автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.06
диссертация на тему: Поздний палеолит Западно-Сибирской равнины

Полный текст автореферата диссертации по теме "Поздний палеолит Западно-Сибирской равнины"

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК СИБИРСКОЕ ОТДЕЛЕНИЕ ИНСТИТУТ АРХЕОЛОГИИ И ЭТНОГРАФИИ

На правах рукописи

Зенин Василий Николаевич

ПОЗДНИЙ ПАЛЕОЛИТ ЗАПАДНО-СИБИРСКОЙ РАВНИНЫ

07.00.06 - археология

АВТОРЕФЕРАТ Диссертации на соискание ученой степени доктора исторических наук

Новосибирск - 2003

Работа выполнена в секторе палеолита Института археологии и этнографии Сибирского Отделения Российской Академии наук

Официальные оппоненты: доктор исторических наук С. А. Васильев доктор исторических наук Ю.П. Холюшкин доктор географических наук В.П. Чеха

Ведущая организация: Иркутский государственный университет

Защита состоится 16 июня 2003 г. в 10 часов на заседании диссертационного совета Д 003.006.01 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора исторических наук при Институте археологии и этнографии СО РАН (630090, Новосибирск-90, пр. Лаврентьева, 17)

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Института археологии и этнографии СО РАН

Автореферат разослан «ДГ» апреля 2003 г.

Ученый секретарь диссертационного совета

доктор исторических наук

. С.В. Маркин

2.со?-А

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Современное палеолитоведение Северной Евразии характеризуется активизацией междисциплинарных исследований древнейших объектов первобытной культуры. Этот подход вызвал качественное изменение в системе тематических направлений, связанных с глобальными проблемами древнейших и последующих миграций, становления и эволюции рода Homo, его проникновением в криоаридные зоны материка и адаптацией к меняющимся природным условиям. Открытия последних десятилетий на Урале, в Казахстане, Центральной и Северной Азии в корне меняют бытовавшие представления об этих территориях как периферийных и оставшихся в стороне от центров возникновения, становления и развития палеолитических технологий вплоть до времени позднего палеолита. Контрастным отражением этих познавательных процессов явились результаты изучения палеолитических объектов Сибирского региона, позволившие расширить территориальные и хронологические границы древней ойкумены.

Палеолит Сибири представлен десятками комплексно изученных многослойных объектов, в отложениях которых содержатся свидетельства обитания первобытных сообществ от эпохи позднего ашеля - раннего мустье до финальной стадии позднего палеолита. Эти опорные геоархеологические местонахождения сопровождают численно превосходящие их пункты дислокации палеолитических материалов, как стратифицированных, так и экспонированных на поверхности. Абсолютное большинство палеолитических местонахождений выявлено в преобладающих условиях пересеченного рельефа горных областей Южной Сибири, плато и плоскогорий, в долинах крупнейших рек Северной Азии и их притоков. Иная ситуация сложилась для равнинных территорий, крупнейшей из которых является Западно-Сибирская {далее - 3-С) равнина.

Актуальность темы определяется некоторым отставанием в изученности палеолитической эпохи 3-С равнины в сравнении с окружающими территориями, которое медленно, но неуклонно сокращается. Исследования последних лет привели к увеличению числа палеолитических объектов и расширили хронологические рамки процесса заселения равнины в эпоху палеолита. Тем самым, наметилась тенденция к некоторому переосмыслению палеолитической истории равнины на основе последних открытий и продолжающихся исследований ранее известных местонахождений. Возникла необходимость и целесообразность обобщения всего массива накопленной к настоящему времени междисциплинарной информации по геоархеологическим объектам равнинной части Западной Сибири и, прежде всего,

рос НАЦИОНАЛЬНАЯ БИБЛИОТЕКА

относящихся к позднему палеолиту. Материалы наиболее ранних палеолитических местонахождений явно указывают на проникновение человека в пределы равнины уже в ермаковское время и, возможно, в эпоху среднего неоплейстоцена. При этом научная значимость Шестаково и Волчьей Гривы как опорных геоархеологических объектов весьма велика не только с позиций палеолитоведения Сибири, но и для стратиграфической тематики финальнокаргинского и сартанского времени. В совокупности с другими позднепалеолитическими объектами они позволяют расширить представления о развитии и вариабельности каменного инвентаря, особенностях палеоэкологии и среды обитания человека, его адаптации, стратегиях выживания и хозяйствования.

Цели и задачи исследования. Основная цель диссертации - всесторонний анализ и систематизация всего объема геоархеологической информации позднепалеолитических местонахождений в контексте геохронологии и динамики развития культуры первобытного населения на фоне окружающей природной среды на территории 3-С равнины. Достижение этой ведущей цели предполагает решение следующих задач:

- определение оптимальных условий освоения палеолитическим человеком 3-С равнины, включая фиксацию и прогнозирование ее первоначального заселения;

- выяснение закономерностей расположения палеолитических объектов на основе анализа геологического строения территории, с направленностью на определение районов перспективных для поиска древнейших местонахождений;

- технико-типологический и морфологический анализ палеолитического инвентаря, определение его стадиально-хронологической позиции;

- выяснение специфики индустриальных комплексов, ее причинности и проявления в системе аналоговых связей индустрий окружающих территорий;

- установление хронологических параметров отложений, вмещающих культурные остатки методами абсолютного и относительного датирования;

- реализация междисциплинарного подхода в изучении крупнейших зоо-археологических местонахождений Западной Сибири;

- обоснование геохимической природы локальной аккумуляции мамонтовой фауны на территории равнины и определение роли человека в этом процессе.

Методика исследований. Решение поставленных задач реализуется через изучение пр иродно-кул ьтурных объектов - геоархеологических местонахождений неоплейстоцена. Скрытая в них информация раскрывается преимуще-

ственно в геолого-палеогеографическом, хронологическом и культурно-историческом направлениях. Изучение проблемы освоения 3-С равнины предполагает выяснение зависимости расселения палеолитического человека от геологического строения территории. Влияние этого фактора на человека регулируется климатическими условиями, рельефом, геохимическими ландшафтами, пищевыми ресурсами и наличием каменного сырья. Детальное изучение археотафономии палеолитического культурного слоя методами планиг-рафии, структурного анализа и микростратиграфин, в сочетании с данными естественнонаучных исследований, позволяет моделировать различные аспекты производственно-хозяйственной деятельности и быта первобытного населения. Определение специфики индустриальных комплексов на основе морфологического и технико-типологического анализа характеризует стадиально-хронологическую и культурную позицию в звеньях палеолитических индустрий сопредельных территорий. В основе оценки хронологии и корреляции. основных культурно-технических и палеоэкологических проявлений, лежат показатели относительной и абсолютной геохронологии, сравнительно-морфологический анализ археологических источников. Синтез результатов гуманитарных и естественнонаучных дисциплин дает возможность прогнозирования перспективных площадей с оптимальными условиями для расселения человека, влияет на моделирование палеогеографических реконструкций, устанавливает систему связей человека с окружающей средой.

Научная новизна работы. Диссертация обобщает всю имеющуюся информацию о палеолите 3-С равнины - одной из наименее изученных областей Северной Азии. Установлена высокая перспективность поиска палеолитических местонахождений на основе геолого-археологического прогнозирования, определяемого геологическим строением территории и палеогеографическими обстановками прошлого. Прослежена лимитирующая роль ледниково-подпруцных бассейнов и дефицита литоресурсов на процессы освоения равнины в палеолите. В научный оборот в полном объеме вводятся материалы опорных геоархеологических объектов позднего палеолита 3-С равнины. Предложен новый в отечественном палеолитоведении аспект исследования процессов освоения человеком Северной Азии, учитывающий явление литофагии среди растительноядных животных. Установлена прямая связь травоядных животных и косвенная связь палеолитических групп с геохимическими палеоландшафтами Са-Ма-Мд - классов, в условиях которых формировались своеобразные минеральные оазисы - зверовые солонцы. Прослежены тафономические особенности крупнейших скоплений мамонтовой фауны на исследуемой территории и привлекательность последних для палеолитического населения.

Практическая ценность работы. Представленные материалы и основные выводы диссертации востребованы специалистами гуманитарных и естественнонаучных направлений в исследованиях палеолитической, палеогеографической и стратиграфической тематики неоплейстоцена, при чтении лекционных курсов в вузах по археологии и геологической истории четвертичного периода. Пространственная и геоморфологическая позиция стратифицированных комплексов позднего палеолита прямо влияет на уточнение палеогеографических реконструкций ледниково-подпрудных бассейнов юга 3-С равнины в позднем неоплейстоцене. Коллекционные материалы палеолитических объектов 3-С равнины используются в музейных экспозициях научных учреждений Сибири, в выставочной деятельности за рубежом. Опорные палеолитические стоянки 3-С равнины посещались специалистами из США, Японии, Кореи, Бельгии и Франции.

Источниковедческая база. Основу диссертации составили материалы экспедиционных исследований автора на опорных палеолитических комплексах 3-С равнины - Волчья Грива, Шестаково. Их дополняют результаты поиска и разведки более 20-ти пунктов дислокации палеолитических материалов, обнаруженных за последние четыре года исследовательской деятельности автора. В обобщающих разделах привлечены аналитические данные палеолитических коллекций, публикаций и архивные материалы из научных учреждений и музеев Санкт-Петербурга, Новосибирска, Барнаула, Красноярска, Иркутска, Томска, Ханты-Мансийска, Ачинска. Морфолого-типологическая оценка технокомплексов осуществлялась с опорой на классификационные схемы описания инвентаря, апробированные на палеолитических материалах Енисейского края и Приангарья. Другим важным источником для диссертации явились данные междисциплинарных исследований разрезов плейстоценовых отложений, полученные специалистами в области естественных наук: В.М. Кабановой (палинология), И.Н. Федене-вой (почвоведение), Е.Д. Агаповой (геохимия), Т.А. Дупал (микрофауна), Э.В. Алексеевой, Н.Д. Оводовым, E.H. Мащенко, И.В. Фороновой (макро-териофауна), И.А. Волковым, С.М. Цейтлиным, C.B. Николаевым, В.П. Че-хой, C.B. Лещинским (геология, геоморфология), С.И. Коноваленко (петрография), И. ван дер Плихтом, Э.Дж.Т. Джаллом, Л.А. Орловой (радиоуглеродное датирование).

Апробация работы. Основные положения и выводы диссертации представлены в 39 научных работах на русском и иностранных языках, в том числе в монографии. Результаты исследований изложены в докладах на международных симпозиумах и конференциях в Новосибирске (1998), Томске (2000,2001), Красноярске (2000), Иркутске (2001), Вене (1999), Иерусали-

ме (2000), на заседании Отдела палеолита Института истории материальной культуры РАН в Санкт-Петербурге (2000), а также регулярно обсуждались на заседаниях сектора палеолита Института археологии и этнографии СО РАН.

Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, шести глав, заключения и библиографии на русском и английском языках. Приложением является альбом иллюстраций.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ

Во введении дается краткий обзор истории исследования палеолитических местонахождений на изучаемой территории, раскрывается актуальность темы, определяются цели, задачи и методика исследований.

Глава 1. Палеогеография Западно-Сибирской равнины в неоплейстоцене.

1.1 Геолого-палеогеографическая история неоплейстоцена. 3-С равнина является одной из крупнейших равнин земного шара. Вместе с Алтаем, С ал аиром, Кузнецким Алатау и Солгоном она составляет Западную Сибирь. С запада, юга и востока равнину обрамляют Урал, Казахский мелкосопоч-ник, предгорья Алтая, Салаира, Енисейского кряжа, Кузнецкого Алатау и Среднесибирское плоскогорье. 3-С равнину обычно разделяют на четыре геоморфологические области: 1) морских аккумулятивных равнин на севере; 2) ледниковых и водно-ледниковых равнин; 3) приледниковых, главным образом озерно-аллювиальных, равнин; 4) южных внеледниковых равнин. Их различия объясняются историей формирования в четвертичное время, характером и интенсивностью новейших тектонических движений. Основные элементы рельефа - широкие плоские междуречья и речные долины. Во многих местах междуречья сильно заболочены. В северных провинциях рельеф междуречий приобретает характер холмистой равнины. На юге поверхность нередко осложнена невысокими гривами, протягивающимися с северо-востока на юго-запад. Речные долины страны сформировались в условиях небольших уклонов поверхности и медленного течения рек.

В настоящее время существуют две основные концепции развития 3-С равнины в плейстоцене - ледово-морская и ледниковая. Ледниковая концепция признается большинством исследователей и поддерживается в настоящей работе. Многие проблемы, касающиеся оледенения Западной Сибири, являются остро дискуссионными. В их числе вопросы о причинах, количестве, размерах оледенений, проблема существования и динамики

ледниково-подпрудных бассейнов. Выяснение хронологических и пространственных границ этих водоемов крайне важно и для палеолитоведения. Это дает возможность определения площадей, на которые возможное проникновение древнего человека не регламентировалось водными преградами. Острую дискуссию вызвала реконструкция подпрудного бассейна в центральной части равнины периода сартанского криохрона [Развитие ландшафтов..., 1993 и др.]. Сомнения относительно его существования высказаны многими исследователями [Лаухин, 1981, Зубаков, 1986 и др.]. Его признание исключает возможность для проникновения на "затопляемую" территорию крупных животных и человека. Имеющиеся на сегодня сведения по размещению палеолитических объектов на равнине с абсолютными отметками 20 -110 метров и обеспеченные 14С-датами от 30 до 10 тыс. лет назад фактически отрицают существование обширного подпрудного бассейна.

1.2. Оптимальность условий освоения человеком Западно-Сибирской равнины в неоплейстоцене. Исследование проблемы освоения равнины изначально предполагает выяснение зависимости расселения человека от геологического строения территории. Проникновение человека в незаселенные районы должно было регулироваться климатическими условиями, пищевыми и сырьевыми ресурсами. Геологическое строение, рельеф и макроклимат отражались на развитии и зональности растительных сообществ, а последние влияли на разнообразие фауны и миграции животных. В плейстоцене крупные травоядные животные во многом зависели от существования особых геохимических ландшафтов, в пределах которых формировались своеобразные "минеральные оазисы", так называемые "зверовые солонцы" [ЬевЬсЫпзЫу. 2001]. Оптимальное сочетание этих условий могло являться объективным стимулом к освоению новых территорий в палеолите. Дисбаланс в их проявлении, так или иначе, выступал в качестве лимитирующего фактора, что отчетливо отразилось на территории 3-С равнины.

1.2.1. Геохимический ландшафт как определяющий фактор освоения палеолитическим человеком Западно-Сибирской равнины. Исследуемый регион в плейстоцене представлял собой приледниковую и внеледниковую зоны с резкими колебаниями макроклимата. Смена ландшафтов проходила быстро - от тундровых к степным и наоборот, с короткими фазами лесов [Архипов, Волкова, 1994 и др.]. Подтверждением тому - остатки крупных животных в разрезах естественных местонахождений и палеолитических стоянок. Для последних очень характерен мамонт, бизон и лошадь. Малочисленны лось, шерстистый носорог, северный олень, сайга. Это свидетельствует о том, что фауна равнин была значительно более однородна, чем в горных районах юга Сибири [ Агаджанян, 2001 ]. Для равнины выделяются

две особенности - многочисленность крупных травоядных и однородность видового состава мегафауны. Из этого следует, что ландшафты равнины были привлекательны для одних видов животных и мало пригодны для других. Эти особенности должны были отразиться и на процессе освоения равнины палеолитическим человеком. Связь человека с ландшафтами выстраивается через "пищевую цепь" [Ковальский, 1974 и др.]: почвообразующая порода - почва - воды - растительность - травоядные животные - хищники (в том числе и человек). Соответственно, разнообразие и численность животных напрямую зависит от кормовой базы и биогеохимического содержания природных ландшафтов.

На равнине последовательно с севера на юг прослеживаются лесная, лесостепная и степная зоны с характерным для них климатом, растительностью и почвенным покровом. В юго-восточной части наблюдается высотная поясность природных зон. На юге зональные черты растительности и почвенного покрова сильно нарушены. Разновысотность структур равнины приводит к перераспределению влаги, выносу солей с повышений и аккумуляции их в депрессиях [Аникина и др., 1977], что отражается на развитии флоры и фауны. Предполагается, что подобная биогеохимическая ситуация (со своими особенностями) складывалась и в неоплейстоцене в зонах юга равнины. Здесь животные часто подвержены эндемическим заболеваниям из-за недостатка или избытка в почве макро- и микроэлементов. В конце плейстоцена, в условиях развития кислых ландшафтов, крупные травоядные периодически испытывали минеральный голод, а засоленные ландшафты служили для них "зверовыми солонцами". Процент смертности и условия захоронения животных на солонцах иногда были достаточными для образования костеносных горизонтов [Лещинский, 1998, 1999, 2001]. Вероятно, с этим обстоятельством связаны захоронения "мамонтовой" фауны Шестаково и Волчья Грива. Возможно, детальное геохимическое картирование позволит в будущем выявлять участки с наиболее вероятным размещением палеосолонцов и скоплений фауны, а через них и местонахождений древних охотников.

1.2.2. Литоресурсы. На 3-С равнине источники сырья не всегда и не везде были доступны. На Сибирских Увалах и вдоль западной границы равнины сырья было достаточно (галечники, материал морен), а малочисленность стоянок в этих районах объясняется труднодоступностью и слабой изученностью. Дефицит литоресурсов отмечается в бассейнах рек Тобола, Ишима и Иртыша, где коренные породы отсутствуют, а галечники весьма редки, что объясняет малочисленность палеолитических объектов. Источники сырья для ряда известных здесь стоянок имеют уральское или северо-

казахстанское происхождение, что свидетельствует о транспортировке пород охотниками. Обитатели Венгерово-5 и Новотартасской стоянки могли использовать местное редко встречаемое галечное сырье. Малочисленность стоянок в Притомье объясняется не отсутствием сырья, а недостаточной археологической изученностью. Возраст известных здесь стоянок, основанных на галечном сырье, не древнее позднекаргинского времени.

Объекты более раннего возраста отличает использование коренных пород - кварцитовидных песчаников. Эти породы распространены в бассейнах рек Томь, Яя, Кия, Чулым, Кемчуг, Кеть и Кемь. Указанные районы весьма перспективны для поиска палеолитических объектов, как в долинах рек, так и на водоразделах. Подтверждением тому являются изделия из Мохово 1 в Кузбассе [Николаев, Маркин, 1990]. Открытие этого местонахождения во многом было обеспечено прогнозным анализом геологической ситуации района. Система целенаправленного поиска палеолитических объектов на коренных выходах сырья наиболее значимо проявилась в аридных зонах Монголии и Казахстана. Преимущественное использование галек из кварца, кварцита, крупнозернистых пород характерно для раннепалеолитичес-ких местонахождений Северной Азии [Дроздов, Чеха, 1999 и др.]. Самым восточным на равнине местонахождением на коренных выходах сырья является Большой Кемчуг, где представлены разновременные палеолитические материалы. Сырьем более древних индустрии служили коренные породы (кремни, сидериты, алевролиты). В более поздних индустриях к ним добавляется галечное сырье (яшмоиды, роговики и др.).

Таким образом, прослеживается определенная традиция использования на ранних этапах палеолитической истории Сибири коренных кремнистых пород или галечного материала кварцевого состава. На местонахождениях позднего палеолита преобладает галечное сырье из кремнистых пород.

1.3. Проблема начального освоения территории (досартанский этап). Данная проблема обозначилась с конца 1990-х годов, когда с участием автора в бассейне р. Чулым были выявлены несколько палеолитических местонахождений, как стратифицированных (Воронино-Яя, Арышевское 1-2), так и с поверхностным залеганием артефактов (Кордон, Большой Улуй, Усть-Болыпой Улуй). Все эти комплексы приурочены к выходам кварцитовидных песчаников и основаны на использовании данного сырья.

Арышевское 1. Местонахождение расположено на правом берегу р. Яи (левый приток р. Чулым), в урочшце "Арышевское", на месте карьера по добыче птины. В основании разреза лежат меловые глины (слой 8), перекрытые яйским горизонтом (слой 7) кварцитовидных песчаников (эоцен). На них со стратиграфическим перерывом залегают маломощные четвер-

тичные отложения (слои 6-1). Ярко выделяется погребенная почва (слой 6), перекрытая песчано-гравийными отложениями неясного генезиса (слои 5 -3) и гумусированной супесью (слой 2). Из почвы (два образца) получены 14С-даты: более 40000 лет. Фиксируются два уровня залегания находок: на контакте слоев 5-6 (грубые сколы - 26 экз.) и в слое 2 (445 экз.). Подъемные материалы из слоя 2 представлены 475 изделиями. Анализ сводной коллекции из верхнего уровня установил наличие радиального, ортогонального, конвергентного и параллельного способов расщепления. Среди орудий (110 экз.) преобладают скребловидные, зубчатые и выемчатые формы. Отмечены изделия с резцовыми сколами и с различного рода выступами. Все они выполнены на отщепах. Пластаны и конвергентные сколы редки. Преобладают гладкие ударные площадки с углом наклона свыше 100°. Вопрос о возрасте индустрий остается открытым. Уголь из кровли слоя 2, не связанный напрямую с артефактами, показал возраст - 2925±45 лет, а сборная проба угля из подошвы и средней части слоя представила дату - 33630±995 лет. Последняя дата оценивается как ориентировочная верхняя хронологическая граница индустрии.

Арышевское 2. Местонахождение расположено на правом борту р. Яя (высота от уреза - 24 м). На поверхности 12-ти метровой террасы выявлены глыбы песчаника со следами откалывания породы. На склоне правого борта р. Яя описан разрез от кровли песчаников вверх. В основании вскрываются олигоценовые пески (слой 1), нижнечетвертичные асиновские отложения (слой 2), с перерывом перекрытые лессовидной супесью (слой 3). Выше лежат эолово-делювиальные супеси, пески и суглинки (слой 4), перекрытые гумусированной супесью (слой 5) и современной почвой. В слое 5 выявлен инвентарь (64 экз.), представленный плоским монофронтальным ядрищем, обломками, сколами подправки площадок, пластинами и отщепа-ми. Характерны гладкие, двугранные и фасетированные площадки. Орудия отсутствуют. Пластинчатая направленность индустрии кардинально отличает ее от инвентаря из Арышевского 1. Условия залегания и морфологический облик инвентаря допускают определение возраста индустрии в рамках каргинского времени.

Воронино-Яя. Сведения о находках костей животных и изделия из камня в с. Воронино-Яя (левый берег р. Яя) известны с 1973 г. [Алексеева, Ма-тющенко, 1973]. В разрезе берегового уступа (11 м над урезом) вскрыты щебнисто-дресвяно-гравийные отложения (слой 1) и серый суглинок (слой 2), перекрытые делювиальными отложениями (слои 3 - 6) и современной почвой. В слое 3 (погребенная почва?) выявлены 5 отщепов, плитка и два осколка. Площадки отщепов гладкие, с углом наклона 107-110°. Огранка

радиальная и бессистемная. В подъемных материалах (9 экз.) отмечены массивные подтреугольные сколы, отщепы, шиловидное орудие на отщепе, осколок и два обломка пластин. Огранка сколов бессистемная, продольная и бипродольная. Находки в слое 3 сопровождали кости лося, носорога и длиннохвостого суслика. Из отложений, коррелируемых со слоем 5 получена 14С дата по кости бизона - 28450±850 лет (возможно омоложена). Вопрос о возрасте инвентаря остается открытым. Морфология и условия залегания инвентаря позволяют предположить ермаковский возраст индустрии.

Кордон. Местонахождение расположено на правом берегу р. Яя. На южном склоне мыса (20 м от уреза), сложенного верхнемеловыми породами, найдены два сильно выветренных орудия (скребловидное и зубчатое). Их предполагаемый возраст - не моложе среднего палеолита.

Александровское. Местонахождение в карьере у с. Александровское, в левобережной части долины р. Омутная (правый приток р. Томь). В разрезе представлены (сверху вниз) современная почва, бурый суглинок (слой 2), коричневый песок (слой 3), перекрывающие нижележащие грязно-зеленую ак-вальную глину тайгинской свиты (слой 4), песчано-гравийные отложения (слой 5) и иссиня-черную аквальную глину (слой 6). Разрез демонстрирует глинистую толщу аквального генезиса. В слое 5 извлечен обломок песчаника со слабо окатанными негативами снятий. На сегодня это наиболее раннее свидетельство проникновения человека на территорию 3-С равнины, при условии подтверждения нижне-среднечетвертичного возраста отложений.

Усть-Болыдой Улуй. Местонахождение расположено на правом берегу р. Чулым, в 2,5 км ниже устья р. Бол. Улуй. В основании берегового обнажения собраны галька со сколами и отщеп из кварцита, выполненные из песчаника преформа радиального нуклеуса, валун с негативами сколов, отщеп. Все предметы в различной степени окатаны.

Большой Улуй. Местонахождение расположено в 2 км к востоку от пос. Большой Улуй. На техногенных обнажениях отмечены коренные выходы песчаников, где собраны выветренные изделия (39 экз.). В средневывет-ренной серии (7 экз.) представлены преформы нуклеусов, отщепы массивные треугольно-удлиненные и скребловидные орудия. Слабовыветренную серию (32 экз.) представляют одноплощадочные нуклеусы, фрагменты пластин и отщепы, выемчатые и скребловидные орудия, зубчатое орудие и отщеп с ретушью. По морфологии и сохранности предметов возраст болыпе-улуйских комплексов предварительно оценивается в параметрах среднего палеолита.

Большой Кемчуг (БК). Стоянка расположена на мысу (~ 2 км) правого борта долины р. Бол. Кемчуг (правый приток р. Чулым), у одноименного

села. Она открыта А. П. Окладниковым в 1970 году, отметившим сочетание леваллуазских приемов расщепления камня и клиновидных нуклеусов [1975]. По углю получена дата 10890±60 л.н. Инвентарь из подъемных сборов (463 экз.) датирован ранней стадии мезолита [Вдовин, 1992].

