автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.02
диссертация на тему: Правительственная политика в отношении тяглых сословий в России второй половины XVI - начала XVII в.

Полный текст автореферата диссертации по теме "Правительственная политика в отношении тяглых сословий в России второй половины XVI - начала XVII в."

На правах рукописи

Аракчеев Владимир Анатольевич

ПРАВИТЕЛЬСТВЕННАЯ ПОЛИТИКА В ОТНОШЕНИИ ТЯГЛЫХ СОСЛОВИЙ В РОССИИ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XVI - НАЧАЛА XVII в.

Специальность 07.00.02 - Отечественная история

Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора исторических наук

2 4 Ш 2011

МОСКВА-2011

4841366

Работа выполнена в Псковском государственном педагогическом университете им. С.М. Кирова

Официальные оппоненты: доктор исторических наук,

профессор

Борисов Николай Сергеевич

доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Бычкова Маргарита Евгеньевна

доктор исторических наук, профессор

Павлов Андрей Павлович

Ведущая организация: ГОУ ВПО «Московский педагогический

государственный университет»

Защита состоится ЭпрЛ^ЗС, 2011 г. в 11°° ч. на заседании

диссертационного совета Д' 002.018.01 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора исторических наук при Институте российской истории РАН по адресу. 117036, Москва, ул. Дм. Ульянова, 19, ауд. 2.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Института российской истории РАН (117036, Москва, ул. Дм. Ульянова, 19)

Автореферат разослан « / » Марта

Ученый секретарь диссертационного совета, кандидат исторических наук

Е.И. Малето

ОБЩАЯ ^ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы исследования обусловлена теоретической и практической значимостью вопросов, связанных с функционированием общества, находившегося в состоянии трансформации. Вторая половина XVI в. в истории России - особый период, когда в ее общественно-политическом устройстве были заложены важнейшие новации, радикально изменившие и сущность самого устройства, и вектор развития страны. В этой связи особенную значимость приобретает изучение истории правительственной политики в отношении тяглых сословий, составлявших абсолютно!; большинство населения страны. Всесторонне исследование обстоятельств, в которых принимались определенные решения, касавшиеся положения крестьян и посадских людей,, позволяет, с одной стороны, приблизиться к пониманию глубинных закономерностей развития российского общества, а с другой - показать алгоритм деятельности правительственного аппарата.

Без выявления отмеченных закономерностей затруднительно вырабатывать стратегию развития современной России, ибо социальная напряженность, высокий конфликтный потенциал в отношениях между стратами общества губительны для него. Без учета исторического опыта невозможно выстаивать эффективную социальную политику.

Обращение в рам ках настоящего диссертационного исследования к истории правительственной политики в отношении тяглых сословий обусловлено тем, что именно сословия крестьян и посадских людей составляли «становой хребет» государства, являясь источником налоговых поступлений и исполнителем повинностей, совокупность которых и составляло понятие «тягла». Именно во второй половине XVI в. закладывались принципиальные основы взаимоотношений государства и тяглых сословий, существенно не изменявшиеся до середины XIX в., когда последовательно была упразднена система крепостного права, созданы земские учреждения, прямые налоги были заменены на косвенные. Тот факт, что именно в этот двухсотлетний период возникла Российская империя, успешно решавшая сложные внешнеполитические задачи, свидетельствует о жизнеспособности того типа социума, который сформировался во второй половине XVI в.

Этот период приобретает значение своего рода водораздела российской истории, стоя на котором становится возможным, с одной стороны, ретроспективно изучить более ранние институты и явления, а с другой стороны, увидеть процесс зарождения новых социальных структур

и управленческих практик, в полной мере развившихся в XVII в. Таким образом, без систематического исследования правительственной политики в отношении тяглых сословий во второй половине XVI - начале XVII в. невозможно составить целостную картину исторического развития нашей страны в период позднего средневековья.

Степень научной разработанности темы исследования. Предлагаемая диссертация посвящена трансформации общественного строя нашей страны во второй половине XVI - начале XVII в. Несмотря на значительные успехи российских историков в деле постижения феноменов и закономерностей общественно-политического развития России XVI-XVII вв., до настоящего времени перед исследователями стоят несколько проблем. В XVI-XVII вв. в России происходят масштабные изменения во всех сферах деятельности общества и государства. Жизнь представителей всех классов проходила в условиях реформ, внешнеполитических и внутриполитических потрясений, переросших в полномасштабную гражданскую войну. Столь насыщенный событиями период времени всегда привлекал внимание российских историков, для многих из которых он стаи полигоном для апробации новых научных идей и подходов. Впервые в полном объеме они были сформулированы в трудах В.О. Ключевского, A.C. Лаппо-Данилевского, С.Ф. Платонова еще в 1880-1890-х гг., когда в работах названных исследователей был осуществлен институциональный анализ российского общества XVI-XVII вв.

Представляется, что возможности институционального анализа современной наукой не исчерпаны до настоящего времени, поскольку он

позволяет осуществить реконструкцию_исторической реальности и

механизмов трансформации государства и: общества. Период второй половины XVI - начала XVII в. предоставляет уникальную возможность применения институционального подхода.

До середины XVI в. государственные институты отличались слабой степенью регламентации, их функции; не были четко определены и осуществлялись по-разному в отдельных районах страны, и только в 1550-х гг. вырабатываются общие принципы государственного управления, а деятельность приказов приобретает необходимую системность. Неизжитые региональные отличия городов и уездов страны побуждают изучать правительственную политику в отношении тяглого населения с учетом региональных аспектов. В существующих исследованиях историков часто делался акцент на решениях власти, в то время как осуществление этих решений не всегда удавалось проследить из-за отсутствия источников. Эго обусловливает необходимость изучения

административных практик, применявшихся государственным аппаратом. В российской науке Х1Х-ХХ вв. существовали влиятельные научные школы, изучавшие изменения в положении крестьян и посадских людей, однако в последние десятилетия изучение положения этих сословных групп, осуществлявшееся вплоть до 1980-х гг., стало менее активным.

Особую сложность представляет исследование крепостничества в силу необходимости соблюсти баланс между строгой научностью и ценностным отношением к истории крепостного права. Для нас неприемлема негативная оценка закрепостительной политики как мотивированной исключительно своекорыстными интересами «феодальных землевладельцев». Вместе с тем, мы не уверены и в том, что утверждение крепостничества, особенно в тех изуверских формах, которые оно пробрело в «безумном и мудром» XVIII столетии было фатально неизбежным. Изучение закрепостительных мероприятий правительства второй половины XVI в. позволит выяснить, были они действительно вынужденным шагом правительства, находившего полную поддержку тяглых общин, или же диктовались сословными интересами правящей элиты.

Дискуссионным является вопрос о периодизации истории России XVI-XVII вв. В.О. Ключевский датировал начало нового периода в истории России 1610-ми годами; С.Ф. Платонов также полагал, что Россия вышла из Смутного времени перерожденной на новых основаниях, но переход к новому времени, по его мнению, занял более полувека. Проблема периодизации истории России этого времени не решена до настоящего времени в значительной степени из-за лакун в понимании направленности и смысла, изменений в положении тяглых сословий. Все вышесказанное позволяет сделать вывод о целесообразности продолжения изучения российской социально-политической системы второй половины XVI - начала XVII вв.

Объектом исследования является социально-политическая история России во второй половине XVI - начале XVII в., эволюция ее социальной структуры и особенности правительственной политики в отношении тяглых сословий.

Предмет диссертационной работы охватывает следующие явления и процессы:

Социальные структуры в России середины XVI в.

Изменения в положении 1фестьян. начало процесса закрепощения тяглого населения.

Земская реформа и состояние сословно-представительных учреждений. эволюция государственного аппарата в период реформ и опричнины.

Территориальные и хронологические рамки исследования.

Исследование выполнено на источниках, относящихся к территории России в границах 1584 г. Условия функционирования правительственных учреждений и жизни монастырских корпораций во второй половине XVI в. были таковы, что два комплекса монастырской документации, содержащей фрагменты делопроизводства земских учреждений, дошли до нас от псковских монастырей, а большинство упоминаний «з,аповедных лет» относятся к новгородским землям. Сказанное не означает, что исследование выполнено на материалах Северо-запада России; наоборот, уникальные материалы, сохранившиеся в архивных коллекциях новгородско-псковских учреждений, позволили выявить общероссийские тенденции в ходе земской реформы и закрепощения. В диссертации подвергнуты исследованию комплексы документов, охватывающие все регионы Русского государства, относящиеся к Замосковному краю и Поморью; единичные источники, относящиеся к западным (Смоленск и прилегающие территории) и восточным (Предуралье и нижнее Поволжье) уездам также привлечены к исследованию.

Основная масса материала и авторских интерпретаций относятся непосредственно к обозначенному в заголовке периоду (вторая половина XVI - начало XVII в). Особенности структурно-типологического метода исследования государства и общества предполагают, однако, необходимость обращения как к более ранним, так и более поздним источникам и социальным явлениям, значительно выходящим за хронологические рамки исследования, обозначенные в его заглавии. Так, явление крестьянских переходов исследуется, начиная с XV в., а для объяснения особенностей процесса закрепощения в начале XVII в. привлекаются источники, относящиеся ко вешу столетию.

Цель исследования - показать на основе изучения таких социально-политических институтов как крепостное право, земские учреждения, приказы, направления эволюции российского общества; показать, как устанавливались более жесткие сословные границы, как соотносилась правительственная политика и тате ее временные феномены, как опричнина, с функционированием намного переживших их социально-политических институтов.

Задачи исследования: 1) выработать отвечающую целям исследования методику работы с источниками;

2) показать динамику и ход закрепостительного процесса в конце XVI в., выявить особенности функционирования режима «заповедных лет»;

3) исследовать основания и особенности прикрепления к тяглу двух категорий податного населения - посадских людей и черносошных крестьян;

4) проанализировать ход и результаты земской реформы 1550-х годов и деятельности земских учреждений в 1560-1570-х годах, подвергнув критической проверке традиционные представления о географии земской реформы, исследовать динамику и направленность реформы;

5) проанализировать изменения в структуре общества, воплотившиеся в новациях в правовом положении сословий;

6) исследовать изменения в деятельности центральных правительственных учреждений Русского государства во второй половине XVI в., уделив особое внимание работе четвертей и органу чрезвычайного финансового управления страной - посланникам;

7) показать изменения в государственном строе страны и наметить подходы к определению типологии российской государственности.

Методология исследования. Базовыми принципами исторического исследования, примененными в диссертации, являются принципы научной объективности, историзма и системности. На современном уровне осмысления проблематики диссертации эти принципы были разработаны и апробированы российскими историками XX в. - П. А. Садиковым, A.A. Зиминым, Н.Е. Носовым, С.М. Каштановым и др.

Принцип научной объективности находит свою опору в разработанных еще в 1960-х гг. подходах к изучению актовых и кадастровых источников и реконструкции на их основе направленности общественных изменений и принципов правительственной политики1. Эти подходы покоятся на методе комплексного анааиза источников, который предполагает сопоставление и взаимную проверку данных документов, происходящих из фондов центральных и местных государственных учреждений и церковных корпораций. Поскольку значительная часть источников относится к более позднему времени

1 Зимин A.A. О методике актового источниковедения в работах по истории местного управления России первой половины XVI в. II Вопросы архивоведения. 1962. № 1. С. 33-45; Носов Н.Е. О статистическом методе в актовом источниковедении // Вопросы архивоведения. 1962. № 4. С. 41-55; Зимин A.A. Трудные вопросы методики источниковедения Древней Руси // Источниковедение. Теоретические и методические проблемы. М., 1969; Черепнин Л.В. Рец. на кн.: Носов Н.Е. Становление сословно-представительных учреждений в России. Л., 1969 // Вопросы истории. 1970 № 6. С. 139-143.

(конец XVI века), существенно важным является их ретроспективное исследование.

Коль скоро особенности источника вызваны его происхождением, процесс анализа с необходимостью должен приобрести институциональные черты, то есть от изучения документа необходимо восходить к изучению государственного учреждения, из недр которого он вышел. Таким образом, источниковедческое исследование будет увязано с конкретно-историческим, а последнее находит свое выражение в институциональном анализе.

Со времен СМ. Соловьева и Б.Н. Чичерина внимание историков было приковано к разного рода государственным и общественным институтам. Как подчеркивает П.М. Блау, институты - это исторические продукты, чьи нормы и лежащие в их основе опосредствующие ценности передаются от поколения к поколению, тем самым ограничивая и очерчивая потенциальные сети косвенного обмена. Институты оказывают определенное внешнее давление на индивидов и на различные типы коллективных единиц, увязывая процесс обмена со своими предписаниями и рекомендациями. Таким образом, институты представляют сеть относительно стабильных и общих норм, регулирующих различные типы отношений косвенного и сложного обмена между различными социальными единицами2.

Коль скоро социальные коммуникации в России ХУ1-ХУП вв. принимали различные формы, важно определить научные принципы, на основе которых возможно построить типологию этих общественных связей. Исследование функционирования социальных институтов России второй половины XVI - начала XVII в. в диссертации осуществляется на основе принципов системности. В любом крупном социальном явлении, будь то крепостное право или земские учреждения, находил свое выражение не какой-либо отдельный экономический или политический институт, а вся совокупность (система) институтов данного социума в определенную эпоху. Мы рассматриваем отдельные социальные явления как интегрированные в системы более высокого уровня и функционировавшие в составе этих систем.

Конкретные исторические события и явления в диссертации изучены с применением всего арсенала методов исторического исследования: историко-генетического, историко-типологического, сравнительно-исторического; социальные структуры и их взаимодействие

2 Тернер Дж. Структура социологической теории. М., 1985. С. 368; Blau P.M. Exchange and Power in Social Life. New York, 1964. P. 278.

исследованы с применением структурно-функционального анализа. Исследование, построенное на анализе источников второй половины XVI - начала XVII в., в диссертации вышло на реконструкцию социально-политической системы России этого времени, характеризующейся существенными особенностями взаимодействия власти и общества.

Научная новизна диссертационного исследования. В диссертации на основе впервые введенных в научный оборот источников осуществлен пересмо1гр концептуальных основ проблемы взаимоотношения тяглых сословий российского общества с государством. В работе исследовано взаимовлияние радикальных преобразований в жизни посадских людей и крестьян - земской реформы и процесса закрепощения. В диссертации применены методы комплексного анализа источников, на основе которых получены новые данные о ходе закрепощения в России в XVI-нaчaлe XVII в. Впервые в историографии положение крестьян в середине XVI в. анализируется с применением ретроспективного анализа источников, благодаря чему удалось предложить трактовку пожилого, принципиально расходящуюся с ранее предлагавшимися в науке. В научный оборот удалось ввести источники, предопределившие новое понимание таких важных явлений российской истории, как «заповедные годы». Комплексный анализ документов псковских монастырей способствовал оформлению новой концепции истории местного управления во второй половине XVI в. На основе источников, относящихся к разным регионам страны, убедительно доказывается, что земская реформа изначально замышлялась как многовекторное изменение, не подразумевавшее немедленное и повсеместное упразднение власти наместников. Концептуальное переосмысление роли тяглых сословий в истории русского общества показало, что к концу XVI в. в России сформировалась сословная структура, идентичная имевшейся в первой половине XVII в., что побуждает скептически оценивать суждения историков о глубоком переломе в развитии общества именно в эпоху Смуты.

Практическая значимость исследования. Основные положения диссертации могут быть использованы при подготовке учебных пособий, лекционных курсов и обобщающих трудов по российской истории, социальной истории Восточной Европы раннего Нового времени. Разработанная в диссертации методика обработки источников может применяться на других материалах того же типа.

Апробация результатов исследования. По теме диссертации опубликованы две монографии (общим объемом 34,5 пл.) и 48 статей (из них 14 в журналах, рекомендованных ВАК для опубликования основных

результатов диссертаций на соискание ученой степени доктора наук) общим объемом более 36 пл.). Основные положения и выводы диссертации были изложены в виде докладов на международных научных конференциях, конгрессах, симпозиумах, циклах лекций по истории России в Псковском государственном педагогическом университете, на заседаниях Центра по изучению русского феодализма ИРИ РАН.

Структура диссертации. Работа состоит из введения, пяти глав, заключения и приложений. Во Введении определены отмеченные выше актуальность, цели и задачи исследования, новизна, практическая значимость. В Приложении представлены 40 впервые публикуемых документов XV-начала XVII в., большинство которых впервые введены в научный оборот автором.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

В главе I «РОССИЙСКОЕ ГОСУДАРСТВО И ОБЩЕСТВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XVI в. В ИСТОРИЧЕСКОЙ НАУКЕ. ИСТОЧНИКИ» раскрыты основная проблематика, достижения и недостатки тех исследовательских позиций, на которые опирается данная диссертация. В этой же главе дан подробный анализ источников, обозначена методика их использования и представлен очерк об их фондообразователях.

Основные трактовки проблем, рассматриваемых в данном исследовании, представлены в параграфе 1.1. «Проблемно-историографический очерк». По тематике и методике диссертация примыкает к современным исследованиям, в центре внимания которых находится социально-политическая история России и ее регионов. Это, в первую очередь, работы, в которых изучается положение тяглых сословий и правительственная политика в отношении к ним. Особенно значимыми для нас являются вышедшие в последнее десятилетие труды H.A. Горской, В.Н. Глазьева, Т.И. Пашковой, И.О. Тюменцева, Д.В. Лисейцева3. В этих исследованиях удаюсь проследить структуру общества и эволюцию наиболее значимых общественных и

3 Собственность в России: Средневековье и ранние новое время. М., 2001 \ Глазьев В.Н. Власть и общество на юге России в XVII в. Воронеж. 2001; Пашкова Т.И. Местное управление в Русском государстве первой половины XVI в. М., 2000; Тюменцев И.О. Смутное время в России начала XVII столетия. М., 2008; Лисейцев Д.В. Приказная система Московского государства в эпоху Смуты. М.; Тула, 2009.

государственных институтов, к числу которых относятся крепостное право, земские учреждения, система местного и центрального управления.

Много нового в наше понимание процессов, происходивших в России XVI-XVII вв., вносят труды медиевистов по истории Западной Европы раннего нового времени. H.A. Хачатурян подчеркивает несамостоятельность органов местного самоуправления во Франции, включенных в административную систему в фискальном отношении. Создание Генеральных штатов в 1302 г. Хачатурян рассматривает как инициативу, «спущенную» сверху, подобно созыву Земского собора в 1549 г. Признавая, что в России, подобно европейским странам, в XVI в. началось «оформление сословного статуса для некоторых общественных групп», Хачатурян усматривает их превращение в «чины» как часть «государственной системы» посредством «регламентации»4.

В трудах П.Ю. Уварова сделан решительный шаг к преодолению унаследованных еще у Аристотеля подходов к реконструкции социальной структуры. Примененная им к изучению французского общества XVI в. «прототипическая» теория социальной классификации позволила отказаться «от предзаданных социальных терминов и категорий, имеющих идеологическую окраску и влекущих за собой длинный историографический шлейф всевозможных коннотаций»5.

Настоящая диссертация опирается как на труды по истории русского крестьянства и социальных отношений, так и на исследования правительственной политики. В центре внимания многих историков XIX-XX вв. находились процессы закрепощения; об этом писал И.Д. Беляев, этому же была посвящена новаторская работа В.О. Ключевского «Происхождение крепостного права в России». Ключевский ставил перед собой, на первый взгляд, традиционную для исследований того времени задачу: выяснить, государство или землевладельцы прикрепляли крестьян к земле. Его постановка проблемы сыграла значительную роль в смене угла зрения историков на закрепощение и побудила их пристальнее изучать социальную стратификацию русского общества XVI-XVII вв.

С особенной интенсивностью этот вопрос изучался в историографии XX в., когда к этому побуждала исследователей еще и господствующая методологическая парадигма6. Многие исследователи

4 Хачатурян H.A. Власть и общество в Западной Европе в средние века. М., 2008. С. 12, 204,219.

5 Уваров П.Ю. Франция XVI века: Опыт реконструкции по нотариальным актам. М., 2004. С. 471.

6 Горская H.A. Русская феодальная деревня в историографии XX в. М., 2006.

работали под ее минимальным влиянием, к их числу в первую очередь следует отнести С.Б. Веселсвского. Крупное эвристическое значение до настоящего времени сохраняют работы С.Б. Веселсвского, в которых затрагивается вопрос о положении крестьян в XV—XVI вв., в первую очередь, важная для понимания процесса закрепощения монография «К вопросу о происхождении вотчинного режима». Будучи последовательным противником концепции Ключевского о задолженности крестьян как основе крепостного права, Веселовский направил внимание на изучение «того строя отношений, который принято называть сеньориальным или вотчинным режимом, так что именно этот строй отношений и в Запад,ной Европе, и в русской истории образует основу, на которой развивались крепостные отношения»7. В своей незавершенной статье «Исследования по истории слобод в СевероВосточной Руси» С.Б. Веселовский привел примеры монастырских слобод, пожалованных монастырям князьями. И хотя сам тип монастырской слободки Веселовский не выделил и не изучил, исследователь, тем не менее, верно определил характер слободы как «неустойчивой формы поселения», которое могло менять владельцев и лишаться особых привилегий. «...Уездные слободки с течением времени растворяются в окружающей их среде и входят в состав уездных тягло-административных делений»8.

В то же время, в работах Б.Д. Грекова, АЛ. Шапиро и некоторых других историков стратификация сельского населения и изменения в ней на протяжении ХГУ-ХУН вв. нередко трактовались механистически, а государство-надстройка представало в их трудах как реторта алхимика, «превращавшее» холопов в крестьян. Законодательные установления власти, в частности закон о Юрьевом дне, трактовались как шаги по пути закрепощения крестьянства, и только в последнее время Ю.Г. Алексеев усмотрел в издании этого закона «государственный интерес», не совпадающий с интересами землевладельцев9.

Ключевую роль в изучении процесса закрепощения в России сыграли работы: В.И. Корецкого. Основные темы его монографий -введение «заповедных лет», гипотетически реконструируемый указ 1592 г. о полном запрете крестьянских переходов, интерпретация

7 Веселовский С.Б. 1) Труды по источниковедению и истории России периода феодализма. М., 1978. С. 56; 2) К вопросу о происхождении вотчинного режима. М., 1926. С. 3.

8 Веселовский С.Б. Труды по источниковедению... С. 76.

9 Алексеев Ю.Г. Судебник Ивана III: традиция и реформа. СПб., 2001. С. 365.

закрепостительной политики начала XVII в. - возникли и исследовались на основе выдающихся архивных открытий автора. Оспоренные сразу тремя исследователями в начале 1970-х гг. (В.М. Панеяхом, Р.Г. Скрынниковым, Г.Н. Анпилоговым), выводы Корецкого до настоящего времени оказывают определяющее воздействие. на понимание закрепостительных процессов.

К середине 70-х гг. XX в. в понимании истории закрепощения крестьян в отечественной науке при всем многообразии концепций сложилась единая исследовательская парадигма, для которой характерны некие общие черты. Во-первых, считается, что в основе процесса закрепощения лежали отношения между светскими и церковными землевладельцами и зависимыми от них крестьянами. Соответственно, все памятники законодательства, от Судебников до Уложения 1607 г., рассматриваются через призму этих отношений. Во-вторых, «заповедные годы» понимаются как «комплекс мероприятий в целях прекращения выхода населения из тягла и для возвращения в тягло крестьян и черных посадских людей»10. Таким образом, исследователи считают, что все категории тяглого населения в 1580-х гг. подверглись закрепощению одновременно и на одинаковых условиях.

Несколько ранее начального этапа закрепощения в России начали осуществляться преобразования, важнейшим из которых стала земская реформа 1551-1556 гг. В исследовании и этой проблемы решающую роль сыграла статья Ключевского о земских соборах11. Подойдя к истории земских преобразований не с историко-правовой, а с сугубо исторической точки зрения, Ключевский увидел в реформах 1550-х гг. систему преобразований как органов местного управления, так и структур финансового управления. В дальнейшем разработка истории губной и земской реформ пошла по пути текстологического и формально-юридического изучения уставных грамот, осуществленного С. А. Шумаковым. В середине XX в. решающий шаг по пути изучения последствий земской реформы и ее влияния на положение посадских людей сделал П.П. Смирнов12. Научная значимость его работ состояла в том, что он изучал состояние посадского населения во второй половине

10 Скрынников Р.Г. Заповедные и урочные годы царя Федора Ивановича // История СССР. 1973. № 1. С. 99-129.

" Ключевский В.О. Состав представительства на земских соборах // Сочинения в 9 тг. Т. 8. М„ 1990. С. 277-375.

12 Смирнов П.П. Посадские люди и их классовая борьба до середины XVII в. М.; Л., 1947.

XVI - начале XVII в. по редким архивным источникам, в том числе из фондов Оружейной палаты.

Важную роль в изучении реформ 1550-х гг. сыграли труды A.A. Зимина. Однако подлинный прорыв в осмыслении земской реформы и ее последствий связан с именем Н.Е. Носова, комплекс работ которого задал видение этой проблемы на десятилетия. Осуществленный им блестящий анализ Боярской книги 1556 г., текстов земских уставных грамот привнес в науку достоверные и конкретные данные об основных этапах и проявлениях преобразований 1550-х гг. Вместе с тем, в трактовке целого ряда аспектов проблемы Н.Е. Носов не смог избежать типичных для гуманитарной науки того времени клише. 'Гак, в обязанности земских миров уплачивать кормленый окуп Носов усматривал результат «давления» феодалов на правительство, а с влиянием опричнины он связывал упадок земских сословно-представительных начал, относящийся, по его мнению, к концу XVI - началу XVII в.13

В исследованиях историков 1980-1990-х гг. тема земской реформы оказывалась либо на периферии разрабатываемой ими проблематики, либо составляла часть широких обобщений. Если о губной реформе в последнее время появилось глубокое и обстоятельное исследование М.М. Крома, то специальных работ, относящихся к земской реформе, после трудов Н.Е. Носова до настоящего времени нет.

В то же время, в исследованиях политической истории Русского государства второй половины XVI - начала XVII в. были поставлены важные проблемы, составившие фундамент дальнейшей исследовательской работы в этом направления. В первую очередь здесь следует отметить работы П.А. Садикова. Садиков оставил после себя несколько разрозненных исследований, объединенных публикаторами в монументальный том, стержнем которого следует признать мастерски выполненное исследование о четвертных приказах14. Ему удалось показать, как под влиянием административной практики формировался приказной аппарат, существенную роль :в котором играли именно судебно-финансовые органы.

