуро становится экфрасис, функционирующий в ее творчестве и как межвидовой жанр, и как риторический прием.

Заключение

Результаты исследования показывают, что ведущей особенностью поэтики Елены Гуро, ее «конструктивным принципом», является стремление к интеграции, проявляемое на всех уровнях. В представленной в творчестве

Е. Гуро модели мира преодолевается характерное для символистского творчества расщепление действительности на материальную и идеальную. Утверждается единая духовная сущность мира, которая лежит, по Е. Гуро, в основе всего. В плане пространственно-временной организации текстов Е. Гуро также наблюдается стремление к снятию традиционных оппозиций путем о пространственных и временных инверсий.

С точки зрения заложенного в творчестве Е. Гуро понимания знаковое™, устранение дуального членения мира привело к восстановлению референциальности, которую отрицала символистская эстетическая система. Интегративная тенденция проявляется в стремлении к отождествлению материальной и идеальной стороны знака. Стремление преодолеть границу, отделяющую прозу от поэзии, обусловило обращение Е. Гуро к верлибру. Новаторство Е. Гуро в этом аспекте связано не только с поисками новых средств ритмической выразительности, но и с экспериментами, связанными с трансформацией визуального образа текста.

Творчество Е. Гуро представляет систему, в которой живопись и литература стремятся к гармоничному единству, являющемуся средством увеличения эмоциональной выразительности и семантической глубины художественного произведения. Необходимость интеграции различных видов искусств в художественной системе Е. Гуро обуславливается и восприятием творчества как способа познания и преображения действительности: взаимодействие различных художественных языков способствует более глубокому познанию мира в его целостности и многообразии.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:

1. КостюкВ. В. К вопросу об истоках: Елена Гуро и обэриуты // Александр Введенский и русский авангард: Материалы международной научной конференции / под ред. А. Кобринского. - СПб.: ИПЦ СПГУТД, 2004. -С. 101-109(0,5 п. л.).

2. Костюк В. В. Экфрасис в творчестве Е. Гуро // Вестник молодых ученых. Серия «Филологические науки». - СПб., 2004, №5. - С. 79-87 (0,5 п. л.).

3. КостюкВ. В. «Победа над временем и пространством...» Некоторые наблюдения над структурой художественного пространства и времени в творчестве Е. Гуро / Восток - Запад: пространство русской литературы: Материалы международной научной конференции - Волгоград: Волгоградское научное издательство, 2005. - С. 254-261 (0,4 п. л.).

4. Костюк В. В. На грани между видимым и невидимым: «Бедный рыцарь» Елены Гуро / Мортира и свеча. Материалы международной летней школы по авангарду, посвященной столетию со дня рождения Даниила Хармса / Под редакцией А. Кобринского. - Поселок Поляны (Уусикирко) Лен. обл., 2005.-С. 102-112 (0,6 п. л.).

5. Костюк В. В. К вопросу о японской поэтической традиции в творчестве Елены Гуро / Филологические записки: Материалы Герценовских чтений. -СПб., 2005. - С. 18-24 (0,4 п. л.).

Подписано в печать 30.11.2005.г. Формат 60x84 1/16.Бумага офсетная. Печать офсетная. Усл. печ. л. 1,2. Тираж 100 экз. Заказ № 240

Отпечатано в ООО «Издательство "ЛЕМА"»

199004, Россия, Санкт-Петербург, В.О., Средний пр., д.24, тел./факс: 323-67-74 e-mail: izd_lema@mail.ru

/ае>6А

MW

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Костюк, Виктория Валерьевна

Введение С.

Глава 1. Специфика модели мира в творчестве Елены Гуро

1.1. Концепция художественного знака С.

1.2. Художественное пространство и время С. 47 ф 1.3. Концепция творчества. Образ поэта С.

Глава 2. Синтез искусств в творчестве Елены Гуро

2.1. «Импрессионизм неясной мысли»: импрессионистическая С. 78 поэтика в творчестве Е. Гуро

2.2. Концепт созерцания С.

2.3. «Лаконизм подразумевания»: редукция формы в творчестве С. 110 Елены Гуро

2.4. Экфрасис в художественных текстах Е. Гуро С.

2.5. Экфрасис в критическом наследии Е. Гуро С.

Введение диссертации2005 год, автореферат по филологии, Костюк, Виктория Валерьевна

Творчество Елены Генриховны Гуро (1877-1913), поэта, прозаика, художника, активного участника футуристического движения в фазе его зарождения и становления совпало с периодом коренных трансформаций, приведших к смене художественных систем, и стало отражением этого сложного процесса. Изучение истории русской литературы XX века немыслимо без исследования творчества поэтов и писателей так называемого "второго ряда". Это вызвано не только необходимостью создания целостной картины литературной эпохи Серебряного века, но и является обязательным условием для уяснения альтернативных возможностей развития русской литературы, потенциальных или реализованных в рамках индивидуальной художественной системы.

Настоящая диссертационная работа посвящена изучению поэзии и прозы Е. Гуро как малоисследованному явлению русской литературы, имеющему неоспоримую значимость для создания объективной картины зарождения и развития такого сложного и не имеющего отчетливой эстетической концепции художественного направления, как кубофутуризм.

Среди кубофутуристов Е. Гуро занимала особое положение: она родилась в Санкт-Петербурге, «была старинного дворянского рода. Ее дед по отцу - французский эмигрант из рода маркизов де Мерикур, покинувших родину во время революции 1793 года. Отец Елены Гуро был военным, дослужившимся до чина генерала от инфантерии. Ее мать, женщина даровитая, хорошо рисовала и могла бы стать художником. Она была дочерью Михаила Чистякова, известного педагога и литератора, издававшего с 1851-1865 гг. «Журнал для детей» <.> Свое детство и раннюю юность Гуро провела в деревне Новоселье (в Псковской губернии). Очень рано, восьмилетней девочкой, стала рисовать и записывать свои впечатления и фантазии»1.

1 Матюшин М. Русские кубофутуристы/ Русский футуризм. Теория. Практика. Критика. Воспоминания. М., 1999. С. 312.

Впоследствии Е. Гуро профессионально учится живописи.

В 1890 г. Е. Гуро знакомится со своим будущим мужем, Михаилом Матюшиным, музыкантом, композитором, художником и теоретиком искусства.

В 1905 г. Е. Гуро дебютирует как художник, выполнив иллюстрации к «Бабушкиным сказкам» Жорж Санд (Харьков, 1905), и как писатель - в «Сборнике молодых писателей» (СПб., 1905) был опубликован ее рассказ «Перед весной».

Участие в группе Н. Кульбина «Треугольник» сближает М. Матюшина и Е. Гуро с Бурлюками, В.Каменским, позднее — в 1910 г., состоится и знакомство с В. Хлебниковым. Дом Гуро и Матюшина становится своеобразной штаб-квартирой русских футуристов, как петербургских, так и московских, где в спорах и диспутах рождается новое искусство. В разное время там бывали В. Хлебников и В. Маяковский, К. Малевич и П. Филонов, К. Петров-Водкин и В. Татлин. В этой атмосфере "гуро-матюшинского пространства" (Б. Лифшиц) Матюшин «отвечал скорее за "научное", за его сопряжение с художественным <.> Роль Гуро <.> иная - женщины, обращенной своим милосердием ко всему, что в нем нуждается, - растениям, животным, людям, и этим милосердием-жалостью пытающейся преодолеть отчуждение человека от природы, спасти природу от агрессивности городской стихии, освободить душу природы и восстановить душу человека.»2

В 1909 г. М. Матюшин, заявив о себе как об издателе, опубликовал первую книгу Е. Гуро «Шарманка» (СПб., 1909), включавшую три раздела: Пьесы. Стихи. Проза. Обложка и иллюстрации принадлежали Е. Гуро, в книгу вошли также три рисунка художницы Н.И. Любавиной. В сборник были включены и ноты канцоны М. Матюшина, написанной к пьесе «Арлекин». Особого внимания к себе «Шарманка» не привлекла.

2 Топоров В. Аптекарский остров как городское урочище (Общий взгляд)/ Ноосфера и художественное творчество. М., 1991. С. 222.

Харджиев Н., Гриц Т. отмечали, что «книга вначале осталась незамеченной: критические отзывы появились лишь четыре года спустя»3. М. Матюшин вспоминал впоследствии, что «судьба этой книги была трагична. Суворин, взявшийся ее распространять, через год вернул все экземпляры нераспакованными. Мы разослали их по библиотекам санаториев»4.

Критическим отзывом, в целом положительным, на этот сборник Гуро откликнулась лишь В. Малахиева-Мирович: «Милая, самой дебютантской неопытностью своей, и свежестью, наивной принаряженностью, и брызжущей сквозь манерность искренностью — милая, милая книга. <.> О ней, об этой книге нельзя говорить: есть. Она вся im Werden. Но о ней тем не менее хочется говорить, в ее будущее хочется верить» 5. Другие отзывы на «Шарманку» появились уже после смерти Гуро6. Интересно, что сочувственный отклик эта книга получила и у символистов, и у футуристов. Матюшин вспоминал, что «Шарманку» «любили А. Блок, А. Ремизов, JI. Шестов»7. Знакомство Гуро с Блоком, по свидетельству Матюшина, состоялось в 1909 г., тогда же она была приглашена к участию в сборнике «Прибой», в котором были опубликованы ее иллюстрации к стихотворениям Блока. В дневнике 1912 года (5 января) Блок отмечает состоявшийся о глубокий разговор с Гуро» , а в 1913 (25 марта) - «Футуристы в целом, вероятно, явление более крупное, чем акмеизм. <.> Футуристы прежде всего дали уже Игоря Северянина. Подозреваю, что значителен Хлебников. Е. Гуро достойна внимания»9. В. Каменский в «Пути энтузиаста» оценивает «Шарманку» как немаловажное творческое достижение Гуро: «Мы решили поздравить Елену Гуро с вышедшей большой книгой «Шарманка», где ее

3 Харджиев Н., Гриц Т. Елена Гуро (К 25-летию со дня смерти)// Книжные новости. №7. 10 апреля. 1938. С. 40.

