автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.09
диссертация на тему: Репрезентация русской ментальности в фольклоре оренбургских казаков

Полный текст автореферата диссертации по теме "Репрезентация русской ментальности в фольклоре оренбургских казаков"

На правах рукопиаи

□0306382Э

ФПЛПГ1ПОВА Ирина Александровна

РЕПРЕЗЕНТАЦИЯ РУССКОЙ МЕНТАЛЬНОСТ И В ФОЛЬКЛОРЕ ОРЕНБУРГСКИХ КАЗАКОВ

Специальность 10 01 09 - фольклористика

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Челябинск - 2007

003063829

Работа выполнена в Государственном образовательном учреждении высшего профессионального образования «Уральский государственный университет им А М Горького» на кафедре фольклора и древней литературы

Научный руководитеи,. доктор филологических наук,

профессор

Блажес Валентин Владимирович

Официальные оппоненты доктор филологических наук,

профессор

Федорова Валентина Павловна

кандидат филологических наук доцент

Голованов Игорь Анатольевич Ведущая организация Магнитогорский государственный университет

Защита состоится 25 июня 2007 г в 11 часов на заседании диссертационного совета Д 212 296 05 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора филологических наук ГОУ ВПО «Челябинский государственный университет» по адресу 454021, Челябинск, ул Братьев Кашириных, 129, конференц-зал

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Челябинского государственного университета по адресу ул Братьев Кашириных, 129

Автореферат разослан 24 мая 2007 г

Ученый секретарь диссертационного совета

кандидат филологических наук,

доцент

Г С Вардугина

Реферируемая диссертация посвящена изучению ментальности оренбургских казаков

В современной науке до настоящего времени нег единого подхода к изучению ментальности, это становится очевидным после анализа основных исследований по данной теме М Блок, Ж Дюби, Л Февр А Я Гуревич, А С Кармин, В В Колесов, В Г Кусов, А Г Хроленко, О Г Почепцов и многие другие - каждый из этих ученых в зависимости от предмета изучения актуализирует в понятии «ментальность» тот или иной его аспект Реферируемое диссертационное исследование выполнено на фольклорном материале и позволяет по-новому взглянуть на русскую ментальность, в частности, на ментальность казаков Анализ исследований по духовной казачьей культуре (Плотников 1872, Стариков 1890, Зеленин 1906, Модестов 1914, Кривощеков 1915, Голубых 1930, Рыбалко 1995, Лазарев 1996 и др ) показал, что, несмотря на богатство материала, собранного нашими предшественниками и представленного подробными очерками, записями различных песен, обрядов, вопрос о ментальности оренбур1Ских казаков до сих пор не получил должного освещения, экспликацией метальных черт из фольклора казаков никто не занимался, за исключением А И Лазарева

Актуальность нашей работы обусловлена необходимостью исследования ментальной сферы русских на разнообразном материале, в том числе фольклорно-этнографическом

Объектом диссертационного исследования стала традиционная культура казаков Южного Урала Предметом исследования признаются локально-региональные формы репрезентации ментальности в казачьем фольклоре

Цель диссертационного исследования - показать неразрывность народнопоэтических и православно-христианских ценностей, несущих комплекс метальных представлений/ориентации оренбургских казаков как особого военно-служитого сословия России

Дтя достижения этой цели необходимо было решить следующие задачи

1) рассмотреть, как в процессе культурного (в том числе православно-христианского) освоения казаками Новолинейного района формировался национальный тип в его локально-региональном облике,

2) выявить черты ментальности оренбургских казаков через характеристику истории почитания Табынской иконы Казанской Божьей Матери и народных преданий, освещающих духовную практику Х1Х-ХХ вв

3) определить, какие ментальные черты женщины представлены в локальных формах фочьклора, коррелирующих с общерусскими традициями

Материал для диссертационного исследования собран в фольклорно-этнографических экспедициях (1993-2006 гг) и хранится в фондах архива лаборатории народной культуры Магнитогорского государственного университета Кроме того, нами использовались и другие источники фонды Государственного архива Оренбургской области, Областного государственного архива Челябинской области, Архивного отдела администрации г Магнитогорска, дореволюционные и современные периодические издания, материалы личного архива магнитогорского краеведа А Г Серова и др

Методология исследования сложилась под влиянием работ В М Гацака, В В Колесова, А И Лазарева, О В Матвеева, А А Панченко, Б Н Путилова, А Т Хроленко и др Важным для нас оказался и метод «насыщенного описания» К Гирца, дающий возможность анализировать фундаментальную связь «мелочей» ежедневной жизни с общим культурно-историческим контекстом благодаря установке на «микроскопичность» анализа, погружение в материал и культуру При сборе полевых материалов применялся метод интервьюирования и метод непосредственного наблюдения При установлении границ распространения фольклорных фактов мы обращались к методу ареального исследования На разных этапах исследования использовались метод сравнительно-исторического анализа, метод ретроспективной реконструкции

На защиту выносятся следующие положения

1 Слияние народной культурной традиции и военно-государственной инициативы определило формирование ментальности социального типа оренбургского казака (воина-пахаря защитника Отечества-земледельца)

2 Почитание Табынской иконы Казанской Божьей Матери отражено в фольклоре, это одна из форм проявления ментальности оренбургских казаков

3 Локальный фольклор включен в народную педагогику и празднично-обрядовую практику и выступает как фактор формирования женской ментальности

Научная новизна работы заключается в том, что в данном исследовании на фольклорном материале раскрыты важные черты ментальности оренбургских казаков Религиозность казачьего населения освещается на основе малоизвестного фольклористам культа Табынской иконы Божьей Матери В научный оборот вводится оригинальный по содержанию фольклорно-этнографический материал, позволяющий составить более полное представление о культурно-исторической жизни оренбургских казаков

Теоретическая значимость диссертации определяется сочетанием подходов к исследованию ментальной сферы русских (исторический, фольклористический, лингвистический, этнопсихологический)

Практическая значимость работы определяется тем, что ее материалы могут быть использованы в практике преподавания в качестве регионального компонента в университетских курсах по фольклору, в спецкурсах по истории и культуре региона

Апробация работы. Основные положения диссертации были представлены в виде докладов и сообщений на международных, всероссийских, региональных конференциях «Современное состояние фольклора Урала и Сибири» (Челябинск, 1999), «Сибирское казачество прошлое, настоящее, будущее» (Омск, 2002), «Современные концепции в филологии и преподавание словесности» (Магнитогорск, 2003), «Проблемы изучения традиционной культуры Южного Урала» (Магнитогорск, 2004), «Искусство и культура Урала как региональный компонент художественного образования» (Магнитогорск, 2004), «Лазаревские

чтения» (Челябинск, 2001, 2006), «Ручьевские чтения» (Магнитогорск, 2004), «Пробпемы изучения и сохранения культуры казаков Южного Урала» (Магнитогорск, 2007), а также на заседании кафедры фольклора и древней литературы (Екатеринбург)

Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, списка использованной литературы и двух приложений Приложение I включает материалы архива лаборатории народной культуры Магнитогорского государственного университета, характеризующие культ Табынской иконы Божьей Матери Приложение II составляют карты и фотоматериалы по теме диссертации

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении рассмотрены история формирования Новолинейного района Оренбургского казачьего войска, дан историографический обзор основных публикаций и исспедований по фольклору оренбургских казаков, обоснована актуальность темы диссертации, определен объект и предмет исследования, сформулированы цель и задачи, указаны научная новизна, теоретическая и практическая значимость исследования Здесь же рассмотрены основные подходы к понятию «мгнтальность», известные современной науке, дается скорректированное нами определение «ментальности», которая в настоящей работе понимается как комплекс мало подверженных изменениям, транслируемых из поколения в поколение осознаваемых и неосознанных (мало осознаваемых) представлений, проявляющихся в речи (языке), словесности и повседневном поведении

В первой главе «Ментальность оренбургских казаков в ее сопряженности с ценностными основами бытия» анализируются разные формы бытования устной культуры, это отражается в содержании главы, состоящей из пяти разделов «Культурное освоение казаками территории Новолинейного района как богоданной земпи», «Самосознание и самоназвание

казаков юга Челябинской области», «Представления о казачьем идеале», «Традиции воспитания приобщение мальчиков к ценностям казачьей жизни», «Обряд проводов казака на службу» Такая «мозаичность» позволяет через локальное «многообразие» выявить значимые черты ментальное™ оренбургских казаков

Ментальпость казаков во многом определялась историческими обстоятельствами Оренбургское казачье войско было создано по решению властей, и этот факт повлиял на то, что оренбургским казакам не был знаком «дух казачьей вольности» (А И Лазарев) Государственной политикой обусловлено и создание Новолинейного района, причем, было решено, что жители Новой линии должны являться ее защитниками Поэтому казаки новолинейных поселений - не только воины, но и земледельцы, освоившие огромную территорию Каждый казак был наделен обширным земельным наделом - богоданной землей, отведенной по велению I осударя Это обусловливало и рачительное отношение к земле как семейному достоянию, и верноподданство государю Тяжелый труд по возделыванию земли понимался как богоугодное занятие В то же время казаки являлись защитниками своей земли, своей малой Родины До сих пор сохраняется память о вооруженных столкновениях с воинствующими киргизами, о чем свидетельствуют записи устных преданий Жители рассказывают о конфликтах с киргизами Нами записан известный сюжег баллады о «татарском полоне», обретающий локальную конкретику («злы киргизы сидят, русский плен делят») и выступающий в разных фольклорных жанрах

Формированию казачьего патриотизма способствовали топонимы Новолинейного района Особое внимание мы обращаем на топонимы, связанные с военным бытом казаков (Маяк, Лафетное) и на исторически значимые названия Общеизвестно, что новолинейные поселения первое время были «номерными», позже им было решено присвоить «наименование тех сражений, где российские войска в особенности отличились», в первую очередь отмечались подвиги частей Оренбургского казачьего войска в составе Российской армии в 1812 г и в заграничных походах 1813-1814 гг Победное шествие русских войск по

территории Европы после 1812 г отражено в названиях Париж, Берлин, Лейпциг, Кассель, Арсинский, Фершампенуаз и тд Выстроив топонимы Новолинейного района в исторической последовательности, мы представим историю борьбы русского народа за свою независимость Топонимы своей информативной сущностью «одушевляли» территорию Новолинейного района, включали ее в русскую культуру Топонимы и предания создавали информационное поле народной истории, в которой были ощутимы высокий патриотизм и непрерывность воинской традиций

Важным представляется и то, что освоение новой территории шло через конфессиональную деятельность, неотрывную от хозяйственной и военной Духовное освоение пространства не мыслилось без сакральных объектов часовни и церкви освещали чужую землю Строительство церквей было одним из условий «нормальной» жизни на Новой линии православие укрепляло дух казаков

Следующий раздел посвящен анализу представлений казаков о собственной социальной группе Рольф Шпрандель называл эти представления «центром тяжести», консти гуирующим ментальную сферу Несомненно, что казаки осознавали особость своего положения, всегда подчеркивали свою отличность от других

Казаки в цепом и оренбургские казаки, в частности, противопоставляли себя крестьянам, «мужикам», как они говорили Эту особенность отмечали еще в XIX веке Л Н Толстой, Д К Зеленин, сохраняется она и в наши дни Информанты, рассказывая о возникновении своих поселков, часто подчеркивают исторические корни первых поселенцев мы казаки, а это мужики, это хохлы, это мордва и т д Уникально бытование в годы советской власти и активное употребление в настоящее время коллективного прозвища жителей п Краснинского — дутов1/ы прозвище является производным от фамилии наказного атамана Оренбургского казачьего войска А И Дутова Фиксация прозвищного фольклора дает нам и примеры «обратного восприятия» Так, крестьяне-переселенцы называли казаков казара, чалдоны, демонстрируя ответную пренебрежительную оценку

Резко отделяя себя от «мужиков», «хохлов» и осознавая свое единство, казаки создали свой мужской идеал соответственно с социальным и профессиональным статусом казака, требовавшим от него умения обрабатывать землю, содержать в достатке семью и одновременно нести военную службу Казак должен быть сильным, так как физическая крепость - это сила кормильца семьи и сила воина-защитника Стоит подчеркнуть, что в фолькторе казаков культивировалась не просто мужская сила, но удаль, смелость, сноровка, умение владеть оружием и управляться с конем Яркую демонстрацию казачьей удали можно соотнести с казачьими смотрами, когда выполнялись сложные упражнения на коне (джигитовка) «ногами в седле, в стремени, а вочочится вот так по земче, как будто он неживой А потом раз — и обратно» (И А Жохов, 1918 I р , Магнитогорск)

Конь выступал обязательным атрибутом полноценного казака, в народной культуре сформировалось даже особое суждение «казак без лошади - это не казак» (А Н Вязмитинов, 3927 гр, Великопетровка) Об этом же пословицы в словаре В И Даля без коня не казак, казак без коня, что сочдат без ружья Только казаки умели так браво сидеть в седле, великолепно управляться с лошадью «Мужик едя как мешок с трухой на коне, а казак как влитой сидит» (В А Швырева, 1939 г р , Никольское) [ЛАС] Образ коня идеализируется это не просто конь, это надежный товарищ, с которым казак разделяет тяготы военной службь! «Конь подо мной - так и Бог надо мной», - говорили казаки, и такое высокое сравнение свидетельствует об исключительной роли коня в казачьей культуре Именно поэтому в казачьих поселках часто встречаются семейные предания о верности коня своему хозяину казак погиб, но его раненый конь прибежал домой, коня отобрали у казака, но через год боевой конь пришел в станицу к родному дому - таких преданий нет в фольклоре крестьян

В повседневной жизни казаки стремились подчеркнуть свою особость, отличность от других групп населения Еще Д К Зеленин писал, что «высокое мнение казака о самом себе», «самовлюбленность» заставляют его «несколько прихорашиваться, казаться лучше, чем на самом деле» Жители вспоминают о

том, что казаки специально гвоздем подвивали усы («это быпо ганкой»), подкладывали в сапоги бересту «дпя скрипу» Казаки фотографировались в форме, ухарски сдвигая фуражки, демонстрируя чубы, подкрученные усы Шашка считалась атрибутом настоящего казака, к ней относились с особым почетом Поэтому на многих фотографиях шашка (или скрещенные шашки) становится композиционным центром снимка

Отметим, что в среде казачества культивируются такие понятия, как побратимство, взаимовыручка, чему способствовала сложившаяся практика распределения по полкам земляки, одностаничники служили вместе Позор одного ложился на многих, а оценка социума в лице старейшин была очень важна, поэтому казаки так следили за «репутацией» полка, поселка Но солидарно« ь казаков не означала отказ от соперничества

Воспитание казака, будущего воина, начиналось с ранних лет Особого внимания заслуживает обряд «семейного посвягцения», когда мальчика в возрасте одного года (иногда позже) сажали на коня С этого момента, по мнению информантов, «это уже был не просто ребенок, а уже казак» (А А Овсянников, 1952 гр, Чесма) Глубоко символично, что закрепление нового статуса происходит с участием коня

По мере взросления мальчиков привлекали к уходу за лошадьми, воспитывали ответственность Учили, в первую очередь накорми коня «Казак голоден, а конь его сыт» Затем наступал черед обучения верховой езде, упорные тренировки, отработка навыков рукопашного боя давались с трудом, но говорили «Терпи, казак, атаманом будешь» Народная педагогика отводила большую роль мужчинам - отцу, деду, именно они передавали мальчику весь комплекс знаний, привычек, правил казачьего поведения Семейное воспитание по своим предметным и идейно-нравственным установкам принципиально не отличалось от обучения мальчиков военному делу в станичных и посепковых школах, в которых развивали силу, ловкость, соревновательность (ты должен быть лучше всех'), а также дисциплинированность, уважение к старшим, любовь к «Престолу и Отечеству» Все формы воспитания (семейное, школьное и даже «уличное»)

осуществлялись с позиции идеала, выработанного культурной традицией и включающего сумму названных выше позитивных физических и моральных качеств казака

Обратившись к обряду проводов казака на службу, мы проследили, как в нем актуализируются некоторые черты ментальностн казаков Так, религиозность проявляется в традиции обязательного молебна, окроплении святой водой «походного» и его коня, бтагословении матери, которая обращается к Богородице, мужское блаюсловение апеллирует и к другим ценностям преемственности службы, непререкаемости авторитета старших

Очевидно, что фольклорные произведения и этнографические материалы отразили комплекс ментальных черт, побуждений, поведенческих стереотипов воина-пахаря, осознававшего свое особое социальное положение Весь уклад жизни казаков, казачий фольклор формировали ментальный облик воина-пахаря -здесь наблюдается выраженная динамика отношений человека с природными силами и государством, культивирование определенных свойств натуры воина-пахаря

Вторая глава «Культ Табьшской иконы Божьей Матери: религиозность как одна из ментальных черт оренбургских казаков» включает два раздела «История культа Табьшской иконы Божьей Матери», «Вторая Табынь традиции крестного хода на озеро Пустое в Верхнеуральском уезде/районе» Культ Табынской иконы мы считаем значимой религиозной практикой, анализ которой позволяет составить более полное представление о религиозных воззрениях оренбургских казаков Заметим, чго религиозность в диссертационном исследовании понимается не как тождественное официальному учению православной церкви, а как субъективное восприятие веры, как индивидуальный опыт переживания «встречи» с сакральным

