автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему:
Проблема отчуждения и способы ее художественного воплощения в рассказах А.П. Чехова 1880-х годов

  • Год: 2011
  • Автор научной работы: Башилова, Елена Игоревна
  • Ученая cтепень: кандидата филологических наук
  • Место защиты диссертации: Москва
  • Код cпециальности ВАК: 10.01.01
Диссертация по филологии на тему 'Проблема отчуждения и способы ее художественного воплощения в рассказах А.П. Чехова 1880-х годов'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Проблема отчуждения и способы ее художественного воплощения в рассказах А.П. Чехова 1880-х годов"

На правах рукописи

Башилова Елена Игоревна

ПРОБЛЕМА ОТЧУЖДЕНИЯ И СПОСОБЫ ЕЕ ХУДОЖЕСТВЕННОГО ВОПЛОЩЕНИЯ В РАССКАЗАХ А.П.ЧЕХОВА 1880-х годов

Специальность 10.01.01 - Русская литература

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

2 7 О КГ 2011

Москва 2011

4858239

Работа выполнена на кафедре русской и зарубежной литературы и методики Московского гуманитарного педагогического института

Научный руководитель:

кандидат филологических наук, профессор Мурзак Ирина Ивановна

Официальные оппоненты:

доктор филологических наук,

профессор Агеносов Владимир Вениаминович

Институт международного права и экономики имени А. С. Грибоедова

кандидат филологических наук, доцент Легошина Лариса Леонидовна

Нижегородский государственный педагогический университет

Ведущая организация: Московский государственный педагогический университет

Защита состоится 18 ноября 2011 г. в 15 часов на заседании Диссертационного Совета Д 212.203.23 в Российском университете дружбы народов (117198, Москва, ул. Миклухо-Маклая, д. 6)

С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке Российского университета дружбы народов (117198, Москва, ул. Миклухо-Маклая, д. 6)

Автореферат диссертации размешен на сайте РУДН: www.rudn.ru Автореферат разослан 17 октября 2011 г.

Ученый секретарь

кандидат филологических наук, доцент (¡¡^^А-Е- Базанова

Общая характеристика работы

1880-е годы стали для Л.П. Чехова этапом формирования специфической образной системы будущих значимых проблем, к числу которых относится отчуждение.

Данная проблема актуализируется в переломные исторические эпохи, когда прерываются привычные социальные и психологические связи, наступает кризис идентичности. Особенно остро в русской литературе проблема отчуждения ощущается на рубеже XIX и XX столетий: грядущая эпоха властно требует переосмысления позиции человека в социуме и мире.

Конец XIX века в России, нижняя граница которого условно обозначена нами 1881 годом - годом смерти Достоевского и убийством царя-реформатора Александра И, может быть назван временем так называемого «экзистенциального вакуума», основные характеристики которого заключаются в переживании моральной опустошенности, обострение чувства социальной нереализованное™ и бесперспективности. Эти ощущения предвосхитил Ф.М. Достоевский в итоговом романе «Братья Карамазовы», они переданы Л.Н. Толстым в «Смерти Ивана Ильича», обозначены поэтами 1880-х годов (СЛ. Надсон. К.К. Случевский), отражены в произведениях В.М. Гаршина и раннего М. Горького.

Художники обращаются к глубинам сознания, символической стороне жизни. Обостряется интерес к мистическому и подсознательному. Так и в творчестве Чехова 1880-х годов ощущается повышенное внимание к трагическим вопросам бытия.

После смерти писателя Лев Шестов, один из «ранних» философов-экзистенциалистов, в работе «Творчество из ничего (А.П. Чехов)» с категоричным экзистенциально-апокалиптическим пафосом заявил, что Чехов был певцом безнадежности. «Упорно, уныло, однообразно в течение всей своей почти 25-летней литературной деятельности Чехов только одно и делал: теми или иными способами убивал человеческие надежды...». Ответ Л. Шестову через много лет суммировал В.Б. Катаев: «Чехов убивал не надежды, а иллюзии».

Важнейшими в творчестве А.П. Чехова 1880-х гг. являются вопросы о смысле жизни, о смерти, об утрате личностью ценностных ориентиров, потере своего «Я», власти над обстоятельствами, об отчуждении человека, о скорби, страхе и путях их преодоления. Все эти вопросы вписываются в более широкий круг экзистенциальных проблем: бытие перед лицом Ничто, мужество жить, вера и безверие, воля и смысл бытия.

Проблема отчуждения и вопрос об экзистенциальной проблематике произведений А.П. Чехова затрагивались в трудах ВЛ. Лакшина, З.С. Палерного, Э.А. Полоцкой, А.П. Чудакова, В.Б. Катаева,

М.Ф. Мурьянова, Б.И. Зингермана, В.Д. Седегова. С.Г. Бочаров представлял Чехова, как «русского Кьеркегора», предвестника идей, разрабатываемых европейским экзистенциализмом XX века. Данная гипотеза получила развитие в трудах И.Н. Сухих, Б.И. Зингермана, П.Н. Долженкова.

Чеховедение последних десятилетий активно исследует проблему отчуждения. В монографии В.Я. Линкова «Художественный мир А.П. Чехова» отчуждение осмысливается как одиночество, непонимание между людьми, вовлеченность в логику механистической жизни, доминанта абсурдного существования - вот: темы, актуальные для творчества писателя.

В.И. Тюпа, обращая внимание на архетипическую жанровую основу текстов Чехова (синтез анекдота и притчи), приходит к выводу, что анекдот культивирует эффект отчуждения, остранения персонажа в его индивидуальной курьезности. Кроме того, отчуждение в чеховских произведениях возникает, по мысли исследователя, как результат конфликта социального и экзистенциального начал человека. Трагедия чеховского героя заключается в том, что устремления к универсальным гуманистическим ценностям сталкивается с нормами общественных установлений.

Современное чеховедение характеризуется значительным расширением предмета и методов исследования. А.Д. Степанов рассуждает о «провалах коммуникации» в рассказах Чехова, указывает на ситуацию «диалога глухих», уверенно говорит о глубинных истоках проблемы отчуждения, которая затрагивает «все стороны коммуникации, саму природу знака, языка и моделирующих систем ».

В числе зарубежных славистов, исследующих проблему отчуждения в творчестве А.П.Чехова, необходимо назвать Р. Хингли, Д. Рейфилда, И. Регеци, Е. Толстую (Сегал). И. Регеци ставит вопрос о корреляции чеховского творчества с ранним экзистенциализмом. Д. Рейфильд написал, биографию Чехова, в которой вырисовывается экзистенциальный портрет Чехова-писателя. Исследование Е. Толстой названо «Поэтика раздражения», по мнению автора, раздражение, - то экзистенциальное состояние, которое стимулировало проблему отчуждения в творчестве Чехова 1880-х годов.

Актуальность исследования обусловлена необходимостью глубокого анализа творчества А.П.Чехова 1880-х гг. Несмотря на обширный научный материал, очерчивающий круг экзистенциальных и связанных с ними социально-психологических проблем творчества писателя, сам феномен отчуждения чеховского героя в рассказах интересующего периода еще не анализировался в полном объеме. Научная литература изобилует попутными, одномоментными, нередко весьма остроумными замечаниями по поводу отчужденности чеховских

персонажей, однако указанная проблема не стала объектом самостоятельного интереса ученых. Без анализа художественного осмысления писателем онтологических, бытийных вопросов, феноменологических и культурно-философских проблем, представленных в рассказах 1880-х гг., невозможно составить целостную картину творчества Чехова, решить вопрос о генезисе и путях формирования его индивидуальной авторской стилевой манеры. Изучение обозначенной проблемы позволяет глубже понять художественный мир писателя, а также имеет важное общетеоретическое значение для постижения литературного процесса.

Цель настоящей работы - проанализировать способы художественного воплощения проблемы отчуждения в рассказах А.Г1. Чехова 1880-х годов.

Поставленная цель требует решения следующих задач: 1. Описать философско-эстетическую природу феномена отчуждения в русской литературе XIX века. Сопоставить художественное решение проблемы отчуждения, в творчестве Чехова 1880-х годов XIX века и варианты ее интерпретации в предшествующих художественных системах, а также творчестве современников.

2. Проанализировать интерпретацию проблемы отчуждения в рассказах А.П.Чехова 1880-х годов с позиции ее социально-исторического выражения (эпоха, общественная психология, культурно-исторические и социальные реалии).

3. Определить систему актуальных для решения проблемы культурно-эстетических и литературоведческих категорий, которые позволяют наиболее точно оценить художественную специфику феномена отчуждения чеховского героя.

4. Определить типологию персонажей, в художественном воплощении которых проблема отчуждения наиболее значима.

Предметом исследования явилась проблема отчуждения, отраженная в изображении социально значимых типов в раннем этапе творчества писателя.

Объектом исследования стали рассказы А.П.Чехова 1880-х годов.

Методы исследования. В диссертационном исследовании используются методы, выработанные в рамках сравнительно-исторического, системно-структурного подходов к литературному произведению в сочетании с элементами историко-генетического, историко-функционального и типологического анализов.

Теоретической основой исследования стали работы ученых в области теории и истории литературы В.Б. Катаева, И.Н. Сухих, А.Д. Степанова, C.B. Тихомирова, В.И. Тюпы, В.Е. Хализева, П.А. Чудакова.

Анализ рассказов А. П. Чехова 1880-х годов проведен с опорой на приоритетные для концепции нашего исследования категории литературного процесса: романтизм, реализм. Инструментарием анализа в работе становятся универсальные категории поэтики - мотив, архетип, тип эстетического завершения, автор.

Научная новизна работы заключается в обращении к проблеме, которая является недостаточно изученной в науке:

- впервые в литературоведении в контексте проблемы отчуждения дано системное исследование тем, образов и мотивов, представленных в художественном мире писателя 1880-х годов, изучены экзистенциальный и социальные аспекты рассказов интересующего периода;

- анализ рассказов Чехова 1880-х годов осуществлен с помощью актуальных литературоведческих категорий (универсалии «мотив» и «архетип», модус и тип эстетического завершения, комизм, элегизм и др.):

- в исследовании предпринимается соотнесение художественного решения проблемы отчуждения в рассказах Чехова и ее интерпретация в творчестве его современников (В.М. Гаршин) и в предшествующей литературной традиции (романтическая прозы Э.Т.А. Гофмана, В.А. Сологуба и др.).

Апробация работы. Основное содержание работы изложено в публикациях, список которых приведен ниже. Некоторые положения диссертации были положены в основу докладов, с которыми диссертант выступал на научных конференциях «Филологические традиции и современное литературное и лингвистическое образование» (Москва 2006г., 2008г.).

Положения, выносимые на защиту:

1) Проблема отчуждения, возникающая в творчестве Чехова 1880-х годов, актуализируется в следующих образах-персонажах: герой-разночинец, чиновник - «тайный советник», «генерал»; «человек искусства»; «роковая женщина», «падшая женщина».

2) Драматизм как ведущий модус в художественном осмыслении феномена отчуждения и механизмы его проявления обозначились в образной системе рассказов 1880-х годов, однако он реализован в дополнительных (смежных) вариантах эстетического завершения -юмористическом, элегическом, саркастическом и др.;

3) Механизмы возникновения отчуждения героя реализуются в индивидуальном сюжетно-композиционном рисунке каждого рассказа; типичным является столкновение личностного и социально обусловленного. Традиционные пути преодоления разобщенности человека и мира - искусство, природа, семья, любовь, вера -демонстрируют неоднозначные смысловые решения в чеховских произведениях, хотя и обладают мощным жизнестроительным потенциалом.

4) В творчестве А.П. Чехова 1880-х годов возникает взаимодействие экзистенциального осмысления проблемы отчуждения и традиционных для европейского и отечественного художественного сознания философско-эстетических концепций. В анализируемых чеховских рассказах художественные смыслы вокруг проблемы отчуждения осуществляется посредством травестированного диалога с мифопоэтической традицией, с творчеством Шекспира, Гофмана, Беранже.

5) В творчестве Чехова обнаруживается синтез традиционного и новаторского в решении проблемы отчуждения. Сущностная трансформация традиционных для классической литературы сюжетов стала важнейшей чертой поэтики рассказов 1880-х годов, художественно воплотивших проблему отчуждения: в иптертекстуальное поле чеховской прозы включены мотивы и образы Д.И.Фонвизина A.C. Пушкина, Н.В. Гоголя, А.Н. Островского, В.М. Гаршииа, JI.H. Толстого и др.

6) Значимым для творчества Чехова 1880-х годов становится художественное переосмысление романтического решения отчувдения человеческой личности.

Научно-практическая значимость диссертационного исследования обусловлена возможностью использования материалов и результатов исследования в лекционном курсе по истории русской литературы последней трети XIX столетия, при разработке и чтении специальных курсов по истории русской литературы, творчеству Чехова, а также на практических занятиях по истории и теории литературы.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и библиографии.

Содержанке работы

Во Введении представлен обзор критической литературы, посвященной изучаемой проблеме, обосновывается актуальность темы, ее научная новизна, степень изученности, определяются цель и задачи работы, обозначается предмет исследования и характеризуется его методологическая основа.

В первой главе «Формы воплощения проблемы отчуждения в произведениях А. П. Чехова 1880-х годов» обозначены пути преодоления отчуждения героями ранних произведений, представлены социальные типы, наиболее ярко воплощающие обозначенную проблему.

В первом параграфе «Художественное осмысление образа героя-разночинца в ранних рассказах А.П. Чехова: моральные каноны и социальные смыслы» значительное внимание уделено анализу рассказов «Цветы запоздалые» (1882 г.) и «На пути» (1886 г.). Рассказы демонстрируют возможные варианты судьбы персонажа-разночинца: преодоление отчуждения, обретение смысла существования; полное отчуждение и бессмысленный поиск идеологического и личностного

смысла существования. Образ доктора Николая Топоркова предваряет появление в творчестве Чехова знаковых персонажей — доктора Дмитрия Ионыча Старцева («Ионыч» 1898г.) и купца новой формации Лопахина («Вишневый сад» 1903г.). Герой вырвался из самых низов общества, необыкновенным усилием воли создал себя и свой нынешний, закрытый для любых посторонних вторжений мир. Топорков, как и Ионыч, в деньгах обрел свое божество: он женится на приданом, при этом невольной жертвой его честолюбивых циничных желаний становится княжна Маруся.

Встреча с Мару сей является судьбоносной для героя. Кульминация сюжета пробуждения личности перенесена автором почти в финал рассказа. Сила любви смертельно больной Маруси заставляет доктора припомнить «семинарские идеалы» и университетские мечты. Элегическое название «Цветы запоздалые» предопределяет ожидаемый финал - смерть героини, а также служит метафорой раскрытия глубинных свойств личности героя. Он прикоснулся к тайне другой личности, другой души. Запрограммированный, казалось бы, «механизм» социального поведения дал сбой.

Фоном сюжета несостоявшегося человеческого сближения («На пути» (1886г.) представляется «готическая прелюдия» метельного вечера, заставляя видеть в этом «вечном духовном «бегуне» - Вечного жида, в фольклоре - двойника Сатаны и персонажа безусловно демонического, а в творчестве самого Чехова обнаружить в фшуре Лихарева воплощение «духовного соблазна», аллюзионное восхождение «к призраку черного монаха».

В отличие от «Цветов запоздалых», в которых преобладает ярко выраженная романная интонация, в рассказе «На пути», несмотря на обилие ретроспекций, доминирует жанр «фрагмента». Рассказ «На пути» начинается с явно романтической реминисценции. Отсылка к стихотворению М. 10. Лермонтова настраивает читателя на встречу с мотивами неприкаянности, тоски и одиночества. Но чеховская аллюзия на романтический текст в контексте рассказа приобретает ироническую мотивацию. Символические образы «неразделенной любви», «непрочных человеческих связей» переосмысливаются в тему нерешительности, нежелания взять на себя ответственность.

Во втором параграфе «Отчуждение как инверсия темы романтического разочарования в изображении молодого героя прозы А. П.Чехова» дается анализ рассказов А. П. Чехова «Иван Матвеич» (1886г.) и «Володя» (1887г.), в центре которых молодые люди, вступающие в жизнь, и уже в самом начале своего пути испытывающие одиночество и невостребованность. Два варианта ситуации отчуждения представлены в образах восемнадцатилетнего переписчика Ивана Матвеича и гимназиста выпускного класса Володи.

В рассказе «Иван Матвеич» образ главного героя выстроен на основе комического разрыва между внутренней и внешней сторонами «я в мире», между лицом и маской. Выражение подлинной сущности героя, его детскости, наивности, естественности подсвечено легкой авторской иронией. Ивану Матвеичу восемнадцать лет, гимназия оставлена им после четвертого класса, он трудится переписчиком у ученого. В рассказе представлена юмористически окрашенная инверсия романтического отчуждения: Конфликт известного профессора (олицетворение цивилизованного сознания) и недоучившегося гимназиста («естественный человек»), выявляется в подробностях диалогов героев. Подобная форма построения рассказа помогает обнаружить коммуникационный провал в общении персонажей.

В центре внимания рассказа «Володя» трагически завершившаяся история одиночества гимназиста. В редакции 1890 года автор намеренно исключает из первоначального текста все, что может навести на мысль «о сверхличной природе конфликта: едва намеченные ранее мотивы суда, казни, вечности, неминуемости исчезают вовсе... Смена трагического пафоса драматическим модусом определяется не состоянием мира, в более узком смысле - общества - и его воздействием на героя, но неумением самого героя, невозможностью для него «ни преодолеть «стену» внутренней изолированности от манящего мира «других», ни избежать чужих определений своей личности.

В третьем параграфе «Попытка преодоления отчуждения героями прозы А.П. Чехова: проблема поиска духовных ориешшров» представлен анализ темы человек - искусство. У Чехова воплощение темы людей искусства многолико, в ранних рассказах оно, с одной стороны, становится путеводной нитью к обретению и укоренению высоких ценностей, с другой - сферой борьбы самолюбий, ареной противостояния трагифарсовых амбиций.

Травестия, пародирование, смысловая деконструкция ценностно-содержательных понятий и явлений, которые в романтической и реалистической традиции воспринимались как высокие или хотя бы позитивно приемлемые - характернейшие черты художественного метода молодого Чехова. Кажется, что надежд на преодоление отчуждения в любых его формах Чехов почти не оставляет. Но за ярким комизмом, в глубине пародийных контекстов ощущается глубокая авторская тоска по идеалу, внутренняя устремленность к единению и вере. В рассказе «Месть» служитель искусства оказывается недостойным искусство, да и само оно выглядит здесь бессильным.

