автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Поэзия Клавдиана в русской рецепции конца XVII - начала XX вв.

Полный текст автореферата диссертации по теме "Поэзия Клавдиана в русской рецепции конца XVII - начала XX вв."

На правах рукописи

□ОЭ1В738Э

ШМАРЛКОВ Роман Львович

ПОЭЗИЯ КЛАБДИАНА Б РУССКОЙ г^ЦьиЦИМ КОНЦА XVII - НАЧАЛА XX ВВ.

Специальность 10 01 01 - русская литература

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

Москва - 2008

2 4 ДПР 2008

003167389

Работа выполнена на кафедре русской литературы филологического факультета Московского педагогического государственного университета

научные консультанты — доктор филоло1 ических наук,

профессор Николаева Евгения Васильевна доктор филологических наук, профессор Никола Марина Ивановна

официальные оппоненты — доктор филологических наук, профессор

Иванюк Борис Павлович доктор филологических наук, профессор Ильченко Наталья Михайловна доктор филологических наук, профессор Саськова Татьяна Викторовна

ведущая организация — Московский государственный

областной университет

Защита состоится « 2 » июня 2008 г в 12 часов на заседании диссертационного совета Д 212 154 02 при Московском педагогическом государственном университете по адресу 119992, г Москва, ул Малая Пироговская, д 1,ауд №304

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Московского педагогического государственного университета по адресу 119992, Москва, ул Малая Пироговская, д 1

Автореферат разослан «& Ч 2008 г

Ученый секретарь диссертационного совета

Волкова Е В

ВВЕДЕНИЕ

В духовном комплексе, который объединяется именем Античности, римская культура занимает специфическое место для новоевропейской традиции «Она обретает себя, отделяясь от предшественников, и вырабатывает дифференцированное самосознание» (М фон Альбрехт), которое с тех пор становится проблемой любой складывающейся национальной литературы и римский опыт является принимаемой или отторгаемой моделью При этом опыт римской архаики и классики оказывался преломлен через призму поздней античности После структурного кризиса III в римская культура переживает последний расцвет - «константиновско-феодосиевское возрождение», где имя Клавдиана -одно из самых ярких

Клавдий Клавдиан, грек родом из Александрии Египетской, б течение 10 лет, с 395 по 404 г, выступал в роли poeta laureatus при западноримском императорском дворе, заслужив славу «певца Стилихона» После дебютного панегирика консулам 395 г Пробину и Олибрию (далее Prob) он создал десять больших политических поэм, трижды воспев консульства Гонория {III Cons, IV Cons и VI Cons - 396, 398, 404 гг), почтив консульство выдающегося философа-платоника Манлия Феодора (Theod, 399 г) и создав самый объемный панегирик, в трех книгах, на консульство Стилихона (Stil I—III» 400 г) Главные враги планов Стилихона на Востоке, префект претория Руфин и препозит священной опочивальни Евтропий удостоились клавдиановской инвективы -«Против Руфина» (äm/1-II) и «Против Евтропия» (Eutr 1-II) Кампания Стилихона против комита Африки Гильдона вызвала к жизни поэму «Гильдо-нова война» (Gild, 398 г), а война с вторгшимися в Италию готами Алариха -поэму «Война Поллентская, или Гетская» (Get, 402 г), эти две поэмы можно определить как эпические, но с большими оговорками это специфический жанр, насыщенный панегирическим элементом В 398 г по случаю бракосочетания Гонория Клавдиан пишет гекзаметрический эпиталамий «О бракосочетании Гонория с Марией» (Nupt) и обновляет фольклорный жанр фесценнин (Fese I—IV) Кроме того, в какой-то трудноопределимый период Клавдиан создает мифологическую поэму «Похищение Прозерпины» {Rapt I-III), начинает латинскую «Гигантомахию» {Gig) и создает большое число произведений, объединенных в корпус carmina minora, где есть эпиграммы (экфрастические и «острые»), элегии послания, панегирические тексты

Клавдиан создал в латинской литературе жанр стихотворного панегирика -порождение «брака между греческим панегириком и латинской эпической поэзией» (Ал Кэмерон), перспективность этой новации трудно переоценить Наследник классических и постклассических эпиков, один из самых поздних выразителей римского патриотизма, он дал возвышенный образ «золотого Рима» (знаменитая тирада в Stil 111,130-166)

Актуальность нашей работы связана с крайне важными для отечественного литературного процесса, но все еще недостаточно разработанными проблемами «русской Античности» Клавдиан как объект изучения слависта обладает следующими' достоинствами Это очень большой поэт - теперь этого никто не оспаривает, а за последние десятилетия мировая

наука находит пути анализа позднеримской поэзии как специфического явления, законы которого несводимы к классической поэтике По обширности произведенного им влияния он превосходит, возможно, любого позднерим-ского автора Поэтому часто по Клавдиану судят о позднем Риме вообще - и даже о послеклассической литературе в целом, он репрезентирует всю позднеантичную эпоху и становится ответственным за вещи, которых сам не делал Это искажает его собственный облик, но делает его аутентичной эмблемой не столько римского заката, сколько умонастроений эпохи, смастерившей эту эмблему Его русская рецепция, которую можно непрерывно проследит ь с конца XVII в, была столь неровной по характеру и интенсивности, что Клавдиан оказался лакмусовой бумагой, свидетельствующей о внутреннем состоянии культуры

Важнейшим обстоятельством является то, что поэзия Клавдиана представительна для позднеантичной культуры своей риторической отрегулированно-стью, побудившей Алана Кэмерона заметить, что Клавдиан «был посвящен в таинства поэзии, чго бы он себе ни говорил, не Музами на Геликоне, а грамматиком в школьном классе» Причастность Клавдиана культуре «готового слова» делает его русскую судьбу воплощением того «категориального перелома» (А.В Михайлов), который протекает в европейских литературах последней трети XVIII века и состоит в переходе от риторически структурированной эстетики «подражания и соревнования» к концепции гениальности и оригинального (самозаконного) творчества На русской истории Клавдиана в XVIII веке можно выявить национальные черты этого процесса, а дальнейшие формы рецепции демонстрируют, как культура пыталась модифицировать фигуру «риторического Клавдиана» Риторика в системе культуры оказывается основным узлом проблем, нами затрагиваемых Нашей целью было выявить и описать русскую рецепцию Клавдиана как непрерывный и целостный процесс, регулируемый некоторыми принципами, которые реленвантны при описании как истории «русской Античности» в более общем виде, так и в истории риторики и риторического типа литературы

При этом русское влияние Клавдиана, хотя богатое, в отношении релевантного материала все же достаточно компактно, чтобы ставить и решать связанные с ним проблемы индивидуальными усилиями Новизна нашей работы состоит, таким образом, в постановке проблемы влиятельности крупнейшего позднеримского поэта в русской литературе, определения сфер этой впиятель-ности, ее предметного содержания и эволюции Впервые в отечественной филологической науке русская рецепция одного позднеантичного поэта становится предметом монографического изучения, которое дает возможность предметно судить о судьбе поздней античности в русской культуре

Мы начинаем с русской ситуации XVII века, когда Клавдиан впервые появляется в отечественной культуре Структура работы, соотносимая с этапами восприятия римской литературы вообще, такова

1) Период конца XVII - первой трети XVIII в стоит определить как подготовительный римская литература только готовится быть образцом для оригинального творчества, обычная форма ее активности в эту эпоху - цитаты в

трактатах, примеры в проповедях и ученых стихах «Русской предыстории» посвящена первая глава работы Со второй половины XVII века до 1730-х годов простирается период, когда имя Клавдиана вкупе с его тематикой и поэтикой становится известно русским книжникам и начинается накопление знаний о нем, это эпоха жанрового инобытия Клавдиана - разобранный на сентенции, он выступает как дидактический поэт в проповедях, этико-политических трактатах и латиноязычных пособиях по риторике и поэтике Симптоматическим образом первый известный нам перевод из Клавдиана - это выполненный на исходе XVII в А Коробовским перевод «речи Феодосия» из IV Cons , вписывающейся в хорошо известную и востребованную на Руси традицию «княжеских зерцал»

2) 1730-е - 1780-е гг Этот период можно определить как рецепцию римской поэзии способами, предопределенными самой римской поэзией мы имеем в виду риторическую стратегию подражания и соревнования Эпохе классицизма, когда рецепция его поэзии приобрела систематический характер, посвящена центральная часть нашей работы Клавдиан в эту эпоху выступает образцом высоких жанров, торжественной оды и героической поэмы - его влиятельности и трансформациям в этих сферах посвящены вторая и третья главы нашей работы, Клавдиан интересен эпохе как целое - и на выходе из этой эпохи итог подведен попыткой М И Ильинского издать по-русски всего Клавдиана' ей посвящена четвертая глава

3) Следующие полтора века (последняя четверть XVIII - начало XX) можно обобщить формулой «рецепция римской поэзии с отказом от способов, предопределенных римской поэзией» Концепция оригинального творчества кардинально меняет пути освоения литературы которая, казалось, вне риторического поля существовать не может

Античность теперь не риторическая норма, а историческая эпоха как каковая она может оставаться нормативной, давая героический тип классицизма (декабристский, например), но главное - что теперь лишь может, т е эта нормативность перестает быть универсальной, и что меняется ее сфера это уже не жанровая, а стилистическая, этическая и пр нормативность С 01казом от риторики, обеспечивавшей культурный континуитет (безусловно, оборачивавшийся недифференцированностью исторического взгляда) античность как некий «образ века» становится рядом с невоевропейской эпохой как тоже неким «образом века», и возникшая дистанция обеспечивает как возможность чисто эстетического отношения, так и возможность научного подхода Стилизация (в широком смысле, включая жизнетворческую), научное исследование (дополняющееся при случае художественным «реконструированием эпохи», самым адекватным жанром для которого становится неизвестный античности и не кодифицированный риторикой роман) и перевод, по возможности «точный», - три основные формы, в которых воплощается рецепция античности в эту эпоху

Таким образом, две главы работы, пятая и шестая, касаются пере тома, совершившегося в последнюю треть XVIII в, и его отдаленных последствий Рубеж XVIII-XIX вв, когда репутация Клавдиана как достойного образца возвышенного была опротестована, а нового исторически продуктивного понимания его найдено не было, проанализирован в пятой главе здесь мы видим, как

нарождающееся неприятие клавдиановской патетики соседствует с еще жизнеспособной одической традицией, в лице В П Петрова снова обращающейся к клавдиановскому наследию

Три этапа понимания Клавдиана с позиций разнотипного историзма (романтического, позитивного и символического), завершившиеся возрождением интереса к позднеримской культуре в начале XX в, занимают последнюю, шестую главу В Заключении подводятся итоги русской рецепции Клавдиана

Отдельные аспекты работы обсуждались на научных конференциях Всероссийской научной конференции к 100-летию В Н Ашуркова (ТГПУ им Л Н Толстого, 2004), Всероссийской научной конференции «Жанр в контексте современного литературоведческого дискурса» (Елецкий государственный

yiíílUepCr» LV í n"l i 1 J. У í J У LltlllU, ¿.VWT * I A ljf J^fllJJ VOV Л1Г1Л 1 IV ИПЛЛ ^iTli 11 J , ¿.\J\J~T

IV и V Международных научных конференциях «Русское литературоведение на современном этапе (Московский государственный открытый педагогический университет им М А Шолохова, 2005 и 2006), и др Результаты изложены в публикациях (см список)

ГЛАВА 1. ПРЕДЫСТОРИЯ: КЛАВДИАН В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ ДО 1730-Х ГОДОВ

Исторические лица Клавдиановой эпохи хорошо знакомы древнерусскому читателю по летописной, агиографической и пр словесности Сам Клавдиан показалЬя в России в конце XVII в через посредство духовных училищ Юго-Западной Руси Свидетельство его связи с латинской школой - «Нзуна поэтики» Феофана Прокоповича Во многом расчленение его поэзии на риторические «примеры» предопределяло рецепцию его творчества в ренессансной, барочной и классицистской поэзии

В «De arte poética» Ф Прокоповича Клавдиан назван среди примеров почестей, воздаваемых поэтам (кн 1, гл 1, о его статуе на форуме), Rufl,213 sq приведено в пример сравнения (кн 1, гл 8), его описание Этны в Rapt упомянуто наряду с вергилиевским как «несравненное» (кн 1, гл 7), /// Cons 40-48 приведено, наряду со «всем Вергилием», в пример «дивного разнообразия» гекзаметрических ритмов (кн 2, гл 3) и в пример амплификации (кн 2, гл 8) Клавдиан, таким образом, в рассказе об эпических дигрессиях (описания), инвока-циях, ритмике гекзаметра и амплификациях выдерживает соседство с Вергилием Большая часть этих оценок имеет шансы выйти за пределы стен латинской школы, поскольку они приложим« к оригинальной эпической поэме

Благодаря школьной ангажированности Клавдиан становится образцом для неолатинских поэтов в духовных учебных заведениях (ср связь с СГЛА многих из тех, с кем связана рецепция Клавдиана, -MB Ломоносова, В Г Рубана, М И Ильинского, В П Петрова) Латинская школа - та среда, где господствовал пиетет к Клавдиану, утвержденный XVI-XVII веками, и где создавались предпосылки для освоения Клавдиана русской литературой

Редкий пример обращения к Клавдиану в силлабическом панегирике -вторая редакция «Книги, желательно приветство мудрости» Кариона Истомина

(май 1682), изложение мифа о двух орлах, пущенных Зевсом с двух краев света и встретившихся у Парнаса, можно считать заимствованным из praef Theod 1120 Здесь находим ту особенность, которая определит рецепцию Клавдиана в торжественной оде до новаций В Петрова1 заимствование изолированными топосами, не крупными композиционными и сюжетными блоками

Обращение к Клавдиану происходит также в жанре проповеди Образ Клавдиана как политического поэта, советодателя монархов, воплотился в трактате Иоанна Максимовича «Феатроч», главным источником которого был «Theatrum pohticum» Амвросия Марлиана «Речь Феодосия» - преимущественный источник цитат из Клавдиана, а Феодосий - нормативный образ государя, здесь мы имеем дело с первыми, насколько нам известно, стихотворными рус-г ьпл vi ¡л т ] срсво,'!якч и из Клавдиана

Самым тематически важным из клавдиановских текстов оказывается, как и следовало ожидать, «речь Феодосия» из IV Cons с нею связана первая извест -ная нам серьезная попытка перевода из Клавдиана. В 1695 г Алексей Коробов-ский составляет сборник «Сот пчельный» (ОР БАН, 33 1 12), флорилегий индивидуального состава В тексте сборника среди сентенций латинских авторов находятся афоризмы Клавдиана из Eutr, Stil, Theod Но главное свидетельство интереса Коробовского к Клавдиану - объемный текст под титулом «Нлучеше кн(я)зя, из Кллуд|дна, w четвертом Otiwpid AvrycTd сугклитствН»», представляющий собой приложение к главе XVIII, «О брани и о ратех» Это первый известный нам русский перевод большого фрагмента Клавдиана -практически всей «речи Феодосия»

Коробовский основывался на принципе пословного перевода Но кроме тяжеловесности, неизбежной при такой передаче латинского инвертированного синтаксиса, и калькированных грамматических форм, появляются два порока перевод многозначных лексем независимо от контекста и разрушение дистантных синтаксических связей В целом перевод Коробовского -симптоматическое, но не очень удачное начало переводов Клавдиана

Клавдиан как морально-политический поэт, расхищаемый на афоризмы автор первоклассного «княжеского зерцала» - вот основное, с чем входит он в период освоения его творчества в России Это период его жанрового инобытия поэзия Клавдиана реципируется жанрами, генезис которых не связан с его творчеством (этико-политический трактат, проповедь, пособия по поэтике), и потому реципируется осколочно На следующем этапе ситуация переменится -под сильным влиянием латинской школы наследие Клавдиана станет фактором жанрообразования в русской литературе, Клавдиан окажет влияние на оформление двух высоких жанров с 1730-х годов для торжественной оды и с 1770-х годов - для героической поэмы

ГЛАВА 2. КЛАВДИАН И ТОРЖЕСТВЕННАЯ ОДА

Клавдиан - создатель латинского стихотворного панегирика, к нему обращается европейская ода, вырабатывая свой репертуар приемов Чтобы показать зависимость от него русской оды, мы намерены, взяв III Cons , проследить, как его темы усваиваются русской торжественной одой

I Орел и солнце III Cons открывается вступлением в элегических дистихах, где излагается поверье, что орел, носитель Юпитеровых молний, испытывает своих детей, заставляя их смотреть на солнце, здесь орел - поэт, а Юпитер - император Образ орла применительно к поэту появляется в самоописаниях у Пиндара и соотносится с аналогами Пиндара в национальных литературах О присвоении императору черт Громовержца мы будем говорить лплсе, а здесо скажем о сопярной символике, дав ее приблизительную классификацию

1 Распорядитель времени Панегирик, рецитируемый на январских торжествах вступления в должность, связывал ее с космическим циклом Солнце выступает как церемониймейстер, выпускающий в свет годы то лучше, то хуже, и, в частности, именно им инициировано водворение золотого века в знаменитом эпизоде с «пещерой Времени» (Stil 11,421-476)

2. Знаменье Появление солнца при провозглашении Гонория Августом 23 января 393 г, поэт припоминает чудо с Асканием (Verg Аеп 11,682 sqq ) и считает знаменье Гонорию более значительным (IV Cons 170-202)

3 Космологические аналогии В «речи Феодосия» Солнце, идущее «средней стезей», приведено одним из проявлений любви как космической скрепы (IV Cons 286 sq ) в VI Cons тот же пример приводит Рома в защиту своего города как политического центра (410 sqq) Феодосии сравнивается с Гелиосом, пресекшим коллапс, вызванный Фаэтоном (IV Cons 67 sqq ) Солнце лучший правитель, выступает как гарант исправности мировой машины

4 Мера пространств завоевать и владения «От восходящего до закатного солнца» - вариациями этой формулы описываются римские политические притязания (IVCons 387 sqq , Fese 11,36 sqq , Gild 48 etc )

5 Зритель Группа контекстов, гораздо менее развитая, чем можно было предположить, зная историю русской оды Едва ли не единственный четкий случай - RufW,336 sqq Солнце поспешает взойти, чтобы наконец увидеть гибель Руфина В панегириках нет надобности в этом образе, поскольку там разработан мотив отеческого взгляда с небес (ср ниже, юпос VII!)

Что с русской стороны'?