4 Матюшин M. Русские кубофутуристы/ Русский футуризм. Теория. Практика. Критика. Воспоминания. М., 1999. С. 315.

5 Малахиева-Мирович В. «Шарманка» [Рецензия] // Русская мысль. Кн. 7. 1909. С. 164-165.

6 Кова К. След обретен (Е. Гуро. «Шарманка»)// Жатва. Кн. 6-7. 1914. С. 447-454; Венгеров П. О книгах Елены Гуро// Современник. Кн. 6. март. 1914. С. 119-120.

7 Матюшин M. Русские кубофутуристы/ Русский футуризм. Теория. Практика. Критика. Воспоминания. М., 1999. С. 315.

8 Блок А. Дневник 1912 года/ Блок А. Собрание сочинений. М.-Л., 1963. Т. 7. С. 120.

9 Блок А. Дневник 1913 года/ Блок А. Собрание сочинений. М.-Л., 1963. Т. 7. С. 232. исключительное дарование было густо, ветвисто и стройно, как сосновая роща. И сосновым теплом веяло от всей книги. Легко дышалось при чтении книги Елены Гуро, и хотелось любить каждую каплю жизни»10. Д. Бурлюк считал «Шарманку» книгой, ознаменовавшей первое литературное выступление футуристов11.

Второй книгой Гуро и последней, опубликованной при жизни, был сборник «Осенний сон» (СПб., 1912), включивший, помимо одноименной пьесы, несколько стихотворений и прозаических миниатюр. Этот сборник, как и первый, имел синтетический характер, в него, кроме текстов и рисунков Гуро, вошли (на цветных вклейках) несколько иллюстраций с работ

М. Матюшина и ноты его скрипичной сонаты «Осенний сон». Сборник получил высокую оценку Вяч. Иванова, который очень емко сформулировал своеобразие второй книги Гуро — «отсутствие литературности»: «Тех, кому очень больно жить в наши дни, она, быть может, утешит. <.> Как было запечатлеть тот свет, которого не могла сдержать земная форма, — веяние, проструившееся через почти безмолвные уста? Любовь сделала это, и спасла тень тени, легчайший след дыхания. Из искусства было взято для этой цели очень мало средств (и все же еще слишком много, ибо лучше было бы, если б то было возможно, чтобы в книжках вовсе не чувствовалось художественной притязательности и ничего другого не было, кроме воспоминания и непосредственной лирики). В общем было верно угадано, что здесь нужно несколько разрозненных, почти несвязных штрихов. И эти несколько намеков и неточных приближений прониклись (и не искусство это сделало) чудесным оживлением. И нежная тень милого вестника поселилась в

12 нескольких душах, благодарных за эту розу с нечужой им отныне могилы» .

Велимир Хлебников также был одним из тех, «кто понимает и кто не гонит» (посвящение из «Осеннего сна»). В письме к Е. Гуро 1913 г. он, как и Иванов, отмечал необычайную "жизненность", возобладавшую в сборнике

10 Каменский В. Путь энтузиаста / Русский футуризм. Теория. Практика. Критика. Воспоминания. М., 1999. С.353.

11 Бурлюк Д. Фрагменты из воспоминаний футуриста. Письма. Стихотворения. СПб., 1994. С. 62.

12 Иванов В. Marginalia //Труды и дни. 1912. № 4-5. С. 45-46. над словесностью: «В "Осеннем сне" слышится что-то очень знакомое — многочисленные верблюжата, долговязые чудаки, дон-Кишот, Тамара, ассирийские мудрецы, все это напоминает Лицейский переулок и желтое окошко. <.> Она [книга - В.К.] дорога тем людям, кто увидит в ней водополье жизни, залившей словесность, и прочтет знаки дорогого»13.

В сентябре 1913 г. Матюшин издал еще один футуристический сборник, который посвятил памяти Гуро - «Трое», составленный из произведений В. Хлебникова, Е. Гуро, А. Крученых, с обложкой и рисунками К. Малевича.

Подготовку к публикации третьей книги Гуро «Небесные верблюжата» (СПб., 1914) осуществляли М. Матюшин и сестра Гуро - Е. Низен. Этот сборник, в отличие от предыдущих, сразу привлек к себе внимание критики. Рецензиями откликнулись и В. Брюсов, В. Ходасевич14.

Последнее произведение Елены Гуро - «Бедный рыцарь» — так и осталось незавершенным. Задумав в 1911 г., по свидетельству М. Матюшина, своеобразную трилогию, включающую сборник «Небесные верблюжата», пьесу «Осенний сон» и "лирическую повесть" (по определению автора) «Бедный рыцарь», Гуро не успела осуществить свой замысел15. М. Матюшин и Е. Низен после смерти Гуро провели большую работу по подготовке рукописи к публикации, сделав машинописные копии, составив текст "лирической повести" из многочисленных черновых записей и фрагментов. Несмотря на предложение М. Горького в 1917 г. опубликовать эту итоговую книгу Гуро, впервые текст в печатном варианте появился только в 1988 г.16, вызвав серьезную текстологическую критику и как следствие - публикацию других вариантов, подготовленных JI. Усенко и Е. Биневичем17.

13 Хлебников В. Неизданные произведения. М., 1940. С. 364.

14 Брюсов В.Я. Год русской поэзии // Русская мысль. 1914. №5; Ходасевич В.// Русские ведомости. 1915. 14 янв.

15 Матюшин M. Русские кубофутуристы / Русский футуризм: Теория. Практика. Критика. Воспоминания. M., 1999. С. 319.

16 Elena Guro. Selected Prose and Poetry. Stockholm. 1988.

17 Гуро E. Небесные верблюжата. Бедный рыцарь: Стихи и проза. Ростов-на-Дону, 1993; Гуро Е. Жил на свете рыцарь бедный. СПб., 1999.

В конце 1913 года М. Матюшин организовал выставку живописи и графики Е. Гуро, которая, по его свидетельству, имела большой успех18. Высокую оценку работам Гуро дал П. Филонов.

Степень изученности темы. Забвение Е. Гуро, длившееся около шести десятилетий (исключение составлял только узкий круг близких друзей и единомышленников), было прервано на волне того массового интереса к русской литературе Серебряного века, пик которого пришелся на семидесятые годы. С этого момента творчество Гуро становится предметом исследования сначала западных ученых, а затем и российских, которые все чаще обращаются к ее художественному и литературному наследию. Наибольший вклад в изучение поэтики Гуро внесли Banjanin М., Nilsson N., Bjornages Jensen Kjeld, H. Башмакова, Н. Гурьянова. "Возвращению" Е. Гуро к читателю способствовали A. Ljunggren, Nilsson N., G.K. Perkins, Kevin O'Brien, H. Гурьянова, JI. Усенко, E. Биневич, А. Мирзаев, осуществившие переиздание ее произведений и публикацию неизвестных рукописей, дневников и записных книжек.

Единственным исследованием, в котором осуществлена попытка рассмотрения творчества Е. Гуро как сложного целого с позиции единого основания — метода, является глава монографии Усенко Л.В. «Импрессионизм в русской прозе начала XX века» (Ростов-на-Дону, 1988). В его работе опровергаются многие легенды, окружавшие имя Гуро, дан обзор литературы, научной и мемуарной, как русской, так и зарубежной, обозначены литературно-художественные взгляды Гуро, проанализированы опубликованные сборники. Наиболее интересным в монографии Л.В. Усенко является утверждение общелитературной закономерности в русской прозе начала XX века "пограничных феноменов", к которым причисляется и творчество Е. Гуро.

18 Матюшин М. Русские кубофутуристы / Русский футуризм: Теория. Практика. Критика. Воспоминания. М., 1999. С. 323.

Литературному наследию Е. Гуро посвятил монографическое исследование и датский ученый К. В. Jensen. В его работе «Russian Futurism, Urbanism and Elena Guro» (Arkona, 1977) рассматриваются особенности урбанистического творчества Е. Гуро и прослеживаются его взаимосвязи с символистской и футуристической традицией. Анализ ранних урбанистических произведений Е. Гуро позволил автору сделать вывод, что футуризм и символизм имеют гораздо больше сходства, чем обыкновенно принято считать.

Новое прочтение художественного наследия Е. Гуро было предложено австрийским исследователем Е. Hausbacher. В ее диссертации «".denn die Geschopfe lieben Aufmerksame". Weiblichkeit in der Schrift Elena Guros (18771913)» (Frankfurt am Main, 1996) творчество E. Гуро рассматривается с помощью методологии, разрабатываемой постмодернистской литературной теорией с позиций феминистской критики.

Своеобразным итогом изучения творчества Гуро стал сборник статей «Школа органического искусства в русском модернизме» (Studia Slavica Finlandensia. 1999. Т. 16. Helsinki, 1999), объединивший статьи русских и зарубежных исследователей, посвященные различным аспектам поэтики Е. Гуро.

На современном этапе внимание исследователей художественного наследия Е. Гуро сосредоточено на следующих аспектах ее творчества:

- мифопоэтические, религиозно-философские аспекты (В. Топоров, В. Гехтман, Е. Бобринская, Н. Гурьянова, Е. Тырышкина);

- влияние творчества Е. Гуро на ее современников и поэтов последующих поколений (Н. Харджиев, И. Лощилов, Т. Никольская);

- явления синтеза словесного искусства и живописного, музыкального (М. Banjanin, Е. Ковтун, Е. Бобринская, Н. Божанкова, Л. Гервер, А. Флакер);

- творчество Е. Гуро в контексте различных литературных направлений (3. Г. Минц, М. Banjanin, К. В. Jensen);

- некоторые сквозные мотивы и образы в творчестве Е. Гуро (Н. Башмакова, К. Ичин, М. Banjanin, Е. Hausbacher, К. В. Jensen); вопросы композиции, жанровой принадлежности произведений, своеобразие стиха Е. Гуро рассматриваются в работах Ю. Орлицкого, М. Йованович, А. Юнггрен, О. Каменевой.

