автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.19
диссертация на тему: Репрезентативная сущность языковой личности в коммуникативном аспекте реализаций

Полный текст автореферата диссертации по теме "Репрезентативная сущность языковой личности в коммуникативном аспекте реализаций"

< На правах рукописи

РГВ од

ЗЕЛЕНСКАЯ Валентина Васильевна

РЕПРЕЗЕНТАТИВНАЯ СУЩНОСТЬ ЯЗЫКОВОЙ ЛИЧНОСТИ В КОММУНИКАТИВНОМ АСПЕКТЕ РЕАЛИЗАЦИЙ

10.02.19 — Общее языкознание, социолингвистика, психолингвистика

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

Краснодар 2000

Диссертация выполнена на кафедре общего и славяно-русского языкознания Кубанского государственного университета

Научный консультант — Официальные оппоненты:

Ведущая организация ■

доктор филологических наук, профессор Немец Г.П. доктор филологических наук, профессор Аликаев P.C. доктор филологических наук, профессор Яблонский В.Ю. доктор филологических наук, профессор Кондрашова О.В. Сочинский государственный университет туризма и курортного дела

Защита состоится 28 декабря 2000 года в 9.00 на заседании специализированного диссертационного совета Д.063.73.02 в Кубанском государственном университете по адресу: 350040, Краснодар, ул. Ставропольская, 149, ауд. 231.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Кубанского государственного университета.

Автореферат разослан 20 ноября 2000 г.

Ученый секретарь диссертационного совета к.пед.н., доцент

иаоо/гг^ , 0

Проблема связи культуры и языка — одна из сложнейших теоретических проблем, но достаточно очевидно, что язык выступает средством общения людей друг с другом. Как нет общества без языка, так и нет языка без общества, это абсолютно социальное явление. Более того, возникновение языка одновременно представляло процесс становления сознания, неотделимого от практической, предметно-чувственной деятельности человека (Немец 2000, 141). Причем многообразие, широта, универсальность последней обусловливает зрелость сознания, мышления, а потому и языка.

Таким образом, духовно-интеллектуальное содержание человека, его мышление реализуются посредством языка, благодаря которому осваиваются явления культуры. На основе языка и посредством языка развивается мышление, формируется сознание, то психосоциальное "Я", которое составляет духовность индивида. То обстоятельство, что язык есть единство социально-культурного феномена и духовной субъективности, на наш взгляд, решающим образом сказывается на его лексическом содержании. В самом деле, общеизвестно, что слова всегда что-то означают, т.е. имеют смысл, значение, именно эта лексико-семантическая сторона языка делает его той универсалией, благодаря которой становятся содержательными культурные ценности.

Переплетение практической деятельности, культурного фона и духовно-интеллектуального содержания индивида на уровне языка выступает в виде достаточно сложного комплекса отношений. Это единство свидетельствует о том, что язык — универсальная форма связи духовности индивида, интеллектуального ментального содержания его социального окружения — культуры и практики, активной реализации творческих потенций человеческой личности.

В попытке найти механизмы, обеспечивающие целостно-системный подход к идентификации личности, мы видим актуальность предпринятого нами исследования. Соответственно объектом исследования является языковая коммуницирующая личность, а предметом исследования является языковая личность в целостно-системном осмыслении, в плане субстратного к ней подхода.

Целью данного исследования является создание системы описания коммуникативного взаимодействия личностей, построение скользящих классификаций взаимодействующих в диалогах личностей; идентификация не просто личности, а личности действующей, личности в дискурсе и в процессе познания мира через язык. В связи с поставленной целью предполагается решить ряд задач:

1. Конкретизировать концепты "личность", "языковая личность, "речевая личность" с возможным выявлением параметров сущности личности, абсолютизирующих ту или иную деятельность личности.

2. Описать семантические и прагматические свойства фразеологизмов, характеризующих личность в языке (словаре) и в речи.

3. Выявить структуры с фразеологической модальностью, раскрывающей много ликость связей между "я" и "моим" взглядом на мир, "моим высказыванием" и реальностью.

4. Исследовать "Я-струюуры" с эгоцентрической модальностью с регистрами: адекватный, заниженный, завышенный.

5. Провести сопоставительный анализ употребления единиц, квалифицирующих личность, в оригинальных текстах и в текстах переводов.

6. Установить перспективные ориентиры дальнейшего развития исследования личности.

Научная новизна исследования заключается в выработке подхода к описанию личности в коммуникативном процессе:

— установлена следующая закономерность: тип личности находит свое отражение в структурах дискурса. Изучение корреляций типа личности со структурами её дискурса позволило установить типичное и особенное в дискурсе данного типа личности;

— конкретная языковая личность характеризуется предрасположенностью к различной степени реализации в языке своего внутреннего мира, выраженностью своего уровня языковой компетенции;

— предрасположенность языковой личности к различным видам речевой самореализации является её уникально-неповторимой характеристикой;

— выявлены функциональные аспекты проявления различных субличностей у одной и той же мыслящей на данном языке личности;

— показана уникальная неповторимость конкретной коммуницирующей личности;

— использование тех или иных языковых форм предполагает определенный энергетический заряд, "реализацию индивидуальности";

— установлено, что личность — это не раз навсегда законченная данность, а процесс постоянно изменяющейся и совершенствующейся духовной деятельности;

— язык, культура и этнос неразрывно между собой связаны и образуют средостение личности — место сопряжения её физического, духовного и социального я;

— в связи с необходимостью детального исследования некоторых частных и общих вопросов, касающихся проблемы идентификации личности и не нашедших освещения в рамках данного исследования, обозначены конкретные ориентиры доя дальнейшего углубленного изучения личности.

Теоретическая и практическая значимость полученных результатов видится в том, что выводы и идеи могут оказаться полезными для оптимизации процесса обучения различным дисциплинам, для разработки дидактических проектов различного рода, для создания учебных текстов. Ряд положений и идей могут быть включены в основные и специальные курсы по общему языкознанию, стилистике и переводу.

Понятийный и методологический аппарат исследования выстраивался исходя из постановки проблемы, заключающейся в рассмотрении диалогических отношений как физической совокупности, биологической организации, социологического явления и, наконец, самих отношений как предмета социальной психологии. Важная отличительная черта предложенного способа анализа: акцент на взаимности, постоянной рефлексивности связей, отношений, оценок в непрерывном процессе взаимообмена ими. Тем самым в единую концептуальную систему сводятся категории взаимосвязи, взаимодействия, взаимовлияния и взаимоотношения, образующие исходную методологическую платформу. В связи с этим в качестве исходного метода была применена лингвистическая интроспекция, которая опирается на языковую компетенцию исследователя, его "чувство языка"; использовался метод интерпретации текстов как информационный след речевой деятельности; метод инференции, способности делать выводы из поведения других людей, невербального и вербального; метод контрастивного анализа при переводе.

Материалом исследования послужили фрагменты текстов из художественной литературы на русском и французском языках, включающих единицы с элементами, характеризующими личность.

В диссертации на защиту выносятся следующие положения:

1. Первичность коммуникативного феномена задана интегративным ракурсом рассмотрения. В традиционном понимании процесс коммуникации рассматривался как обмен информацией на уровне взаимодействия двух сознаний. Однако этот процесс оказывается более сложным, так как в обмене участвуют бессознательные потоки информации. В основе обмена информацией лежит механизм переноса бессознательной части представлений о себе на партнера по коммуникации. На этом основании межличностная коммуникация является зачастую результатом его внутриличностного обмена (синер-гетизма содержания сознательного и бессознательного). Бессознательное представлено в направлениях развития цивилизации и образах правильности поведения.

2. Лингвистическое исследование связано с идеей целостности. Идея целостности функционирует на самых разных уровнях и касается взаимодействия различных структур, каждая личность есть целостность. В каждом своем стремлении, в каждой склонности она выражает себя целиком по аналогии с тем, как субстанция выражает себя в каждом своем атрибуте. Тем самым отрицается возможность сведения свойств целого к свойствам частей и утверждается, что свойства частей объясняются свойствами целого.

3. Расширение пространства сознания предполагает диалог между представителями разных культу}. Это диалог особый, не укладывающийся в привычную коммуникативную схему размена реплик — диалог в духе взаимного доверия (диалог-унисон), в котором реплика не обладает традиционной направленностью на партнера и воздействием на него. Целью такой коммуни-

кативной деятельности является стимулирование интертекстуального обмена, укрепление духовных идеалов, воспитание уважения и терпимости к другим культурам. Складывается принципиально новый коммуникативный статус: самораскрытие одного как стимул к раскрытию другого.

4. Границы языковой личности — лабильны. Ядро состоит из личностно формирующих системных, инвариантных характеристик, а периферийные характеристики носят случайный, второстепенный характер. Конкретная языковая личность в разных коммуникативных ситуациях выступает как иная, новая личность. Языковая личность является своего рода абстрактным конструктом (типа фонемы), с которым соотносятся контекстуально обусловленные алловарианты этой личности. Это обеспечивает тождество личности самой себе при бесконечном наборе возможностей её варьирования.

5. Феномен "Я" возникает в онтогенезе как следствие интериоризованно-го диалога с обобщенным образом "другого", формирующимся в интрапси-хической реальности субъекта в процессе овладения им речью в результате социальных контактов, ощущении субъектом своей отдельности, самостоятельности, отличия от других индивидов. Наблюдаются две сосуществующие и противоположно направленные тенденции в отношении к другим индивидам: с одной стороны, стремление к эмоциональному сопричастию с другими людьми, а с другой — желание сохранять свою отдельность (может включать в себя в качестве компонентов эмоции оборонительного и даже агрессивного характера). Таким образом, амбигендентностъ Я (стремление к контакту) сочетается со стремлением к ограничению от других, что и составляет психологическую основу этногенеза.

6. Дискурс может и должен служить основой для моделирования типа говорящей личности. Тип личности выводится из дискурса на основании анализа соотношения понятий языковой личности, личностных свойств коммуниканта, личностных стратегий, типов языковой личности в отношении к понятию типа личности в смежных с лингвистикой дисциплинах.

7. Перевод рассматривается в широких рамках межъязыковой коммуникации, которую реализуют коммуницирующие личности. Объектом науки о переводе является коммуникация с использованием двух языков, включающая коррелирующую между собой деятельность источника, переводчика и получателя. Центральным звеном этой коммуникации является деятельность переводчика, которая представляет один из сложных видов речевой деятельности. Деятельность переводчика включена в определенную ситуацию и коррелирует с ней, поэтому науке о переводе важно изучать и действие, и мотивы, и цели источника, и порожденное им речевое произведение, и особенности приема сообщения адресатом, и поведение адресата, и многое другое, из чего состоит коммуникация с использованием двух языков.

Апробация и практическое внедрение результатов исследования. Основные результаты апробированы в докладах на ежегодном теоретическом

симпозиуме "Философия языка: в границах и вне границ" (Харьков, 1993), на межвузовской научно-методической конференции "Проблемы совершенствования образовательных процессов" (Краснодар, 1993), на региональной научной конференции "Актуальные проблемы лингвистики и методики преподавания" (Краснодар, 1993), на международном теоретико-методологическом семинаре-совещании "Проблемы динамической лингвистики: теоретические и прикладные вопросы" (Абрау-Дюрсо, 1994), на международном теоретико-методологическом семинаре-совещании "Динамическая лингвистика-95" (Абрау-Дюрсо, 1995), на межрегиональной конференции "Язык и человек" (Сочи,

1995), на меяедународном коллоквиуме по лингвистике "Язык и коммуникация: деятельность человека и построение лингвистических ценностей" (Сочи,

1996), на международной конференции по лингвистике "Язык в мире и мир в языке" (Сочи, 2000). Основные результаты внедрены в спецкурс "Личностные аспекты коммуникативного процесса".

Цель и задачи исследования определили структуру и объем работы, которая состоит из введения, четырех глав, заключения, списка источников языкового материала, списка литературы.

СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении раскрывается актуальность проблемы, определяется предмет и методы исследования, формулируются цели и задачи работы, а также положения, выносимые на защиту.

В главе 1 "Языковая личность в коммуникативном пространстве" характеризуются актуальные лингвистические парадигмы.

Классическая парадигма лингвистики складывалась на основе представления о языке как о системе знаков, главное назначение которой заключается в передаче информации; в соответствии с этим представлением коммуникативная функция языка рассматривалась как бесспорно наиважнейшая. Если в недавнем прошлом (начиная от эпохи В.Гумбольдта и заканчивая всплеском интереса к прагматическим аспектам языка в 50—60-е годы нашего столетия) это положение и подвергалось сомнению, то речь при этом шла о противопоставлении коммуникативному аспекту познавательной функции языка, которую в общих чертах можно определить как функцию формирования, выражения и накопления интеллектуально-культурного потенциала, но которая в трудах тех или иных мыслителей могла принимать и более специфическую форму (функция самовыражения человека у Гумбольдта, эстетическая функция языка у К.Фосслера и др.). Лишь с момента обращения лингвистов к вопросам прагматики и с возникновением прагмалингвистики было всерьез обращено внимание на то, что, помимо этих упомянутых функций (коммуникативной и познавательной), существует богатая гамма не менее существенных функциональных моментов, непосредственно связанных с языком и языковой

деятельностью. То, что об этих последних заговорили в сравнительно недавнее время, не может вызывать удивления, ибо они, как правило, образуют скрытый, замаскированный под явным информационным содержанием пласт лингвистических данностей, который, однако, подобно подводной части айсберга, составляет едва ли не подавляющую часть функциональной аспектно-сти языка.

Действительно, относительно всякого сообщения или высказывания, особенно в устном межличностном общении, уместен вопрос: для чего это говорится, чего желает добиться говорящий сообщением данной информации в плане воздействия на слушающего. При такой постановке вопроса может оказаться, что собственно информация не является самой существенной составляющей речевого акта, что она представляет собой лишь средство для достижения определенной цели и может быть заменена другой информацией, способной к достижению той же цели. Существуют такие случаи использования языка, при которых ценность собственно информационной составляющей является практически нулевой, во всяком случае, не идущей ни в какое сравнение с таковой функционального аспекта.

Соответственно, здесь основная функциональная нагрузка ложится на невербальные, паралингвисгические и так называемые супрасегменгные составляющие речевого акта (мимику, жесты, интонацию и т.п.). Сказанное в особой степени касается так называемых перформативных речевых актов и употреблений языка — т.е. тех случаев, когда акцент делается не на сообщаемой информации, а на связанном с ней иллокутивном действии (воздействии) на партнера или реципиента: приговор, клятва, оскорбление, проклятие и т.д.

В других случаях перформативного употребления языка может наблюдаться своеобразный паритет информационного и деятельностного (иллоку-ционного) аспектов: угроза, предостережение, обещание, похвала, осуждение и т.д.

Со времени классических исследований в области речевой прагматики список подобных функций существенно вырос. Так, только в области жанра семейной беседы выделяются этикетные тактики (благодарности, приглашения, извинения), тактики заботы и участия (похвалы, советы и предложения), тактики семейного единения (утверждения ценности семейного общения, комплимента, проявления естественного гедонизма), тактики заинтересованности, речевые поддержки, тактики неприятия, этикетные реакции и т.д.

Особое место в ряду тем или иным образом маркированных случаев передачи информации (маркированных — в смысле нетривиальных, имеющих добавочную, помимо передачи самой информации, целеустановку) занимает так называемое суггестивное употребление языка, под которым понимается воздействие на психику и сознание реципиента с целью изменения его в желаемом для автора текста направлении. О важности функции воздействия в плане филогенетического становления языка свидетельствуют исследования

Б.Ф.Поршнева. Именно Б.Ф.Поршнев связывал лингвистическое изучение суггестии с прагматикой — одной из трех составляющих науки о знаках (семиотики), которая имеет дело с отношением знака к использующим его людям.

Наблюдения показывают, что язык используется с целью "переиграть" адресата, воздействуя на уязвимые места его психики. К поведению, рассчитанному на воздействие, можно отнести распространенные сценарии человеческих взаимоотношений, которые Э.Берн называет играми ("в которые играют взрослые"). Игра в этом смысле "представляет собой повторяющийся набор порой однообразных трансакций, внешне выглядящих вполне правдоподобно, но обладающих скрытой мотивацией; короче говоря, это серия ходов, содержащих ловушку, какой-то подвох". Различается единичная игра, цель которой избежать затруднительного положения; с другой стороны — игра, представляющая собой сценарий жизни, который регламентирует всю систему взаимодействия с миром.

Стремление к воздействию может осуществляться как на уровне индивидуального личностного общения, так и на уровне воздействия на массовое сознание. Принципиальные механизмы воздействия в том и в другом случае одни и те же, хотя можно обнаружить и частные специфические моменты. Так, при воздействии в межличностном общении характерно большое разнообразие используемых средств и приемов, подход говорящего более индивидуализирован и строится с учетом специфических черт и интересов того лица, на которое направлено воздействие. Тактика воздействия не исчерпывается языковой активностью (она может реализовываться и невербальными средствами), однако именно язык предоставляет наибольшие возможности для стратегии игры. Можно даже утверждать, что язык в своей существенной части предназначен для воздействия; что он не в меньшей степени есть средство воздействия, чем средство передачи информации.

Действительно, относительно всякого языкового высказывания уместно задать вопрос: "С какой целью это говорится?". А целью может выступать скрытая угроза, намек, лесть, комплимент, стремление блеснуть или понравиться адресату и т.д. Эта прагматическая подоплека, обычно не выраженная явно, тем самым ориентирована на скрытое подсознательное воздействие и в конечном счете стремится изменить поведение собеседника в нужном направлении.

