автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.04
диссертация на тему: Прагматические особенности вербальной атаки в политическом дискурсе

Полный текст автореферата диссертации по теме "Прагматические особенности вербальной атаки в политическом дискурсе"

На правах рукописи

ЛИТОВЧЕНКО Мария Алексеевна

ПРАГМАТИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ ВЕРБАЛЬНОЙ АТАКИ В ПОЛИТИЧЕСКОМ ДИСКУРСЕ (на материале немецкого языка)

10.02.04 — «Германские языки»

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Тамбов 2003

Работа выполнена в Тамбовском государственном университете им. Г.Р.Державина

Научный руководитель: доктор филологических наук,

профессор Милосердова Е.В.

Официальные оппоненты: доктор филологическихнаук,

профессор Ольшанский И.Г.

кандидат филологических наук, доцент Серова И. Г.

Ведущая организация:

Смоленский государственный педагогический университет

Защита состоится 14 ноября 2003 г. в 16 часов на заседании диссертационного совета Д 212.261.04 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора наук в Тамбовском государственном университете им. Г.Р. Державина по адресу: 392 622 г. Тамбов, ул. Советская 93, ауд. 70.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Тамбовского государственного университета им. Г.Р. Державина

Автореферат разослан « /Р » _2003 года.

Ученый секретарь диссертационного совета

Н.В.Ушкова

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Реферируемая диссертация посвящена исследованию прагматических особенностей атонального тина политического дискурса, выраженного в форме вербальной агрессии.

Современное общество характеризуется чрезвычайной политизированностью, следствием чего является все более возрастающий интерес основной массы населения к языку политиков, к их речевому поведению. Современная лингвистика все чаще обращает внимание на проблему манипуляции, которая проявляет себя особенно ярко именно в языке политиков. Тематика языковой манипуляции и речевого воздействия широко представлена в современных лингвистических исследованиях (Киселева Л.А. 1978, Тарасов Е.Ф. 1983, А.АЛеонтьев 1983, Доценко Е.Л. 1996 и др.). Интерес к ней возник на фоне нового осмысления сути языкового общения и более гибкого подхода, начало которому было положено работами Ф.де Соссюра по дихотомии "lingua - parole". В свете этой дихотомии, а также в свете современной теории дискурса, актуальным становится исследований высказывания в контексте ситуации, которое особенно ярко позволяет разграничить, с одной стороны, языковую компетенцию как знание системы языка, использование языка (Sprachverwendung) и, с другой стороны, речевую компетенцию как умение на практике реализовать системные отношения, применение языка (Sprachgebrauch) как ситуативно обусловленную речь (Х.Д.Циммерман 1969). Очевидно, что применение языка предполагает не только владение лексической, грамматической и фонологической базой языка, но и включает такие аспекты, как личности общающихся, их ролевой и социальный статус на момент общения, намерения, осуществляемые в процессе общения, и влияние всех этих составляющих на форму и содержание высказывания и на саму систему языка.

Социальный и ролевой статус говорящего ярко проявляет себя в языке политики. Взаимодействие языка и политики происходит в рамках социально обусловленной коммуникации, при этом можно выделить два основных аспекта их соотношения:

1) язык обслуживает политику, являясь ее основным инструментом, т.е. политическое общение происходит с опорой на языковую систему;

2) политика способна не только воздействовать при помощи языка, но и оказывать влияние на сам язык, изменяя в том числе и системные отношения.

В настоящей работе рассматривается первый аспект взаимоотношений языка и политики, в частности специфическая способность языка политики осуществлять вербальные манипуляции при помощи семантически нейтральных средств, заложенных в

системе языка.

рос. НАЦИОНАЛЬНАЯ

.НАЦИОНАЛЬНАЯ j БИБЛИОТЕКА {

В диссертационном исследовании мы исходим из того, что язык политики носит прагматический характер. Основанием для данного априорного положения является тот очевидный факт, что в политике применение языка соответствует действию. В наиболее яркой форме это проявляется в тексте закона. Но вместе с тем в обществе любое высказывание политика чаще всего расценивается как определенное действие.

Прагматический характер языка обнаруживается и в том, что всеобъемлющей задачей политического языкового действия является воздействие, проявляющееся в самых разных формах: от идеологического тоталитарного неприкрытого языкового насилия до завуалированной манипуляции. Для настоящей работы наибольший интерес представляет непрямое, опосредованное воздействие на сознание слушателя. В исследовании рассматривается прежде всего парламентский дискуссионный дискурс, в частности, вербальная атака как его составная часть.

Под вербальной атакой в данной работе понимается речевой акт, представляющий собой целенаправленное резкое коммуникативно-оценочное суждение, относящееся к предмету речи. При этом особое внимание уделяется не только форме высказывания, но и его целеустановке и способности решить поставленную говорящим прагматическую задачу.

Объектом , исследования в данной работе является политический дискурс, предполагающий наличие различных форм политического общения: институциональный, пропагандистский, идеологический дискурс и др. Особый интерес для настоящей работы представляет полемический дискурс (З^ексНэкиге), так как в нем наиболее полно проявляется прагматическая направленность политической коммуникации. В качестве предмета исследования были выбраны вербальные атаки, образцы которых позволяют описать такую неотъемлемую часть политического дискурса, как завуалированное речевое воздействие.

Актуальность данного исследования, в центре внимания которого впервые находится не институционально детерминированная терминология, а собственно политическая коммуникация, определяется тем, что ее прагматическая направленность, проявляющаяся, главным образом, в трехстороннем характере коммуникации, подразумевает воздействие не только и не столько на непосредственного адресата, сколько на третьих лиц. Такой подход к анализу политического дискурса предпринят впервые.

Проанализированный материал позволяет сформулировать гипотезу.! согласно которой особенность политического дискурса вообще и вербальной атаки, в частности, состоит в принципиальной возможности использования не только негативно маркированных

лексических единиц, но и нейтральных языковых средств для формирования негативно-оценочных суждений.

Основная цель работы заключается в попытке выявить че языковые элементы, которые участвуют в данном процессе. Достижение поставленной цели потребовало решения ряда задач:

1. Описать специфику политического дискурса и вербальной атаки как его непосредственно составляющей части.

2. Выявить и описать прагматически наиболее целесообразные образцы вербальной атаки.

3. Проанализировать соотношения языковой и прагматической составляющей вербальной атаки.

4. Выделить те языковые элементы, на основе которых осуществляется вербальная атака.

Научная новизна исследования заключается в том, что в нем теоретически осмыслена прагматическая направленность политического дискурса. Впервые выделена вербальная атака как часть политической коммуникации. В рамках исследования проведен анализ нейтральных лексических и словообразовательных элементов, сообщающих высказыванию негативно-оценочный характер.

Теоретическая значимость исследования состоит в системном описании единиц политического дискурса, определяющих его прагматическую направленность. Предлагаемый подход представляет' собой новую трактовку сущности политической коммуникации и может способствовать дальнейшей разработке данной проблематики в лингвистических исследованиях.

Практическая значимость полученных результатов заключается в том, что наблюдения и обобщения, сделанные в процессе исследования, могут использоваться в курсах лексикологии, теоретической грамматики, при разработке спецкурсов по прагмалингвистике, словообразованию, стилистике.

Материалом исследования послужили более 2500 микротекстов, извлеченных методом сплошной выборки из печатных изданий политической прессы, стенограмм заседаний немецкого парламента и публицистической литературы 1970 — 2000гг.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Современный немецкий политический дискурс обнаруживает ярко выраженную прагматическую направленность, которая реализуется прежде всего в манипулятивном воздействии на сознание не только непосредственного адресата, но и, может быть в большей степени, на лиц, присутствующих при дискуссии.

2. Одной из составляющих манипулятивного воздействия в политическом дискурсе является вербальная атака как целенаправленное речевое действие, которое предполагает особый вид коммуникации - трехстороннюю коммуникацию, и которую поэтому

можно рассматривать как пример завуалированного речевого воздействия.

3. Особенностью вербальной атаки в рамках политического дискурса является то, что она может быть реализована не только при наличии негативно-оценочных единиц, но и с опорой на нейтральные языковые элементы.

4. Манипулятивное воздействие в рамках политического дискурса может осуществляться с использованием словообразовательных элементов, таких, как префиксы (super-, ober-, besser- и др.), суффиксы (-chen, -artig и др.), нейтральные словообразовательные основы, а также с помощью имен собственных (в том числе и прецедентных имен).

Методологической основой работы является положение о неразрывной связи языка как системы и речи как деятельности, которая определяется центральной ролью «человека говорящего». В ходе исследования использованы теоретические положения, в основе которых лежит антропоцентрический подход к изучению языка:

- функциональной грамматики, разрабатываемой в трудах отечественных и зарубежных лингвистов (В.Г. Адмони, О.И.Москальская, М.Д.Степанова, A.B. Бондарко, Е.В.Гулыга, В.Г.Гак, Й.Эрбен, Г.Хельбиг и др.);

- теории речевых актов, представленной в трудах Дж.Остина, Дж.Серля, П.Грайса, Д.Вундерлиха, Э.Рольфа й др.;

- теории речевой деятельности, разрабатываемой в трудах Л.С.Выготского, Л.Р.Лурии, А.А.Леонтьева, А.НЛеонтьева, Е.Ф.Тарасова, Т.М.Дридзе;

коммуникативно-прагматической теории языка, представленной в работах Н.Д.Арутюновой, Ю.Н.Караулова, Е.В.Вольф, Е.В.Падучевой, М.В.Никитина, Г.В.Булыгиной. Е.В.Милосердовой, В.Н.Красных, Г.Вайнриха, Т. ван Дейка и др.

Методика исследования. Для решения поставленных в диссертации задач применяется описательный метод, представленный такими приемами, как отбор, обработка и интерпретация материала, элементы когнитивно-дискурсивного анализа, а также метод трансформации.

Апробация работы. Основные положения диссертации были доложены на ежегодных докладах конференциях молодых ученых ТГУ им. Г.Р.Державина, на конференциях «Державинские чтения», «Филология и культура», а также в шести публикациях по этой теме ( 1997-2003 гг.).

Структура работы. Диссертация в объеме 193 страниц состоит из Введения, двух глав, Заключения и списка использованной литературы, включающего 249 наименований, в том числе 124 на иностранном языке, списка словарей, списка источников иллюстративного материала.

Во Введении обосновывается выбор темы, ее актуальность, новизна, теоретическая и практическая значимость, ставятся цели, задачи, определяются методы, объект и предмет исследования, формулируются основные положения, выносимые на защиту.

В первой главе Язык как фактор политического воздействия вводятся основные понятия, используемые в диссертации, проводится обзор работ по проблематике исследования, описываются теоретические основания функционирования языка в политике, рассматриваются различные подходы к проблеме манипулятивного воздействия.

Во второй главе Вербальная атака как реализация негативной прагматической установки говорящего описы-вается специфика вербальной атаки, особенности ее функционирования, способы реализации в ней негативно-оценочного компонента.

В Заключении подводятся итоги исследования, обобщаются' практические результаты, делаются теоретические выводы и определяются перспективы дальнейшего исследования.

СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

В современном политизированном мире участником политической коммуникации становится все общество. Благодаря широкому распространению средств массовой информации, наиболее открытой и доступной формой политического процесса является политическое общение, поэтому язык политики вызывает несомненный интерес не только у профессиональных политиков, но и у исследователей языка.

Известно, что ещё Аристотель отмечал красноречие как одно из почитаемых умений в государстве. С точки зрения современных немецких лингвистов (В.Дикманн, В.Бергсдорф, Г.Клаус и др.) место языка в политике определяется тем, что деятельность государственной власти может считаться политикой до тех пор, пока она осуществляется при помощи языковых средств, и заканчивается там, где начинаются силовые методы. Именно поэтому речь идет о том, что язык является основным инструментом политики, которая пользуется данным инструментом по своему усмотрению для достижения поставленной цели.

До настоящего времени, однако, нет четкого определения языка политики, так как существует множество разных точек зрения на определение границ того, что можно было бы считать языком политики. С одной стороны, такие авторы, как Т.Б.Крючкова, Г.Клаус, В.Бергсдорф, В.Холли подчёркивают, что существует целый пласт политических терминов и тематически маркированных единиц, что, казалось бы, даёт право говорить о языке политики как о специальном языке. С другой стороны, та же Т.Б.Крючкова отмечает, что в политическом контексте практически любое идеологически

нейтральное слово может получить политическую окраску. Согласно этой точке зрения, весь словарный состав языка может рассматриваться как потенциально политическая лексика. Немецкие исследователи Р.Бахем и Г.Люббе предлагают считать характер языка политики неспециальным, выделяя особо научный язык политологии. В данной работе за основу взята точка зрения большинства авторов, опирающихся на мнение В.Бегсдорфа, В.Дикманна и Г. Клауса, о том, что язык политики представляет собой смешанный язык, включающий в себя как специальный язык политических институтов, так и общеупотребительный нейтральный язык, использующийся по мере необходимости в рамках политической коммуникации.

Выделение языка политики в качестве особого объекта исследования оправдано и наличием специфических функций, на которые указывают в своих работах такие авторы как В.Зегерсштедт, ГЛюббе, В.Бергсдорф, В.Дикманн, Фр.Янушек, А.В.Глухова и др. Для данного исследования важным является то, что большинство авторов выделяют в качестве ведущих функций языка политики идеологическую функцию, а также функции убеждения, управления, контроля и оценки, имеющих в целом ярко выраженную прагматическую направленность.

