автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Проблемы богатства и бедности в русской и зарубежной литературах XIX века

Полный текст автореферата диссертации по теме "Проблемы богатства и бедности в русской и зарубежной литературах XIX века"

На правах рукописи

ЯСТРЕБОВ АНДРЕЙ ЛЕОНИДОВИЧ —

/ 1 йен

ПРОБЛЕМА БОГАТСТВА И БЕДНОСТИ В РУССКОЙ И ЗАРУБЕЖНЫХ ЛИТЕРАТУРАХ XIX ВЕКА

Специальности: 10.01.01 - русская литерату ра 10.01.05-литературы пародов Европы, Америки и Австралии

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

Москва 2000

Работа выполнена на кафедре истории, философии и литературы Российской академии театрального искусства

Официальные оппоненты:

доктор филологических наук, профессор АГЕНОСОВ В.В.

доктор филологических наук, профессор ВАЩЕНКО А.В.

доктор филологических наук

САХАРОВ В.И.

Ведущая организация - Московский педагогический университет

Диссертационного совет ,, ком псдагогическор

государственном университете по адресу: 119435, г. Москва, ул. Мала. Пироговская, д. 1, ауд. ...

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Московской педагогического государственного университета (г. Москва, ул. Мала. Пироговская, д.1).

Автореферат разослан » 2000 года

Защита состоится

часов на заседанш

Ученый секретарь Диссертационного совета

КАРАВАШКИН А.В

Общая характеристика работы

Исследование проблемы богатства и бедности в русской и зарубежных литературах XIX века позволяет выявить своеобразие литературных эпох, в которых всякий раз отражены историческое содержание того или иного времени, его духовные, эстетические, идеологические потребности и представления, противоречивый феномен прагматических и идеалистических побуждений персонажей.

В диссертации проводится анализ проблемы богатства и бедности в поэтике литературных произведений, реконструируется процесс возникновения оригинальных художественных решений указанной проблемы, что дает возможность изучить способы художественной интерпретации феномена и прокомментировать интересующие вопросы в их связях с социокультурным контекстом. Литературные тексты становятся основой построения системы представлений о мире, воплощенной в эволюционирующих идейно-тематических решениях, жанрах и стилях.

Собранный и обобщенный материал позволяет определить принципы взаимодействия культур, исследовать исторические типы художественного сознания, поэтику восприятия, сопряженные со сменой эпох и направлений в литературе.

Актуальность исследования заключается в том, что проблема богатства и бедности в русской и зарубежных литературах XIX века анализируется в аспекте, позволяющем выявить комплекс смыслов, не обнаруживаемых при традиционном изучении, более того, не всегда осознаваемых самими писателями. При анализе конкретных произведений нами используются историко-типологический, структурно-

типологический и историко-функциональный методы исследования, расширяющие уже известные подходы к проблеме. Они активно применяются в литературоведении, но еще далеко не полностью раскрыли свой потенциал в интерпретации поэтики и идейно-тематического содержания произведений. Актуальность постановки и разработки обозначенных вопросов определяется, кроме того, рядом факторов.

Во-первых, необходимостью расширения спектра литературоведческих и философско-эстетических работ: постоянно накапливаемый исследовательский материал требует нового описания и объяснения. Во-вторых, тем, что в сферу литературоведения за последнее время все более интенсивно вовлекаются данные других наук (философии, экономики, социологии, истории, культурологии, лингвистики), которые вносят в исследование литературных явлений оригинальный концептуальный инструментарий, расширяющий возможности апробированных способов литературоведческого анализа.

Необходимость сосредоточить исследовательские усилия на проблеме богатства и бедности в русской и зарубежных литературах XIX века диктуется, наконец, историко-культурной актуальностью вопросов, связанных с определенным национальным историко-литературным комментарием обозначенных феноменов, структурой и механизмами функционирования стереотипных литературных формул в сознании читателя.

Степень изученности проблемы. В отечественном литературоведении исследование, посвященное данной теме, осуществлено впервые. История и методология вопроса в какой-то мере нашла освещение в работах A.B. Аникина, В.Е. Ветловской, М.Ф.Овсянникова. Анализом морально-этической содержательности образов денег, богатства и бедности в творчестве различных писателей занимались А.Н. Николюкин, Б.Г. Реизов, А. Пузиков. Однако проблема богатства и бедности в русской и зарубежных литературах XIX века еще не становилась предметом отдельного рассмотрения в отечественной науке.

В западном литературоведении ситуация несколько иная. Проблеме богатства и бедности посвящена весьма обширная критическая литература (работы Д.Брейбрука, Д. Бейкера, Дж. Кларка, Дж. Нормано, М. Оссовской, Дж. Хилла, Т. Холмса), некоторые интересующие нас вопросы затрагивались в исследованиях Р. Болби, Ш. Джорджи, Р. Кавиша, К. Линна, Д. Малькольма, В. Скотта, Дж. Чемберлена. Все же ни один из исследователей не предпринял целостного анализа обозначенного феномена, не сопоставил разнонациональные варианты решения обозначенной проблемы.

Научная новизна диссертации определяется тем, что в данном исследовании впервые на широком историко-литературном материале анализируется художественный феномен богатства и бедности, разрабатываются различные подходы в интерпретации названной проблемы, обновляются некоторые принципы историко-литературного метода, в результате чего осуществляется системный анализ обозначенных явлений.

Новизна нашего подхода к теме находит отражение как в материале, в принципах его отбора, так и в освещении некоторых аспектов поэтики художественного текста. На основе комплексного изучения обозначенной проблемы выдвигается идея о несхожести социально-практической и художественно-этической интерпретации анализируемого феномена в разных литературах. Особую разработку получают и вопросы эволюции художественных форм мышления.

Предметом диссертационного исследования является проблема богатства и бедности, сопровождающие ее коммерческие фабулы, их связь с этической проблематикой и поэтикой произведений, система символических сигналов, предназначенных для раскрытия не явно выраженного смысла текста.

В соответствии с изложенными в трудах отечественных (Ю. Лотман, В. Топоров, Ю. Тынянов) и западных (Р. Барт, В.Изер, Д.Фоккема, М.Фуко) исследователей положениями о этико-эстетической содержательности литературного произведения в настоящей работе не только признается возможность плюралистического прочтения текста, но также выдвигаются и испытываются различные гипотезы при анализе сложных художественных структур, которые, осуществляя путь от проблемы к образу, управляют "читательскими реакциями".

Историко-литературный и структурно-семантический методы в толковании интересующих нас явлений придают исследованию не узко литературоведческий, а общефилологический характер. Объединение элементов формально-логического и структурно-семантического подходов открывает возможность систематизировать принципы поэтического воплощения идей в произведениях, относящихся к различным философским традициям и художественным эстетикам.

Исходя из поставленных задач, использовался набор дополняющих друг друга подходов комплексного анализа,

позволяющий рассмотреть иерархические уровни идейно-тематического содержания произведений и его социокультурное бытование.

Целыо данной работы является всестороннее системное исследование проблемы богатства и бедности в русской и зарубежных литературах XIX века, мотивов, ее сопровождающих, способов их текстовой реализации, что потребовало анализа данных объектов с широких филологических позиций.

Диссертант предпринимает попытку рассмотреть проблему богатства и бедности как мировоззренчески-категориальный комплекс; как систему на практике доказанных идей и гипотетических представлений о мире; как самостоятельный художественно-этический объект литературной интерпретации, обладающий уникальными характеристиками; как завершенное коммуникативное художественное целое, более интенсивно, чем иные, апеллирующее к жизненному знанию читателя. Рассмотрение проблемы богатства и бедности в русской и зарубежных литературах XIX века позволяет выявить метаморфозы художественного стиля и трансформации парадигм сознания эпох, прояснить взаимосвязь прагматических ориентаций искусства и эстетической предрасположенности реальности.

Автор диссертационного исследования разрабатывает такой модус прочтения художественных произведений, при котором в классических повествовательных решениях открывается вероятность обнаружения дополнительных, еще не описанных литературоведением, значений. При этом особое внимание уделяется соотнесенности авторской позиции со взглядами персонажей, ситуациями, поэтикой произведений, этико-эстетическими аллюзиями.

К теоретическим целям, стоящим перед данным исследованием, относятся следующие: 1) определение сходств и различий между сопоставляемыми литературами и выявление тех аспектов проблемы, которые остались незамеченными при изучении какой-либо литературы в отдельности; 2) выявление характерных для определенных эпох жанровых, стилевых, идейно-тематических тенденций в освоении проблемы богатства и бедности в русской и зарубежных литературах XIX века; 3) установление фактов этико-эстетических соответствий и несоответствий в решении разными писателями единой или

близкой проблематики, определение причин основных сходств и различий; 4) верификация универсально-понятийных художественных формул на материале сопоставляемых культур.

