автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.08
диссертация на тему: Предпосылки возникновения русского формализма. Культурно-исторический контекст

Полный текст автореферата диссертации по теме "Предпосылки возникновения русского формализма. Культурно-исторический контекст"

/ ДЕН На правах рукописи

и

Шарипова Эльвира Анратовна

ПРЕДПОСЫЛКИ ВОЗНИКНОВЕНИЯ РУССКОГО ФОРМАЛИЗМА. КУЛЬТУРНО-ИСТОРИЧЕСКИЙ КОНТЕКСТ.

Специальность 10.01.08 - Теория литературы

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Екатеринбург - 2000

Работа выполнена на ского университета.

кирского государственного педагоги

Научный руководитель

доктор филологических наук профессор Р.К. Амиров

Официальные оппоненты:

Ведущая организация

- доктор филологических наук И.Е. Васильев

- кандидат филологических наук Е.А. Подшивалова

- Магнитогорский государственный университет

Защита состоится «^»¿#¿¡£2^^2000 года в часов в аудитории i заседании диссертационного совета Д 113.42.01 по присуждению ученой сте ни доктора (кандидата) филологических наук в Уральском государственном ] дагогическом университете по адресу: 620219, г. Екатеринбург, пр. Космон тов, 26.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке УрГУ

Автореферат разослан « _2000

г.

Ученый секретарь диссертационного Совета,

канд. философ, наук H.A. Черняева

bJ4 (bQ,C

Общая характеристика работы

Актуальность исследования. В современной ситуации не только мето-элогических, но и философских споров о теории литературы и ее объекте (за-жомерной на исходе века и тысячелетия) становится необходимым рассмот-;ние вопросов истории науки. Этим вызвано обращение нашего исследова-:льского внимания к русскому формализму, возникновение которого связано с жском подходов к литературе, стремящихся к теоретичности. Мы разделяем >чку зрения Юлии Кристевой, которая считает, что "лучший способ принять ¡астме в современном исследовательском процессе состоит в том, чтобы подначить к нему постороннее, более раннее исследование, коль скоро оно может ¡ведать о своих вчерашних затруднениях, ставших сегодня нашими собствен-

.1МИ'".

Ретроспективное обращение к школе русского формализма в литературо-дении способствует осознанию вплетенности научных идей в культурно-торнческий контекст зпсхк (Хотя импульс к историческому изучение 5ыл н работой Бахтина-Медведева "Формальный метод в литературоведении" )28), в которой формализм исследуется по основным направлениям деятель-сти как конкретное историческое явление, обусловленное особенностью раз-тия науки в России, влиянием европейского искусствознания, непосредст-яной связью с футуризмом). Кроме того, сам исследовательский аспект явля-;я историческим местом пересечения теоретических и стоящих за ними ми-воззренческих интересов. Так, проникновение структуралистских идей в гу-нитарные науки с конца 50-х гг. и связанная с этим острота дискуссии о ме-?ах литературной науки обусловили большое внимание к наследию русского рмализма и привели к появлению многочисленных исследований. Здесь пре-е всего необходимо назвать книгу Виктора Эрлиха "Русский формализм: ис->ия и теория" (вышла в 1955 году и претерпела несколько изданий), в кото-I автор говорит о трех обязательных аспектах исследования формализма в ьтурно-историческом контексте: появлении структурного анализа в науке о •ературе, движении модернизма в искусстве и кризисе теории познания на

истева Ю. Разрушение поэтики Н Вестник МГУ. 1994. №5. С.48.

рубеже веков. Другие работы отражают эти аспекты, отличаясь друг от друг; вниманием к той или иной стороне связи теории формальной школы с историе: культуры. Одним из значительных исследований русского формализма в кон тексте поэтической практики модернизма начала XX века является работа К Поморской "Russian Formalism and Poetic Ambiance" (1968), большое вниман» уделил этой стороне вопроса А. Хансен-Леве; Э. Томпсон указала на общие ме тодсшогические тенденции в литературоведении первой половины XX веке проявленные как в англо-американской "новой критике", так и в русской фор мольной школе; Ю. Шридтер исследовал концепции формализма б русл с разви тия структурного анализа в литературоведении. Следует отметить значение уч режденных в 1982 г. «Тыняновских чтений» (г.Рига) с изданием сборника, i первом выпуске которого редколлегией был заявлен историко-культурный кон текст изучения наследия Ю.Н.Тянянова и его современников. Среди многочис ленных работ о русском формализмё наибольшее освещение получил вопро влияния кризиса теории познания в конце XIX - начале XX вв. на философскс методологические основания формальной теории.

С увеличением расстояния, отделяющего исследователя от времени рас цвета формальной школы в литературоведении, изменяется культурно историческая перспектива исследования. Современное явление постструктура лизма, отличаясь теоретическим нигилизмом, утверждая принци; "методологического сомнения", отрицая возможность какой-либо общей тео рии, как никогда остро ставит вопрос о сущности научной рациональност! ценность которой в начале XX века принималась формалистами безоговироч но.

Целью нашей работы является выявление обусловленности причин воз никновения русского формализма культурно-историческим развитием начал XX века.

Исходя из цели, были поставлены следующие задачи: в проанализировать момент перехода от методологических поиско русского литературоведения начала XX века к появлению новой теории; ^ ■ выявить характер связи формализма с предшествующими концепция ми;

■ показать возникновение русского формализма во взаимосвязи с изменением художественной стратегии в начале XX века;

Ш определить значение возникновения формальной теории в контексте новой культурной парадигмы;

■ определить основу единства теорий, образующих явление русского формализма.

Процедура сравнивания двух научных школ в тот момент, когда культур-ю-исторический метод завершал свое развитие, а формализм только склады-¡ался, осложняется тем, что, во-первых, первые публикации формалистов (1916 1921 гг.) сложно отнести к разряду академических, во-вторых, объект нашего «¡следования при достаточно четко обозначенном времени своего рождения не [меет хронологически определенного конца своего существования в силу неес-ественной завершенности развития, в-третьих, концепции русских формали-тов в их развитии и многообразии с трудом поддаются объединению в единую [етатеорию. Для решения поставленных в работе задач, исходящих из культур-о-исторического аспекта изучения формализма, мы используем предложенную Ентерсм Штанперсм ¡сгысспфлкзцгпо моделей теоретизирования формальной ¡колы. В теория формального метода он выделяет три основные метафоры: равнение с машиной, организмом и системой.

Поскольку предметом нашего исследования является исторический мо-ент возникновения русской формальной школы, судьба которой тесно связана художественным творчеством начала века (искусством авангарда), идеей технического прогресса, утопическими социальными проектами, развитием форм аучной рациональности, то необходимо понятие, которое бы связывало эти Зласти в одно целое и обладало бы не только функциональным моментом объ-ншекия исследуемых фактов и явлений в парадигму, но и содержало бы в себе юночный момент, по отношению к которому факты и явления, а также их на-гное исследование получают значимость. В качестве такого универсального шятия выступила "культура".

Среди современных культурологических концепций наиболее приемле-»1М для нас стало понимание культуры, основанное на онтологическом статусе ыка. Взаимосвязь языковых и эстетических проблем делает эти философские нцепции наиболее целесообразными в качестве методологического основа-

ния при изучении художественных феноменов в их системной связи с другил явлениями культуры. Так же, на наш взгляд, они наиболее приемлемы и дз изучения теоретических феноменов, тем более, если они направлены на анаш эстетических, фактов культуры. Поэтому в своей работе мы обращаемся к ф! лософии А.ФЛосева и рассматриваем понимание слова в поэзии и науке нач ла XX века. Разработанная И.П.Смирновым2 типология культурш исторических стилей, основанная на соотношении художественного знака (сл ва) и обозначаемой им- действительности, позволяет нашему исследованию I остаться на уровне общих философских проблем. Кроме того, понятие пар; дигмы дает возможность при сопоставлении ограниченного количества кул турных феноменов определить основные тенденции времени.

Научная новизна определяется тем, что мы рассматриваем возникнов нии формальной теории в контексте значения развития форм научного позн ния в новоевропейской истории. Если в художественной форме "эмоциональна волевое отношение носит слишком напряженный, слишком активный хара тер"3, то в форме научного познания это напряженное отношение субъекта предмету исследования отнюдь не снимается, его надо рассматривать как пе; вопричину всякой деятельности. Поэтому мы обращаемся к М.Хайдеггеру, работах которого проблема существа человека и его культуротворческой де: тельности получила глубокое осмысление.

Практическая ценность. Результаты изучения русского формализма

культурно-историческом контексте могут быть использованы при чтении курс 1

ИСЮрйй

Поставленная цель обуславливает структуру работы: она состоит из вв< дения, двух глав и заключения. Общий объем работы 161 стр.

Основное содержание и выводы исследования

Во введении обосновывается актуальность работы, методологическая ос нова, определяются цели и задачи исследования.

И.Р., Смирнов И.П. Очерки по историческом типологии культуры. Salzburg, 1982.

3 Бахтин M.M. Проблема содержания, материала и формы в словесном художественном творчестве Н Бахтин М.М. Вопроси литературы и эстетики. М., 1975. С.14.

В главе "Академическое литературоведение в ситуации методологического кризиса и формальная школа" исследуется ситуация методологического кризиса конца XIX- начала XX века в области науки о литературе, анализируются попытки модернизации литературной науки в сравнении с достижениями формальной школы.

Нередко вопрос появления русского формализма решается односторонне, исходя только из кризисной ситуации предшествующей научной школы. Такая позиция сформировала часто встречающееся в истории науки о литературе мнение, которое утверждает, что недостатки и односторонности широко распространенного во второй половине XIX века культурно-исторического метода вызвали обратную реакцию, в результате которой возникли такие крайности, как формальная школа.

На наш взгляд, причины возникновения русской формальной школы в литературоведении не ограничиваются "диалектическим" отторжением принципов культурно-исторического метода. Мы показываем, что академическое литературоведение в начале XX века не в меньшей степени испытывало ощущение непгтппьстпя своими традиционными методами, но пока поиски велись п рамках той же научной парадигмы, все попытки разрешения методологического кризиса в истории литературы путем модернизации ее методов не приводили к успеху. Наглядно доказывает эту мысль сравнение ряда работ методологического характера по истории литературы периода 1889 - 1919 гг. и теории формальной школы по следующим пунктам: спецификация, художественная форма как предмет изучения, поэтический язык как художественная форма,

Было бы несправедливо утверждать, что в истории отечественного лите-эатуроведения вопрос о спецификации науки о литературе впервые был поднят формалистами. На протяжении последних трех десятилетий XIX века, вопрос специфики предмета изучения был одним из самых значимых для историков штературы. В ситуации кризиса академическое литературоведение не было аб-;олютно беспомощным, как это утверждали формалисты. В начале XX века юявился целый ряд методологических исследований, в которых ставились во-фосы специфики предмета и методов изучения литературы (труды А.Евлахова, И.Гершензона, М.Розанова, А.Архангельского, В.Лазурского и др.).

Для того чтобы выделить науку о литературе в самостоятельную облает] необходимо было в предмете изучения обосновать специфические признаю На рубеже веков академическим литературоведением было предложено ш сколько путей решения этой проблемы.

К числу работ, разрабатывающих методику изучения литературы с опс рой на понятие художественной формы, принадлежат труды А.М.Евлахова. ] качестве специфических признаков, определяющих сущность предмета ист< рии литературы,- он выдвигает индивидуальность и художественность, которы в целом относятся к области искусства. (Близки к зтой точке зреня Н.П.Дашкевич, Л.Е.Колмачевский, В.Плотников, Н.И.Стороженко). Такое рас ширение, по сути, не привело к кардинальному изменению определения пре; мета истории литературы, поскольку историческая точка зрения остается № зыблемой и накладывает ограничения на понятие предмета и объекта изучени В выделении общего рода, по отношению к которому определяется предме изучения со своими специфическими признаками, А.М.Евлахов непоследов; телен. В одном случае он говорит об общей истории' культуры, в другом - о истории художественного творчества, делая акцент на психологии творчеств Можно сказать, что понятие истории культуры у А.М.Евлахова не имеет дост; точно четкого толкования и не находится в прямой функциональной связи с и< торией поэтических форм.

Казалось, что перенесение акцента исследования с истории обществе] ной мысли на историю литературных форм должно было способствовать вых< ду из методологического кризиса: выработке определения предмета изучени адекватного изучаемому материалу, соответствия науки о литературе принт пам научности и обретения ею своих границ и своей самостоятельности с смежных дисциплин - истории, истории культуры и социологии. Однако м( тодологический тупик, видимо, заключался не в том, что академическая нау* оставляла изучение наиболее существенного признака литературного произв( дения - художественную форму - в стороне, поэтому попытки перестроить и< торию литературы в историю художественной формы не увенчались тем усп< хом, который пришелся на долю формального метода. Хотя приоритет в вь движении художественной формы в качестве специфического признака литер; турного произведения принадлежал не формалистам. В истории русского лип

ратуроведения традиция изучения художественной формы была заложена А.Н. Веселовским, в начале XX века внимание к художественной форме как к основному объекту изучения декларировалось уже в работах Андрея Белого. К тому же уже в конце XIX века формалистские научные концепции возникли в европейском искусствознании (Г.Вёльфлин, А.Гильдебрант, К.Фидлер).