Теория и практика русского футуризма исследована в монографиях: В. Марков «История русского футуризма» (на русском языке: СПб., 2000); Сарычев В.А. «Кубофутуризм и кубофутуристы. Эстетика. Творчество. Эволюция (Липецк, 2000); Иванюшина И.Ю. «Русский футуризм. Идеология. Поэтика. Прагматика» (Саратов, 2003); некоторые аспекты поэтики футуризма, история формирования рассматриваются в сборниках статей «Русский кубофутуризм» (СПб., 2002); «Русский футуризм: Практика. Критика. Воспоминания» (М.: ИМЛИ РАН, 2000); социальный аспект истории русского авангарда представлен Крусановым А.В. в историческом обзоре «Русский авангард: 1907- 1932» (СПб., 1996).

Проблеме синтеза литературы и живописи посвящены сборники статей: «Литература и живопись» (Л., 1982); «Поэзия и живопись» (М., 2000); монографии: Дмитриева Н. «Изображение и слово» (М., 1962); Альфонсов В.Н. «Слова и краски» (М.-Л., 1966); ТишунинаН.В. «Западноевропейский символизм и проблемы взаимодействия искусств. Опыт интермедиального анализа» (СПб., 1998); СахноИ.М. «Русский авангард: живописная теория и поэтическая практика» (М., 1999); Азизян И.А. «Диалог искусств Серебряного века» (М., 2001); Корецкая И. «Литература в кругу искусств. Полилог в начале XX века» (М., 2001).

Своеобразие русской футуристической книги исследовано в монографиях: Ковтун Е.Ф. «Русская футуристическая книга» (М., 1989); Поляков В.В. «Русский кубофутуризм. Книги и идеи» (М., 1995), в статьях Бобринской Е.

Несмотря на достаточно большое количество исследований, посвященных творчеству Е. Гуро, говорить об изученности ее поэтики преждевременно, до сих пор не появилось работы, в которой была бы сделана попытка целостного осмысления художественного наследия Е. Гуро, были выявлены основные принципы поэтики с учетом своеобразия исследуемого объекта: синтетического характера творчества.

Научная новизна диссертационного исследования. Принципиальная новизна диссертационного исследования состоит в том, что творчество Елены Гуро рассматривается как единый текст, что обосновано выявленной общностью картины мира, создаваемой в живописном и литературном наследии Е. Гуро, единством творческой стратегии Гуро-писателя/поэта и Гуро-художника, "синонимией" художественных приемов. Основные принципы поэтики Е. Гуро описаны с учетом своеобразия исследуемого объекта - синтетического характера творчества. Впервые ставится вопрос об основаниях и предпосылках интеграции литературы и живописи в творчестве Е. Гуро, анализируются различные типы интермедиальных взаимодействий.

Возросший в последние десятилетия авторитет междисциплинарных теорий изучения литературы, пристальное внимание, которое уделяется исследованию синтеза и интеграции различных видов искусства, обуславливает актуальность диссертационной работы, в которой осуществляется попытка осмысления взаимодействия живописи и литературы в рамках творческой системы Е. Гуро. Описание литературно-живописных корреляций в творчестве Е. Гуро актуально как в историко-литературном, так и в теоретическом плане. Исследование специфики межвидовых взаимодействий в художественном наследии Е. Гуро в контексте синтетических исканий художников Серебряного века позволяет углубить представления о поэтике модернизма, в которой установка на интеграцию различных видов искусств является одним из ведущих принципов. Исследование взаимодействия живописи и литературы в художественном наследии Е. Гуро также позволяет проследить эволюцию ее преобразований в области поэтики. Актуальность исследования определяется и необходимостью уточнения понятий, связанных с методологией изучения интеграции различных видов искусств, разработкой типологии межвидовых корреляций.

Объектом исследования является поэзия и проза русского модернизма, представленная поэтическим и прозаическим творчеством Елены Гуро 1905-1913 гг. и творчеством поэтов и писателей русского символизма и футуризма. В качестве дополнительных источников исследования используются дневниковые записи, рабочие тетради и критические статьи Е. Гуро, также к анализу по мере необходимости привлекаются ее живопись и графика.

Предмет исследования - поэтика стихотворных и прозаических произведений Е. Гуро в соотношении с эстетическими принципами символистского и футуристического направлений, взаимодействие словесного и живописного искусств в ее творчестве.

Целью исследования является описание поэтики Е. Гуро в контексте эволюционных литературных процессов с учетом специфики ее художественного наследия, равноправными и неделимыми элементами которого являются живопись и литература.

Достижение обозначенной цели обеспечивается решением следующих задач:

• изучить взаимоотношения творчества Е. Гуро с символистской и футуристической традицией;

• описать специфику модели мира, реализованной в творчестве Е. Гуро;

• исследовать концепцию эстетической деятельности Е. Гуро;

• обнаружить точки пересечения живописи и поэзии в ее творчестве, выявить специфику их синтеза и взаимодействия.

Задачи исследования определили структуру и содержание работы. В первой главе «Специфика модели мира в творчестве Елены Гуро» исследуется своеобразие картины мира, реализованной в творчестве Гуро во взаимоотношении с символистской и футуристической традицией.

Уже в 10-е годы возник вопрос о принадлежности Гуро к футуризму. В. Ходасевич писал: «Русские футуристы считали покойную Е. Гуро "своей". Может быть, и она сама, принимая участие в разных "Садках судей", думала, что близка им. На самом деле это было не так. Легкая и радостная, всего больше любившая ветер, свободу и море, порой умевшая чувствовать тихие ласки повседневности, она душой была бесконечно далека от унылого и духовно немощного российского футуризма, этого детища скуки, безверия и повального эстетизма. <.> Ее дарование несомненно, но оно до такой степени не успело оформиться, что даже трудно судить о его размерах, о том, что вышло бы из Гуро, если бы ранняя смерть ее не постигла. Несомненно одно: с футуристами она разошлась бы скоро, для них она была слишком настоящая»19.

А. Закржевский, напротив, видел в творчестве Е. Гуро зарождение футуристической поэтики: «Елене Гуро пришлось быть вдохновительницей новой школы в искусстве. Много из того, что для футуристов было ничем иным, как лишь "манифестами", "грамотами" и "декларациями" являлось ее творческой мукой, ее вдохновенным горением, ее голгофой. К тем новым путям, которые уже опошлены футуризмом, Е. Гуро пришла ощупью, в творческом экстазе, в надрыве души»20.

Современные исследователи творчества Е. Гуро также не пришли к единому мнению по этому вопросу. Bjornages Jensen Kield и Banjanin М. считают, что произведения Гуро - связующее звено между символизмом и футуризмом; Л.Е.Усенко рассматривает эволюцию ее творчества как путь к «душевному импрессионизму»; В. Марков называет Гуро «самым характерным представителем русского импрессионизма»; Топоров В.Н. утверждает, что «не столько творчество Гуро предопределяется принципами футуризма, сознаваемыми как таковые деятелями этого направления, сколько сам футуризм преформируется особенностями "дофутуристического" и

19 Ходасевич В. // Русские ведомости. 1915. 14 янв.

20 Закржевский А. Елена Гуро (К годовщине смерти) // Вечерняя газета. 1914. 24. IV. нефутуристического" периода в творчестве писательницы», однако «было бы ошибочным помещать творческий путь Гуро исключительно в пределы "футуристического пространства ": генеалогия ее творчества сложна и пока не установлена с должной доказательностью и полнотой.»2'.

В связи с этим возникает необходимость обозначить критерии, способные разграничить символистскую и постсимволистскую поэтические системы.

В исследовании мы опираемся на разработанную в середине 70-х годов, но в основных положениях не утратившую своей актуальности концепцию И.П. Смирнова22, который устанавливает исключительно творческие закономерности, разграничивающие два поэтических принципа отношения к миру (символистов и постсимволистов). Принципиальная роль отводится соотношению знака (поэтического слова) и значения, понимаемого как суть сформулированного в предельно сжатом знаковом пространстве представление о бытии. Специфика понимания знаковости, заложенная в творчестве Е. Гуро, обусловила своеобразие картины мира, в которой намечены пути устранения дуального членения, свойственного символистским моделям, путем одухотворения первичной реальности, и определила такую концепцию эстетической деятельности, в которой творчество рассматривается как продолжение социофизической действительности. Этот аспект создал предпосылки для размыкания художественной структуры, что и предопределило интеграцию различных видов искусства.

Во второй главе «Синтез искусств в творчестве Е. Гуро» рассматривается специфика интеграции живописи и литературы в творчестве Гуро. Еще М. Матюшин в воспоминаниях утверждал, что творчество Е. Гуро «дает богатый материал для изучения специфики искусств в их органическом

21 Топоров В.Н. Миф о воплощении юноши-сына, его смерти и воскресении в творчестве Елены Гуро/ Серебряный век в России: Избранные страницы. М., 1993. С. 221; 252.

22 Смирнов И.П. Художественный смысл и эволюция поэтических систем. М., 1977. единстве».23 Современные исследователи придерживаются того же взгляда на художественное наследие Гуро, «единство творчества которой слагается из двух соразмерных и неделимых элементов, литературы и живописи. Пожалуй, только опыт Гуро среди ее соратников и современников дает чистый вариант такого гармоничного соединения»24.