Сквозь обозначенную автором пошлость бытовой ситуации просвечивают глубокие бытийные смыслы. Больше ничего нет в существовании провинциального актера, что бы придавало его жизни смысл, больше ничего не объединяет коллег по артистическому «цеху»,

больше ничего не узнает читатель о судьбе молодой актрисы. Едва ли не впервые в творчестве Чехова непосредственно в словесном обличье в сильной позиции текста появляется экзистенциальная категория ничто.

В какой мере чеховское мировидение предшествовало хайдеггеровским мировоззренческим штудиям (как и вообще европейской экзистенциальной идее)? Очевидно, что смешной рассказ молодого писателя о мелкой мести провинциального шута при внимательном прочтении вырастает до «серьезной» истории о природе и функциях Искусства и может быть рассмотрен в метафизических координатах. Претворенное у Чехова в художественном образе финальное Ничто/«ничего» рассказа «Месть» становится негативным фоном, на котором проявляются позитивные смыслы (тоска о любви, взаимопонимании, даже воплощенное в комической форме желание полнее реализоваться в искусстве). Ничто/«ничего» - нулевая точка отсчета для старта размышлений о подлинных ценностях, весомых событиях, которые должны наполнять человеческую жизнь.

Близкие стратегии преодоления отчуждения воплощаются Чеховым в рассказах «Он и она» и «Барон», впервые опубликованных в 1882 г. и также вошедших в сборник «Сказки Мельпомены». На первый взгляд, чужие, порой ненавидящие друг друга, не похожие ни по привычкам, ни по статусу, ни по возрасту, ни по таланту, муж и жена - герои рассказа «Он и она» - объединены почта мистическими узами, таинственной силой, способной преобразить и человеческие отношения, и самого человека. Эта сила - искусство.

В отличие от Гоголя, который в знаменитом лирическом отступлении 6-й главы «Мертвых душ» связывал старость с возможной деградацией личности, Чехов физическое увядание не рассматривает даже как предтечу духовного. Экзистенциальные проблемы переведены здесь из антропологического в эстетический и социально-психологический регистр. Его шестидесятилетний герой полон внутренней духовной энергии, и силы ему дает именно театр, само искусство. В самом профессиональном служении Мельпомене автору видится залог полноты и подлинности бытия, однако отчуждение коренится в социально-нравственных отношениях, царящих в театре. Злоба, зависть, лицемерие, закулисные интриги, сплетни, то, что называется общественным мнением, - вот главные причины трагизма существования человека, положившего свою жизнь на алтарь искусства.

Драматический модус проблемы отчуждения получает в рассказах, освещающих бытие театра, комические, пародийные обертоны. Читатель ранних рассказов Чехова об искусстве находит пути преодоления отчуждения чаще всего вне сюжетных решений, в сфере компетенции повествователя, в области авторского идеала.

Рассказ «Весной» (1886 г.) представляет своеобразную аллюзию Чехова на вечную тему: художник и толпа. Рассказ композиционно скреплен традиционными для подобной темы в классической литературе XIX века оппозициями: возвышенное - земное; толпа - творец; одиночество-поиск братской души. Чеховский Макар Денисыч - существо одинокое по сравнению с людьми «обыкновенными». Автор не пытается развивать линию взаимоотношений поэта и ноэзии в серьезном, философско-эстетическом ключе. На поверхности повествования оказывается шелуха жизненных обстоятельств. Конечно, и начинающий писатель Макар Денисыч при всех своих творческих муках не претендует на роль пророка, поэтому любое серьезное взаимодействие с пушкинским или лермонтовским словом о взаимоотношениях поэта и толпы оказалось бы здесь неуместным.

Чехов назвал свой рассказ «Весна», вложив в заглавие вполне традиционную семантику обновления, расцвета, формирования новой жизни, молодости, однако попытки героя совпасть с естественным ритмом природы обречены на провал. В финале рассказа ответственность за судьбу литератора переносится с толпы на самого героя.

Семантика весны, обновления, духовного возрождения определяет и внутреннее содержание «пасхального рассказа» «Святой ночью» (1886г.), в котором проблема отчуждения связана с образом послушника Иеронима. Герой находится на пути к осмыслению своего места в мире, но он не владеет творческой силой и глубокой верой иеродьякоЕт Николая. Приобщение к единству мироздания в пасхальную ночь через восприятие всеобщего ликования, радостного ощущения окружающего мира, отчасти -через христианскую символику - путь к преодолению отчуждения рассказчика и послушника Иеронима.

Во второй главе диссертации «Философско-эстетнческая интерпретация проблемы отчуждения в рассказах А. П. Чехова 1880-х годов: конфликт власти, авторитета обыденности и личности» способы воплощения проблемы отчуждения соотнесены с типологией чеховских персонажей.

В первом параграфе «Рассказ А. П. Чехова «Смерть чиновника»: симптомы духовного упадка и оскудения человека» отмечается, что писатель своим рассказом по существу положил предел развитию социально-психологического типа, представленного в русской литературе XIX века, - типа «маленького человека».

Если Достоевский подспудно изживал опыт «натуральной школы», обогащая новыми художественными возможностями реализм, то А.П.Чехов подводил их к пределу, за которым кроется отсутствие социальной и психологической детерминированности характера.

В чеховедении не раз отмечался факт, что сочувствие вызывает скорее не «маленький человек» чиновник Червяков, а значительное лицо -

генерал Бризжалов, способный мыслить и поступать вне стереотипов, налагаемых на сознание социальной иерархией, тем более - жесткой чиновничьей иерархией: Бризжалов терпит (с позиции автора - вынужден терпеть) бесконечные- назойливые извинения героя, испугавшегося гипотетического недовольства начальника. Поведение чеховского генерала в чем-то соответствует поведению «его превосходительства» - генерала из «Бедных людей».

Очевидно, что сюжетный мотив, в котором реализуется оппозиция «маленький человек - значительное лицо», в рассказе Чехова по отношению к сюжетам своих предшественников приобретает эллипсовидный характер. Начавшись по модели, развертываемой Ф.М.Достоевским, он завершается по образцу Н.В.Гоголя. Трагизм ситуации Чеховым профанируется. Маленький человек оказывается достойным не сожаления, а смеха, причем «черный юмор» снимает непосредственное эстетическое переживание смерти героя и одновременно усиливает идею некроза души, примитивизма сознания. Очевидная реминисценция из стихотворения Беранже «Знатный приятель» («Ье 5епа1еиг») в переводе В. С. Курочкина (1856 г.) призвана прояснить читателю представление Червякова о мире и своем месте в нем. Принципиальное же отличие развертывания традиционной оппозиции маленького человека и значительного лица у Чехова заключается в выборе художественного пространства: досадный инцидент случается в театре, во время представления. Театральность происходящего очевидна. Рассказ приобретает притчеобразный жанровый колорит. Два героя в условной ситуации ведут «диалог», дидактизм которого «ожидается» читателем, но «мораль» в итоге оказывается неожиданной. Неофициальная и в то же время «высокая» атмосфера, в которой зрители в идеале испытывают глубокую сопричастность искусству, становится площадкой разыгрывания служебных отношений, но именно психофизический казус - чихание, а не деловой конфликт - содержание этих отношений. Поэтому в финале рассказа присутствует своего рода «минус-прием»: «Смерть чиновника» отмечена редукцией человеческих отношений, реакция жены на смерть Червякова никак не представлена. В смерти Червяков остается так же одинок, как, по-видимому, был одинок и в жизни.

Искусство, человечность и терпимость, теплота семейных отношений - все эти традиционные ценности отменяются в мире чеховского рассказа. Но за ярким комизмом, в глубине пародийных контекстов, гротескных характеров и ситуаций явственно ощутим чеховский идеал: устремленность к человеческому единению, гуманизму, обретению подлинной свободы, высоких смыслов бытия.

Во втором параграфе «Образ тайного советника в прозе Чехова 1880-х годов: концепция тирании власти» отмечается, что тайный советник - генеральский чин в российской табели о рангах - становится

типичным персонажем прозы Чехова 1880-х годов. Дуэт персонажей -значительное лицо и маленький чиновник - в рассказах Чехова переживает художественное переосмысление. В рассказе «Толстый и тонкий» (1883 г.) социально-иерархическая аттестация «толстого» («Я уже до тайного дослужился... Две звезды имею») производит сокрушительное воздействие на «тонкого». «Тонкий» в историко-литературном плане очередное развитие модели маленького человека. Он готов к унижению, молниеносно восстанавливая стсну между собою и своим гимназическим приятелем, в то время как тайный советник предпочитает видеть в нем друга детства.

Чехов не ставил перед собой задачу переложить всю ответственность за социальное отчуждение власти только на героя, который испытывает генетический страх перед значительным лицом. Он искал другие способы художественного выражения этого нового отношения к «генеральскому чину». Генералы у Чехова, по мнению исследователей, достаточно часто представлены стареющими или находящимися на пороге отставки. Чеховский подход к проблеме власти (безвластия) состоит в том, что Чехов выходит за рамки чисто социальной проблематики, смешивая ее с антропологической. Старость власти Чеховым воспринимается как старость человека. Образ стареющего «генерала» помогает автору решить несколько художественных задач: переосмыслить жанровую доминанту (в данном случае речь идет о драматическом роде) и выявить некоторые закономерности развития общества.

Особое место в рассказах Чехова занимает образ «тайного советника». В рассказе «Тайный советник» мотив отчуждения/одиночества вырастает из литературных ассоциаций, связанных с фонвизинскими, пушкинскими, гоголевскими произведениями. Приезд дядюшки после пятнадцатилетнего отсутствия в провинциальное гнездо Клавдии Архиповны образует перекличку сразу с двумя текстами русской литературы - «Недорослем» Д. И. Фонвизина и «Шинелью» Н. В. Гоголя.

Авторская ирония по отношению к образу Гундасова распределяется по нескольким направлениям. Она связана с традициями классической комедии, когда персонаж, занимающий высокое социальное положение, уличается в неподобающих для него увлечениях (провинциальное кочуевское общество патриархально в своих пристрастиях). Все определяется столкновением внутренних желаний и невозможностью точного воплощения в речи, адекватной вербализации этих желаний. Оба плана изображения Гундасова окончательно разрушают в сознании кочуевцев представление об особом положении гостя и даже позволяют Побсдимскому и Федору кричать на тайного советника и стучать кулаком по столу. Таким образом, в традиционном конфликте маленького героя и значительного лица стороны меняются местами, и в униженном положении оказывается именно значительное лицо.

Каждый персонаж в рассказе открывает истинные мотивы своего отчуждения. Федор и Победимский «скуку» собственной жизни разряжают дракой-дуэлыо за честь Татьяны Ивановны. Но есть в рассказе Чехова и нечто действительно объединяющее всех героев. Это песня на стихи А.Ф. Мерзлякова «Среди долины ровныя», которую поют Федор, Победимский, Андрюша и Татьяна Ивановна. Звуковая деталь в рассказе Чехова образует подтекстную аранжировку мотива отчужденности.

В третьем параграфе «Образ генерала в рассказе А.П. Чехова «Скука жизни»: трансформация идиллической темы» отмечается, что «Скука жизни» предваряет другое, более известное, чеховское произведение - рассказ «Скучная история». «Скучная история» неоднократно оказывалась в поле зрения таких исследователей, как В. Б. Катаев, В. Я. Линков, А.Д. Степанов, А. С. Собенников, П. Н. Долженков.

В центре внимания Чехова находится история супругов, давно расставшихся и возобновивших совместную жизнь только после смерти единственной дочери. Таким образом, в рассказе проблема человеческого отчуждения и одиночества представлена в своем наиболее драматическом виде. Соприкосновение персонажей со смертью и предчувствие неминуемого угасания образует доминанту повествования -бессмысленность любых попыток сопротивления надвигающемуся холоду вечности.

Чеховские старики, в отличие от гоголевских героев Афанасия Ивановича и Пульхерии Ивановны, мало напоминают Филемона и Бавкиду. Если бытие старосветских помещиков проникнуто патриархальной поэзией, утрата которой болезненно воспринимается автором, то уединение стариков из рассказа «Скука жизни» является вынужденным. Идиллическая жизнь старосветских помещиков в первой трети XIX века воспринимается как явление анахроническое, но прекрасное. Сближение Анны Михайловны и Аркадия Петровича в рассказе Чехова конца XIX столетия - горькая попытка найти оправдание своей жизни.

Из чеховского рассказа исчезает традиционный для характеристики внутренней пустоты персонажей коммуникационный провал и так называемый разговор qui pro quo в общении героев. В то же время весна по существу не становится для стариков началом новой жизни, хотя жизнь все еще продолжает некоторое время дарить им «иллюзии». Парадоксальным образом преодоление отчужденности между героями, которое выразилось в том, что они сумели сказать друг другу о главном (о дочери, о своей жизни), открывает ту самую «скуку жизни», то есть исчерпанность осмысленного существования героев.

Годовой природный цикл размыкается, до новой весны старику дожить не суждено. Наступившая осень, холод, заползающий в дом, уносит с собой его жизнь Уход героя в тексте рассказа подготовлен рядом

пейзажных зарисовок, созданных по принципу психологического параллелизма. В финальных аккордах рассказа жизнь Анны Михайловны окончательно теряет характеристики, связанные с динамикой, движением. На смену хаотичному, но бессмысленному движению приходит статичность.

В «Скуке жизни» связь поколений прерывается: родители, старики, оказываются у могилы дочери, следовательно, и любые попытки обрести смысл существования оказываются «иллюзорными», а идиллический хронотоп теряет свое сущностное наполнение и начинает осмысливаться как травестия. Аркадий Петрович умирает, а Анна Михайловна стремиться к отказу от мирского существования. Так исчерпывается сама идея наполненной смыслом мудрой старости.

В третьей главе «Типологии женских образов в рассказах Чехова 1880-х годов в аспекте проблемы отчуждения» сформулированы художественные открытия писателя в сфере уточнения некоторых аспектов женской литературной характерологии.

В первом параграфе «Образ роковой женщины в рассказах А. П. Чехова 1880-х годов: ситуация нравственного отчуждения» отмечается, что благодаря Чехову в русской литературе появились такие типы героинь как «душечка», «попрыгунья», «Анна на шее». В подтексте образов Нади из рассказа «Невеста» и Ани из «Вишневого сада» литературоведы обнаруживают символический план, связанный с предчувствием будущего, с обновлением героинь и самой России. Лейтмотивная характеристика чеховских героинь в значительной степени отражает общее свойство бытия русского человека в переломную эпоху конца XIX века и его порубежья: утрату осмысленного существования, замену былых идеалов жизни фантомными, призрачными.

Трагедия повседневности, являющаяся следствием утраты воли и бессмысленности надежд, определяет алгоритм жизни чеховских героинь, подобно трем сестрам, вынужденных влачить провинциальное существование. Это и Анна Алексеевна Луганович - героиня рассказа «О любви», и Катерина Ивановна Туркина - несостоявшаяся спутница жизни Дмитрия Ионовича Старцева. Одиночество героинь является следствием не только нерешительности и отсутствия воли у избранников, но и их собственной нерешительности, нежеланием расстаться с социальным и моральным «футляром». Поэтому трагедия повседневности захватывает их существование. Жизненные истории персонажей - эта «трагедия на двоих»: любовь, прошедшая мимо Алехина и Анны Алексеевны, несостоявшаяся жизнь Старцева и Катерины Ивановны. Ощущение абсолютной безысходности и отчужденности становится для чеховских героин трагическим жизненным стандартом.

По сравнению с инфернальной женщиной Сусанной Моисеевной («Тина») дьячиха Раиса Ниловна («Ведьма») не обладает сильной

энергетикой. Поэтическое поле ее воздействия создается не мифологическим и собственно литературным арсеналом средств, а скорее фольклорными, мифопоэтическими образами. Рассказ начинается и заканчивается плачем дьячихи - стоном потерянного «я», скрывающим нереализованное женское начало, «Я-для других». Конфликт рассказа, хотя и мыслиться изначально как комический, развертываясь, обретает драматическую интонацию.

Во втором параграфе «Рассказ А.П. Чехова «Аптекарша»: романтические ожидания в рамках общественных конвенций» указывается, что женская судьба представлена автором в мимолетной зарисовке пошлого, рутинного быта аптекарши и ее супруга - провизора Черномордика. Как и Раиса Ниловна, жена дьячка из рассказа «Ведьма», аптекарша соблазнительна в глазах посетителей аптеки, горько сожалеет о своей сломленной судьбе и в конце рассказа, после несостоявшегося «свидания» с офицером Обтесовым оплакивает свою жизнь.

В русской литературе уже была повесть с таким же названием, как чеховский рассказ, - «Аптекарша» В. А. Соллогуба (1841г.). Оба произведения - романтическую повесть Соллогуба и реалистическую зарисовку Чехова - объединяет мотив несостоявшегося счастья. Мотив этот реализуется различными способами и завершается несхожими результатами.

Совпадает общая интонация в изображении городской скуки и обывательского убожества (городишко Б. в рассказе Чехова), описание городка, в котором живет вместе со своим аптекарем Шарлотта (Соллогуб). В романтической повести В. А. Соллогуба аптекарша Шарлотта, не вынеся разлуки с возлюбленным, умирает. Барон Фиренгейм страдает, а аптекарь Франц Иванович покидает провинциальный городок, принесший ему столько горя. В рассказе Чехова нет высокого драматического напряжения, ибо «мечты о счастье не вяжутся с серым туманом и черно-бурой грязью». Мечты о том, что в бессобытийной повседневности должно хоть что-нибудь произойти, пусть даже банальное любовное свидание, случившееся от нечего делать - вот пафос размышлений скучающей аптекарши конца XIX столетия. Отчуждение от высоких идеалов ведет героев к переоценке жизненных коллизий. Никто не умирает от любви, вопреки уверениям героини, а романтическая тема получает здесь пародийное разрешение.

Третий параграф <сРассказ «Несчастье»: отчуждение любви» посвящен анализу образов-топосов, иллюстрирующих тему духовного бессилия чеховских персонажей. Особую роль для выявления темы отчуждения персонажей играет в рассказе А. П. Чехова пейзаж. Образы-пейзажи в «Несчастье», отражая внутреннее состояние героев, несут в себе смысловое значение однообразия и безразличия, которые проецируются и на будущую жизнь персонажей. Чеховские пейзажные зарисовки

соответствуют лейтмотивной теме писателя - отчуждения героя от глубинной личностной тайны подлинной любви.

