автореферат диссертации по социологии, специальность ВАК РФ 22.00.01
диссертация на тему: Проблема социальной нормы на стыке социологии и психиатрии
Полный текст автореферата диссертации по теме "Проблема социальной нормы на стыке социологии и психиатрии"
МОСКОВСКИЙ ГОСУДАРСТВ! ЛIИЫЙ УНИВЕРСИТЕТ им. М. В. ЛОМОНОСОВА
Днеертпцношши Сонет по социолоитчжим наукам Д.053.05.67
На правах рукописи
ПРОБЛЕМА СОЦИАЛЬНО!! НОРМЫ НА СТЫКЕ СОЦИОЛОГИИ il ПСИХИАТРИИ
Си1\'ци'1лык>0п, .:Х00.01 - 'Гсирмя, адюцилчгия И lllropitt COlUliMtontîl
Авторе ф с |> а г
Д!НЧ:ерт.'ЩШ] мо соискание ученой степени гашодпиа соцнопоги'нчжи.ч наук
Москпа - 10%
Работа iiunoíiiicna ti:: кафедре истории и теории социологии Московского государственного университета им. М. 15. Ломоносона.
Научный руководитсль
Официальные оппоненты
Веду щаи оргашпа пня
кандидат философских наук, доцент Покроьскин П. Н.
доктор философских наук, профессор Ктшелев Ю. Д.
каидндаг философских паук, доцент Бутмрцн Г.И.
I lucí иту г социологии Российской Академии Наук
Защита диссертации состоится ____J4% года и ¿Q. часоп
на заседании Диссертационного Соьста Д.053.05.<>7 по coti.uojioi ичеекпм наукам в Московском государственном ушшерапос- им. М. Н. Ломоносона по адресу: 1IWW, г. Моемза, Bopoói.cm.i горы, 3-i¡ гумашппрнин корпус, социологический факультет, аудторнчХ?:^
С диссертацией можно ознакомиться ц читальном чале библиотеки 1-го корпуса гуманитарных факультетов МГУ.
Автореферат разослан IW'T сод«.
Ученый секретарь Диссертационного Совета, каидядт фнлос. наук, доцент
»
Беленкоиа Л. П.
ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ДИССЕРТАЦИИ
Актуальность темы. Понятие социальной нормы - одно из основных понятий социологии, и проблема социальной нормы всегда стояла б центре ее интереса, начиная с самых ее истоков. С понятием социальной нормы традиционно ассоциируется специфически социологический подход к исследованию социальной реальности; оно широко используется наряду с другими родственными ему понятиями ("идеалы", "ценности", "привычки", "нравы", "обычаи", "стереотипы", "стандарты поведения", "предписания", "роли", "ролевые требования", "заповеди", "этикет", "габитус" и т.д.). Фигурирующие в социологии толкования "социальной нормы" условно можно разделить на три типа: (!) "статистическое" (принимающее в качестве "нормы" поведение, как оно есть в статистическом большинстве случаев); (2) "идеалистическое" (интерпретирующее "норму" как поведение, каким оно должно быть в идеале); и (3) "нормативное" (интерпретирующее "норму" как "норматив", то есть поведение, каким оно должно быть в действительности). Многообразие толкований этого понятия делает проблему социальной нормы актуальной проблемой социального познания.
Помимо социологии, и другие гуманитарные науки, даже не пользуясь непосредственно понятием "социальной нормы", так или иначе имеют дело с нормами, эксплицитно или имплицитно исходя из упорядоченности тех сфер деятельности, которые являются их предметом (психология и социальная психология, лингвистика, политэкономия, правоведение, антропология, этика, педагогика и т.д.). Изучение человеческого поведения в том или ином его аспекте невозможно без постулата упорядоченности этого поведения. Центральный вопрос социологии, сформулированный Г. Зиммелем ("Как возможно общество?"), тесно связан с этим постулатом и может быть переформулирован следующим образом: как возможно упорядоченное поведение людей и как возможна социальная норма? Поэтому понятие "социальной нормы" является основополагающей категорией социологии, а обращение к проблеме социальной нормы актуально и будет актуальным до тех пор, пока существует такая наука, как социология.
Несмотря на многообразие подходов к пониманию "социальной нормы", приходится с сожалением констатировать, что как в самой социологии, так и в
глазах предстапителей смежных дисциплин социологическое понятие "социальной нормы" на сегодняшний день зачастую ассоциируется с реифика-ционной трактовкой концепции Э. Дюркгейма и упрощенным марионеточным образом нормативного Homo sociologicus. Социология нередко дает повод к такому ее пониманию. Соблюдение социальных норм членами общества обеспечивает существование группы, ее устойчивость и стабильность, являясь фундаментальным условием социального порядка. Вместе с тем, социальные нормы относительны, а кроме того во многих случаях не являются жесткими и однозначными предписаниями и предусматривают определенную свободу выбора со стороны индивида. Растущее осознание относительности нормы, характерное для социальной мысли XX века (и особенно второй его половины), поставило чрезвычайно сложный и до сих пор не решенный теоретический вопрос: "где кончается норма и начинается аномалия?" Определение соотношения между нормой и отклонением требует рассмотрения их в более широком контексте, необходимым условием чего является дереификация понятия "социальной нормы"; эта задача на сегодняшний день остается актуальной.
Несмотря на все большее осознание относительности нормы и исключительного многообразия форм социальной жизни, этнических картин мира, обычаев, религиозных и моральных систем, существующих в сложном и взаимосвязанном современном мире, взаимное непонимание между людьми и ксенофобия (боязнь иного) остаются неотъемлемым фактом человеческого существования. Поэтому в современном мире, где набирают силу процессы глобальной интеграции, проблема социальной нормы приобретает особенно острое звучание. В этом мире требуется понимание исторически сложившихся различий между людьми; отсутствие такого понимания делает глобальные интеграционные процессы крайне болезненными, порождает разного рода конфликты между индивидами и группами. Вместе с тем, процессы глобальной интеграции не могут реально осуществиться без опоры на общечеловеческие ценности и общие представления о норме; необходимо знать, что действительно объединяет людей, каковы действительно универсальные ценности. Многочисленные антропологические исследования показывают, что вне политической риторики проблема общечеловеческих норм и ценностей крайне трудна для разрешения, а потому еще долго будет сохранять свою актуальность и злободневность.
