автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Проблематика и поэтика поздней новеллистики В.С. Гроссмана в контексте русской малой прозы 1950-х - первой половины 1960-х гг.

Полный текст автореферата диссертации по теме "Проблематика и поэтика поздней новеллистики В.С. Гроссмана в контексте русской малой прозы 1950-х - первой половины 1960-х гг."

На правах рукописи

UUJ44G1GU

Карпичева Наталья Леонидовна

ПРОБЛЕМАТИКА II ПОЭТИКА ПОЗДНЕЙ НОВЕЛЛИСТИКИ B.C. ГРОССМАНА В КОНТЕКСТЕ РУССКОЙ МАЛОЙ ПРОЗЫ 1950-х - ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ 1960-х гг.

Специальность 10 01 01 — русская литература

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

1 8 СЕН 2003

Магнитогорск - 2008

003446109

Работа выполнена на кафедре русской литературы XX века ГОУ ВПО «Магнитогорский государственный университет»

Научный руководитель:

Официальные оппоненты:

кандидат филологических наук, доцент

Торшин Анатолий Александрович

доктор филологических наук, профессор

Петров Василий Борисович

кандидат филологических наук, доцент

Гришин Александр Сергеевич

Ведущая организация: Башкирский государственный педагогический

университет им М Акмуллы

Защита состоится «17» сентября 2008 года в Ф часов на заседании диссертационного совета Д 212 112 03 при Магнитогорском государственном университете по адресу 455038, г Магнитогорск, пр Ленина, д 114, ауд 211

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Магнитогорского государственного университета Текст автореферата опубликован на официальном сайте ГОУ ВПО «Магнитогорский государственный университет» http //science masu ru «/i» августа 2008 г

Автореферат разослан « 1t>» августа 2008 г.

Ученый секретарь диссертационного совета г-// />

доктор филологических наук, доцент А В Петров

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность исследования. Этапный характер десятилетия хрущевской «оттепели» в развитии общества и отечественной культуры, литературы в том числе, у современных исследователей не вызывает сомнений Его приметы А Бочаров, Н Лейдерман, С Чупринин не без основания находят в кризисе социалистического реализма и в попытках «нащупывания» путей его преодоления Однако вехи этого процесса просматриваются преимущественно на материале немногочисленных произведений крупной и средней формы, что приводит к очерчиванию лишь его общих контуров В связи с этим актуальным представляется обращение к обширному пласту русской малой прозы 1950-х -первой половины 1960-х годов Сосредоточение внимания на поздней новеллистике В С Гроссмана, отмеченной яркой индивидуальностью и во многом обозначившей начало идеологического раскрепощения русской литературы, позволяет полнее раскрыть истоки нравственно-психологической и лирико-философской тенденций развития «малого жанра» во второй половине 1960-х- начала 1980-х годов

Объектом изучения является новеллистика В С Гроссмана 1953 - 1963 гг в широком контексте, который включает в себя с одной стороны, малую прозу современников писателя, а с другой - произведения классической русской традиции XIX века Комплексностью объекта обусловлено привлечение к исследованию широкого материала, в который входят, малая проза Ф Абрамова, В Астафьева, В Белова, В Богомолова, Н Грибачева, Ю Казакова, Е Носова, К Паустовского, М Пришвина, А Солженицына, В. Шукшина 1950-х- первой половины 1960-х гг, ранние новеллы Гроссмана, его романное творчество, произведения А Чехова и М Булгакова

Предмет изучения - проблематика и поэтика новеллистики В Гроссмана 1953 — 1963 гг в системе внутрилитературных взаимодействий

Цель исследования - раскрытие феноменологического характера поздней новеллистики Василия Гроссмана для отечественной малой прозы 1950 — первой половины 1960-х гг

Реализация цели предусматривает решение комплекса задач

• выявление основных типологических черт малой русской прозы 1950 - первой половины 1960-х годов,

• исследование особенностей проблематики в новеллистике В Гроссмана 1953 - 1963 годов,

• определение доминант поэтики в малой прозе рассматриваемого периода,

• выявление литературных истоков идейно-эстетического феномена поздней новеллистики В Гроссмана

Состояние литературы на тот или иной период нового времени принято оценивать прежде всего в связи с образцами крупной эпической формы Малая проза, при всей ее значимости для осмысления действительности на изломе социально-исторического развития, как явление самостоятельное и самоценное зачастую остается за рамками литературоведческих исследований Не

составило исключения в этом отношении и творчество В.С Гроссмана Так, исследованию философского и эстетического своеобразия романа «Жизнь и судьба», опубликованного лишь в начале 1988 г, посвящено более десятка рецензий, а позже множество научных работ, среди которых монографии Л Аннинского, И Дедкова, И Золотусского, статьи Л Лазарева, Б Ланина, В Кардина, И Касавина, А. Коваленко, Л Колобаевой, 3 Миркиной и Г Померанца, А. Солженицына, В Чалмаева Исследованию опубликованной в 1989 г повести «Все течет» посвящены статьи А Бочарова, Г Померанца, В Сироткина и др В то же время перечень исследований, посвященных малой прозе писателя, крайне невелик статьи Н Атарова, А Бочарова, В Лазарева, представляющие общую характеристику поздней новеллистики художника, а также ряд публикаций, касающихся отдельных произведений малой эпической формы (И Дедков, С. Липкин, А Немзер, В Охитин)

Недостаточная изученность новеллистического пласта творчества В Гроссмана усугубляется и тем, что после «ареста» рукописи романа «Жизнь и судьба» в 1961 г и вплоть до конца 80-х гг прошлого века произведения В Гроссмана, «малого жанра» в том числе, не выходили в печать за редчайшим исключением Но и после того, как тексты писателя стали вновь открытыми для публикации, интересы исследователей сосредоточились преимущественно на романной дилогии, а новеллам уделялось внимание, как правило, лишь в связи с некой аксиоматической «вспомогательностью» их функции относительно текста «Жизни и судьбы» Попыток же системно изучить новеллистику В Гроссмана и каким-либо образом обозначить ее место в жанровой картине литературы рассматриваемого периода не предпринималось Таким образом, панорама новеллистики 1950-х - первой половины 1960-х гг без имени В Гроссмана представляется неполной

Научная новизна работы определяется впервые предпринятым исследованием малой прозы В С Гроссмана, её идейно-художественных особенностей в системе контекстуальных связей

Методологию исследования составили историко-литературный, сравнительно-исторический, типологический, интертекстуальный и структурно-герменевтический методы, элементы историко-биографического, мифопоэтического, аксиологического методов

Теоретической основой стали идеи и концепции ведущих русских филологов М М. Бахтина, А С Бушмина, А Н. Веселовского, В В. Виноградова, Е М Мелетинского, Д С Лихачева, Ю М Лотмана, труды современных теоретиков литературы Г Н Поспелова, Н Д Тамарченко, В И Тюпы, В Е Хализева и других, работы по проблемам малого жанра НИ Крамова, А В Огнева, ЭА Шубина Учтены подходы А Г Бочарова, Н Л Лейдермана, С А. Чупринина к рассмотрению русской прозы периода «оттепели»

Практическая значимость работы Результаты исследования могут быть использованы при разработке программ основных и специальных курсов по истории русской литературы XX века в вузовском преподавании и школьной практике

На защиту выносятся следующие положения •

1 Новеллистику ВС Гроссмана 1953 - 1963 гг следует рассматривать как явление самоценное с содержательной и эстетической точек зрения

2 Феноменальность поздней новеллистики писателя обнаруживается при сопоставлении её с русской малой прозой 1950-х - первой половины 1960-х гг, а также в сравнении с довоенными рассказами писателя, не выходящими за рамки соцреалистического метода

3 ВС Гроссман в послевоенной прозе выходит за рамки отечественной истории, а изображение событий Второй мировой войны становится формальным поводом для философских размышлений о явлении войны как трагедии братоубийства

4 Новеллистичность поздней малой прозы В С Гроссмана на фоне «рассказовости» творческих опытов других авторов обусловлена планетарным характером нравственно-философской проблематики при минимальной обращенности к национальному Материалу (Великая Отечественная война, русская деревня, родная природа)

5 Концепция дома в новеллах В Гроссмана 1953-1963 гг берет свое начало в классической традиции русской литературы, восходя к художественным решениям И Гончарова, Л Толстого, А Чехова и особенно М Булгакова

6 В сфере концепции личности, в сюжетной организации, а также в повествовательном (словесном, стилистически-языковом) плане поздняя новеллистика В С Гроссмана восходит к зрелой прозе А П Чехова

Апробация работы. Основные положения диссертации были апробированы на межвузовской научно-практической конференции «Актуальные проблемы литературоведения и лингвистики Вопросы филологического образования» (ОГТУ, 2006), на Всероссийской научной заочной конференции «Актуальные проблемы изучения литературы на перекрестке эпох Форма и содержание1 категориальный аппарат» (Старооскольский филиал Белгородского госуниверситета, 2007), на международной конференции «Бытийное в художественной литературе» (Астраханский госуниверситет, 2007), на международной конференции «VIII Ручьевские чтения Изменяющаяся Россия в литературном дискурсе» (МаГУ, 2007), на ежегодных внутривузовских научных конференциях преподавателей МаГУ (2005-2008 гг)

Структура работы Работа состоит из введения, трёх глав и заключения. Текст диссертационного сочинения составляет 203 страницы, библиографический список включает 218 наименований

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении дано обоснование актуальности темы и ее научной новизны, сформулированы цели и задачи исследования, определены объею и предмет анализа, представлен обзор критической литературы, посвященный прозе В С Гроссмана

Первая глава «Типологические черты русской малой прозы 1950-х -первой половины 1960-х гг.» посвящена исследованию литературного процесса периода «оттепели», зыявлению особенностей художественного осмысления комплекса нравственно-философских и социально-исторических проблем в рамках бытования «малого жанра»

В первом параграфе «Рассказы о Великой Отечественной войне: от монументальности к "диалектике души"» рассмотрена специфика освещения военной тематики в текстах Ф Абрамова, В Астафьева, В Богомолова, Н Грибачева, К Паустовского, авторов «лейтенантской прозы»

Очевидное, с той или иной степенью экстремизма, «выламывание» из канонов соцреализма, обусловленное общей атмосферой «оттепели», частично определило художественные поиски авторов, в том числе и в «малом жанре» В центре внимания оказывается мотив возвращения с войны и связанная с ним проблема переоценки ценностей, решающаяся параллельно на двух уровнях -для героя и для автора Неслучайны в связи с этим названия рассказов А Платонова «Возвращение» (1946) и М Шолохова «Судьба человека» (1956), своей художественной новизной запечатлевших рубеж, на который выходила послевоенная литература Выписанный Платоновым образ сержанта Иванова многое роднит с героями «потерянного поколения» в европейской литературе Содержание концепта «возвращение», таким образом, вскрывает диалектику души героя С одной стороны, это радость прошедшего тяжкие испытания и победившего человека, с другой же - новое испытание, новый жизненный экзамен, который герой едва не проваливает «Судьба человека» явился одним из так называемых «монументальных рассказов», характерной чертой которых становятся размышления о судьбе простого человека и судьбе века, спроецированных друг на друга Рассказ М Шолохова одновременно обозначил и движение реалистической прозы от монументальности к психологизации

К Паустовский в ходе реализации лирико-романтической тенденции использует мотив возвращения с войны и связанный с ним специфический хронотоп - малая родина в послевоенное лето («Ночь в октябре», «Воронежское лето», «Шиповник») Лирический пафос прозы проявляется в пристальном внимании к каждой подробности, в своеобразной художественной ретардации

«Поколение лейтенантов» (В Астафьев, К Воробьев, Ю Гончаров и др ) заявило о себе образцами «окопной правды» - правдивым изображением событий войны практически без идеологического подтекста Одним из первых опытов такого рода стала повесть В Некрасова «В окопах Сталинграда» (1946)

Мотив возвращения здесь работает иначе, поскольку война является практически первым «сильным» жизненным впечатлением, «лейтенанты» снова и снова возвращаются только к войне Существование в огне и пыли, запечатленное в натуралистических подробностях, подаваемых скорописью через психологизацию хронотопа и сниженную тропику, представляет явление «критического реализма», противостоящее проповеди всеобщего героизма и пропагандистскому пафосу

Размышлениям о прошлом и будущем человека посвящен рассказ В П Астафьева «Ясным ли днем», лирико-натуралистическое видение в рамках которого очевидно восходит к художественной парадигме «лейтенантской прозы», а лиро-эпическое начало отсылает к фольклорным традициям В этом произведении В Астафьевым в определенной степени уже преодолен «ремаркизм», свойственный «лейтенантской прозе» Наличием элементов фольклора и народно-смеховой культуры отличаются и прочие рассказы Астафьева о войне («Сашка Лебедев», «Передышка»)

Нравственно-философский характер имеет и другая тенденция малой военной прозы, сконцентрированной на изображении женских судеб и раскрывающей тему войны как насилия над жизнью, над первоосновами бытия В рассказе В Астафьева «Тревожный сон» (1964) эта тема рассмотрена в символическом ключе Война как насилие над природой, как нарушение извечных законов бытия человеческого передается через поэтику снов Обобщенный образ скорбящей матери воплощён в рассказе Ф Абрамова «Материнское сердце», представляющем собой исповедь-плач старухи, потерявшей на войне всех своих пятерых сыновей

Теме материнской скорби посвящены и лирические миниатюры В Богомолова Особенностью авторского почерка в прозаическом творчестве становится использование изобразительных средств других родов литературы Приемы ритмизации прозы отчетливо проявлены в миниатюрах «Сердца моего боль», «Кладбище под Белостоком», отличающихся предельной концентрацией смысла

Концепт «возвращение» явился ключевым в «оттепельной» литературе, определив особенности как содержательного, так и формального порядка обращение к народной духовности, к проблеме простого человека и простых человеческих ценностей (к Жизни страны, но не государства) Возвращение человека к мирной жизни часто оборачивается своей противоположностью -периодическим вторжением страшной памяти о войне в мирную жизнь

Второй параграф «"Деревенская" проза: социальная реальность и духовная истина» посвящен исследованию нравственно-философской проблематики и особенностей поэтики малой прозы о деревне.