Апелляции к художественной форме, не подкрепленные конкретным, вернее сказать предметным, пониманием формы, не привели у историков литературы к выработке новых научных методов изучения литературы. В работах формалистов выход был найден на пути соотнесения художественной формы с языковой, первоначально - фонетической, конструкцией, нацеленной на ощутимую выразительность.

Только что возникшее Общество изучения поэтического языка в 1916 году выпустило свой первый "Сборник по теории поэтического языка", в котором все работы посвящены исключительно звуковой стороне поэтического языка. Второй выпуск "Сборников по теории поэтического языка" (1917) сохранил 'звуковую" проблематику, за исключением статьи Виктора Шкловского 'Искусство как ппие,м". явившейся манифестом раннего формализма, в которой штор выходит за рамки фонетических приемов поэзии футуристов, распро-:траняя основную цель этих приемов - делать восприятие художественных [юрм затрудненным - на все искусство.

Связь исследовательского внимания к художественной форме с лингвис-ическими аспектом анализа прослеживается нами как в ранних работах 3£.Шкяовского, так и в статьях Б. Н. 3 й х с я б аум а "О художественном слове" 1918), "Как сделана "Шинель" Гоголя" (1919), Р.О.Якобсона "Новейшая рус-кая поэзия" (1919), В.М.Жирмунского "Задачи поэтики" (1919), Г.О.Винокура Чем должна быть научная поэтика" (1920).

Поскольку функциональный анализ элементов, организации литературно-о произведения явился новым словом, сказанным формалистами в истории аухи о литературе, на примере работ Ю.И.Тынянова нами рассмотрено, как онятие математической функции было адаптировано формализмом к задачам итературной науки. Мы пришли к выводу, что, используя понятие функции, Э.Н.Тынянов акцентировал свое внимание не на элементах функционально со-тносимых множеств (по его терминологии - рядов), а на их взаимоотношении,

которое, по словам Э.Кассирера, является ««бытием» мысленного установл( ния», но не реального. Несмотря на то, что в концепции Ю.Тынянова была пр< одолена первоначальная тенденция формализма отождествлять лингвистич« ские категории и поэтические качества, понятие литературного факта у нег определено принципом лингвистического мышления, которое изолирует выск; зывание от исторического пространства субъекта.

Попытки отнести литературное произведение к языковому ряду пред принимались уже "доформалистским" литературоведением. Бурное развита языкознания в начале века, особенно в области фонетики и фонологии, способ ствовало этому. В статье 1907 года "Элементарные формы поэзии' В.И.Харциев, сетуя на метафизическую "бестолочь" в области науки о поэзии i истории литературы, предлагает рассматривать всякое литературное произве дение с помощью исследовательского инструментария, выработанного языко знанием. В качестве примера научных изысканий в этом направленш В.И.Харциев указывает на работы своего учителя А.А.Потебни.

Примеры попыток определить специфику литературы через язык не еди ничны. "Доформалистское" литературоведение догадывалось, что использова ние лингвистических методов в изучении литературы перспективно для разви тия науки. Однако стремление ввести лингвистические метода исследования i историю литературы сопровождалось серьезными оговорками, поскольку псу} рики литературы опирались на понимание слова как значимого образа. Форма листы же оперировали не словесной образностью, а фонетической конструкци ей, что к позволило им создать отличную от предшественников револющюн ную теорию. Исключая из лингвистической конструкции слова его семантиче ский смысл, формалисту стремились избежать как индивидуальной субъективности, так и культурно-исторических приращений художественного смысла которые мешали науке о литературе оорести статус научности. .

Таким образом, если в русском формализме выделить по отдельности стремление определить специфш/ предмета изучения, исследовательское внимание к художественной форме, лингвистический аспект рассмотрения формы, то новаторство можно будет ояорить. За счет чего же формальная школа добилась значительных позитив ьк результатов в создании новой теории литературы? Неужели причина усг-ха заключалась в том, что формалистами уже из-

естные исследовательские принципы и приемы были не только использованы, [о и доведены до предела? При решении проблемы новаторства теории форма-истов относительно их предшественников мы приходим к выводу, что нельзя граничнваться рассмотрением идентичных теоретических элементов без уче-а характера той целостности, которой они принадлежат. Например, говоря о лиянии А.Н.Веселовского на формальную теорию, следует принять во внима-ие то, что историческая поэтика строилась на совершенно иных мировоззрен-еских основаниях, чем формальная поэтика.

Изучение литературы в начале XIX века вошло в готовую, обработанную 1Штософией, форму мышления. Предмет изучения для А.Н.Веселовского был эдан культурно-историческим сознанием того времени, выдвинувшим на пер-ый план эволюцию общественной мысли, и уже содержал в себе логические граничения, характерные для этого культурно-исторического сознания. Этим эзнанием были предопределены понятия "наука", "исследование", "история", общественная мысль", были заданы ценности, по отношению к которым науч-эе исследование литературы как истории общественной мысли имело смысл, ак только изменилось культурнп-историческо- сознание, единство к цель-эсть научной теории разрушились. Это .и произошло с наследием .Н.Веселовского. А те теоретические моменты его исторической поэтики, ко->рые были использованы формалистами, стали элементами иной целостности, координированной новой ценностной направляющей.

В качестве доказательства того, что в основе деятельности формалистов жало иное мировоззрение, подчиняющее себе научные концепции предшест-:нников, мы рассматриваем трансформацию идеи органического развития в ории формалистов, опираясь на классификацию теоретических моделей, >едложенную Питером Штайнером. В отличие от предшественников, М.Жирмунский, Б.М.Эйхенбаум, В.Я.Пропп и А.П.Скафтымов, используя алогию с организмом, имеют в виду не органически-иррациональное, а орга-[зацконно-рациопальное. Эта трансформация органической метафоры опре-лена сущностью технической эпохи, которая органическому пониманию бы-я предпочла организационное. Переход к иному пониманию жизни обусло-л то, что в техническую эпоху, по словам Н.А.Бердяева, в грандиозных раз-рах происходит подмена целей жизни средствами жизни.

Идея органического развития, послужившая ценностным ориентиром д культурно-исторического исследования литературы, была исчерпана в пред л ах, положенных ей формами научного мышления XIX века. Эмпиричесю изучение дано возможность обособить предмет литературы от философии, I неразрывно связало его с психологией и социологией. Выделившись в саг,! стоятельную дисциплину, отбросив свои философские оснопацкя, история .ад тературы встала на тот путь изоляции, который в дальнейшем привел ее к р< продуцированию самой себя. Развитие науки приобрело экстенсивный хара тер, к концу века за обилием отдельных исторических, психологических, с< циологических изысканий история литературы как наука стала терять свс предмет изучения.

С окончательной потерей ценностного ориентира и разрушением целое ности научной теории, неизбежно возникла дискуссия о задачах и методах » тории литературы и был поставлен вопрос о специфике истории литератур! Осознавая противоречия и крайнссти собственных методов исследования лип ратуры, академическая наука на рубеже веков занялась анализом тех основг ним, которые послужили образованию понятия истории литературы и выдел« нию существенных признаков объекта изучения истории литературы. Эта де$ тельность принесла свои результаты, но не способствовала выработке новы научных принципов, так как, по сути, имела характер ретроспективного самс обоснования.

Развитие научных идей, определяющих выделение объекта исследование в самках научных гоюл имеет сеою последовательность. Открытие новой точ ки зрения на предмет исследования, т.е. появление новой научной вдеи, сменя ется затем ее истолкованием, описанием ее открытия и выделенных на основг нии этого сущностных характеристик объекта исследования. В результате ис толкования научной идеи и механизмов ее применения научная школа углубля ется в предмет изучения, разрабатывая методику и терминологию. Однако 1 этом процессе, стольнеобходимом для организации и усиления позиций науч ной школы, кроете?момент обратный развитию.

Вектор методологического самообоснования науки направлен в обрат иую сторону рзвитяя, 5 сторону подведении ншшв, что никак не умаляет л:« чимости этоР процесса. Критическое осознание уже сделанного, подведенш

под ту пли иную философскую концепцию нанг, лгляется по второму теоретическому кругу до того неуловимого пункта, где на гранн сущности и бытия (иррационального и рационального) рождаются :ювые ценности как основание новой картины мира. Недовольство теми или иными "аксиомами" лишь сигнализирует о моменте поворота на второй круг, по само по себе ничего не рождает. Несмотря на то, что перед формалистами стояли те же вопросы, что 15 перед академической наукой, формализм нес уже новое слово, поэтому движение по второму теоретическому кругу бйло не его уделом и воспринималось формалистами как тупиковая ситуация.

В главе "Время спецификации" мы рассматриваем взаимосвязанные исторические факты начала XX века с целью определить суть выдвигаемых временем требований, в соответствии с которыми формалисты осуществляли свою научную деятельность.

Одним из очевидных признаков начала XX века является появление авиации. В области искусства знаком времени стали поиски новых способов формообразования. Связь этих двух, казалось бы, далеких друг от друга факта культуры замечает И.А.Аксенов, исследуя в своей работе "Пикассо и окрестности" (1917) историю возникновения кубизма.

Завоевание авиационными машинами небесных просторов и власть художника над изображаемым пространством имеют один и тот же источник -изменение пространственно-временных соотношений в сознании модернистской культуры, которые относятся, как отмечает вслед за Ж.Ф.Лиотаром Т.Б.Рсмапсвская. к гпмсленюп« сущностного порядка (Изменение проегрянст-зенно-временных соотношений выразилось и в пересмотре основ физического ¡нанкя).

Изменения сущностного порядка не могли не отразиться на языковых яв-1сниях. В 1907 шду (времени "медового месяца" авиации и начала истории кубизма) во всех частях мира наблюдается всплеск "языкоговорения", то есть автоматического произнесение непонятных слов и целых изречений в экстатиче-ком состоянии. На этот феномен ссылаются футуристы - экспериментаторы, оторые для выполнения задач, поставленных перед искусством новым временем, даровавшим человеку головокружительные перспективы его господства на

земле и в небесах, объявили негодными не только старые литературные приемы, но даже "унаследованный от Гомера" язык.

Рождение авиации, феномен повсеместного языкоговорения и революционные изменения в живописи и поэзии можно расценивать не как случайное совпадение во времени, а как выражение в отдельных исторических фактах общей тенденции культурного развития, которая обусловливала взаимосвязь яв-лешш культуры начала XX века. В дальнейшем мы пытаемся определить то глубинное явление, которое дало направление развитию культуры начала XX века.

Изменения в области поэтического искусства в начале XX века были вызваны модернистским художественным сознанием, которое получило выражение сначала в символистской поэзии, а затем приобрело крайние формы в футуризме. Сравнив работу Андрея Белого "Магия слов" (из книги "Символизм" (1910)) и статью Алексея Крученых "Новые пути слова" (1913), мы приходим к выводу, что поэзия футуристов является не случайным, внекультурным фактом, а продолжает тенденции развития модернистского искусства, и резкое отталкивание футуристов от своих предшественников представляет собой внешнюю сторону преемственности. Однако при всех единых линиях символизма и футуризма, смена героев литературного развития 10-х годов XX века была вызвана коренным поворотом к иному типу сознания. При всем сходстве теории символа и концепции "слова как такового" они имеют существенное различие, позволяющее говорить о принципиальном новаторстве постсимволистской поэзии к

иы/пи пот_|]У1 I£4УI

В соответствии с вышеупомянутой типологической классификацией культурно-исторических стилей (И.П.Смирнов) символизм относится к вторичным (или секундарным) культурам. Взгляд символистов на предметно-фактический мир как на отражение идеального (сверхреального) мира объясняется тем, что действительность подобно слову (знаку, тексту) была разделена ими на план содержания и план выражения. Общеизвестный дуализм символизма есть результат проекции языковой семиотической модели "означающее-означаемое" на миропонимание: так же как звуковая сторона слова является выражением смысловой его стороны, так и любой факт физически ощутимой

действительности есть внешняя сторона знака (символа), несущего тот или иной смысл.

Постсимволистская художественная система в лице акмеистов и футуристов базируется на диаметрально противоположном, в отличие от предшествующей системы, соотношении знака и физического мира. Если символизм лишил самостоятельности фактическую действительность, то в постсимволистской поэзии произошло овеществление слова, что характерно для первичных (или примарных) культур. В модели "означающее-означаемое" приоритетное значение принадлежит внешней стороне знака. Отсюда в поэзии футуристов происходит приравнивание слова и его элементов к понятиям и явлениям физического мира. Этим же объясняется исключительное внимание к акустико-физиологической стороне слова. Поэтическая выразительность была отождествлена у футуристов с внешней ощутимостью. Овеществление слова превратило гворчество в ремесло. А подобное представление позволяло проводить самые :мелые эксперименты с "фактурой" слова.

