автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.02
диссертация на тему: Политика российских властей в отношении мусульманского населения Туркестана и Бухары

Полный текст автореферата диссертации по теме "Политика российских властей в отношении мусульманского населения Туркестана и Бухары"

На правах рукописи

Бороздин Сергей Сергеевич

Политика российских властей в отношении мусульманского населения Туркестана и Бухары (1867 - 1914)

Специальность 07.00.02 - Отечественная история Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук

- 1 НОЯ 2012

Екатеринбург — 2012

005054354

Работа выполнена в ФГАОУ ВПО «Уральский федеральный университет имени первого Президента России Б. Н. Ельцина» на кафедре новой и новейшей истории.

Научный руководитель: кандидат исторических наук, доцент Смирнов Сергей Викторович

Официальные оппоненты: Ярков Александр Павлович,

доктор исторических наук, профессор ФГБОУ ВПО «Тюменский государственный университет», заведующий сектором исследований этно-конфессиональных отношений Института гуманитарных исследований.

Старостин Алексей Николаевич, кандидат исторических наук, ФГБОУ ВПО «Уральский государственный горный университет», заместитель заведующего кафедрой теологии.

Ведущая организация: МОУ ВПО СВ РТ и РФ «Российско-Таджикский (Славянский) университет»

Защита состоится «09» ноября 2012 г. в 14.00 час. на заседании диссертационного совета Д 212.285.16 на базе ФГАОУ ВПО «Уральский федеральный университет имени первого Президента России Б. Н. Ельцина» по адресу: 620000, г.Екатеринбург, пр. Ленина, 51, зал диссертационных советов, комн. 248.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке ФГАОУ ВПО «Уральский федеральный университет имени первого Президента России Б. Н. Ельцина».

Автореферат разослан « Н » ЩсЯХЫЛ 2012 г.

Ученый секретарь диссертационного совета Л /

доктор исторических наук, доцент /Л.Н. Мазур

I. ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность исследования определяется схожестью проблем, которые приходилось решать правительству Российской империи и современной России. Являясь государством полиэтническими и поликонфессионалышм, включающим в своем составе регионы традиционного проживания мусульманского населения, она не могла и не может оставаться в стороне от процессов, протекающих в исламском мире.

Настроения в среде российских мусульман и их единоверцев из соседних стран всегда находились в центре внимания правящих кругов России. До сих пор находятся силы, не оставляющие попыток привнести радикальные идеи в исламское вероучение, распространить их среди российских мусульман. С течением времени несколько изменились методы их реализации, но отнюдь не содержание. Идея создания всемирного халифата, активно пропагандируемая современными террористическими организациями, также родилась не вчера и была озвучена теоретиками панисламизма в конце XIX в. В начале XXI в., как и столетием ранее, важнейшими эпицентрами радикальных религиозных течений выступают Афганистан и ближневосточный регион.

Актуальны подобные проблемы и для бывших советских республик Средней Азии. Деятельность организаций, подобных Исламскому движению Узбекистана, ставящих целью свержение существующих в регионе светских режимов и установление жесткого теократического правления, показывает, что Средняя Азия остается в поле повышенного внимания исламских экстремистов. Проявления сходных факторов мы наблюдаем и в исторической ретроспективе, когда власти Российской империи противостояли натиску зарубежной панисламистской пропаганды.

Объектом исследования является политика российского государства.

Предмет исследования - основные направления, эволюция и результаты политического курса, проводимого российскими властями в отношении мусульманского населения Туркестанского края и Бухарского эмирата во второй половине XIX— начале XX в.

Под названным курсом нами понимается совокупность правительственных мероприятий, так или иначе затрагивающих жизнь мусульманской общины, а именно:

- построение системы управления на населенных мусульманами территориях;

- политика в отношении мусульманского духовенства;

- политика в сфере мусульманского образования;

- политика в отношении мусульманского паломничества (хаджа);

- меры противодействия радикальным проявлениям ислама.

Историография.

История изучения проблем, связанных с темой нашего исследования, насчитывает не одно десятилетие. Всю совокупность исследовательских работ по нашей проблематике мы делим на четыре основных направления:, дореволюционная, советская, современная российская и зарубежная историография.

Включение в состав Российской империи огромного мусульманского региона закономерно активизировало интерес отечественных ученых и общественности к истории, культуре и быту населения Средней Азии. Данная тематика нашла отражение в трудах В. П. Наливкина1, В. В. Бартольда2, Н. П. Остроумова3, А. Н. Харузина.4

В. П. Наливкин первый и, пожалуй, единственный из дореволюционных исследователей, прямо заявил о своей непримиримой позиции в отноше-

1 Наливкин В. Краткая история Кокадцского ханспва // История Средней Азии. М., 2001. С. 250-461.

гБарталъд В, В. Культура мусульманства. М,, 1998.

3 Остроумов Н. 77. Ислаиоведенис. Введение в ислаыоведение. Ташкент, 1914; Его же. Сарты. Этнографические материалы. Ташкент, 1896.

4 Харузин А. Н. К вопросу о происхождении киргизского народа. М., 1895.

нии существовавшего в Туркестанском крае режима правления, считая его чрезмерно жестким и подверженным коррупции5.

Для советской историографии, особенно на начальном этапе ее становления, характерна резкая негативная оценка деятельности царской администрации Туркестанского края. Помимо экономической эксплуатации края акцент ставился на карательной политике властей, направлешюй на подавление национально-освободительного движения народов Средней Азии6.

Некоторое смягчение оценок деятельности царской администрации произошло в 1960-е - 70-е гг7. Проблема присоединения Средней Азии к России перестает сводиться лишь к чисто экономическим мотивам, как то поиск сырьевой базы для развивающейся промышленности (дешевого хлопка, полезных ископаемых) и рынков сбыта российских товаров. Хотя исследователи и не пытаются оспаривать ведущую с точки зрения марксизма роль экономического фактора, но наряду с этим они называют другие важные причины присоединения Средней Азии к империи Романовых: предотвращение британской экспансии в пограничном с Россией регионе, а также добровольное желание ряда кочевых племен, в частности казахов и каракалпаков, принять российское подданство.

Кардинальная смена ориентиров произошла на рубеже 1980-90-х гг., что было обусловлено становлением национальных историографий независимых государств Средней Азии. На первый план выносится проблема борьбы за независимость и сопротивления большевикам8.

5 Иаяивкин В. П. Туземцы раньше и теперь // Мусульманская Средняя Азия: традиционализм и XX век. М., 2004. Т. 1. С. 104.

6 Сафаров Г. Колониальная революция (Опыт Туркестана). М., 1921; Еройдо Г. И. Национальный и колониальный вопрос. М, 1924; Рысхулов Т. Революция и коренное население Туркестана. Ташкент. 1925; ГачузоП. Туркестан-колопия. М., 1929.

7 Джамгерчинов Б. Д. О прогрессивном значении вхояздения Киргизии в состав России. Фрунзе, 1963; Дшь-мухамедов Е., Маликов Ф. Очерки истории формирования рабочего класса дореволюционного Казахстана. Алма-Ата, 1963; Досумов Я. М. Прогрессивное значение присоединения Каракалпакии к России // Известия Туркменской ССР. Серия общественных наук. 1959. №2. С. 78-91; Косбегенов Р. Прогрессивное значение присоединения Каракалпакии к России. Нукус, 1973; Тухтаметов Т. Г. Русско-бухарские отношения в конце XIX - начале XX в. Победа Бухарской народной революции. Ташкент, 1966; Его же. Россия и Бухарский эмират в начале XX в. Душанбе, 1977; Его же. Амударьинсхий отдел: социально-экономическое и политическое значение для Хорезмского оазиса. Нукус, 1977; Халфин Н. А. Присоединение Средней Азии к России (60-е - 90-е гг. XIX в). М., 1965.

1 Алимова Д. А. Джадвдизм в Средней Азии. Пута обновления, реформы, борьба за независимость. Ташкент, 2000; Агзамходжаев С. Туркистоа мухторюти. Ташкент, 2000; Туркестан в начале XX в.: к истории истоков

Имперский период показан как эпоха всевозможных притеснений коренного населения и героической национально-освободительной борьбы народов Туркестана, что отразилось в работе Н. А. Абдурахимовой и Г. К. Рустамовой9. Схожую позицию занимает Н. И. Алимова. Старометодные и новометодные мектебы и медресе представлены оплотами этических знаний и национально-освободительной борьбы, которые царская администрация пыталась всеми силами уничтожить10.

Данные подходы к освещению событий имперского и советского прошлого признаны в Узбекистане единственно правильными.

Более сдержана в своих оценках историк из Таджикистана Н. В. Матвеева, ученица известного советского ученого Т. Г. Тухтаметова. Деятельность Императорского Политического агентства в Бухарском эмирате, которая выступает предметом ее исследования, рассматривается ею не только через призму навязанных эмиру протекторатных отношений, но и в качестве стабилизирующего фактора, как например, в случае пресечения январской резни 1910 г. в Старой Бухаре11. Данная работа написана с позиций объективности, что выгодно отличает ее от публикаций большинства узбекских историков. Тем самым, она демонстрирует приверженность базовым принципам исторического исследования, принятым и в современной российской историографии.

Проблема распространения радикальных течений панисламизма и пантюркизма в Туркестане и Бухаре противодействия им со стороны российских властей остается малоизученной и зачастую ангажированной. Местные исследователи стараются избегать разговоров о сочувствии некоторых средне-

пациопальной независимости. Ташкент, 2000; Агэшаоджаев С. История Туркестанской автономии (Туркистон мухгоршгти). Ташкент, 2006; Раджабов К К. Вооруженное движение в Туркестанском крае против советского режима (1918-1924 гг.). Автореф. дис.... док-ра ист. наук. Ташкент, 2005; СадыковХ. Колониальная политика царизма в Туркестане и борьба за национальную независимость в начале XX в. Автореф. дкс. ... док. ист. наук. Ташкент, 1994; Абдуллаев Р. Национальные политические организации Туркестана в 1917-1918 гг. Автореф. дис. ... док-ра ист. наук Ташкент, 1998.

9 Абдурахимова Н„ Рустамова Г. Колониальная система власти в Туркестане во 2-ой половине XIX - 1-ой четверга XX в. Ташкент, 1999. С. 74-75.

10 Алимова ¡1- И. Политика царской России в Туркестане по ограничению развития национального народного образования (1867- 1917). Автореферат дис.... канд. ист. наук. Ташкент, 2004. С. 15.

11 Матвеева Н. В. Представительство России в Бухарской эмирате и его деятельность (1886-1917 тт.). Автореферат дис.... кавд. ист. наук. Душанбе, 1994. С. 5.

азиатских просветителей начала XX в. во многом дискредитировавшим себя идеям панисламизма и пантюркизма и, вообще, употребляют эти термины с осторожностью, заменяя их «мусульманской» или «тюркской солидарностью», носившими, по их мнению, антиколониальный, а, значит, бесспорно, прогрессивный характер12.

Развитие современной российской историографии о Средней Азии происходит зачастую на фоне острой полемики с узбекскими историками. Появление коллективной монографии «Центральная Азия в составе Российской империи»13 стало давно ожидаемым и закономерным ответом отечественных востоковедов на откровенно антироссийские выпады историков из Узбекистана. Отдельная ее глава посвящена религиозной политике российской администрации в Туркестанском крае. Она написана профессором Елецкого Государственного университета, доктором исторических наук П. П. Литвиновым, крупным специалистом по истории государства и права, в частности законодательной регламентации религиозной жизни мусульман Средней Азии.

Среди исследований, наиболее близких к тематике настоящей работы следует назвать монографии Д. Ю. Арапова14, П. П. Литвинова15 и В. П. Литвинова16. Обе они затрагивают религиозную (исламскую) политику российского императорского правительства в разных временных промежутках и территориальных рамках.

П. П. Литвинов в своей работе сосредотачивается на проблемах Туркестана, в то время как в монографии Д. Ю. Арапова охвачены все мусульманские регионы Российской империи. Тем не менее, они довольно близки в

12 Иуртазшш Н. Д. Казахстан и Средняя Азия: тенденции развития духовной общности на рубеже XIX - XX вв. Автореферат дис____кавд. ист. наук. Алматы, 1993. С. 18-19.

13 Центральная Азия в составе Российской империи. М., 2008.

14 Арапов Д Ю. Система государственного регулирования ислама в Российской империи (последняя треть XVIII-начало XX в.). М„ 2004.

11 Литвинов П. П. Государство и ислам в Русском Туркестане (1865-1917): по архивным материалам. Елец, 1998.

16 Литвинов В. 77. Мусульманское паломничество в царской России: историко-ангропологический аспект (на примере Туркестана 1865 - 1917 гг.). Автореферат дис.... кавд ист. наук. Елец, 2007; Егоже. Религиозное паломничество: региональный аспект (на примере Туркестана эпохи средневековья и нового времени). Елец, 2006.

определении предмета исследования: обе работы основываются на изучении юридической регламентации различных сторон духовного быта мусульман.

Д. Ю. Арапова и П. П. Литвинова можно назвать наиболее продуктивными исследователями в современной России, разрабатывающими исламскую проблематику в целом, и среднеазиатскую в частности. В связи с вышесказанным стоит упомянуть еще одну монографию П. П. Литвинова, основанную на материалах российских и среднеазиатских архивов. Она посвящена деятельности органов МВД на территории Туркестанского края. Большое внимание, в связи с этим, уделено противоречиям между Министерством Внутренних Дел и Военным ведомством, под юрисдикцией которого край находился с момента его присоединения к России. На страницах своей монографии автор делает немаловажное и небесспорное заявление, изображая Оренбургское Магометанское Духовное Собрание (Уфимский муфтият, как он его чаще именует) проводником влияния МВД, стремившегося с его помощью поставить под свой контроль духовные дела среднеазиатских мусульман17. В монографии Арапова Туркестану уделено не так много внимания, широкие территориальные рамки не позволяют автору подробно остановиться на проблемах данного региона. В монографии П. П. Литвинова дается довольно лестная оценка политике игнорирования, автор отмечает ее прогрессивный характер, во многом опередивший время. Он видит в этом большую заслугу Кауфмана, считая его либералом по духу, признавшим за населением Туркестана свободу совести18.

Следует также упомянуть В. П. Литвинова, который в своей диссертации и монографии рассматривает вопросы внутрирегионального (суфийского) паломничества мусульман, не касаясь, впрочем, хаджа в Мекку и Медину.

Что касается зарубежной историографии, то всплеск интереса к среднеазиатской тематике за рубежом, прежде всего в Великобритании, возрастал по мере продвижения русских войск в Среднюю Азшо. Безусловно, цен-

17 Литвинов П. П. Органы департамента полицаи МВД в системе "военно-административного" управления Русским Туркестаном: по архивным, правовым и иным источникам. Елец 2007. С. 140-143.

18 Литвинов П. П. Государство и ислам в Русском Туркестане. С. 68.

тральное место в англоязычной историографии вплоть до начала XX в. занимала проблема угрозы Британской Индии со стороны российской Средней Азии. Она отразилась в работах Д. Боулджера, Ф. Скрайна, Э. Росса, А. Вам-бери, вице-короля Индии Дж. Керзона, а также Дж. Малленсона и Дж Добсо-па19. Обозначив основную проблему, к которой было приковано внимание данной группы исследователей, нужно отметить, что религиозная политика царских властей в Средней Азии не выступала предметом целенаправленного и глубокого изучения.

Зарубежная историография о Средней Азии во время существования СССР, если не находилась в застое, то испытывала серьезные затруднения, вызванные, в особенности, отсутствием доступа к первоисточникам. Одним из главных направлений зарубежных исследований оставалась и остается проблема российско-британского соперничества20.

На этом фоне несколько выделяется работа Роберта Крюза. Главную проблему религиозной политики царских властей в Туркестане он видит в их отказе от создания в крае муфтията по примеру Уфимского, который, как он считает, препятствовал проникновению на территорию Империи радикального ислама21.

Анализ историографии приводит нас к выводу о недостаточной изученности заявленной проблематики. Хотя в последние годы делаются попытки осмысления религиозной политики туркестанской администрации, они часто проходят в общем контексте изучения курса царского правительства на мусульманских окраинах Российской империи. Кроме того, при рассмотрении данной проблемы нередко приходится сталкиваться с предельно тенденциозными подходами некоторых исследователей.