Значительный вклад в исследование политической истории России этого времени внесли работы A.A. Зимина15. В своих

13 Носов Н.Е. Становление сословно-представительных учреждений в России. Л., 1969. С. 527-537.

14 Садиков П.А. Исследования по истории опричнины. Л., 1950. С. 388-417.

15 Зимин A.A. Реформы Ивана Грозного. М., i960; Он же. Опричнина Ивана Грозного. М., 1964; Он же. В канун грозных потрясений. М, 1986.

концептуальных построениях Зимин исходил из того, что реформы и опричную политику Ивана Грозного необходимо изучать через социальные и классовые отношения. По его гипотезе, разорение страны в результате опричнины и Ливонской войны стало результатом отказа от «политики компромисс;!», свойственной Избранной раде. Зимин осознавал, что из-за скудной источниковой базы не все его выводы могут быть признаны в равной мере доказательными, но отсутствующий материал источников он виртуозно дополнял гипотетическими построениями.

В современных исследованиях подходы, предлагавшиеся Носовым и Зиминым, все чаще ставятся под сомнение. По мнению А.П. Павлова, «опричнина являлась своеобразной реакцией царя на развитие сословно-представительных тенденций и представляла собой попытку, путем введения чрезвычайного положения, пресечь «своеволие» формировавшихся сослое;ий и поставить существовавшие общественные институты под контроль государственной власти»16. Автор доказывает это положение анализом итогов опричной политики; такой анализ вполне ; правомерен, но должен осуществляться синхронно исследованию самой | этой политики в отношении земских миров. !

Новые подходы в понимании роли государства в России ХУ1-ХХ | вв. были сформулированы в работах А.Н. Сахарова и М.Е. Бычковой, | которые отметили особенности проведения реформ и своеобразие ! отношений между государством и сословиями17. !

Таким образом, накопленный к настоящему времени материал | убеждает в существовании прочного фундамента для дальнейших | изысканий в сфере сформулированной темы. Однако в осуществленных | исследованиях не были привлечены многие важные источники и не были | поставлены существенные проблемы, связанные со становлением | российской государственности и эволюцией русского общества в | переломную эпоху. Противоположные суждения по поводу обсуждаемой проблемы свидетельствуют, во-первых, о том, что фактическая база,

16 Павлов А.П. Эволюция государства и общества в России во второй половине XVI в. (К вопросу о сословгго-ггредставителькой монархии) // Russische und Ukrainische vom. 16.-18. Jahrhundert. Wiesbaden, 2001. P. 33.

17 Сахаров А.Н. Управление Россией как цивилизационный истерический фактор // Управление Россией. Опыт. Традиции. Новации. XVI-XX вв. М., 2007. С. 5-16; Бычкова М.Е. Выход из Смуты: на путях совершенствования государственной власти // Управление Россией. Опыт. Традиции. Новации. XVI-XX вв. М., 2007. С. 53-65.

находящаяся в распоряжении исследователей не всегда репрезентативна для умозаключений. Так, ни один из названных исследователей не счел необходимым подробно рассмотреть изменения в положении посадских людей, а о положении крестьян высказываются лишь мнения, основанные на трудах двадцати - тридцатилетней давности. Во-вторых, очевидно, что в современных представлениях о земской реформе существуют пробелы, соответствующие лакунам в сохранившихся источниках, к анализу которых мы и переходим.

Видовая классификация привлеченных к исследованию источников и принципы их анализа, осуществляемого с целью решения поставленных исследовательских задач, раскрываются в параграфе 1.2. «Документальная база работы и методы ее источниковедческой критики». Источниковая база работы охватывает всю совокупность сохранившихся от XV - начала XVII в. документов, среди которых доминируют делопроизводственные материалы (законодательные акты, уставные и жапованные грамоты, отписи, кадастры). Большая часть документов уже введена в научный оборот, значительная их часть представлена в академических публикациях, а многие из используемых в книге источников имеют длительную историю изучения и комментирования; в то же время, 32 документа из фондов РГАДА, ОР РГБ, Архива СПб ИИ РАН, (ЭР РНБ впервые вводятся в научный оборот в настоящей диссертации. В их числе особо следует отметить наиболее ранние по хронологии акты: грамоту с прочетом в. кн. Ивана Васильевича на Устюг наместнику кн. Ивану Александровичу и тиуну Кузьме Коробьину 1462-1474 гг.18, выпись из писцовой книги Псковской земли 1510 г. письма Ивана Константиновича Сабурова и Ивана Тимофеевича Зезевитова19.

Уникальные документы второй половины XVI в., такие как указная грамота Ивана IV в Соль Вычегодскую выборным властям и всем усольцам об облегчении по их челобитью кормленого окупа «за волостелин доход» от 25 января 1559 г.20, указная грамота Ивана IV выборным земским судьям Великого Устюга 1559 г.21, «обыскные речи» жителей Березовского ряда Деревской пятины о бегстве крестьян И. Непейцына с упоминанием «заповедных годов» 1588 г.22, позволяют

18 РГАДА- Ф- 141. Оп. 2.1647 г. № 30. Л. 38.

19 РГАДА- Ф- 159. Оп. 2. № 484, Л. 109,172.

20 ОР РНБ. Ф. 536. Оп. 1. .4» 1585. Семь сставов.

21 Архив СПб ИИ РАН. Кол. 120. Оп. 2. № 1. Л. 1-2.

22 РГАДА. Ф. 1209. Оп. 3. № 16935. Л. 287-287 об.

существенно дополнить известную в науке сумму свидетельств о земской реформе и процессе закрепощения. Некоторые из них, например, акты из архивов псковских монастырей, составляют целостный комплекс, впервые позволяющий реконструировать деятельность земских органов самоуправления во второй половине XVI в.23

С целью реконструкции правового положения крестьян во второй половине XV - первой половине XVI в. нами привлекались к исследованию акты о крестьянских переходах, которые изучались в сопоставлении с другими актовыми материалами, характеризующими статус и структуру земельных владений. Исследованные в диссертации акты договорно-законодательного вида несут важнейшую информацию о правовом положении тяглого населения. В интерпретации формул этих актов решающее значение имеет позиция исследователя в вопросе о репрезентативности грамот о запрете переходов. И.И. Смирнов, И.Я. Фроянов, Ю.Г. Алексеев и А.Л. Шапиро полагают, что подобные акты выдавались в порядке исключения: или в силу влиятельности Тронце-Сергиева монастыря, или по причине чрезвычайных обстоятельств. Подобный подход представляется небесспорным, а источниковая база для столь ответственных выводов явно недостаточна, поскольку жалованные льготные грамоты выдавались не только монастырям, но и светским лицам, чьи архивы сохранились фрагментарно. Не может считаться верной источниковедческой посылкой и рассмотрение всех противоречащих концепции документов как исключений из правила24.

Оба уникальных документа о запрещении выхода крестьянам, которые названные исследователи трактуют как исключения, происходят из хорошо сохранившегося фонда Троице-Сергиева монастыря. Если учесть, что документальные фонды других монастырей сохранились фрагментарно, а указные грамоты не были связаны с земельными пожалованиями, нет ничего странного в том, что подобные документы из фондов других монастырей не сохранились. Гораздо более целесообразным нам кажется, все же допустить вероятность утраты аналогичных документов из фондов других монастырей. В таком случае цель исследования должна заключаться в поиске определенных закономерностей в происхождении подобных документов, что осуществлено в соответствующих разделах диссертации.

23 ОР РГБ. Ф. 178. Карт. 10974. № 2-15.

24 Фроянов ИЛ. О крестьянских переходах в России XIV-XV вв. // Вестник Ленинградского государственного университета. Серия «История». 1979. № 14. Вып. 3. С. 20-25.

Следующий разряд актов договорно-законодательного вида составляют уставные грамоты наместничьего управления и земские. Они содержат материал как по истории земской реформы, так и по истории закрепощения. Грамоты земского управления можно разделить на два типа: собственно уставные, к которым относятся Плесская грамота 1551 г., Мало-Пинежская и Важская грамоты 1552 г., Переяславские грамоты 1555 г., Устьянские грамоты 1555 и 1622 г., Двинская грамота 1556 г., грамота Луцкой Пермце 1555-1558 гг., Торопецкая грамота 1590 г.; и судные, к числу которых принадлежат Переяславская грамота 1556 г., грамота замосковной Вохонской волости 1561 г., Устюжно-Железопольская грамота 1614 г. К отдельному разряду принадлежит разводная грамота Ужгицкой волости 1559/1560 г., постановлением которой устанавливалась самостоятельность волости в вопросах тягла по отношению к земским властям Вымского уезда.

В диссертации рассмотрены источники важнейшей для исследования правительственной политики категории - законодательные акты. Помимо хорошо изученных Судебников и боярских приговоров исследованию подвергнут один из ключевых правовых памятников в историографии закрепощения - Уложение 9 марта 1607 г., дискуссии о подлинности которого длятся уже более двух столетий. Наиболее сомнительной по содержанию частью Уложения является введение к документу. Введение, согласно замыслу составителей Уложения, представляет собой историческую справку, составленную якобы в Поместной избе для доклада перед царем и боярами, но эта справка напоминает фрагмент летописи.

Наряду с предельно общими характеристиками царских указов во Введении представлены оценки крестьянской политики правительств рубежа ХУ1-ХУП вв. Представляется, что такой уровень обобщения исторического опыта был немыслим в начале XVII в., и неуместен в тексте законодательного акта. Уникальность лексики и терминологии вводной части Уложения, а также особенности его структуры приводят к выводу об искусственно сложившемся составе лексики введения. Вводная часть уложения 1607 г. представляет собой умелую компиляцию из законодательных и нарративных памятников ХУ1-ХУН вв., выполненную Татищевым или его корреспондентами, собиравшими древние рукописи.

Из делопроизводственных документов одним из наиболее ранних является Боярская книга 1556/57 г. «Боярская книга» - это условное наименование одного из сложнейших источников середины XVI в., данное ему архивистами XVIII в. Как можно считать доказанным,

Боярская книга в действительности не принадлежит к числу позднейших боярских списков и книг. Н.В. Мятлев и A.B. Антонов считают ее книгой раздачи денежного жалованья служилым людям государева полка, по форме наиболее близкой к десятням разборного типа25. Близким к их мнению была точка зрения С.Б. Веселовского, считавшего «Боярскую книгу» «книгой общего смотра служилых людей, произведенного московским правительством в 1556 г. в Серпухове»26. Иное мнение высказал Н.Е. Носов, который считал этот источник книгой раздачи денежного жалованья детям боярским, чья очередь на получение кормлений подошла в 1555/56 г. Как показал исследователь, структура Боярской книги соответствует ее предназначению - процедуре раздачи денежного жалованья, и поэтому ее текст разбит на статьи в соответствии с денежными окладами27.

A.B. Антонов в обоснование своей точки зрения указал на ряд «слабых мест» в построениях Носова. По его мнению, тот факт, что в «Боярской книге» встречаются упоминания о том, сколько «людей» тот или иной служилый человек должен был выставить «в полк» говорит о том, что записанные в книгу люди были членами этого формирования. Проблема интерпретации выражения «в полк» состоит в том, что любое крупное подразделение русской армии, а не только «государев полк» именовалось таким образом. Второй контраргумент Антонова состоит в том, что «зафиксированна? источником динамика процесса распределения кормлений и отметки о выходе территорий из кормленного оборота противоречат мнению Носова» о том, что в книгу были внесены лишь те служилые люди, чья очередь на получение кормлений подошла в 1555/56 г.28

Приведенные суждения свидетельствуют о существенных разногласиях в осмыслении текста источника, которые, как нам представляется, все же были если не устранены, то, по крайней мере, объяснены в исследовании Носова. Носов обратил внимание на ряд

25 Мятлев Н.В. Тысячники и московское дворянство XVI столетия. Орел, 1912. С. 59-66; Антонов A.B. «Боярская книга» 1556/57 г.//Русский дипломатарий. М., 2004. Вып. 10. С. 81.

26 Веселовский С.Б. Феодальное землевладение в Северо-восточной Руси. М., 1947. С. 275.

27 Носов Н.Е. 1) Боярская книга 1556 г. (Из истории происхождения четвертчиков) // Вопросы экономики и классовых отношений в Русском государстве XII-XVI вв. М.; JL, 1960. С. 191-227; 2) Становление сосяовно-представительных учреждений в России. Л. 1969. С. 419-420.

25 Антонов A.B. «Боярская книга» 1556/57 г. С. 81.

ремарок в тексте книги, не оставляющих сомнения в ее принадлежности к ведомству кормленых дьяков. Носов совершенно справедливо указал, что вопреки мнению Мятлева Боярская книга никак не может быть сопоставлена с десятнями, ибо в отличие от десятен объединяет в одной раздаточной ведомости служилых людей более 30 уездов29.

Его конечный вывод пока представляется наиболее аргументированным: «Боярская книга 1556 г. не может быть причислена ни к тому, ни к другому типу источников и в ней как бы в потенции мы находим элементы как будущих боярских, так и кормленных книг, а сам она представляет собой в известной мере механическое объединение верстальных десятен и списков на кормленное верстание; перед нами еще не установившийся тип документа, а первый образец освоения московским приказным аппаратом новой и несколько необычной для него сферы деятельности»30. Понимание Боярской книги как результата деятельности кормленных дьяков в период отсутствия четвертных приказов снимает многие вопросы исследователей, стремившихся отнести этот источник к одному из известных типов документов.

Второй разряд делопроизводственных материалов, составивших источниковую базу диссертации - документы земского делопроизводства в коллекциях монастырских актов. В своем выступлении на защите диссертации Н.Е. Носовым Л.В. Черепнин говорил: «Автор был лишен возможности воспользоваться документами архивов местных земских и приказных изб XVI в., ибо они утрачены»31. К настоящему времени ясно, что выдающийся знаток русских феодальных архивов поспешил со своим заключением: в настоящей диссертации в научный оборот вводятся две небольших, но представительных коллекции монастырских актов, содержащих фрагменты земского делопроизводства. Коллекция из 17 документов псковского Пятницкого с Бродов монастыря представляет первое из этих: собраний. Помимо традиционных для такого рода собраний документов (заемные кабалы, порядные записи, указные грамоты, купчие), коллекция содержит уникальные акты: отписи земских денежных сборщиков и сотских, земских даныциков, засадских старост и других лиц выборного земского управления3'1.

29 Носов Н.Е. Становление сословно-представительных учреждений в России. Л. 1969. С. 412, 413, 416.

30 Там же. С. 412, 416, 418.

31 Государство и общество в России ХУ-начала XX :в. Сборник статей памяти Н.Е. Носова. СПб., 2007. С. 539.

32 ОР РГБ. Ф. 178. Карт. 10974. № 1-15.

Второе собрание уникально и в количественном отношении, и по обстоятельствам его обнаружения в ходе реставрационных работ в церкви Сергия с Залужья в Пскове. Среди источников этого документального клада из 66 актов второй половины XVI-XVII вв. преобладают отписи настоятелей двух монастырей - Сергиевского и Варваринского, а также отписи «приимщиков» и других лиц земской администрации33. Таким образом, 83 документа из фондов псковских монастырей позволяют впервые показать особенности функционирования земских органов управления в крупном административном центре России.

В качестве одного из основных источников в диссертации использованы обыскные и отдельные книги Новгородской приказной избы34. Источниковедческий анализ обыскных и отдельных книг преследовал своей целью раскрыть структуру и понять логику составителей документов, упоминавших «заповедные годы». Конкретная источниковедческая задача состояла в определении места, занимаемого в структуре книги актом с упоминанием «заповедных лет», и проверкой гипотезы Р.Г. Скрынникова. Этот исследователь определил грамоты как «разрозненные», а употребление в них термина «заповедные годы» считал случайным, поскольку, :по его мнению, приказы редко и неохотно пользовались этим термином и чаще всего обходились без него. Опровержение или подтверждение этой гипотезы может повлечь за собой разные интерпретации процесса закрепощения: либо как прикрепления к тяглу на ограниченных территориях путем практических распоряжений, либо как целенаправленной политики, осуществлявшейся на большей части территории страны.

Упоминания о «заповедных годах» содержатся в трех делопроизводственных книгах, составленных в Новгородской приказной избе. Это сложные по составу сборники, состоящие из разнотипных документов, в числе которых отдельные, отписные, отказные и ужиные книги, относящиеся к разным пятинам Новгородской земли. Входящие в состав этих сборников делопроизводственные книги Деревской пятины составлялись с октября 1584 по июль 1585 г., и с ноября 1587 по май 1590 г. по указанию дьяков Новгородской приказной избы Саввы Фролова и Семена Емельянова.

33 Киселев Ю.Н. Сергиевский монастырь с Залужья в документах псковского Древлехранилища // Земля псковская, древняя и современная: Тезисы докладов. Псков, 1991. С. 32-49.

34 РГАДА. Ф. 1209. Оп. 3. № 16 935, 16 939, 16 943 и др.

По результатам обысков и отделов дьячки погостских церквей составляли запись обыскных речей или отдельную выпись. Большая часть этих документов - 43 акта поместного права — были выписаны выборными губными старостами Деревской пятины В.И. Мусиным и A.M. Бунковым. В изученных нами книгах Деревской пятины содержатся 64 таких записи: 70 обыскных, 35 отдельных и 3 дозорных. Д.Я. Самоквасов, М.А. Дьяконов и Г'.Н. Анпнлогов обнаружили в трех вышеперечисленных книгах и опубликовали 10 документов с упоминанием «заповедных лет».

При исследовании сборника № 16935 нами была обнаружена еще одна «обыскная выпись», составленная 11 апретя 1588 г. во время обыска в Березовском ряду о сбежавших «в заповедные годы» крестьянах И. Непейцына35. Таким образом, на самом деле «заповедные годы» упоминаются в 11 новгородских документах. Как показано в диссертации, материалы обысков о крестьянах Кропоткина, Непейцына и Пестрикова предназначались для суда и по проведении обыска использовались в судебных слушаниях в Новгороде весной 1538 и зимой 1589-1590 гг.

Сохранившиеся обыскные книги губных старост с упоминанием «заповедных лет» являются копиями, или противнями с обыскных речей. «Речи» оперативно отправляли в Новгород для судебных слушаний с ямщиком или самим заинтересованным помешиком, а «книги» находились на стану в Едроие до истечения календарного года. Но дела о беглых крестьянах Б.И. Кропоткина, И. Непейцына и Т. Пестрикова, видимо, безвозвратно утрачены. А материалы: обысков в книгах губных старост являются самостоятельным документальным комплексом, полно отражающим деятельность Мусина и Бункова. Таким образом, в результате источниковедческого исследования удалось заново интерпретировать источники, что позволило предложить новые объяснительные модели процесса закрепощения.

Исследование документальной бгды работы основано на применении всего арсенала методов, разработанных в европейском и российском источниковедении: классификации, сплошной обработки информации, хронологического и диахронического сопоставления. Поиск и введение в научный оборот новых источников осуществлялось на основе методов архивной эвристики. Все вышеназванные методы позволили осмыслить процесс отражения в памятниках права эволюции в положении тяглого населения, показать специфику отражения положения

35 РГАДА- Ф- 1209. Оп. 3. № 16935. Л. 287-287 об.

22.

социальных групп в текстах с разными функциями - кадастрах, законодательных актах, делопроизводственной документации, нарративных источниках. Значительное внимание в диссертации уделено лексике источников, в которой отражаются представления участников исторических событий об обществе, социальной иерархии, власти. При анализе источников рассматриваются такие понятия, как «старожильцы», «заповедные годы», старые места», с помощью которых власть закрепляла в общественном сознании сложившуюся социальную иерархию.

В главе II «ТЯГЛОЕ НАСЕЛЕНИЕ В СОЦИАЛЬНОЙ СТРУКТУРЕ РОССИИ СЕРЕДИНЫ XVI в.» показаны ключевые структуры аграрного социума, порождавшие новые отношения зависимости. На этом материале продемонстрированы столкновения государственных, земских и частновладельческих интересов, вылившиеся в преобразования середины XVI в.

Проблема предыстории закрепощения тесно связана с правом перехода крестьян, которое исследовано в параграфе 2.1. «Крестьянский отказ и поряд: социальные отношения в русской деревне ХУ-ХУ1 вв.» Крестьянский отказ принадлежал к числу институтов обычного права, и как таковой использовался в течение всего периода существования сельской общины в различных формах, но впервые упоминается в источнике^ только в середине XVI в. Указные грамоты великого московского и удельного белозерского князя трактовали спорные вопросы переходов крестьян: их время и условия. В советской | исторической литературе эти акты зачастую истолковывались в контексте I закрепостительных мероприятий княжеских «правительств», ; осуществлявшихся в процессе решения «крестьянского вопроса». Цель | исследования состоит з поиске определенных закономерностей в ! происхождении подобных документов. В связи с этим необходимо | решить две задачи: во-первых, исследовать состояние землевладения и статус владений, получивших грамоты и, во-вторых, изучить характер 1 действия указных грамот и других княжеских актов.

Осуществленный в диссертации анализ этих документов показал, ; что все четыре акта о крестьянских переходах, выданных великим : московским князем, относятся к владениям либо в недавнем прошлом : имевшим статус слободы, либо находившимся в уездах, насыщенных колонизуемыми землями, где интенсивно ставились слободы. Внутренней жизнью слободы, в том числе правом принимать или не принимать тяглецов, распоряжались ответственные налогоплательщики. Именно их интересы затрагивала проблема ухода льготчиков и новоприходцев.

Таким образом, великокняжеские пожалования права вывода тяглецов или запрета их перехода было связано в первую очередь с отношениями в сфере фиска. Можно ли рассматривать право вывода тяглецов, жалуемое князем монастырю или слободе как свидетельство прикрепления крестьян и жителей промысловых слобод?

Если бы удалось доказать, что бежецкая и углицкая грамоты 1455-1462 гг. сохраняли свое действие, например, до принятия Судебника 1497 г., это было бы равнозначно признанию факта частичного закрепощения вотчинных крестьян. Однако привлеченный в диссертации наличный материал свидетельствует о том, что такого рода запреты носили временный характер, и прекращали свое действие после нового описания. В частности, указные грамоты, выданные в последние годы правления Василия II, сохраняли действие до описания 1460-х гг., которое должны были провести сыновья великого князя согласно его духовной.

Проблема законодательного оформления права крестьянских переходов рассматривается в параграфе 2.2. «Крестьянские переходы по Судебникам». В диссертации раскрывается важная проблема крестьянских переходов, подвергшихся правовому регулированию в Судебниках в конце XV - первой половине XVI в. В исторической науке (С.Б. Веселовский, А.Л. Шапиро, Ю.Г. Алексеев) разнообразные аспекты этой проблемы (выплата пожилого и его дифференцированный размер) рассматривались, как правило, в контексте отношений между крестьянином и вотчинником. Однако понятие Судебников «отказ из волости» можно понимать и как переход крестьянина из одной административной единицы в другую, и как уход из волости дворцовой или черносошной. В диссертации приведены аргументы в пользу второго варианта прочтения текста. Стоящий в ст. 57 и 88 на первом месте оборот «из волости» недвусмысленно свидетельствует о том, что законодатель имел в виду в первую очередь интересы государства, контролировавшего в первой половине XVI в. огромный фонд дворцовых, оброчных и черносошных земель.

Очевидно, что крестьяне уходили не только от землевладельцев, но и из черносошных и дворцовых волостей, и процедура отказа распространялась на все категории крестьян:. Отказ крестьян в середине XVI в. проходил двумя способами: в то время как интересы черных крестьян представляли выбранные волостью «отказщики», помещики отказывали черных крестьян самостоятельно. Очевидно, что и пожилое уходившие крестьяне платили в одном случае черной волости «в столец», в другом случае - землевладельцу. Закон о Юрьевом дне нужно рассматривать в контексте противостояния черносошных волостей и

феодалов. Такой подход позволяет иначе интерпретировать природу пожилого.

Поскольку черносошные крестьяне не несли феодальных повинностей, ясно, что сопоставление величины повинностей крестьян в пользу землевладельцев в денежном выражении и пожилого не позволяет раскрыть его происхождение. Крестьян владельческих и черносошных объединяли лишь их обязанности по отношению к государству, и именно в фискальной политике последнего целесообразно искать источник происхождения интересующей нас нормы. В диссертации осуществлено сопоставление объема государственных налогов, приходившихся на рубеже ХУ-Х\Ч вв. на крестьянский двор, с размерами пожилого. Сумма пожилого в 2,5 - 5 раз превышала размер тягла в денежном выражении, и, таким образом, пожилое полностью покрывало все траты, которые волость или землевладелец несли для выполнения тягла.

В исследовании предложено также объяснение дифференцированного размера пожилого, зависящего от места и срока проживания крестьянина; доказывается гипотеза о происхождении четырехлетнего срока выплаты пожилого из порядка землепользования, характерного для трехпольной системы, и норм обычного права. Введение пожилого как обязательной компенсации волости или землевладельцу за ушедшего тяглеца стало особенно актуальным в конце XV в., когда почти полностью прекратились земельные пожалования монастырям и предоставление податных льгот землевладельцам. С ликвидацией податного иммунитета и изменениями в слободском праве партикулярное феодальное право стало трансформироваться в общегосударственное. Частные распоряжения князей уступили место общегосударственному праву крестьянского отказа и поряда, отразившемуся в Судебниках.

Проблема формирования сословия посадских людей изучена в параграфе 2.3. «Посадские люди в первой половине XVI в. и право перехода тяглых людей». С целью изучения этого вопроса в диссертации, во-первых, рассмотрена эволюция правового положения княжеских «служебных» людей и жителей государевых слобод, а, во-вторых, подвергнуты анализу источники, свидетельствующие об изменении правового положения населения бывших вечевых городов. Показано, что процесс распада «служебной организации» происходил путем выдачи промысловым слободам бобровников, рыболовов уставных грамот наместничьего управления, уравнивавших их права с правами посадского населения. Положение «черных людей» бывших вечевых городов также было унифицировано с положением посадского населения Северо-восточной Руси путем ликвидации их права собственности на

дворовые и пригородные земельные участки с конфискацией документов на право владения землей «в одерень» и переводом в категорию оброчных земель.

