автореферат диссертации по философии, специальность ВАК РФ 09.00.03
диссертация на тему: Проблема войны и мира в современной политической мысли США

Полный текст автореферата диссертации по теме "Проблема войны и мира в современной политической мысли США"

ОРДЕНА ТРУДОЁОГО КРАСНОГО ЗНАМЕНИ ИНСТИТУТ ФИЛОСОФИИ АКАДЕМИИ НАУК СССР

На правах рукописи

ПЕТРОВСКАЯ Клана Владимировна

ПРОБЛЕМА ВОЙНЫ И МИРА В СОВРЕМЕННОЙ ПОЛИТИЧЕСКОЙ МЫСЛИ США

/ОПЫТ ФИЛОСОФСКОГО АНАЛИЗА ПОЛИТИЧЕСКОГО ВООБРАЖАЕМОГО/

Специальность 09.00.03 - история философии

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата философских наук

Москва - 1988

Работа выполнена в Лаборатории философских пробла^по-литики Института философии АН СССР

Научный руководитель - член-корреспондент АН СССР

В.В.Мшвениерадзе

Официальные оппоненты: - доктор философских наук,

.профессор Ю.К.Мельвиль

- доктор философских наук, профессор Н. С. Шина

^едущая организация: Институт США и Канада АН СССР

Защита диссертации состоится ^¿¿^уя---

1988 г. в /V часов на заседании специализированного Ученого совета по истории философии (Д.002.29.01) в Институте философии АН СССР по адресу: г.Москва, ул.Во/ хонка, 14.

С диссертацией можно ознакомиться в научном кабинете Института философии /Е СССР.

Автореферат разослан "¿¿У" с^рг^-^-? 1988 г.

Ученый секретарь специализированного совета,

кандидат философских наук Поляков Л.1

О с

Л. Изпш Отдел сертаций

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность теш; исследования. Нынешняя эпоха, отмеченная небывалым технологическим прорывом, наполняет новым содержанием многие из проблем, традиционно стояв-;иих перед человечеством, В условиях появления ядерного ррукия, таящего в себе разрушительный потенциал масштабов планетарной катастрофы, впервые в человеческой истории проблема мира и войны становится проблемой выживания цивилизации, проблемой жизни и смерти всех людей, объединенных общностью судеб.

Возникшая в сфера политической практики, эта проблема закономерю превратилась в предмет многочисленных теоретических изысканий. Различные подходы к ее решению намечают своеобразный идейный водораздел, пролегающий между приверженца!® силы и ненасилия, старого и нового способов политического мышления.

Проблема войт и мира имеет множество аспектов. Существенным для теоретического, философского ее осмысления сегодня является, на наш взгляд, выделение познавательного аспекта проблемы, рассмотрение специфических форм преломления действительности в индивидуальном и массовом сознании.

Нации и народы определенным образом видят, воспринимают и оценивают друг друга. Иг. общение опосредовано целой системой образов и стереотипов. Издревле возникавшие представления одних народов о других накладывали неизбежный отпечаток на характер их взаимоотношений, на процесс принятия политических решений внутри соответствующих государств. Но будет преувеличением сказать, что любые формы межгосударственного взаимодействия - мирные и военные, политические отношения в целом формируются под влиянием некоторого образа политической реальности, существующего в сознании ийдивида, алиги, массы. *

В условиях противоборства между капитализмом и социализмом, которое в нынешнюю эпоху может протекать

»1

Л.

мимого соперничества"*/, в условиях противостояния СССР и США - двух крупнейшйх государств мира, принадлежащих к различным общественно-политическим и экономическим системам и оказывающих своими отношениями существенное воздействие на международную обстановку в целом, особое значение приобретает изучение отношения к проблеме войны и мира, постепенно складывавшегося в американском политическом сознании.

Путь осмысления данной проблематики в Соединенных Штатах сложен и противоречив. На уровне теории он сопря-» жен с дискуссиями идеологов разных классов и социальных групп, шкал и направлений, представляющими подчас взаимоисключающие точки зрения и политические позиции. Эти споры отражают спектр идей и настроений, существующих в американском обществе, нередко оказывая заметноз влияние на события текущей политической жизни. Весьма значительна, к примеру, груша теоретиков, которые последовательно выступают о позиций предотвращения ядерной войны. Именно противникам ядерной конфронтации принадлежит заслуга углубленного междисциплинарного анализа проблемы войны и мира, в частности, как проблемы теории и психологии познания.

Разработка вопросов, имеющих непосредственное отношение к сфера политическдго воображаемого, неслучайна. С одной стороны, постановка проблемы восприятия в международном контексте явилась реакцией на состояние отношений между СССР и США в период "холодной войны". "Потепление" во взаимоотношениях двух стран позволило ряду американских исследователей более критично отнестись к политике Соединенных Штагов, оценить содержание тех потерь, которые пришлись на года отчуждения. Так была предпринята попытка понять природу и устойчивость враждебных образов обоих государств, закреплявших в недавнем прошлом атмосферу недоверия, С другой стороны, подобные исследования

Г/ Материалы ХХУП съезда КПСС. - М., 1986, - 0.66.

в известной море стимулировались американскими средствами массовой информации, продолжавшими энергично разрабатывать образное поло политического воображаемого (образ "красного" врага, угрозы "с Востока" и др.). То, что без труда усваивалось массовым сознанием, вплетаясь в его ткань, требовало серьезной научной рефлексии. Этими причинами, на наш взгляд, и объясняется интерес к проблематике образа, в том числе образа врага, наиболее-четко обозначившийся в американской политической науке примерно в начале 60-х годов.

Современные политологические и психологические теории, однако, позволяют лишь частично ответить на вопрос о специфике национального отношения к войне и миру. Опыт 1 историко-культурюго анализа, напротив, дает возможность не только определить меру относительности и исторической обусловленности данного ответа, но и преодолеть его неизбежные ограничения через реконструкцию политического воображаемого как критерия для выявления отношения американцев к миру и войне. Такой анализ основан, на понимании воображаемого как разновидности "превращенной формы" сознания, фиксирующей бытие "в том виде, в каком оно проявляется на поверхности, оторванное от скрытой под ней связи и посредствующих промежуточных звеньев"1^. Воображаемое - результат процесса воображения - состоит из набора .устойчивых навыков представлять то, что в реальности не существует шеи же имеет сбой собственный "модус" <5ытия. Исторически складывавшиеся типы восприятия другого (врага) как раз и намечают характерные дня нации способы "разрешения" проблемы войны и мира на неотрефлектировая-ном уровне массового сознания.

Рассмотрение проблемы войны и мира на примере политического воображаемого позволяет проанализировать целое направление политической мысли США, оформившееся в последние десятилетия, а также приблизиться к пониманию особенностей национального отношения к войне и миру.