1 Римские консульские панегирики по необходимости имеют связь с началом года, а русские оды - в тот случае, когда это оды на Новый год (эониче-ские Связь 'Император - Солнце' развивается и независимо от привязки к началу астрономического цикла, но когда эта привязка есть, появляются пассажи, имеющие моделью StilU (ломоносовская оду Екатерине на Новый 1764 год, с апострофой к Солнцу в 7 строфе)

2 -3 Устоявшееся сравнение императора с солнцем вызывает к жизни тотальный параллелизм (ср обращение к Мф 4 14, 16 у Ломоносова в оде на день восшествия 1746 г )

4 Формулам типа «все, что видит солнце» или «от западного солнца до восточного» русская ода обычно предпочитает гидронимический каталог (см ниже, топос Ш) или соматические персонификации

5 В имперском спектакле солнцу усваивается роль зрителя с привилегированной реакцией (Ломоносов, 2 строфа оды 1747 г, и тп) Мотив удивления Солнца императорскими делами, разработанный Ломоносовым, переходит к его преемникам Представление о Солнце как органе и символе Божества, возможно, обусловило ангажированность одического Солнца-зрителя, но не содержание этого образа Это Солнце - персонифицированное знание мира о себе, и его удивление не применимо к всеведущему Божьему оку

Римские темы везде выступают в соединении со сходной образностью христианского происхождения Этот поиск универсальной санкции одическому пафосу выражает притязание говорить универсальным языком текст прочитывается в двух кодах, христиански-сотериологическом и римски-имперском, и носители и «ветхого», и «нового» языка одинаково найдут для себя весть о новом владыке и спасителе

II Знаменья и эпифании Топос панегирика - знаменья, сопутствовавшие рождению персонажа (III Cons 18-21, ср. IV Cons. 141 sqq ) Поскольку мы имеем дело с консульскими панегириками, появляется тема консульских ауспиций «Твое консульство проходит при счастливых знаменьях» это дает возможность показать, как Гонорий одолевает врагов своей счастливой судьбой {III Cons.87-95, IV Cons 634-637) Благодарным материалом была биография Елизаветы, родившейся 18 декабря 1709 г, менее чем через полгода после Полтавской битвы Ломоносов в оде 1746 г интерпретирует это как знаменье при ее рождении (ср Сумароков в оде на день рождения Елисаветы 1755 г )

III Реки рубежи, персонификации, подчиненные, свидетели Гонорий идет из Константинополя в Медиолан. к умирающему отцу, и наконец входит в Италию (III Cons 121-123) Эридан оказывает ему поклонение Клавдиан широко пользуется традиционным приемом гидронимии, а в Prob и VI Cons разрабатывает композиционно значительный эпизод, где главным персонажем становится аллегорическое божество реки, символизирующее центр империи («отец Тиберин») и границу («отец Эридан»)

Русский материал обширен У Ломоносова в оде 1747 г три сферы деятельности Петра описаны тремя мифологическими эмблемами (Марс, Нептун и «сомненная Нева») Известное adynaton (река, стремящаяся пойти вспять) у Клавдиана появляется в связи с вечностью Рима (Get 55 sqq ) Ломоносов повернул эту хрестоматийную невозможность иной стороной (Амур в оде 1747 г , желающий вернуться под власть Елизаветы), после Ломоносова это стремление реки против обычаев природы становится одическим топосом

IV Фаэтон Упоминается в связи с Эриданом (III Сот 124 sq , Prob 258 sq ), как символ космической катастрофы, аналогичной гибели Римского государства, - Ruf 1\,206-213, IV Cons 59-69, как прототип гибельной дерзости -применительно к Алариху в VI Cons 162-192 Два главных значения Фаэтона в символике первой половины XVIII в. - применительно к неразумному правле-

нию и к пагубному «высокоумию» внешнего врага - разработаны в VCom и VI Cons В русской традиции актуален вариант VI Cons

V «Народный плеск» Народ стекается приветствовать Гонория, прибывшего в Медиолан (III Cons 126-132, ср VI Cons 543-550) Народные аккламации («плеск» и «клики»), упоминание которых санкционировано также Псалтирью, становятся непременной частью одического спектакля Сюда примыкают аккламации войска, и уже Клавдиан любит акцентировать в этой картине оксюморонное соединение грозной мощи и покорности (IIICons ¡33-141)

VI Гигантомахия Феодосий завершает речь к Стилихону убежденностью в его способности уберечь детей от любой катастрофы, примером которой выступает восстание Гигантов (HI Cons 159-162) Тема Гигантомахии (и неотличимых от нее Титани- и Тифиномачии) - один из важнейших ключей, позволяющих трактовать политическую тему в космических терминах, с четким и художественно выразительным различением конструктивных и деструктивных сил (Get 62-76, praefVI Cons 13-20, VI Cons 184—190) Топос, заимствованный из мифологического арсенала римскими манифестациями власти, составил наспед-ство оды, обнаружив податливость для interpretatio Christiana, как поддавался прежде моралистической и космологической аллегорезе

VII Императорский апофеоз Апофеоз императора-христианина Феодосия Клавдиан изображает как катастеризм (III Cons 162-174, ср Rufll, 1—3, Nupt 300 sq., Gild 253, etc ) Катастеризм у Ломоносова появляется в оде 1750 г применительно к Царскому Селу, Сумароков в оде на погребение Елисаветы изображает, как она взлетает до горних мест и блистает с родителем Более масштабную разработку по тому же поводу дает ломоносовская ода Петру 111 ьа восшествие на престол и Новый 1762 год (случай, когда мы имеем дело с заимствованием индивидуального соединения топосов, с высокой степенью вероятности взятого непосредственно из 111 Cons )

VIII «Небеса отверсты» Авторская апострофа к обожествленному Феодосию изображает его видящим с небес золотой век, устрояемый его сыновьями (III Cons 175-184, ср IV Cons 428 sqq, VI Cons 101 sqq ) Эта небесная санкция отразилась в оде образом отверзающихся небес и «небесной двери» После Клавдиана взор и речь из небесной двери означают политический континуитет и его сакральную санкцию Топос доживает до конца века и упоминается как одический штамп в «Чужом толке» И И Дмитриева

IX Зоютой век и окованные пороки В картину золотого века у Клавдиана устойчиво входит изображение персонифицированных пороков, лишенных силы и замкнутых в аду (той «реторической среде», которая определена для них еще «Энеидой»), где им остается бессильно грызть самих себя У Клавдиана это III Cons 181 sqq, Дм/1, 50 sqq, to/1,377 sqq, Theod\66 sqq, Stil 11,109 sqq У христианского одического поэта загнанные в ад и прикованные Фурии ассоциируются с низвержением восставших ангелов и окованием Сатаны в преисподней (0ткр20 1-3) У Ломоносова уже в Хотинской оде, Сумароков в оде Екатерине II на первый день Нового 1763 г детализует тему, влиянием литургического языка обусловлен у него акцент на «сотрясшихся вереях» и «колеблемых вратах» Одический субститут Христа, «сокрушившего смерти дер-

жаву», торжествующая Истина, сходя с неба во славе, свергает с престола царя ада и бросает неправду во что-то вроде «озера огненного» (Откр 20 10) - апокалиптическая параллель к Минерве, отверзающей храм Просвещения

X Помощь и подчиненность мифологических фигур Авторская апострофа к Гонорию и Аркадию говорит о том, как Вулкан готовит для них оружие, а Нептун пасет чудесных коней (HI Cons 189-200) В финале Theod Музы готовят консульские игры для любимого ими Манлия, в Stil II Феб отправляется в пещеру Времени, чтоб выбрать для Стилихонова консульства наилучший год, в Stil III Диана и ее спутницы обходят мир, ловя зверей для консульских игр

Мифологическая фигура, выказывающая подчиненность герою, становится панегирическим топосом Эмблематика такого рода позволяет экономно привести в олическое пентппгтррмитечьное движение целые сферы представ.'1еиич («война», «море», «земледелие») и размечает специфическое пространство вокруг триумфатора предвкушая свой апофеоз, он пребывает в окружении фигур иного порядка, чем смертные люди

* * *

Перечисленными топосами охватываются главные моменты базового одического сюжета Клавдиан может претендовать на имя главного античного образца для торжественной оды Эпиникии Пиндара в тематическом плане давали мало торжественной оде, не будучи в состоянии обеспечить ее тем базовым конструктивным набором, который извлекается из клавдиановского императорского панегирика

Ломоносов в «Кратком руководстве к красноречию» («Риторика» 1748 г), берет из «речи Феодосия» (IV Сот.305) пример хрии (§256), Nupt 331 sq. цитирует в гл VII, §134 В трактате «Явление Венеры на Солнце » он помещает переведенный им зачин Ruf как пример того, «сколько рассуждение и внимание натуральных вещей утверждает в вере» Ломоносов отказался от проблематики теодицеи и радикально трансформировал структуру текста, чтобы интерпретировать Клавдиана в духе слов апостола Павла о познании «невидимого Божьего» через познание тварей (Римл 1 20)

Содержательные упоминания о Клавдиане сделаны Тредиаковским в «Способе к сложению Российских стихов, против выданнаго в 1735 годе исправленном и дополненном» (1752) Эта редакция «Способа» дополнена разделом о жанрах (гл VII), для трех из них Клавдиан назван как образцовый автор

1) эпиталамический род (Nupt - это образец «героической», т е сюжетной, разновидности эпиталамия) Клавдиановские черты заметны в эпитапамии Тре-диаковского, «Стихах эпиталамических на брак его сиятельства князя Александра Борисовича Куракина » (1730), но в дальнейшем образцом стала ломоносовская ода 1745 г на брак Петра Феодоровича, которая структурно не отличается от прочих торжественных од

2) синхаристический («Сим поздравляют возвратившихся в отечество, или прибывших гостей», пример - VI Cons )

3) Клавдиан выставлен единственным примером панегирика «Эпи-диктичрская, или Панигирическая Сею Поэмою чесные добродетели, и слав-ныя действия похваляются Пример ей почитай весь Клавдиан»

Клавдиан дал торжественной оде ее основное содержание и репертуар образов, воплощающих императорскую тему Черты императорского культа и мифологический декор вступают во взаимодействие с различными элементами христианской образности и создают язык нового гражданского культа Однако такие категории, как «пиндарическое парение» и beau desordre, мешали клавдиановской поэтике стать для ломоносовской оды чем-то большим, нежели инвентарем парцеллированных общих мест Характерный для Клавдиана сюжетный континуитет панегирика придет в русскую оду лишь с новациями В Петрова, с которого начинается подражание Клавдиану не только в сфере сентенций и «красот», а в области массивных композиционных структур

ГЛАВА 3. КЛАВДИАН И ГЕРОИЧЕСКаЯ НОЭМА

3 1 Прямое впияние «Гильдонова война» и эпический аппарат чудесного В 1779 г появляется из печати «Россияда» M M Хераскова, первая русская полномасштабная эпическая поэма В I песни мы находим образ олицетворенной России, возносящей молитву к небесам Бог слышит ее, утешает и посылает к Иоанну IV во сне кн Александра Тверского, который укоряет его праздность, дает ему видеть на небесах его скорбящих предков, некогда погибших ог татар, и призывает идти войной на татар По пробуждении Иоанн призывает Адашева, пересказывает ему сон и ведет речи о войне

Эта сюжетная схема является подражанием Gild В «эпизоде на Олимпе» богиня. Рома, одряхлевшая и ослабевшая, поднимается на Олимп и обращается с огромной речью к Юпитеру, прося помочь ей, гибнущей от голода Юпитер произносит краткую речь и преображает Рому, возвращая ей молодость и силу В эпизоде «диалогов в императорской семье» божественный (divus) Феодосий Комит, посланный Юпитером, является Гонорию и во сне призывает его идти войной на мавров, тот, проснувшись, призывает на совет СтиТихона До Клавдиана к этой схеме ни один эпик не прибегал и после Hei о ни один эпик, относимый литературным сознанием XVIII в к числу образцовых, ею не воспользовался, и Хераскову неоткуда было взять ее в детализованном виде, кроме как у самого Клавдиана

В 1815 г в журнале «Амфион» публикуется критика АФ Мерзлякова на «Россиаду» Разбирая систему чудесного, Мерзляков критикует аллегорию России («картина, которую никак не могу я вместить в своем воображении»), которая приводит в движение все эпическое действие, и самый слабый способ изображения божественного вмешательства - явление во сне Он разъясняет, что «Россия, слово собирательное», не представляет лица, и Хераскову следовало воспользоваться синекдохой, заменив Россию россом

Но аналогичную персонификацию Мерзляков хвалит в державинской оде «На взятие Варшавы», а В С Подшивалов - в «Плаче и утешении России» В П Петрова Это различие оценок мотивировано жанром Чудесное считалось необходимым атрибутом эпической поэмы, но легитимными для эпоса были лишь персонифицированные аффекты и абстракции вроде «Премудрости», но не со-

матические аллегорий народов, государств, которые суть признак торжественной оды (см 5 2) Аллегория в ткани эпической поэмы, оказываясь рядом с «буквальными» фигурами, требует, с одной стороны, той же степени детализации, с другой - того, чтобы каждая ее деталь была в аллегорическом плане релевантна Мерзляков сформулировал проблему, которая уже более 20 лет стояла перед русскими эпиками необходимо было выбирать между пиететом к национальному образцу и следованием европейской норме жанра

Во «Владимире» и «Царе» Херасков демонтировал им самим внедренную в эпический жанр схему, дав два варианта развития темы

1) Аллегория действует в сюжете самостоятельно Первый случай такого рода, в IV песни, сконструирован по примеру Вольтера (VI песнь «Генриады», Генрих и «вившийся ему Людовик Святой) Второй случай, в VII песни «Царя», дает судить нам о том, что было бы, если б русский эпиталамий имел самостоятельную стилистику и развивался, как указал Тредиаковский, в духе Клавдиана

2) Аллегория появляется в речи персонажа II песнь «Царя» впервые применяет этот прием, столь плодотворный впоследствии, но без его главного отличительного признака - в уста аллегорической фигуре не вложены речи Ни один из дальнейших авторов не ограничивается в этом случае экфрасисом, как Херасков, а дополняет его этопеей

Высокость героической поэмы апеллировала к откристаллизовавшейся высокости торжественной оды Возможность заимствоваться такого рода аллегорией из Клавдиана входила в контекст общей ситуации одическая опора на библейскую поэтику переносилась в героическую поэму Аллегории такого рода в изобилии предоставлялись пророческими книгами Ветхого Завета («дочь Халдеев», Ис 47 1-15, «дочь Израиля», Иер 2 33-3 13 и т п)

Лишь у Нарежного, максимально приблизившегося к жанру оды («Брега Алты» и «Освобожденная Москва»), и Завалишина («Сувороида»), правоверного преемника херасковской поэтики, персонификация вполне сохраняет сюжетную функцию Но в массе случаев последовательность 'персонификация -божество - сакрализованные служители божества - государь / полководец' спрессовывается персонификация взывает напрямую к тому, от чьей военной деятельности зависит ее судьба

Олицетворенная Россия либо отодвигается за речь людей, устами которых она говорит («Петр Великий» Сладковского, «Пожарской, Минин, Гермо-ген » Шихматова, «Петриада» Грузинцов), либо является в сновидении («Царица Наталия Кириловна» Глинки, «Чеслав» Люценко, «Димитрий Донской» Орлова) Немногочисленные авторы, которые в херасковской схеме сохраняют весь набор ее звеньев, стараются (за исключением Нарежного и Завалишина) модифицировать природу олицетворения и / или его сюжетные функции Ших-матов (персонифицированная Россия не движет сюжета молится не она, а о ней автор и Гермоген), Волков («нормальное» обобщение на базе синекдохи)

Попытка внести оссианический колорит в чудесное у Степанова («Суворов») приводит к новому синтезу эпической и одической поэтик с Фаэтоном и Гением Рима мы вернулись к тому набору основных фигур панегирического сюжета, который был выработан отцом жанра, Клавдианом

Но, пытаясь элиминировать или смягчить одическую аллегорию, преемники Хераскова без смущения пользуются персонификациями аффектов, и это лишний раз показывает жанровую легитимность последних

3 2 Опосредованное влияние сцена адского совета В двух поэмах Клавдиана есть две сцены, находившиеся у него в комплементарных отношениях завязка Rapt - восстание преисподней против небес (с образом Плутона на троне) и завязка Rufl (сцена адского совета)

Два эти эпизода объединяет Тассо в IV песни «Освобожденного Иерусалима» Общая тема восстание преисподней против земли и неба, специфическая черта Rapt - описание адского владыки на престоле, специфическая черта Ruf — алский спирт о цепях и средствах войны У Тассо дьявол собирает демонов, вспоминает об их восстании и призывает вредить подданным Христа Тема золотого века, вытесняющего Фурий с земли, трансформируется в тему христианства, сокрушающего державу демонов, - новация, которой была суждена долгая жизнь, но совет сменяется монологической сценой по модели Rapt

Сцена адского совета воплощена в I и II песнях мильтоновской поэмы В противоположность Тассо, Мильтон изображает именно совещание «Сатаны и его пэров», амплифицируя те возможности, что были заложены в Ruf, сцена разрастается от ста строк в клавдиановской инвективе и восемнадцати октав у Тассо до 990 строк «Потерянного Рая» Не в последнюю очередь сама потребность экономить объем подталкивала будущих эпиков к Тассову «монархическому» решению сцены

Русская эпическая традиция получила в наследство от двух образцовых поэтов сцену адского совета, восходящую к Клавдиану

Первый из русских эпиков, у кого обнаруживаем разработку адского совета, - Херасков в VII песни «Россиады» главная новация - замена Сатаны аллегорической фигурой Безбожия Это может быть доведенная до предела тенденция изображать преисподнюю «реторической средой» персонификаций Однако существенное влияние на Хераскова оказал опыт «Генриады», где аллегории, жительствующие в аду и странствующие по свету (Политика, Суеверие), полностью вытесняют традиционные демонические силы Ориентацией на «Освобожденный Иерусалим» обусловлено противоречие хотя Безбожие, созывая духов, «их требует совета», никакого совета не происходит, указание на него - остававшийся еще и у Тассо рудимент клавдиановской разработки сюжета, это приведет к элиминированию сцены адского собрания

Детальная разработка топоса появляется во «Владимире» Если во II песни мы наблюдаем отход от модели Тассо к детальной проработке сцены совета в духе Мильтона (и соответственно всех возможностей, вложенных в эту сцену в Ruf), то в VI песни тенденции, намеченные Тассо, находят завершение и сцена полностью превращается в монологическую В обоих случаях Херасков отказывается от замены демонов персонификациями, но не забывает сделать оговорку, что языческие божества суть олицетворенные страсти Это придавало

переходу от античной и славянской номенклатур к аллегориям вергилиевского и вольтеровского типа характер удобной licentiapoética

За Херасковым идет Грузинцов в «Петриаде» (1812), вводя в V песни речь Коварства и его полет к Горну и Нумберсу Под влиянием Хераскова Сатана заменяется аллегорией Если Безбожие могло претендовать на то, чтоб быть эквивалентом Сатаны, возглавляя инфернальные персонификации, то применительно к Коварсгву такое верховенство вряд ли возможно изобразить - и Грузинцов всячески ослабляет этот момент Хоть у него упоминается «послушных сонм духов», но никакой их конкретизации и, главное, нет сцены совета

Орлов в «Димитрии Донском» (1827) - единственный после Хераскова эпик, решившийся на новации с адской сценой, подвергнув изменениям структуру не самой сцены, но ce о i ношений с основным корпусом произведения

Топос, легитимный для эпоса, развивался в менее конфликтной обстановке, и ему суждено было тихо угаснуть вместе с «памятью жанра» Новации, предложенные Херасковым в «Россиаде», дошли до логического предела уже у Грузинцова и были оставлены дальнейшими эпиками, вернувшимися к Тассо-вой трактовке сцены

* * ♦

Жанровые гибриды, «панегирический эпос» Gild и «эпизированная инвектива» Ruf, имеют благодатные возможности для влияния на русскую героическую поэму - но те же клавдиановские тексты оказывают влияние на торжественную оду Эта жанровая конвергенция, отчасти санкционированная теоретиками жанров, создает конфликт, полем которого стала завязка «Россиады»

Второй опыт осзоения Клавдиана связан с эпической моделью вселенпой Клавдиан дал христианским эпикам сценически эффектный Hollenapparat, разработав сюжетные пружины, вводящие в действие нижнюю треть эпической вселенной, - а ода, с ее образом загнанного в преисподнюю зла как чертой золотого века, шла параллельным курсом с героической поэмой, создавая возможности для жанровых контаминаций

ГЛАВА 4. КЛАВДИАН В ПЕРЕВОДАХ М.И. ИЛЬИНСКОГО

В 1782 г Клавдиан появляется в обширном корпусе русских переводов -символическое завершение эпохи, заинтересованной в его поэзии как образце для высоких жанров В Петербурге выходит первая часть сочинений Клавдиана, переведенных Михаилом Ивановичем Ильинским, бывший префект Троицкой семинарии, - одна из многочисленных переводческих работ, предпринятых под эгидой Петербургской Академии наук

4 1 Клавдиан и неолатинские поэты Среда, давшая Клавдиану переводчика, - это мир людей, ex officio занимавшихся сочинением латинских стихов Клавдиан для них - один из главных образцов и источников больших или меньших объемов текста (напр , написанная на тезоименитство митрополита Платбна в 1791 г «Carmen» П Соболева, преподавателя реторики и поэтики Перервинской семинарии, варьирующая

эпизод в пещере Времени из Stil II, панегирист заимствуется у Клавдиана развитым сюжетом и архитектонической функцией речей)

Благодаря Клавдиану в неолатинской панегирической словесности царит та детализованная и развернутая по вертикали сюжетность трехъярусного симультанного театра, которой не знает ода Ломоносова - Сумарокова и которая в русскоязычной поэзии становится новацией Петрова (см напр стихотворение перервинского преподавателя А Виноградского на тезоименитство Платона 1787 г, изящно сочетающее начальную ситуацию Gild с общим сюжетом Prob ) Gild и Prob находятся среди главных источников панегирического сюжета, Stil и Theod (зачин о добродетели) чаще других поставляют репертуар панегирических топосов

Ильинский — один из самых продуктивных неолатипСлИХ поэтов этой формации Ему принадлежат два полномасштабных панегирика «Радость Троицкой Музы», панегирик Платону Левшину, тогда еще архиепископу Тверскому и Кашинскому (М , 1770), и эпиталамий на брак цесаревича Павла Петровича (СПб , 1773), в обоих гекзаметрических текстах сильно влияние и фразеологии, и общей архитектоники клавдиановских больших поэм В «Радости 1роицкой Музы» более трети объема смоделировано по образцу Ruf I, в эпиталамии N'upt, разумеется, главный образец Продуманный геометризм вкупе с разбивкой действия на законченные живописные сцены, с ведущей ролью прямой речи, приданной божеству, - этими базовыми приемами заимствуется у Клавдиана его будущий переводчик, разбиравшийся в нем на тот своеобразный манер, который знаком далеко не каждой эпохе как добросовестный подражатель, который из практических надобностей проходит в своем образце стих за стихом, замечая, «как это работает»