К прагматическим характеристикам языковых актов, используемых с целью воздействия на собеседника, можно подойти, как минимум, с двух точек зрения. С одной стороны, это, так сказать, общая стратегическая цель речевого акта, которая по своей прагматической установке может выступать как стремление одержать психологическую победу над адресатом воздействия. С другой стороны, такого рода цели в ходе коммуникативного взаимодействия обычно реализуются не прямо, а через последовательность частных (тематических) приемов или ходов. В числе этих последних можно выделить, к при-

меру, такие установки, как "зондирование почвы" (прощупывание собеседника вопросами с целью выявить его "слабые струны", взгляды, предпочтения), стремление показать собственную компетентность, подстройка под собеседника (позволяющая установить более интимный контакт), приведение противной стороны в состояние неуверенности, замешательства, при котором шансы на успех в коммуникации значительно повышаются. В числе таких тактических ходов могут фигурировать далее скрытый шантаж, косвенная угроза, разного рода инсинуации, приманка лестью или интересной для собеседника темой, "ведение" "пойманного на крючок" партнера в желательном для говорящего направлении, отвлечение внимания для "протаскивания" нужной идеи и т.д.

В качестве примера можно привести рекомендации специалистов по тактике ведения переговоров.

1. Неразоблачение. Во всех переговорах присутствует элемент блефа. Используя его, одна или обе стороны могут не раскрывать все факты своего дела, известные им, или хотя бы в начале переговоров не показывать, каков же их желаемый результат.

2. Введение в заблуждение. Это уже следующая степень блефа в обеспечении информацией другой стороны, и, хотя в данном случае такие принципы ведения переговоров как объективность и непредвзятость — просто пустой звук, иногда желаемого успеха можно достичь только таким образом.

3. Сохранение лица. Очень часто одна из сторон готова достичь соглашения, но находит это затруднительным, потому что в процесс включено слишком много посредников. Поскольку желаемым результатом все же является соглашение, другой стороне необходимо изобразить процесс переговоров так, чтобы сделать вид, что обе стороны достигли чего-то независимо от реальных фактов.

4. Давление. В ряде переговоров просто неизбежно может понадобиться оказать давление. Скрытое давление может состоять в быстром резюмировании результатов переговоров с целью добиться согласия на решение, в то время как явное давление — это попытка силой добиться результата, что может вынудить принуждаемую сторону к обороне.

5. Демонстрация силы. Неизбежно происходит так, что "направление своих войск" против другой стороны обозначает давление хотя бы просто потому, что в этом случае демонстрируется сила своей позиции

6. Угрозы. "Никогда не угрожай, если ты не готов выполнить угрозу". Хотя эта тактика показывает решимость, с которой угрожающая сторона относится к переговорам, угроза может прозвучать только один раз, и в любом случае противоположная сторона может уклониться от нее, блефуя в ответ. Если угроза необходима, то первоначально она должна прозвучать мягко, затем постепенно используются все более резкие формы.

7. Первое и окончательное предложение. В самой идее первого и окончательного предложения подразумевается угроза, которая вообще отрицает пе-

реговоры как таковые. Если оно высказано великодушно, то это упреждающее предложение может и сработать, но даже в этом случае уничтожается основная идея другой стороны — "объяснение собственного существования", поэтому может весьма пригодиться тактика сохранения лица.

8. Предоставление другой стороне возможности делать все самой. Другими словами, в то время, как кто-то говорит, обнаруживается все больше моментов, касающихся дела и их предпочтений.

9. Сохранение молчания. Молчание может тяжело повиснуть в воздухе, и лишь немногие сумеют удержаться от попытки заполнить создавшийся вакуум. Молчащая сторона за это время может собраться с силами для каких-нибудь контрмер.

10. Выуживание. В то время как хранящая молчание сторона как бы вынуждает говорить другую сторону, выуживание — это изречение замечаний для того, чтобы заставить беседовать другую сторону и вытянуть побольше информации о проблемах этого человека и о том, насколько он озабочен ими.

11. Недоразумение. Выуживание включает в себя замечания, позволяющие выяснить подтекст ситуации, а непонимание — лишь намеренно неверная интерпретация чужих замечаний и заявлений, чтобы выяснить, насколько глубоко озабочен ими человек, и т.д.

Итак, коммуникативное воздействие можно определить как вид психологического принуждения, искусное исполнение которого ведет к скрытому возбуждению у другого человека намерений, не совпадающих с его актуально существующими желаниями. Одно из необходимых условий воздействия — скрытность интенций. Коммуникативный успех реализуется лишь тогда, когда факт воздействия на адресата им не осознается и конечная цель собеседника ему неизвестна. У адресата воздействия должно быть ощущение самостоятельного принятия решения. Коммуникативное воздействие, понимаемое в широком, глобальном смысле, пронизывает речевое общение сверху донизу, неотъемлемо связано с аспектом внушения и требует дальнейшего углубленного изучения. "Быгие-внутри-себя" — наша индивидуальная территория жизни, противостоящая самой жизни.

Сторонники современного течения реконструкции (Ж.Делёз, Ж.Деррида) приходят к мысли о том, что в любой оппозиции интерес представляет не только каждый полюс в отдельности, но и их взаимосвязь, а также и раздел между полюсами. Поэтому предметом рассмотрения дехонструктивизма, в основе которого лежит понятие языковой игры, становятся не сами члены оппозиции и не их иерархия, а то, что их разделяет, в оппозиции верх/низ, тьма/свет и т.д. в центр исследовательской операции помещается то, что скрывается за значком "/", нечто, разграничивающее члены оппозиции друг от друа. Именно здесь и проявляется тотальная активность сШГегапсе, происходит превращение Хаоса в структуру, смысла в значение (и обратно). Процедура диссеминации (разрыва) заканчивается, как правило, констатацией того факта, что "вместо непроходимого барьера налицо очень тонкий и слож-

ный процесс перехода оппозиции друг в друга, взаимоперетекания мнимо противоположных смыслов без всякой преграды, кроме устанавливаемой самими же исследователями".

Итак, была сделана попытка проникнуть внутрь того, что в любой оппозиции составляет раздел между полюсами и оттуда посмотреть и на каждый полюс в отдельности и на их взаимосвязь. Анализ позволяет утверждать, что бинарная оппозиция "диссеминирует", уничтожая саму бинарно-оппозиционную структуру и обнаруживается при этом парадоксальная вещь, что никаких противоположностей не существует, налицо игра смыслов. В результате члены оппозиции поворачиваются то одним, то другим смысловым целым, но всегда являя ему только какую-то свою часть, их взаимоотношение и функцию. Эта мысль деконструктивистов совпадает с высказыванием древних римлян, которые утверждали, что середины нет и нужно непременно примкнуть к тому или другому: Non est tertium.

Анализ ценностного измерения личности выявил следующие модели ценностной ориентации: бинарную, тернарную и монистическую, наиболее распространена тернарная модель, где одна противоположность плавно переходит в другую, чем и обусловлен динамизм процессов в человеке, обществе, космосе. Точное определение нулевой точки квалифицирует члены оппозиции как равные и противоположные. Процесс перехода измеряется по вертикали, горизонтали и направленности.

В главе 2 "Языковая личность в системе категорий взаимосвязи, взаимодействия, взаимовлияния и взаимоотношения" определяются позитивные координаты личностной интеграции.

Теоретики организмического плана постулируют наличие у человека постоянного запаса энергии, которая имеет тенденцию к равномерному распределению в организме. Эта постоянная, равномерно распределяемая энергия представляет "среднее" состояние напряжения в организме, и именно поэтому к среднему состоянию организм всегда возвращается или стремится вернуться вслед за изменением напряжения, вызванным стимульным воздействием. Это возвращение к "среднему" состоянию и есть процесс выравнивания.

Цель нормального, здорового человека — не просто снять напряжение, но выровнять его. Уровень, на котором напряжение становится уравновешенным, представляет центрирование организма. Этот центр позволяет организму действовать наиболее эффективно, справляясь с окружением и самоакзуа-лизируясь в будущих видах активности, соответствующих ее природе. Полная центрация или совершенное равновесие — идеальное холистическое состояние, которое, впрочем, редко достижимо.

Принцип выравнивании объясняет согласованность, когерентность, упорядоченность поведения, существующие несмотря на стимулы, нарушающие равновесие. В адекватной среде организм всегда будет оставаться более или

менее сбалансированным. Перераспределение энергии и нарушение равновесия системы проистекают из вмешательства среды и иногда — из внутреннего конфликта. Однако индивидуальная жизнь становится по мере взросления более центрированной.

Исследователи главное внимание уделяют внутренним детерминантам поведения и придерживаются принципа, в соответствии с которым организм находит ту среду, которая наиболее соответствует самоактуализации. Но организм зависит и от внешнего мира. Это означает, что между организмом и средой существует взаимодействие. Возможность отстаивания себя в мире — при сохранении своей специфики — связана с особого рода " приходом к согласию" организма и среды. Изменение организма, вызванное стимулами среды, через определенное время выравнивается; так что организм вновь обретает то "среднее" состояние, которое соответствует его природе, "адекватно" ей.

Если принять во внимание вслед за некоторыми исследователями, что личность — это динамическая организация психофизических систем, которые определяют характерное для него поведение и мышление, то это означает следующее: динамическая организация предполагает, что поведение человека постоянно эволюционирует и изменяется. Таким образом, личность — не статичная сущность, хотя здесь и имеет место такая основополагающая структура, которая объединяет и организует различные элементы личности.

Гомеостатическая и гетеростатическая ориентация личности в аспекте антропологии означает включение человека в живой конфликт между существующим миром ценности и отдельной личностью. Когда мы говорим, мы постигаем себя через противоположности и действуем в них. Мы скроены из противоречий и раскрываем себя в них. Можно назвать некоторые противоречия, выполняющие конституирующую роль по отношению к человеку: длительно существующее постоянство и изменчивость, превращение; форма и разнообразие; упорядоченность и спонтанность. Причем эти противоположности всегда находятся в состоянии острого противоборства друг с другом. Ни одна из них никогда не выступает в отдельности: один из полюсов с самого начала предполагает наличие противоположности, содержит ее в себе. Однако два таких полюса ие могут слиться в каком-то синтезе, в некоем Третьем. Напротив, они всегда сохраняются как таковые, в чистом виде.

В свою очередь, равновесие между обеими сторонами противоречия тоже только временно и формально. Уравнивание противоречий — один из опасных моментов, которые обнаруживают себя в каждом отношении противоречивости: совершенное равновесие означает гибель, точно так же, как чистое торжество одного из двух крайних полюсов. Таким образом, в человеческой жизни постоянно сохраняется динамический конфликт. Конфликтующие стороны не бывают полностью равны по силе: один из полюсов всегда перевешивает. Уместно задать следующие вопросы: движет ли индивидуумом прежде всего (или исключительно) необходимость уменьшения и

сохранения состояния внутреннего равновесия (гомеостаз)? Или его мотивация направлена на развитие, поиск новых стимулов и самореализацию (гете-ростаз)?

Теории личности, созданные убежденными сторонниками гомеостаза, могут предлагать в качестве предмета исследования различные личностные механизмы, которые вырабатываются у индивидуумов с целью снижения напряжения. А в теориях личности гетеростатной ориентации гетеростаз предстает в виде самореализации личности (т.е. постоянного движения в направлении актуализации ее потенциальных возможностей). Следовательно, признавая обоснованность гомеостатических потребностей, составляющих примитивную и общую с животными мотивацию человека, следует учитывать, что рост и изменение — наиболее заметные особенности личности человека. Таким образом, каждая из двух полярных точек этого континуума относится к природе и свойствам внутренних мотивационных состояний, которые, вероятно, являются причиной поведения человека. Маслоу сильно склоняется к положению гетеростаза: образ человека, идущего к все более высоким вершинам личностного роста, является неотъемлемой частью его теории. Однако дефицитные мотивы имеют гомеостатическую основу. Следовательно, человек не все время стремится к росту — часть его жизни обязательно включает уменьшение напряжения.

Обычно люди регулируют свое поведение на основе внешних последствий, которые они либо наблюдают, либо испытывают непосредственно. С точки зрения социально-когнитивной теории, однако, многие наши поступки регулируются самоналагаемым подкреплением. Самоподкрепление очевидно имеет место всякий раз, когда люди устанавливают для себя планку достижений и поощряют или наказывают себя за ее достижение, превышение или неудачу.

Люди сами выбирают моральные и материальные поощрения и наказания из множества доступных им. Самоподкрепление — процесс, суть которого заключается в том, что люди награждают себя поощрениями, над которыми они имеют контроль, всякий раз, когда достигают установленной ими самими нормы поведения. Так как можно реагировать и негативно, и позитивно, Бандура использует термин "саморегулирование" для обозначения усиливающего и уменьшающего эффекта самооценки. С точки зрения Бандуры, саморетулируемые побуждения усиливают поведение в основном через свою мотивационную функцию: в результате самоудовлетворения от достижения определенных целей у человека появляется мотив прилагать все больше усилий, необходимых для достижения желаемого поведения. Уровень самопроизвольной мотивации человека обычно варьирует в соответствии с типом и ценностью побуждений и природой норм поведения. Можно отметить следующие процессы, входящие компонентами в саморегулирование поведения: самонаблюдение и самооценка.

Поведение человека меняется по ряду параметров самонаблюдения. Функциональная значимость этих величин зависит от типа рассматриваемой деятельности. Например, социальное поведение обычно оценивается в таких величинах, как искренность, девиантность, нравственность и другие. Другой компонент, вовлеченный в поведение саморегулирования, — самооценка. Часто бывает, что поведение рассматривается как достойное одобрения и, следовательно, поощряемое или как неудовлетворительное и наказуемое, в зависимости от того, с позиций каких личностных стандартов оно оценивается. Вообще поступки, соответствующие внутренним нормам, считаются позитивными, а не соответствующие — негативными.

Оценка деятельности — другой ключевой фактор в критическом компоненте саморегулирования поведения. Бандура утверждает, что широкий спектр поведения человека регулируется с помощью реакций самооценки, выражаемых в форме удовлетворенности собой, гордости своими успехами, неудовлетворенности собой и самокритики. Позитивная самооценка поведения приводит к поощряемому типу реагирования, а негативная оценка — к наказывающему. Более того, реакции самооценки приобретают и сохраняют критерии поощрения и наказания в зависимости от реальных последствий. Люди обычно удовлетворены собой, если испытывают гордость от своих успехов, но недовольны собой, когда что-то осуждают в себе.

С социально-когнитивной точки зрения люди склонны тревожиться и осуждать себя, когда нарушают свои внутренние нормы поведения. Они неоднократно переживают в ходе социализации такую последовательность событий: проступок — внутренний дискомфорт — наказание — облегчение. В этом случае действия, несоответствующие внутренним нормам поведения, вызывают тревожные предчувствия и самоотчуждение, не проходящие до тех пор, пока не наступит наказание. Оно, в свою очередь, не только кладет конец страданиям от проступка и его возможных социальных последствий, но также направлено на то, чтобы вернуть одобрение других. Соответственно, самонаказание избавляет от внутреннего дискомфорта и дурных предчувствий, которые могут длиться дольше и переноситься более тяжело, чем само наказание. Реакции самонаказания сохраняются долго, так как они смягчают душевную боль и ослабляют внешнее наказание. Осуждая себя за недостойные в моральном отношении поступки, люди перестают терзаться из-за прошлого поведения. Самокритика может также уменьшить терзания по поводу неправильного или разочаровывающего поведения. Другая причина самокритики — то, что она часто является эффективным средством уменьшения негативных реакций других. Иначе говоря, когда есть вероятность, что определенные поступки приведут к дисциплинарным мерам, самонаказание может оказаться меньшим из двух зол. И наконец, вербальное самонаказание может использоваться с целью услышать похвалу от других. Осуждая и принижая себя, индивид может вынудить других людей высказаться по поводу его положительных качеств и способностей.

Хотя самонаказание может положить конец тревожным мыслям или, по крайней мере, ослабить их, оно также может усилить личный дискомфорт.

Действительно, чрезмерное или длительное самонаказание, основанное на излишне строгих нормах самооценки, может вызвать хроническую депрессию, апатию, ощущение никчемности и отсутствие цели. Люди, страдающие от значительной недооценки себя, могут принижать себя и свои успехи настолько, что в конце концов становятся апатичными и оставляют деятельность, которая раньше приносила им большое удовлетворение. Поведение, являющееся источником внутреннего дискомфорта, может также способствовать развитию форм психопатологии. Другие же могут защитить себя от самокритики, уйдя в мир грез, где они получают в несбыточных фантазиях то, что недостижимо в реальности. Поэтому часто неадекватное поведение — это результат излишне строгих внутренних норм самооценки.

В последние годы Бандура ввел в свои теоретические построения постулат когнитивного механизма самоэффективности для объяснения личностного функционирования и изменения. Концепция самоэффективности относится к умению осознавать свои способности выстраивать поведение, соответствующее специфической задаче или ситуации. Самоэффективность, или осознанная способность справиться со специфическими сшуациями, влияет на несколько аспектов психосоциального функционирования. То, как человек оценивает собственную эффективность, определяет для него расширение или ограничение возможности выбора деятельности. Самооценка эффективности влияет на формы поведения, мотивацию, выстраивание поведения и возникновение эмоций. Люди, осознающие свою самоэффективность, прилагают больше усилий для выполнения сложных дел, чем люди, испытывающие серьезные сомнения в своих возможностях. В свою очередь, высокая самоэффективность, связанная с ожиданиями успеха, обычно ведет к хорошему результату и таким образом способствует самоуважению. Напротив, низкая самоэффективность, связанная с ожиданием провала, обычно приводит к неудаче и таким образом снижает самоуважение. Люди, считающие себя неспособными справиться со сложными или опасными сшуациями, вероятно, будут уделять чрезмерное внимание своим личным недостаткам и постоянно изнурять себя самокритикой.