Достижение указанных целей связано с решением следующих задач:

- реконструировать структурно-семантические параметры сюжетов, связанных с проблемой богатства и бедности в русской и зарубежных литературах XIX века;

- установить этико-эстетическое ядро финансового сюжета и способы его художественного воплощения в произведениях, принадлежащих разным повествовательным эстетикам;

- сопоставить тематически близкие факты из истории формирования эстетико-идеологических парадигм разнонациональных литератур;

- выявить тактические и стратегические перспективы решения проблемы богатства и бедности в системе философско-эстетических предпочтений русской и зарубежных литератур XIX века;

продемонстрировать на конкретных литературных примерах взаимозависимость индивидуальных авторских решений и парадигм сознания эпохи;

- объяснить причины появления новых художественных моделей и наметить параметры методики их опознания.

Важными задачами настоящего исследования являются построение типологии художественных образов по их структурным характеристикам, рассмотрение произведения на фоне этико-эстетических исканий эпохи, построение типологии художественных образов по их структурным характеристикам, создание модели анализа литературного текста как философской и художественной системы, а также такая методологическая задача, как выявление специфики коммуникативных отношений между читательской практикой и авторскими идеями.

К задачам исследования относится также изучение средств, с помощью которых совокупность художественных решений данной проблемы приобретает способность вызывать у читателя заданные чувства и формировать определенное отношение к действительности. Диссертант предполагает и доказывает, что логика такого отношения между текстом и читателем состоит из определенного комплекса типовых понятий и философско-

эстетических операций, анализ которых представлен в исследовании.

В число задач входит и изучение конфликтов деньги -любовь, творчество - финансы и т.п.; построение модели мировосприятия различных литературных героев, связанных с проблемой богатства и бедности.

Научно-практическая значимость диссертации состоит в том, что она открывает новые подходы и возможности для научного исследования проблемы богатства и бедности в русской и зарубежных литературах XIX века. Ряд аспектов, получающих комментарий в диссертации, представляет интерес не только для историков литературы, но и для более широких кругов историков и теоретиков искусства, занимающихся вопросами эстетики и поэтики текста. Работа может быть использована как учебное пособие для студентов и аспирантов, при чтении лекций и спецкурсов, на семинарских занятиях по литературе.

Апробация работы. Основные положения диссертации неоднократно обсуждались на заседаниях кафедры истории, философии и литературы Российской Академии театрального искусства. Содержание диссертации отражено в десяти публикациях, в том числе в четырех монографиях. По проблемам диссертации автор выступал с докладами на международных конференциях в Москве (1995, 1996), на конференциях в Краснодаре (1997), Костроме (1998) и научно-практических чтениях в Сургуте (1999).

Структура работы. Диссертация состоит из Введения, трех глав, Заключения и Библиографии. Три главы разделены на параграфы. Глава I представляет собой исследование проблемы богатства и бедности в русской и зарубежных литературах XIX века, предполагающее историко-литературный анализ, создание типологии героев в аспекте их соотнесенности с прагматическими и идеалистическими ценностями. Логика исследования подразумевает изучение историко-литературной эволюции образов богатства и бедности, ведущих конфликтов, связанных с обсуждаемой проблемой, реализуемых в многообразных вариантах жанрово-стилевых решений (глава II); наконец, анализ композиционной динамики «финансового сюжета» и специфики его восприятия (глава III).

ОСНОВНЫЕ ПОЛОЖЕНИЯ ДИССЕРТАЦИИ

Во Введении обосновывается выбор темы и ее научная актуальность, определяются цели и задачи исследования, характеризуется теоретическое значение и практическая значимость диссертации, показывается степень изученности соответствующей проблематики.

Глава I «Генезис и становление национальных художественных форм воплощения литературного героя в «финансовом сюжете». Стратегия философской и этико-эстетической интерпретации проблемы богатства и бедности» включает в себя четыре параграфа и посвящена анализу литературной иерархии ценностей как эволюционирующей системы.

В первом параграфе излагается история вопроса, рассматривается эволюция литературного комментария проблемы богатства и бедности, типология персонажей, задействованных в «финансовом сюжете», его поэтика. По мнению диссертанта, проблема богатства и бедности расширяет и конкретизирует совокупность изображаемых, указываемых и логически подразумеваемых мотивов. «Финансовый сюжет» усиливает из бесконечного множества признаков, присущих каждому элементу текста, вполне определенные, позволяет из обилия мотивов отобрать наиболее убедительные для читателя. Обзор произведений литературы Средних веков и эпохи Возрождения доказывает, что интегрирующая функция образа денег делает этот образ эффективным инструментом дифференциации психологической мотивировки событий и поступков действующих лиц, предоставляет читателю возможность экстраполировать бытие персонажа исходя из восприятия одного из самых узнаваемых знаков произведения.

Литература традиционно порицает преступное тяготение человека к деньгам; отповедь им встречается почти во всех произведениях. Деньги обычно являются объектом литературной критики, но даже если не упоминаются в сюжете, то все равно устрашающей фигурой умолчания указывают на присутствие в мире разрушительного начала, не щадящего мудрую естественность жизни.

Негативная характеристика образа денег едва ли не самая стабильная традиция культуры. Подобный взгляд противоречит очевидным симпатиям читателя к тому, что часто вызывает патетическое негодование философской мысли и изящной словесности. Обнаруживается и парадокс: явления, которым в жизни удается сосуществовать (деньги, страсти, мечты, обязанности и т. д.), в литературе вступают в жесточайшее противоборство.

Знаковый характер образа денег очевиден. Литература рассматривает его утилитарные и символические функции, определяет его семантический статус, включает в классификацию материальных и духовных ценностных элементов. «Финансовые сюжеты» оказываются более приспособленными к передаче практической информации, напрямую связанной с конкретной исторической реальностью, нежели язык чувств, максимально ритуализованный штампами эстетической условности.

Изучение литературой проблемы богатства и бедности -сложный процесс познания, сопереживания, переосмысления ее этико-эстетического содержания. М.Сервантес, А.-Р.Лесаж, А.Фюретьер, Ж.-Б.Мольер ориентированы на создание оригинальной системы духовно-практических ценностей, что воплощается в жанрах, стиле, типологии героев, способах интерпретации материала, которые в рамках художественного текста вступают во взаимодействие с системой философско-эстетических ценностей, приобретают новые смыслы, часто не совпадающие со значениями, присущими произведению в момент создания его автором. В литературе встречаются и компромиссные решения (С.Ричардсон, Д.Дефо), выборочно объединяющие некоторые из традиционных интерпретаций, что вносит в систему художественных образов полезные и, как показывает литературная практика, перспективные коррективы.

Для художественного сознания русской культуры также свойственно противопоставление духовности и прагматизма. Специфика проблемы заключается в особенностях религиозной и философско-эстетической традиции культуры. Духовность, утверждается в «Слове Даниила Заточника», «Повести о Петре и Февронии Муромских», «Сказании о роскошном житии и веселии», призвана охватывать собой сферу общечеловеческих ценностей, отстаиваемых в борьбе с рационализмом, под которым

подразумевается торжество внеэтического и антиэстетического, а в общей оценочной перспективе — сфера неморалыюго и антигуманного.

Концепция осуждения и реабилитации материальных ценностей в русской литературе связана с переживанием человеком своей причастности к бесконечному, что не противоречит рациональному комплексу («Поучение богатым», «Повесть о Горе-Злочастии»), Этот комплекс может быть обозначен как любовь к реальному, к быту, его мелочам, к той атмосфере, которая создается материальными ценностями и которая превращает их из простой совокупности, беспорядочного набора реалий в осмысленный порядок, жизненную опору — в «предельно осязаемый» космос.

Предложенный во втором параграфе анализ индивидуалистически интеллектуальных парадигм рациональной активности героев литератур России, Франции, Англии, США позволяет утверждать, что литературная интерпретация идей социально-экономической этики - противоречивый художественно-этический процесс, связанный с выбором между патриархальным и капиталистическим мышлением, отмеченный эмоциональным переживанием авторов. Писатели часто оказываются в плену односторонних выводов, бессознательно игнорируя общественные процессы, революционизирующие мышление.

