автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.19
диссертация на тему: Проблемы описания грамматической семантики

Полный текст автореферата диссертации по теме "Проблемы описания грамматической семантики"

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

На правах рукописи

КНЯЗЕВ Юрий Павлович

ПРОБЛЕМЫ ОПИСАНИЯ ГРАММАТИЧЕСКОЙ СЕМАНТИКИ

специальность 10.02.19 «Теория языка»

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

Санкт-Петербург 2005

Работа выполнена на кафедре общего языкознания филологического факультета Санкт-Петербургского государственного университета.

Научный консультант:

доктор филологических наук, профессор Сергей Игоревич Богданов

Официальные оппоненты:

доктор филологических наук, профессор Виктор Самуилович Храковский

доктор филологических наук, профессор Лариса Александровна Пиотровская

доктор филологических наук, профессор Игорь Владимирович Недялков

Ведущая организация:

Институт языкознания РАН, Москва

Защита состоится "_"_2005 г. в_часов

на заседании диссертационного совета Д.212.232.23 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора филологических наук при Санкт-Петербургском государственном университете по адресу: 199034, Санкт-Петербург, Университетская набережная, д. 11, филологический факультет Санкт-Петербургского государственного университета, ауд.

С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке им. М. Горького Санкт-Петербургского государственного университета (199034, Санкт-Петербург, Университетская набережная, д. 7/11).

Автореферат разослан "_"_2005 г.

Ученый секретарь диссертационного

совета Д.212.232.23 Светозарова Н. Д.

гъвЗЪЪЗ

Одной из особенностей современного этапа развития языкознания является тенденция к «размыванию границ». Применительно к проблематике, затрагиваемой в данном исследовании, наиболее существенны в этой связи два аспекта. Во-первых, для многих - несходных в других отношениях - направлений современной лингвистики характерен отказ от проведения резкой границы между грамматикой и лексикой. Во-вторых, в той или иной мере стирается грань между описательной и типологической лингвистикой, а также между диахронией и синхронией, причем примат последней уже не столь очевиден, как раньше. Если еще недавно Р. О. Якобсон считал «общеизвестным», что «интерпретация изменений языка предварительно требует точного описания его строя в каждый данный момент развития»1, то сейчас высказываются и противоположные мнения: «Синхронное описание некоторого этапа в развитии языка (если таковое вообще возможно без обращения к предшествующим этапам) должно предложить такое объяснение существующей на этом этапе многозначности, которое вписывалось бы в типологически достоверный сценарий ее возникновения»2. Следует, однако, заметить, что сами типологические обобщения (кроме совершенно тривиальных) не имеют никакого другого источника, кроме синхронных описаний отдельных языков. Кроме того, «размывание границ» может привести к отказу от стремления к точности и проверяемости лингвистических описаний, что, по справедливому мнению Е. В. Падучевой, должно составлять «непререкаемое кредо» лингвистики3.

Исходя из сказанного, в работе ставится следующая цель: совместить в описании фрагмента русской грамматики эксплицитность основных положений с типологической достоверностью выводов и требуемым лексической семантикой установлением связей между значениями языковых единиц.

Основным предметом исследования являются степени сравнения, возвратность, вид и время. Рассматриваются также значения, выражаемые формами лица, наклонения, числа и падежа.

В соответствии с поставленной целью, в данной работе решались следующие задачи:

- описать значения отдельных граммем и конструкций различной степени грамматикализации;

- установить и описать типы грамматической многозначности, представленные в проанализированном языковом материале;

- представить семантический анализ некоторых метаязыковых понятий (результат, статальность, реальность / ирреальность и др.) широко используемых при описании функционирования грамматических единиц.

1 Якобсон Р. О. Морфологические наблюдения над славянским склонением // Якобсон Р. Избранные работы. М.: Прогресс, 1985, с. 176.

2 Сибатани М. Переходность и залог в свете фактов японского языка // Типология и теория языка: От описания к объяснению. М.: Языки русской культуры, 1999, с. 275.

3 Падучева Е В. Динамические модели в семантике лексики. М.: Языки славянской культуры, 2004, с. 538.

с

Основным материалом исследования послужила выборка примеров из произведений различных жанров XIX - начала XXI века, а также из современных газет и журналов.

В работе использовались различные исследовательские приемы и м е-тоды, применяемые при описании грамматической и лексической семантики: анализ деривационных, референциальных и сочетаемостных свойств языковых единиц, а также возможностей их перифразирования с учетом соотношения с противопоставленными и близкими по смыслу единицами и конструкциями, особенностей обозначаемой ситуации и влияния частичного преобразования конструкции; исчисление логически возможных комбинаций выделяемых различительных признаков; сопоставление с близкими по смыслу единицами и конструкциями в других языках; интерпретация отрицательного языкового материала. Вместе с тем исследование включается и в рамки функциональной грамматики, поскольку в нем рассматриваются единицы разной степени грамматикализации во взаимодействии и в сопоставлении с другими единицами разных языковых уровней.

Основные теоретические положения, выносимые на защиту, можно сформулировать следующим образом.

1) При изучении грамматической семантики необходимо учитывать существование промежуточной зоны между грамматикой в узком смысле и лексикой, что в данной работе названо «внешним» слоем грамматики. В отличие от «внутреннего» слоя грамматики, единицы которого объединены в категории, а выражаемые ими значения характеризуются обязательностью, - ее «внешний» слой составляют широко употребительные единицы с отвлеченным значением, входящие в более или менее замкнутые классы с нечеткими границами.

2) Обязательность выражения может быть подразделена на несколько подтипов в зависимости от сферы ее действия. Основное различие проходит между категориальной обязательностью, сферой действия которой является часть речи в целом, грамматическая категория или граммема, и семантической обязательностью, определяемой присутствием в контексте некоторого необязательного семантического признака.

3) В оппозиции между лексическими и грамматическими значениями можно выделить следующие основные градации: 1) собственно лексика; 2) факультативные единицы из «внешнего» слоя грамматики; 3) единицы с узкой сферой семантической обязательности; 4) единицы с широкой сферой семантической обязательности; 5) словоизменительные номинативные категории; 6) словоизменительные синтаксические категории.

4) Описывая значения многозначной грамматической единицы, целесообразно исходить из того, что у нее может быть общее значение. Оно должно быть: а) универсальным - охватывающим все или почти все употребления данной единицы, б) семантически «прозрачным» - обеспечивающим относительную легкость перехода от инварианта к реальным употреблениям и наоборот, и в) специфичным — четко отличающим данную единицу от других единиц той

же категории или семантической зоны. Этим условиям удовлетворяют немногие из предлагавшихся семантических инвариантов грамматических единиц.

5) Понятие частного значения может использоваться в грамматике независимо от наличия или отсутствия у граммемы общего значения. При таком подходе частными значениями граммемы фактически являются типовые значения высказываний, содержащих данную форму. Частные значения граммемы определенным образом упорядочены. Первичное значение характеризуется максимальной независимостью от контекста, наибольшей специфичностью, высокой степенью регулярности и семантической исходностью по отношению к другим значениям граммемы. Иерархия частных значений не является постоянной и может изменяться как в ходе исторического развития, так и в зависимости от режима употребления грамматической единицы.

6) При описании функционирования грамматической единицы целесообразно различать сильные и слабые позиции. Сильной является позиция максимального различения противопоставленных единиц. Употребление граммемы в слабой позиции можно рассматривать как большее или меньшее отклонение от ее «нормального» функционирования, поскольку она приобретает в этом случае признаки, которые обычно ей не свойственны. Вместе с тем наличие у грамматических противопоставлений не только сильных, но и слабых позиций не только широко распространено, но и скорее всего является их обязательным спутником.

7) Пути семантической деривации (формирования многозначности) в лексике и грамматике принципиально едины и подчиняются общим закономерностям. В проанализированном языковом материале есть примеры метафоры (как собственно языковой, так и концептуальной), метонимии, сужения и расширения значения, изменения типа актанта и его референциальных свойств. Развитие многозначности граммемы может приводить к тому, что у ее значений не окажется нетривиальных общих семантических признаков. В этом случае связь между значениями основывается на ассоциациях с прототипической ситуацией (конвенционализации импликатур).

8) Помимо установления связей («мостов») между значениями многозначной языковой единицы и их типа, при описании грамматической многозначности важно также оценивать степень удаленности того или иного значения от первичного. Для этого можно использовать противопоставление ближней и дальней полисемии. В последнем случае грамматическая единица выходит за границы «своей семантической зоны» и может выступать одновременно в нескольких качествах.

Научная новизна н актуальность данного исследования определяется тем, что в нем на основании изложенных выше принципов, с учетом результатов современной типологической и когнитивной лингвистики, критически анализируются основные понятия, используемые при описании грамма-.тической семантики, и предлагается новая интерпретация многих явлений русской грамматики. Этим определяется также и теоретическая значимость

данной работы. Практическая же ее значимость состоит в возможности использовать полученные результатов в исследованиях, затрагивающих как общие, так и многие частные проблемы морфологии и грамматической семантики, а также в практике преподавания.

Апробация работы. Результаты исследования были представлены в докладах и выступлениях на конференции «Структурно-типологические методы в синтаксисе разноструктурных языков. Диатезы и залоги» (Ленинград, 1975); конференции «Функционально-типологическое направление в грамматике. Повелительность» (Ленинград, 1988); Всесоюзной конференции по лингвис-шческой типологии (Москва, 1990); Первой конференции по теоретической лингвистике (Москва, 1995); Международных конференциях «Логический анализ языка» (Москва, 1994-2004); Международной юбилейной сессия, посвященной 100-летию со дня рождения В. В. Виноградова (Москва, 1995); Международной конференции «Лингвистика на исходе XX века: итоги и перспективы» (Москва, 1995); Лингвистических чтениях, посвященных 100-летию со дня рождения проф. Н. П. Гринковой (Санкт-Петербург, 1995); Чтениях, посвященных 90-летию А. А. Холодовича (Санкт-Петербург, 1996); Международном конгрессе «100 лет Роману Якобсону» (Москва, 1996); международных и всероссийских конференциях по проблемам детской речи (Санкт-Петербург, Череповец, 1996-2004); Международной конференции «Типология вида: проблемы, поиски, решения» (Москва, 1997); Международной школе по лингвистической типологии и антропологии (Московская область, 1998, 2000, 2002); Международной конференции «Русский язык от Пушкина до наших дней» (Псков, 1999); 9-м Международном совещании по морфологии (9th International Morphology Meeting) (Вена, 2000); Международной конференции «Когнитивное моделирование в лингвистике». (Переяславль-Залесский, 2000); конференции «Мысли о русском языке- прошлое, настоящее, будущее» (Санкт-Петербург, 2000); 3-й конференции «Московская лингвистическая школа», посвященной 80-летию М. В. Панова (Москва, 2000); Международной конференции «Категории глагола и структура предложения» (Санкт-Петербург, 2001); Международном конгрессе исследователей русского языка «Русский язык: исторические судьбы и современность» (Москва, 2001); Всероссийской конференции «Теоретические проблемы функциональной грамматики» (Санкт-Петербург, 2001); сессиях и чтениях Петербургского лингвистического общества (2001-2004); Международной конференции «Человек пишущий и читающий» (Санкт-Петербург, 2002); Рабочем совещании по типологии ирреальных категорий (Москва, 2003); Международных филологических конференциях (Филол. факультет СПбГУ, Санкт-Петербург, 2003, 2004), а также на других научных конференциях в Великом Новгороде (1991-2001); Владимире (1997), Нижнем Новгороде (1997, 2001), Смоленске (1992, 1996), Тамбове (1977, 1995), Твери (1993-1995, 1998), Тернополе (1994).

Структура диссертации. Диссертация состоит из Введения, четырех глав, Заключения и Библиографии.

Содержание работы

Во Введении обосновывается актуальность данного исследования и дается его краткая характеристика.

В Главе 1 «ГРАММАТИЧЕСКОЕ ЗНАЧЕНИЕ» анализируются проблемы соотношения грамматических и лексических значений, принципы описания грамматических значений и разновидности семантической деривации граммем. В связи с этим обсуждаются такие вопросы, как принцип обязательности выражения грамматических значений, полисемия и омонимия в лексике и грамматике, соотношение инвариантов и частных значений, сильные и слабые позиции в грамматике, а также рассматриваются отдельные примеры грамматической многозначности, иллюстрирующие ее основные разновидности.

1.1. Как известно, границу между лексикой и грамматикой различные ученые проводят по-разному. К тому же в настоящее время интерес исследователей смещается к проблемам эволюции грамматики и, в частности, к процессам грамматикализации, под которой понимают преобразование лексических единиц в грамматические, а последних - в «еще более» грамматические, ср. преобразование результатива в перфект, а затем в общее прошедшее, что имело место в русском и многих других языках (см. работы X. Лемана, Дж. Байби, Т. Гивона, Б. Хайне, Т. Кутевой, М. Хаспельмата и др.). Результаты, полученные в ходе изучения грамматикализации в различных понятийных зонах, ведущегося на материале многих языков, относятся, возможно, к числу крупнейших достижений языкознания. Вместе с тем, в рамках данной системы взглядов вопрос о разграничении грамматического и не-грамматического может терять свою остроту: «разные объекты должны всего лишь найти определенную позицию на "шкале грамматичности"»1.

Одним из путей решения этого вопроса могло бы быть выделение в рамках грамматического (в широком смысле) двух неравных зон, или «слоев»: широкого «внешнего» слоя и более узкого «внутреннего».

В наиболее общем виде границу между лексикой и «внешним» слоем грамматики и составляет противопоставление полнозначных (знаменательных, самостоятельных) и служебных (неполнозначных, несамостоятельных) единиц языка, которые входят в закрытые классы; отличаются от лексических единиц относительно меньшей сложностью и большей отвлеченностью значения, а кроме того характеризуются относительно высокой степенью повторяемости в различных окружениях. «Внешний» слой грамматики представлен, по всей видимости, во всех языках. Что же касается «внутреннего» слоя, то он наиболее четко выделяется в синтетических флективных языках.

Грамматическая единица в этом случае входит в морфологическую категорию, образуемую строго ограниченными рядами противопоставленных друг другу форм. В свою очередь, ее собственное значение может уже не влиять на лексическое значение слова, что позволяет говорить о словоизменении — таких

1 Плунгян В. А. Общая морфология. М.: Эдиториал УРСС, 2000, с. 356.

видоизмепениях слов, которые различаются только морфологическими значениями. Помимо этого, грамматические единицы начинают использоваться для выражения синтаксических связей между словами в предложении. Наиболее же существенным свойством грамматических значений считается, вслед за Р. О. Якобсоном, их обязательность: «Если в языке какое-то семантическое различие оформилось в грамматическую категорию, язык в сфере действия этой категории уже не может оставлять данное различие невыраженным. Мы обязаны пользоваться грамматической категорией во всех случаях при употреблении "подвластных" ей слов, т. е. мы должны выбирать одну из граммем этой категории каждый раз - даже там, где для смысла высказывания различие между соответствующими значениями несущественно»1.

Для уточнения понятия обязательности можно использовать различие в характере сферы действия обязательности. Обязательность, сферой действия которой является часть речи в целом или другая обязательно выражаемая категория (таковы, соответственно, число и род существительных в русском языке), можно назвать категориальной. В менее грамматикализованных зонах может оказаться возможным лишь семантическое определение сферы действия обязательности Примером могут служить русские локативные конструкции, в которых падежные формы существительного употребляются только в сочетании с предлогами: в столе, на столе, под столом и т. п. Вследствие этого, в этих конструкциях стали обязательными выражаемые предлогами значения, которые характеризуют положение предмета относительно ориентира, 'внутри', 'на поверхности', 'около', 'сзади', 'спереди' и под.

Граница между категориальной и семантической обязательностью не всегда отчетлива. Если считать, что противопоставление актива и пассива охватывает всю глагольную лексику, то сфера действия обязательности залога в русском языке становится категориальной. Если же исходить из того, что фактически возможность, а - в силу обязательности - и необходимость выбора залога (т. е. выбора между конструкциями типа Директор подписал приказ и Приказ подписан директором) ограничена переходными глаголами, и на этом основании выводить глаголы, не имеющие соотносительных залоговых форм, за пределы залога, то сфера его обязательности окажется семантической. Двоякую трактовку допускает и категория степеней сравнения в зависимости от того, рассматриваются ли прилагательные, не имеющие форм сравнительной и превосходной степеней, как слова, стоящие вообще вне степеней сравнения, или как своего рода прилагательные positiva tantum, имеющие только формы положительной степени. В первом случае категория степеней сравнения обязательна только для некоторого подкласса прилагательных, границы которого определяются прежде всего их значением, тогда как при втором понимании эта категория охватывает все прилагательные.

1 Маслов Ю. С. К основаниям сопоставительной аспектологии // Вопросы сопоставительной аспектологии. Вып. 1. JL: Изд-во ЛГУ, 1978, с. 26.

Еще один важный аспект обязательности выражения - ее воздействие на семантику грамматической единицы. Согласно распространенной точке зрения, одним из следствий обязательности является семантическая неоднородность морфологических категорий. Нужно заметить, однако, что сама по себе обязательность предполагает лишь обязательное присутствие формального показахе-ля одной из граммем морфологической категории в сфере ее действия, поэтому ее непосредственный эффект состоит не столько в появлении дополнительных семантических противопоставлений, сколько в возможности подавления уже существующих.

Так, в локативных конструкциях следствием обязательности употребления предлога может быть нейтрализация семантического различия между предлогами в и на. В сочетании с ориентирами, для которых противопоставление замкнутого пространства и поверхности несущественно или вообще неприменимо, наблюдаются либо колебания в выборе предлога (ср. в поле — на поле, во дворе - на дворе) либо закрепление разных предлогов при однотипных ориентирах (ср. в музее на выставке, в Крыму - на Камчатке, в Альпах - на Памире, в сквере — на бульваре, в пригороде - на окраине). Употребление предлогов в таких случаях может, но лишь отчасти, выравниваться по аналогии. Так, с названиями стран обычно употребляется предлог в (ср. в России, в Германии), а с названиями других крупных географических объектов - предлог на (ср. на Кубани, на Камчатке), в силу чего по отношению к независимой Украине стали говорить в Украине, в Украину (наряду с употреблявшимися до этого сочетаниями на Украине, на Украину).

И категориальная, и семантическая обязательное^ допускаю х дальнейшие подразделения. Для словоизменительных категорий существенна степень взаимодействия с лексическим значением слова, чему в классификации морфологических категорий А. В. Бондарко соответствует различие между последовательно коррелятивными и непоследовательно коррелятивными категориями. Что же касается значений с семантической сферой действия обязательности, то среди них целесообразно различать противопоставления с широкой сферой действия (таковы степени сравнения и залог, которые допускают, в принципе, и категориальную интерпретацию), и противопоставления с узкой сферой действия, такой, например, как локативная конструкция с субстантивным ориентиром, в которой обязательно употребление предлога.

Приведенные разграничения можно рассматривать и как градации в оппозиции между лексическими и грамматическими значениями- первым шагом на пути грамматикализации является вхождение единицы во «внешний» слой грамматики. Следующий шаг — переход от полной факультивности употребления языковой единицы к обязательности, имеющей семантическую сферу действия. В дальнейшем узкая семантическая сфера действия обязательности может стать широкой. В свою очередь, при определенных условиях семантическая .сфера действия обязательности может превратиться к категориальную, а сама категория - в словоизменительную, номинативную либо синтаксическую. Эти

диахронические соотношения могут быть спроецированы и на синхронное состояние языка.

В целом более или менее отчетливо выделяются две границы Одна из них - это ощущаемое в значительной степени интуитивно различие между собственно лексикой и «внешним» слоем грамматики, проведенное уже в древности. Другая граница отделяет синтаксические словоизменительные категории от всей остальной области грамматики. Именно такие категории в наибольшей степени соответствуют как принципу обязательности, так и многофакторному подходу к различению словоизменения и словообразования, в котором отличительными признаками словоизменительных значений считаются, в частности, последовательная коррелятивность, абстрактность значения, более отдаленное положение показателей данного значения относительно корня, малая степень изменения исходного понятия1 Таким образом, область «чистой» и «безусловной» грамматики относительно невелика. Большинство же значений, описываемых в грамматике, лежит в зоне, где грамматическое в той или иной мере совмещено с лексическим.

1.2. Омонимией в лексикологии называют звуковое совпадение языковых единиц, значения которых не связаны друг с другом, противопоставляя ее полисемии, определяемой как ряд значений объединенных актуальными деривационными связями. Для формализации этого понятия Ю. Д. Апресян предложил следующий критерий: значения называются сходными, если их толкования или коннотации имеют «нетривиальную общую часть». Однако он также не всегда дает интуитивно приемлемые результаты. Например, между значениями слова толкать в предложениях Он шел, толкая перед собой тачку и Что толкнуло тебя на это? явно ощущается некоторая связь, хотя их общим компонентом является, видимо, только тривиальное значение каузации. В подобных случаях источником связи между значениями может быть когнитивная модель прототипической ситуации2.

В целом же омонимия в лексике расценивается как случайное, «внесистемное» явление. Поэтому бесспорным критерием принадлежности к одной лексеме считается повторяемость данной комбинации значений в других словах, причем не обязательно того же языка (А. И. Смирницкий, Дж. Хейман, У. Крофт).

В соответствии с общим правилом, согласно которому «в основу описания семантики слов и семантики тех или иных грамматических единиц должны быть положены одни и те же принципы» (А. Д. Шмелев), эти критерии разграничения полисемии и омонимии должны были бы применяться и к грамматическим единицам, чего, однако, не происходит. Так, омонимами нередко называют формы 3-го лица мн. числа, употребленные в анафорической

1 См. перечень этих признаков я комментарий к ним в: Перцов Н В. Инварианты в русском словоизменении М.: Языки русской культуры, 2001, с. 91-111.

2 Кустова Г. И. Типы производных значений и механизмы языкового расширения. М.: Языки славянской культуры, 2004, с. 36-41.

или дейктической функции (Они всегда шумят) и в неопределенно-личном значении (За стенкой шумят), а также формы 2-го лица в адресатном (Завтра ты едешь в Москву) и обобщенно-личном значениях (Едешь, бывало, по Тверской...), несмотря на то что связь между этими значениями продолжает осознаваться. Омонимом адресатного вы считается иногда и вежливое вы (А. А. Кибрик, Т. В. Булыгина и А. Д. Шмелев), хотя мотивированность такого употребления еще более очевидна. С другой стороны, JI. JI. Буланин трактует все непассивные глаголы возвратные глаголы на -ся как омонимы пассивных (ср. Мальчик поднимается по лестнице vs. Груз поднимается подъемным краном), хотя использование рефлексива для выражения пассива широко распространено в языках мира.

Ю. С. Маслов прямо противопоставляет два основания для признания языковых единиц омонимами: для лексических омонимов это отсутствие связи между их значениями, а для грамматических омонимов (например, слова утром как наречия и как падежной формы существительного утро) - принадлежность к различным частям речи. Таким образом, грамматической омонимией называют «совпадение внешней формы у категориально различных значений» (В. Н. Ярцева), независимо от наличия или отсутствия семантической связи между ними. При этом, судя при приведенным выше примерам, в качестве «категориального различия» может рассматриваться не только граница между частями речи, но и граница категории или граммемы.

Такое решение, на первый взгляд, представляется единственно возможным, поскольку в противном случае одно и то же слово могло бы относиться в разных значениях к разным частям речи.

Вместе с тем у этого подхода есть и свои издержки. Так, в «Русской грамматике» наречия типа летом трактуются как образованные от существительных с помощью суффикса -ом, омонимичного флексии твор. падежа существительных и как бы случайно совпавшего с ней, но в то же время отмечается наличие «живой связи» у этих наречий с формами твор. падежа.

Альтернативой мог бы быть отказ от принципа примата категорий и описание каждого морфологического показателя по отдельности, как это обычно делается при описании деривационных аффиксов. Однако самостоятельность граммем относительна. Так, в английском языке, именно в силу противопоставленности форм основного разряда (Simple forms) формам прогресси-ва, значение форм основного разряда сдвигается в наст. вр. в сторону итеративности (хабитуальности) и вообще неактуального настоящего, а в прош. вр. - в сторону перфективности.

Таким образом, «грамматика категорий» должна быть тем или иным способом дополнена «грамматикой форм и конструкций», причем в первую очередь именно таких, которые пересекают границы категорий и частей речи.

1.3. Выдвигая задачу установления общих значений грамматических форм в качестве «основы учения о грамматической системе языка», Р. О. Якобсон, считал ее альтернативой «безграничному и бесплодному атомизированию

языковых данных». Эта идея остается привлекательной и сейчас, причем как по отношению к не полностью грамматикализованным единицам из «внешнего» слоя грамматики (см. работы А. Н. Баранова, В. А. Плунгяна и Е. В. Рахилиной, А. Е. Кибрика и Е. А. Богдановой; Е. Р. Добрушиной и Д. Пайяра, Т. Е. Янко), так и по отношению к грамматике в узком смысле (см. работы Р. О. Якобсона, А. В. Исаченко, Р. Тироффа, И. Б. Шатуновского, Н. В. Перцова).

При этом важно сформулировать требования, которым должен удовлетворять семантический инвариант. По-видимому, речь должна идти, как минимум, о следующих трех признаках.

1) Универсальность. Инвариант охватывать все (или практически все) употребления данной единицы.

2) Семантическая «прозрачность». Семантические инварианты нередко отвергаются за чрезмерную абстрактность и недостаточную прогнозирующую силу. Поэтому желательна относительная простота и естественность перехода от инварианта к реальным употреблениям и наоборот. Как показывают предлагавшиеся толкования общих значений русских приставок1, они в этом отношении сильно различаются между собой. Приставке от-, например, соответствует следующая «формальная схема» (фактически - инвариант): «существовала связь между элементами X и Т; на основе процесса Р эта связь потеряна», а приставке при- - «действие Р осмысляется в связи с некоторым К». Если возможные пути конкретизации «формальной схемы» приставки от- легко себе представить, то «формальная схема» приставки при- этого не допускает: невозможно предсказать, какие конкретные ситуации могут подведены под такой инвариант, а какие не могут. Фактически это означает, что у приставки при- нет семантического инварианта.

3) Специфичность. Инвариант должен отличать данную языковую единицу от других единиц той же категории или семантической зоны, что не всегда соблюдается. В качестве иллюстрации можно привести интерпретацию инвариантного значения глагольных форм наст. вр. как выражающих «гомохрон-ность некоторой точке отсчета» (Н. В. Перцов). Отказ от связи с моментом речи в толковании значения наст. вр. приводит к тому, что оно, с одной стороны, сливается с таксисным значением одновременности, а с другой стороны, совпадает с одним из предлагавшихся толкований актуально-длительного значения НСВ, в соответствии с которым последнее «характеризует такое действие, которое синхронно с временем данной речи или временем какого-то другого события» (М. Я. Гловинская).

1.4. С идеей общего значения в концепции Р. О. Якобсона связаны понятия маркированности и немаркированности. В предложенной им характеристике типичного морфологического противопоставления отличие немаркированного члена оппозиции от маркированного устанавливается только при пере-

1 Добрушина Е. Р., Пайяр Д. Приставочная парадигма русского глагола: семантические механизмы // Добрушина Е. Р., Меллина Е. А., Пайяр Д. Русские приставки: многозначность и семантическое единство. М.: Русские словари, 2001, с. 71,43.

ходе к их общим значениям: на этом уровне абстракции маркированная категория I указывает на наличие признака А, а немаркированная категория II не указывает, присутствует А или нет, чему в качестве ее частных значений соответствуют либо «сигнализация не-А», либо «сигнализация А». В результате немаркированный член оппозиции, в отличие от маркированного, не может иметь положительного общего значения, что нередко расходится с интуицией. В русском языке Якобсон считал немаркированными имен, падеж, ед. число, ср. род, НСВ, действительный залог, инфинитив, изъявительное наклонение, наст. вр„ 3-е лицо. Трудно сказать, для какой из этих граммем нельзя в принципе сформулировать инвариантное значение. Вместе с тем найти общее значение у немаркированного индикатива явно легче, чем у русского императива

1.5. Понятие «частного значения» используется при описании функционирования грамматических единиц двояким образом. С одной стороны, частные значения грамматической единицы могут рассматриваться во взаимосвязи с ее «общим» (инвариантным) значением как его речевые реализации. С другой стороны, возможно и иное - независимое от наличия или отсутствия у граммемы общего значения - понимание статуса частных значений. При таком подходе частными значениями граммемы являются обобщенные образы реальных употреблений языковых элементов или типовые значения высказываний, содержащих данную форму (В. М. Павлов, Н. А. Козинцева, Б. М. Гаспаров). В этом случае на первый план выступает проблема установления инвентаря частных значений и поиска критериев для их классификации и иерархизации.

При упорядочивании частных значений в качестве основного противопоставления используется различение первичных и вторичных значений, применимое и к синхронии, и к диахронии. К отличительным особенностям первичных значений относят: 1) максимальную независимость от условий употребления; 2) наибольшую специфичность; 3) высокую степень регулярности и частотность; 4) статус «источника производности» по отношению к другим значениям данной единицы; 5) диахроническую исходность (Е. Курилович, Д. Н. Шмелев, А. В. Бондарко, В. А. Плунгян)1.

Существуют определенные закономерности семантической деривации языковых единиц. Одна из них развитие многозначности как «продвижение от простого к сложному, от наглядного, наблюдаемого к абстрактному, ненаблюдаемому» (Г. И. Кустова). Этому принципу сооответствуют русские предлоги и приставки: для большинства из них первичным счигается наиболее конкретное, пространственное значение. Другим общим принципом считается «субъективизация» (Р. Лэнгекер): единицы, первоначально служившие для обь-

1 Эти свойства далеко не все! да сочетаются у одного из значений языковой единицы. Для рефлексивных глаголов (РГ) наиболее специфично собственно рефлексивное значение (Мальчик оделся)-, оно же является и диахронически исходным, однако в русском языке РГ используются чаще всего в возникающих позже функциях пассива и декаузатива (Здесь строится новый дом', Чашка разбилась).

ективного представления ситуации, с течением времени начинают употребляться для ее субъективного изображения. Об этом же писал Ю. Д. Апресян: «в основных значениях слов доля чистой семантики больше, чем в производных переносных, фразеологически связанных, конструктивно обусловленных. Наоборот, в этих последних доля чистой прагматики больше, чем в основных»; то же относится, по его мнению, и к грамматическим значениям: «граммемы в своих собственных значениях чаще несут семантическую информацию, а в несобственных — чаще прагматическую»1.

Еще один источник сведений о возможностях семантической эволюции грамматических показателей - устанавливаемые в ходе эмпирических типологических исследований «пути» или «каналы» грамматикализации, которая, как выяснилось, «происходит по определенным общим законам, проявляющимся с удивительным постоянством в самых разных языках» (В. А. Плунгян).

1.6. Помимо различения первичных и вторичных значений необходимо учитывать степень противопоставленности членов грамматической оппозиции. Чтобы отразить такого рода различия и в то же время связать их с присутствием (или отсутствием) соответствующих элементов в окружении этих единиц, можно воспользоваться идеей различения «сильных» и «слабых» позиций. В со-ответствиии с практикой использования этих понятий в фонологии, сильная позиция - это позиция максимального различения противопоставленных единиц.

Для русского вида в качестве выражаемого в сильной позиции целесообразно рассматривать противопоставление 'процесс, направленный к достижению внутреннею предела' - 'достижение внутреннего предела': Иван открывает окно (НСВ) - Иван открыл окно (СВ), которое Ю. С. Маслов считал «реальной основой» и «семантической базой» оппозиции между СВ и НСВ. В такого рода пары вступают глаголы, обозначающие конкретные физические действия, предполагающие постепенное накопление результата и имеющие фиксированный «внутренний предел», достижение которого влечет за собой естественное завершение действия. Противопоставленности видов благоприятствует, кроме того, такое грамматическое оформление высказывания, которое гармонирует со значениями видов в сильной позиции- прош. вр. для СВ, но наст. вр. для НСВ (первое согласуется с обозначением достигнутости предела, а второе -с обозначением процесса в развитии)2.

Для глаголов СВ слабая позиция связана прежде всего с непредельностью исходного глагола. Они характеризуются рядом специфических свойств.

1) Совместимость с показателями длительности. В отличие от подавляющего большинства глаголов СВ, делимитативные, пердуративные и фини-тивные глаголы, могут сочетаться с показателями длительности: Он постоял {простоял) минут пять и ушел", Это значило, что воскресенье я должен

1 Апресян Ю Д Морфологическая информация для толкового словаря // Словарные категории. М.: Наука, 1988, с. 141-142.

2 Гловинская М Я. Семантические типы видовых противопоставлений русского глагола. М • Наука, 1982, с.42-43.

отсидеть с восьми до двух в пустом классе (В. Каверин). Эту их особенность естественнее всего мотивировать однородностью обозначаемых ими ситуаций. Несочетаемость же остальных глаголов СВ с такими показателями можно объяснить тем, что они обозначают неоднородные ситуации, совмещающие собственно изменение (достижение предела, смену ситуаций) с предшествующим или последующим процессом или состоянием: «действовал и закончил», «начал и продолжает» и т. п.

2) «Несеквентность». В повествовательном тексте глаголы СВ, как правило, обозначают последовательные события, что называют значением «сек-вентности» (В. В. Гуревич), тогда как глаголы НСВ в аналогичных условиях обозначают одновременные им или друг другу ситуации: Он сел и закурил Он сидел и курил. От этой закономерности отклоняются начинательные и де-лимитативные глаголы СВ, сочетания которые обозначают хронологически неупорядоченные совокупности действий: Все зашумели, заговорили, Мы посидели, посмеялись.

3) Субъектная ориентированность действия. В силу того, что указание на прямой объект является типичным способом задания предела действия, для глаголов СВ характерна ориентация на объект действия, а для глаголов НСВ -на субъект действия (С. О. Карцевский, О. П. Рассудова, У. Крофт, К. И. Казе-нин). Основное отклонение от этой тенденции составляют глаголы СВ тех же семантических групп. Так, И. Б. Шатуновский описывает результат действия, обозначаемого начинательным глаголом СВ Он запел песню, через состояние субъекта действия: Он поет, тогда как результат прототипического глагола СВ представляется - в соответствии с общим правилом - как состояние объекта действия: Вася выкопал яму => Яма есть1.

Для глаголов НСВ слабая позиция обусловлена так или иначе выраженным значением достигнутое™ внутреннего предела или какой-либо внешней границы. В этом случае возникают двоякого рода семантические эффекты.

1) Итеративность (многократность). Многократная интерпретация НСВ наиболее близка к процессному значению. В этом случае ситуация по-прежнему рассматривается с синхронной позиции, параллельно ее течению, но ее референт занимает не один непрерывный период времени, а «представляет собой ряд точек или отрезков» (Н. Л. Козинцева). Поэтому по отношению к НСВ (и имперфекту) неограниченную повторяемость и неограниченную длительность иногда считают разновидностями одного и того же признака (А. М. Шелякин, П.-М. Бертинетго). Однако, поскольку для того, чтобы повториться, действие должно хотя бы раз осуществиться, «прагматические соображения приводят к устойчивому пониманию узуальных действий как результативных» (И. Б. Шатуновский).

1 Шатуновский И Б Семантика предложения и нереферентные слова. М.. Языки русской культуры, 1996, с.313.

2) Ретроспективная позиция наблюдателя. Ретроспективность - рассмотрение ситуации «извне» — является отличительной чертой почти всех глаголов СВ. Исключение составляют немногочисленные глаголы «неизменения»: сохранить, сохраниться, остаться: Его дом с единственным в Пскове мозаичным фасадом <...> до сих пор сохранился па Завепичье (В. Каверин). Что же касается глаголов НСВ, то для них ретроспективность может проявляться в двух основных разновидностях. Одна из них - ее можно назвать статической -охватывает общефактическое, ограниченно-кратное и ограниченнно-длительное значения. Другую - динамическую - разновидность ретроспективного НСВ можно видеть в настоящем репортажа и повествовательном настоящем историческом, служащим для представления последовательности действий в процессе их реализации. Близость между ретроспективными употреблениями НСВ и прош. вр. СВ очевидна.

В целом, употребление граммемы в слабой позиции можно, видимо, рассматривать как большее или меньшее отклонение от ее «нормального» функционирования. Не случайно они приобретают в этом случае признаки, которые обычно ей не свойственны. Вместе с тем наличие у грамматических противопоставлений не только сильных, но и слабых позиций не только широко распространено, но и, скорее всего, является их обязательным спутником. Можно назвать, по крайней мере, два фактора, способствующих этому.

Первый из них - структурный - связан с обязательностью выражения грамматических значений. Прямым и закономерным ее следствием является необходимость употребления одной из противопоставленных форм и по отношению к сомнительным, переходным явлениям, а именно они и составляют основной источник слабых позиций. Другой фактор можно назвать когнитивным: «морфологические категории обнаруживают тенденцию к расширению обласш своего употребления и к перерастанию в своего рода гиперкатегории, < ..> совмещающие множество формальных и содержательных функций»1.

1.7. В лексике выделяют следующие основные виды семантических изменений: 1) метафору; 2) метонимию; 3) сужение и 4) расширение значения. Эти виды семантической деривации возможны и у грамматических единиц.

Метафорой считают настоящее историческое - использование форм наел. вр. для описания событий прошлого: Чанг жадно начинает лакать, А капитан закуривает и снова ложится <...>. Уже слышен отдаленный гул трамвая, уже льется далеко внизу, на улице, непрерывное цоканье копыт по мостовой, но выходить еще рано. (И. Бунин). Поскольку в этом режиме повествования в русском языке используются почти исключительно глаголы НСВ, го переносным в данном случае оказывается не только значение времени, но и значение вида, в силу чего в настоящем историческом происходит «образная процессуализация» (А. В. Бондарко) обозначаемого действия. Особый вид метафор - концептуальные метафоры, «которьми мы живем» типа Время -

1 Кацнельсон С. Д. Типология языка и речевое мышление. Л.: Наука, 1972, с. 76.

деньги (Дж. Лакофф, М. Джонсон), служащие для концептуализации идей, эмоций, культурных моделей и типов социального взаимодействия.

Метонимический перенос внимания на объект, смежный с данным, может затрагивать саму обозначаемую ситуацию, что характерно для видо-временных форм, а может касаться участников ситуации; ср. перенос «целое => часть» в РГ типа прищуриться 'прищурить свои глаза'. Примером сужения значения могут служить русские конструкции с частицей было (хотел было, но передумал; ушел было, но вернулся), специализировавшиеся на выражении одного из значений форм плюсквамперфекта. Расширение значения можно усматривать в семантической эволюции перфекта на -л в формы прош. вр.

Существуют и другие механизмы семантической деривации. Особой ее разновидностью считается изменение типа актанта, вследствие чего, «с одной стороны, круг актантов расширяется, глагол "вбирает" все большее количество новых объектов <...>; но с другой стороны, происходит "приспособление" глагола к новым типам объектов, семантическое согласование с их признаками, что приводит к более или менее заметному сдвигу значения и формированию новых, производных значений» (Г. И. Кустова). Нечто подобное наблюдается у РГ. Сходную роль может играть генерализация - сокращение ограничений на сочетаемость с лексическими единицами, что может приводить и к увеличению его многозначности; таковы конструкции с причастиями на -н, -т, которые приобрели функцию пассива, сохранив и значение результатива.

Еще одним источником многозначности является то, что иногда называют «семантическим заражением». Имеются в виду случаи, когда языковая единица «заимствует» тот или иной семантический компонент из контекста. В грамматике сходные явления называют грамматикализацией (конвен-ционализацией) импликатур или инференций (Э. Кёниг, Э. Трауготт). К ним относят отмеченное во многих языках появление у некоторых форм изъявительного наклонения ирреальных значений, объясняемое их частым употреблением в условных конструкциях, или семантическое развитие английских местоимений типа himself, которые первоначально имели только эмфатическое значение (сходное со значением русскою сам), но, вследствие частого употребления в рефлексивных конструкциях (ср. Одел себя сам), стали восприниматься как показатели рефлексивности, а их эмфатическое значение отошло на второй план (J1. Фальц). Возможно, что сходные факторы привели к семантическому сдвигу, который претерпели сочетания со словом самый, ставшие аналитическими формами превосходной степени.

Далее рассматриваются отдельные примеры грамматической полисемии.

1) Концептуальная метафора: связь неопределенности с отрицательной оценкой. В русском языке для выражения различий по определенности / неопределенности используются, помимо фразового ударения и порядка слов (ср.: К нам пришли гости — неопр., но Гости разошлись - опр.), местоименные детерминативы, падеж, число и вид. Все эти средства могут служить также и для передачи отрицательного отношения говорящего к сообщаемому.

Способность неопределенных местоимений выражать отрицательную оценку давно замечена. Это значение может выражаться местоимениями, выражающими и неспецифицированную (какой-нибудь), и специфицированную (какой-то) неопределенность: Он уехал в какое-то Пересветово по Горьков-ской дороге на двенадцать дней (Ю. Трифонов); Да кто он, этот Алехин?' Какой-нибудь выдвиженец - наверняка из деревни! - с пятью, максимум семью классами образования! (В. Богомолов). При этом различия между ними не исчезают полностью: называя выдвиженца каким-нибудь, говорящий выражает пренебрежительное отношение ко всем выдвиженцам в целом, а если бы он назвал его каким-то (что также возможно в этом контексте), такая оценка относилась бы только к данному конкретному человеку. Аналогичным образом, местоимение какое-то в сочетании с собственным именем Пересветово выражает пренебрежительную оценку конкретного населенного пункта, тогда как замена его на какое-нибудь (ср. Он готов уехать в какое-нибудь Пересветово, лишь бы ее не видеть) повлекла бы за собой распространение такой оценки на все множество населенных пунктов, которые могли бы носить это имя.

Референциальные различия между вин. и род. падежами проявляются в соотношениях типа Я хочу попросить у него денег (неопр.) - Деньги (опр.) я ему вернул. В свою очередь, определяя прагматические различия между падежными формами в предложениях типа Я не проверял эту работу и Я не проверял этой работы, Ю. Д. Апресян приходит к выводу, что «в самом общем виде и чисто метафорически» вин. падеж может быть охарактеризован как «уважительный», а род. падеж как «пренебрежительный», объясняя это так: «в пользу винительного падежа действует представление о количественно нечленимом определенном объекте, наделенном автономной волей, а в пользу родительного - представление о количественно членимом неопределенном объекте, не наделенном автономной волей. Тот или иной падеж тем уместнее, чем отчетливее представлен в высказывании соответствующий комплекс идей»1.

Показательно, что глаголы СВ кумулятивного способа действия, характеризующиеся регулярным использованием род. падежа в позиции дополнения, используются преимущественно в тех случаях, когда говорящий неодобрительно относится к описываемой ситуации- Монахов же в этот момент затеял рассказывать что-то из тех невероятностей, что нарассказал ему отец, из тех, что он слушал так пренебрежительно (А. Битов); Там, где контрактная служба существует, мы ее изучали. Нам, конечно, крайне важно не набрать абы кого, а иметь хоть какой-то выбор. Понимаете разницу? Не набрать, а отобрать (Итоги, 17.09.2002).

Связь форм числа существительного с референциальными противопоставления наиболее отчетливо проявляется в бытийных предложениях, в которых у форм мн. числа возможен семантический сдвиг от количественного значения 'более, чем один' к экзистенциальному значению 'по крайней мере,

1 Апресян Ю. Д. Языковые аномалии гилы и функции // Res philologica М , JI • Наука, 1990, с. 54.

один' (И. И. Ревзин, Т. Гивон): У тебя здесь есть друзья? (хотя бы один); У меня здесь нет друзей (ни одного). Помимо этого, мн. число может служить и средством выражения различных отрицательных эмоций: «упрека, порицания, общего неприятия»: Мы дома сидим, а ты по театрам ходишь! Не лезь со своими советами/'

Русский глагольный вид двояким образом связан с идеей определенности / неопределенности. С одной стороны, переходные глаголы СВ тяготеют к определенному или хотя бы конкретно-референтному объекту, а глаголы НСВ - к неопределенному или нереферентному: Вы уже переводили (НСВ) французские стихотворения? (неопр.) - Вы уже перевели (СВ) французские стихотворения? (опр.). С другой стороны, в толкование СВ в его основном событийном значении (Ребенок выздоровел) и НСВ в «интратерминальном» актуально-длительном значении (Не мешай, я работаю) включается семантический компонент 'в определенный момент времени', тогда как общим признаком большинства «ретроспективных» значений НСВ считается неопределенность момента времени, когда ситуация имела место (М. Я. Гловинская, Е. В. Падучева, И. Б. Шатуновский). При этом именно ретроспективным употреблениям НСВ очень часто сопутствует выражение оценочных значений. Так, «настоящее интерпретационное», представляющее единичное событие прошлого как проявление определенного типа поведения сопровождается его оценкой, причем «почти всегда отрицательной»2, а глаголы НСВ в высказываниях, имеющих форму выяснения различных обстоятельств осуществления действия (Зачем ты брал у него словарь, ведь дома есть такой же; Кто варил этот суп? Он пересолен), употребляются обычно тогда, когда «говорящий считает ненужным, нецелесообразным совершение действия»3.

Все эти значения объединяет идея множественности или повторяемости. Эта же идея лежит и в основе неопределенности, поскольку неопределенность предполагает, что имеются и другие объекты того же рода (В. Я. Пропп, Т. Гивон, И. Б. ШатуновсКий). Связь между значениями неопределенности и сниженной оценки («мостом» между которыми является, по всей видимости, невыделенность из «множества равных»), наблюдается во многих языках. На этом фоне русский язык выделяется тем, что здесь совмещение этих значений приобрело характер регулярной грамматической многозначности, став своего рода концептуальной метафорой, которую можно сформулировать следующим образом 'БЫТЬ ТАКИМ ЖЕ, КАК ВСЕ - ПЛОХО'.

2) Метонимические сдвиги в значениях видо-временных форм. Во многих случаях целесообразно использовать расширенный вариант фазового

1 Арбатский Д. И. Множественное число гиперболическое // Русский язык в школе, 1972, №5, с. 93

2 Падучева Е В. Семантические исследования (Семантика времени и вида в русском языке; Семантика нарратива) М Языки русской культуры, 1996, с 149

3 Рассудова О П. Употребление видов глагола в русском языке. М : Изд-во МГУ, 1968, с. 42.

представления действия, при котором оно рассматривается вместе со своим «обрамлением», что можно назвать «макродсйствием». Используя в качестве прототипической глагольной ситуации обозначение предельного целенаправленного действия, можно сказать, что оно проходит не менее четырех последовательных этапов: 1) подготовительную фазу (участок А — Б); динамическую фазу, включающую: 2) деятельность, направленную на осуществление поставленной цели (участок Б - В) и 3) достижение цели (участок В - Г); 4) результирующую фазу последующее итоговое состояние (участок Г - Д):

Г_д

А Б В

Фазы «макродействия» соотнесены с глагольными видами. Отвлекаясь от существования глаголов с специфическими аспектуальными свойствами, режимов повествования с особыми правилами функционирования видов и т. п., можно сказать, что участки А - В и Г - Д обозначаются глаголами НСВ, а глаголы СВ обозначают либо участок Б - Г: Вася выкопал яму = 'Ямы нет => Вася копает => Яма есть'; либо - при отсутствии «медиальной» фазы - участок В - Г: Xполюбил ¥= 'Хне любил У => Xлюбит V (Г. Г. Сильницкий, Т. Г Акимова, И. Б. Шатуновский).