В 2000 - 2001 годах произведено дополнительное обследование местонахождения. изобилующего техногенными нарушениями. В обнажении мыса описан разрез (снизу вверх), основанием которого являются юрские отложения тяжинской свиты с прослоем кремнистых пород (кремни, сидериты, алевролиты). Отложения с большим перерывом перекрыты делювиально-элювиалытым слоем 2 и серой супесью (слой 3), к которым приурочены культурные материалы. Их стратиграфическая позиция детально не установлена. В радиусе 4 км от раскопа 1974 года (пункт 1) разведаны еще 7 пунктов (БК 2 - 8) с группировками артефактов, включая выходы сырья в пункте 4. В подъемных сборах содержатся разновозрастные материалы. Все средневыветренные и часть слабовыветренных предметов имеют патину до 1 - 4 мм. Выделены средневыветренные изделия с патиной, слабовывет-ренные с патиной, слабовыветренные без патины, изделия без следов выветривания. Две первые группы представляют индустрии раннего этапа. В стратифицированных условиях выявлены материалы (пункты: БК-2, БК-3, БК-6) позднего этапа разработки кремнистых пород. Индустрии раннего этапа не стратифицированы. Они собраны в склоновых промоинах (пункты 1 -3). В группе средневыветренных изделий с патиной (98 экз.) доминируют параллельный, радиальный и ортогональный принципы расщепления. Пластины массивные, широкие, с гладкими площадками. Для отщепов характерны массивность, радиальная и конвергентная огранки спинок. Присутствуют леваллуазские отщепы и сколы комбева. В числе орудий - зубчатые и выемчатые образцы, скребла одинарные продольные, шиповидное орудие. В группе слабовыветренных изделий с патиной (154 экз.) отмечены нуклеусы с параллельной системой расщепления, леваллуазские образцы с радиальным и конвергентным оформлением фронта скалывания. Резко выделяются заготовки торцовых нуклеусов на галечных осколках. Характерны массивные пластины и отщепы с гладкими и подправленными площадками. Среди орудий (24 экз.) - фрагмент леваллуазского острия, скребла, комбинированный скребок-шип, скребки концевые и многолезвийные на пластинах, проколки, шиловидные орудия, резцы угловые и диагональный, долотовидное и зубчатое орудия.

Таким образом, к раннему периоду (средний - начало позднего палеолита?) отнесены патинированные артефакты, а к более позднему - изделия без патины и следов выветривания. Экзотичность сырья (сидеритов) позво-

ляет предположить транспортировку орудий от центра добычи на расстояние до 220 км. Примеры тому - клад у села Шестаково и изделия из Некрасовского.

Некрасовское. Местонахождение приурочено к обнажению правого берега р. Бол. Кемчуг, в 3 км выше по течению от устья р. Бол. Терехтюль. Основание разреза представляют меловые отложения (слой 11) перекрытые русловым аллювием (слой 10) и голубовато-серой глиной аквального генезиса (слой 9). Выше залегают песчано-глинистые и супесчаные отложения (слои 8-7) перекрытые черно-серой супесью (слой 6) и пачкой лессовидных и делювиальных отложений (слои 5-1) В кровле слоя 6 выявлены одинарное скребло, обломок листовидного бифаса с обушком из сидерита и ребро мамонта. Типологический облик, наличие следов выветривания и патина на поверхности предметов позволяют предположить для них сред-непалеолитический возраст. Не противоречат этому и условия залегания.

Клад у села Шестаково. Коллекция (8 экз.) происходит из сборов A.M. Кулемзина [1980]. Слабовыветренные и патинированные изделия крупные, выполнены из сидерита. Они представлены ножами на массивных пластинах, комбинированными орудиями скребок-нож и скребок-резчик, скреблом, овальным бифасом, пластиной и отщепом с ретушью. Возраст клада оценивается приблизительно - в пределах каргинского термохрона.

Объекты с использованием коренных пород дополняют малочисленные подъемные материалы, выполненные на галечном сырье кварцевого состава (Малый Кемчуг, Красная Речка 1-2). Все указанные в данном разделе местонахождения являются предварительными свидетельствами более раннего проникновения человека на равнину, чем это предполагалось ранее.

Глава 2. Позднепалеолитические местонахождения сартанского времени

В главе дается обзорная характеристика наиболее известных стоянок фи-нальноплейстоценового времени. Приводятся сведения о недавно открытых и разведанных местонахождениях.

Луговское. Местонахождение мамонтовой фауны и самая северная на равнине палеолитическая стоянка (61 ° с.ш.) располагается в 25 км западнее г. Ханты-Мансийска. Возраст по 14С - от 30 до 10 тыс. л.н. Ископаемые и культурные остатки приурочены к донным отложениям ручья, прорезающего тело I террасы (абс. выс. - 20-25 м) р. Оби. Полоса распространения остатков - 300 х 30 м. В списке млекопитающих 13 видов (мамонт - 98 %). Прослежена комбинация условий "зверовой солонец - природная ловушка", что привлекало палеолитического человека. Каменный инвентарь (271 экз.)

оценивается возрастом около 13 тыс. л.н. Сырьем служили разнообразные породы из морен. Определяется пластинчатая индустрия с преобладанием микроформ. В числе орудий (14,8 %) - пластинки с краевой ретушью, шиловидные, выемчатые и долотовидные орудия, скребки, изделия с резцовыми сколами. Уникальна находка грудного позвонка самки мамонта с проникающим отверстием и застрявшими вкладышами из кварцита (возраст по AMS14С -13465±50 л.н.). В Евразии это вторая находка (и первая в Сибири) кости мамонта с повреждением метательным оружием.

Гари. Местонахождение расположено на правом берегу р. Сосьва (правый приток р. Тавды, впадающей в р. Тобол) вблизи пос. Гари (абс. выс. 75 м) [Бадер, Сериков, 1981]. На месте "кладбища" мамонтовой фауны выявлено 348 экз. каменных изделий [Сериков, 2000]. В галечном сырье преобладают яшмы (65 %), что предполагает связи населения с Южным Уралом. Инвентарь характеризуется мелкими ядришами, отщепами и пластинками (в том числе, с ретушной отделкой краев), скребками, изделиями с выделенным ретушью "острием" и с резцовыми сколами. Отмечена пластинчатая направленность индустрии. По костям мамонта получены 14С даты 15 -

16 тыс. л.н. В этом же районе Ю.Б. Сериковым открыты местонахождения фауны и единичные изделия из камня - Гари И, Рычково, Евалга [2000]. На их возможный возраст указывают 14С-даты по костям мамонтов в значениях

17 - 19 тыс. л.н.

Троицкая I. Стоянка расположена на левом берегу р. Уй (левый приток р. Тобол) в 11 км к западу от г. Троицка, на границе Южного Урала и 3-С равнины (абс. выс. 200 м) [Широков и др., 1996]. На глубине 0,8 - 1,0 м выявлены кости 4-х особей мамонта, кости лошади, каменный инвентарь (188 экз.). Использовались гальки из горного хрусталя, кремня, халцедона, яшмы. Нуклеусы представлены двумя торцовыми и многошющадочным ядрищами. В числе орудий - опцепы и пластинка со следами использования, скребки, в том числе высокой формы, резцы. Выявлена пясная кость лошади со сквозным отверстием. Предполагается кратковременный характер стоянки на месте гибели животных. Имеется 14С-дата по кости мамонта - 16300±300 л.н.

Шикаевка II. Стоянка расположена на берегу оз. Слободчиково в правобережье р. Тобол (абс. выс. 75 м) [Цейтлин, 1979; Петрин, 1986]. Вскрыты два скелета мамонтов и единичные кости других видов. Каменный инвентарь (35 экз.) выполнен из уральской яшмы. Преобладают орудия на пластинах. Выделяется группа орудий в виде "геометрических" изделий. Объект считается местом разделки туш мамонтов. С.М. Цейтлин предполагал существование в районе Шикаевки кладбища мамонтов. Возраст отложений

с культурными остатками оценивался им в пределах 13-11 тыс. л. н. В.Т. Петрин не исключал более ранний возраст стоянки, что позднее подтвердила полученная JI. А. Орловой 14С-дата по кости мамонта - 18050±95 л.н.

Новый Тартас и Венгерово-5 расположены на правобережной II (?) террасе р. Тартас (правый приток р. Омь). Терраса (абс. выс. 100 м) осложнена "гривным" рельефом [Окладников, Мол один, 1983]. Находки фауны и изделия из камня приурочены к гривному рельефу. Отмечено сходство объектов по геоморфологии, малочисленности изделий (свыше 10 экз. в Венгерово и 8 экз. в Н. Тартасе), использованию кварцита и пластинчатой направленности индустрий. Различия прослеживаются в стратиграфии и в составе фауны (в Н. Тартасе - мамонт, а в Венгерово - бизон, носорог (?) и рыбы). В инвентаре отмечены пластинки с ретушью, округлый скребок высокой формы, обломок нуклеуса с параллельными сколами. Возраст стоянок оценивается сартанским временем.

Черноозерье II. Местонахождение расположено на левобережной террасе р. Иртыш (11-12 м от уреза, абс. выс. 80 м). Поверхность террасы осложнена дюнами высотой 1 -2 м. В теле одной из них исследованы три палеолитических горизонта [Генинг, Петрин, 1985]. Расчищены комплексы жилищного, бытового и хозяйственного характера. В составе фауны преобладает бизон (мамонта нет). Часть костей использовалась как топливо. Инвентарь (более 3000 экз.) представляют призматические нуклеусы, пластинки, отщепы. В составе орудий: пластинки с ретушью, вкладыши, резцы - угловые, срединный, поперечно-ретушный. Скребки - одинарные и двойные, комбинированные, с ретушью по периметру и высокой формы. Отсутствуют скребла, единично долотовидное орудие, редки орудия из галек. Сырьем служили гальки из кремня и яшмоидов, желваки кварцитов. В.Т. Петрин предполагал их поступление из отмелей Иртыша и выходов "кокче-тавской глыбы" [1986]. Очень выразителен костяной инвентарь (34 экз.): вкладышевые кинжалы (копья?), украшения, обломки поделок. Многие из них орнаментированы. С.М. Цейтлин [1979] датировал стоянку в интервале 12,0 - 10,8 тыс. л.н. Имеется 14С-дата по углю из второго горизонта -14500±500 л.н.

Могочино I. Стоянка расположена на левом берегу р. Обь, в 24 км ниже устья Чулыма (абс. выс. 70-80 м) [Петрин, 1986]. Рельеф на месте стоянки осложнен оползнями. В разрезе фиксируются современная почва, делювий, сапропель и песчано-галечные слои, тобольские пески. Культурные материалы принадлежат низам отложений третьей фазы и поверхности тобольских песков. Многочисленны кости мамонта, лошади, северного оленя. Прочие виды редки. Инвентарь (1348 экз.) выполнен из галечного сырья.

Нуклеусы представлены дисковидными, плоскими, торцовыми разновидностями, включая клиновидные. Среди орудий выделены скребла, скребки, долотовидные изделия. Резцы и пластинки с ретушью редки. В.Т. Петрил отметил сходство инвентаря с материалами афонтовской культуры и датировал его в пределах 17-16 тыс. л. н. Имеется 14С-дата по кости мамонта -20150±240 л.н. В этой связи следует отметить присутствие в коллекции ре-утилизированных изделий.

Томская стоянка. Располагалась на правом берегу р. Томь (40-42 м над урезом, абс. выс. 110-115 м), в черте г. Томска. Исследовалась Н.Ф. Кащенко в 1896 г. [1901]. Выявлены кости особи мамонта и около 200 каменных изделий. Они размещались на глубине 3,5 м в нижней части лессовидных суглинков, подстилаемых песчано-галечными отложениями. Часть костей служила топливом. Инвентарь описан З.А. Абрамовой и В.И. Матющенко [1973]. Он характеризуется серией небольших пластинок с ретушью краев, пластинками и нуклеусом с параллельными сколами на широкой плоскости и торце. Отмечены долотовидные орудия, изделия с резцовыми сколами, с выемками, опцепы с мелкой ретушью. По углю получена дата —18300±1000 л.н.

Ачинская стоянка. Расположена в 2 км к востоку от г. Ачинска в долине ручья, впадающего в р. Типтятку (правый приток р. Чулым). Результаты исследований опубликованы частично [Авраменко, 1963; Ларичев, Аруста-мян, 1987; Аникович, 1976; Цейтлин, 1979]. Г. А. Авраменко выделял в разрезе два горизонта: нижний элювиально-делювиальный и верхний делювиальный суглинок. Культурный слой с кострищами выявлен в кровле нижнего горизонта. Многочисленны кости мамонта и лошади, а прочие виды (сайга, волк, песец и птицы?) редки. В инвентаре (1787 экз.) отмечены мелкие призматические, дисковидные, конусовидные и торцовые нуклеусы, включая атипичные клиновидные. Характерны изделия на средних и мелких пластинках - с ретушированными выемками, зубчатые формы. Разнообразны скребки, включая двойные и высокой формы. Отмечены скребла, долотовидные орудия, изделия с двусторонней обработкой, орудия с выделенным острием и с резцовыми сколами. Использовалось галечное сырье. Более выразительные образцы инвентаря выполнены из кремнистых пород. Представлены изделия из кости: обломки стержней и орнаментированный жезл из бивня мамонта. Точный возраст стоянки не установлен. С.М. Цейтлин определял его в пределах 10,8 - 10,3 тыс. л.н. [1979]. Большинство исследователей указывает на раннесартанское время [Абрамова, 1989 и др.].

Березовый Ручей 1. Стоянка расположена на правом берегу р. Береш, недалеко от ее впадения в р. Урюп (левый приток р. Чулым). Исследовалась в 1979-1982 гг. [Лисицын, 2000 и др.]. Выделены два культурных слоя. Их

стратиграфическая позиция во многом остается неясной. Фауну представляют кости мамонта, бизона, северного оленя, лошади, волка, песца и лисицы. По данным Н.Ф. Лисицына, для верхнего слоя характерны орудия на отщепах, а для нижнего - на пластинах [2000]. По костям сев. оленя из нижнего слоя получена |4С-дата-15210±560 л.н. В более представительной индустрии нижнего слоя преобладают пластинки (75%). Крупных пластин без вторичной отделки нет. Преобладают торцовые и атипичные клиновидные нуклеусы. Орудия представлены пластинками с ретушью, остроконечниками на крупных пластинах, срединными и угловыми резцами. Выразительны скребки - концевые, двойные, высокой формы. Скребла выполнены на массивных отщепах и пластинах: одинарные, двойные, с ретушью по периметру. Долотовидные орудия редки. Поделки из кости представляют два однопазовых вкладышевых орудия. Своеобразие инвентаря проявляется в смешении типов орудий, характерных для кокоревской и афонтовской культур [Вишняцкий, 1984].

Большой Кемчуг. К поздним комплексам данного местонахождения (предположительно сартанского времени) отнесены изделия без патины, у которых признаки выветривания отсутствуют или слабые. Сводная коллекция 2000 года (пункты 1-2) насчитывает 381 экз., включая изделия из галечного сырья. Присутствуют нуклеусы с параллельной и радиальной системой расщепления. Микронуклеусы представлены двумя торцовыми и клиновидной формой. Пластины (53 экз.) в основном средние и мелкие, с гладкими и фасетированными площадками. Микропластинки редки. Среди отщепов (179 экз.) преобладают сколы размером 3-5 см. В числе орудий (46 экз.) - пластинки и отщепы с ретушью, скребловидные, шиловидные, зубчато-выемчатые формы, проколки. Единичны изделия с резцовым сколом, анкошем, с двусторонней обработкой, нож на пластине. Для комплекса в целом характерно изменение сырьевой базы и появление микропластинчатой техники.

В ходе разведок 1998 - 2001 гг. выявлен ряд местонахождений с каменным инвентарем, как стратифицированных, так и с экспонированными материалами. Их предполагаемый возраст не выходит за рамки финала плейстоцена - начала голоцена.

Усть-Кийка. Местонахождение расположено на уступе (12 м от уреза) правого берега р. Кии, в 35 км к югу от стоянки Шестаково. Инвентарь (1146 экз.) получен в шурфе и на поверхности. Характерны мелкие нуклеусы с параллельными и радиальными снятиями. Пластинки малочисленны. В орудийном наборе (74 экз.) разнообразны скребки, в том числе высокой формы, шиловидные и зубчато-выемчатые орудия, сколы с ретушью. Еди-

ничны скребловидные, долотовидные орудия и изделия с резцовыми сколами, обломок бифаса и наконечник стрелы. Местонахождение является мастерской на выходе сырья.

Макаракская пещера. Расположена в 700 м к востоку от пос. Макаракс-кий в распадке на правом борту долины р. Кии. Отложения пещеры нарушены канавами. В отвале собраны два невыразительных изделия из камня, пластина из бивня с биконическими отверстиями, пластинки из бивня со следами резки и шлифовки, кости 11 видов животных.

Средняя Березовка. Местонахождение расположено у с. Ср. Березовка на месте песчаного карьера, на правом борту р. Березовка (левый приток р. Сереж). В основании разреза лежат меловые отложения (слой 5), перекрытые субаэральными суглинками (слои 4-2) и современной почвой. Инвентарь (6 экз.) выявлен в слоях 3 и 4, представлен пластинками, отщепом и чешуйкой из мелового кремня.

Большие Сыры. Местонахождение расположено на правом берегу р. Чулым, у с. Бол. Сыры, на южном склоне куполообразной возвышенности, сложенной из песчаника. На техногенной выработке собраны отщеп, осколок и комбинированное долото - анкош.

Легостаево. Местонахождение расположено у с. Легостаево, на правом берегу р. Чулым. В осыпи обнажения (7 м от уреза) найдены пластинчатый отщеп и микроскребок из аргиллита. Рядом расчищен фрагмент большой берцовой кости бизона.

Скрипачи. Местонахождение выявлено в обнажении правого берега р. Урюп, при впадении руч. Федоровский лог. Основанием разреза являются меловые породы илекской свиты, перекрытые делювиально-эоловыми отложениями. В осыпи последних найдены пластинка из роговика и мелкий осколок из микрокварцита.

Халдеево. Местонахождение расположено на правом борту истока р. Киргизки, в районе кладбища с. Халдеево. Каменные изделия (19 экз.) обнаружены в размытой колее дороги. Инвентарь представляют односторонний нуклеус с негативами широких снятий, колотые гальки, обломки, два осколка с ретушью и отщепы. Большинство предметов окатаны (?).

В районе пос. Новочернореченский Красноярского края выявлены два пункта с экспонированным инвентарем. Они расположены на склонах возвышенности, сложенной мезозойскими породами. Четвертичные отложения представлены маломощным элювиально-делювиальным покровным чехлом. Инвентарь (16 экз.) включает разновременные изделия из галечных пород. Раннюю группу представляют "дефлированные" скребловидное и два зубчатых орудия. В поздней группе выветренные образцы отсутствуют. В их числе

колотые гальки, нуклеусы с параллельными и радиальными снятиями, типичный торцовый микронуклеус, чоппинг, зубчатое орудие.

Глава 3. Геоархеологическое местонахождение Волчья Грива

Волчья Грива находится в юго-восточной части слабо расчлененной равнины Барабинской степи. Грива вытянута почти прямолинейно в восток-северо-восточном направлении на 8 км при ширине в средней части около 1 км и относительной высоте до 10 - 11 м.

3.1. Первый этап исследований. История изучения Волчьей Гривы берет начало в 1957 году. В раскопе 3 м2 Б.С. Кожамкуловой выявлены кости мамонта, бизона и лошади. Геологические исследования проводились Г.В. Полуниным [1961]. По шурфам и скважинам дано описание отложений: 1) почвенный слой; 2) суглинок желтый, лессовидный. Изредка встречаются сильно выветрелые кости; 3) суглинок желтый, лессовидный, с тонкими (14 см) прослойками песка. Много костей хорошей сохранности; 4) супесь пепельно-серая, легкая, макропористая, содержит очень много костей хорошей сохранности; 5) супесь желто-бурая с прослойками песка и суглинка. Г.В. Полунин отметил, что отложения с костями залегают в пологой ложбине, дном которой служат желто-бурые супеси, слагающие гриву.

В 1967 г. Волчья Грива изучалась Э.В. Алексеевой и И.А. Волковым [1969]. Ими описан следующий разрез: А) - современный горизонт; Б) -буровато-серый неслоистый сильно опесчаненный легкий суглинок с обильными костями в нижней части слоя; В) - ниже костеносного слоя и в его нижней части залегает прослоек зеленовато-серого глинистого алеврита и тонкозернистого песка; Г) - песок светлый, желтовато-бурый (костей нет). Возраст костеносного слоя определялся около 12-10 тыс. л. н.

В 1968 году раскопки продолжили А.П. Окладников, И.А. Волков, С.Л. Троицкий, Э.В. Алексеева, Б.Г. Григоренко. По костям мамонтов получены даты- 14200±150,13600±230 и 14800±150 л.н. Раскопки выявили 2 мелких отщепа, а кости были приняты за остатки стен жилища. И.А. Волковым было установлено, что Грива не заливалась водой, и животные могли свободно ее покидать.

С.М. Цейтлин [1979] определил в разрезе Гривы две позднесартанские погребенные почвы. Возраст костеносных горизонтов он относил к похолоданию между межстадиалами 12 тыс. л.н.) и позднесартанскому похолоданию (10,8 - 10,3 тыс. л.н.). Он отметил, что в это время мамонты уже не обитали на юге Западной Сибири.

В двух раскопах 1975 г. А.П. Окладников и В.И. Молодин выявили единичные отщепы и пластины, и кости животных (более 1000), большинство

которых, носило следы деятельности человека. Исследователи не исключали, что раскопом 1968 года была исследована часть жилшца из костей мамонта [1983].

3.2. Дискуссионные проблемы генезиса местонахождения. Мнения исследователей (геологов, палеозоологов и археологов) относительно генезиса местонахождения и участия палеолитических людей в процессе его формирования существенно различаются. Начало дискуссии было положено предположением Г.В. Полунина о существовании в конце последнего оледенения условий, когда пониженная равнина эпизодически затоплялась, животные собирались на высокой гриве и там погибали. Это обосновывалось расположением костей на различной глубине, их беспорядочным залеганием, разрозненностью, отсутствием культурного слоя [1961]. А.Д. Кол-бутов обратил внимание на загадочность стратиграфического положения мамонтового кладбища. Он считал, что Грива, а ранее подводная коса, была образована намывным действием волн крупного водоема. Появление костей мамонтов на косе объяснялось им как результат приноса трупов водой [Алексеева, Верещагин, 1970]. И.А. Волков и Э.В. Алексеева пришли к выводу, что скопление костей на Гриве представляет собой результат загонного способа охоты и является остатками "стойбища" палеолитических охотников [1969]. С.М. Цейтлин выделил два момента: факт деятельности человека и факт гибели вместе с мамонтами бизона, лошади, волка. Они как будто подтверждали мнение о гибели мамонтов в результате загонной охоты, но не исключали и гибель животных от стихийных бедствий. В этом случае человек использовал трупы мамонтов после их гибели. Комментируя дату 14200±150 лет, он предположил, что если дата верна, то мамонты погибли ранее времени образования костеносного слоя и позже были занесены (во время обводнения?) на Волчью Гриву [1979].

Наблюдения Н.К. Верещагина отражены в совместной с Э.В. Алексеевой статье [ 1970], в которой он не исключает роль человека в происхождении кладбища, но указывает, что прямого сходства "барабинских мамонтовых завалов" со скоплениями костей мамонтов на восточноевропейских палеолитических стоянках нет. По его мнению, на Волчьей Гриве существует, возможно, свой - "южносибирский" тип кладбища. Отмечено, что кости животных до захоронения длительное время находились на воздухе - не имеют следов тонкого иловатого осадка, характерного для костей из озер-но-речньгх захоронений. Существовало, вероятно, два типа захоронения костей - втаптывание и оседание их в почвенный слой с постепенным заносом песком и суглинком, а также замывание в грунт при ливнях и паводках. На основании бедности видового состава и отсутствию орудий, Н.К. Вере-

щагин приходит к выводу, что долговременных поселений здесь не было. Охотники сезонно добывали молодых и слабых мамонтов.

А.П. Окладников считал, что скопления костей обычно представляют собой результат деятельности людей. По его мнению, подобное явление было обнаружено и на Волчьей Гриве - кости мамонтов залегали горизонтально, без следов катастрофического действия воды или хищников, а повреждения на костях, скопления в виде окружности или овала и отщепы связаны с деятельностью человека. Условия для загонной охоты, по его мнению, на Гриве были идеальные. В итоге был сделан вывод, что Волчья Грива является поселением охотников на мамонта, поселением "костяной культуры" верхнего палеолита, где почти не было традиционных орудий из кремня [Окладников и др., 1971].

Определенную черту в дискуссии подвела З.А. Абрамова. Она отметила, что если суммировать все доказательства той или иной точки зрения, то они будут противоречивыми и взаимоисключающими. Серьезные сомнения вызвало предположение о загонных охотах на мамонтов на участке расположения стоянки и было замечено, что расположение костей на Гриве не имеет ничего общего с организацией костного материала в Костенках I. По ее предположению, в силу невыясненных причин, происходили массовая гибель мамонтов на самой гриве или в другом месте и дальнейшее отложение водой трупов на выступающем мысе [1989]. Таким образом, Грива определяется как место естественной гибели мамонтов, освоенное палеолитическим человеком [Абрамова, Григорьева, 1997].

3.3. Второй этап исследований. В 1991 году исследования были возобновлены А.П. Деревянко, при участии В.Н. Зенина, Э.В. Алексеевой, К.Г. Котожекова, А.И. Кривошапкина, A.A. Анойкина, C.B. Лещинского. Исследования проводились на площади двух раскопов (81 м2 и 76 м2) и в шурфе (9 м2).

3.3.1. Стратиграфия местонахождения и условия залегания ископаемых остатков. Опорный разрез отложений описан в раскопе 1 и представлен в следующем виде: 1) современный горизонт; 2) светло-коричневый лессовидный суглинок; 3) желто-коричневый лессовидный суглинок. На поверхности напластования и в кровле слоя - рыхлые кости мамонтов (верхний костеносный горизонт); 4) зеленовато-серая супесь, насыщенная костями мамонтов (нижний костеносный горизонт); 5) коричневато-серая супесь; 6) переслаивающиеся песчаные и супесчаные отложения коричневато-серые и желто-серые; 7) переслаивающиеся песчаные и супесчаные отложения желто-серые и темно-серые; 8) тонкослойчатые песчаные и супесчаные отложения.

Все изделия из камня выявлены в слое 4, который имеет четкие границы распространения. В слое и непосредственно над ним сосредоточены и все группировки костей. Кости часто соприкасаются друг с другом, залегают без видимых стерильных прослоек, создавая, тем самым, единую костенос-ную линзу мощностью 40-50 см. Итоговое разделение линзы на горизонты выполнено по формальному признаку - размещению костей в теле слоя 4 (нижний горизонт) и перекрывающих его отложениях (верхний горизонт). Условиям залегания отвечает и последовательность 14С-дат. В целом аналогичная ситуация прослежена в раскопе 2 и шурфе.

3.3.2. Каменный инвентарь. За все годы раскопок Гривы получено 37 каменных изделий. Два отщепа и мелкая галька со сколами выявлены в 1968 г., а 4 пластинки получены в 1975 г. В 1991 г. обнаружено 25 изделий в раскопе 1, два предмета в раскопе 2 и три предмета в шурфе 1. Использовались преимущественно кремнистые породы черного, серо-зеленого цвета и пятнистой черно-серой породы. Единичны изделия из зеленой, серой породы и темно-коричневой яшмы. Коллекцию представляют мелкие пластинки и отщепы. Треть из них (10 экз.) составляют орудия — отщеп с ретушью, два резца, пять пластинок с ретушью и два изделия на микропластинках с притуплённым краем.