Западные литературы ХУШ-Х1Х столетий всесторонне исследуют столкновение между аристократом и «идеальным буржуазным джентльменом». Исторический конфликт получает оригинальный художественный комментарий в произведениях Д.Дефо, О.де Бальзака. Безусловно, аристократический этос остается несравнимо привлекательней, чем мир буржуазного расчета, однако культура нуждается в расширении пространства литературной характерологии. Поначалу введение образа буржуа в литературу сопровождается едкой критикой и сатирическими выпадами: сказывается влияние традиционного взгляда на проблему нарушения человеком устоявшейся социальной иерархии.

Герой-аристократ привлекателен для литератур Запада возможностью художественно проиллюстрировать изящную интуицию человека, живущего по законам импровизации. Он

оригинален, смел, находчив, изыскан, он может выстраивать причудливые композиции интриги, завораживать читателя своими безграничными талантами. Жизненная дисциплина буржуа, несомненно, проигрывает в сравнении с аристократическим образом жизни. Представитель третьего сословия намеренно изображается несловоохотливым, замкнутым, что не может позволить ему получить безраздельное расположение читателей. Важной причиной, по которой читатель предпочитает героя-аристократа, становится презрение дворян к деньгам. Писатели так долго воспевали немеркантильность аристократии, что теперь не желают прощаться с испытанным сюжетом, удачно определяющим границу между классами, маркирующим различия в стилях жизни.

Литература всегда с уважением разрабатывает темы, которые имеют стойкие мифологические основания и глубокую по1руженность в историю. Поэтому тема аристократической породы и в русской литературе XIX века будет долго вызывать особые симпатии писателей, хотя бы по той причине, что герой-дворянин не пытается посягнуть на привычную систему моральных оценок, устоявшиеся параметры конфликта между добродеянием и злокозненностью.

В диссертации отмечается, что постепенно литература обнаруживает сомнительность безусловно привлекательных для читателя формул дворянского самопроявления. Любовные клятвы героев-аристократов своей гротескной гиперболизированностью входят в противоречие не только с жизненной практикой читателя, имеющего трезвое представление о том, как более разумно распорядиться своей жизнью, но и с системой воспеваемых литературой ценностей. Буржуазный этос демонстрирует лишенные эффекта, однако приближенные к существованию читателя формы оценки жизни и способы существования. Образ буржуа более конкретен, целенаправлен, доступен для принципов художественной типизации, прогнозируем в аспекте возможностей и перспектив любого сюжета - от любовного до жизненно-практического.

В романах В.Ирвига, Ч.Диккенса определяются идейно-философские параметры существования буржуа. Он скромен, часто безлик, но он управляет миром, он лишен изысканных манер, но именно он зачастую становится законодателем социальной моды. Он абсолютно уверен в истинности материальных

предпочтений и обеспечен элементарными жизненными благами, требователен к миру и к самому себе, что позволяет ему постепенно узурпировать категориальные понятия из бытийного словаря своего антагониста - аристократа, наполнить их оригинальным ценностным содержанием. Кредо дворянина -верность слову, т.е. обязательство следовать сформулированным правилам игры, - активно задействуется буржуа и наполняется новым смыслом. Теперь верность слову развивается не в покойных границах феодального существования, а в напряженной, навязанной жестокими обстоятельствами борьбе за жизнь. Аристократическое понятие чести, более соответствующее феодальным коллективистским концепциям, трансформируется в мировоззренческую категорию индивидуалистической совести.

Артистической небрежности существования аристократа противостоит солидность буржуазного образа жизни и самих капиталистических предприятий. Поначалу литература негодует по поводу стремления буржуа достичь цели любой ценой, посмеивается над дурным вкусом и амбициозными капризами сословия, однако постепенно кристаллизуется тип «джентльмена-буржуа», который стремится к максимально насыщенной жизни; полная независимость отмечает его печатью индивидуальности. Чувство жизненной свободы, знания, умение до времени приспосабливаться к неблагоприятным условиям мира, выдержка, расчет, доверие интуиции, приводящие к переизбытку власти над обстоятельствами, привлекают литературу грандиозными возможностями в портретировании игровой природы буржуа, который придает земной жизни параметры состязания с роком. Победой в этом соревновании становится очаровывающее возможностями обладание миром, рождающее и новые идеи, и оригинальный взгляд на вещи.

Б.Франклин уравнивает категории денег и времени. Начинает осознаваться ценностный феномен абстрактных величин, их открытость для формализации. Писатели сначала скептически, потом вдохновенно изучают распорядок дня буржуазных семейств, присущее им отрицание гедонизма и установку на жизненную аскезу.

Американская литература подвергает пересмотру руссоистские идеи естественного воспитания. Обладание свободой, деньгами, то есть инструментами, способствующими

органичной социализации, становится тем результирующим, которого так не хватало европейской литературе в создании примера идеального типа воспитания. Американские писатели не желают конструировать абстрактно-моральные проекты будущего, Б.Франклин, В.Ирвинг подробно расписывают систему подчинения родительской воле, приемы воспитания уважительного отношения к материальным ценностям, на многочисленных примерах доказывают правильность избранного пути. Главенствующей задачей авторы видят воспитание в герое волевой и самостоятельной в выборе натуры.

Если европейская философская и художественная мысль утверждала, что человек коррумпирован в той же мере, что и общество, к которому он принадлежит, то американская литература ориентировалась на утопию индивидуального мироощущения, оперировала категорией «будущего в настоящем», которое необходимо ежедневно созидать. Наряду с апологией индивидуалистического прагматизма обнаруживается и полемика с феодальной этикой Европы. Американская словесность идеализирует деловых людей, часто не желающих связывать бизнес с традиционными аристократическими представлениями о морали. Деньги выступают инициатором извлечения потаенной природы из самого ничтожного материала повседневности.

Постепенно литературный образ буржуа узурпирует художественные модели, созданные для изображения дворянина. Использование репертуара мотивов классической литературы в интерпретации образа буржуа постепенно приводит к стандартизации персонажа, стереотипизации ситуаций, с ним связанных. В образ капиталиста с успехом интегрируются черты благородного злодея, страдающей личности, разочарованного эгоиста, создающие в совокупности особую конфигурацию характера служителя идеи денег, мало чем теперь отличающегося от своего антагониста-аристократа. Со временем крупный делец превращается в литературную маску.

Предпринятое в третьем параграфе исследование произведений Н.М.Карамзина, А.С.Пушкина, Н.В.Гоголя, А.Н.Островского, М.Е.Салтыкова-Щедрина И.А.Гончарова, А.П.Чехова доказывает, что в художественном сознании русской литературы сформировались различные подходы к решению проблемы восприятия материальных и духовных ценностей. Было

бы неправильным утверждать, что русская литература неизменно провозглашает примат духовности над прагматизмом. Литературная практика показывает, что отечественной словесности присуще и терпимое, а часто и благосклонное отношение к деньгам.

Концепция реабилитации материальных ценностей поначалу не имела ничего общего с идеей «завоевания», «овладения», «овеществления», распространенной в культуре Запада, хотя сам антропоцентризм этой концепции уже таил в себе оттеснение божественного начала и делал возможным появление «человекобожеских» тенденций. Н.В.Гоголь, Н.С.Лесков в своих произведениях противопоставляют рациональные и духовные побуждения персонажей. Душа, утверждают писатели, как выражение непрагматического начала, открыта, свободна и ведет к «космическому». Страсть к материальному, наоборот, замкнута, она искажает и умерщвляет дух. Душа самосущностна и самодостаточна; она, строго говоря, не зависит от человека, тогда как материальные ценности живут только в сфере человеческих потребностей, они всегда и принципиально ниже человека. Бессмертие человека в том, что больше его «прагматической» сути,— в мысли, вере, знании, творчестве, свободе. Оно - в способности к преодолению сферы рационального, в отказе от пользы и выгоды, в отречении от благ и удобств, сулимых деньгами и «вещным» уровнем существования.

Многие русские писатели, следуя гоголевской традиции, нередко определяют масштаб человека его «удаленностью» от мира денег или, по крайней мере, готовностью к ней. Идеальная программа И.С.Тургенева, Н.А.Некрасова, Л.Н.Толстого, Ф.М.Достоевского, которую они активно доказывают в своих произведениях, - преодоление собственнического, владельческого интереса, кристаллизация того бескорыстного внимания к миру, которое свидетельствует о преодолении сферы «прагматики», о выходе на иной путь и на осознание совершившегося прорыва в сферу духа.