Эти изменения в положении посадских людей, однако, не привели к ущемлению для них права переходов. В исторической науке первой половины XX в. высказывались суждения о том, что во второй половине XVI в. тяглые люди рассматривались как «крепкие тяглу» и не пользовались правом перехода. В диссертации рассмотрены аргументы, опровергающие это концептуальное построение. Судебник 1550 г. не прикреплял посадских людей к тяглу; и в ст. 91 Судебника, и в гл. 98 Стоглава норма права о сведении тяглецов с: монастырских слобод была вектором однонаправленного действия. В диссертации раскрыт генезис предписаний Мало-Пинежской и Важской уставных грамот о свозе тяглецов из-за монастырей; установившийся порядок объясняется гомогенным характером земских учреждений, созданных на Пинеге и Ваге по уставным грамотам 1552 г.

Отсутствие служилого землевладения в Поморье имело своим следствием то, что черносошные земли не были отделены в фискальном отношении от монастырских земель, составляя единый податной округ. Земские власти Мало-Пинежской волости и Важского уезда постарались закрепить в грамотах норму Судебника о свозе: тяглецов, и даже добились расширительного толкования ст. 91, распространив ее действие на черных крестьян, составлявших единую «кость» с посадскими людьми. Таким образом, объясняется парадокс законодательства 1550-х гг., предписывавшего ограничения в переходах исютючительно для посадских людей и черносошных крестьян.

Состояние архаичной для середины XVI в. системы кормлений рассматривается в параграфе 2.4. «Институт наместников накануне земской реформы». В современной историографии институт наместников и волостелей справедливо рассматривается как архаичная для середины XVI в. система управления, однако вопрос о том, насколько она была жизнеспособна, спорен. Не вполне проясненными до настоящего времени являются следующие аспекты проблемы: на каких территориях были распространены кормления с боярским судом, был ли институт наместников единственной формой управления на местах, в чем состояло существо постановлений Земского собора 27-28 февраля 1549 г. о судебной компетенции наместников. Взаимоисключающие суждения высказывались исследователями во многом потому, что институт наместников изучался вне связи с такими важными явлениями, как

формирование дворянского сословия, изменения в фискальной политике, эволюция холопства, оформление приказного аппарата.

Продвижение в исследовании проблемы возможно, если исследовать институт кормлений не изолированно, а как элемент социально-политической системы. Исследование показало, что уже в первой половине XVI в. традиционная система кормлений подвергалась трансформации, связанной с коммутацией кормов. Введенная в научный оборот указная грамота Ивана III предоставила недостающие факты для анализа административно-хозяйственной деятельности наместников.

С принятием Судгбника 1550 г. компетенция кормленщиков была ограничена в ст. 64, но существо этого ограничения до настоящего времени является предметом дискуссии. Большинство исследователей предполагали, что дети боярские были выведены из подсудности наместников. В диссертации изучены иммунитетные грамоты служилым людям на их поместья в северо-западных, западных и приуральских уездах, выданные в конце XV - первой половине XVI в. Они составлялись по особому формуляру, отличавшемуся от формуляра грамот, выдававшихся служилым людям Замосковного края. Поскольку волостели и наместники бывших новгородско-псковских земель обладали правом боярского суда, они должны были обладать расширенной компетенцией в сфере суда и над местными служилыми людьми.

Кормленщики правили в районах, где московская власть не имела глубоких корней и, в сущности, являлись главными доверенными лицами великого князя. Поэтому несудимые жалованные грамоты служилых людей этих территорий содержали существенные изъятия из общероссийского иммунитетного права, передавая суд над детьми боярскими в руки наместников. В сущности, к помещикам окраинных уездов перешла лишь судебная власть над их крестьянами, что, конечно, было немаловажно для установления вотчинного режима. Но личный судебный иммунитет служилые люди этих территорий не получили, причем можно предположить, что в составе поместного дворянства России удельный вес служилых людей, лишенных судебного иммунитета, был немалым.

Значение ст. 64 Судебника 1550 г. как раз и заключалось в снятии этого противоречия и уравнении детей боярских всех городов и уездов в судебных правах. «Вопчие» грамоты должны были ликвидировать разнобой в личных грамотах служилых людей «разных городов». Правительство сделало решительный шаг в преодолении региональных различий, и служилые люди были выведены из-под судебной власти наместников. В унификации правовых норм и создании единого

правового пространства на территории страны и состояла одна из главных задач Судебника 1550 г.

Объяснение загадочных формулировок ст. 64. содержится в тексте Рыльской уставной грамоты 1549 г., которая предполагала подсудность детей боярски?: наместнику отнюдь не только в разбойных делах, но и в гражданских исках и мелких уголовных правонарушениях. Служилые люди получили довольно существенную привилегию, избавившую их от необходимости выходить по таким делам на судебный поединок с тяглыми людьми. Составитель судебника, делая акцент на обороте «детей боярских судити наместником по всем городом», стремился указать на всеобщность новой процессуальной практики, выводившей детей боярских из обязанности участия в поединках с тяглыми людьми.

В середине XVI в. государственный строй России был архаичным, поскольку ему не хватало институциональной связи с населением, отсутствие которой компенсировалось широкими полномочиями кормленщиков. Власть наместников с боярским судом в миниатюре копировала власть государя, усвоив такое ее важное качество как синкретичность - слитность, нерасчлененность административных, судебных и фискальных полномочий. Простираясь над обществом в формах трансцендентного господства (делегирование наместником своих судебных полномочий собственному холопу-тиуну), власть наместника не проникала в толщу тяглых миров.

Глава III диссертационного исследования «ЗЕМСКАЯ РЕФОРМА И ПОЛИТИКА В ОТНОШЕНИИ ПОСАДСКОГО НАСЕЛЕНИЯ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИН!] XVI в.» посвящена анализу системы местного управления и ее преобразований. Система местного управления обнажает механизмы связи общества и государства, и при наличии источников легко просматриваются узловые моменты, связывающие такие процессы, как закрепощение, фиск и реорганизацию государственных структур

Задачей параграфа 3.1. «Приговор о кормлениях и службе и вопрос о начале земской реформы» является анализ постановлений Стоглавого собора, земских уставных грамот и летописного «Приговора о кормлениях и службе» в сопоставлении с известными по другим источникам данными о ходе земской реформы. Для понимания генезиса земских уставных грамот и их правовых норм необходимо проанализировать всю совокупность этих документов, обращая сугубое внимание на упоминание в их тексте всяческих «уставных грамот». Здесь мы сталкиваемся с очевидным парадоксом, на котором не фокусировал

внимание Н.Е. Носов: в трех ранних земских грамотах 1551-1552 гг. «уставная грамота, как есмя уложили о суде во всей земле» не упоминается. Впервые после Стоглава этот загадочный документ упомянут в уставной грамоте посадским людям Соли Переяславской от 11 августа 1555 г. Понять сущность упоминаемых в тексте земских грамот «уставных грамот» возможно путем сопоставления синхронных памятников права, и особенно Судебника 1550 г., ст. 60 которого в судных грамотах подвергалась модификации. Вероятно, эта статья, как и другие постановления, предназначалась для использования их земскими судьями в своем суде как совершенно самостоятельно, так и автономно от сохранявшегося в ряде случаев суда наместников.

Содержание земских судных грамот позволяег дать уверенный ответ на вопрос о том, что представляла собой «уставная грамота, как есмя уложили о суде во всей земле». Содержание этого документа невозможно реконструировать по земским грамотам 1551-1552 гг., ибо в них нет достаточного для ведения судебного процесса набора правовых норм, которые ограничены лишь статьями о душегубстве и разбоях. Очевидно, что «уставной грамоты, как есмя уложили о суде во всей земле» в 1552 г. еще не существовало. Упоминавшаяся в Стоглаве «уставная грамота, которой в Казне быти», как писат Ключевский, не подразумевала отмены кормлений и в полном соответствии с Судебником 1550 г. всего лишь вводила земских судебных целовальников в наместничий суд. Однако не позднее 29 апреля 1556 г. была издана вторая «уставная грамота», которая обобщала судебную практику по гражданским делам и неквалифицированным уголовным преступлениям преимущественно для уездов центра и северо-запада страны.

Сформулированные выводы позволяют пересмотреть и такие вопросы, как датировка и сущность «Приговора о кормлениях и службе». В первом фрагменте приговора отразились реалии земской реформы, осуществлявшееся не только на землях черносошного севера, но и центра страны. Можно было бы допустить, что в «Приговоре» идет речь о губной реформе, но этому противоречит контекст сообщения о борьбе с лихими людьми: как было показано ранее, сообщение предваряется рассказом о злоупотреблениях наместников, а непосредственно за ним следует оборот о возложении «оброков» на грады и волости. Все это убеждает в том, что автор «Приговора» излагал содержание именно земской реформы, сопоставление «Приговора о кормлениях и службе» с сохранившимися документальными источниками показало их полное соответствие реалиям 1556-1558 гг.

В принципе, источником первого фрагмента «Повеления» могли стать и уставные грамоты 1552 г., но коль скоро мы констатировали соответствие ему Двинской уставной и Переяславской судной грамот 1556 г., необходимость возводить происхождение «Повеления» к начальному периоду земской реформы отпадает. Полагаем, что сама постановка вопроса о том, является ли летописное изложение «Приговора» свидетельством принятия закона об отмене кормлений царем и Боярской думой в 1555 г., или представляет собой «публицистическое обобщение многочисленных практических мероприятий в этой области» неверна. Мы не исключаем возможность принятия некоего закона с одновременным! утверждением уставной грамоты о порядке судопроизводства царем и Боярской думой до 29 апреля 1556 г. Однако этот приговор не мог быть ничем иным, как обобщением практики земской реформы в 1552-1555 гг.

Целью параграфа 3.2. «Ход земской: реформы в 1550-х гг.» является исследование так называемой «Боярской книги» 1556/57 г., а также новгородских актов 1555-1556 гг. о кормлениях и переводе на откуп волостей и городов в географическом и хронологическом аспектах. Несмотря на существующее в науке понимание общей картины земской реформы, до настоящего времени спорными являются почти все ее ключевые хараетеристики, в том числе хронологическая (динамика реформы, ее этапы) и географическая (территориальное распространение откупов). От ответов на эти вопросы зависит и общая оценка преобразований: следует ли считать, что реформа была осуществлена лишь там, где тяглый мир избавился от кормленщика, перейдя на откуп, или мы вправе считать реформой и не столь радикальную реорганизацию земского мира.

Из 45 упомянутых в Боярской книге черных или дворцовых волостей лишь 6 являются волостями черносошного Севера, а из 17 осуществленных в них переводов на откуп к Поморью относятся лишь 4. Абсолютное большинство данных Боярской книги (более 2/3) относится к уездам поместно-вотчинного землевладения, в составе которых в середине XVI в. было немало черносошных волостей и городов с посадами.

Как показано в диссертационном исследовании, формы получения кормлений были разнообразны. Кормленщики Борка Железного Батюшков, Мещерский-Киясов и Волконский «имали» свой корм, видимо, еще до начала реформы. В большинстве случаев, однако, кормленщики получали фиксированные денежные суммы у местного населения или в Казне в процессе осуществления реформы в 1555-1556

гг. Массовый перевод волостей на откуп, начавшийся весной 1555 г., заставал многих служилых людей на кормлении, многих в очереди на получение кормления. Чтобы не ущемлять кормленщиков в праве на получение государева жалованья, дьяки практиковали различные формы его выдачи. Некоторые, как Зачесломский, добирали Петровский корм в Казне; другие, как Отяев, Ступишин и Яропкин «имали» его с местного населения, если перевод еолости на откуп затягивался, как это произошло с Малой Пинегой.

Административна практика правительства в Новгороде в декабре 1555 г. не подразумевала ликвидации наместничьего управления. Земская реформа в Новгороде выразилась, видимо, только в увеличении фискальной ответственности посадского мира, поскольку судебными полномочиями купеческие старосты и выборные целовальники были наделены уже в 1518 г. Процесс перевода кормлений на откуп охватил основные регионы страны и хронологически делится на два периода, однако их границы были размыты. В северо-западных землях перевод волостей и посадов на откуп начался осенью 1554 г., и тянулся до начала 1556 г. В центральных уездах реформа в основном была проведена в 1555 г., когда большинство кормленщиков покинули свои присуды, добирая неполученные кормы в Казне. По своему характеру реформа носила в первую очередь фискальный характер, почему и воплощалась в регионах в различных формах, многообразие которых придавало ей устойчивость.

Белым пятном в историографии является функционирование земских учреждений, возникших в стране в ходе земской реформы. В параграфе 3.3. «Земские учреждения в действии: Северо-запад России» проанализированы два комплекса источников, содержащих уникальные сведения о деятельности земской администрации Пскова во второй половине XVI в. Это документы монастыря Сергия с Залужья 1563-1609 гг. и комплекс документов о землевладении и налогообложении монастыря Пятницы из Бродов 1542-1605 гг. К середине XVI в. Псков унаследовал от времен независимости сложную иерархическую систему административного деления, ставшую основой структурных преобразований и в 1540/41, и в 1554-55 гг., и в конце XVI в.

На первом этапе, в 1554-1555 гг. город получил уставную грамоту, аналогичную Устюженской, существенно ограничивавшую власть наместников и вводившую здесь налоговое и судебное самоуправление. С 1 сентября 1555 г. кормления в псковских пригородах были ликвидированы, а реформа самоуправления в них воплотилась в передаче власти выборным земским старостам, делившим судебные и административные полномочия с городовыми приказчиками.

Земские преобразования 1550-х гг. в Пскове обладали определенной спецификой, выражавшейся в сохранении наместников и «больших старост» и не носили завершенного характера. Функции земского самоуправления среднего административного уровня (городские концы и уезднь::е засады) в основном были сосредоточены в налогово-финансовой сфере. Исследование документов 1556—1579 гг. ведет к постановке вопроса о сущности земских преобразований в уездах поместно-вотчинного землевладения. Первоочередной задачей земских структур в Пскове была разверстка и взимание государственных и земских повинностей, именно поэтому низшим должностным лицом земских учреждений стали сотские в городе и «земле».

Если городские сотские возглавляли сотни, совпадавшие с крупными улицами, то сельским сотским естественно соответствует такая низшая административная единица, как губа. Упомянутые в грамоте 1569 г. десятские, скорее всего, представляли деревни или их группы. Выборные земские учреждения сосуществовали с властью наместников, дьяков, городовых приказчиков, чья компетенция в годы Ливонской войны все больше оказывалась связана с нуждами обороны. Вышеизложенные факты свидетельствуют о существовании в Пскове разветвленной системы земского самоуправления, охватывавшей все административные единицы.

Существенно укрепив посад на первом этапе, реформа была продолжена на рубеже ХУ1-ХУН вв. В этот остающийся хронологически неопределенным период произошло объединение сотен, почти совпадавших с улицами, в более крупные территориальные структуры, сохранившие аналогичное название. Кончанская же администрация в лице старост, денежных сборщиков и дьячков была упразднена, или постепенно перестала избираться. Судя по сохранившимся документам 1560-х-1580-х годов, основная функция кончанской администрации состояла в разверстке и сборе налогов. После 1585 г. определение тяглоспособности посадских людей и раскладка повинностей «по животам» перешли в ведение «всего города», то есть общегородской «избы». Термины «всегородная изба» и «всегородные старосты», скорее всего, должны были более четко, чем термин «большие старосты», обозначать новые функции земских органов самоуправления, которые придавали посадской общине качества самоуправляющегося социального института.

Параграф 3.4. «Земские учреждения и действии: Замосковный край, Юг и Поморье» посвящен исследованию системы земского самоуправления на остальном территории страны. По сравнению с северо-

западными уездами, от центра страны сохранились лишь фрагментарные данные о наличии здесь выборных органов самоуправления. Привлечение всей совокупности сохранившихся источников дало возможность выявить новые явления, не получившие до сего времени должной оценки в историографии. Ретроспективный анализ летописного изложения царского указа об опричнине показал, что помимо поименованных административных единиц, непосредственно составивших опричную территорию, «кормленый окуп за наместнич доход» на содержание опричнины должны были платить «и иные волости», не вошедшие в ее состав. Обозначение вида повинностей, которые «волости» должны были вносить в опричную четверть («кормленый окуп»), дает ответ на вопрос, какие это были «волости». Очевидно, это были административные единицы, затронутые земской реформой 1551-1556 гг., население которых должно было выплачивать кормленый окуп в качестве компенсации за освобождение от власти наместников.

В результате исследования источников второй половины XVI-начала XVII в. удалось выявить наличие земских учреждений в большинстве административных центров и уездов Замосковного края: Вологде, Белоозере, Ярославле, Бежецком Верхе, Владимире, Суздале, Переяславле Запесском, Рузе, Московском уезде, Галиче, Коломне, Кашине, Вязьме, Малоярославце, Медыни. В то же время, сведения об отмене кормлений в юго-восточных и южных городах и уездах России отличаются неопределенностью. В таких городах, как Балахна, Переяславль Рязанский, Путивль, Новгород-Северский кормления были отменены, но источников, показывающих деятельность выборных земских учреждений, не известно. Видимо, в этом регионе власть кормленщиков была сменена «приказными людьми», в которых следует видеть губных старост.

Третий вариант развития системы земского управления являет собой Поморье, где в отличие от большей части территории страны функционировала разветвленная система уездных и волостных земских учреждений. Однако государство сохраняло свой контроль и над земскими старостами и судьями Поморья, что не позволяет видеть в этом регионе особый, отличный от центра России, вариант социально-политического развития.

В ходе реформ 1550-х гг. процесс самоуправления в волостях и посадах был бюрократизирован и документирован, что свидетельствовало о начинавшемся переходе к современной системе управления. Процесс складывания земских учреждений в России середины XVI в. был гораздо более сложным, чем это представляется по сохранившемуся материалу.

Земские учреждения охватывали гораздо большую территорию, не представленную в дошедших до нас учредительных грамотах и Боярской книге 1556 г. Сама реформа 1555/56 г. опиралась на сложившуюся в отдельных землях Русского государства земскую традицию. Законодатели стремились учесть и сохранить прежний опыт самоуправления городов и волостей, а также документальную традицию, которая проявлялась в архаичной терминологии.

Мероприятия 1550-х годов приняли характер реформы лишь в черносошных посадах и волостях с однородной структурой населения, которое получило существенные права и привилегии. В уездах поместно-вотчинного землевладения, действительно самоуправляющиеся земства так и не возникли, поскольку этому препятствовали объединенные в одну «кость» разные категории населения. Жители этих земель получали либо грамоты, редуцированные из уставных грамот наместничьего управления, либо судные грамоты, по объему привилегий и самому предназначению существенно отличавшиеся от уставных.

В главе IV «ЗАКРЕПОЩЕНИЕ» исследованы следующие вопросы: а) в каких формах и какими способами осуществлялось прикрепление посадских людей и черносошных крестьян к тяглу в конце XVI - начале XVII в.; б) в чем заключалось содержание закрепостительных мероприятий 1590-х гг.; в) что представлял собой режим «урочных лет» и применялся ли он в указах 1594 и 1597 гг.; г) в чем состояли существенные черты закрепостительного законодательства начала XVII в.

В параграфе 4.1. «Заповедные годы и прикрепление к тяглу крестьян и посадских людей в 1580-х гг.» осуществлен анализ упоминаний «заповедных лет» в делопроизводственных книгах Деревской пятины. В историографии преобладает мнение о нерепрезентативности этих источников для решения проблемы закрепощения крестьян по причине того, что эти упоминания являются локально ограниченными, а фрагменты утраченной документации носят осведомительный характер и не содержат четких правовых определений. В результате исследования удалось прийти к выводу о том, что обыски проходили на территории 8 погостов, охватив значительную часть Деревской пятины, и материалы обыскных книг репрезентативны для распространения выводов, полученных в результате их анализа, на всю территорию пятины.

Выражение «заповедные лета» было употреблено в отдельной книге 1585 г. и обыскных книгах 1588-1589 гт. Изучение техники обысков и отделов показало, что выражение «заповедные лета» использовалось в делах, предполагавших сыск крестьян по челобитной

помещиков. Основанием для сыска и возвращения крестьян был их выход с тяглых участков. Имеющийся набор прямых и косвенных данных позволяет охарактеризовать «заповедные лета» в новгородских пятинах как особый порядок сыска и возвращения беглых и вывезенных крестьян в поместья служилых людей по их челобитной и по суду. Исследователи, занимавшиеся проблемой «заповедных лет», изначально связывали их введение с составлением писцовых книг 1580-х годов и полагали, что аналогичный порядок сыска распространялся на другие категории тяглого населения.

Не вызывал особых разногласий у исследователей и общий смысл феномена заповедных лет, которые рассматривались как нововведение, существо которого состояло в запрещении переходов крестьян и посадских людей. Проведенное нами этимологическое исследование убеждает, что изначально заповедь соотносилась не с результатом заповедания в виде заповедной грамоты, а с процедурой заповедания -объявлением в розыск или самим розыском, что и отразилось в законодательных и распорядительных актах. Эти грамоты были розыскными по своим задачам, и значит заповедные годы - это розыскные годы, а не запрещенные для переходов. Режим заповедных лет» по сохранившимся источникам предстает как система возвращения беглых и вывезенных крестьян по инициативе самих землевладельцев и по суду, введенная в начале 1580-х годах и действовавшая на частновладельческих землях по меньшей мере до середины 1590-х годов. Срок давности по таким делам, видимо, не был установлен, и власти принимали челобитные о крестьянах, бежавших с 1581/1582 г.

В диссертации также изучены изменения в положении черносошных крестьян и посадских людей в конце XVI в. по писцовым наказам 1585-1620-х гг. В писцовом наказе 1585 г. содержится наиболее раннее известное нам распоряжение о запрете переходов «черных» тяглецов: посадским людям и волостным крестьянам предписывается жить по-прежнему в старых своих дворах и «не выходити без государева указу ни за кого». Однако главные предписания писцам касаются организации сыска беглых: посадских людей и волостных крестьян предписывалось вывозить в «старые дворы». Никаких следов их зависимости от землевладельца (кроме государства) не видно, что позволяет определить, что в наказе речь идет о черносошных крестьянах.

Результаты исследования писцовых наказов 1580-х-1620-х годов дают возможность заключить, что в начале царствования Федора Ивановича (март 1584-июнь 1585 г.) начал осуществляться комплекс мероприятий по сыску и возвращению беглых посадских людей,

черносошных и дворцовых крестьян. Правовые нормы наказов действовали одионаправлено: они обязывали осуществлять сыск черных тяглецов «где ни буди», в том числе и на частновладельческих землях, но не предполагали сыск частновладельческих крестьян на посадах и в черных волостях. Под выражением «где ни буди» следует понимать, главным образом, монастырские земли, что свидетельствует о жестком разграничении в положении тяглого населения, в правовом статусе которого до конца XVI в. имелись существенные различия.

В параграфе 4.2. «3!акрепостительные мероприятия и вопрос об «урочных годах» в конце XVI-начале XVII в.» ставятся вопросы и предлагаются решения двух аспектов давно обсуждаемой научной проблемы: 1) каково взаимоотношение указов не позднее 1594 и 1597 гг. с указами о заповедных годах; 2) подтверждается ли находящимися в научном обороте данными факт существования гипотетически реконструируемого указа 1592/93 г. Исследование Елецких актов 15921593 гг. показало, что существенной разницы между принципами передвижения крестьянского населения на северо-западе России в период действия там заповедных лет и в южных уездах не прослеживается. В льготной грамоте, выданной Духову монастырю на вотчины в Деревской и Обонежской пятинах 20 марта 1585 г. переходы крестьян не воспрещаются, но также обуславливаются участием в них нетяглых людей, в обыскных книгах Деревской пятины 1588 г. также подчеркивался факт выхода крестьян с тягла. Таким образом, есть основания полагать, что в южных уездах России в 1592-1593 гг. применялась практика, отождествляемая исследователями с режимом заповедных лет.

Содержание гипотетического указа 1592-1593 гг. В.И. Корецкий сконструировал из известных явлений закрепостительной практики в Русском государстве 1580-х и 1590-х гг. - заповедных и урочных лет. Если считать одним из основных требований, предъявляемых к методам моделирования в социальных науках экономность, то есть использование меньшего количества допущений и реконструкций, то модель, созданная Корецким в 1960-х гг. не обладала качествами экономности. Для того, чтобы объяснить изменения в положении тяглых людей, вполне достаточно известных нам по упоминаниям указов о заповедных летах и урочных годах 1594 и 1597 гг. Гипотетичеаш реконструируемый указ 1592-1593 гг. в такой модели закрепощения является избыточным, а факт его существования не доказанным.

В диссертации показано, что складывание системы закрепостительных мероприятий в отношении частновладельческих

крестьян происходило путем утверждения практики заповедных лет. Принятый в этой системе способ сыска и возвращения беглых был крайне громоздок и неудобен в применении, поскольку предполагал подачу судебного иска землевладельцев, «обыск» местного населения и саму судебную процедуру. Выполнение решений судов также было сопряжено с многими препятствиями, начиная от открытого сопротивления вывозимых и их соседей. Накопление судебных исков землевладельцев привело правительство к мысли ограничения срока сыска крестьян, которое было предпринято на северо-западе России в указе, изданном ранее 3 мая 1594 г.

Понятие «урочные годы» применительно к беглым крестьянам впервые было употреблено в челобитной дворян и детей боярских от 3 февраля 1637 г. и царском указе от 20 февраля 1637 г. об установлении срока сыска беглых крестьян служилых людей. В современной исторической науке, однако, урочными летами именуется также 5-летний срок сыска, известный по указу 1597 г. Впервые такую терминологическую подмену осуществил М.Ф. Владимирский-Буданов в третьем издании «Обзора истории русского права». Значительность указа 1597 г. как источника по истории закрепощения обнаруживается на иных линиях его исследования, уводящих, на первый взгляд, в сторону от его содержания.

В указе рассматривается положение исключительно частновладельческих крестьян и ни слова не говорится о крестьянах дворцовых и черносошных, а также посадских людях, чье положение в это время изменялось в подобном направлении. Сущность указа 1597 г. может быть прояснена лишь сравнением правового положения этих двух больших групп тяглых людей. Значение указа от 24 ноября 1597 г. состояло в том, что правительство подтвердило особый порядок разрешения конфликтов о крестьянах на почве частного владения населенными землями. Как и прежде, вотчинники и помещики должны были подавать иски, добиваться организации опроса «обыскных людей» и возвращения беглых по суду, причем крестьяне, бежавшие до 24 ноября 1592 г. сыску и возвращению не подлежали.

Положение о прикреплении к тяглу, наряду с черносошными, дворцовых крестьян впервые в качестве законодательной нормы известно нам из общегосударственного закона от 28 ноября 1601 г., разрешавшего вывоз крестьян служилыми людьми на условиях Судебника 1550 г. (в сроки Юрьева дня и с выплатой пожилого). Законодатели, однако, не расценивали свои новации как раз навсегда установленные правила, и «выходные годы» в 1601 и 1602 гг. были не исключением из этих правил,

а тоже одной из форм административной практики в чрезвычайных условиях великого голода.

