автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Пространственная модель мира в творчестве А. П. Чехова

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора филологических наук Разумова, Нина Евгеньевна

ВВЕДЕНИЕ

ГЛАВА 1. ТВОРЧЕСТВО 1880-х ГОДОВ. ПРОСТРАНСТВЕННАЯ МОДЕЛЬ ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНОГО ТРАГИЗМА.

1.1. СТЕПЬ КАК «ОСНОВНОЙ ТОПОС» В ПРОЗЕ ЧЕХОВА 1880-Х ГОДОВ

1.2. ДРАМЫ 1 880-х ГОДОВ: ФОРМИРОВАНИЕ ОНТОЛОГИЧЕСКОЙ МОДЕЛИ «НОВОЙ ДРАМЫ».

ГЛАВА 2. ПУТЕШЕСТВИЕ НА САХАЛИН. ОНТОЛОГИЗАЦИЯ МИРА.

2.1. РОЖДЕНИЕ НОВОЙ ОНТОЛОГИИ В СИБИРСКОМ ПРОСТРАНСТВЕ

2.2. "ОСТРОВ САХАЛИН" КАК ВЫРАЖЕНИЕ НЕТРАГИЧЕСКОГО АНТРОПОЦЕНТРИЗМА.

2.3. СИБИРЬ И САХАЛИН В ХУДОЖЕСТВЕННОМ ТВОРЧЕСТВЕ ЧЕХОВА

ГЛАВА 3. П0С ЛЕС АХАЛ 14НСКИЙ ПЕРИОД (] 890-1896). ПРОСТРАНСТВЕННАЯ МОДЕЛЬ ИНДИВИДУАЛЬНО-АКТИВИСТСКОГО ДИАЛОГА С МЖРОМ.

3.1. СКТЫеловой СПЕКТР МОРСКОГО КОМПЛЕКСА В РЕАЛИСТИЧЕСКОЙ ПРОЗЕ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XIX ВЕКА.

3.2. «МОРСКАЯ» .АРХИТЕКТОНИКА.

В ПОСЛЕСАХАЛИНСКОЙ ПРОЗЕ ЧЕХОВА.

3.3. АНТРОПОЦЕНТРИЧЕСКАЯ ПРОСТРАНСТВЕННАЯ СТРУКТЛФА ПОСЛЕСАХА.ЛИ.НСКОЙ ПРОЗЫ ЧЕХОВА.

3.4. ЛИЧНОСТНАЯ ТОПОЛОГИЯ КОНФЛИКТА В ДРАМАТУРГИИ ПОСЛЕСАХАЛИНСКОГО ПЕРИОДА («ЧАЙКА», «ДЯДЯ ВАНЯ»).

ГЛАВА 4. КРИЗИС 1897 ГОДА: АССИМИЛЯЦИЯ ЧЕЛОВЕКА МАТЕРИАЛЬНЫМ

МИРОМ И ЕЕ ПРЕОДОЛЕНИЕ.

1. ПЕРЕОСМЫСЛЕНИЕ РОЛИ АНТРОПНОГО ФАКТОРА В ПРОЗЕ

КРИЗИСНОГО ПЕРИОДА.

4.2. ТЕМПОРАЛИЗАЦИЯ ПРОСТРАНСТВА В ДРАМЕ «ТРИ СЕСТРЫ».

ГЛАВА 5. ПОСЛЕДНИЙ ПЕРИОД ТВОРЧЕСТВА (1899-1904).

ОНТОЛОГИЧЕСКАЯ ИНТЕГРАЦИЯ ЧЕЛОВЕКА В МИРЕ.

5.1. ПРОЗА: ОБОСНОВАНИЕ ОНТОЛОГИЧЕСКОГО РАВНОВЕСИЯ.

5.2. «ВИШНЕВЫЙ САД»: ПРОСТРАНСТВЕННАЯ МОДЕЛИ- ИСТОРИЧЕСКОЙ ПЕРСПЕКТИВЫ.

Введение диссертации2001 год, автореферат по филологии, Разумова, Нина Евгеньевна

Чеховедение давно оформилось в самостоятельную отрасль историко-литературной науки, как бывает всегда, если объект исследования представляет собой масштабный, целостный и завершенный «мир». В последние десятилетия настойчиво заявляет о себе стремление к определению сути, стержня этого мира'. Однако несмотря на немалое количество исследований, так или иначе нацеленных на это, проблема весьма далека от удовлетворительного решения, и А.П. Чудаков как о насущной задаче пишет: «Стоило бы вернуть в нашу науку почти исчезнувший из нее тип работ, где бы делались попытки установить доминанту художественного построения, главгилй конструктивный принцип («идею стиля», «определяющее начало», «сердце поэтической системы» - в другой терминологии), определить основные составляющие мира писателя»Л. Очевидно, что понятие «конструктивный принцип» не во всем совпадает с тем «гщейно-содержательным" единством чеховского художественного мира, на поиск которого традиционно направлялись основные усилия исследователей. Так, д-пя Е.П. Червинскене это единство обнаружгшалось в гуманизме Чехова, которьиЛ «просто человека <.> объявил основным предметом изображения и главным ориентиром своего творчества», «направил всё внимание на самого человека» и соответственно человеческие качества - «культурность, воспитанность, интеллигентность» - сделал «универсальной мерой»\ В.Я. Линков «первоначало всего <. > художественного мира» Чехова связьшал с тем, что он «утверждает своим творчеством как высшую ценность осмысленную жизнь в осмысленном мире»л Тот же личностный аспект оказывается определяющим при выявлении доминанты чеховского художественного мира для других исследователей. «. Проблема самосознания и самоосуществления личности представляется в творчестве Чехова универсальной», -пигиет Л.А. Колобасва7 О своей солидарности с нею заявляет В.И. Тюпа', который

Обзор достигнутого в этом направлении см.: Катаев В.Б. Проза Чехова: проблемы интерпретации, М., 1979. С. 6 - 9; Сзосих ПН. Проблемы поэтики Чехова. Л., 1987. С. 3 - 9.

Чудаков А.П, Слово - вещь - лшр. От Пуплхина до Толсто 1-о: Очерки поэтики русских классиков. М., 1992. С. 106. л Червинскене Е. П. Единство художественного мира. А.П. Чехов. Вильнюс, 1976. С. 54 - 55, 65. " Линков В.Я. Художественный мир прозы Чехова. М, 1982. С. 83. л Колобаева Л,А. Концепция личности в русской реалистической литературе рубежа XIX - XX веков. М., 1987, С. 23. делает своей исследовательской задачей отыскать «нравственную норму бытия, питающую чеховскую художественность»'. Для И.Н. Сухих такая норма выступает основой чеховской поэтики, воплощаясь в природе, приобщение к которой обеспечивает чеховскому человеку «"момент истины" - свободу, правду, красоту»*Л

В.Б. Катаев, в своей монографии «Проза Чехова; проблемы интерпретации» (1979) переводя проблему в философский план, делал это, в соответствии с характером эпохи, с оговорками, ограничиваясь гносеологическим, то есть опять же «человеческим» аспектом («познание человеком мира, ориентирование в нем»'Л). Поэтому в принципе сохранялось господство при игггерпретации произведений привычной для чеховедения системы нравственно-этических ценностей, от причастности которым зависит способность человека «ориентироваться». «Критерии Красоты, Естественности, Справедливости» рассматривались как основные константы, «неизменное в художественном мире Чехова»"'л В новейшей монографии A.C. Собенникова делается акцент на одном из этих критериев - «правде-справедливости» -как «основной аксиологической доминанте творчества Чехова»".

В чеховедении сложилась ситуация, когда нравственная и аксиологическая характеристика произведений писателя становится, по сути, тем конечным итогом, к которому приходит всякое исследование, в том числе и поэтики. Программная статья В.Б. Катаева уже в середине 1990-х годов подтверждает трактовку Чехова как «гносеологического художника»'Л, разводя «уверенный онтологический взгляд на мир» (присущий Достоевскому и Толстому, как и русским религиозным философам, упрекавшим литературу XX века за его утрату) и «гносеологическое созерцание», сосредоточенное на решении вопросов «теории познания»'Л Пафос такого противопоставления понятен: оно призвано оттенить уникальность Чехова как «художника вопросов», а не «художника ответов». Между тем адогматичгюсть мышления Чехова вовсе не означает отсутствия у него собственной онтологии, неотъемлемой от любого творческого сознания. Речь может идти лишь о различных принципах этой онтологии, о специфике понимания мира и места в нем человека. См.: Тюпа В.И. Художественность чеховского рассказа, М. 1989. С, 11, 'Там же. С. 112. 'Су-хихИИ, Указ. соч. С. 162. л Катаев В.Б. Указ. соч. С. 30.

Там же. С. 318, 218. Собенников A.C. «Между "есть Бог" и "нет Бога" .» Иркутск, 1997. С. 198 - 199.

Катаев В.Б. Спор о Чехове: конец или начало? // Чеховиана: Мелиховские "труды и ди:-.". М., 1995. С. 7.

О такой специфике мировидения говорит К.Г. Исупов, именно к ней возводя особенности чеховского историзма и вытекающего из него сюжетостроения: «Свидетель кризиса всех форм философской диалектики, современник поколения, растерявшегося перед гибелью привьшных аспектов мира, Чехов пытался понять смысл действительности изнутри ее самой как становягцейся целостности. <.> Чехов стремится исчерпать факт или ситуацию в их внутреннем содержании, но никогда - в полноте их внешних связей. <.> Эти "ие-финалы" и вопрошения (в концовках. - Н.Р.) - знаки онтологической неизбывности события, указание на неисчерпаемость его события с другими. Жизненная ценность факта состоит в его исторической продуктивности, " вплетенности" в общую ткань бытия»'''. Чеховское творчество нуждается сейчас в таком аспекте изучения, который разомкнул бы ограниченность, неизбежную для «гносеологического» подхода в его литературоведческом варианте. Это позволило бы в полной мере оценить верность утверждения, что «творчество Чехова философично в своей основе»'Л, но именно только в основе, то есть не сводимо к собственно философским аспектам; тем самым получило бы полноту то, что было начато когда-то осмыслением чеховского «гносеологизма». Такое расширение и углубление философской установки соответствует современным тенденциям литературоведения, которое «перестает быть только наукой о литературе и превращается в своеобразгплй способ философского мышления»"*. «Философское мышление» литературоведения не означает предъявления того же критерия к исследуемому художнику и тем самым его неизбежного рационалистического «выпрямления», более или менее явного разделения в его произведениях «что» и «как» и упрощения, схематизации «кто» - самого творящего и его творческого акта.

Возвращаясь к процитированному высказыванию А.П. Чудакова о потребности чеховедения «установить доминанту художественного построения, главный конструктивный принцип <.> мира писателя», подчеркнем, что такой принцип может быть найден, очевидно, только в сфере архитектоники, укореняющей поэтику в онтологии.'' л Там же. С. 6-7. л Исупов К.Г. Художественный историзм А.П. Чехова: О судьбах историзма в послеромантнческую эпоху // Романтиз.м: бо11|зосы эстетики и поэтики, Тверь. 1992. С. 102.

Катаев В.Б. Проза Чехова. С. 27,

Современное зарубежное литературоведение: Энциклопедический с11]завочник. М., 1996. С. 108. В связи с этим укажем на работу Н.М. Фортунатова "Архитектоника чеховской новеллы" (Горький, 1975), являющуюся одни.м из подступов к решению обозначетшой задачи.

Однако сказанное о необходимости исследования чеховской онтологии вовсе не означает методологической солидарности с принципами «онтологической поэтики», наиболее последовательно формулируемыми Л.В. Карасевым: «Идеальной <.> целью онтологической поэтики могло бы стать выявление и описание исходной бытийной ситуации, определение начального фундаментального лексикона, провоцируюидего появление сходных элементов в различных не связанных друг с другом текстах»; «литературное дело здесь преобрсгзуется в философское, а поэтика текста всё более и более перерастает в его метафизику »Апологет этого подхода не замечает, что конечный результат подобного исследования неизбежно нивелирует творческие индивидуальности, сводит все художественнью онтологии к единой «исходной бытийной ситуации».

Онтологическая поэтика» соприкасается с всё более отчетливо проявляющейся в литературоведении тенденцией, рожденной структурализмом и постструктурализмом и заключающей в себе «смерть автора» (Р.Барт), «освобождение» текста от личностного присутствия его творца. Применительно к Чехову она дает о себе знагь главным образом в зарубежных исследованиях'''. Изгнание автора как вьющей смыслопорождающей инстанции открывает безграничный простор для интерпретаций, который, однако, и.меет оборотную сторону. Так, Дж.М, Эллис предостерегает, что «с количеством допускаемых значений смысл не обогащается, а наоборот, обедняется.

Смысл - это дифференцирование, и чем щире поле значений, а'Ъм меньше остается

2Ü смысла» . Соответственно такие трактовки чеховских произведении чаще всего оказываются мало- или вообще не продуктивными, демонстрируя преимущественно изобретательность интерпретаторов. Как замечает К. Смола, «чеховский текст, по видимости, легкгу позволяет изъять из себя авторское начало, создать иллюзию его отсутствия»л'; однако именно только «по видимости». Чеховский текст являет не отсутствие, а наиболее сложное присутствие автора, его сублимацию и преломление в художественной ткани. Поэтому к произведениям Чехова с особенным основанием применимо замечание М. Фрайзе: «.Ничто не заменит авторство: огромное усилие придать человеку культурную гщентичность, дать ему лицо. Безграничный культурный

Карасев Л.В. Онтология и поэтика ,7 Вопросы философии. 1997. Ли 7. С. 60, 81; см. также: Карасев Л.В. Онтологический взгляд на русскую литературу. М., 1995.

См. обзор новейшего чеховедсния: Чехов и мировая .гштература. Кн. 1. М., 1997; Смола К. A.n. Чехов в немецком литератз'роведении 1980-1990-х годов // Смола О. "Если слова бо.лят.": Книга о поэтах; Смола К. О Чехове. М. 1998. С. 481 - 533.

Цитируется по: /втор и текст. Сб. статей. СПб., 1996. С. 30. -' Смо.ла К. Указ. соч. С. 508. интертекст не содержит и не хранит эту Идентичность. Нужен центр, вокруг которого смысл может кристаллизоваться. Такой центр - автор»Л'.

От своей частной, случайной личности автор должен освободить текст, но от своей общечелове'теской личности, от своей души ему нельзя огделить его, - пишет немецкий исследователь, в силу специфики новой культурной ситуации особо заостряя идею М.М, Бахтина. - Без души человека - а только она является автором в эстетическом смьюле - текст не существует в человеческой сфере, человека не касается»лл. А гютому по-прежнему оправданной и плодотворной представляется характерная для классического литературоведения ориентация на автора, опирающаяся на традицию XIX века, когда «центральным "персонажем" литературного процесса»",

24 центральной категорией поэтики» стал «не стиль и не жанр, а автор» . Возражая против структуралистского обезличивания текста, В.Я. Линков заявляет: «Художник <.> создает произведение (а не текст. - Н.Р.). В нем живет законченный смысл. И писатель на своем пути движется произведениями, как человек щагами»'Л7 Обобщенной формулой персоналистического литературоведения остаются слова М.М. Бахтина: «.От любого текста, иногда пройдя через длинный ряд посредствующих звеньев, мы в конечном счете всегда придем к человеческому голосу, так сказать, упремся в человека .лЛ*'.

Творчество Чехова, как и всякого большого художника классического периода литературы, тесно связано с развитием его личности. Но - очевидно, в силу лсанровой специфики - оно рассматривается исследователями в основном суммарно, с явным преобладанием обобщающей тенденции, которая порой даже манифестируется. Так, например, Е.Н. Червинскене заявляла, что в ее работе «эволюция творчества Чехова не прослеживается», поскольку акцент делается на том, «что объединяет все произведения. Кроме того, особой эволюции творчества Чехова на изучаемом уровне (то есть «в системе признаков, служащих автору критерием изображаемой им действительности». - Н.Р.) не наблюдается»л'. И.Н. Сухих также использует в своей монографии о поэтике Чехова генерализующий подход, нацеленный на выявление

Фрайзе М. После изгнания автора: Литературоведение в тз-пикс? // Автор и текст. С. 32.

Там же. С. 27.

Аверинцев С.С, Андреев Л.Г., Гаспаров Л4.Л., Гринцер П.А., Михайлов A.B. Категории поэтики в смене .тгггсратурных эпох // Псгорическая поэтика: Литературные эпохи и типы художественного сознания. М., 1994. С. 33.

Линков В.Я, Мир и человек в творчестве ЛТо.лстого и И.Бунина. М,, 1 989. С. 3.

Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики: Исследования разньгч лет. М., 1975. С. 401. "' Червинскене Е.П. Указ. соч. С. 39. констант художественного мира», так что и в раннем творчестве его интересуют те «черты писательской индивидуальности Чехова, которые просматриваются уже в рассказах Антоши Чехонте»Л\ Чеховеды, следуя избранному аспекту исследования, далеко не всегда соблюдают даже хронологическую последовательность материала, чаще всего оперируя общим противопоставлением «раннего» (1880-х годов) и «позднего», или «зрелого», творчества Чехова. В биографиях писателя (таких, как работы Л. Малюгина и И. Гитович, М.П. Громова) хронология, естественно, прослеживается, но именно «биографическая», далеко не аналогичная этапам творческого развития. Как ни странно, существует настоятельная потребность в научной периодизации творческого пути Чеховалл. Чуть ли не единственной серьезной попыткой такой периодизации'" можно считать предложенную А.Г1. Чудаковым в монографии «Поэтика Чехова» (1971), где исследователь выделяет следующие этапы: до 1887; 1888 - 1894; 1895 - 1904 годы. В основу такого деления положено изменение повествовательной структуры чеховских произведений, но эти изменения лишь фиксируются, раскрытие же их причин не входит в задачу исследователя''. Английский чеховед Д. Рейфилд, очевидно, следуя за А.П. Чудаковым, предлагает свою периодизацию творческого пути Чехова (до 1886; 1887 - 1896; 1897 - 1904)л , которая «практически в основном выводится <.> из биографии писателя, из психологических состояний, вызванных событиями в его жизни или жизни его близких»лл, что явно не может служить достаточным основанием для подобньгх обобщений. Требуется учет более глубинных, сущностных параметров, отражающих онтологические представления Чехова и их динамику.

С>'хих И.Н, Указ. соч. С. 36.

Метафорически оформленная идея Д.Е. МаксиЛюва о принадлежности Чехова к типу писателей "позиции" (а не "развития") больше затеЛгняет, чем проясняет действительный характер его творчества (см.: Максимов Д.Е. Идея пути в поэтическом сознании Александра Блока // Максимов Д.Е. Поэзия и проза Александра Блока. Л., 1981. С, 10).

Первые шаги в эгом направлении делались еще при жизни Чехова, когда критики отмечали "Постепенный рост художественного творчества", как озаглавлена статья К. Арсеньева в составленном В.И. Покровским сборнике "Антон Павлович Чехов, Его жизнь и сочинения" (М., 1907). Образцы подобной "периодизации" находи.м у Н.К. Михайловского, писавшего: "Между раннили! и позднейшими его произведениями - огрохпктя разница" (там же, С. 609): П.П. Краснова в помещенной та.м же статье "Периоды .литературной деятельнослт! Чехова" и т. п. Л' Примечательно, что в развитии прослежен здесь лини, повествовательный уровень поэтики, другие же - в том 'июле и уровень пространственной организации - также характеризуются суммарно.

См: Каз'йЫ D. Chekhov; The Evokräon of his Art. London, 1975, иЛерешевская M,.A., Литаврина М.Г, Чехов в английской критике и литературоведении // Чехов и мировая литература. М., 1997. Кн. 1. С. 432,

Всё это определяет актуальность предпринятого исследования и его основную цель - рассмотрение чеховского творчества в его полноте и внутреннем единстве с опорой на его объективные архитектонически значимые характер)ютики, позволяющие выявить и его собственные закономерности, и специфику в литературном процессе эпохи. Один из наиболее перспективных путей к этому видится в анализе запечатленной в произведениях Чехова пространственной картины мира.

Такой подход давно вызревал в чеховедеиии, опираясь на общие тенденции науки о литературе'л"'. Моделирующая функция художественного пространства глубоко обоснована в трудах Д.С. Лихачева, Ю.М. Лотмана, В.Н. То'лорова"'л и восходит к теории хронотопа М.М. Бахтина. Позднейщие исследователи, не отказываясь от идеи неразрывного взаимопроникновения простраиства и времени в художественном произведении, тем не менее склонились к вьщелению и обособлению пространства именно в силу его художественно-изобразительной самостоятельности, тогда как время в этом плане вынуждено прибегать к пространственному опосредованию: «.Мы непременно заимствуем у пространства все образы, гюсредством которых мы описываем чувство времени и даже последовательности, присущее рассудочному сознанию», - писал А. Бергсон'"'. Поэтому общепризнанная в пос.1юдние годы актуальность и плодотворность пространственно-временной проблематики"''' чаще всего оборачивается в плане непосредственного анализа г-рактическим успехом

Интерес к моделирующим возможностям пространства проявляет и современная лингвистика; см., например: Яковлева Е.С. Фрагменты русской язьп<овой картины мира (модели пространства, времени и восприятия). М, 1994; Кубрякова Е.С. Язьи< пространства и пространство язьи<а (к постановке пробле.\'1ы) // Изв. АН. Серия лит. и яз. Т. 56. 1997. № 3. С.

22 - 31, и др. л "Мы наметили лишь некоторые вопросы изучения пространственной "модели мира". Их значительно больше, и "модель" нужно и:лучать в ее изменениях", - писал Д.С.Лихачев в книге "Поэтика древнерусской литературы" (Л., 1971. С. 404). Разностороннюю разработку проблема получила в ряде работ Ю.М. Лотмана: "О метаязыке типологических описани!') культуры"; "О понятии географического пространства в русских средневековых текстах"; "Пробле.\ит худоясествснного пространства в прозе Гоголя"; "Заметки о художественном пространстве" (Лотман Ю.М. Избранные статьи; В 3 т. Т. 1. З'аллинн, 1992, С. 386 - 463); "Лекции по структуральной поэтике" (Ю.М. Лотман и тартуско-московская семиотическая школа. М., 1994. С, 46 - 58); а таюке В.Н, Топорова: Модель мира // Мифы народов .мира: Энциклопедия. М,. 1982. Т,2, С. 161 - 63; Пространство И Там же. С. 340 - 342; Простр.шство и текст // Из работ московского семиотического круга. М. 1997. С. 455 - 5 15.

Бергсон А. Опыт о непосредственных данных сознания // Бергсон А. Собр. соч. Т.1. М., 1992. С. 89.

См., например: "Проблема хз'дожественного пространства - времени - одна из наиболее актуальных для современной эстетики и искусствознания, поскольку выдвигает продуктивный и нетривиальный метод анализа художественной реальности, емко и .\шогогранио описывая ее структуру" (Ирза И. Пространственно - временная организация художественного произведения пространственного, спациального (от лат, зрайат - пространство) исследования. Это позволяет В,Н. Топорову вполне обоснованно говорить о том, что «в настоящее время вырисовываются перспективы особой "спациализированной" поэтики, отсылающей как к самому тексту, так и к "правилам" его чтения (литературоведчески-читательский аспект) сквозь призму "пространственности"»'\ Такой тип исследования, очевгщно, подсказывается всем ходом развития литературы, в котором Д. Фрэнк отметил усиление роли пространственного фактора: начиная с Флобера, затем у Джойса, Пруста и далее в XX веке происходит «оиростраист вливание времени» - «превращение времеш-юго мира истории во вневременной мир мифа»"'л, В проекции на творчество писателей классического периода русской литературы этот исследовательский подход освобождается от внутренней антиномичности, противоборства пространства и времени и позволяет выходить к постижению единого и целостного мирообраза, к подлинной онтологической репрезентативности пространственной модели.

Предлагаемая работа является попыткой совместить внимание к личности Чехова в ее несомненном и существенном развитии и максимально целостный охват его творчества, проследить динамику чеховского художественного мира с ее глубинным механизмом, коренящимся в онтологических представлениях писателя. Этим обусловЗюн выбор аспекта исследования: пространственная картина мира, с одной стороны, отражает онтологическую интуицию личности, с другой - находит зримое отражение в пространственной организации произведений. Художественное пространство выступает тем самым как структурная модель, отражающая самые и его видовая специфика // М.М, Бахтин и гу.манитариое .мышление на пороге XX] века Ч. П. Саранск, 1995. С. 60).

Топоров В.Н. Пространство и текст. С. 511 - 512. Косвенным показателем актуальности спациального подхода в новейшем литературоведении .\южет служить повышенная употребительность и валентность самого понятия "пространство". Так, в одной лишь современной монографии (Печерская Т.И. Разночинцы шестидесятых годов XIX воса. Феномен самосознания в аспекте филологической герменевгики. Новосибирск, 1999) это слово используется в таких ко.мбинациях: "Пространство демократической критики совмещено с пространством общественной жизни и почти разъединено с собственно литературным" (с. 7); "Идеальное, историческое и биографическое пространства совмещаются здесь в единое, по сути - дпЛфологическое" (с. 141); "повествовательное пространство" (с. 286); "пространство текста" (с. 287); "информационное пространство романа" (с. 297) и др.

Фрэнк Д. Прог. ранственная форма в современной литературе // Зарубежная эстетика и теория литературы XIX - XX веков; Трактаты, статьи, эссе. М. 1987. С, 213.

Для пост1\юдернизма такая исследовательская установка невоз.люжна. И, Ильин приводит .мнение голландского исследователя Д, Фоккемы; ",, постмодернистский «взгляд на мир» отмечен убеждением, что любая попытка сконструттровать «.\юдель .мира» - как бы она ни оговаривалась или ограничивалась «эпистемологическими сомнения.ми» - бессмысленна" (Ильин И Постструктуралпзм. Декоиструктивизм. Постмодерн1К!м. М., 1996. С. 212). фундаментальные параметры мировидения, и позволяет «воочию» проследить его излтенения.

Анализ текста «сквозь призму "пространственности"» практикуется в различных аспектах: выявляются шгдпвиду альиые или универсальные психофизиологические начала творчества"", его национальная или эпохальная специфика'*л, мифопоэтические и архетипические основы''л и т. д. Нас будет интересовать не тот или иной конкретный аспект пространственности, а их единство, соответствующее сложной природе творчества; так что в самом общем виде семантика понятия «пространство» для нас совпадает с понятием «мир». Такая установка определяется не только недостаточностью потенциального исследовательского результата каждого подхода в отдельности, но и спети'|фикой объекта - чеховского творчества с его органичной внутренней цельностью и всестороннет! урав1ювсшенностью.

Уже предпринимались попытки целостной характеристики пространственной структуры псковского творчества'*'', в определенной степени спровоцированные беглым замечанием М.М. Бахтина, которьй! вписал Чехова (наряду с Гоголем,

Тургеневым, Г. Успенским, Салтыковым-Щедриным) в разряд авторов, чьи про1тзведения характеризуются хронотопом «провинциального городка»''7 Споря с этим утверждением, И.Н. Сухих обосновал другое: Чехов открыл для русской литературы «хронотоп "большого города"», преодолевший «замкнутость и

46 г однородность хронотопов его предшественников» . 1 ем самым оыло уточнено

См., например, статьи В.Н Гопорова: "Об индивидуальных образах пространства: ""фСНОмСН Батснькова"; "О психофизическо.м" ко.мпонентс поэзии Мандельштама"; "О "поэтичееко.м" об|)азе моря и его психофизических основах" // Миф. Риту-ал. Си.мвол, Образ: Исследования в области мифопоэтичестдаго. М., 1995. С. 446 - 475, 428 - 445, 575 - 622.

В качестве атплизирз'емого "текста" здесь часто выстз'пают широкие оби5екультурные яв.ле-нии. См. зжазанные работы Д.С.Лихачева и Ю.М.Лотмана, а таюке: Гачев Г.Д. Европейские образы пространства и времени // Кзльтзра, человек и тсартина мира. М., 1987. С. 198 - 226; Бергер Л.Г. Пространстве!И1ЫЙ образ мира (парадигма познания) в стрзлстуре худоисественного стиля // Вопросы философии 1994. № 4, С. 114 - 128; Мильдон В,П. Образы места и времени в классичестсой рз'сской дра.мс: .А.втореф. дис. <.> до)ст, филол. нау'к, М., 1995; Кожуховская Н.В. Эволюция чз'вства природы в рз'сской прозе XIX века. Сыктывкар, 1995, и др.