Считается, что Табынская икона Божьей Матери является списком Казанской иконы, первоначально она называлась Казанской (или Казанско-

Табынской), но позднее закрепилось наименование по месту пребывания иконы — с Табынское Стерлитамакского уезда Уфимской г>бернии

В первом разделе мы проследили, как локальная традиция крестного хода к Святому ключу - месту обретения иконы - трансформировалась в традицию крестного хода по Оренбургской губернии

История Табынской иконы связана с историей Вознесенского монастыря, который возник во времена Ивана Грозного на берегу речки У солки, впадающей в реку Белую (это примерно 150 км южнее Уфы) Небольшой монастырь являлся одним из форпостов православия и функционировал около столетия во время одного из башкирских бунтов он был уничтожен (70-е гг XVII в) Монахам именно этого монастыря дважды являлась икона На наш взгляд, обретение монахами святыни - знак богоугодности Вознесенской обители, символ неотвратимости христианизации края

Неоднократное обретение Табынской иконы, обстоятельства ее периодического сокрытия объясняются тревожной обстановкой в крае, частыми нападениями башкир Было три обретения иконы Первое явление иконы (начало XVII в ) произошло таким образом Дьякон Вознесенской пустыни услышал слова «Да потщился правоверующая братия богоспасаемого монастыря принять Меня в храм Господа Моего» Дьякон не внял этим словам, но на следующий день услышал их вновь и только тогда увидел икону Богоматери на большом камне под дубом в двухстах саженях от Соляного ключа Подробности второго явления не известны, поэтому так интересно третье обретение иконы (первая половина XVIII в ) Согласно преданию, икона явилась неверным (башкирам), которые начали «из ненависти к христианству рубить и колоть святую икону» Надругательство над святыней не осталось безнаказанным - башкиры вмиг все ослепли Только раскаявшись, они получили исцеление В предании нашла выражение идея превосходства и силы христианства, сопряженная с идеей правомерности пребывания русских на новой территории, ранее принадлежавшей башкирам Православная икона освятила эту территорию, продемонстрировав аборигенам одновременно свою силу и отзывчивость на покаяние По преданию,

последнее обретение иконы совершилось в Девятую пятницу по Пасхе В память об этом событии жители Табынска установили традицию крестного хода к Святому ключу - месту обретения иконы Дата крестного хода - Девятая пятница - связана с переходящими неделями пасхального цикла (это Варламинская пятница)

Стоит отметить, что случайных имен не бывает в названии иконы -Табынская икона Божьей Матери - два смысла один связан с башкирским топонимом Табынь, второй - с высоким и чистым библейским образом Оба смысла в их соотношении создают образ всесильной Богородицы, властительницы и покровительницы мусульманских земель, перешедших под христианское начало Явление Табынской иконы означало завершение процесса духовного освоения пространства, дотоле чужой территории Башкирии, всего Оренбургского края

Чудотворность иконы была определена уже после первого ее обретения, с тех пор народная молва разносила факты чудотворений, что вело к увеличению числа паломников, прибывающих в Табынск к Девятой пятнице по Пасхе с целью совершить крестный ход к Святому ключу Существенное расширение территории крестного хода с Табынской иконой произошло в середине XIX века, когда в крае вспыхнула эпидемия холеры и когда икону по просьбе жителей начали носить в ближайшие города и поселки Гак формировалась традиция совершения крестного хода из Габынска в Оренбург, постепенно этот крестный ход стал одним из самых продолжительных в истории России Табынская икона совершала путь в четыре тысячи верст в течение 8-9 месяцев

Казаки приветствовали икону в строю, в парадной форме и всеоружии, с полковой музыкой и прочими знаками торжества, душевного ликования Святыня бьпа окружена особым почетом, ее встречали за несколько верст до поселения, провожали при огромном стечении народа Дома обходили с иконой не только днем, но и ночью Народные предания о помощи Табынской иконы создавали насыщенное информационное поле по всей губернии, так у Табынской иконы появилась репутация всесильной и милостивой Чудотворность иконы

проявлялась в способности воздействия на иноверных, в ее очищающей и исцеляющей силе, в ее воздействии на природные стихии

Последний наказной атаман Оренбургского казачьего войска А И Дутов неслучайно обращается к Табынской иконе в годы гражданской воины, он использует популярность иконы, чтобы привлечь под свои знамена казаков Так случилось, что Табынская икона разделила судьбу белоказаков она покинула Россию С утратой Табынской святыни была прервана традиция крестных ходов Но даже в годы советской власти место обретения иконы привлекало паломников в 1948 г здесь было до 15 тысяч человек, в 1949 г - до 17 тысяч Крестный ход из г Оренбурга (тогдг г Чкалова) в Табынск был организован единственный раз - в 1947 г В последующие годы верующих не пускали к источнику, а в 1972 году по требованию журнала «Наука и религия» часовня и пещера, из которой истекал источник, были взорваны Только в конце XX века стало возможным возвращение к православным ценностям с 1992 года Девятая пятница, день обретения Табынской иконы, отмечается открыто

Второй раздел главы посвящен анализу современной духовной практики На территории бывшего Верхнеуральского уезда существует традиция почитания «святых» источников в Девятую пятницу по Пасхе В русских горнозаводских селах Башкирии Девятая пятница отмечается у ключа на Малиновой горе, в казачьих селах - на озере Пустом Нами анализируется традиция почитания озера Пустого

Народная память сохранила предания, объясняющие возникновение обычая крестных ходов к озеру Пустому «Святость» водоема жители связывают с именем Табынской иконы чаще всего говорят о явлении иконы на берегу озера и о том, что икона «освятила» это место во время крестного хода, еще до революции Нами установлено, что крестный ход к озеру Пустому, во-первых, совершался и совершается на Девятую пятницу после Пасхи, во-вторых, крестный ход проходил «в рамках» тожественного шествия с подлинной иконой Табынской Богоматери (т е до революции), дата определялась расписанием, в-

третьих, крестный ход совершался по обету, например, в случае болезни скота и др В диссертации мы рассматриваем первую из названных традиций

В работе анализируются ритуальные практики празднования Девятой пятницы на озере Пустом Считается, что к озеру необходимо идти пешком, «чтоб тебя Бог устышач», «чтоб быч труд» Выбор средства передвижения свидетельствует о степени религиозности современных паломников Путь к озеру всегда становится временем приобщения к знанию о святыне

Крест и часовня на берегу озера особо почитаются населением В часовне служат молебен, читается «Акафист», здесь помещают копии Табынской иконы, которым можно поклониться до начала молебна Крест отмечает то место, где когда-то, по преданию, «останавливалась» подлинная Табынская икона Нами отмечено, что крест обвязывается платками, которые функционируют как обетные или поминальные приношения, либо к ним относятся как к предметам, «заряжающимся» особой энергетикой места и праздника Считается, что такие платки способны облегчить страдания людей, например, снять головную боль Трава, сорванная у креста, ветки берез, пролежавшие здесь до окончания службы, по мнению жителей, также обретают целительную и очищающую силу

После водосвятного молебна набирают воду из озера и воду из бочек та и другая считаются целебными Обязательным признается купание в озере, как минимум - омовение ног Причем, искупавшись в сорочке, нужно сохранить ее, чтобы надевать при недомогании

Самой важной ритуальной практикой этого дня является прохождение под иконой Под иконы «ныряют», чтоб излечиться, чтоб зачагь ребенка, чтоб муж не пил, чтобы все хорошо было Прохождение под иконой объясняется желанием получить покров/покровительство Богородицы в Табынском ее образе Типологически это действие сходно с магическими действиями «пролезания», «прониманпя»

Праздник завершается обходом озера, поклонением кресту и иконам в часовне Как личный подвиг воспринимается возвращение с озера пешком

В целом, описанные выше ритуальные практики - «пеший» ход к озеру и вокруг него, поклонение кресту, торжественная служба, водосвятие, сбор освященной воды и купание в ней, прохождение под иконой - ориентированы на контакт с сакральным миром цель которого - прошение милости у Богоматери

В следующем параграфе мы обращаем внимание на то, чго в традиции почитания озера Пустого можно выделить архаический пласт Жители ближайших поселков ходили к озеру, когда не было дождя, они были уверены, что погода после Девятой пятницы напрямую связана с молением на озере Информанты часто указывают, что они еще не успевают добраться до дома, как начинается дождь «Бабки хорошо молиписъ на Пустом — дождик пошел», — распространенное суждение среди жителей п Краснинский Очевидно, что поклонение источникам восходит к языческим временам, а принятие христианства привело к «христианизации» обряда Это отразилось в существовании веры в подчинение водной стихии воле Богородицы

Далее анализируются предания о Табынской иконе Божьей Матери, записанные на рубеже ХХ-ХХ1 вв , в них икона предстает как целительница и провидица Чудесная способность Табынской иконы предвидеть в устных рассказах связывается со значимым «поведением» святыни как правило, она останавливается, не хочет идти (то «склизнет из рук», то «чошади встанут») Такое поведение становится знаком для окружающих они должны понять волю Божьей Матери В преданиях об исцелении значимым оказывается прикосновение к иконе, прохождение под ней Современные копии Табынской иконы, к которым обращаются верующие, по сложившимся представлениям, также влияют на здоровье, самочувствие людей В отдельную группу преданий нами выделены те, в которых объясняются особенности Табынской иконы Так, темный лик иконы - это свидетельство надругательства над святыней «огнем жгли, лиг/о черное, горелое» (А И Грудинина, 1910 г р , Краснинский)

В последнем параграфе раскрывается влияние средств массовой информации на возрождение культа Табынской иконы Божьей Матери Анализ публикаций региональных периодических изданий («Магнитогорский рабочий»,

«Красный Уралец», «Диалог» и др ) позволяет утверждать, что формирование представлений о Табынской иконе в настоящее время происходит преимущественно под воздействием средств массовой информации, хотя устный канал передачи знаний также востребован

В целом, вторая глава дает аналитический материал по народной религиозности, являющейся духовным стержнем ментальной сущности оренбургского казака Религиозность как ментальное свойство проявлялась в том, что православные нравственные регламентации были основой этических норм, регулирующих как семейную, личную, тк и общественную жизнь казаков Необходимо отметить, что православные ценности органично вошли в содержательную основу фольклорных произведений Именно фольклор донес выражение глубокой православной веры казаков, их уважительное отношение к христианским святыням, среди которых особое место занимает чудотворная Табынская икона Казанской Божьей Матери Ментальным свойством оренбургских казаков можно считать повседневную потребность обращения к Богородице, к святой иконе, особое слияние православного и обыденно-бытового Причем эта ментальная черта проявлялась в форме индивидуальных обращений к иконе и в форме массового поклонения, почитания

Третья глава «Некоторые проявления женской менталыюстн, репрезентированные в локальном фольклоре оренбургских казаков»

включает три раздела «Игровое запугивание как средство трудового воспитания девочек», «Чечетка» как жанр молодежного (девичьего) колядования», «Масленичное катание молодушек верхом» В главе рассматриваются локальные календарные обычаи, непосредственно связанные с формированием ментальных черг у девочек и девушек Заметим, что, на наш взгляд, женщина-казачка по своим ментальным качествам не имела принципиальных отличий от русской женщины-крестьянки

Трудовое воспитание играло важную роль в народной культуре мальчики и девочки постепенно и естественно подключались к хозяйственной деятельности

семьи В ряде казашгх сел региона необходимость передачи накопленного опыта - в нашем случае, навыков прядения - обусловила рождение такого персонажа, как кажимотка Нужно было непременно научить девочку прясть, информанты вспоминают, что для этого иногда «даже за ножку стопа привязывачи» (Арсинский)

В первом параграфе раздела анализируются экспедиционные материалы, собранные в п Краснинском Кажимотка - ряженый персонаж, появтягощийся здесь 22 марта, в день Сорока Святых, когда по всей Руси кричали жаворонков Кажимотками рядились только женщины, в костюм обязательно входила шерсть Установлено, что первоначальной функцией кажимоток являлась функция проверки готовой пряжи Этим обусловлено и название персонажа «Кажимотка бегала и пугача маленьких девочек «Кажи моты1 Кажи, скочько напряча'» (3 Д Сысуева, 1929 гр) Кажимоток боялись, так как не у всех была пряжа -встреч с ними избегали, могли солгать, показав мотки матери Но в любом случае девочки знали, что нужно учиться прясть, так как весной кажимотка будет строго оценивать труд за зиму К тому же, по результатам труда кажимотка предсказывала удачное/неудачное замужество

Во втором параграфе раздела представлен ареал распространения кажимотки в регионе Оказалось, что персонаж известен жителям г Верхнеуральска и п Спасского, Карагайского, Сухтетинского, Арсинского, Увальского Нами зафиксировано слово «кажимогиха» с семой «неряха» (п Спасский), в этом же значении используются слова «кужелька» (п Арсинский), «сегеля» (п Сухтелинский) В п Арсинском функция проверки готовой пряжи большинством информантов приписывается жаворонкам «Была такая присказка кажи моты называлася Кажи люты, а то жаворонки ж расклюют Все таь говорили, прясть заставлячи» (А Д Докшина, 1925 г р )

В третьем параграфе раздела освещается близость кажимотки с некоторыми женскими мифологическими персонажами (бабка 1Мара, Параскева Пятница), говорится о логике появления персонажа в календаре именно весной заканчивались все прядитьные работы

Второй раздел главы посвящен обычаю исполнения «Чечетки», который в п Краснинском приурочен к Святкам песня исполнялась группой девушек в домах, где есть жених «Шли в первый дом, где парни есть» Кроме этой песни исполнялись «Хмель, «Во горенке» - песни с ярко выраженной свадебной символикой За исполнение песен в доме девушек одаривали Исполнение «Чечетки» рассматривается нами как своеобразный символ потенциальной готовности девушек к браку Обряд, на наш взгляд, был важен для становления отношений между парнями и девушками

Текст «Чечетки» фиксировался в разных регионах страны с конца XIX века, нам известно десять вариантов песни Семантика песни достаточно сложна, в ней сочетаются глубоко символичные образы народной поэзии (чечетка-лебедка — невеста, пленение - заключение брака) и комические элементы (обыгрывание рождения в семье только девочек, подбор имен) В локальной традиции п Краснинского исполнение «Чечетки» закреплено в календаре, но она не является типичной для календарных песен Мы предполагаем, что исполнение «Чечетки» — это один из типов колядования, о чем свидетельствуют следующие признаки обряд приурочен к святкам, обход домов совершается группой девушек, просьба о разрешении петь «Чечетку», возможность исполнения песни под окном и в доме, одаривание девушек Тот факт, что песня исполняется только для холостых парней, позволил говорить о молодежном типе колядования, никак не связанного с идеей аграрного и хозяйственного благополучия Переосмысление обряда колядования привело к перемещению его в «сферу молодежных заигрываний» Текст «Чечетки» мог быть заимствован из свадебного репертуара (как это произошло с песнями «Хмель», «Во горенке»), песня, вероятно, вытеснила в Краснинском традиционные колядки

Последний раздел 1лавы посвящен локальному обычаю празднования Масленицы Общерусский характер праздника проявляется во внимании к молодым, к новой социальной группе Локальность заключена в форме молодушки катались верхом на лошадях, по главным утицам поселка, рядами, были красиво наряжены и пели песни Обязательное умение девушек ездить

верхом на лошади, которое демонстрировалось при этом, можно считать казачьей традицией

В главе уделено внимание локальному фольклору, анализ выбранных обрядовых форм позволяет говорить о формировании некоторых женских ментальных свойств Понятно, что в казачьей семье на женщинах и девушках лежала обязанность одеть и себя, и мужскую половину, поэтому каждая должна была прясть и ткать, кроить и шить, вязать и вышивать - этому начинали обучать с детства В частности, мать или бабушка учили девочку прядению с 8-10 лет, используя индивидуальные приемы обучения (основным был принцип подобия) и, конечно, свои меры поощрения, наказания Но культурная традиция выработала вид связи семейного и общественного воспитания - игровую форму «общественного контроля» - кажимогку Это как бы некая потусторонняя сила, персонифицированная как женское существо, обмотанное пряжей, куделью, тряпьем, оно страшное в своем облике и суровое по сути, это существо проверяет прилежность девочек в труде, требует отчета по порученной работе Анализ фольклорных материалов по другим поселкам позволяет говорить о вариантах функционирования кажимотки и об устойчивости этой весело-страшной игровой формы, взятой на вооружение народной педагогикой в прошлом Страх быть наказанной кажимогкой воспитывал у девочек послушание, прилежание, умение трудиться

На примерах молодежного колядования и верховой езды молодушек видно, что в казачьей среде произошла существенная замена, выдвинувшая на первый план девушек, точнге, женскую судьбу вместо совместного катания молодых на масленицу у оренбургских новолинейных казаков культивировалась верховая езда молодушек с хоровым пением, а святочные благопожелания хозяевам были заменены игровым «смотром невест» с исполнением «Чечетки» Стоит подчеркнуть, что в обоих случаях существенное значение имеют публичность, общественная открытость

В заключении обобщаются результаты диссертационного исследования

Основные положения диссертационного исследования отражены в следующих публикациях-

