автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.02
диссертация на тему:
Политическая элита в Петрограде в Февральской революции 1917 года

  • Год: 1999
  • Автор научной работы: Архипов, Игорь Леонидович
  • Ученая cтепень: кандидата исторических наук
  • Место защиты диссертации: Санкт-Петербург
  • Код cпециальности ВАК: 07.00.02
450 руб.
Диссертация по истории на тему 'Политическая элита в Петрограде в Февральской революции 1917 года'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Политическая элита в Петрограде в Февральской революции 1917 года"

г Г Б ОД

^АММТ-ф§фРБУРГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ 1 С УНИВЕРСИТЕТ

На правах рукописи

АРХИПОВ Игорь Леонидович

ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЭЛИТА В ПЕТРОГРАДЕ В ФЕВРАЛЬСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ 1917 ГОДА

Специальность 07.00.02 - Отечественная история

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук

Санкт-Петербург -1999

Работа выполнена на кафедре истории России и зарубежных стран Республиканского гуманитарного института при Санкт-Петербургском государственном университете.

Научный руководитель: доктор исторических наук, профессор

Б. Д. ГАЛЬПЕРИНА

Официальные оппоненты: доктор исторических наук, профессор

. Н.Н.СМИРНОВ

кандидат исторических наук А. Г. КАЛМЫКОВ

Ведущая организация: Санкт-Петербургский гуманитарный

университет профсоюзов.

Защита состоится: "2- 1 " Саь^исА^ 1999 г. в часов

на заседании диссертационного совета Д.063.57.11. по защите диссертации на соискание ученой степени доктора наук в Санкт-Петербургском государственном университете (199155, г. Санкт-Петербург, пер. Декабристов, д. 16, зал заседаний Ученого совета).

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке им. А. М. Горького Санкт-Петербургского государственного университета.

Автореферат разослан "/г) " ¡/ЛЦрТ#-Л999 г.

Ученый секретарь диссертационного совета доктор исторических наук, профессор

"¿¿СЮ А'Я- ЛЕИКИН

I. ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность исследования. Историческая наука проявляет значительный интерес к изучению различных аспектов российской политической истории периода революции 1917 г. Однако, исследователи традиционно наибольшее внимание уделяли проблемам внутренней и внешней политики царизма и Временного правительства, истории классов и политических партий и их участию в событиях Февральской революции. Зачастую за рамками исторических работ оставались действовавшие в сложных и драматичных условиях русской революции политические и общественные деятели, руководители партий, популярные думские лидеры -люди, оказывавшие заметное влияние на развитие политических процессов в стране. Между тем, без изучения такого фактора, как «роль личности в истории», невозможно создание адекватного представления о событиях и явлениях, определявших характер Февральской революции. Стремительные и радикальные перемены, связанные с крушением самодержавия и возникновением нового политического режима «Свободной России», сопровождались неоднозначными процессами в сфере общественного сознания, отразившимися на психологическом облике представителей всех социальных слоев населения. Политическая элита не была исключением, более того, психологические явления оказывали существенное влияние на деятельность политиков, на характер их отношений друг с другом, на специфику публичного поведения. Важность исследования политической элиты определяется и тем, что в значительной мере именно от действий ее представителей и их способности достигать взаимопонимания в своей среде зависело обеспечение стабильности в обществе, проведение органами государственной власти политики, адекватной условиям мировой войны и динамичным социально-политическим процессам периода Февраля 1917 г. Особенности сознания и психологии политиков, активно функционировавших накануне и во время Февральской революции до сих пор не являлись предметом специального исторического исследования.

Объект и предмет исследования. Объектом исследования избрана политическая элита - специфический слой общества, включавший деятелей, которые принадлежали к различным политическим течениям и персонифицировали ключевые стили поведения и сознания. Характерной

особенностью представителей политической элиты является то, что они смогли достигнуть значительного авторитета, известности в общественных кругах, приобрели возможность оказывать влияние на политическую жизнь публичными выступлениями и предпринимаемыми акциями и участвовать в формировании общественного мнения, «узнавались» достаточно широкими слоями населения.

Необходимо отметить, что в данной работе не ставится знак равенства между понятиями политическая и правящая элита. Вследствие особенностей развития российской государственности и политико-правовой культуры правящая элита вплоть до Февраля 1917 г. отличалась «замкнутостью», доступ в среду высшей бюрократии был строго регламентирован, что препятствовало вовлечению в процесс государственного управления представителей «общественности». Это обстоятельство способствовало тому, что образованная часть общества, имеющая необходимый интеллектуальный потенциал для участия в выполнении государственных управленческих функций, изначально была ориентирована на оппозиционную по отношению к власти модель поведения. Исходя из своеобразия российской политической жизни накануне Февральской революции в диссертации в качестве политической элиты рассматриваются представители всех политических сил, действовавшие в Пеггрограде фактически легально. В соответствии со статусом и профессиональной принадлежностью в среде политической элиты можно выделить ряд групп: руководители, идеологи и активисты различных партий и общественных организаций; депутаты Государственной думы; журналисты и писатели; представители деловых кругов; отдельные военные деятели.,

В дни Февральской революции произошло стремительное «стирание» грани между правящей и политической элитой. Многие яркие представители политической элиты приняли на себя выполнение непривычных для них властных функций (в качестве членов Временного правительства, деятелей Временного комитета Государственной думы, думских комиссаров в министерствах, учреждениях и воинских частях). Подобное перераспределение политических ролей накладывало на политиков груз дополнительной ответственности, требуя от них адаптации к новым реалиям практической деятельности.

Объект исследования ограничен рассмотрением представителей политической элиты, функционировавших в Петрограде. Выступая по сути в

роли политиков общероссийского масштаба, они при этом отличались от ■ региональной политической элиты специфическими характеристиками своего менталитета и социального облика.

Предмет исследования - политико-психологические особенности политической элиты, выражавшиеся в процессе восприятия явлений политической жизни, межличностного взаимодействия, публичной деятельности и, в частности, целенаправленной пропаганды определенных идеологических установок и стереотипов. Представители политической элиты рассматриваются в диссертации как носители специфического менталитета, содержащего характерные убеждения, установки, стереотипы, настроения, чувства и определявшего их политико-психологический облик. Таким образом, в данной работе прослеживается влияние конкретных исторических условий периода Февральской революции 1917 г. на формирование особенностей сознания и психологии политической элиты.

Хронологические рамки диссертации. Исследование хронологически охватывает период с конца 1916 г., когда у действовавших в Петрограде представителей политической элиты уже сформировался менталитет, свойственный им к моменту Февральской революции. «Верхней» границей диссертации является апрель 1917 г. - к этому времени у политиков окончательно сложилось достаточно полное представление о происшедшем перевороте и установившемся политическом режиме «Свободной России».

Цель и задачи работы. Целью исследования является реконструкция на основе конкретно-исторического материала особенностей сознания, психологии и поведения представителей политической элиты накануне и во время Февральской революции 1917 г.

Достижение этой цели предполагает решение ряда исследовательских

задач:

1. Определение факторов, оказывавших влияние на политико-психологический облик политической элиты накануне Февральской революции.

2. Анализ представлений о революции, существовавших в среде политической элиты.

3. Рассмотрение своеобразия психологии и поведения политической элиты во время Февральской революции.

4. Изучение механизма политической адаптации элиты к новым реалиям «Свободной России», возникшим вследствие свержения самодержавия.

5. Характеристика функций, структуры и основных элементов «общенациональной идеологии», предложенной обществу политической элитой после крушения царизма.

6. Анализ восприятия представителями политической элиты системы государственной власти послефевральской России и особенностей их участия в исполнении властных функций.

7. Рассмотрение специфики механизма политического лидерства накануне и во время Февральской революции.

8. Определение степени соответствия между доминантами публичной деятельности политической элиты и ее самосознанием.

Теоретико-методологическая основа работы. Методологической основой диссертации являются принципы историзма и научной объективности. В работе используются методы традиционного исторического исследования - в частности, сравнительно-исторический анализ фактов, системный подход к рассмотрению явлений и событий. Так же для достижения поставленной цели и задач исследования автором применялись отдельные концептуальные подходы и методологический инструментарий других гуманитарных наук - психологии (политической, социальной, исторической), социологии, политологии.

Степень изученности проблемы. Анализ имеющейся в настоящее время историографии свидетельствует об отсутствии специальных работ, в которых функционирование политической элиты в Петрограде накануне и во время Февральской революции рассматривалось бы с точки зрения особенностей ее сознания и психологии. Однако отдельные аспекты изучаемой проблемы затрагивались в исторических исследованиях, преследовавших иные цели и задачи.