«Деревенская» проза своим идейно-тематическим содержанием и стилистическим своеобразием примыкает к опытам новой прозы, что позволяет говорить о преодолении канонов соцреализма На более поздних этапах развития литература о деревне приходит ко все более острой социальной, экологической, нравственно-философской проблематике, изображая разрушение и гибель русской деревни

Самобытность так называемых «деревенщиков» состоит еще и в том, что, избегая остросоциальной полемики и любых проявлений эпатажа, они находили свой предмет изображения Концепция человека, предлагаемая «деревенской» прозой, основана на ситуации тройного возвращения через возвращение автобиографического героя на малую родину, в деревню, которое есть возвращение человека к самому себе, предполагающее обращение к традиционной народной духовности, а на эстетическом уровне - к традициям классического русского реализма и к образцам исконно русской речи

В целом, в «деревенской» прозе периода ее становления бытуют два противоположных начала аналитическое и лирическое Предпосылкой аналитической линии становятся очерки В Овечкина («Районные будни», «В том же районе», «В одном колхозе») Именно очерковая проза в силу своего публицистического характера и возможности открыто обращаться к читателю выходит на передовую «отгепельной» литературы, становясь идеальным исполнителем социального заказа Это связано со спецификой жанра, заключавшейся в преодолении теории бесконфликтности и обращении к «чистому» аналитизму, во многом восходящему к традиции «натуральной школы». К овечкинской линии «деревенской» прозы примыкает С Залыгин («Красный клевер», «Блины», «Заместитель»), выстраивающий сюжеты своих рассказов, зачастую жанрово граничащих с очерком, вокруг специфического «деревенского» конфликта, раскрываемого через взаимодействие оппозиционных пар персонажей

В качестве же некоего промежуточного явления между очерковой и художественно-новеллистической линиями «деревенской» прозы следует рассматривать «Привычное дело» В Белова и «Деревенский дневник» Е. Дороша В этих произведениях явственно обозначился смешанный тип повествования. В стилевой ткани и мелодике текстов тесно переплетены лирические, пейзажные и психологические зарисовки с документально-деловыми выкладками, образцы разных уровней народной языковой культуры (от бытового просторечия до возвышенного песенно-поэтичного) с литературной речью. Авторская речь здесь зачастую субъективирована и порой сливается с рефлексией философского сознания героя Созданные образы крестьян - Ивана Федосеевича из одноимённого рассказа Е Дороша и героя беловского рассказа «Привычное дело» Ивана Африкановича - представляют собой типы положительного героя «деревенской» прозы Центральные персонажи произведений В Белова и Е Дороша - носитель традицонной народной мудрости вкупе с деловой хваткой и человек, потерянный в мироустройстве, но чуткий к знакам жизни и ищущий нравственную опору

Поиски гармонии человеческой души в творчестве Н Грибачева («Вьюга», «Вадик», «Августовские звезды», «Последний дом»), Ю Казакова («Запах хлеба»), Е Носова («За долами, за лесами», «Домой за матерью»), А Солженицына («Матренин двор»), В Шукшина («Чужие», «Сураз», «Осенью») и др приводят к образу малой родины Во многом будучи городскими интеллигентами, получившими образование и отдалившимися от каждодневной реальности деревенской жизни, писатели-«деревенщики»

изображают не только и не столько деревню, сколько отношение человека городского к деревенскому жизненному укладу и к специфике крестьянского миросозерцания

Третий параграф «Природа и человек в малой прозе периода "оттепели"» посвящен специфике воплощения нравственно-эстетических исканий авторов «малого жанра» в рамках обохначенной темы

Символично, что именно на начало «оттепели» приходятся последние произведения ушедшего в 1954-м г М Пришвина, в своем творчестве никогда не примыкавшего к официальной соцреалистической линии, но последовательно развивавшего традиции классической русской гуманистической литературы (И Бунина, А Толстого, Л Толстого) М Пришвин прибегает к сказочной поэтике в знаменитых «Кладовой солнца» и «Корабельной чаще» Нравственно-эстетические искания М М Пришвина в русле лирико-философской, ритмической, импрессионистической прозы явились воплощением «русского космизма», повлиявшего на творчество многих писателей второй половины XX века, обратившихся к теме природы и деревни

Бесконфликтны ранние рассказы о природе Е Носова, в которых особую роль играет созерцательное, живописное начало («Краски родной земли», «Весенними тропами», «Дымит черемуха», «Тридцать зерен») Главным героем носовской прозы зачастую становится естественная ежедневная жизнь природы, воспринимаемая рассказчиком как праздник Характерны для текстов и сказочные приемы, анимализированность повествования Поэтика рассказов и зарисовок Е Носова 1960-х гг во многом восходит к стилистике М Пришвина, К Паустовского В эти годы К Паустовский разрабатывает линию лирико-романтической новеллистики в циклах экзотических рассказов «Белые облака», «Этикетки для колониальных товаров», отличающихся характерным для его творчества торжеством оптимизма и веры в человеческую доброту и чуткость Герой Паустовского - тип созидающего человека

Последовательная разработка экологической темы в произведениях Ю Казакова восходит к физиологическому очерку, к «охотничьей» прозе Тургенева и пейзажности бунинского повествования Избегая злободневности и социальных конфликтов, писатель во многом созвучен и апологетам «русского космизма» К Паустовскому," М Пришвину Новеллистичностью, сюжетной стремительностью отличаются рассказы Ю Казакова о животных «Тэдди» и «Арктур - гончий пес», являющие размышления о вариантах судьбы прирученных животных, о внезапном и стихийном осознании ими природного предназначения Второй казаковский ракурс («Двое в декабре», «Голубое и зеленое», «Адам и Ева») - импрессионистическое видение, предпочитаемое проникновению в глубинный конфликт природы и человека, здесь специфической чертой явилось смещение повествовательных планов Природа в рассказах персонифицирована если в ткани повествования есть люди, то они даны, как правило, вне социальных координат и вне психологической сложности, а пейзажи ощутимо довлеют над персонажами

Художественной особенностью прозы Ф Абрамова становится локализация общих конфликтов в рамках вполне конкретных и художественно стилизованных под сказочный сюжет ситуаций («Сосновые дети», «Последняя охота», «Пролетали лебеди») Произведения соединяет в себе черты традиционного реалистического проблемного рассказа и волшебной сказки (центральные персонажи - архетипические образы лесника-лешего, хромого волка-оборотня, детей-лебедей)

Тема природы и человека, как и «деревенская» проза периода «оттепели», сохраняет общий конфликт «лада» и «разлада», где природа сказочно опоэтизирована, мистически одухотворена, а реальность человеческой жизни предстаёт в обесчеловеченном и обездушивающем потребительском эгоизме Экологическая тема в рамках рассматриваемой прозы в 1950 - 1960-х гг. еще не выделена окончательно

Так, зарегистрировав новое осмысление исторической и военной тем, зарождение «деревенской» прозы с ее специфической проблематикой, обозначив порубежную ситуацию переоценки ценностей и возвращения к классической традиции, литература «оттепели» в целом и малая проза в частности явила собой переломный этап в развитии русской художественной словесности Симптомом этого перелома служит очередной «взлет» новеллы и рассказа как «жанра-разведчика», происходящий в десятилетие, начиная с середины 1950-х гг

Вторая глава «Образно-смысловое поле поздней новеллистики В. Гроссмана» посвящена исследованию проблематики и поэтики в малой прозе писателя 1953 - 1963 гг

В первом параграфе «Проблема тоталитарного государства и личной свободы человека» исследуются произведения, посвящённые теме войны и государственных репрессий В центре внимания такие тексты, как «Авель (Шестое августа)», «Тиргартен», «Дорога», «Сикстинская мадонна», «Мама», «В Кисловодске»

В.С Гроссман говорит не о Великой Отечественной (как это делает большинство авторов, избирающих для своей прозы военную тематику), а о Второй мировой войне, что, в свою очередь, становится поводом к философским размышлениям о войне вообще

В новелле «Авель (Шестое августа)» трагедия Хиросимы показана нетрадиционно для писателя важна и гибель целого города, и экологическая катастрофа, но более всего - личная трагедия того человека, которому суждено привести в действие убивающий механизм В тексте произведения отчетливое воплощение находят библейские реминисценции, связанные с проблемой нравственного суда В центре внимания проблема личной свободы, выбора и ответственности Новелла «Авель (Шестое августа)» (1953) становится точкой отсчёта одновременно для всех четырех проблемно-тематических групп новеллистики Гроссмана 1953-1963 гг (темы войны и тоталитарного государства, экологической и нравственной проблематики), определяя в общих чертах художественную концепцию поздней малой прозы писателя

В «Авеле» формальным поводом обращения к теме свободы становятся события Второй мировой войны, освещенные «политкорректно» по отношению к официальной позиции советского правительства и сугубо критично относительно противника в холодной войне В новелле «Тиргартен» (1953— 1955), фактически вскрывающей клиническую картину германского фашизма, появляется, хотя и тщательно завуалированная, параллель в осмыслении немецкого и советского вариантов тоталитаризма Для текста произведения характерна стилевая эклектичность, проявляющаяся в соединении новеллистического и публицистического начал Проблема свободы решается посредством анимализации повествования, параллелизма в изображении животных в клетках зоопарка и граждан тоталитарного государства Стремительное развитие сюжета и психологической коллизии, прямо пропорциональные растущему самосознанию главного героя, сторожа Рамма, приходят к внезапной развязке, параллельно с событием исторического масштаба и значения - крушением Третьего рейха

Мотив свободы становится центральным и в анимализированной (а за счет этого - иносказательной) новелле «Дорога» (1961-1962), сюжетный динамизм которой определяется повествованием о превратностях судьбы итальянского мула Джу, рожденного служить целям, для него непонятным Новеллистический сюжет включает отчаянную борьбу за сохранение внутренней свободы, ее потерю в безмерном страдании и новое обретение в сострадании

Развитие темы войны, воплощаемой Гроссманом, происходит в двух направлениях сужения (ракурса до личной трагедии индивидуального бытия) и расширения (видения от локального конфликта к общечеловеческим категориям)

Параллельно с темой войны, служащей поводом для постановки широкого круга проблем, писателем исследуется тема государственных репрессий (в произведениях малой прозы, за исключением «Одного дня Ивана Денисовича» А И Солженицына, современники писателя этой темы непосредственно не касались) Авторская публицистичность в новеллизированном эссе «Сикстинская мадонна» достигает предельной силы в риторическом «полилоге», объединяющем роли прокурора и адвоката, обвиняемого и судьи Жизнеутверждающий пафос этой сверхтрагической истории выражен в идее смертности человека и бессмертии человеческого, символом которой является картина Рафаэля «Сикстинская мадонна» Синкретичный жанровый характер позволяет автору, обычно самоустраняющемуся в оценках событий, открыто высказывать свою позицию, а общий пафос, глобальность и значимость его выводов придают тексту характер духовного завещания.

Конфликт личности и тоталитарного государства становится определяющим и для новеллы «Мама», в основу которой положена реальная история семьи комиссара госбезопасности Николая Ежова В центре повествования проблема утраты личной свободы, отказа от генетической и исторической памяти Тему «личность и государство» писатель продолжает

раскрывать в новелле «В Кисловодске» Если в тексте «Мама» репрессивный аспект выдвигается на передний план и выводы по поводу происходившего во времена «культа личности» лежат на поверхности, то во втором произведении на уровне подтекста ведется речь о глубинных истоках этого явления и дается прежде всего его нравственная оценка

Интерес к теме тоталитаризма, обусловленный не только «оттепельной» обстановкой, но и личной судьбой, приводит к практически одновременному созданию почти канонической новеллы «В Кисловодске» и такого аллегорического текста как «Птенцы» (1961) В образе Коротыша -красноречивого петуха, питающегося мясом кур и взирающего на добычу с орлиной высоты, «вырожденца» среди свободного орлиного народа, — узнаваемы отцы-вдохновители тоталитарных режимов В «Птенцах» автором резюмируются размышления о свободе, представленные в новеллах «Авель», «Тиргартен», «Мама», «В Кисловодске»

В рассмотренных произведениях Гроссман подчеркивает определяющую, подчас роковую, роль государства в становлении и бытии личности Репрессии, война, научно-технический прогресс - эти темы в их более частном воплощении становятся тем индикатором, который проявляет нравственную сущность людей и человечества в эпоху небывалых по масштабам и жестокости экспериментов. Писатель размышляет о всеобщем нравственном законе, краеугольный камень которого - свобода личности, часто несовместимая с жизнью в условиях государственного или военного подчинения В кульминационных моментах повествования автор оставляет героям возможность внутренней свободы вопреки тоталитарному прессу, создавая оптимистическую концепцию человека В этой гуманистической парадигме потеря себя оборачивается злом как для отдельной личности, так и для Мира

Во втором параграфе «Дисгармония человеческого сосуществования и гармония человеческой души в новеллистике B.C. Гроссмана 1953 -1963 гг.» исследуются тексты «На вечном покое», «Фосфор», «Мама», «В большом кольце», «Жилица», «Из окна автобуса», «За городом», «Осенняя буря», «Собака», посвященные таким общефилософским вопросам, как добро и зло, война и мир, жизнь и смерть, социальное и человеческое в отношениях людей

Новеллы рассматриваемого периода циклизируются на уровне авторского замысла, представляя некий коллективный портрет современника и соотечественника, с разнообразными судьбами и в то же время с одной общей судьбой Так, своеобразный вертикальный срез советского общества являет внешне организованный по принципу очерка текст «На вечном покое», по сути, цикл новеллистических миниатюр, в центре которых - вопросы памяти и забвения, правды и лжи, жизни и смерти

В рамках нравственно-философской проблематики поздней малой прозы писателя важное место занимает проблема межличностных отношений В рассказе с символичным названием «Фосфор» жанровую форму не новеллы, но рассказа обусловливают повествование обо всей жизни, обращение к образу рассказчика, отсутствие явной сфокусированности на сюжете и наличие ярко выраженного морализаторского фактора В повествовании о судьбах героев -

судьба советской интеллигенции сталинских времен, а также трагедия, связанная с «культом личности» и его последствиями

В малой прозе В С Гроссмана 1953-1963 гг особое место принадлежит теме детства, восходящей к традициям Ф М Достоевского и А П Платонова («Мама» (1960), «В большом кольце» (1963), эссе «Сикстинская мадонна» (1955)) Материнство, младенчество, продолжение жизни и тем самым связь поколений и времен как основа существования человечества сопрягаются в символическом и реалистическом подходе одновременно Тема детских судеб рассматривается в связи с размышлениями о будущем страны и народа

Автор, в каждой из новелл настойчиво обращаясь к вопросам бытийного масштаба, от воплощения индивидуальных характеров («Авель», «Тиргартен») приходит, по нисходящей, к саркастическому изображению обезличенного «коммунального» человека с его «коллективными» играми, интересами и стремлениями («Жилица») Так, завершенный «портрет современника» представляет собой деиндивидуализированную личность

Другим вектором авторского исследования нравственной сущности современника становится «экология человеческой души», порожденная спецификой истолкования темы человека и природы и, в свою очередь, обусловливающая тему вселенской гармонии, экологии космоса При очевидном проблемно-тематическом единстве (в этом смысле произведения В С Гроссмана вполне вписываются в контекст рассмотренных в предыдущей главе рассказов Ю Казакова, Е Носова, К Паустовского, М Пришвина 1950— первой половины 1960-х гг) такой уровень обобщения характерен именно для творчества В Гроссмана Крайняя степень отчуждения человека от природы противопоставлена всеобщему новеллистическому пафосу «возвращения» в природу и акцентируется с помощью избираемого героя - туриста, дачника, экскурсанта или экскурсовода Это противопоставление усиливается образом стеклянной преграды окна («Из окна автобуса»), застекленной террасы («За городом»), балконных дверей («Осенняя буря»)

Пейзажные мотивы в рассматриваемых текстах Гроссмана минимизированы и являются не самоцелью, но одним из звеньев организации конфликта, состоящего в трагически порываемых или вовсе порванных связях между человеком и природой Кроме того, очевидное тяготение к новеллистической эстетике "усугубляет диссонанс поздней малой прозы писателя с образцами «малого жанра», рассматриваемыми в первой главе Таким образом, дополнительно ослабляются контекстуальные связи, что обусловливает наши поиски жанрового своеобразия анализируемого пласта авторской прозы в рамках традиций русской классической литературы

Третья глава «Актуализация традиций классической русской литературы XIX - начала XX вв. в новеллистике B.C. Гроссмана»

посвящена рассмотрению интертекстуальных связей и концептуальных взаимодействий поздних новелл В С Гроссмана с произведениями А П Чехова и М А Булгакова