По сравнению с рассказами «Ведьма» и «Аптекарша», пейзаж в «Несчастье» лишен фольклорно-поэтического начала (метель, поле). Нет в нем и устойчивых образов-топосов (характерных для «Тины» - «райский сад», кладовые Шсйлока или Скупого рыцаря). Пейзаж не соотнесен с изображением героев (подчеркнуто безразличен к ним), метафизически неподвижен на протяжении их свидания. Даже сцена ночного разговора, озаренного светом лупы, лишена романтического колорита.

Символичный по отношению к истории любовных отношений Софьи Петровны Лубянцевой и Ильина образ поезда впоследствии станет часто появляться в творчестве Чехова. В позднем рассказе «О любви» поезд для Алехина - это последняя возможность объяснения с Анной Алексеевной Луганович, объяснения, обнажающего «трагедию» повседневного существования героя в футляре. Движение поезда вносит трагическую ноту в характеристику жизненной концепции персонажей.

В рассказе «О любви» образ поезда предшествует не только окончательному расставанию персонажей, но и пришедшей к герою мудрости, теперь уже совершенно напрасной. В рассказе «Ионыч» поезд, каждый год увозящий на юг Катерину Ивановну Туркину (эпизод в постпозиции рассказа), - характерная деталь трагедии повседневности, выражающейся в повторяемости событий. Мерное движение поезда из рассказа «Несчастье» соотносимо с безысходностью, скукой и кантиленностью человеческой жизни.

Мотив адюльтера, втягивающий в свою орбиту женщину, скучного мужа, страстного молодого возлюбленного, ребенка, образ поезда и некоторые другие детали, заставляют задуматься о параллели между «Несчастьем» и «Анной Карениной» Л.Н.Толстого. Однако в рассказе очевидна сниженная в социальном, экзистенциальном планах история взаимоотношений героев. Характерная деталь, нивелирующая эмоциональный пафос: товарные вагоны вместо дачных, тянущиеся по белому фону церкви. Так проходит любовь, жизнь. И наступает безысходное одиночество, отчуждение от людей и от своей природы, рожденной для чувств.

В четвертом параграфе «Образы отверженных женщин в рассказах «Анюта», «Знакомый мужчина», «Хористка»: обреченность попыток преодоления отчуждения» рассматриваются примеры одного из самых ярких воплощений темы отчуждения в классической русской литературе последней трети XIX века. Отмечается, что образ отверженной женщины имеет в русской литературе собственную, художественно значимую историю, в которой значительное место занимает мотив возрождения героини. Это, конечно же, Соня Мармеладова из «Преступления и наказания» (1866) Ф.М. Достоевского и Катюша Маслова

из «Воскресения» (1889-1899) Л.H. Толстого. Однако между этими вехами в развитии и существовании темы появляется «дилогия» В,М. Гаршина «Происшествие» (1878) и «Надежда Николаевна» (1885).

В. М. Гаршин возводит природу конфликта падшей героини и общества к архетипическим основам. Надежда Николаевна стала жертвой не только и не столько социальных проблем, сколько «мирового зла». Писатель соотносит сюжет перерождения героини с библейским сюжетом о Марии Магдалине, которую прощает Иисус. Если в повестях В.М. Гаршина, изображающих падшую женщину, социальная характеристика мира уступает место романтизированной коллизии добра и зла, то у Чехова в рассказах «Анюта», «Знакомый мужчина» и «Хористка» представлена иная интерпретация конфликта.

В рассказе «Знакомый мужчина» нет и намека на возможность духовного перерождения героини. Отчуждение падшей женщины Ванды, натерпевшейся унижений и оскорблений всего лишь за один короткий день, в финале небольшого рассказа, казалось бы, должно перейти в иную фазу. Состояние одиночества и ненужности, унижений и оскорблений, обретение стыда могло бы указать героине на существование новой, иной жизни. Однако прежняя социальная среда принимает Ванду такой, какая она есть, оставляя за скобками размышления о возможном будущем. Прием умолчания в повествовании создает эффект пародийного переосмысления процесса перерождения, в серьезно-романтическом ключе, представленном у Гаршина.

Сопоставление гаршинских «Происшествия» и «Надежды Николаевны» с чеховским рассказом «Знакомый мужчина» не выявит сходства на глубинном философском уровне, однако представляется возможным увидеть некоторые схожие сюжетные ходы, свидетельствующие о творческом диалоге писателей в решении проблемы отчуждения. В дилогии Гаршина и рассказах Чехова существуют типологически близкие приемы изображения героинь: мотив спуска и подъема и связанные с этим мотивом топосы: прорубь, гостиница; живописные портретные зарисовки героинь, соотнесенность с архетипами (Шарлотта Корде - у Гаршина; Психея - у Чехова).

В рассказе «Анюта» тема падшей, отверженной женщины также находит свое специфическое выражение. Анюта - вещь,, предмет интерьера, учебное пособие в дешевых меблированных номерах «Лиссабона». Героиня не лишена остатков душевной щедрости и некоего подобия гордости: ведь и она помогала своим сожителям делать первые шаги к их профессиональным успехам. Сюжетная ситуация «знакомый мужчина», в который герой мог бы исполнить роль духовного наставника, помощника, не складывается. Очередное «rendez-vous» чеховской героини заканчивается предательством.

В рассказе «Хористка» снова возникает образ «знакомого мужчины», которым оказывается Николай Петрович Колпаков - обожатель хористки Паши. Проблема отчуждения приобретает социальное звучание. Духовный рост человека, его возрождение сталкивается с общественными установками, разрушающими любую попытку выхода за пределы замкнутого круга общепринятой порочной морали.

В Заключении диссертационного исследования сделан ряд выводов:

1. Проблема отчуждения в прозе Чехова 1880-х-х годов отчетливо складывается в лейтмотив, реализующийся через выбор повторяющейся тематики, топики, сюжетных ходов и системы персонажей. Отчуждение как распад связей, одиночество, непонимание, определяют конфликты произведений А.П.Чехова, обнаруживается во всех сферах жизни общества 1880-х годов. Реализация понятия отчуждения в рассказах писателя происходит и через присутствие темы страха перед жизнью, часто воплощенной в пародийном или трагифарсовом ключе.

2. Проблема отчуждения была рассмотрена с позиций противопоставления личности и характера. Характер соотносится с социальной детерминацией персонажа, неизбежной подверженностью человека стереотипам, а личность имеет подлинные, восходящие к общечеловеческим ценности. Драматический пафос становится доминирующим в творчестве Чехова уже в 1880-е годы, определяет особенность развития сюжетов и характеров.

3. Оппозиция социального и личностного при невозможности проявления внутреннего мира персонажа и подавляющем воздействии социального в герое (стереотипы, возрастные и социальные предрассудки, конвенционалыюегь и др.) выявляет художественный механизм возникновения отчуждения. Традиционные пути преодоления его -искусство, природа, семья, любовь, вера - в чеховских произведениях демонстрируют неоднозначные смысловые решения, хоть и обладают мощным положительным потенциалом.

4. Социальный и личностный вакуум, в котором живут чеховские герои рассказов 1880-х-х годов, обостренно поставленная идея разобщенности потребовала от писателя использовать специфические художественные приемы, направленные на исследование трансформации ценностно-содержательных структур. Характерно для чеховских рассказов существенное изменение устойчивых конфликтов; пародия и травестия образов, существовавших в романтической и реалистической традиции и, чаще всего, обладавших позитивным эстетическим зарядом. Чехов переосмысливает классические образы, что позволяет говорить о модификации литературной традиции.

5. Существенную нагрузку в раскрытии темы отчуждения выполняют отсылки к классической литературной традиции, прямое или завуалированное обращение к устойчивым темам и образам русской

классической литературы. Концепция отчуждения формируется в творчестве писателя не только под влиянием конкретной историко-культурной ситуации, но и на основании множества мотивов, ассоциаций, этических и эстетических приоритетов, генетически присущих русской литературе.

Исследование проблемы отчуждения в прозе А. П. Чехова 1880-х годов невозможно без учета той традиции в художественном решении проблемы отчуждения, которая сложилась в романтической литературе. А.П. Чехов в своем творчестве часто использовал именно романтический ассоциативный ряд, переосмысливая образную систему романтизма в соответствии с новыми условиями развития литературного процесса.

6. Рассказы А.П.Чехова 1880-х годов демонстрируют два возможных варианта судьбы героев: преодоление отчуждения, обретение смысла существования; отчуждение и бессмысленный поиск идеологического и личностного смысла существования. В чеховской огласовке столкновения «маленький человек - значительное лицо» центральную позицию в конфликте заняло «значительное лицо», которое под маской своей ярко выраженной социальности скрывает одиночество, невостребованность, угрозу одинокой старости, надежду на обычные человеческие отношения.

7. В диссертации указывается, что не следует делать Чехова непосредственным предшественником Хайдеггера, чей экзистенциализм носил выраженный атеистический характер. В рассказах Чехова обозначены религиозные ориентиры, христианские по своей природе. В смысловом поле персонажей, утративших основы нравственного бытия, появляется чеховский травестированный праобраз экзистенциального «ничто».

8. Драматизм как ведущий модус художественности в творчестве Чехова позволяет по-новому расставить акценты в традиционной сюжетной схеме «rendez-vous»; одиночества молодого человека. Пафос чеховских рассказов варьируется от юмористического, элегического до саркастического. Образы «роковых женщин» проявляются в раннем творчестве Чехова в нескольких ипостасях. Героини, находящиеся на разных ступенях общественной лестницы, в разных социальных нишах, испытывают отчуждение: от любви, поддержки духовно близкого человека, семейного уюта, счастья материнства.

Основные положения диссертационной работы нашли отражение в следующих публикациях:

1. Башилова Е.И. Художественное воплощение мотива отчаяния в рассказах А.Чехова и Э.Хемипгуэя. Ученые записки. МШИ № 1. 2003. С.179-189

2. Башилова Е.И. Проблемы материализма и отчуждения человека от мира в онтологическом аспекте (повесть А.Чехова «Степь»). Научные труды факультета славянской и западноевропейской филологии. МГГ1У .2009. С.215-224

3. Башилова Е.И. Искусство на путях преодоления отчуждения (А.П.Чехов). Научные труды факультета славянской и западноевропейской филологии. МГПУ. 2010. С.224-229

4. Баталова Е.И. Рассказ А.П.Чехова «Смерь чиновника» в аспекте проблемы отчуждения. Филологические традиции в современном литературном и лингвистическом образовании. МГПИ. 2006. С.9-17

5. Башилова Е.И. Искусство - самый радикальный утешитель. Русская словесность №2. 2010. С.20-26

6. Башилова Е.И. Психологическая функция музыкальной детали в рассказе А.П.Чехова «Дама с собачкой». Среднее профессиональное образование № 6.2010. С. 59-61

7. Башилова Е.И. Параметры отчуждения в художественной системе А.П.Чехова. Среднее профессиональное образование №4. 2010. С.62-65

БАШИЛОВА Елена Игоревна (Россия) Проблема отчуждения н способы ее художественного воплощения в рассказах А.П.Чехова 1880-х годов

Диссертация посвящена раскрытию проблемы отчуждения в раннем творчестве Чехова, ■ которая актуализируется в рассказах, часто классифицированных как юмористические. Автор приходит к заключению, что драматизм как ведущий модус в художественном осмыслении феномена отчуждения и механизмы его проявления обозначились в образной системе рассказов 1880-х годов, однако реализовал был в дополнительных (смежных) вариантах эстетического завершения - юмористическом, элегическом, саркастическом и др.;

Рассматриваются механизмы возникновения отчуждения героя, которые реализуются в индивидуальном сюжетно-композициошюм рисунке каждого рассказа; типичным является столкновение личностного и социально обусловленного. Обозначаются традиционные пути преодоления разобщенности человека и мира в поэтике раннего творчества, анализируются неоднозначные смысловые решения проблемы отчуждения в чеховских произведениях.

Научно-практическая значимость диссертации обусловлена возможностью использования материалов и результатов исследования в лекционном курсе по истории русской литературы последней трети XIX столетия, при разработке и чтении специальных курсов по истории русской литературы, творчеству Чехова, а также на практических занятиях по истории и теории литературы.

Bashilova Elena Igorevna (Russia) The problem of alienation and ways of its artistic interpretation in the A.P.Chekhov's stories of 1880

The thesis is devoted to disclosing the problem of alienation in the early works of Chekhov, which is updated in the stories, often classified as humorous. The author concludes that the dramatism as the leading mode of artistic interpretation of the phenomenon of alienation and its manifestation mechanisms delineated in the imagery of stories of the 1880s, but was implemented in additional (related) variants of aesthetic completion - humorous, elegiac, sarcastic, etc.;

Mechanisms of exclusion of the hero that's just being implemented in an individual plot and a composite picture of each story, is a typical clash of personal and socially conditioned. Represented by the traditional ways of overcoming the disunity of man and the world in the poetics of early work, analyzes ambiguous solutions to the problem of alienation in the works of Chekhov.

Scientific and practical significance of the thesis is due to the possibility of using materials and research results in a lecture course on the history of Russian literature of the last third of the XIX century, the developing and reading special courses on the history of Russian literature, Chekhov's work, as well as practical lessons on the history and theory of literature.

Подписано в печать:

17.10.2011

Заказ № 6048 Тираж -100 экз. Печать трафаретная. Типография «11-й ФОРМАТ» ИНН 7726330900 115230, Москва, Варшавское ш., 36 (499) 788-78-56 www. autoreferat. ru

 

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Башилова, Елена Игоревна

Введение

Глава I. Формы воплощения проблема отчуждения в произведениях А. П. Чехова 1880-х годов

§1. Художвенное ение образа героя-разночинца в рказах А. П. Чехова 1880-х: моральные кантоны ициальныеы

§2,Отчуждение как инвея романтичого разочарования в изображении молодого героя прозы А. П. Чехова

§З.Попытка преодоления отчуждения героями прозы А. П. Чехова 1880-х годов: проблема поа духовных ориентиров

Глава! П. Фило-етичая* интерпретация проблемы отчуяедения в рказах А.П.Чехова* 1880-х годов: конфликт вли, авторитета обыденни и лични

§1.Рказ А. 11. Чехова< «Смерть чиновника»:мптомы духовного упадка и удения человека

§2.Образ тайного советника в прозе Чехова 1880-х годов: концепция тирании вли

§З.Образ генерала в рассказе А.П. Чехова «Скука жизни»: трансформация идилличой темы

Глава III. Типология женских образов в рассказах А.П.Чехова 1880-х годов «в аспекте проблемы отчуяедения.е. 116.

§1. Образ роковой женщины в рказах А. П. Чехова 1880-х годов:туации нравенного отчуждения116.

§2.Рказ А.П. Чехова «Аптекарша»: романтичие ожидания в рамках общвенных конвенций128.

§З.Рказ «Нье»: отчуждение любви

§4.Образы отверженных женщин в рказах «Анюта», «Знакомый мужчина», «Хорка»: обреченнь попыток преодоления отчуждения

 

Введение диссертации2011 год, автореферат по филологии, Башилова, Елена Игоревна

В творчестве А. П. Чехова одной из важнейших тем является тема отчуждения человека в современном обществе. Разработанная в социальном, социально-психологическом и экзистенциальном аспектах, она находит художественное воплощение на протяжении всего творческого пути писателя. Уже 1880-е годы стали для А. П. Чехова не только временем «литературной поденщины» и вхождения в «большую» литературу, но и этапом формирования специфической образной системы писателя и будущих значимых тем, крупных проблем, к числу которых относится отчуждение.

Следует отметить, что для литературного процесса в целом эта тема является вечной. Она часто дает о себе знать в переломные исторические эпохи. Но каждый мыслитель-философ, художник, писатель и его герои-ищут свой собственный ответ на вопрос о смысле существования в те периоды, когда люди становятся чуждыми миру, в котором живут, когда рвутся привычные социальные и психологические связи, когда происходит потеря собственного я, собственной идентичности. Особенно остро в русской литературе проблема отчуждения встанет на переломе XIX и XX столетий, когда грядущая эпоха* властно потребует переосмысления позиции человека в социуме и мире вообще, пересмотра отношения к своей и чужой культуре, потребует соотнести в очередной раз Запад и Восток. В Европе наиболее ярко смена культурной и интеллектуальной системы ценностей проявилась в творчестве Ф.Ницше; в России, испытывающей мощное влияние Запада, но сохранившей национально-культурную специфику, процесс «смены вех» имел свой сложный рисунок.

Конец XIX века в России, нижняя граница которого условно обозначена нами 1881 годом - годом смерти Достоевского и убийства царяреформатора Александра II, может быть назван периодом так называемого «экзистенциального вакуума» - переживания опустошения, нереализованное™ и бесперспективности жизни, ведущих к драматическим ситуациям в сфере личной жизни и социальным катаклизмам. Это ощущение предвосхитил Ф.М.Достоевский в итоговом романе «Братья Карамазовы», оно передано Л.Толстым в «Смерти Ивана Ильича», поэтами 1880-х-х годов (С. Надсоном. К.Случевским и др.), «поздним» Салтыковым-Щедриным, В.Гаршиным. В эпоху так называемого безвременья значительной части образованного общества человек покажется песчинкой в потоке жизни, игрушкой в руках темных сил; поиски новой веры заставят художников обратиться к глубинам сознания, символической стороне жизни, обострится интерес к мистическому и подсознательному, будут идти поиски новых сакральных объектов и параллельно - попытки утверждения традиционных идей, освещенных многовековой отечественной культурой. Ранние символисты > будут искать подлинные смыслы в области трансцендентного, «поздний» Лесков — в идеалах народно-религиозного самосознания, вновь вернувшийся к творчеству Д.В. Григорович - в прежних гуманистических ценностях, В.Г. Короленко - в революционно-демократических идеях. Творчество Чехова 1880-х годов, рассматриваемое в социально-историческом контексте, являет свои ответы на вызовы времени: сквозь комическую, юмористическую стихию его произведений просматривается глубоко драматическая картина русской жизни, социального разлома, ощущается мощный выход к «последним» вопросам бытия.