Неоднократно отмечалось, что одной из наиболее сильных тенденций в русском кубофутуризме было стремление к синтезу искусств. Футуристы, выдвинув в качестве приоритетного искусства живопись, утвердили качественно новые отношения между живописью и поэзией. Как пишет

B.Н. Альфонсов, «с выходом в искусство футуристов нарушились привычные связи между поэтами и художниками. Связь по идее, повествовательному мотиву решительно вытесняется связью по "мастерству", по методу.»25.

В данной главе исследуется специфика импрессионистической поэтики Е. Гуро, обусловившая не только многие мотивы в ее литературном творчестве, но и повлиявшая на формирование таких основополагающих особенностей поэтики Е. Гуро, как фрагментарность и стремление к редукции формы.

Предметом анализа в данной главе также является одна из форм взаимодействия между литературой и пластическими искусствами — экфрасис. Под этим термином в диссертационном исследовании подразумевается любое описание произведений искусства; описание, включенное в какой-либо жанр, т.е. выступающее как тип текста, и описание, имеющее самостоятельный характер и представляющее собой некий художественный жанр. В четвертом и пятом параграфах второй главы исследуется экфрасис, функционирующий в художественном и в критическом наследии Е. Гуро.

23 Русские кубофутуристы. Воспоминания М. Матюшина / К истории русского авангарда. Сост. Харджиев Н. Stockholm, 1976. С. 313.

24 Баран X., Гурьянова Н. Футуризм / Русская литература рубежа веков (1890-е - начало 1920-х годов). Кн. 2. М., 2001. С. 514.

25 Альфонсов В.Н. Слова и краски. Очерки из истории творческих связей поэтов и художников. М.-Л., 1966.

C. 102.

Особое внимание к экфрасису в нашем исследовании обусловлено тем, что он выступает связующим звеном между словесным и изобразительным искусством. Экфрасис рассматривается нами и как межвидовой жанр и как прием, в котором идея интермедиальности предстает в чистом виде.

На защиту выносятся следующие положения:

• Генетически восходя к символизму, творчество Е. Гуро демонстрирует зарождение концепции знака, которую будут разделять поэты-постсимволисты. Специфика художественного знака в творчестве Е. Гуро заключается в сдвиге акцента на формальную сторону знака, играющую структурирующую роль в процессе тексто- и смыслообразования.

• Семиотические предпосылки, лежащие в основе творчества Е. Гуро, обусловили специфику пространственно-временной организации модели мира, определили особенности концепции эстетической деятельности и создали основания для взаимодействия живописи и литературы.

• Своеобразие поэтики Е. Гуро во многом обусловлено соединением в ее творчестве живописного и словесного искусств. Интеграция литературы и живописи была одним из способов создания языка, "рассчитанного на видение", отличительной особенностью которого у Е. Гуро была разработка "отрицательной изобразительности".

• Редукция формы служит дополнительным резервуаром расширения семантики в творчестве Е. Гуро.

• Фрагментарность, «этюдность» развивается в творчестве Е. Гуро в стилистический прием незавершенности. Этюд функционирует не только как набросок для будущего произведения, но и приобретает самостоятельное эстетическое значение.

• Единство картины мира, создаваемой в живописном и литературном наследии Гуро, общность творческой стратегии Гуро-писателя/поэта и Гуро-художника, "синонимия" художественных приемов позволяют рассматривать творчество Е. Гуро как единый текст.

Методологической основой работы является традиционный для современного литературоведения комплексный подход, объединяющий историко-литературный и теоретико-типологические подходы к литературному тексту. Теоретическую опору исследования составляют концептуальные положения, сформулированные в трудах Ю. Н. Тынянова, Ю. М. Лотмана, Б. А. Успенского, М. Л. Гаспарова, И. П. Смирнова, В. Н. Топорова, Е. Фарино. Цели и задачи исследования, а также специфика предмета изучения определили выбор методов работы. Базовым является структурно-семиотический анализ, дополненный мифопоэтическим и мотивным, а также стиховедческими методиками, методами исторической поэтики и нарратологии.

Теоретическая значимость результатов диссертационного исследования обусловлена разработкой типологии литературно-живописных корреляций. В исследовании показано, что своеобразие поэтики Е. Гуро во многом определяется соединением в ее творчестве живописного и словесного искусств.

Практическая значимость полученных результатов связана с разработкой проблем изучения художественного наследия Елены Гуро в контексте истории новейшей русской литературы. Полученные в исследовании результаты могут стать базой для дальнейшего изучения взаимосвязей литературы и живописи в индивидуальных художественных системах писателей XX века.

Рекомендации по использованию результатов диссертационного исследования. Выводы и основные положения работы в практическом плане могут быть использованы при подготовке курсов лекций и спецкурсов по истории русской литературы начала XX века, семинаров, посвященных изучению футуризма. Основные результаты и выводы исследования также могут быть учтены при подготовке к публикации и комментировании текстов Елены Гуро.

Апробация работы. Основные положения работы были представлены в виде докладов на Международной научной конференции, посвященной 100-летию со дня рождения А.Введенского «Александр Введенский и русский авангард» (Санкт-Петербург, 2004 г.), Десятых Шешуковских чтениях «Русская литература XX века. Типологические аспекты» (Москва, 2005 г.), на заседаниях Международной летней школы по авангарду, посвященной 100-летию со дня рождения Даниила Хармса (пос. Поляны, Ленинградской обл., 27 июня - 1 июля 2005 г.), на аспирантском семинаре филологического факультета РГПУ им. А. И. Герцена.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Поэзия и проза Елены Гуро: к проблеме творческой индивидуальности"

Результаты исследования, проведенного в соответствии с поставленными в работе целями и задачами, позволили прийти к следующим выводам, характеризующим поэзию и прозу Елены Гуро с точки зрения их исторической и художественной значимости.

Одной из ведущих особенностей поэтики Елены Гуро, ее «конструктивным принципом», является стремление к интеграции, проявляемое на всех уровнях. В представленной в творчестве Гуро модели мира преодолевается характерное для символистского творчества расщепление действительности на материальную и идеальную. Утверждается единая духовная сущность мира, которая лежит, по Гуро, в основе всего. В плане пространственно-временной организации текстов Гуро также наблюдается стремление к снятию традиционных оппозиций путем пространственных и временных инверсий. На положительном полюсе оказывается мир "без границ и делений". Поэтому большое значение приобретают медиативные пространства окна и двери.

С точки зрения заложенного в творчестве Гуро понимания знаковости устранение дуального членения мира привело к восстановлению референциальности, которую отрицала символистская эстетическая система.

Интегративная тенденция проявляется в стремлении к отождествлению материальной и идеальной стороны знака, что свидетельствует о нарастании признаков постсимволистского искусства в поэтике Гуро. Как кажется, именно этот факт сделал творчество Гуро значимым для футуристов и последующих поколений авангардистов. Однако в поэзии и прозе Гуро семантика не исключается полностью, что позволяет ей избежать крайностей, исчерпавших потенциал художественной системы футуризма.

Стремление преодолеть границу отделяющую прозу от поэзии обусловило обращение Гуро к верлибру. Новаторство Гуро в этом аспекте связано не только с поисками новых средств ритмической выразительности, но и с экспериментами, связанными с трансформацией визуального образа текста (так как верлибр от прозы отличает только способ развертывания речевого материала, фиксируемого графически). Гуро последовательно реализует различные формы отношений стиха и прозы: чередование прозаических фрагментов и строфически организованных верлибров в пределах книги, в пределах одного текста, минимальные тексты, не относимые ни к стиху, ни к прозе, "переосмысление" природы одного и того же текста, в одном варианте выступающего как стихотворный, в другом контексте приобретающего прозаический вид.

Концепция эстетической деятельности Е. Гуро предполагает понимание творчества как продолжения социофизической среды. Творческий акт художника трактуется как приобщение к творческому потенциалу, глубинной энергии земли в процессе непосредственного физического контакта. Разрабатывается концепция поэта телесного, поэта-контактера. Следствием стирания границы между сообщением и физическим контекстом коммуникации стало обретение у Гуро литературным произведением черт апеллятивного сообщения: функционирование таких форм как обеты, обещания и прославления; размыкание художественной структуры для привлечения аутентичных элементов (на уровне стилистики - ориентация на разговорную речь, на уровне образном - моделирование главного героя творчества Гуро на основе фактов литературного быта и собственной мифологизированной биографии).

Творчество Елены Гуро представляет уникальную систему, в которой живопись и литература обретают гармоничное единство. Специфика живописного импрессионизма стала той основой, на которой сформировалось своеобразие поэтики Гуро. Такие черты, как стремление к передаче впечатления или настроения, повышенный интерес к пейзажу, фрагментарность, неразрывно связаны с открытиями французских художников. Однако импрессионизм Гуро имеет ряд специфических особенностей. В трактовке природы Гуро неизменно присутствует мифологический или сказочный элемент, в текстах Гуро не наблюдается превалирования качественного начала над предметным. Среди двух форм реализации импрессионистической поэтики в литературе, существовавших в то время - реалистической и символистской — Гуро выбирает столь характерный для нее "третий путь", стремясь сохранить равновесие объективного и субъективного, постулируя единство внешнего и внутреннего.

Средства импрессионистической поэтики Гуро использует не для передачи внешних признаков предмета, которые создают его визуальный образ, а апеллирует к внутреннему зрению читателя, активизируя его средствами апофатической образности.

Под влиянием импрессионизма в творчестве Гуро получила разработку одна из важнейших для русского авангарда проблем - проблема видения, однако не на теоретическом уровне, как у М. Матюшина, К. Малевича или П. Филонова, а на художественном, обусловив некоторые постоянные в творчестве Гуро мотивы.

Фрагментарность, «этюдность» развивается в творчестве Е. Гуро в стилистический прием незавершенности. Этюд функционирует не только как набросок для будущего произведения, но и приобретает самостоятельное эстетическое значение в соответствии с общефутуристической установкой на открытость художественной структуры и фрагментарность. Е. Гуро последовательно осуществляла введение маргинального чернового пространства (к которому и принадлежат наброски, этюды) в сферу эстетически значимого.

