автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.01
диссертация на тему: Речь персонажа в художественной системе произведения

Полный текст автореферата диссертации по теме "Речь персонажа в художественной системе произведения"

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЙ УНИВЕРСИТЕТ

Стойкова Татьяна Александровна

РЕЧЬ ПЕРСОНАЖА Б ХУДОЖЕСТВЕННОЙ СИСТЕМЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ (роман М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита»)

Специальность 10.02.01 - русский язык

ДИССеТЭЦИИ НЗ СС1*СКЗНИ{5 ученей степени

На правах рукописи

/1

Автореферат

кандидата филологических наук

Санкт-Петербург - 2000

Диссертация выполнена на кафедре русского языка филологического факультета Санкт-Петербургского государственного университета

Научный руководитель ■

доктор филологических наук Д.М. Поцепня

Официальные оппоненты -

доктор филологических наук М.Б. Борисова

кандидат филологических наук Л.Д. Бугаева

Ведущая организация -

Российский государственный педагогический университет им. А. И.Герцена

Защита состоится <<*У » 2000 г. в __часов на

заседании Диссертационного совета К 063.57.34. ло защите диссертаций на соискание ученой степени кандидата наук в Санкт-Петербургском государственном университете по адресу: 199034, Санкт-Петербург, Университетская наб., д.11.

С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке имени А.М.Горького СПбГУ.

9 ^ . .С

Автореферат разослан « » 2000 г.

Ученый секретарь кандидат филологических

Диссертационного /9 наук

Совета К 063.57.34. А--—, Е.И. Варюхина

Ll) 5 (2U РЛ - Н будглк^л тгА • Si

Диссертационная работа посвящена рассмотрению речи персонажа в аспекте образа автора (авторской модальности). Такая направленность исследования отражает важнейшую современную проблему лингвистики - проявление личности в языке - и обусловливает его актуальность. Развитие теории художественной речи сопровождается непрерывностью научной мысли в поисках подходов к интерпретации образа автора -уникального смысла, вложенного художником актом творчества а его произведение (В.В.Виноградов, М.М.Бахтин, Т.Г.Винохур, М.Б.Борисова, Д.М.Поцепня, В.В.Одинцов, Н.А.Кожевников и др.).

С одной стороны, отмечается напряженный устойчивый интерес к мировидению художника слова в контексте актуальной проблемы языковой картины мира - концептуализации знаний о мире в языковых формах. С другой - антропоцентрический взгляд на язык, развитие лингвистики текста, прагматики выдвинули в центр современных лингвистических исследований говорящего человека, создателя текста, сформировали понятие языковой личности, эстетическим преломлением которой выступает говорящий герой и творящий его автор.

В этой связи представляется плодотворным оживление стилистического изучения речи персонажа как компонента авторского образа мира и как конкретной языковой личности в художественной системе произведения. Предлагаемый в диссертации подход к изучению речи персонажа исходит из идеи В.В.Виноградова, который считал отправным моментом в изучении

языка художественного произведения индивидуальную речевую структуру, определяемую Ю.Н.Карауловым как языковая личность.

Цель исследования:

- охарактеризовать речь персонажа как компонент художественной системы текста, организованной образом автора и отражающей авторскую картину мира.

Цель определила следующие задачи исследования:

1. описать языковую личность персонажа в единстве когнитивного и прагматического аспектов, выявив речевые формы выражения его индивидуальной картины мира.

2. выявить композиционно-речевые средства выражения авторского оценочного отношения к персонажу;

3. на основе смыслового сопряжения авторской модальности и картины мира персонажа выявить ценностные категории мировидения автора;

4. определить роль речи персонажа в становлении эмоционально-образного содержания произведения и формировании его стилистического облика.

Новизна исследования определяется интерпретацией речи персонажа в аспекте языковой личности и в соотношении с авторской картиной мира; разработкой принципов анализа художественного текста для решения поставленной проблемы, а также конкретными наблюдениями, углубляющими и уточняющими концептуальное содержание романа, раскрывающими его композиционно-речевое и стилистическое своеобразие.

Таким образом, предметом исследования является эстетическая организация языковой личности персонажа как фрагмента авторской картины мира.

В качестве объекта исследования избрана речь персонажей эомана М.А.Булгакова «Мастер и Маргарита». Обращение к этому 1роизведению определяется прежде всего его значимостью в мировой культуре, а также недостаточной изученностью идиостиля И.А.Булгакова.

Выбор для диссертационного исследования речи Воланда, Бегемота, Ивана Бездомного обусловлен ролью этих персонажей 8 эаскрытии авторского замысла, в движении концептуальных смыслов и в оформлении стилевых черт романа.

Исследование выполнено в рамках стилистического метода. В основе метода лежит:

1) семантико-стилистический анализ, который выявляет ;оотношение конкретной семантики речевых единиц и их :тилистических функций;

2) системный подход к речевым фактам.

Анализ учитывает категории и положения прагмалингвистики теория речевых актов) и категории текста (связность, целостность, авторская модальность).

Содержание основных понятий раскрывается с опорой на чсследование А.Вежбицки, Дж.Серля,Т.В.Булыгиной,Т.В.Падучевой, 1. Р. Гальперина.

Теоретическая значимость работы заключается в том, что 1ывляются общие закономерности и конкретные речевые формы 1заимодействия речи персонажа с авторским повествованием и >ечевыми партиями других персонажей, в результате чего (ысвечивается значимость речи персонажа как фрагмента юторской картины мира.

Практическая значимость определяется возможностью ^пользования результатов исследования в теоретических курсах

стилистики, теории художественной прозы, спецкурсах, посвященных творчеству и идиостилю М.Булгакова.

Апробация работы. Основные положения диссертационного исследования были представлены в докладах на ежегодной международной конференции гуманитарного факультета Даугавпилского педагогического университета (Латвия, Даугавпилс, 1995), на международном X осеннем семинаре «Язык и человек (прагматический аспект исследования языка)» (Эстония, Тартуский государственный университет, 1998), на XXIX межвузовской научно-методической конференции преподавателей и аспирантов (Санкт-Петербургский государственный университет, филологический факультет, 2000).

Структура работы: диссертационное исследование состоит из введения, трех глаз, заключения и списка библиографии.

СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ Во Введении обосновывается тема диссертации, дается общая характеристика работы: определяется актуальность, предмет, объект, цели и задачи, новизна, теоретическая и практическая значимость исследования.

Глава !. Языкоеая личность Воланда в авторской картине мирз состоит из трех разделов. Во Вводных замечаниях обобщаются существующие в научной литературе концепции образа Воланда.

В первом разделе Когнитивный аспект языковой личности Воланда анализируется картина мира персонажа, связанная с важнейшими мотивами романа: дома-антидома, добра и зла, света и покоя, инобытия и веры, творчества и бессмертия.

Развитие мотива смерти в речи Воланда раскрывает чдеалистическую концепцию: бытие, которое включает земную к и з н ь человека, смерть как предел жизни на земле и и н о -5 ы т и е , которое открывается после смерти тем, чья душа способна и готова к совершенствованию, к постижению истины; н е б ы т и е как бесследное исчезновение для тех, в чьей душе нет зеры и сомнения. Эти смыслы в высказываниях Воланда :оотносятся с образами света и покоя, символическое содержание сотсрых формируется во взаимодействии речи Воланда со всей структурой романа: свет как Абсолют, совершеннейшая сфера чнобытия, покой как сфера инобытия, с которой связана полнота кизни, творчества, любовь. Мотиву смерти сопутствует и ,тверждение высшей иррациональной силы, предопределяющей :удьбу человека и законы мироздания.

Включение в языковую картину мира Воланда концептуальной тексики добро и зло отражает амбивалентность этических основ эытия как одну из ведущих философских идей романа, вынесенную з эпиграф.

Онтологическую основу картины мира Воланда составляет зневременное абсолютное детерминированное знание не только ;удеб людей, но и судеб мира и принципов мироустройства. Суть зсезнания заключается в способности охватить одновременно и во ззаимосвязи события и явления, соотносимые в языковом сознании ; планом прошлого, настоящего и будущего. Наиболее очевидным эбразом всезнание Воланда проявляется в грамматической :емантике глагольных форм будущего времени. В этих формах в высказываниях Воланда актуализируется признак непременности, збязательности осуществления факта или действия, соотносимого с планом будущего, и они лишены характерной для их узуального

употребления модальности сомнения, допущения, предположительности. Ср.: Воланд- Берлиозу: "Вы умрете другой смертью. Вам отрежут голову";"/.../ поверьте хоть в то, что дьявол существует! /.../на это существует седьмое доказательство /.../. И вам оно сейчас будет предъявлено1'.

Всезнание Воланда обусловливает отвлеченный,

обобщенный характер восприятия явлений и событий. Обобщающий характер суждений Воланда определяется сочетанием лексического значения и грамматической семантики форм - числа существительных для выражения обобщения понятия, глаголов несовершенного вида в обобщенно * фактическом значении, кратких прилагательных в предикативной функции, местоименных слов с обобщающим значением. Некоторые высказывания тяготеют к афористичной емкости и лаконичности: "/.,./ люди как люди /.../ квартирный вопрос только испортил их"; "Рукописи не горят"; другие имеют характер сентенций в силу дидакгичности их содержания: "/.../ каждому будет дано по его вере".

Всезнание Воланда определяет и авторитарность его личности. Она проявляется в категоричности суждений, которая передается: 1)частотным употреблением краткой формы прилагательного, обладающей интенцией с высокой степенью категоричности определять явления и события; 2)модальными значениями долженствования, необходимости, возможности /невозможности, которые формируются модальными глаголами в безличной функции (требуется, полагается, придется), предикативами (надо, не надо, нужно, нельзя, невозможно), предикативными прилагательными (должен, нужен). Ср. утверждение Воланда о существовании Иисуса: "А не надо никаких

точек зрения!"; "И доказательств никаких не требуется". Нередко категоричность подчеркивается отрицательными местоимениями и наречиями. Прагматический смысл суждений с указанной модальностью - детерминировать поведение других, внушив им свои, единственно верные представления о мире.

Во втором разделе Прагматический аспект языковой личности Воланда анализируется речевое выражение эмоционального тона высказываний Воланда и волюнтативной макроинтенции.