14 Skrinc F.t Ross Б. The Heart of Asia. History of Russian Turkestan and the Central Asian Khanates from the Ear-

liest Times. L., l&99;.BoulgerD. England and Russia in Central Asia. L., 1879. Vol. 1; VamberyA. The coming

struggle for India. L., 1885; CurzonG. Russia in Central Asia in 1889 and the Anglo-Russian Question. L„ 1889;

Malieson. G. Herat: the granary and garden of Central Asia. L., 1880; Dobson G. Russia's railway advance into Cen-

tral Asia. L„ 1890.

20 Казем Заде Ф. Борьба за влияние в Персии. Дипломатическое противостояние России и Англии. М., 2004;

HopkirkP. "Hie Great Game; The Struggle for Empire in Central Asia. Ox£, 2001.

21 Crews R. For Prophet and Tsar. Islam and Empire in Russia and Central Asia. L., 2006. P. 106.

Целью исследования является изучение содержания, эволюции и результатов политики российских властей в отношении мусульманского населения Туркестана и Бухарского эмирата в период с 1867 по 1914 г.

Задачи исследования:

- Проследить процесс формирования принципов политики «игнорирования ислама» К. П. фон Кауфмана, ее развития при последующих генерал-губернаторах и подвести итоги реализации данного курса.

- Рассмотреть традицию хаджа в двух аспектах: как индикатор религиозности мусульманского населения, в первую очередь, различных регионов Средней Азии, и в качестве специфического явления духовной жизни коренных народов Туркестана, плохо вписывавшегося в рамки, установленные политикой игнорирования.

- Выявить факторы, подтолкнувшие ряд политических и военных деятелей России к критическому осмыслению религиозной политики Кауфмана в конце XIX - начале XX в.

- Сравнить линии поведения и эффективность курса российских властей в условиях прямого (Туркестанский край) и косвенного управления (Бухарский эмират) населенными мусульманами территориями.

- Охарактеризовать содержание и степень эффективности правительственных мер, направленных на пресечение панисламистской и пантюркист-ской пропаганды в России и конкретно на территории Туркестанского края и Бухары.

- Дать общую оценку результатам религиозной (исламской) политики российской администрации на указанных территориях.

Хронологические рамки исследования ограничиваются периодом с 1867 по 1914 г., то есть с момента образования Туркестанского генерал-губернаторства до начала Первой мировой войны, которая ослабила или вовсе убрала с повестки дга факторы, игравшие ранее важную роль в определении политического курса русских властей.

Территориальные рамки исследования ограничены главным образом пределами Туркестанского генерал-губернаторства в составе Сырдарь-инской, Семиреченской, Ферганской, Самаркандской и Закаспийской областей, а также Зеравшанского округа и Амударьинского отдела. Кроме того, в рамки исследования включен Бухарский эмират. Туркестан и Бухара выбраны в качестве ярких примеров прямого (генерал-губернаторство) и косвенного управления (протекторат). Бухаре в данном случае отдано предпочтение перед Хивинским и Кокандским ханствами в силу присутствия здесь постоянного представительства России (Политического агентства), повышенного интереса к эмирату со стороны царских властей как к стратегически важной окраине Империи и сохранения протектората на протяжении всего изучаемого периода.

Впрочем, рассматривая указанный регион, мы не можем абстрагироваться от процессов, имевших место за его границами в сопредельных Синьцзяне, Афганистане и Иране и, прежде всего, в Османской империи, игравшей особую роль в исламском мире как место пребывания «халифа всех мусульман, хранителя священных городов Мекки и Медины», куда стекалась масса паломников, в том числе из Средней Азии.

Методология.

Общетеоретическую основу настоящего исследования составляет так называемый цивилизационный подход к осмыслению исторических процессов, акцентирующий внимание на уникальности протекания этих процессов и их ментальной составляющей. В качестве научного инструментария исследования выступают историко-генетический, сравнительный и типологический методы.

Историко-генетический метод позволяет проследить зарождение и динамику развития религиозно-политических течений в среде мусульманского населения Средней Азии. Также он подходит для исследования преемственности и изменения политики властей Империи и туркестанской администра-

ции в отношении исламских институтов и различных проявлений духовной жизни местных мусульман.

Сравнительный метод делает возможньм сопоставление аналогичных явлений в условиях прямого (Туркестанский край) и косвенного российского правления (Бухарский эмират), раскрывая влияние данных факторов на процесс становления локальных форм джадидизма и настроения мусульман в целом.

Типологический метод ориентирован на выделение различных по степени влияния, социальному составу, политической ориентации, идейным принципам и целям группировок и течений внутри мусульманского сообщества Туркестана и Бухары.

Источникован база исследования.

Источниковая база нашего исследования представлена следующими видами письменных источников: делопроизводственная документация, законодательные акты, материалы периодической печати, источники личного происхождения.

Особую важность для исследования представляют материалы, проходившие по линии Министерства Внутренних Дел (МВД)22, Департамента Духовных Дел Иностранных Исповеданий (ДПДИИ)23, Департамента Полиции (ДП)24, МИД Российской империи25, Военного ведомства26, Охранного отделения27. Это переписка, доклады, справки, циркуляры, сводки агентурных данных, а также законодательные акты, регулировавшие духовную жизнь мусульман.

н РГИА. Ф. 821: «Департамент Духовных Дет Иностранных Исповеданий»; ЦГАРУз. Ф. И-1: «Канцелярия

туркестанского генерал-губернатора», Ф. И-2: «Дипломатический чиновник при туркестанском генерал-губернаторе», Ф. И-19: «Ферганское областное правление», Ф. И-36: «Начальник города Ташкента», Ф. И-461: «Туркестанское районное охранное отделение». иРГИА.Ф. 821.

24 Мусульманское движение в Средней Азии в 1910 г. (по архивным материалам Департамента Полиции

Министерства внутренних дел Российской империи) И Сборник Русского исторического общества. М., 2002.

Т. 5 (153). С. 127-134

21 ЦГАРУз. Ф. И-461; РГИА. Ф. 821.

х ЦГА РУз. Ф. И-1; Ф. И-461.

27 ЦГА РУз. Ф. И-461.

Основанием работы послужили материалы двух архивов - Российского Государственного Исторического Архива (РГИА), находящегося в Санкт-Петербурге и Центрального Государственного Архива Республики Узбекистан (ЦГА РУз), расположенного в столице Узбекистана Ташкенте. Источники, полученные из указанных архивов во многом дополняют друг друга. В РГИА сконцентрированы документы центральных ведомств, а в ЦГА РУз -местной туркестанской администрации. Важное значение для раскрытия цели исследования имеют материалы фопда № 821 «Департамент Духовных Дел Иностранных Исповеданий», хранящиеся в РГИА.

Богатый материал по теме исследования был собран в Ташкенте в Центральном Государственном Архиве Республики Узбекистан. В основу исследования легли материалы фонда И-461 ЦГА РУз (Туркестанское районное охранное отделение) и И-1 (Канцелярия туркестанского генерал-губернатора). В фонде И-461 сосредоточены ценпейшие материалы о деятельности царской охранки, касающиеся организации в Туркестане и Бухаре пагшсламистской пропаганды и борьбы с ней. Кроме того в работе были использованы материалы фонда 152 Государственного архива в городе Тоболь-28

ске .

В качестве источников в нашем исследовании были также использованы опубликованные материалы.

Особого внимания заслуживает записка С. Г. Рыбакова, ученого-этнографа, эксперта МВД по вопросам мусульманской веры. Ему принадлежит очерк мусульманских учреждений Российской империи, дополненный проектами и предложениями царских чиновников и мусульманских организаций, затрагивающими разные стороны жизни мусульманской общины29.

м ГА в Тобольске. Ф. 152: «Тобольское губернское управление».

29 Рыбаков С. Г. Устройство и нужды управления духовными делами мусульман России. Петроград. 1917// Арапов Д. Ю. Ислам в Российской империи (законодательные акты, описания, статистика). М., 2001. С. 267344.

Принципиальное значение для анализа событий в Бухарском эмирате имеет «Записка П. М. Лессара о внутреннем положении Бухарского ханства и его отношениях с Россией»30.

К источникам личного происхождения относятся путевые заметки имама X. Альмушева о его поездке в хадж, в ходе которой он посетил Стамбул, Палестину, Египет и Хиджаз31, и М. Н. Никольского, члена Петербургского Археологического института, в начале XX в. совершившего путешествие по Бухаре32.

Хадж-наме Альмушева содержит не очень много сведений об интересующем нас предмете, при этом следует учитывать, что автор однобоко оценивает религиозную политику царских властей, видя в ней одни минусы.

Для М. Н. Никольского характерен непредвзятый, лишенный исламо-фобии, подход к оценке бухарских реалий. Кроме того, он был хорошо осведомлен о положении дел в Бухарском эмирате.

Крайне важным источником для изучения панисламизма и пантюркизма является турецкая пресса начала XX в.: журналы «Сирати Мустаким», «Терауфуль Муслимин», газета «Хаблул Матин»33.

Собранные материалы помогают всесторопне раскрыть изучаемую проблему.

В своей работе мы главным образом опирались на источники, сформировавшиеся в результате деятельности органов государственной власти на региональном и имперском уровне, что позволяет в полной мере отразить политические инициативы, исходившие из Петербурга, Ташкента и Новой Бухары, а также вопросы их реализации. Кроме того, в данных источниках сведено к минимуму влияние субъективного фактора. Привлечение панисла-мистской прессы позволяет взглянуть на изучаемую проблему с позиции противников царского режима. Эту группу источников отличает определен-

30 Записка П. М Лессара о внутреннем положении Бухарского ханства и его отношениях с Россией. 1895 г. // Сборник Русского исторического общества- М., 2002. Т. 5 (153). С. 96-126.

31 АльмушевX. Хадж-наме. Нижний Новгород, 2006.

32 Никольский М. Н. Благородная Бухара. СПб., 1903.

33 ЦГАРУз. Ф. И-461; РГИА. Ф. 821.

ная тенденциозность, но следует также отметить, что зачастую они содержат вполне достоверную информацию о проблемах среднеазиатского региона.

Научная новизна диссертации заключается в том, что впервые в ракурсе исследования оказалась политика российских властей в отношении мусульманского населения Средней Азии во второй половине XIX - начале XX в. как в условиях прямого (Туркестанский край), так и косвенного управления (Бухарский эмират). При этом большое внимание было уделено недостаточно разработанным в исследовательской литературе проблемам проникновения в среднеазиатский регион идей панисламизма. Помимо непосредственной борьбы с ним рассматривается и влияние данной угрозы на попытки реформирования системы управления Туркестаном.

Кроме того, новизна исследования состоит в привлечении широкого круга архивных источников, многие из которых впервые вводятся в научный оборот.

Положения, выносимые на защиту.

- Политика российских властей в Туркестане, заложенная генерал-губернатором Кауфманом и известная под названием «политика игнорирования ислама», несмотря на краткосрочный положительный эффект, оказалась несостоятельной: влияние ислама не только не было ослаблено, по, наоборот, воплотилось в более радикальных формах.

- Попытки пересмотра «политики игнорирования» при преемниках Кауфмана были весьма слабы и непоследовательны, что, в известной степени, отражало неспособность и нежелание центральной администрации учитывать этноконфессиональные особенности края, требовавшие подготовки нового типа управленца и выстраивания иной системы отношений между мусульманским и русским населением.

- Усилившаяся на рубеже XIX — XX вв. панисламистская пропаганда в Средней Азии заставила российские власти Туркестана обратить более пристальное внимание на вопросы, связанные с исламом, что, однако, привело к переходу от политики игнорирования ислама к политике подавления его ра-

дикальных проявлений и, в целом, ужесточению полицейского контроля в крае.

- В Бухарском эмирате, находившемся в вассальной зависимости от России, российское Политическое агентство, фактически, также стремилось игнорировать ислам (в лице могущественного духовенства), делая ставку на светскую власть эмира, что способствовало росту антирусских и антиэмир-ских настроений, и радикализации форм внутриполитической борьбы.

- Включение Средней Азии в состав Российской империи и политика российской администрации в этом регионе, в целом, способствовали усилению реформаторского течения в исламе, тесно связанного с зарождающимся национализмом.

Теоретическая и практическая значимость исследования.

Настоящая работа призвана внести вклад в изучение политики царской администрации Туркестанского края и курса, проводимого российским представительством в Бухаре, руководствуясь принципами объективности и используя обширную источниковую базу, что особенно важно на фоне дискуссионного характера многих поднимаемых в ней проблем и высокой степени политизированности подобного рода исследований.

Материалы исследования могут послужить основой для написания монографии, а также разработки программы курсов, посвященных истории Средней Азии и радикальных религиозных течений.

Апробация результатов исследования проведена в ходе ряда всероссийских научных конференций. Всего опубликовано 5 статей общим объемом 2,5 п.л. В том числе, издано 3 статьи в журналах, рекомендованных ВАК.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, списка источников и литературы.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обосновывается актуальность темы исследования, формулируются предмет, объект исследования, его цель и задачи, очерчиваются территориальные и хронологические рамки, дается обзор историографии и источников, характеристика используемых научных методов, приводятся положения, выносимые на защиту, определяются научная новизна, теоретическая и практическая значимость работы, содержатся сведения об апробации полученных результатов, отображается структура диссертации.

Первая глава «Политика игнорирования ислама» посвящена изучению теоретических основ и практической реализации религиозной политики, заложенной первым туркестанским генерал-губернатором К. П. фон Кауфманом.

В первом параграфе «Механизмы "политики игнорирования"» представлены сущностные черты, направления и механизмы реализации «политики игнорирования ислама» генерал-губернатора К. П. фон Кауфмана.

Политика игнорирования базировалась на представлениях о том, что ислам в Туркестане, лишенный организационных форм, будучи огражденным от влияния крупных религиозных центров и предоставленньм самому себе, постепенно придет к упадку, то есть ослабнет его влияние на жизнь местного населения, исчезнет, как считалось, традиционный для мусульман фанатизм.

Политика игнорирования, несмотря на свое название, подразумевала принятие мер с целью предотвращения нежелательного влияния духовенства на умы мусульман.

Во втором параграфе «Традиции хаджа в Средней Азии и политика администрации по отношению к мусульманскому паломничеству» освещается область духовной жизни мусульман, которая с трудом поддавалась регулированию в рамках «политики игнорирования». Таковой областью являлся хадж, предписываемое Кораном ежегодное паломничество мусульман в Мек-

ку и Медину. С одной стороны, Кауфман высказывался против запретительных мер, которые могли способствовать всплеску массового недовольства в регионе, державшем лидерство по численности мусульманских паломников. С другой, власти не могли оставить без внимания тот факт, что Мекка и Медина находятся под властью Османской империи, а турецкий султан воспринимается мусульманами-суннитами, которых в Туркестане было подавляющее большинство, в качестве халифа, главы уммы.

Обострения в отношениях России и Порты, а также вспышки опасных эпидемий в турецком Хиджазе являлись серьезными факторами, под влиянием которых даже Кауфман вынужден был поступаться принципами политики игнорирования и вводить периодические запреты на паломничество туркестанских мусульман в Мекку. Данные обстоятельства с самого начала служили главным уязвимым местом установленного Кауфманом курса. Статистика паломничества за разные годы XIX и XX вв. показывает, что политика игнорирования нисколько не ослабила религиозные чувства мусульман Туркестана, более того, численность паломников продолжала расти.

Политика игнорирования не достигла поставленных ее основоположником целей. Тем не менее, принцип невмешательства в религиозную жизнь мусульман, запрет православного миссионерства и авторитет краевой власти, созданный Кауфманом, на первых порах, безусловно, способствовали спокойному сосуществованию российских властей и местного населения.

Во второй главе «Попытки пересмотра политики игнорирования» рассматриваются проблемы, поставившие под вопрос целесообразность дальнейшего следования линии Кауфмана, предпринимавшиеся попытки пересмотра этой линии и их результаты.

В первом параграфе «Влияние Андижанского восстания на настроения туркестанской администрации» подвергаются анализу события, последовавшие за Андижанским восстанием 1898 г. Восстание вскрыло крайнюю неосведомленность властей о процессах, происходящих в мусульманской среде, в том числе о степени влияния суфиев. Ранее суфизм был обойден внима-

нием властей, потому что, по распространенному тогда заблуждению, считался атавизмом язычества, не несущим угрозы позициям России, по зато резко враждебным исламу.

Генерал-губернатор С. М. Духовской (1598-1901) первым рассмотрел в Андижанском восстании признаки надвигающейся угрозы панисламизма, источниками которой называл Османскую империю, Афганистан и Синьцзян34. Духовской высказался за принятие жестких административных мер в отношении суфиев, введения административного контроля над мусульманским духовенством и тщательного наблюдения за настроениями в среде приверженцев ислама, что шло вразрез с прежним курсом. Но его голос не был услышан в Петербурге. Не реализованными остались и предложения генерал-губернатора по поводу организации в Ташкенте курсов по изучению местных языков и востоковедения для представителей военной администрации, увеличению численности последней. По сути, вся система управления Туркестаном с очевидными ее недостатками осталась нетронутой, Духовской наметил лишь пути реформирования, но мало что из своих замыслов осуществил. Тем временем российская власть теряла авторитет в глазах мусульманского населения.