Особое место в указанной проблематике занимает проблема "психического здоровья". В современном мире число людей, причисленных к
категории "психически больных" (со всеми вытекающими отсюда последствиями), оценивается в районе 350-400 млн. человек. Несмотря на растущее осознание относительности нормы и отсутствия жесткой границы между нормой и патологией, институциональная психиатрия остается такой областью науки и практики, в которой понимание нормы не является относительным, в которой норма понимается как "здоровье", а анормальное поведение - как "болезнь". Реификационное понимание нормы, строящееся по образцу естественнонаучного (объектного) отношения к предмету познания и разумного преобразования, принимает в психиатрии форму отношения к человеку (пациенту) как к объекту медицинских манипуляций. Несмотря на обилие альтернативных психотерапевтических техник (психодрама, групповая психотерапия, психоанализ, семейная терапия, общинная психиатрия и т.д.), институциональная психиатрия остается по своему профилю медицинским институтом, в котором болезни "души" приравниваются к болезням тела, а лечение представляет собой применение химических, электрических и механических воздействий на человеческое тело с целью устранения у пациента считающихся патологическими внешних поведенческих проявлений. Отсутствие четких критериев определения "нормы", дегу-манизированное объектное отношение к человеку в психиатрических учреждениях, а также многочисленные злоупотребления психиатрией (о которых много писалось как у нас, так и на Западе) делают психиатрию одним из самых "проблематичных" репрессивных институтов современного общества. Здесь вопрос о том, что такое "норма", становится особенно деликатным и "неакадемическим". В условиях прогнозируемого роста числа "психических заболеваний" (в том числе таких расстройств социогенного характера, как шизофрения, неврозы, социофобия, социопатия и т.д.) превращение психиатрии в гуманитарную дисциплину становится злободневной необходимостью, и социологический анализ проблемы социальной нормы мог бы способствовать решению этой насущной задачи.
Исходя из этого, можно утверждать, что проблема социальной нормы в целом и "психического здоровья" в частности имеет на сегодняшний день высокую актуальность.
Степень разработанности темы. Проблема социальной нормы является традиционной для социологии, и ей посвящена обширная литература (в частности, работы Э. Дюркгейма, У. Самнера, Т. Парсонса, Р. Ромметвейта, М. Шерифа, Р. Уильямса, Дж. Гиббса, К. Дэвиса, П. Бурдье и т.д.). Проблемы со-
циальной нормы и патологии, а также влияния социальной реальности на формирование личности и, в частности, ее "патологических" черт были предметом специального рассмотрения в социологии и антропологии психоаналитической ориентации (А. Кардинер, Р. Линтон, М. Мид, Р. Бенедикт, К. Хорни, Э. Фромм, Д. Рисмен и т.д.). Некоторые аспекты темы, рассматриваемой в данной работе, были подробно проанализированы в феноменологической социологии (А. Шюц, Г. Гарфинкель, П. Бергер и Т. Лукман).
Проблеме относительности нормы, занимающей особенно важное место в проблематике данной работы, также посвящена обширная литература. В социологии и смежных научных дисциплинах относительность нормы получила отражение в следующих положениях: (I) социальные нормы различны в разных обществах и этнических группах, разделенных в пространстве и во времени; (2) социальные нормы различаются в разных социальных группах одного общества (статусных, половозрастных и т.д.); (3) социальные нормы никогда не соблюдаются в чистом виде; соблюдение нормы всегда приблизительно (этот тезис присутствует, например, в концепции "ролевого набора" у Р. Мертона); (4) социальные нормы, артикулированные в форме моральных заповедей, законов или правил этнкега, могут в значительной степени не соответствовать реальному поведению членов группы, а иногда и полностью с ними расходиться; (5) антисоциальные действия в определенной степени и в определенном смысле могут рассматриваться как нормальные и даже необходимые (что отражено в знаменитом положении Э. Дюркгейма о "нормальности преступления" и в концепции функциональности конфликта М. Глакмена); (6). в оппозиции "индивид-общество" точка отсчета нормальности может быть изменена^ так что при определенных исторических обстоятельствах подлинная "нормальность" человека может быть реализована только через несоответствие "требованиям", предъявляемым к нему "патологической" социальной средой (3. Фрейд, В. Райх, Г. Маркузе, Т. Рейк, Э. Фромм, К. Хорни, Д. Рисмен); (7) "нормальное" и "анормальное" поведение имеет один и тот же источник в глубинах человеческой психики, и само существование общества, культуры и современного цивилизованного человека обеспечивается теми же условиями, которые порождают поведение, определяемое как "ненормальное", "болезненное" и т.п. (это одна из ключевых тем психоанализа); (8) если сохранение и стабильность общества "требуют" соблюдения норм, то его развитие обеспечивается "ненормативным" (в некотором смысле) поведением; любое нововведение - это
"вызов" существующим нормам и обычаям; любое творчество ставит незыблемость нормы и обычая под вопрос (Дж. Мид, Р. Линтон, М. Херсковиц и др.); (9) социальные нормы и обычаи могут быть дисфункциональны, и строгое следование им послужило причиной вырождения и вымирания целых этнических групп; (10) нередко трудно или даже невозможно провести четкую границу между "нормальным" и "патологическим", она подвижна, и каждый человек переходит ее "несколько раз в день" (3. Фрейд, С. Фанти и др.). .
Большую роль в переосмыслении оппозиции "норма-патология" сыграли феноменологическая социология, экзистенциально-феноменологическая традиция в психологии и психиатрии (К. Ясперс, Л. Бинсвангер, М. Босс, Г. Бейтсон, Р. Лэйнг, школа "антипсихиатрии"), гуманистическая психология (К. Роджерс, А. Маслоу, Ф. Перлз), многочисленные исследования в области социокультурной антропологии и этнографии.