См.; Топо]юв В.Н. О структуре ролтана Достоевского в связи с архаическими схемами мифологического мышления ("Преступ.ление и наказание") // Миф. Ритз'ал. Символ. Образ. С. 193 - 258. В тако-М ключе рассматривается пространство во мтюгих современных исследованиях. посвящениьт\ творчествз' различных писателей.

Анализ более или .менее локальных аспектов пространственности, рассматриваемых спеттиально или "попутно", предпринимался несравнимо чаще (см. работы АН. Ска(1)тымова, Б.И. Зингермаиа, -'.М. Цилевича, В,Л. Линкова, A.C. Собенникова, И.И. Ищзлс-Фадеевой, Л.С. Левтгган, Л.А. Давтян и лптогих дрзтих).

Бахтин М.М. Вопросы литератзфы и эстетики. М., 1975. С. 396.

Сухих И.Н. Указ. соч. С. 139. ' наблюдение М.П. Громова о центральной роли образа города в творчестве Чехова'". При этом исследователи имели в виду лишь суть чеховского пространства, не претендуя на его детальное рассмотрение. .Эта задача была поставлена в кандидатской диссертации М.О. Горячевой. В ней бьию убедительно доказано, что «категория пространства относится к доминантным характеристикам чеховского художественного мира»'*Л, прослежены способы презентации пространства в прозе и драме (в том числе соотношение «прямого» и «косвенного» изображения пространства), принципы пространственной характеристики персонажей; рассмотрены некоторью основные черты «пространственной модели мира у Чехова и своеобразие ее наполнения»: ее внутренние параметры («размерность», членение), «наиболее значимые пространственные единицы»"'л, их семантика и взаимодействие, в том числе в составе оппозиций «столица - провинция», «дом - мир», «родина - чужбина» и т. д.; выявлены главные направления эволюции чеховского «пространственного мира» («увеличивающаяся неконкретность ремарок» в драмах, «постепенное расширение поля действия»л и др.); показана биографическая и психологическая обусловленность пространственных черт художественного мира Чехова.

Однако констатирующий и систематизирующий характер работы в определенной степени ограничивает значимость сделанных наблюдений и выводов, которые порой не вполне определенны и даже противоречивьг'. Преобладающий в работе «суммарный» взгляд на творчество Чехова обусловливает весьма произвольньгй выбор произведений для анализа и предельную обобщенность отмечаемых тенденций развития, которые к тому же вообще по существу опровергаются таким утверждением: «.Пространственная структура, сложившаяся в ранний период творчества, впоследствии у Чехова практически не изменилась, несмотря ;;а обище тенденции к

Громов Ш.П. Повествование Чехова как художественная система // Современные проблемы .яитератз'ровсдсния и язьп<ознания. М., 1974. С. 307-315. л Горячева М.О. Проблема пространства в хз'дожественном мире А.П. Чехова: Автореф. дис. <.>канд. филол. наук. М. 1992. С. 16.

Та-м же. С, 6, 8.

Там же. С, 5. 6. Так, утве1зжлсние в последней главе, что ¡3 "художественных произведениях (Чехова. - Н.Р.) ощз'щение и понимание большого пространства далеко не однозначно. При его описании у Чехова встречается самый разнообразный спектр настроений" (там же. С. 14), по сути перечеркивает предыду'щие достаточно определенные трактовки "большого пространства" как позитивного, а ".малого" - как негативного по семантической наполненности; утверждение, что "столица является не только сосредоточением культ}'рьг духовности, с ней связывается представление о настоящей, гармоничной жизни вообще" (с. 10) нуж.л'яется в уточнении, кому принадлежит это представление - героям или автору; и т. д. расширению пространственного мира и подробному его описанию»'л. Поэтому ценность данной работы определяется для нас верным обозначением проблемы, попыткой систематизировать парадигматику чеховского пространственного мира, но прежде всего выявлением потребностей и направлений дальнейшего исследования, которьими определяются задачи диссертации:

- углубить осмысление «поэтики пространства» до уровня основных бытийных представлений Чехова и уяснить суть и этапы его мировоззренческой эволюции;

- проследить связь изменений пространственной интуиции с творческим развитием Чехова, по возможности обогащая интерпретацию его произведений;

- предложить периодизацию чеховского творчества, опирающуюся на динамику его архитектонических принципов;

- исследовать пространственный аспект творчества Чехова в контексте русской и зарубежной литературы, и в частности уточнить специфику чеховской драматургии по отношению к европейской и русской «новой драме»;

- через категорию «пространственная модель мира» обоснованно определить положение Чехова в культурном процессе эпохи и в дальнейшей перспективе.

Вопрос о пространственной модели мира особенно важен применительно к Чехову потому, что ему принадлежит по1раничное место между классическим периодом и эпохой модернизма. Это наглядно проявляется в сфере восприятия и художественного воплощения пространства, наиболее полно и непосредственно отражающей соотношение человека и мира. В самом общем виде разграничение между Х.1Х и XX веками проходит по линии признания объективности пространства или отказа от нее в пользу его субъективной относительности и далее произвольности. Чехов в это.м плане занимает особо уравновешенную позицию, суть которой сводится к сочетанию несомненной объективности и материальности пространства с активной и внутренне сложгюй ролью в нем человека. Такая позиция в значительной степени обусловлена глубоким воздействием принципов естественнонаучного мышления. На этом необходимо остановится подробнее, поско]иЛку вопрос о мировоззрении Чехова в последнее вре.мя приобрел новую остроту.

Еще современники усматривали странное противоречие между уникальной тонкостью и гармоничностью чеховского художественного строя и «приземленными» материалистическими взглядами писателя. Известно непримиримое отношение Л. Толстого к «прямо ложному миросозерцанию» Чехова - «низменному.

Там же. С. 9. материалистическому, самодовольному»; «одно сокрушало Л.Н. в Чехове - его неверие, а главное - слепое рабство перед наукой», - вспоминает современник

Очевидно, что подобное отношение в немалой степени базируется на одностороннем предсгавлении о самолд «материализме», которое, несмотря на «переключение знаков», не было существенно изменено и в советском литературоведении. Бытовавшая в нем устойчивая схема «материализм как основа реализма»лп ориентировалась прежде всего на идеологическую прагматику, доказывая причастность Чехова к социальиокрит1И1еским и нравственно-воспитательным задачам литературы. Материализм же при этом рассматривался суммарно, как синоним «верного мировоззрения», обеспечивающего в целом «правдивосгь» изображения.

Этапной явилась книга В.Б. Катаева «Проза Чехова: проблемы интерпретации», где материалистическая, естественнонаучная ориентация Чехова была детализирована как источник двух основных принципов - «гносеологического и индивидуализируюи1его»; они «предстают как система координат, в которой строится чеховский мир»л\ Но, несмотря на многолетние усилия в изучении вопроса о

56 чеховском материализме и его соотношении с творческими принципами , он еще весьма далек от той ясности, которая видится Т.П. Маевской, утверждающей: «Зйггсратурно-эстепшеский аспект соотношения Чехова-медика и Чехова-художника

Л.Н. Толстой и А.П. Чехов: Рассказывают современники, архивы, музеи. М., 1998. С. 303, 288.

Эта фор.мула восходит к XIX веку. Так, Д.Н. Мережковский в статье "О причинах упадка и новьгч течениях современной литературы" (1892), отмечая приверженность "толпы" реализму, объяснял это тем, что "хз'дожественньй-í материализм соответствует наулшо.му и нравственному .материализ.му" (Мережковский Д.Н. Полн. собр. соч. СПб., 1912. Т. 15. С. 245). " Катаев В.Б. Проза Чехова. С. 140.

Слг: Гольцев В.А. А.П. Чехов // Рус. мысль. 1894. X» 5. С. 48; Гроссман Л. Натуфализм Чехова // Гроссман Л. Собр. соч.: В 5 т. М. 1928 Т.4. С. 1Q9 - 236; Роскин А.П. А.П. Чехов. М., 1955; Меве Е.Б. Медицина в творчестве и жизни Чехова. Киев, 1961; Романенко В. Чехов и на\т<а, Харьков, 1 эЗ; Громов Л.П. Годы перелома в творческой биографии Чехова: Автореф. дис , <.> докт. филол, наук. М., 1964; Ус.манов Л.Д. Художественные искания в рз'сской прозе конца XIX века. Ташкент, 1975; Шу'бин Б.М. Доктор А.П. Чехов // Шз'бин Б.М. Дополнение к портретам. М., 1985. С. 108 - 222; Чудаков А.П. Мир Чехова: Возникновение и утверждение. М., 1986; Громов М.П. Книга о Чехове. М., 1989; Грачева И.В. А.П. Чехов - естественник и художншч // О поэтике А.П, Чехова. Иркутск, 1993. С. 4 - 22; Долженков П.Н. А.П. Чехов и позитивиз.м. М., 1908; Головачева А.Г. О тех, кто читает Спенсера: (Чехов и его герои накануне XX века) // Вопр. лит. 1998. Хл 4. С. 160 - 178; Proyard. 1. AjTton Сехо\- et Herbert Spenser. Préinieres invéstigaüons // Éщdes slaves. París, 1982. Liv. 1-2. Mélanges Piérre Pascal.P.177 - 193; Пруайяр Ж. Антон Чехов и Герберт Спенсер; (Об истоках повести "Драма на охоте" и сз'дьбе мот1И5а грации в чеховскол! творчестве) // Чеховиана: Чехов и его окруокение. М., 1996. С. 213 -230; и др. В современном чеховедении разработан широко и спорных проблем здесь почти не осталось»л'.

Мировоззренческие основы творчества Чехова исследователи последних лет предпочитают отыскивать в релиыюзных представлениях. Отражением этой тенденции может служить эволюция взглядов В.Я. Линкова, который в 1977 году считал основным у Чехова утверждение «осмысленной жизни в понимаемом мире»лл, а спустя 20 лет скорректировал свою позицию") следующим образом: «Чехов не был верующим, но воспринятые с детства христианские этические ценности были для него глубоко органичны; у чего было христианское понимание проблемы человеческого достоинства, конечной мерой которого не могут служить успехи и достижения в мире. Ценность, значение человеческой личности в ее отношении к Богу»л''. Эта тенденция в той или иной мере проявляется во многих исследованиях. Так, по мнению^ СБ, Тихомирова, у Чехова «приверженность религиозному традиционализму, как приходится признать, не ограничивается его нерастраченной с возрастом любовью к церковному пению и колокольному звону.,,»'". Преимущественно христианские основы чеховской аксиологии исследуются в монографии A.C. Собенникова «Между "есть Бог" и "нет Бога".,.» (Иркутск, 1997). К библейским и евангельским истокам проблематики или поэтики Чехова особенно часто обращаются пишущие о произведениях, где религия тематизирована и где Н.М, Зоркая усматривает бесспорное свидетельство «глубокого христианского, hcthihio православного сознания автора, укорененного в вере отцов, в святоотческом предании ,,,»''', Как отмстил А.П, Чудаков, Чехов «из врача, естественника, атеиста <. > стремительно превращается в верующего христиангша» "'л.

Подобные исследования, бесспорно, способны обогатить интерпретацию чеховских произведений, но не сголько путем углубления в авторскую онтологию. Маевская Т.П. Д,Н,Овсянико-Кул1и<овский об эпохе и .титературно.м процессе 80-х годов XIX века // Весник Харк1вського зтпвереитету. № 411. Сиадгцииа Д.М.Овсяиико-Куликовського та сучасна ф1лолог1я. Харкш, 1998. С. 159.

Линков В.Я. Чехов - писатель "эпохи всеобщего обособления" // Русская литература 1870 -1890 годов. Сверд.ювск. 1977. С. 103.

Линков В.Я. Чере,з со.\шения к "Богу живого человека" .// Чеховиана: Мелиховские «труды и дни», С. 116.

TnxoimpoB СВ. "Черньит монах": (Опыт са.люпознания .мелиховского отшельника) // Та.м же, С. 42. л' Зоркая Н.М. Чехов и "серебряный век": некоторые оппозиции // Чеховиана: Чехов и "серебряный век". М., 1996. С. П.

Чудаков А.П. «Между "есть Бог" и "нет Бога" лежит целое громадное поле. » // Новый мир. 1996. Хл 2. С. 186. сколько благодаря расгиирению культурного контекста самого восприятия, обнаружению авторитетных параллелей и ассоциаций. Они не снимают вопроса о естественнонаучной, материалистической ориентации Чехова, а попытки истолковать ее, но примеру биографической повести Б. Зайцева, как всего липгь неосознанное прикрытие глубинной религиозности. сопряжены с игнорированием его неоднократных и недвусмысленных признаний на .этот счет, с совершенно безосновательным недоверием не только к тем, кто его знал*''*, но и к его собственному самосознанию и самооценке. Следовало бы лучше попытаться понять, какими своими внутренними потенциями естественнонаучное мировоззрение Чехова могло послужить основой его творчеству, выяснить, на чем держалась его неизменная приверженность этим взглядам. Такой вопрос вовсе не является умозрительным: на Чехова проецируется ситуация нашего времени, когда единственную позитивную опору для человека многие вновь склонны усматривать в религии, и творчество Чехова становится своеобразным по.пигоном для испытания верности такой позищиг

При этом речь должна идти не о «научном методе» в творчестве Чехова, как и не об отдельных медицинских и естественнонаучных реалиях в его произведениях. На наш взгляд, суживает проблему подход Е.П. Червинскене, усмотревшей «научное мышление» Чехова в опоре на научные данные, в «признании им ограниченности человеческих знаний», «в проверке им любых истин жизненным опытом, в низведении "высокого", отвлеченного к обыденно-конкретному» и «в его отношении к метафизическим проблемам»''л Это привело исследовательницу к весьма

По существу близок к этой точке зрения Я. Шестов, в статье "Творчество из ничего" с экзистенциалистских позиций парадоксально объяснявший приверженность Чехова "позитивистическому материализму" ("и.менио позитивистичеекому, то есть ограничегиюму. не претендующему на теоретическую законченность") его глубокой внутренней враждебностью этой "бездушной и бессловесной" философии как "сильному, но честному противнику'", не пытающемуся замаскировать трагизм человеческого существования, а прямо отражающему "страишую зависимость живого человека от невидимых, но властных и явно бездушных законов природы". "Паука отняла у него все" (то есть все иллюзии относительно человеческого существания), но и.уюиио эта безнадежность породила "характерное д.ля пего и не повторяющееся у других сочетание «трезвого» .материализма с фанатическим упорством в искании новых, всегда окольнььх и проблематических путей" (Шестов Л. Собр. соч.; В 6 т. Т. 5. СПб., б.г. С. 52-60).

Из всех писателей, ученых, ярких и знаменитых светочей интеллигенции. !чОторых мне случа.тось знавать в жизни, - писал А. Амфитеатров, - я не люгу вспомнить ума, .менее мистического, менее нуждавшегося в рели1ти-1, более стройного и последовательного в . .материалиЗ|ме. <.> Он был не то, что атеист <.> Восптгганный положительною наукою, врач и естествовед, Антон Павлович, один из величайших аналитиков всемирной литературы, не признавал решительно никаких метафизических априорностей» (Амфитеатров .А. Собг соч. СПб. 1896. Т. 35. С. 224). °л Червинскене Е.П. Указ. соч. С. 49, 52, 53. сомнительному выводу об «ограничении творчества» Чехова «обычным, повседневным, будничным»''*', к фактическому обеднению его содержания. В той или иной степени этого не избежали и другие чеховедь/". В их, .зачастую взаимно противоположных, суждс1И1ях очевидна одна общая тенденция - сведение естественнонаучных основ мышления Чехова к тем или иным частностям, та.к или иначе - сужение проблемы. Для ее решения необходимо, на наш взгляд, рассматривать не отдельные, хотя порой и весьма существеннью, элементы творческого мышления Чехова, а глубинные мировоззренческие принципы, определяющие личную онтологию писателя.

В отличие от своих великих современников - Достоевского и Толсгого - Чехов не столько выступал против тенденций времени, полемически оаталкиваясь от них, сколько выражал эти тенденции, аккумулировал их в собственной личности, при этом выявляя в них наиболее позитивное и перспективное содержание. Основные из этих тенденций, индивидуалистическая и материалистическая (и для Достоевского, и для Толстого выступавшие как наиболее тревожные знамения XIX века), стали базой чеховского мировоззрения, порой вступая между собой в кризисный конфликт, но в

Там же. С. 54. В книге "Проза Чехова; проблемы интерпретации" В.Б. Катаев г.лубоко, но несколько односторонне акцентировал гносеологическую проблематику "паушого мышления", осветив творчество Чехова как его "художественный эквивалент" (Катаев В.Б. Указ. соч. С. 114). И.П. СЧхих, характеризуя "художественную философию" "Чехова с его естественнонау-чны.м Лшровоззрением", сближает ее с "обыденныдЕ сознанием" на основании прежде всего отка;;а от решения вопросов, выходящих за рамки эмпирического опыта человека (см.; Сухих И.Н. Указ. соч. С. 146 - 176). М.П. Гро.мов связывает "структуру чеховского повествования, при поверхностно.\'[ подходе - фрагментарную и разрозненную, но единую и целостную по существу", с "мышлением врача", которое "является научным как раз потому, что развивается и совершенствуется в накоплении повторяющихся с.лу'чайностей; их статистическое множество обобщается в опыте, в систематическо.м знании человеческой природы и психологии" (см.: Громов М.П. Книга о Чехове. С. 129-130). И.В, Грачева в статье "А.П. Чехов - естественник и художник" сводит проблему к отражению в чеховских произведениях (их тематике и принципах изображения) современнььх сстественнонаушых теорий. А И. Гурвич. критикуя тех чеховедов, которые |)ассматривали п|Х)блему "искусство и научное знание", сам отличается от них не пони1\итнием сути естественнонаучного мышления и его роли для '-(ехова, а лишь тем, что отказывает Чехову в приоритете по указанным этиЛн-1 исследователяЛги параметрам, находя подобные черты у предшествующих русских классиков, и по.лемически преуменьшает значеште науки для чеховского творчества; "Уважение Чехова к науже - безусловное, и как бы в противовес это.му, отделение материи искусства от научности - максимальное" (Гурвич И. Чехов; от поэтики к эстетике // Изв. АН. Серия лит. и яз. Т. 56. 1997. X» 4. С. 28). Прямо противоположного мнения придерясивается МП. Громов; "Чехов не только не видел разницы между искусство.м и иазжой - он в принципе отрицал ее, считал эту разницу второстепенной и несущественной; формула и слово, образ и абстракция в его глазах равноправны как формы общего знания, которым положительно ие из-за чего воевать между собой" (Громов М.П. Указ. соч. с. 135). конечном счете выстраиваясь в органичное целое, неразрывно связанное с его художественно-эстетическими принципами.

Индивидуализм, для русского менталитета сопряженный с негативным понятием эгоцентризма, у Чехова свободен от- этого оттенка и скорее родствен с персонализмом''л основываясь на чувстве личности, представлении о ее значимости в мире. Он питался природной одаренностью, укреплязюя в борьбе с домашними обстоятельствами, особенно в годы одинокой таганрогской юности после вынужденного отъезда семьи в Москву, и в дальнейшем, до конца жизни, подкреплялся положением фактического главы большого "клана", ответственностью за других. Учеба в университете также оказалась питательной почвой для такого индивидуализма, познакомив Чехова с целым рядом ярких личностей профессоров, сфор.мировав его интерес к выдаюидимся исследователям природы, в которых он видел подлинных героев своего времени.

Индивидуалистическая тенденция, таким образом, рано соединилась для Чехова с материалистической, естественнонаучной. Этому способствовал и опыт вхождения через малую прессу в большую литературу, который как бы наглядно демонстрировал действие принципа естественного отбора. Он достаточно серьезно сформулирован Чеховым в одном из юмористических рассказов («Талант», 1886), где говорится о «законе, по которому из сотни начинающих и подсиоир/х надеэюды только двое, трое выскакивают в люди, все :же остальные попадают в тираж; погибают, сыграв роль л И.менно индивидз'ализ.м является, по мнению В. Набокова, главным качество.м Чехова: "Прежде всего он был индивидуалисто.м и художником" (Набоков В. В. Лекции по русской литературе: Чехов Достоевский, Гоголь, Горький, Толстой, Тургенев. М., 1998. С. 320). Такой позиции придерживается и Р.-Д. Клюге, который в монографии "Anton P.Cechov. Еше Einfàihnmg m Leben und Werk" утверждает, что Чехов ближе совречклнному западно.м}' индивидуализмл', чем русской идее соборности. Американский чеховед В. Гольштейн по поводу несогласия Б.И. Зингермана с трактовкой Чехова в индивидуалистическом ключе Т. Манном пишет: "Задача "выдавить из себя раба" и стать личностью - безусловно индивидз'алисти'юская. В дашюм случае и Манн, и Чехов говорят на одно.м языке, даже если он и восприни.мается современным ученым как "индивидуализм 19 века" (Гольштейн В. Жертва и до.лг в "Дяде Ване" //Рус. .лит. 1998. № 2. С. 71). Т.И. Печорская, анализируя "феномен самосознания" разночинца, указывает на иопу.лярность среди "шестидесятников" "идеи самопостроения личности", которая, очевидно, яв.тяет'ся родовой принадлеяп-юстью разночинцев (Печерская Т.И, Разночинцы шестидесятых годов XIX века. Феномен самосознания в аспекте филологической герменевтики. Новосибирск, 1999. С. 56); так что чеховский индивидуализ.м, помимо чисто личностных, имеет еще и социальные истоки.

Это явление родственно от.меченно.му L.C. Померанцем у Пушкина' "Индивидуализ.м Пушкина, его чувство собственного достоинства и правоты собственного суда <.> ближе к индивидуализму Розрождения, <.> че.м к эгоиз.му Байрона, оли:.;Литйству Гете, эготизму Стендаля и т.п." (Номеранц Г.С. Открытость бездне. Встречи с Достоевским. М., 1990. С. 30). мяса для пушек .»''". Чехову довелось своей жизнью проиллюстрировать испытанное на собственном опыте и возведенное на личностный уровень дарвиновское учение. Не удивительно, что естественнонаучный материализм, с существенным, особенно на первых порах, оттенком позитивизма, прочно вошел в его сознание. Имена Дарвина, Спетгсера, Бокля стали для него ориентирами, что особенно заметно в проспекте научного исследования «История полового авторитета», составлявшемся в 1883 году. Научные замыслы совпали с началом шюательства не только по времени, но и по базовым мттровоззренческим принципам.

Но мере роста литературной известности Чехова возрастало и его самосознание; во второй половине 1880-х годов - в «"переломный" чеховсктий период»", это привело к глубокому кризису его представлений о месте человека в мире, потребовавшему для сдерживаптта индивидуалистической тенденции обращения к идеям Спинозы, Паскаля, Марка Аврелия, к Екклезиасту (непосредственно или через творчество Тургенева, Флобера и других писателей). Этот кризис отразил не крушение, а усложнение материалистических воззрений Чехова и повлек за собой их дальнейшее развитие, что во многом совпадало с процессами в самом материализме. Они находили отражение в научно-философской литературе и журнальных публикациях, за которыми и в послеуниверситетские годы следил Чехов. Так, В. Лесевтш в пространной статье «Что такое научная философиял» свидетельствовал о глубоких изменениях в той сфере, где под названиями «позтггивизм», «пололчительное знание» объединялись материалистические по своей сути течения: «.Контовская ветвь позитивизма зачахла и высохла», но разросся «более широкий и глубокий позитивизм», опирающийся на «устюхи т1аучного знания»''л.

Используемое Лесевичем обозначение «научная философг1я» было бы удобно для характеристики мировоззрения Чехова, позволяя не дифференцировать в нем материалистические и позитивистские элементы, на практике сосуществовавшие в тесном взаимопроникновении''''. Верность Чехова этому мировоззрению в знач1гтельной мере была обусловлена сложностью и мно 1-огранностью самой «научной Чехов ,4.П Поли, собр. соч. и писе.чг В 30 т. М. 1974-1988, Т,5, С, 280, В дальиейтпем цитаты из сочинений и писем Чехова приводятся по этому изданию с указанием тома и страницы в скобках (для писем - с буквой П,), " Сз''хих И.Н, 'л''каз, соч, С. 66, Рус. мысль. 1888. № 1. С. 12. '' В мотюграфии П.Н. До.лженкова "А.П. Чехов и позитивизм" в силу ужазанной причины границы исследуемого понятия оказываются не всегда достаточно четкими. философии» на исходе XIX века, далеко ушедшей от того вульгарного материализма, которым увлекалось «базаровское» поколение 1850-1860-х годов.

Главное, что усвоил Чехов от своего медицинского образования, материалистическое представление о мире, незыблемое и органичное для него не только в 1880-е годы, когда он по поводу романа П. Бурже «Ученик» писал A.C. Суворину: «.Материалистическое направление - не школа и не направление в узком газетном смысле; оно не есть нечто случайное, преходящее; оно необходимо и неизбежно и не во власти человека. Всё, что живет на земле, материалистично по необходимости» (П., 3; 208). Эта материалистическая основа, благодаря учению Дарвина, сразу была обогащена для Чехова взаимосвязангшши идеями единства всего природного мира и его развития, процессуальности. Именно успехи естественных наук обеспечили, как отмечалось в статье с подписью Г.Л. «Кризис философии классического идеализма в Германии», «понимание процесса», «возможность понимать взаимную связь и зависимость явлений <. > всего мира», «понимать мир как целое, не нуждаясь для этого в каких-либо измышлениях от своего разума»'''. Главное философское завоевание дарвинизма - историзм как характеристика самой материи'"' -придало материалистической философии глобальную масштабность, открыло совершенство, имманентную гармоничность материальных законов.

На этом системном, целостном, закономерном представлении о мире основывается присущий Дарвину оптимизм, касающийся не только прогресси.вного развития природного мира, но и возможностей его познания человеком: «.Мы можем с некоторою уверенностью надеяться на будущность (развития «естественной цепи зарождений». - Н.Р.) столь же тюизмеримо долгую, И так как естественный подбор действует лишь на благо каждого существа и в силу этого блага, то все телеснью и умственные качества должны постоянно подвигаться к совершенству»; «в отдаленном будущем, предвижу я, для исследования откроются еще новые, еще более важнь!е области»"'. Этот оптимизм был характерен не только для учения Дарвина, но вообще Сев. вестник. 1889. Хз 4. С. 28, 29. В статье М.А. "Чарльз Дарвин и его теория" "философские заслуги" ученого усматривались ичаенно в принципе историзма: "Проведенный Дарвином в биологии принцип, что всё настоящее есть результат прошедшего, что оно сеть развивающееся <. > прошедшее, что между прошедшим и настоящим существует неразрь1вная генетическая связь", пробился и в другие отрасли наук и усвоен "всем современньгм мировоззрением" (рус. .чгысль. 1890. Х2 6. С, 84, 85). "С дарвиштзмо.м естествознание стало - не на словах только, а на деле - естественною историей", - писал К.А. Тимирязев в статье "Опровергнз-т ли дарвинизм'.'" (Рус. мысль. 1887. ХУ 6. С. 8). Дарвин Ч, О происхождении видов путе.м естественного подбора. Изд. 2-е. М., 1865. С. 386.

ДЛЯ эволюционизма, который связывался с именем Спенсера и являлся основанием для представлений о прогрессе как всеобщей форме развития мира. Вера в благую для человека эволюцию пронизывает замысел научной работы Чехова о «половом авторитете», проявляясь в ее центральной идее; природа, «стремясь к совершенному организму», идет к преодолению неравенства мужчины и женщины (П., 1; 64). Человек включен в общий эволюционный поток, образующий естественное ириродно-материальное «всеединство». Нарисованная Спенсером картина эволюции создавала впечатляющий своей масштабностью образ движущегося, пульсирующего мироздания, пронизанного единым «ритмом во всех частных изменениях

77 тт повсюду во вселенной.» , Но спенсеровская картина мира основывалась на разделении сфер познаваемого и непознаваемого, на агностическом противопоставлении областей научного исследования и религиозной веры в Абсолют. Чехов вслед за Дарвином усваивает идею эволюции в более цельной, всеобъемлющей и последовательной форме, без феноменалистических ограничений позитивистского «двоемирия».