Сопоставление этико-эстетических приоритетов литератур, предпринимаемое в четвертом параграфе на материале произведений Н.В.Гоголя, Т.Драйзера, позволяет выдвинуть и доказать несколько тезисов: формирование и воплощение художественного замысла произведений напрямую связано с

прагматическими или идеалистическими парадигмами культур, определяющими специфику интерпретации финансовой активности персонажей и их перспективы. Актуально или потенциально этический эталон бытийного поведения существует в сознании культуры в акте восприятия традиционных приоритетов, в котором осуществляется индивидуальное и историческое переосмысление объективной ценности денег, богатства и бедности. Постижение финансовой проблематики имеет процессуальный характер, связанный с практически-духовным типом воплощения моральных национальных предпочтений и объединением материальной объективации мира с его эстетическим значением. Вещность, а также объективность, насколько они возможны, реализованные в произведении, имеют решающее значение для эстетической эффективности художественного образа, так как не устраняют из него социальную и национально-мифологическую содержательность.

Проанализированные некоторые методологические и феноменологические аспекты литературной интерпретации проблемы богатства и бедности в русской и американской литературах позволяют очертить вопросы теории их художественного освоения, охарактеризовать специфику взаимопроникновения эмпирического и концептуально-философского материала в произведениях писателей, представляющих различные литературные традиции. Указываются причины, по которым русская литература не склонна идеализировать героев, исповедующих прагматическую философию. В произведениях Н.В.Гоголя, М.Е.Салтыкова-Щедрина, А.Ф.Писемского, Г.И.Успенского осуждается мораль меркантилизма, пришедшая в Россию с Запада, звучит мысль о преступности интереса человека к материальным ценностям, писатели стремятся найти эффективные способы борьбы с явлением, чуждым национальному мышлению и укладу жизни.

В исследовании конкретной национальной литературы, отмечается в диссертации, следует учитывать и общекультурные модели и специфические элементы историко-культурных, этико-эстетических решений, при которых за каждой литературой признается право на уникальное решение интересующих вопросов. Практически невозможно создать некий общий стандарт этически «правильного» поведения персонажа в «финансовом сюжете»,

каждая литература предлагает самобытный тип художественного и философско-экономического идеала и специфические формы его литературного воплощения, часто неприемлемые для инонационального художественного мышления. Типологическое изучение литературных образов прагматического существования персонажей позволяет представить модели этико-эстетических приоритетов национальной словесности, отличные от других, доказать, что существуют культурные альтернативные парадигмы.

В первом параграфе второй главы «Историко-литературная эволюция образов богатства и бедности» рассматривается конфликт отцов и детей в преломлении проблемы богатства и бедности. Указывается, что русская и западные литературы XIX века активно разрабатывают основные положения известных конфликтов произведений Шекспира и Мольера, объединяют традиционные мотивы с категорией времени, открывают феномен самоотчуждения индивида.

Отношение героев А.С.Пушкина, Д.Г.Байрона, О.де Бальзака, А.Н.Островского, А.П.Чехова к общественным стереотипам и ценностям, выявляемое в конфликте отцов и детей, - важное свидетельство движения литературы к созданию личности, поставленной перед выбором между социально одобряемым и этически запретным. Писатели доказывают, что в столкновении поколений личностное начало проявляется в отрицании рациональных норм. Молодые герои Байрона и Пушкина не способны разделять общественные идеалы и ценности, проповедуемые «отцами», и тогда прагматическая мораль старшего поколения выступает в роли репрессивного института, регулирующего функционирование социальных приоритетов и подавляющего любые проявления бунтарской инициативы.

Стремление многих литературных героев нарушить устоявшуюся прагматическую норму доказывает не только их ориентированность на эталон идеалистического бескорыстия. Литературой проводится иная мысль; любое отклонение от привычной формулы мировосприятия, от общепринятой трактовки ценностей наглядно выявляет субъективную природу героя, подчеркивает нестандартность личности, ее способность заявить о себе, продемонстрировать свою уникальность.

Особое внимание в этой части работы уделяется фигурам скупцов. Образы скупых рыцарей интересны XIX веку в качестве

примеров вынужденной аскезы, как объекты исследования феноменального презрения к миру с высоты груд золота, наделяющих немощь безграничной властью. Герои Д.Г.Байрона и А.С.Пушкина связаны с темой патриархального, практического понимания власти денег, в их сюжете торжествуют ясные отношения между осязаемой реальностью золота и предоставляемым им жизненными благами. Деньги, как правило, отождествляются героями с предельно доступными для понимания эквивалентами.

Подобное состояние коммерческого мышления уже знакомо литературе и апробировано предшествующими эпохами. XIX век стремится внести в классические сюжеты неизвестные ранее философские интонации. Концепция денег в новой редакции начинает активно объединять рациональные и мистические знаки. Этот тип мышления связан с новой концепцией этических оценок; любой поступок героя измеряется на шкале моральность -аморальность, что в результате приводит к рефлексии и драме.

Мистический аспект образов богатства и бедности отрывает индивидуальное мышление от традиций повседневной этики, уподобляет деньги фетишу. В этой ситуации перестают действовать представления о морали, начинает торжествовать принцип бескомпромиссного поклонения безотносительной величине. Рациональный аспект калькулирует целесообразность поступка, мистический - возвышает над материальной природой богатства, предлагает его в виде харизматического начала, силы, торжествующей над законами повседневности и даже над идеей социальной исключительности. Герой Ф.М.Достоевского в мечтательном проекте жизни размышляет о чарующем эффекте анонимности миллионера, скрывающего под нищенскими лохмотьями знание о собственном всемогуществе.

Чистые формы опыта, характеризующие моральное сознание скупцов, отмеченных патриархальным мышлением, уступают экстатическому ощущению приобщенности к ритуалам высших сил. Рождаются новая этика поведения и нормы общественного самочувствия: посюсторонность цели обогащения сменяется ощущением эмансипированности от ценностно-функциональных знаний, торжествует понимание иррациональной силы богатства, освобожденного от общепринятых этических оценок.

Художественное воплощение драматических общественных коллизий, отмечается во втором параграфе, связано с различными вариантами мыслительных и социальных позиций писателей в процессе художественного освоения проблемы богатства и бедности. Акцентирование внимания А.С.Грибоедова, А.С.Пушкина, Н.В.Гоголя на прагматических элементах социальной практики персонажей обусловлено намерением придать проблеме богатства и бедности особое социально-психологическое значение, способное создавать законченные формулы, описывающие уникальность национального мышления и его отличие от иных культурно-национальных представлений о законосообразности, злокозненности или превратности некоторых реалий существования.

И.А.Гончаров, А.Н.Островский, И.С.Тургенев,

М.Е.Салтыков-Щедрин, Ф.М.Достоевский, А.П.Чехов стремятся художественно осмыслить социальные феномены, практически недоступные логике отвлеченных умозаключений. В восприятии тактики и стратегии поведения персонажей в «финансовом сюжете» писателями делается преимущественно морально-этический акцент, призванный художественно прокомментировать явление и направленный на приведение читателя к состоянию оценки и осуждения. Русская литература изучает метаморфозы «коммерциализованного» мышления, облекает их в драматический сюжет, добиваясь тем самым особого эффекта, позволяющего соотнести мечту словесности об идеальных формах поведения человека с порочной индивидуальной и коллективной практикой мироощущения, отказывающейся признавать законность морали и ориентированной на переоценку этических аксиом.

В третьем параграфе рассматривается проблема соотнесенности истинного и ложного сознания героев А.С.Пушкина, Н.В.Гоголя, О.де Бальзака, Ф.М.Достоевского отмечается, что литература XIX столетия сталкивается с задачей примирения утопических моральных и прагматических идей. О. де Бальзак, Н.Гоголь, Ф.Достоевский, Ч.Диккенс, Л.Толстой, А.Чехов при всей несхожести этико-эстетических подходов к снятию напряжения между индивидуатьно желаемым и социально детерминированным стремятся создать иерархию целей, рациональных побуждений, соотносимых равно с жизненной практикой и с высшими духовными ценностями. Поиск

осуществляется с помощью оригин&чьных эстетических приемов художественной типизации. Каталоги вещей и понятий призваны создать обобщенную картину социальных явлений. Ее эффект заключается в «практическом узнавании» определенных морально-ценностных знаков социума в мире, обжитом персонажами.

О. де Бальзак, Н.Гоголь сознательно укрупняют значение объектов, включают в систему духовных детерминант частные, на первый взгляд, реалии существования, выстраивают иерархию этических и неморальных предпочтений общества и представляющего его персонажа. «Случайные» предметы играют роль опосредованной характеристики героев, являются не только выразителями морального статуса действующего лица, но и удостоверителями принадлежности героя к определенной иерархии самосознания, основанной на принципиальной корреляции моральных и материальных ценностей. В результате создается новый язык и оригинальная художественная логика конструирования масштабной картины морально-практического бытия героев.