В параграфе 4.3. «Спорные проблемы правительственной политики в сфере закрепощения в начале XVII в.» рассмотрен памятник законодательства, дискуссии о подлинности которого длятся более двух столетий. В ходе историко-юридического исследования Уложения 1607 г. в его тексте выявились значительные расхождения с современным ему кодифицированным законодательством. Уникальные для законодательных актов термины «сигклит» и «кромолы», как представляется, свидетельствуют об искусственно сложившемся составе лексики вводной части Уложения.

Ссылка на доклад «Поместной избы бояр и диаков» и наименование писцовых книг конца XVI в. по аналогии с переписными книгами XVII в. («книги 101 году») обнаруживают зависимость редактора Уложения от хорошо знакомого ему делопроизводства XVII в. О том же свидетельствуют текстуатьные совпадения с Соборным уложением 1649 г., в том числе, аналогичное уложению 1649 г. понимание пожилого. Модернизация конечного срока подачи челобитных (1 сентября «сего года»), искусственно выстроенная усложненная процедура возврата беглых прежним владельцам, экстраординарный штраф за прием беглых обнаруживают в редакторе Уложения 1607 г. человека XVIII века.

В то же время в тексте Уложения 1607 г. наличествуют труднообъяснимые в рамках сложившейся концепции нормы права: сыск беглых под руководством местных воевод и приказных людей и отсутствие упоминания земель служилых людей в перечне разрядов землевладения. Наконец, само обнаружение текста Соборного уложения 1607 г. в архиве Чердынской приказной избы вызывает закономерный вопрос: почем)' закон Шуйского, регулировавший взаимоотношения между землевладельцами и крестьянами, отложился именно в административном центре Пермской земли, где не существовало феодального землевладения в его классическом для центра России виде?

Отсутствие в тексте уложения упоминания земель служилых людей, само местонахождение этого документа в архиве далекой Чердыни заставляют предположить, что в руках у Татищева был дефектный подлинник или список указной грамоты, отправленной из московского приказа воеводе в Чердынь, или другой город северо-востока России. Указная грамота содержала ссылки на некое «уложение» и предписание осуществить сыск и вернуть на старые места сошедших посадских людей, а также дворцовых и черносошных крестьян. Возможно, в грамоте содержалась норма о 15-летнем сыске беглых крестьян. Правительство

Василия Шуйского весной 1607 г. остро нуждалось в финансовой поддержке, поэтому понятен его интерес именно к торгово-промышленным общинам северо-востока России - одного из немногих районов, которые находились под безусловным контролем Москвы.

В параграфе 4.4. «Русское общество на завершающем этапе Смуты и закрепостительные мероприятия правительства» впервые вводятся в научный оборот и исследуются дела о беглых, датируемые апрелем - октябрем 1613 г. из фонда Оружейной палаты РГАДА. Их сопоставление с документами, упоминающими об указе 1613/14 г., дает возможность высказать более определенные суждения как о времени издания этого указа, так и о его содержании. Первое и самое важное наблюдение состоит в том, что методы сыска и идентификации беглых крестьян остались теми же, что использовались еще в 1580-х гг. в период издания указов о заповедных годах. Основная форма этого метода -повальный обыск - использовался еще ранее, во время обысков о запустевших землях в новгородских пятинах, и в судах общей юрисдикции.

Второе наблюдение обнаруживает острейший парадокс, который еще в 1970-х гг. был камнем преткновения в спорах Г.Н. Анпилогова с В.И. Корецким. Содержание изученных дел о беглых за апрель - октябрь 1613 г. убеждает, что норма об урочных годах в виде пятилетнего срока в 1613 г. не использовалась . Значит ли это, что в начале XVII в. имел место бессрочный сыск беглых крестьян в том смысле, как об этом писал Г.Н. Анпилогов, т.е. возникший вследствие прикрепления крестьян совокупностью крепостных документов в период реализации указов о заповедных годах? Г.Н. Анпилогов, как известно, считая, что бессрочный сыск был подтвержден в дальнейшем указами 1597 и 1607 гг., отсчитывавшими давность на будущее время с 1592 г.

Судя по изученным документам, именно такая постановка вопроса является наиболее достоверной. Но приказные, судя по делам о беглых 1613 г., руководствовались в первую очередь концептом, более ста лет назад изученным М.А. Дьяконовым, но с тех пор незаслуженно отодвинутым на периферию проблемы. Речь идет о понятии «старины» и «старых дворов», на которые было нужно возвращать беглых крестьян. Крепостной порядок в начале XVII в., видимо, восстанавливался именно путем практической реализации этого не вполне определенного понятия. Если удавалось доказать, что на «старых дворах» жили еще отцы и деды нынешних крестьян, это служило неоспоримым аргументом.

Однако в условиях массового перемещения населения во времена Смуты этот аргумент использовался далеко не всегда. Землевладельцы,

как правило, тоже искали крестьян, ушедших в «последнее разорение», чьи следы еще можно было найти. Этим, видимо, объясняется, что сроки бегства крестьян в большинстве изученных нами дел не превышают пяти лет. Закрепостительная политика правительства в эпоху Смуты была мало успешна прежде всего, по причине ослабления государственного аппарата, особенно заметного в 16:0-1612 гг. Реставрация государственного аппарата в 1613 г. не могла не опираться на «старину», придававшую законность первым постановлениям правительства Романовых.

В главе V «ПРАВИТЕЛЬСТВЕННАЯ ПОЛИТИКА ПОСЛЕДНЕЙ ТРЕТИ XVI - НАЧАЛА XVII в. И ЭВОЛЮЦИЯ ПОЛОЖЕНИЯ ТЯГЛЫХ СОСЛОВИЙ» рассмотрены такие важные изменения в методах и формах правительственной политики, как опричнина, ликвидация наместнической системы управления и события и роль посада в событиях Смуты на примере Пскова.

Цель параграфа 5.1. «Опричнина и деятельность посланников в 1560-1580-х гг.», состоящая в изучении влияния административной практики опричного и послеопричного времени на эволюцию общественно-политического строя России второй половины XVI в., может быть достигнута исследованием взаимодействия правительственного аппарата с земскими органами самоуправления. Перевод волостей и городов на откуп далеко не повсеместно сопровождался ликвидацией института наместников, поскольку земская реформа носила фискальный, а не политический характер:. Поэтому во исполнение указа о введении опричнины на содержание новых структур «кормленый окуп» мог взиматься и с других городов и волостей, где земские учреждения сосуществовали с наместниками.

В этом указе результаты земской реформы не только не ставились под сомнение, но, наоборот, вошли в новую систему в качестве ее органичной основы. Формирование нового опричного порядка управления приняло формы беспрецедентного террора, ударившего, в том числе и по посадам и волостям. Однако в источниках нет прямых указаний на искоренение опричниками созданных в ходе реформ земских учреждений. Взаимоотношения опричных властей с земскими мирами на своей территории строились прежде всего на принципах фискального давления, когда волостям и посадам во главе с земскими старостами адресовывались нарастающие требования выплаты налогов. Однако, репрессивные формы фиска активно применялись и в опричной части государства.

Далеко не случайным фактом является совпадение времени образования четвертных приказов в момент учреждения опричнины и первых упоминаний посланников в актах (1565, бесспорно - 1567 г.). Являясь институтом чрезвычайного управления страной, опричнина оказала влияние и на земскую систему управления, где действовали «всякие земские посланники». Соотнесение фактов деятельности посланников с административной принадлежностью территорий, на которых они выполняли свои функции, позволяет заключить, что во второй половине 1560-х гг. посланники направлялись на места земскими финансовыми приказами - Большим Приходом (П. Родионов) и Земской четвертью (А. Васильев).

После ликвидации опричнины, которая, как считает А.П. Павлов, «препятствовала созданию четкой общегосударственной системы учреждений по управлению отдельными землями государства»36, посланники становятся подведомственны общегосударственным четвертям. Возникновение института посланников было стимулировано опричной политикой, приведшей к чересполосице земских и опричных земель, вынуждавшей земские приказы изобретать экстраординарные формы управления.

Изложенный материал позволяет утверждать, что опричнина не была антитезой «земле», но опиралась на нее. Формирование нового порядка взаимоотношений царя с подданными, конфликт Ивана IV со своим окружением, приведший к реорганизации Государева двора и выделению «опричнины» на его содержание, вынудили царя апеллировать к земским мирам, что проявилось уже в его известном обращении к жителям московского посада37. Торгово-промышленная верхушка земских миров, как это было на Двине в 1568 г., восприняла опричные методы управления и использовала их для ущемления прав конкурентов. Земская же часть государства, язляясь объектом посягательств опричников, не была носителем альтернативных тенденций в развитии общества. Именно практика работы земских приказов породила такой специфический административный институт, как посланники, чьи прерогативы были малоотличимы от функций опричников.

36 Павлов А.П. Эволюция государства и общества в России во второй половине XVI в. (К вопросу о сословно-представительной монархии) // Russische und Ukrainische vom. 16.-18. Jahrhundert. Wiesbaden, 2001. S. 33.

37 Полное собрание русских летописей. М., 2000. Т. XIII. С. 392-394.

Эволюция системы местного управления в последней трети XVI в. рассмотрена в параграфе 5.2. «Ликвидация института наместников: предпосылки и последствия». На протяжении XVI в. система местного управления в стране существенно изменилась, но направленность изменений до сих пор является предметом споров в историографии. Оживленную дискуссию в исторической науке вызывают такие вопросы, как изменения в положении кормленщиков, произошедшие в результате земской реформы 1551-1556 гг., положение наместников после реформы, последствия смены наместников воеводами.

Поскольку переход к бюрократической системе управления в ходе земской реформы не был последовательным, значительные территории страны и после реформ 1550-х гг. остались под судебной властью наместников. Изучение писцовых книг и доходных списков 1560-х-1580-х гг. показало, что даже в тех городах, где кормления сохранились, кормы были коммутированы (пересчитаны в денежном выражении), причем в уездах псковских пригородов произошло существенное отступление от традиционной системы их взимания, когда вместо трех праздничных кормов остался всего один - Рождественский.

В последней трети XVI в. изменилась также компетенция наместников в делах о холопах. Ретроспективный анализ Уложения о холопстве 1597 г. и кабальных книг показал, что несохранившийся указ о служилых кабалах 1586 г. отменил ст. 77 Судебника 1550 г. о выдаче отпускных на холопов только в Москве, Новгороде и Пскове и разрешил регистрировать отпускные грамоты «во всех городех» с ведома приказных людей, т.е. воевод. Коль скоро регистрация сделок и отпускных на холопов сделалась заурядной бюрократической процедурой, наместники лишились чрезвычайно важной прерогативы, и указ 1586 г. о служилых кабалах ускорил ликвидацию института наместников, а в некоторых городах, например в Пскове, был синхронен ей.

В таком контексте замена наместников воеводами в 1580-х гг. выглядит, во-первых, как значимая реформа, а во-вторых, как закономерный результат земской реформы 1551-1556 гг. С полной отменой кормлений в 1580-х гг. существенно перераспределяются полномочия центра и провинции. Поэтому, на. наш взгляд, суждения о «простом восстановлении старой системы управления» в это время слишком прямолинейно трактуют неоднозначные показания источников.

Лишенные права собирать в свою пользу пересчитанные в денежном эквиваленте наместничьи доходы и судебные пошлины, обремененные с 1586 г. хлопотными и неприбыльными обязанностями по контролю за оформлением и отпуском холопов, ограниченные в судебных

полномочиях, воеводы конца XVI - XVII вв. были лишь слабой тенью прежних могущественных наместников.

В параграфе 5.3. «Земские миры и земское движение в годы Смутного времени (1606-1609 гг.)» рассматривается состояние земских институтов в двух русских городах в годы Смуты и народные движения в них, стимулированные разраставшейся гражданской войной и интервенций. Период Смутного времени был временем оживления деятельности земских миров, нашедшей свое выражение в создании всесословных органов самоуправления на почве политического противоборства. Распространенное представление об упадке земских органов самоуправления в годы опричнины вызвано недостаточным учетом сохранившихся источников.

От начала XVII в. до нас дошли две земских судных грамоты, выданных волости Луцкая Пермца в 1605/06 г. и посаду Шуи 7 июня 1606 г. вместо аналогичных грамот Ивана IV. Посадские и волостные люди сохранили тот же объем полномочий, который они получили в середине XVI в. Однако волостные и посадские миры в начале XVII в. не только добивались санкции верховной власти, но и проявляли качества самоорганизации. Как по казывают «поволжские отписки» 1606 г., в таких городах как Арзамас, наблюдались признаки создания всесословного уездного совета, куда входили представители служилых, посадских людей и крестьян. Аналогичные явления были исследованы С.Ф. Платоновым, И.О. Тюменцевым на материалах, относящихся к поморским и средневолжским городам.

Синхронно с земским движением против Лжедмитрия II, движение в поддержку «тушинского вора» разворачивается в Пскове, где создается прототип «земского правительства», когда в состав всегородной избы входят представители служилых людей по отечеству, прибору, церкви, которые вместе с посадскими людьми осуществляют управление городом и его округой. Комплексный анализ нарративных источников и делопроизводственных материалов 1609-1617 гг. показал необоснованность попыток историков найти в Пскове признаки «восстания меньших людей» летом 1609 г. Классовая борьба и даже вспышки вооруженного противоборства в это время не вылились в захват власти, а наличие врага в лице шведских войск и правительства Шуйского способствовало консолидации посадской общины Пскова.

Таким образом, созданные в ходе земской реформы структуры местного управления оказались эффективными и действовали в годы Смуты, обеспечивая единство посажан. Поэтом}', даже обладая фискально-юридической автономией не в полном объеме, города, в

период Смуты стали, по выражению Э. Гидденса, «контейнерами генерирования власти» и местами концентрации военно-политических ресурсов. Несмотря на то., что земские учреждения использовались противоборствующими политическими сторонами как инструмент в борьбе за власть, они смогли отстоять свои локальные интересы, борьба за которые продолжится в течение всего XVII века.

В Заключении подведены итоги исследования. Правительственная политика в отношении тяглого населения предстает как полифункциональкая деятельность, воплотившаяся как в создании законодательной базы, так и в повседневных административных практиках.

Анализ состояния дел в среде крестьянского социума во второй половине XV - первой половине XVI в. выявил глубинные основы княжеских постановлений о крестьянских переходах. Вопреки мнению исследователей середины XX в., удалось доказать, что основой этих постановлений были интересы фиска и местных тяглых общин, которые традиционно изобретали механизмы компенсации за расходы при поселении нового тяглеца и удержания его на новом месте.

В диссертации показано, что постановления Судебников о пожилом преследовали цель компенсировать потери, понесенные тяглым миром из-за предоставления льгот новым тяглецам. Дифференцированный размер пожилого, пропорционально росший в течение четырех лет, проистекал из трудностей обустройства крестьянина «в полех» вдали от строевого леса и поэтапного введения в сельскохозяйственный оборот осваиваемого участка. В организации системы крестьянского поряда и отказа решающее значение имело прекращение практики предоставления податного иммунитета землевладельцам, что перекладывало ответственность за прием новых тяглецов исключительно на их плечи.

Рассмотрение и сравнение источников 1550-х гг. объяснило причину известного запретительного распоряжения Важской земской грамоты 1552 г. о возвращении тяглецов «на старые их дворы». В диссертации сделан вывод о том, что закрепостительные мероприятия во второй половине XVI в. в первую очередь осуществлялись в интересах не землевладельцев, а государства, стремившегося законодательно укрепить попытки перешедших на откуп волостей и посадов добиться возвращения ушедших тяглецов. Таким образом, анализ источников из сферы указной практики дал возможность объяснить парадоксальный факт одновременно реализовывавшихся земских преобразований и первых попыток прикрепления населения к тяглу.

Вновь введенные в оборот источники позволили отвергнуть ряд устоявшихся в науке фастов, касающихся земской реформы 1550-х гг., например, предположение о том, что ст. 64 Судебника 1550 г. выводила служилых людей из-под суда наместников. Даже в период проведения земской реформы в 1550-х гг. не существовало единого плана преобразований, которые осуществлялись постепенно и в разном объеме. Поэтому посады разных регионов России получили разный объем прав, либо получив некоторую автономию от наместничьей администрации, либо избавившись от нее вовсе.

Сама земская реформа в свете новых источников никак не выглядит антитезой монархическому государству и его институтам. Фрагменты земского документооборота свидетельствуют, прежде всего, о проникновении государственного аппарата в толщу земских миров, чьи усилия по самоорганизации были бюрократизированы и поставлены под контроль и отчет. Диссертационное исследование показало, что система местного управления в годы реформ была неразрывно связана с эволюционировавшими кормлениями и наместничествами. С другой стороны, удалось показать, что даже сохранившиеся после земской реформы наместничества, покоились на новых принципах обеспечения кормами, повсеместно коммутированными.

В диссертации выявлены особенности воплощения такой административной практики, как режим «заповедных лет», действовавших на большей части территории страны, включая все пятины Новгородской земли и южные уезды (Елец, Тула). Режим «заповедных лет» представлял собой не запрет переходов, а особый порядок сыска и возвращения по суду тяглых крестьян по челобитьям частных землевладельцев, прежде всего, помещиков. Одновременно на посадах и в черносошных волостях использовался порядок сыска тяглецов силами писцов и местных общин без суда. Такой порядок утвердился не позднее 1584/85 г. и использовался вплоть до 1620-х гг., отразившись в писцовых наказах этого времени. Режим «заповедных лет» постепенно перерос в порядок розыска беглых, известный нам по указам 1594 и 1597 г. Выводы, сделанные автором при рассмотрении закрепостительных мероприятий начала XVII в., позволяют утверждать, что гражданская война лишь в малой степени затормозила процесс закрепощения, который возобновился уже в 1613 г. на прежних основаниях.

В целом исследование привело к выводу о глубокой взаимосвязи двух синхронно протекавших процессов: закрепощения и привлечения земских учреждений к административному и фискальному управлению на местном уровне. Подход к изучению социально-политической истории с

институциональной точки зрения позволил разглядеть новые аспекты правительственной политики в отношении тяглых миров и преодолеть противоречащие друг другу взгляды на отношения власти и общества в России XVI - начала XVII в.: 1) власть опирается на народ и «землю» и действует в конечном итоге в их интересах (земская монархия); 2) власть действует, не считаясь с интересами народа, эволюционируя в сторону «самодержавной монархии деспотического типа». В диссертации выявлены в потоке разнонаправленных актов и практик общеевропейские тенденции - к бюрократизации, рационализации, унификации, -сопровождавшиеся острыми конфликтами в годы опричнины и гражданской войны.

В этом контексте Российское государство предстает типологически близким сословно-представительным монархиям Западной и Центральной Европы XIV-XVII вн., но с особенностями, обусловленными более поздним и незавершенным процессом формирования сословий. Законодательная деятельность государства оказала существенное влияние на правовое положение страт тяглого населения. Не обладая законодательно зафиксированными привилегиями, крестьяне и посадские люди в России второй половины XVI в. мало походили на сословия Западной Европы этого времени. Социальная стратификация русского общества характеризуется, различиями в положении, с одной стороны, частновладельческих крестьян, а с другой, «черных» тяглых людей. Эта тенденция проявилась, во-первых, в процессе закрепощения, условия которого различались на частновладельческих и «черных» землях. Во-вторых, сходство правового положения черносошных крестьян и посадских людей проявилось в создании всеуездных земских учреждений в Поморье. Таким образом, процесс консолидации тяглых сословий в Росси растянулся на столетия, хотя элементы сословного деления проглядывают в законодательных установлениях XVI в.

ПО ТЕМЕ ДИССЕРТАЦИИ ОПУБЛИКОВАНЫ СЛЕДУЮЩИЕ РАБОТЫ:

Монографии:

1. Аракчеев В.А. Псковский край в Х^ХУП вв.: общество и государство / В.А. Аракчеев. - СПб.: Изд. Блиц, 2003. - 384 с. - 12 п.л.

2. Аракчеев В.А. Средневековый Псков: власть, общество, повседневная жизнь в ХУ-ХУН вв. / В.А. Аракчеев. - Псков, Изд. Псковской областной типографии, 2004. - 360 с. - 22,5 п.л.

Публикации в журналах, рекомендованных ВАК РФ:

3. Аракчеев В.А. «Заповедные годы» на Северо-Западе России: историография, источники, методы исследования // Отечественная история. - 2004. - № 3. - С. 128-140. - 1,5 п.л.

4. Аракчеев В.А. В бегах... // Родина. - 2005. - № 7. - С. 53-54. -0,25 п.л.

5. Аракчеев В.А. Земская реформа XVI в.: общероссийские тенденции и региональные особенности // Отечественная история. - 2006. -№ 4. -С. 3-11.-1 п.л.

6. Аракчеев В.А. Кормления и земские миры: к вопросу о географии и хронологии реформы 1:551-1556 гг. // Отечественная история. - 2007. -№ 6. - С. 39-49. - 1,25 пл.

7. Аракчеев В.А. «Запись о душегубстве». Административно-судебная практика великих московских князей в XV в. // Известия Уральского государственного университета. - 2008. - № 59. - Серия 2. Гуманитарные науки. - Вып. 16. - С. 25-37. - 1,5 п.л.

8. Аракчеев В.А. Земские миры и земское движение в России в годы Смутного времени (1606-1614 гг.) // Известия Российского государственного педагогического университета им. А.И. Герцена. - 2008. - № 11 (78). - С. 27-34. - 0,5 пл.

9. Аракчеев В.А. Закрепостительные мероприятия в Русском государстве в начале 1590-х гг. // Известия Российского государственного педагогического университета им. А.И. Герцена. - 2008. - № 12 (81). - С. 60-66.-0,5 пл.

10. Аракчеев В.А. К вопросу о правовом положении тяглого населения Русского государства в середине XVI в. // Известия Российского государственного педагогического университета им. А.И. Герцена. - 2008. - № 12 (84). - С. 37-43. - 0,5 пл.

11. Аракчеев В.А. Проблема урочных лет в Русском государстве в конце XVI - начале XVII в. // Известия Российского государственного педагогического университета им. А.И. Герцена. - 2008. - № 12 (85). - С. 31-37.-0,5 пл.

12. Аракчеев В.А. Закрепощение крестьян в России в конце XVI -начале XVII в.//Вопросы истории. 2009. № 1. С. 106-117. (1 пл.)

13. Аракчеев В.А. Крестьянские переходы по Судебникам и происхождение пожилого II Вестник Новгородского государственного университета имени Ярослава Мудрого. - Серия «История. Филология. Искусствоведение». - 2009. - № 51. - С. 5-8. - 0,5 п.л.

14. Аракчеев В.А. Наместники в России XVI века // Вопросы истории. - 2010. -№ 1. - С. 3-19. - 1,5 пл.

15. Аракчеев В.А. Опричнина и земщина: к изучению административной практики в Русском государстве 1560-1580-х гг. // Российская история. - 2010. - № 1. - С. 16-28. - 1,5 пл.

16. Аракчеев В.А. Археология Смуты (Аналитическая рецензия на кн.: Селин A.A. Новгородское общество в эпоху Смуты. СПб., 2008) // Российская история. - 2010. 3. - С. 162-167. - 0,5 пл.

Статьи:

17. Аракчеев В.А. Волостные миры накануне зшсрепощения (вторая половина XVI в.) // Александр Ильич Копанев: Сборник статей и воспоминаний. - СПб., 1992. - С. 145-150.

18. Аракчеев В.А. Личный судебный иммунитет служилых землевладельцев в конце XV - половине XVI в. // Российская государственность: традиции, преемственность, перспективы: Материалы межвузовских чтений. - М., 1999. - С. 30-35. - 0,5 пл.

19. Аракчеев В.А. Из истории закрепощения в России: прикрепление к тяглу в конце XVI - начале XVII в. // Очерки феодальной России: Сборник научных статей. - М„ УРСС, 2001. - Вып. 5. - С. 39-69. - 2 пл.

20. Аракчеев В.А. Основные этапы освоения земли и аграрная жизнь на Северо-Западе России в IX-XIX вв. // Социальные и экологические проблемы Балтийского региона: Материалы международной научной конференции. - Псков, 2001. - Ч. 2. - С. 57-67. - 0,5 пл.

21. Аракчеев В.А. Место обычного права в формировании вотчинного режима в России XVII века // Правовед: межвузовский научно-методический сборник. - Великий Новгород, 2001. - Вып. 3. - С. 18-24.-0,5 пл.

22. Аракчеев В.А. Соборное уложение 9 марта 1607 г. // Российское государство в XIV-XVII вв.: Сборник научных статей, посвященных Ю.Г. Алексееву. - СПб., 2002. - С. 98-114. - 1 п.л.

23. Аракчеев В.А. «Псковичи посадские люди» на службах и дома // Псков: Историко-краеведческий журнал. - Псков, 2002. - № 16. - С. 6-10. - 0,5 пл.

24. Аракчеев В.А. Псковское восстание 1650 г.: рождение бунта из антиномий средневекового сознания // Псков; Историко-краеведчесхий журнал. - Псков, 2002. - № 17. - С. 18-27. - 1 п.л.

25. Аракчеев В.А. Смутное время и Псковская земля (1608-1612 гг.) // Псков: Историко-краеведческий журнал. - Псков, 2003. - № 18. - С. 49-60.-1,5 п.л.

26. Аракчеев В.А. Правовое положение псковских смердов в XIV-XV вв. // Правовед: Межвузовский научно-методический сборник. -Великий Новгород, 2003. - Вып. 4. - С. 60-68. - 0,5 пл.

27. Аракчеев В.А. Власть и общество в Пскове в эпоху Смуты (16081610 гг.) // Псков в российской и европейской истории. - М., 2003. - Т. 1. - С. 289-295. - 0,5 пл.

28. Аракчеев В.А. Личный судебный иммунитет помещиков в конце XV - первой половине XVI в. // Судебник Ивана III: становление самодержавного государства на Руси. - СПб., 2004. - С. 287-296. - 1 п.л.

29. Аракчеев В.А. Крестьянский отказ и поряд: исследование социальных отношений в русской деревне XV-XVI вв. // Очерки феодальной России. - М., УРСС, 2004. - Вып. 8. - С. 75-106. - 2 п.л.

30. Аракчеев В.А. Иван Петрович Шуйский // Псков: историко-краеведческий журнал. - Псков, 2004. - № 20. - С. 30-35. - 0,5 пл.