В главе 3 "Языковая личность: самопознание и самообъяснение" определяются параметры раскрытия личностных связей, особое место в которых занимают Я-структуры.

Семантико-прагматический анализ лексики, употребляемой в Я-струюурах, показывает, что всю лекажу можно разделить на пять групп. Так, наиболее частотными лексическими единицами в самообвинении являются пейоративы, указывающие на недостаток ума, что представляет собой личную несостоятельность человека Онтологическая отрицательная характеристика статуса человека выносится "дураку". Во французском языке наибо-

лее частотны следующие слова, обозначающие интеллектуальную недостаточность: imbécile, fou, idiot, bête, stupide, sot, étourdi, crétin, maboul.

Пейоративы, указывающие на недостаток ума. Во французском языке основным направлением пейоративизации является подчеркивание того, что объект отрицательной оценки — это глупый человек. Если в основу классификации пейоративов легли критерии: полноценность/неполноценность, то приоритетная ценность — быть умным. Рассмотрим первый пример:

(1) Lolivier eut un moment de faiblesse. — Je suis un imbécile et un ingrat. J'ai la chance de t'avoir là et je me plains. Tu n'imagines pas tout ce que je te dois. Sans toi je ne sais pas comment j'aurais pu tirer ces dix dernières années. Toi, tu vois tout plus grand et plus beau que nature. Tout à l'heure j'ai été odieux. Ne dis pas non. Je peux dire que tu es presque devenu ma conscience (M.Aymé). Ср.: У Лоливье случилась минутная слабость. Я глупый и неблагодарный. Мне выпало счастье быть с тобой там и я выражаю недовольство. Ты не можешь себе представить, чем я тебе обязан. Я не знаю, как бы я смог прожить эти последние десять лет. Ты видишь все ярче и прекраснее, чем в действительности. Я вел себя сейчас отвратительно. Не отрицай. Я хочу сказать, что ты почти стал моей совестью.

Деформация сознания фиксируется в коммуникативных стилях. При этом можно говорить о неплодотворной ориентации личности, представленной в виде симбнотической н отчужденной тенденции поведения по Э.Фромму. Симбиотическая личность в ее пассивной форме реализует "жалостно-зависимый стиль", психологическая аксиома которого может быть формализована: "Я слабый и беспомощный — один я еще не дорос до жизни. Без тебя мое Я потеряно". Беззаветный стиль поведения опирается на аксиому: "Я сам не значим, только в заботе о другом и для другого я могу быть к чему-либо пригодным и значимым". В диалоге это маркируется в эгоцентрической модальности занижением самооценки Je suis un imbécile et un ingrat.

Наблюдения В.И.Карасика подтверждают, что возможна комбинаторика типовых пейоративных признаков. Так глупость (imbécile), ведущая к неумению оценить достоинства, соединяется с неблагодарностью (ingrat) причинно-следственной связью, признак odieux (отвратительный) также находится с предыдущими признаками в причинно-следственных отношениях: я глуп, поэтому я неблагодарен, поэтому я отвратителен.

(2) — Je suis idiote, n 'est-ce pas? — Non. Tu es ce qu'on rêve toujours de connaître. Tu es l'illusion de l'amour (J.Anouilh). Ср.: Я идиотка, не правда ли? — Нет, ты та, о которой всегда мечтают. Ты любовное заблуждение.

Интерпретация этого примера не вызывает затруднений. Вербальное самонаказание при помощи пейоратива idiote здесь используется говорящим с целью у слышать похвалу от собеседника, осуждая и принижая себя, индивид старается вынудить других людей высказаться по поводу его положительных качеств и способностей. И действительно следующая диалогическая реплика

представляет собой комплимент, в котором реализуется сверхоценка: реакция на заниженную оценку партнера.

(3) — Tu vois que nos deux vocations n'étaient pas si différentes. — J'ai été stupide. La tienne est plus belle. Ta mission plus noble. Moi, je ne soigne que le corps. Toi tu es l'infirmier de l'âme (F.Dorin). Ср.: — Видишь, наши призвания почти совпадают. — Я была глупа. Твое призвание более прекрасное, твоя миссия — более благородная. Я лишь врачую тело. Ты же — целитель души.

Указанный пример можно отнести к стратегии негативной вежливости. Эта стратегия сводится к следующей линии поведения: проявление уважения к партнеру посредством принижения собственного положения и возвышения положения адресата.

(4) — Ah! malheur, pendant la première partie de la campagne, ce que j'en ai laissé perdre des occases! J'ai eu tout de l'emmanché à c'moment-là (H.Barbusse). Эх, беда! Сколько я упустил удобных случаев в начале войны! В ту пору я был балдой. Так мне и надо! Пер. В.Парнаха.

Приведенный пример также иллюстрирует внутреннюю несостоятельность человека. Рефлексивной структурой реализуется речевой акт сожаления по поводу несбывшихся желаний адресанта.

(5) — J'en ai assez. Je ne veux pas rentrer rue Saint-Jacques et regarder la télévision avec Aline et mes deux andouilles de filles, ou corriger des devoirs ineptes, ou faire des cours ineptes parce que je suis inepte. Je veux rester ici, avec vous et faire des bêtises. Je vais mourir bientôt, moi, après tout (F.Sagan). Ср.: С меня хватит. Я не хочу возвращаться на улицу Сэн-Жак и смотреть телевизор с Алиной и моими бездельницами дочерьми, или же исправлять нелепые задания, проводить бездарные занятия, потому что я глупа. Я хочу остаться здесь с вами и делать глупости. Я скоро умру, в конце концов.

В словаре Le Petit Larousse illustre находим следующие значения слова inepte: 1) absurde, dépourvu de sens; 2) sot, incapable. Таким образом, прилагательное inepte указывает на недостаток ума и на отсутствие способностей. Именно эти свойства (недостаток ума и отсутствие способностей) представляют собой личностную несостоятельность человека. В рефлексивном употреблении прилагательное inepte осуждает глупость и неспособность субъекта и выражает речевой акт досады по поводу сложившихся обстоятельств.

(6) — Félix, si tu allais fermer les poules? — Je ne suis pas ici pour m'occuper des poules. — Et toi, Emestine? — Oh! moi, maman, j'aurais trop peur! — Dieu, que je suis bétel Je n'y pensais plus. Poil de Carotte, va fermer les poules! (J. Renard). Ср.: Феликс, пойди-ка закрой кур. — Я здесь не для того, чтобы заниматься курами. — А ты, Эрнестина? — О, мама, мне было бы очень страшно. — Боже, как я глупа! Я даже не подумала. Рыжик, иди закрой кур.

Рефлексивное употребление пейоратива bête заслуживает внимания. Фразу, произнесенную мадам Лепик (Dieu, que je suis bête!), можно интерпретировать следующим образом: глупец в рефлексивном употреблении — это тот, кто совершил глупый поступок; осознал, значит, поумнел. Мадам Лепик

сделала ошибку, обратившись с просьбой к Феликсу и Эрнестине закрыть кур. И тотчас же исправила эту ошибку, заставив Рыжика выполнить эту работу. Рефлексивное употребление слова bête обозначает акт досады.

(7) — Ya que les crétins qui ne se font pas opérer de l'appendicite! —Je suis un crétin! Tu me l'as assez dit pour queje le sache... (YJamiaque). Ср. : — Только кретины не делают операции аппендицита. — Я кретин! Ты мне сказал достаточное количество раз, чтобы я это запомнил.

В научной литературе отмечается, что наибольшее количество пейоративных субъектов составляют субъекты оскорбления (около 40%). Под оскорблением понимается любое определение несостоятельного человека. Субъект оскорбления испытывает активное неуважение к человеку, качества которого оцениваются отрицательно. Это чувство неуважения может иметь объективные и субъективные основания, но для объекта оскорбления оскорбляющий выступает как злой и несправедливый поноситель, высокомерный, бестактный, мелочный, грубый человек. Субъект, отрицательно оценивающий внутреннюю несостоятельность человека, считает, что нужно бьпъ достаточно умным, образованным, готовым к жизни, опытным, умелым сильным, волевым, смелым, сдержанным в проявлении чувств и т.д. В диалоге отца с сыном реплика отца (отрицательная характеристика личности сына): Y a que les crétins qui ne se font pas opérer de l'appendicite! является оскорблением. Однако оскорбление только тогда считается оскорблением, когда оно принимается адресатом. В данном диалоге ироническое замечание сына по поводу отсутствия новизны в сообщении отца указывает на то, что сын отклоняет это оскорбление и не считает себя неполноценным.

Итак, в лексической семантике французского языка тематическая группировка значений слов, объединенная смысловым инвариантом "человек с интеллектуальной достаточностью", обнаруживает обширную синонимию. Значение "человек с интеллектуальной недостаточностью" связано с осознанием нехватки ума, отсюда — слабый ум, медленное соображение, ограниченные способности, рефлексивное употребление слов, указывающих на интеллектуальную недостаточность, поддается интерпретации лишь на основании контекста.

Лексика, характеризующая внешность человека.

(8) — Et moi, je suis devenu un vieux sorbonnnard ventru... — Et vous m'avez oubliée... Cela meurt, l'amour. —Hélas!" (J.Anouilh). Ср.: Я, выпускник Сорбоннского университета, стал толстобрюхим стариком. — И вы меня забыли. Любовь умирает. — К сожалению.

Если первая группа имела направленность: оценка личности по внутренней сущности, то ко второй группе относится оценка по внешним данным. Таким образом, следующим направлением пейоративизации является подчеркивание того, что объект отрицательной оценки — это противный и уродливый человек. Отсюда вытекают приоритетные ценности — "бьпъ приятным" и "быть красивым", а компоненты оппозиции — уродливый/красивый.

В основу данной классификации пейоративов легли различные критерии: оценка по внешним данным/по внутренней сущности.

Что касается примера (8), то рефлексивное описание изменившейся от старости внешности выражает горькую иронию по поводу того, что в жизни всё проходит и всё происходит не так, как хочется.

(9) — Moi, j'suis malade, moi, j'suis affaibli, r'gardez-moi c'te ruine; moi, j'suis gaga. I's allaient chercher des maladies dans l'fond d'eux pour s'en affiibler: "J'voulais partir pour la guerre mais, j'ai une hernie, deux hernies, trois hernies" (RBaibusse). "Я болен, я ослаб, поглядите, какая я развалина, я старая песочница". Они старались откопать у себя всякие болезни и щегольнуть ими: "Я хотел пойти на войну, но у меня грыжа, две грыжи, три грыжи". Пер. В.Парнаха.

Как мы уже упоминали, недостаток ума представляет собой личностную несостоятельность человека, это — онтологическая характеристика, к которой также относятся и внешние данные. Обычно человек старается не привлекать внимания к недостаткам лица и фшуры. Почему же в примере (9) персонаж выставляет на всеобщее обозрение свои увечья и болезни? Слово ruine подчеркивает крайнюю степень тяжести состояния говорящего. Употребление единицы отрицательного регистра в ситуации общения свидетельствует о том, что говорящий использует отрицательную самооценку с целью извлечь необходимую выгоду для того, чтобы не быть призванным на фронт.

(10) — Ah! mon vieux!.. Y a des fois qu'i'faudrait me r'tenir avec un crochet, martela-t-il avec un sombre accent, tandis que le sang affluait aux quartiers de chair de son encolure et de ses joues. Elle est si belle, elle est... Et moi, j'suis... (H.Baibusse). — Эх, старина! Бывает, что меня надо удерживать крючьями, — мрачно отчеканивает он, и кровь приливает к его жирной шее и щекам. — Она такая красивая... А я, я... Пер. В.Парнаха.

Идея красоты/уродства акцентируется в примере (10) оригинальным способом. В оппозиции красота/уродство представлен лишь положительный компонент. Однако значение недостающего отрицательного компонента легко выводится из контекста. Субъекту было достаточно упомянуть о красоте девушки, чтобы собеседник по внешнему виду адресанта догадался, почему невозможен этот союз, почему не может реализоваться мечта адресанта о счастье.

Зооморфные пейоративы.

(11) — La société de gérance ne sera jamais une officine de marché noir. Tu me comprend bien? Lolivier fit signe qu'il comprenait, mais il ne ressentait pas cette répugnance insurmontable qu'inspirait le marché noir à son associé. — Note bien que je suis un cochon. — Et moi donc? répondait Michaud, mais avec une pointe d'optimisme qui ne fut d'aucun réconfort à son associé... (M.Aymé). Ср.: Отдел управления никогда не будет притоном черного рынка. Ты хорошо меня понимаешь? Лоливье сделал знак, что понимает, но он не испытывал того непреодолимого отвращения, которое внушал черный рынок его ком-

паньону. — Заметь, что я свинья. — Ну а я? — нашелся Мишо, но то небольшое количество оптимизма, которое прозвучало в его голосе, стало слабым утешением для его компаньона.

К третьей группе относятся инвективные слова в рефлексивном употреблении. Инвективные слова имеют целью оскорбить или высмеять человека посредством сравнения его с предметом, имеющим отрицательные свойства. Часто в качестве предмета сравнения выступает представитель животного мира. При этом имплицируется комплекс качеств, присущих тому или иному животному: свинья — грязное, неразборчивое, беззастенчивое существо, зооморфные пейоративы имеют жаргонную специфику: импликативная насыщенность пейоративов вытекает из их образности.

В примере (11) говорящий применяет к себе инвективу cochon, ассоциируя признак: грязное животное — грязные дела на черном рынке. Грязные операции на черном рынке делают человека неразборчивым, беззастенчивым. Рефлексивная инвектива выражает речевой акт сожаления по поводу того, что субъект принял участие в столь бесчестном деле. Собеседник пытается своим вопросом Et moi donc? облегчить угрызения совести своего компаньона, но его вопрос с неубедительной долей оптимизма не смог послужить утешением.

(12) Tu dois avoir raison. Je suis irritable, inutilement amer — et un peu mufle. Et mes plaisanteries seront toujours des plaisanteries de garçon de bain! Mais que veux-tu? Depuis ce matin, je me fais vieux.., (J.Anouilh). Ср.: Вероятно, ты прав. Я раздражительный, расстраивающийся без причины и слегка грубиян. А мои шутки всегда будут шутками банщика. Но что с меня взять? С сегодняшнего утра я начал стареть.

Рефлексивная реплика, в которой функционирует инвектива, произносится после нарастающего конфликта. Её цель — предотвратить ссору и направить разговор в мирное русло. Человек всегда ищет виновников своих неправильных действий. На сей раз — это старость, которая делает человека сварливым.

(13) Monsieur Lepic: Veux-tu bien te taire tout de suite, nigaud. Je ne te conseille guère, si tu tiens à ta réputation de garçon d'esprit, de débiter ces bourdes devant des étrangers. On t'éclaterait au nez. A moins que, par hasard tu ne te moques de ton père. Poil de Carotte: Je te jure que non, papa. Mais tu as raison, pardonne-moi, je ne suis qu 'un serin (J.Renard).

Ср.: Господин Лепик: Замолчи сейчас же, паршивец. Я тебе не советую, если ты заботишься о своей репутации умного мальчика, врать перед чужими людьми. Они будут смеяться тебе в глаза. Если только ты случайно не издеваешься надо мной. Рыжик: Клянусь тебе, папа, нет. Но ты прав, прости меня, я простофиля.

В данном случае причина самокритики — эффективное средство уменьшения негативной реакции другого. Иначе говоря, когда есть вероятность, что определенные поступки приведут к дисциплинарным мерам, самонаказа-

ние может оказаться меньшим из двух зол. Самонаказание служит речевым актом примирения с отцом.

(14) Le ministre supprime les maths dans le programme de troisième! — Que ce soit vrai! Je n'ai rien révisé, j'ai tout oublié! Je suis creux comme un radis\ (Y.Jamiaque). Ср.: Министр отменил математику в третьем классе. Как здорово! Я ничего не повторял и все забыл. Я пустой как редиска!

Кроме сравнения человека с животными прибегают к сравнению с предметами, имеющими некие общие свойства. В примере (14) используется развернутое сравнение je suis creux comme un radis. Отсутствие знаний по математике (пустота в голове) ассоциируется с пустой редиской, имеющей круглую форму и напоминающей голову человека. На этот раз рефлексивная структура выражает речевой акт радости по поводу отмены изучения математики в следующем классе..

Лексика, обозначающая пороки человека.

(15) Je crois que c'est beaucoup une question d'âge... Eh oui... Voilà... Croyez-moi, n'ayez jamais d'enfant... Je suis insupportable... Je ne vous parle que de mes ennuis... (N.Sarraute). Ср.: Мне кажется, что это касается возраста. Ну да!.. Вот так. Поверьте мне, никогда не заводите детей. Я невыносима... Я вам рассказываю лишь о своих неприятностях.

В группе, подлежащей анализу, рассматривается лексика, указывающая на пороки человека. Микроконгекст актуализирует лишь инвариантные признаки значения оценки supportable — несносный, невыносимый, в то время как макроконтекст индивидуализирует значение, уточняя это качество: несдержанность, вспыльчивость. Самообвинение в несдержанности и вспыльчивости служит средством для смягчения конфликтной ситуации и перевода диалога в более мирное русло.