I/ Маркс К., Энгельс Ф. Соч. ~ Т.26. - Ч.Ш. - С.471,

0verteilь .r-аашбсганности ушt доследования. Проблема шра и войны всегда находилась в центра внимания философов-марксистов. Ее поистине бытийный характер предопределил широкий диапазон научных разработок. Проблема войны и мира разбиралась не только и контексте других глобальных проблем человечества, среди которых ой принадлежит приоритетное место, но и вне подобной связи. Исследователей привлекали, в "частности, yükuq самостоятельные вопросы, icaic сущность и политической содержание мира (отсода - интерес к его уровшш-и форлам, анализ понятий мирного сосуществования, разрядки, систеш всеобщей безопасности, изучение основных направлений и форм его защити), социально-философская природа войны (в этой связи рассматривалась диалектика политики и войны, историче* кая роль последней, включая представление о ядерной войн как о финальной катастрофе, которая бшш. бы самой "политической" из известных истории войн), эвшшдия взглядов на войну и мир в истории человеческой мысли^. Позитивная разработка проблемы предполагала ц критическое осмысление буржуазных теорий войны и мара, многие из которых, как показали советские исследователи, страдали редукционизмом и известной односторонностью анализа (построения школы "политического реализму", биологизаторскиз, геополитические теории, концепции "научно-технпческого детер-шзма", пацифистские модели мира и т.д.) . Несмотря на

I/ См. работы И.С.Андреевой, Ф.М.Бурлацкого, Б.Т.Гри-горьяна, Е.А.Жданова, Ю.Я.Киршша, Т.Р.Кондраткова, A.C. Миловвдова, Л.Н.Митрохина, С.А.Ткшкавича, Г.Х.Шахназарова, М.И.Ясюкова, М.Добросельского (ПНР), Г.Й.Зандкшера (ФРГ), Н^Ирибедяакова (НРБ), Дж.Сомарвила (США), Е.Хокке, Г.Кис-слннга и В.Шалера (ГДР) я др.

2/ Буржуазные концепции войны и мара подвергаются обстоятельной критике в трудах В.И.Зажового, Г.В.Колосова, Т.Р.Кондраткова, Е.И,Рыбкина, М.Н.Филатова, ГД.Шахна-аарова, В.В.Шеаяга, М.И.Ясюкова и др.

то, что поле разработок столь обширно, некоторые аспекта пройлемя остаются еще мало изученными. К числу таковых следует отнести и гносеологический аспекг, предусматривающий постижение мира и войны через обращение к теме политического восприятия (политического воображаемого).

С другой стороны, разрабатывая проблему восприятия как такового, пмсазывая историчность.его форм и юс соци~ ально-ндассовую обусловленность, советские исследователи но всегда в достаточной степени акцентировали особенности политического восприятия, хотя в некоторых работав речь заходит по существу именно об этом*'. Между тем американская политическая наука не оставляет в стороне данный круг вопросов. Интерес к проблема восприятия в международных отношениях, к образам индивидов, народов и государств, вступающих л политическое взаимодействие, можно считать вполне устойчивым и даже возрастаниям. Проблематика перцепций, образов л образных систем так пли иначе затрагивается в политологически ориентированных исследованиях К.Воулдинга, Ю.Бронфеябреннера, Р.Дкервиса, Г.Келмэ-на, С.Кина, Ч.Осгуда, Д.Пршта, А.Рапопорта, Дж.Д.Синге-ра, У.Скота, Дд.Стоссинджэра, Р.Уайта, Д.Финлея, Р.Фэйге-на, О.Холоти и др. Эти. работы разнородны по исследовательской технике и методологическим предпочтениям их авторов. Возникает необходимость оценить их достоинства и недостатки с марксистских позиций,- выявить- особенности современных американских гипотез о природе и функциях образа врага.

В целом же состояние исследования проблемы войны и мира требует усилий мездисцшшшарного порядка для сведения воедино достижений и методологических принципов двух

I/ См., например, История и психология / Под.ред. Б.Ф.Порииева и Л.И.Анциферовой. - М., 1971; Поршнев Б.Ф. ■ Социальная психология и история. - М., 1979; Кон И.О. Психология предрассудка (0 социально-психологических корнях этнических предубеждений) // Новый мир. - М., 1966. -№ 9.

на первый взгляд совершенно автономных отраслей знания -философии и социальной психологии - в целях более углубленного пошшания проблемы в ее специфическом перцептивно-познавательном аспекте.

Основная цепь диссертационного исследования - фило-софско-пояитический анализ проблемы войны и мира на примере политического воображаемого США, разбираемого на двух взаимосвязанных уровнях общественного сознания: общественной идеологии и общественной психологии.

Для достижения поставленной общей цели в работе решаются следующие конкретные задачи:

- дать определение понятия политического воображаемого кшс особой сферы деятельности сознания, рассмотрев образ, в том числе образ другого (врага) в качестве его единицы, показать основные функции политического воображаемого, включая присущий ему историзм;

- проследить становление политического воображаемого с помощью историко-культурного анализа образов пространств ва и времени, складывавшихся в американском национальном сознании ХГ1 в. а составивших своеобразный его каркас;

- построить типологию национального отношения американцев к войне и миру через воссоздание образов индейца, англичанина (европейца) и негра, формировавшихся на начальных этапах истории США и отражавших различные способы восприятия враздебного другого;

~ выявить основные подходы, сложившиеся в современной американской политической наука, к интерпретации образа врага;*

- проанализировать некоторые из предлагаемых проект тов трансформации "врага" в "партнера".

Тиотт'ЯКСЬ-моурдолотаческую осисш исследования сос— гааляет труды К.Маркса, Ф.Энгельса, В.И.Ленина, решения партийных съездов и пленумов, другие партийные документы» Автор онарчлсл и диссвршцш на исследования советских и еарубочных фмоес^юв-марксиозссв но прощаема войны и мира, ия дсохда-нггя о«п^токо(1 вм$рс*тшвтккч, Осск'уп г-аль » гл-

честве методологического ориентира для анализа американского сознания сыграли коллективный труд "Современное политическое сознание в США" (под ред. Ю.А.Ззмошкина и Э.Я. Баталова. -М., 1980), работы Э.Я.Баталова, Б.А.Грушина, Ю.А.Замсянкина, В.Ж.Келле и М.Я.Ковалъзона, М.К.Мамарца-швили, В.В.Мшвенперадзе, В.А.Нодороги. Весьма ценными представляются методологические разработки А.Я.Гуревича, проливающие свет на особенности и трудности культурологической реконструкции "ментальносги" прошлых эпох, а также размышления А.Н.Леонтьева о психологии образа (восприятия) .