В 20-х гг. в исследованиях Февральской революции основной акцент делался на рассмотрение борьбы классов и выражающих их интересы партий. Изучение политических процессов осуществлялось через призму «исторической правоты» большевистской партии, преувеличивалась степень «организованности» и «сознательности» революционных масс. На общем фоне исследование Э. Б. Генкиной «Февральский переворот» отличалось объемом привлеченного фактологического материала, использованного не только для

скрупулезного восстановления хронологии событий, но и для их внимательного осмысления. Автор стремился представить в живой, яркой форме участие в событиях различных политиков, показать их настроения и переживания1. Несмотря на появление множества научно-популярных книг и брошюр о Февральской революции, конкретным политикам было посвящено лишь несколько специальных работ (в частности, их героями стали А. Ф. Керенский, В. В. Шульгин, В. М. Пуришкевич)2. Особое место занимает книга А. А. Блока «Последние дни Императорской власти»3. Применительно к цели и задачам диссертации работа А. А. Блока, являвшегося в 1917 г. редактором в ЧСК Временного правительства, интересна как по сути первая серьезная попытка осмысления психологии, сознания, мотивов поведения деятелей царского режима и оппозиции накануне крушения самодержавия (именно через понимание этого он рассчитывал уяснить феномен Февраля 1917 г.).

Историография начала 30-х гг. - середины 50-х гг. несла на себе отпечаток внутриполитических процессов, происходивших в СССР и связанных с функционированием системы личной власти И. В, Сталина. Для историографии характерна, например, бескомпромиссная оценка Й. И. Минцем политического поведения лидеров меньшевиков - партии, являвшейся «последним барьером на пути пролетарской революции, последней баррикадой, за которой отсиживалась контрреволюция, собирая и концентрируя силы для наступления»4. В исторической науке наблюдалось сознательное изменение приоритетов - на смену изучению революции 1917 г. пришло исследование прежде всего истории гражданской войны.

Период в развитии советской историографии, начавшийся в конце 50-х

гг. и продолжавшийся до конца 60-х гг., характеризовался стремлением

историков компенсировать издержки эпохи господства «Краткого курса

истории ВКП(б)». Это коснулось и переоценки значения Февральской

революции, которой ранее уделялось весьма незначительное внимание.

1 Генкина Э. Февральский переворот // Очерки по истории Октябрьской революции. -М.;Л„ 1927.-Т. II.-С. 3-110.

г Сверчков Д. Три метеора. Г. Гапон. Г. Носарь. А. Керенский. - Л., 1926. - С. 151-252; Он же. Керенский. - Л., 1927; Заславский Д. Рыцарь монархии Шульгин. - Л., 1927; Любош С. Русский фашист Владимир Пуришкевич. - Л., 1925. 3 Блок А. Последние дни Императорской власти. -Пб., 1921. 1 Минц И. И. Меньшевики в интервенции. - М.;Л., 1931. - С. 4.

Исторические работы, вводившие в научный оборот огромный массив архивных материалов, преследовали своей целью прежде всего воссоздание событийной стороны периода Февральской революции, в том числе реконструкцию адекватной картины политической жизни России в период крушения царизма, определение места и роли различных сил. В изучение политической элиты значительный вклад внесло двухтомное исследование Э. Н. Бурджалова5. Рассматривая Февральскую революцию не в виде изолированного исторического эпизода, а как важнейший этап единого революционного процесса, автор попытался показать, в частности, реальную роль в событиях Февральской революции наряду с политическими и классовыми силами многих активно действовавших политиков, дал им выразительные характеристики. Нетрадиционным для отечественной историографии являлось указание на фактор «руководящей роли» Государственной думы в ходе вооруженного восстания, что обуславливалось ее популярностью и привлекательностью для масс в качестве главного оппозиционного центра.

В 60-е гг. наметилась сохранявшаяся в последующем тенденция к рассмотрению исторических процессов Февральской революции сквозь призму борьбы политических партий. Ряд содержательных работ (К. В. Гусева, Н. Г. Думовой, В. В. Комина, Н. В. Рубана, Л. М. Спирина, С. В. Тютюкина, В. В. Шелохаева и др.) отражал в своей совокупности процесс формирования в России спектра политических сил, активно участвовавших в событиях революции 1917 г. В этих исследованиях авторы в различной степени касались идеологии, политических настроений и психологии политических деятелей периода Февральской революции. На общем фоне выделялась монография С. В. Тютюкина6, в которой благодаря анализу огромного материала, в том числе архивного, показывались особенности идеологических и политических ориентаций представителей различных течений социал-демократии как внутри России, так и в эмиграции. В условиях характерного для советской историко-партийной литературы схематичного подхода к описанию противоречий между большевистским и меньшевистским

5 Бурджалов Э. Н. Вторая русская революция. Восстание в Петрограде. - М., 1967; Он же. Вторая русская революция. Москва. Фронт. Периферия. -М., 1971.

6 Тютюкин С. В. Война, мир и революция. Идеологическая борьба в рабочем движении России 1914-1917 гг. -М., 1972.

течениями социал-демократии исследование С. В. Тютюкина отличалось стремлением к объективности и глубокому осмыслению существовавшей в период войны и Февральской революции идеологической дифференциации в РСДРП.

Политическая элита становилась объектом исследований и в работах, посвященных системе властных отношений накануне Февраля 1917 г. и после свержения царизма (необходимо особо отметить монографии А. Я. Авреха, П. В. Волобуева, В. С. Дякина, В. Я. Лаверычева, В. И. Старцева, Е. Д. Черменского). Одним из дискуссионных вопросов являлась оценка историками степени оппозиционности и решительности либеральной оппозиции в борьбе с царизмом. В. И. Старцевым вполне обосновано был выдвинут тезис, что требования к царизму со стороны буржуазии, направленные на введение реальной Конституции и создание полноправного парламента, а также попытки добиться своего участия в деятельности исполнительной власти достигали максимальной силы во время нарастания революционных кризисов (то есть в 1905-1907 гг., и в 1915-1917 гг.)7. Напротив, А. Я, Аврех, доказывая, что буржуазия неизменно страдала болезнью «властебоязни» и всячески стремилась избежать принятия на себя властных функций, объяснял это «контрреволюциошюстью русской буржуазии, обусловленной ее страхом перед народом», желанием «жить под защитой царизма, несмотря на все связанные с этим неудобства и ограничения»8. В предпринятых В. И. Старцевым исследованиях проблем организации новых институтов государственной власти и политической системы в послефевральский России нашло отражение поведение политиков и характер их политических представлений9. Автором также был заявлен принципиально новый для отечественной исторической науки взгляд на процесс интеграции оппозиционной самодержавию политической элиты, происходившей, по мнению В. И. Старцева, в значительной степени в рамках русского политического масонства. Этот фактор повлиял на формирование менталитета представителей политической элиты, предопределил состав

7 Старцев В. И. Русская буржуазия и самодержавие в 1905-1917 гг. (Борьба вокруг «Ответственного министерства» и «Правительства доверия). - Л., 1977.

8 Аврех А. Я. Распад третьеиюньской системы. - М., 1985. - С. 252; Он же. Царизм и IV Дума (1912-1914). - М., 1981; Он же. Он же. Царизм накануне свержения. - М., 1989.

9 Старцев В. И. Внутренняя политика Временного правительства первого состава. - Л., 1980; Он же. Революция и власть. - М., 1978.

первого Временного правительства, характер взаимоотношений между его членами и, в целом, он объясняет многие мотивы поведения видных политиков в период Февральской революции"'. Анализ поведения представителей политической элиты присутствует в оригинальной работе В.

A. Демина, посвященной политико-правовым аспектам функционирования Государственной думы как властного и политического института".

В связи с теоретико-методологической спецификой диссертации важное значение имеют работы, использующие подходы других гуманитарных наук, особенно психологии. Следует отметить исследования Г. Л. Соболевым социальной истории и, прежде всего, сознания и психологии рабочих и солдатских масс Петрограда в 1917 г., включавших также восприятие актуальных проблем «текущего момента» и фигур видных политических деятелей12. О. Н. Знаменский в своей монографии13 воссоздал картину настроений интеллигенции, их взгляд на происходящие события, попытки участия в общественной жизни, отношение к различным политическим силам. В контексте предпринятого в диссертации изучения сознания и психологии политической элиты интересно стремление автора рассматривать не только «звездные» фигуры представителей интеллигенции, но и самый многочисленный слой интеллигенции - учителей, преподавателей, деятелей науки, литераторов, журналистов и т. д. Психологические характеристики как в целом российской военной элиты, так и конкретных представителей военных верхов, игравших заметную роль в событиях 1917 г., содержатся в монографии

B. Д. Поликарпова14. В появившихся в последнее время работах В. П. Булдакова, Б. И. Колоницкого, В. В. Шелохаева и др. на конкретно-историческом материале анализируются проблемы соотношения между

10 Старцев В. И. Русские политические масоны начала XX века: Пособие к спецкурсу. -СПб., 1996. - С. 4; Он же. Российские масоны XX века // Вопросы истории. - 1989. - N 6. - С. 33-50; Он же. Русское политическое масонство в правящей элите Февральской революции 1917 года. // Россия в 1917 году: новые подходы и взгляды. Сб. научных статей. Второй выпуск. - СПб., 1994. - С. 18-23.