1 Чеканова, И А «Чечетка» как жанр молодежного колядования южноуральских казаков [Текст] / И А Чеканова // Студенческая конференция -2000 - Магнитогорск МаГУ, 2000 - С 86-87

2 Чеканова, И А Особенности использования слова «д\товцы» жителями п Краснинскии [Текст] / И А Чеканова // Первые Лазаревские чтения тезисы регион науч-практ конф - Челябинск изд-во ЧГПУ, 2001 -С 217-218

3 Филиппова, И А Жаворонки как символ весны в народном календаре (по региональному материалу) [Текст] / И А Филиппова // Современные научные концепции в филологии и преподавание словесности материалы III межвузов науч-практ конф - Магнитогорск МаГУ, 2003 -С 145-149

4 Филиппова, И А «Кажимотка» - персонаж весеннего календаря казачьих поселений (по материалам фольклорных экспедиций 1998-2001гг) [1 екст] / И А Филиппова // Сибирское казачество прошлое, настоящее, будущее материалы межрегион науч -практ конф , посвященной 420-летию Сибирского казачьего войска - Омск изд-во ОмГПУ, 2003 - С 264-269

5 Филиппова, И А Традиционная культура п Краснинскии в материалах фольклорных экспедиций 1998-2001 гг [Гекст] / И А Филиппова // Сельская Россия прошлое и настоящее докл и сообщения IX российской науч -практ конф - М Энциклопедия российских деревень, 2004 - Вып 3 - С 323-325

6 Филиппова, И А Культ Табынской иконы в Оренбургской губернии [Текст] / И А Филиппова // Искусство и культура Урала как региональный компонент художественного образования материалы регион науч -практ конф -Магнитогорск МаГУ, 2004 - С 62-67

7 Филиппова, И А Влияние региональных печатных изданий на формирование культа Табынской иконы [Текст] / И А Филиппова // VII Ручьевские чтения Литературный процесс в зеркале рубежного сознания

философский, лингвистический, эстетический, культурологический аспекты сб материалов междунар науч конф - Магнитогорск МаГУ, 2004 - С 462-465

8 Филиппова, И А Празднование Масленицы в казачьих поселениях (по материалам фольклорных экспедиций) [Текст] / И А Филиппова // Третьи Лазаревские чтения Традиционная культура сегодня теория и практика материалы Всерос науч конф с междунар участием - Челябинск, 2006 -43 — С 245-249

9. Филиппова, И.А Культ Табынскон иконы Божьей Матери (по материалам фольклорных экспедиций в казачьи поселения юга Челябинской области) [Текст] / H.A. Филиппова // Проблемы истории, филологии, культуры. - Москва - Магнитогорск - Новосибирск, 2006 -Выпуск XVI/2 - С.397-400.

10 Филиппова, И А Праздник Девятой пятницы на озере Пустом (по материалам фольклорных экспедиций 1999-2006гг) [Текст] / И А Филиппова // Летопись Табынской иконы Божией Матери - Табынское, 2006 - С 52-59

И Филиппова, И.А Современные ритуальные практики: Девятая пятница на озере Пустом [Текст] / II А. Филиппова // Традиционная культура. - 2006. - №4. - С 41-46

Регистрационный Л» 1348 от 09 03 2004 г Подписано в печать 22 05 2007 г Формат 60х84'Л(; Бумага тип №1 Печать офсегная Уст печ л 1,00 Уч-изд л 1,00 Тираж 100 экз Заказ Л» 330 Бесплатно

Издатечьство Магнитогорского государственного университета 455038, Магнитогорск, пр Ленина, 114 Типография МаГУ

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Филиппова, Ирина Александровна

Введение.

Глава 1. Ментальность оренбургских казаков в ее сопряженности с ценностными основами бытия

1.1. Культурное освоение казаками территории Новолинейного района как богоданной земли.

1.2. Самосознание и самоназвание казаков юга Челябинской области.

1.3. Представления о казачьем идеале.

1.4. Традиции воспитания: приобщение мальчиков к ценностям казачьей жизни.

1.5. Обряд проводов казака на службу.6 ]

Глава 2. Культ Табынской иконы Божьей Матери: религиозность как одна из ментальных черт оренбургских казаков.

2.1. История культа Табынской иконы Божьей Матери.

2.1.1. Из истории Вознесенского монастыря и Табынской крепости.

2.1.2. Обретение иконы: народные предания о явлении чудотворной Табынской иконы Божьей Матери.

2.1.3. Крестный ход с Табынской иконой Божьей Матери и народные предания о чудотворности этой иконы.

2.1.4. Паломничество к Святому ключу.

2.1.5. Возрождение культа Табынской иконы.

2.2. «Вторая Табынь»: традиции крестного хода на озеро Пустое в Верхнеуральском уезде/районе.

2.2.1. Озеро Пустое как объект почитания.

2.2.2. Ритуальные практики на озере Пустом: традиции празднования Девятой пятницы.

2.2.3. Архаические элементы в традиции крестного хода к источникам.

2.2.4. Предания о Табынской иконе Божьей Матери (по записям последних лет)

2.2.5. Значение средств массовой информации в деле возрождения культа Табынской иконы Божьей Матери

Глава 3. Некоторые проявления женской ментальности, репрезентированные в локальном фольклоре оренбургских казаков.

3.1. Игровое запугивание как средство трудового воспитания

3.1.1. Традиция ряжения кажимоткой (по материалам п. Краснинского): а) время появления персонажа (118); б) внешний облик кажимотки; вопрос о половой принадлежности ряженых (119); в) функции кажимотки; этимология слова (120); г) кажимотки и старички: вопрос о первичности функций (123)

3.1.2. Ареал распространения кажимотки в регионе.

3.1.3. Проблема генезиса персонажа.

3.2. «Чечетка» как жанр молодежного (девичьего) колядования.

3.2.1. Акциональная сторона ритуала.

3.2.2. Текст, его особенности, варианты.

3.2.3. Проблема жанра.

3.3. Масленичное катание молодушек верхом.

Введение диссертации2007 год, автореферат по филологии, Филиппова, Ирина Александровна

В начале XX в. в Российской империи было одиннадцать казачьих войск: Донское, Кубанское, Оренбургское, Забайкальское, Терское, Уральское, Сибирское, Семиречинское, Амурское, Уссурийское, Астраханское. Казачье население составляло примерно пять миллионов человек. Казаки несли службу по охране границ огромной империи, обрабатывали землю, вели индивидуальные хозяйства, выполняли и другие обязанности. В 1919 г. казачество как сословие было уничтожено: казакам не прощалось участие в гражданской войне, не могла быть забыта идеологическая установка казачества, выражавшаяся в формуле «За Веру, Царя и Отечество». «Циркулярное письмо ЦК об отношении к казакам» требовало «признать единственно правильным самую беспощадную борьбу со всеми верхами казачества путем поголовного их истребления», допускался «беспощадный массовый террор по отношению ко всем вообще казакам, принимавшим какое-либо прямое или косвенное участие в борьбе с советской властью»1. Для участия в Великой Отечественной войне были созданы донские, кубанские и терские казачьи соединения, но после окончания войны их расформировали. Возрождение казачества началось с конца 1980-х годов по всей России - от Дальнего Востока, Забайкалья до Урала и Кубани - и приняло организационные формы, когда появились Указы Президента Российской Федерации: «О реабилитации репрессированных л народов» (1991 г.), «О реабилитации казачества» (1992 г.) и др. В Челябинске возникло Окружное казачье общество, вошедшее в Единый Государственный Реестр казачьих войск России, в других регионах страны начались сходы, сборы, смотры реестровых казаков и т.п.

Ограничимся сказанным и обратим внимание на то, что процесс возрождения казачества сопровождается активизацией общественного внимания и появлением интереса к казачьей культуре. В регионах далеко не все приветствуют идею возрождения казачества, но, несмотря на это, проходят

1 Баканов 1994:2.

2 Очерки 2: 609-611; ИКАР/3: 244-264; ОКВ. научные и практические конференции1, на которых звучат различные по тематике доклады и сообщения, свидетельствующие о подлинном интересе к культуре казаков. Растет число научных публикаций, например, в Челябинском университете вышло шесть выпусков сборника «Оренбургское казачье войско». Выходят из печати монографии по истории казачьих войск, учебники для воскресных школ и т.п. В ряде городов на базе общеобразовательных школ организованы казачьи классы, опыт работы которых требует осмысления.

Фольклористы Магнитогорского государственного университета оказались в русле этого общественного интереса: одним из направлений работы лаборатории народной культуры, открытой на филологическом факультете в 1998 году2, стало изучение фольклора станицы Магнитной и казачьих поселений юга Челябинской области. Часть населенных пунктов, исследованных в рамках экспедиционной деятельности лаборатории -поселения бывшего Новолинейного района Оренбургского казачьего войска, который сформировался в первой половине XIX в. Очевидно, необходимо дать краткую историческую справку о возникновении этого района.

В 1730-1740-е годы была построена Оренбургская укрепленная линия, представлявшая систему оборонительных сооружений на юго-восточной окраине Российской империи (см. Приложение 2, карта 2). Географически она была привязана к руслу реки Яик (Урал) и разделяла враждующих башкир и «киргиз-кайсаков». Частью Оренбургской укрепленной линии являлась Верхнеяицкая дистанция, которую составляли Магнитная, Кизильская и Верхнеяицкая крепости, три форпоста и тринадцать редутов, среди них Сыртинский, Янгельский, Верхнекизильский, Увальский, Спасский. От Верхнеяицкой крепости граница поворачивала на восток, вниз по р.Уй до

1 Первая общероссийская научно-практическая конференция «Казачество как фактор исторического развития России» (СПб., 1999 г.); всероссийская науно-практическая конференция «Российское казачество: проблемы истории и современность» (Тимашевск, 2006 г.); «Казачество Оренбургского края ХУ1-ХХвв.» (Оренбург, 1992 г.); региональная конференция «Крестьянство и казачество Южного Урала в трех веках» (Оренбург, 1996г.); межрегиональная научно-практическая конференция «Сибирское казачество: прошлое, настоящее, будущее» (Омск, 2002 г.) и др.

2 До 1998 г. на факультете функционировал кабинет народной культуры. 5 впадения ее в Тобол. Первыми жителями линейных поселений стали солдаты и офицеры линейных батальонов, яицкие и исетские казаки и лица разных сословий1.

С созданием сети пограничных линий «взаимные» набеги башкир и «киргиз-кайсаков» не прекратились. Чтобы остановить разбой, решено было перенести границу вглубь киргизской степи, создав тем самым широкую буферную зону между враждующими народами. Кроме того, перенесение границы сокращало ее протяженность и вело к уменьшению расходов на ее содержание. Русской администрацией было решено заселять линию только лицами казачьего сословия, жители линии должны стать ее защитниками. Колонизируемая территория стала называться Новолинейный район, строительство и заселение которого продолжалось в 1835-1844г. Национальный состав населения в этом районе оказался весьма пестрым, при численном превосходстве русских и украинцев здесь также поселились башкиры, татары, мордва, калмыки, мещеряки, тептяри2. В 1840 г. район был включен в состав Оренбургской губернии. А.А. Рыбалко отмечает, что на рубеже XIX-XX вв. понятие «Новолинейный район» стало историко-географическим, административно он находился большей частью в Верхнеуральском уезде и частично в Орском и Троицком [Рыбалко 1995: 125]. Значительная часть Новолинейного района сейчас относится к Челябинской области (см. Приложение 2, карта 4). С целью изучения казачьей культуры бывших станиц и поселков Новолинейного района лабораторией народной культуры МаГУ были организованы экспедиции в населенные пункты Варненского, Верхнеуральского, Нагайбакского, Карталинского, Агаповского и Кизильского районов Челябинской области (см. Приложение 2, карта 1). Фолыслорно-этнографическая информация, собранная в этих экспедициях, составила фактическую основу данной диссертации.

1 подробнее об этом см.: Абрамовский, Кобзов 2001; Войнов 1990/2; Машин 1976; Пятков 1995/1; Рыбалко 1995; Рынков 1987.

2 Рыбалко 1995: 123; Очерки 1: 272-278.

Материалы для диссертационного исследования привлекались из различных источников. Отметим наиболее существенные:

1) фонды архива лаборатории народной культуры Магнитогорского государственного университета, сформированные в 1993-2006 гг.;

2) материалы Государственного архива Оренбургской области, Областного государственного архива Челябинской области, Архивного отдела администрации г. Магнитогорска, а также записи фольклора школьных музеев ряда казачьих сел;

3) дореволюционные периодические издания, такие как «Оренбургские епархиальные ведомости», «Оренбургские губернские ведомости», «Оренбургский листок», «Оренбургский край», «Вестник Оренбургского учебного округа», а также отчеты по Оренбургскому казачьему войску, выпуски Трудов Оренбургской ученой архивной комиссии, материалы по историко-статистическому описанию Оренбургского казачьего войска;

4) публикации казачьего фольклора конца XIX-XX в.;

5) публикации в современных региональных изданиях («Магнитогорский рабочий», «Красный уралец» и др.);

6) личный архив магнитогорского краеведа А.Г. Серова и публикации местных краеведов казачьих поселков (И.А. Кожевниковой, Ю.Я. Козлова и др.) в региональных изданиях.

Изучение локальных традиций региональными научными центрами признано важной тенденцией развития фольклористики XX века1. Диссертационное исследование представляет собой первый опыт систематизации и осмысления экспедиционного материала, собранного в казачьих поселениях региона. Мы уверены, что локальный фольклор заслуживает самого пристального внимания, поскольку именно совокупность локальных традиций позволяет составить представление об общерусском фольклоре. Б.Н. Путилов справедливо указывает на то, что «фольклор в его

1 Первый Всероссийский конгресс фольклористов глазами участников // ЖС. - 2006. - №2. -С.2. конкретных материальных выражениях, в живой функциональной плоти, в реальных «единицах» текстов существует только как региональный/локальный» [Путилов 2003: 158]. Ученый считает, что реальное содержание локального фольклора составляет фольклор общины, которой в территориальном плане соответствует село/деревня, что «любая местная фольклорная культура, какими бы узкими пределами не ограничивалось ее функционирование, представляет нечто самостоятельное и самоценное, заслуживающее специального, если угодно, монографического рассмотрения» [там же: 157, 159].

Общепризнано, что объем понятий «локальное» и «региональное» различен. В.П. Аникин утверждает: «Все региональное - локально, но не все локальное регионально» [Аникин 1990: 11]. Из этого высказывания следует, что понятие «локальное» уже понятия «региональное», последнее включает в себя первое. В.П. Аникин предлагает под «локальным» понимать проявления местного бытования фольклора, все, что в нем отмечено «печатью местности», то, что порождено спецификой местных социально-бытовых условий [Аникин 2004: 368]. «Региональное» помимо локальности предполагает «относительную самостоятельность, большую или меньшую автономность фольклора». Причем относительная самостоятельность местного фольклора является следствием его специфичности [Аникин 1990: 11, 22]. «Региональность всегда проявляется во всей совокупности жанров», - добавляет ученый [Аникин 2004: 382]. На «наличие специфики» как основного свойства понятия «региональное» указывает и Б.Н. Путилов [Путилов 2003: 160], А.И. Лазарев обращал внимание на то, что разговор о региональном фольклоре невозможен без четкого обоснования границ изучаемого региона [Лазарев 1962].

В фольклористике до сих пор не существует единого мнения в понимании соотношения категорий «локальное/региональное» и «общерусское», можно считать, что основная тенденция в решении этой проблемы такова: локальные/региональные явления фольклора рассматриваются как конкретные воплощения общенародного фольклора. Но последняя категория трактуется неодинаково («общенародный фонд» (В.П. Аникин), «обобщение вариаций, некая абстракция» (Б.Н. Путилов), «питательный корень» (А.И. Лазарев), «общий фонд» (Т.В. Зуева, Б.П. Кирдан)).

В диссертации мы анализируем локальные явления казачьего фольклора в их сопряженности с русской ментальностью, поэтому важным для нашей темы является понятие «ментальность». Рассмотрим основные определения ментальности.

Прежде всего обратимся к осмыслению этого понятия представителями зарубежной исторической науки, к точке зрения ученых знаменитой французской школы «Анналов». А .Я. Гуревич, посвятивший изучению школы «Анналов» солидную монографию, отмечает, что эта школа - в высшей степени сложное явление, так как лишено «методологической и теоретической монолитности» [Гуревич 1993; 11, 27]. В частности, среди представителей «Школы» нет единства в определении понятия «менталитет».

Слово mentalite, введенное в историческую науку Люсьеном Февром и Марком Блоком, считается непереводимым на другие языки. «Его действительно трудно перевести однозначно, - пишет А .Я. Гуревич. - Это и «умонастроение», и «мыслительные установки», и «коллективные представления», и «воображение», и «склад ума». Но, вероятно, понятие «видение мира» ближе передает тот смысл, который Блок и Февр вкладывали в этот термин, когда применяли его к психологии людей минувших эпох» [там же: 60]. Со временем разночтения в трактовке понятия не сглаживались, а, скорее, увеличивались. Ученые следующих поколений «Школы» утверждали, что ментальность «есть только абстракция; это понятие, придуманное историками, а не явление, открытое ими в исторической действительности» (Франтишко Граус) [ИМ: 79]. Некоторые, например, Жорж Дюби, Отго Герхард Эксле, вообще отказывались от употребления этого термина. Автор вступительной статьи к «Истории ментальностей» замечает, что «понятие вряд ли может быть готовым, применяемым к любому материалу», но оно становится способным стимулировать мысль [там же: 12]. Так, размышления о ментальное™ Филиппа Арьеса, Юргена Митке, Ульриха Раульфа, Рольфа Шпранделя во многом определили наш подход к этому понятию.