В отечественной социологической литературе проблема социальной нормы не получила достаточного освещения, а проблема "психического здоровья" вообще не была предметом специального теоретико-социологического анализа. Проблеме социальной нормы посвящен ряд работ отечественных авторов в области социальной психологии (работы М. И. Бобневой, А. И. Розова, Г. А. Балла, С. Г. Якобсона) и марксистской социальной философии (работы А. А. Ивина, Е. М. Пенькова, В. Д. Плахова).
Теоретическая и методологическая основа диссертационного исследования. Автор исходит из того, что человек и общество находятся в отношении взаимозависимости и что социальный мир, создаваемый в совокупной деятельности людей, оказывает на человека, живущего в нем, обратное воздействие, определяя его мировоззрение и спектр его поведения, а также структурируя его личность. Для анализа социальной реальности и ее воздействия на человеческое поведение в работе используется главным образом феноменологический подход, а также дюркгеймовская концепция принудительности социальных фактов. В анализе структуры человеческой личности (главным образом в главе 3) используются также элементы психоаналитической методологии. В целом работа выполнена в рамках формально-социологического подхода и имеет теоретико-методологический характер.
В анализе природы социальной нормы автор исходит из следующих предпосылок: (1) "норма" - это понятие, всегда используемое субъектом (ученым или "обыденным деятелем"); (2) поскольку это понятие, то оно всегда
является рефлексией, причем оценочной по характеру; (3) источником этого понятия является наблюдение человеческой деятельности; то, что мы называем : "нормой", не может существовать вне деятельности; (4) само понятие "нормы" отражает особую сторону деятельности - ее упорядоченность; т.е. оно является рефлексией по поводу спонтанной упорядоченности деятельности, уже имеющейся до ее рационального осмысления. Исходя из этого, дается рабочее определение: норма - это оценочная характеристика деятельности, являющаяся рационализацией ее спонтанной упорядоченности.
Автор считает, что норма не может быть понята вне деятельности, в которой она реализуется и которая служит базой для образования соответствующего понятия, и, следовательно, для анализа социальной нормы необходимо обратиться к описанию и анализу человеческой деятельности и той социальной среды, в которой она протекает. Деятельность понимается в самом широком смысле, как вся активность человека как целостного существа.
Целью диссертационного исследования является анализ того, каким образом складывается и воспроизводится упорядоченность человеческой деятельности, делающая поведение человека во взаимодействиях с другими предсказуемым и дающая основания для предположения-о существовании социальных норм, а также анализ той социальной среды, в которой происходит деятельность современного человека, ее влияния на структуру личности и того, как это влияние при определенных обстоятельствах оказывается разрушительным для психической целостности индивида.
Исходя из этой цели, перед работой ставятся следующие основные исследовательские задачи:
- проанализировать структуру социального взаимодействия, возникновение символического знания во взаимодействии и его роль в формировании упорядоченности, предсказуемости и последовательности индивидуального поведения; показать роль этой упорядоченности поведения и поддерживающих его символических представлений в возникновении представления о существовании "социальной нормы";
- разработать инструментарий и категориальный аппарат для исследования структуры символической реальности, складывающейся на основе стабильных и регулярных взаимодействий членов общества;
- проанализировать при помощи разработанного инструментария структуру символической реальности современного общества и складывающуюся на ее основе относительность и множественность социальных норм;
- рассмотреть некоторые возможности негативного влияния социальной среды на психическую структуру индивида в процессах первичной и вторичной социализации;
- рассмотреть важнейшие проблемы институциональной психиатрии в современном обществе.
Научная новизна работы определяется тем, что в ней разрабатывается тема, не получившая достаточного освещения в отечественной литературе, предпринимается попытка синтеза различных подходов для исследования указанной проблематики, содержится постановка ряда проблем, настоятельно требующих интенсивного исследования и практического решения. В работе разрабатывается оригинальный категориальный аппарат для исследования проблемы социальной нормы, который может быть использован и при разработке других теоретических вопросов социологии.
На защиту выносятся следующие положения:
- социальная норма является рациональной конструкцией, возникающей на основе восприятия упорядоченности той или иной деятельности;
- упорядоченность деятельности обеспечивается относительной общностью символических значений, продаваемых участниками этой деятельности "объектам", вовлеченным в эту деятельность; символические значения "объектов" формируются и закрепляются в непосредственных взаимодействиях;
- чем более интенсивными и регулярными являются те или иные типы взаимодействий, тем более унифицированными становятся те символические значения, которые в них реализуются, и, соответственно, тем более поведение людей соответствует представлениям о "социальных нормах", складывающимся у них на основе участия в этих взаимодействиях и восприятия их упорядоченности;
- символическая реальность современного общества имеет сложную структуру, исторически сложившуюся в процессе дифференциации и социального распределения деятельности и знания, и эта структура оказывает влияние на внутреннюю структуру личности, иногда негативное;
- несогласованность символических значений, интериоризироваиных человеком через участие в разных системах деятельности, может принимать фор-
му психического конфликта и приводить человека к разнообразным формам психического расстройства;
- проблема психического здоровья становится одной из наиболее острых социальных проблем современного мира, требует углубленных комплексных исследований и практического решения.
Практическая значимость работы. Содержащийся в работе анализ структуры социальной реальности и ее влияния на личность может быть использован в качестве теоретико-методологической основы для дальнейших исследований проблем социальной нормы, девиантного поведения, положения человека в обществе, а также, например, для исследований в области социологии личности.
Апробация работы. Диссертация обсуждалась на заседании кафедры истории и теории социологии социологического факультета МГУ им. М. В. Ломоносова. По теме диссертации находятся в печати авторская статья и ряд словарных статей общим объемом около 4 п.л.
Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, 3 глав (включающих 6 параграфов), заключения и библиографии. Некоторые параграфы разделены на подпараграфы. Примечания помещены в конце работы. В работе используется сквозная нумерация параграфов и примечаний.
ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ
Во введении обосновывается актуальность темы, рассматривается состояние и степень ее научной разработанности, формулируются цели и задачи диссертации, определяются научная новизна и практическая значимость работы.