Агностицизм актуализировался для Чехова лишь в кризисный период второй половины 1880-х годов; но и тогда речь для него не шла о мистическом «непознаваемом», вместо которого мыслилось лишь непознанное. Так, в письме Суворину (ноябрь 1888 года) по поводу статьи Д. .Мережковско! о Чехов рассуждает об ограниченности науки: «Горячим головам хо11ется обнять научно необъятное»; «нам только известно, что сочетание есть, но порядок этого сочетания скрыт от нас»(Н., 3; 53). Однако характерно, что при этом разговор идет о законах человеческого творчества и именно оно, а не нечто надчеловеческое, оказывается загадочным, непостижимым. Метафизика остается чужда Чехову и в дальнейшем: и тогда, когда он заносит в записную книжку: «Ни одна наша смертная мерка не годится для суждения о небытии, о том, что не есть человек» (17, 101), тем самым по существу отказывая в реальности (как «небытию») всему не укладывающемуся в жизненные «мерки»; и тогда, когда в 1897 году уклоняется от переписки с увлекиюйся «ясновидением» М.В. Киселевой (П., 7; 122); и тогда, когда в 1902 году скептически отзывается в письме к СП, Дягилеву о «религиозном движении в России» (П., 11; 106).

Одной из острейишх проблем, связанных с научным мировоззрением, была возможность безрелигиозного обоснования нравственности с опорой только на научное знание, К.Д, Кавелин, знакомством с которым гордился герой «Скучной Спенсер Г. Основные начала. СПб., 1897. С. 448. истории», объяснял усиление религиозных исканий в обществе как попытку людей 1880-х годов компенсироватъ разочарование в «эпохе реформ» интенсивностью д\осовно-нравственной жизни. Обращение же при этом именно к религии представлялось ему скорее данью традиции, поскольку потенциал науки в этом отношении еще недостаточно раскрыт: «Наука, в своих заключениях, по своим приемам, неотразима, а между тем, она не удовлетворяет, оставляет какие-то душевные потребгюсти без объяснения и без ответа. В этом, очевидно, есть какое-то противоречие. Знание, обнимая всю жизнь природы и человека, должно найти в своих рамках место для всех явлений, всех выражений и потребностей человеческой природы»'\ Если в «Скучной истории» отражен переживаемьпй Чеховым, как и его современниками, момент кризисного сомнения в возможностях для человека найти духовную опору в научном мировоззрении, то вся его жизнь и творчество являли собой образец именно такого безре)И1гиозного построения личной нравственности.

Сциентизм остается устойчивой константой чеховского мировоззрения, восходящей отчасти к позитивизму, но в основном к живой реальности современной ему, бурно развивающейся науки. В проспекте работы о «половом авторитете» «головы Ньютонов», «приближаю)диеся к совершенному организму», практически выступают как цель всеобщего развития, а «история знаний» красноречиво увенчивает собой «лестницу» этапов эволюции'л. В бесспорную заслугу Бурже, при всех претензиях к его «Ученику», Чехов ставит то, что «он так полно знаком с методом естественных наук и так его прочувствовал, как будто хорошо учился на естественном или медицинском факультете» (П., 3; 207). В очерках «Из Сибири» вина ученого, случайно вызвавшего лесной пожар, полностью окупается его научными трудамилл". И за несколько лет до смерти «работать для науки» означало для Чехова «счастье» (П., 10; 54). Показательно также, какое большое значение придавал он своему во многом научному труду - книге «Остров Сахалин», - предвкушая: «.он жил бы после .меня сто

Рус. мысль. 1888. №4. С. 102. 'л 'После зоологии - займемся антропологией <.> За сим заЙ1ме1\юя историей вообще и историей знаний" (П., I, 64). л" Здесь .можно узнать отголоски идеи Бокля, в своей трактовке прогресса утверждавшего превосходство знания над нравственностью: "Действия дурных людей производят зло только временное, действия хороших - добро только временное <. > Но открытия великих людей никогда не покидают нас - они бессмертны." (Бокль Т.Е. История цивилизации в Англии: В 2 т. СПб., 1896. Т. 1. С. 91). лет» (П., 5; 266); и это при том, замечает И.Н. Сухих, что «своим рассказам Чехов предсказывал не столетнюю, а семилетнюю жизнь»Л'.

Отголоски позитивистского агностического феноменализма можно обнаружить в эстетике и творчестве Чехова лигиь в «снятом» виде, без исходного допущения о метафизическом Абсолюте. Таково предпочтение им субъективно-гносеологических проявлений персонажей, созвучное, например, принципу Авенариуса не вьюказываться о существующем (о бытии), а говорить только о том, как оно нами мыслится (об этом писал позитивист В. Лесевич в уже цитировавшейся статьелл). Таково и непривычное для «высокой» литературы внимание к подробностям жизни, к ее отдельным явлениям (что A.n. Чудаков определил как принцип «случайностности» в поэтике Чехова). В этом ряду можно назвать и своеобразный чеховский «символизм», вырастающий из реальной эмпирической действительности, выявляюицяй ее собственную значидюсть.

Уже у Спенсера .это присутсгвовало в качестве программного намерения, невыполнимого для него в силу философского двоемирия: тех, «кто приписывает происхождение многосложных явлений силам, одинаковым с силами, производящими простейшие явления», обвиняют в материализме. Но это, замечает философ, «означает не столько уважение к неведомой при'итне, сколько неуважение к обыденным формам, в которых неведомая причина прояв.пяется нам. <.> Путь, которым предполагаем идти мы, ведет не к унижению того, что называется высшим, а к возвышению того, что называется низшим»''*'. В дарвинизме и следующей ему «научной философии» это было реализовано благодаря представлению о единстве мира как объективной природной дапности*''*, которая постигается человеком.

Чехову оказался близок сам принцип научного мышления, которое K.P. Поппер определяет как «критическое», в противоположность «догматическому»''''. Сухих И.Н. Указ. соч. С. 83).

См.: Рус. мысль. 1889. 10. С. 17. л" Спенсер Г. Указ. соч. С. 465.

Невозможно согласиться с C.B. Тихомировым, кото1зый отрицает "двоемирие" у Чехова (относя эту позицию только к его героям) литиь в пользу безнадежного агностицизма: "говорить о двойственности природь! у Чехова нет оснований. Сама по себе она так и остается непознанной и неизвестной" (Тихомиров С В Природа в сознании героев А.П. Чехова // Вест. МГУ. Сер. 9. Фило.логия. 1986. Уз д. с, 22).

Догматическая позиция <.> связана с тенденцией верифицировать наши зат<оны и схемы, с попыттсами примстшть и подтвердить их и даже пренебречь их опровержениями, в то время как к|зт1тическая no3HTVHfl означает готовность изменить их, проверить их и, если это возможно, фальсифицировать их. <.> Критический подход можно описать как сознательнчю попытку подвергнуть наши теории, наши предположения всем трудностям естественного отбора" (Поппер K.P. Предположения и опровержения. Рост научного знания // Феномен человека: Антология. М. 1993. С. 157, 150).

Критическому подходу» свойственна та «воля к сомнению», которая, по мнению Б. Рассела, создала современную науку с ее объективными методами мышления, предусматриваюш,ими «умение взвешивать все существенные факторы, выслушивать каждую из сторон», «отказываться от не оправдавших себя концепций»^''. Очевидно, что недогматический, неавторитарный принцип повествования, особенно контрастно выделявшийся на фоне позднего творчества Толстого, опирался у Чехова не только на особенности личного психологического склада, но и на подход, культивировавшийся в науке (которую с полемическим задором отрицал Толстой)'л'.

Новые методологические подходы в естествознании отражали превращение науки во всё более активную и творческую силу, двигатель прогресса, его основное - и прежде всего человеческое - начало. К концу века всё больше говорилось об антропном аспекте прогресса. В теории эволюции Спенсера и в учении Дарвина прогресс представал еще в чисто природном аспекте (Л. Толстой саркасти-юски характеризовал его суть; «человек, несомый в лодке по волнам и по ветру»**л). Но эта обезличеиность прогресса вызывала растущее неприятие. Уже у Бокля акцентировалась повышающаяся роль человеческого, сознательного начала в общеприродном процессе развития; «.средства, которыми располагает ум человеческий, стали сильнее, многочисленнее и сделались более способны бороться со всеми препятствиями внешнего мира, так как всякое прибавление к нашим познаниям дает нам новые средства, с помощью которых мы можем или управлять явлениями природы, пли <.> избегать того, чего мы не можем предотвратить <.> Из двух разрядов законов, управляющих прогрессом человечества, умственный разряд гораздо в ажнее ф из и ч ее ко го» "Л

Эта тема широко обсуждалась в прессе 1880-1890-х годов. Так, Н. Кареев в статье «История и философское значение идеи прогресса» демонстрировал подмену этой идеи в XIX веке по отношению к ее исходному значению у Тюрго: «. Идея

Рассел Б. Воля к сомнению // ТаЛ1 же. С. 163 " Вероятно, индуктивный метод, соприродный позитивистскому феноменализму и пол>/л1ивший широкое развитие в естественных на\т<ах. косвенно сказывается в недоверии Чехова к "дедз тетив ной" фор.ме повествования с иозицтит непререкае.чюго автора, в предпочтении ей "индуктивной" формы, передающей точки з])ения персонажей, складывающей общую картину из отдельных элементов; связь изменения принципов повествования (которые детально рассмотрены А.П. Чз'даковым в книге "Поэтика Чехова") с мировоззренческим развитием писателя еще ожидает своего исследования. лл Толстой Л.Н. Исповедь // Толстой Л.Н. Поли. собр. соч. (Юбилейное). Серия 1. Сочинения. Т. 23. М., 1957. С. 8. Далее цитаты ггз произведений Толстого всюду приводятся по этому изданию с указани., .м в скобках тома и страницы.

Бок.ль Г.Т. История цивилизации в Англии: В 2 т. СПб., 1896. Т. 1. С. 60. прогресса ставит истории идеальную цель, и в таком понимании прогресс осуществляется усилиями личностей, направляемыми к достижению совершенства и блага, то есть идея эта призывает человека к деятельности <.>, тогда как в понятии эволюции то, что можно назвать прогрессом, считается осуществляющимся салю собою. <.> .В этой оболочке идея прогресса неспособна уже действовать одушевляющим образом»''". Человеческий аспект прогресса акцептировался и у Ш. Летурно, лекции которого излагались в статье Э.В. «Развитие ион5ггий о нравственности»: «Мы можем <. > быть уверены в том, что потомков наших ожидает будущее, лучшее, чем настоягцее, так как, пока космические условия будут позволять роду людскому сугцествовать, он будет неустанно стремиться к приобретению всё большей и большей суммы справедливости и знания, а следовательно, и счастья»; сам прогресс представал как «длинньий путь человечества в поисках за лучшим»'". К.А. Тимирязев в статье «Опровергнут ли дарвинизм?» подчеркивал нравственную основу эволюционного учения Дарвина, которое «проникнуто одною идеей, желанием объяснить себе победу высшей силы, умственной и нравственной, над грубою, материальною силой»''Л.

Особенно четко полемика с фаталистически-биологической концепцией прогресса осуществлялась в работах американского социолога Л. Уорда, подробно освещавшихся в России. Так, некто П.Н. в статье «Прикладная социальная наука и теория прогресса» излагал идеи Уорда, выдвигавшего в качестве главного фактора прогресса «фактор человеческой цели, человеческого воздействия на явления» и утверждавшего «превосходство искусственных или телеологических процессов над генетическими»Л"'. Уорд принципиально корректировал эволюционную теорию Спенсера, который «считает вьюшею целью саму жизнь, ее поддержание и усовершенствование». С точки зрения Уорда, «это объект природы, а не человека. <. > Объект же человека есть счастие"; «понятие о цели, ненужное для объяснения явлений природы, должно быть возвра1цено к своему первоначальному источнику, в область действия человека. Человек по существу всегда был и останется агентом телеологическим"Л''.

Сев. вестник. 1891. № 12. С. 95. '' Рус. мысль. 1888. №8. С. 112. ллрус. мысль. 1887. № 6. С. 13.

Рус. мысль. 1889. № 11. С. 55, 56, ''Тамже. С. 59, 64.

С этими идеями отчетливо перекликаются вьюказывания Чехова в заочном споре с журналисткой С.Смирновой-Сазоновой о неизбежности целеполагания в жизни человека, о недостаточности предложенной ею позиции «цель жизни - это сама жизнь» (П., 5; 137-138, 429). Сохраняя неизменную симпатию к научно-техническому прогрессу («Наука и техника переживают теперь великое время.» П., 5; 133), Чехов с годами всё больше подчеркивает его человеческую составляющую («. жиз1ш и люди становятся всё .пучше и лучше, умнее и честнее.» П., 11; 303), что было вполгю органично для научного материализма и во мгюгом соответствовало ментальным тенденциям эпохи'л7 Идея прогресса для Чехова ни в коем случае не сводима к производственно-технической стороне и включает широкие представления о едином природно-материальном и человеческом развитии.

Наступивший в конце XIX века новьий этап осмысления антропного фактора в природном мире коренным образом отличался от «базаровско»-бюхнеровского акцентом прежде всего на духовные свойства человека, учетом его психологической специфики, а не только его интеллектуально-волевых свойств и движимой ими активности. Е. Каро признавал: «,,. Физиологический детерминизм приходит в затруднение пред вопросом жизни. <.,.> В деле мышления, нравственной свободы и долга более и более становится очевидным высвобождение нематериального самобытного принципа, открывающего собой новую область опыта, <. > мир нравственный, который есть как бы вторая природа в природе, соединенная с этою последнею тесными узами, но вовсе не узами необходимости»л''. Эти изменения знаменовались и усилиями психологической науки (именно в то время формировавшейся) разобраться в механизме внутренней жизни человека. Таковы, например, труды В. Вундта, анализировавшиеся в цикле статей А. Вольпюкого «Наука и философия». «. "System der Philosophie", - резюмировал автор разбора, -принадлежит тому новому течению в развитии европейской мысли, которое знаменует лл Поэтому трудно согласиться с Г.Д. Гачевым, включившим Чехова в качестве примера в контекст такого утверждения; ".Еще в конце XIX века прогресс техники питал веру в буржуазньп! прогресс как прямую линию количественного возрастания. Это по сути продолжение линии "Робинзона Крузо" Дефо; фантастические и приключенческие ро.маиы Ж. Верна, отчасли Золя ("Труд"), чеховское "в электричестве и паре любви к человеку больию, че.м в целомудрии и воздерлсаиии от мяса", а.мериканские иллюзии з'спеха и равных возможностей, "цивилизаторская" деятельность Запада на Востоке - Киплинг и т. д. Однако уже в конце XIX века са.ма по себе идея прогресса производства и техники перестала питать больш)'ю литературу и улила в бульварную фантастику. Это идея тощая, если она не обращается тотчас же стороной очеловечения или обесчеловечения иидшзида" (Гачев Г.Д. Образ в русской художественной культуре. М., 1981. С. 167).

Каро Е. Материа.лизм и наука. СПб., 1872. С. 123-124. более разумное, более серьезное отношение к человеческой личности», признает то, что «мысль, знание, совесть такие же полноправные части человека, как руки, ноги, глаза .»'". В работах К. Геринга и Г. Гефдиига, реферируемых В. Лесевичем, рассматривалось воздействие чувств и воли человека на умственные процессы, порождаюшее сложность его познавательной деятельности

Сциентистское материалистическое сознание не только в принципе не отвергало значения личности, но даже ориентировалось на нее, предполагало ее активность, но определенным образом направленную. У Тургенева материальный природньий мир и человеческая личность также были основными категориями онтологии; но при это.м они на.чодились в сущностном неразрешимом конфликте, поскольку личность преследовала свои особью, специфические цели, чуждью миру. Для «научной философии» человек не противопоставлен материальному миру, а включен в него, и направленность на познание и освоение этого мира для него органична. «Научное мировоззрение» культивировало свое представление о личности, создавало свой «пантеон». Почетное место в нем, безусловно, отводилось Дарвину. Так, в статье М.А. «Чарльз Дарвин и его теория»'л'л наряду с научными и философскими достижениями ученого освещалась его незаурядная лтшность, его нравственное величие, и «светлой личности» Дарвина писал и 1 имирязев

В ряду вьщающихся личностей эпохи был и Н.М. Пржевальский, героическая смерть которого в 1888 году окружила его имя романтическим ореолом. «.Он был 1юключителыюй личностью, представлятощею собой самое счастливое и гармоническое сочетание нравственной чистоты, необыкновенной даровитости, неимоверной энергии и непоколебимой силы воли», - говорилось в статье В.Г. «Н.М. Пржевальский и его заслуги в деле географических открытий»'"'. Движущей силой его иутетиествий и открытий было «благороднейшее свойство человеческого духа, жажда знания и торжества науки», он «шел туда, куда вела его наука и слава России».,

Таких людей, как Пржевальский, я люблю бесконечно», - признавался Чехов (П., 3; 44), поместив в «Новом времени» статью-некролог о знаменитом путешественнике, где подчеркивал прежде всего величие и тюльность его личности, прит 1 адлежащей к числу «людей подвига», «положительных типов». «Такие люди, как покойный, во все л' Сев. вестник. 1800. № 5. С. 56.

См.; Рус. мысль. 1888. № 11. С. 1-20.

Рус. мысль. 1890. № 6. С. 83 - 107.

Рус. мысль. 1890. № 3. С. 95.

Рус. мысль. 1890, № 5, с. 132. века и во всех обществах, помимо ученых и государственных заслуг, имели еще громадное воспитательное значение» (16; 237, 236); в этом ряду Чехов называет имена Стэнли, Миклухо-Маклая, Ливингстона. Очевидно, тго его представления о назначении личности включают динамичную, мобильную по своим проявлениям познавательную активность в мире. Такое двияеение немаловажно для Чехова и в Дарвине, книга которого «Путешествие натуралиста на корабле "Бигль"» (СПб., 1865) входила в круг источников при подготовке к путешествию на Сахалин (см.: П., 4; 66), Необходимо в связи с этим вспомнить и о множестве тех, кто, «"исследуя Сахалин, совершили изумительнью подвиги, за которые можно боготворить человека» (П,, 4; 32); их имена Чехов не раз называет в книге «Остров Саха;и4н»: Г.И. Невельской, Ж.Ф, Лаперуз, СП. Крашенинников, И.Ф. Крузенштерн, A.M. Никольский, М.И. Венюков, Н.К. Бошняк, Ж.Б. д'Анвилль, К.А, Скальковский, Ж. Кениаи, И.О. Поляков и другие.

Такая акцентировка соответствовала исходному специфическому индивидуализму Чехова, предполагающему мобилизованность, волевую концентрированность личности. В этом плане очень показательны его высказывания в письмах разных лет: «.Нужны прежде всего желания, темперамент. Надоело кисляйство». (П., 5; 345); «Я презираю лень, как презираю слабость и вялость душевных движений» (П., 6; 326) и т. п. Личностная наце1Юнность на служение науке являла собой идеальньЙ1 вариант самореализации не только для Чехова. «Фаустовский» тип личности, представлявший, по Шпенглеру, характерную принадлежность Нового времени, переживал в последние десятилетия XIX века свой последний пик, перед тем как уступить историческое место «восстанию масс».

Усложнение и углубление представлений о человеке не вело, однако, «научную философию» к пересмотру оптимистических позиций по отношению к его месту в природном мире: параллельное углубление воззрений на природу преодолевало грозящий разрыв. Показательно название книги И.И. Мечникова, изданной в 1907 году: «Этюды оптимизма». Человек сохранял и даже усиливал свою связь с миром

Там же. С. 138.

Приведем текст этого пись.ма, обращенного к A.C. Суворину, несколько шире: "Вы спрашиваете в последнем письме: «Что должен желать теперь русский человек?» Вот мои ответ: желать. Ему нуж:|М прежде всего желания, темперамент. Надоело кисляйство" (П., V. 345). Здесь бросается в глаза буквально дословная перекличка с Нигиие. В книге А. Риля "Фридрих Нитгцде как худоясник и мьюлитель (СПб., 1898) обращалось особое внимание на превознесение Ницше индивидуальной волн, желания и цилировались его слова ш "Так говорил Заратустра": ".делайте всё, что желаете, - но будьте таки.ми, которью умеют >:чслать" (с. 104). Это совпадение с Ницше представляется глубоко неслучайным для Чехова в природы. Л. Уорд, обосновав специфику и значимость его роли в общемировом развитии, тем не менее призывал: «.Вместо возвышенного парения и созерцания отдаленных целей природы, вместо того, чтобы смотреть на жизнь сверху, как на развива)огцуюся перед нами панораму, мы должны прильнуть к земле со всеми ее атрибутами и занять свое место в ряду живой армии природы; мы должны созергщть жизнь, как массу реальных явлений, а нас самих и наши действия, как неделимую часть этих явлений».

Такие представления находили всё более прочную опору в естественнонаучных исследованиях - например, в трудах академика A.C. Фаминцына «О психической жизни простейших представителей живых существ» (1890), «Современное естествознание и психология» (1899) и др. Ученый соглашался с «гипотезой об единстве законов, управляющих и мертвой природой, и явлениями дшзни», хотя и с ограничениями, поскольку «психическое начало проникает собою всю мировую жизнь», а что касается «мертвой, неорганической природы», то ее «психическую сторону» он считал «1юка еще не разгаданною тайной». В целом же, по мнению Фаминцына, «явления жизни и мертвой природы разнятся между собою не столько по существу, сколько по тем способам, при помощи которых мы их познаем»: «Жизнь нам более известна и знакома, чем не жизнь. Поэтому исходной точкой в исследованиях мира должна быть не мертвая природа, не инертное и косное, не то, что мы знаем лишь односторонне, а то, что обнаруживает перед нами свою внутреннюю суть, то есть - человек, как высшее, наиболее полное и несомненно познаваемое воплощение жизни на земле»'"\

В статье профессора психиатрии И.Г. Оршанского «Современное психологическое движение» осознание органичного места человека в природном мире утвермсдалось как достижение новой эпохи: «. до салюго недавнего времени, до конца XYIII века, <'.> наш духовный мир считался чем-то диаметра^ио-протгшоположнЫм послесахалинский период, когда имеи1ю воля человека являлась его основной онтологической опорой, о чем речь пойдет в дальнейшем. '°'Рус. мысль. 1889. № 12. С. 93. ол РЗ'С. мысль. 1899. № 1. Библиографический отдел. С. 3-6. Некоторые положения как книги, так и статьи непосредственно перекликаются с принципами витализма ("неовитализма"): "Тлавное требование неовитализ.чкт чтобы .мы, польз}'ясь вн)треиии.м чувством, исходили из внутреннего, непосредственно доступного на.м лифа явлений для объяснения более неизвестного нам мира внешних явлений. Материализм же делает как раз обратное" (Тарханов И. Витализм // Брокгауз Ф., Ефрон И. Эгидиклопедический словарь. Т. 6 а. СПб., 1892. С. .5.50). Идея витализма, г очередной раз возродившаяся в конце XIX века и предполагавшая "коренное различие между живым и неживым" (Тимирязев К.А. О витализл'Ю // Тимирязев К.А. Соч. М., 1938. Т.5. С. 450). ио.лучила теперь особегию мощное противодействие именно потсму, что всей остальной природе и оторванным от последней»; теперь же «всякая попытка проникнуть в законы души приводит нас к природе».

Так на естественнонаучной основе развивалась идея Спенсера о том, что наши органы познания полностью приспособлены к познанию реальности'"' (тогда как Дж.С. Милль утверждал, что мы познаем лишь собственнью ощущения). Спенсер делал при этом принципиальное ограничение: мы познаем только относительное, феноменальное; сущности же находятся в ведении религии. К концу века абсолютность границы познаваемого и непознаваемого всё больше расшатывалась, в том числе и на основании соприродности человека и мира. Например, Л.Е. Оболенский в книге «Опыт примирения науки и философии (Основные начала философии)» (СПб., 1890) предлагал идею «панпсихологии» - новой «философской системы, которая обнимала бы и мир явлений, и мир вещей в себе», опираясь именно на то, что «наши ощущения, чувства, желания выражают способности нашей человеческой сущности и служат символическими знаками по отношению к суидности внешней. Обе сущности, вероятно, подобны (если не тождественны), и потому, изучая природу психологических явлений, мы всё глубже и глубже проникаем в суть вещетй»"'л Такая аналогия легко могла становиться философской основой для эстетики символизма, но вовсе не обязательно: материализм, обходясь без метафизики, тоже проявлял способность к поэтическому мировидению. Его описание, яркое и возвышенное несмотря на критический настрой автора, находим у Е. Каро: «Это энергическое, это могущественное чувство красоты, великолепия, гармонии природы, воззрение на мир, как на огромный цветущий организм, одушевленный бесконечною и единою жизнью, развивающийся своими внутренними поступательными движениями, поднимающийся по лестнице бесконечного.»'"л. «Поэзия материализма» пронизывает и сочинения К. Фламмариона. В его «астрономическом романе» «В небесах» («Urania») развиваются положения статьи Ф. .Эберти «Сверхчувственнью идеи с научной точки естествознание всё более глубоко и тонко исследовало природу как единз'ю развивающуюся структуру.

•'Рус'мысль. 1899. №2. С. 3, 7. ".Наш познавательный аппарат всеобщих и иеобходи.мых истин, если и не соответствует действительности беззлсловно, то, являясь наследственным результатом приспособления к ее условиям <.> , с высокой степенью вероятности приближается к выражению истинного порядка вещей" (Спенсер // Брокгаз'З Ф., Ефрон И. Энциклопедический словарь. Т. 31. СПб., 1900. С. 182). л Сев. вестник. 1890. № 12. С. 131.

Каро Е. Указ. соч. С. 66. зрения»"", отразившиеся затем в рассказе Чехова «Черный монах». Рецензент «Северного вестника» укорял Фламмариона за посягательства на грань непознаваемого'". Поэтический д>'х дарвинизма характеризовал его горячий приверженец Тимирязев: «Для дарвинизма эта гармония (природы. - П.Р.) нечто текучее, вечно нарождающееся, это - werden; ее совершенства - это успехи исторического процесса, ее недочеты - только будущие ее задачи»"л.

Понятно, почему Е. Каро усматривал сходство материализма с пантеизмом: пантеизм наших современников есть поэтический натурализм». Это, конечно, чагце всего не пантеизм в собственном смысле - как всеприсутствие Бога, - а нечто даже прямо противоположное (недаром Чехов с иронией воспринял высказанное в критике мнение о своем «пантеизме» в «Степи»): это признание собственной, имманентной движущей силы в материи, которой человек причастен как ее высшее проявление."''

Так сглаживался тот конфликт материализма и «спиритуализма», об устранимости которого писал Чехов в связи с романом Бурже (П., 3; 208). Путь к его разрешению июл через одухотворение, возвышение материализма, достигаемое прежде всего благодаря познавательной активности человека. Масштабность и духовное содержание «научной философии» хорошо передается в высказывании Бокля: «В природе всё цельно, всё связано, и каждое явление составляет только часть целого, один из эпизодов той величественной драмы, театром которой служит вселенная <.> Законы природы существуют, рождаются и действуют только в уме человека» "\ Не удивительно, что именно успехи естествознания дали импульс для возникновения в XIX веке двух грандиозных эпопей - «Человеческой комедии» Бальзака и «Ругон-Маккаров» Золя.

Чрезвычайно характерна для своего времени статья профессора-зоолога М. А. Мензбира «Поэзия и правда естествознания» (1888), проникнутая пафосом и даже

Рус. богатство. 1886. X? 12. См. о роли идей Эберти в творчестве Чехова в указанной статье И.В. Грачевой. См.: Сев. вестник. 1891, Хз 6. С. 108-110.