3.3.3. Геохронология местонахождения. Исследованиями 2000-2001 гг. установлено, что отложения большей части гривы имеют явно аквальный генезис. Нижний костеносный горизонт залегает на слойчатых отложениях, типичных для слабопроточных водоемов. Первый период обитания фауны можно соотнести с осушением территории, второй - с промежутком в лессообразовании. На это указывает и серия 14С-дат по костям мамонтов -11090±120и 12520±150 л.н. (верхний костеносный горизонт), 14280±285и 17.800±100 л.н. (нижний костеносный горизонт). Представленные результаты позволяют обозначить несколько выводов: 1) кости животных на Гриве накапливались не менее трех тысяч лет, в пределах 11-14 тыс. лет назад, а дата 17.800±100 л.н. допускает начало образования местонахождения в раннесартанское время; 2) признаки деятельности человека позволяют предположить, что посещения носили кратковременный характер, осуществлялись после начала формирования нижнего костеносного горизонта и не охватывали весь период образования местонахождения фауны; 3) тезис о возможной "удревненности" даты 14200±150 л. н. (СОАН-78) не подтверждается.

3.3.4. Состав и морфология остатков мамонтов. Остатки мамонтов (2473 образца) изучены E.H. Мащенко и C.B. Лещинским [2001]. Ими учитывалась стратиграфическая позиция костей и принято разделение косте-

носного горизонта на три уровня. Отмечены различия в степени выветривания костей. В верхнем уровне костеносного горизонта они более выветрены. В верхнем и среднем уровнях, в основном, представлены крупные элементы скелетов. Установлены редкие погрызы и отмечена кость с патологией. В выборке 1991 г. представлены кости из всех отделов скелета. Выявлены остатки не менее 19 особей мамонтов. Из них детеныши составляют ~ 26 % (5 особей), а неполовозрелые ~ 42 % (8 особей). Близкий процент молодых особей представлен на местонахождении Шестаково [Дере-вянко и др., 2000]. Захоронение большей части трупов происходило в благоприятных для этого условиях. Кости скелетов образуют компактные скопления, включая группы с анатомическим расположением элементов. Все это свидетельствует об очень слабом посмертном перемещении остатков и указывает на гибель животных непосредственно на месте захоронения (минеральном солонце). Быстрому погружению и втаптыванию костей в суглинок способствовала увлажненная поверхность солонца.

Размерная изменчивость длинных костей конечностей мамонтов из Волчьей Гривы превышает таковую в Шестаково. Самая крупная взрослая особь имела высоту тела в холке 375 - 385 см, а самая мелкая -210 см. Существенной особенностью является наличие Ml - МЗ двух морфологических типов. Они отличаются толщиной эмали, частотой и длиной пластан, степенью складчатости эмали и линейными размерами коронки. Морфология зубов позволяет утверждать, что в интервале ~ 11 ООО - 14500 лет назад на Гриве существовало не менее двух популяций мамонтов. Толстоэмалевые МЗ относятся к среднему и верхнему костеносным уровням, а тонкоэмалевые - к нижнему. Это является дополнительным подтверждением геологических данных о продолжительном накоплении ископаемых останков.

3.3.5. Палеогеографическая реконструкция и генезис местонахождения. В решении проблемы генезиса костеносных отложений Волчьей Гривы было предложено три гипотезы: 1) гибель животных от истощения; 2) аккумуляция трупов на подводной косе; 3) результат деятельности палеолитических охотников. Ни одна из гипотез не лишена противоречий, что признавалось и самими авторами. Новейшие исследования позволили предложить согласованный вариант иной концепции о генезисе местонахождения. Речь идет о гипотезе образования "кладбища" на месте зверового солонца. Она была предложена и обоснована C.B. Лещинским [1999; 2001]. По его данным, исследуемый участок Гривы соответствует содово-сульфатному солонцу. Геохимическая зональность строения говорит о рассолении ландшафта на нескольких уровнях. Динамику ландшафта можно представить следующим образом. Слои 8-6 сводного разреза отражают образование

подводной косы (породы карасукской свиты) и ее последующее осушение в условиях супераквального Са-Ка-ландшафта, что привело к засолению и формированию солонца. Возможно, в это время (кровля слоя 6) начинает формироваться нижний костеносный горизонт. Слой 5 указывает на увлажнение климата, что привело к кальциевому рассолению ландшафта - вытеснению накоплению Са и в поглощающем комплексе (слои 6-7). Слой 4 отражает аридные условия, в которых происходит восстановление солонца при супераквальном Са-Ыа-ландшафте - концентрация № в слое 5 (ре-ликтпочвы?). В голоцене (слои 3-1) произошло окончательное рассоление солонца, что связано с падением уровня грунтовых вод и увлажнением климата. Из поглощающего комплекса вновь в депрессии рельефа был вытеснен Ыа, а в "верхнем лессе" отложились Са и Мд. Так был сформирован автономный Са-Кта-ландшафт у подножия гривы, обусловивший содовое засоление озер позднего голоцена [Орлова, 1990].

Представленные результаты междисциплинарных исследований взаимно дополняют и не противоречат друг другу. Это дает все основания принять гипотезу о формировании костеносных отложений на месте природного зверового солонца, где животные погибали преимущественно в результате естественных причин. Высокая концентрация животных на локальном участке гривы привлекала к себе внимание палеолитического населения. Все археологические данные как будто указывают на кратковременность таких посещений и использование уже имевшегося здесь костного материала. Это следует, прежде всего, из малочисленности инвентаря и отсутствия хозяйственно-бытовых объектов, позволяющих судить о культурном слое.

Глава 4. Многослойное геоархеологическое местонахождение Шес-таково

Местонахождение находится на высоком правом берегу реки Кии - Ше-стаковском яру (макс. отн. высота — 37 м), в 500 м ниже по течению от с. Шестаково (Кемеровская область). Яр сложен породами нижнего мела, на которых со стратиграфическим несогласием залегают лессовидные суглинки верхнего неоплейстоцена.

4.1. Геология, палеогеография и рельеф в районе местонахождения. В морфоструктурном отношении район исследования представляет собой южную окраину наклонной Чулымо-Енисейской денудационно-аккумуля-тивной равнины (юго-восток 3-С равнины). Ее южным обрамлением в этом районе являются отроги Кузнецкого Алатау. Абсолютные высоты плоских водораздельных поверхностей равнины снижаются с юга на север от 350

до 150 м. Самой крупной рекой в районе является р. Кия, берущая начало в Кузнецком Алатау и впадающая в р. Чулым (правый приток р. Обь). Река имеет субмеридианальное простирание, асимметричную долину, меандри-рующее русло и пойму шириной до 7 км.

На левом берегу вскрываются отложения 15-30-м террасы (Кубаевской) [Ананьев, 1948]. В основании разреза лежат породы илекской свиты нижнего мела. Они со стратиграфическим несогласием перекрываются русловым (?) аллювием (гравийно-валунные и дресвяно-глыбовые отложения) и пачкой лессовидных пород. Определение возраста аллювия (первая половина казанцевского термохрона) проведено условно - по положению в сводном разрезе Чулымо-Енисейской равнины [Лещинский, 2000а].

Правобережье Кии представлено водораздельной всхолмленной поверхностью (50 - 180 м над урезом). В основании лежат породы илекской и кийской свит, перекрытые лессовидными отложениями. Вершины и гребни всхолмленной поверхности практически липтспы четвертичных осадков, накопление которых происходило преимущественно в ложбинах и у подножий склонов. Культурные слои палеолитической стоянки вскрываются, в основном, на участке правого борта балки, разрезающей обнажение Шес-таковского яра на две части. В окружении стоянки известно более 20-ти объектов различных эпох - от палеолита до железного века, треть из них в радиусе 700 метров [Кулемзин, 1980]. Это обстоятельство говорит о привлекательности микрорайона в разные эпохи и предполагает наличие определенной закономерности в выборе мест поселений.

4.1.1. Особенности геологического строения и рельефа. В результате изучения объекта выявлено уникальное геологическое строение территории. Здесь установлены тектонические нарушения, связанные с поднятием Мариинского вала [Ананьев, 1948,1951]. По одному из них (рубеж среднего-позднего неоплейстоцена?) произошел отрыв блока "материка" (S ~ 25 км2). Его юго-западная наиболее пониженная часть, вмещающая культурные и костеносные горизонты, является обособленным оползнем (S ~ 0,5 км2), история геологического развития которого достаточно специфична. На месте оползня образовался асимметричный прогиб, в котором базаль-ный горизонт представлен элювиально-делювиальным чехлом (дресва, щебень и песок нижнемеловых пород с глинистой "галькой", кремнистые гравий и галька, окатыши железистого песчаника и бокситов). Эти осадки происходят из размытых пород верхнего мела (кийская свита), кайнозоя и эоплейстоцена, что в 1970-е годы явилось обоснованием аллювиального генезиса и плейстоценового возраста данных отложений [Окладников, 1977]. Осадконакопление финала плейстоцена проходило в глубокой (не менее 30 м)

увлажненной котловине, сформировавшейся к началу каргинского термо-хрона. Отложения плейстоцена распространены в юго-западной части оползневого тела, представляя собой крупную линзу. В седиментации доминировали эоловые и делювиальные процессы, что подтверждается сводным разрезом (слои 1-14, снизу вверх) Шестаковского яра [Лещинский, 1998]. История геологического и ландшафтного развития территории рассматривается на основе анализа современного рельефа, структурно-текстурных особенностей пород, взаимоотношений культурных и костеносных горизонтов, а также тафономии ископаемых остатков, результатов спорово-пыль-цевых и геохимических исследований.

Наиболее древними четвертичными отложениями являются делювиальные породы слоя 2 сводного разреза (начало каргинского потепления). Осад-конакопление проходило в сильно увлажненной замшелой котловине, на размытой поверхности раннемеловых пород. Окружающая территория была представлена еловыми (с примесью сосны, кедра, березы, ольхи) лесами. Постепенно (средняя часть слоя 2) в ландшафт активно проникает береза, в том числе кустарниковая. Образование кровли слоя проходило в более холодной обстановке березово-сосновых редколесий с обширными открытыми пространствами.

Лессовидные отложения слоя 3 сформировались в конце каргинского термохрона. Палиноспекгр отражает зеленомошные сосново-березовые редколесья. В слое впервые фиксируется появление животных и человека (культурный горизонт 8).

Время формирования слоя 4 соответствует завершающей фазе каргинского потепления. Она характеризуется развитием еловых (с лиственницей) лесов. Со временем идет разреживание лесного массива. Ельники смещаются к долинам рек, а открытые пространства занимают разнотравно-злаковые ассоциации. Климат становится более холодным. В переходе от делювиальных (слой 4) к лессовым (слой 5) породам существовал транзитный тип ландшафта. Палиноспекгр очень беден, доминантно представлен елью, в меньшей степени сосной и березой. В покрове преобладает зеленый мох, гроздовник, реже плауны. Трав очень мало: сложноцветные и маревые.

Формирование слоя 5 проходило в более суровых климатических условиях сартанского криохрона. На ранних стадиях в ландшафте преобладали замшелые озерно-болотные пространства, а доминантом был зеленый мох. Затем произошло некоторое смягчение климата - часто появляется береза, единично ива и осина, к зеленому мху добавляются осока и маковые, единично плауны и злаки. Примерно в этот же интервал попадают материалы культурного горизонта 7.

Делювиальные отложения слоя 6 соответствуют некоторому смягчению климата в сартанское время. В начале интервала, в ландшафте распространена травяная растительность - бобовые и крестоцветные. По мере развития ландшафта появляются ель и береза, реже пихта, кедр и вяз. Период образования культурного горизонта 6 проходил при максимуме смягчения климата - были развиты смешанные елово-березовые леса, присутствовали вяз и липа. Параллельно существовала и кустарниковая березка.

Растительность времени слоя 7 соответствовала интразональному типу (развитие елово-сосновых лесов). В палиноспектре преобладает пыльца сосны (~ 80%), заметно участие ели (-14%). Травяной покров беден, чаще встречается зеленый мох и гроздовник, присутствует пыльца морошки. Этому интервалу соответствует культурный горизонт 5.

Отложение пород слоя 8 проходило в сходных климатических условиях. Отличие заключается в распространении березы на участках водоразделов и присутствие еловых лесов только по берегам рек и озер. Слой 9 практически "немой".

Делювиальные отложения слоя 10 имеют невыясненное стратиграфическое положение и, возможно, о тносятся к концу сартанского времени. Па-линоспектр характеризуется монодоминантным составом: преобладает пыльца астровых, отмечены злаки, маревые и полынь. Много плодовых тел грибов. Из древесных доминирует ель и переотложенные мезозойские формы, что говорит о сильном размыве дочетвертичных пород в условиях увлажненного климата.

Породы слоя 11, по-видимому, образовались в самом конце фазы неоплейстоцена. Низам слоя соответствует развитие редколесных растительных ассоциаций. В травяном покрове преобладали полыни, злаки и маревые. Со временем (кровля слоя) климат стал более суровым. Изменение выражается в развитии прибрежной пионерной растительности в субарктической климатической зоне. Доминируют зеленый мох и розоцветные, которым сопутствуют бобовые, маковые, зонтичные. Породы верхней части разреза (слои 12-14) образовались в фазу голоцена. Наиболее теплый период соответствует слою 12. В ландшафте того времени преобладали лесостепные черты - открытые пространства с березовыми колками и редким травяным покровом.

4.1.2. Биоклиматические условия образования отложений. Отложения Шестаково изучены педогумусовым методом [Феденева и др., 2000]. Анализ педогенных признаков показал, что на протяжении последних 20-25 тысяч лет происходили неоднократные изменения биоклиматических условий. Начало формирования отложений связано с каргинским межстадиа-

лом. В течение сартанского времени выделяется три стадии похолодания, разделенные более теплыми периодами. Все изменения не выходили за пределы степных и лесотундровых условий. Наиболее холодный этап сартанского криохрона характеризовался ландшафтами разреженных лесов и лесотундр, несколько более сухих, чем их современные аналоги. Два других этапа похолодания обусловили развитие северотаежных ландшафтов. Относительные потепления в течение сартанского времени не выходили за рамки южнотаежных условий.

4.2. Первый этап исследований местонахождения. После открытия в 1974 г. [Кулемзин, 1980] местонахождение изучалось А.П. Окладниковым (1976 гг.) и В.И. Молодиным (1977-1978 гг.). Результаты исследований до недавнего времени оставались неопубликованными.

4.2.1. Разведочные исследования 1976 г. Раскопки проводились на склоне балки (S вскрытия более 70 м2). Из описания разреза (И. А. Волков) следует, что вскрытые осадки связаны со второй надпойменной террасой р. Кии. Большинство костей мамонтов и других животных (бизон, медведь, северный олень, лошадь), сопровождаемых инвентарем, было выявлено в углублениях - "ямах-кладовках" (по А.П. Окладникову), заполненных песком и дресвяно-щебнистым материалом. Все они расположены практически по одной линии, параллельно борту балки. Выявленные материалы представлены в рамках единого культурного слоя, в нижней части разреза (слой "И" по И.А. Волкову). В качестве сырья использовался в основном жильный материал. Поделку из кости представляет, по заключению А.П. Окладникова, "кинжал" или "остроконечник" из ребра мамонта.

4.2.1.1. Каменный инвентарь. В коллекции 110 изделий из камня, включая осколки и чешуйки (28 экз.). Нуклеусы редки - многоплощадочный с радиальным и ортогональным расщеплением, плоский двухплощадочный бифронтальный, торцовый с клиновидной формой. Размеры отщепов (27 экз.) и пластинок (19 экз.) не превышают 3 см. Орудийный набор (30 экз. -27,2%) представляют пластинки и опцепы с ретушью, скребки, шиловидные, зубчатые и выемчатые орудия. Единичны угловой резец и долотовид-ное орудие, галечные отбойники.

4.2.2. Стационарные исследования 1977 - 1978 гг. В разрезе раскопа 1977 г. (S - 135 м2) выделено 13 стратиграфических подразделений и два уровня культурных материалов, приуроченных к "красно-коричневым" супесчаным отложениям (слои 10 и 12). В верхнем культурном слое выявлены 6 отщепов, разрозненные кости животных и углистое пятно. В нижнем слое многочисленные кости животных отмечены по всей площади раскопа, а изделия из камня (614 экз.) в основном группировались в северном углу

раскопа, тяготея к мощному углистому пятну. Слою принадлежат фрагмент черепной крышки человека и 9 изделий из кости. Исследования 1978 года (~ 192 м2) доставили свидетельства существования еще одного культурного слоя - в зачистке обрыва на уровне "руслового аллювия" (2 отщепа). В выделенном ранее верхнем культурном слое выявлены редкие кости животных, остатки двух кострищ и 340 изделий из камня. В нижнем слое расчищены многочисленные кости животных, остатки крупного кострища и двух мелких, сопровождавшихся скоплениями каменного инвентаря (752 экз.). Раскопки стоянки проведены в рамках единой исследовательской установки и демонстрируют внутренне согласованный блок геоархеологической информации. Это относится к выделенным стратиграфическим единицам и уровням залегания культурных горизонтов. Последние следует воспринимать как установленные в едином контексте достаточно условные группировки инвентаря, костей и искусственных структур - "кострищ". Состояние источников не позволяет выполнить детальную стратификацию вещественных материалов и их планиграфическую позицию.

4.2.2.1. Каменный инвентарь. Инвентарь верхнего культурного слоя (314 экз.) представляют торцовые нуклеусы (3 экз.), продукты расщепления и орудийный набор (87 экз. — 27,7%). Наиболее многочисленны шиловидные орудия (48 экз.). Достаточно представительны скребки, зубчатые и выемчатые орудия, отщепы с ретушью. Резцы и долотовидные орудия редки. Из пластинок изготовлено 9% всех орудий. Для нижнего культурного слоя (1494 экз.) характерно увеличение числа нуклеусов (33 экз.). Большинство из них представлено остаточными формами. Распространены одноплощадочные нуклеусы с выпуклым и уплощенным фронтом, торцовые разновидности. Их дополняют одно- и двусторонние ядрища с двумя площадками, диско-видный нуклеус. В орудийном наборе (245 экз. - 16,3%) преобладают шиловидные орудия (85 экз.). Широко представлены пластинки и отщепы с ретушью, скребки, долотовидные, зубчатые и выемчатые орудия. Резцы единичны. Доля пластинчатых основ в орудийном наборе составляет 28%.

4.3. Второй этап исследований местонахождения. После перерыва исследования стоянки были продолжены в 1992-1999 гг. Раскопки проводились на площадке по правому борту устьевой части балки, ограниченной с северо-востока котлованом раскопа 1977 года. Исследования были дополнены разведочной расчисткой двух участков обнажения Шестаков-ского яра.

4.3.1. Проблемы стратиграфии и корреляции разрезов. Сводный геологический разрез района местонахождения Шестаково (по C.B. Лещинско-му) представлен 14 слоями, включая меловые отложения. На месте раскопа

принято более детальное расчленение отложений, что отвечало особенностям археологического изучения. Таким образом, разрез на месте раскопа представлен 25 стратиграфическими уровнями (далее - С. У.), которые соответствуют 13 слоям сводного разреза отложений неоплейстоцена и голоцена Шестаковского яра.

4.3.2. Культурные горизонты 1-4. Расчистка верхней части отложений (Б -160 м2) выявила 4 культурных горизонта с единичными находками. Так, в С. У. 3 расчищены три фрагмента керамики тагарско-таштыкского времени (горизонт 1). В С. У. 4 обнаружен шлифованный неолитический топорик (горизонт 2). В С. У. 7 найдены обломок оленьего рога и фрагмент трубчатой кости копытного. В С. У. 11 выделен культурный горизонт 3, представленный мелким сколом, костями носорога, косули (?) и детеныша мамонта. Культурный горизонт 4 выявлен в подошве С. У. 12. Он представлен отще-пом и фрагментами костной трухи. Данные находки свидетельствуют о посещениях места стоянки, как в сартанское время, так и в голоцене.

4.3.3. Культурный горизонт 5. Выявлен в отложениях С. У. 17 (Б ~89 м2). Отмечено тяготение находок к кровле и подошве геологического тела. По костям мамонтов получены даты: 18040±175, 19190±310, 21560±100 л.н. Выявлена группировка разрозненных костей животных (фрагменты) в средней части раскопа. Единичны кости зайца, косули и сев. оленя. Все прочие кости принадлежат мамонту (64 экз.). В кв. Б-В-13 расчищена локтевая кость мамонта, уходящая нижним концом в искусственную ямку (45 х 55 х 22 см), которая служила для установки кости в вертикальном положении. Назначение конструкции остается неясным. К северу и северо-западу от нее - пятно находок из камня.

4.3.3.1. Каченный инвентарь. Коллекция инвентаря (126 экз.) включает продукты расщепления, редкие и невыразительные нуклевидные формы (3 экз.) и орудийный набор (14 экз. - 11%). В числе орудий - шиловидные формы (5 экз.). отщеп с ретушью, зубчатые орудия и пластинки с ретушью (по 4 экз.). Доля пластинчатых основ в орудийном наборе - 28,5%.

4.3.4. Культурный горизонт 6. Данный культурный горизонт (8-118 м2) размещен в отложениях С. У 19. Его отличает более высокая насыщенность материалами, присутствие древесного и костного угля, крупинок алой краски. Наибольшая плотность продуктов горения отмечается для северо-западного участка раскопа. Культурные остатки тяготеют к средней части разреза геологического тела. Основной объем материалов приходится на кости мамонтов. Целые кости, как правило, принадлежат нижним отделам конечностей. Редки целые ребра и позвонки. Многочисленны осколки костей и эмали зубов. Большинство костей демонстрирует "однорядное" расположение

в слое, лишь часть из них 5-6%) располагались один над другим. Кроме мамонта представлены сев. олень, лошадь, носорог, волк, заяц, лиса, песец.

Рассматривая взаимосвязь костей мамонтов с другими остатками, отметим значительную "разряженность" костей в местах скоплений костного и древесного угля. Подобная "отталкивающая" тенденция прослеживается во взаиморасположении костей мамонтов с костями копытных и инвентарем. Границы распространения инвентаря совпадают с границами рассеивания продуктов горения. Скопления углей имеют неправильные очертания, мощность от 1 до 15 см и приурочены к понижениям микрорельефа. Следы про-кала и пепла отсутствуют. В заполнителе часты чешуйки, осколки костей, зерна охры, встречаются орудия из камня и кости, меловые плитки песка. Лишь единичные изделия из камня обожжены. Характерно, что кости копытных не несут следов огня, а сжигались в основном кости мамонтов. Анализ взаиморасположения костей копытных, углей, плиток песка и зерен охры показывает их тесную взаимосвязь. Эти элементы тяготеют к нижней части культурных отложений, а кости мамонтов их, как правило, перекрывают. В распределении инвентаря прослеживается определенная зональность. Наибольшая плотность находок отмечена для северо-западной части раскопа. Здесь выявлены все образцы нуклеусов и большинство орудий. По-видимому, на данном участке производилось и расщепление камня, и изготовление орудий, и их утилизация. Микростратиграфические наблюдения фиксируют от трех до пяти циклов последовательного размещения артефактов. В совокупности они создают впечатление единого культурного слоя. Для слоя имеется серия дат: по древесному углю - 20800 ±450,23290 ±200, 23250 ± 110 л.н.; по костям мамонта - 20480 ± 180,22340 ± 180/170 л.н.; по костям оленя и лошади - 20360 ±210 л.н; по горелой кости - 20770 ± 560, 24360 ± 150 л.н.

4.3.4.1. Археологические материалы. В пределах ненарушенного участка культурного горизонта выявлено 1152 изделия из камня (без учета промывочных материалов). В числе нуклеусов (11 экз.) выделены одноплоща-дочные поперечные, переходные к торцовым, торцово-конусовидный, пирамидальный, двусторонний со скалыванием от "ребра", двухплощадоч-ный двусторонний, плоские образцы микроядрищ. В орудийном наборе (206 экз. -17,8%) представлены шиловидные орудия (31%), скребки и пластинки с ретушью (по 8,7%), выемчатые орудия и отщепы с ретушью (по 7,2%). Малочисленны резцы, долотовидные и зубчатые орудия, ретушеры из галечных материалов. Особое место занимают 49 сегментовидных микроос-трий с притуплённым краем. Судя по трасологическому анализу (H.H. Скакун), они предназначались для надкалывающе-надрезающих операций на

мягких материалах и крепились на торце рукояти. Доля пластин в орудийном наборе -31,5%. Изделия из кости представлены фрагментами иголок, антропоморфной фигуркой, обломками бивня и костей со следами обработки. На участке с нарушенным слоем выявлено 72 изделия, включая до-лотовидное орудие.

4.3.5. Культурные горизонты 7-5. Остатки животных и редкий инвентарь культурного горизонта 7 принадлежат делювиальным отложениям С. У. 21, залегающего обширной линзой. Они размещены в толще достаточно равномерно, лишь в понижениях микрорельефа образуют отдельные скопления. По кости мамонта из этого уровня получена дата - 21300±420 л.н. Поверхность подстилающего С. У. 22 имеет отчетливо волнистый микрорельеф с многочисленными воронко - и чашевидными углублениями природного характера. Их диаметр, как правило, не превышает 30 см при глубине 10-25 см. Более крупные ямы исследованы А.П. Окладниковым в 1976 г. Одна из таких ям изучена нами. Это воронкообразное углубление неправильных очертаний впущено с кровли С. У. 22 и заполнено слойчатыми отложениями С. У. 21. В заполнителе выявлены отщепы и кости мамонта. Признаки искусственного оформления ямы отсутствуют. Материалы горизонта 7 переотложены из размытой и разрушенной кровли С. У. 22. Выявленные в этом уровне кости и редкий каменный инвентарь представляют культурный горизонт 7 А По кости мамонта из этого горизонта получена дата - 22240±185 л.н.

Стратиграфическая ситуация, сложившаяся в юго-восточной части вскрытой площади, существенно отличается от ситуации в северо-западной части. Условным рубежом между ними выступает контактная промежуточная зона (ширина ~ 2 м). В ее пределах прослеживаются постепенные, но отчетливые видоизменения С.У. 17-20, выклинивается (появляется) линзовидное тело С. У. 21. По ряду признаков (оглеение и ожелезнение пород, их смятость и изогнутость, разрывы, линзовидные и аморфные включения, хаотичное переслаивание глинистых и песчаных прослоев) именно с этого рубежа и далее к юго-востоку С.У. 17-22 испытывали режим повышенной увлажненности. В процессе промерзания и оттаивания пород происходило их вспучивание и солифлюкционное смещение. Дополнительными природными агентами могли выступать ливневые размывы и делювиальный снос. Другим вероятным агентом в преобразовании и видоизменении геологических тел могла явиться деятельность крупных животных, вероятно посещавших данный участок с целью поедания глинистых минералов. Данное предположение основано на внешних аналогах в сравнении с современными зверовыми солонцами, компонентом которых являются грязевые ванны [Паничев, 1990]. Средигопрсяелимы*костей_(614 экз.)