Первый параграф «Концепция дома в позднем новеллистическом творчестве B.C. Гроссмана и ее истоки в русской литературе» посвящен исследованию хронотопа дома в малой прозе писателя 1953-1963 гг В качестве особенностей пространственно-временной организации текстов подчеркивается художественная метафизичность, преобладание в структуре текста личного пространства над объективно существующим, а психологического времени над физическим и историческим Одной из граней воплощения этого видения является такая аксиологическая константа, как мифологема «дом», восходящая к эстетическим поискам русской классической литературы и генетически связанная с именами А Пушкина, И Гончарова, Л Толстого, А Чехова и особенно М Булгакова («Белая гвардия», «Дни Турбиных», «Собачье сердце»)

Советско-московская идиллия в гроссмановском тексте «Несколько печальных дней» во многом восходит к «выборгской идиллии» И Гончарова («Обломов»), вскрывая губительность существования, замкнутого на обывательских интересах Смерть, оставаясь «минус-приемом» для сюжетостроения (автор вообще чужд натуралистических описаний), часто становится для Гроссмана поводом к выяснению истинной природы тех связей, которые соединяют людей друг с другом В этом отношении к новелле «Несколько печальных дней» примыкает рассказ «Обвал» Здесь вполне ощутимы традиции JIН Толстого, а именно связь с его рассказом «Смерть Ивана Ильича» Рассматриваемые произведения Л Толстого и В Гроссмана роднит проблема неподлинности существования, решающаяся через конфликт вечного и вещного, а на уровне художественной организации посредством изображенного замкнутого пространства - дома как тюрьмы духа

Одним из главных средств конструирования художественной реальности в творчестве как М Булгакова («Белая гвардия», «Дни Турбинных», «Собачье сердце», «Мастер и Маргарита»), так и В Гроссмана становится хронотоп дома Общность структуры этого хронотопа рассматриваемых произведении проявлена в психологизации физического времени, в имманентности личного пространства героев, в противопоставлении внутреннего - домашнего (дом-крепость) внешнему - враждебному пространству Эти идеи в целом сводимы к концепциям М. Булгакова (дом-крепость) и Л Толстого (мир-война) Писатели прибегают к подробному изображению быта (детали-символы окно, порог, шторы, лампа, книги, антиквариат) Обязательным становится наличие женского образа - хранительницы очага

Идея дома в новелле «Мама» представлена четырьмя концептуальными пространствами «дом», «детдом» и «общежитие», «жилплощадь» Это условия эксперимента, поставленного тоталитарным государством для воспитания образцово-показательного гражданина «Экспериментатор» достигает ожидаемого результата, ибо в финале текста Надежда Ежова счастлива «образцовым общежитием»

На протяжении творческого пути в значительной части произведений, и в новеллистике позднего периода особенно, Василий Гроссман последовательно воплощает концепцию дома как субстанции, в которой зафиксированы проявления быта и бытия При этом за героями оставляется право быть самими

собой хотя бы в стенах собственного жилища Персонажи делятся на оппозиционные группы не в последнюю очередь и по признаку значимости для них семейных ценностей Так, можно говорить о «домашних» и «бездомных» героях, о центростремительном и центробежном движении соответственно, о создании мифологемы «дом» как крепости и домашнего очага («Четыре дня» (1936), «В Кисловодске» (1955), «В большом кольце») в одних новеллах и последовательном ее разрушении - в других («Несколько печальных дней», «Мама», «Обвал»)

Предоставляя героям дом, семью, близких, тепло семейного очага, писатель вручает им не окончательную благодать, но только шанс на подлинное существование Сохранение или разрыв связей, «прядущих нить жизни», зависит от самоопределения героя и решается по-разному, испытания же, необходимые для подобной инициации, обеспечены самой судьбой «Разрушение» дома в механическом или каком-либо ином внешнем смысле для писателя не суть «гибель» дома Сохранивший идею и чувство «дома» в себе, подобно Энею, может построить свой новый «дом»

Второй параграф «Чеховские традиции в поздней новеллистике B.C. Гроссмана» посвящён выявлению истоков художественного своеобразия малой прозы В С Гроссмана 1953-1963 гг

В новеллах В С Гроссмана «Авель (Шестое августа)», «В Кисловодске», «Дорога», «Тиргартен», «Мама», «Несколько печальных дней» воплощена «чеховская» традиция разрыва личности и характера как драматический конфликт исторически-социальной заданности и личностного потенциала Гроссмановский герой - неизменно проблемный герой Свойственная новеллам писателя драматичность и трагедийность повествования обусловливают, в свою очередь, фабульность, стремительность и неожиданность развязок, присущих именно жанровой разновидности новеллы Характерной чертой малой прозы В С Гроссмана становится сосредоточение внимания на герое-интеллигенте и связанном с особенностями его мышления экзистенциальном конфликте -диалектическом противоречии сущности и существования Этот конфликт восходит к чеховской парадигме внутритекстовых отношений характера и личности персонажа и решается как преодоление последней заданных рамок характерности, либо, напротив, как финальное самоограничение изначально более или менее полноценной личности Такая эволюция персонажей соответствует схемам «офутляривания» или «расфутляривания»

Анекдотичность (но не чеховская социально-бытовая, а актуальная социально-историческая) более характерна для ранних гроссмановских рассказов («Четыре дня» (1935), «Муж и жена» (1935), «Маленькая жизнь» (1936), «Рассказик о счастье» (1934-1935))

Поздним же новеллистическим текстам писателя, отличающимся большей философской глубиной, сообщена притчевость Определенный параболический элемент присущ анимализированным новеллам «Дорога», «Тиргартен» и в чистом виде воплощен в тексте «Птенцы» Обращение к притчевому строю обусловлено, помимо эстетического замысла, и некоторыми цензурными соображениями Символико-аллегорический подход позволяет

высказываться о проблеме тоталитаризма. Кроме того, обращение к жанру притчи диктует лаконичность как следствие центростремительное™ повествования в рамках исторически устной формы Отсюда сконцентрированность или фрагментарность сюжета, строгость и выверенность композиции, неразвернутость характеристик и описаний, психологическая и событийная сжатость, лаконичная «сухость» выражений, а также схематичность характеров, акцентированность на «говорящих», «укрупненных» деталях, внезапные монтажные переключения с крупных планов на общие и наоборот.

В поздней новеллистике В Гроссмана тема детства, как и мотив материнства, оказывается одним из центральных звеньев авторской концепции личности Ряд художественных решений связывает содержание гроссмановской новеллы «Мама» с чеховским рассказом «На подводе» Повествование пронизано драматизмом противоречия между личностным потенциалом (нереализованным) и реальным «футляром» бытия героинь Личность гроссмановской героини, как и чеховской, коренится в забытом прошлом, которому нет места в настоящем

Наиболее яркими примерами функционирования такой художественной детали, как взгляд, являются чеховские тексты «Архиерей» и «Дом с мезонином», где данная деталь приобретает очевидный ценностный характер Концептуальное значение имеют разработанные системы «зеркал души» в новеллах Гроссмана «Тиргартен», «Мама», «В Кисловодске» Изображение глаз становится одним из главных средств психологизации и символизации в текстах В Гроссмана при обычном (также идущем от Чехова) отсутствии прямой оценочности, скрывающем авторское суждение на глубинных уровнях структуры

Общность жанрообразования, помимо диахронического аспекта (преемственности), обусловлена и причинами синхронического порядка актуальной ситуацией социально-исторического «межвременья» и собственно творческой эволюцией того и другого писателя Столкновение «поэтической» нормы авторского сознания с «прозаической» действительностью выводит В С Гроссмана вслед за А П Чеховым на уровень художественной философии, суть которой - в раскрытии диалектического противоречия между сущностью и существованием человека

В Заключении подводятся итоги проделанной работы, формулируются основные выводы

Поздняя новеллистика В С Гроссмана о войне и содержанием, и поэтикой ощутимо отличается от малой русской прозы 50-х - середины 60-х гг Специфика освещения военной темы в текстах писателя проявляется в выходе за пределы отечественной истории, в спроецированное™ на ее события обстоятельств Второй мировой войны в целом, в тесной связи с проблемой тоталитарного общества В центре внимания такие общефилософские вопросы, как добро и зло, война и мир, жизнь и смерть, социальное и нравственно-этическое в отношениях людей

Феноменальность поздней новеллистики В С Гроссмана обнаруживается на фоне формирующейся традиции «деревенской прозы» и примыкающей к ней прозы о природе, ее очерковой линии (В Овечкин, С Залыгин, Е Дорош, В Тендряков) и собственно рассказовой (В Белов, Е Носов, В Распутин, В Астафьев, Ф Абрамов, В Шукшин, А Солженицын) Творчество В Гроссмана принципиально не соотносимо с «деревенской прозой» и, соответственно, её вариантом «возвращенчества» Специфика освещения темы природы и человека, выделение которой в чистом виде представляется весьма проблематичным, в поздней новеллистике писателя состоит в восхождении к проблеме экологии человеческой души, нравственного космоса человеческо! о существования Автор констатирует стремление к духовной гармонии -- в одних случаях и невозможность возвращения к ней - в других, причем, не только для человека, для современника, для русского народа, но для человечества

«Возвращение» в новеллистике В С Гроссмана имеет принципиально иную основу Писатель обращается к традициям классической русской литературы, минуя современные тенденции Аксиология В С Гроссмана во многом обращена к гуманистической концепции личности, одним из частных проявлений которой на уровне хронотопизации текста становится авторская концепция дома, напрямую восходящая к философским взглядам и художественным решениям А Чехова и М Булгакова Специфика воплощения темы детства в поздней новеллистике В Гроссмана обращена к традиции Ф Достоевского, А Платонова, М Шолохова

Содержание, обусловленное очевидной планетарностью писательского мышления, в свою очередь диктует и такую интернациональную форму малой прозы, как новелла Она же, не обладая пластичностью рассказа, требует большей художественной емкости, лаконичности, вплоть до тезисности, обязательной фабульной напряженности, сюжетной концентрации с яркими и зачастую неожиданными финалами На фоне преимущественного обращения малой прозы 1950-х - первой половины 1960-х гг к рассказовой тенденции, проза Гроссмана строга, лаконична и тяготеет к традиционному новеллистическому письму

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях

1 Карпичева, Н Л Поздняя новеллистика Василия Гроссмана Типологические черты / НЛ Карпичева // (Реестр ВАК) Проблемы истории, филологии, культуры Выпуск XVIII / гл редактор М Г Абрамзон - Москва - Магнитогорск - Новосибирск, 2007 - С 237 -241

2 Карпичева, Н Л Тема детства в поздней новеллистике В С Гроссмана / Н Л Карпичева // Наука-вуз-школа сб науч тр молодых исследователей / под ред 3 М Уметбаева, А М Колобовой -Магнитогорск МаГУ, 2005 -Вып 10 - С 275-280

3 Карпичева, Н Л Проблема свободы личности в прозе В С Гроссмана и А И Солженицына 1950 - 1960-х гг / Н Л Карпичева // Актуальные

проблемы литературоведения и лингвистики Вопросы филологического образования матер Российск научно-практ конф -Орск ОГТУ, 2006 - С 107-109

4 Карпичева, Н JI Этапы становления «русского извода жанра новеллы» / НЛ Карпичева // Актуальные проблемы изучения литературы на перекрёстке эпох Форма и содержание категориальный синтез сб науч статей Всероссийской заочн конф - Белгород Изд-во БелГУ, 2007 -С 282-288

5 Карпичева, Н J1 Соотношение вещного и вечного в поздней новеллистике В С Гроссмана / Н JI Карпичева // Бытийное в художественной литературе материалы Международной научной Интернет-конференции, 20 - 30 апреля 2007 г / сост Г.Г Исаев, В Н Гвоздей, Ю В Бельская - Астрахань Издательский дом «Астраханский университет», 2007 - С 129 -132

6 Карпичева, НЛ Вторая мировая война в поздней новеллистике Василия Гроссмана Проблема свободы / НЛ Карпичева // VIII Ручьевские чтения Изменяющаяся Россия в литературном дискурсе исторический, теоретический и методологический аспекты Сб мат междунар научн конф / сост, ред М М Полехина - Магнитогорск, 2007 -С 153-156

Регистрационный № 0250 от 27 07 2006 г Подписано в печать 07 08 2008 г Формат 60х84'Лб Бумага тип №1 Печать офсетная Уел печ л 1,00 Уч-изд л 1,00 Тираж 100 экз Заказ № 390 Бесплатно

Издательство Магнитогорского государственного университета 455038, Магнитогорск, пр Ленина, 114 Типография МаГУ

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Карпичева, Наталья Леонидовна

ВВЕДЕНИЕ

СОДЕРЖАНИЕ

ГЛАВА 1. Типологические черты русской малой прозы 1950-х - первой половины 1960-х гг.

1.1 Рассказы о Великой Отечественной войне: от монументальности к «диалектике души».

1.2 «Деревенская» проза: социальная реальность и духовная истина.

1.3 Природа и человек в малой прозе периода «оттепели».

ГЛАВА 2. Образно-смысловое поле поздней новеллистики В. Гроссмана

2.1 Проблема тоталитарного государства и личной свободы человека.

2.2 Дисгармония человеческого сосуществования и гармония человеческой души в новеллистике B.C. Гроссмана 1953 - 1963 гг.

ГЛАВА 3. Актуализация традиций классической русской литературы XIX -начала XX вв. в новеллистике B.C. Гроссмана.

3.1 Концепция дома в позднем новеллистическом творчестве B.C. Гроссмана и её истоки в русской литературе.

3.2 Чеховские традиции в поздней новеллистике B.C. Гроссмана.

Введение диссертации2008 год, автореферат по филологии, Карпичева, Наталья Леонидовна

Этапный характер десятилетия хрущёвской «оттепели» в развитии общества и отечественной культуры, литературы в том числе, у современных исследователей не вызывает сомнений. Его приметы А. Бочаров [52], Н. Лейдерман [129], С. Чупринин [209] не без основания находят в кризисе социалистического реализма и в поисках путей его преодоления. Однако вехи этого процесса просматриваются преимущественно на материале немногочисленных произведений крупной и средней формы, что приводит к очерчиванию лишь его общих контуров. В связи с этим, представляется актуальным обращение к обширному пласту русской малой прозы 1950-х -первой половины 1960-х гг., что позволяет вглядеться в нюансы литературного процесса и полнее раскрыть истоки нравственно-психологической и лирико-философской тенденций литературного развития второй половины „ 1960-х -начала 1980-х гг. Выдвижение при этом на передний план малой прозы B.C. Гроссмана обусловлено её яркой индивидуальностью и весомостью вклада автора в формирование отмеченных тенденций.

Публикация в 1988 году (через три десятилетия после написания) романа «Жизнь и судьба» с присущей ему глубиной и масштабностью художественных обобщений ретроспективно выделила B.C. Гроссмана из ряда писателей 1950-х гг., что, однако, не привело к целенаправленному исследованию его малой прозы, а оно видится перспективным. Апеллирование к этой части литературного наследия писателя, во многом определившего своё время, значимо не только для решения сформулированной выше проблемы, но и для раскрытия особенностей протекания творческого процесса самобытного художника, прояснения характера соотношения его новеллистики с малой прозой современников и традицией классической литературы.

Обращение к приведённым вопросам предполагает избрание в качестве основного объекта исследования новеллистики B.C. Гроссмана 1953 - 1963 гг. в широком контексте, который включает в себя: с одной стороны, малую прозу современников писателя, а с другой, - произведения классической русской традиции XIX века. Комплексностью объекта обусловлено привлечение к исследованию широкого материала, в который входят: малая проза Ф.Абрамова, В. Астафьева, В. Белова, В. Богомолова, Н. Грибачёва, Ю. Казакова, Е. Носова, К. Паустовского, М. Пришвина, А. Солженицына, В. Шукшина 1950-х - первой половины 1960-х гг., ранние новеллы Гроссмана, его романное творчество, произведения А. Чехова и М. Булгакова.