4 2 «Кл Клавдиана творения» Как переводчик с латинского Ильинский зарекомендовал себя еще в середине 70-х годов, издав двумя томами светониевские «Жизни Цезарей» (1776) В 1782 г выходит первая часть «Кл Клаьдиана творений с Латинскаго подлинника на Российской язык переведенных» Сколько можно понять из предисловия, Ильинский к моменту его написания перевел всего Клавдиана (кроме отвергнутой за непристойностью Eutr ) Однако вторая часть - по причинам, нам неизвестным, - не была издана Первая часть «Творений Клавдиана» содержит Rapt I—III, Theod, Ruf\-\\, Stil I—III, Gild, Ser, III Cons Ильинский дал русское воплощение более чем 4,7 тыс строк Клавдиана

Квалифицированный латинист, Ильинский делал перевод с оригинала, перевод выполнен 6-стопным ямбом, конвенциональным вариантом «героического стиха», где со смежной, а где с перекрестной рифмовкой

Первое, что разрушает Ильинский, - это система широкой поэтической синонимии оставляя олимпийскому богу его самое известное имя, он элиминирует или сводит к минимуму все проявления лексической роскоши и поэтической учености оригинала Комментарии Ильинского к «Похищению Прозерпины» носят по большей части элементарный ознакомительный

характер едва ли сокращения в системе имен вызваны чем-либо, кроме ориентации на поверхностно подготовленного читателя

Что касается римского политического и социального обихода, Augustus не вызывает проблем у Ильинского (хотя и переводится иной раз как царь), рю-ceres дает вельможи, Сенат, Консул и Ликтор называются своими именами, но для fasces Ильинский предлагает неудачный эквивалент пуки, которым пользуется на протяжении всего корпуса, curules он передает как ступ, и кресча Имени Roma в смысле богини он для Gild находит эквивалент Богиня Рим, а везде, где можно, под Roma понимает город, что приводит, между прочим, к перемене пола Toga в принципе может быть сохранена, но trabea либо переводится описательно, либо заменяется тогой и порфирой Legiones обычно имеют аналогом noiKii, magus псрсводится как волхб, wVíHHocoBa у р и а и —- как ведри, auriga - кучар Не малозаметные лексические славянизмы, а модернизация придает своеобразную расцветку лексикону русского Клавдиана

Ильинский как переводчик выходит на сцену в 1770-е гг , в пору экспансии славенороссийского языка, но не выглядит его приверженцем У него, например, очевидна тенденция к вымыванию композитов, в то время как В Петров, напротив, активно насыщает ими свой перевод «Энеиды» В ограниченном употреблении ряд морфологических явлений, которые могут трактоваться как поэтическая вольность или как маркированный славянизм (Тв п мн ч существительных на -ы / -и, Род п мн ч мужского рода с нулевым окончанием и пр), нигде нет форм вокатива и дательного самостоятельного (при том соблазне, который эта конструкция внушает как удобный адекват латинского Ablativm ahsalutm)

При этом характерная черта синтаксиса Ильинского - самое широкое обращение к инверсиям Даже при том, что русский язык открыт инверсиям по своей флективной природе и что в русской литературе XVIII века были весомые опыты моделирования поэтического синтаксиса по латинскому образцу (Кантемир), Ильинский выглядит человеком, отваживавшимся afilante Latimtate на экстремальные решения он хорошо чувствовал роль переносов в оригинале и при случае умел безукоризненно ее передать

На переводной слог Ильинского влияла русская торжественная ода - ломоносовская, прежде всего Ею может быть мотивировано допущение как поэтических вольностей инфинитивов на —ти, Р п на -ыя / -ия etc , а с другой стороны - отсутствие таких маркированно славянских средств, как простые претериты и дательный самостоятельный, и дозированное употребление композитов (характерное для Ломоносова, но уже не Петрова)

Стоит задаться вопросом, не связано ли наследование одическому языку у Ильинского с восприятием Клавдиана как панегириста par excellence и не имеет ли оно, таким образом, принципиального характера Одическая фразеология сказывается у Ильинского прозрачно (образ «небесной двери» в переводе Rapt, такой библеизм, как «сломленный / стертый рог», воспринятый через оду псалтирный образ 'лобзания мира' [ср Пс 84 11], отдельные рефлексы ломоносовского словоупотребления), можно заметить в этом своеобразное

обратное действие русская ода, усвоившая богатый инструментарий топики Клавдиана, в свою очередь повлияла на язык его русских переводов

С другой стороны, Ильинский - продуктивный неолатинский поэт. С латинским влиянием соотносимы у Ильинского обильные и экстремальные инверсии, а также частые переносы (см ниже), при том, что даже в гекзаметрической «Тилемахиде» переносы употребляются крайне сдержанно и отношение к ним Тредиаковского в общем отрицательное и что еще словарь Остолопова определяет перенос как «погрешность в сложении шестистопных, особенно Ямбических, стихов», которую позволительно допускать только в «легких или шуточных стихотворениях

Взаимоналожение двух традиций - торжественной оды и сказывающейся в сфере поэтического синтаксиса латинской школы - и создает специфический облик «русского Клавдиана»

В целом перевод Ильинского производит впечатление неровного Особенно хорошо ему удаются описательные фрагменты и речи (напр финал Stil III, описание изнуренной голодом Ромы в Gild 21-25) А с другой стороны, затычки, синтаксическая тяжеловесность, темные инверсии приносят с собой бессмыслицы или комические двусмысленности При этом перевод Ильинского вообще очень точен - даже к темнотам часто приводит педантическое стремление следовать оригиналу, лишь в редких и незначительных случаях встречаемся мы с неточностями и явными ошибками

Перевод Ильинского выглядел бы хорошим приобретением для русской культуры даже и сейчас - а в 1780-е годы он был большим шагом в освоении русской публикой античного культурного пространства Тем более печально, что опыт Ильинского как переводчика не нашел осмысления в филолог ической науке и, кажется, значительного отклика у современников - во всяком случае, о реакции на него нам известно немногое (краткая отсылка к нему П И Богдановича в книге У Борка «Созерцание превосходнейших писателей », 1783, безоценочная справка в «Словаре русских писателей» Евгения Болховитинова) МА Дмитриев в «Мелочах из запаса моей памяти» (1850-е) указывает на влияние Карамзина как причину забвения переводов этой поры

ГЛАВА 5. КЛАВДИАН В ЭПОХУ «КАТЕГОРИАЛЬНОГО ПЕРЕЛОМА» (1780-Е - 1810-Е)

В наследие и на пересмотр следующей эпохе классицизмом было оставлено представление о Клавдиане как образце возвышенного. Несколько десятилетий, последовавших за переводом Ильинского, стали временем ретрактации классицистского понимания Клавдиана по всем направлениям

1) проработка понятия возвышенного Клавдиан как образец высокого ставится под сомнение, описываясь в категориях напыщенное и ребяческое,

2) модификация клавдиановской составляющей в разработанных предыдущим периодом высоких жанрах,

3) сентименталистская рецепция, демонстрирующая резкое оскудение клавдианопского материала, адекватного вкусам эпохи

5 1 Клавдиан и высокое Когда в 1830 г в «Размышлениях и разборах» ПА Катенин, воздавая высокую оценку Клавдиану, говорит о его «надутости, гиперболах и ложном вкусе», то за оценкой Клавдиана как «надутого поэта» стояла к тому времени история эстетических оценок, насчитывающая не менее века

Термин надутый / напыщенный, восходящий к античной риторической терминологии (лат inflatum, tumidum), для эстетической мысли XVII-XV1U вв опирается на проработку у Псевдо-Лонгина Представление о Клавдиане как напыщенном поэте формируется пониманием римской литературы, согласно которому переломный момент в ее развитии ознаменован антиклассицистской реакцией «нового стиля» середины I в н э В рамках этой концепции Сенека (и за ним Лусан) характеризуется как главный развратитсяп лагпнского языка, после которого путь латинской словесности можно описывать в терминах упадка и отдаления от естественности Реципированная из Квинтилиана (Inst or X, 1,125-131), нашедшая санкцию в суждениях Ж-Ф Лагарпа, эта схема не оставляет позднеримскому автору шанса стяжать одобрение критики

Когда о Клавдиане речь идет как о поэте напыщенном, это значит, что он рассматривается в координатах высокого и примыкающего к высоком) естественного Эту картину усложняет восприятие Клавдиана в жанровых рамках «дидактической поэзии» и «исторической поэмы» по Батте, приметы дидактических поэм - исторический материал, «натуральный порядок», риторическая роскошь, ученые дигрессии, профетическая поза - приложимы к Клавдиану (ср «Краткое начертание теории изящной словесности» Мерзлякова, 1822). на которого транспонируются оценки, даваемые Лукану

Один казус эстетической мысли XVIII в демонстрирует, как образ Клавдиана, иллюстрирующий перверсии возвышенного, исподволь теряет всякую связь с исторически реальным Клавдианом В 1807 г. Я Галинковский в журнале «Корифей» публикует «Аддисоноьо разсмотрение Потерянного Рая» (из «Зрителя», №>333), в связи с батальными сценами в 6 книге поэмы воспроизводится сравнение Мильтона с античными образцами, где Клавдиан критикуется как поэт, не справившийся с возвышенным (Gig 68-71) один из Гигантов поднимает гору, и река, текущая по ней, низвергается ему вдоль хребта так возвышенное превращается в смешное Аддисон оценивает воображение Клавдиана как «ребячество» (puerilities) это эквивалент греческого meirdki5des из III главы трактата «О возвышенном», обозначающего один из пороков стиля, коррелирующих с возвышенным

То же аддисоновское сопоставление достигает русского читателя через лекции X Блера и из них переходит в оригинальные русские работы по риторике В 1815 г историю с гигантами доводит до завершения Мерзляков (ст «О гении, об изучении поета, о высоком и прекрасном») имя Клавдиана тут вовсе опущено, Гигантомахия смешивается с историей Алоадов, гомеровское описание которой цитируется в VIII главе Псевдо Лонгина Пример приобрел предельно абстрактный характер «один из древних Поэтов», не преуспевший в разработке хрестоматийно-возвышенной темы Значение Клавдиана замкнуто между девиациями высокого из III главы Псевдо-Лонгина

5 2 Новая одическая рецепция жанровые новации В Петрова В торжественной оде происходит новое освоение клавдиановского материала, с которым связаны структурные изменения в жанре оды, предпринятые Василием Петровым, преподавателем СГЛА Г А Гуковский описывал его новации как «оживление лирики прививкой ей описания (также и повествования)». Ближайшую параллель этому составляет то, что делает с панегириком Клавдиан, расшатывая его рубрикацию описаниями, речами, эпической сюжетностью и пр

Участие олицетворенного Дуная в «Поеме на победы Российскаго воинства, под предводительством генерала Фельдмаршала графа Румянцова, одержанный над Татарам" и Турками* и олицетворенного Днепр« п оде hü взятие Очакова ориентировано соответственно на эпизод с Тиберином в Prob 209-223 и эпизод с Эриданом в VI Cons 146-200 Обильные детали образа реки у Петрова инкорпорированы в массивный сюжетный блок, составляющий существенную часть оды и стоящий, как у Клавдиана, в ее центре Этот синтез оды с эпосом - новый этап в развитии жанра

В конце 1796 г Петров пишет одно из лучших своих произведений, «Плач и утешение России», которое многим заимствуется из Gild Это уникальное даже для Клавдиана, вообще «злоупотребляющего речами», нагромождение прямой речи, так что Ал Кэмерон описывает ее как 'a series of impressionistic denunciatory speeches' (о ее содержании см выше, 3 1) «Плач и утешение России» на 260 строк вольного ямба содержит 6 речей (объемом 191 строка) и начинается ex abrupto описанием олицетворенной России, лишившейся матери, она взывает к Богу, жалуясь на свое сиротство после смерти Екатерины, Бог, являющийся в разверстых небесах, обращается к Павлу, призывая его показать, «что в Сыне Мать жива» Павел покрывает Россию порфирой и помогает ей подняться, возвращая прежнюю живость Поэма, замкнутая в рамки первого, «олимпийского» эпизода Gild, контаминирует его со вторым, «императорским», в Gild персонифицированные фигуры с людьми не встречаются, а Павел причастен пространству аллегорических божеств

Петров наследовал традиции, разрабатывавшей такие топосы, как речь персонифицированного государства и его счастливое обновление этот материал воплощен в школьной драме, проповеди и торжественной оде Ему было на что опереться главная его новация - четкая симметрия и геометризм сцены, замкнутость действия в трех персонажах Для Петрова, актуализировавшего панегирические коннотации в своей трактовке «Энеиды», способность панегирика сделать шаг к эпической поэме облегчала обращение к Gild, где делается шаг от эпоса к эпидейктическому жанру

Теми же событиями - смертью Екатерины и воцарением Павла - вызваны одические отклики, тиражирующие и трансформирующие модель Петрова (Ф Покровский, «Философ горы Алаунской», 1797), эту модель использует С Бобров в «Усыновленной Георгии », где для описания мощи «Царя Россов» Бобров прибегает к авторитетным источникам возвышенного Псалтири и Гомеру в рецепции Лонгина Совместимый с псалтирными и гомеровскими

образами Клавдиан Петрова и Боброва - иная традиция, более архаическая в пристрастиях, чем линия Аддисона - Блера

5 3 Клавдиан в культуре сентиментализ на пределы рецепиии

После полного перевода Ильинского за следующую четверть века мы находим всего два перевода одного и того же стихотворения Клавдиана -наступившее безразличие хорошо показывает, что перевод Ильинского резюмировал большую эпоху Единственный текст, оказавшийся конгениальным эпохе, это с "лп 20, "Q старике, никогда не покидавшем веронского предместья»

Тематически с тт 20 ориентирована на такие описания сельской жизни, как горациевский II эпод, элогий сельской жизни в «Георгиках», 11,458—474 и рассказ о «корикийском (или «тарентском») старике» в «Георгиках», IV, 125148 Эта ориентация маркирована зачином Félix, qui 'счастлив, кто' отсылает к горациевскому Beatus ille qui procul negotus и двум вергилиевским пассажам О fortúnalos nimium (Georg II,458sq ), Félix qui potuit rerum cognoscere causas, etc (Georg 11,490 sqq ) Но клавдиановский текст, внешне следующий классическому образу наивного мудреца и насыщенный аллюзиями на классическую поэзию, представляет игру в амплификации Клавдиан показывает себе и знатокам, что можно извлечь из скучной фразы «он отсюда никогда не выезжал»

С тт 20 дважды появилось в русской печати в течение 1806 г в журнале «Московский зритель» появился перевод Б К Бланка, а в «Друге просвещения»

- перевод Д И Хвостова Для поэзии XVIII - начала XIX в стихотворение, начинающееся со слов «Счастлив / блажен, кто », имеет четкую тематическую и идейную отсылку это вещи, посвященные прелестям безмятежной сельской жизни, ориентированные на II эпод Горация Клавдиан (Felá, qui patrns aevum transegit ín agris), своим стихотворением, представляющим амплификацию на темы II эпода, провоцировал понимать его именно в этом духе

Оба поэта переводили Клавдиана не с латинского оригинала, а с французского переложения С де Буфлера («Heureux qui dans son champ demeurant á l'ecart») Клавдиан воспринят Буфлером как вариации на горациев-ско-вергилиевскую тему Главной стилистической новацией оказывается установка на живописность, а в композиционном плане - подчинение всего двум базовым оппозициям «город (столица) - деревня» и «Фортуна (поиск, перипетии)

- пребывание (обладание, единообразие)»

Эти трансформации стали исходными для русских переводчиков Д И Хвостов («Счастлив, с отчизною кто век не разставался») сохраняет буфлеровскую форму четверостишия, усиливает эмоциональный тон стихотворения (концентрируя диминутивы, меняя нейтральные эпитеты на оценочные), вносит умилительные подробности детства, а в шестой строфе устраняет последние римские приметы, оставленные Буфлером («Рим» и «Консульства»), создав из истории Старика ktema eis aei

Б К. Бланк («Блажен, кто, удалясь от шума городов») отказывается от стансовой и вообще строфической формы, использует вольный ямб и за счет обширных добавлений доводит объем перевода от 28 до 40 строк Он вводит семейную тему, без которой сентименталистский идеал выглядит недовоплощенным, не прибегает к тотальной русификации, но в полном согласии с Хвостовым развивает живописность и оценочный план, всячески педалируя сентименталистскую аксиологию

Русификация Хвостова не поддержана Бланком; детализация быта, с установкой на наглядность, пронизанную умилением, находила основания во французском тексте и может быть воспринята как разработка его импликаций, тема Фортуны и суетности дана Буфлером Переход Бланка на вольный ямб как реакция ча мену метра у Буфлера имеет целью, возможно, сблизиться с басенным слогом сентименталистская басня залегает не очень отдаленной парадигмой под поверхностью этой идиллии сохранение римских аксессуаров не мешало Бланку в этой истории видеть универсальную применимость, а дополнять текст отдельно высказываемой моралью было бы избыточным

потому, что, кроме морали, в этом стихотворении и так почти ничего нет

* * *

Главный конфликт этой эпохи развертывается на «риторическом» поле Клавдиан выносится на суд эстетического сознания, и его способность быть образцом для высоких жанров оспоривается Сместилось понимание высокого, то, что вчера им было, ныне стало напыщенным Одновременно попытка реципировать Клавдиана в рамках иных эстетических категорий (не высокого, которое теперь не тождественно прекрасному, но актуального для эпохи трогательного) демонстрирует резкое ограничение релевантного материала

Ода сохраняет способность обратиться к Клавдиану снова, но ее опыт оказывается ее тупиковым достоянием С угасанием оды мы оказываемся, как перед главным выводом эпохи, перед негативным отношением к Клавдиану, поскольку риторика еще не вовсе утеряла свою традиционную роль хранительницы моральных импликаций, связь между напыщенностью как пороком высокого и нравственной небезупречностью статуса придворного панегириста, рано или поздно, а должна была выступить на передний план

ГЛАВА 6. УПАДОК И ВОЗВРАЩЕНИЕ: С 1810-Х ПО 1910-Е ГОДЫ

Противовесом универсалистским претензиям риторики на новом этапе оказывается историзм и те акценты на самобытности и генетическом развертывании национальной культуры, которые имплицитно содержатся в понятии гения Историзм совершает полный круг, когда от полемического обособления национальных начал в романтическом дискурсе он доходит к началу XX в до поиска больших соответствий в европейской культуре, с некоторым огрублением скажем, что это движение от генетического к символическому

6 1 Кчавдиан и самобытное ¡810 - 30-е гг В 1810 - 30-х гг Клавдиан оказывается втянут в процесс нового самоопределения литературы, где спор классиков с романтиками - лишь одна из граней

И M Муравьев-Апостол в первом из «Писем из Москвы в Нижний Новгород» цитату Get 507-509 применяет к Москве, погубившей Наполеона, а XII письмо целиком посвящает Клавдиану, делая критический разбор французского собрания сочинений Клавдиана, изданного Дюгуром и Дюраном в 1798 г Муравьев мыслит античность как инструмент самопознания нации Когда он ставит вопрос об образовании (те национальной идентичности), то судьба античности в европейских культурах становится важнейшим аспектом вопроса о выборе моделей, и Муравьев делает европейскую судьбу Клавдиана эмблематически ответственной за участь античного наследия в целом

Когда в XIX в оформляется дуализм «национального» и «имперского» дискурсов коллективной идентичности, некоторые аспекты «римского» могли конституировать национальное самоопределение (образы республиканского Рима у декабристов), но культура позднего Рима входила лишь в определение имперского Единственный пафос, уделенный императорскому Риму, это сатирический, поскольку сатира остается прибежищем гражданской свободы слова и заслуживает одобрения как жанровое проявление римской оригинальности (Quint Inst orat X, 1,93)

На этом фоне одиноко звучит голос П А Катенина в «Размышлениях и разборах» («Литературная газета», 1830), где о Клавдиане говорится, что он всех, кроме Вергилия, превосходит пиитическим дарованием, что от надутости и ложного вкуса автор того времени едва ли мог предохранитося, но в сравнении с нынешними поэтами, например с Байроном, в нем, вероятно, окажется меньше дурного и больше хорошего Клавдиан описан Катениным так, что составляет симметрию имплицитному образу Байрона в «Размышлениях и разборах» непредметность разговора о Клавдиане - производная от непредметных, чисто не-гативистских упоминаний Байрона, а упомянутые пороки Клавдиана - это неупомянутые пороки Байрона

