автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему:
Проза А. П. Чехова

  • Год: 1999
  • Автор научной работы: Кубасов, Александр Васильевич
  • Ученая cтепень: доктора филологических наук
  • Место защиты диссертации: Екатеринбург
  • Код cпециальности ВАК: 10.01.01
450 руб.
Диссертация по филологии на тему 'Проза А. П. Чехова'

Текст диссертации на тему "Проза А. П. Чехова"

Уральский государственный педагогический университет

На правах рукописи

КУБАСОВ Александр Васильевич

ПРОЗА А. П. ЧЕХОВА:

ИСКУССТВО СТИЛИЗАЦИИ

10.01.01 — Русская литература

ДИССЕРТАЦИЯ на соискание ученой степени доктора филологических наук

/И1

у

7

1везидиум ьАК Рссс.

•; шение от

л-т-д, учешлю степей

V-'. -..... ,/ .....J

........VI .МО^^^ШХ]

х\ А.

Рягг-глИ

-.а

Научный консультант: доктор филологических наук, профессор Лейдерман Н. Л.

Екатеринбург 1999

ОГЛАВЛЕНИЕ

Введение.............................................................................................................3

Раздел первый. Особенности стилизации у Чехова..................................23

Глава первая. Преломленное слово и рефлективность................................23

Глава вторая. Проблема условности в прозе Чехова...................................38

Глава третья. Пейзаж, портрет, вещь............................................................77

Глава четвертая. Субъекты языковых стилей в прозе А. П. Чехова.........100

Раздел второй. Литературность прозы Чехова........................................165

Школа стилизации: споры с Гюго («В рождественскую ночь»)............169

Диалог с Григоровичем («Спать хочется»).............................................181

Чехов и Гаршин («Слова, слова и слова», «Рассказ без конца»,

«Припадок»)..............................................................................................197

Жанровые традиции исповеди («Скучная история»)..............................251

Предвидение Сахалина («Воры»)............................................................285

«Гоголевский» рассказ Чехова («Гусев»)................................................300

Диалог с Золя и с «золаистами» («Володя большой и Володя

маленький»)...............................................................................................323

«Алгебра» стилизации («Черный монах»)..............................................346

В «садах» Чехова («Рассказ старшего садовника»)................................386

Вера как истина и вера как путь к истине («Убийство»)........................401

Вступая в XX век («На святках»).............................................................426

Заключение....................................................................................................442

Основная библиография..............................................................................447

ВВЕДЕНИЕ

Одним из парадоксов чеховедения является противоречие между все возрастающим количеством разнообразных исследований о писателе, с одной стороны, и настойчивыми утверждениями его недоисследованности и недопонятости, — с другой. Традиция такого рода сетований держится уже около полувека и, конечно, имеет свои основания. Одним из первых сложность личности Чехова и его творчества осознавал И. А. Бунин: «Теперь он выделился, — писал он в мемуарах. — Но, думается, и до сих пор не понят как следует: слишком своеобразный, сложный был человек». И еще раз, в конце работы: «Чехова до сих пор по настоящему не знают»1. М. А. Каллаш писала: «Чехова у нас просто не дочитали до конца (выделено автором —

A. К.)2. Не дочитали и не заметили, что он выходит очень далеко за пределы отведенной ему эпохи, за пределы всеми признанных «чеховских тем». Не узнали в нем русского художника огромной силы и огромного внутреннего

о

масштаба...» . В. Б. Катаев в работе, озаглавленной «Спор о Чехове: конец или начало?», приводит из романа Василия Гроссмана «Жизнь и судьба» фразу о том, что «Чехова разрешили у нас только потому, что не поняли его» и далее замечает, что слова, написанные в начале 60-х годов, «остаются в силе и в 92-м, спустя полвека»4. Очевидно, что «спор о Чехове» еще весьма далек от завершения, и не одно поколение исследователей будет пытаться понять смысл его творчества.