Научная новизна исследования заключается в том, что впервые вводимое диссертантом понятие политического воображаемого позволяет выявить и проанализировать целый круг проблем, до сих пор н'е получивших достаточного освещения в марксистской политико-философской науке. Речь идет прежде всего об образа другого (в потенции - образе врага) и его месте в образной системе государств, народов и отдельных индивидов, о специфике национального отношения к войне и миру в Соединенных Штатах, об основных течениях в современной политической мысли США, уделяющих первостепенное внимание проблеме политического восприятия. Проведенное исследование расширяет наше представление об этих вопросах, впервые высвечивая их как предмет самостоятельного изучения.

Практическая значимость диссертации состоит в том, что еэ содержание и выводы способствуют дальнейшему философскому осмыслению проблем войны и мира с позиций марксизма, а также осознанию важных аспектов текущего политического процесса. Основные положения работы могут быть использованы при подготовке материалов, имеющих отношение к внешней политике, в лекционных и учебных курсах по политической философии и истории культуры.

Апробация тботн. Результаты исследования были изложены на Всесоюзной конференции "Методологические и мировоззренческие проблемы истории философии-' (Москва, 1986), на теоретической конференции "ХХУП съезд КПСС и актуаль-

uuu проблемы политической науки" (Ростов-на-Дону, 1986), на методологическом семинаре Лаборатории философских проблем политики Института философии All СССР, а также в публикациях автора но теме исследования. Диссертация была обсуждена на заседании Лаборатории философских проблем политики 12 ноября IS8? года и рекомендована к защите.

СТРУКТУРА И ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАЩЕ РАБОТЫ

Диссертация состоит из Введения, трех глав, Заключения и Списка источников и литературы.

Введении обосновывается выбор темы исследования, раскрывается ее актуальность и новизна, анализируется степень разработанности проблемы в современной марксистской литературе, определяются основные цели и задачи исследования.

В первой главе "Политическое .воображаемое.;, понятий, иотощя.,,..Л'Ункцпя. К портяцрпкв пт>облемы" дается определение понятия политического воображаемого, вводится его историческое измерение, выделяются наиболее существенные функции. В § Г "Образ и политическое воображаемое" автор в поисках собственных подходов отталкивается от достижений в разработке данной проблематики, в том числе п тех, которые принадлежат американским исследователям. Рассматривая образ так субъективное знание человека о мире, как совокупный образ мира, представляющий собой "результат всего прошлого опыта обладателя образа", американский социолог К.Боулдинг разрабатывает "органическую теорию познания", что в известной мере перекликается с тезисом видного советского психолога А.Н.Леонтьева о необходимости изучать восприятие как "процесс, посредством которого строится образ многомерного мира..." Акцентировка различных аспектов проблемы (Боудщшга интересует главным образом субъект познания н особенности его картины мара, Леонтьева ~ объективный характер содержания образа) не ¡дашазт обнаружить яоша соприкосновения двух те-

орий: оба исследователя, к примеру, отмечают влияние образа на поведение, наличие у наго временной и пространственной характеристик, разную степень его адекватности и полноты. К числу недостатков теории Боулдкнга относится недооценка роли деятельности, общественно-исторической практики, которая "в своих идеализированных формах входит в картину млра" (А.Н.Леонтьев),

В диссертации отмечается влияние идей Боудцинга на последующие конкретные разработки в области теории "международных образов". Здесь образ интерпретируется более или менее одинаково как упорядоченная репрезентадая объекта в когнитивной (познавательно'!) структуре индивида. Как выводимый конструкт образ не является набором дискретных элементов, но представляет собой соединение этих алементов "в более действенную структуру" (Г.Келмэн). Аналитическим путем в содержании образа американские исследователи вычленяет ряд взаимосвязанных компонентов: когнитивный (знания), аффективный (чувство симпатии или антипатии), поведенческий, а в некоторых случаях и собственно первдптившШ. Это деление воспроизводит идентичные компоненты социально-психологического понятия установки, которое признается'близким понятию образ (Г.Келмэн, У.Скот, К.Дойч и Р.Мэррит, Д.Ниммо).

Разработка теории образа, отмечается в параграфе, включает анализ структуры международных образов в индивидуальном сознании, различение "открытых" и "закрытых" образов. (в зависимости от того, существует ли. "пустое место" в пределах когнитивной области, где представлен феноменальный объект), изучение свойств образа, включая различные варианты объяснения его гибкости ми ригидности (либо через представление индивида о неизменности или изменяемости воспринимаемых им объектных свойств, задающее определенный тип поведения по отношению к объекту, либо через количество и степень соответствия когнитивных элементов, поддерживающих образ). Автор указывает, что данные разработки, относящиеся к теории образа, как в методологическом отношении, так и с точки зрения используемо-

го ь них концептуального аппарата явно принадлежат так называемой когнитивной ориентации в социальной психологии, стремящейся объяснить социальное поведение при помощи преимущественно познавательных процессов, характерных для человека.

Диссертант отмечает эвристическую ценность понимания образа (восприятия) как процесса, разворачивающегося в собственном времени и пространстве (А.Н.Леонтьев); представления о целостности образа и о внутренней динамике образных систем (когнитивный, подход). Вместе с тем, фокусируя анализ'на коммуникативных функциях образа (наряду с хронотопическиш и когнитивными), подчеркивая несводимость образной системы к некоторому типу знания, то есть ее автономность и историческую устойчивость, автор стремится выявить новые функциональные возможности образа в системе политической культуры. В этой связи он предлагает рассматривать образ как единицу особой сферы деятельности сознания - политического воображаемого - в противовес его познавательной или обыденно-практической функциям. Результат процесса воображения, воображаемое состоит из набора закрепившихся в политическом сознании стереотипов, способов и навыков представлять та, что реально не существует, что существует ограниченно, вне полноты бытия или же на совершенно иных основаниях, чем те, которые определяют функционирование системы политического вообра» Еаэмого. С течением исторического времени в силу этой сгереотишгзации-воображаемое само становится источником для воображения, начинает побуждать его к конструированию образов, которые должны соответствовать дашгей сдояйвш<эй-ся структуре воображаемого. Образ же призвал заполнять пусюты, "стягивать" разрывы, образующееся там, где сила воображаемого ослабевает, куда пробивается реальность, приводя к кризису шш утрате динамической целостности ос5— ргзной СИ0Г9КЧ вплоть до панной оо трансформации^

противостоит реальности, пытаясь залес-п:-п е-1 ообоЯ, 0 ет».! связана одна из ссяовпшс фуиппй зс>-