Предмет изучения — проблематика и поэтика новеллистики В. Гроссмана 1953 - 1963 гг. в системе внутрилитературных взаимодействий.

Цель исследования - раскрытие феноменологического характера поздней новеллистики Василия Гроссмана для отечественной малой прозы 1950 - первой половины 1960-х гг.

Реализация цели предусматривает решение комплекса задач:

1. Выявление основных типологических черт малой русской прозы 1950 - первой половины 1960-х годов.

2. Исследование особенностей проблематики в новеллистике В. Гроссмана 1953 - 1963 годов.

3. Определение доминант поэтики в малой прозе рассматриваемого периода.

4. Выявление литературных истоков идейно-эстетического феномена поздней новеллистики В. Гроссмана.

Состояние литературы на тот или иной период принято оценивать прежде всего в связи с образцами крупных эпических форм. Этот факт объясняется тем обобщающим характером, неким взглядом сверху, который присущ жанру романа. Явления в крупной эпической форме предстают детерминированными и законченными. Вот почему так называемая «живая современность», особенно в период социально-исторических перемен редко становится объектом описания романа. Роль своеобразного «жанра-разведчика» тематики и проблематики в таких случаях выполняет новеллистика. Именно поэтому принято говорить о вспомогательной роли «малого жанра». Малая проза как явление самостоятельное и самоценное нередко остаётся за рамками литературоведческих исследований. Не избежало общей участи и творчество В. С. Гроссмана.

Так, исследованию философского и эстетического своеобразия романа «Жизнь и судьба», опубликованного лишь в начале 1988 г., было посвящено более десятка рецензий, а позже множество научных работ, среди которых исследования JI. Аннинского [35], И. Дедкова [81], И. Золотусского [92], Л.Лазарева [121], Б. Ланина [124], В. Кардина [101], И. Касавина [102],

A. Коваленко [107], Л. Колобаевой [108], 3. Миркиной и Г. Померанц [142], А. Солженицына [181], В. Чалмаева [205] и др. Исследованию опубликованной в 1989 г. повести «Всё течёт» посвящены статьи А. Бочарова [54], Г. Померанц [166], В. Сироткина [178] и др.

В то же время, перечень исследований, посвящённых малой прозе писателя, крайне невелик: статьи Н. Атарова [37], А. Бочарова [51],

B. Лазарева [123], представляющие общую характеристику поздней новеллистики художника.

Научная новизна работы определяется впервые предпринятым исследованием малой прозы В. С. Гроссмана, её идейно-художественных особенностей в системе контекстуальных связей.

Методологию исследования составили историко-литературный, сравнительно-исторический, типологический, интертекстуальный и структурно-герменевтический методы, элементы историко-биографического, мифопоэтического, аксиологического методов.

Теоретической основой стали идеи и концепции ведущих русских филологов: М. М. Бахтина, А. С. Бушмина, А. Н. Веселовского, В. В. Виноградова, Е. М. Мелетинского, Д. С. Лихачёва, Ю. М. Лотмана; труды современных теоретиков литературы Г. Н. Поспелова, Н. Д. Тамарченко, В. И. Тюпы, В. Е. Хализева и других; работы по проблемам малого жанра Н. И. Крамова, А. В. Огнева, Э. А. Шубина. Учтены подходы А. Г. Бочарова, Н. Л. Лейдермана, С. А. Чупринина к рассмотрению русской прозы периода «оттепели».

Практическая значимость работы. Результаты исследования могут быть использованы при разработке программ основных и специальных курсов по истории русской литературы XX века в вузовском преподавании и школьной практике.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Новеллистику В. С. Гроссмана 1953 - 1963 гг. следует рассматривать как явление самоценное с содержательной и эстетической точек зрения.

2. Феноменальность поздней новеллистики писателя обнаруживается при сопоставлении её с русской малой прозой

1950-х - первой половины 1960-х гг., а также в сравнении с довоенными рассказами писателя, не выходящими за рамки метода социалистического реализма.

3. В. С. Гроссман в послевоенной прозе выходит за рамки отечественной истории, а изображение событий Второй мировой войны становится формальным поводом для философских размышлений о войне как трагедии братоубийства.

4. Новеллистичность поздней малой прозы В. С. Гроссмана на фоне «рассказовости» творческих опытов других авторов обусловлена планетарным характером нравственно-философской проблематики при минимальной обращённости к национальному материалу (Великая Отечественная война, русская деревня, родная природа).

5. Концепция дома в новеллах В. Гроссмана 1953-1963 гг. берёт своё начало в классической традиции русской литературы, восходя к художественным решениям И. Гончарова, JL Толстого, А. Чехова и особенно М. Булгакова.

6. В сфере концепции личности, в сюжетной организации, а также в повествовательном (словесном, стилистически-языковом) плане поздняя новеллистика В. С. Гроссмана восходит к зрелой прозе А. П. Чехова.

Недостаточная изученность новеллистического пласта творчества В. Гроссмана усугубляется и тем, что после «ареста» рукописи романа «Жизнь и судьба» в 1961 г. и вплоть до конца 1980-х гг. прошлого века произведения В. Гроссмана, и «малого жанра», в том числе, не выходили в печать за редчайшим исключением. Но и после того, как тексты писателя стали вновь открытыми для публикации, интересы исследователей сосредоточились преимущественно на романной дилогии, а новеллам уделялось внимание, как правило, лишь в связи с некой аксиоматической «вспомогательностью» их функции относительно «Жизни и Судьбы». Попыток же каким-либо образом обозначить место новеллистики В. Гроссмана 1953-1963 гг. в современной ей жанровой картине, по большому счёту, предпринято не было. Таким образом, картина новеллистики 1950-х - середины 1960-х гг. представляется нам неполной без имени B.C. Гроссмана.

Исследования малой прозы отличаются синтетическим характером, выражающимся в использовании дедуктивного метода при выявлении основных тенденций функционирования жанра, при этом, новеллистические опыты писателей, выходящие за рамки этих обобщений, зачастую игнорируются, как это происходит, например, с рассказами В. С. Гроссмана. Кроме того, в виду некоторой идейно-эстетической обособленности поздних опытов малой прозы Василия Гроссмана, тяготеющих к «новеллистической» традиции русской литературы на фоне общего восхождения к традиции «рассказовой» в рамках того очевидного подъёма «малого жанра», который пришёлся на период «оттепели», следует ещё раз обратиться к вопросу внутрижанрового разграничения новеллы и рассказа. Вопрос этот активно обсуждался во второй половине XX века и до сих пор сохраняет элемент дискуссионности, в связи с чем, представляется необходимым экскурс в теорию и историю жанра.

Впрочем, ситуация недостаточной изученности малой прозы распространяется и на новеллистические опыты других писателей, что спроецировано общим невниманием к развитию и функционированию жанра. «История русского рассказа ещё не написана. Это печальным образом сказалось на представлениях о "малом жанре", привело к теоретической аморфности разговоров о нём. Критика наша не очень умеет ощущать рассказ как ценность, переживать вместе с читателем властную упругость жанровой формы <.> Что же касается нашей академической науки, то она слишком мало проявила внимания к русскому рассказу XIX века с его интереснейшей судьбой, его самостоятельным духовным опытом. И его глубокими корнями: ведь путь русского рассказа начался задолго до того, как Бестужев-Марлинский впервые стал выносить само слово «рассказ» в подзаголовки своих произведений, а Пушкин назвал «занимательными рассказами» повести Н. Ф. Павлова.»[151, с. 239].

Если перечислить серьёзные монографические работы, посвящённые становлению и развитию жанра русского рассказа, каким он предстаёт в послевоенной литературе, список окажется весьма недлинным. Книга «Русский советский рассказ. Очерки истории жанра» [175], объединившая труды Э. А. Шубина, А. Н. Иезуитова, В. А. Шошина и др., посвящена характеристике литературного процесса в рамках философско-эстетического развития малой прозы, начиная со становления светской литературы в конце XVII века в переводных и заимствованных сюжетах и приобретения новеллой национального своеобразия в пушкинской новеллистической и гоголевской рассказовой тенденциях в первой половине XIX века. Исследование Е. М. Мелетинского «Историческая поэтика новеллы» [ 140] представляет собой поиск сюжетных корней малой прозы в фольклорных жанрах сказки и притчи различных народов и в дальнейшем её обогащении, в частности, за счёт сюжета европейской новеллы, эстетики Средневековья и Возрождения. Исследование А. В. Огнева «Русский советский рассказ» [155] посвящено особенностям изображения новеллистического героя в 1950-1970-х гг., бытованию и преломлению эпического, лирического и драматического строя художественности в малой прозе, а также анализу культурно-исторических предпосылок эволюционных «взлётов» и «падений» «малого жанра». Монография И. Н. Крамова «В зеркале рассказа» [111] представляет собой исследование истоков и особенностей бытования текстов, ознаменовавших новеллистический «бум» в «оттепельной» литературе и последующий предроманный «спад».

Начало самобытного русского рассказа, солидаризируясь с мнением Э. А. Шубина [212], мы относим к активному и окончательному становлению светской литературы в первой половине XIX века. 1830-е гг. — качественно новый период развития русской малой прозы, охарактеризованный В. Г. Белинским как «прозаически-народный». Происходит зарождение жанра, связанное с именами А. С. Пушкина и Н. В. Гоголя, одновременно и независимо друг от друга пришедших к изображению бытового уклада российской действительности с её специфической тематикой и проблематикой. Такое содержательное своеобразие обусловило и новаторство жанровых форм. В 1831 г. почти одновременно вышли в печать «Вечера на хуторе близ Диканьки», «Повести Белкина» и «Пиковая дама», обозначившие две доныне действующие традиции русской малой прозы — «.тенденция новеллистическая с её стремлением к формальной точности, оголённости сюжетной конструкции, предельной лаконичности и тенденция "рассказовая", которую характеризует тяготение к эпической широте, свободному построению сюжета, сближению с жанром повести, "сказовая" манера повествования» [175, с. 16].

Точкой отсчёта вышеупомянутой новеллистической тенденции и становятся «Повести Белкина», конструктивно, жанрово традиционные. Однако новаторство их выразилось в ярко выраженном национально-эпическом начале, они «явились своеобразным "открытием России" на новом уровне нравственной прозорливости гениального художника» [175, с. 17]. Цикл «белкинских повестей» становится вертикальным срезом российского общества и государства, ещё одной «энциклопедией русской жизни», изображением российской ментальности. Н. Берковский, говоря о взгляде рассказчика изнутри на жизненные реалии, писал, что «действительность рисовалась, какой этот человек может увидеть её, если дать ему понимание всей жизни вокруг и собственного места в ней» [46]. В сумме пять новелл не дают цельного эпического полотна, но с точностью обозначают положение вещей, передавая, каждая — в нескольких штрихах, взаимообусловленность психологического и общественного в картине быта. JI. Н. Толстой писал о «Повестях Белкина»: «При всей безукоризненной формальной строгости в соблюдении канонов новеллистического вида литературы перед нами явление новаторское в жанровом отношении. Новелла начинает осваивать новые эстетические области, ранее подвластные лишь другим жанрам» [175, с. 48].

Е. М. Мелетинский, исследуя историческую поэтику новеллы, отмечает, что жанровая трансформация новеллистической структуры, которая наблюдается в прозе Пушкина, связана с более или менее отчётливым его переходом от романтизма к реализму. Как справедливо замечает учёный, новаторство пушкинской новеллистики «создаётся на базе преодоления традиций сентиментальной и романтической повести, западноевропейской и русской (Карамзин а его последователи, Марлине кий, Одоевский, Погорельский и др.)у> [140, с. 229]. Исследователь называет ряд литературных реминисценций, имеющих очевидное пародийное начало, апеллируя при этом к работе В.В. Виноградова «Стиль Пушкина»: «Создаётся впечатление пародийной противопоставленности повестей Белкина укоренившимся нормам и формам литературного воспроизведения. Композиция каждой повести пронизана литературными намёками, благодаря которым в структуре повествования непрерывно происходит транспозиция быта в литературу и обратно, периодическое разрушение литературных образов отражениями реальной действительности» [140, с. 230]. В характеристиках своих героев Пушкин подчёркивает их восприятие жизни сквозь литературные клише, которые автор последовательно разрушает в финале. Черты реалистического повествования проявляются в столкновении литературных ожиданий с действительностью. Подлинная трагедия в антиномии романтизма-реализма разворачивается в финале «Станционного смотрителя», «ибо социальная трагедия "маленького человека" нисколько не смягчается формально счастливой развязкой» [140, с. 232]. В «Станционном смотрителе» черты реалистического метода заявляют о себе более последовательно, неслучайно здесь сильна и реминисценция древнерусского сюжета «Притчи о блудном сыне», который тоже трансформирован и, по сути, снят в финале, каковой факт, однако, не отменяет главной трагедии произведения.

Огромным вкладом в расширение художественных возможностей национальной новеллистики, как в содержательном, так и в формальном аспектах, стали «Вечера на хуторе близ Диканьки» и «Петербургские повести» Н. В. Гоголя. Писатель подчиняет своё творчество решению масштабных нравственных проблем, стоящих перед Россией, при этом формальное новаторство его произведений не носит экспериментального характера и обусловлено содержательным. Для постижения реалий современной действительности необходим был поиск новых форм художественного изображения и изучения действительности, новых эстетических принципов, новых подходов, новых инструментов для художественного анализа и обобщений. Именно поэтому всё многообразие внутривидовых воплощений рассказа в их национальной специфике, утверждённое в литературе гоголевской прозой, на многие десятилетия вперёд предопределило развитие «малого жанра» русской литературы. «Так же, как "Повести Белкина", "Вечера на хуторе близ Диканьки" открываются предисловием, определяющим точку зрения рассказчика. Введение образа хуторского пасечника Рудого Панька -сознательная демократизация писательского взгляда на мир. Для Гоголя - это завязка на "сказ", своеобразная мотивировка сказовой манеры повествования и избранного угла зрения. Такая позиция давала возможность смотреть на мир глазами народа, говорить от имени этого "совокупного лица" его собственным языком, изображать жизнь как неписанную историческую хронику, запечатлевшуюся в народном сознании в виде легенд и преданий»[175, с. 19].

Жанр рассказа, именно благодаря Гоголю, приобретает национальную специфику, обнаруживая независимость от европейской новеллистики. В 1840 году Белинский писал по этому поводу: «Гений всегда начинает собою новую эпоху, являясь с творениями в столь новых формах, что никто и не подозревал их возможности, - и он делает это смело, не справляясь с мнением века и толпы <.> В самом деле, возьмите "Вечера на Хуторе" и "Миргород" - и укажите в европейской литературе хоть что-нибудь похожее на эти первые опыты молодого человека, хоть что-нибудь, что могло бы натолкнуть его на мысль писать так» [44, с. 503-504]. Гоголь зачастую смещает сюжетный центр новеллы с отдельного события на повествование об обстоятельствах жизни того или иного человека, которые определяют бытие социальных групп. Вл. Новиков, размышляя о жанровой специфике русского рассказа, отмечает: «Давно замечено: рассказ особенно восприимчив к самой динамике быстротекущего времени, что вовсе не исключает возможности широких художественных обобщений» [151, с. 248]. Эпический и социальный характер названных прозаических опытов писателя позволяет говорить об их ярко выраженной национальной природе и о расширении жанра новеллы в его традиционно-европейском понимании.

