автореферат диссертации по философии, специальность ВАК РФ 09.00.04
диссертация на тему: Проблема трагического в эстетике Н.А. Бердяева

Полный текст автореферата диссертации по теме "Проблема трагического в эстетике Н.А. Бердяева"

УЧРЕЖДЕНИЕ РОССИЙСКОЙ АКАДЕМИИ НАУК ИНСТИТУТ ФИЛОСОФИИ РАН

005004484

Кудаев Александр Егорович

ПРОБЛЕМА ТРАГИЧЕСКОГО В ЭСТЕТИКЕ Н. А. БЕРДЯЕВА

Специальность 09.00.04 - Эстетика

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата философских наук

- 1 ДЕН 2011

МОСКВА-2011

005004484

Работа выполнена в секторе эстетики Учреждения Российской академии наук Институт философии РАН

Научный руководитель:

Официальные оппоненты:

Ведущая организация:

доктор философских наук, профессор В. В. Бычков

доктор философских наук, профессор В. Д. Диденко, зав. кафедрой культурологии и менеджмента в сфере культуры Государственного универси тета управления

доктор философских наук, профессор И. П. Никитина, кафедра философии Московской государственной юридической академии имени О. Е. Кутафина

Всероссийский государственный университет кинематографии им. С. А. Герасимова, кафедра эстетики, истории и теории культуры

Защита диссертации состоится /¿/года вуф^часов

на заседании Диссертационного совета ¿f002.0f5.01 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора философских наук при Учреждении Российской академии наук Институт философии РАН по адресу: 119991, Москва, ул. Волхонка, д.14/1, стр. 5. Зал заседаний Ученого совета (к. 524)

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Учреждения Российской академии наук Институт философии РАН.

Автореферат разослан «/■¥>>/CO.il201

1 г.

Ученый секретарь Диссертационного Совета, кандидат философских наук

Б. О. Николаичев

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность исследования.

XX век не без основания считается одним из самых трагических в человеческой истории. И для России он не стал исключением. Более того, именно на ее долю выпала, может быть, самая тяжелая участь - на своей судьбе испытать все метаморфозы исторической трагедии, которая наложила неизгладимую печать как на судьбы отдельных людей, так и целых поколений, отозвавшись в них не только страданиями и болью, но и превратившись - уже на теоретическом уровне - едва ли не в главный предмет размышлений. «Зачем творение, зачем человек, зачем трагедия мира?»1, - так сформулирует для себя этот «мировой вопрос» Н. А. Бердяев. Разумеется, не один он будет размышлять над трагическими метаморфозами человеческого бытия, но ему суждено будет стать одним из немногих, у кого подобное восприятие мира выльется в «трагическое чувство жизни», а на мировоззренческом уровне отрефлексируется и переплавится в философию трагического. Об этом, впрочем, писал и сам Н. А. Бердяев, прямо называя свою философию «философией трагического»2, на что, к сожалению, у нас не обращалось - и не обращается - должного внимания. Именно это, как представляется, и является одной из основных причин не всегда корректного комментирования текстов философа. А между тем трагическое не являлось для Н. А. Бердяева лишь одной из многочисленных категорий его философии и эстетики. Это была метафизическая, «первородная категория», обладающая онтологическим статусом. Трагическое, согласно автору, лежит в основе бытия и играет в процессе миротворения определяющую роль. Этим и будет определяться для него значение данной проблемы, ее центральная роль, как в формировании его мировоззрения в целом, так и в создании философско-эстетической концепции в частности, в которой она на правах «первофеномена» будет не только выступать в качестве структурно-смысловой основы, но являться по существу и главным ее нервом. Поэтому необходимость осмысления данной проблемы представляется чрезвычайно важной и актуальной не только для раскрытия заявленной темы, но и для всего творческого наследия философа в целом, тем более что работ по данной проблеме не существует.

Разумеется, все это самым непосредственным образом должно было отразиться - и отразилось - как на постановке, так и на решении рассматриваемых им проблем. В контексте философии трагического все неизбежно представало в своем глубинном, предельном измерении, получая соответствующее освещение и обнаруживая при этом свое собственно траги-

1 Бердяев Н.А. Из размышлений о теодицее // Путь, 1927. № 7. С. 59. - Курсив мой. - А.К.

2 Бердяев И. А. Я и мир объектов. Опыт философии одиночества и общения // Бердяев Н. А. Философия свободного духа. - М.: Республика, 1994. С. 240.

ческое содержание. И тема творчества, и прежде всего творчества художественного, искусства, конечно же, не могла быть здесь исключением. Тем более что она, по признанию самого философа, являлась «главной темой» всей его «жизни и мысли». Не случайно поэтому, что именно в решении данной проблемы найдет свое наиболее яркое и концентрированное выражение - во всей своей полноте и специфике - также и бердяевское понимание трагического. В этом своем трагическом измерении проблема творчества и будет главным предметом нашего внимания.

Художественное творчество философ рассматривал как наивысшее проявление всех физических и духовных сил человека, как главный, судьбоносный путь его самораскрытия и реализации, связывая напрямую последние с развитием в нем личностного начала и, следовательно, не только не отрывая творчество от становления личности, но по существу отождествляя их3. Отсюда, согласно авторской логике, и следовало, что если весь жизненный путь человека сопровождается неизбежными страданиями и «неизбывным трагизмом»4, то наивысшего, предельного напряжения этого трагизма естественно было ожидать именно там, где в концентрированном виде отражались бы как в капле воды вся жизнь и судьба человека. А такой сферой, согласно Н. А. Бердяеву, могло быть только творчество, поскольку именно «творчество есть выражение всей жизни человека»5, и прежде всего, конечно же, творчество художественное, искусство. Последнее, таким образом, представало одновременно и высшей формой проявления трагического (трагической основы бытия), а жизнь и судьба самого художника-творца - высшей формой трагедии индивидуальной человеческой судьбы.

Отсюда становится понятным, что при подобном подходе к творчеству миновать не только постановку, но и самое глубокое осмысление проблемы трагедии творчества оказывалось для Н. А. Бердяева делом едва ли вообще возможным. И выход его на эту проблему лишь служит тому подтверждением. Размышляя поэтому о творчестве как важнейшей проблеме всей своей жизни, он одновременно отмечает: «Вместе с тем я раскрывал трагедию человеческого творчества...»6, - направляя тем самым наше внимание на соответствующий контекст ее осмысления и подчеркивая, что именно на данном

J «Вне творчества пет личности» (Бердяев Я. А. Спасение и творчество II Бердяев Н. Л. Философия творчества, культуры и искусства: В 2 т. - М.: Искусство, 1994. Т.1. С. 361. Ср. также: «Человек не только призван к творчеству как действию в мире и на мир, но он сам есть творчество и без творчества не имеет лица» (Бердяев И. Л. Опыт эсхатологической метафизики. Творчество и объективация II Бердяев H.A. Царство Духа и царство Кесаря. М.: Республика, 1995. С. 248. - Курсив мой. - А.К.).

4 Ср.: «Объективно всякая человеческая жизнь трагична...» {Бердяев Н. А. Трагедия и обыденность // Бердяев Н. A. Sub specie aeternitatis. Опыты философские, социальные и литературные (1900-1906 гг.). - М.: Канон+, 2002. С. 289).

5 Бердяев Н. А. Опыт эсхатологической метафизики. С. 248. - Курсив мой. - А.К.

6 Бердяев II. А. Русская идея. Основные проблемы русской мысли XIX века и начала XX века // Бердяев Н. А. Самопознание: Сочинения. - М.: ЭКСМО-Пресс; Харьков: Фолио, 1999. С. 237. - Курсив ной. - А,К. Ср.: «Но вместе с тем я сознавал трагическую неудачу всякого действия во вне» (Бердяев И. А. Самопознание //Там же. С. 293. - Курсив мой. - А.К.), что лишний раз подчеркивает универсальный и всеобщий характер проявления трагического начала - и в жизни, и в творчестве, и в судьбе человека.

уровне, под этим «углом зрения», его тема о творчестве и должна анализироваться, чтобы быть понятой адекватно. Поэтому сегодня, когда мы в эмпирической действительности сталкиваемся с реальным кризисом и трагедией художественного творчества, изучение философско-метафизического аспекта этой трагедии, намеченного Н. А. Бердяевым, и предложенных им путей выхода из нее, представляется особенно актуальным.

Степень научной разработанности темы.

Если рассматривать творческое наследие Н. А. Бердяева в целом, то ситуация здесь выглядит достаточно благоприятной. Прежде всего, необходимо отметить, что за последние два десятилетия были опубликованы практически все основные произведения философа. В эти же годы были опубликованы десятки работ, посвященных самым различным проблемам, аспектам, отдельным вопросам его творческого наследия. Поэтому источниковая база, сложившаяся за последние годы и посвященная изучению творчества Н. А. Бердяева, выглядит сегодня достаточно представительной. И прежде всего здесь следует назвать имена таких авторов, как: А. Л. Андреев, В. Г. Безносов, В. В. Бычков, А. В. Вадимов, В. П. Визгин, О. В. Вишнякова, О. Д. Волко-гонова, П. П. Гайденко, Р. А. Гальцева, М. Н. Громов, А. В. Гулыга, В. Д. Диденко, Н. К. Дмитриева, К. М. Долгов, И. И. Евлампиев, А. А. Ермичев, А. Ерыгин, А. Ф. Замалеев, О. В. Козлова, М. А. Колеров, Т. П. Короткая, М. А. Маслин, А. П. Моисеева, Н. В. Мотрошилова, Л. И. Новикова, А. А. Ога-нов, В. Н. Порус, В. В. Сербиненко, М. В. Силантьева, С. А. Титаренко, С. С. Хоружий, Ю. Ю. Черный и др.

Из зарубежных авторов, обращавшихся к изучению творчества H.A. Бердяева, необходимо назвать прежде всего имена В. Берка, М. Валлона, X. Виемана, О. Кларка, Е. Ламперт, Е. Роуэлла, М. Спинку, П. Тиллиха, Б. Уильямса, А. Уоррена, Ф. Хейнеманна и др., и, конечно же, протестантского теолога из Германии В. Дитриха, знатока русской религиозной философии XIX - начала XX века, пятитомное издание работ которого о Н. А. Бердяеве до сих пор стоит особняком и выделяется не только полнотой охвата творческого наследия философа, но по своей основательности и тщательности анализа не имеет пока равноценного аналога ни у нас, ни за рубежом.

Однако как только мы обращаемся к собственно эстетическому наследию Н. А. Бердяева, то сталкиваемся с ситуацией чрезвычайно сложной и неоднозначной, во всяком случае, не идущей ни в какое сравнение с тем, что было сделано в других областях знания. Достаточно сказать, что за последние два с лишним десятилетия было опубликовано всего лишь несколько работ (статей, докладов, глав в монографиях) таких авторов, как: А. Л. Андреев, А. А. Андрияускас, В. В. Бычков, В. Д. Диденко, К. М. Долгов. Если же мы обратимся к диссертационным исследованиям творчества Н. А. Бердяева, то и здесь относительно изученности его эстетических взглядов уви-

дим отнюдь не лучшую ситуацию. Из более чем сорока (44)17 диссертаций, защищенных за последние двадцать с лишним лет и посвященных персонально H.A. Бердяеву, собственно эстетическая проблематика становится предметом рассмотрения только лишь в двух диссертациях19. Таким образом, ни работ по концепции трагического Н. А. Бердяева в целом, ни по трагедии творчества в частности, за все эти годы так и не было опубликовано, что также косвенно свидетельствует об актуальности темы исследования.

Из работ, посвященных анализу собственно эстетического наследия H.A. Бердяева, наибольший интерес - с точки зрения интересующей нас проблемы - представляют работы В. В. Бычкова и К. М. Долгова. Прежде всего, обращает на себя внимание работа последнего автора, имеющая к нашей теме самое прямое отношение, ибо соответствующий раздел его монументальной монографии «Реконструкция эстетического в западно-европейской и русской культуре», посвященный рассмотрению эстетических взглядов Н. А. Бердяева, так и называется «Трагедия искусства»20. Поэтому достоинством данной работы является то, что уже самой формулировкой и постановкой темы автор впервые обратил внимание на одну из важнейших проблем в творчестве Н. А. Бердяева. Что же касается работ В. В. Бычкова, то в них мы встречаем более полный охват самых различных уровней и граней бердяев-ской концепции трагедии творчества2'. Работы указанных авторов и послужили первоначальным толчком и основой данного исследования.

Целью исследования является реконструкция бердяевской концепции трагедии творчества, которая стоит в центре его философии трагического. Несмотря на всю важность и значение этой проблемы в творческом наследии философа, он не оставил ее систематического изложения, хотя практически во всех своих главных работах в той или иной мере он разрабатывает ее отдельные аспекты и положения. Поэтому целью данного исследования является корректная реконструкция этой концепции.

В связи с этим предполагается:

17 См. электронный каталог диссертаций - http://www.dissercat.com/

" Ковалева О. В. Проблема кризиса искусства в трудах H. А. Бердяева: Дисс... канд. филос. наук

(09.00.04). - М., 1994; Ляшенко П. В. Красота и святость в философско-эстетических взглядах П. А. Флоренского и H. А. Бердяева: Дисс... канд. филос. наук (09.00.04).- М., 2011.

20 См.: Долгов К. М Реконструкция эстетического в западноевропейской и русской культуре. - М.: Прогресс - Традиция, 2004. С. 778-789.

21 См.: Бычков В. В. Русская теургическая эстетика. - М.: Ладомир, 2007. С. 632-711. А также по другим работам автора: Бычков В. В. 2000 лет христианской культуры sub specie aesthetica: В 2 т. - Т.2. Славянский мир. Древняя Русь. Россия - М.-СПб.: Университетская книга, 1999. С. 294-297, 483-489; Он же. Эстетические пророчества русского символизма // Полигнозис, 1999. X'l 1. С. 83-104. Он же. Вл. Соловьев и эстетическое сознание Серебряного века // Владимир Соловьев и культура Серебряного века. - М.: Наука, 2005. С. 11-29. Он же. Философия искусства Николая Бердяева // Искусствознание 1/05. - M., 2005. С. 495-517; Он же. Теургическая эстетика Николая Бердяева // Эстетика: Вчера. Сегодня. Всегда. - М.: ИФ РАН, 2005. С. 39-67; Он же. Кризис культуры и искусства в эсхатологическом свете философии Николая Бердяева // H. А. Бердяев и единство европейского духа. - М.: Библейско-богословский институт св. Андрея, 2007. С. 207-229. Он лее. Русская теургическая эстетика в глобализирующемся мире // Россия в диалоге культур. М., 2010. С. 309-327.

- учитывая, что в центре нашего внимания находится авторская концепция трагедии творчества, то, прежде всего, представляется важным определить место и роль феномена трагического как в философско-эстетической мысли Н. А. Бердяева в целом, так и относительно его философии творчества в частности; с этой целью представляется необходимым реконструировать его мифологему о человеке, выводящую как на проблему трагического, так и на проблему творчества и позволяющую не только понять самостоятельную роль и значение каждой в отдельности, но и их неразрывную внутреннюю связь, которая и поставила его перед необходимостью осмысления и собственно проблемы трагедии творчества;

- определить место и роль концепции трагедии творчества в системе философско-эстетических взглядов Н. А. Бердяева;

- показать, что «главная тема» всей жизни и мысли философа изначально осмыслялась им в трагическом измерении и постулировалась именно как трагедия творчества;

- реконструировать авторскую концепцию трагедии художественного творчества в целом и проанализировать ее основные, базовые противоречия, определяющие «трагическую неудачу» творческого акта и делающие последнюю неизбежной;

- показать, что решение проблемы трагедии творчества Н. А. Бердяев нашел в концепции теургии.

Объектом исследования выступает философское наследие Н. А. Бердяева, выраженное в его философско-религиозных и эстетических текстах, включая не только его книги, статьи, рецензии, но также и заметки, записные книжки и другие материалы.

Предметом исследования является концепция трагедии художественного творчества в эстетике Н. А. Бердяева.

Методологические основы диссертации. Исследование носит комплексный характер, предполагающий дополнение собственно эстетического анализа частными методами культурологи, религиоведения, искусствознания, что и определило применяемую комплексную историко-философскую и философско-эстетическую методологию. Специфика материала обусловила применение феноменологического, герменевтического, компаративистского подходов к осмыслению рассматриваемых феноменов, нашедших отражение в самых различных текстах Н. А. Бердяева, повлиявших на формирование его концепции трагедии творчества. Метод системно-структурного анализа позволяет рассматривать все многообразие его высказываний, суждений и оценок, имеющих отношение к проблеме, как единое целое, органично вписанное в его философско-эстетическую систему.

Научная новизна исследования. В достаточно широко представленной исследовательской литературе о Н. А. Бердяеве проблема трагедии творчества, несмотря на всю ее роль и значение в творческом наследии философа, до сих пор не стала предметом самостоятельного изучения. Предлагаемое ис-

следование призвано восполнить данный пробел и сделать очередной шаг в деле изучения эстетического наследия философа. В диссертации впервые определяется роль и концептуальное значение феномена трагического как в философско-эстетической мысли Н. А. Бердяева в целом, так и в его концепции творчества в частности. Показывается неизбежность выхода философа на проблему трагедии творчества, его причины, и определяющая структурно-смысловая роль данной проблемы во всем его наследии. Доказывается онтологический характер трагедии творческого акта. Исследуется внутренняя взаимосвязь между «вечной» неудовлетворенностью художника-творца результатами своего творчества и трагическим характером творческого процесса, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Показываются пути выхода из существующей трагедии творчества, которые Н. А. Бердяев считал имманентными последней и единственно возможными. Работа восполняет существующую до сих пор реальную лакуну в историко-эстетических исследованиях по отечественной эстетике XX столетия.

Научно-практическое значение работы. Результаты исследования расширяют представление о богатстве, сложности и глубине теоретических построений в русской эстетике первой половины XX века. Учитывая важность исследуемой проблемы, основные положения и выводы диссертации могут служить базой как для ее дальнейшего, более детального, всестороннего и полного исследования, так и для осмысления творческого наследия философа в целом. Материалы исследования могут быть также использованы в учебной и научно-методической работе в высших и средних учебных заведениях, в курсах истории русской эстетики, философии, философии культуры, социологии и литературоведения; при создании учебников и учебных пособий, в разработке спецкурсов и семинаров по указанным дисциплинам.

Основные положения, выносимые на защиту.

1. Философия Н. А. Бердяева есть философия трагического. Этим определяется значение категории трагического для всей его философско-эстетической мысли, в которой она на правах «первофеномена» будет не только выступать в качестве структурно-смысловой основы, но и являться по существу ее главным нервом, оказывая определяющее влияние на решение практически всех вопросов, и прежде всего - проблемы творчества.

2. Главной темой «всей жизни и мысли» Н. А. Бердяева являлось творчество, творческое призвание человека, которое своего высшего проявления достигает в творчестве художественном, в искусстве. Именно творчество, согласно Бердяеву, является главной характеристикой человека homo sapiens. При этом творчество изначально осмыслялось философом как трагическое «по своей природе» и представало перед ним в своем трагическом измерении и другим, с его точки зрения, в этом мире оно быть не могло.

3. Концепция трагедии творчества Н. А. Бердяева представляет собою довольно сложное полифоническое образование, складывающееся из множества внутренне взаимосвязанных и взаимно обусловленных кон-

фликтов и противоречий самой различной направленности, напряженности и уровня, определяющих в своей совокупности весь драматизм как собственно творческого процесса, так и личной жизни художника-творца. Однако основными и наиболее важными являются: противоречие между «творческим замыслом и его осуществлением», на котором как на своем фундаменте и будет формироваться все здание бердяевской концепции трагедии творчества, а также противоречие между «внутренней» и «внешней» природой человека, свидетельствующее о том, что творческий замысел не может быть адекватно осуществлен и на уровне творчества культурного, на уровне создания собственно произведений искусства. Уже здесь, как выясняется, творческий процесс оказывается по существу «обреченным» на внутреннюю «неудачу».

4. Подобное понимание трагедии творчества определит и взгляды Н. А. Бердяева на красоту и совершенство, и представит последние как недостижимые на онтологическом уровне, а также - на понимание искусства, разделение которого на классическое и романтическое, реалистическое и символическое, и наконец, теургическое, будет непосредственно определяться и отношением последних к творческой трагедии.

5. В деле преображения мира искусство будущего может быть только искусством теургическим, богочеловеческим, то есть выходящим за пределы собственно - традиционно понимаемого - искусства. Только такое искусство, согласно автору, способно преодолеть все творческие противоречия и конфликты и достичь подлинного совершенства и красоты, которые и предстают как последняя, конечная цель мирового развития.

6. Достижение этой высшей цели и есть достижение царства Свободы, Творчества и Красоты, которые выступают лишь различными проявлениями собственно царства Эстетического. И хотя, как подчеркивает Н. А. Бердяев, «времена и сроки» этой «чаемой эпохи» еще не наступили (и наступят, очевидно, не скоро), тем не менее, человечество - в лице своих выдающихся представителей - поднялось до осознания «неизбежности перехода всякого искусства в теургию» и наступления новой, подлинно религиозно-эстетической эпохи Творчества. Собственно Теургия по своей изначальной интенции - и по конечной цели - и есть не что иное как «призыв» к подлинно религиозному творчеству Бога и человека, творчеству Богочеловеческому, направленному на преображение мира. И в той мере, в какой эта новая эпоха осуществит онтологическое Совершенство и Красоту, «Красоту как сущее», в той мерс она и предстанет как эпоха собственно Эстетическая. Это значит, что эстетика Н. А. Бердяева по своим метафизическим основаниям есть эстетика теургическая, представляющая собой один из возможных вариантов будущего развития человечества.

Апробация работы. Материалы и основные результаты исследования обсуждались на секторе эстетики Института философии РАН, на теоретических семинарах кафедры общегуманитарных дисциплин Российской академии музыки имени Гнесиных, а также докладывались на Международной

конференции «Музыка и философия» (Москва, 20.04.2011 г.). Основные положения диссертации изложены в статьях, опубликованных в различных изданиях, в том числе и в научных журналах, рекомендованных ВАК РФ (2 статьи). Общий объем публикаций - 6,5 п.л.

Структура диссертации определяется сформулированной выше целью и обусловлена последовательностью разрешения поставленных задач и состоит из Введения, трех Глав, Заключения и Списка используемой литературы.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ

Во Введении дается обоснование актуальности темы, формулируется проблема исследования, показывается степень её изученности и новизна, определяется ее научное значение, а также цель и задачи исследования, его теоретическая и методологическая база, формулируются положения, выносимые на защиту.

В Главе I «Метафизика творчества» определяется авторская позиция рассмотрения исследуемой темы. Поскольку наша основная задача заключалась в реконструкции бердяевской концепции трагедии творчества, то, прежде всего, представлялось целесообразным проанализировать само понимание философом творчества, его роль и значение для всей его философско-эстетической мысли, а также выявить специфику решения им данной проблемы.

Раскрытию этих вопросов и посвящен первый параграф данной главы «Специфика постановки проблемы творчества». Тема творчества являлась для Н. А. Бердяева «главной темой» всей его жизни и занимала «центральное место» в его мировоззрении. Философ был убежден, что все сферы человеческой деятельности, вся жизнь человека пронизаны творчеством, ибо только в творчестве открывается смысл и предназначение человека, только здесь до конца раскрывается и его собственно человеческая, и его божественная - богочеловеческая - природа. Поэтому никакие вопросы не могут иметь своего подлинного решения вне осмысления проблемы творчества. Причем, определяющий характер этой темы для всего его творческого пути проявился и в том, что, по признанию самого Н. А. Бердяева, он пришел к созданию своей оригинальной философии только благодаря осмыслению проблемы творчества. Поэтому не без основания Н. А. Бердяев признается подлинным философом творчества, то есть в широком смысле эстетиком, как далеко не случайным оказывается и то, что свою новаторскую эстетику он наиболее полно воплотил именно в теории творчества.

В данном параграфе показано, что под собственно творчеством Н. А. Бердяев понимал не создание культурных продуктов, не писание книг, картин, музыкальных произведений и т. п., а «потрясение и подъем» всего человеческого существа, направленного к иной, высшей жизни, к новому бытию. «Творчество для меня не столько оформление в конечном, в творческом про-

дукте, - подчеркивает философ, - сколько раскрытие бесконечного, ...не объективация, а трансцендирование. Творческий экстаз... есть прорыв в бесконечность»2'. С этим и была связана специфика его понимания данной проблемы, как и ее постановка, со всеми вытекающими отсюда и особенностями ее решения.

Центральным для христианского сознания своей эпохи Н. А. Бердяев считал вопрос о взаимоотношении творчества и искупления23. Старое религиозное сознание, с его точки зрения, либо совсем не признавало творчества и отрицало его как слишком «мирское» и «страстное» делание, либо же снисходительно «разрешало» его, «дозволяя» ему быть. И всю духовную жизнь человека оно сводило к делу искупления, смирения и послушания. Поэтому в лучшем случае оно могло подняться лишь до постановки вопроса об «оправдании творчества». Но это, по мнению Н. А. Бердяева, вопрос «вчерашнего дня». Он был уверен, что сама постановка подобного вопроса с точки зрения религии искупления является «нелепой и бесплодной». Ибо «для дела искупления и личного спасения» можно обойтись и без творчества человека. Однако смысл и цель жизни человека, согласно Н. А. Бердяеву, не могут сводиться к спасению. Человек, убежден автор, рожден для того, чтобы стать в свою очередь творцом. Именно поэтому он ставит вопрос иначе, в духе нового религиозного сознания. Он ставит вопрос об оправдании творчеством. «Я осознал религиозный, а не культурный только смысл творчества, творчества не оправдываемого, а оправдывающего»24.

Творчество не есть случайный придаток или внешнее приложение к духовной жизни человека, которое может рассматриваться как нечто ей внешнее и чуждое и в силу этого нуждающееся в предварительном оправдании. Творчество и не привилегия или право человека, а его священный долг и обязанность. Ибо без творчества нет и самого человека. Оно потому и не нуждается в каком-либо оправдании, в том числе и религией, что оно «само есть религия». Творчество - это «особый религиозный опыт и путь». И творческий опыт духовен в «религиозном смысле этого слова». Он также религиозен как молитва, как аскеза или святость. И на путях творчества человек также идет к Богу. По существу путь искупления и путь творчества - это лишь «разные этапы одного и того же духовного пути»25. Поэтому падшесть «мира сего», его зло, разобщенность и вражда должны быть преодолены и творчеством. Более того, именно через творческую деятельность человека, согласно H.A. Бердяеву, и может быть до конца преображен, просветлен наш мир.

«В глубине это есть дерзновенное сознание о нужде Бога в творческом акте человека, о Божьей тоске по творящему человеку»26. Бог ждет от чело-

22 Бердяев Н. А. Самопознание. С. 458. - Курсив мой. - А. К.

23 Бердяев Н. А. Основы религиозной философии // Вестник РХД, 2007. № 192. С. 190.

24 Бердяев И. А. Самопознание. С. 463.

25 Бердяевы. А. Основы религиозной философии. С. 190.

26 Бердяев Н. А. Самопознание. С. 463

века творческого акта как ответа человека на творческий акт Бога. Творчество и есть не что иное как «ответ человека на призыв Бога». Но в качестве «ответа» оно есть также и продолжение миротворения. А это значит, что продолжение творения мира и его завершение есть дело не только Бога, но и человека, есть дело Богочеловеческое. Таким образом, бердяевская тема о творчестве представала как тема «об отношении человека к Богу и об ответе человека Богу» и, следовательно, могла быть решена, согласно автору, только в контексте основной христианской темы о Богочеловечестве. Именно «на этой глубине», убежден философ, и должен быть поставлен вопрос о творчестве. Потому что только при таком подходе к творчеству и может быть раскрыт его подлинный, высший, религиозный смысл. «Вопрос идет о религиозном смысле творчества, о творчестве человека, которого ждет Бог как обогащения самой божественной жизни. Это... есть главная тема всей моей жизни и моей мысли, начиная с книги "Смысл творчества"»27.

Таким образом, вопрос о творчестве ставился Н. А. Бердяевым, прежде всего, как вопрос об «оправдании человека», т.е. как антроподицея. Но это значит, что решение проблемы творчества представлялось ему немыслимым без предварительного решения проблемы человека. Поэтому разгадка тайны о человеке, убежден философ, и должна стать «исходной проблемой» философии творчества. Этим и была обусловлена необходимость исследования главных аспектов бердяевской антропологии, которые и стали предметом анализа в следующем параграфе данной главы.