"Первичностью" постсимволистской художественной системы можно

НТкУСННТЧ. "ТОТ гЬякх ЧТО Н1ЛЛМЯШ.Ияя ТРЛПНЯ ппп\/иич;з лттлгпг тж»/£иЧО П ^Ь'ЛГ*'"'!

"—--------т-----У---Т ---------—* ------J - - • — ~ ¡ ^ " Т ^ 1 Г

;тической поэзии, хотя и предшественники авангарда - символисты также ггремшшсь создать научною теорию, соответствующую современному развито искусства. Как в академической науке, шедшей по второму кругу в своем методологическом осмыслении, не могло родиться кардинально новой теории, •ак и символизм, представляющий собой явление секундарной культуры, не мог юслужить материалом для создания новой пауки о литературе, несмотря на то, то и символизм, и футуризм были объединены, как мы уже показали, близки-1И целями и задачами. И.П.Смирнов, следуя своей концепции, говорит о том, то теоретический дискурс секундарных культур занимается методологией, то-да как примарные культуры непосредственно рационализируют факты дейст-ительности.

Эксперименты футуристов не являлись самоцелью поэтической практики зангарда, а были вызваны идеей жизнетворчества как словотворчества, харак-грной для модернистского сознания начала XX века (И Алексей Крученых, и ндрей Белый говорят о возможностях творческого слова переустроить мир), одобное отношение к поэтическому слову стало возможно в результате раз-

рыва с традициями риторической культуры, произошедшего, по мненш

A.В.Михайлова, на рубеже XVIII - XIX вв., который привел к изменению поле жения слова относительно культуры и действительности. Не культура, выр< женная в слове, обеспечивает формы миропонимания, а представления о дейс' вительности формируют слово. В художественном творчестве это приводит тому, что поэт, не ограниченный готовой формой истинного, получает индив! дуальную свободу в творчестве; теперь уже не автор создается словом, а слов создается его субъективной индивидуальностью; теперь уже слово не несет ис тины, а привлекается к ее поискам. Результатом процесса эмансипации слои является модернизм начала XX века, стремящийся в творчестве выйти за пред( лы реальности, чтобы изменить ее. Поскольку в метафизике нового времен представление о действительном основано на человеке как субъекте, поэтичс ское слово как знак реальной действительности субъективно, но в результат этой же субъективности оно объективно. Поэтому самые крайние проявлени индивидуализма, как, например, в поэзии символизма, и коллективизма у футу ристов не противоречат друг другу. Новое право поэта, провозглашенное фут} риетами, "стоять на глыбе слова "мы" среди моря свиста и негодования" исхс дило из того же метафизического источника, что и "еемь только я

B.Я.Брюсова.

Эмансипация слова на рубеже XVIII -XIX вв. была подготовлена развит* ем европейской метафизики. М.Хайдеггер говорит о том, что в Новое врем произошел перелом в понимании человеком бытия сущности и своего места этом бытии: отныне истина находится в введении человека, и достигается это результате освобождения человека от определяющего человеческое бытие ис тины христианского Откровения. Таким образом, человек оказывается пер вей шим основанием всякого знания и бытия, иными словами, он становится субъ ектом. В новоевропейской метафизике человек в роли субъекта предопределяв действительность действительного, и именно отсюда вытекают все особенност: истории Нового времени.

Новоевропейский "субъективизм" обусловил могущество науки. Наук становится тем средством, которое обеспечивает господство человека над с^ щим, позволяя ему самоутвердиться в этом господстве. В роли такого средств: она выступает как теория действительного (Для того чтобы четко определит

смысл, заключенный в словосочетании "теория действительного" Хайдеггер в работе "Наука и осмысление" анализирует этимологию и историю значений слов "действительное" и "теория").

Наука есть тот способ, который представляет человеку сущее как действительное и дает ему власть над ним. Активное действие человека направлено на то, чтобы предоставить себе бытие как предмет, представить в свое пользование. Поскольку именно человек в роли субъекта, то есть первейшего основания бытия, представляет перед собой сущее (опрёдмечивает его, делает объектом), то метод опредмечивания, представления становится главной заботой самоутверждающегося бытия человека. Владение методом является гарантией владения сущим, поскольку метод есть- способ предоставления его в пользование. • ' '

Из существа новоевропейской науки как теории действительного вытекают особенности всякого научного предприятия и знания, например, требование спецификации. Наука определяет нам представление о действительном, она есть рассматривающая, следовательно, разделяющая и членящая деятельность, юугопяя гтр гтярт действительность действительной. Отсюда исякое научнее исследование разворачивается в какой-то ограниченной предметной сфере, иными словами, является частной наукой. А з недрах какой-либо отдельной науки в свою очередь выделяются специальные объекты изучения. Таким образом, непременным условием развития науки как теории действительного является специализация и для всякого участка исследуемой действительности - свой особый [специфический) метод исследования.

Существом новоевропейской науки, предоставляющей в пользование че-товеку действительность, определяется то обстоятельство, что всякое научное исследование есть доказательство известного неизвестным. Только так пред-:тавленная действительность поддается расчету, который гарантирует уверен-юсть человека в своем господствующем бытии. Поэтому естественнонаучные шециплины используют эксперимент, обязанный подтвердить или опроверг-гуть заранее известный закон. По этой же причине наука развертывает матема-ические методы исследования.

Поскольку новоевропейское мировоззрение исходит из единого проекта шредмечивания сущего, искусство не только изображает самолеты и поет гим-

ны двигателям, но также подчиняется внутреннему закону новоевропейской и тории, который определяет исключительную значимость науки и техники. П< скольку метод опредмечивания является главной заботой самоутверждающег< ся бытия человека, искусство рубежа веков и начала XX века отличается осс бым вниманием к методам творчества, различным экспериментам с художес венным материалом. Эта особенность сближает науку и искусство, две облает! традиционно отличающиеся по своим средствам. Как никогда искусство ста» вится внимательным к своим методам. Это обстоятельство объясняет экспа! сию искусства в другие области культуры.

Не случайно модернизм выдвигает идею жизнестроительства, в которо ведущая роль принадлежит искусству. Владея методами искусства, "форме форм", трансцендентным методом представления действительности, можв быть уверенным в положительном результате осуществления проекта жизн( строительства.

В искусстве авангарда вопрос о методах художественного формообраз< вания предстает в обнаженном виде. Живое искусство организуется в обратно направлении от мертвого штампа, форма должна быть "сдвинута" (если-след! вать терминологии А.Крученых) с оси традиции. Только тогда она выразител! на, т.е. художественна. Сдвиг должен быть максимально ощутим, поэтому пр! ем как способ сдвига необходимо обнажить. Прием, таким образом, определи ется выразительностью, в ней смысл, а не в идее и теме художественного пр< изведения. Акцент значимости лежит не на что выражено, а как. И новизна, \ которую ориентирован модернизм в целом, в таком случае есть формальная ш новация. Последняя же, в свою очередь, требует экспериментов с материалом.

Эксперименты с поэтическим языком приводят к тому же результату, чт и в живописи: поэтические средства, обнажаясь, становятся предметом поэзи] Например, демонстрация широты диапазона словообразования как поэтическ< го приема в известном стихотворении В.Хлебникова "Заклятие смехом". Иг прием эвфонического сгущения, наряду со словообразовательными неолога мами, звукоподражанием, в стихотворении "Кузнечик". Эксперименты с язь ковым материалом сопровождают обнажение приема, который в своей рад! капьной форме становится заумным языком.

Тот факт, что поиски иовых художественных средств именуются не иначе как эксперимент, говорит о том, что искусство XX века ищет пути и способы соответствия той роли, которую занимает наука как теория действительного. Эксперимент, обеспечивающий точность естественных наук, казалось бы, должен противоречить искусству как процессу и результату индивидуального (в корне неподрасчетного, непредсказуемого) творчества. Между тем самоутверждающая деятельность человека требует подчинения человеческой власти загадок и тайн индивидуального творчества, что возможно при условии теоретического эксплицирования методов искусства.

Если философия Ф.Ницше разоблачила наивность новоевропейского человека, представляющего ценности как сущности вещей, то искусство начала века наглядно проиллюстрировало достижения философской мысли. Своего рода художественным разоблачением веры в реальность ценностей является 'Черный квадрат" Казимира Малевича, картина, созданная в 1915 году и ставшая символом русского авангарда. В ней можно увидеть иллюстрацию мысли МХайдеггера о мире, понятом в смысле картины. Редуцируя весь эмпирический опыт, представленный в цветовых оттенках и пластических линиях, С.Малевич получает черный квадрат как знак конструкта опредмечивающего 1редставления. Время, наступившее с освобождением человека от истины, дан-юй в Откровении, развернулось таким образом, что в XX веке картина мира, 1редставленная человеком как действительность, теряет свои цвета и разнооб-)азные очертания, превратившись в "Черный квадрат", т.е. в изображение универсального представления действительности, но сути являющегося способом ши, говоря другими словами, инструментом выражения сущности, но не сущ-юстью. "Черный квадрат" становится логичным и естественным завершением ого процесса опредмечивания действительности, начало которому положило 1овое время с его господством "субъективности". Подобно "Черному квадрату" ^.Малевича заумный язык футуристов, освобожденный от лексического значе-:ия, является универсальной моделью всякого словесного выражения, формой сех языковых форм (способов). Другими словами, заумный язык представляет обой гипостазированный прием, то есть получивший статус сущностного бы-ия. Владение универсальным методом справедливо позволяло ВХлебникову,

мастеру заумного языка, назвать себя Председателем Земного Шара и разрабг тывать планы организации Государства Времени.

Отдельный параграф посвящен ориентации как поэтического, так и тес ретического авангарда на лингвистику, развитие которой также подчинялос внутренним законам новоевропейской истории, основанной на господств "субъективизма". Стремление человека упрочить свое положение субъекта ка: первого основания действительности сталкивается с последним смысловым р> бежом - языком. Рассмотрение языка как универсальной модели выражени. смысла обещает человеку через обладание приемами и средствами выражени смысла не только власть над сущностью, но и контроль над самим собой в рол. субъекта. Поскольку для обеспечения власти над сущим необходимо владеяи-средствами, то язык определяется прежде всего как средство общения. Ф. д< Соссюр построил свою лингвистическую теорию, исходя из этого основания Сущность лингвистической теории заключается в том, что исследовательско' внимание направлено не на референт, а на референцию, поэтому любой смыс. представляется как результат функциональных отношений. Использование лин теистической терминологии, исходящей из такой семиотической модели, по могло литературоведению XX века перевести свое внимание со значеннй н; способы их порождения и восприятия и в результате этого получить самостоя тельность и статус науки. Поэтому не случайно научный авангард ориентиро вался на современное языкознание, понимающее язык функционально.

Введя в сопоставительный ряд технику, искусство и науку, мы стреми-

jUivb ii\Ji\u4uib, НТО UvC oHtiHrirvlfciv Я&ЛСННЯ НаЧсЛи ЛА BwKu иОдчНпС^ГЪ! сДИНиМ^

внутреннему закону новоевропейской метафизики - господств) "субъективизма". В этот ряд не случайно было введено явление языкоговоре ния, небывалое распространение которого было зафиксировано к 1907 году Оно является необъяснимым признаком времени, доказательством того, что не модернистское искусство, не научно-технический прогресс, не теоретизацш гуманитарных паук определяют лицо Бремени, а само оно выводит на'поверхность те или иные явления культуры, придавая им значимость. Словотворчество футуристов, в радикальной форме представленное как заумный язык, сталс возможным потому, что именно к этому времени, по словам Бориса Гройса. разрушалось русское языковое подсознание. Значит, новаторство модернист-

ского искусства является следствием причин, которые трудно поддаются осознанию, поскольку они сами определяют человеческое сознание. Соответственно, идеи формалистов, во многом определившие развитие теории литературы XX столетия, осуществляясь в одном культурно-историческом пространстве с авангардным искусством; не могут быть объяснимы ни диалектическим отталкиванием от предшествующих теоретических направлений и школ, ни влиянием новых художественных форм. Наука, делающая предметом своего исследования средство, прием, функцию, и искусство, изображающее средство, прием; имеют общий источник возникновения.

В заключении делаются следующие выводы:

¡.Поскольку на рубеже Х1Х-ХХ вв. поиски новых основ специфики предмета изучения, которые вело академическое литературоведение, носили харак-гер методологических обобщений, они не привели к принципиально иным, но-!ым основам теоретизирования. Процесс открытия нового взгляда на предмет пучения и дальнейшая процедура истолкования и описания новой концепций, :отя и реализуются в рамках одной научной школы, но являются разными эта-1я\ш ее формирования, принадлежат разным типам теоретической деятельности - "первичной" и "вторичной". На рубеже веков судьба призванного наукой юколения исследователей определялась вторым этапом развития теории.

2.Появление и развитие русского формализма подчинялось культурно-[сторическим направляющим времени, которые определили цель и смысл дачной деятельности. Анализируя причины возникновения формальной школы в ультурологичсском аспекте, мы пришли к вывод}', что появление новых науч-ых концепций является только одной из сторон общего изменения модели ми-овоззрения. Модель мировоззрения, в свою очередь, определяется метафизи-ой, начало, корень и смысл которой находится в различении бытия и сущно-ги, оно же, по словам М.Хайдеггера, является "неизведанным и необоснован-ым".