РОС. НЛНИ(ШЛВК.|ДЛ I

НАЦЖЖЛЯМА* I БИБЛИОТЕКА !

С.Йеггр5ург {

мамонту принадлежат 580 экз. Список других видов включает зайца, песца, бизона, сев. оленя, лошадь.

4.3.5.1. Археологические материалы. Общая коллекция инвентаря в горизонтах 7 и 7А состоит из 123 экз., включая чешуйки и осколки (42 экз.). В группе нуклевидных форм (5 экз.) - два обломка подпирамидальных нуклеусов с широкой ударной площадкой и торцовая разновидность на мелкой гальке. В орудийном наборе (24 экз. - 19,5%) преобладают шиловидные орудия (50%), малочисленны выемчатые изделия, пластинки и отщепы с ретушью, единичны скребок, резец и галечный отбойник. Доля пластинчатых основ в орудийном наборе - 37,5%. Коллекцию дополняют изделия из ребер мамонтов: обломок наконечника с поперечными насечками, окрашенный в красный цвет обломок ребра со следами строгания и шлифовки, три фрагмента ребер со следами использования. Материалы культурного горизонта 8 выявлены в кровле С. У. 24 при зачистке берегового обнажения. Они представлены двумя мелкими изделиями из аргиллита: одноплощадочным ядрищем и сегментовидной пластинкой с притуплённым дугообразным краем. Из этого уровня происходит малая берцовая кость мамонта, показавшая дату 25660±200 л.н.

4.3.6. Исследование береговых обнажений (расчистки I и II). Дополнительная информация получена в расчистках обнажения яра. В расчистке I (240 м ниже по течению от раскопа) выявлены три культурных горизонта и кости животных. Верхний горизонт (365 - 400 см отд. п.) выявлен в отложениях слоя 8 сводного разреза. Инвентарь (2 пластинки и 8 оттцепов) сопровождался обломками рыхлой кости. Средний горизонт (520 см от д. п.) выявлен в кровле слоя 6 и представлен мелкими нуклеусами (торцово-сопряженным и плоским двухплощадочным двусторонним). В основании расчистки (на поверхности и в теле слоя 3) на глубине 880-970 см от дневной поверхности расчищен костеносный горизонт (более 300 костей мамонта, кости сев. оленя, бизона и лошади). Над ним (880-900 см от д. п.) выявлены изделия нижнего культурного горизонта - 2 отщепа, от-щеп с ретушью, пластинка с ретушью поперечного края, микроострие, от-щеп из бивня мамонта и фрагмент веретенообразного изделия (наконечник?) из бивня с поперечными насечками и шлифованной поверхностью. Обнаружены фрагменты горелой кости. По костям мамонта и лошади получены даты - 23330±110, 24590±110, 22500±280 и 22750±160 л.н. Характер залегания костей, их сохранность и устойчивое размещение ниже археологических материалов свидетельствуют о естественном накоплении костей.

Расчистка II (77 м вниз от раскопа) доставила единичный отщеп из слоя 8. Кости животных были выявлены в слоях 3-5. Определимые ос-

татки представлены фрагментами костей мамонта, носорога, лошади и сев. оленя.

Глава 5. Среда обитания и некоторые проблемы адаптации древнего населения

На большинстве позднепалеолитических стоянок равнины выявлены остатки крупных животных, среди которых доминирует мамонт. Их кости и целые скелеты образуют иногда скопления, определяемые как палеонтологические объекты. Отдельные скелеты мамонтов сопровождаются следами деятельности человека (Шикаевка, Томская). Были ли эти животные охотничьей добычей, осталось неясным. Местонахождения Гари и Рычково определяются как остатки некогда существовавших "кладбищ". Крупнейшие в Западной Сибири природные "кладбища" мамонтов (Луговское, Волчья Грива и Шестаково) формировались тысячелетиями. Особая роль мамонта и его связь с человеком вынуждает обратить пристальное внимание на экологию этого вида.

5.1. Литофагия и феномен зверовых солонцов. Кладбища животных, как правило, формируются в аллювиальных наносах, в природных ловушках и в местах катастроф. Тафономия западносибирских "кладбищ" часто не соответствует этим условиям, а главенствующая роль антропогенного фактора в их образовании не установлена. Соответственно, их генезис должен объясняться иными причинами. Одна из них видится в явлении литофагии среди растительноядных животных. Проверка данного предположения в Шестаково и на Волчьей Гриве осуществлялась по двум взаимосвязанным направлениям: 1) геохимический и минералогический анализ отложений; 2) исследование феномена зверовых солонцов и явления литофагии среди травоядных животных.

Литофагия или геофагия есть процесс минерального питания животных и человека - употребление горных пород, минералов и минеральных вод. Содержащиеся в них химические элементы (Ыа, Са, М§, Си, Ее и др.) необходимы организму для обмена веществ. Непременными литофагами являются травоядные животные, в меньшей степени - всеядные, а в экстремальных случаях и плотоядные. Это вызвано тем, что растительность в основном бедна натрием и богата калием. Наиболее высокое содержание натрия в растительности отмечено в зимний и осенний периоды, а весной наименьшее. В случае резкой нехватки натрия в среде обитания у животных наступает острое натриевое истощение, что приводит к экологическому стрессу. Количество калия в молодой траве может в 1000 раз превышать содержание элемента в огрубевшем корме, а содержание магния в молодой траве

значительно ниже, чем в старой. Избыток в корме калия является причиной сложных нарушений минерального обмена в организме травоядных и, прежде всего, обмена натрия и магния. Нарушениями минерального баланса в организме вызваны многие тяжелые заболевания животных. Без срочной балансировки минерального обмена в организме возможен летальный исход. Благодаря инстинюу самосохранения, животные время от времени становятся активными литофагами и регулярно посещают места высокой концентрации ионообменников и сорбентов. В Западной Сибири проявляются зверовые солонцы, сформированные за счет монтмориллонитовых и бентонитовых, реже - гидрослюдистых и каолинитовых глин, а также за счет отложений ледниково-подпрудных бассейнов [Бгатов, 1993 и др.]. В большинстве случаев на солонцах поваренной соли нет, а натрий далеко не единственный элемент, который ищут животные на солонцах. Поиск фагиаль-ных веществ животными контролируется инстинктами поиска натрия и шины. Достоверно "съедобными" являются минералы групп кварца, кальцита, цеолита, монтмориллонита и ряда других. Активное посещение солонцов носит отчетливо сезонный характер (весна и осень), совпадает с периодами смены диет, отела и гона животных. На разных стадиях развития животные нуждаются в различных количествах и соотношениях химических элементов. К весне животные слабеют от бескормицы, а переход к питанию свежей растительностью приводит к пресыщению калием, вызывает пищеварительные расстройства, обезвоживание и резкий вывод натрия из организма. Это может происходить в течении нескольких дней. Прекращается этот процесс лишь при употребления в пищу фагиальных пород, как правило, глинистых. Если животные не могут вовремя утолить минеральный голод, то часть из них обречена на гибель. Иногда сил животных хватает лишь для того, чтобы добраться до источника минерального питания. От минерального голодания более других страдает молодняк и беременные самки (вплоть до массового падежа), и именно они являются наиболее активными литофагами [Бгатов, 1993 и др.].

Отличительными признаками зверовых солонцов являются углубления в виде лизунцовых ниш, раскопыченные животными грязевые ванны и хорошо выраженная сеть троп, сгущающихся к солонцу. Их параметры зависят от многих факторов, в том числе и от видового состава литофагов [Пани-чев, 1990]. Зверовые солонцы как природные объекты являются местами концентрации (до сотен особей) диких животных. Помимо лечебной функции они несут и зоосоциальную нагрузку, являясь местом брачных игр.

Дефицит информации о литофагии слонов и носорогов, обитающих, к тому же, в иных географических зонах, затрудняет использование этих све-

дений при изучении ископаемых видов (например, мамонтов). Исследования по литофагии вымерших животных крайне редки, а сведения о зверовых палеосолонцах практически отсутствуют [Бгатов и др., 1989]. Литофа-гия среди мамонтов и других видов подтверждается присутствием минералов в пищеварительном тракте и экскрементах ископаемых животных. Так, коп-ролиты мамонтов на Волчьей Гриве практически целиком состоят из глинистых минералов с повышенным содержанием кальция.

Минеральный голод особенно характерен для кислых ландшафтов (тундра, тайга), где Са, Мд, Ка легко выщелачиваются. Применительно к плейстоцену (развитие тундрово-таежных зон с многолетней мерзлотой), можно говорить о периодическом минеральном голодании крупных травоядных, особенно, мамонтов. При определенном сочетании геологического строения и рельефа на Са-Кта-Мд - ландшафтах формировались зверовые солонцы, где скапливались десятки и сотни животных. Вероятно, на некоторых солонцах смертность животных и условия их захоронения были достаточными для образования костеносных горизонтов. Мамонт, по-видимому, обладал более узкой специализацией по сравнению с копытными. Эти особенности экологии мамонта, его уязвимость при минеральном голодании, находят отражение в образовании специфических "мамонтовых кладбищ" на зверовых солонцах. Правомерность выделения данного типа местонахождений обоснована геоморфологическими, геохимическими и тафоно-мическими особенностями объектов. В этой связи следует подчеркнуть мнение Н.К. Верещагина, определившего для Волчьей Гривы особый тип захоронения мамонтов, названного им "западносибирским" [Алексеева, Верещагин, 1970]. Литолого-геохимические и тафономические исследования, состав и морфология остатков мамонтов на Волчьей Гриве позволяют проводить прямые аналогии с Шестаково. Примечательно, в связи с этим, что целый ряд стоянок и группировок ископаемой фауны на равнине пространственно связаны с меловыми отложениями, что характерно и для европейских местонахождений [Ефименко, 1953].

5.2. Фаунистический состав, тафономия и абсолютный возраст ископаемых остатков. Возможности геоархеологических исследований. Скопления костей мамонтов на стоянках вынуждают исследователей обращаться к глобальной проблеме исчезновения мамонтов, к поиску причин их гибели, выяснению роли человека в этом процессе [Громов, 1948; Верещагин, 1971 и др.]. Проблема взаимоотношений палеолитического человека и мамонта во многом остается дискуссионной. Часть исследователей полагает, что обилие костей мамонта на стоянках является результатом специализированной охоты, которая велась хищническими способами [Аникович,

1998; Пучков, 2001 и др.]. Другие исследователи считают, что скопления костей в основном являются результатом сборов в местах естественной гибели животных [Бойег, 1985; Наулеэ, 1991; Чубур, 1993, 1998 и др.]. Как можно заметить, это крайние точки зрения. Многие специалисты (автор в их числе) не отрицают вероятность и сбора костей, и использования трупов павших животных, и непосредственной охоты на отдельных мамонтов. Приверженность исследователей той или иной гипотезе находит отражение в различных палеоэкономических, палеоэкологических и палеодемографи-ческих реконструкциях. Соответственно, их правомерность во многом зависит от установления всего комплекса причин гибели мамонтов и/или доминанты одной из них. Проблема осложняется тем, что ни одна научная дисциплина не располагает однозначными критериями, отличающих охотничью добычу от трупов павших животных [Пучков, 2001 и др.]. С подобной ситуацией нам пришлось столкнуться при исследовании Волчьей Гривы и Шестаково.

Преобладание мамонтов в Шестаково и многослойность объекта поставили закономерный вопрос о причинах аккумуляции костей и о роли человека в этом процессе. Геологическое и тафономическое изучение объекта позволяет признать основной причиной тафоценоза гибель животных на месте зверового солонца. Не противоречит этому ряд особенностей, вытекающих из анализа фауны в культурных горизонтах: 1) кости мамонтов не образуют конструкций; 2) более интенсивно фрагментировались кости копытных животных; 3) видовое разнообразие животных, скорее всего, указывает на их постепенное накопление; 4) кости мамонтов имеют следы пребывания на открытом воздухе, погрызы, нижняя поверхность костей всегда лучше сохраняется. На костях копытных таких повреждений нет; 5) кости мамонтов использовались в качестве топлива, а кости копытных не имеют следов огня; 6) встречаются небольшие анатомические группы костей мамонтов (дистальные отделы конечностей, группы из туловищных и хвостовых позвонков); 7) характерна высокая численность молодых особей и детенышей. Скелет эмбриона мог сохраниться лишь при условии быстрого захоронения в увлажненной породе (втаптывание?). В Шестаково нет убедительных свидетельств охоты и разделки мамонтов. Принос на стоянку костей эмбриона, очень молодых детенышей или подъязычных костей маловероятен. Поэтому, можно предположить, что сама палеолитическая стоянка располагалась непосредственно на месте регулярной гибели мамонтов, а основным объектом охоты становились другие виды животных.

По проблеме генезиса Волчьей Гривы были предложены три основные гипотезы. При тщательном анализе фактического материала ни одна из них

не подтвердилась. Некоторого увеличения каменного инвентаря (до 37 экз.) и набора костей с признаками искусственного воздействия было явно недостаточно для подтверждения "охотничьей" гипотезы, а аллювиальная природа тафономии "костищ" не находила подтверждения в геологических разрезах. Геологическими и геохимическими исследованиями разрезов Волчьей Гривы установлено, что образование подводной косы (породы карасукской свиты) и ее последующее осушение привело к засолению и формированию зверового солонца. Нижняя часть (основание) костеносных отложений явно принадлежит серо-зеленой супеси (слой 4 в раскопе или слой 5 сводного разреза гривы). На отдельных участках этот слой представлен двумя прослоями, а на периферии зон скопления костей он выклинивается и, тем самым, демонстрирует накопление осадка в понижении палеорельефа. Эти понижения впервые были установлены Г.В. Полуниным [1961]. а заполняющая их серо-зеленая супесь явилась стратотипом для выделения суминс-кого педокомплекса [Алексеева, Волков, 1969 и др.] или сдвоенной погребенной почвы [Цейтлин, 1979]. C.B. Лещинский склонен считать этот слой промежуточным между двумя слоями "лессов" - реликтом почвы, и указывает на высокую концентрацию в ней натрия [2001].

Сходство данных о составе фауны Волчьей Гривы и Шестаково подтверждает предположение о том, что массовые захоронения мамонтов на юге Западной Сибири пространственно связаны с участками, обогащенными дефицитными макро- и микроэлементами. Хорошие условия сохранности, в первую очередь, связаны с гибелью животных непосредственно на месте захоронения - минеральном солонце. Увлажненная поверхность солонца способствовала втаптыванию и погружению костей в лессовидную породу. Таким образом, крупнейшие захоронения плейстоценовой фауны в Шестаково и на Волчьей Гриве демонстрируют сходство тафономических параметров, видового, полового и возрастного состава животных. В сочетании с другими особенностями (геоморфологическими, геохимическими) это позволяет достаточно уверенно относить их к местонахождениям сформированным на зверовых палео солонцах. Близкий генезис (с некоторыми отличиями) допускается и для Луговского.

Геозоологическое обоснование солонцовой природы местонахождений представляется убедительным, однако в археологической части исследований оно порождает ряд нерешенных проблем. Прежде всего, это касается диагностики структурных элементов зверовых палеосолонцов. Современные солонцы выделяются в рельефе в виде лизунцовых ниш или ям, грязевых ванн и сети зверовых троп. Следовательно, возникает потребность в четкой и детальной классификации солонцовых проявлений. Ее отсутствие

не позволяет в полной мере применить принцип актуализма в археологических исследованиях. Попытки проследить солонцовые структуры в разрезах являются лишь пробным шагом в этом направлении. Так, в отложениях Волчьей Гривы предполагается проявление грязевой ванны в виде пространственно ограниченного тела слоя 4 (раскопы), с трещинами усы-хания и лучшей сохранностью вдавленных (?) в него костей животных. Можно допустить бытование грязевых ванн и даже лизунцовых ямок в Шестаково, где признаки увлажненности пород проявляются на локальном участке. "Смятость" этих отложений традиционно о&ьясняется криогенными и солифлюкционными процессами, а вероятность их биотической природы выступает лишь в качестве гипотезы.

Значительное место в решении проблем тафономии Волчьей Гривы и Шестаково принадлежит абсолютному датированию. Серии дат по различным органическим остаткам свидетельствуют о длительном процессе формирования местонахождений (-7000 лет) и поэтапном накоплении культурных и фаунистических материалов. С учетом других данных, это не противоречит выводам о преимущественно естественной природе образования костеносных горизонтов.

Анализ структурных элементов, каменного и костяного инвентаря, фаунистических материалов культурных горизонтов не выявил достоверных свидетельств ведущей роли первобытного населения в процессе формирования местонахождений и признаков, указывающих на активную (охотничью) добычу доминирующего вида - мамонтов. Следы деятельности человека, на данном этапе исследований, следует оценивать как отражающие кратковременные пребывания охотничьих коллективов на участках сезонных концентраций и мест естественной гибели мамонтовой фауны. Основным объектом их охоты являлись промысловые виды копытных животных и, вероятно, наиболее слабые особи мамонтов. Предположения об активной охоте на мамонтов нашли документальное подтверждение на местонахождении Луговское.

Глава 6. Проблемы хронологии и корреляции местонахождений позднего палеолита Западно-Сибирской равнины.

Важнейшим аспектом палеолитоведения является определение хронологических параметров всего многообразия индустрии. Исходя из результатов исследований палеолита 3-С равнины, возможности для хронологического разделения всех исследуемых стоянок весьма малы. Прежде всего, это относится к объектам досартанского возраста. Фактор "неожиданности" их появления на фоне недостаточной изученности четвертичных отложений и не-

сколько необычный технико-типологический контекст обнаруженных индус-трий позволяют анализировать их с предельной осторожностью.

Наиболее ранние объекты выявлены в юго-восточной части равнины. Большинство из них приурочено к коренным выходам кремнистых пород. Древнейшей находкой на равнине является пренуклеус из местонахождения Александровское (Томь-Чулымское междуречье). Геологический возраст находки (тайгинская свита) сопоставим с позицией материалов из Мохово-1 в Кузбассе. Сближает их и вид используемого сырья (песчаник) и общая "примитивность" приемов расщепления, допускающая сомнения относительно искусственного характера раскалывания. В бассейне р. Чулым выявлено несколько местонахождений, как стратифицированных (Ары-шевское 1, Воронино-Яя, Некрасовское), так и с поверхностным залеганием артефактов (Кордон, Большой Улуй, Большой Кемчуг). По сумме наблюдений их предполагаемый возраст оценивается ермаковским временем. Сборы выветренных изделий из галечного сырья (Новочернореченс-кий 1, Красная речка 2, Малый Кемчуг) логично вписываются в круг корра-дированных индустрий Сибири, предполагаемый возраст которых принимается в рамках докаргинского времени. Не противоречит этому избирательность сырья (кварциты, песчаник) и типологическая "аморфность" собранных образцов. Иначе воспринимается леваллуазский скол из кварца в Красной речке 1.

Обозначенные местонахождения предлагается отнести к начальному этапу освоения 3-С равнины с условным определением - "палеолитические индустрии досартанского возраста". Сведений об их преемственности с материалами более поздних местонахождений в пределах равнины пока нет. Технологические и морфологические различия между ними достаточно отчетливые и позволяют предполагать некоторый перерыв в освоении равнинных территорий. Теоретическая вероятность преемственности индуст-рий существует лишь на Большом Кемчуге.

Следующий этап развития индустрий представляют объекты преимущественно сартанского возраста. Их корреляция, ввиду резких отличий в строении разрезов, становится возможной в основном лишь на основе абсолюг-ных методов датирования. Исходя из 14С-дат, палеолитические местонахождения сартанского этапа предварительно можно разделить на три условные группировки:

1) Шестаково (уровни 24-17), Могочино I (?), Томская, Шикаевка II, Рыч-ково, Евалга и, возможно, Луговское (?). Диапазон дат - 26 -18 тыс. л.н.

2) Гари, Березовый ручей 1-2, Троицкая I, Волчья Грива (подошва нижнего костеносного горизонта) (?). Диапазон дат - 18 -15 тыс. л.н.

3) Черноозерье II, Волчья Грива (кровля нижнего костеносного горизонта), Луговское (основной комплекс инвентаря), Большой Кемчуг (финальный комплекс). Диапазон дат - 15 -10 тыс. л.н.

В первой группе лишь для Шестаково отмечается четкое соответствие 14С-дат, геолого-палеонтологического обоснования и типологического облика индустрии. Последний фактор приобретает особое значение для определения относительного возраста стоянок, не обеспеченных 14С-датами или спорных. В данном вопросе ведущая роль принадлежит специфическим и редким формам инвентаря.

В целом инвентарь Шестакова (к.г. 5-8) характеризуется преобладанием мелких нуклевидных форм, орудий и всех типов сколов (2-5 см). При отчетливой вариабельности и разных сочетаний типов изделий от горизонта к горизонту, прослеживается направленность индустрии на получение мелких пластинок с неровными краями шириной от 13 до 17 мм. Их производство обеспечивали нуклеусы параллельного принципа расщепления с продольной и поперечной ориентацией сколов: плоские, торцовые, сопряженные, с выпуклой поверхностью. Редкими являются нуклеусы с элементами радиального расщепления. Типичные клиновидные нуклеусы отсутствуют, хотя отдельные образцы могут являться их "прототипами". Стремление получить максимальное число сколов приводило к предельному истощению ядрищ.

Среди орудий преобладают различные типы угловатых и остроконечных изделий с шипами или выступами, выполненные на всех видах сколов и обломках. Часть из них, в традиционном формате категорий и типов изделий, может определяться в понятиях "острие", "проколка", "резчик" и прочих. Далее следуют изделия с зубчатым лезвием, орудия с ретушированной выемкой, отщепы и осколки с краевой ретушью. Скребки, как правило, выполнены на отщепах, включая редкие изделия высокой формы. Обращает внимание полное отсутствие в инвентаре скребел. Долотовидные орудия с одним и двумя лезвиями фактически не образуют устойчивых серий. Малочисленны резцы - в основном угловые вариации. Выразительны серии пластинок с ретушью продольного края.

К числу относительно редких, но весьма показательных типов изделий, относятся пластинки с притуплённой спинкой, с отвесной ретушью по грани сломанной пластинки, с ретушированием дистального края. Особое место занимают пластинки со слабо вогнутым ретушированным лезвием на месте ударной площадки. Подобный прием оформления в палеолите Сибири отмечен лишь в мелкопластинчатых индустриях первой половины сар-танского времени (Лиственка (19); Волчиха 1-2; Каштанка 1 (1); Волчья

Грива; Мальта (8), Ачинская и др.). Для сегментовидных микроострий прямых аналогов этих изделий в палеолите Сибири выявить не удалось. Микроострия близкие по очертаниям и деталям отделки, но часто более крупные и выполненные из микропластинок, известны в инвентаре Мальты, Ачинской, Каштанки 1(1). Осколок микроострия с приостренным кончиком отмечен на Волчьей Гриве.

Таким образом, к числу относительно редких и специфических форм инвентаря Шестаково относятся скребки высокой формы на отщепах; изделия с широкими ретушированными анкошами; пластинки с вогнутым лезвием на месте ударной площадки, с притуплённой спинкой, с отвесной ретушью по грани слома, с ретушированием дистального края; сегментовидные микроострия с притуплённой спинкой. Их близкие аналоги, в разных сочетаниях. известны в материалах некоторых раннесартанских стоянок Сибири и в близких им по хронологии стоянках Урала и Поволжья (Талицкого, Постников Овраг).

Обращаясь к первой хронологической группе, отметим сходство по ряду параметров инвентаря Томской стоянки и Шестаково, что подтверждает их близость и по возрасту. Пластинчатый инвентарь Шикаевки, обладающий "геометрическими" изделиями, очень специфичен и несколько необычен для палеолита Сибири и, в тоже время, не дает веских оснований для непризнания его раннесартанского возраста. В силу отрывочности сведений, проблематично коррелировать редкий инвентарь и геологические разрезы Гари II, Рычково и Евалги. что вынуждает ориентироваться лишь на 14С датировки объектов. Если раннесартанская дата из Луговского неслучайна, то она допускает возможность выявления и соответствующего ей инвентаря. В настоящее время таких данных пока нет. Инвентарь из Могочино оценивался в рамках 16-17 тысяч лет, что противоречило имеющейся дате по кости мамонта. Сложная стратиграфия стоянки не исключает вероятности поступления датированного образца из более древних отложений. Каменный инвентарь представляется более поздним, а по ряду признаков находит отдельные аналогии в индустриях афонтовского круга. Это противоречие между 14С-дата-ми и предполагаемым возрастом инвентаря предстоит решить в будущем.

Вторая хронологическая группа местонахождений указывает на время перехода от раннесартанских к позднесартанским индустриям. Ее условность вполне очевидна, поскольку в составе группы представлены стоянки из разных географических зон, а в инвентаре прослеживается больше отличий, нежели сходства. К негативным факторам "информативности" анализируемых объектов можно отнести различия в составе инвентаря и в сохранности местонахождений.

Для местонахождения Гари (северо-западная часть равнины) предполагается, что человек оставил следы своей деятельности при посещении естественного "кладбища" животных. На вероятный возраст пластинчатой индустрии указывают 14С-даты со значениями около 15-16 тысяч лет назад. О реальном возрасте инвентаря судить сложно, учитывая состояние самого местонахождения и возможность его корреляции лишь с отдаленными объектами. В их числе расположенное на юго-западной границе равнины местонахождение Троицкая I, где пластинчатый инвентарь сопровождался костями мамонтов. По составу инвентаря, 14С возрасту и та-фономии материалов оно сопоставляется с другими мелкопластинчатыми индустриями региона. Одна из них представлена инвентарем из нижнего костеносного горизонта Волчьей Гривы, где доминируют мелкие пластинчатые формы, а морфология орудийного набора позволяет проводить параллели с индустриями раннесартанского времени. Иной облик инвентаря демонстрируют стоянки Березовый Ручей 1-2 на юго-востоке равнины, для которых характерно сочетание в наборе крупных и мелких орудий, преимущественно на пластинчатых основах. Примечательно присутствие роговых однопазовых вкладышевых орудий. По мнению Н.Ф. Лисицына, инвентарь не имеет аналогий в материалах кокоревской и афонтовской культур Енисея [2000]. Однако следует заметить, что в нем нет специфических изделий, отсутствующих на енисейских стоянках, а отдельные признаки влияния указанных культур на морфологию инвентаря достаточно узнаваемы.