В первой главе - "«ПРОСТРАНСТВЕННАЯ МОДЕЛЬ» АНАЛИЗА СОЦИАЛЬНОЙ РЕАЛЬНОСТИ" - рассматривается, каким образом складывается упорядоченность человеческой деятельности, разрабатывается инструментарий исследования проблемы социальной нормы ("пространственная модель" анализа современной социальной реальности и ее структуры), анализируется процесс унификации объективированного поведения во взаимодействии и стандартизации символической основы поведения. Первая глава состоит из 3 параграфов.
В первом параграфе - "Социальное структурирование пространства и передвижения в нем людей" - представлена модель структурирования социальной реальности и упорядочения человеческой деятельности на примере физического перемещения человека в пространстве как простейшей и элементарной формы человеческой деятельности.
Перемещение индивидов в физическом пространстве ограничивается и регулируется разбиением пространства на ограниченные пространственные области. Каждая граница, устанавливающая такое разбиение, разделяет физическое пространство на "внешнее" и "внутреннее" и вместе с тем разделяет людей на две категории: для первой доступ во "внутреннее пространство" является свободным, для второй - ограниченным или даже невозможным. Возможность свободного вхождения в то или иное "внутреннее пространство" обусловливает для индивидов свободу беспрепятственного передвижения в его пределах и участия в тех процессах групповой деятельности, которые в нем локализованы. Несанкционированное вхождение индивида в закрытое для него "внутреннее пространство" других сопряжено с различного рода негативными санкциями в его адрес. Такого рода ограниченные "внутренние пространства" могут быть разделены на два типа: (1) индивидуальные и (2) групповые, или коллективные. Опираясь на данные человеческой географии, проксимики и кинесики, автор отмечает, что материальные границы социогенного характера выступают не только в качестве объекта физического мира, но и в качестве символа "внутреннего пространства", ими ограничиваемого. Это позволяет ему утверждать, что материальные границы - лишь одна из разновидностей границ, а перемещение человека в социально организованном и структурированном физическом пространстве регулируется не только и не столько материальными препятствиями, сколько символическими ограничениями.
Во втором параграфе - "Поиятие «символического пространства»" - исходя из анализа структурирования передвижения индивидов в физическом пространстве, проделанного в § I, разрабатывается общая модель структурирования человеческой деятельности и вводится понятие "символического пространства".
Автор исходит из того, что человек, всегда находящийся как живое тело в физическом пространстве, тем не менее ведет себя в нем так, как если бы он находился еще и в другом, смысловом пространстве. Для обозначения последнего вводится термин "тотальное символическое пространство", определяемый
как совокупность всех смысловых значений всех объектов, задействованных и бывших задействованными во всей совокупности опыта группового взаимодействия на всем протяжении географического пространства и исторического существования социальной формы жизни.
Тотальное символическое пространство, в котором осуществляется осмысленная деятельность людей и их осмысленное взаимодействие друг с другом, не является чем-то целостным и неделимым. Оно социально структурировано и разделено символическими границами на чрезвычайно многочисленные ограниченные области символических значений ("символические пространства"), которые объединены той или иной степенью тематической общности. Причастность к определенному символическому пространству обеспечивает индивиду возможность общения с другими его участниками на основе общих символов; внешний же наблюдатель отделен от того или иного символического пространства границей непонимания тех общих смыслов, которые лежат в основе извне наблюдаемой групповой деятельности, протекающей в этом символическом пространстве.
Автор дает рабочее определение понятия "символическое пространство": символическое пространство есть- констелляция или устоявшаяся система символических значений, связанных с объектами опыта, задействованными в той или иной системе деятельности. Определение сопровождается примерами и соотнесением данного понятия с другими, в той или иной степени родственными ему терминами ("сферы деятельности", "перспективы", "системы взаимодействия", "конечные области значений", "символические универсумы" и т.д.).
С целью дополнительного уточнения и прояснення данного понятия в работе проводится различие между знаком и символом: знак определяет положение объекта опыта в системе когнитивной классификации внешнего мира и обеспечивает практическую ориентацию человека в мире; символ определяет латентное значение объекта, его положение в эмоциональном мире личности и субъективную ценность по сравнению с другими объектами. Каждый объект опыта может выступать для индивида как в качестве знака, так и в качестве символа. Восприятие символического значения объекта связано с принадлежностью к группе. Символические значения актуализируются в групповых взаимодействиях и поддерживаются ими; с другой стороны, они укоренены в эмоциональной сфере, и единственным реальным их носителем является индивид.
Автор считает конституирующим принципом образования символического пространства вступление хотя бы двух индивидов в непосредственное или опосредованное взаимодействие на основе общего или совместимого эмоционального отношения к объекту. (Такая позиция позволяет совместить макро- и микросоциологический подходы и объяснить возможность возникновения новых символов, форм деятельности, социальных норм и т.д.). Закрепление символического пространства осуществляется как эмоциональное сочленение людей в общей деятельности, направленной на одни и те же объекты; чем интенсивнее эмоциональное отношение индивида к этим объектам, тем более принудительными являются для него соответствующие символические пространства. (Термин "принудительность" берется автором у Дюркгейма). Эта принудительность символических значений сообщает обществу свойство кажущейся внешней объективной реальности и является важнейшим механизмом спонтанного нормативного регулирования человеческого поведения.
В третьем параграфе - "Пребывание человека в «символическом пространстве»: объективированное поведение, символическая основа поведения и социальная норма" - на основе аналитической модели, разработанной в §§ 1-2, рассматриваются процесс взаимодействия, возникновение во взаимодействии упорядоченности поведения участников, роль символической основы в формировании и поддержании этой упорядоченности и природа "социальной нормы". Понятие "социальной нормы", в соответствии с одной из задач, поставленных в данной работе, дереифицируется.
Автор подвергает анализу процесс взаимодействия и отмечает, что звеном, связывающим индивидов во взаимодействии, является их объективированная деятельность. Индивиды даны друг другу во взаимодействии как констелляции объективированных проявлений; объективированные продукты человеческой активности составляют важнейшую категорию "объектов", на основе которых строится взаимодействие.
