автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Ранняя гоголевская проза (1829-1834)

Полный текст автореферата диссертации по теме "Ранняя гоголевская проза (1829-1834)"

ФЕДЕРАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВЕННОЕ БЮДЖЕТНОЕ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ ВЫСШЕГО ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ РОССИЙСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ГИДРОМЕТЕОРОЛОГИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ

РАННЯЯ ГОГОЛЕВСКАЯ ПРОЗА (1829-1834): ПУТИ РАЗВИТИЯ, ЖАНРОВОЕ СВОЕОБРАЗИЕ, ТИПОЛОГИЯ ГЕРОЕВ

Специальность: 10.01.01 — Русская литература

диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

На правах рукописи

005013578

Денисов Владимир Дмитриевич

АВТОРЕФЕРАТ

1 5 мдр 2012

Санкт-Петербург 2012

РГГМЫ

005013578

ФЕДЕРАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВЕННОЕ БЮДЖЕТНОЕ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ ВЫСШЕГО ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ РОССИЙСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ГИДРОМЕТЕОРОЛОГИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ

РАННЯЯ ГОГОЛЕВСКАЯ ПРОЗА (1829-1834): ПУТИ РАЗВИТИЯ, ЖАНРОВОЕ СВОЕОБРАЗИЕ, ТИПОЛОГИЯ ГЕРОЕВ

Специальность: 10.01.01 — Русская литература

диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

На правах рукописи

Денисов Владимир Дмитриевич

АВТОРЕФЕРАТ

РГГМЫ

Санкт-Петербург

2012

Работа выполнена на кафедре русского языка Центра международных отношений ФГБОУ ВПО «Российский государственный гидрометеорологический университет»

Научный консультант: член-корреспондент РАН, доктор филологических наук, профессор Скатов Николай Николаевич

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор Анненкова Елена Ивановна, доктор филологических наук, профессор Есаулов Иван Андреевич, доктор филологических наук, профессор Котельников Владимир Алексеевич

Ведущая организация: Санкт-Петербургский государственный университет

Защита состоится 29 марта 2012 года в_часов на заседании диссертационного

совета ДМ 212.190.04 по защите докторских и кандидатских диссертаций ФГБОУ ВПО «Петрозаводский государственный университет» по адресу: 185091, г. Петрозаводск, проспект Ленина, д. 33.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке ФГБОУ ВПО «Петрозаводский государственный университет»

Автореферат разослан « » _ 2012 г.

Ученый секретарь

диссертационного совета кандидат филологических наук, доцент

А.Ю. Нилова

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Научные форумы в честь 200-летнего юбилея Н.В. Гоголя еще раз показали, насколько значимо его творчество для русской и мировой литературы. Бесспорны и успехи гоголеведения: новые издания сочинений писателя, документальные фильмы о его жизни, солидные научные труды были представлены на академических конференциях литературоведов Европы, Америки, Азии, где ученые подвели итоги прежних исследований и обозначили новые перспективы поиска.

Наследие Гоголя составляют произведения канонические и «перифе-рийные» (ранние опыты, черновые редакции, статьи, фрагменты, письма, наброски, духовная проза). Нам принципиально важны все их внутренние и внешние связи, взаимообусловленность, зависимость от «идей и форм времени». Интенсивное развитие современного гоголеведения во многом объясняется и ликвидацией идеологического пресса, и последующим вовлечением в научный обиход новых «периферийных» текстов (хотя, несомненно, оправдано и стремление ученых найти новые особенности именно хрестоматийных вещей).

Начало творческой деятельности Н.В. Гоголя мы достаточно хорошо представляем благодаря стараниям первых биографов П.А. Кулиша и В.И. Шенрока, мемуарам П.В. Анненкова, классическим трудам В.В. Виноградова, В.В. Гиппиуса, Г.А. Гу-ковского, Г.П. Макогоненко, С.И. Машинского, Н.Л. Степанова, Н.С. Тихонравова и др., основательным работам Е.И. Анненковой, Ю.Я. Барабаша, М.Я. Вайскопфа, В.А. Воропаева, И.А. Виноградова, С.А. Гончарова, И.А. Есаулова, И.П. Золотусско-го, В.П. Казарина, И.В. Карташовой, В.М. Марковича, A.C. Янушкевича, а также капитальному исследованию Ю.В. Манна «Гоголь. Труды и дни: 1809 — 1852» (М., 2009). С начала века выходят первые тома Полного академичес-кого собрания сочинений и писем Гоголя (ПССиП)1. Проблематикой раннего творчества писателя занимаются украинские исследователи в Гоголевском научно-методическом центре при Нежинском государственном педагогическом университете (Н.М. Жаркевич, А.Г. Ковальчук, П. В. Михед, Г.В. Самойленко, Ю.В. Якубина), а также В.Я. Звиняц-ковский, A.C. Киченко, Н.Е. Крутикова, В.И. Мацапура, O.K. Супронюк и др.2

Эта часть наследия Гоголя притягательна не только для маститых исследователей. С начала XXI века в России было защищено более 50 диссертаций, полностью или частично посвященных его раннему творчеству, которое изучается, кроме филологического, в философском, общественно-политическом, культурологическом аспектах. Молодых ученых привлекают оригинальность и целостность мировосприятия Гоголя, его творческий метод и связанные с этим художественные особенности первых сочинений, их жанрово-тематическое и циклическое единство, мифопоэтика, образная и пространственно-временная структура, принципы авторского повествования.

Вместе с тем следует признать, что видимая полнота изучения раннего гоголевского творчества достаточно иллюзорна и скрывает за собой ряд еще не решенных

1 Гоголь Н.В. ПССиП: В 23 т. - Т. 1. Ганц Кюхельгартен. Вечера на хуторе близ Диканьки / Подгот. текста и коммент. И. Ю. Виницкого, Е. Е. Дмитриевой, Ю.В. Манна, К. Ю. Рогова. - М., 2001; Т. 3. Арабески. Разные сочинения Н. Гоголя / Подгот. текста Л. В. Дерюгиной. Коммент. С. Г. Бочарова и Л. В. Дерюгиной. — М., 2009.

2 Библиографию работ по теме см. в изд.: Самойленко Г.В. Гоголь в XX веке. Европа, Средняя Азия и Закавказье: тематико-библиограф. указ. Нежин, 2009. С. 78-79 и др.

проблем. Одними из важнейших мы считаем характеристику стремительного духовного развития Гоголя, своеобразия раннего творчества, взаимосвязь направлений развития — в общем, проблему становления его таланта как целостный и — в то же время — дискретный процесс, обусловленный мировосприятием молодого автора, его окружением и знакомствами, обстоятельствами жизни, отношением к науке и литературе — украинской, русской и западноевропейской, к народной культуре...

Закономерным объектом нашего исследования выступает раннее творчество Н.В. Гоголя, ибо генезису его «периферийных» текстов и «арабе-сок», их поэтике, единству и жанровому своеобразию, их месту в историко-культурном контексте 1820-х — 1830-х годов, обусловленности «идеями и формами времени», на наш взгляд, пока не уделялось должного внимания — в отличие от хрестоматийных циклов «Вечера на хуторе близ Диканыси» и «Миргород»3. Недостаточно прояснены закономерности развития ранней прозы в целом, ее связи с публицистикой, философией, историческими трудами, фольклором, переводной и массовой литературой; не совсем понятно, как влияли на нее культурно-исторические условия и обстоятельства жизни писателя. Во многих работах господствует «обратная перспектива», когда первые опыты Гоголя или ранние редакции его трудов рассматриваются с точки зрения хрестоматийных произведений, которые он создал позднее, учитывая опыт работы над другими вещами. Историзм и творческий метод писателя были и остаются предметом споров в нашем литературоведении. Поэтому актуальность исследования вполне очевидна: она обусловлена назревшей потребностью переосмыслить прежние концеп-ции раннего творчества Н.В. Гоголя на основе новых научных знаний.

Предметом исследования стала эволюция ранней прозы Гоголя по взаимосвязанным жанрово-тематическим линиям: от ученических опытов изображения народного быта и нравов, от набросков первых повестей (1829-1830) — к циклу «Вечеров на хуторе близ Диканыси» (1831 -1832), от попыток создать исторический роман — к эпопее «Тарас Бульба», от художественных фрагментов и статей — к петербургским повестям и целому «Арабесок» (1834). Достоверность результатов обеспечивает «прямая» перс-пектива ранних сочинений, сопоставление черновой, первопечатной и кано-нической редакции повестей «Портрет» и «Тарас Бульба» (1835; 1842). Мы вынуждены ограничиться указанными жанрово-тематическими линиями, анализируя, оценивая, но подробно не рассматривая ни «Вечера...», ни «Миргород», что были уже предметом таких разысканий. Эта схематичность предопределена логикой и объемом работы, материалами для которой стали:

• ряд ранних вещей Гоголя, изначально опубликованных отдельно или предназначенных к публикации;

• рукописные <Главы исторической повести>, повести «Вечеров на хуторе близ Диканыси», черновая, первопечатная, каноническая редакции повестей «Портрет» и «Тарас Бульба»;

• статьи, фрагменты, петербургские повести в сборнике «Арабески», объединенные общностью работы и творческих принципов;

• письма Гоголя, его исторические заметки, черновые записи 1829-1835 годов, статьи 1835-1836 годов;

3 См. последние обобщающие работы по этим циклам: Гоголь Н.В. ПССиП. Т. 1. С. 589872 (комментарий Е. Е. Дмитриевой и др.); Виноградов И.А. Комментарий // Гоголь Н.В. Тарас Бульба. Автографы, прижизненные издания... - М., 2009. С. 385-656.

• известные Гоголю исторические малороссийские штудии конца XVIII - первой трети XIX в., опубликованные или рукописные;

• произведения того времени Ф. Булгарина, А. Вельтмана, В. Даля, М. Загоскина, В. Карлгофа, Н. Кукольника, И. Лажечникова, В. Нарежного, В. Одоевского, Н. Полевого, О. Сенковского, О. Сомова, А. Тимофеева, поэзия и проза К. Батюшкова, А. Пушкина, К. Рылеева, Д. Веневитинова.

Цель диссертации — изучить закономерности развития ранней прозы Н.В. Гоголя в 1829-1834 годах (предпосылки, основания и следствие такой эволюции, многообразные — внутренние и внешние — связи его ранних произведений в историко-литературном контексте 1820-х — 1830-х годов). Такая цель предполагает рассмотрение вопросов

• о мировоззренческих основах раннего творчества Гоголя (1829 — 1834),

• о воздействии на него русской поэзии, прозы, драмы, творчества Пушкина и «любомудров», исторических — переводных и оригинальных — сочинений (как «История Государства Российского» Н.М. Карамзина), произведений западноевропейской литературы (классики, немецких романтиков, В. Скотта, готического романа и «неистовой словесности»);

• о принципах изображения человека и мира в ранней гоголевской прозе,

• о соотношении в ней лирического, эпического и драматического начал,

• наконец, о том, чем обусловлено жанровое своеобразие ранней прозы Гоголя и как связаны с этим особенности типологии ее героев.

Новизна исследования заключается в комплексном подходе к изучению ранней гоголевской прозы: впервые ее генезис и формирование рассматривается целостно, на широком историко-литературном фоне, с учетом связей канонических и «периферийных» вещей и репрезентативных для Гоголя оригинальных и переводных произведений того времени. Впервые для изучения поэтики в таком объеме были сопоставлены канонические редакции с их ранними и/или черновыми вариантами, с текстами, не опубликованными писателем при жизни.

Общей методологической базой исследования является определенное единство выработанных отечественным литературоведением подходов к рассмотрению и анализу как историко-литературного процесса в целом, так и отдельных его явлений. В работе нашли отражение сравнительно-исторический, сравнительно-типологический, культурно-исторический, био-графический аспекты современного гоголеведения и методики целостного анализа художественного произведения. Основополагающими при этом ста-ли труды классиков отечественного литературоведения: М.М. Бахтина, А.Н. Веселовского, В.В. Виноградова, Л.Я. Гинзбург, Г.А. Гуковского, A.M. Жирмунского, Д.С. Лихачева, Ю.М. Лотмана, Е.М. Меле-тинского, В.Я. Проппа, Б.А. Успенского. Большую роль в формировании общей концепции исследования сыграли работы по истории русской литературы и динамике литературного процесса в 1-й половине XIX в. С.Г. Бочарова, В.Э. Вацу-ро, E.H. Купреяновой, Е.А. Маймина, Г.П. Макогоненко, Ю.В. Манна, H.H. Пе-труниной, H.H. Скатова, Г.М. Фридлендера и др. Решая поставленные задачи, мы опирались на концептуальные работы о гоголевском творчестве Е.И. Анненковой, Ю.Я. Барабаша, М.Я. Вайскопфа, И.А. Виноградова, М.Н. Виролайнен, В.А. Воропаева, С.А. Гончарова, В.М. Гуминского, О.Г. Дилакторской, Е.Е. Дмитриевой, И.А. Есаулова, В.А. Зарецкого, И.П. Золотусского, А.И. Иваницкого, В.П. Казарина, А.И. Карпенко, И.В. Карташовой, В.М. Марковича, С.И. Машин-

ского, Н.И. Мордовченко, П.Г. Паламарчука, А.В. Самышкиной, В.В. Федорова, С.А. Фомичева, Т.Г. Черняевой, Д.И. Чижевского, Г.И. Чудакова, А.С. Янушкевича. Кроме того, мы воспользовались трудами украинских гоголеведов Н.М. Жар-кевич, В.Я. Звиняцковского, А.С. Киченко, В.И. Мацапуры, П.В. Михеда, Г.В. Са-мойленко, И.М. Сенько, О.К. Супронюк, Ю.В. Якубиной и др. Необходимые исторические, лингвистические, этнографические сведения взяты из справочно-энциклопедических изданий, среди них — «Гоголевская энциклопедия» (М., 2003) и «Три века Санкт-Петербурга» (СПб., 2003-2010).

Теоретическая и практическая значимость работы определяется тем, что ее основные положения и результаты могут быть применены для издания сочинений Н.В. Гоголя, при подготовке лекционных филологических курсов в вузе и учебных пособий по истории русской литературы первой половины XIX в. (раздел «Жизнь и творчество Н.В. Гоголя»), при написании курсовых и дипломных сочинений. Отдельные трактовки гоголевских произведений можно использовать в курсах русской литературы для средней школы.

Основные положения диссертации были апробированы при чтении лекционных филологических курсов, на практических занятиях по русской литературе 1-й половины XIX в., на спецкурсах, посвященных творчеству Н.В. Гоголя и русскому романтизму, а также при подготовке к научному изданию сборников «Арабески» и «Миргород». Результаты наших разыска-ний нашли отражение в комментариях к т. 3 ПССиП (М„ 2009. С. 468, 557, 586, 606, 626, 641, 861, 943-945, 947, 953, 956, 961, 963 и др.), в монографии Т.М. Марченко «Образ Богдана Хмельницкого в литературе русского роман-тизма» (Донецк, 2009. С. 16, 27, 30, 74, 85...), в книге

B.И. Мацапура «Н.В. Гоголь: художественный мир сквозь призму поэтики» (Полтава, 2009), в статьях 2007-2011 годов В.Я. Звиняцковского и др. Выводы нашей работы о первых петербургских повестях Гоголя были одобрены в статье: Дмитренко

C. Журнал «Русская литература» // Литература (газета, М.). 2009. № 9 (672).

Основное содержание диссертационного исследования отражено в 57 научных работах автора, из которых две монографии (около 30 пл.), 17 статей (более 14 пл.) в изданиях, рекомендованных ВАК, и две сопроводи-тельные статьи (более 18 пл.) к изданиям Гоголя в серии «Литературные памятники» (личный вклад автора — около 62 пл.).

По материалам диссертации сделаны доклады и сообщения, начиная с первой Всесоюзной Гоголевской конференции (Нежин, 1988), — на Всерос-сийских Герце-новских чтениях в РГПУ им. А.И. Герцена (СПб., 1991-2007), на Международных Пушкинских чтениях в Крыму (Симферополь, 1993-2008), на Международных Гоголевских чтениях (Москва, 2003-2010), на Международной научной конференции «Гоголь как явление мировой литературы» в ИМЛИ РАН (Москва, 2002) и Юбилейной конференции, посвященной 200-летию со дня рождения Н.В. Гоголя, в ИМЛИ и ИРЛИ РАН (Москва — СПб., 2009), на Международной конференции «Гоголь: истоки творчества» в ПНГПУ (Полтава, 2009, 2011); на международном симпозиуме «Русская словесность в мировом культурном контексте» (Москва, 2006), на ХЬ международной филологической конференции (СПбГУ, 2011) и других.

Диссертационная работа обсуждалась на кафедре русской литературы и журналистики Петрозаводского государственного университета.

Структура работы. Исследование состоит из введения, пяти глав (18 параграфов), заключения, библиографического списка (318 наименований).

ПОЛОЖЕНИЯ, КОТОРЫЕ ВЫНОСЯТСЯ НА ЗАЩИТУ.

1. В начале творческого пути Гоголю свойственны «гимназические» просветительские взгляды на природу человека и общества, недостатки или нарушения которой можно исправить последовательным естественным развитием. Герои его идиллий сами, без участия родителей, и рационально, и под влиянием чувств определяли свою судьбу, несмотря на возможные, осознаваемые ими трудности; над героями не было властно несовершенное прошлое, зато будущее виделось им лучшим и гармоничным. Само чудесное представлялось им вне действительности: в мечтах, в игре воображения, с книжным и театральным оттенком, — оно было излишне для настоящего.

2. Затем созидание поэтической истории народа приводит Гоголя к ориентации на сказку как жанр, сочетающий мифологический и этнографи-ческий аспекты эпического с лирическим, сказовым началом и драматиза-цией действия (сказке присущи философичность, поучительный смысл, условный пространственно-временной континуум, она в «свернутом» виде содержит народные мотивы, сюжеты). Новую русскую литературу писатель видел Храмом, чье основание — «граниты» литературных сказок, вобравшие мировые сюжеты, а высоту будет определять христианская идея.

3. Еще не входя в пушкинский круг, Гоголь представлял историю народа в духе времени — поэтической, историософской. Вероятно, он хотел показать судьбу Козачества в гигантском (соответственно величию подвигов) масштабе: в историко-эпическом полотне (романе) и — накопив и переосмыслив необходимые сведения — в некой, тоже грандиозной, научно-теоретической историософской работе, «Истории» (о временной неудаче этих «двух огромных творений» могла идти речь в письме М.П. Погодину).

4. При явной близости Гоголя к тематике и манере его литературных предшественников, отличие его раннего творчества в том, что Малороссия — пожалуй, впервые! — предстала заповедным краем, сохранившим дух Древней Руси, с ее трагической и великой историей, с противоборством христианского и языческого, отразившим это в песнях, сказках, преданиях, образе жизни простого народа, краем, где небесное борется и сплетается с земным, демоническим, славянское и русское — с европейским и азиатским.

5. В статье «О малороссийских песнях» (1834) Гоголь называл их — вслед за М.А. Максимовичем, И.И. Срезневским — настоящей историей Козачества, опираясь на тезис Гердера о воплощении в песнях «духа нации».

6. Мифологизированные герои и явно мифологические пространство и время повести «Тарас Бульба» определяют ее близость к эпопее, которую мы понимаем как правдивую героическую (по)весть (песнь, думу) о важных, переломных моментах, решающих судьбы народа(-ов). В героическом народном прошлом могут действовать только герои-богатыри: они противостоят всему чуждому, дают отпор врагам, а потому независимы, строптивы, неистовы, даже демоничны. Исторические, фольклорные, литературные корни такой эпопеи ясны: она близка преданию, волшебной сказке, рыцарскому и готическому роману, — для нее характерны патриар-хальные представления, когда общественные отношения изображаются кровными, родовыми (козаки называют друг друга «братами»), и козацкая вольница

видится обращенной в прошлое национальной и социальной утопией с чертами царства мертвых. 7. Как показывает сопоставление петербургских повестей и русской повести того времени, Гоголь ощущал себя прямым наследником и даже соперником великих писателей, но отнюдь не «сшивателем» различных литературных направлений. И потому «книжный» романтизм, безусловно, воздействовавший на творчество писателя, виделся ему таким же средством изображения, как «низовое», дошедшее от средних веков, народное барокко, чьи всё новые черты постоянно находят исследователи. Иначе как объяснить те или иные черты сентиментализма, преромантизма, а иногда и классицизма, которые по-разному «эксплуатирует» Гоголь. Но если на таком основании давать соответствующие характеристики его стилю, то следует констатировать беспомощность, «неопределенность самих определений» или их парадоксальность — как, например, «фантастический реализм».

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ.

Во Введении показана степень изученности диссертационной темы в гоголеве-дении, поставлена научная проблема и обоснованы пути ее решения, определены предмет, цели и задачи исследования, его актуальность и научная новизна, теоретическое и практическое значение.

Первая глава посвящена начальному периоду гоголевского творчества и его предпосылкам: биографическим (воспитание, окружение; учеба в Нежинской гимназии; юношеские увлечения литературой, историей, живописью, театром; мечты о государственной службе); историческим — которые на рубеже 1820 — 1830-х годов привлекли интерес «ко всему украинскому» (возвращение «задунайских» запорожцев в Россию, их реабилитация; обострение отношений с Польшей, Польское восстание 1830-1831 годов); литературно-историческим (перевод романов В. Скотта, появление исторических романов его русских последователей; развитие русского романтизма; разработка идеи поэтической истории народа; украинская культурная «экспансия»), обусловившим потребность штудий по истории Украины, которые были обращены к современности («История Малой России» Д. Бантыш-Каменского, «История Ру-сов, или Малой России» псевдо-Конисского, фольклорные труды М. Максимовича, И. Кулжинского, Н. Маркевича, И. Срезневского и др.).

Первые опыты будущего писателя — от них остались лишь заглавия — были в «историко-эпическом» роде (поэма, повесть о славянах). С большой долей уверенности можно полагать, что Гоголь писал трагедию в стихах «из исторического прошлого». Тогда он представлял историю как Божественный театр — с героями и толпой, «актерами» и «зрителями-существователями» (о восприятии жизни в комедийно-сатирическом плане свидетельствуют его письма и воспоминания однокашников), И дальнейшее его движение от гипотетической исторической трагедии к идиллии, от драматических опытов к исторической прозе соответствует общему направлению европейской и русской литературы той эпохи. Таким образом, уже первые опыты Гоголя демонстрируют переплетение эпических, лирических, драматических начал, внимание к историко-этнографическому материалу, актуальным жанрам.

В идиллии «Ганц Кюхельгартен» (1829) герой-мечтатель отправляется (возможно, лишь мысленно) странствовать по Европе, чтобы причаститься к ее Истории,

увидеть великие творения Искусства, но обретает уверенность в себе, покой и, вероятно, семью, только вернувшись в свой Дом. Обращение к истории, к Античности как началу европейской культуры понимается здесь как первопричина отчуждения героя от настоящего. Но затем, постепенно взрослея в путешествии, Ганц осознает культурно-историческую преемственность, обусловленность настоящего прошлым, принимает действительность как итог Истории, восстанавливая «связь времен» и открывая свой Дом Граду и Миру. Русская и европейская культуры соединяются в его «истории» самим жанром идиллии, мотивами поэзии как немецкой, так и русской (в основном — пушкинской), а также темой поддержки в Европе и России дела освобождения христианской Греции. Финал идиллии знаменует в раннем творчестве Гоголя движение от «европейской истории героя-одиночки» (индивидуалиста, который развивает духовную сферу «через» Историю, Искусство, Культуру и так постепенно обретает вечные, простые, главные для каждого ценности) — к «семейной истории» как части поэтической истории народа, отражающей его Искусство и Культуру. Повествованию такого рода присущи типичные национально-государственные черты: этнографические, литературные и/или фольклорные, — и соответствующая структура образа героя.

В тот же период были созданы идиллические картины современной автору Малороссии. Главы повести «Страшный кабан» отличала литератур-ная игра, подразумевавшая знакомство читателя с повестью «Безголовый мертвец» В. Ирвинга (рус. пер.: 1826). Это сближение подтверждалось сходством портретов учителя из американской глубинки и украинского «педагога» из семинаристов, их борьбы за «красавицу». Две различных главы фактически не нуждались в восполнении: они были обоснованы известным читателю сюжетом повести В. Ирвинга о соперничестве пришлого учителя с деревенским шалопаем из-за прекрасной Катерины, а название «Страшный кабан» указывало, что для позора соперника шалопай использует какое-то украинское поверье. Характеры же «педагога»-семинариста и деревенского шалопая дополняли друг друга, ибо порознь восходили к «дяку-пиворезу», типу школьника / семинариста в украинских интермедиях. На амплуа персонажей народной комедии указывали и общеизвестные тогда значения имен героев, простодушно-естественными были их взаимоотношения.

Автор высмеивал извечное несовершенство человека, «физиологичес-кие» пороки: пьянство, обжорство, женскую болтовню и сплетни — вне какого-то мистического подтекста, и, вероятно, даже посрамление учителя объяснялось бы просто. Замена же духовно-религиозного плана материально-физиологическим вела к тому, что недоучка-семинарист «торжествовал» над дьячком, «старая ведьма» угрожала влюбленным, а кухмистер, посланный учителем объявить о его любви Катерине, обнаруживал ее благосклонность и ради личного счастья изменял мужской дружбе (так впервые возникла тема «измельчания» Козачества). Ведь героическое время козаков уже минуло, оставив лишь прозвища и легенды, а потомки их слабы, трусливы, болтливы, меркантильны, напоминают женщин. А потому и заявленную легенду о «страшном кабане» следовало понимать как мистификацию «просвещен-ного» недоучки, рассчитанную на его фантазию.

В конце 1820-х годов, в связи с польскими событиями, общественное внимание было привлечено и «ко всему украинскому», особенно к истории козаков: происхождению, причинам разделения на запорожских и обычных, историческому значению тех и других. Сопоставление ранних вещей Гоголя и обзоров мало-

российской истории показывает, насколько близки ему были взгляды Карамзина и официально-«гимназического» курса истории. Вслед за ними он видел в природе Козачества влияние азиатского языческого «хаоса», страсти к наживе, разрушению и пьянству, а последующее упорядочивание и смирение нравов связывал с воздействием «русской» Церкви, с культурным, языковым и, наконец, государственным единением двух народов.

Поэтому в 1-й, журнальной ред. «Вечера накануне Ивана Купала» (1830) народное прошлое показано неправедным, а чудесное — языческо-демоническим наваждением, сами же козаки изображены как разбойники, «крещенные язычники», нарушающие Заповеди. Здесь защитниками от демонического воздействия предстают одиночки: священник Афанасий и Пидорка, чей подвиг возможен лишь вне обычной жизни, в освященном пространстве церкви или монастыря. А фактическое обращение типичного «среднего» героя-христианина вновь к язычеству объяснялось одиночеством, алчностью, насилием, кровопролитием, колдовством, и всё это напоминало первородный грех, о чем говорили демоническо-языческие приметы чудесного — смерти, дикости, безумия. Структура же демонических образов включала легко опознаваемые читателем черты известных ему фольклорно-языческих, античных, европейских романтических героев. Но эти разнородные черты не только «поясняли» суть образов, но и отчасти «размывали» их, — и потому воздействие нечистой силы понималось как всеобщее: к ней, так или иначе, причастны все. То есть, по мысли автора, «юный» (как главные герои) народ тогда оказался на краю «старческого» распада и до своего объединения Хмельницким был охвачен безверием, корыстолюбием, злом — потому явился Бисаврюк, «дьявол в человеческом образе» (антихрист). Так в былой «истории рождения семьи и ее разрушения» служитель церкви обозначил перспективу апокалиптическую, хотя и противопоставил ей современное укрепление Веры и нравственности, улучшение быта и прочие черты исторического прогресса. Само же осуждение (а чаще — прославление) прошлого было характерной чертой традиционного сказа.