Литература испытывает и гротескные способы художественной реализации философских идей. В романах Ф.М.Достоевского критериальную функцию выполняет опосредованность общей структуры мира символическими образами. Герои писателя самыми провокационными способами проверяют на истинность моральные ценности. Рождаются страшные по смысловой конфигурации деяния, конкретные воплощения идеала приводят к обесцениванию человеческой жизни и дискредитации изначального философского усилия проверить в пределах субъективного опыта трагическую алгебру эгоцентрической воли.

Тема денег становится сквозной во всех произведениях Ф.М.Достоевского. Деньги воспринимаются субъективным и одновременно надличностным началом мира. История каждого героя может быть представлена как попытка постижения прагматических ценностей, приобщения к ним и последующего отчуждения. Они видятся осуществлением факта бытия, формой рационального знания, но в то же время и стимулом поиска материального пространства души, соразмерного болезненной идее. Копейки, тысячи, миллионы выступают инструментами описания многочисленных жизненных связей человека;

фиксированная или абстрактная сумма становится условием конкретизации действительности и ее возможных перспектив. Мотивы, оформляющие тему денег в романах Ф.М.Достоевского, многообразны. Они варьируются по значениям от арифметически ничтожных до мистико-апокалипсических, выполняют функцию опосредованной моральной характеристики индивида и мира.

«Стоимостное» выражение мыслительной деятельности в романах Ф.М. Достоевского разрушает идею априорной моральности. Герой обнаруживает невозможность убедиться в ее достоверности, если одной из дифференциальных составляющих являются деньги. Индивидуальное сознание персонажей формируется на границе между демонстрацией свободной воли и пониманием преступности экспериментов. Позитивное содержание подобного состояния мира заключается в рождении новой философии поступка, приводящей к моральной рефлексии. Осуществляется выбор между мнением и истиной, и делается он в пользу страдания как верного пути достижения абсолютных этических доминант, источника понимания смысловой непрерывности духовного самоосуществления.

Философско-символический масштаб денег в произведениях писателя позволяет увидеть в конкретных текстовых решениях систему практических мотиваций и идеологических иллюзий. Она оформляется в следующих идейно-тематических функциях образа денег: «бешеные» (игровые, наследственные, эксцентрично растрачиваемые); «псевдоспасительные» (дареные, случайные); «ростовщические»', «карманные» (последние, как правило, медные); «преступные» (идейные, добытые криминальным путем, являющиеся компенсацией за загубленные жизни); «книжные» (медные); «фантастические» (связанные с отвлеченной или персонифицированной идеей богатства).

Анализ проблемы богатства и бедности в произведениях А.С.Пушкина, Н.В.Гоголя, Ф.М.Достоевского, А.П.Чехова с особенной наглядностью демонстрирует, что счет деньгам в русской литературе часто ведется с позиций «маленького» человека. Возможно, именно поэтому многие персонажи отечественной словесности не очень отчетливо представляют, как распоряжаться большими капиталами.

Талант оперировать мелкими суммами не способствует постижению глобальной абстракции миллионов. Когда состояния

превосходят индивидуальный уровень понимания, они, как показывают В.Я. Шишков, Д.Н. Мамин-Сибиряк, М.Горький, начинают угнетать естественную натуру героев. Злость, страстная любовь, пьянство, истерическая филантропия на время компенсируют отрыв индивидуальности персонажей от уже не понимаемой финансовой прогрессии. Крупные суммы в русской литературе являются злом в «промышленном сюжете», так как разрывают связь между осуществленными мечтами и психологией человека, сознание которого потрясено разочарованием: накопленного он никогда не съест, не прогуляет, наследники не соответствуют его представлениям о породе, женщины скомпрометировали себя обманами. Обнаруживается драма самоидентификации. Герой утратил связь с природой конкретных знаний и не постиг поэзии абстрактных величин.

Писатели изображают трагедию естественного сознания, соболезнуют несчастному и пытаются наметить идеальные формы перспективной реализации героев, персонифицирующих идеи бессребреничества. На . основе апробированных эстетических формул конструируется образ разночинца-интеллигента, свободного от категоризма и нигилизма. Это теоретик, носитель гуманистической идеи, ему понятно душевное смятение купеческого или крестьянского сына, сумевшего волей и талантом социально реабилитировать себя, а теперь пребывающего в моральном кризисе.

Подвижник классических идей, социально-нравственных доктрин, герой-интеллигент убеждает промышленника в порочности богатства, пытается настроить его против капитала, однако писатели осознают неубедительность рекомендаций по преодолению катастрофического влияния богатства. Слишком идеологизированы практические советы, чтобы отечественный промышленник мог увидеть в них достойную оппозицию возможностям, предоставляемым деньгами.

Облегченное решение феномена богатства отрицается русской литературой. Образ капиталиста в произведениях второй половины XIX века рекрутирует в себя особый тип страдательного начала, доставшийся от рефлексирующих персонажей предшествующей культуры. На новом историко-культурном этапе предстает трагедия личности, обладающей деньгами и не знающей, что с ними делать. Ответ на этот вопрос был предложен

Н.Г.Чернышевским в сюжете Лопухова-Бьюмонта, однако ощущаемая в этом образе экспансия инокультурной традиции вошла в противоречие со стратегической линией русского философского и художественного мышления. Рожденные Западом, просчитанные и освященные протестантской традицией прагматические образы не могли ассимилироваться с идеей «бешеных денег», намеченной А.Н. Островским и обнаружившей кульминацию в "Приваловских миллионах" Д.Н. Мамина-Сибиряка.

В изображении нищих, отмечает диссертант в четвертом параграфе второй главы, западноевропейская -литература во многом испытывает влияние историко-культурной реальности нищенствующих орденов, проповедующих мысль о неестественности денег и богатства и призывающих освободиться от земных пут самыми радикальными способами. Не меньшее влияние на формирование литературной традиции изображения нищего оказали персонажи фольклорных песен, критикующие всех нечестно обогатившихся, и герои любовных повестей, доведенные страстью до отчаянной бедности.

Следует отметить, что фигуры общественных маргиналов не всегда вызывали соболезнование литературы. Ранние формы словесности активно практикуют художественные решения, в которых неимущий обречен на философскую немоту; у него нет своего места в жанрах и конфликтах, находящихся во владении персонажей, отмеченных счастьем обладания материальными благами. Отсутствие художественного пространства, из которого бедный мог бы бросить упрек имущим, приводит к тому, что бедность осмысливается с помощью понятийного аппарата христианских нравоучений, фольклорной дидактики, анекдота, наследуемых литературой в виде реплик традиции.

Особое влияние на отечественную традицию литературного восприятия нищих оказали почитаемые в России святые праведники. Серафим Саровский, Иоанн Кронштадский, Игнатий Брянчанинов, Феофан Затворник учили умирать для мира, бороться со страстями, в том числе и стяжательством, чтобы иметь надежду возродиться в духе.

Склонность к религиозному эксперименту, веротерпимость, характеризующие американский образ жизни, расширили пространство сакрального до объемов всего мира, перенесли идеи

духа на каждый фрашент существования, не исключая при этом материальные ценности. С Богом объединяется комплекс добродетелей, среди которых немаловажное место занимают и деньги — показатели индивидуальной активности, гармонирующей с глобальными установками морали. По мере углубления конфликта разрушается моральная антиномия богатства и бедности. Во многих сюжетах эти образы предстают в сотворчестве, олицетворяя динамическую активность и недвижную созерцательность.

В литературе проблема бедности входит в систему философских и моральных смыслов произведений, координирует сюжетные и композиционные параметры текстов. Отношение к богатству и бедности, как показывает анализ произведений Д.Дефо, Г. Филдинга, С. Ричардсона, В. Гюго, Э. Золя, Ч.Диккенса, выявляет обязанности героев перед иррациональными и реальными ценностями, расшифровывает алгоритм поведения представителей западноевропейской литературы.

Литература сентиментализма подробно расписывает уникальный характер страждущего. Акцент переносится на душевные движения персонажей, что приводит к ослаблению притчевой парадигмы, к возникновению новых тематических и композиционных конфигураций, выявляющих драму бедности.

