автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Рецептивный эффект "своего писателя" в творчестве М.М. Зощенко

Полный текст автореферата диссертации по теме "Рецептивный эффект "своего писателя" в творчестве М.М. Зощенко"

На правахрукоп иси

Думченко Олеся Евгеньевна

РЕЦЕПТИВНЫЙ ЭФФЕКТ «СВОЕГО ПИСАТЕЛЯ» В ТВОРЧЕСТВЕ М.М. ЗОЩЕНКО

Специальность: 10.01.01 -Русская литература

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Томск 2004

Работа выполнена на кафедре русской литературы Новосибирского государственного педагогического университета

Научный руководитель:

доктор филологических наук, доцент И. В. Силантьев

Официальные оппоненты:

доктор филологических наук, профессор В.Е. Головчинер

кандидат филологических наук, доцент Т.Л. Воробьева

Ведущая организация:

Кемеровский государственный университет

Защита состоится 22 декабря на заседании диссертационного совета Д 212,267,05 при Томском государственном университете по адресу: 634050, г. Томск, пр. Ленина, 36

С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке Томского государственного университета.

Автореферат разослан " " ноября 2004 года

Ученый секретарь диссертационного совета профессор

Л.А. Захарова

Общая характеристика работы

Диссертация посвящена изучению рецептивного эффекта «своего читателя» в творчестве М.М. Зощенко и стратегий эстетической коммуникации в произведениях писателя, направленных на формирование данного эффекта.

Актуальность работы определяется необходимостью осмыслить феномен творчества М.М. Зощенко в аспекте полюса читательской рецепции и его роли для писателя. Несмотря на то, что исследователями констатировался факт исключительной важности для художественного мира М.М. Зощенко читательского начала, детальное изучение вопросов рецепции и выявление корреляций между определенными «рецептивными эффектами» и поэтикой писателя оставалось за пределами зощенковедения

Целью данной работы является исследование стратегий эстетической коммуникации в произведениях М.М. Зощенко и свойственного им рецептивного эффекта «своего писателя», а также выявление тех особенностей поэтики писателя, которые являются основаниями данного эффекта.

В работе поставлены следующие задачи:

- Описать особенности традиции изучения творчества писателя, актуализируя основные концепты, методы и ключевые понятия зощенковедения. Рассмотреть взаимопроникновение и взаимовлияние позиций критика и писателя в творчестве М.М. Зощенко.

- Проанализировать корреляции между рецептивным эффектом «своего писателя» и особенностями нарративных структур произведений М.М. Зощенко.

- Раскрыть подобие «синтаксиса» художественной речи произведений писателя и внутренней речи (согласно концепции Л. С. Выготского) как значимую предпосылку рецептивного эффекта «своего писателя», зафиксированного в читательских письмах к М.М. Зощенко.

Методологической базой для настоящей работы послужил теоретико-аналитический инструментарий рецептивно-эстетического и нарратологического подходов.

Материалом исследования послужили рассказы М.М. Зощенко 1920-30-х годов, а также «Письма к писателю» и «Перед восходом

I

«Мишель Синягин», «Возвращенная молодость» и другие произведения писателя. В качестве примеров читательской рецепции использовались опубликованные читательские письма к М.М. Зощенко. Работы литературоведческого и критического плана в области творчества писателя также рассматривались как примеры рецепции профессиональных читателей.

Новизна работы состоит в том, что структура художественного мира М.М. Зощенко рассматривается как воплощение стратегий эстетической коммуникации, характеризуемых рецептивным эффектом «своего писателя».

На защиту выносятся следующие положения:

- Пути и традиции зощенковедения следует соотносить с такой особенностью художественного мира писателя, как «автометатекстуальность».

- Одной из основных предпосылок рецептивного эффекта «своего писателя», в читательских письмах к М.М. Зощенко, является «выход» на уровень высказываний метакоммуникативного, металитературного и металингвистического характера.

- В творчестве М.М. Зощенко можно выделить две стратегии эстетической коммуникации, характеризуемые импликацией и экспликацией метавысказываний. В обоих случаях рецептивный эффект «своего писателя» сохраняется, однако при экспликации он обеспечивается близостью мировоззрения конкретного автора и эксплицитного нарратора (общностью смыслов), а при импликации поддерживается аналогичностью способов выстраивания смысла на уровне литературного произведения в целом и на уровне эксплицитного нарратора (общность алгоритма обнаружения смыслов). При этом потенциал читательской креативности выше в случае импликации метавысказываний.

- Другим важным основанием рецептивного эффекта «своего писателя» нам представляется подобие «синтаксиса» художественной речи произведений М.М. Зощенко и внутренней речи по Л. С. Выготскому.

Практическая значимость данной работы связана с назревшей необходимостью рассмотрения творчества М.М. Зощенко с позиций соответствующих литературно-эстетической концепции писателя, в которой читательский полюс имеет исключительно важное значение.

Материалы данного исследования могут использоваться для специальных курсов по творчеству М.М. Зощенко, а также для спецкурсов по теории литературы, посвященных вопросам прагматики художественного текста.

Апробация работы. Материалы диссертации докладывались на конференции преподавателей и студентов Нового сибирского университета (2001 г.), на конференции молодых ученых Института филологии СО РАН (2004 г.), а также на аспирантском семинаре филологического факультета Новосибирского государственного педагогического университета (2004 г.). По материалам диссертации опубликовано четыре статьи.

Структура работы включает введение, 3 главы и заключение. Диссертация изложена на 203 страницах, список литературы составляет 239 названий.

Основное содержание работы

Во введении очерчивается проблемное поле исследования, формулируется цель работы, а также ее теоретические и методологические основания. Рецептивный эстетика - одна из методологических основ исследования. Ключевые термины и понятия рецептивного подхода, используемые в работе, связаны преимущественно с описанием процесса выстраивания (конструирования) смысла. Магистральные пути выстраивания смыслов, алгоритм которых заложен в художественных произведениях, мы называем стратегиями эстетической коммуникации. Описание этих стратегий сопряжено с выявлением топосов коммуникативной

определенности/неопределенности. Ведущие теоретики рецептивного подхода Х.-Г. Гадамер, Х.Р. Яусс, Р. Ингарден, Я. Мукаржовский сходятся в том, что процесс эстетической коммуникации может быть описан при помощи логики вопроса и ответа. Вопрос, содержащийся в тексте, предполагает диапазон возможных ответов читателя в процессе чтения, которое само по себе уже есть интерпретация (Г.-Х. Гадамер, 1988).

В целях детального изучения стратегий эстетической коммуникации в творчестве М.М. Зощенко мы используем методы нарратологического анализа (описание взаимодействия повествовательных уровней и инстанций), предложенные в работе В. Шмида «Нарратология», а также методы контекстологического анализа

(«стилистики декодирования» (И.В. Арнольд), в том числе метод «тематической сетки» и анализ «сильной позиции» (заглавия, эпиграфа, начала и конца текста).

При исследовании вопросов соотношения рецептивного эффекта «своего писателя» и поэтики произведений М.М. Зощенко привлекались также работы психологической направленности. Так, для объяснения социально-терапевтического воздействия текстов писателя мы использовали модель патологической коммуникации, разработанную в трудах Г. Бейтсона. Бессознательный характер механизма включения рецептивного эффекта «своего писателя» при прочтении произведений М.М. Зощенко описывается при помощи теории «внутренней речи» Л. С. Выготского.

Во введении также оговаривается значение ключевых понятий. Термин «автометатекстуальность» является производным от понятия «автометатекст», предложенного Ж. Женнетом. Автометатекст, по Ж. Женнету, это такое художественное произведение, в котором алгоритм самоописания включен непосредственно в текст. Понятие «автометатекстуальность» используется в настоящей работе при характеристике особенностей художественного мира М.М.Зощенко, для которого характерно свойство самоописания. Использование данного понятия позволяет описать некоторые особенности зощенковедческого дискурса, а также ответить на вопрос о механизмах создания рецептивного эффекта «своего писателя».

Первая глава диссертации посвящена исследованию литературоведческого корпуса работ по творчеству М.М. Зощенко. В главе описываются традиции изучения творчества писателя, актуализируются основные концепты, методы, ключевые понятия зощенковедения, в связи с такой особенностью творчества Зощенко, как «автометатекстуальность».

Рассмотрение произведений М.М. Зощенко с точки зрения заложенных в них алгоритмов интерпретации и одновременное изучение корпуса литературоведческих текстов, анализирующих его творчество, делает очевидным факт наличия эксплицированной «программы исследовательской генерализации» (Ж. Жаннет, 1998) в творчестве писателя.

На примерах соположения основных направлений зощенковедческой мысли и их очертаний, данных непосредственно в произведениях писателя им самим, в настоящей работе раскрывается особенность зощенковского универсума, заключенная в

сближении и пересечении сфер литературы и критики. Писатель и критик в границах художественного мира М.М.Зощенко сближаются в поисках самоидентификации, попытках со-ориентации в языковой стихии, писатель примеряет «маску» критика, выполняя его функцию.

Позицию исследователя М.М. Зощенко занимает уже в ранней задуманной книге литературно-критических статей «На переломе», в которой анализируется современная писателю литературная ситуация. Аналитическое отношение писателя к позиции литературоведов и критиков также находит выражение в пародиях на критические и аналитические работы, Таковы, например, пародии, написанные в период с 1922-1926 г.: «О «Серапионовых братьях» (на В. Шкловского), «О Бор. Пильняке» (на работы К. Чуковского). На раннем этапе творчества писателя также присутствует момент авторефлексии, проявляющийся, в частности, в автопародии «Слоновое приключение». Позднее, в автоаналитических статьях и автобиографиях, число которых, начиная с 1928 г., неуклонно росло, а также в художественных текстах писателя («Перед восходом солнца», «Возвращенная молодость», «Письма к писателю», «Мишель Синягин», «Шестая повесть Белкина», «Голубая книга») М.М. Зощенко также занимает исследовательскую позицию. В контексте нашей работы особенный интерес представляет автоаналитическая функция позиции исследователя, проявляющаяся в произведениях писателя. Алгоритмы исследования творчества М.М. Зощенко включены в ткань его произведений под знаком авторефлексии не только в виде металитературных и металингвистических, но и метакоммуникативных высказываний (под метакоммуникативными высказываниями, вслед за Г. Бейтсоном, мы понимаем собственно высказывания об общении).