31. Аракчеев В.А. Приказная система и сыск беглых во второй половине XVI - первой половине XVII в. // Проблемы истории государственного управления: государственный аппарат и реформы в России. - СПб., 2004. - Ч. 1. - С. 28-30. - 0,25 пл.

32. Аракчеев В.А. Владение землей «в одерень» по псковским актам XIV-XV вв. // Археология и история Пскова и Псковской земли. - Псков, 2005.-С. 175-181.-0,5 ил.

33. Аракчеев В.А. Псков и Новгород: две стратегии в хаосе Смуты // Чело. - 2005. - № 3. - С. 25-32. - 0,5 пл.

34. Аракчеев В.А. «Общий всенародный совет»: земское самоуправление Пскова во второй половине XVI-XVII вв. // Вестник филиала Северо-Западной академии государственной службы. - Псков, 2005.-С. 95-102.-0,5 п.л.

35. Аракчеев В.А. Крестьяне в социальной структуре средневековой Руси (XIV - первая половина XVI в.) // Cahiers du Monde russe. - 46/1-2. -Janvier-juin 2005, Paris. P. 107-114. - 0,5 пл.

36. Аракчеев В.А. Юрий Георгиевич Алексеев И Исследования по истории средневековой Руси. - М.; СПб., 2006. - С. 5-24 (В соавторстве с C.B. Стрельниковым) - 2 пл.: вклад соискателя 1 пл.

37. Аракчеев В.А. Генезис правовой системы Великого Новгорода и Пскова (конец XII - середина XVII в.) // Эволюция политической и правовой культуры России. Региональны«; особенности и влияние европейского фактора. - Великий Новгород, 2006. - Ч. 3. - С. 15—49. - 2 п.л.

38. Аракчеев В.А. Псков конца XVI-XVII вв. в документах РГАДА // Материалы первых архивных чтений / Государственное архивное управление Псковской области. - Псков, 2007. - С. 137-140. - 0,25 п.л.

39. Аракчеев В.А. Земская реформа в Новгородской земле в 1550-х гг. // Новгородика-2006. Материалы научно-практической конференции. -Ч. 1. - Великий Новгород, 2007. - С. 141-145. - 0,5 п.л.

40. Аракчеев В.А. Дворовые и задворные люди: к исследованию терминологии переписных книг 1640-1670-х гт. // Государство и общество в России XV - начала XX века. - СПб., «Наука», 2007. - С. 316— 324. - 1 пл.

41. Аракчеев В.А. Выступление в дискуссии по книге П.В. Седова // Отечественная история. - 2008. - № 1. - С. 184-186.-0,5 п.л.

42. Аракчеев В.А. Душегубство: о квалификации разбойных нападений в Русском государстве первой половины XVI в. // Историография, источниковедение, история России Х-ХХ вв. - М., 2008. -С.33-39.-0,5 пл.

43. Аракчеев В.А. Писцовые наказы как источник по истории закрепощения // Писцовые книги и другие массовые источники XVI-XX вв. Материалы: всероссийской научной конференции / РГАДА. Археографическая комиссия РАН. - М., 2008. - С. 39-48. - 1 п.л,

44. Аракчеев В.А. Рец. на кн.: Малов A.B. Московские выборные полки нового строя в начальный период своей истории. М., 2006. // Отечественная история. - 2008. - № 5. - С. 193-195. - 0,25 п.л.

45. Аракчеев В.А. Русское общество на завершающем этапе Смуты и закрепостительн ые мероприятия правительства // Россия и мир: панорама исторического развития. - Екатеринбург, 2003. - С. 539-544. - 0,5 п.л.

46. Аракчеев В.А. Псков на рубеже XVI-XVII вв. и исследование его военно-политической истории в трудах Г.А. Замятина // Замятин Г.А. Россия и Швеция в начале XVII в. Очерки военной и политической истории. - СПб., 2008. - С. 469-484. - 1 пл.

47. Аракчеев В.А. Новгородские документы 1590-х годов и вопрос о закрепощении крестьян в конце XVI века // Новгородика-2008: Вечевая республика в истории России. Материалы международной научно-практической конференции. - Великий Новгород, 2009. - Ч. 1. - С. 143-153.-1 п.л.

48. Аракчеев В.А. О применении понятий «политика» и «правительство» в исследованиях по истории России XVI века // Гражданское общество и правовое государство как факторы модернизации российской правовой системы: Материалы международной научно-теоретической конференции. - СПб., 2009. - С. 269-272. - 0,25

ПЛ.

49. Аракчеев В.А. Русско-польские отношения на северо-западной границе России и перемирие 1617 г.// Россия, Польша, Германия: история и современность европейского единства в идеологии, политике и культуре. - М., 2009. - С. 70-81. (В соавторстве с A.A. Селиным) - 1 пл.: вклад соискателя 0,5 пл.

50. Аракчеев В.А. Рец. на кн.: Лисейцев Д.В. Приказная система Московского государства в эпоху Смуты. М., 2009. // Вопросы истории. -2010.-№3.-С. 168-170.-0,25 пл.

Издательская лицензия ИД № 06024 от 09.10.2001 года. Подписано в печать 17.01.2011. Формат 60x90/16. Объбм издания в усл. печ. л. 3,25 Тираж 100 экз. Заказ № 33.

Псковский государственный педагогический университет им. С.М. Кирова, 180760, г. Псков, пл. Ленина, 2. Редакционно-издагельекий отдел Ш11У им. С.М. Кирова, 180760, г. Псков, ул. Советская, 21, телефон 72-74-62. E-mail: rio@psksu.ru

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора исторических наук Аракчеев, Владимир Анатольевич

ВВЕДЕНИЕ

ГЛАВА 1. РОССИЙСКОЕ ГОСУДАРСТВО И ОБЩЕСТВО 21 ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XVI - НАЧАЛА XVII В. В ИСТОРИЧЕСКОЙ НАУКЕ. ИСТОЧНИКИ

1.1. Проблемно-историографический очерк.

1.2. Документальная база работы и методы ее 65 источниковедческой критики.

ГЛАВА 2. ТЯГЛОЕ НАСЕЛЕНИЕ В СОЦИАЛЬНОЙ 135 СТРУКТУРЕ РОССИИ СЕРЕДИНЫ XVI В.

2.1. Крестьянский отказ и поряд: социальные отношения в 135 русской деревне XV—XVI вв.

2.2. Крестьянские переходы по Судебникам.

2.3. Посадские люди в первой половине XVI в. и право 175 перехода тяглых людей

2.4. Институт наместников накануне земской реформы

ГЛАВА 3. ЗЕМСКАЯ РЕФОРМА И ПОЛИТИКА В 218 ОТНОШЕНИИ ПОСАДСКОГО НАСЕЛЕНИЯ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XVI В.

3.1. «Приговор о кормлениях и службе» и вопрос о начале 218 земской реформы.

3.2. Ход земской реформы в 1550-х гг.

3.3. Земские учреждения в действии: Северо-запад России

3.4. Земские учреждения в действии: Замосковный край, Юг и 278 Поморье

ГЛАВА 4. ЗАКРЕПОЩЕНИЕ.

4.1. Заповедные годы и прикрепление к тяглу крестьян и посадских людей в 1580-х гг.

4.2. Закрепостительные мероприятия и вопрос об «урочных 325 годах» в конце XVI - начале XVII в.

4.3. Спорные проблемы правительственной политики в сфере 350 закрепощения в начале XVII в.

4.5. Русское общество на завершающем этапе Смуты и закрепостительные мероприятия правительства

ГЛАВА 5. ПРАВИТЕЛЬСТВЕННАЯ ПОЛИТИКА 383 ПОСЛЕДНЕЙ ТРЕТИ XVI - НАЧАЛА XVII В. И

ЭВОЛЮЦИЯ ПОЛОЖЕНИЯ ТЯГЛЫХ СОСЛОВИЙ

5.1. Опричнина и деятельность посланников в 1560-1580-х гг.

5.2. Ликвидация института наместников: предпосылки и 403 последствия.

5.3. Земские миры и земское движение в годы Смутного 417 времени (1606-1609 гг.)

Введение диссертации2011 год, автореферат по истории, Аракчеев, Владимир Анатольевич

Актуальность темы исследования обусловлена теоретической и практической значимостью вопросов, связанных с функционированием общества, находившегося в состоянии трансформации. Вторая половина XVI" в. в истории России — особый период, когда в ее общественно-политическом устройстве были заложены важнейшие новации, радикально изменившие и сущность самого устройства, и вектор развития страны. В этой связи особенную значимость приобретает изучение истории правительственной политики в отношении тяглых сословий, составлявших абсолютное большинство населения страны. Всестороннее исследование обстоятельств, в которых принимались определенные решения, касавшиеся положения крестьян и посадских людей, позволяет, с одной стороны, приблизиться к пониманию глубинных закономерностей развития российского общества, а с другой -показать алгоритм деятельности правительственного аппарата.

Без выявления отмеченных закономерностей затруднительно вырабатывать стратегию развития современной России, ибо социальная напряженность, высокий конфликтный потенциал в отношениях между стратами общества губительны для него. Без учета исторического опыта невозможно выстаивать эффективную социальную политику.

Обращение в рамках настоящего диссертационного исследования к истории правительственной политики в отношении тяглых сословий обусловлено тем, что именно сословия крестьян и посадских людей составляли «становой хребет» государства, являясь источником налоговых поступлений и исполнителем повинностей, совокупность которых и составляло понятие «тягла». Именно во второй половине XVI в. закладывались принципиальные основы взаимоотношений государства и тяглых сословий, существенно не изменявшиеся до середины XIX в., когда последовательно была упразднена система крепостного права, созданы земские учреждения, прямые налоги были заменены на косвенные. Тот факт, что именно в этот двухсотлетний период возникла Российская империя, успешно решавшая сложные внешнеполитические задачи, свидетельствует о жизнеспособности того типа социума, который сформировался во второй половине XVI в.

Этот период приобретает значение своего рода водораздела российской истории, стоя на котором становится возможным, с одной стороны, ретроспективно изучить более ранние институты и явления, а с другой стороны, увидеть процесс зарождения новых социальных структур и управленческих практик, в полной мере развившихся в XVII в. Таким образом, без систематического исследования правительственной политики в отношении тяглых сословий во второй половине XVI - начале XVII в. невозможно составить целостную картину исторического развития нашей страны в период позднего средневековья.

Степень научной разработанности темы исследования. Предлагаемая диссертация посвящена предпосылкам этого перехода, трансформации общественного и государственного строя нашей страны во второй половине XVI — начале XVII в. Несмотря на значительные успехи российских историков в деле постижения феноменов и закономерностей социально-политического развития России в XVI—XVII вв., до настоящего времени перед исследователями этого исторического периода стоят множество проблем. Во второй половине XVI в. в России происходят масштабные изменения во всех сферах жизни общества и государства. Деятельность представителей всех классов проходила в условиях реформ, внешнеполитических и внутриполитических потрясений, переросших в полномасштабную гражданскую войну. Столь насыщенный событиями период времени всегда привлекал внимание российских историков, для многих из которых он стал полигоном для апробации новых научных идей и подходов. Впервые в полном объеме они были сформулированы в трудах В.О. Ключевского, A.C. Лаппо-Данилевского, С.Ф. Платонова еще в 1880-1890-х гг. В таких работах названных исследователей, как «Происхождение крепостного права» Ключевского, «Организация прямого обложения.» Лаппо-Данилевского, «Очерки по истории Смуты.» Платонова, был осуществлен институциональный анализ состояния российского общества в XVI—XVII вв.1 Именно эти историки выделили, не употребляя этот термин, в качестве несущих конструкций общества «институции» — отличавшиеся длительностью существования социальные феномены.

Представляется, что возможности институционального анализа современной наукой не исчерпаны до настоящего времени, и история России второй половины XVI — начала XVII в. представляет собой период, в исследовании которого институциональный подход может быть наиболее плодотворным. До середины XVI в. государственные институты отличались слабой степенью регламентации, их функции не были четко определены и осуществлялись по-разному в отдельных районах страны. Первые общегосударственные учреждения - приказы возникли уже в конце XV в., но только с 1550-х гг. начинается процесс выработки общих принципов государственного управления, которые приобрели необходимую системность. В существующих исследованиях историков часто делался акцент на решениях власти, в то время как осуществление этих решений не всегда удавалось проследить из-за отсутствия источников. Это обусловливает необходимость изучения административных практик, применявшихся государственным аппаратом.

Особенно масштабными были изменения в положении крестьян и посадских людей. Между тем, изучение положения этих сословных групп, осуществлявшееся вплоть до 1980-х гг., в последние десятилетия стало менее активным. Особую сложность представляет исследование крепостничества в силу необходимости соблюсти баланс между строгой научностью« и

1 Ключевский В.О. Сочинения в 9 тт. М., 1990. Т. 8. С. 120—193; Лаппо-Дангтевский A.C. Организация прямого обложения в Московском государстве со времен Смуты до эпохи преобразований. СПб., 1890; Платонов С.Ф. Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI-XVII вв. М., 1995. ценностным отношением к истории крепостного права. Для нас неприемлема негативная оценка закрепостительной политики как мотивированной исключительно своекорыстными интересами «феодалов-землевладельцев». Вместе с тем, мы не уверены и в том, что- утверждение крепостничества, особенно в тех изуверских формах, которые оно пробрело в «безумном и мудром» XVIII столетии было фатально неизбежным. Категорически не разделяя апологетическую позицию А.Б. Каменского", считаем нужным заметить, что закрепостительные мероприятия второй половины XVI в. в то время были действительно вынужденным шагом правительства, находившего полную поддержку тяглых общин.

Актуальность исследования правительственной политики XVI в. обусловлена еще и фактом расширения в это время территории страны, региональные особенности которой все еще не были изжиты. Следовательно, политику в России XVI-XVII вв. нужно изучать с опорой на региональные отличия городов и уездов страны. Проблема изучения правительственной политики в России приобретает дискуссионный характер, в том числе, и потому, что в последнее десятилетие правомерность применения самой формулировки «правительственная политика» к российским реалиям эпохи позднего средневековья подвергается сомнению. В современной исторической науке нет единого мнения о возможности применения понятий «политика» и «правительство» в исследованиях по истории России XVI в. В то время как большинство историков пользуются этими понятиями, A.JI. Юрганов, A.B. Каравашкин, М.М. Кром подчеркивают их несоответствие мировосприятию людей того времени. По их мнению, публицистическим текстам XVI в. были в большей степени свойственны эсхатологические мотивы, а не политические дефиниции. С точки зрения М.М. Крома, «религиозное понимание власти», свойственное дискурсу того времени, не дает возможности определить, какая

2 «Только благодаря крепостному праву Россия сумела стать тем, чем она была и в политическом, и в экономическом отношении, а отмена крепостничества не могла состояться раньше, чем это произошло». См.: Каменский А.Б. Уроки, которые можно было бы извлечь // Одиссей. 2004. М., 2004. С. 419. правящая группа представляла правительство3. Для решения вопроса о правомерности употребления терминов «политика» и «правительство» зададимся вопросом о том, что такое «политика».

Наиболее' распространенные определения «политического» в первой', половине XX в. были предложены вначале М. Вебером, а впоследствии К. Шмитом. М. Вебер говорил о политике как участии во власти, а К. Шмитт писал, что политика есть та сфера поведения людей, которая формируется ввиду реальной возможности борьбы4. Встав на обозначенную точку зрения, неизбежно придется признать, что политика есть в любом обществе, где имеются группы людей, отстаивающих свои интересы с помощью публичной власти. Однако немалое значение имеет вопрос, осознают ли участники этой борьбы свои действия как политические, отражается ли это понимание в дискурсе эпохи? Согласно определения И.Т. Касавина, дискурс — это «неоконченный живой текст, взятый в момент его непосредственной включенности в акт коммуникации, в ходе его взаимодействия с контекстом. От дискурса отличается текст, который уже отчужден от автора пространственными, временными и иными индексикальными параметрами»5.

Рассмотрим два публицистических текста середины XVI в. на предмет наличия в них политических реалий. Это «Большая челобитная» И. Пересветова и речь Ивана IV, обращенная к Стоглавому собору. В «Большой челобитной» осуществляется противопоставление «веры христианской» и «правды». Еще в начале XX в. В.Е. Вальденберг показал, что «правда» в понимании Пересветова есть христианский закон, воплощенный в практической политике государя6. A.A. Зимин интерпретировал «Большую челобитную» иначе: «правда», с его точки зрения, есть представление об

3 Юрганов А.Л. Категории русской средневековой культуры. М., 1998; Каравашкин A.B., Юрганов A.JI. Опыт исторической феноменологии. Трудный путь к очевидности. М., 2003; Кром М.М. К пониманию московской политики XVI в. //Одиссей. 2005. М., 2005. С. 283-302.

4 Шмитт К. Понятие политического // Вопросы социологии. 1992. Т. 1. № 1. С. 37-68.

3 Касавин И. Т. Дискурс: Специальные теории и философские проблемы // Человек. 2006. № 6. С. 13.

6 Вальденберг В.Е. Древнерусские учения о пределах царской власти. М., 2006. С. 266-271. общественных преобразованиях, направленных к созданию совершенного у государственного строя, облеченное в религиозную форму .

А.Л. Юрганов, опираясь на одну из статей Зимина, но не на его монографию, исказил представления исследователя, заявив, что Зимин интерпретировал слово «правда» в понимании Пересветова как «мудрость». Сам же Юрганов понимает настроения Пересветова эсхатологически, и лишает понятие «правды» всякого политического значения 8. Однако милленаризм был свойственен не только византийско-русскому средневековью. Не меньшее значение ожидания Страшного суда имели, например, в годы Английской революции XVII в. Как пишет К. Хилл, «революционный милленаризм многое говорит нам о нужде в социальных реформах»9. Ни у кого, однако не возникает вопроса о правомерности употребления термина «политика» применительно к реалиям Англии XVII в. Следовательно, и в дискурсе, насыщенном эсхатологическими мотивами, могут содержаться политические реалии.

Употребление понятия «правда» в «Большой челобитной» сопровождается отсылками к таким реалиям Русского государства XVI в., как система кормлений, поместное ополчение, холопство10. Все это убеждает в политической актуальности текста «Большой челобитной» для читателей своего времени. Конечно, представлять себе сочинения Пересветова как «программу реформ» было бы анахронизмом, но в процессе принятия решений об испомещении под Москвой «Избранной тысячи» или ограничении кормленой системы некоторые фрагменты «Большой челобитной» могли читаться как политический памфлет.

В еще большей степени насыщена политическими коннотациями так называемая «речь Ивана IV», обращенная к Стоглавому собору. В речи царя говорится, во-первых, о примирении приказных людей и кормленщиков «со

7 Зимин A.A. И.С. Пересветов и его современники. М., 1958. С. 400.

8 Юрганов А.Л. Категории русской средневековой культуры. М., 1998. С. 35, 80.

9 Хилл К. Английская библия и революция XVII века. М., 1998. С. 118, 463.

10 Сочинения И. Пересветова. М.; Л., 1956. С. 179-181. всеми землями во всяких делех»11. Эта фраза созвучна преамбулам уставных земских грамот 1552 г., в которых говорится о многочисленных конфликтах между кормленщиками и земскими людьми12. Результаты первых земских преобразований были, обобщены в предложении об устройстве «по всем землям моего государства» выборных должностных лиц: «старосты и целовальники, и сотские, и пятидесятские по всем градом и по пригородом, и по волостем, и по погостом, и у детей боярских, и уставные грамоты пописал»13. «Земские нестроения» действительно предписывалось исправлять «по правилом святых апостолов и святых отец», однако политического значения речи Ивана IV это обстоятельство умалить не может. В речи к Стоглавому собору общество предстает как совокупность конфликтующих социальных и территориальных групп, а деятельность царя по умиротворению общества не может быть интерпретирована иначе, чем политическая.

Понятие «правительство» в применении к реалиям XVI в. традиционно применялось во всех трудах по социально-политической истории России. Обстоятельный анализ правящих групп в Русском государстве XVI в. был представлен в трудах A.A. Зимина. Опираясь на нарративные и актовые источники, Зимин реконструировал состав «Избранной рады» - Ближней думы 1550-х гг. Действительно, исследователям не всегда ясен механизм принятия решений Боярской думой и неизвестен состав лиц, принимавших участие в обсуждении и принятии царских указов как с боярским приговором, так и без него. Представляется, однако, что состав Ближней думы достаточно полно отражен в приговоре о разбойных делах января 1555 г. В нем перечислены бояре Ю.М. Булгаков, Д.И. Курлятев; В.М. Юрьев, И.И. Пронский, B.C. Серебряный, И.В. Шереметев, И.М. Воронцов, окольничий А.Ф. Адашев- и постельничий И.М. Вешняков14. Российское законодательство X—XX вв. М., 1985. Т. 2. С. 267.

12 Наместничьи, губные и земские. С. 103-105; ПРП. М., 1956. Вып. 4. С. 188-189.

13 Российское законодательство Х-ХХ вв. М., 1985. Т. 2. С. 267.

1Л

Законодательные акты. Тексты. № 6. С. 34.

Для того, чтобы составить представление о составе Ближней Думы, необходимо, как писал Зимин, дополнить перечисленных в приговоре светских лиц фигурами Макария и Сильвестра, которые принимали самое активное участие в выработке программы реформ. Можно ли назвать данную правящую группу во главе с царем «правительством»»? При* всей условности такого соотнесения это представляется возможным, несмотря на то, что состав правящей группы неоднократно менялся. Смена правящих группировок свойственна любому политическому режиму, и совокупность лиц, в разной степени и в разное время участвующих во власти, вполне может именоваться «правительством». Как представляется, не является анахронизмом для XVI в. и наименование последовательности проводимых мероприятий правительственной политикой», даже если эти мероприятия кажутся противоречащими друг другу.

Вместе с тем, во многих исследованиях по истории России XVI в. термин «политика» и производные от него, действительно, применяются не вполне корректно. Так, С.М. Каштанов, анализируя вклад П.Н. Милюкова в исследование писцового дела и сотниц, пишет, что Милюков «не попытался дать сколько-нибудь подробную политическую историю писцового дела». И наоборот, Каштанов ставит перед собой задачу «изучения политической истории писцового дела», связывая «появление сотниц и писцовых книг с деятельностью определенных правительств», а в факте описания усматривает «посягательство на землевладение и политические права крупных феодалов»13. Представляется, что в данном случае имеет место, с одной стороны, чрезмерное расширение значения термина «политика», и с другой стороны, наделение писцов и писцовых описаний теми функциями, которые им не были свойственны.

В самом деле, писцы конца Х^начала XVII в. в ходе поземельных описаний осуществляли стандартные технические процедуры, главной целью

15 Каштанов С.М. Финансы средневековой Руси. М., 1988. С. 24, 27-29. которых была полнота учета налогооблагаемых объектов. Валовые описания охватывали всю совокупность уездов государства, или регионов страны, и не преследовали цель выборочно описать крупные монастырские вотчины или княжеские уделы. На основании данных писцовых описаний правительство могло применять против иммунистов те, или иные политические санкции, вплоть до ликвидации тарханов, как это имело место частично в 1551 г., и почти полностью в 1580 и 1584 гг. Эти санкции, коль скоро они приводили к ущемлению прав влиятельных социальных групп, вполне можно квалифицировать как политические. Но это не значит, что периодически проводившиеся писцовые описания, материалы которых давали основания для принятия политических решений, несли в себе политическую компоненту. Следовательно, при анализе административной практики власти, нужно всякий раз проводить четкую границу между такими акциями, которые правомерно называть политическими, и теми, которые политикой не являлись.

Все вышесказанное позволяет сделать вывод о целесообразности продолжения изучения истории российского общества второй половины XVI — начала XVII вв., в особенности в аспекте эволюции государственно-политической системы и влияния, оказываемого ею на положение тяглых сословий.

Объект исследования в диссертации включает в себя целый ряд социально-политических институтов и их характеристик, как то: правовое положение тяглых сословий в середине XVI в., проблема ограничения мобильности крестьян, сущность постановлений Судебников о крестьянском отказе, особенности становления сословия посадских людей, прерогативы наместников и первые попытки государства испытать на практике новые формы местного управления, земские учреждения местного управления, их компетенция и распространение по территории страны, крепостное право как складывающаяся система контроля государства и его представителей над тяглым населением.

Предмет исследования в диссертации охватывает следующие явления и процессы: положение тяглого населения в России в середине XVI в., состояние институтов местного управления накануне земской реформы; изменения в положении крестьян, начало процесса закрепощения, тяглого населения;

- земская реформа и состояние учреждений местного управления, эволюция государственного аппарата в период реформ;

- особенности осуществления правительственной политики в период опричнины и гражданской войны начала XVII в.

Хронологические рамки исследования. Основная масса материала и авторских интерпретаций относятся непосредственно к обозначенному в заголовке периоду (вторая половина XVI — начало XVII в.) Особенности структурно-типологического метода исследования государства и общества предполагают, однако, необходимость обращения как к более ранним, так и поздним источникам и социальным явлениям, значительно выходящим за хронологические рамки исследования, обозначенные в названии диссертации. Так, явление крестьянских переходов исследуется, начиная с XV в., а для объяснения особенностей процесса закрепощения в начале XVII в. привлекаются источники, относящиеся ко всему столетию. Следует подчеркнуть, что источники XV и XVII вв. привлекаются нами исключительно с целью анализа явлений XVI — начала XVII в., не поддающихся исследованию на синхронных материалах.

Географические рамки исследования. В диссертации подвергнуты исследованию источники, охватывающие все регионы Русского государства, кроме западных (Смоленск и прилегающие территории) и восточных (Урал и прилегающие территории). Такой выбор обусловлен рядом обстоятельств. Во-первых, такую архитектонику исследования диктует состояние источниковой базы. Переход западных уездов Русского государства в руки Речи Посполитой по Деулинскому перемирию 1618 г. имел два далеко идущих последствия, до настоящего времени не вполне проясненных в науке. Пожар 1626 г. в архивах Московских приказов уничтожал документы вне зависимости от их территориальной принадлежности. Но часть документальных фондов, относящихся к другим территориям, была восстановлена путем присылки писцовых и других книг из местных приказных палат в конце 1620-х гг.

В случае же со Смоленском и другими западными уездами это было невозможно да и не нужно, поэтому в приказных архивах и не появилось документов оттуда. Польско-литовские власти также не озаботились сохранением документальных материалов, связанных с русским господством в Смоленске, и они должны были исчезнуть по причинам небрежного хранения либо преднамеренного уничтожения. Поэтому, когда Смоленск и сопредельные земли были возвращены в состав Русского государства по Андрусовскому перемирию 1667 г., архивы местных администраций не содержали документов 1514-1611 гг.