По теме диссертации опубликованы следующие работы:

1. Урбанизм в русской литературе Серебряного века // Вестник БГПИ. Серия 1уманитарных наук. - Уфа, 1996. - 0,2 п.л.

2. Эстетдческие ценности русского модернизма // Ценностные ориентации в подготовке специалистов. Материалы- всероссийской научно-практическот конференции 29-30 сентября 1997 г. - Уфа, 1997. - 0,1 п.л.

3. Возникновение русского формализма. Культурно-исторический контекст. - Уфа, 2000. - 99с.

4. Сшволизм и футуризм: два полюса модернизма /'/' Вестник БГПУ. Серия гуманитарных наук. - Уфа, 2000 /в печати/ - 0,3 пл.

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Шарипова, Эльвира Айратовна

ВведениеЗ

Глава 1. Академическое литературоведение в ситуации методологического кризиса и формальная школа

1.1. Возможни выхода из методологичого криз, реализованные формализмом

1.1.1. Спецификация предмета изучения

1.1.2. Художвенная форма как объект изучения

1.1.3. Поэтичий язык как художвенная форма

1.2. Различный характер научной деятельни формалов и их предшвенников

1.2.1 .Культурно-оричоезнание XIX века и деятельнь А.Н. Влоого

1.2.2. Траормация идеи органичого развития

1.2.3.Формализм и академичое литературоведение: отношение разных этапов развития научных школ

Глава 2. Время спецификации

2.1. Авиация и модернское тво как очевидные признаки культуры начала XXолетия

2.2. обождениеова

2.2.1 .От символизма - к футуризму, от секундарной культуры - к примарной

2.3.обождениеова как результат европеой метафизики

2.4.Наука как теория девительного

2.5.тво начала XX века вете новоевропеой метафизики

2.5.1.тво как прием

2.6. Формализм как теория XX века

2.6.1. См ориентации теории литературы на лингвику

2.6.2. Формализм как явлениеоего времени

Введение диссертации2000 год, автореферат по филологии, Шарипова, Эльвира Айратовна

Наше исследование посвящено истории русского формализма, оказавшего значительное влияние на развитие литературоведения XX века. Мы акцентируем свое внимание на моменте возникновения этого теоретического направления. На наш взгляд, анализ начала развития позволяет наиболее глубоко осознать суть развивающегося явления. Кроме того, исторический момент перехода литературоведения от методологического кризиса на рубеже Х1Х-ХХ вв. к появлению новой научной школы в лице русского формализма вызывает особый интерес в современной ситуации рубежа веков, когда теоретические сомнения приобрели эсхатологический характер.

Объект нашего исследования при достаточно четко обозначенном времени своего рождения не имеет хронологически определенного конца своего существования в силу неестественной завершенности развития. Открывшаяся и продемонстрированная русским формализмом возможность объективного исследования литературного произведения с точки зрения его формальной организации, выводящая науку о литературе в самостоятельную область со своим специфическим предметом исследования, была перспективной. Уже в концу XIX века стало очевидным, что культурно-исторический метод, господствовавший в исследовании литературы во второй половине XIX века, ограничивает их возможности и границы, сводя все развитие литературы к истории общественной мысли. Однако парадоксальным образом деятельность формалистов как создателей новой науки о литературе не вписалась в строительство социалистической культуры государства нового типа. Если Г.Вельфлин, видный представитель немецкого искусствознания конца XIX - начала XX вв., на достижения которого ссылались опоязовцы, спустя полвека с момента выхода своей первой книги мог сказать: «. я среди историков искусства - «формалист». Это название я принимаю как почетный титул, поскольку речь идет о том, что я всегда видел первую задачу историка искусства в анализе пластической формы»1, то на родине В.Шкловского, Б.Эйхенбаума, Ю.Тынянова, Р.Якобсона уже в 30-е годы слово «формалист» стало не только бранным, но и опасным.

Ефим Эткинд объясняет трагическую историю русского формализма, свойственным не только советской, но и русской культуре процессом регрессивной эволюции. «В науке, особенно исторической и филологической, этот процесс объясним без труда, да и в литературе, впрочем, тоже. Рождается какая-то научная школа, например, формалистов. Некоторое время ее терпят, даже в известных пределах -поощряют. Затем начинается - безобидная ученая дискуссия. Но внезапно сгущаются тучи, раздается удар грома: формализм объявляется антимарксистским, декадентским, фальшивым учением, -лженаукой. Приверженцев его, «лжеученых», прорабатывают: топчут, оплевывают, даже изгоняют. И вот научная школа распадается. Может быть, школа формалистов распалась бы и сама, но тогда она, преодолев себя, свои ограниченности и детские болезни, перешла бы в новое качество; во всяком случае, в развитии науки не было бы перерыва. Произошло же вот что: школу разогнали, ее создатели и адепты разошлись в разные стороны и занялись другими делами, но книги остались, и эти книги вдруг вынырнули на Западе: в Америке, Германии, Франции. Всюду появились последователи русского формализма, началось бурное развитие идей, родившихся в двадцатые годы, и вот, глядишь, эти идеи вернулись к нам, в Россию, на свою родину, через тридцать-сорок лет после того, как их придумали, под новыми модными цит.по: История европейского искусствознания. Вторая половина XIX века - начало XX века. Книга первая. М., 1969.С.53. названиями: структурализм, семиотика, семиология, семантическая поэтика»2.

В то время как официальное советское литературоведение оттачивало свои методы борьбы за идейность и нерушимость принципов самой передовой и прогрессивной науки, основанной на единственно верном марксистско-ленинском мировоззрении, западная гуманитарная наука развивала тенденции анализа художественных феноменов с точки зрения их формообразования. Особую роль в этом развитии сыграли Пражский лингвистический кружок и деятельность Р.Якобсона. В контексте этого развития, особенно с конца 50-х годов, когда структуралистские идеи стали проникать во все гуманитарные науки, наследие русского формализма привлекло к себе внимание теоретиков литературы.

Первой работой, благодаря которой русский формализм стал известен на Западе, явилось исследование истории и теории этого научного направления, возникшего в России, В.Эрлихом. Его книга «Русский формализм», впервые вышедшая в 1955 году, претерпела несколько изданий. В рецензиях на первое издание этой книги выражалось сожаление по поводу труднодоступности первоисточников. Антологии текстов появились позднее. Среди них можно назвать подготовленное Ц.Тодоровым французское издание 1965 года и двуязычную антологию с предисловием Ю.Штридтера «Тексты русских формалистов» (1968), вышедшую в Мюнхене.

Многочисленные западные исследования русской формальной школы появляются со второй половины 60-х годов. Здесь можно выделить пропагандистскую и критическую деятельность французских групп «Tel Quel» и «Change». Интерес к русскому формализму, просуществовавшему недолго, но за короткий период своего развития выработавшему плодотворные гипотезы, объяснялся не столько

2ЭткиндЕфим. Записки незаговорщика, London, 1977, С.298-299. новизной материала, сколько остротой дискуссии, развернувшейся в 60-х годах, о методах литературной науки. В свете этой дискуссии идеи формалистов вновь стали актуальными.

То обстоятельство, что исследования критического наследия русского формализма стали появляться спустя несколько десятилетий со времени его расцвета, способствовало осознанию связанности теории и истории. В.Эрлих говорит о трех обязательных аспектах исследования формальной школы в культурно-историческом контексте: появлении структурного анализа в науке о литературе, движении модернизма в искусстве и кризисе теории познания на рубеже веков3. Другие работы отражают эти аспекты, отличаясь друг от друга вниманием к той или иной стороне связи теории формальной школы с историей культуры. Так, К.Поморска посвятила свою работу «Russian Formalism and Poetic Ambiance» (1968) анализу корреляции формальной теории и поэзии модернизма. Э.Томпсон, сравнивая русский формализм и англоамериканскую «новую критику», указывает на общие методологические тенденции в литературоведении первой половины XX века, обусловленные как кризисом теории познания, так и развитием форм научной рациональности в области гуманитарных наук4. Ю.Шридтер в своей работе «Literary Structure, Evolution, and Value Russian Formalism and Czech Structuralism Reconsidered» (1989) рассматривает формализм в контексте истории развития структурного анализа в литературоведении. К тому же этот исследователь говорит о том, что для адекватного понимания такого явления, как русская формальная школа в литературоведении, необходимо рассматривать его в развитии. Именно этот подход соответствует предмету изучения, считает Юрий Штридтер, и отдает должное тем исследователям, которые излагали формалистскую теорию литературы в историческом аспекте. Более того,

3 Эрлих Виктор. Русский формализм: история и теория. СПб., 1996. С.278.

4 Thompson Ewa. Russian Formalism and anglo-american new criticism. The Hague-Paris, 1971. этот исследователь считает, что формализм надо изучать не только в его развитии, но и в его многосторонности, определяя ее целостный характер как диалог различных исследовательских линий в лице талантливых представителей русского формализма. «Лингвисты Якобсон и Якубинский, литературные историки Эйхенбаум и Тынянов, теоретик и публицист Шкловский, просодист Томашевский, а также Брик, который выполнял роль организатора и координатора рабочего процесса - и это только самые известные из формалистов первого десятилетия - все они были объединены как соратники и антагонисты в воодушевленном диалоге, который способствовал развитию формального метода и обуславливает его историю»5, - пишет Ю.Штридтер. Именно диалог неординарных теоретиков и их смелых теорий создавал реальные возможности для эволюции формального метода.

Было бы несправедливо утверждать, что заслуга в изучении истории и теории русского формализма принадлежит только зарубежным ученым. Когда в начале 20-х годов формализм окреп и оформился в научную школу, получил популярность, внимание на него обратила не только тенденциозная марксистская критика. Она на протяжении всего своего существования соединяла в себе жесткость своей основной мировоззренческой предпосылки с размытостью и неясностью видовых эстетических и теоретических принципов, благодаря чему «жесткая система приобретает гибкости ровно столько, чтобы не развалиться на очередном резком повороте»6. Ни в дискуссии о формализме 1924-25 гг., ни в разгроме формализма в 30-х гг. «передовое» марксистское» литературоведение не было способно к конструктивной критике формализма, с точки зрения его же основ.

5 Striedter, Jury. Literary Structure, Evolution, and Value Russian Formalism and Czech Structuralism Reconsidered. London, 1989.P.18.

6 Геллер JI. Прекрасное возвышенное. О системе эстетических категорий ждановского соцреализма // Геллер Л. Слово - мера мира. М., 1994. С. 126.

Систематизированное исследование теории формализма (в категориях неокантианской эстетики) было представлено в работе Б.М.Энгельгардта «Формальный метод в истории литературы» (1927). Первой работой по истории русского формализма, не потерявшей значимости до нашего времени, стала книга П.Н.Медведева7 «Формальный метод в литературоведении. Критическое введение в социологическую поэтику» (1928). В ней формализм исследуется по основным направлениям деятельности как конкретное историческое явление, обусловленное особенностью развития науки в России, влиянием европейского искусствознания, непосредственной связью с футуризмом.

Несмотря на официальный запрет, русский формализм оставался негласным участником литературоведческого дискурса в СССР. Поэтому лакуна, образовавшаяся в результате исторических обстоятельств, постепенно заполнялась. Спустя десятилетия, когда стали возможны переиздания наследия формалистов, большой вклад в освещение идей формальной школы внесли такие отечественные исследователи, как Е.А.Тоддес, А.П.Чудаков, М.О.Чудакова, А.Ю.Галушкин и др. Их комментарии к изданиям работ Ю.Н.Тынянова8, В.Б.Шкловского9, Б.М.Эйхенбаума10 отличаются скрупулезностью, научной добросовестностью и глубоким знанием вопросов истории и теории русского формализма. Следует отметить значение учрежденных в 1982 году «Тыняновских чтений» с изданием сборника. В первом выпуске редколлегией был заявлен историко-культурный контекст изучения наследия не только Ю.Н.Тынянова, но и его современников, чтобы иметь «возможность продвинуть вперед поиски ответов на ряд вопросов,

7 М.М.Бахтин «под маской».

8 ТыняновЮ.Н. Поэтика. История литературы. Кино. М., 1977.

9 Шкловский Виктор. Гамбургский счет. М., 1990.

10 Эйхенбаум Б. О литературе: Работы разных лет. М.,1987.

1 1 сформулированных русской филологией в первые десятилетия XX в» . Количество публикаций о формалистах и формализме возросло в 90-е гг. в связи с демократическими реформами.

С увеличением расстояния, отделяющего исследователя от времени расцвета формальной школы в литературоведении, расширяется культурно-историческая перспектива исследования. Современная ситуация неизбежно вводит наряду с формализмом и структурализмом в сопоставительный ряд явление постсруктурализма, который отличается теоретическим нигилизмом, утверждением принципа «методологического сомнения», а также отрицанием возможности какой-либо общей теории. Это обстоятельство не только увеличивает масштаб рассмотрения взаимосвязей философско-методологических, эстетических и теоретических моделей в их развитии, но и требует углубления анализа основы этой взаимосвязи.