На эти соотношения накладывается возможность использования одной и той видо-временной формы для обозначения различных фаз «макродействия» вследствие метонимического сдвига, который может быть проспективным, предвосхищающим дальнейшее развитие событий; ср высказывания типа Мы пропали!', Мы погибли!, в которых предстоящее действие представлено уже осуществившимся, и ретроспективным, когда обозначающее «отстает» во времени от обозначаемого; ср Хочу попросить вместо Прошу в перформатив-ном употреблении.

Ниже с этой точки зрения рассматриваются наст вр, прош вр СВ и формы прош. вр. («связочные формы») конструкций с причастиями на -н, -т.

Формы наст. вр. обозначают ситуацию, которая имеет место в некотором временном интервале, включающем момент речи, что влечет за собой «интра-терминальное» представление действия или состояния, когда момент наблюдения (совпадающий с данном случае с моментом речи) фиксирует серединную фазу ситуации, а ее начальная и конечная точки остаются вне поля зрения. Вместе с тем характерной особенностью форм наст. вр. является многообразие «смещенных» употреблений, как ретроспективных, так и проспективных.

Ретроспективным является «настоящее интерпретационное» и не всегда четко отделимое от него «настоящее перфектное», при котором ситуация, описываемая глаголом НСВ, осмысляется как следствие того перехода, который обозначается глаголом СВ: [Мария Васильевна] (сыну) Ты точно обвиняешь в чем-то свои прежние убеждения. Но виноваты не они, а ты сам (А. Чехов). К проспективным относятся, в первую очередь, употребления форм наст. вр.

для обозначения намеченного действия: [Граня] Я сейчас иду в больницу... на три денька. Может, раньше вернусь, постараюсь (Л. Петрушевская). Другой вариант проспективного настоящего - использование их в форме 2-го лица в побудительных высказываниях: Потом он сформулировал мое задание: -«Едешь в Калифорнию Участвуешь в симпозиуме "Новая Россия ". Записываешь на пленку все самое интересное. Берешь интервью у самых знаменитых диссидентов. Дополняешь все это собственными размышлениями, которые можно почерпнуть у Шрагина, Турчина или Буковского. И в результате готовишь четыре передачи, каждая минут на двадцать» (С. Довлатов).

Как известно, если значение глагола СВ предполагает достижение результата и в контексте нет прямых указаний на его устранение, формы прош. вр. СВ предполагают сохранение итогового состояния в момент наблюдения. На этом основывается возможность употреблять эти формы и в таких случаях, когда в описываемый момент налицо лишь сам этот результат: Отец встретил меня в Балтийском порту. Мы не виделись больше двух лет. Он обрадовался, сказал, что я очень вырос. <...> Отец похудел, потемнел, в усах стала заметна седина (В. Каверин); - Где же мост? — спросил встревоженно Зуев. Его или смыло или затопило, и вода уже шла над ним толщей в полтора-два метра (К. Паустовский) Перфектные употребления форм СВ нередко интерпретируются как обозначающие состояние (О. П. Рассудова, Е. Н. Прокопович), и, таким образом, в них усматривается проспективный сдвиг от завершенного действия к последующему состоянию. Тем не менее, хотя говорящий видит только результат действия, он обозначает его по контрасту с известным ему предшествующим положением дел. Можно, следовательно, говорить, что и в этих примерах ассертивным компонентом значения глагола СВ остается обозначение динамической фазы, а перфектность ('сохранение итогового состояния в момент речи') имеет статус неустойчивого семантического компонента, который может подавляться контекстом. На это указывает и способность глаголов СВ в перфектном употреблении сочетаться с терминативными (инклюзивными) обстоятельствами типа за год, в одну минуту. В бледном свете зари стояла в кадке маленькая береза, и я вдруг заметил: почти вся она за ночь пожелтела (К. Паустовский). Поскольку такие обстоятельства обозначают длительность отрезка времени, потребовавшийся для достижения результата, они не сочетаются со статическими и вообще непредельными предикатами (3 Вендлер). Таким образом, у глаголов СВ итоговое состояние не отделено от действия, результатом которого оно является.

К другой разновидности проспективного сдвига относится использование форм прош. вр СВ в значении неизбежного или близкого будущего, тем самым еще не произошедшее событие представляется как бы уже совершившимся1. Аналогичный сдвиг претерпевают некоторые глаголы движения в форме прош. вр., когда они используются для выражения побуждения к совме-

1 Таким образом, метонимический перенос в данном случае сочетается с метафорическим.

стному действию. В следующем примере форма пошли в первых двух употреблениях выражает побуждение, а в третьем - близкое будущее: [Таисия Петровна] Надо, что поделаешь. Пойди, пойди. [Анна Степановна]. Да там дела на две минуты - все на выход, и все. Пошли-ка. [Нина]. <...> Пошли, тетя Аня Я только куртку надену <...> Счастливо, я пошла А ты, Коля, поезжай в общежитие (Л. Петрушевская).

Что же касается возможности ретроспективного сдвига у прош. вр. СВ, т.е. обозначения с их помощью участка А - В, то она отсутствует.

Предикативные конструкции с причастиями на -н, -т, образуемыми преимущественно от глаголов СВ, в двух отношениях отличаются от исходных глаголов. Во-первых, они характеризуются специфической системой временных форм, в которой одной форме прош. вр. на -л прочитал соответствуют две конструкции с причастиями на -н, -т\ прочитан и был прочитан. Во-вторых, им свойственна особого рода аспектуальная неоднозначность: в одних случаях они выражают событийное акционально-перфективное значение; в других -выступают в функции результатива, когда обозначается статическая ситуация, которая обычно обусловлена предшествующим сознательным действием или спонтанным изменением.

В данном разделе рассматриваются только претеритальные конструкции с формами прош. вр. глагола быть.

Акциональные конструкции с причастиями на -н, -т, подобно глаголам прош. вр. СВ, обозначают смену ситуаций, что соответствует либо участку Б -Г, либо только участку В - Г, в зависимости от выделимости стадии постепенн-ного накопления результата; тго различает конструкции были установлены и была осознана в следующем примере: Механические часы были установлены в европейских городах тогда, когда нужда в знании точного времени была осознана влиятельными социальными группами (А. Гуревич).

Статальные же конструкции с причастиями на -н, -т отличаются от глаголов прош. вр. тем, что обозначают именно итоговое состояние, а предшествующая ему смена ситуации только имплицируется; ср следующие примеры, в которых обстоятельства длительности относятся к участку Г - Д: Его студия, вернее, довольно запущенный сарай в глубине небольшого садика, усеянного разбитыми или незаконченными скульптурами, всегда была переполнена посетителями (В. Катаев); Стол был еще загроможден посудой после недавней еды Наташки и Лены (Ю. Трифонов).

3) Связь с прототипической ситуацией: императив и «квазиимператив». В своей первичной функции императив обозначает «действие, побуждаемое говорящим для исполнения и адресованное какому-либо лицу» (М. А. Ше-лякин). Однозначность коммуникативной функции императива затрудняет его использование в первичном значении за рамками побудительных речевых актов; ср. практически обязательную замену императива при переводе побудительного высказывания в косвенную речь: Уходите отсюда1 => Он просит {требует), чтобы мы ушли отсюда. Узость сферы использования им-

ператива в его первичной функции контрастирует с возможностью его употребления и за пределами побудительных конструкций, причем вторичные значения императива совпадают во многих языках, что свидетельствует о неслучайности такого семантического развития.

Особенно показателен в этом отношении русский императив, многозначность которого близка к максимально возможной. По этой причине формулировки его общего значения оказываются малосодержательными: «произвольность» (willkürhafter Einschag) действия (Р. О. Якобсон), «субъективное отношение говорящего к действию» (В. Грабье), «экспрессивность» (Н. В. Перцов). Отталкиваясь от таких инвариантов невозможно представить себе, что в изолированном употреблении эта форма используется для прямой речевой каузации совершения некоторого действия.

Альтернативным путем объяснения связей между значениями форм императива может быть обращение к особенностям когнитивного образа «прото-типической императивной ситуации».

При этом имеется в виду именно типичная императивная ситуация, а кроме того - и это самое главное - набор необходимых и достаточных семантических признаков, образующий первичное значение императива, дополняется за счет разного рода следствий и умозаключений, выводимых из значения языковой единицы с учетом контекста, ситуации и других факторов, а также разнообразных прагматических условий, соблюдение которых требуется для успешного выполнения речевого акта данного типа, и т. п. «Смысловые приращения» могут относиться как ко всей императивной ситуации, так и к ее участникам. Поскольку не имеет смысла побуждать делать то, что уже существует, императивное высказывание имеет презентно-футуральную временную отнесенность. Помимо этого, условием успешности акта побуждения является выполнимость каузируемого действия; иначе говоря, оно относится к тому виду ирреальности, которую В. Б. Касевич назвал «позитивной»1.

Императив обозначает одновременно две ситуации: акт произнесения побудительного высказывания и каузируемое им действие. Роли их субъектов - в типичном случае это конкретные лица - существенно различаются. Субъект речевого акта (говорящий, Ср) обладает свойствами прототипического агенса. Что же касается субъекта каузируемого действия (Сд), то он, выполняя это действие, фактически подчиняется чужой воле, причем делает то, что «при нормальном развитии событий» сам бы делать не стал (иначе у говорящего не было бы необходимости влиять на его действия с помощью императивного высказывания). Таким образом, Сд не является «полноценным» агенсом, сближаясь по своим свойствам с каузируемым участником (causee) каузатива. В свою очередь Ср, произнося императивное высказывание, должен исходить из юго, что он в той или мере контролирует действия Сд и в праве на них влиять.

1 Касевич В. Б. Семантика. Синтаксис Морфология М.- Наука, 1988, с 67.

Среди вторичиых значений императива к его первичному значению ближе всего высказывания со значением желательности, необходимости и возможности. В употреблениях императива в значении желательности (оптатив-ности) сохраняются упоминавшиеся выше особенности императивного речевого акта, за исключением осуществимости названного в нем положения дел: в данном случае ни Ср, ни Сд, не имеют реальной возможности повлиять на ситуацию. В силу этого такие высказывания приобретают характер заклинаний и проклятий: Провались эти бесконечные дела' Не доведись никому увидеть такое! Что же касается значений необходимости и возможности, то они возникают при устранении компонента «прямая речевая каузация»; ср. пример, где один и тот же смысл передан дважды: сначала - при цитировании - в форме императивных высказываний со значением совета, а затем в пересказе с помощью индикативных конструкций: Короче, рецепт долголетия по Аксту таков-будь снисходительнее к своему организму, пореже занимайся спортом, постарайся избегать стрессов и поменьше ешь. <...> Акст отмечает три основных момента, влияющих на продолжительность жизни Надо меньше заниматься спортом, избегать стрессов, поменьше есть (Итоги, 24.08.2004).

Сходный эффект может вызывать деконкретизация адресата императивного высказывания или его источника в лозунгах, предупреждающих надписях, правилах поведения, рекомендациях и т. п., в которых «происходит переход от собственно императивного акта к обобщенной констатации необходимости и целесообразности всегда поступать определенным образом»1; ср. Мойте руки перед едой —> Перед едой следует мыть руки и т. п.

Дальше от первичного значения императива отстоят конструкции, которые вообще не предполагают никакого (даже условного, как в лозунгах и призывах) акта речевой каузации, но при этом сохраняют идею детерминированности ситуации некоторым внешним фактором - сложившимся положением вещей, жизненными обстоятельствами, ходом событий и т. п. Такие конструкции могут выражать как значение необходимости, так и значение возможности: И я опять иди к этим светлостям? Ну нет (М. Булгаков); Над Мурманском - ни туч, ни облаков / И хоть сейчас лети до Ашхабада (В. Высоцкий).

Следующая ступень отдаления от первичного значения императива - его использование в высказываниях со значением обусловленности: - Ты говоришь, что присяга условное дело, и на это я тебе скажу: что ты лучший мой друг, ты это знаешь, но, составь вы тайное общество, начни вы противодействовать правительству, какое бы оно ни было, я знаю, что мой долг повиноваться ему. И вели мне сейчас Аракчеев идти на вас с эскадроном и рубить — ни на секунду не задумаюсь и пойду. (Л. Толстой); Не убеги я тогда, как раз бы убил (Ф. Достоевский).

1 Бондарко А. В. К анализу категориальных ситуаций в сфере модальности императивные ситуации // Теория функциональной грамматики. Темпоральность. Модальность. Л.: Наука, 1990, с. 86.

В отличие от русского языка, где такие конструкции могут обозначать и потенциально реализуемые ситуации, и не реализовавшиеся в описываемый период, в других славянских языках императив может использоваться только при обозначении реализуемых ситуаций- При обозначении же ирреального условия в зависимой части (протазисе) используются другие средства. Только примеры, выражающие реальное условие, приводятся и в описаниях английского (О. Есперсен, Д. Болинджер, Н. А. Слюсарева), французского (Е. Е. Корди), эстонского (И. П. Кюльмоя), нивхского (Г. А. Отаина), армянского (Н. А. Козинцева), чукотско-камчатских языков (А. П. Володин).

Таким образом, использование императива в значениях обусловленности - явление довольно распространенное. При этом в подавляющем большинстве языков у императива в таких употреблениях сохраняется нетривиальный семантический компонент, общий с его первичным значением - «позитивная ирреальность», потенциальная осуществимость обозначаемой ситуации. Наиболее вероятным источником этой функции форм императива - синтаксический реанализ, который происходит при соединении употребленных рядом побудительного и повествовательного высказываний в единое осмысленное целое; ср.: Поезжайте на лето в деревню. Вы вернетесь здоровым —> Поезжайте на лето в деревню - вы вернетесь здоровым. В дальнейшем происходит закрепление тех или иных моделей (конвенционализация импликатур), первоначально минимально противоречащих первичному значению императива, но допускающее и последующую генерализацию с распространением на другие разновидности обусловленности (уже независимо от степени согласованности с первичным значением), что имело место в русском языке.

Крайнюю периферию императива составляет «драматический императив»: его использование для обозначения реальной ситуации, которая «возникает неожиданно, как бы вопреки здравому смыслу и предшествующей ситуации»1: Аннушка, наша Аннушка! С Садовой! Это ее работа! Взяла она в бакалее подсолнечного масла, да литровку-то о вертукшку и разбей! (М. Булгаков). По отношению к «драматическому императиву» неочевидна даже их генетическая связь с формами повелительного наклонения. По мнению А. А Шахматова, подобные употребления могло быть вызваны влиянием аориста, поскольку у глаголов на -ить в ед. числе формы 2-го лица императива и 2-3 лица аориста совпадали (полностью или с точностью до ударения).

Сходные употребления императива отмечены также в сербохорватском и македонском языках (А А. Потебня, Б. Панцер, А. В. Широкова). Среди неславянских языков формы 2-го лица ед. числа императива могут использоваться для обозначения неожиданного действия в прошлом в татарском языке2. А поскольку и русский, и сербохорватский, и македонский языки долгое время

1 Храковский В. С., Володин А. П. Семантика и типология императива. Русский императив Л ■ Наука, 1986, с. 245.

2 Исхакова X. Ф., Насилов Д. М., Сафаров Ш. С. Повелительные предложения в тюркских языках // Типология императивных конструкций. СПб.: Наука, 1992, с. 199

функционировали в зоне активных тюрко-славянских контактов, то в данном случае нельзя исключить и возможность межъязыковой интерференции.

Как показывает анализ вторичных значений русского императива, наиболее специфический компонент первичного значения императива - речевая каузация некоторого изменения действительности, т. е. собственно значение побуждения, - утрачивается первым. С другой стороны, и в «драматическом имперашве», можно увидеть некоторый «след» восприятия исходной императивной ситуации с позиции объекта волеизъявления (субъекта каузируемого действия), а именно, неполный контроль над ситуацией, что как раз и может создавать эффект «неожиданности» действия.

В связи с многозначностью русского императива возникает и другая проблема. Помимо установления «мостов» между значениями языковой единицы, важно оценивать степень удаленности того или иного значения от первичного. В этом отношении рассматривавшиеся употребления императива можно разделить на две группы: К первой из них относятся употребления, в которых выражается или имитируется (как в лозунгах и призывах) речевой акт побуждения к действию, а также употребления, где, несмотря на отсутствие связи с побудительным речевым актом, сохраняются нетривиальные признаки первичного значения императива, прежде всего: «позитивная» ирреальность (таковы значения возможности, необходимости и реального условия). Ко второй группе относятся употребления, не имеющие общих признаков с первичным значением и связанные с ним либо опосредованно - при выражении ирреального условия, либо через «активизацию импликаций» - при обозначении реального действия в прошлом в «драматическом императиве»

Для разграничения этих двух разновидностей многозначности можно использовать противопоставление ближней идальней полисемии.

4) Субъективизация: адресатнос и обобщенно-личное значения форм 2-го лица. Уникальность высказываний, отнесенных ко 2-му лицу, обусловлена тем, что из трех основных типов речевых актов - утвердительных, побудительных и вопросительных - со 2-м лицом наиболее естественно связываются побуждения (Прочитай эту книгу!) и вопросы (Ты читал эту книгу?).

Что же касается утверждений с формами 2-го лица субъекта, то они плохо согласуются с предварительным условием успешности утвердительного речевого акта. Таковым считается «презумпция со стороны говорящего, что хотя бы часть заключенной в этом высказывании информации неизвестна слушающему» (П. Стросон). Применительно к высказываниям с формами 2-го лица это означает, что слушающему сообщают о нем то, что он сам о себе не знает, что бывает редко: Кто этот молодой человек? - А Это некто Володя Макаров <.. >. Просто молодой человек Студент. Вы спите на его диване (Ю. Олеша).

Обычно же для такого рода высказываний с формами 2-го лица в их парадигматическом «адресатном» значении характерно большее или меньшее видоизменение иллокутивной функции. Они используются говорящим для выражения его интерпретации или оценки поступков адресата: — Ты упустил его по

дороге, - заключил Алехин, выслушав Андрея. <.. > - В поезде ты наткнулся на другого... наверно, похожего... — невесело продолжал капитан. — Все остальное было впустую (В. Богомолов); побуждения к действию: Ты отведешь ее (собаку - Ю К) к генералу и спросишь там Скажешь, что я прислал. И скажи, чтобы ее не выпускали на улитку... (А. Чехов); предостережения: Потом мы взбирались по лестнице с риском упасть <■ ■ > — Упадешь! — крикнула мне снизу Витя Койфман <...> - Смотри, упадешь! (Ю. Олеша), а также в ряде других функций.

Что же касается нарративного режима, то представляется, что для глагольных и местоименных форм 2-го лица в этом случае более естественным является так называемое обобщенно-личное употребление, поскольку оно не требует наличия конкретного адресата. Обобщенноличность связывается обычно с односоставностыо предложения. Однако, как заметил А. М. Пешковский, это значение может выражаться не только в односоставных предложениях, но и в двусоставных предложениях с местоимением ты в качестве подлежащего, а также косвенными падежами местоимения ты

Далее анализируются предложения с формами 2-го лица в небольшом романе Анатолия Гладилина «История одной компании» (М.: Советский писатель, 1975). Одной из отличительных особенностей этого произведения является многообразие типов использования форм 2-го лица.

а) Речь, обращенная к конкретному адресату. Наиболее типичный случай - это диалог, в котором конкретные собеседники связаны единством времени и места: - Эх, мастер! — вздохнул Шарипов и, словно беря реванш, сказал ■ -Вот ты учился-учился, а зарабатываешь меньше, чем я.

б) Речь, обращенная к самому себе. В этом случае персонаж мысленно обращается с себе, как к адресату, используя формы 2-го лица (чередуя с обозначением себя формами 1-го лица), а о собеседнике - в 3-ем: [Алла] (Он прелесть. Я готова его поцеловать. И я должна быть откровенна с ним до конца. Пускай потом будет лучше, чем ожидаешь, а не наоборот). - Но я же не люблю тебя. [Руслан] (<...> Сиди очень тихо. Разве у тебя были иллюзии? А все-таки могла бы помолчать. Нет, она хорошая. Честно и прямо. Признайся, раньше ты думал о ней хуже) - Знаю. [Алла] (Господи, как мне его жалко. Сейчас разревется. Но не будь сволочью. Выдержи. Чтоб потом совесть была спокойна. Страхуешься на будущее? Ты все-таки подлая девка. Действительно, ты его не стоишь). - И?.

в) Повествование в форме 2-го лица. Так Н. А. Кожевникова называет описательные фрагменты, в которых формы 2-го лица относятся к воображаемому читателю, выступающему в роли «воспринимающего лица»: В выходной по улице никогда не бродили? Или в незнакомом городе не останавливались у фотоателье? Небрежно так не рассматривали групповые снимки выпускников 57-й школы, экскурсантов у входа в краеведческий музей, старшеклассников балетного училища? Ваши впечатления? Если честно9 «Что это за сборище эвакуированных, неужели этих девочек кто-то замуж взял, а вот та, с

краю, ничего, ей-богу, и вот этот мальчик на киногероя похож». И если еще раз пройдете мимо витрины, то обязательно взглянете на запомнившееся вам лицо. Так и с нашей фотографией.

г) Обобщение личного опыта. К этому подтипу отнесены предложения с формами 2-го лица, в которых описываются конкретные события, происходившие с говорящим в прошлом, но представленные так, как могущие повторяться: Л сколько страдания мне приносили совершенно невинные вещи, — например, обещание Аллы зайти ко мне днем домой. Ей это нужно, должен помочь по истории У меня уже заготовлен легкий, небрежный разговор (в меру остроумный, но с намеками) и раскрыты нужные страницы книг Ждешь Через два часа уходишь на улицу (дверь не запираешь, на столе записка) Через полчаса возвращаешься, подходишь к собственной двери. Сердце попеременно ударяет то в пятки, то в затылок. Естественно, никого. Твердо решаешь послать все к черту Но через двадцать минут Звонишь. Аллы нет дома Ждешь Вздрагиваешь, когда хлопает дверь на лестнице Берешь себя в руки- пора рвать, хватит терпеть издевательства

д) Неиндивидуализированные употребления. Этот тип включает предложения, в которых говорящий распространяет обозначаемое действие на любое лицо, которое может оказаться в таких же, как и говорящий, условиях: Я никогда не любил фотографироваться Особенно в большом фотоателье. По-моему, есть что-то постыдное, когда унылый фотограф, озверевший от мелькания десятков лиц, которые надо рассматривать обязательно пристально и обязательно в фокусе, <.. > деловито командует: «Выпрямитесь, чуть влево, подымите подбородок, улыбнитесь», - а сам про тебя думает «Морда ведь кирпича просит, а тоже желает быть красивым», — а ты сидишь и, конечно, догадываешься, что думает про тебя служащий ателье Именно такого рода предложения соответствуют характеристике обобщенно-личных предложений, как называющих действие, которое относится к обобщенно представленному кругу лиц.

е) Синтаксически связанные конструкции. К ним Г. А. Золотова относит занимающие обособленное и периферийное положение конструкции типа Его не убедишь; Тебя не переспоришь . Они характеризуются особой интонацией, относительно фиксированным порядком слов (глагол в них обычно занимает конечное положение, а имя объекта - если он есть - находится в препозиции), а также специфическим значением, которое формулируется следующим образом: «объект таков, что к нему неприменимо, нерезультативно неоднократно предпринимавшееся действие, кто бы его ни предпринимал»: Впрочем, многие умнее тебя Устраиваются хитрее. Их не поймаешь.

Главная проблема при объяснении характера многозначности предложений с формами 2-го лица - широкая употребительность конструкций, в которых производителем действия (носителем состояния) является говорящий. Е. В. Па' Золотова Г. А. Коммуникативные аспекты русского синтаксиса. М.: Наука, 1982, с 109-110

дучева связывает этот переход с общекоммуникативными постулатами: «в значении формы 2-го лица элемент обобщенности все-таки присутствует: действие, обозначенное глаголом, приписывается, вообще говоря, произвольному лицу, но говорящему — в первую очередь, поскольку это то лицо, которое занимает выделенное место в денотативном пространстве высказывания». Такое объяснение оставляет без ответа вопрос, почему аналогичный сдвиг не произошел у форм 3-го лица мн. числа в неопределенно-личном значении.

Целесообразнее, на мой взгляд, выводить «перволичные» употребления форм 2-го лица непосредственно из их первичного адресатного значения Связующим звеном между ними в этом случае окажется внутренний монолог. Нужно отметить, что именно возможностью «собеседования говорящего с самим собой» объяснял «замену» 1-го лица формой 2-го лица в обобщенно-личных предложениях А. А. Шахматов: «говорящий, проявляя свою личность, говорит в 1-м лице; но уходя в себя, в свои воспоминания, воспроизводя свои внутренние переживания, естественно прибегает ко 2-му лицу, делая себя объектом своей речи»1. Этим же, видимо, объясняется и отчетливо проявляющаяся в русском языке «прагматическая поляризация» противопоставления обобщен-ноличности и неопределенноличности: «Наиболее специфический компонент в грамматической семантике обобщенно-личных предложений - это значение личной причастности (разрядка Е. С - Ю К.) любого лица (но в первую очередь говорящего и его собеседников) к наблюдениям, составляющим содержание этих предложений», что резко отличает обобщенно-личные предложения от предложений неопределенно-личных: «жизненные ситуации характеризуются в них "отстраненно" от говорящего и его собеседника - как обобщение чужого, а не своего опыта»2.

5) Реальность / ирреальность как семантический признак. Это противопоставление является, по всей видимости, одним из важнейших в языке, и вместе с тем сравнительно редко грамматикализуется. Обычно оно является компонентом семантики граммем других категорий или входит в состав их импликаций и инференций. С этой точки зрения оно рассматривается ниже.

Отношение высказывания к действительности в плане его реальности / ирреальности считается семантическим центром модальных значений и наклонении как грамматикализованной модальности. При описании наклонений этот признак используется прежде всего для противопоставления индикатива другим («косвенным») наклонениям: «Косвенные наклонения указывают на то, что действия в действительности нет, но что оно или должно произойти, или могло бы произойти при известных условиях, т. е. косвенные наклонения сигнализируют нереальность действия» (Т. Н. Молошная).

Среди косвенных наклонений выделяются «волитивные» («дезидератив-ные») наклонения: императив, оптатив и их разновидности, для которых в це-

1 Шахматов А А Синтаксис русского языка. Л.: Учпедгиз, 1941, с. 73.

2 Скобликова Е. С. Синтаксис простого предложения. М.: Просвещение, 1979, с 110-

Ш.

лом характерно выражение «позитивной» ирреальности. Им противостоят «суппозитивные» наклонения, в которых сообщение обусловливается «некоторыми предварительными, понижающими степень его достоверности факторами» (Г. Г. Сильницкий). Косвенные наклонения, употребление которых вызвано синтаксической зависимостью словоформы от слов со значением желания, возможности, необходимости, создающих контекст ирреальности, обычно называют конъюнктивом: Хочу, чтобы он пришел; Нужно, чтобы все было сделано вовремя. Другой распространенный термин - кондиционалис - отражает использование косвенных наклонений в условных конструкциях, выражающих зависимость реализации одной ситуации от реализации другой ситуации: Если бы я знал это заранее, я бы все сделал иначе.

Конъюнктивные наклонения обычно используются для выражения «позитивной» ирреальности. Что же касается кондициональных наклонений, то, как свидетельствуют результаты типологического изучения условных конструкций, они служат прежде всего для выражения «негативной» ирреальности. Основная тенденция такова, что в реальных условных конструкциях употребляются преимущественно индикативные формы, а в ирреальных - преимущественно формы косвенных наклонений (В. С. Храковский): Если он придет вовремя, он нам поможет уб. Если бы он пришел вовремя, он бы нам помор

Практически в любом исследовании, касающемся проблем описания семантики форм индикатива, отмечаются глубокие отличия буд. вр. от наст. вр. и прош. вр. : если настоящие и прошлые события принадлежат реальному миру, то будущие события еще только ожидаются. В свою очередь, среди косвенных наклонений теснее всего связаны с формами буд. вр. средства выражения «позишвной» ирреальности: желаний, намерений, возможности, долженствования. С буд. вр. их объединяет потенциальная осуществимость прогнозируемой ситуации.

Что же касается соотношения форм наст, и прош. вр. в плане большей или меньшей реальности / ирреальности, то оно не вполне очевидно. С одной стороны, действие в прошлом полностью реализовалось, а потому считается, что прош. вр. «по своей природе является наиболее фактивным временным планом» (В. С. Храковский). Вместе с тем в силу того, что в момент речи оно уже не имеет места, сообщение о нем может включать ту или иную долю предположительности («негативной» ирреальности). С другой стороны, поскольку формами наст. вр. обозначаются ситуации, находящиеся непосредственно в поле зрения говорящего, оно должно было бы характеризоваться большей степенью реальности по сравнению с прош. вр. Однако ситуации, обозначаемые формами наст, вр., обычно фиксируются в некоторый произвольный серединный момент их реализации, а значит их начальная точка лежит в прошлом, а конечная - в будущем. Поэтому к ним отчасти приложимо то, что говорилось выше о связи буд. вр. с «позитивной» ирреальностью.

Таким образом, в предложениях с формами индикатива основная граница проходит между «позитивно» ирреальным буд. вр. и преимущественно реальными (хотя и с оговорками) наст, и прош. вр.

Если же обратиться к косвенным наклонениям (и модальностям), то ситуация оказывается иной: формы с презентно-футуральной временной отнесенностью, выражающие главным образом «позитивную» ирреальность, противопоставляются формам с претеритальной временной отнесенностью, для которых характерно выражение «негативной» ирреальности. Таким образом, роль «наиболее ирреального» временного плана переходит от будущего времени к прошедшему. В условных конструкциях локализация условия в прошлом в наибольшей степени способствует выражению невыполнимой возможности («негативной» ирреальности), а выражению реального условия («позитивной» ирреальности) - локализация обозначаемой ситуации в будущем (В, С. Храков-ский): Если бы он меня вчера принял, я бы ему все рассказал vs. Если бы он меня завтра принял, я бы ему все рассказал. Сходным образом, оптативные конструкции, выражающие реальное (выполнимое) желание, характеризуются направленностью в будущее: только в этом случае за желанием может следовать намерение совершить данное действие, а затем и его осуществление. Употребление же оптативных конструкций в формах прош. вр. или по отношению к событиям прошлого обычно влечет за собой их интерпретацию как «негативно» ирреальных (контрафактических): Я хотел этим летом поехать в Одессу (но не съездил); Взять бы мне тогда эту фотографию (но я не взял).

Хабитуальностью (итеративностью, узуальностью) называют обозначение повторяющихся, типичных действий. Свидетельством наличия является корреляции между противопоставлением конкретного единичного действия ха-битуальному, с одной стороны, и реальностью / ирреальностью является возможность выражения обоих этих значений одними и теми же средствами.

1) В болгарском языке многократные глаголы типа бывать, хаживать в их исходном значении практически полностью утрачены, но глаголы аналогичного морфологического состава стали использоваться (преимущественно в разговорной речи и диалектах) в качестве форм условного наклонения, выражающих «субъективную готовность совершить (или совершать) данное действие» (Ю. С. Маслов): Не съм гладен, ама ако почерпите, пийвам едно винце 'Я не голоден, но если угостите, то выпил бы немного вина' (В. Станков)

2) В сербохорватских и верхнелужицких языках формы сослагательного наклонения выражают не только условное значение, но и повторяемость в прошлом; ср. сербохорв.: Kad bipopila caSu rakije, napila bi se 'Если бы она выпила стакан ракии, то напилась бы' vs. Kad god bi popila casu rakije, napila bi se 'Когда она выпивала стакан ракии, то каждый раз напивалась'1.

1 Mormesland S. The Slavonic frequentative habitual // C. de Groot, H. Tommola (eds.) Aspect bound. A voyage into the realm of Germanic, Slavonic and Finno-Ugrian aspectology. Dordrecht: Foris, 1984, p. 72.

3) В македонском языке аналитические формы буд. в прош., могут выражать также кондициональные значения и повторяемость в прошлом: Ке dojdee, ако имав време 'Я пришел бы, если бы имел время' vs. Ке дойдеше, ке седне-ше, па ке станеше, и ке се излезеше без да прозбори 'Придет, бывало, сядет, потом встанет и молча уйдет' (Р. П. Усикова). Близкую параллель набору значений, выражаемому македонскими формами будущего в прошедшем, составляют английские конструкции, состоящие из вспомогательного глагола ■would, и знаменательного глагола в форме инфинитива, которые также совмещают функции будущего в прошедшем, кондиционалиса и показателя повторяемости в прошлом.

Сочетание ирреальных и хабитуальных значений в глагольных формах, имеющих разное происхождение, едва ли можно считать случайным совпадением. Одним из связующих семантических звеньев в данном случае, возможно, служит то, что в обоих случаях действие в описываемый момент не реализуется. Ирреальные ситуации либо еще не осуществились, либо уже не moi yi осуществиться, а реальные проявления хабитуальных ситуаций, как правило, не имеют конкретной временной локализации.

Единичные ситуации также неоднородны в плане реальности / ирреальности. Так, у А. В. Бондарко «реальности в узком смысле» соответствует актуальность, понимаемая как «такое существование в действительности, в котором нет элементов, так или иначе связанных с ирреальностью, -потенциальности, а также недостоверности, "чужого опыта" и т. п.»; в свою очередь, в значении актуальности он выделяет «ядро, в котором специфика реальности находит максимально четкое и непосредственное выражение», таковым, по его мнению, является ситуация настоящего актуального - обозначение действительности «переживаемой, наблюдаемой (так или иначе воспринимаемой), конкретной и очевидной» в сочетании с конкретной референцией всех участников ситуации; ср.: - Что ты там делаешь? - Пишу письмо

Поскольку восприятию обязательно сопутствуют ментальные процедуры, связанные с идентификацией, классификацией и интерпретацией воспринятого, основанные на знании каузальных и следственных связей, ближе всего к «ядру» реальности находятся высказывания о таких ситуациях, при описании которых необходимость обращаться к логическим выводам минимальна. А. В. Бондарко называл такие ситуации «микропроцессами», а А. Д. Кошелев - «текущим процессом», определяя его следующим образом: «Текущий процесс разворачивается буквально на глазах говорящего. Соотнесенное с ним высказывание описывает изменения, синхронные моменту наблюдения и распознаваемые на весьма малом (соизмеримом с моментом речи) интервале времени»2.

1 Бондарко А. В. Реальность / ирреальность и потенциальность // Теория функциональной грамматики. Темпоральность Модальность. Л.: Наука, 1990, с 72-73

2 Кошелев А. Д Референциальный подход к анализу языковых значений // Московский лингвистический альманах. М.: Языки русской культуры, 1996. Вып. 1, с. 170.

С учетом сделанных оговорок, можно очертить контуры семантического класса глагольных лексем, используемых в этой функции.

Прежде всего из этого класса выпадают глаголы, обозначающие ситуации, которые требуют для своей реализации «сверхдолгого» временного интервала. К ним относятся, с одной стороны обозначения устойчивых состояний -навыков, умений, предрасположений и т. п., а с другой стороны, глаголы, обозначающие «занятия»: воспитывать, руководить, преподавать. Их общей чертой является неопределенность («неспецифицированность») способа реализации. В этом отношении им подобны «интерпретационные» глаголы (ср. мешать, помогать, ошибаться, проигрывать), которые «сами по себе не обозначают никакого конкретного действия, а служат лишь для оценочной интерпретации другого, вполне конкретного действия» (Ю. Д. Апресян).

Возможность однозначной интерпретации наблюдаемых действий может также зависеть от характера результата действия и ясности его конечной цели. Как отмечает в другой связи М. Я. Гловинская, даже при обозначении простейших действий типа Мальчик идет в школу «о цели движения, его конечном пункте может знать только субъект движения». Тем самым в этом высказывании совмещается обозначение реального и ирреального: на основе наблюдаемых признаков говорящий делает предположение, что наиболее вероятным итогом дальнейшего развития событий окажется приход мальчика в школу. Между тем при непредельном употреблении этого глагола (ср. Мальчик идет по улице) необходимости в такого рода предположениях нет.

Таким образом, что противопоставление реальность / ирреальное ib в его языковом преломлении представляет собой шкалу, один из полюсов которой образует максимально достоверное (реальное) настоящее репортажа, а другой -контрафактические употребления сослагательного наклонения. Если же говорить о связи этого противопоставления с лексическим значением глагола, то ближе всего к реальности как непосредственному соответствию между содержанием высказывания и действительностью находятся глаголы способа, называющие вид воздействия безотносительно к его цели и результату (ср. мести, тереть и т. п.)1.

Глава 2 «СТЕПЕНИ СРАВНЕНИЯ» посвящена категории степеней сравнения прилагательных, наречий и слов категории состояния. Степени сравнения относятся к числу тех категорий, относительно которых нет единства мнений. Предметом дискуссий являются почти все вопросы, касающиеся степеней сравнения в русском языке: объем этой категории и место в ней положительной и превосходной степеней сравнения, семантические соотношения между степенями сравнения и выражаемые ими значения, состав форм степеней сравнения. Поэтому в данной главе в той или иной мере затрагиваются все эти проблемы.

2.1. Согласно распространенной точке зрения, положительная степень обозначает качество предмета «совершенно безотносительно». В данной работе

' См. о них: Levin В , Rappaport Hovav M Unaccusativity: At the syntax-lexical semantics interface. Cambridge: MIT Press, 1995, p. 147-155. —~--

РОС - ,

ь

' '' (hrtAJI

UA

ЭМ

обосновывается подход, в соответствии с которым сравнение выражают не только компаратив или суперлатив, но и формы положительной степени (позитива). Различие между ними состоит в характере стандарта сравнения, который является имплицитным у положительной степени в противоположность его эксплици! ности у форм сравнительной и превосходной степеней. Ближайшим аналогом имплицитной релятивности форм положительной степени, позволяющей им образовывать формы других степеней сравнения, является переходность глагола, предполагающая наличие в его толковании участника с семантической ролью Объекта, что дает возможность таким глаголам иметь формы пассива. При таком понимании соотношения между позитивом и компарати-вом, состав участников ситуации и их семантические роли при переходе от А -высокий к А выше В остаются неизменными, меняются только их референци-альные свойства.

Качественный признак, допускающий противопоставление степеней сравнения, по самой своей природе не имеет фиксированного абсолютного значения. В качестве примера можно привести толкование, которое дает слову много Э. Сэпир: «Много просто обозначает любое число, определенное или неопределенное, которое "больше, чем" некоторое другое чйсло, принятое за точку отсчета»1. Таким образом, релятивность, понимаемая как соотнесенность с некоторой точкой отсчета, свойственна и положительной степени. В роли стандарта сравнения для положительной степени выступают не конкретные предметы или явления (или их классы), а обобщенные «норм ы»: общие для говорящего и слушающего «усредненные представления о данном объекте с соответствующими количественными и/или качественными характеристиками»2.

2.2. Соотнесение с нормой положительной степени по-разному проявляется для разных групп качественных прилагательных. Ниже с этой точки зрения рассматриваются: 1) параметрические прилагательные; 2) оценочные прилагательные; 3) прилагательные цвета; 4) прилагательные, обозначающие «необладание» признаком.

Параметрическими называют прилагательные, образующие антонимические пары типа большой - маленький, высокий - низкий, широкий - узкий, частый - редкий, глубокий - мелкий, тяжелый - легкий, сильный - слабый, в которых прилагательные, обозначающие больший полюс шкалы (большой, высокий, широкий), обозначают превышение нормы, а их антонимы - недостижение нормы (Ю. Д. Апресян). Нормой для них обычно является представление о средней степени проявления признака у объектов данного класса - «видовая норма»: «то, что является широким для доски, не является таковым для стола, а то, что является широким для стола, не является широким для дороги»3.

1 Сэпир Э. Градуирование // Новое в зарубежной лингвистике М • Прогресс, 1985 Вып. 16, с. 44.

2 Вольф Е М. Функциональная семантика оценки. М • Наука, 1985, с 61.

3 Чейф У. Л. Значение и структура языка. М.: Прогресс, 1975, с. 139.

К оценочным прилагательным относятся прежде всего слова хороший и плохой, выражающие общую оценку. Выражение оценки опирается на соотнесение с нормой, которая в данном случае отражает соответствие определенным требованиям и пожеланиям, которым должен удовлетворять» объект оценки; ср. предлагавшееся А. Вежбицкой толкование слова хороший: «такой, какой хотели бы, чтобы был». Вследствие этого, конкретные проявления «хорошего» чрезвычайно многообразны; кроме того, оцениваемые свойства объекта зависят от класса, в который он входит: хороший нож предполагает наличие одних свойств, а хорошая вода - совсем других: Вода эта не очень хороша ■ пахнет железом, ведро от нее покрывается изнутри красным налетом (В. Солоухин). Более или менее стереотипным является набор признаков объекта, который влечет его квалификацию именно как хорошего, а не плохого или среднего между хорошим и плохим (М. Бирвиш, Е. М. Вольф, Н. Д. Арутюнова). Поэтому словом хороший выражается не превышение нормы, а совпадение с ней.

Прилагательные, обозначающие цвет, обычно используются в качестве фона, по контрасту с которым демонстрируется относительный характер значения параметрических и оценочных прилагательных. Однако такие признаки также имеют определенную шкалу варьирования. Красному цвету соответствует в видимом спектре не точка, а континуум оттенков, переходящих, с одной стороны, в оттенки желтого и оранжевого цвета, а с другой стороны - в оттенки фиолетового и синего. Поэтому эти прилагательные также можно считать соотносящимися с нормой, которая объективируется в ассоциативных связях с «эталонными» обладателями данного цвета: белый 'цвета снега, молока, мела', красный 'цвета крови', зеленый 'цвета листвы или травы'.

Необладание признаком выражается такими прилагательными, как глухой 'лишенный слуха', голый 'не имеющий на себе одежды', прямой 'не имеющий изгибов', пустой 'не заполненный ничем', чистый 'не имеющий на себе грязи', правильный 'не содержащий ошибок' и др. Отсутствие признака не может количественно изменяться, в силу чего такие качества «представляются нам абсолютными» (А. М. Пешковский). Тем не менее и эти прилагательные в процессе употребления могут подвергаться релятивизации и становиться 1ра-дуируемыми: прямым можно назвать то, что имеет изгибы, хотя бы и малозаметные, а чистым - не совсем чистое (Э. Сэпир; Е. Кржижкова). Поэтому они сочетаются с интенсифицирующими наречиями (ср. очень чистый, совершенно прямой, совсем глухой) и образуют сравнительную степень: У нас нет иерархии, как, скажем, в группе «На-на». Там другая ситуация, может быть, даже более правильная - ярко выраженные начальник и подчиненные (Аргументы и факты, 1998, № 9). Точкой отчета для них является отсутствие признака: оно характеризуется количественной определенностью и именно по отношению к нему устанавливаются различные градации наличия признака.

Таким образом, для каждой из рассмотренных выше разновидностей качественных прилагательных норма устанавливается по-разному: у параметрических прилагательных и цветообозначений она располагается в центре шкалы,

а у оценочных прилагательных и прилагательных, обозначающих необладание признаком, сдвинута к одному из полюсов. При этом прилагательными позитивной оценки и цветообозначения выражается совпадение с нормой, тогда как остальные качественные прилагательные (из числа рассмотренных выше) выражают несовпадение с нормой - ее превышение или недостижение.

2.3. В русском языке формы сравнительной степени выступают в четырех разновидностях. К ним относятся: 1) простые (синтетические) неизменяемые суффиксальные формы типа сильнее, дороже, выше; 2) образуемые от них с помощью приставки по- префиксальные формы типа посильнее, подешевле, повыше; 3) склоняемые простые формы типа больший или меньший-, 4) сложные (аналитические) формы типа более шумный или менее шумный. Среди них достаточно четко различаются центральные и периферийные формы. К первым относятся синтетические формы типа веселее и аналитические конструкции со словом более. Другие структурные разновидности форм сравнительной степени следует отнести к периферийным: префиксальные компаративы типа повеселее - в силу их отчетливой стилистической окрашенности, синтетические склоняемые формы сравнительной степени - в силу их крайней малочисленности, а формы со словом менее - в силу их относительно малой употребительности.

Особый вопрос - допустимые референциальные статусы актантов эксплицитно релятивных употреблений форм сравнительной степени. Объект сравнения в таких конструкций может иметь любой статус. Что же касается стандарта сравнения, то его референциальные возможности гораздо уже: поскольку степени сравнения выражают количественную оценку меры признака у объекта сравнения в сопоставлении со степенью его проявления у стандарта сравнения, предполагается (в качестве прагматической презумпции), что она должна быть известна слушающему и тем более говорящему. Вследствие этого, референтный стандарт сравнения может быть только определенным: Не приходится сомневаться, что судьям в Северной столице будут предложены бытовые условия даже лучшие, чем они имеют сейчас в Москве (Итоги, 17.02.2004). Нереферентный же стандарт сравнения чаще всего выступает в общеродовом статусе: Много-много позже, в годы войны и блокады, я заметил, что в опасные, особо серьезные моменты жизни, женщины нередко бывают более экономны, более сдержанны в интонациях и мимике, нежели мужчины (В. Шефнер). Общеэкзистенциальный статус для стандарта сравнения компаратива исключен.

Имплицитное сравнение выражается формами сравнительной степени в тех случаях, когда стандарт сравнения не соотносится с какими-то конкретными носителями признака. Способность этих форм к такому употреблению отмечена уже давно.

Имлицитно релятивные (абсолютивные) употребления форм сравнительной степени могут опираться на возможность иной меры признака у того же объекта в других условиях - «скрытую альтернативу». Чаще всего речь идет об общих правилах и закономерностях, относящихся к открытым классам объек-

tob: У монголов традиционная обувь - сапоги с носками, загнутыми кверху Оказывается, это для того, чтобы бережнее ступать по земле, не ковырять, не ранить, не портить землю (В. Солоухин). Подразумеваемое присутствие альтернативы сближает подобные употребления с собственно компаративом. В то же время стандарт сравнения в подобных случаях не только не назван, но и существует лишь виртуально, в отличие от эксплицитно релятивных употреблений сравнительной степени со словесно не выраженным, но подразумеваемым стандартом сравнения; ср. Он был, как и Блинов, высокого роста, однако шире в плечах, уже в плечах, мускулистей и жилистей (В. Богомолов).

Возможно и выделение объекта сравнения на фоне некоторого множества других однотипных носителей данного признака: В судовой библиотеке у нас книжек восемьдесят, и каждый, конечно, хватает себе какую потолще Чтобы уж весь рейс одну читать (Г. Владимов); И тогда же вечером Степаныч в сердцах говорил: — Ах, им бы только картошку подешевле взять да яблок на полтинник ведро (М. Рощин). Такие употребления сравнительной степени напоминают положительную степень, отличаясь от нее тем, что при имплицитно релятивном использовании форм сравнительной степени диапазон варьирования признака устанавливается не по отношению ко всему классу соответствующих предметов или явлений (как это свойственно положительной степени), а только для некоторой его части - наличных, возможных или предполагаемых в данных условиях.