Во втором параграфе «Антроподицея Николая Бердяева как основание его метафизики творчества» рассматриваются базовые положения его учения о человеке, которые и послужили основанием для разработки автором как концепции творчества в целом, так и трагедии творчества в частности. Анализ его христологической антропологии убедительно показал, что в основе бердяевской философии свободы лежит «первофеномен» трагического, определяющий собою всю содержательную сторону его философско-эстетической теории (отсюда и другое ее название - «философия трагического», сформулированное, - что очень важно! - самим же автором). Этим и объясняется тот, может быть, парадоксальный на первый взгляд факт, что какого бы вопроса Н. А. Бердяев не касался, все открывалась ему в своей трагической глубине. И проблема творчества не была здесь исключением. Более того, как мы смогли убедиться, проблема творчества по целому ряду причин неизбежно должна была оказаться в эпицентре его исследовательских интересов именно под указанным углом зрения. Здесь находится исток его концепции трагедии творчества.

С другой стороны, мифологема о человеке выводила Н. А. Бердяева на осмысление творческой природы и творческого предназначения человека. Явление Христа открыло человеку его богоподобную природу. Но если чело-

27 Бердяев И. А. Истина и откровение. Пролегомены к критике Откровения. -СПб.: РХГИ, 1996. С. 126. -Курсив мой. - А. К.

век был создан по образу и подобию Бога, то отсюда и следовало, что он был «создан для того, чтобы стать в свою очередь творцом». Призвание человека творческое, он должен продолжать творение Бога28. А это значит, что продолжение творения мира и его завершение есть дело не только Бога, но и «дело человека», есть дело богочеловеческое. Тем самым проблема творчества выносилась на религиозно-метафизический уровень и подчеркивался сугубо необходимый характер творчества (творчество как «священный долг» и «обязанность»). Ибо от творческого дерзания человека зависит не только его собственная судьба, но и судьба всего мира: если человек не исполнит своего творческого долга, то не осуществится замысленная Богом «полнота богоче-ловеческой жизни» и «миротворение не удастся».

Именно поэтому творчество, согласно Н. А. Бердяеву, и становится наиважнейшей религиозной задачей человека. И только в подобном творчестве открывается человеку его истинное предназначение, и он обретает подлинную цель и высший смысл своей жизни, которые таким образом совпадают со смыслом Божественного творения, со смыслом Божественного бытия. Его творчество обретает Вселенский смысл. Поэтому творчество и становится для человека буквально всем: и путем, и призванием, и утверждением, и испытанием, и раскрытием его подлинно человеческой - то есть богочеловече-ской - природы, и целью, и высшим смыслом его существования. Оно становится универсальным проявлением человеческого бытия в мире и сливается с самой идеей человека, что и делало возможным утверждение самой идеи человека-творца, совпадающей с идеей Бога-Творца.

Однако пока человек обречен творить в падшем мире, в мире, отпавшем от Божественного бытия. После грехопадения его природа предстала «испорченной», «обессиленной», порабощенной стихией зла, попавшей во власть необходимости и пребывающей в «плену у греха». Поэтому подлинные цели творчества оказываются для него недостижимы. Вместо нового бытия человек творит лишь продукты культуры, культурные ценности большего или меньшего совершенства, но и совершенства, как мы уже видели, неподлинного, относительного, условно-символического. В этом Н. А. Бердяев и видел трагедию человеческого творчества, трагедию художника-творца.

Вторая глава «Трагический смысл творчества» посвящена раскрытию взглядов философа на проблему трагедии творчества. В первом параграфе данной главы анализируется собственно бердяевская концепция трагедии творчества. Показывается ее важность и место как в философско-эстетическом наследии Н. А. Бердяева в целом, так и в его философии творчества в частности. Рассматривается определяющее влияние его трагического мироощущения («трагическое чувство жизни») и мировоззрения («философия трагического») на концепцию творчества, а также внутренняя связь между авторским пониманием творчества и трагедией. Подчеркивается, что тема

28 Бердяев Н. А. Мое философское миросозерцание И Н. А. Бердяев: pro et contra. Антология. - Кн. 1. - СПб.: РХГИ, 1994. С. 25.

о творчестве изначально представала перед философом в своем трагическом измерении и другим в этом мире, с его точки зрения, оно быть не могло. Поэтому проблема трагедии творчества отнюдь не являлась для него лишь одной из многочисленных тем. Напротив, в общей системе координат его метафизики творчества ей суждено было стать центральной, узловой и определяющей, вне решения которой, по твердому убеждению автора, едва ли вообще может быть постигнута - во всей своей полноте и «последней глубине» - и собственно проблема творчества как таковая (причем, как творчества вообще, так и художественного творчества в частности). Более того, именно осмысление трагедии творческого акта определило и общую направленность, и масштаб, и характерные особенности решения Н. А. Бердяевым и собственно проблемы творчества, вплоть до постановки вопроса о его смысле, границах и перспективах развития, о месте и роли не только в жизни человеческой и космической, но и Божественной, Богочеловеческой. Поэтому выход философа на постановку и решение проблемы трагедии творчества был, конечно же, далеко не случайным.

Как показал анализ, бердяевская концепция трагедии творчества представляет собой достаточно сложное полифоническое образование, складывающееся из множества внутренне взаимосвязанных и взаимообусловленных конфликтов и противоречий самой различной направленности, напряженности и уровня, определяющих в своей совокупности весь драматизм как собственно творческого процесса, так и личной жизни художника-творца. В центре же данного параграфа находится именно тот аспект трагедии творчества, который сам Н. А. Бердяев выделял в первую очередь и который, собственно и подводил его к необходимости осмысления как данной проблемы в целом, так и самых различных ее сторон в частности. А таковым выступало основополагающее для него - неразрешимое противоречие между метафизическим заданием художнику по продолжению творения и преображения мира и невозможностью его осуществления, между творческим замыслом и его практической реализацией, определяющее «роковую неудачу» творчества в этом мире, которым и будут определяться самые различные уровни и формы этой «неудачи» и на котором, как на своем фундаменте, и будет формироваться все здание бердяевской концепции трагедии творчества.

Другим наиважнейшим противоречием, изначально определяющим «неудачу» творческого акта, является противоречивая природа человека, которая и проанализирована во втором параграфе данной главы «Антропологические основы трагедии искусства».

Анализ бердяевской антропологии позволил также сделать в данном исследовании и вывод о том, что творческий акт переживает трагическую неудачу не только на стадии материального воплощения творческого замысла, но уже и на уровне противоречивой природы самого человека-творца в результате «вечного» конфликта между «полярно противоположными» ее началами - внутренним и внешним, духовным и материально-физическим,

трансцендентальным и земным. Уже здесь, как удалось выявить и показать, творческий процесс оказывается по существу «обреченным» на внутреннюю «неудачу».

И хотя сам Н. Л. Бердяев не оставил более четких и однозначных высказываний по вопросу о том, как он представлял себе «внутренний» творческий акт (с точки зрения составляющих его элементов и последовательности их развертывания), однако из отдельных его высказываний и замечаний можно сделать вывод, что он, судя по всему, все-таки разделял его на два составляющих элемента (под-акта): на этап зарождения творческого образа и этап формирования на этой основе замысла. Философ был убежден, что источником и носителем «творческого образа» является внутренний, «трансцендентальный человек». Однако для того, чтобы этот образ, «привходящий из высшего мира» и витающий перед внутренним взором творца, был приспособлен («готов») для материально-практической реализации, он должен быть предварительно «переведен» с чисто духовного уровня на уровень внешнего, природно-социального человека, где он принимает более четкие - и более осязаемые -(а, соответственно, и более осознанные, то есть уже подвергшиеся рационализации) «представления» (контуры, формы, словесные или звуковые комплексы) и, в конце концов, разворачивается в конкретный замысел. И с этой точки зрения зарождающий «творческий образ» и формирующийся на его основе замысел предстают как «разные» этапы (и уровни) внутреннего творческого акта. Очевидно, что с точки зрения «последовательности» своего развертывания замысел «вторичен» по отношению к зарождающимся творческим интуициям, видениям, предобразам, на основе которых он, собственно, и формируется (и «складывается» к тому же окончательно, как известно, лишь постепенно, постоянно корректируется, «уточняется» и «вынашивается» нередко годами).

Если на первой стадии творческого процесса активизируется и вступает в действие внутренняя - трансцендентальная - природа человека, через которую (и только благодаря которой) «привходит» и зарождается «творческий образ» (когда художник, по словам автора, «как бы стоит перед лицом Божьим» и не занят еще реализацией), то на второй стадии в творческий процесс вступает уже «внешний», социально-природный человек. Ибо конкретный замысел произведения складывается у человека-творца, живущего в определенную эпоху, в определенной стране, развивающегося в рамках той или иной культуры и творящего в контексте конкретной художественной традиции (школы, направления). Поэтому художник, говоря словами автора, оказывается в этом смысле полностью «скованным миром».

Здесь-то и обнаруживается принципиальная невозможность подобного - именно адекватного - «перевода» с одного уровня на другой без весьма ощутимых потерь. И чем сильнее выражена у художника-творца духовная составляющая, чем сложнее и рафинированнее организована, чем яснее, ярче и богаче предстает перед его внутренним взором «творческий образ», тем

более остро, болезненно, трагически он должен воспринимать и переживать эти потери, потому что потери эти практически невосполнимы, они утрачиваются навсегда. И чем больше эти потери, то есть чем дальше будет отклоняться развертывающийся замысел от первичных творческих видений, ин-туиций, предобразов, тем более вероятна возможность, что все попытки материализации этого замысла обречены «завершаться» на уровне набросков и эскизов. Ему не суждено претвориться в законченное произведение искусства. Он как бы изначально обречен на «неудачу», чтобы лишний раз подтвердить трагический характер творчества и одновременно указать на то, что уже «первичный» творческий акт переживает «свою трагическую судьбу». Поскольку «дистанция» между этими планами (уровнями) оказывается настолько значительной, существенной и непреодолимой, что материальная реализация подобного («сложившегося» в итоге) замысла теряет свой изначальный художественный смысл, имманентный духовно-образному оригиналу. Потому что в результате формируется «совсем не то», что было в «начале», что представало перед внутренним взором художника и являлось как творческая задача.

«Творческий образ» оказывается вообще некоммуницируем по своей природе. Он не только не передается от творца к реципиенту, но он не ком-муницируется - не «переводится» - без весьма ощутимых потерь уже на внутреннем уровне самого творца в результате неразрешимого конфликта диаметрально противоположных начал его собственной природы. Ибо трансцендентальный (внутренний) человек, с точки зрения автора, представляет собой «совершенно иную реальность»: он есть творческий дух и свобода, имманентное существование которого только и возможно как не детерминированное, не отчужденное, не разделенное на субъект и объект и находящееся до всякой объективации. Однако тот уровень, на который он должен «переводить» свое сокровенное духовное содержание, характеризуется прямопротивоположными (по существу - взаимоисключающими) качествами. Ибо земной, эмпирический, ограниченный во всех своих проявлениях, внешний человек и есть, по определению автора, не что иное, как существо детерминированное, объективированное, отчужденное. Именно поэтому ему «очень трудно», - по существу практически невозможно - адекватно выразить то, что находится вне противоположения субъекта и объекта, вне объективации29. В результате он неизбежно ограничивает и искажает это сокровенное духовное содержание своим отвлеченным, «частичным», социально-природным составом, накладывая на него свою антропоморфную и социоморфную печать, предопределяя тем самым «трагическую неудачу» уже первичного творческого акта.

Поэтому творческую трагедию на данной стадии (исходя из авторского разделения творчества на два «разные акта»: внутренний, первичный и

29 Бердяев Я. А. Истина и откровение. С. 16.

внешний, вторичный) и было предложено определить как внутреннюю, первичную. изначальную, лишний раз указывающую на онтологический характер этой трагедии, уходящую своими корнями в двойственную, противоречивую и глубоко трагическую природу человека. Это и есть собственно трагедия творчества в ее изначальной, онтологически-антропологической глубине. Здесь источник внутренних озарений, вдохновений, творческого экстаза и упоения, но и здесь же источник внутренних предчувствий и трагического осознания невозможности адекватного «перевода» творческого образа на «язык» социально-природного человека, источник творческих мук и бесконечных попыток вновь и вновь (и всякий раз «неудачно») хотя бы приблизиться к искомому духовно-образному оригиналу в том его виде, в каком он «привходит из высшего мира» и предстает перед внутренним взором творца, тем самым «трансцендентальным человеком».

Отсюда и был сделан вывод о том, что ключевое положение H.A. Бердяева о трагедии творчества (//Творчество... трагично в существе своем»J ), имеет самое прямое - и преимущественное - отношение, прежде всего, именно к этому - первичному, внутреннему - творческому акту. Потому что вторичный творческий акт, о котором в основном и идет у него речь, и который сводится к практической реализации творческого замысла, то есть к созданию «продукта творчества» (или, говоря словами Ж.-П.Сартра, «материального аналога»), лишь довершает - и завершает - эту трагедию на материально-предметном уровне, на уровне создания произведений искусства и делает ее необратимой. Потому что «дистанция» между «первичными» творческими интуициями и замыслом, формирующимся на их основе, теперь - после завершения вторичного, внешнего акта - лишь возрастает и разрастается по существу до «бесконечности», что делает разделяющие ее явления («образ» и «материальный аналог») настолько «несовместимыми противоположностями», что противоречие между ними в этом мире не только не может быть преодолено, но, напротив, предстает во всей своей полноте, остроте и драматизме лишь благодаря этой конечной - конкретной во всех деталях -материализации. Лишь здесь становится очевидно в полной мере, во всех подробностях и «до конца», во всяком случае для самого творца, что в результате действительно получилось «совсем не то», что было в «начале» . Последнее исчезло почти «без следа», оставив после себя лишь «материальный аналог», те самые «продукты творчества», относительно которых H.A. Бердяев именно поэтому и не питал никаких иллюзий и не испытывал «священного» трепета (разумеется, при полном уважении к творчеству великих мастеров и их конкретным художественным достижениям). Ибо продукты творчества он рассматривал не просто как результат творческого акта, но

30 Бердяев Н. А. Смысл творчества // Бердяев II. А. Философия творчества, культуры и искусства: В 2 т. - М.: Искусство, 1994. Т. 1. С. 130.

31 Бердяев Н. А. О назначении человека. Опыт парадоксальной этики. - М.: Республика, 1993. С. 129-130. Он оке. Дух и реальность. Основы богочеловеческой духовности // Бердяев H. А. Философия свободного духа. -М.: Республика, 1994. С. 393. Он же. Опыт эсхатологической метафизики. С. 253.

именно как результат трагедии творчества, как результат объективации, как трагическую неудачу, со всеми вытекающими отсюда последствиями относительно понимания и соответствующего отношения и к собственно творчеству, и к его результату в условиях мира.

Это и привело Н. А. Бердяева к необходимости принципиального разделения собственно творческого акта и его конечного результата, продукта, которые, несмотря на свою очевидную взаимосвязь, выступали для него явлениями прямопротивоположного порядка. Отсюда и вытекало его особое понимание творчества, которое именно поэтому никогда не сводилось им к созданию «продуктов культуры». Ценными и подлинными ему представлялись лишь «внутренние» творческие акты, когда художник-творец находится в совершенно особом эмоционально-психологическом состоянии, в состоянии потрясения, подъема, творческого озарения, которые, с его точки зрения, только и позволяют человеку «прорваться за пределы» этого материального мира, к тому высшему божественному миру свободы, из которого он только и способен «извлечь» эманирующий «творческий образ», откуда и «исходят» «первичные творческие интуиции», которые он, - как творец - и призван воплощать в этом мире, привнося тем самым в него «частицу» божественного света, просветляя его и делая совершеннее и прекраснее, несмотря на весь трагизм человеческого творчества. С этой точки зрения творчество и представало для него, прежде всего, как «прорыв в бесконечность» и «раскрытие» этой бесконечности, то есть как теургическое по своей имманентной природе.

Неизбежность трагической неудачи творческого процесса выводила Н. А. Бердяева на осмысление еще одного важного ее следствия - постоянной неудовлетворенности творца созданным им произведением32. И в этом с автором трудно не согласиться. В самом деле, если творчество оказывается трагическим и завершается «роковой неудачей всех воплощений творческого огня»33, то об удовлетворенности результатами таких воплощений говорить действительно не приходится. Не случайно она рассматривалась Н. А. Бердяевым в контексте его концепции трагедии творчества, являясь по существу ее эмоционально-психологическим эквивалентом и коррелятом, ее точнейшим и тончайшим индикатором, обнаруживающим и отражающим эту творческую трагедию и на данном уровне.

В Главе III «Теургическая эстетика» рассматривается влияние бердя-евской концепции трагедии творчества на осмысление им таких основных эстетических категорий, как совершенство, красота и искусство. В первом параграфе «Красота и совершенство в мире объективации» анализируется достаточно непростая проблема, которая встала перед Н. А. Бердяевым в результате указанного понимания им творческого процесса. Если творчество трагично по своей природе и завершается неудачей, то способно ли подобное

32 Бердяев Н. А. О назначении человека. С. 79. Oit же. Самопознание. С. 472.

33 Бердяев И. А. Опыт эсхатологической метафизики. С. 255.

творчество достигать подлинного совершенства и красоты? Более того, его положение о вечной неудовлетворенности художника-творца своим произведением, казалось бы, максимально усложняло решение этой проблемы. Действительно, если художник никогда не может быть удовлетворен результатами своего творчества, то может ли быть в таком случае созданное им произведение совершенным? Если последнее возможно, то под вопросом тогда оказывается его положение о вечной неудовлетворенности творца. В самом деле, возможно ли такое - как будто бы взаимоисключающее - явление, чтобы художник испытывал подобное чувство от своего не просто совершенного, но даже «самого совершенного»3<1 произведения?! И, тем не менее, анализ бердяевских текстов показал, что несмотря на всю внешнюю парадоксальность постановки данной проблемы, философ вскрыл таким образом одно из важнейших трагических противоречий творческого процесса.

С одной стороны, как было показано, художник (и природой собственно творческого акта и своей богоподобной природой) буквально обречен на неустанное стремление к совершенству и красоте, но с другой, - по концептуальным условиям его философии свободы в целом, и философии творчества в частности, последние в рамках существующей культуры невозможны . В этом, с точки зрения автора, и заключается подлинный трагизм человеческого творчества, проявляющийся в том, что художник-творец не может не стремиться к тому, что изначально, по условиям существования мира, оказывается практически недостижимым. И противоречие это, согласно Н. А. Бердяеву, непреодолимо, что и определяет его глубоко трагический характер.

Однако, как удалось выяснить, это отнюдь не означает, что совершенство и красота в этом мире невозможны вообще. Они невозможны здесь именно как подлинные явления, на онтологическом уровне, но они вполне достижимы на уровне культурно-символическом. Это и подводило Н. А. Бердяева к разделению искусства на два основных вида - классическое и романтическое, в контексте которых он и решал данную проблему, рассмотрению которой и был посвящен второй параграф данной главы «Трагедия искусства и парадокс совершенства».

Классическое искусство верит в возможность достижения в этом мире подлинного совершенства и красоты, живет этой верой и благодаря последней ему действительно удается достичь выдающихся результатов36. Однако достигнутые при этом совершенство и красота являются, по Н. А. Бердяеву, не подлинными, условными, символическими, объективированными, имманентными «миру сему». Поэтому классицизм не видит и не осознает трагедии творчества и в силу этого непонимания невольно превращает ее в своеобразную «норму», вместо того, чтобы всеми своими силами стремиться к ее

34 Бердяев Н. А. Опыт эсхатологической метафизики. С. 255.

" Бердяев Н. А. Спасение и творчество. С. 358. Он же. О назначении человека. С. 194. Он же. Философия неравенства. -М.: ИМЛ-пресс, 1990. С. 256. Он же. Дух и реальность. С. 391.

36 Бердяев Н. А. Опыт эсхатологической метафизики. С. 76, 256.257. Он же. Самопознание. С. 464. И др.

разрешению и преодолению. И в этом проявлялась по существу двойная трагедия классицизма, которая, в конце концов, и обрекает его на вымирание.

Пришедшее ему на смену романтическое искусство уже не строит по этому поводу никаких иллюзий, оно не верит в возможность достижения в этом мире подлинного совершенства и красоты. Получив прививку от христианства, исполненное жаждой искупления грехов, оно устремляется к миру иному, указывая направление и путь к подлинной цели. Романтизм убежден, что в этом мире все есть знак и символ, и подлинные красота и совершенство возможны только в мире ином. Поэтому он в полной мере осознает трагедию творчества и уже не стремится к классической завершенности форм и имманентному совершенству. Но и романтизму не суждено будет преодолеть трагедию творчества, он также еще пребывает в дотворческой эпохе и «не знает» подлинно религиозного творчества37.

Этот трагический конфликт между стремлением творчества к совершенству и красоте и невозможностью их подлинного достижения в этом мире (который, собственно, и приведет к образованию указанных прямопроти-воположных типов мироощущения и мировоззрения - классицизма и романтизма) и подводил Н. А. Бердяева к постановке проблемы Возрождения, поскольку именно этой эпохе, - как никакой другой, - согласно автору, и удалось - своей драматической судьбой - поведать миру о неразрешимой творческой трагедии, в частности о том, что в христианской период истории достижение классического совершенства форм и подлинной красоты невозможно. Поэтому Возрождение не удалось и «удаться не могло», ибо в трагических судьбах своих величайших художников, наконец, поднялось до полного осознания неосуществимости подлинных целей творчества. И подобно тому, как неизбежен в этом мире постоянный поиск совершенных форм и обращение через это к античности, точно также неизбежно и глубочайшее разочарование в осуществлении этих поисков и устремлений, а точнее - в их практической неосуществимости. Но в этой неудаче и скрыт его подлинный смысл и значение. Это было «последнее поучение» великой эпохи относительно того, в каких пределах вообще возможно проявление творческих сил художника, принадлежащего христианскому миру. Подобное понимание невозможности достижения истинного совершенства и красоты в этом мире и составляет, по твердому убеждению Н. А. Бердяева, характерную особенность всей христианской культуры, которая по самой своей природе вообще «не может быть завершена»38.

Пришедшие в XIX веке на смену «старой противоположности» классицизма и романтизма новые формы - реализм и символизм, ничего с этой точки зрения не меняли. Однако они довели это противостояние (с соответствующим стремлением к совершенству и красоте или отказом от них) до

" Бердяев Н. А. Опыт эсхатологической метафизики. С. 256,76. Он же. Смысл творчества. С. 130,220. Он же. О назначении человека. С. 328. И др.

38 Бердяев Н. А. Смысл истории. -М.: Мысль, 1990. С. 104-106. Он же. Смысл творчества. С. 220, 225, 227.

последнего предела. Но если реализм (в контексте бердяевской философии творчества) оказался крайней формой «приспособления» к миру сему и устремился лишь к пассивному отражению его уродства, то символизм вывел это противостояние на новый - более высокий - уровень и тем самым указал дальнейший путь, по которому должно двигаться искусство будущего.

Постигнув в полной мере символическую природу всякого искусства, он - в отличие от романтизма - не только пришел к окончательному осознанию трагедии творчества, но и к пониманию ее неизбежности и непреодолимости в пределах этого мира. Тем самым он вскрыл одновременно и символические истоки творческой трагедии, и указал на трагический характер всякого искусства, сам являясь по существу имманентным выражением этой «вечной трагедии». Именно поэтому трагедия творчества, согласно русскому мыслителю, и достигает в символизме своего крайнего выражения, последнего предела. Символизм полностью отказывается от какого-либо приспособления к миру и проникается жаждой освобождения от самого символизма, то есть от собственной природы, обнаруживая тем самым такой кризис традиционного искусства, которого еще не знала мировая история. В этом Н. А. Бердяев и видел его историческое значение, которое имело прямое отношение и к творческой трагедии. Оказавшись «вершиной» трагедии творчества (и открывая по существу ее «последний акт»), символизм одновременно выступал и ее относительным завершением. Обостряя через развернувшийся всеобщий кризис трагедию творчества и доводя ее до «последнего предела», символизм не только указывал направление, но и возможный выход из этой трагедии, открывая тем самым ее временный, исторический и, соответственно, преходящий характер. Поэтому символизм, уверен Н. А. Бердяев, не может быть последней целью творчества, но он прокладывает «путь», становясь своеобразным «мостом» к искусству будущего39. Однако последнее может быть только искусством теургическим.

Раскрытию этого вопроса и посвящен третий параграф данной главы «Теургия как преодоление трагедии творчества». Решение проблемы трагедии творчества Н. А. Бердяев видел только в теургии. Обращение лее к последней являлось для него далеко не случайным и было связано, с одной стороны, с мучительными поисками «выхода» из небывалого кризиса всей мировой культуры и искусства, неизбежно завершающихся «трагической неудачей», а с другой, - определялось его религиозно-метафизическим пониманием природы будущего творчества, которое рассматривалось им в рамках учения о Богочеловечестве. В контексте последнего творчество осмыслялось Н. А. Бердяевым в качестве «ответа» человека на «призыв Бога» и выступало одновременно как продолжение миротворенш. Последнее же по существу означало, что продолжение мира и его завершение есть дело не только Бога, но и человека, есть дело Богочеловеческое. Это и есть важнейшая и опреде-

" БердяевН. А. Смысл творчества. С. 228-230. Он же. Кризис искусства // Бердяев Н. А. Философия творчества, культуры и искусства: В 2 т. - М.: Искусство, 1994. Т.2. С. 399.

ляющая характеристика теургии. Поэтому подлинная теургия, с его точки зрения, может быть обращена только к высшим способностям человеческой души, благодаря чему она и выступает у него как предельная ступень духовно-творческого восхождения человека, открывающая и совершенно новый этап: и в его творчестве, и в жизни, и в судьбе, которые теперь могут быть только богочеловеческими. Отсюда и вытекала его уверенность в ее необходимости как важнейшего этапа в развитии и окончательном становлении homo-creator, человека-творца, художника-теурга, и вдохновенно-пророческий пафос его футурологических размышлений, который и убеждал его в неизбежности наступления новой эпохи.

Богочеловеческая основа теургии определяла и другую ее важнейшую особенность - сугубо религиозный характер, который по существу и выступал ее онтологическим основанием. Подлинное творчество, согласно автору, религиозно по своей природе. Поэтому теургия и есть, прежде всего, «призыв» к религиозному творчеству. Однако подлинно религиозный характер искусства определяется для Н. А. Бердяева отнюдь не разработкой религиозных тем, сюжетов, образов. И уж тем более оно не может быть подчинено какой-либо «норме», хотя бы это была и норма религиозная. Ибо таким путем может быть создано лишь тенденциозное искусство. Однако тенденция, в том числе и тенденция религиозная, какими бы благими намерениями она не была мотивирована, есть такая же смерть искусству, как тенденция политическая или моральная. Поэтому подлинное искусство не может быть намеренно религиозным. Отсюда и вытекала еще одна важнейшая характеристика искусства будущего: «Теургия - имманентно-религиозное искусство»40.

К тому же необходимость теургического творчества диктовалась, согласно автору, и незавершенностью самого Божественного творения, которая вытекала из его «динамического» понимания бытия. Согласно последнему, Божье творение не закончилось, боготворческий процесс продолжается. А продолжением - и завершением - этого процесса и призвано стать новое, заключительное «третье откровение», следующее за откровением Ветхого и Нового Завета, откровение уже антропологическое. Это и будет новая религиозная эпоха - эпоха Духа, Свободы и Творчества, Творчества Теургического, которое уже творит не искусство и не культуру, а новое бытие, «теургия сверхкультурна».

Однако «конец» традиционной культуры и искусства, на что Н. А. Бердяев обращает особое внимание, не должен пониматься буквально и быть «до-культурным». Нетворческий бунт против старого прекрасного искусства недопустим, ибо он бесплоден и бессмыслен, тем более что легко перерождается в анархию и варварство, низводящие человека до состояния дикости. Преодоление культуры само должно быть культурным. Культура - величайшее достояние человечества. Она есть великий труд и результат постоянных творче-

40 Бердяев И. А. Смысл творчества. С. 237. Он же. Кризис искусства. С. 412. И др.

ских усилий человека. Это - форма существования и развития самого человека. Поэтому путь человека к духовной свободе и к творчеству новой жизни может лежать только через культуру.