В настоящем исследовании отправной точкой является идея о том, что язык политики носит ярко выраженный прагматический характер. Это обусловлено 'прежде всего тем, что в политике применение языка соответствует действию, а всеобъемлющей задачей языкового действия является воздействие. Особое внимание здесь уделяется способам достижения говорящим поставленной прагматической задачи.

В рамках отечественной лингвистики возросший в последнее время интерес к языку политики проявляется в работах, посвященных политическому дискурсу как одному из типов институционального дискурса. Наиболее полно тема политического дискурса в современной политической коммуникации нашла своё отражение в работах В.И.Карасика и Е.И.Шейгал, а также в ряде публикаций отечественных и зарубежных авторов.

Политический дискурс является неотьемлимой частью жизни современного общества, находящегося под влиянием СМИ и невольно становящегося непосредственным участником политической коммуникации. Основу современной политической коммуникации составляет дискуссия, спор, формирующие полемический дискурс. Он приводится в действие высказываниями, характеризующимися, помимо информативного содержания, чием эмоционально-экспрессивного элемента, выражающегося в факторах неожиданности, агрессии и безаппеляционносги.

Очевидная прагматическая направленность этих высказываний заставляет предполагать вполне определенную языковую основу, чем и объясняется исследовательский интерес к данной

проблематике. Наиболее ярко это проявляется в языковом феномене, который немецкие авторы Ю.Фальке и У.Каспар обозначили понятием «вербальная атака».

Вербальная атака рассматривается как способ реализации вербальной агрессии в рамках политического дискурса. Практика показывает, что в процессе политической коммуникации, наряду с информативно-аргументативными высказываниями, в ходе дискуссии имеют место эмоционально-оценочные неинформативные высказывания. Вербальная атака представляет собой суждение, обладающее ярко выраженной прагматической направленностью. Прагматическая направленность таких высказываний проявляется прежде всего в том, что говорящий преследует цель сформировать необходимую ему точку зрения, мнение, образ оцениваемого объекта именно у третьих лиц. Поэтому существенными представляются две основные характеристики:

1) вербальная атака, негативно оценивающая объект высказывания, выражающая пренебрежение и уничижение, эксплицитно направлена на политического противника или оппонента;

2) истинным адресатом при этом является не сам оцениваемый объект, а третьи лица - аудитория, слушатели. Анализ политических дискуссий в парламенте ФРГ

показывает, что опора на языковую составляющую позволяет говорящему воздействовать не только на собеседника, но и на третьих лиц, передавать тончайшие прагматические оттенки, придавая значению высказывания совершенно неожиданные модификации.

Общение в рамках политического дискурса трудно представить себе без вербальной манипуляции, что дает основание для выделения вербальной атаки в качестве единицы политического дискурса. Согласно теме настоящей работы основное внимание было уделено анализу языковых единиц, входящих в состав вербальной атаки как одного из средств выражения вербальной агрессии в рамках политической коммуникации. Особое внимание при этом было уделено языковым элементам, непосредственно формирующим негативно-оценочное значение вербальной атаки, ее прагматическую направленность. Наиболее показательны в этом отношении примеры высказываний, содержащих негативно-оценочные элементы.

В немецком языке имеется целый ряд средств выражения негативно-оценочной установки. В представленной работе основное внимание уделяется лишь небольшой их части, а именно словообразовательным моделям: префиксальным и суффиксальным образованиям и сложным словам, функционирующим в рамках вербальных атак. Как известно, задачей словообразования является развитие словарного фонда языка, в частности, процесса номинации и формирования связей внутри часчей речи и между ними.

Специфические для каждого языка способы и средства словообразования обеспечивают механизм именования вновь возникающих предметов, явлений и их признаков, а также модификацию устаревших понятий и грамматических форм.

В целом словообразование связано как со структурными, так и с семантическими изменениями. Морфологические модификации способны не только изменять или дополнять значение слова, но и придавать ему новые коннотации, влиять на его эмоционально-экспрессивную направленность. Эту специфическую черту словообразования еще в 1953г. отмечала М.Д. Степанова: «Словообразование широко используется не только для создания новых слов, но и для выражения отношения говорящего к данному предмету, для определенной экспрессивной оценки предметов и явлений действительности» (Степанова 1953). При этом словообразование покрывает потребность не только в новых словах и формах, но и в новом выражении чувств и эмоций, что объясняет многочисленные случаи индивидуального окказионального словотворчества.

В частности, в системе префиксов имен существительных и имен прилагательных ярко выраженную негативность обеспечивает наличие префикса un-, как ,например, в следующем высказывании:

Wir wollen diesen Unsinn, den die jetzige Bundesregierung beschlossen hat, £om'g/e/-ew(G.Schröder, 17. April 1998).

Отвлеченное отрицательное понятие der Unsinn бессмыслица, вздор, ерунда - придает высказыванию негативный характер, как и любое отрицательное существительное с un-. Однако в данном высказывании негативность понятия der Unsinn конкретизируется существительным die Bundesregierung, т.е. говорящий не просто констатирует факт наличия негативной ситуации, но и указывает на ее виновника. В целом адресант показывает наличие негативной оценки, не прибегая к описательным средствам и признаковым словам, причем наличие обобщенного отрицательного понятия der Unsinn придает этой оценке всеобъемлющий характер.

Использование префиксальных прилагательных в рамках вербальных атак объясняется тем, что наличие негативного прилагательного с un- также однозначно дает объекту отрицательную характеристику, что наглядно демонстрируется высказываниями -вербальными атаками, например:

Anerkannt unfähige Besetzung eines Ministerpostens (PbP: 148).

Негативный характер данного высказывания связан прежде всего с употреблением префиксального прилагательного unfähig, имеющего значение «неспособный, не в состоянии (что-то делать), без способностей (Wahrig: nicht fähig, nicht imstande (etw. zu tun), ohne die Fähigkeit (etw. zu tun)). Для придания характеристике министра экономики ФРГ Г. Рексродта, которая в целом указывает на его

полную несостоятельность, негативной оценки, говорящий использует выражение unfähige Besetzung eines Postens с отрицательным префиксальным прилагательным unfähig. Благодаря этому все высказывание получает значение профессионального несоответствия, т.е., с точки зрения говорящего, объект не способен занимать данный пост.

Интерес вызывают, однако, высказывания, где используются лексические единицы, не обладающие в нейтральной речи такой ярко выраженной оценочной коннотацией, но приобретающие совсем иной семантический оттенок в рамках вербальной атаки. Именно таким словам и уделяется основное внимание в представленной работе. Так, существительное das Unentschieden в спортивном дискурсе значение «ничья», которое в политическом дискурсе приобретает иную семантическую окраску:

Ran ist das personifizierte Unentschieden! (PbP; 144).

Значение существительного das Unentschieden определяется послужившим основой субстантивации наречием unentschieden, которое, согласно словарю Wahrig, означает "nicht entschieden, zweifelhaft, nicht genau bestimmt" - нерешенный, сомнительный, а также употребимое в ситуациях ничейной игры в спорте: "mit gleicher Punktzahl für beide Mannschaften bzw. Spieler, ohne Gewinner und Verlierer" (Wahrig 1997: 1271). Последнее обозначение ничьи в спортивной борьбе зафиксировано существительным ' das Unentschieden, относящимся к спортивной терминологии, где оно лишено какой-либо оценочности. В контексте приведенного высказывания понятие из спортивного дискурса переносится в политический, при этом семантика слова претерпевает определенные изменения. Если значение слова das Unentschieden в спортивном дискурсе оценочно нейтрально и не рассматривается как имеющее отрицательную коннотацию, то в политическом дискурсе эта субстанция приобретает общую сему нерешительности - ни «за» ни «против», «никакого мнения», «никак».

В политической сфере отсутствие твердой позиции, нерешительность рассматривается как отрицательное качество, поэтому в данном контексте значение слова das Unentschieden приобретает негативно-оценочную семантику и становится своего рода политическим ярлыком, осуждающим политическую позицию объекта, не способного принимать твердых однозначных решений, и характеризующим его, соответственно, отрицательно.

Одним из продуктивных способов образования новых существительных в немецком языке является парадигматический сдвиг («морфолого-синтаксический способ», по В.В.Виноградову, или «implizite Ableitung», по И.Эрбену), суть которого заключается в переходе одной части речи в другую. Этот способ наиболее актуален для имени существительного, так как в немецком языке, как известно, слово любой части речи, как знаменательной, так и служебной.

потенциально способно субстантироваться (Erben 1983). М.Д. Степанова следующим образом определяет суть процесса субстантивации: «Процесс субстантивации заключается в том, что то или иное качество, свойство, состояние, действие, отношение, эмоция и т.п. начинают мыслиться предметно, в форме названия того или иного предмета или явления» (Степанова 1953). Иными словами, при субстантивации речь идет не только о грамматических, но и семантических трансформациях и прежде всего о том, что при переходе в разряд существительных лексические единицы приобретают значение обобщения признака.

Субстантивация довольно часто встречается в текстах вербальных атак и, как правило, это окказиональные новообразования. Интересным представляется следующий случай парадигматического сдвига:

Herr Unregierbar!(PhP: 102).

Существительное Unregierbar представляет собой нетипичный случай субстантивации прилагательного с суффиксом -bar, которое в свою очередь образовано по продуктивной словообразовательной модели прилагательных, ср.: unregierbar - untrinkbar, unspielbar, unzerlegbar и др. Такие прилагательные довольно часто становятся именами существительными, пополняя тем самым лексический корпус обобщенных негативных понятий с префиксом un-. Однако эти 'прилагательные чаще всего образуют 'абстрактные или обобщенные понятия с суффиксами -keit или -heit: die Unnahbarkeit, die Unbrauchbarkeit.,

В данном примере новое существительное образовано способом субстантивной конверсии, так как при парадигматическом сдвиге не произошло каких-либо модификаций формы слова, ср. unregierbar —► der Unregierbare, что необычно для таких прилагательных, хотя и имеет место в индивидуальном авторском словотворчестве. Такие нетипичные субстантивации принято называть случайными образованиями, используемыми автором для реализации каких-либо собственных целей (Розен 1991, Степанова 1993). Действительно, говорящий, используя прием конверсии прилагательного unregierbar, которое имеет значение «неспособный управлять», преследует цель не обобщить это негативное качество, а обозначить им человека, олицетворяющего его собой. Существительное Unregierbar создано по образцу таких существительных, как: der Gelehrte —> der gelehrte Mensch, der Alte —> der alte Mensch, из чего следует, что Unregierbar —► der unregierbare Mensch.

Известно, что при субстантивации происходят не только грамматические, но и семантические изменения, в частности, субстантивированный признак становится неотъемлемой частью его носителя, его основной характеристикой, его ярлыком. Политический ярлык Unregierbar, подчеркнутый официально-вежливым, уважительным обращением Herr, становится в итоге абсолютно

разгромной характеристикой политика, резким негативно-оценочным суждением, крайне низко оценивающим премьер-министра X. Кюнаи вообще ставящим под сомнение его способность к политической деятельности и соответствие занимаемой должности.

Проведенный анализ политических негативно-оценочных высказываний позволил обнаружить следующую тенденцию политического дискурса: говорящий далеко не всегда использует уже имеющиеся в языке элементы с отрицательной коннотацией. В исследуемом материале не представлен, например, глагольный префикс miß-, часто придающий словам негативное значение. В силу очевидной негативности таких форм их функционирование в рамках вербальных атак представляется закономерным. Поэтому особый интерес, с исследовательской точки зрения, вызывают негативно-оценочные высказывания, не включающие единицы с негативными элементами. Напротив, в рамках вербальных атак говорящий часто применяет словообразовательные компоненты, в частности, префиксы с семантикой усиления, такие как: erz-, super-, ober- в системе имени существительного; be-, an- в системе глагола. Данные элементы сами по себе в оценочном плане нейтральны или даже позитивны и не придают слову негативности, но они интенсифицируют коннотации, заложенные в лексическом значении основы. Именно соединение словообразовательных компонентов с о'сновой, причем не всегда негативнЪй, позволяет говорящему в итоге получить необходимую единицу с негативной семантикой: Oberbundeskanzler, Erz-Liberale, Superminister и т.п.

Полупрефикс существительных ober- в соединении с основой, означающей профессию, положение лица, имеет системное значение «главный, более высокий или высший ранг» (am höchsten im Rang stehen) , т.е. лицо, которое именуется единицей с полупрефиксом ober-, занимает первостепенное, высокое положение в определенной группе: der Oberarzt, das Oberhaupt, der Oberkellner и т.п. С точки зрения оценочное™ в данном случае полупрефикс ober- является безусловно положительным, так как, как правило, повышение ранга связано с целым рядом позитивных качеств.

Однако в политическом дискурсе этот компонент с, казалось бы, совершенно однозначной положительной коннотацией способен придать высказыванию негативную оценочность, что наглядно показывает следующий пример:

Es ist nicht Sache der SPD, Bundesinnenjustizgesimd-heitsfinanzminister Schäuble auf dem Weg zum Oberbundeskanzler zu stoppen (PbP: 158).