Сразу после смерти писателя Лев Шестов в работе «Творчество- из ничего (А.П.Чехов)» достаточно категорично заявлял: «Чехов был певцом безнадежности. Упорно, уныло, однообразно в течение всей своей почти 25-летней литературной деятельности Чехов только одно и делал: теми или иными способами убивал человеческие надежды. Ни одной из них он не просмотрит, ни одна из них не избежит своей участи. Искусство, наука, любовь, вдохновение, идеалы, будущее - переберите все слова, которыми современное и прошлое человечество утешало или развлекало себя - стоит Чехову к ним прикоснуться; и они мгновенно блекнут, вянут и умирают. И сам Чехов-на наших глазах блекнул, вянул и умирал - не умирало в нем только: его: удивительное искусство одним прикосновением, даже дыханием, взглядом; убивать все, чем живут и гордятся люди; Более того,, в» этом; искусстве: он постоянно совершенствовался/ и дошел до виртуозности; до которой не; доходил никто из его соперников в европейской литературе»1. Экзистенциально-апокалиптический, пафос статьи Л. Шсстова обращен к зрелому творчеству Чехова. Молодой же' Чехов, по« мнению Л. Шестова, «весел, беззаботен и, пожалуй, даже похож на порхающую птичку. Свои работы он печатает в юмористических журналах. Но уже в 1888-1889 годах, когда ему было всего 27-28 лет, создавался «Иванов», которыми положено начало новому творчеству. Очевидно; в?нем произошел внезапный и резкий, перелом; целиком отразившийся и в его произведениях». Л. Шестову, как и другим* современникам; писателя;, был очевиден водораздел, отделяющий «серьезного» Чехова от «несерьезного». Однако мало кто из них ощущал присутствие глубоких экзистенциальных проблем и. композиционно-стилистическое новаторство* молодого писателя; вфешениишечных проблем одиночества; и>- отверженности, нивелировки личности и ее обезличивания; Парадокс умозаключений Л.Шестова заключается в том, что философ во многом- прав в отношении не только зрелого Чехова, но и Чехова молодого, создающего свои юмористические и сатирические шедевры, не щадя ни высоких романтических надежд юности, ни упования на социальные и религиозно-нравственные институты людей серьезного жизненного опыта.

1 Шестов, Л. Творчество из ничего (А. П.Чехов)/Л. Шестов// Вопросы жизни. - 1905. - № 3. - С 2-4

Отечественное литературоведение неоднократно обращало внимание на персонажей и специфические сюжетные ситуации в творчестве А. П. Чехова, которые позволили исследователям установить сам факт существования проблемы отчуждения в художественном мире писателя. О том, что эта проблема в творчестве Чехова по-прежнему привлекает исследователей, говорит недавняя статья Н.Ю. Грякаловой в журнале «Русская литература». Исследователь' не только анализирует эстетическую позицию Чехова-драматурга и «деиерархизацию жанрового драматургического пространства», но и указывает на существенные изменения аспектов проблематики. Утрата способности героев к самовыражению «в XXI веке рассматривается. как утрата идентичности, а в начале XX века она рассматривалась в психологическом аспекте как потеря «воли», экзистенциализм определял ее в категориях отчуждения. Чехов, стоявший у истоков осмысления процессов отчуждения в эпоху модерна, предложил свою драматическую репрезентацию данного феномена. И если ядром драмы первоначально является агон - соревнование, духовный поединок, столкновение воль, то чеховские пьесы - это трагедия бессилия воли, оборачивающиеся комедиями в силу ничтожности самих героев и тех страстей, которые определяют их поступки»2.

Перед нами только один из вариантов определения проблемы отчуждения и расшифровки понятия. При этом следует заметить, что литературоведческая трактовка понятия, ее собственно художественно-эстетическое наполнение, не всегда и не во всем совпадает с философскими или психологическими определениями3. Грякалова, Н.Ю. «Жизнь, какова она есть на самом деле.»' трагикомическое в поздней драматургии Л П Чехова/ Н. Ю. Грякалова//Русская литература. -№1, 2008. - С.63.

3 Ср.: «Отчуждение — категория, описывающая парадоксальность человеческого бытия, процессы и ситуации, в которых человек становится чуждым собственной деятельности, ее условиям, средствам и

Чеховедение последних десятилетий в большей или меньшей мере исследует проблему отчуждения, как и комплекс проблем, близких ей в ценностно-смысловом отношении.

В монографии В. Я. Линкова проблеме отчуждения посвящен специальный параграф исследования. В нем само отчуждение осмысливается как одиночество, непонимание между людьми, проявление логики механической жизни, доминанта абсурдного существования4.

В.М.Родионова в своих работах касается проблем отчуждения и способов его преодоления в аспекте нравственной позиции героев, их социальных ролей, в аспекте психологизма писателя и других элементов поэтики. Так, примером методологического подхода стало для нас исследование В.М.Родионовой «музыкальности» чеховского повествования, семантики цвета и света, функций одухотворенного пейзажа и др.5

В. И. Тюпа рассматривает проблему отчуждения через призму глубинного генетического анализа творчества писателя. Обращая внимание на архетипическую жанровую основу текстов Чехова (комбинацию анекдота и притчи), исследователь указывает, что именно во взаимодействии жанровых установок следует искать ключ к особенностям изображения чеховского героя. По "мысли исследователя, жанр анекдота наиболее ярко демонстрирует разобщенность и отчуждение персонажей Чехова: если результату, самому себе»// Социально-философский словарь. - Екатеринбург: изд-во УрГУ, 1997. - С. 1415.

4 Линков, В. Я. Художественный мир прозы А. П. Чехова./ В. Я. Линков. - М.: МГУ, 1982. - с.83, 84, 85.

5 Родионова, В. М. Нравственные и художественные искания Чехова 90-х — начала 900-х годов / В. М. Родионова. - М.: Прометей, 1994. - 277с.; она же: А. П. Чехов и юмористическая журналистика восьмидесятых годов./ В. М Родионова// Ученые записки Московского гос. педагогического института им. В. И. Ленина, [] - Т. 15, кафедра русской литературы, вып. 7. - М. 1957. - С. 339—363. притча стремиться достичь максимального совмещения нравственного опыта героя и читателя (слушателя), ее убедительность зиждется на сопереживании», то «анекдотом. культивируется эффект отчуждения, остранения персонажа в его индивидуальной курьезности. Проницательность же авторского видения жизни снимает . противоречие между обособленным в своей единичности человеком и человеком вообще»6.

В недавнем исследовании А.Д. Степанова представлена попытка осмыслить проблему отчуждения в творчестве писателя при помощи обращения к первичным (речевым) жанрам и обнаружить проявление в них коммуникативных возможностей чеховского персонажа. Так, «провалы коммуникации», на( которые уже обращали- внимание исследователи творчества А. П. Чехова, с точки зрения автора работы, это только «наиболее очевидная ситуация,«диалога глухих», — это только вершина айсберга». А. Д. Степанов уверенно говорит о глубинных истоках проблемы: «Проблемы гораздо серьезнее, они затрагивают все стороны коммуникации, саму природу знака, языка и моделирующих систем» »7.

Безусловно, важнейшими в этом ряду определений самой проблемы отчуждения человека в природе и социуме являются вопросы о смысле жизни, о смерти, об утрате ценностных структур личности, потере адекватного самоощущения, своего «Я», власти над обстоятельствами, силы, наконец - о скорби, страхе и путях их преодоления. Все эти вопросы вписываются в более широкий круг экзистенциальных проблем: бытия перед

6 Тюпа, В. И. Художественность чеховского рассказа/В. И. Тюпа - М.: Высшая школа, 1989.- С.20. 7

Степанов, А. Д.Проблемы коммуникации у Чехова./ А. Д. Степанов. - М.: Языки славянской культуры, 2005. - С. 14.; см. также работу Щеглова Ю. К., на которую ссылается автор, говоря о провале коммуникации: Щеглов Ю. К Молодой человек в дряхлеющем мире (Чехов «Ионыч»)// Жолковский А. К Щеглов Ю. К. Мир автора и структура текста. ТепаПу, N Y:Hermitage, 1986 С 23-24. лицом Ничто, мужества жизни, веры и безверия, придающих человеку или лишающих его бытийно-психологических оснований.

В той или иной мере эти проблемы становились объектом изучения, так как современное чеховедение характеризуется значительным расширением предметов и методов исследования.

Кроме классических исследований 1970-90-х гг. В. Лакшина, 3. Паперного, Э. Полоцкой, А. Чудакова, В. Катаева, М. Мурьянова, Б. Зингермана, В. Седегова и др., необходимо назвать современные исследования отечественных и зарубежных литературоведов, разрабатывающих экзистенциальную проблематику творчества Чехова.

Вопрос об экзистенциальной проблематике произведений А.П.Чехова поставлен в литературоведении недавно. Это, прежде всего, гипотеза о Чехове как «русском Кьеркегоре», выдвинутая А. Суконником и о поддержанная С.Г.Бочаровым . Но главным образом — это- вопрос о предвестии в зрелом творчестве Чехова- идей, разрабатываемых в европейском экзистенциализме 20 века, который обозначен в работах И.Н. Сухих, Б. Зингермана, П.Н. Долженкова, и др.9. В исследованиях С.В.Тихомирова ставится' вопрос о путях экзистенциального самоопределения писателя, о внерелигиозном поиске важнейших оснований

8 См.: Суконик, А. Ю. Театр одного актера./А. Ю. Суконик. - М.: АГРАФ, 2001. - С. 84.;, Бочаров, С. Г. Чехов и философия./С. Г. Бочаров// Вестник истории, литературы, искусства. Отд-ние ист.-филол. наук РАН. -М., 2005.-С. 158.

9 См., например: Сухих, И. Н. Проблемы поэтики А. П. Чехова./И. Н. Сухих. - Л.: изд-во ЛГУ. - 1987. - С. 172; Зингерман, Б.И. Театр Чехова и его мировое значение./Б. И. Зингерман, - М.: Наука, 1988.-С. 190; Долженков, П.Н. Тема страха перед жизнью в прозе Чехова/ H. П. Долженков// Чеховиана: Мелиховские труды и дни. - М.: Наука, - 1995. С. 66-70; Дарк О. Любовь с Чеховым / Дарк О., Авалиани Д. Трилогия. М.: изд-во Р. Элинина, АРГО-РИСК, 1996. - С. 75; Кройчик, Л.Е. Концепция жизни произведениях А.П.Чехова/ Л. Я. Кройчик. // Вестник воронежского государственного университета. Серия: Филология. Журналистика,- 2004. - № 2. - С.5-10. существования, отразившихся в его творчестве. 10 Среди них выявляются не только общезначимые (труд, духовное единение и др.), но и индивидуально ценностно осмысленные (например - «вдохновенная и умиротворенная бездеятельность»1

Среди зарубежных славистов необходимо назвать Р. Хингли, Д. Рейфилда, И. Регеци, Е. Толстую (Сегал). И. Регеци ставит вопрос о корреляции чеховского творчества с ранним экзистенциализмом12. Д. Рейфильд написал, основываясь на новых материалах, биографию Чехова, пропущенную сквозь призму повседневности. Из фактов общения с родственниками, коллегами, возлюбленными, друзьями вырисовывается экзистенциальный портрет Чехова-писателя, жизненный опыт которого воплощен в художественном творчестве13. Исследование Е.Толстой названо «Поэтика раздражения»14, ибо раздражение, по мнению автора, - то экзистенциальное состояние, которое стимулировало художественное творчество Чехова с конца 1880-х-х годов.

Взаимоотношение творчества Чехова с ранним экзистенциализмом, не единственный источник возникновения в его творчестве мотивов и образов,

10 Тихомиров, C.B. Тихий богоборец (еще раз о символе веры Чехова)/ С. В.Тихомиров // Творчество как исповедь бессознательного. Чехов и другие. (Мир художника — мир человека: психология, идеология, метафизика)./С. В. Тихомиров. - М.: Ремдер, 2002. - С.154-159.

11 Тихомиров, C.B. Чаепитие в усадьбе: О рассказе А.Чехова "Крыжовник"/ С. В.Тихомиров // Детская литература. - 1986. - № 12.- С.52-57.

12 Регеци,, И. Чехов и ранний экзистенциализм/ И. Регеци // Studia slavika Acad. sei. hung. - Budapest, 1995. T. 40, fase. 1-4. С. 95-104.

13

Рейфилд, Д. Жизнь Антона Чехова, [пер. с англ.]/Дональд Рейфилд. - М.: Независимая газета, 2005 -857 с.

14 Толстая, Е. Поэтика раздражения. Чехов в конце 1880-начале 1890-х годов. [2-е изд., перераб. и доп.]/ Е. Толстая. - М.: РГГУ, 2002. - 366 с. связанных с проблемой отчуждения человеческой личности. В русской классической литературной традиции мотив отчуждения героя сформировался давно.

Состояние духовного отъединения как доминирующее в современном ему мире зафиксировал еще в 1851 году Ф. И. Тютчев в стихотворении «Наш век»:

Не плоть, а дух растлился в наши дни И человек в безверии тоскует. Он к свету рвется из ночной тени И свет обретши, ропщет и бунтует Неверием палим и иссушен.

Художественные формы выражения этого состояния у Тютчева — лишь один из вариантов общезначимой проблемы, которая. Как мы уже говорили, приобретет особую остроту в 1880-е годы. Но уже в третьей четверти 19 века обнаружилась неоднородность подходов и решений проблемы, наметились различные формы представления самого предмета -человеческого отчуждения.

Так, у И.С.Тургенева трагически, не совпадая во времени и пространстве со своей любовью, завершает жизнь бобылем господин NN («Ася»), а Базаров не знает гармонии различных сфер своего существования: любовной, социальной, профессиональной (заметим, что, как Василий Иванович, предрекает своему сыну успех, но не на поприще медицинском) сферах, и во многом поэтому жизненные силы изменяют ему. Храм природы с его сводами-деревьями, устремленными ввысь, торжественно замер и успокоился, лишь когда принял под покров «блудного сына» - тургеневского Базарова.

В целом, герои реалистического периода, как и писатели, стоявшие у истоков русского реализма, проблему отчуждения, безусловно ощущаемую и осмысливаемую ими, пытаются разрешить позитивно. Задача литературного героя в большинстве своем - нахождение своего места в мире, адекватная идентификация «я» в социуме. Эта задача, которая ставится и осмысливается Пушкиным в «Капитанской дочке». Она формулируется, авторским сознанием как проблема взаимопонимания членов сообщества: дворянина и крестьянина, дворянина и дворянина.

К подобному разрешению проблемы идет и герой Л. Н. Толстого, обнаруживая объединяющие его с «миром» связи. Адекватного выражения собственной доктрины ищут герои Ф. М. Достоевского. Усадебный мир, а, следовательно, и связь с землей, сохраняют персонажи романов И. С. Тургенева, любимые автором. Идеей национальной идентификации пронизано бытие героя Н. С. Лескова, расположившегося в тех же хронологических границах, что и персонажи произведений раннего А. П. Чехов.

Но у того же Толстого, а тем более Достоевского, есть герои, которые не только испытали отчуждение, ставшее для них судьбоносным, роковым (брат Константина Левина Николай, Анна Каренина, Иван Карамазов), но и никогда не смогут претендовать на воссоединение с остальным миром.

Наиболее ярко, на наш взгляд проблема отчуяедения человеческой личности заявила о себе еще в этико-эстетических установках русского романтизма и предстала в усложненной формуле отчуждения героя. Поиски братской души — лейтмотивный образ романтической культуры — обычно оборачивались тотальным разочарованием героя и выливались в ситуацию вторичного отчуждения (термин Ю. В. Манна). Однако романтический автор в русской традиции все же пытался найти в своем уединенном сознании тот уголок или тот род деятельности, которые позволили бы ему не поддаться разрушительной силе рефлексии. Так, А. С. Пушкин в Южных поэмах («Бахчисарайский фонтан»), создавая свою модель романтического мира, обращает автора к вечным ценностям- человеческой жизни — любви и творчеству. И даже герой лермонтовского периода русской литературы, стремящийся, угадать собственное назначение в игре судеб (Печорин, Лугин), тотально не совпадающий с «вектором» движения социума, сохраняет для себя островок вечных ценностей, которые* не позволяют романтически, отчужденной личности распасться до* основания. Таким идеальным этическим ориентиром для героев М; Ю. Лермонтова1 продолжает оставаться свобода, физическая и духовная^ свобода сознания, огонь, который, «кипит в груди» при всеобщем холоде жизни, надвигающейся- смерти, вселенском» одиночестве (Печорин, Мцыри, Демон).

Намг представляется, что анализ проблемы отчуждения- в прозе А. П. Чехова 1880-х-х годов невозможен прежде всего без- учета той традиции в художественном^ решении проблемы отчуждения, которая сложилась в романтической литературе. Сам А. П. Чехов достаточно часто использовал именно романтический ассоциативный ряд в своем творчестве, переосмысливая образную систему романтизма в соответствии с новыми условиями развития литературного процесса'.

На эту особенность чеховского художественного стиля указывает А. А. Смирнов. Исследователь обнаружил значимое для раскрытия чеховского образа Ионыча цитирование в повести стихов А. С. Пушкина и А. А. Дельвига. Романсы романтического периода (А. С. Пушкина «Мой голос для тебя и ласковый и томный» и А. А. Дельвига «Когда душа просилась ты»), краткие цитаты из которых предваряют вторую главу «Ионыча» и образуют, согласно тонкому анализу А. А. Смирнова, необходимый Чехову литературный код эволюции персонажа. Взлет и угасание души Дмитрия Ионыча идут вразрез с концепцией жизни истинно романтического персонажа. Ироническая реалистическая мотивация сцены несостоявшегося свидания на кладбище указывает на дальнейшее развитие персонажа, для которого «любые ценности теряют свою актуальность в пошлой среде»15. Старцеву суждено будет испить до дна чашу «пошлого» бытия, но, вероятно, и для самого Чехова, ранний «уход» Старцева был бы предпочтительнее, нежели окончательное расставание с «поэтизмом»16.

Ионыч» является этапным произведением- в творчестве писателя. Здесь, как и во многих сочинениях Чехова той поры, (в * том числе в «маленькой трилогии»), проблема отчуждения человека представлена в самом остром, драматическом ее звучании.

В данной работе мы обратились к анализу рассказов А. П. Чехова 1880-х-х годов, в которых в том или ином аспекте реализована проблема отчуждения1 человеческой личности. Несмотря на то, что в работах современных исследователей проблема отчуждения обозначена ' по отношению к творчеству А. П. Чехова 1880-х-х годов, но пристальному вниманию этот аспект прозы Чехова еще не подвергался. В литературоведении нет системного исследования тем, образов и мотивов,

15 Смирнов, А. А. Романтика Пушкина - антиромантизм Чехова (элегическая концепция романтиков в художественной системе новеллы Чехова «Ионыч»)/ А. А. Смирнов// Чеховиана: Пушкин и Чехов. [Вып.7]. -М.: Наука, 1998.-С.97.