Рус. мысль. 1887,Х5б. С. 10.

Каро Е. Указ. соч. С. 64. Э. 1 еккель в ко1ще XIX века утверждал: "Пантеизм является необходимым миросозерцанием современного естествознания" (Геккель Э. Мировью загадки. М., 1937. С. 237).

Разнообразие "натуралистического пантеиз.ма", включающего, "с одной стороны, научные сочинения, по своему пафосу приближающиеся к гимнам, славящим мудрость и созидательную .чющь природы" (Ж. Миш.ле, Э. Кине), "с другой стороны - художественные произведения, ориентирующиеся на современные натурфилософские идеи и лгетоды" ("Ругон-Маккары" Золя) показано в статье: Владимирова М.М. К вопросу об истоках и функциях образной символики "Ругон-Маккаров" Э.Золя // Мировоззрение и метод. Л., 1979. С. 83-97. романтикой научного творчества, прославляюгцая естествознание как путь к постижению красоты природы и даже как своеобразное художество. Его цель -«построить величайший образ, какой только доступен человеку, - образ, озшцетворяющий собою природу, - образ, к воссозданию коего стремится по-своему каждый из нас <. > Воссоздание образа природы путем постепенного примирения обобщений отдельных явлений не может не быть сочтено за одно из проявлений величайшей творческой силы человека. <. > Там нет места материализму в общераспространенном смысле, где есть стремление к воссозданию образа природы <. > Нет, напрасно меня станут уверять, что мы сухие материалисты, неспособнью воспринимать красоты природы: мы не только воспринимаем их, но даже усиливаем, открывая и освещая явления, недоступные простому наблюдателю. <. > Перед такими картинами мы не остаемся очарованными, но, в сущности, чуждыми им зрителями: перед нами, как перед творцом поэтических образов, проносится величайший строй гармонии природы <. > мы взираем на величие природы с твердою надеждой постепенно овладевать ключами к познанию ее тайн»'"'.

Как заметил Л.Д. Усманов, «эпоха не только сближала естествознание и искусство, но и связывала их в единый историко-культурный узел, создавала прочиню предпосылки для широкого взаимного использования разных областей человеческого творчества»"'. При этом «творческая сила» человека, проявляющаяся в исследовании природы, оказывается в органичном родстве с самой природной жизнью, суть которой, по определению К. Бернара, заключается в «творении»; это обеспечивает бесконечное движение науки вперед, «к неизвестному»"л Своего высшего синтеза эта двуединая творческая сила достигает в художественном творчестве, что с наибольшей полнотой было показано в романе В. Набокова «Дар».

Таким образом, к концу века складывалась новая научная картина мира, основанная на новом представлении о материи, сменившем прежнее, механистическое, «вместо дискретности на нервьи! план вьютупила континуалы-юсть, эластичность, взаимопроницаемость»"л. Это предполагало и порождало формирование нового образа человека, основанного прежде всего на его способности познания - столь же динамичного, непрерывного, одновременно относительного и

Бокль Т.Е. Этюды. СПб., 1867. С. 204. р№с. мыс.яь. 1888. № 11. С. 1,31-132, "' Усманов Л.Д. Указ. соч. С. 72.

См.: Каро Е. Указ. соч. С. 11, 22, 24, "" Уткина Н,Ф. Указ, соч. С, 2.59. могучего. Возникало представление о движущемся единстве мира и человека, которое стало основой и чеховской художественной онтологии. Ее исходная посылка -единство человека с природным миром, обусловливающее гармоническую перспективу прогресса, который реализует потенциал как объективно-природного, так и субъективно-человеческого фактора.

При внутреннем единстве, эта онтология характеризуется существеп1юй динамикой. Первоначально у Чехова находил отклик тот аспект естественнонаучного мыгиления, который связан с признанием значимости и ответственности человека в мире. Во второй половине 1880-х годов это проявлялось в преимущественном внимании к гносеологической проблематике, в первой половине 1890-х - к этической, которая неизбежно в достаточной степени совпадает с религиозно-нравственными представлениями, не находясь в зависимости от них. В конце 1890-х годов акцент переместился на единство и стройность мирового целого, в которое включен человек. На этом, заключительном этапе можно говорить о наличии у Чехова того «космического религиозного чувства», которое, по утверждению А. Эйнштейна, «не приводит ни к сколько-нибудь завершенной концепции бога, ни к теологии» и «является сильнейшей и благороднейшей из пружин научтюго исследования»

Естественнонаучное мышление накладывает неизгладимый отпечаток на пространственные представления Чехова и принципы их художественного воплощения. К концу XIX века кантовское положение о пространстве как априорном наглядном представлении, имеющем субъективно-объективный, идеально-реальный характер, было в целом общепринято, но получало определенные корректировки. Так, Е. Спенсер в работе «Основные начала» уточнял, что априорное для отдельного индивида является результатом опыта поколений, накопленного в процессе эволюции; тем самым укреплялась объективно-реальная бсгза пространственных представлений, хотя сохранялось кантовское ограничение относительно познаваемости «вещи в себе» (у Спенсера - «абсолютной реальности»'Л'). В. Соловьев (статья которого «Пространство» была включена в словарь Брокгауза и Ефрона), также сосредоточивая внимание на субъекте пространственных представлений, не соглашался трактовать его как только «эмпирического субъекта», а выносил проблему сути пространства в сферу

Эйнштейн А. Собр. науч. тру'дов: В 4 т, М., 1967. Т. 4. С. 128. С.чг: Спенсер Г. Основные начала. С. 141. метафизики, в компетенцию «единого и <.> объективно-необходимого, самостоятельного трансцендентного субъекта»

Однако подобные уточнения не отменяли главного - тесной связи пространственной картины мира с субъективным восприятием. Развитие научной психологии егце больгие акцентировало этот аспект, прослеживая связь между движением тела в пространстве и развитием внутреннего «я» человека. При этом обпдее положение о субъективности пространственных представлений могло получать два противоположных осмысления. С одной стороны, возникало агностическое недоверие к субъективному познанию, как это сформулировано А. Волынским в статье «Критические и догматические элементы в философии Канта»; «Пространство и время могут руководить нас только в тесной сфере предхметов, как явлений, но не как веидей самих в себе. <.> Я вижу не действительный мир вещей в себе, а свои собственнью грезы и мечты. Великому художнику-человеку даны великие таланты творчества, но не дана возможность войти в царство правды, настоящей, действительной, не разукрашенной личной фантазией, не запятнанной никакою субъективностью <.> Огромный мир раскинулся передо М1юю направо и налево, без конца, без краю. Но этот мир - моя фантазия»'л"'. Подобное мировосприятие во многом определяло чеховское творчество второй половины 1880-х годов и характеризовало не то:пл<о героев'л"*, но прежде всего самого автора, остро переживавшего ощуи1,ение разобщенности между человеком и миром. В XX веке- развитие подобных гносеологических представлений привело к существенному редуцированию самого объективного мира в пользу субъекта.

С другой стороны, для естественнонаучного мышления субъективный фактор пространства являлся прежде всего обос 1 гованием активности 'юловека в изучении и преобразовании мира, его осмысления как закономерной и важной, творческой составляющей оби 1 еприродного целого. Такая позиция была доминирующей у Чехова и определяла особую сбалансированность объективного и субъективного начал, характерную для его творчества. Пространству, мыслимому как реальное, объективно

Со.товьев B.C. Собр. соч. Изд. 2-е. СПб., б.г. Т. 10. С. 271-272.

Сев. вестник. 1889. № 7. С. 80, 85.

СВ. Тихомиров в уполШнавшейся вьи.ие работе писал; "от читателей чеховских произведений, равно как и от его героев, скрыта действительность в ее субстанциальности. <. > Природа <. > оказьшается пассивным зеркало.м, в которое смотрится герой и видит са.мого себя" (Тихомиров СВ. Природа в сознании героев А.П. Чехова. С. 17, 20). Такое обобщающее утверждение может быть принято, с определенными оговорка.ми, лишь для названного кризисного периода в творчестве Чехова. материальное, придает смысловую определенность субъективное восприятие, конкретизирующее общебытийную ситуацию до всякий раз новой жизненной коллизии человека и мира: таково в самом последнем отвлечении философское содержание произведений Чехова, стержень его «метасюжета». Здесь суть двусторонней «разомкнутости» чеховского творчества, которое и демократично-интимно допускает любого читателя в изображенную дейсгвительность как в знако.мую, близкую, «свою», и в то же время не позволяет о]рантип1ть интерпретацию сюжетов лишь нравственно-этическим или социально-историческим уровнем, требуя выхода на бытийный.

Как в естествознании, мир мыслится у Чехова насыщенным собственной закономерной жизнью, единым и «горизонтальным» в аксиологическом отношении, а человек - познающим и осваивающим его. На этом равновесии базируется та особая связь между субъектом и объектом, на которую в разных аспектах указывают чеховедьг Так, С.Д.Балухатый, анализируя пейзаж в раннем творчестве Чехова, писал об особо тесной связи его с психологией человека: «.Эта черта не принципиально новая в истории литературного мастерства. Но Чехов дал многочисленные и многовариантнью формы его выражения, довел этот принцип до вьюокого совершенства, <.,,> Спорадический в художественной практике до Чехова, этот принцип под его пером делается универсальным и тем самым приобретает уже новые качественные черты, <.,> человеческое неотделимо от природно-пейзажного, предопределяется последним; человеческое, психологическое является частью мирового, равно как и мировое продолжается в психологическом»'л\

Развивая эту мысль, Н,Л. Берковский писал: «Ландшафт - образ задач, предстоящих человеку и для него неисчерпаемых, ландшафт говорит о том, чего человеку недостает, что он хотел бы иметь, порою мог бы иметь и чего не имеет. Собственно, у Тургенева, Л.Толстого, у Бунина, в стихах у Тютчева и Фета значение ландшафта то же. Но Чехов создал целый эпос с коллизиями между человеком и ландшафтом, с изображением того, сколько счастья и сколько трагизма скрыто для человека в этих коллизиях»'лл. Нри этом, особенно акцентируя, в духе своего времени, область социальных проявлений человека, столь тесное взаимодействие его с миром ученый объяснял здесь своеобразно - изжитостью социальных форм, с которыми имел дело Чехов: «.Вероятно, возраст и состояние мира, описанные им, лучше всего видны

Балухатьий С,Д, Ранний Чехов //Ба.лухатый С.Д. Вопросы поэтики. Л. 1990, С. 151, по тому, как близко, как интимно связаны все вепди в этом мире с душой и с умом человека. <.> Сама эта манера писать мир сквозь человека, в нем живуьцего, создает чувство, что и мир этот и человек его издавна соединились друг с другом»'Л'. Однако так или иначе именно неразрывность и равноправность двух онтологических начал оказывается специфичной для Чехова.

Очевидно, она леясит и в основе отмеченного П.М. Бицилли необычно тесного слияния у Чехова «внешнего» и «внутреннего», «ландшафта» и «жанра», «прозы» и «поэзии»'л**, «физического» и «психического»'л". К той же онтологической причине восходит и подчеркнутая Н.К'!. Фортунатовым исключительная архитектоничность чеховского пейзажа., и анализируемое А.П. Чудаковым свойство чеховского повествования: «Изображение окружающего посредством того, как оно видится персонажем, рассказчиком, повествователем - через воспринимающее лицо -фундаментазнЛиая особенность пространственно-предметной сферы чеховского мира»'"''.

Взгляд из конца XX столетия, отягощенного опытом модернистского и постмодернис'гского субъективизма, высвечивает в творчестве Чехова, как его главную примету, уже не столько высокую активность «воспринимающего лица», сколько непреложность объективного, самодовлеющего наличия мира, встреча, взаимодействие с которым субъекта порождает сюжетную коллизию, организует художествегидую структуру произведения. Сам А.П. Чудаков, не акцентируя и, видимо, не вполне оценивая, говорит, по сути, именно об этом: «Неожиданность чеховских начал и открытость его финалов манифестируют связь его сюжетов с потоком жизни, их "невынутость" из него .». На значимость объективного мира у Чехова указывал в

Берковский Н.Я. Чехов: от рассказов и повестей к драматургии // Берковский Н.Я. Литература и театр: Статьи разных лет. М., 1969. С. 116-117, ™ Там же. С. 52, 54. лл Дальнейшее развитие этого наблюдения представляют собой исследования В.Шмидом взаимопроникновения в чеховско.м художественном дискурсе принципов прозы и поэзии.

См.: ВюПН P.M. Anton P.Cechov. Das Werk und sem Stil. München, 1966. '"" Пейзаж у Чехова "выполняет функции важнейшего форлюобразующего фактора в новелле, а следовательно, становится силой, регулирующей процесс развития поэтической идеи <. > это сама поэл'ическая идея в ее са,модвижении, само])азвитии". Автор работы отмечает "формообразующую роль" чеховского пейзажа "в отношении к архитектонике произведения в целом; традиционные отношения пейзажа с другими художественными компоненлтш оказываются "нарушенными" Чеховым: не заметить пейзажа - значит просмотреть или не понять идею всего произведения" (Фортунатов М,М, Архитектоника чеховской новеллы. Горький, 1975, С, 65),

Чудаков А,П, Слово - вещь - мир: От Пушкина до Толстого: очерки поэтики русских классиков. М,, 1992, С. 125. лл Чудаков A.n. Ninp Чехова: Возникновение и утверждение. М., 1986. С. I 12. давней статье М.М. Бинков, анализируя «расхождение поэтики Чехова с основными положениями гегелевской эстетики»: если для Гегеля «в окружаюпдем мире состояний и условий не должно быть объективности, сугцественной самой по себе, независимо от субъективного и индивидуального», то у Чехова «окружающий мир противостоит индивидууму, и «объективность» существенна «сама по себе», независимо от «субъективности»"''. Из этого исследователь выводил «главный предмет изображения» у Чехова - «жизнь в ее течении, как она переживается героем», «жизнь как время пребывания человека на земле»"л'. Эта мысль предполагает дальнейшую разработку и углубление: выход из сферы компетенции героя на эстетико-философский уровень автора и далее к феноменологическому осмыслению творчества Чехова.

Своеобразным отражением тенденции к исследовательской «реабилитации» и «эмансипации» объектного начала может служить статья Я. Билинкиса «Об эпичности чеховского искусства»: «Мир Чехова включает в себя человека, но не исчерпывается им, не упирается в него. Всячески и многократно предостерегая писателей, своих современников, от плоского, грубого антропоморфизма, Чехов сам ставил животных, птиц в один ряд с людьми. <.> «Мир» у Толстого - одна из форм сугубо и исключительно человеческого существования. <.> Мир у Чехова - это все люди, со тт Глз всеми условиями их преоывания на земле. И вместе со всем, среди чего они живул» В полемическом тоне статьи угадывается назревающая неудовлетворенность достаточно заметным в чеховедении уклоном к несколько одностороннему подчеркиванию субъективности, пусть и завуалированной гносеологической интенцией.

Но очевидно, что задачей современного чеховедения, с высоты нового эпохального рубежа ищущего путей к качественному обновлению и испытывающего потребность в «;, крупнении» ракурса, может быть изучение не самого запечатленного Чеховым объективного мира (это вело бы лишь к реанимации «тематического», «идейно-содержательного» анализа), как и не познания его человеком (поскольку познание - лишь «один из видов бытия - в - мире», «модус существования»''''), а именно их смыслозаключающего единства, которое наиболее полно характеризует творчество любого писателя и которое постигается феноменологически. Для такого

Линков В.Я. Особенности фабулы в прозе А.П. Чехова // Чеховские чтения в Я.лте: Чехов и русская литература. М., 1978. С. 75, "*Там же. С, 78, 79,

-"' Рус. литература. 1994. Х" р с. 156, 157. исследования не актуальным становится разграничение категорий «субъект» и «объект»'"'', заменяемые единой категорией «наличного бытия» (Хайдеггер), которую для литературоведения можно было бы, с соответствующими оговорками, заменить «картиной мира». Ее огггологически неотъемлемой принадлежностью является пространство, которое в своем художественном воплощении способно предельно наглядно представить специфический чеховский смыслообраз бытия. Категория пространства исследовательски продуктивна тем, что, отражая в себе феноменологический смысл, являет его в поддающихся анализу формах сюжетики и поэтики, в которых к тому же сохраняется отчетливая связь с эмпирической реальностью.*.

Таким образом, изменение пространственной картины мира (на более высоком уровне абстрагирования выступающей как «модель мира») может служить вполне репрезентативным эквивалентом творческого развития писателя и основой для построения его «научной биографии», передавая ее самые основные, сущностные характеристики. Фегюмено;югический по своей сути подход к творчеству Чехова, осуществляемьий через исследование пространственной картины мира в ее моделирующей функции, определяет научную новизну предлагаемой работы.

Состав элементов и параметров, которые необходимо учитывать при анализе пространственной картины-модели, разработан Ю,М. Лотманом, В.Н. Топоровым и другими исследователями (тип дискретности, мерность, ориентированность, протяженность, соотногиение подвижных и неподвижных элементов, цвето-световое и предметное наполнение, функционирование пространственных мотивов в сюжете и т. д.). Наряду с ними нам потребовалось ввести в качестве важнейшей рабочей категории понятие «основного топоса». Оно характеризует пространственный образ, отложившийся в сознании, а точнее - в подсознании писателя из впечатлений реального мира и прямо или косвенно, порой с весьма значительной степенью абстрагирования, воплощающийся в произведениях в качестве архитектонической модели. Такая модель связана с самыми масштабными природными пространствами. Долгов K.M. Феноменологическая онтология М. Хайдеггера и искусство // Феноменология искусства. М. 1996. С. 31. Это касается как отношений "писатель - .мир", так и "автор - герой", где оба сознания выступают для исследователя в смысловом единстве. л Как отметил Ю.М. Логман, "даже когда обнаруживается его функция моделирования впепространственных отношений, художественное пространство обязательно сохраняет в качестве первого плана представление о своей физической природе" (Лот.ман Ю.М. Проблема художественного пространства в прозе Гоголя. С. 418). которые наиболее полно отражают онтологические представления, ассоциируясь с «бесконечным». По словам Д.Н. Овсянико-Куликовского, человек «стоит перед бесконечным, живет на лоне бесконечного, но постигает и созерцает картину бесконечного не иначе, как противополагая ее себе, мысля ее в отношении к себе, создавая идеи, верования, образы». Такими «приближенными величинами», заменителями», которые «замаскировывают» для нас «бесконечное», ученый назьшает небо, океан, поле, лес и т. п. У Чехова такую функцию выпол[1яли степь и море, с детства вошедшие в его онтологическую интуицию. Они сменяли друг друга на разных этапах творчества, поскольку несли в себе различные смысловые комплексы. Понятие основного топоса представляет соботч синтез природной реальности, индивидуальной психофизиологии и структурно-образной художественной организации и потому весьма продуктивно для феноменологического анализа. М.О. Горячева в качестве «наиболее значимых пространственных единиц», или «главных топосов» в творчестве

Чехова. рассматривала нечто принципиально иное, давая очень широкий и к тому же нестабильный список образов: «город, имение, деревня, дача, дорога», «город, имение, сад, деревня, дорога, озеро, степь, небо, море»''". Многие из них привлекаются нами, как и большинством исследователей, при непосредственном анализе тех или иных произведений, некогорью (как, например, имение) проспеживаются в своей чрезвычайно содержательной эволюции, но эти образы не обладают всеобъемлюиюй архитектонической значимостью. Родовая специфика (проза, драма) чеховской топологии нами учить[вается, но как второстепенная по сравнению с общими принципами пространственной организации, фундаментальными для художественного мировидения писателя.

Существенную роль в работе играет еще один своеобразный параметр, намеченный, но еще почти не разработанный литературоведением. Он связан с преобладанием того или иного способа сенсорной коммуникации между человеком и его пространственньтм окружентюм. Так, общепризнанна острота и тонкость всех видов восприятия у Буитжа'''Л; что же касается большинства других писателей, то здесь

Овсянико-Куликовский Д.Н. Идея бесконечного в полояч-ительной науке и в реальном искусстве// Овсянико-Култп<овский Д.Н, Литературно-критические работы. М, 1989. С.'Л4,

Горячева М.О. Укттз. соч. С, 8, 9, . Там же. С. 8, 9.

Бунин актуализирует в своем творчестве глубинные пласты психиктг Недаром, возможно, среди чувственных впечатлений у него преобладают обоняте.тьнью как наиболее атавистичестше" (Сливицкая О.В. О природе бунинской "внешней изобразттгельности" // Рус. лит. 1994. № 1. С. 72 - 80). наблюдения разрозненны и субъективны. Например, Д. Мережковский писал об особом пристрастии Короленко к «звуковым пейзажам»'*Л. Т.Н. Печорская анализирует свойственное Чернышевскому сочетание исключителъной остроты зрения с близорукостью как во многом определяющее специфику его творчества. В Я.

Лакшин, констатируя само явление, сделал лишь общие и потому недостаточно информативные замечания относительно Чехова: «Есть писатели, которьш великолепно видят вещи. Есть и такие, которые прежде всего сльипат мир (последние часто тяготеют к драме, - так, писателем - "слуховиком" называли А.Н. Островского). Чехов всегда одновременно видит, слышит, передает очертания, запахи, краски - весь реальный облик изображаемой им сцены. Можно раскрыть книгу Чехова наугад, взять любое описание, и вы почти наверняка найдете в нем <.> строго отобранные образы зрительные <.>, слуховые <.>, передающие запах или вкус <.>. Сама конкретносяЛь восприятия помогает создать иллюзию объемности картины»''*7 Не споря в целом с этим утверждением, носящим скорее оценочньий характер, всё же уточним, что на разных этапах творчества Чехов выказывал преимущественное тяготение к визуальному или аудиальному способу восприятия мира (прочие не играли столь явно выраженной роли). В качестве примера наблюдений на эту тему (весьма немногочисленных) назовем высказывание критика Л.В. Оболенского, отмечавшего в

Степи.» «преимущественно зрительные» «физиологические влияния»., В целом же проблема еще Нс только не исследована, но даже не сформулирована. Однако наши наблюдения позволяют выявить связь между лидированием определенной формы пространственной сенсорики и общим характером творчества Чехова в тот или иной период, служащую специфическим наглядным проявлением онтологии.

Суть сопоставления двух названных способов чувственного восприятия видится нам в том, что каждый из них указывает на достаточно определенную позицию человека относительно мира. Но замечанию X. Ортеги-и-Гассета, «видение - это акт, связанный с отдаленностью, с дистанцией»''", то есть с акцеитированностью пространственного фактора. Оно фиксирует ситуацию выделенности человека из мира, независимо от конкретного характера их взаимоотношений; во всяком случае оно предполагает инициативность, активность человека. А. Бергсон подчеркнул этот Мережковский Д.Н. Рассказы Владимира Короленко // Сев. вестник. 18S9. ХЛ 5. С. 22.

См.; Печорская Т.П. Указ. соч. С. 283-284. '"л Лакшин В.Я. Толстой и Чехов. Изд. 2-е. М., 1975. С. 354.

A.n. Чехов. Его жизнь и сочинения. С. 804. аспект зрительного восприятия: «.Видимые контуры предметов - это набросок нашего возможного действия на них»'''л Слух же огралсает скорее подчиненность человека миру, включенность в него, преобладание объективных начал бытия над индивидуальной субъектностью.

Использованные в анализе рабочие категории основного топоса и сенсорной доминанты имеют методологическую значимость: они содействуют преодолению традиционного исследовательского прозтшопоставления субъекта и объекта, которое но сути означает приписывание творчеству излишней преднамеренности, рассудочгю-волевой установки. Воссоздаваемая с иомогцью этих категорий пространственная модель мира принадлежит в равной мере художнику и миру, не принадлежа ни той ни другой стороне в отдельности, не имея никакого содержания, даже попросту не существуя при таком разделении. Предпринятое исследование ставит целью реконструировать именно эту неразрьшную слитность в творчестве Чехова мировосприятия и художественной активности, создающую - даже при значите.яьной близости нравственных, рщеологических, аксиологических позиций - неповторимую и живую гшдивидуальность, специфический «художественный .мир». Особо подчеркнем при этом, что исследовательское возвышение над разделением понятий «субъект» и «объект» принципиально отлично от бытования их в творческом сознании самого Чехова (в том числе и на проблемно-тематическом уровне), для которого именно их взаимодействие являлось источником сюжетных коллизий, на протяжении творческого развития писателя изменяя свое внутреннее соотношение.

Методологическая база работы, как это чаще всего бывает, особенно в иоследние годы, представляет собой сочетание различных подходов, в том числе и прежде всего такого традиционного, как историко-литературный, который существенно углубляется феноменологическим. Из более частных наиболее значим метод сравнительно-типологического анализа, который, по словам М.С. Штерн, является «необходимым и плодотворным инструментом исследования, действуюицтм внутри различных методологических систем. <. > Особенно продуктивным оказывается этот метод при исследовании материала переходных эпох»'''л, каковой, безусловно, является и чеховская.

Ортега-и-Гассет X. Дегуманизация искусства // Ортега-и-Гассет X. Эстетика. Философия культуры. М., 1991. С. 2,39. л Бергсон А. Творческая эволюция. М., 1998. С. 119.

Штерн М.С. Принципы повествования в прозе А. Чехова и И. Бунина (опыт типологического анализа)//Анализ художественного текста. Литературоведческие штудии. Омск, 1998. С. 7,5.

Творчество Чехова и других писателей привлекается к рассмотрению в составе и объеме, соответствующем, на наш взгляд, требованию репрезентативности. Широко используется чеховский эпистолярный материал, но преимущество в отношении смысловой содержательности несомненно отдается художественным произведениям как несущим максимально полную онтологическую информацию. Для сопоставления привлекаются произведения русских и зарубежных писателей, главным образом непосредственно значимые для самого Чехова (судя по его прямым высказываниям или по внутритекстовым признакам) или особо влиятельные в литературном процессе. Такой контекст, включающий творчество Тургенева, Достоевского, Толстого, Флобера, Мопассана, Золя, Метерлинка, Гауптмана, Шоу, Горького, Бунина и многих других, позволяет осмьюлить творческое рсгзвитие Чехова не только в его имманентной логике, но и в объективной логике общеевропейской культуры (причем не только худоясественной), стремясь к максимальной герменевтической полноте интерпретации.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Значимость и содерлеание категории пространства у Чехова определяется прежде всего влиянием современного ему естественнонаучного мировоззрения, характеризующегося представлением о внутренней структурированности и процессуальности мира и закономерной включенности в него человека;

2. Мировоззренческая эволюция Чехова ведет к осознанию органического природно-культурного единства мира, что проявляется в темпорализации художественного пространства и интеграции как на субъектном, так и на субъектно-объектном уровне,

3. Мировоззрение Чехова, архитектоника и поэтика его творчества предвосхищают основные тенденции утверждающейся ныне новой, синергетической картины мира;

4. Онтологическое единство мира и человека было осознано во время сибирско-сахалинекого путешествия, получившего тем самым решающее значение для становления зрелого творчества Чехова;

При это-м учитывается указание Г. Гада.мера на двойну-Ю принадлежность всякого интерпретируемого текста: ". Отдельный текст входит в свой контекст - в творчество писателя, а творчество писателя - в целое, обнимающее произведения соответствующего литературного жанра или вообще литературы <. > А с друтой стороны, этот же текст, будуга реализацией известного творческого мгновения, принад.лежит душевной жизни автора как целому" (Гадамер Г.-Г. О крзте понимания // Гадамер Г.-Г. Актуальность прекрасного. М., 1991. С. 73).