«История создания и распада семьи» в повести основывалась на славянских фольклорно-религиозных мотивах: любовь двух сирот, разлука влюбленных, продажа души за богатство и/или за родство, вынужденное преступление и Божья кара за него... Это давало повествованию эпический охват славянской сказки (с ней тогда отождествляли повесть). А изображение жизни «среднего», типичного «героя времени» — от рождения до свадьбы и смерти — и типичного для социума пути в козаки относилось к формальным приметам романтического повествования, герой которого волею рока обречен на трагическое одиночество в мире, отчуждение от социума, на искушение и на «падение» в язычество после преступления Заповедей. То есть фатальная «безродность», крушение семейных и человеческих связей после церковного брака и, наконец, ужасная гибель героя обнажали демоническое в жизни народа и дезавуировали «семейную» идею романа как «христианской истории любви». Всеведение автора объяснялось здесь тем, что он воссоздавал «семейную историю» как часть народной.

Создание поэтической истории народа приводит Гоголя к ориентации на сказку как жанр, сочетающий мифологический и этнографический аспек-ты эпического с лирическим, сказовым началом и драматизацией действия (сказке присущи философичность, поучительный смысл, условный простран-ственно-временной континуум, она в «свернутом» виде содержит народные мотивы, сюжеты). Романтики счи-

тали литературную сказку основным жанром, соединявшим прошлое и настоящее, мировую и народную, религиозную и светскую культуры. Видимо, так полагал и Гоголь, называя Новую русскую литературу Храмом, чьим основанием служат «граниты» литературных сказок, вобравшие мировые сюжеты, основой же в этих и будущих произведениях должна быть христианская идея (не «обмирщение»).

Этот «стержень», противостоящий языческому обморачиванию, — идея гоголевской повести-сказки, где подчеркнуты единоверие двух народов и общая основа их обычаев. «Пограничными», украинскими и русскими показаны условия жизни и пейзаж, а все бытовые украинизмы истолкованы, чтобы язык был понятен любому российскому читателю. Сюжетные линии сказки были взяты из славянского фольклора и украинской классики (поэма И.П. Котляревского «Перелицованная Энеида», 1798; его же комическая опера «Наталка Полтавка», 1819), персонажами были украинские типы, подобные «средним» героям народных комедий, интермедий, жартов, были-чек и т.п. Это соответствует тенденциям русской литературы того времени, когда О. М. Сомов печатал «Малороссийские были и небылицы» — обработ-ку украинских сказок, легенд, быличек («Русалка», 1829; «Сказки о кладах», 1830; «Купалов вечер», 1831), а наряду с ними, на основе русских крестьян-ских поверий, создавал повести «Оборотень» (1829), «Кикимора» (1830), — сближая две славянских культуры. Та же особенность у повестиМ.П. Погодина «Петрусь. Малороссийский анекдот» (1831; переложение оперы «Наталка Полтавка» И.П. Котляревского), у «Русских сказок» (1832) В.И. Даля. Все это позволяет судить о некой «сверхзадаче» Гоголя: по-видимому, на основе известного сказочно-литературного сюжета он хотел объединить литературные и фольклорные, славянские и западноевропейские, русские и украинские элементы повествования и таким образом сблизить славянскую православную литературу с народным фольклором и мировой литературой.

Подтверждение тому — цикл «Вечеров на хуторе близ Диканьки» (1831), куда вошла 2-я редакция «Вечера накануне Ивана Купала». Здесь «Предисловие» Пасич-ника соединяло традиции просветительской и романти-ческой вечерней беседы и украинских «вечерниц», русскую балалайку и европейскую скрипку, международный сюжет о «латинщике» и евангельские реминисценции. В повести «Сорочинская ярмарка» отражены фольклорные источники (сказка, быличка, анекдот), мотивы народного театра и вертепа (отчасти уже использованные Гоголем-отцом), украинских классических произведений И.П. Котляревского и П.П. Гулак-Артемовского, изображение ярмарки в повестях «Гайдамак» О. М. Сомова и «Невеста на ярмарке» М.П. Погодина, а начало повести Гоголя сочетает черты описаний классицизма, сентиментализма, романтизма. Соединение украинского, русского и европейского, фольклорного и литературного, религиозного и мифологического видится в повестях «Майская ночь» и «Пропавшая грамота» (ПССиП. Т. 1. С. 734-737,752-756). На этом фоне отсутствие упоминаний о крепостном праве, по-видимому, должно быть воспринято как примета европейской жизни.

Отдельные ассоциации в «Вечерах...» соотносят изображение украин-ской жизни с Античностью и Средневековьем. Так, в повести «Сорочинская ярмарка» описание глядящейся в зеркало Параски может сравнить с Афродитой, любующейся своим отражением в зеркале (скульптура Праксителя, 1Ув. до н.э.), а некоторые комические ситуации и сцены, особенно встреч и возлияний, видимо, восходят к «Перелицованной Энеиде» Котляревского. Кроме того, сказка, быличка, интер-

медия были жанрами средневековыми. Действие же самих повестей приурочено к началу XIX в. («Сорочинская ярмарка», «Майская ночь»), к середине XVIII в. («Пропавшая грамота») и далекому прошлому со средневековыми чертами («Вечер накануне Ивана Купала»), Все это позволяет видеть в них «пестрые главы» Истории: каждая изображает особенности народного характера в тот или иной период истории Малой России, которые по-разному оценивает в своей «малой истории» каждый рассказчик, а в самих «сказках» о народной жизни есть приметы прошлых всемирно-исторических эпох. Дальнейшее развитие таких тенденций вело к тому, что во второй книжке «Вечеров...» (1832) форма «сказки» укрупняется, сближаясь с литературной, «европейской» новеллой.

Изображая чудесное в своих первых «сказках», Гоголь не мог не учитывать литературную традицию. Так, большинство «сказок» о Древней Руси, появившихся к середине XVIII в., воссоздавало ее мифопоэтический мир на основе богатырского эпоса, мотивов европейских волшебных сказок и сведений о быте, нравах и верованиях древних славян. Сближение «сказок» с западноевропейским рыцарским романом или же — значительно чаще — противопоставление ему подчеркивали исторические аллюзии (например, изображение поединка вместо турнира рыцарей или наоборот), которые подтверждали своеобычность мира Древней Руси. На фоне явного и скрытого соотнесения европейских мифов с древнерусским эпосом Россия представала как «законная наследница» и древнерусской, и европейской культуры.

Русская литература начала XIX в. сохранила тенденции изображения сказочного прошлого: чудесное изображалось имманентно свойственным Средневековью, будучи представлено и фольклорными, и европейскими книжными образами волхва или колдуна-кудесника, финна или восточного чародея. В конце 1820-х годов под влиянием немецкого романтизма чудесное стало проникать в изображение российской современности, а «носители» чудесного — «маскироваться» под обычных героев, хотя его сфера была ограничена Россией, Европой, Востоком; с Украиной же чудесное было связано в сказках и фольклорно-исторических «фантазиях» В. Нарежного.

У Гоголя чудесное связано Божьим Промыслом с чудесными средними веками, когда Козачество противостоит разрушению христианского мира. Чудесное присуще и народному сознанию, в котором есть возвышенный религиозный энтузиазм и «земная», языческая чувственность. Это объясняет, почему (в отличие, например, от творчества Э.Т.А. Гофмана) ранняя проза Гоголя не знает, по словам Ю.В. Манна, «собственно доброй фантастики»: магов, фей, волшебников и прочих носителей Божественных сил, кроме русалки из «Майской ночи». Здесь функцию носителя «доброй магии» берет на себя простонародный герой, одолевающий злое, демоническое. Чем не фантастична, например, игра козака в карты с «нечистью», — когда человек сам, по своей Божественной природе, исполнен чудной духовной силы, как песня, выражающая народную лирическую стихию, чувства и мысли героев. В повестях «Вечеров...» о прошлом свободны, действенны и удачливы те, кто следует Заповедям Христа, родной природе и народным устремлениям. Такой миропорядок сам по себе исключает «бесовское», а если герой или его народ отступит от Заповедей — он обречен на безумие и гибель, как Петрусь, колдун и др. Совсем иное обнаруживает современный автору мир: в повести о мелкопоместном дворянине Иване Шпоньке самые обычные житейские обстоятельства, без видимого вмешательства нечистой силы, становятся для героя затруднительными или непреодолимыми. В то же время констатация его ничтожества, пошлости его

и окружающих не порождает вопросов о сути и принципах мироздания, которое остается незыблемым в глазах автора и героев, как вечная гармоническая природа, непостижимая для Шпоньки.

После «Вечеров...» наметки трудов о судьбе Козачества получили реальное воплощение: на рубеже 1833-1834 годов Гоголь пишет многотом-ную, по его словам, «Историю Малороссии» и даже заявляет об ее издании. Началом сочинения обещал стать «Отрывок из Истории Малороссии», опубликованный весной 1834 г. вместе со статьей «О малороссийских песнях». Но напрасно было бы искать здесь фактической точности, перечня дат... история народа предстала исторической «поэмой» о рыцарстве как основе нации. И потому Гоголь принципиально не делил Козачество на Запорожское и «остальное», обходя острые, актуальные вопросы о козаках.

Это, в первую очередь, оценка запорожцев. В фольклоре запорожец берет верх над врагами, нечистой силой и самой Смертью. Но отечественная историография, публицистика и литература с XVIII в. обычно изображали его «изменником» и «разбойником», ибо после измены Мазепы часть запорожцев влилась в его войско и сражалась с армией Петра I, а затем ушла под руку Крымского хана. В 1734 г., официально помиловав, им вновь разре-шили охранять российские границы. На Днестре запорожцы основали Новую Сечь, превратившуюся в центр антифеодального движения и разоренную после разгрома Пугачевщины. Тогда часть запорожцев ушла в Турцию, где жила в Задунайской Сечи, то есть, с точки зрения России, вновь перемет-нулась к врагу, и это предопределило отношение к ним. Восприятие запорож-цев стало иным, когда войско «задунайцев» во главе с кошевым Осипом Гладким к началу русско-турецкой войны в 1828 г. перешло на российскую сторону. Изменившееся отношение к запорожцам и Сечи на рубеже 30-х годов отразилось в стихах Н. Маркевича, в подборе запорожских песен и дум в сборниках И. Срезневского и М. Максимовича — наряду с традиционной демонизацией запорожцев (в «Вечерах...» ей отдал дань и Гоголь).

В «Отрывке... Истории Малороссии» показано, как татаро-монгольское нашествие разрушило Древнюю Русь и, погрузив в рабство северную и среднюю Россию, дало на юге начало новому народу, что «составили» восточные и западные славяне, черкесы и татары (европейцы и азиаты), объединенные Православной верой, и как «самопроизвольно» возрождался в них воинственный дух. Так Степь и свобода проявления евроазиатских начал формируют козацкий характер, отличавшийся «энтузиазмом» и воинствен-ностью. Именно козаки — наследники Древней Руси, заслонившей Европу от монголов, теперь спасают ее от нашествия «магометан». Козачество соеди-нило старое и новое, восточное и западное, чудесное и обыденное, Божест-венное и дьявольское, чему способствовали противоречивые историко-географические (геополитические), экономические (отсутствие торговых связей, уничтожение труда земледельца), религиозные и этические факторы.

Во второй главе «Малороссийский исторический роман: замысел, возможное целое и фрагменты» говорится о замысле романа, который в раннем творчестве Гоголя, вероятнее всего, остался на уровне разнородных фрагментов («Глава из исторического романа», 1830; «Кровавый бандурист», 1833; черновые <Главы исторической повести>, 1830-1834?). В сборнике «Арабески» (1835) Гоголь объединил «Главу из исторического романа» и отрывок «Пленник» (часть «Кровавого бандуриста») как главы романа «Гетьман» с общей датой «1830» — временем публикации первых русских исторических романов. Он, видимо, хотел показать, что

еще до «Вечеров...» создал первый исторический малороссийский роман, соответствовавший литературным тенденциям времени. Но принадлежность к одному роману и «Главы...», и «Пленника» сомнительна: несмотря на единое место действия — Полтавщину, между ними нет каких-либо перекличек. Фрагменты оказываются различными по стилю и отдаленными по времени почти на сто лет, а общими являются мотивы готического романа, позволяющие отнести время действия к мифологически-средневековому периоду на Украине.

В отличие от «Страшной мести», готические черты «Кровавого бандуриста» не были «уравновешены» собственно фольклорным материалом, хотя литературно-фольклорные параллели основных мотивов очевидны: попрание христианских канонов и кара за это, подземный мир смерти, девушка-воин, бандурист. Эта «литературность», сближающая фрагмент с «Главой...» и повестью «Вечер накануне Ивана Купала» (1830), характерна для ранней прозы Гоголя. Опираясь на литературно-фольклорные параллели, используя типичные литературные шаблоны, сначала он ограниченно вводит фольклорный материал, которым, видимо, в то время еще недостаточно владел, или подвергает его значительной литературной переработке.

Обязательные элементы сюжета заявленного романа о гетмане, кото-рых недостает в «двух главах», представлены в рукописных <Главах истори- ческой повести>. Дело в том, что украинских гетманов до 1708 г. выбирали «вольными голосами» на Радах. Это подразумевало и типичность, и некую избранность предводителя козаков, а территориальный принцип войскового устройства обусловливал его взаимосвязь с народом, наделяя не только военной, но и гражданской, государственной властью. Образованный совре-менник Гоголя знал гетманов вплоть до последнего — К.Г. Разумовского. Но для общественного сознания и тогда, и теперь актуальны два гетмана, официально противопоставляемые: Хмельницкий и Мазепа, образы которых запечатлели знаменитые эпические произведения того времени. Главного их героя характеризовала и любовная коллизия — созидательная для его семьи или, наоборот, как в поэме «Полтава», разрушительная. И представляя «две главы» романа «Гетьман», Гоголь не мог этого не учитывать. Однако здесь ни о каком гетмане речь не шла, не было и любовной коллизии.

Зато в найденной после смерти писателя рукописи речь шла об отноше-ниях Остраницы (прозвище известного гетмана) с любимой и окружающими, что приравняли к началу романа «Гетьман» и соединили с двумя «главами». Не отрицая связи рукописи с замыслом «Гетьмана», мы полагаем, что объявлять ее началом такого романа нет оснований, ибо принадлежность к нему «двух глав», их сюжетное и смысловое единство, как показано выше, сомнительны. Намеченные в рукописи главки явно меньше, чем у романа того времени, в них кратко упомянуты предшествующие события, что характерно для жанра романтической повести как совокупности эпизодов, важнейших для жизни героя (хотя масштаб, детали изображаемого и его жанр на данном этапе работы вряд ли были тогда ясный самому автору).

Видеть в них начало романа «Гетьман» позволило прозвище главного героя — исторически достоверного гетмана Остраницы. Согласно «Истории Русов», нежинский полковник Степан Остраница в 1638 г. стал гетманом нереестровых козаков, возглавил восстание на Запорожье против шляхты и показал себя искусным полководцем, наголову разбив поляков. Подписав с ними трактат о вечном мире, Остраница поверил их клятвам и распустил свое войско, а сам с частью войскового чина заехал помолиться в Каневский монастырь, где и был предательски захвачен,

отправлен в Варшаву и там после пыток казнен вместе с 37 соратниками (Гоголь повторит эту версию в повести «Тарас Бульба»). По другим источникам, Острани-ца (или Яцко Искра-Острянин) был убит в 1641 г. на Слободской Украине, куда он увел часть войска после поражения от поляков.

В <Главах...> Гоголь использовал прозвище Остраницы для условного обозначения персонажа, на что и указывает переименование героя в Тараса. Это украинское имя, со значением «бунтовщик, мятежник», напоминало о гетмане Тарасе Федор виче (Трясыло), который в 1630 г. одержал победу над поляками в ночном сражении, оставшемся в народной памяти как «Тарасова ночь». На этого, буквально «трехсильного» героя, видимо, сначала и было рассчитано повествование о герое-страннике, датированное «1625-м годом». Обрабатывая текст, Гоголь изменил дату на «1645» — и приблизил время действия к началу Хмельнитчины (народно-освободительной войны 1648-1654 годов). При этом следы «двойной» хронологии в тексте сохранились.

Сочетание имени и прозвищ разных гетманов, «сдвиг» хронологии к Хмельнит-чине должны были создать представление о типе героя. Его сближение с гетманом, «облагородившим и возвысившим» национальный характер, закономерно для исторических произведений той эпохи, использовавших фольклорную традицию изображения легендарных героев. Начало <Глав исторической повести> перекликается с последними поэмами и драмами К. Рылеева о национально-освободительной борьбе на Украине в ХУ1-ХУП веках, где герой, наделенный властью «от Бога», жил чаяниями народа и готов был пожертвовать собой для общего блага. И хотя он имел черты Наливайко, Палея, Мазепы, понятно, что его прообразом был Хмельницкий, а события так или иначе соотносились с Хмельнитчиной.

В <Главах исторической повести> Гоголь, описывая своего Героя, тоже наделяет его чертами разных легендарных гетманов и так же сближает с Хмельницким. Но противоречия и эклектика, свойственные, по мысли автора, той эпохе и потому характеру Героя, здесь еще недостаточно обоснованы «художнически» и потому так бросаются в глаза. А семантика имени Тарас обусловливает вероятность, что «мятущийся» герой-одиночка волею судьбы станет «мятежным» героем-бунтарем и возглавит стихийное народное движение, как в известном Гоголю романе В. Скотта «Пуритане».

Однако данный тип героя уже не соответствовал задачам гоголевского повествования. Занятый своими противоречиями, Герой был выше других, но, противопоставив себя среде, отчуждался от народа. Основой же повестей «Вечеров...» как поэтической истории народа стало изображение народного героя, напоминавшего персонажей украинского вертепа. И еще, в отличие от романов В. Скотта, где толерантно изображались обе стороны минувшего религиозно-идеологического конфликта, их идеалы, Гоголь уже изначально ориентировал повествование на утраченные идеалы Козачества.

Поэтому, когда писатель потом, используя опыт «Вечеров...», сводил варианты <Глав...> и обрабатывал, добавляя «приметы Хмельницкого», это означало фактическое снижение образа Героя и/или «выравнивание» его по сравнению с другими гетманами. Одновременно Гоголь перестал изображать мучения и страдания малороссиян — как это было в ранних исторических фрагментах. И лишь затем, на рубеже 1833-1834 годов, замысел большого эпического полотна о жизни козаков, который определял сбор сведений по украинской истории и фольклору,

публикацию материалов в журнале П.П. Свиньина, вдохновлял ранние исторические фрагменты и питал «сказки "Вечеров..."», в какой-то мере найдет свое воплощение в повести о Бульбе и его сыновьях. Этому, несомненно, способствовали разработка замысла исто-рии Козачества, углубленное изучение украинского фольклора и летописей.

К тому времени <Главы исторической повести>, «Глава из историчес-кого романа» и «Кровавый бандурист» в представлении автора были связаны как различные и разновременные варианты воплощения задуманного романа о народно-освободительной борьбе (с XVI до середины XVII в.), замыслу, развитие которого привело к «Тарасу Бульбе». Именно там получили окончательное воплощение многие характеры, ситуации, описания, картины быта из предшествовавших фрагментов. Все они оказались связаны общнос-тью места действия — Полтавщиной и временем, что можно назвать условно-историческим: несмотря на разброс дат, иногда противоречивую хроноло-гию, это, по сути, художественно обобщенное время освободительной борь-бы, ее периоды, какими их увидел художник-ученый. Такая ахронологич-ность присуща историческому повествованию романтиков (анахронизмы допускал и В. Скотт), а также предшествовавшему готическому роману.

Исходя из явной тенденциозности <Глав исторической повести>, следует полагать, что к единому сюжетному повествованию на основе накопленного материала автор пришел на рубеже 1830-1831 годов, к началу Польского восстания, когда обострился общественный интерес к прошлому русско-украинско-польских отношений. А «Глава из исторического романа» представляет предшествующий этап разработки «идеи» — на основе семейных преданий и актуальных реминисценций из романов (в основном, М. Загоскина), — от чего Гоголь в дальнейшем отказался. Видимо, его не удовлетворила по возможностям и любовно-авантюрная коллизия <Глав исторической повести>, и один из ее набросков он сделал затем основой «Кровавого бандуриста». Учитывая все это, вкупе с замечанием о «частях романа», о его сохранившихся отрывках, нельзя исключить, что, согласно «идее», на какому-то этапе ее воплощения автор представлял целое или как взаимосвязанные эпизоды жизни легендарных гетманов — от Наливайко до Хмельницкого и Апостола, или же как цепь эпизодов (глав) из жизни гетманов, напоминавших Хмельницкого внешностью, характером, обсто-ятельствами жизни, — и это свое представление обозначил как роман «Гетьман». Неизвестно, были ли написаны другие его эпизоды или автор ограничился представленными «главами», но мы видим, как сама разработка «идеи», попытки ее воплотить в большом эпическом полотне и обширном научном труде оказали огромное влияние на раннее гоголевское творчество. Его венчает повесть, где впервые была достигнута высочайшая степень художественно-исторического обобщения, что будет свойственна комедии «Ревизор» и поэме о мертвых душах.

В третьей главе «Православные "лыцари" Сечи» мы анализируем эту повесть «Тарас Бульба». В центре внимания теперь не «история гетманов», а жизнь козацкой семьи — основы православного народа, молодого, европей-ского, соединившего в себе различные начала, еще близкого к земле и, по природе своей, религиозного. Сам Тарас — не гетман и не козак, и семантика и генезис его имени / прозвища тоже соответствуют «составлению» народа, в чьей натуре азиатское и европейское, земная, «материальная» основатель-ность, оседлость и — кочевая вольница,

точнее, своеволие, страшное «упрямство духа». Своим сыновьям Бульба даст «для Веры» богословское аскетическое образование и лишь затем сам повезет в «школу» Сечи, где испытает их на достойную «вольного козака» жизнь или смерть.

Уезжая из Дома, они оглядываются, как бы прощаясь с прошлым. Индивидуальное (и прошлое, что питает и обусловливает личность) должно раствориться в будущем единении, где над земным — родовым, семейным, собственным — преобладает духовное, свойственное козакам: энтузиазм их природной Веры и мужество ее защиты, вольнолюбие, Товарищество, что противопоставляют Козака всему остальному миру. Он герой не только потому, что защищает родину от турок, татар и поляков, с которыми кровно связан по происхождению, — но и потому, что для защиты Веры и Отечества покидает семью, зачастую разрывая отношения с близкими, бросает свои дела, занятия, отвергает удобства мирной жизни.

Православных степных «лыцарей» многое сближало, но многое и разделяло с европейским католическим рыцарством. Рыцарь-аристократ, как правило, служил Вере, сеньору и Даме — но индивидуально: больше всего он ценил свою Честь, Вольность и Собственность и неохотно, в крайнем случае, объединялся с другими. Гоголь показывает Козачество как основу народа — «соль» и «цвет» его Православного воинства. Подобно монахам, «лыцари» из разных народов и слоев населения по своей воле отказались от семьи, дома, занятий и живут по заветам христианского братства, без излишеств, но религиозный аскетизм им чужд, они неудержимы в битве и пирах, а служение Вере сочетают с азиатским пренебрежением к женщине. Они отчасти варвары, кочевники, близкие природе, с языческими чертами. Козачество, как в статье «Взгляд на составление Малороссии», Гоголь уподо-бляет Адаму («взятому из земли») и древним германцам — «первобытному народу», порожденному землей и от нее сильному, вольному, жившему по обычаям вместо законов. Поэтому изображение козаков сохраняет архаичные черты родоплеменных испытаний, уже отмеченные исследователями, хотя ритуалы посвящения писатель, видимо, переосмыслил и трансформировал.

В структуре козацких образов «героев времени» есть противоречивое единство азиатского и европейского, христианского и языческого, индивидуализма и товарищества, личностного и типического, сверхперсо-нального (кроме того, мужского и женского, человеческого и животного) — сообразно различным «началам», какие, по Гоголю, породили Козачество. Подобное разнородное соединение предполагает и возможность распада антитез на означенных «стыках-трещинах», когда у героев остается только «низкое» — земное, собственническое, животное, в конечном итоге — дьявольское, или «высшее», соотносимое с Божественным. Противоречивое единство присуще и Бульбе, и союзу его и сыновей, когда молодость, задор, чувство, наивность и старость, опьгг, разум взаимно дополняют друг друга.

Видимо, повесть о Бульбе и его сыновьях Остапе (Евстафии) и Андрии опиралась на житие великомученика Евстафия, чей пафос — в неколебимой Вере. Представленные здесь мотивы воинской службы отца и двух сыновей, испытания Веры, потери сыновей, мученической смерти за Веру связаны у Гоголя с мотивами религиозного противостояния. А сюжет о гибели сыновей и отца влечет многоплановые аллюзии — от античного эпоса до фольклора, от библейского жертвоприношения Авраамом сына Исаака до житийных реминисценций и новеллы П. Ме-риме «Маттео Фальконе» (переклички с ней отчетливы в сцене казни Андрия), от исторической повести А. Бестужева «Изменник» (1825) — о том, как один из двух

братьев перешел на сторону поляков, а потом встретился с братом в смертельном бою, — до известий о судьбе двух сыновей Хмельницкого: героически погибшего Тимоша и Юрко, после смерти отца ставшего гетманом и прослывшего изменником. Кроме того, судьбы Остапа и Андрия, в своем трагическом единстве, соотносятся как тезис и антитезис козацкой жизни в «жестокий век», когда Козачество противостояло иноверческому и «женскому», будучи связано с ними кровно.

В этом контексте символическое значение обретают и поездка Бульбы с двумя сыновьями в «школу» христианского братства Сечи, и степное пространство Причерноморья, где, согласно православному преданию, проповедовал «скифам» апостол Андрей Первозванный, и численность всего отряда — 13 человек. Евангельские аллюзии придают героям некое сходство с апостолами, провозвестниками и ревнителями Веры, среди которых изменник, Иуда, — и заставляют усомниться в прочности семейного союза...

Символизируя Козачество, Запорожская Сечь на Хортице для Гоголя едина с «Черноморской» в устье Днепра, черноморские походы делают ее наследницей Древней Руси и Византии, а тем самым Сечь «днепровская» противостоит «отуреченной» Сечи в устье Дуная. В то же время козацкая держава-вольница обрисована автором весьма противоречиво — отчасти как царство мертвых. Во времена Гоголя ее заросшие травой валы, укрепления действительно напоминали кладбище, однако он изобразил порядок в Сечи как вечный праздник, как пир православных воинов вне дня и ночи, напоминающий освещенную мечами языческую Валгаллу (о ней Гоголь почти одновременно писал в статье «О движении народов в конце V века»). Описание Сечи замечательно и тем, что запорожцы изображены в духе типовых стилизованных «народных картинок», отражавших характерные занятия козаков — пьянствующих, играющих на бандуре, пляшущих и т.п.

