автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.03
диссертация на тему: Понятие границы: рецепция Ф.М. Достоевского в австрийской литературе
Полный текст автореферата диссертации по теме "Понятие границы: рецепция Ф.М. Достоевского в австрийской литературе"
005008842
На правах рукописи
КИСЕЛЕВА МАРИЯ ВЛАДИМИРОВНА
ПОНЯТИЕ ГРАНИЦЫ: РЕЦЕПЦИЯ Ф.М. ДОСТОЕВСКОГО В АВСТРИЙСКОЙ литературе (Ф. Кафка и Р. Музиль)
Специальность 10.01.03. — Литература народов стран зарубежья
Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук
2 0Е8 26:2
Москва — 2012
005008842
Работа выполнена на кафедре Сравнительной истории литератур
ИФИ РГГУ
Научный руководитель:
Доктор филологических наук, профессор Павлова Нина Сергеевна
Официальные оппоненты:
Доктор филологических наук, профессор Жеребин Алексей Иосифович
Член-корр. РАЕН, доктор философских наук, кандидат филологических наук, Кондаков Игорь Вадимович
Ведущая организация:
Институт мировой литературы Российской академии наук
Защита состоится « / » ЖЛрТЬ— 2012 года в___________часов на
заседании совета по защите докторских и кандидатских диссертаций Д 212.198.04 при Российском государственном гуманитарном университете по адресу: ГСП-3,125993 Москва, Миусская пл., д. 6.
С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Российского государственного гуманитарного университета
Автореферат разослан « » £/¿^£/1^ 2012 года
Ученый секретарь совета,
кандидат филологических наук, доцент^^ В.Я. Малкина
Общая характеристика работы
Актуальность исследования определяется интересом современной филологии к трансляции художественных проблем и образов в литературных произведениях авторов, существующих в «большом времени» (М.М. Бахтин).
Рубеж веков, когда создавались культурные шедевры классического модерна, время символическое — это время на границе, или, как говорят немцы, на «пороге» («литература поселилась на пороге между эпохами» — пишет Р. ббгпег). Ряд культурноисторических рефлексий писателей, ощущение мира на грани апокалипсиса, а себя на разломе «классического» и «нового» — понятие «классического модерна» уже в самом себе заключает некую «пограничность», являясь одновременно и классическим, и современным — позволяет осмыслить литературу модерна через проблему границы в ее многообразных смыслах. Феномен границы в творчестве австрийских писателей, в романах Ф. Кафки и Р. Музиля, появляется на сюжетном уровне, как постоянный компонент мотивов превращения, преступления и двойничества. Вместе с тем проблема границы осмысляется и глубоко мировоззренчески в контексте метафизических, религиозных и эстетических вопросов, к которым обращаются эти авторы в своих дневниках и эссеистике. Отдавая отчет в своей причастности к традиции прошлого, и Музиль, и Кафка сами указывали на то, что во многом проблематика их романного творчества восходит к поэтике Достоевского, а не только продолжает линию немецкого романтизма. Для истории мировой литературы чрезвычайно важны феномены «обратной трансляции». В произведениях Достоевского этот феномен очевиден: австрийская литература эпохи модерна обращается к романам Достоевского, на которого, в свое время, сильное влияние оказало творчество немецких романтиков, в особенности произведения Э.-Т.-А. Гофмана и Ф. Шиллера. Проблематика взаимовлияния литератур и поиск истоков этих взаимовлияний остается актуальной темой и в начале XXI века.
В данной работе впервые устанавливается многообразие связей поэтики романов Достоевского и Музиля и продолжается исследование темы рецепции Достоевского в творчестве Кафки на новом материале. Концептуальной основой работы является
восприятие и переосмысление проблемы «границы» как мотива, темы и мировоззренческой проблемы в рецепировании творчества и в интересе к биографии Достоевского австрийскими писателями. Таким образом, объектом исследования является рецепция поэтики Достоевского Кафкой и Музилем в их творчестве. Предметом анализа является понятие границы, содержание и объем которого позволяет автору осуществлять анализ рецепции Достоевского в творчестве австрийских писателей, во-первых, как анализ «границы» между «чужим» и «своим», что прослеживается в эстетических принципах, зафиксированных в эссеистических и дневниковых заметках Кафки и Музиля; во-вторых, как понятие, которое адекватно очерчивает предметную рецептивную область анализа совокупности художественных мотивов и приемов, позволяющих провести сравнение поэтики романов Достоевского, Кафки и Музиля.
Основным материалом для исследования послужило романное и дневниковое наследие Достоевского, Кафки и Музиля. Для точного установления возможного влияния Достоевского на поэтику Кафки и Музиля автор исследования пользовался тем собранием сочинений Достоевского в переводе E. K. Rahsin на немецкий язык в издании Piper-Verlag 1906 — 1919, которое было доступно австрийским писателям. Анализ сосредоточен на романах Достоевского «Записки из подполья» и «Преступление и наказание», наиболее востребованных в немецкоязычных рецепциях рубежа веков, а также на его последнем романе «Братья Карамазовы», оказавшем колоссальное влияние на Кафку и Музиля. Критерий выбора материала определялся фактом их знакомства с этими романами Достоевского (дневниковые записи писателей), а также отражением и переосмыслением проблематики этих романов в собственном романном творчестве австрийцев. Для изучения отголосков тем и мотивов романов Достоевского в текстах этих авторов были приняты во внимание все их творчество, однако в анализе нашли отражение лишь те произведения, в которых проблематика «границы», идущая от Достоевского, выражена наиболее концентрировано. Это — повесть Кафки «Превращение», а также его роман «Процесс» и два романа Музиля — «Душевные смуты воспитанника Терлеса» и «Человек без свойств». Произведения берутся в новейшем комментированном дигитализирован-
ном издании Walter Fanta, Klaus Amann и Karl Corino (2009) на языке оригинала, вобравшие в себя все художественные сочинения во всех редакциях, дневники, письма, статьи, эссе, черновики, рецензии современников, а также ранее неопубликованные тексты.
При описании немецкоязычного контекста, в котором воспринималась «пограничная» проблематика Достоевского, привлечен также широкий круг работ современников Музиля и Кафки: первые диссертации (Th. Kampmann) и монографии (N. Hoffmann), статьи, исследующие преступление как социальную проблему (Karl Woermann, A von Reinhold, G. Rollard), занимающиеся проблемой психопатологии, пограничности человеческого сознания с антропологической, медицинской, юридической и религиозной точек зрения (см. статьи C. Lombroso, М. Tschiz, Т. Segaloff, A. Wulffen, J. Stern, Мах Scheler, K. Pfleger, H.G. Richter и др.).
Теоретико-методологическую основу работы составляют исследования отечественных компаративистов: В.Е. Багно, Н.Я Берковского, А.Л. Бема, Я.Э. Голосвкера, В.М. Жирмунского, ГАТиме, Д.И.Чижевского, И.О. Шайтанова и др.; в связи с вопросом о роли Ф.М.Достоевского в мировой литературе автор опирается на исследования русских мыслителей: Н.А. Бердяева, С.Н. Булгакова, В.И. Иванова, Д.С. Мережковского, В.В.Розанова, Ф.А. Степуна и др. Основными работами по творчеству Ф.М. Достоевского, в том числе его рецепции в Германии явились исследования отечественных специалистов: K.M. Азадовского, М.М. Бахтина, К.А. Баршта, В.Е. Ветловской, В.А. Викторовича, ИЛ. Волгина, H.H. Вильмонта, В.В.Дудкина, В.Н. Захарова, В.К. Кантора, Т.А. Касаткиной, Л.И. Са-раскиной, К.А. Степаняна, Г.М. Фридлендера и др, а также зарубежных достоеведов и компаративистов: S. Aloe, H-J- Gerigk, D. Kemper, R. Lachmann, D. Martinsen, L. Muller, R. Nicolosi, W. Schmidt, и др.
Для постановки проблемы данного исследования большую роль сыграли компаративистские работы о влиянии Достоевского на Кафку (Д. П. Рысаков, H. Binder, Josef J. Ranftl, M. Spilka и др.) и Музиля (Т.А. и В.А. Свительские, A.A. Пушкарев, W. Feld, J. Strutz, J. Kraus), а также диалога между Кафкой и Музилем (Edwin Vanecek, Hans-Peter Kunisch, James M. Hawes, Josef Strelka, Horst Althaus).
Особенно важны для диссертанта были тематические периодические издания: журнал «Dostoevsky Studies. The Jornal
of the International Dostoevsky Society» и ежегодник «Deutsche Dostojewskij-Gesellschaft», серия монографий Musil-Studien и жу-раналов Musiliana и Musil-Forum, а также журналы «Kafka: Schriftenreihe der Deutschen Kafka-Gesellschaft» и «Kafka: Zeitschrift für Mitteleuropa (Hrsg.: Goethe Institut Inter Nationes)», «Ежегодник Австрийской библиотеки в Санкт-Петербурге» (на немец, языке под ред. А. Белобратова; в особенности: «Австрийская литература: границы и переходы» 1994 г., «Dostojewskij und die russische Literatur in Österreich seit der Jahrhundertwende» (1994), «Wien und St. Petersburg um die Jahrhundertwende(n)» (2001).
Работы западных ученых по проблемам австрийского модерна в целом (Jacques Le Rider, Dagmar Lorenz, Mirko Gemmel, Stefan Simonek, Sabina Becker, Helmuth Kiesel, Petra Renneke, Monika Unzeitig, Eva-Maria Siegel, Reto Sorg; Stefan Bodo Würffel) и, в частности, по поэтике Музиля (H. Arntzen, W. Fanta, K. Corino, K. Amann, P.-A. Alt, D. Goltschnigg, M. Luserke, J. Strelka, J. Strutz, A. M. Kochs,
B. Neyemeyer, B. Nübel, W. Schraml, M-L. Roth) и Кафки (H. Binder, J. Thermann, R. J. Kaus, W. Fromm, J. Ferk, U. Seiler, K. Kum, C. He-bell); специальные работы, посвященные феномену границы в творчестве писателей (Ph. H. Beard, U. Karthaus, J. Vogl, R. Zeller,
S. Deutsch, H.G. Pott, Ph. Payne, H. M. Dietz, Th. Pekar, A. Zingel, K. Johann, G. Mattenklott, Ch. Dawidowski, J. Magnou, J. Schröder, V. Fichot, A. Töns, J. Schillemeit, R. Görner, H. Göhler), явились базой для компаративистских штудий и формирования собственной концепции.