Французский историк Филипп Арьес под менталитетом понимал «коллективное неосознанное» - некий «культурный субстрат, который в определенный момент оказывается общим для социума в целом и который не осознается или плохо осознается современниками, ибо представляет для них нечто само собой разумеющееся» [ИМ: 29]. Немецкий публицист и историк Ульрих Раульф считает, что ментальность - это «нечто еще не структурированное, некая предрасположенность, внутренняя готовность человека действовать определенным образом, область возможного для него» [там же: 39]. С точки зрения Юргена Митке, менталитет - это «самопонимание групп», он проявляется в «повседневном, полуавтоматическом поведении» [там же: 86]. Рольф Шпрандель, понимая ментальность как коллективные представления, выделял в ее структуре «центры тяжести», важнейшими из которых, конституирующими ментальную сферу, являются, во-первых, представления о человеке, и, во-вторых, представления о собственной группе [там же: 52].

В отечественной науке термин «менталитет», обнаруживший большой потенциал, до сих пор не получил однозначного толкования. Словари, за редким исключением, понятие «ментальность» игнорируют. Отсутствие единого определения ментальности, с одной стороны, привлекательность этого понятия для различных наук, с другой, обусловили разночтения в понимании термина, причем в каждой формулируемой дефиниции заметны дисциплинарные особенности.

Например, историки рассматривают ментальность «как своеобразную личностную либо социальную память человека или коллектива, свойственную только ему и характеризующую только его и тот круг, слой, сословие, народ, к которому он принадлежит» [Пушкарев 1995: 163]. И.К. Пантин считает, что «в менталитете определенной нации откладывается ее исторический опыт», и представляет менталитет как «психологическую детерминанту поведения миллионов людей, верных своему исторически сложившемуся «коду» в любых обстоятельствах, не исключая катастрофические» [РМ 1994: 30]. Важным для нас является принципиальное утверждение А.Я. Гуревича о том, что ментальность как «способ видения мира, отнюдь не идентична идеологии, имеющей дело с продуманными системами мысли, и во многом, может быть, в главном остается непрорефлектированной и логически не выявленной. Ментальность - не философские, научные или эстетические системы, а тот уровень общественного сознания, на котором мысль не отчленена от эмоций, от латентных привычек и приемов сознания» [Гуревич 1993: 59].

В социологии наметился иной подход к понятию «ментальность». В.Г. Кусов считает, что выявить специфику ментальных структур можно после рассмотрения таких категорий, как: 1) «ценностные ориентации и неотрывно связанные с ними социальные установки»; 2) социальные стереотипы; 3) культурная среда как «самоценный фактор, оказывающий решающее влияние на систему ценностных ориентации». Он пишет, что «ментальность, будучи социальным свойством, проявляется благодаря отдельным индивидам, воплощающим на личностном уровне коллективные качества социума» [Кусов 2000: 135]. Если развивать мысль В.Г. Кусова с учетом специфики диссертационного исследования, можно утверждать, что каждый информант на личностном уровне воплощает коллективные представления социума.

Современный культуролог А.С. Кармин выделил три уровня ментальности: 1) уровень социокультурных миров или типов культуры (например, античная ментальность, ментальность первобытной эпохи); 2) уровень национальных культур (например, ментальность русская, китайская, американская); 3) уровень субкультур, носителями которых являются различные социальные группы (классы, сословия, профессиональные, возрастные группы и т.д.) [Кармин 2001: 219]. Отметим, что рассмотрение ментальности оренбургских казаков осуществляется нами на уровне национальной культуры (казачество как часть русского этноса) и на уровне субкультуры (казачество как военно-служилое сословие).

Изучение ментальности не представляется возможным без углубленного исследования языка, об этом Жорж Дюби писал еще в 1961 г. [ИМ: 18-20]. Отечественные лингвисты также обращают наше внимание на родной язык и утверждают, что «ментальность отражается в языке на уровне лексики (ключевых слов) и на уровне грамматики (категории и структуры)» [Хроленко 2001: 29]. В.В. Колесов писал: «.язык живет в нас. Он хранит в нас нечто, что можно было бы назвать интеллектуально-духовными генами, которые переходят из поколения в поколение» [Колесов 1999: 137]. Исследования лингвистов весьма убедительны. Так, работая с данными по истории русского языка, оперируя таким понятием, как концепт, и занимаясь собственно «экспликацией» менталитета из слова, В.В. Колесов выделил 25 ментальных характеристик, позволяющих судить о «предпочтениях» русского менталитета [там же: 122-137]. Ученому удалось доказать сформулированное им определение ментальности: «Ментальность есть миросозерцание в категориях и формах родного языка, соединяющее в процессе познания интеллектуальные, духовные и волевые качества национального характера в типичных его проявлениях» [там же: 81].

О. Г. Почепцов в статье «Языковая ментальность: способ представления мира» дает свое определение языковой/речевой ментальности - это «способ речевого мышления, то есть способ речевого представления мира, соотношение между миром и его речевым представлением, или образом» [Почепцов 1990: 113]. Речевая ментальность реализуется в речементальных актах, а «языковой составляющей» речементального акта является предложение, или текст [там же: 114]. Ученый верно отмечает, что в формировании языковой ментальности определяющими оказываются такие факторы, как принадлежность индивида к некоторой социальной группе (в самом широком понимании, к культуре) и влияние социокультурной среды. Причем «особенности страны как социокультурной среды - это культурные традиции, история, политическое устройство и подобное» [там же: 118].

Ограничимся рассмотренными определениями и отметим, что нам близки концепции тех ученых, которые, признавая «неопределимость» ментальности (а многие полагают, что ее проще описать, нежели определить), дают некоторый инструментарий для выявления ментальных характеристик. Мы имеем в виду, во-первых, лингвистический подход, ориентированный на анализ языка, и, во-вторых, социологический подход, направленный на выявление комплекса ценностных установок, социальных стереотипов. «Рабочее» определение ментальное™ может быть сформулировано следующим образом. Менталъностъ - это мало подверженные изменениям, транслируемые из поколения в поколение осознаваемые и неосознанные (мало осознаваемые) представления, проявляющиеся в речи (языке), словесности и повседневном поведении. Заметим, что под словесностью мы понимаем «совокупность литературных и фольклорных произведений»1. Мы также полагаем, что говорить о менталитете как системе представлений, как это делает, например, Н.Рыжкова2, весьма проблематично, поэтому мы будем говорить о комплексе представлений, не претендуя на исчерпывающую полноту и всеохватность. Поскольку диссертационное исследование выполнено на фольклорном материале мы, анализируя зафиксированные тексты, пытались выявить тот комплекс представлений, ценностных ориентаций, который был присущ казачеству как особому военно-служилому сословию.

Анализ экспедиционных материалов именно с этих позиций позволил нам говорить об особенностях сознания казачьего населения юга Челябинской области, ведь мы исследовали представления о мире людей, считающих себя потомками казаков, живущих в бывших казачьих поселениях. К.А. Богданов и А.А. Панченко справедливо пишут, что этническое самосознание является не только констатацией существующего единства общества, но и воспоминанием о некогда существовавшем единстве [Богданов, Панченко 1999: 5]. По нашим

1 Матвеева Т.В. Учебный словарь: русский язык, культура речи, стилистика, риторика. - М.: Флинта: Наука, 2003. -С.310.

2 Рыжкова 2000. материалам видно, что осознание своего единства было свойственно казакам Южного Урала.

Заявленная нами тема «Репрезентация русской ментальности в фольклоре оренбургских казаков» не рассматривалась нашими предшественниками, в этом мы убедились, проанализировав исследования по духовной культуре оренбургских казаков. Обратимся к некоторым из работ в историографическом обзоре.

Инициатива проведения широких этнографических исследований в крае принадлежит Оренбургскому отделу Императорского Русского Географического общества (основан в 1868 г.). Членами общества была составлена обстоятельная программа этнографических исследований, охватывающая практически все стороны жизни населения края (экономика, материальная и духовная культура, отношения между народами и др.). По населенным пунктам рассылались анкеты, а наработанный материал публиковался в «Записках» и «Известиях» 00 ИРГО. Но среди этнографических работ преобладали материалы об «инородцах», только одна публикация относится к оренбургскому казачеству. Это «Очерк свадебных обрядов у оренбургских новолинейных казаков» В.Н. Плотникова (1872), где автор характеризует состояние свадебной обрядности поселений от Наследника до Троицка, «которые образовались от переселения туда со старой линии в 1835 г. солдат с зачислением их в казаки». То есть население имело сравнительно небольшой «стаж» пребывания в казачьем сословии. В очерке подробно описывается сватовство, приготовление к свадьбе, порядок ее проведения; даны тексты песен невесты и жениха. Отмечаются характерные детали обряда: особенности рукобитья, умывания невесты «с серебра», отвоз приданого, которое постоянно «застревает».

В 1890 г. вышла в свет книга Ф. М. Старикова «Краткий исторический очерк Оренбургского казачьего войска», где была помещена статья о современном быте оренбургских казаков. Описание быта казаков отличается достаточной широтой и всесторонностью их этнографической характеристики.

Описано хозяйство казаков, жилище, пища, одежда. В главе «Нравственные и физические качества населения» Ф.М. Стариков говорит о народных обычаях, религии, нравах, праздниках, увеселениях. В завершении характеризуется песенный фольклор оренбургских казаков, публикуются тексты 17 песен, в основном, исторического содержания.

Важное место в нашей диссертации занимает культ Табынской иконы, поэтому на нем остановимся подробнее. Историография Табынской иконы восходит к XIX в. В 1848 г. в г. Оренбурге вспыхнула эпидемия холеры, затем эти вспышки стали ежегодными, пока в 1854 г. сюда не принесли Табынскую икону. Чудотворная икона «усмирила» эпидемию, поэтому в следующем 1855 г. оренбургский голова и поверенный от жителей Стерлитамака обратились к преосвященному Антонию с просьбой официально узаконить перенесение Табынской иконы, как чудотворной, крестным ходом из села Табынского в Стерлитамак и Оренбург. Преосвященный Антоний заручился поддержкой генерал-губернатора, но прежде чем отправить официальную просьбу в Синод, он поручил протоиерею Иоанну Гуменскому, священнику Вознесенской церкви села Табынского, произвести «надлежащее расследование древности и досточтимости святой иконы». Об этом пишет сам И. Гуменский в «Сказании» (около 1870 г.), созданном на основе немногих сохранившихся документов и устойчиво бытовавших местных преданий. Очевидно, И. Гуменскому своим «Сказанием» удалось доказать досточтимость Табынской иконы, убедить в этом преосвященного Антония, который послал запрос о крестном ходе в Синод.

И. Гуменский очень добросовестно использовал местные предания о соляных варницах, Солеваренном городке, Вознесенском монастыре, чудесных явлениях иконы Казанской Божьей Матери, крестном ходе к Святому ключу -эти и остальные сведения о духовном единении людей с чудотворной иконой придают «Сказанию» табынского священника значение основного фольклорного источника. «Сказание» И. Гуменского, видимо, имело широкое «хождение», оно было дополнено в начале XX века и издано сначала в Москве, затем в Уфе без указания имени автора1. В дальнейшем мы будем использовать уфимское издание 1909 г. и называть его для краткости «Сказанием об иконе», тем более что московское издание дает неточное наименование иконы - «Сказание об иконе Табынской Божьей Матери.». Это, скорее всего, фольклорный вариант названия «Табынская икона Казанской Божьей Матери».

Сказание об иконе» в дальнейшем использовали все, без исключения, авторы, писавшие о крестном ходе с Табынской иконой. Очень основательное исследование провел священник Н. Модестов. Он пишет, что оказался случайным свидетелем встречи оренбуржцами крестного хода с Табынской иконой 7 сентября 1910 г. и был поражен массовым духовным порывом, торжественностью «радостной встречи оренбуржцами этой святой иконы. Он решил изучить это «не совсем обычное для далекой окраины церковно-бытовое л явление» и в 1914 г. выпустил научный труд , который заслуживает высокой оценки. Историю иконы он связал с историей Солеварного городка, села Табынска, Вознесенского монастыря, вообще с историей колонизации региона. Автор опирался на такие источники, как «История государства Российского» Н. Карамзина, «Топография Оренбургской губернии» П. Рычкова, «Пугачев и его сообщники» Н. Дубровина и т.п., включая публикации «Трудов Оренбургской ученой архивной комиссии». Причем автор критически относился к трудам своих предшественников, например, отметил «исторические неточности» в «Сказании об иконе» издания 1909 г. по сравнению с изданием 1906 г. Или указал, что в издании типо-хромолитографии Д. Плещеева «Изображение Божьей Матери Табынской» (Одесса, 1906 г.) на обороте помещен тропарь «К

1 Сказание об иконе Табынской Божьей Матери, находящейся в Вознесенской церкви Уфимской епархии Стерлитамакского уезда села Табынска. М., 1906; Сказание об иконе Казанской Божьей Матери, находящейся в Вознесенской церкви Уфимской епархии Стерлитамакского уезда села Табынска. Уфа, 1909.

2 Село Табынское и Вознесенская пустынь. Табынская икона Божьей Матери и крестный ход из села Табынского в г. Оренбург и другие места Оренбургской епархии. Историко-археологический очерк. Составил действительный член Оренбургской ученой архивной комиссии священник Николай Модестов // Труды Оренбургской ученой архивной комиссии. Выпуск XXXI. Оренбург, 1914. Эта работа в дальнейшем цитируется нами по репринтному изданию 2001 г.

Богородице прилежно ныне притецем». «Это неверно, - пишет Н. Модестов. -Табынская икона есть копия Казанской, а Казанской иконе существует особый тропарь «Заступнице усердная», который и поется как во время крестного хода, так и при служении молебнов Табынской иконе Божьей Матери» [Модестов 2001:41].

Мы подробно останавливаемся на документах, привлеченных Н. Модестовым, потому что он при их строгом отборе и критическом использовании все-таки вынужден был внести в свой ученый труд народные предания на правах источника фактической информации - мы имеем в виду пересказы народных преданий в «Сказании об иконе» - при этом он соотносил устные данные с письменными материалами, аккуратно оговаривая все документы. В результате у него получилось исследование, которое и сегодня не потеряло своей ценности. Н. Модестов привлекает много фактов из народных преданий, когда пишет о возникновении Вознесенской пустыни и Табынского села, о явлениях иконы Казанской Божьей Матери дьякону Вознесенского монастыря и башкирам, о местных святынях, о крестном ходе на Девятую пятницу после Пасхи из Табынска к месту обретения святой иконы. В меньшей мере фольклорные сюжеты и мотивы инкорпорируются в разделы, где описывается крестный ход по станицам Оренбургского казачьего войска, но всякий случай фольклорного включения Н. Модестовым оговаривается, иногда даже дается ссылка на использованный источник. Здесь особенно важны переложения народных преданий о чудотворной иконе, когда освещается существенное расширение территории крестного хода с Табынской святыней в сторону Уральска, Челябинска, Кустаная. В конце дано Приложение из 16 параграфов: каждый из них содержит перепечатку материалов по Табынску или иконе, крестному ходу из различных источников: «Сказания об иконе», «Оренбургских епархиальных ведомостей», «Оренбургской газеты», публикаций местных историков А. Алекторова, В. Витевского, И. Златоверховникова, Н. Столпянского, Н. Чернавского и др. Приводится полный текст главных церковных песнопений Табынской иконе: тропарь (глас 4), кондак (глас 8) и величание, а также часть маршрута крестного хода из Табынска до Оренбурга с указанием дней следования через все населенные пункты. Публикуется расписание полуторамесячного пребывания святой иконы в церквах г. Оренбурга. Автор дал также Указатель литературы о селе Табынском и знаменитой иконе, включающий около двадцати названий.

Некоторые факты, проясняющие контекст крестного хода с Табынской иконой, содержат «Записки» генерал-майора И.В. Чернова. Характеризуя быт Оренбурга середины XIX века, он пересказывает несколько городских преданий, например, описывает чудесный случай исцеления, «оглашенный» после первого принесения Табынской иконы в Оренбург: у казачки, «слепой на один глаз и плохо видевшей другим», зрение полностью восстановилось [Чернов 1907: 154]. Примерно такое же значение для разработки нашей темы имеет монография Н. Чернавского «Оренбургская епархия в прошлом ее и настоящем», опубликованная в двух частях. Эта работа насыщена документальными фактами, фрагментами официальных текстов исторического характера по крестным ходам вообще и крестному ходу с Табынской иконой, в частности; кроме того, здесь пересказываются предания о чудесах, имевших место по воле Богородицы.

В начале XX века появляется ряд ценных публикаций. Так, событием в культурной жизни края стал выход четырехтомного сборника «Песни оренбургских казаков» А.И. Мякутина (1905-1910), издание выполнено на высоком научном уровне. Заслуживает одобрения не только объем собранного материала, но и принципы его публикации (после текста каждой песни указывается где, в каком году и от кого записан текст, указывается возраст респондента, даны варианты отдельных песен). Дело А.И. Мякутина продолжил Ф.Н. Баранов сборником «Песни оренбургских казаков с напевами» (1913) в трех выпусках. Впервые текст песен публиковался с нотами.