Преодолевается то, что несет в себе избыточную информацию о реальности, грозяпгую нарушить ирреальный .строй воображаемого как системы; восполняется то, что несет в себе скудную, недостаточную информацию, угрожающую омертвлением подвижной ткани воображаемого. Эта двойственная функция образа будет осуществляться тем интенсивней,чем менее доступен предмет воображения для воспроизведения рациональными, строго контролируемыми средствами. Так с наибольшей полнотой проявляются характерные признаки образа: целостность, спонтанность, текучесть, динамизм. Понятие образа указывает на расплывчатость и неопределенность суммы всех возможных вариантов существования воображаемого объекта в индивидуальном или коллективном опыте, но в этой "размытости" заключена специфическая логика, детерминирующая процессы восприятия, * Коммуникативную функцию политического воображаемого автор разбирает в связи с анализируемым им образом лруго-£о, в потенции - образом врага. Коммуникативность политического воображаемого наиболее действенна и эффективна. Для передачи своей информации политическое воображаемое не нуждается в критериях"Истины" или "лжи": коммуникация с его помощью осуществляется ¡¡о всякого морального, религиозного или научного суждения о том, что и как распространяется в обществе в качестве подлинной информации о том или ином событии.Политические воображаемое - пожалуй, единственная сфера сознания, где коммуникация с реальностью врага не прекращается ни на мгновоние.Являясь двойником реального политического опыта,политическое воображаемое создает множества условий для успешной самоидентификации нации. Напротив, любое проявление внешней угрозы мсаег поставить под сомнение всю охранительную структуру политического воображаемого. Именно тогда, когда появляется другой как чуждый опыту самоидентификации, накопленному политическим воображаемым, он обретает статус "врага", то есть становится знаком существования иного типа политической реальности, не сводимой к известному содержанию политического воображаемого.Политическое роойра-

ашлое теряет коммуникатиькую функцию и не мовег- более служить средством мобилизации массового или шдавидуаль-ного сознания. Образ другого (врага) автор рассматривает поэтому как способ преодоления в индивидуальном или массовом сознании некоммуникативной реальности чуадого, ко- , торую он условно называет "ликом". Враг как угроза всему полю национальных идентификаций преодолевается и локализуется в образе. Индивид или груша получает возможность "управлять" врагом, контролировать свой страх перед ним, опосредуя лик врага компенсаторным механизмом образа.

В § 2 "Политическое воображаемое в истории" автор отмечает, что историческое измерение политического воображаемого сопряжено с господством конкретно-исторических (классовых, социально-экономических и иных) структур Ела-сти, которые могут ограничивать сферу действия воображаемого, управлять его историческим содержанием, либо усиливая избыточность образной системы, либо ограничивая ее. Однако и сами структуры власти нередко оказываются обуо» лоллешшш исторической динамикой политического воображаемого, выступающего подчас в роли некоего субстрата исторического бытия. В этой связи диссертант вводит различие между политической историей и историей политического воображаемого, пытающейся занять место национальной мифологии, то есть выступающей в виде горизонта исторического опыта отдельного индивида или национальной общности. Становление особой пространственно-временной системы коорци~ нат политического воображаемого автор прослеживает на формирующихся в американском национальном сознании XIX в, образах пространства и времени.

Характернее для истории Соединенных Штатов продвижение переселенцев из Европы в направлении неизведанных пространств континента, продолжавшееся вплоть до последней тратя прошлого столетия, воплотилось в понятии "фрон-тпр", которым обозначался край оседлости, или грань, от-, делящая вновь возникшие поселения от еще не освоенных земель» Параллельно реальному историческому движению, дан» гадтш как физическому перемещению, точнее, в постоянном

взаимодействии с ним протекало движение как становление, как поиск национальной идентичности. Второй тип движении существовал в политическом воображаемом нации, обладая собственным временем и пространством, образами и географией. Здесь фронтир преобразовывался в бесконечно отступающую, вечно скользящую границу, а в сплаве с определенным набором ценностей, эмоций и ожиданий он стал символом постоянного "возрождения", мобильности американской жизни, неограниченных возможностей, которые открывались перод всяким, перебиравшимся на жительство в Новый Свет. Именно второй, воображаемый тип движения находится в центре внимания автора.

Рассматривая фронтир как запись наиболее характерных способов освоения пространства материка в политическом воображаемом американцев, автор отмечает, что для"переселенцев, отправлявшихся на запад, материковое пространство познавалось как проживаемое, как пространство-дорога, пространство-путь. При этом линия движения лвдей как бы схватывала, стягивала пространство, оно организовывалось вокруг маршрутов, стоянок, напоминая "векторное" пространство кочевых племен. Образ проживаемого пространства косвенно запечатлен в мифологической фигуре первопроходца, героического покорителя фронтира.

В диссертации отмечается, что характерный для политического воображаемого образ чистого пространства связан, в частности, с восприятием пространства как идеальной "пустоты", которая благодаря вмешательству разума приобретает размерность и смысл, иными словами, с нормативно-геометрическим способом его освоения. Такой способ с наибольшей наглядностью воплощен в одном из государственных проектов - в джефферсоновском плане создания штатов на неизведанных землях Запада.

Игнорирование всех других, типов пространств, точнее» растворение их в поде чистой экспансии Америки показательно для формирования национального отношения к пространству на ранних этапах истории США.

и пространстве непрерывного движения появлялись более или менее устойчивые точки пересечения различных его векторов, которые фиксировались сознанием как своеобразные форш оседлости. К их числу относится прежде всего феномен американской гостиницы (отель). Отношение к гостиницам как "очаловечешюму", огороженному пространству выразилось в формуле "дом вдали от дома". Форш воспринимаемой оседлости не изменяли образ чистого пространства, но делали его, напротив, психологически более приемлемым. Гостиница, фургон переселенца образовывали своего рода "точки возврата", существование которых было необходимо для реализации непрерывности движения во всей его полноте.

Автор отмечает и топологический способ восприятия пространства воображаемого, о чем свидетельствуют, например, произведения американских писателей, которые о самого начала несли на себе региональную печать.

В диссертации выявляются особенности национального отношения ко времени. Покидая Европу, путешественник-дилетант расставался со своим прошлым. Время вмигранта приобретало особый крен в сторону будущего, с которым ассоциировалось как преодоление расстояний, так и реализация сокровенных надевд. Отправляясь на запад, в "сердце" материка, переселенец поэтому не воспринимал свое движение как погружение в прошлое, но как вступление в пределы будущего .

Отказ от прошлого, восприятие будущего как настоящего представляют собой временные параметры непрерывного движения в чистом пространстве воображаемого. Национальные образы времени и пространства в значительной.мере определили способы существования тех фигур, которыми постепенно начинало заполняться подвижное поле образной: систе~ мы.

Построению своеобразной типологии отношения американцев к р.ойно ц миру «освящена вторая глава диссертация

. Автоо .сзремят»

ся выявить различные способы восприятия врагов в Америке через исторпко-культурпяй анализ эволюции образов индейца, англичанина (европейца) и негра и тем самым ответить на вопрос о том, что такое война и как возможен мир в сознании нации.