43

5. Пространственная модель мира, являясь художественным отражением онтологии, дает объективное основание для периодизации творчества Чехова;

6. В каждьиТ: период доминирующую архитектоническую роль выполняет один из двух «основных топосов» Чехова (степь или море) и один из двух основных способов сенсорного восприятия (визуальньий или аудиальный);

7. Мировоззренческое и художественное содержание каждого периода, как и перспективы дальнейшего движения, наиболее полно проявляются в драмах;

8. Драматургия Чехова принципиально выделяется из «новой драмы» отсутствием трагизма, которое обусловлено преодолением антропоцентрического подхода, что соответствует естественнонаучной картине мира;

9. Такой онтологической позицией, характерной для всего зрелого творчества Чехова, определяется его особое место в культуре «рубежа веков» и в перспективе культурного развития XX века.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Пространственная модель мира в творчестве А. П. Чехова"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Если бы Чехов решил в конце жизни, подобно H.A. Бердяеву, написать собственную «историю духа и самопознания»', ему тоже пришлось бы анализировать ряд этапов в развитии своего Мировоззрения, которые нам представляются следующим образом:

1. Первичная подчиненность мира монопольному субъекту. Это выразилось в сатирико-смеховой доминанте раннего творчества (первая половина 1880-х годов), отражающей непререкаемую авторитетность авторского видения;

2. Самообособление субъекта от гносеологически сомнительного мира, трагический драматизм экзистенциального сознания, проецируемый авторским сознанием на мировидение героев (вторая половина и особенно конец 1880-х годов);

3. Утверждение плодотворного контакта человека с материальным миром при активной смыслопорождающей роли индивидуальной личности. Цель и границы индивидуальной активности определяются требованием завершения полноты онтологического целого, что обусловливает этическую насыщенность послесахалинского творчества (1890-1896 годы);

4. Кризисная редукция личностного начала в мире, проявившаяся в преобладании материального пространства по отношению к пассивным героям (18971898 годы);

5. Онтологическая интеграция человека в мире на основе их органического сущностного единства и расширения понятия личности. Это определяет исключительную масштабность поздних произведений, где категория пространства наполняется темпоральным содержанием, отражая концепцию включенности отдельной ясизни в историчное по сути бытие (последний период).

Мы проследили эту эволюцию через анализ пространственного фактора в его творчестве, являющегося достаточно объективным и наглядным показателем мировоззренческих представлений. В целом динамика заключается прежде всего в существенном расширении пространственного объема сюжетов, связанном с усилением осуществляющейся в них миромоделирующей интенции. При этом показательно изменяется качественное содержание пространственной модели, начиная с ее тяготения, как к доминанте, к тому или другому из чеховских «основных топосов» - степи или морю. Этот выбор в самом общем виде отражает наличие (море) или отсутствие (степь) онтологической укорененности человека в мире, очевидно, что в отличие от наиболее ярко выраженного в русской литературе тургеневского «морского комплекса» для Чехова с морем ассоциируется не смерть как материальная альтернатива духовному по преимугцеству бытию личности, а общая для человека с природным миром глубинная бытийная основа. Чехов моделирует своими пространственными построениями понимание мира, во многом опирающееся на современные ему естественнонаучные представления, которью уже далеко ушли не только от вульгарного материализма 1850-х годов, но и от тех первых прорывов к научному познанию сферы духа, которые несли на себе налет мистически-сенсационного и которыми (как показал В.Н. Топоров в книге «Странный Тургенев») вдохновлялось тургеневское мировидение. Зрелый Чехов тяготел к формировавшейся на рубеже веков картине мира как сложного, но закономерного и всеобъемлющего природного единства, органично включающего в себя человека.

Объективный материальный характер мира являлся для Чехова незыблемой предпосылкой, и даже в кризисный период конца 1880-х годов проблематичной для него становится не реальность мира, а его гносеологическая иостижимость человеком. В связи с этим весьма информативным оказывается такой прослеженный нами параметр, как доминирующий способ сенсорного контакта с миром, отражающий преобладание активной (зрение) или пассивной (слух) позиции человека. В итоговой чеховской модели визуальное и аудиальное проявления человека слились в единый комплекс, соответствующий его органической включенности в мир.

Мировоззренческая эволюция Чехова была проявлением не только его индивидуального психофизического развития, но и отражением объективных процессов переломной эпохи рубежа XIX-XX веков, результаты которых обобщил X. Ортега-и-Гассет; «Радикальнейший отрыв прошлого от настоящего есть факт, который суммарно характеризует наше время.»". Этот отрыв драматично отразился на сфере худолсественного творчества. «.То, что происходит с искусством в нашу эпоху, не может быть названо одним из кризисов в ряду других, - утверждал в 1917 году Бердяев. - Мы присутствуем при кризисе искусства вообще, при глубочайших потрясениях в тысячелетних его основах»'. «Кризис искусства» дал художественно-зримое вонлощение общему духовно-культурному процессу, заключающемуся, по Бердяев H.A. Самопознание: (Опыт философской биографии). М., 1991. С. 7. Л Ортега-и-Гассет X. Искусство в настоящем и прошлом // Ортега-и-Гассет X. Эстетика. Философия культуры. М., 1991. С. 308. Бердяев H.A. Кризис искусства // Бердяев H.A. О рз'сских классиках.М., 1993. С. 294. сути, в отходе от презумпции чувственно-предметной объективности мира в сторону его субъективного конструирования: «Художник пишет не предметы, им видимые, а видение само по себе. <.> Искусство полностью уходит от мира, сосредоточиваясь на деятельности субъекта»*. Так начинается трехэтапное изменение, сконцентрировавшее в себе суть многосложных культурных процессов XX века: «Сначала изображались предметы, потом - ощупдения и, наконец, идеи. Иными словами, внимание художника сначала сосредоточилось на внешней реальности, затем - на субъективном, а в итоге перешло на интрасубъективное»л

Первый этап осуществления этой общеевропейской тенденции, современный Чехову, представлен сущностно однотипным творчеством Пруста и Бунина", заменивших - пусть в неодинаковой степени - объективный мир воспоминанием о нем. У Пруста более последовательно и заостренно осуществлена дилемма: «не вещи, которые вспоминаются, но воспоминание о вещах»'. У Бунина с помощью памяти создается нерасчленимый сплав, в котором «невозможно говорить о приоритете внешнего или внутреннего, субъективного или объективного»**.

Тема памяти характерна отнюдь не только для Пруста или Бунина: ее виртуозное развитие определило, например, практически всё творчество такой «знаковой» величины в культуре XX века, как Набоков. Обращение к теме памяти становится приемом, мотивированно реализующим настоятельную потребность художественно преодолеть самостоятельность объективного мира; потому интенсивность этой темы-приема в начальный период эпохального культурного перелома вполне понятна. В позднем творчестве Чехова мы тоже видим усиление темы памяти. Но здесь она не ведет ни к подмене объекта субъектом, ни к их неразличимости. Это обусловлено, очевидно, разным отношением к времени. У Чехова память трактуется как способ включения человека в объективное движение л Ортега-и-Гассет X. О точке зрения в искусстве // Указ. соч. С. 198. Там же. С. 200-201. Ср.: «.Идеи - тоже объекты, но только идеальные, имманентные субъекту, иными словами, интрасубъектные» (там же. С. 200). И.П. Смирнов видит закономерное явление нашего времени в том, что постмодернизм и постструктуралнзм понимают мир как .мыслительный конструкт, меняющийся от эпохи к эпохе, от дискурса к дискурсу (см.: Смирнов И.П. Указ. соч. С. 41). Если сопоставление Чехова с Буниным как представителем нового литературного поколения проводится давно и разноаспектно (хотя далеко не все возможности здесь исчерпаны), то не менее плодотворное сопоставление с Прусто.м только намечено (см.: Джексон Р.Л. Чехов и Пруст: постановка проблемы // Чеховиана: Чехов и Франция. М., 1992. С. 129 - 140). ' Ортега-и-Гассет X. Время, расстояние и форма в искусстве Пруста // Указ соч. С. 178.

Сливицкая О.В. Сюжетное и описательное в новеллистике И.А. Бунина // Рус. лит. 1999. X» I. С. 100. времени. Бунин и Пруст в самом строении своих сюжетов как воссоздания прошлого исходят из противостояния движению времени. В статье о Прусте Ортега-и-Гассет обращает внимание на чистую пространственность памяти: «.Воспоминание это спонтанное разрастание самого пространства»'. О.В. Сливицкая объясняет неизменное преобладание в бунинской прозе описательности с ее «пространственной формой» над тяготеющей к «временной форме» сюжетностью «законами памяти»'", побеждающей разрыв между динамикой отдельной человеческой судьбы и статикой вечности. В уже цитированной нами работе Д. Фрэнка именно отторжение от чреватого катастрофическими изменениями времени показано как основа для доминирования «пространственной формы в современной литературе». Однако сама эта «пространственная форма» является по существу не столько апофеозом пространственности, сколько свидетельством разведения пространства как чисто ментальной проекции и времени как объективного потока жизни.

Разрыв пространства и времени как проявление деонтологизации мира сказывается у Бунина и особенно у Пруста в нарушении органичного эпического баланса меясду фабульно-динамическим и описательно-статическим началами". Литература XX века пошла по пути намеренной автономизации этих начал, произвольной акцентировки того или другого. В связи с этим заслуживает особого внимания их уравновешенная слитность в зрелом творчестве Чехова. Л. С. Левитан и Л.М. Цилевич отмечают сюжетную прагматичность описательной детали у Чехова в отличие от Бунина: «Чеховская деталь максимально актуализирует сюжетные возможности <.>, воссоздавая сложную динамику жизненных процессов. Бунинская деталь <. > передает не динамику действительности, а представление о статичности жизни как ее основном сущностном состоянии»''. Таким образом, само сюжетостроение у Чехова моделирует важнейшие черты его онтологических представлений, отражая нераздельную связь статического и динамического, необходимости и случайности, мирового целого и отдельной человеческой судьбы.

Характерный для новой эпохи бунт против времени ярко проявился и у П. А. Бердяева, упоминание о котором позволит несколько прояснить вопрос о соотношении Чехова с таким значительным духовным явлением XX века, как русская Ортега-и-Гассет X. Указ. соч. С. 185.

Сливицкая О.В. Указ. соч. С. 98. " См.: Ортега-и-Гассет X. Время, расстояние и форма в искусстве Пруста; Мысли о романе // Указ. соч. 176-186, 277-280; Сливицкая О.В. Указ. соч. религиозная философия. Обращение именно к фигуре Бердяева далеко не случайно, потому что его роднит с Чеховым несомненная общность личностного типа. Сказанное Бердяевым о себе вполне соответствует облику Чехова, каким он предстает из своих художественных произведений и писем, из воспоминаний современников: «Ко многому я имел отношение, но, в сущности, ничему не принадлежал до глубины, ничему не отдавался вполне, за исключением своего творчества. Глубина моего существа всегда принадлежала чему-то другому. Я не только не был равнодушен к социальным вопросам, но и очень болел ими, у меня было "гражданское" чувство, но, в сущности, в более глубоком смысле, я был асоциален, я никогда не был "общественником". Общественные течения никогда не считали меня вполне своим. Я всегда был "анархистом" на духовной почве и "индивидуалистом"»'"'. Основа близости именно в этом «индивидуализме» - сложном, внутренне драматичном и глубоко позитивном по своей нравственной сути: «Я принадлежу к тому типу людей и к той небольшой части поколения конца XIX и начала XX века, в которой достиг необычайной остроты и напрялсенности конфликт личности, неповторимой индивидуальности с общим и родовым. Было что-то личное мое в том, как я передаивал этот конфликт. И своеобразие было в том, что я не могу быть назван в обычном смьюле "индивидуалистом" и что я всегда критиковал "индивидуализм". <.> Я стремился не к изоляции своей личности, не к ее замыканию в себе и не к самоутверждению, а к размыканию в универсум, к наполнению универсальным содержанием, к общению со всем»

Но бердяевский «индивидуализм»-«персонализм», религиозный в своей основе («Христианство есть персонализм»"), имеет принципиально метафизическую ориентацию и ведет к тотальному отрицанию объективности: «Объект есть поролсдение субъекта. Лишь субъект экзистенциален, лишь в субъекте познается реальность»"'. Своим специфическим в рамках русской религиозной философии «индивидуалистическим» путем Бердяев приходит к общему для нее положению об абсолютном примате «Царствия Божия» над преходящими ценностями реального мира. Полемическая резкость его формулировок («Объективность, объектность и Левитан Л.С, Цилевич Л.М. Сюжет в художественной системе литературного произведения. Рига, 1990. С. 346-347. 'л Бердяев H.A. Самопознание. С. 9. "Тамже. С. 320-322. л Там же. С. 298. "Тамлее. С. 295. чуждость значат для меня одно и то же»'') позволяет яснее оттенить расхождение в этом вопросе с религиозной философией у Чехова, который исходил именно из незыблемой значимости самого мира. В этом плане понятно отрицательное отношение Бердяева к космизму, который он ставил в один ряд с такими явлениями неприемлемого для себя «родового миросозерцания», как «национализм, этатизм, клерикализм, <.> тоталитарный коммунизм» и др.'Л Чехов, напротив, объективно сближается с этим направлением в понимании культуры как субъектно-объектного синтеза, а мира - как перспективной природно-культурной целостности (ноосферы). Для Бердяева же сама культура - прежде всего порождение неистинного, сковывающего подлинную свободу «объективного» мира и так лее мыслится в эсхатологическом ключе: «серединное человеческое царство, царство культуры по преимуществу, начинает разлагаться и кончается»''.

Бердяев закономерно приходит к идее революции духа, призванной «опрокинуть этот чуждый мир»л". Для Чехова же связь человека с объективным, материальным миром всегда оставалась основой, базовой константой онтологии; изменения касались соотношения этих сторон, но никогда не приводили к прорыву из материалистического космоса. Материальность мира не вступает для него в противоречие с активной, творческой ролью субъекта. Такого соотношения не будет уже у его младших современников - не только Бунина и Андреева, но даже Горького. Его творчество, может быть, наиболее гармонично выразило суть завершающейся эпохи - Нового времени, - полно и разносторонне передавая все три ее основных понятия: природа, субъект (личность) и культура как их совместньи! продукт, - в их противоречивом и неразрывном единствеЛ'. Но это было достигнуто потому, что на уходящую эпоху Чехов смотрел уже именно как на завершающееся целое, то есть не только изнутри ее, а с ее границы, с нового исторического рубелса.

Очевидно, что мировоззрение Чехова не только сформировалось, но и развивалось под сильнейшим воздействием естественнонаучного мышления, в разные периоды актуализируя в нем ту или иную грань. В целом эволюцию Чехова молено схематично прочертить как движение от увлечения спенсеровско-дарвинистскими идеями эволюции и естественного отбора к персоналистскому активизму и далее к

Там лее. С. 332.

Там же. С. 32Г '''Тамже. С. 309. Л° Там же. С. 332. См.: Гвардини Р. Конец нового времени // Феномен человека.: Антология, С. 240-296. усвоению того «"организмического" понимания окружающей человека природы»'ЛЛ, которое считается новым и в наше время, но уде достаточно ясно просматривалось как тенденция в конце XIX века. Эта последовательность мировоззренческого развития, с одной стороны, соответствовала движению естественнонаучной мысли, с другой - находила отражение в художественном движении Чехова.

Чехов указывает позитивный потенциал интегрирования личности в объективный мир. В этом он продолжает и развивает идеи «научной философии» конца XIX века и предвосхищает гуманитарную суть современного фундаментального научного переворота, в ходе которого «коренной переоценке подвергается место и самое существо научного подхода» и формируется принципиально новая картина мира, предполагающая, соответственно, «новый диалог человека с природой». Основные идеи осмысливающего эти новации научного направления - синергетики -связаны прежде всего с «доверием» к материальному миру в его плюралистической интегральности. Рассмотренный в аспекте второго закона термодинамики, мир предстает как сложное сочетание детерминированности и случайности, способное к самоорганизации, к возникновению «порядка из хаоса»л*. Место человека в этой структуре мыслится не только как «коэволюция» с природой, но и «управление природой как особым организмом, в который включен человек»л',

В этой перспективе особое значение обретают не только онтологические представления Чехова, получившие в его произведениях художественную плоть, но и его поэтические принципы - новаторские, но глубоко закономерные именно в ту эпоху и получающие новую актуальность в контексте современной культуры. Укаясем, в частности, на общеизвестную «случайностность» (А.П. Чудаков), оборотной стороной которой является исключительная художественная стройность целого, и на созвучное с этим замечание Л. Толстого; «Он кидает как будто беспорядочно словами и, как художник-импрессионист, достигает своими мазками удивительных результатов»"". Эта черта поэтики связана с глубинными мировоззренческими

Там же. С. 23.

Пригожий И. От существующего к возникающему; Время и сложность в физических науках. М., 1985. С. 11.

См.; Пригожий И., Стенгерс И. Порядок из хаоса; Новый диалог человека с природой. М., 1986.

Стенин B.C. Указ. соч. С. 20. "л Л.Н.Толстой и А.П, Чехов; Рассказывают современники, архивы, музеи. С. 250. Ср.; «Он странный писатель, бросает слова как б}дто некстати, а между тем всё у него живет. И сколько у.ма! Никогда у него нет лишних подробностей, всякая или нужна, или прекрасна» (там ясе. С. 257).

401 основами чеховского творчества, к многоуровневому единству которого, как и к его «метазакономерностям» в культурном движении Х1Х-ХХ веков, открывает путь анализ «пространственной модели мира».

Список научной литературыРазумова, Нина Евгеньевна, диссертация по теме "Русская литература"

1. Блок A.A. Собр. соч.: В 8 т. М.-Л.; Гослитиздат, 1960 1963.

2. Бунин И.А. Собр. соч.: В 9 т М.: Худ. лит, 1965 1967.

3. Гарин-Михайловский Н.Г. Собр. соч.: В 5 т. М.: Гослитиздат, 1957 1958.

4. ГаршинВ.М. Поли. собр. соч. Т. 1.СП6.: Изд-во Т-ва А.Ф. Маркс, 1910. 168 с.

5. ГауптманГ. Поли. собр. соч. СПб.: Изд. Т-ва А.Ф. Маркс, 1908.

6. Гете И.В. Избр. соч.: В 2 т М.: Правда, 1985.

7. Гоголь Н.В. Поли. собр. соч.: В 14 т М.: Изд-во АП СССР, 1937 1952.

8. Горький A.M. Поли. собр. соч.: В 25 т. М.: Паука, 1968 1976.

9. Золя Э. Собр. соч.: В 26 т. М.: Гослитиздат; Худ. лит, 1960 1967.

10. Ибсен Г. Поли. собр. соч.: В 4 т СПб.: Изд. Т-ва А.Ф. Маркс, 1909.

11. И. Короленко В.Г. Поли. собр. соч.: В 5 т СПб.: Изд. Т-ва А.Ф. Маркс, 1914.

12. Куприн А.И. Поли. собр. соч.: В 8 т. СПб.: Изд. Т-ва А.Ф. Маркс, 1912.

13. МетерлинкМ. Избр. произв. М.: Панорама, 1996. 400 с.

14. Молитвы и песнопения из богослужебных книг православной церкви. Саратов, 1899. 302 с.

15. Мопассан г. Собр. соч.: В 5 т. М.: Наука, 1992 1993.

16. Наумов Н.И. Собр. соч.: В 2 т. СПб.: Изд. Попова 1897

17. Островский А.И. Поли. собр. соч.: В 12 т М.: РКкусство, 1978 1980.

18. Паскаль Б. Мысли. М.: REFL-book, 1994. 528 с.

19. Пономарев СМ. В щти II Сев. вестник. 1890. ХУ 4. С 53 69.

20. Русский очерки: В 3 т. М.: Гослитиздат, 1956.

21. Спиноза Б. Этика. СПб.: Мегакон, Аста-пресс LTD, 1993. 248 с.

22. Спутники Чехова М.: Изд-во МГУ, 1982. 480 с.

23. Толстой Л.Н. Полн. собр. соч. (Юбилейное изд.). Серия 1. Произведения: В 45 т. М.: Гослитиздат, 1928 1956,

24. Тургенев И.С Полн. собр. соч. и писем: В 30 т. Соч.: В 12 т. Письма: В 18 т. М.: Наука, 1978 -1990.

25. Флобер Г. Соч.: В 3 т. М.: Худ. лит, 1983 1984.

26. Чехов A.n. Полн. собр. соч. и писем: В 30 т. Соч.: В 18 т. Письма В 12 т. М.: Наука, 1974 -1988,

27. Шоу Б. Полн. собр. пьес: В 6 т. Л.: Искусство, 1978 1981.1.. БИБЛИОГРАФИЯ1. (Богданович А.И.). Критические заметки//Мир Божий. СПб., 1897. № 12. Отд. 2. С. I13.2. (Богданович А.И.). Критические заметки //Мир Божий. СПб., 1898. № 10. Отд. 2. С. 114.

28. АбдуллаеваЗ. Жизнь жанра в пьесах Чехова//Вопр. лит. 1987. Ш 4. С. 165 175.

29. Аверинцев С.С. Золото в системе символов ранневизантийской культуры // Византия. Южные славяне и Древняя Русь. Западная Европа: Искусство и культура. М.: Наука, 1973. С. 43 -52.

30. Аверинцев С.С. Поэтика ранневизантийской литературы. М.: Наука, 1977. 320 с.

31. Аверинцев С.С, Андреев М.Л., Еаспаров М.Л., Еринцер П.А., Михайлов A.B. Категории поэтики в смене литературных эпох // Историческая поэтика: Литературные эпохи и типы художественного сознания. М.: Наследие, 1994. С. 3 38.

32. Айхенвальд Ю. Чехов // Айхенвальд Ю. Силуэты русских писателей. Вып 1. М.: Изд. «Научное слово», 1906. С. 215 243.

33. Аллеи Л. Обстановка и время в пьесах Чехова // Аллен Л. Этюды о русской литературе. Л., 1989. С. 57 72.

34. Амфитеатров А. Свети сила// Собр. соч. СПб., 1896. Т. 35. 361 с.

35. Андерсон Р. О визуальной композиции «Преступления и наказания» // Достоевский: Материалы и исследования. Т. 11: К 80-летию акад. Е.М. Фридлендера. СПб.: Наука, 1994. С. 89 -95.

36. Андреев Л. Письма о театре //Шиповник. СПб., 1914. Кн. 22. С.

37. Аникиева И.В. Композиционные элементы чеховской поэтики в структуре пьесы М. Еорького «На дне» // Жанр и композиция литературного произведения: Межвуз. сб. Петрозаводск: Петрозаводский ГУ, 1986. С. 139 146.

38. Аникст A.A. Теория драмы в России от Пушкина до Чехова. М.: Наука, 1972. 643 с.

39. Аникст A.A. Теория драмы на Западе во второй половине XIX века. М.: Наука, 1988.505 с.

40. Анненский И. Драма настроения. «Три сестры» // Анненский И. Избр. произведения. Л.: Худ. лит., 1988. С. 472 486.

41. Антон Павлович Чехов: Сб. историко-литературных статей. Сост. В.И. Покровский. М., 1907. 1062 с.

42. Аристархов (Введенский А.И.). Журнальные отголоски // Русские ведомости. М., 1889. 4 декабря (№ 335).

43. Афанасьев Э.С. Эпическое и драматическое в пьесах Чехова // Изв. АН. Сер. лит. и яз. Т. 52. 1993. № 6. С. 27 37.

44. Ахметшин Р.Б. Проблема мифа в прозе Чехова: Дис. . канд. филол. наук. М., 1997.182 с.

45. Бабаев Э.Г. Очерки эстетики и творчества Л.Н. Толстого. М.: Изд-во МГУ, 1981. 198 с.

46. Бабенко В. Б. Шоу о драматургии Толстого и Чехова: (Проблема трагикомедии) // Русская литература 1870 1890-х годов. Свердловск: Изд-во УрГУ, 1982. С. 128 - 139.

47. Бакиров H.A. Поэтика рассказов Короленко: Традиции и новаторство // Рз'сская литература последней трети XIX века: (Некоторые аспекты системно-комплексного анализа литературного процесса) Казань: Изд-во КГУ, 1980. С. 121 128.

48. Балухатый С.Д. Библиотека Чехова // Чехов и его Среда. Д.: Academia, 1930. С. 197423.

49. Балухатый С. Д. Вопросы поэтики. Л.: Изд-во ЛГУ, 1990. 320 с.

50. Барт Р. Избр. работы: Семиотика Поэтика. М.: Прогресс Универс, 1994. 616 с.

51. Басинский П. Логика гуманизма: (Об истоках трагедии Максима Горького) // Вопр. лит 1991. Х2 2. С. 129 154.

52. Батюто А.И. Тургенев-романист. Л.: Наука, 1972. 388 с.

53. Бахмутский В. О пространстве и времени во французском реалистическом романе XIX века: Бальзак и Флобер // Проблемы времени в искусстве и кинематографии. Труды ВГИК. Вып. 4. М., 1972. С. 43-66.

54. Бахтин М.М. Вопросы литераторы и эстетики: Исследования разных лет. М.: Худ. лит, 1975. 502 с.

55. Бахтин М.М. К философии поступка // Философия и социология науки и техники. Ежегодник 1984 1985. М.: Наука, 1986. С. 80 - 160.

56. Бахтин М.М. Формы времени и хронотопа в романе /7 Бахтин М.М, Литератлрно-критические статьи. М.: Худ. лит., 1986. С. 121 290.

57. Бахтин М.М. Человек в мире слова М,: Изд-во Российского открытого университета, 1995. 141 с.

58. Беззубов В. Леонид Андреев и традиции русского реализма. Таллин: Ээсти раамат, 1984. 336 с.

59. Белкин A.A. Читая Достоевского и Чехова: Статьи и разборы. М.: Худ. лит., 1973. 301с.

60. Белопольский В.Н. Достоевский и философская мысль его эпохи: Концепция человека. Ростов н/Д: Изд-во РГУ, 1987. 206 с.

61. Белый А. Мастерство Гоголя. М.; МАЛП, 1996. 351 с.

62. Белый А. Символизм как миропонимание. М.: Республика, 1994. 528 с.

63. Бергер Л.Г. Пространственный образ мира (парадигма познания) в структуре художественного стиля//Вопр. филос. 1994. X» 4. С. 114 128.

64. Бергсон А. Опыт о непосредственных данных сознания. Материя и память // Бергсон А. Собр. соч.: В 4 т. М.: Московский Клуб, 1992. Т. 1. 328 с.

65. Бергсон А. Творческая эволюция. М.: "КАНОН-пресс", "Кучково поле", 1998. 384 с.

66. Бердников Г.П. А.П. Чехов: Идейные и творческие искания. 3-е изд., дораб. М.: Худ .лит, 1984. 51 1 с.

67. Бердников Г.П. "Дама с собачкой" А.П. Чехова: К вопросу о традиции и новаторстве в прозе Чехова. Л.: Худ. лит., 1976. 96 с.

68. Бердников Г.П. Гоголь и Чехов: К вопросу об исторических судьбах творческого наследия Гоголя//Вопр. лит. 1981. Х» 8. С. 124 162.

69. Бердников Г.П. Чехов-драматург: Традиции и новаторство в драматургии А.П. Чехова 3-е изд., дораб. и доп. М.: Искусство, 1981. 356 с.

70. Бердников Г.П. Чехов и Достоевский //Вопр. лит. 1984. № 2. С. 105 150.

71. Бердяев H.A. О русских классиках. М.: Высш. школа, 1993. 367 с.

72. Бердяев H.A. Самопознание: (Опыт философской автобиографии). М.: Книга, 1991.446 с.

73. Березкин В,И. Вишневый сад как визуальный образ спектакля (Из опыта сценографических решений пьесы в театре XX века) // Чеховиана: Мелиховские «труды и дни».-М.: Наука, 1995. С. 210 229.

74. Березкин В.И. Художник в театре Чехова. М.: Изобр. иск., 1987. 236 с.

75. Берковский Н.Я. Литература и театр. М.: Искусство, 1969. 639 с.

76. Берковский Н.Я. О русской литературе: Сб. ст. Л.: Худ. лит., 1985. 383 с.

77. Бессонов Б.Л. Автор, герой, повествование: (Заметки и наблюдения) // Историко-литературный процесс: Проблемы и методы изучения. Л.: Наука, 1974. С. 203 218.

78. Бессонов Б.Л. Единство авторской мысли в художественном произведении: («Степь» A.n. Чехова) // Анализ литературного произведения. Л.: Наука, 1976. С. 108-127.

79. Билинкис Я.С. До и после Сахалина // Сибирь и Сахалин в биографии и творчестве A.n. Чехова. Южно-Сахалинск: Дальневост. книж. изд-во, Сахалин, отд., 1993. С. 124 133.