Реалистическое искусство соотносит индивидуальную трагедию героя с общественными условиями его существования, объединяет тему бедности с многочисленными мотивами, что позволяет добиться максимальной концентрированности конфликта. Мир неимущего предстает одним из значимых элементов сюжета, этико-эстетическим знаком, настойчиво требующим для своего разрешения специфического художественно-философского инструментария.

Полемика между богатством и бедностью приводит литературу XIX века к гуманизации соучаствующих в едином конфликте начал. Любовь, неслучайное, заслуженное чувство, становится достойной компенсацией богатству за многовековые преследования денег литературой и подарком бедности. Особо любимы литературой примеры нищенства, отмеченные прекрасной внешностью многочисленных кружевниц, модисток. Симпатии О. де Бальзака, Ги де Мопассана, Э.Золя именно на их стороне, хорошеньких, печальных и социально репрессированных. На этом

фоне фигура финансиста приобретает статус особой моральной ценности.

Романтизация обладателя несметных богатств связывается с темой безысходного одиночества личности, не имеющей возможности разделить с кем-либо свой индивидуальный опыт. Образ бедной девушки вторгается в закрытое пространство несвободы капиталиста, привносит в его мир столь необходимую свежесть искренности. Неожиданное возвышение вчерашней нищенки не только говорит об идее счастливой случайности, но становится в литературе способом объединения темы мудрой и невинной бедности с образом финансиста. Счастливая развязка, в искренности которой сомневается литература, — любовь богатства и честной бедности — иллюстрирует мысль о «человеческом» измерении категории денег.

В пятом параграфе предлагается проверить некоторые предварительные выводы исследования проблемы этико-эстетического освоения литературой социальных идей. Коммерческая арифметика практической жизни активно интересует литературу. Ф.М.Достоевский, А.П.Чехов в своих произведениях часто обращаются к подсчетам. Финансовая сторона жизни героев поглощает повествовательные миры. Авторы, решая конкретные проблемы вживания персонажей в социум, диагностируют категории телесно-духовного и материально-чувственного. Пересматриваются некоторые положения мифологии национального характера, подвергаются ревизии знакомые темы и образы. Н.С.Лесков, А.Н.Островский задаются целью создать образ благородного купца, разработать тему моральности богатства. Художественная апология купечества, однако, сталкивается с трагической очевидностью реальности. Идеальный образ противоречит социальной характерологии и общественной философии поступков представителя третьего сословия.

Задача наделить купеческий сюжет новыми пропорциями, соответствующими изменяющемуся времени, руководит Г.И. Успенским, который в «Книжке чеков» сопоставляет архаический и современный типы предпринимателей. Автор подробно обосновывает различия между известной и недавно появившейся общественными фигурами. Гоголевские аллюзии, основательность аттестаций позволяют писателю представить во всей полноте

жизнь и коммерческое творчество «старомодного купца», что живет обманом, богатство наживает «темными путями» и т.д.

Образ предпринимателя новой формации создается в «Книжке чеков» с помощью инфернальных мотивов. «Мефистофелевская» роль главного персонажа заключена в искушении человека и насилии над природой, мир настойчиво и методично ввергается им в деструкцию. Классический паритет культуры, подразумевающий соответствие частного человека (литературного героя) золотому стандарту искусства — личности, воплощающей идеал или приближенной к этической модели, разрушается. Иван Кузьмич реально и метафорически девальвирует человека. Образ «тела народа» наделяется Г.И.Успенским метаморфическим значением; усекновение головы, души, сердца бухгалтерским гильотинированием сбрасывает в остаток то, что можно назвать «человеческим материалом» и оценить, как это делает Кузьмич, в «полтину».

Сюжет развивается гротескной пародией на жанр путешествия, перемещающимся объектом предстает

«тысячепудовое чудовище» промышленного механизма. Деньги перестают выполнять функцию посредника между тварной природой человека и идеей извлечения из социального небытия. Утратившие собственную индивидуальность, люди становятся лишь ничтожными элементами, обслуживающими обновленные временем обязательства купца перед богатством.

Л.Н.Толстой в «Фальшивом купоне» обращается к философски родственным явлениям. Тотальная практика зла, утверждает писатель, качественно изменяет реальность, ввергает ее в состояние катастрофы. Преступление непредсказуемостью случайностей объединяет незнакомых людей, ускоряет процесс их нравственного разложения. Знак вычитания морали торжествует почти в каждом поступке персонажей, которые с горячечной поспешностью принимаются обманывать, красть, убивать. Морализаторские тенденции писателя входят в противоречие с масштабом кровавых историй. Толстому удается приблизиться к пониманию нового алгоритма порождения преступления, рассмотреть проблему изначальной готовности человека к самым разнообразным вариантам поведения, противоречащего заданной культурой этической доминанте.

Л.Н.Толстой создает лаконичную картину генезиса желания мстить за унижения, не «проверять себя через кровь», а исполнять некий обыденный ритуал — есть, пить, деньги тратить, убивать. XXIII глава первой части "Фальшивого купона" лапидарностью факта аттестует модель самочувствия персонажа, уже забывшего, что причиной его падения были деньги, но действующего в соответствии с фабулой, ими порожденной. Антинигилизм автора выражен в форме повествования; страшный сюжет предлагается сознанию читателя в фактографии данности, взывая к моральным универсалиям, противящимся докультурному инстинкту.

Глава III «КОМПОЗИЦИОННАЯ ДИНАМИКА И ДИАЛОГИЧЕСКАЯ ПРИРОДА «ФИНАНСОВОГО СЮЖЕТА» И СПЕЦИФИКА ЕГО ВОСПРИЯТИЯ» посвящена рассмотрению способов художественной интерпретации проблемы богатства и бедности, образа денег. В первом параграфе третьей главы предложен анализ художественно-этических аспектов литературных сюжетов с точки зрения конкуренции доминантных образов произведений. На примере произведений Стендаля, О.де Бальзака, Э.Золя, А.Н.Островского, А.П.Чехова, А.И.Куприна доказывается, что образ денег рационализирует активность персонажей, их совокупную сюжетную деятельность, обладает способностью выступать формой знания, символом экзистенции, знаком нормы сущего. В зависимости от отношений образа денег с иными художественными моделями можно говорить о нем и как об источнике деструкции мира, когда прагматические ценности редактируют понятия долга, любви, чести, и как о стабилизирующем факторе, действенном эстетическом инструменте разграничения полномочий между образами и мотивами.

Эффективность образа денег в литературном произведении состоит в его соизмеримости с мотивами, относящимися к разряду безусловно моральных, которые, на первый взгляд, обладают тем же, что и деньги, сюжетным потенциалом, но отличны по возможностям функционирования в тексте. Отличие образа денег от иных художественных знаков заключается в принципиальной программируемое™ читательского восприятия. Образ денег прагматизирует умозрительные знаки текста, формирует предельно открытые коммуникативные отношения между авторской аргументацией и кодами читательских реакций.

Материально-финансовые модели текста наглядно актуализируют понятия, доступные разве что для культурной квалификации «идеального», по терминологии Дж.Каллера, читателя, который полностью разделяет текстуальные коды, используемые автором.

Решение проблемы богатства и бедности в произведениях И,-В. Гете, Г.Гейне, О. де Бальзака, А. Дюма, У.М. Теккерея, Ф.М. Достоевского, Н.С.Лескова отражает стремление писателей соотнести моральную стоимость поступков персонажей с коммерциализованным духом общественных отношений. Деньги в произведениях выступают в роли знаменателя обстоятельств, корректируют индивидуальность персонажей относительно эталона абстрактных и конкретных ценностей; прагматические ориентации ассоциируются с глобальными метафизическими перипетиями, подвергающими сомнению очевидные моральные величины.

Образ денег вовлекает читателя в целостное восприятие мира, вступает в полемику с морально-ценностными категориями, опровергает их либо усиливает. Таким образом, открывается взаимозависимость полагания конкретного смысла сюжетного события и связанного с ним целого смыслового универсума текста. Деньги, в отличие, к примеру, от любви, напрямую связаны с актуальным опытом персонажа и читателя; они могут выступать в виде фундаментального доказательства масштаба интимной эмоции, предлагать ее в качестве духовно-практического бытия, извлекать ее из фиктивной сферы и усиливать переживание ее очевидности. Образы обмениваются своими потенциалами, устанавливают новые границы смыслов или разрывают рамки практической актуальности, уравниваются по качеству и месту в конфликте с трансцендентными феноменами, побуждают героев и читателя к рефлексии, становятся источником интенциональной деятельности их сознания.