Во втором параграфе «Реакция властей на обострение проблемы панисламизма» раскрывается обострившаяся вскоре после Младотурецкой революции 1908-1909 гт. проблема распространения панисламизма в Туркестане.

Младотурки активизировали политику по экспорту идей панисламизма, в том числе, в Среднюю Азии, начатую еще султаном Абдул-Хамидом И. Распространялись эти идеи посредством печати, образования, отправки в мусульманские регионы специально обученных агитаторов, принятия местных жителей в ряды партии «Единение и прогресс».

Экономическим проектом младотурок, имевшим выраженный политический подтекст, стало учреждение в 1910 г. «Общества помощи османскому флоту». Пожертвования в его пользу проводились и в Средней Азии вопреки

34 ЦГА РУз. Ф. И-461. Оп. 1. Д. 1260. Л. 6 об.

официальному запрету российских властей. Собранные внушительные суммы наглядно показывали симпатии, которых добилась Османская империя, в том числе, и среди российских мусульман.

На фоне международных осложнений вскрылись застарелые проблемы в самом Туркестанском крае, долгое время таившиеся под покровом политики игнорирования и выявленные в ходе ревизии сенатора К. К. Палена.

Выявление сети новометодных школ, преподавание в которых велось исключительно на местных языках и зачастую по турецким учебникам пан-исламистской направленности, побудило администрацию П. А. Столыпина к решительным действиям. Но правительство мало что могло предложить помимо запретительных мер. Что касается контроля за передвижениями турецких подданных, которые регулярно посещали Среднюю Азию с сомнительными целями, то здесь власти оказались фактически бессильны.

На этом фоне генерал-губернатор П. И. Мищенко в своем докладе на имя военного министра указал на необходимость организации в Туркестане внутренней и внешней разведки, а также вновь, по примеру Духовского и других своих предшественников, поднял вопрос об увеличении полицейских штатов, изучении чиновниками администрация языков и обычаев местного населения. Одновременно он выступил против переселения в Туркестан русских крестьян в рамках аграрной реформы Столыпина, полагая, что ее реализация будет способствовать парастанию антироссийских настроений среди коренного населения.

Тем не менее, столыпинская реформа была распространена на Туркестан, а несогласного Мищенко удалили из края, не дав возможности исправить многочисленные просчеты прежней администрации.

Последствия столыпинских начинаний стали сказываться уже после его смерти. Откровенные захваты земель, прежде всего кочевий, вызвали соответствующую реакцию недовольства среди населения Туркестана, чем не преминула воспользоваться турецкая панисламистская пропаганда. С одной стороны, коренное население все больше отдалялось от России, с другой —

администрация генерал-губернатора всюду начинала видеть проявления панисламизма, совершенно перестав доверять «туземцам».

В конечном счете, политика игнорирования ислама выродилась в игнорирование проблем мусульманского населения, что послужило основанием для ряда выступлений, в том числе восстания 1916 г.

В третьей главе «"Исламская" политика России в Бухарском эмирате» рассматривается положение дел в вассальном эмирате и деятельность в этой связи Императорского Политического агентства в Бухаре.

В первом параграфе «Особенности политической жизни государств Средней Азии и установления в них российского правления» дается обзор политической ситуации в государствах Средней Азии на момент их завоевания Россией. Также выявляется степень лояльности различных групп населения новой власти. Внимание сконцентрировано при этом на Бухарском эмирате, имевшем крайне важное для России значение.

Ислам играл основополагающую роль во внутриполитических процессах в эмирате. При дворе эмира традиционно соперничали две группировки элиты — шиитская, состоящая из потомков рабов-персов, и суннитская, представленная коренными национальностями эмирата, к которой примыкали влиятельное бухарское духовенство и главы суфийских орденов.

С установлением протектората России над Бухарой расстановка сил на политической арене эмирата несколько изменилась. Отмена рабства, на которой настояла российская сторона, послужила верным залогом лояльности шиитов по отношению к «опекающей державе».

Во втором параграфе «Рост антироссийских настроений в Бухаре в начале XX в.» описывается процесс нарастания кризисных явлений и антироссийских настроений в эмирате в конце 1900-х - 1910-х гг. Эмир и его окружение, чувствуя поддержку России, не особенно заботились о настроениях и чаяниях своих подданных, допуская многочисленные злоупотребления. Недовольство администрацией эмира неминуемо распространялось и па Россию. В 1910 г. копившееся недовольство выплеснулось наружу в ходе

январской резни шиитов в Старой Бухаре. Ведущую роль в организации выступления сыграло бухарское духовенство и преподаватели крупных медресе. Попытки подобных выступлений предпринимались ив 1911 г., причем в данных случаях явно просматривалось влияние турецкой агентуры и правящих кругов Афганистана. Между тем, российские дипломаты были настолько скованы в своих действиях и так опасались вероятных осложнений в Бухаре, что не смогли добиться от эмира, опасавшегося конфликтов с духовенством, принятия соответствующих мер в отношении зачинщиков беспорядков.

На протяжении первого десятилетия XX в. в Бухаре, несмотря па запрет организации новометодных школ, принятый эмиром под давлением духовенства, растет влияние местных джадидов, оплотом которых выступал Стамбул. Противостояние шиитов и суннитов постепенно отходит на задний план, главным становится конфликт консервативного духовенства и сторонников джадидизма. Окружение эмира Сейид-Агшма начинает метаться между двумя этими группами. Максимум, чего удалось достичь российским властям — предотвратить вмешательство Афганистана в бухарские дела, не допустить, точнее, оттянуть на несколько лет повторение кровавых событий, подобных тем, что имели место в 1910 г.

С наступлением Первой мировой войны, как ни странно, в Политическом агентстве воцарились несколько расслабленные настроения в связи с тем, что прекратились визиты агитаторов из Османской империи и регулярное поступление турецкой прессы, а возглавляемое А. Фитратом бухарское отделение «Единение и прогресс» утратило связь с центральным комитетом партии в Стамбуле. Между тем джадидизм иабирал политическую силу, и эмиру пришлось пойти на имитацию реформ, когда опекающая держава в силу революционных потрясений больше не могла ограждать его от проблем собственного государства.

В заключении формулируются основные выводы исследования.

Первый туркестанский генерал-тубернатор К. П. фон Кауфман, определил основное направление политики российской администрации в Средней Азии, который будет сохраняться на протяжении всей истории генерал-губернаторства. Содержание данного политического курса было неоднозначным.

Сохранение привычного уклада жизни мусульманской общины, при котором умма вела практически автономное от властей существование, мягкость режима в данном отношении способствовали быстрому умиротворению Туркестана после силового присоединения его к России. Взамен от местного населения требовалась лояльность новым властям, которую оно в целом и проявляло. Но эффект кауфмановской политики оказался временным и во многом зиждился на личном авторитете первого туркестанского генерал-губернатора.

Курс Кауфмана, направленный на ограничение внешних контактов мусульман Туркестана, проявил несостоятельность еще при жизни своего вдохновителя. Одним из его уязвимых мест была традиция хаджа.

Попытки пересмотра религиозной политики при приемниках Кауфмана оказались бесплодными. В таких условиях власти были чрезвычайно слабо осведомлены о процессах, протекавших в мусульманской общине, что ярко продемонстрировало Андижанское восстание 1898 г. Но и оно не заставило центральные власти кардинально пересмотреть линию Кауфмана. Главной цели — ослабления влияния ислама среди населения Туркестана политика игнорирования не достигла, она лишь завуалировала противоречия, которые вышли наружу спустя десятилетия после смерти ее идейного вдохновителя.

Основополагающими проблемами администрации Туркестанского края, вытекавшими из курса Кауфмана, являлись незнание обычаев и языков подвластного мусульманского населения, неотлаженная система школьного образования и, как итог, сохранявшаяся культурная отчужденность значительной части населения от России. Когда же застарелые проблемы обнаружились, правительство оказалось не в состоянии оперативно их решить.

На этом фоне происходила активизация панисламистской пропаганды в Средней Азии, что фактически было использовано властями для наступления на позиции усиливавшегося мусульманского реформаторского движения.

Политика России в Бухаре коренным образом отличалась от той, что проводилась в генерал-губернаторстве. Здесь сохранилось влиятельное мусульманское духовенство, с которым вынужден был считаться даже эмир. Представители России были крайне осторожны в своих действиях, опасаясь вызвать недовольство местного населения. Желая сближения бухарцев с Россией, представители последней заботились и о том, чтобы эмир не лишался авторитета мусульманского государя средй подданных.

Период правления Абдул-Ахада (1885-1910), первого из эмиров, возведенного на престол при непосредственном участии России, следует назвать временем формирования противоречий внутри правящей бухарской элиты. На данном этапе российские представители активно не вмешивались во внутренние дела Бухары, а только лишь фиксировали рост антироссийских настроений.

В самом конце правления Абдул-Ахада давно назревавший политический кризис перешел в острую фазу. Вмешательство России предотвратило развитие событий по худшему для нее и эмира сценарию, но добиться окончательного решения проблемы ей не удалось.

Постепенно обостряется противоречие между джадидами и правительством Сейид-Алима (1911-1920), который становится на сторону кадимистов. Присутствие России в Бухаре сдерживало переход нового конфликта в фазу открытого противостояния, по еще до начала Первой мировой войны окружение эмира начинает заигрывать с противниками России в лице высшего духовенства, стараясь подготовить почву для решающей схватки за власть со сторонниками джадидизма.

Присоединение Туркестана и Бухары к России способствовало их активному вовлечению в политические и культурные процессы российского и

международного масштаба, содействовало постепенному росту либеральных настроений в среде местного населения.

Содержание диссертации отражено в следующих публикациях:

Статьи, опубликованные в рецензируемых научных журналах и изданиях, определенных ВАК:

1. Бороздин С. С. Паломническое движение мусульман Туркестанского края в конце XIX - начале XX в. // Вестник Университета (Российско-Таджикский (Славянский) университет). 2010. № 3 (29). С. 124-133

2. Бороздин С. С. Распространение идей панисламизма в Туркестане (начало XX в.) // Известия Уральского государственного университета. Серия 2. Гуманитарные науки. 2010. № 4 (8). С. 155-162.

3. Бороздин С. С. Эхо Балканских событий: Русский Туркестан в преддверии Первой мировой войны // Известия Смоленского государственного университета. 2012. № 17 (1). С. 214-221.

Другие публикации:

1. Бороздин С. С. Государственная политика в отношении хаджа мусульман Российской империи в конце XIX - начале XX в. // Мир в новое время. Сборник материалов Двенадцатой всероссийской научной конференции студентов, аспирантов и молодых ученых по проблемам истории международных отношений XVI - XXI вв. СПб., 2009. С. 217-220.

2. Бороздин С. С. Пробуждение Бухары: Бухарский эмират в конце XIX -начале XXв. ИКаЫешг. 2012. №4 (14). в. 47-64.

Подписано в печать 01.10.2012 г. Формат 60x84 /16 Бумага офсетная. Усл. печ. л. 1,63 Тираж 65 экз. Заказ № Ч

Отпечатано в типографии Издагельеко-полиграфического цешраУрФУ 620000, Екатеринбург, ул. Тургенева, 4

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата исторических наук Бороздин, Сергей Сергеевич

Введение.3

Глава 1. «Политика игнорирования ислама».34

1.1. Механизмы «политики игнорирования».34

1.2. Традиции хаджа в Средней Азии и политика администрации по отношению к мусульманскому паломничеству.62

Глава 2. Попытки пересмотра «политики игнорирования».84

2.1. Влияние Андижанского восстания на настроения туркестанской администрации.84

2.2. Реакция российских властей на обострение проблемы панисламизма.97

Глава 3. «Исламская» политика России в Бухарском эмирате.150

3.1. Особенности политической жизни государств Средней Азии и установления в них российского правления.150

3.2. Рост антироссийских настроений в Бухаре в начале XX в.160

Введение диссертации2012 год, автореферат по истории, Бороздин, Сергей Сергеевич

Вскоре после поражения в Крымской войне, которое, казалось, надолго выведет Россию из числа активных субъектов международной политики, начался новый и завершающий этап расширения границ империи Романовых на Востоке. Характерно, что происходило это именно в той части Азии, где вероятность очередного военного столкновения с Британской империей была крайне высока.

Продвижение русских войск в Среднюю Азию осуществлялось с завидным упорством вопреки болезненной реакции британского правительства. Сначала представителей Ее Величества пытались успокоить заверениями, что продвижение на юг вызвано всецело враждебными действиями кочевников, беспокоящих российские границы. «Новая граница, - утверждал канцлер князь А. М. Горчаков в самом начале 1865 г., - делает нас непосредственными соседями сельскохозяйственного и торгового населения Коканда. Мы окажемся поблизости от устойчивого, компактно расположенного и лучше организованного в социальном отношении государства, устанавливающего для нас с географической точностью рубеж, до которого мы вынуждены продвинуться»1.

Когда продвижение русской армии вглубь Средней Азии продолжилось, когда военные действия велись уже не с кочевниками, а с Кокандом и Бухарой, англичане встревожились не на шутку. Так как прежний аргумент уже не работал, царское правительство напрямую высказалось по беспокоившему англичан вопросу, дав понять, что занятие Россией среднеазиатских территорий никоим образом не грозит спокойствию индийских границ.

В самой Индии колониальное правительство разделилось в вопросе оценок русской угрозы. Некоторые его представители даже призывали к немедленному вводу британских войск в Афганистан. Но в итоге восторжествовала точка зрения вице-короля Джона Лоуренса. В своих донесениях в Лондон он писал: «Я лично нисколько не сомневаюсь в том, что Россия мо

1 Цит. по: Казем-Заде Ф. Борьба за влияние в Персии. Дипломатическое противостояние России и Англии. М., 2004. С. 16. жет оказаться более безопасным союзником, лучшим соседом, чем представители магометанской расы в Центральной Азии и Кабуле. Она привнесла бы цивилизацию, она смягчит фанатизм и жестокость мусульманства, которое все еще имеет столь мощное влияние в Индии»2.

Стереотипное представление об исламе как агрессивной, воинственной религии было в то время характерным для европейских политиков, в том числе и русских. Поэтому неудивительно, что в России с ее внушительным мусульманским населением на государственном уровне возникло понятие «мусульманский вопрос». Влияние, которым пользовался ислам на пространстве Российской империи, потребовало от центральных и местных властей выработки соответствующего политического курса, особенно остро эта задача стояла перед администрацией недавно присоединенных к империи среднеазиатских территорий.

Актуальность исследования определяется схожестью проблем, которые приходилось решать правительству Российской империи и современной России. Являясь государством полиэтническими и поликонфессиональным, включающим в своем составе регионы традиционного проживания мусульманского населения, она не могла и не может оставаться в стороне от процессов, протекающих в исламском мире.

Настроения в среде российских мусульман и их единоверцев из соседних стран всегда находились в центре внимания правящих кругов России. До сих пор находятся силы, не оставляющие попыток привнести радикальные идеи в исламское вероучение, распространить их среди российских мусульман. С течением времени несколько изменились методы их реализации, но отнюдь не содержание. Идея создания всемирного халифата, активно пропагандируемая современными террористическими организациями, также родилась не вчера и была озвучена теоретиками панисламизма в конце XIX века. В начале XXI в., как и столетием ранее, важнейшими эпицентрами радикаль

2 Казем-Заде Ф. Борьба за влияние в Персии. С. 20. ных религиозных течений выступают Афганистан и ближневосточный регион.

Актуальны подобные проблемы и для бывших советских республик Средней Азии. Деятельность организаций, подобных Исламскому движению Узбекистана, ставящих целью свержение существующих в регионе светских режимов и установление жесткого теократического правления, показывает, что Средняя Азия остается в поле повышенного внимания исламских экстремистов. Проявления сходных факторов мы наблюдаем и в исторической ретроспективе, когда власти Российской империи противостояли натиску зарубежной панисламистской пропаганды.

Объектом исследования является политика российского государства.

Предмет исследования - основные направления, эволюция и результаты политического курса, проводимого российскими властями в отношении мусульманского населения Туркестанского края и Бухарского эмирата во второй половине XIX - начале XX в.