Диссертант опирался на исследования отечественных ученых эпохи венского модерна и творчества Р.Музиля и Ф.Кафки: Ю.И. Архипова, А.В. Белобратова, А.И. Жеребина, Д. Затонского, A.B. Карельского, Н.С. Павловой, Н.С. Сейбель и др. Для понимания сравнительного контекста эпохи были чрезвычайно важны работы отечественных исследователей литературы Серебряного века: Н А. Богомолова, И.В. Кондакова, Н.В.Котрелева, A.B. Лаврова, Д.М. Магомедовой, В.В. Полонского, Н.Д.Тамарченко и др.
В исследовании были использованы немецкоязычные работы по рецептивной эстетике, типологического, генетического сравнительного методов, а также структурно-функционального анализа (H.R. Jauß, W. Iser, Р. Zima, J. Leenhard, P. J6zsa), а также исследования французских литературоведов-структуралистов (Р.Барта,
Ю. Кристевой, М.Фуко). Тщательное исследование процесса чтения Достоевского Музилем и Кафкой по их дневникам создало методологическую основу для применения типологизаций и обоснования возможности типологических сравнений художественных текстов данных авторов.
Степень разработанности темы подробно рассматривается в одном из разделов работы. Если существует ряд исследований, посвященных влиянию Достоевского на Кафку, то рецепция Музилем Достоевского в музилеведении практически не рассматривалась. Кроме нескольких статей о влиянии романов Достоевского «Записки из подполья» (W. Feld 1987/88), «Преступление и наказание» (Т.А., В.А. Свительские 1975, J. Kraus 2000) и «Бесы» (А. Пушкарев 1993, J. Strutz 1994) монографий, посвященных сравнению поэтики Достоевского и Музиля, нет. Не существует также работ, затрагивающих дневниковый материал Музиля как доказательство его интереса к художественным принципам Достоевского, а центральный роман русского классика «Братья Карамазовы», который, безусловно, нашел свой отклик в романе Музиля «Человек без свойств», не составляет предмета ни одного компаративного исследования. Последний роман Достоевского также практически не берется во внимание в связи с анализом творчества Кафки. Если для сопоставительных исследований поэтики Достоевского и Кафки служат, как правило, романы «Двойник» (М. Spilka 1959, J. J. Ranftl 1991, R. Poggioli 1946), и «Преступление и наказание» (Н. Binder, М. Church 1969, J. J. Ranftl 1991, Д. П. Рысаков 2002), то роман «Братья Карамазовы» остается неизученным.
Цель данного исследования — рассмотреть рецепцию романного творчества Достоевского в поэтике Кафки и Музиля, в особенности тех произведений, которые ранее не были предметом сравнительно-литературоведческого анализа, в контексте метафизически и мифопоэтически значимого понятия границы в культуре модерна.
Для достижения этой цели необходимо решить следующие задачи:
• определить функциональность понятия границы в венском модерне:
• описать рецепцию немецкоязычной литературой первой трети XX в. творчества Ф.М.Достоевского, а также содер-
жательного разнообразия темы граница в художественном мире Достоевского;
• проанализировать тематически-смысловой контекст отсылок к имени Достоевского в дневниках, письмах, статьях и эссе Музиля и Кафки; очертить круг проблем, связанных с их интересом к творчеству Достоевского;
• рассмотреть повесть «Записки из подполья» как центральный текст Достоевского для эпохи модерна и проследить его тематические отголоски — образ «последний стены», границы между человеком и насекомым, индивидуумом и массой, понятие «обратной эволюции», инерции и др. — в поэтике художественных произведений Кафки «Превращение» и Музиля «Душевные смуты воспитанника Терлеса», «Человек без свойств»;
• установить связь романа «Душевные смуты воспитанника Терлеса» с романом «Преступление и наказание», проанализировав аналогии мотивов «переступания границы», сюжетных структур и системы персонажей;
• критически пересмотреть гипотезу американского исследователя Юстиса Крауса (Justice KrausV считающего, что роман «Преступление и наказание» пародийно осмысляется в «Человеке без свойств»; доказать, что этот роман Достоевского является одним из источников «Душевных смут воспитанника Терлеса»; привести аргументы для понимания романа «Братья Карамазовы» как одного из значимых источников проблематики романа «Человека без свойств»;
• проанализировать переклички тематизации границы в поэтике романов Достоевского и Музиля (граница между виной и невиновностью, двойничество и др.); выявить их дальнейшее переосмысление Музилем;
• рассмотреть мотив «вины без преступления» в «Братьях Карамазовых» (граница между виновностью и невиновностью) как один из ключевых источников проблематики «Процесса» Кафки.
Научная новизна работы определяется введением в научный оборот новой темы рецепции Достоевского в творчестве австрийских писателей эпохи модерна и нового материала, в особенности в свя-
зи с исследованием романа «Братья Карамазовы» как одного из источников творчества Кафки и Музиля. Новизна состоит в самой постановке проблемы исследования. Тщательный анализ дневниковых записей, писем и черновиков позволил установить точку пересечения тематических интересов Кафки, Музиля и Достоевского и показать, что многообразие смыслов понятия-проблемы-феномена границы» («ограниченность», «пограничность», «разграничение», «метаморфоза», «двойничество» и др.) позволяет показать множественность рецептивных линий, идущих от поэтики Достоевского к творчеству австрийских писателей. Сопоставительный анализ текстов в этом контексте сделал возможным впервые увидеть внутренние отсылки к роману Достоевского «Братья Карамазовы» в романах Кафки и Музиля.
Положения, выносимые на защиту следующие:
1) понятие граница адекватно культурному контексту эпохи модерна, связанной с осмыслением нового отношения между человеком и реальностью; в этом контексте возрастает интерес австрийских литераторов к поэтике Достоевского как писателя осмысляющего героя, выходящего «за границы реальности, в беспредельность» (С. Цвейг);
2) «Записки из подполья» как один из основных текстов Достоевского, интересующий литературу эпохи модерна, участвовал в обновлении ее художественного языка, образной системы, создании новых тем, насыщенных метафизическим содержанием (например, образы насекомого в «Превращении» Ф. Кафки, в «Душевных смутах воспитанника Терлеса» и в «Человеке без свойств» Р. Музиля);
3) анализ проблемы переступания «границы» в романах «Преступление и наказание» и «Душевные смуты воспитанника Терлеса» доказывает, что роман Достоевского относится к значимым источникам, используемым Музилем при создании собственной художественной системы и образности;
4) роман Достоевского «Братья Карамазовы» определяется как «отправной пункт» в трактовке границ осознания вины: потеря границы в идее тотальной жертвенности («Процесс» Кафки) и попытка найти границу посредством иронии для преодоления этого чувства («Человек без свойств» Музиля);
5) анализ интертекстуальных отношений в художественной системе «Человека без свойств» в связи с мотивом двойничества
показал наличие внутренних отсылок к роману «Братья Карамазовы», выраженных в «парной» системе персонажей: у Достоевского — Иван/Смердяков, у Музиля — теоретик Ульрих/убийца Моо-сбругер; а также рецепировании идей поэмы Ивана Карамазова «Великий Инквизитор» в главе, посвященной разговору Арнгейма с Богом («Человека без свойств»);
6) анализ интертекстуальных отношений таким образом позволяет ввести новый тип двойника, берущий начало у Достоевского (Смердяков) и развитый у Музиля, который навязывет свое понимание идей героя и провоцирует его на «переступание границы»; этот тип не возникает из части тела героя как в романтической литературе, а является изначально самостоятельным индивидом,
7) анализ становления героя через «переступание границы» в романном творчестве всех трех писателей выявил типологию взаимосвязи пространства и героя в состоянии кризиса. Герой первого типа, соответствующий классическому роману воспитания, открывает дверь в открытое пространство (Раскольников, признающий свою вину на площади; Терлес, уехавший из закрытого учебного заведения; герой через признание своей вины, пройдя через ряд испытаний, вновь обретает свое «Я»); герой второго типа — герой обратной эволюции, движущийся от образа человека к образу насекомого, животного и т.п. (герои романов Кафки, не сумевшие открыть и войти в им принадлежащие двери; предпосылки — в метафоре насекомого из «Записок из подполья»); герой третьего типа преодолевает кризис через приобщение к / растворение в массе, метафорично представленной как муравьиная куча/пчелиный рой, и т.п. (образ города и герои, растворившиеся в нем в романах «Записки из подполья» и «Человек без свойств»); герой четвертого типа только пытается бороться с «омуравлением» общества, представляя тип инертного героизма (подпольный человек Достоевского, Ульрих Музиля).
8) Сопоставление романов «Братья Карамазовы» и «Процесс» через образы Ивана Карамазова и Йозефа К. и их отношения к проблеме признания вины определило эволюцию отношения к жертве, жертвенности и ее границам от Достоевского к Кафке благодаря нахождению параллелей в художественных приемах работы писателей (конструировании пространства, роли в композиционной структуре мотивов слухов и анекдотов и др.). Понима-
ние «жертвы» как «позора» героя не противоречит христианскому переживанию этого состояния, но в романе Кафки ведет к утверждению его абсурдности, сохраняя при этом высокий метафизический уровень произведения.
Научно-практическая значимость исследования состоит в возможности применить материалы диссертации в курсах высших учебных заведений филологических специальностей, в особенности в лекциях по немецкой литературе XX века, а также в курсах компаративистики. Итогом проделанной работы могут стать публикации отдельных разделов диссертации в виде статей или монографии, а также перевод и публикация на русском языке ранее неизвестных газетных и журнальных источников рецепции Достоевского в Австрии и Германии первой трети XX века, использованных при написании диссертации.
Апробация результатов исследования осуществлялась:
1) на заседаниях кафедры сравнительной истории литератур Историко-филологического факультета РГГУ;
2) на коллоквиумах для аспирантов и докторантов проф. Й. Фогля (факультет германистики Берлинского университета им. В. Гумболвдта) и проф. С. Франк (факультет славистики Берлинского университета им. В. Гумбольдта);
3) в докладах на международных конференциях:
• «Роберт Музиль читающий Достоевского: концепт потрясения» «Robert Musil als Dostojewskij-Leser: Erschütterungskonzept». Международная конференция для молодых аспирантов и докторантов. JFSL-Konferenz. Пассау 6 — 9 октября 2011.