Как можно видеть, эту хронологическую группу представляют различающиеся между собой стоянки. Объекты западной части равнины во многом сохраняют традиции мелкопластинчатых индустрии раннесартанского времени, а расположенные к востоку от Оби демонстрируют типологическое разнообразие инвентаря, характерного для афонтовско-кокоревского круга памятников. С этого времени географический фактор становится все более заметным - в Иртышском регионе отсутствуют клиновидные формы нуклеусов и скребла, а восточней Оби они продолжают существовать до голоцена. К объединяющим их элементам можно отнести пластинчатый характер инвентаря, в котором все чаще встречаются широкие пластины. На отдельных стоянках продолжают бытовать скребки высокой формы и торцовые нуклеусы (Троицкая I, Могочино I, Березовый Ручей I), а на других (Гари, Волчья Грива) их нет. В инвентаре Волчьей Гривы сохраняются традиции ретуширования поперечной грани сломанной пластины и оформления вогнутого лезвия на месте ударной площадки, что позволяет ориентироваться на самую раннюю датировку объекта.

Третью хронологическую группу с 14С-датами представляют стоянки второй половины сартанского времени. В основе индустрий бассейна Иртыша (Черноозерье, Луговское) лежит техника призматического расщепления и техника изготовления вкладышевых орудий. На юго-востоке равнины (Большой Кемчуг) типичным элементом инвентаря предстает клиновидный нуклеус.

Анализируемые материалы палеолитических объектов позволяют обозначить два хронологических блока геоархеологической информации. Первый блок (~25 - 17 тыс. л.) представляют стоянки с микролитическим инвентарем, занимающие южную часть равнины. В последующее ("переходное") время (-17-15 тыс. л.) мелкопластинчатые индустрии продолжаются в бассейне Иртыша, а на юго-востоке равнины появляются комплексы с типичными клиновидными нуклеусами, скреблами и орудиями на крупных сколах. Ко второму блоку следует отнести местонахождения второй половины сартанского времени. Достаточно условным геохронологическим рубежом, разделяющим эти блоки, можно считать вторую половину интерстадиала между гыданской и ньяпанской стадиями сартанского кри-охрона. Однако имеющиеся радиоуглеродные значения создают фактически непрерывную колонку дат, требующую уточнения.

Местонахождения конца каргинского - первой половины сартанского времени традиционно рассматриваются в рамках среднего этапа позднего палеолита [Абрамова, 1989]. С момента открытия Мальты и Бурети, их список пополнился новыми объектами в долинах Чулыма и Енисея, в Прибайкалье и на Алтае. Некоторые из них (Ачинская) относят к маль-тинской культуре [Аникович, 1999]. Сходство между Ачинской и Шес-таково прослеживается как в первичном расщеплении, так и в основных категориях инвентаря. Об их культурной близости судить пока не приходится, а наблюдаемое сходство, скорее, стадиального плана и возможных заимствований. Ачинская стоянка представляется "промежуточной" в сравнении более "архаичных" индустрий Шестакова и классических мальтинских комплексов. Возможно, это определение справедливо и для раннесартанских местонахождений в долине Енисея и Западном Саяне. Наиболее полно из них исследованы Тарачиха (слой 2), Афанасьева Гора, Шленка, Новоселово 13 (слои 2-3), Каштанка 1 (слой 1), Приморская стоянка (пункты 1-2), Нижний Иджир 1, Уй 1 (слой 2: гор. 2-3), Листвен-ка (слой 19) [Абрамова, 1989; Астахов, 1986; Акимова, 1998; Васильев, 1996; Лисицын, 2000]. В последние годы этот список пополнился местонахождениями Волчиха, Усть-Ижуль II, Малый Ижуль III [Акимова и др., 1997; Стасюк, Томилова, 1998].

Их возраст (22-16 тыс. л.н.) обоснован геологическими и палеонтологическими данными, 14С-датами и археологическими критериями. Индустрии направлены на получение мелких и средних пластинок, получаемых с моно - и бифронтальных ядрищ, кубовидных, конусовидных с выпуклым фронтом скалывания и торцовых разновидностей нуклеусов. В ряде комплексов присутствуют атипичные клиновидные нуклеусы, ядршца с леваллуазской морфологией, плоскостные и с радиальной системой расщепления. В орудийных наборах распространены пластинки с ретушью, с усеченными ретушью концами, скребки концевые на пластинах, скребки высокой формы. Широко представлены долотовидные, острийные, шиловидные и зубчато-выемчатые формы, пластинки с притуплённым краем и микроострия, резцы и изделия с резцовыми сколами. В отдельных комплексах отмечены галечные орудия и скребла. Отличия между комплексами выражаются в вариабельности типологии изделий и их соотношении. В одних индустриях использовались пластинки, в других отмечается сочетание пластинки и от-щепа. В большинстве из них встречаются оригинальные изделия из камня и кости, не имеющие аналогов в других комплексах. Характерно отсутствие пазовых орудий, при наличии микроострий и пластинок с притуплённым краем. Детальные сравнения инвентаря большинства енисейских памятников осложняются обилием нестратифицированных материалов. Даже при наличии контролирующих разрезов, проблема их соответствия сохраняется.

На Алтае выразительные комплексы с микроинвентарем выявлены в нижней части разреза Ануя 2, в диапазоне 27,9 - 20,3 тыс. л.н. Индустрии присущи мелкие продукты расщепления, включая пластинки и микропластинки, утилизация торцовых, клиновидных и призматических ядрищ. Выразительность микроинвентаря (микроскребки, микроострия, пластинки с притуплённым краем и усеченные ретушью) подчеркивается на фоне скребел, зубчато-выемчатых и других орудий на крупных заготовках. Весьма раннее появление микроинвентаря отмечено в слое 11 Денисовой пещеры, а его дальнейшее развитие проявилось в индустрии слоя 9. Обращаясь к разрезу Ануя 2, отметим, что индустрии с микроинвентарем имеют возраст не моложе 20 - 23 тыс. л.н. В этой связи обращает внимание комплекс слоя 3 стоянки Ушлеп 6 (Горная Шория), демонстрирующий сходство с индустриями мальтинского круга [Кунгуров, 1996]. Облик инвентаря допускает отнесение его к раннесартанскому времени. Не противоречит этому определению возраста и ориньякоидный инвентарь из нижних слоев стоянки.

К эталонным комплексам средней поры позднего палеолита по праву относятся материалы Мальты и Бурети. З.А. Абрамова предложила выде-

лить мальтинско-буретскую культуру и ее локальные варианты (Тарачиха, Ачинская и Томская стоянки) в "ангаро-чулымскую" культурную область [ 1979]. С. А. Васильев рассматривает их как раннесартанскую стадию пластинчатых индустрий [1996]. Н.Ф. Лисицын предложил оперировать терминами "инвентарь типа Тарачиха" или "комплекс типа Мальты" [2000]. Сходство этих индустрий прослеживается по целому ряду параметров, однако вопрос о культурной принадлежности комплексов остается открытым. Прослеживаемые параллели с верхним палеолитом Европы нашли отражение в выделении "классического" мальтинского комплекса [Медведев и др., 2001] и в гипотезе [Окладников, 1950] о привнесении в Сибирь культуры европейского происхождения. Особое внимание было обращено на микролитизацию инвентаря и его сходство с граветтскими индустриями [Лисицын, 2000].

Таким образом, в исследовании раннесартанских индустрий Сибири четко обозначились несколько дискуссионных проблем: 1) хронологические параметры микроиндустрий; 2) причины их широкого территориального распространения; 3) проблема автохтонности и аллохтонности их происхождения; 4) причины "микролитизации" инвентаря; 5) причины "вариабельности" инвентаря в рамках единой традиции и проблема выделения локальных культур. Все названные проблемы относятся, так или иначе, к фундаментальным проблемам палеолитоведения в целом. Имеющаяся фактологическая база, в основе которой лежат материалы исследований опорных местонахождений типа Мальты или Шестаково, позволяет лишь расставить исследовательские акценты и предложить спектр вариантов возможных решений указанных проблем.

Микроиндустрии Шестаково составляют четыре горизонта залегания материалов в эолово-делювиальных переслаивающихся отложениях. Комплексы инвентаря представляют динамичное развитие индустрии во времени и ее преемственность, сохраняя общую "микролитоидную" традицию в расщеплении и изготовлении орудий. Следы деятельности человека в Шестаково тесно связаны с остатками животных, среди которых преобладал мамонт. Палеоэкологические условия позднеледниковья на равнине были благоприятны для мигрирующих популяций мамонтов. Их сезонные миграции могли существенно повлиять на увеличение мобильности групп древних охотников, вынужденных следовать за животными. Дальность перемещений, их направленность и ритмичность, зависела, вероятно, от очень многих факторов - социальных и природных. К числу последних можно отнести широтную зональность, высотную поясность, местные условия рельефа, доступность литоресурсов и геохимические свойства ландшафтов. Петрографический состав инвентаря из Шикаевки II, Волчьей Гривы,

Гари, указывает на их удаленность от источников сырья до 500 км и направленность движений групп охотников в центральные районы равнины. Удаленность Шестаково от источников горных пород составляет десятки километров.

Повышенная мобильность населения может быть одной из причин "мик-ролитизации" каменных индустрий. Стремление получить более легкие полифункциональные орудия приводило к унификации расщепления и сокращению орудийного набора. Более отчетливо эта тенденция проявляется на стоянках удаленных от источников литоресурсов (Шикаевка И, Волчья Грива), а близость стоянок к выходам пород всегда отражается в расширении состава инвентаря и присутствии крупных орудий (Ачинская, Уй I и др.). Мобильность предполагает вероятность контактов, пересечения маршрутов передвижения, "эстафетной" или "волновой" передачи культурных или технических "образцов", составляющих элементы сходства между индуст-риями с различной культурной подосновой. Передача "культурно-технической" информации могла осуществляться как с запада на восток или с юга на север, так и наоборот. Возможность механического переноса изделий и последующего из "заимствования" сохраняется, однако она не может служить подтверждением трансконтинентальных миграций из Европы в Азию или обратно [Аникович, 1999; Лисицын, 1999]. Достоверных примеров подобных миграций в Сибири мы не наблюдаем и поиск "европейских" предков для Шестаково и Мальты или "азиатских" для стоянки Талицкого [Григорьев, 2001] пока малоперспективен.

Проблема контактов отразилась на проблеме генезиса противопоставляемых "пластинчатых" и "опцеповых" индустрий. Предполагается, что от-щеповые индустрии Енисея (Куртак-4, верхний слой) сложились на основе местного мустье, а пластинчатые (Сабаниха, Куртак-5 и др.) появились в сформированном виде и имеют "европейские корни" [Лисицын, 1999]. Наличие в Сибири более ранних пластинчатых комплексов вполне логично предполагает именно в них искать истоки последующих индустрий. Не исключал этого и Н.Ф. Лисицын, указывая на карабомовский пласт [2000]. Что касается Куртака 4, то рассматривать его как эталон "отщеповой" технической традиции нет достаточных оснований. Архаика верхнего слоя стоянки отражает скорее узкую функциональную направленность на апробирование различных видов сырья и рабочих свойств орудий.

Индустрии раннего этапа позднего палеолита Сибири фактически обеспечили возможности перехода к микроиндустриям раннееартанского времени. Исследования алтайских стоянок свидетельствуют о раннем (старше 30 тыс. лет) появлении техники изготовления мелких пластинок. Формиро-

вание последующих культур в Северной Азии проходило или на основе, или под влиянием кара-бомовской и усть-каракольской традиций [ Деревян-ко, 2001]. Выяснение механизма и динамики этого влияния предстоит выяснить будущим исследованиям, чему сейчас объективно препятствует слабая археологическая изученность "контактных" территорий.

Зональность и особенности палеоландшафтов равнины в неоплейстоцене, так или иначе, влияли на динамику процесса освоения этой территории. В досартанское время осваивалась юго-восточная часть равнины, а в последующий период и ее центральная часть, где основным препятствием являлось почти полное отсутствие здесь горных пород. Преодолевая его, люди транспортировали сырье и орудия, следуя за стадами животных на сотни километров. Миграционная активность совпадает, в основном, с кри-оаридными условиями и имела, вероятно, всеобщий характер [Ефименко, 1953; Станко и др., 1989]. Очевидно, с этим связана тенденция к микроли-тизации и унификации инвентаря и формирование в пространствах Сибири и сопредельных областей разнообразных "микроипдустрий". Развитие получили пластинчатые индустрии (Шикаевка, Ачинская и др.), или сочетающие пластинку и отщеп (Шестаково, Томская). Преобладание пластинчатого расщепления отчетливо проявлялось при использовании качественного сырья (Мальта, Тарачиха, Лиственка и др.). Именно в этих индустриях представлен "классический" набор инвентаря, вызывающий ассоциации культурного единства технокомплексов. Индустрии с базовым использованием менее качественного сырья (Шестаково, Уй 1 и др.) демонстрируют увеличение доли отщепов в основе орудий. Тем самым, на широких пространствах от Байкала до Урала и далее на запад, в период 25 (27) - 18 (16) тыс. л.н. прослеживаются индустрии, обладающие выразительным и сходным микроинвентарем. Истоки их берут начало в индустриях предшествующего (раннего) этапа позднего палеолита, а последующая трансформация происходит уже во второй половине сартанского похолодания (с рубежа -1615 тыс. л.н.). С этого времени различия становятся более контрастными, особенно между индустриями бассейна Иртыша и Обь-Енисейского междуречья.

Заключение

Малочисленность палеолитических объектов на пространствах 3-С равнины резко контрастирует на фоне других регионов Северной Евразии. Долгое время считалось, что освоение этой территории древним населением имело место лишь в финале плейстоцена - во второй половине сартанского времени, а главным препятствием представлялась акватория раннесартанс-

кого ледниково-подпруцного озера с уровнем бассейна около 125 метров. Новейшие геологические исследования допускают существование подпруд-но-долинных озер не позднее ермаковского времени, с абсолютными отметками до 70 метров [Астахов, 1999 и др.]. Противоречит реконструкции сартанского подпрудного водоема и местоположение палеолитических стоянок (возрастом 20 - 14 тысяч л.н.) на отметках 110-25 метров. Таким образом, сравнительно позднее (вероятно моложе 30000 л.н.) проникновение древнего населения и редкость палеолитических стоянок в центральных и южных районах равнины (бассейн р. Иртыш) были вызваны иными факторами.

Основными препятствиями для заселения этих районов выступают отсутствие каменного сырья и мозаичность геохимических ландшафтов, влияющих на разнообразие растительности и состав фауны крупных млекопитающих - основы охотничье-собирательского хозяйства. Освоение юго-восточных районов равнины не зависело от источников литоресурсов и осуществлялось под влиянием и в русле общих процессов становления палеолитических культур сибирского региона. Указанные различия носят объективный характер и находят отражение в динамике развития литотех-нологий, что позволяет рассматривать район Прииртышья в качестве особой природной зоны, являвшейся своеобразным "барьером" для мигрирующих групп палеолитических охотников.

Исследования последних лет значительно увеличили объем информации и по проблеме первоначального освоения равнины. Получены свидетельства проникновения первобытных охотников в юго-восточные районы равнины уже в ермаковское и, возможно, в более раннее время. Их представляют архаичные индустрии стоянок-мастерских Воронино-Яя, Арьппев-ское-1. Усть-Большой Улуй, Большой Улуй, основанные на использовании коренных выходов горных пород - кварцитовидных песчаников. По предварительным оценкам технологический облик инвентаря характеризуется признаками клектонского, радиального и леваллуазского расщепления. Условия залегания единичного изделия из местонахождения Александровское и морфология орудий из Кордона позволяют проводить параллели с древнейшим палеолитическим комплексом Кузбасса - Мохово I.

По-видимому, к ермаковскому времени следует относить стратифицированные материалы из Некрасовского и подъемные коллекции Большого Кемчуга (средневыветренная серия). Для этой группировки объектов характерно использование иных коренных пород - окремненных сидеритов и алевролитов. Индустриям присущи достаточно развитые приемы параллельного и леваллуазского расщепления, техника двусторонней обработки. Даль-

нейшее развитие этих литотехнологий прослеживается в слабовыветрен-ных материалах Большого Кемчуга и клада у села Шестаково. К настоящему времени коренные выходы указанных пород камня установлены только в районе села Большой Кемчуг, что позволяет предположить транспортировку готовых изделий на расстояние от 70 км (Некрасовское) до 220 км (Шестаковский клад). В связи с обнаружением древнейших индустрий, следует отметить их приуроченность к коренным литоресурсам, что может облегчить поиск аналогичных объектов в будущем, на основе необходимых геологических сведений.

Малочисленные и лишенные точного геохронологического обоснования наборы инвентаря других местонахождений (Арышевское - 2, Красная Речка-1-2, Новочернореченская - 1, Малый Кемчуг) предварительно определяются лишь по морфологии и сохранности поверхности в широком хронологическом диапазоне - от первой половины каргинского термохро-на и древнее. Все указанные выше местонахождения предлагается отнести к начальному этапу освоения Западно-Сибирской равнины с условным определением - "палеолитические индустрии досартанского возраста". Это допущение определяется фрагментарностью и предварительным осмыслением каменного инвентаря, условий его залегания и хронологических позиций. В настоящее время мы не располагаем сведениями о преемственности этих индустрий с материалами более поздних местонахождений в пределах равнины. Открытым и фактически неисследованным остается вопрос о начальных периодах становления и развития позднепалеолити-ческой культуры. Вероятность прослеживания культурной преемственности от ранних палеолитических индустрий к более поздним пока допускается лишь для материалов из местонахождений Большого Кемчуга.

Следующий этап развития палеолитических индустрий на территории Западно-Сибирской равнины представляют местонахождения, геохронология которых в полном объеме совпадает с сартанским криохроном. Первой половине этого времени принадлежат индустрии Томской и Ачинской стоянок. Опорным геоархеологическим объектом этого хронологического диапазона (от 25 до 18 тысяч лет) является Шестаково. Индустрии нижней части разреза Шестаково (культурные горизонты 5-8) характеризуются набором микроинвентаря, направленностью индустрии на получение мелких пластинок и широким использованием отщепов и осколков для изготовления орудий.

Сходство инвентаря Шестаково с близкими по возрасту индустриями позднего палеолита Западной Сибири, Поволжья, Урала, Енисея и Приан-гарья прослеживается как в первичном расщеплении, так и в основных ка-

тегориях орудийного набора. Полного совпадения не наблюдается, что может быть объяснимо территориальной удаленностью, свойствами используемого сырья, функциональными особенностями объектов, культурно-генетическими и хронологическими различиями. Отличия между комплексами выражаются, прежде всего, в широкой вариабельности типологии изделий и их количественного соотношения. В одних индусгриях для изготовления орудий преимущественно использовались пластинки, в других отмечается сочетание пластинки и отщепа. Наиболее близкие параллели устанавливаются для инвентаря Шестаково и Томской стоянки. Ачинская стоянка в большей мере тяготеет к кругу енисейских стоянок (Лиственка, сл. 19, Волчиха, Усть-Ижуль II, Малый Ижуль III, Афанасьева Гора, Шленка, Тарачиха и др.). Их сопоставление с инвентарем местонахождений в бассейне Иртыша (Ши-каевка II, Волчья Грива и др.) возможно лишь по хронологическим параметрам и некоторым деталям вторичной отделки.

Разнообразие палеолитических индустрии Сибири и их типологических проявлений, в условиях современного уровня изученности этой громадной территории, объективно сказываются на процессе совершенствования классификационных схем типологического анализа. Прямого сопоставления хронологически близких индустрий зачастую недостаточно для определения культурно-генетических связей. Это выразилось в приостановке процесса обоснования и выделения культур, в оперативном использовании понятий "инвентарь типа Тарачихи" или "индустрия мальтинского круга", в расширении списка "атипичных" групп инвентаря. Зеркальным отражением этой тенденции является ситуация с культурным определением палеолитических индустрий 3-С равнины, включая комплексы инвентаря Шестаково. Хронологические параметры этих комплексов устанавливаются достаточно четко, однако генезис и последующее развитие индустрий во многом остаются неопределенными.

Технический и технологический уровень развития индустрий раннего этапа позднего палеолита в Сибири фактически обеспечил возможности перехода к микроиндустриям раннесартанского времени, а их последующая трансформация происходит во второй половине сартанского похолодания (с рубежа ~ 16 -15 тыс. лет назад). С этого времени различия в технокомп-лексах становятся более контрастными. В Иртышском бассейне прослеживается дальнейшее развитие мелкопластинчатых технологий на основе призматического расщепления, а индустрии Обь-Енисейского междуречья приобретают совокупность признаков, присущих афонтовско-кокоревской группировке. Это "размежевание" прослеживается и в смещении ареалов массового обитания мамонтов из восточного Приобья в Прииртышье и,

вероятно, в долину Енисея (рефугиумы?). Доминирующая роль мамонтов подтверждается скоплениями костей этого вида на большинстве палеолитических стоянок, за исключением Черноозерья II и Венгерово-5.

Особое место в списке палеолитических местонахождений занимают так называемые "мамонтовые кладбища" - Шестаково, Волчья Грива, Луговс-кое. Основная причта их образования заключается в длительной (не менее 5-7 тысяч лет) аккумуляции костей на специфических природных объектах - зверовых солонцах, что вызвано особенностями экологии мамонтов и их уязвимостью при минеральном голодании. Особенности состава остатков мамонтов в Шестаково, Волчьей Гриве и Луговском позволяют сделать вывод о том, что деятельность человека не являлась первопричиной образования "кладбищ". Мамонт для первобытного населения, несомненно, являлся промысловым видом, а объектом непосредственной охоты становились слабые животные, не имеющие возможности оказать активное сопротивление. Отличное знание поведения животных, их миграционных маршрутов, зон или участков сезонной концентрации позволяло палеолитическим охотникам прогнозировать время и место добычи мамонтов. Зверовые солонцы, природные ловушки и вероятные места переправ через реки для этих целей подходили идеально.

В практике палеолитоведения Сибири проблема литофагии рассматривается впервые, что и предопределяет ее преимущественно гипотетический характер. Основная сложность исследований заключается в определении диагностических признаков зверовых палеосолонцов в разрезах позднего неоплейстоцена. Примеры Шестаково, Луговского и Волчьей Гривы являются лишь первой попыткой выявления таких признаков, обоснованность которых может быть подтверждена или отвергнута в будущем. Тем не менее, уже сейчас есть весомые основания полагать, что зверовые солонцы в жизни охотничьих коллективов палеолита и более поздних эпох играли далеко не последнюю роль. Локальная группировка разновременных поселений в районе Шестакова, приуроченность целого ряда стоянок 3-С равнины к меловым отложениям и иным по происхождению глинистым минералам с фатальными свойствами свидетельствуют об этом вполне определенно.

Основные положения диссертации изложены в следующих публикациях:

Монография:

1. Позднепалеолитическое местонахождение Шестаково. - Новосибирск: Изд-во ИАЭт СО РАН, 2003. - 1££с. (совм. с А.П. Деревянко, В.И. Молоди-ным, C.B. Лещинским, E.H. Мащенко).

Статьи и сообщения:

2. Особенности геологии и состава фауны крупных млекопитающих поздне-палеолитической стоянки Шестаково // Проблемы геологии Сибири. - Томск: Изд-во ТГУ, 1994. - Т. 1. - С. 130 -131. (совм. с E.H. Мащенко).

3. Некоторые результаты исследований многослойной стоянки Шестаково // Обозрение результатов полевых и лабораторных исследований археологов, этнографов и антропологов Сибири и Дальнего Востока в 1993 году. - Новосибирск: Изд-во ИАЭт СО РАН, 1995. - С. 56-57. (совм. с А.П. Деревянко).

4. Палеолитическая стоянка Шестаково: особенности индустрии шестого культурного горизонта // Проблемы охраны, изучения и использования культурного наследия Алтая. - Барнаул: Изд-во АТУ, 1995. - С. 38-39. (совм. с А.П. Деревянко).

5. Раскопки палеолитической стоянки Шестаково в 1995 году//Материалы III Годовой итоговой сессии Института археологии и этнографии СО РАН. -Новосибирск: Изд-во ИАЭт СО РАН, 1995. - С. 38-39. (совм. с А.П. Деревянко).

6. Предварительные результаты полевых исследований позднепалеолити-ческой стоянки Шестаково в 1996 году // Новейшие археологические и этнографические открытия в Сибири. - Новосибирск: Изд-во ИАЭт СО РАН, 1996. - С. 60-63. (совм. с А.П. Деревянко).

7. Исследование палеолитической стоянки Шестаково в 1997 году // Проблемы археологии, этнографии и антропологии Сибири и сопредельных территорий. - Новосибирск: Изд-во ИАЭт СО РАН, 1997. - Т. III. - С. 36-42. (совм. с А.П. Деревянко, E.H. Мащенко).

8. К проблеме "человек и мамонт": геоархеологический аспект // Палеоэкология плейстоцена и культуры каменного века Северной Азии и сопредельных территорий. - Новосибирск: Изд-во ИАЭт СО РАН, 1998. - Т. 1. — С. 92 - 99. (совм. с А.П. Деревянко).

9. Отложения археологического памятника Шестаково: предварительные палеоэкологические реконструкции по признакам педогенеза// Палеоэкология плейстоцена и культуры каменного века Северной Азии и сопре-

дельных территорий. - Новосибирск: Изд-во ИАЭт СО РАН, 1998. - Т. 1. -С. 135-143. (совм. с А.П. Деревянко, И.Н. Феденевой).

10. Новое палеолитическое местонахождение в Томской области (предварительное сообщение) // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий. - Новосибирск: Изд-во ИАЭт СО РАН, 1998. - T. IV. - С. 98-102. (совм. с C.B. Лещинским).

11. Новые данные о палеолитическом местонахождении Воронино-Яя в Томской области // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий. - Новосибирск: Изд-во ИАЭт СО РАН, 1998. -T. IV. - С. 96-97. (совм. с C.B. Лещинским).

12. Результаты разведки в Кемеровской области (долина реки Кия) // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий. - Новосибирск: Изд-во ИАЭт СО РАН, 1998. - T. IV. - С. 103-107. (совм. с C.B. Лещинским. М.А. Борисовым, И.В. Фороновой).

13. Местонахождение Шестаково: основные итоги исследований в 1999 году // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий. - Новосибирск: Изд-во ИАЭт СО РАН, 1999. - T. V. - С. 94 - 97. (совм. с А.П. Деревянко, М.А. Борисовым).

14. Исследования палеолита в Томской области (Арышевские местонахождения) // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий. - Новосибирск: Изд-во ИАЭт СО РАН, 1999. -T. V. - С. 133 - 135. (совм. с М.А. Борисовым).

