автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.02
диссертация на тему:
Проблема становления творческой личности в художественных биографиях Б.К. Зайцева

  • Год: 1993
  • Автор научной работы: Жукова, Наталья Николаевна
  • Ученая cтепень: кандидата филологических наук
  • Место защиты диссертации: Москва
  • Код cпециальности ВАК: 10.01.02
Автореферат по филологии на тему 'Проблема становления творческой личности в художественных биографиях Б.К. Зайцева'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Проблема становления творческой личности в художественных биографиях Б.К. Зайцева"

0.1 МОСКОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

1 5 НОН ШЗ

ИМЕНИ М.В.ЛОМОНОСОВА

* }

Филологический фак ультет

На правах рукописи

ЖУ КОВА Наталья Николаевна

ПРОБЛЕМА СТАНОВЛЕНИЯ ТВОРЧЕСКОЙ ЛИЧНОСТИ 0 ХУДОЖЕСТВЕННЫХ БИОГРАФИЯХ Б.К.ЗАЙЦЕВА

Спвииапьность 10.01.02 — Русская литература XX века

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Мое ква

- 1993

Работа выполнена на кафедре истории русской литературы ,века филологического факультета Московского государственна университета имени М.8.Ломоносова.

Научный руководитель Официальные оппоненты

Ведущая организация Защита состоится " * О* „ и^-¿995 г. е /6 час. >

заседании специализированного совета Д 053.05.12 в Московскс государственном университете имени М.В.Ломоносова.

Адрес: 119899, Москва, Воробьевы горы, 1-й корпус гумани тарных факультетов МГУ, филологический факультет.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке 1-го корпус гуманитарных факультетов МГУ.

Автореферат разослан " " ^(¿»^Ъ/дъЯ-* 1993 г.

/

Ученый секретарь

доктор филологических нау профессор А.Г.Соколов

доктор филологических нау В.А.Лазарев

кандидат филологических н Т.П.Буспакова Коломенский педагогически! институт

Литература русского зарубежья, составляя часть всей русской литературы XX века, только начинает в полном объеме входить в сферу научного исследования. Но уже очевидны проблемы, которые возникают я результате объединения двух потоков литературного процесса: литературы метрополии и литературы диаспоры. И дело не только в идеологических, политических расхождениях. В эмиграиии по—другому смотрели на историю и будущее России, иначе относились к ее культурному наследию, особенно к русской классической литературе, что наиболее отчетливо проявилось на фоне .процессов, происходивших в литературной политике в Советской Росс ии 20-30-х годов.

Настоящая работа актуальна именно как попытка осмысления на примере одного из крупнейших писатепей русской эмиграиии мировоззренческих оснований, на почве которых вырастали различия в оценке идеалов русской классической литературы.

Автор ставил в своем исследовании следующие цепи:

- рассматривая эволюцию творчества Б.К.Зайиева в контексте нравственных и эстетических исканий в русской литературе начала XX века и тех перемен, которые произошли в мировосприятии писателя в результате революции, показать закономерность жанровой трансформации его произведший, приведшей к становлению жанра художественной биографии;

- доказать неслучайность обращения Б.К.Зайцева к жизни и творчеству именно Тур генева, Жукове кого и Чехова;

- сформулировать творческий принцип постижения действительности, на который опирапся Зайцев в своей работе над художественными биографиями;

- определить эстетические, этические и религиозные преде-

тавления писателя, ставшие основой его художественной интерпретации жизни и 'творчества Тургенева, Жуковского и Чехова, для создания его концепции творческой личности.

Научная новизна реферируемой работы состоит в попытке сформулировать концепцию теорческои личности Зайцева, нашедшей отражение в его книгах о русских писателях XIX века.

Практическое значение диссертации: ее материал и выводы могут быть использованы в дальнейшем изучении как творчества Б.К.Зайцева, так и самого феномена литературы эмиграции.

Апробация работы. Отдельные результаты исследования были представлены в докладе на межвузовской конференции молодых ученых в Алма-Ате (1990 г.) и в статье, подготовленной для сборника "Из истории русской литературы начала XX века", выходящего в издательстве МГУ.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и библиографии.

Во Введении дается сравнительно-сопоставительная характеристика творчества Б.К.Зайцева дореволюционного и эмигрантского периодов в контексте литературного развития, которыми были ознаменованы как начало XX века, так и русское зарубежье. В исследовании ставится задача не столько определить границы биографичес— кого жанра, сколько рассмотреть те трансформации творчества писателя, которые непосредственным образом повлияли на становление жлнра у Б.Зайцева. Автор пытается проследить изначально присущие творчеству писателя стилевые особенности, предопределившие жанровую специфику его произведений после революции. Автобиографизм, который в дореволюционных произведениях Зайцева проявлялся 8 стремлении к художественному преобразованию личного опыта внутренней жизни, в новых условиях эмиграции стал определять не только тематику творчества Зайцева - он коренным образом повлиял

на жанровые пристрастив писатели. г

Обращение к автобиографическим, мемуарным и биографическим жанрам рассматривается и как результат желания писателя подвести итоги уходящем эпохи, осмыслить закончившийся исторический период в жизни России. В тенденции к хроникальности, ставшей характерной чертой русской литературы в эмиграции, автор исследования видит выражение определенной этической и эстетической позиции* и приходит к выводу, что окончательное оформление нравственно-эстетических взглядов Зайцева, в основе которых лежали религиозные нормы, явилось началом нового периода в.творчестве писателя- Во введении, обосновывается актуальность темы, конкретизируется проблематика и намечается логика исследования.