11 Демин В. А. Государственная дума (1906-1917). механизм функционирования. -М., 1996.

" Соболев Г. Л. Революционное сознание рабочих и солдат Петрограда в 1917 году. Период двоевластия. Л., 1973; Он же. Петроградский гарнизон в борьбе за победу Октября. - Л., 1985; Он же. Пролетарский авангард в 1917 году: революционная борьба и революционное сознание рабочих Петрограда. - СПб., 1993 и др.

13 Знаменский О. Н. Интеллигенция накануне Великого Октября (февраль-октябрь 1917 г.). -Л., 1988.

14 Поликарпов В. Д. Военная контрреволюция в России. 1905-1917 гг. - М., 1990.

сознанием и психологией политической элиты и массовым сознанием, их воздействия друг на друга, делаются попытки изучения политического языка периода Февральской революции15.

Следствием возросшего в последние годы осознания важности проблематики, касающейся «роли личности в истории», стало появление исследований, посвященных фигурам отдельных политиков (они все чаще рассматриваются под утлом анализа психологии и политического сознания)16, а также содержательных справочных изданий17.

Источниковая база диссертации включает опубликованные и неопубликованные источники различных видов.

Опубликованные источники могут быть рассмотрены в рамках пяти групп.

Первая группа состоит из документов, касающихся деятельности в Петрограде представителей политической элиты во властных структурах, а так же в политических и общественных организациях. Эти источники свидетельствуют о выработке политиками «официально» провозглашавшихся идей и установок, позволяют реконструировать стиль их публичного поведения, психологический настрой. В работе использованы стенографические отчеты IV Государственной думы, протоколы заседаний Прогрессивного блока, материалы деятельности Земского и Городского союзов, Рабочей группы ЦВПК, документы, собранные в двух томах

15 Булдаков В. П. Октябрьская революция как социокультурный феномен // Россия в XX веке: Историки мира спорят.-М., 1994.-С. 156-163; Он же. Кровавая смута.-М., 1998; КолоницкийБ, И. Антибуржуазная пропаганда и «антибуржуйское» сознание //Анатомия революции. 1917 год в России: массы, партии, власть. - СПб., 1994. - С. 188-202; Он же. Язык демократии: из истории перевода на русский // Звезда. - 1997. - N 11. - С. 3-7; Он же. К изучению механизма десакрализации монархии (Слухи и «политическая порнография» в годы Первой мировой войны) // Историк и революция. - СПб., 1999. - С. 72-86; Шелохаев В. В. Либеральная модель переустройства России. - М., 1996; Он же. Русский либерализм как историографическая и историософская проблема // Вопросы истории. -1998.-N4.-С. 26-41 и др.

16 Исторические силуэты. - М., 1991; Политическая история России в партиях и лицах. - М., 1993; Иоффе Г. 3. Семнадцатый год: Ленин, Керенский, Корнилов. - М., 1995; Соболев Г. Л. Александр Федорович Керенский (штрихи к портрету) // Александр Керенский: любовь и ненависть революции: Дневники, статьи, очерки и воспоминания современников. -Чебоксары: Издательство Чувашского университета, 1993. - С. 6-53; Колоницкий Б. Загадка Керенского // Звезда. - 1994. - N 6. - С. 163-171; Шелохаев В. В. Николай Виссарионович Некрасов//Вопросы истории. - 1998. -И 11-12.-С. 80-95 и др.

17 Политические деятели России 1917: Биографический словарь. -М., 1993; Политические партии России. Конец XIX- первая треть XX века: Энциклопедия. - М., 1996.

фундаментального издания «Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов в 1917 году. Протоколы и материалы», стенографические отчеты Всероссийского совещания Советов рабочих и солдатских депутатов, Первого Всероссийского Торгово-промышленного Съезда, частных совещаний членов Государственной думы, опубликованные в сборнике «Буржуазия и помещики в 1917 году» и другие источники. Для анализа психологии и настроений участвовавших в событиях Февральской революции политиков важна публикация стенографических отчетов показаний, данных ЧСК, - «Падение царского режима».

Вторую группу источников образует периодическая печать. В работе рассматриваются издания различной политической ориентации («Речь», «Современное слово», «Новое время», «Биржевые ведомости», «Русская воля», «Известия», «Рабочая газета», «Единство», «День», «Воля народа», «Дело народа», «Новая жизнь», «Правда» и др.). Кроме того, используется материалы популярных, так называемых «желтых» газет и журналов, а также сатирических изданий, ярко выражавших ориентации массового политического сознания («Петроградский листок», «Маленькая газета», «Газета-копейка», «Биржевые новости», журналы «Огонек», «Нива», «Лукоморье», «Сатир», «Бич» и др.).

Третья группа состоит из публицистических работ представителей политической элиты. Во-первых, это популярные брошюры и книги, адресованные массовому читателю (в том числе такие своеобразные просветительские издания, как «общедоступные политические словари», «толковники политических слов и политических деятелей» и т. п.). Во-вторых, «программные» публицистические работы, доклады, прочитанные на партийных мероприятиях, тексты выступлений на митингах, собраниях.

В четвертую группу опубликованных источников входят дневники, изучение которых чрезвычайно важно для реконструкции психологического облика представителей политической элиты, стиля их мышления, восприятии своего места в происходящих политических процессах и, в целом, актуальной «картины мира».

К пятой группе относится большой массив воспоминаний, анализ которых способствует выявлению специфики сознания и психологии политиков в период Февральской революции. Значительную ценность представляют воспоминания В. С. Войтинского, И. В. Гессена, А. И, Гучкова,

A. Ф. Керенского, П. Н. Милюкова, С. Д. Мстиславского, В. Д. Набокова,

B. А. Оболенского, М. В. Родзянко, В. Б. Станкевича, А. В. Тырковой-Вильямс, И. Г. Церетели, В. В. Шульгина и др.

Среди неопубликованных источников следует выделить три группы документов.

Первая группа включает в себя материалы органов государственной власти, общественных, профессиональных и политических организаций. Важное значение имеют документы парламентской деятельности представителей политической элиты (прежде всего хранящиеся в фонде Государственной думы - РГИА, ф. 1278): журналы и стенограммы заседаний думских комиссий, дела по депутатским запросам, личные дела депутатов, распоряжения, а также обращения председателя Думы и членов Временного комитета, материалы деятельности его комиссий, доклады комиссаров, стенограммы частных заседаний членов Думы, приветствия и обращения, поступавшие в адрес Думы и ее руководителей. В связи с деятельностью органов власти использовались документы личных фондов - в частности А. С. Зарудного (РГИА, ф. 857) и А. И. Шингарева (РГИА, ф. 1090). В работе также рассматриваются документы, хранящиеся в фондах структурных подразделений революционной исполнительной власти, в том числе Петроградской городской милиции (ЦГА СПб, ф. 131) и Комиссариата Временного правительства в Петроградской губернии (ЦГА СПб, ф. 8309.). Для достижения цели и задач исследования значительную ценность представляют материалы общественных организаций: Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов и его Исполкома (ЦГА СПб, ф. 7384, оп. 9; ф. 1000, оп. 74.), Петроградского общества фабрикантов и заводчиков (РГИА, ф. 159; ЦГА СПб, ф. 1127), Совета съездов представителей промышленности и торговли (РГИА, ф. 32), Центрального бюро профсоюзов (ЦГА СПб, ф. 6276, оп. I.), Религиозно-философского общества (ОР РНБ, ф. 814.). Кроме того, анализировались содержащиеся в различных фондах документы, характеризующие деятельность Военно-промышленных комитетов и Рабочей группы ЦВПК, Всероссийского земского и городского союза и Бюро Петроградского областного Комитета Всероссийского союза городов.

Во вторую группу неопубликованных источников входит обширная деловая и частная переписка представителей политической элиты, деятелей культуры. Следует отдельно отметить переписку председателя

Государственной думы и ее Временного комитета М. В. Родзянко с министрами царского и Временного правительства, с военными деятелями, российскими и зарубежными политиками, руководителями Исполкома Петросовета, представителями иностранных государств и т. д. Значительный интерес вызывают материалы переписки, в частности, М. В. Алексеева, Е. К. Брешко-Брешковской, А. А. Брусилова, 3. Н. Гиппиус, Ф. А. Головина, А. И. Гучкова, А. С. Зарудного, А. В. Каргашева, А. Ф. Кони, А. И, Коновалова, Г. Е. Львова, Д. С. Мережковского, Ф. И. Родичева, Б. В. Савинкова, Н. С. Чхеидзе, С. И. Шидловского, хранящиеся в фондах РГИА, ОР РЫБ и ЦГА СПб.