Согласно значению, придаваемому полупрефиксом ober-, новообразование Oberbundeskanzler обозначает «главный канцлер». Однако занять такую должность в реально существующей политической системе невозможно, так как не существует градации и распределения по рангам канцлеров, он может быть только один.

Образуя окказионализм der Oberkanzler, говорящий намеренно нарушает сложившийся стереотип, критикуея объект высказывания г-на Шойбле и обращая внимание слушателей на показную всесторонность этого политика, желание показать себя сведущим во всех политических сферах, о чем говорит номинация Bundesinnenjustizgesundheitsfinanzminister. Говорящий иронизирует по этому поводу, считая, что такой «всезнайка» достоин быть только «главным канцлером», а поскольку такого поста просто не существует и он не может существовать, то данное высказывание можно расценивать как имплицитное указание на то, что объект критики не достоин вообще занимать должность канцлера. Формально позитивное понятие Oberkanzler становится негативно-оценочной характеристикой излишне назойливого, несколько заносчивого политика.

Для усиления производимого эффекта в своей речи политики используют различные приемы, в том числе и прием «игры префиксов», когда в рамках единого по структуре и содержанию высказывания используются производные слова, имеющие общую основу (однокоренные слова), но различные, иногда антонимичные префиксы. В рамках вербальных атак такая игра слов используется достаточно часто, где она играет роль интенсификатора оценочного компонента высказывания:

Leider stellen Weder Grundgesetz noch Wahlgesetz das für einen Abgeordneten zulässige Höchstmaß von Dummheit und das erforderliche Mindestmaß von Charakter fest. Für unseren Geschmack ist hier in einem Fall sowohl das Höchstmaß bedenklich überschritten wie im anderen Fall das Mindestmaß ebenso bedenklich unterschritten worden (PbP: 19).

Особенностью данного высказывания является игра значений однородных глаголов überschreiten и unterschreiten с антонимичными нейтральными префиксами über- - "oberhalb von, höher als", «над, поверх, более, свыше» и unter- - "niedriger, tiefer als", «под, ниже, меньше». Формальные и семантические антонимы выступают в итоге как синонимы: говорящий подчеркивает, что превышается негативное, а принижается позитивное: das Höchstmaß von Dummheit wird überschritten, das Mindestmaß von Charakter wird unterschritten. В результате противопоставление позитивного негативному исчезает, и обе составляющие отрицательно характеризуют объект, который, по мнению говорящего, чрезвычайно глуп и абсолютно не обладает характером, что является уничижительной негативной оценкой для политика.

Целям формирования негативного суждения в рамках вербальных атак также служат суффиксальные образования. Роль суффикса при этом не сводится исключительно к грамматической модификации. Для реализации вербальной атаки в политическом дискурсе использование новых суффиксальных образований не столь характерно и распространено, однако, уже имеющиеся в языке

суффикс&чьные слова могут приобретать в контексте таких высказываний новые коннотации, что ярко демонстрируют отглагольные существительные-дериваты с суффиксом «-сг», придающим существительному значение исполнителя действия - «nomina agentis». В современном немецком языке преобладают существительные с значением Agensnominalisierung, объединяющие субъект с его действием. Именно для этой группы характерно образование большого количества окказионализмов, что объясняется распространенностью субъектов с суффиксом -er, простотой образования формы и прозрачностью семантики. Политический дискурс не является исключением, так как большинство суффиксальных образований в его рамках относится к указанной группе: der Anpasser, der Schönredner, der Schimpfer, der Umweltzerstörer, der Flurbeschädiger, der Märchenerzähler и т.п.

Но, помимо обозначения деятеля, данный суффикс может придавать существительному и определенную субъективную окраску. В следующем высказывании, характеризующем вспыльчивый характер бывшего генерального секретаря партии Христианских Демократов X. Гайслера, использованы сразу два окказиональных суффиксальных существительных с суффиксом -er: Ein Schimpfer und Spucker (PbP, 55).

Существительные Schimpfer и Spucker образованы при помощи суффикса -er от соответствующих глаголов schimpfen -ругаться (Wahrig: Zorn laut äußern, fluchten, grob tadeln) и spucken -плеваться (Wahrig: Auswurf vor sich geben, speien). В семантике глагола schimpfen уже заложена негативная коннотация, связанная с понятиями «гнев, недовольство, недоброжелательность». Благодаря субстантивации данного глагола посредством суффикса -er образуется существительное, которое становится номинацией, негативно-оценочным понятием, обозначением человека, для которого действие schimpfen является привычным способом самовыражения.

Аналогичное обобщение содержит и существительное Spucker, обозначая дословно человека, который «плюет на всех», т.е. не признает ничьих мнений, для которого нет и не может быть авторитетов, потому что он признает только свое мнение, свою точку зрения. В целом высказывание "Ein Schimpfer und Spucker" рисует портрет политика, не сдержанного в выражениях своих эмоций, грубого и некорректного в общении, в том числе и в рамках парламента, не признающего не только других мнений, но и нетерпимо и оскорбительно относящегося к людям, к другим политикам, к избирателям. Благодаря суффиксу -er, эти негативные черты уже воспринимаются как неотделимые от указанного лица.

В системе суффиксов существительных среднего рода особый интерес представляет диминутив -chen, который, помимо выражения уменьшительности в широком смысле слова, может выражать различные эмоционально-субъективные оценки, а именно,

ласкательность, жалость, сочувствие. Вместе с тем при выражении субъективного отношения говорящего к предмету суффикс -chen, по словам М.Д.Степановой, может придавать слову оттенок пренебрежительности, фамильярности (Степанова 1953), сравните, например: der Freund - der Freundchen.

В.Д.Девкин пишет, что «уменьшительные суффиксы -chen и -lein экспрессивно окрашивают слова с ласкательным или уменьшительным оттенком» и отмечает, что они в большей степени характерны «для фольклора и лирических стихотворений, стремящихся передать колорит народно-поэтической речи» (Девкин 1965). Н.А.Севидова одной из функций диминутивных образований с суффиксом -chen и -lein называет выражение иронии и сарказма (Севидова 2002). Характерной особенностью политического дискурса можно считать то, что суффикс -chen в политическом контексте почти всегда выполняет субъективно-оценочную функцию, придавая суффиксальному новообразованию оттенки от иронии до гротеска.

Показательно в этой связи следующее высказывание:

Gemeinsam wird nun die große Steuerreform in Angriff genommen. Doch am Ende dürfte daraus kaum mehr als ein Reförmchen werden (SP 9/97 : 23).

Данный пример интересен тем, что говорящий использует противопоставление die große Steuerreform - ein Reförmchen, желая наглядно показать неэффективную 'работу парламента, которая начинается с грандиозных планов, а заканчивается мелочной беготней и очковтирательством.

На первый взгляд в контексте данного высказывания суффикс -chen в окказиональном новообразовании das Reformchen выполняет свою основную функцию диминутива, что следует из противопоставления указанного существительного выражению «die große Steuerreform». Однако именно это противопоставление показывает, что суффикс -chen используется здесь не для выражения уменьшительности, а придает слову эмоционально-пренебрежительную, негативную коннотацию. Само по себе понятие Reform трудно связать с определением klein, так как любые реформы всегда предполагают совершенно очевидный размах. Поэтому суффиксальное существительное Reförmchen, противопоставленное словосочетанию die große Steuerreform, имеет ярко выраженное иронично-гротесковое, пренебрежительное значение. Главная прагматическая особенность такого употребления состоит в том, что эта характеристика относится, в сущности, не столько к объекту, обозначенному данным словом, т.е. не к самой реформе, сколько к субъекту ее осуществляющему, в данном случае - политикам-реформаторам партии ХДС. Тем самым говорящий косвенно подчеркивает их неспособность проводить реформу. В итоге высказывание имплицитно указывает на политическую несостоятельность таких политиков.

Суффиксальные имена прилагательные, функционирующие в рамках вербальных атак, в целом относятся к корпусу нейтрально-оценочных слов, но в сочетании с определяемым существительным в составе высказывания способны усиливать негативность, выраженную существительным, и даже сформировать негативную оценку.

В образовании имени прилагательного hamlertartig, использованного в следующем примере, задействовано имя известного шекспировского героя Гамлета:

Sein hamletartiges Zaudern ist ihm im Weg gestanden (PbP: 44).

Дериват hamletartig является одним из примеров категориальной трансформации прецедентного имени, при этом, однако, не теряется присущий ему набор признаков, так Kaie семантику прилагательного определяет его основа, а суффикс играет здесь роль уточняющего компонента. Сложный суффикс прилагательных -artig обладает, помимо категориального значения, словообразовательным, а именно придает значение сходства с предметом, обозначенным основой.

В высказывании окказиональное прилагательное hamletartig призвано усилить значение нерешительности и неуверенности, заложенное в слове Zaudern. Но вместе с тем оно не устранило исходного значения, связанного с данным прецедентным именем -значение думающего, рефлектирующего человека, не принимающего необдуманных резких решений, взвешивающего все «за» и «против»; прежде чем прийти к какому-либо решению, что, к сожалению, в политической жизни не ценится. В целом говорящий, стремясь создать негативный образ конкретного политика, не учел того, что вне политики эти черты отнюдь не всегда достойны осуждения.

Достаточно часто для выражения эмоциональности и усиления экспрессии говорящий использует степени сравнения прилагательных — грамматические формы сравнительной и превосходной степени. До настоящего времени среди грамматистов нет единого мнения в вопросе определения степеней сравнения как грамматической или словообразовательной категории. Специфической чертой степеней сравнения имени прилагательного считается способность форм степеней сравнения переходить в категорию лексическую.

Лексические особенности степеней сравнения имен прилагательных в немецком языке используются и в политическом дискурсе, что показывает материал исследования. Как сравнительная, так и превосходная степени функционируют в рамках вербальных атак, способствуя формированию оценочных высказываний, например:

Der Oskar, der Gerhard und ich - da ist ja jeder einzeln schon hesser als Helmut Kohl, aber zu dritt, da werden wir's noch besser schaffen (PbP 108).

Используемая в данном примере сравнительная степень прилагательного gut супплетивная форма besser выступает для снижения оценки объекта критики (Г. Коля). Господин Р. Шарпинг, один из кандидатов в канцлеры ФРГ, не указывает прямо, что господин Г. Коль - плохой, а он и другие кандидаты - Оскар Лафонтен и Герхард Шредер - хорошие. При помощи сочетания schon besser он стремится показать, что действующий канцлер Г. Коль настолько слаб как политическая фигура, что любой из претендентов на этот пост уже лучше, чем он. Призывая своих соперников к консолидации в борьбе против Г.Коля, говорящий еще раз употребляет сравнительную форму besser, усиливая ее наречием noch. Вторая часть высказывания - da werden wir's noch besser schaffen - выступает своеобразным окончательным выводом о неспособности Г. Коля занять пост канцлера в борьбе с более сильными политиками.

Многократное употребление превосходной степени

сравнения повышает экспрессивность высказывания и делает характеристику объекта речи более яркой и эмоциональной, что показывает, в частности, следующий пример:

Sie sind nicht nur der größte und bösartigste Verleumder der Republik. Sie sind auch der übelste und schamloseste Pharisäer dieses Lande (PbP: 54).

Говорящему недостаточно в данном случае" негативных ярлыков, которыми он награждает объект высказывания: der Verleumder, der Pharisäer.

Эти лексические единицы уже содержат в своей структуре ярко выраженный негативно-оценочный компонент, ср. der Verleumder — «клеветник» - jmd., der andere Menschen in schlechten Ruf bringt, böswillig, falsch, verdächtigt (Wahrig: 1307); der Pharisäer — «лицемер, ханжа» - selbstgerechter, engstirniger Mensch (Wahrig: 958).

Однако имеющуюся негативную оценку говорящий считает недостаточно сильной о чем свидетельствует употребление им прилагательных größte, bösartigste, übelste, schamloseste. Взятые в

ппрвлпулnurvu птт^тт^иы pnoDU/airr^CT nun гтг> 1лDиlt г- ппи/лтл РТЛППШ.Т

ii^v^Wi^^u^ii WjjMUliw.iimj vv.iii n^iuuunui, w v.m.wwj* wiv^un^i,

показать эмоциональное состояние говорящего - его негодование, с другой стороны, выступают сильнейшим интенсификатором негативности, заложенной в существительных der Verleumder и der Pharisäer.

Использование всех этих негативных определений в превосходной степени в качестве характеристики одного человека создает крайне отрицательный образ политического деятеля, негодяя, в котором указанные отрицательные качества сконцентрированы в своем высшем проявлении. Такое многократное употребление суперлативов придает высказыванию динамику, его негативная экспрессия постоянно нарастает.

Одной из характерных особенностей немецкого языка, в отличие, например, от русского, является то, что в системе глагола деривация как способ словообразования менее продуктивна, чем в системе имени (существительных, прилагательных), что находит отражение в ограниченном количестве немецких глагольных суффиксов. Тем интереснее каждый из таких случаев, как, например, высказывание, в котором основой окказионального глагола выступает имя собственное:

Er momperl wieder (PbP: 137).