Другой аспект этюда, максимально продуктивно используемый Гуро -лаконизм. Минимизация формы служит дополнительным резервуаром расширения семантики в творчестве Гуро.

Стремление к минимизации формы обусловило обращение Гуро к такому жанру как моностих.

В контексте осуществляемого синтеза живописи и литературы в творчестве Е. Гуро особое значение приобретает такой межвидовой жанр, как экфрасис, который был неоднократно востребован русским литературным авангардом именно как возможность стереть и преодолеть границы между различными видами искусств.

Экфрасисы Гуро восходят к романтической традиции, обусловившей вольное, в высокой степени субъективное прочтение произведения живописи, предписывающей главной задачей экфрасиса моделирование эмоциональной реакции читателя на произведение искусства, а не его детальное описание. Для экфрасисов Гуро характерно привнесение в описываемое полотно признаков художественной реальности, моделируемой в текстах самой Гуро. Таким образом экфрасис становится способом манифестации эстетических принципов. Два экфрастических текста Гуро -«Скрипка Пикассо» и «Венеция Врубеля» - являются, по нашему мнению, своеобразным критическим отзывом на эстетические системы символизма и кубизма. Данные экфрасисы имплицитно обнажают несостоятельность обеих систем, являясь, таким образом, своеобразными художественными манифестами, в которых ставится проблема создания новых измерений в поэтическом высказывании.

Анализ экфрасисов в творчестве Е. Гуро позволил выявить различные способы усвоения (а в некоторых случаях и взаимоусвоения) приемов авангардной живописи и литературы. В отличие от футуристов, рассматривавших экфрасис как автономное создание, лишенное репрезентативности и демонстрирующее только принципы творчества «как такового», для Гуро в процессе реализации конструктивных принципов авангардной живописи в литературном тексте становится определяющим не желание испытать до предела возможности трансформаций, на которые способен язык, эксперименты Гуро демонстрируют поиск новых средств выразительности, балансирующих на грани словесного и изобразительного.

Заключение

Список научной литературыКостюк, Виктория Валерьевна, диссертация по теме "Русская литература"

1. Сборники, журнальные публикации, рукописи, дневники, записные книжки, живопись и графика Б. Гуро

2. Гуро Е. Ранняя весна // Сборник молодых писателей. СПб., 1905.

3. Гуро Е. Перед весной // Счастье. 1906. № 3.

4. Гуро Е. Шарманка. Пьесы. Стихи. Проза. СПб., 1909.

5. Гуро Е. Осенний сон. Пьеса в четырех картинах. СПб., 1912.

6. Гуро Е. Небесные верблюжата. СПб., 1914.

7. Сборник молодых писателей. СПб., 1905.7. Садок судей. СПб., 1910.

8. Садок судей II. СПб., 1913.9. Союз молодежи. 1913. № 3.

9. Хлебников В., Крученых А., Гуро Е. Трое. СПб., 1913.

10. Футуристы. Рыкающий Парнас. СПб., 1914.

11. Очарованный странник. 1916. № 10.13. Лирень. М., 1920.

12. Elena Guro: Selected Prose and Poetry. Ed. A. Ljunggren, N.A. Nilsson. Stockholm, 1988.

13. Гуро E. Небесные верблюжата. Бедный рыцарь: Стихи и проза. Избранное. Ростов-на-Дону, 1993.

14. Гуро Е.: Поэт и художник 1877 1913. Живопись. Графика. Рукописи. Книги: Каталог выставки. СПб., 1994.

15. Guro Е. Selected Writings from the Archives. Ed. A. Ljunggren & N. Gourianova. Stockholm, 1995 // Stockholm Studies in Russian Literature. 1995. № 28.

16. Гуро E. Сочинения / Сотр. by G.K. Perkins; with an afiervv by Kevin O'Brien // Modern Russian literature and culture. Berkeley, 1996, Vol. 34.

17. Гуро E. Из записных книжек (1909-1913). СПб., 1997.

18. Гуро Е. Жил на свете рыцарь бедный. СПб., 1999.

19. Гуро Е. Небесные верблюжата. Избранное. СПб., 2001.

20. РГАЛИ. Ф. 134. Елена Гуро.

21. РО ИРЛИ. Ф. 631. Елена Гуро.

22. Теоретические труды, исследования, справочные издания, рецензии,автодокументальные тексты, антологии, поэтические и прозаическиесборники, собрания сочинений

23. Абрамович М. О футуризме в литературе // Новая жизнь. 1914. № 15.

24. Азадовский К. М., Дьяконова Е.М. Бальмонт и Япония. М., 1991.

25. Азизян И. А. Диалог искусств Серебряного века. М., 2001.

26. Алленов М. Портрет художника в речи А. Блока «Памяти Врубеля» // Алленов М. Тексты о текстах. М., 2003.

27. Альфонсов В. Н. «Чтобы слово смело пошло за живописью» (В. Хлебников и живопись) // Литература и живопись. Л., 1982.

28. Альфонсов В. Н. Слова и краски. Очерки из истории творческих связей поэтов и художников. М.-Л., 1966.

29. Альфонсов В. Н. Поэзия русского футуризма // Поэзия русского футуризма. СПб., 2001.

30. Арутюнова Н. Д. Феномен молчания // Язык о языке: Сб. ст. М., 2000.

31. Баран X., Гурьянова Н. Футуризм // Русская литература рубежа веков (1890-е начало 1920-х годов). Кн. 2. М., 2001.

32. Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. М. 1994.

33. Башмакова Н. "Над крайней призывной полосой." Местность и пространство в творчестве Елены Гуро // Studia Slavika Finlandensia. 1987. № VI.

34. Башмакова Н. "Над далекой полосой отзвука". Финские отголоски Е. Гуро // Уч. Записки Тартуского ун-та. № 897. Литературный процесс: внутренние законы и внешние воздействия. Труды по русской и славянской филологии. Литературоведение. Тарту. 1990.

35. Башмакова Н. Тишина и молчание: Елена Гуро в финском пейзаже // Studia Russica Helsingiensia et Tartuensia. IV. «Свое» и «чужое» влитературе и культуре. Тарту, 1995.

36. Башмакова Н. "Болтовня теней": тень как категория семантического протекания в творчестве Елены Гуро // Studia Russica Helsingiensia et Tartuensia. V. Helsinki, 1996.

37. Башмакова H. В пространстве "до Mipa" // Studia Slavica Finlandensia. 1999. Т. 16, 2. Школа органического искусства в русском модернизме. Helsinki, 1999.

38. Белый А. Формы искусства // Белый А. Символизм. М., 1910.

39. Бенчич Ж. Инфантилизм в произведениях Гуро // Europa Orientales. XIII. № 1.

40. Биневич Е. В сплетении рисунка и стиха: многоликая муза Е. Гуро // Новый журнал. 1993. № 3.

41. Биневич Е. Елена Гуро и ее «Бедный рыцарь» // Гуро Е. Жил на свете рыцарь бедный. Лирическая повесть. СПб., 1999.

42. Бирюков С. «Лучезарная суть» Е. Гуро и пути органического развития // Studia Slavica Finlandensia. 1999. Т. 16,2. Школа органического искусства в русском модернизме. Helsinki, 1999.

43. Блок А. А. Собрание сочинений в 8-ми томах. М.-Л., 1960-1965.

44. Бобрык Р. Схема и описание в научных текстах о живописи. Анализ или экфрасис? / Экфрасис в русской литературе: труды Лозаннского симпозиума / Под редакцией Л. Геллера. М. 2002.

45. Бобринская Е. Слово и изображение у Е. Гуро и А. Крученых // Поэзия и живопись. Сб. трудов памяти Н. И. Харджиева. М., 2000.

46. Бобринская Е. Теория моментального творчества А. Крученых // Бобринская Е. Русский авангард: истоки и метаморфозы. Новейшие исследования русской культуры. Вып. 2. М., 2003.

47. Бобринская Е. Натурфилософские мотивы в творчестве Е. Гуро // Бобринская Е. Русский авангард: истоки и метаморфозы. Новейшие исследования русской культуры. Вып. 2. М., 2003.

48. Бобринская Е. «Предметное умозрение» (Визуальный образ текста вкубофутуристической эстетике) // Бобринская Е. Русский авангард: истоки и метаморфозы. Новейшие исследования русской культуры. Вып. 2. М., 2003.

49. Бобринская Е. "Миф истока" в русском авангарде 1910-х годов // Бобринская Е. Русский авангард: истоки и метаморфозы. Новейшие исследования русской культуры. Вып. 2. М., 2003.

50. Бобринская Е. Новый человек в эстетике русского авангарда 1910-х годов // Бобринская Е. Русский авангард: истоки и метаморфозы. Новейшие исследования русской культуры. Вып. 2. М., 2003.

51. Божанкова Н. Между словото и изображението (миниатюрната проза на Елена Гуро) // Годишник на Софийския университет «Св. Климент Охридски». Факултет по славянски филологии. Кн. 2: Литературознание. Т. 87, 1994.

52. Воронина И.А. Литературная традиция и инициатива автора в японской поэзии раннего средневековья // Поэтика литератур Востока. Традиции и творческая индивидуальность. М., 1994.

53. Брагинская Н.В. Экфрасис как тип текста (к проблеме структурной классификации) // Славянское и балканское языкознание. Карпато-восточнославянские параллели. Структура балканского текста. М., 1977.

54. Брюсов В. О русском стихосложении // Добролюбов А. Собрание стихов. М. 1900.

55. Брюсов В. Год русской поэзии. Апрель 1913-апрель 1914 // Русская мысль. 1914. Кн. V.

56. Брюсов В. Новые течения в русской поэзии // Русская мысль. 1913. Кн. III.

57. Бурлюк Д. Фрагменты из воспоминаний футуриста. Письма. Стихотворения. СПб., 1994.