Эмоциональной доминантой речи Воланда выступает ирония, что обусловлено сущностью персонажа, его концепцией мира и авторитарностью. Насмешливо-иронический тон складывается в диалогах на основе эстетически значимых нарушений коммуникативных постулатов и общего принципа кооперации. Нарушение обусловлено несоизмеримостью всезнания Воланда с ограниченным мировидением реальных земных персонажей. Ср.: Воланд - буфетчику Сокову: "Вы когда умрете?". В выражении иронии особенно значимыми оказываются единицы речевого этикета, характерные для вежливого общения и частотные в речи Воланда, но не соответствующие истинному его отношению к собеседникам и ситуации общения. Ирония, как правило, составляет скрытый для собеседника эмоциональный план. В создание насмешливо-иронического тона включаются проявления лексической экспрессии, обыгрывание фразеологизмов переселиться в другой мир, места не столь отдаленные, сыграть в ящик, сниженные контексты употребления концептуальной лексики добро, милосердие.

Речи Воланда свойственна и другая эмоциональная окраска. Грубо-фамильярный тон в диалогах с инфернальным котом Бегемотом проявляется на основе употребления разговорно-

просторечной экспрессивной лексики, бранных слов, сниженной фразеологии. Применение подобных речевых средств отражает мотив карнавальной игры как явления низовой площадной культуры, связывая этот мотив с образом Воланда.

Приподнятый тон речи Воланда при общении с Маргаритой выражает отношение к нравственным качеством, которые открылись в героине. Как значимое стилистическое средство создания тона выступают экспрессивные синтаксические конструкции, вопросы с синтаксическим параллелизмом и лексическими повторами. Лирическая окраска речи Воланда в сцене прощания с Мастером и Маргаритой, возникающая на основе восклицательных предложений, синтаксического параллелизма предложений с анафорой, лексических повторов, определительной конструкции кто... тот, сближает высказывания персонажа со стилем авторских лирических отступлений - в финале голос Воланда сливается с голосом автора.

Картина мира Воланда, всезнание и авторитарность личности предопределяют характер основной интенции его речи. Основу волюнтативной макроинтенции составляют волеизъявления. Прямые директивные волеизъявления (приказы, распоряжения, поручения, требования, предупреждения), переданные императивами и адресованные свите, утверждают статус Воланда как повелителя, иерарха. Побудительные высказывания (рекомендации, предложения, советы с разными смысловыми оттенками, разрешения, запреты), как правило в прямой, реже -косвенной форме, обращенные к земным персонажам, свидетельствуют о праве личности влиять на сознание и волю других, определять и направлять их поступки. При этом косвенная форма выражения побуждения либо вуалирует, смягчая,

авторитарность Воланда, либо связана с проявлением игры в его речевом поведении.

В отдельных параграфах третьего раздела Авторская оценка Воланда анализируются композиционно-речевые средства выражения авторской модальности в повествовании, ремарках и описании.

Оценочная позиция автора характеризуется неоднозначностью и формируется в сложной полисубъектной структуре повествования в ходе композиционно-речевого развертывания текста.

Двухсубъектные контексты повествования с несобственно-прямой речью о событиях на Патриарших содержат негативную оценку Воланда: "страннейший завтрак у покойного философа Канта", "дурацкие речи про подсолнечное масло и Аннушку", "вовсе не улыбалась мысль караулить сумасшедшего немца ". Эти оценки соотносятся с модальным планом редактора и поэта и не могут разделяться автором, т.к. авторское отношение к литераторам определяет ирония, которая характеризует и отношение к ним Воланда.

Эстетическая значимость наложения субъектно-модальных сфер автора и персонажа проявляется в том, что авторская оценка Воланда подменяется оценками персонажей. Возможно, автор уклоняется от оценки или ведет игру с читателем, который не заметил многослойности повествования. Таким образом, полисубъектная структура текста со свободным скольжением субъектных планов от автора к персонажу усложняет интерпретацию авторского отношения к Воланду. Выявление авторской модальности затрудняется в связи с тем, что Воланд изображается через оценочное восприятие других героев романа.

В ремарках изображается мистификация, игра Воланда с персонажами, которые его не «узнали». Именования "неузнанного" Воланда, с одной стороны, номинируют маски, которые надевает на него автор, с другой - отражают восприятие Воланда собеседниками (Берлиозом, Бездомным, Лиходеевым, Соковым): иностранец, заграничный гость, иноземец, профессор, полоумный немец, сумасшедший немец, больной, визитер, артист, гастролер, иностранный маг, черный маг. Воланд разыгрывает своих собеседников, автор тоже играет с персонажами и читателем, поддерживая лицедейство Воланда. В основе этой общности речевого поведения - атмосфера смеха, карнавальное мироощущение.

Постепенное углубление смысловой перспективы образа высвечивает семантико-етилистический анализ авторских описаний персонажей.

Речевое воплощение мотива асимметричности облика Воланда вскрывает амбивалентную сущность персонажа, которая связана прежде всего с эстетическим преобразованием семантики прилагательных, создающих образ глаз. Прилагательные пустой и черный, включенные в состав развернутого сравнения пустой и черный, вроде как узкое игольное ухо, как выход в бездонный колодец всякой тьмы и теней на основе общей отрицательно-оценочной коннотации развивают обобщенно-символический план 'лишенный жизненной творящей силы'. Этот смысл вводит образ хаоса и поддерживается традиционным пониманием черного как небытия, хаоса, зла, ада, а также образом сравнения бездонный колодец всякой тьмы и теней, который в художественной системе романа связан с изображением зла. Мерцающая в экспрессивной семантики образа правый с золотой искрой на дне (о глазе) идея

просветления души человеческой, отраженная в ассоциативных мифологических смыслах эпитета золотой, соотносится, как и идея хаоса, с образом Воланда, усложняя его концептуальный смысл, выявляя амбивалентный характер.

В дальнейшем в символических линиях осмысления образа Воланда отражается эсхатологическая идея бренности земного существования и вечности времени. Надмирность Воланда подчеркивается в финальном описании ночного полета: герой сливается с картиной мироздания, становится ее частью: пунные цепочки, глыба мрака, туча, белые пятна звезд. В единстве контрастных образов света и тьмы раскрывается амбивалентная суть Воланда, воплощающего иррациональную силу в мироздании, высший закон бытия. В этой связи значимо расподобление героя с человеческим обликом.

Освещение речи персонажа авторской модальностью выявляет неоднозначность оценок, оставляя открытой позицию автора. Однако при неоднозначности оценок эксплицируется объективный характер высшей силы, предопределяющей судьбы людей и мира. Трансцендентная сущность Воланда непостижима человеческим сознанием, но сам Воланд в художественном мире романа наделен магической привлекательностью, что отражается в поэтизации образа героя.

Глава II. Языковая личность Ивана в авторской картине мира. Во Вводных замечаниях обобщаются существующие концепции образа Ивана, который рассматривается исследователями в контексте мотивов ученичества, дома -антидома, творчества.

Личность Ивана дана в эволюции. Она проявляется в изменении мировдзрения Ивана: атеизм и идеологические догмы

нового времени сменяются допущением идеалистической концепции бытия, существования бога и дьявола, признанием таинственного ирреального начала в мире. Определяющими для становления качественно иного мировосприятия становятся встреча Ивана с иностранным консультантом на Патриарших и беседы с Мастером в сумасшедшем доме. Духовное преображение непосредственно проявляется в речи персонажа.

В разделе Отражение тоталитаризма и атеизма в речевом поведении Ивана Бездомного анализируется исходная картина мира пролетарского поэта. Она представлена идеологемами интеллигент, вредитель, кулачок, злодей, русский эмигрант, которые содержат инвариантную сему 'чужой', отрицательную оценочную коннотацию и формируют в классовом сознании Ивана образ врага. Идеологическая оппозиция 'свой' - 'чужой' определяет отношения поэта с окружающим миром. Образ врага непосредственно соотносится с иностранным консультантом. Ср. суждения о нем Ивана:" /.../ он не интурист, а шпион. Это русский эмигрант, перебравшийся к нам"; "Иностранный консультант, профессор и шпион\".

Высказывания Ивана, как и его поступки до встречи с Мастером, отражают стереотипы поведения, детерминированные тоталитарно-общественным устройством. Преданное служение государственной идеологии, классовая бдительность, резкое неприятие инакомыслия определили волюнтативную макроинтенцию речи персонажа. Ее формируют побудительные высказывания-требования, негативно-оценочные суждения, бранные характеристики, окрашенные эмоциями гнева, злобы, раздражения. Ср. высказывания Ивана Воланду: "Признавайтесь, кто вы такой?"; "Не притворяйтесь!"; "Вы - убийцы и шпион!";

Коровьеву: "Эй, гражданин, помогите задержать преступника!" в "Грибоедове": "Ловите же его немедленно /.../!" и др.

Стилистически сниженная речь, насыщенная разговорно-просторечной лексикой, характеризует и речевую культуру, и внутренний мир поэта Бездомного.

В разделе Динамика языковой личности Ивана показывается начало эволюции персонажа: постепенное освобождение сознания Ивана от идеологической зашоренности меняет содержание, характер оценок и стилистическую окраску его речи. Это проявляется в новом отношении к иностранцу: в его номинациях актуализируется признак 'таинственный' (загадочный консультант, маг, личность незаурядная и таинственная на все с то); в новой эценке своего стремления "изловить консультанта" (дикая петрушка, глупейшая буза, нелепая погоня); в критическом взгляде на свое творчество (стихи плохие, чудовищны, стишки); в циалогизированных развернутых монологах, обнаруживающих :пособность самостоятельно мыслить; в исчезновении сниженной пексики, грубой экспрессии и волюнтативных требований; в нарастании вопросительных высказываний, формирующих новую, юзнавательную, интенцию речи.

В свете эволюции героя проявляется глубинный смысл его эезумия как духовного прозрения, приближения к истине.

Новый этап в эволюции героя раскрывает в эпилоге связь речи Аваиа, бывшего поэта, а ныне профессора с лейтмотивным эбразом пуны. Самохарактеристика Ивана жертва луны ;оотносится со смысловыми планами символического образа луны - знака преображения, восхождения к истине, непостижимой в >емных пределах, смятения и страдания души, лишь на миг »прикоснувшейся с тайной иных миров и утратившей их.

В третьем параграфе Эволюция героя в оценках автора прослеживается изменение авторской модальности, освещающей образ Ивана. Это проявляется в изменении принципов изображения героя и смене его номинаций в авторском повествовании.

Ироническое изображение поэта Бездомного в начале романа строится на стилистических контрастах в авторском повествовании, на вкраплении в него несобственно-прямой речи персонажа и дистанцирует автора от героя, представляющего тоталитарную модель общества. Мировоззрение поэта отражается во внутренней форме псевдонима Бездомный.