Социальная жизнь производится и воспроизводится во взаимодействиях между людьми, и только в них. На основе совместного участия в тех или иных коллективных действиях у их участников формируется общее или совместимое эмоциональное отношение к тем объектам общей для них воспринимаемой реальности, которые вовлечены во взаимодействие, то есть складываются общие или совместимые символические значения этих объектов. С другой стороны, участие индивида во взаимодействиях опосредуется этими символическими зна-
чениями, и чем более унифицированным» являются символические значения объектов у участников, тем более упорядоченным и согласованным будет их поведение.
Символические значения объектов у членов общества или группы будут обладать тем большей общностью, чем более интенсивными и регулярными будут взаимодействия между ними. Чем более унифицированными являются представления членов общества или группы о тех или иных объектах, тем более рутинным будет их поведение, реализующее эти представления.
Чем выше степень общности или совместимости представлений членов общества или группы о тех или иных аспектах реальности и чем более рутинным будет их поведение, объективирующее эти представления, тем более нере-флексируемыми, непроблематичными и само собой разумеющимися становятся это поведение и эти представления, и тем более спонтанно и автоматически реализуется упорядоченность человеческого поведения, отражаемая в понятии "социальной нормы". В таком случае представления отодвигаются в сферу бессознательного, обретают в нем эмоционально-энергетическую нагрузку и становятся для человеческого осознания "чуждой" и "внешней" принудительной силой, обладающей свойством кажущейся вещной объективности.
Свойства упорядоченности, устойчивости, самоочевидности, непроблематичности и квази-объективности, присущие тем или иным формам социального поведения и лежащим в их основе символическим представлениям, являются той основой, на которой зиждется представление о существовании социальных норм. Автор высказывает точку зрения, что социальная норма, возникая во взаимодействии, то есть на пересечении поведенческих объективации индивидов, хотя и укоренена в психических структурах реализующих ее индивидов, тем не менее выходит за пределы всякого отдельного индивидуального опыта. При том, что для индивидуального сознания она может быть дана как своего рода реалия внешнего объектного мира, по критерию "вещественности" она представляет собой некий коллективный "мираж", некий общий "фантом"; однако эта абстракция, никогда не реализуясь во всей полноте и в чистом виде в поведении какого-либо отдельного выдающегося индивида, в силу своей психологической принудительности оказывает воздействие на вполне реальное объективированное поведение многих членов общества и в этом поведении находит свое выражение.
В конце первой главы приводится также ряд других выводов, касающихся природы социальной нормы, механизма ее возникновения и ее относительности.
Во второй главе - "СТРУКТУРА СИМВОЛИЧЕСКОЙ РЕАЛЬНОСТИ И ПЛЮРАЛИЗМ СОЦИАЛЬНЫХ НОРМ В СОВРЕМЕННОМ ОБЩЕСТВЕ" - выделяются и анализируются специфические структурные особенности современной социальной реальности, оказывающие непосредственное влияние на процессы плюрализации и релятивизации социальных норм. Рассматриваются следующие аспекты: (1) возрастание удельного веса опосредованных взаимодействий; (2) возрастание удельного веса формальных взаимодействий; (3) сегментация и фрагментация "символического пространства" общества; возрастание числа "надстроенных" символических пространств, в том числе различных уровней рефлексивности; (4) континуальная природа символических макропространств; (5) относительно высокий удельный вес "дистантной" модели отношений и ее прогрессирующая экспансия в сфере человеческих взаимодействий; (6) рационализация человеческого поведения; (7) автономизация отдельных символических пространств, их институционализация и кодификация. Используемые в главе понятия подробно поясняются и входят составной частью в категориальный аппарат анализа современного общества, разработка которого поставлена в качестве одной из задач диссертационной работы. Глава включает один параграф (§ 4), разбитый на восемь подпараграфов, в каждом из которых анализируется одна из перечисленных структурных особенностей современного общества.
Автор исходит из того, что социальная реальность является частью среды, в которой живет человек, и в качестве таковой обладает для него свойством принудительности, то есть определяет способы и формы связи индивидов в обществе. В качестве методологической основы анализа используется сравнительный метод: современное общество структурно сопоставляется с синкретическим родоплсменным обществом ("простым обществом"), модель которого была разработана в социологии Э. Дюркгейма.
В основе структурных отличий современного общества от синкретического, с точки зрения автора, лежит тот факт, что оно характеризуется большим объемом населения и локализовано на больших территориях, что делает невозможным личное знакомство и близкие отношения всех членов общества, а также исключает возможность непосредственного восприятия любым из членов
общества поведенческих объективации подавляющего большинства других членов этого общества.
В подпараграфе 4.1 - "Непосредственные и опосредованные взаимодействия" - проводится различие между непосредственными и опосредованными взаимодействиями. Эти типы взаимодействий различаются способом восприятия друг друга его участниками (непосредственным или опосредованным) и степенью их вовлеченности (полной или частичной). Бели первый тип предполагает телесное со-присутствие участников и их непосредственное восприятие друг друга, то второй тип взаимодействий протекает на основе отчужденных объективированных продуктов активности их участников и не требует телесного со-присутствия. Непосредственные взаимодействия первичны по отношению к опосредованным.
Если в архаическом обществе доминирует тип непосредственных взаимодействий, то в современном крупном обществе высок удельный, вес опосредованных взаимодействий: через опосредованные взаимодействия реализуется совместная деятельность членов общества в символических пространствах, охватывающих большие группы людей. В той мере, в какой символические значения объектов воспроизводятся в опосредованных взаимодействиях, степень их единообразия и общности уменьшается: соответственно представления о норме, складывающиеся у разных людей на основе воспринимаемой ими повседневной реализации этих символических значений, могут довольно сильно различаться.