15. Радиоуглеродная хронология позднепалеолитической стоянки Шестаково, Западная Сибирь: к проблеме "человек и мамонт" // Экология древних и современных обществ. - Тюмень: Изд-во ИПОС СО РАН, 1999. - С. 14-16. (совм. с И. ван дер Плихтом, Я.В. Кузьминым).

16. Особенности аккумуляции костей мамонтов в районе стоянки Шестаково в Западной Сибири // Археология, этнография и антропология Евразии. - 2000. - № 3. - С. 42 - 55. (совм. с А.П. Деревянко, C.B. Лещинским, Е.Н. Мащенко).

17. Некоторые результата изучения признаков почвообразования в отложениях местонахождения Шестаково (по материалам 1999 года) // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий. - Новосибирск: Изд-во ИАЭт СО РАН, 2000. - T. VI. - С. 41-45. (совм. с А.П. Деревянко, И.Н. Феденевой).

18. Новые сведения о местонахождении Большой Кемчуг // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий. -Новосибирск: Изд-во ИАЭт СО РАН, 2000 . - T. VI. - С. 124-130. (совм. с C.B. Лещинским, М.А. Борисовым, C.B. Старцевой).

19. О некоторых результатах поиска и разведки палеолитических местонахождений Томь-Енисейского междуречья // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий. - Новосибирск: Изд-во ИАЭтСО РАН, 2000. -T. VI. - С. 131-136. (совм. с C.B. Лещинским, М.А. Борисовым, C.B. Старцевой, А.В. Постновым).

20. Исследование палеолитического местонахождения Арышевское 2 // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий. - Новосибирск: Изд-во ИАЭт СО РАН, 2000. - T. VI. - С. 137-140. (совм. с C.B. Лещинским, А.В. Постновым, М.А. Борисовым).

21. Радиоуглеродные и стратиграфические исследования местонахождения Волчья Грива в 2000 году // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий. - Новосибирск: Изд-во ИАЭт СО РАН, 2000. - T. VI. - С. 188 -191. (совм. с Л.А. Орловой, C.B. Лещинским, М.А. Борисовым).

22. О природе скоплений костей мамонтов в районе стоянки Шестаково // Палеогеография каменного века. Корреляция природных событий и археологических культур палеолита Северной Азии и сопредельных территорий. -Красноярск: Изд-во РИО КГПУ, 2000. - С. 59-60. (совм. с C.B. Лещинским, Е.Н. Мащенко).

23. Новые палеолитические комплексы томь-енисейского междуречья // Палеогеография каменного века. Корреляция природных событий и археологических культур палеолита Северной Азии и сопредельных территорий. -Красноярск: Изд-во РИО КГПУ, 2000. - С. 56-58. (совм. с C.B. Лещинским, И.Н. Феденевой, Л.А. Орловой, М.А. Борисовым).

24. Радиоуглеродное датирование стоянки Шестаково // Палеогеография каменного века. Корреляция природных событий и археологических культур палеолита Северной Азии и сопредельных территорий. - Красноярск: Изд-во РИО КГПУ, 2000. - С. 61-62. (совм. с Л.А. Орловой, Й. ван дер Плихтом).

25. Эволюция процессов почвообразования в сартанское время на юге Западно-Сибирской низменности в связи с колебаниями климата // Современные проблемы почвоведения в Сибири. - Томск: Изд-во ТГУ, 2000. - Т. 1. -С. 204-207. (совм. с И.Н. Феденевой, М.А. Борисовым).

26. Усть-Кийка — многослойное местонахождение каменного века в Тисуль-ском районе Кемеровской области // Историко-культурное наследие Северной Азии: итоги и перспективы изучения на рубеже тысячелетий. — Барнаул: Изд-во АГУ, 2001. - С. 156-159. (совм. с М.А. Борисовым).

27. Некоторые результаты разведочных работ в районе с. Большой Кем-чуг // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и со-

предельных территорий. - Новосибирск: Изд-во ИАЭт СО РАН, 2001 . -Т. VII. С. 51 - 54. (совм. с М.А. Борисовым, С.В. Лещинским).

28. Новые объекты палеолита в бассейне р. Чулым// Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий. - Новосибирск: Изд-во ИАЭт СО РАН, 2001 . - Т. VII. - С. 120-125. (совм. с С.В. Лещинским, М.А. Борисовым).

29. Палеолитический клад из Шестаково // Современные проблемы Евразийского палеолитоведения. - Новосибирск: Изд-во ИАЭт СО РАН, 2001. -С. 154-159. (совм. с С.И. Коноваленко).

30. Литоресурсы палеолитического населения юго-востока Западно-Сибирской равнины // Эволюция жизни на Земле. - Томск: Изд-во НТЛ, 2001. -С. 491 - 493. (совм. с С.В. Лещинским).

31. Биоклиматические условия образования отложений местонахождения Шестаково (Западная Сибирь) // Основные закономерности глобальных и региональных изменений климата и природной среды в позднем кайнозое Сибири. - Новосибирск: Изд-во ИАЭт СО РАН, 2002. - С. 150-156. (совм. с А.П. Деревянко, И.Н. Феденевой).

32. Основные этапы освоения Западно-Сибирской равнины палеолитическим человеком // Археология, этнография и антропология Евразии. - 2002. -№4.-С. 22-44.

33. Предварительные результаты междисциплинарных исследований местонахождения Луговское (Ханты-Мансийский автономный округ) // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий. - Новосибирск: Изд-во ИАЭт СО РАН, 2002. - Т. VIII. - С. 165 -172. (совм. с А.Ф. Павловым, Е.Н. Мащенко, С.В. Лещинским, Л.А. Орловой).

34. AMS 14С dates of woolly mammoth remains from the Shestakovo Upper Paleolithic site, Western Siberia \\ AMS-8: 8th International Conference on Accelerator Mass Spectrometry (Palais Auersperg, Vienna, Austria 6-10 September 1999).- Vienna: University ofVienna, 1999. - P.171. (with J. van der Plicht, Y.V. Kuzmin).

35. Peculiarities of mammoth accumulation at Shestakovo site in west Siberia // Archaeology, Ethnology & Anthropology of Eurasia. - 2000. - N 3. - P. 42-55. (with A.P. Derevianko, S.V. Leshchinskiy, E.N. Mashchenko).

36. AMS 14C chronology of woolly mammoth (Mammuthus primigenius Blum.) remains from the Shestakovo upper paleolithic site, western Siberia: Timing of human-mammoth interaction//Nuclear Instruments and Methods in Physics Research В 172 (2000). - P. 745-750. (with J. van der Plicht, L.A. Orlova, Y.V. Kuzmin).

37. Geoarchaeology of the Shestakovo Upper Paleolithic site, Western Siberia: Human-Mammoth interactions during the Last Glacial Maximum // Current Research in the Pleistocene. Vol. 17,2000,- P. 142-144. (with J. van der Plicht, L.A. Orlova, Y.V. Kuzmin, P.J. Brantingham).

38. Mammoth-Human coexistance during the last glacial maximum in Western Siberia: 14C chronology of key site Shestakovo //17 th International Radiocarbon Conference, Jerusalem, Israel, June 18-23, 2000. - P. 178. (with L.A. Orlova, J. van der Plicht, Y.V. Kuzmin).

39. Major stages in the human occupation of the West Siberian plain during the Paleolithic // Archaeology, Ethnology' & Anthropology of Eurasia. - 2002. -N 4. - P. 22-44.

Подписано в печать 11.04.03. Бумага офсетная Формат 60x84/16. Гарнитура Times New Roman. Офсетная печать. Усл. печ. л. 3,0. Уч.-изд. л. 3,5. Тираж 100. Заказ №64.

Издательство Института археологии и этнографии СО РАН. Лицензия ИД № 04785 от 18 мая 2001 г. 630090 Новосибирск, пр. Академика Лаврентьева, 17.

~7o¿J

№-7 Об 7

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора исторических наук Зенин, Василий Николаевич

Введение

Глава 1. Палеогеография Западно-Сибирской равнины в неоплейстоцене

1.1. Геолого-палеогеографическая история неоплейстоцена

1.2. Оптимальность природных условий освоения человеком Западно-Сибирской равнины в неоплейстоцене

1.2.1. Геохимический ландшафт как определяющий фактор освоения палеолитическим человеком Западно-Сибирской равнины

1.2.2. Литоресурсы

1.3. Проблема начального освоения территории (досартанский этап)

Глава 2. Позднепалеолитические местонахождения сартанского возраста: обзор и характеристика

Глава 3. Геоархеологическое местонахождение Волчья Грива

3.1. Первый этап исследований

3.2. Дискуссионные проблемы генезиса местонахождения

3.3. Второй этап исследований

3.3.1. Стратиграфия местонахождения и условия залегания ископаемых остатков

3.3.2. Каменный инвентарь

3.3.3. Геохронология местонахождения

3.3.4. Состав и морфология остатков мамонтов

3.3.5. Палеогеографическая реконструкция и генезис местонахождения

Глава 4. Многослойное геоархеологическое местонахождение

Шестаково

4.1. Геология, палеогеография и рельеф в районе местонахожден ия

4.1.1. Особенности геологического строения и рельефа

4.1.2. Биоклиматические условия образования отложений

4.2. Первый этап исследований местонахождения

4.2.1. Разведочные исследования 1976 года

4.2.1.1. Каменный инвентарь

4.2.2. Стационарные исследования 1977 - 1978 гг.

4.2.2.1. Каменный инвентарь

4.3. Второй этап исследований местонахождения

4.3.1. Проблемы стратиграфии и корреляции разрезов

4.3.2. Культурные горизонты 1—

4.3.3. Культурный горизонт

4.3.3.1. Каменный инвентарь

4.3.4. Культурный горизонт

4.3.4.1. Археологические материалы

4.3.5. Культурные горизонты 7

4.3.5.1. Археологические материалы

4.3.6. Исследование береговых обнажений (расчистки I и II)

Глава 5. Среда обитания и некоторые проблемы адаптации древнего населения

5.1. Литофагия и феномен зверовых солонцов

5.2. Фаунистический состав, тафономия и абсолютный возраст ископаемых остатков. Возможности геоархеологических исследований

Глава 6. Проблемы хронологии и корреляции местонахождений позднего палеолита Западно-Сибирской равнины

Введение диссертации2003 год, автореферат по истории, Зенин, Василий Николаевич

Современное палеолитоведение Северной Евразии характеризуется активизацией междисциплинарных исследований древнейших объектов первобытной культуры. Этот подход вызвал качественное изменение в системе тематических направлений, связанных с глобальными проблемами древнейших и последующих миграций, становления и эволюции рода Ношо, его проникновением в криоаридные зоны материка и адаптацией к меняющимся природным условиям. Открытия последних десятилетйй на Урале, в Казахстане, Центральной и Северной Азии в корне меняют бытовавшие представления об этих территориях как периферийных и оставшихся в стороне от центров возникновения, становления и развития палеолитических технологий вплоть до времени позднего палеолита. Контрастным отражением этих познавательных процессов явились результаты изучения палеолитических объектов Сибирского региона, позволившие расширить территориальные и хронологические границы древней ойкумены. Палеолит Сибири представлен десятками комплексно изученных многослойных объектов, в отложениях которых содержатся свидетельства обитания первобытных сообществ от эпохи позднего ашеля — раннего мустье до финальной стадии позднего палеолита. Эти опорные геоархеологические местонахождения сопровождают численно превосходящие их пункты дислокации палеолитических материалов, как стратифицированных, так и экспонированных на поверхности. Абсолютное большинство палеолитических местонахождений выявлено в преобладающих условиях пересеченного рельефа горных областей Южной Сибири, плато и плоскогорий, в долинах крупнейших рек Северной Азии и их притоков. Иная ситуация сложилась для равнинных территорий, крупнейшей из которых является Западно-Сибирская равнина.

Краткая история исследований. Положение Западно-Сибирской равнины на стыке палеолитических районов Русской равнины, Урала, пояса гор Южной Сибири и Восточной Сибири обеспечивало постоянное внимание к ней исследователей древнейшего прошлого. Начиная с первых академических экспедиций XVIII века и до обнаружения палеолитической стоянки в городе Томске в 1896 году [Кащенко, 1901] о возможности заселения Западно-Сибирской равнины палеолитическими охотниками можно было судить лишь предположительно на основании сборов костей плейстоценовой фауны и случайных находок каменных изделий неясного возраста. Раскопки профессора зоологии Н.Ф. Кащенко подвели определенную черту в этом вопросе, подтвердив одновременность мамонтовой фауны и следов деятельности человека. Принятая им методика раскопок и фиксация элементов культурного слоя по тому времени были безупречными. Будучи неспециалистом в области первобытной истории, Н.Ф. Кащенко уделил особое внимание скелету мамонта и условиям его залегания. Отдельно анализировались кости со следами повреждений, часть которых Н.Ф. Кащенко убежденно принимал за следы деятельности человека. Горные породы определялись А.П. Карпинским, а образцы древесины В.В. Сапожниковым. Геологическое описание разреза выполнено А.Н. Державиным. В вопросе определения каменного инвентаря Н.Ф. Кащенко консультировался с И.Т. Савенковым. По сути исследования Томской стоянки продемонстрировали первый и весьма успешный опыт применения комплексного подхода в изучении палеолитических стоянок, что принесло ей широкую известность в научном сообществе. Многократные обращения многих исследователей палеолита к материалам Томской стоянки стали устойчивой традицией [Громов, 1948; Замятнин, 1951; Ефи-менко, 1953 и др.], однако каменный инвентарь из раскопок Н.Ф. Кащенко долгое время оставался неизученным. Первая попытка типологической классификации каменного инвентаря Томской стоянки была предпринята в 1949 году Е.М. Пеняевым, но она так и не была опубликована [Пеняев, 1949]. Этот пробел был исправлен в совместной публикации З.А. Абрамовой и В.И. Ма-тющенко в 1973 году [1973], отметивших микролитический облик инвентаря. Спустя пять лет, по древесному углю, запаянному Н.Ф. Кащенко в стеклянную колбу, была получена радиоуглеродная дата 18300±1000 (ГИН-2100), уточняющая геологическую оценку возраста стоянки [Цейтлин, 1983].

Более 60-ти лет Томская стоянка оставалась единственным палеолитическим объектом на территории равнины вплоть до обнаружения в 1960 году Ачинской палеолитической стоянки геологом Г.А. Авраменко [Авраменко, 1963]. Ее последующие раскопки и изучение материалов проводили В.И. Ма-тющенко (1963-1964 гг.), В.Е. Ларичев (1972 г.) и М.В. Аникович [1976]. Выразительный инвентарь стоянки вызвал отчетливые ассоциации с индустрия-ми Мальты и Бурети, Самаркандской стоянки и имени Талицкого [Абрамова, 1966; Окладников, 1968].

Открытое еще в 1957 году и исследованное Б.С. Кожамкуловой, П.Ф. Савиновым и Г.В. Полуниным [1961] местонахождение мамонтовой фауны Волчья Грива стало рассматриваться как палеолитическая стоянка после раскопок Э.В. Алексеевой и И.А. Волкова в 1967 году. В последующие годы (1968 и 1975 гг.) кроме Э.В. Алексеевой и И.А. Волкова изучением Волчьей Гривы занимались А.П. Окладников, А.Д. Колбутов, Н.К. Верещагин, C.JI. Троицкий, Б.Г. Григоренко, С.М. Цейтлин, В.И. Молодин [Алексеева, Волков, 1969; Алексеева, Верещагин, 1970; Окладников и др., 1971; Окладников, Молодин, 1983; Цейтлин, 1979]. Итоги развернувшейся дискуссии о генезисе местонахождения были суммированы З.А. Абрамовой [1989], однако действительная природа образования "костища" так и осталась под вопросом.

Первые палеолитические материалы в сопровождении костей мамонта были получены в 1970 году Т.М. Потемкиной в местонахождении Шикаевка I. В 1971 - 1973 гг. в 100 м к югу от нее раскопана стоянка Шикаевка II, где вскрыты два почти полных скелета мамонтов. Памятник исследовался В.Т. Петриным с участием Н.Г. Смирнова и С.М. Цейтлина. Близость двух местонахождений позволило предположить существование здесь кладбища мамонтов, а каменный инвентарь демонстрировал близость к южноуральским памятникам каменного века [Цейтлин, 1979; Петрин, 1983, 1986].

В 1965 году В.Ф. Старков обнаружил местонахождение ископаемой фауны Гари, а О.Н. Бадер и Ю.Б. Сериков в 1973 и 1974 годах выявили здесь палеолитические материалы [1981]. Последующие исследования памятника позволили Ю.Б. Серикову предположить приуроченность следов деятельности человека к природному кладбищу мамонтов и возможные связи гарин-ского населения с Южным Уралом [2000].

В 1967 году В.Ф. Генингом были обнаружены палеолитические материалы на многослойной стоянке Черноозерье II. Последующее изучение местонахождения проводилось им совместно с В.Т. Петриным в 1968 - 1971 гг. [1985]. Отчетливая многослойность памятника с выразительными структурными объектами (жилища, очаги), представительный каменный и костяной инвентарь в сопровождении остатков разнообразной фауны позволили охарактеризовать местонахождение как участок сезонного обитания охотников и рыболовов.

На 1970-е - начало 1980-х годов приходятся открытие и изучение палеолитических местонахождений Новый Тартас, Венгерово 5, Елбань 3, Мо-гочино I, Шестаково, Березовый Ручей 1-2 и Большой Кемчуг [Окладников, Молодин, 1978, 1983; Кулемзин, 1980; Okladnikov, Molodin, 1980/1981; Пет-рин, 1983, 1986; Вишняцкий, 1984; Вишняцкий и др., 1986; Лисицын, 2000.], поступили сведения о находке костей мамонта и отщепа в с. Воронино-Яя [Алексеева, Матющенко, 1973]. В 1990 году В.Н. Широковым проведены раскопки открытой А.Н. Малявкиным в 1984 году и разведанной в 1988 году Н.Б. Виноградовым стоянки Троицкая I [Широков и др., 1996].

Таким образом, к началу 1990-х годов на территории ЗападноСибирской равнины стали известны 18 палеолитических местонахождений. В последние годы этот список пополнился стоянками открытыми Ю.Б. Сериковым (Гари II, Рычково, Евалга), А.Ф. Павловым (Луговское), С.В. Лещинским и В.Н. Зениным (28 местонахождений).

При непосредственном участии и под руководством автора стационарно исследованы местонахождения Волчья Грива (1991, 2000 и 2001 гг.), Шестаково (1992-1999 гг.) и Арышевское 1 (1999 г.). Были разведаны местонахождения в районе Большого Кемчуга (8 пунктов в 2000-2001 гг.), Луговское (2002 г.), Арышевское 2 (2000 г.), Воронино-Яя (1998 г.) и открыты еще около 20-ти пунктов дислокации палеолитических материалов, в том числе стратифицированных.

Большинство палеолитических местонахождений Западно-Сибирской равнины относится к сартанскому времени (Рис. 1). Представлены они довольно ограниченным списком, различаются условиями залегания и геоморфологическим положением, численностью и качественным составом коллекций вещественных материалов. Местонахождения не образуют территориальных группировок, отстоят, друг от друга порой на сотни километров и, судя по стратиграфической позиции и радиоуглеродным датировкам, находятся в широком хронологическом диапазоне. Другим существенным обстоятельством является явная диспропорция в изученности объектов и отражении их в научных публикациях. Более известны результаты исследований Томской и Ачинской стоянки, местонахождений Черноозерье И, Шикаевка II, Могочино I, Гари. Отрывочны сведения о стоянках Новый Тартас и Венгеро-во - 5. Редкие подъемные сборы каменных изделий из местонахождений Ел-бань - 3, Халдеево, Новочернореченский 1 и 2 [Зенин и др., 2000], Скрипачи и других [Зенин и др., 2001] позволяют лишь допустить возможность отнесения их к палеолиту. Весьма перспективные для комплексного изучения местонахождения Гари II, Рычково,'Евалга, Луговское, Арышевское 2 [Сериков, 2000; Павлов и др., 2002; Зенин и др., 2000], Среднеберезовское [Зенин и др., 2001] и другие находятся в начальной стадии исследования. Отдельные изделия из камня и бивня мамонта, определяемые по морфологии и стилистике как палеолитические, хранятся в различных научных учреждениях Западной Сибири в качестве экспонатов и фактически неизвестны научной общественности.

Результаты исследований Шестаково и Волчьей Гривы опубликованы лишь частично. Начальный этап археологического изучения этих местонахождений представляют раскопки, выполненные академиками А.П. Окладниковым и В.И. Молодиным. Последующее изучение объектов (с 1991-1992 гг.) осуществлялось под общим руководством академика А.П. Деревянко. Необходимо отметить, что исследования палеолитических стоянок носили комплексный характер, обеспеченный участием многих представителей гуманитарных и естественных дисциплин.

Актуальность темы определяется некоторым отставанием в изученности палеолитической эпохи Западно-Сибирской равнины в сравнении с окружающими территориями, которое медленно, но неуклонно сокращается. Исследования последних лет привели к увеличению числа палеолитических объектов и расширили хронологические рамки процесса заселения равнины в эпоху палеолита. Тем самым, наметилась тенденция к некоторому переосмыслению палеолитической истории равнины на основе последних открытий и продолжающихся исследований ранее известных местонахождений. Возникла необходимость и целесообразность обобщения всего массива накопленной к настоящему времени междисциплинарной информации по геоархеологическим объектам равнинной части Западной Сибири и, прежде всего, относящихся к позднему палеолиту. Материалы наиболее ранних палеолитических местонахождений явно указывают на проникновение человека в пределы равнины уже в ермаковское время и, возможно, в эпоху среднего неоплейстоцена. При этом научная значимость Шестаково и Волчьей Гривы как опорных геоархеологических объектов весьма велика не только с позиций палеолитоведения Сибири, но и для стратиграфической тематики финально-каргинского и сартанского времени. В совокупности с другими позднепалео-литическими объектами они позволяют расширить представления о развитии и вариабельности каменного инвентаря, особенностях палеоэкологии и среды обитания человека, его адаптации, стратегиях выживания и хозяйствования.

Цели и задачи исследования. Основная цель диссертации — всесторонний анализ и систематизация всего объема геоархеологической информации позднепалеолитических местонахождений в контексте геохронологии и диi намики развития культуры первобытного населения на фоне окружающей природной среды на территории Западно-Сибирской равнины. Достижение этой ведущей цели предполагает решение следующих задач: определение оптимальных условий освоения палеолитическим человеком Западно-Сибирской равнины, включая фиксацию и прогнозирование ее первоначального заселения; выяснение закономерностей расположения палеолитических объектов на основе анализа геологического строения территории, с направленностью на определение районов перспективных для поиска древнейших местонахождений; технико-типологический и морфологический анализ палеолитического инвентаря; определение его стадиально-хронологической позиции; выяснение специфики индустриальных комплексов, ее причинности и проявления в системе аналоговых связей индуст-рий окружающих территорий; установление хронологических параметров отложений, вмещающих культурные остатки методами абсолютного и относительного датирования; реализация междисциплинарного подхода в изучении крупнейших зооархеологических местонахождений Западной Сибири; обоснование геохимической природы локальной аккумуляции мамонтовой фауны на территории равнины и определение роли человека в этом процессе.

Методика исследований. Решение поставленных задач реализуется через изучение природно-кулыурных объектов — геоархеологических местонахождений неоплейстоцена. Скрытая в них информация раскрывается преимущественно в геолого-палеогеографическом, хронологическом и культурно-историческом направлениях. Изучение проблемы освоения ЗападноСибирской равнины предполагает выяснение зависимости расселения палеолитического человека от геологического строения территории. Влияние этого фактора на человека регулируется климатическими условиями, рельефом, геохимическими ландшафтами, пищевыми ресурсами и наличием каменного сырья. Детальное изучение археотафономии палеолитического культурного слоя методами планиграфии, структурного анализа и микростратиграфии, в сочетании с данными естественнонаучных исследований, позволяет моделировать различные аспекты производственно-хозяйственной деятельности и быта первобытного населения. Определение специфики индустриальных комплексов на основе морфологического и технико-типологического анализа характеризует стадиально-хронологическую и культурную позицию в звеньях палеолитических индустрий сопредельных территорий. В основе оценки хронологии и корреляции, основных культурно-технических и палеоэкологических проявлений лежат показатели относительной и абсолютной геохронологии, сравнительно-морфологический анализ археологических источников. Синтез результатов гуманитарных и естественнонаучных дисциплин дает возможность прогнозирования перспективных площадей с оптимальными условиями для расселения человека, влияет на моделирование палеогеографических реконструкций, устанавливает систему связей человека с окружающей средой.

Научная новизна работы. Диссертация обобщает всю имеющуюся информацию о палеолите Западно-Сибирской равнины - одной из наименее изученных областей Северной Азии. Установлена высокая перспективность поиска палеолитических местонахождений на основе геолого-археологического прогнозирования, определяемого геологическим строением территории и палеогеографическими обстановками прошлого. Прослежена лимитирующая роль ледниково-подпрудных бассейнов и дефицита лито-ресурсов на процессы освоения равнины в палеолите. В научный оборот в полном объеме вводятся материалы опорных геоархеологических объектов позднего палеолита Западно-Сибирской равнины. Предложен новый в отечественном палеолитоведении аспект исследования процессов освоения человеком Северной Азии, учитывающий явление литофагии среди растительноядных животных. Установлена прямая связь травоядных животных и косвенная связь палеолитических групп с геохимическими палеоландшафтами Са-Na-Mg - классов, в условиях которых формировались своеобразные минеральные оазисы - зверовые солонцы. Прослежены тафономические особенности крупнейших скоплений мамонтовой фауны на исследуемой территории и привлекательность последних для палеолитического населения.

Практическая ценность работы. Представленные материалы и основные выводы диссертации востребованы специалистами гуманитарных и естественнонаучных направлений в исследованиях палеолитической, палеогеографической и стратиграфической тематики неоплейстоцена, при чтении лекционных курсов в вузах по археологии и геологической истории четвертичного периода. Пространственная и геоморфологическая позиция стратифицированных комплексов позднего палеолита прямо влияет на уточнение палеогеографических реконструкций ледниково-подпрудных бассейнов юга ЗападноСибирской равнины в позднем неоплейстоцене. Коллекционные материалы палеолитических объектов Западно-Сибирской равнины используются в музейных экспозициях научных учреждений Сибири, в выставочной деятельности за рубежом. Опорные палеолитические стоянки Западно-Сибирской равнины посещались специалистами из США, Японии, Кореи, Бельгии и Франции.