16 В данном случае мы предлагаем свое осмысление цитаты из Дельвига, так как нам представляется, что, с точки зрения Чехова, уход, смерть Дмитрия Ионыча лучше, нежели его дальнейшая деградация. Однако автор должен следовать логике своей антиэлегической, антиромантической эпохи. У А. А. Смирнова концепция предстает в ином виде: «Если бы не скрытая ирония, то к Старцеву вполне резонно можно было бы переадресовать вопрос Дельвига— «Зачем тогда в венке из роз/К теням не отбыл я?». — Там же. - С 98. представляющих в художественном мире писателя 1880-х-х годов проблему отчуждения.

Исследование проблемы возможностей обретения смыслов персонажами в «отчуждающей» экзистенциальной повседневности или пограничных, экстремальных ситуациях, в которые помещает автор своих героев, не менее актуально и в отношении его юмористических и сатирических рассказов начала 1880-х-х годов. Более того, заслуживает пристального интереса вопрос о генезисе мотивно-образного ряда тоски, одиночества, мучительной рефлексии. Не менее- значим и вопрос о возникновении внутри чеховского текста типажей: отчужденных от активной общественной практики бывших социальных романтиков или персонажей — прежних бунтарей и самодостаточных личностей, приспособившихся к жесткому давлению среды, одиноких интеллигентов, пересматривающих свою жизнь и т.д.

Пародия, травестия, смысловая деконструкция ценностно-содержательных структур, которые в романтической и реалистической традицию осмыслялись как высокие или хотя бы позитивно приемлемые — вот характернейшие у молодого Чехова модусы художественности. В связи с этим* мотивно-тематический, персонажный, повествовательный, интертекстуальный планы художественной структуры произведений Чехова первой половины 1880-х-х годов представляют собой обширное поле исследования.

Вопрос о литературных истоках проблемы отчуждения у Чехова, о характере переработки в раннем творчестве Чехова романтических по своей литературной природе мотивов бунта и отчуждения, реалистических мотивов приспособления личности к условиям профессионального и бытового окружения и т.д. крайне важен в аспекте установления историколитературной преемственности и очевидного новаторства в литературном развитии.

Проблемы, связанные с феноменом отчуждения, столь характерные для творчества зрелого писателя, применительно к первому этапу творчества писателя, к поэтике «молодого Чехова» не были самостоятельно и системно представлены в работах филологов.

Приступая к анализу сочинений А. П. Чехова 1880-х годов в свете обозначенной исследовательской проблемы, мы» должны заметить, что при характеристике персонажей! и сюжетных ситуаций будем придерживаться того понимания проблемы отчуждения, которое предложил Валерий Иванович Тюпа. Он, анализируя более поздние по времени произведения 1890-х годов, где проблема отчуждения выходит едва ли не на первый план, противопоставляет понятия характер и личность. При этом «характер» соотносится, для него с социальной детерминацией персонажа, его «внешней» ролью, «футлярной разобщенностью» героев, а «личность» имеет глубинные интимные свойства, апеллирует к уникальности человеческого «я». Преодоление отчуждения1 героя возможно на пути столкновения «общечеловеческих свойств его личности» и социально характерного, типажного, стереотипного строя» его и чужой-жизни17. Так, новые качества отношений Гурова и Анны Сергеевны («Дама с собачкой») разрушают «стену уединенности человеческого «я» в тот момент, когда его [Гурова - Ел. Б.] внутреннему, «сердечному» знанию открылась под скорлупой «ничем не замечательного' » характера ничем не измеримая уникальность другой жизни' ее личностная самобытность. Это точка подлинного сближения» [Курсив В. И. Тюпы]18.

17

Тюпа В. И. Художественность чеховского рассказа - М.: Высшая школа, 1989. - С. 45.

18 Там же. - С. 43.

Целью работы является исследование художественного воплощения проблемы отчуждения в рассказах А. П. Чехова 1880-х-х годов. Она реализована через ряд исследовательских задач:

1) проанализировать проблему отчуждения с позиции ее социально-исторического выражения в рассказах 1880-х годов (историческая эпоха, запечатленная Чеховым, общественная психология, культурно-исторические и социальные реалии: образы разночинцев, чиновников, мещан и др.);

2) выявить систему актуальных культурно-эстетических и литературоведческих категорий, которые позволяют наиболее точно оценить художественную специфику решения проблемы отчуждения- (образ' -пейзаж; мотив, топика, реминисценция; травестия и пародия, обращение к архетипу);

3) выявить типы персонажей, в художественном воплощении которых проблема отчуждения наиболее значима («генерал» — чиновник, образ власти; человек искусства, ученый, молодой человек; падшая женщина, роковая женщина);

4) сопоставить художественное решение проблемы отчуждения, представленной в творчестве Чехова 1880- годов XIX века и варианты решения этой проблемы, в предшествующих художественных системах (романтизм) или в творчестве современников.

Научная новизна работы определяется выбором предмета исследования и ракурса исследования проблемы:

1) Анализ рассказов Чехова 1880-х годов, в которых с наибольшей полнотой подняты проблемы отчуждения, осуществлен с точки зрения функционирования в них актуальных литературоведческих категорий ( универсалии «мотив» и «архетип», модус и тип эстетического завершения: драматизм, трагизм, сатира, комизм, элегизм и др.[ концепция В.И.Тюпы], реминисценция).

2) Предпринимается соотнесение художественного решения проблемы отчуждения человеческой личности в творчестве раннего Чехова, в творчестве его современников (на примере Гаршина) и в предшествующей литературной традиции (на примере романтической прозы Э.Т.А. Гофмана, В.А. Сологуба и др. ).

Актуальность исследования определяется важностью и остротой экзистенциальных и связанных ними социально-психологических проблем в современном чеховедении, выходом в процессе анализа на художественное осмысление писателем онтологических, бытийных вопросов, поставленных сегодня в центр феноменологичесих и культурно-философских проблем литературоведения, нерешенностью вопроса о генезисе и путях формирования индивидуальной авторской стилевой манеры Чехова в 1880-е годы.

Положения, выносимые на защиту:

1) Проблема отчуждения, возникающая в творчестве Чехова 1880-х годов, актуализируется в следующих образах-персонажах: герой-разночинец, чиновник — «тайный советник», «генерал»; «человек искусства»; «роковая героиня», «падшая женщина»; молодой человек.

2) Драматизм как ведущий модус в художественном осмыслении феномена отчуждения и механизмы его проявления обозначились в образной системе рассказов 1880-х-х годов, однако он реализован в дополнительных (смежных) вариантах эстетического завершения — юмористическом, элегическом, саркастическом);

3) Диалог с предшествующей литературной традицией, обращение к интертекстуальному полю русской словесности, сущностная трансформация традиционных для классической литературы сюжетов явились важнейшей чертой поэтики рассказов 1880-х годов, художественно воплотивших проблему отчуждения.

4) Механизмы возникновения отчуждения в каждом произведении реализуются в индивидуальном сюжетно-композиционном рисунке, но типичным является столкновение личностного в персонаже и характерного, социально обусловленного начала - при доминировании последнего. Традиционные пути преодоления разобщенности человека и мира -искусство, природа, семья, любовь, вера — демонстрируют неоднозначные смысловые решения в чеховских произведениях, хотя и обладают мощным жизнестроительным потенциалом.

5) Диалог с предшествующей литературной традицией, сущностная трансформация традиционных для классической литературы сюжетов явились важнейшей чертой поэтики рассказов 1880-х годов, художественно воплотивших проблему отчуждения: в интертекстуальном поле русской словесности актуализируются мотивы и образы, созданные Д.И.Фонвизиным A.C. Пушкиным, Н.В. Гоголем, А.Н. Островским, В.М. Гаршиным, JI.H. Толстым и др.

6) Художественно значимым для творчества Чехова уже в 1880-е годы становится диалог с романтическим решением отчуждения человеческой личности (Н.Ф.Павлов, В.Соллогуб и др.)

7) В творчестве А. П. Чехова возникает взаимодействие раннеэкзестенциального философского осмысления проблемы отчуждения и традиционных для европейского и отечественного художественного сознания образов. В анализируемых чеховских рассказах художественные смыслы вокруг проблемы отчуждения осуществляется через диалог (чаще всего — травестированный) с мифопоэтической традицией, с Шекспиром, Гофманом, Беранже.

Методологической базой исследования является историко-генетический, историко-функциональный, типологический и сравнительно-исторический методы исследования:

Концепция исследования сформирована с учетом позиций, представленных в ряде теоретико-литературных и историко-литертаурных работ, среди которых, значимое влияние оказали; на нас труды В;Б. Катаева, В.И.Коровина, Л.М. Крупчанова, Ю.В.Манна, В.М.Родионовой, И: 11. Сухих, А. Д. Степанова, С. В. Тихомирова, В. И. Тюпы, В. Е. Хализева. При написании диссертации были использованы труды философского характера: сочинения С. Кьеркегора; Л: Шестова, М: Хайдеггера и дрг

Анализ рассказов А. П; Чехова 1880-х-х годов проведен с учетом опоры на категории- литературного. процесса: романтизм, реализм, универсальные категории поэтики — мотив, архетип, тип эстетического; завершения, автор. Именно они являются приоритетными для данной работы.

Практическая значимость работы. Материалы настоящего исследования могут быть использованы в лекционном курсе по истории русской литературы последней трети XIX столетия, при подготовке специальных курсов по истории русской литературы, творчеству Чехова, а также на практических занятиях по теории литературы.

Апробация работы

Работа апробирована . на научно-практической конференции «Филологические традиции и современное литературное и лингвистическое образование» (Москва, 2006 г.), результаты работы опубликованы в 2-х статьях.

Структура работы, работа состоит из Введения, трех глав, заключения, списка использованных источников и библиографии.

 

Заключение научной работыдиссертация на тему "Проблема отчуждения и способы ее художественного воплощения в рассказах А.П. Чехова 1880-х годов"

Выводы по третьей главе

В третьей главе работы проблема отчуждения в чеховской прозе анализируется в тех рассказах Чехова 80-х годов, главными героинями которых являются женщины. Уже в. этот период появляется собственно чеховское осмысление традиционной типологии-женского образа. Роковая женщина проявляет себя в раннем1 творчестве Чехова в. нескольких ипостасях (рассказы «Тина», «Ведьма», «Аптекарша»). Роль переходного образа выполняет героиня, подчиняющаяся любви-страсти («Несчастье»). В 80-е годы появляется и чеховский вариант падшей женщины («Анюта», «Знакомый«мужчина», «Хористка»).

- Все героини, находящиеся на' разных ступенях общественной лестницы, в разных социальных нишах, в той или иной степени испытали отчуждение: от любви, поддержки духовно близкого человека; семейного уюта, счастья материнства.

Типологически родственной чертой чеховской героини, образ которой проанализирован нами' в третьей главе становится отказ/ отчуждение персонажа от женской, материнской сущности. Роковая героиня Сусанна Моисеевна («Тина»), Раиса Ниловна («Ведьма»), жена аптекаря («Аптекарша») лишены счастья материнства. Софья Петровна из рассказа «Несчастье» является матерью маленькой девочки, но при этом не чувствует подлинной материнской любви (холод, исходящий от ребенка). Профессии остальных персонажей («Хористка», «Знакомый мужчина») вовсе не предполагают семейного, материнского счастья.

- Чеховские героини редко становятся обладателями личной тайны. В их поведении, образе жизни, мировоззрении преобладают социальные характеристики, ролевые установки, стереотипы поведения, которые определило для них общество. В то же время же чувственная сторона жизни этих героинь, как правило, лишена духовной основы. Подобного рода сочетание исключает возможность возрождения персонажа. Архетипическая вертикаль возрождения, в которую должен быть вовлечен человеческий дух, заменяется обратным движением — вниз, к «тине» (Сусанна Моисеевна - «Тина»). Мечты о высоком чувстве любви заменяют мечтания о социальном благополучии (Раисаг Ниловна, «Ведьма») и жажде любовных приключений.(«Аптекарша»).

-Мотив возрождения героини» в рассказе «Знакомый мужчина» приобретает у Чехова грустно-ироническое звучание. Цель всех «движений» героини* (физических перемещений и психологических состояний) состоит в стремлении снова стать прежней Вандой и попасть в ресторан под названием «Ренессанс», где она и оказывается вновь в финале. Свое возрождение героиня мыслит лишь в плоскости обретения прежнего статуса ( удачливой, хорошо одетой проститутки), в конце рассказа она его вновь обретает, но «ренессанс» чреват новыми нешуточными угрозами* болезнь). Прием умолчания; некоего провала в повествовании (то, что произошло с Настей за тот период, когда, автор остановил повествование) и создает пародийное переосмысления процесса перерождения, ибо, вероятнее всего, это была все та же выгодная торговля собой.

В основе4 чеховского рассказа лежит своеобразная инверсия идеи возрождения человека: изменения, происходящие с Настей Канавкиной, ее превращение в Ванду представляется пародией на вертикаль духовного роста.

Превращение Анюты («Анюта») в вещь, автоматизм ее действий, равнодушие к жизни также являются следствием отношения к ней жизни. Девушка, которую художник временно одалживает у своего приятеля медика для того, чтобы она позировала для картины, изображающей Психею, лишена души.

Апатия, закрытость для внешних эмоций становится для Анюты средством ее сопротивления действительности. Причина в апатии, безразличии к жизни, которая давно отвергла ее. Анюта демонстрирует своего рода модель «экзистенциального» равнодушия к жизни и приятия ее такой, какая она есть.

В рассказах «Анюта», «Хористка», «Знакомый мужчина» возникает сюжетная ситуация rendez-vous. Мы сопоставили! обозначенные рассказы Чехова 1886 года с дилогией В. М. Гаршина «Происшествие» и «Надежда, Николаевна». Последний рассказ появился в непосредственной «близости» к чеховским рассказам, в 1885 году. Основанием для сопоставления стал центральный мотив дилогии и чеховских рассказов - мотив духовного возрождения героини: у Гаршина он в судьбе героини (несмотря на' трагическую развязку «позднеромантического» сюжета) реализовался, у Чехова констатируется невозможность подобного возрождения. Сюжетная ситуация rendez-vous (в нашем случае — появление «знакомого мужчины») по-разному преломляется в текстах писателя. Если для Надежды Николаевны такое возрождение возможно, то героини Чехова лишены надежды на него. Рядом с ними не находится « знакомого мужчины » в роли духовного наставника^ Духовная апатия, закрытость внутреннего мира, личностного начала становятся способом сопротивления героини равнодушной к ней жизни.

В дилогии Гаршина и рассказах Чехова существуют типологически близкие приемы изображения героинь: мотив спуска и подъема героинь, топос проруби (Гаршин); топос «Лисабон»; «Ренессанс» (Чехов); портретная зарисовка персонажей (Шарлотта Корде — у Гаршина; Психея у Чехова).

- Особую роль в рассказах Чехова приобретает образ-пейзаж: он может возникать в составе авнтюрного топоса, носить фольклорно-мифологический характер (поле, дорога - «Ведьма», «Аптекарша»); восходить к архетипическому началу («райский сад» Сусанны Моисеевны

- «Тина»); приобретать метафизическую неподвижность (неподвижные облака — «Несчастье»). В» любом» случае пейзаж становиться средством характеристики, косвенной оценки героини, ее намерений, внутренней природы, чаще всего - не способной к подлинному развитию:

- Существенную роль в рассказах Чехова> играют отсылки к классической литературной- традиции, прямое или завуалированное обращение к устойчивым темам и, образам, русской классической литературы, которые в новых художественных условиях обретают новое эстетическое наполнение. Так, ассоциативный ряд, связанный с образом Сусанны Моисеевны, образуется за счет мифологических иг книжно-литературных, музыкальных образов-(романс Mt И. Глинки на-стихи Н. Ф. Павлова «Она безгрешных сновидений»); образ Раисы Ниловны сочетается со стихией народных поверий, фольклора.

- Драматизм как ведущий модус художественности [В. И. Тюпа] в» творчестве Чехова позволяет по-новому • расставить акценты > в традиционной* сюжетной схеме «rendez-vous»; теме поэта и поэзии («Весной»); одиночества молодого человека («Иван Матвеич», «Володя»). Тип эстетического завершения варьируется от юмористического, элегического — вплоть до саркастического («Аптекарша»). В рассказе

Ведьма» драматизм как эстетическая доминанта приобретает юмористическую тональность эстетического завершения по отношению к образу Савелия Гыкина. Любовь-ненависть к жене-ведьме обнаруживает таящуюся где-то в глубине души героя тайну: умение очаровываться. Финал долгого вечера, изображенный, как и начало повествования, с позиций героя, подтверждает эту мысль: «сверхъестественная, дикая сила» — не только и не столько свойство героини, сколько субъективное, личностная черта персонажа, не утратившего способность любить и «поэтизировать» Другого.

Новаторство в разрешении сюжетных ситуаций чеховских рассказов становится очевидным в сопоставлении с классической литературной традицией («Аптекарша» Соллогуба).

Чехов использует в рассказах весь возможный спектр средств поэтических средств, позволяющих высветить характер и механизмы отчуждения героини.

Заключение

Для, анализа интересовавшей нас проблемы отчуждения человеческой личности в творчестве А. П. Чехова 80- х годов мы использовали ряд произведений автора 1886 года («На пути», «Иван Матвеевич», «Весной», «Аптекарша», «Хористка»), а также несколько более ранних текстов («Цветы запоздалые»,. «Смерть? чиновника», «Месть», 1882, 1883 годов) и рассказ «Володя», наиболее поздний из всех проанализированных сочинений (1887 года), находящийся на границе первого периода творчества Чехова.

Нашей; задачей/ было проследить, в каких смысловых планах представлена ранним Чеховым сама проблема отчуждения человека, какими видит . автор социально-исторические и личностные; экзистенциальные механизмы возникновения отчуждения. В каких социально-психологических, типах реалист Чехов зафиксировал проблему? Какие стилевые приемы, стали доминирующими при-решении данной художественной, психологической и социально-исторической проблемы? Как, благодаря травестийному, часто комическому переосмыслению романтических: или позднеромантических сюжетов выходит за рамки «серьезной» линии в решении проблемы отчуждения, наметившейся у.позднего Достоевского, Толстого, Гаршина, но не лишает ее подлинного драматизма? В зрелом творчестве Чехова проблема отчуждения станет едва ли не основной, а он сам, благодаря выраженной экзистенциальной проблематике и художественному новаторству -предтечей новой (модернистской) эстетической1 системы. i

Из множества определений проблемы отчуждения, существующих в чеховском- литературоведении (например, одиночество, непонимание между людьми, проявление логики: механической жизни, доминанта абсурдного существования - В. Я. Линков; «провалы коммуникации», «наиболее очевидная ситуация «диалога глухих»; наиболее очевидные провалы в первичных жанрах - А.Д. Степанов) мы остановились на определении В. И. Тюпы. Он предлагает рассмотреть проблему отчуждения у Чехова с позиций противопоставления личности и характера. При этом «характер» соотносится для него с социальной детерминацией персонажа; подверженностью человека общим, стереотипным его «футлярностью», а «личность» имеет подлинные,, восходящие к общечеловеческим ценности, глубинные интимные мотивации; апеллирует к уникальности-человеческого «я».