Ужасающие читателя подробности (свирепбсть и неистовство козаков, неприятие и уничтожение чуждого, казни невинных, «избиение младенцев», сыноубийство...) были обусловлены историософскими взглядами писателя. Средние века, по мысли Гоголя, — это время борьбы христианства с язычеством, подобное ветхозаветному, и потому под Средневековьем на Украине он понимает эпоху ХУ-ХУП веков, когда православное Козачество боролось против «магометанства», с одной стороны, с другой — защищалось от католиков, униатов и протестантов. На этом пути были колебания, было предательство (Андрия). И потому для победы Тараса и Остапа Бульбы, запорожцев, олицетворяющих Козачество, время сделало их неистовыми, жестокими, кровожадными — настоящими героями, подобными библейским!

В художественном мире Гоголя отношения козацкого и петербургского современны: это связь прошлого и настоящего, идеала и его последующего исторического искажения, а также причины и следствия, реального и сказочного... Козацкие выступления против Унии, битвы с поляками, собы-тия Хмельнитчины перекликались с недавними кровавыми событиями Поль-ского восстания. Тогда столица наполнилась и бежавшими от ужасов войны, и пострадавшими от нее, и приехавшими просить за своих близких, участни-ков восстания. Здесь возобновилась вражда поляков с украинцами и русски-ми, и прежние исторические противоречия стали вновь для них актуальны.

Четвертая глава «Гоголевские "Арабески"» посвящена особенностям второго после «Вечеров...» разнопланового «украинско-петербургского» цикла, где статьи по искусству, истории, украинскому фольклору, географии сочетались с главами исто-

рического малороссийского романа и повестями о Петербурге. «Арабески», если сравнить их с «Вечерами...», принципиально меняют масштаб изображения истории и действительности (весь мир, все искусство, весь Петербург, все средние века, вся Украина — ср., «вся Диканька») и сам уровень осознания изображаемого, утверждая многообразие взглядов на мир, личную причастность пишущего к актуальным проблемам, общественную значимость его произведений. Здесь Автор — тот, кто провел изображаемое «через свою душу», соединил разные воззрения на мир и лично представил современникам, чередуя свои юношеские опыты с произведениями зрелыми, «сегодняшними», вещи художественные — с научными изысканиями, искусно обработанными и обозначившими масштаб таланта художника-ученого.

В глазах осведомленного читателя сборник должен был совместить творчество Гоголя — автора «Вечеров...» и повести о двух Иванах, несколь-ких художественных фрагментов и статей в изданиях пушкинского круга — с деятельностью Н. В. Гоголя-Яновского, старшего учителя истории в Патри-отическом институте благородных девиц, адъюнкт-профессора по кафедре всеобщей истории Санкт-Петербургского университета, автора статей в «Журнале Министерства Народного Просвещения» 1834 г. В «Арабесках» полнее и точнее всего была отражена жизнь писателя в Петербурге с начала 30-х годов: мелкого чиновника в департаменте, педагога, любителя искусств, литератора, историка Украины и Средневековья, просто, как его герои, жителя северной столицы. Таким образом «Разные сочинения Н. Гоголя» не только представляли различные этапы, стороны и методы познания автором действительности, но и утверждали цельность его мировосприятия, определенную последовательность творческого пути.

На страницах сборника переплелись история и современность, научное и художественное, вымысел и реальность, искусство и обыденная жизнь. Для создания столь «мозаичной» картины, очевидно, потребовались различные методы и многообразные знания. Такие планы маловероятны без универсальной мировоззренческой концепции, разработка которой, видимо, и привела к замыслу научно-художественно-публицистического сборника. Этим также можно объяснить и «чудо» стремительного творческого развития Гоголя.

Будучи связаны с журнальными и энциклопедическими изданиями, а также с художественными циклами того периода, «Арабески» обнаруживают характерные черты «альманаха одного автора». Видимо, выбор такой формы обусловлен тем, что она соответствовала тенденциям времени и его литера-турного осмысления, позволяя объединить юношеские и зрелые произведе-ния различной тематики и разных жанров, художественные и научные. Поэтому вряд ли можно говорить о «механическом» принципе составления «Арабесок» или преувеличивать их единообразие. Художественное и нехудо-жественное здесь, несмотря на известное взаимопроникновение, играют свою роль, выполняют различные функции. Анализ книги, сопоставление состава с предварительными планами показывает, как на всех этапах работы автор стремился уравновесить искусство и научное, целостное и фрагментарное, историческое и современное. При формировании книги ее ранние и несо-вершенные части были частично заменены и восполнены более «зрелыми», «сегодняшними». Так замысел сборника уже опубликованных вещей разных жанров, близкий к «альманаху одного автора», значительно изменившись, воплотился в цикле вещей художника-ученого, с иными принципами и масштабами, с идейно-тематическим и композиционным единством.

Состав и особенности формирования «Арабесок» свидетельствуют об их связях с литературным процессом конца 1820-х — начала 1830-х годов и с конкретными произведениями того времени, в частности, с «Прозой» Д. Веневитинова 1831г. Сходство сборников обнаруживается, прежде всего, в перекличке произведений, идентичных названием, проблематикой («Скульп-тура, живопись и музыка»), а также жанрово-композиционной структурой и тематически. Но если во фрагментах Веневитинова всеобъемлющий образ-«эмблема» захватывал действительность отчасти, в общем цикле развития, то «Арабески» обусловлены петербургским миром и на него ориентированы. Так, в статье «Скульптура, живопись и музыка» дана критическая оценка современного мира «через» искусство, которой не было у Веневитинова, действительность критически изображена в первых петербургских повестях, она получала адекватное художественное и нехудожественное воплощение.

По существу, статьи, фрагменты, повести «Арабесок» обнаруживают и знакомство автора с романтической историографией, и квалифицированное освоение, использование ее трудов (С. И. Машинский), и применение историософской циклической концепции, которая пронизывала творчество любомудров. Подобная универсальная мировоззренческая схема более объективирована у Гоголя, так как он учитывает противоречия всемирного и национального развития. В отличие от представлений Веневитинова и любомудров о синтезе как результате и «вершине» развития — синтез, по Гоголю, свойствен каждому этапу эволюции. И сами «Арабески» предстают попыткой синтеза двух методов познания: художественного и научного, интуитивного и рационального. По наблюдению исследователей, здесь наука и искусство взаимопроникают, дополняют друг друга. Автор — художник и ученый — пересоздает мир, опираясь на извечные законы бытия, как и на законы искусства, исследует и запечатлевает с их помощью «дух времени». Таким же «собирательным» виделся Гоголю образ некого идеального создателя всеобщей истории в статье «Шлецер, Миллер и Гердер», таким же, очевидно, стремился предстать читателю и сам автор «Арабесок».

Подобная трактовка художника-ученого близка «культу творца» у Веневитинова и любомудров. Это предопределено одинаковой опорой на идеальное, духовное, созидательное в человеке. Вместе с тем, сопоставляя высказывания о Пушкине у Веневитинова и Гоголя, мы видим и творческую преемственность, сходство посылок, даже отдельных формулировок, и ряд принципиальных расхождений. Оба определяют масштаб художника, поэта, исходя из того, насколько верно и полно он отразил характерные черты всемирного и национального развития, воплотил идеал своего времени, У Веневитинова основным критерием выступает общечеловеческое. Для Гоголя же Пушкин, в первую очередь, народен и потому «всечеловечен».

На фоне «Прозы» ясно видны стороны гоголевского таланта, которые предопределяли особенности творческого метода писателя в «Арабесках»: философичность и насущная актуальность его работ; попытка соединить искусство и науку, интуитивное и рациональное; внимание к личностному, индивидуальному в той мере, насколько оно «сейчас» отразило народное и при этом — «вечное», общечеловеческое; целостность, историческая достоверность, глубина и «лиризм» создаваемой картины; стремление отразить прошлое и настоящее в адекватных «формах времени», особенно искусством. Именно художественное в сборнике указывало на тяготение к некой «синтезированной» большой эпической форме, которая потен-

циально могла бы показать действительность в ее развитии, исторических взаимосвязях, имела бы черты романа, хотя и не была бы ему равна во всем.

Определенная эпическая ориентация на «всеохватность» подтверждает-ся и тем, что среди «арабесков» были «две главы исторического романа». Поскольку Гоголь изначально их уравнял в будущем сборнике с другими фрагментами, то заявленный в примечании к «главам» отказ от всего романа, на наш взгляд, говорит о предпочтении современной «синтетической» жанровой формы, совмещавшей научное и художественное. В этом плане сборник «Арабески» можно истолковать как эквивалент исторического романа, где художник-ученый восстанавливает как интуитивно, так и логии-чески весь путь человечества, объединяя разные стороны и эпохи человечес-кого бытия — и скрепляя распадающийся мир Словом. Сюжетом книги становится вся духовная история человечества, которую автор отражает в своем духовном развитии и как ее наследник, и как художник-демиург, воссоздающий, в меру сил, фрагменты картины мира, и как представитель своего народа, воспроизводящий моменты национальной истории, и просто как один субъектов истории. Так малороссийское соотносится со всемирным. И потому отрывкам романа и статье «Взгляд на составление Малороссии» предпосланы примечания о том, что разнородные фрагменты поэтической истории Украины (включая статью «О малороссийских песнях») — только части, отразившие лишь некоторые характерные черты ее прошедшего.

Современность отражается петербургским контекстом «Арабесок», связанным со всемирным (в Северной Пальмире представлены все прежние эпохи и культуры, все виды искусства) и малороссийским (это столица православной славянской империи, в которую входит Украина, здесь решалась судьба козаков, а теперь служат их потомки). Есть и то, что объединяет два контекста, — темы распада семьи или ее несложения, влекущего за собой одиночество человека в мире. В патриархальном героическом прошлом Малороссии это объяснялось прямой агрессией и религиозной экспансией Речи Посполитой. В настоящем для автора актуален тот же конфликт, обусловленный экспансией европейской буржуазной циви-лизации, но вместе с патриархальной семьей рушится мир, приближая хаос. Эти сквозные темы «Арабесок» представлены в петербургских повестях, сочетающих мотивы античной, средневековой и Новой — западноевропейской и русской литературы, включающих в эпическую структуру лирические и драматические элементы. Это позволяет автору на фоне «обобщающих» статей дать в каждой повести своего рода «портрет» современности.

Поэтому в пятой главе «Первые петербургские повести Гоголя» мы рассматриваем их типологию и представленные здесь типы героев. В начале идет речь о творческой истории трех повестей, что восходила к автобиогра-фическим фрагментам, вероятнее всего, к запискам некого молодого художника / музыканта, живущего на чердаке (трагическое противоречие «мечты и существенности», ведущее героя к сумасшествию и гибели, предопределило сюжет всех петербургских повестей). В них был интерпретирован один из главных романтических конфликтов: художника и толпы (общества), представленной и множеством лиц с характерными признаками бездуховности, и конкретно — одним или несколькими пошлыми героями. Главная же особенность конфликта в том, что, хотя герой-художник выделяется из толпы, он может затем мимикрировать, подделываясь под ее вкусы, потакая бездуховности, даже полностью раствориться в ней, утратив свой статус, а толпа и/или представля-

ющие ее пошлые герои обнаруживают черты, до того типологически свойственные художнику и создаваемому им художественному (божественному или демоническому) образу. Те же черты присущи образу повествователя, который описывает город и своих героев: он знает о них всё и то ли иронизирует над ними, то ли сочувствует им героям, то ли смеется, то ли отчаивается что-либо изменить...

Описание Невского проспекта, видимо, было задумано как фельетон или очерк общественных нравов, характеризовавший основные сословия и типы Петербурга. Здесь главенствовали офицеры и чиновники (военная и гражданская власть); купцы, торговцы, покупатели, коммерсанты и просто люди «дела» создавали меркантильную атмосферу для продажных «нимф». На этом фоне необыкновенным, «исключительным сословием» становился художник, хотя над ним тоже оказывались властны и «нимфы», и Невский проспект. Это сопряжение, возможно, означало и переход автора к созданию повестей или цикла о художниках (подобного циклу В.Ф. Одоевского «Дом сумасшедших»). Далее Гоголь практически одновременно изображает героя-художника в «Невском проспекте» и «Портрете», изначально наделяет его меркантильность (так, вплоть до описания бала в первом сне будущий Пискарев носил говорящую фамилию Палитрин, которой в повести Н. Полевого «Живописец» 1833 г. был отмечен художник, стремившийся к наживе). Азавершив «истории художников», Гоголь — как показывает общность почерка и чернил, тоже почти одновременно — принимается за «истории пошлых героев»: поручика Пирогова и «Записки сумасшедшего».

Продолжая традиции русской романтической повести о художнике, «истории Черткова и Пискарева» претендуют на качественно иной уровень художественного обобщения. Сама алогичность и пошлость мира, ужасавшая романтиков, у Гоголя получает историософское обоснование и воплощается эстетическими категориями. При этом путь Черткова противоположен типологическому развитию героя-художника. В отличие от него Черткова губит соответствие общественным устремлениям, эгоизм и обогащение, обусловившие отчуждение героя, его духовную деградацию, а затем сумасшествие и ужасную гибель. Это лишь «внешне» напоминает обстоятельства смерти героя-художника: тот погибал в расцвете сил, мастерства, творческих замыслов, не понятый и не принятый обычными людьми, но не побежденный, тем самым доказывая торжество духа над низменными страстями. Чертков поступает по законам окружающего мира — и полностью теряет «художническое» начало как типичный «герой своего времени», способный даже на преступления. Условность же здесь сюжетного времени свидетельствует о том, что «история Черткова», сохраняя внешние черты жизнеописания, представляет собой историю души героя, который воплощал наиболее опасные общественные тенденции в своей трагической судьбе. Отсутствие в ней любви и любовной коллизии по-своему развивало прямые «исторические» инвективы миру романтических героев-художников.

Скрытый «демонизм» жизни в Петербурге губит не только людей искусства. Об этом «Записки сумасшедшего» — единственная повесть, написанная от «я». Заглавие-оксюморон, соответствуя союзу мечтательного и реального в арабесках, подразумевало перекличку с произведениями о героях-безумцах прошлого («Гамлет», «Дон-Кихот») и современности («Страдания юного Вертера», «Эликсиры сатаны», «Крейслериана»). В начале 1830-х годов статьи о сумасшедших регулярно печатали «Северная Пчела», «Телескоп», «Московский Телеграф». На столичной сцене шли такие водевили о безумцах, как «Дом сумасшедших». В одноименной

сатире А.Ф. Воейкова пациентами столичного «желтого дома» становились известные литераторы и общественные деятели. Туда же попадал главный герой повестей «Блаженство безумия» H.A. Полевого (1833), «Художник» A.B. Тимофеева (1834), «Пиковая дама» A.C. Пушкина (1834).

Сумасшествие как выражение двоемирия романтики объясняли «двойственной» природой человека: его Божественным происхождением и «первородной» земной греховностью, что и обусловливало алогичность, явную абсурдность основных законов общества. Противостоящий ему герой-художник творил идеальный, мечтательный мир красоты и полностью уходил в него, разрывая все связи с пошлой действительностью, или погибал. Но заурядные герои, как Поприщин, чье мнение формируется начальниками, газетами, театром, массовой литературой, существуют в действительности и довольствуются ее «официальной» картиной — искаженной, хаотической, алогичной. Поэтому они могут сойти с ума и/или погибнуть, только если пренебрегают законами общества и своим местом в его иерархии.

Гоголь нарушил романтическую традицию не только тем, что снизил героя-художника (который обязан быть близким по духу автору-художнику) до уровня его заказчиков, но и тем, что обозначил, подчеркнул и развил «художническое» у пошлого, «низкого» героя. Записи Авксентия Поприщина — по сути, монологи, которые можно произнести (сыграть) со сцены, в каждой записи есть сюжет сценического действия/бездействия, узнаваемые черты персонажей народного и классического театра. А сам герой — человек толпы, воспринимая свои дни как обычные сцены (хотя иногда и подозревая в них иное в мечтах об ином), вдруг открывает, как ничтожна и бесполезна его роль в жизни. Это близко трагикомедиям Шекспира, Мольера...

В предшествующих главах мы отметили в образах героев исторической прозы Гоголя приметы известных предводителей козаков, литературных героев и легендарных народных заступников и биографические черты знаменитых украинских современников, оказавшихся на вершине власти, причастных к судьбе Гоголя, а также, вероятно, известные ему по семейным рассказам черты предков — как по отцу, так и по матери. Но разные черты в каждом случае создавали особый характер героя, соответствующий замыслу автора. Его исторические персонажи были призваны соединить прошлое и настоящее, украинское и русское, совместить личное, родовое и народное в рамках национального характера. Это подтверждает парадоксальные признания позднего Гоголя в том, что он никогда специально не занимался прошедшим, а всего лишь видел и преследовал в прошлом настоящее.

Вместе с тем он показывал, что в современном ему Петербурге нормы христианской морали нарушены или не действуют. Главные герои повестей, за исключением художника-монаха, не молятся, не раскаиваются. Преступая религиозные заповеди, Петромихали и Чертков безудержно обогащаются, Пирогов прелюбодействует, Пискарев убивает себя в припадке безумия. Зимой возле дверей ростовщика находят мертвых старух, замерзших, не дождавшись милосердия. За обращением художника к священнику следует смерть его жены и сына. «Демон в портрете» способен являться художнику-монаху, Черткову и другим людям в лавке, на аукционе и подменять собой икону. А ночью «сам демон» царит на Невском проспекте... Скорее всего, это обусловлено «пожилым» возрастом европейского Петербурга, исторически опередившего духовное развитие России, как ее обогнали, «теряя Веру», страны Европы. В столице Добро «исторически» уже утратило энергию — и ткань

жизни расползается на отдельные «пространственные» и «временные» обрывки (предвестие хаоса), на «истории героев», светской дамы, ее дочери, на записи По-прищина, сны Пискарева, письма собачек... Оставляемый Богом мир рвущихся и оборванных связей, торговли, ремесла уже ветшает и рушится, и противостоять ему может только сотворенный художником светлый личностный мир искусства. Именно художнику (и автору), как Творцу с высоты Вечного, дано видеть мир художественным целым: в многообразии связей, соотнесенным с историей человечества, что возвышает «мелочи» бытия сейчас. В литературно-историческом плане целое создается противоречивым единством текущего, сиюминутного и коренного, вековечного. И повествование совмещает черты прекрасного и безобразного в единичных и массовых проявлениях, сочетая гармоничные, естественные, природные черты с гротеском, гиперболами, «демоническими» приметами...

Этот синтез показывает, что в «художническом» теперь есть черты, ранее свойственные «демоническому». Чтобы служить Искусству, художник должен уйти из мира в религиозное уединение или «в чужую землю», ибо его «внутренний» мир зависим от «внешнего», от окружающего и окружающих, тогда как герой на них, в свою очередь, может влиять только своим искус-ством. Иначе его ждет неизбежное измельчание и «вырождение» в тип фили-стера, который романтики противопоставляли художнику, в некую пошлую заурядность, «духовный нуль», живущий лишь меркантильными интересами, агрессивно их отстаивающий и насаждающий. В результате этих метаморфоз художник мог превратиться, как Чертков, даже в демоническую личность. Деградирует и героический тип героя-военного, превращаясь в заурядного, «среднего» героя петербургского мира, у кого нет и не может быть ореола военных побед: и он, филистер, как Пирогов и хозяин квартиры Черткова, самодоволен, мелок и вездесущ. Те же черты имеют чиновники различных коллегий, департаментов и канцелярий (их перечисление можно назвать «табелью о средних рангах»), и люди светского круга, и купцы, и ншцие...

Все типы сближаются появлением на Невском проспекте, общими интересами и особенностями поведения, постоянными занятиями, где, как у красавицы-проститутки, ремесло, коммерция, служба и безделье неотличи-мы. Тротуар Невского проспекта уравнивает не только богатых и бедных, праздных и занятых, разных по характеру людей, но и одежду, обувь, атри-буты... Человек мельчает, о чем говорят фамилии героев и метонимия, — до части тела (ножка, усы), до вещи, подлежащей купле-продаже, ибо ни добр, «ни горяч, ни холоден» (Откр. 3:15-16), но в гордыне претендует на само-обожение — как оставляемый Богом человек апокалиптического времени.

У героя два пути в «европейском» Петербурге: первый — религиозное самоотречение в полном одиночестве ради искусства, подвижничество с христианскими нормами жизни, а второй, «низменный» путь — поиск земных, столичных благ, какие ищет большинство, и — вырождение, измельчание, превращение в демоническую личность, как ростовщик. Ибо в таком неправедном мире нормально лишь дьявольское: злоба к ближнему и отчуждение от него (вместо любви!), эгоизм, корыстолюбие, карьеризм, нарушения естественности и приличий, ведущие к преступлению, — что присуще раздробленной, но унифицированной Европе. Такому злу может противостоять художник-творец, естественно и бескорыстно созидающий духовный мир Искусства, который отражает Божественное в человеке, а потому способен объединять людей и принадлежит Вечности.

Но если художник уступает меркантильному «бесу» и сопутствующему тому разрушительному хаосу, то создает противоестественное изображение несочетаемого (мертвого и живого), умножая зло и помогая явиться в мир «антихристу». Значит, либо художник духовно растет в борьбе со злом — и тогда со-творяет мир, повторяя Замысел Бога, либо изменяет таланту ради золота, чина, положения — и становится филистером, богатеет, обкрадывая людей, лишая Божественного, приближает дьявольский хаос и сам, как Чертков, становится его первой жертвой! Обмен духовных благ на богатства земные постепенно разрушает человеческий мир, ведет к гибели.

И самому Петербургу в изображении Гоголя присущи черты царства мертвых, которое в античных мифах обычно было северной, холодной, туманной страной, где обитают бесчувственные тени. Такая «дробность» мира русской столицы напоминает о первородном хаосе и тем предвещает «последние времена», приближение конца света. Потому здесь и возникают воплощения антихриста, как ростовщик и его портрет, и юная блудница, похожая на Пресвятую Деву, и собаки — говорящие, грамотно пишущие задушевные письма. Эти мотивы дополнены эсхатологическими идеями, явными в «истории художника-монаха», чей монолог подобен апостольским посланиям о «последних временах».

По разысканиям Д. И. Чижевского, с начала 1830-х годов эсхатологи-ческие идеи были особенно близки индивидуальному и массовому сознанию благодаря известному предсказанию о конце света в 1837 г. немецкого писателя, ученого, мистика И. Г. Юнг-Штиллинга. Подобные предсказания, как правило, обосновывались пророчествами Священного писания и указанными в них приметами «последних времен», когда, перед вторым пришествием Спасителя, появится антихрист. Его воплощениями объявляли еретиков и лютеран, нашествие гуннов во главе с Аттилой, завоевания Чингисхана. Русская эсхатологическая мысль представляла антихристом Петра I и Наполеона I. В своих статьях Гоголь упоминал деяния этих лиц, а равно и знамения, предваряющие приход антихриста: падение римского монаршества, проповедь Евангелия во всем мире. Являют черты «последних времен» и повести о Петербурге. Итак, «Арабески» можно понимать и как поспешные фрагментарные зарисовки почти завершенной истории мира, которую автор торопится запечатлеть для современников, объяснить смысл происходящего. А для создания такой мозаики он использует в качестве «смальты» изобразительные средства, формы, штампы, мотивы, направления, «идеи времени» прошлого и настоящего, разделяет или, наоборот, смешивает художественное и научное, историческое и современное. И хотя позднее эсхатологические идеи были переосмыслены, именно они дали начало «Ревизору» и «Мертвым душам».

И само искусство Гоголя-писателя представляется, с этой точки зрения, синкретичным — в том смысле, что автор, в зависимости от целей единого повествования, соединяет в нем формы, присущие разным эпохам, различным литературным направлениям и фольклору, использует мотивы народного творчества, античной и средневековой литературы, сочинения европейских и русских писателей Нового времени — и гармонизирует повествование, как бы «наново» создавая из литературно-фольклорного «хаоса» свой художественный мир и тем самым пытаясь воздействовать на мир обычный. Видимую, нарочитую фрагментарность изображения в первых петербургских повестях он использовал, показывая омертвелость и «дробь» столицы, засилье грубых ремесленных

форм, казенную отчужденность и вражду людей, но, как его герой — «идеальный художник», автор стремился искусством преодолеть эту неподвижность и «раздробленность» жизни.

Видимо, мировосприятие Гоголя было обусловлено его пониманием единства (синтеза) в действительности прошлого и настоящего, духовного и материального, Божественного и дьявольского, религиозной и человеческой истории, разных — готовых, старых, складывающихся, только намеченных путей и форм искусства. Изображение этого противоречивого единства пластическими образами позволяет художнику-историку показать «все концы мира» и обусловливает достоверность такой картины, сочетая разные точки зрения на историю и современность. Относительность самих понятий романтического и классического подчеркнута в статье «Петербургская сцена в 1835-36 г.», где современная литературу названа «хаосом, из которого потом великий творец спокойно и обдуманно творит новое здание, обнимая своим мудрым двойственным взглядом ветхое и новое», — а новый «великий талант» должен обратить «это романтическое, с великим вдохновенным спо-койством художника, в классическое или, лучше сказать, в отчетливое, ясное, величественное создание». Наверняка таким же классическим (а не романтическим!), вобравшим опыт Пушкина, В. Скотта, Шекспира, Гете и других классиков, Гоголь хотел видеть и свое творчество.

В Заключении подводятся итоги проведенного исследования. В частности, отмечается, что формирование историзма в творчестве Н.В. Гоголя шло в русле развития русской литературы первой половины XIX века. Вместе с тем его историзм был глубоко оригинальным, обусловленным разработкой структуры образа героя особого типа, сопрягающего в своем развитии основные исторические тенденции общества, народа, культуры.

Результаты диссертационного исследования открывают новые перспективы изучения творчества Н.В. Гоголя в контексте типологического развития русской литературы XIX века.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ ОТРАЖЕНО В СЛЕДУЮЩИХ РАБОТАХ:

Монографии

1. Денисов, В.Д. Изображение Козачества в раннем творчестве Гоголя: Монография / В.Д. Денисов // Новые Гоголеведческие штудии. Вып. 3 (14). Симферополь; Киев: Изд-во «Аспект-Полпраф», 2005. — 150с.

2. Денисов, В.Д. Мир автора и миры его героев (о раннем творчестве Н. В. Гоголя): Монография / В.Д. Денисов. - СПб.: Изд-во РГГМУ, 2006. - 276с.

Сопроводительные статьи и комментарии

3. Денисов, В.Д. Гоголевские «Арабески» / В.Д. Денисов // Гоголь Н.В. Арабески / Изд. подготовил В.Д. Денисов — СПб.: Наука, 2009. (Серия «Лит. памятники»). -С. 271-360.

4. Денисов, В.Д. Примечания / В.Д. Денисов // Гоголь Н.В. Арабески / Изд. подготовил В.Д. Денисов — СПб.: Наука, 2009. («Лит. памятники»). — С. 361-501.