Упоминание Клавдиана в «Размышлениях » не является проходным для Катенина В 1833 г он работает над неким (не дошедшим до нас) произведением, которому Клавдиан давал сюжетную основу сколько можно судить, это была разработка мифа о Фениксе, и Катенин, с пристрастием к arrière pensée, мог сделать автобиографическое применение из мифа, вложив в этот символ возрождения надежды на полнокровную литературную жизнь

Одно из известнейших пушкинских стихотворений, «Поэт» («Пока не требует поэта »), дает основания вспомнить о римском панегиристе Пассаж VI Cons 25-34, где говорится о Дельфах, когда они оставлены Аполлоном и когда вместе с ним возвращается вдохновение, композиционно коррелирует с пушкинским стихотворением Самое заметное лексико-тематическое сходство с Клавдианом (в версии Дюгура - Дюрана на которую Пушкину мог указать своей критикой Муравьев-Апостол) в начале текста, а к концу они нарастают пубокие различия, так что Пушкин словно отталкивается от Клавдиана, чтобы начать самостоятельное движение

На фоне Клавдиана проявляется полемичность «Поэта». У Клавдиана божественное присутствие связано с властью и многолюдством, на котором осуществляется власть, у Пушкина - с бегством из мира власти и многолюдства Это утверждение поэтической свободы получилось тем более резким, что за ним стояла древняя и величественная тень другого понимания поэта одическая картина, в которой божественная власть, одновременно космическая и имперская, обеспечивала вдохновение поэта-пророка, а он не видел другого достойного предмета, помимо вдохновившей его власти

Бывший посредником между мифом и одой, Клавдиан умел стать посредником между мифом и романтической аксиологией и от проблемы национальной самобытности в пятнадцать лет добрался до проблемы сэмостоянчя поэта его мифологические применения, выработанные к славс императорских въездов и апофеозов, научились выражать романтическую холодность к той самой толпе, рукоплескания которой он так любил описывать

6 2 «Льстивый панегирист» и «школьная реторика» с 1840-х до начала XX века

Исторический перелом, охватывающий вторую и третью четверти XIX в, выражается в том, что античный материал утрачивает общекультурный характер, делаясь «объектом специальной художественно или философски мотивированной интерпретации» (ГС Кнабе) Клавдиан заперт в сносках исторических исследований и финальных параграфах университетских пособий по истории римской литературы

С В Ешевский в диссертации об Аполлинарии Сидонии (1855) останавливается на всеохватном упадке позднеримской поэзии «дерзость лести» в панегириках предстает свидетельством нравственной деградации, а сосредоточенность на технопегниях - поэтической бесплодности

До начала XX в понимание Клавдиана находим в учебных пособиях по римской литературе, преимущественно переводных В 1856 г выходит «Очерк истории римской литературы» Шаффа и Горрмана в переводе Н Соколова В 1881 г в рамках «Всеобщей истории литературы», выходящей под редакцией В Ф Корша, издается «История литератур греческой и римской», история римской литературы написана В И Модестовым В 1886 выходит «Краткий очерк истории римской литературы» Г Бендера, в 1892 - монография Г Буассье «Падение язычества» В 1902 появляется уже третье издание книги В Вегнера «Рим», в 1908 - небольшой «Очерк истории римской литературы» Фр Лео, в 1913 г - лекции по истории римской литературы Т Бирта (издавшего Клавдиана в 1892 г в Monumenta Germaniae histórica), в 1914 - коллективная работа немецких ученых «Эллинистическо-римская культура», где разделы о литературе написаны Р Вагнером, и «История латинской литературы» Е Нажотта Широкий читатель находил откристаллизовавшееся мнение о Клавдиане в энциклопедических изданиях («Реальный словарь классических древностей» Ф X Любкера, словарь Брокгауза - Ефрона и пр )

Первое, что замечается в отзывах этого периода, - отсутствие новых категорий Когда у Вегнера мы находим «поэтическое понимание природы, то грандиозное, то прелестное, теплоту и естественность чувства, благородную чистоту слога», здесь нет ни слова, которое не могло бы быть сказано за сто лет до него сентименталистская идиоматика этих оценок разительна Когда у Шаффа и Горрмана находим сожаление о том, что время Клавдиана не могло дать «величавое содержание и величественный тон его сочинениям», это повторение С кал и i ера solo argumento ignobiliore oppressus

Главная эстетическая предпосылка - изоморфность классической и позднеримской литератур С этим связан акцент на отношении к классике либо это вкус, развившийся «усвоением сокровищ литературы предшествовавших периодов« (Шафф ч Горрман), «обширное знакомство с классическими образцами» (Бендер) и вообще классическая правильность языка (Шафф и Горрман, Модестов, Буасье), либо «бестолковое подражание древним» (Бендер)

Комплимент Клавдиану - указание на его фантазию (Шафф и Горрман, Бендер, Нажотт), единственный уголок оригинальности (отождествляемой с творческим принципом вообще) Клавдиан бы этого не понял для него фантазия была средством возбуждения пафоса в аудитории, зависящим от способности оратора создавать наглядные картины и проходящей по разделу memoria

Даже если все состояние позднеримской литературы не дедуцируется, как у Ешевского, из «сатурналий деспотизма», то сервилизм осознается как неизбывное пятно на репутации и творчестве, лишь отчасти компенсируемое патриотизмом и высоким сарказмом моралиста (Бендер, Буасье, Нажотт)

Это период историзма позитивного выйдя из баталий с классиками, отрешившись от риторического поля, он не нашел естественных побуждений разрабатывать позднеримскую проблематику

6 3 Клавдиан в символическом лесу начало XX в

Название этого параграфа отсылает к тому «лесу символов», который упоминается в бодлеровских «Соответствиях» («L'homme у passe a travers des forêts de symboles») В начале XX в появляются критерии литературно-исторической оценки, могущие стимулировать литературную рецепцию позднего Рима Если в XVIII в Клавдиан - это жанры, в которых он авторитетен, то в начале XX в Клавдиан — это символ своего века Иначе говоря, если для XVIII века Клавдиан - это ода, то для начала XX в Клавдиан - это Брюсов

Для русского читателя Клавдиан принял черты декадента с легкой руки Ж -К Гюисманса («Наоборот», 1884, русский перевод 1906) При сравнении двух декадансов эмблематическая фигура Брюсова появлялась с неизбежностью

С начала 1910-х гг Брюсов выступает как популяризатор позднеримской словесности Брюсов дает апологию поэзии IV века в статьях о Пентадии и Авсонии в «Русской Мысли» (1910, 1911) Образованность Брюсова-историка находит себе применение в романном творчестве, воплотившись в дилогии «Алтарь Победы» и незаконченный «Юпитер поверженный», где Клавдиан ши-

роко используется как исторический источник и как идеолог позднего Рима Эпилогом позднеримской темы стала «Рея Сильвия» (1914) Тут выбрана историческая точка, с которой Клавдиан и Вергилием выступают наравне как эмблема миновавшего римского блеска, - середина VI в , пора агонии Города, оспориваемого друг у друга готами и армией Юстиниана

От переводческих замыслов Брюсова в отношении Клавдиана (антология «Пять поэтов Пентадий, Порфирий, Авсоний, Клавдиан, Рутилий») осталось всего два перевода, что входят в сборник «Erotopaegnia» (M, 19] 7), - с mm 43 и 44 Клавдиан как соревнователь Марциала был представлен Брюсовым более чем адекватно, к чести Клавдиана следует заметить, что Брюсов не перевел из него других эпиграмм того же типа потому, что больше их у Клавдиана нет

Через 15 лет ня брюсовский сборник откликнулся ВФ Ходасевич заметкой «Erotopaegnia» в парижской газете «Возрождение» (1932) Главный тезис Брюсова - что эти стихи сохраняют «всю убедительность художественных созданий» - не вызывает сочувствия у Ходасевича он готов признать их документами эпохи (чуждой нам психологически), но художественность их для него сомнительна Рецензия Ходасевича - сильная реплика на брюсовскую программу пересмотра репутации позднеантичной поэзии, и ее главная точка -отказ видеть и ценить в поэте лишь стилистическую (если не прямо техническую) сторону его поэзии, позднеримские поэты в глазах Ходасевича ассоциируются с Брюсовым - его имморализм, сосредоточенность на внутри литературных задачах и помянутый Ходасевичем эротизм

Репутация позднего Рима в 1910-е годы тесно сцеплена с репутацией Брюсова Понимание Клавдиана осталось историческим, как в предыдущем веке, но сам исторический взгляд претерпевает проработку, состоящую в символизации материала Этот век — тоже fin de siecle, с его пышной имперской декорированностью, утонченностью чувств, усталый опыт которых столь богат благодаря общему нравственному релятивизму, и риторической изощренностью литературы, принципиальная вторичность которой осознается как особое достояние, и эта углубленная историческими аналогиями эпоха порождает символ самой себя - своего поэта, и это эмблематическое отражение Рима находит русский аналог Как Рим находит себя в Клавдиане, так русский «конец века» находит себя в Брюсове

* * *

С конца 20-х годов Е И Замятин работает над романом об Атилле, известный под названием «Бич Божий», он вышел в Париже уже после смерти автора Аналогия русской революционной ситуации с падением истлевшего Рима под натиском варваров была достаточно очевидной - она устойчива, например, у Блока При этом «Бич Божий» не «роман с применениями», несмотря на историческую параллель Действие совершается в 405-м г, изображается вторжение в Италию варварских племен под началом Радагайса и разбитие их римской армией под началом Стилихона Но у Замятина этот триумф римского оружия изображен как уничтожение одними варварами других - на переднем плане «Улд, князь хунов», а о Стилихоне мы ничего не узнаем

Замятин дважды вступает в полемику с клавдиановскими поэмами

1) сцена встречи Улда - пародия на римский триумф, беспомощность Рима перед невежественной силой варвара символизировано фигурой консула его седина - символ, но полемический по отношению к Клавдиану (ранняя седина Стилихона) не мудрости, но старческой немощи и зимней косности

2) сцена с императором и поэтом, увиденная глазами наивного наблюдателя, Атиллы Этот акцент на «тварности» (Э Ауэрбах) - на буксующей физиологии (косой рот императора, дрожащие поэта) имеет значение символического показателя Будущий гуннский вождь видит культурную реальность, для которой самоописание приобрело статус престижной профессии и которая, однако, утеряла ключ к адекватности выражений Замятин не дает Клавдиану прямого высказывания, поскольку оно связано с субъективацией придворный поэт годен лишь на то, чтоб со всей своей эпохой быть увиденным глазами гунна

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Клавдиан приходит в Россию с репутацией выдающегося поэта, которой он пользуется в поэтиках и риюриках ХУ1-ХУП вв После подготовительного этапа, характеризующегося «жанровым инобытием» Клавдиана, совершается освоение его поэзии в ее собственных жанровых формах

1730-90-е годы - золотой век русского Клавдиана в оде дважды совершается масштабная рецепция клавдиановской поэтики, героической поэме Кчавдиан дает модел" для завязки действия, связан"Ь'е с активной ролью персонификации одического типа и с решением инфернальных сил действовать против неба и эпического героя, завершением этого периода, ознаменованного широким интересом к Клавдиану, становится перевод М Ильинского

Следующие этапы рецепции Клавдиана связаны с общеевропейским кризисом риторики

I Главное в отношении к Клавдиану на рубеже XVIII - XIX вв мы бы определили формулой «негативно-риторическое», поскольку, отклоняя прежние предпосылки его рецепции, оно не открывает новых Мысля все еще риторическими категориями, авторы этого времени утверждают несостоятельность Клавдиана как образца высокою, а поэты-сентименталисты демонстрируют неперспективное гь обращения к Клавдиану за другими эстетическими ценностями - прежде всего, за естественным и трогательным

II Понимание Клавдиана, дававшее силу рецепциям XVIII века, оказалось опротестовано, но возникла проблема крупная фигура, традиционно венчающая историю римской поэзии, требовала какого-то понимания, более детализованного и плодотворного, нежели простое понятие напыщенности, и эта проблема остается в наследство следующему столетию, от 1810-х до 1910-х годов, которое можно в целом определить как историческое

1) 1810-30-е - период полемического историзма Клавдиан оказывается фактором самоопределения литературы, его риторическое понимание оспаривается историческим, при этом категория «самобытного» модифи-

цируется от «национального» (у Муравьева-Апостола) до «индивидуально-поэтического» (у Пушкина),

2) с 1840-х до начала XX века - период позитивного историзма Клавдиан остется персонажем учебных пособий по римской литературе Выйдя из полосы полемики «классиков с романтиками», историзм не находит новых категорий для позднеримской литературы, и эклектичность его описаний становится знамением равнодушия к этой эпохе,

3) 1910-е годы - историзм аналогический, исгоризм широких историко-культурных схождений, благодаря вкусу к которым историософия усваивает профетические тона Аналогии «Клавдиан - Россия» на этом этапе имеют не жанровый, а персональный характер Брюсов осваивает эпоху как историк, но

лим пафосом строгой научности стоит чувство исторической конгениальности Показательно, что этот период оказывается сопряжен с реабилитацией риторики Брюсов замыкает круг русского Клавдиана, возвращаясь к тому, что было естественным для выучеников латинских школ ХУП-ХУШ вв к восприятию Клавдиана как поэта риторической школы

Основное содержание диссертации отражено в следующих публикациях:

1 Шмараков Р J1 Поэзия Клавдиана в русской литературе эпоха классицизма/ PJ1 Шмараков -М,2006 -228 с (14пл)

2 Клавдий Клавдиан Похищение Прозерпины / Пер с лат, комментарий, статья и указатель Р Л Шмаракова - Тула, 2004 - 166 с (8 п л )

3 Клавдий Клавдиан Полное собрание латинских сочинений / Перевод, вступ ст, комм и указатели Р Л Шмаракова - СПб , 2008 - 838 с (53,9 п л )

4 Шмараков Р Л Поздний Рим в пушкинском послании «К вельможе»9 / Р Л Шмараков // Известия Тульского государственного университета. Серия «Проблемы языкознания» Вып 6 - Тула, 2004 - С 215-219 (0,5 п л )

5 Шмараков Р Л Руфин и антируфин римская инвектива между нормативной поэтикой и аллегорической поэмой / Р Л Шмараков // Известия Тульского государственного университета. Серия «Проблемы языкознания». Вып 6 - Тула, 2004 - С 220-225 (0,5 п л )

6 Шмараков Р Л Образцовый государь в «Поликратике» Иоанна Солсбе-рийского римская модель и христианская санкция / Р Л Шмараков // Известия Тульского государственного университета. Серия «Социология и политология» Вып 5 -Тула, 2004 - С 153-161 (0,9 п л)

7 Шмараков РЛ Михаил Ильинский и «эпоха славяно-русских переводов» / Р Л Шмараков // Известия Тульского государственного университета. Серия «Язык и литература в мировом сообществе» Вып 8 - Тула, 2005 -С 196-204 (0,5 п л.)

8 Шмараков РЛ Чудесное в героической поэме римский образец и его русские трансформации / Р Л Шмараков // Вопросы литературы - 2005 -№6 - С 138-159(1 пл)

9 Шмараков Р Л Смущенный чтец «Ахиллеиды» / Р Л Шмараков // Вопросы литературы - 2006 - №4 - С 139-148 (0,5 п л )

10 Шмараков РЛ «Себе лишь подобен» / РЛ Шмараков h Вопросы литературы -2006 -№5 -С 283-303 (1,1 ri л)

11 Шмараков Р Л Об одном эпическом сравнении у Клавдиана / Р Л Шмараков <7 Сборник научных трудов преподавателей и аспирантов ТГПУ им Л H Толстого -42- Гула, 2004 - С 151 -15ft (0,4 п л )

12 Шмараков Р Л «Jeweled style» и архи тектоника целого «Гильдонова война» Ктавдиана / Р Л Шмараков // Вестник Тульского государственного педагогическою университета им Л H Голсгого -№1 Гуманитарные navwi -Тула, 2004 - С 67-73 (0,9 ил)

1 ^ I !T\ÍQnQVOD D IT Р oimo ГТГЛППЛП «1ЛТТЛ1Пк/о Г» vu innifAl * пгитлт- « глл /-.ч

л J í-^íviCt^lAXV^iJ A VA lVi\Ji1ti|y/VCi О pjfC.WI\V/iVl 11CU~IWJ M Ï^C

римские источники ВП Петров и Клавдиан / РЛ Шмараков // Стотица и провинция в отечественной и всемирной истории Тула, 2004 - Т II - С 66-72 (0,4 п л )

14 Шмараков РЛ Государство Ачариха одна римская интерпретация РЛ Шмараков'7 Почитика и политология акту а тьный ракурс -М-Т\ ia, 2005 - С 358-364 (0,4 п л )

15 Шмараков Р.Л «Похищение Прозерпины» Клавдиана жанр и не-оконченность ! Р Л Шмараков // Жанрологический сборник - Вып 1 - Ьлец, 2004 - С 16-22 (0,4 п л )

16 Шмараков РЛ «Vates meertu?» и «quidam paganorum» Клавдиан v \вгустина и Орозия / РЛ Шмараков // Всемирная литература в контексте культуры Сборник научных трудов по итогам XVI Пуришевских чтений - M ,

2004 -С 16-24(0,6пл)

17 Шмараков РЛ Claudianus rhetoricus / РЛ Шмараков // Милоновские чтения-2003 - Тула, 2004 - С 37-45 (0,5 п л )

18 Шмараков РЛ «Когда вотнуется желтеющая нива» риторические коннотации пейзажного образа / Р Л Шмараков // Милоновские чтишя-2003 -Гула, 2004 - С 46-52 (0,45 п л )

19 Шмараков Р Л Поздний Рим в «Размышлениях и разборах» П А Катенина / РЛ Шмараков // Текст в зеркале лингвистического и литерагуро-ведческого анализа - Тула, 2004 - С 99-103 (0,4 пи)

20 Шмараков РЛ Два эпизода средневековой известности К гавдиана РЛ Шмараков " Текст в *еркале лингвистического и литера!уроведческого анализа - Тула, 2004 - С 93-99 (0,4 п л )

21 Шмараков Р Л Reditus fortunatus Лейтмотив и композиция последнего клавдиановского панегирика / Р Л Шмараков // Гуманитарная наука в Центральном регионе России состояние, проблемы, перспективы развития Материалы VII региональной научно-практической конференции - Т 2 - Тула

2005 - С 326-333 (0,5 п л )

22 Шмараков РЛ «Напыщенный стихотворец» Ктавдиан, Аддисон и Гигантомахия / РЛ Шмараков // Вестник Тульского государственного педагогического университета им Л H Толстого -№3 Гуманитарные науки -Тула. 2005 - С 158-162 (0,5 п л )

Подл, к печ. 14 04 2008 Объем 1.75 пл. Заказ №72 Тираж 100 экз.

Типография МПГУ

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора филологических наук Шмараков, Роман Львович

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА 1. Предыстория: Клавдиан в русской литературе до 1730-х годов

ГЛАВА 2. Клавдиан и торжественная ода.

ГЛАВА 3. Клавдиан и героическая поэма.

3.1. Прямое влияние: «Гильдонова война» и эпический аппарат чудесного.

3.2. Опосредованное влияние: сцена адского совета.

ГЛАВА 4. Клавдиан в переводах М.И. Ильинского.

4.1. Клавдиан и неолатинские поэты.

4.2. «Кл. Клавдиана творения».

ГЛАВА 5. Клавдиан в эпоху «категориального перелома» (1780-е-1810-е).

5.1. Клавдиан и высокое.

5.2. Новая одическая рецепция: жанровые новации В. Петрова.

5.3. Клавдиан в культуре сентиментализма: пределы рецепции.

ГЛАВА 6. Упадок и возвращение: с 1810 по 1910-е годы.

6.1. Клавдиан и самобытное: 1810 - 30-е гг.

6.2. «Льстивый панегирист» и «школьная реторика»: с 1840-х до начала XX века.

6.3. Клавдиан в символическом лесу: начало XX века.

Введение диссертации2008 год, автореферат по филологии, Шмараков, Роман Львович

Едва ли стоит подробно говорить о том, что греко-римская античность есть общее достояние народов Европы и что именно она представляет собой зримое единство «европейского дома», отказ от которого приводит к разнообразным крайностям духовного партикуляризма; что самый гуманизм, со всеми импликациями, расширившими его значение, берет исток от занятий классической литературой, понимаемых как вШсНа Ииташога, т.е. в наибольшей степени приличествующих человеку.