80. БилинкисЯ. Об эпичности чеховского искусства// Рус. лит. 1994. № 1. С. 152 159.

81. Бицилли п.М. Заметки о чеховском «Рассказе неизвестного человека» // Бицилли П.М. Избранные труды по филологии. М.: Наследие, 1996. С. 579 588.

82. Богданов А.В. «Безумное одиночество» героев Леонида Андреева с точки зрения литературной преемственности // Связь времен: Проблемы преемственности в русской литературе конца XIX начала XX века. М.: Наследие, 1992. С. 188 - 204.

83. Богданов В, Человек и мир в романах Льва Толстого // В мире Толстого, М,: Сов, писатель, 1978. С. 134- 161.

84. Богданов В.А. Лабиринт сцеплений: Введение в поэтику и проблематику чеховской новеллы. М.: Дет лит., 1986. 140 с.

85. Бокль Г.Т. Влияние женщин на успехи знания // Бокль Г.Т. Этюды. СПб., 1867. С. 167- 206.

86. Бокль Г.Т. История цивилизации в Англии, 2-е изд. СПб., 1896. 628 с.

87. Бонами Т.М. К проблеме развития русского рассказа на рубеже веков (И. Бунин, А. Куприн) // Метод, стиль, поэтика русской литературы XX века. Вып. 11. Владимир: Изд-во ВГПИ, 1977. С. 15-44.

88. Бонамур Ж. «Чайка» Чехова и Мопассан // Чеховиана: Чехов и Франция. М.: Наука, 1992. С. 87- 101.

89. Бражников И. Поколение Чехова и экзистенциальная философия XX века // Молодые исследователи Чехова. М., 1993. С. 5 7.

90. Брейкин О.В. Философия поступка М.Бахтина и проблема Абсолюта // Бахтинология: Исследования, переводы, публикации. СПб.: Алетейя, 1995. С. 217 224.

91. Булгаков С.Н. Чехов как мыслитель. Киев, 1905. 32 с.

92. Булгаков Н.И., Колесниченко Т.В. Философские истоки темы природы в русской литературы середины XIX века // Жанры русского реализма. Днепропетровск, 1983. С. 50 60.

93. Бунин и литературный процесс начала XX века (до 1917 г.): Межвуз. сб. науч. тр. Л.; ЛГШ, 1985. 129 с.

94. Бунинский сборник. Орел: Орловский пед. ин-т, 1974. 368 с.

95. Бурлай Т.В. Жанровое своеобразие повестей Чехова 90-х годов: Дис. . канд. филол. наук. М., 1993. 179 с.

96. Бялый ГА. Чехов и русский реализм: Очерки. Л.: Сов. писатель, 1981. 400 с.

97. Валери П. Взгляд на море // Валери П. Об искусстве. М.: Искусство, 1976. С. 341 349.

98. Варшавская К.О. Малые жанры в литературе 80-90-х годов и проза А.П. Чехова: Автореф. дис. . канд. филол. наук. Томск: Изд-во ТГУ, 1969, 21 с.

99. Николай Михайлович Пржевальский его заслуги в деле географических открытий // Рус. мысль. 1890. № 5. Научное обозрение. С. 122 147,

100. Вечные философские проблемы; Сб. науч. трудов. Новосибирск: Наука, 1991. 205 с.

101. Владимирова М.М. К вопросу об истоках и функциях образной символики «Ругон-Маккаров» Э.Золя // Мировоззрение и метод; Межвуз. сб. Л.; Изд-во ЛГУ, 1979. С. 83 97.

102. Владимирова М.М. Э.Золя и Жюль Мишле // Науч. докл. высшей школы. Филол. науки. 1977. № 6. С. 30-41.

103. Вокруг Чехова. М.; Правда, 1990. 656 с

104. Волков А. Проза Бунина М.; Московский рабочий, 1969. 448 с.

105. Волынский А.Л. Борьба за идеализм. Критические статьи. СПб., 1900. 542 с.

106. Волынский А.Л. Критические и догматические элементы в философии Канта // Сев. вестник. 1889. №7. С. 67 87.

107. Волынский А.Л. Нравственная философия графа Льва Толстого // Сев. вестник. 1891. № 10. с. 185-215.

108. Волынский А.Л. Наука и философия. Критический обзор главнейших произведений Вильгельма Вундта// Сев. вестник. 1890. № 1. С. 79 97; № 5, С. 35 - 56.

109. В творческой лаборатории Чехова; Сб. ст. М.; Наука, 1974. 367 с.

110. Кризис философии классического идеализма в Германии // Сев. вестник. 1889. № 4. С.19.38.

111. Гадамер Г.Г. Актуальность прекрасного. М.; Искусство, 1991. 366 с.

112. Гайденко П.П. Прорыв к трансцендентном}'; Новая онтология XX века. М.; Респ}'блика, 1997. 496 с.

113. Гайдук В.К. Творчество А.П. Чехова 1887-1904 годов; (Проблема эволюции). Иркутск; Изд-во ИрГУ, 1986. 125 с.

114. Галаган Г.Я. Л.Н. Толстой; Художественно-этические искания. Л.; Наука, 1981. 174 с.

115. Галиченко А.А. К семантике крымского пейзажа в «Даме с собачкой» // Чеховиана; Чехов и «серебряный век». М.; Наука, 1996. С. 169 174.

116. Галкин А. Смерть или бессмертие? (Достоевский против Толстого) // Вопр. лит. 1993. Хо 1. С. 157 172.

117. Гачев Т.Д. Европейские образы пространства и времени // Культура, человек и картина мира М.; Наука, 1987. С. 198 226.

118. Гачев Г Д. Космос Достоевского // Проблемы поэтики 1: истории литературы; Сб. ст. Саранск; Изд-во СГУ, 1973. С. ПО 124.

119. Гачев Г.Д. Образ в русской хл'дожественной культуре. М.; Искусство, 1981, 246 с.

120. Гачев Г.Д. Содержательность художественных форм: (Эпос. Лирика. Драма). М.: Просвещение, 1968. 302 с.

121. Гвардини Р. Конец нового времени // Феномен человека: Антология. М.: Высшая школа, 1983. С. 240-296.

122. Гей Н.К. Время и пространство в структуре произведения // Контекст-74: Литературно-теоретические исследования. М.: Наука, 1975. С. 213 228.

123. Гей Н.К. Обновление устойчивого: (Очерк-портрет в творчестве М. Горького и В.В. Розанова) // Связь времен: Проблемы преемственности в русской литературе конца XIX начала XX в. М.: Наследие, 1992. С. 175 - 187.

124. Гейдеко В.А. А. Чехов и Ив. Бунин. 2-е изд. М.: Сов. писатель, 1987. 363 с.

125. Геккель Э. Мировые загадки. М.: ГАИЗ, 1937. 536 с.

126. Геронимус В. Искусство и художник в рассказе А.П. Чехова «Дом с мезонином» // Молодые исследователи Чехова. 3. Материалы Междунар. конф. Июнь 1998. М., 1998. С. 98 -104.

127. Гинзбург Л. Литература в поисках реальности: Статьи. Эссе. Заметки. Л.: Сов. писатель. 1987. 400 с.

128. Гиршман М.М. Гармония и дисгармония в повествовании и стиле // Теория литературных стилей. Типология стилевого развития XIX века. М.: Наука, 1977. С. 362 382.

129. Гиршман М.М. Ритм художественной прозы: Монография. М.: Сов. писатель, 1982.367 с.

130. Гитович П.И. Летопись жизни и творчества А.П. Чехова. М.: Гослитиздат, 1951. 880с.

131. Гершаник А.Н. Раннее творчество Чехова: Автореф. дис. . канд. филол, наук. Л., 1986. 16 с

132. Глушков Н.И. Очерковая проза. Ростов н/Д.: Изд-во РТУ, 1979. 215 с.

133. Головачева А.Г. «Звук лопнувшей струны» : (Непрочитанные страницы истории «Вишневого сада») // Крымские пенаты. Симферополь, 1996. Х» 3. С. 31 39.

134. ПО. Головачева А.Г. О драматургическом контексте «Трех сестер» // Чеховские чтения в Ялте: Чехов сегодня. М., 1987. С. 75 85.

135. Головачева А.Г. О тех, кто читает Спенсера: (Чехов и его герои накануне XX века) // Вопр. лит 1998. № 4. С. 160 178.

136. Головачева А.Г. Тургеневские мотивы в «Чайке» Чехова // Филол. науки. 1980. № 3. С. 8 13.

137. Головачева А.Г. «Улыбается только море.»: (Человек и море в творческом сознании A.n. Чехова) // Морской вектор в судьбах России: История, философия, культура: IV Крымские Пушкинские чтения. Симферополь, 1994. С. 85 86.

138. Гольцев В. Литерат}'рные очерки, М., 1895. 201 с.

139. Гольштейн В. Жертва и долг в «Дяде Ване» // Рус. лит. 1998. № 2. С. 65 74.

140. Гордовнч К,Д. Н.Г. Гарин-Михайловский и русская проза конца Х1Х-начала XX в.; Автореф. дис. . докт. филол. наук. Д., 1985. 33 с.

141. Горький М. и Андреев Л.Н. Неизданная переписка. М.: Наука, 1965. 630 с. (Лит. наследство. Т. 72).

142. Горький М. и Чехов А.П. Переписка, статьи, высказывания. М., 1951.

143. Горячева М.О. Проблема пространства в художественном мире А. Чехова: Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 1992. 16 с.

144. Горячева М.О. Психологические мотивы сахалинского путешествия Чехова: Об особенностях пространственного восприятия писателя // Сибирь и Сахалин в биографии и творчестве А.П, Чехова Южно-Сахалинск, 1993, С. 28 38,

145. Господинова А. Драматургия Чехова и Ибсена: сопоставительный анализ: Дис. . канд. филол. наук. М., 1999. 143 с.

146. Грачева И.В. А.П. Чехов естественник и художник // О поэтике А.П. Чехова: Сб. науч. трудов. Иркутск: Изд-во ИГУ, 1993. С. 3 - 22.

147. Грачева ИВ. Чехов и художественные искания его эпохи: Учеб. пособие к спецкурсу. Рязань: РГПИ, 1991. 88 с.

148. Гречнев В,А. Русский рассказ конца Х1Х-начала XX в.: (Проблематика и поэтика яеанра). Д.: Наука, 1979. 208 с.

149. Григорьева E.H. Категория судьбы в мире Пушкина и Чехова: (К постановке проблемы) //Чеховиана: Чехов и Пушкин. М.: Наука, 1998. С. 128 136.

150. Гришечкина Н.П. Чеховская повесть «Дуэль» в контексте «Истории русской интеллигенции» Д.Н. Овсянико-Кулнковского // Вюник Харкшського ушверситету. Хл 411: СпадщинаД.М. Овснико-Куликовського та сучасна фшолопя. Харк1в: ОКО, 1998. С. 165 169.

151. Гришунин А.Л. Чехов и «Записки охотника» // Контекст. 1988. М.: Наука, 1989. С. 247 -259.

152. Громов Л.П. Реализм А.П. Чехова второй половины 80-х годов. Ростов н/Д.: Книж. изд-во, 1958. 218 с.

153. Громов М.П. Первая пьеса Чехова// Литературный музей А.П. Чехова. Вып. 3. Ростов н/Д., 1963. С. 5-25.

154. Громов М.П. Повествование Чехова как художественная система // Современные проблемы литературоведения и языкознания. М.: Наука, 1974. С. 307 315.

155. Громов М.П. Чехов. М.: Мол. гвардия, 1993. 394 с.

156. Громов М.П. Книга о Чехове. М.: Современник, 1989. 384 с.

157. Гроссман Л. Натурализм Чехова//Гроссман Л. Собр. соч.: В 5 т. Т. 4: Мастера слова. М.: Современные проблемы, 1928. С. 199 236.

158. Грюнбаум А. Философские проблемы пространства и времени. М.: Прогресс, 1969.590 с.

159. Гуминскпй В. «Степной царь»: «Тарас Бульба» в «Миргороде» и «Арабесках» // Лит. учеба 1983. №5. С. 189 198.

160. Гурвич И.А. К спорам о «Скучной истории» Чехова // Науч. докл. высш. школы. Филол науки. 1988. № 2. С. 24 30.

161. Гурвич И.А. Проза Чехова: (Человек и действительность). М.: Худ. лит., 1970. 183 с.

162. Гурвич И.А. Чехов: от поэтики к эстетике // Изв. АН. Серия лит. и яз. Т. 56. 1997. Хн 4. С. 21 -28.

163. Гусев В.А. Море как символ свободы и вечности в русской прозе конца XIX в. : (Короленко, Чехов) // Морской вектор в судьбах России: История, философия, культура: ГУ Крымские Пушкинские чтения. Симферополь, 1994. С. 31 32.

164. Гуссерль Э. Феноменология внутреннего сознания времени /7 Гуссерль Э. Собр. соч. М.: Гнозис. РИГ «Логос», 1994. Т. 1. 164 с.

165. Гушанская СМ. «Вишневый сад» в контексте времени /,'' Пути анализа литературного произведения. М.: Просвещение, 1981. С. 42 49.

166. Давтян Л.А. О своеобразии художественного пространства в драматургии А.П. Чехова//Чеховские чтения в Твери. Тверь: Твер. гос. ун-т, 1999. С. 124 129.

167. Дарвин Ч. О происхождении видов путем естественного подбора. 2-е изд. М., 1865.387 с.

168. Дворг.ина H.A. Проблема смерти в повести Л. Толстого «Смерть Ивана Ильича»Хо // Проблемы метода и яеанра Томск: Изд-во ТГУ, 1988. С. 118 J19.

169. Дергачев И.А. Д.Н. Мамин-Сибиряк и Золя // Русская литература 1870-1890-х гг. Вып. 15. Свердловск: Изд-во УрГУ, 1982. С. 62-73.

170. Дерман А.Б. О мастерстве Чехова. М.: Сов, писатель, 1959. 208 с.

171. Джексон Р.Л. Мотивы Данте и Достоевского в рассказе Чехова «В ссьшке» // Сибирь и Сахалин в биографии и творчестве А.П. Чехова. Южно-Сахалинск, 1993. С. 66 76.

172. Джексон Р.Л. «Человек живет для ушедших и грядущих»: О рассказе А.П. Чехова «Студент» //Вопр. лит. 1991. Август С. 125 130.

173. Джексон P.Л. Чехов и Пруст: постановка проблемы // Чеховиана: Чехов и Франция. М.: Наука, 1992. С. 129 140.

174. Долгов K.M. Феноменологическая онтология М.Хайдеггера и искусство // Феноменология искусства. М.: ИФ РАН, 1996. С. 22 53.

175. Долгополов Л.К. На рубеже веков: О русской литературе конца ХГХ начала XX века. Л.: Сов. писатель, 1989. 480 с.

176. Долженков П.Н. А.П. Чехов мыслитель и художник и проблема позитивизма: Автореф. дис . канд. филол. наук. М., 1995, 22 с.

177. Долженков П.Н. «Дама с собачкой» А.П. Чехова и «Крейцерова соната» Л.Н. Толстого: два взгляда на любовь // Филол. науки. 1996. Хе 2. С. 10 16.

178. Долженков П.Н. Чехов и позитивизм. М.: Диалог МГУ, 1998. 205 с.

179. Долотова A.M. «Зачем срубили березняк и сосновый бор?»: (От «Наивного лешего» -к «Дяде Ване») //Чеховиана: Статьи, публикации, эссе. М.: Наука, 1990. С. 83-91.

180. Достоевский в конце XX века: Сб. статей. М.: Классика Плюс, 1996. 622 с.

181. Драгомирецкая Н.В. Объективизация слова героя // Теория литературных стилей. Типология стилевого развития ХЕХ века. М,: Наука, 1977. С. 383 420

182. Драгомирецкая Н.В. Художественное произведение как звено литературного процесса М.: Наука, 1989. С. 123 137.

183. Евнин Ф.И. Чехов и Толстой // Творчество Л.Н. Толстого: Сб. ст. М.: ГИХЛ, 1959. С. 388 458.

184. Егорова И.П. «Сибирские страницы» в очерках И. А. Гончарова «Фрегат "Паллада"» // Проблема идейно-психологического содержания в литературе и фольклоре Восточной Сибири. Иркутск; Изд-во ИрГУ, 1982. С. 66 72.

185. Елизарова М.Е. Творчество Чехова и вопросы реализма конца XIX века. М.; Гослитиздат, 1958. 200 с.

186. Ерофеев В.В. Стилевое выражение этической позиции // Теория литературных стилей. Типология стилевого развития XIX века. М.; Наука, 1977. С. 421 435.

187. Есаулов И. А. Категория соборности в русской литературе: (К постановке проблемы) // Евангельский текст в русской литературе ХУШ XX веков; Цитата, реминисценция, мотив, сюжет, жанр; Сб. науч. тр. Петрозаводск: Изд-во ПТУ, 1994. С. 32 - 60.

188. Есаулов И.А. Категория соборности в русской литературе. Петрозаводск: Изд-во ПТУ, 1995. 287 с.

189. Живолупова Н.В. Смысловой комплекс «Жизнь смерть - бессмертие» в художественном сознании трех русских писателей (Л.Н. Толстой, Ф.М. Достоевский, А.П. Чехов) //Жизнь. Смерть. Бессмертие. СПб., 1993. С. 82 - 84.

190. Жилякова Э.М. «В лесу» Генри Topo и «Степь» А.П. Чехова:(Версия, или опыт типологического анализа) //Мотивы и сюжеты русской литературьг Томск: Знамя Мира, 1997. -С. 171 - 182.

191. Жилякова Э.М. Последний псалом А.П. Чехова («Архиерей») // Евангельский текст в русской литературе ХУШ-ХХ веков: Цитата, реминисценция, мотив, сюжет, жанр: Сб. науч. тр. Петрозаводск: Изд-во ПТУ, 1994. С. 274 285.

192. Журавлева А.И. Русская драма и литературный процесс ХЕХ века: От Гоголя до Чехова. М.: Изд-во МГУ, 1988. 198 с.

193. Заика СВ. М. Горький и русская классическая литература конца XIX начала XX века. М.: Наука, 1982. 143 с.

194. Закс Л.А. «У мира есть смысл» (Духовное мироздание М.Бахтина) // М.М.Бахтин и гуманитарное мышление на пороге XXI века. Ч. 2. Саранск, 1995. С. 54-57.

195. Захаров В.Н. Пасхальный рассказ как жанр русской литературы // Евангельский текст в русской литературе ХУШ-ХХ веков: Цитата, реминисценция, мотив, сюжет, жанр: Сб. науч. тр. Петрозаводск: Изд-во ПТУ, 1994. С. 250 260

196. Заяц Е.М. Динамика взаимодействия романной прозы и драмы в раннем творчестве A.n. Чехова: Автореф. дис. . канд. филол. наук. Томск, 1999. 19 с.

197. Заяц Е.А. Лирическая природа ранней драматургии А.П. Чехова // Проблемы литературных жанров: Мат-лы IX Междунар. науч. конф. 8-10 декабря 1998 г. Ч. 2. Томск: Изд-во Том. ун-та, 1999. С. 22- 25.

198. Заяц Е.М. Особенности формирования авторской позиции Чехова в 80-х гг. // Молодые исследователи Чехова. 3. М., 1998. С. 47 53.

199. Звонникова Л. Скверная болезнь: (К нравственно-философской проблематике «Дуэли») //Воир. лит. 1985. Хе 3. С. 160 182.

200. Зингерман Б.И. Очерки истории драмы XX века: Чехов, Стриндберг, Ибсен, Метерлинк, Пиранделло, Брехт, Гауптман, Лорка, Ануй. М.; Наука, 1979. 392 с.

201. Зингерман Б.И. Пространство в пьесах Чехова // Взаимосвязь искусств в художественном развитии России второй половины XIX века: Идейные принципы. Структурные особенности. М., 1982. С. 298 357.

202. Зингерман Б.И. Театр Чехова и его мировое значение. М.: Наука, 1988. 521 с.

203. Зоркая Н.М. Чехов и «серебряный век»: некоторые оппозиции // Чеховиана: Чехов и «серебряный век». М.: Наука, 1966. С. 5 14.

204. Зубарева Е.Ю. Проблема «А.П. Чехов и символизм» в американском литературоведении 1980-х гг. //Серебряный век русской литературы. М., 1996. С. 3 11.

205. Зубарева Е.Ю. Основные тенденции изучения творчества Чехова в современном литературоведении США // Русская литератора в зарубежных исследованиях 1980-х годов: Учеб. пособие. М.: Изд-во МГУ, 1994. С. 26-41.

206. Зубарева Н.Б. Об эволюции пространственно-временных представлений в художественной картине мира//Художественное творчество. Л., 1983. С. 25 37.

207. Иван Бунин. Кн. 1-2. М.: Наука, 1973. (Лит наследство. Т. 84).

208. Иван Бунин и литературный процесс начала XX века (до 1917 года): Межвуз. сб. науч. трудов. Л.: ЛГПИ, 1985. 129 с.

209. Иванов А.И. Повесть А.П. Чехова «Огни» как произведение переломного периода // A.n. Чехов: (Проблемы жанраи стиля): Межвуз. сб. науч. тр. Ростов н/Д.: РГПИ, 1986. С. 11 18.

210. Иванова Н.Д. Содержание и принципы художественного изучения пейзажа // Филол. науки. 1994. Х» 5-6, С. 76 83.

211. Ивин A.A. Сюжетостроение драматургии А.П. Чехова. Автореф. дис. . канд. филол. наук. Иваново, 1999. 16 с.

212. Иезуитова Л.А. О «натуралистическом» романе в русской литературе конца XIX -начала XX века (Боборыкин, Мамин-Сибиряк, Амфитеатров) // Проблемы поэтики русского реализмаXIX века: Сб. ст Л.: Изд-во ЛГУ, 1984. С. 228 264.

213. Иезуитова Л.А. Творчество Л. Андреева 1892 1906. Л.: Изд-во ЛГУ, 1976. 240 с.

214. Из истории русского реализма конца XIX начала XX веков. М.: Изд-во МГУ, 1986.176 с.

215. Измайлов А. Литературное обозрение //Биржевые ведомости. СПб., 1898. 28 августа (X» 234).

216. Ильин И.П. Постструктурализм, Деконструктивизм, Постмодернизм. М.: Интрада, 1996. 256 с.

217. Иоаннисян Д.В. Природа, время, человек у А.П. Чехова и И.А. Бунина // Русская литература XX века (дооктябрьский период). Сб. 4: Творчество И. А. Бунина. Калуга, 1973. С. 5069.

218. Ирза И. Пространственно- временная организация художественного произведения и его видовая специфика // М.М.Бахтин и гуманитарное мышление на пороге XXI века. Ч. П. Саранск, 1995. С. 60 61.

219. История русской драматз'ргии: (Вторая половина XIX начало XX в.). - Л.: Наука, 1987. -660 с.

220. Исупов К.Г. Смерть Другого // Бахтинология: Исследования, переводы, публикации. СПб.: Алетейя, 1995. С. 103 116.

221. Исупов К.Г. Художественный историзм АН. Чехова: О судьбах историзма в послеромантическую эпоху // Романтизм: вопросы эстетики и поэтики. Тверь: Изд-во ТГУ, 1992. С. 98 111.

222. Ищук-Фадеева Н.И. Тема жизни и смерти в позднем творчестве А.П. Чехова // Чеховские чтения в Твери. Тверь, 1999. С. 48 - 54.

223. Кавелин К.Д. Злобы дня//Рус. мысль. 1888. Хл 3. С. 1 15.

224. Каждан Т.Н. Русская усадьба // Русская художественная культура второй половины XIX века Картина мира М.: Наука, 1991. С. 354 393.

225. Каминский В.И. Пути развития реализма в русской литературе конца X.IX века. Л.: Наука, 1979. 198 с.

226. Камю А, Бунтующий человек: Философия, политика, искусство. М.: Политиздат, 1990. 415 с.

227. Камянов В.И. Время против безвременья: Чехов и современность. М.: Сов. писатель, 1989. 384 с.

228. Кант И. Критика чистого разума. СПб.: Тайм-аут, 1993. 302 с.

229. Капнинов А.И. Мотив в сюжетосложении рассказа «Хозяин и работник» // Лев Толстой и русская литература. Горький: Изд-во ГГУ, 1976. С. 86 87.

230. Капустин И.В. «Земля» и «небо» в рассказе А.П. Чехова «Архиерей» // Филол. науки. 1999. Х2 2. С. 93 101.

231. Карасев Л.В. Онтологический взгляд на русскую литературу. М.: РГГУ, 1995. 104 с.

232. Карасев Л.В. Онтология и поэтика//Вопр. филос. 1997. Хз 7. С. 55 82.

233. Кареев Н. История и философское значение идеи прогресса // Сев. вестник. 1891. Хз 12. С. 91 111.

234. Карлик Л.Н КлодБернар. М.; Наука, 1964. 270 с.

235. Каре Е. Материализм и наука СПб., 1872. 136 с.

236. Каро Е. Пессимизм в XIX веке: Леопарди Шопенгауэр - Гартман. 2-е изд. М., 1893.372 с.

237. Карпов И.П. Автор в рассказах Чехова и Бунина // Жизнь и судьба малых литературных жанров: Мат-лы межвуз. науч. конф. Иваново: Изд-во ИГУ, 1996. С. 177 - 186.

238. Карпов H.H. Чехов и его творчество: Этюд. СПб., 1904. 47 с.

239. Касаткина Т.А. Категория пространства в восприятии личности трагической мироориентации (Раскольников) // Достоевский: Материалы и исследования. Т. И: К 80-летию акад. Г.М. Фридлеидера СПб., Наука, 1994. С. 81-88.

240. Касаткина Т.А. Об одном свойстве эпилогов пяти великих романов Достоевского // Достоевский в конце XX века. М.: Классика Плюс, 1996. С. 67 136.

241. Катаев В.Б. Автор в «Острове Сахалине» и в рассказе «Гусев» // В творческой лаборатории Чехова. М.: Наука, 1974. С. 232 252.

242. Катаев В.Б. Литературные связи Чехова. М.: Изд-во МГУ, 1989. - 261 с.

243. Катаев В.Б. Натурализм на фоне реализма (о русской прозе рубежа XIX XX вв.) // Вопр. лит. 2000. ХУ 1, С. 31 - 53.

244. Катаев В.Б. Образ автора в прозе Чехова: Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 1966. 17 с.

245. Катаев В.Б. «Подвижники нужны, как солнце. » // Русское подвижничество. Сб. к 90-летию акад. Д.С. Лихачева М. : Наука, 1996. С. 258 264.

246. Катаев В.Б. Проза Чехова: проблемы интерпретации. М • Изд-во МГУ, 1979. 326 с.

247. Катаев В.Б. Спор о Чехове: конец или начало? // Чеховиана: Мелиховские «труды и дни». М.: Наука, 1995. С. 3 9.

248. Катаев В,Б. Чехов и его литературное окружение (80-е годы XIX века) // Спутники Чехова М., : Изд-во МГУ, 1982. С. 5 47.

249. Катаев В.Б. Чехов и мифология нового времени // Науч. докл. высшей школы. Филол. науки. 1976. Хо5. С. 71-77.

250. Каштанова И.А. Чехов и Куприн в утверждении истинно человеческого («Архиерей» и «Анафема») //А.П. Чехов: (Проблемы жанра и стиля): Межвуз. сб. науч. тр. Ростов н/Д.: РГПИ, 1986. С. 61 68.

251. Кириллова И. Пьеса Константина Треплева в поэтической структуре «Чайки» // Чехов и театральное искусство: Сб. науч. трудов. Л.: ЛГИТМИК, 1985. С. 97 117.

252. Классика и современность. М.: Изд-во МГУ, 1991. 256 с.

253. Кирсанов Н.О. Мифологические основы поэтики Л.Н, Толстого: Дис. .,, канд. филол. наук. Томск, 1998. 158 с.

254. Ключевский В.О. Курс русской истории. Ч. 1 // Соч.: В 8 т. М.: Госполитиздат, 1956. Т.1. 427 с.