Под названным курсом нами понимается совокупность правительственных мероприятий, так или иначе затрагивающих жизнь мусульманской общины, а именно:

- построение системы управления на населенных мусульманами территориях;

- политика в отношении мусульманского духовенства;

- политика в сфере мусульманского образования;

- политика в отношении паломничества (хаджа);

- меры противодействия радикальным проявлениям ислама.

Целью исследования является изучение содержания, эволюции и результатов политики российских властей в отношении мусульманского населения Туркестана и Бухары в обозначенный период.

Задачи исследования:

- Проследить процесс формирования принципов политики «игнорирования ислама» К. П. фон Кауфмана, ее развития при последующих генерал-губернаторах и подвести итоги реализации данного курса.

- Рассмотреть традицию хаджа в двух аспектах: как индикатор религиозности мусульманского населения, в первую очередь, различных регионов Средней Азии, и в качестве специфического явления духовной жизни коренных народов Туркестана, плохо вписывавшегося в рамки, установленные политикой игнорирования.

- Выявить факторы, подтолкнувшие ряд политических и военных деятелей России к критическому осмыслению религиозной политики Кауфмана в конце XIX - начале XX вв.

- Сравнить линии поведения и эффективность курса российских властей в условиях прямого (Туркестанский край) и косвенного управления (Бухарский эмират) населенными мусульманами территориями.

- Охарактеризовать содержание и степень эффективности правительственных мер, направленных на пресечение панисламистской и пантюркист-ской пропаганды в России и конкретно на территории Туркестана и Бухары.

- Дать общую оценку результатам политики российской администрации на указанных территориях.

Хронологические рамки исследования ограничиваются периодом с 1867 по 1914 гг. То есть, начиная с создания на вновь покоренных среднеазиатских территориях Туркестанского генерал-губернаторства до начала Первой мировой войны, которая ослабила или вовсе убрала с повестки дня факторы, игравшие ранее важную роль в определении политического курса русских властей.

Территориальные рамки исследования ограничены главным образом пределами Туркестанского генерал-губернаторства в составе Сырдарь-инской, Семиреченской, Ферганской, Самаркандской и Закаспийской областей, а также Зеравшанского округа и Амударьинского отдела. Кроме того, в рамки исследования включен Бухарский эмират. Туркестан и Бухара выбра6 ны в качестве ярких примеров прямого (генерал-губернаторство) и косвенного управления (протекторат). Бухаре в данном случае отдано предпочтение перед Хивинским и Кокандским ханствами в силу присутствия здесь постоянного представительства России (Политического агентства), повышенного интереса к эмирату со стороны царских властей как к стратегически важной окраине Империи и сохранения протектората на протяжении всего изучаемого периода.

Впрочем, рассматривая указанный регион, мы не можем абстрагироваться от процессов, имевших место за его границами в сопредельных Синь-цзяне, Афганистане и Иране и, прежде всего, в Османской империи, игравшей особую роль в исламском мире как место пребывания «халифа всех мусульман, хранителя священных городов Мекки и Медины», куда стекалась масса паломников, в том числе из Средней Азии.

В постсоветский период применительно к интересующему нас региону начинает все чаще применяться определение Центральная Азия. Сразу оговоримся, что в данной работе используется давно знакомое и не оправданно подвергнутое дискриминации определение Средняя Азия.

Ранее Центральная Азия рассматривалась как регион, прежде всего, буддийский, тяготеющий к двум центрам - Тибету и Монголии. Сейчас прежние границы расширились, причем в разных случаях под Центральной Азией понимают различные регионы.

Термин «Центральная Азия» все чаще можно встретить в научных работах, изданных в Казахстане, Кыргызстане и Таджикистане. Та же самая тенденция заметна и в России. Показательно, что тон ей задают московские и петербургские исследователи. В крупнейшем за последнее время исследовании, предпринятом отечественными востоковедами и вышедшем в серии Historia Rossica под заглавием «Центральная Азия в составе Российской империи»3, прослеживается попытка осмысления термина «Центральная Азия». Именно попытка, так как ясности прочтение соответствующего параграфа

3 Центральная Азия в составе Российской империи. М., 2008. книги не вносит. Авторы выделяют два подхода к данному понятию, обозначая их как научно-академический и политологический4.

Согласно первому, в границы центрально-азиатского региона включаются территории современных Казахстана, Узбекистана, Туркменистана, Кыргызстана, Таджикистана, Синьцзяна, Внутренней Монголии, Монголии, Тибета, Бурятии, Тывы, Прибайкалья, Алтая, Афганистана, иранского Хорасана и даже Кашмира.

Следуя политологическому подходу, авторы ограничивают Центральную Азию территориями бывших советских республик Средней Азии.

Данное деление не только не облегчает ситуацию, но и еще больше усугубляет проблему и придает противоречивость самой концепции изданной работы.

Между тем, понятие «Средняя Азия» продолжает активно использоваться рядом отечественных исследователей и учеными из стран СНГ. Среди них можно назвать профессора МГУ Д. Ю. Арапова и профессора Ташкентского Исламского университета С. Агзамходжаева.

Методология.

Общетеоретическую основу настоящего исследования составляет так называемый цивилизационный подход к осмыслению исторических процессов, акцентирующий внимание на уникальности протекания этих процессов и их ментальной составляющей.

В качестве научного инструментария исследования выступают истори-ко-генетический, сравнительный и типологический методы.

Историко-генетический метод позволяет проследить зарождение и динамику развития религиозно-политических течений в среде мусульманского населения Средней Азии. Также он подходит для исследования преемственности и изменения политики властей Империи и туркестанской администрации в отношении ислама и различных проявлений духовной жизни местных мусульман.

4 Центральная Азия в составе Российской империи .С. 11.

Сравнительный метод делает возможным сопоставление аналогичных явлений в условиях прямого (Туркестанский край) и косвенного российского правления (Бухарский эмират), раскрывая влияние данных факторов на процесс становления локальных форм джадидизма и настроения мусульман в целом.

Типологический метод ориентирован на выделение различных по степени влияния, социальному составу, политической ориентации, идейным принципам и целям группировок и течений внутри мусульманского сообщества Туркестана и Бухары. Историография.

История изучения проблем, связанных с темой нашего исследования, насчитывает не одно десятилетие. Всю совокупность исследовательских работ по нашей проблематике мы делим на пять основных направлений: дореволюционная, советская, современная российская, историография постсоветских республик Средней Азии и зарубежная историография.

Включение в состав Российской империи огромного мусульманского региона закономерно активизировало интерес отечественных ученых и общественности к истории, культуре и быту населения Средней Азии.

Данная тематика нашла отражение в трудах В. П. Наливкина5, В. В.

6 7 8

Бартольда , Н. П. Остроумова , А. Н. Харузина.

В. П. Наливкин, отдавший почти полвека административной и педагогической работе в Туркестанском крае, долгое время собирал материал по истории Кокандского ханства. Историческая часть занимает в книге довольно скромное место по сравнению с описанием географии, климата и организации сельского хозяйства Ферганской долины. При этом автор ссылается на катастрофический дефицит письменных источников и заранее предупреждает читателя о возможных погрешностях изложения, так как нехватку мате

5 Наливкин В. Краткая история Кокандского ханства // История Средней Азии. М., 2001. С. 250-461.

6 Бартольд В В. Ислам. Общий очерк. Пг., 1918; Его же. Культура мусульманства. М., 1998.

7 Остроумов Н П. Исламоведение. Введение в исламоведение. Ташкент, 1914; Его же. Сарты. Этнографические материалы. Ташкент, 1896.

8 Харузин АН. К вопросу о происхождении киргизского народа. М., 1895. риала ему приходилось восполнять далеко не всегда достоверными рассказами представителей местного населения.

Весомый вклад в изучение этногенеза и истории казахов внес А. Н. Ха-рузин. Но большую известность ему принесла не научная деятельность, а работа в качестве директора Департамента Духовных Дел Иностранных Исповеданий. Его карьерному росту способствовал П. А. Столыпин. Правительство было обеспокоено укреплением ислама среди казахов, надо полагать, это обстоятельство сыграло немаловажную роль при утверждении кандидатуры Харузина в означенной должности.

В. В. Бартольд и Н. П. Остроумов - представители двух направлений в отечественном дореволюционном востоковедении. Первый - представитель академической науки, специалист по истории ислама и Арабского халифата, второй - миссионер, при изучении ислама руководствовавшийся принципом «врага надо знать в лицо». Заслуги Остроумова как ученого состоят, прежде всего, в сборе богатого первичного материала по этнографии, археологии и источниковедению Средней Азии. Критикуя Остроумова за его предвзятое отношение к мусульманской культуре и ее однозначно негативное восприятие, Бартольд, тем не менее, признавал его вклад в изучение истории Средней Азии. Непримиримые научные оппоненты совместно основали в 1893 г. Туркестанский кружок любителей археологии, а в 1904 г. Остроумову было присвоено звание члена-корреспондента Русского комитета для изучения Средней Азии в историческом, археологическом и этнографическом отношении.

На рубеже XIX - XX вв. в российской историографии заметно усиливаются исламофобские настроения, что было вызвано реакцией на андижанские события 1898 г.

Спустя три года В. П. Сальков предпринял попытку всестороннего изучения Андижанского восстания9. В ходе своей работы он систематизировал сведения по данной теме, публиковавшиеся в прессе, и доступные ему офи

9 Сальков В. П. Андижанское восстание 1898 года. Казань, 1901. циальные документы. Несколько месяцев он провел в командировке в Ферганской области, встречаясь со свидетелями тех событий и людьми, лично знавшими предводителя восставших Дукчи-ишана. При написании книги автор отдавал предпочтение показаниям, в которых сходились все или большая часть опрошенных, тем, которые подтверждались официальными источниками и, разумеется, не противоречившим здравому смыслу.

Несмотря на проделанную автором колоссальную работу и сбор обширного первичного материала, труд Салькова нельзя назвать строго научным и, тем более, беспристрастным. Дукчи-ишан изображается ущербной личностью, ловким плутом, хитростью снискавшим уважение среди суеверного населения. Причины восстания автор находит в характере Дукчи-ишана, его неприязни к русским, от которых он в свое время испытал унижение и которых считал главными виновниками ослабления моральных устоев мусульманского общества.

С течением времени на смену эмоциональному потрясению, вызванному ферганскими событиями, пришли более взвешенные оценки. Наливкин, в начале XX в. писавший о произошедшем в 1898 г. как о проявлении мусульманского фанатизма, в своей поздней работе «Туземцы раньше и теперь»10 находит причины восстания в действиях российской администрации, ее злоупотреблениях и склонности решать проблемы силовыми методами. Здесь автор переходит к открытой критике системы управления Туркестаном, которую он знал изнутри: «Хищения, поборы, вымогательства, незаконные наряды рабочих и измышления русской администрацией заговоров среди населения, с корыстными, преступными целями, возросли до невероятных степеней., причем нигде эти оргии административной разнузданности не доходили до таких гомерических размеров, как в Андижанском уезде в конце де

11 вяностых и в начале девятисотых годов» .

10 Наливкин В. П. Туземцы раньше и теперь // Мусульманская Средняя Азия: традиционализм и XX век. М., 2004. Т. 1. С. 10-114.

11 Там же. С. 104.

В. П. Наливкин первый и, пожалуй, единственный из дореволюционных исследователей, который прямо заявил о своей непримиримой позиции в отношении существовавшего в Туркестанском крае режима правления.12

С приходом советской власти доминирующей темой становится изучение революционных процессов в Средней Азии. При такой постановке проблемы ислам мог изображаться лишь как реакционная идеология феодально-клерикальных слоев. Для советской историографии, особенно на начальном этапе ее становления, характерна резкая негативная оценка деятельности царской администрации Туркестанского края. Помимо экономической эксплуатации края акцент ставился на карательной политике властей, направленной на подавление национально-освободительного движения народов Средней Азии13, в рамки которого на данном этапе включался и джадидизм14, что вполне объяснимо, так как многие деятели мусульманского реформаторского движения в ходе революции оказывали активную поддержку большевикам15.

В процессе становления тоталитарной сталинской системы изменяется подход к освещению темы национально-освободительного движения в Туркестане и Бухаре, что обусловило начало гонений на деятелей джадидизма. Дело о контрреволюционном подполье, к которому были причислены яркие представители исламского реформаторского движения послужило сигналом для начала репрессий против них.

Джадидизм теперь рассматривался как движение националистического и панисламистского толка16, по природе своей враждебное советской власти.

11

Аресты видных джадидов, таких как А. Фитрат, М. Кары Абдурашидханов,

12 Именно за жесткую критику в адрес властей он был лишен государственной пенсии.

13 Сафаров Г. Колониальная революция (Опыт Туркестана). М., 1921; Бройдо Г. И. Национальный и колониальный вопрос. М., 1924; Рыскулов Т. Революция и коренное население Туркестана. Ташкент, 1925; Галузо П. Туркестан - колония. М., 1929.

14 Джадидизм - реформаторское течение в исламе, призывавшее к реорганизации традиционного схоластического образования и совмещению исламских традиций с европейскими представлениями о научно-техническом прогрессе и либерализме. В России в ходе революционных событий нач. XX в. джадидизм из просветительского течения превращается в политическую силу, отстаивавшую интересы мусульман.

15 См.: Федоров Е. Очерки национально-освободительного движения в Средней Азии. Ташкент, 1925.

16 См.: Аршаруни А., Габидуллин X. Очерки панисламизма и пантюркизма в России. М., 1931.

17 Кары - приставка к имени человека, знающего Коран наизусть.

У. Ходжаев, М. Танышпаев закрепили данный постулат. Те, кому удалось пережить сталинские репрессии, как, например, известному таджикскому литератору С. Айни, уже не называли себя джадидами.

Некоторое смягчение оценок деятельности царской администрации

18 происходит в 1960-х - 70-х гг . Проблема присоединения Средней Азии к России перестает сводиться лишь к чисто экономическим мотивам, как то поиск сырьевой базы для развивающейся промышленности (дешевого хлопка, полезных ископаемых) и рынков сбыта российских товаров. Хотя исследователи и не пытаются оспаривать ведущую с точки зрения марксизма роль экономического фактора, но наряду с этим они называют другие важные причины: предотвращение британской экспансии в пограничном с Россией регионе, а также добровольное желание ряда кочевых племен, в частности казахов и каракалпаков, принять российское подданство. В свою очередь, шаг России навстречу страдавшим от притеснений со стороны воинственных соседей кочевникам, согласно данной концепции, сделал неизбежным ее столкновение с Кокандом, Бухарой и Хивой, желавшими распространить контроль над степным населением, что, в итоге, способствовало дальнейшему продвижению российских войск вглубь региона.

Среди позитивных последствий присоединения Средней Азии к России называются установление прочного мира, освобождение народов Киргизии, Казахстана и Каракалпакии от гнета соседних ханств и, наконец, вовлечение всего региона в революционное движение.

Кардинальная смена ориентиров происходит на рубеже 1980-90-х гг., что было обусловлено становлением национальных историографий независимых государств Средней Азии.

18 Джамгерчинов Б. Д. О прогрессивном значении вхождения Киргизии в состав России. Фрунзе, 1963; Дшьмухамедов Е., Маликов Ф. Очерки истории формирования рабочего класса дореволюционного Казахстана. Алма-Ата, 1963; Досумов Я. М. Прогрессивное значение присоединения Каракалпакии к России // Известия Туркменской ССР. Серия общественных наук. 1959. №2. С. 78-91; Косбегенов Р. Прогрессивное значение присоединения Каракалпакии к России. Нукус, 1973; Тухтаметов Т. Г. Русско-бухарские отношения в конце XIX - начале XX в. Победа Бухарской народной революции. Ташкент, 1966; Его же. Россия и Бухарский эмират в начале XX в. Душанбе, 1977; Его же. Амударьинский отдел: социально-экономическое и политическое значение для Хорезмского оазиса. Нукус, 1977; Халфин Н. А. Присоединение Средней Азии к России (60-е - 90-е гг. XIX в). М., 1965.

Политические процессы в СССР, вызванные началом Перестройки, реабилитация жертв сталинских репрессий способствовали переосмыслению укоренившихся представлений о джадидизме и событиях начала XX в. в целом. Особенно активно в данном направлении начали работать историки Узбекистана.

Монографии и статьи19, которые стали появляться еще до окончательного распада Союза ССР, нередко пропитаны духом воинствующего национализма. На процесс формирования национальных историографий постсоветских республик Средней Азии значительное влияние оказала и, очевидно, продолжает оказывать, западная, в первую очередь, англоязычная традиция, сложившаяся еще в период Холодной войны, которая стала основой программ школьного образования20. Отмежевавшись от научного наследия дореволюционной и советской эпохи, государства Средней Азии оказались в своеобразном вакууме и должны были искать себя в рамках иной исторической традиции21.