Актуальность данной работы заключается в том, что, обращаясь к вопросу генезиса теории русского формализма, мы не только отдаем дань истории отечественной науки, тем ее страницам, которые, несмотря на их значительность и значимость, долгое время оставались без должного освещения. В современной ситуации не только методологических, но и философских споров о теории литературы и ее объекте, закономерной, надо сказать, на исходе века и тысячелетия, рассмотрение вопросов истории теории становится необходимым. Мы разделяем точку зрения Юлии Кристевой, которая считает, что «лучший способ принять участие в современном исследовательском процессе состоит в том, чтобы подключить к нему постороннее, более раннее исследование, коль скоро оно может поведать о своих вчерашних затруднениях, ставших сегодня нашими собственными»12. Тем более, что русский формализм нельзя назвать посторонним явлением, поскольку

11 Тыняновский сборник: Первые Тыняновские чтения. Рига, 1984. С.З.

12 Кристева Ю. Разрушение поэтики // Вестник МГУ. 1994. №5. С.48. причины его возникновения прямо связаны с поиском подходов к литературе, стремящихся к теоретичности.

Культурно-исторический аспект нашего исследования отвечает ставшим особенно актуальным на рубеже веков требованию целостного подхода к анализу всех феноменов культуры, в том числе и словесного творчества. «Вся эта ситуация, - пишет известный ученый А.В.Михайлов, - падает на литературоведа тяжким бременем, так как постепенно яснее и яснее становится общая связь и взаимозависимость всего со всем в пределах нашего знания о литературе, и литературовед так или иначе вынужден держать в голове хотя бы идею системы целого со множеством сторон и факторов, понятных лишь в их взаимообусловленности»13.

Научная новизна. Выдвинутое Б.М.Энгельгардтом требование подходить к формальной поэтике «только критически, т.е. из самих форм научного познания вообще»14, было реализовано исследователями в попытках спроецировать концепции формалистов на ту или иную философскую систему и эксплицировать их философские основания. Такой подход не позволяет связать историю и теорию. Примером подобного разрыва является вышеупомянутая монография Виктора Эрлиха, в которой первая часть («История») выглядит убедительнее, чем вторая. В нашей работе мы рассматриваем возникновение теории формализма в контексте значения развития самих форм научного познания в новоевропейской истории, что позволяет нам сделать философия Мартина Хайдеггера.

Целью нашей работы является определение связи причин возникновения русского формализма как научной теории с другими феноменами культуры и выявление глубинной сути этих взаимоотношений.

13 Михайлов A.B. Проблемы исторической поэтики в истории немецкой культуры (Очерки из истории филологической науки). М., 1989. С.230.

Исходя из цели, были поставлены следующие задачи: проанализировать момент перехода от методологических поисков русского литературоведения начала XX века к появлению новой теории; выявить характер связи формализма с предшествующими концепциями; показать возникновение русского формализма в его взаимосвязи с развитием науки, техники и живописных, поэтических форм; определить основу единства теорий, образующих явление русского формализма.

Процедура сравнивания двух научных школ в тот момент, когда культурно-исторический метод завершал свое развитие, а формализм только складывался, осложняется тем, что, во-первых, первые публикации формалистов (1916 - 1921 гг.) сложно отнести к разряду академических исследований, во-вторых, концепции русских формалистов в их развитии и многообразии с трудом поддаются объединению в единую метатеорию, которая бы позволила говорить о явлении научной школы.

Приняв во внимание утверждение Ю.Штридтера о том, что «формальный метод упорно противится представлению и систематизации в рамках доктрины»15, американский ученый Питер Штайнер при анализе теории и истории русского формализма, не без влияния идей М.М.Бахтина, развивает идею диалогической формы теоретизации. Для определения моделей механизмов теоретизирования формальной школой П.Штайнер использует понятие метафоры, что позволяет ему рассматривать теорию формальной школы не с позиции соотнесения с той или иной философской школой, а с точки зрения

14 Энгельгардт Б.М. Формальный метод в истории литературы. JL, 1927. С. 109.

15 Striedter Jurij. Op. cit. P. 14. процессов и механизмов смыслообразования в области науки о литературе. При этом в теории формального метода он выделяет три основные метафоры: сравнение с машиной, организмом и системой.

Метафора, по словам Л.Д.Гудкова, является формой «содержательной рациональности», которая еще не утратила «ценностных экзистенциональных наполнении» , поэтому результаты подхода, осуществленного Штайнером, мы используем для решения поставленных в работе задач, исходящих из культурно-исторического аспекта изучения формализма.

Поскольку предметом нашего исследования является исторический момент возникновения русской формальной школы, судьба которой тесно связана с художественным творчеством начала века (искусством авангарда), идеей технического прогресса, утопическими социальными проектами, развитием форм научной рациональности, то необходимо понятие, которое бы связывало эти области в одно целое.

Мысль о том, что русский формализм следует рассматривать в единстве «мировоззренческого комплекса, крайне характерного для стиля культуры XX века»17, требует такой исследовательской позиции, которая бы имела определение принципа целостности. Между тем, само понятие «мировоззренческого комплекса» не является методологически определенным.

В последнее время в отечественных гуманитарных науках усилилась тенденция так называемого культурологического подхода, когда каждый изучаемый факт проецируется на общее родовое понятие -культуру. В качестве примера можно привести слова исследователя советской архитектуры В.Паперного: «Мы будем исходить из предположения, что изменения, происходящие в архитектуре, и изменения, происходящие в других искусствах, в экономике, в газетной

16 Гудков Л. Д. Метафора и рациональность. М., 1994. С. 151.

17 Парамонов Борис. Формализм: метод или мировоззрение?//НЛО. 1995. №114. С.35. лексике и т.п., подчиняются некоторым общим закономерностям. Примем в качестве допущения, что не отдельные архитекторы, критики, чиновники и вожди своими усилиями поворачивали архитектуру (литературу, кино) в ту или иную сторону, а напротив, что это движение в ту или иную сторону первично по отношению к усилиям отдельных людей, что существует нечто, что совершает это движение, вовлекая в него отдельных людей.- и это нечто мы будем называть культурой»18. Из этих слов видно, что такое понимание культуры носит, с одной стороны, неопределенно-метафизический характер («это нечто»), а с другой - чисто функциональный, т.е. предоставляющий необходимую целостность исследовательского взгляда. С тех пор как «единственно верная» идеология в отечественных гуманитарных науках потеряла официальную поддержку, закономерно возникла необходимость выдвижения такого универсального понятия, которое обладало бы не только функциональным моментом объединения исследуемых фактов и явлений в парадигму, но и содержало бы в себе оценочный момент, по отношению к которому не только факты и явления, но и само научное исследование их получают значимость. В качестве такого универсального понятия выступила «культура». Однако это понятие зачастую используется лишь как терминологическая эмблема целостного подхода к изучаемому явлению.

В качестве эмблемы целостности может выступать понятие «стиль». Использование этого термина традиционно. Например, В.М.Жирмунский в статье 1919 года пишет: «Мы полагаем, что духовная культура каждой исторической эпохи, ее философские идеи, ее нравственные и правовые убеждения и навыки и т.д. образуют в данную эпоху такое же единство, как и ее художественный стиль»19. Обычно, когда речь идет о том или ином стиле, имеется в виду определенный

18 Паперный Владимир. Культура Два. М, 1996. С. 17. набор качественных характеристик, поэтому использование этого понятия в качестве системообразующего может вызвать трудности, поскольку над видовым понятием «стиль» находится менее качественно-определенное родовое понятие.

Ярко проявленное в XX веке развитие авангардных художественных форм требует таких методов научного анализа, которые бы позволили рассматривать нетрадиционные формы в системе общего культурного развития, тем самым показывая их целесообразность и культурную ценность, т.е. легитимируя их. Так исследователь модернистской литературы А.А.Гугнин говорит о необходимости идеи целого: «Современное литературоведение, стремясь к синтезу истории и теории, как и раньше не может и не должно игнорировать открытия и достижения сопредельных и пограничных наук: о Космосе, о Природе, о Человеке»20. Однако, говоря о необходимости целостного подхода, способного охватить развитие всех культурных феноменов, А.А.Гугнин не отказывает литературоведению в его спецификации, которая начинается и заканчивается языком: «.литературоведение, желая оставаться в своих пределах, не должно вторгаться в область эмпирической реальности (для этого есть много других наук), но должно - как это ни трудно -оставаться в сфере реальностей, обозначенных Словом»21.

Действительно, ограничить пределы литературоведения «сферой реальностей, обозначенных Словом» достаточно трудно, поскольку Словом ограничиваются все сферы культурной деятельности человека. Подобное понимание культуры основано на онтологическом статусе языка, разрабатывавшегося философией XX века.

В истории философии, - пишет Л.Д.Гудков, - существует два типа, два способа философской рефлексии оснований гуманитарных наук:

19 Жирмунский В.М. Задачи поэтики//Жирмунский В.М. Теория литературы. Поэтика. Стилистика. Л., 1977. С.37.

20 Гугнин A.A. Романтизм, модернизм, авангард (Несколько эмпирических наблюдений) // Литературный авангард. Особенности развития. М., 1993. С.37. первый, продолжая традиции аналитической философии немецкого идеализма, пытается обосновать объективную значимость научного познания редукцией к структуре и содержанию сознания, т.е. через анализ субъективности, субъективного «я» (таков ход рассуждений Дильтея, Риккерта и др.). Другой путь, по которому позднее пошли Хайдеггер, Гадамер и др., - принятие в качестве исходного пункта «языковой фактичности наличного бытия», «жизненного мира», онтологический характер языка и традиций»22. Неизвестно, по каким причинам автор не указывает представителей отечественной философии, которые при построении целостной системы опирались на онтологический характер языка. В качестве примера можно привести «Философию имени» (1923) А.Ф.Лосева, который проблему именования считал основной проблемой философии, поскольку только в ней заключается ответ на вопрос, к которому сводится всякая философия: что есть действительность. Более того, то или иное представление о действительности, образованное и заключенное в слове, определяет всякую форму культуры: и философию, и мифологию, и искусство, и религию, и науку. «В слове, и в особенности имени, - пишет он - все наше культурное богатство, накапливаемое в течение веков. В слове и имени - встреча всех возможных и мыслимых пластов бытия. В имени -средоточие всяких физиологических, психических, феноменологических, логических, диалектических, онтологических сфер. Здесь сгущена и нагнетена квинтэссенция как человечески-разумного, так и всякого иного человеческого, разумного и неразумного бытия и жизни»23.

Взаимосвязь языковых и эстетических проблем, разрабатываемая в философии XX века, делает эти философские концепции наиболее приемлемыми в качестве методологического основания при изучении художественных феноменов в их системной связи с другими явлениями

21 Там же. С.38.

22 Гудков Л.Д. Указ. соч. С.37-38. культуры. Так же, на наш взгляд, они наиболее приемлемы и для изучения теоретических феноменов, тем более, если они направлены на анализ эстетических фактов культуры. Например, лингвист и философ Ю.С.Степанов для более точного определения «стиля мышления в науке и искусстве» прибегает к понятию «парадигма», понимая ее как «господствующий в какую-либо данную эпоху взгляд на язык, связанный с определенным философским течением и определенными направлениями в искусстве.»24. Поэтому в своей работе мы рассматриваем понимание слова в поэзии и науке XX века. Разработанная И.П.Смирновым25 типология культурно-исторических стилей, основанная на соотношении художественного знака (слова) и обозначаемой им действительности, позволяет нашему исследованию не остаться на уровне общих философских проблем. Кроме того, понятие парадигмы дает возможность при сопоставлении ограниченного количества культурных феноменов определить основные тенденции времени. В своей работе в сопоставительный ряд мы ввели живопись, поэзию, развитие техники, естественные науки, лингвистику, теорию литературы. Этот ряд может быть дополнен и расширен другими результатами культурной деятельности. Однако мы не случайно ограничили свое сопоставление вышеназванными явлениями.

Онтологический статус языка выводит нас к метафизике, начало, корень и смысл которой находятся в различении бытия и сущности, которое, по словам Мартина Хайдеггера «открывает возможность всякого именования, понимания и определения сущего, как такового»26. Если в художественной форме «эмоционально-волевое отношение носит

23 Лосев А.Ф. Философия имени // Лосев А.Ф. Бытие. Имя. Космос. ML, 1993. С.628.

24 Степанов Ю.С. В трехмерном пространстве языка. М., 1985. С.4.

25 Смирнов И.П. Художественный смысл и эволюция поэтических систем. М., 1977. А также Дёринг-Смирнова И.Р., Смирнов И.П. Очерки по исторической типологии культуры. Salzburg, 1982.

26 Хайдеггер Мартин. Европейский нигилизм // Хайдеггер М. Время и бытие. М., 1993. С.151. слишком напряженный, слишком активный характер»27, то в форме научного познания это напряженное отношение субъекта к предмету исследования отнюдь не снимается, его надо рассматривать как первопричину всякой деятельности. Поэтому мы обращаемся к М.Хайдеггеру, в творчестве которого проблема существа человека получила глубокое осмысление.