Теургия есть творчество универсальное, в ней сходятся все виды человеческого творчества. Она словно концентрирует в себе всю потенциальную творческую энергию человечества и направляет ее на создание новой жизни, нового бытия. Ибо в теургии человек творит уже не один, а вместе с Богом. Поэтому художник-теург уже способен «творить красоту как сущее». Отсюда и вытекало одно из основополагающих, центральных положений бердяевской эстетики: красота - не только цель искусства, но и цель жизни! «И цель последняя - не красота как культурная ценность, а красота как сущее, то есть претворение хаотического уродства мира в красоту космоса» . Поэтому стремление «жить в красоте», уверен H.A. Бердяев, должно стать «заповедью» новой творческой эпохи. В силу такого значения красоты и совершенства в жизни будущей эпохи, Творец, уверен автор, ждет от художника-теурга красоты «не менее, чем добра», а по большому счету - больше чем добра. Ибо красота «тоже ведет к Богу», но ведет «прямее» и «даже вернее»42. К тому же, если добро есть только путь, то красота - также и цель человеческого восхождения. Отсюда и вырастает еще одна характерная особенность теургии - ее преимущественно эстетический характер. А если учесть, что главной целью не только человеческого, но и богочеловеческого, теургического, искусства, -и даже всей жизни - выступает у Н. А. Бердяева красота, то становится очевидным, что при осмыслении Теургии эстетическая составляющая играла у него наиважнейшую и определяющую роль. Причем настолько тотальную, что она отразится и на его понимании эволюции самой человеческой природы. Ибо русский мыслитель был уверен, что уделом будущей жизни должно быть «всяческое совершенство», во всем подобное совершенству Божьему, причем совершенство уже не культурно-символическое, имманентное этому миру, а подлинное, онтологическое, - «всякая полнота бытия». Именно поэтому преобладающей стороной человеческой природы в эпоху Духа будет уже собственно эстетическая, которая, наконец-то, сможет проявить себя в полной мере, предстанет во всей своей богочеловеческой - универсальной - мощи и станет доминирующей во всей жизни и деятельности человека, но не уничтожающей и не подавляющей другие, в том числе и нравственную, а открывая им простор для имманентного проявления их собственной природы, не деформированной и не искаженной отношениями падшего мира. Только при подобном - тотальном - доминировании эстетической стороны человеческой природы и эстетически ориентированного теургического творчества, а также эстетического начала самой жизни и возможно достижение онтологической красоты и онтологического совершенства, то есть абсолютно-эстетической полноты бытия. Это значит, что эпоха Творчества Теургиче-

41 Бердяев И. А. Смысл творчества. С. 235.

42 Бердяев И. А. Трагедия и обыденность. С. 306.

ского, эпоха Духа, Свободы, Красоты и Совершенства и есть эпоха собственно Эстетическая, которая и становится конечной целью мирового развития.

В «Заключении» подводятся итоги диссертационного исследования, формулируются теоретические и практические выводы.

СПИСОК ПУБЛИКАЦИЙ ПО ТЕМЕ ДИССЕРТАЦИИ

Публикации в изданиях, рекомендованных ВАК РФ:

1. Проблема трагедии творчества в эстетике H.A. Бердяева // Философия и культура, 2010. № 8. С.92-97. - (0,5 п.л.)

2. Антропологические основы концепции трагедии творчества в эстетике H.A. Бердяева // Полигнозис, 2010. №4. С.147-162. - (1 п.л.)

Публикации в других изданиях:

3. Антроподицея Николая Бердяева как основание его метафизики творчества У/ Философия искусства. - М.: Пробел, 2003. С. 102-139. - (2 п.л.)

4. Концепция трагедии культуры Николая Бердяева // Философия и культура. - М., 2008. С.60-99. - (2 п.л.)

5. Метаморфозы творческого процесса: от замысла к .. .«аналогу»?! // Процессы музыкального творчества / Сб. тр. РАМ им. Гнесиных.-Вып. 172. - М., 2010. С.6-28. - (1 п.л.)

Кудаев Александр Егорович

ПРОБЛЕМА ТРАГИЧЕСКОГО В ЭСТЕТИКЕ H.A. БЕРДЯЕВА

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата философских наук

Подписано в печать 09.11.2011 г. Формат 60х84/|6_ Объем 1,3 усл. печ.л. Тираж 50 экз.

Отпечатано в типографии издательства ПРОБЕЛ-2000 тел. (495) 287-06-19 e-mail: probel-2000@mail.ru

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата философских наук Кудаев, Александр Егорович

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА 1. МЕТАФИЗИКА ТВОРЧЕСТВА

1.1. Специфика постановки проблемы творчества.

1.2. Антроподицея как основание метафизики творчества.

ГЛАВА 2. ТРАГИЧЕСКИЙ СМЫСЛ ТВОРЧЕСТВА

2.1. Концепция трагедии творчества.

2.2. Антропологические основы трагедии искусства.

ГЛАВА 3. ТЕУРГИЧЕСКАЯ ЭСТЕТИКА

3.1. Красота и совершенство в мире объективации.

3.2. Трагедия искусства и парадокс совершенства.

3.3. Теургия как преодоление трагедии творчества.

Введение диссертации2011 год, автореферат по философии, Кудаев, Александр Егорович

Актуальность исследования. Диссертация посвящена одной из важнейших проблем в творчестве Н.А.Бердяева, необходимость изучения которой диктуется рядом следующих обстоятельств. Прежде всего, творческое наследие Н.А.Бердяева возвращает нас к тому периоду отечественной философско-эстетической мысли и искусства, который получил название Серебряного века, ярчайшим представителем которого он являлся1. Несмотря на относительную удаленность этой эпохи от нашего времени, она и сегодня не просто привлекает к себе пристальное внимание специалистов самых различных областей гуманитарного знания, но по целому ряду причин продолжает оставаться более чем актуальной. Поэтому «настоящий взрыв» острого интереса к культуре данного периода, которым оказались отмечены последние десятилетия, был, конечно же, далеко не случаен. И в данном отношении творчество H.A. Бердяева предстает не только чрезвычайно важным и характерным, но по полноте и всеохватности представленных в нем ключевых проблем русской философско-эстетической мысли оно оказывается и одним из самых репрезентативных3. И хотя, по справедливому замечанию Н. В. Мотрошиловой, обращение «к культуре, философской мысли (как,

1 С,А.Левицкий, например, прямо называет его «самой яркой личностью» в русской философии XX века (Левицкий С.А. Очерки по истории русской философии- М.: Канон, 1996. С.375). Не менее высоко философа оценивают и современные исследователи, называя его и «наиболее выдающимся», и «наиболее влиятельным», и «одним из самым блестящих философов России XX века», и вообще «одним из крупнейших мыслителей» первой половины XX столетия, а также «подлинным философским классиком» и «гением» (См. напр.: Мень А. Пьер Тейяр Шарден: христианин и ученый // Тейяр де Шарден П. Божественная среда. - М.: Ренессанс, СП «ИВО-СиД», 1992. C.XIII; Мотрошилова Н.В. Николай Бердяев // История философии: Запад-Россия-Восток: В 4 кн. - М.: Греко-лат. кабинет Ю.А.Шичалина, 1998. Кн. 3. С.ЗЗЗ; Гайденко П.П. Владимир Соловьев и философия Серебряного века. - М.: Прогресс-Традиция, 2001.С.301; Бычков В.В. Русская теургическая эстетика. - М.: Ладомир, 2007. С.632; Титаренко С.А. Специфика религиозной философии Николая Бердяева. Автореферат дисс. докт. филос. наук. - Ростов-на-Дону, 2006. С.З; Аксючиц В. Заблуждения гения: Н.А.Бердяев о России и коммунизме // Историко-философский ежегодник' 2001. - М.: Наука, 2003. С.324; Ср. также: Лосев А.Ф. Русская философия // Лосев А.Ф. Философия. Мифология. Культура. - М.: Политиздат, 1991. С.212).

2 Вислова A.B. «Серебряный век» как театр: Феномен театральности в культуре рубежа Х1Х-ХХ вв. / М-во культуры РФ. Рос. ин-т культурологии. - М., 2000. С.4.

3 Левицкий С.А. Очерки по истории русской философии. С.357; Полторацкий Н.П. Русская религиозная философия // Вопросы философии, 1992. № 2. С.128-129; Н.А.Бердяев: pro et contra. Кн. 1 / Сост., вступ. ст. и прим. А. А.Ермичева. - СПб.: РХГИ, 1994. С.6; Коплстон Ф.К. Философия в России (от Герцена до Ленина и Бердяева) // История философии. - Вып. 2. - М.: ИФ РАН, 1998. С. 159, 160. Однако лаконичнее всех в этом вопросе оказался Александр Мень, заметив по поводу тематической всеохватности философа: «Бердяев всё сказал!» (Цит. по: Кротов Я. Николай Бердяев // http:// krotov.info/library/02b/berdyaev/berd.htm). добавим, и мысли эстетической. - А.К.) своей страны, вообще говоря, не требует специального обоснования»4, тем не менее, некоторых обстоятельств, обусловивших отмеченную выше актуальность (как эпохи в целом, так и творчества H.A. Бердяева "в частности), представляется целесообразным коснуться хотя бы в самых общих чертах.

С одной стороны, уже само определение эпохи - «Серебряный век» -свидетельствует о том, что ее достижения были действительно выдающимся явлением, причем, как известно, не только в истории русской, но и всей европейской культуры, оказавшим на последнюю существенное влияние5. Этот период сопровождался поистине невиданным творческим подъемом, ознаменовав собою, хотя и непродолжительный, но один из ярчайших этапов в развитии русской культуры, получивший - с легкой руки того же H.A. Бердяева - наименование «русского культурного ренессанса». С другой стороны, и сами творцы этой удивительной эпохи - поэты-символисты, писатели, художники, философы, богословы - были убеждены, что участвуют в духовном обновлении, возрождении России, более того - в своего рода религиозной революции, которая по силе и глубине превосходит всякую революцию социальную или политическую, и характеризовали первые десятилетия XX века не иначе как духовным и религиозным Ренессансом6. Как вспоминал позднее Н.А.Бердяев, «это была эпоха пробуждения в России самостоятельной философской мысли, расцвета поэзии и обострения эстетической чувствительности, религиозного беспокойства и искания, интереса к мистике и оккультизму»7.«Раскрывались целые миры. Умственная и духовная жажда была

4 Мотрошилова Н.В. Мыслители России и философия Запада (В. Соловьев. Н. Бердяев. С. Франк. Л. Шестов). — М.: Республика, 2006. С.З.

5 Бычков В. В. Вл. Соловьев и эстетическое сознание Серебряного века // Владимир Соловьев и культура Серебряного века. - М.: Наука, 2005. С.12.

6 Крейд В. Встречи с серебряным веком // Воспоминания о серебряном веке. - М.: Республика, 1993. С.6. Гайденко П.П. Владимир Соловьев и философия Серебряного века. С.325. Впрочем, что касается Бердяева, то он, как известно, не разделял последнего утверждения в полной мере, полагая, что религиозный ренессанс, несмотря на «напряженные религиозный искания», в силу разных причин тогда так и не состоялся (См.: Бердяев H.A. Русская идея. Основные проблемы русской мысли XIX века и начала XX века // Бердяев H.A. Самопознание: Сочинения. - М.: ЭКСМО-Пресс; Харьков: Фолио,1999. С. 215, С.217,241 и далее).

7 Бердяев H.A. Самопознание. Опыт философской автобиографии // Бердяев H.A. Самопознание: Сочинения. — М.: ЭКСМО-Пресс; Харьков: Фолио, 1999. С.386. огромная. Прошло веяние Духа. Было чувство, что начинается новая эра»8.

И подобная оценка достижений этой эпохи характерна не только для ее непосредственных участников и свидетелей. Не менее высоко она оценивается и современными исследователями. Как отмечает один из ведущих специалистов по русской эстетике - в том числе и по интересующему нас периоду - В.В. Бычков, «тогда в России произошел мощный всплеск духовно-художественных открытий и изобретений, сразу вбросивший в сокровищницу мировой культуры множество выдающихся произведений в сфере религиозной и философской мысли, всех видов искусства, филологических штудий. Три главных и разных направления интеллектуально-художественного творчества того времени: религиозная философия, символизм и авангард в искусстве, - как основные столпы культуры Серебряного века, создали ценностное поле такого высокого уровня, что достичь его, не говоря уже о том, чтобы превысить, пока не удалось ни в одном из регионов цивилизованного мира»9.

Таким образом, уже сам по себе выдающийся уровень достигнутой культуры и искусства является более чем достаточным основанием для неослабевающего интереса к этой удивительной эпохе. Причем достижения ее оказались настолько впечатляющими и для наших современников, что относительно, например, русской религиозной философии данного периода появляются даже предположения: не уместней ли будет называть этот век «золотым»10. И действительно, один перечень имен русских философов -только «первого ряда» - составил бы честь любой стране, а созданная ими философия признается сегодня «совершенно оригинальным явлением I

8 Бердяев H.A. Русская идея. С.219. I 9 Бычков В.В. Вл. Соловьев и эстетическое сознание Серебряного века. С.12-13. - Последний курсив мой.

А.К.). Об этом же по существу писал и В. Крейд, отмечавший, что «глубина духовных достижений серебряного века остается в нашей современной культуре неисчерпанной, неизученной обстоятельно и, конечно же, непревзойденной» {Крейд В. Встречи с серебряным веком. С.11.- Курсив мой. - A.K.). Ср. также: Мотрошшова Н.В. Мыслители России и философия Запада. С.4-5;

10 См. напр.: Волкогонова О.Д. H.A. Бердяев: Интеллектуальная биография. - М.: Изд-во МГУ, 2001. С.З. Ср. также: «И хотя мы зовем это время серебряным, а не золотым веком, может быть, именно оно было самой творческой эпохой в российской истории» {Крейд В. Встречи с серебряным веком. С. 10. - Курсив мой. - А.К.). Впрочем, относительно данного вопроса существуют и другие мнения. См. напр.: Бычков В.В. Вл. Соловьев и эстетическое сознание Серебряного века. С. 11-12; или по: Он же. Русская теургическая эстетика. - М.: Ладомир, 2007. С.7-8. Ср. также: Ронен О. Серебряный век как умысел и вымысел. - М.: ОГИ, 2000. в истории человеческой мысли»11.

Однако к этому добавляется еще одно чрезвычайно важное обстоятельство, которое исторически обусловило повышенный интерес к данному периоду отечественной культуры в целом и к религиозной философии и искусству в частности. В результате известных событий 1917 года развитие этого уникального явления было искусственно прервано. И на долгие годы существования советского государства воцарилась политика либо замалчивания (когда это было возможно и действенно, наложения разного рода табу на имена и идеи творцов данной культуры), либо дискредитации, не гнушающейся и откровенной фальсификацией. Достаточно напомнить определяющие «характеристики» творчества того же Н.А.Бердяева, чтобы в полной мере представить себе и степень и уровень как неприятия, отторжения целой эпохи, так и «глубину» ее понимания (точнее - непонимания), а также восприятие и самих ее творцов: «белоэмигрант», «реакционер», «враг советской власти», «оголтелый мистик», «признанный лидер самой махровой формы идеалистического обскурантизма - религиозного экзистенциализма» и т.д., и

1 "У т.п. Это, конечно, очень «сильная» и «глубокая» характеристика творчества человека, который уже при жизни приобрел мировую славу и которого ставили в один ряд с такими известными выдающимися европейскими философами, как: К.Ясперс, М.Шелер, Н.Гартман, М.Хайдеггер и др.13 Как отмечал в связи с этим А.А.Ермичев, «судьба философии Н.А.Бердяева в его стране была печальна. Со времени высылки мыслителя в 1922 году о нем, при всей его

11 Полторацкий Н.П. Русская религиозная философия. С.131.

2 См. также в упоминавшейся статье Н.П.Полторацкого соответствующий раздел: «Русская религиозная философия и советский марксизм»: Полторацкий Н.П. Русская религиозная философия. С.134 и далее.

13 См. напр.: Шестов JI. Николай Бердяев. Гнозис и экзистенциальная философия // Шестов Л. Сочинения. - М.: Раритет, 1995. С. 386. Показателен также эпизод с писателем В. В. Набоковым. Пытаясь получить место лектора по русским предметам в каком-либо из американских или английских университетов и узнав предварительно, что для этого необходимо иметь «testimonials», т.е. «референции» от известных и авторитетных людей, он в числе желаемых «покровителей», наряду с именами И. Бунина и М. Ростовцева, называет и Н.Бердяева, характеризуя их как «знаменитых людей, чьи имена производили бы должное впечатление на англосаксонских ректоров» (См.: В. Набоков - И. Бунину, от 28 марта 1939 г. // С двух берегов. Русская литература XX века в России и за рубежом. -М.: ИМЛИ РАН, 2002. С.202, 217). Подобное «соседство» с именем И. Бунина, который к тому времени уже являлся лауреатом Нобелевской премии (1933 г.), делает какие-либо комментарии в данном случае излишними. Впрочем, через 14 лет и самому Н.А.Бердяеву будет присуждена (Кембриджским университетом) высшая степень — доктор «honoris causa» (за заслуги), которой в прошлом удостаивались только двое из русских людей — И.С.Тургенев и П.И.Чайковский. И здесь «соседство», как видим, не менее показательное и знаменательное. всемирной известности, у нас не было ни слуху ни духу (не считая трех "разгромных" статей - двух в 1923-м и одной в 1930 году). Молчание было прервано лишь через тридцать лет "Философской энциклопедией". Появление здесь небольшой статейки о H.A. было вызвано более идеологическими причинами, нежели собственно философским интересом»14. Места свободному философствованию быть не могло по определению, любое проявление инакомыслия каралось не только запретом на публикации, выступления или чтение лекций, но подчас и физическим уничтожением.

И, тем не менее, несмотря на все метаморфозы и превратности судьбы, наследие Серебряного века не кануло в лету, не погибло. Как выразился один из цитируемых выше авторов, «серебряный век эмигрировал»15. Он эмигрировал в Берлин, Прагу, Париж, Белград, Софию, в Константинополь, Гельсингфорс, Рим, Харбин, благодаря чему, собственно, и сохранил свои неисчерпаемые богатства. Возвращение этого наследия на Родину, с одновременным возрождением традиций русской религиозной философии и эстетики данного периода, и обусловливают со своей стороны повышенный интерес к этой эпохе, к ее творцам и их идеям. И в этом, кстати, сбывается очередное пророчество H.A. Бердяева: «Великое, вечно ценное прошлое всегда остается в глубине и к нему всегда возвращаются. Позже и ценности культурного ренессанса начала века вернутся и войдут в творчество будущего. Без связи с прошлым, без памяти, культура также не существует, как не существует без свободы»16. Это - чрезвычайно важный вывод. «Будущее», о котором мечтал H.A. Бердяев, наступило. Теперь оно стало настоящим. И восстановление духовного богатства Серебряного века начинает, наконец-то, осуществляться. Однако, что касается его осмысления и адекватного постижения, то здесь, судя по всему, достижения пока не столь впечатляющие,

14 Ермичев A.A. «Я всегда был ничьим человеком.» // H.A. Бердяев: pro et contra. Антология. Кн. 1. - СПб.: РХГИ, 1994. С.8. - Курсив мой.-А.К.

15 Крейд В. Встречи с серебряным веком. С.7.

16 Бердяев H.A. На пороге новой эпохи // Бердяев H.A. Истина и откровение. Пролегомены к критике Откровения. - СПб.: РХГИ, 1996. С. 279-280. - Курсив мой. - А.К. Ср. также: Бердяев H.A. Русская идея. С. 245. Он же. Самопознание. С. 414. поэтому работы хватит, скорее всего, не на одно поколение исследователей. И прежде всего, как представляется, это относится к эстетической области знания.

Однако существует еще одно не менее важное обстоятельство, имеющее уже непосредственное отношение к эстетике, которое делает обращение к данной эпохе не просто важным, но остро актуальным. Сегодня самые различные авторы сходятся на мысли о чрезвычайной важности именно эстетического аспекта культуры Серебряного века'. С одной стороны, его активная роль в последней была обусловлена уже тем, что начиная с XIX века именно художественная литература была, - а по мнению некоторых

17 исследователей остается и по сей день , - господствующей формой национального самосознания. И русская философско-эстетическая мысль с тех пор традиционно была связана с художественным творчеством самым тесным образом. Поэтому вполне естественно, что оно оказывалось в центре внимания18 самых различных мыслителей, литературных критиков, богословов, самих представителей искусства, выступавших одновременно и в роли теоретиков искусства, втягивая в свою очередь активно в этот процесс поэзию, живопись, музыку, и формируя тем самым устойчивую эстетическую составляющую данной культуры, которая сегодня именуется имплицитной эстетикой. И то, что последняя оказалась достаточно яркой и влиятельной, без осмысления которой само понимание Серебряного века едва ли будет полным и адекватным, в этом уже не приходится сомневаться19.

С другой стороны, и философия Вл. Соловьева, одной из центральных фигур, стоявшей у истоков Серебряного века, была ориентирована - как, кстати, и многих его последователей, - прежде всего эстетически. Поэтому его влияние на интересующий нас период проявилось не только в сфере собственно

17 ГайденкоП.П. Владимир Соловьев и философия Серебряного века. С. 13.

18 Ср.: «Это было вместе с тем возвратом к творческим вершинам духовной культуры XIX века. <.> Был возврат. к религиозному содержанию русской литературы. <.> Духовная проблематика вершин русской литературы была усвоена, ее прониклись.» (Бердяев Н.А. Русская идея. С.217,219,215).

19 Сегодня это стало, пожалуй, еще более очевидным благодаря существенному вкладу в решение данного вопроса В.В. Бычкова. Здесь нельзя не назвать фундаментальную - и единственную в своем роде - работу автора: «Русская теургическая эстетика» (М.: Ладомир, 2007. - 743 е.), не говоря уже о специальных разделах в других книгах и многочисленных статьях, посвященных именно эстетическому наследию Серебряного века. философского знания. Под непосредственным воздействием его эстетических идей формировались новые направления и в литературе (русский символизм), и в том влиятельном в начале XX века духовном течении («новое религиозное

ЛЛ сознание»), которое было тесно связано с символизмом и декадентством . Поэтому вполне естественно, что его философско-эстетические идеи оказали определяющее влияние на формирование новых парадигм эстетического сознания самых разных мыслителей и представителей искусства первой трети ч i

XX столетия , определив по существу и направление, и масштаб, и специфику развития эстетической мысли данного периода. Так что когда H.A. Бердяев называл этот период «русским культурным ренессансом», то он не без основания подразумевал под этим и возрождение активной духовной ориентации русской художественно-эстетической мысли. Далеко не случайно поэтому он и сам постоянно и активно обращался при осмыслении происходящих процессов именно, к искусству, к веяниям которого он был чрезвычайно чуток, а его суждения об искусстве, как справедливо отмечается в литературе, всегда отличались удивительной глубиной и тонкостью л проникновения в самую суть его эстетической материи, несмотря на то, что выражались нередко в весьма лаконичной форме . Многие его суждения о современных ему поэтах, писателях, художниках - и даже музыкантах (например, о Скрябине), - предвосхитили позднейшие оценки их творчества, ставшие затем общим местом, а отдельные его подобные высказывания нередко цитируются и в современной литературе.

И, наконец, еще чрезвычайно важный для эстетики момент. Именно в этот период формируется, а точнее - складывается окончательно совершенно новое и уникальное направление в русской эстетической мысли - теургическая эстетика, которая имеет к теме данного исследования самое прямое

20 ГайденкоП.П. Владимир Соловьев и философия Серебряного века. С.13.

21 Подробнее об этом см.: Бычков В.В. Вл. Соловьев и эстетическое сознание Серебряного века. С. 13-28.

22 См. напр.: Левицкий С.А. Очерки по истории русской философии. C.375. Бычков В.В. Русская теургическая эстетика. C.654, 656, 659 и др. Андреев A.JI. Искусство, культура, сверхкультура (Философия искусства H.A. Бердяева). - М.: Знание, 1991. C.40. Ср. также: Левицкий С.А. Бердяев: пророк или еретик? // Н.А.Бердяев: pro et contra. Антология. Кн. 1.- СПб.: РХГИ, 1994. C.516. отношение. Важность этого направления заключается в том, что оно, по словам разрабатывающего его автора, фактически выразило самую суть духовно-художественных и собственно эстетических устремлений того мощного возрождения в русской культуре, которое мы сегодня называем Серебряным веком23. Благодаря именно его активному развитию и была, может быть как никогда ранее, в полной мере осознана тогда огромная - поистине определяющая - роль эстетического опыта в целом и искусства в частности в человеческой жизни и культуре24. В эпицентре его интересов оказались по существу не только все основные эстетические явления и понятия, но оно совершенно по-иному - по новому - взглянуло на многие традиционные положения и проблемы эстетики, высвечивая и делая акцент прежде всего на их духовной составляющей. Это в свою очередь давало новый импульс развитию эстетического знания в целом и выводило его на более высокий - собственно духовный - уровень. И не без влияния новых эстетических идей произошел, говоря словами H.A. Бердяева, весьма «знаменательный факт» — коренное изменение эстетического сознания эпохи. Если раньше собственно «элемент эстетический» был оттеснен идеями социального утилитаризма и прагматизма и по существу погребен под ними, то теперь он в известном смысле оказался едва ли не определяющим25. В результате и произошла «переоценка эстетических ценностей», был постигнут эстетический смысл искусства, благодаря чему ему стали, наконец-то, придавать и соответствующее -«большее» — значение26.

И хотя теургическая эстетика развивалась исключительно в имплицитной форме, но именно ей в наибольшей степени удалось сохранить характерные черты и особенности национального эстетического опыта, сложившегося еще в

23 Бычков В.В. Русская теургическая эстетика. С.7,713.

24 Достаточно вспомнить того же H.A. Бердяева, провозгласившего главной - и конечной! - целью мирового исторического развития не что иное, как Красоту - высшую эстетическую ценность (См., напр.: Бердяев H.A. О назначении человека. - M,: Республика, 1993. С. 131. Он же. Смысл творчества // Бердяев H.A. Философия творчества, культуры и искусства: В 2 т. М.: Искусство, 1994. Т.1. С. 235).

25 Бердяев H.A. Самопознание. С.401. Ср. также: Бердяев H.A. Русский духовный ренессанс начала XX века и журнал «Путь». К десятилетию «Пути» // Бердяев H.A. Философия творчества, культуры и искусства: В 2 т. -М.: Искусство, 1994. T.2. С.306.

26 Бердяев H.A. Русская идея. С.217,216. - Курсив мой. - А.К.

Древней Руси27, что также делает ее и в данном отношении чрезвычайно актуальной. «Поэтому сегодня, -- обращает на это особое внимание В.В. Бычков, - сформировавшиеся внутри этого направления идеи, концепции, феномены культуры и искусства имеют не только сугубо исторический интерес, хотя и это само по себе немаловажно, так как заполняют неизведанную страницу в истории нашей культуры, но и безусловную

Ой актуальность» . И подобная оценка представляется тем более важной, что имеет самое прямое отношение и к Н.А. Бердяеву, разрабатывавшему, как известно, один из вариантов теургической эстетики29. Так что и с данной точки зрения - возможно сегодня наиболее важной - актуальность осмысления бердяевского наследия не подлежит сомнению.

Однако здесь открывается еще один важный аспект, определивший специфику поисков эстетической мысли этого периода (и также имеющий непосредственное отношение к теме исследования): постижение ею своих собственных метафизических основ, которое вызывает сегодня не меньший -если не больший - интерес и всевозрастающую актуальность. Как отмечал данное явление Н.А. Бердяев, - «менялась перспектива», формировалась новая направленность сознания. «Раскрылись глаза на иные миры, на иное измерение бытия»30, - что незамедлило отразиться и на осмыслении эстетических ценностей. «Обращаясь взглядом в недалекое прошлое - к Серебряному веку русской культуры, - особо подчеркивает данный аспект В.В. Бычков, — мы сразу же замечаем, что, пожалуй, самым ценным его достижением в сфере эстетики был мощный взлет интереса к метафизическим корням эстетического опыта, искусства в частности. Притом практически на всех

27 См.: Бычков В.В. Русская средневековая эстетика. XI-XVII века. - М.: Мысль, 1992. Художественно-эстетическая культура Древней Руси. XI-XVII века / Под ред. В.В. Бычкова. - М.: Ладомир, 1996. Бычков В.В. 2000 лет христианской культуры sub specie aesthetica: В 2 т. - T.2. Славянский мир. Древняя Русь. Россия. -М.-СПб.: Университетская книга, 1999.

28 Бычков В.В. Русская теургическая эстетика. С.9. - Курсив мой. - A.K.

29 См., напр.: Бычков В.В. Теургическая эстетика Николая Бердяева // Эстетика: Вчера. Сегодня. Всегда. - М.: ИФ РАН, 2005. С. 39-67; или по: Он же. Русская теургическая эстетика. - М.: Ладомир, 2007. С. 632-711.

30 Бердяев Н.А. Русский духовный ренессанс начала XX века. С.302. уровнях и во всех основных направлениях» .