Очерк Д. К. Зеленина «У оренбургских казаков» (1906) написан на материале, собранном автором в поселке Благословенный Оренбургской станицы. В основу очерка положена традиционная схема сбора этнографического материала, соответственно выделены разделы: география, история и этнографический состав поселка; служба, общественная жизнь поселка; занятия; антропология; жилище; пища; одежда; дети и молодежь; свадьба; религия; характеристика нравов; соседи. Так, в разделе игры Д.К. Зеленин перечисляет бытовавшие в поселке игры («в козны», в лунки и др.), но не описывает их, отмечая, что они ничем не отличаются от великорусских.

В 1915 г. на страницах издания «Вестник Оренбургского учебного округа» публикуется работа А.И. Кривощекова «Обряды и обычаи оренбургских казаков». А. И. Кривощеков считал, что казачество в своем быте и образе жизни сохраняет характерные черты, которые «во многом разнятся от общерусских и носят на себе особый отпечаток». Материал очерка распределен на две группы: бытовые и военные обряды и обычаи. К бытовым отнесены свадьба, крестины, гулянки, вечерки и вечеринки молодежи и пр.; к военным -проводы казаков на службу, встреча их после службы, скачки в войсковой праздник, взятие снежных городков на масленицу и др. Автор представил богатый материал об обрядах и обычаях оренбургских казаков.

В советское время изучение оренбургского казачества практически остановилось. Работа М. Голубых «Казачья деревня» (1930) представляет собой «монографическое описание поселка Тимофеевского Еткульского района»1. Цель автора: «дать подробное, правдивое освещение жизни и быта казаков», что он и делает по поручению окружного комитета ВКП (б). Следуя логике народного календаря, М. Голубых описывает традиции тимофеевцев, рассказывает о праздновании масленицы, Семика и др. Им выделены старинные, боевые, походные, исторические песни и др. Записано четыре текста причитаний, среди них причитания при проводах казака на службу и при встрече строевой лошади погибшего мужа.

О Табынской иконе в советское время писали в негативном плане, как о досадном пережитке прошлого. Например, в устных преданиях, записанных в

1 до революции поселок входил в состав Еманжелинской станицы Оренбургского казачьего войска.

1965 г., акцентируется внимание на том, что икона приносила большую выгоду попам и купцам [Бараг 1969: 134]. Сюжет об обретении чудотворной иконы подается как «афера с иконой», которую затеяли «церковники совместно с купцами», чтобы «приумножить свои доходы»; это был массовый обман, построенный на подкупе и даже отравлении, с целью наживы [там же: 135].

В это же время рядом с местом обретения Табынской иконы в Башкирии был построен Красноусольский курорт. Место обретения иконы попало в зону курорта, но оставалось свободным для посещений, и к нему шли верующие - об этом мы узнаем из двух статей журнала «Наука и религия». Эти публикации стали для нас одним из источников информации о существовании культа Табынской иконы в период господства атеизма. В первой публикации Т. Ахунзянов, партийный работник, ответственный за атеистическую деятельность в Башкирии, отметил, что в республике есть «минеральный источник», который когда-то был объявлен «святым» и к которому верующие люди до сих пор совершают «паломничество». Например, летом 1971 г. «фанатики» устроили массовое «моление», а инициатор В.А. Федоров читал имевшую хождение по рукам «проповедь», в которой говорилось о «нечестивых башкирах», похитивших Табынскую икону [Ахунзянов 1972: 6]. Для нас важно то, что по сути дела местный партработник зафиксировал трансформацию длительного (4000 верст!) крестного хода в «паломничество» к Святому ключу.

Во второй публикации корреспонденты журнала Е. Дубровский и В. Зыбковец описали место обретения Табынской иконы, опираясь на исторические источники и, главное, на беседы с местными чиновниками и жителями. Люди рассказали корреспондентам, что летом к Святому источнику приходит много народа, «бывает, что приезжают из других районов, даже из соседних областей». Авторы изложили сюжеты нескольких преданий, сопоставили их, отметив не только «разночтения», но и приближенность преданий «к оставленному церковниками «Сказанию» о Табынской Богоматери», имея в виду, скорее всего, публикацию Н. Модестова. Например, они приводят сюжет предания, который «рассказывают приходящие помолиться к святому источнику старушки. Икону будто бы нашел на камне у ключа «неверный» - башкир. Он разрубил доску саблей, но тут же ослеп. И только после того, как осквернитель раскаялся, а Богоматерь перенес в Табынскую церковь, зрение возвратилось к нему» [Дубровский, Зыбковец 1972: 19]. Авторы пишут, что в Гафурийском районе Башкирии не было «ни церкви, ни мечети, ни молельного дома» и народ тянулся к Святому ключу как к церкви. «Утро подняло нас ярким солнечным светом, и мы отправились к источнику. Курорт еще спал, а по дороге от Красноусольска уже тянулись сюда фигуры в темном - паломники. Часа через два на полянке набралось несколько десятков человек - в основном пожилые женщины. Но встречались и совсем молодые лица, и дети. Мелькнули два-три мужчины,. несколько энергичных старушек зажгли свечи, поставили на пеньках и бревнах принесенные с собой иконки и начали громко молиться. Толпа вторила им, некоторые молитвы пели хором.» [там же: 21]. Авторы замечают, что это было «подобие церкви под открытым небом». Действительно, люди шли к Святому ключу - месту обретения Табынской иконы как к намоленному месту.

Крестные ходы в советское время были немногочисленны. Недавно был опубликован дневник участницы крестного хода1, состоявшегося в 1947 г. из города Чкалова (Оренбурга) в Табынское село и на Святой ключ. В публикации отмечены населенные пункты по пути следования хода, радостные приветствия верующих, слова одобрения и душевного волнения, обращенные к богомольцам, которых жители деревень угощали, приглашали на ночевку. «Реакция населения по всему маршруту шествия красноречиво говорит о глубинном сохранении на Урале религиозной потребности в молебнах вне храма и ходах со святынями», - справедливо пишет М.М. Громыко .

1 К источнику Воды Живой: Дневник участницы крестного хода на Святые ключи близ села Табынска летом 1947 года. Публикация подготовлена М.В. Мальцевым // Духовный собеседник. Самара, 1997. №2. С 13-33; №3. С.24-47.

2 Громыко М.М. Службы вне храма // Православная жизнь русских крестьян XIX-XX веков; Итоги этнографических исследований. М., 2001. С.117.

С 1994 г. начали выходить сборники научных трудов Челябинского государственного университета «Оренбургское казачье войско». Некоторые выпуски содержат статьи, касающиеся нашей темы. Например, выпуск 1996 г. полностью посвящен проблемам быта, культуры и обычаев казачьего сословия: рассматриваются дом и усадьба, свадебные обряды и зимние праздники, идейное содержание военно-исторических песен и культурно-массовая работа в станицах Оренбургского казачьего войска. Так, в статье В.М. Кузнецова «Свадебные обряды оренбургских казаков (середина XIX-начало XX века)» освещается русский свадебный обряд с привлечением работ М.Д. Голубых, А. Завьялова, А.И. Кривощекова, В.П. Плотникова, С.Н. Сементовского; для выделения региональной специфики привлекаются материалы по свадьбе сибирских и уральских казаков, а также горнозаводского населения Урала. Статья О.Ю. Черепановой о зимних праздниках оренбургских казаков написана на фольклорно-этнографическом материале, собранном в 1991-1993гг. в Брединском и Кизильском районах Челябинской области, а также в Кваркенском районе Оренбургской области. Автор считает, что казачьи праздники с их военными состязаниями и забавами обогатили народный календарь, внесли в него яркие элементы. А.А. Абрамовский в статье «Патриотическое воспитание и военная подготовка в Оренбургском казачьем войске» справедливо пишет о том, что менталитет казака формировался, начиная с ранних этапов существования казачьих государств-общин, и на всех этапах существования казачества его отличительной чертой был патриотизм. Автор говорит о роли фольклора, семейных традиций и обрядов в воспитании патриотизма, и хотя он это делает попутно, ему все-таки удается показать результативность влияния народно-поэтической традиции, во многом благодаря использованию репрезентативного материала А. И. Кривощекова.

Название статьи А.И. Лазарева «Традиционо-певческий быт варненских казаков» говорит само за себя. Автор сравнил песни, записанные в первой половине девяностых годов XX в. в селах бывшего Новолинейного района, и пришел к выводу, что локальность в песнетворчестве проявляется на репертуарном уровне. «.В Кулевчах и Катенино, в Бородиновке и Владимировне, в Николаевском и Алексеевке, в Варне и Городищах - в селах, исторически и географически родственных, близких друг другу, поют разные песни. Есть, конечно, какая-то часть общего репертуара, но, в основном, у каждого села свое лицо» [Лазарев 1999: 105-106]. К сожалению, А.И. Лазарев далее не развил это важное положение, переключившись на анализ бытующих песен в Варне.

Отметим еще одну статью А.И. Лазарева1, которая содержит очень ценные наблюдения по локально-региональной специфике песен оренбургских казаков. Ученый рассмотрел исторические песни оренбургских казаков в плане их принадлежности к общерусской казачьей фольклорной традиции и с позиции выявления в них «областного» начала. Например, очень удачно проведен анализ песни об императоре Александре I, к которому оренбуржцы питали явную симпатию; заслуживают внимания аналитические характеристики военно-походных песен, отразивших опасную жизнь казаков, которых судьба бросала то в степи киргиз-кайсацкой орды, то в пределы турецкого Закавказья, знойного Крыма, то на берега Дуная, но всегда в песнях было главное: «выражение лихой казачьей удали, мужества и доблести, готовности умереть «за Царя и Отечество» [Лазарев 1996: 140]. Рассматриваемая статья является расширенной частью вступительной статьи А.И. Лазарева к сборнику «Песни оренбургских казаков», в который, кроме исторических и военно-походных, включены также военно-бытовые, семейно-бытовые, календарно-обрядовые, свадебные и игровые песни. Важной представляется позиция ученого по отношению к казачьей культуре. Не считая казаков самостоятельным этническим образованием, А.И. Лазарев обосновывает исторические предпосылки, повлиявшие на «особость» оренбургских казаков, их отличие от других [Глинкин, Лазарев 1996: 6].

Заслуживает внимания статья Н С. Шибанова «Казачья заступница и покровительница: Табынская икона Божьей Матери». «Еще в детстве, проживая

1 Ментальность военно-исторических песен оренбургского казачества [Лазарев 1996].

23 у деда-казака, узнал, что наши предки - казаки Полтавского поселка - были переселены сюда из Табынской станицы. Бабушка часто вспоминала знаменитую в прошлом икону Табынской Божьей Матери и просила мою сестру, проживавшую в тех местах, привезти ей бутылочку водицы из святого родника. А потом эта бутылочка с водицей месяцами стояла на божнице. В святые дни: Рождество, Пасха, Троица - кропила ею углы избы и домашнюю мебель. Лишь позже, в 60-е годы, мне удалось побывать в Табынске и у святого родника, омыть лицо и тело водой источника, послушать молебен верущих у святой березы», - так начинает свою статью Н.С. Шибанов [Шибанов 1997: 169]. Мы привели эту большую цитату, чтобы было видно, автор из казачьего рода, в котором свято чтили Табынскую икону и верили в оберегающую и целительную силу именно этого образа Небесной заступницы. Н.С. Шибанов излагает историю чудотворной иконы, опираясь на публикации Н. Модестова, Н. Чернавского и В. Витевского, то есть передает известные сведения, но они изложены человеком, лично чтущим Табынскую икону. Автор привлекает не только семейные воспоминания, но и личные впечатления: он побывал у святого источника и описал, как выглядели местные святыни в шестидесятые и девяностые годы прошлого века. Кроме того, он подробно описал, как отмечался праздник иконы в советское время, летом 1962 г., когда прибывшие из Уфы милиционеры разогнали верующих людей; описал воскресенье 21 июня 1992 г., когда впервые открыто был отмечен этот большой христианский праздник с группой священников и епископом Уфимским и Стерлитамакским Никоном, а также казаками Табынского отдела под командованием атамана В.И. Прудникова.

В 1995 г. в Екатеринбурге вышла в свет «История казачества Азиатской России» в трех томах. В этом научном издании есть большой раздел «Культура и обычаи казаков», где характеризуется материальный быт, семья, праздники и развлечения, уровень грамотности и другие вопросы. Показательно, что у всех казаков Азиатской России, хотя и существовали общие черты (от одежды до обычаев), было и очень много отличий культурного порядка. Например, свадебный обряд уральских, алтайских, сибирских и других казаков различался и зависел от времени года и формы заключения брака; у тобольских и тюменских казаков допускались браки без венчания и самовольные разводы; у уральских казаков был обычай, отсутствующий в других войсках, сооружать во время масленицы импровизированный «корабль» с «масками» и музыкантами. Авторы этого раздела продемонстрировали локальность фольклора казаков различных войсковых соединений.

В этнографическом очерке А.А. Рыбалко «История и быт казаков Новолинейного района» обстоятельно прописаны этапы заселения казаков на Новую линию. Особое внимание уделяется анализу традиционной архитектуры (устройство редутов, «крепостей»; планировка поселков, домов), анализу этнических процессов. Рассмотрены вопросы, касающиеся традиционной одежды оренбургских казаков. Но в столь подробном очерке весьма скупо представлен материал по традиционным праздникам и обрядам казаков. А.А. Рыбалко считает, что все они «соответствуют традиционному русскому крестьянскому календарю», хотя на некоторые из них (крещение, благовещение, рождество, масленица) «наложила отпечаток сословно-этнографическая специфика казачества, что выражалось в военизированном характере праздников», «в особом почитании покровителей воинов» [Рыбалко 1995: 134].

Важным событием стало появление «Очерков традиционной культуры казачеств России». Так, в первом томе этого издания находим очерк о материальной культуре оренбургских казаков (одежда, жилище). Во втором томе представлены параграфы о календарных праздниках, проводах на службу и т.п. [Очерки 1; Очерки 2].

Историографический обзор позволяет говорить об актуальности нашей темы. Несмотря на то, что материал по духовной культуре оренбургского казачества представлен подробными очерками, записями различных песен, обрядов, вопрос о ментальности оренбургских казаков до сих пор не получил должного освящения, экспликацией ментальных черт из фольклора оренбургских казаков никто не занимался, исключение составляет одна работа

A.И. Лазарева, где анализируются военно-исторические песни казаков. О религиозности оренбургских казаков, чаще всего, говорили попутно, давая, например, религиозно-нравственную характеристику православного населения Оренбургской епархии (А.И. Конюченко). История возникновения и развития культа Табынской иконы представлена в дореволюционных работах (Н. Гуменский, Н. Модестов и др.). Бытование культа Табынской иконы в советский период зафиксировано публикациями журнала «Наука и религия», но о возникновении локального варианта этого культа - о традиции крестного хода на озеро Пустое - фольклористам ничего не известно.

Объектом диссертационного исследования стала традиционная культура казаков юга Челябинской области. Предметом исследования являются локально-региональные формы репрезентации ментальности в казачьем фольклоре.

Цель диссертационного исследования - показать неразрывность народнопоэтических и православно-христианских ценностей, несущих комплекс ментальных представлений/ориентаций оренбургских казаков как особого военно-служилого сословия России.

Для достижения поставленной цели необходимо было решить следующие задачи:

1) рассмотреть, как в процессе культурного, в том числе православно-христианского, освоения казаками Новолинейного района формировался национальный тип в его локально-региональном облике;

2) выявить черты ментальности оренбургских казаков через характеристику истории почитания Табынской иконы Казанской Божьей Матери и народных преданий, освещающих духовную практику XIX-XX вв.;

3) определить, какие ментальные черты женщины представлены в локальных формах фольклора, коррелирующих с общерусскими традициями.

Методология исследования сложилась под влиянием работ В.М. Гацака,

B.В. Колесова, А.И. Лазарева, О.В. Матвеева, А.А. Панченко, Б.Н. Путилова,

А.Т. Хроленко и др. Важным для нас оказался и метод «насыщенного описания» К. Гирца, дающий возможность анализировать фундаментальную связь «мелочей» ежедневной жизни с общим культурно-историческим контекстом благодаря установке на «микроскопичность» анализа, погружение в материал и культуру [Гирц 2004: 29]. При сборе полевых материалов применялся метод интервьюирования и метод непосредственного наблюдения. При установлении границ распространения фольклорных фактов мы обращались к методу ареального исследования. На разных этапах исследования использовались метод сравнительно-исторического анализа, метод ретроспективной реконструкции.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Слияние народной культурной традиции и военно-государственной инициативы определило формирование ментальности социального типа оренбургского казака (воина-пахаря, защитника Отечества-земледельца);

2. Почитание Табынской иконы Казанской Божьей Матери отражено в фольклоре, это одна из форм проявления ментальности оренбургских казаков;

3. Локальный фольклор включен в народную педагогику и празднично-обрядовую практику и выступает как фактор формирования женской ментальности.