В первой главе - "Литературные герои" Б.К.Зайцева" - обосновывается неслучайность обращения писателя к жизни и творчеству Тургенева, Жуковского и Чехова, делается попытка проследить историю "отношений" автора со своими "героями".

Творческим импульсом в создании художественных биографий являлась для Зайцева близость к творческой и духовной позиции своих "героев". Художником двигал не столько познавательный интерес биографа, сколько любовное стремление проникнуть вглубь родственной души, которую он чувствовал в произведениях писателей .

Условно глава подразделяется на три раздела, каждый из которых посвящен анализу стилевой, тематической, эстетической, нравственной и отчасти психологической близости автора и его "героев". Выстраивая параллели "Зайцев — Чехов", "Зайцев - Тур-

* Допгополов Л. Русская литература конца XIX - начала XX века как этап в литературном развитии. - Русская литература. 1976. N 1. С .'102.

генев", "Зайцев - Жуковский", исследователь нарушает хронологическую послелоэательность, в которой соз.г}$валис)> художественные биографии.* Зто должно способствовать, по мысли автора, более отчетливому выявлению глубинной закономерности становления мировоззрения Зайцева, которую, быть может, несколько упроиая, можно обозначить как движение от преимущественно эстетического взгляда на жизнь к восприятию ее в сугубо этическом преломлении.

Период творческого становления, поиска средств самовыражения, попытки обретения собственного стиля проходили у Зайиева под знаком увлечения Чеховым. Чехов воспринимался как предтеча модернизма, с ним связывался новый этап в развитии литературы. Индивидуальное, "случайное" видение мира становилось господствующим' в первых сборниках рассказов Зайиева, что определило и жанровые особенности его первых произведений: бессюжетные этюды, наброски, лирические миниатюры. Начинающего писателя привлекал нервный ритм прозы Чехова, принципиальная "незавершенность" его рассказов, недоговоренность, оборванность, случайность фраз и □еппик его героев, то есть тот "импрессионизм" чеховских произведений, о котором писали многие современные критики. (В 1905 году Зайцев хотел написать статью о ритмах прозы Чехова.)

В начале 10-х годов увлечение Чеховым скажется в драматургических опытах Зайиева.

Если влияние Чехова определяло более формальную сторону раннего творчества Зайиева, то тематическую направленность его произведений критики связывали с именем Тургенева. "Тургеневское начало", которое несли в себе герои Тургенева и которое ближе всего оказалось Зайцеву, вмещало в себя гармоничное единство

* Годы создания художественных биографий: "Жизнь Тургенева" - 1930; "Жуковский" - 1949; "Чехов" - 1954.

!

!

личного и национально го. Представленив о русском характере, сложившееся под впечатлением тургеневских образов, в которых прева— пировало женственное, пассивное, созерцательное начало, обусловило и взгляд Зайиева на существенные национальные черты русского народа.

Родственным Тургеневу оказалось и чувство природы, которую Зайцев ощущал и как слепую, безжалостную стихию * преимущественно в самом начале творчества), и как одушевленную материю, в кото— оои исподволь и неуклонно оыгчревает гармония. Последнее в творчестве Зайцева взяло верх. И в этом одну из главных ролей сыграли "Записки охотника" Тургенева,

С начала 1910—х годов в творчестве Зайцева ведущее место занимают проблемы дол га♦ с удьбы, пюбви, и этим он прежде всего обязан Тургемеву. .Зайцев определял этот период как возобладание в своем творчестве "тургеневско—чеховской линии". Женские образы в его произведениях имели "генетическую" связь с героинями Тургенева. Главенство духовного над плоте ким, составлявшее главную особенность тургеневских девушек, явилось не только отличительной чертой героинь Зайцева, но и основой его представления о сущности пюбви.

Интерес Зайцева к Жуковскому не имел такой большой предыстории, как в случае с Чеховым и Тургеневым, а возник уже в эмиграции, в конце 30—х годов. Зайцева привлек не столько Жуковский-поэт, сколько Жуковский-человек, которого писатель называл единственным кандидатом в святые от русской литературы. Но не только нравственный потенциал личности Жуковского стал поводом к написанию книги о нем. В самом характере творчества Зайцева - в склонности к идиллическим переживаниям, лирическим медитациям о вечных вопросах бытия:. Боге, смерти, пюбви, в которых сентиментальные ноты превалировали над трагическими,- во всем этом ска—

запась та общность в психологическом, эмоциональном и душевное строе писатели XX века с поэтом XIX века, которая¿и определил; обращение к его истории жизни.