Процесс зарождения враждебного образа индейца в сознании новоанглийских nypiran и его последующая трансформация раскрываются в § I "Индеец в политическом воображаемом США". Как показали первые столкновения пуритан и индейцев, индеец постоянно "ускользал" из-под набрасываемой на него сети авторитарных образов, задававших ему некоторый тип поведения, ответной реакции и т.д. Индеец разрушал эти образы, он вел себя не так, как того вдали англичане, он был неуправляемым, стихийным, неожиданным, а потому страшным, являя колонистам лик врага. Ощущение бессилия перед ликом несомненно влияло и на характер восприятия пуританами американского ландшафта, обозначавшегося единым, но многозначным понятием "wilderness" (дикая местность, девственная природа, библейская пустыня). Природа, особенностей которой в силу универсальной "близорукости" своего мировидения пуританин не различал, становилась птодолжением дина и тела индейщ. ибо она уже не могла восприниматься отдельно от проявленного лика индейца-врага. Угроза, исходившая от индейца, принимала тем самым для пуританина пАирелно-тотальный характер, и в образе врага слитыми воедино оказывались индеец-дикарь и породившая его дикая стихия пртродн.

Автор указывает, что пуританский образ индейца-врага тесно связан с восприятием переселенцами пространства: для них оно активно, это - пространство-западня, полное подвижных и неожиданных препятствий. Опыт соприкосновения с "wildomesa", опыт освоения враждебного пространства через его проживание вначале косвенно передавался с помощью так называемых повествований о пленении.

Выделяя причины геноцида в отношении коренного населения Америки, диссертант разбирает роль пуританского образа врага в развязывании кровопролитных войн. Индеец

страшил пуритан тем спокойным постоянством, с каким в его жизни воспроизводились обычаи, ритуалы и действия, на которые налагала запрет или, по крайней мере ограничения, пуританская аскеза. Реакция колониста на индейца-врага была праведным уничтожением языческого бесстыдства. нагого тела, тела, которое не желало облечь себя в сковывающие, но пристойные одежды пуританской морали. В соприкосновении с врагом идентичность переселенцев определялась сугубо негативно: как актинов противопоставление английского, христианского всему инородному, языческому. Уступка индейцам даже в форме частичной аккультурации была немыслимой для жителей Новой Англии. Оградить себя от чужого, в котором,пуританин перестал узнаг-ьать себя, от взгляда краснокожего дьявола можно лишь уничтожив его физически. Войны с индейцами дая пуритан-переселенцев не только выступали в качестве реализации принципиальной религиозной установки активного противостояния темной силе во имя спасения души, но и приближали с необходимостью триумф американского Нового Ханаана. Стратегия тотальной войны делалась приемлемой и даже желанной. ~

Начавшаяся в ХУШ в. секуляризация сознания колонистов создает предпосылки для распада единого образа врага. К концу столетия индеец и ландшафт воспринимаются не как врадцебная тотальность, но раздельно, "юнаегпеза" раскалывается пополам, постепенно утрачивая некогда зловещее для пуритан авучаиие. В американском сознании начинают высвечиваться черты "доброго", "хорошего" индейца, индейца, безусловно уступающего в развитии носителю цивилизованного начала, но все же такого, у которого естг, Что позаимствовать. В это же время обозначается интерес к американскому ландшафту. Ландшафт, освобожденный от врага, от присутствия и взгляда индейца, воспринимается американцами как панорамный. Бее вти перемены происходят тогда, когда действительный исторический индеец перестаёт быть постоянной прямой угрозой колонистам.

Последний этап эволюции образа шдэйца-врага приходится на XIX в. Это - время заровдения легенды "исчезак>-Щ9ГО американца". В сочинениях писателей и историков, на полотнах живописцев периода романтизма! все рельефнее проступает образ "бдаготцного дикаш". Мифологизация индейца отражает такие духовные потребности нации, как стремление обзавестись колоритным прошлым, искупить вину, которую американцы начинали испытывать по отношению к истребляемым ими индейцам. Отвечая требованию геоидентификации, образ "благородного дикаря" синтезировал вечно ускользающий "запад", преодолевая размытость и неопределенность границ захваченных американцами территориальных просторов. "Благородный дикарь" - одновременно и тот индеец, который попадает в поле зрения науки. Так, образ уступает место знанию, начинающемуся там, где изучаемая реальность (окончательно побежденный индеец) полностью подконтрольна, в результате чего отпадает необходимость в проектировании ее образа.

В диссертации отмечается, что современные американцы не только пытаются сохранить обитателя резерваций, попавшего в "Красную книгу" экологических программ, но и обрести присущий ему способ видения мира. В этих целях в культуре практикуются различные способы "прорыва" в область вечной архаики.

§ 2 "Англичанин (европеец) глазами бывших соотечественников" посвящен становлению и эволюции образа европейца-чужака в политическом воображаемом США.

Автор отмечает, что несмотря на образ "европейской тьмы", многие десятилетия существовавший в сознании переселенцев, последние продолжали ощущать себя европейцами, англичанами. Англичанин-враг становится фигурой массового сознания лишь приблизительно в 1776 г. после выхода в свет пам&яета Т.Пейна "Здравый смысл", вызвавшего массовую политизацию американского общества. Вместе с тем чужой возник не в одночасье. Покидая Европу, эмигрант оказывался в ситуации отвергшшя отца, он попадал в игр, существовавший по-шому, чем в Европе, Позяадаая я ссзядяя, еврогта-

ец претерпевал изменения сам, он обретал опыт вторичного становления, теперь уже как американца. Иными словами, поселившись по другую сторону Атлантики, европеец обретал новый способ восприятия, он начинал смотреть на мир американскими глазами.

Именно в этих глазах после событий 1775-1776 гг. король - воплощение верховной власти метрополии, коронованный англичанин."отец своего народа" - становится .чужим, врагом. Отвергая пороки короны, сфокусированные в короле, и противопоставляя им республиканские добродетели, колониальное сообщество стремилось утвердить независимую идентичность, отождествляя демократические ценности и идеалы с представлением о себе как о нации.

В диссертации отмечается, что появление в политическом воображаемом становящейся нации образа Англии как врага было сопряжено с перестройкой так называемой ментальной карты жителей североамериканских колоний. Если в начальный период колонизации в сознании эмигрантов Британские острова могли быть расширены до континентальных масштабов, а заселенные участки Атлантического побережья Америки, следовательно, и весь континент в целом иметь вид небольших разрозненных островов со смутно очерченными границами, то в канун американской революции - период осознания колониями своей зрелости и автономности - фиксируется совсем иное восприятие пространства, а значит, и того места, которое в нем занимает враг. У становящейся нации зарождается то, что мсжно условно назвать чувством континента, хотя сам континент еще далеко не освоен. Другими словами, Америка в сознании населяющих ее людей начинает постепенно "расти", обретая известное соответствие с географическими реальностями, в то время как Англия "сокращается", "сжимается" до своих естественных островных границ. С формирующимся чувством континента связано и новое восприятие Атлантики: Атлантический океан начинает теперь разъединять, разделять континент и остров, он оказывается за пределами областей и регионов "своего".