Меж тем в духовном комплексе, который объединяется именем Античности, римская культура занимает специфическое место для новоевропейской традиции. «Римская литература — первая "выведенная" литература. Она сознательно вступает в спор с традицией другого народа, превосходство которой признает. Она обретает себя, отделяясь от предшественников, и вырабатывает дифференцированное самосознание. Таким образом она осуществляет предварительную работу в интересах позднейших европейских литератур и получает возможность стать по отношению к ним в позицию учителя» [4, I, 31]1. Римская литература была первой, возникшей в подобных обстоятельствах, но с тех пор «дифференцированное самосознание» становится проблемой любой складывающейся национальной литературы, для которой римский опыт является принимаемой или отторгаемой моделью. Греческая литература созидает условия

1 Ср.: «Если греческая словесность важна для всех по своему художественному богатству и полной самостоятельности, литература римская представляет для нас особый интерес по многим параллелям с литературой русской. Мы, как и римляне, заимствовали литературный формы, а отчасти и содержание своей словесности; как и римляне, мы постепенно освобождались от подражательности, и путь наш и их был один и тот же. У нас, как и у них, первые литераторы, давшие несколько образцов в разных видах "поэзии", таких образцов, которые обратили на себя внимание только потому, что были первыми в своем роде (подобно тому, как первыя ягоды летом ценятся, как бы оне ни были кислы) понимают о себе очень высоко и настойчиво требуют себе безсмертия», — пишет рецензент (Л.К.) «Лекций по истории римской литературы» В.И. Модестова. В примечании он сравнивает самомнение Сумарокова с самомнением Энния, прибавляя: «Это общее явление подражательных литератур, также Петрарка, как автор Африки, мнил себя равным Виргилию, Готшед - равным Буало и т.д.» (ИВ. 1888. №9. С.651 сл.). для диалога, а римская в эти условия входит, познавая мир словесности не в космогонических, а в космологических терминах. Ее ситуация многократно воспроизводилась в истории европейских литератур. При этом опыт римской архаики и классики оказывался преломлен через призму поздней античности. Оглядываясь в прошлое, Полициано видел Овидия через Клавдиана и Вергилия через Лукана и Стация, — а отец классической филологии, Петрарка, был одним из творцов легенды о Клавдиане как своем земляке, одном из когорты прославивших флорентийское имя.

Позднеримские оценки, окрасившие трансляцию классического наследия, широко растеклись по новоевропейской культуре. После структурного кризиса III в. римская культура переживает последний расцвет - «константиновско-феодосиевское возрождение», где имя Клавдиана — одно из самых ярких.

Биографических подробностей о Клавдиане известно мало. Клавдий Клав-диан, грек родом из Александрии Египетской, появившийся на свет около 370 года, в начале 390-х годов покинул родину и после более или менее продолжительных странствий, о направлении которых можно лишь гадать, прибыл в Рим, где, выступив как латиноязычный поэт и удачно выполнив заказ на панегирик консулам 395 года, привлек внимание Стилихона, романизированного вандала, полководца Феодосия Великого. Стилихон, которого Диесперов [86, 96] удачно назвал «полудержавным властелином», после смерти Феодосия стал опекуном его младшего сына Гонория и правителем западной половины империи - но объявил, что умирающий император оставил его опекуном и старшего сына, 18-летнего Аркадия. Первое написанное по заказу двора сочинение Клавдиана должно было засвидетельствовать эти притязания. В панегирике на консульство 396 года, которое принимал 11-летний Гонорий, Клавдиан с блеском решил задачу прославления державного отрока, равно как и задачу, поставленную Стилихоном, и с этого момента занял блистательное и беспокойное место придворного поэта, заслужив на этом поприще славу «певца Стилихона» и титул «последнего римлянина» (чаще и, кажется, с большими основаниями воздаваемый Боэцию). С 396 и до 404 года, когда Клавдиан, видимо, окончил свои дни, он создал десять больших политических поэм, трижды воспев консульства Го-нория (/// Cons., IV Cons. и VI Cons. — 396, 398, 404 гг.), почтив консульство выдающегося философа-платоника Манлия Феодора (Theod., 399 г.) и создав самый объемный панегирик, в трех книгах, на консульство Стилихона («SW/.I-III, 400 г.). Главные враги планов Стилихона на Востоке, префект претория Руфин и препозит священной опочивальни Евтропий, евнух и восточный консул 399 г., удостоились каждый полномасштабной клавдиановской инвективы - «Против Руфина» (Ruf.l-II) и «Против Евтропия» (Eutr.l-ll); первая была написана уже после того, как Руфин был растерзан войсками на глазах Аркадия (ноябрь 395 г.), а вторая рецитирована полностью, когда Евтропий уже был сослан на Кипр и казнен прежде, нежели истек год его консульства. Молниеносная кампания Стилихона против комита Африки Гильдона, чье отложение от западно-римской империи грозило Риму голодом, а Стилихону падением, вызвала к жизни поэму «Гильдонова война» {Gild., 398 г.), а война с вторгшимися в Италию готами Алариха - поэму «Война Поллентская, или Гетская» {Get., 402 г.); эти две поэмы можно определить как эпические, но с большими оговорками, особенно актуальными для III главы нашего исследования, — это не эпос, сопоставимый с вергилиевским, лукановским или даже эпосами флавианской эпохи, но специфический жанр, насыщенный панегирическим элементом. Наконец, в 398 г. по случаю бракосочетания Гонория с Марией, дочерью Стилихона, Клав-диан пишет гекзаметрический эпиталамий {Nupt.) и обновляет фольклорный жанр фесценнин (F<?sc.I-IV).

Кроме того, в какой-то трудноопределимый период Клавдиан создает мифологическую поэму «Похищение Прозерпины», оставшуюся неоконченной {Rapt.l—III), начинает латинскую «Гигантомахию» {Gig.), тоже незавершенную, и создает большое число разножанровых произведений, объединенных в корпус carmina minora, где есть и эпиграммы (экфрастические и «острые»), и элегии, и послания, и панегирические тексты.

Уехав из Рима к миланскому двору Гонория в самом начале своей придворной карьеры, Клавдиан оказался в Риме вновь лишь в 400 г., когда он рецитировал перед сенатом третью книгу панегирика Стилихону (Stil.lll). По этому случаю сенат декретировал удостоить его бронзового памятника на Форуме Траяна— для 30-летнего грека, пишущего латинские стихи, это успех более чем блистательный. В том же году он женится на дочери богатого сенатора из Африки, причем в устройстве этого брака участвовала племянница Феодосия Великого и супруга Стилихона, Серена, к которой поэт обращается со стихотворным выражением признательности. Клавдиан проводит медовый месяц в Африке; с этим периодом связано прекращение его поэтической деятельности - от «Гетской войны» {Get.), рецитированной в Риме в мае-июне 402 г., до «Панегирика на VI консульство Гонория Августа» (VI Cons.), исполненного там же в январе 404 г. VI Cons. - последняя датируемая поэма Клавдиана; если Клавдиан не умер в этом же году, то во всяком случае он не пережил 408 года, когда в результате антигерманского заговора Стилихон был казнен, а его приверженцы перебиты в Равенне. Чем-нибудь помимо смерти трудно объяснить то, что Клавдиан не откликнулся на второе консульство Стилихона в 405 г.

Через четыре года после смерти Клавдиана гибнет Стилихон; тогда же по приказу Гонория умерщвлены и Серена, и ее со Стилихоном сын, Евхерий. Еще через два года вечный Рим был захвачен готами Алариха; на современников (например, на блаж. Иеронима) весть об этом подействовала, как признак конца света. Трудно не поддаться впечатлению, что, если к достоинствам поэтического таланта относится провидение, то этим даром Клавдиан был обделен: его поэзия пережила предметы, которым добросовестно служила.

Клавдиан создал в латинской литературе жанр стихотворного панегирика -порождение, как выражается Ал. Кэмерон, «брака между греческим панегириком и латинской эпической поэзией» [350, 255]; перспективность этой новации трудно переоценить. Счастливый наследник классических и постклассических эпиков, хотя и не посягавший на жанр национальной эпопеи, ушедшей из латинской литературы с Силием Италиком, один из самых поздних выразителей римского патриотизма, Клавдиан дал возвышенный образ «золотого Рима» (знаменитая тирада в Stil.Wl, 130-166), переживший века и одушевлявший национальное чувство и политические теории итальянцев начиная с Данте, чья «Монархия» в этом отношении испытывает как минимум опосредованное влияние Клавдиана через Бенцо д'Алессандрия. Как панеги- * рист и эпиталамист, Клавдиан ближайшим образом влияет на Сидония Аполлинария, Меробавда, Венанция Фортуната; вкус к персонификациям и отточенная неоклассицистская стилистика роднит его с Пруденцием, хорошо знавшим его творчество; средневековая слава Клавдиана, когда его начинают читать в X в. и когда к XII в. он становится в один ряд с классическими римскими поэтами, будучи цитируем наравне с Луканом и Овидием, - это прежде всего слава политического философа и, если можно так выразиться, «поэта-метафизика»: первой обязан своим существованием авторитет Клавдиана в «Поликратике» Иоанна Солсберийского и иных «зерцалах государей», второй — влияние Клавдиана на одну из важнейших аллегорических поэм Средневековья, «Антиклавдиан» Алана Лилльского. Ал. Кэмерон венчает девятую главу своей монографии выразительной цитатой из «Репертория» Конрада де Мура (XIII в.), разъясняющего, что Стилихон - «собственное имя кого-то, о ком достаточно много говорит Клавдиан» (proprium nomen cuiusdam, de quo satis dicit Claudianus: [350, 252]): достойный повод для размышлений о посмертной славе.

Клавдиан жил, пока идеал poetae docti, ученого поэта, который он умел воплотить, оставался жизнеспособным. У него учились поэты барокко; XVIII век обвинил его в «напыщенности» и «дурном вкусе»; Аддисон сравнивал батальные сцены его «Гигантомахии» с аналогичными в «Потерянном Рае», отказывая Клавдиану в способности к возвышенному [338, 239f.], - но еще Эдуард Гиббон заканчивает 30-ю главу «Упадка и разрушения Римской империи» похвалой нашему поэту: «В пору упадка искусств и империи уроженец Египта, получивший образование грека, в зрелые лета приобрел глубокую осведомленность и совершенное владение латинским языком, поднялся над головою своих жалких современников и после трехсотлетнего перерыва занял место среди поэтов Древнего Рима» [364, 495].

Исследование Клавдиана было нами предпринято по следующим соображениям общего порядка. Несмотря на всеми понимаемую важность того, что называется «русской Античностью», в том, что касается освоения отдельных классических авторов на русской почве, научные результаты трудно назвать удовлетворительными. У нас нет монографических работ о русском Феокрите, русском Овидии, русском Тибулле, русском Катулле и проч., а фундаментальная книга, называющаяся «Гораций в России», написана отнюдь не в России, а в Германии, В. Бушем, и на русский язык по сию пору не переведена, хоть и вышла более сорока лет назад, в 1964 году. По существу, единственной крупной работой такого плана остается классическая книга А.Н. Егунова «Гомер в русских переводах XVIII - XIX веков», но она, во-первых, изначально трактует достаточно узкую тему, а во-вторых, вышла одновременно с книгой Буша, в 1964 году, и даже в этих тематических рамках можно было бы много добавить на нынешнем этапе — меле тем на смену ей не идут новые работы. Все это не свидетельствует о внимании к классической древности. Поздней античности вдвойне не посчастливилось - традиционно третируемая как затянувшийся декаданс, она не осознана как проблема для русской литературы: если влиятельность Овидия и Тибулла всем очевидна, то влиятельность Авсония и Клавдиана надо еще доказывать.

Клавдиан как объект изучения слависта обладает следующими достоинствами. Это очень большой поэт - теперь этого никто не оспаривает, а за последние десятилетия мировая наука находит пути анализа позднеримской поэзии как специфического явления, законы которого несводимы к классической поэтике. По обширности произведенного им влияния он превосходит, возможно, любого позднеримского автора. Отсюда одно частное следствие: часто по Клав-диану судят о позднем Риме вообще - и даже о послеклассической литературе в целом; он репрезентирует всю позднеантичную эпоху и становится ответственным за вещи, которых сам не делал. Это искажает его собственный облик, но делает его аутентичной эмблемой не столько римского заката, сколько умонастроений эпохи, смастерившей эту эмблему. Его русская рецепция, которую можно непрерывно проследить с конца XVII в., была столь неровной по характеру и интенсивности, с такой резкой переменой оценок, что Клавдиан может оказаться хорошей лакмусовой бумагой, свидетельствующей о внутреннем состоянии культуры и производимых ею пересмотрах ее собственных мнений.

Важнейшим обстоятельством является то, что поэзия Клавдиана представительна для позднеантичной культуры своей риторической отрегулированно-стью, побудившей Алана Кэмерона заметить, что Клавдиан «был посвящен в таинства поэзии, что бы он себе ни говорил, не Музами на Геликоне, а грамматиком в школьном классе» [350, 24]. Причастность Клавдиана культуре «готового слова» делает его русскую судьбу воплощением того «категориального перелома» (A.B. Михайлов), который протекает в европейских литературах последней трети XVIII века и состоит в переходе от риторически структурированной эстетики «подражания и соревнования» к концепции гениальности и оригинального (самозаконного) творчества1. На русской истории Клавдиана в XVIII веке можно выявить национальные черты этого процесса, а дальнейшие формы рецепции демонстрируют, как культура пыталась модифицировать фигуру «риторического Клавдиана». Риторика в системе культуры оказывается основным узлом проблем, нами затрагиваемых.

При этом русское влияние Клавдиана, хотя богатое, в отношении релевантного материала все же достаточно компактно, чтобы ставить и решать связанные с ним проблемы индивидуальными усилиями: об этих последних речь идет потому, что опираться в научном плане практически не на что (в качестве общей работы по «русской Античности», задающей единую перспективу и закладывающей принципиальную основу для частных иследований, мы ориентировались на известный курс Г.С. Кнабе: [131]). Между тем как Клавдиан хорошо изучен на своем историческом поле и в рамках своей поэтической системы (можно назвать фундаментальные работы П. Фарге, Ал. Кэмерона, 3. Деппа, X. Гнилки, М. Робертса и множество работ, трактующих ча О культуре «готового слова» и ее смене «свободным словом» см. работы A.B. Михайлова: [186, 510 слл.; 187, 28 сл. et passim]; ср. также [151, 18 сл.]. стные проблемы исторического и литературного плана), судьба его в национальных литературах исследована мало. Ал. Кэмерон предпринял обзор его влияния на английскую словесность [350, 426-451]; применительно к русской литературе подобные исследования не производились.

Новизна нашей работы состоит, таким образом, в постановке проблемы влиятельности крупнейшего позднеримского поэта в русской литературе, определения сфер этой влиятельности, ее предметного содержания и эволюции. Впервые в отечественной филологической науке русская рецепция одного позднеантичного поэта становится предметом монографического изучения, которое дает возможность предметно судить о судьбе поздней античности в русской культуре.

Мы избегали повторять сказанное о Клавдиане в аппарате нашего перевода [127]. Поэтому, в частности, в работе нет подробного описания исторического контекста клавдиановских поэм, который намечен кое-где по необходимости, но в детализованном виде, как представляется, должен оставаться за пределами этой работы. Мы начинаем с русской ситуации XVII века, когда Клавдиан впервые появляется в отечественной культуре. Структура работы, соотносимая с этапами восприятия римской литературы вообще, такова.

1) Период конца XVII — первой трети XVIII в. стоит определить как подго-. товительный: здесь накапливается осведомленность, римская литература только готовится быть образцом для оригинального литературного творчества, обычная форма ее активности в эту эпоху - цитаты в трактатах, примеры в проповедях и ученых стихах, звучная ономастика во всех этих жанрах. «Русской предыстории» посвящена первая глава работы. Со второй половины XVII века до 1730-х годов простирается период, когда имя Клавдиана вкупе с его тематикой и поэтикой становится известно русским книжникам и начинается накопление знаний о нем; это эпоха жанрового инобытия Клавдиана — разобранный на сентенции, он выступает как дидактический поэт в проповедях, этико-. политических трактатах и латиноязычных пособиях по риторике и поэтике. Симптоматическим образом первый известный нам перевод из Клавдиана - это выполненный на исходе XVII в. А.Коробовским перевод «речи Феодосия» из IV Cons., вписывающейся в хорошо известную и востребованную на Руси традицию «княжеских зерцал».

2) 1730-е - 1780-е гг. Этот период можно определить как рецепцию римской поэзии способами, предопределенными самой римской поэзией: мы имеем в виду риторическую стратегию подражания и соревнования. Эпохе классицизма, когда рецепция его поэзии приобрела систематический характер, посвящена центральная часть нашей работы. В классицизме нас интересует ближайшим образом та составляющая, что определена его названием: поле, на котором развивается литература, очерчено совокупностью образцов; каждый жанр имеет абсолютный первообразец, и нормальное творчество протекает как подражание (imitado) образцу, т.е. осознанное подчинение выведенной из него системе предписаний, и соревнование (aemulatio), т.е. стремление превзойти образец на его риторическом поле, «.такой панегирик (составленный по риторическим рецептам в честь правителя. — P.LLI.) приобретал черты политической программы: читая ежегодные панегирики Клавдиаьт, в которых все мироздание напрягается в ликовании о римских успехах, трудно не вспомнить оды Ломоносова с их такой же патетической публицистичностью. Темперамент его неподделен, риторическая фантазия неистощима, свой гиперболически-напряженный стиль, выработанный по лучшим образцам Лукана, Стация и Ювенала, он безупречно выдерживает без единого срыва. Если Авсония "открыл" XIX век, то Клавдиан был признанным учителем высокого слога и панегирического жанра для всех предыдущих веков - и для Ренессанса, и для барокко, и для классицизма: на него не умилялись, но ему подражали деловито и с пользой» [59, 24, 30]. В этой риторической перспективе дилемма «идти по стопам древних» / «искать то, что искали они» осмысляется как ложная, поскольку так или иначе к настоящему моменту освоены все пути, на которых можно было успешно искать ценных решений не без надежды на успех, и вне подражания нет плодотворного сочинительства. Для новой литературы, собиравшейся работать на риторическом поле, памятник Клавдиану на Форуме Траяна стоял отдаленной, но соблазнительной вехой того, чего можно добиться здесь и такими средствами. Клавдиан в эту эпоху выступает образцом высоких жанров, торжественной оды и героической поэмы - его влиятельности и трансформациям в этих сферах посвящены вторая и третья главы нашей работы; в этой связи Клавдиан интересен эпохе как целое, как весь корпус его текстов — и на выходе из этой эпохи итог подведен попыткой М.И. Ильинского издать по-русски всего Клавдиана, единственной попыткой такого рода за триста лет новой русской литературы: ей посвящена четвертая глава, рассматривающая работу Ильинского как в отношении той социокультурной среды, из которой она вышла (духовные школы с традицией неолатинского панегирического стихотворства), так и в отношении той русской литературной традиции, из которой она черпает (ориентация его стилистики на торжественную оду).

3) Следующие полтора века (последняя четверть XVIII - начало XX) можно обобщить формулой «рецепция римской поэзии с отказом от способов, предопределенных римской поэзией». Происходит кризис риторики, и распространившаяся в предромантическую и романтическую эпоху концепция оригинального творчества кардинально меняет пути освоения литературы, которая, казалось, вне риторического поля существовать вообще не может.

Античность теперь не риторическая норма, а историческая эпоха: как каковая она может оставаться нормативной, давая героический тип классицизма (декабристский, например), но главное - что теперь лишь может, т.е. эта нормативность перестает быть универсальной, и что меняется ее сфера: это уже не жанровая, а стилистическая, этическая и пр. нормативность. С отказом от риторики, обеспечивавшей культурный континуитет (безусловно, оборачивавшийся недифференцированностью исторического взгляда) античность как некий «образ века» становится рядом с невоевропейской эпохой как тоже неким «образом века», и возникшая дистанция обеспечивает как возможность чисто эстетического отношения, так и возможность научного подхода. Стилизация (в широком смысле, включая жизнетворческую, как декабристское подражание героям Плутарха), научное исследование (дополняющееся при случае художественным реконструированием эпохи», самым адекватным жанром для которого становится неизвестный античности и не кодифицированный риторикой роман) и перевод, по возможности «точный», — три основные формы, в которых воплощается рецепция античности в эту эпоху.