В этой связи в работе описывается ряд авторских способов указания релевантных путей интерпретации собственных текстов. Самый распространенный из них - это непосредственное упоминание в художественных произведениях имен и названий произведений тех авторов, с которыми, по мнению М.М. Зощенко, следует сопоставлять его произведения. Так, например, традиционные для зощенковедения сравнения с Н.В. Гоголем и АЛ. Чеховым отчасти инициированы самим писателем. В беседе с писателем, опубликованной в журнале «Литературная учеба» № 3 в 1930 г. на вопрос «Как вы начали писать небольшие рассказы, вероятно, кто-нибудь на вас

влиял? Чехов или О. Генри?» Зощенко отвечает: «О. Генри никакого влияния на меня не имел. Первые мои рассказы были написаны под влиянием старых традиций, может быть, Чехова, возможно, Гоголя. Это дело критики разобрать, как они написаны, под каким влиянием». Ответ М.М. Зощенко отражает его стратегию по отношению к критике: с одной стороны, это формулирование и констатация роли и задач критики, с другой, указание адекватных трактовок, сравнений и т. д. Так, в зощенковедении самыми разработанными вопросами в плане интертекстуальности являются разноуровневые параллели с творчеством Гоголя (Ю. Н. Тынянов, М.О. Чудакова, ^В. Кадаш, А. К. Жолковский, С. Popldn и др.). Художественный универсум Чехова также является предметом интертекстуальных исследований творчества Зощенко (А.К. Жолковский, С. Popkin, Л.В. Лукьянова). Другие интерпретационные ориентиры, заданные в текстах М.М. Зощенко, также были восприняты и развернуты исследователями: сопоставление с творчеством Л.Н.Толстого (А.К. Жолковский), параллели с творчеством А.С. Пушкина (М.О. Чудакова, СА. Фомичев).

Повесть «Перед восходом солнца» представляет собой сосредоточие эксплицированных алгоритмов прочтения и в полной мере отражает такое качество зощенковского универсума, как «автометатекстуальность».

Квазибиографический автор повести открывает внимательному исследователю не только значимые для интерпретации имена, такие как Н.В. Гоголь, Л. Н. Толстой, А.С. Пушкина, современников: Маяковского, Блока, Горького и др., но и способы, методы исследовательского поиска. Например: «Неожиданно я вспомнил свою книгу «Возвращенная молодость». Я писал ее еще слепой рукой. Я тогда еще не понимал многого. Мои поиски тогда были направлены главным образом на сознание. Я слишком малоуделял внимание тому, что было за порогом сознания.

Что же водило мою руку в той книге? Несомненно, страх....

Я не стал пока распутывать всю цепь мыслей вокруг этих «больных» предметов....» («Перед восходом солнца»).

А.К. Жолковский «распутывает» эту указанную Зощенко цепь «больных предметов», проецируя «данные ПВС на остальной, и прежде всего, комический корпус произведений Зощенко» (А.К. Жолковский, 1999). Исследователь

разворачивает включенный в текст повести алгоритм «исследовательской генерализации».

Таким образом, результаты сопоставительного анализа зощенковедческих исследований и эксплицированных интерпретационных ориентиров в произведениях писателя, а также в многочисленных автобиографиях и автоаналитических статьях, свидетельствуют об осознанной работе М. М. Зощенко с компетентным читателем, об использовании им механизмов литературного процесса (института литературной критики и литературоведения) в целях формирования адекватного понимания собственного творчества у широких читательских масс. Одним из шагов к этому результату явилось формирование адекватного образа писателя.

Среди актуальных концептов зощенковедения выделяются следующие: игра, загадка, мещанство и прочее. Все они сопряжены с «дискурсивной метафорой» зощенкозедения - «маской». Концепт «Маска» пронизывает весь корпус аналитических и критических работ по творчеству писателя. Более того, трактовки самого понятия «маски», существующие в литературоведении, вообще органично соотносятся с основными зощенковедческими парадигмами. Особенно актуальным представляется соположение творчества М.М. Зощенко с теорией авто-био-реконстуктивной маски Н.Н. Евреинова, суть которой состоит в том, что актер играет самого себя в прошлом. Этот алгоритм передачи/понимания (конструирования) смыслов актуален для стратегий эстетической коммуникации, реализуемой в рассказах М.М. Зощенко.

Детальное описание стратегий эстетической коммуникации, проявляющихся в творчестве М.М. Зощенко, дано во второй главе.

Одной из основ создания рецептивного эффекта «своего писателя» выступает пронизывающий все уровни зощенковского текста план метавысказываний, которые носят металитературный, металигвистический и метакоммуникативный характер. В произведениях писателя предметом эстетической коммуникации является собственно коммуникация и эстетическая коммуникация в частности. При рассмотрении метакоммуникативности в текстах М.М. Зощенко, в соотнесении с различными нарративными структурами его произведений, в диссертации выделяется

две стратегии эстетической коммуникации, характеризуемые «имплицитными» и «эксплицитными» метавысказываниями.

Метавысказывания встречаются и в рассказах (стратегия имплицитной метакоммуникативности), и в «серьезных» произведениях писателя (стратегия эксплицитной метакоммуникативности). И в том, и в другом случае они располагаются на уровне эксплицитного нарратора. В «серьезных» произведениях ММ. Зощенко, таких как «Перед восходом солнца» и «Письма к писателю», метавысказывания эксплицитного нарратора близки системе ценностей реального писателя М М. Зощенко. Стратегия эстетической коммуникация, реализованная в них, предполагает более узкий диапазон возможных читательских интерпретаций, соотносимый с высказанными (вербализованными) смыслами. В «серьезных» произведениях М.М. Зощенко читатель «из первых рук» получает «готовые» смыслы. Такова, например, прямая формулировка цели в «Письмах к писателю»: «...но только я стою за перестройку читателей, а не литературных персонажей. И в этом моя задача. Перестроить литературный персонаж - это дешево стоит. А вот при помощи смеха перестроить читателя, заставить читателя отказаться от тех или иных мещанских и пошлых навыков - вот это будет правильное дело для писателя»

Метавысказывания эксплицитного нарратора зощенковских рассказов, данные в пародийном ключе, одновременно актуализируют объединяющий потенциал юмора и приглашают читателя к «сотрудничеству» по выработке настоящих смыслов. Тогда как стимуляция креативного начала в читателе не столь сильна в случаях «прямой» формулировки целей творчества, при «серьезном» разъяснении смыслов тех или иных знаков, поступков, высказываний, явлений, поскольку «лобовая» формулировка предполагает либо ее принятие, либо непринятие. Маршрут читательской мысли задан в этом случае довольно жестко. «Имплицитная» метатекстуальность «смешных» вещей М.М. Зощенко, напротив, предлагает читателю некоторую задачу, решив которую, читатель получает представление о содержании сообщения, а также информацию о причине, по которой сообщение строится не в прямой форме. При таком подходе диапазон релевантных трактовок существенно расширяется. Так, например, пародийная экспликация цели в рассказе «Землетрясение» (1929) стимулирует читательские размышления по поводу настоящей цели и задач автора: «Чего хочет автор сказать этим художественным произведением? Этим

произведением автор энергично выступает против выпивки и пьянства. Жало этой художественной сатиры направлено в аккурат против выпивки и алкоголя. Автор хочет сказать, что выпивающие люди не только другие, более нежные вещи -землетрясение и то могут проморгать. Или как в одном плакате сказано: «Не пей! С пьяных глаз ты можешь обнять своего классового врага! И очень даже просто» (Землетрясение, 1929).

В рассказах, таким образом, можно видеть четкую аксиологическую границу между абстрактным автором, реализующим на уровне художественного целого замысел конкретного автора, и эксплицитным нарратором («рассказчиком» или «полуинтеллигентным писателем» «Сентиментальных повестей» и «Голубой книги»). При этом между данными нарративными инстанциями прослеживается функциональное родство: основная их функция заключается в выводе отношений на уровень метавысказываняй. Например, эксплицитный нарратор в рассказе «Теперь-то ясно» (1925) пытается прояснить «...какой это праздник масленица. И можно ли советскому гражданину блины лопать? Или это есть религиозный предрассудок?» При этом эксплицитный нарратор (герой-рассказчик) «собирает» и интерпретирует знаки. При всей пародийной сниженности образа эксплицитного нарратора он занят тем же, чем и конкретный автор, находящийся на внетекстовом уровне - пытается прояснить значение того или иного феномена, как правило, феномена социального, в данном случае, «невыясненного» праздника.

Для того, чтобы прояснить смысл знака, то есть сделать метакоммуникативный вывод, герой сам фальсифицирует значение своего поведения: «Вызвался я добровольно заглянуть в кухню. Заглянул вроде как за ключом от проходного». Ход эксплицитного нарратора, действующего в изображаемом мире, представляет миниатюрную модель стратегии эстетической коммуникации рассказов М.М. Зощенко, реализуемую на уровне художественного произведения в целом, на уровне абстрактного автора. Чтобы понять или объяснить смысл знаков, которые представляют собой тот или иной феномен в зощенковском мире, нужно временно стать кем-то другим, нужно трансформировать границы собственной личности, разотождествиться с самим собой, «сыграть» другое лицо, другое состояние, другой смысл. В этой связи актуально обращение к концепции «авто-био-реконструктивной» маски Н.Н. Евреинова, суть которой состоит том, что актер играет самого себя в

прошлом. В данном случае для нас нерелевантен временной аспект, хотя большинство рассказов представляет собой рассказывание-разыгрывание эксплицитным нарратором событий, произошедших с ним в прошлом. Принципиально важным здесь является момент игры в самого себя, фальсификация знаков собственных чувств и мотивов. Сближение у ровней абстррктного автора и эксплицитного нарратора, таким образом, происходит в плане структуры коммуникации: для передачи (выявления) смысла знаков (уровень метавысказываний) эксплицитный нарратор вынужден выйти за пределы себя - либо «сыграть» себя в прошлом, либо «сыграть» себя «возможного». В свою очередь, на уровне построения художественного целого инстанция «эксплицитного нарратора» сама по себе есть результат «игры» автора, результаг разотождествления автора с самим собой.

Своеобразное сочетание двух стратегий эстетической коммуникации наблюдается в «Письмах к писателю». В произведении на уровне абстрактного автора (на уровне произведения в целом) реализуются две стратегии эстетической коммуникации: с одной стороны, читатель прямо характеризуется на уровне первичного эксплицитного нарратора в предисловии и комментариях, а с другой, на уровне литературного произведения посредством такою творческого решения, как публикации писем, писатель показывает своих читателей, при этом авторы писем -вторичные эксплицитные нарраторы.