Третью группу источников составляют использовавшиеся в работе неопубликованные или публиковавшиеся фрагментарно воспоминания и дневники, в частности, В. Б. Лопухина, Д. А. Лутохина, И. X. Озерова, А. Ф. Пешехоновой, Н. Ф. Финдейзена, Б. А. Энгельгардта (ОР РНБ), а также А. С. Зарудного, И. С. Клюжева, П. Н. Малянтовича, Н. Н. Суханова (РГИА).

Всего при подготовке диссертации автором использованы материалы 31 фонда РГИА, ЦГА СПб и ОР РНБ.

Научная новизна исследования. В работе предпринята нетрадиционная для отечественной историографии попытка комплексного анализа политических процессов периода Февральской революции через призму сознания и психологии их наиболее активных и влиятельных участников. Психологические составляющие революционных событий 1917 г. ранее практически не исследовались историками. Научная новизна диссертации состоит в том, что центральное место в ней занимает изучение влияния психологических факторов на характер сознания и поведения деятелей, принадлежащих к различным политическим течениям. Исследование проблем, связанных с крушением самодержавия и возникновением режима «Свободной России», осуществляется в контексте российской политической культуры, выразителем которой являлась пошгтическая элита. Реконструкция политико-психологического облика политических и общественных деятелей, расширяя научные представления о таком феномене, как Февральская революция 1917 г., позволяет с новых позиций подойти к анализу и интерпретации богатого конкретно-исторического материала.

Практическая значимость исследования. Диссертация способна стать основой при разработке специальных курсов в вузах и подготовке семинаров

по политической истории России начала XX в. и ее материалы могут быть включены в курс по истории России XX в. для студентов. Полученные результаты работы могут использоваться представителями различных гуманитарных наук (историками, психологами, социологами, политологами, философами и др.), а также действующими политиками, их консультантами и экспертами при осмыслении актуальных общественно-политических проблем, связанных, в частности, с вопросами структурирования многопартийной системы в России, формирования слоя политической элиты, особенностями психологии современных политических деятелей.

Апробация работы. Основные положения диссертации нашли отражение в выступлениях на научных конференциях, в научных и научно-популярных публикациях.

И. СТРУКТУРА И ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения, а также списка использованных источников и литературы.

Во введении обосновывается актуальность темы, определяется объект и предмет исследования, хронологические рамки диссертации, ее цель, задачи и теоретико-методологическая основа, анализируется историография проблемы, дается обзор использованных источников, формулируется научная новизна и практическая значимость работы.

В первой главе «Политическая элита и перспектива революции (конец 1916 г. - февраль 1917 г.)» анализируется восприятие российских общественно-политических реалий в преддверии крушения царизма, факторы возможных революционных потрясений, особенности сознания и психологии политиков накануне Февраля 1917 г., их попытки влияния на ситуацию.

Характерная для представителей политической элиты установка об «объективности», «неотвратимости» революции, с которой у многих политиков изначально было связано ощущение бессилия и неспособности активно воздействовать на ход событий, в значительной мере предопределялся традиционными для них идейно-теоретическими представлениями о революции. Истоки революционной угрозы они усматривали в историческом своеобразии российской государственности, в разрыве между «верхами» и «обществом», в непоследовательном проведении царизмом реформ,

затруднявшем эволюционный путь развития. Усилению оппозиционных настроений в различных политических кругах способствовало отсутствие реальных рычагов влияния на политику самодержавия, неудовлетворенность качественным составом правящей элиты, невозможность ее обновления. Наиболее болезненно воспринималось это обстоятельство политиками-либералами, исповедовавшими принцип «ответственности власти».

Непродолжительный «патриотический энтузиазм» и настроения «национального единения», испытанные представителями политической элиты в начале войны, не сгладили противоречия между ними и властью. В это время отмечаются признаки «раздвоения» сознания политиков: на фоне оптимистичной риторики, в которой скорая победа над внешним неприятелем ассоциировалась с предстоящими политическими реформами и торжеством либеральных принципов, усиливалось неверие в возможность победы России в войне. На их настроение влияла и психологическая неготовность к затяжному характеру войны, усугублявшаяся все более очевидной неспособностью власти организовать «работу на оборону». Доминирующим мотивом либералов, оправдывавшим рост их оппозиционности к правящей элите (организационно это было оформлено путем создания Прогрессивного блока) являлась вера в то, что они таким образом предотвращают революцию, к которой в условиях военного времени может привести «бездарная власть». Ответственность за последствия этих выступлений возлагалась на власть, игнорирующую требования «общественных кругов». Осуждая нарушения царизмом гражданских свобод, ошибочные решения по «рабочему вопросу», мероприятия, сомнительные с экономической точки зрения, политики-либералы боялись упустить инициативу и пытались активно играть на политическом поле социалистов, используя даже элементы социалистической политической риторики. Подобная линия поведения также воспринималась в контексте защиты от революции. При этом идеология легальной оппозиции, в целом, не отличалась четкостью, не было у нее и ясного понимания своей практической стратегии.

Автор диссертации показывает, что универсальным элементом сознания, сближавшим представителей широкого политического спектра, оказывался феномен поиска «внутреннего врага» и использования в политических целях циркулировавших в обществе слухов о «национальной измене», «немецком засилье», «темных силах», различных проявлений психоза шпиономании.

Политики некритично ретранслировали их в своих публичных выступлениях, рассматривая подобные «разоблачения» как одну из приоритетных тем оппозиционной идеологии, наиболее адекватную массовым настроениям. Например, А. И. Шингарев на заседании Прогрессивного блока откровенно определял оптимальную тактику: «если есть злая воля, в которую верит страна..., надо в это ударить. Надо сказать это стране, назвав это действие изменой... Это вызовет удовлетворение»18. Новый этап наступления оппозиции на царизм, начало которому положило открытие думской сессии 1 ноября 1916 г., протекал под знаком борьбы с «внутренним врагом». Проведенный анализ источников позволил выявить тенденцию: представители политической элиты отдавали себе отчет в отсутствии у них достаточных «доказательств измены», однако, оправдывали «разоблачения» конъюнктурными соображениями. В то же время многие политики, быстро преодолев эйфорию от эффектного наступления на власть (увенчавшегося отставкой Б. В. Штюрмера), испытывали тревогу и даже чувство безысходности, поскольку считали такие «разоблачения» опасными с точки зрения революционных последствий. В контексте распространенных апокалипсических настроений и разочарований в «силе слова» среди политиков становились популярными планы «заговоров» и «дворцовых переворотов». Это может рассматриваться как форма психологической защиты перед наступающим «призраком революции».

В последние два месяца существования самодержавия для представителей политической элиты было характерно состояние особой растерянности, тревожности, предчувствия некой «катастрофы». Способствовало этому и подозрительное отношение к власти, от которой ждали роспуска Думы и «полицейских провокаций» с целью вызвать стихийные выступления - как считалось, чтобы затем разгромить «общественные силы» и заключить «сепаратный мир». В конце 1916 г. -начале 1917 г. в политических кругах Петрограда не было единства по вопросу о «руководящей роли» Думы. В отличие от либералов, целенаправленно создававших «культ» Думы как единого оппозиционного центра, социалисты, говоря о надвигающейся революции, указывали, что решающее слово будет сказано «улицей». Впрочем, и депутаты-либералы все более ощущали утрату

18 Прогрессивный блок в 1915-1917 гг. // Красный архив. - 1933. -Т. 1 (56). - С. 92.

реального влияния и зачастую крайне пессимистично смотрели на ближайшую политическую перспективу.

Во второй главе «Февральский переворот и его восприятие политической элитой» рассматривается поведение политиков в дни крушения самодержавия и реакция на происходившие процессы.

Анализ документальных свидег-ельств показывает, что политики, в том числе социалисты, оказались застигнуты врасплох начавшимися стихийными революционными выступлениями, ставшими для них сильным эмоциональным потрясением и источником своего рода политического психоза. Типичным психологическим состоянием являлось ощущение изолированности в рамках элитарных политических групп и неспособности воздействовать на события. Неожиданное превращение уличных волнений в вооруженное восстание нарушило привычные модели поведения и поставило политиков перед необходимостью действовать в качественно новых условиях. В работе показывается состояние растерянности и дезориентированности представителей политической элиты, находившихся во время переворота в Таврическом дворце - центре столичной политической жизни. 27 февраля, в разгар вооруженного восстания, на поведение политиков накладывала отпечаток инертность и консервативность их мышления, стремление опираться на устаревшие схемы.