И прежде всего это, конечно же, относится по существу ко всем крупнейшим религиозным философам, в том числе и к H.A. Бердяеву, которые обращались к осмыслению метафизических основ художественно-эстетических явлений. Все они чрезвычайно тонко и глубоко чувствовали и понимали, что сила и подлинный смысл всякого истинного искусства (а шире - эстетического опыта в целом) заключается в том, что с его помощью постигается особая надэмпирическая реальность, которая другими путями вообще не может быть постигнута32. Как постоянно подчеркивал H.A. Бердяев, не только религиозно-философская, но и художественно-эстетическая мысль, должны за материально-чувственным миром прозревать «мир иной», за эмпирическим человеком - его вечный, божественный образ, за красотой и совершенством искусства, которые в этом мире неизбежно являются относительными, символическими и преходящими, улавливать подлинные, вечные ценности -онтологическую красоту, онтологическое, божественное совершенство, а за человеческим творчеством видеть творчество богочеловеческое, теургическое. «В это всегда нужно зорко всматриваться - советует философ - и духовно размышлять об этом. Тогда многое откроется в ином свете» . Именно устремленность к этой высшей реальности и составляла «основной пафос» собственно эстетических взглядов и мыслителей и художников этой эпохи34.

Поэтому постижение метафизических основ художественно-эстетического опыта настолько представлялось тогда насущным и актуальным, что в утрате всякой веры в какую-либо метафизическую реальность, — а через это и в разрыве с метафизическими глубинами бытия, - представители

Серебряного века видели даже один из важнейших источников наступившего всеобщего духовного кризиса. Хорошо известно, что H.A. Бердяев, например,

31 Бычков В.В. К проблеме метафизики эстетического опыта // Эстетика: Вчера. Сегодня. Всегда. - Вып. 3. -М.: ИФ РАН, 2008. С. 3. - Курсив мой. - А.К.

32 См.: Бычков В.В. Метафизические основы философии искусства // Бычков В.В., Маньковская Н.Б., Иванов В.В. Триалог. Разговор Второй о философии искусства в разных измерениях. -М.: ИФ РАН, 2009. С. 5-10.

33 Бердяев Н.А. Из размышлений о теодицее // Путь, 1927. № 7. С. 61-62.

34 Бычков В.В. Русская теургическая эстетика. С. 724. постоянно сетовал именно на утрату этой связи и как на результат подобной утраты указывал на «выброшенность» человеческого существования во вне, на периферию, на поверхность, со всеми вытекающими отсюда последствиями для жизни человека, его творчества и судьбы. И это также делает данную эпоху созвучной нашему времени.

Однако ее актуальность обусловлена и чрезвычайной важностью данной проблемы для самой эстетики в качестве именно философской дисциплины. Ибо метафизический аспект, как известно, составляет не только ядро любой философии искусства, но является и сущностной основой самого предмета эстетики. Поэтому данная тема более чем актуальна сегодня не только для философии искусства, но и для эстетики в целом. И особенно, как справедливо отмечается, для эстетики отечественной35.

Сегодня очевидно, что проблема метафизики эстетического опыта, искусства, художественного мышления была и остается одной из главных проблем эстетики и философии искусства. А в эпоху господства посткультуры, демонстративно отказавшейся от традиционных ценностей и не выработавшей никаких иных, значимость этой проблемы только возрастает»36. И хотя, как справедливо отмечает автор, то или иное отдельное решение данной проблемы, конечно же, еще не приведет непосредственно и сразу к кардинальному изменению вектора эстетического развития, но, выражает он осторожный оптимизм, «может стать тем зерном, которое, возможно, даст еще удивительные и неожиданные всходы»37.

Потому здесь нельзя не согласиться с автором и в том, что сложившаяся в целом ситуация необходимо выдвигает на «одно из главных мест» в повестку

•50 дня именно историко-эстетические исследования . Ибо история эстетики — и прежде всего это относится к эстетике имплицитной - действительно изучена не только не полностью, но и далека от желаемой основательности и

35 Бычков В. В. Метафизические основы философии искусства. С.4.

36 Там же. С.10. - Курсив мой. - А.К.

37 Там же. Подробнее об этом см. также: Бычков В.В. К проблеме метафизики эстетического опыта. С.3-23.

38 Бычков В.В. Проблемы и «болевые точки» современной эстетики // Эстетика: Вчера. Сегодня. Всегда. - Вып.1. - М.: ИФ РАН, 2005. С.35. - Курсив мой. - А.К. глубины. К тому же историки эстетики слишком мало уделяли внимания именно метафизическим основам эстетического опыта. А если говорить о религиозной эстетике, то она, по авторитетному мнению В.В. Бычкова, изучена не только «очень фрагментарно», но и «часто поверхностно или сознательно искажена»39. Между тем, как совершенно справедливо подчеркивает автор, сегодня этот исторический опыт был бы чрезвычайно полезен для построения здания постнеклассической эстетики. Поэтому концептуальное его осмысление представляется весьма плодотворным и способным дать «существенные импульсы» для формирования нового эстетического сознания, которое было бы созвучно нашему времени. И с этой точки зрения обращение сегодня к имплицитной эстетике, «которая во многом одухотворяла творческие искания большинства крупных представителей культуры Серебряного века, более чем

40 актуально и своевременно» .

Этим и обусловлен выбор темы предлагаемого исследования. Прежде всего необходимо сразу же отметить вытекающую из всего вышеизложенного чрезвычайную актуальность обращения не только к творческому наследию H.A. Бердяева в целом, но в первую очередь к наследию собственно эстетическому (которое, конечно же, изучено в значительно меньшей степени и в силу этого нуждается в особом исследовательском внимании), в том числе и с указанной выше точки зрения, подчеркивающей важность метафизических оснований эстетического опыта. Ибо вся его философско-эстетическая мысль буквально пронизана поисками метафизических основ, или, говоря словами автора, постижением «глубины сущего», той «первореальности» («первооснов жизни»), на уровне которых, с его точки зрения, только и следует искать подлинные ответы на волнующие вопросы. «В глубине нужно искать точки опоры»41. Не случайно поэтому при каждом удобном случае H.A. Бердяев не упускал возможности обратить

39 Бычков В.В. Проблемы и «болевые точки» современной эстетики. С.35.

40 Бычков В.В. Русская теургическая эстетика. С.9. - Курсив мой. — А.К.

41 Бердяев H.A. Предсмертные мысли Фауста // Бердяев H.A. Философия творчества, культуры и искусства: В 2 т. - M.: Искусство, 1994. Т. 1. С. 391. внимание именно на метафизическую составляющую своего творчества, подчеркивая, что она является «характерной для всего моего существования», выражая «основную направленность» его мысли42, а себя называл, прежде всего, метафизиком43. И это тем более важно иметь в виду, что его философско-эстетические взгляды, на что в свое время обратил внимание еще Г.П. Федотов, складываются в «цельное метафизическое миросозерцание» уже с первых его «настоящих книг», то есть с «Философии свободы» и «Смысла творчества»44.

Однако для нас здесь наиболее важным и существенным является то, что именно поиск метафизических оснований бытия и выводил H.A. Бердяева на проблему трагического, которая имеет к теме настоящего исследования самое прямое отношение. Ибо постижение первооснов, как постоянно подчеркивал сам философ, неизбежно ведет в «глубину», но в глубине и раскрывалась перед ним предвечная, изначальная божественная, богочеловеческая трагедия, определяющая трагический характер и человеческой жизни, и творчества, и судьбы. Не случайно поэтому само понимание глубины у него было неразрывно связано с трагическим45, откуда и вытекало постоянно повторяющееся весьма характерное его выражение - «трагическая глубина бытия». Прав был А. Белый, также подметив внутреннюю взаимосвязь этих понятий и сведя их в важнейшее определение: «Глубокое мировоззрение всегда трагично»46! А для H.A. Бердяева они предстали настолько внутреннее взаимосвязанными, что привели к вытекающему отсюда не менее

42 Бердяев H.A. Самопознание. С.337; ср. также: С.293-294,346,400,465,583,605 и мн. др.

43 Там же. С.373. Ср.: «Думаю упорно о метафизических вопросах» (Бердяев H.A. - кн. Романовой И.П., от 26 янв. 1944 г. // Минувшее: Исторический альманах. - Вып. 16. - М.; СПб.: Atheneum; Феникс, 1994. С.254). А в письме к Д.Философову он говорит по существу об обязанности мыслителя «взбираться на метафизические высоты», поскольку только с этого уровня, убежден Н.А.Бердяев, и открывается возможность «решать мировые вопросы» (См.: Бердяев H.A. - Философову Д.В., от 22 апр. 1907 г. // Минувшее: Исторический альманах. -Вып. 9. - М.: Феникс, 1992. С.312). Ср. также: Бердяев H.A. Самопознание. С.290, 337, 346, 348, 582 и др. Он же. Русская идея. С. 237. Сегодня можно с удовлетворением констатировать, что, наконец-то, обращено должное внимание и на эту, столь важнейшую для всего творчества H.A. Бердяева составляющую, которой собственно определяется и глубина, и масштаб, и уровень его мысли (См.: Бычков В.В. Теургическая эстетика. С.656), где автор прямо указывает как на весьма характерное для Н.А.Бердяева «постоянное выведение эстетических вопросов на онтологический и метафизический уровни» (Там же. - Курсив мой. - A.K.).

44 Федотов Г.П. Бердяев - мыслитель // H.A. Бердяев: pro et contra. Антология. Кн. 1. - СПб.: РХГИ, 1994. С.437.

45 Ср.: «В . мире, лишенном глубины, нет и настоящей трагедии.» (Бердяев H.A. Самопознание. С.416. — Курсив мой. - A.K.).

46 Цит. по: Валентинов Н. Два года с символистами / Предисл. и примеч. Г. Струве. - М.: XXI век - Согласие, 2000. С. 195. - Курсив мой.-А.К. знаменательному выводу: «Именно трагическое ведет в глубину и в высоту»47, превратив таким образом трагическое не только в основную категорию своей философии и эстетики, но и в определяющий инструмент постижения метафизических оснований бытия. «Через трагическое мы выходим за пределы v 40 мира и приближаемся к тайне» .

И хотя сам H.A. Бердяев называл свою философию «философией свободы», однако он имел все основания назвать ее и философией трагического. Ибо «главный источник» трагического он видел именно в свободе49, поскольку именно в ней для него и открывался «первофеномен трагического»50. А это значит, что «настоящая трагедия, - согласно H.A. Бердяеву, - и есть трагедия свободы»51. Поэтому в той мере, в какой его философия являлась философией свободы, в такой же мере она оказывалась по существу и философией трагического . Отсюда становится понятным и все значение для него проблемы трагического, и ее центральная роль как в формировании его мировоззрения в целом, так и в создании своей философско-эстетической концепции в частности, в которой она на правах «первофеномена» будет не только выступать в качестве структурно-смысловой основы, но являться по существу и главным ее нервом.

Разумеется, что это самым непосредственным образом должно было отразиться — и отразилось - как на постановке, так и на решении всех рассматриваемых им проблем. И тема творчества, и прежде всего творчества художественного, искусства, конечно же, не могла быть здесь исключением. Более того, именно трагедия искусства предстанет в эстетике H.A. Бердяева

47 Бердяев H.A. О назначении человека. С.34. - Курсив мой. - A.K.

48 Там же. С.43. — Курсив мой. - А.К. Ср. также: «Всякая философия, которая исходит из трагедии и считается с ней, неизбежно трансцендентна и метафизична. Трансцендентная метафизика и есть философия трагедии.» (Бердяев H.A. Трагедия и обыденность // Бердяев H.A. Sub specie aeternitatis. Опыты философские, социальные и литературные (1900-1906 гг.). - М.: Канон+, 2002. С.295-296).

49 Бердяев H.A. Царство Духа и царство Кесаря. - М.: Республика, 1995. С.329.

50 Бердяев H.A. О назначении человека. С.43.

51 Бердяев H.A. Самопознание. С.310.

52 Об этом, впрочем, писал и сам H.A. Бердяев, прямо называя свою философию «философией трагического», на что, к сожалению, у нас не обращалось — и не обращается — должного внимания. См.: Бердяев H.A. Я и мир объектов. Опыт философии одиночества и общения // Бердяев H.A. Философия свободного духа. — М.: Республика, 1994. С.240. одновременно и высшей формой проявления трагического (трагической основы бытия), а жизнь и судьба самого художника-творца - высшей формой трагедии индивидуальной человеческой судьбы. Отсюда становится понятным, что при подобном подходе к творчеству миновать не только постановку, но и самое глубокое осмысление проблемы трагедии искусства было уже невозможно. И выход H.A. Бердяева на эту проблему лишь служит тому подтверждением.

Из сказанного выше вытекает и важность, и острая актуальность темы данного исследования, которая к тому же диктуется и далеко недостаточной ее изученностью, чтобы не сказать - полной ее не изученностью именно как самостоятельной проблемы. Соединение воедино таких онтологических и метафизических начал его философско-эстетической мысли как свобода, трагедия и творчество, конечно же, не является — и не может быть - случайным и требует своего осмысления. Тем более, в чем мы еще убедимся в процессе исследования, это непосредственно связано и с выявлением собственно духа его творческого наследия, что само по себе чрезвычайно важно. Не приходится сомневаться, что именно постижение последнего, как представляется, и является ключом ко всему его творчеству, вне которого последнее едва ли вообще может быть понято адекватно. К тому же это одновременно связано и с выявлением специфики как его религиозно-философской, так и собственно эстетической мысли, что сегодня является не менее актуальной задачей. Как отмечалось редколлегией симпозиума «Историко-философского ежегодника' 2001», посвященного определению «специфики и актуального значения» философии H.A. Бердяева, «несмотря на то, что к настоящему времени имеется достаточное количество посвященных ему публикаций, сложный вопрос о специфике бердяевской философии далек от своего разрешения»53. И поиски эти ведутся сегодня с разных позиций и в различных направлениях. Поэтому

Симпозиум Историко-философского ежегодника: К определению специфики и актуального значения философии Николая Бердяева. От редколлегии // Историко-философский ежегодник'2001. - М.: Наука, 2003. С.249. — Курсив редколлегии. — А.К. Позднее данную точку зрения подтвердит и автор единственной пока монографии, специально посвященной определению специфики бердяевской философии, заметив, что «до настоящего времени поставленная так задача в полном объеме не была решена» (См.: Титаренко С.А. Специфика религиозной философии H.A. Бердяева. - Ростов н /Д.: Изд-во Рост, ун-та, 2006. С.4). данная работа, как представляется, в известном смысле также может внести свой посильный вклад и в решение этой проблемы (хотя бы косвенным путем, поскольку она как таковая не является нашей прямой задачей). Но в той мере, в какой указанная проблематика является весьма специфичной именно для бердяевской мысли, в той мере она также освещает вопрос и о специфике его творческого наследия в целом и указывает еще на один из возможных путей, способствующих его осмыслению.

Степень научной разработанности темы. Если взять творческое наследие Н.А. Бердяева в целом, то ситуация здесь выглядит более чем благоприятной54. Прежде всего, необходимо сразу же отметить, что за последние два десятилетия были опубликованы не только все основные работы самого философа, но и многие его периодические статьи, выходившие в свое время в самых различных сборниках, журналах, газетах, а также отдельными брошюрами, которые никогда раньше у нас не издавались, и которые проливают дополнительный свет на понимание им самых различных вопросов (хотя и здесь до полного издания всех его статей - даже из знаменитого бердяевского журнала «Путь» - еще, видимо, далеко). Опубликована и часть его обширной переписки, включая и достаточно ценные дневники его жены, Лидии Бердяевой, а также фрагменты из записных книжек и тетрадей философа. В эти же годы были опубликованы десятки и десятки статей, посвященных самым различным проблемам, аспектам, отдельным вопросам его творческого наследия и выходившие как сборниками, приуроченными к той или иной дате, связанной с именем философа55, так и отдельными статьями в самых различных изданиях. В учебниках и учебных пособиях (как в авторских, так и коллективных)

54 Список исследований о творчестве H.A. Бердяева, опубликованный в дореволюционных и русских зарубежных изданиях, составил к началу 1990-х годов около двухсот работ (См.: H.A. Бердяев: pro et contra. Кн. 1. / Сост., вступ. ст. и прим. A.A. Ермичева.-СПб.: РХГИ, 1994. С.563-570). Работы советских авторов приводятся в указателе книги: История русской философии конца XIX - начала XX века: В 2 ч. - М.: ИНИОН, 1992. Ч. 2. С. 1736.

55 См., напр.: Вечные философские проблемы: Сб. научн. трудов [о Н.А.Бердяеве]. - Новосибирск: Наука, 1991. - 208 е.; H.A. Бердяев: pro et contra. Антология. Кн. 1 / Сост., вступ. ст. и прим. A.A. Ермичева. - СПб.: РХГИ, 1994. - 573 е.; Философский космос России. Памяти H.A. Бердяева. Материалы научной конференции. - Уфа, 1998; Н.А.БЕРДЯЕВ и единство европейского духа / Под ред. В. Поруса (Серия «Религиозные мыслители»). -М.: Библейско-богословский институт св. апостола Андрея, 2007. — 336 с. появились, наконец-то, полноценные параграфы (и даже целые главы), в которых дается, как правило, обобщенная (и нередко достаточно полная для литературы подобного жанра) характеристика его творческого наследия в целом, не говоря уже о монографиях, посвященных данному периоду (или непосредственно с ним связанных)56.

Поэтому источниковая база, сложившаяся за последние годы и посвященная изучению творчества H.A. Бердяева как в целом, так и самым различным его аспектам в частности, выглядит сегодня достаточно представительной. И прежде всего здесь следует назвать имена таких авторов, как: A.JI. Андреев, В.Г. Безносов, В.В. Бычков, A.B. Вадимов, В.П. Визгин, О.В.Вишнякова, О.Д. Волкогонова, П.П. Гайденко, P.A. Гальцева, М.Н. Громов, A.B. Гулыга, В.Д. Диденко, Н.К. Дмитриева, K.M. Долгов, И.И. Евлампиев, A.A. Ермичев, А.Н. Ерыгин, А.Ф. Замалеев, О.В. Козлова, М.А. Колеров, Т.П. Короткая, М.А. Маслин, А.П. Моисеева, Н.В. Мотрошилова, Л.И. Новикова, В.Н. Порус, В.В. Сербиненко, М.В. Силантьева, С.А. Титаренко, С.С. Хоружий, Ю.Ю. Черный и др. Хотя при этом нельзя не отметить, что практически все без исключения авторы справедливо подчеркивают: до полного и адекватного постижения творческого наследия философа еще не просто далеко, но что процесс активного и широкого, - а главное и качественного - осмысления по большому счету только набирает свою силу. И здесь предстоит еще большая работа. Последнее тем более очевидно, что за все эти годы у нас было опубликовано всего лишь четыре работы монографического характера, две из которых к тому же принадлежат одному автору, а в трех из них значительное внимание уделено биографическим материалам57. Хотя, разумеется, это отнюдь не умаляет достоинства данных работ, которые являются значительным шагом вперед в постижении

56 См. напр.: Гайденко П.П. Владимир Соловьев и философия Серебряного века. Гл. 8. С.ЗО 1-322. Мотрошилова Н.В. Мыслители России и философия Запада. Разд. II. С.249-321. Бычков В.В. Русская теургическая эстетика. Гл. XIII. С.632-711.

57 См.: Дмитриева Н.К., Моисеева А.П. Философ свободного духа (Николай Бердяев: жизнь и творчество). — М.: Высш. шк., 1993. - 271 е.; Волкогонова О.Д. H.A. Бердяев. Интеллектуальная биография. - М.: Изд-во МГУ, 2001. — 112 е.; Титаренко С.А. Специфика религиозной философии H.A. Бердяева. — Ростов н/Д: Изд-во Рост, ун-та, 2006. - 288 с. Волкогонова ОД. Бердяев. - М.: Молодая гвардия, 2010. - 390 с. - (Серия ЖЗЛ). бердяевского наследия в целом и создании соответствующих предпосылок, приближающих нас к адекватному его пониманию.

Из зарубежных авторов, обращавшихся к изучению творчества H.A. Бердяева, необходимо назвать прежде всего имена Е. Аллена, В. Берка, М. Валлона, X. Виемана, О. Кларка, О. Клемента, Ф. Коплстона, Е. Ламперт, Д. Лаури, Э. Порре, Е. Роуэлла, М. Спинку, Г. Стерна, П. Тиллиха, Б. Уильямса, А. Уоррена, Ф. Хейнеманна и др., и, конечно же, протестантского теолога из Германии В. Дитриха, знатока русской религиозной философии XIX - начала XX века, пятитомное издание работ которого о H.A. Бердяеве до сих пор стоит особняком и выделяется не только полнотой охвата творческого наследия философа, но, по авторитетному признанию Н.В. Мотрошиловой, по своей основательности и тщательности анализа не имеет пока равноценного аналога ни у нас, ни за рубежом58.

Однако как только мы обращаемся к собственно эстетическому наследию H.A. Бердяева, то сталкиваемся с ситуацией чрезвычайно сложной и неоднозначной, во всяком случае, не идущей ни в какое сравнение с тем, что было сделано в других областях знания. Достаточно сказать, что за последние два с лишним десятилетия было опубликовано всего лишь несколько работ таких авторов, как: А.Л. Андреев, A.A. Андрияускас, В.В. Бычков, В.Д. Диденко, K.M. Долгов, включая и отдельные статьи, и главы в монографиях, и соответствующие параграфы в учебниках и учебных пособиях по эстетике59. Но

58 Мотрошилова Н.В. Мыслители России и философия Запада. С.319. См.: Dietrich W. Provokation der Person. Bd. 1-5. - Berlin, 1974-1979. Кстати, В. Дитрих является также и автором-составителем популярной антологии русской религиозной мысли, опубликованной в начале 90-х годов: См.: Dietrich W. Russische Religionsdenker: Tolstoi, Dostojewski, Solowjew, Berdjajew.-Gütersloh:Kaiser, 1994.

59 См.: Андрияускас A.A. Проблема дегуманизации культуры и искусства в концепции «христианского гуманизма» Н.Бердяева // Философские науки, 1988. № 3. С.42-50; Андреев А.Л. Искусство, культура, сверхкультура (Философия искусства Н.А.Бердяева). - М.: Знание, 1991.-64 е.; Диденко В.Д. Искусство в пневматологии Н.Бердяева // Вестник МГУ. Серия 7. Философия, 1993. № 1. С.37-46. - (Или по: Диденко В.Д. Духовный космос искусства. - М.: Рос. научн. фонд, 1993. С.35-46. Он же. Восхождение к непостижимому. М., 1998. С.185-200. Он же. Духовная реальность и искусство: Эстетика преображения. - М.: Беловодье, 2005. С.53-63); Бычков В.В. 2000 лет христианской культуры sub specie aesthetica. T.2. С.294-297,483-489; Он же. Эстетика: Учебник. - M.: Гардарики, 2002. С.46-48; Долгов K.M. Реконструкция эстетического в западноевропейской и русской культуре. - М.: Прогресс - Традиция, 2004. С. 778-789; Бычков В.В. Философия искусства Николая Бердяева // Искусствознание 1/05. - М., 2005. С.495-517; Он же. Теургическая эстетика Николая Бердяева // Эстетика: Вчера. Сегодня. Всегда. - М.: ИФ РАН, 2005. С.39-67; Он же. Кризис культуры и искусства в эсхатологическом свете философии Николая Бердяева // H.A. Бердяев и единство европейского духа. - M.: Библейско-богословский институт св. Андрея, 2007. С. 207-229. Он же. Русская и здесь нельзя не отметить несколько тревожную ситуацию. Например, в последней книге такого автора как В.В. Бычков, который внес наибольший вклад в исследование эстетического наследия Н.А. Бердяева, раздел о взглядах последнего (который имел место в упоминаемом выше учебнике автора, а также в коллективном учебном пособии по эстетике и теории искусства XX века60) здесь неожиданно исчез совсем61 (что, кстати, не ускользнуло от

62 внимательного взгляда некоторых рецензентов ). А в вышедшей годом ранее новой книге В.П. Шестакова по истории эстетики ему вообще не нашлось места . И это тем более вызывает недоумение, что данное пособие, с одной стороны, является одним из самых полных (именно по истории предмета), которые вообще выходили у нас за последние годы, а с другой, - в аннотации которого к тому же специально подчеркивается, что оно включает в себя материал «как западной, так и отечественной эстетики, в особенности (!) относящейся к русскому религиозному

Ренессансу»64 (!?). И в то же самое время в конце соответствующей главы «Эстетика в системе русского религиозного Возрождения» в разделе «Темы письменных работ» автор, тем не менее, предлагает студентам написать работу на тему: «Эсхатологическая эстетика Николая Бердяева» , так и не дав своего изложения эстетических взглядов последнего. К сказанному остается лишь добавить, что и в вышедшей буквально на днях фундаментальной новой книге по истории эстетики, выпущенной издательством Русской христианской гуманитарной академии, Н. А. Бердяеву не только не нашлось места, но он не удостоился даже теургическая эстетика. С.632-711.

60 См.: Бычков В.В. Николай Бердяев: теургическая эстетика // Эстетика и теория искусства XX века: Учебное пособие / H.A. Хренов, A.C. Мигунов. - М.: Прогресс-Традиция, 2005. С.109-114.

61 См.: Бычков В.В. Эстетическая аура бытия. Современная эстетика как наука и философия искусства / В.В. Бычков. — М.: Изд-во МБА, 2010. — 784 с. - (Российские пропилеи).

62 См., напр., рецензию П.С.Гуревича на указанную книгу В.В. Бычкова: Гуревич П.С. Мерцание красоты: В. Бычков. Эстетическая аура бытия. Современная эстетика как наука и философия искусства. М., 2010. - 784 с. // Философия и культура, 2010. № 7. С.105-109. Правда, попутно нельзя не отметить и того (отчасти курьезного) обстоятельства, что и в недавно вышедшем учебном пособии рецензента по эстетике, о H.A. Бердяеве также не говорится ни слова (как, впрочем, и о всей русской эстетической мысли) (См.: Гуревич П.С. Эстетика: учебное пособие. - M.: КНОРУС, 2011. - 456 е.).

63 См.: Шестаков В.П. История эстетических учений: Учебное пособие. - M.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2009.-408 с.

64 Шестаков В.П. История эстетических учений. С.2. - Курсив мой. - А.К.

65 Там же. С.329. упоминания66.

Если же мы обратимся к диссертационным исследованиям творчества H.A. Бердяева, то и здесь относительно изученности его эстетических взглядов увидим отнюдь не лучшую (если вообще не критическую) ситуацию. Из более

V7 чем сорока (44) диссертаций, защищенных за последние двадцать с лишним лет и посвященных персонально H.A. Бердяеву, в которых анализируются самые различные стороны его наследия (и к которым, кстати, следует прибавить еще два десятка работ, рассматривающих его творчество в сравнении с другими мыслителями, как отечественными, так и зарубежными), собственно эстетическая проблематика68 становится предметом рассмотрения только лишь в двух диссертациях69. Подавляющая же часть работ выполнена в рамкам таких специальностей, как: история философии (16), культурология (7), отечественная история (6), религиоведение (4) и др.

Таким образом, ни работ по концепции трагического H.A. Бердяева в целом, ни по трагедии творчества в частности за все эти годы так и не было опубликовано, чем и определяется острая актуальность исследуемой проблемы. Однако при этом нельзя не отметить: указанная проблематика не была совсем обойдена стороной. Правда, в то же время нельзя и не признать, что ее весьма сложно миновать совсем, поскольку, как об этом уже говорилось выше, практически все вопросы рассматривались H.A. Бердяевым в контексте «первофеномена» трагического. Поэтому рассматривая тот или иной аспект бердяевского наследия, любой автор в той или иной мере вынужден был - хотя бы попутно - коснуться и данной проблематики, несмотря на то, что она как таковая не входила в его основную задачу. Так что в самых различных работах

66 Хотя, казалось бы, и возможность для этого была, в частности, где речь в книге шла о «встрече» в экзистенциализме мыслителей «атеистического и религиозного мировоззрения, разных национальных традиций» и где относительно России был назван лишь Лев Шестов. См.: История эстетики: Учебное пособие / Отв. ред. B.B. Прозерский, H.B. Голик. - СПб.: Изд-во РХГИ, 2011. С.635. (-815 с.)