Дальнейшее переосмысление новеллистических традиций происходит в «Петербургских повестях» Гоголя. Е. М. Мелетинский подчёркивает значимость гоголевской «Шинели» для последующего развития отечественной новеллистики: «В наибольшей степени новеллой можно считать "Шинель", сыгравшую столь великую роль в формировании "натуральной школы" и вообще русского реализма <.> Как это ни парадоксально, "Шинель" как новеллу спасает условный, псевдоромантический, иронически-фантастический сюжет, мёртвого чиновника, снимающего "шинели" <.> Но сама сюжетность, столь важная для специфики новеллы, здесь отступает перед детально разработанным миром предметных реалий и сказовыми стилистическими эффектами» [140, с. 237]. Сам писатель называл свои рассказы повестями, что позволяет говорить ещё об одной литературной традиции, которая наряду с опытами европейской новеллистики и фольклорным началом повлияла на жанровую организацию гоголевской прозы. Повесть в истории русской литературы изначально существует как жанр эпоса, именно эпическое начало объединяет притчи, хроники, агиографии, апокрифы и другие формы древнерусской литературы.

Следующим значимым этапом в становлении русского реалистического рассказа явился опыт «физиологической литературы», связанный с так называемой "натуральной школой". В своей работе «Становление реализма в русской литературе» А. Г. Цейтлин, определяя жанровую специфику очерка, писал о том, что «очерк утрачивает новеллистическое тяготение к сюжетной интриге, вымыслу и субъективности, приобретая черты описательности и аналитичности» [202, с. 110].

Физиологический очерк явился своеобразной демократизацией жанра в области тематики, проблематики и мировоззренческих аспектов. Реалистическое описание нередко становится основой бесфабульного построения по принципу психологической характеристики того или иного типажа. Это была своеобразная попытка классифицировать формы жизни демократической массы, изучить социально-ментальную структуру нации. «Физиологии» В. Даля, И. Панаева, А. Башуцкого, Н. Некрасова, Д. Григоровича и других очеркистов 40-х годов XIX века, существенно влияя на развитие реалистического рассказа, во многом определяют путь в малой прозе И. С. Тургенева, Г. И. Успенского, Л. Н. Толстого, М. Е. Щедрина, а позже - А. Куприна, И. Шмелёва, И. Бунина, М. Горького.

Важную роль в дальнейшем развитии русского реалистического рассказа и очерка сыграли И.С. Тургенев и его «Записки охотника», привнёсшие углубление психологического анализа и характерологической типизации. Опыт «физиологии» был учтён И.С. Тургеневым в построении сюжета, основывавшегося на новеллистической динамике действия, усиливающейся динамикой психологического развёртывания характера или уточняющими описаниями явления, портрета, пейзажа, сюжетная интрига зачастую заменена бытовыми сюжетами, художественное изображение срастается с элементами публицистики. Рассказ у Тургенева обретает жанровую гибкость, освобождается от каких бы то ни было предрешённых правил построения и, между прочим, теряет новеллистическую каноничность.

В России, как и во многих других странах, рубеж XIX - XX столетий отмечен нарастанием внимания к жанру рассказа. Этот факт объясняется потребностью в «жанре-разведчике» во время скептицизма и острого кризиса во всех сферах бытия. Новелла становится своеобразной «формой времени» и утрачивает связь с ренессансной романтической новеллой, устанавливаясь в русле реалистической прозы. Именно в этих условиях и восходит гений непревзойдённого мастера малой прозы А. П. Чехова. Его «энциклопедия русской жизни» отражает все приметы российской действительности рубежа веков (эпохи безвременья) «с жалким "мелкотемьем" обывательской жизни, с затхлым смрадом "тараканьих углов", с бесконечной грустью, с бесплодными и робкими порывами чистых душ к свету и неистребимой верой в справедливость будущего» [175, с. 38]. Традиционно новеллистическим, внешне анекдотическим сюжетным ситуациям Чехов предпочитает поэтику парадокса, самопроявляющуюся. даже не в поступках, а в восприятии, в психологической реакции персонажей, осуществляя контаминацию анекдота и притчи, отчётливо бытовавшую в пушкинских «Повестях Белкина». Жанровое родство чеховской и пушкинской прозы представляется неоспоримым и общепризнанным. Однако здесь имеется и концептуальное расхождение, отмеченное А. П. Чудаковым [206]: чеховская «построманная» (в противовес пушкинской «дороманной») новелла несёт отчётливый элемент преодоления художественной инерции классического романа, и если пушкинские опыты можно назвать «маленькими романами», набросками для будущих или возможных романов, то чеховское повествование предполагает изначально иное жанровое мышление.

Пожалуй, именно благодаря А. П. Чехову, как известно, не написавшему ни одного романа, жанр рассказа окончательно завоевал равные права в ряду эпических форм. Чеховский вклад в развитие жанра как нельзя более точно был определён самим автором. Однажды в разговоре с И. А.Буниным он сказал: «Вам хорошо теперь писать рассказы, все к этому привыкли, а это я пробил дорогу к маленькому рассказу, меня ещё как за это ругали <.> Требовали, чтобы я писал роман, иначе и писателем нельзя называться» [57]. Тот пласт сюжетов, ситуаций, характеров, который был поднят и воплощён Чеховым в его новеллах, не удавалось поднять ещё ни одному романисту. «Чехов идёт гораздо дальше, вступая в область жанровых противоречий. Чехов тоже и ещё отчётливей, чем Мопассан, прибегает к поэтике анекдота и также отказывается, особенно на более позднем этапе, от всяких традиционных мотивов, заменяя их глубинным, хотя совсем не навязчивым проникновением в быт и психологию»[140, с. 239]. Так, новелла явилась той «формой времени», которая лучше и ярче, чем роман, смогла отразить противоречивость и дробность общественного сознания, сумела проиллюстрировать на частных примерах бессмысленность стремлений к миру и гармонии. Излишне говорить, что в своих новеллах Чехов соединил лучшее из всего предыдущего опыта создания малой прозы. По большому счёту, до Чехова различия между романом и рассказом, во времена Белинского именовавшегося повестью, мыслились скорее количественными, чем качественными.

Именно в этот период формируется тот тип малой прозы, который много позже (1959) в связи с анализом рассказа М. Шолохова «Судьба человека» был метко назван Б. А. Лариным «русским изводом жанра новеллы» [128, с. 16]. Весь долгий предшествующий опыт нашей новеллистики с её специфическими национальными чертами, сформировавшимися в процессе становления жанра, был как бы заново целиком пересмотрен, органически воспринят и положен в основу новых творческих открытий. Не утверждением какой-либо одной формы, а именно многообразием форм рассказа характеризуется этот период русской новеллистики, с которым непосредственно смыкалась и на опыт которого во многих случаях опиралась советская малая проза.

Преемником чеховских, а также карамзинских, тургеневских традиций становится И. А. Бунин. А. Твардовский в своей статье о Бунине охарактеризовал эту специфическую национальную разновидность жанра так: «Бесспорная и непреходящая художническая заслуга Бунина прежде всего в развитии им и доведении до высокого совершенства чисто русского и получившего всемирное признание жанра рассказа или небольшой повести, той свободной и необычайно ёмкой композиции, которая избегает строгой оконтуренности сюжетом, возникает как бы непосредственно из наблюдённого художником жизненного явления или характера и чаще всего не имеет "замкнутой" концовки, ставящей точку за полным разрешением поднятого вопроса или проблемы <.>, оставляя читателю широкий простор для мысленного продолжения их, для додумывания, "доследования".» [187, с. 3334].

Таким образом, становление так называемого «русского извода жанра новеллы» связано с соединением пушкинской (новеллистической) и гоголевской (рассказовой) тенденций, их сращением с традиционным «физиологическим очерком» в творчестве И. С. Тургенева, пересмотром на новом основании этих традиций и традиции народного рассказа (JI. Н. Толстой, Н. Лесков, В. Г. Короленко, М. Е. Салтыков-Щедрин) в творчестве А. П. Чехова, дальнейшим их развитием в рассказах И. А. Бунина. Бунин, как и Чехов, в своих рассказах и повестях пленяет читателя не внешней занимательностью и заведомой исключительностью персонажей, но неким особым изображением будничной жизни. В творчестве Бунина происходит окончательное стирание границ новеллистической и рассказовой тенденций в их первоначальном виде. Новелла в ходе естественного развития на русской национальной почве существенно трансформируется, приобретая большую подвижность, разного рода методы и стили создают внутри жанра новеллы новые специфические жанровые и трансжанровые разновидности, где своё место получают элементы эпоса, драмы, лирики.

Принципиальное отличие малой прозы В. Гроссмана 1953-1963 гг. в контексте современной ей жанровой картины видится, прежде всего, в кристаллизации в её рамках одного из полюсов русского «малого жанра», а именно новеллистической тенденции (пушкинской, а особенно чеховской) на фоне обращения к рассказовой (гоголевской, тургеневской) линии - в художественных опытах других писателей. Историческим же источником очеркового пласта малой прозы 1950-х гг. следует считать «физиологии» XIX века.

Наряду с вышеупомянутыми формами в русской литературе XX века продолжает функционировать и традиционная новеллистическая форма, во многом ещё соответствующая ренессансному канону. В целях отграничения этих произведений их называют собственно новеллами; таким образом, в 20-х гг. XX века возникает проблема жанровых границ новеллы и рассказа, окончательно нерешённая до сего дня, в виду дальнейшейассимиляции этих жанровых разновидностей. Так, следует различать рассказ как малый прозаический жанр в целом, и рассказ как его типологическую разновидность. Аналогичным образом, следует различать ренессансную новеллу как самостоятельный литературный жанр со всеми присущими ей каноническими чертами и новеллу как типологическую разновидность жанра русского самобытного рассказа, близкую по своей структуре ренессансной новеллистике, но генетически связанную с ней опосредованно через рассказ.

Черты, которые характеризуют классическую новеллу, могут быть присущи и рассказу, но с меньшей мерой обязательности. Если для новеллы, например, характерна явная проблемность, то в рассказе проблема может быть глубоко скрыта, замысел сложен. Не обязательно для него и познание жизни в одном лишь моменте. В отличие от новеллы, предполагающей неожиданное раскрытие характера, в рассказе может быть показан путь его становления, хотя и не с обстоятельностью романа или повести. Рассказ не всегда ограничивается одним происшествием. Драматизм событий, столь характерный для новеллы, здесь нередко уступает место лиризму, строгость новеллистической композиции и последовательное изложение хода событий -свободному построению сюжета, острая неожиданная концовка - логическому завершению мысли или сознательной недоговоренности. Если новелла тяготеет к резким и сильным средствам изображения, то рассказ не чуждается детального и разностороннего описания. Если рассказ характеризуется центробежными тенденциями «развёртывания», кумулятивного присоединения дополняющих и расширяющих картину мира эпизодов, фрагментов, персонажей, характеристик, описаний, то в новелле, напротив, господствует центростремительная тенденция к «свёртыванию» сюжета, «сгущению» высказывания [44].

Мы же в настоящем исследовании придерживаемся представления о новелле1 как о разновидности рассказа, берущей своё начало в период становления национальной светской литературы в первой половине XIX века, генетически связанной с ренессансной романтической новеллой, но подвергшейся существенной трансформации на почве реалистического критицизма, выделяя такие характерные черты жанрового канона (рассказ в

1 «На западе рассказу соответствует новелла. Её считают разновидностью рассказа, отличающейся острым, часто парадоксальным сюжетом, композиционной отточенностью, отсутствием описательности. Сложился жанр в Италии в эпоху Возрождения II Литературная энциклопедия терминов и понятий / под ред. А. Н. Николюкина. - М., 2001. -Стб. 857 (в статье о рассказе). принципе освобождён от каноничности, обретая значительную пластичность на всех уровнях организации текста), как драматизм и динамизм событий, строгость композиционной схемы, центростремительность сюжета, тщательный отбор изобразительно-выразительных средств.

Исходя из определённой обособленности поздней новеллистики В. Гроссмана как в диахроническом (опора на новеллистическую традицию русской литературы, связанную с именами А.С. Пушкина и А.П. Чехова, и собственная творческая эволюция), так и в синхроническом (определенная степень «выламывания» из контекста бытования «малого жанра» 1950-х -середины 1960-х гг.) аспектах, мы определяем специфику настоящего исследования.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Проблематика и поэтика поздней новеллистики В.С. Гроссмана в контексте русской малой прозы 1950-х - первой половины 1960-х гг."

Заключение

Особенностью бытования поздних произведений В. Гроссмана становится то, что, будучи явлением «оттепельной» литературы, они стали фактом литературного процесса конца 80-х гг. После 1988 г. доступными становятся романная дилогия, повести и новеллы писателя. Именно «магистральная» линия творчества оказывается в центре внимания литературоведения, новеллистический же пласт закономерно остался на периферии научного интереса. Между тем опыты поздней малой прозы писателя не столько играют вспомогательную роль, сколько квинтессируют и заостряют в силу своей эстетической специфики отдельные положения эпического полотна «Жизнь и судьба».

Некоторая ослабленность идеологического давления и духовный подъём как естественное следствие победы в Великой Отечественной войне, подготовили изменения общекультурного характера, явственно обозначившиеся в 1950-е гг. Глубокое осмысление образа солдата, офицера, защитника родины приходит в малую русскую прозу в послевоенное время, а общая тональность подобных поисков во многом обусловлена художественной рефлексией атмосферы «оттепели». В центре внимания многих рассказов оказывается мотив возвращения с войны и связанная с ним проблема переоценки ценностей. Здесь точкой отсчёта становятся рассказы А.П. Платонова «Возвращение» (1946) и М.М. Шолохова «Судьба человека» (1956), проиллюстрировавшие динамику обращения сознания советского человека от сугубо государственных забот к собственной судьбе, отчётливо обозначившие рубеж, на который выходила послевоенная литература и в значительной степени предопределившие общий гуманистический пафос не только малой прозы о войне, но и «деревенской прозы», выразившийся в возвращении в литературу образа обычного человека и утверждении простых человеческих ценностей в рамках продолжившихся и углубившихся поисков истоков национального характера. От платоновского «Возвращения» тянутся нити к очеркам и рассказам 1950-1960-х гг., ознаменовавшим собой новую литературную эпоху. Её ярко представили рассказы Н. Грибачёва, Ф. Абрамова, В. Астафьева, В. Богомолова и других, раскрывающие драматизм жизненных отношений, порождённый изломанными войной судьбами.

Поздняя новеллистика В. Гроссмана о войне и содержанием, и поэтикой ощутимо отличается от малой русской прозы 1950-х - первой половины 1960-х годов. Специфика освещения военной темы в новеллах писателя проявляется в выходе за пределы отечественной истории, в спроецированности на её события обстоятельств Второй мировой войны в целом, в тесной связи с проблемой тоталитарного общества. В результате философско-эстетические акценты в ней оказываются смещёнными в область общефилософского, общечеловеческого, наднационального: вместо традиционного для военной темы пафоса освобождения - перед читателем осмысление явления войны как трагедии братоубийства, восходящей к библейскому сюжету о Каине и Авеле. В этой трагедии нет правых и виноватых, а традиционный патриотизм транспозиционирован в пацифизм.

Центральной для творчества Василия Гроссмана как в романах, так и в малой прозе, явилась проблема личной свободы, впервые в советской литературе представшая столь открыто. В этом отношении В. Гроссману близок А. Солженицын и его «лагерная проза» с воплощённой в ней концепцией личности. Художественной доминантой рассказов В. Гроссмана становится свобода, приобретающая особый смысл в условиях времени, освоившего опыт тоталитаризма. Проблема свободы личности в эстетической концепции В. Гроссмана эквивалентна проблемам нравственного выбора, всеобщей и личной ответственности.