Автор прослеживает процесс политико-психологической адаптации политиков к новым реалиям в ходе переворота. На фоне председателя Думы М. В. Родзянко, демонстрировавшего консервативный, «защитный» стиль мышления, А. Ф. Керенский заявил о себе как об активном, способном мобильно реагировать на потребности момента политическом лидере. В конечном счете решение о «взятии власти» Временным комитетом Госдумы, принятое М. В. Родзянко в ночь на 28 февраля, оценивалось многими как запоздалая попытка поставить под контроль политический процесс. Политикам, относившимся в целом с опаской к толпам «революционного народа», пришлось спешно искать инструменты воздействия на них. Возникший идеологический вакуум призвана была заполнить новая система политической мифологии, символики и ритуалов, выполнявшая для населения роль системы политических координат. В значительной степени ее формирование происходило в ходе публичных выступлений политиков и, в частности, ритуального обмена приветствиями с «восставшими массами». В

диссертации показывается, что этот опыт влиял на сознание и поведение политиков, способствуя их самоутверждению, преодолению чувства бессилия, «неполноценности», отказу от прежних политических стереотипов. Спонтанно, в значительной мере интуитивно, складывался набор новых идей и установок, выраженных в языковом отношении на социолекте революционности - представители политической элиты предлагали их «гражданам Свободной России». В атмосфере Февральского переворота наблюдалось определенное психологическое сходство полигиков различных направлений, проявлявшиеся в восприятии происходящего и в особенностях поведения.

В диссертации анализируется влияние психологических мотивов (в том числе связанных с взаимоотношениями между ведущими политиками) на процесс создания новой системы власти. Опыт первых дней Февральской революции подтолкнул большинство представителей политической элиты, участвовавших в решении вопроса о власти, к отказу от традиционной, считавшейся общепринятой для либеральной оппозиции «идеальной» схемы о правительстве, «ответственном» перед парламентом. Этому способствовали также издержки скрытой конкуренции между М. В. Родзянко, который как признанный лидер Думы в случае реализации модели «ответственного министерства» мог стать по сути первым лицом в государстве, и стремившимися избежать этого политиками во главе с П. Н. Милюковым. Помимо опасений, что в сложившейся ситуации М. В. Родзянко выглядит слишком «правым», сказывалось изначально наметившееся падение влияния и популярности самого института Государственной Думы и фигуры ее председателя. В качестве свидетельства того, что для политиков становилась все более очевидной необходимость корректировки привычных политических схем, может рассматриваться публичное признание П. Н. Милюковым (являвшимся при этом убежденным противником отречения великого князя Михаила Александровича) революции в качестве легитимного источника новой власти: «Нас выбрала русская революция!». В итоге эти устремления представителей политической элиты выразились в том, что акт об отречении Михаила (в отличие от Манифеста об отречении Николая II) провозглашал передачу Временному правительству, «по почину Государственной думы возникшему», «всей полноты власти» — исполнительной и законодательной. М. В. Родзянко, неожиданно высказавшийся за отречение Михаила, не

выступил против фактического исключения Думы из системы власти (современники объясняли это его растерянностью, инертностью мышления, неспособностью быстро ориентироваться в экстраординарных условиях). О политической близорукости ряда видных представителей политической элиты говорило то, что к устранению Думы от власти они отнеслись как «облегчению», не задумываясь о возможных политико-правовых последствиях.

Третья глава «Февральский переворот и попытка формирования «общенациональной идеологии» посвящена анализу политического сознания представителей политической элиты в марте - апреле 1917 г., особенностей их публичного поведения и пропагандистского воздействия на население.

Автором рассматривается политико-психологическая атмосфера, возникшая в обществе в послефевральский период. Представители политической элиты всех направлений вынуждены были оперативно вырабатывать новый идеологический инструментарий - набор установок, стереотипов, мифов, моделей поведения, отвечающих потребностям времени и настроениям «граждан Свободной России». Этот базовый и в целом единый для политической элиты вариант политического менталитета обозначен в исследовании как своего рода «общенациональная идеология». В работе показывается, что по своей сути «общенациональная идеология» являлась совокупностью политических мифов, которые внедрялись и консервировались в массовом сознании представителями политической элиты, воспринимавшими их в качестве универсальных, обязательных для всех «правил игры».

В диссертации выделяются ключевые структурные элементы «общенациональной идеологии». Основой для массового усвоения ее установок было, подержание в обществе атмосферы «праздника Свободы», «революционного чуда», оптимистичного настроения, «пасхального духа», подразумевавшего необходимость «национального единения». Интегрирующая функция «общенациональной идеологии» проявлялась в пропаганде установок о «национальной», «надклассовой революции» - эта особенность Февральского переворота изображалась как залог его успеха и предпосылка скорого достижения «светлого будущего». Важным элементом «праздничной» атмосферы был культ «святых героев революции» как альтернативы негативным образам антигероев в лице деятелей «старого

порядка». Механизм формирования мифологизированных образов новых «героев» и их использование представителями политической элиты рассматривается в работе, в частности, на примере фигуры «бабушки русской революции» Е. К. Брешко-Брешковской. В то же время «раздвоение» сознания многих политиков выражалось в скептичном восприятии публичного «праздника революции», который не может избавить от ощущения «обреченности», предчувствия «катастрофы», связанной, в числе прочего, с дальнейшим «углублением» революции и неспособностью элиты влиять на ее развитие. Оптимистичная политическая риторика вызывала у них чувства дискомфорта и «вины», спровоцированные вынужденным «лицемерием».

Главным субъектом «общенациональной идеологии» являлся «свободный народ». Славословия в его адрес, заявления об его «гражданской зрелости», «сознательности», «величии» (с этим связывалось превращение людей из «обывателей» в «граждан») преследовали своей целью формирование и поддержание у населения политико-психологического состояния «хозяина жизни», уверенности в своих силах, должны были обеспечивать «организованность» и «ответственность» их дальнейшего поведения. Осознавая, что подобный идеальный образ «свободного народа» противоречит реальному положению, политики не спешили отказываться от этих ритуальных, стереотипных рассуждений, сохранявшихся в политической пропаганде. Одновременно ряд мифов призван был обеспечивать национальную легитимацию революции. Февральский переворот, продемонстрировавший «единодушное» признание населением режима «Свободной России», интерпретировался как акт народного самосохранения и самоорганизации ради защиты родины от внешнего неприятеля и нежелавшего обеспечить это «изменнического» царизма. Отсюда следовало утверждение, что теперь для России война приобрела принципиально иной смыл, превратившись в «войну за Свободу»: необходимо вместе с союзными государствами-«демократиями» противостоять кайзеровской Германии, угрожающей восстановлением «деспотии» и «реакции». Многие представители политической элиты, аппелируя к традиционным элементам национального менталитета, развивали идеи о «революционном мессианстве» , придавали своей риторике «славянофильский» характер, подчеркивая, как глава правительства Г. Е. Львов, что «душа русского народа оказалась мировой демократической душой», а «русская революция проникнута

элементами мирового вселенского характера»19. С этими идеями были связаны установки о необходимости соблюдения «союзнической верности» и мифы о могуществе «революционной армии», иллюстрировавшие тезис о сознательности «свободного народа». Однако, в действительности многие политики отдавали себе отчет в иллюзорности публичной демонстрации «патриотического духа» и «воли к победе» в армии и в тылу.

Важную роль играли мифы, направленные на правовую легитимацию революции как «торжества права». Таким образом политики пытались дезавуировать насильственный, стихийный характер Февральского переворота, на ход которого они могли оказывать ограниченное влияние. Особое значение уделялось мифам о «бескровной», «гуманной» революции, якобы отличающейся, к примеру, от Французской революции. Благодаря этому политики, прежде всего либералы, оправдывали свое участие в революции и доказывали преданность идеям «правового государства». Универсальной для представителей политической элиты была демонстрация приверженности «идее демократии», связанной с мифологией о «торжестве права». Впрочем, социалисты зачастую под демократией понимали не только принципы организации политического режима, но и совокупность социальных слоев общества, «классы населения, которые живут своим трудом: рабочие, крестьяне, служащие, интеллигенция и пр.»20

В четвертой главе «Политическая элита в системе властных отношений после Февральского переворота (март - апрель 1917 г.)» рассматривается восприятие политиками проблемы власти, отношение к образу власти и ее носителей, оценка результатов их деятельности.

Автор показывает, что формирование публичного образа системы государственной власти, сложившейся в результате Февральского переворота, происходило в соответствии с общими установками «общенациональной идеологии». То, что значительный слой политической элиты, персонифицируемый рядом ярких фигур, известных своей оппозиционностью, после свержения самодержавия выступил в необычной роли правящей элиты, обусловило возникновение качественно нового образа власти и ее носителей.

19 РГИА. - Ф. 1278. - Оп. 5. - Д 292. - Л. 24-25.

40 Толковник политических слов и политических деятелей. - Пг., 1917. - С. 22.

Мифы о «гуманности» «великой», «бескровной», «национальной» революции, содержащие в себе ссылки на морально-этические . принципы, были спроецированы и на образ революционной власти. Политики, особенно участвовавшие в деятельности Временного правительства, подчеркивали, что в отличие от «старого порядка», ассоциировавшегося с «государственным насилием», «полицейским произволом» и т. п., новая власть опирается на «моральную силу» и выражает высшие, в том числе «божественные» идеалы. К примеру, А. Ф. Керенский провозглашал: «Если Бог, это - правда и справедливость, преклонение перед человеком и святым идеалом, то революционная власть - от Бога»21. Принципиальным отличием новой власти объявлялась ее «народность», «доступность», «простота». С целью преодоления существовавших в массовом сознании стереотипов о традиционных взаимоотношениях государства и подданных задумывался ритуал принесения присяги самими «гражданами», а не только членами правительства.