67 См. электронный каталог диссертаций - http://www.dissercat.com/

68 См. сайт диссертаций по специальности ВАК 09.00.04 - «Эстетика». - http://www.dissercat.com/catalog/ /filosofskie-nauki/estetika

69 Ковалева О.В. Проблема кризиса искусства в трудах H.A. Бердяева: Дисс. канд. филос. наук (09.00.04). -М., 1994. — 144 с. Ляшенко П.В. Красота и святость в философско-эстетических взглядах П.А. Флоренского и H.A. Бердяева: Дисс. канд. филос. наук (09.00.04). -М., 2011. мы порой встречаем либо отдельные цитаты из произведений H.A. Бердяева, в которых присутствуют его высказывания о трагедии и трагическом, в том числе и о трагедии творчества, или попутные упоминания о последних во всевозможных контекстах, обусловленных основной тематической направленностью работы того или иного автора, из которых к тому же нетрудно увидеть, что сама по себе данная проблематика не привлекает должного внимания и не вызывает самостоятельного исследовательского интереса.

И, тем не менее, из работ, посвященных анализу эстетического наследия H.A. Бердяева, наибольший интерес - с точки зрения интересующей нас проблемы - представляют работы В.В. Бычкова и K.M. Долгова. Прежде всего, обращает на себя внимание работа последнего автора, имеющая к нашей теме самое прямое отношение, поскольку соответствующий раздел его монументальной монографии «Реконструкция эстетического в западноевропейской и русской культуре», посвященный рассмотрению эстетических взглядов H.A. Бердяева, так и называется «Трагедия искусства»70. Поэтому достоинством данной работы можно считать то, что самой формулировкой -и постановкой - темы автор впервые обратил внимание на одну из важнейших проблем в творчестве H.A. Бердяева, что может служить хорошей основой для дальнейшего исследования проблемы во всей ее сложности, полноте и разнообразии.

71

Что же касается работ В.В. Бычкова , то ни одно из названий его статей или соответствующих разделов и параграфов книг напрямую как будто не

70 См л Долгов K.M. Реконструкция эстетического в западноевропейской и русской культуре. - М.: Прогресс - Традиция, 2004. С.778-789.

71 См.: Бычков В. В. Русская теургическая эстетика. - М.: Ладомир, 2007. С. 632-711. А также по другим работам автора: Бычков В. В. 2000 лет христианской культуры sub specie aesthetica: В 2 т. - T.2. Славянский мир. Древняя Русь. Россия - М.-СПб.: Университетская книга, 1999. С. 294-297, 483—489; Он же. Эстетические пророчества русского символизма // Полигнозис, 1999. № 1. С. 83-104. Он же. Вл. Соловьев и эстетическое сознание Серебряного века II Владимир Соловьев и культура Серебряного века. - М.: Наука, 2005. С. 11-29. Он же. Философия искусства Николая Бердяева // Искусствознание 1/05. - М., 2005. С. 495-517; Он же. Теургическая эстетика Николая Бердяева // Эстетика: Вчера. Сегодня. Всегда. - М.: ИФ РАН, 2005. С. 39-67; Он же. Кризис культуры и искусства в эсхатологическом свете философии Николая Бердяева // H.A. Бердяев и единство европейского духа. - M.: Библейско-богословский институт св. Андрея, 2007. С. 207-229. Он же. Русская теургическая эстетика в глобализирующемся мире // Россия в диалоге культур. М., 2010. С. 309-327. указывает на то, что проблема трагедии творчества могла интересовать автора в той же мере, в какой он рассматривает заявленные им для обсуждения темы и вопросы. И в то же время именно в его работах мы встречаем более полный охват самых различных уровней и граней бердяевской концепции трагического в целом и трагедии творчества в частности. Конечно, мы не найдем здесь строгого выстраивания тех или иных положений проблемы, как и ее последовательного проведения. Но это и понятно, ибо автор, как нетрудно увидеть из работ, не ставил своей целью раскрытия данной темы в качестве самостоятельной проблемы, но реконструировал бердяевскую философско-эстетическую концепцию в целом (с выявлением ее собственно эстетической составляющей), и выходил на те или иные конкретные аспекты проблемы в той мере, в какой это диктовала логика раскрытия заявленного в каждом разделе (параграфе) соответствующего вопроса. Но поскольку, как уже неоднократно отмечалось, все творчество H.A. Бердяева буквально пронизано проблематикой трагического, то всякое серьезное исследование не только не может миновать эту проблему, но, касаясь любого вопроса в той или иной мере, обязательно будет выходить и на его трагическое измерение. Что и продемонстрировали указанные работы автора, заложив тем самым хорошую основу для выделения данной проблемы в самостоятельный предмет изучения и задав соответствующий уровень и направление для ее дальнейшего исследования, ибо чрезвычайная важность ее для понимания не только каких-то отдельных аспектов, но и творческого наследия философа в целом не вызывает сомнений. Работы указанных авторов и послужили основой данного исследования.

Целью исследования и является реконструкция бердяевской концепции трагедии творчества. Несмотря на всю важность и значение этой проблемы в творческом наследии философа, тем не менее он не оставил ее систематического изложения. У него нет специальной работы, в которой были бы сведены воедино и последовательно выстроены все его многочисленные высказывания, суждения и оценки, имеющие непосредственное отношение к данной проблеме. И, тем не менее, из общей совокупности его работ

24 выстраивается достаточно целостная концепция трагедии творческого процесса. Отсюда становится понятным, что как таковая, - именно как единая, органически целостная система взглядов, - его концепция трагедии творчества еще должна быть воссоздана и поэтому может быть представлена только в реконструированном виде. На посильное решение этой задачи и направлена данная работа. В связи с этим предполагается:

- учитывая, что в центре нашего внимания находится авторская концепция трагедии творческого процесса, то прежде всего представляется важным Л определить место и роль феномена трагического как в философско-эстетической мысли Бердяева в целом, так и относительно его философии творчества в частности; с этой целью представляется необходимым реконструировать его мифологему о человеке, выводящую как на проблему трагического, так и на проблему творчества и позволяющую не только понять самостоятельную роль и значение каждой в отдельности, но и их неразрывную внутреннюю связь, которая и поставила его перед необходимостью осмысления и собственно проблемы трагедии творчества;

- определить место и роль концепции трагедии творчества в системе философско-эстетических взглядов H.A. Бердяева;

- показать, что «главная тема» всей жизни и мысли философа изначально осмыслялась им в своем трагическом измерении и постулировалась именно как трагедия творчества (и иной быть не могла) и что, следовательно, анализироваться она должна именно в данном контексте.

- реконструировать авторскую концепцию трагедии художественного творчества в целом и проанализировать ее основные, базовые противоречия, определяющие «трагическую неудачу» творческого акта и делающие последнюю неизбежной;

- выявить пути решения H.A. Бердяевым данной проблемы.

Объектом исследования выступает творческое наследие H.A. Бердяева, выраженное в его философско-религиозных и эстетических текстах, включая не только его книги, статьи, рецензии, но также и заметки, записные книжки, переписку с различными адресатами, дневниковые записи его жены, которые в своей совокупности проливают дополнительный свет на понимание философом самых различных вопросов, а порой выступают единственным источником, раскрывающим авторский смысл брошенной по ходу той или иной фразы в многочисленных произведениях или статьях и являющимся не менее ценным материалом, позволяющим воссоздать искомую концепцию наиболее точно, полно и адекватно.

Предметом исследования является концепция трагедии художественного творчества в эстетике H.A. Бердяева.

Методологические и теоретические основы диссертации. Исследование носит комплексный характер, находясь на стыке эстетики, философии, религиоведения, истории, культурологии, психологии, искусствознания, что и определило применяемую комплексную историко-философскую и философско-эстетическую методологию. Специфика материала обусловила применение феноменологического, герменевтического, компаративистского подходов к осмыслению рассматриваемых феноменов, нашедших отражение в самых различных тестах H.A. Бердяева, повлиявших на формирование его концепции трагедии творчества. Метод системно-структурного анализа позволил рассматривать все многообразие его высказываний, суждений и оценок, имеющих отношение к проблеме, как единое целое и вписать реконструируемую концепцию трагедии творчества в его философско-эстетическую систему.

Научная новизна исследования. В достаточно широко представленной исследовательской литературе о H.A. Бердяеве проблема трагедии творчества, несмотря на всю ее роль и значение в творческом наследии философа, так и не стала предметом самостоятельного изучения. Предлагаемое исследование призвано восполнить данный пробел и сделать очередной шаг в деле изучения эстетического наследия философа. В диссертации впервые определяется роль и концептуальное значение феномена трагического как в философско-эстетической мысли H.A. Бердяева в целом, так и в его концепции творчества в частности. Показывается неизбежность выхода философа на проблему трагедии творчества, его причины, и определяющая структурно-смысловая роль данной проблемы во всем его наследии. Доказывается онтологический характер трагедии творческого акта. Исследуется внутренняя взаимосвязь между «вечной» неудовлетворенностью художника-творца результатами своего * творчества и трагическим характером творческого процесса, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Показываются пути выхода из существующей трагедии творчества, которые H.A. Бердяев считал имманентными последней и единственно возможными.

Научно-практическое значение работы. Результаты исследования расширяют представление о богатстве, сложности и глубине теоретических построений в русской эстетике первой половины XX века. Учитывая важность исследуемой проблемы, основные положения и выводы диссертации могут служить базой как для ее дальнейшего, более детального, всестороннего и полного исследования (поскольку, разумеется, в одной работе невозможно охватить всю сложность и многогранность проблемы), так и для осмысления творческого наследия философа в целом, так как имеют и более широкое значение, поскольку выполняя определяющую, структурно-смысловую роль в последнем, решение данной проблемы не может не влиять и на решения всех взаимосвязанных с ней вопросов. И в этом отношении ее влияние на осмысление всего творческого наследия H.A. Бердяева представляется не только неизбежным, но и определяющим.

Материалы исследования могут быть также использованы в учебной и научно-методической работе в высших и средних учебных заведениях, в курсах истории русской эстетики, философии, философии культуры, социологии и литературоведения; при создании учебников и учебных пособий, в разработке спецкурсов и семинаров по указанным дисциплинам.

Структура диссертации определяется сформулированной выше целью и обусловлена последовательностью разрешения поставленных задач и состоит из введения, трех глав, заключения и списка используемой литературы. Объем работы составляет 251 страницу. Список используемой литературы включает 398 наименований.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Проблема трагического в эстетике Н.А. Бердяева"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Проведенное исследование одной из актуальнейших проблем творческого наследия H.A. Бердяева позволило установить целый ряд важнейших положений, оказавших существенное влияние на формирование его концепции трагедии творчества, повлиявшей, в свою очередь, и на всю его метафизику творчества.

Прежде всего, анализ его христологической антропологии в целом и мифа о человеке в частности, осуществленный в первой части работы, убедительно показал, что в основе бердяевской философии свободы лежит «первофеномен» трагического, определяющий собою всю содержательную сторону его философско-эстетической теории (отсюда и другое ее название - «философия трагического», сформулированное, - что очень важно! - самим же автором). Этим и объясняется тот, может быть парадоксальный на первый взгляд факт, что какого бы вопроса H.A. Бердяев не касался, все открывалась ему в своей трагической глубине. И проблема творчества не была здесь исключением. Более того, как мы смогли убедиться, именно проблема творчества по целому ряду причин неизбежно должна была оказаться в эпицентре его исследовательских интересов именно под указанным углом зрения. Здесь находится исток его концепции трагедии творчества.

С другой стороны, мифологема о человеке выводила H.A. Бердяева на осмысление творческой природы и творческого предназначения человека. Явление Христа открыло человеку его богоподобную природу. Но если человек был создан по образу и подобию Бога, то отсюда и следовало, что он был создан для того, чтобы стать в свою очередь творцом. Призвание человека творческое, он должен продолжать творение Бога. А это значит, что продолжение творения мира и его завершение есть дело не только Бога, но и «дело человека», есть дело богочеловеческое. Тем самым проблема творчества выносилась на религиозно-метафизический уровень (творчество как «ответ» человека на «призыв Бога»), открывался ее собственно религиозной смысл (творчество как «продолжение божьего миротворения» и «обогащение самой

199 божественной жизни») и подчеркивался сугубо необходимый характер творчества (творчество как священный долг и обязанность). Ибо от творческого дерзания человека зависит не только его собственная судьба, но и судьба самого Бога, и всего мира: если человек не исполнит своего творческого долга, то не осуществится замысленная Богом «полнота богочеловеческой жизни» и «миротворение не удастся».

Именно поэтому творчество и становится наиважнейшей религиозной задачей человека. И только в подобном творчестве открывается человеку его истинное предназначение и он обретает подлинную цель и высший смысл своей жизни, которые таким образом совпадают со смыслом Божественного творения, со смыслом Божественного бытия. Его творчество обретает Вселенский смысл. Поэтому творчество и становится для человека буквально всем: и путем, и призванием, и утверждением, и испытанием, и раскрытием его подлинно человеческой - то есть богочеловеческой - природы, и целью, и высшим смыслом его существования. Оно становится универсальным проявлением человеческого бытия в мире и сливается с самой идеей человека (именно поэтому H.A. Бердяев и не мыслил себе человека вне творчества), что и делало возможным утверждение самой идеи человека-творца, совпадающей с идеей Бога-Творца. Творческая природа и деятельность человека оказывались «событийственными» творческой природе и деятельности Бога, что и делало возможным их творческий диалог, совместную деятельность Бога и человека, деятельность Богочеловеческую, то теургическое действо, которое, согласно логике мифологемы, получит свое подлинное и окончательное воплощение только в эпоху Духа, в грядущую эпоху Творчества.

Однако пока человек обречен творить в падшем мире, в мире, отпавшем от Божественного бытия. После грехопадения его природа предстала «испорченной», «обессиленной», порабощенной стихией зла, попавшей во власть необходимости и пребывающей в «плену у греха». Поэтому подлинные цели творчества оказались для него недостижимы. Вместо нового бытия человек творит лишь продукты культуры, культурные ценности большего или

200 меньшего совершенства, но и совершенства, как мы уже видели, неподлинного, относительного, условно-символического. В этом H.A. Бердяев и видел трагедию человеческого творчества, трагедию художника-творца. Именно это - основополагающее для автора — несоответствие между творческим замыслом и его практическим осуществлением и поставило перед ним во весь свой рост проблему трагедии творчества1.

Естественно, это противоречие является далеко не единственным, определяющим трагический характер творческого процесса. Как было показано , его концепция трагедии творчества представляет собой достаточно сложное полифоническое образование, складывающееся из множества внутренне взаимосвязанных и взаимообусловленных конфликтов и противоречий самой различной направленности, напряженности и уровня, определяющих в своей совокупности весь драматизм как собственно творческого процесса, так и личной жизни художника-творца. И, тем не менее, именно указанное противоречие (между творческим замыслом и его осуществлением) сам философ выделял в первую очередь и на нем, как на своем фундаменте, и будет формироваться все здание бердяевской концепции трагедии творчества. На этом основании оно и стало главным предметом нашего внимания в первом параграфе второй главы.

Однако анализ бердяевской антропологии позволил также сделать в данном исследовании и вывод о том, что творческий акт переживает трагическую неудачу не только на стадии материального воплощения творческого замысла, но уже и на уровне противоречивой природы самого человека-творца в результате «вечного» конфликта между «полярно противоположными» ее началами - внутренним и внешним, духовным и материально-физическим, трансцендентальным и земным. И если указанное выше противоречие (между творческим замыслом и его практическим

1 Вспомним его слова: «Отсюда возникла для меня трагедия творчества в продуктах культуры и общества, [как] несоответствие между творческим замыслом и [его] осуществлением» (Бердяев H.A. Самопознание. С. 458. - Курсив мой. - А.К.).

2 См. С. 98-101 данной работы. результатом) свидетельствовало о невозможности осуществления творчества теургического, то противоречие между «внутренней» и «внешней» природой человека в свою очередь свидетельствовало о том, что творческий замысел не может быть адекватно осуществлен и на уровне творчества культурного, на уровне создания собственно произведений искусства. Уже здесь, как удалось выявить и показать, творческий процесс оказывается по существу «обреченным» на внутреннюю «неудачу», которая, в свою очередь, и обнажает свои антропологические истоки.

И хотя сам H.A. Бердяев не оставил более четких и однозначных высказываний по вопросу о том, как он представлял себе «внутренний» творческий акт (с точки зрения составляющих его элементов и последовательности их развертывания), однако из отдельных его высказываний и замечаний можно сделать вывод: подобно тому, как он разделял творческий процесс в целом на два «разные» акта - внутренний и внешний (на замысел и его практическое осуществление), точно так же он, судя по всему, разделял и собственно внутренний творческий акт на два составляющих его элемента (под-акта): на этап зарождения творческого образа и этап формирования на этой основе замысла. Ибо есть достаточно оснований утверждать, что он разделял указанные этапы внутреннего творческого акта (несмотря на то, что в отдельных случаях он и перечислял их через запятую и тем самым как бы ставил их в один ряд). Последнее скорее свидетельствует о том, что чаще всего он не придавал принципиального значения подобному перечислению, поскольку речь у него шла преимущественно о разделении внутреннего и внешнего творческого акта. И в данном контексте перечисленные «этапы» творческого процесса действительно оказывались в рамках одного - внутреннего — акта. И с этой точки зрения никакого противоречия в подобном «объединении» не было.

Очевидно, что с точки зрения «последовательности» своего развертывания замысел «вторичен» по отношению к зарождающимся творческим интуициям, видениям, предобразам, на основе которых он, собственно, и формируется (и «складывается» к тому же окончательно, как известно, лишь постепенно, постоянно корректируется, «уточняется» и «вынашивается» нередко годами). Хотя практически процесс этот, несомненно, взаимосвязанный, взаимозависимый и в известном смысле «одномоментный», ибо любая внезапная, мгновенно озарившая художника интуиция, может стать важнейший элементом - и даже «зерном» - всего будущего замысла.

Как удалось выяснить, источником и носителем «творческого образа», согласно автору, является внутренний, трансцендентальный человек. Однако для того, чтобы этот образ, «привходящий из высшего мира» и витающий перед внутренним взором творца, был приспособлен («готов») для материально-практической реализации, он должен быть предварительно «переведен» с чисто духовного уровня (нередко смутного, неясного, неопределенного) на уровень внешнего, природно-социального человека, где он принимает более четкие - и более осязаемые — (а, соответственно, и более осознанные, то есть уже подвергшиеся рационализации) «представления» (контуры, формы, словесные , или звуковые комплексы) и, в конце концов, разворачивается в конкретный >

1 „ а замысел. И с этой точки зрения зарождающий «творческий образ» и

1 (<' < ! 1> < формирующийся на его основе замысел предстают как «разные» этапы (и уровни) внутреннего творческого акта.

Если в первом случае активизируется и вступает в действие, внутренняя -трансцендентальная - природа человека, через которую «привходит» (и только благодаря которой) и зарождается «творческий образ» (когда художник, по словам автора, «как бы стоит перед лицом Божьим» и не занят еще реализацией), то во втором случае в творческий процесс вступает уже «внешний», социально-природный человек. Ибо конкретный замысел произведения складывается у человека-творца, живущего в определенную эпоху, в определенной стране, развивающегося в рамках той или иной культуры и творящего в контексте конкретной художественной традиции (школы, направления). Поэтому художник, говоря словами автора, оказывается в этом смысле полностью «скованным миром».

Здесь-то и обнаруживается принципиальная невозможность подобного -именно адекватного - «перевода» с одного уровня на другой без весьма ощутимых потерь. И чем сильнее выражена у художника-творца духовная составляющая, чем сложнее и рафинированнее организована, чем яснее, ярче и богаче предстает перед его внутренним взором «творческий образ», тем более остро, болезненно, трагически он должен воспринимать и переживать эти потери, потому что потери эти практически невосполнимы, они утрачиваются навсегда. И чем больше эти потери, то есть чем дальше будет отклоняться развертывающийся замысел от первичных творческих видений, интуиций, предобразов (всегда более «идеальных», «воздушных» и прекрасных, - ведь они, как мы уже знаем, «привходят из высшего мира»), тем более вероятна возможность, что все попытки материализации этого замысла обречены «завершаться» на уровне набросков и эскизов. Ему не суждено претвориться в законченное произведение искусства. Он как бы изначально обречен на «неудачу», чтобы лишний раз подтвердить трагический характер творчества и одновременно указать на то, что уже «первичный» творческий акт переживает «свою трагическую судьбу». Ибо «дистанция» между этими планами (уровнями) оказывается настолько значительной, существенной и непреодолимой, что материальная реализация подобного («сложившегося» в итоге) замысла теряет свой изначальный художественный смысл, имманентный духовно-образному оригиналу. Потому что в результате формируется «совсем не то», что было в «начале», что представало перед внутренним взором художника и являлось как творческая задача. Этот «творческий образ» оказывается вообще некоммуницируем по своей природе. Он не только не передается от творца к реципиенту, но он не коммуницируется - не «переводится» - без весьма ощутимых потерь уже на внутреннем уровне самого творца в результате неразрешимого конфликта диаметрально противоположных начал его собственной природы. Ибо трансцендентальный (внутренний) человек, с точки зрения автора, вообще не есть то, что может быть названо человеческой природой, потому что он «вообще не есть природа».

204

Это совершенно иная реальность: он есть творческий дух и свобода, имманентное существование которого только и возможно как не детерминированное, не отчужденное, не разделенное на субъект и объект и находящееся до всякой объективации.

Однако тот уровень, на который он должен «переводить» свое сокровенное духовное содержание (ту полифонию образов, «привходящих из высшего мира»), характеризуется как раз прямопротивоположными (по существу - взаимоисключающими) качествами. Ибо земной, эмпирический, ограниченный во всех своих проявлениях, внешний человек и есть, по определению автора, не что иное, как существо детерминированное, объективированное, отчужденное, выброшенное во вне. Именно поэтому ему «очень трудно», - а по существу практически невозможно - адекватно выразить то, что находится вне противоположения субъекта и объекта, вне объективации. В результате он неизбежно ограничивает и искажает это сокровенное духовное содержание своим отвлеченным, «частичным», социально-природным составом, накладывая на него свою антропоморфную и социоморфную печать, предопределяя тем самым «трагическую неудачу» уже первичного творческого акта.

Поэтому творческую трагедию на данной стадии (исходя из авторского разделения творчества на два «разные акта»: внутренний, первичный и внешний, вторичный), и было предложено определить как внутреннюю, первичную, изначальную, лишний раз указывающую на онтологический характер этой трагедии, уходящую своими корнями в двойственную, противоречивую и глубоко трагическую природу человека. Это и есть собственно трагедия творчества в ее изначальной, онтологически-антропологической глубине. Здесь источник внутренних озарений, вдохновений, творческого экстаза и упоения, но и здесь же источник внутренних предчувствий и трагического осознания невозможности адекватного «перевода» творческого образа на «язык» социально-природного человека, источник творческих мук и бесконечных попыток вновь и вновь (и

205 всякий раз «неудачно») хотя бы приблизиться к искомому образу в том его виде, в каком он «привходит из высшего мира» и предстает перед внутренним взором творца, тем самым «трансцендентальным человеком».

Отсюда и был сделан вывод о том, что слова H.A. Бердяева о трагедии творчества («Творчество. трагично в существе своем»), имеют самое прямое - и преимущественное - отношение прежде всего именно к этому -изначальному, первичному, внутреннему - творческому акту. Потому что вторичный творческий акт, о котором в основном и идет у него речь, и который сводится к практической реализации творческого замысла, лишь довершает — и завершает - эту трагедию на материально-предметном уровне, на уровне создания произведений искусства и делает ее необратимой. Ибо «дистанция» между «первичными» творческими интуициями и замыслом, формирующимся на их основе (которая уже определяла трагедию внутреннего творческого акта), теперь - после завершения вторичного, внешнего - лишь возрастает и разрастается по существу до «бесконечности», что делает разделяющие ее явления («образ» и «материальный аналог») настолько «несовместимыми противоположностями», что противоречие между ними в этом мире не только не может быть преодолено, но, напротив, предстает во всей своей полноте, остроте и драматизме лишь благодаря этой конечной - конкретной во всех деталях - материализации. Лишь здесь становится очевидно в полной мере, во всех подробностях и «до конца», во всяком случае для самого творца, что в результате действительно получилось «совсем не то», что было в «начале». Последнее исчезло почти «без следа», оставив после себя лишь «материальный аналог», те самые «продукты творчества», относительно которых H.A. Бердяев именно поэтому и не питал никаких иллюзий и не испытывал «священного» трепета (разумеется, при полном уважении к творчеству великих мастеров и их конкретным художественным достижениям). Ибо продукты творчества он рассматривал не просто как результат творческого акта, но именно как результат трагедии творчества, как результат объективации, как трагическую неудачу, со всеми вытекающими отсюда последствиями

206 относительно понимания и соответствующего отношения и к собственно творчеству, и к его результату в условиях мира.

Это и привело его к необходимости принципиального разделения собственно творческого акта (который для него воплощался именно в первичном, внутреннем акте) и его конечного результата, продукта, которые, несмотря на свою очевидную взаимосвязь, выступали для него явлениями прямопротивоположного порядка. Отсюда и вытекало его особое понимание творчества, которое именно поэтому никогда не сводилось им к созданию продуктов творчества. Но именно поэтому ценными и подлинными представлялись ему лишь «внутренние творческие акты», когда человек находится в совершенно особом эмоционально-психологическом состоянии художника-творца («перед лицом Божьим»), в состоянии потрясения, подъема, творческого озарения, которые, с его точки зрения, только и позволяют человеку «прорваться за пределы» этого материального мира, к тому высшему божественному миру свободы, из которого он только и способен «извлечь» эманирующий «творческий образ», откуда и «исходят» «первичные творческие интуиции», которые он, - как творец - и призван воплощать в этом мире, привнося тем самым в него «частицу» божественного света, просветляя его и делая совершеннее и прекраснее, несмотря на весь трагизм человеческого творчества. С этой точки зрения творчество и представало для него, прежде всего, как трансцендирование, как «прорыв в бесконечность» и «раскрытие» этой бесконечности, то есть как теургическое по своей имманентной природе.

Неизбежность трагической неудачи творческого процесса выводила Бердяева на осмысление еще одного важного ее следствия - постоянной неудовлетворенности творца созданным им произведением. И в этом с автором трудно не согласиться. В самом деле, если творчество оказывается трагическим и завершается «роковой неудачей всех воплощений творческого огня», то об удовлетворенности результатами таких воплощений говорить действительно не приходится. Не случайно она рассматривалась H.A. Бердяевым в контексте его концепции трагедии творчества, являясь по существу ее эмоциональнопсихологическим эквивалентом и коррелятом, ее точнейшим и тончайшим индикатором, обнаруживающим и отражающим эту творческую трагедию и на данном уровне.

Отсюда перед ним вставала еще одна очень важная - и сложная -проблема, которая и стала предметом анализа в первом параграфе третьей главы. Если творчество трагично по своей природе и завершается неудачей, то способно ли подобное творчество вообще достигать подлинного совершенства и красоты? Более того, его положение о вечной неудовлетворенности художника-творца своим произведением, казалось бы, максимально усложняло решение этой проблемы. Действительно, если художник никогда не может быть удовлетворен результатами своего творчества, то может ли быть в таком случае созданное им произведение совершенным? Если последнее возможно, то под вопросом тогда оказывается его положение о вечной неудовлетворенности творца. В самом деле, возможно ли такое - как будто бы взаимоисключающее -явление, чтобы художник испытывал подобное чувство от своего не просто совершенного, но даже «самого совершенного» произведения?! И, тем не менее, анализ бердяевских текстов показал, что несмотря на всю внешнюю парадоксальность постановки данной проблемы, философ вскрыл таким образом одно из важнейших трагических противоречий творческого процесса.

С одной стороны, как было показано, художник (и природой собственно творческого акта и своей богоподобной природой) буквально обречен на неустанное стремление к совершенству и красоте, но с другой, - по концептуальным условиям его философии свободы в целом и философии творчества в частности, последние в рамках существующей культуры невозможны. В этом, с точки зрения автора, и заключается подлинный трагизм человечества творчества, проявляющийся в том, что человек не может не стремиться к тому, что изначально, по условиям существования мира, оказывается практически недостижимым. И противоречие это непреодолимо; что и определяет его глубоко трагический характер.

Однако, как удалось выяснить, это отнюдь не означает, что совершенство и красота в этом мире невозможны вообще. Они невозможны здесь именно как подлинные явления, на онтологическом уровне, но они вполне достижимы на уровне культурно-символическом. Это и подводило Н.А.Бердяева к разделению искусства на два основных вида - классическое и романтическое, в контексте которых он и решал данную проблему, рассмотрению которой и был посвящен второй параграф данной главы.

Классическое искусство верит в возможность достижения в этом мире подлинного совершенства и красоты, живет этой верой и благодаря последней ему действительно удается достичь выдающихся результатов. Однако достигнутые при этом совершенство и красота являются не подлинными, условными, символическими, объективированными, имманентными «миру сему». Поэтому классицизм не видит и не осознает трагедии творчества и в силу этого непонимания невольно превращает ее в своеобразную «норму», вместо того, чтобы всеми своими силами стремиться к ее разрешению и преодолению. И в этом проявлялась по существу двойная трагедия классицизма, которая, в конце концов, и обрекает его на вымирание.