Эстетическое преобразование личного опыта внутренней жизни, характерное для раннего творчества Зайцева, нашпо воплощение е концептуальной основе биографий, определив "точку отсчета" в авторской интерпретации жизненных судеб Жуковского, Тургенева и Чехова. Писатель считал главным в человеческой жизни, определяющим ее полноту и нравственно—эстетическую направленность, чувство любви и способность веры. Именно эти субъективные представления Зайцева о предназначении и смысле человеческой жизни стали основой художественного осмысления личности и судьбы писателей XIX века. Рассмотрению основ мировосприятия художника и его решений проблемы творческой личности посвящены вторая и третья гпавы диссертации.

Во второй главе — "Любовь и ее роль в формировании художника-творца и человека, "философия любви" В.К.Зайцева" - прослеживается история становления представлений писателя о любви и ее роли в жизни человека, нашедших отражение в художественных био1— рафиях ..

В 1925 году в дневниках Зайцев писал:"...И стояние перед Высшим нас освобождает от себя. В юности освобождение - в любви, женщине. В зрелости это религия".* В этико-эстетическом комплексе писателя с самого начала его формирования определяющим и одновременно связующим, если говорить о системе ценностей Зайцева, стало представление о любви.

Проблема любви в начале XX века рассматривалась в литературе и философии в разных аспектах: социологическом, нравствен-

* Зайцев Б. Странник. (Дневник лисателя.) - Лни. 1925. 21

I

ноября. С.2.

- 7 -

1

но-психологическом, физиологическом. В это же время складывался и синкретический образ Зооса, в котором любовь становилась одновременно основой религиозного чувства, этикой и эстетикой, то есть истиной, добром и красотой. Началом этому послужили работы В.Соловьева "Смысл любви" и "Жизненная драма Платона". Знакомство с ними стало для Зайиева подлинным выходом из нравственного тупика, острое осознание которого пришло во второй половине 900-х годов. Парадоксальность устремлений человеческого духа к единению со всем миром — с одной стороны, и к максимальной реализации собственной самоиенной судьбы, предполагающей абсолютную свободу — с другой, стала одной из причин ощущения им кризисноге* состояния личности. Нравственный выход из противостояния бессмертного духа и смертной плоти Зайиев вслед за Соловьевым, считавшим ее онтологической гарантией человеческого мира, нашел в любви .

От языческого Зроса, который составной частью входил в пантеистическую картину мира начинающего писателя ("Молодые", отчасти "Аграфена"), Зайиев очень скоро пришел к пониманию недостаточности стихийно—природного начала в жизни вообще и в любви в частности. Писатель считал, что в человеке кроме животной природы и соииапьно-нравственного закона есть еще высшее — духовное, божественное - начало. И стремление реализовать это начало в любви должно доминировать.

Служение любви осознавалось писателем как предназначение человека, выше которого ничего быть не может и которое определяет все остальные сферы его деятельности. Подобно Соловьеву, Зайиев полагал, что только через любовь существует возможность подлинного освобождения от "дурного порядка жизненных явлений".*

* Соловьев B.C. Смысл 'любви. - Соловьев B.C. Собр. соч. в 2-х томах. Т.2. М.,1990. С.537.

Стремление к красоте в любви, даже к возвышенному, органически

присуще героям Зайцева и вытекает из авторской веры в "преобра— . } ч.

жающую силу любви".* В способности любви-к преображению как отдельного человека, так и всей жизни в цепом, Зайцев видел оптимистическое, светлое начало, чуждое трагическим, темным, разрушительным проявлениям, с которыми связано представление о страсти.

Мысль Соловьева, о том что "смысл человеческой любви вообще есть оправдание и спасение индивидуальности через жертву эгоизма",** была очень близка Зайцеву. Способность переносить центр своей жизни вне себя, проецировать его на любимого человека — вот особенная черта героев произведений писатепя. Совмещение в любви двух полярных проявлений человеческого духа: жажды собственного счастья и самореализации и, одновременно, самоограничения, жертвенности - Зайцев считал способом преодоления трагических антиномий любви. Таким образом любовь становилась необходимым условием на путях совершенствования человека в его движении к Богу.

Ориентация на светлое, идеальное начало в пюбви опиралось на всю систему этико-эстетических взглядов Зайцева, в которой любовь виделась реальным воплощением богочеловеческого процесса. Но стремление к идеальному, возвышенному (а значит чаще всего и недостижимому) и одновременное представление о любви как жертве вводило в круг проблем и тему смерти. Зайцеву осталось чуждо ут— верждение Соловьева, что неизбежность смерти несовместима с ис-

* Бердяев Н. Метафизика пола и пюбви. - В сб.: Русский Эрос, или Философия любви в России. М.,1991. С.263.

** Соловьев B.C. Смысл любви. - Соловьев B.C. Собр. соч. в 2-х томах. Т.2. М..19901 С.505.

тинной любовью, и потому необходимо возложить на любовь дело обретения бессмерт ия.*' Писатель, напротив, в своем творчестве стремился доказать, что истинной любёи всегда сопутствует страх смерти, но вера в бессмертие души снимает трагическую безысходность , помогает раздвинуть тесные рамки земного бытия и прикоснуться к жизни всеобщей и вечной. Зайиеву было очень близко ощущение мистической связи влюбленных, которая, по его мыс пи, ос у-ществляется и на расстоянии, и после смерти.