Принципиальная разница между нарративной структурой рассказов и «Писем к писателю» заключается в том, что в рассказах «пустые места», топосы «коммуникативной неопределенности» располагаются как раз на уровне оценки метавысказываний эксплицитного нарратора (рассказчика или «полуинтеллигентного писателя»), а в «Письмах к писателю» эта «коммуникативная неопределенность» заполнена авторской речью, комментирующей каждое письмо. Может показаться, что таким образом происходит снижение стимулирования поиска читательской интерпретации по сравнению с рассказами, наполненность «пустых мест», топосов «коммуникативной неопределенности» прямыми речевыми метавысказваниями автора - что является поводом к остановке поиска смыслов (к примеру, снимается «коммуникативная неопределенность» авторского мнения).

Однако «Письма к писателю» открывают другую возможность для читательской активности, обозначая «места коммуникативной неопределенности», требующие

заполнения смыслом на другом уровне: сами письма как пример читательских интерпретаций побуждают читателей сравнивать с ними свое восприятие произведений М.М.Зощенко, а также соотносить примеры читательской интерпретации с комментариями писателя, тем самым осознавая релевантность тех или иных прочтений. Публикация писем открывает реальному читателю набор возможных прочтений, трактовок, направляя внимание на адекватные, по мнению автора, интерпретации в комментариях. Так, главка «Дельная критика» в «Письмах к писателю», содержащая письмо «от рабочих М. Б. - Б. ж. д.», включает следующий комментарий эксплицитного автора: «Это исключительно неглупое и интересное письмо. Правда, оно мне льстит. Но я стараюсь быть выше каких-то своих корыстных ощущений и оцениваю это письмо беспристрастно.

Письмо замечательно интересное. Я несколько раз читал его и только диву давался - откуда взялись такие наблюдательные критики.

Я послал им обширное письмо, в котором, кроме всего прочего написал о происхождениизлополучного слова «зануда».

Прежде всего, я коснулся ругани вообще. Я написал, что нельзя абсолютно изгонять бранные слова из литературы. Надо прежде изменить быт. Надо перестать ругаться. Итогдалитература сама выкинет прискорбные слова. А иначе получится сильное несоответствие между литературой и бытом».

Любопытно, что сами письма иногда содержат в себе антиципацию читательской рецепции писателя М.М. Зощенко: «Простите, пожалуйста, нас, что надоедаем вам этим письмом, но просим не смотреть на него как на обычное письмо какого-нибудь поклонника (а они у вас, конечно, есть), расхваливающее ваши произведения и оканчивающиеся слезной просьбой «пристроить рассказик». Этого вы здесь не встретите» («Дельная критика»). Предвосхищение читательского восприятия писателем, с одной стороны, и предвосхищение читательской рецепции писателя читателями (авторами писем к нему), с другой стороны, со всей очевидностью показывают сам процесс эстетической коммуникации, моделирует ее общий принцип взаимоактуализации - ив тексте, и в читателе смысла, который транстекстуален и интерсубъективен. В «Письмах к писателю» читатель предстает полноправным участником литературного процесса, становится причастным к «великой русской литературе». «Письма к писателю», таким образом, представляют собой модель

эстетической коммуникации. Но это не теоретический конструкт, а, если можно так выразиться, художественно исполненная модель, которая делает очевидным то, что «...при анализе той или иной коммуникативной стратегии необходимо, прежде всего, учитывать то, что она развертывается в пространстве чтения, вступая в которое, читающий не только читает, но и становится читаемым. Более того, лишь в той мере, в какой можем быть читаемыми, осуществляется процесс чтения. Наша читаемость -существенный добавок, который позволяет создать коммуникативный канал» (В.А. Подорога, 1995). Металитературность каждого отдельного письма с комментариями в миниатюре отражает металитературность «Писем к писателю», которые, в свою очередь, являются миниатюрной моделью процесса эстетической коммуникации.

Так, если в рассказах эксплицитный автор занят различением, расшифровкой знаков, выяснением их истинного значения в разных сферах жизни, в том числе и в литературе (иначе говоря, в рассказах предметом повествования выступают разного рода вербальные коммуникации), то «Письма к писателю» концентрируют внимание читателя собственно на отношении «писатель-читатель», актуализируя коммуникативную сторону литературного процесса. В фокусе «Писем к писателю» находится процесс эстетической коммуникации как таковой. Таким образом, на уровень сознания выводятся неосознаваемые обычно аспекты литературного процесса.

Другая посылка рецептивного эффекта «своего писателя», при которой общность апперцепции между писателем и его аудиторией достигается посредством актуализации бессознательных механизмов, рассматривается в третьей главе диссертации. Основой для данного подхода к тексту служат представления о том, что любой художественный текст актуализирует принципы функционирования «внутренней речи», однако в творчестве автора «Писем к писателю» эта особенность выражена наиболее рельефно. Рельефность усиливается тем, что повествование в произведениях М.М. Зощенко осуществляется на пересечении различных языковых стихий: внутренней и внешней, диалогической и монологической, письменной и устной речи. Так, конкретный внетекстовый читатель не столько слышит внутреннюю речь эксплицитного нарратора, сколько видит сам процесс перевода внутренней речи во внешнюю и даже отчасти (благодаря постоянной игровой смене функций нарративных

инстанций) ощущает себя переводящим внутреннюю речь во внешнюю, испытывая вместе с героем все сложности этого процесса. Именно этим своеобразным переводом объясняется, то, что в произведениях М.М. Зощенко «на <...> «лишних» словах и строится главным образом художественный эффект» (М.О. Чудакова, 1979).

Цель третьей главы диссертации состоит в изложении аргументов, подтверждающих тезис о том, что, участвуя в создании текста, читатель произведений М М. Зощенко одновременно структурирует свое мировоззрение. А «синтаксис» произведений писателя, как показывается при анализе текстов, аналогичен «синтаксису» внутренней речи, описанному Л. С. Выготским, что создает у читателя иллюзию собственной «внутренней речи». Это является одной из основных посылок «эффекта своего писателя», зафиксированного в читательских письмах. Прежде чем приступить к непосредственному анализу текстов, необходимо еще раз отметить, что мы говорим не о тождестве «синтаксиса» произведений М.М. Зощенко и «синтаксиса внутренней речи», а лишь о приблизительной эквивалентности, которая, хотя и свойственна любому художественному тексту, в произведениях М.М. Зощенко особенно актуальна. Эта актуальность обусловлена специфическим явлением, находящим свое отражение в творчестве писателя: превращение слушателя в процессе восприятия в потенциального исполнителя.

Задачи данной главы состоят в выявлении в художественной речи произведений М.М. Зощенко особенностей, коррелирующих с ключевыми характеристиками внутренней речи. В качестве отправных точек анализа мы выбираем следующие аспекты «внутренней речи», выявленные Л. С. Выготским: знаковое отсутствие подлежащего, предикативность, особенности «внутренней речи», проистекающие из превалирования во «внутренней речи» смысла над значением (Л.С. Выготский, 2001).

Поскольку аналогия «синтаксиса внутренней речи» и «синтаксиса» художественной речи произведений М.М. Зощенко состоит в том, что читатель ощущает себя переводящим внутреннюю речь во внешнюю, то читатель испытывает вместе с героем все сложности этого процесса. Так, одна из таких сложностей -постоянные ономастические сложности эксплицитного нарратора и персонажей М.М. Зощенко. При переводе внутренней речи с ее абсолютной предикативностью в речь внешнюю с неизбежностью встает вопрос именования. Формула «один из нас» -ключевая к пониманию функционирования имени собственного в произведениях

М.М. Зощенко, она отражает прагма гику «социального заказа» писателя и мотивирована ей. Наличие имени собственного в зощенксвском мире есть лишь способ указать на его случайность и, в конечном итоге, на знаковое отсутствие такового. Ведь с учетом прагматической посылки писателя, имеющей целью переделать не героя, а читателя, имя должно быть таким, чтобы каждый мог подставить вместо него имя своего знакомого, а в идеале свое собственное.

Формула «один из нас» также позволяет рассматривать особенности функционирования имени собственного как следствие реализуемой стратегии эстетической коммуникации, актуализирующей среди прочего «перевод» с языка «внутренней речи» на язык «внешней», и вследствие этого являющейся одной из посылок к рецептивному эффекту «своего писателя».

Нивелирование значимости имени собственного в мире героев означает не пренебрежение к личности, а сопротивление «самосознанию», что, в свою очередь, концентрирует внимание не только на отсутствии такового, но и на необходимости его развития, ведь писатель стремился пародировать не людей, а их отдельные черты. Таким образом, отрицательные пародируемые черты и качества, с которыми надо бороться, не отделяются от читателя персонификацией, фиксируемой именем собственным как нечто присущее только герою, а не самому читателю, и поэтому способствуют становлению самосознания не героя, а читателя. «Тогда получается собирательный тип. Этот тип (в силу правильного рецепта) начинает жить, и довольный читатель восклицает: «Помилуйте, да это мой знакомый!» Я только не помню, кто это, но он, как живой», - пишет М.М. Зощенко, объясняя секреты своей писательской «кухни». (М.М. Зощенко О мещанстве // Лицо и маска Михаила Зощенко / Сост. Ю.В. Томашевского. М., 1994. С.96).

Ономастические трудности актуальны как на повествовательных уровнях эксплицитных нарраторов (первичного, вторичного и т. д.), так и на уровне персонажей. В последнем случае трудности, возникающие в процессе номинации, являются основой сюжета как при именовании человека (рассказы «Валя» и «Роза-Мария», «Свинство»), так и при именовании вещей («Происшествие на Волге»), Эксплицитный нарратор в разных качествах - рассказчика, «полуинтеллигентного писателя», «квазиавтобиографического писателя М.М. Зощенко» - также испытывает ономастические трудности. Часто непосредственно в произведение включены

металитературные высказывания, касающиеся мотивировки выбора названия этого произведения. При этом такие высказывания могут быть как серьезными в изложении «квазиавтобиографического писателя» («Перед восходом солнца», «Письма к писателю»), так и иронически подсвеченными, когда слово берет «полуинтеллигентный писатель» («О чем пел соловей?», «Голубая книга», «Мишель Синягин»).

Повествование от первого лица (безымянный зощенковский рассказчик) также относится к проблеме наименования. Повествование от первого лица, мотивируя выход на уровень метавысказываний, легитимизируя его, способствует тому, что в процессе восприятия произведений М.М. Зощенко у читателя создается иллюзия собственной «внутренней речи», точнее, перевода внутренней речи во внешнюю, что усиливается знаковым отсутствием имени собственного. Читатель не просто видит, как происходит перенос внутренней речи с ее отсутствием подлежащего и чистой предикативностью в речь внешнюю, устную (в рассказах), а участвует в акте перевода внутренних смыслов во внешний план, разделяя с эксплицитным нарратором все трудности этого процесса. Еще в 1928 году А.Г. Бармин в статье «Пути Зощенки» отметил, что рассказы М.М. Зощенко, «вызывают ощущение, передаваемое выражением «у читателя язык устал».