Изучение русского формализма в культурно-историческом контексте является частью работы по созданию истории поэтики как методологической дисциплины, что и определяет практическую ценность нашей работы. О необходимости введения курса истории поэтики в систему филологического образования говорит профессор А.Б.Муратов: «.необходим серьезный курс (или система курсов), посвященный истории филологии (не лингвистических или литературоведческих учений, а именно филологии), и такой курс должен быть методологическим.»28.

Апробация работы. Диссертация обсуждалась на заседании кафедры литературы филологического факультета Башкирского государственного педагогического университета. Третий параграф второй главы стал основой доклада на всероссийской научно-практической конференции (Уфа, 1997). Основные положения второй главы были обсуждены на спецсеминаре «Историческая поэтика» (проф.В.В.Колесов, Е.А.Лехно) Санкт-Петербургского университета в 1998 году.

Поставленная цель обуславливает структуру работы: она состоит из Введения, двух глав и Заключения.

Во введении излагаются цели и задачи работы, определяется методологические позиции исследования.

27 Бахтин М.М. Проблема содержания, материала и формы в словесном художественном творчестве // Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. М., 1975. С. 14.

28 Муратов А.Б. Об университетском филологическом образовании // Вестник Санкт-Петербургского университета. Сер.2.Вып.2(9). С. 100.

18

В первой главе «Академическое литературоведение в ситуации методологического кризиса и формальная школа» анализируется противоречивость момента, непосредственно предшествующего возникновению новой научной школы; сравниваются направления поисков модернизации методов изучения литературы культурно-исторической школой и достижения формализма.

Вторая глава «Время спецификации» рассматривает факт возникновения формальной теории в связи с значительными событиями культуры начала XX века: развитием науки и техники, революционным изменением художественных форм в искусстве и литературе, социально-политическими преобразованиями, в целом - с изменением мировоззрения. Появление русского формализма рассматривается как результат развития новоевропейской метафизики.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Предпосылки возникновения русского формализма. Культурно-исторический контекст"

Заключение

Настоящее изменение нельзя запланировать. Оно не нами устраивается, приходит вдруг, исподволь, как сон. От его невидимого присутствия неприметно, но неостановимо меняется весь мир, передвигаются горы»1, - пишет В.В.Бибихин, рассуждая о трансисторическом феномене ренессанса. На наш взгляд, исторический момент возникновения русского формализма может являться иллюстрацией этих слов. В поисках причин рождения новой концепции изучения литературы представленной формальной школой в отечественной науке мы рассмотрели историческую ситуацию соприкосновения теории уходящей и теории наступающей. Непосредственные предшественники формалистов напряженно искали пути выхода из методологического кризиса, в котором оказалась история литературы на рубеже веков. С этой целью были предприняты различные попытки переосмысления предмета изучения литературной науки. Предлагаемые предшественниками варианты обновления понятия «литература» и методов ее изучения в некоторых аспектах предвосхищали «открытия» формалистов, но не стали основой создания новой методологической целостности. Исходя из этого мы пришли в выводу, что попытки реформирования теории в рамках данной научной парадигмы не приводит к созданию новых исследовательских принципов. Появление и развитие новых научных идей подчиняются культурно-историческим направляющим времени, которые определяют цель и смысл всякой научной деятельности.

Несмотря на то, что научная школа русского формализма представляет собой объединение различных концепций, его целостность предопределяется единой целью - созданием теории литературы, соответствующей мировоззренческим принципам XX века. Для доказательства того, что причины возникновения русского формализма определяются культурно-историческими направляющими эпохи, мы рассмотрели связь этого феномена с другими явлениями культуры начала XX века: авангардным искусством и научно-техническими достижениями европейской цивилизации. Необычайно смелые эксперименты в области искусства и развитие форм научной рациональности связаны не столько потому, что новые эстетические течения нуждались в теоретической поддержке и наука, специализирующаяся на анализе эстетических явлений, вынуждена была пересмотреть свои методологические основания с учетом серьезных изменений, произошедших с объектом изучения. И авангардное искусство, и авангардная наука имели один источник своего возникновения, который сделал возможным их связь и взаимовлияние, -культурно-исторический момент, предопределенный развитием новоевропейской метафизики.

Культурно-исторические направляющие времени, ставшие причиной глубоких мировоззренческих изменений в начале XX века, обусловили развитие науки о литературе на протяжении всего столетия, что и позволяет говорить о значительном влиянии, которое оказал русский формализм на европейское литературоведение второй половины XX века. Поэтому целесообразно, на наш взгляд, спроецировать полученные в результате нашего исследования выводы на современную ситуацию в области теории литературы.

Большинство исследователей формализма отмечают то неоценимое значение, которое он оказал на развитие теории литературы XX века. Как справедливо пишет В.Эрлих, «Чехословакия была не единственной славянской страной, ощутившей на себе воздействие

1 Бибихин В.В. Новый ренессанс. М., 1998. С.43. русского формализма»2. К этим словам с полным правом можно добавить, что ассимиляция и критическая проработка идей формальной школы происходила и в европейском, и в американском литературоведении.

Исследователи по-разному оценивают характер и границы влияния русского формализма на литературоведение второй половины XX века. Виктор Эрлих замечает, что оценивать заслуги русского формализма следует в контексте «общего процесса пересмотра целей и методов науки»3, который нельзя ограничивать только русской почвой. Питер Штайнер решает этот вопрос иначе. По его мнению, сам формализм как «интерпарадигматическая стадия»4 в развитии теории литературы и диалогический тип теоретизирования нес в себе большие возможности дальнейшего развития, что и было использовано последователями в лице структуралистов. Однако речь не идет о прямом некритическом заимствовании. И.П.Смирнов все параллели и скрещивания идей русского формализма и европейского литературоведения объясняет тем, что формализм, структурализм, поструктурализм являются «единосущностной, пусть и поэтапно изменяющейся, ментальностью»5. И декларирует ее вырождение.

Американский постмодернист Поль де Ман также приходит к мысли о единосущности теоретической модели, но исходит при этом из анализа современной ситуации в развитии теории литературы. Несмотря на то что все существующие сегодня подходы к изучению литературы «нельзя однозначно отождествить с каким-либо конкретным методом или конкретной страной»6, в целом де Ман отмечает, что в современной теории литературы складывается отношение неприятия, которое он называет «борьбой с теорией». Разрушительное начало, как считает де

2 Эрлих Виктор. Русский формализм: история и теория. СПб., 1996. С. 163.

3 Там же. С.276.

4 Steiner P. Russian formalism: A metapoetics. Ithaca; L., 1984. P.269

5 Смирнов И.П. На пути к теории литературы. Amsterdam, 1987. С.6.

Ман, находится внутри самой литературной теории, поскольку «теория литературы возникает тогда, когда подход к литературному тексту перестает опираться на внеязыковые (т.е. исторические или эстетические) соображения, или . когда предметом обсуждения оказываются не значения или ценности, а способы их порождения и восприятия»7. С целью освободить науку о литературе от анализа содержательных сущностей в свое время была использована лингвистическая модель знака, которая отталкивается не от референта, а от референции. Однако свобода от содержательных сущностей, как пишет де Ман, «делает язык эпистемологически ненадежным и неустойчивым, поскольку его использование уже не может считаться связанным с соображениями истинности и ложности, добра и зла, красоты и безобразия, наслаждения и боли»8. Принципиальная ненадежность такой семиотической модели, с одной стороны, является необходимым условием возможности теоретизирования, а с другой -вызывает нарастающую борьбу с введением лингвистической терминологии в эстетические и исторические подходы к литературе.

Поль де Ман говорит о том, что современная теория литературы совершенствуется в своих методах, поэтому, несмотря на борьбу с самой собой, теория процветает, но неизвестно, симптомом триумфа или падения является это процветание.

Прогноз о «падении» теории литературы, сделанный в статье Поля де Мана «Борьба с теорией» (1982), может быть оценен как преждевременный и даже беспочвенный, исходящий из общей деструктивной стратегии постмодернизма. Между тем признание самой теории литературы в том, что существует противоречие «между ее собственными методологическими претензиями и возможностями»9

6 Де Ман Поль. Борьба с теорией // Новое литературное обозрение. 1997. №23. С. 10.

7 Там же.

8 Там же. С. 13.

9 Там же. С. 15. вновь напоминает нам ситуацию кризиса конца XIX - начала XX века в области науки о литературе.

Как атрибут кризисной ситуации вновь возник разговор о необходимости спецификации науки о литературе. Если А.Н.Веселовский в статье 1893 года сетовал на неопределенность границ истории литературы как науки, на территорию которой «заходят охотиться историк культуры и эстетик, эрудит и исследователь общественных идей»10, то авторы энциклопедического справочника «Современное зарубежное литературоведение» (1996) говорят об экспансии литературоведения в область культурологии, социологии и даже в область методологии научно-естественных дисциплин. «.Литературоведение, - пишут они, -.перестает быть только наукой о литературе и превращается в своеобразный способ современного философского мышления»11. Как неизбежное следствие подобной неопределенности в том и другом случае выступает требование спецификации.

Вышеупомянутый Игорь Павлович Смирнов в предисловии к своей книге «На пути к теории литературы» указывает: «Наша работа нацелена на то, чтобы вернуть литературоведению предмет изучения в его своеобразии»12. Проблему спецификации автор пытается решить, обратившись к достижениям экспериментальной психологии. Это говорит о том, что концепция теории литературы, предлагаемая Смирновым, лежит в общем русле научной рациональности XX века. Во-первых, экспериментальная психология по сути является физиологией, которая, в свою очередь, относится к естественно-научным дисциплинам, последние же обладают высоким авторитетом, гарантирующим добросовестную научность всякого исследования. Во-вторых, если взять

10 Веселовский А.Н. Из введения в историческую поэтику // Веселовский А.Н. Историческая поэтика. М., 1989.С.42

11 Современное зарубежное литературоведение. М., 1996. С. 108.

12 Смирнов И.П. На пути к теории литературы. Amsterdam, С.4. психологию в том широком значении, которое придавал этой науке Ницше, то это основная методологическая дисциплина в рациональной культуре Нового времени, поскольку она есть «обозначение той метафизики, которая выставляет человека. в качестве меры и средоточия, основания и цели всего сущего»13. Господствующее положение психологии вызвано тем, что действительность действительного определяется человеком в роли субъекта, то есть первого основания всякого бытия, это обстоятельство делает науку о мире наукой о человеке. Таким образом, обращение гуманитарных наук в их методологических поисках к психологии является признаком того, что гуманитарные науки продолжают выполнять программу культурного развития, в том числе и развития форм научной рациональности, предопределенную метафизикой Нового времени.

Если поиски новых основ спецификации науки о литературе ведутся в среде старых концепций, то, как мы показали в первой главе своей работы, итоги поисков будут носить характер методологических обобщений и не выведут к принципиально иным, новым основам теоретизирования. Несмотря на то, что Смирнов говорит о конце единосущностной ментальности «формализм-структурализм-постмодернизм», он не выходит за ее пределы. Доказательством этого является то обстоятельство, что в своем стремлении определить специфику предмета изучения литературы, Смирнов отталкивается от формалистского спецификаторства, хотя это отталкивание и с отрицательным значением. Полемика с формальной школой, сопровождающая спор с современным литературоведением, еще раз доказывает, что поиски носят «вторичный», методологический характер. Это соответствует кризисной ситуации в области науки о литературе на рубеже Х1Х-ХХ веков. Разрешение её тогда не зависело от добросовестных усилий целого поколения ученых.

13 Цит. по.: Хайдеггер М. Европейский нигилизм // Хайдеггер М. Время и бытие. М., 1993. С.78-79.

Процесс открытия нового взгляда на предмет изучения и дальнейшая процедура истолкования и описания новой концепции, хотя и реализуются в рамках одной научной школы, но являются разными этапами ее формирования, принадлежат разным типам теоретической деятельности - «первичной» и «вторичной». Судьба призванного наукой поколения исследователей определяется характером этапа развития теории.

О «молодом поколении», об учениках формалистов, в приватной беседе Юрий Тынянов сказал следующее: «Что же, они пришли к столу, когда обед съеден»14. Лидия Гинзбург, ученица Тынянова и Эйхенбаума, писала о неизбежной вторичности : «И не будет откровения. пока мы будем оперировать все теми же категориями литературных отношений и каждый раз отыскивать на той же сетке место для новой фигуры. Откровение наступит тогда, когда добудется вещь, которая окажется и исторической вещью, и вместе с тем вещью, а не бесплотной тенью литературной борьбы»15. Говоря другими словами, новая научная парадигма возникает тогда, когда время предоставляет новый предмет исследования.