Кроме того, для новеллистики писателя характерно вычленение в чистом виде темы репрессий и связанной с ней проблемы взаимоотношений человека и тоталитарного государства, также выходящая далеко за пределы национального материала, приобретающая характер общечеловеческий. В целом же, интерпретация тем государственных репрессий и войны в новеллах В. С. Гроссмана 1953-1963 гг. сводима к единому вектору писательской мысли.

В условиях тоталитаризма или военного подчинения личная свобода часто оказывается несовместимой с жизнью. Роль государства и общества в формировании и проявлении личности становится не только определяющей, но и роковой. Репрессии, война, научно-технический прогресс в их более частном воплощении - индикаторы, обнаруживающие нравственную сущность людей и человечества в целом в эпоху небывалых по масштабам и жестокости экспериментов. Выявление причинно-следственных связей в рассматриваемых образцах малой прозы В. С. Гроссмана, как правило, выходит за рамки внешних событий и носит историко-философский характер. В оценке же нравственности или безнравственности тех или иных поступков, совершаемых персонажами, акценты смещаются внутрь, а основанием для подобной оценки является наличие или отсутствие внутреннего кодекса чести, при наличии -соответствие или несоответствие ему.

Обособленной предстаёт новеллистика В. С. Гроссмана на фоне формирующейся «деревенской прозы» и примыкающей к ней прозы о природе. Если ситуация «возвращения» в «деревенской» прозе спроецирована на возврат к традиционной русской духовности, к исконному деревенскому укладу, к образам «деревенских праведников», а в рассказах на тему «Человек и природа» реализуется через обретение утраченной гармонической связи с природой, то у В. С. Гроссмана оно интерпретируется в одних случаях как невозможность, в других - как жажда возвращения к духовной гармонии не человека, не современного поколения, не русского народа, но человечества вообще.

Поздняя проза В. С. Гроссмана во многом стоит у истоков преодоления соцреалистических установок в советской литературе и воссоздания традиции критического реализма в русской литературе 1950-х гг. XX века. Над социальным в изображении человека здесь неизменно превалирует психологическое. Каждый из проблемных героев Гроссмана - «человек среди людей», живущий далеко не только производственными делами и заботами о процветании государственного строя. Тот или иной поступок персонажа всё больше утрачивает характер идеологической и социологической иллюстративности, становясь формой проявления личностного начала, его рациональной и эмоциональной составляющих. В итоге В. С. Гроссман оделяет своих персонажей возможностью быть свободными в мыслях и поступках, одновременно подчёркивая, что в условиях тоталитарного режима потеря себя оборачивается злом не только для самой личности, но и для Мира. Уступившим злу по принуждению автор оставляет во исполнение закона справедливости категоричность нравственного суда как последний шанс самообретения.

Одним из частных проявлений апеллирования к традиции классического русского реализма на аксиологическом уровне становится гроссмановская концепция дома, напрямую восходящая к философским взглядам и художественным решениям И. А. Гончарова, JI. Н. Толстого и особенно М. А. Булгакова. Специфика воплощения темы детства в поздней новеллистике В. Гроссмана обращена к традиции Ф. М. Достоевского, А. П. Платонова, М. А. Шолохова. Более же всего, по этим и многим другим позициям, писатель восходит к нравственно-эстетической парадигме А.П. Чехова. Вслед за великим писателем XIX века писатель века XX провозглашает главной ценностью человеческую личность и жизнь каждого человека, чья индивидуальность проявляется не в социальном, но в нравственном - в системе координат общечеловеческих ценностей. Характерной чертой новеллистики В. С. Гроссмана становится то, что в центре её внимания оказывается, как правило, герой-интеллигент и связанный с особенностями его мышления экзистенциальный конфликт сущности и существования, восходящий к чеховской парадигме внутритекстовых отношений характеров и личностей персонажей и решающейся как преодоление личностью характерологических рамок, либо, напротив, как финальное самоограничение изначально более или менее полноценной личности, как своеобразное «офутляривание» или «расфутляривание».

В центре внимания онтологические проявления, выполняющие функцию призм, сквозь которые писатель рассматривает нравственные сущности отдельных людей, сигнализирующие о духовном здоровье человеческих общностей разного уровня. Последовательное развитие частной тематики и проблематики проецируется на размышления о всеобщих нравственных законах.

К общечеловеческой, общефилософской проблематике, так или иначе, обращается каждый из авторов малой прозы рассматриваемого периода. Однако актуальные художественные задачи решаются ими, как правило, на национальном материале (отечественная война, русская деревня, русская природа), естественно укладывающемся в национальную же форму рассказа в его гоголевских и «догоголевских» - фольклорных, житийных традициях. Форма не новеллы, но рассказа позволяет писателям быть более свободными в сюжетно-композиционной и языковой организации текстов. Динамика авторского мышления определяется движением от частного к общему. Гроссман говорит о человеке вообще в свете аспектов его бытия, о войне, даже не мировой, а о войне как таковой, зачастую безотносительно к исторической конкретике тех примеров, которые должны бы иметь иллюстративный характер. Здесь включается ещё одна особенность прозы писателя — её гуманистическая доминанта, в векторно-обратной транспозиции от общего к частному. Для рассматриваемых текстов характерны весьма своеобычные ракурсы, локализующие общие конфликты: сталинские репрессии показаны глазами маленькой девочки, события Второй мировой войны - глазами животных, взглядом из клетки зоопарка или «обузданного», связанного с ограниченным пространством дороги или из кабины бомбардировщика, а природа через отчуждающую призму оконного стекла, что позволяет писателю трансформировать позицию принципиального авторского «молчания» и соединить в текстах крайнюю философичность и глубокий психологизм.

Содержание, обусловленное очевидной планетарностью писательского мышления В. С. Гроссмана, в свою очередь, диктует и такую интернациональную форму малой прозы, как европейская новелла. Она же, не обладая пластичностью рассказа, требует большей художественной ёмкости, лаконичности вплоть до тезисности, обострённого внимания к говорящим и символическим деталям, обязательной фабульной напряжённости, сюжетной концентрации с яркими и зачастую неожиданными финалами. На фоне преимущественного обращения малой прозы 1950-х - первой половины 1960-х гг. к гоголевской рассказовой тенденции, проза Гроссмана строга и лаконична и тяготеет к традиционному новеллистическому письму. Эффект сгущения, обнажения и концентрации мысли восходит в свою очередь к феномену чеховской новеллистики, к «пушкинской» новеллистической традиции в русской малой прозе, к жанру ренессансной новеллы.

Таким образом, в ходе настоящего исследования нами выявлены такие специфические качества новеллистики В. С. Гроссмана 1953-1963 гг., как идеологическая раскрепощённость, единство философичности и психологизма, планетарность авторского мышления, гуманистичность проблематики, смысловая плотность повествования, аскетизм и «резцовость» стилевой манеры, отчётливая ориентация на традиции ренессансной новеллы, опосредованные зрелой чеховской новеллистикой.

Перечисленные идейно-эстетические особенности новеллистики В. С. Гроссмана рассматриваемого периода и позволяют нам говорить о её феноменальном характере в контексте жанровой картины 1950-х - первой половины 1960-х гг.

Список научной литературыКарпичева, Наталья Леонидовна, диссертация по теме "Русская литература"

1. Гроссман, В. С. Собрание сочинений : в 4 т./ В. С. Гроссман. - М. : Аграф, ВАГРИУС, 1998. - 4 т.

2. Гроссман, В. С. Избранное : Жизнь и судьба / В. С. Гроссман. -Екатеринбург : У Фактория, 2005. - 992 с.

3. Гроссман, В. С. Несколько печальных дней : повести и рассказы / В. С. Гроссман. М. : Современник, 1989. - 432 с.

4. Гроссман, В. С. Рассказы / В. С. Гроссман. — М. : Сов. писатель, 1937.- 240 с.

5. Гроссман, В. С. Повести, рассказы, очерки / В. С. Гроссман. М. : Воен. изд-во мин-ва обороны СССР, 1958. - 542 с.

6. Абрамов, Ф. А. Собр. Сочинений : в 3 т. Т. 3. Повести. Рассказы. Трава-Мурава. Литературные портреты. Статьи. Выступления / Ф. А. Абрамов. Л. : Худ. лит., 1982. - 702 с.

7. Андреев, Л. Н. Рассказы : Российские повести и рассказы / Л. Н. Андреев. М. : Сов. Россия, 1978. - 432 с.

8. Астафьев, В. П. Ясным ли днем : повести, рассказы / В. П. Астафьев.- М. : Сов. Россия, 1989. 672 с.

9. Белов, В. И. Избранные произведения : в 3 т. Т. 2. Повести, рассказы / В. И. Белов. -М. : Современник, 1983. 543 с.

10. Белов, В. И. Избранные произведения: в 3 т. Т. 3. Лад : Очерки о народной эстетике; Пьесы / В. И. Белов. М. : Современник, 1984. -478 с.

11. Богомолов, В. О. Момент истины : рассказы, роман, повесть / В. О. Богомолов. М. : Правда, 1988. - 480 с.

12. Булгаков, М. А. Романы : Белая гвардия. Театральный роман. Мастер и Маргарита/М. А. Булгаков. -М. : Современник, 1988. 750 с.

13. Булгаков, М. А. Собачье сердце : повести, рассказы / М. А. Булгаков. Казань: Татарское кн. изд-во, 1988. - 318 с.

14. Грибачёв, Н. М. Собр. соч. в 5 т. Т. 3 / Н. М. Грибачёв. М. : Худ. лит., 1972. - 672 с.

15. Залыгин, С.П. Избранные произведения : в 2 т. Т.2 / С.П. Залыгин. -М. : Худ. лит., 1973.-624 с.

16. Казаков, Ю. П. Избранное : Рассказы; Северный дневник / Ю. П. Казаков. -М. : Худ. лит., 1985. 559 с.

17. Леонов, Л. М. Собрание сочинений: в 10 т. Т. 8. Повести / Л. М. Леонов. М. : Худ. лит., 1983. - 319 с.

18. Некрасов, В. В окопах Сталинграда : Роман. Рассказы. Повесть / сост. : Т. П. Голованова А. А. Аль. Л. : Лениздат, 1991. - 509 с.

19. Носов, Е. И. Избранные произведения : в 2 т. Т. 1. В чистом поле : рассказы и повести / Е. И. Носов. М. : Худ. лит., 1989. - 511 с.

20. Носов, Е. И. Избранные произведения. В 2 т. Т.2. Травой не порастёт : повести и рассказы / Е. И. Носов. М. : Худ. лит., 1989. - 543 с.

21. Паустовский, К. Г. Собрание сочинений. В 6 т. Т. 5 / К. Г. Паустовский. М. : Худ. лит., 1958. - 664 с.

22. Платонов, А. П. Вся жизнь: сборник / А. П. Платонов. М. : Патриот, 1991.-364 с.

23. Платонов, А. П. Избранные произведения : рассказы, повести / А. П. Платонов. М. : Мысль, 1983. - 912 с.

24. Пришвин, М. М. Собрание сочинений : в 8 т. Т. 2. Кащеева цепь; Мирская чаша : Произведения 1914-1923 гг. М. : Худ. лит., 1982 . -679 с.

25. Пришвин, М. М. Собрание сочинений: в 8 т. Т. 1. Произведения 19061914 / М. М. Пришвин. М. : Худ. лит., 1982 . - 830 с.

26. Толстой, Л. Н. Война и мир : роман в 4 т. Т. 1 2 / Л. Н. Толстой. -М. : Худ. лит, 1983. - 702 с.

27. Толстой, Л. Н. Война и мир : роман в 4 т. Т. 3 4 / Л. Н. Толстой. -М. : Худ. лит, 1983. - 702 с.

28. Толстой, JI. Н. Смерть Ивана Ильича / Л. Н. Толстой. М. : Худ. лит., 1969.-264 с.

29. Тургенев, И. С. Избранные сочинения / редкол.: Г. Беленький, П. Николаев, А. Овчаренко. М. : Худ. лит. 671 с.

30. Солженицын, А. И. Один день Ивана Денисовича: рассказы 60-х гг. / А. И. Солженицын. С.-П. : Азбука-классика, 2001. - 352 с.

31. Чехов, А. П. Избранные сочинения: в 2 т. Т. 1. / А. П. Чехов. М. : Худ лит., 1979.-702 с.

32. Чехов, А. П. Рассказы. Повести. Пьесы / А. П. Чехов. М. : Худ. лит., 1974.-752 с.

33. Шукшин, В. М. Рассказы / В. М. Шукшин. М. : Русский язык, 1984. -288 с.1.

34. Алексанян, Е. Углубление психологизма / Е. Алексаиян. // Вопр. лит. 1983.-№ 12.-С. 31-61.

35. Аннинский, Л. Мирозданье В. Гроссмана о р-не «Жизнь и судьба»/ Л. Аннинский // Дружба народов. 1988. - № 10. - С. 253-263.

36. Апухтина, В. А. Василий Шукшин / В. А. Апухтина // Современная советская проза (60-70-е годы) : Учеб. пособие. М., 1984, С. 127152.

37. Атаров, Н. Добро вам, люди! Заметки о последних рассказах Василия Гроссмана / Н. Атаров. // Вопр. лит. ~ 1966. №11. - С. 74-86.

38. Бавин, С. П. Жизнь это свобода : Гроссман В. «Жизнь и судьба» / С. П. Бавин, О. А. Гурболикова // Бавин С. П., Гурболикова О. А. Книги, которые читают все. - М., 1989. - С. 138-157.

39. Бальбуров, Э. А. Лирическая проза 1950 1960-х гг. / Э. А. Бальбуров. // Рус. лит. - 1979. - № 1 - 2, С. 55-73.

40. Бахтин, М. М. Вопросы литературы и эстетики. Исследования разных лет/М. М. Бахтин. -М. : Худ. лит., 1975. 810 с.

41. Бахтин, М. М. Эстетика словесного творчества / М. М. Бахтин. М. : Искусство, 1979.-423 с.

42. Бекедин, П. В. Наука мужества и любви : перечитывая рассказ М.А. Шолохова «Судьба человека» / П. В. Бекедин // Победа и мир : Сб. научн. трудов. Л., 1988. - С. 277-302.

43. Белинский, В. Г. Полное собрание сочинений: в 13 т. Т. 1. Статьи и рецензии. Художественные произведения. 1829-1835 / В. Г. Белинский. М. : АН СССР, 1953. - 573 с.

44. Белинский, В. Г. Полное собрание сочинений: в 13 т. Т. 3. Статьи и рецензии. Пятидесятилетний дядюшка. 1839-1840 / В. Г. Белинский. -М.: АН СССР, 1953.-683 с.

45. Берковский, Н. О русской прозе / Н. Берковский. М. : Худ. лит., 1983.-384 с

46. Берковский, Н. Пушкин 30-х гг. и вопросы народности и реализма / Н. Берковский // Берковский Н. О русском реализме XIX века и вопросах народности литературы. М. - Л., 1960. - С. 72-112.

47. Бирюков, Ф. Г. «Судьба человека» / Ф. Г. Бирюков // Бирюков Ф. Г. О подвиге народном. -М., 1989.-С. 159-167.

48. Благой, Д. «Судьба человека» М. Шолохова / Д. Благой // Благой Д. От Кантемира до наших дней : в 2 т. Т. 2. Изд. 2-ое. М., 1979. - С. 394-406.

49. Большая литература : Основные тенденции развития худ. Прозы 1945- 1985 гг. М. : Современник, 1985. - 446 с.