Второй аспект анализа при рассмотрении подобия «синтаксиса» произведений М.М. Зощенко «синтаксису внутренней речи» - это глаголы, и в первую очередь «глаголы говорения». «Глаголы говорения» маркируют переход внутренней речи во внешнюю, играя одну из ключевых ролей в создании рецептивного эффекта «своего писателя». Вообще, итерация семы «говорения» в произведениях писателя указывает на основную смысловую направленность творчества М.М. Зощенко, обращенного к универсальным законам речевого общения вообще и эстетической коммуникации в частности. Функцию глаголов говорения в поэтике М.М. Зощенко, как показала М.О. Чудакова, могут выполнять не только глаголы, содержащие сему говорения, но и глаголы, обозначающие побочное действие. Анализ распределения видо-временных форм по различным повествовательным уровням, с фиксацией внимания на глаголах говорения, позволил выделить основные тенденции функционирования глагольных форм в зощенковских текстах, способствующих созданию рецептивного эффекта «своего писателя»:

- Синхронная позиция повествования, выраженная глаголами прешедшего времени несовершенного вида на уровне первичного эксплицитного нарратора и глаголами настоящего времени на уровне вторичного эксплицитного нарратора вовлекает читатель внутрь самого рассказа, ставит на место героя.

- Глаголы прошедшего времени на уровне первичного и вторичного эксплицитного нарраторов выражают не столько прошлое как таковое, сколько способствуют смещению нарративного фокуса. Внимание читателя смещается с прошедших событий, поскольку они завершены и известны, на процесс рассказывания о событиях. Прошедшее время, выполняя функцию характеристики чего-либо, обозначает условия для развертывания «сцен» синхронного повествования, то есть можно говорить о том, что глаголы прошедшего времени в произведениях М.М. Зощенко направляют нарративный фокус собственно на процесс говорения.

- Глаголы говорения и глаголы, означающие «внутренние» состояния и ментальные процессы, даны обычно в первом и третьем лице настоящего времени и представляют «сцены», подготовленные глаголами прошедшего времени. Такая синхронная позиция повествования способствует уменьшению дистанции между литературой и реальностью в сознании читателя, поскольку внутренние процессы осмысливания, осознания, произнесения в мире героев происходят в одном временном плане с эксплицитным нарратором, который описывает этот процесс посредством глаголов настоящего времени, и с читателем, который, произнося при чтении «думаю» и «говорю», вслед за героем «думает» и «говорит» собственно в реальности. Слова текста и слова «внутренней речи» читателя, таким образом, время от времени совпадают, и степень доверия читателя к тексту и его создателю возрастает.

- Использование глаголов повелительного наклонения, индуцирующих активность читателя, даны на повествовательном уровне персонажей. Обрамление несколькими повествовательными уровнями снимает возможное сознательное сопротивление силе повелительного наклонения, но бессознательно читатель включается в пространство художественного текста.

Помимо тенденции нивелирования имени собственного и особой роли глаголов говорения, с позицией перевода «внутренней» речи во «внешнюю» связана корреляция поэтики рассказов М.М. Зощенко и устройства «внутренней речи»,

основанная на превалировании во «внутренней речи» смысла над значением (Л. С. Выготский, 2001).

Следствием преобладание смысла над значением являются агглютинация и «вливание смыслов».

Эти две особенности свойственны повествованию эксплицитного нарратора (рассказчика) в произведениях М.М. Зощенко. Приведем несколько примеров агглютинации. Так, яркий пример этого явления представляет собой слово «брендит» («сбрецдила» и «бредит») в рассказе «Жених», слово «безбелье» («дезабилье» и «без белья») в рассказе «Альфонс». Безусловно, природа агглютинации в речи зощенковского эксплицитного нарратора мотивирована не простым слипанием слов, а языковой некомпетентностью героя, который при переводе смыслов «внутренней речи» в план выражения «склеивает» их по принципу созвучия.

Агглютинацию особого рода представляет собой склеивание устойчивых выражений и фразеологизмов. Например, в рассказе «Монтер», один из героев - тенор - восклицает: «Мне голос себе дороже». В данной реплике как бы совмещаются: «мне голос дороже» и «себе дороже».

«Вливание смысла», по выражению Л С. Выготского, - особенность семантики «внутренней речи», которая, наряду с агглютинацией, является следствием преобладания во «внутренней речи» смысла над значением. Эта особенность отчетливо различима при анализе свойственных рассказам М М. Зощенко рефренов

Такие повторения, безусловно, являются осознанным приемом в поэтике М.М Зощенко, об этом говорит хотя бы факт присутствия таковых в автопародии «Слоновое приключение». Рефрен - прием многофункциональный Он служит как соразмерности произведения, так и созданию возможности приращения или «вливания смысла», постепенно повторяющаяся фраза становится «концентрированным сгустком смысла», вбирая в себя смысл контекстов, в которых оно повторяется За счет этого повторения в различных контекстах данный прием часто имеет в качестве побочного комический эффект. Это можно видеть на примере рассказа «Монтер» (1926).

«А без четверти восемь являются до этого монтера две знакомые ему барышни Или он ихраньше пригласил, или они сами приперлись - неизвестно Такявляются эти две знакомые барышни, отчаянно флиртуют и вообще просят их посадить в общую золу - посмотреть на спектакль»

«- Ах так, говорит Ну так я играть отказываюсь. Отказываюсь, одним словом, освещать ваше производство. Играйте без меня Посмотрим тогда, кто из нас важней и кого сбоку сымат ь, а кого в центр сажат ь

И сам обратно в будку. Выключил по всему театру свет к чертовой бабушке, замкнул на все ключи будку и сидит - отчаянно флиртует».

Вообще, с точки зрения стратегии эстетической коммуникации, содержащей предложение читателю «сыграть его роль» эксплицитного нарратора (рассказчика), рефрен есть своего рода «передышка» в сложной работе перевода внутренних смыслов во внешнюю речь. Рефрен заполняет паузы, он маркирует точку, в которой смысл становится словом, процесс внутренней работы рассказчика, который, произнося автоматически фразу-рефрен, в то же самое время подбирает слова для выражения «внутренних» смыслов. В этом смысле рефрен почти безгранично расширяет рамки своего значения.

В заключении подведены итоги исследования. В работе показано, каким образом традиции зощенковедения соотносятся с такой особенностью художественного мира писателя, как «автометатекстуальность». Данная особенность творчества М.М. Зощенко объясняет размывание границ между литературой и критикой в художественном универсуме М.М. Зощенко.

В диссертации раскрыта одна из основных предпосылок рецептивного эффекта «своего писателя», проявляющегося в читательских письмах к М.М. Зощенко, -смещение нарративного фокуса на уровень высказываний метакоммуникативного, металитературного и металингвистического характера. Выделены две стратегии эстетической коммуникации, характеризуемые импликацией и экспликацией метавысказываний. В обоих случаях рецептивный эффект «своего писателя» сохраняется, однако при экспликации он обеспечивается близостью мировоззрения конкретного автора и эксплицитного нарратора (общностью смыслов), а при импликации поддерживается аналогичностью способов выстраивания смысла на уровне литературного произведения в целом и на уровне эксплицитного нарратора (общность алгоритма обнаружения смыслов). При этом в работе показано, что потенциал читательской креативности выше в случае импликации метавысказываний.

В работе также раскрывается другое важное основание рецептивного эффекта «своего писателя», заключающееся в структурном подобии художественной речи

произведений М.М. Зощенко и феномена внутренней речи (Л.С. Выготский), который характеризуется предикативностью, отсутствием подлежащего, агглютинацией и другими особенностями, вызванные доминированием во внутренней речи смысла над значением.

В заключении также описаны перспективы дальнейшей работы и обозначены области приложения результатов исследования. Данные, полученные в результате изучения прагматического аспекта творчества М.М. Зощенко, могут найти применение не только в сфере литературоведения, но и в области междисциплинарных исследований, поскольку в диссертации актуализированы вопросы, касающиеся сфер психологии восприятия, психолингвистики, социологии литературы и культурологии. Результаты данной работы могут быть использованы в школьной и вузовской педагогической практике при проведении занятий по творчеству М.М. Зощенко и по общим вопросам прагматики художественного текста.

Опубликованные работы автора по теме исследования

1. Думченко О. Е. К вопросу о категория читателя в рассказах М. Зощенко 20-х-30-х годов // Аспирантский сборник НГПУ-2000. - Часть 2. - Новосибирск, 2000.-С.24-29.

2. Думченко О. Е. Образы читателя в повести Михаила Зощенко «Перед восходом солнца» // Материалы второй научной конференции преподавателей и студентов 5-6 апреля 2001 г. - Новосибирск, 2001. - С. 68-72.

3. Думченко О. Е. Письмо к читателям и «Письма к писателю» М.М. Зощенко // Аспирантский сборник НГПУ-2001. - Часть 2. - Новосибирск, 2001. - С.226 -234.

4. Думченко О. Е. «Бессмертие» как философско-психологическая проблема творчества м.М. Зощенко // Аспирантский сборник НГПУ-2001. - Часть 2. -Новосибирск, 2001. - С.235-245.

Лицензия ЛР №020059 от24 03 97

Подписано в печать 05.11.04. Формат бумаги 60x84/8. Печать RISO. Уч -изд.л. 1,3 Усл. п.л. 1,2. Тираж 100 экз. _Заказ № 54._

Педуниверситет, 630126, Новосибирск, Вилюйская, 28

*)

»23473

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Думченко, Олеся Евгеньевна

Введение.

Глава 1 Автометатекстуальность и традиция изучения творчества М.М. Зощенко.24

1.1 Литературоведение и критика как составляющие литературного процесса в эстетической концепции М.М. Зощенко.

1.2 Обзор исследований творчества М.М. Зощенко в связи с проблемой «ав-тометатекстуальности».

1.3 Обзор исследований, связанных с изучением прагматики произведений М.М. Зощенко.

1.4 Актуальные концепты зощенковедения. Дискурсивная метафора «маски» в литературоведческих и критических работах по творчеству писателя.

1.5 Актуальность исследования прагматики зощенковского текста.

Глава 2 Метакоммуникативность и нарративная структура зощенковского текста. 75

2.1 Константность рецептивного эффекта «своего писателя» при восприятии произведений М.М. Зощенко.