Источниковедческая база. Основу диссертации составили материалы экспедиционных исследований автора на опорных палеолитических комплексах Западно-Сибирской равнины - Волчья Грива, Шестаково. Их дополняют результаты поиска и разведки более 20-ти пунктов дислокации палеолитических материалов, обнаруженных за последние четыре года исследовательской деятельности автора. В обобщающих разделах привлечены аналитические данные палеолитических коллекций, публикаций и архивные материалы из научных учреждений и музеев Санкт-Петербурга, Новосибирска, Барнаула, Красноярска, Иркутска, Томска, Ханты-Мансийска, Ачинска. Морфолого-типологическая оценка технокомплексов осуществлялась с опорой на классификационные схемы описания инвентаря, апробированные на палеолитических материалах Енисейского края и Приангарья. Другим важным источником для диссертации явились данные междисциплинарных исследований разрезов плейстоценовых отложений, полученные специалистами в области естественных наук: В.М. Кабановой (палинология), И.Н. Феде-невой (почвоведение), Е.Д. Агаповой (геохимия), Т.А. Дупал (микрофауна), Э.В. Алексеевой, Н.Д. Оводовым, Е.Н. Мащенко, И.В. Фороновой (макроте-риофауна), И.А. Волковым, С.М. Цейтлиным, С.В. Николаевым, В.П. Чехой,

С.В. Лещинским (геология, геоморфология), С.И. Коноваленко (петрография), Й. ван дер Плихтом, Э.Дж.Т. Джаллом, Л.А. Орловой (радиоуглеродное датирование).

Апробация работы. Основные положения и выводы диссертации представлены в 39 научных работах на русском и иностранных языках, в том числе в монографии. Результаты исследований изложены в докладах на симпозиумах и конференциях международного уровня в Новосибирске (1998), Томске (2000, 2001), Красноярске (2000), Иркутске (2001), Вене (1999), Иерусалиме (2000), на заседании Отдела палеолита Института истории материальной культуры РАН в Санкт-Петербурге (2000), а также регулярно обсуждались на заседаниях сектора палеолита Института археологии и этнографии СО РАН.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Поздний палеолит Западно-Сибирской равнины"

Заключение

Малочисленность палеолитических местонахождений, рассредоточенных на обширных пространствах Западно-Сибирской равнины, резко контрастирует на фоне других палеолитических регионов Северной Евразии. Долгое время считалось, что освоение этой территории древним населением имело место лишь в финале плейстоцена - во второй половине сартанского времени [Петрин, 1986; Абрамова, 1989], а главным препятствием представлялась акватория ран-несартанского ледниково-подпрудного Мансийского озера с уровнем бассейна около 125 метров [Волков, Орлова, 2000]. Новейшие геологические исследования допускают существование подпрудно-долинных озер не позднее раннезы-рянского (ермаковского) времени, с абсолютными отметками до 70 метров [Астахов, 1999 и др.]. Противоречит реконструкции сартанского подпрудного водоема и местоположение палеолитических стоянок (возрастом 20-14 тысяч лет назад) на отметках 110 — 25 метров. Таким образом, сравнительно позднее (вероятно моложе 30000 л.н.) проникновение древнего населения и редкость палеолитических стоянок в центральных и южных районах равнины (бассейн р. Иртыш) были вызваны иными факторами.

Основными препятствиями для заселения этих районов выступают особенности геологического строения территории (отсутствие каменного сырья) и мозаичное сочетание геохимических ландшафтов, влияющее на разнообразие растительных сообществ и состав фауны крупных млекопитающих - основы охотничье-собирательского хозяйства. Освоение юго-восточных районов равнины не имело столь резкой зависимости от источников литоресурсов и осуществлялось под влиянием и в русле общих процессов становления палеолитических культур сибирского региона. Указанные различия носят объективный характер и находят отражение в динамике развития литотехнологий, что позволяет рассматривать район Прииртышья в качестве особой природной зоны, являвшейся своеобразным "барьером" для мигрирующих групп палеолитических охотников.

Комплексные исследования последних лет значительно увеличили объем геоархеологической информации, в том числе и по проблеме первоначального освоения Западно-Сибирской равнины. Открытие ранне- и среднепалеолитиче-ских индустрий в Казахстане, Горном Алтае, Кузбассе, Туве, Приангарье, Монголии, на Енисее позволило приступить к поиску древнейших местонахождений и на пространствах равнинной части Западной Сибири. В результате были обнаружены свидетельства проникновения первобытных охотников в юго-восточные районы равнины уже в ермаковское и, возможно, в более раннее время. Их представляют архаичные индустрии стоянок-мастерских Воронино-Яя, Арышевское-1, Усть-Болыыой Улуй, Большой Улуй, основанные на использовании коренных выходов горных пород - кварцитовидных песчаников. По предварительным оценкам технологический облик инвентаря характеризуется признаками клектонского, радиального и леваллуазского расщепления. Условия залегания единичного изделия из местонахождения Александровское и морфология орудий из Кордона позволяют проводить параллели с древнейшим палеолитическим комплексом Кузбасса - Мохово I.

По-видимому, к ермаковскому времени следует относить стратифицированные материалы из местонахождения Некрасовское и подъемные коллекции Большого Кемчуга (средневыветренная серия). Для этой группировки палеолитических объектов характерно преимущественное использование иных коренных пород — окремненных сидеритов и алевролитов. Индустриям присущи достаточно развитые приемы параллельного и леваллуазского расщепления, техника двусторонней обработки изделий. Дальнейшее развитие этих литотехнологий прослеживается в слабовыветренных материалах Большого Кемчуга и палеолитического клада у села Шестаково. К настоящему времени коренные выходы указанных пород камня установлены только в районе села Большой Кемчуг, что позволяет предположить транспортировку готовых изделий на расстояние от 70 км (Некрасовское) до 220 км (Шестаковский клад). В связи с обнаружением древнейших индустрий, следует отметить их приуроченность к коренным лито-ресурсам, что может облегчить поиск аналогичных объектов в будущем, на основе необходимых геологических сведений.

Малочисленные и лишенные сколько-нибудь точного геохронологического обоснования наборы инвентаря других местонахождений (Арышевское - 2, Красная Речка - 1-2, Новочернореченская - 1, Малый Кемчуг) предварительно определяются лишь по морфологии и сохранности поверхности в широком хронологическом диапазоне - от первой половины каргинского термохрона и древнее. Все указанные выше местонахождения предлагается отнести к начальному этапу освоения Западно-Сибирской равнины с условным определением - "палеолитические индустрии досартанского возраста". Это допущение определяется фрагментарностью и предварительным осмыслением каменного инвентаря, условий его залегания и хронологических позиций. В настоящее время мы не располагаем сколько-нибудь определенными сведениями о преемственности этих индустрий с материалами более поздних местонахождений в пределах равнины. Технологические и морфологические различия между ними достаточно отчетливые и позволяют предполагать возможные перерывы в освоении юго-восточной части равнины. Открытым и фактически неисследованным остается вопрос о начальных периодах становления и развития позднепалеолитической культуры. Вероятность прослеживания культурной преемственности от ранних палеолитических индустрий к более поздним пока допускается лишь для материалов из местонахождений Большого Кемчуга.

Следующий этап развития палеолитических индустрий на территории Западно-Сибирской равнины представляют местонахождения, геохронология которых в полном объеме совпадает с сартанским криохроном. Первой половине этого времени принадлежат индустрии Томской и Ачинской стоянок, которые иногда рассматривают как локальные варианты мальтинско-буретской культуры [Абрамова, 1979; Аникович, 1999], сопоставимые с объектами средней поры позднего палеолита [Лисицын, 2000] или средней стадии развития пластинчатых индустрий [Васильев, 1996] Приенисейского края. Опорным геоархеологическим объектом этого хронологического диапазона (от 25 до 18 тысяч лет) является местонахождение Шестаково. Индустриальные комплексы нижней части разреза Шестаково (культурные горизонты 5-8) характеризуются выразительным набором микроинвентаря, направленностью индустрии на получение мелких пластинок и широким использованием отщепов и осколков для изготовления орудий.

Сходство каменного инвентаря Шестаково с близкими по возрасту инду-стриями позднего палеолита Западной Сибири, Поволжья, Урала, Енисея и Приангарья прослеживается достаточно четко как в первичном расщеплении, так и в основных категориях орудийного набора. Полного совпадения не наблюдается, что может быть объяснимо территориальной удаленностью, свойствами используемого сырья, функциональными особенностями объектов, культурно-генетическими и хронологическими различиями. Отличия между комплексами выражаются, прежде всего, в широкой вариабельности типологии изделий и их количественного соотношения. В одних индустриях для изготовления орудий преимущественно использовались пластинки, в других отмечается сочетание пластинки и отщепа. Наиболее близкие параллели устанавливаются для инвентаря Шестаково и Томской стоянки. Ачинская стоянка в большей мере тяготеет к кругу енисейских местонахождений (Лиственка, сл. 19, Волчиха, Усть-Ижуль II, Малый Ижуль III, Афанасьева Гора, Шленка, Тарачиха и др.). Их сопоставление с инвентарем местонахождений в бассейне Иртыша (Шикаевка II, Волчья Грива и др.) возможно лишь по хронологическим параметрам и некоторым деталям вторичной отделки.

Наиболее выразительные индустрии этого этапа палеолита Сибири (Мальта, Буреть, Ачинская стоянка) часто сравнивают с поздним палеолитом Европы, вплоть до утверждения миграционной природы европейско-сибирского сходства. Эта проблема остается дискуссионной и далекой от окончательного решения. Исследования палеолита Западно-Сибирской равнины — "транзитной" территории между Европой и Средней Сибирью - положительного ответа на миграционную гипотезу не дают.

Разнообразие палеолитических индустрий Сибири и их типологических проявлений, в условиях современного уровня изученности этой громадной территории, объективно сказываются на процессе совершенствования классификационных схем типологического анализа. Прямого сопоставления хронологически близких индустрий зачастую недостаточно для определения культурно-генетических связей. Это выразилось в приостановке процесса обоснования и выделения культур, в оперативном использовании понятий "инвентарь типа Та-рачихи" или "индустрия мальтинского круга", в расширении списка "атипичных" групп инвентаря. Зеркальным отражением этой тенденции является ситуация с культурным определением палеолитических индустрий ЗападноСибирской равнины, включая комплексы инвентаря Шестаково. Хронологические параметры этих комплексов устанавливаются достаточно четко, однако генезис и последующее развитие индустрий во многом остаются неопределенными.

Обращает на себя внимание устойчивая тенденция к уменьшению размеров изделий именно на раннесартанских местонахождениях Сибири. "Микроли-тизация" индустрий особенно характерна для Западно-Сибирской равнины и могла быть изначально вызвана возросшей мобильностью охотничьих групп. Это допускает вероятность передачи культурных или технических "образцов", составляющих особые элементы сходства между удаленными индустриями, но возникшими на основе различных предшествующих культур. Технический и технологический уровень развития палеолитических индустрий раннего этапа позднего палеолита в Сибири фактически обеспечил возможности перехода к микроиндустриям раннесартанского времени, а их последующая трансформация происходит во второй половине сартанского похолодания (с рубежа ~ 16 - 15 тыс. лет назад). С этого времени различия в технокомплексах становятся более контрастными. В Иртышском бассейне прослеживается дальнейшее развитие мелкопластинчатых технологий на основе призматического расщепления, а индустрии Обь-Енисейского междуречья приобретают совокупность признаков, присущих афонтовско-кокоревской группировке. Это "размежевание" прослеживается и в смещении ареалов массового обитания мамонтов из восточного Приобья в Прииртышье и, вероятно, в долину Енисея (рефугиумы?). Доминирующая роль мамонтов подтверждается скоплениями костей этого вида на большинстве палеолитических стоянок, за исключением Черноозерья II и Вен-герово-5.

Особое место в списке палеолитических местонахождений занимают так называемые "мамонтовые кладбища" - Шестаково, Волчья Грива, Луговское. Основная причина их образования заключается в длительной (не менее 5 — 7 тысяч лет) аккумуляции костей на специфических природных объектах — зверовых солонцах, что вызвано особенностями экологии мамонтов и их уязвимостью при минеральном голодании. Ее обоснованность подтверждается анализом поведения травоядных млекопитающих в эндемичных районах Западной Сибири и на современных зверовых солонцах, свидетельствами литофагии плейстоценовых животных, геохимическим составом фагиальных пород региона, сведениями о палеогеографической ситуации и неотектонике позднего неоплейстоцена. Особенности состава остатков мамонтов в Шестаково, Волчьей Гриве и Луговском позволяют сделать вывод о том, что деятельность человека не являлась первопричиной образования "кладбищ". Мамонт для первобытного населения, несомненно, являлся промысловым видом, а объектом непосредственной охоты становились одиночные, больные или слабые животные, не имеющие возможности оказать активное сопротивление. Отличное знание поведения животных, их миграционных маршрутов, зон или участков сезонной концентрации позволяло палеолитическим охотникам прогнозировать время и место добычи мамонтов. Зверовые солонцы, природные ловушки и вероятные места переправ через реки для этих целей подходили идеально.

В практике палеолитоведения Сибири проблема литофагии рассматривается впервые, что и предопределяет ее преимущественно гипотетический характер. Основная сложность исследований заключается в определении диагностических признаков зверовых палеосолонцов в разрезах позднего неоплейстоцена. Примеры Шестаково, Луговского и Волчьей Гривы являются лишь первой попыткой выявления таких признаков, обоснованность которых может быть подтверждена или отвергнута в будущем. Тем не менее, уже сейчас есть весомые основания полагать, что зверовые солонцы в жизни охотничьих коллективов палеолита и более поздних эпох играли далеко не последнюю роль. Локальная группировка разновременных поселений в районе Шестакова, приуроченность целого ряда стоянок Западно-Сибирской равнины к меловым отложениям и иным по происхождению глинистым минералам с фатальными свойствами свидетельствуют об этом вполне определенно.

Список научной литературыЗенин, Василий Николаевич, диссертация по теме "Археология"

1. Абрамова З.А. О локальных различиях палеолитических культур Ангары и Енисея // Советская археология. 1966. - № 3. - С. 9 - 16.

2. Абрамова З.А. Палеолит Енисея. Кокоревская культура. Новосибирск: Изд-во Наука, 1979. - 200 с.

3. Абрамова З.А. Палеолит Северной Азии // Палеолит Кавказа и Северной Азии. Л.: Изд-во Наука, 1989. - С. 145-243.

4. Абрамова З.А., Григорьева Г.В. Верхнепалеолитическое поселение Юдиново. Спб.: ИИМК, 1997. - Вып. 3. - 149 с.

5. Абрамова З.А., Григорьева Г.В., Кристенсен М. Верхнепалеолитическое поселение Юдиново. Спб.: ИИМК, 1996. - Вып. 2. — 162 с.

6. Абрамова З.А., Матющенко В.И. Новые данные о Томской палеолитической стоянке // Из истории Сибири. Томск: Изд-во ТГУ, 1973. -Вып. 5.-С. 16-23.

7. Авраменко Г.А. Палеолитическая стоянка у г. Ачинска (предварительное сообщение) // Мат-лы и исследования по археологии, этнографии и истории Красноярского края. — Красноярск: Красноярское книжное изд-во, 1963.-С. 21-26.

8. Агаджанян А. К. Структура населения млекопитающих Северной Евразии в позднем плейстоцене // Эволюция жизни на Земле. — Томск: Изд-во НТЛ, 2001. С. 467.

9. П.Алексеева Э.В. Млекопитающие плейстоцена юго-востока Западной Сибири (хищные, хоботные, копытные). М.: Наука, 1980. - 187 с.

10. Алексеева Э.В. К возрастной и индивидуальной изменчивости некоторых костей скелета мамонта // Вопросы географии Сибири. — Томск: Изд-во ТГУ, 1985.-№ 1.-С. 40-46.

11. И.Алексеева Э.В. Мамонты позднепалеолитической стоянки Волчья Грива в Барабинской лесостепи // Археология Северной Пасифики. Владивосток: Дальнаука, 1996. - С. 410-412.

12. Н.Алексеева Э.В., Верещагин Н.К. Охотники на мамонтов в Барабинской степи //Природа. 1970. - № 1. - С. 71-74.

13. Алексеева Э.В., Волков И.А. Стоянка древнего человека в Барабинской степи (Волчья Грива) // Проблемы четвертичной геологии Сибири. -Новосибирск: Наука, 1969. С. 142 - 150.

14. Амирханов Х.А. Зарайская стоянка. М.: Научный мир, 2000. - 248 с.

15. Ананьев А.Р. Геология мезозойских отложений района д.Усть-Серты на р.Кие (Западная Сибирь) // Ученые записки ТГУ. Томск, 1948.- № 10.-68 с.

16. Ананьев А.Р. Чулымо-Енисейская впадина // Рукопись неопубликованной монографии. Томск, 1951. — 430 с.

17. Аникина А.П., Бахнов В.К., Ильин В.Б. Закономерности распределения микроэлементов в почвенном покрове Западно-Сибирской равнины // Этюды по биогеохими и агрохимии элементов — биофилов. — Новосибирск: Наука, 1977. С. 12 - 27.

18. Аникович М.В. Некоторые итоги раскопок Ачинской палеолитической стоянки // Сибирь, Центральная и Восточная Азия в древности (эпоха палеолита). Новосибирск: Наука, 1976. - С. 155-169.

19. Аникович М.В. Днепро-Донская историко-культурная облать охотников на мамонтов: от "восточного граветта" к "восточному эпиграветту" // Восточный граветт. М.: Научный мир, 1998. - С. 35 — 66.

20. Аникович М.В. О миграциях в палеолите // Stratum plus. — 1999. № 1. -С. 72-82.

21. Аиисюткин Н.К. Опыт использования массивности сколов как показателя относительной хронологии в палеолите // Методические проблемы археологии Сибири. Новосибирск: Наука, 1988. - С. 97 - 107.

22. Архипов С.А. Четвертичный период в Западной Сибири. Новосибирск: Наука, 1971.-329 с.

23. Архипов С. А. Стратиграфия четвертичных отложений Тюменского нефтегазоносного региона. Уточненная стратиграфическая основа. — Новосибирск: Изд-во ИГТ СО АН СССР, 1987. 51 с.

24. Архипов С.А. Хроностратиграфия плейстоцена — основа для палеокли-матических реконструкций и периодизации истории биоты // Эволюция климата, биоты и среды обитания человека в позднем кайнозое Сибири. Новосибирск: Изд-во ОИГТМ СО АН СССР, 1991.-С. 17-30.

25. Архипов С.А. Хронология геологических событий позднего плейстоцена Западной Сибири // Геология и геофизика. 1997. - Т.38, № 12. -С. 1863- 1884.

26. Архипов С.А., Волкова B.C. Геологическая история, ландшафты и климаты плейстоцена Западной Сибири. Новосибирск: НИЦ ОИГГМ СО РАН, 1994. - 105 с.

27. Астахов В.И. Последнее оледенение арктических равнин России: Ав-тореф. дисс. . док. г.-м. наук. Санкт-Петербург: СПбГУ, 1999. - 41 с.

28. Астахов С.Н. Палеолит Тувы. Новосибирск: Наука, 1986. - 174 с.

29. Бадер О.Н., Сериков Ю.Б. Гаринское палеолитическое местонахождение на Сосьве // Советская археология. 1981. - № 3. - С. 242 - 248.

30. Бгатов В.И. Подходы к экогеологии (Жизнь и геологическая среда). — Новосибирск: Изд-во НГУ, 1993. 222 с.

31. Бгатов В.И., Лазарев П.А., Спешилова М.А. Литофагия и мамонтовая фауна: препринт. Якутск: ЯНЦ СО АН СССР, 1989.- 34 с.

32. Борисов М.А., Зенин В.Н., Лещинский С.В. Некоторые результаты разведочных работ в районе с. Большой Кемчуг // Проблемы археологии,этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий. Новосибирск: Изд-во ИАЭт СО РАН, 2001 . - Т. VII. - С. 51 - 54.

33. Васильев С.А. Поздний палеолит Верхнего Енисея (по материалам многослойных стоянок района Майны). СПб.: Центр "Петербургское Востоковедение", 1996.— 224 с.

34. Васильевский Р.С., Бурилов В.В., Дроздов Н.И. Археологические памятники Северного Приангарья. Новосибирск: Изд-во Наука, 1988. -224 с.

35. Вдовин А.С. Памятник каменного века на Большом Кемчуге // Проблемы археологии, истории, краеведения и этнографии приенисейского края. Красноярск: Краснояр. гос. ун-т; Краснояр. краевой краевед, музей, 1992.-С. 85-86.

36. Величко А.А., Кононов Ю.М., Фаустова М.А. Геохронология, распространение и объем оледенения Земли в последний ледниковый максимум в свете новых данных // Стратиграфия. Геологическая корреляция. М.: Наука, 2000. - Т. 8. - № 1. - С. 3 - 16.

37. Верещагин Н.К. Млекопитающие Кавказа. М.- Л.: Изд-во АН СССР, 1959.-703 с.

38. Верещагин Н.К. Охоты первобытного человека и вымирание плейстоценовых млекопитающих в СССР // Материалы по фауне антропогена СССР, 1971. Тр. ЗИН АН СССР. - т. 49. - С. 200 - 232.

39. Верещагин Н.К. О происхождении мамонтовых кладбищ. Природные обстановки и фауны прошлого. — Киев: Изд-во АН УССР, 1972. Вып. 6.-С. 131-148.

40. Верещагин Н.К. Берелехское "кладбище" мамонтов // Тр. ЗИН АН СССР. 1977. - Т. 10. - Вып. 2. - С. 1 - 76.

41. Верещагин Н.К. Почему вымерли мамонты. М.: Наука, 1979. - 127 с.

42. Верещагин Н.К., Тихонов А.Н. Исследование бивней мамонтов // Труды ЗИН АН СССР. 1986. - Т. 149. - С. 3 - 14.

43. Вишняцкий Л.Б. Позднепалеолитическая стоянка Березовый Ручей 1 // Проблемы исследования каменного века Евразии. Красноярск: КФ СО РАН, 1984. - С. 99 - 102.

44. Вишняцкий Л.Б. Костяные изделия с пазами из позднепалеолитической стоянки Березовый Ручей 1 // Советская археология. 1987. - № 3. — С. 202 - 203.

45. Вишняцкий Л.Б., Курочкин Г.Н., Мелентьев А.Н., Лисицын Н.Ф. Палеолитическая стоянка в Красноярском крае // КСИА. 1986. - Вып. 188.-С. 100-105.

46. Волков И.А. Периоды обводнения и аридизации внеледниковой зоны // Проблемы четвертичной геологии Сибири. Новосибирск: Наука, 1969. -С. 17-32.

47. Волков И.А. Пределы распространения сартанского ледника в Западной Сибири // Геология и геофизика. 1997. - № 6. - С. 1049 - 1054.

48. Волков И.А., Архипов С.А. Четвертичные отложения района Новосибирска (оперативно-информационный материал). Новосибирск: Изд-во ИГГ СО АН СССР, 1978. - 90 с.

49. Волков И.А., Гросвальд М.Г., Троицкий С.Л. О стоке приледниковых вод во время последнего оледенения Западной Сибири // Известия АН СССР. Сер.геогр., 1978. № 4. - С. 25 - 35.

50. Волков И.А., Орлова Л.А. Каргинско-сартанское время и голоцен юго-восточной части Западной Сибири по данным радиоуглеродного метода датирования // Геология и геофизика. 2000. - Т.41, № 10. — С. 1428 - 1442.

51. Гарутт В.Е., Тихонов А.Н. Происхождение и систематика семейства слоновых Elephantiadae Gray, 1821 со специальным обзором состава трибы Mammuthini Brooks, 1828 // Мамонт и его окружение: 200 лет изучения. -М.: Геос, 2001. С. 47 - 70.

52. Гвоздецкий Н.А., Михайлов Н.И. Физическая география СССР. Азиатская часть. М.: Мысль, 1978. - 512 с.

53. Гвоздовер М.Д., Леонова Н.Б. Клад кремня из верхнепалеолитической стоянки Каменная Балка II // Проблемы палеолита Восточной и Центральной Европы. Л.: Наука, 1977. - С. 127—136

54. Генинг В.Ф., Петрин В.Т. Позднепалеолитическая эпоха на юге Западной Сибири. — Новосибирск: Наука, 1985. 89 с.

55. Герасимов М.М. Раскопки палеолитической стоянки в селе Мальте: Предварительный отчет о работах 1928 1932 гг. //Известия ГАИМК. — Вып. 118.-М.-Л., 1935.-С. 78- 124.

56. Горбунов М.Г. К изучению Яйского горизонта кремнистых пород в Западной Сибири // Доклады АН СССР. М.: Изд-во АН СССР, 1960. -Т. 133, №2.-С. 427-430.

57. Григорьев Г.П. Относится ли стоянка Талицкого к сибирскому палеолиту? // Проблемы первобытной культуры. — Уфа: Изд-во Гилем, 2001. -С. 136-155.

58. Громов В.И. Палеонтологическое и археологическое обоснование стратиграфии континентальных отложений четвертичного периода на территории СССР // Труды Ин-та геол. наук АН СССР, 1948. Вып. 64. -Сер. геол., № 17. - С. 401 - 410.

59. Дергачева М.И. Археологическое почвоведение. — Новосибирск: Изд-во ИАЭт СО РАН, 1997. 228 с.

60. Дергачева М.И. Педогумусовый метод реконструкции палеоклиматов // Проблемы реконструкции климата и природной среды голоцена и плейстоцена Сибири. Новосибирск: Изд-во ИАЭт СО РАН, 1998. — С. 132- 142.

61. Деревянко А.П. Некоторые проблемы в изучении палеолита в Сибири // Современные проблемы Евразийского палеолитоведения. Новосибирск: Изд-во ИАЭт СО РАН, 2001. - С. 116 - 125.

62. Деревянко А.П. Переход от среднего к позднему палеолиту на Алтае // Археология, этнография и антропология Евразии. — 2001а. № 3 (7). -С. 70- 103.

63. Деревянко А.П., Аубекеров Б.Ж., Петрин В.Т., Таймагамбетов Ж.К., Артюхова О.А., Зенин В.Н., Петров В.Г. Палеолит Северного Прибалхашья (Семизбугу пункт 2, ранний поздний палеолит). - Новосибирск: Изд-во ИАЭт СО РАН, 1993. - 114 с.

64. Деревянко А.П., Зенин А.Н., Олсен Д., Петрин В.Т., Цэвээндорж Д. Палеолитические комплексы Кремневой Долины (Гобийский Алтай). — Новосибирск: Изд-во ИАЭт СО РАН, 2002. (Каменный век Монголии).-288 с.

65. Деревянко А.П., Зенин В.Н. К проблеме "человек и мамонт": геоархеологический аспект // Палеоэкология плейстоцена и культуры каменного века Северной Азии и сопредельных территорий. — Новосибирск: Изд-во ИАЭт СО РАН, 1998.-Т. 1.-С. 92-99.