о ,

В послереволюционные десятилетии поиск идентичности происходит через противопоставление феодальных институтов старой Европы поднимающемуся в Америке буржуазному строю. Для целого ряда поколений Европа становится символом несправедливости, угнетения,поруганных свобод. Характерны в этом смысле "Писыла американского фермера" Г.де Кревкера. Однако то, что Кревкер причисляет к достоинствам Америки (отсутствие прошлого, давних традиций культуры и т.д.), будет остро восприниматься потомками как недостатки. В отношении Европы американцы будут проявлять высокомерную снисходительность, пытаясь скрыть комплекс неполноценности, чувство вины. Европа навсегда останется для них "великим другим местом"(У.Аллен).

Автор показывает, как политическое воображаемое американцев вновь мобилизовало образ врага во время англо-американской войны I8I2-I8I5 гг. В период конфликта в политическом воображаемом "мерцала", "переливалась" фигура врага, сгущаясь то в " wiidemeaa", в которой податливо растворялся "вероломный" англичанин, то в краснокожего воина, одетого в красную форму британских солдат.

В диссертации отмечается, что сильный антиевропейский настрой помогал обосновать политику изоляционизма, основные принципы которой нашли свое позднейшее отражение и в доктрине Монро. Разделение мира на европейскую и американскую системы знаменовало дальнейшую локализацию Европы как сопершка. За воображаемым вытеснением "врага" из Западного полушария следовало п реальное его изгнание. Отданная во власть Восточному полушарию, Европа перестает занимать политическое воображение американцев вплоть до кануна первой мировой войны.

В § 3 "Восприятие негра в Америке" рассматриваются основные вехи трансформация образа негра-чукака. Диссертант показывает, как ужо в кснтоксто европейская культурной традиции за негром бил прочно закрепляй обрел чужого. Суммарным выражением разновидностей atoro odp*sfi слупило продсгаи.чоние о тон, что неу^был не .аполпа „'íS-V," вексц. Образ Н'П'р.ч глк пютвдлеиал eru ¡с нчл.^Я р-чс» r-v*

о *

страивался вокруг некой фактической очевидности - темного цвета его кожи. Его цвет был "прочитан" как библейский текст, точнее, понят в символической интерпретации этого универсального текста: негр был черным, значит, порождением темного, демонического начала, его отличали греховность, необузданное борение языческих страстей.

В течение долгого времени образ негра как представителя низшей расы накладывался на формировавшиеся в Америке социально-расовые отношения, не требуя существенных изменений в системе воображаемого. Между тем с момента появления первых негритянских невольников на американском континенте до начала Войны за независимость происходили знаменательные для американской истории и культур! процессы. Речь идет прежде всего о складывании системы негритянского рабства. (Рабство как институт появляется в британских колониях до массового ввоза невольников из Африки). В отличие от сервентов - работников, закабаленных на определенный срок, - негры признавались пожизненными рабами и закреплялись в вечную собственность плантаторов. Впервые положение раба и цвет его кожи в воображаемом будущих американцев начинали сливаться.

В период Войны за независимость некоторые из идеологов буржуазной революции начинают задумываться о месте темнокожего населения в созидаемом обществе. Подходы к вопросу о возможной ассимиляции негров в Соединенных Штатах выоечивают образ негра, формировавшийся в политическом воображаемом новой нации. Так, Т.Джефферсон, сторонник перемещения цветного населения за пределы США, неосознанно для себя выявляет новые возможности старого образа: через чужого, путем его преодоления (для Джефферсо-на - это физическое устранение), он приходит к обнаружению, сплочению и сохранению "своего", "Свой" же - это носитель новой американской идентичности, белый и добродетельный, одшш словом, чистый, республиканец. Чистый peo публиканец свободен ог страха кровосмешения с бывшим тем- ' нокожим рабом. Тем самым в воображаемом преодолевался комплекс вины за извращенные кровные узы господина и ра-

о

ба, которые в реальности вез чаще воспроизводились в ш-пых штатах.

К числу образов, "'довлеющих над американским воображаемым XIX в., диссертант относит образ негра-ребенка в его северной и южной разновидностях, образ дикаря, негра-преступника. Американец, познававший негра через систему образов-опосредовшшй, тем самим познавал и самого себя: лени противостояло трудолюбие, игре страстей - разум и нравственные ограничения, преступности - уважение к закону. Через негра, иными словами, американец знакомился с господствовавшими в обществе"ценностями и нормативными установками, от степени интериоризации кото-, рых зависела чистота обретаемой идентичности.

Обсудцение проблемы рабства на ассамблее законодательных органов Виргинии после подавления восстания Ната Тэрнера в 1831 г. выявило новое понимание негритянского вопроса, а следовательно, и новое отношение к негру со стороны южан. Проблема рабства, рассматриваемая в контексте американской действительности, впервые с колониальных времен становится проблемой иммигрантов в Америке. Негр-иммигрант безусловно необходим американскому сообществу (о чем свидетельствует превращение Юга в "хлопковое царство", основанное на рабском труде), но обреченный на , свое "особое" положение, негр из сообщества должен быть исключен. Для южанина темнокожий раб становится вечным. неаоснмшцщуемш иммигрантом, его свобода в принципе невозможна: освобожденный негр несет на себе несмываемую печать своей черноты. Так, воображаемое Юга, повлиявшее на политическое воображаемое нации в целом, создает модель "обезвреженных" анклавов, или гетто, предназначенных для меньшинств, сохраняющих свою тревожную янановость.

Автор анализирует так называемый комплэко изнасилования, сложившийся в сознании жителей Юга в годы Гражданской войны и последовавшей за ней Реконструкции. Перед лицом северюго противника - янки, поборника равноправия бывших темнокож рабов, № щцванул балую кегацшу как символ своего культурного и национального единения. Но

V Ч*

логике южан'любая форда самоутверждения негра расценивается как нападение на белую женщину. Термин "изнасилование" означает поэтому не только сам' акт возможного надругательства, но и унизительное для белой южанки социальное положение, навязываемое ей извне ненавистным янки. Угрожая равноправием, негр являет лик'потерявшего чернот? та-ба. он начинает восприниматься как враг, как враг-насильник. Комплекс изнасилования, таким образом, представляет собой позднейшее проявление старого комплекса негритянской ассимиляции, теперь уже в пределах Юга, поверженного войной.