Большое подспорье при этом создали труды историков, выходцев из среды мусульманской эмиграции, таких как Б. Хайит22 и М. М. Туркестани23. В центре их внимания находилось национально-освободительное движение в Туркестанском крае. При раскрытии темы они зачастую опирались на личный опыт, что предопределило субъективность и тенденциозный характер их работ.

Начало XX в. рассматривается ими как период активизации антиколониальной борьбы народов Средней Азии, целью которой являлось достижение политической автономии. Большевики и белогвардейцы одинаково име

19 АбдурахимоваН. А. Политические процессы в Туркестане (1905-1917). Нукус, 1988; СодиковХ. Хуррият-дан мухториаттача // Фан ва турмуш. 1991. №2/3; Хасанов М. Кокандская автономия и некоторые ее уроки // Общественные науки в Узбекистане. 1990. №2; Его же. Альтернатива // Звезда Востока. №7. 1990,Дониёров Ш. Мухторият кисмати // Шарк юлдузи. 1991. № 12.

20 НишановаД. А. Англо-американская историография о Средней Азии (рекомендации учителям истории). Ташкент, 1994.

21 Масалиева О. М. История Бухарского, Хивинского, Кокандского ханств в англо-американской историографии XX века. Автореферат дис. . канд. ист. наук. Ташкент, 1999.

Hay it В. Turkestan im XX Jahrhundert. Darmstadt, 1956.

23 Туркистоний M. Улуг Туркистон фожиаси. Мадина, 1979. нуются ими бандитами, то есть басмачами, препятствовавшими освобождению населения Туркестана от российского колониализма.

Публикации советских историков, характеризовавших дореволюционный Туркестан как колонию Российской империи, и работы их коллег, писавших о зверствах царской охранки в Средней Азии, подверглись переоценке. Теперь в эпоху колониального порабощения был включен и советский период.

Тема национально-освободительного движения рефреном проходит через все 1990-е и 2000-е гг. Не будем делать абсолютно обобщающих выводов, но можно с уверенностью сказать, что данная проблематика, если не доминирует, то является очень востребованной в исторических исследованиях современных узбекских историков. Эти работы обильно сдабриваются соответствующими ссылками на статьи и речи президента Ислама Каримова. Наблюдается кардинальная переоценка опыта Кокандской автономии24 и басма

25 ческого движения . По тематике «национально-освободительного» движе

Л /г ния защищаются диссертации . Член Академии Наук Узбекистана Б. М. Ба-баджанов красноречиво охарактеризовал сложившуюся ситуацию как затя

27 нувшуюся детскую болезнь суверенной узбекской историографии .

Но, несмотря на явный националистический крен, узбекская историография восприняла гораздо больше от своей советской предшественницы, чем могло бы показаться на первый взгляд. Ругая угнетавший народ царский

28 режим и «советский колониально-имперский строй» , узбекская историография приняла не только родившийся в царской России термин «Средняя Азия», но и на свой лад перестроила традицию советской исторической нау

24 Алимова Д. А. Джадидизм в Средней Азии. Пути обновления, реформы, борьба за независимость. Ташкент, 2000; Агзамходжаев С. Туркистон мухторияти. Ташкент, 2000; Туркестан в начале XX века: к истории истоков национальной независимости / Под ред. Р. Я. Раджаповой. Ташкент, 2000; Агзамходжаев С. История Туркестанской автономии (Туркистон мухторияти). Ташкент, 2006.

5 Раджабов К. К. Вооруженное движение в Туркестанском крае против советского режима (1918-1924 гг.). Автореф. дис. . док-ра ист. наук. Ташкент, 2005.

26 СадыковХ. Колониальная политика царизма в Туркестане и борьба за национальную независимость в начале XX в. Автореф. дис. . док-ра ист. наук. Ташкент, 1994; Абдуллаев Р. Национальные политические организации Туркестана в 1917-1918 гг. Автореф. дис. . док-ра ист. наук. Ташкент, 1998.

27 Лекция Б. М. Бабаджанова, прочитанная 27.10.2010 в Институте Востоковедения РАН."

28 Агзамходжаев С. История Туркестанской автономии (Туркестан мухторияти). С. 4. ки подкреплять те или иные выводы неизменными ссылками на классиков марксизма-ленинизма. Только вот авторитеты теперь несколько изменились. Что можно к этому добавить? Времена меняются, а люди остаются. Автор подходит к тому выводу, что многие, если не большинство, маститых историков эпохи узбекской независимости вышли из лона советских марксистко-ленинских традиций. Более того, до начала 1990-х гг. они, как казалось, выступали убежденными поборниками социалистических принципов советской государственности. После 1991 г. они же, возможно, по независящим от них причинам, вынуждены были резко сменить ориентиры, что, впрочем, сделали и многие их коллеги из других республик СНГ.

В качестве примера можно привести кандидатскую диссертацию Н. И. Алимовой, защищенную в Институте истории при Академии наук Узбеки

29 стана . Автор в своем исследовании продолжает традиции более ранних работ, в частности Н. Абдурахимовой и Г. Рустамовой, изданной в конце 1990-х гг.30, рисуя картину национально-освободительной борьбы, которую царская администрация пыталась всеми силами подавить.

В затруднительном положении оказываются русскоязычные исследователи, проживающие в Узбекистане. Чтобы быть принятыми в местное научное сообщество им приходится либо принимать официальную точку зрения, либо выбирать нейтральные темы, например, историографические31, позволяющие обойти наиболее идеологизированные сюжеты. Находятся и те, кто выступает с активной критикой подтасовок и фальсификаций исторических фактов. Разумеется, в Узбекистане подобные работы не находят поддержки, ярким примером тому служит статья историка из Ташкента В. В. Германо

29 Алимова Н. И. Политика царской России в Туркестане в области национальной культуры (1867-1917 гг.). Автореферат дис. . канд. ист. наук.Ташкент, 2004.

30 Абдурахимова Н Рустамова Г. Колониальная система власти в Туркестане во второй половине XIX - 1 -ой четверти XX в. Ташкент, 1999.

31 Пуговкина О. Г. История Туркестана в наследии российской историографии середины XIX - начала XX в. (политические и экономические аспекты). Автореферат дис. . канд. ист. наук. Ташкент, 2006. вой , помещенная в книге «Центральная Азия в составе Российской империи».

Проводя анализ школьных учебников по истории и дидактических пособий для учителей в постсоветском Узбекистане, автор вскрывает многочисленные фальсификации, по ее выражению, превращающие уроки истории

33 в уроки ненависти к России . Особенной одиозностью, что следует из статьи Германовой, отличаются учебные пособия, написанные Ж. Рахимовым.

Гораздо более сдержана в своих оценках историк из Таджикистана Н. В. Матвеева, ученица известного советского ученого Т. Г. Тухтаметова. Деятельность Императорского Политического агентства в Бухарском эмирате, которая выступает предметом ее исследования, рассматривается ею не только через призму навязанных эмиру протекторатных отношений, но и в качестве стабилизирующего фактора, как например, в случае пресечения январской резни 1910 г. в Старой Бухаре34.

Данная работа написана с позиций объективности, что выгодно отличает ее от публикаций большинства узбекских историков. Тем самым, она демонстрирует приверженность базовым принципам исторического исследования, принятым и в современной российской историографии.

В работах среднеазиатских исследователей практически не затрагиваются проблемы распространения в Туркестане и Бухаре панисламизма и пантюркизма, они остается малоизученными и зачастую ангажированными. Панисламизм воспринимается ими как клеймо, изобретенное сталинской репрессивной машиной для надуманных обвинений в адрес деятелей джади-дизма35.

Местные исследователи стараются избегать разговоров о сочувствии некоторых среднеазиатских просветителей начала XX в. во многом дискредитировавшим себя идеям панисламизма и пантюркизма и, вообще, употреб

32 Германова В. В. Вторжение Российской империи в Среднюю Азию (Заметки историографа на полях учебников по истории Узбекистана) // Центральная Азия в составе Российской империи. С. 360-381.

33 Там же. С. 381.

34 Матвеева Н. В. Представительство России в Бухарском эмирате и его деятельность (1886-1917 гг.). Автореферат дис. . канд. ист. наук. Душанбе, 1994. С. 5.

Агзамходжаев С. История Туркестанской автономии. С. 30. ляют эти термины с осторожностью, заменяя их «мусульманской» или «тюркской солидарностью», носившими, по их мнению, антиколониальный, а, значит, бесспорно, прогрессивный характер36.

Развитие современной российской историографии о Средней Азии происходит зачастую на фоне острой полемики с узбекскими историками, которая, впрочем, больше напоминает монолог.

Появление коллективной монографии «Центральная Азия в составе Российской империи» стало давно ожидаемым и закономерным ответом ряда отечественных востоковедов на откровенно антироссийские выпады историков из Узбекистана. По выражению авторов этой книги, их труд являет собой попытку «преодолеть стереотипы, с одной стороны, изображающие взаимоотношения России с ее азиатской окраиной как абсолютно прогрессивное явление, с другой - те, которые видят в этих взаимоотношениях один лишь негатив»37.

Отдельная ее глава посвящена религиозной политике российской администрации в Туркестанском крае. Она написана профессором Елецкого Государственного университета, доктором исторических наук П. П. Литвиновым, крупным специалистом по истории государства и права, в частности законодательной регламентации религиозной жизни мусульман Средней Азии. Понятно, что в формате одной главы, занимающей в общей сложности пятнадцать страниц, можно, пожалуй, только наметить основные тенденции и вкратце остановиться на важных исторических вехах. Надо полагать, что именно создание общего обзора истории Средней Азии в составе империи Романовых и входило в планы его создателей.

Среди исследований, наиболее близких к тематике настоящей работы следует назвать монографии Д. Ю. Арапова38 и П. П. Литвинова39. Обе они

36 Нуртазина Н. Д. Казахстан и Средняя Азия: тенденции развития духовной общности на рубеже XIX - XX вв. Автореферат дис. . канд. ист. наук. Алматы, 1993. С. 18-19.

37 Центральная Азия в составе Российской империи. М., 2008. С. 10.

38 Арапов Д. Ю. Система государственного регулирования ислама в Российской империи (последняя треть XVIII - начало XX в.). М., 2004.

39 Литвинов П. П. Государство и ислам в Русском Туркестане (1865-1917): по архивным материалам. Елец, 1998. затрагивают религиозную (исламскую) политику российского императорского правительства в разных временных промежутках и территориальных рамках.

В своей работе П. П. Литвинов концентрируется на проблемах Туркестана, в то время как монографией Д. Ю. Арапова охвачены все мусульманские регионы Российской империи. Тем не менее, они довольно близки в определении предмета исследования: обе работы основываются на изучении законодательных актов, их авторов интересует, прежде всего, юридическая регламентация различных сторон духовного быта мусульман. И данное направление они разрабатывают методично: Арапову принадлежит публикация сборника актовых источников «Ислам в Российской империи: законодательные акты, описания, статистика», Литвинов издал статью, посвященную работе судебных органов среди коренного населения Туркестана40 и, наконец, оба автора приняли деятельное участие в написании отдельных глав книги «Центральная Азия в составе Российской империи».

Следует отметить эволюцию взглядов ученых, в частности Д. Ю. Арапова, начинавшего свою научную деятельность в 1970-х гг. Его ранние работы имели историографический характер41 и несли на себе соответствующий тому времени отпечаток марксистской идеологии, что нашло отражение в критике концепций дореволюционных исследователей, таких как академик В. В. Бартольд. Но, тем не менее, нельзя не отдать должное автору, несмотря на идеологические ограничения, постаравшемуся объективно оценить заслуги дореволюционных исследователей, отметить их весомый вклад в развитие отечественного востоковедения.

Д. Ю. Арапова и П. П. Литвинова следует назвать наиболее продуктивными исследователями в современной России, разрабатывающими исламскую проблематику в целом, и среднеазиатскую в частности. В связи с выше

40 Литвинов П. П. Прокурорский надзор в кочевых судах Русского Туркестана // Вестник Елецкого Государственного университета. 2002. Вып. 1. С. 81-90.

41 Арапов Д. Ю. История изучения Бухарского ханства в русской востоковедческой дореволюционной историографии. Автореф. дис. . канд. ист. наук. М., 1978; Его же. Бухарское ханство в русской востоковедческой историографии. М., 1981. сказанным стоит упомянуть еще одну монографию Литвинова, основанную на материалах российских и среднеазиатских архивов. Она посвящена деятельности органов МВД на территории Туркестанского края. Большое внимание, в связи с этим, уделено противоречиям между Министерством Внутренних Дел и Военным ведомством, под юрисдикцией которого край находился с момента его присоединения к России. На страницах своей монографии автор делает немаловажное и небесспорное заявление, изображая Оренбургское Магометанское Духовное Собрание (Уфимский муфтият, как он его чаще именует) проводником влияния МВД, стремившегося с его помощью

42 поставить под свои контроль духовные дела среднеазиатских мусульман .

В монографии Арапова Туркестану уделено не так много внимания, широкие территориальные рамки не позволяют автору подробно остановиться на проблемах данного региона.

В монографии Литвинова дается довольно лестная оценка политике игнорирования, автор отмечает ее прогрессивный характер, во многом опередивший время. Он видит в этом большую заслугу Кауфмана, считая его либералом по духу, признавшим за населением Туркестана свободу совес-ти43.

Впрочем, оба исследователя не уделяют внимания проблемам Бухарского эмирата, вскользь касаются проблем распространения панисламизма и не затрагивают политику в отношении хаджа.

Традиции мусульманского паломничества в Туркестанском крае затрагиваются в диссертации и монографии В. П. Литвинова44. Нельзя не отметить некоторую структурную неоднородность данных работ. Туркестанский материал, на основе которого написаны последние главы, посвященные внутрирегиональному паломничеству к мазарам и иным, считавшимся в народе свя

42 Литвинов П. П. Органы департамента полиции МВД в системе "военно-административного" управления Русским Туркестаном : по архивным, правовым и иным источникам. Елец, 2007. С. 140-143.

43 Литвинов П. П. Государство и ислам в Русском Туркестане (1865 -1917): по архивным материалам. С. 68.

44 Литвинов В. П. Мусульманское паломничество в царской России: историко-антропологический аспект (на примере Туркестана 1865-1917 гг.). Автореф. дис. . канд. ист. наук. Елец, 2007; Его же. Религиозное паломничество: региональный аспект (на примере Туркестана эпохи средневековья и нового времени). Елец, 2006. тыми местам (то есть не каноническому паломничеству, предписываемому Кораном, а суфийскому), выглядит иллюстративным на фоне помещенного в начале обширного экскурса, в котором автор пытается объять паломнические традиции едва ли ни всех религиозных конфессий, стран и регионов: от христианства до синтоизма; от Древнего Египта до современной Мордовии. Проблемы хаджа (паломничества в Мекку и Медину) из российской Средней Азии автор оставляет вне поля своего внимания.

Появление депутатского представительства от Туркестана во II Государственной Думе, последующая борьба за его восстановление (1907-1917), деятельность в этой связи мусульманской фракции ГД, партии кадетов и таких общественных деятелей края как М. Танышпаев, А. Карыев, У. Ходжаев довольно подробно рассмотрены в монографии Т. В. Котюковой45.

Заслуживает упоминания монография научного сотрудника Института Востоковедения РАН А. Т. Сибгатуллиной46. В ней автор рассматривает контакты тюрок-мусульман России и Османской империи. В связи с этим она затрагивает и проблемы панисламизма, которые представляются ей искусственно раздутыми царскими властями.

Всплеск интереса к среднеазиатской тематике за рубежом, прежде всего в Великобритании, возрастал по мере продвижения русских войск в Среднюю Азию. Безусловно, центральное место в англоязычной историографии вплоть до начала XX века занимала проблема угрозы Британской Индии со стороны российской Средней Азии.

Такие авторы как Д. Боулджер, Ф. Скрайн, Э. Росс47 заняли умеренную позицию, во многом схожую с той, что была озвучена индийским вице-королем Дж. Лоуренсом в середине 1860-х. Они полагали, что Россия не обладает достаточными военными ресурсами для захвата Индии. Хотя все они не считали Россию бесспорным союзником, скорее наоборот, но она казалась

45 Котюкова Т. В. Туркестанское направление думской политики России (1905-1917 гг.). М., 2008.

46 Сибгатуллина А. Контакты тюрок-мусульман Российской и Османской империи на рубеже XIX - XX вв. М., 2010.