(16) — Pourtant je doute encore, il a l'air si innocent, si inconscient... je l'accuse peut-être à tort, je suis si soupçonneux, ils me le disent souvent, j'ai l'esprit si mal tourné, je suis si susceptible... (N.Sarraute). Ср.: Однако я все еще сомневаюсь, у него такой невинный вид, такой отрешенный взгляд, я его обвиняю, может быть, напрасно, я такой подозрительный, они мне часто об этом говорят, у меня такой извращенный ум, я такой обидчивый.

Говорящий признается в своих пороках soupçonneux, susceptible, и его интенция направлена на урегулирование отношений с собеседником (как и в предыдущем случае).

(17) — Louis a bon coeur, lui. C'est le seul. Il boit trop, mais il a bon coeur. — Non, je n 'ai pas bon coeur. Je suis abject. Mais moins que lui. — Qui... que... moi... àbjectl — Voilà cet homme marié, avec deux grandes fillettes, qui vient s'attaquer à la vertu de notre pure Sylvaine... Et vous voudriez que je me taise? (F. Sagan). Ср.: У Луи доброе сердце. У него одного. Он пьет слишком много, но у него доброе сердце. — Нет, я не добрый, я отвратительный. Но меньше, чем он. — Кто... что... я... отвратительный? — Вот женатый человек с двумя

взрослыми девицами, который только что обрушился на добродетель нашей чистой Сильвены... и вы хотите, чтобы я молчал?

В указанном примере наблюдается слияние недостатков в более сложное единство: je n'ai pas bon coeur (злой) + je suis abject (отвратительный). Чем более занижена самооценка — тем больше стремление субъекта изменить действующую ситуацию.

(18) Ici, dans l'appartement trop grand, au milieu des choses qui coûtent cher, je me sens loin perdue et je suis pas brave. Quand le soir tombe j'ai le coeur serré comme le poing, j'entends gestapo (M.Aymé). Ср.: Здесь, в слишком большой квартире, посреди дорогих вещей, я чувствую себя затерянной вдали, а я не храбрая. Когда наступает вечер и у меня сжимается сердце как кулак, я слышу гестапо.

Чувство страха входит в тройку отрицательных эмоций, он также является составляющей понятия греха, признание в наличии страха не слишком унижает человека. Однако в этом диалогическом единстве субъект считает наличие страха серьезным недостатком, об этом можно судить по выбору структуры (je suis pas brave), что указывает на стремление к завуалированию и эвфемизации.

(19) — Là, dit-elle, je t'obéis, tu ne bougonneras point, regarde le pot fermé sur la cheminée. Suis-je gentille? D'ailleurs je n 'ai aucun mérite. Il faudrait du ciment pour Poil de Carotte, mais avec toi, la pommade est inutile. Tes cheveux frisent et bouffent tout seuls. Ta tête ressemble à un chou-fleur et cette raie durera jusqu'à la nuit (J .Renard). Ср.: Ну вот, — сказала она, — як твоим услугам, ты совсем не будешь ворчать, посмотри на закрытую баночку на камине. Ну как, я услужлива? Впрочем, у меня нет никакой заслуги. Для Рыжика нужен был бы цемент, но для тебя помада не нужна. Твои волосы вьются и взбиваются сами. Твоя голова похожа на цветную капусту, а твой пробор продержится до самой ночи.

В анализируемом отрывке субъект говорит о себе отрицательно, чтобы отвлечь внимание адресата и обмануть его бдительность, так как ему причинен ущерб.

Лексика с размытой семантикой, отражающая морально-этическую оценку.

(20) — Après deux, trois, quatre jours de marche, on ne souhaite plus que le sommeil. Je le souhaitais. Mais je me disais: Ma femme, si elle croit que je vis, croit que je marche. Les camarades croient que je marche. Ils ont tous confiance en moi. Et je suis un salaud si je ne marche pas (A. de Saint-Exupéry). Ср.: После двух, трех, четырех дней ходьбы мечтают только о сне. Я хотел спать. Но я говорил себе: если моя жена верит, что я жив, верит, что я иду. Товарищи верят, что я иду. Они все верят в меня. И я буду подлецом, если я не буду идти.

В самонарративизации индивидуализируются в процессе коммуникации эмоционально-оценочные клише разговорно-обиходной речи. К ним могут

быть отнесены лишь те связанные значения, в структуре которых ведущую роль играет оценочный компонент и которые характеризуются семантической бедностью и размытостью. В первую очередь это касается экспрессивно-оценочных клише фамильярного и просторечного характера, семантическая структура которых организована вокруг двух видов оценки: положительной и отрицательной.

Специфика этих связанных значений состоит в следующем: их структура не содержит четкого указания на качества, подлежащие положительной или отрицательной оценке. Эта понятийная аморфность предопределяет конкретизацию подобных значении при их соотнесении с различными ситуациями.

Так, единица salaud может быть отнесена к объектам, где отражена только отрицательная эмоциональная реакция на объект оценки, без какого-либо указания на характер качеств, которые могут служить поводом для этой оценки. Помимо общего для всех них признака отрицательной оценки, отнесенной к сфере морально-этических свойств человека, в семантике просторечной лексической единицы salaud (бран.) — Personne méprisable, normalement répugnante, основным семантическим признаком которой является резко отрицательная морально-этическая оценка, одновременно используется как фамильярная форма обращения. Именно во втором значении она приводится в анализируемом контексте.

(21) — Je suis un être infect, lâche et sans consistance. J'appartiens à cette espèce d'individus répugnants qui mènent une existence irréprochable pour ne pas exposer un principe dans les fondrières (M.Aymé). Ср.: Я отвратительное, презренное, слабохарактерное существо. Я принадлежу к породе отталкивающих людей, которые ведут безупречный образ жизни, чтобы не выставлять свои убеждения при разногласиях.

Бездействие людей, находящихся в тылу во время Второй мировой войны, приводит к тому, что они приписывают себе всевозможные пороки и берут на себя вшу за невозможность оказать помощь воинам, находящимся на полях сражений. Говорящий трезво оценивает ситуацию, но никак не может найти оправдание в свой адрес. Употребление пейоративной лексики свидетельствует о том, что говорящий субъект пытается таким образом успокоить себя, найти душевное равновесие.

(22) — On dit qu'Hitler est le maître chez nous, que nos jeunes gens sont prisonniers là-bas. Mais ce que je sais bien mieux c'est que mon fils est devenu le monstre et que ma femme reste la méchante bourrique. Les grandes dates fatales de ces dernières années ne seront pas pour moi. Moi aussi, je suis une espèce de. monstre, comme tous les malheureux. Je ne penserai ni aux malheurs de la France, ni aux malheurs de l'Europe... (M.Aymé). Ср.: Говорят, что Гитлер — хозяин у нас, что наши молодые люди там пленники, но что я знаю лучше — это то, что мой сын стал чудовищем, а моя жена — упрямицей. Роковые великие даты последних лет не для меня, я тоже некое подобие чудовища как и все

эти несчастные. Я не буду думать ни о несчастьях Франции, ни о несчастьях Европы.

Субъект высказывает своё суждение о том, как война повлияла на судьбу и характер людей, сам автор чувствует, что изменился к худшему. Как всегда, трудно установить точный характер морально-этического качества, которое приобрел автор, так как значение пейоративных единиц размыто, несомненно, однако, изменение в отрицательную сторону. Микроконтекст актуализирует лишь инвариантные признаки значения слова monstre (чудовище, изверг) и его отрицательную оценку. Только макроконтекст может индивидуализировать значение, уточняя само это качество.

(23) Je me considère comme un cas littéraire: il vous appartient comme à moi. Chacun peut l'étudier. Je suis impersonnel, c'est-à-dire que je ne suis pas responsable du littérateur. Je n'ai ni à le blâmer, ni à le vanter... (J.Renard). Ср.: Я считаю себя литературным типажом: он принадлежит как мне, так и вам. Каждый может его изучать. Я безликий и не несу ответственности за литератора. Я не должен ни порицать его, ни превозносить.

Лексическую единицу impersonnel можно отнести к показателям нейтральной модальности. Однако нейтральная лексика при функционировании в речи приобретает отрицательную оценку. Человек, не желающий высказаться за или против, поступает плохо, хотя и пытается найти какие-либо объективные причины для своего оправдания. Интенция автора: объяснить свою политику невмешательства, найти средство оправдания.

Импликативная насыщенность пейоративов и лексики, отражающей морально-этическую оценку, вытекает из их образности, градация этой лексики идет в направлении генерализации и схематично может быть представлена следующим образом: человек, совершивший дурной поступок — человек, имеющий тот или иной порок — неприятный / очень неприятный тип — ничтожный тип.

В главе 4 "Концепция языковой личности в переводе" характеризуется корреляция "источник — переводчик — реципиент". Перевод не сводится к простому механическому процессу соотнесения слов и выражений одного языка словам и выражениям другого языка. Переводчик, выступая в качестве посредника между автором и читателем, должен прежде всего передать мысль автора, т.е. добиться понимания и объяснения текста. Однако в переводческой литературе исходят из принципов, что понимание, как предпосы-лочная деятельность переводчика, есть нечто само собой разумеющееся, что оно не нуждается в каком-то исследовании и разъяснении. Действительно, в простых случаях чисто интуитивное постижение смысла и личный опыт вполне достаточны и не требуют рассмотрения "понимания" как особой проблемы. Однако адекватный перевод требует понимания текста на уровне скрытых подтекстов. Перевод предполагает полное и глубокое проникновение в текст, что связано с привлечением информации о личности автора ори-

гинала как носителя культуры определенной эпохи, а также с логическим анализом и теоретическим осмыслением текста.

Способность понимать окружающий мир, других людей и самого себя составляет необходимую когнитивную особенность человека как деятельно-стного существа. И тем не менее, этот общепризнанно важный объект изучен слабее многих других, а определения категории "понимание" неоднозначны и разноречивы. Само по себе это естественно: ведь эта проблема претендует на междисцишншарность и многоплановость. "Понимание" задается в настоящее время как комплексная методологическая проблема, которая должна анализироваться с герменевтической точки зрения (как усвоение смысла текста), с семиотической, теоретико-системной и гносеологической точек зрения.

Основная герменевтическая проблема заключается в исследовании форм и способов выражения человеческой субъективности в определенных системах ценностей и формах человеческой жизнедеятельности. Главным является раскрытие смысла, истолкование всего того, что связано с человеческой деятельностью, с мотивами и целями, т.е. с ценностями. Формы ценностей истолковываются как способ соединения человека с миром и другими людьми посредством человеческой деятельности, практики.

Человеческая субъективность связана с работой сознания, которая направлена на смысл. Понять — это значит усвоить смысл текста произведений литературы, искусства и других явлений духовной культуры. Понимание — деятельность собственно человеческая, поскольку в основе всех видов понимания лежит способность пользоваться языком (и не только естественным) как знаковой системой, что свойственно только человеку, В понимании следует выделить процессную и результативную стороны, результат понимания — это постижение смысла. Сам процесс понимания — это деятельность расшифровки смысла, которая обладает как и любая другая деятельность системой операциональных средств. Условием понимания является общность или сходство в способе деятельности существ, обменивающихся информацией (смыслами). Следовательно, сама возможность для текста быть понятым или дешифрованным имплицитно предполагает условие: существование субъекта (индивидуального или коллективного), который зашифровал определенные смыслы в знаки. Эти знаки могут быть поняты или расшифрованы существом, деятельность которого так или иначе связана с этими же аналогичными смыслами.

"Местонахождением смысла" является деятельность, а не текст как таковой. Текст становится материальным носителем смысла лишь в контексте человеческой деятельности, выполняя коммуникативную функцию.

Анализ французской художественной литературы свидетельствует о "посягательстве" на эстетику со стороны антиэстетики, которая идет по линии развенчивания "эстетического" как сугубо специфического. Антиэстетика порождает структуры негативной оценки при помещении индивида в ситуацию непосредственного чувственного наблюдения и переживания несовмес-

тимых и полярных ценностей. При этом формируется негативный "словарь", который представляет собой языковые фигуры, приемы и выражения для негативного "именования" существующих собственных институтов, формообразований культуры, человека. Необходимо также отметить многообразные симптомы смещения современной философии и культуры к "проблематике тела", так как для антиэстетики представляет особую ценность телесно-соматическое бытие человека. Использование неожиданных сочетаний негативного плана говорит о стремлении принудить язык выражать то, что он обыкновенно не выражает. Это значит использовать его новым, особым и необычным способом, вернуть ему все возможности физического потрясения.

Особый интерес вызывает формирование конструкций негативной оценки, поведение словосочетаний в этих конструкциях, а также способы перевода словосочетаний на русский язык. По мнению исследователей, остается актуальной "манера" обращения со словосочетаниями великих писателей и то, с какими проблемами приходится иметь дело переводчикам, воспроизводящим подобные словосочетания на своем родном языке. Как отмечает Р.А.Будагов, сходства и несходства в словосочетаниях при переводе все еще почти не изучены.

А именно эти не только сходства, но и несходства, особенно существенны для изучения в сравнительно-сопоставительном плане. Теоретические и практические трудности возникают среди всех типов словосочетаний: свободных, полусвязанных, связанных и идиоматических. Здесь не может быть никаких заранее придуманных схем, но требуется пристальное исследование материала, который позволит затем сделать некоторые обобщения. Материалом для анализа словосочетаний с негативной оценкой, описывающих человека, послужили фрагменты, взятые из произведения А.Камю "Посторонний". Укажем лишь на некоторые моменты, важные для понимания этих структур.

Начнем с первого фрагмента. Он заканчивается следующей фразой: On ne voyait que la blancheur du bandeau dans son visage — "На лице только и заметна белая повязка". Как видим, у описанной сиделки нет своего лица, вместо него — "белая повязка". Образ сиделки дается метонимически: лицо человека заменяется признаком (меткой), бросающимся в глаза, при этом выделяется тот недостаток, который человек старается скрыть, чтобы не выставлять напоказ свое уродство. Французское словосочетание la blancheur du bandeau, принимающее на себя роль символа — заменителя объекта, построено по модели "существительное + предлог + существительное". Во французской модели качество семантически выдвигается на первое место и наблюдается его относительная самостоятельность. "Абстрактное" существительное, обозначающее качество, сочетается с родительным падежом существительного "конкретного", обозначающего предмет, носителя качества. Во французском языке на первом месте, в этих оборотах может стоять, кроме существительного, образованного с помощью суффикса, и субстантивированное прилагательное.

В.Г.Гак указывает на то, что сочетание "существительное + существительное" употребляется чаще. Однако сочетание "существительное + предложное существительное" la blancheur du bandeau — более образно. Что касается русского перевода — "белая повязка", то в нем субстантивированное определение заменяется прилагательным-определением, которое имеет общее значение качественной характеристики и потому менее выразительно, чем во французском.

В следующем фрагменте рассматриваемая модель относится к несовпадению употребления счета во французском и русском языках: la taille faisait encore ressortir leur ventre bombé — "от этого еще заметней выдавались животы". Интересующее нас словосочетание ressortir leur ventre bombé построено по типу: ils ont levé la tête — "Они подняли головы". Различия в употреблении единственного и множественного числа Ю.С.Степанов объясняет общим строением французского кадра. Объяснение указанных различий заключается в субъективном характере французской фразы, ориентированной на действующее лицо, чаще всего на подлежащее. Во втором случае в предложении à quel point les vieilles femmes pouvaient avoir du ventre экспрессивное словосочетание avoir du ventre имеет следующее соответствие в русском языке: что у старух бывает такой большой живот. Совпадение в употреблении числа при переводе на русский язык, по-видимому, объясняется унификацией модели единственного числа во французском и русском языках.

Интересный случай перегруппировок составного словосочетания наблюдается в четвертом эпизоде: Elle a incliné sans un sourire son visage osseux et long — "Она поклонилась без улыбки, лицо у нее было длинное и очень худое". В работах по переводу отмечается, что нередко перестройка предложения при переводе, перегруппировка его членов связывается и с разбивкой его на два или более самостоятельных предложения, отделенных точкой или точкой с запятой. Как видим, простое предложение французского языка членится на два предложения, отделенных друг от друга запетой. АБ.Федоров считает, что разбивка предложений — одна из характернейших практических необхо-димостей, с которыми встречаются по самым разным поводам и при переводе разноязычных подлинников. В наиболее полном виде эта особенность французской речи проявляется в книжном стиле — в очень длинных по сравнению с русским языком, предложениях.

К числу несовпадений относится модель le petit homme — человечек. В русском языке с его развитой суффиксацией одно слово может соответствовать словосочетанию во французском языке, для которого суффиксация (в частности, суффиксация уменьшительности) менее характерна. Необходимо отметить, что сема "маленький" повторяется в русском переводе дважды: переводчик считает необходимым дополнить словосочетание словом "низенький": l'ordonnateur, petit homme aux habits ridicules — "распорядитель — низенький нелепо одетый человечек". Словосочетание демонстрирует еще

одну особенность — несоответствие при переводе частей речи: во французском языке прилагательное ridicules переводится на русский язык наречием.

Как утверждают некоторые исследователи, в каждом языке существуют излюбленные предметы, к которым обращаются говорящие и для сравнения, и для красочного определения, и для метафоры. В другом те же предметы остаются незамеченными. Отсюда можно сделать вывод, что сравнения семантически пересекаются с определениями, метафорами и постоянными эпитетами, которые ведь и есть не что иное как свернутое сравнение.