Принцип "равный, но отдельный", записанный на языке права в "зру сегрегации" (1877-1914 гг.), расценивается диссертантом как легализация модели гетто, сложившейся в воображаемом Юга по меньшей мере за три десятилетия до начала Гражданской войны. Гетто пронизывало все те пространства, в которых находился негр: экономическое, политическое, социальное. Негр, отделенный множеством неосязаемых перегородок от американского сообщества; по-прежнему существовал в воображаемом как вечный, чертам иммигрант.

В XX в. негр начинает утрачивать черноту, но воспринимаемый белыми как "нежелательный", он остается если не ' вечным, то все же иммигрантом в стране, известной миру как "плавильный тигель".

В качестве заключения ко второй главе приводится единая схема исторической типологии отношения американцев к войне и миру. Предлагаемая поисковая схема - попытка представить не только срез многомерного пространства американского политического воображаемого, но и его суммарное метаполитическое выражение.

Ттетья глава диссертации "Образ врага в современной американской политической науке" посвящена анализу гипотез -о природе и функциях образа врага, а также разбору рада проектов трансформации "врага" в "партнера", выдвигаемых американскими исследователями. В § I "Два подхода к анализу образа врага" отмечается, что общим фоном для выявления образных систем народов и государств служит проб- 22 -

лема перцепций, или восприятия, в невдународных отношениях, изучаемая не первым поколением американских политологов и политических психологов. Как предмет более узких , специальных исследований образ врага рассматривается в русле двух основных подходов, первоначально сложившихся в сфере социальной психологии, а затем примененных к анализу перцепций в международном контексте. Это - когнитивная и психоаналитическая ориентации, которые довольно четко прослеживаются в способах интерпретации образа врага.

В начале 60-х гг. изучение воображаемого двух групп (общностей), находящихся в ситуации конфликтного противостояния, ознаменовалось появлением ряда схожих когнитивных гипотез о природе возникающих в этих случаях перцептивных искажений. Тенденция к созданию черно-белой картины конфликта, где белой является своя собственная группа, а черной - группа-противник, была, в. частности, описана в категориях зеркальности в результате сопоставления образных систем обеих сторон в целом, а также отдельных их компонентов. Автор хчшотезы зеркального образа психолог Ю.Бронфенбреннор, выявляя взаимную обратимость (симметричность) ряда составляющих.советской и американской образных систем, объясняет появление зеркальной черно-белой картины противостояния следующими психологически.'!! механизмами: "давлением, принуждающим к соответствию", то есть сбалансированности когнитивных элементов в'пределах едгнои когнитивной структуры, выте-кагацим отсюда сведением многообразии восприятия к дихотомии "хороший-плохой", склонностью индивида к конформизму в группе. Опасность зеркального образа Бронфекбр-эннер ш? -безосновательно усматривает л ого "самоиодтвортдаепости" (т! этом дпссерхшгг видит косвенное обращение психолога к мертсновской идее "самсосупествляемого пророчества", п-гда первоначально сипбочнсо опродел'нто ситуощш сзйноч!» *• сл Д'.'1к:твчт0л1'п0(,:т^у), л так~о в орп^тпя.-: пояятти>с?»*.я, про07О'Г''-<., К0£СР!,7.!1 ПГ«ПЯТС» ЧОКАЧСт"* дг-м

«тот!!?. ГТГЧ'-ЧТ^ЧО Я

зеркального образа были обнаружен« самими американскими исследователями: отмечалось, к примеру, что принцип симметричности не является абсолютным, что выдвинутая концепция не затрагивает проблемы "относительной доли истины" в представлениях кадцой из сторон (Р.Уайт). Очевидно, что фак-оры, влияющие на формирование обрэ.за, неодинаковые в СССР и США, также полностью выпадают из поля зрения исследователя.

Рассуждения Д.Прюита о внутренней динамике международных образов, отмеченных свойством "самоподкрегошемос-ти", диссертант предлагает считать дальнейшим развитием гипотезы зеркального образа в духе мертоновского постулата. Способ изменения образов исследователь определяет как меадународный круговой процесс. Примерами подобных процессов являются образы доверия и недоверия, иначе говоря, дружественные шш враждебные образы других стран. Недоверие по отношению к другому государству, указывает Нрюит, порождает у индивида предрасположенность к восприятию этого государства как угрозы, а восприятие другого государства как угрозы ведет в свою очередь к недоверию. Круговые процессы, считает Прюит, создают все большее количество когнитивных элементов, поддерживающих образы доверия и недоверия, из которых они проистекают. Именно поэтому чем активней действие круговых процессов, тем более крайние.формы принимает образ, утрачивая свойства гибкости и подвижности. Иными словами, действия государств, по мысли исследователя, могут вызывать к жизни образы, начинающие увековечивать сами себя. Прюит, однако, оставляет в стороне проблему источников недоверия в международных отношениях, причин появления в них образа врага, что, безусловно, снижает ценность его наблюдений.

Анализируя особенности сознания периода "холодной войны", психолог Ч.Осгуд объясняет типичное для конфликтных ситуаций превращение соперника в своего рода пугало действием особого механизма "психологики". Кадцая из сторон, по Осгуду, пользуется двойным стандартом в моральной оценке своего поведения и аналогичного поведения соперш-

ка. Схожая с гипотезой зеркалънсго сораза, схеш. Оогудц разделяет все ее достоинства и недостатки.

В рамка:! психоаналитического подхода к анализу образа врага в диссертации разбирается гипотеза контекста политического психолога Р.Уайта. Обращая особое внимание на взаимозависимость образа врага и коллективного образа собственной группы, Уайт утверждает, что каждый из них обеспечивает превалирующую часть того контекста, в котором воспринимается другой. Исследователь справедливо полагает, что если "понятийная рамка" (система убеждений) данной группа наделяется ею чертами всеобщности и, следовательно, проецируется в сознание другой группы, всякий опыт амнатии -- стремления понять побуждения и чувства других людей - заведомо обрекается на неудачу. В полной мере свои психоаналитические "симпатии" Уайт обнаруживает в предлагаемой им трактовке механизмов перцептив» них искажений. Белу» часть черю--белой картины конфликта исследователь объясняет рационализацией, самодовлеющей потребностью иметь высокое мнение о своей группе; чер» ную - проекцией вины па другую группу, преувеличенной по-дозритачьностью, или сознательной агтрпбуцией враждебное-» ти другой стороне. Развивая идею о существовании глубокой внутренней связи между образом врага как злодея (diabolical enemy-iaage) и представлением о своей группе как наделенной гипертрофированными достоинствами, Уайт относит образ врага к числу подсознательно мотивированных ошибок в восприятии. Вместе с тем традиционные фрейдистские понятия проекции вины и блуздающей тревоги уже больше не кажутся ему адекватными для объяснения рассматриваемого феномена. Описывая образ как аффект, Уайт игнорирует его познавательные, культурно-исторические и политические корни. Впрочем, исследователь сам признается в тем, что разбираемые им психологические механизмы - <5ессозна*аль-» ино или лишь частично осознаваемые - но могут полностью объяснить устойчивость образа apara й человеческой оозиа-» гага.