50. Бочаров, А. Г. Василий Гроссман: Жизнь, творчество, судьба / А. Г. Бочаров. -М. : Сов. писатель., 1990. 387 с.

51. Бочаров, А. Г. Время собирать камни : «Малая проза» В. Гроссмана / А. Г. Бочаров. // Вопр. лит. 1989. - № 7. - С. 3 - 38.

52. Бочаров, А.Г. Две оттепели : вера и смятение / А. Бочаров // Октябрь.- 1991. -№ 6. С. 186-193.

53. Бочаров, А. Г. Литература и время : Из творческого опыта прозы 1960-х-80-х гг./А. Г. Бочаров.-М. : Худ. лит., 1988.-383 с.

54. Бочаров А. Мифы и прозрения : Рец. на повесть В. Гроссмана «Всё течёт» / А. Бочаров // Октябрь. 1990. - № 8. - С. 160-173.

55. Бочаров, А. Г. Человек и война. Идеи социалистического гуманизма в послевоенной прозе о войне / А. Г. Бочаров. М. : Сов. писатель, 1973.-455 с.

56. Брокгауз, Ф. А., Ефрон, И. А. Энциклопедический словарь : Философия и литература. Мифология и религия. Язык и культура / Ф. А. Брокгауз, И. А. Ефрон. М. : ЭКСМО, 2004. - 591 с.

57. Бунин, И. А. Чехов / А.П. Чехов в воспоминаниях современников. Гослитиздат. -М. : Худ. лит 1960, с. 535.

58. Бушмин, А. С. Преемственность в развитии литературы / А. С. Бушмин. М. : Наука, 1975.- 160 с.

59. Бушмин, А. С. Из истории советской литературы и литературной науки / А. С. Бушмин. М. : Наука, 1988. - 384 с.

60. Введение в литературоведение : Основные понятия и термины : учеб. пособие / под ред. J1. В. Чернец. М. : Высш. шк., 1999. - 556 с.

61. Веселовский, А. Н. Избранные труды и письма // А. Н. Веселовский.- СПб, Наука, 1999. 365 с.

62. Веселовский, А. Н. Язык поэзии и язык прозы / А. Н. Веселовский // Русская словесность. От теории словесности к структуре текста : Антология / под общ. ред. В. П. Нерознака. М. : Академия, 1997. -С. 85-112.

63. В. Гроссман в последние годы жизни : Публ. писем к писателю, 1964 гг. / вступ. заметка, публ. и примеч. Ф. Губера // Вопр. лит. 1998. -№4.-С. 321-326.

64. Виноградов, В. В. О теории художественной речи / В. В. Виноградов.- М. : Высш. шк, 2005. 287 с.

65. Виноградов, В. В. О языке художественной прозы / В. В. Виноградов. -М. : Наука, 1980.- 315 с.

66. Водолазов, Г. Ленин и Сталин : Филос.-социол. комментарии к повести В. Гроссмана «Всё течёт» / Г. Водолазов // Октябрь. 1989. -С. 3-29.

67. В ожидании «Районных будней» : Полемические заметки (о современном очерке) // Знамя. 1985. -№ 10. - С. 202-217.

68. Воронов, Вл. Горизонты военной прозы / Вл. Воронов // Октябрь. -1986.-№5.-С. 186-193.

69. Воронский, А. Искусство видеть мир : статьи, портреты / А. Воронский. М. : Сов. писатель, 1987. - 704 с.

70. Гончаров, П. А. О периодизации творчества В. Астафьева / П. А. Гончаров. // Филол. науки. 2003. - № 6. - С. 20 - 27.

71. Горький, М. Материалы и исследования: в 4 ч. Ч. 4. 1941 / М. Горький. М. - Л. : АН СССР, 1941. - 400 с.

72. Грибачёв, Н. М. Сложность простоты / Н. М. Грибачёв // Вопр. лит. -1969.-№4.-С. 123-129.

73. Григорьев, М. «Районные будни» государственного масштаба : Заметки о «деревенской прозе» и публицистике. / М. Григорьев // Библиотекарь. 1982. - № 9. - С. 32-35.

74. Гринберг, И. Будни и праздники рассказа / И. Гринберг // Нева. -1979.-№6.-С. 169-176.

75. Гришунин, А. Л. Автор как субъект текста / А. Л. Гришунин // Изв. Рос. АН. Сер. Литературы и языка. 1993. - Т. 52. - № 4. - С. 12-19.

76. Губер, Ф. Осуществляющий жизнь так, как хотелось. / Ф. Губер. // Вопр. лит. 1996.-№3.-С. 256-290.

77. Губер, Ф. Память и письма / Ф. Губер // Дуагава. 1990. - С. 96 -118.

78. Гурвич, И. А. Проза Чехова : Человек и действительность. М. : Худ. лит., 1970.-384 с.

79. Гусев, В. Судьба Казакова / В. Гусев. // Казаков Ю. П. Рассказы. Северный дневник. / В. Гусев. М. : Худ. лит., 1985. - 559 с.

80. Данилова, Е. Знак беды? Над страницами «Жизни и судьбы» В. Гроссмана / Е. Данилова // Вопр. лит. 1993. - Вып. 3. - С. 34-63.

81. Дедков, И. Жизнь против судьбы / И. Дедков. // Новый мир. 1988. -№ 11.-С. 229-241.

82. Дедков, И. О творчестве Ф.Абрамова / И. Дедков. // Вопр. лит. -1982.-№7.-С. 37-65.

83. Есин, А. Б. О чеховской системе ценностей / А. Б. Есин // Русская словесность. 1994. - № 6. - С. 3-8.

84. Есин, А. Б. Сюжет и конфликт в рассказе / А. Есин // Лит. учёба. -1985.-№3.-С. 224-228.

85. Жанрово-стилевые проблемы русской литературы XX века. Сборник научных трудов / ТГУ. Тверь : ТГУ, 1994. - 146 с.

86. Жеребцова, Е. Е. Хронотоп прозы А. П. Чехова как явление поэтики и онтологии : автореф. на соиск. учён. степ. канд. фил. наук. / Е. Е. Жеребцова; Челяб. гос. ун-т. Челябинск : ЧелГУ, 2003. - 21 с.

87. Жирмунский, В.М. Избранные труды. Теория литературы. Поэтика. Стилистика / В.М. Жирмунский. Л. : Наука, 1977. - 408 с.

88. Журбина, Е. Превращение новеллы / Е. Журбина // Журбина Е. Повесть с двумя сюжетами. О публицистической прозе. М., 1975. -С. 140-156.

89. Зайцев, В. А. История русской литературы второй половины XX века / В. А. Зайцев. М. : Высш. шк., 2004. - 355 с.

90. Зезина, М. Нас балуют чрезмерно : Несостоявшаяся чистка Союза писателей (1951-1953 гг.) / М. Зезина // Родина. 1999. - № 11. - С. 82-85.

91. Зинченко, В. Г. Методы изучения литературы. Системный подход: Учебное пособие. М. : Флинта : Наука, 2002. - 200 с.

92. Золотусский, И. П. Война и свобода : о романе В. Гроссмана «Жизнь и судьба» / И. П. Золотусский // Золотусский И. П. Исповедь Зоила. -М., 1989.-С. 201-218.

93. Золотусский, И. П. Федор Абрамов. Личность. Книги. Судьба / И. П. Золотусский. М. : Сов. Россия, 1986. - 160 с.

94. Иванов, А. Вечное : О рассказах Ю. Казакова / А. Иванов // Лит. учёба. 2001. Кн. 2. - С. 75-107.

95. Иванова, Н. Пройти через отчаяние : рец. на повесть В. Гроссмана «Всё течёт» / Н. Иванова // Юность. 1990. - № 2. - С. 89-94.

96. Из архива Василия Гроссмана : Публ. писем и заметок / вступ. заметка и публ. Ф. Губера // Вопр. лит. 1997. - № 4. - С. 321-332.

97. Камянов, В. В строке за строкой. К 125-летию со дня рождения А.П. Чехова / В. Камянов // Новый мир. 1985. -№ 2. - С. 237-253.

98. Казинцев, А. Василий Гроссман «Жизнь и судьба» / А. Казинцев // Казинцев А. Лицом к истории. М, 1989. - С. 46-70.

99. Каплан, И. Е. М. А. Шолохов «Судьба человека» / И. Е. Каплан // Каплан И. Е. Анализ языка худ. произведений. СПб, 1992. - С. 114120.

100. Кардин, В. Конечный вывод мудрости земной. Над страницами романа В. Гроссмана «Жизнь и судьба» / В. Кардин // Кардин В. Где зарыта собака? М, 1989. - С. 9-36.

101. Касавин, И. Т. Свидание с многообразием: Философские идеи в романе В. Гроссмана «Жизнь и судьба» / И. Т. Касавин // Звезда. -1990.-№9.-С. 166-174.

102. Касавин, И. Т. Штрихи к образу. Индивидуальная культурная лаборатория Василия Гроссмана / И. Т. Касавин. // Вопросы философии. 2000. - № 7. - С. 13-36.

103. Катаев, В. Б. Проза Чехова : проблемы интерпретации / В. Б. Катаев. -М. : Изд-во МГУ, 1979. 327 с.

104. Катаев, В. Б. Сложность простоты. Рассказы и пьесы Чехова : В помощь преподавателям, старшеклассникам и абитуриентам. 2-е изд. / В. Б. Катаев. - М. : Изд-во МГУ, 1999. - 110 с.

105. Кобринская, А. Миф и идеология : о рассказе М. Шолохова «Судьба человека» / А. Кобринская // Литература : Прил. к газ. «Первое сентября». 2003. - Апр. (№ 17). - С. 7.

106. Коваленко, А. Г. Диалектика конфликта в романе В. Гроссмана «Жизнь и судьба» / А. Г. Коваленко // Филол. науки. 1991. — № 5. — С. 25-32.

107. Колобаева, Л. А. Роман В. Гроссмана «Жизнь и судьба» : Худож. открытия и традиции / Л. А. Колобаева // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 9, Филология. 1990.-№ 1.-С. 3-10.

108. Кораблёв, А. А. Мотив «дома» в творчестве М. Булгакова и традиции русской классической лит-ры / А.А. Кораблёв // Классика и современность. М. : МГУ, 1991. - С. 239-248.

109. Кормилов, С. И. Рассказы М. Шолохова «Наука ненависти» и «Судьба человека» как произведения своего времени / С. И. Кормилов // Вестник Моск. ун-та. Серия 9, Филология. 2005. - № 3. -С. 9-28.

110. Крамов, И. Н. В зеркале рассказа. Наблюдения, разборы, портреты / И. Н. Крамов. М. : Сов. писатель, 1979 - 296 с.

111. Краснов, П. Свобода и «исходный проект» : Рец. на повесть В. Гроссмана «Всё течёт» / П. Краснов // Лит. Россия. 1989. - 6 окт. (№ 40). - С. 6-8.

112. Кременцов, Л. П. Русская литература XX века : в 2 т. Т. 1. 1920 -1930-е годы / Л. П. Кременцов, Л. Ф. Алексеева, Т. М. Колядич. М. : Академия, 2002. - 496 с.

113. Кременцов, Л. П. Русская литература XX века. В 2 т. Т. 2. 1940 -1990-е годы / Л. П. Кременцов, Л. Ф. Алексеева, Т. М. Малыгина. -М. : Академия, 2002. 464 с.

114. Кривощапова, Т. В. Роль фольклорных традиций в создании нар. характера: На материале совр. рус. прозы о деревне / Т. В. Кривощапова // Филол. науки. 1979. - № 3. - С. 28-33.

115. Кузнецов, Н. М. Рассказ военных лет и традиции народного повествования / Н. М. Кузнецов // Рус. лит. 1985. - № 1. — С. 21-38.

116. Кузьмук, В. А. Василий Шукшин и ранний Чехов. Опыт типологического анализа / В. А. Кузьмук // Рус. лит. — 1977. № 3. -С. 198-205.

117. Кузьмук, В. А. Эпичность современного рассказа / В. А. Кузьмук // Рус. лит. 1979.-№ 1.-С. 163-171.

118. Кулешов, В. И. Реализм А. П. Чехова и натурализм и символизм в русской литературе его времени / В. И. Кулешов // Кулешов В. И. Этюды о русских писателях. М., 1982. - С. 245-261.

119. Кулиш, В. Эпос войны народной : Диалог о романе В. Гроссмана «Жизнь и судьба» / В. Кулиш, В. Оскоцкий // Вопр. лит. — 1988. № 10.-С. 27-87.

120. Лазарев, Л. Дух свободы : О судьбе романа В. Гроссмана «Жизнь и судьба» / Л. Лазарев // Знамя. 1988. - Кн. 9. - С. 218-229.

121. Лазарев, Л. Лейтенантская проза / Л. Лазарев // Литература : Прил. К газ. «Первое сент.». 2000. - Нояб. (№ 41). - С. 9-12.

122. Лазарев, Л. Человек среди людей. О Василии Гроссмане / Л. Лазарев // Несколько печальных дней В. С. Гроссман. М. : Современник, 1989.-432 с.

123. Ланин, Б. Власть закона : Повесть «Всё течёт» / Б. Ланин // Ланин Б. Идеи «открытого общества» в творчестве Василия Гроссмана. М., 1997.-С. 7-17.

124. Ланин, Б. Слуги закона: «Жизнь и судьба», «Всё течёт» / Б. Ланин // Ланин Б. Идеи «открытого общества» в творчестве Василия Гроссмана.-М., 1997.-С. 18-28.

125. Ланщиков, А. П. Избранное / А. П. Ланщиков. М. : Современник, 1989.-615 с.

126. Лапшин, М. Родниковая свежесть слова. О творчестве Ю. Казакова / М. Лапшин, Е. Якубович // Наш современник. 1974. - № 2. - С. 179186.

127. Ларин, Б. Рассказ М. Шолохова «Судьба человека» : опыт анализа формы / Б. Ларин // Рус. язык в школе. № 2. - С. 13-18.

128. Лейдерман, Н. Л. Современная русская литература 1950 1990-е гг. В 2 т. Т. 1. 1953 - 1968. / Н. Л. Лейдерман, М. Н. Липовецкий. - М. : Академия, 2003. - 416 с.

129. Лейдерман, Н. Л. Современная русская литература : 1950 1990-е годы. В 2 т. Т.2. 1968 - 1990 / Н. Л. Лейдерман, М. Н. Липовецкий. -М. : Академия, 2003. - 668 с.

130. Липкин, С. Жизнь и судьба Василия Гроссмана // Лит. обозр. 1988. - № 6. - С. 96-107.

131. Лирический рассказ-миниатюра // Сб. трудов мол. учёных. Томск : Изд-во Томского ун-та, 1971. - С. 196-208.

132. Литература Древней Руси : Хрестоматия / сост. А. А. Дмитриев; под ., ред. Д. С. Лихачева. М. : Высш. шк., 1990. - 544 с.

133. Литературный энциклопедический словарь / под общ. ред. В. М. Кожевникова, П. А. Николаева. М. : Сов. энциклопедия, 1987. - 752 с.

134. Лихачёв Д. С. Возникновение русской литературы / Д. С. Лихачёв. -М. Л. : АН СССР, 1952. - 239 с.

135. Лихачёв, Д. С. Литература реальность - литература / Д. С. Лихачёв. -Л. : Сов. писатель, 1984.-221 с.

136. Лотман, Ю. М. Об искусстве: структура художественного текста / Ю. М. Лотман. СПб. : Искусство, 1998. - 704 с.

137. Малахов, В. Гавань у поворота времен: Онтология Дома в «Белой гвардии» / В. Малахов. // Вопр. лит. 2000. - № 4. - С. 326-336.