• «Обратная эволюция: образ насекомого в романах Достоевского, Кафки и Музиля». Международная конференция Visionen der Zukunft um 1900 in der deutschen, österreichischen und russischen Kultur кафедры германской филологии им. Томаса Манна ИФИ РГГУ 2-4 декабря 2010г.
• «Диалог и двойничество: Федор Достоевский и Роберт Музиль» XIV Международный симпозиум Достоевского (International Dostoevsky Society). Instituto italiano per gli studi fi-losofici, Napoli. 13 — 19 июня 2010.
• «Мотив «Востока» и образ России в текстах Р. Музиля». («Das Motiv des Ostens und das Bild Russlands in Robert Mu-
sils Texten»), Международная студенческая конференция в Христиан-Альбрехт Университете г. Киль Германия 2010. Institut für Slawistik. Christian-Albrechts-Universität zu Kiel. Konferenz: Junge Slawistik im Dialog. 29-30 января 2010.
• «Внутренний диалог P. Музиля с Ф. Достоевским: проблема реального и возможного преступления» («Robert Musil im inneren Gespräch mit Dostojewskij: realisiertes und realisierbares Verbrechen»). Международная конференция «Культуры и литературы между Востоком и Западом. Прага, Чехия 7. — 9 октября 2009.
• «Преступление как идея: Достоевский и Музиль». Международная конференция Русского Общества Достоевского. Коломна — Зарайск — Даровое. 25-29 августа 2009. «Пере-ступание границы как способ познания: «Преступление и наказание» Достоевского и «Душевные смуты воспитанника Терлеса» Музиля». Международная конференция «Лотма-новские чтения. Пограничные феномены культуры». Таллинн, Эстония. 4 — 7 июня 2009.
• «Рецепция Р. Музилем Ф.М. Достоевского на материалах дневников и эссе». («Musils Dostojewski-Rezeption am Beispiel seiner Tagebücher und Essays»), Международная студенческая конференция в Христиан-Альбрехт Университете г. Киль Германия 2009. Institut für Slawistik. Christian-Albrechts-Universität zu Kiel. Konferenz: Junge Slawistik im Dialog 29 — 30 января 2009.
Публикации по теме диссертации приведены в конце автореферата. Структура работы определяется поставленными целями и задачами. Работа состоит из введения, двух разделов, включающие пять глав, заключения и библиографии.
Содержание работы
Во Введении определяются актуальность, объект и предмет исследования, степень изученности темы, ставятся цели и задачи, выявляется ее методологическая основа, определяется новизна исследовательских задач.
В первом разделе диссертации вводится понятийный аппарат и дается историографическое обоснование исследования. Второй раздел посвящен сопоставительному анализу художественных
произведений Достоевского, Кафки и Музиля в контексте культуры модерна через рецепцию проблемы «границы» в ее разнообразных аспектах.
Первый раздел «Проблема границы между традицией и модерном» состоит из трех глав и шести параграфов.
В первой главе «Понятие «границы» и австрийская литература эпохи модерна» проблема «границы» анализируется в теоретическом ключе. В первом параграфе «Граница как предмет и метод исследования в философском и научном дискурсе» определяются различные методологические стратегии и функциональные значения понятия границы. Параграф выполняет задачу общего методологического и историко-научного введения в дальнейшее исследование. Автор дает краткий, но необходимый философский обзор концепций границы в античности (Аристотель), в христианском мире (Августин), в немецкой классической философии (И. Кант, Г.Фихте; Г.-В.-Ф. Гегель). Первоначальная интенция в преодолении и разрушении границ связывается с философией Ф. Ницше, в которой берут свое начало декаданс и грядущая культура модерна. Благодаря этому краткому обзору диссертант обосновывает мысль, что понятие границы, развиваясь в интеллектуальной истории Европы, является адекватным культуре модерна1, а не произвольно выбранным авторским понятийным приемом.
Далее автор переходит к краткому обзору понятия граница в гуманитарном знании: рассматривается «философский подход» М.М.Бахтина и структурно-семиотическая теория Ю.М. Лотмана. Отчасти продолжение идей Лотмана автор видит в исследованиях проектной группы германистов под руководством Н.Т. Ры-маря. Диссертант выделяет два аспекта, релевантных его дальнейшей работе: 1) граница как необходимое понятийное средство анализа текста, моделирующее «пространство текста» (Лотман); 2) «граница как механизм смыслопорождения» (Ры-марь). Базируясь на принципах коммуникации художественных текстов, диссертант в дальнейшем применяет оба аспекта для анализа отношений между текстами Достоевского, Кафки и Му-
' Существует несколько определений понятия «модерн»: широкое — от начала Нового времени или от конца XVIII в.; узкое — рубеж XIX — XX вв.
зиля, опираясь на обозначенные в этом параграфе методологические стратегии.
Во втором параграфе «Граница как проблема между «своим» и «чужим» в австрийской литературе рубежа веков» тема границы рассматривается в текстах ранних современников Кафки и Му-зиля — «младовенцев» Г. фон Гофмансталя, Г. Бара и др. Кратко характеризуя дискуссию вокруг самого по себе «пограничного» термина «литературный модерн», автор акцентирует его прочтение через метафору «литература на пороге», принятую в Вене рубежа веков. «Порог» стал не только литературным мотивом, но и интеллектуальным нарративом, позволяющим показать переживание кризиса сознания через метафору «снятия границы» между действительным и возможным, физическим и психическим (Э. Мах), рациодным и нерациодным (Музиль), и вместе с тем, пока еще стремящимся к обретению нового Абсолюта. В параграфе показано, насколько проблематика Достоевского, особенно идея шаткости границы прочно связала австрийскую литературу с идеями и образами ее русского предшественника.
Вторая глава «Рецепция Достоевского в немецкоязычном литературном пространстве: проблема границы» состоит из двух параграфов и посвящена историографии исследуемой в диссертации проблемы. В первом параграфе «Немецкоязычная литература о Достоевском конца XIX — первой трети XX в.» представлен анализ творчества Достоевского в литературоведении эпохи модерна.
Автор анализирует большой пласт литературы указанного периода и делает вывод об огромном интересе к творчеству Достоевского в немецкой и австрийской культурах. Уже первое обширное исследование, посвященное биографии Достоевского (Nina Hoffmann) открыло темы «игры», «болезни», «ссылки», «отцеубийства», «поиска веры», со временем ставших стереотипами (Leo Lôwenthal).
В 20-е гг. XX в. публикуются первые диссертационные работы о Достоевском в Германии, делаются попытки по систематизации достижений немецких и австрийских ученых в этой области. Одна из наиболее объемных и удавшихся работ и по сей день пользующаяся спросом в качестве справочной литературы по рецепции Достоевского первой трети XX в. принадлежит Th. Kampmann
(1931 г.), который обозначил этапы рецепции Достоевского в Германии: 1) натуралистический; 2) неоромантический; 3) экспрессионистский.
Автор отмечает, что тему <гпереход границы» в романах Достоевского не обходило ни одно исследование. Она обнаруживалась в анализе разных состояниях героев: психическом и телесном (норма — болезнь); моральном (норма-преступление-святость), в отношении к реальности (действительность — фантастика) и др. Известный немецкий славист H-J. Gerigk выделяет семь главных причин влияния Достоевского на мировую литературу, среди которых темы «преступления» и «болезни» связывает с проблемой перехода границы между нормой и «ненормой». Диссертант далее прослеживает развитие интереса к теме «пересту-пания границы» между запретным и дозволенным, добром и злом, здоровым и больным в исследованиях немецких и австрийских литературоведов, обращая внимание на тот стержень, вокруг которого разворачивается дискурс о Достоевском и его творчестве в разные периоды:
1. От 1880 до рубежа веков внимание сосредоточено на образе преступника с натуралистической точки зрения: его бедности, преступного поведения и т.п. (K.Woermann, A. von Reinhold, G. Rol-lard G., A. Fried); поэтика сведена к анализу сюжета, исследуются, в основном, «Записки из подполья» и «Преступление и наказание».
2. Около 1900-х гг. и далее исследователи открывают психологизм Достоевского, который рассматривается в связи с болезнью героя или его криминальной историей («Преступление и наказание») (M.Tschiz, A. Wulffen, W. Zwonkin, F. Friedmann, F. Dietert, F.Sandvoß). К этому времени относится первый интерес Кафки и Музиля к творчеству Достоевского.
3. Между 1910 гг. идо конца Первой мировой войны появляется тенденция понимать Достоевского как писателя метафизической глубины. Характерно, что именно такие «опасные» понятия как .Wahnvorstellungen’, .Nichts Ewiges', ,Selbstvernichtung’, .Nihilismus im Stadium höchsten Fiebers’ («бред», «ничего вечного», «самоотрицание», «нигилизм в стадии жара» и др.) интересовали писателей австрийского модерна, в том числе Кафку и Музиля. Новый интерес привлек к рассмотрению поздние произведения писателя — «Братья Карамазовы», «Подросток», «Дневник писателя».
4. В 20-е — 30-е гг. XX в. исследователи стремятся приравнять события из жизни Достоевского, интерес к которым обострился в связи со 100-летним юбилеем писателя (1921), и сюжеты из его произведений, характер писателя и образы его героев (3. Фрейд, Ст. Цвейг и др.). Поводом к такому прочтению также послужила эмиграция русской интеллигенции в Европу в 20-х гг. — Н.А. Бердяева, А.Л. Беме, Б.П. Вышеславцева, Д.С. Мережковского, Дм.И. Чижевского, и др., — в работах которых личность и творчество Достоевского в той или иной степени сопрягались с опытом, переживанием и попыткой понимания революции в России.