Формализм, определивший развитие теории литературы нашего столетия, явился первым (поэтому самым важным, на наш взгляд) целостным проявлением той единосущной ментальности, которая выросла на почве стремления человека обеспечить себе власть над действительностью с помощью науки, освобожденной от ценностной детерминации. Наука в свою очередь как теория действительного основана, как мы уже говорили, на примате метода. Метод направлен лишь на принцип воплощения действительности как потенциально данного, но не реальность воплощения как энергийно данного (по терминологии Аристотеля). Достаточно отчетливо это положение

14 Цит. по.: Гинзбург Л. О старом и новом. Статьи и очерки. Л., 1982. С.366.

15 Там же. С.382. выражено в словах Цветана Тодорова об объекте структурной поэтики: «Всякое произведение рассматривается, таким образом, только как реализация некой гораздо более абстрактной структуры, причем только как одна из возможных [курсив - Ш.Э.] ее реализаций»16 Переводя соотношение потенции и энергии, с тем приоритетом, который лежит в основании науки, в метафору света и тьмы, получаем в центре внимания тьму, «Черный квадрат». Возможности науки, основанной на примате метода, так же безграничны и неисчерпаемы, как и глубина картины К.Малевича. С этой точки зрения различные заявления о «падении» теории несерьезны.

Теория питается живыми соками мифа, который есть «не что иное, как только общее, простейшее, до-рефлективное, интуитивное взаимоотношение человека с вещами»17. Вера во всемогущество науки, вдохновлявшая культуру начала XX века, по существу является мифом, характер которого обусловливает все факты культуры, от метафизических концепций до предметов быта.

В живой мифологии есть религиозный момент, и поэтому она не допускает сомнения и рефлексии. Тот факт, что голос сомнения во всемогуществе науки, который становится все настойчивее в последнее десятилетие, исходит из вполне компетентного источника - самой науки, говорит о том, что миф, определявший культуру XX столетия, разрушается. В ситуации этого неизбежного разрушения высказываются различные пути развития научной рациональности и в целом культуры. Так, Л.А.Маркова в своей книге «Конец века - конец науке?» прогнозирует появление нового типа общества («культурологического»), которое не исключает науку нового времени, но не опирается на нее как на фундамент определения действительности, отводя ей важное, но не центральное место в общем диалоге всех форм культурной

16 Тодоров Цв. Поэтика // Структурализм: «за» и «против». М., 1975. С.41.

17 Лосев А.Ф. Диалектика мифа // Лосев А.Ф. Миф. Число. Сущность. М., 1994. С.68. деятельности человека. Л.А.Маркова предполагает, что в таком обществе будущего «доминирующим становится другое отношение к миру, к космосу, начинают господствовать и другие отношения между

18 людьми» .

Анализируя причины возникновения формальной школы в культурологическом аспекте, мы пришли к выводу, что появление новых научных концепций является только одной из сторон общего изменения модели мировоззрения. Модель мировоззрения, в свою очередь, определяется метафизикой, начало, корень и смысл которой находится в различении бытия и сущности, оно же, по словам М.Хайдеггера, является «неизведанным и необоснованным»19.

Говоря о кризисе в той или иной области культуры, в том числе и в науке, мы констатируем следствие, но сама причина, момент изменения картины мира является проблемой насколько многоаспектной, настолько и загадочной, потому что ей момент рациональный свойственен так же, как и иррациональный. И исследование возникновения новой научной школы не может быть исчерпано ни диалектическим отталкиванием от предшественников, ни влиянием других явлений культуры. Всякий раз касаясь вопросов истории искусства, истории научных методов, мы встречаемся с неоднозначной проблемой появления нового ощущения, нового представления и нового знания о мире.

По убеждению В.В.Бибихина, «настоящее изменение нельзя запланировать», следовательно, трудно эксплицировать причины его «незапланированного» явления. Однако «ради крошечной крупицы такого изменения стоит постараться», и «самая большая работа, труд обращения внимания, это всегда мысль»20.

18 Маркова Л. А. Конец века - конец науке? М., 1992. С. 129.

19 Хайдеггер М. Указ. соч. С. 152

20 Бибихин В.В. Указ. соч. С.43.

Список научной литературыШарипова, Эльвира Айратовна, диссертация по теме "Теория литературы, текстология"

1.Аверинцев С. Античная риторика и судьбы античного рационализма // Аверинцев С.С. Риторика и истоки европейской литературной традиции. - М.: Школа «Языки русской культуры», 1996. - С. 115-145.

2. Академические школы в русском литературоведении / П.А.Николаев, А.И.Баландин, А.Л.Гришунин и др. М.: Наука, 1975. - 515 с.

3. Аксенов И .А. Пикассо и окрестности. М.: ЦентриФуГа, 1917. - 62с.

4. Архангельский А. Введение в историю русской литературы // Учен, зап. Императорского Казанского университета. -1908. -Дек. С.1-16.

5. Архангельский А. История литературы как наука : Из лекций по истории русской литературы // Русский филологический вестник. — 1897.-№3-4.-С. 60-81.

6. Батракова С.П. Образ мира в живописи XX века : (К постановке проблемы) // На грани тысячелетий : Мир и человек в искусстве XX в. -М: Наука, 1994,- С. 6-42.

7. Бахтин М.М. Проблема содержания, материала и формы в словесном художественном творчестве // Бахтин М. Вопросы литературы и эстетики. Исследования разных лет. М.: Худож. лит., 1975.-С.6-71.

8. Белый А. Будущее искусство // Белый А. Критика. Эстетика. Теория символизма: В 2-х томах / Вступ. ст., сост. А.Л. Казин, коммент. А.Л. Казин, Н.В. Кудряшева. М.: Искусство, 1994. -Т.1.- С.244-248.

9. Белый А. Магия слов // Там же. С. 226-244.

10. Ю.Белый А. Настоящее и будущее русской литературы // Там же. С. 277-301.11 .Белый А. Проблема культуры // Там же. С. 45-53.

11. Белый А. Символизм и современное русское искусство // Там же. С. 265-277.

12. Белый А. Смысл искусства// Там же. С.143-175.

13. Белый Андрей. На рубеже двух столетий. Воспоминания. В 3-х кн. / Редкол.: В. Вацуро, Н. Гей, Г. Елизаветина и др.; Вступ. статья, подгот. текста и коммент. А. Лаврова. М.: Худож. лит., 1989. - Кн.1 -381с.

14. Берг Г.А. О методе историко-литературных исследований. Казань: Тип. Императ. Ун-та, 1889. - 17 с.

15. Бердяев H.A. Кризис искусства // Бердяев H.A. Философия творчества, культуры и искусства. В 2-х т./ Вступ. ст., сост., примеч. P.A. Гальцевой. М.: Искусство, 1994. - Т.2. - С. 399 - 419.

16. Бердяев Н. Пикассо // Там же. С.419-425

17. Бердяев H.A. Человек и машина //Там же. Т1. С. 419 425.

18. Бибихин В.В. Новый ренессанс. М.: МАИК «Наука», «Прогресс-Традиция». 1998. - 496 с.

19. Библер B.C. От наукоучения к логике культуры: Два философских введения в двадцать первый век. М.: Политиздат, 1991. - 412 с.

20. Бобров Е. Заметки по истории русской литературы и просвещения XIX века // Сборник Учено-Литературного Общества при Юрьевском университете. -1908. T.XIII. - С. 94 - 172.

21. Брюсов В.Я. Новые течения в русской поэзии. Футуристы// Брюсов В.Я. Среди стихов: 1894 1924: Манифесты, статьи, рецензии. - М.: Советский писатель, 1990. - С. 382-400.

22. Брюсов В. Я. Священная жертва //Там же. С. 127 -131.

23. Васильев И.Е. Русский поэтический авангард XX века. -Екатеринбург: Изд-во Урал, ун-та, 1999. 320 с.

24. Веселовский А.Н. Из введения в историческую поэтику // Веселовский А.Н. Историческая поэтика / Вступ. ст. И.К.Горского; коммент. В.В.Мочаловой. М.: Высшая школа, 1989. - С.42 - 58.

25. Веселовский А.Н. О методе и задачах истории литературы как науки1. Там же. С.32 41.

26. Винокур Г.О. Филологические исследования: лингвистика и поэтика. -М.: Наука, 1990.-452 с.

27. Галахов А. История русской словесности, древней и новой. СПб.: Тип. Главного Управления военно-учебного заведения, 1863. - T.I. -496 с.

28. Геллер Л. Прекрасное возвышенное. О системе эстетических категорий ждановского соцреализма // Геллер Л. Слово мера мира: Ст. о рус. лит XX в. - М.: МИК, 1994. - С.114 -144.

29. Гершензон М. Послесловие //Лансон Г. Метод в истории литературы / Пер. с франц. и послесл. М. Гершензона. М.: Мир, 1911. - 76 с.

30. Гийом Г. Принципы теоретической лингвистики/ Общ. ред., послесл. и коммент. Л.М. Скрелиной. М.: Прогресс, 1992. - 224 с.

31. Гинзбург Л. О старом и новом. Статьи и очерки. Л.: «Сов. писатель», 1982. - 422 с.

32. Глез А. и Метценже Ж. О кубизме / Пер. с фр. М.В.М. М.: Современные проблемы, 1913. - 126с.

33. Григорьев A.A. Сочинения. В 2-х т. / Сост. С науч. подгот. текста и коммент. Б. Егорова. М.: Худож. лит., 1990. - Т.2. - 510 с.

34. Гройс Б. Утопия и обмен:Сборник. М.: Знак и др., 1993. - 373 с.

35. Гугнин A.A. Романтизм, модернизм, авангард (Несколько эмпирических наблюдений) // Литературный авангард. Особенности развития. М.: РАН, 1993. С.36 - 52.

36. Гудков Л.Д. Метафора и рациональность как проблема социальной эпистемологии. М.: Русина, 1994. - 430 с.

37. Гумилев Н.С. Жизнь стиха // Гумилев Н.С. Письма о русской поэзии / Сост. Г. М. Фридлендер (при участии Р.Д. Тименчика). Вступ. ст. Г.М. Фридлендера. Подгот. текста и коммент. Р.Д. Тименчика. -М.Современник, 1990. С. 45-54.

38. Гумилев Н.С. Наследие символизма и акмеизм // Там же. С. 55-58.

39. Гумилев Н.С. Читатель //Там же. С. 59-64.

40. Гусев В.И. Ранние формалистические тенденции в теории словесного творчества // Русская наука о литературе в конце XIX начале XX в. / Т.А.Николаев, М.С.Горячкина, А.С.Курилов и др. М.: Наука, 1982. - С. 234- 249.

41. Дёринг-Смирнова И.Р., Смирнов И.П. Очерки по исторической типологии культуры. Salzburg: Inst, für Slavistik der. Univ. Salzburg, 1982. - 166 c.

42. Евлахов A.M. Введение в философию художественного творчества: (Опыт историко-литературной методологии). Варшава: Тип. Варш. Учебн. Округа, 1910. - T.I. - 537с.

43. Евлахов A.M. Введение в философию художественного творчества: (Опыт историко-литературной методологии). Методы ненаучные. -Варшава: Тип. Варш. Учебн. Округа, 1912. Т. II. - 604 с.

44. Евлахов A.M. Введение в философию художественного творчества: (Опыт историко-литературной методологии). Методы научные нерациональные. Ростов-на-Дону: Тип. H.A.Пастуха, 1917. - Т. III.-551 с.

45. Жаккар Жан-Филипп. Даниил Хармс и конец русского авангарда/ Пер. с фр. Ф.А. Перовской. СПб.: Академический проект, 1995. - 471 с.

46. Жирмунский В.М. Задачи поэтики // Жирмунский В.М. Теория литературы. Поэтика. Стилистика: Избр. тр. / Вступ. ст. Д.С. Лихачева, Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1977. - С. 15 - 55.

47. Иванов Вяч. Вс. Две стихии в современном символизме // Иванов Вяч.Вс. Лик и личины России: Эстетика и литературная теория / Вступ. ст., предисл. С.С. Аверинцева. М.: Искусство, 1995. - С.106 -134.

48. Иванов Вяч.Вс. Практика авангарда и теоретическое знание XX века // Русский авангард в кругу европейской культуры: Междунар. конф.4 7 янв. 1993.: Тез. и материалы. - М. .РАН: ИСБ, 1993. - С. 3 -7.

49. История европейского искусствознания. Вторая половина XIX века -начало XX века 1871 1917. В 2-х кн. / Отв. ред. Б.Р. Виппер и Т.Н. Ливанова. - М.: Наука, 1969. - 472 с.

50. Кант И. Критика чистого разума / Пер. с нем. Н.Лосского; Примеч. Ц.Г. Арзакяна. М.: Мысль, 1994. - 591 с.

51. Кассирер Э. Сознание и действительность. Репринтное издание. -СПб. 1996. -452с.

52. Клир Дж. Системология. Автоматизация решения системных задач / Пер. с англ. М.А. Зуева, под ред. А.И. Горлина. М.: Радио и связь, 1990.-544 с.

53. Колесов В.В. Научная школа и школа науки // Вестник Санкт-Петербургского университета. Сер.2. 1994. - Вып.1(№2). - С. 37 - 48.