В подпараграфе 4.2 - "Формальные и неформальные взаимодействия" -проводится различие между формальными и неформальными взаимодействиями. Если в неформальные взаимодействия человек вовлечен всей своей личностью, и участники предстают друг перед другом во всей своей конкретности и индивидуальности, то в формальных взаимодействиях участники представлены друг другу в той или иной типичности, и соответственно релевантными являются лишь те их объективации, которые непосредственно связаны с осуществлением определенной практической процедуры, на которое нацелено данное взаимодействие, а все прочие аспекты поведения выполняют чисто знаковые функции. Неформальные взаимодействия первичны; формальные взаимодействия имеют в качестве необходимого условия нормативный фон поведения, который может сложиться только в неформальных взаимодействиях.
Для современного общества, в отличие от архаического, характерен высокий удельный вес формальных взаимодействий; чем более неформальные вза-
имодействия вытесняются формальными, тем менее эмоционально укорененными являются нормы обыденного поведения и тем выше степень диверсификации представлений о норме у членов общества.
В подпараграфе 4.3 - "«Базисные» и «надстроенные» символические пространства"- анализируется структура целостного символического пространства современного общества и проводится различие между "базисными" и "надстроенными" символическими пространствами.
Базисные символические пространства охватывают совокупность тех символических значений, действование на основе которых обеспечивает безопасное телесное сосуществование индивидов в общей физической среде, а также минимально необходимый уровень взаимного понимания и взаимного доверия между людьми. Базисные символические значения создают общий нормативный фон в обществе и поддерживают тот уровень поведения, без которого невозможны никакие формальные и опосредованные взаимодействия на основе рационального расчета в терминах средств и целей.
Надстроенные символические пространства представляют собой области символических значений, поддерживающие специализированные системы деятельности. (Они соответствуют категории "конечных областей значений" Л. Шюца.) Эти области значений выделяются из пра-исторического синтетического комплекса в процессе разделения деятельности и постепенно автономизиру-ются; в свою очередь, на их основе формируются новые надстроенные символические пространства. Автономизируясь, надстроенные символические пространства начинают предъявлять к индивидам свои особые (партикулярные) нормативные требования, которые могут противоречить существовавшему до них нормативному фону. Современное общество характеризуется большим количеством автономных символических пространств, и их количество продолжает увеличиваться. Это один из важных факторов плюрализации социальных норм.
В подпараграфе 4.4 - "Континуальная природа символических макропространств" - анализируется специфика символических макропространств, охватывающих большие группы людей.
Автор считает, что такие символические макропространства должны рассматриваться как континуумы. Любые два индивида, находящиеся в своем "здесь и сейчас" и отстоящие друг от друга во времени, физическом пространстве или системе социальной стратификации, поддерживают и актуализи-
руют то или иное символическое пространство своими поведенческими объек-тивациями; и эти поведенческие объективации могут различаться у двух индивидов, причем тем больше, чем более они удалены друг от друга во времени, пространстве или системе социальной стратификации.
Для крупных современных обществ характерны континуальные символические макропространства, в рамках которых символические значения "объектов" и объективированные формы поведения могут варьировать в самом широком диапазоне. Соответственно, социальные нормы, реализующиеся в коллективной деятельности людей в рамках континуальных символических пространств, могут изменяться от места к месту и от времени ко времени, становясь в далеко отстоящих пространственных и временных точках значительно отличающимися друг от друга. Такие же различия норм могут устанавливаться и в различных точках "социального пространства" (системы социальных статусов).
В подпараграфе 4.5 - "«Близкие» и «дистантные» отношения" - проводится различие между "близкими" и "дистантными" моделями межчеловеческих отношений и анализируется роль и место этих моделей в современном обществе.
Опираясь на анализ социальной организации архаических обществ, содержащийся в работах А. Радклифф-Брауна, автор приводит ряд особенностей, характерных для небольших по размеру родоплеменных групп: (I) правила поведения в них регулируются родственными отношениями; (2) строгость соблюдения этих правил зависит от близости или отдаленности родственного отношения; (3) большинство членов общества знакомы друг с другом и знают, в каких родственных отношениях они находятся; (4) способы общения с незнакомцами регламентируются системой родственных отношений; нормативные рамки взаимодействия между незнакомцами определяются связывающим их родственным отношением; (5) социальная жизнь индивида протекает главным образом среди родственников, в отношениях с которыми используются традиционно принятые модели поведения.
Для современных крупных обществ характерна гораздо меньшая роль в нормативном регулировании поведения родственных отношений, и социальная жизнь индивида протекает в значительной степени среди людей, с которыми его не связывают никакие близкие отношения (родственные, дружеские, приятельские, любовь) и со многими из которых он не знаком. Круг близких людей ока-
зывается для индивида бесконечно малой величиной по сравнению с подавляющей массой анонимных незнакомцев, которые даны ему не в качестве уникальных и неповторимых личностей, а в той или иной типичности. В современном обществе круг анонимных взаимодействий чрезвычайно широк и пронизывает все сферы совместной деятельности. Анонимные взаимодействия протекают на основе и при условии общности и совместимости базисных символических значений и поддерживают базисный нормативный фон.
Вместе с тем взаимодействия, строящиеся на основе типичности и анонимности участников, конституируют особую модель дистантных отношений, варьирующихся от мягких форм индифферентности и эмоциональной отстраненности до предельной безличности, эмоциональной выхолощенное™, безразличия и моральной черствости. Анонимные отношения поддерживаются главным образом формальными взаимодействиями, и вместе с возрастанием удельного веса последних происходит прогрессирующая экспансия дистантной модели отношений между людьми.
В подпараграфе 4.6 - "Рационализация человеческого поведения в современном обществе и надстроенные символические пространства различных уровней рефлексивности" - подвергаются рассмотрению два аспекта общего процесса рационализации, во многом определяющего облик современного общества: (1) дифференциация знания и формирование символических пространств различного уровня рефлексивности; (2) рационализация человеческого поведения в обособленных сферах коллективной деятельности и плюрализация рациональности.
Анализируя процесс дифференциации знания, автор опирается главным образом на работы А. Шюца, П. Бергера и Т. Лукмана, в которых этот вопрос получил специальное освещение. Автор рассматривает процесс дифференциации знания, формирования обособленных областей символических значений ("надстроенных" символических пространств) различного уровня рефлексивности и их автономизацин, а также влияние этого процесса на нормативную среду общества. Автор отмечает, что по мере укрупнения обществ поддержание единства символического мира становится реальной проблемой, поскольку ав-тономизирующиеся области теоретического знания создают различные модели рациональности, которые могут в той или иной степени оказывать влияние на человеческое поведение. Это влияние может быть достаточно сильным и иногда деструктивным.