Общей чертой имплицитно релятивных употреблений сравнительной степени в русском языке является нереферентность (неспецифицированная неопределенность) не только стандарта, но и объекта сравнения. Для объекта сравнения в этом случае определена только «область поиска» - класс предметов или явлений, в который он входит. Такая характеристика соответствует общеэкзистенциальному референциальному статусу. Это ограничение оказывает существенное воздействие на условия употребления имплицитно релятивной сравнительной степени.

Эта разновидность сравнительной степени используется преимущественно в контекстах со «снятой утвердительностью», семантически гармонирующем с нереферентностью: повелительным наклонением, буд. вр., значениями желательности, необходимости, возможности, цели, предположительности и др.: Он советовал Глебову бывать в том доме пореже (Ю. Трифонов); Лидия Михайловна вернулась домой поздно. Села она не в свой автобус, чтобы быть поближе к Николаю Ивановичу, но люди их разъединили (И. Грекова). Использование же ее по отношению к индивидуализированным объектам в конкретной реальной единичной ситуации практически невозможно. Изменение референ-циального статуса именных групп в приведенных выше примерах влечет за собой переосмысление форм сравнительной степени. Предложения типа Эта книжка потолще; Эта картошка подешевле предполагают сравнение с какой то другой конкретной книжкой или другой картошкой, а следовательно форма сравнительной степени выступает здесь в функции собственно компаратива.

2.4. Формы превосходной степени сравнения в русском языке выступают в нескольких разновидностях. К ним относятся: 1) суффиксальные формы типа сильнейший, глубочайший; 2) префиксальные формы типа наибольший, наименьший-, 3) аналитические формы со словом самый типа самый сильный; 4) аналитические формы со словами наиболее и наименее типа наиболее (наименее) значительный. Они функционально неравноправны. Однозначными показателями суперлативного значения среди них являются лишь аналитические конструкции с словами наиболее и наименее, но они употребляются относительно редко и носят книжный характер. Префиксальные синтетические формы превосходной степени типа наилучший крайне малочисленны, а суффиксальные же формы типа крупнейший, глубочайший используются преимущественно в элативном значении. Основным способом выражения суперлативного значения в современном языке являются аналитические конструкции со словом самый, но в силу особенностей их строения они образуются только от прилагательных. Только в соотношениях типа ценный - более (менее) ценный - наиболее (наименее) ценный полностью сохраняются отличительные особенности качественных прилагательных, прежде всего возможность противопоставления полных и кратких форм, а также способность образовывать соотносительные наречия и безличные предикативы на -о.

Семантически суперлатив представляет собой разновидность компарати-ва, отличаясь от него в трех аспектах. 1) Стандартом сравнения суперлатива может быть только некоторое неединичное множество предметов или явлений. Если человека называют лучшим врачом в городе, значит там есть и другие врачи: Помню, мать ходила к одному зубному врачу, он считался лучшим в Старой Руссе, — а потом ей пришлось искать другого- тот, лучший, уснул от угара, причем и жена его угорела насмерть (В. Шефнер). 2) Объект сравнения в суперлативе выделяется из того же множества, которое составляет стандарт сравнения. Для компаратива это необязательно. В предложении с компарати-вом, начинающемся словами Этот дом выше, чем , стандартом сравнения может быть любой предмет, обладающий вертикальным измерением. В аналогичном предложении с суперлативом Этот дом самый высокий... составляющими стандарта могут быть только другие дома (на той же улице, в юм же городе, в той же стране и т. п.). 3) Суперлатив предполагает существование и единственность объекта сравнения Объектов, превышающих данный стандарт, может и не оказаться: Нет большего отдыха и наслаждения, чем идти по этим лесам, по незнакомым дорогам к какому-нибудь дальнему озеру (К. Паустовский). Между тем во множестве, образующем стандарт сравнения суперлатива, обязательно найдутся объекты, обладающие наибольшей и наименьшей степенью признака. Среди предметов, обладающих признаком, служащим основанием для сравнения, может быть много таких, которые окажутся больше или меньше выбранного стандарта (например, выше или ниже данного дома), но самый большой (и самый маленький) из них - только один.

Презумпция существования и единственности объекта, обладающего данной мерой признака, резко отличает превосходную степень в суперлативном значении от прилагательных с суффиксами субъективной оценки типа большущий или тяжеленный, но в то же время сближает его с такими прилагательными, как первый (в его адъективных значениях), последний, крайний, верхний, нижний, главный, которые и в положительной степени обозначают крайние точки на шкале градаций в ряду однородных предметов и, тем самым, обеспечивают однозначную индивидуализацию объекта. В силу этого их можно назвать «лексическими суперлативами».

Эти слова не имеют форм сравнительной степени (образования типа пер-вее, главнее носят просторечный характер), но вместе с тем свободно употребляются в превосходной степени, причем формы положительной и превосходной степени могут выделять один и тот же объект и более или менее свободно взаимозаменимы в тексте: крайний дом на улице = самый крайний дом на улице-, нижняя ступенька — самая нижняя ступенька-, верхний этаж = самый верхний этаж; на задней парте - на самой задней парте; последний поезд = самый последний поезд; главная задача — самая главная задача Формы превосходной степени по,добных слов близки по значению сочетаниям слова самый с существительными, обозначающими пространственно-временной предел; ср.: на краю - на самом краю и крайний - самый крайний; в начале — в самом начале и первый - самый первый', в конце - в самом конце и последний -самый последний Поэтому сочетания слова самый с лексическими суперлативами, в которых суперлативное значение совмещается с усилительно-выделительным, образуют связующее звено между двумя этими значениями.

Имплицитно релятивные (элативные) употребления форм превосходной степени характерны для синтетических форм на -ейшиШ-айший и аналитических форм со словом самый'. В передней никого не было, кроме громаднейшего черного кота, сидящего на стуле (М. Булгаков); Я велел Фомченко самым тщательным образом осмотреть хату внутри (В. Богомолов).

По отношению к суперлативу элатив нередко рассматривается как выражающий меньшую степень интенсивности признака, как «ослабленная» превосходная степень (О. Есперсен). Между тем суперлатив сам по себе не обозначает какой-либо определенной меры признака: Пожалуй, наибольшие шансы прийти к власти в своих странах есть у коммунистических партий России, Беларуси и Украины Наибольшие - это не значит большие (Час пик. 1993 № 27) Другим признаком элатива считается его «безотносительность» (Н. Ю. Шведова, И. А. Мельчук). Если же исходить из того, что сравнение, но только имплицитное, выражается и формами положительной степени (а значение высокой степени признака - это одно из значений положительной степени), значение элатива нельзя назвать безотносительным. При этом стандарт сравнения элатива, как и стандарт абсолютивных употреблений сравнительной степени, нереферерентен, но в данном случае он выступает в общеродовом статусе.

Кроме того, элатив отличается от суперлатива отсутствием презумпции единственности носителя соответствующей степени признака: умнейших женщин может быть много, а самая умная среди них одна. Поэтому элатив может использоваться для выражения отношения характеризации (предикации в узком смысле): Анна - умнейшая девушка, а суперлатив в аналогичных условиях выражает отношение идентификации: Анна - самая умная девушка в группе. В силу референциальных особенностей элатива затруднено его употребление в ситуации выбора. Ср. абсолютную естественность предложений типа Он купил отличнейший костюм (где объект уже индивидуализирован) при невозможности *Яхо чу купить отличнейший костюм. У суперлатива подобных ограничений нет: равно возможны и Я купил самый лучший костюм, и Я хочу купить самый лучший костюм.

2.5. Таким образом, положительная степень сравнения, которая традиционно считается «безотносительной» оказывается гораздо более относительной и субъективной, чем сравнительная или превосходная. Чтобы выбрать более тяжелый (более дорогой) или самый тяжелый (самый дорогой) предмет из некоторой их совокупности, достаточно знать вес (цену) этих предметов, причем для признаков, легко поддающихся измерению, такая задача всеми будет решена одинаково. Между тем, называя какой-то предмет тяжелым или дорогим, говорящий опирается прежде всего на свой личный опыт, и такого рода оценки у разных людей очень часто не совпадают: - А мой шеф как раз во всяких таких делах, где не надо никаких усилий, но можно что-нибудь ловко спереть, большой мастер Он из компании знаешь какие деньги уводит! — Большие? — осведомился Иван. - Я не знаю, что значит большие деньги в твоем понимании, быстро ответила Варвара, - по моим представлениям - большие. Не тысячу долларов и не две (Т. Устинова).

В силу недостатка места, содержание следующих двух глав описано выборочно.

В Главе 3 «РЕФЛЕКСИВ И РЕЦИПРОК» рассматриваются вопросы, связанные со значениями возвратности и взаимности и средствами их выражения. В центре внимания находятся следующие проблемы: описание значений, выражаемых возвратными глаголами в русском языке (на фоне аналогичных форм и конструкций в друшх славянских языках), а также выявление связей между ними; средства выражения взаимного значения в русском языке и возможности использования показателей возвратности & функции показателей взаимности в языках мира.

3.1. Рефлексивным (возвратным) значением называют выражение коре-ферентности - совпадения референтов объекта действия (или другого актанта) и субъекта. Следует, впрочем, отметить, что, с одной стороны, кореферентность может осмысляться не буквально, а метонимически (ср. печататься в значении 'печатать свои произведения'), а с другой стороны, показатели рефлексивности (РП) в процессе семантического развития легко приобретают способность выражать значения, не предполагающие кореферентность актантов.

Глаголы с РП, независимо от его формы и значения, далее именуются рефлексивными глаголами (РГ)- Функции РГ устанавливаются в их отношении к соотносительным по смыслу конструкциям с исходными невозвратными глаголами (НГ), причем и РГ, и НГ рассматриваются в составе соответствующих синтаксических конструкций: рефлексивной (РК) и нерефлексивной (НК), причем выявляется именно значение РП, т е тот дополнительный смысл, который привносится этим показателем. Соотношение между РГ и НГ рассматривается как соотношение между семантическими ролями участников обозначаемых этими глаголами ситуаций, с одной стороны, и выражающими их синтаксическими актантами в РК и НК, с другой, - что в исследованиях Петербургской (Ленинградской) типологической школы получило название диатезы. На сходных основаниях строится классификация РГ у Н. А. Янко-Триницкой и, в частности, их подразделение на отсубъектные и отобъектные. К первым она относит РГ, у которых «субъектом действия возвратного глагола остается субъект действия глагола невозвратного», например: причесывает (волосы) - причесывается, обнимают (друг друга) - обнимаются, а ко вторым - те РГ, у которых «субъектом действия возвратного глагола становится объект действия глагола невозвратного»: читает книгу - книга читается. Помимо этого, целесообразно выделять в качестве особой разновидности РГ, выступающие в РК, где отсутствует каноническое подлежащее в форме имен, падежа; ср.: Я хорошо работаю уб Мне хорошо работается.

Для обозначения синтаксических актантов и занимаемых ими позиций далее используются названия членов предложения: подлежащее, дополнение, обстоятельство, а слова «субъект» и «объект» понимаются как обозначения обобщенных семантических ролей, представляющих собой своего рода ассоциированные множества, в основании которых лежат более конкретные семантические роли агенса и пациенса. Прототипическим агенсом называют активного, наделенного волей и сознанием участника ситуации, расходующего собственную энергию в процессе деятельности, направленной на изменение состояния или свойств прототипического пациенса пассивного неодушевленного участника ситуации; ср. Старик (агенс) срубил дерево (пациенс) Иначе говоря, прототипический агенс соединяет в одном лице сразу несколько признаков: «намерение» (волитивность), «контроль» (а следовательно, и одушевленность), а также «источник энергии». Референт подлежащего РК может утрачивать некоторые из названных признаков агентивности. В предложениях типа Эта собака кусается он является только «источником энергии», а в предложениях с рефлексивно-каузативными РГ тала Он постригся у лучшего парикмахера, наоборот, субъектом цели остается референт подлежащего, а непосредственные усилия прилагает субъект каузируемого действия, обозначенный косвенным дополнением. Другим примером могут служить РГ типа удариться, пораниться, поцарапаться, обжечься, обозначающие не полностью агентив-ные ситуации, в которых одушевленный субъект собственными действиями причиняет себе непреднамеренный ущерб.

Если рассматривать РГ и РК с позиции говорящего, которому известно значение РГ, который он собирается употребить, то подобрать для них соответствующие НГ и НК относительно легко. Если же встать на позицию слушающего, которому нужно понять потенциально неоднозначный РГ, то ситуация оказывается гораздо более сложной. Поскольку присоединение РП практически всегда влечет за собой изменение диатезы, а оно может быть различным, поминание такого РГ адресатом сообщения опирается на косвенные признаки.

К факторам, влияющим на выбор между субъектной и объектной интерпретациями РГ, относятся прежде всего одушевленность / неодушевленность, а точнее - степень потенциальной агентивности референта подлежащего РК; ср.: Мальчик готовится к экзамену - субъектный РГ уб. Ракета готовится к старту - объектный РГ; Анатолий Бондарев в недавней поездке по Испании общался с бизнесменами по электро- и теплоэнергетике, которые в один голос говорили: «У вас есть конкретные проекты7 Давайте, мы готовы идти к вам и вкладываться в Россию» (Известия, 23.11.2004) - субъектный РГ уб. В этот проект вкладываются огромные средства - объектный РГ, и лексическое значение глагола; ср.: Эта мазь сильно жжется - субъектный РГ уэ. Эта мазь наносится тонким слоем - объектный РГ.

3.2. Субъектные РГ различаются по степени кореферентности актантов и степени агентивности референта подлежащего.

Собственно рефлексивные РГ характеризуются полной однореферент-ностью актантов, что в наибольшей степени соответствуют определению рефлексивности. В русском языке такие РГ образуются преимущественно от глаголов, которые обозначают действия, направленные на внешность или поверхность тела: мыть — мыться, вытирать - вытираться, одевать — одеваться, закутать - закутаться, причесывать - причесываться и т. п. Такого рода действия субъект чаще всего выполняет над самим собой, а не над кем-либо другим; иначе говоря, им свойственна своего рода «семантическая рефлексивность». Что же касается южно- и западнославянских языков, то в них РГ этого типа не имеют ощутимых лексических ограничений не образование.

Реципрокальное (взаимное) значение определяют как характеризующее ситуации с двумя или более участниками, каждый из которых является субъектом действия по отношению к другим участникам и одновременно объектом или адресатом действия с их стороны. Таким образом, для таких РГ характерна своего рода «перекрестная однореферентность». Реципрокальные РГ в русском языке крайне малочисленны. Они обозначают: а) некоторые простейшие действия, которые могут выполняться не только человеком, но и животным, и либо прямо направлены на причинение ущерба, либо способны его причинить: кусаться, толкаться, царапаться, щипаться; б) «агрессивно-отрицательную речь»: ругаться, браниться; в) физические действия, связанные с проявлением дружеских или любовных чувств: обниматься, целоваться. В западно- и южнославянских языках лексических ограничений на образование взаимных РК нет.

Посессивно-рефлексивные РГ опираются на метонимичское отождествление субъекта с его неотчуждаемой или отчуждаемой принадлежностью- частью тела, одеждой, другими личными вещами и далее с проявлениями психики, с жильем, имуществом, продуктами творчества и т. п.: Удивившись, Коля Старков опустил руку, прищурившись, посмотрел в зал (В. Липатов) 4— прищурив глаза-, Гранин сказал: «Вы преувеличиваете Литератор должен публиковаться Разумееется не в ущерб своему таланту» (С. Довлатов) публиковать свои произведения. Поскольку объект действия в подобных случаях не может быть назван, он либо устанавливается из конкретной речевой ситуации (ср. РГ типа продлиться в окказиональном значении 'продлить свою визу'), либо определяется значением глагола. Последнее возможно в двух случаях: либо уже сам НГ сочетается лишь с очень узким классом объектов, либо РГ в той или мере лексикализуется, а в его значение инкорпорируется некоторый конкретный класс возможных объектов. Как заметила Н. А. Янко-Триницкая, строить можно самые' разные объекты, а РГ строиться в предложениях типа Наш сосед строится может относиться только к строительству жилья.

Автокаузативными называют РГ, обозначающие ситуации с агентивттым субъектом, который собственными действиями изменяет положение своего тела или перемещается в пространстве: Мать наклонилась над ребенком Ув. Мать наклонила ветку дерева, Он поднялся на крышу уб. Он поднял доски на крышу. Автокаузативные РГ обладают рядом свойств, отличающих их от типичных субъектных РГ, но сближающих их с объектными декаузативными РГ. С одной стороны, субъектом этих глаголов может быть не только человек, но и транспортные средства: «будучи вполне неодушевленными, они перемещаются подобно людям (разве что не способны пользоваться транспортным средством), ср. машина ехала, повернула, замедлила ход, остановилась и т. д.; подобно людям, они как бы сами контролируют время своего прибытия в определенную точку, т. с. в каком-то смысле агентивны» (Е. В. Падучева). С другой стороны, некоторые РГ, обозначающие колебательные или близкие к ним движения, даже в сочетании с личным субъектом могут быть не вполне контролируемыми; ср. шататься от усталости", больной едва шевелится

3.2. Общим для всех объектных РГ является неагентивность (или неполная агентивность) референта подлежащего, что и отражается в их названии.

Декаузативные (антикаузативные) РГ отличаются от исходных НГ устранением или «выводом из кадра» агентивного семантического компонента; таким образом, констатируется «изменение состояния предмета, вопрос же о причине этого изменения остается открытым» (С. Е. Яхонтов); ср.: Ветер рассеял туман - Туман рассеялся-, Отец сломал трость - Трость сломалась. Декауза-тивы описывают ситуации, которые возникают спонтанно, непреднамеренно-шнурки могут развязаться, но не могут завязаться, часы могут сломаться, но не могут починиться, а здание или стена может разрушиться, но не может построиться. Существенно однако, что декаузагивноегь не только отражает онтологические особенности ситуации, но и включает интерпретационный

компонент. Поэтому такие РГ могут обозначать ситуацию, которая, «являясь частью каузативной ситуации, тем не менее в силу тех или иных причин осмысляется как автономная» (И. Б. Долинина). Чаще всего такого рода «рекон-цептуализация» (С. Кеммер) происходит в двух случаях. С одной стороны, это описание внешнего эффекта работы различных устройств, приборов, механизмов и т. п., которые действуют под управлением человека, но его присутствие может быть незаметным: В комнате зажегся свет; Занавес опустился. С другой стороны, декаузативы могут использоваться для обозначения процессов, в которых роль человека может сводиться к их инициированию, а дальше процесс идет сам по себе: Картошка испеклась-, Суп сварился-, Вода согрелась.

Модальные квазипассивные РГ содержат в своем значении дополнительные модальные семантические компоненты: потенциальность, прескрип-тивность и др.; ср. Дверь не открывается (легко открывается)-, Сахар прибавляется (=следует прибавлять) в самом конце. Эти РГ представлены во всех славянских языках, но в разной степени. По данным Р. Мразека, наименее употребительны они в южнославянских языках, а наиболее характерны для западнославянских, в частности, для чешского; русский же занимает в этом отношении промежуточное положение1. Объектно-модальные РГ близки к пассиву. Следует, однако, иметь в виду, что объектно-модальные РГ могут быть и в языках, не использующих РП для маркировки пассива, причем «налицо односторонняя импликация: если в языке есть рефлексивный пассив, то в нем есть и квазипассивные РГ, но не наоборот»2.

Пассивные РГ отличаются от других объектных РГ наличием непосредственно выраженного или подразумеваемого агенса и отсутствием дополнительных модальных значений. Пассив в русском и других славянских языках может выражаться двояким образом: с помощью РГ и посредством аналитических форм с причастиями на -н I -т\ ср.: Дом уже строится уъ Дом уже построен3. Связь между формой пассива и выражаемыми ею видо-временными значениями не случайна. Причастный пассив возникает из результатива - форм, которые обозначают состояние, являющееся результатом предшествующего действия; источником же рефлексивного пассива являются, скорее всего, объектно-модальные РК. Особое положение занимает польский язык, в котором пассивные РГ, широко использовавшиеся еще в XIX веке, в настоящее время практически полностью вышли из употребления (С. И. Сятковский; К. Виль-чевская, Я. В. Мацюсович). Считается, что в функциональном отношении их основным преемником стали рассматриваемые ниже безлично-пассивные

1 Mrázek R. Slovanské konstrukce typu mne ne spitsja // Miscellanea lingüistica Universitatis Palackianae Olomucensis. Fakultas Rhilosophica. Philologica Supplcmentum. Ostrava- Profil, 1971, s. 125

2 Генюшене Э. Ш., Недялков В. П. Типология рефлексивных конструкций // Теория функциональной грамматики. СПб.: Наука, 1991, с. 265.

3 Сосуществование этих двух средств выражения пассива в одном языке не является редкостью; оно представлено, например, в романских языках.

(субъектно-имперсональные) РК. При этом модальные квазипассивные РГ сохранили свою употребительность, что является еще одним аргументом в пользу необходимости разграничения модально окрашенных и модально нейтральных объектных РК.

3 3. Бесподлежащные РК также подразделяются на модально окрашенные (модально-деагентивные) РК типа Мне не спится и модально нейтральные (субъектно-имперсональные, безлично-пассивные) РК, не имеющие полной аналогии в русском языке, где им чаще всего соответствуют неопределенно-личные предложения; ср. макед. Овде не се пуши 'Здесь не курят '.

С точки зрения употребительности отдельных разновидностей модально-деагентивных РК в славянских языках, наиболее существенным классификационным параметром является обязательность либо необязательность присутствия адвербиального оценочного квалификатора, что, используя соответствующие русские конструкции, можно условно назвать подтипом Мне не спится и подтипом Здесь легко дышится. Первый из них получил наибольшее распространение в южнославянских языках, где эти РК выражают желание выполнить соответствующее действие; ср. болг. Плачеше и се 'Ей хотелось плакать'. В русском же такие РГ употребляются преимущественно в отрицательной форме и обозначают не отсутствие предрасположенности к действию, а наличие каких-то препятствий к реализации желаемого или необходимого: Не спится, няня, здесь так душно (А. Пушкин) и 'хотелось бы уснуть, но не могу', Работать нужно, но не работается, и все, что я пишу, выходит плохо (А. Чехов) « 'нужно писать, но не могу'.

В западнославянских языках этот подтип модально окрашенных РК практически отсутствует. Вместе с тем, в них практически неограниченно используются РК с различными оценочными квалификаторами, которые служат для указания на наличие благоприятных (либо неблагоприятных) условий для совершения обозначаемого действия; ср. чеш. Na takovém papire se vy borne piSe букв. 'На такой бумаге отлично пишется'. В русском языке такие РК тоже используются: Работается плохо. Хочется влюбится, или жениться, или полететь на воздушном шаре (А. Чехов), однако основным средством выражения этого модального значения являются инфинитивные конструкции: Улица круто сбегала вниз, совсем круто Спускаться было легко, на спуске больная нога почти не мешала (Э. Брагинский).

К безличному пассиву (субъектному-имперсоналу) отнесены РГ, выступающие в безличных агентивных РК, не осложненных модальными семантическими компонентами. Они характерны для западнославянских и в меньшей степени для южнославянских языков; ср.: болг. На неговите години бързо се мре 'В его возрасте быстро умирают. Близость этих РК к пассиву, на первый взгляд, не вполне очевидная, становится яснее, если сравнить соотношение лично-пассивных и безлично-пассивных РГ с исходными глаголами. При стандартном пассивном преобразовании переходных глаголов происходят два встречных синтаксических процесса: уход субъекта с позиции подлежащего и

замещение этой позиции объектом; ср : Его задерживали сотрудники милиции —» Он задерживался сотрудниками милиции. В безлично-пассивных РК понижение статуса агенса, выражавшегося в исходной конструкции подлежащим, не сопровождается продвижением на его место пациенса. Чаще всего «непродвижение» пациенса обусловлено просто его отсутствием. Именно поэтому такие РГ образуются прежде всего от синтаксически непереходных глаголов (или переходных глаголов в непереходном употреблении). В этом отношении очень близкую аналогию субъектному имперсоналу составляют русские РК с глаголами сообщения: О Г о н ч ар о в о й не упоминалось вовсе, и о ней я узнала только взрослой (М. Цветаева) Согласно данным типологии, безлично-пассивные РК вторичны по отношению к лично-пассивным (Э. Ш. Генюшене, В. П. Недялков, М. Сибатани).

В славянских языках довольно отчетливо проявляется дивергентное развитие РГ и РК. В русском языке наибольшее развитие получили объектные де-каузативные и пассивные РГ, общим для которых является повышение синтаксического ранга объекта: подлежащее в них соответствует объекту-дополнению соотносительной НК. К ним близки и продуктивные именно в русском языке отрицательные субъектно-модальные конструкции, обозначающее состояние, обусловленное неблагаприятными внешними факторами В то же русским язык характеризуется малочисленностью субъектных собственно-рефлексивных и реципрокальных РК. Это полностью соответствует закономерностям эволюционного пути РГ, в соответствии с которыми расширение круга объектных функций, выражаемых с помощью РГ в конечном счете влечет за собой их «деградацию», выражающуюся в утрате собственно-рефлексивного и ближайших к нему значений (Э. Ш. Генюшене). В западно- и южнославянских языках действует противоположная тенденция к сокращению употребительности объектных РГ. Рефлексивный пассив в той или иной мерс замещается субъектным импер-соналом, не предполагающим воздействия извне, а собственно рефлексивные и взаимные РГ приобрели практически неограниченную продуктивность.

В Главе 4 «ВИД И ВРЕМЯ» рассматриваются отдельные проблемы из обширной проблематики, затрагивающей вид и время: вопросы типологии вида и места, которое занимает русский вид среди видовых систем; значения, выражаемые формами наст, вр.; понятие результата действия и связь с ним конструкций с частицей было; понятие статальности и основания для классификации статических ситуаций; особенности проявления категории вида в причастиях и деепричастиях, видо-временные значения, выражаемые конструкциями пассивного перфекта; семантические особенности многоактных глаголов; этапы усвоения видо-временных значений в онтогенезе и особенности употребления ви-до-временных форм в художественном повествовании.

Ниже относительно подробно описывается содержание разделов, посвященных понятиям результата и состояния.

4.1. Термин «результат действия» используется в аспектологии в разных смыслах Во-первых, результатом действия можно считать вообще всякие его

последствия, как-либо сказывающиеся на субъекте действия, его объекте или ситуации в целом. В этом случае допускается, что у предельной завершенной ситуации «может быть несколько результатов» (Г. И. Кустова). Далее, результатом называют любой предел, ограничивающий ситуацию, обозначаемую глаголом СВ, и тогда результативность принимается в качестве инвариантного или главного значения СВ (И. П. Мучник). Наконец, наличие у действия результата (его результативность) может связываться лишь с одной разновидное гью последствий действия - фиксированным «внутренним пределом», достижение которого влечет за собой естественное исчерпание действия и наступление некоторого однозначно определяемого итогового сосюяния. Именно такой результат, называемый «непосредственным» (Ю. С. Маслов) или «естественным» (В. А. Плунгян), имеется в виду при выделении семантического компонента 'действие имело результат' как в конкретно-фактическом (точечном) значении СВ предельных глаголов: Маша написала письмо, так и в результативных подтипах общефактического значения НСВ: Я решал и не такие задачи. Достижение непосредственного результата является неотъемлемой частью самого такого действия: если этого не произошло, то значит не было осуществлено и само действие (Г. фон Вригт).

У глаголов СВ, образованных от непредельных глаголов НСВ, не оставляющих после своего завершения фиксированного результата, соотносительность между пределом, результатом и итоговым состоянием различным образом нарушается. Наиболее известный пример такого рода - делимитативные и пердуративные глаголы, у которых внутренний предел либо вообще отсутствует (ср. поспать, полежать), либо заведомо не достигается (ср. попахать в отличие от вспахать).

В принципе можно было бы сказать, что они обозначают «двойной переход: вначале от отсутствия действия к действию, названному глаголом, а затем от этого действия, занявшего определенное время, вновь к его отсутствию в более позднее время» (Т. Г. Акимова). Тем не менее нужно иметь в виду, что «отсутствие действия» в данном случае фактически равнозначно отсутствию фиксированного результата: в это время что-то происходит, но это «что-то» не предопределяется значением глагола. Не обязательным является и само отсутствие действия или состояния по истечении названного временного отрезка. В этом отношении предложения с делимитативами или пердуративами СВ типа Он поспал два часа или Они прослужили два года не отличаются от предложений с соответствующими непредельными глаголами НСВ Он спал два часа и Они служили два года - однозначный непосредственный результат в обоих случаях отсутствует.

Такие последствия можно назвать косвенным результатом или косвенными эффектами действия.

Акцент на косвенных эффектах действия особенно характерен для употребления глаголов НСВ - как предельных, так и непредельных - в общефакш-ческом значении. Более того, поскольку для общефактического значения НСВ

характерна либо аннулированность непосредственного результата (приходил = 'пришел и ушел') или «несущественность результата с прагматической точки зрения» (И. Б. Шатуновский), такие употребления НОВ часто мотивируются именно наличием косвенных эффектов, которые - в отличие от непосредственного результата - продолжают сохранять свою актуальность. В одних случаях обозначается действие, предположительно восстанавливаемое говорящим по его следам, наблюдаемым в момент речи. Так, медведь из сказки Л. Толстого делает вывод о том, что кто-то сидел на его стуле и ложился на его кровать, основываясь на видимых последствиях этих действий, обозначенных глаголами СВ: Кто сидел (НСВ) на моем стуле и сдвинул (СВ) его с места! Кто ложился (НСВ) на мою кровать и смял (СВ) ее. В других случаях из ссылки на то, что действие имело (или не имело) место в прошлом, вытекают те или иные выводы, важные для настоящего момента: [Маша] Вы сегодня немножко не в духе. [Вершинин] Может быть. Я сегодня не обедал, ничего не ел с утра (А. Чехов).

Такого рода семантические характеристики близки к тем, которые используются для описания значений перфекта. С другой стороны, в силу несущественности непосредственного результата действия общефактический НСВ может функционально сближаться и с плюсквамперфектом.

С последствиями целенаправленного предельного действия связано и понятие цели, поскольку «в прототипическом случае целью является изменение свойства или состояния объекта» (Е. В. Падучева), т. е. достижение действием его внутреннего предела. Вместе с тем цель и предел (непосредственный результат действия) относятся к разным компонентам в толковании глаголов целенаправленной деятельности. Цель ассоциируется с намерением совершить действие, а результат - с самим действием. Поэтому можно осуществить действие, но при этом не достигнуть желаемой конечной цели. Обозначение таких ситуаций является одной из функций конструкций с частицей было в русском языке: Митя опять привскочил было с видимым намерением снова разразиться тирадой, но вышло другое (Ф. Достоевский). Расхождение между конечной целью и непосредственным результатом осуществленного действия возможно прежде всего в тех случаях, когда само действие выполняет лишь промежуточные, вспомогательные функции. Чаще всего в этой роли выступают глаголы речи и глаголы движения. К сказанному можно добавить, что целевой инфинитив (как ранее супин), употребляется прежде всего именно с глаголами движения: приехал погостить, пошел погулять и т. п.

Одной из особенностей русского языка является устойчивая тенденция к редукции видо-временных противопоставлений в сфере прош. вр. На этом фоне обращают на себя внимание конструкции с частицей было, использование которых не сокращается, а, возможно, даже и возрастает.

Конструкции с частицей было, восходящие к древнерусскому плюсквамперфекту, давно находятся в поле зрения исследователей. Тем не менее их функции и статус остаются не до конца выясненными, а предлагавшиеся толко-

вания их значения противоречивы. С одной стороны, семантика этих конструкций связывается с общей идеей незаконченности или неосуществленности действия - обозначением «начатого или задуманного, но не осуществленного действия» (В. И. Чернов) С другой стороны, согласно Н. Ю. Шведовой, «частица было вносит в предложение значение действия осуществившегося, но или прерванного, недоведенного до конца, или не приведшего к желаемому результату, не достигшего цели». Из этой формулировки остается, однако, неясным, как можно осуществить действие и в то же время не довести его до конца.

Сочетания с было употребляются в составе полипредикативных комплексов с противительно-уступительной связью между частями. В качестве знаменательного слова в их составе выступают следующие предикативные единицы: а) личные формы прош. вр. глаголов СВ: Маша уже пошла было к двери, когда Шмелев остановил ее (К. Симонов); б) причастия и деепричастия СВ: Между тем взошла поздняя, натужно-красная луна <...>. В загустевшей было темноте наступил перелом (Е. Носов); - Слушай, Ваня, — сказал Серпшин, принявшись было за чай, но отодвинул от себя стакан (К. Симонов); в) личные и неличные формы прош. вр. глаголы СВ и НСВ со значением желания и других разновидностей подготовительной фазы действия: Солдаты хотели было приподнять Кирджали, но он встал сам (А. Пушкин); Акциями протеста завершилась 16 марта намечавшаяся было торжественная церемония закладки первого камня Российского международного центра науки, информатики и технологии в Москве (Известия, 18.03.1992);г) личные и неличные формы наст, и прош. вр. НСВ в его «результативных» значениях, где НСВ представляет собой, по выражению М. Я. Гловинской «смысловой аналог совершенного вида»: в повествовательном настоящем историческом, в прошедшем многократном,; в общефактическом значении, в «пересказывательной» ме-татекстовой функции: Да разве я знал, что у него. — резко начинает было Зинченко. Но я перебиваю его (А. Адамов); С детских лет автор имел глубокий и даже исключительный интерес к медицине и даже одно время пробовал было лечить своих менее ценных родственников разными домашними химическими средствами (М Зощенко); Однако достигавшаяся было разрядка всякий раз тут же оказывалась сорванной из-за жесткого противодействия Дудаева (Известия, 9.02.1995); Этот насыщенный мыслью и целеустремленный эпизод сменяется другим, состоящим из реплик «по поводу», не продолжпющих ни одну ш прежних тем и не начинающих тем новых. Даже появляющийся было Епиходов не пригождается для последующего — он куда-то уходит (А. Чудаков); д) «нулевые» предикаты со значением речи и перемещения, которые Б. М. Гаспаров относил к числу синтаксических конструкций, имеющих «гиперперфективное» аспектуальное значение - крайнее выражение эффекта перфективное™, воплощающееся в ««элиминировании течения процесса и исключительной ориентированности на результат» [Гаспаров 1978: 87]: Акакий Акакиевич еще было насчет починки, но Петрович не дослышсш (Н. Гоголь); Они еще было слово; но тут уж я рассвирепел да как заскиплю зубами (Н. Лесков); Я было

- к Писееву, президенту федерации, а он лишь усмехается Словом, плюнул я и ушел (Известия, 15.01.1995); некоторые прилагательные: Комнату он тоже не узнал, В ней, такой было пустой, поместилось нелепое количество новых предметов (А. Битов. Улетающий Монахов).

Как видно из приведенных примеров, независимо от наличия или отсутствия частицы было, обозначаемое действие осуществилось или - в случае непредельных статических предикатов (в том числе и прилагательных) - какое-то время имело место: человек, который сделал было уступки, соглашался их сделать, намечавшаяся было церемония - намечалась, а появляющийся было Епиходов - появляется. В этом отношении сделал было не отличается от просто сделал, появился было - от появился, гхотел было - отхотел'.

С чем же тогда связано так часто отражаемое в толкованиях значения сочетаний с частицей было ощущение того, что они обозначают не осуществленное или не законченное действие?

Проблемы семантической интерпретации конструкций с частицей было связаны, на мой взгляд, прежде всего с тем, что предлагавшиеся определения их значения фактически относятся к «макродействию», а не к тому его этапу, который непосредственно обозначается рассматриваемыми конструкциями. Исходя из этого, можно распределить конструкции с частицей было по следующим подгруппам в соответствии с обозначаемым ими «ситуационным типом», отражающим последовательные фазы «макродействия

1) Субъект имел намерение совершить действие, но передумал: В первую минуту он решил было преследовать и настичь их, но, взглянув на часы, удержался (В. Богомолов); 2) Действие (динамическая фаза «макродействия») начинает осуществляться, но либо прерывается другим действием, либо продолжается, но с другими параметрами: Скажите вашей маме, - начал было инспектор Сережа перебил его (Ф. Сологуб); Он ударил по лошади • бедное животное пошло было рысью, но скоро стало приставать и через четверть часа пошло шагом (А. Пушкин. Метель); 3) Действие осуществляется от начала до конца, но его непосредственный результат не сохраняется: Он прекратил было икать, увидев поданный счет, но, проверив его и расплатившись, снова принялся за свое (М. Зощенко); 4) Действие полностью осуществилось, но не достигло конечной цели: Мама съездила было с Анисьей в собес в Призерское, но собес был уже навеки и безнадежно закрыт (Л. Петрушевская); Построили было первый в Союзе завод бутшированной артезианской воды. < . > Но он волею политических судеб оказался в суверенной Туркмении (Известия 22.06.1993);

' Лишь в редких случаях сочетания с было допускают и нерезультативную интерпретацию, чему может способствовать, в частности, принадлежность глагола к категории «тенденций» (в классификации Е В. Падучевой), где глагол НСВ обозначает «наличие доступных наблюдателю признаков нового состояния», позволяющее «прогнозировать дальнейший ход вещей как ведущий к некоторому событию (к наступлению нового состояния), выражаемому парным глаголом СВ»: И я было заснул, но они заговорили снова (Г. Владимов).

5) Совершенно особую разновидность конструкций с частицей было, отличающуюся от всех рассматривавшихся выше, представляет собой прогноз: действие осуществилось, и результат его сохраняется, но, как ожидается, ситуация может измениться: Многие специалисты предсказывают скорый и неизбежный крах российской банковской системы Что будет с нашими деньгами? В воздухе витают самые мрачные прогнозы. Некоторые специалисты считают, что окрепший было российский рубль ожидает неизбежное падение (Аргументы и факты, 1997, № 51).

В качестве идеи, объединяющей все эти ситуационные типы, может служить представление о нарушении «нормального» хода событий1. «Нормальным» в данном случае является такое развитие действия, при котором за намерением совершить действие следует его осуществление, начатое действие доводится до конца, его результат сохраняется, а конечная цель действия достигается. Употребление же сочетаний с частицей было указывает на нарушение такого хода событий.

Таким образом, конструкции с частицей было обозначают двойной переход - возникновение новой ситуации (макродействия) и ее последующее аннулирование (прерывание). Прерывание макродействия, по всей видимости, всегда включено в линию повествования в качестве очередного этапа в последовательности описывамых событий. Различия касаются местоположения момента возникновения этой ситуации.

В одних случаях весь двойной переход целиком включается в линию по-вествовения в качестве единого звена или эпизода в последовательном развертывании событий: (97) А она бросилась на кровать в нетопленной зале, плакала, металась головой по мокрой подушке Даня было прикрикнул на нее не помогло. Накапал валерьянки - оттолкнула (М. Рощин. Дом). В других случаях в линию повествования включается только этап аннулирования ситуации, а момент ее возникновения отнесен в более или менее отдаленное прошлое: Занятый своим делом, я было совсем позабыл о Любе, но, увидев ее случайно на улице вскоре после своего поступления в университет, я тотчас же ее вспомнил и очень ей обрадовался (Н. Лесков).

Представляется, что именно во втором типе употреблений конструкций с частицей было, обнаруживается «семантический мост» между функциями плюсквамперфекта как перфекта, перенесенного в прошлое, и значением конструкции с частицей было. Что же касается степени грамматикализации русских конструкций с частицей было, то в сочетании с личными формами глагола употребление частицы, как правило, факультативно.

Между тем, в сочетании с причастиями и деепричастиями употребление частицы было, как правило, обязательно,поскольку в данном случае иначе выразить идею «нарушения хода событий» затруднительно: Дело в том, что достигший пенсионного возраста нынешний посол России в Париже Юрий Ры-

1 Оно использовалось В 3 Санниковым для объяснения употребления русских противительных союзов.

жов, дав было согласие на свою замену, вдруг передумал и отозвал его (Власть, 1998. № 10) дав согласие на свою замену, передумал; Известно, что изменив было отечественному продукту, переметнувшись к «иноземцам», сегодня наш потребитель возвращается в родные пенаты (Известия, 12.09.2001) ^ изменив, возвращается', В «Горе от ума» появилась приобщившаяся к церкви и отказавшаяся было от театра звезда, замечательная Екатерина Васильева (Известия, 22.12.2001) * появилась отказавшаяся от театра.

Предлагаемое понимание значения сочетаний с частицей было близко к той точке зрения, согласно с которой они обозначают прерваннное действие, с той, однако, принципиально важной оговоркой, что прерывается не само действие, обозначаемое сочетанием с было, а какая-то из его последующих фаз, и, следовательно, речь должна идти о действии в широком смысле слова, т. е. о « макродействии», включающем намерения субъекта, итоговое состояние и конечные цели.

4.2. Понятия «состояние», «статальность» играют очень важную роль в аспектологических исследованиях, а противопоставление статических ситуаций динамическим неизменно входит в число первичных разграничений в классификациях основных семантических типов ситуаций, соответствующих классов глаголов и вообще предикатов предложения. Тем не менее содержание концепта «статальность» никак нельзя назвать вполне определенным. Представляется, чю проблемы, возникающие при использовании понятия статальности, по крайней мере, отчасти обусловлены тем, что не в полной мере учитывается то обстоятельство, что глагол не только называет некоторую ситуацию, определяя, в частности, особенности ее распределения и протекания во времени, но также и задает набор ее участников, их ролевой статус, иерархию, семантические типы и др. Аналогичными двоякого рода свойствами характеризуются и статические предикаты.

С одной стороны, статальность ассоциируется прежде всего с отсутствием изменений. Сгагическая ситуация «не ведет к изменению состояния участвующих в ней объектов на всем протяжении того временного интервала (быть может, бесконечного), на котором она имеет место» (Е. В. Падучева). Кроме того, для поддержания статической ситуации - в отличие от динамической - не требуется приложения усилий; сама по себе она не предполагает естественного завершения или прекращения. Неизменяемость ситуации - отсутствие у нее качественно различных временных фаз, называют «нефазовостью». Данный аспект статичности проявляется, например, в несочетаемости статических предикатов типа висеть, знать, соответствовать как с инклюзивными (термина-тивными) обстоятельствами типа в одну минуту, обозначающими время, требующееся для достижения результата), так и с обстоятельствами типа быстро, постепенно, приложимыми только к изменяющемуся признаку; ср. невозможность сочетаний типа *знает за день, *медленно висит.

С другой стороны, субъект такой ситуации неагентивен («инактивен»): состояние или отношение, которое они обозначают, не зависит от воли субъек-

та: они возникают помимо его воли и желания, субъект не может по своей воле создать его или прекратить. Неагентивность субъекта имеет своим следствием несочетаемость статических предикатов с указанием на цель, преднамеренность или выбор, а также в ограничениях на употребление форм императива у таких глаголов: нельзя сказать *Он знает (видит, понимает), чтобы..., *нарочно знает, *нравится вместо того, чтобы...

Эти ограничения не носят абсолютного характера. Так, отмечалось, что «стативные предикаты, описывающие типичные результаты каузативных ситуаций, обычно без труда осмысляются как описывающие управляемые ситуации. <...> Соответственно, например, вопрос Зачем здесь висит (стоит, лежит и т д) эта безобразная картина? осмысляется как «Зачем эту картину повесили (поставили, положили ..) здесь?» (Е. В. Рахилина). Другой вариант -метафорическое переосмысление показателей агентивности. В следующем примере заботливо присыпаны значит 'так, как если бы кто-то заботливо присыпал'- Весной Щербаков иногда приходит туда. <...> Отыскав могилу Мали-нина, он садится на скамейку и задумчиво смотрит на тесное нагромождение разных памятников, <...> вся эта мешанина заботливо и одинаково присыпана прелым бурым листом (Д. Гранин). Что же касается императивных форм таких глаголов, то наиболее типичным для них является выражение «побуждения к недействию», т. е. к сохранению наличного положения дел: Лежи' значит 'Продолжай лежать! Не вставай!'.

Существенно, что как сочетания нефазовости с агентивностью, так и сочетания фазовости с неагентивностью нередко также называют состояниями (статическими ситуациями).

Наиболее известным примером сочетания нефазовости с агентивностью такой комбинации свойств являются глаголы местопребывания типа Он стоит (сидит) у окна, которые обозначают положение в пространстве одушевленного субъекта. Подобно временным состояниям, они приурочены к конкретному ограниченному периоду времени и не имеют различающихся временных фаз, но человек способен принимать то или иное положение по своему усмотрению. В рамках бинарного противопоставления статичность / динамичность эти глаголы не могут получить однозначной интерпетации. Функционирование этих глаголов в известной мере противоречиво. Так, императив Стой! пониматься и статически (нефазово) - как побуждение к недействию: Оставайся на месте! (= 'Не двигайся'), и динамически (фазово) - как побуждение к действию: Остановись' (= 'Перестань двигаться')1. Такое сочетание свойств отнюдь не уникально.

1 Есть и другие глаголы, характеризующиеся аналогичной семантической двойственно стью, например, молчать Следствием этого является неоднозначность императивного высказывания Молчи! (или МолчатьГ), которое может использоваться и как призыв к сохранению текущего состояния (= 'Не начинай говорить'), и как призыв к его изменению, т. е. к совершению действия (= 'Перестань говорить').

Одним из его регулярных источников является общее отрицание. Семантические толкования общеотрицательных предложений согласуются с идеей нефазовости. Инвариантом конкретно-фактического значения СВ в отрицательном предложении считается смысл «неизменение», в соответствии с чем значение предложения Коля не построил дом истолковывается как 'дом продолжает быть непостроенным' (Т. Г.Акимова). Сказанное в значительной мере относится и к глаголам НСВ: «в отрицательных предложениях характерно осмысление их в первую очередь в общефактическом значении» (М. Я. Гловин-ская). В предложениях с общефактическим НСВ типа Я не обедал; Я не вызывал такси сферу действия отрицания составляет оператор 'имеет место', что влечет за собой отрицание всей ситуации в целом (Е. В. Падучева). Таким образом, и в этом случае выражается «нсизменение».

Одним из наиболее заметных проявлений воздействия отрицания является приобретаемая глаголами СВ в контексте отрицания способность сочетаться с обстоятельствами типа все еще, до сих пор, характеризующими незамкнутый временной интервал, включающий момент речи, в течение которого действие не реализуется. В соответствующих утвердительных предложениях, обозначающих возникновение новой ситуации, употребление таких обстоятельств невозможно: Он еще(д о сих пор) не приехал ув. *Он еще {до сих пор) приехал. Эффект отрицания в таких случаях называют «производной статаль-ностью» (Е. В. Падучева). Фактически же в данном случае речь должна идти только о «производной нефазовости», поскольку невыполнение действия может зависеть от воли субъекта и, таким образом, вполне совместимо с агентивно-стью: Я не сказал ей об этом, чтобы ее не расстраивать

Впрочем, возможно, отрицание все же оказывает воздействие и на аген-тивный компонент значения предиката. Как заметила Е. В. Рахилина, «в современном русском языке не допускаются вопросы со словом зачем и глаголом с отрицанием: в таких случаях соответствующий вопрос задается с помощью глагола почему», и, таким образом, снимается различие между агентивными и не-агентивными ситуациями: Почему (*зачем) вы не сказали ей об этом?1:

Другой пример комбинации признаков нефазовости и агентивности -обобщения действий, обозначение привычек, умений и занятий посредством «повышения в ранге» глаголов, допускающих и актуальное употребление: Он ходит на работу пешком По своему значению и особенностям распределения во времени, эти предикаты подобны устойчивым состояниям, на что указывает, в частности, дистрибутивно-кванторное осмысление употребляемых в сочетании с ними показателей кратности, что является свидетельством неквантифи-цируемости обозначаемых ими ситуаций. В следующих примерах редко понимается как мало кто, а часто - как многие: Сейчас вообще мало кто говорит правильно; среди молодежи это особенно редко (И. Грекова); Звали ее

1 Сама Е. В Рахилина считала обязательность замены зачем на почему при глаголе с отрицанием «чисто поверхностным» запретом на употребление одной из двух квазисинонимичных конструкций.