От восточных территорий страны дошло гораздо больше документов конца XVI - начала XVII в., но они почти исключительно посвящены вопросам удержания за Россией обретенных земель. Правительственная политика в Предуралье и на Урале настолько отличалась от практиковавшейся в центре страны, что для ее изучения необходимы иные методы и теоретические посылки. Именно поэтому интересы нашего исследования сосредоточены территориально от Ельца на юге до Поморья на севере, и от Пскова на западе до восточной границы Замосковного края на востоке.

Теоретико-методологические основы исследования. Базовыми принципами исторического исследования, примененными в диссертации, являются принципы научной объективности, историзма и системности. На современном уровне осмысления проблематики диссертации эти принципы были разработаны и апробированы российскими историками XX в. — П. А. Садиковым, A.A. Зиминым, Н.Е. Носовым, С.М. Каштановым и др.

Принцип научной объективности находит свою опору в разработанных еще в 1960-х гг, подходах к изучению актов и реконструкции на их основе направленности общественных изменений и принципов правительственной политики16. Эти подходы покоятся на методе комплексного анализа источников, который предполагает сопоставление и взаимную проверку данных документов, происходящих из фондов центральных и местных государственных учреждений и церковных корпораций. Поскольку значительная часть источников относится к более позднему времени (конец XVI века), существенно важным будет их ретроспективное исследование. Коль скоро особенности источника вызваны его происхождением, процесс анализа с необходимостью должен приобрести институциональные черты, то есть от изучения документа необходимо восходить к изучению государственного учреждения, из недр которого он вышел. Таким образом, источниковедческое исследование будет увязано с конкретно-историческим.

Конкретно-историческое исследование в диссертации осуществлялось с применением как традиционных, позитивистских методов, например, историко-юридического, так и с опорой на новые методы, активно применяющиеся в современной социологии. Важную роль в анализе нарративных источников играет разработанная П. Бурдье методология реконструкции и исследования социальных полей и практик. Как пишет Бурдье, символические системы способны упорядочивать социальный мир путем применения к его явлениям логики включения и исключения отдельных элементов. Именно таким образом — путем достижения консенсуса о смысле видимых явлений — создаются представления о социуме и возможностях его изменения17.

16 Зимин A.A. О методике актового источниковедения в работах по истории местного управления России первой половины XVI в. // Вопросы архивоведения. 1962. № 1. С. 33-45; Носов Н.Е. О статистическом методе в актовом источниковедении // Вопросы архивоведения. 1962. № 4. С. 41-55; Зимин A.A. Трудные вопросы методики источниковедения Древней Руси // Источниковедение. Теоретические и методические проблемы. М., 1969. С. 427-449; Черепнин JI.B. Рец. на кн.: Носов Ы.Е. Становление сословно-представительных учреждений в России. JL, 1969 // ВИ. 1970 № 6. С. 139—143.

17 Бурдье П. Социальное пространство: поля и практики. СПб., 2007. С. 10.

Со времен С.М. Соловьева и Б.Н. Чичерина внимание историков было приковано к разного рода государственным и общественным институтам. Как подчеркивает П.М. Блау, институты — это исторические продукты, чьи нормы и лежащие в их основе опосредствующие ценности передаются от поколения к поколению, тем самым, ограничивая и очерчивая потенциальные сети косвенного обмена. Институты оказывают определенное внешнее давление на индивидов и на различные типы коллективных единиц, увязывая процесс обмена со своими предписаниями и рекомендациями. Таким образом,

5 институты представляют сеть относительно стабильных и общих норм, регулирующих различные типы отношений косвенного и сложного обмена

1 о между различными социальными единицами . Нетрудно заметить, что такое определение близко к определению институтов Д. Нортом как сложившихся практик19.

Коль скоро общественные связи в России XVI—XVII вв. принимали различные формы, важно определить научные принципы, на основе которых возможно построить типологию этих общественных связей. Исследование функционирования общественных институтов России второй половины XVI — начала XVII в. в диссертации осуществляется на основе принципа системности. В любом крупном социальном явлении или процессе, будь то крепостное право или земские учреждения, взаимодействовала вся совокупность институтов данного социума в определенную эпоху, а не какой-либо отдельный экономический или политический институт. Рассматривая крепостное право как систему социально-экономических связей и отношений, мы, во-первых, исходим из того, что оно было детерминировано как экономической, так и социально-политической эволюцией общества. Во-вторых, мы рассматриваем отдельные социальные явления как интегрированные в системы более высокого

18 Цит. по: Тернер Дж. Структура социологической теории. М., 1985. С. 368.

19 НортД. Институты, институциональные изменения и функционирование экономики. М., 1997. С. 16-18. уровня и функционировавшие в составе этих систем" . Таким образом, в будущем оказывается возможным построение целостной функциональной структурно-типологической модели процесса функционирования крепостного права.

В данном исследовании метод моделирования социальных явлений' применяется для изучения процесса зарождения крепостного права, возникновения и функционирования земских учреждений. Как подчеркивает П. Ласлетт, «полное историческое описание — это химера», а все, что может сделать историк, «так это построить некоторую модель рассматриваемого им общества». С помощью моделирования упорядочиваются данные источников, выявляются некоторые закономерности функционирования общественных институтов. Как подчеркивает П. Ласлетт, наиболее продуктивным может быть сочетание в историческом исследовании двух моделей общества: статической и динамической. Целостную модель общества удастся построить, только согласовав теорию изменяющейся системы «с теорией этой же системы в состоянии покоя»21. Именно таким образом в диссертационном исследовании изучается вначале традиционная практика переходов тяглых людей в середине XVI в. (система в состоянии покоя), а впоследствии ограничения и запрещение переходов (изменяющаяся система).

Перечисленные методы в большей или меньшей степени относятся к аналитическим методам, однако создание концептуальной модели истории русского общества невозможно без методов синтеза. Э. Питц назвал одни из таких методологических приемов «выявлением соответствий», подчеркивая его отличия от метода выявления причинно-следственных связей. Приводя в качестве примера такие категории, как «иммунитет» и «поместье», Э. Питц показывает, что ни одно из этих понятий не является причиной другого и не может быть из него выведено, однако «каждое при всей его специфике лл

Блауберг КВ., Юдин Э.Г. Становление и сущность системного подхода. М., 1973.

21 Ласлетт П. История и общественные науки//Философия и методология истории. Сборник статей. М., 1977. С. 213-214. накладывает отпечаток на содержание другого, определяя его историческое значение»" . Подобного рода связи между понятиями и стоящими за ними явлениями носят название коррелятивных, и, в отличие от причинно-следственных связей они обратимы, что позволяет реконструировать, не однобокую детерминистскую картину исторического явления, а его многовекторную модель. Как полагает Э. Питц, именно «в корреляциях проявляется временная компонента исторического мышления и понимания», что обусловливает такой важный принцип исследования, как историзм.

Благодаря перечисленным методам, исследование, построенное на анализе источников второй половины XVI — начала XVII в., в диссертации вышло на реконструкцию социально-политической системы России этого времени, характеризующейся существенными особенностями взаимодействия власти и общества.

Цель исследования - показать на основе изучения таких социально-политических институтов как крепостное право, земские учреждения, приказы, как эволюционировало российское общество, устанавливались более жесткие сословные границы; как соотносилась правительственная политика и такие ее временные феномены, как опричнина, с функционированием социально-политических институтов; как эволюционировало положение тяглых сословий в российском обществе.

Задачи исследования: 1) выработать отвечающую целям исследования методику работы с источниками.

2) показать динамику и ход закрепостительного процесса в конце XVI в., выявить особенности осуществления режима «заповедных лет».

3) исследовать основания и особенности прикрепления к тяглу двух категорий податного населения — посадских людей и черносошных крестьян. Питц Э. Исторические структуры (к вопросу о так называемом кризисе методологических основ исторической науки)// Философия и методология истории. Сборник статей. М., 1977. С. 194-195.

4) проанализировать ход и результаты земской реформы 1550-х годов и деятельности земских учреждений в 1560—1570-х годах, подвергнув критической проверке традиционные представления о географии земской реформы; исследовать динамику и направленность реформы.

5) проанализировать изменения в структуре общества, воплотившиеся в новациях в правовом положении сословий.

6) исследовать изменения в деятельности центральных правительственных учреждений Русского государства во второй половине XVI в., уделив особое внимание работе четвертей и органу чрезвычайного финансового управления страной - посланникам.

7) показать изменения в государственном строе страны и наметить подходы к определению типологии российской государственности.

Научная новизна диссертационного исследования. В диссертации впервые в историографии положение крестьян в середине XVI в. анализируется с привлечением многообразных и разновременных источников, благодаря чему удалось предложить трактовку пожилого, принципиально расходящуюся с предлагавшимися в науке. В научный оборот удалось ввести источники, предопределившие новое понимание таких важных явлений российской истории, как «заповедные годы». Введение в научный оборот двух коллекций псковских монастырей способствовало оформлению новой концепции истории местного управления во второй половине XVI в. Убедительно доказывается, что земская реформа изначально замышлялась как многовекторное изменение, не подразумевавшее немедленное и повсеместное упразднение власти наместников. Концептуальное переосмысление роли тяглых сословий в истории русского общества показало, что к концу XVI в. уже сформировалась сословная структура, идентичная имевшейся в первой половине XVII в., что побуждает скептически оценивать суждения историков о глубоком переломе в развитии общества именно в эпоху Смуты.

Практическая значимость исследования заключается в возможности использовать его результаты в учебных курсах по истории России, источниковедению, при написании учебных пособий. Представляется, что результаты работы способны оказать влияние и на общий контекст обсуждения судеб российской цивилизации и магистральных путей ее развития. В диссертации доказывается невозможность обсуждения истории Российского государства как одного из вариантов «деспотической монархии», а стало быть, Россия второй половины XVI - начала XVII в. предстает как европейское государство.

Апробация результатов исследования. По теме диссертации опубликованы две монографии и серия статей. Основные положения и выводы диссертации были изложены в виде докладов на международных научных конференциях: «Судебник Ивана III в истории России» в Санкт-Петербургском университете (Москва - Санкт-Петербург, декабрь 1997 г.); «Проблемы истории государственного управления: государственный аппарат и реформы в России» в Санкт-Петербургском университете (Санкт-Петербург, октябрь 2002 г.), «Псков в российской и европейской истории» в Псковском педагогическом университете (Псков, апрель 2003 г.), «Происхождение национальных монархий и формирование Русского государства в европейском контексте» в Доме наук о человеке (Париж, сентябрь 2003 г.), «Общество, государство, верховная власть в России в средние века и раннее Новое время в контексте истории Европы и Азии» в Институте Всеобщей истории РАН (Москва, декабрь 2005 г.), «Новгородика — 2006» в Новгородском государственном университете (Великий Новгород, сентябрь 2006 г.), «Писцовые книги и другие массовые источники XVI—XX вв.» в Российском государственном архиве древних актов (Москва, июль 2007 г.), «Новгородика - 2008» в Новгородском государственном университете (Великий Новгород, сентябрь 2008 г.), «Псков, русские земли и Восточная Европа в XV-XVI вв.» в Псковском педагогическом университете (Псков, май 2010 г.), «Новгородика —

2010» в Новгородском государственном университете (Великий Новгород, сентябрь 2010 г.), «Россия и Запад в переходную эпоху от средневековья к Новому времени» в Уральском государственном университете (Екатеринбург, октябрь 2010 г.).

Материалы диссертационного исследования легли в основу лекций и семинаров, проводимых автором на историческом факультете Псковского государственного педагогического университета. Диссертация обсуждалась на совместном заседании Центра истории русского феодализма и Группы исторической географии Института российской истории РАН.

Структура диссертации. Диссертация включает введение, пять глав, открывающихся историографическим обзорсш и критиком источниковой базы, заключение, список источников, библиографию и приложения. Вторая глава посвящена месту тяглого населения в социальной структуре России первой половины XVI в., в третьей главе рассматривается ход закрепощения в конце XVI — начале XVII в., четвертая глава раскрывает взаимоотношения власти и общества в контексте состояния местного управления, в пятой раскрываются административные практики и реакция общества на них, в заключении подводятся основные итоги исследования. В приложении представлены неопубликованные источники, водимые в научный оборот автором: грамота с прочетом Ивана III, фрагменты писцовой книги 1510 г., документы псковских монастырей второй половины XVI в., обыскная грамота с упоминанием «заповедных лет», челобитная с упоминанием принципов сыска беглых и другие архивные документы.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Правительственная политика в отношении тяглых сословий в России второй половины XVI - начала XVII в."

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Правительственная политика в отношении тяглого населения предстает как полифункциональная деятельность, воплотившаяся как в создании законодательной базы, так и в повседневных административных практиках.

Анализ состояния дел в среде крестьянского социума во второй половине XV - первой половине XVI в. выявил глубинные основы княжеских постановлений о крестьянских переходах. Вопреки мнению исследователей середины XX в., удалось доказать, что основой этих постановлений были интересы фиска и местных тяглых общин, которые традиционно изобретали механизмы компенсации за расходы при поселении нового тяглеца и удержания его на новом месте. Отказ и поряд крестьян являлись институтами обычного права, функционировавшими на протяжении столетий, а право отказа и поряда формировалось в связи с двумя явлениями: «старожильства» и роста численности слобод. Среди получателей уставных грамот были общины слободчиков, составлявших «служебную организацию», и гипотетически можно предположить, что их трансформация в обычные тяглые общины происходила в течение первой половины XVI в., завершившись в процессе осуществления земской реформы.

В особенностях слободского права, касающегося вывоза чужих и запрета выхода своих тяглецов следует видеть источник княжеских постановлений второй половины XV в. об ограничении крестьянских переходов. Нормы о запрещении и ограничении переходов крестьян Юрьевым днем, как и сами жалованные грамоты, носили временный характер и прекращали свое действие со сменой суверена на троне или новым описанием. Процедура отказа, регламентированная в Судебниках, распространялась на все категории крестьян, в том числе дворцовых и черносошных. Возникновение пожилого было обусловлено обычаем предоставления льготы крестьянам-новоприходцам, которые таким образом расплачивались за предоставленную им отсрочку в выплате податей.

Дифференцированный размер пожилого объясняется поэтапным введением деревенских угодий в хозяйственный оборот, при котором лишь к концу четвертого года крестьянин осваивал весь комплекс. В диссертации показано, что постановления Судебников о пожилом преследовали цель компенсировать потери, понесенные тяглым миром из-за предоставления льгот новым тяглецам. В организации системы крестьянского поряда и отказа решающее значение имело временное прекращение практики предоставления податного иммунитета землевладельцам в конце XV в., что перекладывало ответственность за прием новых тяглецов исключительно на их плечи. Как указы князей о Юрьевом дне второй половины XV в., так и постановления Судебников о крестьянском отказе следует рассматривать не как свидетельство формирования крепостного права, а как эволюцию средневекового права от права-привилегии к общегосударственному праву.

В городах, находившихся на территориях бывших вечевых республик Северо-запада, результатом изменений в отношениях собственности в первой половине XVI в. стало формирование посадских общин с жившим на городских дворовых участках однородным населением с условием выплаты им оброка в казну. Система раскладки налогов, когда земли разного владельческого статуса клали в одну «кость», побуждала тяглые миры добиваться привилегий о свозе беглых тяглецов, подобно жителям Мало-Пинежской волости и Важской земли в 1552 г.

В системе местного управления ключевую роль играли региональные традиции, чем объясняется практика предоставления наместникам и волостелям псковских пригородов и новгородских волостей кормлений с боярским судом. Рассмотрение и сравнение источников 1550-х гг. объяснило причину известного запретительного распоряжения Мало-Пинежской и Важской земских грамот 1552 г. о возвращении тяглецов «на старые их дворы».

В диссертации сделан вывод о том, что мероприятия по ограничению выхода тяглого населения середины XVI в. в первую очередь осуществлялись в интересах не землевладельцев, а государства, стремившегося законодательно укрепить попытки перешедших на откуп волостей и посадов добиться возвращения ушедших тяглецов. Таким образом оказался объяснен парадоксальный факт одновременно реализовывавшихся земских преобразований и первых попыток прикрепления населения к тяглу.

Вновь введенные в диссертационном исследовании в оборот источники позволили отвергнуть ряд устоявшихся в науке фактов, например, предположение о том, что ст. 64 Судебника 1550 г. выводила служилых людей из-под суда наместников. Трактовка ст. 64 пересмотрена на основании данных Рыльской уставной грамоты, по которой в руках наместников оставался суд над детьми боярскими, которые освобождались от поединков с тяглыми людьми. Сопоставление «Приговора о кормлениях и службе» с сохранившимися документальными источниками показало, во-первых, их полное соответствие реалиям 1556—1558 гг., а во-вторых, что сама постановка вопроса о том, является ли летописное изложение «Приговора» свидетельством принятия закона об отмене кормлений царем и Боярской думой в 1555 г., или представляет собой «публицистическое обобщение многочисленных практических мероприятий в этой области», неверна. Мы не исключаем возможность принятия некоего закона с одновременным утверждением уставной грамоты о порядке судопроизводства царем и Боярской думой до 29 апреля 1556 г. Однако этот приговор не мог быть ничем иным, как обобщением практики земской реформы в 1552—1555 гг.

Исследование кормлений по Боярской книге 1556/57 г. позволило выявить региональную специфику в территориальном размещении кормлений, например, что сельские волостельства преобладали среди действующих и упраздненных кормлений в Замосковном крае и Поморье. Данные Боярской книги и уставных грамот не подтверждают мнения Н.Е. Носова о переходе волостей на откуп в годы «отставки реформы» в 1553—1554 гг. Абсолютное большинство сведений Боярской книги об отмене кормлений относятся к 15551556 гг. Земская реформа в Новгородской и Псковской землях заключалась отнюдь не только в повсеместной ликвидации кормлений и наместничьего управления, но и наделении дополнительными- судебными и фискальными полномочиями выборных старост и целовальников при сохранении наместников. В северо-западных землях перевод волостей и посадов на откуп начался осенью 1554 г., и тянулся до начала 1556 г. В центральных уездах реформа в основном была проведена в 1555 г., когда большинство кормленщиков покинули свои присуды, добирая неполученные кормы в Казне. Таким образом, процесс перевода кормлений на откуп охватил основные регионы страны и хронологически делится на два периода, однако их границы были размыты.

В ходе реформы, в 1554—1555 гг. Псков получил уставную грамоту, аналогичную Устюженской, существенно ограничивавшую власть наместников и вводившую здесь налоговое и судебное самоуправление. С 1 сентября 1555 г. кормления в псковских пригородах были ликвидированы, а реформа самоуправления в них воплотилась в передаче власти выборным земским старостам, делившим судебные и административные полномочия с городовыми приказчиками. В связи с важным стратегическим положением Пскова институт наместников в самом городе сохранился. Анализ документов псковских монастырей Сергия с Залужья 1563-1609 гг. и Пятницы из Бродов 1542-1605 гг. показал, что в сохранившей институт наместников Псковской земле разветвленные структуры земского самоуправления имелись как в городских концах и сотнях, так и в уездных засадах и губах. Полномочия кончанских старост и сотских в Пскове, засадских старост, данщиков и денежных сборщиков в уезде сосредоточивались в сфере фиска. В 1585—1605 гг. в Пскове произошло объединение сотен, почти совпадавших с улицами, в более крупные территориальные структуры, сохранившие аналогичное название сотен.

Кончанская же администрация, в-лице старост, денежных сборщиков и дьячков была упразднена, или; постепенно перестала избираться. После 1585 г. определение тяглоспособности посадских людей и раскладка. повинностей «по животам» перешли в ведение «всего города», то есть общегородской «избы».

Изучение системы, местного управления в городах и волостях, составивших территорию опричнины, показало; что в большинстве опричных административных единиц в середине XVI в. была осуществлена земская реформа. Во второй половине XVI в. в них сохранялись выборные органы местного управления - земские избы и старосты. Столь масштабные социальные сдвиги позволяют отнести земскую реформу 1550-х гг. к числу этапных событий в жизни страны. По своему характеру реформа носила в первую очередь фискальный характер, почему и воплотилась в регионах в различных формах, многообразие которых придавало ей устойчивость. Во втором послании Ивана Грозного шведскому королю Иоганну ИГ содержится красноречивое выражение о короле и его подданных: «А отец твой у них в головах, кабы староста в волости»1. Стоящий во главе земской избы староста был настолько привычным явлением в России 1570-х годов, что его образ стал органичной основой ядовитой, но запоминающейся метафоры самодержца. Несмотря на сохранение наместничеств в крупных пограничных городах и на юго-востоке России, функционировавшая после земской реформы система кормлений покоились на новых принципах обеспечения кормами, повсеместно коммутированными.

Ряд новых выводов' был получен и при исследовании процесса закрепощения. В: дополнение к ранее введенным в науку 10 новгородским документам с упоминанием «заповедных лет» нами при исследовании сборника № 16935 была обнаружена еще одна «обыскная выпись», составленная 11 апреля 1588 г. во время обыска в Березовском ряду о сбежавших «в заповедные годы» крестьянах И. Непейцына. Таким образом, на самом деле «заповедные

1 Послания Ивана Грозного. М.; Л.,1951. С. 156. ' . годы» упоминаются в 11 новгородских документах. Детальное изучение особенностей документального оформления дел о беглых в Деревской пятине привело к выводу, что обыскные книги, в которых упоминаются заповедные годы, это не фрагменты утраченной документации, а ответвления документального комплекса, а, стало быть, упоминания заповедных лет носят не случайный характер. Имеющийся набор прямых и косвенных данных позволяет охарактеризовать «заповедные лета» в новгородских пятинах как особый порядок сыска и возвращения беглых и вывезенных крестьян в поместья служилых людей по их челобитной и по суду. Гипотетически можно предположить, что главный акцент в указах о заповедных годах делался не на запрете переходов, а на розыске беглых по челобитью землевладельца, а режим «заповедных лет» распространялся лишь на частновладельческие земли и не касался черносошных крестьян и посадских людей.

Сравнительное исследование писцовых наказов 1580-х - 1620-х гг. привело к выводу, что по отношению к посадским людям, черносошным и дворцовым крестьянам действовала иная форма сыска. В начале царствования Федора Ивановича (март 1584-июнь 1585 г.) начал осуществляться комплекс мероприятий по сыску и возвращению тяглецов этих категорий. Правовые нормы наказов действовали однонаправлено: они обязывали осуществлять сыск черных тяглецов «где ни буди», в том числе и на частновладельческих землях, но не предполагали сыск частновладельческих крестьян на посадах и в черных волостях.

Исследование Елецких актов 1592—1593 гг. показало, что в южных уездах действовал режим, аналогичный заповедным годам в северо-западных уездах. Упоминаемый в деле Пантелеймонова монастыря 1595-1596 г. «государев указ» о запрете выхода крестьян был одним из указов о заповедных годах. «Указ о полном запрещении переходов 1592—1593 гг.» был сконструирован В.И. Корецким из известных явлений закрепостительной практики — заповедных и урочных лет и является избыточным для предложенной нами модели закрепощения. Исходное значение; термина «урочные годы» было тождественно понятию «определенный срок», который мог обозначать и срок, обусловленный конкретными датами, и срок давности, повторявшийся» всякий раз при возникновении нового казуса. Значение указа от 24 ноября 1597 г. состояло в том, что правительство подтвердило особый порядок: разрешения конфликтов о частновладельческих крестьянах в условиях, когда; крестьяне других категорий разыскивались бессрочно; Вотчинники же и помещики, как и прежде, должны были подавать иски, добиваться организации опроса «обыскных людей» и возвращения беглых по суду, причем крестьяне, бежавшие до 24 ноября 1592 г. сыску и возвращению не подлежали.

Уникальность лексики и терминологии вводной части Уложения 1607 г., а также особенности его структуры приводят к выводу об искусственно сложившемся составе лексики введения. Вводная часть Уложения представляет собой компиляцию из законодательных и нарративных памятников ХУ1-ХУ11 вв., выполненную Татищевым или его корреспондентами. Само-Уложение 1607 г. представляет собой сложный по происхождению документ, в основе которого, видимо, лежал фрагментарно сохранившийся текст подлинного указа Василия Шуйского о сыске черносошных крестьян в Предуралье. На основе этого указа Татищев составил, как ему представлялось, «Уложение», заполнив лакуны хорошо известными ему более поздними нормами крепостнического законодательства;

Ход закрепощения в России не был уникальным; в странах центральной Европы также не было общего закона, закрепощавшего крестьян и правительства Моравии и Саксонии на протяжении XVII—XVIII вв. издавали рескрипты, запрещавшие свободное передвижение крепостных так же, , как и в Русском государстве . Выводы, сделанные при рассмотрении закрепостительных мероприятий начала XVII в., позволяют утверждать, что гражданская война лишь, в малой степени затормозила процесс закрепощения,

У '

Броделъ Ф. Материальная цивилизация, экономика, капитализм в ХУ-ХУШ вв. М., 1988. Т. 2. Игры обмена. С. 262. который возобновился уже в 1613 г. на прежних основаниях. Принципы сыска беглых, применявшиеся в 1613-1614 гг., были традиционными и включали в себя обыск свидетелей и<возвращение крестьян на-их «старые жеребьи».

В результате исследования» положения'земских миров .в последней трети XVI5 в. удалось показать, чтоь опричнаяг карательная политика нередко^ обрушивалась на посадские миры, но всегда избирательно. Как показывают события 1568 г. в Поморье, торгово-промышленные верхи опричных посадов; направляли карательные мероприятия опричных властей против соседних земских волостей. Таким образом, неверно изображать политику опричнины как реакцию «деспотического самодержавия» и поддерживавшего его дворянства на возвышение торгово-промышленного сословия. «Двинские богатеи», захватившие власть в земских общинах Поморья, были в середине* XVI в., как и позднее, прочной опорой самодержавного государства и не являлись антитезой крепостного режима. Фискальная политика государства приобрела в 1570-х гг. конфискационные черты и оказала значительное влияние на изменения в социальной структуре. Одним из проявлений новых черт в фискальной политике, свойственных как опричному, так и земскому аппаратам власти, стал институт посланников. Ключевую роль в системе государственного управления в 1580-1590-х гг. приобретают четверти, первоначально создававшиеся для взимания кормленого окупа и финансового обеспечения служилого класса.