С другой стороны, известно, что любой объект описывается метонимически — отдельными штрихами. Ассоциация, т.е. условная связь, позволяет одному или немногим воссоздать комплексную картину множества признаков и неописанных ощущений. Физиологической предпосылкой комплексной информации, как считает КА.Долинин, служит способность центральной нервной системы к ассоциативной (условно-рефлекторной) деятельности. Таким образом обеспечивается эмоциональная информация, конечно, в том случае, если воссоздается не просто совокупность частных признаков, а одновременно и общая эмоциональная окраска явления (или образа). Кроме того, не подлежит сомнению, что в каждой метафоре есть эмоциональный компонент и что ассоциации, которые вызывают образ, соответствуют эмоциональному отношению субъектов речи к объекту. Таким образом, метафора служит способом передачи личностного отношения субъекта к объекту.

Так, отрицательное отношение к поклоннику своей матери выражается в употреблении героем романа негативных словосочетаний метафорического характера: !е pantalon tire-bouchonnait sur les souliers. Обычно метафорическое словосочетание при переводе либо чуть-чуть преобразуется, если образы совпадают в обоих языках, либо используется другой, более понятный образ. Сравнение метафорического сочетания во французском и русском языках показывает, что в этих языках используются разные эмоциональные образы: во французском языке автор использует следующее сравнение: штанины "скручивались спиралью" над башмаками ("струились спиралью"). В русском языке переводчик предлагает более понятный национальный вариант: "штанины свисали гармошкой" (слово "гармошка" преимущественно употребляется в выражении "сапоги гармошкой"). В Толковом словаре русского языка С.И.Ожегова и Н.Ю.Шведовой указывается, что выражение "гармошкой" в переносном значении применимо к тому, что собрано в мягкие, лежащие складки. Обычно "сапоги в гармошку" (с голенищами, собранными в находящие друг на друга складки).

Образ спирали, используемый А.Камю, видится следующим образом: предмет в форме винтообразной линии, образующий ряд оборотов вокруг точки или оси. С эмоциональной точки зрения сравнение в русском языке звучит в другой тональности ("гармошка" — разговорный стиль), оно более грубое и откровенное, тогда как французское — более сдержанное и вместе с тем более абстрактное. Нельзя, однако, не отметить, что при переводе с одно-

го языка на другой, даже когда речь идет о тексте большого мастера слова, семантические утраты неизбежны.

Для создания страшной, отталкивающей картины старости при описании "отсутствия" губ у стариков А.Камю употребляет смелую метафору: les lèvres toutes mangées par leur bouche sans dents — с губами, съеденными (изжеванными) их беззубыми ртами. Что касается русского языка, то в нем в подобном случае можно употребить устойчивое словосочетание "запавший рот", являющееся менее выразительным эквивалентом по сравнению с французским.

Для создания омерзительного образа старика А.Камю использует антитезу, в которой определения, обозначающие цвет, употребляются в своем наиболее интенсивном качестве, de curieuses oreilles ballantes 'et mal ourlées dont la couleur rouge sang dans ce visage blafard me frappa. Противопоставляется багрово-красный цвет ушей (самый насыщенный цвет красного) и мертвенно-бледный цвет лица, что создает сильнодействующий эффект. Несовпадение здесь касается приписывания качества части или целому объекту. Во французском тексте: ce visage blafard — прилагательное определяет часть объекта (лицо), из-за перегруппировки членов предложения в русском переводе определение характеризует целое: он был мертвенно бледен.

Таким образом, несовпадение в разных языках сочетаемости отдельных слов, соответствующих друг другу по словарному смыслу, отнюдь не служит препятствием для полноценного перевода. Выход из положения достигается или путем замены слова, несочетающегося с другим или путем грамматической перестройки. При этом к требованиям лексико-сгилистической сочетаемости постоянно присоединяются и требования лексико-морфологического порядка.

В заключении обобщаются основные результаты и обосновываются перспективы исследования.

Основные положения работы отражены в следующих публикациях:

1. Репрезентативная сущность личности в коммуникативном аспекте реали-

заций. Краснодар, 1997. 72 с. (в соавторстве).

2. Саморефлексия как фактор вербального восприятия мира // Лингвистиче-

ские и психолингвистические основы изучения сущностей. Краснодар, 1997. С. 130-150 (в соавторстве).

3. Мысль и чувство: аспекты языкового воплощения // Природа. Общество.

Человек. Краснодар, 1998. №1. С.34-35 (в соавторстве).

4. Прагмалингвистическое моделирование коммуникативного процесса. Краснодар, 1998.160 с. (в соавторстве).

5. Эмоция, коммуникация, текст: линии взаимокорреляции И Вербальные ас-

пекты семантических архигектоник языка. Краснодар, 1998. С.69-91 (в соавторстве).

6. Коммуницирующая личность в аспекте языковых реализаций. Краснодар,

2000. 237 с.

7. Функционально-семантические типы реверсивных единиц в художествен-

ном тексте // Актуальные проблемы лингвистики и методики преподавания. Тезисы докладов региональной научной конференции. Краснодар, 1993. С.28-30.

8. Автор/реципиент: идентификация связей в сочетаниях // Тезисы докладов

международного теоретико-методологического семинара-совещания "Проблемы динамической лингвистики: теоретические и прикладные вопросы". Краснодар; Абрау-Дюрсо, 1994. С.85-87.

9. О некоторых способах "деструкции" словосочетаний в разговорной речи

(сопоставительный аспект) // Диалог глазами лингвиста. Краснодар, 1994. С.80-85.

10. Стиль и синтагматическое членение // Актуальные проблемы лингвистики и лингводидактики. 4.1. Теория. Краснодар, 1995. С.59-61.

11. Прагматика номинальных редуцированных словосочетаний метонимического характера (на материале французского и русского языков)// Семантические и прагматические особенности языковых единиц в сопоставительной лингвистике, Краснодар, 1994. С. 127-134.

12. Антиэстетика — словосочетание — перевод // Семантические основы языковых реализаций. Краснодар, 1995. С. 110-117.

13. Языковое творчество автора (на материале словосочетаний) // Язык и человек. Материалы межрегиональной конференции. Краснодар; Сочи, 1995. С.119-120.

14. Человек в структуре деятельности // Природа. Общество. Человек. Краснодар, 1996. № 2-3. С.38-39.

15. Пути и метаморфозы развития языка и культуры // Относительность абстрактных реалий языка. Краснодар, 1996. С.99-108 (в соавторстве).

16. Проблемы перевода новых форм и смыслов // Природа. Общество. Человек. Краснодар, 1996. № 6. С.45-46.

17. Перевод как фильтрующий перифраз // Язык и коммуникация: деятельность человека и построение лингвистических ценностей. Материалы Сочинского международного коллоквиума по лингвистке. Сочи; Краснодар, 1996. С.68-69.

18. Прагматика метаязыка как фактор речевой деятельности // Синтактика. Семантика. Прагматика. Патры; Краснодар, 1996. С.78-82 (в соавторстве).

19. Размышления над методологической стпуацией в современной лингвистике // Синтактика. Семантика. Прагматика. Патры; Краснодар. 1996. С.131-139.

20. Предикация как форма синтеза чувственно и рационально постигаемой реальности // Язык и коммуникация: деятельность человека и построение лингвистических ценностей. Материалы Сочинского международного

коллоквиума по лингвистике. Сочи; Краснодар, 1996. С.8-10 (в соавторстве).

21. Кулыурно-историческая динамика эпистемологической картины мира // Относительность абстрактных реалий языка. Краснодар, 1996. С.30-43 (в соавторстве).

22. О метаязыковой сущности перевода // Лингвистические и психолингвистические основы изучения сущностей. Краснодар, 1997. С.171-180 (в соавторстве).

23. Дифференциальные аспекты языкового сознания II Лингвистические и психолингвистические основы изучения сущностей. Краснодар, 1997. С. 189-197 (в соавторстве).

24 Взаимоотношение языка и национальной культуры // Образование, предпринимательство, мораль // Материалы научно-практической конференции АПСН. М.; Краснодар, 1997. С.63-67 (в соавторстве).

25. Перевод и метаязык художественного текста // Теоретическая и прикладная семантика. Парадигматика и синтагматика языковых единиц. Краснодар, 1997. С. 149-154 (в соавторстве).

26. Этические проблемы самопознания II Природа. Общество. Человек. Краснодар, 1998. №1. С.47-48.

27. Воздействие в его лингвистических аспектах // Вербальные аспекты семантических архитектоник языка. Краснодар, 1998. С.250-260.

28. Форма языка как синтез чувственного и рационального начал II Теоретическая и прикладная семантика. Парадигматика и синтагматика языковых единиц. Краснодар, 1998. С. 175-180 (в соавторстве).

29. Эволюция концептуальной модели конфликта // Гуманитарные науки на границе тысячелетий . Краснодар, 1998. 4.3. С.37-52 (в соавторстве).

30. Семантико-прагматический анализ лексики, функционирующей в Я-структурах // Лексико-семангические проблемы и антропология лингвистики М.; Краснодар, 1999. С.207-218.

31. Личность: игра утаивания себя и разгадывания // Лексико-семангические проблемы и антропология лингвистики. М.; Краснодар, 1999. С.298-301.

32. Игровой аспект в речевой реализации личности: каламбур // Когнигив-ность метаязыковых субстанций. М.; Краснодар, 1999. С.316-324.

33. Динамическая система ценностного измерения личности // Семантические реалии метаязыковых субстанций. Виши; Краснодар, 2000. С. 142-149.

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора филологических наук Зеленская, Валентина Васильевна

Введение.

Глава I. Языковая личность в коммуникативном пространстве.

1.1. Методология и методы исследования диалога.

1.2. Коммуникативный акт и его составляющие.

1.3. "Оценка", "модальность", "прагматика" в их отношении к "языковой личности".

1.4. Парадигма целостности в лингвистике.

1.5. "Intermonde" межличностных и культурных контактов.

1.6. Речевое взаимодействие и некоторые сценарии межличностных взаимоотношений.

Глава 2. Языковая личность в системе категорий взаимосвязи, взаимодействия, взаимовлияния и взаимоотношения.

2.1. Языковая личность: интеграционный и многомерный характер.

2.2. Динамическая система ценностного измерения языковой личности.

2.3. Языковая личность: динамизм речевой процессуальности.

2.4. Семантическое измерение языковой личности по данным языка (на материале языка устойчивых сочетаний).

2.5. Языковая личность: игра утаивания себя и разгадывания на материале романа Ф.Саган "Здравствуй грусть").

2.6. Периферийные паремии как средство характеризации этносемантических свойств языковой личности в русском и французском языках. матика номинальных редуцированных гтаний метонимического характера (на е французского и русского языков). ная модальность реверсивных слов и гтаний в художественном тексте. ость: самопознание и самообъяснение. ш личность: взаимодействие компонентов оцио".

Введение диссертации2000 год, автореферат по филологии, Зеленская, Валентина Васильевна

Наиболее существенным отличием уходящего века является переход с позиций классического антропоцентрического гуманизма на платформу современного универсального гуманизма, чье экологическое измерение обнимает все живое — человечество, природу, космос, Вселенную.

Характерная особенность нашего времени — все большее внимание к целостности духовно-интеллектуального содержания человека, определяемой категориально-грамматическими параметрами функциональности вербальных реалий. Гуманизация общественной жизни показала, что жизнь человека не исчерпывается рациональными рамками его духа, а предполагает многообразие психического, духовного проявления.

Еще М.Шелер предпринял попытку определения специфики науки о человеческом. В своей работе "Положение человека в космосе" он предложил проект сущностной науки о человеке, в котором попытался соединить познание и ценности, дух и тело, божественное и человеческое. Путь к высшим ценностям был описан им как сложный культурно-исторический процесс становления, захватывающий эмоциональное и рациональное, духовное и телесное, индивидуальное и социальное.

Известно, что человеческая жизнь возвышается над биологическим основанием прежде всего благодаря культуре, т.е. совокупности материальных и духовных ценностей. Культура — сущностное проявление человеческого бытия. Личностное начало делает индивида общественно развитым человеком, обладающим самосознанием и самооценкой. В его формировании важными оказываются биогенетические задатки индивида, среда, нормы и регулятивы жизненного поведения, благодаря чему возникает своеобразное психосоциальное ядро индивидуальной духовности — "Я".

Последнее выступает "внутренней" социальностью индивида, которая определяет его характер, психику, сферу мотиваций, убеждений, ценностные ориентации, мироощущение и т.п. Это психосоциальное ядро становится основой социальных чувств (собственного достоинства, долга, ответственности, совести), нравственно-эстетических принципов и т.д.

Другими словами, "Я" — это сущностная структура духовности, высший смысловой и регулятивно-прогнозирующий центр личности. Культура общества и духовность индивида — это взаимоопределяющие, но и взаимоисключающие моменты практической жизнедеятельности людей. Их своеобразной формой взаимосвязи и взаимозависимости выступает язык.

Проблема связи культуры и языка — одна из сложнейших теоретических проблем. Но достаточно очевидно, что язык выступает средством общения друг с другом. Как нет общества без языка, так и нет языка без общества. Это абсолютно социальное явление. Более того, возникновение языка одновременно представляло процесс становления сознания, неотделимого от практической, предметно-чувственной деятельности человека. Причем многообразие, широта, универсальность последней обусловливает зрелость сознания, мышления, а потому и языка.

Духовно-интеллектуальное содержание человека, его мышление реализуются в виде внутренней речи, т.е. посредством языка, благодаря которому осваиваются явления культуры. На основе языка и посредством языка развивается мышление, формируется сознание, то психосоциальное "Я", которое составляет духовность индивида. То обстоятельство, что язык есть единство социально-культурного феномена и духовной субъективности, на наш взгляд, решающим образом сказывается на его лексическом содержании. В самом деле, общеизвестно, что слова всегда что-то означают, т.е. имеют смысл, значение. Именно эта лексико-семантическая сторона языка делает его той универсалией, благодаря которой становятся содержательными культурные ценности.

Таким образом, сложное переплетение практической деятельности, культурного фона и духовно-интеллектуального содержания индивида на уровне языка выступает в виде достаточно сложного комплекса отношений. Это единство свидетельствует о том, что язык — это универсальная форма связи духовности индивида, интеллектуального ментального содержания его социального окружения — культуры и практики, активной реализации творческих потенций человеческой личности.

В попытке найти механизмы, обеспечивающие целостно-системный подход к идентификации личности, мы видим актуальность предпринятого нами исследования. Соответственно объектом исследования является языковая коммуницирующая личность, а предметом исследования является языковая личность в целостно-системном осмыслении, в плане субстратного к ней подхода.

Целью данного исследования является создание системы описания коммуникативного взаимодействия языковых личностей, построение скользящих классификаций взаимодействующих в диалогах личностей; идентификация не просто личности, а личности действующей, личности в дискурсе и в процессе познания мира через язык. В связи с поставленной целью предполагается решить ряд задач:

1. Конкретизировать концепты "личность", "языковая личность", "речевая личность" с возможным выявлением параметров сущности личности, абсолютизирующих ту или иную деятельность личности.

2. Описать семантические и прагматические свойства слов, устойчивых словосочетаний, фразеологизмов, характеризующих личность в языке (словаре) и в речи.

3. Выявить структуры с оценочной фразеологической модальностью, w II II ' (I И раскрывающей многоликость связей между я и моим взглядом на мир, "моим высказыванием" и реальностью.

4. Исследовать "Я-структуры" с эгоцентрической модальностью с регистрами: адекватный, заниженный, завышенный.

5. Провести сопоставительный анализ употребления ФЕ, квалифицирующих языковую личность, в оригинальных текстах и в текстах переводов.

6. Установить перспективные ориентиры дальнейшего развития исследования личности.

Научная новизна исследования заключается в попытке выработки подхода к описанию личности в коммуникативном процессе: установлена следующая закономерность: тип языковой личности находит свое отражение в структурах дискурса, изучение корреляций типа языковой личности со структурами её дискурса позволило установить типичное и особенное в дискурсе данного типа языковой личности. конкретная языковая личность характеризуется предрасположенностью к различной степени реализации в языке своего внутреннего мира, выраженностью своего уровня языковой компетенции. предрасположенность языковой личности к различным видам речевой самореализации является её уникально-неповторимой характеристикой. выявлены функциональные аспекты проявления различных субличностей у одной и той же мыслящей на данном языке личности. показана уникальная неповторимость конкретной коммуници-рующей личности. использование тех или иных языковых форм предполагает определенный энергетический заряд, "реализацию индивидуальной энергии". установлено, что языковая личность — это не раз навсегда законченная данность, а процесс постоянно изменяющейся и совершенствующейся духовной деятельности. язык, культура и этнос неразрывно связаны между собой и образуют место сопряжения её физического, духовного и социального Я. в связи с необходимостью детального исследования некоторых частных и общих вопросов, касающихся проблемы идентификации личности и не нашедших освещения в рамках данного исследования, обозначены конкретные ориентиры для дальнейшего углубленного изучения личности.

Теоретическая и практическая значимость полученных результатов видится в том, что выводы и идеи могут оказаться полезными для оптимизации процесса обучения различным дисциплинам, для разработки дидактических проектов различного рода, для создания учебных текстов. Ряд положений и идей могут быть включены в основные и специальные курсы по общему языкознанию, стилистике и переводу.

Понятийный и методологический аппарат исследования выстраивался исходя из постановки проблемы, заключавшейся в рассмотрении диалогических отношений как физической совокупности, биологической организации, социологического явления и, наконец, сами отношения как предмет социальной психологии. Важная отличительная черта предложенного способа анализа: акцент на взаимности, постоянной рефлексивности связей, отношений, оценок в непрерывном процессе взаимообмена ими. Тем самым в единую концептуальную систему сводятся категории взаимосвязи, взаимодействия, взаимовлияния и взаимоотношения, образующие исходную методологическую платформу. В связи с этим в качестве исходного метода была применена лингвистическая интроспекция, которая опирается на языковую компетенцию исследователя, его "чувство языка"; использовался метод интерпретации текстов как информационный след речевой деятельности; метод инференции, способности делать выводы из поведения других людей, невербального и вербального; метод контрастивно-го анализа при переводе.