Таким образом, две главы работы, пятая и шестая, касаются перелома, совершившегося в последнюю треть XVIII в., и его отдаленных последствий. Рубеж XVIII-XIX вв., когда репутация Клавдиана как достойного образца возвышенного была опротестована, а нового исторически продуктивного понимания его найдено не было, проанализирован в пятой главе: здесь мы -видим, как нарождающееся неприятие клавдиановской патетики соседствует с еще жизнеспособной одической традицией, в лице В.П. Петрова снова обращающейся к клавдиановскому наследию.

Три этапа понимания Клавдиана с позиций разнотипного историзма (романтического, позитивного и символического), завершившиеся возрождением интереса к позднеримской культуре в начале XX в., занимают последнюю, шестую главу. В Заключении подводятся итоги русской рецепции Клавдиана.

Отдельные аспекты работы обсуждались на научных конференциях: -Милоновских (2003) и Николаевских (2004) чтениях, Всероссийской научной конференции, посвященной 100-летию В.Н. Ашуркова (2004), VII региональной научно-практической конференции «Гуманитарная наука в Центральном регионе России: состояние, проблемы, перспективы развития» (2005) в ТГПУ им. Л.Н. Толстого, Всероссийской научной конференции «Жанр в контексте современного литературоведческого дискурса» (Елецкий государственный университет им. И.А. Бунина, 2004), XVI Пуришевских чтениях (МПГУ, 2004), IV и V Международной научной конференции «Русское литературоведение на современном этапе (Московский государственный открытый педагогический ■ университет им. М.А. Шолохова, 2005 и 2006). Материалы диссертационного исследования использовались при подготовке курсов лекций по дисциплинам «История древнерусской литературы», «История русской литературы XVIII века», читавшихся на факультете русской филологии Тульского государственного педагогического университета им. Л.Н. Толстого. В процессе работы над диссертацией был выполнен и подготовлен к печати первый в России полный перевод Клавдиана с обширным научным аппаратом [127]. Основные аспекты работы отражены в публикациях.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Поэзия Клавдиана в русской рецепции конца XVII - начала XX вв."

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Клавдиан приходит в Россию с репутацией выдающегося поэта, которой он пользуется в поэтиках и риториках XVI—XVII вв.; цитаты из него появляются у Скалигера в одном ряду с цитатами из Вергилия и Овидия. После подготовительного этапа, характеризующегося накоплением сведений о Клавдиане и его «жанровым инобытием» в трактатах и проповедях, совершается широкое освоение его поэзии в ее собственных жанровых формах, каковы стихотворный императорский панегирик и такое специфически позднеантичное явление, как «панегирический эпос».

Клавдиан дает широкий репертуар топосов для построения торжественной оды и выступает одним из образцов героической поэмы. 1730-90-е годы — золотой век русского Клавдиана:

- в оде дважды совершается масштабная рецепция клавдиановской поэтики: в ломоносовской оде она осваивает широкий репертуар топики, воплощающей сюжет императорского апофеоза, а во второй половине века усилиями В.П. Петрова усваивает заимствованные у Клавдиана массивные композиционные структуры, усиливающие описательный и повествовательный элемент жанра; при этом возрастает роль географических и «этатистских» персонификаций;

- в героической поэме центральной фигурой является М.М. Херасков. Ему жанр обязан введением всех тех клавдиановских элементов, которые были восприняты позднейшими поэтами и существовали до конца жанра, до 1830-х годов. Клавдиан дал героической поэме модели для завязки действия, связанные с активной ролью персонификации одического типа и с решением инфернальных сил действовать против неба и эпического героя;

- завершением этого периода, ознаменованного широким интересом к Клавдиану, становится перевод М. Ильинского. Вышедший из среды духовных училищ, сам являющийся одним из выдающихся неолатинских поэтов екатерининского времени, М.И. Ильинский соединял в себе квалифицированного латиниста с человеком, который чувствовал внутреннюю связь клавдиановских панегириков с отечественной торжественной одой и, так сказать, возвращал Клавдиану исторический долг, широко пользуясь в переводе одическим словарем.

Следующие этапы рецепции Клавдиана связаны с общеевропейским кризисом риторики.

I. Главное в отношении к Клавдиану на рубеже XVIII — XIX вв. мы бы определили формулой «негативно-риторическое», поскольку, отклоняя прежние предпосылки его рецепции, оно не открывает новых. Мысля все еще риторическими категориями, авторы этого времени утверждают несостоятельность Клавдиана как образца высокого, а поэты-сентименталисты демонстрируют неперспективность обращения к Клавдиану за другими эстетическими ценностями — прежде всего, за естественным и трогательным. Сужение релевантных текстов разительно - от полного Клавдиана в начале 1780-х гг. и лучших поэтов эпохи, осваивавших его наследие, до одного стихотворения и двух эпигонов сентиментализма, его переведших, через 20 лет. Негативным это понимание Клавдиана является потому, что не открывает никаких путей для его литературной рецепции.

II. Понимание Клавдиана, дававшее силу рецепциям XVIII века, оказалось опротестовано; но возникла проблема: крупная фигура, традиционно венчающая историю римской поэзии, требовала какого-то понимания, более детализованного и плодотворного, нежели простое понятие напыщенности (которое, хотя и пережило падение риторики, но в отрыве от своей почвы выглядело уже мало мотивированным в работах середины XIX в.), и эта проблема остается в наследство следующему столетию, от 1810-х до 1910-х годов, которое можно в целом определить как историческое; в этом историзме четко различимы три этапа.

1) 1810—30-е — период, так сказать, полемического историзма: Клавдиан оказывается фактором самоопределения литературы; его риторическое понимание оспаривается историческим; при этом категория «самобытного» модифицируется от «национального» (у Муравьева-Апостола) до «индивидуально-поэтического» (у Пушкина, делающего уникальную попытку синтеза «классика»-Клавдиана с романтическим самостоянием поэзии: символическим образом «Поэт» исторически равноудален от 1730-х годов, начала одической рецепции Клавдиана, и 1910-х, деятельности Брюсова, - это хронологически центральный текст русского Клавдиана). Уникальной выглядит позиция П.А. Катенина, сделавшего из Клавдиана боевое знамя «классики» в критике такого символа романтизма, как поэзия Байрона;

2) с 1840-х до начала XX века — период позитивного историзма. Клавдиан уходит из живого развития литературы и остается персонажем учебных пособий по римской литературе. Непосредственного интереса к нему нет и у ученых, которые в лучшем случае видят в сервилизме, бесплодном формализме и исторической близорукости позднеримских поэтов повод для печальных исторических аналогий. В этот период Клавдиан не переводится и никак не влияет на литературный процесс. Выйдя из полосы полемики «классиков с романтиками», историзм не находит новых категорий для позднеримской литературы, и эклектичность его описаний становится знамением равнодушия к этой эпохе;

3) 1910-е годы - историзм аналогический, историзм широких историко-культурных схождений, благодаря вкусу к которым историософия усваивает профетические тона. Симптоматическим образом аналогии «Клавдиан — Россия» на этом этапе имеют не жанровый, а персональный характер. Брюсов осваивает эпоху как историк, по первоисточникам и научным работам; но за этим пафосом строгой научности стоит чувство исторической конгениальности. Образ позднего, утонченного наследника классических богатств, культурного жителя усталой Империи, стоящей на пороге разрушения, роднит «утонченников IV века» с русским модернизмом.

Замятин, стоя по ту сторону революции, откуда можно созерцать брюсовскую культурную эпоху дистанцированно, как безусловно завершившуюся, получает возможность скептической материализации

Клавдиана, выводя его не как символ века, а как нелепую фигуру, разительно несовместимую с базовой риторической категорией уместного (prepon, decorum). Показательно, что этот период, впервые после классицистской эпохи демонстрирующий углубленное понимание Клавдиана, оказывается сопряжен с реабилитацией риторики: Брюсов в своих работах по позднему Риму замыкает исторический круг русского Клавдиана, сознательно возвращаясь к тому, что было естественным для выучеников латинских школ XVII—XVIII вв.: к восприятию Клавдиана как поэта риторической школы.

Список научной литературыШмараков, Роман Львович, диссертация по теме "Русская литература"

1. Августин. Избранный сочинения блаженного Августина, епископа Ип-понийскаго. - 4.1. -М., 1786.

2. Алексеев A.A. Эпический стиль «Тилемахиды» // Язык русских писателей XVIII века. Л., 1981. - С.68-95.

3. Алексеева Н.Ю. Русская ода: Развитие одической формы в XVII XVIII веках.-СПб., 2005.

4. Альбрехт М. фон. История римской литературы / Пер. А.И. Любжина. Т.1-111.-М., 2002-2005.

5. Анисимов Е.В. Анна Иоанновна. М., 2002.

6. Ансильон. Естетическия разсуждения Г. Ансильйона. — СПб., 1813.7. «Арзамас»: Сборник. В 2 кн. - М., 1994.

7. Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян на природу. — T.I—III. — М., 1865-1869.

8. Афиногенов Д.Е. К происхождению легенды о св. Арсении воспитателе императоров Аркадия и Гонория // ВДИ. - 2004. - №1. - С.49-60.

9. Базинер О. Древнеримския секулярныя игры. Историко-филологическое исследование О. Базинера, профессора Императорскаго Варшавскаго Университета. Варшава, 1901.

10. Базинер О. Идея о прошедшем и будущем золотом веке человечества // РМ.- 1902.-№11.-Отд. 2.-С. 1-34.

11. Байрон Дж. Г. Дневники. Письма. / Изд. подгот. З.Е. Александрова, A.A. Елистратова, А.Н. Николюкин. -М., 1963.

12. Барков И.С. Полное собрание стихотворений. СПб., 2005.

13. Бароний Ц. Деяния церковная и гражданская, от Рождества Господа нашего Иисуса Христа из летописаний Кесаря Барониа собранная. — [T.I.] — М., 1719.

14. Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. -М., 1994.

15. Батте. Начальный правила словесности. Г. Аббата Батте. Перевел с Французскаго. Дмитрий Облеухов. ТЛ—III. - М., 1807.

16. Белоброва O.A. Мотив «Римские кесари» правители Византии в древнерусской литературе последней трети XVII в. // Византийские очерки. - М., 1982. - С.234-245.

17. Белоброва O.A., Буланин Д.М. Коробовский Алексей // Словарь книжников и книжности Древней Руси. Вып.З (XVII в.). - 4.2. - СПб., 1993. -С. 184-186.

18. Бендер Г. Краткий очерк истории римской литературы / Перевели студенты-филологи Л.Ц.Н. М., 1886.

19. Бердяев Н. Утонченная Фиваида (Религиозная драма Гюисманса) // РМ. 1910.-№7.-Отд. 2.-С.113-131.

20. Берк Э. Философское исследование о происхождении наших идей возвышенного и прекрасного. -М., 1979.

21. Бирт Т. История римской литературы в пяти лекциях / Пер. с нем. И. Румер.-М., 1913.

22. Благой Д.Д. Творческий путь Пушкина (1826-1830). М., 1967.

23. Блер X. Опыт реторики, сокращенный большею частию из наставлений докт. Блером в сей науке преподаваемых. СПб., 1791.

24. Блок A.A. Собрание сочинений: В 8 тт. М.-Л., 1960-1963.

25. Бобров С. Разсвет полночи или Созерцание славы, торжества и мудрости порфироносных, браноносных и мирных Гениев России. — СПб., 1804. -4.I-II.

26. Бобров С. Древняя ночь вселенной, или Странствующий слепец. -Часть II. Книжка четвертая. - СПб., 1809.

27. Богданов К.А. О крокодилах в России. Очерки из истории заимствований и экзотизмов. М., 2006.

28. Большая Энциклопедия. Словарь общедоступных сведений по всем отраслям знания / П.р. С.Н. Южакова. — Т.11. — СПб., 1903.

29. Брюсов В. Пентадий. Страница из истории римской поэзии // РМ. -1910. №1. - Отд.1. - С.206-216.

30. Брюсов В. Великий ритор. Жизнь и сочинения Децима Магна Авсония // РМ. 1911. - №3. - Отд.2. - С. 1-48.

31. Брюсов В. Рея Сильвия. Разсказ из жизни VI века // РМ. — 1914. — №6. — Отд.1. -С.2-25.

32. Брюсов В. Erotopaegnia. Стихи Овидия, Петрония, Сенеки, При-апеевы, Марциала, Пентадия, Авсония, Клавдиана, Луксория, в переводе размерами подлинника. — М., 1917.

33. Брюсов В. Зарубежная поэзия в переводах Валерия Брюсова / Сост. С.И. Гиндин. -М., 1994.

34. Брюсов В.Я. Собрание сочинений: В 7 тт. М., 1973-1975.

35. Буасье Г. Падение язычества. Изследование последней религиозной борьбы на Западе в четвертом веке / Пер. с франц. под ред. и с предисл. М.С. Корелина. М., 1892.

36. Бужинский Г. Полное собрание поучительных слов, сказыванных в высочайшем присутствии государя императора Петра Великаго, преосвященным Гавриилом Бужинским. М., 1779.

37. Буланин Д.М. Древняя Русь // История русской переводной художественной литературы. Древняя Русь. XVIII век. T.I. Проза. — СПб., 1995. - С.17-73.

38. Вагинов К.К. Козлиная песнь: Романы. М., 1991.

39. Вайскопф М. Во весь логос: религия Маяковского // Вайскопф М. Птица тройка и колесница души: Работы 1978-2003 годов. М., 2003. - С.343-486.

40. Вальберх И. Из архива балетмейстера: Дневник. Переписка. Сценарии. -М.-Л., 1948.

41. Вегнер В. Рим: История и культура римского народа. / 3-е изд., под ред. В.И. Модестова. Т.2. - СПб., 1902.

42. Веневитинов Д.В. Стихотворения. Проза. М., 1980.

43. Вергилий. Собрание сочинений. СПб., 1994.

44. Вильк Е.А. «Чудище стозевно» и Тифон («Путешествие.» А.Н. Радищева в контексте мистической литературы XV11I в.) // НЛО. — №55 (2002). — С.151-173.

45. Винкельман И.И. История искусства древности. Малые сочинения. — СПб., 2000.

46. Виппер Ю.Б. Формирование классицизма во французской поэзии начала XVII века. М., 1967.

47. П. Виргилия Марона Георгик, или О земледелии четыре книги. С Ла-тинскаго языка переведены на Вологде, изданы в свет. Васильем Григорьевичем Рубаном. СПб., 1777.

48. Виргилиевы Георгики. М., 1821.

49. Войцехович И. Опыт начертания общей теории изящных искусств. -М., 1823.

50. Волков А. Освобожденная Москва, поема Александра Волкова. М., 1820.

51. Вольтер. Опыт Волтера на Поезию Епическую. перевел Николай Остолопов. СПб., 1802.

52. Вольтер. Эстетика. Статьи. Письма. Предисловия и рассуждения. — М., 1974.

53. Гаспаров Б.М. Поэтический язык Пушкина как факт истории русского литературного языка. СПб., 1999.

54. Гаспаров М.Л. Неизданные работы В.Я. Брюсова по античной истории и культуре // Брюсовские чтения 1971 года. Ереван, 1973. - С. 189-208.

55. Гаспаров М.Л. Брюсов и античность // Брюсов В.Я. Собрание сочинений: В 7 тт. -Т.5. М., 1975. - С.543-555.

56. Гаспаров М.Л. Поэзия риторического века // Поздняя латинская поэзия. -М., 1982.-С.5-34.

57. Гаспаров М.Л. От античности к Средневековью (V—VI вв.) // История всемирной литературы: В 9 т. Т.П. - М., 1984. - С.446^149.

58. Гаспаров М.Л. Авсоний и его время // Авсоний. Стихотворения / Изд. подгот. М.Л. Гаспаров. М., 1993. - С.251-272.

59. Гаспаров М.Л. Очерк истории русского стиха. — М., 2002.

60. Гаспаров М.Л. Стиль Ломоносова и стиль Сумарокова некоторые коррективы // НЛО. - №59 (2003). - С.235-243.

61. Гедеон Криновский. Собрание разных поучительных слов при высочайшем дворе ея императорскаго величества сказыванных придворным ея величества проповедником Иеромонахом Гедеоном. Т.¡-IV. - СПб., 1755-1759.

62. Глинка С. Царица Наталия Кириловна. Руская повесть, в десяти песнях. Сочинение Сергея Глинки. — М., 1809.

63. Городчанинов Г. Опыт краткаго руководства к эстетическому разбору по части Российской словесности. сочиненный. Григорьем Городчаниновым. — Казань, 1813.

64. Городчанинов Г. Сочинения в стихах и прозе Григорья Городчани-нова. Казань, 1816.

65. Грановский Т.Н. Сочинения Т.Н. Грановскаго. М., 19004.

66. Гребешок В.П. Эволюция поэтических символов российского абсолютизма (от Симеона Полоцкого до М.В. Ломоносова) // Развитие барокко и зарождение классицизма в России XVII начала XVIII вв. - М., 1989. - С. 188-200.

67. Грешищева Е. Хвалебная ода в русской литературе XVIII в. // М.В. Ломоносов. Сборник статей под ред. В.В. Сиповского. СПб., 1911. - С.93-149.

68. Грузинцов А. Петриада. Поэма Эпическая. Сочинения Александра Грузинцова. СПб., 1812.

69. Гуковский Г.А. Ранние работы по истории русской поэзии XVIII века. -М., 2001.

70. Гюисманс Ж.-К. Наоборот / Пер. М.А. Головкиной. — М., 1906.

71. Давыдов И.И. Чтения о словесности. Курс третий. — М., 1838.

72. Данилевский Р.Ю., Кочеткова Н.Д., Левин Ю.Д. Поэзия. Глава IV // История русской переводной художественной литературы. Т.П. Драматургия. Поэзия. - СПб., 1996. - С.140-188.

73. Декабристы: эстетика и критика. — М., 1991.

74. Державин Г.Р. Ода на всерадостное бракосочетание их императорских высочеств, сочиненная потомком Атиллы, жителем реки Ра. — СПб., 1773.

75. Державин Г.Р. Сочинения Державина с объяснительными примечаниями Я. Грота. Т.З. - СПб., 1866.

76. Державин Г.Р. Избранная проза. М., 1984.

77. Державин Г.Р. Сочинения. СПб., 2002.

78. Державина O.A. Пьеса 20-х годов XVIII в. «Слава печальная» и литература этого периода // Проблемы литературного развития в России первой трети XVIII века. (XVIII век. Сб.9). Л., 1974. - С.250-258.

79. Дерюгин A.A. Дательный самостоятельный в «Тилемахиде» В.К. Тре-диаковского // Вопросы стилистики. — Саратов, 1984. С.87-99.

80. Дерюгин A.A. Греческие сложные эпитеты в переводах А.Д. Кантемира и В.К. Тредиаковского /// 1ноземна фтолопя. — Львов, 1985. — Вып.80. — С.16-22.

81. Дерюгин A.A. Тредиаковский переводчик: Становление классицистического перевода в России. — Саратов, 1985.

82. Дидро Д. Салоны. T.I-II. М., 1989.

83. Диесперов А. Блаженный Иероним и его век. — М., 2002.

84. Димитрий Ростовский. Собрание разных поучительных слов. 4.I-VI. — М., 1786.

85. Дмитриев И.И. Полное собрание стихотворений. Л., 1967.

86. Дмитриев М.А. Московские элегии: Стихотворения. Мелочи из запаса моей памяти. — М., 1985.

87. Домашнев С.Г. О стихотворстве // Полезное увеселение. — 1762. -Май.-С. 196-220.

88. Дороватовская В. О заимствованиях Ломоносова из Библии // М.В. Ломоносов. Сборник статей под ред. В.В. Сиповского. СПб., 1911. - С.33-65.

89. Душечкина Е.В. «От Москвы до самых до окраин.» (формула протяжения России) // Риторическая традиция и русская литература. — СПб., 2003. — С.108-125.

90. Дю Пати. Путешествие Г. Дю Пати в Италию в 1785 году. Перевод с Французскаго, Ивана Мартынова. 4.II. - СПб., 1801.

91. Евгений (Болховитинов). Продолжение новаго опыта Историческаго Словаря о Российских писателях // Друг просвещения. 1806. - 4.4. - №10-12. - С.48-81.

92. Ешевский I—III Ешевский C.B. Сочинения. - 4.I-III. - М., 1870.

93. Егунов А.Н. Гомер в русских переводах XVIII XIX веков. — М., 2001.

94. Живов В.М. Язык и культура в России XVIII века. — М., 1996.

95. Живов В.М. Государственный миф в эпоху Просвещения и его разрушение в России конца XVIII века // Живов В.М. Разыскания в области истории и предыстории русской культуры. М., 2002. — С.439-460.