Причин недопонятости, недопрочтенности Чехова множество. Сегодня стала очевидна обманчивость простоты чеховского повествования, создающего эффект «чистой воды», когда близость «дна» оказывается иллюзорной. Длительное время в писателе видели главным образом социального критика. Должны были появиться труды С. Д. Балухатого, Н. Я. Берковского, Г. А. Бялого, М. П. Громова, А. Б. Дермана, В. Б. Катаева, В. Я. Лакшина,

B. Я. Линкова, 3. С. Паперного, Э. А. Полоцкой, А. И. Роскина, М. Л. Сема-

1 Бунин И. А. Собр. соч.: в 6 т. Т. 6. М., 1988. С. 197, 217. Далее ссылки на это издание даются в тексте в круглых скобках с указанием тома и страницы.

2 Далее курсив, кроме специально оговоренных случаев, везде принадлежит автору настоящей работы.

3 Курдюмов М. (М. А. Каллаш) Сердце смятенное. О творчестве А. П. Чехова. 1904-1934. Paris. 1934. С. 11.

4 Катаев В. Б. Спор о Чехове: конец или начало? // Чеховиана. Мелиховские труды и дни. М., 1995. С. 4.

новой, А. П. Скафтымова, А. С. Собенникова, И. Н. Сухих, В. И. Тюпы, А. П. Чудакова, Л. М. Цилевича и множества других авторов для того, чтобы вырисовался другой Чехов — тонкий художник и глубокий мыслитель. С процессом осознания художественной глубины творчества писателя можно связать и современный «чеховский ренессанс»1.

Пристальный интерес к Чехову обусловлен и другим: осознанием того, что в его творчестве заложены некие принципы и особенности, объясняющие многое не только в литературе конца XIX — начала XX века, но и в современной. Поэтому одной из важнейших задач чеховедения становится изучение Чехова как художника-предтечи, глубокого и многостороннего новатора, который замыкает один этап развития русской литературы и открывает другой. Выяснение этой роли требует коллективных усилий исследователей. Одна из граней новаторства Чехова заключается в том, что он создал, по словам Л. Н. Толстого, «новые, совершенно новые для всего мира формы письма». В предлагаемой работе ставится задача исследовать стиль прозы Чехова, формы его «письма», которые, по нашему убеждению, связаны с искусством стилизации.

Актуальность представленной работы вызвана необходимостью взглянуть на Чехова как писателя, блестяще владевшего искусством стилизации, которая определила важнейшие структурные особенности его прозы.

Цель предпринятого исследования — проанализировать прозу Чехова как системное единство, связанное с искусством стилизации. Для достижения цели предполагалось решение конкретных задач:

— опираясь на теоретические и литературно-критические труды, определить сущность и основные особенности стилизации;

— проследить художественное воплощение стилизационности в структуре рассказов Чехова;

— исследовать динамику стилизационности на протяжении творчества писателя;

— уточнить представление о своеобразии художественной философии писателя, обусловленной природой стилизации;

1 Гальцева Р., Роднянская И. Журнальный образ классики // Литературное обозрение. 1986. № 3. С. 49.

4

— раскрыть новые грани в содержании рассказов, как давно находящихся в центре внимания чеховедов, так и тех, что незаслуженно остаются пока в тени;

— выяснить через внутрилитературный диалог, ведущийся в рассказах Чехова, особенности позиции писателя по отношению к актуальным проблемам современности.

В исследовании не ставилась заведомо невыполнимая задача проанализировать максимум рассказов писателя для решения перечисленных задач. Выбрав ограниченное количество произведений, мы старались с возможной скрупулезностью разобрать их. Отбор произведений продиктован комплексом мотивов: возможностью показать ранний этап в формировании искусства стилизации («В рождественскую ночь»), значимостью рассказа для определения особенностей творческой эволюции писателя («Скучная история», «Воры», «Гусев»), стремлением раскрыть полемику с позициями популярных или авторитетных современников писателя («Спать хочется», «Припадок»), нераскрытостью диалогизующего фона («Володя большой и Володя маленький», «На святках»), попыткой уточнить установившиеся исследовательские подходы («Черный монах»), необходимостью глубже раскрыть философские взгляды писателя («Рассказ старшего садовника», «Убийство»), Для подтверждения тех или иных выдвигаемых положений, а также в качестве иллюстративного материала привлечено еще более двухсот произведений Чехова.