О принятии автором преображающегося Ивана свидетельствуют связанные с образом библейские ассоциации, которые вводят в контекст повествования эпитеты прежний, старый, ветхий - новый Иван; номинации юноша, Иванушка, поэтизирующие образ, авторское комментирование речи героя, передающие гармонизацию его личности (сказал радостно, посветлел, с грустью и с каким-то тихим умилением проговорил, задушевно попросил); связь речи Ивана и шире - образа Ивана с символом луны, с которым в структуре романа соотносятся все персонажи, вступающие на путь духовного постижения истины .

Композиционная роль образа Ивана, который вводит в текст "библейскую" главу "Казнь", экспрессивно-стилистическое сближение речи Ивана в финале и авторских лирических отступлений свидетельствуют о слиянии голоса героя и автора и значимости языковой личности Ивана в авторской картине мира.

Освещение эволюции героя авторской модальностью выявляет важные грани мировидения автора: допущение идеалистической концепции бытия, жажду истины и понимание ее иррациональной природы, стремление к познанию иных миров.

В третьей главе Языковая личность Бегемота в авторской картине мира во вводных замечаниях характеризуется структура образа инфернального кота, в которой выделяются три модификации: Волшебный Кот - Толстяк - Демон-паж.

В разделе Соотношение когнитивного плана Бегемота с мировидением Воланда прослеживается реализация в высказываниях Бегемота важнейших мотивов романа - милосердия, смерти, света и тьмы, добра и зла, проходящих и через речь Воланда. Буффонада, розыгрыши, сопровождающие эти мотивы, их профанация направлены на переосмысление ценностей обыденного человеческого сознания.

Романтическое слово, оформляющее в сцене ареста Бегемота гему смерти в обращении к Азазепло, воспринимается как тародийное. Профанируя смерть, Бегемот разрушает скорбный татетический тон, тем самым отрицая отношение к смерти как к <онцу жизни и отражая важнейший аспект мировидения Воланда.

Соотношение позиции Бегемота с дуалистической концепцией цобра и зла Воланда проявляется в сцене шахматной партии, в дентре которой - ситуация шаха белому королю. На основе ззаимодействия авторского повествования и диалога персонажей Воланда и Бегемота) формируется символический план шахматной 1гры, в котором ассоциативно оживает мифологическое эсмысление белого и черного цветов, связанное с мотивом света и гьмы и соответсвенно добра и зла. Разрушая партию шутовским юведением, Бегемот, по сути, устраняет ложное противостояние, юдчеркивая его повтором реплики: "/.../ шаха королю нет и быть не ложет" - "/.../ шах признается недействиетльным". Тем самым ¡ысвечивается философская позиция Бегемота, которая состоит в >трицании прямого противостояния света и тьмы, добра и зла.

В разделе Игровое начало как макроинтенция социальных ролей Бегемота анализируются речевые средства разыгрываемых Котом социальных типов.

В московских сценах в перевоплощениях Бегемота отражается, как правило, этически низкий тип речевого поведения. В социальных масках Кота узнаются и чиновники, и нагловатый обыватель, и циничный хулиган.

Высказывания Бегемота, выступающего в роли мелкого служащего, ориентированы на типологические средства канцелярского стиля: нэ какой предмет, сим удостоверяю, бумага не действительна, перевозочное средство и др. Включение разговорных элементов в авторское комментирование создает комический эффект, обнажая игру.

Роли хулигана, напавшего на финдиректора Варьете Варенуху, нагловатого посетителя учреждения и валютного магазина поддерживаются использованием сниженной и бранной лексики, фразеологии, разговорных клише (паразит, нипочем; я, кажется, русским языком спрашиваю и др.). Подобные речевые средства определяют развязно-фамильярный тон или грубую агрессию речи Бегемота.

Объектом игры Кота в диалогах с инфернальными персонажами становятся речевые формы публицистического стиля делать героические попытки, чувство долга побороло наш постыдный страх, променять свободу на тягостное ярмо; книжные обороты научной речи относительно последнего, отнюдь не, такие ... как; арсенал риторических приемов публичной полемики, которые контрастируют со сниженно-бытовыми ситуациями, разыгрываемыми Котом и его инфернальными собеседниками (Воландом, Коровьевым, Азазелло).

В третьем разделе Авторская оценка образа Бегемота эаскрывается неоднозначность отношения автора к персонажу. Оно эбусловленно тройственной природой образа и проявляется в зкспрессивно-стилистической окраске авторского повествования, в сарактере эмоционального тона. Добродушая насмешка, юмор доминируют в изображении Волшебного Кота. Такая модальность строится на стилистическом контрасте разговорных и книжных элементов. Юмор, сопутствующий образу Волшебного Кота, зтражает радостное миросозерцание, карнавальную игру как грань авторского мировидения. Образ Толстяка, надевающего, по воле автора, социально непривлекательные личины, сатирически заострен и отражает неприятие отрицательных черт общественного /стройстза и социальной личности.

Образы Толстяка и Волшебного Кота контрастируют с окрашенным лиризмом образом Демона-пажа, который появляется з конце романа. Поэтизация этого образа средствами романтической стилистики передает авторскую оценку игровой сущности Бегемота и отражает принятие автором мистической ирреальной силы, существующей в мире.

В Заключении исследования обобщаются основные выводы. Являясь неотъемлемой частью создаваемого мира, речь персонажа выступает существенным компонентом художественной системы произведения: она участвует в формировании эксплицитных и имплицитных смыслов, определяющих эмоционально-образное содержание произведения; взаимодействует с авторским повествованием и включается в него как «чужое» слово, что приводит к экспрессивно-семантическому осложнению контекста; соотносится с речевыми партиями других персонажей, оттеняя ту или иную точку зрения на события и оценки в творимом художником

мире, освещается авторской модальностью, сближаясь с голосом автора или контрастируя с ним; наконец, обусловливает стилистический облик произведения.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:

1. Стилистика гротеска в романе М.Булгакова «Мастер и Маргарита» (мотив превращений)// Язык - 1995.V Научные чтения. Даугавпилс, 1996. С. 12-20.

2. Механизмы и речевые средства создания эмоционального тона высказываний Воланда (роман М.Булгакова «Мастер и Маргарита») //Труды по русской и славянской филологии. Лингвистика. Новая серия П. Тарту, 1999. С.223- 230.

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Стойкова, Татьяна Александровна

Введение.

Глава 1. Языковая личность Воланда в авторской картине мира.20 Вводные замечания. Концепции образа Воланда в научной литературе.

1. Когнитивный аспект языковой личности Воланда.

§1. Отражение принципов мироустройства в мотиве смерти

§2. Концептуальная лексика добро — зло, свет, покой в картине мира Воланда.

§3. Речевое выражение всезнания.

1) Грамматическая семантика временных глагольных форм.

2) Предсказание смерти.

3) Семантика обобщенности.4Л

§4. Речевое выражение авторитарности.

1) Краткие формы имени прилагательного.

2) Выказывания с модальными значениями долженствования, необходимости, возможности/невозможности.

2. Прагматический аспект языковой личности Воланда.

§1. Эмоциональный тон высказываний и его речевое выражение

1) Ирония как доминанта эмоционального тона.

2) Грубо-фамильярный тон как проявление игры.

3) Торжественно-приподнятый тон.

4) Лирический тон, идущий от автора.

§2. Речевое выражение волюнтативной макроинтенции.

3. Авторская оценка образа Воланда.

§1. Речевое выражение оценки в повествовании.

§2. Речевое выражение оценки в ремарках.

§3. Речевое выражение оценки в описании.

Выводы.

Глава II. Языковая личность Ивана в авторской картине мира. 103 Вводные замечания: Интерпретация образа Ивана в научной литературе.

1. Отражение тоталитаризма и атеизма в речевом поведении Ивана Бездомного.

§1. Исходная картина мира поэта Бездомного и её речевое выражение.

§2. Речевое выражение волюнтативной макроинтенции.

2. Динамика языковой личности Ивана.

§1. Начало эволюции героя и её речевое проявление.

§2. Становление идеалистической концепции мироустройства и изменение субъективной модальности высказываний.

§3. Речевое выражение познавательной интенции.

3. Эволюция героя в оценках автора.

4. Образ луны в речи персонажа и художественной системе произведения.

Выводы.

Глава 3. Языковая личность Бегемота в авторской картине мира 152 Вводные замечания: Структура образа Бегемота.

1. Соотношение когнитивного плана высказываний Бегемота с мировидением Воланда.

§1. Мотив милосердия.

§2. Мотив смерти.

§3. Мотив света и тьмы (добра и зла).

2. Игровое начало как макроинтенция социальных ролей Бегемота.

§1. Речевые маски Бегемота в московском сюжете.

§2. Речевые маски Бегемота в инфернальном мире.

3. Авторская оценка образа Бегемота.

Выводы.

Введение диссертации2000 год, автореферат по филологии, Стойкова, Татьяна Александровна

Изучение речи персонажа имеет давнюю традицию. Направленность исследований определялась, с одной стороны, состоянием стилистики художественной речи, с другой — развитием лингвистической науки, актуальностью тех или иных проблем на разных временных этапах.

В 50-60-е годы речь персонажа исследуется прежде всего как составляющая его образа: описываются речевые особенности, прежде всего словарь персонажа, с точки зрения стилистической окраски, а также приемы речевой выразительности. Анализ социального разноречия изображаемой среды непосредственн: связывался с типизацией речи персонажей, представляющих разные социальные слои. Отсюда особый интерес к стилистическим функциям характерологических средств — диалектных, разговорно-просторечных речевых единиц, жаргонизмов, профессионализмов, передающих колорит среды и типичные особенности речи ее представителей (Старикова 1957; Васильев 1958; Мурзин 1960; Гавриленко 1971; Дмитриев 1977; Сидорова 1985 и др.). В тех же исследованиях наряду с речевыми средствами типизации анализируются приемы индивидуализации речи персонажа, отражающие особенности его характера.

Параллельно складывается новое направление в изучении речи персонажа, которое было обусловлено активным изучением живой разговорной речи носителей литературного языка (Шведова 1960; Сиротинина 1974; Лаптева 1976; Шмелев 1977; Разговорная речь. 1983; Земская 1991). Системное описание разговорной речи на основе записей устного непосредственного общения в сопоставлении с системой функциональных стилей, выявление ее типологических особенностей поставило перед исследователями вопрос о степени и характере отражения живой разговорной речи в художественном тексте. В центре внимания оказались принципы создания речи персонажа, которая рассматривалась как эстетически преобразованная разговорна! речь. В научной литературе сложились две точки зрения на эту проблему.