В целом исследование привело к выводу о глубокой взаимосвязи двух синхронно протекавших процессов: закрепощения и привлечения земских учреждений к административному и фискальному управлению на местном уровне. Сама земская реформа в свете новых источников никак не выглядит антитезой монархическому государству и его институтам. Фрагментарно сохранившиеся акты земского- документооборота свидетельствуют, прежде всего, о воздействии государственного аппарата на деятельность земских миров, которая была бюрократизирована и поставлена под контроль и отчет.

Подход к изучению социально-политической истории с институциональной точки зрения позволил разглядеть новые аспекты правительственной политики в отношении тяглых миров и преодолеть противоречащие друг другу взгляды на отношения власти и общества в России XVI - начала XVII в.: 1) власть опирается на народ и «землю» и действует в конечном итоге в их интересах (земская монархия); 2) власть действует, не считаясь с интересами народа, эволюционируя в сторону «самодержавной монархии деспотического типа». В диссертации выявлены в потоке разнонаправленных актов и практик общеевропейские тенденции — к бюрократизации, рационализации, унификации^ — сопровождавшиеся острыми конфликтами в годы опричнины и гражданской войны. В этом контексте Российское государство предстает типологически близким сословно-представительным монархиям Западной и Центральной Европы XIV—XVII вв., но с особенностями, обусловленными более поздним и незавершенным процессом формирования сословий. Законодательная деятельность государства оказала существенное влияние на правовое положение страт тяглого населения. Не обладая законодательно зафиксированными привилегиями, крестьяне и< посадские люди в России второй половины XVI в. мало походили на сословия Западной Европы этого времени. Социальная стратификация русского общества характеризуется, различиями в положении, с одной стороны, частновладельческих крестьян, а с другой, «черных» тяглых людей. Эта тенденция проявилась, во-первых, в процессе закрепощения, условия которого различались на частновладельческих и «черных» землях. Во-вторых, сходство правового положения черносошных крестьян и посадских людей проявилось в создании всеуездных земских учреждений в Поморье. Таким образом, процесс консолидации тяглых сословий в Росси растянулся на столетия, хотя элементы сословного деления проглядывают в законодательных установлениях XVI в.

Список научной литературыАракчеев, Владимир Анатольевич, диссертация по теме "Отечественная история"

1. Обыскной список по делу торговых людей ивангородцев И: Конахина с товарищами 1617 г.// Российский государственный архив древних актов (РГАДА). Ф. 96. Оп.1, 1618 г. № 1. Л. 71-74:

2. Соборное. уложение 9 марта 1607 г. Список середины XVIII в. //РГАДА. Ф. 135: От 1. Рубр. З. № 2. Л. 16-17 об. .'

3. О беглых крестьянах на изъяснение. Середина XVIII в. //РГАДА. Ф.

4. Оп. 1. Рубр. 3. № 2. Л. 19.

5. Односрочная и заповедная жалованная грамота Ивана IV псковской церкви Успения с Пароменья 1578 г./ЛТАДА. Ф. 141. Оп. 1. 1578 г. № 6. Л. 1-19.

6. Грамота по челобитной путивльскому голове И.С. Вахромееву//РГАДА. Ф. 141. 1588 г. № 5. Л. 3.

7. Дело по челобитью устьянских волостей крестьянина Исая Антонова с товарищами об упразднении повинности ямской гоньбы 1647 г.//РГАДА. Ф. 141, Оп. 2. 1647 г. № 30. Л. 1-84.

8. Дело о сборе таможенных пошлин с немецких купцов в 11скове//РГАДА. Ф. 141. Оп. 2. 1655 г. № 66. Л. 1-9.

9. Выпись из писцовой книги Псковской земли 7018 (1510) г. письма Ивана Константиновича Сабурова и Ивана Тимофеевича Зезевитова на пограничную межу в Изборском и Псковском уездах. Список 1642 т. II РГАДА. Ф. 159. Оп. 2. № 484. Л. 109,172.

10. Дела Владимирской четверти о сыске беглых крестьян 1613 г.//РГАДА. Ф 396. Оп. 1. Ч; 24. № 37537, 37592, 37597, 37600, 37624, 37632, 37633, 37640, 37645, 37671, 37598, 37668, 3789737698, 37699, 37700,37839,37892.

11. Челобитная посадских людей черной слободы Переяславля Рязанского о неправильном обложении оброком 1617 г. (без окончания)// РГАДА. Ф 396. Оп. 1.4. 24. № 38935. Л. 16-18.

12. Записная книга служилых кабал Великого Устюга 1619-1621 гг.// РГАДА. Ф. 1209. Оп. 1. № 456. Л. 202-216.

13. Писцовая книга Псковской земли 1585-1587 гг.//РГАДА. Ф. 1209. Оп. 1. Кн. 827. 1391 л.

14. Обыскные и отдельные книги новгородских пятин 1582—1588 гг.//РГАДА. Ф. 1209. Оп. 3. № 16935. 1-370 об.

15. Обыскные и отдельные книги новгородских пятин 1584-1585 гг.//РГАДА. Ф. 1209. Оп. 3. № 16939. Л. 1-286 об.

16. Обыскные и отдельные книги новгородских пятин 1589-1590 гг.//РГАДА. Ф. 1209. Оп. 3. № 16943. Л. 1-407.

17. Заемная крестьянина Пятницкого монастыря Гаврилы Степанова с. у старосты того же монастыря Савосты и игуменьи Екатерины на зобницу ржи 1542/43 г.// Отдел рукописей Российской государственной библиотеки (ОР РГБ). Ф. 178. Карт. 10974. № 2.

18. Порядная запись Юрия Игнатьева с. и его сыновей Максима и Овсея 1551/52 г. // ОР РГБ. Ф. 178. Карт. 10974. № 4.

19. Отпись Алексея Горшка и Матвея Лукьянова в получении от старосты Пятницкого монастыря Волисея и игуменьи Феодоры денег на городовую кровлю 1563/64 г. // ОР РГБ. Ф. 178. Карт. 10974. № 6.

20. Купчая крестьянина Пятницкого монастыря Кирилла Филиппова с. крестьянину того же монастыря Федосу Ларионову с. на деревенский запас и жерди 1563/64 г. // ОР РГБ. Ф. 178. Карт. 10974. № 7.

21. Заемная крестьян Пятницкого монастыря Бориса Степанова с. Олфимова и Лукьяна у игуменьи того же монастыря Аполлинарии и старосты Климентия на две зобницы ржи 1564 г. // ОР РГБ. Ф. 178. Карт. 10974. № 3.

22. Отпись Маковея Яковлева с. игуменье Пятницкого монастыря Аполлинарии в получении денег в счет посошной подати 1569 г. // ОР РГБ. Ф. 178. Карт. 10974. № 8.

23. Отпись даныцика Ивана Срезнева приказчику Пятницкого монастыря Ивану Окулову в получении ямских, приметных и пищальных денег за наместничий доход и др. 1574 г. // ОР РГБ. Ф. 178. Карт. 10974. № 9.

24. Отпись вкладчика Никольского монастыря Володи Игнатьева с игуменьи Пятницкого монастыря Феодосии в получении заемных денег 1574 г. // ОР РГБ. Ф. 178. Карт. 10974. № Ю.

25. Отпись Харитона Андреева с. и Амоса Минина с. игуменье Пятницкого монастыря Феодосии в получении денег для уплаты татарского корма 1577 г. // ОР РГБ. Ф. 178. Карт. 10974. № 11. Л. 1.

26. Отпись крестьянина Пятницкого монастыря Фомы Кириллова с. игуменье того же монастыря Феодосии в получении денег для уплаты татарского корма 1577 г. // ОР РГБ. Ф. 178. Карт. 10974. № 11. Л. 2.

27. Отпись старосты Завелитской засады Федора Ермолина с. игуменье Пятницкого монастыря Феодосии в получении податных денег с монастырских деревень в Кольбежской губе Завелитской засады 1577 г. // ОР РГБ. Ф. 178. Карт. 10974. № 12. Л. 1.

28. Отпись крестьянина Пятницкого монастыря Ивана Фомина с. игуменье того же монастыря Евфросинии в получении денег для уплаты татарского корма 1579 г. // ОР РГБ. Ф. 178. Карт. 10974. №11. Л.З.

29. Отпись старосты Завелитской засады Созона Иванова с. игуменье Пятницкого монастыря Евфросинии в получении податных денег с монастырских деревень в Кольбежской губе Завелитской засады 1579 г. // ОР РГБ. Ф. 178. Карт. 10974. № 12. Л. 2.

30. Отпись охотника Загорского яма Ивана Константинова с. Вашкинского игуменье Пятницкого монастыря Евфросинии в получении наемных денег с монастырских деревень 1579 г. // ОР РГБ. Ф. 178. Карт. 10974. № 13.

31. Отпись крестьянина Пятницкого монастыря Родиона Иванова с. игуменье того же монастыря Евфросинии в получении мостовых денег 1579 г.// ОР РГБ. Ф. 178. Карт. 10974. № 14.

32. Отпись крестьянина Пятницкого монастыря-Герасима Анисимова с. игуменье того же монастыря Евфросинии в получении мостовых денег 1579 г. // ОР РГБ. Ф. 178. Карт. 10974. № 14.

33. Порядная крестьян на пустошь, что была деревня Глухая Кекресть Вяжищского монастыря мая 1592 г.//Отдел письменных источников Государственного исторического музея (ОПИ ГИМ). Ф. 17. Оп. 2. Д. 32. № 1. Л. 3

34. Порядная бобылей на деревню Глухая Кекресть Вяжищского монастыря марта 1593 г.// ОПИ ГИМ. Ф. 17. Оп. 2. Д. 32. №1. Л. 4.441

35. Записная книга царских указов новгородским дьякам 1554—1556 гг.//Архив Санкт-Петербургского Института истории Российской Академии наук (Архив СПб ИИ РАН). Кол. 2. № 23. Л. 1-418.

36. Жалованная грамота Ивана IV Никольскому Коряжемскому монастырю 19 апреля 1583 г.//Архив СПб ИИ РАН. Ф. 72. Оп. 1. № 6. Л. 1.

37. Указная грамота Ивана IV выборным земским судьям Великого Устюга о надзоре за таможенниками 1559 г. // Архив СПб ИИ РАН. Кол. 120. Оп. 2. № 1. Л. 1-2.

38. Порядная запись И. Астафьева и В. Кузнецова с Спасо-Прилуцким монастырем 1569 г.//Архив СПб ИИ РАН. Ф. 271. Оп. 1. № 94. Л. 1.

39. Указная с прочетом грамота ц. Федора Ивановича на Белоозеро городовому приказчику Добрыне Толмачеву в подтверждение прежних жалованных грамот. 1584 г. октября 11. //Архив СПб ИИ РАН. Кол. 174. Оп. 1. № 441. Л. 1.

40. Выпись из наказа посланникам о сборе сведений, касающихся монастырских владений в Двинском уезде. 1584/85 г. //Архив СПб ИИ РАН. Кол. 174. Оп. 1. № 438. Л. 1-2.

41. Обыскные речи жителей посада Неноксы. 1584/85 г. //Архив СПб ИИ РАН. Кол. 174. Оп. 1. № 439. Л. 2-2 об.

42. Отпись посланника Тимофея Шокурова в получении с Антониева Сийского монастыря денег в счет невыплаченных налогов и таможенных пошлин. 1585 г. января 7.// Архив СПб ИИ РАН. Ф. 5. Оп. 1. № 700. Л. 1.

43. Поручная запись крестьян Емецкого стана по бывшим закладчикам Антониева Сийского монастыря Авакумовым 1585 г. января 8 // Архив СПб ИИ РАН. Ф. 5 Оп. 1. № 701. Л. 1.

44. Указная грамота Ивана IV в Соль Вычегодскую выборным судьям и всем усольцам об облегчении по их челобитью оброка «за волостелиндоход» 1559 г.//Отдел рукописей Российской национальной, библиотеки (ОР РЫБ). Ф. 536. On. 1. № 1585. 7 сставов.

45. Указная грамота Ивана IV в Суздаль » выборным судьям Афанасию Почечуеву, Фролу Васенину и Семену Декшину о невзимании,пошлин с крестьян Покровского монастыря 20 февраля 1562 г. //FABO. Ф. 575. On. 1. № 17. Л. 11.1.. Опубликованные источники.

46. Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской империи Археографической экспедицией. СПб., 1836. Т. 2. 413 с.

47. Акты.юридические. СПб., 1838. 511 с.

48. Акты исторические. СПб., 1841. Т.1. 551 с; Т. 2. 438 с.

49. Акты, относящиеся к истории Западной России. СПб., 1851. Т. 4. 583 с.

50. Акты XIII-XVII вв., представленные в Разрядный приказ представителями служилых фамилий после отмены местничества / Собр. и изд. А. Юшков. СПб., 1898. 416 с.

51. Акты писцового дела. Материалы по истории кадастра и прямого обложения в Московском государстве. М., 1913. Т. 1. 666 е.; М. 1917. Т. 2. 490 с.

52. Акты социально-экономической истории Севера России конца XV-XVI вв. Акты Соловецкого монастыря 1572-1584 гг. Л.: Наука,.1990: 328 с.

53. Акты социально-экономической истории Северо-восточной Руси XIV— начала XVI в. М.: Изд-во АН СССР, 1952. Т.1. 650 е.; 1958. Т. 2. 727 е.; 1964. Т.З. 687 с.

54. Акты феодального землевладения и хозяйства: Акты Московского Симонова монастыря (1506—1613 гг.) Л.: Наука, 1983. 352 с.

55. Акты Суздальского Спасо-Евфимьева. монастыря 1506—1608 гг. М.: Памятники исторической мысли, 1998. 638 с.

56. Акты московских монастырей и соборов XV- начало XVII вв. Ml: Ладомир, 1998. 733 с.

57. Акты служилых землевладельцев XV — начала XVII в. М.: Древлехранилище, 1997. Т. 1. 431 е.; 1998. Т. 2. 607 е.; 2002. Т. 3. 678 е.; 2008. Т. 4. 631 с.

58. Акты Троицкого Калязина монастыря-XVI в. М.; СПб.: Архео-Альянс, 2007. 247 с.

59. Анпилогов Г. Н. Новые документы о России конца XVI — начала XVII в. М.: Изд-во МГУ, 1967. 541 с.

60. Антонов A.B., Баранов К.В. Акты XV—XVI в. из архивов русских монастырей и церквей // Русский дипломатарий. М.: Древлехранилище, 1998. Вып. 3. С.3-44.

61. Антонов A.B. Рыльская уставная наместничья грамота 1549 года//Русский дипломатарий. М.: Древлехранилище, 1998. Вып. 3. С. 65-69.

62. Антонов A.B. «Боярская книга» 1556/57 г.//Русский дипломатарий. М.: Древлехранилище, 2004. Вып. 10. С. 80-119.

63. Арзамасские поместные акты (1578-1618 гг.) М., 1915. 736 с.

64. Баранов К. В. Новые документы по истории новгородской и псковской служилых корпораций XVI — начала XVII в. // Русский дипломатарий. М.: Древлехранилище, 1999. Вып. 5. С. 118-119.

65. Баранов К.В. Новгородская «ободная» грамота 1511/12 г. // Русский дипломатарий. М.: Древлехранилище, 1999. Вып. 5. С. 10-12.

66. Беларусю архиу. Менск, 1928. Т. 2. 341 с.

67. Борисов В. Описание города Шуи и его окрестностей с приложением старинных актов. М., 1851. 312 с.

68. Великий Новгород во второй половине XVI в./Сост. К.В. Баранов. СПб.: Дмитрий Буланин, 2001. 274 с.

69. Веселовский С.Б. Несколько документов Московского главного архива министерства иностранных дел. // ЧОИДР. 1907. Кн. 1. С. 40-47.

70. Восстание Болотникова: Документы и материалы. М.: Соцэкгиз, 1959. 210 с.

71. Герберштейн С. Записки о Московии / Пер. с нем. А.И. Малеина и A.B. Назаренко. М.: Изд-во МГУ, 1988. 429 с.

72. Горсей Джером. Записки о России. XVI-начало XVII в. М.: Изд-во МГУ, 1990. 287 с.

73. Грамоты Великого Новгорода и Пскова. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1949. 408 с.

74. Дополнения к Актам историческим. СПб., 1846. Т. 1. 435 с.

75. Древняя российская вивлиофика. М., 1789. Ч. 5. 314 с.

76. Дьяконов М.А. Акты, относящиеся к истории тяглого населения в Московском государстве. Юрьев, 1897. Вып. 2. 92 с.

77. Дьяконов М. А. Заповедные и выходные лета // Известия Петроградского политехнического института. 1915. Т. XXIV. С. 1—20.

78. Законодательные акты Русского государства второй половины XVI — первой половины XVII в. Тексты. Л.: Наука, 1986. 261 с.

79. Законодательные акты Русского государства второй половины XVI — первой половины XVII века. Комментарии. Л.: Наука, 1987. 260 с.

80. Зимин A.A. К изучению таможенной реформы середины XVI в.//Исторический архив. 1961. № 6. С. 129—133.

81. Исторические акты Ярославского Спасского монастыря. Изд. И.А. Вахрамеев. М., 1896. Т. 1. 94 с.

82. Каштанов С.М. Ценное свидетельство о земской реформе середины

83. XVI в. // Советские архивы. 1968. № 5. С. 49-54.

84. Каштанов С.М. Из истории русского средневекового источника. Акты X-XVI вв. М.: Наука, 1996. 263 с.

85. Каштанов С.М. Договор России с Ливонией 1535 г. //Проблемы источниковедения. М.: Наука, 2006. Вып. 1(12). С. 167—297.

86. Киселев Ю.Н. Сергиевский монастырь с Залужья в документах псковского древлехранилища//3емля псковская, древняя и современная: Тезисы докладов. Псков, 1991. С. 32-49.

87. Кистерев С.Н. Документы о посадских людях Галича XVI — начала

88. XVII в. // Русский дипломатарий. М.: Древлехранилище, 2001. Вып. 7. С. 233-245.

89. Копанев А.И. Уставная земская грамота крестьянам трех волостей Двинского уезда // Исторический архив. М., 1953. Т. VIII. С. 7—20.

90. Корецкий В.И. К истории восстания И.И. Болотникова // Исторический архив. 1956. №2. С. 129-131.

91. Корецкий В.И. Новгородские дела 90-х годов XVI в. со ссылками на неизвестные указы царя Федора Ивановича о крестьянах // Археографический ежегодник за 1966 год. М., 1968. С. 306-320.

92. Кунцевич Г.З. Грамоты Казанского Зилантова монастыря. Казань, 1901. 77 с.

93. Материалы для истории Звенигородского края/ Подг. текста С.Н. Кистерев, Л.А. Тимошина. М.: Археографический центр, 1992. Вып. 1. 294 с.

94. Маштафаров A.B. Явочные челобитные 1568-1612 гг.//Русский дипломатарий. М.: Древлехранилище, 2003. Вып. 9. С. 273-338.

95. Наместничьи, губные и земские уставные грамоты Московского государства XVI в. М., 1908. 208 с.

96. Народное движение в России в эпоху Смуты начала XVII века, 16011608. М.: Наука, 2003. 490 с.

97. Новгородские записные кабальные книги 100-104 и 111 годов/ Под ред. А.И. Яковлева. М.; Л., 1938. 593 с.

98. Новгородские писцовые книги. СПб., 1905. Т. 5. 696 стб.

99. Описи царского архива XVI в. и архива Посольского приказа 1614 г./Под ред. С.О. Шмидта. М., 1960. 195 с.

100. Писцовые книги Новгородской земли. М.: Древлехранилище, 1999. Т. 2. 362 е.; 2001. Т. 3. 303 е.; 2004. Т. 4. 864 с.

101. Памятники русского права. М.: Изд-во Юридической литературы, 1956. Вып. 4. 632 е.; М., 1961. Вып. 8. 667 с.

102. Побойнин И. Торопецкая старина // Чтения ОИДР. 1902. Кн. 2. С. 353— 359.

103. Полное собрание законов Российской империи. СПб., 1830. Т. 1. 1206-с.

104. ПСРЛ. СПб.-, 1921. Т. XXII. 568 с.

105. ПСРЛ. М:: HayKá, 1965. Т. XIII: 532 с. .

106. Послания Ивана Грозного. М-.; Л:: Изд-воАН СССР, 1951. 715 с.

107. Псковские летописи. М.;Х: Изд-во АН СССР, 1941. Вып.1. 250 е.; 1955. Вып. 2.363*с.

108. Разрядная книга 1475-1598 гг. М.: Наука, 1966. 614 с.

109. Российская крепость на южных рубежах: Документы о строительстве Ельца, заселении города и окрестностей в Л 592—1594 гг. Елец, 2001. 274 с.

110. Российское законодательство X—XX вв. М.: Юридическая литература, 1984. Т.1. 430 е.; 1985. Т. 2. 519 с.

111. РИБ. СПб., 1894. Т. XIV. Акты Холмогорской и Устюжской епархий. 1286 стб.

112. Садиков П.А. Из истории опричнины//Исторический архив. М., 1940. Вып. III. С. 198-285.

113. Сборник МАМЮ. М., 1913. Т. 5. Псков и его пригороды. 502 с.

114. Семенов О.В. Великопермская уставная наместничья грамота 1553 г. // Проблемы истории России: Сборник научных трудов. Екатеринбург, 2008. Вып. 7. С. 295-333.

115. Соборное уложение 1649 г. Текст. Комментарии. Л.: Наука, 1987. 446 с.

116. Собрание государственных грамот и договоров. М., 1813. Ч. 1. 643 е.; М., 1819. Ч. 2.612 с.

117. Сочинения Ивана Пересветова. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1956. 388 с.

118. Судебники XV-XVI вв. /Подг. текста Р.Б. Мюллер и Л.В. Черепнина. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1952. 619 с.

119. Труды Псковского археологического общества. 1909-1910. Псков, 1910. Вып. 6. 159 с.

120. Хозяйственные книги Чудова монастыря 1585/86 г. / Сост. С.Н. Богатырев. М.: Древлехранилище, 1996. 192 с.

121. Шляпин В.П. Акты великоустюжского Михаило-Архангельского монастыря. Великий Устюг, 1912. Ч. 1.

122. Шмидт С.О. Продолжение Хронографа редакции 1512 г.// Исторический архив. М., 1951. Т. VII. С. 257-258.

123. Шмидт С.О. Неизвестные документы XVI в. // Исторический архив. 1961. №4. С. 153-154.

124. Шумаков С.А. Новые губные и земские грамоты // ЖМНП. 1909. Октябрь. С. 329^416.1.I. Библиография

125. Аграрная история Северо-Запада России XVI века: Новгородские пятины. Л.: Наука, 1974. 318 с.

126. Аграрная история Северо-Запада России XVI века: Север. Псков. Общие итоги развития Северо-Запада. JL: Наука, 1978. 221 с.

127. Александров В.А. Обычное право крепостной деревни России XVIII — первой половины XIX в. М.: Наука, 1984. 255 с.

128. Александров В.А. Покровский H.H. Власть и общество. Сибирь в XVII в. Новосибирск: Наука, 1991. 399 с. '

129. Алексеев Ю.Г. Псковская судная грамота и ее время. Л.: Наука, 1980. 241 с.

130. Алексеев Ю.Г. Некоторые спорные вопросы в историографии Русского централизованного государства // Генезис и развитие феодализма в России: Проблемы историографии. Л.: Изд-во ЛГУ, 1983. С. 100-109.

131. Алексеев Ю.Г. Судебник Ивана III: традиция и реформа. СПб.: Дмитрий Булавин, 2001. 446 с.

132. Альшиц Д.Н. Начало самодержавия в России: государство Ивана Грозного. Л.: Наука, 1988. 241 с.

133. Анпилогов Г.Н. К вопросу о законе 1592—1593 гг., отменившем выход крестьянам, и урочных летах в конце XVI — первой половине XVII в. // История СССР. 1972. № 5. С. 160-166.

134. Ю.Антонов A.B. Из истории великокняжеской канцелярии: кормленые грамоты XV середины XVI в. // Русский дипломатарий. М.: Древлехранилище, 1998. Вып. 3. С. 91—155

135. П.Антонов A.B. К вопросу о судебном иммунитете светских землевладельцев // Русский дипломатарий. М.: Древлехранилище, 1999: Вып. 5. С.203—206.

136. Антонов A.B., Маштафаров A.B. Об архиве Суздальского Покровского девичьего монастыря XV—начала XVII в.//Русский дипломатарий. М.: Древлехранилище, 2004. Вып. 10. С. 270-334.

137. Аргунов П.А Крестьянин и землевладелец в эпоху Псковской судной грамоты// Ученые записки Саратовского гос. Ун-та. 1925. T. IV. Вып. 4. Саратов, 1925. С. 19-29.

138. Беляев И.Д. Крестьяне на Руси. М., 1903. 306 с.

139. Беляев И.Д. История русского законодательства. СПб.: Лань, 1999. 639 с.

140. Беляев И.Д. Земский строй на Руси. СПб.: Наука, 2004. 365 с.

141. Беляев П.И. Древнерусская сеньория и крестьянское закрепощение // Журнал министерства юстиции. 1916, сентябрь. С. 140-150.

142. Блауберг И.В., Юдин Э.Г. Становление и сущность системного подхода. М.: Наука, 1973.

143. Богословский М.М. Земское самоуправление на русском Севере. М., 1909. Т. 1. 322 е.; М., 1912. Т.2. 394 с.

144. Борисов Н.С. Русская церковь в политической борьбе XIV-XV вв. М.: Изд-во МГУ, 1986.205 с.

145. Борисов Н.С. Повседневная жизнь средневековой Руси накануне конца света. М.: Молодая гвардия, 2004. 529 с.

146. Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика, капитализм в XV— XVIII вв. М.: Прогресс, 1988. Т. 2. Игры обмена. 631 с.

147. Бурдье П. Социальное пространство: поля и практики. СПб:: Алетейя, 2007. 576 с.

148. Бычкова М.Е. Русское государство и Великое княжество Литовское с конца XV в. до 1569 г.: Опыт сравнительно-исторического изучения политического строя. М.: Наука, 1996. 173 с.

149. Бычкова М.Е. Выход из Смуты: на путях совершенствования государственной власти//Управление Россией. Опыт. Традиции. Новации. XVI-XX вв. / Отв. ред. А.Н. Сахаров. М.: Наука, 2007. С. 5365.

150. Вальденберг В.Е. Древнерусские учения о пределах царской власти. М.: Территория будущего, 2006. 365 с.