Материалом исследования послужили фрагменты текстов из художественной литературы на русском и французском языках, включающих единицы с элементами, характеризующими личность.

В диссертации на защиту выносятся следующие положения.

1. Первичность коммуникативного феномена задана интегративным ракурсом рассмотрения. В традиционном понимании процесс коммуникации рассматривался как обмен информацией на уровне взаимодействия двух сознаний. Однако этот процесс оказывается более сложным, так как в обмене участвуют бессознательные потоки информации. В основе обмена информацией лежит механизм переноса бессознательной части представлений о себе на партнера по коммуникации. На этом основании межличностная коммуникация является зачастую результатом его внутриличностно-го обмена (синергетизма содержания сознательного и бессознательного). Бессознательное представлено в направлениях развития цивилизации и образах правильности поведения.

2. Лингвистическое исследование связано с идеей целостности. Идея целостности функционирует на самых разных уровнях и касается взаимодействия различных структур. Каждая личность есть целостность, в каждом своем стремлении, в каждой склонности она выражает себя целиком по аналогии с тем, как субстанция выражает себя в каждом своем атрибуте. Тем самым отрицается возможность сведения свойств целого к свойствам частей и утверждается, что свойства частей объясняются свойствами целого.

3. Расширение пространства сознания предполагает диалог между представителями разных культур. Это диалог особый, не укладывающийся в привычную коммуникативную схему размена реплик — диалог в духе взаимного доверия (диалог-унисон), в котором реплика не обладает традиционной направленностью на партнера и воздействием на него. Целью такой коммуникативной деятельности является стимулирование интертекстуального обмена, укрепление духовных идеалов, воспитание уважения и терпимости к другим культурам. Складывается принципиально новый коммуникативный статус: самораскрытие одного как стимул к раскрытию другого.

4. Границы языковой личности — лабильны. Ядро состоит из лично-стно-формирующих системных, инвариантных характеристик, а периферийные характеристики носят случайный, второстепенный характер. Конкретная языковая личность в разных коммуникативных ситуациях выступает как иная, новая личность. Языковая личность является своего рода абстрактным конструктом (типа фонемы), с которым соотносятся контекстуально обусловленные алловарианты этой личности. Это обеспечивает тождество личности самой себе при бесконечном наборе возможностей её варьирования.

5. Феномен "Я" возникает в онтогенезе как следствие интериоризо-ванного диалога с обобщенным образом "Другого", формирующимся в ин-трапсихической реальности субъекта в процессе овладения им речью в результате социальных контактов. В ощущении субъектом своей отдельности, самостоятельности, отличия от других индивидов, наблюдаются две сосуществующие и противоположно направленные тенденции в отношении к другим индивидам: с одной стороны, стремление к эмоциональному сопричастию с другими людьми, а с другой — желание сохранять свою отдельность (может включать в себя в качестве компонентов эмоции оборонительного и даже агрессивного характера). Таким образом, амбитендентность "Я" (стремление к контакту) сочетается со стремлением к ограничению от других, что и составляет психологическую основу этногенеза.

6. Дискурс может и должен служить основой для моделирования типа говорящей личности. Тип личности выводится из дискурса на основании анализа соотношения понятий языковой личности, личностных свойств коммуниканта, личностных стратегий, типов языковой личности в отношении к понятию типа личности в смежных с лингвистикой дисциплинах.

7. Перевод рассматривается в широких рамках межъязыковой коммуникации, которую реализуют коммуницирующие личности. Объектом науки о переводе является коммуникация с использованием двух языков, включающая коррелирующую между собой деятельность источника, переводчика и получателя. Центральным звеном этой коммуникации является деятельность переводчика, которая представляет один из сложных видов речевой деятельности. Деятельность переводчика включена в определенную ситуацию и коррелирует с ней, поэтому науке о переводе важно изучать и действие, и мотивы, и цели источника, и порожденное им речевое произведение, и особенности приема сообщения адресатом, и поведение адресата, и многое другое, из чего состоит коммуникация с использованием двух языков.

Апробация и практическое внедрение результатов исследования. Основные результаты апробированы в докладах на ежегодном теоретическом симпозиуме "Философия языка: в границах и вне границ" (Харьков, 1993), на межвузовской научно-методической конференции "Проблемы совершенствования образовательных процессов" (Краснодар, 1993), на региональной научной конференции "Актуальные проблемы лингвистики и методики преподавания" (Краснодар, 1993), на международном теоретико-методологическом семинаре-совещании "Проблемы динамической лингвистики: теоретические и прикладные вопросы" (Абрау-Дюрсо, 1994), на международном теоретико-методологическом семинаре-совещании "Динамическая лингвистика-95" (Абрау-Дюрсо, 1995), на межрегиональной конференции "Язык и человек" (Сочи, 1995), на международном коллоквиуме по лингвистике "Язык и коммуникация: деятельность человека и построение лингвистических ценностей" (Сочи, 1996), на международной конференции по лингвистике "Язык в мире и мир в языке" (Сочи, 2000). Основные результаты внедрены в спецкурс "Личностные аспекты коммуникативного процесса".

Цель и задачи исследования определили структуру и объем работы, которая состоит из введения, четырех глав, заключения, списка источников языкового материала, списка литературы.

В Заключении подводятся основные итоги исследования с перспективной ориентацией.

Список литературы включает около 370 наименований использованной справочной и теоретической литературы.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Репрезентативная сущность языковой личности в коммуникативном аспекте реализаций"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Исследование процесса общения показывает, что любой коммуникативный акт несет в себе диалогическую диаду, образованную "говорящим" и адресатом, выраженную диалогической парой "Я-Другой", которая характеризуется пермутативной игрой составляющих. Диада предполагает не только вмешательство говорящего, но и взаимодействие с другим.

Проблемы личностного фактора в языковом общении предполагают исследование закономерностей реализации отношений в диалоге и полилоге, построение аппарата измерения этих отношений. Языковая личность может быть адекватно описана только в диалоге через акты общения. При этом целесообразно применение интегрального подхода к исследованию языковой личности, принципа включенности языковой личности (как системы) в коммуникацию (метасистему). Отношение в диалоге реализуется через систему речевых действий контакта, интенциональность которых заключается в репрезентации, оценивании, сравнении. В итоге отношения между коммуникантами изменяются по вертикали, горизонтали, векторной направленности.

Личностные аспекты коммуникации еще до конца не исследованы, однако установлено, что уровни языковой компетенции, коммуникативной компетенции и знания мира (тезаурус) можно интерпретировать как знаковую ментальность каждого конкретного коммуниканта. В свою очередь, знаковая ментальность выражает или проецирует глубинные коды — когнитивные структуры.

Функционирование языковой личности в различных речеактовых структурах обосновывает предположение, что личность — интегративное образование, состоящее из слоев. Компоненты каждого слоя являются продуктами интеграции (интегратами). При этом под интеграцией какой-либо совокупности элементов подразумевается формирование такого их единства, которое соотносится с исходными элементами, как целостный образ с отдельными его чертами, компонентами, качествами. Эти слои восприятия могут быть положительными и отрицательными. Они являются различными сторонами личности. Эти личности являются субличностями, речь идет об определенной совокупности установок, поведенческих стереотипов, верований, влечений, стилей, которая обретает различную форму в сознании.

Наибольшее распространение получила точка зрения, согласно которой языковая личность характеризуется способностью создавать и воспринимать речевые произведения (тексты) (текстирующая личность). Под языковой личностью понимается также совокупность особенностей вербального поведения человека, использующего язык как средство общения, — личность коммуницирующая.

Способ создания речевого высказывания нельзя рассматривать в отрыве от субъекта, так как от способности организовать общение зависит и результат коммуникации. Деятельность говорящего по созданию своей речи в соответствии с задачами коммуникации связывают с понятием "речевое поведение". Чтобы выразить через него свою личность субъект выбирает те языковые средства, которые способны выразить конкретное содержание, передать личностные смыслы, связанные с ситуацией общения. Главным поэтому оказывается авторский замысел, определяющий в высказывании все — от смысловой реализации до деталей структурного оформления.

Тип языковой личности находит свое отражение в структурах дискурса. Изучение корреляций типа языковой личности со структурами ее дискурса позволило установить типичное и особенное в дискурсе данного типа языковой личности. При выявлении типа языковой личности принимался во внимание прагмалингвистический аспект способа организации дискурса, а именно его речеактовая архитектоника, поскольку субъектом дискурса является личность, постольку способ организации дискурса отражает способность языковой личности вести дискурс.

Одна и та же языковая личность владеет совокупностью различных приемов и способов создавать дискурсы, она проявляет себя в различных коммуникативных ситуациях по-разному и каждый раз выступает как новая языковая личность.

Языковые средства выражения внутреннего переживания личности включают просодические средства, лексику, морфологические средства, синтаксис. Центральный способ вербального выражения состояния языковой личности — лексический. Следует подчеркнуть особую роль синтак-сицизма. Ни одно из средств выражения внутреннего переживания не обладает самодостаточностью, и только их комбинации в высказывании и тексте с разной определенностью передают содержание эмоционального состояния личности.

Сопоставительное описание способов выражения коммуникативных интенций выявило важную особенность: расхождение в выборе языковых средств и коммуникативных стратегий при однотипных ситуациях, что может служить целям дальнейшего поиска межъязыковых прагматических эквивалентов. Именно эти поиски ведут к познанию этнорелевантных характеристик единиц речевой системы.

Понятийная система, которой мы пользуемся в повседневной жизни, содержится в лексическом составе языка, на котором мы говорим. Эта система, основанная на наивных представлениях о мире обыденного сознания, неразрывно связана с культурой носителей языка и, тем самым, этносемантически маркирована. Наиболее отмеченной национально-культурной спецификой являются паремии. Сопоставление корпуса паремиологических единиц, передающих модальность нейтральной оценки в русском и французском языках, свидетельствует об отсутствии радикальных культурно-психологических отличий в складах русской и французской личностей.

Тем не менее можно видеть, что русская языковая личность более склонна к смирению и терпению вообще, французская же более пессимистично относится к возможности изменения человеческой натуры.

Мысль о том, что всеобъемлющая теория личности может быть построена, иллюзорна, личность — это всего лишь создаваемый нами конструкт. Поэтому всякая попытка однозначно воссоздать образ личности в рамках какой-либо определенной концептуализации неизбежно будет приводить в тупик. Единственное, что можно сделать — это привлечь внимание к проблеме и показать её многоаспектность. Каждая новая система взглядов — это возможность продвижения вглубь через анализ многообразия реально наблюдаемых явлений личности, погруженной в межличностные отношения. Так как личность выступает перед нами в своей многомерной многоликости, проблема идентификации есть проблема постепенного раскрытия этой многомерности.

Список научной литературыЗеленская, Валентина Васильевна, диссертация по теме "Теория языка"

1. Абулафиа М. Мид и многоголосие универсальности // ВопроЬы философии. 1995. №5.

2. Акишина А.А., Кано X., Акишина Т.Е. Жесты и мимика в русской речи // Лингвострановедческий словарь. М., 1991.

3. Алпатов В.М. Некоторые заметки по истории лингвистики // Типология и теория языка: От описания к объяснению. М., 1999.

4. Андреев Л.Г. Жан-Поль Сартр. Свободное сознание и XX век. М., 1994.

5. Апель К.-О. Трансцендентально-герменевтическое понятие языка // От Я к Другому. Минск, 1997.

6. Апресян Ю.Д. Образ человека по данным языка: попытка системного описания // Вопросы языкознания. 1995. № 1.

7. Апресян Ю.Д. Современная лексическая семантика // Русский язык в национальной школе. 1972. №2.

8. Арутюнова Н.Д. Время: модели и метафоры // Логический анализ языка. Язык и время. М., 1997.

9. Арутюнова Н.Д. О новом, первом и последнем // Логический анализ языка. Язык и время. М., 1997.

10. Арутюнова Н.Д. Речь // Языкознание. Большой энциклопедический словарь / Под ред. В.Н.Ярцевой. 2-е изд. М., 1998.

11. Арутюнова Н.Д. Типы языковых значений. Оценка. Событие. Факт. М., 1988.

12. Арутюнова Н.Д. Фактор адресата // Известия АН СССР. Сер. лит-ры и языка. 1981. Т. 40. №4.

13. Ахманова О.С. Словарь лингвистических терминов. М., 1969.

14. Балли Ш. Общая лингвистика и вопросы французского языка. М., 1955.

15. Банару В.И. Оценка, модальность, прагматика // Языковое общение: Единицы и регулятивы. Калинин, 1987.

16. Баранов А.Г. Между тексто-типом и речевым жанром (механизмы и когнитивная база текстовой деятельности) // Когнитивность метаязы-ковых субстанций. М.; Краснодар, 1999.

17. Баранов А.Г. Потенциал метаязыковой интерпретации // Природа. Общество. Человек. Краснодар, 1996. №2—3.

18. Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика: Пер. с фр. М., 1994.

19. Бассин Ф.В. О проявлении бессознательного в художественном творчестве // Вопросы философии. 1978. №2.

20. Бахтин М.М. Проблема текста в лингвистике, типологии и других гуманитарных науках. Опыт философского анализа // Русская словесность. От теории словесности к структуре текста. Антология. М., 1997.

21. Бахтин М.М. Проблемы творчества Достоевского. 5-е изд. Киев, 1994.

22. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1979.

23. Бахтин Н.М. Из жизни идей. М., 1995.

24. Белинский В.Г. Сочинения Александра Пушкина. М., 1985.

25. Бенвенист Э. Общая лингвистика. М., 1974.

26. Бергсон А. Смех // Французская философия и эстетика XX века. М., 1995.

27. Бергсон А. Сочинения: В 4 т. T.l. М., 1992.

28. Бердяев Н.А. Самопознание (опыт философской автобиографии). М., 1990.

29. Берн Э. Игры, в которые играют люди. Люди, которые играют в игры. М., 1997.

30. Берне Р. Я-концепция и воспитание. М., 1986.

31. Богин Г.И. Модель языковой личности в её отношении к разновидностям текстов: Автореф. дис. д-ра филол. наук. Л., 1984.

32. Богин Г.И. Типология понимания текста. Калинин, 1986.

33. Бодалев А.А. О взаимосвязи общения и отношения // Вопросы психологии. 1994. №1.

34. Бондарко А.В. Теория функциональной грамматики. Л., 1990.

35. Бондаренко В.Н. Виды модальных значений и их выражение в языке: Автореф. дис. канд. филол. наук. М., 1977.

36. Борботъко В.Г. Общая теория дискурса (принципы формирования и смыслопорождения): Автореф. дис. . д-ра филол. наук. Краснодар, 1998.

37. Боэций. "Утешение философией" и другие трактаты. М., 1990.

38. Брандес М.П. Стиль и перевод. М., 1988.

39. Бреус Е.В. Основы теории и практики перевода с русского языка на английский. М., 1998.

40. Брудный А.А. Психологическая герменевтика. М., 1998.

41. Бубер М. Два образа веры / Пер. с нем. М., 1995.

42. Будагов Р.А. К сравнительно-сопоставительному изучению словосочетаний (романский языковой материал) // Филологические науки. 1983. №1.

43. Булыгина Т.В., Шмелев А.Д. Языковая концептуализация мира: На материале русской грамматики. М., 1997.

44. Буянова Л.Ю. Поэтический дискурс как метапространство лингвопро-екции языковой личности // Природа. Общество. Человек. Краснодар, 1998. №1.

45. Бэрон Р., Ричардсон Д. Агрессия. СПб., 1997.

46. Вандриес Ж. Язык: лингвистическое введение в историю. М., 1937.

47. Вежбицкая А. Метатекст в тексте // Новое в зарубежной лингвистике. Вып.8. М., 1978.

48. Вежбицкая А. Речевые акты // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 16. Лингвистическая прагматика. М., 1985.

49. Вежбицкая А. Семантические универсалии и описание языков. М., 1999.

50. Вежбицкая А. Язык. Культура. Познание: Пер. с англ. М., 1997.

51. Веккер Л.М. Психика и реальность: единая теория психических процессов. М., 1998.

52. Вендлер 3. Иллокутивное самоубийство // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 16. Лингвистическая прагматика. М., 1985.

53. Виндельбанд В. Философия культуры: Избранное. М., 1994.

54. Винни Пух и философия обыденного языка // А.А.Милн. Winnie Пух. Дом в Медвежьем углу / Пер. с англ. Т.А.Михайловой и В.П.Руднева. М., 1994.

55. Виноградов В.В. О категории модальности и модальных словах // Исследования по русской грамматике. М., 1975.

56. Винокур Т.Г. Говорящий и слушающий. Варианты речевого поведения. М., 1993.

57. Витгенштейн Л. Логико-философский трактат // Л.Витгенштейн. Философские работы. 4.1. М., 1994.

58. Витгенштейн Л. Философские исследования // Новое в зарубежной лингвистике. Вып.16. Лингвистическая прагматика. М., 1985.

59. Витгенштейн Л. Философские работы. Ч. 1. М., 1994.

60. Влахов С., Флорин С. Непереводимое в переводе. М., 1980.

61. Волошинов В.Н. Бахтин М.М. Марксизм и философия языка: Основные проблемы социологического метода в науке о языке. М., 1993.

62. Вольф Е.М. Функциональная семантика оценки. М., 1985.