Совмещение в истинной любви плотского и духовного начал (Афродиты. Пандемос и Афродиты Урании) ставило это чувство в особое положение. Стремпение к красоте в любви, то есть эстетическое содержание этого чувства, роднило его с искусством, а жажда идеального воплощения в любви, то есть ее духовная направленность к постижению истины, сближала любовь с религией. - Поэтому любовь в жизни художника, по мысли Зайиева, становилась решающим моментом в формировании его и как твориа, и как человека. Такое понимание роли и значения любви в жизненной и творческой судьбе человека Зайцев воплотил в художественных биографиях Тургенева, Жуковского и Чехова.

Наибольшее место, по мнению Зайцева, занимала любовь в жизни Тургенева, пронесшего покпонение женщине с отроческих лет до конца. Биограф выделял два момента, определивших сущность любовного чувства Тургенева: тесную связь его с творчеством и трагическое разделение любви на возвышающую и, одновременно, разрушающую жизнь человека.

Зайцев считал, что соединение творческого вдохновения со светлым воетор гом любви, несущим жизненный подъем, реализовалось в первый, счастливый период отношений Тургенева и Полины Виардо,

* Там же. С.519-520.

когда за три года художником была создана 5—я часть из всего им написанного, в том числе, и "Записки охотника''. Но параллельно этому Тургенев ощущал прелесть своей возлюбленной как воплощение магического, властного, разрушительного начала, которое с возрастом все более брало верх, проявляясь в творчестве нарастанием интереса к темным, бессознательным сторонам жизни.

Совмещение 8 любви двух противоборствующих тенденций Зайцев связывал с общим противоречием мировоззрения Тургенева, которое он расиенивал как глубинное противоречие натуры художника. Зайцев усматривал у него отсутствие религиозного сознания, которое одно может дать духовную крепость, соединяя с бесконечным не путем магического, колдовского действа, а через божественное откровение. Именно в неудачах попыток соединения с бесконечным через любовь, которые постигли Тургенева на этом пути, видел Зайцев основную причину пессимистической концепции жизни, сложившейся у классика и утверждавшего: как нет равенства в природе, где каждая единица "стремится к существованию для себя",* так и "в любви одно лицо - раб, а другое - властелин".**

В художественной биографии Жуковского Зайцев так же рассматривал любовь с точки зрения ее влияния на творческую судьбу поэта и значения в формировании его этических и религиозных взглядов. Лирическая часть творчества Жуковского была тесно связана с любовью к Маше Протасовой и иссякла с ее смертью. Но страдания сердца не вели Жуковского к разочарованию, а направляли его к мысли о благотворности их для души.

Зайцев считал, что в чувстве поэта наряду с пафосом любви, присутствовал и "опыт веры", на котором и основывается истинная

* Тургенев И.С. ПСС. Письма. Т.2. М.-Л.,1961. С.124.

** Тургенев И.С. ПСС. Сочинения. Т.6. М.-Л.,19Ь"5. С.1В0.

любовь. Биограф особенно выделял в любви Жуковского органичное дополнение нравственного долженствования стремлением к идеализа— иии любимого человек а, мела н холическап, лрекрас нодушная часть натуры поэта укреплялась твердостью этических принципов. Зайцев нашел в "истории сердиа" Жуковского подтверждение высокого предназначения любви - вести человека к духовному самосовершенствованию .

"философия любви", сложившаяся у Зайцева, в книге о Чехове была подвер гнута корректировке. В биографии Чехова не было любви , подобной чувству Тургенева к П.Виардо, Жуковского к П.Протасовой.' Образ сдержанного, холодноватого человека, возникающий в письмах, заставлял Зайцева сомневаться в возможности Чехова глубоко переживать и чувствовать.

Любовь,'по Чехову, не только не способствует творчеству, на чем всегда настаивал Зайцев, но у Чехова выступала как помеха искусству. Неверие Чехова в преобразующую силу любовного чувства, считал Зайцев, нашло отражение в любовных историях его героев, которые ни к чему не ведут, и не способны изменить человека. Ив программе личного самосовершенствования у Чехова любви не было места. Причину этого Зайцев видел во внутреннем противоборстве между Чеховым-х удожником и Чеховым-врачом, то есть между сферами эмоциональными, чувственными и интеллектуальными. Но лично для себя Чехов нашел способ "изживания эгоизма", возможность раздвинуть рамки личного бытия, прикоснувшись к жизни всеобщей, которую давала, по мнению Зайцева, любовь. Выход заключался не только в искусстве, но и в человеколюбии Чехова. Правда Соловьев утверждал, что подлинную любовь невозможно заменить любовью к народу или искусству, так как в центре этой любви оставалось бы "свое старое эгоистическое я", а предметы любви переносились бы на периферию сознания как предметы идеальные. Назы-

вая такую любовь экстенсивной, философ отказывал ей в возможности создания нового человека.*

Чувство прекрасного, стремление преклониться красотеобъективно присутствовавшее в Чехове как художнике, должно было проявиться, считал Зайиев, и в любви. Отношения с Л.Мизиновой стали тем моментом в жизни Чехова, когда им была сделана попытка нарушить привычное соотношение между любовью и искусством. Но художник, по мнению Зайиева, нелопроявип себя в своем чувстве, и все переместилось в пьесу "Чайка". Пьеса высветила не только новую грань его художественного развития, но еще более - часть души Чехова.