Пришедшее ему на смену романтическое искусство уже не строит по этому поводу никаких иллюзий, оно не верит в возможность достижения в этом мире подлинного совершенства и красоты. Получив прививку от христианства, исполненное жаждой искупления грехов, оно устремляется к миру иному, указывая направление и путь к подлинной цели. Романтизм убежден, что в этом мире все есть знак и символ и подлинные красота и совершенство возможны только в мире ином. Поэтому он в полной мере осознает трагедию творчества и уже не стремится к классической завершенности форм и имманентному совершенству. Но и романтизму не суждено будет преодолеть трагедию творчества, он также еще пребывает в дотворческой эпохе и «не знает» подлинно религиозного творчества.

Этот трагический конфликт между стремлением творчества к совершенству и красоте и невозможностью их подлинного достижения в

209 этом мире (который, собственно, и приведет к образованию указанных прямопротивоположных типов мироощущения и мировоззрения - классицизма и романтизма) и подводил Н.А. Бердяева к постановке проблемы Возрождения, поскольку именно этой эпохе, - как никакой другой, - согласно автору, и удалось - своей драматической судьбой - поведать миру о неразрешимой творческой трагедии, в частности о том, что в христианской период истории достижение классического совершенства форм и подлинной красоты невозможно. Поэтому Возрождение не удалось и «удаться не могло», ибо в трагических судьбах своих величайших художников, наконец, поднялось до полного осознания неосуществимости подлинных целей творчества. И подобно тому, как неизбежен в этом мире постоянный поиск совершенных форм и обращение через это к античности, точно также неизбежно и глубочайшее разочарование в осуществлении этих поисков и устремлений, а точнее — в их практической неосуществимости. Но в этой неудаче и скрыт его подлинный смысл и значение. Это было «последнее поучение» великой эпохи относительно того, в каких пределах вообще возможно проявление творческих сил художника, принадлежащего христианскому миру. Подобное понимание невозможности достижения истинного совершенства и красоты в этом мире и составляет, по твердому убеждению автора, характерную особенность всей христианской культуры. Ибо последняя по самой своей природе вообще «не может быть завершена».

Пришедшие в XIX веке на смену «старой противоположности» классицизма и романтизма новые формы - реализм и символизм, ничего с этой точки зрения не меняли, поскольку они уже понимали, что «последняя реальность сущего» во всяком искусстве «творится лишь символически» и для искусства она онтологически недостижима. Однако они довели это противостояние (с соответствующим стремлением к совершенству и красоте или отказом от них) до последнего предела. Но если реализм (в контексте бердяевской философии творчества) оказался крайней формой «приспособления» к миру сему и устремился лишь к пассивному отражению

210 его уродства, то символизм вывел это противостояние на новый - более высокий - уровень и тем самым указал дальнейший путь, по которому должно двигаться искусство будущего.

Постигнув в полной мере символическую природу всякого искусства, он - в отличие от романтизма - не только пришел к окончательному осознанию трагедии творчества, но и к пониманию ее неизбежности и непреодолимости в пределах мира. Тем самым он вскрыл одновременно и символические истоки творческой трагедии и указал на трагический характер всякого искусства, сам являясь по существу имманентным выражением этой «вечной трагедии». Именно поэтому трагедия творчества, согласно автору, и достигает в символизме своего крайнего выражения, последнего предела. Он полностью отказывается от какого-либо приспособления к миру и проникается жаждой освобождения от самого символизма, то есть от собственной природы, обнаруживая тем самым такой кризис традиционного искусства, которого еще не знала мировая история. В этом H.A. Бердяев и видел его историческое значение, которое имело прямое отношение и к творческой трагедии. Ибо оказавшись «вершинои» трагедии творчества (и открывая по существу ее «последний акт»), символизм одновременно выступал и ее относительным завершением. Обостряя через развернувшийся всеобщий кризис трагедию творчества и доводя ее до «последнего предела», символизм не только указывал направление, но и возможный выход из этой трагедии, открывая тем самым ее временный, исторический и, соответственно, преходящий характер. Поэтому символизм, уверен H.A. Бердяев, не может быть последней целью творчества, но он прокладывает «путь», становясь своеобразным «мостом» к искусству будущего. Однако последнее может быть только искусством теургическим.

Раскрытию этого вопроса и посвящен заключительный параграф третьей главы. Ибо решение проблемы трагедии творчества H.A. Бердяев видел только в теургии. Обращение же к последней, в чем мы смогли убедиться, являлось для него далеко не случайным и было связано, с одной стороны, с мучительными поисками выхода из небывалого кризиса всей мировой

211 культуры и искусства, неизбежно завершающихся «трагической неудачей», а с другой, - определялось его религиозно-метафизическим пониманием природы будущего творчества, которое рассматривалось им в рамках учения о Богочеловечестве. В контексте последнего творчество осмыслялось Бердяевым в качестве «ответа» человека на «призыв Бога» и выступало одновременно как продолжение миротворения. Последнее же по существу означало, что продолжение мира и его завершение есть дело не только Бога, но и человека, есть дело Богочеловеческое. Это и есть по существу важнейшая и определяющая характеристика теургии, которую Бердяев, как показал экскурс в историю этого понятия, в рамках сложившейся традиции также противопоставлял «злой, темной теургии». Поэтому подлинная теургия, с его точки зрения, может быть обращена только к высшим способностям человеческой души, благодаря чему она и выступает у него как предельная ступень духовно-творческого восхождения человека, открывающая и совершенно новый этап: и в его творчестве, и в жизни, и в судьбе, которые теперь могут быть только богочеловеческими. Отсюда и вытекала его уверенность в ее необходимости как важнейшего этапа в развитии и окончательном становлении homo-creator, человека-творца, художника-теурга, и вдохновенно-пророческий пафос его футурологических размышлений, который и убеждал его в неизбежности наступления новой эпохи.

Отсюда же вытекало и его представление о том, что всякое творчество, следовательно, по своей имманентной природе, по изначальной направленности и конечной цели является теургическим, точнее - содержит в себе потенцию теургии. Однако в этом мире последняя не может быть реализована во всей своей полноте, глубине и универсальности. Поэтому пока она больше предчувствуется и то далеко не всеми «даже культурными людьми», но лишь самыми выдающимися творцами культуры, находящимися на «вершинах творческих достижений», которые познали культуру «до конца» и «изжили пути культуры». Только на этих - «самых высших» — ступенях творческой жизни и раскрывается «непроходимая пропасть», отделяющая

212 подлинные цели творчества от творимой культуры, их несоизмеримость и неразрешимый трагический конфликт, который, в конце концов, и порождает мучительную жажду подлинного творчества, творчества теургического, результатом которого могло бы стать реальное, онтологическое, а не только культурно-символическое преображение мира.

Богочеловеческая основа теургии определяла и другую ее важнейшую особенность — сугубо религиозный характер, который по существу и выступал ее онтологическим основанием. Подлинное творчество, согласно автору, религиозно по своей природе и никаким другим, кроме как религиозным по существу оно быть не может. Поэтому теургия и есть прежде всего «призыв» к религиозному творчеству. Однако подлинно религиозный характер искусства определяется для H.A. Бердяева отнюдь не разработкой религиозных тем, сюжетов, образов. И уж тем более оно не может быть подчинено какой-либо норме, хотя бы это была и норма религиозная. Ибо таким путем может быть создано лишь тенденциозное искусство. Однако тенденция, в том числе и тенденция религиозная, какими бы благими намерениями она не была мотивирована, есть такая же смерть искусству, как и тенденция политическая 1 ч i * или моральная. Поэтому подлинное искусство не может быть'' намеренно религиозным. Это значит, что не религия должна стать частью искусства и присутствовать в нем в том или ином качестве, но само искусство должно быть частью религии, но не «частью» в смысле внешнего к ней приложения, а элементом органическим, вырастающим из нее как из своей естественной почвы и являющимся ее адекватным художественным выражением, то есть быть ей имманентным. Отсюда и вытекала еще одна важнейшая характеристика искусства будущего: «Теургия - имманентно-религиозное искусство».

К тому же необходимость подобного богочеловеческого - теургического - творческого акта диктовалась, согласно автору, и незавершенностью самого Божественного творения, которая вытекала из его «динамического» понимания бытия. Согласно последнему, Божье творение не закончилось, боготворческий процесс продолжается. А продолжением - и завершением — этого процесса и

213 призвано стать новое, заключительное «третье откровение», следующее за откровением Ветхого и Нового Завета, откровение уже антропологическое. Это и будет новая религиозная эпоха - эпоха Третьего Завета, эпоха Духа, Свободы и Творчества, Творчества Теургического. И хотя в самом Священном писании нет никаких «указаний» о творческом откровении человека, однако в этом Н.А. Бердяев видел как раз не его упущение (или недостаток), но глубочайший религиозной смысл: «пути творчества» потому и не были указаны человеку свыше, что Бог исключил из творения «всякое насилие и принуждение», ожидая от человека свободного творческого почина, свободного дерзновения творчества. В противном случае его творчество не было бы творчеством в собственном смысле этого слова: оно превратилось бы в элементарное послушание. Но тогда невозможен был бы и тот «творческий подвиг», благодаря которому только и возможно продолжение творения мира человеком, не оставалось бы места для откровения антропологического. Ибо с «послушанием» нельзя творить в мире. В деле творчества человек «предоставлен» самому себе. Поэтому тайна творчества, творческого призвания человека и антропологического откровения может быть открыта только самим человеком. В этом, уверен автор, и скрыта «великая тайна» о человеке.

Однако это отнюдь не значит, что все творческие усилия человека, которые он совершал в предшествующие эпохи закона и искупления, были напрасны и лишены какой-либо ценности и значения. Напротив, только благодаря этим усилиям человек и поднимался из варварского состояния, благодаря творческому дерзанию он прорывался за пределы падшего мира и только благодаря которому сам мир земной удерживался от своего окончательного распада и уничтожения. И, тем не менее, как бы ни были велики его достижения на творческом пути (и даже «гениальные прорывы» великих мастеров искусства), нельзя забывать, что это творчество было трагическим, не достигающим своей подлинной цели, и в силу этого предстающим только «намеком», «знаком», «предварением» подлинного творчества, по которым мы сегодня можем лишь предугадывать возможные

214 контуры будущего искусства. Творческая природа человека была обессилена «космическим падением», погружением в низшие сферы бытия и сам он выступал как существо падшее, порабощенное последствиям греха. Вместо нового бытия творилась культура, культура трагическая, поскольку она сама представала результатом трагедии творчества. Поэтому подлинно религиозная эпоха будет уже переходом не к новой, иной культуре, но именно к иному бытию, иной жизни, иному - теургическому - творчеству. Тогда-то, уверен философ, и станет очевидно, что само творчество культуры было лишь подменой творчества бытия. Тогда и откроется в полной мере и до конца, что творческий акт по своей имманентной природе имеет «бытийственное и космическое» значение и человек-творец способен претворить культуру в бытие. Отсюда и вытекала следующая важнейшая характеристика теургии - ее сверхкультурный характер и направленность: «теургия не культуру творит, а новое бытие, теургия сверхкультурна». И начало теургии есть конец всякого дифференцированного искусства, конец культуры, но культуры именно трагической, ибо она переходит за пределы искусства как культурной дифференцированной ценности и не может быть таковой по определению. Собственно кризис искусства, уверен Бердяев, и есть не что иное как выражение «последней воли» человека к переходу от символически-условных достижений к достижениям реальным, подлинным, онтологическим, сверхкультурным.

Однако «конец» культуры и искусства, на что H.A. Бердяев постоянно обращает особое внимание, не должен пониматься буквально и быть «докультурным». Нетворческий бунт против старого прекрасного искусства, по его твердому убеждению, недопустим принципиально, ибо он бесплоден и бессмыслен, тем более что легко перерождается в анархию и варварство, низводящие человека до состояния дикости. Преодоление культуры само должно быть культурным. Культура - величайшее достояние человечества. Она есть великий труд и результат постоянных творческих усилий человека. Это — форма существования и развития самого человека. Поэтому путь человека к

215 духовной свободе и к творчеству новой жизни может лежать только через культуру. И хотя путь культуры чрезвычайно трудный, болезненный и трагический, однако человек «обязан» его пройти, ибо другого пути у него в этим мире не существует. Другое дело, настаивает H.A. Бердяев, что при этом необходимо понимать условно-символический характер всех достижений культуры и искусства, которые являют собой «лишь знаки» реального преображения мира, но отнюдь не само преображение и демонстрируют «во всех своих проявлениях» трагическую неудачу человеческого творчества, «невозможность достигнуть творческого преображения бытия».

Однако и эта неудача представала в глазах философа как неудача «священная», указывающая в то же время на то, что высшее призвание человечества «сверхисторично» и что разрешение всех основных противоречий человеческой истории и культуры может быть только сверхисторическим. Поэтому «конец мира» может быть только имманентным, он должен вобрать в себя все положительные достижения культуры, и прежде всего ее онтологический религиозной смысл. Культура и искусство должны быть «внутренне изжиты» человеком и их преодоление не может быть докультурным и варварским, но исключительно имманентно-творческим и сверхкультурным. Но это и есть путь теургического творчества, который означает, что преодоление трагедии творчества вообще и трагедии искусства в частности может быть лишь теургическим, ибо «теургия - сверхкультурна».

Теургия есть творчество универсальное, в ней сходятся все виды человеческого творчества. Она словно концентрирует в себе всю потенциальную творческую энергию человека и направляет ее на создание новой жизни, нового бытия. Ибо в теургии человек творит уже не один, а вместе с Богом. А Бог и человек вместе, говоря словами H.A. Бердяева, это уже больше, чем один Бог. Но это значит, что подобная творческая энергия человека предстает не только как собственно человеческая и по большому счету потенциальная, но именно как Богочеловеческая, теургическая, реальная и универсальная. Поэтому для такого творчества уже не существует преград. В

216 теургическом творчестве мысль и слово становятся «плотью», искусство -«властью», новой преображенной природой. Но преображенная природа, преображенный мир, согласно Бердяеву, и есть красота и совершенство, однако уже не как явления культурно-символические, но именно онтологические. Ибо, как мы помним, художник-теург в соединении с Богом способен «творит красоту как сущее». Отсюда и вытекало одно из основополагающих, центральных положений бердяевской эстетики, что красота - не только цель искусства, но и цель жизни! «И цель последняя - не красота как культурная ценность, а красота как сущее, то есть претворение хаотического уродства мира Л в красоту космоса» . А красота последнего и есть «высшее бытие, бытие творимое». И если цель превращения жизни в искусство воспринималась H.A. Бердяевым как иллюзорная, то цель претворения жизни этого мира в бытийственную красоту и совершенство представлялась ему «мистически реальной». Поэтому стремление «жить в красоте», уверен H.A. Бердяев, должно стать «заповедью» новой творческой эпохи. В силу такого значения красоты и совершенства в жизни будущей эпохи, Творец, уверен автор, ждет от художника-теурга красоты «не менее, чем добра», а по большому счету -больше чем добра. Ибо красота «тоже ведет к Богу», но ведет «прямее» и «даже вернее»4. К тому же, если добро есть только путь, то красота - также и цель человеческого восхождения. Отсюда и вырастает еще одна характерная особенность теургии - ее преимущественно эстетический характер. А если учесть, что главной целью не только человеческого, но и богочеловеческого, теургического, искусства, - и даже всей жизни - выступает у H.A. Бердяева красота, то становится очевидным, что при осмыслении Теургии эстетическая составляющая играла у него наиважнейшую и определяющую роль. Причем настолько тотальную, что она отразится и на понимании H.A. Бердяевым эволюции самой человеческой природы.

Ибо в предшествующие эпохи (закона и послушания), считает автор,

3 Бердяев H.A. Смысл творчества. С. 235.

4 Бердяев H.A. Трагедия и обыденность. С. 306. преобладающей стороной человеческой природы выступала нравственная сторона, которая безраздельно доминировала над эстетической. Однако нравственная сторона является «менее творческой», в ней «моменты послушания» играют определяющую роль. И даже в эпоху искупления, когда нравственный момент, казалось бы, «мистически преображается и просветляется любовью и благодатью», он все равно продолжает господствовать над эстетическим. Спасение человека связывалось исключительно с нравственным совершенством, но никак не с эстетическим. Поэтому вопрос о возможности достижения данной цели религиозно-эстетическим совершенством даже не ставился. Однако, как мы видели, Н.А. Бердяев не сомневался, что человек может - и должен - быть спасен и «за дерзновенный подвиг» творчества, устремленный к высшей, божественной красоте. Ибо был уверен, что уделом будущей жизни должно быть «всяческое совершенство», во всем подобное совершенству Божьему, причем совершенство уже не культурно-символическое, имманентное этому миру, а подлинное, онтологическое, - «всякая полнота бытия». Именно поэтому преобладающей стороной человеческой природы в эпоху Духа будет уже собственно эстетическая, которая, наконец-то, сможет проявить себя в полной мере, предстанет во всей своей богочеловеческой - универсальной - мощи и станет доминирующей во всей жизни и деятельности человека, но не уничтожающей и не подавляющей другие, в том числе и нравственную, а открывая им простор для имманентного проявления их собственной природы, не деформированной и не искаженной отношениями падшего мира. Только при подобном — тотальном — доминировании эстетической стороны человеческой природы и эстетически ориентированного теургического творчества, а также эстетического начала самой жизни и возможно достижение онтологической красоты и онтологического совершенства, то есть абсолютно-эстетической полноты бытия. Это значит, что эпоха Творчества Теургического, эпоха Духа, Свободы, Красоты и Совершенства и есть эпоха собственно Эстетическая, которая и становится конечной целью мирового развития.

Но последняя достижима лишь после того, как человек до конца пройдет весь путь испытания и искупления, а человек-творец - мучительный и тернистый путь творческой трагедии. У каждого свой Крест. «В искусстве, как и повсюду в мире, повторяется Голгофская жертва»5. Но трагедия не вечна, она будет «преодолена». И преодолена - Духовной Свободой, Красотой и Совершенством, то есть - Эстетически. И в этом, как представляется, также проявилась достоевская «закваска» философа. Когда-то H.A. Бердяев писал: «У меня самого трагическое чувство жизни, не случайно мне так близок Достоевский»6. У Ф.М. Достоевского, как мы помним, мир «спасается» Красотой. H.A. Бердяев приходит к подобному же решению вопроса. И показательно здесь то, что люди далеко не «розового» оптимизма, но именно «трагического чувства жизни» приходят к чисто эстетическому разрешению трагических противоречий бытия. Если исходить из представления о том, что ничего в этом мире - по большому счету - не бывает случайным, то остается надежда, что и подобные совпадения далеко не случайны.

5 Бердяев H.A. Смысл творчества. С. 227.

6 Бердяев H.A. - кн. И.П.Романовой, от 26.01.1944 г. С. 254.

Список научной литературыКудаев, Александр Егорович, диссертация по теме "Эстетика"

1. Аеанесова Г.А., Вахренева П.Е. Духовный проект Н. Бердяева (опыт системного подхода к наследию) // Вестник МГУ. Серия 7. Философия. 2005. № 4. С. 37-57.

2. Аверинцев С.С. Эволюция философской мысли // Культура Византии. IV -первая половина VII в. М.: Наука, 1984. С. 42-77.

3. Адюшкин В.Н. Социальная философия Н. Бердяева в свете перестройки// Вестник Моск. ун-та. Сер.7. Философия. 1991. №3. С. 76-85.

4. Аксючиц В. Заблуждения гения: Н.А.Бердяев о России и коммунизме // Историко-философский ежегодник' 2001. М.: Наука, 2003. С. 324-341.

5. Алексеев П.В. Человек, дух и реальность. Об экзистенциальном типе философствования H.A. Бердяева // Бердяев H.A. Царство Духа и царство Кесаря. М.: Республика, 1995. С. 357-364.

6. Андреев A.JI. Искусство, культура, сверхкультура (Философия искусства Н.А.Бердяева. М.: Знание, 1991. 64с.

7. Андреев А.Л. H.A. Бердяев: философия истории и политика // Бердяев H.A. Истоки и смысл русского коммунизма. М.: Наука, 1990. С. 161-200.

8. Андреева В.А. Бердяев: воля к жизни и воля к культуре//Полигнозис. 1998. № 2.

9. Андрияускас A.A. Проблема дегуманизации культуры и искусства в концепции «христианство гуманизма» Н. Бердяева // Философские науки. 1988. № 3. С. 42-50.

10. Антонов Н.Р. Николай Александрович Бердяев и его религиозно-общественное миросозерцание. СПб., 1912.

11. Аржаковский A.A. Журнал «Путь» (1925-1940). Поколение русских религиозных мыслителей в эмиграции. Киев, 2000. 656 с.

12. Афоризмы лауреатов Нобелевской премии по литературе. Мн.: Современный писатель, 2000. 488 с. (Классическая философская мысль).

13. Баландин Р.К. Философия техники Бердяева // Вопросы истории естествознания и техники. 1991. № 2. С. 3-13.

14. Барабанов E.B. «Русская идея» в эсхатологической перспективе: О наследии H.A. Бердяева //Вопросы философии. 1990. № 8. С. 62-73.

15. БахрахА. Кламарский мудрец Николай Бердяев.//Бахрах А. Бунин в халате. По памяти, по записям. М.: Вагриус, 2006. С. 413-421.

16. Безносое В. Послесловие: Неподведенные итоги Николая Бердяева// Бердяев H.A. Истина и откровение. Пролегомены к критике Откровения. СПб.: РХГИ, 1996. С .327-349.

17. Безносое В.Г. Смогу ли уверовать? Ф.М. Достоевский и нравственно-религиозные искания в духовной культуре России в конце XIX начале XX века. СПб., 1993.

18. Белый А. Воспоминания: В 3 кн. М.: Худож. лит., 1989-1990.

19. Белый А. Центральная станция: H.A. Бердяев // H.A. Бердяев: pro et contra. Антология. Кн. 1. / Сост., вступ. ст. и прим. A.A. Ермичева. СПб.: РХГИ, 1994. С. 53-61.

20. Белый А. Каменная исповедь. По поводу статьи H.A. Бердяева «К психологии революции» // H.A. Бердяев: pro et contra. Антология. Кн. 1. / Сост., вступ. ст. и прим. A.A. Ермичева. СПб.: РХГИ, 1994. С. 187-196.

21. Бердяев в начале пути (Письма к П.Б. и H.A. Струве) // Лица. Биографический альманах. Вып. 3. М.-СПб.: Феникс: Atheneum, 1993. С. 119154.

22. Бердяев H.A. Борьба за идеализм // Бердяев H.A. Sub specie aeternitatis. Опыты философские, социальные и литературные (1900-1906 гг.). М.: Канон+, 2002. С. 10-43.

23. Бердяев H.A. Варварство и упадничество // Бердяев H.A. Философия творчества, культуры и искусства: В 2 т. М.: Искусство, 1994. Т.1. С. 343-367. (Серия «Русские философы XX века»).

24. Бердяев H.A. Выдержки из писем к г-же XII Дмитриева Н.К., Моисеева А.П. Философ свободного духа (Николай Бердяев: жизнь и творчество). М.: Высш. шк., 1993. С. 235-247.

25. Бердяев H.A. Демократия и мещанство // Бердяев H.A. Sub specieaeternitatis. Опыты философские, социальные и литературные (1900-1906 гг.). М.: Канон+, 2002. С. 460-467.

26. Бердяев НА. Дух и реальность. Основы богочеловеческой духовности // Бердяев Н.А. Философия свободного духа. М.: Республика, 1994. С. 363-462. («Мыслители XX века»).

27. Бердяев НА. Духовное состояние современного мира // Бердяев Н.А. Философия творчества, культуры и искусства: В 2 т. М.: Искусство, 1994. Т. 1. С. 485-499. (Серия «Русские философы XX века»).

28. Бердяев НА. Из записной тетради // Дмитриева Н.К., Моисеева А.П. Философ свободного духа (Николай Бердяев: жизнь и творчество). М.: Высш. шк., 1993. С. 247-262.

29. Бердяев НА. Из записных книжек // Дмитриева Н.К., Моисеева А.П. Философ свободного духа (Николай Бердяев: жизнь и творчество). М.: Высш. шк., 1993. С. 262-267.

30. Бердяев Н.А. Из писем к В.И. Иванову и Л.Д. Зиновьевой-Аннибал.// Вячеслав Иванов. Материалы и исследования. М.: Наследие, 1996. С. 119-144.

31. Бердяев НА. Истина и откровение. Пролегомены к критике Откровения / Сост. и послесловие В.Г. Безносова, примеч. Е.В. Бронниковой. СПб.: РХГИ, 1996. С. 5-155.

32. Бердяев НА. Истоки и смысл русского коммунизма. Репринтное воспроизведение издания YMCA- PRESS, 1955 г. М.: Наука, 1990. 224 с.

33. Бердяев Н.А. Из размышлений о теодицее // Путь. 1927. № 7. С. 50-62.

34. Бердяев Н.А. Кризис искусства // Философия творчества, культуры и искусства: В 2 т. М.: Искусство, 1994. Т. 2. С. 399-419. (Серия «Русские философы XX века»).

35. Бердяев Н.А. К спору между кн. Е.Н. Трубецким и Д.Д. Муретовым // Бердяев Н.А. Мутные лики (Типы религиозной мысли в России). М.: Канон+, 2004. С.2 24-230.

36. Бердяев НА. К философии трагедии. Морис Метерлинк//Бердяев Н.А. Sub specie aeternitatis. Опыты философские, социальные и литературные (1900—2221906 гг.). М.: Канон+, 2002. С. 44-69.

37. Бердяев H.A. Миросозерцание Достоевского // Бердяев H.A. Философия творчества, культуры и искусства: В 2 т. М.: Искусство, 1994. Т.2. С. 7-151.

38. Бердяев H.A. Мое философское миросозерцание // H.A. Бердяев: pro et contra. Антология. Кн. 1. / Сост., вступ. ст. и прим. A.A. Ермичева. СПб.: РХГИ, 1994. С. 23-28.

39. Бердяев H.A. На пороге новой эпохи //Бердяев H.A. Истина и откровение. Пролегомены к критике Откровения / Сост. и послесловие В.Г. Безносова, примеч. Е.В. Бронниковой. СПб.: РХГИ, 1996. С. 215-326.

40. Бердяев H.A. Новое религиозное сознание и общественность. М.: Канон+, 1999. С. 5-290.

41. Бердяев H.A. Новое средневековье. Размышление о судьбе России и Европы // Бердяев H.A. Философия творчества, культуры и искусства: В 2 т. -М.: Искусство, 1994. Т.1. С. 406-485.

42. Бердяев H.A. О назначении человека. Опыт парадоксальной этики. М.: Республика, 1993. С. 19-252. (Б-ка этической мысли)

43. Бердяев H.A. О новом религиозном сознании // Бердяев H.A. Sub specie aeternitatis. Опыты философские, социальные и литературные (1900-1906 гг.). М.:Канон+, 2002. С. 348^18.

44. Бердяев H.A. Опыт эсхатологической метафизики. Творчество и объективация // Бердяев H.A. Царство Духа и царство Кесаря / Сост. и послесл. П.В. Алексеева; Подгот. текста и примеч. Р.К. Медведевой. М.: Республика, 1995. С. 163-286.

45. Бердяев H.A. О рабстве и свободе человека. Опыт персоналистической философии // Бердяев H.A. Царство Духа и царство Кесаря / Сост. и послесл. П.В. Алексеева; Подгот. текста и примеч. Р.К. Медведевой. М.: Республика, 1995. С. 4-162.

46. Бердяев H.A. Основы религиозной философии // Вестник РХД. 2007. № 192. С. 169-194.

47. Бердяев H.A. Письма к Андрею Белому (1906-1907) // De visu. 1993. № 2.1. С. 12-23;

48. Бердяев H.A. Письма к В. Иванову (1910-1911) // Новый мир. 1991. № 1. С. 231-232;

49. Бердяев H.A. Письма к В.Ф. Эрну и Вяч. Иванову (1908-1911)// Взыскующие града: Хроника частной жизни русских религиозных философов в письмах и дневниках. М.: Школа «Языки русской культуры», 1997.

50. Бердяев H.A. Письма к З.Н.Гиппиус и Д.В. Философову (1906-1908)// Минувшее: Исторический альманах. Вып. 9. М.: Феникс, 1992. С. 294-325;

51. Бердяев H.A. Письма к кн. И.П. Романовой (1931-1947) //Минувшее: Исторический альманах. Вып. 16. М.; СПб.: Atheneum; Феникс, 1994. С. 209264.