В качестве основы для образования глагола mompern говорящий взял фамилию самого характеризуемого объекта -правящего бургомистра Берлина В. Момпера. Данный политический деятель характеризуется как демагог (hemmungsloser Demagoge), болтун (unredlicher Schwätzer). Эти черты настолько ярко выражены и столь часто проявляются в деятельности господина Момпера, что можно говорить о них как о его типичных чертах, неотъемлемой части его образа. Образуя глагол mompern, говорящий закрепляет сверхдемагогичную, неудержимую болтовню В. Момпера действием. Глагол mompern приобретает характер прецедентного феномена и означает не просто «разводить демагогию» и «неудержно болтать», но делать это так, как умеет только господин Момпер.

Одним из наиболее распространенных и часто используемых компонентов в составе высказывания - вербальной атаки в рамках политического дискурса является сложное слово, которое, по мнению Е.В. Розен, открывает широкие возможности для конструирования и переконструирования слов из существительных основ и аффиксов (Розен 1991).

В рамках политического дискурса часто встречаются индивидуальные композиты, использование которых объясняется исключительно стремлением к созданию выразительных, экспрессивных конкурирующих форм, что способствует уточнению значения и расширению содержательных возможностей. Чрезвычайная продуктивность словосложения в индивидуальном словотворчестве политических деятелей объясняется стремлением создать яркие негативно-оценочные характеристики. В рамках конфликтного общения в парламенте агрессия со стороны говорящего подкрепляется индивидуальными негативными композитами -«однодневками». При помощи словосложения возможно образовывать лексические единицы, характеризующие и описывающие одновременный с произносимой речью процесс или сугубо индивидуальные и описывающие конкретное лицо в его сиюминутном состоянии, что необходимо для придания высказыванию эффекта атаки, взрыва, а, следовательно, максимальной экспрессии, используемой для достижения прагматических целей адресанта. Такие негативно-оценочные сложные единицы отражают глубоко субъективное суждение

говорящего о происходящем. Они рассчитаны в первую очередь на то, чтобы произвести определенный эффект на слушателя в момент речи.

Казалось бы, в рамках политического дискурса ФРГ нет необходимости уточнения понятия «канцлер». Однако уже во времена К.Аденауэра в оценочных высказываниях появляются композиты - окказионализмы с основой «kanzler», раскрывающие иной потенциал данного понятия, как это показано в следующей ситуации:

Lügenkanzler! (R.Mommer, 1959, PbP, 11)

Er kann ihn doch nicht «Wahrheitskanzler» nennen! (W.Menzel 1959, PbP: 11).

В обоих случаях разными политиками отмечается одна и та же негативная черта канцлера К. Аденауэра - лживость, что особенно ярко выражено в первом примере: недвусмысленный мотивированный композит Lügenkanzler легко трансформируется в словосочетание der Kanzler der Lügen = der Kanzler, der lügt.

Данный композит однозначно выступает прямой негативной оценкой высокопоставленного лица, так как определяющая основа -«Lügen» - негативно маркирована и оценочность в ее значении превалирует.

С прагматической точки зрения интереснее второе высказывание, содержащее' позитивный композит

« Wahrheitskanzler». По своей негативности оно не уступает реплике «Lügenkanzler», так как отрицание положительного качества (kein «Wahrheitskanzler») синонимично отрицательному качеству («lügen»). Именно это и представлено в высказывании Er kann ihn doch nicht Wahrheitskanzler nennen,где отрицание позитивного Wahrheitskanzler усиливается модальным словом doch, придающим категоричность негативной оценке.

Корректное, с этической точки зрения, высказывание, благодаря отрицанию «суперположительного» композита Wahrheitskanzler приобретает негативно-оценочный характер; в контексте описываемой ситуации оно является подтверждением реплики «Lügenkanzler!», что также усиливает его негативность, кроме того, оно показывает в уже историческом плане особенность «политического поведения» характеризуемого деятеля.

За последние 60 лет почти каждый канцлер ФРГ получил тот или иной политический ярлык. Так, в политических кругах Германии в 1980 г. Г.Шмидт характеризовался как Schuldenkanzler. Данный композит вошел в словарный фонд немецкого языка как негативная политическая характеристика, имеющая индивидуальную направленность (только Г.Шмидт) и связанная с конкретным историческим периодом современной Германии, названным «Krisemanagement des Bundeskanzlers Helmut Schmidt».

На политической арене сложные слова как результат индивидуального словотворчества могут приобретать совершенно неожиданный характер за счет некоторых трансформаций. Бундесканцлер 90-х Г.Коль был охарактеризован как Einheizkanzler (РЬР, 90).

Сложное слово Einheizkanzler представляет собой необычайно емкое по содержанию понятие. Совершенно очевидно, что оно является трансформацией другого композита, возникшего в результате известных политических событий в новейшей истории Германии 90-х годов, Einheitskanzler = Kanzler der deutschen Einheit. Употребление термина Einheitskanzler ограничено временными рамками - начало 90-х годов XX века и соотносится только с одним лицом - канцлером Г.Колем. Возникшее на пике эйфории воссоединения двух немецких государств понятие Einheitskanzler включало в себя исключительно положительную коннотацию Kohl war der Kanzler, der die Einheit forderte und die deutsche Einheit verwirk lichte. Данный понятийный план заключал в себе положительный компонент, так как сам исторический момент немецкого объединения рассматривался на том этапе как абсолютно позитивный. В целом исторический окказионализм Einheitskanzler не только выделил канцлера Г.Коля в общем ряду руководителей немецкого государства как осуществившего мечту немецкого народа о единстве, но и дал ему самому положительную оценку.

Возникший на его основе окказионализм Einheizkanzler имеет абсолютно противоположную коннотацию.

Данное сложное слово возникло, на первый взгляд, путем простой замены букв ts—»z. Нужно отметить, что такой переход возможен с фонетической точки зрения, даже несмотря на то, что буква -S- не относится к основе, а является соединительным элементом. Интерес представляет и тот факт, что говорящий в данном случае подметил речевую тенденцию самого канцлера к произнесению некоторых звуков со свистящим и шипящим призвуком. Простая замена букв, вслед за фонетической трансформацией, несет, однако, глубокие смысловые и коннотативные изменения. Доктор К.Х.Иленбург отмечал в этой связи: «Häufig sind auch Umformungen geläufiger Wörter durch Austausch einzelner Buchstaben oder Silben. Die Wirkung ist jedesmal expressiv» (Ihlenburg 1965).

Полученный в итоге композит также имеет прозрачную мотивацию, которая определяется двумя значимыми основами. В качестве определяющей выступает основа глагола einheizen -затопить, натопить (печь), поддать жару. В результат фонетической трансформации нейтрально-положительный композит Einheitskanzler «превратился» в иронично-негативный Einheizkanzler, сложная семантика которого в большей мере отражает настроения конфликта

и разочарования, возникшие в результате объединения Германии, особенно в ее восточной части.

Одним из специфических средств, применяемых в вербальной атаке, является имя собственное, которое, как известно, выполняет функцию индивидуализирующей номинации. Сами по себе имена собственные, относящиеся к лицам или предметам, «никак не характеризуют их, не сообщают о них ничего истинного или ложного» ( Ермолович 2001). Однако в определённом кругу общения, в той или иной ситуации имя собственное приобретает черты именуемого объекта и становится нарицательным, прецедентным именем. В политическом дискурсе такое «перерождение» имён собственных в имена нарицательные происходит достаточно часто и особенно ярко проявляется в направленной вербальной агрессии. Для немецкого языка такое использование имён собственных особенно актуально, ведь многие немецкие фамилии, как известно, являются «говорящими»: Wolf - волк, Müller - мельник, Kohl - капуста, Vogel - птица и т.п.. В рамках вербальных атак использование имён собственных позволяет говорящему ярко и эмоционально обыграть значения таких фамилий, не используя лексику с явно выраженной негативной коннотацией, но придавая высказыванию негативный характер. В целях формирования негативно-оценочных высказываний с неявно выраженной отрицательностью в рамках вербальных атак говорящий прибегает также к" именам исторических героев, литературных персонажей, сюжетам сказок и фильмов. В германском парламенте нередки сравнения с Наполеоном, Цезарем, Робин Гудом.

В работе представлены прецедентные феномены, функционирующие в составе композитов и декомпозитов в вербальных атаках. Показательны следующие композиты, образованные с использованием фамилии Kohl (Г.Коль):

1) die Kohl-Ära (Das war zu Willy Brandts Zeiten so und auch in den letzten sechs Jahren der Kohl-Ära - Stern 19/97: 3)

2) die Kohl-Getreue (Die Verhandlungskommission besteht aus leuter Kohl-Getreuen - PbP: 95)

В примере 1) (die Kohl-Ära) имя собственное Kohl приобретает черты прецедентного имени, т.к. в данном случае речь идет не о конкретном человеке - Г.Коле, а о нем как о политике, о канцлере ФРГ Коле, имеющем специфические черты правления, с которыми может быть связано время его пребывания у власти: die Kohl-Ära — «эра Коля». В данном случае определяющая часть композита играет роль не поссесивной, о качественной характеристики определяемой основы.

Иное наблюдается в примере 2) (die Kohl-Getreue). Здесь прецедентность имени отсутствует, потому что речь идет не о каких-либо характерных чертах, перенесенных на иное лицо или ситуацию, а о самой личности и здесь имя совпадает с его носителем.

Аналогичное наблюдается в примерах Genscher-Tag, Adenauer-Fan, Fischer-Chöre.

В рамках вербальных атак прецедентные имена используются при образовании композитов-окказионализмов с целью более яркого выделения негативной характеристики объекта речи, по чертам и образу действия сравниваемому с кем-либо. Особо хочется остановится на окказиональном композите Kanzler-Dämmerung, возникшем в политическом дискурсе 1997 года и связанным с закатом так называемой эры Г.Коля.

Сравним следующие саркастические замечания:

1) Das Programm auf der Bonner Bühne heißt plötzlich Kabale und Hiebe oder: Feuerzauber und Kanzler-Dämmerung - in Szene gesetzt von Paladinen und Nachwuchsleuten aus der Kanzlers eigenen Partei (SP, 5/1997: 22).

2) Was wettet denn da, was leuchtet? Vielleicht eine Art von Kanzler-Dämmerung? (SP, 6/1997: 24).

Оба высказывания чрезвычайно ярки, богаты и нестандартны по содержанию и методу выражения негативной оценки. Рассмотрим сначала композит Kanzler-Dämmerung как смысловое ядро данных примеров.

Интерес представляет прежде всего не морфологическая, а семантическая структура сложного слова Kanzler-Dämmerung, в основе которого лежит прецедентная ситуация Götter-Dämmerung -«гибель богов» и вытекающая из нее следующая прецедентная ситуация Götzen-Dämmerung - «гибель идолов». По определению В.Красных, «прецедентная ситуация — это некая «идеальная» ситуация, бывшая когда-либо в реальной действительности (Ходынка) или принадлежащая виртуальной реальности, созданной человеком искусства (Ромео и Джульетта). (Красных 1998) Для немецкой культуры Götter-Dämmerung является такой прецедентной ситуацией, которая связана с древнегерманским эпосом, ср.:

"Götter-Dämmmerung, nordgermanische Mythologie; falsche Übersetzung von islandischen Ragnarök (Göterverhängnis)" (dtv-Lexikon);

"Ragnarök - (altnord. "Götterschicksal"), Bezeichnung des germanischen Mythos vom Weltende, der am geschlossensten in der „Völuspa" enthalten ist, in Teilstücken auch in anderen altnordischen Quellen. Durch Vermengung mit altnord.

,,Ragnarqkki"(Götterverfinsterung) auch als Götterdämmerung aufgefasst (Meyers Grosses Lexikon)".

Таким образом, понятие Götterdämmerung (гибель богов) вошло в немецкий язык как неправильный перевод названия древнегерманского мифа о конце света, имевшего в оригинале название «Ragnarök» (судьба богов или божественная судьба). Однако широкую известность и, соответственно, прецедентность данная ситуация получила благодаря тетралогии Р.Вагнера «Кольцо

Нибелунгов», назвавшего последнюю, четвертую, часть «Götterdämmerung» (>3. Tag.<).

Следующим этапом в закреплении виртуально образованной прецедентной ситуации стало появление труда Фр. Ницше «GötzenDämmerung oder Wie man mit dem Hammer philosophiert», в которой автор недвусмысленно обыгрывает вагнеровское Götterdämmerung, заменяя первую часть Götter (боги) на Götzen (идолы, истуканы, кумиры), что в итоге становится самостоятельным понятием, которое также можно считать прецедентным текстом, но с отличной от первоначального Götterdämmerung оценочной коннотацией.

Фигурирующее в рамках политического дискурса новое понятие Kanzler-Dämmerung логичнее соотнести именно с последней прецедентной ситуацией Götzen-Dämmerung, где Kanzler - в данном случае Kohl - оказывается соотнесенным со словом Götze. В этом прослеживается намек на то, что в череде послевоенных канцлеров по длительности пребывания на этом посту Г.Коль не уступал даже К.Аденауэру, исполнявшему обязанности главы парламента и республик 14 лет — 1949-1963 г.г.( ср.: Г.Коль — 1982-1998 г.г. - 16 лет) и ставшему уже своеобразным политическим идолом, требующим поклонения, но не заслуживающего его.