Научная новизна диссертации заключается в том, что в данном исследовании на фольклорном материале раскрыты важные черты ментальности оренбургских казаков. Религиозность казачьего населения освещается на основе малоизвестного фольклористам культа Табынской иконы Божьей Матери. В научный оборот вводится оригинальный по содержанию фольклорно-этнографический материал, позволяющий составить более полное представление о культурно-исторической жизни оренбургских казаков.

Теоретическая значимость работы определяется сочетанием подходов к исследованию ментальной сферы русских (исторический, фольклористический, лингвистический, этнопсихологический).

Практическая значимость исследования определяется тем, что материалы диссертации могут быть использованы в практике преподавания в качестве регионального компонента в университетских курсах по фольклору, в спецкурсах по истории и культуре региона.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, списка использованной литературы и двух приложений (материалы архива лаборатории народной культуры МаГУ; карты и фотоматериалы).

Заключение научной работыдиссертация на тему "Репрезентация русской ментальности в фольклоре оренбургских казаков"

Выводы

В третьей главе нами анализируются локальные обычаи фольклора казаков юга Челябинской области. Все рассмотренные нами обычаи, будь то ряжение кажимоткой, колядование «Чечеткой» или катание молодушек, имеют общерусские параллели. В оригинальной форме в локальном фольклоре реализуются традиционные представления русских о необходимости трудового воспитания, о становлении отношений между парнями и девушками.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В диссертационном исследовании мы обращаемся к одной из самых сложных категорий гуманитарного знания - к понятию «ментальность». Указанная дефиниция, введенная в научный оборот основателями французской школы «Анналов» Люсьеном Февром и Марком Блоком в 20-30-е годы XX века, до настоящего времени вызывает споры среди ученых, так как в рамках каждой научной дисциплины формулируется свое определение ментальности.

Исследований ментальности, выполненных фольклористами, не так много. Поэтому данное диссертационное исследование можно считать опытом изучения ментальности, в основу которого положены экспедиционные материалы, собранные в казачьих поселениях юга Челябинской области. В рамках этой работы мы рассматривали ментальность как комплек осознаваемых и неосознанных коллективных представлений, проявляющихся в языке (речи), словесности и повседневном поведении. Нами установлено, что ментальность оренбургских казаков во многом обусловлена историческими обстоятельствами. В первую очередь, нужно отметить позднее формирование Оренбургского казачьего войска по инициативе правительства, необходимость казаков жить в условиях постоянной конфронтации, необходимость освоения территории Новолинейного района. При культурном освоении этой территории, с одной стороны, имело место народное словотворчество, и топонимическая номинация была обусловлена земледельческо-хозяйственными интересами переселенцев - отсюда топонимы типа Глухое озеро, Гнилая речка или, наоборот, Красная скала, Генеральская гора, а, с другой стороны, административно-государственная инициатива обусловила наименования редутов, военных поселений, крепостей в честь победных сражений русского флота и армии (поселок Полтавский, пост Варна) или в честь святых чудотворцев, или в честь членов императорской семьи Романовых. Оба направления - народное и административно-государственное - совпали в процессе культурного освоения новой территории. Административно-государственная инициатива, несущая мощный заряд патриотизма, оказалась включенной в народную историю казаков Новолинейного района Оренбургского войска и способствовала созданию широкого информационного пространства, насыщенного фактами русской военной истории. И если в процессе культурного освоения новой территории шло формирование ментальное™ воина-пахаря, то есть осуществлялось влияние на отдельную личность и в целом на социальную группу, то и сформировавшийся топонимикон Новолинейного района, а также народные предания в дальнейшем влияли на казаков, побуждая в них патриотические чувства, гордость за предков, умевших защищать Отечество.

Фольклорные произведения и этнографические материалы отразили комплекс ментальных черт, побуждений, поведенческих стереотипов воина-пахаря, осознававшего свое особое социальное положение, что выражалось в первую очередь тем, что он был наделен обширным земельным наделом -богоданной землей, отведенной всем казакам и каждому по велению государя. Это обусловливало и рачительное отношение к земле как семейному достоянию, и верноподданство государю. Весь уклад жизни казаков, казачий фольклор формировали ментальный облик воина-пахаря - здесь наблюдается выраженная динамика отношений человека с природными силами и государством, культивирование определенных свойств натуры воина-пахаря. Это проявлялось даже в наименовании - казак, а не мужик, крестьянин, проявлялось во внешнем виде: заломленные папахи, фуражки набекрень, сапоги со скрипом, подтянутость, опрятность, выставленный напоказ чуб, подвитые усы. Но главное, что доносит казачий фольклор - это физическая крепость мужчины. Именно физическая сила обеспечивала успешную обработку больших земельных наделов и, следовательно, материальный достаток в семье и, конечно, сила нужна была казаку, чтобы умело управляться с конем, шашкой и пикой, чтобы справно нести службу. Культивировалась как мужская сила, так и удаль, смелость, сноровка, умение владеть оружием и управляться с конем, ибо конь - это помощник, надежная опора, даже «товарищ», «родимый». Отсюда предания о верности коня своему хозяину: казак погиб, но его раненый конь прибежал домой; коня отобрали у казака, но через год боевой конь пришел в станицу к родному дому - таких преданий нет в фольклоре крестьян. «Конь подо мной - так и Бог надо мной», - говорили казаки, и такое высокое сравнение свидетельствует об исключительной роли коня. Поэтому народная педагогика была направлена на воспитание у мальчиков любви к коню и на развитие умения управляться с ним. Причем все начиналось с символического «посажения на коня», когда годовалого мальчика садили в седло, и водили коня по двору с определенными вербальными пожеланиями. Народная педагогика отводила большую роль мужчинам - отцу, деду; именно они давали мальчику первые навыки езды, они же передавали ему весь комплекс знаний, привычек, правил казачьего поведения. Семейное воспитание по своим предметным и идейно-нравственным установкам принципиально не отличалось от обучения мальчиков военному делу в станичных и поселковых школах, в которых также развивали силу, ловкость, соревновательность (ты должен быть лучше всех!), но и дисциплинированность, уважение к старшим, любовь к «Престолу и Отечеству». Все формы воспитания (семейное, школьное, а также уличное) осуществлялись с позиции идеала, выработанного культурной традицией и включающего сумму названных выше позитивных физических и моральных качеств казака, и в 21 год парень уже был готов к службе. Ее он воспринимал как дело своей жизни, поэтому с радостью шел в полк. Обычай проводов казака в армию лишен минорной тональности, характерной для крестьянской обрядности, наоборот, это был семейный и даже станичный праздник, потому что одновременно и в один полк шли служить несколько десятков казаков одной станицы и близлежащих поселков, то есть все знали друг друга с детства, отрочества. Это привносило осознание родственности, побратимства, землячества - у всех одна малая родина, одна земля, которую надо защищать.

Ментальность оренбургских казаков была обусловлена влиянием совпадающих по своим ценностным установкам народной традиции и административно-хозяйственной организации - народное и государственное совпадали по своим идеалам, целям, формам отношений.

Вторая глава дает аналитический материал по народной религиозности, являющейся духовным стержнем ментальной сущности казачьего типа. Фольклор донес выражение глубокой православной веры казаков, их уважительное отношение к христианским святыням, среди которых особое место занимает чудотворная Табынская икона Казанской Божьей Матери. По народным преданиям видно, что к ней обращались не только в трудные моменты жизни, но постоянно, так как сформировалось убеждение в слитности православного и обыденно-бытового - и эта повседневная потребность обращения к Богородице, к святой иконе является, конечно, ментальным свойством оренбургских казаков. Причем эта ментальная черта проявлялась в форме индивидуальных обращений к иконе и в форме массового поклонения, почитания.

Стоит отметить, что случайных имен не бывает: в местном названии иконы - Табынская икона Божьей Матери - два смысла: один связан с башкирским топонимом Табынь, второй - с высоким и чистым образом евангельского пантеона, и оба смысла в их соотношении создают образ всесильной Богородицы, властительницы и покровительницы мусульманских земель, перешедших под христианское начало. Ментальность казаков проявлялась в искренней вере чудесного воздействия Табынской иконы Богоматери - здесь можно выделить несколько позиций. Во-первых, по народным преданиям видно, что воздействию иконы подвластны как массовые исцеления, так и индивидуальные, и ее благотворная сила в равной мере простирается на взрослых и детей, мужчин и женщин. Во-вторых, чудотворность Табынской иконы в ее освятительной и очищающей силе, направленной на постоянно грешащего человека и все его жизненное пространство: присутственные места, дом, улицы, перекрестки, дороги - вся земля, по которой ходит грешный человек. Поэтому все верующие пытались непременно «заполучить», хоть на короткое время, Табынскую икону в свое жилище, когда проходил ежегодный крестный ход. В-третьих, чудотворность иконы - в ее способности воздействовать на иноверных: людей других конфессий, раскольников, сектантов. В-четвертых, чудесная сила Табынской иконы в ее влиянии на природу: она может вызвать или остановить дождь, нейтрализовать мор, эпидемию.

Совершенно очевидно, что религиозность казаков (и в целом казачьего населения) является ментальным свойством, которая проявлялась в православной практике, связанной с местными храмами и местными сакральными местами - святой ключ, святой камень и т.п. Те же развалины Вознесенского монастыря на протяжении почти трех столетий были святым местом, знаком, отмечающим богоугодный подвиг первых монахов, утверждавших вместе с царским правительством русские приоритеты; значительное место в вероисповедальной практике занимали местные крестные ходы и крестный ход с Табынской иконой Богоматери, занимавший до 8-9 месяцев в году. Религиозность как ментальное свойство проявлялась и в том, что православные нравственные регламентации были основой этических норм, регулирующих как семейную, личную, так и общественную жизнь казаков. Надо также отметить, что православные ценности органично вошли в содержательную основу фольклорных произведений - тех же песен, преданий, поговорок.

Если в первых двух главах шла речь преимущественно о казаках, казачатах, то в третьей главе уделено внимание локальному фольклору, связанному непосредственно с формированием ментальных черт у девочек и девушек. Понятно, что в казачьей семье на женщинах и девушках лежала обязанность одеть и себя, и мужскую половину, поэтому каждая должна была профессионально прясть и ткать, кроить и шить, вязать и вышивать - этому начинали обучать с детства, то есть приучать к обязательному женскому труду. В частности, мать или бабушка учили девочку прядению с 8-10 лет, используя индивидуальные приемы обучения (основным был принцип подобия) и, конечно, свои меры поощрения, наказания. Но культурная традиция выработала вид связи семейного и общественного воспитания - игровую форму «общественного контроля» - кажимотку. Это как бы некая потусторонняя сила, персонифицированная как женское существо, обмотанное пряжей, куделью, тряпьем, оно страшное в своем облике и строго-суровое по сути, проверяющее прилежность девочек в труде, требующее отчета по порученной работе. Фольклорные материалы по Верхнеуральску, Карагайскому, Спасскому, Сухтелинскому, Арсинскому и другим поселкам дают варианты функционирования кажимотки и показывают устойчивость этой весело-страшной игровой формы, взятой на вооружение народной педагогикой в прошлом. Страх быть наказанной кажимоткой воспитывал у девочек послушнание, прилежание, умение трудиться.

На примерах молодежного колядования и верховой езды молодушек видно, что в казачьей среде произошла существенная замена, выдвинувшая на первый план девушек, точнее, женскую судьбу: вместо совместного катания молодых на масленицу у оренбургских новолинейных казаков культивировалась верховая езда молодушек с хоровым пением, а святочные благопожелания хозяевам были заменены игровым «смотром невест» с исполнением «Чечетки». Стоит подчеркнуть, что в обоих случаях существенное значение имеют публичность, общественная открытость.

Очевидно, что ментальность казаков нельзя рассматривать отдельно от ментальности русского народа, поскольку казаки не являлись отдельным этническим образованием. Сейчас несколько реже стали звучать призывы о возрождении казачества. Думаем, что возродить казачество невозможно, так как сменились условия жизни общества, но знать, что представляло собой казачество как социальное сословие, какие ментальные черты сохраняются у наследников казачьих традиций, просто необходимо.

Список научной литературыФилиппова, Ирина Александровна, диссертация по теме "Фольклористика"

1. Абрамовский, Абрамовский 1997 Абрамовский, А.А., Абрамовский,

2. Агапкина 2000 Агапкина, Т.А. Этнографические связи календарных песен. Встреча весны в обрядах и фольклоре восточных славян Текст. / Т.А. Агапкина. - М., 2000.

3. Алмазов 1992 «Слава Тебе, Господи, что мы - казаки». Памятка. Вып. 2. Текст. / Сост. Б.А. Алмазов. - СПб., 1992. - 58 с.

4. Аникин 2004 Аникин, В.П. Теория фольклора. Курс лекций Текст. /

5. B.П. Аникин. 2-е изд., доп. - М.: КДУ, 2004. - 432 с.

6. Аничков 1903 Аничков, Е.В. Весенняя обрядовая поэзия на западе и у славян Текст. / Е.В. Аничков. В 2-х частях. 4.1 // СБОРЯС. - Т.74. - СПб,1903.

7. Антропология религиозности Антропология религиозности Текст. (Альманах «Канун». Вып.4). - 496 с.

8. Ахунзянов 1972 Ахунзянов, Т. За научный подход, конкретность, массовость Текст. / Т.Ахунзянов // Наука и религия. -1972. - №2. - С.6-9.

9. Базилевская 1998 Базилевская, Т. Дивный голос чудо возвестил Текст. / Т. Базилевская // Орская хроника. - 1998. - 1 июля. - С. 3.

10. Баканов 1994 Баканов, В. Секретный циркуляр Текст. / В.Баканов // Магнитогорский рабочий. - 1994. - 28 января. - С.2.

11. Баканов 1999/1 Баканов, В. Атаман Дутов Текст. / В.Баканов // Магнитогорский рабочий. - 1999. - 24 ноября. - С.3-4.

12. Баканов 1999/2 Баканов, В.П. Будни казачьего полка Текст. / В.П. Баканов // Оренбургское казачье войско : Страницы истории XIX-XX веков : Сб. науч. тр./ Под ред. B.C. Кобзова. - Челябинск : Челяб. гос. ун-т, 1999. -С.34-45.

13. Баканов 2005 Баканов, В.П., Баканова, Л.Г. Архивы крепости и станицы Магнитной. Хронология Текст. / В.П. Баканов, Л.Г. Баканова. -Магнитогорск, 2005.

14. Бараг 1969 Народные сказки, легенды, предания и были Башкирии (Сост. Л. Г. Бараг) Текст. / Л.Г. Бараг. - Башкирское книжное издательство. -Уфа, 1969. - 191 с.

15. Батавин 1997/1 Батавин, Н. 9-я пятница Текст. / Н.Батавин // Красный уралец. - 1997. - 10 июля. - №80. - С.2.

16. Батавин 1997/2 Батавин, Н. Бог в помощь! Текст. / Н.Батавин // Красный уралец. - 1997.- 4 сентября. - №104. - С.2.

17. Бернштам 1978 Бернштам, Т.А. Девушка-невеста и предбрачная обрядность в Поморье в XIX - начале XX в. Текст. / Т.А. Бернштам // Русский народный свадебный обряд. - Ленинград, 1978. - С.48-72.

18. Бернштам 1988 Бернштам, Т.А. Молодежь в обрядовой жизни русской общины XIX - начала XX века. Половозрастной аспект традиционной культуры Текст. / Т.А. Бернштам. - Ленинград, 1988.

19. Бернштам 1989 Бернштам, Т.А. Русская народная культура и народная религия Текст. / Т.А. Бернштам // Советская этнография. - 1989. - №1. - С.91-100.

20. Боброва 1992 Боброва, С. Казачьи линии Оренбургского края. Когда и почему они возводились Текст. / С.Боброва// Оренбуржье. - 1992. - 11 марта. -С.5.

21. Бран 2002 Бран, О. Крестный ход - событие общественное Текст. / О. Бран // Магнитогорский рабочий. - 2002. - 27 июня. - С.З.

22. Васильев 2000 Васильев, Н. Явление Текст. / Н. Васильев // Красный уралец. - 2000. - 6 июля. - С.4.

23. Вестник ОУО Вестник Оренбургского учебного округа (1912-1915 гг.). Виноградов 2004 - Виноградов, В.В. Механизмы трансляции сакральной информации (на примере почитаемых мест Северо-Запада России) Текст. /

24. B.В. Виноградов // Механизм передачи фольклорной традиции: Материалы XXI Междунар. молодеж. конф. памяти А. Горковенко, апрель 2001 г. / Редкол. : И.Н. Абубакирова-Глазунова (отв. ред. и сост.) и др.. СПб. : РИИИ, 2004.1. C.232-249.

25. Виноградова 1982 Виноградова, Л.Н. Зимняя календарная поэзия западных и восточных славян. Генезис и типология колядования Текст. / Л.Н. Виноградова. - М.,1982.

26. Власова 1995 Власова, М. Новая АБЕВЕГА русских суеверий Текст. / М.Власова. - СПб.,1995.

27. Власов 2000 Власов, В. Большой энциклопедический словарь изобразительного искусства Текст. / В. Власов. Т.З. - СПб., 2000.

28. Войнов 1990/1 Войнов, В. Атаман Дутов и трагедия Оренбургского казачества Текст. / В.Войнов // Рифей : Урал, краевед, сб. - Челябинск, 1990. -С.70-83.