58. Бурлюк Д. Краткие воспоминания о Е. Гуро // Органика. Беспредметный мир Природы в русском авангарде XX века. Под ред.1. А. Повелихиной. М., 2000.

59. Бурлюк Н. Поэтические начала // Бирюков С. Е. Зевгма: Русская поэзия от маньеризма до постмодернизма. М. 1994.

60. Васильева Г. Б. О выставке Е. Гуро // Краеведч. записки: Исслед. и матер. Гос. Музей истории Санкт-Петербурга. СПб., 1996. Вып. 4.

61. Васильева Е. Черубина Дэ Габриак. Автобиография // Новый мир, 1988. № 12.

62. Вибе К. «Скрипка Пикассо» Елены Гуро. Взаимоотношения между живописью и литературой // Русская филология 14. Сб. раб. молодых филологов. Тарту, 2003.

63. Гаспаров M.JI. Очерк истории европейского стиха. М., 2003.

64. Гаспаров M.JI. Очерк истории русского стиха. Метрика. Ритмика. Рифма. Строфика. М., 2002.

65. Геллер JI. Воскрешение понятия, или Слово об экфрасисе // Экфрасис в русской литературе: труды Лозаннского симпозиума/ Под редакцией Л. Геллера. М. 2002.

66. Гервер Л. Л. О музыкальных ориентирах Е. Гуро // Studia Slavica Finlandensia. 1999. Т. 16, 2. Школа органического искусства в русском модернизме. Helsinki, 1999.

67. Гервер Л. Л. «Симфонизм» Елены Гуро // Гервер Л. Л. Музыка и музыкальная мифология в творчестве русских поэтов (первые десятилетия XX века). М., 2001.

68. Гехтман В. «Знание » и «чувство» у Матюшина и Гуро // Studia Slavica Finlandensia. 1999. Т. 16, 1. Школа органического искусства в русском модернизме. Helsinki. 1999.

69. Гехтман В. "Бедный рыцарь" Елены Гуро и "Tertium Organum" П. Д. Успенского // Труды по русской и славянской филологии. Литературоведение. Н. с. Тарту, 1998 . № 1.

70. Глазкрицкая С. С. Философия интуитивизма и импрессионизм: О поэтическом творчестве Е. Гуро // Гуманитарные и соц. эконом, науки.2000. № 3.

71. Глез А., Метценже Ж. О Кубизме / Пер. с франц. Е. Низен; под ред. М. Матюшина. СПб., 1913.

72. Гросс В. Выставка "левого искусства" // Красная газета. Веч. выпуск. Л., 1927. 10 ноября.

73. Гурьянова Н. «Бедный рыцарь» и поэтика алхимии: феномен «творчества духа» в произведениях Е. Гуро // Studia Slavica Finlandensia. 1999. Т. 16, 1. Школа органического искусства в русском модернизме. Helsinki. 1999.

74. Гурьянова Н. Елена Гуро и русский авангард // Scando-Slavica. Copenhagen. 1990. Т. 36.

75. Гурьянова Н. От импрессионизма к абстракции: живопись и графика Е. Гуро // Искусство. 1992. № 1.

76. Гурьянова Н. Толстой и Ницше в «творчестве духа» Елены Гуро // Europe Orientalis. 13 (1), 1994.

77. Гусман Б. Е. Гуро // Сто поэтов. Литературные портреты. М., 1923.

78. Дмитриева Н. Изображение и слово. М., 1962.

79. Дуганов Р. В., Никольская Т. Л. Гуро Елена Генриховна // Русские писатели. 1800- 1917: Биографический словарь. Т. 1. М., 1989.

80. Жаккар Ж-Ф. «Оптический обман» в русском авангарде. О «расширенном смотрении» // Russian Literature. 1998. № XLIII.

81. Закржевский А. Е. Гуро (к годовщине смерти) // Вечерняя газета. 1914. 24. IV.

82. Закржевский А. Рыцари безумия. Футуристы. Киев, 1914.

83. Зись А. Я. Теоретические предпосылки синтеза искусств. Л. 1978.

84. Зотова С. С., Усенко Л. В. "Параллельные миры": (Е. Гуро о Е. Поленовой) // Поэтика русской литературы: (Пушкинская эпоха. Серебряный век). Краснодар, 1999.

85. Зубова Л. В. Язык поэзии Марины Цветаевой: Фонетика, словообразование, фразеология. СПб., 1999.

86. Иванов Вяч. Marginalia // Труды и дни. 1912, № 4-5.

87. Иванов Вяч. Две стихии в современном символизме // Иванов Вяч. Родное и вселенское. М., 1994.

88. Иванюшина И. Ю. Русский футуризм. Идеология. Поэтика. Прагматика. Саратов, 2003.

89. Иллюстрированный словарь русского искусства /Ред. сост. Борисовская Н. А. М., 2001.

90. Иньшакова Е. Ю. «До конца я тоже избегаю быть женщиной.». Неизвестные материалы о творчестве Е. Гуро // Амазонки русского авангарда. М., 2001.

91. История русской литературы XX века: Серебряный век. Под. ред. Ж. Нива. М., 1995.

92. Ичин К. К мотиву шарманки в творчестве Е. Гуро // Studia Slavica Finlandensia. 1999. Т. 16, 1. Школа органического искусства в русском модернизме. Helsinki. 1999.

93. Ичин К., Иованович М. «Финляндия» Е. Гуро: попытка интерпретации сюжета// Slavia. Praha. 1992. R. 61. Ses.2.

94. Иованович М. Некоторые вопросы мотивного и лейтмотивного строения сюжета «Небесных верблюжат» Е. Гуро // Studia Slavica Finlandensia. 1999. Т. 16, 1. Школа органического искусства в русском модернизме. Helsinki. 1999.

95. Казанская JI. Н. И. Кульбин и русский авангард // Альманах «Аполлон». Бюллетень № 1, 1997.

96. Каменева О. В. «Бедный рыцарь» Е. Гуро: к проблеме жанра // Кафедральные записки: вопросы новой и новейшей русской литературы. Отв. ред. Н. М. Солнцева. М., МГУ. 2002.

97. Каменева О. В. Чудо как проявление романтического сознания в «Бедном рыцаре» Елены Гуро // Третьи Майминские чтения. Псков, 2000.

98. Каменский В. Путь энтузиаста // Русский футуризм. Теория. Практика.

99. Критика. Воспоминания. М., 1999.

100. Каменский В. Его моя биография великого футуриста. М., 1917.

101. Кандинский В. О сценической композиции // Изобразительное искусство, 1919. № 1.

102. Капелюш Б. Н. Архивы М. В. Матюшина и Е. Г. Гуро // Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 1974 г. JL, 1976.

103. Кассен Б. Эффект софистики. М.- СПб, 2000.

104. Ковтун Е. Ф. Елена Гуро. Поэт и художник // Памятники культуры. Новые открытия. Письменность, искусство, археология. Ежегодник на 1976 г. М., 1977.

105. Ковтун Е. Ф. Путь Малевича // К.Малевич. Каталог выставки. JL, 1988.

106. Ковтун Е. Ф. Живые истоки (О ленинградских художественных традициях) // Искусство Ленинграда, 1989. №2.

107. Ковтун Е. Ф. Русская футуристическая книга. М., 1989.

108. Кожевникова Н.А. Словоупотребление в русской поэзии начала XX века. М. 1986.

109. Конрад Н. И. Японская литература в образцах и очерках. М., 1991.

110. Корецкая И. В. Импрессионизм в поэзии и эстетике символизма // Литературно-эстетические концепции в России конца XIX — начала XX века. М., 1975.

111. Корецкая И. В. Литература в кругу искусств // Русская литература рубежа веков (1890-е начало 1920-х годов). Кн. 1. М., 2000.

112. Корецкая И. В. Литература в кругу искусств. Полилог в начале века. М. 2001.

113. Крейдлин Г. Невербальная семиотика. М., 2002.

114. Крусанов А. В. Русский авангард: 1907 1932 (Исторический обзор). В 3-х томах. Т. 1. Боевое десятилетие. СПб., 1996.

115. Крученых А. Новые пути слова // Хлебников В., Крученых А., Гуро Е. Трое. СПб., 1913.

116. Кулаков В. Минимализм: стратегия и тактика // Новое литературное обозрение. 1997. № 23.

117. Кулаков В. Конкретная поэзия и авангард // Кулаков В. Поэзия как факт. М., 1999.

118. Кульбин Н. Свободная музыка. Применение новой теории художественного творчества в музыке. СПб., 1909.

119. Кульбин Н. Первая выставка рисунков и автографов русских писателей // Каталог выставки "Треугольник Венок", СПБ., 1910.

120. Кушлина О. Рецензия. Гуро Е. Из записных книжек (1908 1913) / Сост. и вступ. статья Биневича Е. СПб., 1997 // Новое литературное обозрение. 1998. № 29.

121. Ланн Ж-К. О разных аспектах экфрасиса у Велимира Хлебникова / Экфрасис в русской литературе: труды Лозаннского симпозиума/ Под редакцией Л. Геллера. М., 2002.

122. Лившиц Б. Полутораглазый стрелец. Стихотворения. Переводы. Воспоминания. Л., 1989.

123. Липавская Т. Встречи с Николаем Алексеевичем и его друзьями // Воспоминания о Заболоцком. М., 1984.

124. Лотман Ю. М. Анализ поэтического текста // Лотман Ю. М. О поэтах и поэзии. СПб., 2001.

125. Лощилов И. Е. Гуро и Н. Заболоцкий: К постановке проблемы // Studia Slavica Finlandensia. 1999. Т. 16, 2. Школа органического искусства в русском модернизме. Helsinki, 1999.

126. Лурье А. Наш марш // Новый журнал. Нью-Йорк, 1969. № 94.

127. Львов-Рогачевский В. Новейшая русская литература. М., 1922.