Оппозиция; социального и личностного при невозможности проявления; внутреннего мира персонажа и< подавляющем; воздействии социального в, героях/герое (стереотипов;,, возрастных, и> социальных предрассудков, конвенциональное™ и др.) выявляет , художественный механизм возникновения «отчужденности» в человеческом сообществе. Традиционные пути; преодоления его — искусство; природа, семья; любовь, вера5 - демонстрируют неоднозначные смысловые; решения;; в чеховских произведениях, хотя и обладают мощным потенциалом. Рост личностного самосознания; индивидуальная напряженная рефлексия над стереотипными ролями и формами поведения, как и апеллирование к универсальным ценностям — лишь залог, незакрытая возможность преодоления разобщенности и экзистенциального одиночества.

Как мы увидели, концепция отчуждения человека в современном Чехову мире формируется в творчестве писателя не только под влиянием конкретной; историко-культурной; ситуации, но и на основании множества генетически присущих русской литературе мотивов, ассоциаций, этических и эстетических приоритетов.

Мы проанализировали в первом параграфе первой главы художественную реализацию проблемы отчуждения на материале рассказов

Цветы запоздалые» (1882 г.) и «На пути» (1886 г.); оба рассказа объединены судьбой и образом героя-разночинца — персонажа во многом знакового для литературы предшествующего периода.

В результате анализа мы пришли к следующим выводам.

Рассказы демонстрируют два возможных варианта судьбы персонажа-разночинца: 1) путь отчуждения и обретение смысла существования в кульминационной драматической точке этого пути (доктор Николай Топорков); 2) отчуждение и бессмысленный поиск идеологического и личностного смысла существования на бесконечном пути; в идейно-эстетическом плане это своеобразное травестирование устойчивого образа-персонажа (Григорий Петрович Лихарев).

Романтическая элегическая инверсия названия - «Цветы запоздалые» не только предопределяет ожидаемый финал - смерть героини, но дает толчок к раскрытию глубинных свойств личности героя. Доктор Топорков после смерти Мару си < вовсе не закрылся для новой жизни, хотя он по-прежнему лечит барынь и копит пятирублевки. Он прикоснулся к тайне другой личности, другой души; запрограммированный, казалось бы, «механизм» социального поведения дал сбой. Ирония Чехова (Топорков позволяет Егорушке, так похожем на Марусю, бездумно тратить деньги) в некоторой степени корректирует представление о сентиментальном настрое «нового» Топрокова. Пути нравственного восхождения героя оказываются проблематичными.

В рассказе «На пути» героиня Мария Иловайская могла бы помочь герою преодолеть отчуждение и непонимание, но контрастные характеристики, которыми награждает Чехов Лихарева (виноватый вид и желание деятельной веры; стремление переделывать окружающий мир и беспомощность героя в отсутствии архетипического материнского начала в жизни героя) не позволяют героине этот барьер преодолеть. Образ «освобождения от шалей» («раскутывание») и сборов Иловайской в дорогу («закутывание») ассоциируется со сложной линией развития отношений персонажей, а в финале отказ Маши Иловайской от помощи Лихареву.

На наш взгляд, в заключительных фразах Лихарева о «двух штрихах», которые бы помогли ему перестроить сознание Маши, содержится горькая авторская ирония над героем, который не смог обнаружить' истинные глубины собственной личности, предпочтя- в очередной раз увлечься стертыми формами высоких, но безликих идей.

Во втором параграфе проанализирована проблема отчуждения в жизни молодых чеховских героев.

• В данном случае мы- позволили себе не согласиться с В. Я. Линковым, который утверждал в монографии 1982 года, что одиночество, отчуждение, усталость - это показатели старения1 социума, что предопределило в творчестве А. П. Чехова, большое число стариков, отставных генералов; чиновников, доживающих свой- век. Однако, на наш взгляд, проблема отчуждения человеческой личности' возникает' в сочинениях писателя 1880-х-х годов и при изображении молодого героя. С нашей точки зрения, подобного рода сюжеты, в которых в центре внимания Чехова оказывается молодой человек, представляют собой инверсию романтического разочарования.

Подобного рода разочарование может быть игрой, но может рассматриваться и как попытка.наметить путь к преодолению отчуждения.

В первом рассказе «Иван Матвеич» образ главного героя представляет собой юмористическую «маску» комического. Чудачество героя обнаруживает уникальность этого персонажа и становится, по выражению В. И. Тюпы, смыслопорождающей моделью присутствия «я- в мире». Простодушие Ивана Матвеича помогает ему найти тонкую путеводную ниточку к тайникам души ученого.

В жизни героя второго рассказа - Володи («Володя») - такого человека, в котором бы жили воспоминания об утраченном простодушии или естественной жизни, нет. Володя усваивает только игровое клише во взаимоотношении людей, но- воздвигает стену между собой и> жизнью ■ (игра; Нюты в любовную, страсть, разговоры о сыне, похожесть на Лермонтова,, сцена с пистолетом, последние видения Володи).

Оба персонажа, каждый1 по-своему, возникают из сюжетных ситуаций, представляющих инверсию- ' романтического конфликта: Развивающийся в новых условиях этот, конфликт приобретает комические (маска' юмора — «Иван Матвеич») или трагифарсовые («Володя») черты. Оба рассказа - очерчивают личностные начала двух юношеш Не; случайно■ в сильную позицию рассказа вынесены личные имена > героев.

Простодушный»- чеховский герой, к которому относится и Ванька Жуков из рассказа «Ванька»; кажущийся чужим в урбанистическом; пространстве, в большей степени» соответствует представлению; о живом герое,- , не утратившим свою связь, с естественным, миром: Он оберегает тайну своего мира, позволяющую ему держаться1 в жизни.

Последний параграф; первой главы - «Попытка преодоления отчуждения в прозе Л. 77. Чехова 1880-х-х годов: поиск духовного пути»— посвящен" художественному воплощению попытки преодоления героями? собственного отчуждения в1 искусстве, творчестве, в эстетическом начале веры. Поиск духовного идеала, духовного пути преодоления отчуждения не всегда даже присутствует в сознании людей искусства, но часто обозначен трагическими интонациями.

В начале этой главы мы проанализировали рассказ «Месть» (1883) , «Он и она», «Барон» (1882), имеющие непосредственное отношение к людям искусства. Искусство в рассказе «Месть» теряет свой гуманистический смысл. А оппозиция немолодого провинциального комика и актрисы с амплуа Ingenue, брошенной возлюбленным, но демонстрирующей веру в любовь, замыкает на себе семантическую многозначность рассказа. В комическом контексте возникают отсылки и ассоциации, связанные с идеями Шопенгауэра. Завершающий рассказ чеховский прообраз экзистенциального «ничто» (которое будет маркировать в начале нового века ветвь философского экзистенциализма) высвечивает глубинный разлад человека и социума, человека и искусства. В рассказах «Он и она» и «Барон», объединяющий людей, жизнестроительный потенциал искусства не исчерпан, но трагикомический пафос определяет всю сложность реального существования (в том числе со-существования и борьбы) людей театра.

Преодолению разобщения посвящены рассказы « Весной» и «Святой ночью».

Чехов назвал свой рассказ «Весной», вложив в название вполне традиционную семантику обновления, расцвета, формирования новой жизни, молодости, однако даже попытки героя совпасть с естественным циклом обречены на провал (отношение садовника, охотника к природе, к которой оба относятся прагматически, но при этом воспринимают всю красоту окружающего мира).

В рассказе возникает чеховский вариант осмысления темы «поэт и толпа». Рассказ композиционно скреплен традиционными для подобной темы jb классической литературе XIX века оппозициями: возвышенное — земное; толпа - творец; одиночество — поиск братской души.

Ответственность за судьбу литератора в финале рассказа Чехов переносит с толпы на самого персонажа.

Творческое осмысление окружающего мира, нравственно-эстетическое приятие Божьего творения - суть бытия иеродьякона Николая («Святой ночью»). Приобщение к единству мироздания в пасхальную ночь через восприятие всеобщего ликования, радостного ощущения окружающего мира, отчасти - через христианскую символику - путь к преодолению отчуждения рассказчика и послушника Иеронима.

Изображение пасхальной ночи сопряжено у Чехова с семантикой * множественности; важную роль играют символика цвета1 и. света, оппозиция огня и тьмы. Семантика множественности (много звезд, много людей) призвана воссоздать идею всеобщности, слиянности земного и небесного и установить своеобразную вертикаль, которая так< свойственна архетипическому пасхальному сознанию русского человека.

Архетипической природой обладает мотив блуждания Иеронима ночью по» темной реке. Одиночество Иеронима противопоставлено пасхальному единству остальных персонажей.

С позиции решения проблемы отчуждения Иероним находится на пути к осмыслению своего места в мире без иеродьякона Николая, по сравнению с Макаром Денисычем («Весной»), чье зависимое и в целом эгоистическое отношение к жизни может завершить окончательное процесс отчуждения.

Во второй главе работы «Образы чиновников в творчестве А. П. Чехова 1880-х-х годов и проблема отчуждения» предметом анализа была чеховская трансформация значимого для всей русской литературы XIX века конфликта «маленький человек — значительное лицо». В чеховской огласовке центральную позицию в конфликте занял образ значительного лица, которое за оболочкой своей ярко выраженной социальности скрывает одиночество, невостребованность, угрозу одинокой старости, надежду на обычные человеческие отношения. Во второй главе для анализа были выбраны рассказы «Смерть чиновника» (1883), «Тайный советник» (1886), «Скука жизни» (1886).

Социальный и личностный вакуум, в котором живут чеховские герои рассказов 1880-х-х годов, обостренно поставленная идея разобщенности потребовала и специфические художественные приемы, направленные на трансформацию прежних ценностно-содержательных структур. Характерно существенное изменение устойчивых конфликтов; пародия и травестия образов, существовавших в прежней романтической и реалистической традиции и, чаще всего, обладавших позитивным эстетическим зарядом, превращаются в инструменты создания драматического или трагического модуса, трагифарсовых ситуаций.

В связи с этим особое внимание в исследовании было уделено мотивно-тематическому анализу в рассказах Чехова, переосмыслению и переакцентировке ряда образов, которые позволяют говорить о редукции или модификации литературной1 традиции.

Так, в рассказе «Смерть чиновника» это прием использования смешных фамилий, который возникает у Чехова не только потому, что ему необходимо реализовать собственно комический прием соответствия/несоответствия статуса персонажа его имени, но и соотносится в рассказе с литературной традицией, участвует в диалоге с предшествующей литературой (Бризжалов-Червяков: олитературная реминисценция стихотворения П. Беранже «Знатный приятель», новеллы Э.Т.А. Гофмана «Дон Жуан»).

Интертекстуальная природа чеховского образа порождает редукцию устойчивых образов и понятий. Так, романтическое восприятие мира, возникающее на фоне отсылки к новелле Э.Т. А. Гофмана, разрушается за счет смысловой инверсии персонажей и мотивов: возникает пародийная зарисовка наслаждения зрителя - далекого от серьезной музыки: Червякова - комической оперой «Корневильские колокола». Псевдокатарсис Червякова, обусловлен отнюдь, не восприятием сценического? действа, не его исполнением, а происшествием с генералом, что окончательно разрушает традиционную романтическую мотивировку смерти-героя (музыка^ как источники'- запредельного, пирводящего к смерти; творческого экстаза): Здесь* страх, и- трепет становятся свидетельством; фатальной ограниченности и банальной' трусости человека, раскрытой в лаконичном комическом повествовании.

Чеховский «генерал», значительное- лицо; часто появляется вне формальной; профессиональной обстановки; Так, например; в театре; встречаются Бризжалови* Червяков; на вокзале «толстый» >ик<тонкий». Вне; своих? профессиональных; обязанностей: представлен в рассказе «Тайный советник» генерал Гундасов.

Исчезновение непосредственной.социальной мотивации и замена ее родственными отношениями с хозяйкой имения (генерал родной брат Клавдии, Архиповны) не отменяют, а наоборот усиливают повышенное внимание, страхи и тайны, вокруг образа, тайного советника. Социальная сущность героя возникает из мифопоэтических и библейских образов и ассоциаций, собственного мифотворчества персонажей (прием градации в речи Клавдии Архиповны: тайный советник, генерал; ангел; преображение дома и мира, явление камердинера Петра).

Переосмысление традиционного конфликта маленький человек -значительное лицо осуществляется за счет сглаживания гипотетического конфликта между тайным советником и обитателями Кочуевки. Конфликт меняет очертания не только за счет исчезновения тайны столичного гостя (пустота и немощность Гундасова), но и за счет взаимопроникновения полюсов конфликт, установления их равенства. Персонажи, которые мыслятся как возможные участники конфликта (Победимский и управляющий); оказываются обычными, хотя и претендуют на обособленность; пустыми (Победимский); представляют собой персонажей, травестирующих конфликт (Победимский, Федор) и,, таким образом, сравниваются в функциональном плане с Гудасовым, делая любые конфликтные отношения лишенными'смысла.

Существенные изменения конфликта возникают в- результате раскрытия' «тайны» генерала (любовные симпатии' к Татьяне Ивановне), а также редупликации реакции на раскрытие «тайны» Победимского и Федора (двойное «Я не позволю!»), произносимое «маленькими героями». Из страшного и загадочного тайный советник превращается в легкомысленного, вертлявого, «мышиного жеребчика», трусливого старика.

В рассказе возникает специфическое наполнение понятия «странный» герой и изменение сложившихся в романтической эстетике приоритетов (странные герои, претендующие на исключительность, Федор, цыганского рода и «образованный» Победимский).

Существенную роль в тексте рассказа Чехова- начинает выполнять символическая звуковая деталь (романс на стихи Н. Ф. Мерзлякова «Среди долины ровныя»). В музыкальных партиях Победимского и Федора открываются их нереализованные претензии к миру. У Победимского — стремление быть замеченным, тонкая душа - у Федора.

Мотив социального отчуждения героя от обитателей Кочуевки вводится за счет различных приемов. Кроме мифотворчества кочуевцев, следует назвать географическую оппозицию Петербург - Кочуевка, Мариенбад - Кочуевка. В данном случае Мариенбад и Петербург обозначают места обитания генералов. Возвращение эффекта социального отчуждения Гундасова после выяснения отношений с Федором и Победимским обозначено приездом губернатора, образ которого являет собой символическое выражение власти.

Реализация понятия отчуждения) происходит и через семантическое наполнение образов страха (пародийное* и непосредственное восприятие: священный ужас, ошеломил, обезумели, смерть турманов).

Сближение Анны Михайловны и< Аркадия Петровича, героев, потерявших свою единственную дочь, — горькая попытка найти оправдание своей жизни и смысл последних дней бытия.

В рассказе «Скука жизни» происходит отталкивание от традиционных представлений от идиллического модуса. В современных условиях идеал Филемона и Бавкиды — Пульхерии Ивановны и Афанасия Ивановича не возможен.

Некоторые черты идиллического модуса, которые можно зафиксировать в тексте рассказа, проявляют себя в неполном, незавершенном виде, что, на наш взгляд, можно рассматривать как осознанный авторский прием (циклическое время сближения и новых отношений Анны Михайловны и генерала; доминанта образов зимы и осени, смертельного холода). Он призван подчеркнуть черты нового времени, в котором люди становятся уязвимы для отчуждения и одиночества, страха смерти. Парадоксальным образом преодоление отчужденности между героями, которое выразилось в том, что они сумели сказать друг другу о главном (о дочери, и о своей жизни), открывает перед ними ту самую «скуку жизни», то есть исчерпанность осмысленного существования героев. Именно этот немой вопрос и читается в глазах Анны Михайловны и генерала вплоть до кончины Аркадия Петровича. Процитируем этот фрагмент текста рассказа: «Ночи коротали они разговорами, а днем без дела слонялись по комнатам или по саду и вопросительно заглядывали в глаза друг другу» [с.203].

Замкнутое пространство и циклическое время. - признаки идиллического хронотопа — в рассказе Чехова утрачивают свое первоначальное значение. В «Скуке жизни» связь поколений'прерывается: родители, старики, оказываются у могилы дочери, следовательно, и любые попытки обрести смысл существования оказываются «иллюзорными», а идиллический хронотоп теряет свое сущностное наполнение и начинает осмысливаться как своеобразная травестия. Аркадий Петрович умирает, а Анна Михайловна стремится к отказу от мирского существования. Так исчерпывается сама идея наполненной смыслом, мудрой старости.

Искусство, человечность и терпимость, теплота семейных отношений — все эти традиционные ценности «не работают» в мире чеховского рассказа. Но за ярким комизмом, в* глубине пародийных контекстов, гротескных характеров и ситуаций явственно ощутим чеховский идеал: устремленность к человеческому единению, гуманизму, обретению подлинной свободы, высоких смыслов бытия.

Третья глава нашей работы «Типология женских образов в рассказах Чехова 1880-х-х годов» посвящена типологии женского образа в рассказах Чехова 1880-х-х годов.

Это образы роковой женщины, который проявляет себя в раннем творчестве Чехова в нескольких ипостасях (рассказы «Тина», «Ведьма», «Аптекарша»); переходный образ - героиня, подчиняющаяся любвистрасти («Несчастье»); падшая женщина («Анюта», «Знакомый мужчина», «Хористка»). Все героини, находящиеся на разных ступенях общественной лестницы, в разных социальных нишах, в той или иной степени испытали отчуждение: от любви, поддержки духовно близкого человека, семейного уюта, счастья материнства.

Образы женщин-героинь- в рассказах Чехова 1880- х годов» так: или; иначе соотносятся с архетипическим началом женственности. Так, роковая героиня Сусанна Моисеевна ( «Тина»),. Раиса Ниловна («Ведьма»), жена« аптекаря («Аптекарша») лишены счастья материнства. Софья; Петровна из рассказа «Несчастье» является матерью маленькой; девочки; но при этом; не чувствует подлинной материнской любви (холод, исходящий от ребенка).