Сдержанно рассказав о женитьбе Чехова. Зайиев писал об ост-ооте чувств, переживаемых художником, но это была не та острота чувств, которая в молодости связывает с любовью светлые ожидания. В переживаниях Чехова, по мнению биографа, присутствовало сожаление о запоздалости любви, о скорой неизбежности смерти. Любовь, лишенная мистического, "вышечеловеческого обоснования", как считал Зайцев, не могла дать надежду и успокоение в лреддве-□ии приближающегося конца.

В третьей главе - "Вера и религиозное чувство как высшее выражение творческих исканий художника" — сделана попытка проследить эволюиию мировосприятия Б.К.Зайиева. в результате которой он пришел к религиозному представлению о смысле человеческой жизни, что повлияло на его трактовку жизненных судеб Тургенева, Жуковского и Чехова.

Обращение Зайцева к религии предшествовал долгий, почти двадцатилетний путь духовного развития, определяющегося влиянием

* Соловьев B.C. Смысл любви. 2-х томах. Т.2. М.,1990. С.510.

- Соловьев В.С. Собр. соч. в

событий а России начала XX века.

Внерелигиозное воспитание, полученное Зайцевым в семье, предопределило его далекость от Церкви в молодости. Писатель даже склонен называть свое юношеское мировоззрение пантеизмом, в котором культ природы, стихийного творческого и свободного начала выступал в качестве альтернативы жестко и во всем регламентированному обществу и Церкви. Неслучайно, что именно к этому времени относится страстное увлечение писателя Италией, ее искусством, природой.

Италия казалась страной, где мифопоэтическое прошлое не кануло в вечность. Она представлялась художнику удивительным творением природы и культуры, символом гармоничного единства разнородных стихий. Идеалы античного язычества, материальные останки которого сохраняла земля Италии, долгое время способны были поддерживать порыв к самоутверждению человеческой личности, так ярко проявившей себя в эпоху Возрождения.

Чувства и стремления, переживаемые Зайцевым, были тождест— венны общему настроению подъема, господствовавшего в обществе, искусстве, философии. Позже, оценивая ситуацию в России начала XX века, Бердяев напишет:"Дпя русских литературных течений ... очень характерно, что скоро произошел поворот ренессанса к религии и христианству. Русские поэты не могли удержаться на эстетизме. Разными путями хотели преодолеть индивидуализм".* Поэтому было закономерно, что идеи Соловьева о всеединстве так глубоко были прочувствованы Зайцевым.

Учение Соловьева становилось необходимым звеном - доказательством - в интуитивном ощущении всеобщей связанности, которое

* Бердяев H.A. Самопознание. Опыт философской автобиографии. М. , 1990, С.147.

присутствовало в произведениях Зайцева. Единство человека и материи мыслилось теперь не просто на уровне органической связи, но санкционировалось их общим стремлением к высшим формам своего назначения: к Богочеловечеству и Богоматерии.

Представление о Боге как о делерсонифицированной субстанции, одухотворяющей все живое, противостоящей хаосу, тьме, бездне, стало одной из характернейших особенностей творчества Зайцева 900-х годов и обусловило неповторимую светлость лирических миниатюр писателя.

Этический комплекс, который вызревал -в творчестве Зайцева во многом обусловил и формирование его эстетических представлений. Высшим и абсолютным носителем красоты для писателя являлся свет, светоносность, как оппозиция мгле, тьме. Здесь возникает явная перекличка с идеей Соловьева о роли света в процессе гармонизации вселенной.

Духовная напряженность, искания, царившие в артистических и философских кругах России начала XX века, стали основой такого явления, как русское религиозное возрождение, в русле которого шло духовное развитие и Б.Зайцева. Зто движение было далеко от традиционной иеркви, его антиклерикальная направленность была очевидна. Поэтому неспучайно, что христианство открывало Зайцеву свою истину не через храм, а через Евангелие.

Огромную роль здесь сыграл образ самого Иисуса Христа. 8 своей гуманистической направленности Зайцев сильнее чувствовал Бога-сына, Христа Богочеловека, нежели Бога-Творца. Надо думать, что вера в Бога пришла именно благодаря Богу-сыну, который нес в себе пафос искупления и освобождения, жертвы и любви.

Окончательный переход писателя к религии и иеркви произошел после революции и укрепился в эмиграции. В этот период жизни и

творчества художника возобладала традиционная сторона православия, в которой для Зайцева воплотились патриотические, истори-

! ^

ческие, нравственные и эстетические идеалы народа.

\

В этот период религиозные темы все шире входят в творчество Зайцева. Особенно интенсивно новая тематическая направленность обозначилась в 20-30-х годах, когда были написаны "Житие Сергия Радонеже кого", "Алексей Божий человек", очерки об Афоне и Валааме, дневниковые размышления.