47 Skrine F., Ross Е. The Heart of Asia. History of Russian Turkestan and the Central Asian Khanates from the Earliest Times. L., 1899. им, по крайней мере, более предсказуемым и адекватным соседом нежели «дикие полчища полуцивилизованных народов» Бухары и Афганистана48.

Им противостояли сторонники иной точки зрения, которую разделяли авторитетный венгерский востоковед А. Вамбери, давший своей книге красноречивое название «Грядущая схватка за Индию»49, и будущий вице-король Индии Дж. Керзон. Данная группа исследователей50, к которой примыкали многие британские и французские военные эксперты, имевшие богатый опыт службы на Востоке, говорили о неизбежности англо-русского столкновения в среднеазиатском регионе. Главными инициаторами будущего конфликта объявлялись генералы К. П. фон Кауфман, М. Г. Черняев51, Н. И. Гродеков52, тт 53

М. Д. Скобелев . Керзон в своей книге прямо цитирует слова Скобелева: «Стоит нам вторгнуться в пределы Индии, как вся созданная англичанами система рухнет подобно карточному дому, потому что индийцы никогда не встанут на ее защиту»54.

Надо полагать, опасения англичан не были абсолютно безосновательными. Уже после свержения монархии в России генерал А. Е. Снесарев издал основательный труд, в котором, опираясь на опыт своей дореволюционной службы в Туркестанском Военном округе, детально описывал пути вероятной переброски войск из Средней Азии через Афганистан к границам Ин

55 дии .

Майор де Лакост в опубликованном им очерке признается, что до своей поездки в Русский Туркестан и прилегающие страны в 1906-1907 гг. разделял господствовавшее в обществе и политических кругах Франции того времени

48 Boulger D. England and Russia in Central Asia. Vol. I. L., 1879. P. 191.

49 Vambery A. The corning struggle for India. L., 1885.

50 Curzon G. Russia in Central Asia in 1889 and the Anglo-Russian Question. L., 1889; Malleson. G. Herat: the granary and garden of Central Asia. L., 1880; Dobson G. Russia's railway advance into Central Asia. L., 1890.

51 Туркестанский генерал-губернатор в 1882-1884 гг.

52 Военный губернатор Сырдарьинской области в 1883-1893 гг., туркестанский генерал-губернатор в 19061908 гг.

53 Начальник Наманганского отдела в 1875-1876 гг., военный губернатор Ферганской области в 1877 г.

54 Curzon G. Russia in Central Asia in 1889 and the Anglo-Russian Question. P. 335.

55 Снесарев A. E. Афганистан. M., 2002. мнение, что «фатальная борьба между британским китом и русским слоном неизбежна»56.

Объехав Иран, Туркестан, Синьцзян и Индию, он в корне поменял свое мнение, с прежней уверенностью заговорив уже о неизбежности русско-английского сближения. Основанием к этому должны были послужить общие угрозы для позиций русских и англичан в Азии, а именно проникновение в регион Германии и, в особенности, распространение в Средней Азии, Синьцзяне и Индии панисламизма, которое связывалось де Лакостом с последствиями Русско-японской войны57.

Обозначив основную проблему, к которой было приковано внимание данной группы исследователей, нужно отметить, что ислам и религиозная политика царских властей в Средней Азии не выступали предметом целенаправленного и глубокого изучения.

Зарубежная историография о Средней Азии во время существования СССР, если не находилась в застое, то испытывала серьезные затруднения, вызванные, в особенности, отсутствием доступа к первоисточникам. О. А. Егоренко так характеризует этот период: «работы зарубежных авторов, как правило, основывались на опубликованных исследованиях дореволюционных и советских историков., причем интерпретация их становилась прямо противоположной и в условиях «холодной войны» была весьма политизиросо вана» . Доминирующим направлением зарубежных исследований, как и в начале XX в., оставалось завоевание региона русскими войсками, то есть, этап острой конфронтации между Россией и среднеазиатскими территориями с вполне предсказуемыми выводами.

С началом Перестройки интерес зарубежных историков к России и Средней Азии заметно возрос. На первый план выходят проблемы модернизации, в связи с чем пристальное внимание начинает уделяться джадидизму, по мнению сторонников модернизационного подхода, знаменующему собой

56 деЛакост Г. Россия и Великобритания в Центральной Азии. Ташкент, 1908. С. 3.

57 Там же. С. 89.

58 Егоренко О. А. Бухарский эмират в период протектората России (1868-1920 гг.). Историография проблемы. Автореф. дис. . канд. ист. наук. М., 2008. С. 27. переходный этап от традиционного к индустриальному обществу, от эпохи господства религиозных норм к секуляризму.

Среди зарубежных исследователей, занимавшихся проблемами среднеазиатского джадидизма, следует назвать имена Ш. Лемерсье-Келькеджей59, Э. Каррер д'Анкос60, Дж. Сахадео61.

Сахадео пишет о джадидизме, как о проявлении раскола в среднеазиатском обществе, считая его в то же время явлением внутренне противоречивым, пытавшимся соединить приверженность исламу с научным знанием. Другим проявлением раскола в мусульманском обществе он считает появление прослойки «туземной администрации», чувствовавшей ответственность, как перед российской властью, так и перед своими соплеменниками.

62

А. Халид в своей работе большое внимание уделяет организации учебного процесса в старо- и новометодных мектебах и медресе Средней Азии, а также русско-туземных школах. Не обходит он стороной и личности известных среднеазиатских просветителей - А. Фитрата и С. Айни, отдавая должное заслугам обоих.

Особого внимания заслуживает монография Роберта Крюза «За Пророка и Царя. Ислам и Империя в России и Центральной Азии»63. Автор, в отличие от многих своих коллег, привлекает источники из РГИА и ГАРФ. Анализ архивных материалов и лег в основу его выводов. Сравнивая ситуацию в Поволжье и Туркестане, Крюз приходит к заключению, что Оренбургское Магометанское Духовное Собрание служило важным проводником между властью и мусульманскими подданными, будучи средоточием традиционного ислама, и, защищая Империю от проникновения радикальных его форм. Главной ошибкой властей в Туркестане и причиной постепенного усугубления там ситуации он считает отсутствие подконтрольного властям органа, подобного ОМДС.

59 Lemercier-Quelquejay Sh. Muslim national minorities in Revolution and civil war. Soviet nationalities in strategic perspectives. Sydney, 1985.

60 Carrere d'Encausse H. Islam and the Russian Empire: Reform and Revolution in Central Asia. Berkeley, 1988

61 SahadeoJ. Russian colonial society in Tashkent, 1865 - 1923. Bloomington, 2007.

62 Khalid A. The politics of Muslims Cultural Reform: Jadidism in Central Asia. Berkeley, 1998

63 Crews R. For Prophet and Tsar. Islam and Empire in Russia and Central Asia. L., 2006.

Из числа работ обзорного характера можно выделить книгу историка из Кэмбриджа С. Соусека64, в которой рассматривается история Средней Азии с древнейших времен до конца XX в. Разумеется, как и все работы, написанные в том же ключе, она не претендует на глубокое изучение отдельных событий и явлений. Автор, например, ограничивается краткой характеристикой колониального российского режима, который, он, к слову, считает вполне веротерпимым, и изложением идейных основ мусульманского реформаторского течения.

Повышение интереса к религиозной (исламской) проблематике характерно для зарубежной историографии начала XX в., что было связано с событиями Младотурецкой революции, лидеры которой приняли на вооружение идеи панисламизма и пантюркизма65. Впрочем, подобные работы носят в массе своей компилятивный характер, ограничиваясь при этом поверхностным рассмотрением проблемы. Среди работ обобщающего плана можно упомянуть более позднюю монографию и Дж. Айдына66 и переизданную работу лидера азербайджанской партии «Мусават» М. Э. Расул-Заде67.

Наиболее подробно реализация идей панисламизма на практике и в условиях конкретного региона рассмотрена на примере Британской Индии68.

В книге А. Озджана приводится описание турецко-индийских связей до и в период британского владычества в Индии. Им же приводится интересный факт, когда в 1719 г. эмир бухарский Абул-Фейз предложил турецкому султану Ахмеду III военную помощь против России.

Пакистанский исследователь Мухаммед-шах подробно останавливается на ситуации в Бенгалии. Панисламизм он возводит ко временам Пророка Мухаммеда. Далее он рассматривает роль панисламистских идей в формиро

64 Soucek S. A history of Inner Asia. Cambridge, 2003.

65 Czaplicka M. A. The Turks of Central Asia in History and at Present Day. An Ethnological Inquiry into the Pan-Turaninan Problem, and Bibliographical Material relating to the Early Turks and the present Turks of Central Asia. Oxf., 1918.

66 Aydin C. The Politics of Anti-Westernism in Asia: Visions of World Order in Pan-Islamic and Pan-Asian Thought. N. Y., 2007.

67 Расул-Заде M. Э. О пантуранизме. Париж, 1930; Оксфорд, 1985.

68 Ozcan А. Pan-Islamism: Indian Muslims, the Ottomans and Britain, 1877-1924. N. Y., 1997; Mohammad Shah. Pan-Islamism in India & Bengal. Karachi, 2002; Engineer A. They too fought for India's freedom: the role of minorities. Delhi, 2005. вании индийского национально-освободительного движения, точнее мусульманского его крыла.

Анализ историографии приводит нас к выводу о недостаточной изученности заявленной проблематики. Хотя, особенно, в последние годы делаются попытки осмысления религиозной политики туркестанской администрации, они часто проходят в общем контексте изучения курса царского правительства на мусульманских окраинах Российской империи. Кроме того, при рассмотрении данной проблемы нередко приходится сталкиваться с предельно тенденциозными подходами некоторых исследователей.

Научная новизна диссертации заключается в том, что впервые в ракурсе исследования оказалась политика российских властей в отношении мусульманского населения Средней Азии во второй половине XIX - начале XX в. как в условиях прямого (Туркестанский край), так и косвенного управления (Бухарский эмират). При этом большое внимание было уделено не достаточно разработанным в исследовательской литературе проблемам проникновения в среднеазиатский регион идей панисламизма, борьбы с ними и в тоже время стремление использовать угрозу панисламизма российской администрацией в целях создания более эффективной системы управления регионом.

Кроме того, новизна исследования состоит в привлечении широкого круга архивных источников, многие из которых впервые вводятся в научный оборот. Это позволяет заполнить еще существующие в истории Средней Азии лакуны.

Источниковая база исследования.

В своем исследовании мы опираемся на письменные источники, относящиеся в большинстве своем к разряду делопроизводственной документации, проходившей по линии Министерства Внутренних Дел (МВД)69, Департамент Духовных Дел Иностранных Исповеданий (ДДДИИ)70, Департамент

69 РГИА. Ф. 821: «Департамент Духовных Дел Иностранных Исповеданий»; ЦГА РУз. Ф. И-1: «Канцелярия туркестанского генерал-губернатора», Ф. И-2: «Дипломатический чиновник при туркестанском генерал-губернаторе», Ф. И-19: «Ферганское областное правление», Ф. И-36: «Начальник города Ташкента». Ф. И-461: «Туркестанское районное охранное отделение».

70 РГИА. Ф. 821.

Полиции (ДП)71, МИД Российской империи72, Военного ведомства73, Охран

74 гч ного отделения . Это переписка, доклады, справки, циркуляры, сводки агентурных данных. Также в ходе исследования мы опирались на периодическую печать, законодательные акты, регулировавшие религиозную жизнь мусульман, и источники личного происхождения.

Основанием работы послужили материалы двух архивов - Российского Государственного Исторического Архива (РГИА), находящегося в Санкт-Петербурге и Центрального Государственного Архива Республики Узбекистан (ЦГА РУз), расположенного в столице Узбекистана Ташкенте. Источники, полученные из указанных архивов, во многом дополняют друг друга. В РГИА сконцентрированы документы центральных ведомств, а в ЦГА РУз -местной туркестанской администрации.

Важное значение для раскрытия цели исследования имеют материалы фонда № 821 «Департамент Духовных Дел Иностранных Исповеданий», хранящиеся в РГИА. Основополагающими для работы по заявленной теме являются объемные дела под №№ 469 и 472 133-ей описи фонда 821. Они относятся к категории особо ценных и выдаются исследователям исключительно в виде микрофильмов. На многих документах встречаются автографы П. А. Столыпина, так как именно на период его политической деятельности пришлось обострение мусульманского вопроса в России. Тогда же в Департаменте начинают составляться регулярные подробные обзоры отечественной и зарубежной, в первую очередь турецкой, мусульманской прессы.

После раздела фондов имперских учреждений между московскими и ленинградскими архивами в Москву перевезли часть документов бывшего МВД. Так в Государственном Архиве РСФСР (ЦГА РСФСР), сегодняшнем ГАРФ, оказался фонд Департамента Полиции (ф. 102). По линии ДП в ДДДИИ поступала значительная часть сведений, касающихся мусульманско

71 Мусульманское движение в Средней Азии в 1910 г. (По архивным материалам Департамента Полиции Министерства внутренних дел Российской империи)// Сборник Русского исторического общества. М., 2002. Т. 5 (153). С. 127-134

72 ЦГА РУз. Ф. И-461; РГИА. Ф. 821.

73 ЦГА РУз. Ф. И-1; Ф. И-461.

74 ЦГА РУз. Ф. И-461. го движения. Данные материалы неплохо проработаны столичными историками. Несколько публикаций хранящихся в фонде документов предпринял Д. Ю. Арапов75.

В исследовании, хотя и в весьма скромном объеме, были использованы документы фонда 152 Государственного Архива в городе Тобольске Тюменской области76. Продиктовано это было отнюдь не желанием выйти за пределы изучаемого региона или детального рассмотрения религиозной ситуации в Западной Сибири. Данные материалы были привлечены к работе только потому, что отражали актуальные для всех мусульманских регионов Империи и, в целом, весьма интересные сведения.

Богатый материал по теме исследования был собран в Ташкенте в Центральном Государственном Архиве Республики Узбекистан. В основу исследования легли материалы фонда И-461 ЦГА РУз (Туркестанское Районное Охранное отделение) и И-1 (Канцелярия Туркестанского генерал-губернатора).

В фонде И-461 сосредоточены ценнейшие материалы о деятельности царской охранки, касающиеся организации в Средней Азии панисламистской пропаганды и борьбы с ней. Большинство хранящихся здесь документов отмечены грифом «секретно» и «совершенно секретно».

Еще долгие годы после победы в Средней Азии советской власти они оставались в закрытом доступе. Гриф «секретно» был снят с этих документов только к 1966 г. Впрочем, и тогда исследователи не спешили вводить их в научный оборот. Даже теперь, когда СССР сам стал преданием прошлого, а с момента упомянутых в документах событий прошло около ста и более лет, продолжают действовать определенные, подчас негласные ограничения.

В Бухарском эмирате после принятия им российского протектората действовало Российское Императорское Политическое агентство (1886-1917), подчиненное ведомству Министерства иностранных дел. В ЦГА РУз интере

75 Арапов Д. Ю. Мусульманское движение в Средней Азии в 1910 г. (по архивным материалам Департамента полиции Министерства внутренних дел Российской империи) // Сборник Русского исторического общества. М., 2002. С. 127-134.

76 ГА в г. Тобольске. Ф. 152: «Тобольское губернское управление». сующие нас материалы по линии Политагентства отложились, главным образом, в фонде И-461 «Туркестанское Районное Охранное отделение».

Выделим примечательную особенность данной группы источников.

В документах дореволюционного периода мы практически не встретим знакомых этнонимов, таких как узбеки и таджики. Вместо них употреблялось обозначение сарты, происхождение которого было не совсем ясно, что вызывало в дореволюционной историографии перманентные дискуссии.

На деле, обращаясь к архивным материалам, бывает просто невозможно определить, относятся ли упоминаемые в этом случае сарты к узбекам или таджикам. В то же время, этноним сарт не утвердился для обозначения населения Бухарского эмирата, которое разделяли на узбеков и таджиков либо просто именовали бухарцами.

Со знакомым нам этнонимом «киргизы», применительно к описываемому периоду, все тоже обстоит не столь просто. Но, тем не менее, проблема этнической идентификации стоит здесь не так остро, как в случае с сартами. Как правило, географическая привязка в тексте позволяет безошибочно определить, что под киргизами на самом деле подразумеваются казахи.

В научных трудах киргизов подразделяли на киргиз-кайсаков (казахов) и кара-киргизов или черных киргизов, которые и соотносятся с киргизской этнической общностью, проживавшей на территории современного Кыргызстана. Но в реальных обстоятельствах русскими властями и даже маститыми учеными-тюркологами вроде А. Н. Харузина, в период премьерства Столыпина возглавлявшего Департамент Духовных Дел Иностранных Исповеданий при МВД, для обозначения двух этих народов использовался общий этноним - киргизы.