Наташей, Наталья Ивановна Пономаренко, тогда, между прочим, часто и фамилии свои оставляли (А. Рыбаков).

Вместе с тем, в отличие от «семантически непроизводных» (ингерентных) устойчивых состояний, эти предикаты могут сохранять агентивность, если агентивными являются сами обобщаемые действия. В этом случае обобщения действий допускают указание на цель и выбор: Он ходит на работу пешком, чтобы .., (вместо того, чтобы....)1.

Сочетанию фазовости с неагентивностью, в первую очередь, соответствуют лексические классы глаголов, обозначающих спонтанные изменения: Мороженое быстро таяло (быстро растаяло) Помимо этого, по аналогии с «производной нефазовостью», о которой шла речь выше, можно говорить и о «производной деагентивности». В русском языке в этой функции используются двоякого рода средства.

Во-первых, это те разновидности форм и конструкции, называемых «экспрессивными формами» прош. вр., которые обозначают внезапное, неожиданное наступление действия. К ним относятся: а) формы повелительного наклонения СВ в функции «драматического» императива типа А он и закричи!-, б) независимый предикативный инфинитив в личных предложения типа А он кричать!', в) сочетания форм буд. вр. СВ с частицей как при обозначении конкретного единичного действия в прошлом типа А он как закричит! По мнению Б. М. Гаспарова, общим для этих предложений является идея «эксцесса»- «это либо события неожиданные и/или быстротечные до такой степени, что говорящий не в состоянии проецировать их на реальность <...>, либо события крайне нежелательные, одновременно и вынужденные, и вызывающие резкое противодействие у субъекта». В свою очередь, охарактеризовать в качестве «эксцесса» естественнее всего импульсивные непреднамеренные слабоконтролируемые действия (или кажущиеся таковыми со стороны). Именно это позволяет видеть в этих конструкциях специфический способ понижения агентивности.

Во-вторых, с деагентивацией могут быть связаны возвратность и пассив, который нередко рассматривается как способ выражения статичности. Ср. следующее высказывание- «В современном русском языке существует три способа для выражения страдательного значения, т. е. обозначения состояния, как результата действия, испытываемого лицом или предметом со стороны других предметов»2. В современном языкознании доминирует другой подход к пассиву, при котором на первое место выдвигаются синтаксические либо прагматические эффекты пассивизации; ср., соответственно- «специфика всех пассивных конструкций не в наличии пассивного значения, а в том, что в них в отличие от активной конструкции лексически обозначенный субъект не занимает цен-

1 Другой особенностью обобщений является их способность включать в свой состав динамические аспектуально-темпоральные показатели, которые в данном случае относятся к подчиненному (обобщаемому) предикативному признаку: Он ходит очень быстро

2 Голанов И. Г. Морфология современного русского языка М.. Высшая школа, 1962,

с. 161

тральной грамматической позиции первого актанта — подлежащего» (В. С. Хра-ковский) и «пассивный залог - это прежде всего понижение коммуникативного статуса агенса» (В. А. Плунгян).

Примечательно, что и при таком понимании пассива у него есть важная общая черта со статическими предикатами: в обоих случаях референт подлежащего не контролирует описываемую ситуацию. У статических предикатов это обусловлено их семантической деагентивностью, а у пассива - синтаксической деагентивностью - тем, что в пассивных конструкциях позицию подлежащего занимает не субъект, а объект действия. Этим можно объяснить тот факт, что формы повелительного наклонения (как и статические глаголы), как правило, не употребляются в страдательном залоге, а редкие исключения характеризуются тем или иным сдвигом в значении. Так, в русском языке пассивный императив употребляется либо в заклинаниях или проклятиях типа Ловись, рыбка, большая и маленькая или Будь она проклята, эта война!, либо в протазисе условных конструкций типа Будь этот матч выигран, все трудности разрешились бы. Что же касается показателей целенаправленности, то они с пассивом совместимы, но субъектом целеустановки в таких случаях является не референт подлежащего, а реальный производитель действия, хотя бы прямо и не названный в предложении: Маруся Израилит - первый кандидат на золотую медаль -была приглашена, чтобы пройти со мной арифметику (В.Каверин).

Обращаясь к общей характеристике концепта статичности, можно сделать вывод, что семантические компоненты статичности - нефазовость и неагентив-ность -логически независимы один от другого и могут выражаться самостоятельно за пределами статичности. При этом средства выражения неагентивно-сти в значительной степени идиолингвистичны, а нефазовость отражает прежде всего объективные особенности обозначаемой ситуации.

В Заключении подводятся итоги исследования и намечаются перспективы дальнейшей работы.

Основное содержание исследования отражено в следующих публикациях:

а) монографии и главы в коллективных монографиях:

1. Результатов, пассив и перфект в русском языке // Типология результативных конструкций. Л.: Наука, 1983. С. 149-160.

2. Resultative, passive, and perfect in Russian // V. Nedjalkov (ed.). Typology of resultative conctructions. Amsterdam; Philadelphia: Benjamins, 1988. P. 344-368.

3. Акциональность и статальность. Specimena philologiae Slavicae. Band 81. München: Otto Sagner, 1989. - 271 c.

4. Выражение повторяемости действий в русском и других славянских языках // Типология итеративных конструкций. Л.: Наука, 1989. С. 132-145.

5. Степени сравнения и точки отсчета // Теория функциональной грамматики. Качественность. Количественность. СПб.: Наука, 1996. С. 129-145.

6. Expression of situational plurality in Russian and other Slavic languages // V. Xrakovskij (ed.). Typology of Iterative Constructions. Mönchen, Newcastle-LINCOM EUROPA. 1997. P. 241-270.

7 Степени сравнения. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2003. - 68 с.

б) статьи:

1. Нейтрализация противопоставлений по лицу и залог // Проблемы теории грамматического залога. Л.: Наука, 1978. С. 122-128.

2. Нейтрализация морфологических противопоставлений в ряду смежных явлений грамматики // Категория определенности-неопределенности в славянских и балканских языках. М.: Наука, 1979. С.268-288.

3. Взаимосвязи наклонений в русском языке // Функциональный анализ единиц морфолого-синтаксического уровня. Иркутск: ИГУ, 1980. С. 55-66.

4. О семантике степеней сравнения прилагательных // Проблемы внутриструк-турного и функционального описания языка (Учен. зап. Тартуского ун-та. Вып. 524). Тарту, 1980. С. 68-85.

5. Рефлексивные конструкции в славянских языках // Рефлексивные глаголы в индоевропейских языках. Калинин: Изд-во КГУ, 1985. С. 20-39 (совм. с В.П. Недялковым).

6. Конструкции с русскими причастиями на -н -т в семантической классификации предикатов // Вопросы языкознания, 1989, № 6. С. 83-94

7. Модальность и темпоральность: употребление форм императива в славянских языках // Функционально-типологические аспекты анализа императива. Часть 1. Грамматика и типология повелительных предложений. М. Ин-т языкознания АН СССР, 1990. С. 73-78.

8. Речевые действия: их следствия и особенности обозначения // Логический анализ языка. Язык речевых действий. М.: Наука, 1994. С. 17-22 (перепечано в- Логический анализ языка. Избранное. 1968-1995. М.: Индрик, 2003. С. 542548)

9 Пассивно-перфектные конструкции в русском языке // Вестник НовГУ, вып 2, 1995. С. 106-111.

10. Лексика сквозь призму грамматики: качественные прилагательные и положительная степень сравнения // Третьи поливановские чтения: Актуальные вопросы языкознания в историческом и современном освещении Смоленск-СГПИ, 1996. С. 125-130.

11. Семантические особенности высказываний от 2-го лица // Язык. Культура. Когнитивные науки. М.: Ин-т языкознания РАН, 1996. С. 59-66 (совм. с Т.Л. Каминской).

12. Неопределенность и ее оценочные коннотации // Проблемы лингвистической семантики. Череповец: ЧТУ, 1996. С. 22-27.

13 Возвратность как средство выражения взаимности в русском языке // Русистика сегодня. 1996, № 2. С. 31-54.

14. Типология вида и русский глагольный вид II Труды аспектологического семинара филологического факультета МГУ им. М. В. Ломоносова. Т. 2. М.: Изд-во Московского ун-та, 1997. С. 44-53.

15. Фазы действия и частица «было» в русском языке // Разноуровневые характеристики лексических единиц. Часть 3. Смоленск: СГПИ, 1997. С. 35-40.

16. Насгоящее время: семантика и прагматика // Логический анализ языка: Язык и время. М.: Индрик, 1997. С. 131-138

17. Шкала реальности/ирреальности: наклонение, время и таксономические классы глагола // Типология. Грамматика. Семантика. К 65-летию Виктора Самуиловича Храковского. СПб.: Наука, 1998. С. 209-216.

18. Towards a typology of grammatical categories: reflexive markers as markers of reciprocity // Kulikov L., Vater H. (eds.). Typology of verbal categories. Papers presented to Vladimir Nedjalkov on the occasion of his 70th birthday. Tübingen: Niemeyer, 1998. P. 185-193.

19. Местоименные конструкции с взаимным значением: друг друга, один другого, между собой // Вестник НовГУ, Серия «Гуманитарные науки», 1998, № 9. С. 95-99.

20. Параметры для типологии вида и русский вид // Типология вида- проблемы, поиски, решения. М.: Языки русской культуры, 1998. С. 193-206.

21. Соотносительность возвратных глаголов с причастиями на -н, -т и ее границы // Русистика: лингвистическая парадигма конца XX века. СПб.: Изд-во СПбГУЭФ, 1999. С. 47-51.

22. Статичность: основные разновидности и смежные явления // Отражение русской языковой картины мира в лексике и грамматике. Новосибирск: Изд-во НГПУ, 1999. С. 162-181.

23. Переходность / непереходность глагола: форма и значение // Предложение и слово. Саратов, 1999. С. 177-182.

24. Части речи: принципы классификации и трудные случаи // Методика преподавания гуманитарных дисциплин. Великий Новгород: Изд-во НовГУ, 2000. С. 131-139.

25. Видо-временные формы в повествовании: Пушкин и Чехов // Русский язык от Пушкина до наших дней. Псков: Псковский ГПИ, 2000. С. 57-61.

26. Сильные и слабые позиции видового противопоставления // Фортунатовский сборник. М.: Эдиториал УРСС, 2000. С. 134-145.

27. Части речи: теория и практика // Вестник молодых ученых. Серия: Филологические науки. СПб. 2000. № 2. С. 2-6.

28. Видо-временная структура нарратива как способ выражения этической оценки // Логический анализ языка. Языки этики. М.: Языки русской культуры, 2000. С. 254-262.

29. Основные этапы усвоения видо-временных значений в детской речи // Речь ребенка: ранние этапы. Труды постоянно действующего семинара по онто-лингвистике. Вып. 1. СПб, 2000. С. 105-114.

30. Формирование видо-временных противопоставлений в детской речи // Исследования по языкознанию. К 70-летию члена-корреспондента РАН Александра Владимировича Бондарко. СПб: Изд-во СПбГУ, 2001 С 347-355.

31. Направление эволюции русского языка // Язык и образование. Великий Новгород: Изд-во НовГУ, 2001. С. 32-37.

32. Частица было: семантика и синтаксис // Русское слово. Орехово-Зуево: Изд-во ОЗГПИ, 2001. С. 117-121.

33. Синтаксическая деривация и части речи // Жизнь языка. Сборник статей к 80-летию Михаила Викторовича Панова. М.: Языки русской культуры, 2001. С. 88-92.

34. Степени сравнения как морфологическая категория // Теоретические проблемы функциональной грамматики. Материалы Всероссийской научной конференции. СПб.: ИЛИ РАН, 2001. С. 137-145.

35. Метонимические сдвиги в значении видо-временных форм // Вопросы филологии, методики преподавания иностранных языков и страноведения. Великий Новгород: Изд-во НовГУ, 2001. С. 57-68.

36. «Модальность незнания»: неизвестный - значит, плохой? // Обработка текста и когнитивные технологии. Вып. 5. М.: 2001. С.139-149.

37. Конструкции с частицей было в русском языке: структура и семантика // Тенденции развития русского языка. Сборник статей к 70-летию проф. Г. Н. Акимовой. Изд-во СПбГУ, 2001. С. 120-130.

38. Безличный пассив на -н, - т в русских диалектах и литературном языке // Топонимия и диалектная лексика Новгородской земли. Великий Новгород: Изд-во НовГУ, 2001. С. 94-98.

39 Reflexive verbs as а means of expressing reciprocity in Russian // Functional Grammar: Aspect and Aspectuality. Tense and Temporality. Essays in honour of Alexander Bondarko. Muenchen: Lincom Europa, 2001. P. 67-77.

40. Пассивный перфект в русском языке // Основные проблемы русской аспек-толопга. СПб.: Наука, 2002. С. 80-98.

41. Фазы действия и метонимические сдвиги в значении видо-временных форм // Логический анализ языка Семантика начаала и конца. М.: Индрик, 2002. С. 225-236

42. Порядок и контроль: способы понижения агентивности в русском язьше // Логический анализ языка. Космос и хаос: Концептуальные поля порядка и беспорядка. М.: Индрик, 2003. С. 294-301.

43 Момент речи: интервал или точка? // Материалы XXXII Международной филологической конференции. Вып. 24. Общее языкознание. Ч. 1. СПб.: Фи-лол. фак. СПбГУ, 2003. С. 53-58.

44. Ранняя детская письменная речь: лексика и грамматика // Человек пишущий и читающий: проблемы и наблюдения. Материалы международной конференции. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2004. С. 47-56

45. Форма и значение конструкций с частицей было в русском языке // Сокровенные смыслы: Слово. Текст. Культура: Сб. статей в честь Н. Д. Арутюновой. М.: Языки славянской культуры, 2004. С. 296-305.

46. Мультипликативные предикаты: значение и форма // Типологические обоснования в грамматике. К 70-летию проф. В. С. Храковского. М.: Знак, 2004. С. 216-223.

47. Материалы к типологии многозначности: связь неопределенности с отрицательной оценкой // 40 лет Санкт-Петербургской типологической школе. М.: Знак, 2004. С. 173-190.

48. Поиски семантического инварианта возвратности: возвратность и непереходность // Петербургское лингвистическое общество. Научные чтения -2003. Материалы конференции. СПб.: Филол. ф-т СПбГУ. 2004. С. 73-78.

в) статьи в энциклопедии «Русский язык» (М.: Большая Российская энциклопедия; Дрофа, 1998):

1. Действительные причастия. С. 109.

2 Относительные прилагательные. С. 310.

3. Пассивная конструкция. С. 328.

4. Полупредикативность. С. 353-354.

5. Притяжательные прилагательные. С. 381.

6. Причастные конструкции. С. 384-385.

7. Степени сравнения С. 537-538.

8. Страдательные причастия. С. 543.

9. Страдательный залог. С. 543-544.

г) тезисы докладов:

1 Привативные оппозиции и грамматические значения // Материалы XXVII научной студенческой конференции. Литературоведение. Лингвистика. Тарту: Изд-во ТГУ, 1972. С. 192-194.

2. Значения и дифференциальные признаки морфологических категорий // Семасиология и грамматика. Тамбов: Изд-во ТГПИ, 1977. С. 70-72.

3. Итеративность и ирреальность: точки соприкосновения // Конференция аспирантов и молодых научных сотрудников Ин-та востоковедения АН СССР. Тезисы докладов Т. 2. Языкознание, литературоведение. М., 1987. С.67-68.

4. Императив в славянских языках: взаимодействие модальности и темпоральное™ // Императив в разноструктурных языках. Л.: Ленинградское отделение Ин-та языкознания АН СССР, 1988. С. 62-63.

5. Грамматическая неоднозначность и ее отражение в словаре // Современное состояние и тенденции развития отечественной лексикографии. М.: Русский язык, 1988 С 98-99.

6. Многозначность форм императива: данные славянских языков // V всесоюзная школа молодых востоковедов. Тезисы. Том 2. Языкознание. М.: Наука, 1989. С. 98-100.

7. Средства выражения взаимности в русском языке // Восьмая конференция молодых ученых. Тезисы докладов. Л.: Ленинградское отделение Ин-та языкознания АН СССР, 1990. С.47-49.

8. К типологии реципрока: совпадение показателей взаимности и возвратности // Всесоюзная конференция по лингвистической типологии. Тезисы докладов. М.: Ин-т языкознания АН СССР, 1990. С. 71-72.

9. Понятие «состояние» в морфологии и синтаксисе Н Тезисы докладов научной конференции преподавателей НГПИ по итогам научно-исследовательской работы за 1990 год. Часть 2. Новгород, 1991. С. 56-58.

10. Степени сравнения и их связи с лексикой и фразеологией // Ядерно-периферийные отношения в областях лексики и фразеологии. Часть 2. Новгород, 1991. С.17-19.

11 Первично-взаимные глаголы, реципрок и абсолютив // XI конференция молодых ученых. Тезисы докладов. Спб.: Ин-т лингвистических исследований РАН, 1992. С. 9-10.

12. Синтаксическая интерпретация предложений со страдательными причастиями на -н, -т в русском языке // Проблемы синтаксического членения предложения. Смоленск: СГПИ, 1992. С. 18-19.

13. К проблеме выбора языкового обозначения: войти выйти II Тезисы первой конференции по теоретической лингвистике. М.: РГГУ, 1993. С. 66-69.

14. Конструкции с частицей было в русском языке // Проблемы преподавания русского языка и литературы на интенсивных курсах для иностранцев. СПб.' РГГМИ, 1993. С.14-15.

15. Релятивное и абсолютивное употребления форм сравнительной степени // Семантика языковых единиц и ее изучение в школе и ВУЗе. Нижний Новгород: НГПУ. 1993. С.102-103.

16. Соотношение взаимности и возвратности в славянских языках // 81ау1са Тагпорокгша. Вып. 1. Тернополь, 1994. с. 81-82.

17. К проблеме соотношения лексического и грамматического: лексические су-перлативы в русском языке // Актуальные проблемы филологии в вузе и школе. Тверь: Изд-во ТГУ 1994 С 59-60.

18. Особенности абсолютивного употребления форм сравнительной степени в русском языке // Международная юбилейная сессия, посвященная 100-летию со дня рождения академика Виктора Владимировича Виноградова. Тезисы докладов. М., 1995. С. 134-135.

19. Типология вида и видо-временные подсистемы в русском языке // Лингвистика на исходе XX века: итоги и перспективы. Тезисы международной конференции. Т. 1. М.: МГУ, 1995. С. 230-232.

20. К проблеме грамматического тождества слова: категория вида в атрибутивных формах глагола И Слово Материалы международной лингвистической конференции. Тамбов: ТГУ, 1995. С. 94-96.

21. Конструкции с причастиями на -и, -т: видо-временные значения и сочетаемость // Грамматические категории и единицы: синтагматический аспект. Тезисы международной конференции. Владимир: ВГТТУ, 1995. С. 65-67.

22. Настоящее время и момент речи // Studia methodologica. Вып. 1. Тернополь,

1995. с. 79-82.

23. Причастия на -н, -т от непереходных глаголов в русских говорах // Лингвистические чтения, посвященные 100-летаю со дня рождения проф. Н.П. Гринковой. СПб.: РГПУ им. А.И. Герцена, 1995. С. 84-86.

24 Грамматическая многозначность и детская речь // Проблемы детской речи -

1996. СПб.: РГПУ им. А.И. Герцена, 1996. С. 113-115.

25. Стратификация видо-временных значений и детская речь // Материалы международного конгресса «100 лет Р.О.Якобсону». М., РГГУ. 1996. С. 180181.

26. Параметры для типологии вида и русский вид // Типология вида: проблемы, поиски, решения. Тезисы международной конференции. М.: Языки русской культуры, 1997. С. 34-36.

27. Значение состояния: семантические составляющие и сочетаемость // Грамматические категории и единицы: синтагматический аспект. Тезисы международной конференции. Владимир: Изд-во ВГПУ. 1997. С. 108-110.

28. Посессивный перфект в литературном русском языке и северо-западных говорах // Русские народные говоры: история и современное состояние. Великий Новгород: Изд-во НовГУ, 1997. С. 45-47.

29. Онтогенез видо-временных противопоставлений: донарративный этап // Проблемы детской речи - 1999. СПб.: Изд-во РГПУ им. А.И.Герцена, 1999. С. 95-97.

30. Славянский рефлексив: два пути развития // Вторая зимняя типологическая школа. Материалы международной школы-семинара молодых ученых по лингвистической типологии и антропологии. М.: Изд-во РГГУ, 2000. С. 136139.

31. Main stages of acquisition of the tense-aspect meanings by Russian children // 9th International Morphology Meeting. Abstracts. University of Vienna. Wien, 2000, p. 85-86.

32. Еще о литературных аналогах раннего детского нарратива // Психолингвистика и проблемы детской речи - 2000. Череповец: Изд-во ЧТУ, 2000. С. 3839.

33. Типологическая эволюция русского языка // Русский язык: исторические судьбы и современность. Международный конгресс исследователей русского языка. Труды и материалы. М.: Изд-во МГУ, 2001. С. 12.

34. Материалы к типологии многозначности: связь неопределенности с отрицательной оценкой // Международная конференция «Категории глагола и структура предложения». Тезисы докладов. Санкт-Петербург, 2001. С. 29-30.

35. Деагентивация как способ представления действительности // Переходные явления в области лексики и фразеологии русского и других славянских языков. Великий Новгород: Изд-во НовГУ, 2001. С. 123-124.

36. Глаголы с префиксом со- в современном русском языке // Слово и фразеологизм в русском литературном языке и народных говорах. Великий Новгород, 2001. С. 76-79.

37. Мультипликативы как объект типологии // Третья зимняя типологическая школа. Материалы лекций и семинаров. М.: РГГУ, 2002. С. 169-173.

38. Некоторые синтаксические особенности раннего детского письменного нар-ратива // Детская речь как предмет лингвистического исследования. Материалы международной конференции. Санкт-Петербург. СПб.: Наука. 2004. С. 119-122.

Подписано в печать 30.06.2005.г. Формат 60x84 1/16.Бумага офсетная. Печать офсетная. Усл. печ. л.3,7. Тираж 100 экз. Заказ №197

Отпечатано в ООО «Издательство "ЛЕМА"»

199004, Россия, Санкт-Петербург, В.О., Средний пр., д.24, тел./факс: 323-67-74 e-mail: izd_lema@mai 1 .ru

РНБ Русский фонд

2007-4 6918

Получено 29 НОЯ 2005

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора филологических наук Князев, Юрий Павлович

Введение

Сокращения и условные обозначения

Глава

ГРАММАТИЧЕСКОЕ ЗНАЧЕНИЕ

1.1. Лексические и грамматические значения

1.1.1. «Внешний» и «внутренний» слои грамматики

1.1.2. Обязательность как признак грамматических зпачеппй

1.1.2.1. Категориальная и семантическая обязательность

1.1.2.2. Обязательность и регулярность

1.1.2.3. Обязательность и многозначность 28 1.1.3. Обязательность и грамматнчпость как градуальные свойства

1.2. Принципы описания грамматических значений

1.2.1. Полисемия и омонимия в словаре и грамматике

1.2.2. Инвариант и варианты

1.2.3. Маркированность / немаркированность

1.2.4. Частные значения и их иерархия

1.2.4.1. Первичные и вторичные значения

1.2.4.2. Иерархия частных значений русских видов

1.2.5. Сильные л слабые позиции

1.2.5.1. Позиции в грамматике

1.2.5.2. СВ в слабой позиции

1.2.5.3. НСВ в слабой позпции

1.2.5.4. Обязательность слабых позиций

1.3. Семантическая деривация граммем

1.3.1. Разновидности семантической деривации

1.3.2. Концептуальная метафора: связь неопределенности с отрицательной оценкой

1.3.2.1. Местоименные детерминативы

1.3.2.2. Падеж

1.3.2.3. Число

1.3.2.4. Вид

1.3.2.5. Источники отрицательной оценки

1.3.3. Метонимические сдвиги в значениях видо-временпых форм

1.3.3.1. Фазы действия и «макродействия»

1.3.3.2. Настоящее время

1.3.3.3. Прошедшее время СВ

1.3.3.4. Причастия на -и, -т

1.3.4. Связь с прототипической ситуацией: императив и «квазинмператив»

1.3.4.1. Специфические особенности императива

1.3.4.2. Прототипическая императивная ситуация

1.3.4.3. «Позитивная»'и «негативная» ирреальность

1.3.4.4. Желательность, необходимость и возможность

1.3.4.5. Обусловленность

1.3.4.6. «Драматический императив»

1.3.4.7. «Ближняя» и дальняя» полпеемия

1.3.5. Субъективизацня: адресатное и обобщенно-личное значения форм 2-го лица

1.3.5.1. Семантические особенности форм 2-го лица

1.3.5.2. Формы 2-го лица в романе А. Гладилпна «История одной компании»

1.3.5.3. Прагматика обобщенно-личных предложений

1.3.6. Реальность / ирреальность как семантический признак

1.3.6.1. Вступительные замечания

1.3.6.2. Наклонение

1.3.6.3. Время (временная отнесенность)

1.3.6.4. Хабитуальность (итеративность)

1.3.6.5. Семантический тип предиката 108 1.4. «Деграмматикализация» как одно из направлений эволюции русского языка

1.4.1. Общая типологическая характеристика русского языка

1.4.2. Уменьшение роли флексии и сокращение числа обязательно выражаемых значений

1.4.3. Сокращение фузии

1.4.4. Рост числа «гибридных» разрядов слов

1.4.5. «Любовь к нулю»

1.4.6. Аналитизм или изоляция? 118 Выводы

Глава

СТЕПЕНИ СРАВНЕНИЯ

2.1. Исходные положения 121 2.1.1 Градуирование и степени сравнения

2.1.2. Состав степеней сравнения

2.1.3. Эксплицитное и имплицитное сравнение

2.2. Положительная степень

2.2.1. Семантические разновидности

2.2.1.1. Параметрические прилагательные

2.2.1.2. Оценочные прилагательные

2.2.1.3. Прилагательные цвета

2.2.1.4. Прилагательные необладання признаком

2.2.2. Дополнительные способы квантпфикацпп признака

2.3. Сравнительная степень

2.3.1. Формы сравнительной степени

2.3.1.1. Неизменяемые синтетические формы

2.3.1.2. Префиксальные формы

2.3.1.3.Склоняемые синтетические формы

2.3.1.4. Аналитические формы

2.3.2. Эксплицитное сравнение

2.3.2.1. Корефереитные и пекореферентные употребления

2.3.2.2. Референциальиый статус актантов

2.3.3. Имплицитное сравнение

2.3.3.1. Корефереитные и иекорефереитные употребления

2.3.3.2. Референциальиый статус актантов

2.4. Превосходная степень

2.4.1. Формы превосходной степени

2.4.1.1. Синтетические суффиксальные формы

2.4.1.2. Синтетические префиксальные формы

2.4.1.3. Аналитические формы

2.4.2. Эксплицитное сравнение (суперлатив)

2.4.2.1. Суперлатив и компаратив

2.4.2.2. Референцнальный статус актантов

2.4.3. «Лексические суперлатнвы»

2.4.4. Имплицитное сравнение (элатив) 157 2.5. Семантические соотношения между степенями сравнения

Выводы

Глава

РЕФАЕКСИВ И РЕЦИПРОК

3.1. Русские возвратные глаголы на фоне других славянских языков

3.1.1. Показатели рефлексивности в славянских языках

3.1.2. Принципы классификации рефлексивов

3.1.3. Субъектные РГ

3.1.3.1. Собственно-рефлексивные РГ

3.1.3.2. Рецнпрокальиые РГ

3.1.3.3. Рефлексивно-посессивные РГ

3.1.3.4. Автокаузативиые РГ

3.1.3.5. Рефлексивно-каузативные РГ

3.1.3.6. Абсолютивные (антипассивпые) РГ

3.1.4. Объектные РГ

3.1.4.1. Декаузатнвные РГ

3.1.4.2. Копверсивиые РГ

3.1.4.3. Модальные квазипассивные РГ

3.1.4.4. Пассивные РГ

3.1.5. Бесподлежащиые рефлексивные конструкции

3.1.5.1. Модальио-деагентивные РГ

3.1.5.2. Безличный пассив (субъектный имперсонал)

3.1.6. Два пути развития славянских рефлексивов

3.2. Поиски семантического инварианта возвратности

3.2.1. Непереходность

3.2.2. Совмещение ролей '

3.3. Выражение взаимного значения в русском языке

3.3.1. Взаимность п симметричность

3.3.2. Взаимность и совместность

3.3.3. Способы выражения взаимного значения

3.3.4. Возвратные и невозвратные лексические рецнпрокн

3.3.4.1. Основания для классификации лексических рецнпроков

3.3.4.2. Семантические разновидности лексических реципроков

3.3.4.3. РГ, образованные от лексических реципроков

3.3.5. Взаимпо-возвратиые глаголы

3.3.6. Мультипликативно-взаимные глаголы

3.3.7. Сочетание между собой

3.3.8. Префиксальные глаголы соединения / разъединения

3.3.9. Взаимные местоимения друг друга и один другого

3.3.9.1. Местоимение друг друга

3.3.9.2. Местоимение один другого

3.3.10. Слова с префиксом со

3.3.11. Лексема взаимный и дериваты с ее участием 236 3.4. Показатели возвратности как способ выражения взаимности в языках мира

3.4.1. Принципы классификации

3.4.2. Типологические разновидности

3.4.2.1. Совпадение РП и РцП в сочетании с совпадением основ

3.4.2.2. Частичное совпадение РП и РцП в сочетании с совпадением основ

3.4.2.3. Совпадение РП и РцП в сочетании с частичным совпадением основ

3.4.2.4. Частичное совпадение РП и РцП в сочетании с частичным совпадением основ

3.4.3. Обсуждение результатов 241 Выводы

Глава

ВИД И ВРЕМЯ

4.1. Типология вида и русский глагольный вид

4.1.1. Проблема семантических границ вида

4.1.2. «Сильная» и «слабая» комплетивность

4.1.3. «Первичная» и «вторичная» ипкомплетивность

4.1.4. Комбинации комплектности и инкомплетивности

4.1.4.1. «Внутренняя» иикомплетивность в сочетании с «внешней» комплетивностью

4.1.4.2. «Внутренняя» комплетивпость в сочетании с «внешней» ипкомплетивностыо

4.2. Время и вид

4.2.1. Время и «темпоральное» истолкование видов

4.2.2. Момент речи как точка и как интервал

4.2.3. Настоящее время и момент речи

4.2.4. Иитратермннальность настоящего времени

4.2.5. Разновидности интратермипалыюсти

4.2.6. Прагматика настоящего времени

4.3. Вид и результат действия

4.3.1. Непосредственный результат и косвенные эффекты

4.3.2. Непосредственная и конечная цель действия

4.3.3. Речевые действия «непосредственного, непрерывного эффекта»

4.3.3.1. Прошедшее время СВ

4.3.3.2. Прошедшее время НСВ

4.3.3.3. Претерит на -н, -т

4.3.3.4. Перфект на -н. -т

4.3.3.5. Настоящее время НСВ

4.3.4. Конструкции с частицей было

4.3.4.1. Разновидности конструкций с частицей было

4.3.4.2. Частица было и фазы «макродействня»

4.3.4.3. Отношение к линии повествования

4.4. Статальность

4.4.1. Два аспекта статалыюстп: нефазовость п пеагсптпвиость

4.4.2. Разновидности статических ситуации

4.4.2.1. Основания для классификации

4.4.2.2. Сочетания нефазовости с агснтпвностью

4.4.2.3. Сочетания фазовости с неагентнвиостью

4.5. Вид в причастиях и деепричастиях

4.5.1. Действительные причастия

4.5.2. Деепричастия

4.5.3. Причастия на -и, -т

4.5.3.1. Причастия глаголов СВ

4.5.3.2. Причастия глаголов НСВ

4.5.4. Причастия и деепричастия в ряду глагольных форм

4.6. Пассивный перфект в русском языке

4.6.1. Пассив, перфект и результатив

4.6.2. Настоящее время в значении перфекта на -н, -т

4.6.3. Семантические разновидности перфекта на -и, -т

4.6.3.1. Результативный перфект

4.6.3.2. Перфект недавнего прошлого

4.6.3.3. Экспериепциальный перфект

4.6.3.4. Контпнуативпый перфект

4.6.4. Сочетаемость с обстоятельствами времени

4.6.5. Перфект на -н, -т и обозначение последовательности действий

4.6.6. Посессивный перфект

4.7. Многоактные (мультипликативные) глаголы

4.7.1. Мультипликативность как тип глагольной множественности

4.7.2. Мультнплнкатнвы п семельфактивы

4.7.3. Семантические классы мультииликатнвов

4.7.4. Типы субъекта ■

4.7.5. Непроизвольность и иекумулятивность мультипликатнвов 319 4.7.8. Иконичность мультипликатнвов

4.8. Вид и время в онтогенезе

4.8.1. Детская речь как источник лингвистической информации

4.8.2. Материал для исследования

4.8.3. Стратификация вндо-времепных значений в детской речи

4.8.3.1. Исходный уровень

4.8.3.2. Возникновение многозначности

4.8.4. Ранний детский нарратив

4.9. Вид в повествовании: Пушкин и Чехов

4.9.1. Вндо-временные формы в повествовательном тексте

4.9.2. Особенности повествования у Чехова

4.9.3. Прагматика вида в нарративе- 333 Выводы 337 Заключение 339 Литература

Введение диссертации2005 год, автореферат по филологии, Князев, Юрий Павлович

Современный этап развития языкознания характеризуется сдвигом научной парадигмы, который называют переходом от «системоцентричного» подхода к языковым явлениям к «антропоцентричному» [Рахилина 1989; Алпатов 1993: 15-26]. Это влечет за собой определенное переосмысление оснований и целей лингвистического описания. Используя метафорическое выражение Е. В. Рахилиной, можно сказать, что если ранее в лингвистике преобладали «разделительная» постановка задач и стремление к «проведению границ» [Рахилина 1998: 276-277], то теперь доминирует обратная тенденция.

Применительно к проблематике, затрагиваемой в данном исследовании, наиболее существенны в этой связи два аспекта.

Во-первых, это отказ от проведения резких границ между грамматикой и лексикой, что характерно для многих — очень несходных в других отношениях — направлений современной лингвистики. В качестве иллюстрации достаточно упомянуть среди них: разрабатываемую А. В. Бондарко функциональную грамматику, основанной па понятии функционально-семантического поля — «системы разноуровневых средств данного языка (морфологических, синтаксических, словообразовательных, лексических, а также комбинированных — лексико-синтаксических и т. п.) объединенных па основе общности и взаимодействия их функций» [Бондарко 1985: 27]; реализуемую Ю. Д. Апресяном идею создания толкового словаря на базе- интегрального описания языка, в котором «словарь и грамматика (в широком смысле, т. е. любые типы достаточно общих правил, включая семантические и прагматические) согласованы друг с другом» [Апресян 1995: 178]; крайне разнообразные по привлекаемому языковому материалу исследования А. Вежбнцкой, строящиеся па базе обшего языка «семантических примитивов» [Wierzbicka 1980а; 1988; Вежбицкая 1996; 1999]; когнитивный подход Дж. Лакоффа и Р. Лэнгекера п их последователей, одним из основных постулатов которого является признание существования единого механизма, регулирующего функционирование и преобразование языковых единиц разных типов п уровней [Лакофф 1987/2004; Langacker 1987: 9-96; Леман 1992: 127-132; Скребцова 2000: 110; Кустова 2004].

Во-вторых, в той или иной мере стирается грань между описательной и типологической лингвистикой, а также между диахронией и синхронией, причем примат последней уже не столь очевиден, как раньше. Так, папрнмер, если еще относительно недавно Р. О. Якобсон считал «общеизвестным», что «интерпретация изменений языка предварительно требует точного описания его строя в каждый данный момент развития» [Якобсон 1958/1985: 176; см. также Якобсон 1958/1963: 102-103], то сейчас высказываются н противоположные мнения. Ср. следующее характерное высказывание: «Синхронное описание некоторого этапа в развитии языка (если таковое вообще возможно без обращения к предшествующим этапам) должно предложить такое объяснение существующей па этом этапе многозначности, которое вписывалось бы в типологически достоверный сценарий ее возникновения» [Сибатани 1999: 275].

Следует, однако, заметить, что в подобных суждениях, при всей их справедливости и безусловной привлекательности, содержится некий логический круг, поскольку сами типологические обобщения (кроме совершенно тривиальных) не имеют никакого другого источника, кроме синхронных описаний отдельных языков. Другая проблема состоит в том, «размывание границ» может привести к фактическому отказу от стремления к точности и проверяемости лингвистических описаний, что, по совершепно справедливому мнению Е. В. Падучевой, должно составлять «непререкаемое кредо» лингвистики [Падучева 2004: 538].

Исходя из сказанного, в данной работе ставится следующая цель: совместить в описании фрагмента русской грамматики эксплицитность основных положений и понятий с типологической достоверностью выводов и требуемым лексической семантикой (и когнитивной, и традиционной) установлением связей между отдельными значениями языковых единиц.

Основным предметом исследования являются степени сравнения, возвратность, вид и время. Рассматриваются также значения, выражаемые формами лица, наклонения и — в меньшей степени — числа и падежа.

В соответствии с поставленной целью, в работе решались следующие задачи: описать значения отдельных граммем и конструкций различной степени грамматикализации; установить и описать типы грамматической многозначности и разновидности семантической связи между отдельными значениями, представленные в проанализированном языковом материале; представить семантический анализ некоторых метаязыковых понятий (результат, статальность, реальность / ирреальность и др.) используемых при описании функционирования грамматических единиц.

Основным материалом исследования послужпла выборка примеров из произведений различных жанров XIX — начала XXI века, а также из современных газет и журналов.

В работе использовались различные исследовательские приемы и методы, применяемые при описашш грамматической и лексической семантики: анализ деривационных, рефереицнальных и сочетаемостпых свойств рассматриваемых языковых единиц, а также возможностей их пернфразнровапня с учетом соотношения с противопоставленными и близкими по смыслу единицами и конструкциями, особенностей обозначаемой ситуации и влияния частичного преобразования конструкции; исчисление логически возможных комбинаций выделяемых различительных признаков; сопоставление с близкими по смыслу единицами и конструкциями в других языках; интерпретация отрицательного языкового материала. Вместе с тем исследование включается н в рамки функциональной грамматики, поскольку в нем рассматриваются единицы разной степени грамматикализации во взаимодействии и в сопоставлении с другими единицами разных языковых уровней.

Основные теоретические положения, выносимые на защиту, можно сформулировать следующим образом.

1) При изучении грамматической семантики необходимо учитывать существо-ванне промежуточной зоны между грамматикой в узком смысле и лексикой, что в данной работе названо «внешним» слоем грамматики. В отличие от «внутреннего» слоя грамматики, единицы которого объединены в категории, а выражаемые ими значения характеризуются обязательностью, «внешний» слой грамматики составляют широко употребительные единицы с отвлеченным значением, входящие в более или менее замкнутые классы с нечеткими границами.

2) Обязательность выражения, являющаяся основным признаком грамматических значений в узком смысле, может быть подразделена па несколько подтипов в зависимости от сферы ее действия. Основное различие проходит между категориальной обязательностью, когда ее сферой действия является часть речи в целом, грамматичеекая категория или граммема, и семантической обязательностью, определяемой присутствием в контексте некоторого необязательного семантического признака.

3) В оппозиции между лексическими и грамматическими значениями можно выделить следующие основные градации. Первым шагом на пути грамматикализации является вхождение единицы во «внешний» слой грамматики. Следующий шаг — переход от полной факультативности к обязательности, имеющей семантическую сферу действия. В дальнейшем узкая семантическая сфера действия может стать широкой. В свою очередь, при определенных условиях семантическая сфера действия обязательности может превратиться к категориальную. Проецируя эти соотношения на синхронное состояние языка, можно выделять следующие типы языковых единиц: 1) собственно лексические; 2) факультативные единицы из «внешнего» слоя грамматики; 3) единицы с узкой сферой семантической обязательности; 4) единицы с широкой сферой семантической обязательности; 5) словоизменительные номинативные категории; 6) словоизменительные синтаксические категории.

4) Описывая значения неоднозначной грамматической единицы, целесообразно исходить из того, что у нее может быть общее значение. Оно должно быть: а) универсальным — охватывающим все или почти все употребления данной единицы, б) семантически «прозрачным» — обеспечивающим относительную легкость перехода от инварианта к реальным употреблениям и наоборот и в) специфичным — четко отличающим данную единицу от других единиц той же категории или семантической зоны. Этим условиям отвечают лишь немногие из предлагавшихся семантических инвариантов грамматических единиц.

5) Понятие частного значения может использоваться независимо от наличия или отсутствия у грамматической единицы общего значения. При таком подходе частными значениями фактически являются типовые значения высказываний, содержащих данную форму. Существенно при этом, что частные значения определенным образом упорядочены. Первичное значение характеризуется максимальной независимостью от контекста, наибольшей специфичностью, высокой степенью регулярности и семантической исходностыо но отношению к другим значениям. Иерархия частных значений не всегда однозначна и может изменяться как в ходе исторического развития, так и в зависимости от режима употребления грамматической единицы.

6) При опнсашш функционирования грамматической единицы можно различать сильные н слабые позиции. Сильная позиция — это позиция максимального различения противопоставленных единиц. Употребление единицы в слабой позиции можно рассматривать как большее или меньшее отклонение от ее «нормального» функционирования, поскольку она 'приобретает в этом случае признаки, которые обычно ей не свойственны. Вместе с тем наличие у грамматических противопоставлений не только сильных, по и слабых позиций не только широко распространено, но и скорее всего является их обязательным спутником.

7) Пути семантической деривации (формирования многозначности) в лексике и грамматике принципиально едины и подчиняются общим закономерностям. В проанализированном языковом материале есть примеры метафоры (как собственно языковой, так и концептуальной), метонимии, сужения и расширения значения, изменения типа актанта и его реферепцнальиых свойств. Развитие многозначности граммемы может приводить к тому, что у ее значений не окажется нетривиальных общих семантических признаков. В этом случае связь между значениями основывается па ассоциациях с прототнпнческон ситуацией (коивенционализации нмпликатур).

8) Помимо установления связей («мостов») между значениями многозначной языковой единицы и их типа, при описании грамматической многозначности важно также оценивать степень удалеппостн того или иного значения от первичного. Для этого можно использовать противопоставление ближней и дальней полисемии. В последнем случае грамматическая единица выходит за границы «своей семантической зоны» и может выступать одновременно в нескольких качествах.

Научная новизна и актуальность данного исследования определяется тем, что в нем на основании изложенных выше принципов, с учетом результатов современной типологической и когнитивной лингвистики, критически анализируются основные понятия, используемые при описании грамматической семантики, и предлагается новая интерпретация многих явлений русской грамматики. Этим определяется также и теоретическая значимость данной работы. Практическая же ее значимость состоит в возможности использовать полученные результатов в исследованиях, затрагивающих как общие, так и многие частные проблемы морфологии и грамматической семантики, а также в практике преподавания.

Структура диссертации. Диссертация состоит из Введения, четырех глав, Заключения и Библиографии. .

Заключение научной работыдиссертация на тему "Проблемы описания грамматической семантики"

ВЫВОДЫ

1) В качестве семантической основы собственно видового противопоставления целесообразно использовать признак, так или иначе связанный с противопоставлением ограниченности / неограниченности в проявлении или осуществлении действия. В данной работе для его обозначения используются названия «комплетивпость» / «ип-комплетивносгь». Это противопоставление допускает и более отвлеченное («темпоральное») истолкование, в основе которого лежат различия в соотношении между временем осуществления действия и «точкой отсчета» — временем его наблюдения или моментом времени, по отношению в которому оно описывается. Инкомплетив-пость при таком подходе соотносится с синхронной точкой отсчета — взглядом на ситуацию «изнутри», когда внутреннее время действия совпадает с временем наблюдения (описания), а комплетивпость предполагает взгляд па ситуацию «со стороны» и ретроспективную позицию наблюдателя

2) Необходимо различать «сильную» комплетивпость — ограничение действия, которое вызвано его «естественным» завершением, что предполагает достижение действием фиксированного внутреннего предела и влечет за собой наступление конечного состояния, однозначно определяемого этим действием, и «слабую» комплетпвность — любое ограничение действия, в том числе и не вытекающее из природы самого действия, из внутренней логики его развития. Возможности комбинирования различных способов выражения комплетивности и ипкомплетивностп (морфологических, лексических, синтаксических) в предложении с учетом их взаимного семантического гармонирования / негармонировапия друг с другом, а также итоговое значение этих комбинаций во многом определяют специфические особенности функционирования видов в конкретном языке.

3) Наст. вр. не только соотносит ситуацию с моментом речи, по и сообщает ей вполне определенную (питратермннальную, инкомплетивную) аспсктуальпую характеристику: действие или состояние, обозначаемое формами наст, вр., рассматривается в середине своего течения или многократного возобновления. Вследствие этого, паст, вр. не занимает какой-то самостоятельной области па временной оси, а представляет собой соединение смежных участков прошлого и будущего. Что же касается самого «момента речи», то он совмещает в себе признаки интервала и точки. В качестве интервала он выступает в процессе произнесения высказывания, неизбежно занимающим тот или иной период времени. По отношению же к содержательной стороне высказывания он представляет собой пеподразделимую на субнптервалы точку, которой в прототипнческом случае должен соответствовать момент начала данного высказывания: то, о чем говорящий собирается сказать, ориентировано именно па этот момент времени.

4) Среди разнообразных последствий действия, как-либо сказывающиеся на субъекте действия, его объекте или ситуации в целом, целесообразно различать прежде всего выделяемый только у предельных глаголов ((непосредственный результат», достижение которого влечет за собой естественное исчерпание действия и наступление некоторого однозначно определяемого итогового состояния, и косвенные эффекты, которые, хотя и вызваны этим действием, ио не являются обязательными и не полностью им дстермшшрованы. Непосредственный результат соответствует непосредственной цели действия. Помимо этого, действие может иметь и конечную цель, поэтому можно осуществить Действие, но пе достигнуть желаемой конечной цели. Обозначение таких ситуаций является одной из функций конструкций с частицей было в русском языке. Расхождение между конечной целью и непосредственным результатом осуществленного действия возможно прежде всего в тех случаях, когда само действие выполняет лишь промежуточные, вспомогательные функции, что особенно характерно для глаголов речи и глаголов движения.