Негативно-оценочный компонент значения окказионального композита Kanzler-Dämmerung заложен именно в его соотнесении с прецедентной ситуацией Götzen-Dämmerutig, где; в значении слова Kanzler имплицитно выражена негативность понятия Götze. В целом Kanzler-Dämmerung представляет собой сложное смысловое единство, личностно отнесенное, характеризующее при этом не только конкретное лицо в политике, но и политическую ситуацию в целом: кризис политической власти в Германии в конце 90-х г.г. XX века, сдача ведущих позиций партии христианских демократов, возникшие проблемы объединенной Германии и неспособность канцлера Коля решить их и выправить политическую ситуацию в целом.

Излюбленным историческим лицом, имя которого применяется в негативно-оценочных высказываниях, в немецком парламенте является Й.Геббельс, первый и единственный в истории Германии министр пропаганды, жестокий и беспощадный представитель гитлеровской политической элиты. Сравнение с жестокой расчетливостью, безаппеляционностью Геббельса является в немецком политическом дискурсе знаком глубоко отрицательного, презрительного отношения. При этом достаточно одной фамилии Goebbels: Goebbels ist das! Goebbels sind Sie! Ein Hetzler ist er, seit Goebbels der schlimmste Hetzler in diesem Land! и т.п., чтобы сформировать у слушателей негативное отношение к характеризуемому объекту. Естественно, что в композитах использование данного прецедентного имени продиктовано стремлением снизить

оценку до определенного уровня, как в вербальной атаке, представленной номинативной единицей Mini-Goebbels (РЬР: 160).

Именуемый таким композитом политик явно пользуется в своей деятельности запрещенными приемами, «бьет ниже пояса», как отметил канцлер Г. Коль, хотя до истинного «ученика Геббельса» ему далеко, на это указывает определяющая основа «Mini-», которая придает негативной оценке презрительно-уничижительный характер, показывая ничтожность объекта критики. Парадокс заключается в том, что диминутивная единица Mini- — в данном случае не уменьшает, а, напротив, усиливает негативность, заложенную в прецедентном имени «Goebbels», подчеркивая мелочность и несущественность злопыхательств господина Шили и ярко выраженную злобность этого политика.

Проведенный анализ политических негативно-оценочных высказываний позволил обнаружить следующую тенденцию немецкого политического дискурса: единицы с отрицательной коннотацией занимают в нем далеко не первое место. Прагматическое использование вербальных атак представляется, таким образом, вполне закономерным явлением, поскольку в них находит наиболее яркое отражение суть немецкой политической коммуникации, постоянно балансирующей между внешней вежливостью и ' атональностью внутреннего содержания." Ее участники, в стремлении сделать свою речь, с одной стороны, максимально корректной, а, с другой, приспособить ее для решения возникающих в политической среде задач, связанных с манипуляцией сознанием аудитории, приспосабливают средства,

характеризующиеся в системе языка как нейтральные.

Приспособление таких средств к особенностям политического общения позволяет осуществлять тонкую манипуляцию аудиторией, а также способствует раскрытию потенциала языковых единиц. Их использование значительно расширяет спектр возможностей реализации вербальных атак, о чем свидетельствует то разнообразие форм, которое можно наблюдать в современном немецком политическом дискурсе.

Основные положения работы отражены с следующих публикациях:

1. Литовченко М.А. О некоторых тенденциях в языке молодежи Германии // Материалы конференции молодых ученых: Тезисы докладов. - Тамбов: Изд-во ТГУ, 1997. - С.56.

2. Литовченко М.А. Политическая корректность в языке //Державинские чтения. Материалы конференции молодых ученых. - Тамбов: ТГУ, 1998.-С. 121.

3. Литовченко М.А. Вербальная атака как реализация оппозиционного дискурса в рамках парламентского общения // Державинские чтения. Материалы молодых ученых. -Тамбов: ТГУ, 2000.-С. 81.

4. Литовченко М.А. Вербальная атака как элемент парламентского дискурса // Актуальные проблемы языкознания и методики обучения иностранным языкам. Материалы международной конференции. - Воронеж: ВГУ, 2000.-С. 134.

5. Литовченко М.А. Вербальная атака как реализация вербальной агрессии в рамках политического дискурса //VII Державинские чтения. Филология и журналистика. Материалы научной конференции преподавателей и' аспирантов. - Тамбов: ТГУ, 2002. -С. 122-123.

6. Литовченко М.А. Вербальная атака как элемент нарушения политической культуры // Филология и культура. Материалы IV международной научной конференции. - Тамбов:-ТГУ, 2003. -С.152-153.

Отпечатано в ООО «Полиграф Сервис» г. Тамбов Тираж 100 экз.

* 161 о з [é{V

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Литовченко, Мария Алексеевна

Введение

Содержание:

Глава I. Язык как фактор политического воздействия

1.1. Роль и место языка в политике.

1.2. Проблема определения границ языка политики.

1.3. Исторический аспект исследования языка политики.

1.3.1 Риторика как предпосылка возникновения политического языкознания.

1.3.2. Политическое языкознание в работах современных лингвистов.

1.3.3. Аспекты теории речевого воздействия в современных исследованиях политического языка.

1.4. Проблема дискурса в современной лингвистике и особенности политического дискурса как части политической коммуникации.

1.4.1. Специфика политической коммуникакции.

1.4.2. Политический дискурс как часть политической коммуникации.

1.5. Особенности языковых функций в рамках политической коммуникации.

Выводы по первой главе.

Глава II. Вербальная атака как реализация негативной прагматической установки говорящего.

2.1. Функционирование словообразовательных моделей и компонентов в рамках вербальной атаки.

2.1.1. Префиксация как способ образования негативно-оценочных единиц. Префиксальные имена существительные.

2.1.2. Функционирование префиксальных имен прилагательных в текстах вербальных атак.

2.1.3. Префиксальные глаголы в рамках вербальных атак.

2.2. Суффиксальные образования, функционирующие в рамках вербальных атак.

2.2.1. Функционирование суффиксальных существительных в вербальной атаке.

2.2.2. Функционирование суффиксальных прилагательных.

2.2.3 Степени сравнения имени прилагательного в рамках вербальных атак.

2.2.4. Суффиксальные глаголы в рамках вербальных атак.

2.2.5 Функционирование сложных слов в вербальной атаке.

2.2.6. Прецедентные имена в рамках вербальных атак.

Выводы по второй главе.

Введение диссертации2003 год, автореферат по филологии, Литовченко, Мария Алексеевна

Современное общество характеризуется чрезвычайной политизированностью, следствием чего является все более возрастающий интерес основной массы населения к языку политиков, к их речевому поведению. Современная лингвистика все чаще обращает внимание на проблему манипуляции, которая проявляет себя особенно ярко именно в языке политиков. Тематика языковой манипуляции и речевого воздействия широко представлена в современных лингвистических исследованиях (Киселева J1.A. 1978, Тарасов Е.Ф. 1983, Доценко E.J1 1996 и др.). Интерес к ней возник на фоне нового осмысления сути языкового общения и более гибкого подхода к изучению языка, начало которому было положено работами Ф.де Соссюра по дихотомии "lingua - parole". В свете этой дихотомии, а также в свете современной теории дискурса, актуальным становится исследование высказывания в контексте ситуации, которое особенно ярко позволяет разграничить, с одной стороны, языковую компетенцию как знание системы языка, использование языка (Sprachverwendung), и, с другой стороны, речевую компетенцию как умение на практике реализовать системные отношения, применение языка (Sprachgebrauch) как ситуативно обусловленную речь (Х.Д.Циммерман 1969). Очевидно, что применение языка предполагает не только владение лексической, грамматической и фонологической базой языка, но и включает такие аспекты, как личности общающихся, их ролевой и социальный статус на момент общения, намерения, осуществляемые в процессе общения, и влияние всех этих составляющих на форму и содержание высказывания и на саму систему языка.

Социальный и ролевой статус говорящего ярко проявляет себя в языке политики. Взаимодействие языка и политики происходит в рамках социально обусловленной коммуникации, при этом можно выделить два основных аспекта их соотношения:

1) язык обслуживает политику, являясь ее основным инструментом, т.е. политическое общение происходит с опорой на языковую систему;

2) политика способна не только воздействовать при помощи языка, но и оказывать влияние на сам язык, изменяя в том числе и системные отношения.

В настоящей работе рассматривается первый аспект взаимоотношений языка и политики, в частности специфическая способность языка политики осуществлять вербальные манипуляции при помощи семантически нейтральных средств, заложенных в системе языка.

В диссертационном исследовании мы исходим из того, что язык политики носит прагматический характер. Основанием для данного априорного положения является тот очевидный факт, что в политике применение языка соответствует действию. В наиболее яркой форме это проявляется в тексте закона. Но вместе с тем в обществе любое высказывание политика чаще всего расценивается как определенное действие.

Прагматический характер языка обнаруживается и в том, что всеобъемлющей задачей политического языкового действия является воздействие, проявляющееся в самых разных формах: от идеологического тоталитарного неприкрытого языкового насилия до завуалированной манипуляции. Для настоящей работы наибольший интерес представляет непрямое, опосредованное воздействие на сознание слушателя. В исследовании рассматривается прежде всего парламентский дискуссионный дискурс, в частности, вербальная атака как его составная часть. Под вербальной атакой в данной работе понимается речевой акт, представляющий собой целенаправленное резкое коммуникативно-оценочное суждение, относящееся к предмету речи. При этом особое внимание уделяется не только форме высказывания, но и его целеустановке и способности решить поставленнную говорящим прагматическую задачу.

В центре внимания впервые находится не институционально детерминированная терминология, а собственно политическая коммуникация, ее прагматическая направленность, проявляющаяся, главным образом, в трехстороннем характере коммуникации, что подразумевает воздействие не только и не столько на непосредственного адресата, сколько на третьих лиц. Такой подход к анализу политического дискурса предпринят впервые. Этим и определяется актуальность данного исследования.

Политический дискурс, являющийся объектом настоящего исследования, предполагает наличие различных форм политического общения: институциональный, пропагандистский, идеологический дискурс и др. Особый интерес для настоящей работы представляет полемический дискурс (Streitdiskurs), так как в нем наиболее полно проявляется прагматическая направленность политической коммуникации. В качестве предмета исследования были выбраны вербальные атаки, образцы которых позволяют описать такую неотъемлемую часть политического дискурса, как завуалированное речевое воздействие.

Проанализированный материал позволяет сформулировать гипотезу, согласно которой особенность политического дискурса вообще и вербальной атаки, в частности, состоит в принципиальной возможности использования не только коммуникативно-маркированных лексических единиц, но и нейтральных языковых средств для формирования негативно-оценочных суждений.

Основная цель работы заключается в попытке выявить те языковые элементы, которые участвуют в данном процессе. Достижение поставленной цели потребовало решения ряда задач:

1. Описать специфику политического дискурса и вербальной атаки как его непосредственно составляющей части.

2. Выявить и описать прагматически наиболее целесообразные образцы вербальной атаки.

3. Проанализировать соотношения языковой и прагматической составляющей вербальной атаки.

4. Выделить те языковые элементы, на основе которых осуществляется вербальная атака.

Научная новизна исследования заключается в том, что в нем теоретически осмыслена прагматическая направленность политического дискурса. Впервые выделена вербальная атака как часть политической коммуникации. В рамках исследования проведен анализ нейтральных лексических и словообразовательных элементов, сообщающих высказыванию негативно-оценочный характер.

Теоретическая значимость исследования состоит в системном описании единиц политического дискурса, определяющих его прагматическую направленность. Предлагаемый подход представляет собой новую трактовку сущности политической коммуникации и может способствовать дальнейшей разработке данной проблематики в лингвистических исследованиях.

Практическая значимость полученных результатов заключается в том, что наблюдения и обобщения, сделанные в процессе исследования, могут использоваться в курсах лексикологии, теоретической грамматики, при разработке спецкурсов по прагмалингвистике, словообразованию, стилистике.

Материалом исследования послужили более 2500 микротекстов, извлеченных методом сплошной выборки из печатных изданий политической прессы, стенограмм заседаний немецкого парламента и публицистической литературы 1970 - 2000гг.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Современный немецкий политический дискурс обнаруживает ярко выраженную прагматическую направленность, которая реализуется прежде всего в манипулятивном воздействии на сознание не только непосредственного адресата, но и, может быть в большей степени, на лиц, присутствующих при дискуссии.

2. Одной из составляющих манипулятивного воздействия в политическом дискурсе является вербальная атака как целенаправленное речевое действие, которое предполагает особый вид коммуникации — трехстороннюю коммуникацию, и которую поэтому можно рассматривать как пример завуалированного речевого воздействия.

3. Особенностью вербальной атаки в рамках политического дискурса является то, что она может быть реализована не только при наличии негативно-оценочных единиц, но и с опорой на нейтральные языковые элементы.

4. Манипулятивное воздействие в рамках политического дискурса может осуществляться с использованием словообразовательных элементов, таких как префиксы (super-, ober-, besser- и др.), суффиксы (-chen, -artig и др.), нейтральные словообразовательные основы, а также с помощью имен собственных (в том числе и прецедентных имен).