1) Речь персонажа является стилизацией разговорной речи (Виноградов 1963; Кожевникова 1971; Сиротинина 1974; Виноградова 1979; Рябова 1980; Кромер 1988). Стилизация направлена на то, чтобы произвести впечатление подлинности, что достигается эффектом разговорности — отбором и включением тех или иных черт разговорной речи и приемами их организации.

2) Речь персонажа представляет типизацию живой разговорной речи, т.е. отражает не случайные, а типологические ее особенности: устную форму, диалогичность, спонтанность, ситуативную обусловленность, творческий характер, экспрессивность (Ковтун 1969; Лигута 1976).

Поскольку речь персонажа находит непосредственное воплощение прежде всего в диалоге, то исследуется соотношение художественного диалога с диалогической разговорной речью (Винокур 1977; Полищук, Сиротинина 1979; Борисова 1995). При этом подчеркивается, что элементы естественной разговорной речи, особенности живого диалога в художественном диалоге претерпевают эстетические преобразования, наделяются эстетической функцией, а поэтому все различия объясняются принципиальным пониманием художественного диалога как эстетически организованной образом автора речи.

В 70-е годы художественный диалог становится предметом самостоятельного изучения и вне сопоставления с живой разговорной речью, так как возрастает научный интерес к проблемам строения диалогической речи, речевого сцепления реплик и оформления диалогического целого. Этот круг общетеоретических вопросов связан прежде всего с изучением языка драмы.

Интенсивное развитие теории художественной речи поставило перед исследователями вопрос о связи речи персонажа с центральной проблемой стилистики художественной речи — образом автора. Фундаментальная задача реконструкции образа автора на основании анализа его произведений была выдвинута в трудах В.В. Виноградова, который ввел в научный обиход л термин «образ автора» (Бонецкая 1986: 10). Концепция образа автора как «концентрированного воплощения сути произведения» (Виноградов 1971: 118) обосновывалась в трудах исследователя, подкреплялась стилистическим анализом конкретных текстов (Виноградов 1956; 1963; 1971; 1980). Индивидуально-речевая структура произведения в соотношении и взаимодействии форм и типов речи отражает образ автора.

Эта категория, считает ученый, объединяя систему речевых структур повествователя и персонажей, проявляясь во взаимодействии субъектных планов повествования в форме «сложных, противоречивых соотношений между авторской интенцией /./ и ликами персонажей» (Виноградов 1980: 203), обеспечивает эстетическую целостность художественного текста.

Начатое в работах В.В. Виноградов изучение речи персонажа как элемента образа автора в последующих исследованиях связывается с проблематикой выделения субъектно-речевого плана персонажа, композиционных форм и способов введения слова персонажа («чужого» слова) в авторское повествование. Таким образом, формируется еще один подход к анализу речи персонажа и ее взаимодействия с авторской речью. В рамках этого аспекта ка:; самостоятельная проблема выделяется категория несобственно-прямой (несобственно-авторской) речи, которая приобретает особую эстетическую значимость в реалистической прозе. Обращение к несобственно-авторской речи позволяет автору предельно приблизиться к сфере речи и сознания героя, раскрыть диалектику души героя. Наряду со стилистическими функциями, ее ролью в реализации образа автора, изучаются и структурные типы несобственно-авторской речи (Ковтунова 1956; Старикова 1957; Соколова 1968; Глушкова 1969; Демидова 1976; Рыжова 1991; Кожевникова 1994).

В силу сложившейся в художественной литературе XX века тенденции к субъектной многоплановости текста значительно усложняются способы композиционно-речевого построения художественного текста, соотношения речи автора и персонажа, Одной из главных черт литературного процесса, обусловленных эволюцией и сменой типов повествования в русской литературе Х1Х-ХХ веков, по наблюдениям Н.А. Кожевниковой, является вытеснение авторского повествования несобственно-авторским. Этот тип повествования рассматривается как промежуточное звено между авторским повествованием и композиционно-речевой формой сказа (Кожевникова 1994).

Сказ как повествование от лица рассказчика, представляющего особый персонаж, составляет объект отдельного изучения в стилистике художественной прозы, опирающегося на классические работы Б. Эйхенбаума, В.В. Виноградова, М.М. Бахтина, В. Шкловского. Субъектная многоплановость художественной прозы определяет тенденцию образования сказовых форм, отличных от сказа. В связи с этим встает проблема типологии сказовых форм в художественной прозе (Бонецкая 1985; Кожевникова 1994; Сепик 1990).

По-своему проблема соотношения образа автора и персонажа поставлена в классических монографиях М.М. Бахтина (Бахтин 1975; Бахтин 1979). По мысли исследователя, «говорящий человек в романе — всегда в той или иной степени идеолог, а его слово всегда идеологема» (Бахтин 1975: 146). Персонаж — выразитель определенной идеологической позиции, которая проявляется в его поступках и действиях. Автор как носитель напряженно активного единства завершенного целого включает и сознание, и мир своего героя. Соотношение позиций автора и героя проявляется в эстетической реакции автора на героя, в «видении героя как целого, в структуре его образа» (Бахтин 1979: 10-13).

Концепция художественной речи в работах Б.А. Ларина (Ларин 1974) определила семантическое (и соответственно лексикографическое) направление в изучении стиля писателя — через системное изучение его словоупотребления, обусловила новые акценты в изучении речи персонажа, особенно ярко проявившееся в исследованиях М.Б. Борисовой, посвященных русской драматургии (Борисова 1970; Борисова 1972; Борисова 1977; Борисова 1998).

Одна из центральных проблем этих работ — выявление системы ценностей автора, его эстетической позиции через пристальное изучение слова в структуре художественного диалога. Основное внимание уделяется средствам смысловой двуплановости и многоплановости диалога: семантической осложненности слова в соседних репликах разных персонажей, видам семантической связи реплик, семантическим преобразованиям слов-лейтмотивов, выражающих в речевых партиях персонажей разные идеологические позиции. Именно смысловая двуплановость диалога, речи персонажа в драме обусловливает разные виды подтекста — имплицитные смыслы, в которых и проявляется субъектно-модальный план автора, его концептуальная позиция (Борисова 1995).

Изучению эстетической позиции автора в драме (в смысловой структуре диалогической речи персонажей) посвящены и другие исследования (Одинцов 1977; Винокур 1977; Винокур 1979).

Поиски новых принципов интерпретации образа автора и речи персонажа как его составляющей обусловлены развитием современной научной мысли.

С одной стороны, отмечается напряженный устойчивый интерес к мировидению художника слова в контексте актуальной проблемы языковой картины мира — концептуализации знаний о мире в языковых формах. С другой — антропоцентрический взгляд на язык, развитие лингвистики текста, прагматики выдвинули в центр современных лингвистических исследований говорящего человека, создателя текста, сформировали понятие языковой личности, эстетическим преломлением которой выступает говорящий герой и творящий его автор (Золотова 1998; Полищук 1999).

В этой связи представляется плодотворным оживление стилистического изучения речи персонажа как компонента авторского образа мира и как конкретной языковой личности в художественной системе произведения.

Предлагаемый в диссертации подход к изучению речи персонажа исходит из идеи В.В. Виноградова, который считал отправным моментом в изучении языка художественного произведения индивидуальную речевую структуру, определяемую Ю.Н. Карауловым как языковая личность.

Ю.Н. Караулов предлагает изучение языковой личности, т.е. субъектно-речевого плана персонажа, и соотнесение ее с целостным художественным образом персонажа, что ведет к более глубокому пониманию образа автора (Караулов 1987: 33-35). Языковая личность рассматривается исследователем в русле развития важнейших идей В.В. Виноградова. Языковая личность» — «многокомпонентный, структурно упорядоченный набор языковых способностей, умений, готовностей производить и воспринимать речевые произведения» (Караулов 1987: 71). Модель языковой личности строится на основе высказываний персонажа, извлеченных из художественного произведения, при этом учитываются все типы речи: прямая (внешняя и внутренняя), несобственно-прямая, косвенная. Изучение языковой личности персонажа предусматривает анализ трех уровней: семантико-грамматического (единицы — слова, словосочетания, предложения), тезаурусного, или когнитивного (единицы — понятия, идеи, концепты), мотивационног^ или прагматического (единицы — коммуникативные потребности). Когнитивный план отражает систему ценностей персонажа, его представления о мире; прагматический — предопределенные картиной мира персонажа интенции, мотивы и цели его речевого поведения; семантико-грамматический уровень (или ассоциативно-вербальная сеть) выступает как речевая форма выражения когнитивного и прагматического уровней. Трехуровневая модель языковой личности положена в основу ряда современных исследований художественных текстов (Караулов 1997; Караулов 1992; Елизарова 1999 и др.).

В соответствии с изложенным обоснованием темы исследования подчеркнем его актуальность, которая определяется непрерывностью научной мысли в поисках подходов к интерпретации образа автора — уникального смысла, вложенного художником актом творчества в его произведение.

Актуальность рассмотрения речи персонажа в аспекте авторской модальности (образа автора) проявляется также в том, что образ автора выступает как часть важной современной проблемы проявления личности в языке.

Актуальность поставленной проблемы отражается в главной цели исследования: охарактеризовать речь персонажа как компонент художественной системы текста, организованной образом автора и отражающей авторскую картину мира.

Цель определила следующие задачи исследования:

1. описать языковую личность персонажа в единстве когнитивного и прагматического аспектов, выявив речевые формы выражения его индивидуальной картины мира;

2. выявить композиционно-речевые средства выражения авторского оценочного отношения к персонажу;

3. на основе смыслового сопряжения авторской модальности и . картины мира персонажа выявить ценностные категории мировидения автора;

4. определить роль речи персонажа в становлении эмоционально-образного содержания произведения и формировании его стилистического облика.

Новизна исследования определяется интерпретацией речи персонажа в аспекте языковой личности и в соотношении с авторской картиной мира; разработкой принципов анализа художественного текста для решения поставленной проблемы, а также конкретными наблюдениями, углубляющими и уточняющими концептуальное содержание романа, раскрывающими его композиционно-речевое и стилистическое своеобразие.

Таким образом, предметом исследования является эстетическая организация языковой личности персонажа как фрагмента авторской картины мира.