5) В понятии статальности сочетаются два компонента: иефазовость — неизменность ситуации па всем протяжении (для поддержания статической ситуации — в отличие от динамической — не требуется приложения усилий; сама по себе она пе предполагает естественного завершения или прекращения), и пеагеитивпость — неконтролируемость ситуации ее субъектом. Сами по себе признаки фазовости / иефазовости и агеитивностн / неагептпвности взаимно независимы, поэтому возможны и широко употребительны как сочетания иефазовости с агентнвностыо, так и сочетания фазовости с пеагептнвностыо.

6) При образовании причастий и деепричастий видовая основа со всеми входящими в ее состав перфективпрующимп и имперфективирующими аффиксами остается неизменной. Что же касается содержательной стороны видового противопоставления, то лишь действительные причастия не отличаются по составу видо-временных значений от соотносительных личных форм паст, и прош. вр. НСВ и СВ. Деепричастия СВ, в отличие от соотносительных с ними личных форм прош. вр. СВ, свободно употребляются для обозначения неограниченно-кратных ситуаций, а деепричастия НСВ (за исключением крайне редко используемых деепричастий типа читав) употребляются исключительно лишь в иптратермипальных — однократном или многократном — значениях. Наиболее же специфичны причастия на -//, -т, основной отличительной особенностью которых является способность обозначать как завершенное действие, так и состояние, которое может быть результатом этого действия. В свою очередь, на базе этих причастий строятся конструкции пассивного перфекта (Все сделано; У меня все сделано), пе имеющие прямой аналогии среди испассивпых форм.

7) Процесс усвоения ребенком видо-временпой системы русского языка происходит на фоне постепенного ослабления связи содержания высказывания с той конкретной ситуацией, в которой происходит речевое общение. При этом его основное направление состоит в постепенном разобщении вида и времени. Первоначально в прош. вр. используются только глаголы СВ, затем появляются глаголы НСВ в общефактическом значении (вследствие чего перестает существовать имевшая место до этого однозначная взаимозависимость между временем и видом), и лишь позднее, с приобретением навыков нарративного использования видо-временных форм, у форм прош. вр. СВ обособляется аористическое значение, обозначающее действие, результат которого разобщен с моментом речи, а у форм прош. вр. НСВ появляется актуально-длительное значение.

8) Общий принцип, в соответствии с которым «претерптом СВ повествование продвигается, претеритом НСВ останавливается» (Ю. С. Маслов), в художественном повествовании может существенно трансформироваться. Таковы многие произведения Чехова, которые, с точки зрения использования в них видо-временпых форм, отклоняются от норм «классического» русского нарратива, что связывают не только со своеобразием его художественной манеры, но и с особенностями его мировосприятия.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Хотя та или иная семантическая характеристика грамматических единиц (по крайней мере, в виде названий категорий и граммем) является неотъемлемой частью любого сколько-нибудь полного описания языка, место грамматической семантики в языковой системе остается не вполне определенным. Прежде всего это относится к единицам из «внешнего» слоя грамматики (см. § 1.1.1.). Где, например, описывать значения предлогов, союзов и частиц: в морфологии, в синтаксисе или же в обоих этих разделах? Другой показательный пример — так называемые «дискурсивные слова», к которым относят единицы различных частей речи, «которые обеспечивают связность текста и, с другой стороны, самым непосредственным образом отражают процесс взаимодействия говорящего и слушающего, позицию говорящего: то, как говорящий интерпретирует факты, о которых сообщает слушающему, как он оценивает их с точки зрения важности, правдоподобности, вероятности и т. п.» [Баранов, Плупгян, Рахнлппа 1993: 7]. То же в значительной степени относится и к единицам «внутреннего» слоя грамматики. По оценке В. А. Плунгяпа, «асимметрия "формального" и "содержательного" плана в традиционных (да и во многих современных) описаниях языков нередко поражает: вполне типичной является ситуация, когда правилам образования какой-нибудь "основы перфекта" посвящена не одна страница, тогда как значению тех же самых "перфектных форм" — всего лишь несколько невнятных строчек» [Плупгян 20006: 15].

Как говорилось во Введении к данной работе, ее основной целыо было описание отдельных фрагментов русской грамматики таким образом, чтобы в нем эксплицитность основных положений и понятий сочеталась с типологической достоверностью выводов и установлением связей между отдельными значениями многозначных грамматических единиц.

Собственно типологических задач в данном исследовании не ставилось (исключение составляет раздел 3.4., посвященный кросс-лппгвнстпческому описанию разнообразия возможностей использования показателей возвратности для выражения взаимности), однако представляется, что привлечение хотя бы в минимальной степени сопоставительного иллюстративного материала, особенно нз блпзкородственых языков, позволяет шире взглянуть на проблемы руской грамматики. В частности, видимо, только внешнее сравнение может показать, например, что использование форм русского императива для выражения реального и ирреального условия — это разные употребления, каждое нз которых требует самостоятельного объяснения (см. § 1.3.4.5). Типологический контекст, хотя бы минимальный, существенен и при описании степеней сравнения, рефлексива и вида.

Что же касается русской грамматики, то явления, • в той или иной мере затронутые или подробно проанализированные в проведенном исследовании можно разделить на несколько групп, для каждой нз которых решались свои конкретные задачи.

В одних случаях на первый план выступала именно проблема установления семантических связей («мостов») между значениями грамматической единицы. Это относится прежде всего к императиву, рефлексиву, паст, вр., сравнительной и превосходной степеням сравнения, адресатному и обобщеппо-личному значениям 2го лица, значениям хабитуальности (итеративности) и ирреальности, оценочным употреблениям местоименных детерминативов, мн. числа, род. падежа и НСВ. Показательно многообразие наблюдающихся здесь семантических переходов.

Такой путь представляется более плодотворным, чем расширение числа грамматических омонимов. Вместе с тем следует иметь в виду, что па этом пути стоит нерешенная (а фактически — даже и не поставленная) проблема решепня трудностей, возникающих при совмещении представления о граммеме как о члене определенной грамматической категории и как об «обычной» многозначной языковой единице.

Для конструкций с частицей было, положительной степени (как одной из степеней сравнения), многоактных глаголов, пассивного (и посессивного) перфекта, средств выражения взаимности (в которых значение взаимности может сочетаться со значением совместности) основной задачей было представить их семантическое толкование пли описание.

Понятия «ближней» и «дальней» полисемии, «макродействия», «внутренней» и «внешней» комплетивности / инкомплетивности были предложены в качестве возможного способа описания функционирования и, в частности, многозначности грамматических форм.

Представлялось также очень существенным проанализировать и в некоторых отношениях уточнить содержание таких широко используемых в современных грамматических описаниях понятий, как реальность / ирреальность, момент речи, результат и цель действия, действие и состояние (статалыюсть).

В целом же дальнейшее развитие грамматической семантики должно, па мой взгляд, совмещать использование принципов и методов современной лексической семантики с поиском черт, специфичных именно для грамматических единиц. По-видимому, на современном этапе целесообразнее всего исходить при описании функционирования грамматических единиц из своего рода «принципа дополнительности», при котором «лексикологический» подход, ориентированный на максимально полное выявление семантических сетей их значений, сочетался бы с «собственно грамматическим» представлением о грамматической единице как элементе замкнутой системы противопоставлении. При этом вполне может оказаться, что последнее относится лишь к части значений данной единицы.

Список научной литературыКнязев, Юрий Павлович, диссертация по теме "Теория языка"

1. Аванесов 1971 —Аванесов Р. И. Заметки по русской фонетике. О фонеме <j> в заударных слогах после согласных // Проблемы истории и диалектологии славянских языков. М.: Наука, 1971. С. 1526.

2. Аванесов, Сидоров 1945 — Аванесов Р. И., Сидоров В. Н. Очерк грамматики русского литературного языка. М., 1945. 236 с.

3. Авдеев 1977 — Авдеев Ф. Ф. Историческое настоящее в современном русском языке. Автореф. дис. . канд. филол. наук. Воронеж, 1977.— 18 с.

4. Авилова 1980 — Авилова Н. С. Категория залога и разряды переходных п непереходных глаголов // Русская грамматика. М.: Наука, 1980. Т. 2. С. 613-618.

5. Адамец 1978 — Адамец П. Образование предложений из пропозиций. Acta Universitatis Carolinae. Philologica Monografia. Praha. 1978. 151 c.

6. Адмони 1969 —Адмони В. Г. Полевая структура частей речи // Вопросы теории частей речи. А.: Наука, 1968. С. 98-106.

7. Акимова Г. 1998 — Акимова Т. Н. Различные формы проявления аналитизма в современном русском грамматическом строе // Русистика: Лингвистическая парадигма конца XX века. СПб.: Изд-во СПбГУ, 1998. С. 86-94.

8. Акимова Т. 1984 — Акимова Т. Г. Семантические признаки в сфере качественной аспектуалыюсти и функционирование видо-времениых форм английского глагола // Теория грамматического значения и аспектологичеоше исследования. А.: Наука, 1984. С. 71-90.

9. Акимова Т. 1989 — Акимова Т. Г. Типы многократного действия в английском языке // Типология итеративных конструкций. Л.: Наука, 1989.

10. Акимова Т. 1993 — Акимова Т. Г. Значение совершенного вида в отрицательных предложениях в русском языке // ВЯ. 1993. № 1. С. 75-86.

11. Акимова Т., Козинцева 1987—Акимова Т. Г., Козинцева Н. А. Аспектуалыю-такспсные ситуации // ТФГ. Введение. Аспектуальность. Временная локализованность. Таксис. Л.: Наука, 1987. С. 257-294.

12. Акимова Т., Козинцева 1996-Акимова Т. Г., Козинцева Н. А. Значение качественной характернзацни в конструкциях с глагольными предикатами // ТФГ. Качественность. Количественносгь. СПб.: Наука, 1996. С. 79-93.

13. Аксаков 1880 —Аксаков К С. Сочинения филологические. Ч. 2. М., 1880.

14. Аксенова 1997 — Аксенова И. С. Категории вида, времени и наклонения в языках банту. М.: Наука, 1997. 216 с.

15. Аксенова, Топорова 1990 — Аксенова И. С., Топорова И. Н. Введение в бантуистику (Имя. Глагол). М.: Наука, 1990.-270 с.

16. Алиева 1991 — ybiueea Н. Ф. Удвоение как грамматический способ (иа материале языков Юго-Восточной Азии) // Морфема и проблемы типологии. М.: Наука, 1991. С. 220-255.

17. Алисова 1980 — Ааисова Т. Б. Константы языкового развития и типология романских языков // Изв. АН СССР. Сер. лит. и яз. 1980. Т. 39. № 1. С. 3-12.

18. Алпатов 1993 — Алпатов В. М. Об антропоцентричном системоцентричпом подходе к языку // ВЯ. 1993. N° 3.

19. Андерш 1975 — Андерш И. Ф. Семантичпа структура безпрпйменнпкового давалыгого вЦмппкя вчесыай i н1мецькш мовах. Кпш: Наукова думка, 1975 — 136 с. Античные теории языка и стиля. М.; Л.: Соцэкгиз, 1936. — 344 с.

20. Апресяп 1974 — Апресян Ю. А- Лексическая семантика. Синонимические средства языка. М.: Наука, 1974.-367 с.

21. Апресяп 1983 — Апресян Ю. А- Синтаксические признаки для конструкций типа Письма не пришло //

22. Апресян 1988а — Апресян Ю. А Глаголы моментального действия и перформативы в русском языке //

23. Апресяи 1990 — Апресян Ю. А■ Языковые аномалии: типы и функции / / Res philologica. М.; Л.: Наука, 1990. С. 50-71.

24. Апресян 1995 — Апресян 10. А Избранные работы. Том II. Интегральное описание языка и системнаялексикография. М.: ЯРК, 1995. 767 с. Апресяп 1998 — Апресян Ю. А- Каузативы или конверенвы? // Типология. Грамматика. Семантика.

25. Апресян 2004 — Апресян Ю. А• Принципы организации центра и периферии в лексике и грамматике // Типологические обоснования в грамматике. К 70-лстию проф. В. С. Храковского. М.: Знак, 2004. С. 20-35.

26. Арбатский 1972 —АрбатскийА И. Множественное число гиперболическое // РЯПГ., 1972, № 5. С. 9294.

27. Арбатский 1980 — Арбатский А- И. О лексическом зпачешш деепричастий // ВЯ. 1980. № 4. С. 108118.

28. Арутюнова 1996 Арутюнова Н. А. Стиль Достоевского в рамке русской картины мира // Поэтика.

29. Стилистика. Язык п культура. М.: Паука, 1996. С. 61-90. Арутюнова, Ширяев 1983 Арутюнова Н. А-, Ширяев Е. Н. Русское предложение. Бытийный тип. М.: Русский язык, 1983.

30. Балаж 1985 — Балаж Г. Двухкомпонентные конструкции с формами страдательных причастий в современном русском языке // Slavica Slovaca. 1985. R 20. С. 2. S. 142-156.

31. Баракова 1980 — Ъаракова П. Семантика и дистрибуция на паснвните конструкции в съвремения българскн киижовен език // Известия на Института за български езнк. Кп. 21, 1972. С. 37-202.

32. Баранов, Добровольский 1997 — Баранов А. П., Добровольский А. О. Постулаты когнитивной семантики // Изв. АН СССР. Сер. лит. и яз. 1997. № 1. С. 11-22.

33. Баранов, Плунгян, Рахилина 1993 Баранов А. Н., Плунгян В. А., Рахилина Е. В. Путеводитель по дискурсивным словам русского языка. М.: Помовский и партнеры, 1993. — 207 с.

34. Барентсен 1973 — ЪарентсенА. К описанию семантики категории 'вид' н 'время'. На материале современного русского литературного языка // Tijdschrift voor Slavische Taal- en Letterkunde, 2, 1973. C. 5-32.

35. Барентсен 1998 — Барентсен А. Признак «секвентиая связь» и видовое противопоставление в русском языке // Типология вида: проблемы, поиски, решения. М.: ЯРК, 1998. С. 43-58.

36. Барентсен 2003 — ЪарентсенА. О побудительных конструкциях с исполнителем 1-го лица // Dutch contributions to the thirteenth International congress of slavists. Amsterdam; New York: Rodopi, 2003. P. 1-33.

37. Барентсен 2004 — ЪарентсенА. О некоторых изменениях в употреблении выражении призыва к совместному действию в русских текстах последних двух столетии // Time flies. Festschrift for William Veder. Amsterdam: Pegasus, 2004. C. 13-40.

38. Бахтин 1975 — Бахтин M. M. Вопросы литературы и эстетики. М.: Худож. лит., 1975. — 504 с.

39. Бейтс 1984 — Бейтс Э. Интенции, конвенции и символы // Психолингвистика. М.: Прогресс, 1984. С. 50-102.

40. Беличева-Кржнжкова 1979/1985 — Ъеличева-Кржижкова X. Система причинных отношений между предложениями в русском н чешском языках // НЗЛ. Вып. 15. М.: Прогресс, 1985. С. 407-433.

41. Белнчова-Кржнжкова 1979 Ъеличова-Кржижкова Е. Система степенен сравнения // Русская грамматика. Т. 1, Praha: Academia, 1979. С. 341-350.

42. Беличова 1990 — Беличова Е. О теории функциональной грамматики // ВЯ. 1990. № 2. С. 64-74.

43. Белошапкова 1981 — Белошапкова В. А. Синтаксис // Современный русский язык. М.: Высшая школа, 1981. С. 363-552.

44. Беляева, Цейтлин: 1990 — Ъеляева Е. И., Цейтлин С. Н. Соотношение полей возможности н необходимости в семантической сфере потенциальности // ТФГ. Темпоралыюсть. Модальность. Л.: Наука, 1990. С. 123-126.

45. Бенаккно 1997 — Бенаккио Р. Выражение вежливости формами повелительного наклонения несовершенного и совершенного вида в русском языке // ТАС. Т. 3, М.: Изд-во МГУ, 1997. С. 6-17.

46. Бенвенист 1974 — Бенвенист Э. Общая лингвистика. М.: Прогресс, 1974. — 448 с.

47. Берков 1985 — Берков В. П. Рсфлексивы в скандинавских языках // Рефлексивные глаголы в индоевропейских языках. Калинин: Изд-во КГУ, 1985. С. 56-74.

48. Берков 1996 — Берков В. П. Семантика сравнения и типы ее выражения // ТФГ. Качественность. Ко-лпчествепность. СПб.: Наука, 1996. С. 107—129.

49. Бидэм 1988 — БидзмК Видовое значение конструкции "быть + страдательное причастие" // ВЯ. 1988. № 6. С. 63-68.

50. Бпрюлин 1976 — Бирюлин 1. А. Деривационная система синтаксических структур, образованных verba meteorologica, в современном русском языке // Лингвистические исследования 1976. Грамматические категории. М.: Институт языкознания АН СССР, 1976. С. 215-229.

51. Бирюлин 2001 — ЪирюлинА. А. Мультипликативные vs. семельфактивные конструкции в русском языке // Functional Grammar: Aspect and Aspectuality. Tense and Temporality. Essays in honour of Alexander Bondarko. Miinchen: Lincom Europa, 2001. C. 23-42.

52. Бирюлин, Храковский 1992 — Бирюлин* 1. А., Храковский В. С. Повелительные предложения: проблемы теории // Типолошя императивных конструкций. СПб.: Наука, 1992. С. 5-50.

53. Блок 1973 — БлокМ. Аполошя истории, или ремесло историка. М.: Наука, 1973.

54. Богуславская 1995 — Богуславская О. Ю. Словарная статья существительного ОГУРЕЦ // Теоретическая лингвистика и лексикография: опыты системного описания лексики. М.: Русские словари, 1995. С. 34-43.

55. Богуславский 1962 — Богуславский Л. С. Образования типа белеться и отыменные глаголы // ВЯ. 1962. № 1. С. 77-80.

56. Бондарко 19806 Бондарко А. В. Категория времени // Русская грамматика. Т. 1. М.: Наука, 1980. С. 626-636.

57. Бондарко 1983 — Бондарко А. В. Принципы функциональной грамматики и вопросы аспектологин. Л.: Наука. 1983.-208 с.

58. Бондарко 1991 — Бондарко А, В. Семантика лица // ТФГ. Персопальность. Залоговость. СПб.: Наука,1991. С. 5-40.

59. Бондарко 1996а — Бондарко А. В. Проблемы грамматической семантики и русской аспектологин. СПб.:

60. Борковский, Кузнецов 1963 Борковский В. И., Кузнецов П. С. Историческая грамматика русского языка.

61. Брехт 1979/1985 — Брехт Р. О взаимосвязи между наклонением и временем: синтаксис частицы бы в русском языке // НЗЛ. Вып. 15. М.: Прогресс, 1985. С. 101-117.

62. Брой 1998 — Брой В. Сопоставление славянского глагольного вида и вида романского типа (аорист : имперфект : перфект) па основе взаимодействия с лексикон // Типология вида: проблемы, поиски, решения. М.: ЯРК, 1998. С. 88-99.

63. Буланин 1970 — Буланин„ 1. * 1. О соотношении переходности и залога в русском языке // Учен. зап. МОПИ. 1970. Т. 278. 213-219.

64. Буланин 1978 — Буланин. 1. „ 1. К соотношению пассива и статива в русском языке // Проблемы теории грамматического залога. Д.: Наука, 1978. С. 197-202.

65. Буланин 1979 — Буланин О сильных и слабых позициях фонем'в русском языке // Звуковойстрой языка. М.: Наука, 1979. С. 27-32.

66. Буланин 1983 — Буланин„ 1. 1. Структура русского глагола как части речи и его грамматические категории // Спорные вопросы русского языкознания. Теория и практика. Д.: Изд-во ЛГУ, 1983. С. 94-115.

67. Буланин 1986 —Буланин. J. J. Категория залога в современном русском языке. Д.: Изд-во ЛГУ, 1986. — 88 с.

68. Буланин 1996 — Буланин * 1. . i. Русский пассивный перфект // Язык: история и современность. СПб.: Изд-во СПбГУ, 1996. С. 158-164.

69. Буланин 2001 — Буланин*1.^1. Категория залога и фупкцноналыю-семаптическое поле залоговостн // Теоретические проблемы функциональной грамматики. Материалы Всероссийской научной конференции. СПб.: ИЛИ РАИ, 2001. С. 179-188.

70. Булатова 1983 — Булатова. 1. Н. Еще о грамматическом статусе категории числа существительных в русском языке // ПСЛ 1981. М.: Наука, 1983. С. 120-130.

71. Булаховский 1954 — Булахоеский . А. Русский литературный язык первой половины XIX века. М.: Учпедгиз, 1954.-468 с.

72. Булыгина 1968 — Булыгина Т. В. Грамматические оппозиции // Исследования по общей теории грамматики. М.: Наука, 1968. С. 175-231.

73. Булыгина 1980 — Булыгина Т. В. Грамматические и семантические категории и их связи // Аспекты семантических исследований. М.: Наука, 1980. С. 320-355.

74. Булыгина 1982 — Булыгина Т. В. К построению типологии предикатов в русском языке // Семантические типы предикатов. М.: Наука, 1982. С. 7-85.

75. Булыгина 1990 — Булыгина Т. В. Я, ты и другие в русской грамматике // Res philologia. М., 1990. С. 111126.

76. Булыгина, Шмелев А. 1989 — Булыгина Т. В., Шмелев А. /Х- Несколько замечаний о словах типа несколько // Язык: система и функционирование. М.: Наука, 1988. С. 44-54.

77. Булыгина, Шмелев А. 1989 — Булыгина Т. В., Шмелев А. А. Ментальные предикаты в аспекге аспектоло-гии // ЛАЯ. Проблемы интенсиональных и прагматических контекстов. М.: Наука, 1989. С. 31-54.

78. Булыгина, Шмелев А. 1991 — Булыгина Т. В., Шмелев А. А- Референциальные, коммуникативные и прагматические аспекты иеопределенполнчностн и обобщеннолнчности // ТФГ. Псрсо-налыюсть. Залоговость. СПб.: Наука, 1991. С. 41-62.

79. Булыгина, Шмелев Л. 1992а — Булыгина Т. В., Шмелев А. А- Идентификация событий: отнологпя, ас-пектология, лексикография // ЛАЯ. Модели действия. М.: Наука, 1992! С. 108-115.

80. Булыгина, Шмелев Л. 19926 Булыгина Т. В., Шмелев А. Л- Темпоральный дейкснс. Общие замечания // Человеческий фактор в языке: Коммуникация. Модальность. Дейкснс. М.: Наука, 1992. С. 236-242.

81. Булыгина, Шмелев А. 1995 — Булыгина Т. В., Шмелев А. Л- «Правда факта» и «правда больших обобщений» // ЛАЯ. Истина и истинность в культуре и языке. М.: Наука, 1995. С. 126-133.

82. Булыгина, Шмелев Л. 1997 — Булыгина Т. В., Шмелеву1. А- Языковая концептуализация мира. М.: ЯРК. 1997.

83. Бурднна 1996 — БурЬина И. В. Время в детской речи // Проблемы детской речи—1996. СПб.: Образование, 1996. С. 99-101.

84. Буслаев 1881/1959 — Буслаев Ф. И. Историческая грамматика русского языка. М.: Учпедгиз, 1959. — 623 с.

85. Быстрика 2001 — Бышрика Е. А. Прагматические функции обобщенио-адрссатных предложений // Теоретические проблемы функциональной грамматики. Материалы Всероссийской научной конференции. СПб.: ИЛИ РАН, 2001. С. 147-153.

86. Вайс 1999 — Вайс /Х- Об одном предлоге, сделавшем блестящую карьеру (вопрос о возможном аген-тивном значении модели «у + имяр0л») // Типология и теория языка: От описания к объяснению. К 60-летшо А. Е. Кибрика. М.: ЯРК, 1999. С. 173-186.

87. Ban Валин, Фоли 1980/1982 Ван Ъаяин Р., Фояи У. Референциально-ролевая грамматика // НЗЛ. Вып. 11. М.: Прогресс, 1982. С. 376-410.

88. Вежбидкая 1970/1982 — Ъежбицкая А. Дескрипция или цитация? // НЗЛ. Вып. 13. М.: Радуга. С. 237262.

89. Вежбицкая 1971/1990 — Ъежбицкая А. Сравнение — градация — метафора // Теория метафоры. М.: Прогресс, 1990. С. 133-152!

90. Вежбицкая 1980/1985 — Ъежбицка А. Дело о поверхностном падеже // НЗЛ. Вып. 15. М.: Професс, 1985. С. 303-341.

91. Вежбицкая 1990/1996 — Ъежбицкая А. Обозначения цвета и универсалии зрительного восприятия // Ъежбицкая А. Язык. Культура. Познание. М.: Русские словари, 1996. С. 231-290.

92. Вежбицкая 1992/1996 — Вежбицкая А. Русский язык // Вежбицкая А. Язык. Культура. Познание. М. Русские словари, 1996. С. 33—88.

93. Вежбицкая 1996 — Ъежбицкая А. Язык. Культура. Познание. М.: Русские словари, 1996. — 416 с.

94. Вежбицкая 1999 — Ъежбицкая А. Семантические универсалии и описание языков. М.: ЯРК, 1999. — 780 с.

95. Вейнреих 1963/1970 — Ъейнрейх У. О семантической структуре языка // НЗЛ. Вып. 5. М.: Прогресс, 1970. С. 163-249.

96. Вейнрейх 1966/1981 Ъейнрейх У. Опыт семантической теории // НЗЛ. Вып. 10. М.: Прогресс, 1981. С. 50-176.

97. Вскслер Б. X., Юрик В. А. 1973 Ъексяер Б. X., Юрик В. А. Латышский язык. Рига: Звангзне, 1973. -392 с.

98. Вендлер 1967/1981 -ЪендяерЗ. О словzgood// НЗЛ. Вып. 10. М.: Прогресс, 1981. С. 531-554.

99. Веренк 1980/1985 — Ъеренк Ж. Диатеза и конструкции с глаголами па -ся // НЗЛ. Вып. 15. М.: Прогресс, 1985. С. 286-302.

100. Вечорек 1988 — Ъечорек А- Сиитаксемы на -но, -то в северославянских литературных языках // Z polskich studiow slawistycznych. Seria VII. Warszawa. 1988. S. 477-483.

101. Внмер 2001 — Ъимер Б. Аспектуальпые парадигмы и лексическое значение русских п литовских глаголов // ВЯ. 2001. № 2. С. 26-58.

102. Виноградов 1947 — Ъиноградов Ъ. Ъ. Русский язык: Грамматическое учение о слове. М.-Л.: Учпедгиз, 1947.-784 с.

103. Виноградов 1936/1980 — Ъиноградов Ъ. Ъ. Стиль «Пиковой дамы» // Виноградов В. В. О языке художественной прозы. М.: Наука, 1980. С. 176-239.

104. Виноградов, Щерба 1960 — Виноградов Ъ. Ъ., Щерба. 1. Ъ. Введение // Грамматика русского языка. Т. 1. Фонетика и морфология. М.: Изд-во АН СССР, 1960. С. 7-44.

105. Володин, Козинцева 1996 ЪояодинА. П., Козинцева Н. А. Рец на кн. Guentcheva 1996 // ВЯ. 1999. № 3. С. 145-153.

106. Володин 2003 — Ъояодин А. П. Непрямые употребления императива (к проблеме связи императива и других грамматических категории глагола) // Грамматические категории: иерархии, связи, взаимодействие. СПб.: Наука, 2003. С. 34-36

107. Володин 2004 — ЪояодинА. П. О примате позиции языкового знака над его экспонентом // Типологические обоснования в грамматике: К 70-летню проф. В. С. Храковского. М.: Знак, 2004. С. 131-144.

108. Волохова, Попова 1993 — Ъояохова Г. А., Попова 3. Д Русские глагольные приставки: семантическое устройство, системные отношения. Воронеж: Изд-во ВГУ, 1993. — 196 с.

109. Вольф 1978 — Ъояъф Е. М. Грамматика и семантика прилагательного. М.:, Наука, 1978. — 200 с.

110. Вольф 1982 — Ъояьф Е. М. Состояния и признаки. Оценки состояния // Семантические типы предикатов. М.: Наука, 1982. С. 320-339.

111. Вольф 1985 — Ъояьф Е. М. Функциональная семантика оценки. М.: Наука, 1985. — 228 с.

112. Вольф 1989 — Ъояьф Е. М. Эмоциональные состояния и нх представление в языке // ЛАЯ. Проблемы интенсиональных и прагматических контекстов. М.: Наука, 1989. С. 55-75.

113. Воронин 1982 — Ъоронин С. Ъ. Основы фоносемантикн. Л.: Изд-во ЛГУ, 1982.

114. Воронцова ,1960 — Ъоронцова Г. Н. Очерки по грамматике английского языка. М.: Изд-во лит. на иностр. яз., 1960. 399 с.

115. Воротников 1987 Воротников Ю. 1. Употребление форм сравнительной степени с приставкой по- // Русский язык в школе. 1987. ЛГ° 3. С. 86—89.

116. Воротников 1990 Воротников Ю. -1. Равная степень и средства ее выражения в русском языке // Филологические науки. 1990. № 4. С. 56—63.

117. Воротников 1992 — Воротников Ю. . 1. Степени качества у качественных, относительных и притяжательных прилагательных // Филологические науки. 1992. ЛГ° 3. С. 117—120.

118. Воротников 1999 — Воротников Ю. -1. Степени качества в современном русском языке. М.: Азбуковник, 1999.фон Вригт 1986 — фон Вригт Г. X. Логико-философские исследования: Избранные труды. М.: Прогресс, 1986.-595 с.

119. Всеволодова 1979 — Всевояодоеа М. В. О семантическом согласовании глаголов и именных темпоральных распространителей // ВЯ. 1979. № 1. С. 103-113.

120. Гаврнлова 1975 — Таврияова В. И. Особенности семантики, синтаксиса и морфологии глаголов присоединения // СиИ. 1975. Вып. 6. С. 144-164.

121. Гаврнлова 1998 — Таврияова В. И. Краткое причастие на -н/-т как форма статальпого вида страдательного залога // Типология вида: проблемы, поиски, решения. М.: ЯРК, 1998. С. 199-114.

122. Гаврнлова 2004 — Таврияова В. И. Возвратные глаголы совершенного вида с квазипассивным значением и их место в залоговой системе русского глагола // ТАС. Т.- 4. М.: МАКС Пресс, 2004. С. 43-76.

123. Гагарина 1997а — Гагарина Н. В. Аспектуальная семантика и функционирование видов русского глагола в детской речи. Автореф. дис. канд. филол. наук. СПб., 1997. — 18 с.

124. Гагарина 19976 — Гагарина Н. В. Аспектуальная семантика и функционирование видов русского глагола в детской речи. Дис. канд. филол. наук. СПб., 1997. — 175 с.

125. Газов-Гинзберг 1974 — Газов-Гинзберг А. М. Символизм прасемитской флексии. М.: Наука. — 122 с.

126. Гапспна 19<?1 — Гайсииа Р. М. Лекспко-семаптическое поле глаголов отношения в современном русском языке. Саратов: Изд-во СГУ, 1981. — 195 с.

127. Гак 1979 — Гак В. Г. Теоретическая грамматика французского языка. Морфология. М.: Высшая школа, 1979.-304 с.

128. Гак 1991 — Гак В. Г. Неопределеннолпчность в плане содержания и в плане выражения ТФГ. Персо-иалыюсть. Залоговость. СПб.: Наука, 1991. С. 72-86.

129. Гак 1996 — Гак В. Г. Функциональные видовые пары в русском языке // Словарь. Грамматика. Текст. М.: Инспггут русского языка РАН, 1996. С. 62-71.

130. Гак 1997 — Гак В. Г. Типология аналитических форм глагола в славянских языках (иррадиация и конкатенация) // ВЯ. 1997. № 2. С. 47-58.

131. Гал 1996 — Гая М. Особенности структуры «Незнакомки» Блока // Концепция и смысл. Спб.: Изд-во СПбГУ, 1996. С. 294-302. ■ ,

132. Галкина-Федорук 1960 — Гаякина-Федорук Е. М. Частицы // Грамматика русского языка. Т. 1. Фонетика и морфология. М.: Изд-во АН СССР. 1960. С. 637-649.

133. Ганкпп 1982 — Ганкин„ i. Э. Глагольная система тнграйского языка. Автореф. дне. . канд. филол. наук. М., 1982.

134. Гаспаров 1971 — Гаспаров Б. М. Из курса лекций по синтаксису современного русского языка. Тарту: Изд-во ТГУ, 1971.-241 с.

135. Гаспаров 1977 — Гаспаров Б. М. Введение в соцнограмматику // Проблемы языковой системы и ее функционирования (Учен. зап. Тартуского ун-та. Вып. 425). Тарту, 1977. С. 24-45.

136. Гаспаров 1978 — Гаспаров Б. М. Аспектуальные значения неопределенно-преднцнруемых предложений в русском языке // Вопросы русской аспектологии. Вып. 3. Тарту, 1978 (Учен. зап. Тартуского ун-та, № 439). С. 64-88.

137. Гаспаров 1979 — Гаспаров Б. М. О некоторых особенностях функционирования видовых форм в повествовательном тексте // Вопросы русской аспектологии. Вып. 4 . Тарту, 1979 (Учен. зап. Тартуского ун-та, № 482): С. 112-126.

138. Гаспаров 1996 — Гаспаров Б. М. Язык, память, образ. Лингвистика языкового существования. М.: Новое литературное обозрение, 1996. — 352 с.

139. Гаспаров, Снгалов 1974 — Гаспаров Б. М., Сиголов П. С. Сравнительная грамматика славянских языков. Ч. 2. Морфология. Тарту: Изд-во Тартуского гос. уп-та, 1974. — 496 с.

140. Гвоздев 1961 Гвоздев А. Н. Вопросы пзучепия детской речи. М.: Изд-во АПН РСФСР, 1961. - 472 с.

141. Гвоздев 1967 — Гвоздев Л. Н. Современный русский литературный язык. Часть 1. Фонетика и морфология. М.: Просвещение. !967. — 432 с.

142. Гвоздев 1981 — Гвоздев Л. Н. От первых слов до первого класса. Дневник научных наблюдений. Саратов: Изд-во Саратовского ун-та, 1981. — 323 с.

143. Гешошепе 1983 — Генюшене Э. Ш. Рефлексивные глаголы в балтийских языках и типология рефлексп-вов. Вильнюс: Изд-во Вильнюсского ун-та, 1983. — 168 с.

144. Генюшене 1990 — Генюшене Э. Ш. К типологии декаузатпвиости // Всесоюзная конференция по лингвистической типологии. Тезисы докладов. М.: Наука, 1990. С. 36-38.

145. Генюшене, Недялков 1991 Генюшене Э. Ш., Недялков В. П. Типология рефлексивных конструкций // ТФГ. Персопалыюсть. Залоговостъ. СПб.: Наука, 1991. С. 241-276.

146. Гиро-Вебер 1990 Гиро-Вебер М. Вид и семантика русского глагола // ВЯ. 1990. № 2. С. 102-112.

147. Гиро-Вебер 2001 — Гиро-Вебер М. Эволюция так называемых безличных конструкций в русском языке двадцатого века // Пересекая границы. Дубна: Международный университет природы, общества и человека «Дукбна», 2001. С. 66-77.

148. Гладров 1992 — Гладрое В. Семантика и выражение определенности / неопределенности // ТФГ. Субъектность. Объектность. Коммуникативная перспектива высказывания. Определенность / неопределенность. СПб.: Наука, 1992. С. 232-266.

149. Гловинская 1981 — Гловинская М. Я. Общефактическое значение несовершенного вида // ПСА 1978. М.: Наука, 1981. С. 108-125.

150. Гловинская 1982 — Гловинская А1. Я. Семантические типы видовых прот1гвопоставленнй русского глагола. М.: Наука, 1982. 155 с.

151. Гловинская 1983а Гловинская М. Я. Семантика глаголов речи с точки зрения теории речевых актов // Русский язык в его функционировании. Коммуиикаттню-прагматический аспект. М., 1993.

152. Гловинская 19836 — Гловинская М. Я. Специфические значения некоторых глагольных форм в разговорной речи // Русская разговорная речь. Фонетика. Морфология. Лексика. Жест. М.: Наука, 1983. С. 119-135.

153. Гловинская 1989 Гловинская М. Я. Семантика, прагматика и стилистика видо-временных форм // Грамматические исследования. Функционально-стилистический аспект: Суперсегментная фонетика. Морфологическая семантика. М.: Наука, 1989. С. 74-146.

154. Гловинская 1992 — Гловинская М. Я. Русские речевые акты и вид глагола // ЛАЯ. Модели действия. М.: Наука, 1992, с. 123-130.

155. Гловинская 1996 — Гловинская М. Я. Активные процессы в грамматике // Русский язык конца XX столетия. М.: ЯРК, 1996. С. 237-304.

156. Гловинская 1998 — Гловинская М. Я. Инвариант совершенного вида в русском языке // Типология вида: проблемы, поиски, решения. М.: ЯРК, 1998. С. 125-134.

157. Гловинская 2001 — Гловинская М. Я. Многозначность и синонимия в видо-времеииой системе русского глагола. М.: Русские словари; Азбуковник, 2001. — 320 с.

158. Годнзова 1991 — Годизова 3. А. Видовремеппые значения причастий совершенного вида. Автореф. дне. . канд. филол. паук. СПб, 1991. — 15 с.

159. Голапов 1962 — Голанов II. Г. Морфология современного русского языка. М.: Высшая школа, 1962. — 262 с.

160. Головни 1966 — Головин Б. Н. Введение в языкознание. М.: Высшая школа, 1966. — 322 с.

161. Горшкова, Хабургаев 1981 Горшкова К В., Хабургаев Г. А. Историческая грамматика русского языка. М.: Высшая школа, 1981, — 359 с.

162. Грабье 1983 — Грабье В. Семантика русского нмперат1гва // Сопоставительное изучение грамматики и лексики русского языка с чешским и другими славянскими языками. М.: Изд-во МГУ, 1983. С. 105-128.

163. Гранде 1972 — Гранде Е. М. Введение в сравнительное изучение семитских языков. М.: Наука, 1972. — 442 с. .

164. Гринберг 1960/1963 — Гринберг A>ic. Квантитативный подход к морфологической типологии языков // НЗЛ. Вып. 3. М.: Изд-во иностр. лит., 1963. С. 60-94.

165. Гринберг 1966/1970 — Гринберг Дж. Некоторые грамматические универсалии, преимущественно касающиеся порядка значимых элементов // НЗЛ. Вып. 5. М.: Прогресс. С. 114-162.

166. Гудков 1977 — Гудков В. П. Сербохорватский язык // Славянские языки. М.: Изд-во МГУ, 1977. С. 259288.

167. Гулыга, Шендельс 1969 — Гулыга Е. В., Шендельс Е. И. Грамматико-лексические поля в современном немецком языке. М.: Просвещение, 1969.

168. Гулыга 1996 — Гулыга О. А. Средства коммуникативного выделения во французской речи // Фунцпо-нальная семантика. Оценка, экспрессивность, модальность. М.: Ин-т языкознания РАН, 1996. С. 78-95.

169. Гуревич 1971 — Гуревич В. В. О значениях глагольного вида в русском языке // Русский язык в школе. 1971. № 5. С. 73-79.

170. Гуревич 1979 — Гуревич В. В. Вид и лексическое значение глагола // Филологические науки. 1979. Л» 5. С. 83-86.

171. Гусев 2002 Гусев В. Ю. Императив и смежные значения // СпИ. Вып. 37. М., 2002. С. 173-206.

172. Гэреп 1962 — Гэрей Г. Глагольный вид во французском языке // Вопросы глагольного вида. М.: Изд-во иностр. лит., 1962. С. 345-354.

173. Даниэль 1999 — Даниэль М. А. Семантические типы ассоциативности (на материале багвалинского языка // Типология и теория языка. От описания к объяснению. К 60-летию Л. Е. Кибрика. М.: ЯРК, 1999. С. 362-370.

174. Даниэль, Подобряев 2002 -Даниэль М. А., Подобряев А. В. Рец. на кн. Dixon R. М. W., Aikhenvald A. Y. (eds.). Changing valency. Case studies in transitivity. Cambridge: Cambridge University Press, 2000 // ВЯ. 2002. No 5. C. 129-134.

175. Данков 1981 — Данков В. H. Историческая грамматика русского языка. Выражение залоговых отношений у глагола. М.: Высшая школа, 1981. — 112 с.

176. Деяпова 1967 —Деянова М. За една особепост па употребата на свършенпят глаголей вид в словенски и словашки език // Езнк и литература. 1967. № 4. С. 49-60.

177. Джустп-Фпчи 1990 — Дуусти-Фичи Ф. Объект и транзитивность // ЛАЯ. Противоречивость и аномальность текста. М.: Наука, 1990. С. 259-270.

178. Джустп-Фичп 1991 — Дяусти-Фичи Ф. О безличных пассивных конструкциях в итальянском и некоторых славянских языках // Романское языкознание: Семантика и перевод. М.: Наука, 1991. С. 27-33. '

179. Добрушипа II. 1999 — Добрушина Н. Р. Ирреалпс и императив // Типология и теория языка. От описания к объяснению. К 60-летию А.'Е. Кибрика. М.: ЯРК, 1999. С. 371-382.

180. Добрушина Н. 2001 — Добрушина Н. Р. К типологии оптатива // Глагольные категории. Вып. 1. М.: Русские словари, 2001. С. 7-27.

181. Добрушина Н. 2004 — Добрушина Н. Р. О некоторых корреляциях между зависимым и независимым употреблением ирреальных форм // ИТГ. Вып. 3. Ирреалпс и ирреальность. М.: 2004: Гно-зис. С. 124-146.

182. Добрушина, Пайяр 2001 — Добрушина Е. Р., Пайяр Д. Семантический статус постфикса —СЯ // Добрушина Е. Р., Меллппа Е. А. Пайяр Д. Русские приставки: многозначность и семантическое единство. М.: Русские словари, 2001. С. 21-26.

183. Долинина 1989 — Долинина PI. Б. Синтаксически значимые категории английского глагола. Л.: Наука, 1989.-216 с.

184. Долинина 1991 — Долинина И. Б. Рефлексивность и каузативность (категориальная семантика рефлексивных конструкций, соотносительных с каузативными конструкциями) // ТФГ. Персональ-пость. Залоговость. СПб.: Наука, 1991. С. 327-345.

185. Долинина 1992 — Долинина И. Б. Категория переходности в ее отношении к лексике и синтаксису // ТФГ. Субъектность. Объектность. Коммуникативная перспектива высказывания. Определенность / неопределенность. СПб: Наука, 1992. С. 125-141.

186. Дурново 1925 — Дурново. Н. Д. Степени сравнения // Литературная энциклопедия. Словарь литературных терминов в двух томах. Т. 2. М.; А.: Изд-во Л. Д. Френкель, 1925, сг. 866—867.

187. Духанина 1970 — Духанина В. Б. Местоимения всех, всего, употребляющиеся с формами сравнительной степени // Учен. зап. Оренбург, пед. ин-та. 1970. Вып. 34. С. 115—131.

188. Дэвидсон 1984/1987 Дэвидсон Д. Общение и копвепциопальность // Философия, логика, язык. М.: Прогресс, 1987. С. 213-233.

189. Дюрович 1974 — Дюрович. J. Система причастных и деепричастных форм современного русского литературного языка // Russian Lingustics, 1974. Vol. 1. No 1. P. 3-14.

190. Евтюхин 1999 -ЕвтюхинЪ. В. Наречие. СПб.: Изд-во СПбГУ, 1999.

191. Ермакова 1996 — Ермакова О. П. Составные местоимения в русском языке // Словарь. Грамматика. Текст. М.: Ин-т русского языка РАН, 1996. С. 195-204.

192. Есперсен 1924/1958 — Есперсен О. Философия грамматики. М.: Изд-во иностр. лит., 1958. — 404 с.

193. Еськова 1955 — Еськова Н. А. Степени сравнения в современном русском литературном языке. Авто-реф. дне. канд. филол. наук. М., 1955.

194. Еськова 1964 — Еськова Н. А. Образование синтетических форм степеней сравнения в современном русском литературном языке // Развитие грамматики п лексики современного русского языка. М.: Наука, 1964. С. 235-255.

195. Еськова 1971 — Еськова Н. А. Об одном случае конструкции и аналитических форм (сочетания типа СИЛЬНЕЕ ВСЕГО п СИЛЬНЕЕ ВСЕХ) // Филологические науки. 1971. № 3. С. 55-62.

196. Ефимова 1999 — Ефимова В. С. О значениях форм компаратпва в языке древнеболгарских рукописей X-XI вв. // Съпоставнтелно езнкознание. 1999. № 4. С. 75-81.

197. Ефремова, Костомаров 1993 — Ефремова Т. Ф., Костомаров В. Г. Словарь грамматических трудностей русского языка. М.: Русский язык, 1993.

198. Жажа 1988 — Жажа С. Глагольные конструкции родственных языков и расхождения в их функционировании (на материале русского и чешского языков) // Язык: система и функционирование. М.: Наука, 1988. С. 87-98. '

199. Жирмунский 1946/1976 — Жирмунский В. М. Происхождение категории прилагательных в индоевропейских языках в сравнительно-историческом освещении // Жирмунский В. М. Общее и германское языкознание. Л.: Наука, 1974. С. 209-235.

200. Жолковский, Щеглов 1996 Жолковский А. К, Щеглов Ю. К Работы но поэтике выразительности. М.: Прогресс, 1996. - 344 с.

201. Журннский 1971 —ЖуринскийА. Н. О семантической структуре пространственных прилагательных // Семантическая структура слова. М.: Наука, 1971. С. 96-124.

202. Зализняк 1967 — Зализняк А. А. Русское именное словоизменение. М.: Наука, 1967. — 370 с.

203. Зализняк 1995 — Зализняк А. А. Древненовгородскнй диалект. М.: ЯРК, 1995. — 720 с.

204. Зализняк Анна 1992 — Зализняк Анна А. Контролируемость ситуации в языке и в жизни // ЛАЯ. Модели действия. М.: Наука. 1992. С. 138-145.

205. Зализняк Анна, Шмелев А. 2000 — Зализняк Анна А., Шмелев А. Д. Введение в русскую аспектологшо. М.: ЯРК, 2000. 226 с.

206. Зализняк Аппа, Шмелев 2001 — Зализняк Анна А., Шмелев А. Д. Conveni, convici, convixi // Глагольные префиксы и префиксальные глаголы (Московский лингвистический журнал. Т. 5. № 1). М.: РРГУ, 2001. С. 233-252.

207. Зельдович 1995 — Зельдович Г. М. Семантика времени: к уточнению метаязыка // Филологические пауки, 1995. № 2. С, 80-89.

208. Зельдович 1999 — Зельдович Г. М. Семантика совершенного вида: к вопросу об инварианте // Wiener Slawistisher Almanach. 1999. Bd. 43. S. 163-196.

209. Земская 1968 — Земская E. А. Изменения в морфонологнческой структуре производного слова // Русский язык и советское общество. Словообразование современного русского литературного языка. М.: Наука, 1968. С. 9-65

210. Земская 1973 — Земская Е. А. Современный русский язык. Словообразование. М.: Просвещение, 1973. 304 с.