Диссертант отмечает неоднозначность в понимании как личности, так и произведений Достоевского, в котором видели чуть ли не воплощение самого Христа (Мах Scheler, K. Pfleger, H.G. Richter и др.), но и демоническое начало, как в биографии, так и в литературном наследии писателя (O.J Bierbaum и др.). Тематика «пограничного» стала предметом исследования врачей, юристов, теологов, психологов и др. (Т. Segaloff, E. Ferri, Мах Scheler, K. Pfleger, H.g’ Richter, W Zwonkin), работы которых представлены в этом параграфе. Проблема соединения несоединимого в одном человеке — религиозного чувства и нигилизма (H. Strobl), темного и светлого начал (F. Servaes) — позволила диссертанту поставить проблему границы как одно из оснований для выявления рецепции творчества Достоевского в австрийской литературе эпохи модерна.
Во втором параграфе «Достоевский — Музипь — Кафка: к научной разработанности дискурса» речь идет об историографическом описании темы рецепции творчества Достоевского австрийскими писателями в современной научной литературе. Параграф состоит из двух частей, посвященных соответственно анализу литературы о Достоевском и Музиле, и о Достоевском и Кафке. Чтобы показать неравнозначность разработанности темы автор констатирует, что в 1988 г., когда о возможном влиянии Достоевского на Музиля было написано две статьи, библиография о Кафке и Достоевском имела около трех десятков работ. И по настоящее время это несоответствие сохраняется. Однако считать, что в изучении влияния Достоевского на Кафку, есть большие преимущества тоже не стоит. Диссертант, ссылаясь на источники, отмечает, что исследователи (Spilka, J. Ranftl, R. Poggioli) были сосредоточены на тематических сходствах, которые лежат на по-
верхности, наблюдая микроскопические переклички мотивов в произведениях Достоевского и Кафки (J. Strelka).
Впервые внимание к влиянию Достоевского на творчество Му-зиля было обращено в России в статье 1975 года «Творчество Р. Музиля и традиция Достоевского» Т.А. и В.А. Свительских. К сожалению, исследование было обойдено вниманием и плохо вошло в научный оборот. Несмотря на то, что авторы сами определяют свое исследование как «первые шаги в разработке сложной темы», ряд их предположений и гипотез чрезвычайно интересны до сих пор. Лишь тринадцать лет спустя после его выхода проблема влияния Достоевского на Музиля была поставлена исследователем-германистом Willi Feld в статье «Die Bedeutung der Reflexion für Musil. Am Beispiel seiner Auseinandersetzung mit Dostojewski» («Значение рефлексии для Музиля: на примере его знакомства с Достоевским»). Автор не был знаком с исследованием русских ученых; его анализ влияния Достоевского на Музиля ограничивался схожестью стиля письма. Затем опять интерес к этой теме пропадает на пять лет до 1993 года, когда русский исследователь Анатолий Пушкарев публикует в Венском альманахе славистики свою статью «Достоевский и Музиль: возрождение высокой трагедии», в которой рассматривает связи двух романов «Бесы» и «Человек без свойств». Через год в Ежегоднике Австрийской библиотеки в Санкт-Петербурге под ред. A.B. Белобратова появляется статья клагентфуртского музилеведа Josef Strutz на аналогичную тему под названием «Dostojewskis «Dämonen» und Musils «Mann ohne Eigenschaften»» («„Бесы“ Достоевского и „Человек без свойств Музиля»»). И лишь через пятнадцать лет интерес к теме рецепции Музилем Достоевского возобновляется. Помимо докладов и статей автора данной диссертационной работы (публикации 2009 — 2012 гг.), необходимо отметить статью 2010 года американского исследователя Justice Kraus «Setting Dostoevsky Straight: Moral Murder and Critical Aesthetics in Robert Musil’s Der Mann ohne Eigenschaften».
Автор показывает, что Kraus, вводящий понятие «критической эстетики», анализирует в качестве рецепируемого Музилем текста роман «Преступление и наказание» и считает, что тот критически прочел роман Достоевского и пародировал его в своем романе-эпопее «Человек без свойств». Диссертант критически отнесся к
этой концепции. Его аргументы приводят к выводу, что «Человек без свойств» по своей проблематике и поэтике сопоставим с другим романом Достоевского «Братья Карамазовы».
Анализ существующих работ позволил автору выявить проблемы в постановке вопроса о научности и способах доказательства рецепции творчества Достоевского и его влиянии на Кафку и Музиля Во-первых, чтобы избежать недоказуемых и, скорее всего, невероятных гипотез о влиянии определенных текстов Достоевского на романы Музиля, как, например, в отношении романа «Бесы» (нам неизвестно по дневникам, знаком ли был Музиль с текстом романа Достоевского) на «Человека без свойств», необходимо подробно изучить дневники и черновики Музиля и сопоставить даты увлеченного чтения романов Достоевского и комментарии к ним в дневниках с идущим параллельно художественным творчеством по черновикам писателя. Во-вторых, необходимо ввести в корпус рецепируемых текстов Достоевского роман «Братья Карамазовы» как один из источников творчества Музиля, на что указывают дневниковые записи. ’
Третья глава «Проблематизация идеи преступления в австрийском модерне» состоит из двух параграфов, в которых диссертант реконструирует по материалам дневников Кафки и Музиля рецепцию романного творчества и жизненного пути Достоевского. Обобщая тематику и проблематику обращения австрийцев к Достоевскому и цитации его текстов, автор выявляет интерес обоих писателей к теме «переступания границы», вбирающей в себя мотивы «перехода», «преступления», «познания», «раскола», «двойничества» и проч.
В первом параграфе «Кафка и Музиль об идее преступления у Достоевского» диссертант подробно на примерах из дневников и эссе показывает интерес австрийцев к пограничной тематике в романах Достоевского в связи с мотивом преступления, а также внимание к его технике повествования: характеристике персонажей через их болезнь, включение слухов и сплетен в повествование (Кафка); выражение философской идеи через действие, создание исторического контекста, противоречие между теорией и возможностью ее осуществления (Музиль).
Во втором параграфе «“Переступание черты" в эстетике Кафки и Музиля: к телесной рецепции текстов» автор диссер-
тации делает попытку реконструировать опыт восприятия писателями текстов Достоевского и движения от него к собственному творчеству. Пользуясь терминологией филологов J. Leenhard и Р. J6zsa, классифицирующих виды рецепирования, диссертант выделяет «эмоционально-идентификаторский» вид рецепции и, опираясь на дневниковые записи австрийских писателей, реконструирует «присваивание» и «переживание» Кафкой и Музилем тех состояний, которые возможно испытывал Достоевский при написании им романов. Кафка, и Музиль каждый по-своему вживаются в те обстоятельства, при которых писались тексты Достоевского, сопереживают и идентифицируют себя с персонажами романов. Такой вид рецепции Музиль считает обязательным для возникновения диалога между автором и читателем и называет его «потрясением» и «высшим градусом понимания», который стимулирует собственное творчество.
Здесь стоит вспомнить о специфике гуманитарных наук с их методом понимания, о чем писали еще В. Дильтей и немецкие неокантианцы баденской школы, основывая его на «вчувствовании» (“Einfühlung”), «вживании» в события другой культуры. Творчество Достоевского было для австрийских писателей «другим», принадлежало совсем иной, «чужой» культуре. «Понимающий» метод вчувствования, почти «телесная рецепция» биографии и романов писателя приводила к «переступанию черты», разделяющей культуры и тексты. Внутреннее телесно-душевное переживание позволило австрийским авторам выйти на новый уровень — метафизической рецепции текстов Достоевского. ;
Второй раздел «Метафизика границы в творчестве Достоевского, Кафки и Музиля» содержит третью и четвертую главу диссертации, в которых проблемы, отмеченные в первой части, исследуются с опорой на художественные тексты, наполняясь аналитическим содержанием.
ЧетЪрТдя глава «Кризис субъекта: от Достоевского к Кафке и Музилю» состоит из двух параграфов и освещает рецепцию Кафкой и Музилем приемов поэтики Достоевского, в которой важна связь героя и пространства его пребывания. Опираясь на тексты, автор изучает кризисное состояние субъекта через его пространственное нахождение (открытый/закрытый локус); влияние типа пространства на самоидентичность героя; лабильность гра-
ниц индивида, приводящих к внезапным переменам его «Я», как скрытое внутри него (Раскольников, Терлес), так и внешне выраженное (Грегор Замза).
В первом параграфе «Превращение человека в насекомое: отголоски ‘Записок из подполья” в творчестве Кафки (“Превращение", “Процесс’’) и Музиля (“Душевные смуты воспитанника Терлеса”, “Человек без свойств”)» исследована роль метафоры насекомого (в его вариациях — насекомого вообще, мухи, муравьиной кучи, пчелиного роя) в поэтике всех трех писателей.
В романах Достоевского пространственная замкнутость (баня, подполье, чердак и т. п.) подготавливает восприятие насекомого как метафоры: человека-насекомого, желающего «забиться в щель», «угол» и т.п. С образами насекомого, паука, мухи в «Записках из подполья», «Преступлении и наказании», «Идиоте», а также «Братьях Карамазовых» корреспондируют локусы подполья, угла, курятника. Автор отмечает ту же пространственную символику и ее взаимосвязь с характеристикой героя в произведениях Кафки («Превращение», «Процесс») и в романе «Душевные смуты воспитанника Терлеса» Музиля.
Многозначность образа насекомого у Достоевского выражает, как считает диссертант, следующие социально-нравственные характеристики человека: (1) образ «насекомого сладострастья» (слова Мити Карамазова, повторяющего Ф.Шиллера) — безнравственность; (2) образ-метафора «муравьиного города» («омурав-ление» в «Записках из подполья») — общества, состоящего из людей массы, не нашедших свою идентичность во всепоглощающем «порядке»; (3) образ «униженной мухи» — человек, желающей совершить «героический поступок», но неспособный к этому, маркирует беспомощность омассовленного человека.
Многозначная коннотация символики насекомого в поэтике австрийских писателей во много отсылает к образности Достоевского. Имплицитно выражая проблематику насекомого-сладострастия, герои Кафки и Музиля также относятся к типу так называемого обыкновенного, среднего, «маленького» человека (все герои-служащие у Кафки; не умеющий защитить себя Бази-ни у Музиля), но, одновременно с этим, страдающими расколь-никовским «комплексом Наполеона». Именно такую троякую характеристику перенимают герои Кафки (в диссертации на ци-
тэтах из текстов показано «сладострастие» Грегора и Йозефа К., их «усредненность», «ограниченность», а также претензия на избранность, на героизм, невостребованный в современном обществе). Те же черты прослеживаются и в образе «насекомого» Ба-зини в «Душевных смутах воспитанника Терлеса» (сладострастие проявляется в его выдуманных рассказах, а также эпизоде совращения Терлеса; «усредненность» подчеркивается его социальным статусом; потребность в «героизме» демонстрирует его поведение в коллективе до кражи).