Методологической основой работы является положение о неразрывной связи языка как системы и речи как деятельности, которая определяется центральной ролью «человека говорящего». В ходе исследования использованы теоретические положения, в основе которых лежит антропоцентрический подход к изучению языка: функциональной грамматики, разрабатываемой в трудах отечественных и зарубежных лингвистов (В.Г. Адмони, О.И.Москальская, М.Д.Степанова, А.В. Бондарко, Е.В.Гулыга, В.Г.Гак, Й.Эрбен, Г.Хельбиг и др-);

- теории речевых актов, представленной в трудах Дж.Остина, Дж.Серля, П.Грайса, Д.Вундерлиха, Э.Рольфа и др.; теории речевой деятельности, разрабатываемой в трудах Л.С.Выготского, А.Р.Лурии, А.А.Леонтьева, А.Н.Леонтьева, Е.Ф.Тарасова, Т.М.Дридзе;

- коммуникативно-прагматической теории языка, представленной в работах Н.Д.Арутюновой, Ю.Н.Караулова, Е.В.Вольф, Е.В.Падучевой, М.В.Никитина, Г.В.Булыгиной. Е.В.Милосердовой, В.Н.Красных, Г.Вайнриха, Т. ван Дейка и др.

Для решения поставленных в диссертации задач применяется описательный метод, представленный такими приемами, как отбор, обработка и интерпретация материала, элементы когнитивно-дискурсивного анализа, а также метод трансформации.

Апробация работы. Основные положения диссертации были доложены на ежегодных докладах конференциях молодых ученых ТГУ им. Г.Р.Державина, на конференциях «Державинские чтения», «Филология и культура», а также в шести публикациях по этой теме (1997-2003 гг.)

Структура работы. Диссертация в объеме 193 страниц состоит из Введения, двух глав, Заключения и списка использованной литературы, включающего 249 наименований, в том числе 124 на иностранном языке.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Прагматические особенности вербальной атаки в политическом дискурсе"

Выводы по второй главе

Вербальная агрессия как воплощение агональной функции политического дисурса находит свою реализацию в конкретных речевых актах, обозначенных в работе термином «вербальная атака». Вербальная атака является реализацией негативной установки говорящего политика, имеющая негативно-оценочный характер по отношению к объекту высказывания. При этом главной целью вербальной атаки становится привлечение внимания к объекту высказывания третьих лиц - аудитории, так как, как правило, сопутствующей экстралингвистической ситуацией является публичность данных высказываний.

При создании высказывания-вербальной атаки говорящим используются все доступные языковые средства: морфологические, лексические, синтаксические. В представленной работе анализу подвергнуты словообразовательные модели и элементы, способствующие, наряду с другими компонентами, составляющими высказывание, формированию негативно-оценочной характеристике объекта.

В ряду префиксальных имен существительных, функционирующих в рамках вербальных атак, представлены многочисленные негативно-оценочные единицы с префиксом un-, что представляется вполне закономерным, так как соответствует общей семантике таких исследований. Но наряду с традиционно негативным префиксом un-, при формировании отрицательной характеристики объекта высказывания говорящими используются сущестительные со значением преувеличения, передаваемые префиксами erz- и super-, которые могут сообщать существительному значение злой иронии, что также способствует созданию негативной оценки.

В рамках вербальных атак негативно-оценочные понятия могут передаваться также окказиональными префиксальными существительными с нейтральными и позитивными префиксами, такими, как ober- и vor-. Среди прилагательных преобладают формы с префиксом un-. В сфере глагола роль интенсификатора негативной оценки играют префиксальные глаголы с оценочно нейтральными префиксами an-, be-, ent-, mit-. Иногда негативная оценка строится на игре однокоренных глаголов с разными префиксами: tiberschreiten — unterschreiten, zutreiben - betreiben.

Среди суффиксальных образований, функционирующих в рамках вербальных атак, ведущее место принадлежит именам существительным. Широко представлены субстантивированные единицы с суффиксом —ег, придающим существительным обобщающее значение. Благодаря этому высказывание приобретает категоричный оценочный характер. Негативно-оценочные существительные образуются также при помощи диминутивного суффикса -chen, а также суффикса —ei, которые сообщают всему высказыванию эмоциональную окраску, оттенок пренебрежения, насмешки, осуждения.

В системе суффиксов прилагательных и глаголов отсутствуют такие ярко выраженные оценочные коннотации, как среди существительных. В рамках вербальных атак функционируют прилагательные и глаголы с нейтральными суффиксами-iseh, -artig, -bar, -haft, -ein, -ieren. В данном случае негативность значения зависит от основы слова, а суффикс служит показателем категориального значения.

Негативно-оценочные высказывания часто строятся говорящим и на сравнении, в основе которого лежат степени сравнения: «лучше-хуже», «самый лучший - самый плохой». Особенностью функционирования степеней сравнения в политическом дискурсе является то, что основу негативного высказывания может составить позитивное по смыслу слово, возведенное в степень сравнения. Такое усиление положительного качества в контексте вербальной атаки приводит к обратному эффекту и создает негативно-оценочную характеристику объекта.

Сложные слова, композиты и декомпозиты, представлены в рамках вербальных атак, в основном, именами существительными. Все они являются яркими экспрессивными окказиональными новообразованиями, связанными с определенным экстралингвистическим контекстом.

Особую группу в рамках вербальных атак составляют производные и сложные слова, значение которых определяет прецедентное имя или прецедентная ситуация.

170

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Политический дискурс является неотъемлемой частью жизни современного общества, находящегося под влиянием СМИ и невольно становящегося непосредственным участником политической коммуникации. Основу современной политической коммуникации составляет дискуссия, спор, формирующие полемический дискурс. Он приводится в действие высказываниями, характеризующимися, помимо информативного содержания, наличием эмоционально-экспрессивного элемента, выражающегося в факторах неожиданности, агрессии и безаппеляционности. Одной из форм осуществления вербальной агрессии выступает вербальная атака, реализующая желание политика оскорбить оппонента, сдерживаемое принципами политического этикета и требованиями политической корректности.

Очевидная прагматическая направленность этих высказываний заставляет предполагать вполне определенную языковую основу, чем и объясняется исследовательский интерес к данной проблематике.

Анализ политических дискуссий в парламенте ФРГ показывает, что опора на языковую составляющую позволяет говорящему воздействовать на собеседника, передавать тончайшие прагматические оттенки, придавать значению высказывания совершенно неожиданные модификации.

Общение в рамках политического дискурса трудно представить себе без вербальной манипуляции, что дает основание для выделения вербальной атаки в качестве единицы политического дискурса. Согласно теме настоящей работы, основное внимание было уделено анализу языковых единиц, входящих в состав вербальной атаки как одного из средств выражения вербальной агрессии в рамках политической коммуникации. Особое внимание при этом было уделено языковым элементам, непосредственно формирующим негативно-оценочное значение вербальной атаки, ее прагматическую направленность.

Для анализа были взяты, с одной стороны, высказывания, содержащие негативно-оценочные элементы и эксплицитно выражающие отрицательное отношение к объкту критики. С другой стороны, в стремлении сделать свою речь более экспрессивной и эффективной участники политического дискурса приспосабливают средства, характеризующиеся в системе языка как нейтральные. Приспособление таких средств к особенностям политического общения позволяет осуществлять тонкую манипуляцию аудиторией, а также способствует раскрытию потенциала языковых единиц. Их использование значительно расширяет спектр возможностей реализации вербальных атак, о чем свидетельствует то разнообразие форм, которое мы можем наблюдать в современном политическом дискурсе.

В работе рассмотрены словообразовательные элементы и конструкции, функционирующие в рамках политических вербальных атак, которые, как и любое высказывание, строятся на единстве морфологических, синтаксических и фонологических составляющих. Именно поэтому анализ был начат с единиц морфологического уровня - префиксов и суффиксов, влияющих на лексическое значение слова и содержание высказывания в целом.

Проведенный анализ политических негативно-оценочных высказываний позволил обнаружить следующую тенденцию немецкого политического дискурса: элементы с отрицательной коннотацией занимают далеко не первое место в таких высказываниях. Так, например, в исследуемом материале не представлен глагольный префикс mip- и суффикс прилагательного los-, часто придающие словам негативное значение. Это связано, очевидно, с тем, что такие языковые элементы слишком прямолинейно формулируют негативность оценочного высказывания.

Гораздо чаще говорящие применяют словообразовательные компоненты, которые с точки зрения оценочности сами по себе нейтральны, в частности, префиксы с семантикой усиления, такие как: erz-, super-, ober- в системе имени существительного и be-, an- в системе глагола. Они интенсифицируют коннотации, заложенные в лексическом значении основы. Именно соединение словообразовательных компонентов с основой, причем не всегда негативной, позволяет говорящему в итоге получить необходимую единицу с соответствующей семантикой: Oberbundeskanzler, Erz-liberale, Superminister и т.п.

Имена существительные в рамках подвергшихся анализу префиксальных и суффиксальных образований и сложных слов преобладают, что подтверждает общую тенденцию современного немецкого языка к номинативному стилю. В рамках вербальных атак использование большого количества имен существительных и склонность к образованию новых окказиональных субстантивных слов представляются вполне закономерными явлениями. Они полностью отвечают прагматическим целям говорящего, так как именно имя существительное в немецком языке способно дать предмету обобщенную характеристику и закрепить ее за объектом высказывания.

Одним из специфических средств, применяемых в вербальной атаке, является имя собственное, которое в нейтральной речи выполняет функцию индивидуализирующей номинации. Однако в определённом кругу общения, в той или иной ситуации имя собственное приобретает черты именуемого объекта и становится нарицательным, прецедентным именем. В политическом дискурсе такое «перерождение» имён собственных в имена нарицательные происходит достаточно часто и особенно ярко проявляется в направленной вербальной агрессии. В рамках вербальных атак использование имён собственных позволяет говорящему ярко и эмоционально выразить своё мнение об объекте речи, часто при этом не используя лексику с явно выраженной негативной коннотацией, но придавая высказыванию крайне негативный характер.

В целях формирования негативно-оценочных высказываний с неявно выраженной отрицательностью в рамках вербальных атак говорящий прибегает к именам исторических героев, литературных персонажей, сюжетам сказок и фильмов. В германском парламенте нередки сравнения с

Наполеоном, Цезарем, Робин Гудом. В работе представлены прецедентные феномены, функционирующие в составе композитов и декомпозитов в вербальных атаках.

В рамках данного диссертационного исследования удалось проанализировать лишь небольшую часть языковых средств, которые используются в современнном немецком политическом дискурсе для выражения негативно-оценочных значений. Собранный эмпирический материал даёт возможность дальнейшей разработки проблемы вербальной атаки в политическом дискурсе.

174

Список научной литературыЛитовченко, Мария Алексеевна, диссертация по теме "Германские языки"

1. Апресян Ю.Д. Лексическая семантика. Москва, 1974. - 689 с. Аристотель. Политика // Собрание сочинений в 4-х томах. - М.: Мысль, 1983. - Т. 4. - С. 398-467.

2. Арутюнова Н.Д. Фактор адресата // Известия АН СССР СЛЯ. 1981. - Т. 40. Арутюнова Н.Д. Типы языковых значений. Оценка. Событие. Факт. - М.: Наука, 1988. - 648 с.

3. Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека. М.: Языки русской культуры, 1988. -957 с.

4. Базылев В.Н. Политик-фраза и политик-текст // Языковая личность: институциональный персональный дискурс. Сборник научных трудов. -Волгоград: Перемена, 2000.- 227с. С. 65-71.

5. Бахнян А.И. Язык и идеология: социолингвистический аспект // Язык каксредство идеологического воздействия. Москва, 1983. - С. 34-48.

6. Беглов С.А. Монополии слова. М.:Мысль, 1972. - 237 с.

7. Белов А.И., Марковина И.Ю. Способы оптимизации радиопропаганды,ориентированной на иноязычную аудиторию // Язык как средствоидеологического воздействия. Москва, 1983. - С. 170-178.

8. Бенвенист Э. Общая лингвистика. М.: Эдиториал УРСС, 2002. - 448с.

9. Бессарабова Н.Д. Метафора как языковое явление // Значение и смысл слова. Художественная речь. Публицистика. М.: Изд-во Московского университета, 1987.-С. 156-157.

10. Блакар P.M. Язык как инструмент социальной власти (теоретико-эмпирические исследования языка и его использование в социальном контексте) // Язык и моделирование социального взаимодействия. Сборник статей. М.: Прогресс, 1987. - С.88-119.

11. Бодалев А.А. Личность и общение. Избранные труды. М.: Педагогика, 1983. - 435 с.

12. Брагина Н.Г. Языковая номинация и культурные стереотипы // Языковая номинация. Тезисы докладов международной научной конференции. -Минск: Беларусь, 1996. С. 6.

13. Будагов Р.А. Человек и его язык. М.: Изд-во Московского унивеситета, 1976.-354 с.

14. Буева А.П. Социальная среда и сознание личности. М.: Изд-во Московского университета, 1968. - 488 с.

15. Булыгина Т.В. О границах и содржании прагматики // Известия АН С ЛЯ. — Москва: Наука, 1981. Т. 40. - С. 333-342.

16. Быкова О.И. Интегративность смыслообразующих структур дискурса в модульной концепции текста // Современные прагматические исследования романских, германских и русского языков. Воронеж: Изд-во ВГУ, 1996. - С. 37-38.

17. Варламова В.Н. О некоторых семантических осбенностях сложных существительных в современном английском языке // Лексическая семантика и части речи. Межвузовский сборник научных трудов. Ленинград, 1986. - С. 37-41.