Отвергая какие-либо «репрессивные» функции новой власти, политики внедряли миф о «всей полноте власти» Временного правительства и первоначально категорически отрицали любые проявления «двоевластие». ' Однако, зачастую политики-социалисты, обосновывая публично существование правительства в соответствии с формулой Исполкома Петросовета «постольку-поскольку», вызывали у населения чувства «подозрительности», «враждебности» к власти, возможности оказания на нее «давления». На авторитете и влиянии правительства негативно сказывались также издержки сакрализации предстоящего Учредительного собрания с обязательными указаниями на «временность», «неполноценность» власти, не имеющей права решать ключевые вопросы. Принципиально новый характер власти были призваны подчеркнуть апологетические образы-«жития» лидеров Временного правительства, прежде всего Г. Е. Львова и А. Ф. Керенского. Кроме того, в диссертации подробно рассматриваются приоритеты деятельности Временного правительства и его ключевые решения, отвечавшие установкам «общенациональной идеологии» и носившие ярко выраженный политический смысл.

21 Керенский А. Ф. Речи. - Киев, 1917. - С. 27.

Отдельно изучен вопрос о роли в послефевральский период Государственной думы и ее Временного комитета. Лишенная реальных властных функций, Дума, однако, оставалась в центре общественного внимания. В соответствии с приоритетами «общенациональной идеологии» она выступала в роли символа, связанного с победой над царизмом: парламент подготовил . условия для успешной «национальной революции» и ему принадлежала «руководящая роль» в дни переворота. Для многих представителей парламентской элиты пропаганда мифа о «руководящей роли» Думы, кампания ее «триумфальных» приветствий в марте-апреле 1917 г., ревностное выполнение депутатами в качестве думских комиссаров различных миссий (преимущественно в сфере публичной политики) компенсировало фактическую приостановку деятельности парламента и его исключение из системы власти. При этом в обществе создавалась иллюзия их «важности» и влиятельности как «творцов революции». Первоначально Дума по инерции воспринималась как полноправный орган власти, а М. В. Родзянко зачастую представал не только в качестве «первого гражданина Свободной России», но и главы государства (на его имя поступали значительные пожертвования, к нему обращались с ходатайствами по самым различным вопросам). Сохранявшаяся в обществе популярность Думы позволяла ее видным деятелям во главе с М. В. Родзянко, оказавшимся невостребованными новой властью, рассчитывать на возвращение в «большую политику», на возможность возобновления заседаний Думы и ее «реванша». Но, как свидетельствует предпринятый в диссертации анализ политических установок и практических действий представителей новой правящей элиты, она последовательно проводила политику дистанцирования от Думы, избегая какой-либо «ответственности» перед ней.

В диссертации реконструирован также критический образ системы власти «Свободной России», присутствовавший в представлениях политиков и заметно отличавшийся от «официальной», «парадной» картины. У многих из них все большее разочарование вызывала сложившаяся конструкция власти. Представители политической элиты, прежде всего либералы, критически воспринимали «слабость» Временного правительства, его зависимость от Петроградского Совета, признаки «двоевластия», наконец, отсутствие у. Временного правительства прочной юридической почвы, в том числе вследствие отмежевания от Думы. Скептичное отношение к представителям

правящей элиты было связано с ее качественным составом, с недостаточно ясными критериями отбора кандидатов для работы в правительстве, «случайностью» назначений, слабой профессиональной подготовкой и т. д. Разочарование вызывало и большинство фигур членов правительства. В то же время политики с неудовольствием отмечали феномен «властебоязни», упрекая своих коллег за «безволие», «нерешительность»,

«безответственность». Открытая критика начинала звучать и по поводу ряда первоначально «неприкасаемых» установок «общенациональной идеологии» -о «моральной силе» новой власти (в ней усматривали препятствие для борьбы с большевизмом и анархией), о «патриотическом энтузиазме», о «надклассовой революции» и др.

В заключении содержатся основные обобщения и выводы диссертации.

Проведенное исследование подтвердило важность изучения сознания и психологии политической элиты, активно действовавшей в драматичный период Февральской революции 1917 г. «Субъективный фактор» - поведение конкретных политиков, по-своему воспринимавших происходившие в стране события и явления общественно-политической жизни, отличавшихся специфическим психологическим настроем и руководствовавшихся определенными идеологическими установками - оказывал значительное влияние на характер политических процессов в 1917 г.

Выявленные особенности поведения и менталитета политиков, их настроений, существовавшей в их сознании политической «картины мира» характеризовались противоречивостью. В то же время проведенный в работе струюурный сравнительный анализ показывает, что политиков, принадлежавших к различным течениям, объединяли общие психологические характеристики, стиль мышления, выражавшийся в соответствующих убеждениях, установках, настроениях, стереотипах, мифах. Своеобразие сознания и психологии представителей политической элиты обуславливалось как влиянием традиционных ценностей, так и восприятием текущей политической конъюнктуры.

Одной из универсальных характеристик менталитета представителей политической элиты была «раздвоенность» их сознания. Практически по всем ключевым вопросам общественно-политической жизни они в процессе взаимного общения и публичных выступлений придерживались идей, которые официально санкционировались близкими им политическими структурами,

внешне соответствовали распространенным в обществе и в среде самой элиты настроениям и были направлены на укрепление их авторитета и влияния. Одновременно существовала «теневая» сфера сознания политиков и общественных деятелей, зачастую контрастировавшая с публичными проявлениями их поведения.

Политики не смогли своевременно адекватно оценить возможность возникновения революции, смоделировать ее реальный характер, и это в значительной мере предопределило их психологический настрой в дни Февральского переворота и в последующие месяцы. Однако представители политической элиты (особенно стоявшие на позициях Прогрессивного блока) широко использовали указания на «призрак революции» в своих выступлениях, рассчитывая таким образом заставить царизм пойти на уступки. Ссылаясь на угрозу революции, они оперировали дискредитирующими власть мифами о «немецком засилье», «глупости или измене» и т. д. Искренне стремясь к мирному развитию событий и, в общем, испытывая сильные психологические переживания, опасения относительно «предрекаемой» революции, политики недооценивали степень «революционизирующего» воздействия своих «разоблачений». Назревание революционного взрыва рассматривалось в контексте иллюзии о намерении царизма спровоцировать революцию с помощью «протопоповщины». Для политиков следствием этого явились сильные психологические потрясения в ходе переворота.

В послефевральский период инструментом политической мобилизации масс у политиков стала своего рода «общенациональная идеология» -совокупность политических мифов, стереотипов, установок, нормативных моделей поведения, предлагавшихся для усвоения в условиях образовавшегося вследствие крушения царизма идеологического вакуума. Она формировалась по сути «с чистого листа», спонтанно, под воздействием текущих событий и носила подчеркнуто надпартийный характер. «Общенациональная идеология» ориентировалась главным образом на эмоционально-чувственный способ восприятия, характерный для «граждан Свободной России» в контексте «мартовских настроений».

Анализ установок «общенационльной идеологии» и специфики их пропаганды свидетельствует, что в сознании политиков в первые месяцы после Февральского переворота были сильны элементы идеализма и политической наивности, соответствовавшие, в целом, политико-

психологической атмосфере в обществе. Например, это проявилось в мифе о «национальной революции», изначально преувеличивающем степень «патриотизма» населения и его «воли к победе». Миф о «свободном народе» опирался на политическую идеализацию «граждан Свободной России», на их восприятие в качестве общности, отличающейся сходством политических установок и осознающей единство целей. Политики в большинстве своем понимали, что в данном случае публичной риторике выдают реальную ситуацию за желаемую (и это порождало у них пессимизм, разочарование происходящим, мрачное видение перспектив страны и т. п.). Впрочем, поддерживавшаяся ими вера в идеализированный образ «свободного народа» служила основанием для определенного самоуспокоения.

Среди доминант «общенациональной идеологии» важное место занимало создание идеального образа «революционной власти», отражающего установки о «гуманизме», «бескровности» революции, о «моральной силе» власти, гарантирующей «торжество права». В таком контексте в первые месяцы после свержения царизма представлялись в пропаганде ключевые решения Временного правительства. Характерно, что в публичной политике с целью дополнительной легитимации революции активно использовался авторитет и символический потенциал Государственной думы, фактически исключенной из системы реальных властных отношений. Этот подход к «парламентаризму» свидетельствовал о непоследовательности новой правящей элиты, игнорирующей основные принципы своей традиционной идеологии. Одновременно наблюдалось стремление к консервации и приданию дополнительной значимости мифам о «национальной измене», «полицейских провокациях» и т. д., соответствовавших общей атмосфере «шпиономании» и использовавшихся оппозиционной политической элитой накануне Февраля 1917 г.