29. Войнов 1990/2 Войнов, В. Правда об Оренбургском казачестве Текст. / В.Войнов // Отечество. Краеведческий альманах. Вып.1. - М., 1990. - С.206-216.

30. Войнов 1990/3 Войнов, В. Икона оренбургских казаков Текст. / В.Войнов // Новое поколение. - 1990. - 2 июня. - С. 6-7.

31. Воронина 1999 Воронина, Т.В. Пост как показатель религиозности российского общества XX века Текст. / Т.В. Воронина // Исторический вестник. - 1999. - №1. - С.43-64.

32. Галнгузов 2000 Галигузов, И.Ф. Народы Южного Урала : история и культура Текст. / И.Ф. Галигузов. - Магнитогорск, 2000.

33. ГАОО 1966 Государственный архив Оренбургской области. Путеводитель Текст. - М.,1966.

34. Гирц 2004 Гирц, К. Интерпретация культур / Пер. с англ. О.В. Барсуковой, А.А. Борзунова, Г.М. Дашевского, Е.М. Лазаревой, В.Г. Николаева Текст. / К.Гирц. - М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2004. - 560 с.

35. Глинкин, Лазарев 1996 Глинкин, А.В., Лазарев, А.И. Песни оренбургских казаков : Старые и новые записи Текст. / А.В. Глинкин, А.И. Лазарев. - Челябинск, 1996. - 266 с.

36. Голубых 1930 Голубых, М. Казачья деревня Текст. / М.Голубых. - М-Л.,1930.

37. Гончарова 2006 Гончарова, Г.И. Родословная Магнитной (историко-этнографическое исследование станицы Магнитной на основе воспоминаний потомков станичных родов) Текст. / Г.И. Гончарова. - Магнитогорск, 2006. -311с.

38. Гревцева 2002 Гревцева, В. В поисках любви Текст. / В. Гревцева // Красный уралец. - 2002. - 9 июля. - №75. - СЛ.

39. Гревцева 2005 Гревцева, В. Пешком за надеждой Текст. / В.Гревцева // Красный уралец. - 2005. - 16 августа. - №93. - С.З.

40. Гревцева 2006 Гревцева, В. Девятая пятница на Пустом Текст. / В.Гревцева // Красный уралец. - 2006. - 4 июля. - №75. - С.З.

41. Громов 2005 Громов, Д.В. Сакральная география. Основные положения Текст. / Д.В. Громов // Энциклопедия сакральной географии / [Сост. Д.В. Громов]. - Екатеринбург : Ультра. Культура, 2005. - С.5-50.

42. Громыко 1985 Громыко, М.М. Весенний цикл русских традиционных развлечений молодежи (обычаи завивания венков и кумления в XIX веке)

43. Текст. / М.М. Громыко // Культурно-бытовые процессы у русских Сибири. XVIII -начало XIX в. Новосибирск, 1985. - С.5-30.

44. Громыко 1991 Громыко, М.М. Мир русской деревни Текст. / М.М. Громыко. - М.: Молодая гвардия, 1991. - 446 е., ил.

45. Громыко 1995 Громыко, М.М. Этнографическое изучение религиозности народа : заметки о предмете, подходах и особенностях современного этапа исследований Текст. / М.М. Громыко // Этнографическое обозрение. - 1995. - №5. - С.77-83.

46. Громыко 1999 Громыко, М.М. Этнографическое изучение православной жизни русских в XX веке (Обзор основных тенденций) Текст. / М.М. Громыко // Исторический вестник. - 1999. - №1. - С. 8-19.

47. Громыко, Буганов 2000 Громыко, М.М., Буганов, А.В. О воззрениях русского народа Текст. / М.М. Громыко, А.В. Буганов. - М. : ПаломникЪ, 2000. - 543 с.

48. Гуревич 1993 Гуревич, А.Я. Исторический синтез и Школа «Анналов» Текст. / А.Я. Гуревич. - М.: изд-во «Индрик», 1993. - 328 с.

49. Даль 1996 Даль, В. Толковый словарь живого великорусского языка Текст. / В.Даль. - СПб.: ТОО «Диамант», 1996. В 4 тт.

50. Дубин 2001 Дубин, Б.В. Речь, слух, рассказ : трансформации устного в современной культуре Текст. / Б.В. Дубин // Слово - письмо - литература : Очерки по социологии современной культуры. - М. : Новое литературное обозрение, 2001. - С.70-81.

51. Дубов 1993 Дубов, И.Г. Феномен менталитета: психологический анализ Текст. / И.Г. Дубов // Вопросы психологии. - 1993. - №5. С.20-29

52. Дубровский, Зыбковец 1972 Дубровский, Е., Зыбковец, В. У источника: репортаж с отступлениями Текст. / Е. Дубровский, В. Зыбковец // Наука и религия. - 1972. - №2.

53. Жохов 2003 Жохов, И. А. Корни и крона Текст. / И. А. Жохов. - ОГУП «ЕГТ», 2003.-257 с.

54. Жохов2006 Жохов, И.А. Годы и судьбы. Воспоминания Текст. / И.А. Жохов. - ОГУП «ЕГТ», 2006. - 346 с.

55. Зеленин 1906 Зеленин, Д. У оренбургских казаков Текст. / Д.Зеленин. -М.,1906.

56. Зеленин 1994 Зеленин, Д.К. «Обыденные» полотенца и обыденные храмы Текст. / Д.К. Зеленин // Зеленин Д.К. Избранные труды. Статьи по духовной культуре. 1901-1913. / Вступ. ст. Н.И. Толстого - М., 1994. - С.193-214.

57. Золотова 1998 Золотова, Т.А. Таусеневые песни русских Поволжья : региональное своеобразие и межэтнические связи. Автореферат доктора филологических наук Текст. / Т.А. Золотова. - М., 1998. - 24 с.

58. Золотова 2002 Золотова, Т.Н. Русские календарные праздники в Западной Сибири (конец XIX-XX вв.) Текст. / Т.Н. Золотова. - Омск, 2002. -234 с.

59. Зуева, Кирдан 2003 Зуева, Т В., Кирдан, Б.П. Русский фольклор : Учебник для высших учебных заведений Текст. / Т.В. Зуева, Б.П. Кирдан. - 6-е изд, испр. - М.: Флинта: Наука, 2003. - 400 с.

60. Иванова 2002 Иванова, А.А. Концепция культурного ландшафта как методологический принцип организации комплексных полевых исследований Текст. / А.А. Иванова // Актуальные проблемы полевой фольклористики. - М.: Изд-во МГУ, 2002.-С.6-13.

61. Ивлева 1994 Ивлева, JL Ряженье в русской традиционной культуре Текст. / JI.Ивлева. - Петебург, 1994. - 235 с.

62. Игнатьев 1865 Игнатьев, Р.Г. Верхнеуральск Текст. / Р.Г. Игнатьев // Памятная книжка Оренбургской губернии на 1865 г. - Уфа, 1865. - С.103-135.

63. Известия Оренбургского отдела Императорского русского географического общества. Выпуск I-XXV. Оренбург, 1893-1916.

64. ИКАР История казачества Азиатской России. В 3-х томах. -Екатеринбург, 1995. Т. 1 XVI - первая половина XIX в. (317 е.); Т.2 вторая половтна XIX - начало XX (253 е.); Т.З XX век (268 е.).

65. ИКУ История казачества Урала. - Оренбург-Челябинск, 1992.

66. ИМ История ментальностей, историческая антропология. Зарубежные исследования в обзорах и рефератах. - М., 1996. - 255 с.

67. История Башкортостана История Башкортостаа с древейших времен до 60-х годов XIX века. - Уфа : Китап, 1996. - 520 е., ил.

68. Калуцков 2002 Калуцков, В.Н. Топологический подход к исследованию традиционного культурного ландшафта Текст. / В.Н. Калуцков // Актуальные проблемы полевой фольклористики. - М. : Изд-во МГУ, 2002. -С. 14-23.

69. Карелина 1996/1 Карелина, Е. В чистом поле меж двух озер стоял деревянный крест Текст. / Е. Карелина // Магнитогорский рабочий. - 1996. -14 сентября. - С. 4.

70. Карелина 1996/2 Карелина, Е. Загадки озера Пустого Текст. / Е. Карелина // Магнитогорский рабочий. - 1996. - 26 октября. - С. 10 .

71. Карелина 1996/3 Карелина, Е. Глаза Табынской Божьей Матери Текст. / Е. Карелина // Магнитогорский рабочий. - 1996. - ноябрь.

72. Карелина 1997/1 Карелина, Е. Вернется ли к нам Табынская святыня? Текст. / Е. Карелина // Магнитогорский рабочий. - 1997. - 1 марта. - С. 9.

73. Карелина 1997/2 Карелина, Е. Первое пожертвование Текст. / Е. Карелина // Магнитогорский рабочий. - 1997. - 19 апреля. - С.3.

74. Карелина 1997/3 Карелина, Е. Крестный ход длиною в 400 лет Текст. / Е. Карелина // Магнитогорский рабочий. - 1997. - 23 мая. - С.З.

75. Карелина 1997/4 Карелина, Е. «Обвет» Текст. / Е. Карелина // Магнитогорский рабочий. - 1997. - 31 мая. - С. 12.

76. Карелина 1997/5 Карелина, Е. Девятая пятница Текст. / Е. Карелина // Магнитогорский рабочий. - 1997 . - 21 июня. - С.11.

77. Карелина 1997/6 Карелина, Е. Крестный ход Текст. / Е. Карелина // Магнитогорский рабочий. - 1997. - 5 июля. - С.8-9.

78. Карелина 1997/7 Карелина, Е. Свято место пусто не бывает Текст. / Е. Карелина // Магнитогорский рабочий. - 1997. - 20 сентября. - С. 12.

79. Карелина 1997/8 Карелина, Е. С днем рождения, часовня! Текст. / Е. Карелина // Магнитогорский рабочий. - 1997 . - 4 октября. - С. 12 .

80. Карелина 1998/1 Карелина, Е. Девятая Пятница Текст. / Е. Карелина // Магнитогорский рабочий. - 1998. - 12 июня.

81. Карелина 1998/2 Карелина, Е. Круг : в пяток девятый после Пасхи Текст. / Е. Карелина // Магнитогорский рабочий. - 1998. - 27 июня. - С. 10.

82. Карелина 1999/1 Карелина, Е. Встретимся в пятницу на Пустом Текст. / Е. Карелина // Магнитогорский рабочий. - 1999. - 9 июня. - С.З.

83. Карелина 1999/2 Карелина, Е. Крестный ход вокруг святого озера Текст. / Е. Карелина // Магнитогорский рабочий. - 1999. - 22 июня. - С.З.

84. Карелина 2000 Карелина, Е. Крестный путь с Табынской Матушкой Текст. / Е. Карелина // Магнитогорский рабочий. - 2000. - 8 июля. - С. 7.

85. Кармин 2001 Кармин, А .С. Культурология Текст. / А.С. Кармин. -СПб.: Лань, 2001.-832 с.

86. Каспина 2002 Каспина, М.М. «Народная Библия» Текст. / М.М. Каспина // Актуальные проблемы полевой фольклористики. - М.; Изд-во МГУ, 2002. - С.117-120.

87. Каспина, Мороз 2002 Каспина, М.М., Мороз, А.Б. Народное православие Текст. / М.М. Каспина, А.Б. Мороз // Актуальные проблемы полевой фольклористики. - М.: Изд-во МГУ, 2002. - С.111-117.

88. Киреевский 1911 Песни, собранные Киреевским П.В. Новая серия. Выпуск 1. Песни обрядовые Текст. / П.В. Киреевский. - М., 1911. - 353 с.

89. Киреевский 1929 Песни, собранные Киреевским П.В. Новая серия. Выпуск 2. Песни необрядовые. 4.1. М.,1917. - 125 е.; 4.2 Текст. / П.В. Киреевский. - М., 1929. - 389 с.

90. Киреевский 1986 Собрание народных песен Киреевского П.В. Записи П.И. Якушкина Текст.- JL, 1986. - В 2-х т.: т.2. - 328 с.

91. Китицына 1927 Китицына, Л. Хлеб. Из материалов по народному питанию Текст. / Л. Китицына // Труды Костромского общества по изучению местного края. Этнографический сборник. - Кострома, 1927. - Вып.41. - С.92-102.

92. Кожевникова 2002 Кожевникова, И.А. У озера «Лебяжье» Текст. / И. А. Кожевникова. - Краснинский, 2002. - 78 с.

93. Козлов 2004 Козлов, Ю.Я. Из копилки краеведа Текст. / Ю.Я. Козлов. - Агаповка, 2004. - 70 с.

94. Колесов 1999 Колесов, В.В. «Жизнь происходит от слова.» Текст. / В.В. Колесов. - СПб.: «Златоуст», 1999. - 368 с.

95. Костюхин 2004 Костюхин, Е.А. Лекции по русскому фольклору : учеб. пособие для вузов Текст. / Е.А. Костюхин. - М.: Дрофа, 2004. - 336 с.

96. Костюхин 2005 Костюхин, Е.А. Образ фольклора Текст. / Е.А. Костюхин // Живая старина. - 2005. - №3. - С.2-4.

97. КОФЮУ Календарно-обрядовый фольклор Южного Урала : Сборник материалов фольклорных экспедиций лаборатории народной культуры Текст. / Т.И. Рожкова, С.А. Моисеева. - Магнитогорск : МаГУ, 2003. - 307 с.

98. Кривощеков 1913 Кривощеков, А.И. Исторические судьбы оренбургского края. Краткий очерк заселения и развития края Текст. / А.И. Кривощеков. - Уфа, 1913.

99. Кривощеков 1914 Кривощеков, А. На Оренбургской пограничной линии Текст. / А. Кривощеков // Вестник Оренбургского учебного округа. -1914 - №1-4.

100. Кривощеков 1915 Кривощеков, А. Обряды и обычаи Оренбургских казаков Текст. / А. Кривощеков // Вестник Оренбургского учебного округа. -1915. - №1, С.9-27; №2, С.57-87; №3, С.89-108; №4, С.147-172; №5, С.183-210; №6-7, С.225-244.

101. Кривощеков 1917 Кривощеков, А.И. К истории казачьего духовенства Оренбургской епархии Текст. / А.И. Кривощеков // Труды Оренбургской ученой архивной комиссии. Вып.35. - Оренбург, 1917. - С.99-106.

102. Кузнецов 1996 Кузнецов, В.М. Свадебные обряды оренбургских казаков (середина XIX - начало XX века) Текст. / В.М. Кузнецов // Оренбургское казачье войско. Культура. Быт. Обычаи. Сб. науч. тр./ Под ред. А.П. Абрамовского. - Челябинск, 1996. - С.106-118.

103. Кузнецов 1999 Кузнецов, В.А. Войсковой праздник оренбургского казачества Текст. / В.А. Кузнецов // Оренбургское казачье войско : Страницы истории XIX-XX веков : Сб. науч. тр./ Под ред. B.C. Кобзова. - Челябинск : Челяб. гос. ун-т, 1999. - С.85-98.

104. Кузнецов 2001(a) Кузнецов, А. Этнографические заметки Текст. / А. Кузнецов // Гостиный двор. - Выпуск 10. - Оренбург, 2001. - С. 101-114.

105. Курмаев 1994 Курмаев, В.Н. Очерки истории Табынского края (с древнейших времен до начала XX века) Текст. / В.Н. Курмаев. - Уфа, 1994. -198 с.

106. Курылева 2002 Курылева, Т. К милости твоей припадаю Текст. / Т. Курылева // Диалог. - 2002. - 13 июля. - С.1,3.

107. Кусов 2000 Кусов, В.Г. Категория ментальности в социологическом измерении Текст. / В.Г. Кусов // СОЦИС. - 2000. - №9. - С.132-135.

108. Лазарев 1962 Лазарев, А.И. Историческое изучение устного народного творчества и проблема областного фольклора Текст. / А.И. Лазарев // Ученые записки Челябинского гос. пед. института. - 1962. - т.VII. Проблемы метода и стиля.-С.213-242.

109. Лазарев 1993 Лазарев, А.И. Песни оренбургских казаков как исторический источник Текст. / А.И. Лазарев // Иван Иванович Неплюев и Южно-Уральский край : Материалы научной конференции. - Челябинск : Челяб. гос. ун-т, 1993. - С. 133-135.

110. Лазарев1996 Лазарев, А.И. Ментальность военно-исторических песен оренбургского казачества Текст. / А.И. Лазарев // Оренбургское казачье войско : Культура. Быт. Обычаи : Сб. науч. трудов. / Под ред. А.П. Абрамовского. -Челябинск, 1996. - С. 129-144.

111. Лазарев 1999 Лазарев, А.И. Традиционно-песенный быт варненских казаков Текст. / А.И. Лазарев // Оренбургское казачье войско. Поиски. Находки. Открытия : Сб. науч. тр. / Под ред. А.П. Абрамовского; Челяб. гос. унт. Челябинск, 1999. -С.102-113.

112. Лазутин 1989 Лазутин, С.Г. Поэтика русского фольклора Текст. / С.Г. Лазутин. -М., 1989.

113. Летопись 2005 Летопись Табынской иконы Божьей Матери. 2005 год / ред. В.Сергеев Текст. / В. Сергеев. - Табынское, 2005. - 76 с.