63. Вольф Е.М. Эмоциональные состояния и их представление в языке // Логический анализ языка. Проблемы интенсиональных и прагматических контекстов. М., 1989.

64. Воркачев С.Г. Нейтральная модальность как оператор в семантике естественного языка // Известия АН СССР. Серия литературы и языка. М., 1986. Т.45. № 4. С.ЗЗО—337.

65. Гадамер Г.-Г. Человек и язык // От Я к Другому. Минск, 1997.

66. Гадамер Х.-Г. Истина и метод. М., 1988.

67. Гак В.Г. К типологии лингвистических номинаций // Языковая номинация. Общие вопросы. М., 1977.

68. Гак В.Г. О контрастивной лингвистике // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 25. М., 1989.

69. Гак В.Г. Пространство времени // Логический анализ языка. Язык и время. М., 1997.

70. Гак В.Г. Русский язык в сопоставлении с французским. М., 1975.

71. Гак В.Г. Языковые преобразования. М., 1998.

72. Гальперин П.Я. Языковое сознание и некоторые вопросы взаимоотношения языка и мышления // Вопросы философии. 1977. №4.

73. Гаспаров М.Л. Брюсов и буквализм // Мастерство перевода. №8. М., 1971.

74. Гвоздарев Ю.А. Основы русского фразообразования. Ростов-на-Дону, 1977.

75. Гегель Г.В.Ф. Сочинения. Т.З. М., 1970.

76. Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия философских наук. Т.З. М., 1977.

77. Гербер Р. Вибрационная медицина. М., 1997.

78. Гоббс Т. Сочинения: В 2 т. Т. 1 / Пер. с лат. и англ. М., 1989.

79. Гойхман О.Я., Надеина Т.М. Основы речевой коммуникации. М.,1997.

80. Голованивская М.К. Французский менталитет с точки зрения носителя русского языка. М., 1997.

81. Грайс Г.П. Логика и речевое общение // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 16. Лингвистическая прагматика. М., 1985.

82. Гроф С. За пределами мозга. М., 1994.

83. Гроф С. Путешествие в поисках себя. М., 1994.

84. Гуревич П.С. Разрушительное в человеке как тайна. Фромм Э. Анатомия человеческой деструктивности. М .1994.

85. Гуревич П.С. Философия культуры. М., 1995.

86. Гуревич П.С. Философская антропология. М., 1997.

87. Гуссерль Э. Картезианские медитации // От Я к Другому. Минск, 1997.

88. Девкин В.Д. Немецкая разговорная речь. Синтаксис и лексика. М., 1979.

89. Дейк Т.А. ван. Язык. Познание. Коммуникация. М., 1989.

90. Делез Ж. Логика смысла. М., 1995.

91. Делез Ж. Фуко / Пер. с франц. Е.В.Семиной. М., 1998.

92. Демьянков В.З. "Теория речевых актов" в контексте современной зарубежной лингвистической литературы (Обзор направлений) // Новое в лингвистике. Вып. 17. Теория речевых актов. М., 1986.

93. Демьянков В.З. Доминирующие лингвистические теории в конце XX века // Язык и наука конца XX века. М., 1995.

94. Демьянков В.З. Интерпретация, понимание и лингвистические аспекты их моделирования на ЭВМ. М., 1989.

95. Демьянков В.З. Прагматические основы интерпретации высказывания // Известия АН СССР. Сер. Лит-ры и языка. 1981. №4.

96. Денн М. Место "тела" и критика классической психологии в произведении Густава Шпета "Введение в этническую психологию" // Логос. 1999. №2.

97. Деррида Ж. Difference // Гурко Е. Тексты деконструкции. Томск, 1999.

98. Деррида Ж. Эссе об имени: Пер. с фр. М., 1998.

99. Дешериева Т.И. Категория модальности в нивхских и иноструктурных языках. М., 1988.

100. Джемс У. Личность // Психология личности, тексты. М., 1982.

101. Джохадзе Д.В. Философия античного диалога. М., 1997.

102. Дильтей В. Описательная психология. М., 1924.

103. Длясин Г.Г. Азбука Гермеса Трисмегиста или молекулярная тайнопись мышления. М., 1998.

104. Долинин К.А. Стилистика французского языка. Л., 1978. Ю5.Дридзе Т.М. Текстовая деятельность в структуре социальнойкоммуникации. М., 1984.

105. Дэвидсон Д. Об идее концептуальной схемы // Аналитическая философия: Избранные тексты. М., 1993.

106. Западная философия: Итоги тысячелетия / Под ред. А.В.Перцева. Екатеринбург; Бишкек, 1997.108.3дравомыслов А.Г. Социология конфликта: Россия на путях преодоления кризиса: Учеб. пособие. 2-е изд., доп. М., 1995.

107. Зегет В. Элементарная логика: Пер. с нем. М., 1985.

108. Зеленская В.В., Голубцов С.А., Тхорик А.В. Сборник пословиц, поговорок и крылатых выражений на пяти языках: русский, английский, немецкий, французский, латинский. Краснодар, 2000.

109. Зигмунд Фрейд, психоанализ и русская мысль. М., 1994.

110. Знаков В.В. Понимание в познании и общении. М., 1994. ПЗ.Золотова Г.А. Модальность в системе предикативных категорий //

111. Otazky slovanske syntaxe. Brno, 1973. 114.3олотова Г.А. О модальности предложения в русском языке // Филологические науки. 1962. №4.

112. Золотова Г.А. Очерк функционального синтаксиса русского языка. М., 1973.

113. Ивин А.А. Основания логики оценок. М., 1970.

114. Ильин И.П. Постмодернизм от истоков до конца столетия: эволюция научного мифа. М., 1998.

115. Калина Н.Ф. Основы психотерапии: Семиотика в психотерапии. М., 1997.

116. Калинаускас И.Н. Наедине с миром. Киев, 1991.

117. Камю А. Посторонний / Пер. с фр. Н.Галь. М., 1993.

118. Кант И. Критика чистого разума // Сочинения. М., 1964. Т.З.

119. Капра Ф. Дао физики. СПб., 1994.

120. Карасик В.И. Культурные доминанты в языке // Языковая личность: культурные концепты. Волгоград—Архангельск, 1996.

121. Карасик В.И. Оценочная мотивировка, статус лица и словарная личность // Филология—Philologica. Краснодар, 1994. №3.

122. Карасик В.И. Язык социального статуса. М., 1992.

123. Караулов Ю.Н. Предисловие. Русская языковая личность и задачи её изучения // Язык и личность. М., 1989.

124. Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. М., 1987.

125. Карсавин Л.П. О личности // Религиозно-философские сочинения. Т.1. М., 1992.

126. Касьянова К. О русском национальном характере. М., 1994.

127. Кашкин И.А. Для читателя-современника. Изд. 2-е. М., 1968.

128. Кибрик А.Е. Очерки по общим и прикладным вопросам языкознания. М., 1992.

129. Киркегор С. Заключительное ненаучное послесловие к "Философским крохам" (фрагменты из второй части) // От Я к Другому. Минск, 1997.

130. Киркегор С. Наслаждение и долг. Киев, 1994.

131. Кларк Г.Г., Карлсон Т.Б. Слушающие и речевой акт // Новое в зарубежной лингвистике. Вып.17. Теория речевых актов. М., 1986.

132. Князев Ю.П. Настоящее время: семантика и прагматика // Логический анализ языка. Язык и время. М., 1997.

133. Князева Е.Н., Курдюмов С.П. Синергетика как новое мировидение: диалог с И.Пригожиным // Вопросы философии. 1992. №12.

134. Кобозева И.М. "Теория речевых актов" как один из вариантов теории речевой деятельности // Новое в зарубежной лингвистике. Вып.17. Теория речевых актов. М., 1986.

135. Колшанский Г.В. Соотношение субъективных и объективных факторов в языке. М., 1975.

136. Комиссаров В.Н. Общая теория перевода. М., 1999.

137. Комиссаров В.Н. Современное переводоведение. М., 1999.

138. Кравченко И.М. Политика и мораль // Вопросы философии. 1995. №3.

139. Крегер О., Тьюсон Дж.М. Типы людей: 16 типов личности, определяющих как мы живем, работаем и любим. М., 1995.

140. Крейдлин Г.Е. Вербальная коммуникация в её соотношении к невербальной // Типология и теория языка: От описания к объяснению. М., 1999.

141. Кристева Ю. Бахтин, слово, диалог, роман // Вестник МГУ. Сер. 9. Филология. 1995. №1.

142. Кристева Ю. От одной идентичности к другой // От я к Другому. Минск, 1997.

143. Кэмпбелл Дж. Жизнеописание Карла Густава Юнга / Пер. с англ. Л.Менжулиной. Юнг К.-Г. Тэвистокские лекции. Аналитическая психология: ее теория и практика. Киев, 1995.

144. Лакан Ж. Семинары. Кн.1: работы Фрейда по технике психоанализа (1953/54). М., 1998.

145. Лакан Ж. Функция и поле речи и языка в психоанализе. М., 1995.

146. Ларошфуко Ф. де. Мемуары. Максимы. М., 1993.

147. Латышев Д.К. Технология перевода. М., 2000.

148. Лашкевич А.В. Рецептивно-герменевтический подход в литературоведении. Очерк истории, теории и методологии. Ижевск, 1994.

149. Лебедева Л.А. Синтагматика устойчивых сравнений // Теоретическая и прикладная семантика. Парадигматика и синтагматика языковых единиц. Краснодар, 1997.

150. Левин Ю.Н. Провербиальное пространство // Паремиологические исследования. М., 1984.

151. Леви-Строс К. Первобытное мышление. М., 1994.

152. Левый И. Искусство перевода. М., 1974.

153. Леонтьев А.А. Формы существования значения // Психолингвистические проблемы семантики. М., 1983.

154. Леонтьев А.А. Слово в речевой деятельности. М., 1974.

155. Леонтьев А.Н. Проблемы развития психики. М., 1976.

156. Локк Д. Сочинения: В 3 т. / Ред. И.С.Нарский, А.Л.Субботин. М., 1985. Т.1.

157. Лосев А.Ф. История античной эстетики. Аристотель и поздняя классика. М., 1975.

158. Лосев А.Ф. Проблема художественного стиля. Киев, 1994.

159. Лотман Ю.М. О русской литературе классического периода. Вводные замечания // Ю.М.Лотман и тартуско-московская семиотическая школа. М., 1994.

160. Лотман Ю.М. О семиосфере // Избранные статьи. Таллин, 1992.

161. Лотман Ю.М. Текст как семиотическая проблема // Избранные статьи: В 3 т. Т.1. Таллин, 1992.

162. Львовская З.Д. Теоретические проблемы перевода. М., 1985.

163. Ляпон М.В. "Грамматика" самооценки // Русский язык (проблемы грамматической семантики и оценочные факторы в языке). М., 1992.

164. Ляпон М.В. Модальность и явления лексического аналитизма в древнерусских текстах XVI века // НДВШ. Сер. Филология. 1973. №2.

165. Майерс Д. Социальная психология / Пер. с англ. СПб., 1996.

166. Маковский М.М. Сравнительный словарь мифологической символики в индоевропейских языках: Образ мира и миры образов. М., 1996.

167. Мартынова Л.Л. Семантико-синтаксические особенности оценочных предикатов (на материале португальского языка) // Функционирование в тексте единиц разных уровней (романские языки) / Сб. науч. тр. МГПИИЯ им. М.Тореза. Вып. 235. М.,1984.

168. Марузо Ж. Словарь лингвистических терминов. М., 1960.

169. Маслоу А.Г. Дальние пределы человеческой психики / Пер. с англ. А.М.Татлыдаевой. СПб., 1997.

170. Мегентесов С.А., Голубцов С.А. Эволюция образа-Я в картине восприятия мира // Лингвистические и психолингвистические основы изучения сущностей. Краснодар, 1997.

171. Мегентесов С.А., Зеленская В.В. Саморефлексия как фактор вербального восприятия мира // Лингвистические и психологические основы изучения сущностей. Краснодар, 1997.

172. Мегентесов С.А, Ибрахим М. Лингвистические аспекты психического воздействия и приемов манипуляции. Краснодар, 1997.

173. Мерлин B.C. Психология индивидуальности: Избранные психологические труды. М.; Воронеж. 1996.

174. Мерло-Понти М. О феноменологии языка // Логос. 1994. № 6.

175. Мерло-Понти М. Феноменология восприятия // От Я к Другому. Минск, 1997.

176. Мещанинов И.И. Понятийные категории в языке // Труды военного ин-таин. яз., 1945.

177. Мигунов А.С. Анти-эстетика // Вопросы философии. 1994. №7—8.

178. Миньяр-Белоручев Р.К. Теория и методы перевода. М, 1996.

179. Мирович А. Основные функции частиц в современном русском языке //Лексикографический сборник. М., 1962. Вып.5.

180. Миронова Н.Я. Обучение аудированию французской разговорной речи: Учеб. пособие для пед. вузов. М., 1982.

181. Михайлов А.А. Литература и философия языка // Логос. 1996. №8.

182. Михельсон М.И. Русская мысль и речь: Свое и чужое: Опыт русской фразеологии: Сборник образных слов и иносказаний: В 2 т. Т.2. М., 1994.

183. Москаленко А.Т., Сержантов В.Ф. Личность, как предмет философского познания: философская теория личности и её психологические и биологические основания. Новосибирск, 1984.

184. Мукаржовский Я. Эстетическая функция, норма и ценность как социальные факты // Исследования по эстетике и теории искусства. М., 1994.

185. Назарян А.Г. Образные сравнения французского языка. М., 1965.

186. Немец Г.П. Актуальные проблемы модальности в современном русском языке. Ростов-на-Дону, 1991.

187. Немец Г.П. Прагматика метаязыка. Киев, 1993.

188. Немец Г.П. Семантико-синтаксические средства выражения модальности в русском языке. Ростов-на-Дону, 1989.

189. Немец Г.П., Байкова Л.И. О прагматике модальности полипредикативного предложения // Прагматические и текстовые характеристики предикативных единиц: Сб. науч.тр. Краснодар, 1987.

190. Нерознак В.П. Лингвистическая персонология: к определению статуса дисциплин // Язык, поэтика, перевод. М., 1996.

191. Нечипоренко В.Ф. Проблемы лингвобиологии: биологические и психические аспекты мышления и речи. М., 1982.

192. Нечипоренко В.Ф. Сигнальность-знаковость в мышлении и речи (на осознаваемом и неосознаваемом уровнях): Спецкурс по психологии и лингвистике для студентов и аспирантов историко-филологического факультета. М., 1982.

193. Никитина С.Е. Сердце и душа фольклорного человека // Логический анализ языка. Образ человека в культуре и языке / Отв. ред. Н.Д.Арутюнова, И.Б.Левонтина. М., 1999.

194. Новейший философский словарь. Минск, 1999.

195. Нойман Э. Происхождение и развитие сознания. М., 1998.

196. Ньютон И. Об универсальном языке // Семиотика и информатика. Вып.35. М., 1997.

197. Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. М., 1994.201.0'Коннор Дж., Сеймор Дж. Введение в НЛП. Челябинск, 1997.

198. Ортега-и-Гассет X. Избранные труды: Пер с исп. М., 1997.

199. Остин Дж.Л. Слово как действие // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 17. Теория речевых актов. М., 1986.

200. Островский А. Б. Этнологический структурализм Клода Леви-Строса // Леви-Строс К. Первобытное мышление. М., 1994.

201. Павилёнис Р.И. Проблема смысла. Современный логико-философский анализ языка. М., 1983.

202. Падучева Е.В. Тема языковой коммуникации в сказках Льюиса Кэрро-ла // Семиотика и информатика. Вып.35. М., 1997.

203. Панфилов В.З. Категория модальности и её роль в конструировании структуры предложения и суждения // Вопросы языкознания. 1977. №4.

204. Паскаль Б. Мысли / Пер. с франц. О.Хомы. М., 1994.

205. Пассов Е.И. Коммуникативный метод обучения иноязычному говорению. Изд. 2-е. М., 1991.

206. Перелыгина Е.М. Катартическая функция текста: Автореф. дис. . канд. филол. наук. Тверь, 1998.

207. Пермяков Г.Л. Основы структурной паремиологии. М., 1988.

208. Петренко В.Ф., Нистратов А.А., Романова Н.В. Рефлексивные структуры обыденного сознания (на материале анализа фразеологизмов) // Вопросы языкознания. 1989. №2.

209. Петрищева Е.Ф. Стилистически окрашенная лексика русского языка. М., 1984.

210. Петров Н., Смирнягин Л. Дж.Голд. Основы поведенческой географии: психология и география // Путь. 1993. №4.

211. Пиаже Ж. Речь и мышление ребенка. М., 1994.

212. Пиз А. Язык жестов / Пер. с англ. Воронеж, 1992.

213. По дорога В. Феноменология тела: Введение в философскую антропологию. М., 1995.

214. Портнов А.Н. Язык и сознание: основные парадигмы исследования проблемы в философии XIX-XX вв. Иваново, 1994.

215. Поршнев Б.Ф. Социальная психология и история. М., 1979.

216. Потебня А.А. Из записок по русской грамматике. Т.З. М., 1968.

217. Потебня А.А. Слово и миф. М., 1989.

218. Потебня А.А. Эстетика и поэтика. М., 1976.

219. Почепцов Г.Г. Коммуникативная стратегия и тактика // Диалог глазами лингвиста. Краснодар, 1994.

220. Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса. Новый диалог человека с природой. М., 1987.

221. Психологический словарь / Под ред. В.П.Зинченко, Б.Г.Мещерякова. 2-е изд. М., 1996.