Характерной особенностью психологии представителей политической элиты, проявлявшейся в их поведении, было «безволие», отсутствие «воли к власти», выражавшее в феномене «властебоязни». Отношение к проблеме власти продемонстрировало стереотипность, инертность мышления политиков. Либералы были склонны сохранять верность дореволюционным политическим схемам о формировании власти из «общественных деятелей», зарекомендовавших себя в контексте борьбы с царизмом, даже в ущерб интересам публичной политики. Социалисты, которые в соответствии с

установками о «буржуазной революции» первоначально воздерживались от вступления в правительство, формулировали отношение к новой власти по формуле «постольку-поскольку», внедряя тем самым в общественное сознание идеи о возможности «давления», «подозрительности» по отношению к власти. Это способствовало ослаблению позиций новой правящей элиты, которая в лице Временного правительства не только не имела достаточно прочной юридической, но и политической базы своего существования.

Важным фактором падения авторитета революционной правящей элиты, способствовавшим политической нестабильности, было несовершенство механизмов политического лидерства. Многие парламентские лидеры не смогли адаптироваться к новым условиям, продемонстрировали неготовность к деятельности в качестве публичных и харизматичных политиков. Зачастую они оказывались неспособны к систематичной административной работе в структурах государственной власти. Политикам, в целом, было характерно сознательное нежелание использовать «актерские» приемы. На общем фоне представителей политической элиты А. Ф. Керенский в рассматриваемый период зарекомендовал себя как лидер, наиболее адекватный политико-психологической обстановке «Свободной России».

Выявленные в ходе исследования особенности сознания и психологии представителей политической элиты показывают, какие «субъективные факторы» способствовали, в конечном счете, их поражению. В значительной мере это было обусловлено тем, что установки «общенациональной идеологии» являлись иллюзорными и абстрактными, воспринимались населением поверхностно, в значительной мере лишь на уровне политического языка, и не осознавались как принципиально важные идеологические ценности и оптимальные модели поведения. В силу инертности и стереотипности мышления политики практически не корректировали стиль своего поведения и содержательную сторону публичных выступлений. Несмотря на сходство политической риторики, они уже в первые месяцы после крушения царизма продемонстрировали неспособность выполнить свою важнейшую функцию -не смогли обеспечить консолидацию на уровне элиты. Все это оказало существенное влияние на последующие развитие политических и социальных процессов революции 1917 г.

СПИСОК ПУБЛИКАЦИЙ ПО ТЕМЕ ДИССЕРТАЦИИ

1. Общественная психология петроградских обывателей в 1917 году// Вопросы истории. - 1994. - N 7. - С. 49-58.

2. Социолект как характеристика особенностей политической психологии лидеров партий «революционной демократии» в 1917 г. //Россия в 1917 году. Новые подходы и взгляды. Сб. научных статей. Выпуск первый. - СПб.: Третья Россия, 1993. - С. 51-59.

3. Карнавал «Свободной России» (Заметки о «блеске и нищете» российской политической культуры образца 1917 года) // Звезда. - 1996. -N1.-0. 182-191.

4. Кривое зеркало российского парламентаризма. Традиция «парламентского скандала»: В. М. Пуришкевич//Звезда. - 1997. - N 10. - С. 112-124.

5. «Корниловский мятеж» как феномен политической психологии И Новый часовой. -1994.-N2.-С.25-30.

6. Засулич В. И. Верность нравственному долгу И История Отечества в портретах политических и государственных деятелей. - Вып. 1. - М.; Брянск, 1994. - С. 91-107.

7. Британские лейбористы и Февральская революция 1917 г. в России: опыт политических контактов // Международные отношения: современность и история. Выпуск 1. - СПб.: Издательство «Хронограф», 1994. - С. 115-125.

8. Аннотированный указатель имен (я соавторстве) // Русское прошлое. Историко-докуменгальный альманах. - Кн. 3. - СПб., 1992. - С. 350-387.

9. Дом на Гороховой // Новое время. - 1995. - К 24. - С. 40-41.

10. Дело эсеров II Посев. -1998. - N 10. - С. 45-48.

 

Текст диссертации на тему "Политическая элита в Петрограде в Февральской революции 1917 года"

-1 • и у и, / / г { / • - / / А ^ ^

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

На правах рукописи

АРХИПОВ Игорь Леонидович

ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЭЛИТА В ПЕТРОГРАДЕ В ФЕВРАЛЬСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ 1917 ГОДА

Специальность 07. 00. 02 - Отечественная история

Диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук

Научный\ руководитель

доктор исторических наук, профессор

Б. Д. ГАЛЬПЕРИНА

Санкт-Петербург -1999

ОГЛАВЛЕНИЕ

Введение....................................................................................3

Глава 1. Политическая элита и перспектива революции (конец 1916 г. -

февраль 1917 г.)..............................................................................49

1. 1. Традиционные идейно-теоретические представления о революции

и фактор мировой войны.................:..................................................49

1.2. "Патриотическая тревога" и рост оппозиционных настроений

политической элиты............................................................................66

1. 3. Феномен "внутреннего врага" в сознании политической элиты...84

1. 4. "Заговоры" и "призрак революции" в психологи политической элиты накануне Февраля 1917 г.........................................................108

Глава 2. Февральский переворот и его восприятие политической элитой.................................................................................................138

2. 1. Вооруженное восстание в Петрограде и политико-психологическая адаптация представителей политической элиты....................................138

2.2. Политическая элита и начало становления политических ритуалов и символики Февральской революции................................................173

2.3. Политическая элита в процессе создания новой системы

власти..................................................................................................193

Глава 3. Февральский переворот и попытка формирования "общенациональной идеологии"..............................................................220

3.1. Предпосылки возникновения "общенациональной идеологии" и ее политико-психологическая основа......................................................220

3.2. "Свободный народ" как главный субъект "общенациональной идеологии".........................................................................................242

3.3. Проблема национальной легитимации революции и мифология "революционного мессианства"...........................................................252

3.4. Революция как "торжество права" в послефевральской политической мифологии...................................................................285

Глава 4. Политическая элита в системе властных отношений после

Февральского переворота (март-апрель 1917 г.)..................................310

4. 1. Формирование публичного образа новой государственной власти и

политическая элита..........................................................................310

4. 2. Приоритеты деятельности Временного правительства в контексте

"общенациональной идеологии".........................................................350

4. 3. Критический образ системы власти "Свободной России" в

представлениях политической элиты...................................................391

Заключение...............................................................................450

Список использованных источников и литературы.........................471

ВВЕДЕНИЕ.

Актуальность темы диссертации. Историческая наука проявляет значительный интерес к изучению различных аспектов российской политической истории начала XX в. и периода Февральской революции 1917 г. Однако, традиционно исследователи уделяли наибольшее внимание проблемам внутренней и внешней политики царизма и Временного правительства, истории классов и политических партий и их участию в событиях Февральской революции. При этом зачастую за рамками исторических работ оставались действовавшие в сложных и драматичных условиях русской революции политические и общественные деятели, руководители партий, популярные думские лидеры - люди, оказывавшие заметное влияние на развитие политических процессов в стране. Между тем, без изучения такого фактора, как "роль личности в истории", невозможно создание адекватного представления о событиях и явлениях, определявших характер Февральской революции. Стремительные и радикальные перемены, связанные с крушением самодержавия и возникновением нового политического режима "Свободной России" сопровождались неоднозначными процессами в сфере общественного сознания и отразились на психологическом облике представителей всех социальных слоев населения. Политическая элита не была исключением, более того, психологические явления оказывали значительное влияние на деятельность политиков, на характер их взаимоотношений друг с другом, на специфику публичного поведения. Однако, особенности сознания и психологии политиков, активно функционировавших на поворотным для России историческом этапе - накануне и во время Февральской революции - до сих пор не являлись предметом специального исторического исследования.

Актуальность изучения данной проблемы связана также с тем, что современные политики, общественные деятели, представители интеллигенции продолжают предпринимать попытки более глубоко осмыслить характер политических процессов в России во время революции 1917 г. Одновременно в российском обществе в последние годы возрастает внимание к роли политических и экономических элит, осознание того, что от их действий в значительной мере зависит обеспечение в стране

стабильности, создание предпосылок для устойчивого развития, укрепления правового государства и т. д. Все это стимулирует интерес к историческому опыту функционирования российской политической элиты в период Февральской революции, в том числе в связи с поиском исторических факторов, предопределивших поражение легально действовавшей элиты, не сумевшей противостоять внесистемной оппозиции в лице большевиков. Таким образом, в настоящее время особо важное значение имеют исключительно научные исследования различных вопросов, касающихся формирования российской политической элиты начала XX в., выявления как характерных в целом для нее, так и специфических особенностей сознания и психологии, реконструкции стиля поведения политиков в экстраординарных условиях мировой войны и динамичных социальных и политических процессов Февральской революции.