128. Любославская Т. Хроника объединения «Союз молодежи» // Искусство. 1990. № 9.

129. Мазаев А. Проблема синтеза искусств в эстетике русского символизма. М., 1991.

130. Маковский С. К. Силуэты русских художников. М., 1999.

131. Малахиева-Мирович В. Шарманка: Рассказы // Русская мысль. 1909. Кн. VII. Рецензия на сб. Е. Гуро "Шарманка".

132. Маркаде Ж. Взаимоотношения поэзии и живописи в «Полутораглазом стрельце» Б. Лившица / Культура русского модернизма. М. 1993.

133. Марков В. Одностроки. Трактат об одностроке. Антология одностроков // Воздушные пути. Альманах III. Нью-Йорк, 1963.

134. Марков В. Ф. История русского футуризма. СПб., 2000.

135. Матюшин М. В. О книге Меценже Глеза "Du cubisme"// Союз молодежи. № 3. СПб., 1913.

136. Матюшин М. В. Закономерность изменяемости цветовых сочетаний. Справочник по цвету. М.-Л., 1932.

137. Матюшин М. В. Наши первые диспуты // Литературный Ленинград. 1934. 20 октября. № 53.

138. Матюшин М. Опыт художника новой меры // К истории русского авангарда. Стокгольм. 1976.

139. Матюшин М. В. Воспоминания футуриста // Волга. 1994. № 9, 10.

140. Матюшин М. В. Русские кубофутуристы // Русский футуризм: Теория. Практика. Критика. Воспоминания. М., 1999.

141. Матюшина О. Воспоминания // Звезда. 1959. № 9.

142. Матюшина О. Окрыленные люди. Л., 1967.

143. Матюшина О. Призвание // Звезда. 1973. № 3.

144. Маяковский В. В. Полн. собр. соч.: В 13 т. М., 1957.

145. Меднис Н.Е. Сверхтексты в русской литературе. Новосибирск. 2003.

146. Мережковский Д. О причинах упадка и о новых течениях современной русской литературы // Мережковский Д. Полное собрание сочинений. Т. XVIII. М., 1914.

147. Минц 3. Г. Неопубликованное произведение Елены Гуро «Бедный рыцарь» // Russian Literature. Vol. XXIX. № 1. 1991.

148. Минц 3. Г. Футуризм и "неоромантизм" (к проблеме генезиса и структуры "Истории бедного рыцаря" Е. Гуро) // Уч. записки

149. Тартуского гос. ун-та. Труды по рус. и славянск. филологии. Литературоведение. Вып. 822. 1988.

150. Мирзаев А. «Живите по законам духа.» // Гуро Е. Небесные верблюжата. Избранное. СПб., 2001.

151. Михайловский Б. Русская литература XX века. С девяностых годов XIX века до 1917. М., 1939.

152. Неизвестный русский авангард в музеях и частных собраниях. М., 1992.

153. Никольская Т. О рецепции творчества Елены Гуро в русской поэзии 1910 1920-х годов / Никольская Т.Л. Авангард и окрестности. СПб., 2002.

154. Никольская Т. Рецензия. Elena Guro: Selected writings from the archives / Ed. Ljunggren A., Gurianova N. Stockholm, 1995 // Новое литературное обозрение. 1997. №25.

155. Нильсон Н. Елена Гуро и "Гилея" // Поэзия русского и украинского авангарда: история, этика, традиция (1910-1990). Херсон, 1990.

156. Нильсон Н. Елена Гуро и скандинавский импрессионизм // Europa Orientalis. 13. 1994.

157. Орлицкий Ю. Б. Ориентир ориенталия (Отголоски классических восточных поэтик в современной русской поэзии и малой прозе) // Новое литературное обозрение, 1999. № 39.

158. Орлицкий Ю. Б. Малая проза в составе прозиметрического целого (А. Добролюбов и Е. Гуро) // Studia Slavica Finlandensia. 1999. Т. 16, 1. Школа органического искусства в русском модернизме. Helsinki, 1999.

159. Орлицкий Ю. Б. Прозиметрическая книга Серебряного века: А. Добролюбов, Е. Гуро, А. Блок // Орлицкий Ю. Б. Стихи и проза в русской литературе. М., 2002.

160. Орлицкий Ю. Б. Минимальный текст (удетерон) // Орлицкий Ю. Б. Стихи и проза в русской литературе. М., 2002.

161. Орлицкий Ю. Б. Верлибр Серебряного века // Орлицкий Ю. Б. Стихи и проза в русской литературе. М., 2002.

162. Очертянский А., Янечек Д., Крейд В. Забытый авангард: Россия. Первая треть XX столетия. Кн. 2. Новый сб. справочных и теоретических материалов. Нью-Йорк СПб., 1993.

163. Падучева Е.В. Выказывание и его соотнесенность с действительностью (Референциальные аспекты семантики местоимений). 2-е изд. М., 2001.

164. Переписка А. М. Горького с И. А. Груздевым // Архив А. М. Горького. Т. XI. М., 1966.

165. ПерцоваТ. Н. Зрительное восприятие в интерпретации импрессионистов // Зрительные образы: феноменология и эксперимент. Душанбе, 1974.

166. Повелихина А. "СПб., Песочная, 10" // Наше наследие. 1989. № 2.

167. Повелихина А. Возврат к природе «Органическое направление» в русском авангарде // Studia Slavica Finlandensia. 1999. Т. 16, Vi. Школа органического искусства в русском модернизме. Helsinki. 1999.

168. Повелихина А. Теория мирового Всеединства и Органическое направление в русском авангарде XX века // Органика. Беспредметный мир Природы в русском авангарде XX века. Под ред. Повелихиной А. М., 2000.

169. Повелихина А. Елена Гуро // Органика. Новая мера восприятия природы художниками русского авангарда XX века. Каталог выставки: октябрь-ноябрь 2001 г. СПб., 2001.

170. Поздеева О. «Третий путь» Елены Гуро: опыт интертекстуального подхода // Третьи Майминские чтения. Псков, 2000.

171. Поляков В. В. Русский кубофутуризм. Книги и идеи. М., 1995.

172. Поляков В. В. Книги русского кубофутуризма. М., 1998.

173. Поэзия русского футуризма / Вст. ст. В. Н. Альфонсова, сост. и подг. текста В. Н. Альфонсова и С. Р. Красицкого. СПб., 2001.

174. Ревалд Дж. История импрессионизма. М., 1994.

175. Розанова О. Основы нового творчества и причины его непонимания // Союз молодежи. 1913. № 3.

176. Ростиславов А. Неоцененная // Речь, СПб., 1913. 28 апреля. Некролог.

177. Рубине М. Пластическая радость красоты: Экфрасис в творчестве акмеистов и европейская традиция. СПб., 2003.

178. Сарабьянов Д. В. История русского искусства конца XIX начала XX в. М., 1993.

179. Сарабьянов Д. В. Русская живопись. Пробуждение памяти. М., 1998.

180. Сарабьянов Д. В. Неопримитивизм в русской живописи и поэзия 1910-х годов // Мир Велимира Хлебникова: статьи. Исследования (19111998). М., 2000.

181. Сарычев В. А. «Утренние страны» Е. Гуро // Сарычев В. А. Кубофутуризм и кубофутуристы. Эстетика. Творчество. Эволюция. Липецк, 2000.

182. Сахно И. М. К вопросу о взаимодействии поэзии и живописи в русском кубофутуризме // Серебряный век русской поэзии. Проблемы. Документы. М., 1996.

183. Сахно И. М. Русский авангард: живописная теория и поэтическая практика. М., 1999.

184. Синявский А. Д. Краткая литературная энциклопедия. Т. 2. М., 1964.

185. Смирнов И. П. Художественный смысл и эволюция поэтических систем // Смирнов И. П. Смысл как таковой. СПб., 2001.

186. Стернин Г. Ю. Художественная жизнь России 1900 1910-х годов. М., 1988.

187. Тарасенко О. Сакральные мотивы в системе символоживописи Е. Гуро и М. Матюшина (радуга, вода, драгоценный камень) // Studia Slavica Finlandensia. 1999. Т. 16, 2. Школа органического искусства в русском модернизме. Helsinki, 1999.

188. Тарасенко О. А. «Мозаичность» и «витражность» в свето-цветовой системе живописи русского и европейского авангарда // Русскийавангард 1910-1920-х годов в европейском контексте. М., 2000.

189. Терехина В. «Птичий код» в творчестве Е. Гуро и В. Хлебникова // Studia Slavica Finlandensia. 1999. Т. 16, 1. Школа органического искусства в русском модернизме. Helsinki, 1999.

190. Терехина В. Н., Зименков А. П. Нетерпеливо-ясная (Елена Гуро, поэт-футурист) // Русская словесность. М., 1993. № 3.

191. Тишунина Н.В. Западноевропейский символизм и проблемы взаимодействия искусств. Опыт интермедиального анализа. СПб., 1998.

192. Топоров В. Н. Аптекарский остров как городское урочище (общий взгляд) // Ноосфера и художественное творчество. М., 1991.

193. Топоров В. Н. Миф о смерти юноши-сына (к творчеству Е. Гуро) // Михаил Кузмин и русская культура XX века. JL, 1990.

194. Топоров В. Н. Миф о воплощении юноши-сына, его смерти и воскресении в творчестве Е. Гуро // Серебряный век в России. Избранные страницы. М., 1993.

195. Третьяков С. Бука русской литературы / Бука русской литературы. М., 1923.

196. Тырышкина Е. Религиозная концепция Е. Гуро и принципы авторской репрезентации в свете апокрифической традиции // Studia Slavica Finlandensia. 1999. Т. 16, 1. Школа органического искусства в русском модернизме. Helsinki. 1999.

197. Тырышкина Е.В. Русская литература 1890-х — начала 1920-х годов: от декаданса к авангарду. Новосибирск, 2002.