54. Коновалов Д.Г. Религиозный экстаз в русском мистическом сектантстве. Сергиев Посад: Тип. Св.-Тр. Лавры. 1908, - 256 с.

55. Кристева Ю. Разрушение поэтики // Вестник Московского университета. Серия 9, Филология. 1994,- №5. - С. 44-62.

56. Крученых А. Новые пути слова // Манифесты и программы русских футуристов / Под ред. В. Маркова. München: Wilhelm Fink Verlag. -1967. С.64 - 73.

57. Крученых А. Сдвидология русского стиха (Трактат обижальный и поучальный). М.: МАФ, 1923. -46с.

58. Крученых А., Хлебников В. Слово как таковое // Манифесты и программы. С.53 58.

59. Крученых А., Хлебников В., Петников Г. Заумники. М.: Эуы, 1922. -24 с.

60. Лазурский В. Новое течение в историко-литературной науке //

61. Известия Одесского библиографического общества при Императорском Новороссийском Университете. -1911. T.I. - Вып.1. -С. 271 -281.

62. Лейдерман Н.Л. Движение времени и законы жанра. Свердловск: Сред.-Урал. кн. изд-во, 1982. - 256 с.

63. Лелевич Г. В.В.Боровский и очередные проблемы марксистской литературной критики // Печать и революция. 1925. - Кн.2. - С.7081.

64. Лившиц Б. Полутороглазый стрелец: Стихотворения, переводы, воспоминания. Л.: Сов. писатель, 1989. - 720 с.бб.Лосев А.Ф. Античный космос и современная наука // Лосев А.Ф. Бытие Имя - Космос / Сост. и ред. A.A. Тахо-Годи. - М.: Мысль, 1993. -С. 61 -612.

65. Лосев А.Ф. Диалектика мифа // Лосев А.Ф. Миф Число - Сущность / Сост. A.A. Тахо-Годи; Общ. ред. A.A. Тахо-Годи и И.И. Маханькова. -М.: Мысль, 1994. - С.5 -216.

66. Лосев А.Ф. Модернистская модель // Вестник Московского университета. Сер.9. Филология, 1996. №1. - С. 136 - 149.

67. Лосев А.Ф. Философия имени // Лосев А.Ф. Бытие Имя - Космос. С. 613-801.

68. Лотман Ю.М. Структура художественного текста. М.: Искусство, 1970. -384с.

69. Михайлов A.B. Античность как идеал и культурная реальность XVIII-XIX веков // Михайлов A.B. Языки культуры. Учебное пособие по культурологии. М.: Языки русской культуры, 1997. - С. 509 - 521.

70. Михайлов A.B. Проблемы исторической поэтики в истории немецкой культуры: Очерки из истории филологической науки / Отв. ред. И.Ю. Подгаецкая; Ин-т мировой лит. Им. A.M. Горького. М.: Наука, 1989. -230 с.

71. Муратов А.Б. Об университетском филологическом образовании // Вестник Санкт-Петербургского университета. Сер.2. 1993. -Вып.2(9). Апрель. - С. 95 - 100.

72. Ницше Ф. Воля к власти. Опыт переоценки всех ценностей (1884 -1888) / Под. ред. Г.Рачинского и Я.Бермана. М.: ТОО «Транспорт», 1995.-301 с.

73. Паперный В. Культура Два. М.: НЛО, 1996. - 383 с.

74. Парамонов Б. Формализм: метод или мировоззрение? // НЛО. 1995. -№114.-С.35 -52.

75. Полянский В. По поводу Б.Эйхенбаума // Печать и революция. -1925.-Кн. 5.-С.35-38.

76. Пономарев Л. Об определении «литературы» // Учен. зап. Императорского Казанского унивыерситета. 1912. - Ноябрь. - С. 1 -14.

77. Попов Г. Филология языка и литературы. Методологический очерк,-Киев, 1911. -141 с.

78. Пощечина общественному вкусу // Манифесты и программы русских футуристов. С.50-51.

79. Пражский лингвистический кружок. Сб. Статей / Сост., ред. и предисл. H.A. Кондрашова. М.: Прогресс, 1967. - 557 с.

80. Пропп В.Я. Трансформация волшебных сказок // Поэтика. Временник отдела словесных искусств. 1928. - №4. С. 70 - 89.

81. Пыпин А.Н. История русской литературы. Т.1. Древняя письменность. Изд. 4-ое. Спб.: Тип. М.М. Стасюлевича, 1911.- 537 с.

82. Риккерт Г. Границы естественнонаучного образования понятий. Логическое введение в исторические науки. Спб., 1903, - 615 с.

83. Розанов М.Н. Современное состояние вопроса о методах изучения литературных произведений // Русская мысль. 1890. - Книга IV. -С.166- 182.

84. Розанова О. Основы нового творчества и причины его непонимания // Манифесты и программы русских футуристов.С. 168 172.

85. РомановскаяТ.Б. Современная физика и современное искусство -параллели стиля // Физика в системе культуры / Отв. ред. Ю.В. Сачков. М.: ИФ РАН, 1996. - 231 с.

86. ЭО.Сакулин П.Н. Из первоисточника // Печать и революция. -1924.-Кн.5. С.12 -15.

87. Сиповский В.В. История литературы как наука. Спб.;М.: Изд. т-ва М.О.Вольф, 1906. -60 с.

88. Скафтымов А.П. К вопросу о соотношении теоретического и исторического знания в истории литературы // Учен. зап. государственного Саратовского университета. 1923. Т.1. Вып.З. -С.54 - 64.

89. ЭЗ.Скафтымов А.П. Поэтика и генезис былин. Очерки. Москва;Саратов: Книгоизд. В.З.Дксанова, 1924. 226 с.

90. Смирнов И.П. На пути к теории литературы. Amsterdam: Rodopi, 1987.- 127с.

91. Смирнов И.П. Художественный смысл и эволюция поэтических систем / И.П. Смирнов; АН СССР; Ин-т рус. литературы (Пушкинский дом). М.: Наука, 1977. - 203 с.

92. Современное зарубежное литературоведение (страны Западной

93. Европы и США): концепции, школы, термины. Энциклопедическийсправочник. М.: Интрада - ИНИОН. 1996. - 319 с.

94. Соловьев B.C. Критика отвлеченных начал // Соловьев Вл. Сочинения в 2-х томах. / Сост., общ. ред. и вступ. ст. А.Ф. Лосева и A.B. Гулыги; Примеч. С.Л. Кравца и др. М.: Мысль, 1990. - T.I. - С.581 - 756.

95. Соссюр Ф. де Заметки по общей лингвистике: Сборник. / Пер. с фр. Б.П. Нарумова; Общ. ред., вступ. ст. И коммент. H.A. Слюсаревой. М.: Прогресс, 1990. - 274с.

96. Стайнер, Питер. «Формализм» и «структурализм» // Имя сюжет -миф: Межвуз. сб./ Под. ред. Н.М. Герасимовой. - Спб.: Изд-во С.Петербург. ун-та, 1996. - С.221-238.

97. Степанов Ю.С. В трехмерном пространстве языка: Семиотич. пробл. лингвистики, философии, искусства / Отв. ред. В.П. Нерознак. -М.: Наука, 1985. 335 с.

98. Ю1.Степанян Н.С. Искусство России XX века. Взгляд из 90-х. М.:ЭКСМО-Пресс, 1999. -416с.

99. Сторожен ко Н.И. Очерк истории западно-европейской литературы. М.: Тип. Г.Лисснера и Д. Собко, 1908.- 416 с.

100. Сухих Игорь. В созвездии ОПОЯЗа // Нева. 1994. - №10. С.275 -285.

101. Сухомлинов М. О трудах по истории русской литературы //ЖМНП. -1871. 4.156. С.139- 180.

102. Ю5.Технический манифест футуристической литературы// Манифесты итальянского футуризма. Собрание манифестов / Перевод В.Шершеневича. М., 1914. - 77 с.

103. Юб.Тодоров Цв. Поэтика // Структурализм: «за» и «против». Сб. ст./ Пер. с англ., фр., польск., болг. Под ред. Е.Я. Васина и М.Я. Полякова. -М.: Прогресс, 1975. С.37-113.

104. Ю7.Троцкий Л. Литература и революция. М.: Красная новь, 1924. - 424 с.

105. Тынянов Ю.Н. Достоевский и Гоголь // Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино / Предисл. В. Каверин; Сост. и коммент. Е.А. Тоддес, А.П. Чудаков, М.О. Чудакова. М.: Наука, 1977. - С. 198 - 226.

106. Тынянов Ю.Н. Литературный факт // Там же. С.255 270.

107. О.Тынянов Ю.Н. О литературной эволюции //Там же.С.270- 281.

108. Тынянов Ю.Н. Проблема стихотворного языка. Статьи. М.: Советский писатель, 1965. - 304 с.

109. Тыняновский сборник: Первые тыняновские чтения. Рига: Зинатне, 1984. - 131 с.

110. ИЗ.Хайдеггер М. Вопрос о технике // Хайдеггер М. Время и бытие: Статьи и выступления / Сост., пер., вступ. ст., коммент. и указ. В.В. Бибихина. М.: Республика, 1993. - С.221 - 238.

111. Хайдеггер М. Время картины мира // Там же. С. 41 62.

112. Хайдеггер М. Европейский нигилизм //Там же. С. 63 -176.

113. Хайдеггер М. Наука и осмысление // Там же. С. 238 253.

114. Харджиев Н.И. Поэзия и живопись // Статьи об авангарде. В 2-х т. Т.1 / Предисл. Р.В. Дуганов. Сост. Р.В. Дуганов, Ю.А. Арпишкин, А.Д. Сарабьянов. M.: «RA». - С. 18-80.

115. Харциев В.И. Элементарные формы поэзии // Вопросы теории и психологии творчества. Харьков, 1907. -Т.1. - С. 160 - 199.

116. Э.Хлебников Велимир. Стихотворения. Поэмы. Драмы. Проза/Вступ. ст., сост., подгот. текста и примеч. Р.В.Дуганова. М.: Сов. Россия, 1986.-368 с.

117. Чуковский К. Эго-футуристы и кубо-футуристы // Шиповник. -1914. -Книга 22. С. 102- 148.

118. Шайтанов И.О. Жанровое слово у Бахтина и формалистов// Вопросы литературы. -1996. Вып. 3. -С.81-114.

119. Шкловский В. Вышла книга Маяковского «Облако в штанах» // Шкловский В.Б. Гамбургский счет: Статьи воспоминания - эссе (19141933). М.: Советский писатель. 1990. - С. 42 - 45.

120. Шкловский В. Гамбургский счет // Там же. С. 186 446.

121. Шкловский В.Б. Жили-были. Воспоминания, мемуарные записи, повести о времени: с конца XIX в. по 1964г. М.: Советский писатель, 1966.-551 с.

122. Шкловский В. Б. Искусство как прием // Шкловский В. Гамбургский счет. С. 58 72.

123. Шкловский В.Б. Коллективное творчество // Там же. С. 88 89.

124. Шкловский В.Б. Комическое и трагическое // Там же. С. 113-115.

125. Шкловский В.Б. О вкусах // Там же. С. 108 109.

126. Шкловский В. О Маяковском. М.: Сов. писатель, 1940. - 224 с.

127. Шкловский В. Б. О поэзии и заумном языке // Гамбургский счет. С.45 -58.

128. Шкловский В.Б. Связь приемов сюжетосложения с общими приемами стиля // О теории прозы. М.: Советский писатель, 1983,-С.26-62.

129. Шкловский В. Письма Виктора Шкловского в ОПОЯЗ // Шкловский В. Г амбургский счет. С. 302 308.

130. Шкловский В. Розанов // Шкловский В. Гамбургский счет. С. 120 -139.

131. Шкловский В. Случай на производстве // Шкловский В. Г амбургский счет. С. 427 443.

132. Шкловский В. Три года (из книги «Сентиментальное путешествие) // Шкловский В. Гамбургский счет. С. 151 -184.13б.Эткинд Е. Записки незаговорщика. London, 1977. - 496с.

133. Academia, 1927. 118с. 142.Эрлих Виктор. Русский формализм: история и теория. / Пер. с англ. А.В. Глебовской. - СПб.: «Академический проект», 1996. - 352 с. (Серия «Современная западная русистика»)

134. Якобсон P.O. Новейшая русская поэзия // Якобсон Р. Работы по поэтике: Переводы / Сост. и общ. ред. М.Л. Гаспарова . М.: Прогресс, 1987. - С. 272 - 316.

135. Якобсон Р. О художественном реализме // Там же. С. 387 393.

136. Якобсон Р. Футуризм // Там же. С.414 420.

137. Яничек Дж. «Мирсконца» у Хлебникова и у Крученых // Язык как творчество. Сб. статей к 70-летию В.П. Григорьева. М.: ИРЯ РАН, 1996. -С.80-87.

138. Pomorska К. Russin Formalism and its Poetic Ambiance. The Hague;Paris: Mouton, 1968. - 126 p.

139. Thompson Ewa. Russian Formalism and anglo-american new criticism. The Hague;Paris: Mouton, 1971. - 160 p.