Объект и предмет исследования. Объектом изучения избрана политическая элита - специфический слой общества, включавший деятелей, которые принадлежали к различным политическим течениям и персонифицировали ключевые стили политического менталитета и поведения. Характерной особенностью представителей политической элиты является то, что они своим непосредственным участием в политическом процессе смогли достигнуть значительного уровня авторитета, известности в широких общественных кругах, приобрели возможность оказывать влияние на политическую жизнь публичными выступлениями и предпринимаемыми акциями, участвовать в формировании общественного мнения, "узнаваться" массовым политическим сознанием.

Необходимо отметить, что смысл, который в данном случае вкладывается в понятие "политическая элита", не позволяет ставить знак равенства с "правящей элитой". Это обстоятельство предопределяется спецификой развития российской государственности и формирования слоя политической элиты. Традиционно в России, вплоть до Февраля 1917 г., правящая элита отличалась чрезвычайной "замкнутостью", доступ в среду высшей бюрократии вследствие строгой регламентированности был затруднен. Практически отсутствовала и кадровая "ротация" - в частности, за счет вовлечения в процесс государственного управления представителей "общества". Своеобразная система взаимоотношений государства и

"общества", являвшаяся следствием особенностей политико-правовой культуры дореволюционной России, оказала непосредственное влияние на процесс формирования политической элиты и образование политической структуры общества. В условиях существования режима "третьеиюньской монархии", недостаточного объема политических и гражданских свобод, наконец, изолированности правящих "верхов" самодержавной России, возникали предпосылки к тому, чтобы образованная часть общества, имеющая необходимый интеллектуальный потенциал для участия в выполнении государственных управленческих функций, изначально оказывалась ориентирована на оппозиционную по отношению к власти модель поведения. П. Б. Струве, отмечая специфику психологии формирующейся политической элиты, говорил, что "самодержавие создало в душе, помыслах и навыках русских образованных людей психологию и традицию государственного отщепенства"[1]. В результате практически все представители политической элиты, в том числе принадлежащие к различным партиям и течениям, в последнее десятилетие существования царизма были в большей или меньшей степени оппозиционны правящей элите.

Исходя из специфики российской политической жизни накануне Февраля 1917 г., в качестве политической элиты следует рассматривать представителей всех легально действовавших политических сил (не включая, таким образом, царскую семью, "двор", высшую бюрократию, чиновничество). В соответствии со статусом и профессиональной принадлежностью в среде политической элиты можно выделить ряд групп:

а) руководители, идеологи и активисты различных политических партий и общественных организаций;

б) депутаты Государственной думы (вне зависимости от их фракционной принадлежности);

в) журналисты и писатели (многие из них отличались очевидной политической ангажированностью, выполняли политические функции, не только ретранслируя идеи "профессиональных" политиков, но и внося свой интеллектуальный вклад в формирование идеологических схем, непосредственно участвуя в политической жизни);

г) представители деловых кругов (лидеры "торгово-промышленного класса" активно занимались политикой - как непосредственно в рамках политических организаций, так и оказывая материальную и моральную поддержку близким им политическим структурами и группам);

д) отдельные представители военной элиты (в реальности, в политических процессах участвовали офицеры и генералитет Ставки, Генерального штаба, командующие фронтами и армиями, хотя до Февраля 1917 г. это происходило неофициально, в достаточно скрытых для широких слоев населения формах).

Переломным моментом для политической элиты оказалось 27 февраля 1917 г., когда стали изменяться ее традиционные функции. Уже в дни Февральского переворота, в условиях паралича и крушения институтов царской власти, началось стремительное "стирание" граней между правящей элитой и политической элитой, находившейся ранее вне сферы структур исполнительной власти. Это выразилось первоначально в создании Временного комитета Государственной думы, во введении института думских комиссаров в министерствах, учреждениях и воинских частях, а затем и в образовании Временного правительства. Вследствие кардинального перераспределения политических ролей ряд ярких представителей политической элиты приняли на себя выполнение властных функций. То, что они оказывались в непривычной для них роли, требовало стремительной адаптации к новым реалиям практической деятельности, возлагало на них дополнительную ответственность. Процесс перехода в разряд правящей элиты по сути у всех политиков и общественных деятелей сопровождался возникновением определенных психологических трудностей. Следует отметить, что сложившаяся в результате Февральского переворота система власти дополнительно способствовала высокой мобильности в среде правящей элиты. В сферу деятельности правительственной власти постоянно вовлекались все новые и новые люди. Кадровой ротации способствовал и переход после "апрельского кризиса" 1917 г. к практике "коалиционных" Временных правительств, включавших в свой состав видных деятелей Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов. Появились также новые критерии и мотивы, которыми руководствовались, осуществляя рекрутирование в состав правящей элиты. Прежде всего они диктовались

соображениями политической целесобразности и соответствия конъюнктуре, оказывали существенное влияние и сложившиеся еще в дореволюционный период связями между различными организациями и деятелями (в том числе в рамках русского политического масонства). Состав действовавшей в послефевральский период в Петрограде политической элиты значительно расширился - во многом благодаря возвращению политических деятелей, находившихся в ссылках и эмиграции, а также включению в легальную политическую жизнь революционеров-подпольщиков, в первую очередь большевиков.

Объект исследования ограничен рассмотрением представителей политической элиты, которые функционировали в Петрограде. Выступая по сути в роли политиков общероссийского масштаба, они при этом отличались от региональной политической элиты специфическими характеристиками своего менталитета и социального облика и в силу этого требуют отдельного изучения.

Предметом исследования являются политико-психологические особенности политической элиты, выражавшиеся в процессе восприятия явлений политической жизни, межличностного взаимодействия, публичной деятельности, в частности, целенаправленной пропаганды определенных идеологических установок и стереотипов. Представители политической элиты рассматриваются как носители специфического менталитета, содержащего характерные для них в текущих конкретно-исторических условиях убеждения, установки, стереотипы, настроения, чувства. Политико-психологический облик элиты определяют именно эти элементы сознания, формирующиеся в процессе синтеза, с одной стороны, ценностей и представлений, традиционных для политических деятелей, а с другой стороны - впечатлений и оценок происходящих событий, явлений, опыта контактов с другими участниками политической жизни. Таким образом, автором работы предпринята попытка рассмотрения влияния конкретных исторических условий периода Февральской революции 1917 г. на формирование особенностей сознания и психологии функционирующей в этой обстановке политической элиты.

Хронологические рамки диссертации. Работа хронологически охватывает период с конца 1916 г., когда представителей политической

элиты в Петрограде уже сформировался менталитет, характерный для них к моменту Февральской революции. "Верхней" границей исследования является апрель 1917 г. - к этому времени у политиков окончательно сложилось достаточно полное представление о происшедшем перевороте и установившемся политическом режиме "Свободной России".

Цель и задачи диссертации. Целью данного исследования является реконструкция на основе конкретно-исторического материала особенностей сознания, психологии и поведения представителей политической элиты накануне и во время Февральской революции 1917 г.

Достижение этой цели предполагает решение ряда конкретных исследовательских задач:

1. Определение факторов, оказывавших влияние на политико-психологический облик политической элиты накануне Февральской революции.

2. Анализ представлений о революции, существовавших в среде политической элиты.

3. Рассмотрение своеобразия психологии и поведения политической элиты во время Февральской революции.

4. Изучение механизма политической адаптации элиты к новым реалиям "Свободной России", возникшим вследствие свержения самодержавия.

5. Характеристика функций, структуры и основных элементов "общенациональной идеологии", предложенной обществу политической элитой после крушения царизма.

6. Анализ восприятия представителями политической элиты системы государственной власти послефевральской России и особенностей их участия в исполнении властных функций.

7. Рассмотрение специфики механизма политического лидерства накануне и во время Февральской революции.

8. Определение степени соответствия между доминантами публичной деятельности политической элиты и ее самосознанием.

Теоретико-методологическая основа работы. Методологической основой диссертации являются принципы историзма и научной объективности. В работе используются методы традиционного

исторического исследования - в частности, сравнительно-исторический анализ фактов, системный подход к рассмотрению явлений и событий. Так же для достижения поставленной цели и задач исследования автором применялись отдельные концептуальные подходы других гуманитарных наук - психологии (политической, социальной, исторической), социологии, политологии.

В рамках работы над диссертацией автор, в числе прочего, ориентировался на политико-культурный подход, опирающийся на классическую теорию политической культуры (основы ее концепции были сформулированы в работах американских политологов Г. Алмонда и С. Вербы). Политическая культура в данном случае понимается как динамичное единство ценностей, установок, навыков, символов, верований, ориентированных на определенные образцы политического поведения, и является субъективным психологическим измерением политической системы. Следует под