На основе анализа формулируется вывод, что "конечные области значений", достигающие высокой степени автономности, являются источником альтернативных типов рациональности и социальных норм, которые могут конструироваться в условиях относительной независимости от базисных символических значений и типизаций повседневной жизни и входить в противоречие с ними. В современном обществе индивид оказывается в ситуации выбора перед лицом различных предлагаемых ему "определений реальности", и сам этот выбор не всегда является рациональным.
Далее в работе рассматривается процесс рационализации человеческого поведения в обособленных сферах коллективной деятельности. Участие в организованных системах деятельности требует от индивида усвоения и соблюдения определенных норм и правил; чем более значимым является для индивида участие в тех или иных областях коллективной деятельности, тем более глубоко могут усваиваться эти нормы и правила, а также лежащая в их основе рациональность. Вместе с тем, критерии рациональности и нормы, устанавливаемые в одних автономизировавшихся областях деятельности, могут входить в противоречие с критериями, устанавливающимися в других.
Автор делает вывод, что в современном обществе имеется тенденция плюрализации критериев нормальности и рациональности, так что символическая реальность общества по многим параметрам разбивается на зоны, в пределах которых одни критерии нормы и рациональности становятся легитимными, а другие - нелегитимными. В этих условиях особую роль в нормативной регуляции поведения играют базисные символические пространства, остающиеся наиболее унифицированными и обеспечивающие общий нормативный фон общества.
В подпараграфе 4.7 - "Процессы институционализации и кодификации социальной символической реальности" - рассматриваются две основные формы социального закрепления систем коллективной деятельности и лежащих в их основе комплексов символических значений: (1) институционализация и (2) кодификация.
Опираясь на анализ институционализации, проделанный П. Бергером и Т. Лукманом, автор отмечает, что процесс институционализации является универсальной формой закрепления и воспроизводства социального опыта. Когда носителем той или иной констелляции символических значений становится большая группа людей и когда члены этой группы предпринимают усилия по ее
сохранению и передаче последующим поколениям, данная область символических значений институционализируется и приобретает особое качество, а именно свойство кажущейся "объективности". Чем более институционализирована та или иная область деятельности, тем более она принудительна для тех индивидов, которые придают значимость своему участию в ней. Поскольку в различных областях деятельности могут устанавливаться различные критерии нормы и рациональности, то индивид, участвующий в различных институционализированных сферах деятельности, может оказываться под принудительным воздействием различных норм и типов рациональности.
Другим механизмом закрепления обособленных областей символического пространства является кодификация, т.е. вербализация норм и правил, регулирующих соответствующие формы деятельности. Ссылаясь на П. Бурдье, автор отмечает, что кодификация, как правило, становится необходимой тогда, когда кодифицируемая область деятельности становится проблематичной, т.е. когда ожидаемая общность символических значений и их поведенческих объективации не реализуется автоматически и упорядоченность совместной деятельности оказывается под угрозой. Таким образом, кодификация является одним из важных механизмов нормативного регулирования поведения в ограниченных областях или аспектах деятельности. Вместе с тем, специфика этого механизма определяется тем, что он используется главным образом в том случае, когда правила и нормы поведения слабо интериоризированы индивидом, и апеллирует к сознательному самоконтролю индивида.
Важной специфической особенностью современных западных обществ (в особенности американского) автор считает экспансию механизма кодификации в базисные символические пространства, которая: (1) является симптоматичной с точки зрения того, что базисный нормативный фон имеет тенденцию не реа-лизовываться автоматически; (2) осуществляет подмену самопроизвольных поведенческих автоматизмов рациональной организацией элементарных форм поведения и общения.
В подпараграфе 4.8 подводится краткое резюме анализа, проделанного в параграфе 4.
В третьей главе - "СТРУКТУРА ЛИЧНОСТИ И ПРОБЛЕМА ПСИХИЧЕСКОГО ЗДОРОВЬЯ В СОВРЕМЕННОМ ОБЩЕСТВЕ" рассматривается проблема влияния социальной структуры современного общества на структуру личности, показываются некоторые возможности ее деструктивного воздей-
ствия на личность, проявляющиеся в "психических расстройствах" (то есть различного рода анормальных формах поведения), демонстрируются масштабы проблемы психического здоровья в современном мире и в нашей стране, а также анализируются некоторые основные проблемы функционирования психиатрии как социального института. Глава состоит из двух параграфов.
Автор считает необходимым целостный подход к проблеме природы психических расстройств. Одним из необходимых компонентов этого подхода является понимание того, что современное общество, со всей его сложной внутренней организацией и конституируемым ею ценностно-нормативным плюрализмом, предъявляет к человеку чрезвычайно высокие требования. Социальная структура представляет собой часть той среды, в которой человеку суждено жить. Участие в различных системах социальной деятельности требует от индивида принятия тех или иных нормативных форм поведения. Как показывает анализ, проделанный в главах 1-2, сама формальная структура современных обществ содержит в себе определенные предпосылки как для формирования противоречивых требований к поведению индивида, так и для уменьшения его шансов найти приемлемое решение возникающих противоречий, которое было бы действенно во всех сферах жизни, в которых он участвует, и гарантировало бы внутреннюю смысловую устойчивость его существования. При многомерной раздробленности социального символического пространства высок риск попадания индивида в маргинальные ситуации, индуцирующие разнообразные формы психического расстройства.
В пятом параграфе - "Социализация и структура личности" - рассматриваются некоторые возможности деструктивного влияния социальной структуры на целостность и психическую устойчивость человеческой личности, находящие выражение в различного рода социогенных психических расстройствах. Проблема анализируется через призму процесса социализации; автор использует проводимое Бергером и Лукманом разграничение первичной и вторичной социализации.