52. Бердяев H.A. Письма к М.О. Гершензону//Вопросы философии. 1992. № 5. С. 119-136.

53. Бердяев H.A. Письма к М.О. Гершензону (от 29.09. и 2.10. 1917 г.) // Люди и судьбы. XX век: Книга очерков. М.: ОГИ, 2002. С. 89-91,93-95.

54. Бердяев H.A. Письма к П.Б. и H.A. Струве (1899-1905)//Лица:

55. Биографический альманах. Вып. 3. М.; СПб.: Феникс: Atheneum, 1993. С. 119— 154. (Часть этих писем была опубликована также в Вопросах философии. 1993. №4. С. 150-156).

56. Бердяев H.A. Письмо к П.Б. Струве // ГАРФ. Ф. 5912. Оп. 1. Д.137. Л. 123125. / Публ. М. Колерова: http://www.krotov.info/library/02b/berdyaev/1923 struve.html.; Письма H.A. Бердяева.

57. Бердяев H.A. Письма к Э.Ф. Голлербаху (1915-1919) //Минувшее: Исторический альманах. Вып.14. М.; СПб.: Atheneum: Феникс, 1993. С.401-413;

58. Бердяев H.A. Предисловие / к немецкому изданию книги «Смысл творчества» (1927) // Бердяев H.A. Философия творчества, культуры и искусства: В 2 т. М.: Искусство, 1994. Т. 1. С. 533. (Серия «Русские философы XX века»)

59. Бердяев H.A. Предсмертные мысли Фауста // Бердяев H.A. Философия творчества, культуры и искусства: В 2 т. М.: Искусство, 1994. Т. 1.С. 376-392. (Серия «Русские философы XX века»).

60. Бердяев H.A. Проблема человека (К построению христианской антропологии) //Ступени. 1991. № 1. С. 66-78.

61. Бердяев H.A. Пять писем к М. Здзеховскому, от 1910-1911 гг. // Вильнюс. 1989. № 11. С. 161-170;

62. Бердяев H.A. Религия воскрешения («Философия общего дела» Н.Ф.Федорова) // H.A. Бердяев о русской философии: В 2 ч. Свердловск: Изд-во Урал, ун-та, 1991. Ч. 1. С. 51-95.

63. Бердяев H.A. Русская идея. Основные проблемы русской мысли XIX века и начала XX века // Бердяев H.A. Самопознание: Сочинения. М.: ЭКСМО-Пресс; Харьков: Фолио, 1999. С. 13-248. (Серия «Антология мысли»)

64. Бердяев H.A. Русский духовный ренессанс начала XX века и журнал «Путь». К десятилетию «Пути» // Бердяев H.A. Философия творчества, культуры и искусства: В 2 т. М.: Искусство, 1994. Т. 2. С. 301-322. (Серия «Русские философы XX века»).

65. Бердяев H.A. Самопознание. Опыт философской автобиографии // Бердяев H.A. Самопознание: Сочинения. М.: ЭКСМО-Пресс; Харьков: Фолио, 1999. С. 249-603. (Серия «Антология мысли»)

66. Бердяев H.A. Смысл истории. М.: Мысль, 1990. 175 с.

67. Бердяев H.A. Смысл творчества // Бердяев H.A. Философия творчества, культуры и искусства: В 2 т. М.: Искусство, 1994. Т. 1. С. 37-341. (Серия «Русские философы XX века»)

68. Бердяев H.A. Спасение и творчество // Бердяев H.A. Философия творчества, культуры и искусства: В 2 т. М.: Искусство, 1994. Т. 1. С. 343-367. (Серия «Русские философы XX века»)

69. Бердяев H.A. Судьба человека в современном мире // Бердяев H.A. Философия свободного духа. М.: Республика, 1994. С. 318-362.

70. Бердяев H.A. Трагедия и обыденность // Бердяев H.A. Sub specie aeternitatis. Опыты философские, социальные и литературные (1900-1906 гг.). М.:Канон+, 2002. С. 277-309.

71. Бердяев H.A. Философия неравенства / Сост., предисл. и примеч. JI.B. Полякова. М.: ИМА-пресс, 1990. 288 с.

72. Бердяев H.A. Философия свободного духа. Проблематика и апология христианства. М.: Республика, 1994. С. 14-228.

73. Бердяев H.A. Философия свободы // Бердяев НА Философия свободы. Смысл творчества. М.: Правда, 1989. С. 9-250.

74. Бердяев H.A. Философову Д.В., от 22 апреля 1907 г. // Минувшее: Исторический альманах. Вып. 9. М.: Феникс, 1992. С. 305-316.

75. Бердяев H.A. Христос и мир (Ответ В.В. Розанову) // Бердяев H.A. Духовный кризис интеллигенции. Статьи по общественной и религиозной психологии (1907-1909 гг.). М.: Канон+, 1998. С. 9-298.

76. Бердяев H.A. Человек и машина. Проблема социологии и метафизики техники // Бердяев H.A. Философия творчества, культуры и искусства: В 2 т. М.: Искусство, 1994. Т. 1. С. 499-523. (Серия «Русские философы XX века»)

77. Бердяев H.A. Царство Духа и царство Кесаря / Сост. и послесл. П.В. Алексеева; Подгот. текста и примеч. Р.К. Медведевой. М.: Республика, 1995. С. 288-356.

78. Бердяев H.A. Экзистенциальная диалектика божественного и человеческого // Бердяев H.A. О назначении человека. М.: Республика, 1993. С. 254-357.

79. Бердяев H.A. Я и мир объектов. Опыт философии одиночества и общения // Бердяев H.A. Философия свободного духа. М.: Республика, 1994. С. 230-316.

80. Бердяева Л.Ю. Профессия: жена философа. М.: Молодая гвардия, 2002. 262 с.

81. Блюменкранц М. А. Романтик духа // Бердяев H.A. Самопознание: Сочинения. М.: ЭКСМО-Пресс; Харьков: Фолио, 1999. С. 3-10.

82. Богомолов Н. А. Русская литература начала XX века и оккультизм. М.: Новое литературное обозрение, 2000. 560 с.

83. Бородин Л. Ю. Сотворение смысла, или страсти по Бердяеву // Вопросы философии. 1993. № 8. С. 7-41.

84. БрюнерЭ. Н.А.Бердяев в Швейцарии // ВестникРХГИ. 1998. №2.

85. Буйно Б. И. Судьба России в культурно-исторической концепции Н.А.Бердяева. Ростов н/Д.: Изд-во СКНЦВШ, 2003. 216 с.

86. Булгаков М. А. Письмо Правительству СССР, от 28 марта 1930 г. // Сарнов Б. Сталин и писатели: Книга вторая / Бенедикт Сарнов. М.: Эксмо, 2009. С. 431-438.

87. Бычков В., Бычкова JI. Предельные метаморфозы культуры итог XX века // Лексикон нонклассики. Художественно-эстетическая культура XX века. М., 2003. (Или по изд.: Полигнозис, 2000. № 2. С. 63-76; № 3. С. 67-85).

88. Бычков В.В. 2000 лет христианской культуры sub specie aesthetica. В 2 т. Т. 1 : Раннее христианство. Византия. М.-СПб.: Университетская книга, 1999. 575 с. (Российские пропилеи)

89. Бычков В.В. 2000 лет христианской культуры sub specie aesthetica. В 2 т. Т.2: Славянский мир. Древняя Русь. Россия. М.-СПб.: Университетская книга, 1999. 527 с. (Российские пропилеи)

90. Бычков В.В. К проблеме метафизики эстетического опыта // Эстетика: Вчера. Сегодня. Всегда. Вып. 3. М.: ИФРАН, 2008. С. 3-23.

91. Бычков В.В., Маньковская Н.Б., Иванов В.В. Триалог: Разговор Второй о философии искусства в разных измерениях. М.: ИФРАН, 2009. 212 с.

92. Бычков В.В., Маньковская Н.Б. К проблеме типологии современной художественной культуры // Философия и этика: сб. научн. тр. К 70-летию акад.227

93. A.A. Гусейнова. M., 2009. С. 91-103; С. 326-335.

94. Бычков В.В., Манъковская Н.Б. Современные тенденции в эстетике: К итогам XVI Международного конгресса по эстетике //Искусствознание. 2005. № 1.С. 518-536.

95. Бычков В.В. Метафизические основы философии искусства // Бычков В.В., Маньковская Н.Б., Иванов В.В. Триалог: Разговор Второй о философии искусства в разных измерениях. М.: ИФ РАН, 2009. С. 3-11.

96. Бычков В.В. Некоторые размышления по поводу «перспектив новейших научных исследований в эстетике» // Эстетика: Вчера. Сегодня. Всегда. Вып. 4. М.: ИФ РАН, 2010. С. 150-158.

97. Бычков В.В. Николай Бердяев: теургическая эстетика // Эстетика и теория искусства XX века: Учебное пособие / H.A. Хренов, A.C. Мигунов. М.: Прогресс-Традиция, 2005. С. 109-114.

98. Бычков В.В. Ответ эстетики на вызовы современности // Философия в диалоге культур: материалы Всемирн. дня философии. М., 2010. С. 1101-1109.

99. Бычков В.В. По поводу двухтысячелетия христианской культуры. Эстетический ракурс // Полигнозис. 1999. № 3.

100. Бычков В.В. Постнеклассическая философия искусства: Система основных понятий//Искусствознание. 2010. № 3-4/10. С. 487-519.

101. Бычков В.В. Проблемы и «болевые точки» современной эстетики // Эстетика: Вчера. Сегодня. Всегда. Вып. 1. М.: ИФ РАН, 2005. С. 3-38.

102. Бычков В.В. Религиозная эстетика в XX в. Н. Бердяев. // Бычков В.В. 2000 лет христианской культуры sub specie aesthetica: В 2 т. Т. 2. Славянский мир. Древняя Русь. Россия. М.-СПб.: Университетская книга, 1999. С. 294-297, 483^90.

103. Бычков В.В. Русская средневековая эстетика. XI-XVII века. М.: Мысль, 1992. 637 с.

104. Бычков В.В. Русская теургическая эстетика. М.: Ладомир, 2007. 743 с.

105. Бычков В.В. Русская теургическая эстетика в глобализирующемся мире // Россия в диалоге культур. М., 2010. С. 309-327.

106. Бычков B.B. Теургическая эстетика Николая Бердяева // Эстетика: Вчера. Сегодня. Всегда. М.: ИФ РАН, 2005. С. 39-67.

107. Бычков В.В. Философия искусства Николая Бердяева // Искусствознание' 1/05. М., 2005. С. 495-517.

108. Бычков В.В. Эстетика: Учебник. М.: Гардарики, 2002. 556 с.

109. Бычков В.В. Эстетическая аура бытия. Современная эстетика как наука и философия искусства / В. В. Бычков. М.: Изд-во МБА, 2010. 784 с.

110. Бычков В.В. Эстетические пророчества русского символизма // Полигнозис. 1999. № 1. С. 83-104.

111. Бычков В.В. Эстетическое в системе культуры // Мир культуры / Труды Государственной академии славянской культуры. Вып. II. М., 2000.

112. Бычков О.В. О перспективах новейших научных исследований в эстетике //Эстетика: Вчера. Сегодня. Всегда. Вып. 4. М.: ИФ РАН, 2010. С. 127-149.

113. Вадимов A.B. H.A. Бердяев. М., 1998. 23 с.

114. Вадимов A.B. Жизнь Бердяева. Россия. Беркли, 1993. 287 с.

115. Вадимов A.B. За пределами «Самопознания» // Бердяев H.A. Самопознание. М., 1991.

116. Вадимов A.B. Иное понимание реальности: (Беседа с директором музея H.A. Бердяева A.B. Цветковым (Вадимовым) О H.A. Бердяеве. // Сов. библиогр.1989. № 6. С. 81-83.

117. Вадимов A.B. Николай Бердяев: изгнание: К биографии философа. // Вопросы философии. 1991. № 1.С. 160-165.

118. Вазари Д. Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих: В 5 т. М.: Астрель; ACT, 2001.

119. Валентинов Н. Два года с символистами / Предисл. и примеч. Г. Струве. М.: XXI век Согласие, 2000. 384 с.

120. Васильева A.B. Ранняя автобиография H.A. Бердяева // Философские науки. 1991. № 2.

121. Вейдле В.В. Русская философия и русский «Серебряный век» // Русская религиозно-философская мысль XX века. Сб. статей / Под. ред. Н.П.

122. Полторацкого. Univer. of Pittsburgh. Питтсбург, 1975. С. 42-51.

123. Вечные философские проблемы: Сб. научн. трудов о H.A. Бердяеве. -Новосибирск: Наука, 1991. 208 с.

124. Взыскующие града: Хроника частной жизни русских религиозных философов в письмах и дневниках: K.M. Агеева, С.А. Аскольдова, Л.Ю. Бердяевой, Н.А.Бердяева, И.П. Брихничева и др. М.: Шк. «Языкирусской культуры», 1997. 747с.

125. ВизгинВ.П. Серебряный век русской философии //ВизгинВ.П. На пути к другому: От школы подозрения к философии доверия. М.: Языки1славянской культуры, 2004. С. 342-406.

126. Вислова A.B. «Серебряный век» как театр: Феномен театральности в культуре рубежа XIX-XX вв. / М-во культуры РФ. Рос. ин-т культурологии. М., 2000. 210 с.

127. Волкогонова ОД. Бердяев. М.: Молодая гвардия, 2010. 390 с.

128. Волкогонова О.Д. H.A. Бердяев: Интеллектуальная биография. М.: Изд-во МГУ, 2001. 112 с.

129. Волкогонова О.Д. Образ России в философии русского зарубежья. М.: РОССПЭН, 1998. 325 с.

130. Воскресенская М.А. Мировидение творцов Серебряного века: Исторический контекст и социокультурные факторы формирования общественного сознания российской культурной элиты рубежа XIX-XX столетий: Дис. канд. филос. наук (07.00.02). СПб., 2009.

131. ВригтГ.Х. Философия техники Николая Бердяева // Вопросы философии. 1995. №4. С. 69-78.

132. Гаврюшин Н.К. Русская философия и религиозное сознание // Вопросы философии. 1994. № 1. С. 60-68.

133. Гайденко П.П. Анархический персонализм Николая Бердяева//Гайденко П.П. Владимир Соловьев и философия Серебряного века. М.: Прогресс-Традиция, 2001. С. 301-322.

134. Гайденко П.П. «Вехи»: неуслышанное предостережение //Вопросы философии. 1992. №2. С. 103-123.

135. Гайденко П.П. Трагедия эстетизма. Опыт характеристики мировоззрения Серена Кьеркегора. М.: Искусство, 1970. 247 с.

136. ГальцеваР.А. Николай Бердяев философ творчества и теоретик культуры // H.A. Бердяев. Философия творчества культуры и искусства: В 2 т. М.: Искусство, 1994. Т. 1. С. 7-36.

137. ГардинерП. Кьеркегор. М.: Астрель: ACT, 2008. 192 с.

138. ГачевГ. Бердяев // Гачев Г. Русская Дума. М., 1991. С. 193-220.

139. Генералова Н.П. Леонид Андреев и Николай Бердяев: (Из истории русского персонализма) // Русская литература. 1997. № 2. С. 40-54.

140. ГерцыкЕ.К. Николай Бердяев // Н.А.Бердяев: pro et contra. Антология. Кн. 1. СПб.: РХГИ, 1994. С. 39-51.

141. Гидиринский В.И. Введение в русскую философию: типологический аспект / В.И. Гидиринский; Моск. гуманитар, ин-т им. Е.Р. Дашковой. М., 2003. 317 с.231

142. Главацкий М.Е. «Философский пароход»: год 1922-й: Историогр. этюды / М.Е. Главацкий. Екатеринбург: Урал. гос. ун-т, 2002. 220 с.

143. Голлербах Е.А. К незримому граду: Религиозно-философская группа «Путь» (1910-1919) в поисках новой русской идентичности» / Е.А. Голлербах; под общ. ред. Колерова М.А. СПб.: Алетейя, 2000. 527 с. (Серия «Исследования по истории русской мысли»)

144. Громов М.Н Глобальный кризис и национальная самоидентификация // Славянский мир в третьем тысячелетии. Сб. ст. М., 2010. С. 299-305.

145. Громов М.Н. Значение христианской культуры для славянского мира // Материалы XVII междунар. Рождеств. Образоват. чтений. М., 2009. С. 5-17.

146. Громов М.Н. Николай Бердяев и русская философская традиция // Историко-философский ежегодник'2001 / Ин-т философии. М.: Наука, 2003. С. 263-273.

147. Громов М.Н. Русская философия в контексте отечественной культуры: новые открытия // Актуальные проблемы современности сквозь призму философии. Вып. 2. Вел. Новгород, 2009. С. 101-115.

148. Громов М.Н. Субъектность вместо объектности главная доминанта отечественной мысли // Вестн. РХГА. СПб., 2009. Т. 10. № 1. С. 206-209.

149. Гулыга A.B. H.A. Бердяев. Жизнь и творчество // Бердяев H.A. Сочинения. М.: Раритет, 1994.

150. Гулыга A.B. Эсхатологическая этика (Бердяев) // Гулыга A.B. Русская идея и её творцы. М.: Соратник, 1995. С. 157-177.

151. Гумерова Г.А. Культура и бытие в концепциях H.A. Бердяева и СЛ. Франка // Проблемы исторической культурологии. Нижневартовск, 1996. С. 106-113.

152. Гумерова Г.А. H.A. Бердяев об истории как способе самоосуществления человека // Проблемы истории культуры. Нижневартовск, 1997.

153. Гуревич П.С. В потоке книг. Мерцание красоты: В. Бычков. Эстетическая аура бытия. Современная эстетика как наука и философия искусства. М., 2010. 784 с. // Философия и культура. 2010. № 7. С. 105-109.

154. ГуревичП.С. Парадокс Н.А.Бердяева: «Культура великая неудача»// Философия и культура. 2010. №3. С. 5-8.

155. Гурееич П.С. Эстетика: учебное пособие. М.: КНОРУС, 2011. 456 с.

156. Диденко В Д. Духовная реальность и искусство: Эстетика преображения. М.: Беловодье, 2005. С. 31-68.

157. Диденко В.Д. Духовный космос искусства. М.: Рос. научн. фонд, 1993. С. 35^6.

158. Диденко В Д. Духовный смысл искусства (философско-эстетический анализ). (09.00.04): Дисс. докт. филос. наук. М., 1990. 332 с.

159. Диденко В.Д. Искусство в пневматологии Н. Бердяева // Вестник МГУ. Серия 7. Философия. 1993. № 1. С. 37-46.

160. Диденко В Д., Коршунов В.В. Восхождение к непостижимому. Иррационально-мистическое в национальных художественных культурах. М., 1998. 226 с.

161. Диллон Д. Средние платоники. 80 г. до н.э-220 г. н.э. 2-е изд., испр. и доп. СПб.: Алетейя, 2002. 448 с.

162. Димитрова М. Философско-религиозная концепция Бердяева и Достоевского // Философские альтернативы. 1996. № 2. С. 112-116.

163. Дитрих В. «Духа не угашайте!» Свободная христианская философия Николая Бердяева // Вестник Русской христианской гуманитарной академии. Т.7. Вып. 2. СПб.: РХГИ, 2006. С. 25-39.

164. Дмитриева Н.К., Моисеева А.П. Философ свободного духа (Николай Бердяев: жизнь и творчество). М.: Высш. шк., 1993. 271 с.

165. Доддс Э.Р. Язычник и христианин в смутное время: Некоторые аспекты религиозных практик в период от Марка Аврелия до Константина. СПб.: Гуманитарная Академия, 2003. С. 5-220.

166. Доддс Э.Р. Теургия // Там же. С. 223-280.

167. Долгов K.M. Реконструкция эстетического в западноевропейской и русской культуре. М.: Прогресс-Традиция, 2004. 1040 с.

168. Долгов K.M. Русская историософия: методология исторических исследований//Способы постижения прошлого. М., 2010. С. 298-322.

169. Долгов K.M. Эстетика без искусства, искусство без эстетики // Материалы Междунар. научн. конф., 23-24 апр. 2010 г. Тез. СПб., 2010.

170. Долин А. Пророк в своем отечестве (Профетические, мессианские, эсхатологические мотивы в русской поэзии и общественной мысли). М.: Наследие, 2002. 320 с.

171. Донских O.A., Кочергин А.Н. Античная философия. Мифология в зеркале рефлексии. М.: Изд-во МГУ, 1993. 230 с.

172. Дымерская Л. Томас Манн и Николай Бердяев о духовно-исторических истоках большевизма и национал-социализма // Вопросы философии. 2001. № 5. С.62-77.

173. Дьяков В.А. Славянский вопрос и русская душа в мировоззрении Николая Бердяева (предоктябрьское десятилетие) // Славяноведение. 1992. № 2. С. 60-69.

174. Евлампиев И. И. История русской метафизики в XIX XX веках. Русская философия в поисках абсолюта: В 2 ч. / ИИ. Евлампиев. СПб.: Алетейя, 2000. Ч. I. 415 е.; Ч. II. 413 с.

175. Емельянов Б.В., Новиков А.И. Николай Бердяев о России и русской философии // Н. Бердяев о русской философии: В 2 ч. Свердловск: Изд-во УрГУ, 1991. 4.1. С. 3-18.

176. Емельянов Б.В., Новиков А.И. Русская философия серебряного века: Курс лекций. Екатеринбург: Изд-во УрГУ, 1995. 284 с.

177. Емельянов Б.В. От серебряного века к железному: политические судьбы русской философии начала XX века // Русская философия. Новые исследования и материалы / Под ред. проф. А.Ф. Замалеева. СПб.: Летний сад; СПб-е философское общество, 2001. С. 17-25.

178. Еремеева Т.А., Павкин Л.М., Попов И.Е. К 120-летию со дня рождения H.A. Бердяева: По материалам региональной научной конференции «H.A. Бердяев как философ и историк», Ростов-на-Дону, апрель 1994 // Вестник МГУ. Серия 7. Философия. 1995. № 1. С. 64-70.

179. ЕрмичееА.А. Творчество и культура в философии Н.А.Бердяева // Религия и свободомыслие в культурно-историческом процессе. СПб., 1991. С. 106-116.

180. ЕрмичееА.А. Три свободы Николая Бердяева. М.: Знание, 1990. 64 с.

181. Ермичев A.A. «Я всегда был ничьим человеком.» // H.A. Бердяев: pro et contra. Антология. Кн. 1. СПб.: РХГИ, 1994. С. 8-22.

182. Ерыгин А.Н. Проблема «Восток Запад - Россия» у H.A. Бердяева (в историческом и современном контексте) // Философия в пространстве истории. Ростов-на-Дону: Изд-во РГУ, 1998.

183. Жернакова H.A. H.A. Бердяев и значение религиозно-философского журнала «Путь» (1925-1940) // Путь православия. 1993. № 2.

184. Живов В. О сомнительном и недостоверном в историософии H.A. Бердяева // Новый мир. 1992. № 10. С. 216-221.

185. Жукова О.И. Проблема экзистенции человека в философии Н. Бердяева // Человек и общество в русской философии. Кемерово, 1995. С.62-72.

186. Зайцев Б.К. Бердяев // H.A. Бердяев: pro et contra. Антология. Кн. 1. СПб.: РХГИ, 1994. С. 77-84.

187. Зайцев В.В. Философская антропология H.A. Бердяева и современность. Смоленск, 1998. 192 с.

188. Замалеев А.Ф. Лекции по истории русской философии. СПб.: Изд-во СПбУ, 1995. С. 132-135,148-151.

189. Зенкин КВ. Идея «свободной теургии» Вл. Соловьева и ее трансформации в XX веке // Владимир Соловьев и культура Серебряного века: К 150-летию Вл. Соловьева и 110-летию А.Ф.Лосева. М.: Наука, 2005. С. 407-414.

190. Зенъковский В.В. Религиозный неоромантизм (Бердяев) // Зеньковский В.В. История русской философии: В 2 т. Л.: Прометей, 1991. Т. 2, ч. 2. С. 54-81.

191. Зеньковский В.В. Критика европейской культуры у русских мыслителей: H.A. Бердяев // Зеньковский В.В. Русские мыслители и Европа. М.: Республика, 1997. С. 132-140.

192. Зеньковский В.В. Основы христианской философии. М.: Канон, 1997. 560 с.235

193. Зенъковский В.В. Проблема творчества. По поводу книги H.A. Бердяева «Смысл творчества. Опыт оправдания человека» // Н.А.Бердяев: pro et contra. Антология. Кн. 1. СПб.: РХГИ, 1994. С. 284-305.

194. Зернов Н. Русское религиозное возрождение XX века. Париж, 1974.

195. Золотарев А. Николай Александрович Бердяев // Родина. 1995. № 1.

196. Иванов В.И. Дионис и прадионисийство. СПб.: Алетейя, 1994. 350 с.

197. Иванова И.И. О возможности для русской религиозной философии быть православной // Русская философия. Новые исследования и материалы / Под ред. проф. А.Ф. Замалеева. СПб.: Летний сад; СПб-e философское общество, 2001. С. 39-47.

198. Ивонин Ю.П. Творчество, культура и цивилизация в философской концепции H.A. Бердяева // Вечные философские проблемы. Новосибирск, 1991. С.76-95.

199. Ивонин Ю.П. Природа философского сознания в контексте теории культуры H.A. Бердяева // Философия и ее место в культуре. Новосибирск, 1990. С. 210-231.

200. Ильин В.Н. Аскеза и творчество // Ильин В. Эссе о русской культуре. СПб.: Акрополь, 1997. С. 440-443.

201. Ильин В.Н. Бердяев и судьба русской философии // Звезда. 1995. № 11. С. 124-144.

202. Ильин В.Н. Достоевский и Бердяев // Ильин В.Н. Эссе о русской культуре. СПб.: Акрополь, 1997. С. 427-439.

203. Ильин И.А. О художественном совершенстве // Путь к очевидности. М.: Республика, 1993. С. 332-340.

204. И.А.Ильин. Письмо H.H. Крамарж, от 10 июня 1929 г. // Ильин И.А. Собрание сочинений: Дневник. Письма. Документы (1903-1938) / Сост. и коммент. Ю.Т. Лисицы; Худож. Л.Ф. Шканов. М.: Русская книга, 1999. С. 277-278.

205. Ипполитов С.С. Три столицы изгнания. Константинополь. Берлин. Париж: Центры зарубежной России. 1920-х-1930-х гг. / С.С. Ипполитов, В.М.236

206. Недбаевский, Ю.И.Руденцова. M.: Спас, 1999. 207 с.

207. История эстетики: Учебное пособие / Отв. ред. В.В. Прозерский, Н.В. Голик. СПб.: Изд-во РХГИ, 2011. 815 с.

208. Исупов КГ. Романтик свободы: Русская классика глазами персоналиста // Бердяев H.A. О русских классиках. М.: Высш. шк., 1993.

209. Исупов КГ. Философия и литература «серебряного века» (сближения и перекрестки) // Русская литература рубежа веков (1890-е начало 1920-х годов): В 2 кн. Книга 1. М.: ИМЛИ РАН, 2000. С. 69-130.

210. Калюжный В.Н. Миры Николая Бердяева / H.A. Бердяев // Бердяев H.A. Дух и реальность. М.: ACT; Харьков: Фолио, 2003. С. 3-22.

211. Карсавин U.U. H.A. Бердяев. «Смысл истории. Опыт философии человеческой судьбы». «Конец Ренессанса (К современному кризису культуры)» // Бердяев H.A.: pro et contra. Кн. 1. СПб.: РХГИ. 1994. С. 327-330.

212. Катарсис: метаморфозы трагического сознания / Сост. и общ. ред. В.П. Шестакова. СПб.: Алетейя, 2007. 348 с.

213. Келдыш В.А. Русская литература «серебряного века» как сложная целостность // Русская литература на рубеже веков (1890-е начало 1920-х годов): В 2 кн. Книга 1./ИМЛИРАН. М.: Наследие, 2000. С. 13-68.

214. Клеман О. Бердяев и духовность восточного христианства // Страницы. 1996. № 1. С. 38-52.

215. Ким Р. Некоторые особенности изучения наследия H.A. Бердяева // Альма матер: Вестник ВШ. 2004. №9. С. 42^5.

216. Ковалев К. «Мысль изреченная есть ложь.»: «Русская идея» Н.Бердяева // Московский вестник. 1990. №3. С. 318-344.

217. Коваль Б.И. Индивидуум и личность: два измерения человека (H.A. Бердяев против К. Маркса) // Современная российская цивилизация. М., 2000.2371. Кн. 1. С. 8-20.