В качестве объекта исследования избрана речь персонажей романа М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита», самого загадочного произведения «мистического», по собственному определению М. Булгкова, писателя (Смирнов 1988). Выбор определяется прежде всего значимостью этого произведения в мировой культуре: роман «Мастер и Маргарита» воспринимается как книга «универсального, эсхатологически-обобщающего содержания», наряду с «Божественной комедией» Данте, «Фаустом» Гёте, «Братьями Карамазовыми» Ф.М. Достоевского, как книга итогов, выводящая читателя на качественно новый уровень сознания (Кораблев 1992: 46).

С другой стороны, выбор произведения объясняется неизученностью идиостиля М.А. Булгакова в целом, в том числе и стилистической системы романа «Мастер и Маргарита».

В существующих исследованиях рассматриваются некоторые аспекты стиля языка писателя: индивидуально-авторское словоупотребление в романе «Мастер и Маргарита», семантическое преобразование некоторых ключевых слов в системе романа {свет, покой), внутренняя форма имен собственных и их роль в картине мира автора (Сапрыгина 1996, а также Кулешова 1978; Белая 1990; Суран 1991); речевые формы воплощения мотива игры в романе «Белая гвардия» и место этого мотива как в романе, так и в концепции творчества М. Булгакова (Бахмутова 1995); речевые средства выражения категорий времени и пространства в романах «Мастер и Маргарита» и «Белая гвардия» (Гаврилова 1996; Щукина 1996; Земская 1997); специфика жанровой организации речи персонажей в романе «Белая гвардия» и в пьесе «Дни Турбиных» (Михалевич 1999).

Выбор для диссертационного исследования речи Воланда, Бегемота, Ивана Бездомного обусловлен, с одной стороны, их ролью в раскрытии авторского замысла, в движении концептуальных смыслов и в формировании стилевых черт романа, с другой — их противопоставленностью: мифологический инфернальный (Воланд, Бегемот) — «земной» реальный (Иван).

Стилистический анализ высказываний опирается на сплошную выборку контекстов речи персонажей (прямой, косвенной, несобственно-прямой); при этом учитываются все концептуально значимые для раскрытия образа персонажа и образа автора высказывания.

Исследование выполнено в рамках стилистического метода. В основе метода лежит:

1) семантико-стилистический анализ, который выявляет соотношение конкретной семантики речевых единиц и их стилистических функций;

2) системный подход к речевым фактам.

Избранный метод исследования соединяется с современными подходами к языковому материалу, обусловленными прежде всего антропоцентризмом в изучении языка.

В настоящем исследовании воспринята общая модель языковой личности, которая применяется как своеобразный «инструмент» изучения речи персонажа.

Эстетически освоенная модель языковой личности позволяет рассматривать речь персонажа в двух взаимообусловленных аспектах — когнитивном и прагматическом. Семантико-грамматический план языковой личности не выделяется в качестве предмета специального рассмотрения, так как язык является тем материалом, формой, в которую отливается содержание когнитивного (ценностная картина мира) и прагматического (мотивы, цели, намерения) планов языковой личности персонажа.

При анализе речи персонажа в аспекте языковой личности используются основные положения и категории прагмалингвистики, ставящей во главу угла говорящую личность. Теоретической основой для анализа послужили классические в данной области науки исследования (Падучева 1982; Вежбицка 1985; Грайс 1985; Серль 1987; Булыгина, Шмелев 1995).

Понимание высказывания — «реальной единицы речевого общения» (Бахтин 1979: 249). входит в предмет прагмалингвистики и определяется как принадлежащее одному субъекту речи «речевое произведение, созданное в ходе речевого акта и рассматриваемое в контексте этого речевого акта» (Падучева 1985: 29).

Речевой, или иллокутивный акт, это определенное речевое действие, которое совершает говорящий: утверждение, просьба, извинение и т.д. Иллокутивному акту сопутствует пропозиционный акт, или пропозиция, т.е. содержание суждения, логическая структура высказывания. Совершая иллокутивный акт, говорящий выполняет еще и перлокутивный акт — то воздействие, которое высказывание оказывает на слушающего.

Любое высказывание состоит в осуществлении одного и более речевых актов. В ходе выполнения речевого акта высказывание приобретает иллокутивную функцию, характеризующую интенцию, или речевое намерение, субъекта речи. В характере речевых актов и их соотношении, в речевых интенциях говорящего проявляются основные мотивы и цели речевого поведения языковой личности. Поэтому положения и понятия теории речевых актов и коммуникативной деятельности, составляющей основное содержание прагматики, используются при анализе прежде всего мотивационного аспекта языковой личности.

Высказывание и составляющие его речевые акты являются компонентами речевой ситуации, которая включает также говорящего, слушающего, презумпции (фоновую информацию) обоих участников, атмосферу общения и т.п. Поэтому при анализе высказываний персонажа по мере необходимости учитывается и образ ситуации, который является частью творимого художником мира.

Целостность языковой личности, единство и взаимосвязь когнитивного и прагматического планов определяет эмоциональный тон речи персонажа.

Проявляясь в оценочных свойствах речи, эмоциональный тон эстетически значим при интерпретации как картины мира, так и речевого поведения персонажа.

Как прагматическая категория эмоциональный тон высказывания — это и «выраженная субъективная модальность» (Лукьянова 1986: 185), т.е. результат субъективно-оценочного восприятия действительности (хотя категория «субъективная модальность» шире: предполагает также оценочное, не окрашенное эмоционально, отношение); и выраженная экспрессивность, проявляющаяся в способности речи передавать разнообразие эмоционально-оценочного отношения к действительности. Таким образом, эмоциональный тон, или эмоционально-оценочная окраска, речи понимается как «совокупный продукт, производящий выделительный эффект за счет экспликации эмоционально-оценочного отношения субъекта речи к обозначенному» (Телия 1991: 49).

Характеристика эмоционального тона речи персонажей опирается на исследования, посвященные экспрессивной семантике лексических и синтаксических единиц речи (Иванчикова 1979; Сковородников 1981; Экспрессивность 1983; Петрищева 1984; Лукьянова 1986; Акимова 1990;

Иванчикова 1992).

Эмоциональный тон возникает в контексте диалога, отражая оценочные реакции собеседников-персонажей, неизбежные в ходе речевого общения. Поэтому эмоциональный тон тесно связан с процессами речевой деятельности, создания речевых актов. Характер эмоционального тона в художественном тексте предопределяется образом речевой ситуации и проявляется в речи на основе взаимодействия лингвистических и ситуативных факторов. Нередко и авторское комментирующее повествование, обрамляющее текст, ремарки содержат «указание на эмоционально-оценочную доминанту высказываний героя», «художественно конкретизируют эмоциональную окрашенность высказывания» (Поцепня 1997: 141).

Эмоциональный тон, экспрессивная окраска речи — понятия, существенные для характеристики персонажа и отношения к нему автора.

Речь персонажа как элемент эстетического целого пронизана творческой интенцией автора, предопределенной авторской картиной мира. Выявление ее ценностной сути возможно через соотношение речи персонажа и образа автора, которое проявляется в авторской модальности. Авторская модальность — категория стилистического анализа художественного произведения, отражающая оценочное отношение автора к изображаемому им миру и его героям. Авторская модальность, соотносится с образом автора, составляя ядро данной категории (см. Гальперин 1981; Вихрян 1990; Барлас 1991; Поцепня 1997; Якимец 1999).

Оценочное отношение автора к фактам художественной действительности проявляется на всех уровнях эстетической системы произведения, прежде всего в композиции и речи: авторская модальность выражается во взаимодействии типов речи, субъектно-речевых средств и принципах словоупотребления.

Поэтому освещение авторской модальностью речи персонажа, взятой в когнитивном и прагматическом аспектах языковой личности, эксплицирует этическую и эстетическую позицию автора — ценностную систему его мировидения.

Теоретическая значимость работы заключается в том, что выявляются общие закономерности и конкретные речевые формы взаимодействия речи персонажа с авторским повествование и речевыми партиями других персонажей, в результате чего высвечивается значимость речи персонажа как фрагмента авторской картины мира.

Практическая значимость определяется возможностью использования результатов исследования в теоретических курсах стилистики, теории художественной прозы, спецкурсах, посвященных творчеству и идиостилю М. Булгакова; на факультативных занятиях в школах, практических занятиях на гуманитарных факультетах университетах. Представленный в исследовании конкретный лингвостилистический анализ может быть использован в практике преподавания русского языка как иностранного при интерпретации художественного текста.

Апробация работы. Основные положения диссертационного исследования были представлены в докладах на ежегодной международной конференции гуманитарного факультета Даугавпилского педагогического университета (Латвия, Даугавпилс, 1995), на международном X осеннем семинаре «Язык и человек (прагматический аспект исследования языка)» (Эстония, Тартуский государственный университет, 1998), на XXIX межвузовской научно-методической конференции преподавателей и аспирантов (Санкт-Петербургский государственный университет, филологический факультет, 2000).

Структура работы: диссертационной исследование состоит из введения, трех глав, заключения и списка библиографии.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Речь персонажа в художественной системе произведения"

Выводы

Ведущая роль слуги-шута определяет как содержание картины мира Бегемота, коррелируемой с картиной мира повелителя, так и макроинтенцию речи — игру, буффонаду, шутовство, с которой связаны и метаморфозы Кота и его речевые маски. В высказываниях Кота реализуются важнейшие мотивы романа — милосердия, смерти, света и тьмы (добра и зла), проходящие и через речь Воланда. Буффонада, розыгрыши, сопровождающие эти мотивы, их профанация направлены на переоценку привычных ценностей обыденного человеческого сознания, обновление понятий, стоящих за словом.

В социальных ролях-масках, разыгрываемых Котом в московских сценах, узнаются и чиновники, и нагловатый обыватель, и циничный хулиган. В игровых перевоплощениях Бегемота отражается, как правило, этически низкий тип речевого поведения. Значимость типизированных речевых масок Бегемота заключается в сатирической заостренности отрицательных черт как общественного устройства, так и социальной личности.

Игра как макроинтенция речи Бегемота проявляется в обыгрывании различных стилей: канцелярского, публицистического, научного, фамильярно-разговорного, экспрессивных разновидностей стиля художественной литературы — вплоть до романтического стиля. Стилистическое разнообразие речевых средств и типов речевого взаимодействия подчинено пародированию социальных ролей, разыгрываемых Котом.

Освещение образа Бегемота (в смысловом единстве трех его ипостасей: Волшебного Кота — Толстяка — Демона-пажа) в авторском повествовании построено прежде всего на стилистическом и экспрессивном контрасте речевых средств. Юмор автора в отношении мистификаций Кота высвечивает карнавальное мироощущение как грань авторской картины мира.

Поэтизация Демона-пажа (с опорой на речевые средства романтической поэтики), отражает принятие автором иррационального начала в мироздании.