Первичная социализация индивида заключается в интериоризации базисных форм социального поведения, основных социальных ограничений и элементарных типизаций объектов опыта и в рамках разработанной в предыдущих главах аналитической модели может быть определена как вхождение в базисное символическое пространство. В процессе первичной социализации социокультурный мир дан ребенку как объективный, несомненный, принудительный мир,
к которому он должен приспособиться как к неизбежной реальности. Усвоение символических значений объектов сопряжено с сильной эмоциональной привязанностью к "значимым фигурам" (прежде всего родителям), и потому символические значения, усваиваемые на этом этапе, глубоко укореняются в психической структуре индивида, обретая мощную эмоционально-энергетическую нагрузку в бессознательном и формируя систему супер-эго.
На этапе первичной социализации внутренние психические конфликты неизбежны. Однако при определенных обстоятельствах они могут консервироваться в бессознательном, определяя на будущее возможность, тех или иных психических расстройств. Например, чрезмерно жесткое воспитание может формировать невротическую личность (3. Фрейд, К. Хорни, Р. Линтон и др.), а ситуации "двойного зажима" могут индуцировать шизофренические расстройства (исследования Г. Бейтсона и др.). Интериоризация противоречивых или даже несовместимых требований, норм, символических значений "объектов", идентичностей в процессе первичной социализации создает ин-трапсихические конфликты, которые могут проявиться в форме анормального поведения либо сразу, либо на более поздних этапах индивидуальной биографии.
Вторичная социализация может быть определена как вхождение в надстроенные символические пространства. На этом этапе интериоризация норм и ограничений отличается значительной степенью осознанности, а социокультурный мир дан индивиду как множественный и семантически сегментированный. Эмоционально нагруженное участие индивида в институционализированных социальных структурах, тем не менее, накладывает определенный отпечаток на структуру его личности, которая в каждый данный момент должна приблизительно дублировать структуру того региона социокультурного мира, участником которого индивид стал на данном этапе его биографического пути. Инте-риоризируемые в процессе социализации символические значения могут противоречить как друг другу, так и базисным символическим значениям, усвоенным в процессе первичной социализации; в обоих случаях может возникать интрап-сихический конфликт, который, не будучи разрешен, способен индуцировать различные психические расстройства.
В заключении параграфа делается вывод, что конфликт различных определений реальности, получающих эмоционально-энергетическую нагрузку и входящих в структуру супер-эго, может привести (и нередко приводит) человека
к тем или ииым видам психического расстройства, проявляющимся в тех или иных объективированных формах его повседневного поведения, которые блокируют для окружающих людей возможность взаимодействия с ним на основе взаимопонимания и базисного доверия.
В шестом параграфе - "Проблема психического здоровья и психиатрического лечения в современном обществе" - рассматриваются масштабы проблемы психического здоровья в современном мире и в России, а также анализируются некоторые основные проблемы функционирования психиатрии как социального института. Параграф разделен на два подпараграфа.
В подпараграфе 6.1 - "Глубина и масштабы проблемы" - приводятся статистические данные и прогнозы, касающиеся состояния дел в области психического здоровья в мире в целом и в России в частности. По данным ВОЗ, в настоящее время около 350-400 млн. человек страдают различными формами психического расстройства, из них 40 млн. - такими тяжелыми психическими заболеваниями, как шизофрения и депрессия. Поскольку ряд социогенных психических расстройств (например, шизофрения, социофобия и т.д.) могут транслироваться от родителей к детям, то это может стать мощным фактором дальнейшего роста числа психических заболеваний в будущем. По прогнозам ВОЗ, к концу столетия тяжелыми психическими заболеваниями будут поражены 14% детей. Также автором приводятся аналогичные данные по России.
Приводимые данные позволяют утверждать, что проблема психического здоровья выдвинулась в число наиболее острых социальных проблем современного мира. Эта проблема многогранна и требует больших и всесторонних усилий по ее разрешению. Одна из опасностей, связанных с усугублением этой проблемы, состоит в том, что может оказаться подточенным тот статистичо-ский базис, на котором можно вообще выносить какие бы то ни было внецен-ностные суждения о том, что такое "психическое здоровье", что следует считать "социальной нормой" и есть ли она вообще как таковая.
В подпараграфе 6.2. - "Проблемы психиатрии и психиатрического лечения" - выделяются и анализируются четыре аспекта неудовлетворительного положения дел в современной институциональной психиатрии: (1) неопределенность понятия "психического здоровья" и отсутствие четких критериев "психической болезни"; (2) проблема принудительной госпитализации и принудительного психиатрического лечения; (3) проблема неадекватности су-
шествующих методов лечения; (4) микросоциальная среда в психиатрических учреждениях, неадекватная с точки зрения задачи реабилитации пациента.
Автор считает, что современное состояние институциональной психиатрии крайне неудовлетворительно: нет четкого определения понятия "психическое здоровье"; отсутствует понимание природы многих "заболеваний" (в частности, шизофрении); "лечение" является преимущественно симптоматическим и заключается главным образом в подавлении анормальных поведенческих проявлений при помощи механических, электрических и химических воздействий на человеческий организм; микросоциальная среда в психиатрических учреждениях не обеспечивает психической и социальной реабилитации пациентов; неопределенность психиатрических понятий и относительно автономное функционирование психиатрических учреждений делают психиатрию открытой для многочисленных злоупотреблений.
В заключении подводятся общие итоги исследования, даются основные теоретические обобщения и выводы диссертации.
По теме диссертации автором опубликованы следующие работы:
1. "Посторонний другой" в исследовании человеческого поведения II Вестник МГУ. Серия: социология и политология. - М., 1996, № 2 - 0,5 пл. (в печати).
2. "Бейтсон Г.", "Идентичность", "Интеграция", "Интеракции теория", "Кардинер А.", "Линтон Р.", "Норма", "Радклифф-Браун А.Р.", "Роль", "Самнер У.Г.", "Социализация", "Социальная организация", "Социальная структура", "Социального характера концепция", "Функция", "Шутливые отношения", "Энкультурация" и др. // Словарь по культурологии. - М.: Юристь, 1996 - более 3,5 п.л. (в печати).