Тема невостребованного героизма продолжена Музилем в его романе «Человек без свойств». Автор на цитатном уровне демонстрирует сходство философии подпольного человека Достоевского и Ульриха: три попытки стать героем увенчались у подпольного человека идеей «сознательной инерции». Философия Ульриха фактически продолжает философию героя Достоевского: после трех неудачных попыток стать великим человеком Ульрих берет «отпуск от жизни», предпочитая реальной жизни область «возможного».
Диссертант также показывает восприятие и осмысление Музилем метафоры Достоевского «муравьиное государство», приводя размышления его героя о превращении современного государства и общества в большой структурированный муравейник или пчелиный рой: Ульрих, как и подпольный человеком, является критиком такого типа государственности.
Во втором параграфе «”Вошь я или человек": от “Преступления и наказания” к “Душевным смутам воспитанника Терлеса"», исходя из восприятия Музилем жанра романа воспитания как романа о «становлении духовного человека», диссертант исследует параллели в духовном становлении двух героев — Раскольникова и Терлеса через метафизическую проблему «переступания ими границы» (совершение преступления или соучастия в нем).
Аналогии между музилевскими «Душевными смутами воспитанника Терлеса» и «Преступлением и наказанием» указываются на всех уровнях текста, начиная от построения фабулы и выбора определенного типа романа («романа испытания» — Бахтин), пространственно-временной структуры произведения и заканчивая образами становящихся героев.
Пространство обоих романов строится на постоянных переходах открывании запретных дверей, подслушивании, прята-
нья, переступании порогов. Хронотоп «порога» поэтики Достоевского (Бахтин), автор открывает в художественном мире Музиля. «Дверь», «калитка», «порог» — значимые образы-маркеры в его поэтике, они выражают пограничность пространства — именно то состояние шаткости, отсутствия твердой опоры, которое испытывают сами герои. Описание чердаков и каморок Музилем корреспондируется с образом чердака, в котором проживал Раскольников. Каждый раз, перешагивая порог, попадая в темное чердачное пространство, подобное комнате-шкафу, в которой продумывалось преступление Раскольникова, Терлес переступает область «дозволенного» в своем сознании и начинает чувствовать свое другое «Я», свое «He-Я». Апофеоз переступания через черту дозволенности для Терлеса — эпизод его соблазнения Базини. Познав свое «He-Я» в сношении с Базини, Терлес осознает, что есть его истинное «Я». Проявление другого «Я» героя случилось внезапно, как болезнь, как нечто непостижимое. Этот эпизод автор диссертации читает имплицитной отсылкой к эпизоду процесса убийства старухи Раскольниковым: он совершает преступление также как во сне, не чувствуя себя; акцентируется также постоянное ожидание «завтра», времени после «этого». Раскольников и Терлес — герои романов о становлении, взрослении молодого человека. И то, что объединяет эти оба текста, — есть именно познание своего «Я» через его отрицание, через постижение, что есть «НЕ-Я», одним словом — через преступление, переступание через границу.
Автор анализирует шаткость, отсутствие четкой границы между явным и вымышленным, реальным и возможным, которые заложены даже в именах главных героев. Раскол-{ь)ников символизирует не только откол от общества, церкви и Бога, но в первую очередь он означает раскол сознания, «Я» героя, кризис его идентичности. Неслучайно, в имени Терлес (Tör-Ieß) также заложен смысл пограничности, раскола. Состоящее из напоминающего немецкие слова Tür (дверь) или Тог (ворота) и по-немецки написанного английского слова less (отсутствие чего-либо), имя героя отсылает к столь актуальной для всего романа пространственной символике, выражающей пограничность бытия, двойственность, постоянную идею снятия и переступания границ, открывания новых дверей.
Поскольку сам Музиль в качестве примера классического романа воспитания называет «Годы странствий Вильгельма Мейсте-ра» И.В. Гёте, автор диссертации рассматривает не только рецепцию Музилем оригинальной традиции Достоевского, но и общие места в художественной структуре обоих произведений Достоевского и Музиля, отсылающие к тексту Гёте (в этом контексте рассматриваются топос «прекрасного сада» и мотив «последнего мгновения»).
Рассмотренные в этой главе художественные тексты Достоевского, Кафки и Музиля семантически пересекаются в одном важном аспекте — становлении индивида, сопровождающимся переступанием через границу. Завершая исследование, автор предлагает общую типологию взаимосвязи образа героя и пространства, касающуюся всех рассмотренных текстов (см. 7 положение, выносимое на защиту; стрДО).
В последней главе «Трансформация проблематики романа «Братья Карамазовы» в <гЧеловеке без свойств» Музиля и «Процессе» Кафки» исследованы отражение и переосмысление тем и мотивов романа «Братья Карамазовы» в поэтике романов Музиля «Человек без свойств» (первый параграф) и Кафки «Процесс» (второй параграф).
Первый параграф «Проблема "двойничества" в романах “Братья Карамазовы” и “Человек без свойств”» имеет четырехчастную структуру, где последовательно анализируются основные предпосылки кризиса «Я» героя (проблема «дегенерации рода», «теодицеи», «интеллигенции»), а также проблема «двойничества», связанная с вопросом «реального» и «теоретического» преступления (есть ли граница между ними?), и нравственнометафизической проблемой разграничения добра и зла.
В первой части «Наследство отца и дегенерация рода» автор предпринимает первую попытку разобраться в причине отсутствия «онтологической крепости» и «этической конкретности» (Дм. Чижевский) героя. В обоих романах причина находится в отношении героев к отцу: с желания его смерти начинается разложение рода. Как в одном, так и в другом романе образ отца играет очень важную роль. Несмотря на то, что отец Карамазовых и отец Ульриха и Агаты на первый взгляд совершенно несопоставимы, они имеют аналогичную смысловую нагрузку — оба они представите-
ли реальности, которую их дети не принимают и отрицают. Нежелание духовного наследства является проблемным пунктом в обоих романах, и многое проясняет в интерпретации образов Ивана и Ульриха. Проблема наследства анализируется автором диссертации на сюжетном уровне (мотивы подделки завещания Агатой/ Ульрихом, убийства отца для получения наследства, являющиеся кульминационными в действии романов), а также на уровне идейном, выражающемся в проблеме вырождения рода (отцеубийство и посмертная подделка завещания как символ отрицания морали отца). Автор демонстрирует типологическую схожесть образов отцов Ивана и Ульриха: в чертах начинающего капиталиста-ростовщика Федора Карамазова с его «карамазовским» развратом и карьеризме отца Ульриха с практически безупречным моральным обликом, за которым обнаружились те же мотивы «карама-зовского» сладострастия. Это «наследство» играет центральную роль в отношении Ивана и Ульриха к действительности, их понимании границ «морального».
Во второй части параграфа «Между атеизмом и богоборчеством» автор предпринимает вторую попытку осветить причину онтологического кризиса героев. Проблемы теодицеи в произведении Музиля «Человек без свойств» практически не исследовались, более того, оспаривается их актуальность в поэтике романа. Однако герои «Человека без свойств» и, в первую очередь, Ульрих аналогично героям Достоевского довольно живо интересуются проблемой доказательства и оправдания смысла существования Бога. На основе анализа текста диссертант демонстрирует параллели и возможные влияния романа Достоевского на роман Музиля: связь неверия и антропофагии находит свое отражение в словах Ульриха, когда он говорит о том, что «ненадежность наших высших сил делает для нас путь к людоедству» возможным. Чтобы не пойти по этому пути, Ульрих берет «отпуск от жизни», подобно Ивану, который хотел «вернуть Богу билет». Сопоставив ряд цитат, автор пришел к выводу, что и у Ульриха и у Ивана — один общий библейский прообраз — Иов (об Иове как прообразе Ивана писалось неоднократно, чего нельзя сказать об образе Ульриха). Иов обвиняет Бога в том, что «Он губит и непорочного и невиновного. Если этого поражает Он бичом вдруг, то пытке невинных посмеивается. Земля отдана в руки нечестивых; лица су-
дей ее он закрывает. Если не Он то кто же?» (Иов 9, 22 — 24). Как известно, Достоевский, имел в виду этот библейский текст, создавая образ Ивана (в особенности, в его речи перед Алешей о страданиях слабых). Но и в обвинении Ульрихом Господа слышится аналогичная интонация Иова (или/и Ивана).
Исходя из отсылок в обоих текстов к прообразу искушаемого дьяволом Иова-богоборца, автор далее исследует проблему искушения в двух романах, являющуюся последней значимой предпосылкой для появления двойника. Как показывается на примерах из текста, искушение Ивана трехступенчатое: его. искушает философия отца («карамазовщина»), затем слуга-Смердяков совершенным им убийством отца и, наконец, сам черт. Мотив искушения богоборца, отрицающего божий мир, повторяется в «Человеке без свойств». Подобно Ивану Ульрих искушается сначала реальностью отца (три попытки стать выдающимся человеком «со свойствами»), затем плотником Моосбруггером, совершившим убийство, (аналогично искушению Смердяковым Ивана) и, наконец, Арнгеймом (схожее с искушением Ивана чертом).
В третьей части «Гэаница между теоретическим и реальным преступлением» освещается центральная проблема параграфа — граница между идеями героя и деяниями его двойника. Анализ начинается с сопоставления образов двух искусителей второй ступени — Смердякова и Моосбругера. Оба они — бедняки из простого народа, душевнобольные и отчасти помешанные. Оба неверующие в Бога язычники. Оба совершают преступление. Оба свое преступление не отрицают, напротив, настаивают на нем, ибо считают его заслуживающим внимания событием, — и оно, действительно, этим событием становится: город говорит о преступлении как о происшествии чуть ли ни мирового масштаба. Оба они искушают своим преступлением косвенно или напрямую героев-интеллектуалов Ивана и Ульриха. И, наконец, оба умирают. Смердяков лишает себя жизни сам, желая избежать суда. Мо-осбруггер должен быть казнен по решению суда.