138. Макаров, А. Василий Шукшин : «Там, вдали» / А. Макаров // Макаров А. Литературно-критические работы: в 2 т. Т. 2. М., 1982.

139. Мелетинский, Е. М. Историческая поэтика новеллы / Е. М. Мелетинский. М. : Наука, 1990. - 280 с.

140. Меттер, И. Заметки о рассказе / И. Меттер. // Вопр. лит. 1983. - № 5.-С. 187-199.

141. Миркина, 3. Выход в пространство свободы : Размышления над р-ном В. Гроссмана «Жизнь и судьба» / 3. Миркина, Г. Померанц // Континент. 1992.-№4.-С. 283-311.

142. Михайлов, А. Пространство рассказа / А. Михайлов // Октябрь. -1986.-№ 1.-С. 179-189.

143. Моисеева, В. Г. Стилевые доминанты и «внутренняя» тема военных повестей В. Некрасова, Г. Бакланова, Ю. Бондарева, В. Быкова / В. Г. Моисеева // Вестник Моск. ун-та. Серия 9. Филология. 2005. - № 3. -С. 29-45.

144. Недзвецкий, В. А. Возврат к жизни : Лирическая новеллистика Ю. П. Казакова / В. А. Недзвецкий // Лит. в шк. 2001. - № 2. - С. 20-25.

145. Недзвецкий, В.А. Предшественники и история «деревенской» прозы /

146. B.А. Недзвецкий. // Лит. в шк. 1999. - № 6 - С. 5-20.

147. Немзер, А. Завещание Гроссмана : Рец. на повесть В. Гроссмана «Всё течёт» / А. Немзер // Лит. обозр. 1989. - № 12. - С. 41-45.

148. Никонова, Т. А. «Дом» и «Город» в художественной концепции романа М. А. Булгакова «Белая гвардия» / Т.А. Никонова // Поэтика рус. советск. прозы : Межвуз. научн. сб. Уфа, 1987. - С. 53-62.

149. Ничипоров, И. Б. На путях постижения русской души : И. А. Бунин и «деревенская» проза / И. Б. Нечипоров. // Фил. науки. 2002, - № 1,1. C. 30-37.

150. Новейший философский словарь. Минск, Изд-во В. М. Скакун, 1988.-896 с.

151. Новиков, Вл. Ощущение жанра : роль рассказа в развитии современной прозы / Вл. Новиков // Новый мир. 1987. - № 3. -С.239-254.152153154155156157158159160.161.162.163.164.165.

152. Огнев, А. В. Рассказ М. Шолохова «Судьба человека» / А. В. Огнев. -М. : Высш. шк., 1984. 80 с.

153. Огнев, А. В. Русский советский рассказ 50 70-х гг. Пособие для учителей / А. В. Огнев. - М. : Просвещение, 1978. - 208 с. Огнев, А. В. Современный русский рассказ 50 - 80-е гг. Учебное пособие. - Калинин, 1987. - 90 с.

154. Одесская, М. Ружье и лира : Охотничий рассказ в рус. лит-ре XIX в. / М. Одесская // Вопр. лит. 1998. - № 3. - С. 239-252. О живом и застывшем : Полемические заметки о современном рассказе // Лит. обозр. - 1985. - № 2. - С. 20-26.

155. Орлицкий, Ю. Большие претензии малого жанра : По итогам первого тургеневского фестиваля малой прозы / Ю. Орлицкий. // НЛО. -1999.-№38.-С. 275-288.

156. Охитин В. Г. О взаимодействии жанров прозы. Василий Гроссман / В. Г. Охитин. // Вопросы истории и теории лит-ры. Вып. 2. -Челябинск, 1996. С. 99-110.

157. Парамонов Б. То, чего не было : «Оттепель» и 60-е гг. / Б. Парамонов // Звезда. 1998. - № 10. - С. 198-202.

158. Петров, В. Б. Художественная аксиология Михаила Булгакова: Монография / В. Б. Петров. М. : Прометей, 2002. - 349 с. Петровский М. А. Морфология новеллы // М. А. Петровский. - М. : Ars Poetica, 1927. - 632 с.

159. Плеханов Г. В. Искусство и литература / Г. В. Плеханов. М. : ГХЛ, 1948.-887 с.

160. Полоцкая, Э. А. П. Чехов движение худож. мысли / Э. Полоцкая. -М. : Сов. писатель, 1979. - 339 с.

161. Померанц, Г. С. Политическое завещание Василия Гроссмана: Роман «Жизнь и судьба» и повесть «Всё течёт» / Г. С. Померанц // Вестн. Рос. АН. 1993.-Т. 63.-№ 10.-С. 193-202.

162. Померанцев, В. Об искренности в литературе / В. Померанцев // Новый мир. 1953.-№ 12.- С. 218-242.

163. Поспелов, Г. Н. Теория лит-ры. Учебник для филол. спец. ун-тов / Г. Н. Поспелов. М. : Высш. шк, 1978.-351 с.

164. Поспелов, Г. К. Проблемы исторического развития лит-ры / Г. Н. Поспелов. М. : Просвещение, 1972. - 270 с.

165. Потебня, А. Эстетика и поэтика / А. Потебня. М. : Искусство, 1976. -613 с.

166. Проблемы жанра и стиля в рус. литературе. // Сб. трудов. М, 1973. -232 с.

167. Проблемы реализма: Сб. статей / под ред. проф. В. В. Гура. Вологда : ВГПИ, 1975.- 142 с.

168. Пузиков, А. И. Рыцари истины. Портреты французских писателей / А. И. Пузиков. М. : Книга, 1986. - 445 с.

169. Русский советский рассказ. Очерки истории жанра / под ред. В.А. Ковалева. JL : Наука, 1970. - 736 с.

170. Сахаров, В. Школа прозы : Заметки о рассказе / В. Сахаров // Обновляющийся мир. М, 1980. - С. 80-114.

171. Сироткин, В. Всё меняется! : рец. на повесть В. Гроссмана «Всё течёт» / В. Сироткин // Лит. газ. 1989. - 23 авг. (№ 34). - С. 41 -45.

172. Сироткин, В. Г. Революция и миф о революциях : О повести В. Гроссмана «Всё течёт» и не только о ней / В. Г. Сироткин // Сироткин В. Г. Вехи отечественной истории. М, 1991. - Ч. III. - С. 206-224.

173. Славникова, О. Деревенская проза ледникового периода / О. Славникова//Новый мир. 1999,-№2.-С. 198-207.

174. Смирнов, О. Верность жанру / О. Смирнов. // Новый мир. 1973. - № 11.-С. 264-267.

175. Солженицын А. И. Приёмы эпопей : В. Гроссман дилогия «За правое дело», «Жизнь и судьба» / А.И. Солженицын // Нева. - 1998. -№ 1.-С. 172-190.

176. Старикова, В. а. Многомерность чеховской детали / В. А. Старикова // Творчество Чехова : Межвуз. сб. науч. тр. Ростов, 1981. - С. 4148.

177. Старикова, Е. Социологический аспект современной «деревенской прозы» / Е. Старикова // Вопр. лит. 1972. - № 7. - С. 11-35.

178. Стрелкова, И. Жить в своем народе : Сельский интеллигент в соврем, публицистике / И. Стрелкова // Лит. обозрение. 1981. - № 4. - С.5-10.

179. Сухих, И. Н. Проблемы поэтики А. П. Чехова / И. Н. Сухих. Л. : Изд-во ЛГУ, 1987.-180 с.

180. Твардовский, А. О Бунине / А. Твардовский//И. А. Бунин, Собрание сочин.: в 9 т. Т. 1. / А. Твардовский. М. : Худ. лит, 1965. - С. 30 -34.

181. Тевекелян Д. Выбор : Над страницами последнего романа В. Гроссмана//Взгляд : Вып. 2. -М, 1989.-С. 390-410.

182. Теория литературы. В 4 т. Т. 1. Литература / под ред. Ю. Б. Бореева. -М. : ИМЛИ РАН, 2005. 335 с.

183. Теория литературы : Учеб. пособие: в 2 т. / под ред. Н. Д. Тамарченко. Т. 1. Н. Д. Тамарченко, В. И. Тюпа, С. Н. Бройтман. Теория художественного дискурса. Теоретическая поэтика. — М. : Академия, 2004. 512 с.

184. Сироткин, В. Г. Революция и миф о революциях : О повести В. Гроссмана «Всё течёт» и не только о ней / В. Г. Сироткин // Сироткин В. Г. Вехи отечественной истории. М., 1991. - Ч. III. - С. 206-224.

185. Славникова, О. Деревенская проза ледникового периода / О. Славникова // Новый мир. 1999. - № 2. - С. 198-207.

186. Смирнов, О. Верность жанру / О. Смирнов. // Новый мир. 1973. - № 11.-С. 264-267.

187. Солженицын А. И. Приёмы эпопей : В. Гроссман дилогия «За правое дело», «Жизнь и судьба» / А.И. Солженицын // Нева. - 1998. -№ 1.-С. 172-190.

188. Старикова, В. А. Многомерность чеховской детали / В. А. Старикова // Творчество Чехова : Межвуз. сб. науч. тр. — Ростов, 1981. С. 4148.

189. Старикова, Е. Социологический аспект современной «деревенской прозы» / Е. Старикова // Вопр. лит. 1972. - № 7. - С. 11-35.

190. Стрелкова, И. Жить в своем народе : Сельский интеллигент в соврем, публицистике / И. Стрелкова // Лит. обозрение. 1981. - № 4. - С.5-10.

191. Сухих, И. Н. Проблемы поэтики А. П. Чехова / И. Н. Сухих. Л. : Изд-во ЛГУ, 1987.- 180 с.

192. Твардовский, А. О Бунине / А. Твардовский//И. А. Бунин, Собрание сочин.: в 9 т. Т. 1. / А. Твардовский. М. : Худ. лит., 1965. - С. 30 -34.

193. Тевекелян Д. Выбор : Над страницами последнего романа В. Гроссмана // Взгляд : Вып. 2. М., 1989. - С. 390-410.

194. Теория литературы. В 4 т. Т. 1. Литература / под ред. Ю. Б. Бореева. -М. : ИМЛИ РАН, 2005. 335 с.

195. Теория литературы : Учеб. пособие: в 2 т. / под ред. Н. Д. Тамарченко. Т. 1. Н. Д. Тамарченко, В. И. Тюпа, С. Н. Бройтман. Теория художественного дискурса. Теоретическая поэтика. М. : Академия, 2004. - 512 с.

196. Тимофеев, JT. И. Советская литература : Метод, стиль, поэтика / Л. И. Тимофеев. -М. : Сов. писатель, 1964. 523 с.

197. Токарева, Г. А. «Целомудренная проза» : Особенности символизации в прозе Пришвина / Г. А. Токарева // Рус. речь. 2000. - № 1. - С. 105-112.

198. Торшин, А. А. Поздние рассказы В. Гроссмана. Динамика художественного мышления / А. А. Торшин // V Ручьевские чтения. Русская литература XX века: типы художественного сознания : Сборник материалов. Магнитогорск, 1998.-С. 139-141.

199. Торшин, А. А. Произведение художественной литературы. Основные аспекты анализа : учеб. пособие / А. А. Торшин. М. : Флинта: Наука, 2006. - 256 с.

200. Торшин, А. А. Функции интертекста в новеллистике В. Гроссмана 1953 1963 гг. / А. А. Торшин // Интертекст в худ. и публицист, дискурсе : сб. докладов междунар. науч. конф. - Магнитогорск, 2003. -С. 320-325.

201. Торшин, А. А. Человек и история в рассказах В. Гроссмана 50 нач. 60-х гг. / А. А. Торшин // III Ручьёвские чтения. Лит. - Писатель -Политика : Сб. материалов межвуз. науч. конф. - Магнитогорск, 1994.-С. 41-43.

202. Тюпа, В. И. Художественность чеховского рассказа / В. И. Тюпа. -М. : Высш. шк., 1989. 133 с.

203. Фадеев, А. За тридцать лет. Избранные статьи, речи и письма о литературе и искусстве / А. Фадеев. М. : Сов писатель, 1957. - 985 с.

204. Фоменко Л. Молодые прозаики / Л. Фоменко. // Звезда. 1958. - № 8.-С. 201-208.

205. Хализев, В. Е. Теория литературы / В. Е. Хализев. — М. : Высш. шк., 1999.-398 с.

206. Хватов, А. Человек и история : заметки о рассказе М. Шолохова «Судьба человека» / А. Хватов // Рус. лит. № 2. - 1963. - С. 3-30.

207. Цейтлин, А. Г. Становление реализма в русской литературе : русский физиологический очерк / А. Г. Цейтлин. М. : Наука, 1965. - 292 с.

208. Цилевич, J1. М. Сюжет чеховского рассказа / Jl. М. Цилевич. Рига : Звайгзне, 1976. - 237 с.

209. Чалмаев, В. А. Андрей Платонов : к сокровенному человеку / В. А. Чалмаев. -М. : Сов. писатель, 1989. 448 с.

210. Чалмаев, В. А. На войне остаться человеком. Фронтовые страницы русской прозы 60-90-х годов / В. А. Чалмаев. М. : Изд-во МГУ, 1998.- 124 с.

211. Чудаков, А. П. Мир Чехова. Возникновение и утверждение / А. П. Чудаков. М. : Сов. писатель, 1986. - 384 с.

212. Чудаков, А. П. Поэтика Чехова / А. П. Чудаков. М. : Наука, 1971. -292 с.

213. Чудакова М. Искусство целого : заметки о современном рассказе / М. Чудакова, А. Чудаков // Новый мир. 1963. - № 2. - С. 235-242.

214. Чупринин, С. Непрошедшее время. К характеристике «оттепельного» этапа в истории современного литературного процесса / С. Чупринин // Вопр. лит. 1989. - № 12. - С. 3-22.

215. Чупринин, С. Новая Россия : Мир литературы. Энциклопедический словарь-справочник : в 2 т. / С. Чупринин. М. : ВАГРИУС, 2003. -Т. 1.-832 е., Т. 2.-928 с.

216. Шкловский, Е. А. Грани гуманизма. Социально-нравственные проблемы современной прозы / Е. А. Шкловский. — М. : Знание, 1989. -40 с.

217. Шкловский, В. Б. Избранное. В 2 т. Т 2. Повести о прозе; Размышления и разборы / В. Б. Шкловский. М. : Худ. лит., 1983. -639 с.

218. Шнейберг, JI. Я. От Горького до Солженицына / J1. Я. Шнейберг, И. В. Кондаков. М. : Высш. шк., 1994. - 287 с.

219. Шубин, Э. А. Современный русский рассказ. Вопросы поэтики жанра / Э. А. Шубин. Л. : Наука, 1974. - 184 с.

220. Эйхенбаум, Б. М. О литературе : работы разных лет / Б. М. Эйхенбаум. -М. : Сов. писатель, 1987. 541 с.

221. Эльяшевич, А. Четыре октавы бытия : О совр. эссеистической прозе / А. Эльяшевич // Октябрь, 1990. № 4. - С. 193 - 202.

222. Яблоков, Е. А. Пожар на ковчеге : Мотивы Л. Андреева и И. Бунина в булгаковской прозе / Е. А. Яблоков // Яблоков Е. А. Мотивы прозы Михаила Булгакова. -М., 1997.-С. 125-128.

223. Якименко, Л.Я. Творчество М. А. Шолохова. Идеи и образы. Творческий метод. Жанры. Стиль. Мастерство. Поэтика / Л. Я. Якименко. -М. : Сов. писатель, 1964. 855 с.