Мысль художника была сосредоточена на следующих моментах: пересмотр отношения к Церкви, вера в мессианское предназначение России, признание личной ответственности за происшедшую катастрофу, а следовательно, необходимость выработки активной позиции в ведущемся противоборстве идеологий.

Писатель, как и многие его соотечественники, оказавшиеся в эмиграции, стремился уже не столько к исповедыванию христианства как религии свободы и творчества, сколько жаждал авторитета и традиции. Пересмотру позиции Зайцева способствовали и изменения самого статуса Православной церкви: из официального органа государственной структуры она превратилась в гонимую, основанную на подвижническом духе и бедности общину.

Всматриваясь 8 прошлую и настоящую историю России, в историю ее религии, наблюдая за изломами и парадоксами европейской цивилизации, писатель склонялся к мысли о мессианском предназначении России, обусловленном не топько ее исторической судьбой, но и характером ее религии.

Осознание собственной ответственности за катастрофические события, происшедшие в России, Зайцев, оставаясь верен идеалам молодости в требовании обязательной свободы для творческого развития художника, ставил ее, однако, в непременную зависимость от

необходимости пичного нравственного выбора. Для себя этот выбор Зайцев сделал, придя к глубокому пониманию религиозной истины.

Но проблема противоречивости, неслиянности искусства и религии осознавалась писателем очень остро. Глубоко заложенную, скрытую двойственность позиции художника почувствовал в его творчестве протоирей В.Зеньковский. Он считал, что эстетическая стихия, которая наиболее близка душе Зайиева как художника, не позволяет в полной мере отдаться иеркви. В этом противоречии о.Василий видел отражение коренного свойства русской интеллигенции, развившейся и окрепшей на внерелигиозной почве. Поэтому и в творчестве Зайиева, и в его душе раздвоение Церкви и культуры обнажилось в полной мере.*

В своих работах об искусстве В.Соловьев видел причину сов-оеменного его отчуждения от религии лишь как момент перехода от древней слитности к будущему свободному синтезу. Смысл искусства философ видел в "вдохновенном пророчестве о должном"**, выстраивая теургическую кониепиию искусства как продолжение божественной работы по совершенствованию мира. Зайцев, знакомый не только с эстетическими взглядами Соловьева, но и с тем, как они преломились у символистов и у Н.Бердяева (в "Смысле творчества"), не принимал утопичности многих философско-эстетическ их программ начала XX века. Смысл искусства, как и любви, писатель видел не в том, чтобы в качестве императива наделять его преобразовательными функциями, претендуя на роль творца, соперничающего с Богом, но в том, чтобы способствовать изменению внутреннего мира чело-

* Зеньковский В. Религиозные темы в творчестве Б.К.Зайцева. - Вестник РСХД. 1952, N Х- С.21.

** Соловьев B.C. Общий смысл искусства. - Соловьев B.C. Философия искусства и литературная критика. М.,1991. С.ВЗ.

века. На таком понимании искусства возможно его сближение, даже единство в целях с религией. Зайцев выстроил своеобразную иерархию их отношений, где "религия - страна, великая держава, а искусство — область". Однако при таком подчиненном положении искусство сохраняло и некую независимость, а художник, уступая ие-оархически, обладал правом на "местный патриотизм", где "его Москва, его Тоскана" несли в себе эстетическую самодостаточность. Зайцев писал:"Полнейший образ красоты, искусства всегда говорит да, всегда за Божье дело..."*

Зайцее пытался Откровение веры перенести из чисто субъективного опыта на общезначимый уровень посредством обобщения , неизбежно создаваемого реальностью художественного мира. Этим объясняется его пристальный интерес к религиозной тематике в произведениях других художников, их пичному опыту Обращения, нашедшему воплощение в творчестве.

Признавая вслед за Соловьевым, что стремление к единству идеального с реальными жизненными поступками является необходимым условием истинного творчества, Зайцев в то же время видел, что нравственно—эстетический идеал может раздваиваться и подменяться, что "идеал Мадонны" и "идеал Содомский" соперничают в душе и искусстве. Писатель задумывался над сложной и неоднозначной зависимостью творческого потенциала от многообразия жизненного и душевного опыта. способности художника заглядывать в бездну и подниматься на высоты духа. Высокая настроенность нату-оы писателя (слова В.Н.Буниной) тем не менее не заслоняли от него пробпемы, что критерии подлинного искусства и духовности лежат в смежных, пересекающихся, но не тождественных плоскостях.

* Зайцев Б.К. Пушкин в нашей душе. - Лни. 1925, В февраля. С. 5.

Поэтому в статье о Пушкине Зайиев, отдавая дань В.Соловьеву. не согласился с той мерой, с какой философ в своей статье о судьбе поэта подошел к художнику:"...будто взял задачу выше сил, не той ступени иерархической".* |

По мнению Зайиева, религия способствовала выра&отке нового отношения к миру, в котором центрапьное место отводипось понятию "веселости", отличавшемуся от иронии и насмешки. "Веселость" в этическом комплексе зрелого писателя генетически восходила к "светоносности", основному этико-зстетическому понятию раннего творчества Зайиева. "Светлый космизм" прозы Зайиева начала века сменился спокойным, радостным приятием жизни во всех ее проявлениях .