255. Князева Б.Н., Курдюмов СП. Синергетическое расширение антропного принципа. // Синергетическая парадигма: Многообразие поисков и подходов. М: Прогресс Традиция, 2000. С 80- 106.

256. Ковалев В.А. «Записки охотника» И.С. Тургенева: Вопросы генезиса. Л.: Наука, 1980.130 с

257. Ковалев В. А. Поэтика Л.Толстого: Истоки. Традиции. М.: Изд-во МГУ, 1983. 177 с.

258. Ковалев В.А. Творческий путь Чехова: Уч.-метод, пособие. М.: Изд-во МГУ, 1991. 91с.

259. Кожуховская Н.В. Эволюция «чувства природы» в русской прозе XIX века. Сыктывкар: Изд-во СГУ, 1995. 146 с.

260. Козлова СМ. Литературная «перспектива» в новой поэтике А.П. Чехова: («Огн»") // Проблемы межтекстовых связей: Сб. науч. ст Барнаул: Изд-во Алт.ГУ, 1997. С. 74 85.

261. Козловская И.С. Повести А.П. Чехова 90-х годов (поэтика характера) Автореф. дис. . канд. филол. наук. Горький, 1990. 14 с.

262. Колобаева Л.А. Концепция личности в русской литературе рубежа XIX XX веков. М.: Изд-во МГУ, 1990. 335 с

263. Кони А.Ф. На жизненном пути. Т.5. Л.: Прибой, 1929. 376 с.

264. Конюшенко Е.И. Литературные связи И. А. Бунина: (Проблемы творческого самоопределения). Дисс. . канд. филол. наук. Томск, 1993. 162 с.

265. Коренькова Т.В. О некоторых особенностях жанра повести «Скучная история» и художественной философии Чехова//Вест. Рос. ун-та дружбы народов. Сер.: Литературоведение. Журналистика. М., 1996. Х» 1. С. 35 39.

266. Корецкая И.В. Андрей Белый: «Корни» и «крылья» // Связь времен: Проблемы преемственности в русской литературе конца XIX начала XX века. М.: Наследие, 1992. С. 225 -243.

267. Корытная С. Высшая нравственная сила//Вопр. лит. 1965. Хе 8. С. 127 143.

268. Котельников В.А. «Покой» в религиозно-философских и художественных контекстах //Рус лит. 1994. Х2 1. С. 3 -41.

269. Кравченко А.В. Когнитивные структуры пространства и времени в естественном языке//Изв. АН Серия лит. и яз. Т. 55. 1996. Х2 3. С. 3 24.

270. Красавченко Т., Серебряный С. Чехов в зарубежном литературоведении // Вопр. лит. 1985. Xл 2. С. 210-241.

271. Краснов Пл. Осенние беллетристы. 2. Ан. Чехов // Труд. СПб., 1895. ХУ 1. С. 201210.

272. Красовский В.Е. Проблема натурализма в русской литературе и творчество П.Д. Боборыкина // Из истории русского реализма конца XIX начала XX века. М., 1986. С. 76-91.

273. Кройчик Л.Е. Поэтика комического в произведениях АН. Чехова Воронеж: Изд-во ВЕУ, 1986. 276 с.

274. Ксенофонтов И. Движение русской философской мысли конца ХК начала XX в. и творчество Чехова//Молодые исследователи Чехова. М., 1993. С. 3-4.

275. Кубасов A.B. Рассказы А.П. Чехова: поэтика жанра. Свердловск: СГПИ, 1990. 71 с.

276. Кубасов A.B. Условное и безусловное в пейзаже А.П. Чехова // Чеховские чтения в Твери. Тверь: Изд-во ТГУ, 1999. С. 104 113.

277. Кубрякова Е.С. Язык пространства и пространство языка: (К постановке проблемы) // Изв. АН. Серия лит и яз. Т. 56. 1997. ХУ 3. С. 22 31.

278. Кузичева А.П. О философии жизни и смерти // Чехов и Лев Толстой. М.: Наука, 1980. С. 254-263.

279. Кузичева А.П. Утраты и обретения «мелиховской жизни» // Чеховиана: Мелиховские «труды и дни». М.: Наука, 1995. С. 17 27.

280. Кузнецов СП. О функциях ремарки в чеховской драме // Рус. лит. 1985. Xi? 1. С. 140154.

281. Кузнецова М.В. Творческая эволюция А.П. Чехова. Томск: Изд-во ТГУ, 1978. 262 с.

282. Кулешов В.И. Реализм Чехова в соотношении с натурализмом и символизмом в русской литературе конца XIX и начала XX века // Чеховские чтения в Ялте. М.: Книга, 1973. С. 21 -37.

283. Культура, человек и картина мира. М.: Наука, 1987. 347 с.

284. Культурология. XX век; Словарь. СПб.; Университетская книга, 1997. 640 с.

285. КупреяноваЕ.Н. Эстетика Л.Н. Толстого. М.-Л.; Наука, 1966. 324 с.

286. Курдюмов М. Сердце смятенное: О творчество А.П. Чехова 1904 1934. Париж: YMCA PRESS, 1934. 210 с.

287. Кучеровский Н.М. Бунин и его проза (1887 1917) Тула; Приокское книж. изд-во, 1980. 319 с

288. Лакшин В.Я. Искусство психологической драмы Чехова и Толстого («Дядя Ваня» и «Живой труп»). М.; Изд-во МГУ, 1958. 88 с.

289. Лакшин В.Я. Толстой и Чехов. 2-е изд. М.: Сов. писатель, 1975. 456 с.

290. Лапушин P.E. «Народ безмолвствует»? («Борис Годунов» и проза Чехова) // Чеховиана; Чехов и Пушкин. М.: Наука, 1998. С. 47- 53.

291. Латынина А.Н. Всеволод Гаршин: Творчество и судьба. М.; Худ. лит., 1986. 224 с.

292. Левитан Л.С, Авторское начало в монологах и диалогах «Вишневого сада» // Науч. докл. высш. школы. Филол. науки. 1987. Х» 12. С.

293. Левитан Л.С. Пространство и время в пьесе А.П. Чехова «Вишневый сад» // Вопросы сюжетосложения. Рига: Звайгзне, 1978. - С. 107-118.

294. Левитан Л.С., Цилевич Л.М. Сюжет в художественной системе литературного произведения. Рига: Зинатне, 1990. 510 с.

295. ЛесевичВ. Что такое научная философия?//Рус. мысль. 1888. № 1. С. 1-26; № 11. С. 1-20; № 12. С. 13 24; 1889, № 10. С. 1-20; № 11. С. 1-20.

296. Ли Д.И. «Письмо» и «голос» в художественном мире А.П. Чехова: «Чайка» и «Черный монах» // Филологические исследования: Сб. ст. молодых ученых. Томск; Издание ТГУ, 2000. С. 248-258.

297. Линков В.Я. Мир и человек в творчестве Л. Толстого и И. Бунина. М.: Изд-во МГУ, 1989. 172 с

298. Линков В.Я. Особенности фабулы в прозе А.П. Чехова // Чеховские чтения в Ялте: Чехов и русская литература. М., 1978. С. 73 81.

299. Линков В.Я. Скептицизм и вераЧехова М.; Изд-во МГУ, 1995. 80 с.

300. Линков В.Я. Художественный мир прозы Чехова. М.: Изд-во МГУ, 1982. 128 с.

301. Линков В.Я. Через сомнения к «Богу живого человека» // Чеховиана; Мелиховские «труды и дни». М.; Наука, 1995. С. 10 16.

302. Линков В.Я. Чехов писатель «эпохи всеобщего обособления» // Русская литература 1870 - 1890-х годов. Свердловск; Изд-во УрГУ, 1977. С. 93 - 105.

303. Литературный энциклопедический словарь, М.: Сов. энциклопедия, 1987. 750 с.

304. Лихачев Д.С. Поэтика древнерусской литературы. 3-е изд. М.; Наука, 1979. 352 с.

305. Лищинский Б.Д. Путешествие с Чеховым. Владивосток: Дальневост. книж. изд-во, 1989. 115 с.

306. Лолаев Т.П. Почелгу вечность не бесконечное время // Вестник Моск. ун-та. Сер. 7. Философия. 1998. Пч 2. С. 80 90.

307. Лосский В.П. Очерк мистического богословия Восточной церкви. Догматическое богословие. М., 1991. 287 с.

308. Лотман Ю.М. Внутри мыслящих миров: Человек текст - семиосфера - история. М.; Языки русской культуры. 1999. 464 с.

309. Лотман Ю.М. Два устных рассказа Бунина (К проблеме «Бунин и Достоевский») // Лотман Ю.Х1. Избр. статьи; В 3 т. Таллинн.: Александра, 1993. Т. 3. С. 172 184.

310. Лотман Л.М. Драматургия Чехова: Идеи и формы // Русская литература 1870 1890-х годов; Проблемы литературного процесса. Свердловск; Изд-во УрГУ, 1985. С. 105 - 121.

311. Лотман Ю.М. Избранные статьи; В 3 т. Таллинн: Александра, 1992 1993. Т. 1-3.

312. Лотман Ю.М. Культура и взрыв. М.: Гнозис Прогресс, 1992. 270 с.

313. Лотман Ю.М. Смерть как проблема сюжета // Ю.М. Лотман и тартуско-московская семиотическая школа М.; Гнозис, 1994. С. 417 430.

314. Лотман Ю.М. «Человек природы» в русской литературе XIX века // Лотман Ю.М. Избр. статьи: В 3 т. Таллинн, 1993. Т. 3. С. 246 293.

315. Лукацкий М.А. Философия культуры Л.Н. Толстого: Учеб. пособие. Тверь: Изд-во ТГУ, 1996. 119 с.

316. Лукин В. А. Хронотоп повести Чехова «Черный монах» // Бахтинские чтения. Орел, 1997. - Вып. 2. - С. 117-122.

317. Львова Ю.А. Ремарка в драматическом тексте как предмет понимания // Понимание как усмотрение и построение смыслов. Тверь, 1996. Ч. 1. С. 59-64.

318. М.А. Чарльз Дарвин и его теория // Рус. мысль. 1890. Х« 6. С. 83-107.

319. Маевская Т.П. Д.Н. Овсянико-Куликовский об эпохе и литературном процессе 80-х годов ХЕХ века // Весник Харкшського ушверситету. Х2 411. Спадщина Д.М. Овсянико-Куликовського та сучасна фшолопя. Харк1в, 1998. С. 156-160.

320. Маймин Е.А. Лев Толстой: Путь писателя. М.: Наука, 1978. 192 с.

321. Максименко В.Ф. «Норма» в художественном мире А.П. Чехова // Вюник Харивського уншерситету. Хе 411: Спадщина Д.М. Овснико-Куликовського та сучасна фшолопя. Харкш: ОКО, 1998. С. 176-179.

322. Максименко В.Ф. О некоторых особенностях конфликта повестей Чехова 90-900-х годов //Русская филология. Харьков, 1996. Х» 3/4. С. 26-30.

323. Максимов Д.Е. Поэзия и проза Александра Блока. Л. Сов. писатель, 1981. 526 с.

324. Мальцев Ю.В. Ив. Бунин. 1870-1953. Франкфурт-н/М.-М.: Посев, 1994. 431 с.

325. Малюгин Л.А., Еитович И.Е. Чехов: повесть-хроника. М.: Сов. писатель, 1983. 576 с.

326. Мамардашвили М.К. Психологическая топология пути: М. Пруст, «В поисках утраченного времени». СПб.: Изд-во Рус. Христианского гуманитар, ин-та. 1997. 568 с.

327. Манн Ю.В. Автор и повествование // Историческая поэтика: Литературные эпохи и типы художественного сознания. М.: Наследие, 1994. С. 431-480.

328. Марк Аврелий. Наедине с собой. Размышления. Ростов н/Д.: Ростовское кннж. изд-во, 1991. 173 с.

329. Маркович В.М. Между эпосом и трагедией: (О художественной структуре романа И.С. Тургенева «Дворянское гнездо») // Проблемы поэтики русского реализма XIX века. Л.: Изд-во ЛГУ, 1984. С. 49-76.

330. Маркович В.М. И.С. Тургенев и русский реалистический роман XIX века Л.: Изд-во ЛГУ, 1982. 207 с.

331. Маркович В.М. Человек в романах Тургенева. Л.: Изд-во ЛГУ, 1975. 152 с.

332. Меве Е.Б. Медицина в творчество и жизни А. П. Чехова. Киев: Здоровье, 1989. 277 с.

333. МеднисН.Е. Венеция в русской литературе. Новосибирск: ИФ СОАН, 1999. 392 с.

334. Мейлах Б.С. Философия искусства и художественная картина мира // Вопр. филос. 1983. №7.

335. Мелик-Саркисова Н.В. Концепция человека и творческий метод Э. Золя. Махачкала: Дагестан, книж. изд-во, 1975. 352 с.

336. Мелкова A.C. «Тип старика, который у меня предвосхитил Чехов» // Чехов и Лев Толстой. М.: Наука, 1980. С. 270-285.

337. Мензбир М.А. Поэзия и правда естествознания//Рус. мысль. 1888. № 1 1. С. 109-132.

338. Меньшиков М. Без воли и совести//Книжки Недели. СПб., 1893. № 1. С. 199-226.

339. Мережковский Д.С.О причинах упадка и о новых течениях современной русской литературы//Мережковский Д.С. Поли. собр. соч.: В 17 т. Пб.-М., 1912. Т. 15. С. 209-305.

340. Мережковский Д. Рассказы Вл. Короленко // Сев. вестник. 1889. № 5. С. 1-29.

341. Мережковский Д.С. Чехов и Горький // Мережковский Д.С. Поли. собр. соч.: В 17 т. Пб.-М., 1912. Т. 11. С. 37 92.

342. Мечников И.И. Этюды о природе человека. М., 1903. 218 с.

343. Миловидов В.А. Поэтика натурализма: Авторес}). дис. . докт. филол. наук. Екатеринбург, 1996. 30с.

344. Миловидов В.А. Натурализм: Метод, поэтика, стиль: (Проблемы сравнительного литературоведения): Учеб. пособие по спецкурсу. Тверь: Изд-во ТЕУ, 1993. 72 с.

345. Мильдон В.И. Чехов сегодня и вчера: («Другой человек»). М.: Изд-во ВЕИК, 1996.177 с.

346. Мильдон В.И. Образы места и времени в классической русской драме. Автореф. дис. . докт филол. наук. М., 1995. 36 с.

347. Михеева Л.Н. Своеобразие русской реалистической прозы начала XX века (философские истоки, жанровая специфика, творческие индивидуальности): Автореф. дис. . докт. филол. наук. М., 1993. 48 с.

348. МишлеЖ, Море. СПб, 1861. 192 с.

349. Молодые исследователи Чехова: Материалы и тезисы конференции / Под ред В.Б. Катаева М., 1993. 62 с.

350. Молодые исследователи Чехова 2: Чехов и Еермания, М., 1996. 287 с.

351. Молодые исследователи Чехова 3. М., 1998. 334 с.

352. Муратов А.Б. Тургенев новеллист: (1870-1880-е годы). Л.: Изд-во ЛЕУ, 1985. 118 с.

353. Муш:енко Е.Г. Образ «живой жизни» в художественном мышлении конца ХГХ-начала XX века // Художественное мышление в литературе XIX- XX веков. Калининград, 1992. С. 4149.

354. Мышковская Л. О мастерстве писателя. М.: Сов. писатель, 1967. 444 с.

355. Набоков B.B. Лекции по русской литературе: Чехов, Достоевский, Гоголь, Горький, Толстой, Тургенев. М.: Изд-во Независимая Газета, 1998. 440 с.

356. Назарова Л.Н. Тургенев и русская литература конца XIX начала XX в. Л.: Наука, 1979. 200 с.

357. Наследие М. Горького и современность. М.: Наука, 1986. 287 с.

358. Неизданный Достоевский: Записные книжки и тетради 1860 1881 гг. М.: Наука, 1971. 727 с. (Лит. наследство. Т. 83).

359. Никипелова H.A. Сюжетная роль времени в рассказе А.П. Чехова «"Архиерей» // Творчество A.n. Чехова: Особенности художественного метода. Вып. 4. Ростов н/Д.: РГПИ, 1979. С. 52-61.

360. Никитина И.М. Особенности реализма Золя и жанровая поэтика романов цикла «Ругон-Маккары» // Проблемы метода и поэтики в зарубежных литературах XIX-XX веков. Пермь, 1985. С. 56-66.

361. Николаев Ю. (Говоруха-Отрок Ю.Н.). Очерки современной беллетристики. Чехов. По поводу его нового рассказа//Московские ведомости. М., 1889. 14 декабря (Хе 345).

362. Николаева Е.В. Художественный мир Льва Толстого: 1880-1900-е годы. М.: Флинта, 2000. 272 с.

363. Николаева СЮ. Чехов и Достоевский (проблема историзма): Учеб. пособие. Тверь: ТГУ, 1991. 84 с.

364. Николаева СЮ. Русская литература в художественном мышлении Чехова автора «Степи» // Читатель в творческом сознании русских писателей. Калинин: Калинин.ГУ, 1986. С. 107- 124.

365. Никольская Л.Д. Об активизации авторского сознания в стилевых исканиях русской литературы конца XIX начала XX века // Поэтика реализма: Межвуз. сб. Куйбышев: КГУ, 1984. С. 62 -75.

366. Новикова Е.Г Евангельский текст в художественном контексте А.П. Чехова: Рассказ «Студент» // Мотивы и сюжеты русской литературы. Томск; Знамя Мира, 1997. С. 162 170.

367. Новикова Е.Г. Позиция художника в "Доме с мезонинов" А.П. Чехова // От Карамзина до Чехова. Томск: Изд-во ТГУ, 1992. С. 178 188.

368. Новикова Е.Е. Томск в жизни Н.И. Наумова; Эскизы без теней // Русские писатели в Томске. Томск; Водолей, 1996. С. 128 146.

369. Новые зарубежные исследования творчества А.П. Чехова; Сб. обзоров. М., 1985. 236с.

370. Оболенский Л.Е. Обо всем; (Критическое обозрение) // Рус. богатство. СПб., 1886. № 12. С. 166 185.

371. Образцова А. Драматургический метод Б. Шоу. М.: Наука, 1965. 315 с.

372. Овсянико-Куликовский Д.Н. Литературно-критические работы: В 2 т. Т. 1. Статьи по теории литературы. Гоголь. Пушкин. Тургенев. Чехов. М.: Худ. лит., 1989. 542 с.

373. Одесская М.М. «Лети, корабль, неси меня к пределам дальным»: (Море в поэтике A.C. Пушкина и A.n. Чехова)//Чеховиана: Чехов и Пушкин, М.: Наука, 1998. С. 102 105.

374. Одиноков В.Г. Поэтика романов Л.Н. Толстого. Новосибирск: Наука, 1978. 160 с.

375. Одиноков В.Г. Поэтика русских писателей XIX века и литературный прогресс. Новосибирск: Наука, 1987. 155 с.

376. О поэтике А.П. Чехова: Сб. науч. тр. Иркутск: Изд-во Иркут. ун-та, 1993, 304 с.

377. Ортега-и-Гассет X. Избр. труды. М.: Весь мир, 1997. 702 с.

378. Оршанский И. Современное психологическое движение // Рус. мысль. 1899. № 2. С. 1-21.

379. Осипова И.О. Поэтика художественного времени в жанровой структуре прозы А.П. Чехова на рубеже Х.1Х XX веков (1898 - 1903 гг.) // Жанр и композиция литературного произведения: Межвуз. сб. Петрозаводск: Петрозаводский ГУ, 1986. С. 133 - 138.

380. Основин В.В. Драматургия Л.Н. Толстого. М.: Высшая школа, 1982. 176 с.

381. Основин В.В. Русская драматургия второй половины XIX века: Пособие для учителя. М.: Просвещение, 1980. 190 с.

382. Основин В.В. О своеобразии драмат>'ргического действия в пьесе «Три сестры» // Чеховские чтения в Ялте: Чехов сегодня. М., 1987. С. 40 49.

383. Прикладная социальная наука и теория прогресса // Рус. мысль. 1889. Х» П. С. 53 -78;Хо12. С. 92 108.

384. Паперный З.С. «Вопреки всем правилам»: Пьесы и водевили Чехова. М.: Искусство, 1982. 285 с.

385. Паперный З.С. Гоголь в восприятии Чехова // Изв. АН СССОР. Серия лит. и яз. Т. 44. 1985. Хо 1. С. 68-71.

386. Паперный З.С. Записные книжки Чехова. М.: Сов. писатель, 1976. 391 с.

387. Паперный З.С. Еще одна странная пьеса // Чеховские чтения в Ялте: Чехов сегодня. М., 1987. С, 49 55.

388. Паперный З.С. Смысл и бессмыслица жизни у Чехова и Мопассана // Чеховиана: Чехов и Франция. М.: Наука, 1992. С. 57 67.

389. Паперный З.С. Стрелка искусства М.: Современник, 1986. 252 с.

390. Паперный З.С. Творчество Тургенева в восприятии Чехова // И.С. Тургенев в современном мире. М.: Наука, 1987. С. 127 135.

391. Паперный З.С. «Чайка» А.П. Чехова. М.: Худодс. лит, 1980. 160 с.

392. Печерская Т.И. Разночинцы шестидесятых годов XIX века: феномен самосознания в аспекте филологической герменевтики (мемуары, дневники, письма, беллетристика). Новосибирск: ИФ СОАН, 1999. 299 с.

393. Пильд Л. Философские искания В.Г. Короленко второй половины 1880-х начала 1890-х годов // Тезисы докл. конф. по гуманитар, наукам студенческого науч. об-ва. Русская филология. Тарту, 1988. С. 33 - 36.

394. Пирогов Т.П., Захаркин А.Ф. Реализм А.Н. Островского и А.П. Чехова М., 1967. 469с.

395. Писачкин В.А. Структура морального творчества и нравственной философии М.М. Бахтина // М.М. Бахтин и гуманитарное мышление на пороге XXI века. Ч. 1. Саранск, 1995. С. 186 188.

396. Покатилова Н.В. Сибирские главы «Фрегата "Паллада"» И.А. Гончарова // Полярная звезда 1987. Хз 5. С. 101 106.

397. Полоцкая Э.А. «Первые достоинства прозы.» (От Пушкина к Чехову) // Связь времен: Проблемы преемственности в русской литературе конца XIX начала XX века. М.: Наследие, 1992. С. 116-139.

398. Полоцкая Э.А. Развитие действия в прозе и драматургии Чехова // Страницы истории русской литературы. М.: Наука, 1971. С. 330 338.

399. Полоцкая Э.А. А.П. Чехов: Движение художественной мысли. М.: Сов. писатель, 1979. 340 с.

400. Полоцкая Э.А. Человек в художественном мире Достоевского и Чехова // Достоевский и русские писатели: Традиции. Новаторство. Мастерство. М.: Сов. писатель, 1971. С. 184- 245.

401. Полоцкая Э.А. Чехов в художественном развитии Бунина (1890 1910-е годы) // Иван Бунин. Кн. 2. М.: Наука, 1973. (Лит наследство. Т. 84). С. 66 - 89.

402. Полтавский М. (Дубинский М.И.). Литературные заметки // Бирлсевые ведомости. СПб., 1895. 15 декабря (Х» 344).

403. Полякова Л.И. Повести И.С. Тургенева 70-х годов. Киев: Наукова думка, 1983. 191с.

404. Померанц Г. Открытость бездне: Встречи с Достоевским. М.: Сов. писатель, 1990.382 с.

405. Поппер К. Предположения и опровержения. Рост научного знания // Феномен человека: Антология. М.: Высшая школа, 1993. С. 156 159.

406. Постнов О.Г. Сибирские главы «Фрегата "Паллаца"»: (К проблеме положительного героя в творчестве И.А.Гончарова) НИзв. СО АН СССР. Новосибирск, 1988. № 10. Вып. 2. С. 50 -55.

407. Поэтический мир Чехова: Сб. науч. тр. Волгоград: ВГПИ, 1985. 144 с.

408. Пращерук Н.В. Феноменология Бунина: авторское сознание и его пространственная структура. Автореф. дне. . докт. филол. наук. Екатеринбург, 1999. 34 с.

409. Пригожий И. От существующего к возникающему: Время и сложность в физических науках, М.: Наука, 1985. 326 с.

410. Пригожий И., Стенгерс И. Порядок из хаоса: Новый диалог человека с природой. М.: Прогресс, 1986. 431 с.

411. Проблемы пространства и времени в современном естествознании. 2-е изд. СПб., 1991. 448 с.

412. Проскурина Д.М. Трансформащш очерка в русской литературе середины XIX века II Проблемы стиля и жанра в русской литературе XIX начала XX в. Свердловск: Изд-во СЕНИ, 1986. С. 39 - 49.

413. Пруайар де, Ж. Антон Чехов и Еерберт Спенсер: (Об истоках повести «Драма на охоте» и судьбе мотива грации в чеховском творчестве) II Чеховиана: Чехов и его окружение. М.: Наука, 1996. С. 213 230.

414. ПустовойтПЕ. Тургенев художник слова М.: Изд-во МГУ, 1987. 301 с.

415. П}'ховаТ.Ф. Проблемы поэтики повестей Чехова 1890 1904 гг.: Дне. . канд. филол. наук. М., 1990. 199 с.

416. Пятигорский А. «Другой» и «свое» как понятия литературной философии II Сб. ст. к 70-летию проф. Ю.М.Лотмана Тарту: Изд-во ТГУ, 1992. С. 3-10.

417. Рассел Б. Воля к сомнению II Феномен человека: Антология. М.: Высгиая школа, 1993. С. 160 167.

418. Рев М. Своеобразие видения мира в рассказах Чехова и Мопассана II Проблемы изучения и преподавания русской классической и советской литерат>'ры, М.: Изд-во МГУ, 1983. С. 118 121.

419. Рев М, Художественное осмысление действительности в новелле А.П. Чехова «Студент» II Annales Universitatis Scientiarum Budapestmensis. Sectio Philologica Moderna. Budapest, I97I.T.2. P. 141 149.

420. Рев M. Чехов и Гаршин II Чеховские чтения в Ялте: Чехов и русская литература. М., 1978. С. 88 94.

421. Реизов Б.Г. Творчество Флобера. М.: Гослитиздат, 1955. 524 с.

422. Реизов Б.Г. Французский роман XIX века М.: Высшая школа, 1969. 311 с.

423. Ремизов В.Б. Роман Л.Н. Толстого «Воскресение»: концепция жизни и формы ее воплощения. Воронеж: Изд-во ВГУ, 1986. 163 с.

424. Ремизова H.A. Из наблюдений над авторской позицией в творчество В.М. Гаршина // Проблема автора в художественной литературе. Вып. 1. Ижевск: УГУ, 1974. С. 193 199.

425. Риль А. Фридрих Нитцше как художник и мыслитель. СПб., 1898. 150 с.

426. Ритм, пространство и время в литературе и искусстве. Д.: Наука, 1974. 299 с

427. Родина Т. Натурализм и антинатурализм//Вопр. эстетики. 9. М., 1971. С. 149 178.

428. Родионова В.М. Нравственные и художественные искания А.П. Чехова 90-х начала 900-х годов. М.: Прометей, 1994. 277 с.

429. Романенко В.Т. Чехов и наука. Харьков: Книж. изд-во, 1962. 208 с.

430. Романенко СМ. Авторская позиция как структурообразующий элемент жанра комедии A.n. Чехова «Чайка» // Проблемы литературных жанров: Мат-лы IX Мелсдунар. науч. конф 8 10 декабря 1998 г. Ч. 2. Томск: Изд-во Том. ун-та, 1999. С. 26 - 32.

431. Ромм A.C. Длс Б. Шоу. Д.-М.: Искусство, 1965. 250 с.

432. Роскин А.И. A.n. Чехов: Статьи и очерки. М.: Гослитиздат, 1959. 432 с.

433. Руднев В. Культура и смерть //Даугава 1991. № 3/4. С. 169 172.

434. Русская литература XX века: Дооктябрьский период. Сб. 4: Творчество Бунина. Калуга, 1973. 109 с.

435. Русская литература конца XIX начала XX века: Девяностые годы. М.: Наука, 1968.502 с.