218. Ковачёв К. «Русская идея» Николая Бердяева // Вестник русского христианского движения. 1991. № II-III.

219. Козлова О.В. Проблема свободы и объективации в философии H.A. Бердяева // Историко-философский ежегодник' 2001 / Ин-т философии. М.: Наука, 2003. С. 282-290.

220. Колеров М.А., Плотников П.С. О новых публикациях работ H.A. Бердяева //Вопросы философии. 1990. №9. С. 164-168.

221. Колеров М.А. О публикации писем Н.А.Бердяева // De visu. 1993. № 3. С.86.

222. Кондаков KB. Введение в историю русской культуры (теоретический очерк): Учебник. М.: Наука, 1994. С. 126-244.

223. Коплстон Ф.К. Философия в России (от Герцена до Ленина и Бердяева) // История философии. Вып. 2. М.: ИФ РАН, 1998. С. 155-168.

224. Короткая Т.П. В поисках новой рациональности: Религиозная философия в России конца XIX-начала XX в. Мн.: Наука и техника, 1994. 190 с.

225. Костиков В. Не будем проклинать изгнанье. (Пути и судьбы русскойэмиграции). М.: Межд. отношения, 1990. 464 с.

226. Косулина Л.Г. Николай Бердяев: одинокий странник русской философии // Литература в школе. 1994. № 6. С. 34-46.

227. Котельников В.А. Блудный сын Достоевского: О философских воззрениях H.A. Бердяева//Вопросы философии. 1994. № 2. С. 175-182.

228. Котельников В.А. Русская идея как философская и историко-литературная тема: О наследии H.A. Бердяева // Русская литература, 1990. № 4. С. 112-119.

229. Кошелева B.JI. Наступит ли время Бердяева? // Общественные науки и современность. 1991. № 3. С. 132-139.

230. Кравец Пленник свободы: (Н. Бердяев) //Литературная учеба, 1990. №2.

231. Кравченко В.В. Мистицизм в русской философской мысли XIX начала XX веков. М., 1997. 279 с.

232. Краснопольская Л.Н. Религиозно-философская антропология H.A. Бердяева//Вестн. Моск. ун-та. Сер. 7. Философия. 1972. №1. С. 69-77.

233. Крейд В. Встречи с серебряным веком // Воспоминания о серебряном веке. М.: Республика, 1993. С. 5-16.

234. Кротов Я. Николай Бердяев // http:// krotov.info/ library /02Ь/ berdyaev/ berd.htm

235. Кувакин B.A. Критика экзистенциализма Бердяева. М.: Изд-воМГУ, 1976. 205 с.

236. Кувакин В.А. Религиозная философия в России. М.: Мысль, 1980.

237. Кузнецов П. Николай Бердяев: штрихи к портрету философа, 1874-1948 // Ступени. 1991. № 1. С. 66-78.

238. Куликов В.В. Проблема духовности в религиозно-экзистенциалистской философии H.A. Бердяева // Философско-социологические вопросы развития и формирования духовного мира человека. Горький, 1986. С. 100-109.

239. Куликовская Н.В. Влияние Ф.М. Достоевского на русскую религиозную философию конца XIX-нач. XX вв.: Автореф. дис. канд. филос. наук / СевероКавказский научный центр высшей школы. Ростов н/Д., 2000. 21 с.

240. Лазарев В.В. Метафизика судьбы в историософии Николая Бердяева //

241. Философия и культура. 2010. № 5.

242. Лазарева А.Н. Николай Бердяев о свободе как творческой активности // Философия и культура. 2008. № 3.

243. Лаут Р. Философия Достоевского в систематическом изложении / Под ред. A.B. Гулыги; пер. с нем. И.С. Андреевой. М.: Республика, 1996. 447 с.

244. Левицкий С.А. Бердяев: пророк или еретик? // H.A. Бердяев: pro et contra. Антология. Кн. 1. СПб.: РХГИ, 1994. С. 501-517.

245. Левицкий С.А. Трагедия свободы. М.: Канон, 1995. 512 с.

246. Левицкий С.А. Очерки по истории русской философии. М.: Канон, 1996. 496 с.

247. Левицкий С.А. Предисловие//Лосский Н.О. Бог и мировое зло. М.: Республика, 1994. С. 6-9.

248. Левицкий С.А. Экзистенциальный диалог: Н. Бердяев и J1. Шестов // Новый журнал. Нью-Йорк, 1964. Кн. 75. С. 218-227.

249. Леонтьева О.Б. Николай Александрович Бердяев: В поисках смысла истории. Самара, 1998.

250. Лермонтов М. Ю. Слава // Лермонтов М.Ю. Собр. соч.: В 4 т. Изд. 2-е, испр. и доп. Л.: Наука, 1979. T.l. С.280.

251. Лосев А. Ф. История античной эстетики. Последние века. Книга I. М.: Искусство, 1988. С. 3-326.

252. Лосев А. Ф. Русская философия // Лосев А.Ф. Философия. Мифология. Культура. М.: Политиздат, 1991. С. 209-236.

253. Лоскутов В., Семочкина Н. Опыт философии общей судьбы или был ли Бердяев антимарксистом? // Параллели (Россия-Восток-Запад): Альманах философской компаративистики. Вып. 1. М., 1991. С.91-109.

254. ЛосскийН. В л. Соловьев и его преемники в русской религиозной философии // Путь: Орган русской религиозной мысли. Кн. 1. (I VI). М.: Информ-Прогресс, 1992. С. 152-160.

255. ЛосскийН.О. История русской философии /Вступ. ст. и коммент. В.А. Кувакина и М.А. Маслина. М.: Высш. шк., 1991. С. 222-227, 298-319, 427-438,512-520. (Б-ка философа)

256. Лосский И.О. Мир как осуществление красоты. Основы эстетики / Сост., предисл. и примеч. П.Б. Шалимова. М.: Прогресс-Традиция, Традиция, 1998. 416 с.

257. Лукьянов В.Г. Эстетическая ценность в контексте русской религиозной философии, конец XIX- первая половина XX века: Дисс. докт. филос. наук. СПб., 2000. 328 с.

258. Мазаев А.И. Проблема синтеза искусств в эстетике русского символизма. М.: Наука, 1992. 326 с.

259. Маковский С.К. На Парнасе Серебряного века. М.: XXI век —Согласие, 2000. 560 с.

260. Маковский С.К. Портреты современников. М.: XXI век Согласие, 2000. 448 с.

261. Малая В.Г. Проблема «человек и техника» в философии H.A. Бердяева //240

262. Философский альманах. Иваново, 1998. №1-2. С. 217-222.

263. Мальцев КГ. «Эсхатология власти» H.A. Бердяева / Науч. ред. Панкова Л.Н. М.: МАКС Пресс, 2000.

264. Манн Т. Задача писателя // Манн Т. Художник и общество: Статьи и письма. Сборник / Пер. с нем. Составл. и предисл. С. Апта. Послесл. И. Голика. М.: Радуга, 1986. С. 160-163.

265. Маньковская Н.Б., Бычков В.В. Философия искусства как эстетика -эстетика как философия искусства // Эстетика: Вчера. Сегодня. Всегда. Вып. 4. М.: ИФ РАН, 2010. С. 60-126.

266. Маньковская Н.Б. Глобализация a la russe: художественно-эстетический ракурс // Эстетика: Вчера. Сегодня. Всегда. Вып. 3. М.: ИФ РАН, 2008. С.24-57.

267. Маньковская Н.Б. Лики философии XX века (Философы двадцатого века. Кн. 3-я). М.: Искусство-XXI век, 2009. // Историко-философский ежегодник'2009. М., 2010. С. 452-462.

268. Маньковская Н.Б. Русский постмодернизм 30 лет спустя // Искусство эпохи надлома империи: религиозные, национальные и философско-эстетические аспекты. М., 2010. С. 461^477.

269. Маньковская Н.Б. Саморефлексия неклассической эстетики // Эстетика на переломе культурных традиций. М.: ИФ РАН, 2002. С. 5-24.

270. Маньковская Н.Б. Хронотипологические этапы развития неклассического эстетического сознания//Эстетика: Вчера. Сегодня. Всегда. Вып. 1. М.: ИФ РАН, 2005. С. 68-90.

271. МаркадэЖ.К. Николай Бердяев//История русской литературы: XX век: Серебряный век. М.: Прогресс-Литера, 1995. С. 237-241.

272. Маслин М.А, Андреев A.JL О русской идее. Мыслители русского зарубежья о России и ее философской культуре // О России и русской философской культуре. Философы русского послеоктябрьского зарубежья. М.: Наука, 1990. С. 5-42.

273. Маслин М.А. «Велико незнанье России»//Русская идея. М.: Республика, 1992. С. 3-17.

274. МеньА. Николай Александрович Бердяев // МеньА. Мировая духовная культура. Христианство. Церковь. Лекции и беседы. Н. Новгород: Нижегородская ярмарка, 1995. 671 с. / Электр, версия http://www. alexandrmen.ru/fam/pan.html.

275. Мень А. Русская религиозная философия. Лекции. М.: Изд. дом «Жизнь с Богом», 2008. С. 225-259.

276. Мережковский Д.С. Гоголь и отец Матвей//Записки петербургских Религиозно-философских собраний (1901-1903 гг.). М.: Республика, 2005. С. 174-204.

277. Мережковский Д.С. Гоголь и черт (Исследование) // Мережковский Д.С. В тихом омуте. Статьи и исследования разных лет. М.: Советский писатель, 1991. С. 213-309.

278. Мескин В.А. H.A. Бердяев: воспитательный идеал и реальный человек: К изучению наследия философа, 1874-1948 // Педагогика. 1993. № 1.С.88-95.

279. Микеланджело Б. Творец. Рисунки и стихотворения. М.: ЭКСМО-Пресс, 2001.

280. Милованов A.B. Эсхатологические мотивы в историософии H.A. Бердяева // Духовная сфера деятельности человека. Саратов, 1996. С. 68-77.

281. Моисеева А.П. Философия Н. Бердяева и современность // Русская философия и духовная культура современности: Тезисы к республ. научно-теоретической конференции. Иркутск, 1991. Кн.2. С. 24-26.

282. Мотрошилова Н.В. Мыслители России и философия Запада (В. Соловьев. Н. Бердяев. С. Франк. Л. Шестов). М.: Республика; Культурная революция, 2006. 477 с.

283. Мотрошшова H.B. Николай Бердяев: Философия жизни как философия духа и западная мысль XX века // Историко-философский ежегодник'2001 / Инт философии. М.: Наука, 2003. С. 249-262.

284. Мотрошшова Н.В. Специфика русской философии и ее роль в развитии российской и мировой культуры // История философии: Запад-Россия Восток: В 4 кн. М.: «Греко-лат. кабинет Ю.А. Шичалина», 1998. С. 248-256.

285. Мусаелян JJ.A. Проблема человека в философии истории H.A. Бердяева // Новые идеи в философии. Вып.7. Пермь: Перм. гос. ун-т, 1998. С. 159-168.

286. Мысливченко А.Г. К вопросу о генезисе экзистенциального типа // Вопросы философии. 2006. № 3. С. 39-49.

287. Набоков В. Письмо И. Бунину, от 28 марта 1939 г. // С двух берегов. Русская литература XX века в России и за рубежом. М.: ИМЛИ РАН, 2002. С.202.

288. Н.А.БЕРДЯЕВ и единство европейского духа / Под ред. В. Поруса (Серия «Религиозные мыслители»). М.: Библейско-богословский институт св. апостола Андрея, 2007. 336 с.

289. H.A. Бердяев', pro et contra. Антология. Кн. 1. / Сост., вступ. ст. и прим. A.A. Ермичева. СПб.: РХГИ, 1994. 573 с.

290. Нагорная JI.K. Богочеловечество в русской религиозной философии (середина XIX начало XX вв.). Барнаул, 1994. 147 с.

291. Никитина И.П. Философия искусства: учеб. пособие / И.П. Никитина. 3-е изд., испр. М.: Омега-Л, 2010. 559 с.

292. Никитина И.П. Эстетика: Учеб. пособие. М.: Высш. шк., 2008. 767 с.

293. Ницше Ф. Рождение трагедии или эллинство и пессимизм // Ницше Ф. Сочинения: В 2 т. М.: Мысль, 1990. Т.1. С. 48-56.

294. Ницше Ф. Рождение трагедии из духа музыки. Предисловие к Рихарду Вагнеру // Ницше Ф. Сочинения: В 2 т. М.: Мысль, 1990. Т.1. С. 57-157.

295. Новиков А.И. «И вопреки бичам идеологий»: О философском наследии Н.А.Бердяева // Искусство Ленинграда. 1989. №3. С. 56-63.f

296. Новиков А.И. История русской философии Х-ХХ веков. СПб.: Лань, 1998. 320 с.

297. Новикова Л.И., Сиземская H.H. Антиномия личности и общества (Антропософский опыт Н. Бердяева) // Общественные науки и современность. 1997. № 1.С. 153-159.

298. Новикова Т.М. Философия искусства. Эзотерические традиции. М.: Изд-во МАИ, 1996. 72 с.

299. Неретина С.С. Бердяев и Флоренский: о смысле исторического // Вопросы философии. 1991. № 3. С. 67-83. (Или по Неретина С.С. Тропы и концепты. М.: ИФ РАН, 1999. С. 201-227).

300. Павлов А.Г. Было ли в России в начале XX века религиозно-философское возрождение?// Вопросы философии. 2004. №9. С. 163-170.

301. Пайман А. История русского символизма. М.: Республика, 2000. 415 с.

302. Панков А. Возвращение: Н. Бердяев и «Русский идеализм» // Слово.1990. № 1.С. 54-56.

303. Паршин А.Н. Русская религиозная мысль: возрождение или консервация? // Вопросы философии. 2002. № 4. С. 50-60.

304. Петров A.B. Феномен теургии: взаимодействие языческой философии и религиозной практики в эллинистическо-римский период. СПб.: РХГИ; СПбГУ, 2003. 415 с.

305. ПлимакЕ.Г., Сабурова Т.А. «Русская идея» Николая Бердяева как наследие русской интеллигенции // Вопр. философии. 2006. № 9. С. 84-102.

306. Полторацкий Н.П. Бердяев и Россия: Философия истории России у Н.А.Бердяева. Нью-Йорк: Общество друзей русской культуры, 1967. 270 с.

307. Полторацкий Н. H.A. Бердяев. Жизненный и философский путь //

308. Русская религиозно-философская мысль XX века. Питтсбург, 1975;

309. Полторацкий Н. H.A. Бердяев: Философия эсхатологическогоанархизма // H.A. Бердяев: pro et contra. Антология. Кн. 1 / Сост., вступ. ст. и прим. A.A. Ермичева. СПб.: РХГИ, 1994. С. 451-454.

310. Полторацкий Н.П. Русская религиозная философия // Вопросы философии. 1992. № 2. С. 123-140.

311. Поляков JI.B. Мессия XX века (Судьбы России sub specie Николая Бердяева) // Параллели (Россия Восток - Запад): Альманах философской компаративистики. Вып. 1. М., 1991. С. 66-91.

312. Поляков JI.B. Философия творчества Николая Бердяева//Бердяев H.A. Философия свободы. Смысл творчества. М.: Правда, 1989. С. 3-8.

313. Пору с В.Н. Трагедия разума (размышления о русской философии серебряного века) // Порус В.Н. У края культуры (философские очерки) / В.Н. Порус. М.: «Канон+» РООИ «Реабилитация», 2008. С. 7-254.

314. Пуляева О.В. Вопросы смысла истории в философии H.A. Бердяева // Философия и общество. 2007. №2. С. 185-199.

315. Роллам Р. Жизнь Микеланджело / Пер. с фр. В.Н. Курелло; Сост. H.H. Глущенкова. Приложение: Стихи Б. Микеланджело / Пер. А.Б. Махов. Калининград: ОГУП «Калинигр. культурный, изд-во»: ФГУИПП «Янтар. сказ», 2001. 334 с.

316. Ронен О. Серебряный век как умысел и вымысел. (Материалы и исследования по истории русской культуры. Вып. 4). М.: ОГИ, 2000. 152 с.

317. Сабиров В.Н. Русская идея спасения: жизнь и смерть в русской философии. СПб.: Изд-во СПбУ, 1995. 151 с.

318. Самохвалова В.Н Творчество: божественный дар; космический принцип; родовая идентичность человека. М.: РУДН, 2007. 538 с.

319. Самохвалова В.И. Художественное мышление и его реализация в языке искусства//Поиск смысла. Н.Новгород, 1994. С. 120-147.

320. Сапов В.В. Самопознание Николая Бердяева // Социологические исследования. 1990. № 10. С. 86-88.

321. Сартр Ж.-П. Воображаемое. Феноменологическая психология восприятия. СПб.: Наука, 2001. 319 с.

322. Свинцов В.И. Изгнание 1922. Николай Бердяев: К биографии русского философа//Вестник высшей школы. 1991. №9. С. 58-71.

323. СвинцовВ.И. Свобода и несвобода: Опыт сегодняшнего прочтения Н. Бердяева // Наука и жизнь. 1992. № 1. С. 2-7.

324. СвинцовВ.И. Философия, равная жизни: К 120-летию H.A. Бердяева (1874-1948) // Свободная мысль. 1994. № 5. С. 38-50.

325. Сербиненко В.В. Философия свободы Н. Бердяева // Сербиненко В.В. Русская религиозная метафизика (XX век): Курс лекций. М.: Изд-во РОУ, 1996. С. 59-82.

326. Серебряный век: Философско-эстетические и художественные искания: Межвуз. сб. науч. тр. Кемерово: Изд-во Кемеров. ун-та, 1996. 134 с.

327. Сигов КБ. Изгнание и свобода: путь Николая Бердяева //Философская и социологическая мысль. Киев, 1989. № 11. С. 79-88.

328. Сикорский Б. Ф. H.A. Бердяев о роли национального характера в судьбе России // Социально-политический журнал. 1993. № 9-10.

329. Силантьева М.В. Экзистенциальная диалектика Н. Бердяева как метод современной философии. М.: ГАСК, 2004. 228 с.

330. Силантьева М.В. Экзистенциальные проблемы этики творчества Николая Бердяева. М.: ГАСК, 2002. 124 с.

331. Силин A.A. Восьмой день творения: (Пророчества и заветы Н. Бердяева) // Человек. 1995. № 1. С. 55-63.

332. Смирнов А. Путь к истине: Ибн Араби и Николай Бердяев (о двух типахмистического философствования) // Параллели. Альманах философской компаративистики. Вып. 1. М.: ИФ АН СССР, 1991.

333. Смирнов В. «Пленник свободы» (Философия Н. Бердяева и христианство) // Кубань. 1991. № 8. С. 81-89.

334. Смирнов И.П. «От марксизма к идеализму»: М.И. Туган-Барановский, С.Н. Булгаков, H.A. Бердяев. М.: Русское книгоиздательское товарищество, 1995. 285 с.

335. Сорокин П.А. Николай Бердяев // H.A. Бердяев: pro et contra. Антология. Кн.1. / Сост., вступ. ст. и прим. A.A. Ермичева. СПб.: РХГИ, 1994. С. 477-482.

336. Степун Ф.А. Бывшее и несбывшееся. Изд. 2-е., испр. СПб.: Алетейя, 2000. 651 с.

337. Степун Ф.А. Жизнь и творчество // Степун Ф.А. Сочинения. М.: РОССПЭН, 2000. С. 37-145.

338. Степун Ф.А. Николай Бердяев//Степун Ф.А. Портреты. СПб.: Изд-во РХГИ, 1999. С. 277-293.

339. Степун Ф.А. По поводу письма H.A. Бердяеву // Степун Ф.А. Сочинения. М.: РОССПЭН, 2000. С. 849-860.

340. Степун Ф.А. Об общественно-политических путях «Пути» // Степун Ф.А. Сочинения. М.: РОССПЭН, 2000. С. 860-865.

341. Степун Ф.А. Учение Николая Бердяева о познании // H.A. Бердяев: pro et contra. Антология. Кн. 1. / Сост., вступ. ст. и прим. A.A. Ермичева. СПб.: РХГИ, 1994. С. 483-500.

342. Столович JI.H. Эстетическая аксиология в русской философской мысли (XX век, первая половина). Н.Бердяев // Столович JI.H. Красота. Добро. Истина: Очерк истории эстетической аксиологии. М.: Республика, 1994. С. 390—401.

343. Стрельцов A.C. Русская философско-религиозная школа: (Опыт гносеодиции русской философии) / A.C. Стрельцов; Калуж. гос. пед. ун-т им. ' К. Э. Циолковского, Рос. филос. о-во. Калуга: Эйдос, 2000. 179 с.

344. Сысоев Д.П. H.A. Бердяев архитектор эсхатологического преобразования мира / МГУ им. М.В. Ломоносова. М., 2000. (Депонир. рук.).

345. Тейяр de Шарден П. Божественная среда. М.: Ренессанс, СП «ИВО-СиД», 1992. XXIV, 311с.

346. Тейяр де Шарден П. Феномен человека. М.: Наука, 1987. 240 с.

347. Титаренко С.А. Н. Бердяев. М.; Ростов н/Д.: ИЦ МарТ, 2005. 128 с. (Серия «Философы XX века» «Отечественная философия»).

348. Титаренко С.А. Специфика религиозной философии H.A. Бердяева. Ростов н/Д.: Изд-во Рост, ун-та, 2006. 288 с.

349. Тонер 77. Трагическое в искусстве XX века // Вопросы литературы, 2000. № 2. С. 3-46. (Или по: Художественные ориентиры зарубежной литературы247

350. XX века. М: ИМЛИ РАН, 2002. С. 331-377).

351. Трубников H.H. От Зверя к Богу: Читая «Смысл истории» Н. Бердяева // Общественные науки и современность, 1995. № 5. С. 142-154.

352. Тютчев Ф.И. Silentium// Тютчев Ф.И. Стихотворения. Письма. Воспоминания современников. М.: Правда, 1988. С. 44-45.

353. Унамуно Мигель де. О трагическом чувстве жизни / Пер. с исп., вступит, ст. и комментарии Е.В. Гараджа. К.: Символ, 1996. 416 с.

354. Уруханова P.A. Проблема иррационального в философии H.A. Бердяева // Из истории религиозной философии в России XIX-начала XX вв. М., 1990. С. 83-90.

355. Федотов Г.П. Бердяев мыслитель // H.A. Бердяев: pro et contra. Антология. Кн. 1. СПб.: РХГИ, 1994. С. 437-446.

356. Филимонов Г.Г. Проблемы религиозно-философской неохристианской антропологии в концепции H.A. Бердяева. М., 1995. 182 с.

357. Философский дебют H.A. Бердяева (Письма 1899-1900 гг.) // Вопросы философии. 1993. № 4. С. 150-156.

358. Философский космос России: Памяти H.A. Бердяева (1874-1948). Материалы научной конференции. Уфа, 1998.

359. Франк Л. Сущность и ведущие мотивы русской философии // Философские науки. 1990. №5. С. 81-91.

360. Фролова H.A. Свобода человека в творчестве Р. Нибура и Н. Бердяева: проблема иррационального // Философские науки. 1995. № 2-4. С. 157-164.

361. Холопова В. Николай Бердяев и София Губайдуллина: в той же части Вселенной: Опыт философского сопоставления // Сов. музыка. 1991. № 10.

362. Хоружий С.С. Опыты из русской духовной традиции. СПб.: Парад, 2005. 448 с.

363. Хоружий С.С. Путём зерна: русская религиозная философия сегодня // Вопросы философии. 1999. № 9. С. 139-147.

364. Хоружий С.С. Философский процесс в России как встреча философии иправославия // Вопросы философии. 1991. № 5. С. 26-57.

365. Цыпленков А.И. Социальная философия H.A. Бердяева. Саранск: Изд-во Морд. гос. ун-та им. Н.П. Огарева, 2000.

366. Чёрный Ю.Ю. Методологические основы философии H.A. Бердяева // Вестник МГУ. Серия 7. Философия. 1996. № 6. С. 80-81.

367. Шапошников JI. Е. Русская религиозная философия XIX-XX веков. Н. Новгород: Волго-Вятс. книжн. из-во, 1992. 222 с.

368. Шапошников JI.E. Философия соборности: очерки русского самосознания. СПб.: Изд-во СПб. ун-та, 1996. 200 с.

369. Шастелъ А. Искусство и гуманизм во Флоренции времен Лоренцо Великолепного. Очерки об искусстве Ренессанса и неоплатоническом гуманизме. М.; СПб.: Университетская книга, 2001. 710 с. (Книга света)

370. Шестаков В.П. История и эсхатология: философия истории Николая Бердяева // Шестаков В.П. Эсхатология и утопия: Очерки русской философии и культуры. М.: ВЛАДОС, 1995. С. 124-136.

371. Шестаков В.П. История эстетических учений: Учебное пособие. М.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2009. 408 с.

372. Шестов Л. Николай Бердяев. Гнозис и экзистенциальная философия // Шестов Л. Сочинения. М.: Раритет, 1995. С. 386-419.

373. Шестов Л. Похвала глупости. По поводу книги Николая Бердяева «Sub specie aeternitatis» // H.A. Бердяев: pro et contra. Антология. Кн. 1. СПб.: РХГИ, 1994. С. 169-181.

374. Эллис (Кобылинский Л.Л.). Русские символисты. Томск: Водолей, 1996. 228 с.

375. Эстетика и теория искусства XX века. Учеб. пособие / отв. ред. H.A.

376. Хренов, A.C. Мигунов. М.: Прогресс-Традиция, 2005. 520 с.

377. Эткинд А. Единство «Серебряного века» // Звезда. 1989. № 12. С. 185— -194.

378. Эткинд А. Содом и Психея: Очерки интеллектуальной истории Серебряного века. М.: ИЦ Гарант, 1996. 413 с.

379. Ямелих. О египетских мистериях. М.: Изд-во «Х.Г.С.», 1995. 228 с.

380. Ясперс К Смысл и назначение истории. М.: Политиздат, 1991. 527 с.

381. Allen E.L. Freedom in God: A Guide to the Thought of Nicholas Berdyaev. Folcroft, Pennsylvania: Folcroft Library Editions, 1973.

382. Balasubramanian R. The Personalist Existentialism Of Berdyaev. Madras: University of Madras, 1970. 123 p.

383. Clarke O. F. Introduction to Berdyaev. London: G. Bles, 1950. 192 p.

384. Clement O. Berdiaev, un philosophe russe en France. Paris: Desclee de Brouwer, 1991. 243p.

385. Copleston F. C. Philosophy in Russia : From Herzen to Lenin and Berdyaev. Notre Dame, Indiana: Univ. of Notre Dame: Search Press. Paris, 1986. P. 371-406.

386. Dietrich W. Provokation der Person: Nikolai Berdjajew. Bd. I-V. Berlin, 19741979.

387. Herberg W. Four existentialist theologians: A Reader from the Works of Jacques Maritain, Nicolas Berdyaev, Martin Buber and Paul Tillich. N.Y., 1958.

388. Klein P. Die Kreative Freiheit Nach Nikolaj Berdjajew: Zeichen D. Hoffnung in E. Gefallenen Welt. F. Pustet, 1976. 269 p.

389. Lampert E. Nicolas Berdyaev and the New Middle Ages. London: James Clarke & Co., Ltd., 1945 («Modern Christian Revolutionaries»).

390. Lowrie D. Rebellious Prophet. A life of Nicolai Berdyaev. London: Victor Gollancz Ltd, 1960. (Или no: Lowrie D.A. Rebellious prophet: A life of Nicolas Berdyaev. New York: Harper & Brothers, 1960).

391. Nucho F. Berdyaev's Philosophy : The Existential Paradox of Freedom and Necessity. Garden City, 1966.

392. Porret E. Nikolaj Berdjajew und die chistliche Philosophie in Russland.

393. F.H.Kerle, Heidelberg, 1950.

394. Richardson D. Berdiaev's Philosophy of History: An Existentialist Theory of Social Creativity and Eschatology. The Hague, 1968.

395. Rössler R. Das Weltbild Nikolai Berdjaews. Existenz und Objektivation. Göttingen, 1956.

396. Segundo J.L. Berdjaeff. Une reflexion chrétienne sur la personne. P., 1963.

397. Spinka M. Nicolas Berdyaev, captive of freedom. Philadelphia: Westminster Pr., 1950. 220 p.

398. Stern H. Die Gesellschaftsphilosophie N. Berdjajews. Köln, 1966.

399. Vallon M. A. An apostle of freedom: Life and teachings of Nicolas Berdyaev. New York: Philosophical Library, 1960. 370 p.

400. Wernham J. C. Two Russian thinkers. An essay in Berdyaev and Shestov. Toronto: University of Toronto Press, 1968. 118 p.