114. Летопись 2006 Летопись Табынской иконы Божьей Матери. 2006 год / ред. В.Сергеев Текст. / В. Сергеев. - Табынское, 2006. - 100 с.

115. Лопатин 2003 Лопатин, Н. «Жемчужина» Табыни Текст. / Н. Лопатин // Карталинская новь. - 2003. - 6 декабря. - С.6.

116. Любовь и Восток Любовь и Восток (сер. «Вся Россия») : Сборник. Эссе, документы, справочная информация, воспоминания, рассказы, стихи Текст. - М.: «Московский писатель», 1994. - 448 с.

117. Максимов 1994 Максимов, С.В. Нечистая, неведомая и крестная сила Текст. / С.В. Максимов. - СПб.: ТОО «Полисет», 1994. - 448 с.

118. Малиновский 1998 Малиновский, Б. Магия, наука и религия. Пер. с англ. А.П. Хомик подред О.Ю. Артемовой, 1997 Текст. / Б. Малиновский. - М. : «Рефлбук», 1998. - 304 с.

119. Матвеев 2003/1 Матвеев, О.В. Герои и войны в исторической памяти кубанского казачества Текст. / О.В. Матвеев. - Краснодар, 2003. - 200 с.

120. Матвеев 2003/2 Матвеев, О.В. Модель исторической картины мира кубанского казачества Текст. / О.В. Матвеев. - Краснодар, 2003. - 78 с.

121. Матвеев 2005 Матвеев, О.В. Историческая картина мира кубанского казачества (конец XVIII - начало XX в.) : категории воинской ментальности Текст. / О.В. Матвеев. - Краснодар : изд-во «Кубанькино», 2005. - 418 с.

122. Махрова 1996 Махрова, Т.К. Культурный облик оренбургского казачества на рубеже XIX-XX веков Текст. / Т.К. Махрова // Оренбургское казачье войско : Культура. Быт. Обычаи. Сб. науч. тр. / Под ред. А.П. Абрамовского. - Челябинск, 1996. - С.28-35.

123. Машин 1976 Машин, М.Д. Из истории родного края. Оренбургское казачье войско Текст. / М.Д. Машин. - Челябинск, 1976. - 192 с.

124. Мехнецов 1996 Мехнецов, А. Из сибирских коллекций (экспедиционные записи 1967-1975 гг.) Текст. / А. Мехнецов // Русская традиционная культура. - 1996. - №1-2. - С.67-154.

125. МИСО Материалы по историко-статистическому описанию Оренбургского казачьего войска. Выпуск 1 - Оренбург, 1903; Выпуск 2 -Оренбург, 1904; Выпуск 11 - Оренбург, 1913; Выпуск 12 - Оренбург, 1915.

126. МСГИЭ Материалы по статистике, географии, истории и этнографии Оренбургской губернии. - Выпуск 1. - Оренбург, 1877.

127. Мякутин 1905-1910 Песни оренбургских казаков. В 4-х ч. - Оренбург: типо-литография Б. Бреслина, 1905-1910: Ч. 1 Песни исторические. - 291 е.; 4.2

128. Песни былевые. 161 е.; Ч.З Песни бытовые. - 314 е.; 4.4 Песни обрядовые. Духовные стихи. Апокрифы. Заговоры. Очерки обрядов. - 352 с.

129. Народная Библия «Народная Библия» Восточнославянские этиологические легенды / Сост. и коммент. О.В. Беловой; отв. ред. В.Я. Петрухин Текст. - М.: «Индрик», 2004. - 576 е., ил.

130. Некрылова 1989 Круглый год. Русский земледельческий календарь /Сост. А.Ф. Некрылова Текст. -М, 1989.

131. Некрылова 1991 Круглый год. Русский земледельческий календарь /Сост., вступит, ст. и прим. А.Ф. Некрыловой, илл. Е.М. Белоусовой Текст. -М., 1991.

132. НУР На Урал-реке : Заповедные уголки Южноуралья. - Челябинск, 1999.-388 с.

133. ОГВ Оренбургские губернские ведомости (1843-1845, 1847-1851, 1860, 1869-1870,1882-1884 гг.).

134. ОЕВ Оренбургские епархиальные ведомости (1873-1876, 1878-1879, 1881,1886,1912 гг.).

135. ОК Оренбургский край (1892-1894 гг.).

136. ОКВ Оренбургское казачье войско : история и современность. -Челябинск, 1993. - 165 с.

137. ОЛ Оренбургский листок (1876-1878, 1889,1891,1899 гг.).

138. Отчеты по ОКВ Отчеты по Оренбургскому казачьему войску (часть гражданская, 1893-1898 гг.)

139. Очерки 1 Очерки традиционной культуры казачеств России / под общ. ред. проф. Н.И. Бондаря Текст. Том 1. - М.- Краснодар, 2002. - 590 с.

140. Панченко 1996 Панченко, А.А. Деревенские святыни как фольклорно-этнографический источник (по материалам Северо-Запада России). Автореферат диссертации на соискание ученой степени канд. филол. наук. Текст. / А.А. Панченко. - СПб., 1996. - 24 с.

141. Панченко 1998 Панченко, А.А. Исследования в области народного православия. Деревенские святыни Северо-Запада России Текст. / А.А. Панченко. - СПб., 1998.

142. Панченко 1999 Панченко, А.А. Религиозные практики : к изучению «народной религии» Текст. / А.А. Панченко // Мифология и повседневность. Вып.2. Материалы научной конференции 24-26 февраля 1999 г. - СПб., 1999. -С. 198-218.

143. Панченко 2002 Панченко, А.А. Христовщина и скопчество : фольклор и традиционная культура русских мистических сект Текст. / А.А. Панченко. -М.: ОГИ, 2002. - 544 с.

144. ПВПН 1904 Первая всеобщая перепись населения Российской империи 1897 года. Выпуск XXVIII Оренбургская губерния. / Под редакцией Н.А. Тройницкого. - Издание центрального статистического комитета МВД. -1904.

145. Петрова 1900 Песни и загадки. Записаны Я. Петровой Текст. / Я. Петрова // Известия Оренбургского отдела И.Р.Г.О. Выпуск XIV. - Оренбург, 1900. - С.105-196.

146. Плотников 1870 Плотников, JI. Очерк свадебных обрядов у оренбургских новолинейных казаков Текст. / JI. Плотников // Записки оренбургского отдела императорского русского географического общества. -Казань, 1870. - Вып.2, С. 169-202.

147. Поплавская 1999 Поплавская, Х.В. Особенности православного паломничества в XX веке Текст. / Х.В. Поплавская // Исторический вестник. -1999. - №1. - С.25-42.

148. Поселянин 1909 Богоматерь. Полное иллюстрированное описание ея земной жизни и посвященных ея имени чудотворных икон. / Под ред. Е. Поселянина Текст. / Е.Поселянин. - СПб., 1909.

149. Почепцов 1990 Почепцов, О.Г. Языковая ментальность: способ представления мира Текст. / О.Г. Почепцов // Вопросы языкознания. - 1990. -№6.-С.110-122.

150. Православие 2006 Православие. Полная энциклопедия. Сост. JI.C. Гурьянова Текст. / JI.C. Гурьянова. - М.-СПб., 2006.

151. Православная вера Православная вера и традиции благочестия у русских в XVIII-XX веках: Этнографические исследования и материалы / О.В. Кириченко, Х.В. Поплавская; Ин-т этнологии и антропологии им. Н.Н. Миклухо-Маклая. - М.: Наука, 2002. - 469 е., ил.

152. Путилов 1999 Путилов, Б.Н. Древняя Русь в лицах : Боги и люди Текст. / Б.Н. Путилов. - СПб., 1999.

153. Путилов 2003 Путилов, Б.Н. Фольклор и народная культура Текст. / Б.Н. Путилов. - СПб., 2003.

154. Пушкарев 1995 Пушкарев, Л.Н. Что такое менталитет? Текст. / Л.Н. Пушкарев // Отечественная история. - 1995. - №3. - С.158-166.

155. Пятков 1995/1 Пятков, В.В. История Южного Урала. XVIII век. События и факты Текст. / В.В. Пятков. - Челябинский государственный университет. Челябинская городская ассоциация защиты российской культуры, Челябинск, 1995. - 132 с.

156. Пятков 1995/2 Пятков, В.В. История Южного Урала. 1801-1850 г. Панорама событий Текст. / В.В. Пятков. - Челябинская городская ассоциация защиты российской культуры, Челябинск, 1995. - 102 с.

157. РМ 1994 Российская ментальность (Материалы «круглого стола») Текст. // Вопросы философии. - 1994. - №1. - С.25-53.

158. Розов 2003 Розов, А Н. Священник в духовной жизни русской деревни Текст. / А.Н. Розов. - СПб.: Алетейя, 2003. - 255 с.

159. Романов 1999 Романов, Г.А. Русские крестные ходы Текст. / Г.А. Романов // Исторический вестник. - 1999. - №1. - С.20-24.

160. Рыбаков 1994 Рыбаков, Б.А. Язычество древних славян Текст. / Б.А. Рыбаков. - М.: «Наука», 1994. - 608 с.

161. Рыбалко 1995 Рыбалко, А.А. История и быт казаков Новолинейного района (этнографический очерк) Текст. / А.А. Рыбалко // Аркаим. Исследования. Поиски. Открытия. - Челябинск, 1995. - С. 117-134.

162. Рынков 1987 Рычков, П. Топография Оренбургская, то есть обстоятельное описание Оренбургской губернии Текст. / П.Рычков // Рифей, 1987 : Урал, краевед, сб. - Челябинск, 1987. - С. 194-223.

163. Сахаров 1885 Сахаров, И.П. Сказания русского народа : праздники и обычаи Текст. / И.П. Сахаров. - СПб., 1885.

164. СД 1 Славянские древности : этнолингвистический словарь в 5-ти томах /Под ред. Н.И. Толстого. - Т.1 : А-Г. - М. : Междунар. отношения, 1995. - 584с.

165. СД 2 Славянские древности : Этнолингвистический словарь в 5-ти томах /Под общей ред. Н.И. Толстого. Т.2 : Д-К (крошки). - М. : Междунар. отношения, 1999. - 704с.

166. СД 3 Славянские древности : Этнолингвистический словарь в 5-ти томах /Под общей ред. Н.И. Толстого. Т.З : К (Круг) - П (Перепелка) - М. : Междунар. отношения, 2004. - 704с.

167. Сементовский 1881 Сементовский, С.Н. Свадебные обычаи по казачьим селениям Троицкого уезда (Оренбургской губернии) Текст. / С.Н. Сементовский // Оренбургские епархиальные ведомости. - 1881. - №5, С. 194202; №6, С. 234-240.

168. Сергеев 1997 Сергеев, В. 400 лет Табынской иконе Божией Матери Текст. / В. Сергеев // Магнитогорский рабочий. - 1997. - 28 мая. - С.З.

169. Сергеев 2004 Сергеев, В. История Табынской Иконы Божией Матери Текст. / В. Сергеев. - Издательство «Колокол», 2004. - 100 с.

170. Серов 2003 Песни, обычаи и обряды станицы Магнитной. Материалы по традиционной культуре, фольклору и этнографии станицы Магнитной Текст. / Сост. А.Г. Серов. - Магнитогорск, 2003. -196 с.

171. СМ 1995 Славянская мифология. Энциклопедический словарь. - М.,1995.

172. СМ 2002 Славянская мифология. Энциклопедический словарь. Изд.2-е.- М.: Междунар. отношения, 2002. 512 с.

173. Смирнова 2006 Смирнова, О. Водосвятный молебен и крестный ход на озеро Пустое Текст. / О. Смирнова // Магнитогорский рабочий. - 2006. - 17 июня. - С.13.

174. Снессорева 1996 Земная жизнь пресвятой богородицы и описание святых чудотворных ее икон (Сост. София Снессорева) Текст. / С. Снессорева.- Омско-Тарская Епархия, 1996.

175. Соколова 1979 Соколова, В.К. Весенне-летние календарные обряды русских, украинцев и белорусов. XIX - начало XX в. Текст. / В.К. Соколова. -М., 1979.

176. Сологуб 1999 Сологуб, М.В. Крестный ход Текст. / М.В. Сологуб // Красный уралец. - 1999. - 19 июня.

177. СНМ Списки населенных мест Оренбургской губернии. 1892.

178. СРГСУ Словарь русских говоров среднего Урала. В 3-х т. -Свердловск, 1971.

179. СРЯ Словарь русского языка/XI- XVII вв. - М.,1992. ССРЛЯ - Словарь современного русского литературного языка. В 17-ти т.-Л.,1965.

180. Стариков 1884 Стариков, Ф. М. Откуда взялись казаки Текст. / Ф.М. Стариков. - Оренбург, 1884. - 324 с.

181. Стариков1890 Стариков, Ф.М. Краткий исторический очерк Оренбургского казачьего войска с приложением статьи о быте оренбургских казаков и карты Текст. / Ф.М. Стариков. - Оренбург, 1890. - 180 с.

182. Сумцов 1996 Сумцов, Н.Ф. Символика славянских обрядов . Избранные труды Текст. / Н.Ф. Сумцов. - М., 1996.

183. Толстой 1995 Толстой, Н.И. Язык и народная культура. Очерки по славянской мифологии и этнолингвистике Текст. / Н.И. Толстой. Изд.2-е, испр.- М.: изд-во «Индрик», 1995.

184. Топоров 2000 Топоров, В.Н. Пространство Текст. / В.Н. Топоров // Мифы народов мира. Энциклопедия : в 2-х т. / Гл. ред. С.А. Токарев. - М., 2000.- С.340-342.

185. ТОУАК Труды Оренбургской ученой архивной комиссии (Вып. V-VIII, X, XVIII, XXX, XXXV).

186. Фасмер 1986 Фасмер, М. Этимологический словарь русского языка. В 4-х томах. - М., 1986.

187. Федоров 2006 Федоров, Н. Крестный ход у озера Пустое Текст. / Н. Федоров // Магнтогорский рабочий. - 2006. - 28 июня. - С.З.

188. Федорова 1997 Федорова, В.П. Свадьба в системе календарных и семейных обычаев старообрядцев Южного Зауралья Текст. / В.П. Федорова. -Курган : изд-во Курганского госуниверситета, 1997. - 283 с.

189. Францева 1998 Францева, Е. Святое место на берегу Пустого озера Текст. / Е. Францева // Челябинский рабочий. - 1998. - 8 июля. - С.З.

190. Хроленко 2001 Хроленко, А.Т. Лингвокультуроведение : Учебное пособие Текст. / А.Т. Хроленко. - Курск : изд-во РОСИ, 2001. - 180 с.

191. Цеханская 1998 Цехаская, К.В. Икона в жизни русского народа Текст. / К.В. Цеханская. - изд-во «Правослвный паломник», 1998. - 320 с.

192. Черепанова 1996 Черепанова, О.Ю. Зимние праздники оренбургских казаков Текст. / О.Ю. Черепанова // Оренбургское казачье войско. Культура. Быт. Обычаи : Сб. науч. тр. / Под ред. А.П. Абрамовского. - Челябинск, 1996. -С.96-106.

193. Чернавский 1900 Чернавский, Н. Оренбургская епархия в прошлом ее и настоящем Текст. /Н. Чернавский. -Вып.1. - Оренбург, 1900.

194. Чернавский 1902 Чернавский, Н. Оренбургская епархия в прошлом ее и настоящем Текст. / Н. Чернавский. - Вып.2. - Оренбург, 1902.

195. Чернов 1907 Записки генерал-майора И.В. Чернова Текст. // Труды Оренбургской ученой архивной комиссии. Выпуск XVIII. - Оренбург, 1907.

196. Чистов 1986 Чистов, К.В. Народные традиции и фольклор (очерки и теории) Текст. / К.В. Чистов. - Л., 1986.

197. Чичеров 1957 Чичеров, В.И. Зимний период русского земледельческого календаря XVI-XIX веков Текст. / В.И. Чичеров. - М., 1957.

198. Шейн 1898 Великорусе в своих песнях, обрядах, верованиях, сказках, легендах и т.п. Материалы собранные и приведенные в порядок П.В. Шейном Текст. / П.В. Шейн. Т.1. - СПб., 1898.

199. Щепанская 1995 Щепанская, Т.Б. Кризисная сеть (традиции духовного освоения пространства) Текст. / Т.Б. Щепанская // Русский Север. К проблеме локальных групп. - СПб., 1995. - 319с.

200. Щепанская 1999 Щепанская, Т.Б. Пронимальная символика Текст. / Т.Б. Щепанская // Женщина и вещественный мир культуры у народов России и Европы. (Сборник МАЭ, t.LVII) / Сост. Л.С. Лаврентьева, Т.Б. Щепанская. -СПб., 1999. -С.149-191.

201. Шувалов 1982 Шувалов, Н.И. От Парижа до Берлина по карте Челябинской области: (топонимический словарь) Текст. / Н.И. Шувалов. -Челябинск, 1982. - 123 с.

202. ЭС Энциклопедия суеверий. - М., 1995.

203. Юдин 1999 Юдин, А.В. Русская народная духовная культура: Учебное пособие для студентов ВУЗов Текст. / А.В. Юдин. - М., 1999. - 331 с.