Заключение

Анализ речевого поведения персонажа в аспекте языковой личности позволяет конкретно показать плодотворность подобного подхода при соотношении речи персонажа и авторской картины мира, а также важность лингвостилистических наблюдений для более адекватного постижения авторского замысла и интерпретации художественного произведения.

Являясь неотъемлемой частью создаваемого мира, речь персонажа выступает существенным компонентов художественного текста: она участвует в формировании эксплицитных и имплицитных смыслов, определяющих эмоционально-образное содержание произведение; взаимодействует с авторским повествованием и включается в него как «чужое» слово, что приводит к экспрессивно-семантическому осложнению контекста; соотносится с речевыми партиями других персонажей, оттеняя ту или иную точку зрения на события и оценки в творимом художником мире, освещается авторской модальностью, сближаясь с голосом автора или контрастируя с ним; наконец, обусловливает стилистический облик произведения.

Анализ когнитивного плана речи трех персонажей романа М. Булгакова «Мастер и Маргарита» показывает, что их речевые партии соотносятся друг с другом и по-разному участвуют в развертывании концептуального содержания произведения. В речи героев находят лексико-семантическое воплощение важнейшие мотивы романа: смерти, дома и антидома, покоя и света, добра и зла, милосердия, вины и ответственности, творчества, луны,, безумия, своеобразно повторяясь в речи Воланда и Кота, Левия и Иешуа, Ивана и автора.

Речь персонажа как компонент художественной системы, организованной образом автора, отражает значимые фрагменты авторской картины мира.

В речи Воланда развертывается идеалистическая концепция мироздания: бытию как земному существованию человека и инобытию за порогом смерти противопоставляется небытие — в соответствии с верой человека. Эта концепция отражается в развитии мотива смерти, в художественной семантике слов добро, зло; свет, покой.

В космологии романа Воланд является олицетворением иррациональной высшей силы мироздания, воплощением космических законов, направляющих судьбы людей и мира. Освещение образа Воланда авторской модальностью позволяет констатировать принятие этой силы и существование ее в авторской картине мира.

Человеческий облик Воланда, его языковая личность коррелирует с концептуальным содержанием символического образа. Лексико-грамматическая реализация мыслей, чувств, интенций героя раскрывает такие особенности его личности, как вневременное абсолютное знание и обусловленную им авторитарность, волюнтативный характер общения, ироничность.

Результаты семантико-стилистического анализа речи Воланда и авторской позиции в отношении героя соотносятся с существующими концепциями образа, утверждающими универсум Воланда в мироздании (исследования В.И. Немцева, Н.П. Утехина, Е.А. Яблокова). При этом концепции, построенные на основе дуализма добра и зла, можно рассматривать как частное проявление амбивалентной сущности высшей силы, для которой этические подходы нерелевантны.

Вызывает возражения взгляд на Воланда с позиций христианской антитезы добра и зла (точка зрения Л.А. Левиной, Л.Ф. Киселевой, П. Андреева).

Итак, семантико-стилистический анализ речи Воланда в когнитивном и прагматическом аспектах с учетом авторской модальности позволяет снять противоречивость интерпретаций образа и обосновать его центральное место в авторской картине мира.

В эволюции языковой личности Ивана, данной в динамике авторских оценок (от иронии, осуждения и сожаления к одобрению и сближению позиций) показан путь освобождения сознания от идеологических стереотипов тоталитарной системы и принятие идеалистической концепции как новой картины мира. Новый взгляд на мир требует мужества, чтобы противостоять социуму, крепости духа и веры, поэтому сопряжен со страданием.

Слияние в финале голоса Ивана с голосом автора свидетельствует о сближении их мировосприятия. Невозможность эмпиргяески и разумом проверить истину (новую картину мира) оставляет место сомнению. Поэтому представляется, что различные интерпретации эпилога по поводу земной детерминированной судьбы Ивана не содержат противоречия, отражая лишь разные моменты эволюции героя, в которой диалектически взаимодействуют жажда истины (вера) и сомнения ума (разум).

Если образ Воланда — концептуальный центр авторской картины мира, то образ Ивана высвечивает трагическую грань принятия, допущения ирреальных миров и инобытия.

При таком сопряжении языковых личностей Воланда и Ивана образ Бегемота, картина мира которого почти зеркально соотносится с картиной мира Воланда, отражает карнавальный радостный характер авторского мироощущения. Речевые перевоплощения Кота, импровизации, мистификации подчеркивают карнавальное отношение к земной жизни как част л бесконечного бытия — существования и эволюции души в мире.

Соотношение картины мира героя с мировидением автора определяет авторская модальность, освещающая речь персонажа и шире — сам образ персонажа. Авторская модальность реализуется в системе композиционно-речевых средств. Она формируется в результате взаимодействия и соединения в авторском повествовании субъектно-модальных планов автора и персонажа — непосредственного введения в авторское повествование о герое несобственно-прямой речи, содержащей оценки другого персонажа, при этом он сам является объектом эксплицитной или имплицитной положительной или отрицательной оценки автора. Соотношение этих оценок выявляет позицию автора.

Отражением авторской модальности являются способы изображения персонажа. Авторскую позицию выражают: ирония, которая строится на смысловых и стилистических контрастах и дистанцирует автора от героя, его суждений, мнений, оценок; поэтизация в финале романа Воланда, Ивана, Кота, которая реализуется средствами романтической стилистики и указывает на сближение позиций автора и героя; слияние голоса героя с голосом автора в финальных развернутых монологах персонажей — Воланда, Ивана,— на что указывает общность лексико-синтаксических средств, создающих взволнованно-лирический тон, предопределенный важнейшими для автора темами и мотивами: дома, покоя, инобытия, истины, сомнения, творчества; изменение номинаци« персонажа (Ивана), сигнализирующее об изменении авторского отношения к герою; экспрессия образно-речевых средств, участвующих в описании персонажа.

Речь персонажа во многом формирует стилистический облик произведения Экспрессивно-стилистическое разнообразие текста романа определяется, в частности, стилистической неоднородностью речевых партий персонажей, воплощающих разные типы речевой культуры, обусловленных сущностью самого образа персонажа.

Книжная в своей основе речь Воланда (инфернального персонажа), насыщенная фатическими единицами, содержащими архаичные элементы, не исключает вторжения грубых и фамильярно-разговорных выражений, что связано с игровым началом в мировидении Воланда.

Изменение стилистической окраски речи Ивана отражает эволюцию личности: разговорно-сниженные формы речи уступают место стилистически нейтральным с вкраплением книжных, риторически приподнятых или поэтических средств языка.

Стилистическая неоднородность высказываний Бегемота связана с пародированием им различных социальных ролей, которым соответствует определенное речевое поведение — разнообразие пародируемых экспрессивных и функциональных стилей: от романтического до грубо-фамильярного, наряду с канцелярским — научного и публицистического.

Со стилистическим разнообразием речи персонажей соотносится и стилистика авторского повествования, в которой соединяются высокое и низкое, добродушный юмор и ироническая усмешка, во многом подчиняясь игровому началу.

Существенной чертой стилевого своеобразия романа является полисубъектность повествования, в основе которой разные формы взаимодействия субъектно-речевых планов автора и персонажа.

Список научной литературыСтойкова, Татьяна Александровна, диссертация по теме "Русский язык"

1. Булгаков М. А. Собрание сочинений: в 5 т. Т. 5. М., 1990.

2. Булгаков М. А. Мастер и Маргарита. Рига, 1986.1. Научная литература

3. Абрагам 1993 — Абрагам П. Роман «Мастер и Маргарита» М.А. Булгакова. Брно, 1993.

4. АГр — Академическая грамматика русского языка. М., 1982. Т. 1.

5. Аверинцев 1993 — Аверинцев С. С. Золото в системе символов ранневизантийской культуры // Византия. Южные славяне и Древняя Русь. Западная Европа. М., 1993. С. 43-52.

6. Акимова 1990 — Акимова Г.Н. Новое в синтаксисе современного русского языка. М., 1990.

7. Андреев 1991 — Андреев П. Беспросветные и просвет // Литературное обозрение. 1991. №5. С. 108-112.

8. Андреевская 1991 —Андреевская М.И. О «Мастере и Маргарите» // Литературное обозрение. 1991. №5. С. 60-63.

9. Барлас 1991 —Барлас Л.Г.Язык повествовательной прозы Чехова. Проблемы анализа. Ростов на Дону, 1991. — 205 с.

10. Басков 1991 — Басков A.B. Художественная целостность романа «Мастер и Маргарита» // Тезисы республиканских булгаковских чтений. Черновцы, 1991. С. 88-90.

11. Бахмутова 1995 — Бахмутова Н.К. Семантическая природа лейтмотива и средства его формирования // Словоупотребление и стиль писателя. СПб., 1995. С. 119-127.

12. Бахтин 1990 — Бахтин М.М. Искусство Рабле и народная смеховая культура эпохи Ренессанса. М., 1990.

13. Бахтин 1975 — Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. М., 1975.

14. Бахтин 1979 — Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1979.

15. Белая 1990 — Белая Л.В. Лексико-семантические и функциональные особенности антропонимики М.А. Булгакова // Научные доклады высшей школы. Филологические науки. М., 1990. №5. С. 103-110.

16. Белобровцева 1997 —Беловровцева КЗ. Роман Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита»: конструктивные принципы организации текста. Тарту, 1997.

17. Белобровцева, Кульюс 1993 — Белобровцева КЗ., Кульюс С.К. Роман М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита» как эзотерический текст//Блоковский сборник. XII. Тарту, 1993. С. 158-175.

18. Белобровцева, Кульюс 1998 — Белобровцева КЗ., Кульюс С.К. Иностранец в романе М. Булгакова «Мастер и Маргарита» // Булгаковский сборник. III. Материалы по истории русской литературы XX века. Таллинн, 1998. С. 57-67.

19. Белый 1994 —Белый А. Символизм как миропонимание. М., 1994.

20. Бессонова 1996 — Бессонова М.И. Лейтмотивы как формы выражения авторской позиции в романе М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита». Автореф. дисс. канд. филол. наук. М., 1996.

21. Бонецкая 1985 — Бонецкая Н.К. Образ автора в художественной системе сказа. М., 1985.

22. Бонецкая 1986 — Бонецкая Н.К Образ автора в системе художественного произведения. Автореф. дисс. . канд. филол. наук. М., 1986.

23. Борисова 1970 — Борисова М.Б. Слово в драматургии М. Горького. Саратов, 1970.