198. Уланов А. Внимательная радость. Рецензия. Гуро Е. Из записных книжек (1908 1913) // Сост. и вступ. статья Биневича Е. СПб., 1997 // Знамя. 1998. №7.

199. Урбан А. Философская утопия. Поэтический мир В. Хлебникова // Вопросы литературы. 1979. № 3.

200. Усенко JI. В. Елена Гуро: На пути к "душевному импрессионизму" //

201. Импрессионизм в русской прозе начала XX века. Ростов-на-Дону, 1988.

202. Усенко JI. В. Русский импрессионизм и Е. Гуро // Гуро Е. Небесные верблюжата. Избранное. Ростов-на-Дону, 1993.

203. Усенко JI. В. Начало импрессионизма в России и философия интуитивизма // Гуро Е. Небесные верблюжата. Избранное. Ростов-на-Дону, 1993.

204. Успенская Е. Е. Гуро: реальные впечатления и религиозный опыт // Studia Slavica Finlandensia. 1999. Т. 16, 1. Школа органического искусства в русском модернизме. Helsinki. 1999.

205. Успенский Б. А. Поэтика композиции. СПб., 2000.

206. Фарино Е. Семиотические аспекты поэзии о живописи // Russian Literature. 1979; VII-1.

207. Фарино Е. Семиотические аспекты поэзии Маяковского // Umjetnost Rijeci, God. XXV, Izvanredni svezak: Knjizevnost Avangarda -Revolucija. Ruska Knjizevna Avangarda XX stoljeca. Zagreb, 1981.

208. Фарино E. Введение в литературоведение. СПб., 2004.

209. Фиртич Н. «Мирсконца»: Русский алогизм и JI. Керролл // Русский футуризм. Из истории русского художественного авангарда XX в. Альманах «Аполлон». Бюллетень 1. СПб., 1997.

210. Флакер А. Загадка «Скрипки Пикассо» // Europa Orientalis. 1994; 13:1.

211. Флакер А. Об иконичности словесного авангарда // Studia Slavica Finlandensia. 1999. Т. 16, Vi. Школа органического искусства в русском модернизме. Helsinki, 1999.

212. Флоренский П. А. Мысль и язык // Флоренский П.А. У водоразделов мысли. Т. 2. М., 1990.

213. Ханзен-Леве А. Русский символизм. Система поэтических мотивов. Ранний символизм. СПб., 1999.

214. Ханзен-Леве А. Русский символизм. Система поэтических мотивов. Мифопоэтический символизм. Космическая символика. СПб., 2003.

215. Харджиев Н. Заметки о Маяковском // День поэзии 1969. М., 1969.

216. Харджиев Н. Маяковский и Е. Гуро // Харджиев Н. Статьи об авангарде. В двух томах. М., 1997. Том 2.

217. Харджиев Н., Гриц Т. Елена Гуро (К 25-летию со дня смерти) // Книжные новости. М., 1938. № 7.

218. Хлебников В. Неизданные произведения. М., 1940.

219. Ховин В. «Ветрогоны, сумасброды, летатели» // Очарованный странник. Пг., 1916. № 10.

220. Ховин В. Е. Гуро // Очарованный странник. Альманах осенний. Изд. Эгофутуристов. Пг., 1914. № 5.

221. Ходасевич В. Рец. // Русские ведомости. 1915. 14 янв.

222. Цимборска-Лебода М. О поэтике Елены Гуро. Символическое и сакральное в «Бедном рыцаре» // Europa Orientales. 1994. XIII. № 1.

223. Цимборска-Лебода М. «Вершины Эроса». Эротика и эроэтика Е. Гуро // Studia Slavica Finlandensia. 1999. Т. 16, 1. Школа органического искусства в русском модернизме. Helsinki. 1999.

224. Шатин Ю. В. Ожившие картины: Экфразис и диегезис // Критика и семиотика. 2004. Вып. 7.

225. Шкловский В. Предпосылки футуризма // Голос жизни. СПб., 1915. № 18.

226. Шкловский В. Сентиментальное путешествие: Воспоминания 19171922. Берлин Москва, 1923.

227. Шкловский В. Искусство как прием // Шкловский В. Гамбургский счет. М., 1990.

228. Эндер 3. История рукописи неизданного произведения Елены Гуро «Бедный рыцарь» // Guro Е. Selected Prose and Poetry. Stockholm, 1988.

229. Эндер 3. Мир как органическое целое // Великая утопия: Русский и советский авангард. 1915-1932. М., 1993.

230. Эндер 3. Влияние Елены Гуро на ее современников и на последующее поколение писателей и художников // Europa Orientalis. 1994. № 1.

231. Юнггрен А. «Песни города» Е. Гуро: варианты текста и проблемы жанра / Поэзия и живопись. Сб. трудов памяти Н. И. Харджиева. М., 2000.

232. Якобсон Р. Новейшая русская поэзия. Прага, 1921.

233. Якушева Е. Н. Миф и его интерпретация в творчестве Елены Гуро // Русская литература и эстетика конца XIX начала XX вв.: Проблема человека. Липецк, 1999 - 1.

234. Banjanin М. The prose and poetry of Elena Guro // Russian Literature Triquarterly. 1974. № 9.

235. Banjanin M. Elena Guro. An impulse // Russian Literature Triquarterly. 1975. № 12. Spring.

236. Banjanin M. The Use of Metonymy in the works of Elena Guro // Forum at Jova on Russian Literature. 1976. Vol. 1. № 1.

237. Banjanin M. Of Harlequins, Dreams and Poets: A study of an Image in the works of Elena Guro // Russian Language Journal. 1982. Vol. XXXV.

238. Banjanin M. Looking Out, Looking On: Elena Guro's Windows // Festschrift fur Nicola R. Pribic. Munchen, 1983.

239. Banjanin M. Nature and City in the works of Elena Guro // Slavic and East European Journal. 1986. Vol. 30. № 2.

240. Banjanin M. Guro Elena Genrikhovna (1977-1913) // The Modern Encyclopedia of Rusian and Coviet Literatures. Academic Press International. 1989.

241. Banjanin M. Between Symbolism and Futurism: Impressions by Day and by Night in Elena Guro's City series // Slavic East European Journal. 1993. Vol. 37. № 1. Spring.

242. Banjanin M. From Pierrots to Harlequins: the Metamorphosis of Commedia dell'arte Figures in the Works of Elena Guro // Australian Slavonic and European Studies. 1995. Vol. 9. № 1.

243. Banjanin M. Elena Guro: From the city's «Junkyard» of Images to a Poetics of Nature // Studia Slavica Finlandensia. 1999. T. 16, 1. Школаорганического искусства в русском модернизме. Helsinki. 1999.

244. Bjornages Jensen Kjeld. Elena Guro. Her Life and Work. A preliminary Sketch // Slavisk Institut. Aarhus Universitet. Arbejdspapirer. 1976. № 3-4.

245. Bjornages Jensen Kjeld. Russian Futurism, urbanism and Elena Guro. Arkona: Arhus Denmark, 1977.

246. Bjornages Jensen Kjeld. Город E. Гуро // Umjet Rijeci. Casopis za znanosti. Cod XXV. Zagreb, 1981.

247. Bowlt J.E. Elena Guro // Kunstlerinnen der russishen Avantgarde 19101930. Koln. 1979.

248. Edgecombe R-S. A Typology of Ecphrases // Classical and Modern Literature. 1993. Vol. 13, 2.

249. Gourianova N. On Elena Guro's Criticism // Guro E. Selected Writingsfrom the Archives. Ed. A. Ljunggren & N. Gourianova. Stockholm, 1995 // Stockholm Studies in Russian Literature. 1995. № 28.

250. Hausbacher E. «.denn die Geschopfe lieben Aufmerksame». Weiblichkeit in der Schrift Elena Guros (1877-1913). Peter Lang, Europaische Hochshulschriften, Reihe XVI Slawische Sprachen und Literaturen, Bd. 57, Frankfurt am Main et al. 1996.

251. Hausbacher E. "The Poor Knight" as an Allegory of Poetic // Studia Slavica Finlandensia. 1999. T. 16, 1. Школа органического искусства в русском модернизме. Helsinki. 1999.

252. Kalina-Levine V. Through the Eyes of the Child: The Artistic Vision of Elena Guro // Slavic and East European Journal. 1981. Vol. 25, №2. Summer.

253. Krieger M. Ekphrasis: The Illusion of the Natural Sign. Baltimore-London. 1992.

254. Ljunggren A., Nilsson N. A. Elena Guro's Diary // Russian Literature. 1987. XXI-II.

255. Ljunggren A. Elena Guro's Literary Prehistory // Guro E. Selected Writings from the Archives. Ed. A. Ljunggren & N. Gourianova. Stockholm, 1995 //

256. Stockholm Studies in Russian Literature. 1995. № 28.

257. Lund H. Text as Picture: Studies in the Literary Transformation of Pictures. Lewiston. 1992.

258. Mitchell W.J.T. Iconology. Image. Text. Chicago. 1986.

259. O'Brien K. Guro's Life and Legacy // Гуро E. Сочинения. Berkeley, 1996

260. O'Brien K. Unlimiting Limits Permeable Space and time in the Writings of E. Guro // Studia Slavica Finlandensia. 1999. T. 16.1. Школа органического искусства в русском модернизме. Helsinki. 1999.

261. Nilsson N. А. От Elena Guro // Artes. 1986. № 9.

262. Nilsson N. A. Russian and the Myth of North: The Modernist Response // Russian Literature. XXI. 1987.

263. Nilsson N. A. Elena Guro An Introduction // Guro E. Selected Prose and Poetry. Stockholm, 1988.

264. Nilsson N. A. The Tale of Olaf the Towheaded. An Unpublished Text by Elena Guro // Scando Slavica. T. 35. Copenhagen, 1989.