211. Земская 1981 — Земская Е. А. Словообразование. Имя // Русская разговорная речь. Общие вопросы. Словообразование. Синтаксис. М.: Наука, 1981. С. 90-131.

212. Земская 1983 — Земская Е. А. Морфология // Русская разговорная речь. .Фонетика. Морфология. Лексика. Жест. М.: Наука, 1983. С. 80-141.

213. Земская, Китайгородская 1984 — Земская Е. А., Китайгородская М. В. Наблюдения над просторечной морфологией // Городское просторечие. М.: Наука, 1968. С. 66-102.

214. Золотова 1973 — Золотова Г. А. Очерк функционального синтаксиса русского языка. М.: Наука, 1973. -351 с.

215. Золотова 1982 — Золотова Г. А. Коммуникативные аспекты русского синтаксиса. М.: Наука, 1982. — 368 с.

216. Золотова, Оннпенко, Сидорова 1998 — Золотова Г. А., Онипенко Н. К, Сидорова М. Ю. Коммуникативная грамматика русского языка. М.: Филол. ф-т. МГУ, 1998. — 528 с.

217. Иванов 2004 — Иванов М. Мультипликативность, типы предикатов и предельность // Первая Конференция по типологии и грамматике для молодых исследователей. Тезисы докладов. СПб.: Наука, 2004. С. 59-63.

218. Иванова А. 2004 — Иванова А. Е. Семантико-функциоиальный потенциал слов мало и много в современном русском языке. Авторсф. дне. канд. филол. наук. Абакан, 2004. — 25 с.

219. Иванова И. 1961 — Иванова И. П. Вид и время в современном английском языке. А.: Изд-во ЛГУ, 1961. 200 с.

220. Иванова-Янковская 1952 — Иванова-Янковская Е. А. Страдательные обороты в современном русском литературном языке. Автореф. дне. канд. филол. наук. М., 1952. — 19 с.

221. Ивапчсв 1971 — Иванчев С. Проблеми на аспектуалностга в славянските езнцн. София: Изд-во БАН, 1971.-262 с.

222. Ильенко 1957 — Ильенко С. Г. О значении простых форм степеней сравнения в современном русском языке // Учен. зап. ЛГПИ. Вып. 130, 1957. С. 57-73.

223. Иоапссян 1993 — ИоанесянЕ. Р. Классификация ментальных предикатов по типу вводимых ими суждений // ЛАЯ. Ментальные действия. М.: Наука, 1993. С. 89-95.

224. Иомдип 1980 — Иомдин * 1. * 1. Инфинитивные и нулевые подлежащие в русских страдательных конструкциях/ / Вопросы кибернетики. Проблемы разработки формальной модели язык . М., 1980.

225. Иомдин 1981 — Иомдин. I. Симметричные предикаты в русском языке // ПСЛ 1979. М.: Наука, 1981. С. 89-105.

226. Иорданская 1970 — Иорданская * 1. Н. Попытка лексокографического толкования группы русских слов со значением чувства // Машинный перевод и прикладная лингвистика. Вып. 13. М., 1970. С. 3-26.

227. Исаченко 1957 — Исаченко А. В. К вопросу об императиве в русском языке // Русский язык в школе. 1957, № 6. С. 7-14.

228. Исаченко 1960 — Исаченко А. В. Грамматический строй русского языка в сопоставлении со словацким. Братислава: Изд-во Словацкой АН, 1960. Т. 2. — 577 с.

229. Исаченко 1965 — Исаченко А. В. Грамматический строй русского языка в сопоставлении со словацким. Т. 1. 2-е изд. Братислава: Изд-во Словацкой АН, 1965.

230. Истрнна 1960 — Истрина Е. С. Глагол // Грамматика русского языка. Т. 1. Фонетика и морфология. М.: Изд-во Ли СССР,.1960. С. 407-603.

231. Исхакова, Насилов, Сафаров 1992 — Исхакова X. Ф., Насилов А- М., Сафаров Ш. С. Повелительные предложения в тюркских языках // Типология императ1гвпых конструкций. СПб.: Наука, 1992. С. 106-119.

232. Казеннн 1999 — Казенин К И. Личное согласование в лакском языке: маркированность и нейтрализация // Типология н теория языка: От описания к объяснению. К 60-летию А. Е. Кибрика. М.: ЯРК, 1999. С. 383-399.

233. Калакуцкая 1971 — Калакуцкая -1. П. Адъекпгвацпя причастий в современном русском литературном языке. М.: Наука, 1971. 227 с

234. Калашннк 1996 — Калашник А М. Превосходная степень и семантика оценки // ТФГ. Качественность. Колпчествеппость. СПб.: Наука, 1996. С. 145—160.

235. Калинин 1971 — Калинин А. И. Лексика русского языка. М.: Изд-во МГУ, 1971. — 231 с.

236. Каминская, Князев 1996 — Каминская Т. 1., Князев Ю. П. Семантические особенности утвердительных повествовательных предложений с формами второго лица // Язык. Культура. Когнитивные науки. М.: Институт языкознания РАН. 1996. С. 59-66.

237. Камынина 1999 — Камынина А. А. Современный русский язык. Морфология. М.: Изд-во МГУ, 1999. -240 с.

238. Карабань 1969 — Карабань И. А. Значение форм степеней сравнения и исходная форма прилагательного // Филологические науки. 1969. № 4. С. 55-65.

239. Карабань 1970 — Карабань И. А. Элатив и суперлатив // Вестник Белорусского ун-та. Серия 4. Филология. Журналистика. 1970. № 3. С. 35-40.

240. Караванов 1997 — Караванов А. А. Употребление формы будущего времени глаголов совершенного вида в значении настоящего времени // ТАС. Т. 1, М.: Изд-во МГУ, 1997. С. 102-114.

241. Кароляк 2004 — Кароляк С. О зависимости между видом глагола и определенностью имени //40 лет Санкт-Петербургской типологической школе. М.: Знак, 2004. С. 145-158

242. Карцевский 1962 — Карцевский С. О. Из книги "Система русского глагола" // Вопросы глагольного вида. М.: Изд-во иностр. лит., 1962. С. 218-230.

243. Карцевский 1965 Карцевский С. Об асимметричном дуализме языкового знака // Звегипцев В. А. История языкознания XIX-XX веков в очерках и извлечениях. Ч. 2. М.: Просвещение, 1965. С. 85-90.

244. Карцевский 1945/2000 — Карцевский С. О. Сравнение // Карцевский С. О. Из лингвистического наследия. М.: ЯРК, 2000. С. 86-93.

245. Касевич 1977 — Касевич В. Б. Элементы общей лингвистики. М.: Наука, 1977. — 183 с.

246. Касевич 1988 — Касевич В. Б. Семантика. Синтаксис. Морфология. М.: Наука, 1988. — 309 с.

247. Касевич 1990 — Касевич В. Б. Императивность, каузативиость, перформатнвность // Функционально-типологические аспекты анализа императива. Ч. 2. Семантика и прагматика повелительных предложений. М.: АО ИЯ АН СССР, 1990. С. 85-90.

248. Касевич 1998 — Касевич В. Б. Онтолипгвистика, типология и языковые правила // Язык и речевая деятельность. 1998. Т. 1. С. 31-40.

249. Кацнельсон 1965 Кацпельсон С. А- Содержание слова, значение и обозначение. М; Л.: Наука, 1965. — 111 с.

250. Кацпельсон 1972 — Кацнельсон С. А• Типология языка и речевое мышление. Л.: Наука, 1972. — 216 с.

251. Качала 1978 — Качала Я. О грамматической и семантической перспективе предложения // Проблемы теории грамматического залога. Л.: Наука, 1978. С. 87-93.

252. Кибрик А. А. — Кибрик А. А: Персональный дейксис. Общие замечания. // Человеческий фактор в языке. Коммуникация. Модальность. Дейксис. М.: Наука, 1992. С. 194-207.

253. Кибрик А. Е. 1992 — Кибрик А. Е. Очерки по общим и прикладным вопросам языкознания. М.: Изд-во МГУ, 1992.-336 с.

254. Кибрик А. Е. 2003 — Кибрик А. Е. Константы и переменные языка. СПб.: Алетейя, 2003: — 720 с.

255. Кибрик А. Е., Богданова 1995 — Кибрик А. Е., Богданова Е. А. Сам как оператор ожиданий адресата // Вопросы языкознания. 1995. № 3. С. 2&-А1.

256. Кирейцева 1990 — Кирейцева А. Н. Префиксальный компаратив в современном русском языке. Авто-реф. дне. канд. фнлол. паук. Л., 1990.

257. Кириллова 1964 Кириллова В. А. Синтаксические функции степеней сравнения прилагательных // Русский язык в школе. 1964. № 6. С. 52-55.

258. Кифер 1978/1985 — Кифер Ф. О роли прагматики в лингвистическом описании // НЗЛ. Вып. 16. М.: Прогресс, 1985. С. 333-348.

259. Кларк, Кларк 1984 — Кларк Г., Кларк Е. Как маленькие дети употребляют свои высказывания // Психолингвистика. М.: Прогресс, 1984. С. 353-366.

260. Клобуков 1995 — Клобуков Е. В. Морфология // Краткий справочник по современному русскому языку. М.: Высшая школа, 1995. С. 188-264.

261. Клобуков 1996 — Клобуков Е. В. Имя прилагательное // Современный русский литературный язык. М.: Высшая школа, 1996. С. 213—223.

262. Князев 1972 — Князев Ю. П. Привативные оппозиции и грамматические значения // Материалы XXVII научной студенческой конференции. Литературоведение. Лингвистика. Тарту: Изд-во Тартуского гос. ун-та, 1972. С. 192-194.

263. Князев 1979 — Князев Ю. П. Нейтрализация морфологических противопоставлений в ряду смежных явлений грамматики // Категория определенности — неопределенности в славянских и балканских языках. М.: Наука, 1979. С. 268-288.

264. Князев 1980 — Князев Ю. П. Взаимосвязи наклонений в русском языке // Функциональный анализ единиц морфолого-синтакснческого уровня. Иркутск: Изд-во Иркутского ун-та. 1980. С. 55-66.

265. Князев 19806 — Князев Ю. П. О семантике степеней сравнения прилагательных // Учен. зап. Тартуского ун-та. Вып. 524. Проблемы внутрнструктурного и функционального описания языка. 1980. С. 68-85.

266. Князев 1981 — Князев Ю. П. Заметки о перфекте пассива в русском языке // Лингвистические исследования 1981. Грамматическая и лексическая семантика. М.: Институт языкознания АН СССР, 1981. С. 120-123.

267. Князев 1983 — Князев ГО. П. Результатнв, пассив и перфект в русском языке // Типология результативных конструкций (результатнв, статив, пассив, перфект). А.: Наука, 1983. С. 149-160.

268. Князев 1988 — Князев ГО. П. Императив в славянских языках: взаимодействие модальности и темпо-ральности // Императив в разноструктуриых языках. Л.: Ленинградское отделение Ин-та языкознания АН СССР, 1988. С. 62-63.

269. Князев 1989а — Князев 10. П. Акциональность и статалыюсть: их соотношение в русских конструкциях с причастиями па -н, -т. Specimena Philologicae Slavicae. Bd. 81. Miinchen: Verlag Otto Sagner, 1989. 271 c.

270. Князев 19896 — Князев Ю. П. Выражение повторяемости действий в русском и других славянских языках // Типология итеративных конструкций. А.: Наука, 1989. С. 132-145.

271. Князев 1989в — Князев IO. П. Конструкции с русскими причастиями на -и, -т в семантической классификации предикатов '// ВЯ. 1989. № 6. С. 83-94.

272. Князев 1989г — Князев ГО. П. Многозначность форм императива: данные славянских языков // V всесоюзная школа молодых востоковедов. Тезисы. Том 2. Языкознание. М.: Наука, 1989. С. 98100.

273. Князев 1990а — Князев Ю. П. К типологии реципрока: совпадение показателей взаимности и возвратности // Всесоюзная конференция по лингвистической типологии. Тезисы докладов. М.: Инт языкознания АН СССР, 1990. С. 71-72.

274. Князев 1993а — Князев 10. П. Конструкции с частицей было в русском языке // Проблемы преподавания русского языка и литературы на интенсивных курсах для иностранцев. СПб.: РГГМИ, 1993. С. 14-15.

275. Князев 19936 — Князев Ю. П. Настоящее время и момент речи // Slavica Tarnopolensia. Вып. 1. Терно-поль, 19936. С.79-82.

276. Князев 1994 — Князев ГО. П. Речевые действия: их следствия и особенности обозначения // ЛАЯ. Язык речевых действий. М.: Наука, 1994. С. 17-22

277. Князев 1995 — Князев ГО. П. Типология вида и впдо-временные подсистемы в русском языке // Лингвистика на исходе XX века: итоги и перспективы. Тезисы международной конференции. Т.1. М.: Изд-во МГУ, 1995. С. 230-231.

278. Князев 1996а — Князев ГО. П. Возвратность как средство выражения взаимности в русском языке // Русистика сегодня. 1996, № 2. С. 31-54.

279. Князев 19966 — Князев ГО. П. Неопределенность и ее оценочные коннотации // Проблемы лингвистической семантики. Череповец: Изд-во Череповецкого уп-та, 1996, с. 22-27.

280. Князев 1996в — Князев ГО. П. Степени сравнения и точки отсчета // ТФГ. Качественность. Колпчест-венность. СПб.: Наука, 1996. С. 129-144.

281. Князев 1996г — Князев 10. П. Стратификация вндо-временных значений и детская речь // Материалы международного симпозиума «100 лет Р. О. Якобсону». М.: РГГУ, 1996. С. 180-181.

282. Князев 1996д — Князев ГО. П. Устойчивые сочетания в составе функционально-семантических нолей // Фразеологизм и слово. Новгород: Изд-во НовГУ, 1996. С. 62-69.

283. Князев 1997а — Князев ГО. П. Настоящее время: семантика и прагматика // ЛАЯ. Язык и время. М.: Индрик, 1997. С. 131-138.

284. Князев 19976 — Князев ГО. П. Типология вида и русский вид // ТАС. Том 2. М.: Изд-во МГУ, 1997. С. 44-54.

285. Князев 1997в — Князев Ю. П. Фазы действия и частица "было" в русском языке / / Разноуровневые характеристики лексических единиц. Часть 3. Смоленск: Смоленский гос. пед. пп-т. 1997. С. 3540.

286. Князев 1998а — Князев 10. П. Параметры для типологии вида и русский вид // Типология вида: проблемы, поиски, решения. М.: ЯРК, 1998. С. 193-206.

287. Князев 19986 — Князев Ю. П. Причастные конструкции // Русский язык. Энциклопедия. М.: Большая Российская энциклопедия; Дрофа, 1998. С. 384-385.

288. Князев 1998в — Князев ГО. П. Степени сравнения // Русский язык. Энциклопедия. 2-е изд. М.: Большая Российская энциклопедия; Дрофа, 1998. С. 357—358.

289. Князев 1998г — Князев 10. П. Шкала реальности / ирреальности: наклонение, время и таксономические классы глагола // Типология. Грамматика. Семантика. СПб.: Наука, 1998г. С. 209-216.

290. Князев 2000а — Князев 10. П. Видо-временная структура нарратива как средство выражения этической оценки // ЛАЯ. Языки этики. М.: ЯРК, 2000. С. 254-262.

291. Князев 20006 — Князев 10. П. Части речи: теория н практика // Вестник молодых ученых. 2000. № 2. С. 2-6.

292. Князев 2001а — Князев Ю. П. Безличный пассив па -н,-т в русских диалектах и литературном языке // Топонимия и диалектная лексика Новгородской земли. Великий Новгород: Изд-во НовГУ, 2001. С. 94-98.

293. Князев 20016 — Князев Ю. П. Направление эволюции русского языка // Язык и образование. Великий Новгород, 2001. С. 32-37.

294. Князев 2001в — Князев Ю. П. Формирование вндо-временпых противопоставлений в детской речи // Исследования по языкознанию. СПб.: Изд-во СпбГУ, 2001. С. 347-355.

295. Князев 2003 Князев Ю. П. Степепп сравнения. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2003. - 68 с.

296. Князев 2004а — Князев Ю. П. Материалы к типологии многозначности: связь неопределенности с отрицательной оценкой //40 лет- Санкт-Петербургской типологической школе. М.: Знак, 2004. С. 173-190.

297. Князев 20046 — Князев Ю. П. Ранняя детская письменная речь: лексика и грамматика // Человек пишущий и читающий: проблемы и наблюдения. Материалы международной конференции. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2004. С. 47-56

298. Князев, Недялков 1985 — Князев Ю. П., Недялков В. П. Рефлексивные конструкции в славянских языках // Рефлексивные глаголы в индоевропейских языках. Калинин: Изд-во Калининского ун-та, 1985. С. 20-39.

299. Кожевникова 1994 — Кожевникова Н~А. Типы повествования в русской литературе XIX-XX вв. М, 1994.

300. Козинскпй, Соколовская 1984 — Козинский IT. Ш., Соколовская II. К О соотношении актуального и синтаксического членении в синхронии и диахронии // Восточное языкознание: грамматическое и актуальное членение предложения. М.: Наука, 1984. С. 63-76.

301. Козинцева 1984 — Козинцева Н. А. Вндо-временпые формы предельных и непредельных глаголов в современном армянском языке // Теория грамматического значения и аспектологическне исследования. Л.: Наука, 1984. С. 109-128.

302. Козинцева 1989 — Козинцева Н. А. Мультнплнкатив, дистрибутив, итератив в современном армянском литературном языке // Типология птеративпых конструкций. Л.: Наука, 1989. С. 179-191.

303. Козинцева 1991 — Козинцева Н. А. Временная локализованное^ действия и ее связи с аспектуальиыми, модальными и такснснымп значениями. Л.: Наука, 1991. — 143 с.

304. Козинцева 1996 — Козинцева Н. А. Частные значения перфекта в армянском языке (в сопоставлении с английским) // Семантика и коммуникация. СПб.: Изд-во СПбГУ, 1996. С. 28-38.

305. Козинцева 1998 — Козинцева Н. А. Плюсквамперфект в армянском языке // Типология вида: проблемы, поиски, решения. М.: ЯРК, 1998. С. 207-219.

306. Козинцева 2003 — Козинцева II. А. Таксисньге функции, передаваемые причастиями и прнчастпымп оборотами, в русском языке // Проблемы функциональной грамматики: Семантическая инвариантность / вариативность. СПб.: Наука, 2003: 175-189.

307. Кокорнпа 1985 — Кокорина С. II. Выражение состояния // Практическая фамматика русского языка для зарубежных преподавателей-русистов. М.: Русский язык, 1985. С. 86-97.

308. Коиескп 1981 — Конески Б. Граматнка па македонекпот лнтературен .'азик. CKonje, 1981.

309. Копорская 1995 — Ко порская Е. С. Семантическая природа звукоподражательных слов п их словарное представление // Филологический сборник: Ии-т русского языка РАН, 1995. С. 245-253.

310. Копчевская-Тамм, Рахнлипа 1999 — Копчевская-Тамм М., Рахияина Е. В. С самыми теплыми чувствами (по горячим следам Стокгольмской экспедиции) // Типология и теория языка: От описания к объяснению. К 60-летшо А. Е. Кибрика. М.: ЯРК, 1999. С. 462-487.

311. Корди 1978 — Корди Е. Е. О грамматическом и лексическом значении взаимности (грамматическая форма взаимности и симметричные глаголы) // Проблемы теории грамматического залога. Л.: Наука, 1978. С. 172-180.

312. Кордн 1981 — Корди Е. Е. Деривационная, семантическая и синтаксическая классификация местоименных глаголов французского языка // Залоговые конструкции в разпоструктурных языках. Л.: Наука, 1981. С. 220-254.

313. Корди 1998 Корди Е. Е. Условные конструкции во французском языке // Типология условных конструкций. СПб.: Наука, 1998. С. 275-296.

314. Кошелев 1996 — Кошелев А. А- Референциальный подход к анализу языковых значений // Московский лингвистический альманах. М.: ЯРК, 1996. Вып. 1. С. 82-194.

315. Кошмндер 1934/1962 — Кошмидер Э. Очерк науки о видах польского глагола. Опыт синтеза // Вопросы глагольного вида. М.: Изд-во иностр. лит., 1962. С. 105-168.

316. Кравченко 1992 —КравченкоА. В. Вопросы теории указательиости: Эгоцентричиость. Дейктичность. Индексалыюсть. Иркутск: Изд-во Иркут. ун-та, 1992. — 212 с.

317. Красильникова 1973 — Красияьникова Е. В. Морфология // Русская разговорная речь. М.: Наука, 1973. С. 151-216.

318. Красильникова 1973 — Красильникова Е. В. Некоторые проблемы изучения морфологии русской разговорной речи // ПСА 1981. М.: Наука, 1983. С. 107-120.

319. Красухин 1990 — Красухин К Г. Некоторые проблемы реконструкции индоевропейского синтаксиса (В связи с выходом книги Ю. С. Степанова «Индоевропейское предложение». М., 1989) // ВЯ. 1990. № 6. С. 71-84.

320. Красухин 1999 — Красухин К Г. Аспекты индоевропейской реконструкции: акцентология, морфология, синтаксис. Автореф. дне. докт. фнлол. паук. М., 1999. — 48 с.

321. Красухин 2004 — КрасухинК Г. Аспекты индоевропейской реконструкции. М.: ЯСК, 2004. — 456 е.

322. Крекнч 1986 — Крекич И. Влияние прагматического значения па отношения пересечения делпмнта-тивных глаголов // Русский язык за рубежом. 1986. № 1. С. 73—79.

323. Крекич 1989 — Крекич И. Семантика и прагматика временно-предельных глаголов. Будапешт: Тан-кеньвкиадо, 1989. — 287 с.

324. Кретов 1978 — Кретов А. А. Особенности семантики возвратных глаголов включенного неодушевленного объекта в русском языке // Материалы по русско-славянскому языкознанию. Воронеж: Изд-во ВГУ, 1978. С. 162-168.

325. Кржижкова 1962 — Кржижкова Е. Некоторые проблемы изучения категории времени в современном русском языке. ВЯ. 1962. № 3. С. 17-26.

326. Кржижкова 1974 — Кржижкова Е. Количественная детерминация прилагательных в русском языке // Синтаксис н норма. М.: Наука, 1974. С.122-144.

327. Кронгауз 1994 — Кронгауз М. А. Текст и взаимодействие участников в речевом акте // ЛАЯ. Язык речевых действий. М.: Наука, 1994. С. 22-29.

328. Кронгауз 2001 Кронгауз М. А. Семантика. М.: РГТУ, 2001. - 399 с.

329. Кронгауз 2004 — Кронгауз М. А. Норма: семантический и прагматический аспекты // Сокровенные смыслы: Слово. Текст. Культура. Сб. статей в честь II. Д. Арутюновой. М.: ЯСК, 2004. С. 137141.

330. Крупа 1967 — Крупа В. Язык маори. М.: Наука, 1967.

331. Крус, Шкарбан 1966 — КрусМ., Шкарбан* 1. И. Тагальский язык. М.: Наука, 1966.

332. Крушельницкая 1961 — Крушелъницкая К Г. Очерки по сопоставительной грамматике немецкого и русского языка. М.: Изд-во лит. на иностр. яз., 1961. — 266 с.

333. Крылов 1984 — Крылов С. А. Детерминация имени в русском языке: теоретические проблемы // Семиотика и информатика. М., 1984. Вып. 23. С. 124-154.

334. Крылов 2004 — Крылов С. А. Диатеза н смежные понятия: некоторые соображения об их соотношении // Типологические обоснования в грамматике: К 70-летшо проф. В. С. Храковского. М.: Знак, 2004. С. 259-267

335. Крысин 1988 — Крысий* 1. П. Квазнснмметричные предикаты (экспликация условий употребления) // Семиотические аспекты формалнацнн интеллектуальной деятельности. М., 1988. С. 333-335.

336. Крысько 1984 — Крысъко В. Б. Транзитивность возвратных глаголов в русском языке XI-XVIII вп. // Вестник ЛГУ. 1984. № 2. С. 79-84.

337. Крысько 1988 — Крысъко В. Б. Глаголы со значением vado transire в славянских языках // Советское славяноведение. 1988. № 2. С. 85-93.

338. Кубрякова 1974 — КубряковаЕ. С. Основы морфологического анализа. М.: Наука, 1974. — 319 с.

339. Кузнецов 2000 — Кузнецов В. И. Дискретность и непрерывность речевого потока // Фонология речевой деятельности. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2000. С. 74-101.

340. Кузнецов 1950 — Кузнецов П. С. К вопросу о сказуемостном употреблении страдательных причастий в русском литературном языке XVIII п начала XIX в. // Труды Института русского языка АН СССР. Т. 2,1950. С. 105-166.

341. Кузнецов 1954 — Кузнецов П. С. Глагол // Современный русский язык. Морфология. М.: Изд-во МГУ, 1954. С. 251-361.

342. Кузнецова 1982 Кузнецова Н. И. Наука в ее истории. М.: Наука, 1982. - 128 с.

343. Кузьмепко 2001 — Кузшенко 10. К О причинах одной грамматической инновации в скандинавских языках: j ('/) пассив // Материалы конференции, посвященной 110-летшо со дня рождения акаденика Виктора Максимовича Жирмунского. СПб.: Наука, 2001. С. 168-178.

344. Кузьмина, Немчеико 1971 -'Кузьмина И. Б., Немченко Е. В. Синтаксис причастных форм в русских говорах. М.: Наука, 1971. — 311 с.

345. Кузьмина 1989 — Кузьмина С.М. Семантика и стилистика неопределенных местоимений / / Грамматические исследования. Функционально-стилистический аспект: Суперсегментная фопетпка. Морфологическая семантика. М.: Наука, 1989. С. 158-231.

346. Курпловнч 1936/1962 — Курилович Е. Деривация лексическая и деривация синтаксическая // Курило-вич 1962. С. 57-70.

347. Курилович 1955/1962 — Курилович Е. Заметки о значении слова // Курилович 1962. С. 237-250.

348. Курилович 1962 — Курилович Е. Очерки по лингвистике. М.: Изд-во иностр. лит., 1962. — 456 с.

349. Курйлович 1962.1965 — Курилович Е. О методах внутренней реконструкции // НЗЛ. Выи. 4. М.: Прогресс, 1965. С. 400-433.

350. Курилович 1969 — Курилович Е. Флексии прилагательного в балтийском и славянском // ВЯ. 1969. Лг° 3. С. 3-11.

351. Кустова 1992 — Kycmoed Г. И. Некоторые проблемы анализа действия в терминах контроля // ЛАЯ. Модели действия. М.: Наука, 1992, с.145-150.

352. Кустова 1996 — Кустова Г. И. О коммуникативной структуре значения глаголов с событийным каузато-ром // Московский лингвистический журнал. Т. 2. 1996. С. 240-261.

353. Кустова 2000 — Кустова Г. И. Когнитивные модели в семантической деривации и система производных значений // ВЯ. 2000. № 4. С. 85-109.

354. Кустова 2004 — Кустова Г. И. Типы производных значений и механизмы языкового расширения. М.: ЯСК, 2004. 472 с.

355. Кустова, Падучева 1994 — К}шоваГ. И., Падучева Е. В. Перформатнвные глаголы в пеперформативпых употреблениях // ЛАЯ. Язык речевых действий. М.: Наука, 1994. С. 30-37.

356. Кюльмоя 1998 — Кюлъмоя И. П. Условные конструкции в эстонском языке // Типология условных конструкций. СПб.: Наука, 1998. С. 350-370.

357. Лазуткпиа 1984 — „ \азуткинаЕ. М. Семантнко-спитаксический анализ глаголов локально направленного действия. Автореф. дне. канд. филол. паук. М. 1984. — 19 с.

358. Лайонз 1978 —. JайонзАж■ Введение в теоретическую лингвистику. М.: Прогресс, 1978. — 543 с.

359. Jакшин В. Я. Лев Толстой и А. Чехов. М., 1993.'

360. Лакофф 1977/1981 -*1акоффАк. Лннгвнстическиегештальты // НЗЛ. М.: Прогресс, 1981. Вып. 10. С. 350-368.

361. Лакофф, Джонсон 1980/1990 — . Jакофф /Х>к., /Джонсон М. Метафоры, которыми мы живем / / Теория метафоры. М.: Прогресс, 1990. С. 387-415.

362. Лакофф 1987/2004 — ^ акофф /Хж. Жепшнпы, огонь и опасные вещи: Что категории языка говорят нам о мышлении. М.: ЯСК, 2004. 792 с.

363. Лауфер 1987 — , 1ауфер Н. И. Линеаризация компонент сочинительной конструкции // Моделирование языковой деятельности в интеллектуальных системах. М.: Наука, 1987. С. 167176.

364. Лауфер 1993 —. \.ауфер И. И. Уверен и убежден, два типа эпистемнческих состояний // ЛАЯ. Ментальные дейепшя. М.: Наука, 1993. С. 105-110.

365. Лебедева 1959 —, JебедеваТ. Ф. Качественный и посессивный опенки перфектного значения глагольных форм прошедшего совершенного // Вестник МГУ. 1959. N° 3. С. 141-151.

366. Левин 1994 — 1евинЮ. И. Истина в дискурсе // СнИ. Вып. 34. М., 1994. С. 124-164.

367. Лейкина 1978 — 1ейкина Б. М. К проблеме соотношения залога и коммуникативного членения // Пробемы теории грамматического залога. Л.: Наука, 1978. С. 129-137.

368. Леков 1956 —^ 1еков И. Отклонения от флективного строя в славянских языках // ВЯ. 1956. № 2. С. 1826.

369. Лсман 1992-„ iеманВ. Рец. па кн. Langacker 1987 // ВЯ. 1992. Кя 6. С. 127-132.

370. Лсман 2000 — . Iтан Ф. Лексическое значение и грамматические функции русского имени прилагательного // Слово в тексте и в словаре. Сб. статен к 70-летию акад. Ю, Д, Апресяна. М.: ЯРК, 2000. С. 153-162.

371. Лсннгреп 1970 —„ еннгрен „ 1. Употребление краткой формы страдательного причастия прошедшего времени в современном русском языке. Uppsala, 1970 (Acta Universitatis Upsaliensis. Studia Slavica Upsalicnsia, 8). — 132 c.

372. Леоновнчева 1962 —-1 еоновичева 3. Чешские возвратные глаголы с частицей si и их соответствия в русском языке // Учен. зап. ЛГУ. 1962. Вып. 316. С. 149-163.

373. Лспская 1997 —. iепская Н. 11. Язык ребенка (Онтогенез речевой коммуникации). М.: Филологический ф-т МГУ, 1997.-151 с.

374. Лерпер, Куперман 1998 — „ фнер К, Куперман В. Категория «сравнения и оценки» с точки зрения гипотезы о «типах языкового движения» // ВЯ. 1998, № 1. С. 89-96.

375. Лешка 1979 — „ \ешка О. Категория наклонения // Русская грамматика. Ч. 1. Praha: Academia, 1979. С. 184-205.

376. Литиевская 1991 — 1итневская Е. И. Агглютинация и фузия на морфемном шве в современном русском языке // Вестник МГУ. Серия 9. Филология. 1991. № 1. С. 67-73.

377. Ломов 1977 — ^ омов А. М. Очерки по русской аспектологии. Воронеж: Изд-во Воронежского ун-та, 1977. 140 с.

378. Ломоносов 1765/1952 — * iомоносов М. В. Российская грамматика // Ломоносов М. В. Полное собранно сочинений, т. 7. М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1952. С. 389-578, 595-760.

379. Лопатин 1965 — + {опатин В. В. Адъекпгвацня причастий в ее отношении к словообразованию // ВЯ. 1966. № 5. С. 37-47.

380. Лопатин 1967 — ПопатинВ. В. Субстантивация как способ словообразования в современном русском языке // Русский язык. Грамматические исследования. М.: Наука, 1967. С. 295-233.

381. Лопатин 1978 —^ 1опатинВ. В. Русская словообразовательная морфемика. М.: Наука, 1977. — 315 с.

382. Лопатин 1980а —ПопатинВ. В. Словообразование имен существительных // Русская 1рамматпка. Т. 1. М.: Наука, 1980. С. 142-269.

383. Лопатин 19806 — Попатин В. В. Словообразование наречий // Русскай грамматика. Т. 1. М.: Наука, 1980. С. 398-411.

384. Лопатин, Улуханов 1997 —. iопатин В. В., Улуханов И. С. Русский язык // Русский язык. Энциклопедия. М.: Большая Российская энциклопедия; Дрофа, 1997. С. 437-444.

385. Луценко 1978 — „ уценко Н. А. К характеристике некоторых личных и причастных форм как членов видовой парадигмы глагола // Вопросы русской аспектологии. Выи. 3 .1978 (Учен. зап. Тартуского уп-та. Вып. 439). С. 102-111.

386. Луценко 1981 —. 1уценко Н. А. О деепричастиях типа ЧИТАВ в современном русском языке // Вопросы становления и развития языковой системы. Тарту, 1981 (Учен. зап. Тартуского уп-та. Вып. 579). С. 137-142.

387. Луценко 1983 — „ {уценко Н. А. О перфектной функции настоящего времени // Филологические науки. 1983. № 5. С. 73-77.

388. Луценко 1985 —. {уценко Н. А. Глагол-предлог-падсж // Филологические пауки. 1985. № 6. С. 63-69.

389. Луценко 1989 — ^ {уценко Н. А. Семантика и употребление приглагольной частицы "было" // Русский язык в школе. 1989. № 4. С. 87-89.

390. Ляшевская 2004 1яшевская О. Н. Семантика русского числа. М.: ЯСК, 2004. — 400 с.

391. Май Ван Тннь 1965 — Май Ван Тинь. Отпричастные образования па -н, -т в современном русском языке. Автореф. дне. канд. филол. наук. Л., 1985. — 16 с.

392. Майсак 2003 Майсак Т. А. Рец. на кн. Heine, Kuteva 2002 // ВЯ. 2003. № 5. С. 134-139.

393. Майтипская 1959 Майтинская К. Е. Венгерский язык. Т. 2. М.: Наука, 1959.

394. Мальчуков 1998 — Мальчуков А. 1. К вопросу о семантической типологии конструкций с симметричными актантами // Общее языкознание и теория грамматики. СПб.: Наука, 1998. С. 90-97.

395. Мальчуков 1999 — Мальчуков Л. J. Перфект и эвндеициалыюсть в тунгусских языках (опыт функцио-нальпо-днахронического анализа) // ВЯ. 1999. № 3. С. 119-132.

396. Мальчуков 2004 — Мальчуков А. L Наблюдения над семантикой и типологией нротивнтелышх конструкций // Типологические обоснования в грамматике. К 70-летию проф. В. С. Храковского. М.: Знак, 2004. С 268-283

397. Мамардашвили 1992 — Мамардашвили М. Как я понимаю философию. М.: Прогресс, 1992. — 415 с.

398. Маркосяи 1985 — Маркосян ^ 1. Е. Семантика и синтаксис предикатов состояния. Автореф. дне. . канд фплол. наук. М., 1985 23 с.

399. Мартынов 1982 — Мартынов В. М. Категории языка. Семиологический аспект. М.: Наука, 1982. — 192 с.

400. Маслов 1948/1984 Маслов Ю. С. Вид и лексическое значение глагола в современном русском литературном языке // Маслов 1984: 48-65.

401. Маслов 1949/1984 — Маслов Ю. С. К вопросу о происхождении посессивного перфекта // Маслов 1984: 224-248.

402. Маслов 1959 — Маслов IO. С. Глагольный вид в современном болгарском языке // Вопросы грамматики болгарского литературного языка. М.: Изд-во АН СССР, 1959. С. 157-313.

403. Маслов 1973 — Маслов Ю. С. Универсальные семантические компоненты в содержании грамматической категории совершенного / несовершенного вида // Советское славяноведение. 1973, Л» 4. С. 73-83.

404. Маслов 1975 — Маслов Ю. С. Введение в языкознание. М.: Высшая школа, 1975. — 328 с.

405. Маслов 1976 Маслов Ю. С. Рец. на кн. Andersson 1972 // ВЯ. 1976. № 2. С. 126-129.

406. Маслов 1978 — Маслов Ю. С. К основаниям сопоставительной аспектологин // Вопросы сопоставительной аспектологин. Вып. 1. А.: Изд-во ЛГУ, 1978. С. 4-44.

407. Маслов 1983 — Маслов Ю. С. Результатов, перфект и глагольный вид // Типология результативных конструкции (результатнв, статпв, пассив, перфект). А.: Наука, 1983. С. 41-54.

408. Маслов 1984 — Маслов Ю. С. Очерки по аспектологин. Л.: Изд-во ЛГУ, 1984. 263 с.

409. Маслов 1987 — Маслов Ю. С. Перфектпость // ТФГ. Введение. Аспектуалыюсть. Временная локалнзо-ванпость. Таксис. А.: Наука, 1987. С. 195-209.

410. Маслов 1990 — Маслов 10. С. Перфект // Лингвистический энциклопедический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1990. С. 372.

411. Маслова — Маслова Е. С. О критерии обязательности в морфологии // Изв. АН СССР. Серия лит. и яз. 1994. Т. 53. № 3. С. 44-50.

412. Матвеенко 1961 — Матвеенко Д Л. Некоторые особенности структуры страдательно-безличного оборота в русских говорах // Материалы и исследования по русской диалектологии. Новая серия. Вып. 2. 1961. С. 103-139.

413. Матвеенко 1962 Матвеенко В. А. Временное значение главного члена страдательно-безличного оборота // Историческая грамматика и лексикология русского языка. М.: Ип-т русского языка АН СССР, 1962. С. 85-95.

414. Матханова 2002 Матханова И. П. Высказывания с семантикой состояния в современном русском языке. Автореф дне. докт. фплол. наук. СПб., 2002. — 44 с.

415. Мацюсовпч 1975 — Масюсович Я. В. Морфологический строй современного польского языка. Ч. 1. Имена (существительное, прнлагателыюе, местоимение, числительное). Л.: Изд-во ЛГУ, 1975. -162 с.

416. Мацюсовнч 1976 — Масюсович Я. В. Морфологический строй современного польского языка. Ч. 2. Глагол и неизменяемые части речи. Л.: Изд-во ЛГУ, 1976. — 138 с.

417. Мейлах 1973 — Мейлах М. Индексы морфологической типологии // Проблемы грамматического моделирования. М.: Наука, 1973. С. 155-170.

418. Мелнг 1981/1985 — Меяиг X. Р. Семантика предложения и семантика вида в русском языке // НЗЛ. Вып. 15. М.: Прогресс, 1985. С. 227-249.

419. Мельчук 1968 — Мельчук 11. А. Строение языковых знаков и возможные формально-смысловые отношения между ними // Изв. АН СССР. Сер. лит. и яз. Т. 27. 1968. С. 426-438.

420. Мельчук 1974 — Мельчук И. А. О синтаксическом нуле // Типология пассивных конструкции. Л.: Наука, 1974. С. 343-361.

421. Мельчук 1995 — Мельчук И. А. Русский язык в модели «Смысл-Текст». М.; Вена: ЯРК, Венский славистический альманах, 1995. — 682 с.

422. Мельчук 1997 — Мельчук И. А. Курс общей морфологии. Т. 1. Введение. Слово. М.; Вена: ЯРК, Венский славистический альманах; Прогресс, 1997. — 416 с.

423. Мельчук 1998 — Мельчук II. А. Курс общей морфологии. Т. 2. Морфологические значения. М.: ЯРК, 1998.

424. Мельчук 2004 — Мельчук И. А. Определение категории залога и исчисление возможных залогов //40 лет Санкт-Петербургской типологической школе. М.: Знак, 2004. С. 286-314.

425. Мельчук, Холодовпч 1970 — Мельчук II. А., Холодов ии Л. А. К теории грамматического залога (определение, исчисление) // Народы Азии и Африки. 1970, № 4. С. 111-124.

426. Миллер 1998 — Миллер Дне. Типология и варианты языка: английский перфект // Типология вида: проблемы, поиски, решения. М.: ЯРК, 1998. С. 304-315.

427. Милославский 1981 — Милославский И. Г. Морфологические категории современного русского языка. М.: Просвещение, 1981.

428. Мокиепко 1995 — Мокиепко В. М. Идеография и нсторико-этимологический анализ фразеологии // ВЯ. 1995. Лг» 4. С. 3-13.

429. Молошная 1991 — Молошная Т. Н. Аналитические формы косвенных наклонений в славянских языках // Советское славяноведение. 1991, № 4. С. 76-87.

430. Молошная 1996 — Молошная Т. Н. Плюсквамперфект в системе грамматических форм глагола в современных славянских языках // Русистика. Славистика. Индоевропеистика. М.: Индрик, 1996. С. 564-573.

431. Молошная, Николаева 1989 —Молошная Т. Н., Николаева Т. М. План выражения категории посессивпо-сти // Категория посессшшости в славянских и балканских языках. М.: Наука, 1989. С. 112215.

432. Морев 1991 —Морев. I. Н. Сопоставительная грамматика тайских языков. М.: Наука, 1991. — 230 с.

433. Морозова 1969 Морозова М. II. О двух категориях степенен прилагательного // CR. 1969, с. 5, s. 199— 200.

434. Морозова 1977 — Морозова М. II. Логика и синтаксис сравнения (Опыт нормативного логико-синтаксического исследования) // Грамматика и норма. М.: Наука, 1977. С. 234—249.

435. Моррис 1983 — Моррис Ч. У. Из книги «Значение и означивание» // Семиотика. М.: Радуга, 1983. С. 118-132.

436. Мразек 1970 — Мразек Р. Модели чешских конструкций с возвратной глагольной формой // Исследования по современному русскому языку. М.: Изд-во МГУ, 1970. С. 166-176.

437. Мразек 1988 — Мразек Р. Функционально-семантическое поле взаимности и совместности // CR. 1988.1. Т. 32, п. 3. С. 114-122.

438. Мустейкис 1972 — Мустейкис К. Сопоставительная морфология русского и литовского языков. Вильнюс: Mintis, 1972.-288 с.

439. Мучник 1971 — Мучник И. П. Грамматические категории глагола и имени в современном русском литературном языке. М.: Наука,1971. — 298 с.

440. Мучник, Панов 1968 — Мучник И. П., Панов М. В. Морфология. Глава первая. Вступление // Русский язык и советское общество. Морфология и синтаксис современного русского литературного языка. М.: Наука, 1968. С. 9-18.

441. Недялков В. 1969 — Недялков В. П. Некоторые вероятностные универсалии в глагольном словообразовании // Языковые универсалии и лингвистическая типология. М.: Наука, 1969. С. 106-144.

442. Недялков 1975— Недялков В. П. Типология рецессивных конструкций. Рефлексивные конструкции // Диатезы и залоги. Л.: Ип-т языкозпаипя, 1975. С. 21-33.

443. Недялков В. 1978 — Недялков В. П. Заметки по типологии рефлексивных деагенпгвных конструкции (опыт исчисления) // Проблемы теории грамматического залога. Л.: Наука, 1978. С. 28-37.

444. Недялков В. 1987 — Недялков В. П. Начипательность и средства ее выражения в языках разных типов // ТФГ. Введение. Аспектуальность. Временная локализованпость. Таксис. Л.: Наука, 1987. С. 180-195.

445. Недялков В. 1991 Недялков В. П. Типология взаимных конструкций // ТФГ: Персопальность. Зало-говостъ. СПб.: Наука, 1991. С. 276-312.

446. Недялков В. 2000 — Недялков В. П. Типология способов выражения реципрокального значения // Язык. Глагол. Предложение. Смоленск: СГПУ, 2000. С. 14-37.

447. Недялков В. 2004 — Недялков В. П. Заметки по типологии выражения реципрокального и рефлексивного значений (в аспекте полисемии реципрокальных показателей) // 40 лет Санкт-Петербургской типологической школе. М.: Знак, 2004. С. 315-393.

448. Недялков И. 2004 Недялков И. В. Взаимодействие пассива в рецессивными категориями // Типологические обоснования в грамматике. К 70-летию проф. В. С. Храковского. М.: Знак, 2004. С. 348-357.

449. Недялков, Силышцкнй 1969 — Недялков В. П., Силъиицкий Г. Г. Типология морфологического и лексического каузативов // Типология каузативных конструкций. Морфологический каузатив. Л.: Наука, 1969. С. 20-50.

450. Недялков, Яхоггтов 1983 — Недялков В. П., Яхонтов С. Е. Типология результативных конструкций // Типология результативных конструкций (результатив, статив, пассив, перфект). Л.: Наука, 1983. С. 5-41.

451. Некрасов 1865 — Некрасов Н. П. О значении форм русского глагола. СПб., 1865. — 313 с.

452. Николаева 19796 — Николаева Т. М. Словосочетания со лексемой «один». Форма, значения и их контекстная маркированность // Синтаксис текста. М.: Наука, 1979. С. 134-152.

453. Николаева 1983 — Николаева Т. М. Функциональная нагрузка неопределенных местоимений в русском языке и типология ситуаций // Изв. АН СССР. Сер. лит. и яз. 1983. Т. 42, № 4.

454. Ницолова 1992 — Ницолова Р. Прагматический аспект неопределенной референции // Etudes de linguistique romane et slave. Krakow: Universitas, 1992. C. 411-419.

455. Новикова 1978 — Новикова ^ 1. И. Глаголы с компонентом si в современном чешском языке. Автореф. дис. . канд. филол. паук. А., 1978. — 26 с.

456. Норман 1971 — Норман Б. Ю. Функции элемента си в глагольных конструкциях болгарского языка // AinrBicTbi4iiiifl даследавапш. Мшск: Выд-ва БДУ, 1971. С. 179-193.

457. Норман 1967 — Норман Б. Ю. Возвратные конструкции с взаимным значением в современном болгарском языке // Тыпалопя i псторыя славянсюх моу i узаесасувяз! славяпсмх лггератур. MincK, 1967. С. 114-116.

458. Норман 1972 — Норман Б. Ю. Переходность, залог, возвратность. Минск: Изд-во БГУ, 1972. — 132 с.

459. Норман 1994 Норман Б. Ю. Грамматика говорящего. Спб.: Изд-во СПбГУ, 1994. - 228 с.

460. Норман 2001 — Норман Б. Ю. К вопросу о внутренней структуре фнуционалыю-семантического поля (на материале ноля градации в болгарском языке) // Исследования по языкознанию: Сб. статей к 70-летшо А. В. Бондарко. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2001. С. 13-22.

461. Норман 2004 — Норман Б. Ю. Возвратные глаголы-пеологнзмы в русском языке и синтаксические предпосылки их образования // 40 лет Санкт-Петербургской типологической школе. М.: Знак, 2004. С. 394-406.

462. Овсянико-Кулнковскнй 1912— Овсянико-Куликовский А- Н. Синтаксис русского языка. СПб.: Изд. A. II. Овсяннко-Куликовской, 1912. — 322 с.

463. Оглоблип 1981 — Оглоблин А. К Рефлексив и реципрок в индонезийском языке // Залоговые конструкции в разпоструктурных языках. А.: Наука, 1981. С. 64-76.