Во втором параграфе внимание уделяется исследованию функции образа денег в совокупности игровых элементов текста. Указывается, что деньги в произведениях О. Сенковского, Н.В. Гоголя, Л.Н. Толстого предстают в качестве знаков материального существования героев, символической притчи, социальной параболы, могут являться объектом пародии. Такое многомерное семантическое насыщение связано со смысловым и сюжетным потенциалом образа, его возможностями по сужению и

расширению спектра заложенных в произведения философских и этических значений.

Отмечается, что образ денег позволяет художественно реализовать тему борьбы с предопределенностью, для многих героев отечественной словесности актуализирует возможность нарушить социальную иерархию, а иногда преодолеть, пусть фиктивно, биологическую ущербность. Эта компенсаторная способность материальных ценностей противопоставляется идее законосообразности, выразителями которой становятся герои, персонифицирующие авторские представления об идеале. Деньги выстраивают новую концепцию судьбы, вносят в нее самые произвольные допущения, соответствующие мечтательным ориентирам индивидуального и коллективного мифопоэтического сознания.

Деньги порождают катастрофические формы самореализации, провоцируют литературных героев вступать в игровые отношения с моральными нормами. Персонаж на время приобретает право быть вершителем собственной судьбы, подняться над законами социума, игнорировать профессиональные навыки, схему бытийного долженствования и установленный порядок. Игры с судьбой переводят систему традиционных понятий в семантические объемы, оперирующие не фиксированными, с точки зрения понятий истины и преступления, знаками.

Деньги выстраивают новую архитектонику ценностных ориентиров, рождают самостоятельную иерархию бытийных смыслов, претендуют на статус новой модели мироздания, в которую добро, истина, счастье входят как факультативные, ситуационные элементы, значимые лишь для конструирования провокационных конфигураций мира.

В третьем параграфе третьей главы проводится сопоставление способов интерпретации образа денег в различных жанрах и художественных эстетиках, исследуется «полемика» утопических представлений героев с диктатом авторских идей, обозначается место символических сумм в произведениях Н.М. Карамзина, A.C. Пушкина, М.Ю. Лермонтова, H.A. Некрасова, И.С. Тургенева, Л.Н. Толстого, А.П. Чехова. В данной части работы обращается внимание на специфику художественной интерпретации материальных ценностей. Писатели, сталкиваясь с

проблемой богатства и бедности, оказываются перед выбором между рекомендациями классической культуры и рассудочным голосом повседневности. В результате авторам часто не удается создать компромисса. Эталон бытия, создаваемый высокой словесностью, демонстративно не соответствует реальности, пафос осуждения денег и богатства противоречит несомненным фактам жизнедеятельности.

В диссертации указывается, что писатели в стремлении постигнуть феномен прагматических ценностей ввергают сюжетный мир в противоборство идей, обнаруживают философское противоречие между жаждой обогащения и метафизической природой денег. И тогда индивидуальное мышление предстает элементом грандиозной системы, включающей философскую проблематику, эстетический эксперимент, поиск доказательств, подтверждающих и опровергающих торжество этических доминант.

В четвертом параграфе прослеживаются пересечения тем творчества и материальных благ. Эти темы имеют сходные композиционные принципы организации и играют одинаково важную роль в формировании конфликта произведения. Они обладают близким инвариантным кодом смыслопорождения, который определяет своеобразие идейно-тематического развертывания литературных событий.

Хотя эстетическая реализация указанных тем в тексте отличается по формально-содержательному выражению, все же они оказываются взаимосвязанными, а порой и взаимозаменяемыми, когда это диктуется ситуационно-смысловой необходимостью сюжета. Основное структурно-семантическое различие образов, связанных с темами творчества и материальных благ, заключается в степени их литературной мифологизации. Стойкая подозрительность словесности к презренному металлу и ко всем его идейно-тематическим синонимам контрастирует с благожелательным отношением писателей к труду собратьев по ремеслу.

Искусство романтизма настаивает на исключительности творческого человека. Традиционно эта тема решается в форме противопоставления художника и толпы. Для литературы свойственно любование иронической позицией творческой личности по отношению к окружающей действительности,

которую герои, не отмеченные божественным даром, воспринимают как безотносительную данность. К наиболее трагическим поворотам сюжета относится зависимость гения от мирских благ, в которых он нуждается не меньше, а подчас и больше прочих. Наследник романтических «музыкантов» ненавидит деньги и все же вынужденно признает за ними право быть залогом свободы, способом освобождения от бренных, недостойных высокой натуры страстей.

Основными мотивами, вытекающими из вышеназванных коллизий, становятся вызов меркантилизму, усталость героя от безуспешной борьбы, пессимистические размышления, истощение душевных сил и дальнейшая невозможность полемизировать с порочным миром. Одним из кульминационных моментов преодоления кризиса творческой самоидентификации литература делает фабулу продажи души дьяволу. Философские ипостаси и этико-эстетические перспективы данного решения не столь многочисленны; бунт творческого духа завершается усталостью, смертью или компромиссом с тем, что ранее так воодушевленно обличалось и энергично отрицалось.

Образы денег усиливают тему столкновения художника с прозой жизни и трагически ужесточают мотив губительной для таланта реальности. Однако развитие данного конфликта отмечено непоследовательностью. Уже Гете в «Театральном прологе» к «Фаусту» позицией директора театра ввел в конфликт тему ангажированности искусства, необходимости примирить творчество и социальный заказ. Все попытки художника эмансипироваться от действительности, доказывает литература реализма, сталкиваются с противостоянием «низких истин», суть которых заключается в том, что результат творчества, в какие бы метафизические формы ни облекался сам акт создания произведения, все же в итоге должен предстать перед судом повседневности, обязан найти своего зрителя и читателя. Поэт может иронизировать над толпой, высмеивать пошлые вкусы обывателей, однако именно их мнение и последующая финансовая благодарность являются одним из критериев оценки запечатленного вдохновенного порыва.

В романтической литературе формируется традиция осуждения читателя, который-де в силу своей неприобщенности к прекрасному не понимает душевного подвига автора шедевра. В

бальзаковской версии данный конфликт усиливается образом издателя, наживающегося на вдохновении писателя. Ситуация, отмеченная в «Утраченных иллюзиях», на долгое время станет образцовой и породит многочисленные подражания.

Литература разрабатывает конфликт творящей личности и денег, усиливает столкновение художника с миром большим количеством мотивов, редко встречающихся совокупно в каких-либо иных сюжетах. Против бедствующего писателя ополчается общество, его любовные надежды терпят фиаско, толпа его осмеивает, почитателям не хватает вкуса, слава его избегает. Литература пользуется максимально зрелищными формами доказательств непризнанное™ гения, «финансово-творческий» сюжет устремляется по пути эскалации драмы. К одним из самых эффективных решений словесности относится рецепция фаустианского мифа, оригинальность его комментария в «финансово-творческой» фабуле XIX века заключается в том, что художник закладывает душу уже не дьяволу, а покупателю рукописи, издателю.

Обнаруживается кардинальное отличие реалистического прочтения темы продажи рукописи от средневековых и романтических сюжетов заклада души. Если обмен души на возможность обладать всеми тайнами и радостями мира некогда обещал героям временную сладость владения и обязательное последующее возмездие за преступное деяние, то продажа рукописи редко когда сулит впечатляющую награду. Литература создает тип непризнанного гения, исполненного готовности заложить душу, но в ней не нуждается дьявол. Литературные вариации этого сюжета многочисленны, и только реалистическая культура попытается вскрыть причины данной коллизии. Оказывается, уже сложно говорить о качестве произведения, созданного творческой личностью, следует вести разговор о том, что сама социальная реальность не имеет массового читателя, способного отблагодарить за рифму, метафору, труд души. Культурная прослойка ценителей изящного вплоть до XX века не столь велика.

Одновременно с испытанным, всегда занимательным поворотом фабулы создается образ идеального читателя, который, как правило, изображается чудаком, собирателем старины, редкостей, не желающим финансово споспешествовать

начинаниям современного ему гения. Однако часто использовать образ коллекционера диковинок литературе видится нарочито искусственным, так как он связан, прежде всего, с поклонением прошлому и не желает знать настоящего. Здесь обнаруживаются корни одной из причин социальной невостребованности писателя: вечное искусство заявляет о своей принадлежности сфере безусловного эстетического совершенства, недоступной пошлому настоящему.

Все же основная причина настойчивого тяготения к противопоставлению писателя деньгам заключается в том, что литература не стремится отождествлять себя с иными социально полезными ремеслами. Идеализация гения подавляет смелые попытки уравнять труд землепашца, скромного труженика с писательством, которое трактуется в романтической стилистике не иначе как саморазрушение или ночное собеседование с небесами, мало похожее на приземленные практические занятия.