24. Борисова 1972 —Борисова М.Б. Семантика слова в драматическом диалоге Гоголя и Фонвизина // Вопросы стилистики. Вып. 5. 1972. С. 68-83.

25. Борисова 1977 —Борисова М.Б. Об идеологическом аспекте слова в художественном диалоге // Язык и общество. Вып. 4. Саратов, 1977.

26. Борисова 1995 — Борисова М.Б. Язык драмы (проблемы стилистического анализа) // Словоупотребление и стиль писателя. СПб., 1995. С. 102-112.

27. Борисова 1998 — Борисова М.Б. Голос автора в драматургическом тексте // Русистика: лингвистическая парадигма XX века. СПб., 1998. С. 248-258.

28. Бсндарко 1983 — Бондарко A.B. Принципы функциональной грамматики и вопросы аспектологии. Л., 1983.

29. Бугаева 1995 — Бугаева Л. Д. Идея безумия и ее языковой выражение в романе Ф. Сологуба «Мелкий бес». Автореф. дисс. . канд. филол. наук. СПб., 1995.

30. Булыгина, Шмелев 1995 — Булыгина Т.В., Шмелев АД. Языковая концептуализация мира (на материале русской грамматики). М., 1997.

31. Бэлза 1978 — Бэлза И.Ф. Генеалогия «Мастера и Маргариты» // Контекст-1978. М., 1978. С. 156-248.

32. Васильев 1958 — Васильев М.М. Речевая характеристика персонажей в повести A.M. Горького «Детство» // Русский язык в школе. 1958. №6. С. 46-51.

33. Вежбицка 1985 — Вежбицка А. Речевые акты // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. XVI. Лингвистическая прагматика. М., 1985. С. 251-275.

34. Виноградов 1959 — Виноградов В.В. О языке художественной литературы. М., 1959.

35. Виноградов 1963 — Виноградов В.В. Стилистика. Теория поэтической речи. Поэтика. М., 1963.

36. Виноградов 1971 — Виноградов В.В. О теории художественной речи. М., 1971.

37. Виноградов 1980 — Виноградов В. В. О языке художественной прозы. М., 1980.

38. Виноградов 1986 — Виноградов В.В. Русский язык. М., 1986.

39. Виноградова 1979 — Виноградова В.Н. О стилизации разговорной речи в современной художественной прозе // Очерки по стилистике художественной речи. М., 1979. С. 66-76.

40. Винокур 1977а — Винокур Т.Г. О языке современной драматургии // Языковые процессы современной русской художественной литературы. Проза. М., 1977. С. 130-197.

41. Винокур 19776 — Винокур Т.Г. Характеристика структуры диалога в оценке драматургических произведений // Язык и стиль писателя. Кишинев, 1977.

42. Винокур 1979 — Винокур Т.Г. Первое лицо в драме и прозе Булгакова // Очерки по стилистике художественной речи. М., 1979. С. 50-65.

43. Вихрян 1990 — Вихрян O.E. Языковые средства выражения авторской модальности в романе И.А. Бунина «Жизнь Арсеньевич Автореф. дисс. канд. филол. наук. М., 1990.

44. Вольф 1972 — Вольф Е.М. Варьирование в оценочных структурах // Семантическое и формальное варьирование. М., 1972. С. 273295.

45. Вулис 1989 — Вулис А. Вакансии в моем альбоме. Ташкент, 1989.

46. Вулис 1990 — Вулис А. Поэтика «Мастера» // Звезда Востока. Ташкент, 1990. №10-11.

47. Гавриленко 1971 — Гавриленко М.А. Приемы использования языковых средств в целях речевой характеристики крестьянских персонажей в творчестве М. Горького // Ученые записки Горьковского пединститута. 1971. Вып. 128. С. 91-126.

48. Гаврилова 1996 —Гавршова М.В. Пространство и время в романе М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита». Диссертация на соискание ученой степени канд. филол. наук. СПб., 1996.

49. Гаджиев 1992 — Гадэ/сиев М.А. Об эволюции Ивана Бездомного в романе Булгакова «Мастер и Маргарита» // Роман и повесть в классической и современной литературе. Межвузовский научно-тематический сборник. Махачкала, 1992. С. 126-132.

50. Галинская 1986 — Галинская И.Л. Загадки известных книг. М., 1986.

51. Гальперин 1981 — Гальперин И.Р. Текст как объект лингвистического исследования. М., 1981.

52. Гаспаров 1994 —Гаспаров Б.М. Литературные мотивы. Очерки по русской литературе XX века. М., 1994.

53. Гаспаров 1997 — Гаспаров Б.М. Употребление кратких и полных форм прилагательного // Труды по русской и славянской филологии. Лингвистика. Новая серия. I. Тарту, 1997. С. 38-70.

54. Глоба, Романов 1993 — Глоба П., Романов Б. Оккультный Булгаков. Минск, 1993.

55. Глушкова 1969 — Глушкова М.В. О некоторых приемах психологического усложнения несобственно-прямой речи в трилогии А. Толстого «Хождение по мукам» // Вопросы стилистики. Вып. 3. 1969. С. 184-193.

56. Горелов 1995 — Горелов А.А. Устно-повествовательное начало в прозе Михаила Булгакова // Творчество Михаила Булгакова.

57. Исследования, материалы, библиография. Книга 3. СПб., 1995. С. 50-61.

58. Грайс 1985 — Грайс Г.П. Логика и речевое обучение // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. XVI. Лингвистическая прагматика. М., 1985. С. 217-237.

59. Демидова 1976 — Демидова М.П. Стилистические функции и стилистическое строение несобственно-прямой речи в романе Л.Н. Толстого «Анна Каренина» //Язык и стиль Л.Н. Толстого. Вып. 1. Тула, 1976. С. 60-66.

60. Дмитриев 1977 —Дмитриев ПЛ. О речевой характеристике героев «Поднятая целина» // Шолохов в современном мире. Л., 1977. С. 154—164.

61. Елизарова 1999 — Елизарова М.М. Языковая личность эмигранта в рассказе Тэффи 1920-40-х годов. Автореф. дисс. . канд. филол. наук. СПб., 1999.

62. Земская 1991 — Земская Е.А. и др. Русская разговорная речь. Общие вопросы. Словообразование. Синтаксис. М., 1991.

63. Земская 1997 — Земская Ю.Н. Динамика взаимодействия категории времени и пространства в дискурсе персонажа. Антропоцентрический аспект (на материале романа М. Булгакова «Мастер и Маргарита»). Автореф. дисс. . канд. филол. наук. Кемерово, 1997.

64. Зеркалов 1987 — Зеркалов А. Воланд, Мефистофель и другие // Наука и религия. 1987. №8. С. 49-51. №9. С. 27-29.

65. Золотова 1998 — Золотова Г.А., Онипенко Н.К., Сидорова М.Ю. Коммуникативная грамматика русского языка. М., 1998.

66. Золотоносов 1991 —Золотоносов М. Сатана в нетерпимом блеске // Литературное обозрение. 1991. №5. С. 100-107.

67. Золотусский 1991 — Золотусский И. Заметки о двух романах Булгакова//Литературная учеба. 1991. Кн. 2. С. 147-165.

68. Зубова 1989 — Зубова Л.В. Поэзия Марины Цветаевой: лингвистический аспект. Л., 1989.

69. Иванчикова 1979 — Иванчикова Е.А. Синтаксис художественной прозы Достоевского. М., 1979. — 287 с.

70. Иванчикова 1992 — Иванчикова Е.А. Язык художественной литературы: синтаксическая изобразительность. Красноярск, 1992.

71. Ионин 1990 — Ионин Л.Г. Две реальности «Мастера и Маргариты» // Вопросы философии. 1990. №2. С. 44-55.

72. Караулов 1987 — Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. М., 1987.

73. Караулов 1992 — Караулов Ю.Н. О русском языке зарубежья // Вопросы языкознания. 1992. №6. С. 5-18.

74. Киселева 1991 — Киселева Л.Ф. Диалог добра и зла в романе Булгакова «Мастер и Маргарита» // Филологические науки. 1991. №6. С. 3-11.

75. Ковтун 1969 — Ковтун Л.С. Разговорный язык в художественном тексте: М. Горький — один из создателей языка русскойлитературы нового времени // Вопросы стилистики. Вып. 3. Саратов, 1969.

76. Ковтунова 1956 — Ковтунова М.И. Несобственно-прямая речь в языке русской литературы конца XVIII — первой половины XIX в. Автореф. дисс. . канд. филол. наук. М., 1956.

77. Ковтунова 1986 — Ковтунова И.И. Поэтический синтаксис. М., 1986.

78. Кожевникова 1971 — Кожевникова К. Устная речь в эпической прозе. Прага, 1971.

79. Кожевникова 1994 — Кожевникова И. А. Типы повествования в русской литературе Х1Х-ХХ вв. М., 1994.

80. Козлов 1987 — Козлов Н.П. Об авторской активности в романе М. Булгакова «Мастер и Маргарита» // Содержательность художественных форм. Куйбышев. 1987. С. 64-72.

81. Колтунова 1985 — Колтунова М.В. Функция древнего мифа в поэтике романа М. Булгакова «Мастер и Маргарита» // Классические традиции в русской советской прозе. Куйбышев, 1985. С. 77-90.

82. Кон 1969 — Кон И. С. Личность и ее социальные роли // Социология и идеология. М., 1969. С. 248-261.

83. Кораблев 1991 — Кораблев А.А. Принцип ученичества и «книги итогов» // Эстетический дискурс. Семиоэстетические исследования в области литературы. Новосибирск, 1991. С. 43-51.

84. Королев 1989 — Королев А. Москва и Ерашалаим // В мире фантастики. 1989. С. 80-101.

85. Кромер 1988 — Кромер Э.В. Особенности стилизации разговорной речи в художественном тексте. Автореф. дисс. . канд. филол. наук. М., 1988.

86. Крекич 1997 — Крекич Й. Педагогическая грамматика русского глагола. Семантика и прагматика. Izged, 1997.

87. Кулешова 1973 — Кулешова В.Д. К характеристике стилистической системы М.А. Булгакова // Филологический сборник. Вып. XII. Алма-Ата, 1973. С. 221-229.

88. Кулешова 1978 — Кулешова В Д. Имена собственные как стилистическая единица речи в романе М. Булгакова «Мастер и Маргарита» // Вопросы русской филологии. Казахский гос. университет. Алма-Ата, 1978. С. 169-178.

89. Купина 1985 — Купина H.A. Тоталитарный язык: словарь и речевые реакции. Екатеринбург-Пермь, 1985.