Цель и задачи, поставленные в диссертации, обусловили выбор метода исследования. Для работы, сочетающей принципы конкретно-исторического, литературно-генетического и теоретического подходов к анализу прозы Чехова, особенно значим был опыт отечественной филологии (труды М. М. Бахтина, В. В. Виноградова, Г. О. Винокура, Л. Я. Гинзбург, Ю. Н. Тынянова).

Научная новизна исследования определяется тем, что в нем: а) впервые стилизационность рассматривается не как периферийное явление в отношении творчества Чехова, а как имеющее принципиально важный характер для уяснения его смысла; б) разработаны принципы анализа стилизации в кон-

тексте творчества одного автора; в) изучена динамика стилизационности на протяжении творчества Чехова; г) уточнено представление о своеобразии художественной философии писателя, обусловленной природой стилизации; д) конкретизировано и углублено определение стилизации и ее производных.

Практическая ценность работы заключается в том, что в ней разработаны новые подходы к прозе Чехова, определены пути и формы исследования стилизации. Предложен ряд понятий, позволяющих интерпретировать тексты, семантика которых обусловлена диалогической природой стилизации.

Материалы исследования могут быть использованы в основных и специальных курсах по истории русской литературы XIX века и творчеству Чехова, а также при разработке теории жанрово-стилевого анализа литературного произведения.

Апробация работы. Кроме представленной диссертации, обсуждавшейся на кафедре русской и зарубежной литературы Уральского госпедунивер-ситета, результаты проведенного исследования и его основные положения становились предметом научных докладов на конференциях и семинарах различного уровня: в Томске (1985), Екатеринбурге (1989, 1993, 1995, 1998), Перми (1989), Таганроге (1990), Глазове (1991), Даугавпилсе (1992), Твери (1993), Ялте (1992, 1997). Отдельные разделы работы используются автором при чтении курса «История русской литературы XIX века» в Уральском государственном педагогическом университете и Уральском гуманитарном университете.

По теме исследования опубликовано 20 работ общим объемом свыше 40 печатных листов.

В теории стилизации до сих пор много неясности. Очевидным и бесспорным признается то, что стилизация воспоследует стилю, опирается на него или отталкивается от него. Так как стилизация есть производная от стиля, то логично определить вначале порождающую категорию. Не ставя своей задачей углубляться в анализ существующих точек зрения на стиль, мы принимаем за рабочее определение, данное А. Ф. Лосевым: «Стиль есть принцип конструирования всего потенциала художественного произведения

на основе тех или иных надструктурных и внехудожественных заданностей и его первичных моделей, ощущаемых, однако, имманентно самим художественным структурам произведения»1. Предпочтение именно этому определению отдано потому, что из него следует существенный для нас вывод: стилизация не означает бесстильности, однако стиль стилизации отличен от стиля нестилизации в силу различия «принципов конструирования» их потенциалов. Возникает некая двойственность, с которой приходится мириться: стиль противополагается стилизации, но при этом стилизации не отказывается в стиле. В данном случае «стиль» получает двоякое значение: «стиль» как нечто первичное, предшествующее стилизации, и «стиль стилизации».

Различают широкое и узкое значения термина «стилизация». Так, Е. Г. Мущенко считает, что сказ, пародия и фольклорная стилизация «функ-

Г)

ционально-онтологически соотносимы в рамках стилизации» . Для К. А. Долинина «стилизация в широком смысле слова — это намеренная и явная имитация того или иного стиля, полное или частичное воспроизведение его важнейших особенностей. <...> стилизация в широком смысле термина включает в себя и сказ, и диалог, и несобственно-прямую речь постольку, поскольку эти формы воспроизводят, хотя бы частично, стиль чужого слова»3. Широкое понимание стилизации связано с воспроизведением в различных формах «стиля чужого слова». Узкое понимание стилизации связано с пониманием ее как «особого типа повествования, ориентированного на определенный литературный стиль»4. Легко заметить, что широкое и узкое понимания стилизации определяются особенностями второго плана: в одном случае стилизуется стиль чужого слова, социально-историческая характерность того или иного языка (образ языка чиновника, купца, крестьянина и т. д.), в другом — образ стиля литературного произведения. Оба понимания справедливы, главное же, между ними нельзя сделать выбора, так как одно существует наравне с другим. Поэтому нам представляется, что есть

1 Лосев А. Ф. Проблема художественного стиля. Киев, 1994. С. 226.