2.2 Рецептивный эффект «своего писателя» — следствие литературно-эстетической концепции М.М. Зощенко.

2.3 Метакоммуникативность в творчестве М.М. Зощенко как основа стратегий эстетической кооммуникации.

2.4 Имплицитная метакоммуникативность — стратегия эстетической коммуникации, предполагающая широкий диапазон читательских интерпретаций.

2.5 Актуализация коммуникативного аспекта литературного процесса в

Письмах к писателю» М.М. Зощенко.

Глава 3 Имитация синтаксиса «внутренней речи и рецептивный эффект «своего писателя».139

3.1 Аналогия языка художественной литературы и «внутренней речи»: теоретическая основа анализа.

3.2 Имя собственное как отсутствующее подлежащее в «синтаксической структуре» произведений М.М. Зощенко.

3.3 Роль грамматической формы времени и вида «глаголов говорения» в создании рецептивного эффекта «своего писателя».

3.4 Приоритет смысла над значением - особенность «внутренней речи», выражающаяся в рефренах и каламбурах в рассказах М.М. Зощенко.

Введение диссертации2004 год, автореферат по филологии, Думченко, Олеся Евгеньевна

Исследование проблем читательской рецепции в художественном произведении относится к числу наиболее интересных, животрепещущих вопросов современного литературоведения. Особую актуальность эти проблемы приобретают в случаях, когда полюс читателя обладает сильными, конституирующими художественное целое интенциями. Творчество М.М. Зощенко, рассматриваемое в данном исследовании как эстетическая коммуникация с акцентом на моменты читательской рецепции, без сомнения, относится к этому ряду случаев.

Однако работа в этой области сопряжена с рядом трудностей как теоретического, так и методологического характера. Во-первых, сфера прагматики, к которой, собственно, и относится комплекс вопросов, связанных с читательской рецепцией, не может быть исследована непосредственно: «.средства для их (прагматических вопросов — О.Д.) практического осуществления и теоретического осмысления <.> лежат за пределами прагматики <.>- в синтактике и семантике»1. Во-вторых, сама по себе проблема читателя распадается на спектр вопросов, решение которых, как правило, лежит на пересечении различных дисциплин: лингвистики, поэтики, семиотики, риторики, психологии, социологии. В зависихмости от угла зрения исследователя в работах, так или иначе освещающих прагматическую область, может быть задействованы категориально-аналитические аппараты и методы этих наук. Такое положение дел сопровождается терминологической и методологической путаницей, особенно в случаях приложения концепций, описывающих сферу прагматики, непосредственно к анализу конкретных художественных текстов. В этом отношении показательна ситуация такого литературоведческого направления, как рецептивная эстетика. Теоретическая база данного направления лежит в основе настоящего исследования, так как основным предметом изучения

1 Степанов Ю.С. Вводная статья Н Семиотика: Антология. - М.: Академ. Проект; Екатеринбург: Деловая книга, 2001.-С. 28. рецептивной эстетики является читательское восприятие художественного текста.

Среди источников рецептивной эстетики называются: феноменология Э. Гуссерля, герменевтика, берущая свое начало в «философии жизни» В. Дильтея, пражский структурализм, русская формальная- школа 10-20-х годов XX в., а также социология литературы, изучающая читательскую аудиторию.

Многоаспектная проблема читательской рецепции и связанное с ней разнообразие исследовательских подходов, сформировавших общую рецептивно-эстетическую концепцию, далекую, впрочем, от завершения, не могло не найти своего отражения в литературоведении. Так, на современном этапе развития специалисты выделяют «несколько отраслей и направлений внутри рецептивной эстетики. Например, У. Кляйн выделяет шесть основных линий ее современного развития: 1) теоретико-познавательная (герменевтика и феноменология); 2) описывающе-воспроизводящая (структурализм, последователи русской формальной школы); 3) эмпирико-социологическая (социология читательского вкуса и восприятия); 4) психологическая (изучение психологии читательских поколений); 5) коммуникативно-теоретическая (семиотические исследования); 6) социально-информативная (изучение социальной роли средств хмассовой информации)»2.

Понятно, что такое обширное теоретическое пространство дает в руки исследователю, занимающемуся определенной историко-литературной проблемой, множество инструментов анализа. Однако, при этом возникают сложности в выборе адекватных предмету исследования методов и языков описания, разграничении понятий, а также в корректности соединения выбранных методов в» разработке какого-либо определенного вопроса. Корректность эта должна основываться, во-первых, на общности теоретических предпосылок используемых аналитических инструментов,

2 Современное зарубежное литературоведение (страны западной Европы и США)- концепции, школы, термины -Москва: Интрада- ИНИОН, 1999.-С.138. (Далее сокр. СЗЛ). во-вторых, их совокупность должна быть адекватна теоретической линии исследования. Кроме того, важно обозначить границы и возможности описания используемых методов и языков, поскольку каждый из них имеет свои ограничения.

Так, приступая к анализу проблем читательской рецепции в уникальном художественном мире М.М. Зощенко (уникальность этого мира, как мы попробуем показать далее, как раз и связана со специфическим отношением писателя и читательской аудитории), необходимо детально изложить отправные точки данной работы в теоретическом и методологическом планах.

Из шести вышеназванных направлений рецептивной эстетики в нашем исследовании будут задействованы преимущественно три: теоретико-познавательное (герменевтика и феноменология), описывающе-воспроизводящее (структурализм, последователи русской формальной школы) и коммуникативно-теоретическое (семиотические исследования).

Существует мнение, что первый подход (герменевтика) наиболее адекватен при рассмотрении элитарной литературы, в то время как массовая литература с успехом может быть описана при помощи структуралистских методов. У. Эко в книге «Отсутствующая структура» пишет по этому поводу: «Вполне очевидно, что с точки зрения структурализма структуры не «переживаются», как раз наоборот, <.>структура тем лучше функционирует, чем успешнее замораживает объект, превращая его в некую окаменелость. С другой стороны, - считает ученый, - как не согласиться с тем, что произведение искусства располагает к герменевтической интерпретации гораздо более, нежели к структурному анализу? <.>. герменевтическому прочтению подлежат великие произведения, близкие нашему мироощущению, многоплановые и неоднозначные; структурный же метод оказывается более эффективным при анализе типовых произведений (массовая культура) или когда мы сталкиваемся с далекими и чуждыми нам культурными контекстами, непостижимыми изнутри и потому редуцируемыми к неким константным, характеризующим структурам»3.

Два эти подхода, и две линии анализа, ему соответствующие, конечно, под общим знаменателем рецептивной эстетики присутствуют в данном исследовании, так как соответствуют природе объекта исследования -совокупности текстов М.М. Зощенко, поскольку феномен творчества писателя состоит в его одновременной принадлежности к элитарной и массовой литературе.

Преимущественно для анализа мы будем использовать рассказы 20-х-30-х годов, «Письма к писателю», «Перед восходом солнца», другие произведения («Мишель Синягин», «Голубая книга», «Возвращенная молодость», «Сентиментальные повести» и проч.) будут привлекаться спорадически.

Актуализация в нашей работе еще одного направления рецептивной эстетики — коммуникативно-теоретического (семиотические исследования) обусловлена предметом настоящего исследования - проблемой читательской рецепции в художественном мире М.М. Зощенко, которая, будучи напрямую связана с изучением коммуникативных процессов в сфере художественной литературы, не может игнорировать достижения науки, изучающей знаковые системы, знаки и их функционирование в процессе коммуникации.

Нарратология, занимающая «промежуточное место между структурализмом, с одной стороны, и рецептивной эстетикой и «критикой читательской реакции» - с другой»4, также является одним из оснований данной работы. Подчеркнем, что под «нарративностью» мы понимаем понятие, которое образовалось в классической теории повествования, где «основным признаком повествовательного произведения является присутствие <.> посредника между автором и повествуемым миром»5.

Анализ нарративной структуры произведений М.М. Зощенко позволил описать эстетическую коммуникацию как процесс, происходящий на разных

3 Эко У. Отсутствующая структура. Введение в семиологию. - ТОО TK «Петрополис», 1998. - С. 280-281.

4 СЗЛ, С.75.

5 Шмид В. Нарратология. - M, Языки славянской культуры, 2003. - С.11. повествовательных уровнях при взаимодействии ряда повествовательных инстанций6.

Описание акта художественной коммуникации как процесса, происходящего одновременно на нескольких повествовательных уровнях, позволило, в свою очередь, проследить эволюцию стратегии эстетической коммуникации в смене повествовательной структуры произведений М.М. Зощенко. Таким образом, посредством сферы семантики, включающей в себя проблемы выражения и содержания (анализ структуры повествования в том числе), мы попытались раскрыть сферу прагматики, в компетенцию которой входит описание особенностей читательской рецепции.

Конечно, учитывая многогранность проблемы читательского восприятия художественного текста, необходимо не только обозначить отправные точки в теоретическом и методологическом плане, но и внятно сформулировать тему, уточнить ракурс исследования, очертить его границы.

Нужно отметить, что для нашей работы актуальным является только разграничение рядового и профессионального читателя (критика и литературоведа). Однако, несмотря на то, что изучение социольно-психологических черт читательской аудитории 20-х-40-х годов не входит в задачи данного исследования, подчеркнем, что рядовой читатель начала XX века, читатель, которого новая власть «вытащила из трущобного небытия» , посадила за парту и научила читать, отличался активными попытками включиться в литературный процесс. Так, JI.M. Клейнборт в работе «Очерки народной литературы (1880-1923 гг.). Беллетристы: факты, наблюдения. Характеристики»», пишет о творчестве выходцев из рабоче-крестьянских слоев: «.художественная ценность ничтожна. Но все же это этап в народном писательстве. Полу-пролетарии, полу-мещане поведали миру свои думы и

6 Спектр нарратологических категорий и нарративных приемов не ограничивается анализом повествовательных >ровней и инстанций, эти вопросы по мнению В Шмияа, лежат в рамках такого «направления» наррато-логии как «перспективология», включающая в себя описание таких аспектов нарратологии, как «комм>ника-тивная стр>кт>ра нарратива, повествовательные инстанции, точка зрения, соотношение текста нарратора и персонажа» в работе Шмид В Нарратология. М ,2003 - С. 9.

7Томашевский Ю. В Судьба Михаила Зощенко 11 Предисл к Собранию сочинений М М. Зощенко в 5 т. Т 1 -М Русслит, 1993.- С 14 чувства. Пусть тускло и убого, но все же подлинным светом мерцают их огоньки. Хорошо, что их голоса раздались до писателей-пролетариев. Ведь и о это целый мир переживаний. Когда раньше слышали мы их?»