Центральная функция Смердякова и Моосбругера в системе персонажей — искушение ими героев-теоретиков, Ивана и Ульриха. Последние начинают принимать необъяснимое участие в судьбе преступников: Иван внутренне противится, но почему-то вступает в разговор со Смердяковым; Ульрих мистическим об-
разом без всякой причины заговаривает с графом Штальбургом о помиловании Моосбруггера. На примере этих двух пар Иван — Смердяков; Ульрих — Моосбругер автор диссертации вводит новое понятие, характеризующее отношение двойничества в литературе модерна, — «навязывания свойств». Это новый вид двойничества, отличный от известного нам, прежде всего, по романтическим новеллам, в которых двойник присваивает качества, способности, свойства героя, порой «крадет» часть его существа (будь то нос или тень), обособляется от героя и, став обособившимся субъектом, всячески пытается навредить герою, превзойти или даже уничтожить его. С появлением образа Смердякова можно говорить в литературоведении о новом двойнике, пытающемся уверить героя в существовании чего-то общего между ними. Новый двойник не возникает более из части тела героя (как например, гоголевском «Носе»), Он является изначально самостоятельным индивидом, который искушает героя, убеждая его, что тот несет ответственность за деяния двойника, что они будто повязаны чем-то единым. Таким образом, подкрепляя свое преступление теорией Ивана, Смердяков убивает отца по своим собственным корыстным потребностям, а затем «навязывает» ответственность Ивану. Также, вышедший за пределы морали Моосбругер, говорит, что совершил убийство по убеждению, что он анархист. Теорию новой морали („anderer Zustand“), однако, разрабатывает Ульрих. Но ни идея «иного состояния», ни теории Ивана не объясняют, как бы на первый взгляд они не были схожи, преступные действия их двойников.
Такое понимание Музилем «двойничества» в «Братьях Карамазовых» делает возможным иначе взглянуть на типологию героев в романе Достоевского, а также переосмыслить создавшуюся схему о подстрекателе-Иване и несчастном исполнителе-Смердякове. Автор диссертации показывает, что именно невозможность такой трактовки демонстрирует Музиль в своем романе: беря за основу аналогичную Достоевскому схему «интеллектуал-мыслитель (Ульрих) — плотник-преступник (Моосбругер)», Музиль описывает спад интереса и участия Ульриха в судьбе Моосбругера, его нежелание какого-либо соучастия в преступлении через полное разграничение области умственной и практической. Диссертант показывает процесс изменений замыс-
ла писателя на материалах первых рукописей к роману (проект «Шпион», 1918 — 1922) и окончательной редакции: сначала герой мыслился участником в судьбе Моосбругера по причине чувства вины, а в конечном варианте он полностью утрачивает интерес к нему и проводит границу между убийцей и своим «Я». Тема «чувства вины» интеллигенции перед преступником, как показано в диссертации, продолжается Музилем в ироническом пародийном ключе в образе Клариссы, находящейся в состоянии «мании греховности».
В работе также проанализировано дальнейшее переосмысление темы пособничества в преступлении, идущей в литературе от образа Ивана, в паре Ульрих — Агата. В научной литературе доказано, что Агата как бы приходит на смену Моосбругеру, предоставляя Ульриху возможность воплотить свои теоретические воззрения в конкретном преступлении — в подделке завещания. Диссертант демонстрирует поразительную схожесть авторских решений оставить финал диалогов о возможности совершения преступления открытым: как Иван сразу после разговора со Смердяковым уезжает в Москву, так и Ульрих после разговора с Агатой, желающей подделать завещание отца, уезжает из отцовского дома. Открытость этих эпизодов заключается в неизвестности причины отъезда: символизирует ли отъезд согласие, или, напротив, означает нежелание участвовать в преступлении.
В последней части «Аргнейм и черт: поэма «Великий инквизитор» и ее трансформация в “Человеке Без свойств"» автор подробно изучает образ черта как третьего искусителя Ивана и как параллель ему образ Арнгейма, искушающего Ульриха, а также исследует аллюзии в главе «Верит ли современный человек в Бога или в главу мирового концерна» проблематику «Великого инквизитора» в связи с темой «нового человека» Аргнейма.
В параграфе выявляется и описывается принцип искушения Ивана и Ульриха чертом и Арнгеймом. Этот принцип заключается в искаженном восприятии основных идей теоретизирующих героев и подачи их взглядов в новом свете, имеющим мало общего с начальным смыслом их высказываний. Автор диссертации, опираясь на анализ текста, показывает, что Ивана искушают его собственными идеями в упрощенном виде, то есть не его внутренними дилеммами («надо мысль разрешить»), а уже готовы-
ми, разрешенными формулами («все позволено»); теории же его передаются в анекдотах (анекдот Миусова об Иване в обществе дам). Апофеоз этого приема проявляется в разговоре Ивана с чертом, в котором последний опять же в форме анекдота подает Ивану его собственные соображения в таком виде, что тот не может их узнать. Аналогичный прием диссертант находит в романе Музиля в главе «Обмен мнениями». На примере троичного искушения Арнгеймом Ульриха автор показывает тот же метод искажения идеи героя с целью его искушения: Ульрих узнает все свои гипотезы в устах Арнгейма, однако отмечает извращенность их сути. Главное искажение идей героев диссертант видит в восприятии их теорий как некоего требования/призыва к народу для воплощения идей в действии. Так Смердяков относится к философии Ивана как к учению и руководству («учили-с»; «Вашим руководством-с»); как требование интерпретирует и Арнгейм концепции Ульриха («Вы требуете сознания экспериментальности!»).
Следующим важным и завершающим данный раздел аспектом анализа является рассмотрение образа Аргнейма в соотнесении с проблематикой поэмы «Великого инквизитора». Автор анализирует «разговор» Арнгейма с Богом и его предложение улучшить мир по капиталистическому образцу (сопоставимое с инквизиторским «исправлением» подвига Господня), обращая внимание на лексику героев, пользующихся такими речевыми оборотами как «во славу твою» (Арнгейм к Богу) и «во имя» твое (инквизитор Христу). Искажение истины Христа в реализации новых идеологических стратегий сближает эти тексты и, можно полагать, Арнгейма и Великого инквизитора.
Размышления о попытках Великого инквизитора, а затем Арнгейма «исправить подвиг» Христа снова отсылают к проблеме границы между теорией и практикой, между возможностью и реальностью, рассмотренной в предыдущей части этого параграфа. Диссертант находит связь вставной поэмы с основным сюжетным событием романа чрезвычайно важной: поэма Ивана объясняет смысловую парадигму отношений Ивана и Смердякова. В диссертации рассматривается внутренний повтор метафизического порядка в структуре романе «Братья Карамазовы»: как Великий инквизитор «исправил» подвиг Христа «во имя» Его, так и Смердяков якобы во имя Ивана убивает отца. Аналогично в романе Музиля
искаженные теории Ульриха пытаются применять к реальности якобы а интересах его самого.
Во втором параграфе последней главы «Тема вины в “Братьях Карамазовых* и “Процессе”» диссертант рассматривает общую для этих романов проблему жертвенности героя за все человечество. Проанализировав в предыдущем параграфе пародийную рецепцию Музиля аналогичной проблематики в образе Клариссы (с ее манией греховности) и в образе главного героя Ульриха (жестко проводящего границу между своими теориями и параллельными им событиями реальности), диссертант демонстрирует совсем другое осмысление данной темы в романе Кафки. Основываясь на работах А.Л. Бема, доказывающего важность абстрактного чувства вины в ранних произведениях Достоевского, автор диссертации выявляет аналогичный мотив в романе «Братья Карамазовы» и исследует его затем в «Процессе» Кафки.
Сопоставление двух романов в диссертации строится, прежде всего, на анализе образов двух героев — Ивана Карамазова и Йозефа К. Диссертантом рассматриваются параллели метафоры «яблока» как предпосылки христианской проблемы познания и вины, и их взаимосвязь с конструированием пространства, образ обвинителей как представителей низшей иерархии, мотив слухов и анекдотов, усугубляющих виновность героев. Попытка рассмотрения проблематики жертвенности и ее границ осуществляется в контексте религиозной христианской парадигмы на материале перекликающихся между собой заключительных эпизодов романов «Братья Карамазовы» и «Процесса», в которых «жертва» героев характеризуется как «позор».
В Заключении диссертации на основании результатов и выводов, полученных в исследовании, подводятся итоги работы и предполагаются возможные перспективы дальнейших исследований рецепции творчества Ф.М.Достоевского в немецкоязычной литературе.
Публикации по теме диссертации:
Статьи, в ведущих рецензируемых научных журналах, рекомендованных ВАК Министерства образования и науки РФ:
1. Киселева М.В. Klaus Amann. Robert Musil — Literatur und Politik. Клаус Аманн. Роберт Музиль — литература и политика // Вопросы философии, 2008. №5. С. 185-187.
2. Киселева М.В. Роберт Музиль: тело и слово как способ познания героев // Вопросы литературы, 2009. № 3. С. 319-352.
3. Киселева М.В. Диалог и двойничество в романах Федора Достоевского и Роберта Музиля И Вопросы философии, 2011. № 4.
С. 115-121.
4. Киселева М.В. Превращение человека в насекомое: отголоски «Записок из подполья» Достоевского в творчестве Кафки и Музиля II Вопросы философии, 2012. № 2. С.155-158.
Научные публикации в иных научных изданиях по теме диссертации:
5. Киселева М.В. Роберт Музиль в дискуссии с Достоевским: преступление и идея преступления // Ф.М. Достоевский в диалоге культур. Материалы международной научной конференции 25 — 29 августа / сост. В.А. Викторович. — Коломна, 2009. С. 57 — 59.
Научные публикации в зарубежных рецензируемых научных изданиях:
6. Kiseleva М. Robert Musils Dostojewskij-Rezeption: Problemstellung // Junge Slawistik. B. 20. Verlag Kovac in Hamburg, 2009. S. 87 — 95.