5. Денисов, В.Д. Историческая проза Гоголя. Примечания. Комментарий / В.Д. Денисов // Гоголь Н.В. Миргород / Изд. подготовил В.Д. Денисов. — СПб.: Наука, 2011. (Серия «Лит. памятники»), — 25 пл. (в печати).

Публикации в изданиях, рекомендованных ВАК

6. Денисов, В.Д. Образ Храма в творчестве Гоголя / В.Д. Денисов // Христианство и литература. - Сб. 4-й. - СПб.: Наука, 2002. С. 279-291.

7. Денисов, В.Д. О гоголевском замысле исторического романа / В.Д. Денисов // Вестник Санкт-Петербург, ун-та. Сер. 9. Филология. Востоковедение. Журналистика. Вып. 3. Ч. II. Сентябрь 2008. С. 40-48.

8. Денисов, В.Д. Гоголевский «Взгляд на составление Малороссии» / В.Д. Денисов // Известия РГПУ им. Герцена. 2008. № 10 (56). С. 88-95.

9. Денисов, В.Д. Полемика с Карамзиным в гоголевской статье «Взгляд на составление Малороссии» (1832) / В.Д. Денисов // Известия Волгоград, гос. пед. унта. Серия «Филолог, науки». 2008. № 10 (34). С. 176-180.

10. Денисов, В.Д. Фрагменты исторического романа Н. В. Гоголя как арабески / В.Д. Денисов // Вестник Томского гос. ун-та. № 316. Ноябрь 2008. С. 15-20.

11. Денисов, В.Д. Изображение Остапа и Андрия в первой ред. повести Н.В. Гоголя «Тарас Бульба» (1835) / В.Д. Денисов // Известия РГПУ им. Герцена. 2008. №11. С. 132-144.

12. Денисов, В.Д. Первая повесть Гоголя: исторический и литературный контекст /

B.Д. Денисов // Вестник Санкт-Петербург, ун-та. Серия 9. Филология... Вып. 4. Ч. II. Декабрь 2008. С. 10-18.

13. Денисов, В.Д. «Философия имени» в гоголевской прозе 1831 г. / В.Д. Денисов // Русская речь. 2008. № 6. С. 12-19.

14. Денисов, В.Д. Первые гоголевские повести о Петербурге / В.Д. Денисов // Русская литература (СПб.). 2009. № 1. С. 56-74.

15. Денисов, В.Д. К вопросу об исторической основе повести Н.В. Гоголя «Тарас Бульба» (1835) / В.Д. Денисов // Известия РГПУ им. А.И. Герцена. 2010. № 137.

C. 84-94.

16. Денисов, В.Д. Историко-литературный фон раннего творчества Н.В. Гоголя / В.Д. Денисов // Вестник Воронеж, гос. ун-та. Серия «Филология. Журналистика». 2011. № 3. Декабрь. (0,5 п/л).

17. Денисов, В.Д. Герой-художник в повестях Н.В. Гоголя «Портрет» и «Невский проспект» (1835) и в романтической повести о художнике 1830-х годов / В.Д. Денисов // Ученые записки РГГМУ. 2011. № 20. (0,8 п/л).

18. Денисов, В.Д. Историко-литературный контекст изображения запорожцев в ранней прозе Н.В. Гоголя / В.Д. Денисов // Ученые записки Петрозавод. гос. ун-та. 2011. Серия «Общественные и гуманитарные науки». № 7 (120). Ноябрь. (0,8 п/л).

Другие публикации

19. Денисов, В.Д. «Арабески» Гоголя и русские прозаические сборники конца 20-х -начала 30-хгг. Х1Хв. / В.Д. Денисов// ИНИОН АН СССР. 05.04.1985.№20258. (2,3 пл.).

20. Денисов, В.Д. «Портрет» Гоголя и повесть «Кто же он?» Н.А. Мельгунова: К вопросу о творческом методе Гоголя середины 1830-х гг. / В.Д. Денисов // ИНИ-ОН АН СССР 13.09.1988, № 35538. (1,5 пл.).

21. Денисов, В.Д. О жанровой природе «Арабесок» Гоголя / В.Д. Денисов // Наследие Гоголя и современность: Тезисы докл. и сообщ. Гоголевской конф. — Нежин, 1988.4.1.(0, 1 п.л.).

22. Денисов, В Д. Хронологические особенности повести «Портрет» Н.В. Гоголя / В.Д. Денисов // Гоголь и русская литература XIX в.: Сб. науч. статей. - Л., 1989. (0,2 пл.).

23. Денисов, В.Д. «Арабески» Н.В. Гоголя и русская литература конца 20-х — начала 30-х гг. XIX в. / В.Д. Денисов // Автореферат дис.... канд. филолог, наук. — Л.,

1989. (1,0 пл.).

24. Денисов, В.Д. «Портрет» Н.В. Гоголя и русская повесть о художнике начала 1830-х гг. / В.Д. Денисов // Литература и культура Полесья. Вып. 1. — Нежин,

1990. (0,5 пл.).

25. Денисов, В.Д. Гоголь и Д.В. Веневитинов / В.Д. Денисов // Русская литература ХІ-ХХ вв.: Проблемы изучения: Тезисы докл. — Л.: Изд-во ИРЛИ РАН, 1991. (0,1 пл.).

26. Денисов, В.Д. О генезисе и роли метонимии в повести "Невский проспект" Гоголя / В.Д. Денисов // Н.В. Гоголь: Проблемы творчества. — СПб., 1992. (0,5 п.л.).

27. Денисов, В.Д. Ученик — учитель (к истории взаимоотношений Гоголя и И. Г. Кулжинского) / В.Д. Денисов // Література та культура Полісся. Вып. 3. — Ніжин, 1992. - С. 32-34.

28. Денисов, В.Д. «Невский проспект» Н.В. Гоголя как тип романтической повести / В.Д. Денисов // Проблемы преподавания литературы на интенсивных курсах для иностранцев: Тез. докл. и сообщ. - СПб., 1993. (0,1 пл.).

29. Денисов, В.Д. Ранняя проза Н.В. Гоголя и мировая литература / В.Д. Денисов // Русская культура и мир: Тез. докл. междунар. науч. конф. — Нижний Новгород, 1993 (0,4 пл.).

30. Денисов, В.Д. Жизнь и смерть в художественном мире Н.В. Гоголя 1830-х гг. / В.Д. Денисов // Жизнь. Смерть. Бессмертие: Мат-лы науч. конф. — СПб.: ГМИР, 1993. (0,2 пл.).

31. Денисов, В.Д. Н.В. Гоголь о соотношении религия — история — культура в статьях «Арабесок» 1835 г. / В.Д. Денисов // Опыт религиозной жизни и ценности культуры: Мат-лы международ. Религиовед, чтений. — СПб.: ГМИР, 1994 (0,2 пл.).

32. Денисов, В.Д. Творчество Н.В. Гоголя: проблемы изучения в иностранной аудитории / В.Д. Денисов // Проблемы преподавания рус. языка и лит-ры в иностр. аудитории: Мат-лы докл. межвуз. науч. конф. — СПб., 1994 (0,5 пл.).

33. Денисов, В Д. На пути к созданию «Тараса Бульбы» (изучение "Главы из исторического романа" Н.В. Гоголя в иностранной аудитории) / В.Д. Денисов // Проблемы преподавания рус. языка и лит-ры в иностр. аудитории: Мат-лы докл. и сообщ. межвуз. науч.-метод. конф. - СПб., 1995 (0,5 пл.).

34. Денисов, В.Д. Образ Храма в творчестве Н.В. Гоголя 1830-х гг. / В.Д. Денисов // Литература и религия: Мат-лы 6-х Крымских Пушкинских междунар. чтений. - Симферополь, 1996 (0,5 пл.).

35. Денисов, В.Д. О генезисе исторического фрагмента «Кровавый бандурист» Гоголя / В.Д. Денисов // Література та культура Полісся. Вип. 7. — Ніжин: Изд. НГПИ, 1996 (0,7 пл.).

36. Денисов, В.Д. Культурологический аспект преподавания русской литературы («Арабески» Н.В. Гоголя как феномен культуры) / В.Д. Денисов //Актуальные проблемы формирования культуроведческой компетенции студентов в процессе преподавания дисциплин гуманитар, цикла: Сб. науч. трудов. — СПб.: Изд. СПбГУТД, 1996. Ч. 2 (0,6 пл.).

37. Денисов, В.Д. На пути к созданию «Тараса Бульбы» (изучение исторического фрагмента «Кровавый бандурист» Гоголя в иностр. аудитории) / В.Д. Денисов // Проблемы преподавания русского яз. и лит-ры в иностр. аудитории: Мат-лы докл. и сообщ. межвуз. науч.-метод. конф. — СПб., 1997 (0,5 пл.).

38. Денисов, В.Д, О ранней прозе Н.В. Гоголя / В.Д. Денисов // Творчество Н.В. Гоголя: истоки, поэтика, контекст Межвуз. сб. науч. тр. — СПб.: Изд. РГГМУ, 1997 (1,0 пл.).

39. Денисов, В.Д. Спецкурс «Развитие русской исторической прозы 1820—1830-х гг.» в системе университетского образования / В.Д. Денисов // Тенденции развития языкового и литературного образования в школе и в вузе: Мат-лы научно-практ. конференции. - СПб.: Сударыня, 1998. (0,4 пл.).

40. Денисов, В.Д. О формировании Гоголя-писателя (к постановке проблемы) / В.Д. Денисов // Проблемы изучения русского яз. и лит-ры. — СПб.: Изд-во РГГМУ, 1999 (0,7 пл.).

41. Денисов, В.Д. Архитектоника гоголевских «Арабесок» / В.Д. Денисов // Творчество Пушкина и Гоголя в историко-лит. контексте - СПб.: Изд-во РГГМУ, 1999. (1,0 пл.).

42. Денисов, В.Д. Метафора Храма в художественной прозе Н.В. Гоголя / В.Д.Денисов // Гоголеведческие штудии. Вып. 4. — Нежин, 1999 (0,5 пл.).

43. Денисов, В.Д. Изображение Козачества в раннем творчестве Н.В. Гоголя (о поэтичес-кой истории народа) / В.Д. Денисов // Гоголеведческие штудии. Вып.5. - Нежин, 2000. (1,5 пл.).

44. Денисов, В.Д. Изображение Козачества в раннем творчестве Н.В. Гоголя («идея» исторического романа) / В.Д. Денисов // Гоголеведческие штудии. Вып. 7. — Нежин, 2001 (0,8 пл.).

45. Денисов, В.Д. Изображение Козачества в раннем творчестве Гоголя (продолжение статьи) / В.Д. Денисов // Гоголеведческие штудии. Вып.9. — Нежин, 2002. (0,8 пл.).

46. Денисов, В.Д. Бунтовщик Тарас (Об истоках гоголевской эпопеи) / В.Д. Денисов // Вопросы русской литературы (К 50-летию проф. В.П. Казарина). Симферополь, 2002 (1,1 пл.).

47. Денисов, В.Д. Черты «Портрета» / В.Д. Денисов // Гоголь как явление мировой литературы: Сб. научных статей. — М.: Изд-во ИМЛИ РАН, 2003. (0,5 пл.).

48. Денисов, В.Д. Изображение Козачества в раннем творчестве Н.В. Гоголя (окончание) / В.Д. Денисов // Новые Гоголевед. штудии. Вып. 2 (13). - Симферополь; Киев, 2005. (2,2 пл.).

49. Денисов, В.Д. "Бывают странные сближения" (еще раз о полемике Пушкина и Гоголя с Булгариным и Гречем) / В.Д. Денисов // Гоголь и Пушкин: Четвертые Гоголевские чтения: Сборник докладов. М., 2005. (0,5 пл.).

50. Денисов, В.Д. О функции личного имени в первой части «Вечеров на хуторе близ Диканьки» (1831) Н. В. Гоголя / В.Д. Денисов // Труды Стерлитамакско-го филиала АН Республики Башкортостан / Серия «Филологические науки». Вып. 4. - Стерлитамак: Изд. СГПА, 2008. С. 15-18.

51. Денисов, В.Д. «Вечер накануне Ивана Купала» - первая малороссийская повесть Н.В. Гоголя / В.Д. Денисов // Н.В. Гоголь и славянский мир (русская и украинская рецепции): Сб. статей. — Томск: Изд-во Том. ун-та, 2008. Вып. 2. С. 48-63.

52. Денисов, В.Д. Гоголь и «бес...культурное пространство» / В.Д. Денисов // М. Гоголь і світова література: Сб. науч. статей. — Полтава: TOB «ACMI», 2009. (0,5 п.л.).

53. Денисов, В.Д. К творческой истории «Нескольких слов о Пушкине» (1835) / В.Д. Денисов // Юбилейная международ, науч. конф., посвященная 200-летию со дня рождения Н.В. Гоголя: Тезисы. - М.: ИМЛИ РАН, 2009. (0,2 п.л.).

54. Денисов, БД. На перепутье: между Диканькой и Миргородом / В.Д. Денисов // Н.В. Гоголь и русская литература. К 200-летию со дня рождения писателя. Девятые Гоголевские чтения: Мат-лы докладов. — М., 2010. С. 89-96.

55. Денисов, В.Д. К творческой истории повести Н.В. Гоголя «Портрет» (1835) /В.Д. Денисов // Вестник Санкт-Петербург, гос. ун-та технологии и дизайна. Серия 2. Искусствоведение. Филологические науки. №1. — СПб., 2010. С. 56-60.

56. Денисов, В.Д. О влиянии биографического фактора на раннее творчество Н. В. Гоголя / В.Д. Денисов // X Гоголевские чт.: Сб. науч. тр.. — Полтава: Изд-во ПНПУ, 2011. (0,6 п.л.).

57. Денисов, В Д. К творческой истории «Нескольких слов о Пушкине» Н.В. Гоголя / В.Д. Денисов // Феномен Гоголя: Мат-лы Юбилейной международ, научной конф. РАН, посвященной 200-летию со дня рождения Н.В. Гоголя / Под ред. М.Н. Виро-лайнен и A.A. Карпова. — СПб.: Изд-во «Петрополис», 2011. (0,5 пл.).

Денисов Владимир Дмитриевич

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

РАННЯЯ ГОГОЛЕВСКАЯ ПРОЗА (1829-1834): ПУТИ РАЗВИТИЯ, ЖАНРОВОЕ СВОЕОБРАЗИЕ, ТИПОЛОГИЯ ГЕРОЕВ

_ЛР№ 020309 от 30.12.96._

Подписано в печать 20.02.12. Формат 60x90 1/16. Гарнитура Newton. Печать цифровая. Усл. печ. л. 2,0. Тираж 100 экз. Зак. №62 РГГМУ, 195196, Санкт-Петербург, Малоохтинский пр. 98. Отпечатано в ЦОП РГГМУ

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора филологических наук Денисов, Владимир Дмитриевич

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА I. ИЗОБРАЖЕНИЕ МАЛОРОССИЙСКОГО КОЗАЧЕСТВА В ПРОИЗВЕДЕНИЯХ Н. В. ГОГОЛЯ 1830 -1834 ГОДОВ.

§ 1. Замысел поэтической истории народа.

§ 2. Восприятие истории мира юношей Гоголем.

§ 3. Историческое и мифологическое в первой повести о Козачестве.

§ 4. Работа над «Историей Малороссии». Обзор историко-литературных трудов о

Козачестве.

§ 5. Гоголевский «Взгляд на составление Малороссии».

ГЛАВА II. МАЛОРОССИЙСКИЙ ИСТОРИЧЕСКИЙ РОМАН: ЗАМЫСЕЛ, ВОЗМОЖНОЕ ЦЕЛОЕ И ФРАГМЕНТЫ.

§ 1.

Глава из исторического романа».

§ 2. Вторая

глава».

§ 3. Историческая повесть: особенности конфликта, типы героев.

§ 4. Этапы работы Гоголя над историческим романом.

ГЛАВА III. ПРАВОСЛАВНЫЕ «ЛЫЦАРИ» СЕЧИ (ОСОБЕННОСТИ 1-Й РЕДАКЦИИ ПОВЕСТИ «ТАРАС БУЛЬБА»).

§ 1. «Герои своего времени».

§ 2. Изображение Запорожской Сечи.

§ 3. Характер героя: общее, типическое, особенное.

§ 4. Интерпретация исторических сведений и хронологии.

ГЛАВА IV. ГОГОЛЕВСКИЕ «АРАБЕСКИ».

§ 1. Генезис, жанровые особенности, архитектоника сборника.

§ 2. «Арабески» и «Проза» Д. Веневитинова.

ГЛАВА V. ПЕРВЫЕ ПЕТЕРБУРГСКИЕ ПОВЕСТИ ГОГОЛЯ.

§ 1. Принципы изображения российской столицы.

§ 2. Первая редакция «Портрета»: мир и время героев.

§ 3. «Портрет» и «Невский проспект» как повести о художнике.

§ 4. О типологии петербургских повестей.

Введение диссертации2012 год, автореферат по филологии, Денисов, Владимир Дмитриевич

Научные форумы в честь 200-летнего юбилея Н. В. Гоголя еще раз показали значимость его творчества для русской и мировой литературы. Бесспорны и успехи гоголеведения: новые издания сочинений писателя и фильмы о его жизни, солидные научные труды были представлены на академических конференциях литературоведов Европы, Америки, Азии, где ученые подвели итоги прежних исследований и обозначили новые перспективы поиска [см.: 265]. Наследие великого писателя состоит из текстов канонических и «периферийных» (ранних опытов, черновых редакций, статей, фрагментов, писем, набросков, духовной прозы, которую в советское время замалчивали, как и труды гоголеведов русского Зарубежья). Для нас принципиально важны внутренние и внешние связи этих текстов, логика движения от одних к другим, их взаимообусловленность, а равно и зависимость от «идей и форм времени». Интенсивное развитие современного гоголеведения во многом объясняется и ликвидацией идеологического пресса, и последующим вовлечением в научный обиход всё новых «периферийных» текстов (хотя, несомненно, оправдано и стремление ученых найти новые особенности именно хрестоматийных произведений).

Начало творческой деятельности Н. В. Гоголя мы достаточно хорошо представляем благодаря стараниям первых биографов П. А. Кулиша и В. И. Шенрока, мемуарам П. В. Анненкова [120; 128; 114], классическим трудам В.

B. Виноградова, В. В. Гиппиуса, Г. А. Гуковского, Г. П. Макогоненко, С. И. Машинского, Н. Л. Степанова и др., основательным работам Е. И. Анненковой, Ю. Я. Барабаша, М. Я. Вайскопфа, В. А. Воропаева, И. А. Виноградова,

C. А. Гончарова, И. А. Есаулова, И. П. Золотусского, В. П. Казарина, И. В. Карташовой, В. М. Марковича, А. С. Янушкевича [см., например: 137; 144; 151; 230] и др. С 2001 г. стали выходить первые тома Полного Академического собрания сочинений и писем писателя [53. Т. 1,3, 4]. Не так давно Ю. В. Манн завершил фундаментальное исследование «Гоголь. Труды и дни: 1809-1852» [214]. Проблематику раннего творчества писателя подробно (и плодотворно!) разрабатывают украинские ученые Гоголевского научно-методического центра при Нежинском государственном педагогическом университете (Н. М. Жаркевич, А. Г. Ковальчук, П. В. Михед, Г. В. Самолен-ко, Ю. В. Якубина1), а также В. Я. Звиняцковский, А. С. Киченко, Н. Е. Крутикова, В. И. Мацапура, О. К. Супронюк [182; 198; 203; 219; 256; 257] и др.

Эта часть наследия Гоголя притягательна не только для маститых исследователей. В начале XXI века в России было защищено более 50 диссертаций, полностью или частично посвященных раннему периоду гоголевского творчества, которое изучается, кроме филологического, в философском, общественно-политическом, культурологическом аспектах [см., например: 282; 283; 297 и др.]. Молодых ученых привлекают оригинальность и целостность мировосприятия Гоголя, его творческий метод и связанные с этим художественные особенности первых сочинений, их жанрово-тематическое и циклическое единство, мифопоэтическая подоплека, пространственно-временная и образная структура, принципы авторского повествования, его различные формы [см.: 280; 285; 287; 288; 289; 291; 292; 293; 295 и др.]. Эти работы неравноценны, и какие-то из них, если судить по авторефератам, представляются отчасти поверхностными, отчасти излишне формализованными (в частности, это касается изучения сборника «Арабески» [290; 286].

Вместе с тем следует признать, что видимая полнота изучения раннего гоголевского творчества достаточно иллюзорна и скрывает за собой целый ряд нерешенных проблем. Одной из важнейших мы считаем характеристику того, как развивалось дарование Гоголя в петербургский период, в чем его своеобразие, как связаны направления развития, то есть становление его таланта как процесс целостный и — в то же время — дискретный. Этот процесс зависел от мировосприятия молодого автора, обстоятельств его жизни, его окружения и знакомств, его отношения к науке и литературе — украинской, русской и западноевропейской, к народной культуре.

Закономерным объектом нашего исследования, как в перечисленных

1 Библиографию работ по теме см. в изд.: 303, 78-79 и др. выше работах, выступает раннее творчество Н. В. Гоголя, ибо генезису его «периферийных» текстов и «арабесок», их поэтике, единству и жанровому своеобразию, их месту в историко-культурном контексте 1820-1830-х годов, обусловленности «идеями и формами времени», на наш взгляд, пока не уделялось должного внимания — в отличие от хрестоматийных циклов «Вечера на хуторе близ Диканьки» и «Миргород» [см. последние обобщащие работы об этих циклах: 53. Т. 1. С. 589-872 (комментарий Е. Е. Дмитриевой и др.); 230. С. 385-656 (комментарий И. А. Виноградова)].

Недостаточно прояснены закономерности развития ранней прозы в целом, ее многообразные связи с публицистикой, философией, историческими трудами своего времени, с фольклором, переводной и массовой литературой; не всегда понятно, как влияли на нее культурно-исторические условия и обстоятельства жизни писателя. Во многих исследовательских работах господствует «обратная перспектива», когда первые опыты Гоголя или ранние редакции его трудов рассматриваются с точки зрения хрестоматийных произведений, которые он создал позднее, учитывая опыт работы над другими вещами. Историзм и творческий метод писателя были и остаются предметом ожесточенных споров в русском литературоведении. И потому актуальность нашего исследования вполне очевидна: она обусловлена назревшей в современном гоголеведении потребностью ревизии, объединения и переосмысления прежних концепций раннего творчества Н. В. Гоголя.

Предметом данного исследования стала эволюция ранней прозы Гоголя по нескольким взаимосвязанным жанрово-тематическим линиям: от ученических опытов изображения народного быта и нравов, от набросков первых повестей (1829-1830) — к циклу «Вечеров на хуторе близ Диканьки» (1831-1832), от попыток создать исторический роман — к эпопее «Тарас Бульба», от художественных фрагментов и статей — к петербургским повестям и сборнику «Арабески» (1833-1834). Достоверность результатов обеспечивает «прямая» перспектива, последовательное рассмотрение ранних сочинений и сопоставление черновой, первопечатной, канонической редакции повестей «Портрет» и «Тарас Бульба» (1835; 1842). Вместе с тем мы вынуждены ограничить круг рассматриваемых произведений указанными жанрово-тематическими линиями, анализируя, оценивая, но подробно не рассматривая ни «Вечера на хуторе близ Диканьки», ни «Миргород», что уже были предметом подобных разысканий. Такая схематичность предопределена логикой и объемом нашей работы. Материалом для нее стали:

• ряд ранних вещей Гоголя, которые изначально были опубликованы отдельно или предназначались к публикации;

• рукописные <Главы исторической повести>, повести «Вечеров на хуторе близ Диканьки», черновая, первопечатная, каноническая редакции повестей «Портрет» и «Тарас Бульба»;

• статьи, фрагменты, «петербургские» повести в сборнике «Арабески», объединенные общностью работы и творческих принципов;

• письма Гоголя, его исторические заметки, черновые записи 18291835 годов, статьи 1835-1836 годов;

• известные Гоголю исторические малороссийские штудии конца XVIII - первой трети XIX веков, опубликованные или рукописные;

• прозаические (в абсолютном большинстве — первопечатные) произведения К. Н. Батюшкова, Ф. В. Булгарина, А. Ф. Вельтмана, П. И. Го-лоты, В. И. Даля, М. Н. Загоскина, Н. М. Карамзина, В. И. Карлгофа, Н. В. Кукольника, И. И. Лажечникова, В. Т. Нарежного, В. Ф. Одоевского, Н. А. Полевого, О. И. Сенковского, О. М. Сомова, А. В. Тимофеева, поэзия и проза А. С. Пушкина, К. Ф. Рылеева, Д. В. Веневитинова и его окружения.

Цель диссертации — определить закономерности развития ранней прозы Н. В. Гоголя в 1829-1834 годах (предпосылки, основания и следствие такой эволюции, многообразные — внутренние и внешние — связи его ранних произведений в историко-литературном контексте 1820-х - 1830-х годов). Такая цель предполагает рассмотрение вопросов о мировоззренческих основах раннего творчества Гоголя (1829-1834), о воздействии на него русской поэзии, прозы, драмы, творчества Пушкина и «любомудров», исторических — переводных и оригинальных — сочинений (в частности «Истории Государства Российского» Н. М. Карамзина), произведений западноевропейской литературы (классики, немецких романтиков, В. Скотта), «готического» романа и «неистовой словесности»; о принципах изображения человека и мира в ранней гоголевской прозе, о соотношении в ней лирического, эпического и драматического начал, наконец, о том, чем обусловлено жанровое своеобразие ранней прозы Гоголя и как связаны с этим особенности типологии ее героев. Новизна исследования заключается в комплексном подходе к изучению ранней гоголевской прозы: впервые ее генезис и формирование рассматривается целостно, на широком историко-литературном фоне, с учетом связей канонических и «периферийных» вещей и репрезентативных для Гоголя оригинальных и переводных произведений того времени. Впервые для изучения поэтики в таком объеме были сопоставлены канонические редакции с их ранними и/или черновыми вариантами, с текстами, не опубликованными писателем при жизни.