М.М. Зощенко, как известно, называл себя пролетарским писателем, он стремился не только услышать, но и приобщить рядового читателя к литературе. Писатель стремился найти художественные средства для решения этой задачи. Возникновение рецептивного эффекта (условно назовем его рецептивным эффектом «своего писателя»), зафиксированного в читательских письмах к М.М. Зощенко, является определенным индикатором успешного ее решения.

В данной работе мы сосредоточим внимание на описании корреляции данного эффекта читательской рецепции и особенностей поэтики М.М. Зощенко.

Рецептивный эффект «своего писателя» - очевидный аспект восприятия текстов М.М. Зощенко - Ю. В. Томашевский описывает следующим образом: «Нет, никак у Зощенко не получалось подняться на цыпочки и окунуть окружающую его жизнь даже с самого малого высока. Все снизу и снизу разглядывал он ее. И читатель это хорошо чувствовал. Не в пример некоторым «литературным спецам» он давно уже уразумел что, смешно рассказывая о его жизни, Зощенко не смеется над ним, не измывается, не стремится его опозорить, а страдает и мучается вместе с ним. Он видел в Зощенко своего радетеля, защитника своих интересов, писателя, который своими книжками, как бы докладывая там, «наверху», о всех подробностях невеселой жизни «маленьких» людей, борется за их долготерпением завоеванное право сравняться с «остальным человечеством»9.

Итак, в рамках изучения предмета настоящей работы - читательской рецепции в творчестве М.М. Зощенко - можно выделить следующие задачи:

8 Клейнборт Л.М. Очерки нарадной литературы (1880-1923 гг). Беллетристы: факты, наблюдения, характеристики,- Ленинград: Сеятель. - 1924. - С.55.

9 Ю. В. Томашевский Судьба Михаила Зощенко // Предисл. к Собранию сочинений М М. Зощенко в 5 т. Т.1 -М.: Русслит, 1993.- С.14 -15.

1) описание эффекта «своего писателя», зафиксированного в литературоведческих работах по творчеству М.М. Зощенко, в критических отзывах о нем и в рецепции читателей,10 с одной стороны, и 2) описание особенностей зощенковского текста, порождающих именно этот эффект, с другой стороны. Кроме того, 3) выделение и описание стратегий эстетической коммуникации в творчестве писателя, благодаря которым зощенковский текст включает читателя в литературный процесс.

Эту работу, как уже отмечалось выше, мы намерены проделать с помощью категориально-аналитического аппарата рецептивной эстетики и нарратологии.

Здесь следует более подробно описать особенности используемых нами видов анализа художественного текста: нарратологического анализа повествовательной структуры (повествовательные уровни и инстанции) и контекстологического (стилистика декодирования), а также оговорить ряд терминов, значения которых варьируются у разных авторов. Термины и понятия, о которых мы говорим, относятся как к плану рецептивной эстетики и нарратологии, так и к общетеоретическому литературоведческому плану.

Для начала, остановим внимание на анализе повествовательной структуры, который позволяет описать стратегии эстетической коммуникации. В книге В. Шмида «Нарратология»11 дана модель коммуникативных уровней, которая взята нами как основа анализа стратегий эстетической коммуникации в произведениях М.М. Зощенко, изложенного во второй главе настоящего исследования.

Вопрос о количестве повествовательных инстанций и уровней далек от теоретического завершения, поэтому мы выбрали наиболее соответствующую природе объекта исследования систему описания нарративной структуры, которая будут использоваться нами при анализе текстов М.М. Зощенко.

10 Примерами такой рецепции являются публикации читательских писем Ю В. Точашевскич и др. исследователями, а также с определенными допущениями книга М.М. Зощенко «Письма к писателю».

11 Шмид В. Нарратология. М., 2003 - 312 с.

Модель коммуникативных уровней В. Шмида представляет собой структуру, состоящую из последовательно включенных друг в друга повествовательных уровней, каждый из которых образуется двумя повествовательными инстанциями: отправителя и получателя. При этом получатель «распадается на две инстанции, которые, даже если они материально и экстенционально совпадают, следует различать с точки зрения функциональной или интенсиональной, - адресата и реципиента. Адресат -это предполагаемый или желаемый отправителем получатель, т. е. тот, кому отправитель направил свое сообщение, кого он имел в виду, а реципиент -фактический получатель, о котором отправитель может не знать»12.

Внешний уровень модели коммуникативных уровней В. Шмида образовывают инстанции: конкретный автор - конкретный читатель -реальные личности, не принадлежащие конкретному произведению и существующие независимо от него. Следующий уровень, как бы включенный в рамку, образуемую внешним уровнем: конкретный автор - конкретный читатель — уровень абстрактного автора - абстрактного читателя. Абстрактный автор в рамках данной модели мыслиться некой «антропоморфной ипостасью всех творческих актов, олицетворением интенциональности произведения», у которого «нет своего голоса, своего текста. Его слово - весь текст во всех его планах, все произведение в своей сделанности»13. В той мере, в какой абстрактный автор является «конструктом, создаваемым читателем на основе осмысления им произведения»14, абстрактый читатель, по В. Шмиду, являет собой «ипостась представления конкретного автора о своем читателе»15, то есть содержание авторского представления о читателе, которое может быть реконструировано посредством различных индексальных знаков.

12 Там же, С.39.

13 Там же, С.53.

14 Там же, С. 54.

15 Там же, С.57. и

Расщепление абстрактного читателя на две инстанции: «предполагаемого адресата и идеального реципиента»16 важно для описания задачи нашего исследования. Как мы попробуем показать, эффект «своего писателя», имеющий место при восприятии произведений М.М. Зощенко и зафиксированный в читательских отзывах, связан со спецификой отношений текстов писателя к двум этим инстанциям. Разница между данными ипостасями абстрактного читателя, по мнению В. Шмида, «тем важнее, чем своеобразнее идеология произведения, чем больше оно апеллирует к

1 7 принятию не общепризнанного мышления» .

Следующий уровень - уровень фиктивного автора-нарратора и фиктивного читателя-наррататора. Первый соотносим с такими понятиями русского литературоведения, как «повествователь» и «рассказчик». Единого определения данных понятий нет, поэтому мы, вслед за автором

Нарратологии», будем использовать понятие «нарратор», которое означает носителя функции повествования безотносительно к каким бы то ни было

18 типологическим признакам» , например, критерию идентичности повествующей и повествуемой инстанции (повествование «от третьего и от первого лица»). В отличие от абстрактного читателя, который может быть выявлен только на уровне литературного произведения в целом, фиктивный автор (нарратор) «конституируется в тексте и воспринимается читателем не как абстрактная функция, а как субъект, неизбежно наделенный определенными антропоморфными чертами мышления и языка»19 и выявляется на уровне изображаемого мира. В. Шмид различает имплицитного

16 «Во-первых: абстрактный читатель - это предполагаемый, постулируемый адресат, к которому обращено произведение, языковые коды, идеологические нормы и эстетические представления которого учитываются для того, чтобы произведение было понято читателем. В этой функции абстрактный читатель является носителем предполагаемых у публики фактических кодов и норм.

Во-вторых: абстрактный читатель - это образ идеального реципиента, осмысляющего произведение идеальным образом с точки зрения его фактуры и принимающего ту смысловую позицию, которую произведение ему подсказывает. Таким образом, поведение идеального читателя, его отношение к нормам и ценностям фиктивных инстанций целиком предопределены произведением. Подчеркнем — не волей конкретного автора, а зафиксированными в произведении и гипостазируемыми в абстрактном авторе творческими актами» (Там же, С 61). "Там же, С.61-62.

18 Там же, С 65.

19 Там же. и эксплицитного нарратора, принципиальная разница между которыми заключена в наличии или отсутствии самопрезентации нарратора. Самопрезентация не всегда означает подробное самоописание нарратора: «Уже само употребление местоимений и форм глагола первого лица представляет собой самоизображение, хотя и редуцированное» . Заметим, что для произведений М.М. Зощенко нарративная инстанция эксплицитного нарратора представляется особенно актуальной в силу того, что подавляющее большинство произведений в творчестве М.М. Зощенко, за исключением ранних рассказов, написано в личной грамматической форме, в которой слово последовательно передается «рассказчику» (рассказы 20-х-30-х годов), «полуинтеллигентному писателю» («Сентиментальные повести», «Мишель Синягин», «Голубая книга»), и, наконец, писателем предпринимается попытка говорить с читателем свои голосом, от своего имени в повести «Перед восходом солнца» и «Письмах к писателю», тогда как «безличное» повествование от третьего лица в художественном мире писателя практически отсутствует.

Для описания сложной нарративной структуры произведений М.М. Зощенко релевантна и другая классификация нарраторов,, данная В. Шмидом по следующему признаку - месту в системе обрамляющих и вставных историй. Исследователь выделяет первичного, вторичного и третичного нарратора. Будучи персонажем в повествуемом мире первичного нарратора, определенная инстанция, являясь повествуемой на одном уровне, может функционировать как повествующая на другом уровне, представляя цитируемый мир, в котором действуют другие персонажи. Таким образом, повествовательной структурой создается так называемый «матрешечный л 1 эффект» .

Повествовательные уровни и повествовательные инстанции рассматриваются представителями нарратологии как теоретические

20 Там же, С 66.

21 Shmid W. Der Textuafbau in den Erzahlungen Dostogewskijs. Munhen, 1973. S 20-30 Цит. По В И. Тюпа Очерк современной нарратологии // Критика и семиотика. - Новосибирск. - №5. - 2002. - С.22. конструкты, позволяющие схематически представить процесс художественной коммуникации. При этом предполагается, что на каждом повествовательном уровне отправитель и получатель осуществляют процесс коммуникации не прямо, но через опосредующую роль повествовательных инстанций другого, «внутреннего» уровня, вписанного во внешний повествовательный уровень.

Нарратологический анализ повествовательной структуры, как и любая другая модель, «чей гипотетический характер заранее известен»22, но, тем не менее, «не отменяет уверенности в том, что смоделированные конкретные феномены на самом деле представляют существующие отношения»23, является структурой, которая «с помощью некоторых упрощающих операций <.> позволяет рассматривать явления с одной единственной точки зрения»24.