7. Kiseleva M. L’ereditá filosófica, estetica ed metaartistica di Dostoevski]. II genere dell’esse/: da Dostoevskij a Musil. / Философское, эстетическое, метахудожественное наследие Достоевского. Жанр эссе: от Достоевского до Музиля II Mente filosófica у sguardo di scrittore / Philosophical Mind, Writer’s Eye / Достоевский — Философское мышление, взгляд писателя // XIV Symposium Internazionale Dostoevskij / XIV th International Dostoevsky Symposium I XIV Международный Симпозиум Достоевского. Abstracts. Tradizioni a cura di M. Venditti. Napoli / Неаполь 13-40 giugno/13-20 июня 2010. С. 68-70.
8. Kiseleva M. Robert Musil als Dostojewskij-Leser: Erschütterungskonzept // Junges Forum Slavistische Literaturwissenschaft. Abstracts. Universität Passau 7 — 9 Oktober. S. 35 — 36
9. Kiseleva M. Endstation Russland: Motiv des Ostens und des Kriminellen in den Werken von Robert Musil // Germanoslavica 22 (2012), 2 (в печати).
Прочие научные публикации:
10. Киселева М.В. Русский авангард и идеология. Международ-
ная научная конференция (5 — 9 сентября 2007 года). Филологический факультет Белградского университета. Белград. 2007 С 357 — 367 '
Подписано в печать 12.01.2012 г. Формат 60x88/16 Бумага офсетная. Печать офсетная.
Уел. печ. л. 1,5 Тираж 100 экз. Заказ № 5.
Отпечатано в ООО «Связь-Принт»
113405 Москва, Варшавское ш., 125
Текст диссертации на тему "Понятие границы: рецепция Ф.М. Достоевского в австрийской литературе"
61 12-10/519
Федеральное агентство по образованию Государственное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Российский государственный гуманитарный университет»
На правах рукописи
КИСЕЛЕВА МАРИЯ ВЛАДИМИРОВНА
ПОНЯТИЕ ГРАНИЦЫ: РЕЦЕПЦИЯ Ф.М. ДОСТОЕВСКОГО В АВСТРИЙСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ (Ф.Кафка и Р. Музиль)
Специальность 10.01.03. - Литература народов стран зарубежья
Диссертация на соискание ученой степени кандидата филологических наук
Научный руководитель -
доктор филологических наук,
профессор Н. С. Павлова
Москва - 2012
Содержание:
Стр.
Введение..........................................................................................4
РАЗДЕЛ I. ПРОБЛЕМА ГРАНИЦЫ МЕЖДУ ТРАДИЦИЕЙ И МОДЕРНОМ
Глава 1. Понятие «границы» и австрийская литература
эпохи модерна.......................................................................14
1.1. Граница как предмет и метод исследования в философском
и научном дискурсе...........................................................................................14
1. 2. Граница как проблема между «своим» и «чужим» в австрийской
литературе классического модерна рубежа веков................................25
Глава 2. Рецепция Достоевского в немецкоязычном
литературном пространстве: проблема границы.........................36
2. 1. Немецкоязычная литература о Достоевском
конца XIX в. - первой трети XX в......................................................36
2. 2. Достоевский - Музиль - Кафка: к научной разработанности
дискурса.....................................................................................45
2.2.1. Достоевский и Музиль..................................................................47
2.2.2. Достоевский и Кафка....................................................................57
Глава 3. Проблематизация идеи преступления в австрийском модерне.......63
3.1. Кафка и Музиль об идее преступления у Достоевского.........................63
3. 2. «Переступание черты» в эстетике Кафки и Музиля:
к телесной рецепции текстов..........................................................75
РАЗДЕЛ II. МЕТАФИЗИКА ГРАНИЦЫ В ТВОРЧЕСТВЕ ДОСТОЕВСКОГО,
КАФКИ И МУЗИЛЯ...........................................................................81
Глава 4. Кризис субъекта: от Достоевского к Кафке и Музилю...................81
4. 1. Превращение человека в насекомое: отголоски
«Записок из подполья» в творчестве Кафки («Превращение», «Процесс») и Музиля («Душевные смуты воспитанника Терлеса»,
«Человек без свойств»)..................................................................81
4. 2. «Вошь я или человек»: от «Преступления и наказания»
к «Душевным смутам воспитанника Терлеса».....................................95
Глава 5. Трансформация проблематики романа «Братья Карамазовы»
в «Человеке без свойств» Музиля и «Процессе» Кафки................120
5.1. Проблема двойничества в романах
«Братья Карамазовы» и «Человек без свойств»....................................121
5.1. 1. Наследство отца и дегенерация рода..............................................124
5. 1.2. Между атеизмом и богоборчеством...............................................131
5. 1. 3. Граница между теоретическим и реальным преступлением.................139
5. 1.4. Арнгейм и черт: поэма Великий инквизитор и
ее трансформация в «Человеке без свойств»......................................154
5. 2. Тема вины в «Братьях Карамазовых» и «Процессе»..............................165
Заключение.....................................................................................181
Библиография.................................................................................185
ВВЕДЕНИЕ
Рубеж веков - время переходное, пограничное: ощущение человеком мира на грани апокалипсиса, что и составляет проблематику ряда поэтических рефлексий эпохи и характеризует ее духовную атмосферу. Понятие «классического модерна» уже в самом себе заключает некую «пограничность», являясь одновременно и классическим, и современным — позволяет осмыслить литературу через проблему границы в ее многообразных смыслах. Феномен границы в творчестве австрийских писателей, в романах Ф. Кафки и Р. Музиля, проявляется, во-первых, на сюжетном уровне как постоянный компонент мотивов превращения, преступления и двойничества. Во-вторых, проблема границы осмысляется глубоко мировоззренчески в контексте метафизических, религиозных и эстетических вопросов, к которым обращаются эти авторы не только в художественных текстах, но и в своих дневниках и эссеистике.
Отдавая отчет в своей причастности к традиции прошлого, и Музиль, и Кафка сами указывали на то, что во многом проблематика их романного творчества не только переосмысляет творчество немецких романтиков, но и восходит к поэтике Ф.М. Достоевского. Для истории мировой литературы чрезвычайно важны феномены «обратной трансляции». Здесь мы наблюдаем именно такой случай: австрийская литература эпохи модерна обращается к творчеству Достоевского, на которого, в свое время, сильное влияние оказало творчество немецких романтиков, в особенности произведения Э.-Т.-А. Гофмана и Ф. Шиллера1. Проблематика взаимовлияния литератур и поиск истоков этих взаимовлияний остается актуальной темой и в начале XXI века.
1 См.: Вилъмонт Н.Н. Достоевский и Шиллер. Заметки русского германиста. М.: Советский писатель. 1984.
Для современной филологической науки, столь увлеченной опытами постструктурализма и постмодернизма, сравнительное литературоведение предоставляет возможность неспешного, внимательного и бережного отношения к исследуемым текстам и фактам жизни писателей, позволяет не забывать, что за текстами и идейными конструкциями стоят живые люди определенных эпох, решающие собственные идейные, эстетические и художественные проблемы. Понять, почему так актуален этот интерес к литературе прошлого, — вот проблема, обращение к которой очевидно в сегодняшнем литературоведении.
В диссертации предпринимается исследование многообразных связей между поэтикой романов Достоевского и Музиля, а также рецепции Достоевского в творчестве Кафки. Основным материалом для работы служит романное и дневниковое наследие Достоевского, Кафки и Музиля. Концептуальной основой исследования является восприятие и переосмысление проблемы «границы» как мотива, темы и мировоззренческой проблемы в рецепировании творчества Достоевского австрийскими писателями и их интересе к его биографии. Таким образом, объект исследования — рецепция поэтики Достоевского Кафкой и Музилем. Предмет определяется понятием границы, содержание и объем которого позволяет осуществлять анализ рецепции Достоевского в творчестве австрийских писателей, во-первых, как анализ «границы» между «чужим» и «своим», что прослеживается в эстетических принципах, зафиксированных в эссеистических и дневниковых заметках Кафки и Музиля; во-вторых, как понятие, которое адекватно очерчивает предметную рецептивную область анализа совокупности художественных мотивов и приемов, позволяющих провести сравнение поэтики романов Достоевского, Кафки и Музиля.
Для установления возможного влияния Достоевского на поэтику Кафки и Музиля берется собрание сочинений Достоевского в переводе Е. К. КаИвт на
немецкий язык в издании Piper-Verlag 1906 - 1919, которое было доступно австрийским писателям. Анализ будет сосредоточен на романах Достоевского «Записки из подполья» и «Преступление и наказание», наиболее востребованных в немецкоязычных рецепциях рубежа веков, а также на его последнем романе «Братья Карамазовы», оказавшем колоссальное влияние на Кафку и Музиля. Критерий выбора материала обусловливается фактом знакомства австрийских авторов с этими романами Достоевского (дневниковые записи, статьи, письма), а также отражением и переосмыслением проблематики романов в собственном романном творчестве австрийцев. Для изучения отголосков тем и мотивов произведений Достоевского в текстах Кафки и Музиля принимается во внимание все их творчество, однако анализироваться будут те произведения, в которых проблематика «границы», идущая от Достоевского, выражена наиболее явно. Это — повесть Кафки «Превращение», а также его роман «Процесс» и два романа Музиля - «Душевные смуты воспитанника Терлеса» и «Человек без свойств». Произведения Музиля берутся в новейшем комментированном дигитализированном издании Walter Fanta, Klaus Amann и Karl Corino (2009) на языке оригинала, вобравшем все художественные сочинения во всех редакциях, дневники, письма, статьи, эссе, черновики, рецензии современников, а также ранее неопубликованные тексты. Русский эквивалент дается в переводе С. Апта и А.
2 Musil R. Klagenfurter Ausgabe. Kommentierte digitale Edition sämtlicher Werke, Briefe und
nachgelassener Schriften. Mit Transkriptionen und Faksimiles aller Handschriften. Hrsg. von Walter Fanta, Klaus Amann, Karl Corino. Klagenfurt: Robert Musil-Institut der Universität Klagenfurt. DVD-Version 2009. Ссылки на это издание дается сокращенно: Musil. КА. Далее следует указание на том, название и дату написания произведения.
3 Музилъ Р. Человек без свойств. В двух томах. / Пер. С. Апта, предисловие Д. Затонского - М.:
«Художественная литература», 1984. Далее ссылки на это издание даются в тексте с указанием года издания, тома и страницы.