464. Осенмук 1977 — Осенмук * 1. П. О разграничении страдательных причастий прошедшего времени и омонимичных отглагольных прилагательных // Русский язык в школе. 1977. № 6. С. 81-85.

465. Осенмук 1979 — Осенмук П. П. Причастия страдательного залога прошедшего времени с основами несовершенного вида в современном русском языке. Автореф. дне. . канд. филол. паук. Л., 1979.-21 с.

466. Осппова 1981 — Ошпова Э. Н. Об особенностях функционирования односоставных предложений с глаголом 2-го лица единственного числа в обобщенном значении // Функционирование синтаксических категорий в тексте. А.: Издво-ЛГПИ, 1981. с. 64-69.

467. Оскотская 1972 — Оскотская Б. I. О значении форм степеней сравнения в современном английском языке // Филологические науки. 1972. № 5. С. 88—94.

468. Отаипа 1978 — Отаина Г. А. Качественные глаголы в нивхском языке. М.: Наука, 1978.

469. Павлов 1996 — Павлов В. М. Качественность и субстанциональная семантика // ТФГ. Качественность. Количествеппость. Спб: Наука, 1996. С. 8-53.

470. Падучева 1974 — Падучева Е. В. О семантике синтаксиса. М.: Наука, 1974. — 292 с.

471. Падучева 1980 — Падучева Е. В. Значение н синтаксические функции слова это // ПСЛ 1980. М.: Наука, 1982. С. 76-91.

472. Падучева 1985 — Падучева Е. В. Высказывание и его соотнесенность с действительностью. М.: Наука,1985.-271 с.

473. Падучева 1986 — Падучева Е. В. Семантика вида и точка отсчета / / Известия АН СССР. Сер. лит. и яз.1986. Т. 45. № 5. С. 413-424.

474. Падучева 1988 — Падучева Е. В К семантической классификации временных детерминантов предложения // Язык: система и функционирование. М.: Наука, 1988. С. 190-201.

475. Падучева 1991 — Падучева Е. В. Результативные значения несовершенного вида в русском языке: об-щефактичсское и акцнональное значение // ВЯ. 1991. № 6. С. 34-45.

476. Падучева 1992 — Падучева Е. В. О сочетаемости обстоятельства времени с видом и временем глагола: точка отсчета // НТИ. Сер. 2. 1992. № 3. С. 34-40.

477. Падучева 1994 — Падучева Е. В. Вид и время перформативного глагола // ЛАЯ. Язык речевых действий. М.: Наука, 1994. С. 37-42.

478. Падучева 1996 — Падучева Е. В. Семантические исследования (Семантика времени н вида в русском языке; Семантика иарратива). М.: ЯРК, 1996. — 464 с.

479. Падучева 1997а Падучева Е. В.Аавно и долго // ЛАЯ. Язык и время. М.: 1-Дндрнк, 1997. С. 253-266.

480. Падучева 19976 — Падучева Е. В. Родительный субъекта в отрицательном предложении: синтаксис пли семантика? // ВЯ. 1997. № 2. С. 101-116.

481. Падучева 1998а — Падучева Е. В. Коммуникативное выделение на уровне сиптакснса и семантики // СиИ. Вып. 36. М.: ЯРК, 1998. С. 82-107.

482. Падучева 19986 — Падучева Е. В. Неоднозначность как следствие метонимических переносов: русский перфект на -«-/-т- // Типология. Грамматика. Семантика. СПб.: Наука, 1998. С. 142-156.

483. Падучева 1998в — Падучева Е. В. Опыт систематизации понятий и терминов русской аспектологип // Russian Linguistics, 22, 1998. С.35-58.

484. Падучева 1998г — Падучева Е. В. Семантические источники моменталыюсти русского глагола в типологическом ракурсе // Типолошя вида: проблемы, поиски, решения. М.: ЯРК, 1998. С. 332342.

485. Падучева 2001 — Падучева Е. В. Каузативный глагол и декаузатив в русском языке // Русский язык в научном освещении. 2001. № 1. С. 52-79:

486. Падучева 2004 — Падучева Е. В. Динамические модели в семантике лексики. М.: ЯСК. 2004. — 608 с.

487. Падучева, Рознпа 1993 — Падучева Е. В., Розина Р. И. Семантический класс глаголов полного охвата // Вопросы языкознания. 1993. № 6. С. 5-16.

488. Панов 1999 — Панов М. В. Позиционная морфология русского языка. М.: Наука; ЯРК, 1999. — 275 с.

489. Пауль 1920/1960 — Пауль Г. Принципы истории языка. М.: Изд-во иностр. лит., 1960. — 500 с.

490. Пепчев 1972 — Пенчев И. Рефлексивните, медиалните и паенвинте изречения в български език // Известия па Института за български език. Кн. 21, 1972. С. 245-277.

491. Пеньковский 1977 — Пенъковский А. Б. Об особенностях значения и употребления форм сравнительной степени в русском языке // Семасиология и грамматика. Тамбов: Изд-во Тамбовского педннеппута. С. 78—80.

492. Пеньковский 2004 Пеньковский А. Б. Очерки по русской семантике. М.: ЯСК, 2004. - 464 с.

493. Перельмутер 1993 — Перелшутер PL А. Функцпоналыю-семантпческая эволюция индоевропейского медня // ВЯ. 1993. № 2. С. 50-57.

494. Перельмутер 1995 Перельмутер И. А. Залог древнегреческого глагола. СПб.: Hoax, 1995. — 272 с.

495. Перлмуттер, Постал 1977/1982 Перлмуттер А• М., Постол П. М. О формальном представлении структуры предложения // НЗЛ. Вып. 11. М.: Прогресс, 1982. С. 76-82.

496. Перцов 1996а — Перцов Н. В. Грамматическое и обязательное в языке // ВЯ. 1996а. № 4. С. 39-61.

497. Перцов 19966 — Перцов Н. В. О некоторых проблемах современной семантики и компьютерной лингвистики // Московский лингвистический альманах. М.: ЯРК, 19966. Вып. 1. С. 9-66.

498. Перцов 1998 — Перцов Н. В. К проблеме инварианта грамматического значения. 1. (Глагольное время в русском языке) // ВЯ. 1998. № 1. С. 3-26.

499. Перцов 2001 Перцов Н. В. Инварианты в русском словоизменении. М.: ЯРК, 2001. - 280 с.

500. Перцов 2003 — Перцов Н. В. Возвратные страдательные формы русского глагола в связи с проблемой существования в морфологии // ВЯ. 2003, № 4. С. 43-71.

501. Петрова 1981 — Петрова II. А. О предложениях с краткими страдательными причастиями прошедшего времени // Русский язык в школе. 1981. № 6. С. 84-86.

502. Петрухнна 1990 — Петрухина Е. В. К вопросу о конкуренции первичных п вторичных имперфективов в современном русском языке // Русский язык за рубежом. 1990. N° 4. С. 82-87.

503. Петрухина 1991 — Петрухина Е. В. Славянская категория глагольного вида и сопоставительный анализ // Съпоставптелно езикозпание. 1991. № 4. С. 30-37.

504. Петрухина 1993 — Петрухина Е. В. Типологические особенности глагола в славянских языках (проблема слявяпской модели глагольного действия) // Вестипк Московского ун-та. Серия 9. Филология. 1993. N° 4. С. 19-25.

505. Петрухина 1997 — Петрухина Е. В. Аспектуальная категоризация действия в русском языке в сопоставлении с некоторыми другими славянскими языками. Автореф. дне. . докт. филол. паук. М., 1997.-44 с.

506. Петрухнна 2000 — Петрухина Е. В. Аспектуалыше категории глагола в русском языке. М.: Изд-во МГУ, 2000.

507. Пешковский 1927/1956 — Пешковский А. М. Русский синтаксис в научном освещении. М.: Учпедгиз, 1956.-511 с.

508. Плотникова 1980а — Плотникова В. А. Морфологические категории прилагательного // Русская грамматика. Т. 1. М.: Наука, 1980. С. 545-547.

509. Плотникова 19806 Плотникова В. А. Наречие // Русская грамматика. Т. 1. М.: Наука, 1980. С. 703705.

510. Плотникова 1980в — Плотникова В. А. Формы сравнительной степени (компаратпв) // Русская грамматика. Т. 1. М.: Наука, 1980. С. 562-565.

511. Плотникова 1989 — Плотникова В. А. Атрибутивные формы глагола и лексические ограничения в их образовании // Слово и грамматические законы языка. Имя. М.: .Наука, 1989. С. 59-130.

512. Плунгян 1992 — Плунгян В. А. Глагол в агглютинативном языке (на метериалс догон). М.: Институт востоковедения РАН, 1992. — 167 с.

513. Плупгян 1994 — Плунгян В. А Грамматнчность н отношения между морфемами (к вопросу о «групповой флексии») // Изв. АН СССР. Серия лит. и яз. 1994. Т. 53. № 3. С. 51-55.

514. Плунгян 1997 — Плунгян В. А. Время и времена: к вопросу о категории числа // ЛАЯ. Язык и время. М.: Индрик, 1997. С. 158-169.

515. Плупгян 1998а — Плунгян В. А. Перфектив, комплетпв, пунктов: терминология и типология // Типология вида: проблемы, поиски, решения. М.: ЯРК, 1998. С. 370-381.

516. Плунгян 19986 — Плунгян В. А. Плюсквамперфект и показатели «ретроспективного сдвига» // Язык. Африка. Фульбе: Сборник статей в честь А. И. Коваль. СПб.: Европейский дом, 1998. С. 106115.

517. Плунгяп 1998в — Плунгян В. А. Проблемы грамматического значения в современных морфологических теориях (обзор) // СнИ. Вып. 36. М.: ЯРК; Русские словари, 1998. С. 324-386.

518. Плугггян 2000а — Плунгян В. А. 'Быстро' в грамматике русского и других языков // Слово в тексте п словаре. Сб. статей к 70-летию акад.-Ю, Д, Апресяна. М.: ЯРК, 2000.

519. Плунгяп 20006 — Плунгян В. А. Общая морфология. М.: Эднториал УРСС, 2000.

520. Плунгян 2001— Плунгян В. А. Антирезультатив: до и после результата // ИТГ. Вып. 1. Глагольные категории. М.: Русские словари, 2001. С. 50-88.

521. Плупгян 2004 — Плунгян В. А. О коптрфактичеекпх употреблениях плюсквамперфекта // ИТГ. Вып. 3. Ирреалпс и ирреальность. М.: 2004: Гнознс. С. 273-291.

522. Плунгян, Рахнлина 1990 Плунгян В. А., Рахилина Е. В. Снркоггстанты в толковании? // Saloni Z. (ed.) Metody formalne w opisie j^zykow slowianskich. Bialystok, 1990. C. 201-210.

523. Плунгяп, Рахилина 1996 — Плунгян В. А., Рахилина Е. В. «Тушат-тушат — пе потушат»: грамматика одной глагольной конструкции // Исследования по глаголу в славянских языках. М.: Филологический факультет МГУ, 1996. С. 106-115.

524. Плупгян, Рахилина 2000 — Плунгян В. А., Рахилина Е. В. По поводу «локалистской» концепции значения: предлог под // Исследования по семантике предлогов. М.: Русские словари, 2000. С. 115133.

525. Поливанова 1983 — Поливанова А. К Выбор числовых форм существительных в русском языке // ПСЛ 1981. М.: Наука, 1983. С. 130-145.

526. Поливанова 1990 — Поливанова А. К. Опыт построения грамматической классификации русских лексем // Язык логики и логика языка. Вопросы кибернетики. Вып. 166. М., 1990. С. 41-69.

527. Поспелов 1948 — Поспелов Н. С. О значении форм прошедшего времени па -л в соврехменпом русском литературном языке // Учен. зап. МГУ. Вып. 128, 1948. С.118-125.

528. Поспелов 1952 — Поспелов Н. С. Категория времени в грамматическом строе русского глагола // Вопросы теории и истории языка. М.: Изд-во АН СССР, 1952. С. 286-305.

529. Поспелов 1966 — Поспелов Н. С. О двух рядах грамматических значений глагольных форм времени в современном русском языке // ВЯ. 1966. № 2. С. 17-29.

530. Потебня 1941 ПотебняЛ. А. Из записок по русской грамматике. Т. 4. М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1941. - 320 с.

531. Поцелуевский 1977 — Поцелуевский Е. А. Сравнительная степень и свободное употребление прилагательных//ВЯ. 1977. № 5. С. 62-71.

532. Прокоповнч 1968 — Прокопович Е. Н. Изменения словоизменительных значений // Морфология и синтаксис современного русского литературного языка. М.: Наука, 1968. С. 153-163.

533. Прокоповнч 1968 — Прокопович Е. Н. Изменения словоизменительных значении // Русский язык и советское общество. Морфология и синтаксис современного русского литературного языка. М.: Наука, 1968. С. 144-163.

534. Прокопович 1982 — Прокопович Е. Н. Глагол в предложении. Семантика и стилистика видо-времеппых форм. М.: Наука, 1982. 285 с.

535. Пропп 1951 — Пропп В. Я. Проблема артикля в современном немецком языке // Памяти академика Льва Владимировича Щербы. Л.: Изд-во ЛГУ, 1951. С. 218-226.

536. Протченко 1971 — Протченко П. Ф. О субстаптиватах и новообразованиях, создаваемых по их типу // Проблемы истории и диалектологии славянских языков. М.: Наука, 1971.

537. Пупынин 1984 — Пупынин 10. А. Взаимосвязи категорий вида и залога в русском языке при функционировании форм несовершенного вида в пассивных конструкциях // Теория грамматического значения и аспектологические исследования. Л.: Наука, 1984. С. 175-187.

538. Пупыппн 1991 — Пупынин 10. А. Активность / пассивность во взаимосвязях с другими функционально-семантическими полями // ТФГ. Персоналыюсть. Залоговость. СПб.: Наука, 1991. С. 211239.

539. Пупынпн 1996 — Пупынин Ю. А. Усвоение русских глагольных форм ребенком (ранние этапы) / / ВЯ. 1996. № 3. С. 84-94.

540. Пупынин 1998 — Пупынин Ю. А. Элементы видо-временной системы в детской речи // ВЯ. 1998. № 2. С. 102-117.

541. Пупынин 2002 — Пупынин Ю. А. О семантическом инварианте несовершенного вида в русском языке // Основные проблемы русской аспектологии. СПб.: Наука, 2002. С. 177-184.

542. Пышева 1984 — Пышева И. Семантическое и стилистическое своеобразие слов типа попозже, полегче // Българска русистика. 1984, № 4. С. 50-55.

543. Размусен 1891 — Размусен„ 1. П. О глагольных временах и об отношении их к видам в русском, немецком н французском языках // Журнал Министерства народного просвещения. 1891.1'. 277. С. 1-39.

544. Распопов, Ломов 1984 — Распопов И. П.,.Ломов А. М. Основы русской грамматики. Морфология и синтаксис. Воронеж: Изд-во Воронежского уп-та, 1984. — 351 с.

545. Рассудова 1968 — Рааудова О. П. Употребление видов глагола в русском языке. М.: Изд-во МГУ, 1968. — 140 с.

546. Рассудова 1969 — Рааудова О. П. Общая модель функционирования глагольных видов в русском языке // Международная конференция проподавателей русского языка и литературы. М., 1969. С. 286-287.

547. Рахилина 1989а — Рахилина Е. В. О концептуальном анализе в лексикографии А. Вежбпцкой // Язык и когнитивная деятельность. М. 1989.

548. Рахилина 19896 — Рахилина Е. В. Отношение причины и цели в русском языке // ВЯ. 1989. № 6. С. 46-54. .

549. Рахилина 1994 Рахилина Е. В. Семантика размера // СиИ. Вып. 34. М., 1994. С. 58-81.

550. Рахнлппа 1998 — Рахилина Е. В. Когнитивная семантика: история, персоналии, идеи, результаты // СиИ. Вып. 36. М.: ЯРК; Русские словари, 1998. С. 274-323.

551. Ревзнн 1963 — Ревзин И. И. К типологии степеней сравнения в славянских языках // Исследования по структурной типологии. М.: Изд-во АН СССР, 1963. С. 35—41.

552. Ревзпп 1969а — Ревзин И. И. О иерархии грамматических категории славянских языков (На примере категорий имени существительного) // Советское славяноведение. 1969. № 3. С. 66-78.

553. Ревзин 19696 — Ревзин М. И. Так называемое «немаркированное множественное число» в современном русском языке // ВЯ. 1969. № 3. С. 102-109.

554. Ревзпн 1973 — Ревзин И. И. Понятие парадигмы и некоторые спорные вопросы фамматикн славянских языков // Структурно-типологические исследования в области грамматики славянских языков. М.: Наука, 1973. С. 39-50.

555. Реферовская 1984 — Реферовская Е. А. Аспектуальные значения французского глагола // Теория грамматического значения и аспектологические исследования. Л.: Наука, 1984. С. 91-109.

556. Рожновская 1959 — Рожновская М. Г. Безличные предложения в современном болгарском литературном языке // Вопросы грамматики болгарского литературного языка. М.: Изд-во АН СССР, 1959. С. 379-432.

557. Рожновская 1976 — Рожновская М. Г. Временная парадигма глаголов с се страдательного значения // Славянское и балканское языкознание. М.: Наука, 1976. С. 302-318.

558. Ромбандеева 1973 — РомбандееваЕ. И. Мансийский (вогульский) язык. М.: Наука, 1973.

559. Рословец 1964 — Рословец Я. И. Значение и синтаксические функции сочетаний «друг с другом», «друг друга» и т. п. // Учен. зап. МГПИ. Т. 216,1964. С. 179-189.

560. Руденко 1996 — Руденко А- И. Количественность и семантика имени // ТФГ. Качественность. Количе-спзенпость. СПб.: Наука, 1996. С. 181-214.

561. Рудип 1970 — Рудин С. Г. Специализированные глагольные сочетания тамильского языка // ВЯ. 1970, № 4. С. 64-76.

562. Ружичка 1978 — Ружичка Р. Несколько соображений о теоретических понятиях «залог» и «диатеза» // Проблемы теории грамматического залога. Л.: Наука, 1978. С. 16-22.

563. Румянцева 1964 — Румянцева Г. И. О значеппн и употреблении формы сравнительной степени имен прилагательных с приставкой по- // Учен. зап. Латв. гос. ун-та. 1964. № 54. С. 99-107.

564. Русская грамматика. Praha: Academia, 1979. Ч. 1. — 664; с.

565. Русская грамматика. М.: Наука, 1980. Т. 1. 783 е., Т. 2 - 709 с.

566. Сабанеева 2003 — Сабанеева М. К О динамике языкового значения (французский кондиционал) // Проблемы функциональной грамматики: Семантическая инвариантность / вариативность. СПб.: Наука, 2003. С. 251-267.

567. Савицкий 1979 — Савицкий Н. Еще несколько примеров полезности атомизации значений // CR. 1979, XXIV, с. 1. S. 1-4.

568. Саенкова 1968 — Саенкова Н. А. Модально-преднкатнвпые частицы было и бывало и конструкции, образуемые при их участии в современном русском языке. Автореф. дис. . канд. филол. паук. М., 1968.-22 с.

569. Сазонов 1971 — Сазонов А. П. О парадигме степеней сравнения прилагательных // Труды филол. ф-та Бельцк. пед. ин-та. 1971. Выи. 15. С. 19—35.

570. Сазонов 1981 Сазонов А. П. Конструкции типа ИНТЕРЕСНЕЕ ВСЕГО и ИНТЕРЕСНЕЕ ВСЕХ в современном русском языке // Русское языкознание. Вып. 3. Киев, 1981. С. 63—70.

571. Сазонова 1989 — Сазонова И. К. Русский глагол и его причастные формы. Толково-грамматический словарь. М.: Русский язык, 1989. — 590 с.

572. Сай 2003 — Сай С. С. Об одном продуктивном типе актантной деривации в русской разговорной речи // Граматнческне категории: иерархии, связи, взаимодействие. СПб.: Наука, 2003. С. 141-146.

573. Сай 2004 — Сай С. С, Лексическая семантика глагола и антнпасспвная деривация // Первая Конференция по типологии и грамматике для молодых исследователей. Тезисы докладов. СПб.: Наука, 2004. С. 86-90.

574. Сашшков 1989 — Санников В. 3. Русские сочинительные конструкции: Семантика. Прагматика. Синтаксис. М.: Наука, 1989. 267 с.

575. Санников 1990 — Санников В. 3. Конъюнкция и дизъюнкция в естественном языке // ВЯ. 1990. Л"« 5. С. 50-61.

576. Санников 2001 — Санников В. 3. О семантике категорий лица и числа (сквозь призму языковой игры) // Традиционное и новое в русской грамматике. Сборник стетей памяти Веры Арсеньевны Бе-лошапковой. М.: Индрик, 2001. С. 143-166.

577. Секанннова 1972 — Секанинова Э. К вопросу «третьей ступени видового образования» // Recueil linguistique de Bratislava.Vol. 3. Bratislava: Vydavatel'stvo Slovenskej akademie vied, 1972. C. 79-84.

578. Селиверстова 1982 — Селиверстова О. H. Второй вариант классификационной сетки и описание некоторых предикатных типов русского языка // Семантические типы предикатов. М.: Наука, 1982. С. 86-157.

579. Селиверстова 1988 — Селиверстова О. Н. Местоимения в языке и речи. М.: Наука, 1988. — 171 с.

580. Семенова 2004 — Семенова Н. В. Категория таксиса в современном русском языке. Автореф. дис. . докт. филол. наук. М., 2004. — 46 с.

581. Семереньи 1980/1970— Семереньи О. Введение в сравнительное языкознание. М.: Прогресс, 1980. —407 с.

582. Семенова 2002 — Семенова Н. В. Семантика таксиса: концептуализация и категоризация. Великий Новгород: НовГУ, 2002. 265 с.

583. Сепир 1993 — Сепир Э. Язык. // Сепир Э. Избранные труды по языкознанию и культурологии. М.: Прогресс, 1993. С. 26-203.

584. Сергеева 1966 — Сергеева Е. Н. Абсолютивная степень интеичивности качества и ее выражение в английском языке // Проблемы лингвистического анализа. М.: Наука, 1966. С. 69-83.

585. Серебренников 1974 — Серебренников Б. А. Вероятностные обоснования в морфологии. М.: Наука, 1974. 352 с.

586. Серль 1975/1986 Серлъ Дж. Косвенные речевые акты // НЗЛ. Вып. 17. М.: Прогресс, 1986. С. 195222.

587. Сибатапи 1999 — Сибатани М. Переходность и залог в свете фактов японского языка // Типология и теория языка: От описания к объяснению. К 60-летню А. Е. Кибрика. М.: ЯРК, 1999. С. 274289.

588. Сидоров, Ильинская 1949 — Сидоров В. Н., Ильинская И. С. К вопросу о выражении субъекта и объекта в сорвеменном русском литературном языке // Известия АН СССР. Отделение языка и литературы. 1949. Т. 2, вып.4.

589. Снльницкнй 1983 — Силъницкий Г. Г. Структура глагольного значения и результатнв // Типология результативных конструкций (результатнв, статпв, пассив, перфект). А.: Наука, 1983. С. 54-65.

590. Сильницкпй 1990а — Силъницкий Г. Г. Понятия восходящей и нисходящей валентности и их роль в дифференциации неличных форм глагола // Типология и грамматика. М.: Наука, 1990. С. 118-125.

591. Сильницкий 19906 — Силъницкий Г. Г. Функционально-коммуникативные типы наклонений и их темпоральные характеристики // ТФГ. Темпоральность. Модальность. А.: Паука, 1990. С. 90-110.

592. Снчинава 2001 — СичинаваД. В. Плюсквамперфект и ретроспективный сдвиг в языке сантали // ИТГ. Вып. 1. Глагольные категории. М.: Русские словари, 2001. С. 89-114.

593. Сичипава 2004 — Сичинава Д В. К проблеме происхождения славянского условного наклонения // ИТГ. Вып. 3. Ирреалис и ирреальность. М.: 2004: Гпознс. С. 292-312.

594. Скобликова 1979 Скобликова Е. С. Синтаксис простого предложения. М.: Просвещение, 1979. - 236 с.

595. Скребцова 2000 — Скребцова Т. Г. Американская школа когнитивной лингвистики. СПб.: ПАИ РАН, 2000. 204 с.

596. Слобин 1984 — Слобин Д. Когнитивные предпосылки развития грамматики // Психолингвистика. М.: Прогресс, 1984. С. 143-207.

597. Слюсарева 1986 — Слюсарева Н. А. Очерки функциональной морфологии современного английского языка. М.: Наука, 1986. 216 с.

598. Смирницкий 1956 — Смирницкий А. И. Лексикология английского языка. М.: Изд-во лит. на иност. яз., 1956.-260 с.

599. Смирницкий 1959 — Смирницкий А. И. Морфология английского языка. М.: Изд-во лит. на иност. яз., 1959.-440 с.

600. Смирнов 1962 — Смирнов„ I. Н. Употребление форм прошедшего времени совершенного вида со значением повторяемости в словацком литературном языке // Краткие сообщения Института славяноведения. Т. 35. 1962. С. 29-43.

601. Смит 1998 — Смит К. Двухкомпоиентная теория вида // Типология вида: проблемы, поиски, решения. М.: ЯРК, 1998. С. 404-422.

602. Соболев 1999 — Соболев А. Н. О предикативном употреблении причастий в русских диалектах / / ВЯ. 1999. № 5. С. 74-89.

603. Соболевский 1907 — Соболевский А. И. Лекции по истории русского языка. 4-е изд. М., 1907.

604. Сокаль 1970 — Сокалъ Н. И. Безличные предложения в современном сербохорватском языке. Автореф. дис. . канд. филол. наук. Л., 1970, — 24 с.

605. Солсо 1996 — Солсо Р. 1. Когнитивная психология. М.: Тривола, 1996.

606. Спасов 1993 — Спасов I. Македонските се пасивни конструкции и шгвпите еквивалеити во полскиот, српкиот/хрватскиот и словенечкиот )'азик // Реферати на Македонските слависти за XI Мегуиародеи слависгички коигресво Братислава. Скоп)е, 1993. С. 107-116.

607. Станков 1969 — Станков В. Българските глаголни времена. София: Наука и изкуство, 1969. — 200 с.

608. Станков 1976 — Станков В. Конкуренция на глаголните видове в българския кннжовей езнк. Издател-ство на БАН, 1976.-132 с.

609. Стахова 1961 — Стахова Г. А. Глаголы собственно-возвратного залогового значения в современном русском языке // Исследования по лексикологии и грамматике русского языка. М.: Изд-во АН СССР, 1961. С. 288-306.

610. Степанов 1981 — Степанов 70. С. Имена, предикаты, предложения. М.: Наука, 1981. — 260 с.

611. Степанов 1989 — Степанов Ю. С. Индоевропейское предложение. М.: Наука, 1989. — 248 с.

612. Стросоп 1982 — Стросон П.Ф. Идентифицирующая референция и истинностное значение // НЗЛ. Вып. 13. М.: Прогресс, 1982.

613. Сэпир 1944/1985 Сэпир Э. Градуирование // НЗЛ. Вып. 16. М.: Прогресс, 1985. С. 43-78.

614. Сятковскнй 1963 — Сятковский С. И. Неопределенно-личные предложения в современных славянских языках // Славянская филология. Вып. 5. Изд-во МГУ, 1963. С. 267-297.

615. Тагамлицкая 1970 — ТагамлицкаяТ. Частицата си в сьвремеиия българскн езнк // Известия на Института за българскн езнк. София, 1970. Кн. XIX. С. 177-187.

616. Татевосов 1999 — Татевосов С. Г. Семантическое пространство кваитифнкацни: в поисках ориентиров // Типология и теория языка: от описания к объяснению. К 60-летию А. Е. Кнбрика.М.: ЯРК, 1999. С. 422-449.

617. Татевосов 2004 — Татевосов С. Г. Есть — бывает — будет: па пути грамматикализации // ИТГ. Вып. 3. Ирреалис и ирреальность. М.: 2004: Гпознс. С. 226-255.

618. Телин 1988 — Теяин Н. Б. О системном статусе перфектного значения в функциональной семантике // Язык: система и функционирование. М.: Наука, 1988. С. 236-249.

619. Теиьер 1959/1988 Тенъер* I. Основы структурного синтаксиса. М.: Прогресс, 1988. - 656 с.

620. Тепляшкнна 1966 — Тепяяшкина Т. 11. Удмурскпй язык // Языки народов СССР. Т. 3. М.: Наука, 1966.

621. Тестелец 1990 — Тестеяец Я. Г. Наблюдения над оппозицией «имя / глагол» и «существительное / прилагательное» (к постановке проблемы) // Части речи. Теория и типология. М.: Наука, 1990. С. 77-95.

622. Тестелец 2001 — Тестеяец Я. Г. Введение в общий синтаксис. М.: РГГУ, 2001. — 800 с.

623. Тимберлейк 1982/1985 — Тимберяейк А. Инвариантность и синтаксические свойства вида в русском языке // НЗЛ. Вып. 15. М.: Прогресс, 1985. С. 261-285.

624. Тимчспко 1948 — Тимченко Е. К Одна д1алектна особлпв1сть вживания морфеми ся // Мовознавство, т. 6,1948. С. 74-75.

625. Тираспольский 1981 — Тираспольский Г. И. Становится ли русский язык аналитическим? // ВЯ. 1981. № 6. С. 37-49.

626. Тираспольский 1991 — Тираспольский Г. И. Заметки к типологической эволюции русского языка // Филологические науки. 1991. N° 4. С. 71-76.

627. Тираспольский 2003 — Тираспольский Г. И. Морфолого-тнпологическая эволюция русского языка. Сыктывкар: КРАГСиУ, 2003. 353 с.

628. Титов 1991 — Титов Е. Г. Грамматика амхарского языка. М.: Наука, 1991. — 321 с.

629. Томмола 1998 — Томмола X. Заметки к типологии амбиперсонала // Типология. Грамматика. Семантика. СПб.: Наука, 1998. С. 41-57.

630. Трост 1963 — Трост П. Супип в балтийских и славянских языках // Краткие сообщения Института славяноведения. Т. 38. 1963. С. 23-27.

631. Трубачев 2001 — Трубачев О. Н. Из воспоминаний (посвящается 25-летию начала публикации Этимологического словаря славянских языков (ЭССЯ): 1974-1999 гг.) // Русский язык в научном освещении. 2001. N° 1. С. 264-269.

632. Трубецкой 1934/1987 — Трубецкой Н. С. Морфонологическая система русского языка // Трубецкой II. С. Избранные труды по филологии. М.: Прогресс, 1987. С. 67-142.

633. Трубецкой 1938/1960 — Трубецкой Н. С. Основы фонологии. М.: Изд-во иностр. лит. 1960.

634. Трубпиский 1984 — Трубинский В. И. Очерки русского диалектного синтаксиса. Л.: Изд-во ЛГУ, 1984. — 214 с.

635. Улуханов 1977 — Улуханов И. С. Словообразовательная семантика в русском языке и принципы ее описания. М.: Наука, 1977. 256 с.

636. Улуханов 1980 — Улуханов И. С. Словообразование глаголов // Русская грамматика. Т. 1. М.: Наука, 1980. С. 333-398.

637. Улухапов1988 — Улуханов И. С. Рец. на кн.: Теория грамматического значения и аспектологическпе исследования. Л.: Наука, 1984 // ВЯ. 1988. № 2. С. 146-149.

638. Урманчиева 2004 Урманчиева А. Ю. Седьмое доказательство реальности нрреалиса // ИТГ. Вып. 3. Ирреалпс и ирреальность. М.: 2004: Гнозис. С. 28-74:

639. Урысон 1995 — Урисон Е. В. Словарная статья местоимения самый-, лексическая система языка и диахрония // Теоретическая лингвистика и лексикография: опыт системного описания лексики. М.: Русские словари, 1995. С. 126-140.

640. Урысон 2000 — Урысон Е. В. Понятие нормы в метаязыке современной семантики (параметры человеческого тебла с точки зрения русского языка) // Слово в тексте и словаре. Сб. статей к 70-летию акад. Ю, Л, Апресяна. М.: ЯРК, 2000. С. 243-252.

641. Успкова — Усикова Р. П. Македонский язык // Славянские языки. М.: Изд-во МГУ, 1977. С. 333-374.

642. Успенский 1965 — Успенский Б. А. Структурная типология языков. М.: Паука, 1965. — 286 с.

643. Ушаков 1928 Ушаков А- Н. Краткое введение в науку о языке. М.: Работник просвещения, 1928.

644. Фнллмор 1977/1981 Филлмор Ч. Дело о падежа открывается вновь // НЗЛ. Вып. 10. М., 1981. С. 496530.

645. Филлмор 1977/1983 — Филлмор Ч. Основные проблемы лексической семантики // НЗЛ. Вып. 12. М.: Радуга, 1983. С. 74-122.

646. Фпчи Джусти 1997 — Фичи/\wycmu Ф. Видовые отношения в будущем времепп в русском и других славянских языках // ТАС. Том 2, М.: Изд-во МГУ, 1997. С. 115-127. '

647. Фортунатов 1899 Фортунатов Ф. Ф. О залогах русского глагола // Известия ОРЯС, т. VI, кн. 4,1899.

648. Фраик-Каменедкий 1929 — Франк-Каменецкий И. Г. Первобытное мышление в свеге яфетической теории // Язык и литература. Т. 3. 1929. С. 70-155.

649. Фрумкина 1984 — ФрумкинаР. М. Цвет, смысл, сходство. М.: Наука, 1984.

650. Хабургаев 1990 — Хабургаев Г. А. Очерки исторической морфологии русского языка. Имена. М.: Изд-во МГУ, 1990.-296 с.

651. Хайду 1985 — Хайду П. Уральские языки и пароды. М.: Прогресс, 1985. — 430с.

652. Ходова 1971 — ХодоваК. И. Падежи с предлогами в старославянском языке. М.: Наука, 1971. — 192 с.

653. Холодович 1970/1979 — Холодович А. А. Залог. I: Определение. Исчисление // Холодович А. А. Проблемы 1рамматической теории. Л.: Наука, 1970. — 304 с.

654. Хомскнй 1972 — Хомский Н. Язык и мышление. М.: Изд-во МГУ, 1972. — 122 с.

655. Храковский 1974 Храковский В. С. Пассивные конструкции // Типология пассивных конструкций. Л.: Наука, 1974. С. 5-45.

656. Храковский 1981 — Храковский В. С. Диатеза и референтность // Залоговые конструкции в разносгрук-турных языках. А.: Наука, 1981. С. 5-45.

657. Храковский 1989 — Храковский B.C. Семантические типы множества ситуаций и их естественная классификация // Типология итеративных конструкций. Л.: Наука, 1989.

658. Храковский 1990а -Храковский В. С. Взаимодействие грамматических категорий глагола // ВЯ. 1990. № 5. С. 18-36.

659. Храковский 1990в — Храковский В. С. Повелительность // ТФГ. Темпоральность. Модальность. Л.: Наука, 1990. С. 185-238.

660. Храковский 1991а Храковский В. С. Пассивные конструкции // ТФГ. Персоналыюсть. Залоговость. СПб.: Наука, 1991. С. 141-180.

661. Храковский 19916 Храковский В. С. Формальная маркировка диатез // Grochowski V., Weiss D. (eds.). Words are physiciians for an ailing mind. Mtinchen: Verlag Otto Sagner, 1991. C. 495-501.

662. Храковский 1994 — Храковский В. С. Условные конструкции: взаимодействие кондициональных и темпоральных значений // ВЯ. 1994. № 6. С. 129-139.

663. Храковский 1998а — Храковский В. С. Мультипликативы и семельфактивы (проблема видовой пары) // Лики языка. М.: Наследие, 1998. С. 385-387.

664. Храковский 19986 — Храковский В. С. Теоретический анализ условных конструкций (семантика, исчисление, типология) // Типология условных конструкций. СПб.: Наука, 1998. С. 7-96.

665. Храковский 1999 — Храковский В. С. Универсальные уступмтельные конструкции // ВЯ. 1999. Л!> 3. С 103-122.

666. Храковский 2001 — Храковский В. С. Таксис (история вопроса, определение и типология форм) // Functional Grammar: Aspect and Aspectuality. Tense and Temporality. Essays in honour of Alexander Bondarko. Miinchen: Lincom Europa, 2001. C. 133-142.

667. Храковский 2002 — Краковский В. С. Семантика вида (опыт исчисления) // Основные проблемы русской аспектологии. СПб.: Наука, 2002. С. 190-201.

668. Храковский 2004а — Храковский В. С. Кондиционал в славянских, языках // Петербургское лингвистическое общество. Научные чтения — 2003. Материалы конференции. СПб.: Фнлол. ф-т СПбГУ. 2004. С. 155-161.

669. Храковский 20046 — Храковский В. С. Концепция диатез и залогов (исходные гипотезы — испытание временем) // 505-519.

670. Храковский, Володин 1986 Храковский В. С., Володин А. П. Семантика и типология императива. Русский императив. Л.: Наука, 1986. — 272 с.

671. Цанков 1979 — Панков К. Към семантиката на една група възвратпо-среднн глаголи // Език и литература. 1979. N° 3.

672. Цветаева М. И. Дневники? // Звезда. 1992. JSfe 10. С.

673. Цейтлин 1990 — Цейтлин С. Н. Необходимость // ТФГ. Темиоральность. Модальность. Л.: Наука, 1990. С. 142-156.

674. Цейтлин 1994 — Цейтлин С. Н. Введение // Речь русского ребенка. Бюллетень Фонетического фонда русского языка. Приложение № 4. СПб; Бохум, 1994. С. 11-24.

675. Цейтлин 1996 — Цейтлин С. Н. Ранние стадии усвоения морфологии // Проблемы детской речн-1996. СПб.: Образование, 1996. С. 21-24.

676. Цейтлин, Елисеева 1998 — Цейтлин С. Н., Елисеева М. Б. От двух до трех. Дневниковые записи. СПб.: РГПУ им. А. И. Герцена, 1998. 159 с.

677. Чейф 1971/1975- Чейф . Значение и структура языка. М.: Прогресс? 1975. 432 с.

678. Черкасова 1967 Черкасова Е. Т. Переход полнозначных слов в предлоги. М.: Наука, 1967. - 280 с.

679. Чернов 1970 — Чернов В. И. О приглагольных частицах было и бывало // Учен. зап. Смоленского гос. пед. ин-та. Вып. 24,1970. с. 258-264.

680. Черных 1993 — Черных П. Я. Исторнко-этимологнческий словарь современного русского языка. Т. 2. М.: Русский язык, 1993. 560 с.

681. Черткова 1993 — Черткова М. 10. Семантика грамматической категории вида в современном русском языке. Автореф. дне.;. канд. фнлол. паук. М., 1993. — 24 с.

682. Черткова 1997 — Черткова М. Ю. Инварианты русского вида и аспектуальные универсалии // ТАС. Т. 2. М.: Изд-во МГУ, 1997. С.191-209.

683. Чолакова, Иванова 1973 — Чолакова К, Иванова К Залогът като граматпчна н лекснкографска проблема // Славянска филология, т. XII. София, 1973. С. 167-181.

684. Чудаков 1971 Чудаков А. П. Поэтика Чехов.а. М.: Наука, 1971. - 292 с.

685. Чудаков 1986 — Чудаков А. П. Мир Чехова: Возникновение и утверждение. М.: Сов. писатель, 1986. — 384 с.

686. Шанский 1964 — Шанский И. М. Имя прилагательное // Современный русский язык. Ч. 2 (Морфология. Синтаксис). М.: Изд-во МГУ, 1964. С. 67-97.

687. Шанский, Иванов, Шанская 1964 — Шанский Н. М., Иванов В. В., Шанская Т. В. Краткий этимологический словарь русского языка. М.: Просвещение, 1971

688. Шапиро 1953 — Шапиро А. В. Об употреблении местоимений сам и самый в русском языке (Лекспко-сиитаксическпе заметки) // Труды Ин-та русского языка АН СССР. 1950. Т. 2. С. 3-37.

689. Шатуновскнй Г. 1996 — Шатуновский Г. И. Некоторые особенности употребления неопределенных местоимений в болгарском и русском языках (сравнительный анализ) // Славяноведение. 2000. № 5. С. 80-85.

690. Шатуновский И. 1996 — Шатуновский И. Б. Семантика предложения и нереферентные слова. М.: ЯРК, 1996.-400 с.

691. Шатуновскнй И. 1999 — Шатуновский И. Б. Настоящее динамическое НСВ в современном русском языке // ЛАЯ. Языки динамического мира. Дубна: Международный университет «Дубна», 1999, с 232-243.

692. Шатуновскнй И. 2004 — Шатуновский И. Б. Императив и вид // ТАС. Т. 4. М.: МАКС Пресс, 2004. С. 253-280.

693. Шахматов 1925/1941 — Шахматов А. А. Синтаксис русского языка. Л.: Учпедгиз, 1941. — 620 с.

694. Шахматов 1930 — Шахматов Л. А. Очерк современного русского литературного языка. М.; Л.: Гос. изд-во, 1930.-212 с.

695. Шахматов 1952 — Шахматов А. А. Из трудов по русскому языку. М., 1952.

696. Шахиарович 1998 — Шахиарович А. М. Онтогенез мыслеречевой деятельности: семантика и текст // Филологические науки. 1998. № 1. С. 56-64.

697. Шведова 1952 — Шведова Н. Ю. Имя прилагательное // Современный русский язык. Морфология. М.: Изд-во МГУ, 1952. С. 131-218.

698. Шведова 1960 — Шведова Н. Ю. Имя прилагательное // Грамматика русского языка. Т. 1. Фонетика и морфология. М.: Изд-во АН СССР, 1960. С. 279-365.

699. Шведова 1980 — Шведова Н. 10. Семантическая структура простого предложения // Русская грамматика. Т. 2. Синтаксис. М.: Наука, 1980. С. 123-136.

700. Шведова 1982 — Шведова Н. 10. Типы контекстов, конструирующих многоаспектное изучение слова // Русский язык. Текст как целое и компоненты текста. Виноградовскнс чтения XI. М., 1982. С. 142-154.

701. Шведова 1985 — Шведова„ 1. Н. Аспсктуальная характеристика действия // Практическая грамматика русского языка для зарубежных преподавателей-русистов. М., 1985. С. 97-137.

702. Шевелева 1993 — Шевелева М. Н. Аномальные церковно-славянские формы с глаголом Б"ыти и их диалектные соответствия // Исследования по славянскому п историческому языкознанию. М.: Изд-во МГУ, 1993. С. 135-155.

703. Шелякпн 1977 — Шелякин М. А. Основные проблемы современной русской аспектологин // Вопросы русской аспектологин. Вып. 2. Тарту, 1977 (Учен. зап. Тартуского ун-та. Вып. 434). С. 3-22.

704. Шелякин 1978а — Шелякин М. А. О семантике и употреблении неопределенных местоимений в русском языке // Семантика номинации и семиотика устной речи (Учен. зап. Тартуского ун-та. Выи. 442). 1978. С. 3-22.

705. Шелякин 19786 — Шелякин М. А. Предельные и непредельные глаголы несовершенного вида // Вопросы русской аспектологин. Вып. 3. Тарту, 1978 (Учен. зап. Тартуского уп-та. Вып. 439). С. 43-63.

706. Шелякин 1983а ШелякинМ. А. Категория вида п способы действия русского глагола. Таллин: Валгу с, 1983.-216 с.

707. Шелякин 19836 — Шелякин М. А. О семантической структуре категории степеней сравнения прилагательных, ее частных значениях и морфологических формах // Учен. зап. Тартуского ун-та. Вып. 651. 1983. С. 70-74.

708. Шелякин 1985а — Шелякин М. А. Употребление форм вида в причастиях // Русский язык в эстонской школе. 1985. № 2. С. 7-10.

709. Шелякин 19856 — Шелякин М. А. Употребление форм видов в деепричастиях // Русский язык в эстонской школе. 1985.'№ 3. С. 4-7.

710. Шелякин 1989а — Шелякин М. А. Глагол // Лопатин В. В., Милославский И. Г., Шелякин М. А. Современный русский язык. Теоретический курс. Словообразование. Морфология. М.: Русский язык, 1989. С. 131-236.

711. Шелякин 19896 — Шелякин М. Л. Имя прилагательное // Лопатин В. В., Милославский И. Г., Шелякин М. А. Современный русский язык. Теоретический курс. Словообразование. Морфология. М.: Русский язык, 1989. С. 84-104.

712. Шелякин 1989в — Шелякин М. А. Местоимение // Лопатин В. В., Милославский И. Г., Шелякин М. А. Современный русский язык. Теоретический курс. Словообразование. Морфология. М.: Русский язык, 1989. С. 109-130.

713. Шелякин 1990 — Шелякин М. А. Модально-аспектуальпыс связи // ТФГ. Темпоральность. Модальность. Л.: Наука, 1990. С. 110-122.

714. Шелякин 1991а — Шелякин М. А. О семантике неопределенно-личных предложений // ТФГ. Псрсо-нальность. Залоговость. СПб.: Наука, 1991. С. 62-72.

715. Шелякин 19916 — Шелякин М. А. Русские возвратные глаголы в общей системе отношений залогово-сти // ТФГ. Персопальность. Залоговость. СПб.: Наука, 1991. С. 312-326.

716. Шелякин 1996 — Шелякин М. А. О функциональной сущности русского инфинитива // Словарь. Грамматика. Текст. М,: РАН, 1996. С. 288-302.

717. Шелякин 1998 — Шелякин М. А. Об инвариантном значении и функциях субстантивного нмеинтель-ного падежа в русском языке // Общее языкознание и теория грамматики. СПб,: Наука, 1998. С. 105-111.

718. Шнгуров 1993 Шигуров В. В. Типология употребления атрибутивных форм русского глагола в условиях отрицания действия. Саранск: Изд-во Мордовского ун-та. 1993. — 384 с.

719. Широкова 1963 Широкова А. Г. Об употреблении глаголов совершенного вида для обозначения многократного действия в чешском языке // Славянская филология. Вып. 4. М.: Изд-во МГУ, 1963. С. 98-117.

720. Широкова 1983 Широкова А. Г. Сопоставительное изучение вторичных функций грамматических категорий глагола в славянских языках. М.: Изд-во МГУ, 1983.

721. Ширяев 1973 Ширяев Е. Н. О некоторых показателях незамещенных синтаксических позиций в высказываниях разговорной речи // Русская разговорная речь. М.: Наука, 1973. С. 288-317.

722. Ширяев 1986 Ширяев Е. Н. Бессоюзное сложное предложение в современном русском языке. М.: Наука, 1986. - 223 с.

723. Ширяев 1997 Ширяев Е. Н. Обобщенно-личное предложение // Русский язык. Энциклопедия. М.: Большая Российская энциклопедия; Дрофа, 1998. С. 273-274.

724. Шмелев Д. 1960 Шмелев А Н. Об одном случае реликтового употребления формы аориста в русском языке // Материалы и исследования по истории русского языка. М., 1960. С. 287-290.

725. Шмелев Д. 1960а/2002 Шмелев А- Н. Архаические формы в современном русском языке // Шмелев Д. 2002. С. 531-650.

726. Шмелев Д. 19606/2002 Шмелев А- Н. О «связанных» синтаксических конструкциях // Шмелев Д. 2002. С. 413-438.