В диссертации показано, как философ С.Кин выступает с позиций последовательно применяемой теорхи психоанализа для выявления скрытых рычагов "психологии вражды". Утверждая, что образ врага конструируется из подавляемых частей нашего "я" через проекцию собственных страхов, несовершенств и жестокости на других, Кин стремится проследить этапы дегуманизации недруга, позволяющей убивать^ не испытывая чувства вины. Кину удается выявить "повторяющиеся образы" - архетипы, - которые использовались в различные периода истории в разных регионах для дегуманизации врагов. Пристальное критическое рассмотрение способов "производства" врага представляется весьма своевременным и важным. Однако вынося за скобки "исторический вопрос вины и невиновности", Кин неправомерно редуцирует анализ до уровня индивидуальной психической деятельности, интерпретируемой сугубо психоаналитически.

Автор отмечает, что в исследованиях последних лет не столько преобладает один подход над другим, сколько предпринимаются попытки их совмещения (Р.Н.Либоу, Р.Джервис, . отчасти Р.Уайт). В целом же рассмотренные гипотезы, подытоживается в параграфе, не отличаются радикальным образом друг от друга. Игнорируя.метод историзма, с достаточной полнотой разработанный и используемый марксистской наукой, американские исследователи имеют дело с идеальным типом воображаемого. абсолютизируют индивидуальные модели истории. Когнитивные и психоаналитические гипотезы, например, практически полностью обходят вопрос о степени адекватности перцепций некоторой политической реальности, оставляя в стороне проблему переплетения в образе реальных и воображаемых свойств объекта, пренебрегают анализом конкретной социокультурной среды, в пределах которой формируются и функционируют образные системы. Иными словами, предлагаемые гипотезы так или иначе страдают редукционизмом, будь* то увлечение -формализованными моделями политического поведения в ущерб его экономическим и социально-политическим источникам или же сведение многообразия факторов,.определяющих перцепции, к особенностям аб-

страктно интерпретируемой психики шщинида. ¡1 нее лее постановка проблемы происхождения и характера образов, с помощью которых государства идентпршдаругот сами себя и свое окружение, попытка разобраться в механизмах сознания периода "холодной войны" с тем, чтобы обозначить способы их трансформации, составляют явную заслугу данной группы американских исследователей. Совместный труд политологов Д.Финлея, О.Холсти и Р.Фэйгена рассматривается кале пример преодоления указанных ограничений: их исследование отмечено стремлением вписать образ врага в более широкую проблематику политического конфликта. Одно из главных достоинств работн состоит в том, что образ врага анализируется не только как продукт индивидуального шш коллективного сознания, но и как слагаемое социальной практики. В этом смысле примечательна сама постановка вопроса о функциях врагов - реальных и воображаемых -в политике.

В § 2 "О некоторых проекта:!: преодоления "психологии враяди" отмечается, что отличительная черта-исследований, посвященных проблема образа врага, - стремление их авторов сформулировать по-чтивную программу преодоления враждебных образов л стереотипов. Диапазон предлагаемых проектов весьма кирок, отличаются они и различной степенью детализации: наряду с провозглашением (тек общих, нормативных принципов отношений государств в ядерном миро существуют сценарии конкретных политических действий, призванных развеять атмосферу недоверш и враяди. Вполне закономерно, что о первую очередь оти прадлоиеиия касаются реальностей и перспектив улучшения советско-ашри-каискнх отношений.

В диссертации разбираются, в частности, прэддо.?.е-шшй Р.Уайтом проект прздотврздеяия ядерной гоШш, основанный. на сочетания минимального едерлитания и рвчигольних мер но сш1Ябнкп напряженности, нкле-чач 1«апи0'ггтскзп0 ямпа« ■гшо, нрактнкуем^ю в откошонпи соперника, а таи:-'') iwpjtae-ano чврю-бч.юЧ кзрггят иротдаютояшм, пргяушю raci">--

í-^lv-Ü >гф нп друи-'?-'1 п г-г-л-л1; vvmnitvir:^:? \<г>,чг..-га >>ппръ

щения врага в партнера, предполагающая рад односторонних позитивных действий, предпринимаемых каждым из участников конфликта в интересах снижения напряженности (Ч,Ос~ гуд); различные варианты борьбы с "психологией вравды" -от индивидуальных усилий по демифологизации недруга до коллективной работы по формированию "новой психики и нового полиса", по воспитанию Homo amicus (С.Кин). Рассматриваемые проекты трансформации врага в партнера по-разному, с большей или меньшей долей успеха решают поставленную перед собой задачу. Автор указывает, что такие идеи американских исследователей, как эмпатш (реалистическое понимание мыслей и чувств других ладей), разновидности мер по снижению напряженности, поиск "моральных эквивалентов войны", ббльшая открытость ладей и обществ навстречу друг другу, разработка теории и практики ненасилия несомненно являются позитивным вкладом в решение проблемы, требующее отказа от устаревших форд политической мысли. Доверие действительно придет на смену вражде, если процессы взаимного постижения народов и государств будут углубляться на всех уровнях одновременно, если адекватность поступков и образов восторжествует в военной, политической, экономической и гуманитарной областях. Иными словами, если произойдет решительный поворот к широкому международному сотрудничеству, что с неизбежностью повлечет за собой существенные сдвиги в традиционной системе многомерного политического воображаемого.

В Заключении диссертации кратко формулируются общие философско-методологичесгаю выводы исследования, намечаются возможные перспективы дальнейшего анализа.

По теме диссертации опубликованы следующие работы:

1. О некоторых буржуазно-пацифистских концепциях мира// Советское государство и право. - М., 1986. - J6 3. -С. 92-95.

2. О некоторых тенденциях современного пацифизма // Политический процесс п политическое сознание (анализ вз^

шлоогаошегом асшклки, шьох'й « «Асолох-аи). - М. $ ИМН, 1986. - 0.35-58.

1. Проблема войны я пира в немецкой классической философии // Методологические принципы исследования философ-ска проблем политики / Тез.Всео.конф. "Штодол. и ни--ровоззр. проблемы нет. философии",'«• М.: ИЬДН, Зй8о,-С. 63-68.

1. Проблемы войны и ымра в политической :яхсли стран Драй •• него Востока // Развивающиеся страны в паровой пояи-■*тике. И.: Наука,■ 1887. - 0.201-200 (в соавторство). Образ врага в культуре США // Еонросн философии (I а.л,; принято к начата).