В случае нарратологии структурные уровни художественного текста рассматриваются с точки зрения его коммуникативной природы. При использовании данного вида анализа мы не упускаем из поля зрения то, что повествовательная инстанция — это, прежде всего, функция, представляющая собой переменную величину в каждом конкретном эпизоде художественного текста, и в «чистом» виде ее трудно выделить: между нарративными инстанциями существует множество переходных форм. Условность повествовательных инстанций, размытость их границ на внутритекстовых уровнях, переключение с одного повествовательного уровня на другой в движении текста детально проанализирована в книге Б. А. Успенского «Поэтика композиции», которая также является отправной точкой нашей работы. Исследователь анализирует структуру произведения искусства с позиции «точек зрения, с которых ведется повествование в художественном произведении» , выявляя «основные области, в которых вообще может проявляться та или иная точка зрения» , а именно «план

22 Эко У. Отсутствующая структура. Введение в семиологию - С.383.

23 Там же.

24 Там же, С 63.

25 Успенский Б А. Поэтика композиции. - СПб/. Азбука, 2000,- С.9.

26 Там же, С. 18. идеологии», «план фразеологии», «план пространственно-временной характеристики» и «план психологии»27, описывая их взаимодействие, наложение, смену. П. Рикер считает: «Типология, предложенная Б. Успенским, касается исключительно возможностей композиции, предоставляемых понятием точки зрения. Поэтому его изучение может войти как составная часть в исследование проблем нарративной конфигурации» . Особенно важными для нашего исследования стали наблюдения Б. А. Успенского, связанные с проблемой наименования , а также анализ различных случаев «множественности временных позиций в произведении»30, соотношения грамматической формы времени и вида и временной позиции автора31.

Данные аспекты рассматриваются на примере творчества М.М. Зощенко в третьей главе настоящей работы, в которой при помощи контекстологического анализа (стилистика декодирования) выявлены особенности функционирования имен собственных и видо-временных глагольных форм посылки эффекта читательской рецепции, условно названного «эффектом своего писателя».

Остановимся более подробно на основных принципах контекстологического анализа и особенностях его применения в нашей работе. И. В. Арнольд описывает контекстологический подход - основной метод стилистики декодирования - как стремление «к учету не только непосредственного микроконтекста, но и дистантного стилистического контекста, то есть указательного максимума социокультурного контекста»32. При этом автор считает, что «стилистика декодирования может быть названа прагматической стилистикой, поскольку ее интересует не текст с его

27 Там же, С. 18.

8Рикер П. Время и рассказ. T 2. Конфигурация в вымышленном рассказе. М , СПб.: Университетская книга, 2000.-С,100.

29 См. главку «Наименование как проблема точки зрения в художественной прозе»// Успенский Б А. Поэтика композиции. - С 48-52(59).

30 Успенский Б А. Поэтика композиции. СПб ,2000 - С.116.

31 Там же, С.115-136.

32 Арнольд И В. Семантика. Стилистика. Интертекстуальность. Сборник статей. - СП-б.: Изд-во С.-Петербургского университета, 1999. - С.169-170. фигурами и тропами <.>, а воздействие текста на читателя»33. Отличие герменевтики и рецептивной эстетики от стилистики декодирования автор видит в том, что в задачи первых входит разработка принципов читательской стратегии, тогда как задача последней состоит в том, чтобы «обучить этой стратегии даже малоподготовленного читателя и тем самым помочь освоению культурного наследия»34. Средства для достижения этой цели лежат в особенностях контекстологического подхода (обнаружение «тематической сетки», различных типов выдвижения), приближающих описание целостных тестов к реальному процессу чтения художественной литературы и позволяющих анализировать процесс идейного и эстетического воздействия художественного текста на читателя. «Разработанная в стилистике декодирования теория тематической сетки играет важную роль в создании процедур, обеспечивающих глубокое и тонкое понимание текста. Повторение значений выражается в повторе сем, слов или тем и образов. Лексическая связность текста образуется наличием общих компонентов в составе денотативных или коннотативных значений слов или общей референтной отнесенности. Связи лексического типа могут быть синонимическими, антонимическими, гипо-гитеронимическими или создаваться общностью эмоциональных, оценочных или стилистических коннотаций»35. <.> Также важнейшими, конституирующими связность факторами стилистического порядка И.В. Арнольд считает выразительные средства, которые объединяются в группы или типы выдвижения (конвергенция, сцепление, сильная позиция, обманутое ожидание, контраст и другие). Данные выразительные средства представляют собой способы организации контекста, направляющие внимание читателя на определенные элементы сообщения, и учитывающие его психологию. В нашей работе мы будем активно использовать метод «тематической сетки», а из разработанных стилистикой декодирования типов выдвижения в интерпретации текстов М.М. Зощенко

Там же, С. 178.

34 Там же, С.377.

35 Там же, С.155. внимание будет сосредоточено на анализе «сильной позиции», то есть заглавия, эпиграфа, начала, конца текста.

Из широкого диапазона рецептивно-эстетических терминов в работе преимущественно используются- термины, связанные с понятием выстраивания (конструирования) смысла. Множество вариантов объяснения процесса выстраивания смысла различными авторами - причина того, что это явление пока не имеет единого терминологического оформления. Из наиболее известных теорий рецептивного подхода, описывающих данный процесс, можно выделить концепции Р. Ингардена, X.- Г. Гадамера, Я. Мукаржовского, Х.Р. Яусса.

Так, Я. Мукаржовский говорит об «ответе» читателя на «вопрос» произведения, привлекая к описанию процесса эстетической коммуникации метафору непрерывного диалога, подчеркивая важность, роли воспринимающего в процессе выстраивания смысла: «Во всех своих обличьях искусство имеет много сходного с непрерывным диалогом, участниками которого, с одной стороны, являются все, кто в хронологической последовательности создает художественные произведения, с другой же стороны, все, кто эти произведения воспринимает»36.

Х.-Г. Гадамер также при описании процесса эстетической коммуникации пользуется логикой вопроса и ответа: «.истолкование всегда содержит в себе существенную связь с вопросом, заданным интерпретатору. Понять текст -значит понять этот вопрос»37, однако ключевым понятием при* описании процесса выстраивания смысла в теории ученого можно считать понятие «аппликации» (применения): «.в понимании всегда имеет место нечто вроде применения подлежащего пониманию текста к той современной ситуации, в

38 которой находится интерпретатор» , при этом интерпретатор в концепции Г. - X. Гадамера уподобляется переводчику, который «сумеет дать языковое выражение тому предмету, который открывает ему оригинальный текст, то

1 •

36 Мукаржовский Я. Исследования по эстетике и теории искусства. - М : Искусство, 1994. - С 497.

37 Гадамер Г.-Х. Истина и метод: Основы философской герменевтики. - М.: Прогресс, 1988. - С.434-435.

38 Там же, С 364. есть найдет язык, который будет его собственным и, вместе с тем, соответствующим оригиналу».39

В качестве основных элементов процесса эстетической коммуникации -выстраивания читателем смысла, потенциально содержащегося в произведении, Р. Ингарден называет «конкретизацию» и «реконструкцию». Ученый связывает их с актуализацией в художественном тексте неких вневременных метафизических качеств. Кроме того, ученый предлагает своеобразную классификацию читательских позиций, с которых может осуществляться конкретизация. Исследователь выделяет такие читательские позиции, как позиция простого потребителя, специфически эстетическая позиция, позиция прагматическая, с которой произведение предстает лишь средством для аргументации определенной точки зрения и исследовательская позиция, которую занимает собственно литературовед40.

Х.Р. Яусс при описании взаимодействия читателя и художественного текста использует термины «реконструкции» и «объективации». Ученый объясняет процесс конструирования смысла в свете концепции «горизонта ожиданий», который, в свою очередь, трактуется как совокупность эстетической и исторической импликации. При этом эстетическая импликация состоит в том, что «уже первое восприятие произведения читателем включает его первичную эстетическую оценку, предполагающую сравнение с прочитанным прежде»41, а историческая выявляет то, «что понимание первых читателей может продолжиться и обогатиться в цепи рецепций, соединяющих поколение с поколением, предрешая тем самым историческое значение произведения, выявляя его эстетический ранг»42.

Однако различие терминологии не исключает общей идеи процесса выстраивания смысла в каждом, конкретном случае встречи читателя и художественного произведения, где «.всякое чтение с пониманием - это

39 Та же, С.450.

40 Ингарден Р. Исследования по эстетике. — М.: Издательство иностранной литературы, 1962 . - С 85-86.

41 Яусс X Р. История литературы как провокация литературоведения // Новое литературное обозрение - 1995. - №12.- С 56.

42 Там же, С.57. всегда разновидность исполнения и интерпретации»43, а произведение художественной литературы «представляет собой лишь как бы костяк, который в ряде отношений дополняется или восполняется читателем».44 В нашем исследовании понятия «конкретизация», «горизонт ожидания», «реконструкция» будут применяться там, где встретятся ссылки на идеи Р. Ингардена, Х.-Г. Гадамера, Х.Р. Яусса, при обращении к которым с необходимостью присутствует терминология автора. Во всех остальных случаях для обозначения процесса понимания в данной работе используется понятие выстраивание (конструирование) смысла, а для обозначения воплощенного в тексте механизма, запускающего этот процесс, понятие стратегии эстетической коммуникации.

Стратегия эстетической коммуникации, реализованная в художественном произведении, в свою очередь, может быть описана посредством пары понятий: «коммуникативная определенность» - «коммуникативная неопределенность». Понятие «коммуникативной неопределенности», введенное Р. Ингарденом, отчасти объясняет присущую природе художественного текста определенную степень свободы интерпретации. Понятие коммуникативной неопределенности взаимосвязано с понятиями «негативность» и «пустые места», которые являются условием структурирующей деятельности читателя, при этом диапазон возможных интерпретаций художественного произведения, определяемый коммуникативной неопределенностью, ограничен мерой коммуникативной определенности. Таким образом, только при наличии участков коммуникативной определенности и неопределенности художественное произведение может рассматриваться как знаковая система. В' концепции И.В.Арнольд, о которой говорилось выше, аналогичным образом описывается процесс выстраивания смысла и стратегия эстетической коммуникации, заложенная в текст как основа этого процесса: «Художественное

43 Гадачер Г.-Х. Истина и метод: Основы философской герменевтики. - М , 1988. - С.211.

44 Ингарден Р. Исследования по эстетике. - М., 1962. - С.72. произведение не может воспроизвести весь континуум избранного участка действительности, как он отражен в сознании автора, и дает только дискретные его единицы, кванты»45 и читатель восстанавливает общую картину по отдельным квантам. Вопросы о- степени сознательности распределения мест коммуникативной неопределенности при создании художественного текста, а также о расположении «пустых мест» на разных уровнях повествовательной структуры текстов, в разных измерениях процесса эстетической коммуникации, очень сложен и не входят в задачи данной работы. Возможно, «пустые места» разных измерений процесса эстетической коммуникации имеют различные рецептивные эффекты (они могут быть связаны с вопросами жанра: каждый жанр имеет определенную тенденцию к распределению «пустых мест», также такая тенденция может быть связана с индивидуальным авторским стилем).