66. Деревянко А.П., Зенин В.Н., Лещинский С.В., Мащенко Е.Н. Особенности аккумуляции костей мамонтов в районе стоянки Шестаково в Западной Сибири // Археология, этнография и антропология Евразии. -2000.-№3(3).-С. 42-55.

67. Деревянко А.П., Зенин В.Н., Мащенко Е.Н. Исследование палеолитической стоянки Шестаково в 1997 году // Проблемы археологии, этнографии и антропологии Сибири и сопредельных территорий. Новосибирск: Изд-во ИАЭт СО РАН, 1997. - Т. III. - С. 36 - 42.

68. Деревянко А.П., Зыкина B.C., Маркин С.В., Николаев С.В., Петрин В.Т. Первые раннепалеолитические объекты Кузнецкой котловины (стратиграфия, палеогеография и предварительные археологические определения). Новосибирск: Изд-во ИАЭт СО РАН, 1992. - 62 с.

69. Деревянко А.П., Молодин В.И., Зенин В.Н., Лещинский С.В., Мащенко Е.Н. Позднепалеолитическое местонахождение Шестаково. Новосибирск: Изд-во ИАЭт СО РАН, 2003. - 168 с.

70. Деревянко А.П., Шуньков М.В. Индустрии с листовидными бифасами в среднем палеолите Горного Алтая // Археология, этнография и антропология Евразии. 2002. - № 1 (9). - С. 16 - 42.

71. Дроздов Н.И., Чеха В.П. Каменное сырье эпохи палеолита бассейна Енисея // Экология древних и современных обществ. — Тюмень: Изд-во ИПОС СО РАН, 1999. С. 82 - 84.

72. Ефименко П.П. Первобытное общество. Очерки по истории палеолитического времени. Киев: Изд-во АН Украинской ССР, 1953. - 663 с.81 .Ефремов И.А. Тафономия и геологическая летопись. // Труды ПИН АН СССР. 1950. - T.XXIV. - 177 с.

73. Зенин В.Н., Лещинский С.В. Новое палеолитическое местонахождение в Томской области (предварительное сообщение) // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий -Новосибирск: Изд-во ИАЭт СО РАН, 1998а. С. 98-102

74. Зенин В.Н., Лещинский С.В. Новые данные о палеолитическом местонахождении Воронино-Яя в Томской области // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий — Новосибирск: Изд-во ИАЭт СО РАН, 19986. С. 96-97.

75. Зенин В.Н., Лещинский С.В. Литоресурсы палеолитического населения юго-востока Западно-Сибирской равнины // Эволюция жизни на Земле.- Томск: Изд-во НТЛ, 2001. С. 491 - 493.

76. Зенин В.Н., Лещинский С.В., Борисов М.А. Новые объекты палеолита в бассейне р. Чулым // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий. — Новосибирск: Изд-во ИАЭт СО РАН, 2001 . Т. VII. - С. 120 - 125.

77. Зенин В.Н., Лещинский С.В., Борисов М.А., Старцева С.В. Новые сведения о местонахождении Большой Кемчуг // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий. — Новосибирск: Изд-во ИАЭт СО РАН, 2000 . Т. VI. - С. 124 - 130.

78. Зубаков В.А. Глобальные климатические события плейстоцена. — Л.: Гидрометеоиздат, 1986. — 288 с.

79. Зыкин B.C., Зыкина B.C., Орлова Л.А. Стратиграфия и основные закономерности изменения природной среды и климата в плейстоцене и голоцене Западной Сибири // Археология, этнография и антропология Евразии. 2000. - № 1 (1). - С. 3 - 22.

80. Зыкина B.C. Реконструкция природной среды позднего плейстоцена Сибири по палеопочвам // Геодинамика и эволюция земли. — Новосибирск: Изд-во НИЦ ОИГГМ, 1996. С. 222 - 224.

81. Зыкина B.C., Волков И.А., Дергачева М.И. Верхнечетвертичные отложения и ископаемые почвы Новосибирского Приобья. М.: Наука, 1981.-204 с.

82. Иванова М.В., Кузьмина И.Е., Праслов Н.Д. Фауна млекопитающих Гмелинской позднепалеолитической стоянки на Дону // Тр. ЗИН АН СССР. 1987. - Т. 168. - С. 66 - 86.

83. Ильин'В.Б. О районировании почвенного покрова в биогеохимических целях // Этюды по биогеохими и агрохимии элементов — биофилов. Новосибирск: Наука, 1977. - С. 5 - 11.

84. История развития растительности внеледниковой зоны ЗападноСибирской низменности в позднеплиоценовое и четвертичное время // Труды ИГиГ. М.: Наука, 1970. - Вып. 92. - 364 с.

85. История Самарского Поволжья с древнейших времен до наших дней. Каменный век. — Самара: Изд-во Самарского научного центра РАН, 2000.-312 с.

86. Кащенко Н.Ф. Скелет мамонта со следами употребления некоторых частей тела этого животного в пищу современным ему человеком // Записки Императорской академии наук. С. - Петербург, 1901. - VIII серия. - Т. XI, № 7. - 60 с.

87. Кинд Н.В. Геохронология позднего антропогена по изотопным данным // Труды ГИН РАН. М.: Наука, 1974. - Вып. 257. - 255 с.

88. Ковальский В.В. Геохимическая экология. М.: Наука, 1974. -299 с.

89. Кривоногое С.К. Стратиграфия и палеогеография Нижнего Прииртышья в эпоху последнего оледенения (по карпологическим данным). Новосибирск: Изд-во Наука, 1988. - 232 с.

90. Кулемзин A.M. Шестаковский археологический ком-плекс//Археология Южной Сибири. Кемерово: Изд-во КГУ, 1980. -С. 95 - 106.

91. Кунгуров A.JI. Мальтинский культурный слой поселения Ушлеп-6 // Сохранение и изучение культурного наследия Алтайского края. -Барнаул: Изд-во Алт.ун-та, 1996. С. 45 - 50.

92. Ларичев В.Е. Отчет о раскопках Ачинской палеолитическом стоянки летом 1972 г. / Рукопись из личного архива В.Е. Ларичева. Новосибирск, 1972.

93. Ларичев В.Е., Арустамян А.И. Ачинская скульптура из бивня мамонта аналоговый вычислитель древнекаменного века Сибири //

94. Древности Сибири и Дальнего Востока. — Новосибирск: Наука, 1987. -С. 106- 120.

95. Лаухин С.А. Палеогеография юго-востока Западно-Сибирской низменности во время последнего оледенения // Известия АН СССР. Сер.геогр., 1981. № 6. - С. 101 - 113.

96. Лаухин С. А. Возможности обнаружения палеолита на западе Западно-Сибирской равнины // Экология древних и современных обществ. Тюмень: Изд-во ИПОС СО РАН, 1999. - С. 57 - 61.

97. Леонова Н.Б., Несмеянов С.А. Проблемы палеоэкологической характеристики культурных слоев // Методы реконструкций в археологии. Новосибирск: Наука, 1991. - С. 219-246.

98. Лещинский С.В. Зависимость расселения палеолитического человека от миграций крупных травоядных млекопитающих на юго-востоке Западно-Сибирской равнины // Эволюция жизни на Земле. Томск: Изд-во НТЛ, 1997. - С. 120 - 121.

99. Лещинский С.В. Геология и палеогеография позднепалеолитиче-ской стоянки Шестаково // Палеоэкология плейстоцена и культуры каменного века Северной Азии и сопредельных территорий. Новосибирск: Изд-во ИАЭт СО РАН, 1998. - Т. 1. - С. 209 - 220.

100. Лещинский С.В. Влияние геологического строения региона на расселение палеолитического человека (юго-восток ЗападноСибирской равнины) // Геохимия ландшафтов, палеоэкология человека и этногенез. Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РАН, 1999. - С. 472 - 473.

101. Лещинский С.В. Стратиграфия и палеогеография плейстоцена юго-востока Западно-Сибирской равнины: Автореф. дисс. . канд. г.-м. наук. Томск: ТГУ, 2000а. - 27 с.

102. Лещинский С.В. Большой Исток новое коренное местонахождение мамонтовой фауны в Западной Сибири // III века горногеологической службы России. - Томск: Изд-во 'Тала Пресс", 20006. -Т. 2. - С. 394 - 396.

103. Лещинский С.В. Новые данные о геологии и генезисе местонахождения Волчья Грива // Современные проблемы Евразийского па-леолитоведения. Новосибирск: Изд-во ИАЭт СО РАН, 2001. — С. 244 -251.

104. Лещинский С.В., Вяткин И.А., Туманцев В.В., Гнеушев А.В. Местонахождение Кулачье (Западная Сибирь) новое скопление in situ остатков млекопитающих мамонтового комплекса // Эволюция жизни на Земле. - Томск: Изд-во НТЛ, 2001. - С. 496 - 500.

105. Липнина Е.А. Мальтинское местонахождение палеолитических культур: современное состояние изученности и перспективы исследования: Автореф. дис. канд. ист. наук. Новосибирск, 2002. - 24 с.

106. Лисицын Н.Ф. Относительная и абсолютная хронология позднего палеолита юга Средней Сибири. — СПб.: Изд-во ИИМК РАН, 1997. — 120 с.

107. Лисицын Н.Ф. О европейско-сибирских контактах в позднем палеолите // Stratum plus. 1999. - № 1. - С. 121 - 125.

108. Лисицын Н.Ф. Поздний палеолит Чулымо-Енисейского междуречья. — СПб.: Центр "Петербургское Востоковедение", 2000. — 232 с.

109. Маркин С.В. Палеолитические памятники бассейна реки Томи. -Новосибирск: Наука, 1986. 177 с.

110. Маркин С.В. Эволюция взглядов А.П. Окладникова в палеолито-ведении Северной и Центральной Азии // Палеоэкология плейстоцена и культуры каменного века Северной Азии и сопредельных территорий.- Новосибирск: Изд-во ИАЭт СО РАН, 1998. Т. 1. - С. 16 - 32.

111. Мащенко Е.Н. Состав и морфологические особенности популяции мамонтов Севского местонахождения // IV Совещание по изучению мамонтов и мамонтовой фауны. JL: ЗИН АН СССР, 1991. - С. 39 -40.

112. Мащенко Е.Н. Структура стада мамонтов из Севского позднеп-лейстоценового местонахождения // Тр. ЗИН РАН. 1992. - Т. 246. - С. 41-59.

113. Мащенко Е.Н. Фрагмент скелета эмбриона мамонта с сибирской позднепалеолитической стоянки // Природа. 1993. - № 11.-С. 121.

114. Мащенко Е.Н. Структура стада мамонтов Севского позднеплей-стоценового местонахождения (Брянская область, Россия). // Всероссийское совещание Комиссии по изучению четвертичного периода. М.: ГИНРАН, 1994.-С. 162.

115. Мащенко Е.Н. Мамонты из позднеплейстоценового местонахождения Севск (Брянская область, Россия) // Первое международное мамонтовое совещание (16-22 октября 1995 г., Санкт-Петербург, Россия).- Цитология, 1995. Т. 37, № 7. - С. 692.

116. Мащенко Е.Н. Новые данные об особенностях биологии мамонта // Природа. 1999. - № 10. - С. 42 - 53.

117. Мащенко Е.Н., Лещинский С.В. Состав и морфология остатков мамонтов местонахождения Волчья грива // Эволюция жизни на Земле.- Томск: Изд-во НТЛ, 2001. С. 507 - 511.

118. Медведев Г.И. О геостратиграфии ансамблей эолово-коррадированных артефактов Байкальской Сибири // Современные проблемы Евразийского палеолитоведения. — Новосибирск: Изд-во ИАЭт СО РАН, 2001. С. 267 - 272.

119. Медоев А.Г. Геохронология палеолита Казахстана. Алма-Ата: Наука, 1982.-64 с.

120. Николаев С.В., Маркин С.В. Первые материалы нижнего палеолита на юго-востоке Западной Сибири // Хроностратиграфия палеолита Северной, Центральной и Восточной Азии и Америки. — Новосибирск: Изд-во ИАЭт СО РАН, 1990. С. 242 - 245.

121. Ожередов Ю.И., Яковлев Я.А. Археологическая карта Томской области. Томск: Изд-во Том. Ун-та, 1993. - Т. 2. - 208 с.

122. Окладников А.П. Палеолитические жилища в Бурети (по раскопкам 1936- 1940 гг.)//КСИИМК- 1941.-№ Ю.-С. 16-31.

123. Окладников А.П. Освоение палеолитическим человеком Сибири // Мат-лы по четвертичному периоду СССР. М.; Л., 1950. — Вып. 2. -С. 150- 158.

124. Окладников А.П. Древние связи культур Сибири и Средней Азии // Бахрушинские чтения 1966 г. — Новосибирск: Б.и., 1968а. — Вып. 1. -С. 144-157.

125. Окладников А.П. Страница из жизни палеолитического мастера: клад каменных изделий у пос. Аил (с. Кузедеево) // Из истории Сибири и Алтая. Барнаул: Б.и., 19686. - С. 58 - 70.

126. Окладников А.П. Отчет о раскопках верхнепалеолитической стоянки в селе Большой Кемчуг // Рукопись полевого научного Отчета. -Новосибирск: Ин-т истории, филологии и философии СО АН СССР, 1975,-28 с.

127. Окладников А.П. Научный Отчет о раскопках Шестаковской палеолитической стоянки (Кемеровская область) в 1976 г. // Рукопись полевого научного Отчета. Новосибирск: Ин-т истории, филологии и философии СО АН СССР, 1977. - 24 с.

128. Окладников А.П., Молодин В.И. Археологическое исследование палеолитической стоянки Шестаково (лето 1977 года) // Рукопись полевого научного Отчета. Новосибирск: Ин-т истории, филологии и философии СО АН СССР, 1978а. - 14 с.

129. Окладников А.П., Молодин В.И. Стоянки каменного века // Памятники истории и культуры Сибири. Новосибирск: Наука, 19786. -С. 9- 19.

130. Окладников А.П., Молодин В.И. Археологическое исследование палеолитической стоянки Шестаково летом 1978 года // Рукопись полевого научного Отчета. Новосибирск: Ин-т истории, филологии и философии СО АН СССР, 1979. - 11 с.

131. Окладников А.П., Молодин В.И. Палеолит Барабы // Палеолит Сибири. Новосибирск: Наука, 1983.-С. 101 - 106.

132. Орлов Д.С. Химия почв. М.: Изд-во МГУ, 1992. - 400 с.

133. Орлова JI.A. Голоцен Барабы: стратиграфия и радиоуглеродная хронология. — Новосибирск: Наука, 1990. — 128 с.

134. Орлова JI.A., Кузьмин Я.В., Дементьев В.Н. История "мамонтовой фауны" Таймыра по радиоуглеродным данным (с обзором хронологии мамонтов Сибири). В печати.

135. Павлов А.Ф., Мащенко Е.Н. Особенности тафономии и состава фауны млекопитающих позднеплейстоценового местонахождения Луговское // Эволюция жизни на Земле. Томск: Изд-во НТЛ, 2001. - С. 522-524.

136. Павлов П.Ю., Волокитин А.В., Свендсен И-И. Новые данные о стоянке Бызовая (северо-восток Европы) // Современные проблемы Евразийского палеолитоведения. — Новосибирск: Изд-во ИАЭт СО РАН, 2001.-С. 301 -309.

137. Палеогеография Западно-Сибирской равнины в максимум позд-незырянского оледенения. — Новосибирск: Наука, 1980. 107 с.

138. Палеолит Костенковско-Борщевского района на Дону 1879-1979. -Л.: Наука, 1982.-285 с.

139. Палеолит СССР. М.: Наука, 1984. - 382 с.

140. Паничев A.M. Зверовые солонцы Сихотэ-Алиня (биолого-геологический аспект). Владивосток: ДВНЦ АН СССР, 1987. - 208 с.

141. Паничев A.M. Литофагия в мире животных и человека. М.: Наука, 1990.-224 с.

142. Пеняев Е.М. Томская палеолитическая стоянка // Архив музея истории материальной культуры при ТГУ. Томск, 1949. - 22 с. - Архивный № 100/1. - Рукопись.

143. Перельман А.И. Геохимия элементов в зоне гипергенеза. М.: Недра, 1972. - 288 с.

144. Перельман А.И. Геохимия ландшафта. М.: Высш. школа, 1975. -342 с.

145. Петрин В.Т. Палеолитические памятники Восточного Зауралья (Западно-Сибирская равнина): Автореф. дисс. . канд. ист. наук. Новосибирск, 1983. - 16 с.

146. Петрин В.Т. Палеолитические памятники Западно-Сибирской равнины. Новосибирск: Наука, 1986. - 144 с.

147. Петрин В.Т. Палеолитическое святилище в Игнатиевской пещере на Южном Урале. Новосибирск: Изд-во Наука, 1992. - 206 с.

148. Плотников К.И. Этиология, патогенез, терапия и профилактика летних гастроэнтеритов и пневмоний ягнят в Кулундинской степи: Ав-тореф дисс. доктор, ветеринар, наук. -М., 1962. 28 с.

149. Полунин Г.В. О крупном захоронении мамонтов в Барабинской степи // Материалы по геологии, гидрогеологии, геофизике и полезным ископаемым Западной Сибири. Труды СНИИГГиМС. — Новосибирск: Изд-во СНИИГГиМС, 1961. Вып. 14. - С. 46 - 48.

150. Постановления Межведомственного стратиграфического комитета и его постоянных комиссий. СПб., 1996. - Вып. 28. - 24 с.

151. Постановления Межведомственного стратиграфического комитета и его постоянных комиссий. СПб., 1998. - Вып. 30. - 47 с.

152. Постнов А.В., Анойкин А.А., Кулик Н.А Критерии отбора каменного сырья для индустрий палеолитических памятников бассейна реки Ануй (Горный Алтай) // Археология, этнография и антропология Евразии. 2000. - № з (3). - С. 18 - 30.

153. Праслов Н.Д. Мамонт в жизни палеолитического человека // Первое международное мамонтовое совещание (16-22 октября 1995 г., Санкт-Петербург, Россия). Цитология, 1995. - Т. 37, № 7. - С. 634 -635.

154. Пучков П.В. "Мамонтовое собирательство" вместо или после "мамонтовых побоищ"? // Vita Antiqua. Киев: Изд-во Стилос, 2001. -№3-4.-С. 138-148.

155. Рагозин JI.A. Геологический очерк района трассы Ачинск Енисейск // Материалы по геологии Западно-Сибирского края. - Томск: Изд-во ЗСГТ, 1936. - № 30. - 47 с.

156. Радиоуглеродная хронология палеолита Восточной Европы и Северной Азии: проблемы и перспективы. СПб.: Изд-во ИИМК РАН, 1997.- 143 с.

157. Развитие ландшафтов и климата Северной Евразии: Поздний плейстоцен голоцен; элементы прогноза. — М.: Наука, 1993. - 102 с.

158. Сергин В .Я. Скопления костей мамонта на палеолитических поселениях // Советская археология. 1991. - № 4. - С. 9 - 22.

159. Сериков Ю.Б. Палеолит и мезолит Среднего Зауралья. Нижний Тагил: Изд-во НТГПИ, 2000. - 430 с.

160. Соффер О.А. Верхний палеолит Средней и Восточной Европы: люди и мамонты // Проблемы палеоэкологии древних обществ. Вып. А.- 1(1).- М.: Изд-во Росс. откр. ун-та, 1993. - С. 99 - 118.

161. Станко В.Н., Григорьева Г.В., Швайко Т.Н. Позднепалеолитиче-ское поселение Анетовка И. — Киев: Изд-во Наукова думка, 1989. — 140 с.

162. Стасюк И.В., Томилова Е.А. Новое палеолитическое местонахождение Малый Ижуль III // Археология и этнография Сибири и Дальнего Востока. Улан-Удэ: Изд-во БГУ, 1998. - С. 26 - 28.

163. Унифицированная региональная стратиграфическая схема четвертичных отложений Западно-Сибирской равнины: Объяснительная записка. Новосибирск: Изд-во СНИШТиМС, 2000 г. - 64 е., прил.

164. Урбанас Е.В. Зубы мамонта из позднепалеолитической стоянки села Костенки Воронежской области // Труды ЗИН АН СССР. 1980. -Т. 93.-С. 81-90.

165. Феденева И.Н., Зенин В.Н., Борисов М.А. Эволюция процессов почвообразования в сартанское время на юге Западно-Сибирской низменности в связи с колебаниями климата // Современные проблемы почвоведения в Сибири. Томск: ТГУ, 2000. - Т. 1. - С. 204 - 207.

166. Фирсов JI.B., Орлова JI.A. Радиоуглеродное датирование кости мамонта стоянки Волчья Грива // Материалы полевых исследований Дальневосточной археологической экспедиции. — Новосибирск: Б.и., 1971.-Вып. 2.-С. 132- 134.

167. Цейтлин С.М. Геология палеолита Северной Азии. М.: Наука, 1979.-286 с.

168. Цейтлин С.М. Томская стоянка (данные новых исследований) // Бюл. Комиссии по изучению четвертичного периода. 1983. - JST° 52. -С. 181-182.

169. Чеха В.П. Ископаемые почвы // Куртакский археологический район. Красноярск: ПО "Сибирь", 1990. - Вып. 3. - С. 21 - 33.

170. Чочиа Н.Г., Евдокимов С.П. Палеогеография позднего кайнозоя Восточной Европы и Западной Сибири (ледниковая и ледово-морская концепция). Саранск: Изд-во Мордовского ун-та, 1993. - 248 с.

171. Чубур А.А. Роль мамонта в культурной адаптации верхнепалеолитического населения Русской равнины в осташковское время // Восточный граветт. М.: Научный мир, 1998. - С. 309 - 329.

172. Чубур А.А. "Мамонтовое собирательство" в бассейне Десны // Природа. 1993. - № 7. - С. 54 - 57.

173. Шварцев C.JI. О соотношении составов подземных вод и горных пород // Геология и геофизика. 1992. - JNTs 8. - С. 46 - 55.

174. Шварцев C.JI. Гидрогеохимия зоны гипергенеза. М.: Недра, 1998.-366 с.

175. Шуньков М.В. Археология и палеогеография палеолита СевероЗападного Алтая: Автореф. дисс. . докт. ист. наук. — Новосибирск: ИАЭт СО РАН, 2001. 54 с.

176. Щербакова Т.И. Материалы верхнепалеолитической стоянки Та-лицкого (Островской). Екатеринбург: Изд-во УрО РАН, 1994. — 95 с.

177. Щербакова Т.И. Каменный инвентарь гротов Столбового и Близ-нецова на фоне палеолитических индустрий Урала // Проблемы первобытной культуры. Уфа: Изд-во Гилем, 2001. - С. 156 - 169.

178. Широков В.Н., Косинцев П.А., Волков Р.Б. Палеолитическая стоянка Троицкая I на реке Уй // Новое в археологии Южного Урала. Челябинск: Изд-во "Рифей", 1996. - С. 3 - 17.

179. Экогеохимия Западной Сибири. Тяжелые металлы и радионуклиды. Новосибирск: Изд-во НИЦ ОИГГМ, 1996. - 248 с.

180. Agenbroad L.D. Hot Springs, South Dacota. Entrapment and taphon-omy of Columbian Mammoth. In: Quaternary extinctions. Tucson: The University of Arizona Press, 1984. P. 113 - 127.

181. Agenbroad L.D. The mammoth population of the Hot Springs Site and associated megafauna. In "Megafauna and Man: The Discovery of Americas Heartland". Hot Springs, South Dacota: Mammoth Site of Hot Springs, 1990.-V. 1.-P. 5-32.

182. Agenbroad L.D., Mead J.I. Distribution and paleoeocology of central and western North American Mammuthus. In Proboscidea. Oxford University Press, 1996. P. 280 - 288.

183. Frison G.C. Experimental use of clovis weaponry and tools on African elephants // American Antiquity, 54 (4), 1989, pp. 766 784.

184. Germonpre M. Taphonomy of Pleistocene mammal assemblages of the Flemish Valley, Belgium // Bulletin de linstitut Royal des sciences naturelles de Belgique, 1993. V. 63. - P. 271 - 309.

185. Haynes G. Age profiles in elephant and mammoth bone assemblages. Quaternary Reserch. 1985. N 24. - P. 333 - 345.

186. Haynes G. Late Pleistocene mammoth utilisation in North Eurasia and North America. Archaeozoologia. 1989. N3. - P. 81 - 108.

187. Haynes G. The mountains that fell down: life and death of Heartland mammoths. In "Megafauna and Man: The Discovery of Americas Heartland". Hot Springs, South Dacota: Mammoth Site of Hot Springs, 1990. V. 1.-P. 22-31.

188. Haynes G. Mammoths, mastodonts and elephants. Cambridge University Press, 1991.-413 p.

189. Lister A., Bahn P. Mammoths. New York, 1994 - P. 126 - 131.

190. Loy Т.Н., Dixon E.J. Blood residues on fluted points from Eastern Beringia//American Antiquity, 63 (1), 1998, pp. 21 -46.

191. Maschenko E.N. Individual development, biology and evolution of woolly mammoth Mammuthus primigenius (Blumenbach, 1799) // Cranium. -2002.-V. 19(1).-P. 4-120.

192. Nikolaev S.V., Petrin V.T. Dammed Basins of the Last Glaciation in Western Siberia and Localization of Ancient Man's Sites // Journal of Korean Ancient Historical Society. Seoul, 1996. - № 4 - p. 291 - 300.

193. Okladnikov A.P., Molodin V.I. Shestakovo. Early Man News. Tubingen. 5/6. 1980/1981.-P. 34.

194. Pavlov P., Svendsen J., Indrelid S. Human presence in the European Arctic nearly 40,000 years ago // NATURE. 2001. - V. 413. - P. 64 - 67.

195. Soffer О. A. The Upper Paleolithic of the Central Russian Plane. N.Y.: Academic Press, 1985. 539 p.

196. Stuart A.J., Sulerzhitsky L.D., Orlova L.A., Kuzmin Y.V., Lister A.M. The latest woolly mammoth {Mammuthus primigenius Blumenbach) in Europe and Asia: a review of the current evidence // Quaternary Science Reviews 21 (2002). P. 1559 - 1569.

197. Zenin V.N., Maschenko E.N., Leshchinskiy S.V., Pavlov A.F., Grootes P.M., Nadeau M-J. The first direct evidence of mammoth hunting in Asia (Lugovskoye site, Western Siberia). — In press.1. Таблицы

198. Пороговые концентрации микроэлементов в почвах, рекомендованные для животноводства России Ковальский, 1974; Экогеохимия., 1996.

199. Элемент Пределы содержания элементов (грамм/тонна)недостаточное норма избыточное1. Со <7 7-30 >301. Си <15 15-60 >601. Мп <400 400- 1500 > 15001. Zn <30 30-70 >701. Sr <3 3 600 >600