90. Кушлина, Смирнов 1988 — Kyuuiuua О., Смирнов Ю. Неокторые вопросы поэтики романа «Мастер и Маргарита» // М.А. Булгаков-драматург и художественная культура его времени. М., 1988. С. 235-303.

91. Ладыгин 1981 — Ладыгин М.Б. «Мастер и Маргарита» М.А. Булгакова и традиции романтического романа (к вопросу типологии жанра) // Типология и взаимосвязи в русской и зарубежной литературе. Красноярск, 1982. С. 109-129.

92. Лаптева 1976 —Лаптева O.A. Русский разговорный синтаксис. М., 1976.

93. Ларин 1974 — Ларин Б. А. Эстетика слова и языка писателя. Л., 1974.

94. Левина 1991 — Левина Л.А. Нравственный смысл кантианских мотивов в философском романе М. Булгакова «Мастер и Маргарита» // Филологические науки. 1991. №1. С. 12-22.

95. Ле Гофф 1992 —Ле ГоффЖ. Цивилизация средневекового Запада. М., 1992.

96. Лигута 1976 — Лигута Т. В. Разговорная речь в художественном тексте. Автореф. дисс. . канд. филол. наук. Саратов, 1976.

97. Лотман 1986 — Лотман Ю.М. Заметки о художественном пространстве // Ученые записки ТГУ. Вып. 720. Труды по знаковым системам. Сб. 19. Тарту, 1986. С. 25-43.

98. Лукьянова 1986 — Лукьянова Н.А. Экспрессивная лексика разговорного употребления. Новосибирск, 1986.

99. Мазова 1997 —Мазова Е. Эзотерика царства минералов. М., 1997.

100. Малярова 1970 — Малярова Т.Н. О чертах гротеска у раннего Булгакова // Ученые записки Пермского университета. 1970. №241. С. 88-100.

101. Маркулев 1991 —Маркулев А. «Товарищ Дант» и бывший регент// Литературное обозрение. 1991. №5. С. 70—74.

102. Менглинова 1988 — Менглинова Л.В. Гротеск в повести М.А. Булгакова «Роковые яйца» // Художественное творчество и литературный процесс. Вып. VII. Томск, 1988. С. 72-87.

103. Менглинова 1991 —Менглинова JI.B. Гротеск в романе «Мастер и Маргарита» // Творчество Михаила Булгакова. Томск, 1991. С. 4978.

104. Минаков 1998 —Минаков A.B. Символика романа М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита». Опыт эзотерического исследования. М., 1998.

105. Михалевич 1999 — Мшалевич Е.В. Сопоставительный анализ речевых партий персонажей романа М. Булгакова «Белая гвардия» и пьесы «Дни Турбиных» Диссертация на соискание ученой степени канд. филол. наук. СПб., 1999.

106. Мурзин 1960 —Мурзин Л.Н. Стилистическая роль форм народной речи в языковой характеристике Пугачева (В. Шишков. «Емельян Пугачев») // Вопросы теории и методики изучения русского языка. Казань, 1960.С. 117-129.

107. Немцев 1991 — Немцев В.И. Михаил Булгаков: становление романиста. Самара, 1991.

108. Нинов 1990 — Нииов A.A. Михаил Булгаков и современность // Звезда. 1990. №5. С. 153-161.

109. Новиков 1996 —Новиков В.В. Булгаков-художник. М., 1996.

110. Одинцов 1977 — Одинцов В. В. Стилистическая структура диалога // Языковые процессы современной художественной литературы. Проза. М., 1977. С. 99-129.

111. Падучева 1982 — Падучева Е.В. Прагматические аспекты связности диалога // Известия АН СССР. Отдел литературы и языка. Т. 41. №4. 1982.

112. Падучева 1985 — Падуч ева Е.В. Высказывание и его соотнесенность с действительностью. М., 1985.

113. Палиевский 1991 — Палигвский П.В. Последняя книга М. Булгакова // М. Булгаков «Я хотел служить народу.» Проза. Пьесы. Письма. Образ писателя. М., 1991. С. 705-711.

114. Петрищева 1984 — Петрищева Е.Ф. Стилистически окрашенная лексика русского языка. М., 1984.

115. Полищук, Сиротинина — Полищук Г,Г., Сиротинина О.Б. Разговорная речь и художественный диалог // Лингвистика и поэтика. М., 1979. С. 188-199.

116. Полищук 1999 — Полищук Г.Г. Антропоцентризм: автор — текст // Вопросы стилистики. Вып. 28. 1999. С. 243-254.

117. Поцепня 1997 —ПоцепняД.М. Образ мира в слове писателя. СПб., 1997.

118. Пулатов 1988 — Пулатов Т. Восточные мотивы «Мастера и Маргариты» //Звезда Востока. 1988. №2. С. 125-127.

119. Разговорная речь 1983 — Разговорная речь в системе функциональных стилей современного русского литературного языка. Лексика. Саратов, 1983.

120. Рыжова 1991 — Рыжова Н.В. Речевые средства создания образа автра в прозе И.А. Бунина. Автореф. дисс. . канд. филол. наук. М., 1991.

121. Рябова 1980 — Рябова Л.Г. Разговорность речи персонажей (способы создания авторского своеобразия). Автореф. дисс. . канд. филол. наук. Саратов, 1980.

122. Сапрыгина 1996 — Сапрыгина Н.В. Авторская семантизация в художественном тексте. Одесса, 1996.

123. Сепик 1990 — Сепик Г.В. Особенности сказового построения художественного текста. На материале новелл и повестей Н.С. Лескова. Автореф. дисс. . канд. филол. наук. М., 1990.

124. Серль 1987 — Серль Длс. Что такое речевой акт? // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. XVII. Теория речевых актов. М., 1987. С. 151-169.

125. Сидорова 1985 — Сидорова Т.Л. Функционирование народнс-разговорной лексики в типах речи персонажей. Автореф. дисс. . канд. филол. наук. М., 1985.

126. Сиротинина 1974 — Сиротинина О.Б. Современная разговорная речь и ее особенности. М., 1974.

127. Сковородников 1981 — Сковородников А.П. Экспрессивные синтаксические конструкции современного русского языка. Томск, 1981.

128. Смирнов 1988 — Смирнов Ю. Мистика и реальность сатанинского бала//Памир. 1988. №9.

129. Солоухина 1985 — Солоухина О.В. Позиция читателя в организации художественного целого. Автореф. канд. дисс. М., 1985.

130. Соколов 1987 — Соколов Б.В. К вопросу об источниках романа Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита» // Философские науки. 1987. №12. С. 5-6.

131. Соколов 1991 — Соколов Б.В. Роман М. Булгакова «Мастер и Маргарита». М., 1991.

132. Соколов 1997 — Соколов Б. В. Три жизни Михаила Булгакова. М., 1997.

133. Соколова 1968 — Соколова Л.А. Несобственно-атворская речь как стилистическая категория. Томск, 1968.

134. Старикова 1957 — Старикова В.А. Из наблюдений над речевым стилем персонажей романа А.Н. Толстого «Хмурое утро» // Творчество А.Н. Толстого. М., 1957. С. 78—95.

135. Суран 1991 — Суран Т.Н. Внутренняя форма имен собственных в контексте романа М. Булгакова «Мастер и Маргарита» // Актуальные вопросы словообразовательного анализа и словообразовательного синтеза. Киев, 1991. С. 62-68.

136. Телия 1991 — Телия В.Н. Экспрессивность как проявление субъективного фактора в языке и ее прагматическая ориентация // Человеческий фактор в языке. Языковые механизмы экспрессивности. М., 1991.

137. ТФГ 1990 — Теория функциональной грамматики. Темпоральность. Модальность. Л., 1990.

138. Туровская 1997 — Туровская С.Н. Перформативная модальность необходимости // Труды по русской и славянской филологии. Лингвистика. Новая серия. I. Тарту, 1997. С. 188-193.

139. Утехин 1979 — Утехин Н.П. Исторические грани вечных истин («Мастер и Маргарита» М. Булгакова) // Современный советский роман (философские аспекты). Л., 1979. С. 194-224.

140. Формановская 1982 — Формановская Н.И. Русский речевой этикет: лингвистический и методический аспекты. М., 1982.

141. Хундснуршер 1998 — Хундснуршер Ф. Основы, развитие и перспективы анализа диалога // Вопросы языкознания. 1998. №2. С. 38-50.

142. Чудакова 1988 — Чудакова М.О. Жизнеописание Михаила Булгакова. М., 1988.

143. Шведова 1960 — Шведова Н.А. Очерки по синтаксису русской разговорной речи. М., 1960.

144. Шелякин 1983 — Шемякин М.А. Категория вида и способы действия русского глагола. Таллин, 1983.

145. Шиленко 1985 — Шиленко Р.В. К определению класса экспрессивных высказываний // Прагматический и семантический аспекты синтаксиса. Калинин, 1985. С. 159-166.

146. Шмелев 1977 — Шмелев Д.Н. Русский язык в его функциональных разновидностях. М., 1977.

147. Щукина 1996 — Щукина Д.А. Интерпретация художественного текста (категория времени в романе М. Булгакова «Белая гвардия»). Диссертация на соискание ученой степени канд. филол. наук. СПб., 1996.

148. Экспрессивность — Экспрессивность на разных уровнях языка. Новосибирск, 1984.

149. Якимец 1999 — Якимец Н.В. Категория авторской модальности в функциональном аспекте (на материале «Театрального романа» М.А. Булгакова. Автореф. канд. дисс. Н. Новгород, 1999.

150. Яблоков 1988 — Я блоков Е.А. «Я — часть той силы.» (этическат проблематика романа М. Булгакова «Мастер и Маргарита» // Русская литература. 1988. №2. С. 3-31.

151. Яблоков 1997 —Яблоков Е.А. Мотивы прозы Михаила Булгакова. М., 1997.

152. Яновская 1983. — Яновская U.M. Творческий путь Михаила Булгакова. М., 1983.V1. Словари

153. СС — Тресиддер Дж. Словарь символов. М., 1999.

154. ТСС — Мокиенко В.М., Никитина Т.Г. Толковый словарь языка совдепии. СПб., 1998.

155. ТСУ — Толковый словарь русского языка: в 4-х тт. / под ред. Ушакова Д.Н. М., 1935-1940.

156. ФСМ — Фразеологический словарь русского языка / под ред. Молоткова А.И. Л., 1967.

157. ЭСЗС — Энциклопедия символов, знаков, эмблем. М., 1999.