96. Жихарев С.П. Записки современника. Воспоминания старого театрала. -Т.2.-Л., 1989.

97. Жуковский В.А. Эстетика и критика. М., 1985.

98. Завалишин И. Героида, поэма творения Иринарха Завалишина, Императорскаго шляхетнаго сухопутнаго кадетскаго корпуса капитана. — СПб., 1793.

99. Завалишин И. Сувороида, поема Героическая. Творения Иринарха Завалишина, Фанагорийскаго гранодерскаго полку подполковника. СПб., 1796.

100. Завьялов М. Песнь на всевожделенное и всерадостнейшее ея и.в. . Екатерины Великия прибытие Екатеринославскаго наместничества в город Кременчуг апреля 29 дня 1787 года // Новыя ежемесячныя сочинения. 4.24. Месяц июнь 1788 года. СПб., 1788. - С.69-86.

101. Зайонц Л.О. От эмблемы к метафоре: Феномен Семена Боброва // Новые безделки: Сборник статей к 60-летию В.Э. Вацуро. М., 1995. - С.50-76.

102. Замятин Е.И. Избранные произведения. М., 1990.

103. Западов В.А. Работа Г.Р. Державина над «Рассуждением о лирической поэзии» // Русская литература XVIII века в ее связях с искусством и наукой (XVIII век. Сб.15). Л., 1986. - С.229-282.

104. Знаменский П.В. Духовные школы в России до реформы 1808 года. -СПб., 2001.

105. Зорин А.Л. Кормя двуглавого орла. Русская литература и государственная идеология в последней трети XVIII первой трети XIX века. — М., 2001.

106. Иваницкий А.И. Русская торжественная поэзия XVIII века и поздний Пушкин.-М., 1999.

107. Иванов Вяч.Вс. Из наблюдений над одой XVIII века // Лингвистика и поэтика.-М., 1979.-С. 174-187.

108. Игумен Иларион (Алфеев). Христос Победитель ада. Тема сошествия во ад в восточно-христианской традиции. - СПб., 2001.

109. Иловайский Д.И. Пересмотр вопроса о Гуннах // РС. 1882. — Т.ЗЗ. — С.717-736.

110. Ильин И.А. О монархии и республике. Нью-Йорк, 1979.

111. Иоанн Максимович. Феатрон или позор нравоучителный, Царем, Князем, Владыкам, и всем Спасителный. трудолюбным тщанием. Иоанна Максимовича Архиепископа Черниговского. Чернигов, 1708.

112. Испанская эстетика. Ренессанс. Барокко. Просвещение. — М., 1977.

113. Капнист В. Сочинения Василия Капниста. — СПб., 1796.

114. Капнист В.В. Избранные произведения. JL, 1973.

115. Карабанов П. Стихотворения Петра Карабанова нравственныя, лири-ческия, любовныя, шуточныя и смешанныя, оригинальныя и в переводе. 4.1. -М., 1812.

116. Карамзин Н.М. Сочинения: В 2 тт. Т.2. - Л., 1984.

117. Карамзин Н.М. Письма русского путешественника. — Л., 1987.

118. Катенин П. Письма П.А. Катенина к Н.И. Бахтину (Материалы для истории русской литературы 20-х и 30-х годов XIX века). Со вступ. статьей и примеч. A.A. Чебышева. СПб., 1911.

119. Катенин П.А. Размышления и разборы. М., 1981.

120. Кашкин Д. Сочинения Дмитрия Кашкина. T.I. - М., 1836.

121. Кибальник С.А. Художественная философия Пушкина. СПб., 1999.

122. Кл. Клавдиана творения с Латинскаго подлинника на Российской язык переведенныя Титулярным Советником и Троицкой Семинарии Префектом Михаилом Ильинским. 4.1. - СПб., 1782.

123. Клавдий Клавдиан. Полное собрание латинских сочинений / Перевод, вступ.ст., комм, и указатели Р.Л. Шмаракова. СПб., 2008.

124. Клейн И. Пути культурного импорта: Труды по русской литературе XVIII века. — М., 2005.

125. Клосс Б.М. Избранные труды. Т.П. Очерки по истории русской агиографии XIV-XVI веков. -М., 2001.

126. Кнабе Г.С. Римская тема в русской культуре и в творчестве Ф.И. Тютчева // Античное наследие в культуре России. М., 1996. - С.115-158.

127. Кнабе Г.С. Русская античность. Содержание, роль и судьба античного наследия в культуре России. М., 1999.

128. Кнабе Г.С. Тургенев, античное наследие и истина либерализма // BJI. — 2005. №1. - С.84-110.

129. Княжнин Я. Ода на торжественное бракосочетание их императорских высочеств Государя Цесаревича, Великаго Князя, Павла Петровича, и Государыни Великия Княгини Наталии Алексеевны, 1773 года, Сентября 29 дня. -СПб., 1773.

130. Княжнин Я. Сочинения Якова Княжнина. Т.5. - СПб., 1818.

131. Козельский Ф. Сочинения Федора Козельскаго. Второе издание исправленное и вновь умноженное. 4.1. - СПб., 1778.

132. Колосов В. Плач России и неизреченная радость о Возшествии на Престол его императорскаго величества, все-августейшаго монарха Александра Павловича, самодержца всероссийскаго. -М., 1801.

133. Корифей или Ключь литтературы. Кн. 10. - СПб., 1806.

134. Корифей или Ключь литтературы. Кн.11. - СПб., 1807.

135. Корбелецкий Ф. Гимн при брегах Днепра, или Сетование Россиян о кончине Александра I, Императора и Самодержца Всероссийскаго, последовавшей 19 ноября 1825 года. СПб., 1826.

136. Коровин Г.М. Библиотека Ломоносова. М.-Л., 1961.

137. Костров Е. Ода на день рождения его высокопревосходительства. Ивана Ивановича Шувалова, которую в залог своего почтения и усердия приносит. . Ермил Костров. — М., 1779.

138. Костров Е. Полное собрание всех сочинений и переводов в стихах г. Кострова. 4.1. - СПб., 1802.

139. Кошанский Н. Ручная книга древней классической словесности. собранная Эшенбургом, умноженная Крамером и дополненная Н. Кошанским. -Т.1.-СП6., 1816.

140. Кросс Э. У Темзских берегов. Россияне в Британии в XVIII веке. — СПб., 1996.

141. Кузмин М.А. Проза и эссеистика: В 3 тт. T.III. Эссеистика. Критика. -М, 2000.

142. Кулаковский Ю.А. История Византии. T.I: 395-518 годы. - СПб., 2003.

143. Кюхельбекер В.К. Путешествие. Дневник. Статьи. Л., 1979.

144. Лагарп Ж.-Ф. Перевод двух статей из Лагарпа, с примечаниями переводчика. СПб.,1808.

145. Лагарп Ж.-Ф. Ликей или Круг словесности древней и новой; сочинение И.Ф. Лагарпа. Ч. 1. - СПб., 1810.

146. Лакомб де Презель. Иконологической лексикон, или Руководство к познанию живописнаго и резнаго художеств. С Французскаго переведен. Иваном Акимовым. — СПб., 1786.

147. Лахманн Р. Демонтаж красноречия. Риторическая традиция и понятие поэтического. СПб., 2001.

148. Ле Гофф Ж. Средневековый мир воображаемого. М., 2001.

149. Лебедев Е.Н. М.В. Ломоносов и русские поэты XIX в. // Ломоносов и русская литература. М., 1987. С.296-339.

150. Левитт М. Сумароков читатель Петербургской библиотеки Академии наук // XVIII век. Сб. 19. СПб., 1995. С.43-59.

151. Левитт М. «Вечернее размышление о Божием величестве» и «Утреннее размышление о Божием величестве» Ломоносова: опыт определения теологического контекста // XVIII век. Сб.24. СПб., 2006. С.57-70.

152. Лейбниц Г.В. Сочинения: В 4 т. T.IV. - М., 1989.

153. Лео Ф. Очерк истории Римской литературы / Пер. И. Холодняка. -СПб, 1908.

154. Леонтьев Н. Ода на торжественный день рождения его император-скаго величества, государя императора Александра Павловича. Всеподданнейше поднесенная Николаем Леонтьевым. СПб, 1801.

155. Лессинг Г.Э. Лаокоон, или О границах живописи и поэзии. М, 1957.

156. Летописец Еллинский и Римский. — T.I. Текст. — СПб, 1999.

157. Либуркин Д.Л. Русская новолатинская поэзия: материалы к истории: XVII первая половина XVIII века. - М., 2000.

158. Ломоносов М.В. Полное собрание сочинений: В 10 тт. М.-Л., 19501959.

159. Ломоносов М.В. Избранные произведения. Л., 1986.

160. Лотман Ю.М. Об «Оде, выбранной из Иова» Ломоносова // Лотман Ю.М. О поэтах и поэзии. СПб., 1996. - С.266-278.

161. Лотман Ю.М. Проблема византийского влияния на русскую культуру в типологическом освещении // Лотман Ю.М. История и типология русской культуры. СПб., 2002. - С.47-55.

162. Лубяновский Ф.П. Путешествие по Саксонии, Австрии и Италии в 1800, 1801 и 1802 годах.-4.2.-СПб., 1805.

163. Любкер Ф.Х. Реальный словарь классической древности. Т.1. - М., 2001.

164. Люценко Е. Ода на всерадостное прибытие его императорскаго величества Павла Перваго в Москву 1797 года марта . дня. — М., 1797.

165. Люценко Е. Чеслав (Эпический опыт) // Соревнователь просвещения и благотворения. 1818. - Ч. 1. - С.226-246.

166. Майков В.И. Избранные произведения. М.-Л., 1966.

167. МайминЕ.А. Пушкин. Жизнь и творчество. -М., 1981.

168. Малеин А.И. Приложение к статье A.C. Орлова «Тилемахида» // XVIII век. Сборник статей и материалов. М.-Л., 1935. - С.57-60.

169. Мартынов И.Ф. Библиотека и читательские дневники М.Н. Муравьева // Памятники культуры: Новые открытия. 1980. Л., 1981. - С.48-62.

170. Матвеев В.Ю. К истории возникновения и развития сюжета «Петр I, высекающий статую России» // Культура и искусство России XVIII века: Новые материалы и исследования. Л., 1981. - С.26-43.

171. Мейнеке Ф. Возникновение историзма. М., 2004.

172. Мережковский Д.С. Собрание сочинений: В 4 тт. T.I. - М., 1990.

173. Мерзляков А. О гении, об изучении поета, о высоком и прекрасном // BE. 1812. - 4.66. - №21. - С.24-91.

174. Мерзляков А. Россиада. (Письмо к другу. Продолжение.) // Амфион. — 1815. №3. - С.36-77.

175. Мерзляков А. Россиада. (Письмо к другу. Продолжение.) // Амфион. — 1815. -№3. -С.94-123.

176. Мерзляков А. Чтение пятое в Беседах Любителей Словесности в Москве // Амфион. 1815. - №7. - С.72-120.

177. Мерзляков А. Россияда. Письмо к другу. О слоге. Окончание. // Амфион. 1815. - №9. - С.49-128.

178. Мерзляков А.Ф. Краткое начертание теории изящной словесности. — М., 1822.

179. Мерсье Л.С. Философ, живущий у хлебнаго рынку. СПб., 1786.

180. Мерсье Л.С. Мой спальной калпак. Сочинение Г. Мерсье. Переведено с Французскаго. Издано И. Рахманиновым]. СПб., 1789.

181. Михайлов A.B. Языки культуры. М., 1997.

182. Михайлов A.B. Обратный перевод. М., 2000.

183. Могущество и слава августейшия Елисаветы императрицы и самодержицы всероссийския новоизобретенными увеселительными огнями на новой 1758 год перед зимним домом ея величества аллегорически представленные.-СПб., 1758.

184. Модестов В.И. Лекции по истории Римской литературы, читанные в Киевском и С.-Петербургском университетах В.И. Модестовым. СПб., 1888.

185. Модзалевский Б.Л. Библиотека A.C. Пушкина (Библиографическое описание). М., 1988.

186. Молчанов П. Стихи на всерадостное и вожделенное прибытие их Императорских Высочеств Великих Князей, Александра Павловича и Константина Павловича, в Москву, сочиненные в Вольном благородном университетском пансионе Петром Молчановым. — М., 1787.

187. Морозов А. Паденье «Готфска Фаетонта». Ломоносов и эмблематика петровского времени // Ceskoslovenska rusistika. 1972. - №1. — С.23—27.

188. Муравьев М.Н. Разсуждение о различии слогов высокаго, великолепнаго, величественнаго, громкаго, надутаго // Опыт трудов Вольнаго Российскаго Собрания при Императорском Московском университете. — 4.6. -М., 1783. С. 1-24.

189. Муравьев М.Н. Полное собрание сочинений. T.I-III. - СПб., 18191820.

190. Муравьев М.Н. Стихотворения. Л., 1967.

191. Надеждин Н.И. Сочинения в двух томах. СПб., 2000.

192. Нажотт Е. История латинской литературы, от ея начала до VI века нашей эры, написанная Е. Нажоттом, профессором древней литературы в Безансоне / Пер. З.Н. Шамониной. Предисл. акад. Ф.Е. Корша. — М., 1914.

193. Нарежный В. Брега Алты // Приятное и полезное препровождение времени. 4.18. -М., 1798. - С.281-287.

194. Нарежный В. Освобожденная Москва // Приятное и полезное препровождение времени. 4.19. - М., 1798. - С.33-45.

195. Неустроев А.Н. Василий Григорьевич Рубан. СПб., 1896.

196. Нехотенов М. Ода его высокографскому сиятельству, генерал-аншефу. . Петру Ивановичу Панину, которую в знак своего усердия и преданности приносит Московской Академии студент Михайло Нехотенов. — М., 1775.

197. Николаев С.И. Трудный Кантемир (Стилистическая структура и критика текста) // XVIII век. Сб.19. - СПб., 1995. - С.3-14.

198. Николаев С.И. Кирияк Кондратович переводчик польской поэзии // XVIII век. - Сб.21. - СПб., 1999. - С.73-80.

199. Николев Н.П. Творении Николая Петровича Николева, Императорской Российской Академии члена. — 4.II. — М, 1795.

200. Нодье Ш. Читайте старые книги. — Кн.1. -М, 1989.

201. О высоком, или величественном. Творение Дионисия Лонгина. Перевод с Греческаго, с примечаниями переводчика. СПб, 1803.

202. Общая история европейской культуры. Под редакцией профессоров И.М. Гревса, Ф.Ф. Зелинскаго, Н.И. Кареева и М.И. Ростовцева. — Т.7. История Франции в раннее средневековье. Пер. O.A. Добиаш-Рождественской. — СПб, 1913.

203. Одесский М.П. М.В. Ломоносов и школьная драма // Ломоносов и русская литература. М, 1987. - С. 146-154.

204. Олин В. Взгляд на историю поэзии // Журнал древней и новой словесности. 1818. - Кн.1. - С.23-58.

205. Описание аллегорическаго изображения, в заключении великолепных торжеств, по совершении коронации ея величества Екатерины Вторыя. в императорской резиденции Москве против Кремля, Сентября 1762 года. М, 1762.

206. Опыт теории словесных наук, почерпнутой из лучших ея источников. -СПб, 1832.

207. Орлов А. Димитрий Донской или Начало Российскаго величия. Героическая поэма. М, 1827.

208. Остолопов Н. Словарь древней и новой поэзии, составленный Николаем Остолоповым. — 4.I-III. СПб, 1821.

209. Памятники общественно-политической мысли в России конца XVII века: Литературные панегирики / Подгот. текста, предисл. и коммент. А.П. Богданова. Вып. 1. - М., 1983.

210. Панченко A.M. О смене писательского типа в петровскую эпоху // Проблемы литературного развития в России первой трети XVIII века. (XVIII век. Сб.9). Л., 1974.-С.112-128.

211. Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским. М., 1993.

212. Перцов П.П. Литературные воспоминания. 1890-1902 гг. М., 2002.

213. Песненныя похвалы, которыми. высокопреосвященнейшаго Платона, митрополита Московскаго и Калужскаго. в день тезоименитства его высокопреосвященства Лаврская Семинария всеусерднейше приветствует. 1793 года. Ноября 18 дня. М., 1795.

214. Песнь печальная на кончину Александра 1, Безсмертнаго самодержца Всероссийскаго, сочиненная Экономом Константином Экономовичем, и переведенная состоящим при Венском посольстве священником Гавриилом Меглиц-ким. СПб., 1828.

215. Петров В.П. Сочинения В. Петрова. 4.I-I1I. - СПб., 1811.

216. Петрова З.М. Сложные прилагательные в поэзии второй половины XVIII в. (поэзия классицизма, Тредиаковский, Державин) // Процессы формирования лексики русского литературного языка (от Кантемира до Карамзина). — М.-Л., 1966.-С. 146-204.

217. Питомцы Лаврской семинарии, приносящие фимиам горести и благодарности в годовой день кончины своего мудраго покровителя и отца. высокопреосвященнейшаго Платона. ноября 11 дня 1813 года.-М., 1814.

218. Плаксин В. Руководство к познанию истории литературы, составленное. Василием Плаксиным. СПб., 1833.

219. Победоносные Россы, военная песнь. На случай заключения мира с оттоманскою Портою. СПб., 1792.

220. Погосян Е. Петр I — архитектор российской истории. — СПб., 2001.

221. Подшивалов В. Сокращенный курс Российскаго слога, изданный Александром Скворцовым. -М., 1796.

222. Подшивалов В. Краткая Руская просодия, или Правила, как писать Руские стихи. — М., 1798.

223. Покотилова О. Предшественники Ломоносова в русской поэзии XVII-го и начала XVIII-ro столетий // М.В. Ломоносов. Сборник статей под ред. В.В. Сиповского. СПб., 1911. - С.66-92.

224. Покровский Ф.Г. Философ горы Алаунекой, или-Мысли при известии о смерти Великия Екатерины. [М., 1797].

225. Покровский Ф.Г. Философ горы Алаунской, или Мысли на Дону о вступлении в Русские пределы Наполеона и совершенном его поражении. Сочинение Ф. Покровскаго. М., 1813.

226. Покровский М.М. Пушкин и античность // Пушкин. Временник Пушкинской комиссии. Т.4-5. - М.-Л., 1939. - С.27-56.

227. Полевой H.A. Комедии и водевили. СПб., 2004.

228. Поповский Н. Ода ея императорскому величеству. Елисавете Петровне., которою в высочайший день коронации ея священнейшаго величества искреннее свое усердие и благодарность засвидетельствует Императорской Московской университет. М., 1756.

229. Поэты XVIII века. T.I-II. - Л., 1972.

230. Поэты 1820-1830-х годов. T.I-II. - Л., 1972.

231. Прокопович Ф. Правда воли монаршей. М., 1722.

232. Прокопович Ф. Сочинения. М.-Л., 1961.

233. Феофана Прокоповича архиепископа Великаго Новаграда и Великих Лук, Святейшаго Правительствующаго Синода Вицепрезидента, а потом пер-венствующаго члена Слова и речи поучительныя, похвальныя и поздравитель-ныя. -Ч.1-Ш.-СП6., 1760-1765.

234. Проскурина В. Мифы империи: Литература и власть в эпоху Екатерины II.-М., 2006.

235. Протопопов П. Царь и благодать. Лирическая поэма. Сочинение П. Протопопова. — Казань, 1816.

236. Пумпянский Л.В. Очерки по литературе первой половины XVIII века. III. Ломоносов и Малерб//XVIII век. Сб.1. М.-Л., 1935. - С.110-132.

237. Пумпянский Л.В. К истории русского классицизма: (Поэтика Ломоносова) // Контекст. 1982. Литературно-теоретические исследования. — М., 1983. — С.303-335.

238. Пумпянский Л.В. Ломоносов и немецкая школа разума // Русская литература XVIII начала XIX века в общественно-культурном контексте (XVIII век. Сб. 14). - Л., 1983.-C.3-44.

239. Пумпянский Л.В. К истории русского классицизма // Пумпянский Л.В. Классическая традиция: Собрание трудов по истории русской литературы. М., 2000. - С.30-157.

240. Пьесы школьных театров Москвы. — М., 1974.

241. Радищев А.Н. Сочинения. М., 1988.

242. Раушенбах Б.В. Пространственные построения в древнерусской живописи. -М., 1975.

243. Редина О.Н. Античность в творчестве A.C. Пушкина // Пушкин и античность. М., 2001. - С.125-139.

244. Рижский И. Опыт риторики, сочиненный и ныне вновь исправленоный и пополненный Иваном Рижским. -М., 1809 .