222. Пузырев А.В. Языковая личность в плане субстратного подхода // Языковое сознание: формирование и функционирование. М., 1998.

223. Радьяр Д. Планетаризация сознания. От индивидуального к целому. М.; Киев, 1995.

224. Распопов И.П. Заметки о синтаксической модальности и модальной квалификации предложения // Синтаксис и интонация. Вып.2. Уфа, 1973.

225. Распопов И.П. Спорные вопросы синтаксиса. Ростов-на-Дону, 1981.

226. Рашковский Е.Б. Читаем Тойнби // Тойнби А. Дж. Постижение истории / Пер. с англ. М., 1996.

227. Реферовская Е.А. Философия лингвистики Гюстава Гийома. СПб., 1997.

228. Рикёр П. Конфликт интерпретаций. Очерки о герменевтике. М., 1995.

229. Рикёр П. Человек как предмет философии // Вопросы философии. 1989. №2.

230. Роджерс К.Р. Взгляд на психотерапию. Становление человека / Пер. с англ. М., 1994.

231. Розентол С.Б. Этическое измерение человеческого существования: прагматический путь индивида за пределами абсолютизма и релятивизма // Вопросы философии. 1995. №5.

232. Руднев В.П. Основания философии текста // Научно-техническая информация. 1992. №3.

233. Русская грамматика. М., 1980. Т. 1, 2.

234. Русские пословицы и поговорки. М., 1988.

235. Рытникова Я.Т. Семейная ссора: обоснование и риторическая интерпретация жанра: Автореф. дис. канд. филол. наук, Екатеринбург, 1996.

236. Санников В.З. Русский язык в зеркале языковой игры. М., 1999.

237. Сартр Ж.-П. Бытие и ничто. Эссе феноменологической онтологии //От Я к Другому. Минск, 1997.

238. Сафаров Ш. Речевые действия этноспецифической личности // Личностные аспекты языкового общения. Калинин, 1989.

239. Сентенберг И.Б. Языковая личность в коммуникативном аспекте // Языковая личность: проблемы значения и смысла. Волгоград, 1994.

240. Серио П. В поисках четвертой парадигмы // Философия языка: в границах и вне границ. Харьков, 1993.

241. Серль Дж.Р. Классификация иллокутивных актов // Новое в зарубежной лингвистике. Вып.17. Теория речевых актов. М., 1986.

242. Серль Дж.Р. Что такое речевой акт? // Новое в зарубежной лингвистике. Вып.17. Теория речевых актов. М., 1986.

243. Сидоркова Г.Д. Прагматика паремий: пословицы и поговорки как речевые действия. Краснодар, 1999.

244. Сидорова Л.И. Структурно-семантические особенности фразеологической подсистемы с зоосемическими компонентами в современном английском языке // Природа. Общество. Человек. Краснодар, 1996. №2-3.

245. Скороденко В. Предисловие. Maugham S. The Moon and Sixpence. M., 1960.

246. Словарь образных выражений русского языка / Т.С.Аристова, М.Л.Ковшова, Е.А.Рысева и др. Под ред. В.Н.Телия. М., 1995.

247. Словарь русского языка: В 4 т. / Под ред. А.П.Евгеньевой. 3-е изд. М., 1985—1988.

248. Словарь устойчивых сравнений русского языка / Сост. J1.A. Лебедева. Краснодар, 1994.

249. Смирнов И. Хлам текстов (Мусор, эмоции и философия) // Логос. 1999. №12.

250. Смит А. Теория нравственных чувств. М., 1997.

251. Смысловое восприятие речевого сообщения / Под ред. Т.М.Дридзе и А.А.Леонтьева. М., 1976.

252. Современная западная философия. Словарь. М., 1991.

253. Соколова Г.Г. Пособие по переводу с русского языка на французский. М., 1982.

254. Солганик Г.Я. Стилистика текста. М., 1997.

255. Степанов A.M. Основы медицинской гомеостатики. Воронеж, 1994.

256. Степанов Ю.С. В трехмерном пространстве языка. М., 1985.

257. Степанов Ю.С. Константы. Словарь русской культуры. Опыт исследования. М., 1997.

258. Степанов Ю.С. Французская стилистика. М., 1965.

259. Степанов Ю.С. Язык и Метод. К современной философии языка. М., 1998.

260. Стернин И.А. Коммуникативное поведение в структуре национальной культуры // Этнокультурная специфика языкового сознания: Сб. ст. / Отв. ред. Н.В.Уфимцева. М., 1996.

261. Стрельцова Г.Я. Паскаль и европейская культура. М., 1994.

262. Стросон П.Ф. Намерение и конвенция в речевых актах // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 17. Теория речевых актов. М., 1986.

263. Субетто А.И. Спирально-рефлексивная гармония мира // Азбука Гермеса Трисмегиста или молекулярная тайнопись мышления. М., 1998.

264. Сухих С.А. Прагмалингвистическое измерение коммуникативного процесса: Автореф. дис. . д-ра филол. наук. Краснодар, 1998.

265. Сухих С.А. Языковая личность в диалоге // Личностные аспекты языкового общения. Калинин, 1989.

266. Сухих С.А., Голубцов С.А. Два подхода к изучению языковой личности // Филология — Phililogica. Краснодар, 1995. №7.

267. Сухих С.А., Зеленская В.В. Репрезентативная сущность личности в коммуникативном аспекте реализаций. Краснодар, 1997.

268. Сухих С.А., Зеленская В.В. Прагмалингвистическое моделирование коммуникативного процесса. Краснодар, 1998.

269. Сушков И.Р. Психология взаимоотношений. Екатеринбург, 1999.

270. Телия В.Н. Коннотативный аспект семантики номинативных единиц. М., 1986.

271. Телия В.Н. Русская фразеология. Семантический, прагматический и лингвокультурологический аспекты. М., 1996.

272. Тойнби А.Дж. Постижение истории / Пер. с англ. М.,1996.

273. Топер П.М. Перевод в системе сравнительного литературоведения. М., 2000.

274. Уваров Ю. Очерк жизни и творчества Колетт //Колетт С.-Г. Клодина: Романы: Пер. с франц. М., 1994.

275. Уилберт К. Никаких границ: Восточные и западные пути личностного роста. М., 1998.

276. Уилсон Р. А. Психология эволюции. Киев. 1998.

277. Урысон Е.В. Фундаментальные способности человека и наивная "анатомия"// Вопросы языкознания. 1995. №3.

278. Успенский Б.А. Избранные труды. Семиотика истории. Семиотика культуры. Т.1. М., 1994.

279. Уфимцева Н.В. Русские: опыт еще одного самопознания // Этнокультурная специфика языкового сознания. М., 1996.

280. Уфимцева Н.В. Этнический характер, образ себя и языковое сознание русских // Языковое сознание: формирование и функционирование / Отв. ред. Н.В.Уфимцева. М., 1998.

281. Ушакова Т.Н. Природные основания речеязыковой способности (анализ раннего речевого развития) // Языковое сознание: формирование и функционирование. М., 1998.

282. Фанян Н.Ю. Многомерность аргументации: проекция на лингвистическую область. Краснодар, 2000.

283. Федоров А.В. Основы общей теории перевода (лингвистические проблемы). 4-е изд. М., 1983.

284. Филипповская А.И. Конструкции эксплицитной модальности // Русский язык. Душанбе, 1978.

285. Филипповская А.И. Модальность предложения. Душанбе, 1978.

286. Финкельпггейн Э.Б. Проблема бессознательного и фундаментальные принципы физики // Бессознательное: многообразие видения. Новочеркасск, 1994.

287. Фишер К. История Новой философии. Декарт: Его жизнь, сочинения и учение. СПб., 1994.

288. Фразеологический словарь русского языка / Под ред. А.И.Молоткова. СПб., 1994.

289. Франк C.JI. Духовные основы общества. М., 1992.

290. Французско-русский фразеологический словарь / Под ред. Я.И.Рецкера. М., 1963.

291. Фромм Э. Анатомия человеческой деструктивности: Перевод. М., 1994.

292. Фуко М. Археология знания. Киев, 1996.

293. Хаббард JI. Рон. Дианетика. Современная наука душевного здоровья: Учебник по дианетике / Пер. с англ. М., 1993.

294. Хайдеггер М. Время и бытие. М., 1993.

295. Хайдеггер М. Основные проблемы феноменологии // От Я к Другому. Минск, 1997.

296. Харре Р. Грамматика и лексика — векторы социальных представлений // Вопросы социологии. 1993. №2-3.

297. Хейзинга И. Homo ludens. В тени завтрашнего дня: Пер. с нидерл. М., 1992.

298. Хёсле В. Кризис индивидуальной и коллективной идентичности // Вопросы философии. 1994. №10.

299. Химик В.В. Русское просторечие и языковая личность // Язык и человек: Материалы межрегиональной конференции. Краснодар; Сочи, 1995.

300. Хованская З.И. Стилистика французского языка. М., 1984.

301. Холл К.С., Линдсей Г. Теории личности. М., 1997.

302. Холодная М.А. Психология интеллекта: парадоксы исследования. М.; Томск 1997.

303. Хъелл Л., Зиглер Д. Теории личности: (Основные положения, исследования и применение). СПб., 1997.

304. Циммерлинг А.В. Субъект состояния и субъект оценки (Типы предикатов и эпистемическая шкала) // Логический анализ языка. Образ человека в культуре и языке. М., 1999.

305. Чабан Н.А. Идеологические примитивы в лексических системах русского и английского языков // Язык и человек: Материалы межрегиональной конференции. Краснодар; Сочи, 1995.

306. ЗЮ.Чахоян Л.П., Дедикова О.Е. Личность адресанта в высказываниях о самом себе // Язык, дискурс и личность. Тверь, 1990.

307. Человеческий фактор в языке: Коммуникация, модальность, дейксис. М., 1992.

308. Человеческий фактор в языке: Язык и порождение речи. М., 1991. 313.Черных П.Я. Историко-этимологический словарь современного русского языка. 2-е изд. Т.2. М., 1994.

309. Чичерин Б.Н. О началах этики // Философские науки. 1990. №1.

310. Шведова Н.Ю. Очерки по синтаксису разговорной речи. М., 1960.

311. Шведова Н.Ю. Средства формирования и выражения субъективно-модальных значений // Русская грамматика. М., 1980. Т.2.

312. ЗП.Шелер М. Избранные произведения / Пер. с нем. А.В.Денежкина и др. М., 1994.

313. Шихирев П.Н. Современная социальная психология. М., 1999.

314. Шмаков В. Священная книга Тота. Великие Арканы Таро. Киев, 1993.

315. Шмелев А.Д. Homo spuens: Символические жесты и их отражение в языке // Логический анализ языка. Образ человека в культуре и языке. М., 1999.

316. Шпет Г.Г. Язык и смысл // Логос. 1996. №7.

317. Щедровицкий Г.П. Лингвистика, психолингвистика, теория деятельности // Избранные труды. М., 1995.

318. Эбнер Ф. Слово и духовные реальности // От Я к Другому. Минск, 1997.

319. Эко У. Отсутствующая структура. Введение в семиологию. М., 1998. 325.Эльконин Д.Г. Психология игры. М., 1999.

320. Энциклопедия мысли. Книга первая. СПб., 1997.

321. Юнг К.-Г. О психологии восточных религий и философий. М., 1994.

322. Юнг К.-Г. Психологические типы. СПб.; М., 1995.

323. Юнг К.Г. Психология и алхимия. М., 1997.

324. Язык о языке: Сб. статей / Под ред. Н.Д.Арутюновой. М., 2000.

325. Языкознание. Большой энциклопедический словарь / Под ред. В.Н.Ярцевой. 2-е изд. М., 1998.

326. Якобсон P.O. Лингвистика и поэтика // Структурализм: "за" и "против". М., 1975.

327. Ярошевский М.Г. История психологии. М., 1976.

328. Ясперс К. Смысл и назначение истории / Пер. с нем., 2-е изд. М., 1994.

329. Benveniste Е. Problemes de linguistique generale. P., 1992. Vol.2.

330. Bohm D. Die implizite Ordnung und die supra-implizite Ordnung // Wissenschafller und Weise. Hamburg, 1992.

331. Drever J. The Penguin Dictionary of Psychology. Aylesbury, 1981.

332. Garfinkel H. Common sense knowledge of social structures: the documentary method of interpretation // Symbolic interaction. Boston, 1972.

333. Grice P. Logic and Conversation // Syntax and Semantics. N.Y.; San Francisco; London, 1975. Vol.3.

334. Gutt E.-A. Translation and Relevance. Cognition and Context. Cambridge (Mass.), 1991.

335. Holz-Manttari J. Translatorisches Handeln. Theorie und Methode. Helsinki, 1964.

336. Kortweg Hanneke und Hans. Dem Inneren Licht folgen. Knaur, 1991.

337. Krings H.P. Was in den Kopfen von Ubersetzern vorgeht. Tubingen, 1986.

338. Kuhn M.H., McPartland T.S. An empirical Investigation of Self-attitudes // Symbolic interaction. Boston, 1972.

339. Kuhn T. The Structure of scientific Revolution. Chicago, 1962.

340. Le Petit Larousse en couleurs. P., 1995.

341. Leech G.N. Principles of pragmatics. L.; N.Y., 1983.

342. Maingueneau D. Approche de l'enonciation en linguistique franfaise. P., 1981.

343. Maloux M. Dictionnaire des proverbes, sentences et maximes. P., 1961.

344. Mead G. Geist, Identitat und Gesellschaft. Frankfurt am Main. 1978.

345. Meltzer B. Mead's social psychology // Symbolic interaction. Boston, 1972.

346. Newmark P. Approaches to Translation. Oxford, 1981.

347. Parret H. Prol6gomenes a la theorie de renonciation: De Husserl a la pragmatique. Berne etc., 1987.

348. Petit Larousse. Dictionnaire encyclopedique pour tous. P., 1963.

349. Rogers C.R. On Becoming a Person. Boston, 1961.

350. Sachs H. An initial investigation of the usability of conversational data for doing sociology // Studies in social interaction. N.Y., 1972.

351. Savory T. The Art of Translation. L., 1952.

352. Schenkein J.N.Sketch of an analytic mentality for the study of conversational interaction // Studies in the organisation conversational interaction. N.Y, 1978.

353. Sheldrake R. Morfogenetische Felder: Die Bedeutung der Natur // Wissenschaftler und Weise. Hamburg, 1992.

354. Symbolic interaction. Boston, 1975.

355. Vendler Z. The grammar of goodness // Z.Vendler. Linguistics in philosophy. Ithaca (N.Y.), 1967.

356. Wierzbicka A. Semantic primitives. Frankfurt; Athenaum, 1972.

357. Wilss W. Kognition und Ubersetzen: Zu Theorie und Praxis der menschlichen und der maschinellen Ubersetzung. Tubingen, 1988.

358. ИСТОЧНИКИ ТЕКСТОВОГО МАТЕРИАЛА

359. Булгаков М.Б. Белая гвардия. Мастер и Маргарита: Романы. М., 1989.

360. Гоголь Н.В. Вечера на хуторе близ Диканьки. Краснодар, 1977.

361. Гоголь Н.В. Мертвые души: Поэма. М., 1985.

362. Колетт С.-Г. Клодина в школе / Пер. Б.Каспарова // Колетт С.-Г. Кло-дина: Романы. М., 1994.

363. Лермонтов М.Ю. Стихотворения. Поэмы. Маскарад. Герой нашего времени. М., 1985.

364. Лесков Н.С. Рассказы. М., 1981.

365. Лихоносов В.И. Время зажигать светильники: Повести. Рассказы. Эссе. М., 1991.

366. Платонов А.П. Течение времени. М., 1971.

367. Пушкин А.С. Сочинения: В 3 т. М., 1985.

368. Саган Ф. Повести. Л., 1991.1 374. Салтыков-Щедрин М.Е. Пошехонская старина. М., 1954.

369. Симонов К. Живые и мертвые: Роман: В 3 кн. Кн.2. Солдатами не рождаются. Кн.З. Последнее лето. М., 1982.

370. Ситников В.А. Летние гости. Горький, 1975.

371. Солженицын А. В круге первом: Роман. Кишинев, 1990.

372. Степанов А.Н. Порт-Артур: Роман: В 2 кн. М., 1960.

373. Стругацкий А., Стругацкий Б. Трудно быть богом: Фантастический роман; Улитка на склоне: Фантастическая повесть. М., 1990.

374. Токарева B.C. Я есть: Повести. Рассказы. М., 1998.

375. Толстой А.Н. Хождение по мукам. Трилогия: В 2 т. М., 1993.

376. Толстой Л.Н. Собрание сочинений: В 22 т. М., 1978-1985.

377. Федоров Е.А. Каменный пояс: Роман: В 3 кн. Кн.З. Хозяин Каменных гор. 4.1-2. Минск, 1989.

378. Цветаева М. Собрание сочинений: В 7 т. Т.7: Письма. М., 1995.

379. Шолохов М.А. Собрание сочинений. В 8 т. М., 1985-1986.

380. Шукшин В:М. Любавины: Роман. Южно-Сахалинск, 1993.

381. Barbusse Н. Le feu. М„ 1953.

382. Druon М. Les grandes Families. P., 1964.

383. Gamarra P. Berlurette contre Tour-Eiffel. P., 1961.

384. Mauriac F. Romans. M„ 1975.

385. Sartre J.-P. La p. respectuese suivi de morts sans sepulture. P., 1962.

386. Simenon G. Romans. P., 1970.

387. Willy et Colette. Claudine a l'ecole. P., 1987.v