727. Шмелев Д. 1973 Шмелев А- Н. Проблемы семантического анализа лексики. М.: Наука, 1973. — 280 с.

728. Шмелев Д. 1976 — Шмелев А- Н. Синтаксическая членимость высказывания в современном русском языке. М.: Наука, 1976.- 149 с.

729. Шмелев Д. 1977 — Шмелев А- -Н. Современный русский язык. Лексика. М.: Просвещение, 1977. — 335 с.

730. Шмелев Д. 2002 Шмелев А- Н. Избранные труды по русскому языку. М.: ЯСК, 2002. - 888 с.

731. Шмелев А. 2002 — Шмелев А. А• Русский язык и виеязыковая действительность. М.: ЯСК, 2002. — 496 с.

732. Шмелева, Шмелев 2002 Шмелева Е. Я., Шмелев А. Д. Русский анекдот. М.: ЯСК, 2002. - 144 с.

733. Шошитайшвили 1998 — Шошитайшвили И. А. Русское «было»: путь грамматикализации // Русистика сегодня. 1998. № 3-4. С. 59-78.

734. Шпак 1977а — Шпак. 1. К. Развитие превосходной степени и формирование ее семантического поля в русском языке 18-20 вв. Автореф. дис. канд. филол. паук. А., 1977 — 26 с.

735. Шпак \9116 — Шпак. 1. К Семантическое поле превосходной степени // Вестник ЛГУ. 19776. № 8. С. 124-132.

736. Шрамм 1979 — Шрамм Л. Н. Очерки по семантике качественных прилагательных. Л.: Изд-во ЛГУ, 1979.

737. Шрейдер 1971 —ШрейдерЮ.А. Равество, сходство, порядок. М.: Наука, 1971.

738. Щеглов 1996а — Щеглов 10. К. Из поэтики Чехова («Анна на шее») // Жолковский А. К., Щеглов Ю. К. Работы по поэтике выразительности. М.: Професс, 1996. С. 157-188.

739. Щеглов 19966 — Щеглов Ю. К К описанию структуры детективной новеллы // Жолковский А. К., Щеглов Ю. К. Работы по поэтике выразительности. М.: Прогресс, 1996. С. 95-112, 315-316.

740. Щерба 1945/1974-Щерба* 1. В. Очередные проблемы языковедения // Щерба 1974. С. 39-59.

741. Щерба 1947/1974 — Щерба. L В. Преподавание иностранных языков в средней школе // Щерба 1974. С. 319-337.

742. Щерба 1974 — Щерба. 1. В. Языковая система и речевая деятельность. Л.: Наука, 1974. — 428 с.

743. Юдакип 1980 — ЮдакинА. П. Динамика степеней сравнения // Изв. АН. СССР. Сер. ли г. и яз. 1980. Т. 39. № 2. С. 138-146.

744. Юхас 1957 — Юхас II. Атрибутивные конструкции с простой формой сравнительной степепп прилагательных в роли определения в современном русском языке // Studia Slavica. 1957. Т. 3, f. 1 — 4, Budapest. С. 300-326.

745. Юхас 1958 — Юхас И. Форма сравнительной степени с приставкой по- в современном русском языке // Studia Slavica. Vol. 4. Budapest, 1958. С. 97-111.

746. Якобсон 1932/1985 — Якобсон Р. О структуре русского глагола // Якобсон 1985. С. 210-221.

747. Якобсон 1936/1985 —Якобсон Р. К общему учению о падеже // Якобсон 1985. С. 133-175

748. Якобсон 1949/1985 — Якобсон Р. Звуковые законы детского языка н их место в общей фонологии // Якобсон 1985. С. 105-115.

749. Якобсон 1957/1972 — Якобсон Р. О. Шнфтеры, глагольные категории и русский глагол // Принципы типологического анализа языков различного строя. М.: Наука, 1972. С. 95-113.

750. Якобсон 1958/1985 Якобсон Р. О. Морфологические наблюдения па славянским склонением // Якобсон 1985. С. 176-197.

751. Якобсон 1958/1963 Якобсон Р. О. Типологические исследования и их вклад в сравнительно-историческое языкознание // НЗЛ. Вып. 3. М.: Изд-во иностр. лит., 1963. С. 95-105.

752. Якобсон 1961/1983 — Якобсон Р. Поэзия грамматики и грамматика поэзии // Семиотика. М.: Радуга, 1983. С. 462-482.

753. Якобсон 1965/1983 —ЯкобсонР. В поисках сущности языка // Семиотика. М.: Радуга, 1983. С. 102-117.

754. Якобсон 1970/1985 — Якобсон Р. Лингвистика в ее отношении к другим наукам // Якобсон 1985. С. 369-420.

755. Якобсон 1985 -Якобсон Р. Избранные работы. М.: Прогресс, 1985. 455 с.

756. Якобсон 1987 — Якобсон Р. Работы по поэтике. М.: Прогресс, 1987. 464 с.

757. Яковлев 1975 — Яковлев В. Н. Многоактпость как способ глагольного действия // Филологические науки. 1975. № 3. С. 97-105.

758. Яковлева 1994 — Яковлева Е. С. Фрагменты русской языковой картины мира (модели пространства, времени и восприятия). М.: Гнознс, 1994. — 344 с.

759. Я кубинский 1953 Якубинский„ i. П. История древнерусского языка. М.: Учпедгиз, 1953.

760. Ямпольский 1996 Ямполъский М. Демон и лабиринт (Диаграммы, деформации, мимезис). М.: Новое литературное обозрение, 1996. — 335 с.

761. Янда 1985/1997 — Янда ^ 1. А. Русские глагольные приставки. Семантика и грамматика // Глагольная префиксация в русском языке. М.: Русские словари, 1997. С. 49-61.

762. Япко 1997 — Янко Т. Е. Обстоятельства времени в коммуникативной структуре предложения // ЛАЯ. Язык и время. М.: Индрик, 1997. С. 281-296.

763. Янко 2001а — Янко Т. Е. Коммуникативная структура повествовательных предложений с препозицией глагола // Язык и культура: Факты и ценности. М.: ЯРК, 2001. С. 371-382.

764. Япко 20016 — Янко Т. Е. Коммуникативные стратегии русской речи. М.: ЯРК, 2001. — 384 с.

765. Япко-Тринпцкая 1959 — Янко-Триницкоя Н. А. Морфологические границы форм одного слова // Ученые записки МГПИ им. Потемкина. Т. 73. (Грамматика современного русского языка), 1959. С. 41-57.

766. Янко-Тршшцкая 1962 — Янко-Триницкая И. Л. Возвратные глаголы в современном русском языке. М.: Наука, 1962.-247 с.

767. Янко-Трнпнцкая 1971 — Янко-Триницкая Н. А. Местоименные слова со значением неопределенности // Русский язык в школе. 1971. № 1. С. 71-73.

768. Янко-Триницкая 1975 — Янко-Триницкая Н. А. О местоименной природе «друг друга» // Русский язык в школе. 1975, № 1. С. 68-71.

769. Янко-Тршшцкая 1989 — Янко-Тршшцкая И. А. Русская морфология. М. 1989.

770. Япко-Триннцкая 2001 — Янко-Триницкая Н. А. Словообразование в современном русском языке. М.: Индрпк, 2001. 504 с.

771. Ярцева 1981 — Ярцева В. Н. Контрастнвная грамматика. М.: Наука, 1981. — 111 с.

772. Яхонтов 1957 —Яхонтов С. Е. Категория глагола в китайском языке. Л.: Изд-во ЛГУ, 1957. — 181 с.

773. Яхонтов 1965 — Яхонтов С. Е. О морфологической классификации языков // Морфологическая типология и проблема классификации языков. М.; Л.: Наука, 1965. С. 93-99.

774. Яхонтов 1974 — Яхонтов С. Е. Формальное определение залога // Типология пассивных конструкций. Л.: Паука, 1974. С. 46-53.

775. Яхонтов 1975 — Яхонтов С. Е. Грамматические категории аморфного языка // Типология грамматических категории. М.: Наука, 1975. С. 105-119.

776. Яхонтов 1981 — Яхонтов С. Е. Выражение рефлексивности в китайском языке // Залоговые конструкции в разноструктурных языках. Л.: Наука, 1981. С. 149-156.

777. Яхонтов 1982 — Яхонтов С. Е. Сравнение и классификация языков по данным квантитативного анализа // Квантитативная типология языков Азии и Африки. Л.: Изд-во ЛГУ, 1982. С. 305-323.

778. Яхонтов 1984 — Яхонтов С. Е. Вид и время русского глагола в сравнении с английским и китайским // Русский глагол в сопоставительном освещении. Саратов: Изд-во Саратовского ун-та, 1984. С. 34-44.

779. Яхонтов 1991 — Яхонтов С. Е. Типология морфемы // Морфема и проблемы типологии. М.: Наука, 1991. С. 86-107.

780. Яхонтов 2004 — Яхонтов С. Е. Служебные слова и мор (ремы в изолирующих и других языках //40 лет Санкт-Петербургской типологической школе. М.: Знак, 2004. С. 520-530.

781. Aksu-Ko<; 1988 -Aksu-KofA. The acquisition of aspect and modality: the case of past reference in Turkish.

782. Cambridge: Cambridge University Press. 1988. Andersen, Goyvaerts 1986 — Andersen Т., Goyvaerts D. L. Reflexivity and logoforicity in Moru-Madi // Folia

783. Anderson 1977 — Anderson S. R. On mechanisms by which languages become ergative //Li Ch. N. (ed.).

784. Andreyewsky 1974 Andreyemsky A. On expressing sameness in Modern Russian // Brecht R. D., Chvany C. V. (eds.) Slavic Transformational Syntax. (Michgan Slavic Materials, 10). Ann Arbor, 1974. P. 182192

785. Slavica Slovaca. 1975. R. 10, c. 3. S. 229-239. Benmamoun 2000 — Benmamoun E. A word based analysis of Semitic morphology // 9th International

786. Morphology Meeting. University of Vienna. Abstracts. Wien, 2000. P. 21-22. Bertinetto 1987 — Berlinetto P.-M. Structure and origin of the «narrative» imperfect // Ramat A. G. et al. (eds).

787. Birkenmeier 1978 — Birkenmeier W. Die analytische Wiedergabe des Passivs im Russischen // Linguistics. 1978. Vol. 204. P. 5-23.

788. Birkenmeier 1979 Birkenmeier W. Artikelfunktionen in einer artikellosen Sprache. Studien zur nominalen

789. Blaszczak 1999 — Btas^c^ak J. -kohviek pronouns in Polish: negative polarity items or free choice items or both // Beitrage der Europaischen Slavistischen Linguistik. Band 2. Miinchen: Verlag Otto Sagner, 1999. P. 51-62.

790. Boadi 1975 BoadiL.A. Reciprocal verbs and symmetric predications // Journal of West African languages. 1975. Vol. 10. P. 55-77.

791. Bolinger 1977 — В о linger D. Meaning and form. London; New York: Longman, 1977.

792. Bosak 1961 Bosak C. Opisny komparativ v soucasne rustine // Kapitoly ze srovnavaci mluvnice ruske a ceske. 11. Studie syntakticke. Praha, 1961. S. 7-152.

793. Brockhar, Sinclair 1973 Brockhart J. P., Sinclair H. Time, tense and aspect 11 Cognition. 1973. Vol. 2. P. 107130.

794. Brugmann 1904 Brugmann К Kurze vergleichende Grammatik der indogermanischen Sprachen. Strassburg, 1904.- Ill S.

795. Brym 1963 Brym J. К otazce uziti imperative v rustine ve srovnam s cestinou // CR. 1963, № 2. S. 85-89.

796. Bybee 1985 — Bjbee J. Morphology. Amsterdam; Philadelphia: Benjamins, 1985. — 234 p.

797. Bybee, Dahl 1989 Bjbee J., Dahl 6. The creadon of tense and aspect systems in the languages of the world // Studies in language. Vol. 13. P. 51-103.

798. Bybee, Perkins, Pagliuca 1994 — Bjbee J., Perkins R., Pagliuca \V. The evolution of grammar: tense, aspect and modality in the languages of the world. Chicago; London: The Univ. of Chicago Press, 1994. — 415 p.

799. Chaput 1990 — Chaput P. К Temporal and semantic factors affecting Russian aspect choice in questions // Thelin N. B. (ed.). Verbal aspect in discourse. Amsterdam; Philadelphia: Benjamins. 1990. P. 285306.

800. Chung S., Timberlake 1985 Chung S., Timberlake A. Tense, aspect and mood // Shopen T. (ed.) Language typology and syntactic description. Vol. 3. Grammatical categories and the lexicon. P. 202-258.

801. Chvany 1990 — Chvanj C. Verbal aspect, discourse saliency, and so-called «perfect of result» in modern Russian // Thelin N. B. (ed.). Verbal aspect in discourse. Amsterdam; Philadelphia: Benjamins. 1990. P. 213-235.

802. Claudi, Heine 1986 Claudi U., Heine B. On the metaphorical base of grammar // Studies in language. 1986. Vol. 20. No 2. P. 297-335.

803. Close 1977 Close К A. A reference grammar for students of English. Londdn: Longman, 1977. - 342 p.

804. Comrie 1974 — Comrie B. Impersonal subjects in Russian // FL 1974, v. 12, 1

805. Comrie 1976 — Comrie B. Aspect. An introduction to the study of verbal aspect and related problems. Cambridge: Cambridge Univ. Press, 1976. — 142 p.

806. Comrie 1977 — Comrie B. In defence of spontaneous demotion // Cole P., Sadock J. M. (eds.). Grammatical relations. New York; San Fransisco; London: Academic Press, 1977 (SaS. Vol. 8). P. 47-58.

807. Comrie 1981 — Comrie B. Aspect and voice: some reflections on perfect and passive // Tedeschi Ph., Zaenan A. (eds.). Tense and aspect. (SaS. Vol. 14). New York: Academic Press, 1981. P. 65-78.

808. Comrie 19856 Comrie B. Tense. Cambridge, London: Cambridge Univ. Press, 1985. - 139 p.

809. Cooper, Ross 1975 Cooper IF. E., Rwj- J. К A. World order // Grossman R. et al. (eds.). Papers from the parasession on functionalism.Chicago: CLS., 1975. P. 63-111.

810. Cooreman 1994 — CooremanA.-A functional typology of reflexives // Fox B,. Hopper P. (eds.). Voice: form and function. Amsterdam: Benjamins, 1994. P. 49-88.

811. Cranmer 1976 Cranmer D. J. Derived intransitivity: a contrastive analysis of certain reflexive verbs in German, Russian and English (Linguistische Arbeiten, 38). Tubingen: Niemeier, 1976. — 117 p.

812. Cristofaro 2004 — Cristofaro S. Past habituals and irrealis // ИТГ. Вып. 3. Ирреалис и ирреалыюсгь. М.: 2004: Гиозис. С. 256-272.

813. Croft 1990 — Croft W. Typology and universals. Cambridge: Cambridge University Press, 1990.

814. Croft 1995 Croft W. Modern syntactic typology // Shibatani M., Bynon T. (eds.). Approaches to language-typology. Oxford: Oxford University press, 1995. P. 85-144.

815. Croft 2001 Croft W. Radical construction grammar. Oxford: Oxford University Press, 2001.

816. Cabala 1967 — Cabala M. К вопросу о значении и употреблении русского префиксального компаратпва прилагательных в предикативной функции // Rusky jazyk. 1967. № 4. С. 145-153.

817. Dahl 1980 Dahl 0. Tense-Mood-Aspect Progress Report // Gothenburg papers in theoretical linguistics. 1980. V. 6. P. 1-42.

818. Dahl 1984 Dahl 0. Perfcctivity in Slavonic and other languages // de Groot C., Tommola H. (eds.). Aspect Bound. A voyage into the realm of Germanic, Slavonic and Finno-Ugrian aspectology. Dordrecht, Cinnaminson: Foris Publications, 1984. P. 3-22.

819. Dahl 1985 DahlO. Tense and aspect systems. Oxford: Blackwell, 1985. - 213 p.

820. Dahl 1994 Dahl 0. Perfect // Asher R.E., Simpson J. M. Y. (eds.). The Encyclopaedia of language and linguistics. Oxford: Pergamon Press, 1994. P. 3000-3001.

821. Dahl 1997 Dahl 0. The relation between past tense reference and counterfactuality: a new look // Athana-siadou A., Dirven R. On conditionals again. Amsterdam: Benjamins, 1997. P. 97-114.

822. Dahl 1999 DahlO. Review on Haspelmath 1997 11 Linguistics and philosophy, Vol. 22,1999. P. 663-678.

823. Dahl 2000 Dahl 0. The grammar of future time reference in European languages // Dahl O. (ed.). Tense and aspect in the languages of Europe. Berlin: Mouton de Gruyter, 2000. P. 309-328.

824. Dayley 1985 — Dayley J. P. Tzutujil grammar. Univerersity of California publications in linguistics. Vol. 107, 1985.

825. Derbyshire 1979 — Derbyshire D. C. Hixkaryana. (Lingua descriptive studies, 1). Amsterdam: North Holland, 1979.

826. Descles, Guentcheva 1990 — Descle's J.-P., Gucntcheva Z. Discourse analysis of aorist and imperfect in Bulgarian and French // Thelin N. B. (ed.). Verbal aspect in discourse. Amsterdam; Philadelphia: Benjamins. 1990. P. 237-262.

827. Dixon 1972 Dixon, R. M. \V. The Dyirbal language of North Queensland. Cambridge: Cambridge University Press, 1972.

828. Dixon 1977 Dixon R. M. W. Where have all the adjectives gone? // Studies in language. 1977. V. 1. P. 1980.

829. Dixon 1977 Dixon R. M. W. The languages of Australia. Cambridge: Cambridge University Press, 1980.

830. Dixon, Aikhenvald 2000 Dixon R. M. W., Aikhenvald A. Y. Introduction 11 Dixon R. M. W., Aikhenvald A. Y. (eds.). Changing valency: Case studies in transitivity. Cambridge: Cambridge University Press, 2000. P. 1-29.

831. Doros 1975 — Doros A. Werbalne konstrukcje bezosobowe w j^zyku rosyjskim i polskim na tie innych j^zykow slowianskich. (Prace Komisji slowianoznawstwa. Nr. 32). Wroclaw, etc: PAN, 1975.

832. Dowty 1975 — Dowty D. R. The stative in the progressive and other essense /'accident contrasts // Linguistic Inquiry. 1975. No 6. P. 579-588.

833. Dowty 1977 — Dowty D. R. Toward a semantic analysis of verb aspect and the English 'imperfective progressive' // Linguistics and philosophy. Vol. 1,1977. P. 45-78.

834. Dowty 1979 — Dowty D. R. Word meaning and Montague grammar. Dordrecht: Reidel, 1979.

835. Dressier 1989 Dressier W. Prototypical differences between inflection and derivation // Zeitschrift fur Phonetik, Sprachwissenschaft ind Kommunikationsforschung. 1989. Bd. 42. P. 3-10.

836. Dressier, Karpf 1994 — Dressier \V„ Karpf A. The theoretical relevance of pre- and protomorphology in language acquisition // Yearbook of morphology, 1994. P. 99-122.

837. Durovic 1980 — Durovic L. Vzt'ah slovies ESSE — HABERE v slovanskych jazykoch a otazka pasi'va v sloven cine // Slavica Lundcnsia. Vol. 8,1980. S. 19-28.

838. Duskova 1972 — Duskova L. The passive voice in Czech and in English // Philologica Pragensia, 1972, n. 2. P. 93-118.

839. Duskova 1976 — DuSkova L. Reflexivity in Czech and in English // Studies in modern philology. Praha: CSAV, 1976. Vol. 2. P.' 93-118.

840. Ebeling 1956 Ebeling C. L. On the verbal 'predicate in Russian // For Roman Jakobson. The Hague: Mouton, 1956. P. 83-90.

841. Faltz 1977 — Falt^L. Reflexivisation: A study in universal syntax. Doctoral dissertation. University of California, Berkeley, 1977.

842. Faltz 1989 Falt% L. A role for inference in meaning change // Studies in language. Vol. 13. 1989. P. 317331.

843. Farr, Farr 1975 — Farr, J., Fair C. Some features of Korafe morphology // Studies in languages of Central and South-Eastern Papua. (Pacific linguistics. Series C. n. 29). Canberra, 1975. P. 731-769.

844. Fasske, Michalk 1981 — Fasske H., Michalk S. Grammatik der obersorbischen Schriftsprache der Gegenwart. Bautzen: Domowina, 1981. 882 S.

845. Fici Giusti 1994 Fid Giusti F. II passivo nelle lingue slave. Tipologia e semantica. (Materiali Linguistici, 11). Pavia: Universita di Pavia, 1994.- 252 p.

846. Fici Giusti 2003 — Fid GiustiF. Struttura scmantica e sintattica dell'imperfetto composto in italiano e in russo // Etudes linguistique romano-slave offertes a Stanislaw Karolak. Krakow: Edukacja, 2003. P. 157166.

847. Fiedler 1972 Fiedler W. Reflexiv und Medium im Bulgarischen // Zeitschrift fur Slawistik, 1972. Bd. 17, n. 3. S. 380-393.

848. Fiengo, Lasnik 1973 Fiengo R. IV., Lasnik H. The logical structure of reciprocal sentences in English // Foundations of Language, 1973. Vol. 9. P. 447-68.

849. Fillmore 1969 — Fillmore Ch. Types of lexical information // Kiefer F. (ed.). Studies in syntax and semantics. Dordrecht: Reidel publishing company, 1969. P. 109-137.

850. Fleischman 1989 — Fleischman S. Temporal distance: a basic linguistic metophor // Studies un language. Vol. 13, n. 1,1989. P. 1-50.

851. Formankova 1978 — Formankova M. Vyjadrovam kategorie kvantity u ruznych slovmch druhu v soucasne rustine v porovnani s cestinou. Acta Universitatis Carolinae. Philologica Monografia. LXXIII: Univerzita Karlova. 1978. 139 s.

852. Forsyth 1970 — Forsyth J. A grammar of aspect. Cambridge: Cambridge Univ. Press, 1970. — 386 p.

853. Fortescue 1984 — Fortesme M. West Greenlandic. Beckenham, Kent: Croom Helm, 1984.

854. Gabelentz 1901 — Gabelent% G. Die Sprachwissenschaft, ihre Aufgaben, Methoden und bisherigen Ergebnisse. Leipzig: Tauchnitz, 1901. 520 S.

855. Galton 1976 Galtoti H. The main functions of the Slavic verbal aspects. Skopje: MANU, 1976. - 308 p.

856. Garde 1980 — Garde P. Grammaire russe. T.l. Phonologie-morphologie. Paris: Institut d'etudes slaves, 1980.

857. Gasparov 1990 — Gasparov В. M. Notes on the "metaphysics" of Russian aspect // Thelin N. B. (ed.). Verbal aspect in discourse. Amsterdam; Philadelphia: John Benjamins, 1990. P. 191-212.

858. Geniusiene 1987 Geniusiene E. The typology of reflexives. Berlin, etc.: Mouton de Gruyter, 1987. - 435 p.

859. Geniusiene, Lotzsch 1974 — Geniuliene E., Ut^sch К Das Passiv des Litauischen im Vergleich zu dem Russischen und Deutschen 11 Zeitschrift fur Slawistik. 1974. Bd. 19. Ilf. 3. S. 311-322.

860. Gerritsen 1990 — Gerritsen N. Russian reflexive verbs: in search of unity in diversity. Amsterdam; Atlanta, 1990

861. Givon 1978 Givon T. Negation in language: pragmatics, function, ontology // SaS. Vol. 9. Pragmatics. N.Y.; San Francisco; L.: Academic Press, 1978. P. 69-112.

862. Givon 1979 — Givon T. On understanding grammar. N.Y.; San Francisco; L.: Academic Press, 1979.

863. Givon 1982 — Givon T. Tense-aspect-modality: the creoje prototype and beyond // Hopper P. (ed.). Tense-aspect: between semantics and pragmatics. Amsterdam; Philadelphia: John Benjamins, 1982 (Typological studies in language. Vol. 1). P. 115-166.

864. Givon 1984 Givon T. Syntax: a functional-typological introduction. Vol. 1. Amsterdam; Philadelphia: Benjamins, 1984. - 464 p.

865. Givon 1990 — Givon T. Syntax: a functional-typological introduction. Vol. 2. Amsterdam; Philadelphia: Benjamins, 1990.

866. Givon 1994 Givon T. Irrealis and the subjunctive // Studies in language. 1994. Vol. 18, n 2. P. 265-337.

867. Goeringer 1995 — Goeringer К The motivation of pluperfect auxiliary tense in the Primary Chronicle // Russian Linguictics. 1995. Vol. 19, no 3. P. 319-332.

868. Golqb 1964 — Golqb Z. Conditionalis typu balkanskiego w j^zykach poludnioy/oslowiariskich ze s2C2egolnym uwlgednieniem macedoriskiego // Prace Komisje j^zykoznawstwa. Wroclaw, 1964. T. 2.

869. Grepl 1963 — GrepIM. Deagentnost a pasfvum v slovanskych jazycfch // Ceskoslovenske prednasky pro VII mezinarodni sjezd slavistu ve Varsave. Lingvistika. Praha. 1973. S. 141-149.

870. Greenberg 1966 — GreenbergJ. Language universals, with special reference to feature hierarchies. The Hague: Mouton. 1966.

871. Grzegorczykowa 1990 — Gr^egorcykowa R. Jeszcze о bezosobovych konstrukcjach z j// Prace filologiczne. T. 35,1990. S. 75-81.

872. Guentcheva 1978 — Guentcheva Z. Spccifite de l'aspect en bulgar: interaction entre aspect et determination.//

873. Revue des etudes Slaves. T. LI, f.1-2. 1978. P. 115-120. Guentcheva 1996 — Guentcheva Z. (ed.). L'enonciation mediatisee. Louvain, Paris: Edition Peeters, 1996. — 322 P

874. Vol. 14,1990, n. l.P. 25-72/ Haspelmath 1993 — Haspelsmath M. More on the typology of inchoative / causative verb alternation // Comrie В., Polinsky M. (eds.). Causatives and transitivity. Amsterdam; Philadelphia: Benjamins, 1993. P. 87-120.

875. Haspelmath 1997 Haspelmath'M. Indefinite pronouns. Oxford: Clarendon Press, 1997. - 353 p. Haspelmath 1999 — Haspelmath M.-Why is grammaticalization irreversible? // Linguistics. 1999. V. 37. No. 6. P. 1043-1068.

876. Haspelmath 2002a Haspelmath M. The geometry jn grammatical meaning: semantic maps and cross-linguistic comparison // Tomasello M. (ed.). The new phychology of language. Makah (NJ): 2002: Erlbaum. P. 211-242

877. Haspelmath 20026 Haspelmath M. Understandung morphology. London: Arnold, 2002. Hatav 1989 - Hatav G. Aspects, Aktionsarten and the time line 11 Linguistics. Vol. 27, No 3. 1989. P. 487516.

878. Heine, Kuteva 2002 — Heine В., Kuteva T. World lexicon of grammaticalization. Cambridge: Cambridge University press, 2002. 387 p. Heine, Reh 1984 - Heine В., Reh M. Grammaticalization and reanalysis in African languages. Hamburg: Buske, 1984.

879. Holisky 1978 — Holisky D. A. Stative verbs in Georgian and elsewhere // International review of Slaviclinguistics. 1978. Vol. 3. No 1/2. P. 139-162. Hopper 1979 — Hopper J. Aspect and foregrounding in discourse // Givon T. (ed.). Discourse and syntax.

880. SaS. Vol. 12)New York, 1979. P. 213-241. Hopper, Thompson 1980 Hopper J., Thompson S. A. Transitivity in grammar and discourse // Language. 1980. Vol. 56. P. 251-299.

881. Max Niemeier. 1968. 706 S. Isacenko 1974 - Isacenko A. V. On 'Have' and 'Be' languages // Flier M. (ed.). Slavic Forum. The Hague: Mouton, 1974. P. 43-77.

882. James 1982 — James D. Past tense and the hypothetical: a cross-linguistic study // Studies in language. 1982. Vol. 6. P. 375-403.

883. Janas 1976 -JanasP. Nicdcrsorbische Grammatik. Bautzen: Domowina, 1976. 366 S.

884. Janda 2000 Janda L. A cognitive model of the Russian Accusative case // Обработка текста и когнитивные технологии. Вып. 4. М.: МИСИС, 2000. С. 20-43.

885. Jensen 1990 Jensen P. A. Narrative description or descriptive narration: problems of aspectuality in Cechov // Thelin N. B. (ed.). Verbal aspect in discourse. Amsterdam; Philadelphia: John Benjamins, 1990. P. 383-409.

886. Johanson 1971 — Johanson L. Aspekt im Tiirkischcn. Vorstudicn zu eincr Beschrcibung dcs tukeiturkischen Aspcktsystems. Uppsala, 1971. 334 S.

887. Kakumasu 1986 — Kakumasu J. Urubu-Kaapor // Handbook of Amazonian'languages. Vol. 1. Berlin et al., 1986.

888. Karolak 1972 — Karolak S. О znaczeniach czasownikow odimiennych // Studia semantyczne. Semantyka i slownik. Wroclaw; Warszawa; Krakow; Gdask: Ossolineum, 1972. S. 209-221.

889. Katicic 1986 Katicic R. Sintaksa hrvatskoga knjizevnog jezika. Zagreb, 1986. - 530 s.

890. Kazenin 1994 — Kazenin К. I. On the lexical distribution of agent-preserving and object-preserving transitivity alternations 11 Nordic Journal of Linguistics. Vol. 17, n. 2. P. 141-154.

891. Kazenin 1998 — Kazenin .К I. On patient demotion in Lak // Kulikov L., Vater H. (eds.). Typology of grammatical categories. Papers presented to Vladimir Nedjalkov on the occasion of his 70th birthday. Tubingen: Niemeyer. 1998. P. 95-115.

892. Kemmer 1988 — Kemmer S. The middle voice: a typological and diachronical study. Doctoral dissertation. Stanford University. 1988. 363 p.

893. Kirsner 2000 — Kirsner R. Iconicity and grammatical meaning // Ilaiman J. (ed.) Iconicity in syntax. Amsterdam; Philadelphia: Benjamins, 1985 (Typological studies in language. Vol. 6). P. 249-270.

894. Klein 1995 Klein W. A time-relational analysis of Russian aspect // Language. 1995. Vol. 71. No 4. P. 669695.

895. Knjazev 1997 — Knjazev Ju. P. Expression of situtional plurality in Russian and other Slavic languages // Xrakovskij V. S. (ed.). Typology of iterative constructions. Miinchen; Newcastle: LINCOM EUROPA, 1997. P. 241-270.

896. Knjazev 2000 — Knjazev Ju P. Main stages of acquisition of the tense-aspect meanings by Russian children / / 9th International Morphology Meeting. University of Vienna. Abstracts. Wien, 2000. P. 85-86.

897. Koehn, Koehn 1986 — Koehn, E., Koehn S. Apalai // Handbook of Amazonian languages. Vol. 1. Berlin et al., 1986. .

898. Konig 1988 — Konig E. Concessive connectives and concessive sentences: Cross-linguistic regularities and prsgmatic principles // Hawkins J. (ed.). Explaining language universals. Oxford: Blackwell, 1988. P. 145-166.

899. Kopecny 1954 — KopecnyF. Passivum, reflexivni forma slovesna a reflexivni sloveso // Studie a prace linguis-ticke. Т. 1. Praha: CSAV, 1954. S. 224-247.'

900. Kopecny 1965 — Kopecny F. К pojmu «neaktualnost» ve vidove soustave ceskeho slovesa // Slovo a sloves-nost. 1965. Nl.S. 23-26.

901. Kopecny 1968 — Kopecny F. Diskussionsbeitrag zum Referat von Hinze F. // Michalk S. (ed.). Beitrage zur sorbischen Sprachwissenschaft. Bautzen,!968. S. 336.

902. Kopecny 1973 — Kopecny F. Etymologicky slovnik slovanskych jazyku. Slova gramaticka a zajmena. Praha: Academia, 1973. 344 s.

903. Krizkova 1963/64 — Krizkova H. К absolutnimu uziti komparadvu v rustine a v cestine // Rusky jazyk. 1963/64. №9. S. 377-382.

904. Krizkova 1968 — Krizkova H. Первичные и вторичные функции п так называемая транспозиция форм // Travaux linguistique de Prague. Prague: Academia. 1966. T. 2.

905. Krizkova 1968 — Krizkova H. К problemadce aktuvalniho a neaktuvalniho uziti casovych a vidovych forem v cesdne a rusdne // CR. 1958. No 4. S. 185-200.

906. Krizkova 1974 — Krizkova H. Slovanske jednjclenne vety se zvratym slovesem // Zbomik filozofickej fakulty Univerzity Komenskeho. Roc. XXIII-XXIV. Philologica. Bratislava, 1974. S. 199-205.

907. Kurylowicz 1964 — Kittyiomc^. On the methods of internal reconstruction // Lunt H. G. (ed.). Proceedings of the Ninth International congress of linguists. The Hague, etc.: Mouton, 1964. P. 9-31.

908. Kuteva 2001 Kuteva T. Auxiliation: An inquiry into the nature of grammaticalization. Oxford: Oxford University press, 2001. - 209 p.

909. Slavistik. 1972. Bd. 17. No. 3. S. 360-370. Lyons 1977 -LyonsJ. Semantics. Vol. 1. Cambridge: Cambridge University Press, 1977. Lyons 1982 — Lyons J. Deixis and subjectivity: Loquor, ergo sum? // Speech, place, and action. N. Y., etc., 1982. P. 101-125.

910. McShane 2000 McShane M. Verbal ellipsis in Russian, Polish and Czech // Slavic and East European

911. Journal. 2000. Vol. 44, no 2. P. 195-233. Mehlig 1982 Mehlig H. К Verbalaspekt und Iteration im Russischen // Slavistischen Beitrage. Bd. 160.

912. Miinchen: Verlag Otto Sagner, 1982. S. 113-154. Miller 1970 -Miller J. E. Stative verbs in Russian // Foundations of Language. 1970. Vol.10. No 4. P. 488504.

913. Nemec 1964 — Nemec I. К vyjadrovani opakovanosti slovesneho deje v cestine // Slovo a slovesnost. R. 25, № 3. 1964. S. 157-160.

914. Nichols 1993 — Nichols J. Transitive and causative in the Slavic lexicon: evidence from Russian / / Comrie В.,

915. Bratislava: VEDA, 1982. P. 205-214.

916. Panzer 1979 PanderB. Iterativitat, Usualitat und Nichtaktualitat im Slavischen // Otazky slovanske syntaxe.

917. Brno, 1979. IV/1. S. 157-165. Parolkova 1967 — Parolkovd О. К problematice zvratnych sloves a tzv. zvratneho pasiva v soucasne spisovne rustine a cestine // Slavia. 1967, n. 1. S. 33-46.

918. Pelletier 1990 — Pelletier R. Dravidian Reciprocals: Familiarity Breeds Cntnt // Papers from the 26th Regional Meeting of the CLS. Vol 1. The Main session. Chicago, 1990. P. 349-361.

919. Perlmutter 1978 — Perlmutter D: Impersonal passives and the unaccusative hypothesis // Proceedings of the Fourth Annual Meeting of the Berkeley Linguistic society. 1978. P. 157-189.

920. Perlmutter 1982 — Perlmutter D. Syntactic representation, syntactic levels, and the notion of subject // Jacob-son P., Pullum G. K. (eds.). The nature of syntactic representation. Dordrecht: Reidel, 1982. P. 283340.

921. Popela 1988 Popela J. К porovnaci typologicke charakteristice soucasne rustiny a cestiny // CR. 1988. C. 2. S. 49-55.

922. Povejsil 1976 — Povejsil J. Zum reflexiven Passivum im Tschechischen und im Deutschen // Lotsch R., Ruzicka R. (eds.). Studia Grammatica. Bd. 13. Satzstruktur und Genus Verbi. Berlin: Akademie Ver-lag, 1976. S. 125-129.

923. Reichenbach 1947 — Reichenbach H. Elements of symbolic logic. New York.: MacMillan, 1947.- 437 p.

924. Roberts 1987 Roberts J. R. Amele. London et al.: Croom Helm, 1987. - 394 p.

925. Robins 1958 Robins R. H. Thejurok language. Grammar. Texts. Lexicon. Berkeley, Los Angeles, 1958.

926. Rozwadowska 1992 — Rotgvadomka B. Thematic constrains on selected constructions in English and Polish. Wroclaw: Wydawnicstwo Uniwersitetu Wroclawkiego, 1992. — 86 s.

927. Ruzic 1941 — Rm^icK H. The aspects of the verb in Serbo-Croatian. University of California publications in modern philology. Vol. 25, n 2. Berkekey; Los Angeles, 1941.

928. Ruzicka 1976 — Ruzicka J. Reflexive Verben und reflexive Verbalformen // Studia Grammatica. Satzstruktur und Genus verbi. Bd. 13. 1976. S. 131-135.

929. Safarewicz 1963 — Safarewk\. Note sur l'aspect verbal en slave et indo-europeen // Бълканско езикозпа-нпе.Т.7. № 2. София, 1963. P. 25-32.

930. Saloni 1975 Saloni Z. W sprawie sk II Jczyk Polski. Vol. 55. S. 25-34.

931. Sapir 1931 — Sapir E. Southern Paiute, a Shohonean language. Proceedings of the American academy of art and sciences. Vol. 65, n. 1. Los Angeles, 1931.

932. Schmalstieg 1976 Schmalstieg W. R. The Slavic genitive singular as the subject of participles in -no, -to // Linguistika. Vol. 16, Ljubljana, 1976. P. 161-163:

933. Schoorlemmer 1995 — Schoorlemmer M. Participial passsive and aspect in Russian. Utrecht: LED, 1995. — 378 P

934. Schenker 1985 — SchenkerA. M. W sprawie si? raz jeszcze // J?zyk Polski. T. 65, 1985. S. 9-23.

935. Schenker 1986 — SchenkerA. M. On the reflexive verbs in Russian // International journal of Slavic linguistics and poetics. 1986. Vol. 33. P. 27-44.

936. Schenker 1988 — SchenkerA. M. Slavic reflexive and Indo-European middle // American contributions to the Tenth International congress of slavists, Sofia. Columbus, Ohio: Slavica Publishers, 1988. P. 363383.

937. Sewc 1968 — $еж II. Gramatika hornjoserbskeje rece. Budysin: Domowina, 1968. — 320 s.

938. Shibatani 1985 — Shibatani M. Passives and related constructions: A prototype analysis // Language. 1985. Vol. 61. P. 821-848.

939. Shibatani 1998 — Shibatani M. Voice parameters // Kulikov L., Vater I I. (eds.). Typology of verbal categories. Papers presented to Vladimir Nedjalkov on the occasion of his 70th birth day.Tubingen: Niemeyer. 1998. P. 117-138.

940. Shirai, Andersen 1995 — Shirai Y., Andersen К W. The acquisition of tense-aspect morphology: a prototype account // Language. 1995. Vol. 71. No. 4. P. 743-762.

941. Siewierska 1984 — Siewierska A. The passive: a comparative linguistic analysis. London: Croom Helm, 1984. — 306 p,

942. Skalicka 1958 — Skalicka V. Typologie slovanskych jazyku, zvlaste rustiny // CR. 1958. C. 2-3. S. 73-84.

943. Slawomirski 1986 — Slaivomirski J. Some remarks on the category of aspect in Spanish// Collectanea Linguistica. Prace Komisje j?zykoznawstwa. T. 53. 1986. P. 145-148.

944. Slobin 1986 Slobin D. I. Introduction: why study languages crosslinguistically? // de Villiers J. G, de Villers P. A. The acquisition of English. A general model of grammatical development. Hillsdale, NJ: Lawrence Erlbaum Associates, 1986. P. 3-24.

945. Smith 1991 Smith С. The parameter of aspect. Dordrecht; Boston: Kluwer Publishers, 1991.

946. Squartini 1995 Squartini M. Tense and aspect in Italian // Thieroff R. (ed.). Tense systems in European languages. Vol. 2. Tubingen: Niemeyer, 1995. P. 117-134.

947. Steele 1975 — Steele S. Past and irrealis: just what does it all mean? // International journal of American linguistics. Vol. 41, n. 3,1975. P. 200-217'.

948. Stump 1998 Stump G. T. Inflection // Spencer A., Zwicky A. M. (eds.). The handbook of morphology. Oxford: Blackwell, 1998. P. 13-43.

949. Stunova 1986 — Stunova A. Aspect and iteration in Russian and Czech — a contrastive study // Barentsen A. A. et al. (eds.). Dutch studies in Russian linguistics. Amsterdam: Rodopi. 1986. P. 467-501.

950. Talmy 1976 Talmy L. Semantic causative types // Shibatani M. (ed.). The grammar of causative constructions (SaS. Vol. 6). New York; San Fransisco; London: Academic Press, 1976. P. 43-116.

951. Talmy 1983 — Talmy L. How languages structures space // Pick H., Acredolo L. (eds.). Spatial orientation: theory, research, and application. New York: Plenum, 1983. P. 225-282.

952. Talmy 1988 — Talmy ~L. . The relation of grammar to cognition // Rudzka-Ostyn B. (ed.). Topics in cognitive linguistics. Amsterdam: Benjamins, 1988. P. 165-205.

953. Thelin 1978 ThelinN. B. Towards a theory of aspect, tense and actionality. Uppsala, 1978. - 117 p.

954. Thelin 1990 — Thelin N.B. Verbal aspect in discourse: on the state of art // Thelin N. B. (ed.). Verbal aspect in discourse.Amsterdam; Philadelphia : Benjamins, 1990. P. 3-88.

955. Thelin 1991 — Thelin N. B. Aspect, tense or taxis? — the perfect meaning reconsedered // Grochowski M., Weiss D. (eds.). Words are physicians for an ailing mind. Munchen: Verlag Otto Sagner, 1991. P. 421-432.

956. Thieroff 1994 — Thieroff R. Inherent verb caterories and categorizations in European languages // Tense systems in European languages. Vol. 1. Tubingen: Niemeyer, 1994. P. 3-48.

957. Thieroff 1995 — Thieroff R. More on inherent verb caterories in European languages // Tense systems in European languages. Vol. 2. Tubingen: Niemeyer, 1994. P. 1-36.

958. Timberlake 1976 Timberlake A. Subject properties in the North Russian passive // Li C. N. (ed.). Subject and topic. New York, etc.: Academic Press, 1976. P. 547-570.

959. Tommola 1986 — Tommola H. Аспекггуальность с финском и русском языках. Helsinki, 1986 (Neuvostoliitoinstituutin vuosikirja, 28). 344 с.

960. Topolinska 1967 — Topolinska Z. Miejsce i funkcja konstrukcji V.isg w polskim systemic werbalnym // Збор-ник за филологн)у и лингвистику. Нови Сад, 1967. Т. 10. S. 29-34.

961. Traugott 1980 — Traugott Е. Meaning-change in the development of grammatical markers // Language sciences. 1980. Vol. 2. P. 44-61.

962. Traugott 1989 — Traugott E. On the rise of epistemic meaning: An example of subjectification in semantic change // Language. Vol. 65. P. 31-55.

963. Turek 1988 Turek Ch. The origin of symmetric verb sentences // Grazer Linguistische Studien, 1988. Bd. 30. P. 115-124. . .

964. Tversky 1977 TverskjA. Features of similarity // Psychological Review. Vol. 84, no. 4. P. 327-352.

965. Van der Auwera, Plungjan 1998 — Van der Auwera J., Plungjan V. Modality's semantic map // Linguistic typology. Vol. 1, n. 2. P. 79-124.

966. Van Valin 1990 Van Valin R. Semantic parameters of split intransitivity // Language. V. 66, n. 2. 1990. - P. 221-260.

967. Van Valin 1991 — Van Valin R. D. Functionalist linguistic theory and language acquisition // First language. 1991. Vol. 11. P. 7-40.

968. Vendler 1967 — VendlerZ. Linguistics in philisophy. Ithaca: Cornell Univ. Press, 1967. — 203 p.

969. Vet 1994 — Vet C. Future tense and discourse representation // Vet C., Vetters C. (eds.). Tense and aspect in discourse. Berlin: Mouton de Gruyter, 1994. P. 49-76.

970. Weber 1989 — Weber D. J. A grammar of Huallaga (Huanuko) Quechua. Berkeley et al.: University of California Press, 1989.

971. Weiss 1984 — Weiss D. Kongruenz vs. Nichtkongruenzlosigkcit: Zur typologischen Entwicklung des Polnischen // Zeitschrift fi>r Slavische Philologie. 1984. Bd. 44, Hf. 1, S. 144-192.

972. Weiss 1993 — Weiss D. Die Faszination der Leere. Die moderne russische Umgangssprache und ihre Liebe zur Null // Zeitschrift fur Slavische Philologie. 1993. Bd. 53. Ilf. 1, S. 48-82.

973. Weist 1986 — Weist К M. Tense and aspect // Fletcher P., Garman M. (eds.). Language aquisition. Cambridge: Cambridge University Press, 1986. P. 356-374.

974. Wiemer 1996 — WiemerB. Классификация нулевых сказуемых в русском языке по их лексическим и ре-ференциальным характеристикам // Studia z Filologii Polskiej i Slowianskiej. 1996. T. 33. C. 245273.

975. Wiemer 1999 — WiemerB. The light and heavy form of the Polish reflexive pronoun and their role in diathesis // Bottger K, Giger M., Wiemer B. (eds.). Beitrage zur Europaischen Slavistischen Linguistik (POLYSLAV). Bd. 2. Munchcn, 1999. S. 300-313.

976. Wierzbicka 1976 Wierzbicka A. Mind and body // McCawley J. D. (ed.). Notes from linguistic underground. New York: Academic Press, 1976 (SaS. Vol. 7). P. 129-157.

977. Wierzbicka 1978 Wierzbicka A. Syntax vs. semantics // Theoretical linguistics. Vol. 5,1978. P. 115-133/

978. Wierzbicka 1980a — Wierzbicka A. Lingua Mentalis: semantics of natural language. Sydney: Academic Press, 1980.-367 p.

979. Wierzbicka 19806 — Wierzbicka A. The case for surface case. Ann Arbor: Caroma Publishers, 1980.

980. Wierzbicka 1982 — Wierzbicka A. Why can you have a drink when you can't *have an eai? // Language. 1982. Vol. 58. No 4.

981. Wierzbicka 1986 — Wierzbicka A. What's in a noun? (or: how do nouns differ in meaning from adjectives?) // Studies in language. 1986. V. 10, no. 2. P. 353-389.

982. Wierzbicka 1988 Wierzbicka A. The semantics of grammar. Amsterdam Philadelphia: Benjamins, 1988. -617 p.

983. Wierzbicka 1999 — Wierzbicka A. A semantic basis for linguistic typology // Типология и теория языка: От описания к объяснению. К 60-летию А. Е. Кибрика. М.: ЯРК, 1999. С. 26-35.

984. Wilczewska 1966 — Wilczemka К Czasowniki zwrotne we wspolczesnej polszczyznie. Torun: Towarzystwo-Naukowe w Toruniu, 1966.