Общей методологической базой исследования является определенное единство выработанных отечественным литературоведением подходов к рассмотрению и анализу как историко-литературного процесса в целом, так и отдельных его явлений. В работе нашли отражение сравнительно-исторический, сравнительно-типологический, культурно-исторический, биографический аспекты современного гоголеведения и методики целостного анализа художественного произведения. Основополагающими при этом стали труды классиков отечественного литературоведения: М. М. Бахтина, А. Н. Веселовского, В. В. Виноградова, Л. Я. Гинзбург, Г. А. Гуковского, А. М. Жирмунского, Д. С. Лихачева, Ю. М. Лотмана, Е. М. Мелетинского, В. Я. Проппа, Б. А. Успенского. Большую роль в формировании общей концепции исследования сыграли работы по истории русской литературы и динамике литературного процесса в 1-й половине XIX в. С. Г. Бочарова, В. Э. Вацуро,

Е. Н. Купреяновой, Е. А. Маймина, Г. П. Макогоненко, Ю. В. Манна, Н. Н. Петруниной, Н. Н. Скатова, Г. М. Фридлендера и др. Решая поставленные задачи, мы опирались на концептуальные работы о гоголевском творчестве Е. И. Анненковой, Ю. Я. Барабаша, М. Я. Вайскопфа, И. А. Виноградова, М. Н. Виролайнен, В. А. Воропаева, С. А. Гончарова, В. М. Гуминского, О. Г. Ди-лакторской, Е. Е. Дмитриевой, И. А. Есаулова, В. А. Зарецкого, И. П. Золо-тусского, А. И. Иваницкого, В. П. Казарина, А. И. Карпенко, И. В. Карташо-вой, В. М. Марковича, С. И. Машинского, Н. И. Мордовченко, П. Г. Паламарчука, А. В. Самышкиной, А. В. Тоичкиной, В. В. Федорова, С. А. Фомичева, Т. Г. Черняевой, Д. И. Чижевского, Г. И. Чудакова, А. С. Янушкевича. Кроме того, мы воспользовались трудами украинских гоголеведов Н. М. Жаркевич, В. Я. Звиняцковского, А. С. Киченко, В. И. Мацапуры, П. В. Ми-хеда, Г. В. Самойленко, И. М. Сенько, О. К. Супронюк, Ю. В. Якубиной и др. Необходимые исторические, лингвистические, этнографические сведения взяты из различных справочно-энциклопедических изданий, среди них — «Три века Санкт-Петербурга» [307] и «эскиз» Гоголевской энциклопедии [305] (ибо такое издание предполагает труд коллектива ученых и новейшие сведения).

По материалам диссертации были подготовлены доклады и сообщения, начиная с первой Всесоюзной Гоголевской конференции (Нежин, 1988), — на Всероссийских Герценовских чтениях в РГПУ им. А.И. Герцена (СПб., 1991 - 2007), на Международных Пушкинских чтениях в Крыму (Симферополь, 1993 - 2008), на Международных Гоголевских чтениях (Москва, 2003 -2010), на Международной научной конференции «Гоголь как явление мировой литературы» в ИМЛИ РАН (Москва, 2002) и Юбилейной конференции, посвященной 200-летию со дня рождения Н.В. Гоголя, в ИМЛИ и ИР ЛИ РАН (Москва - СПб., 2009), на Международной конференции «Гоголь: истоки творчества» в ПНГПУ (Полтава, 2009, 2011); на международном симпозиуме «Русская словесность в мировом культурном контексте» (Москва, 2006), на ХЬ международной филологической конференции (СПбГУ, 2011) и других.

Основные положения диссертации были апробированы при чтении лекционных филологических курсов, на практических занятиях по русской литературе 1-й пол. XIX в., на спецкурсах, посвященных творчеству Н. В. Гоголя и русскому романтизму, а также при подготовке к научному изданию сборников «Арабески» и «Миргород». Результаты наших разысканий нашли применение в комментариях к ПССиП [53. Т. 3. С. 468, 557, 586, 606, 626, 641, 861, 943-945, 947, 953, 956, 961, 963 и др.], в монографиях Т. М. Марченко «Образ Богдана Хмельницкого в литературе русского романтизма» [217, 16, 27, 30, 74, 85] и В. И. Мацапура «Н. В. Гоголь: художественный мир сквозь призму поэтики» [219], в статьях 2007-2011 годов В. Я. Звиняцковско-го. Выводы нашей работы о первых петербургских повестях Гоголя были одобрены в обзорной статье: Дмитренко С. Журнал «Русская литература» // Литература (газета, М.). 2009. № 9 (672).

Практическая значимость работы определяется тем, что ее основные положения и результаты могут быть применены при издании сочинений Н. В. Гоголя, подготовке лекционных филологических курсов в вузе и учебных пособий по истории русской литературы первой половины XIX в. (раздел «Жизнь и творчество Н. В. Гоголя»), при написании курсовых и дипломных сочинений. Отдельные трактовки гоголевских произведений можно использовать в курсах русской литературы для средней школы.

Положения, которые выносятся на защиту.

1. В начале творческого пути Гоголю свойственны «гимназические» просветительские взгляды на природу человека и общества, недостатки или нарушения которой можно исправить последовательным естественным развитием. Герои его идиллий сами, без участия родителей, и рационально, и под влиянием чувств определяли свою судьбу, несмотря на возможные, осознаваемые ими трудности; над героями не было властно несовершенное прошлое, зато будущее виделось им лучшим и гармоничным. Само чудесное представлялось им вне действительности: в мечтах, в игре воображения, с книжным и театральным оттенком, — оно было излишне для настоящего.

2. Созидание поэтической истории народа приводит Гоголя к ориентации на сказку как жанр, сочетающий мифологический и этнографический аспекты эпического с лирическим, сказовым началом и драматизацией действия (сказке присущи философичность, поучительный смысл, условный пространственно-временной континуум, она в «свернутом» виде содержит народные мотивы, сюжеты). Новую русскую литературу писатель видел Храмом, чье основание — «граниты» литературных сказок, вобравшие мировые сюжеты, а высоту будет определять христианская идея.

3. Еще не входя в пушкинский круг, Гоголь представлял историю народа в духе времени — поэтической, историософской. Вероятно, он хотел показать судьбу Козачества в гигантском (соответственно величию подвигов) масштабе: в историко-эпическом полотне (романе) и — накопив и переосмыслив необходимые сведения — в некой, тоже грандиозной, научно-теоретической историософской работе, «Истории» (о временной неудаче этих «двух огромных творений» могла идти речь в письме М. П. Погодину).

4. При явной близости Гоголя к тематике и манере его литературных предшественников, отличие его раннего творчества в том, что Малороссия — пожалуй, впервые! — предстала заповедным краем, сохранившим дух Древней Руси, с ее трагической и великой историей, с противоборством христианского и языческого, отразившим это в песнях, сказках, преданиях, образе жизни простого народа, краем, где небесное борется и сплетается с земным, демоническим, славянское и русское — с европейским и азиатским.

5. Мифологизированные герои и явно мифологические пространство и время повести «Тарас Бульба» определяют ее близость к эпопее, которую мы понимаем как правдивую героическую (по)весть (песнь, думу) о важных, переломных моментах, решающих судьбы народа(-ов). В героическом народном прошлом могут действовать только герои-богатыри: они противостоят всему чуждому, дают отпор врагам, а потому независимы, строптивы, неистовы, даже демоничны. Исторические, фольклорные, литературные корни такой эпопеи ясны: она близка преданию, волшебной сказке, рыцарскому и готическому роману, — для нее характерны патриархальные представления, когда общественные отношения изображаются кровными, родовыми (козаки называют друг друга «братами»), и козацкая вольница видится обращенной в прошлое национальной и социальной утопией с чертами царства мертвых.

6. При этом Гоголь опирался на одно из основных положений романтической теории, обусловливающее взаимосвязь «материального» (исторического) и духовного развития человечества. Следствием этого стало изображение прошлого в соответствующих жанрах и формах его искусства (например, фрагмент «Женщина», изображавший Древнюю Грецию и Платона, написан в форме «платоновского» философского диалога). Что касается положения о синтезе искусств в современности и некоем «главном» искусстве, то Гоголь видит его драмой: для прошлого — трагедией, для настоящего — комедией. Усиление драматического начала прозы (где от «Вечеров.» к «Миргороду» росла доля монологов, диалогов и полилогов, увеличивалась доля действия, его темп и т.п.) уравновешивается, с одной стороны, всё большей «поэтизацией» повествования, с другой — соположением элементов различных времен, стилей и направлений

7. Как показывает сопоставление петербургских повестей и русской повести того времени, Гоголь ощущал себя прямым наследником и даже соперником великих писателей, но отнюдь не «сшивателем» различных литературных направлений. И потому «книжный» романтизм, безусловно, воздействовавший на творчество писателя, виделся ему таким же средством изображения, как «низовое», дошедшее от средних веков, народное барокко, чьи новые черты постоянно находят исследователи. Нельзя иначе объяснить черты сентиментализма, преромантизма, а иногда и классицизма, которые по-разному «эксплуатирует» Гоголь.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Ранняя гоголевская проза (1829-1834)"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Подводя итоги нашей работы, следует сказать, что раннее творчество Н. В. Гоголя - художника, историка, мыслителя — было органично связано с процессами, определившими развитие русской культуры на рубеже 1820-х -1830-х годов. Уникальность же гоголевского таланта в том, что он возвращал светскому повествованию уже давно, казалось бы, утраченную религиозную (сакральную, мифологическую) основу [см. об этом: 247, 434], соединяя ее с историческими штудиями, театральными и фольклорными формами в масштабе европейской литературы и всемирной истории. В первую очередь, это обусловливали предпосылки творческой деятельности Гоголя. Как явствует из диссертационного исследования, важнейшими из них были: биографические (происхождение, воспитание, окружение; учеба в Нежинской гимназии высших наук, юношеские увлечения литературой, театром, историей, живописью, мечты о государственной деятельности); исторические, которые на рубеже 1820-1830-х годов привлекли интерес «ко всему украинскому» (возвращение «задунайских» запорожцев в Россию, их реабилитация; обострение российско-польских отношений, Польское восстание 1830-1831 годов и его поражение; пребывание во главе правительства князя В. Кочубея); литературно-исторические (развитие русского романтизма; перевод исторических романов В. Скотта и появление романов его русских последователей; разработка идеи поэтической истории народа; украинская культурная «экспансия»), обусловившие потребность в научно-художественных штудиях по истории Малороссии, которые были обращены к современности («История Малой России» Д. Бантыш-Каменского, «История Русов» псевдо-Конисского, фольклорные сборники, труды о народном творчестве М. Максимовича, И. Кулжинского, Н. Маркевича, И. Срезневского и др.).

Первые опыты будущего писателя были в «историко-эпическом» роде (поэма, повесть о славянах). С большой долей уверенности можно полагать, что Гоголь писал трагедию в стихах «из исторического прошлого». Тогда он представлял историю как Божественный театр — с героями и толпой, «актерами» и «зрителями-существователями» (о восприятии жизни в комедийно-сатирическом плане свидетельствуют его письма и воспоминания однокашников). Дальнейшее его движение от драматических опытов (и гипотетической исторической трагедии) к исторической прозе соответствует общему направлению европейской и русской литературы той эпохи. А трагедия в стихах родственна по жанру драматической идиллии в картинах «Ганц Кю-хельгартен» (1827-1829; при участии Н. Прокоповича). Таким образом, уже первые опыты Гоголя демонстрируют сложное переплетение эпических, лирических и драматических начал, внимание к историко-этнографическому материалу, его накопление и освоение.

2. Идиллия «Ганц Кюхельгартен» — это поэтическая история юного героя-мечтателя, который в одиночку (возможно, лишь мысленно) отправляется странствовать по Европе, чтобы причаститься к ее Истории, увидеть великие творения Искусства, но обретает уверенность в себе, покой и, вероятно, семью, только вернувшись в свой Дом. Обращение к истории, к Античности как началу европейской культуры понимается здесь как первопричина отчуждения героя от настоящего. Но затем, постепенно взрослея в путешествии, Ганц осознает культурно-историческую преемственность, обусловленность настоящего прошлым, принимает действительность как итог Истории, восстанавливая «связь времен» и открывая свой Дом Граду и Миру.

Русская и европейская культуры соединяются в «истории Ганца» самим жанром идиллии, мотивами поэзии как немецкой, так и русской (в основном — стихов и поэм Пушкина), а также темой поддержки в Европе и России дела освобождения христианской Греции. Финал идиллии знаменует в раннем творчестве Гоголя движение от интернациональной «истории героя-одиночки» (индивидуалиста, который познает мир и развивает свою духовную сферу «через» общечеловеческие Историю, Искусство, Культуру и так постепенно обретает вечные, простые, главные для каждого ценности) — к «семейной истории» как части поэтической истории народа, отражающей его Искусство и Культуру. А повествование такого рода должно иметь типичные национально-государственные черты: этнографические, литературные и/или фольклорные. Соответственно меняется и структура образа героя.

3. Примерно в тот же период были созданы идиллические картины современной автору Малороссии. Две главы повести «Страшный кабан» (ЛГ. 1831) отличала литературная игра: предполагалось, что читатель соотнесет их с повестью «Безголовый мертвец» В. Ирвинга (рус. пер. — 1826). Это сближение подтверждалось сходством портретов учителя из американской глубинки и украинского «педагога» из семинаристов, их борьбы за «красавицу». Две различных главы фактически не нуждались в восполнении, ибо основывались на известном читателю сюжете повести В. Ирвинга о соперничестве пришлого учителя с деревенским шалопаем из-за прекрасной Катерины, а название «Страшный кабан» указывало, что для посрамления соперника шалопай использует какое-то украинское поверье. Но характеры «педагога»-семинариста и деревенского шалопая дополняли друг друга, ибо порознь восходили к «дяку-пиворезу», типу школьника или семинариста в украинских интермедиях. На амплуа персонажей народной комедии указывали и общеизвестные тогда значения имен героев, такими же простодушно-естественными были их взаимоотношения.

Автор высмеивал извечное несовершенство человека, его «физиологические» пороки: пьянство, обжорство, женскую болтовню и сплетни — вне какого-то мистического подтекста, и, вероятно, даже посрамление учителя свершилось бы просто, без чудес. Вместе с тем замена духовно-религиозного плана материально-физиологическим имела необратимые последствия: недоучка-семинарист «торжествовал» в храме над дьячком — представителем церкви, угрозы «старой ведьмы» заставляли влюбленных расстаться. а кухмистер, который, по просьбе учителя, должен был объявить о его любви Катерине, обнаруживал ее благосклонность и сразу, ради личного счастья, пренебрегал мужской дружбой (как потом поступит Андрий Бульба — здесь впервые идет речь о некой «исторической порче» Козачества). Намеченная в

главах «Страшного кабана» комедийная «история создания семьи» и тема «измельчания» героических в прошлом козаков предвещает проблематику «Вечеров.» и «Миргорода», комические картины малороссийского быта в этих циклах, обрисовку героев и проч. и проч.

4. По-видимому, в своем раннем творчестве Гоголь опирался именно на идиллию, которую понимал как «блаженное» состояние людей и природы, их сосуществование, согласие человека с другими и самим собой. Это некая изначальная гармоничная стадия бытия, подобие рая на земле, и его потерю из-за человеческого несовершенства, уступок косному, злому и демоническому, из-за грехопадения первых людей переживал автор и ощущали его герои. Ближе всего это состояние к жизни Древней Греции, описанной во фрагменте «Женщина», где нарушенная гармония отношений мужчины и женщины легко восстанавливалась Логосом и как бы самой природой. В неопубликованной статье о «Борисе Годунове» Пушкина показано, как Слово поэта объединяло самых разных людей, ибо возвышало их до понимания Человека и его истории. В «Главе из исторического романа» козак и шляхтич понимали друг друга (хотя в разной степени), несмотря на вражду. В «Вечерах.» идиллией могло начинаться и/или завершаться действие («Сорочинская ярмарка», «Майская ночь», «Пропавшая грамота», «Ночь перед Рождеством»), ей же как бы «подсвечено» действие в остальных повестях, особенно моменты непонимания героя(-ев) в рассказе о Шпоньке. И наконец, в каждой повести «Миргорода» происходит разрушение изначальной идиллии, начиная со «Старосветских помещиков», а если следовать хронологии — то с повести о ссоре двух идеальных, с точки зрения рассказчика, друзей. Вот два сына приезжают к отцу и матери после учебы — и вместо семейной идиллии, после сцены на пиру, отправляются с отцом в Сечу, где идиллическое существование козаков через некоторое время также разрушает война, а идиллия любви панночки и козака обращается его предательством и позорной смертью от руки отца. Три бурсаки разного возраста идут на каникулы — и согласие их между собой и с природой нарушают козни ведьмы, вносящей ложь, страсть, насилие в ночную гармонию, когда природа «как бы спала с открытыми глазами».

5. В начале творческого пути Гоголю свойственны «гимназические» просветительские взгляды на природу человека и общества, недостатки или нарушения которой можно исправить последовательным естественным развитием. Герои его идиллий сами, без участия родителей, и рационально, и под влиянием чувств определяют судьбу, несмотря на возможные трудности; над героями не властно несовершенное прошлое, зато будущее видится им лучшим и гармоничным, а чудесное представляется вне действительности: в мечтах, игре воображения, с книжным и театральным оттенком, — для них оно излишне и потому отчетливо противопоставлено жизни. Так, появление «страшного кабана», вероятно, могло быть рассчитано лишь на фантазию и трусость «просвещенного» недоучки. То же касалось и прошлого: героическое время козаков минуло, остались лишь прозвища, песни, легенды, а потомки слабы, трусливы, болтливы, меркантильны, напоминают женщин.

6. На рубеже 20-30-х годов остро встали вопросы о Козачестве: его корнях, причинах деления козаков на запорожских и обычных, значении тех и других в истории Украины. Сопоставление ранних вещей Гоголя и обзоров малороссийской истории показывает, что изначально ему были близки взгляды Карамзина и официально-«гимназический» курс истории. Тогда он видел в природе Козачества влияние азиатского языческого «хаоса», определявшего кровавую страсть к наживе, разрушению, разгулу и пьянству, а последующее смирение общественных нравов связывал с влиянием «русской» Церкви, с культурным, языковым и государственным единением народов.

Поэтому в 1-й ред. повести «Вечер накануне Ивана-Купала» (1830) национальное прошлое показано неправедным, чудесное — языческо-демоническим наваждением, козаки изображены как разбойники, «крещенные язычники», пренебрегающие Заповедями. Единственными защитниками от демонического воздействия здесь предстают одиночки: священник Афанасий и Пидорка, чей подвиг возможен лишь вне обычной жизни, в освященном пространстве церкви и монастыря. А фактическое обращение типичного для того времени героя-христианина к язычеству объяснено одиночеством, алчностью, насилием, колдовством и уподоблено первородному греху.

Здесь чудесное представало языческо-демоническим — с грубыми чертами мертвого, животного, дикого, безумного, напоминающими о грехопадении Адама. Структура демонических образов включала легко опознаваемые читателем черты известных ему фольклорно-языческих, античных, европейских романтических героев. Эти характерные, но разнородные черты не только «поясняли» суть образов, но и отчасти «размывали» их, — поэтому воздействие нечистой силы понималось как всеобщее: к ней, так или иначе, причастны все. То есть, по мысли автора, «юный» (как главные герои) народ тогда оказался на краю «старческого» распада и до своего объединения Хмельницким был охвачен безверием, корыстолюбием, злом — потому явился Бисаврюк, «дьявол в человеческом образе» (антихрист). Так в былой «истории рождения семьи и ее разрушения» дьячок — служитель церкви обозначил перспективу апокалиптическую, хотя и противопоставил ей современное укрепление Веры и нравственности, улучшение быта и прочие черты исторического прогресса. И само осуждение прошлого — по сравнению с настоящим (хотя чаще прошлое прославлялось) — характерная черта традиционного сказа.

История создания и распада семьи» в повести основывалась на славянских фольклорно-религиозных мотивах: любовь двух сирот, разлука влюбленных, продажа души за богатство и/или за родство, вынужденное преступление и Божья кара за него. Это давало повествованию эпический охват славянской сказки, с которой тогда отождествляли повесть. А изображение жизни «среднего», типичного «героя времени» — от рождения до свадьбы и смерти — и типичного для его социума пути в козаки относилось к формальным приметам эпического повествования (потенциально — романа), чей герой обречен роком на трагическое одиночество в мире, отчуждение от социума, на искушение и «падение» в язычество за преступление Заповедей.

То есть фатальная «безродность», крушение семейных и человеческих связей после церковного брака и, наконец, ужасная гибель героя обнажали демоническое в жизни народа и дезавуировали «семейную» идею романа как «христианской истории любви». А всеведение автора объяснялось здесь тем, что он воссоздавал «семейную историю» как часть народной.

7. Создание поэтической истории народа приводит Гоголя к ориентации на сказку как жанр, сочетающий мифологический и этнографический аспекты эпического с лирическим, сказовым началом и драматизацией действия (кроме того, сказка обладает определенной философичностью и учитель-ностью, содержит в «свернутом» виде народные мотивы, сюжеты, имеет условный пространственно-временной континуум). Романтики видели в литературной сказке основополагающий жанр, соединявший прошлое и настоящее, мировую и народную, религиозную и светскую культуры. Видимо, так считал и Гоголь. Будучи свидетелем того, как, соревнуясь, писали сказки А. С. Пушкин и В. А. Жуковский, он в письме последнему от 10 сентября 1831 г. назвал это строительством «огромного здания чисто русской поэзии, страшные граниты положены в фундамент, и те же самые зодчие выведут и стены, и купол, на славу векам, да покланяются потомки и да имут место, где возносить умиленные молитвы свои. Как прекрасен удел ваш, Великие Зодчие! Какой рай готовите вы истинным християнам!» (X, 207). То есть новую русскую литературу Гоголь видел Храмом, чьим основанием служат «граниты» литературных сказок, вобравшие мировые сюжеты, а «стержнем» и этих, и будущих произведений должна стать христианская идея (не «обмирщение»), ее и воспримут «истинные христиане» — читатели.

Этот «стержень», противостоящий языческому обморачиванию, — идея гоголевской повести-сказки, в которой подчеркнуты единоверие двух народов и общая основа их обычаев. «Пограничными», украинскими и русскими показаны условия жизни и пейзаж, а все бытовые украинизмы истолкованы, чтобы язык был понятен любому российскому читателю. Это объясняет, почему иногда в ранних черновых и печатных вариантах Гоголь употреблял наравне слова-символы Украины и России: 'хата' = мазанка и 'изба' = деревянный дом (см.: I, 357, 376, 408, 409, 416, 418, 427; III, 271).

Сюжетные линии сказки он взял из славянского фольклора и произведений, уже признанных украинской классикой (поэмы «Перелицованная Энеида», комической оперы «Наталка Полтавка» И. П. Котляревского), систему персонажей составили украинские типы, подобные известным читателю «средним» героям народных комедий, интермедий, быличек, жартов и т.п. Это соответствует тенденциям русской литературы того времени, когда О. М. Сомов под псевдонимом Порфирий Байский печатал «Малороссийские были и небылицы» — обработку украинских сказок, легенд, быличек («Русалка», 1829; «Сказки о кладах», 1830; «Купалов вечер», 1831; и др.), а наряду с ними, на основе русских крестьянских поверий, создавал повести «Оборотень» (1829), «Кикимора» (1830), — во многом сближая черты славянских культур. По сути, то же определяло особенности повести М. П. Погодина «Петрусь. Малороссийский анекдот» (1831; переложение оперы «Наталка Полтавка» Котляревского) и «Русские сказки» (1832) В. И. Даля [59]. Это позволяет судить о некой «сверхзадаче» Гоголя: видимо, на основе сказочно-литературных сюжетов он хотел объединить историю, литературу и фольклор, славянские и западноевропейские, русские и украинские элементы повествования и сблизить славянскую православную литературу с народным фольклором и мировой литературой всех эпох.

Таким образом, еще не входя в пушкинский круг, Гоголь представлял историю народа в духе времени — скорее литературно-историософской, нежели научно-исторической (не оставляя и планов большой теоретической работы, продолжая сбор и осмысление различных исторических сведений).

8. Подтверждение тому — цикл «Вечеров на хуторе близ Диканьки» (1831), куда вошла 2-я ред. повести «Вечер накануне Ивана Купала». Так, «Предисловие» Пасичника соединяет традиции просветительской и романтической вечерней беседы и украинских «вечерниц», русскую балалайку и европейскую скрипку, международный сюжет о «латинщике», этнографические сведения и евангельские реминисценции. В «Сорочинской ярмарке» отражаются фольклорные источники (сказка, быличка, анекдот, с которыми сближена сама «история»), мотивы народного театра и вертепа (отчасти уже переработанные Гоголем-отцом) и украинских классических произведений И. П. Котляревского и П. П. Гулак-Артемовского [см. об этом: 53. Т. 1. С. 691-692], изображение ярмарки в повестях «Гайдамак» О. М. Сомова и «Невеста на ярмарке» М. П. Погодина, а начало повести Гоголя сочетает черты описаний в классицизме, сентиментализме, романтизме [ср.: 162, 41-43]. Соединение украинского, русского и европейского, фольклорного и литературного, религиозного и мифологического ученые видят в повестях «Майская ночь» и «Пропавшая грамота» [см.: 53. Т. 1. С. 734-737, 752-756]. На этом фоне отсутствие упоминаний о крепостном праве, по-видимому, должно было восприниматься как черта европейская.

Отдельные литературные ассоциации в «Вечерах.» соотносят изображение украинской жизни с Античностью и Средневековьем. Так, в повести «Сорочинская ярмарка» описание глядящейся в зеркало Параски сопоставимо с античной скульптурой «Афродита, любующаяся своим отражением в зеркале» (Пракситель, IV в. до н.э.), а некоторые комические ситуации и сцены, особенно встреч и возлияний, по-видимому, восходят к «Перелицованной Энеиде» Котляревского [см.: 260]. Вместе с тем сказка, фаблио, быличка, вертепная интермедия были жанрами средневековыми. Действие же самих повестей приурочено к началу XIX в. («Сорочинская ярмарка», «Майская ночь»), к середине XVIII в. («Пропавшая грамота») и далекому прошлому со средневековыми чертами («Вечер накануне Ивана Купала»). Все это позволяет видеть в них «пестрые главы» истории: каждая изображает особенности народного характера в тот или иной период истории Малой России, который по-разному оценивает в своей «малой истории» каждый рассказчик, и эти рассказы о народной жизни включают и приметы всемирно-исторических эпох, предопределивших настоящее.

Развитие этих тенденций вело к тому, что во второй части «Вечеров»

1832) форма «главы» укрупняется и отчетливо становится «литературно-исторической». Сохраняя сказочные черты, она теперь представляет собой

- литературно-фольклорную повесть о принципиально важном для Украины событии, которое объединяет глухую провинциальную Диканьку, столичный Петербург и весь Православный мир («Ночь перед Рождеством»);

- фольклорно-литературную притчу о судьбе Украины, своими средневековыми и ветхозаветными чертами напоминающую готический роман с общечеловеческими аллюзиями («Страшная месть»);

- явно литературную, романтическую, якобы не оконченную повесть о Шпоньке как отражение современной украинской жизни;

- фольклорную притчу из семейного прошлого типичной украинской семьи («Заколдованное место»).

9. При этом Гоголь опирался на одно из основных положений романтической теории, обусловливающее взаимосвязь «материального» (исторического) и духовного развития человечества. Следствием этого стало изображение прошлого в соответствующих жанрах и формах его искусства (например, фрагмент «Женщина», изображавший Древнюю Грецию и Платона, написан в форме «платоновского» философского диалога). Что касается положения о синтезе искусств в современности и неком «главном» для него искусстве (см. с. 262-263), то для Гоголя это, несомненно, драма, причем для освещения прошлого актуальна трагедия, а для настоящего — комедия. Усиление же драматического начала прозы (где, например, возрастает «вес» монологов, диалогов и полилогов, увеличена доля действия, темп.) уравновешивается, с одной стороны, всё большей «поэтизацией» повествования, с другой — соположением элементов различных времен, стилей и направлений (см. об этом на с. 278-279). Особую роль при этом играет категория чудесного.