Драматический пафос который становится доминирующим в. творчестве Чехова уже в 1880-е. годы, определяет особенность развития сюжетов. Так, чеховские героини и герои- редко становятся обладателями личной тайны. В их поведении, образе жизни, мировоззрении преобладают социальные характеристики, ролевые установки, стереотипы поведения,, которые; определило для них общество; - или; же чувственная сторона, лишенная духовной- основы. В таком случае архетипическая вертикаль возрождения, в которую должен быть' вовлечен; человеческий? дух,, заменяется обратным движением - вниз, к «тине» (Сусанна1 Моисеевна, «Тина»); мечте о социальном благополучии /(Раиса Ниловна; «Ведьма»); жажде любовных приключений («Аптекарша»),

Мотив возрождения героини в. рассказе, «Знакомый мужчина» приобретает у Чехова грустно-ироническое звучание. Цель всех «движений» героини (физических перемещений и психологических состояний) состоит в стремлении снова стать прежней Вандой и попасть в ресторан: под названием «Ренессанс», где и оказывается вновь в финале. Свое возрождение героиня мыслит лишь в плоскости обретения прежнего статуса ( удачливой, хорошо одетой проститутки), в конце рассказа она его вновь обретает, но «ренессанс» чреват новыми нешуточными угрозами (болезнь). Прием умолчания, некоего провала в повествовании (то, что произошло с Настей за тот период, когда автор остановил повествование) и создает пародийное переосмысления процесса перерождения, ибо, вероятнее всего, это была все та же выгодная торговля собой1.

В основе чеховского рассказа лежит своеобразная инверсия идеи возрождения человека: изменения, происходящие с Настей Канавкиной, ее превращение в Ванду представляется пародией на вертикаль духовного роста.

Превращение Анюты в вещь, автоматизм ее действий, равнодушие к жизни также являются следствием отношения • к ней жизни. Девушка, которую художник временно одалживает у своего приятеля медика для того, чтобы она позировала для картины, изображающей Психею, лишена души.

Апатия, закрытость для внешних эмоций' становится для Анюты средством ее сопротивления действительности. Причина в апатии, безразличии к жизни, которая давно отвергла ее. Анюта демонстрирует своего рода модель «экзистенциального» равнодушия к жизни и приятия ее такой, какая она есть.

В рассказах «Анюта», «Хористка», «Знакомый мужчина» возникает сюжетная ситуация rendez-vous. Мы сопоставили обозначенные рассказы Чехова 1886 года с дилогией В. М. Гаршина «Происшествие» и «Надежда Николаевна». Последний рассказ появился в непосредственной «близости» к чеховским рассказам, в 1885 году. Основанием для сопоставления стал центральный мотив дилогии и чеховских рассказов — мотив духовного возрождения героини: у Гаршина он в судьбе героини (несмотря на трагическую развязку «позднеромантического» сюжета) реализовался, у Чехова констатируется невозможность подобного возрождения. Сюжетная ситуация rendez-vous (в нашем случае — появление «знакомого мужчины») по-разному преломляется в текстах писателя. Если для Надежды Николаевны такое возрождение возможно, то героини Чехова лишены надежды на,него. Рядом с ними не находится « знакомого мужчины » в роли духовного наставника. Духовная апатия, закрытость, внутреннего мира, личностного начала становятся способом сопротивления героини равнодушной к ней жизни.

В дилогии Гаршина и рассказах Чехова существуют типологически близкие приемы изображения героинь: мотив спуска и подъема* героинь, топос проруби (Гаршин); топос «Лисабон»; «Ренессанс» (Чехов); портретная зарисовка персонажей (Шарлотта Корде - у Гаршина; Психея - у Чехова). 1

Особую роль в рассказах Чехова приобретает образ-пейзаж: он может принадлежать авнтюрному топосу, носить фольклорно-мифологический характер (поле, дорога - «Ведьма», «Аптекарша»); восходить к архетипическому началу («райский сад» Сусанны Моисеевны — «Тина»); приобретать метафизическую неподвижность (неподвижные облака — «Несчастье»). В любом случае пейзаж становиться средством характеристики, косвенной оценки героини, ее намерений, внутренней природы, чаще всего — не способной к подлинному развитию.

Существенную роль в рассказах Чехова играют отсылки к классической литературной традиции, прямое или завуалированное обращение к устойчивым темам и образам русской классической литературы, которые в новых художественных условиях обретают новое эстетическое наполнение.

Драматизм как ведущий модус художественности [В. И. Тюпа] в творчестве Чехова позволяет по-новому расставить акценты в традиционной сюжетной схеме «rendez-vous»; теме поэта и поэзии («Весной»); одиночества молодого человека («Иван Матвеич», «Володя»). Тип эстетического завершения варьируется от юмористического^ элегического — вплоть до-саркастического («Аптекарша»). В' рассказе «Ведьма» драматизм как эстетическая .доминанта приобретает юмористическую: тональность эстетического завершения по отношению к образу Савелия Гыкина. Любовь-ненависть, к жене-ведьме обнаруживает таящуюся где-то в. глубине души героя тайну: умение очаровываться. Финал долгого? вечера, изображенный; как и начало повествования, с позиций героя; подтверждает эту мысль:, «сверхъестественная; дикая, сила» — не только и не столько свойство героини, сколько субъективное,, личностная: черта персонажа, не утратившего способность любить и «поэтизировать» Другого.

Новаторство; в разрешении сюжетных ситуаций чеховских рассказов становится очевидным в сопоставлении; с классической; литературной традицией («Аптекарша» Соллогуба).

Чехов; использует в рассказах весь возможный спектр средств поэтических средств, позволяющих: высветить характер и механизмы отчуждения героини:.

Если ассоциативный ряд; связанный с образом Сусанны Моисеевны, образуется: за счет мифологических и книжно-литературных, музыкальных образов; (романс Mi И: Глинки на стихи Н. Ф. Павлова «Она безгрешных сновидений»); то г образ Раисы Ниловны - это стихия- народных поверий; фольклора.

Итак, проблема отчуждения в прозе Чехова 1880-х-х годов отчетливо складывается в лейтмотив, реализующийся через выбор повторяющейся тематики, топики, сюжетных ходов и системы персонажей. Отчуждение как распадение связей, одиночество, непонимание обнаруживается во всех сферах жизни и деятельности общества 1880-х годов: в профессиональной деятельности («Весной», «Иван Матвеич», «Месть»); в выборе идеологических приоритетов («На пути») и социальной роли («Тайный советник»; «Скука жизни»); в сфере внутренней работы духа («Святой ночью»); в личностных отношениях («Цветы запоздалые», «Несчастье», «Аптекарша»).

Анализ рассказов А. П. Чехова 1880-х годов позволяет сделать вывод о том, что их автор в художественной форме осмыслил общее свойство времени, состояние мира, в котором отчуждение предстало уже не столько как художественный анахронизм эпохи романтизма, но как новая грозная реалия жизни. Механизмы отчуждения, действующие в окружающем» героев • мире, инициируют появление драматической доминанты. Драматизм становится основным типом эстетического завершения в проанализированных нами рассказах Чехова. Противостояние личного (личной тайны, сокровенных сторон личности) и социального (характера) внутри человека, героя чеховского рассказа1880-х годов определяет победу или поражение духовности в образе персонажа, стремление к единению людей или отказ от него.

В 1890-е годы образ отчуждения обретет у Чехова устойчивость образа-топоса, образа-лейтмотива: появится чеховский «футляр», футлярность героя. Образ «человека в футляре» обретет в творчестве Чехова характер персонального авторского знака. Но существенные черты этой художественно выведенной идеи, самого состояния общества были подготовлены прозой А. П. Чехова 1880-х годов.

 

Список научной литературыБашилова, Елена Игоревна, диссертация по теме "Русская литература"

1. Список источников

2. Чехов А. П. Полное собрание сочинений и писем: в 30 т. / Чехов А.П.Редкол.: Н. Ф. Бельчиков(гл. ред.) и др.; АН СССР; Ин-т мировой литературу им. М. М. Горьког- М.:Наука , 1974-1984.

3. Чехов А. П. Собрание сочинений: в 12 т./ А. П.Чехов под общ. ред. В. В. Ермилова, К. Д. Муратовой, 3. С. Паперного, А. И. Ревякина.-М.: Худ. лит., 1960-1964.1.. Список использованной литературы

4. А.П. Чехов в воспоминаниях современников сост., подгот. Текста и коммент. Н. И. Гитович.- М.: Госполитиздат, 1954.

5. Айхенвальд Ю. И. Гаршин /Ю. И. Айхенвальд//Силуэты русских писателей. М. - 1994.- С.307-315.

6. Арутюнова Н. Д. Язык и мир человека./ Н. Д. Арутюнова. Изд. 2-е, испр. - М.: Языки русской культуры, 1999. - 895 с.

7. Балухатый С.Д. Вопросы поэтики/С. Д. Балухатый.- Л.: ЛГУ, 1990.-320-с.

8. Бекедин П.В. Образ падшей женщины у Н. А. Некрасова и В. М. Гаршина/ П. В. Бекедин Проблемы традиций в русской литературе. -Н. Новгород, 1993.- С. 162-172.

9. Бердников Г.А. А. П. Чехов. Идейные и творческие искания/ Г. А. Бердников 3-е изд. дораб. — М.: Худож. лит. 1984. — 511 с.

10. Бочаров С.Г. Чехов и философия./С. Г. Бочаров// Вестник истории, литературы, искусства. Отд-ние ист.-филол. наук РАН. М., 2005.-С. 146-159.

11. Бялый Г.А. Чехов и русский реализм/ Г. А. Бялый. Л.: Советский писатель, 1981. -400с.

12. Видуэцкая И. П. Способы создания иллюзии реальности в прозе зрелого Чехова. // В творческой лаборатории Чехова.: Сб. статей; редкол. Л. Д. Опульская и др.. М. Наука, 1974. -С.279-295.

13. Виноградов И. По живому следу: Духовные искания русской классики: Литературно-критические статьи/ И. И. Виноградов М.: Наука, 1987.-273с.

14. Элис К. Виртшафтер. Социальные структуры: разночинцы в Российской империи пер. с англ. Т. П. Вечерина; ред. А. Б. Каменский. -М.: Логос, 2002.-271 с.

15. Вокруг Чехова/Сост., вступ. ст. и примеч. Е. М. Сахаровой. М.: Правда, 1990. — 656 с.

16. Гайдук В.К. Творчество А. П. Чехова 1887-1904 (проблема эволюции) В. К. Гайдук; Иркутск: Изд-во Иркутского ун-та, 1986. 127 с.

17. Гаршин В.М. Избранное/В. М. Гаршин.М.: Правда, 1984. -416 с.

18. Гинзбург Л.Я. О литературном герое Л. Я. Гинзбург Л.: Сов. писатель. 1979. - 222с.■

19. Голубков В.В. Мастерство Чехова/ В. В. Голубков М.: Учпедгиз, 1958.- 198с.

20. Громов Л.П. В творческой лаборатории А. П. Чехова: учебн. пособие для студ-в-филол./ Л. П. Голубков Ростов-на-Дону: изд-во Ростовского ун-та, 1963. — 176 с.

21. Громов Л.П. Категория красоты в эстетике и творчестве Чехова/ Л. П. Громов Труды/ Кубан.ун-т. Краснодар, 1977. - Вып.230.- С.89-97.

22. Громов Л.П. Чехов. ( ЖЗЛ. Серия биографий)/ М. П. Громов М.: Мол. Гвардия, 1993 394 с.

23. Грякалова Н.Ю. «Жизнь, какова она есть на самом деле.»: трагикомическое в поздней драматургии А. П. Чехова./ Н. Ю. Грякалова / Русская литература. -2008.- №1.- С. 58-66.

24. Гурвич И А. Проза Чехова (человек и действительность)/ И. А. Гурвич. М.: Худ. лит., - 1970. - 184 с.

25. Гурвич И.А. Проза Чехова как целое/И. А. Гурвич// Вопросы литературы, 1983. №12 С. 232

26. Дарк О. Любовь, с Чеховым / Дарк О., Авалиани Д. Трилогия. М.: изд-во Р. Элинина, АРГО-РИСК, 1996. 112 с.

27. Дерман А. О мастерстве А. П. Чехова/ А. О. Дерман. М.: Сов. писатель, 1959. — 207 с.

28. Долженков П.Н. Тема страха перед жизнью в прозе Чехова/ Н. П. Долженков// Чеховиана: Мелиховские труды и дни. — М.: Наука,- 1995. С. 66-70.

29. Дунаев М.М. Православие и русская литература: учебн. Пособие для ст-ов духовных академий и семинарий: в 5 ч./ М. М. Дунаев.

30. М.: Христианская литература, 1996.

31. Егорова Л.П. О романтических средствах выражения идеала прекрасного в прозе А. П. Чехова/ Л. П. Егорова//А. П. Чехов. Сб. статей и материалов. — Ростов-на-Дону, 1967. -Вып.4. С.17—28.

32. Елизарова М.Е. Творчество Чехова и вопросы русского реализма конца XIX века/ М. Е. Елизарова. М.: Гослитиздат, 1958. -200с.

33. Есаулов И. А. Категория соборности в русской литературе И. А. Есаулов. Петрозаводск: Изд-во Петрозаводского ун-та, 1995. -288с.

34. Есаулов И.А. Пасхальность русской словесности И. А. Есаулов. М.: Кругъ, 2004. - 560 е.

35. Зайцев Б.К. Чехов/ Б. К. Зайцев// Далекое. М.: Сов. писатель, 1991.-С.382-387.

36. Захаркин А.Ф. Антон Павлович Чехов: Очерк жизни и творчества/ А. Ф. Захаркин. М.: Сов. Россия, 1961. - 160 с.

37. Земляная C.B. Концепция личности в прозе А.П.Чехова 1889-1890-х гг. Дисс. на соискание ученой степени кандидата филологических наук. М., 2004

38. Зингерман Б.И. Театр Чехова и его мировое значение./ Б. И. Зингерман, М.: Наука, 1988. - 382 с.36. . Измайлов A.A. Вера или неверие / А. А. Измайлов// Литературный Олимп. Характеристики, встречи, портреты, автографы. -М., 1911. С.133-179.

39. Измайлов A.A. Чехов: Биография. — М.: Захаров, 2003. —472 с.

40. Искусство и художник в русской прозе первой половины XIX века: Сб. произведений Сост. и авторск. комментарий: Карпов А. А. Вступ. ст.: Маркович В. М. Л.: ЛГУ, 1989. - 560 с.

41. Капустин Н.В. «Чужое слово» в прозе А. П. Чехова: Жанровые трансформации./ Н. В. Капустин . Иваново: Иван. Гос. ун-т. - 2003.- 262 с.

42. Капустин Н.В. Судьба пасхального рассказа у А. П. Чехова/ Н. В. Капустин// А. П. Чехов. Диалог с традицией. М.: Высшая школа, 2007. С.482-485.

43. Карасев Л.В. Онтологический взгляд на русскую литературу/ Л. В. Карасев М.: изд-во РГГУ, 1995. - 103 с.

44. Катаев В.Б. Литературные связи Чехова./ В. Б. Катаев. -М: МГУ, 1989.-261 с.

45. Катаев В.Б. Проза Чехова: проблемы интерпретации./В. Б. Катаев. М.: МГУ, 1979. - 326 с.

46. Катаев В.Б. Сложность простоты. Рассказы и пьесы Чехова. / В.Б. Катаев. М.: МГУ, 1998. - 112 с.

47. Катаев В.Б. Старцев и Ионыч/ В. Б. Катаев//Русская словесность 1989. - №1-С.11-15.

48. Катаев В.Б. Эволюция и чудо в мире Чехова (повесть «Дуэль»)/ В. Б. Катаев// Русская литература XIX века и христианство, под. ред. В. И. Кулешова. М.: МГУ, 1997. - С.48-55.

49. Колобаева Л.А. Концепция личности в русской прозе конца XIX- начала XX веков./ Л. А. Колобаева. М.: МГУ. - 333с. М., 1987.

50. Коровин В.И. Лелеющая душу гуманность: Очерки творчества Пушкина/ В. И. Коровин. М.: Дет. лит. - 1982. - 159 с.

51. Коровин В.И. Станционный смотритель // Пушкин. Школьный энциклопедический словарь под ред. В. И. Коровина. М.: Просвещение. - 1999. С. 207.

52. Коровин В.И. Творческий путь Лермонтова./ В. И. Коровин. — М.: Просвещение, 1973. 157 с.

53. Кройчик Л. Е. Поэтика комического в произведениях А. П. Чехова Научн. ред. Б. Т. Удодов. /Л. Я. Кройчик. Воронеж: Воронежск. гос. ун-т.- 1986.-278 с.

54. Кройчик Л.Е. Концепция жизни произведениях

55. A.П.Чехова/ Л. Я. Кройчик. // Вестник воронежского государственного университета. Серия: Филология. Журналистика 2004. - № 2. — С.5-10.53. . Крупчанов Л.М. Введение в литературоведение./ Л. М. Крупчанов. М.: Оникс, - 2007. - 416 с.

56. Крупчанов Л.М. История русской литературной критики XIX века.:Учеб. пособ. для вузов. М.: Высшая школа. - 2005. - 383 с.

57. Крупчанов Л.М. Культурно-историческая школа в русском литературоведении: Учеб. пособие для пед. ин-тов/ Л. М. Крупчанов. -М.:Просвещение, 1988. 223 с.

58. Кубасов A.B. Рассказы Чехова: поэтика жанра./А. В. Кубасов. — Свердловск: Гос. пед. ун-т, 1990. 73 с.57. . Кубасов А. В. Проза А. П. Чехова: искусство стилизации: монография/ А. В. Кубасов. Екатеринбург: Урал. гос. пед. ун-т. - 1998. 399 с.

59. Кузичева А.П. Ваш А. Чехов/ А. П. Кузичева- М.: Согласие. 2000.386 с.

60. Кузичева А. П. Чеховы. Биография семьи./А. П. Кузичева. -М.: АРТ, 2004.-471 с.

61. Кузнецова М. В. Творческая эволюция А. П. Чехова./ М.

62. B. Кузнецова. Томск: изд-во Томск, ун-та, 1978. - 269с.

63. Кьеркегор С. Страх и трепет./ С. Кьеркегор. М.: Республика, 1993.-289 с.