245. Рижский И. Наука стихотворства, сочиненная. Иваном Рижским. -СПб., 1811.

246. Розанов Ф.Ф. Латинский лексикон с Российским переводом. — М., 18164.

247. Романовский Я. Ода на всерадостнейшее бракосочетание. Александра Павловича и. Елисаветы Алексеевны. Сочиненная в Московской Славяно-Греко-Латинской Академии. учителем Яковом Романовским. — СПб., 1793.

248. Русская силлабическая поэзия XVII XVIII вв. - JI, 1970.

249. Рылеев К.Ф. Полное собрание сочинений. M.-JI, 1934.

250. Рязанцев И.В. Екатерина II в зеркале античной мифологии // Русская культура последней трети XVIII века времени Екатерины Второй. - М, 1997. -С. 127-142.

251. Сазонова Л.И. От русского панегирика XVII в. к оде М.В. Ломоносова // Ломоносов и русская литература. М, 1987. - С. 103-126.

252. Сазонова Л.И. Поэзия русского барокко (вторая половина XVII начало XVIII в.). - М, 1991.

253. Сандлер С. Далекие радости. Александр Пушкин и творчество изгнания.-СПб, 1999.

254. Санковский В. Стихи на торжественный день Свящепнейшаго Коронования е.и.в. Екатерины Вторыя. читанные в публичном Императорскаго Московскаго Университета собрании и сочиненные тогож Университета студентом Васильем Санковским, 1763 года.-М, 1763.

255. К. Светония Транквилла Жизни двенадцати первых цесарей Римских Часть 1. Переведены с Латинскаго языка на Российской титулярным советником и Троицкой семинарии префектом Михайлом Ильинским. СПб, 1776.

256. Свиясов Е.В. Античная поэзия в русских переводах XVIII-XX вв.: Библиографический указатель / Сост. Е.В. Свиясов. СПб, 1998.

257. Святейшаго правительствующаго Синода члену, великому господину, высокопреосвященнейшему Платону, архиепископу Московскому и

258. Калужскому. усерднейшее поздравление приносит Московская Славено-Греко-Латинская Академия. Ноября 18 дня, 1790 года. -М., 1790.

259. Святейшаго правительствующаго Синода члену, великому господину, высокопреосвященнейшему Платону, архиепископу Московскому и Калужскому. усерднейшее поздравление приносит Московская Славено-Греко-Латинская Академия. Ноября 18 дня, 1792 года. -М., 1792.

260. Святополк-Мирский Д.П. Поэты и Россия: Статьи^ Рецензии. Портреты. Некрологи. СПб., 2002.

261. Севастьянов А. Ода на Новой 1793 год, их Императорским Величествам, благоверным Государям, Великим Князьям Александру Павловичу и Константину Павловичу. Всеподданнейше подносит Александр Севастьянов. -СПб., 1793.

262. Серман И.З. Неизданный конспект М.В. Ломоносова «Трактата о возвышенном» Псевдо-Лонгина в переводе Н. Буало // XVIII век. — Сб.22. — СПб., 2002. С.333-346.

263. Серман И.З. Оды Ломоносова и поэтика школьной драмы // XVIII век. Сб.24. - СПб., 2006. - С.4-14.

264. Сладковский Р. Петр Великий. Героическая поэма в VI песнях стихами сочиненная. изданная коллежским ассессором, Романом Сладковским. -СПб., 1803.

265. Словарь исторический, или Сокращенная библиотека. Перевод с Французских исторических словарей. Ч.УП. - М., 1792.

266. Смирнов С.К. История Троицкой лаврской семинарии. — М., 1867.

267. Соборник Нила Сорского. Ч. III. - М., 2004.

268. Соколов И. Выбранныя из языческих писателей истории, к которым присоединены честнаго жития различныя правила, из тех же писателей взятыя. Переведены. Иваном Соколовым. — 4.2. СПб., 1765.

269. Соколов А.Н. Очерки по истории русской поэмы XVIII и первой половины XIX века. М., 1955.397 --

270. Соловьев С. Символизм и декадентство // Весы. 1909. - №5. — С.53—

271. Соловьев С.М. Сочинения. — Кн.Х1. История России с древнейших времен. Т.21-22. - М., 1993.

272. Спафарий Н. Эстетические трактаты. Л., 1978.

273. Сталь Ж. О литературе, рассмотренной в связи с общественными установлениями. М., 1989.

274. Степанов А. Суворов, лирическая поема. Александра Степанова. -М., 1821.

275. Стефан Яворский. Проповеди блаженныя памяти Стефана Яворскаго, Преосвященнаго Митрополита Рязанскаго и Муромскаго. — 4.2. М., 1804.

276. Стефан Яворский. Риторическая рука. Сочинение Стефана Яворскаго. Перевод с латинскаго Феодора Поликарпова. СПб., 1878.4

277. Строев П. О Россияде, Поэме Г. Хераскова (письмо к девице Д.) // Современный наблюдатель российской словесности. 1815. — 4.1. — С.9-38, 71-82.

278. Строев А. Женобоязнь: образ русской женщины в культуре Просвещения // Семиотика страха. М., 2005. - С.81-101.

279. Струйский Н. Сочинения Николая Струйскаго. 4.1. - СПб., 1790.

280. Сумароков А.П. Полное собрание всех сочинений, в стихах и прозе, покойнаго. Александра Петровича Сумарокова. Собраны и изданы. Николаем Новиковым. Издание второе. 4.П. - М., 1787.

281. Сухомлинов М.И. История Российской Академии. Вып.1. - СПб., 1874.

282. Тарковский Р.Б. О системе пословного перевода в России XVII в. // Вопросы истории русской средневековой литературы (ТОДРЛ. Т.ХХ1Х). Л., 1974. — С.243-256.

283. Тассо Т. Освобожденный Иерусалим, ироическая поема, Италиян-скаго стихотворца Тасса, переведена с Французскаго Михайлом Поповым. — 4.1-П. СПб., 1772.

284. Толмачев Я. Правила словесности, руководствующий от первых начал до вышших совершенств красноречия. Ч.З. - СПб., 1815.

285. Томас А. Опыт о похвальных словах, или История их словесности и красноречия, сочинение Томаса, члена Французской Академии. 4.1. Перевел с Французскаго Д. Воронов. — СПб., 1824.

286. Тредиаковский В.К. Слово о богатом, различном, искусном и не-схотственном витийстве говорено. чрез Василья Тредиаковскаго. — СПб., 1745.

287. Тредиаковский В.К. Аргенида повесть героическая сочиненная Иоанном Барклаем и с латинскаго на славено-российский переведенная от В. Тредиаковскаго. T.I—ТТ. — СПб., 1751.

288. Тредиаковский В.К. Тредиаковский В. Сочинения и переводы как стихами так и прозою. ТЛ—II. - СПб., 1752.

289. Тредиаковский В.К. Тилемахида или Странствование Тилемаха сына Одиссеева описанное в составе ироическия пиимы Василием Тредиаковским. -T.I-II. СПб., 1766.

290. Тредиаковский В.К. Сочинения Тредиаковскаго. — T.III. СПб., 1849

291. Тынянов Ю. Архаисты и новаторы. — Л., 1929.

292. Тынянов Ю.Н. Пушкин и его современники. — М., 1969.

293. Тюхменева Е.А. Искусство триумфальных врат в России первой половины XVIII века. -М., 2005.

294. Уортман Р. Сценарии власти: Мифы и церемонии русской монархии. -T.I.-M, 2004.

295. Успенский Б.А. Из истории русского литературного языка XVIII — начала XIX века. Языковая программа Карамзина и ее исторические корни. — М, 1985.

296. Филлеборн. Краткое начертание Латинскаго слога, сочиненное на Немецком языке Г. Филлеборном, профессором Бреславским. На Российском изданное Павлом Сохацким. — М, 1795.

297. Фролов Э.Д. Русская наука об античности: Историографические очерки. СПб., 1999.

298. Хатчесон Ф, Юм Д, Смит А. Эстетика. М, 1973.

299. Хвостов Д. Послания в стихах графа Дмитрия Хвостова. СПб, 1814.

300. Хемницер И.И. Полное собрание стихотворений. М.-Л, 1963.

301. Херасков М.М. Творения М. Хераскова, вновь исправленныя и до-полненныя. 4.I-XII. - М, 1796-1803.

302. Херасков М.М. Царь, или Спасенный Новгород, стихотворная повесть. М, 1800.

303. Хованский Г. Жертва Музам или Собрание разных сочинений, подражаний и переводов в стихах Князя Григория Хаванскова. М, 1795.

304. Ходасевич В.Ф. Колеблемый треножник: Избранное. -М, 1991.

305. Ходасевич В.Ф. Собрание сочинений: В 4 т. М, 1996-1997.

306. Хоум Г. Основания критики. — М, 1977.

307. Чернышов Ю.Г. Социально-утопические идеи и миф о «золотом веке» в Древнем Риме. 4.I-II. — Новосибирск, 1992.

308. Черняев П.Н. Следы знакомства русскаго общества с древне-классической литературой в век Екатерины II. — Воронеж, 1906.

309. Чигринский М.П. К вопросу о русско-дубровницких историко-литературных связях эпохи барокко (дубровницкие поэты о России и Петре I) // Славянское барокко. М., 1979. - С.219-230.

310. Шафф, Горрман. Очерк истории римской литературы. Сочинение Шаффа и Горрмана. Перевел с немецкого. Н. Соколов. М., 1856.

311. Шенгели Г. Иноходец. М., 1997.

312. Шенк Ф.Б. Александр Невский в русской культурной памяти: святой, правитель, национальный герой (1263-2000). — М., 2007.

313. Шефтсбери. Эстетические опыты. М., 1975.

314. Шихматов С. Пожарской, Минин, Гермоген, или Спасенная Россия. Лирическая Поэма в трех песнях. Сочинил Князь Сергий Шихматов. СПб., 1807.

315. Шихматов С. Петр Великий, лирическое песнопение, в осьми песнях. Сочинил князь Сергий Шихматов. СПб., 1810.

316. Шишкин А.Б. Ильинский, Михаил Иванович // Словарь русских писателей XVIII века. Вып.1. - Л., 1988. - С.354-355.

317. Шлегель Ф. История древней и новой литтературы. 4.1. — СПб., 1829.

318. Шмараков Р.Л. Поздний Рим в пушкинском послании «К вельможе»? // Известия Тульского государственного университета. Серия «Проблемы языкознания». Вып.6. - Тула, 2004. - С.215-219.

319. Шмараков Р.Л. «Себе лишь подобен» // ВЛ. 2006. - №5. - С.333-353.

320. Шмараков Р.Л. Смущенный чтец «Ахиллеиды» // ВЛ. 2006. - №4. -С.139-148.

321. Шмараков Р.Л. «Я убрал в саду беседку по моему вкусу.»: горациев-ское убранство «Беседки Муз» Батюшкова // ВЛ. 2008. - №4. (в печати)

322. Штелин Я.Я. Изъяснение аллегорических изображений при фейэр-верке и иллуминации которыя в честь е.и.в. . Елисавете Петровне самодержице всероссийской в первый вечер Новаго 1742 года в Санктпетербурге представлены были. СПб., 1742.

323. Щеглов Ю.К. Антиох Кантемир и стихотворная сатира. — СПб., 2004.

324. Эллинистическо-римская культура. В изложении Ф. Баумгартена, Ф. Поланда. Р. Вагнера / Пер. Э.Э. Малер. Под ред. М.И. Ростовцева. СПб., 1914.

325. Энциклопедический словарь. Издатели: Ф.А. Брокгауз, И.А. Ефрон. — Т. 15. СПб., 1895.

326. Энциклопедический словарь Товарищества «Бр. А. и И. Гранат и К0».- Изд. 7-е. Т.24. - М., б.г.

327. Эткинд Е.Г. Русские поэты-переводчики от Тредиаковского до Пушкина.-Л., 1973.

328. Ямпольский М. Физиология символического. Кн.1. Возвращение Левиафана: Политическая теология, репрезентация власти и конец Старого режима. -М., 2004.

329. Addison J. The works of the right honourable Joseph Addison, with notes by Richard Hurd. Vol. III. - London, 1882.

330. Ammien Marcellin. Histoire. T.IV (Livres XXIII-XXV). Commentaire par J. Fontaine.-P., 1987.

331. D. Aurelii Augustini Hipponensis episcopi, de civitate dei libri XXII. . Lodovici Vivis commentariis illustrati. Quorum XII priores, hac omnium illius operum tomi quinti parte prima continentur. Lugduni, 1580.

332. Jo. Barclaii Argenis, nunc primum illustrata. Lugd. Batav. et Roterod., 1664.

333. Blair H. Leçons de rhétorique et de belles-lettres. Par le Docteur Hugh Blair, Professeur de Rhétorique à l'Université d'Edimbourg; Traduit de l'Anglais par M. Cantwell. T.l. - P., 1797.

334. Boileau. Œuvres complètes / Introd. par A. Adam. P., 1979.

335. Borrichius O. Conspectus praestantiorum scriptorum Latinae linguae. compendio repraesentatus ab Olao Borrichio. — Havniae, 1759.

336. Boss V. Milton and the rise of Russian Satanism. Toronto, 1991.

337. Brody J. Boileau and Longinus. Genève, 1958.

338. Boufflers. Poésies et pieces fugitives diverses de M. le chevalier de B***.

339. A Paris, chez Desenne, Libraire, au Palais Royal, Passage de Richelieu. 1782.

340. Byron G. Letters and journals of Lord Byron: with notices of his life, by Thomas Moore. Vol.11. - Paris, 1833.

341. Cairns F. Generic composition in Greek and Roman poetry. Edinburgh, 1972.

342. Cameron A. Claudian. Poetry and propaganda at the court of Honorius. -Oxford, 1970.

343. Christiansen P. The use of images by Claudius Claudianus. Hague, 1969.

344. CI. Claudiani Quae exstant. Nie. Heinsius recensuit ac notas addidit. -Amstelodami, 1665.

345. Claudien. Œuvres complettes de Claudien, traduites en Français pour la premiere fois. — A Paris, chez A.J. Dugour et Durand. Floréal an VI [1798]. - Vol. I—II.

346. Claudius Claudianus. Carmina / Ed. Th. Birt // MGH. AA. T.X. -Berolini, 1892.

347. Claudii Claudiani Opera omnia / Rec. N.L. Artaud. T. I—II. - P., 1824.

348. Claudien. Ouevres. T.l—IIi2- / Texte établi et traduit par J.-L. Charlet. — P., 1991-2000.

349. Coleridge S.T. Specimens of the Table talk of Samuel Taylor Coleridge. — London, 1874.

350. CopelandR. Rhetoric, Hermeneutics, and Translation in the Middle Ages. -Camb., 1991.

351. Courcelle P. Lecteurs païens et lecteurs chrétiens de l'Énéide. I. Les témoignages littéraires. P., 1984.

352. Curtius E. R. European literature and the Latin Middle Ages / Transi. Willard R. Trask. New York, 1953.

353. Gibbon E. The Decline and Fall of the Roman Empire. Vol. I. - Chicago, 1994.

354. Haarl0v B. The half-opened door. A common symbolic motif within Roman sepulchral sculpture // Odense University Classical Studies. Vol.10. - Odense, 1977.

355. Hammond M. Concilia Deorum from Homer through Milton // Studies in Philology. -№30 (1933). P. 1-16.

356. Iliinski M. Ode illustrissimo Platoni, Sanctissimae Synodi membro, Mosquensi recens renuntiato Metropolitae. quam Illustrissimo Nomini Ejus, tanto nunc dignitatis titulo adaucto, dedicat Michael Ilijnski. M., 1787.

357. Kahn A. Readings of Imperial Rome from Lomonosov to Pushkin // Slavic Review. Vol.52. - 1994. - №4. - Winter. - P.745-768.

358. La Harpe J.F. Lycée, ou Cours de littérature ancienne et moderne. — T.I. — Paris, chez Et. Ledoux et Tenré. 1817.

359. Lausberg H. Handbuch der literarischen Rhetorik. — Bd.l. München, 1960.

360. Lewin P. Wyklady poetyki w uczelniach rosyjskich XVIII w. (1722-1774) a tradycje polskie. — Wroclaw-Warszawa-Kraköw-Gdansk, 1972.

361. Malherbe 192. — Œuvres poétiques de Malherbe, précédées de La vie de Malherbe par Racan et suivies des lettres choisies. — P, 192.

362. Marlianus A. Theatrum politicum, in quo quid agendum sit a Principe, et quid cavendum, accurate praescribitur. Auctore Ambrosio Marliano. — Noribergae, 1684.

363. Miles G. Virgil's Georgics: A new interpretation. Berkeley, Los Angeles, London, 1980.

364. Moore O. The infernal council // Modern Philology. № 16 (1918/19). -P. 169-193.

365. Moore L. Beautiful Sublime. The Making of Paradise Lost, 1701-1734. -Stanford, 1990.

366. Nadezdin N. De poesi romantica. De origine, natura et fatis poeseos, quae romantica audit. M, 1830.

367. Pfeiffer I.L. The image of the eagle in Pindar and Bacchylides // CPh 89 (1994). -№4. -P.305-317.

368. Radau M. Orator extemporaneus, seu Artis oratoriae breviarium bipartitum. auctore R.P. Michaele Radau. Amstelodami, 1673.

369. Sarbiewski M.K. Wyklady poetyki (Praecepta poetica). Wroclaw, Krakow, 1958.

370. Sismondi. Histoire de la chute de l'Empire Romain et du déclin de la civilisation, de l'an 250 a l'an 1000; par J.C.L. Simonde de Sismondi. T.I. - P., 1835.

371. Thiergen P. Studien zu M.M. Cheraskovs Versepos "Rossijada". Materialien und Beobachtungen. Bonn, 1970.

372. Vossius G. Gerardi Ioannis Vossi Commentariorum rhetoricorum, sive oratoriarum institutionum libri sex. Pars 2. - Lugduni Batavorum, 1643.

373. Williams G. Change and decline: Roman literature in the Èarly Empire. -Berkeley, 1978.

374. Zurek G. Motyw zlotego wieku w twôrczosci Klaudiana // Meander 28 (1973). — №7. — S.288—306.1. СОКРАЩЕНИЯ

375. ВДИ: Вестник древней истории. BJI: Вопросы литературы. BE: Вестник Европы.

376. ЖМНП: Журнал Министерства народного просвещения.1. ИВ: Исторический Вестник.

377. ОЗ: Отечественные Записки.1. МТ: Московский Телеграф.

378. НЛО: Новое литературное обозрение.

379. ПЛДР: Памятники литературы Древней Руси.

380. ПСРЛ: Полное собрание русских летописей.1. РМ: Русская Мысль.1. PC: Русская Старина.

381. СКРК: Сводный каталог русской книги гражданской печати XVIII века. T. I-V.

382. М., 1962-1975. СО: Сын Отечества.

383. ТКДА: Труды Киевской духовной академии ТОДРЛ: Труды Отдела древнерусской литературы. CPh: Classical Philology.

384. MGH. AA.: Monumenta Germaniae Histórica. Auctores antiquissimi. PG: Patrologiae cursus completus, series Graeca. PL: Patrologiae cursus completus, series Latina.

385. Сокращенные обозначения поэм Клавдианас. min. малые поэмыc.min.app. дополнения к малым поэмам1. Eutr. Против Евтропия

386. Fese. Фесценнины на брак Гонория и Марии1. Gild. Гильдонова война

387. Get. Война Поллентская, или Гетская406.

388. Gig. Гигантомахия (латинская) Nupt. Эпиталамий на бракосочетание Гонория и Марии praef. Вступление

389. Pallad. Эпиталамий Палладию и Целерине (c.min.25)

390. Prob. Панегирик Пробину и Олибрию

391. Rapt. Похищение Прозерпины1. Ruf. Против Руфина1. Ser. Похвала Серене

392. Stil. Консульство Стилихона

393. Theod. Панегирик Манлию Феодору

394. I, IV, VI Cons. Панегирик на III (IV, VI) консульство Гонория Августа

395. Сокращенные обозначения переводов М.И. Ильинского

396. Гильд. — Гильдонова война Похищ. — Похищение Прозерпины Предисл. Предисловие (-praef.) Руф. - Две книги на Руфина

397. Сер. Похвала царице Серене, супруге Стиликоновой (-Ser.) Феод. — Похвальная песнь на консульство Фл. Маллия Феодора III Коне. — Похвальная песнь на третие консульство Кесаря Онория

398. Стил.1-П Похвальная песнь на первое консульство Фл. Стиликона (=StiI.l-ll)

399. Стил. — Похвальная песнь на второе консульство Фл. Стиликона (=,SW/.III).