18. Вардуль И.Ф. Очерки потенциального синтаксиса японского языка. Москва, 1964. - 203 с.

19. Вежбицка А. Речевые акты // НЗЛ. Вып. 16. Москва, 1985. - С. Вежбицка А. Язык. Культура. Познание. - М.: Русские словари, 1997. - 423 с. Винокур Т.Г. Говорящий и слушающий. Варианты речевого поведения. - М.: Наука, 1993.-387с.

20. Винокур Т.Г. К характеристике говорящего. Интенция и реакция // Язык и личность. М.: Наука, 1989. - С. 10-12.

21. Винокур Т.Г. Закономерности стилистического использования языковых единиц. М.: Наука, 1980. - 275 с.

22. Водак Р. Критический анализ дискурса: политика и реторика // Языковаяличность: институциональный и персональный дискурс. Сборник научныхтрудов. Волгоград: Перемена, 2000. - 227 с. - С. 57-65.

23. Вольф Е.М. Функциональная семантика оценки. М.: Наука, 1985. - 230 с.

24. Гак В.Г. Прагматика, узус и грамматика речи // ИЯШ. 1989. - №5 - С. 11-17.

25. Гак В.Г. Языковые преобразования. Москва, 1998. - 768 с.

26. Глухова А.В. Речь как политическое действие: функциональный аспект //

27. Эссе о социальной власти языка. Воронеж: Изд-во Воронежскогоуниверситета, 2001. 196с. - С. 65-73.

28. Глушак Т.С. Номинализация как важнейший принцип номинации / Языковая номинация. Тезисы международной научной конференции. Минск: Беларусь, 1996. - С. 8.

29. Гришаева Л.И. Воздействие языковой единицы на адресата и система социально значимых ценностей // Современные прагмактические исследования романских, германских и русского языков. Воронеж: Изд-во ВГУ, 1996.-С. 58-62.

30. Гришаева Л.И., Кашкина О.В. Кросскультурное прагматическое исследование русских и немецких средств выражения самооценки личности // Социокульткрные проблемы перевода. Вып. 2. Воронеж: ВГУ, 1998. - С. 47-58.

31. Девкин В.Д. Диалог. Немецкая разговорная речь. М.: Высшая школа, 1981. - 245 с.

32. Девкин В.Д. Прагматика слова // Прагматика слова. Межвузовский сборник научных рудов. Москва, 1985. - С. 3-9.

33. Дейк ван Т.А. Язык. Познание. Коммуникация. Благовещенск, БГК им. И.А. Бодуэна де Куртене, 2000. - 308 с.

34. Дельская Т.Ф. Речевой стереотип как функциональная единица // Значение и смысл слова. Художественная речь, публицистика. М.: Изд-во Московского университета, 1987. - С. 109-118.

35. Ермолович Д.И. Имена собственные на стыке языков и культур. Москва, 2001.-200 с.

36. Карасик В.И. О типах дискурса // Языковая личность: институциональный и персональный дисккурс. Сборник научных трудов. Волгоград: Перемена, 2000. - 227 с. - С. 5-20.

37. Карасик В.И. Языковой круг: личность, концепт, дискурс. Волгоград: Перемена, 2002. - 447 с.

38. Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. М.: Наука, 1987. - 397 с.

39. Катаева С.Р. Взаимодействие разговорной и частно-публицистической лексики // Прагматика слова. Межвузовский сборник научных трудов. -Москва, 1985.-С. 92-105.

40. Кацнельсон С.Д. Содержание слова, значение и обозначение. Москва, 1965. -265 с.

41. Киселева J1.A. Вопросы теории речевого воздействия. Ленинград: Изд-во Ленинградского университета, 1978.- 253 с.

42. Комлев Н.Г. Слово в речи: денотативные аспекты. М.: Изд-во МГУ, 1992. — 196 с.

43. Кромих И.И. Отрицательный оценочный компонент в семантической структуре слова // Прагматика слова. Межвузовский сборник научных трудов. Москва, 1985. - С. 28-40.

44. Кудрявцева JI. Моделирование экспрессивно-прагматического содержания в газетных текстах: окказиональное слово// Leksyka w komunikacji jezukowey. -Gdansk, 1998. С. 92-93.

45. Ляпон М.В. Оценочная ситуация и словесное самомоделирование // Язык и личность. М.: Наука, 1989. - С. 24-33.

46. Милосердова Е.В. Семантика и прагматика модальности. Воронеж: Изд-во ВГУ, 1991. - 196 с.

47. Милославский И.Г. Лингвистические технологии полуправды // Речевая коммуникация. Секрет успеха. Тезисы международной конференции. -Москва: Изд-во МГУ, 1999. С. 6-8.

48. Минкин Л.М. Анализ синтезированой теории прагматики // Вестник Киевского лингвистического университета. Серия: Филология. 1999. - Т. 2, №1. - С. 20-25.

49. Минкин Л.М. Языковой и речевой аспекты теории прагматики // Вестник Киевского лингвистического университета. Серия: Филология. 1999. - Т. 2, №1.-С. 6-11.

50. Моррис Ч.У. Основания теории знаков // Семиотика. М.: Радуга, 1983. - С. 37-89.

51. Морозова О.Н. Прагматический аспект организации текста политического публичного выступления // Современные прагмалингвистические исследования романских, германских и русского языков. Воронеж: Изд-во ВГУ, 1996.-С. 117-119.

52. Москальская О.И. Грамматика немецкого языка. Теоретический курс. Морфология. Москва: Изд-во литературы на иностранных языках, 1956. -395 с.

53. Мягкова Е.Ю. Эмоциональная нагрузка слова: опыт психолингвистического исследования. Воронеж: Изд-во ВГУ, 1990. - 198 с.

54. Никитина С.Е. Языковое сознание и самосознание личности в народной культуре // Язык и личность. М.: Наука, 1989. - С. 32-41. Никитин М.В. Курс лингвистической семантики. - Спб: Научный центр проблемы диалога, 1997. - 695 с.

55. Норман Б.Ю. Окказиональная (метафорическая) номинация и контекст // Языковая номинация. Тезисы докладов международной научной конференции. Минск: Беларусь, 1996. - С. 16-17.

56. Второй Международной шк.-семннара по когнитивной лингвистике: В 2частях. Ч. 2. Тамбов, 2002. - 261 с. - С. 17-19.

57. Остин Дж. Слово как действие // H3JI. Вып. 17. Москва, 1996.

58. Плотников Б.А. Структура прагматического значения в номинативныхединиц языка // Языковая номинация. Тезисы докладов международнойнаучной конференции. Минск: Беларусь, 1996. - С. 18-19.

59. Поздняков Э.А. Политика и нравственность. М.: Прогресс, 1995. - 236 с.

60. Попова М.Г. Сложные существительные с именами собственными всовременном немецком языке // Морфемика и словообразование.

61. Межвузовский сборник. Ленинград: Изд-во Ленинградского университета,1983.-С. 165-174.

62. Розен Е.В. Новые слова и устойчивые словосочетания в немецком языке. -М.: Просвещение, 1991. 192 с.

63. Рыбакова Л.В. Информативное письменое сообщение. Прагматика и лингвистика // Коммуникативные и прагматические компоненты в лингвистическом исследовании. Сборник научных трудов. Воронеж: Изд-во ВГУ, 1995. - С. 45-56.

64. Рыжков В.А., Сорокин Ю.В. Стереотипизация как метод воздействия на аудиторию // Язык как средство идеологического воздействия. Москва, 1983.-С. 96-122.

65. Савинкина Н.Б. Пейоративное словообразование и его функционально-стилистическое своеобразие // Прагматика слова. Межвузовский сборник научных трудов. Москва, 1985. - С.448-62.

66. Сгаля П. Значение, содержание и прагматика // НЗЛ. Вып. 16. М.:Прогресс, 1985.-С. 384-398.

67. Севидова Н.А. Прагматические возможности словообразовательных элементов в системе имени существительного современного немецкого языка. Автореферат на соисание ученой степени канд. фил. наук. - Тамбов, 2002. - 24 с.

68. Серебренников Б.А. Роль человеческого фактора в языке. Язык и мышление. -Москва, 1988.-320 с.

69. Сиденко В.Ф. Дискурс и системные значения // Композиционная семантика. Материалы третьей международной школы-семинара по когнитивной лингвистике. Тамбов: Изд-во ТГУ , 2002. - С. 183-184.

70. Слышкин Г.Г. Дискурс и концепт // Языковая личность: институциональный и персональный дискурс. Сборник научных трудов. Волгоград: Перемена, 2000. - 227 с. - С. 38-45.

71. Степанова М.Д. Словообразование современного немецкого языка. Москва: Изд-во литературы на иностранных языках, 1953. - 376 с. Степанова М.Д. Методы синхронного анализа лексики. - М.: Высшая школа, 1968.-352 с.

72. Степанова М.Д., Фляйшер В. Теоретические основы словообразования в немецком языке. М.: Высшая школа, 1984. - 264 с.

73. Степанов Ю.С. В поисках прагматики (Проблемы субъекта) // Известия АН ССР СЛЯ. 1981. - Т. 40, №4. - С. 77-95.

74. Степанов Ю.С. В трехмерном пространстве языка. Семиотические проблемы лингвистики, философии, искусства. М.: Наука, 1983. - 396 с. Тарасова И.П. Структура личности коммуниканта и речевое воздействие // Вопросы языкознания. - 1993. - №5. - С. 70-72.

75. Ушакова Т.Н., Латынов В.В. Оценочный аспект конфликтной речи // Вопросы психологии. 1995. - №5 - С. 33-41.

76. Филлмор Ч. Основные проблемы лексической семантики // НЗЛ. Вып. 12. -Москва, 1983. С. 74-122.

77. Хаблак Г.Г. О синтаксических особенностях газетно-публицистического стиля // Значение и смысл слова. Художественная речь, публицистика. М.: Изд-во Московского университета, 1987. - С. 83-91.

78. Хидекель С.С., Кошель Г.Г. Природа и характер языковых оценок // Лексические и грамматические компоненты в семантике языкового знака. Межвузовский сборник научных трудов. Воронеж: Изд-во ВГУ, 1983. - С. 11-16.

79. Хоанг Фэ. Семантика высказывания // НЗЛ. Вып 16. М.: Прогресс, 1985. - С. 399-404.

80. Хэар P.M. Дескрипция и оценка // НЗЛ. Вып. 16. М.: Прогресс, 1985. - С. 183-195.

81. Шаховский В.И. Значение и эмотивная валентность единиц языка и речи // Вопросы языкознания. 1984. - №6. - С. 97-103.

82. Шейгал Е.И. Функциональная структура политического дискурса // Языковая личность: институциональый и персональный дискурс. Волгоград: Перемена. - 2000. - 227 с. - С. 45-57.

83. Штайн К.Э. Идеологический дискурс. Язык пропаганды // Leksyka w komunikacji jezukowey. Gdansk, 1998. - С. 190-191.

84. Штейнберг H.M. Полисемия и омонимия как стилистическое средство (Двойная актуализация лексических единиц) // Прагматическая семантика. Республиканский сборник. Горький, 1980. - С. 11-19.

85. Эпштейн М.Н. Идеология и язык (Построение и модели описания дискурса)

86. Вопросы языкознания. 1996. - №1. - С. 19-23.

87. Юнг В. Грамматика немецкого языка. Спб: Лань, 1996. - 554 с.

88. Яцковская В.Г. Противоположные оценочные компоненты в семантикеодного слова // Прагматика слова. Межвузовский сборник научных трудов. 1. Москва, 1985. С. 40-48.

89. Bachem R. Einfuhrung in die Analyse politischer Texte. Munchen, 1979. - 205 S.

90. Bandhauer W. Kritik der Kritik. Klagenfurt, 1990. - 239 S.

91. Bebermeyer R. Das Statement, die Herausforderung und die Perspektive //

92. Sprachspiegel. 1991. - H. 2. - S. 33-36.

93. Bergsdorf W. Politik und Sprache. - Munchen, 1978. - 320 S.

94. Bergsdorf W. Herrschaft und Sprache. - Pfullingen, 1983. - 212 S.

95. Bergsdorf W. Zur Entwicklung der Sprache der amtlichen Politik in der

96. Bundesrepublik Deutschland // Begriffe besetzen. Opladen, 1991. - S. 19-33.

97. Betz W. Nicht der Sprecher die Sprache ltigt? // Sprache im technischen Zeitalter.1962.-H. 5.-S. 461-464.

98. Betz W. Aufs Maul geschaut. Deutsch - wie es wurde und wirkt. - Zurich, 1975. -173 S.

99. Biedekopf K. Politik und Sprache // Holzfeuer in holzernen Ofen. Tubingen, 1982.-S. 189-197.

100. Bonder M. Ein Gespenst geht um die Welt: Political Correctnes. Frankfurt am Main, 1995.-481 S.

101. Boke K. Politische Leitvokabeln in der Adenauer-Ara. Berlin, 1996. - 235 S. Boettcher W. Das Buch, das alles iiber Sprache sagt. - Braunschweig, 1983. - 525

102. Bracher К. Sprache und Ideologie // Sprache als Mittel der Politik. Stuttgart, 1979.-S. 85-101.

103. Breuer D. Einfiihrung in die pragmatische Texttheorie. Miinchen, 1974. - 318 S. Brunner G. Zur Konzeption der funktionalen Pragmatik // Texte und Diskurse. -Opladen, 1994. - S. 7-15.