Вера уводила частную человеческую жизнь от бесцельных случайностей, придавая осмысленность и закономерность каждому поступку. Для Зайцева было несомненно, что история каждого народа и жизнь каждого человека полны значительных случайностей, но знания людские о мире так несовершенны, что в большинстве случаев не удается понять их смысл.

Тема судьбы волновала художника еще в юности. Угадать свою судьбу, понять ее тайный смысл и значение пытались многие герои его произведений. И почти всегда отступали перед загадкой жизни, обретая душевное спокойствие топько в вере, признавая высший смысл бытия.

Признание тайны, которой окутаны жизнь и судьба человека, делало невозможным дпя писателя ропь судьи в делах человеческих. "Нам простым смертным и вообще—то не до поучений. /.../ Лай Бог самому хоть на крупицу поумнеть и чище стать..."** Именно эта по—

* Там же.

** Зайиев Б.К. Странник. (Дневник писателя. ) - Дни. 1925." 21 ноября. С.2.

зиция не судьи, а внимательного, чуткого и сострадательного человека позволила Зайиеву создать мемуары и биографические книги,

в которых жизнь выдающихся людей оценивается не с точки зрения

\

ее земного воплощения, а с точки зрения ее божественного предназначения .

В жизни Тургенева биограф выделил два момента его духовного роста, которые предопределили безрелигиозность писателя и ощущение - особенно к концу жизни - господства магического, запредельного в мире. Одним из них Зайцев называл раннее западничество Тургенева, опредепившее и отношение к истории России, и непонимание сути ее религии.

Кроме западничества Зайцев отмечал еще одну, очень важную для понимания характера мировосприятия Тургенева черту — одиночество, которое тот пронес по жизни. Биограф рассмотрел это оп-оеделение в разных аспектах: как ощущение себя избранником, творцом; как противостояние личности всевозможной кружковщине; как принципиальную "не-семейственность" художника; как некую бо-гооставпенность. На последний момент Зайцев и обратил пристальное внимание.

Жажда веры и невозможность приблизиться к такому состоянию духа, которое бы дало желанное спокойствие, прошли, по мнению Зайцева, через всю жизнь Тургенева. Он ощущал свое время как "критическое", а не "органическое", и это способствовало формированию мысли о человеческом ничтожестве, которая разрабатывалась им в целом ряде произведений:"Поездка а Полесье", "Довольно", целый ряд писем.

Ничтожество человека и его одиночество перед лицом природы, мира, которые близко чувствовал Тургенев, страх смерти, мрачные

предчувствия, приведшие к его позднейшим "таинственным" произведениям, Зайцев связывал с неспособностью проникнуть в положительное начало религиозного чувства, которое бы не уничтожало человеческую личность, а, наоборот, возносило до высоты Богочеловека.

Зайцев утверждал, что в мировосприятии писателя была некая альтернатива религиозному скепсису, которая наметилась было во время поездки в 1857-5В годах в Италию, Рим. Но биограф с сожалением замечает, что просвет, приоткрывшийся писателю и могший дать утешение - путь репигии - он, к несчастью для себя, не принял. Тургенев прошел по нему с любимой героиней - Лизой Калити-ной - значит, как-то, пусть даже и в чужой жизни, художнически его прожил.

Поэтому для Зайцева закономерно, что мысль художника все чаще и чаще направлялась к таинственным и необъяснимым проявлениям бытия. Чувство магического вырастало у Тургенева из ощущения Высшей силы как слепой и безжалостной, поэтому все, что прорывалось оттуда было нерадостно, вызывало тоску и тревогу.

В биографии Чехова автором была поставлена и осуществлена задача выявления тайного тяготения писателя к религии, возникшего в результате неудовлетворенности личным мировоззрением. Зайцев стремился обосновать свое юношеское восхищение перед Чеховым-художником зрелым и вдумчивым размышлением над Чеховым-человеком. Зайцев предпринял попытку "сближения", но уже не на художническом уровне, а мировоззренческом, религиозном. Традиционное для биографа стремление сблизить человека и художника в их служении идеалам "Художника Первого" в книге о Чехове обретало характер полемический: сопоставлялись, сталкивались высказывания писателя и его творчество, в котором, по мнению Зайцева, вопреки

желании самого автора прорывалась скрытая религиозность.

Зайцев определял динамику внутреннего развития и Чехова-художника, и человека, как противостояние Чехову—врачу, верящему в религию науки. Необходимость веры, диктуемая самим талантом художника, независимо и помимо воли продвигала Чехова к выработке мировоззрения, преодолевающего, по мнению биографа, узость научного мировоззрения. Преградой к этому становилась позиция писателя, занятая им по отношению к религии, которая связывалась у него с отсталостью сознания, несвободой мысли, с духовным насилием. Но ничего, что бы заменяло ее, свою систему ценностей художник не мог противопоставить, оставаясь, как считал Зайцев, по существу без цельного, всеобъемлющего взгляда на мир.