151. Веретенников В.И. К вопросу о методах изучения древнерусских частноправовых актов//Историческое обозрение. СПб., 1916. Т. 21. С. 9-19.

152. Веселовский С.Б. К вопросу о происхождении вотчинного режима. М., 1926. 128 с.

153. Веселовский С.Б. Феодальное землевладение в Северо-восточной Руси. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1947. 496 с.

154. Веселовский С.Б. Исследования по истории опричнины. М.: Наука, 1963. 539 с.

155. Веселовский С.Б. Исследования по истории класса служилых землевладельцев. М'.: Наука, 1969. 583 с.

156. Веселовский С.Б. Труды по источниковедению и истории России периода феодализма. М.: Наука, 1978. 343 с.

157. Владимирский-Буданов М.Ф. Обзор истории русского права. Ростов-на-Дону: Феникс, 1995. 635 с.

158. Власть и реформы: От самодержавной к советской России. СПб.: Дмитрий Буланин, 1996. 799 с.

159. Воскобойникова Н.П. Описание древнейших документов архивов московских приказов XVI — начала XVII в. М.: Археографический центр, 1994. 405 с.

160. Гейман В.Г. «Сочение следа» в Белозерском уезде XVII в. //Вопросы экономики и классовых отношений в Русском государстве XII—XVII вв. М.; Л., 1960. С. 91-100.

161. Гиппиус A.A. К изучению княжеских уставов Великого Новгорода: «Устав князя Ярослава о мостех» // Славяноведение. 2005. № 4. С. 9— 24.

162. Глазьев В.Н. Власть и общество на юге России в XVTI в. Воронеж: Изд-во Воронежского госуниверситета, 2001. 429 с.

163. Горская H.A. Русская* феодальная деревня в историографии XX века. М.: Наука, 2006. 360 с.

164. Горский А.Д. Очерки экономического положения крестьян СевероВосточной Руси XIV-XV вв. М., 1960. 264 с.

165. Горский А.Д. Об ограничении крестьянских переходов на Руси в XV в. // Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы. 1963 год. Вильнюс, 1965. С.132—144.

166. Горский А.Д. Договорные грамоты XIII-XV вв. как источник по истории закрепощения крестьян на Руси // Исследования по истории и историографии феодализма. М.: Наука, 1982. С. 159—173.

167. Государство и общество в России XV начала XX века. Сборник статей памяти Н.Е. Носова. СПб.: Наука, 2007. 602 с.

168. Греков Б.Д. Происхождение крепостного права в России. JL, 1930. 170 с.

169. Греков Б.Д. Крестьяне на Руси. М.: Изд-во АН СССР, 1946. 958 с.

170. Данилова JI.B. Сельская община в средневековой Руси. М.: Наука, 1994.317 с.

171. Дворников A.C. Новгородско-московские отношения и Бежецкий Верх в XV в. // Новгород и Новгородская земля: История и археология. Вып. 9. Новгород, 1995. С. 253-262.

172. Дворников A.C. К вопросу об эволюции землевладения в центральной части Бежецкого Верха в XV в. // Новгород и Новгородская земля: История и археология. Вып. 10. Новгород, 1996. С.207-215.

173. Дьяконов М.А. Очерки из истории сельского населения в Московском государстве (XVI-XVII вв.) СПб., 1898. 340 с.

174. Зимин A.A. Рецензия на кн: Судебники XV-XVI вв.//ВИ. 1953. № 5. С. 113-117.

175. Зимин A.A. И.С. Пересветов и его современники. М., 1958. 498 с.

176. Зимин A.A. О методике актового источниковедения в работах по истории местного управления России первой половины XVI в. // Вопросы архивоведения. 1962. № 1. С. 33^5.

177. Зимин A.A. Реформы Ивана Грозного. М.: Мысль, 1960. 510 с.

178. Зимин A.A. Опричнина Ивана Грозного. М.: Мысль, 1964. 541 с.

179. Зимин A.A. Трудные вопросы методики источниковедения Древней Руси // Источниковедение. Теоретические и методические проблемы. М.: Наука, 1969. С. 427-449.

180. Зимин A.A. Россия на пороге нового времени. М.: Мысль, 1972. 452 с.

181. Зимин A.A. В канун грозных потрясений. М.: Мысль, 1986. 331 с.

182. Зимин A.A. Формирование боярской аристократии в России во второй половине XV первой трети XVI в. М.: Наука, 1988. 338 с.

183. История Европы в восьми томах. М.: Наука, 1992. Т. 2. 814 с.

184. История крестьянства СССР с древнейших времен до Великой Октябрьской социалистической революции. М.: Наука, 1990. Т. 2. 615 с.

185. История России с древнейших времен до конца XVII века. Отв. ред. А.Н. Сахаров, А.П. Новосельцев. М. ACT, 1996. 574 с.

186. История России с древнейших времен до конца XVII века. Отв. ред. JI.B. Милов. М.: Эксмо, 2006. 676 с.

187. Каменский А.Б. Уроки, которые можно было бы извлечь // Одиссей. 2004. М.: Наука, 2004. С. 408-421.

188. Каравашкин A.B., Юрганов A.JI. Опыт исторической феноменологии. Трудный путь к очевидности. М., 2003. 381 с.

189. Касавин И.Т. Дискурс: Специальные теории и философские проблемы // Человек. 2006. № 6. С. 13-20.

190. Каштанов С.М. К проблеме местного управления в России первой половины XVI в. // ИСССР. 1959. № 6. С. 141-143.

191. Каштанов С.М. Хронологический перечень иммунитетных грамот XVI в. Ч. 1 // АЕ за 1957 год. М.: Изд-во АН СССР, 1958. С. 302-376.

192. Каштанов С.М. Хронологический перечень иммунитетных грамот XVI в. Ч. 2 // АЕ за 1960 год. М.: Изд-во АН СССР , 1962. С. 129-200.

193. Каштанов С.М., Назаров В.Д., Флоря Б.Н. Хронологический перечень иммунитетных грамот XVI в. Ч. 3 // АЕ за 1966 год. М.: Наука, 1968. С. 197-253.

194. Каштанов С.М. Социально-политическая история России конца XV— первой половины XVI в. М.: Наука, 1967. 392 с.

195. Каштанов С.М. Русская дипломатика. М.: Наука, 1970. 502 с.

196. Каштанов С.М. Финансы средневековой Руси. М.: Наука, 1988. 246 с.

197. Кистерев С.Н. Исковая давность в древнерусских юридических памятниках // Россия и Христианский Восток. М.: Индрик, 1997. Вып. 1.С. 86-100.

198. Кистерев С.Н. Абдыл-Летиф и Мухаммед-Эмин на Руси рубежа XV-XVI столетий // Звенигород за шесть столетий. Сб. статей. М., 1998. С. 65-88.

199. Ключевский В.О. Сочинения в 9 тт. М.: Мысль, 1988. Т. 2. 439 е.; 1989. Т. 8. 445 с.

200. Кобрин В.Б. Смутное время — утраченные возможности // История Отечества: люди, идеи, решения. Очерки истории России IX начала XX в. М., 1991. С. 163-185.

201. Кобрин В. Б., Юрганов А. Л. Становление деспотического самодержавия в средневековой Руси (к постановке проблемы) // ИСССР. 1991. №. 4. С. 54-64.

202. Козлов С.А., Дмитриева З.В. Налоги в России до XIX в. СПб.: Историческая иллюстрация, 2001. 286 с.

203. Коллманн Н.Ш. Соединенные честью: Государство и общество в России раннего нового времени. М., 2001. 397 с.

204. Колычева Е.И. Холопство и крепостничество. М.: Наука, 1971. 254 с.

205. Колычева Е.И. Аграрный строй России XVI века. М.: Наука, 1987. 228 с.

206. Колычева Е.И. Крестьянские переходы и «заповедные лета» в 70-80-х гг. XVI в.//Социальная структура и классовая борьба в России XVI-XVIII вв. М., 1988. С. 43-63.

207. Колычева Е.И. Крестьянские поряды в монастырские вотчины второй половины XVI в.//Крестьяне и сельское хозяйство России в XIV—XVIII вв. М., 1989. С. 160-182.

208. Копанев А.И. Об одной рукописи, принадлежавшей В.Н. Татищеву// Труды БАН. М.; Л, 1955. Т. 2. С. 236-237.

209. Корецкий В.И. Крестьянская колонизация и особенности процесса закрепощения на юге России в конце XVI в.//Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы 1964 г. Кишинев, 1966. С. 90-103;

210. Корецкий В.И. Закрепощение крестьян и классовая борьба в России во второй половине XVI в. М.: Наука, 1970. 363 с.

211. Корецкий В.И. Формирование крепостного права и первая крестьянская война в России. М.: Наука, 1975. 388 с.

212. Корецкий В.И. Закрепостительное законодательство после первой крестьянской войны в России // Социально-политический и культурный облик деревни в его историческом развитии: Тез. докл. М., 1980. С. 251-252.

213. Кочин Г.Е. Сельское хозяйство на Руси конца XIII начала XVI в. М.; Л., 1965. 416 с.

214. Кром М.М. Герменевтика, феноменология и загадки русского средневекового сознания // ОИ. 2000. № 6. С. 94-100.

215. Кром М.М. К пониманию московской политики XVI в.//Одиссей. 2005. М.: Наука, 2005. С. 283-302.

216. Кром М.М. Хронология губной реформы и некоторые особенности административных преобразований в России XVI века//ИЗ. М.: Наука, 2007. Вып. 10. С. 373-397.

217. Кром М.М. Религиозно-нравственное обоснование административных преобразований в России XVI BeKa//Religion und Integration im Moskauer Russland. Konzepte und Praktiken, Potenziale und Grenzen 14 — 17. Jarhundert. Wiesbaden, 2010. C. 49-64.

218. Кром М.М. «Вдовствующее царство»: Политический кризис в России 30-40-х годов XVI века. М.: НЛО, 2010. 887 с.

219. Ласлетт П. История и общественные науки//Философия и методология истории. Сборник статей. М., 1977. С. 199-214.

220. Лисейцев Д.В. Приказная система Московского государства в эпоху Смуты. М.; Тула: Гриф и К, 2009. 788 с.5451

221. Лихачев Н.П. Разрядные дьяки XVI в. М.; СПб.: Архео-Альянс, 2007. 559 с.

222. Медушевский А.Н. Причины крушения демократической республики в России 1917 г.// ОИ. 2007. № 6. С. 3-27.

223. Мельникова A.C. Русские монеты от Ивана Грозного до Петра I. М.: Финансы и статистика, 1989. 316 с.

224. Милов Л.В. О причинах возникновения крепостничества в России // ИСССР. 1985. №3. С. 178-201.

225. Милов Л.В. Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса. М.: РОССПЭН, 1998. 572 с.

226. Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи. СПб.: Дмитрий Буланин, 1999. Т. 1. 547 е.; 1999. Т. 2. 566 с.

227. Мосс М. Общества, обмен, личность. М.: Наука, 1996. 359 с.

228. Мятлев Н.В. Тысячники и московское дворянство XVI столетия. Орел, 1912. 87 с.

229. Назаров В.Д. Было ли подлинным Уложение 9 марта 1607 г?//ВИ. 1964. №12. С. 197-200.

230. Назаров В.Д., Флоря Б.Н. Крестьянское восстание под предводительством И.И. Болотникова и Речь Посполитая // Крестьянские войны в России XVII-XVIII вв. М.: Наука, 1974. С. 350-360.

231. Назаров В.Д. Дворовладение княжеских слуг в городах СевероВосточной Руси (XIV-XV вв.) // Столичные и периферийные города Руси и России в Средине века и раннее Новое время (XI-XVIII вв.) М., 2001. С. 33^47.

232. Насонов А.Н. Из истории псковского летописания // ИЗ. М., 1946. Т. 18. С. 355-394.

233. Новосельский A.A. К вопросу о значении «урочных лет» в первой половине XVII в. // Академику Б.Д. Грекову ко дню семидесятилетия. М., 1952. С. 178-183.

234. ПЗ.Норт Д. Институты, институциональные изменения и функционирование экономики. М., 1997.

235. Носов Н.Е. Очерки по истории местного управления Русского государства первой половины XVI в. М.; Л., 1957. 408 с.

236. Носов Н.Е. Боярская книга 1556 г. (Из истории происхождения четвертчиков)//Вопросы экономики и классовых отношений в Русском государстве XII-XVI вв. М.; Л., 1960. С. 191-227.

237. Носов Н.Е. О статистическом методе в актовом источниковедении // Вопросы архивоведения. 1962. № 4. С. 41—55.

238. Носов Н.Е. Становление сословно-представительных учреждений в России: Изыскания о земской реформе Ивана Грозного. Л.: Наука, 1969. 601 с.

239. Носов Н.Е. Русский город в XVI столетии // Россия и Италия: Материалы IV конференции советских и итальянских историков. М.: Наука, 1972. С. 41-61.

240. Носов Н.Е. Уставная книга разбойного приказа 1555—1556 гг. // ВИД. Л.: Наука, 1983. Вып. XIV. С. 23-49.

241. Носов'Н.Е. Социальная борьба и земское устроение в России в 30-40-х годах XVI в. // Генезис и развитие феодализма в России. Л., 1985. С. 137— 144.

242. Носов Н.Е. Становление сословного представительства в России в первой половине XVI в. // Исторические записки. М.: Наука, 1986. Т. 114. С. 148-179.

243. Описание русских и словенских рукописей Румянцевского музеума. Сост. А. Востоков. СПб., 1842. 363 с.

244. Осьминский Т. И., Романовский В. М., Шапиро А. Л. Новгородские обыскные книги второй половины XVI в. // ВИД. Л.: Наука, 1976. Вып. 7. С. 166-178.

245. Павлов А.П. Приказы и приказная бюрократия (1584-1605 г.) // Исторические записки. М.: Наука, 1988. Т. 116. С. 187-227.

246. Павлов А.П. Эволюция четвертных приказов в конце XVI — начале XVII в. // Архив русской истории. 1993. № 3. С. 217-227.

247. Павлов А.П. Государев двор и политическая борьба при Борисе Годунове. СПб.: Наука, 1992. 278 с.

248. Павлов А. П. К изучению внутренней политики Русского государства конца XVI в. (О масштабе переписи земель в 1580—1590-х годах) // Сословия и государственная власть в России (XV середина XIX в.) : Тез. докл. М., 1994. Ч. 2. С. 14-19.

249. Павлов А.П. Эволюция государства и общества в России во второй половине XVI b.//Russishe und Ukrainishe Geschichte vom 16.-18. Jahrhundert. Wiesbaden, 2001. C. 29-39.

250. Павлов-Сильванский Н.П. Феодализм в России. М.: Наука, 1988. 690 с.

251. Панеях В.М. Кабальное холопство на Руси XVI в. Л.: Наука, 1967. 160 с.

252. Панеях В.М. Закрепощение крестьян в XVI в.: новые материалы, концепции, перспективы изучения //ИСССР. 1972. № 1. С. 162-164.

253. Панеях В.М. Холопство в XVI—начале XVII в. Л.: Наука, 1975. 266 с.

254. Пашкова Т.И. Местное управление в Русском государстве первой половины XVI в. М.: Древлехранилище, 2000. 214 с.

255. Петров В.А. Соборное уложение 1584 г. об отмене тарханов // Сборник статей по русской истории, посвященных С.Ф. Платонову. Пг., 1922. С. 191-201.

256. Питц Э. Исторические структуры (к вопросу о так называемом кризисе методологических основ исторической науки) // Философия и методология истории. Сборник статей. М.: Прогресс, 1977. С. 194—195.

257. Платонов С.Ф. Древнерусские сказания и повести о смутном времени как исторический источник. СПб., 1913. С. 474 с.

258. Платонов С.Ф. Московское правительство при первых Романовых. СПб., 1906. С. 56 с.

259. Платонов С.Ф. Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI-XVII вв. М.: Памятники исторической мысли, 1995. 469 с.

260. Платонов С.Ф. Социальный кризис смутного времени // Памятники социально-экономической истории России. Л., 1924. С. 50-60.

261. Плигузов А.И. О списках Судебника и духовной грамоты Ивана III // Судебник1497 г. в контексте истории российского и зарубежного права XI-XIX вв. М., 2000. С. 137-148.

262. Победимова Г. А. Обыскная книга 1573 г. Деревской пятины // ВИД. Л.: Наука, 1981. Вып. 12. С. 47-60.

263. Побойнин И.И. Торопецкая старина. М., 1902. 375 с.

264. Погодин М. Должно ли считать Бориса Годунова основателем крепостного права?//Русская беседа. 1858. № 4. С. 215-249.

265. Рогожин Н.М., Эскин Ю.М. Приказы и приказное делопроизводство России XVI-XVII вв. // Памяти Лукичева. Сборник статей по истории и источниковедению. М., 2006: С. 234-251.

266. Рождественский C.B. Следы уставных грамот в писцовых книгах псковских пригородов // Записки русского археологического общества. СПб., 1897. T. IX. Вып. 1-2. С. 309-312.

267. Садиков П.А. «Кормленые дьяки и вопрос о происхождении приказов-четей в Московском государстве XVI века // Сборник статей по русской истории, посвященных С.Ф. Платонову. Пб., 1922. С. 153-180.

268. Садиков П.А. Исследования по истории опричнины. Л.: Изд-во АН СССР, 1950. 593 с.

269. Самоквасов Д.Я. Архивный материал: Новооткрытые документы поместно-вотчинных учреждений Московского царства. М., 1909. Т.2. 628 с.

270. Седов П.В. Закат Московского царства. М.: Дмитрий Буланин, 2005. 603 с.

271. Семенченко Г.В. Посад и волость в правительственной политике в середине XVI в. // Генезис и развитие феодализма в России. Л., 1988. Вып. 11. С. 176-186.

272. Семенченко Г.В. Судебник 1497 г. и некоторые вопросы правительственной политики в конце XV в. // Архив русской истории. М.: Древлехранилище, 2002. Вып. 7. С. 245-275.

273. Сергеевич В.И. Древности русского права. СПб., 1909. Т. 1. 688 с.

274. Симеон П.Ф. История Серпухова в связи с Серпуховским княжеством и вообще с отечественною историей. М., 1880. 346 с.

275. Скрынников Р.Г. Заповедные и урочные годы царя Федора Ивановича // История СССР. 1973. № 1. С. 99-129.

276. Скрынников Р. Г. Россия после опричнины.,JL: Изд-во ЛГУ, 1975. 223 с.

277. Скрынников Р.Г. Россия накануне «Смутного времени». М.: Мысль, 1981.205 с.

278. Словарь русского языка X1-XVII вв. М.: Наука, 1975. Вып. 1. 370 е.; М., 1981. Вып. 8.351 с.

279. Смирнов И.И. Восстание Болотникова 1606-1607. М.; Л.: Госполитиздат, 1951.588 с.

280. Смирнов И.И. Очерки политической истории Русского государства 3050-х гг. XVI в. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1958. 516 с.

281. Смирнов И.И. Из истории восстания И.И. Болотникова // История СССР. 1966. № 3. С. 70-80.

282. Смирнов П.П. Посадские люди и их классовая борьба до середины XVII в. М., Л.: Изд-во АН СССР, 1947. Т. 1. 490 с.

283. Собственность в России: Средневековье и раннее новое время. М.: Наука, 2001. 281 с.

284. Соловьев С.М. Сочинения. М.: Мысль, 1988. Кн. 2. 765 с; 1989. Кн. 4. 761 с.

285. Станиславский А.Л: Труды по истории Государева двора в России XVI-XVII веков. М.: Изд-во РГГУ, 2004. 505 с.

286. Сташевский Е.Д. К вопросу о том, когда и почему возникли «чети» / Оттиск из университетских известий за 1908 г. Киев, 1908. 40 с.

287. Сташевский Е. Очерки по истории царствования Михаила Федоровича. Киев, 1913. 4.1. 388 с.

288. Татищев В.Н. История Российская. Л.: Наука, 1968. T. VII. 483 с.

289. Тернер Дж. Структура социологической теории. М.: Прогресс, 1985. 471 с.

290. Тихомиров М.Н. Псковские повести о крестьянской войне в России начала XVII в. // Он же. Классовая борьба в России XVII в. М.: Наука, 1969. С. 11-22.

291. Торке Х.-Й. Так называемые земские соборы в России // ВИ. 1991. № 11. С. 3-10.

292. Тюменцев И.О. Смутное время в России начала XVII столетия. М.: Наука, 2008. 685 с.

293. Уваров П.Ю. Франция XVI века: Опыт реконструкции по нотариальным актам. М.: Наука, 2004. 471 с.

294. Управление Россией. Опыт. Традиции. Новации. XVI—XX вв. / Отв. ред. А.Н. Сахаров. М., 2007. 382 с.

295. Филиппов A.M. Русские в Лапландии в XVI веке // Литературный вестник. 1901. Т. 1. Кн. 3. С. 304-305.

296. Филиппов А.Ф. Пространство политических событий // Полис. 2005. № 2. С. 6-25.

297. Флоря Б.Н. Кормленые грамоты XV—XVI вв. как исторический источник//АЕза 1970 год. М.: Наука, 1971. С. 109-126.

298. Флоря Б.Н. Привилегированное купечество1 и городская община в Русском государстве //ИСССР. 1977. № 5. С. 145-160.

299. Флоря Б.Н. Сбор торговых пошлин и посадское население в Русском государстве // ИЗ. М.: Наука, 1990. Т. 118. С. 330-350.

300. Флоря Б.Н. Отношения государства и церкви у восточных и западных славян. М., 1992. 158 с.

301. Флоря Б.Н. «Служебная организация» и ее роль в развитии феодального общества у восточных и западных славян // ОИ. 1992. № 2. С. 56-74.

302. Флоря Б.Н. Изменения социального состава Московского Кремля в конце XV—начале XVI в. // Средневековая Русь. М., 1996. Вып. 1. С. 111119.

303. Флоря Б.Н. Об установлении «заповедных лет» в России // ОИ. 1999. №5. С. 121-124.

304. Флоря Б.Н. К истории Смуты на западе России // ОИ. 2002. № 3. С. 130-134.

305. Флоря Б.Н. Польско-литовская интервенция и русское общество. М.: Индрик, 2005. 415 с.

306. Флоря Б.Н. Центр и провинция в системе управления России XVI-XVII вв. // Государство и общество в России XV — начала XX в. СПб.: Наука, 2007. С. 189-194.

307. Фролов А. А. Территориально-административная система XIV-XV вв. на землях Деревской пятины / Автореф. дисс. . канд. ист. наук. М., 2001.25 с.

308. Фролов A.A. Новый взгляд на территориально-административную систему земель господина Великого Новгорода' // Новгородский исторический сборник. СПб., 2008. Вып. 11. С. 151-165.

309. Фроянов И.Я. Старожильцы на Руси XV в. // Вестник ЛГУ. 1981. № 2. Вып. 1. С. 20-26.

310. Фроянов И.Я. Драма русской истории: на путях к опричнине. М., 2007. 947 с.

311. Харлашов Б.Н. Погосты и губы в Псковской земле XIV-XVT вв. / Автореф. дисс. . канд. ист. наук. М., 1995. 25 с.

312. Хачатурян H.A. Власть и общество в Западной Европе в Средние века. М.: Наука, 2008.312 с.

313. Хилл К. Английская библия и революция XVII века. М., 1998. 489 с.

314. Хорошкевич А.Л. Опричнина и характер Русского государства в советской историографии 20-х — середины 50-х годов // ИСССР. 1991. №6. С. 85-100.

315. Чаев Н.С. К вопросу о сыске n прикреплении крестьян в Московском государстве в конце XVI века // ИЗ. М., 1940. Т. 6. С. 149-167.

316. Черепнин JI.B. Русские феодальные архивы XIV—XV вв. М.: Изд-во АН СССР, 1951. Ч. 2. 428 с.

317. Черепнин JI.B. Образование Русского централизованного государства. М.: Соцэкгиз, 1960. 899 с.

318. Черепнин JI.B. Рец. на кн.: Носов Н.Е. Становление сословно-представительных учреждений в России. Л., 1969 // ВИ. 1970 № 6. С. 139-143.

319. Черепнин Л.В. Земские соборы Русского государства в XVI-XVII вв. М.: Наука, 1978. 415 с.

320. Чернов С.З. Домен московских князей в городских станах. 1271-1505 гг. М.: Наука, 2005. 648 с.

321. Чичерин Б.Н. Опыты по истории русского права. М., 1858. 389 с.

322. Шапиро А.Л. Русское крестьянство перед закрепощением (XIV—XVI вв.) Л.: Изд-во ЛГУ, 1987. 254 с.

323. Швейковская E.H. Государство и крестьяне России. Поморье в XVII веке. М.: Древлехранилище, 1997. 283 с.

324. Швейковская Е. Н. К сотенной организации города на Севере России в XVII в. // От Древней Руси к России нового времени. М., 2003. С. 234242.

325. Шмидт С.О., Князьков С.Е. Документы делопроизводства правительственных учреждений России XVI-XVII вв. М., 1985. 102 с.

326. Шмидт С.О. У истоков российского абсолютизма. М.:Прогресс, 1996. 493 с.

327. Шмитт К. Понятие политического // Вопросы социологии. 1992. Т. 1. № 1.С. 37-68.

328. Шмитт К. Диктатура. М.: Наука, 2005. 326 с.

329. Шумаков С.А. Губные и земские уставные грамоты Московского государства. М., 1895. 221 с.

330. Юрганов А. Л. Удельно-вотчинная система и традиция наследования власти и собственности в средневековой России // ОИ. 1996. № 3. С. 93— 114.

331. Юрганов А.Л. Категории русской средневековой культуры. М.: МИРОС, 1998. 447 с.

332. Юшков С. В. К вопросу о политических формах русского централизованного государства до XIX в. // ВИ. 1950. № 1. С. 90-100.

333. Юшков C.B. К вопросу о сословно-представительной монархии в России // Советское государство и право. 1950. № 10. С. 39-51.

334. Янин В.Л. Очерки комплексного источниковедения: Средневековый Новгород. М.: Наука, 1977. 240 с.

335. Янин В.Л. Новгородская феодальная вотчина. М.: Наука, 1981. 296 с.

336. Янин В.Л. Новгородские акты XII—XV вв. Хронологический комментарий. М.: Наука, 1991. 381 с.

337. Янин В.Л. Новгород и Литва: пограничные ситуации Х1П-ХУ вв. М.: Изд-воМГУ, 1998.212 с.

338. Янин В.Л. Очерки истории средневекового Новгорода. М.: Языки славянских культур, 2008. 395 с.