104. Brunner G., Graefen G. Texte und Diskurse. Opladen, 1994. - 438 S. Dieckmann W. Sprache in der Politik. - Heidelberg, 1975. - 141 S. Dieckmann W. Politische Sprache - Politische Kommunikation. - Heidelberg, 1981.- 185 S.

105. Dieckmann W. Sprache in der Politik // Politische Begriffe im Meinungsstreit. -Miinchen, 1980. S. 48-57.

106. Ehlich K. Funktionale Etymologie // Texte und Diskurse. Opladen, 1994. - S. 6881.

107. Eisenberg P. Grundriss der deutschen Grammatik. Das Wort. Stuttgart, 1998. -489 S.

108. Eppler E. Im Nebel der Sprache wird nichts mehr bewegt // Sprachreport. 1993. -H. l.-S. 11-12.

109. Felder E. Kognitive Muster der politischen Sprache. Frankfurt am Main. - 232 S.

110. Felderer В. Zur sprachlichen Realisation von Hoflichkeit in TV-Interwievs mit Politikern // Analysen zum offentlichen Sprachgebrauch. Klagenfurt, 1990. - S. 208-212.

111. Fermer M. Partei und Parteisprache im politischen Konfikt. Bern, 1981. - 113 S. Fleischer W., Barz Y. Wortbildung der deutschen Gegenwartssprache. - Tubingen, 1992.-512 S.

112. Fleischer W., Michel G. Stilistik der deutschen Gegenwartssprache. Leipzig, 1975.-380 S.

113. Frank K. Political Correctnes. Ein Stigmawort // Worter in der Politik. Opladen, 1996.-S. 185-217.

114. Gaier U. Sprache in politischer Rede // Jahrbuch fur internationale Grammatik. H. 1. - S. 119-141.

115. Giese B. Untersuchungen zur sprachlichen Tauschung. Tubingen, 1992. - 171 S. Girnth H. Texte im politischen Diskurs // Muttersprache. - 1996. - H. 106. - S. 6679.

116. Glaser H. Das offentliche Deutsch. Frankfurt am Main, 1972. - 292 S. Good C. Wahlkampfsprache: politische Kultur? // Muttersprache. - H. 105. - S. 110.

117. Greiffenhagen M. Die Rolle der Sprache in der Politik. Einleitung Miinchen, 1980.- 137 S.

118. Greiffenhagen M. Kampf um Worter? Politische Begriffe im Meinungsstreit. -Miinchen, 1980.-283 S.

119. Griinert H. Politische Geschichte und Sprachgeschichte // Sprache und Literatur. -1984.-H. 15.-S. 41-57.

120. Gunther J. Die dreifache Transtendenz der Sprache // Herrschaft und Sprache. -Kaltenbrunner, 1975. S. 150-171.

121. Heczko C. Bewusste und unbewusste Manipulation in der alltaglichen politischen Berichtserstattung // Linguistische Studien. 1992. - H. 37. - S. 39-45. Heringer H-J. Holzfeuer im holzernen Ofen. - Tubingen, 1982. - 291 S.

122. Heringer H-J. Wenn ich luge, dann merke ich, daJ3 ich an meiner Person etwaskaputtmache // Sprachreport. 1990. - H. 2. - S. 8-10.

123. Heringer H-J. Politik. Sprache. Moral. Munchen, 1990. - 282 S.

124. Hoffmann M. Persuasive Denk-und Sprachstile // Zeitschrift fur Germanistik.1996. -H. 2.- S. 293-306.

125. Holly W. Politikersprache. Inszenierungen und Rollenkonflikte im informellen Sprachhandeln. Berlin, 1990. - 185 S.

126. Jacoby K. Politik und Sprache. Frankfurt am Main, 1987. - 148 S.

127. Januschek F.Politische Sprachwissenschaft. Opladen, 1985. - 201 S.

128. Januschek F. Arbeit an der Sprache. Konzept fur die Empirie einer politischen

129. Sprachwissenschaft. Opladen, 1986. - 285 S.

130. Jager S. Linke Worter // Muttersprache. 1970. - H. 80. - S. 101.

131. Kalivoda G. Parlamentarische Rhetorik und Argumentation. Frankfurt am Main,1986.- 185 S.

132. Kaltenbrunner G. Sprache und Herrschaft. Die umfunktionierten Worter. -Munchen, 1975.-361 S.

133. Karn K. Denk daran, in die Poltik lass ich dich nicht rein! // Sprachreport. 1993. -H. l.-S. 4-6.

134. Katajewa S. Politikerbezeichnungen in der linken Presse der 80-er Jahre. -Opladen, 1996. S. 179.

135. Kirchgassner S. Der Einfluss der Sprache auf das bewusste Handeln der Menschen

136. Sprachpflege. H. 4. - S. 66-68.

137. Klaus G. Die Macht des Wortes. Berlin, 1968. - 361 S.

138. Klaus В. Sprache der Politik. Berlin, 1972. - 298 S. Klein J. Politische Semantik. - Opladen, 1989. - 197 S.

139. Klein J. Was sage ich meinem Volke (nicht)? // Sprachreport. 1989. - H. 1. - S. 14-19.

140. Kopperschmidt J. Soil man um Worte streiten? // Begriffe besetzen. Opladen, 1991. -S. 70-87.

141. Kotthoff H. Scherzkommunikation. Opladen, 1996. - 254 S.

142. Krahl S. Manipulierung des Gefuhls und der Meinung in Westdeutschland //

143. Sprachpflege. 1968. - GH. 10. - S. 199-207.

144. Kiihn F. Politische Sprache der Alternativbewegung // Sprache und Literatur. -1983.-H. 14.-S. 68-69.

145. Kiihn H. Despotie der Worter // Herrschaft und Sprache. Mtinchen, 1975. - S. 1119.

146. Maas U. Konnotation // Politische Sprachwissenschaft Opladen, 1985. - S. 7188.

147. Maas U. Sprachpolitik und politische Sprachwisseschafit. Frankfurt am Main, 1989. - 135 S.

148. Maier H. Aktuelle Tendenzen der politischen Sprache // Holzfeuer in holzernen

149. Ofen. Tubingen, 1982. - S. 179-188. Moskalskaja O.I. Grammatik der deutschen Gegenwartssprache. - Moskau, 1983. -344 S.

150. Muller U. Ausgewahlte Textsorten politischer Sprache. Eine linguistische analyseparteilichen Sprechens. Goppingen, 1989. - 185 S.

151. Opp de Hipt M. Denkbilder in der Politik. Opladen, 1987. - 232 S.

152. Pelz H. Linguistik fur Anfanger. Hamburg, 1975. - 292 S.

153. Pasierbsky F. Lugensprecher Ehebrecher - Mordstecher. Warum wir nicht lugensollen und es nicht lassen konnen. Frankfurt am Main, 1996. - 185 S.

154. Plate H. Werbung oder Information? Zur Sprache moderner Propaganda // Spracheim technischen Zeialter. 1962. - H. 5. - S. 547-557.

155. Polenz P. Deutsche Satzsemantik. Berlin, 1988. - 390 S.

156. Roder S. Die Macht des Wortes // Sprachspiegel. 1991. - H. 3. - S. 118-119. Romer R. Gibt es MiBbrauch der Sprache? // Muttersprache. - 1970. - H. 80. - S. 73-85.

157. Schafarschik W. Herrschaft durch Sprache. Politische Reden. Stuttgart, 1973. -185 S.

158. Schmalz P. Politischer Sprachgebrauch aus Journalistischer Sicht // Angewandte Linguistik. 1990.-B. 18. - S.l 17-118.

159. Schneider W. Worter machen Leute. Magie und Macht der Sprache. Munchen, 1986. - 196 S.

160. Schofer E. Die Sprache im Dienst des modernen Staates // Sprache im technischen Zeitalter. 1962. - H. 5. - S. 615-633.

161. Schofer E. Die Sprache im Dienst des modernen Staates // Holzfeuer in holzernen Ofen. Tubingen, 1982. - S. 130-149.

162. Schumann H. Politikwissenschaftliche Semantik-und Rhetorikforschung // Angewandte Linguistik. 1990. - B. 18. - S. 115-117.

163. Sitel K. Das Schlagwort in der politischen Sprache // Angewandte Linguistik. -1990.-B. 18.-S. 181-183.

164. Sonntag H. Sprachwissenschaft und Sprache der Politik // Sprachpflege. 1979. -H. 4. -S. 71-71.

165. Sontheimer K. Deutschlandspolitische Kultur. Munchen, 1990. - 213 S. Sornig K. Polit-Panne, sprachliches Mifigeschick in persuasiven Manovern // Angewandte Linguistik. - 1990. - B. 18. - S. 176-177.

166. Sornig K. Spuren und Motive sprachmagischer Strategien. Graz, 1990. - 187 S. Stepanowa M.D. Lexikologie der deutschen Gegenwartssprache. - Moskau, 1975. -272 S.

167. Stotzel G. Kontroverse Begriffe. Geschichte des offentlichen Sprachgebrauchs in der BRD. Berlin, 1995. - 232 S.

168. StraBner E. Ideologic Sprache - Politik. Grundfragen ihres Zusammnhangens. -Tubingen, 1987. - 253 S.

169. StrauB G. Brisante Worter von Agitation bis Zeitgeist. Ein Lexikon zum offentlichen Sprachgebrauch. Berlin, 1989. - 192 S.

170. Toman-Banke M. Wie auf den politischen Gegner im Wahlslogan Bezug genommen wird // Muttersprache. 1995. - H. 105. - S. 11-17. Volmert J. Politikerrede als Kommunikatives Handlungsspiel. - Munchen, 1989. -192 S.

171. Weingarten R. Zur Stilistik der Wissenschaftssprache // Texte und Diskurse. -Opladen, 1994. S. 122-125.

172. Weinrich H. Linguistik der Luge. Heidelberg, 1970. - 80 S.

173. Wodak R. Sprache in der Politik - Politik in der Sprache. - Klagenfurt, 1990.265 S.

174. Wodak R. Formen rassistischen Diskurses iiber Fremde // Texte und Diskurse. -Opladen, 1994. S. 265-283.

175. Wunderlich D. Pragmatik, Sprechsituationen, Deixis // Zeitschrifit fur Literatur und Linguistik. 1971. - H. 1. - S. 153-190.

176. Zimmer D. Deutsch und anderes. Die Sprache im Modernisierungsfieber. -Rowohlt, 1997. 423 S.

177. Zimmermann R. Gewalt in der Sprache und durch die Sprache // Worter in der Politik. Opladen, 1996. - S. 103-121.

178. Zimmermann H. Die politische Rede. Der Sprachgebrauch Bonner Politiker. -Stuttgart, 1969. 425 S.1. СПИСОК СЛОВАРЕЙ

179. Ахманова O.C. Словарь лингвистических терминов. Москва: Сов.энциклопедия, 1996. - 386 с.

180. Бинович Л.Э. Немецко-русский фразеологический словарь Москва: Аквариум, 1995. - 786 с.

181. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. Москва: Олма-Пресс, 2002. - 1280 с.

182. Девкин В.Д. Немецко-русский словарь разговорной лексики. Москва: Русский язык, 1994. - 768 с.

183. Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. Москва, 1992.-908 с.

184. Степанова М.Д. Словарь словообразовательных элементов немецкого языка. Москва: Русский язык. - 1979. - 536 с.

185. Языкознание. Большой энциклопедический словарь. Москва: Большая российская энциклопедия, 1998. - 685 с.

186. Beyer Н., Beyer A. Sprichworterlexikon. Москва: Высшая школа, 1989.- 392 с. Brockhaus Wahrig. Deutsches Worterbuch, 1982. Brockhaus Wahrig. Deutsches Worterbuch, 1983. Brockhaus Wahrig. Deutsches Worterbuch, 1984.

187. Mackensen. Etymologisches Worterbuch der deutschen Sprache. Miinchen, 1985.

188. Paul H. Deutsches Worterbuch. Tubingen, 1992.

189. Terminologie zur neueren Linguistik. Tubingen, 1974.

190. Ullstein. Lexikon der deutschen Sprache. Miinchen, 1985.

191. Wahrig. Deutsches Worterbuch. Gutersloh, 1997.

192. Weigand L.K. Deutsches Worterbuch. Stuttgart, 1982.

193. Worterbuch der deutschen Gegenwartssprache. Berlin, 1974.

194. Worterbuch der deutschen Gegenwartssprache. Berlin, 1976.1. ИСТОЧНИКИ

195. Der Spiegel. 1997. - №№ 5,6,8,9.

196. Der Liberale. Die Mitgliedszeitung der FDP. 1998, April. Frankfurter Rundschau. - 1998. - №115. Stern. - 1997. - № 7; 1998. - № 16. Frankfurter Allgemeine. - 1998. - №№ 115, 116,118. Die Zeit. - 1998. -№№ 15,18,23,19,33.

197. Falke J., Kasper U. Politiker beschimpfen Politiker. Leipzig, 1998. - 255 S.

198. Suddeutsche Zeitung. 1998. - № 114,115,116.

199. SPD-Parteitag in Leipzig. Rede Gerhard Schroder. Rede Helmut Schmidt. 1998. Union in Deutschland. - 1998. - 16. April