10. В раннем гоголевском творчестве чудесное возникает как бы само собой при столкновении противоположных начал (христианских и явно не христианских — по сути, демонических). Оно, по Гоголю, в исторической перспективе связано с Божьим Промыслом и Средневековьем, когда «чудесное прорывается при каждом шаге и властвует везде» (VIII, 24), когда после гибели Византии возникло Православное Козачество, чтобы противостоять «разлитию мусульманства» и защищать христианский мир от разрушения, так как борьба с дьявольским естественна для христиан. Чудесное присуще и народному сознанию, в котором «простодушно» смешивались языческая «славянская мифология. с христианством», возвышенный религиозный «энтузиазм» с «земной», языческой чувственностью.

Изображая чудесное в своих первых «сказочных» произведениях, молодой автор учитывал и литературную традицию. Так, большинство «сказок» о Древней Руси, появившихся к середине XVIII в., воссоздавало ее мифопо-этический мир на основе богатырского эпоса, мотивов европейских волшебных сказок и сведений о быте, нравах и верованиях древних славян. Сближение таких произведений с западноевропейским рыцарским романом или (чаще) противопоставление подчеркивалось историческими аллюзиями, подтверждавшими своеобычность мира Древней Руси. На этом фоне Россия представала как «законная наследница» и древнерусской, и европейской культуры.

Русская литература начала XIX в. сохранила тенденции изображения сказочного прошлого. В таких произведениях чудесное было имманентно свойственно средневековому миру, а потому представлено и фольклорными, и европейскими книжными образами волхва или колдуна-кудесника, финна или восточного чародея. В конце 1820-х годов под влиянием немецкого романтизма — в частности, творчества Э. Т. А. Гофмана, — чудесное стало проникать в изображение современной российской жизни, причем его «носители» уже «маскировались» под обычных героев. Но и тогда сфера чудесного ограничивалась русским, европейским или восточным, с Украиной же оно было связано лишь в сказках или в близких к ним фольклорно-исторических «фантазиях» В. Нарежного.

При явной близости Гоголя к тематике и/или манере его литературных предшественников и современников, следует признать основным отличием его ранних произведений то, что Малороссия здесь — пожалуй, впервые! — предстала заповедным краем, сохранившим начала Древней Руси, с ее историей и противоборством христианства и язычества, которые в современной Малороссии отражены в песнях, сказках, преданиях, образе жизни простого народа, краем, где небесное борется и переплетается с земным, демоническим, славянское и русское — с европейским и азиатским. Эти начала по-своему соотносились в прошлом, а теперь иначе представлены в настоящем.

Различным их соотношением и объясняется, почему ранняя проза Гоголя (в отличие, например, от произведений Э. Т. А. Гофмана) не знает «собственно доброй фантастики» [212, 78]: магов, фей, волшебников и прочих носителей Божественных сил, кроме русалки из «Майской ночи». Здесь функцию носителя «доброй магии» берет на себя простонародный герой, одолевающий злое, демоническое. Чем не фантастичны, например, укрощение кузнецом Вакулой чёрта и поездка на нем в Петербург или выигрыш козака в карты у «нечисти», — когда человек сам, по своей Божественной природе, исполнен чудной духовной силы, как песня, выражающая народную лирическую стихию, чувства и мысли героев. То есть в повестях «Вечеров.», посвященных прошлому, свободны и действенны герои, исполняющие свое человеческое — естественное христианское предназначение, что соответствует и природе, и устремлениям народа. Такой миропорядок сам по себе исключает «бесовское», а если герой или его народ отступит от Заповедей — он обречен на безумие и гибель, как Петрусь.

Совсем иное обнаруживается в современном автору мире: в повести о мелкопоместном дворянине Иване Шпоньке обычные житейские обстоятельства, без видимого вмешательства нечистой силы, становятся для героя затруднительными или вовсе неодолимыми. В то же время констатация его ничтожества, пошлости его и окружающих не порождает вопросов о сути и принципах мироздания, которое остается незыблемым в глазах автора и героев, как вечная гармоническая природа, непостижимая для Шпоньки. Это, на наш взгляд, уже предвещает снятие «носителя фантастики», отмеченное Ю. В. Манном [212, 80-129], потому что первопричиной раздробленности и разрушения мира в Новое время Гоголь видит сам исторический процесс апо-стасии, отступничества человека от Бога, от любви [см. об этом: 175, 33].

Сказанное выше позволяет уточнить мысль ученого: «Божественное в концепции Гоголя — это естественное, это мир, развивающийся закономерно. Наоборот, демоническое — это сверхъестественное, мир, выходящий из колеи. Гоголь — особенно явственно к середине 30-х годов — воспринимает демоническое не как зло вообще, но как алогизм, как "беспорядок природы"» [212, 79]. Мы видели, что проявления демонического Гоголь изображает закономерными и гибельными для погрязшего во грехе мира Петербурга, откуда Божественное, духовное, гармоничное все больше вытесняется в «горний мир» искусства, не прекращающий своего прогрессивного развития. Но дьявольское уже проникает «даже в самое вдохновение художника» и диктует свои законы, нормы сознания, свою «логику» жизни, ведет мир к хаосу. Чем больше низменного, неуклюжего хаоса — тем гармоничнее противостоящий ему духовный мир, тем шире пропасть между истинным искусством и ремеслом, художником и обществом. Свидетельство тому — засилье и торжество пошлого, бездушного, механического, несознательного в современности и ее алогичность, даже «обратная логика» [212, 390-394], «антикатарсис» героя (см. с. 343). И хотя «после "Вия" фантастическое почти исчезает у Гоголя, но странное и чудное дело: действительность сама приобретает некую призрачность и порою выглядит фантастической» [149, 457].

На наш взгляд, у Гоголя действительность предстает фантастической, ибо уже пронизана злом, хотя в ней и нет места чертям и ведьмам в их традиционном обличии (какими их продолжали изображать А. Погорельский и В. Одоевский). Зло делит и разрушает мир, притворяясь Добром, скрываясь под «личиной» красоты, искусства, и это черты «книжные», отчасти «освященные» готической и романтической литературой, сохранившие связь с фольклором, мифом, с другими формами былого развития литературы [см. об этом: 275, 93-99; 277, 162; 252, 59]. И тогда для Гоголя духовное возрождение кого бы то ни было — не только Чичикова — едва ли могло представиться возможным, настолько ясны были «апокалиптические» причины омертвления и разрушения человеческого. «Безумный мир» Петербурга снимал проблему одухотворения «мертвой души», намеченную в «Портрете», «Записках сумасшедшего» (и даже позднее — в повестях «Нос» и «Шинель»).

Это принципиально соответствовало критическому направлению прозы на рубеже 1820-х - 1830-х годов, которое изобличало общество в забвении нравственно-эстетических идеалов и самих религиозных норм, христианских заповедей, в демонических эгоизме, алчности, равнодушии к ближнему, к искусству. Тогда отошла на второй план проблема непосредственного преобразования человека и общества, поставленная веком Просвещения и столь кроваво разрешенная Великой Французской революцией. В литературе эта проблема стала формулироваться как бы «от обратного»: отчетливо показанного в произведении, режущего глаз несовершенства мира и человеческой природы. Читатель того времени не мог ожидать нравственного перерождения Германна в «петербургской» повести А. С. Пушкина «Пиковая дама» (1833), ибо это не соответствовало ни особенностям изображаемого мира, ни характеру героя, ни типу художественного конфликта. В «Египетских ночах» (1835) импровизатор по-европейски расчетливо меркантилен «помимо» искусства: оно не способно его преобразить и уживаются с пошлостью. В повести о Дубровском (1832 - 1833) характер благородного героя не может изменить несчастье, унижение, насилие, несправедливость; по сути, не меняются и отношения его, помещика, со своими крепостными крестьянами, теперь — разбойниками (подобная статичность, вероятно, и заставила автора отказаться от завершения и обработки повести).

Негативное изображение действительности в произведениях о художнике В. Карлгофа, Н. Полевого, А. Тимофеева и др., как мы видели, обусловливалось антиномией мечты и реальности, искусства и жизни, извечным конфликтом вдохновенного художника-полубога с демоническим богачом, филистером, равнодушной толпой, в которых угадывались черты Люцифера, Сатаны. Отсюда прямой путь к морализаторству и аллегоричности, к «опережению» действительности или уходу от нее — некрасивой, негеройской — в чудесное, сказочно-фольклорное прошлое [об этом см.: 262, 172-222]. Или — в произведениях А. Бестужева-Марлинского, Н. Полевого, М. Погодина и др. — постепенное осознание диалектики «извечного» сочетания доброго со злым, Божественного с дьявольским в истории и современности. В той или иной мере все означенные тенденции характерны и для раннего творчества Гоголя. Но, насколько можно судить, того «апокалиптического», провиденциального историзма, что определяет изображение действительности в «Арабесках», не обнаруживалось тогда ни в одном эпическом жанре, хотя в романтизме культивируется интерес к злому, демоническому, мистическому.

Так, в повестях В. Ф. Одоевского, безусловно известных Гоголю и отчетливо перекликавшихся в гротесковом плане с повестями «Арабесок», злое обусловлено дурным воспитанием («Бригадир», «Та же сказка, только на изворот»), неестественностью «света», его ложными нормами и законами («Бал» и «Насмешка мертвеца»156, «Княжна Мими»), традиционными отечественными пороками («Сказка о мертвом теле, неизвестно кому принадлежащем»), издержками «западного просвещения» («Сказка о том, как опасно девушкам ходить толпою по Невскому проспекту»), либо и тем, и другим, и третьим. Только в повести «Импровизатор» злое было явно связано с некой «темной», мистической силой, что, по мысли автора, восходила к первоосновам бытия; в первых набросках повести «Княжна Мими» он тоже «объяснял характер княжны тем, что в ее тело вселилось целое семейство чертей. Одоевский не исполнил своего замысла, но редуцированный демонизм в повести все равно ощутим» [231, 8], хотя не означает «апокалиптической» перспективы всеобщего разрушения и хаоса для изображаемого мира.

Здесь отчетливая, хотя и «приглушенная дьявольщина», когда «черти

156 У этих произведений, впервые напечатанных в «Деннице на 1834 год» (М., 1834), давно замечено идейно-тематическое сходство с повестью «Невский проспект». похожи на чиновников и обывателей, а чиновники и обыватели — на чертей», мертвенность, автоматизм, кукольность героев [см.: 231, 6-8] суть не свойства действительной жизни, а условные формы ее отображения, обусловленные романтической иронией и очевидно гиперболические для читателя. Поэтому они предполагают его нравственную оценку («мораль»), в то время как явный «разрыв» между действительностью и подчеркнуто фольклорными и/или литературными приемами изображения обусловливает аллегоричность и в известной мере локализует художественный конфликт, представляя его как современное отражение извечной борьбы доброго и злого. По мысли Одоевского, «просвещенный век» сам распознаёт и уничтожает зло — пусть даже в литературных формах. Для Гоголя же принципиально важно было изобличить зло в любой его форме.

11. Если образы «Вечеров.» восходили к народным украинским — и фольклорным, и театральным, и литературным образам, связанным друг с другом корнями фольклора, мотивами античного и средневекового искусства, а эпические персонажи «Тараса Бульбы» подобны языческим, античным, ветхозаветным героям религиозного плана — божествам, святым, воителям-подвижникам, то петербургские типы, безусловно, опознаются как образы современной автору романтической литературы, причем в ее пошло-массовом и театрально-водевильном изводе, — они интернациональны, хотя на них повлияли городской фольклор, традиции вертепа, балаганов [см.: 279].

Системе персонажей соответствует система повествования (единство противоречивых точек зрения на происходящее). Так, герои-художники представляют возможные варианты этого национально-психологического типа в спектре от Мечтателя (обычно — юноши, чьи видения близки к наркотическим, противоположны действительности или ее искажают и никогда не сбудутся!), до Мастера, не только мечтающего о гармонии, но и, подобно Богу, созидающего ее, обустраивая, преобразуя или облагораживая мир, — и до филистера, лишь имитирующего или симулирующего творчество и тем самым разрушающего гармонию Божьего мира. Судьба этих героев тоже типична. Мечтатель погибает, ибо не выносит несправедливости и пошлости общества, где благоденствуют филистеры, а Мастер приходит к аскетизму, чтобы реализовать свой дар в Италии или в монастыре. Такие варианты перекликаются с общим «спектром» героев (художники — филистеры — демонические, по сути, типы, как Петромихали) и «спектром» повествователей (автор - художник-монах - рассказчик офицер - рассказчик филистер Попри-щин, трансформирующий черты художника). Кроме повествователей, в той или иной мере «слово о мире» предоставлено Черткову и Пискареву, Пирогову и Петромихали (во сне Черткова), городским блудницам и ремесленникам, квартальному надзирателю и, наконец, комнатным собачкам (в их письмах — по восприятию Поприщина). Каждый из героев имеет свой взгляд, свои отношения с миром, детерминированные его характером и «эпохой», но лишь позиция автора выявляет противоречивую диалектическую сложность изображаемого, с его вариативностью, религиозно-исторической подоплекой, соотнесенностью с национальной и всеобщей жизнью, в конечном итоге — противоборство «Божественного» с «дьявольским» в человеке и его искусстве. Это взаимодействие с историей делает человеческое мерилом Добра и Зла, именно обычное, «мирское» определяет эти и производные от них категории, как Петербург и первые гоголевские повести о нем по-своему совмещают прекрасное и безобразное.

12. Само искусство Гоголя-писателя представляется, с этой точки зрения, синкретичным — в том смысле, что автор, в зависимости от целей единого повествования, соединяет в нем формы, присущие разным эпохам, различным литературным направлениям и фольклору, использует мотивы народного творчества, античной и средневековой литературы, сочинения европейских и русских писателей Нового времени — и гармонизирует повествование, как бы заново создавая из литературно-фольклорного «хаоса» свой художественный мир и тем самым пытаясь воздействовать на мир обычный. И хотя, по словам Ю. В. Манна, «казалось бы, самое простое и логичное вывести из раздробленности "меркантильного века" мысль о фрагментарности художественного изображения в современном искусстве <.> Однако что касается Гоголя, то эта тенденция не определяет его поэтики в целом и постоянно борется с другой тенденцией — противоположной. Недаром, по мнению Гоголя, лоскутность и фрагментарность художественного образа — это удел второстепенных талантов <.> чем сильнее увлекала Гоголя мысль о раздробленности жизни, тем решительнее заявлял он о необходимости широкого синтеза в искусстве» [212, 191]. Так, видимую, нарочитую фрагментарность изображения в петербургских повестях он применил для показа «раздробленности» современной ему столичной жизни, засилья в ней омертвелых (ремесленных) форм, казенной отчужденности людей друг от друга. Но, как его герой — «идеальный художник», писатель стремится искусством преодолеть неподвижность, закоснелость, «дробность» окружающего. Концепцию мира, человека, искусства у Гоголя воплощает и форма эпического произведения: ей присущи четкое идейно-тематическое соответствие частей целому, взаимосвязь историко-эстетических характеристик героев в многоплановом повествовании о современности.

При этом, как показывает сопоставление петербургских повестей и русской романтической повести, Гоголь ощущал себя прямым наследником и даже во многом соперником великих писателей, но отнюдь не «сшивателем» различных литературных направлений. «Книжный» романтизм, наиболее воздействовавший на творческий метод писателя [см. об этом, например: 196, 57-60, 97-119], виделся ему таким же средством изображения, как «низовое», дошедшее от средних веков, народное барокко, черты которого ныне находят всё новые исследователи [136; 137; 161; 294; 225; 281]. По-видимому, это связано с гоголевским пониманием двуединства (синтеза) в действительности прошлого и настоящего, духовного и материального, Божественного и дьявольского, разных — готовых, давно устаревших и еще только намеченных форм, а также их фрагментов. Все это позволяет говорить о принципе соположения различных форм, черт, жанров, теорий и проч. в ранней прозе Гоголя. Таковы единение-противопоставление отца, матери и двух сыновей, Остапа - Андрия (см. с. 119-125), состав «Вечеров.» и — особенно — разножанровых и разноплановых «Арабесок» (см. с. 218 и др.), сочетание разных образов, стилей и культур в «Жизни» (см. с. 256), в прожекте улицы с домами различных эпох и архитектуры (см. с. 265), в повести «Невский проспект» (см. с. 350-351 и др.), в картине К. Брюллова «Последний день Помпеи» и т.п. Но если применение разных философских концепций предоставляло автору определенную свободу, то соположение разнородного он, видимо, и противопоставлял синтезу (противоречивому единству), и рассматривал как его прообраз в настоящем.

Так в статье «Петербургская сцена в 1835-36 г.» Гоголь подчеркнул относительность понятий романтическое и классическое, назвав современную ему литературу «хаосом, из которого потом великий творец спокойно и обдуманно творит новое здание, обнимая своим мудрым двойственным взглядом ветхое и новое. Много писателей в творениях своих это<й> романтической см<елостью> даже изумляли оглушенное новым языком. общество. Но как только из среды их выказывался талант великий, он уже обращал это романтическое, с великим вдохновенным спокойством художника, в классическое или, лучше сказать, в отчетливое, ясное, величественное создание. Так совершил это Вальтер Скотт и, имея столько же размышляющего, спокойного ума, совершил бы Байрон в колоссальнейшем размере. Так совершит и из нынешнего брожения вооруженный тройною опытностью будущий поэт.» (VIII, 553-554). Надо понимать, таким же классическим (а не романтическим!) — прозаическим и поэтическим, вобравшим опыт Пушкина, В. Скотта, Шекспира, Мольера, Гете и других классиков, — Гоголь хотел видеть и собственное творчество.

157 «Картина Брюлова может назваться полным, всемирным созданием. В ней все заключилось. По крайней мере, она захватила в область свою столько разнородного, сколько до него никто не захватывал <. .> все предметы, от великих до малых, для него драгоценны <.> по необыкновенной обширности и соединению в себе всего (картину. -В.Д.) можно сравнить разве с оперою, если только опера есть действительно соединение тройственного мира искусств: живописи, поэзии и музыки» (VIII, 109, 113-114).

Список научной литературыДенисов, Владимир Дмитриевич, диссертация по теме "Русская литература"

1. БдЧ — Библиотека для Чтения: Журнал словесности, наук, художеств, промышленности, новостей и мод, составленный из литературных и ученых трудов. — СПб., 1834-1865. До 1837 г. выходил под ред. Н. И. Греча и О. И. Сенковского.

2. Денница Денница. Альманах на 1830 г., изд. М. Максимовичем. - М.: Уни-верс. тип., 1830.

3. ЖМНП Журнал Министерства Народного Просвещения. - СПб.: Тип. Императорской Академии наук, 1834-1908.

4. ИГР, № тома и стр. Карамзин, Н.М. История Государства Российского Текст. : в 12т./ Н.М.Карамзин; репринт 1-го изд. - М: Наука. 1989.

5. ИМР, № части и стр. Бантыш-Каменский, Д.Н. История Малой России Текст. : в 3 ч. / Д.Н.Бантыш-Каменский. - 2-е изд., перераб. и доп. - М. : Тип. С. Селивановского, 1830.

6. ИР и № стр — Конисский, Г. История Русов, или Малой России Текст. / Г. Ко-нисский // Чтения в Императорском Обществе истории и древностей российских при Московском университете. М., 1846. - № 1-4. - Отд. 2.

7. ЛГ- Литературная Газета, издаваемая бароном Дельвигом. — СПб., 1830-1831.

8. JIH Литературное наследство / АН СССР, Отд. лит. и языка; редкол.: A.M. Еголин (гл. ред.) и др. - Т. 58. Пушкин. Лермонтов. Гоголь.- М.: Изд-во АН СССР, 1952.

9. MB Московский Вестник: Журнал, издаваемый М. Погодиным.—М., 1827-1830.

10. РА Русские альманахи: Страницы прозы / сост., автор вступ. ст. и прим. В. И. Коровин. — М.: Современник, 1989. - 558 с.

11. РМ Записная книга Гоголя, из числа принадлежавших Аксакову // РО РГБ. Ф. 74. Картон 6. Ед. хр. 1.

12. РП Записная тетрадь Гоголя, из числа принадлежавших И.С.Аксакову // РО РНБ. Ф. 199. Ед. хр. 1.

13. СОиСА — Сын Отечества и Северный Архив: Исторический, политический и литературный журнал. — СПб., 1829-1844, 1847-1852. Образован в 1829 г. слиянием журналов «Сын Отечества» Греча и «Северный Архив» Булгарина, под совместной ред. выходил до 1839 г.

14. СПч Северная Пчела, газета. — СПб., 1825-1864. - С 1831 г. стала выходить ежедневно; издатель-редактор Ф. В. Булгарин, с 1831 по 1859 — совместно с Н. И. Гречем.1. Рукописные источники

15. Гоголь, Н.В. Главы исторической повести (копия П.Кулиша) Текст. // РО ИРЛИ РАН. Ф. 652. Оп. 2. Ед. хр. 71.

16. Записная книга Гоголя, из числа принадлежавших Аксакову Текст. // РОРГБ. Ф. 74. Картон 6. Ед. хр. 1.

17. Записная тетрадь Гоголя, из числа принадлежавших И.С.Аксакову Текст. //РОРНБ. Ф. 199. -Ед. хр. 1.

18. Разные бумаги Гоголя, спасенные М.П.Погодиным от сожжения (из собрания П.Я.Дашкова) Текст. // РО ИРЛИ РАН. Ф. 652. Оп. 1. Ед. хр. 1. Л. 53.

19. Рукопись исторического произведения Гоголя Текст. // РО РГБ. Ф. 99. Картон 25. Ед. хр. 37.

20. Периодические издания и альманахи

21. Астраханская флора. Карманная книжка на 1827 год, изд. Н. Розенмейером Текст. СПб., 1827. - 291 с.

22. Библиотека для Чтения: Журнал словесности, наук, художеств, промышленности, новостей и мод, составленный из литературных и ученых трудов Текст. СПб., 1834-1865. - До 1837 г. выходил под ред. Н. И. Греча и О. И. Сенковскош.

23. Денница. Альманах на 1830 г., изд. М. Максимовичем Текст. М.: Уни-верс. тип., 1830. - 256 с.

24. Европеец, журнал И. В. Киреевского: 1832 Текст. / изд. подготовил Л. Г. Фризман. М.: Наука, 1989. - 536 с.

25. Журнал Министерства Народного Просвещения Текст. СПб.: Тип. Императорской Академии наук, 1834-1908.

26. Летопись факультетов на 1835 год, изд. в двух книгах А. Галичем и В. Плак-синым Текст. СПб.: Тип. И. Глазунова, 1835. - Кн. 1. - 238 е.; кн. 2.-212 с.

27. Литературная Газета, издаваемая бароном Дельвигом Текст. — СПб., 1830-1831.

28. Литературное наследство Текст. / АН СССР, Отд. лит. и языка; редкол.: А.М. Еголин (гл. ред.) и др. Т. 58: Пушкин. Лермонтов. Гоголь - М.: Изд-во АН СССР, 1952. - 1055 с.

29. Метеор: Альманах на 1831 год, изд. Федором Соловьевым Текст. М., 1831.- 127 с.

30. Московский Вестник: Журнал, издаваемый М. Погодиным Текст. М., 1827-1830.

31. Новоселье: Альманах А.Ф.Смирдина Текст. Ч. 1. - СПб., 1833. - 591 е.; Ч. 2.-СПб., 1834.-575 с.

32. Русские альманахи: Страницы прозы Текст. / Сост., автор вступ, ст. и прим. В. И. Коровин — М.: Современник, 1989. 558 с.

33. Северная Пчела, газета Текст. — СПб., 1825-1864. С 1831 г. стала выходить ежедневно; издатель-редактор Ф. В. Булгарин, с 1831 по 1859 — совместно с Н. И. Гречем.

34. Сын Отечества и Северный Архив: Исторический, политический и литературный журнал Текст. — СПб., 1829-1844, 1847-1852. Образован в 1829 г. слиянием журналов «Сын Отечества» Н. Греча и «Северный Архив» Ф. Булгарина, под совместной ред. выходил до 1839 г.

35. Утренняя звезда: Лит. альманах, составленный из сочинений Дмитрия Сизова Текст. -М., 1831. 109 с.

36. Элизиум: Альманах на 1832 год Текст.: Соч. П. Иовского. М., 1832. - 316 с.

37. Художественные произведения

38. Бальзак Оноре де. Ростовщик Корнелиус Текст. / Оноре де Бальзак // СО-иСА. СПб., 1833. - Т. 38. - С. 73-98, 129-156, 229-258; Т. 39. - С. 3-25.

39. Батюшков, К.Н. Опыты в стихах и прозе Константина Батюшкова Текст. / К.Н. Батюшков. Ч. 1. Проза. - СПб.: Тип. Н. Греча, 1817. - 336 с.

40. Беро, А.-Н. Сумасшедший. Драма в 3 д. Текст. : пер. с фр. / А.-Н. Беро,

41. A.-Б.-Б. Декомберусс, Ж. Друкно. СПб., 1832. - 336 с.25. ?. Богдан Хмельницкий. Поэма в шести песнях [Текст] / [М. Максимович ?]-СПб.: В тип. Экспедиции заготовления гос. бумаг, 1833. Без автора. - 122 с.

42. Булгарин, Ф.В. Нравы Текст. / Ф.В. Булгарин // соч.: в 5 т. Т. 3. Ч. 5. -СПб., 1828.-236 с.

43. Булгарин, Ф.В. Димитрий Самозванец. Исторический роман. Сочинения Фаддея Булгарина Текст.: в 4 ч. / Ф.В. Булгарин. -Ч. 2. СПб., 1830. - 291 с.

44. Булгарин, Фаддей. Мазепа. Роман Текст. : в 2 ч. / Фаддей Булгарин. — СПб.: Тип. А. Смирдина, 1833-1834. Ц/р 21 мая 1833 г.

45. Булгарин, Ф.В. Ф. Б. Гражданственный гриб, или Жизнь, то есть прозябание и подвиги приятеля моего, Фомы Фомича Опенкова Текст. / Ф.В.Булгарин // Северная Пчела. 1833. - От 21-23 сентября.

46. Бурнашев, В.П. В. Б-въ. Лоскуток бумаги. Отнятие надежды Текст. /

47. B.П.Бурнашев // Отечественные Записки. 1830. - № 122. - Отд. Смесь. — Рубр. Умористика. Катон 19 века.

48. Вайн, Г.-Г. Сумасшедшая, или Завещание англичанки. Комедия в 3 д. Текст. : пер. с фр. / Г.-Г.Вайн; Р. Зотов. СПб., 1830.

49. Вакенродер, В.Г. Об искусстве и художниках, размышления отшельника, любителя изящного, изданные Л. Тиком Текст. : пер. с нем. / В.Г. Вакенродер; М.: Тип. С. Селивановского, 1826. - 314с.

50. Вашингтон, И. Безголовый мертвец. Повесть Текст. / И. Вашингтон // Московский Телеграф. 1826. - Ч. 9. - С. 116 - 142, 161 - 187.

51. Вельтман, А.Ф. MMMCDXXLVIII 3448. год. Рукопись Мартына-Задека [Текст] : кн. 1-3 / А.Ф. Вельтман. М.: [A.C. Ширяев], 1833. - Кн. 1 - 179 е.; кн. 2 - 198 е.; кн.З. - 204 с.

52. Веневитинов, Д. Утро, полдень, вечер и ночь Текст. / Д.Веневитинов // Урания. Карманная книжка на 1826 год для любительниц и любителей русской словесности. М., 1826. - С. 74-82.