В большинстве случаев данное обстоятельство не создает особых затруднений, впрочем, только до тех пор, пока речь не заходит о Семиречен-ской области. Последняя своими границами перекрывает большую часть территории современного Кыргызстана, захватывая также южные районы Казахстана. Центром ее, к слову, был город Верный, в недалеком прошлом - ка

29 захская столица Алма-Ата, а ныне главный город одноименной области Казахстана.

В Семиреченской области, или Семиречье, проживали и казахи, и киргизы, что подчас серьезно затрудняет этническую идентификацию по официальным документам.

На территории Туркестана, в частности Семиречья, встречались и более мелкие этнические группы - дунгане и таранчи.

Дунгане массово переселялись в Русский Туркестан из Синьцзяна в 1880-х гг. после возвращения их прежней столицы Кульджи под власть Китая и карательного похода в регион цинских войск. За этнонимом таранчи стоят уйгуры, основные районы расселения которых также находились в пределах Китая. В 1880-х после разгрома китайцами Кашгара и возвращения под юрисдикцию Пекина Илийского края они также стали активно переселяться в Россию.

Отдельного внимания заслуживает записка С. Г. Рыбакова, ученого-этнографа, эксперта МВД по вопросам мусульманской веры. Ему принадлежит очерк мусульманских учреждений Российской империи, дополненный проектами и предложениями царских чиновников и мусульманских органи

77 заций, затрагивающими разные стороны жизни мусульманской общины.

Принципиальное значение для анализа событий в Бухарском эмирате имеет «Записка П. М. Лессара о внутреннем положении Бухарского ханства и по его отношениях с Россией» .

Об авторе «Записки.» стоит сказать несколько слов особо. Железнодорожный инженер по образованию Лессар в начале 1880-х гг. занимался прокладкой Закаспийской железной дороги. По собственной инициативе он предпринял рискованную экспедицию по землям туркменских племен, составив подробное географическое описание пограничных с Ираном и Афгани

77 Рыбаков С. Г. Устройство и нужды управления духовными делами мусульман России. Петроград. 1917// Арапов Д. Ю. Ислам в Российской империи (законодательные акты, описания, статистика). М. 2001. С. 267344.

78 Записка П. М. Лессара о внутреннем положении Бухарского ханства и его отношениях с Россией. 1895 г. // Сборник Русского исторического общества. М., 2002. Т. 5 (153). С. 96-126. станом областей. Это занятие имело немаловажное значение в деле демаркации границ, особенно после столкновения с англо-афганским военным отря

79 дом в Пендинском оазисе , грозившем перерасти в полномасштабную конфронтацию между Россией и Британией. Именно тогда Лессар переходит на дипломатическую службу и принимает участие в работе комиссии по определению границ России и Афганистана. После недолгого пребывания в должности российского генерального консула в Ливерпуле Лессар занимает пост императорского политического агента в Бухарском эмирате. Политагент являлся не просто дипломатическими представителем России, но и активным участником внутриполитических процессов в вассальной Бухаре.

К источникам личного происхождения относятся путевые заметки имама X. Альмушева о его поездке в хадж, в ходе которой он посетил Стам

О/Ч бул, Палестину, Египет и Хиджаз , и М. Н. Никольского, члена петербургского Археологического института, в начале XX века совершившего путешествие по Бухаре81.

Хадж-наме Альмушева содержит не очень много сведений об интересующем нас предмете, при этом следует учитывать, что автор однобоко оценивает религиозную политику царских властей, видя в ней одни минусы.

Для М. Н. Никольского характерен непредвзятый, лишенный исламо-фобии, подход к оценке бухарских реалий. Кроме того, он был хорошо осведомлен о положении дел в Бухарском эмирате.

Крайне важным источником для изучения панисламизма и пантюркиз

82 ма является турецкая пресса начала XX века : журналы «Сирати Мустаким», «Терауфуль Муслимин», газета «Хаблул Матин».

Что касается таких критериев, как достоверность информации используемых нами источников и полнота источниковой базы исследования, нужно отметить, что уровень достоверности нашего основного вида источников

79 Данный инцидент произошел весной 1885 г. в верховьях реки Кушка вблизи афганской границы. Российские отряды одержали при этом уверенную победу. В ходе дальнейших переговоров оазис официально отошел к России, что дало англичанам и афганцам веское основание опасаться за судьбу Герата.

80 АльмушевX. Хадж-наме. Нижний Новгород, 2006.

81 Никольский М. Н. Благородная Бухара. СПб., 1903.

82 ЦТ А РУз. Ф. И-461; РГИА. Ф. 821. делопроизводственной документации, порожденной деятельностью соответствующих государственных структур, традиционно считается очень высоким. Кроме того, сличение информации документов центрального и местных ведомств, осуществлявших управление среднеазиатскими владениями России, позволяет говорить о преемственности политического курса и практически не выраженной «самодеятельности» местных административных органов в информационной интерпретации происходящего в сфере ее компетенции. При работе с источниками личного происхождения, которые в нашем случае дополняют документальные источники и позволяют взглянуть на проблему «извне», с позиции общества, мы учитываем их субъективный характер и уровень «заинтересованности» авторов в особой интерпретации тех или иных событий или явлений. Изучив материалы турецкой прессы, мы можем отметить четко выраженную тенденциозность в характеристике политики России в Средней Азии, обусловленную идеями панисламизма и пантюркизма.

Стремясь обеспечить достаточную полноту источниковой базы исследования, мы привлекли исторические источники, позволяющие, с одной стороны, охарактеризовать проблему «изнутри», с позиции центральной и местной администрации, осуществлявшей управление среднеазиатскими территориями, с другой стороны, взглянуть на проблему «извне», с точки зрения представителей российской общественности и противников российского режима в Средней Азии.

Теоретическая и практическая значимость исследования заключается в осмыслении роли ислама как инструмента и объекта политики на среднеазиатской окраине Российской империи. Материалы исследования могут послужить основой для написания монографии, а также разработки программы курсов, посвященных истории Средней Азии и радикальных религиозных течений.

Апробация результатов исследования проведена в ходе ряда всероссийских научных конференций. Всего опубликовано 5 статей общим объемом 2,5 п.л. В том числе, издано 3 статьи в журналах, рекомендованных ВАК.

Структура работы.

Диссертация состоит из введения, трех глав и заключения.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Политика российских властей в отношении мусульманского населения Туркестана и Бухары"

Заключение

Б рамках нашего исследования мы предприняли попытку показать содержание и особенности политики российских властей в отношении коренного мусульманского населения Средней Азии в условиях прямого (Туркестанский край) и косвенного (Бухарский эмират) управления.

В первом случае основу деятельности российских властей на всем протяжении изучаемого периода составляла «политика игнорирования ислама», сформированная первым туркестанским генерал-губернатором К. П. фон Кауфманом. Сохранение привычного уклада жизни мусульманской общины, при котором умма вела практически автономное от властей существование, мягкость режима в данном отношении способствовали быстрому умиротворению Туркестана после силового присоединения его к России. Взамен от местного населения требовалась лояльность новым властям, которую оно в целом и проявляло. Но эффект политики Кауфмана оказался временным и во многом зиждился на личном авторитете первого туркестанского генерал-губернатора.

Вопреки ожиданиям Кауфмана ислам в Туркестане не утратил своего мощного политического и идеологического потенциала даже на фоне принятых администрацией мер.

Попытки пересмотра линии Кауфмана и создания в крае отдельного, контролируемого администрацией муфтията с целью опереться на мусульманское духовенство успехов не возымели.

Дезорганизовав мусульманское духовенство, оградив его от контактов с Уфой и Бухарой, Кауфман и его ближайшие преемники на посту туркестанского генерал-губернатора совершенно не замечали присутствия в крае иной влиятельной силы - суфизма, в особенности, ордена Накшбанди.

Андижанское восстание поставило вопрос о целесообразности следования курсу Кауфмана, но никаких уроков в Петербурге из данной ситуации не извлекли. Забивший тревогу туркестанский генерал-губернатор Духовской, несмотря на приведенные им доводы, не смог поколебать принципы политики игнорирования. Надо признать и тот факт, что хотя Духовский и добивался кардинального пересмотра политики игнорирования, но его начинания в данном направлении отличались импульсивностью и непоследовательностью.

Для центральных властей, политика игнорирования ислама стала, очевидно, удобным поводом, чтобы отгородиться от решения проблем далекой окраины Империи.

Первое десятилетие XX в. стало временем откровений, как для центральных властей, так и для туркестанской администрации. На них обрушился лавинообразный поток ранее не замечавшихся, а также появившихся в новых условиях проблем, пути решения которых были неизвестны.

Туркестанский генерал-губернатор П. И. Мищенко на этом фоне поднимает вопрос о реформировании системы управления краем. Его нельзя назвать последовательным противником политического курса Кауфмана. Он следовал его принципам в вопросах мусульманского паломничества. В то же самое время, Мищенко выступал за установление административного контроля над мусульманскими школами, чего при Кауфмане не было. Авторитет первого генерал-губернатора продолжал довлеть над туркестанской администрацией, но Мищенко сделал первые шаги к демонтажу политики игнорирования. Впрочем, ни он, ни Столыпин, взявший на заметку многие его предложения, не довели это дело до конца и даже не устранили побочные эффекты, косвенно или напрямую политикой игнорирования вызванные.

Обстановку осложняла затянувшаяся, в итоге так и не состоявшаяся передача Туркестана из ведения военных властей в управление гражданской администрации. Данное обстоятельство способствовало консервации неэффективных форм управления краем и обрекало на забвение попытки немногих функционеров из Ташкента провести реформирование местной административной системы. Это в свою очередь вело к дальнейшему моральному разложению низшей администрации и всплескам недовольства властью среди населения.

Просчеты русских властей приняла на вооружение турецкая пропаганда, особенно активизировавшаяся в Средней Азии после 1909 г. Запрет на ввоз в Империю соответствующей печатной продукции совершенно не работал. Косвенным образом в пользу турецких эмиссаров играло отсутствие взаимопонимания между различными ведомствами, в частности, МИДом, МВД и Военным министерством.

Еще одна проблема заключалась в малоэффективной работе Туркестанского Районного Охранного отделения. Секретная агентура ДП довольно успешно действовала в Стамбуле, в то же время в Средней Азии катастрофически не хватало квалифицированных кадров разведки, отсутствовала отлаженная и надежная агентурная сеть, потребность в которой давно назрела. Охранное отделение с трудом отслеживало перемещения по краю турецких подданных, которые чувствовали себя здесь вполне вольготно.

Факты говорят в пользу того, что местное население в целом симпатизировало турецким эмиссарам, принимая их в своих домах, активно участвуя в различных денежных сборах, учреждаемых младотурками, и, нередко вступая в ряды партии «Единение и прогресс». Некоторые представители коренных народов Средней Азии начинают связывать будущее Туркестана с Османской империей или Афганистаном.

Активизация панисламистской пропаганды в Средней Азии фактически была использована властями для наступления на позиции усиливавшегося мусульманского реформаторского движения.

Закономерными итогами политики игнорирования и деятельности панисламистов стало восстание 1916 г.

Политика российских властей в Бухаре имела свои особенности. Они практически не вмешивались во внутреннюю жизнь протектората вплоть до того момента, когда злоупотребления эмира не начали приводить к недовольству населения.

Протекторат постоянно находился под угрозой ликвидации из-за противостояния МИДа с Военным ведомством, которое желало скорейшего его присоединения к Туркестанскому генерал-губернаторству.

Опора России в Бухаре была довольна узка, включая в себя эмира и его ближайшее окружение из числа бывших рабов иранского происхождения, заинтересованных в защите своего благополучия. Попытки распространения в Бухаре русского образования особых успехов не имели.

Мусульманское духовенство эмирата, шейхи суфийских орденов и родня самого эмира в большинстве своем выступали носителями антироссийских настроений, которые усиливались по мере роста недовольства политикой эмира Абдул-Ахада.

Кризис в Бухаре в начале 1910-х гг. показал с одной стороны крайнюю непопулярность утверждаемых Россией эмиров, с другой - неспособность России добиться выдачи организаторов против нее направленных беспорядков.

Введение российских войск в Бухару способствовало консервации кризиса, приобретшего четко выраженную религиозную окраску, но не его решению, которое тем самым было отсрочено на несколько лет.

Таким образом, присоединение Туркестана и Бухары к России способствовало их активному вовлечению в политические и культурные процессы российского и международного масштаба, содействовало постепенному росту либеральных настроений в среде местного населения.

Список научной литературыБороздин, Сергей Сергеевич, диссертация по теме "Отечественная история"

1. Неопубликованные источники1. (РГИА) Российский Государственный Исторический Архив:

2. Ф. 821 «Департамент Духовных Дел Иностранных Исповеданий»: Оп. 8. Д. 612; Оп. 133. Д. 469, 470, 472, 645.2. (ЦТА РУз) Центральный Государственный Архив Республики Узбекистан:

3. Ф. И-1 «Канцелярия туркестанского генерал-губернатора» Оп. 4. Д. 257, 1260, 1278, 1356, 1571, 1632; Оп. 12. Д. 2029; Оп. 19. Д. 900; Оп. 20. Д. 8933; Оп. 22. Д. 431; Оп. 29. Д. 550.

4. Ф. И-2 «Дипломатический чиновник при туркестанском генерал-губернаторе» Оп. 2. Д. 369.

5. Ф. И-19 «Ферганское областное правление» Оп. 1. Д. 720.

6. Ф. И-36 «Начальник города Ташкента» Оп. 1. Д. 1347, 3729, 3755.

7. Алъмушев X. Хадж-наме. Нижний Новгород: ИД «Медина», 2006. 112 с.

8. Никольский М. Н. Благородная Бухара. СПб.: П. П. Сойкин, 1903. 47 с.

9. Рыбаков С. Г. Устройство и нужды управления духовными делами мусульман в России. Петроград, 1917 // Арапов Д. Ю. Ислам в Российской им199перии (законодательные акты, описания, статистика). М.: Академкнига, 2001. С. 267-344.

10. Закон о веротерпимости 17 апреля 1905 г. Извлечения из особого журнала Комитета Министров 25-го января, 1-го, 8-го и 15-го февраля 1905 г. // Арапов Д. Ю. Ислам в Российской империи. С. 175-182.

11. Свод учреждений и уставов управления духовных дел христианских и иноверных иностранных исповеданий. Издание 1896 года (Извлечения) // Арапов Д. Ю. Ислам в Российской империи. С. 190-253.

12. Условия мира, предложенные Генерал-Адъютантом фон Кауфманом Его Высокостепенству Эмиру бухарскому Сеид Музафер Богадур-Хану // История Средней Азии. М.: Евролинц; Русская панорама, 2003. С. 228-234.

13. Дополнение к условиям мира, предложенного Генерал-Адъютантом фон Кауфманом Его Высокостепенству Эмиру бухарскому Сеид Музафер Богадур-Хану // История Средней Азии. С 234-236.

14. Договор, заключенный между Туркестанским Генерал-Губернатором Генерал-Адъютантом фон Кауфманом 1-м и Эмиром бухарским Сеид-Музафером// История Средней Азии. С. 236-239.

15. Высочайше утвержденные 25 июня 1889 года правила о торговле крепкими напитками в Бухарском Ханстве // История Средней Азии. С. 239-243.

16. Записка П. М. Лессара о внутреннем положении Бухарского ханства и его отношениях с Россией. 1895 г. // Сборник Русского исторического общества. М., 2002. Т. 5(153). С. 96-126.

17. Мусульманское движение в Средней Азии в 1910 г. (По архивным материалам Департамента Полиции Министерства внутренних дел Российской империи) // Сборник Русского исторического общества. М., 2002. Т. 5 (153). С. 127-134.1. Литература

18. Абдуллаев К. Последний Мангыт. Сайд Алим Хан и «бухарская революция» Электронный ресурс. URL: http://www.centrasia.ru/newsA.php?st=l 186413780 (Дата обращения: 03.02.2011).

19. Абдуллаев Р. Национальные политические организации Туркестана в 19171918 гг. Автореф. дис. . д-ра ист. наук. Ташкент, 1998. 22 с.

20. Абдурахимова Н. А. Политические процессы в Туркестане (1905-1917). Нукус: Каракалпакстан, 1988. 442 с.

21. Абдурахимова Н., Рустамова Г. Колониальная система власти в Туркестане во второй половине XIX 1 четверти XX в. Ташкент: Изд-во «Университет», 1998. 163 с.