64. Лапонина Л.В. Мир глазами ребенка в рассказах А. П. Чехова 1880-х гг./ Л. В. Лапонина// Русская словесность, 2005. №2. - С. 23-26.

65. Латынина А.Н. Всеволод Гаршин: Творчество и судьба./ А. Н. Латынина. М.: Худ. лит., 1986. - 223 с.

66. Лебедева А.Б. Индивидуальная субъективность в поэтике

67. A. П. Чехова/А. Б. Лебедева// Учен. зап. Казанск. гос. ун-та. Серия Филологические науки. Казань, 2006. - Т. 148. - Кн. 1. - С. 130-142.

68. Летопись жизни и творчества А.П. Чехова./ Рос. акад. наук, Ин-т миров, литер, им. А. М. Горького сост. Л. Д. Громова-Опульская, Н. И. Гитович. М.: Наследие, 2000. - Т.1 (1860-1888) - 485 е.; М.: Наследие, 2000. - Т.П.(1889-апрель1891) - 2004. - 568 с.

69. Линков В.Я. Скептицизм и вера Чехова./В. Я. Линков. -М.: МГУ, 1995.-80 с.

70. Линков В. Я. Художественный мир прозы А. П. Чехова./

71. B. Я. Линков. М.: МГУ, 1982. - 128 с.

72. Литературная энциклопедия терминов и понятий. / под ред. А.Н. Николюкина. -М.: НПК «Интелвак», 2003. 1596 с.

73. Литературный энциклопедический словарь / под общ. ред. В. М. Кожевникова, П.А.Николаева. М.: Сов. энциклопедия, 1987. -752 с.

74. Лопушин Р.Е. Трагическое в творчестве А. П. Чехова: автореф. дис. . канд. филол. наук: 10.01.01/Р. Е. Лопушин. — М. 1993. -28 с.

75. Лосский Н.О. Условия абсолютного добра: основы этики, М., 1991.368с.

76. Лотман Ю.М. Сватовство. Брак. Развод / Ю. М. Лотман// Беседы о русской культуре. Быт и традиции русского дворянства (XVIII-начало XIX века). СПб.: Искусство-СПб., 1994. - С. 103 - 122.

77. Лотман Ю.М. Структура художественного текста/ Ю. М. Лотман. М.: Искусство, 1970. - 384 с.

78. Любомудров A.M. Церковность как критерий православности явлений культуры/Любомудров А. М. //Литературная учеба. 2000. - Кн. № 5-6. - С. 120-144.

79. Манн Ю.В. Русская литература XIX века: Эпоха романтизма: Учебное пособие для вузов./. Ю. В. Манн — М.: Аспект-Пресс, 2001-447 с.

80. Маркович В.М. Пушкин, Чехов и «судьба лелеющей душу гуманности»/ В. М. Маркович// Чеховиана. Чехов и Пушкин. М.: Наука, 1998. - 19-34.

81. Мильдон В. И. Чехов сегодня и вчера («другой человек»)./ В. И. Мильдон. М.: ВГИК, 1996. - 176 с.

82. Мышковская Л. Чехов и юмористические журналы 80-х годов/Л. Мышковская. -М.: Московский рабочий, 1929. 128 с.

83. Набоков В.В. Антон Чехов (1860-1904)/В. В: Набоков Лекции по русской литературе/ пер. И. Клягиной, предисл. Ив. Толстого . -М.: Изд-во Независимая газета. 1998. - С.221-318.

84. Недзвецкий В .А. 'Рассказ Чехова «Смерть чиновника» в контексте русской литературы// Известия АН СССР.Серия лит. и яз. -М.,1997. — Т. 56. -№ 1.-С. 31-35.

85. О Вон Ке. Ирония в поэтике объективности А. П. Чехова: автореф. дис. . канд. филол. наук: 10.01. 01/ О Вон Ке. М., 2000.

86. Овсянико-Куликовский Д. Н. Этюды о творчестве Чехова/ Д. Н. Овсянико-Куликовский // Литературно-критические работы: В 2 т. -М.:Худож. лит.- 1989. -T.I.- С.480-481.

87. Овчарова П.И. Пушкин в литературной памяти Чехова. «Повести Белкина» и «маленькая трилогия» как книги новелл // A.C. Пушкин и русская литература: Сб. науч. трудов. Калинин: Калининский гос. университет, 1983. - С. 106-121.

88. Овчарова П.И. Поэтический мир Чехова. — Волгоград,1985.

89. Паперный З.С. «Испытание героя» (о повести Чехова «Ионыч»)/ 3. С.Паперный // Русская классическая литература. Разборы и анализы. М.: Просвещение, 1969 - С.390-405.86. . Паперный 3. С. Записные книжки Чехова./З. Паперный. — М.: Сов. писатель, 1976 391с.

90. Паперный 3. С. «Тайна сия. Любовь у Чехова послеслов. Л. М. Розенблюм. /3. С. Паперный. М.: Б. С. Г.-Пресс. - 2002. - 334 с.

91. Паперный 3. С. Чехов и романтизм/3. С. Паперный// К истории русского романтизма.редкол.: Ю. В. Манн, И. Г. Неуцпокоева, У. Р. Фохт; ИМЛИ. М.: Наука, 1973. - С.437-505.

92. Перцов П. Юбилей Чехова/П. Перцов// «Новое время». -1910.-12159, 17 января

93. Полоцкая Э.А. А. П. Чехов. Пути чеховских героев./ Э. А. Полоцкая. М.: Просещение, 1983. - 96 с.

94. Полоцкая Э.А. О поэтике Чехова./ Э. А. Полоцкая. М.: Наследие, 2000.-240 с.

95. Поспелов Г. Н. Трагическая раздвоенность: «Художники», «Надежда Николаевна», « Встреча» В. М. Гаршина/ Г. Н. Поспелов Вершины: Книга о выдающихся произведениях русской литературысос. В. И. Кулешов. М.: Дет. лит.- 1983. С.38-54.

96. Поэтический мир Чехова: Сборник научн. трудов.-Волгоград: вгпи, 1985.- 144 с.

97. Проблемы языка и стиля А. П. Чехова- Ростов-на-Дону: изд-во Ростовск. гос. ун-та., 1983. 157 с.

98. Разумова Н. Е. Творчество Чехова в аспекте пространства./ Н.Е. Разумова. Томск: Томск, гос. ун-т, 2001. - 522 с.

99. Регеци И. Чехов и ранний экзистенциализм/ И. Регеци // Studia slavika Acad. sei. hung. Budapest, 1995. T. 40, fase. 1-4. С. 95-104;

100. Рейфилд Д. Жизнь Антона Чехова, пер. с англ./ Дональд Рейфилд. М.: Независимая газета, 2005. - 857 с.

101. Родионова В.М. «Степной» шедевр А. П. Чехова/ В. М. Родионова // Творчество А. П.: Сб. материалов Международ, науч. конференции. Таганрог: ТГПУ, 2007. С.97-107

102. Родионова В.М. А.П.Чехов и юмористическая журналистика восьмидесятых годов./ В. М. Родионова// Ученые записки Московского гос. педагогического института им. В. И. Ленина, . Т. 15, кафедра русской литературы, вып. 7.-М.:МГПИ, 1957. -С. 339—363.

103. Родионова В.М. Нравственные и художественные искания Чехова 90-х начала 900-х годов./ В. М. Родионова. — М.: Прометей, 1994.-277с.

104. Родионова В.М. Чехов/ В. М. Родионова// Русские писатели XIX века: Биогр. слов. Сост / С. А. Джанумов. —М.: Просвещение, 2007. С. 538-556.

105. Роскин А.И. Антоша Чехонте./ А. И. Роскин. М.: Сов. писатель, 1940. - 186 с.

106. Роскин А. И. Чехов. Статьи и очерки./ А. И. Роскин. М.: Гослитиздат, 1959. - 439 с.

107. Руднев В. П. Словарь культуры XX века. / В. П. Руднев. -М.: Аграф, 1997.-384 с.

108. Русская романтическая повесть сост., вступ. ст. и примеч. В. И. Сахарова. М.: Сов. Россия, 1980. - 670 с.

109. Русская фантастическая проза эпохи романтизма (1820 -1840 гг.)сост. и авторск. комментарий: Карпов , А. А., Иезуитов Р. В., Турьян М. А. и др; вступ. ст. Марковича В. M.. — JL: Изд-во ЛГУ, 1991. — 672 с.

110. Рыбникова М.А. Движение в повести и рассказе Чехова/ М. А. Рыбникова// По вопросам композиции. М.: «Федерация», 1924. -С.46-62.

111. Смирнов A.A. Романтика Пушкина антиромантйзм Чехова (элегическая концепция романтиков в художественной системе новеллы Чехова «Ионыч»)/ А. А. Смирнов// Чеховиана: Пушкин и Чехов. Вы.7.-М.: Наука, 1998. -С.96-101.

112. Смолкин М.Д. Проблема отчуждения личности в творчестве А. П. Чехова : ("Человек в футляре"). - Вильнюс: б. и., 1969. -73 с.

113. Собенников A.C. «Между «есть Бог» и «нет Бога»: о религиозно-философских традициях в творчестве А. П. Чехова, научн. ред. В. Б. Катаев. Иркутск: изд-во Иркутск, ун-та, 1997. - 223 с.

114. Современники о Гаршине. Воспоминания ёступ. Ст. и прим.: Г. Ф. Самосюк. Сарато: Изд-во Саратовск. ун-та, 1977. -256 с.

115. Соллогуб В. А. Повести. Воспоминания.Сост., вступ. ст. и комментарий Чистовой И. С. — М.: Худож. лит., 1988. 720 с.

116. Старикова В.А. Детали и тропы в идейно-образной системе произведений В. М. Гаршина и А. П. Чехова. / В. А. Старикова//Идейно-эстетическая функция изобразительных средств в русской литературе XIX века. - М.: МПГУ, 1985. С. 102-112.

117. Степанов А.Д. Проблемы коммуникации у Чехова./ А. Д. Степанов, М.: Языки славянской культуры, 2005,- 396с.

118. Страда В. Антон Чехов/ В. Страда // История русской литературы: XX век: Серебряный век под. ред. Ж. Нива. — М.: изд. Группа «Прогресс» «Литера», 1995. -С.48-72.

119. Суконик А.Ю. Театр одного актера./А. Ю. Суконик. -М.: АГРАФ, 2001.-574 с.

120. Сухих И. Н. Проблема поэтики Чехова 2-е изд., доп./ И. Н. Сухих. СПб.: филолог, ф-т СПБ ГУ, 2007. - 528с.

121. Сухих И. Н. Проблемы поэтики А. П. Чехова./И. Н. Сухих. Л.: изд-во ЛГУ. - 1987. - 187 с.

122. Сызранов C.B. Кризисное состояние мира в художественном осмыслении А. П. Чехова: автореф. дис. . канд. филол. наук: 10.01.01/ С. В. Сызранов. М., 1999. - 18 с.

123. Тамарченко Н.Д. Русская повесть Серебряного века (Проблемы поэтики сюжета и жанра): монография./ Н. Д. Тамарченко. -М.: Интрада, 2007. 256с.

124. Творчество А.П. Чехова (Поэтика, истоки, влияние): Межв. сб. научн. тр. Таганрог: ТАГПИ, 2000./ А.К. Ваганова-216 с.

125. Тихомиров C.B. А. П. Чехов и О. Л. Книппер в рассказе «Невеста»/ С. В. Тихомиров// Чеховиана. Чехов и его окружение. -М.:Наука, 1996. С.230-270.

126. Тихомиров C.B. Творчество как исповедь бессознательного. Чехов и другие. (Мир художника мир человека:психология, идеология, метафизика)./ С. В. Тихомиров. М.: Ремдер, 2002. - 160 с.

127. Тихомиров C.B. Чаепитие в усадьбе: О рассказе А.Чехова "Крыжовник"/ С. В. Тихомиров // Детская литература. 1986. — № 12. -С.52-57.

128. Толстая Е. Поэтика раздражения. Чехов в конце 1880-начале 1890-х годов. 2-е изд., перераб. и доп./ Е. Толстая. М.: РГГУ, 2002. -366 с.

129. Томашевский Б.В. Теория литературы. Поэтика/Б. В. Томашевский. М.: Аспект-Пресс, 2003. -334 с.

130. Турков А. М. Чехов и его время 3-е изд., доп. и испр../А. М. Турков. M.: Geleos, 2003.-461 с.

131. Тюпа В. И. Жанровая стратегия чеховского творчества/В. И. Тюпа// Судьба жанра в литературном процессе: сб. науч. ст. Вып.2. под ред. С. А. Ташлыкова. — Иркутск:изд-во Иркутск, ун-та, 2005. -С.203-215.

132. Тюпа В. И. Художественность чеховского рассказа./В. И.t

133. Тюпа. M.: Высшая школа, 1989.- 135с.

134. Тюпа В.И. Коммуникативная стратегия чеховской поэтики/В. И. Тюпа// Чеховские чтения в Оттаве: сб. науч. тр. редкол.: Ю. В. Доманский, Д. Клэйтон. Тверь.; Оттава: Лилия Принт, 2006. -С.5-16.

135. Федоров Ф.П. Романтический художественный мир: пространство и время./ Ф. П. Федоров. — Рига: Зинатне, 1988. 454 с.

136. Фортунатов Н.М. Архитектоника чеховской новеллы: спецкурс. /Н. М. Фортунатов Горький: Кн. изд-во, 1975. - 109 с.

137. Фортунатов Н.М. Пути исканий. О мастерстве писателя./Н. М. Фортунатов. М.: Сов. писатель, 1974. - 240 с.

138. Хализев В.Е. Теория литературы: Учебник для студентов вузов./В. Е. Хализев. М.: Высшая школа,* 1999. - 398 с.I

139. Целкова Л.Н. Мотив/Л. Н. Целкова// Введение в литературоведение: Учебное пособие 2-е изд.; под ред. Л. В. Чернец. -М.: Академия, 2000.- 202-209 с.

140. Цилевич Л.М. Сюжет чеховского рассказа./Л. М. Цилевич.- Рига: Звайзгне, 1976. -238 с.

141. Чайковская К. Пасха в доме Чеховых / К. А. Чайковская// Мелихово: Альманах: Ст., литер.-истор. очерки, стихи, пьесы, воспоминания, хроники. Мелихово: Гос. музей-запаведник А. П. Чехова.- 1998.-250 с.

142. Червинскене Е.П. Единство художественного мира А. П. Чехова: уч. Записки вузов Лит. ССР /Е. П. Червинскене. Вильнюс: Мокслас.- 1976.- 183 с.

143. Чернышева Е.Г. Поэтика русской фантастической прозы 20-х-40-х гг. XIX в.: монография./ Е. Г. Чернышева. М.: Прометей, 2000. - 143 с.

144. Чехов А.П. Pro et contra. Творчество А. П. Чехова в русской мысли конца XIX начала XX в. (1887-1914). Антология, сост., предисл., общ. ред. И. Н. Сухих. - СПб.: РГХИ, 2002. - 1072 с.

145. Чехов и его время. М.: Наука, 1977. - 369 с.

146. Чехов М.П. Антон Чехов и его сюжеты./М. П. Чехов. М.: 1923.- 144 с.

147. Чеховиана: Чехов и «серебряный век».Рос. Акад. наук, науч. совет по истор. миров, культ-ры; Чехов комис.; редкол.: отв. ред. А. П. Чудаков и др. . М.: Наука, 1996. - 319 с.

148. Чудаков А.П. «Между «есть Бог» и «нет Бога» лежит целое громадное поле.» : Чехов и вера/ А. П. Чудаков//Новый мир № 9. - 1996. - С.186 - 192.

149. Чудаков А.П. Поэтика Чехова Акад. Наук СССР; ин-т миров, литер, им. А. М. Горького. ./А. П. Чудаков. М.: Наука, 1971.

150. Чудаков А.П. Мир Чехова: возникновение и утверждение. М.: Сов. писатель, 1986. - 384 с.

151. Чуковский К. О Чехове./ К. И. Чуковский. — М.: Худож. лит., 1967. .-207 с.

152. Шестов JI. Творчество из ничего/JI. Шестов// Вопросы жизни. 1905. - № 3. - С 2-4.

153. Шмид X. Вариации «Футлярного человека» в «человеке в футляре» и о «Вреде табака»/Х. Шмид//Чеховские чтения в Оттаве: сб. науч. тр. редкол.: Ю. В. Доманский, Д. Клэйтон. Тверь.; Оттава: Лилия Принт, 2006. - С. 58-85.

154. Щербенок A.B. Рассказ Чехова «Архиерей»: постструктуралистская перспектива смысла/ А. В. Щербенок// Молодые исследователи Чехова отв. ред. В. В. Катаев.- Вып. 3. М.: МГУ, 1998.271 с.-С. 11-120.

155. Clayton Douglas J. Евреи и выкресты: Религия и этнос у Чехова («Тина», «Перекати-поле», «Степь») // Anton Р. Cechov -Philosophische und Religiöse Dimensionen im Leben und im Werk. -München: Verlag Otto Sagner, 1997. P. 507-514.

156. Goes Gudrun. Das Motiv der Einsamkeit Utopieverlust im Schaffen Cechovs? // Anton P. Cechov - Philosophische und Religiöse Dimensionen im Leben und im Werk. - München: Verlag Otto Sagner, 1997. -129-136.

157. J^drzejkiewicz Anna. Религиозный мир человека и человеческое общение в творчестве Чехова // Anton Р. Cechov Philosophische und Religiöse Dimensionen im Leben und im Werk. -München: Verlag Otto Sagner, 1997. 315-328V

158. Senderovich Marena. Чехов и Киркегор // Anton Р. Cechov -Philosophische und Religiöse Dimensionen im Leben und im Werk. -München: Verlag Otto Sagner, 1997. -P. 29-44

159. Szilard Lena. К персонализму у Чехова (Николай Бердяев) // Anton Р. Cechov Philosophische und Religiöse Dimensionen im Leben und im Werk. - München: Verlag Otto Sagner, 1997. - P. 258-292

160. Thiergen Peter. Zum Begriff «Gleichgültigkeit» bei Cechov ) //V

161. Anton P. Cechov Philosophische und Religiöse Dimensionen im Leben und im Werk. - München: Verlag Otto Sagner, 1997. - P. 19-28164.' Wolffheim Elsbeth. Cechovs Mädchen und Frauen // Anton P.V

162. Cechov Philosophische und Religiöse Dimensionen im Leben und im Werk. -München: Verlag Otto Sagner, 1997. -P.201-210