Карельского4, а также некоторые выдержки из дневников и эссе, неопубликованных на русском, даются в собственном переводе. Произведения Кафки также используются в новейшем электронном издании (1999 - 2012) под редакцией Gerhard Neumann, Malcolm Pasley и Jost Schillemeit. Ссылки на русский текст даются в переводе Р. Райт-Ковалевой5 и Е. Кацевой6, а также на том с предисловием Б. Сучкова7
Для исследования важны материалы, опубликованные в тематических периодических изданиях: журнал «Dostoevsky Studies. The Jornal of the International Dostoevsky Society» и ежегодник «Deutsche Dostojewskij-Gesellschaft», серия монографий Musil-Studien и жураналов Musiiiana и Musil-Forum, а также журналы «Kafka: Schriftenreihe der Deutschen Kafka-Gesellschaft» и «Kafka: Zeitschrift fur Mitteleuropa», «Ежегодник Австрийской библиотеки в Санкт-Петербурге» (на немец, языке под ред. А. Белобратова; в особенности: «Австрийская литература: границы и переходы» 1994г., «Dostojewski] und die russische Literatur in Österreich seit der Jahrhundertwende» (1994), «Wien und St. Petersburg um die Jahrhundertwende(n)» (2001)).
При описании немецкоязычного контекста, в котором воспринималась «пограничная» проблематика Достоевского, будет привлечен широкий круг работ современников Музиля и Кафки: первые диссертации (Th. Kampmann) и монографии (N. Hoffmann), исследования, касающиеся преступления как социальной проблемы (Karl Woermann, A von Reinhold, G. Rollard), вопросов
4 Музилъ Р. Малая проза. Избранные произведения в двух томах. Роман. Повести. Драмы. Эссе. /
Пер. с нем., пред. А. Карельского. М.: «Канон-пресс-Ц», «Кучково поле», 1999. Далее ссылки на это издание даются в тексте с указанием года издания, тома и страницы.
5 Кафка Франц. Процесс. Роман / Ф. Кафка. Пер. с нем. Р. Райт-Ковалевой, Г. Снежинской. /Подготовка текста и послесловие А. Белобратова. СПб.: Азбука-классика, 2010..
6 Кафка Ф. Дневники. / Ф. Кафка. Вступ. статья, составл., пер. с нем и коммент. Е.А. Кацевой. М.: Аграф, 1998.
7 Кафка Ф. Роман. Новеллы. Притчи. / Пер. с нем. Составитель и автор предисл. Б. Сучков. М.: Прогресс, 1965.
психопатологии, пограничиости человеческого сознания с антропологической, медицинской, юридической и религиозной точек зрения (см. статьи С. Lombroso, M. Tschiz, T. Segaloff, A. Wulffen, J. Stern, Max Scheler, K. Pfleger, H.G. Richter и
ДР-)-
Теоретико-методологическую основу работы составляют исследования отечественных методологов и компаративистов: В.Е. Багно, H .Я Берковского, A.JI. Бема, Я.Э. Голосовкера, В.М. Жирмунского, Ю.М. Лотмана, Г.А.Тиме, В.И Тюпы, Д.И.Чижевского, И.О. Шайтанова и др.; в связи с вопросом о роли Ф.М. Достоевского в мировой литературе автор опирается на исследования русских мыслителей: H.A. Бердяева, С.Н. Булгакова, В.И. Иванова, Д.С. Мережковского, В.В.Розанова, Ф.А. Степуна и др. Основными работами по творчеству Ф.М. Достоевского, в том числе его рецепции в Германии являются исследования отечественных специалистов: K.M. Азадовского, М.М. Бахтина, К.А. Баршта, В.Е. Ветловской, В.А. Викторовича, И.Л. Волгина, H.H. Вильмонта, В.В.Дудкина, В.Н. Захарова, В.К. Кантора, Т.А. Касаткиной, Л.И. Сараскиной, К.А. Степаняна, Г.М. Фридлендера и др, а также зарубежных достоеведов и компаративистов: S. Aloe, H-J- Gerigk, D. Kemper, R. Lachmann, D. Martinsen, L. Müller, R. Nicolosi, W. Schmidt и др.
Для постановки проблемы данного исследования большую роль играют компаративистские работы, рассматривающие влияние Достоевского на Кафку (Д. П. Рысаков, Н. Binder, Josef J. Ranftl, M. Spilka и др.) и Музиля (Т.А. и В.А. Свительские, A.A. Пушкарев, W. Feld, J. Strutz, J. Kraus), а также, посвященные диалогу между Кафкой и Музилем (Edwin Vanecek, Hans-Peter Kunisch, James M. Hawes, Josef Strelka, Horst Althaus).
Работы западных ученых по проблемам австрийского модерна в целом (Jacques Le Rider, Dagmar Lorenz, Mirko Gemmel, Stefan Simonek, Sabina Becker,
Helmuth Kiesel, Petra Renneke, Monika Unzeitig, Eva-Maria Siegel, Reto Sorg; Stefan Bodo Würffei, Vietta Silvio) и, в частности, по поэтике Музиля (Н. Arntzen, W. Fanta, К. Corino, К. Amann, Р.-А. Alt, D. Goltschnigg, M. Luserke, J. Strelka, J. Strutz, A. M. Kochs, В. Neyemeyer, В. Nübel, W. Schraml, M-L. Roth) и Кафки (H. Binder, J. Thermann, R. J. Kaus, W. Kraus, W. Fromm, J. Ferk, U. Seiler, K. Kum, C. Hebell); специальные работы, посвященные феномену границы в творчестве писателей (Ph. Н. Beard, U. Karthaus, J. Vogl, R. Zeller, S. Deutsch, H.G. Pott, Ph. Payne, H. M. Dietz, Th. Pekar, A. Zingel, K. Johann, G. Mattenklott, Ch. Dawidowski, J. Magnou, J. Schröder, V. Fichot, A. Töns, J. Schillemeit, R. Görner, H. Göhler), являются базой для компаративистских штудий и формирования собственной концепции.
Работы отечественных ученых, занимающихся эпохой венского модерна и творчеством Р. Музиля и Ф.Кафки (Ю.И. Архипова, A.B. Белобратова, А.И. Жеребина, Д.В. Затонского, A.B. Карельского, Н.С. Павловой, Н.С. Сейбель и др.) составляют теоретическую основу для постановки проблемы исследования и обоснования ее актуальности. Также чрезвычайно важны в разработке понимания контекста эпохи модерна отечественные исследования по проблемам литературы Серебряного века: H.A. Богомолова, И.В. Кондакова, Н.В. Котрелева, A.B. Лаврова, Д.М. Магомедовой, В.В. Полонского, Н.Д. Тамарченко и др.
Методологически исследователь опирается на немецкоязычные работы по рецептивной эстетике (H.R. Jauß, W. Iser,), типологическому и генетическому сравнительному литературоведению (Р. Zima, P. Szondi, ), а также на исследования французских литературоведов-структуралистов (J. Leenhard, Р. Józsa, Р.Барта, Ю. Кристевой, М.Фуко). Тщательное исследование процесса чтения Достоевского Музилем и Кафкой по их дневникам стало основанием для обоснования возможности генетических и типологических сравнений художественных текстов данных авторов.
Степень разработанности темы рассматривается в специальном разделе работы. Существует ряд исследований, посвященных влиянию Достоевского на Кафку, однако рецепция Музилем Достоевского в музилеведении практически не рассматривалась. Кроме нескольких статей о влиянии романов Достоевского «Записки из подполья» (W. Feld 1987/88), «Преступление и наказание» (Т.А., В.А. Свительские 1975, J. Kraus 2000) и «Бесы» (А. Пушкарев 1993, J. Strutz 1994) монографии, посвященные сравнению поэтики Достоевского и Музиля, отсутствуют. Не существует также работ, затрагивающих дневниковый материал Музиля как доказательство его интереса к художественным принципам Достоевского, а центральный роман русского классика «Братья Карамазовы», который, безусловно, нашел свой отклик в романе Музиля «Человек без свойств», не составляет предмета ни одного компаративного исследования. Последний роман Достоевского также практически не берется во внимание в связи с анализом творчества Кафки. Если для сопоставительных исследований поэтики Достоевского и Кафки служат, как правило, романы «Двойник» (М. Spilka 1959, J. J. Ranftl 1991, R. Poggioli 1946), и «Преступление и наказание» (Н. Binder, М. Church 1969, J. J. Ranftl 1991, Д. П. Рысаков 2002), то роман «Братья Карамазовы» в этом отношении остается неизученным.
Цель данного исследования - рассмотреть рецепцию романного творчества Достоевского в поэтике Кафки и Музиля, в особенности тех произведений, которые ранее не были предметом сравнительно-литературоведческого анализа, в контексте метафизически и мифопоэтически значимого понятия границы в культуре модерна.
Для достижения этой цели необходимо решить следующие задачи:
• определить функциональность понятия границы в литературе австрийского модернизма («экспрессионистский штурм границ»8 или «ригористическая демаркация границ» младовенцами9 и, наконец, «снятие границ внешнего и внутреннего в образе абсолютной реальности»10, программно выраженное Музилем в концепте «иного состояния»)
• описать рецепцию немецкоязычной литературой первой трети XX в. творчества Ф.М.Достоевского, а также содержательного разнообразия темы границы, в художественном мире Достоевского;
• проанализировать тематически-смысловой контекст отсылок к имени Достоевского в дневниках, письмах, статьях и эссе Музиля и Кафки; очертить круг проблем, связанных с их интересом к творчеству Достоевского;
• рассмотреть повесть «Записки из подполья» как центральный текст Достоевского для эпохи модерна и проследить его тематические отголоски -образ «последний стены», границы между человеком и насекомым, индивидуумом и массой, понятие «обратной эволюции», инерции и др. - в поэтике художественных произведений Кафки «Превращение» и Музиля «Душевные смуты воспитанника Терлеса», «Человек без свойств»;
• установить связь романа «Душевные смуты воспитанника Терлеса» с романом «Преступление и наказание», проанализировав аналогии мотивов «переступания границы», сюжетных структур и системы персонажей;
• критически пересмотреть гипотезу ам