Зайцев отмечал, что, не принимая христианской мистики, Чехов соединил в себе Вторую Заповедь с добрым Самарянином. Глубокохристианскую направленность и совершенно евангельский оптимизм Зайцев увидел в "Дуэли", "Мужиках", "В овраге". Биограф считал, что нарастание в зрелом творчестве Чехова тенденции к задушевному, любовному изображению "некрасивых и смиренных", которые по настоящему и украшали жизнь, проявилось в полной мере в "Дяде Ване".

Изменения внутреннего духовного Состояния Чехова Зайцев связывал с поездкой на Сахалин и началом болезни, усиливших "меланхолически—религиозную" ноту в нем, обостряя лучшие его черты, возвышая писание.* Лучшим из созданного Чеховым биограф называл рассказ "Архиерей".

Размышляя над жизнью Жуковского, вглядываясь в истоки его духовного формирования, Зайцев выделял несколько моментов, определивших судьбу поэта.

* Зайцев Б.К. Чехов. - Зайцев Б.К. Далекое. 11.,1991. С.379.

Биограф постоянно обращал внимание на "гармоничности" Жуковского, которая проявилась не только в лирике, но и в характере его движения к Высшему, Призыв Гоголя:"Наипаче ищите Царствия Ьожия",- определивший путь развития русской литературы, только в Жуковском нашел воплощение светлое и спокойное, считал Зайиев. Гармония Жуковского слагалась из внутренней темы, ставшей ведущей и в творчестве и в жизни: Благодарность Творцу, смиренное принятие жизни и покорность судьбе, ибо везде Промысел. Это обусловило, по мнению Зайцева, и "согласное развитие" всей жизни поэта:- о чем смутно мечталось в юности, то нашло законченное воплощение в зрелости и на исходе жизни. Творческий дар не становился преградой, Благодаря признанию того, что искусство — искусством, но и выше искусства всегда было нечто, что и вело Жуковского без помех по пути духовного самосовершенствования. "Судьба вела Жуковского как надо",- повторяй Зайцев не раз на страницах книги.

То, что художественное творчество ставилось Жуковским в подчиненное положение от религии, а нравственный облик человека—творца опредепял его место и значение на российском Парнасе, свидетельствовало не только о приоритете этической оценки над эстетической, но и о признании той Большой роли, которую призвано играть искусство. В этом позиция Биографа и его "героя" Были необыкновенно „близки. В творчестве поэта близость эта проявилась наиболее полно и отчетливо в драматической поэме "Камоэнс". В ней опыт долгих раздумий отлился в краткие формулы:"Поэзия небесной репигии сестра земная..." и "Поэзия есть Бог в святых мечтах земли".

Зайиев считал, что в поэму Жуковский вложил много и от сво— I

их внутренних переживаний, и из своей Биографии. Он предполагал,

что в предсмертном видении Камоэнса, в образе молодой девы представлена была не только Поэзия, спившаяся с Религией, но и одушевленная памятью сердиа давняя, отошедшая любовь Жуковского к Маше Протасовой.* В осознании единства Религии, Поэзии и Любви Зайиев видел главный -укгог. жизни поэта.

Раннее увлечение Жуковского литературой сентиментализма, поощрявшей и культивировавшей меланхолические переживания о бренности жизни, мечты о возвышенных, неземных чувствах, неизбежно приводило поэта к религиозному взгляду на мир. Но Зайиев, говоря с уверенностью о присутствии религиозной мистики в творчестве Жуковского, затруднялся в определении ее конфессиональной принадлежности. Он считал, что протестантский мистицизм и немецкая поэзия способствовали усилению личного момента в вере поэта, вылившегося позже в "религию сердцу", "религию души".

В том, как Жуковский шел к традиционному православию, Зайиев узнавал историю своего обращения, соотнося собственный юношеский "пантеизм" с натурфилософией молодого Жуковского, увлечение "новым религиозным сознанием" писателя начала XX века с "религией сердиа" поэта XIX столетия.

3 Заключении подводятся итоги исследования, обобщаются наблюдения и выводы, сделанные в ходе работы. Проблема становления творческой личности, настойчиво поднимавшаяся в творчестве В.К.Зайцева и находящая решение в интерпретации жизненных и творческих судеб Жуковского, Тургенева и Чехова, сам характер ее постановки, в достаточной мере отчетливо раскрывает, по мнению автора диссертации, особенности формирования этических и эстетических представпений писателя.

* Зайцев Б.К» Жуковский. - Зайцев Б.К. Далекое. М.,1991. С.125. I

По теме диссертации ¡имеются следующие публикации:

1. Борис Зайцев: поиски своего стиля в контексте общих тенденций развития русской литературы рубежа веков. - В сб.: Конференция молодых ученых и специалистов Казахского государственного университета. Алма-Ата, 1990.

2. Нравственные и эстетические идеалы Б.К.Зайцева, их отражение в творчестве писателя 900-х годов. - В сб.: Из истории русской литературы начала XX века. Изд-во МГУ. (Находится в печати . )