Литература активно упрекает читателя в отсутствии вкуса и образования. Этот путь обвинений оказывается тупиковым по причине принципиальной размытости эстетических оценок, невозможности упорядочить на единой шкале ценностей результирующие произведений ремесла и искусства. Создается непреодолимый конфликт между писателем, мыслящим категориями идеала, понятиями вечности, и миром читателя, обязательно своенравного, не понимающего высокого парения фантазии гения.

На этом этапе движения творческого сюжета он нуждается в новых элементах убедительности, и литература начинает активно использовать коммерческие исчисления для доказательства эстетического совершенства шедевра, созданного из ничтожного материала настоящего. Читательский интерес к произведению переводится на язык денег (тиражи, гонорары, подарки от восторженных поклонников, разнообразные приобретения героя), заявляющих об успехе более убедительно, чем все авторские отвлеченные рассуждения о гениальности и вдохновении.

Завершает диссертацию Заключение, в котором формулируются выводы исследования. Использованные способы систематизации материала и научные подходы позволили исследовать проблему богатства и бедности в русской и зарубежных литературах XIX века, этико-эстетическую

содержательность «финансового сюжета», прагматических образов в аспекте языка художественных средств выразительности и социально-философских идей.

В произведениях русских писателей при решении проблемы богатства и бедности утверждается способность человека отказаться от выгоды, отречься от благ и удобств, сулимых деньгами и «вещным» уровнем существования. Русская литература настаивает, что у человека может быть не только потребительский и собственнический интерес, но и то бескорыстное внимание к миру, которое свидетельствует о преодолении сферы прагматики. Условия соглашения между духовным и рациональным определяются, как показывают компромиссные решения литературы, самим актом «очеловечивания» прагматической реальности. Отмеченное нравственностью богатство выигрывает в том, что распространяет «человеческое» и вне себя, с тем чтобы именно благодеяние могло теперь свидетельствовать о нем.

Разум и воля рациональности, утверждает западная словесность, в очень значительной степени определяют и «человекосообразность» мира, его прагматическую, «человеческую» меру. Многие литературные опыты XIX века обнаруживают успешность следования рационалистическим доктринам, исходящим из протестантской идеи «овладевания» миром. Не менее часто звучит мысль об обесценивании этических доминант, разрушении духовности, «обезвоживании» бытийной сферы.

Исследованные в диссертации этико-эстетичсские и философские решения, связанные с проблемой богатства и бедности, - это художественные конструкции, которые убедительно обобщают образные формы отражения действительности, наследуются в готовом виде, подвергаются историко-литературным метаморфозам. Частое их использование, как правило, приводит к тому, что они становятся «формульными», стирается их этико-философский потенциал, и только возможность новых идейно-тематических и философско-эстетических вариаций позволяет им приобрести новые смыслы, расширить семантическое поле общения с прецедентом и читателем. К «формульным» нами относятся и стилистические приемы создания выразительности, как то: синтаксический

параллелизм, словесные и смысловые повторы, реминисценции, которые обладают высокой художественной активностью.

Литература в решении проблемы прагматических и этических ценностей создает ряд оппозиций (естественный взгляд

- мифологическое сознание, иконическое мышление - словесное мышление, субъективные авторские представления о явлении -стереотипы, накопленные за время долгого и активного использования образа, и т.д.). В основе этих противопоставлений лежит ориентация на индивидуально-художественное и историко-литературное решение проблемы богатства и бедности.

Эффективность образа денег в литературном произведении состоит в его соизмеримости с мотивами любви, нежности, долга и чести, которые, на первый взгляд, обладают тем же, что и образ денег, сюжетным потенциалом, однако отличны по идейно-тематическим и вероятностным возможностям функционирования в тексте. Выявление смыслового ядра проанализированных проблем и художественных знаков - совокупности их традиционных составляющих и семантических отношений в образных полях - позволило описать их пополнение новыми элементами, исследовать различные варианты соотношения в них традиционных и индивидуальных авторских решений.

В исследованных образных полях «деньги - время», «деньга

- любовь», «деньги - творчество» обнаружились тенденции тяготения входящих компонентов к конкретности, вещественности, предметности. Сосуществуя внутри произведения, контрастные составляющие, заявляющие свою принадлежность разным этическим и эстетическим системам, все же своей конфликтностью и попытками ее снятия создают единое смысловое пространство, становятся органичными элементами общей этико-эстетической формулы.

В результате антитетические на первый взгляд, плоскости пересекаются. Прагматические и этико-эстетические явления не отрицают и не сглаживают, а, напротив, провоцируют и актуализируют друг друга, извлекают потенции новой выразительности, привлекают различного рода дополнительную художественную и философскую информацию, ориентированную на обновление морально-этического и философско-эстетического восприятия текста.

Предложенный анализ проблемы богатства и бедности со всей очевидностью показывает, что она становится архетипом предметных, причинно-следственных, трансцендентальных отношений персонажей и общества, обуславливает возникновение и развитие самых сложных вариантов опосредованного изображения индивидуальной и социальной психологии поступка.

Процедура восприятия образов денег, богатства и бедности основывается на вовлечении читателя в целостное понимание мира, когда каждое событие произведения, отмеченное финансовой проблематикой, открывается как непосредственно переживаемое и оказывается соотнесенным со всем континуумом жизненного опыта. Образы богатства и бедности всегда связаны с актуальным опытом персонажа и читателя, которые, будучи повлеченными в этот опыт, или абсолютизируют отвлеченную природу понятий, или приписывают им предельно предметные смыслы. В качестве фундаментального показателя практического бытия выступает переживание его очевидности. Образы в результате мифологизируются, разрывают границы практической актуальности, уравниваются по качеству и месту в конфликте с трансцендентальным феноменом, побуждают героев и читателя к саморефлексии, становятся источниками интенциональной деятельности их сознания.

Образы денег, богатства и бедности могут играть роль формальных и идейно-тематических связок текста, благодаря чему достигается максимальная точность социальных характеристик и психологическая убедительность ситуаций. Глубинная символика образов является наилучшим средством для создания психологического портрета общества и личности.

Рассмотрение в диссертационном исследовании проблем богатства и бедности позволяет сфокусировать внимание на отдельных литературных мотивах, не имеющих достаточного пространства для подробного развертывания, вывести их из контекстных связей посредством аллюзии на прецедентные тексты и активизировать их интертекстуальное звучание и семантическую атмосферу присутствия в конфликте.

Деньги во многих сюжетах становятся парадигмой философского и этико-эстетического ритма развертывания событий, основой мифологически бессознательного мышления персонажей, способом убедительной дифференциации

субъективной картины мира. Они обеспечивают интеграцию в контекст повествования множественных точек зрения на обсуждаемые вопросы, дают широкие возможности опосредованного изображения человека и его внутреннего мира.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:

1. Богатство и бедность. Поэзия и проза денег. - М., Аграф, 1999,- 27, 72 п.л. - 524 с.

2. Праздник безумства. Дионис и Мельпомена. - М., «Аграф»,

1999.-28, 56 п.л,- 541 с.

3. Слово: воплощенное бытие. - М., Интерпракс, 1994. - 15, О п.л. - 238 с.

4. Динамика сюжетов в русской литературе XIX века. - М., 1996. - 11, 75 п.л. - 186 с. (совместно с И.И. Мурзак; авторский вклад - 50 %).

5. Типология ритуальных процедур в русской литературе // Вопросы теории и истории русской литературы (Межвузовский сборник научных трудов). - Брянск, 1994. 0,5 п.л,-С. 126-133.

6. Функционально-семантическая природа знака и интертекстуальные процессы в литературе. - Международная конференция славистов МПГУ, - 1995. - 0,5 п.л. - С. 35-36.

7. Литературная мифология русской усадьбы. - «П.С.» Литература № 43/1996. - 1,5 п.л. - С. 10-14 (совместно с И.И. Мурзак; авторский вклад - 50 %).

8. В поисках золотой середины. - «П.С.» Литература № 40/1996.- 1 п.л.-С. 6-9.

9. Такое веселое слово. - «П.С.» Литература № 32/1999. - 1,2 п.л,-С. 12-15.

10.Формирование этико-эстетических представлений о прагматических ценностях на уроках литературы. // Экология души: образование, развитие, творчество. Тезисы общероссийской научно-практической конференции. - М.,

2000. - 0,3 п. л. - С. 93- 95.