53. Веневитинов, Д. Скульптура, живопись и музыка Текст. / Д.Веневитинов // Северная лира на 1827 год. М., 1827. - С. 315-323.

54. Веневитинов, Д. Италия Текст. / Д.Веневитинов // MB. 1827. ~ № 8. - С. 311-312.

55. Веневитинов, Д. Три эпохи любви (отрывок) Текст. / Д.Веневитинов // Северные цветы на 1829 год. СПб., 1828. - С. 231-234.

56. Веневитинов, Д. Анаксагор. Беседа Платона Текст. / Д.Веневитинов // Денница,- С. 100-109.

57. Веневитинов, Д. Сочинения Текст. : в 2 ч. / Д.Веневитинов / Ч. 1. Стихотворения. М., 1829. - 129 е.; ч. 2. Проза. -М., 1831. - 120 с.

58. Веневитинов, Д.В. Стихотворения. Проза Текст. / Д.В.Веневитинов / Изд. подготовили Е.А. Маймин, М.А. Чернышев. М.: Наука, 1980. — 608 с. — (Серия «Лит. памятники»),

59. Глинка, Ф. Лука да Марья, народная повесть, сочиненная Федором Глинкою Текст. / Ф.Н. Глинка. СПб.: В тип. Н. Греча, 1918. - 24 с.

60. Глинка, Ф. Зиновий Богдан Хмельницкий, или Освобожденная Малороссия. Текст. / Ф. Глинка. СПб.: В Медицинской тип. - 1819. - 56 с.

61. Гоголь, Н. В. Италия Текст. / Н. В. Гоголь // Сын Отечества и Северный Архив: Исторический, политический и литературный журнал.— СПб., 1829. Т. И. -№ 12. - С. 301-302. - Без подп.

62. Гоголь, Н.В. 0000. Глава из исторического романа Текст. / Н. В. Гоголь // Северные Цветы на 1831 год. СПб., 1831. - С. 226-256. - Ц/р от 18 декабря 1830 г.

63. Гоголь, Н.В. Учитель. Успех посольства. (Из малороссийской повести «Страшный кабан».) Текст. / Н. В. Гоголь // Литературная Газета. — СПб., 1831.-№ 1, 17.

64. Гоголь, Н.В. Арабески. Разные сочинения Н. Гоголя Текст. : в 2 ч. / Н.В. Гоголь. — СПб.: В тип. вдовы Плюшар с сыном, 1835. Ч. I - 287с.; Ч. II — 276 с.

65. Гоголь, Н.В. Полн. собр. соч. Текст. : т. I-XIV / Н. В. Гоголь. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1937. - 1952. - Везде в тексте цит. по этому изд., указ. в круглых скобках том - римской цифрой, страница - арабской.

66. Гоголь, Н.В. Арабески Текст. / Н. В. Гоголь; вступ, ст. и прим. П. Паламарчука. — М.: Молодая гвардия, 1990. 431 с.

67. Гоголь, Н.В. Петербургские повести Текст. / Н. В. Гоголь; изд. подгот. О. Г. Дилакторская. СПб.: Наука, 1995. - 296 с. - (Серия «Лит. памятники»).

68. Гоголь, Н.В. Полн. собр. соч. и писем Текст. : в 23 т. / Н. В. Гоголь. — Т. 1.-М.: Наследие, 2001. 919 е.; Т. 3. - М.: Наука, 2009. - 1016 с. - Издание продолжается; в тексте - ПССиП, № тома и стр.

69. Гоголь, Н.В. Арабески Текст. / Н. В. Гоголь; изд. подгот. В. Д. Денисов. — СПб.: Наука, 2009. 512 с. - (Серия «Лит. памятники»).

70. Гоголь, Н.В. Тарас Бульба. Автографы, прижизненные издания. Историко-литературный и текстологический комментарий Текст. / Н. В. Гоголь; изд. подготовил И. А. Виноградов. М.: Изд-во ИМЛИ РАН, 2009. - 696 с.

71. Голота, П. Иван Мазепа. Исторический роман, взятый из народных преданий Текст.: ч. 1-4 / П. Голота. М.: Унив. типография, 1832.

72. Голота, Петр. Хмельницкие, или Присоединение Малороссии. Исторический роман XVII в. Текст. : ч. 1—3/ Петр Голота. — М.: Тип. Лазаревых ин-та вост.яз. 1834.

73. Гребінка, Є.П. Твори Текст. : в 3 т. / Є.П. Гребінка. Т. 3. - Киев: Наукова думка, 1980-1981. - 704 с.

74. Даль, Владимир. О поверьях, суевериях и предрассудках русского народа Текст. / Владимир Даль; изд.2-е, без перемен. СПб.; М.: М.О. Вольф, 1880.- 148 с.

75. Дом сумасшедших Текст. / Пер. с фр. А. Н. Верстовского. СПб.: Тип. Императорских театров, 1823. - 56 с. - Без автора.

76. Домострой Текст. / изд. подгот. В. В. Колесов, В. В. Рождественская. -СПб.: Наука, 1994. 400 с. - (Серия «Лит. памятники»).

77. Загоскин, М.Н. Юрий Милославский, или Русские в 1612 году Текст. : ч. 1-3 / М.Н. Загоскин. М.: Тип. Н. Степанова при Имп. театре. - 1829.

78. Загоскин, М.Н. Рославлев, или Русские в 1812 году Текст. : ч. 1-4. / М.Н. Загоскин. М.: Тип. Н. Степанова при Имп. театре. -1831.

79. Записки о Южной Руси Текст. : т. 1-2 / Издал П. Кулиш. Т. 1 - СПб.: Тип. А. Якобсона. - 1856-1857. - 322 с.

80. Исповедь англичанина, употреблявшего опиум, соч. Матюрина (так! -В.Д.), автора Мельмота Текст. / Т. Де Квинси. СПб.: Тип. Н. Греча. -1834.- 155 с.

81. Карлгоф, В.И. Живописец Текст. / В.И. Карлгоф // Подснежник на 1830 год.-СПб., 1830.-С. 60-67.

82. Карлгоф, В. Портрет Текст. / В. Карлгоф // Повести и рассказы Вильгельма Карлгофа [Текст]: в 2 ч. -Ч. 2. СПб.: Тип. Деп. нар. прос., 1832. - 300 с.

83. Киреевский, И.В. Х-Ъ. Отрывок из романа под названием Две жизни Текст. / И.В. Киреевский // Телескоп. М., 1834. - Ч. XIX. - С. 377-390.

84. Котляревский, И.П. Энеида Текст. / И. П. Котляревский // Сочинения; сост. М.Т. Максименко. Л.: Советский писатель, 1986. - ( «Б-ка поэта». Большая серия). - С. 55-240.

85. Котляревський, І.П. Твори Текст. / І.П. Котляревський. Киев: Дніпро,1980.-311 с.

86. Кукольник, Н. Вольный гетман пан Савва Текст. : в 2 т / Н. Кукольник — СПб., 1852.-455 с.

87. Кулжинский, И. Г. Малороссийская деревня. Историко-этнографический очерк Текст. / И. Г. Кулжинский. М.: Тип. Моск. театра, 1827. - 136 с.

88. Лажечников, Иван. Последний Новик, или Завоевание Лифляндии в царствование Петра Великого. Исторический роман Текст. : ч. 1-4 / Иван Лажечников; изд. 2-е, испр. М.: Тип. С. Селивановского, 1833.

89. Льюис, М.Г. Монах, или Пагубные следствия пылких страстей. Сочинение славной г. Радклиф так! В.Д. [Текст] : в 4 ч. / М. Г. Льюис; пер. с фр. И. Пвнкв (Павленковым) и И. Рслкв (Росляковым). - СПб.: При Академии наук, 1802-1803.

90. Максимович, М.А. Малороссийские песни, изд. Михаилом Максимовичем Текст. / М. А. Максимович. М.: Тип. Августа Семена при Мед-хирург, акад, 1827.-234 с.

91. Максимович, М. А. Размышления о природе Текст. / М.А. Максимович. — М.: Унив. типография, 1833. 124 с.

92. Максимович, М.А. Украинские народные песни, изд. Михаилом Максимовичем Текст. /М. А. Максимович. Ч. 1. -М.: Унив. типография, 1834. - 180 с.

93. Макферсон, Дж. Оссиан, сын Фингалов, бард третьего века: гальские стихотворения Текст. : ч. 1-2 / Дж. Макферсон; переведено с фр. Е.Костровым; 2-е изд. — СПб.: Тип. Ивана Глазунова, 1818.

94. Мокрицкий, А.Н. Дневник художника А. Н. Мокрицкого Текст. / А.Н. Мокрицкий. М.: Изобразит, искусство, 1975. - 271 с.

95. Нарежный, В. Бурсак, малороссийская повесть Текст. : в 4 ч. / В. Нареж-ный. М.: Унив. типография, 1824.

96. Нарежный, В.Т. Запорожец Текст. : / В.Т. Нарежный // Новые повести Василия Нарежного: в 3-х ч. СПб.: Тип. Плавилыцикова, 1824. - Ч. 3. - 188 с.

97. Нарежный, В.Т. Невеста под замком Текст. : / В.Т. Нарежный // Новые повести Василия Нарежного: в 3-х ч. Ч. 2. - СПб.: Тип. Плавилыцикова, 1824. - 194 с.

98. Одоевский, В.Ф. К. Утро ростовщика Текст. / В.Ф. Одоевский И МВ. -1829.-Ч. И.-С. 147-159.

99. Одоевский, В.Ф. Импровизатор Текст. / В. Ф. Одоевский // Альциона на 1833 год, изданная бароном Розеном. СПб., 1833. - С. 51-86.

100. Одоевский, В.Ф. Русские ночи Текст. / В. Ф. Одоевский; изд. подгот. Б.Ф. Егоров. Л.: Наука, 1975. - (Серия «Лит. памятники»). - 317 с.

101. Перовский, А.А. Двойник, или Мои вечера в Малороссии. Соч. Антония Погорельского Текст. : в 2 ч. СПб., 1828. - Ч. 1. - 177 с. - Ч. 2. - 202 с.

102. Письма из Малороссии, писанные Алексеем Лёвшиным Текст. / А. И. Левшин. Харьков: В Университетской тип., 1816. - 206 с.

103. Полевой, Н. Живописец Текст. / Мечты и жизнь: Были и повести, сочиненные Николаем Полевым: в 4-х ч. — Ч. 2. — М.: в типографии Августа Семена, при императорской Медико-хирургической академии. 1834. - 384 с.

104. Потемкин, С.П. Сцены Невского проспекта Текст. / С. П. Потемкин // Северный Меркурий. 1831. - № 21 (от 18 февраля).

105. Потемкин б.и.. Столичные гости [Текст] / Потемкин // Северный Меркурий. 1831. - № 57 (от 13 мая).

106. Путешествие в полуденную Россию. В письмах, изд. Владимиром Измайловым Текст. : ч. 1-4. / Владимир Васильевич Измайлов. М.: в Университетской типографии, у Ридигера и Клаудиа, 1800-1802. - Ч. 1. — 442. с. -Ч. 2.-274 с.-Ч. 3.-204 с.

107. Пушкин, A.C. Полн. собр. соч. Текст. : в 16 т. / A.C. Пушкин. М.; Л.: Изд-во АН ССС, 1937-1949.

108. Рогальский, Л. Песнь о Богдане Хмельницком. Из малороссийской песни Текст. / Л. Рогальский // Благонамеренный. 1821. - № 7.

109. Рылеев, К.Ф. Полн. собр. стихотворений Текст. / К.Ф. Рылеев; изд.2-е; прим. А. В. Архиповой и А. Е. Ходорова. Л.: Сов. писатель, 1971. - 480 с. - (серия «Библиотека поэта»).

110. Рылеев, К.Ф. Сочинения Текст. / К.Ф. Рылеев; сост., вступ. ст., ком. С. А. Фомичева. Л.: Худ. лит., 1987. - 414 с.

111. Скотт, В. Шотландские пуритане, повесть трактирщика, изданная Клейш-ботемом, учителем и ключарем в Гандер-Клейге. Исторический роман, соч. Вальтера Скотта Текст. : в 4 ч. / В. Скотт; пер. Василий Соц. М.: Тип. С. Селивановского, 1824.

112. Скотт, В. Выслужившийся офицер, или Война Монтроза, исторический роман. Соч. Валтера Скотта, Автора Шотландских пуритан, Роб Роя, Эдимбургской темницы и проч. Текст. : в 4-х ч. / В. Скотт. Ч. 1. — М.: Тип. П. Кузнецова, 1824. - 132 с.

113. Скотт, В. Антикварий. Роман. Соч. Вальтера Скотта Текст. : в 4 ч. / В. Скотт; пер. с фр. П.К. М.: Тип. С. Селивановского, 1826.

114. Скотт, В. Ивангое, или Возвращение из Крестовых походов. Роман. Соч. Вальтера Скотта Текст. : ч.1—4. / В Скотт. СПб.: Тип. А. Смирди-на, 1826.

115. Скотт, В. Веверлей, или Шестьдесят лет назад. Сочинения Вальтера Скотта Текст.: ч. 1-4 / В. Скотт. М.: Тип. Имп. моек, театра, 1827.

116. Скотт, В. Невеста Ламмермурская. Новые сказки моего хозяина, собранные и изданные Джедедием Клейшботамом, учителем и ключарем Гандерклейгского прихода. Соч.Вальтера Скотта Текст. : в 3 ч. / В. Скотт. -М., 1827.

117. Сомов, О.М. Байский, Порфирий. Гайдамак. Малороссийская быль

118. Текст. / О.М. Сомов // Невский альманах на 1827 год. СПб., 1826. - С. 242-286; цит. по изд.: Сомов, О. Гайдамак. Малороссийская быль / О. Сомов ИРА.~ С. 176-190.

119. Сомов, О. Отрывок из малороссийской повести Текст. / О. Сомов // Северные Цветы на 1828 год. СПб., 1827. - С. 227-300.

120. Сочинения Николая Гоголя Текст. : т. 1-4 / Николай Гоголь. СПб.: В типографии А. Бородина и К0, 1842.

121. Сочинения Гоголя Текст. : в 6 т. / Н.В. Гоголь; изд. 2-е. M.: Н. Труш-ковский, 1855-1856.

122. Сочинения Н. В. Гоголя Текст. : в 7 т. / Н.В. Гоголь; 10-е изд.; текст сверен с собственноручными рукописями авт. и первоначальными изд. его произведений Николаем Тихонравовым. — М.; СПб., 1889-1896.

123. Спинелло. Повесть Текст. / пер. с фр. В. Прахов // Вестник Европы. -1830.-№ 16.-С. 254-271.

124. Спинелло Текст. / без автора // ЛГ. 1830. - № 50. - Наиболее вероятен перевод О. Сомова; отмечено: Гиппиус, В. Гоголь [Текст] / Гиппиус В. Гоголь; Зеньковский В. Н. В. Гоголь // Предисл., сост. Л.Аллена. — СПб: «Logos», 1994.-С. 49.

125. Тимофеев, A.B. Художник. Повесть. Т.м.ф.а. Текст. : ч. 1-3 / A.B. Тимофеев. СПб.: Тип. X. Гинца, 1834. - Ч. 1. - 114 е.; ч. 2. - 71 е.; ч. 2. - 106 с.

126. Украинские мелодии. Соч. Ник. Маркевича Текст. / Николай Маркевич. — М.: Тип. Августа Семена при Имп. Мед-хирургич. академии, 1831. 155 с.

127. Шаховской, A.A. Первое апреля, или Новый дом сумасшедших. Шутка в 1 д. с маскарадным дивертисментом Текст. / A.A. Шаховской. — М., 1831.1. Письма. Мемуары. Критика

128. Белинский, В.Г. Собр. соч. Текст. : в 9 т. / В.Г.Белинский. М.: Худ. лит., 1976-1982.

129. Воспоминания С. В. Скалон (урожденной Капнист) Текст. / C.B. Скалой // Исторический Вестник. 1891. - T. XLIV. - № 5. - С. 338 - 367.

130. Гоголь в воспоминаниях современников Текст. / под общ. ред. Н. П. Бродского. М.: ГИХЛ, 1952. - 718 с. - (Серия «Лит. мемуары»).

131. Греч, Н.И. Письмо А. В. Никитенко, 20 февраля 1834 г. Текст. / Н. И. Греч IIЛН. С. 545-546.

132. Киреевский, И.В. Обозрение русской литературы за 1829 г. Текст. / И. В. Киреевский II Денница. С. 6.

133. Кулиш, П.А. Николай М. Записки о жизни Н. В. Гоголя, составленные извоспоминаний его друзей и знакомых и из его собственных писем Текст.: в 2 т. / П. А. Кулиш. Т. 1. - СПб.: Тип. А. Якобсона, 1856. - 340 с.

134. Надеждин, Н.И. «Евгений Онегин», роман в стихах. Глава VII. Текст. / Н. И. Надеждин // Вестник Европы. 1830. - № 7.

135. Рассказы о Пушкине, записанные со слов его друзей П.И.Бартеневым в 1851-1860 годах Текст. / вступ.ст.и примеч. М. Цявловского. Л.: М. и С. Сабашниковы, 1925. - 140 с.

136. Сенковский, О.И. Панорама Санкт-Петербурга Рецензия. [Текст] / О.И. Сенковский И БдЧ. 1834. - Т. II. - С. 78-79.

137. Сенковский, О.И. Роман Н. Греча «Черная женщина» Рецензия. [Текст] / О.И. Сенковский И БдЧ. 1834. - Т. IV. - Отд. V. - С. 17-54.

138. Скотт, В. О чудесном в романе Текст. / В. Скотт И СОиСА. 1829. - Т. 7. - № XLV. - С. 302-303, 308.

139. Сомов, Орест. О романтической поэзии: Опыт в трех статьях. Сочинения Ореста Сомова Текст. / Орест Сомов. СПб.: В тип. Воспитательного дома, 1823. - 105 с.

140. Титов, В .П. Письмо С. П. Шевыреву, 28 апреля 1830 г. Текст. / В. П. Титов // JIH. С. 96.

141. Шенрок, В.И. Материалы для биографии Гоголя Текст. : в 4 т. / В.И. Шенрок. М.: Тип. А.И. Мамонтова и К0, 1892-1897.1. Научные работы

142. Акимова, H.H. Ф. В. Булгарин: литературная репутация и культурный миф Текст. / H.H. Акимова; Рос. гос. пед. ун-т им. А. И. Герцена; Хабар, гос. пед. ун-т. Хабаровск : Изд-во ХГПУ, 2002. - 183 с.

143. Альтшуллер, М.Г. Эпоха Вальтера Скотта в России. Исторический роман 1830-х годов Текст. / М.Г.Альтшуллер. СПб. : Академический проект, 1996.-336 с.

144. Афанасьев, А.Н. Древо жизни: Избр. статьи Текст. / А.Н.Афанасьев. — М.: Современник, 1982. 464 с.

145. Балушок, В.Т. Инициации древних славян (попытка реконструкции) Текст. / В.Т.Балушок // Этнографическое обозрение. 1993. - № 4. - С. 57-66.

146. Бантыш-Каменский, Д.Н. История Малой России Текст. : в 3 ч. / Д.Н.Бантыш-Каменский; 2-е изд., перераб. и доп. М. : Тип. С. Селива-новского, 1830.

147. Барабаш, ЮЛ. Сад и вертоград. Гоголевское барокко: на подступах к проблеме Текст. / Ю.Я.Барабаш // Вопросы литературы. -1993. № 1. - С. 135-156.

148. Барабаш, Ю.Я. Почва и судьба: Гоголь и украинская литература: у истоков Текст. / Ю.Я. Барабаш. М.: Наследие, 1995. - 223с.

149. Барабаш, Ю.Я. Сладкий ужас мщенья, или Зло во имя добра? (Месть как религиозно-этическая проблема у Гоголя и Шевченко) Текст. / Ю.Я.Барабаш // Вопросы литературы. 2001. - № 3. - С. 35-38.

150. Бахтин, М.М. Литературно-критические статьи Текст. / М.М.Бахтин. -М.: Худ. лит., 1986. 543 с.

151. Белый, Андрей. Мастерство Гоголя: Исследование Текст. / Андрей Белый. М.: МАЛП, 1996. - 351 с.

152. Берковский, Н.Я. Романтизм в Германии Текст. / Н.Я.Берковский. Л.: Худ. лит., 1973.-567 с.

153. Вайскопф, Михаил. Сюжет Гоголя: Морфология. Идеология. Контекст Текст. / Михаил Вайскопф. М.: Радикс, 1993. - 592 с.

154. Вайскопф, Михаил. «Странные пророки»: народ и Земля Израиля в трактовке русских романтиков Текст. / Михаил Вайскопф // Новое литературное обозрение. 2005. - № 73. - С. 75 - 81.

155. Ванслов, В.В. Эстетика романтизма Текст. / В.В.Ванслов. М.: Искусство, 1966.-403 с.

156. Виноградов, В.В. Поэтика русской литературы Текст. / В.В.Виноградов // Виноградов В.В. Избр. труды. М.: Наука, 1976. - 508 с.

157. Виноградов Игорь. Повесть Н. В. Гоголя «Вий»: К истории замысла и его интерпретации Текст. / И.А.Виноградов // Гоголеведческие штудии. -Вып. 5. Нежин, 2000. - С. 87-91.

158. Вольтер, Ф.-М.А. История Карла XII, короля шведского. Творение господина Вольтера Текст. : пер. с фр. : в 4 ч. / Ф.-М.А.Вольтер. — Ч. 2. — М.: Тип. П. Бекетова, 1804. С. 62-71.

159. Воронский, А.К. Избр. статьи о литературе Текст. / А.К. Воронский; сост. Г.А. Воронская. М.: Худ. лит, 1982. - 527 с.

160. Воропаев, В.А. Комментарии Текст. / В.А.Воропаев, И.А.Виноградов // Гоголь, Н.В. Собр.соч. : в 9 т. / Сост. и коммент. В. А. Воропаева, И. А. Виноградова. М.: Русская книга, 1994. - (В тексте указ. номер тома и стр.).

161. Воропаев, Владимир. Николай Гоголь: Опыт духовной биографии Текст. / Владимир Воропаев. М.: Паломник, 2008. - 318 с.

162. Гердер, И.Г. Избранные сочинения Текст. / И.Г. Гердер. — М.; Л.: ГИХЛ, 1959.-392 с.

163. Гердер, Иоганн Готфрид. Идеи к философии истории человечества Текст. /

164. Иоганн Готфрид Гердер; АН СССР; пер. и прим. А. В. Михайлова. М.: Наука, 1977. - 704 с. - (Серия «Памятники исторической мысли»).

165. Гинзбург, Лидия. О старом и новом: Статьи и очерки Текст. / Лидия Гинзбург. Л.: Сов. писатель, 1982. - С. 200.

166. Гиппиус, В. Гоголь Текст. / Гиппиус В. Гоголь; Зеньковский В. Н. В. Гоголь // Предисл., сост. Л.Аллена. СПб: «Logos», 1994. - С. 9-188.

167. Гиппиус, В.В. Заметки о Гоголе Текст. / В.В.Гиппиус // Уч. зап. ЛГУ. Сер. филол. наук. 1941. - Вып. 2. - С. 7-9.

168. Гоголь, Н.В. Об издании Истории Малороссийских казаков Текст. / Н.В. Гоголь // СПч. 1834. - № 24 (от 30 января); Московский Телеграф. - 1834. - № 3; Молва. -1834. - № 8 (под заглавием «Об издании Истории Малороссии»).

169. Гоголь, Н. План преподавания по Всеобщей Истории Текст. / Н. Гоголь // ЖМНП. 1834. - № 2. С. 189-209.

170. Гоголь, Н. Отрывок из Истории Малороссии. Том I, книга I, глава 1. О малороссийских песнях Текст. / Н. Гоголь // ЖМНП. 1834. — № 4. — Отд. И. - С. 1-26.

171. Гоголь: История и современность: (К 175-летию со дня рождения) / Сост. В. В. Кожинов и др.; вступ. ст. В. В. Кожинова. — М.: Сов. Россия, 1985.-493 с.

172. Гончаров, С.А. Творчество Гоголя в религиозно-мистическом контексте: Монография Текст. / С.А.Гончаров. СПб.: Изд-во РГПУ им. А. И. Герцена, 1997.-340 с.

173. Гуковский, Г.А. Реализм Гоголя Текст. / Г.А.Гуковский. М.;Л.: ГИХЛ, 1959. 530 с.

174. Гулыга, А.В. Гердер и его «Идеи к философии истории человечества» Текст. / А.В.Гулыга // Гердер И.Г. Идеи к философии истории человечества / Пер. и прим. А. В. Михайлова. М.: Наука, 1977. - С. 612-648.

175. Гуминский, В.М. «Тарас Бульба» в «Миргороде» и «Арабесках» Текст. / В.М.Гуминский // Гоголь: История и современность. С. 240-259.

176. Гуревич, А.Я. Категории средневековой культуры Текст. / А.Я.Гуревич. 2-е изд., испр. и доп. - М., 1984. - 350 с.

177. Гуревич, А.Я. Культура и общество средневековой Европы глазами современников Текст. / А.Я.Гуревич. М.: Искусство, 1989. - 366 с.

178. Денисов, Владимир. Мир автора и миры его героев (о раннем творчестве Н.В. Гоголя): Монография Текст. / В.Д.Денисов. СПб.: Изд-во РГГМУ, 2006. - 276 с.

179. Дилакторская, О.Г. Фантастическое в «Петербургских повестях» Н. В. Гоголя Текст. / О.Г. Дилакторская. Владивосток: Изд-во Дальневост. унта, 1986.-204 с.

180. Дилакторская, О.Г. Примечания Текст. / О.Г.Дилакторская // Гоголь Н.В. Петербургские повести / Изд. подготовила О. Г. Дилакторская. С. 258-295.

181. Дмитриева, Е.Е. Стернианская традиция и романтическая ирония в

182. Вечерах на хуторе близ Диканьки» Текст. / Е.Е.Дмитриева // Известия РАН. Сер. лит. и языка. 1992. - № 3. - С. 18-27.

183. Долгополов, Л.К. Гоголь в начале 1840-х годов («Портрет» и «Тарас Бульба»: вторые редакции в связи с началом духовного кризиса) Текст. / Л.К.Долгополов // Русская литература. 1969. - № 2. - С.82-104.

184. Дризен, Н.В. Драматическая цензура двух эпох. 1825-1881 Текст. / Барон Н.В.Дризен. Пг.: «Прометей» Н. Н. Михайлова, 1917. - 346 с.

185. Душечкина, Е.В. «Тарас Бульба» в свете традиций древнерусской воинской повести Текст. / Е.В .Душечкина // Гоголь и современность: Творческое наследие писателя в движении эпох. Киев: Высшая школа, 1983. - С. 30-34.

186. Есаулов, И.А. Спектр адекватности в истолковании литературного произведения («Миргород» Н.В.Гоголя) Текст. / И.А.Есаулов. М.: Изд-во РГГУ, 1997.-100 с.

187. Жаркевич, Н.М. Творчество Ф. Н. Глинки в истории русско-украинских литературных связей Текст. / Н.М.Жаркевич. — Киев: «Наукова думка», 1981.- 160 с.