2 Мущенко Е. Г. Функции стилизации в русской литературе конца XIX — начала XX века // Филологические записки: Вестник литературоведения и языкознания. Вып. 6. Воронеж, 1996. С. 69.

3 Долинин К. А. Интерпретация текста. М., 1985. С. 255,

4 Там же.

основание говорить о двух взаимосвязанных между собой формах стилизации — языковой и литературной. Приведем в этой связи слова М. М. Бахтина, считавшего, что «если авторское слово обрабатывается так, чтобы ощущалась его характерность или типичность для определенного лица, для определенного социального положения, для определенной художественной манеры, то перед нами уже стилизация: или обычная литературная стилизация, или стилизованный сказ»1. Если в произведении объективируется чужой для автора образ социального, профессионального, возрастного, национального или иного языка, то перед нами языковая форма стилизации, если же «чужая художественная манера», то литературная форма стилизации. Различение этих форм отражено и в другом определении: «Стилизация — это сознательное, последовательное и целенаправленное проведение характерных особенностей разговорного стиля, присущего какой-то общественно-политической или этнографической группе, либо литературного стиля, свойственного писателю какого-то течения, занимающему определенную общественную и эстетическую позицию» . В приведенном определении нас не устраивает ограничение языковой стилизации рамками разговорного стиля. Не только речь «общественно-политической или этнографической группы» может объективироваться в стилизации, но и письменные формы (дамское письмо, чиновницкий канцелярский документ, жандармский рапорт и т. п.). Выделенные формы стилизации определили в главном композицию нашей работы: первый раздел ее сосредоточен на языковой форме, второй раздел — на литературной.

Требует разъяснения и уточнения результат стилизации. В самом общем виде проблему можно сформулировать в виде вопроса: «С чем мы имеем дело в стилизации: с чужим языком или с образом чужого языка, с чужим стилем или с образом чужого стиля?» Ответ на этот вопрос позволяет отграничить стилизацию от нестилизации и объяснить, почему мужицкая речь, например, у Толстого не стилизация, а эта же самая мужицкая речь у Чехова — стилизация. Справедливо замечено, что «стилизация предполагает некоторое отчуждение от собственного стиля автора, в результате чего

1 Бахтин М. М. Проблемы поэтики Достоевского. М., 1979. С. 217.

2 Троицкий В. Ю. Стилизация // Слово и образ. М., 1964. С. 168.

8

воспроизводимый стиль сам становится объектом художественного изображения»1. Отчуждение автора как от воспроизводимого стиля, так и от собственного, порождает условность. Дистанция и условность — две важнейшие составляющие, которые и позволяют нам утверждать, что в стилизации мы имеем дело не просто с чужим языком, а именно образом чужого языка, не просто с чужим стилем, а с образом чужого стиля, то есть отрефлектирован-ным, определенным образом трансформированным, обобщенным и удаленным от уст автора. Категории «дистанция» и «условность», помимо качественной характеристики, допускают количественную. Можно говорить о величине дистанции и мере условности. Следовательно, и связанная с ними стилизация может быть явной и не вызывать сомнений, а может быть и неочевидной, если дистанцированность автора от чужого и от своего слова невелика, если условность в произведении незаметна.

Говоря о стилизации, в одних случаях подразумевают жанр, в других она оказывается синонимом процесса, в третьих — качеством литературного произведения, в четвертых — неким конструктивным доминантным принципом стиля, могущим проявляться в различных жанрах. С пародией, смежным со стилизацией явлением, путаницы гораздо меньше, так как установились такие соотносимые понятия, как «пародия», «пародирование», «паро-дичность» и «пародийность»2. Введение аналогичных производных от слова «стилизация», хотя и непривычно, могло бы способствовать ясности изложения. Но все же и в этом случае за термином «стилизация» сохраняется два значения: узкое — как жанр, и широкое — как конструктивный доминантный принцип стиля. Именно так мы и будем их употреблять.

Д. С. Лихачев относит возникновение стилизаций (в широком значении) в русской литературе к началу X