22. Агзамходжаев С. История Туркестанской автономии (Туркистон мухто-рияти). Ташкент: Тошкент ислом университета, 2006. 268 с.

23. Агзамходжаев С. Туркистон мухторияти. Ташкент: Фан, 2000. 246 с.

24. Агзамходжаев С. Туркистон мухторияти: борьба за свободу и независимость (1917-1918). Автореф. дис. д-ра ист. наук. Ташкент, 1996. 42 с.

25. Алексеев И. JI. Н. П. Остроумов о проблемах управления мусульманским населением Туркестанского края // Сборник Русского исторического общества. М., 2002. Т. 5 (153). С. 89-95.

26. Алимова Д. А. Джадидизм в Средней Азии. Пути обновления, реформы, борьба за независимость. Ташкент: Фан, 2000. 166 с.

27. Алимова Н. И. Политика царской России в Туркестане в области национальной культуры (1867-1917 гг.). Автореф. дис. . канд. ист. наук. Ташкент, 2004. 29 с.

28. Арапов Д. Ю. История изучения Бухарского ханства в русской востоковедческой дореволюционной историографии. Автореф. дис. . канд. ист. наук. М., 1978. 15 с.

29. Арапов Д. Ю. Некоторые вопросы истории Бухарского ханства в творчестве академика В. В. Бартольда // Вестник МГУ. Серия «История». 1978. № 3. С. 35-43.

30. Арапов Д. Ю. Бухарское ханство в русской востоковедческой историографии. М.: Изд-во МГУ, 1981. 128 с.

31. Арапов Д. Ю. Система государственного регулирования ислама в Российской империи (последняя треть XVIII начало XX вв.). М.: Академкнига, 2004. 366 с.

32. Арапов Д. Ю. Россия и Средняя Азия в XVIII начале XX вв. (предисловие научного редактора) // Сборник Русского исторического общества. М., 2002. Т. 5 (153). С. 8-10.

33. Аршаруни А., Габидуллин X. Очерки панисламизма и пантюркизма в России. М.: Госиздат, 1931. 219 с.

34. Ахмеджанов Г. А. Российская империя в Средней Азии. История и историография колониальной политики царизма в Туркестане. Ташкент: Фан, 1995. 217 с.

35. Бартолъд В. В. Ислам. Общий очерк. Пг.: Огни, 1918. 95 с.

36. Бартолъд В. В. Культура мусульманства. М.: Леном, 1998. 111 с.

37. Бройдо Г. И. Национальный и колониальный вопрос. М.: Б.и., 1924. 244 с.

38. Васильев Д. В. О политике царского правительства в Русском Туркестане (К вопросу о «русификации») // Сборник Русского исторического общества. М., 2002. Т. 5(153). С. 58-70.

39. Васильев Д. В. Устроитель Туркестанского края (к биографии К. П. фон Кауфмана) // Сборник Русского исторического общества. М., 2002. Т. 5 (153). С. 45-57.

40. Вахидов X. Просветительская идеология в Туркестане. Ташкент: Узбекистан, 1979. 155 с.

41. Восточный вопрос во внешней политике России. Конец XVIII начало XX в./Под ред. Н. С. Киняпиной. М.: Наука, 1978. 436 с.

42. Галузо П. Г. Туркестан колония. М.: Госиздат, 1929. 235 с.

43. Германова В. В. Вторжение Российской империи в Среднюю Азию (Заметки историографа на полях учебников по истории Узбекистана) // Центральная Азия в составе Российской империи/Под ред. С. Н. Абашина. М.: Новое литературное обозрение, 2008. С. 360-381.

44. Гродеков Н. И. Хивинский поход 1873 года. Действия кавказских отрядов. СПб.: тип. В. С. Балашова, 1888. 348 с.28. де Лакост Г. Россия и Великобритания в Центральной Азии. Ташкент: типография штаба Туркестанского военного округа, 1908. 103 с.

45. Джамгерчинов Б. Д. О прогрессивном значении вхождения Киргизии в состав России. Фрунзе: Искра, 1963. 169 с.

46. Дильмухамедов Е., Маликов Ф. Очерки истории формирования рабочего класса дореволюционного Казахстана. Алма-Ата: Наука, 1963. 226 с.31 .Дониёров Ш. Мухторият кисмати // Шарк юлдузи. 1991. № 12. С. 21-30.

47. Досумов Я. М. Прогрессивное значение присоединения Каракалпакии к России // Известия Туркменской ССР. Серия общественных наук. 1959. №2. С. 78-91.

48. Егоренко О. А. Бухарский эмират в период протектората России (18681920 гг.). Историография проблемы. Автореф. дис. . канд. ист. наук. М., 2008. 31 с.

49. Жиренчин К. А. Политическое развитие Казахстана в XIX начале XX в. Алматы: Наука, 1996. 236 с.

50. Ильминский Н. И. Самоучитель русской грамоты для киргизов. Казань: типография Университета, 1861. 129 с.

51. Ильминский Н. И. Из переписки по вопросу о применении русского алфавита к инородческим языкам. Казань: типография Университета, 1883. 47 с.

52. Казем-Заде Ф. Борьба за влияние в Персии. Дипломатическое противостояние России и Англии. М.: Центрполиграф, 2004. 544 с.

53. Кастельская 3. Д. Из истории Туркестанского края (1865-1917). М.: Наука, 1980. 220 с.

54. Кинросс Jl. Расцвет и упадок Османской империи. М.: Крон-пресс, 1999. 696 с.

55. Косбегенов Р. Прогрессивное значение присоединения Каракалпакии к России. Нукус: Каракалпакстан, 1973. 158 с.

56. Котюкова Т. В. Туркестанское направление думской политики России (1905-1917 гг.). М.: Энтер-Графико, 2008. 201 с.

57. Кочаров В. Т. Из истории организации и развития народного образования в дореволюционном Узбекистане (1865-1917). Ташкент: Госиздат УзССР, 1966. 160 с.

58. Лазарев М. С. Крушение турецкого господства на Арабском Востоке. М.: Наука, 1960. 278 с.

59. Литвинов В. 77. Религиозное паломничество: региональный аспект (на примере Туркестана эпохи средневековья и нового времени). Елец: Елецкий государственный университет, 2006. 377 с.

60. Литвинов В. 77. Мусульманское паломничество в царской России: исто-рико-антропологический аспект (на примере Туркестана 1865-1917 гг.). Ав-тореф. дис. . канд. ист. наук. Елец, 2007. 23 с.

61. Литвинов 77. П. Государство и ислам в Русском Туркестане (1865-1917): по архивным материалам. Елец: Елецкий государственный университет. 1998. 566 с.

62. Литвинов 77. 77. Прокурорский надзор в кочевых судах Русского Туркестана//Вестник ЕГУ. 2002. Вып. 1. С. 81-90.

63. Литвинов 77. 77. Органы департамента полиции МВД в системе "военно-административного" управления Русским Туркестаном: по архивным, правовым и иным источникам. Елец: Елецкий государственный университет, 2007. 539 с.

64. Масалиева О. М. История Бухарского, Хивинского, Кокандского ханств в англо-американской историографии XX в. Автореф. дис. . канд. ист. наук. Ташкент. 1999. 29 с.

65. Матвеева Н. В. Представительство России в Бухарском эмирате и его деятельность (1886-1917 гг.). Автореф. дис. . канд. ист. наук. Душанбе, 1994. 23 с.

66. Михайлов А. А. Первый бросок на юг. М.; СПб.: Аст; Северо-Запад Пресс, 2003. 429 с.

67. Моисеев В. А. Россия и Китай в Центральной Азии: (Вторая половина XIX в. 1917 г.). Барнаул: Аз Бука, 2003. 345 с.

68. Наливкин В. Краткая история Кокандского ханства // История Средней Азии. М.: Евролинц; Русская панорама, 2003. С. 250-461.

69. Наливкин В. 77. Туземцы раньше и теперь. // Мусульманская Средняя Азия: традиционализм и XX век. М., 2004. Т. 1. С. 21-114.

70. Нишанова Д. А. Англо-американская историография о Средней Азии (рекомендации учителям истории). Ташкент, 1994. 145 с.

71. Нуриманов И. Хадж мусульман России из прошлого к настоящему // Хадж российских мусульман. Нижний Новгород: ИД «Медина», 2008. С. 6779.

72. Нуртазина Н. Д. Казахстан и Средняя Азия: тенденции развития духовной общности на рубеже XIX XX вв. Автореф. дис. . канд. ист. наук. Ал-маты, 1993. 24 с.

73. Остроумов Н. П. Критический разбор мухаммеданского учения о пророках. Казань: типография Университета, 1874. 55 с.

74. Остроумов Н. П. Что такое Коран? Ташкент: типография, аренд. Ф. В. Ба-зилевским, 1883. 156 с.

75. Остроумов Н. П. Сарты. Этнографические материалы. Ташкент: кн. маг. «Букинист», 1896. 272 с.

76. Остроумов Н. П. Аравия и Коран (Происхождение и характер ислама). Казань: типо-литография Императорского Университета, 1899. 256 с.

77. Остроумов Н. Я. Исламоведение. Введение в исламоведение. Ташкент: Туркестанские ведомости, 1914. 216 с.

78. Петросян Ю. А. Османская империя. М.: Эксмо, 2003. 416 с.

79. Пуговкина О. Г. История Туркестана в наследии российской историографии середины XIX начала XX в. (политические и экономические аспекты). Автореф. дис. . канд. ист. наук. Ташкент, 2006. 23 с.

80. Раджабов К. К. Вооруженное движение в Туркестанском крае против советского режима (1918-1924 гг.). Автореф. дис. . д-ра ист. наук. Ташкент, 2005. 39 с.

81. Расул-Заде М. Э. О пантуранизме. Оксфорд: Oxford University Press, 1985. 182 с.

82. Риштия С. К. Афганистан в XIX в. М.: Изд-во иностранной литературы, 1958. 487 с.

83. Рыску лов Т. Революция и коренное население Туркестана. Ташкент: Уз-давнашр, 1925. 214 с.

84. Садыков X. Колониальная политика царизма в Туркестане и борьба за национальную независимость в начале XX века. Автореф. дис. . д-ра ист. наук. Ташкент, 1994. 20 с.

85. Сальков В. П. Андижанское восстание 1898 года. Казань: Типолитография Императорского Университета, 1901. 130 с.

86. Сапаргалиев Г. С. Карательная политика царизма в Казахстане. Алма-Ата: Наука, 1966. 298 с.

87. Сафаров Г. Колониальная революция (Опыт Туркестана). М.: Госиздат, 1921.360 с.

88. Сибгатуллина А. Контакты тюрок-мусульман Российской и Османской империй на рубеже XIX XX вв. М.: Институт востоковедения РАН, 2010. 264 с.

89. Снесарев А. Е. Афганистан. М.: Русская панорама, 2002. 272 с.

90. Содиков X. Хурриятдан мухториаттача // Фан ва турмуш. 1991. № 2/3. С. 44-56.

91. Столпы ислама. Хадж. М.: издатель С. Т. Корнеев, 2000. 32 с.

92. ТримингэмДж. С. Суфийские ордены в исламе. М.: София, ИД «Гелиос», 2002. 480 с.

93. Туркестан в начале XX в.: к истории истоков национальной независимо-сти/Науч. ред. Р. Я. Раджапова. Ташкент: Фан, 2000. 164 с.

94. Туркистоний М. Улуг Туркистон фожиаси. Мадина: Б. и., 1979. 138 с.

95. Турсунов X. Восстание 1916 года в Средней Азии и Казахстане. Ташкент: Госиздат УзССР, 1962. 428 с.

96. Тухтаметов Т. Г. Русско-бухарские отношения в конце XIX начале XX в. Победа Бухарской народной революции. Ташкент: Госиздат УзССР, 1966. 178 с.

97. Тухтаметов Т. Г. Амударьинский отдел: Социально-экономическое и политическое значение для Хорезмского оазиса. Нукус: Каракалпакстан, 1977. 165 с.

98. Тухтаметов Т. Г. Россия и Бухарский эмират в начале XX в. Душанбе: изд-во ДГПИ, 1977. 188 с.

99. Усманова Л. Первые мечети в Японии // Гасырлар Авазы (Эхо веков). 2005. №2. С. 63-71.

100. Фадеева И. Л. Официальные доктрины в идеологии и политике Османской империи (османизм панисламизм). М.: Наука, 1985. 271 с.

101. Федоров Е. Очерки национально-освободительного движения в Средней Азии. Ташкент: Б.и., 1925. 237 с.

102. Халфин Н. А. Присоединение Средней Азии к России (1860-е 1890-е гг.). -М.: Наука, 1965. 280 с.

103. Харузин А. Н. Библиографический указатель статей, касающихся этнографии киргизов и каракиргизов. 1734-1891 гг. М.: Т-во скоропеч. А. А. Ле-венсон, 1891. 68 с.

104. Харузин А. Н. К вопросу о происхождении киргизского народа. М.: Т-во скоропеч. А. А. Левенсон, 1895. 92 с.

105. Хасанов М. Альтернатива // Звезда Востока. 1990. № 7. С. 105-124.

106. Хасанов М. «Кокандская автономия» и некоторые ее уроки // Общественные науки в Узбекистане. 1990. № 2. С. 41-53.

107. Худайкулов А. Просветительская деятельность джадидов Туркестана (конец XIX нач. XX в.). Автореф. дис. . канд. ист. наук. Ташкент, 1995. 23 с.

108. Центральная Азия в составе Российской империи/Под. ред. С. Н. Абаши-на. М.: Новое литературное обозрение, 2008. 464 с.

109. Шпилъкова В. И. Младотурецкая революция 1908-1909 гг. М.: Наука, 1977. 294 с.

110. Abdurakhimova N. The Colonial System of Power in Turkestan // International Journal of Middle East Study. 2002. N 4. P. 54-72.

111. Aydin C. The Politics of Anti-Westernism in Asia: Visions of World Order in Pan-Islamic and Pan-Asian Thought. N. Y.: Columbia University Press, 2007. 368 P

112. Boulger D. England and Russia in Central Asia. Vol. I. L.: W. H. Allen & Co, 1879. 348 p.

113. Boulger D. England and Russia in Central Asia. Vol. II. L.: W. H. Allen & Co, 1879. 427 p.

114. Carrere d'Encausse H. Islam and the Russian Empire: Reform and Revolution in Central Asia. Berkeley: University of California Press, 1988. 298 p.

115. Crews R. For Prophet and Tsar. Islam and Empire in Russia and Central Asia. L.: Harvard University Press, 2006. 463 p.

116. Curzon G. Russia in Central Asia in 1889 and the Anglo-Russian Question. L.: Longmans, Green and Co, 1889. 477 p.102. de Cholet, le Comte. Excursion en Turkestan et sur la frontiere russo-afghane. Paris: E. Plot, Nourrit et Cie, 1889. 281 p.

117. Dobson G. Russia's railway advance into Central Asia. L.: W. H. Allen & Co, 1890. 439 p.

118. Engineer A. They too fought for India's freedom: the role of minorities. Delhi: Hope India publications, 2005. 214 p.

119. HayitB. Turkestan in XX Jahrhundent. Darmstadt: Leske Verlag, 1956. 215 s.

120. Hopkirk P. The Great Game: The Struggle for Empire in Central Asia. Oxf.: Oxford University press, 2001. 562 p.

121. Khalid A. The politics of Muslims Cultural Reform: Jadidism in Central Asia. Berkeley: University of California Press, 1998. 336 p.

122. Lemercier-Quelquejay Sh. Muslim national minorities in Revolution and civil war. Soviet nationalities in strategic perspectives. Sydney: UN SW Press, 1985. 361 p.

123. Malleson. G. Herat: the granary and garden of Central Asia. L.: Allen & Co, 1880. 196 p.

124. Mohammad Shah. Pan-Islamism in India & Bengal. Karachi: Royal book company, 2002. 218 p.

125. Ozcan A. Pan-Islamism: Indian Muslims, the Ottomans and Britain, 18771924. N. Y.: Brill, 1997. 219 p.

126. Sahadeo J. Russian colonial society in Tashkent, 1865 1923. Bloomington: Indiana University Press, 2007. 310 p.

127. Skrine F., Ross E. The Heart of Asia. History of Russian Turkestan and the Central Asian Khanates from the Earliest Times. L.: Methuen & Co, 1899. 444 p.

128. SoucekS. A history of Inner Asia. Cambridge: Cambridge University Press, 2003. 384 p.

129. Vambery A. The coming struggle for India. L.: Cassel & company, 1885. 214 P