436. Рыжикова В.П. Очерки А.П. Чехова и русский путевой очерк второй половины XIX века: Автореф. дис . канд. филол. наук. Д., 1984. 14 с.

437. Салынский Д. Пространственные образы драматургии Чехова//Художник, сцена: Сб. ст. М.: Сов. художник, 1978. С. 153 160.

438. Сарабьянов Д.В. Стиль модерн. Истоки. История. Проблемы. М.: Искусство, 1989.293 с.

439. Сарбаш Д.Н. Изучение поэтики романов Тургенева 50-60-х гг. Чебоксары: Изд-во ЧТУ, 1988. 72 с.

440. Сборники A.n. Чехова Межвуз. сб. Д.: Изд-во ДГУ, 1990. 147 с.

441. Свинцов В. Вера и неверие: Достоевский, Толстой, Чехов и другие // Вопр. лит. 1998. Х2 5. С. 176 207.

442. Связь времен: Проблемы преемственности в русской литературе конца XIX начала XX века М.: Наследие, 1992. 376 с.

443. Седегов В.Д. Рассказ «Счастье» в творческой биографии Чехова // Творчество А.П. Чехова: Сб. ст Вып. 3. Ростов н/Д., 1978. С. 34-45.

444. Седегов В.Д. А.П. Чехов в восьмидесятые годы. Ростов н/Д.: Книж. изд-во, 1991. 176с.

445. Семанова М.Л. Рассказ Чехова «По делам службы» как художественное единство // Сюжетосложение в русской литературе; Сб. ст. Даугавпилс, 1980. С. 25-41.

446. Сендерович С. Чехов с глазу на глаз: История одной одержимости А.П. Чехова: Опыт феноменологии творчества. СПб.; Дмитрий Буланин, 1994. 287 с.

447. Сибирь и Сахалин в биографии и творчестве А.П. Чехова: Сб. науч. ст. Юяшо-Сахалинск: Дальневост. книж. изд-во. Сахалинское отделение, 1993. 192 с.

448. Сидихменова Т.И. Комическое начало в драматургии А.П. Чехова // Проблемы литературных жанров: Мат-лы IX Междунар. науч. конф. 8-10 декабря 1998 г. Ч. 2. Томск: Изд-во Том. ун-та, 1999. С. 33 - 36.

449. Симкин Я.Р. Семь лет из жизни А.П. Чехова: (1898 1904). Ростов н/Д.: Книж. изд-во, 1987. 238 с

450. Скафтымов А.П. Нравственные искания русских писателей: Статьи и исследования о русских классиках. М.: Худ. лит., 1972. 543 с.

451. Скибина О.М. Проза Чехова 1896 1903 гг.: Проблемы поэтики: Дис. . канд. филол. наук. М., 1984. 207 с.

452. Слепухов Т.Н. Пространственно-временная организация художественного произведения//Науч. докл. высш. школы. Филос. науки. 1984. Х» 1. С. 64 70.

453. Сливицкая О.В. Фабула сюжет - подробность бунинской новеллы // Русская литература XX века (дооктябрьский период). С. 4: Творчество И.А. Бунина. Калуга, 1973. С. 39 -49.

454. Сливицкая О.В. О природе бунинской «внешней изобразительности» // Рус. лит. 1994. Х» 1. С. 72 80.

455. Сливицкая О.В. Сюжетное и описательное в новеллистике И.А. Бунина // Рус. лит. 1999. Х« ТС. 89-110.

456. Сливицкая О.В. Фабульно-композиционная деталь бунинской новеллы // Бунинский сборник. Орел, 1974. С. 97 107.

457. Слово. Сборник 2: К 10-летию смерти А.П. Чехова М., 1914. 290 с.

458. Смирнов И.П. Бытие и творчество. Приложение к альманаху «Канун». Вып. 1. СПб., 1996. 188 с.

459. Смирнов М.М. Дуэль в «Дуэли» // Чеховские чтения в Ялте: Чехов и русская литература М.: 1978. С. 66 72.

460. Смола К.О. О Чехове // Смола О.П. «Если слова болят.»; Смола К.О. О Чехове. М.: Скорпион, 1998. С. 448 537.

461. Собенников A.C. «Между "есть Бог" и "нет Бога".»: (О религисзно-философских традициях в творчестве А.П. Чехова). Иркутск: Изд-во Иркут. ун-та, 1997. 224 с.

462. Собенников A.C. Художественный символ в драматургии А.П. Чехова: (Типологическое сопоставление с западноевропейской "новой драмой"). Иркутск: Изд-во ИГУ, 1989. 200 с.

463. Собенников A.C. Чехов и Метерлинк: (Философия человека и образ мира) // Чеховиана: Чехов и Франция. М.: Наука, 1992. С. 124 129.

464. Соболев Ю. Чехов: Статьи, материалы, библиография. М.: Федерация, 1930. 345 с.

465. Соболевская H.H. Город в «духовном пространстве» Чехова // Книга и литература. Новосибирск, 1997. С. 185 193.

466. Соболевская H.H. Поэтика А.П. Чехова: Учеб. пособие. Новосибирск, 1983. 87 с.

467. Современное зарубежное литерап'роведенне. Страны Зап. Европы и США: Концепции, школы, термины: Энциклопедический справочник. М.: Интрада, 1996. 320 с.

468. Созина Е.К. Об одном символе в прозе А.П. Чехова // Филол. записки. Воронеж, 1996. Вып. 6. С. 198 205.

469. Созина Е.К. Семантика моря в творчестве Чехова // Морской вектор в судьбах России: История, философия, культура; ГУ Крымские Пушкинские чтения. Симферополь, 1994. С. 97- 98.

470. Соколинский Е.К. О гротеске у Л.Н. Андреева (на материале произведений малой формы) //Рус, лит. 1998. № 2. С. 75 83.

471. Соколов-Ремизов СП. Человек и природа в классической художественной традиции Японии и Китая // Художественное творчество; Вопросы комплексного изучения / 1986. Человек -природа искусство. Л.; Наука, 1986. С. 35 - 47.

472. Соловьев B.C. Философия искусство и литературная критика. М.: Искусство, 1991.701 с.

473. Соловьев B.C. Пространство // Соловьев B.C. Собр. соч.; 2-е изд. СПб., 19М. Т. 10. С. 268 271.

474. Спенсер Г, Воспитание умственное, нравственное и физическое. СПб., 1881. 294 с.

475. Спенсер Г. Основные начала. Ч. 1-2. СПб., 1897. 467 с.

476. Спенсер Г. Прогресс, его закон и причина // Спенсер Г. Сочинения. Опыты научные, политические и философские. СПб., 1899. Т. 1. С. 4 34,

477. Спивак P.C. Об особенностях художественной структуры повести И.А. Бунина «Суходол» // Метод, стиль, поэтика русской литературы XX века. Вып. 11. Владимир: Изд-во ВГГШ, 1977. С. 45 55.

478. Старостова Л.Э. Философия поступка: индивидуальность, смысл, культура // М.М.Бахтин и гуманитарное мышление на пороге XXI века. Ч.П. Саранск, 1995. С. 149 152.

479. Стенин B.C. Саморазвиваюш:иеся системы и перспективы техногенной цивилизации // Синергетическая парадигма: Многообразие поисков и подходов. М: Прогресс Традиция, 2000. С. 12-27.

480. Степанов А.Д. Шестов о Чехове // Чеховиана: Чехов и «серебряный век». М.: Наука, 1996. С. 75 79.

481. Стернин Г.Ю. Изобразительное искусство // Русская худолсественная культура второй половины XIX века: Картина мира. М.: Наука, 1991. С. 11 44.

482. Стоянова СИ. Повести «позднего» Толстого в контексте его творчества 1880-1900-х годов: Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 1994. 23 с.

483. Стрелер Д. Театр для людей: Мысли записанные, высказаннью и осуществленные. М.: Радуга, 1984. 310 с.

484. Строева М.Н. Чехов и Художественный театр. Работа К.С. Станиславского и Вл.И. Немировича-Данченко над пьесами А.П. Чехова. М.: Искусство, 1955. 314 с,

485. Струнин Д. Вьщающийся литературный тип//Русское богатство. СПб., 1890. Ха 4. С. 106 125.

486. Субботин а К.А. Чехов и экзистенциализм: (К вопросу о восприятии творчества А.П. Чехова в современном американском литературоведении) // Творчество А.П. Чехова: Сб. ст. Вып. 2. Ростов н/Д., 1978. С. 92-101.

487. Сухих И.Н. «Вишневый сад» Чехова // Анализ литературного произведения. Д.:1988.

488. Сухих И.Н. Жанровая система Чехова (1888 1904) // Памяти Г.А. Вялого: К 90-летию со дня рождения. СПб.: Изд-во ЛГУ, 1996. С. 115 - 121.

489. Сухих И.Н. Проблемы поэтики Чехова Л.: Изд-во ЛГУ, 1989. 181 с.

490. Сухих И.Н. «Смерть героя» в мире Чехова // Чеховиана: Статьи, публикации, эссе. М.: Наука, 1990. С. 65 76.

491. Тамарли Г.И. Чехов и Гауптман: (О типологии художественного мышления) // А.П. Чехов: (Проблемы жанра и стиля): Межвуз. сб. науч. тр. Ростов н/Д.: РГПИ, 1986. С. 79 88.

492. Таркова H.A. От «Безотцовщины» к «Вишневому саду» // Чеховские чтения в Ллте. М.: 1983. С. 35 40.

493. Ташлыков CA. Малые эпические жанры в творчестве А.И. Куприна: (К проблеме жанровой динамики); Автореф. дис. . канд. филол. наук. Томск, 1999. 21 с.

494. Творческий метод А.П. Чехова; Межвуз. сб. науч. трудов. Ростов н/Д.; РГПИ, 1983.144 с.

495. Творчество А.П. Чехова; Сб. ст. Вып. 1. Ростов н/Д.: РГПИ, 1976. 132 с.

496. Творчество А.П. Чехова; Сб. ст. Вып. 2. Ростов н/Д.; РГПИ, 1977. 159 с.

497. Творчество А.П. Чехова; Сб. ст. Вып. 3. Ростов н/Д.; РГПИ, 1978. 118 с.

498. Творчество А.П. Чехова Сб. ст. Вып. 4. Ростов н/Д.; РГПИ, 1979. 152 с.

499. Творчество А.П. Чехова; Особенности художественного метода; Сб. ст. Вып. 5. Ростов н/Д.; РГПИ, 1980. 136 с.

500. Творчество А.П. Чехова; Особенности художественного метода; Межвуз. сб. науч. тр. Ростов н/Д.; РГПИ, 1981. 159 с.

501. Творчество А.П. Чехова; Межвуз. сб. науч. тр. Ростов н/Д.; РГПИ, 1984. 154 с.

502. Творчество А.П. Чехова; Особенности художественного метода; Межвуз. сб. науч. тр. Ростов н/Д.; РГПИ, 1986. 131 с.

503. Творчество А.П. Чехова; Своеобразие метода, поэтика; Межвуз. сб. науч. тр. Ростов н/Д; РГПИ, 1988. 134 с.

504. Теплинский М.В. А.П. Чехов на Сахалине. Южно-Сахалинск; Дальневост. кн. изд-во. Сахалин, отделение, 1990. 143 с.

505. Тиме ГА. У истоков новой драматургии в России (1880 1890-е годы). Л. Наука, 1991. 154 с.

506. Тимирязев К.А. Сочинения; В 10 т. М.: СельхозГИЗ, 1938. Т.5: Насущные задачи современного естествознания. 508 с.

507. Тимирязев К.А. Опровергнут ли дарвинизм? // Рус. мысль. 1887. № 5. С. 145 180; 142 6. С. 1 - 14.

508. Тимирязев К.А. Факторы органической эволюции // Рус. мысль. 1890. № 3. С. 99120,

509. Тихомиров СВ. Природа в сознании героев А.П. Чехова // Вестник МГУ. Серия 9. Филология. 1986. Хо 4. С. 17 22.

510. Тихомиров СВ. «Черный монах»; (Опыт самопознания мелиховского отшельника // Чеховиана; Мелиховские «труды и дни». М.; Наука, 1995. С. 35 44.

511. Толстой и A.n. Чехов. Рассказывают современники, архивы, музеи. Статьи, подгот. текстов, примечания A.C. Мелковой. М.; Наследие, 1998. - 392 с.

512. Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ; Исследования в области мифопоэтического.; Избранное. М.; Прогресс Культура, 1995. 624 с.

513. Топоров В.Н. Модель мира // Мифы народов мира: Энциклопедия. М., 1982. Т.2. С. 161 163.

514. Топоров В.Н. Пространство // Мифы народов мира: Энциклопедия. М., 1982. Т. 2. С. 340 342.

515. Топоров В.Н. Пространство и текст // Из работ московского семиотического круга. М.: Языки русской культуры, 1997. С. 455 515.

516. Топоров В.Н. Странный Тургенев (четыре главы). М.: РГГУ, 1998. 192 с.

517. Топоров В.Н. Эней человек судьбы: К «средиземноморской» персонологии. Ч. 1. М.: Радикс, 1993. 193 с.

518. Трофимов Е.А. О логистичности сюжета и образов в романе Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание» // Достоевский в конце XX века. М.: Классика плюс, 1996. С. 167 -188.

519. Трубников H.H. Проблемы смерти, времени и цели человеческой жизни // Науч. докл. высшей школы. Филос. науки. 1990. № 2. С. 104 115.

520. И.С. Тургенев в современном мире. М.: Наука, 1987. 319 с.

521. Тургенев и его современники. Л.: Наука, 1977. 286 с.

522. Турков A.M. A.n. Чехов и его время. 2-е изд. М.: Сов. Россия, 1987. 528 с.

523. ТюпаВ.И. Художественность чеховского рассказа. М.: Высшая школа, 1989. 135 с.

524. Унгер Р. Философские проблемы новейшего литературоведения // Зарубежная эстетика и теория литературы XIX XX веков: Трактаты, статьи, эссе. М.: Изд-во МГУ, 1987. С. 143 - 168.

525. Усманов Л.Д. Поэтика рассказов и повестей Чехова 1895-1904 гг.: Автореф. дис. . канд. филол. наук. Л., 1967. 14 с.

526. Усманов Л.Д. Художественные искания в русской прозе конца XIX в. Ташкент: Фан, 1975. 142 с.

527. Уткина П.Ф. Позитивизм, антропологический материализм и наука в России (вторая половина XIX венка). М.: Наука, 1975. 316 с.

528. Фадеева Н.И. Новаторство драматургии Чехова: Пособие по спецкурсу. Тверь: Изд-во ТГУ, 1991. 84 с

529. Федоров Ф.П. Романтический художественный мир: пространство и время. Рига: Зинатне, 1988. 456 с.

530. Феномен человека: Антология. М.: Высшая школа, 1993. 351 с.

531. Феноменология искусства М.: ИФ РАН, 1996. 263 с.

532. Фигут Р. Автор и драматический текст // Автор и текст. (Петербургский сборник. Вып. 2). СПб.: Изд-во СПб. ун-та,1996. С. 53 83.

533. Флоренский П. А. Анализ пространственности и времени в художественно-изобразительных произведениях. М.: Прогресс, 1993. 324 с.

534. Фортунатов Н.М. Архитектоника чеховской новеллы. Горький: Изд-во ГГУ,1975. 108с.

535. Фортунатов Н.М. Идея целостности в структуре чеховской новеллы («Гусев») // Вопросы сюжета и композиции. Горький: Изд-во ГГУ, 1978. С. 129 133.

536. Фрайзе М. После изгнания автора: Литературоведение в тупике? // Автор и текст. (Петербургский сборник. Вып. 2). СПб.: Изд-во СПб. ун-та, 1996. С. 25 32.

537. Фрэнк Д. Пространственная форма в современной литературе // Зарубежная эстетика и теория литературы: Трактаты, статьи, эссе. М.: Изд-во МГУ, 1987. С. 194-213.

538. Хаас Д. «Куда ж бежать?»: Чеховские вариации на пушкинскую тему // Чеховиана: Чехов и Пушкин. М.: Наука, 1998. С. 198 211.

539. Хайдеггер М. Время и бытие: Статьи и выступления. М.: Республика, 1993. 447 с.

540. Хайдеггер М. Искусство и пространство // Самосознание европейской культуры XX века. М.: Изд-во полит, лит., 1991. С. 95 102.

541. Хализев В.Е. Драма как род литературы: (Поэтика, генезис, функционирование) М.: Изд-во МГУ, 1986. 262 с.

542. Хамидуллин A.A. Проблема нравственного самосознания личности в творчестве В.Г. Короленко и A.n. Чехова. Автореф. дне. . канд. филол. наук. М., 1992. 20 с.

543. Ханило A.B. Пометы Чехова на книгах Пушкина, Гоголя, Некрасова, Тургенева и Л. Толстого //Чеховские чтения в Ялте: Чехов и русская литература. М., 1978. С. 154 160.

544. Хоц АН. Структурные особенности пространства в прозе Достоевского // Достоевский: Материалы и исследования. Т. 11: К 80-летию акад. ГМ. Фридлендера. СПб.: Наука, 1994. С. 51 80.

545. Художественное пространство и время. Межвуз. сб. науч. трудов. Даугавпилс, 1987.163 с.

546. ЦилевичВ.М. Сюжет чеховского рассказа. Рига: Звайгзне, 1976. 238 с.

547. Человек. Среда. Пространство: Исследования по психологическим проблемам пространственно-предметной среды. Тарту, 1979. 161 с.

548. Червинскене Е.П. Единство художественного мира. А.П. Чехов. Вильнюс: Мокслас, 1976. 181 с.

549. Чернов A.B. Знаковая природа художественного образа моря // Морской вектор в судьбах России: История, философия, культура: 4 Крымские Пушкинские чтения. Симферополь, 1994. С. 63 64.Чехов в воспоминаниях современников. М.: ЕИХЛ, 1960. 834 с.

550. Честертон Г.К. Хор // Самосознание европейской культуры XX века. М.: Изд-во полит, лит, 1991. С. 227 229.

551. Чехов. М.: Изд-во АН СССР, 1960. 974 с. (Лит. наследство. Т. 68).

552. Чехов: (Проблемы жанра и стиля): Межвуз. сб. науч. тр. Ростов н/Д.: РГПИ, 1986.119 с.

553. Чехов: Сб. материалов. М.: Изд-во АН СССР, 1960. 974 с. (Лит наследство. Т. 68).

554. Чехов и его время: Сб. ст. М.: Наука, 1977. 359 с.

555. Чехов и его среда.: Сб. ст. Л.: Academia, 1930. 466 с.

556. Чехов и театральное искусство: Сб. науч. трудов. Л.: ЛГИТМИК, 1985. 195 с.

557. Чехов и Лев Толстой. М.: Наука, 1980. 328 с.

558. Чехов и мировая литература: В 2 кн. М.: Наука, 1997. Кн. 1. 640 с. (Лит. наследство Т.ЮО. Кн. 1).

559. Чехов М.П. Вокруг Чехова. Чехова Е.М. Воспоминания. М.: Худ. лит., 1981. 335 с.

560. Чехова М.П. Письма к брату А.П. Чехову. М.: ГИХЛ, 1954. 235 с.

561. Чеховиана: Статьи, публикации, эссе. М.: Наука, 1990. 278 с.

562. Чеховиана: Чехов и Франция. М.: Наука, 1992. 278 с.

563. Чеховиана: Чехов в культуре XX века: Статьи, публикации, эссе. М.: Наука, 1993. 287с.

564. Чеховиана: Мелиховские «труды и дни». М.: Наука, 1995. - 393 с.

565. Чеховиана: Чехов и «серебряный век». М.: Наука, 1996. 320 с. 544.Чеховиана: Чехов и его окружение. М.: Наука, 1996. 408 с.

566. Чеховиана: Чехов и Пушкин: Статьи, публикации, эссе. М.: Наука, 1998. 332 с.

567. Чеховские чтения в Твери. Тверь: Изд-во Твер. ун-та, 1999. 160 с.

568. Чеховские чтения в Ллте. М.: Книга, 1973. 182 с.

569. Чеховские чтения в Ллте: Чехов и театр. М.: Книга, 1976. 216 с.

570. Чеховские чтения в Ялте: Чехов и русская литература: Сб. науч. тр. М., 1978. 167 с.

571. Чеховские чтения в Ялте: Чехов в Ялте: Сб. науч. тр. М., 1983. 153 с.

572. Чеховские чтения в Ялте: Чехов сегодня: Сб. науч. тр. М., 1987. 172 с.

573. Чеховские чтения в Ялте: Чехов в меняющемся мире: Сб. науч. трудов. М., 1993. 167с.

574. Чеховские чтения в Ялте: Чехов и XX век. Сб. науч. тр. М.: Наследие, 1997. 288 с.

575. Чеховский юбилейный сборник. М., 1910.555. «Чувство природы» в русской литературе: Сб. Сыктывкар: Изд-во СГУ, 1995. 433 с.

576. Чудаков А.П. Антон Павлович Чехов. М.: Просвещение. 1987. 176 с.

577. Чудаков А.П. «Между "есть Бог" и "нет Бога" лежит целое громадное поле.»: Чехов и вера//Новый мир. 1996. №9. С. 186-192.

578. Чудаков А.П. Мир Чехова: возникновение и утверждение. М.: Сов. писатель, 1986.384 с.

579. Чудаков А.П. Поэтика Чехова М.: Наука, 1971. 290 с.

580. Чудаков А.П. Слово вещь - мир. От Пушкина до Толстого: Очерки поэтики русских классиков. М.: Современный писатель, 1992. 320 с.

581. Чудаков A.n. «Толстовский эпизод» в поэтике Чехова // Чехов и Лев Толстой. М.: Наука, 1980. С. 167- 198.

582. Шалюгин Г.А. Рассказ «Архиерей» //Чеховские чтения в Ялте. М., 1983. С. 27 34.

583. Шаталов СЕ. Проблемы поэтики И.С. Тургенева. М.: Просвещение, 1969. 328 с.

584. Шаталов СЕ. Художественный мир Тургенева. М.: Наука, 1979. 312 с.

585. Шах-Азизова Т.К. Чехов и западноевропейская драма его времени. М.: Наука, 1966.151 с.

586. Шейкина М.А. «Чайка» Чехова: Автор и его герои: (Проблема литературного творчества) : Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 1996. 14 с.

587. Шестов Л. На весах Иова. Ч. 1. Откровения смерти // Шестов Л. Соч.: В 2 т. М.: Наука, 1993. Т. 2. С. 25 148.

588. Шестов Л. Творчество из ничего // Шестов Л. Собр. соч.: В 6 т. СПб., б.г. С. 1 68.

589. Шефер В.Л. К вопросу о своеобразии жанра путевого очерка в творчестве А.П. Чехова // Типологические категории в анализе литературного произведения как целого. Кемерово: Изд-во КГУ, 1983. С. 79 83.

590. Шеховцова Т.А. Ермолай Лопахин глазами критиков (от Овсянико-Куликовского до наших дней) // Вюник Харк1вського ун1верситету. № 411: Спадщина Д.М. Овснико-Куликовського та сучасна фшолопя. Харк1в: ОКО, 1998. С. 169 175.

591. Шеховцова Т.А. Романическая повесть А.П. Чехова «Три года» // Вопросы сюжета и композиции. Горький: Изд-во ГГУ, 1978. С. 31 39.

592. Шеховцова Т.А. Сюжет апостола Петра в прозе А.П. Чехова и И.А. Бунина // Чеховские чтения в Ялте: Чехов и XX век. М.: Наследие, 1997. С. 16 26.

593. Шитов СИ. М. Бахтин и русский экзистенциализм: проблема отношения человека к действительности // М.М.Бахтин и гуманитарное мышление на пороге XXI века. Ч. 2. Саранск, 1995. С. 175 176.

594. Шиянова И.А. Некоторые проблемы эстетики Л.Н. Толстого (1880 1900 гг.) // Проблемы метода и жанра: Вып. 14. Томск: Изд-во ТГУ, 1988. С. 230 - 243.

595. Шкловский В.Б. За и против: Заметки о Достоевском. М.: Сов. писатель, 1957. 259 с.

596. Шкловский В.Б. Художественная проза: Размышления и разборы. М.: Сов. писатель, 1961. 667 с.

597. Шмид В. Проза как поэзия. Пушкин. Достоевский. Чехов. Авангард. 2-е изд. СПб.: Инапресс, 1998. 352 с.

598. Шпенглер О. Закат Европы. Новосибирск: Наука, 1993. 592 с.

599. Штейн А. Л. Критический реализм и русская драма XIX века. М.: ГЕ1ХЛ, 1962. 400 с.

600. Штерн М.С. Философско-художественное своеобразие русской прозы XIX века. Омск, 1987.

601. Шубин Б.М. Дополнение к портретам; Скорбный лист, или История болезни Александра Пушкина. 2-е изд. Доктор А.П. Чехов. 4-е изд., доп. М.; Знание, 1985. 224 с.

602. Щитцова Т.В. Человек Диалог- Культура; (К онтологии культуры в экзистенциальной философии Киркегора и Бахтина) // Бахтинские чтения. 2. Витебск; Изд-во ВЕУ, 1998. С. 141-151.

603. ЕЦукин В. Поэзия усадьбы и проза трущобы // Вестник МГУ. Серия 9. Филология. 1994. Хо2. С. 9-17.

604. Эйнштейн А. Собр. науч. трудов: В 4 т. Т. 4: Статьи, рецензии, письма. Эволюция физики. М.; Наука, 1967. 599 с.

605. Эйхенбаум Б.М. О Чехове // Эйхенбаум Б.М. О литературе. М.: Сов. писатель, 1987. С. 313 320.

606. Энгельгардт Б.М. Избр. труды. СПб.; Изд-во СПб. ун-та, 1995. 324 с.

607. Эпштейн М.Н. Парадоксы новизны; О литературном развитии Х1Х-ХХ вв. М.: Сов. писат, 1988. 416 с.

608. ЭрнВ.Ф. Сочинения. М.; Правда, 1991. 576 с.

609. Юльметова С.Ф. Новаторство Э.Золя: Учеб. пос. Уфа; Изд-во Башкир, ун-та, 1988. 79с.

610. Юьметова С.Ф. Поэтика мифа в романах Эмиля Золя // Поэтика реализма; Межвуз. сб. Куйбышев; Изд-во КГУ, 1984. С. 49-61.

611. ЮртаеваИ.А. Динамика формы повествования в повестях Л.Н. Толстого 1880-1890-х годов /ЯТроблемы метода и жанра. Вып. 12. Томск: Изд-во ТГУ, 1986. С. 207-223.

612. Юртаева И.А. Жанровое своеобразие повестей Л.Н. Толстого 1880-90-х годов. Автореф. дис. . канд. филол. наук. Томск, 1985. 20 с.

613. Юртаева И.А. К вопросу о сюжетном единстве повестей Л.Н. Толстого 1880-1890-х годов //Проблемы метода и жанра. Вып. 10. Томск: Изд-во ТГУ, 1985. С. 187-205.

614. Якимова Г.Я. Рассказы «Человек в футляре», «Крыжовник», «О любви» в творчестве A.n. Чехова: (К проблеме системного анализа): Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 1995. 17 с.

615. Яковлева Е.С. Фрагменты русской язьжовой картины мира (модели пространства, времени и восприятия). М.: Гнозис, 1994. 343 с.

616. Bicilli P.M. AntonP.Cechov: Das Werk und sein Stil. München, 1966. 252 S.

617. Оюк G. Die deutsce СесЬоу-1п1ефге1аиоп der Gegenwart // Zeitschrift für Slavicum. 4. (1959). S. 686 704.

618. Dlugosch J. A.P.Cechovund das Theater des Absurden. München, 1977. 314 S.

619. Proyard de, J. Anton Cexov et Herbert Spencer: Premieres investigations // Revue Budes slaves. Pans, 1982. UV /1-2. P. 177- 193.

620. Rayfild. D. Chekhov: The Evoluton of his Art. London, 1975.

621. Reading Chekhov's text. Ed. by R.L. Jackson. Evanston, 1993. 258 p.

622. Selge G. Anton Cechovs Menschenbild: Materialien zu einer poetischen Antropologie.1. München, 1970. 129 S.