188. Захаров, В.Н. Система жанров Достоевского: Типология и поэтика Текст. / В.Н.Захаров. Л.: Изд-во ЛГУ, 1985. - 209 с.

189. Звиняцковский, В.Я. Николай Гоголь. Тайны национальной души Текст. / В.Я.Звиняцковский. Киев: Ликей, 1994. - 544 с.

190. Зеньковский, В. Н. В. Гоголь Текст. // Гиппиус В. Гоголь; Зеньковский В. Н. В. Гоголь / Предисл., сост. Л. Аллена. СПб: «Logos», 1994. - С. 191-341.

191. Золотусский, И.П. Гоголь Текст. / И.П.Золотусский. М.: Молодая гвардия, 1979. - 511 с. - (Серия «ЖЗЛ»).

192. Золотусский, И.П. «Записки сумасшедшего» и «Северная пчела» Текст. / И.П.Золотусский // Золотусский, И.П. Поэзия прозы: Статьи о Гоголе. М.: Сов. писатель, 1987. - С. 145-164.

193. Иваницкий, А.И. Гоголь. Морфология земли и власти Текст. / А.И.Иваницкий. М.: Изд-во РГГУ, 2002. - 188 с.

194. Иофанов, Д. Н. В. Гоголь. Детские и юношеские годы Текст. / Д.Н.Иофанов. Киев: Изд-во Акад. наук Укр. ССР, 1951. - 432 с.

195. Казарин, В.П. Повесть Н. В. Гоголя «Тарас Бульба»: Вопросы творческой истории Текст. / В.ПЛСазарин. Киев; Одесса: «Вища школа», 1986. -126 с.

196. Каманин, И.М. Научные и литературные произведения Гоголя по истории Малороссии Текст. / И.М.Каманин // Памяти Гоголя: Научно-лит. сборник, изд. Историческим об-вом Нестора-Летописца / под ред. Н. П. Дашкевича. Киев, 1902. - Отд. 2. - С 75-132.

197. Карамзин, Н.М. История Государства Российского Текст. : в 12 т. / Н.М. Карамзин; репринт 1-го изд. М: Наука. 1989.

198. Карпенко, А. О народности Н. В. Гоголя (Художественный историзм писателя и его народные истоки) Текст. / А.Карпенко. Киев: Изд-во Киевского ун-та, 1973. - 279 с.

199. Карпенко, Г.Ю. Историософский потенциал русского слова Текст. / Г.Ю.Карпенко // Литература и философия: Сб. науч. ст. СПб.: Изд-во РГГМУ, 2000. - С. 3-8.

200. Карташова, И.В. Вопросы искусства в творчестве Гоголя первой половины 30-х гг. Текст. / И.В.Карташова // Вопросы романтизма: межвуз. сб. / Калининск. гос. ун-т; редкол.: Н. А. Гуляев (отв. ред.) и др. Калинин: [б. и.], 1974.-С. 57-73.

201. Карташова, И.В. Этюды о романтизме Текст. / И.В.Карташова.- Тверь: [б.и.], 2001.-181с.

202. Киселев, A.A. Типы русских художников в произведениях Гоголя в связи с господствовавшими в его время воззрениями на задачи живописи

203. Текст. / А.А.Киселев // Артист: Журнал изящных искусств и литературы. 1894. - Кн. 12-я. - Декабрь. - С. 91-92.

204. Киченко, A.C. Молодой Гоголь: поэтика романтической прозы. Монография Текст. / A.C. Киченко. Нежин: TOB «Аспект-Полиграф», 2007. -224 с. - (Серия «Новые Гоголеведческие штудии», вып. 14).

205. Козлов, C.JI. К генезису «Записок сумасшедшего» Текст. / С.Л.Козлов // Пятые Тыняновские чтения: Тезисы докл. и мат-лы для обсуждения. -Рига: Зинатне, 1990. С.12-15.

206. Конисский, Г. История Русов, или Малой России Текст. / Г. Конис-ский // Чтения в Императорском Обществе истории и древностей российских при Московском университете. М., 1846. - № 1-4. - Отд. 2.

207. Котляревский, Нестор. Н. В. Гоголь. 1829-1842: Очерк из истории русской повести и драмы Текст. / Нестор Котляревский. 4-е изд. - Пг.: Тип. М.М. Стасюлевича, 1915. - 572 с.

208. Крутикова, Н.Е. Н В. Гоголь. Исследования и материалы Текст. / Н.Е.Крутикова. АН Украины, Ин-т лит. им. Т. Г. Шевченко.—Киев, 1992. — 312 с.

209. Купреянова, E.H. Национальное своеобразие русской литературы: Очерки и характеристики Текст. / Е.Н.Купреянова, Г.П.Макогоненко; АН СССР, Ин-т рус. лит-ры (Пушкинский Дом). Л.: Наука, 1976. - 415 с.

210. Лазаревский, A.M. Сведения о предках Гоголя / А.М.Лазаревский // Памяти Гоголя: Научно-лит. сборник, изд. Историческим об-вом Нестора-Летописца. Киев, 1902. - С. 3-12.

211. Литературная теория немецкого романтизма: Документы Текст. / под ред., со вступ. ст. и коммент. Н. Я. Берковского. Л.: Изд-во писателей в Ленинграде, 1934. - 333 с.

212. Лотман, Ю.М. Художественное пространство в прозе Гоголя Текст. / Ю.М.Лотман // Лотман Ю.М. В школе поэтического слова: Пушкин. Лермонтов. Гоголь: Книга для учителя. М.: Просвещение, 1988. - 348 с.

213. Маймин, Е.А. О русском романтизме. Книга для учителя Текст. / Е.А.Маймин. М.: Просвещение, 1975. - 240 с.

214. Маймин, Е.А. Дмитрий Веневитинов и его литературное наследие Текст. / Е.А.Маймин // Веневитинов Д.В. Стихотворения. Проза. М., 1980. - С. 403-459. - (Сер. «Лит. памятники»),

215. Макогоненко, Г.П. Гоголь и Пушкин Текст. / Г.П.Макогоненко. Л.: Сов. писатель. Ленингр. отд-ние, 1985. — 351 с.

216. Манн, Ю.В. Русская философская эстетика (1820-1830-е гг.) Текст. /

217. Ю.В.Манн. М.: Искусство, 1969. - 304 с.

218. Манн, Ю.В. Поэтика Гоголя Текст. / Ю.В.Манн. 2-е изд., доп. - М.: Худ. лит., 1988.-414 с.

219. Манн, Ю.В. «Сквозь видный миру смех.»: Жизнь Н. В. Гоголя. 18091835 гг. Текст. / Ю.В.Манн. М.: МИРОС, 1994. - 472 с.

220. Манн, Ю.В. Гоголь. Труды и дни: 1809-1852. Текст. / Ю.В.Манн. М.: Аспект Пресс, 2009. - 813 с.

221. Маркович, В.М. Петербургские повести Н. В. Гоголя: Монография Текст. / В.М. Маркович. Л.: Худ. лит., 1989. - 208 с.

222. Маркович, Яков. Записки о Малороссии, ее жителях и произведениях Текст. /Я. Маркович. СПб. При губернском правлении, 1798. - Ч. I. - 102 с.

223. Марченко, Т.М. Образ Богдана Хмельницкого в литературе русского романтизма. Монография Текст. / Т.М.Марченко. Донецк: Норд-Прес, 2009. - 296 с.

224. Мацапура, В.И. Украина в русской литературе первой половины XIX века: Монография Текст. / В.И.Мацапура. Харьков; Полтава: ПОИППО, 2001.-396 с.

225. Мацапура, В.И. Н. В. Гоголь: художественный мир сквозь призму поэтики. Монография Текст. / В.И.Мацапура. Полтава: Полтавский литератор, 2009. - 304 с.

226. Машинский, С.И. Художественный мир Гоголя Текст. / С.И.Машинский. М.: Просвещение, 1971. - 512 с.

227. Машковцев, Н.Г. Гоголь в кругу художников. Очерки Текст. / Н.Г.Машковцев. -М.: Искусство, 1955. 172 с.

228. Мелетинский, Е.М. О литературных архетипах Текст. / Е.М.Мелетинский; Рос. гос. гуманит. ун-т, ин-т высш.гуманит.иссл.- М.: Изд-во РГГУ, 1994. 136 с. - (Серия «Чтения по истории и теории культуры». Вып. 4).

229. Михед, П.В. О нежинской литературной школе Текст. / П.В.Михед // Наследие Н. В. Гоголя и современность: Тез. докл. и сообщ. научно-практ. Гоголевской конф. (24-26 мая 1988 г.). Ч. 1. — Нежин: Изд-во Нежинского пед. ин-та, 1988. - С. 11-12.

230. Михед, Павло. Крізь призму барокко Текст. / Павло Михед. — Київ: Ніка-Центр, 2002. 328 с.

231. Молева, Н.М. Загадка «Невского проспекта» Текст. / Н.М.Молева // Знание сила. - 1976. - № 4. - С. 41-44.

232. Мордовченко, Н.И. Гоголь в работе над «Портретом» Текст. / Н.И.Мордовченко // Уч. зап. ЛГУ Сер. филол. наук. 1939. - Вып. 4 (№ 47). - С. 97-125.

233. Муравьев, М.Н. Опыты истории, словесности и нравоучения. Соч. Михайла Никитича Муравьева, изд. по его кончине Текст. : ч. 1-2 / М.Н. Муравьев. М.: В Унив.типографии, 1810. - 4.1 - 353 е.; Ч. 2 - 278 с.

234. Назиров, Р.Г. Фабула о мудрости безумца в русской литературе Текст. / Р.Г.Назиров // Русская классическая литература: сравнительно-исторический подход. Исследования разных лет: Сборник статей. — Уфа: РИО БашГУ, 2005. — С. 103 — 116.

235. Неизданный Гоголь Текст. / изд. подготовил И.А.Виноградов. М.: Наследие 2001.-600 с.

236. Немзер, А. В. Ф. Одоевский и его проза Текст. / А.В.Немзер // Одоевский В.Ф. Повести и рассказы. М.: Худ. лит, 1988. - С. 3-11.

237. Оксман, Ю. Из Разысканий о Пушкине. Неосуществленный замысел истории Украины Текст. / Ю.Оксман // ЛИ. С. 211-221.

238. Описание Украйны, соч. Боплана Текст. / Гильом Боплан; пер. с фр. Ф. Устрялов. СПб.: Тип. К. Крайя, 1832. - 179 с.

239. Павловский, Ал. Грамматика малороссийского наречия Текст. / Ал.Павловский. СПб.: В типографии В. Плавилыцикова, 1818. - 114 с.

240. Паламарчук, П. Примечания Текст. / П.Паламарчук // Гоголь Н.В. Арабески. М.: Мол. гвардия, 1990. - С. 393-430.

241. Перетц, В. Гоголь и малорусская литературная традиция Текст. / В.Перетц // Н. В. Гоголь. Речи, посвященные его памяти. — СПб.: Тип. Имп. АН, 1902.-С. 47-55.

242. Петрунина, H.H. Проза второй половины 1820-1830-х гг. Текст. / Н.Н.Петрунина // История русской литературы: в 4 т. Т. 2. - Д.: Наука, 1981.-С. 501 -529.

243. Петрунина, H.H. Проза Пушкина (пути эволюции) Текст. / Н.Н.Петрунина. JL: Наука, 1987. - 334 с.

244. Пиксанов, Н.К. Областные культурные гнезда Текст. / Н.К.Пиксанов. -М.; Д.: ГИЗ, 1928. 148 с.

245. Погодин, М. Исторические афоризмы и вопросы Текст. / М. Погодин // MB. 1827. - Ч. I. - С. 109-116; Ч. VI. - С. 303-309.

246. Погодин, М. Мысли, как писать историю географии Текст. / М. Погодин // MB. 1827. - Ч. II. - С. 59-66.

247. Погодин, М.П. Очерк европейской истории в средние века, по Гизо Текст. / М. Погодин //ЖМНП. 1834. - № 4. - Отд. V. - С. 93-104.

248. Полевой Николай. История русского народа Текст. : т. 1-6 / Николай Полевой. — М.: В тип. Августа Семена, 1829-1833. — Не завершена.

249. Праздники, забавы, предрассудки и суеверные обряды простого народа в Ново-грудском повете Литовско-Гродненской губернии Гексг. / Соч. кандидата Мух-линскош / С польск. X. // Вестник Европы. -1830. Ч. 173. - № 16. - С. 272.

250. Прийма, Ф.Я. «Слово о полку Игореве» в русском историко-литературном процессе первой трети XIX века Текст. / Ф.Я.Прийма. — Д.:1. Наука, 1980.-251 с.

251. Пропп, В.Я. Фольклор и действительность: Избр. статьи Текст. : / В.Я.Пропп. М.: Наука, 1976. - 325 с.

252. Пропп, В.Я. Морфология волшебной сказки; Исторические корни волшебной сказки Текст. / В.Я.Пропп // Пропп, В.Я. Собр. трудов. М.: Лабиринт, 1998.-512 с.

253. Розанов, В.В. Мысли о литературе Текст. / В.В.Розанов. М.: Современник, 1989. - 605 с. - (Серия «Б-ка любителям рос. словесности. Из лит. наследия»).

254. Русская повесть XIX века: История и проблематика жанра Текст. / Под ред. Б.С.Мейлаха. Л.: Наука, 1973. - 565 с.

255. Самышкина, A.B. Философско-исторические истоки творческого метода Н. В. Гоголя Текст. / А.В.Самышкина // Русская литература. 1976. -№2.-С. 38-58.

256. Семибратова, И. Эволюция фантастики в творчестве Н. В. Гоголя Текст. / И.Семибратова// Филологич. сб. Вып. 12. - Алма-Ата, 1973. - С. 54-62.

257. Сенько, И.М. Смысл названия цикла повестей «Вечера на хуторе близ Диканьки» Текст. И.М.Сенько // Література та культура Полісся. — Вип. 7. Ніжин: Вид. НДПУ, 1996. - С. 8-9.

258. Срезневский, И.И. Запорожская старина Текст. : Ч. 1. Песни и думы о лицах и событиях до Богдана Хмельницкого / И.И.Срезневский. — Харьков: Унив. тип., 1833. — 132 с.

259. Сумцов, Н.Ф. Очерки истории южнорусских апокрифических сказаний и песен Текст. / Н.Ф.Сумцов. Киев: Тип. А. Давиденко, 1888. - 161 с.

260. Супронюк, O.K. Литературная среда раннего Гоголя Текст. / О.К.Супронюк. Киев: Академпериодика, 2009. - 177 с.

261. Супронюк, O.K. Н. В. Гоголь и его окружение в Нежинской гимназии: Биобиблиографический словарь Текст. / О.К.Супронюк. Киев: Академпериодика, 2009. - 252 с.

262. Тартаковская, Л.А. Дмитрий Веневитинов. (Личность. Мировоззрение. Творчество) Текст. / Л.А.Тартаковская. Ташкент: Изд-во «ФАН» Узбекской ССР, 1974.- 157 с.

263. Титов, В. Несколько мыслей о зодчестве Текст. / В. Титов // MB. -1827.-Ч. I.-С. 189-200.

264. Тоичкина A.B. Тема ада у Котляревского и Гоголя («Энеида» и «Вечерана хуторе близ Диканьки») Текст. / А.В.Тоичкина // Феномен Гоголя. СПб.: Петрополис, 2011. С. 130-138.

265. Троицкий, В.Ю. Художественные открытия русской романтической прозы 20-30-х годов XIX века Текст. / В.Ю.Троицкий. М.: Наука, 1985. - 279 с.

266. Успенский, Б.А. Мифологический аспект русской экспрессивной фразеологии Текст. / Б.А. Успенский // Успенский Б.А. Избр. труды [Текст] : в 2 т. Т. 1. Язык и культура. - М.: Изд-во «Гнозис», 1994. - С. 53-128.

267. Федоров, В.В. Поэтический мир Гоголя Текст. / В.В.Федоров // Гоголь: История и современность: (К 175-летию со дня рождения) / Сост. В. В. Кожинов и др.; вступ, ст. В. В. Кожинова. — М.: Сов. Россия, 1985. С. 132-162.

268. Феномен Гоголя: Мат-лы Юбилейной междунар. науч. конф., посвящ. 200-летию со дня рождения Н. В. Гоголя Текст. / Под ред. М.Н.Виролайнен и А.А.Карпова. СПб.: Петрополис, 2011. - 850 с.

269. Флоровский, Г.В. Восточные отцы V-VIII веков Текст. / Г.В.Флоровский. Париж, 1933.

270. Фридлендер, Г.М. Вопросы реализма в творчестве Гоголя 30-х годов Текст. / Г.М. Фридлендер // Проблемы реализма русской литературы XIX в. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1961. - С. 45-75.

271. Фризман, Л.Г. Максимович литератор Текст. / Л.Г. Фризман., С.Н. Лахно. - Харьков: Харьковский гос.пед.ун-т им. Г. С. Сковороды, 2003. - 495 с.

272. Хомук, Н.В. Повесть Гоголя «Тарас Бульба»: от эпического мира — к трагическому Текст. / Н.В.Хомук // Гоголевский сборник. СПб.; Самара: Изд-во СГПУ, 2003. - С. 37-48.

273. Цертелев, H.A. Опыт собрания старинных малороссийских песен Текст. / Н.А.Цертелев. СПб.: В тип. Карла Крайя, 1819. - 64 с.

274. Чарушникова, М.В. Фрагмент незавершенного романа Н. В. Гоголя «Гетьман» Текст. / М.В.Чарушникова // Записки Отдела рукописей ГБЛ. — Вып. 37.-М.: Книга, 1976.-С. 185-208.

275. Черняева, Т.Г. О поисках творческого метода в «Арабесках» Гоголя Текст. / Т.Г.Черняева // Художественное творчество и лит. процесс. -Вып. 1. Томск: Изд-во ТГУ, 1976. - С. 64-78.

276. Чижевский, Д.И. Неизвестный Гоголь Текст. / Д.И.Чижевский // Новый журнал (Нью-Йорк). 1951. - Кн. 27. - С. 126-158.

277. Чижевский, Д. Две родословных Гоголя / Д.Чижевский // Родословие Н. В. Гоголя: Статьи и материалы. М., 2009. - С. 253-259.

278. Чудаков, Г.И. Отношение творчества Н. В. Гоголя к западноевропейским литературам Текст. / Г.И.Чудаков. Киев: Тип. Имп. Ун-та Св. Владимира, акц. о-ва Корчак-Новицкого, 1908. - 182 с.

279. Чухлиб, Тарас. Прототип гоголевского Тараса Бульбы — далекий предок писателя, гетман Остап Гоголь Текст. / Тарас Чухлиб // Зеркало недели (Киев). 2002. - № 28 (403).

280. Шамбинаго, С. Трилогия романтизма (Н. В. Гоголь) Текст. / С. ТНамбинаго.-М.: б.и., 1911.-159 с.

281. Якубина, Ю.В. Роль Нежинской гимназии высших наук в формировании религиозных взглядов Н. В. Гоголя Текст. / Ю.В.Якубина // IV Гоголевские чтения: Сб. науч. статей. Полтава: Изд-во ПДПУ, 1997. - С. 118-120.1. Авторефераты

282. Александров A.B. Русский романтический рассказ 1820-1830-х годов: Метод и жанр Текст. : автореф.дис. канд.филол.наук : 10.01.01 / Александров Александр Васильевич; Одесский гос. у-нт им. И.И. Мечникова. — Одесса, 1985.-22 с.

283. Александрова С. В. Повести Н.В. Гоголя и комедийные традиции его времени Текст. : автореф. дис. . канд. филол. наук : 10.01.01 / Александрова София Валентиновна; Рос. акад. наук, Ин-т русской литературы (Пушкинский дом). СПб., 2001. - 22 с.

284. Архипова Ю.В. Художественное сознание Н.В. Гоголя и эстетика барокко Текст.: автореф. дис. канд. филол. наук : 10.01.01 / Архипова Юлия Владимировна; Уральский гос.ун-т им. М. Горького. Екатеринбург, 2005. - 22 с.

285. Белозёрова A.B. Диалектика художественного и религиозного в творческой эволюции Н. В. Гоголя Текст. : автореф. дис. . канд. филол. наук : 10.01.01 / Белозёрова Алевтина Викторовна; МГУ им. М.В. Ломоносова. -М., 2009. 24 с.

286. Виролайнен М.Н. «Миргород» Н. В. Гоголя (проблемы стиля) Текст. : автореф. дис. канд. филол. наук : 10.01.01 / Виролайнен Мария Наумовна; Рос. акад. наук, Ин-т русской литературы (Пушкинский дом). Л., 1980. - 25 с.

287. Гаджиева Т.Б. Нравственный и эстетический идеал Н. В. Гоголя в повестях миргородского цикла Текст. : автореф. дис. . канд. филол. наук : 10.01.01 / Гаджиева Тензиля Бедретдиновна; Дагестанский гос. ун-т. Махачкала. - 2008. 30 с.

288. Джафарова К.К. Проблема единства сборника Н. В. Гоголя «Арабески» Текст. : автореф. дис. . канд. филол. наук : 10.01.01 / Джафарова Камилла Камильевна; Дагестанский гос. ун-т. Махачкала, 2004. - 22 с.

289. Заманова И.Ф. Пространство и время в художественном мире сборника Н. В. Гоголя «Вечера на хуторе близ Диканьки» Текст. : автореф. дис. . канд. филол. наук : 10.01.01 / Заманова Ирада Фуадовна; Орловский гос. ун-т. Орел, 2000. - 22 с.

290. Карандашова О.С. Художественное пространство «украинских» сборников Н. В. Гоголя: «Вечера на хуторе близ Диканьки», «Миргород» Текст. : автореф. дис. . канд. филол. наук : 10.01.01 / Карандашова Ольга Святославовна; Тверской ун-т.— Тверь, 2000. 17 с.

291. Киселев B.C. Структура «Арабесок» Н. В. Гоголя и вопросы поэтики русского прозаического цикла 20-30-х годов XIX века Текст. : автореф. дис. . канд. филол. наук : 10.01.01 / Киселев Виталий Сергеевич; Красноярский гос. ун-т. Красноярск, 2000.— 34 с.

292. Овечкин C.B. Повести Гоголя. Принципы нарратива Текст. : автореф. дис. . канд. филол. наук : 10.01.01 / Овечкин Сергей Васильевич ; Санкт-Петербургский гос. ун-т. СПб., 2005. - 22 с.

293. Скрипник A.B. Общественно-литературный фон повести «Записки сумасшедшего» Н. В. Гоголя Текст. : автореф. дис. канд. филол. наук : 10.01.01 / Скрипник Алена Владимировна; Томский гос. ун-т. Томск, 2008. - 25 с.

294. Трофимова И.В. «Вечера на хуторе близ Диканьки» Н. В. Гоголя: особенности сюжетосложения и символика цикла Текст. : автореф. дис. . канд. филол. наук : 10.01.01 / Трофимова Инна Владимировна; РГПУ им.

295. A.И. Герцена. СПб., 2001. - 21 с.

296. Хомук Н.В. Художественная проза Н. В. Гоголя в аспекте поэтики барокко Текст. : автореф. дис. . канд. филол. наук: 10.01.01 / Хомук Николай Владимирович; Томский гос. ун-т Томск, 2000. - 19 с.

297. Черниговская М.С. Риторический текст в «Петербургских повестях» Н.

298. B. Гоголя Текст. : автореф. дис. . канд. филол. наук : 10.01.01 / Черниговская Мария Семеновна; Бурятский гос. ун-т. Улан-Удэ, 2008. - 22 с.

299. Янбухтин И.Р. Философские аспекты творчества Н. В. Гоголя. Историко-философский анализ Текст. : автореф. дис. . канд. филос. наук : 09.00.03 / Янбухтин Ильгиз Ришатович; МГУ. М., 2000. - 22 с.

300. Янушкевич A.C. Особенности прозаического цикла 30-х годов и «Вечера на хуторе близ Диканьки» Н. В. Гоголя Текст. : автореф. дис. . канд. филол. наук : 10.01.01 / Янушкевич Александр Сергеевич; Томский гос. ун-т. Томск, 1971. - 24 с.

301. Справочные издания. Словари

302. Башуцкий, А. Панорама Санкт-Петербурга Текст. : в 3 ч. / А. Башуц-кий. СПб., Тип. вдовы Плюшар с сыном. - 1834. - Ч. 1. — 265 е.; ч. 2. -273 е.; ч. 3 -379 с.

303. Вазари, Д. Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих Текст. : в 5 т. / Д. Вазари; пер. и коммент. А. И. Бенедиктова. — М.: Изд. центр «Терра». С. 562-563.

304. Даль, В.И. Толковый словарь живого великорусского языка Текст. : в 4 т. / В.И. Даль; под ред. проф. И. А. Бодуэна де Куртенэ; репринт 3-го изд. 1903-1909. -М.: Прогресс, изд. фирма «Универс», 1994.

305. Родословие Н. В. Гоголя: Статьи и материалы Текст. / сост. и авт. вступ. ст. П. В. Михед. М.: AHO «Фестпартнер», 2009. - 336 с.

306. Самойленко, Г.В. Гоголь в XX веке. Европа, Средняя Азия и Закавказье: тематико-библиографический указатель Текст. / Г.В. Самойленко. — Нежин: Изд-во НГПУ им. Н. Гоголя, 2009. 481 с.

307. Славянские древности: Этнолингвистический словарь Текст. : в 5 т. / под общей ред. Н.И. Толстого.- Т. 1-4. М.: Изд-во «Международные отношения», 1995-2009.

308. Соколов, Б.В. Гоголь. Энциклопедия Текст. / Б.В. Соколов. М.: «Алгоритм», 2003. - 544 с. - (Серия «Русские писатели»).

309. Справочник личных имен народов РСФСР Текст. / A.B. Суперанская и др.; 3-е изд. М.: Рус. яз., 1987. - 654 с.

310. М. Фасмер; 2-е изд. М.: Прогресс, 1986.

311. Энциклопедический лексикон Текст. : т. 1-17. СПб.: Тип. А. Плю-шара, 1835-1841.1. Иностранные издания

312. Annales de la Petite-Russie, ou L'Historire des Casaques Saparogues et les Casaques de l'Ukraine Text. Paris, 1788.

313. Dictionnaire de definitions morales et philosophiques; extrait analise de L'Encyclopédie Text. Paris, 1818.

314. Fanger D. The Creation of Nikolai Gogol Text. Harvard, 1979. - P. 58-72.

315. Karpuk Paul A. Gogol's Unfinished Historical Novel «The Hetmán» Text. / Карпук, П.А. Незаконченный исторический роман Гоголя «Гетьман» // The Slavic and East European Journal. Vol. 35, - N 1 (Spring, 1991).

316. Kosschmal W. Gogol's «Portret» als Legende von der Teufelsikone // Wiener Slawistischer Almanach. Bd. 14/1984.

317. Leger Louis. Nicolas Gogol. Paris, 1914. - P. 123-124.

318. Setchkarev Vs. Gogol: His Life and Works. New York, 1965.

319. Stilman Leon. Nikolaj Gogol und Ostap Hohol // Dmitrij Tschizewskij zum 70. Geburtstag. Munih, 1966.