Нас в данном случае будут интересовать эти вопросы в связи с индивидуальным стилем М.М. Зощенко. В соответствии с целью нашего исследования, мы будем рассматривать эволюцию стратегий эстетической коммуникации как ряд моделей на протяжении творческого пути М.М. Зощенко.

Также мы сосредоточим внимание на изменениях соотношения коммуникативной определенности и неопределенности, попробуем проследить как меняется преимущественное расположение «пустых мест» в текстах и каким образом реализуется исследуемый нами рецептивный эффект «своего писателя», сохраняющийся, как мы попробуем показать, на всех этапах творчества М.М. Зощенко. Таким образом, мы стремимся представить процесс выстраивания (конструирования) смысла в виде ряда стратегий

46 эстетической коммуникации , не игнорируя при этом его динамическую природу, поскольку «формированию закрытых универсумов сопутствует осознание открытости процесса, вбирающего эти универсумы в себя и

45 Арнольд И.В. Семантика Стилистика. Интертекстуальность. Сборник статей. - СП-б, 1999. - С.179.

46 В работе описываются две основные стратегии, но между ними существует еще множество вариации и переходных форм, поэтому здесь говориться о «ряде стратегий эстетической коммуникации». перекрывающего их; но сам этот процесс может быть выявлен только в виде последовательности закрытых и формализованных универсумов»47.

Кроме ключевых источников, названных выше, в своем исследовании мы опирались на идеи Ю.М. Лотмана, P.O. Якобсона, а также Л.С. Выготского и Г. Бейтсона.

Работа Л.С. Выготского «Психология искусства»48 представляет для нашего исследования непосредственный интерес как пример анализа эстетической реакции на языке психологии. Описание генезиса и структурных особенностей внутренней речи, данные в другой книге ученого «Мышление и речь»,49 используются для объяснения особенностей стратегии эстетической коммуникации, реализуемой в произведениях М.М. Зощенко, а также для описания структурных особенностей текстов писателя, порождающих рецептивный эффект «своего писателя».

Исследования философа, антрополога и психолога Г. Бейтсона «Теория игры и фантазии», «Стиль, изящество и информация в примитивном искусстве»50 позволили нам более дифференцировано описать стратегию эстетической коммуникации, воплощенной в творчестве М.М. Зощенко, посредством разграничения металитературного, металигвистического и метакоммуникативного аспектов в текстах писателя. Кроме того, модель патологической коммуникации, и механизмы, позволяющие разрушить замкнутый круг такой коммуникации, описанные ученым, при актуализации референтного плана (литературно-исторического контекста) позволяют объяснить суть социально терапевтического воздействия текстов писателя.

В связи с использованием в работе языка психологии возникают естественные трудности сопряжения с ними языка литературоведения, но поскольку «каждый язык способен выразить лишь какую-то часть

47 Эко У. Отсутствующая стр>ктура. Введение в семиологию. - С.412.

48 Выготский Л.С. Психология искусства. - М.:Лабирннт, 1997. -416 с.

49 Выготский Л С. Мышление и речь. Психика, сознание, бессознательное. (Собрание трудов). - М., Изд-во «Лабиринт», 2001. - 368 с.

50 Бейтсон Г. Стиль, изящество и информация в примитивном искусстве // Бейтсон Г. Экология разума. - М.: Смысл, 2000.-С.159-186.

Бейтсон Г. Теория игры и фантазии // Бейтсон Г. Экология разума. - М , 2000. - С.205-220. реальности»51, и «следствием этого тезиса является возможность перехода от отдельного языка описания к другому при смене объекта или аспекта исследования того или иного уровня текстовой структуры»52, мы активно будем использовать эту возможность.

Осталось лишь обозначить особенности использования в данной работе ряда терминов, таких как концепт, дискурс, метатекстуальность.

Концепты, вслед за Ю.С. Степановым, мы рассматриваем как «понятия, но понятия наиболее общего порядка, являющиеся ценностями данной культуры и человеческой культуры вообще, <.> а также их наиболее частные составляющие <.> и даже их антиподы <.> В отличие от просто понятий, которые определяются в системах частных наук и в общем виде в логике, концепты не только определяются, но и переживаются, - они имеют эмоциональную и художественную компоненту»53.

Под дискурсом мы понимаем определенный способ организации речевой деятельности. Так, в первой главе настоящего исследования активно используются такие понятия, как критический и эпистематический (аналитический) дискурс, относящиеся к сферам компетенции критиков и литературоведов соответственно.

И, наконец, термин «автометатекстуальность», производное от заимствованного нами у Ж. Женнета понятия «автометатекст», означающий такое качество художественного текста, как включенный в ткань текста алгоритм самоописания,54 используется в настоящей работе при характеристике особенностей художественного мира М.М. Зощенко, для которого «автометатекстуальность» представляется актуальной и позволяет как описать некоторые особенности зощенковедческого дискурса, так и

31 Пригожин И , Степгкрс И. Порядок из хаоса - M., Прогресс, 1986. - С.290.

52 Шатин Ю В. Художественная целостность и жанрообразовательные процессы. - Новосибирск, Изд-во НГУ, 1991.- С.96.

33 Степанов Ю.С. Вводная статья // Семиотика: Антология. - М., 2001. - С. 28.

34 Женетт Ж. Фигуры. В 2-х томах. Том 1. - M.: Изд-во им. Сабашниковых, 1998. - С.46. Более подробно об этом термине см. в первой главе настоящего исследования. отчасти ответить на вопрос о механизмах создания эффекта «своего писателя».

Данная работа состоит из введения, трех глав и заключения. Первая глава имеет целью описать историю изучения творчества М.М. Зощенко, традиционные подходы, основные концепты, методы. При анализе сделанного зощенковедами мы стремились не исключать из поля зрения специфические отношения М.М. Зощенко и критики, особенную «бесстилевую» ситуацию в литературе и литературной критике, которая совпадает со временем литературной деятельности писателя, а также стремились показать, что отношения писателя и критики нашли свое преломление в такой особенности творчества М.М. Зощенко, как «автометатекстуальность».

Поэтому, с одной стороны, мы стремились показать эту «автометатекстуальность» произведений М.М. Зощенко, а с другой, смотрели, как эта особенность отражалась на путях следования литературоведческой и критической мысли, и, конечно, нас, в первую очередь, интересовали исследования, лежащие в сфере прагматики или хотя бы ведущие к вопросам касающимся читательской рецепции.

Во второй главе рассматриваются нарративные структуры текстов М.М. Зощенко и распределение на разных повествовательных уровнях метавысказываний как основа эффективных стратегий эстетической коммуникации, предполагающих в качестве одного из результатов рецептивный эффект «своего писателя». Метавысказывания в произведениях писателя, как мы показываем во второй главе, носят метакоммуникативный, метал итературный и металингвистический характер. По признаку экспликации/импликации метавысказываний мы выделяем две стратегии эстетической коммуникации. Причем эксплицитные метавысказывания характеризуют стратегию эстетической коммуникации, имеющую место в «серьезных» произведениях писателя, тогда как имплицитная метакоммуникативность, металитературность свойственна его «смешным» рассказам. В «Письмах к писателю» имеет место совмещение двух зощенковских стратегий эстетической коммуникации.

В третьей главе делается попытка рассмотреть причины рецептивного эффекта «своего писателя» с других позиций, а именно, доказывается тезис о том, что данный эффект есть результат актуализации бессознательного механизма, суть которого состоит в аналогичности «синтаксиса» произведений М.М. Зощенко и «синтаксиса внутренней речи» (по JI.C. Выготскому).

Автор, создавая свое произведение, не предназначает его для литературоведа и не предполагает специфического и литературоведческого понимания, не стремится создать коллектива литературоведов. Он не приглашает к своему пиршественному столу литературоведов».

М.М. Бахтин1

Заключение научной работыдиссертация на тему "Рецептивный эффект "своего писателя" в творчестве М.М. Зощенко"

Заключение

За точку отсчета литературоведческого анализа в настоящей работе взят прагматический план творчества М.М. Зощенко. Взаимоотношения писателя и читателя, как показано в данном исследовании, имеют ключевое значение в художественном мире М.М. Зощенко. Этот аспект, определяющий и процесс становления, и эволюцию художественного универсума писателя, рассматривался в зощенковедении недостаточно полно. Пробел в данной области исследований сопряжен с отсутствием описания корреляции между определенными рецептивными эффектами и собственно поэтикой М.М. Зощенко.

Поэтому целью данной работы стало — описание корреляции рецептивного эффекта «своего писателя», зафиксированного в читательских письмах к Зощенко и особенностей зощенковского текста, коммуникативных стратегий произведений М.М. Зощенко, порождающих именно этот эффект.

Основные итоги данной работы состоят в том, что:

- Рецептивный эффект «своего писателя», зафиксированный в письмах рядовых читателей к М.М. Зощенко, можно считать показателем решения прагматической задачи М.М. Зощенко - включения рядового читателя в литературный процесс.

- Включению широких читательских масс в литературное пространство способствует своеобразное взаимодействие сфер литературы и критики в зощенковском мире. Автометатекстуальность произведений М.М. Зощенко указывает на сознательное использования писателем литературоведения и критики как инструментов, позволяющих найти более быстрый путь к массовому читателю, описать диапазон адекватных с точки зрения самого писателя прочтений его произведений.

- Рецептивный эффект «своего писателя» как индикатор успеха в широких читательских массах достигается М.М. Зощенко при помощи высказываний металитературного, металингвистического и метакоммуникативного характера. Метавысказывания заключенные в произведениях М.М. Зощенко, — один из ключей к сокращению дистанции между писателем и аудиторией, наблюдаемой в текстах автора повести «Перед восходом солнца», а также к пониманию природы социально-терапевтического воздействия его произведений. То есть, посредством метавысказываний в произведениях М.М. Зощенко расширяется сфера осознания коммуникативных процессов вообще и процесса эстетической коммуникации в частности. Преломление плана метавысказываний в нарративных структурах произведений писателя позволило выделить две коммуникативные стратегии, характеризуемые эксплицитными и имплицитными метавысказываниями. Имплицитная метакоммуникативность свойственна прежде всего рассказам 20-х-30-х годов, а экспликация метавысказываний характеризует повести «Перед восходом солнца», «Шестая повесть Белкина», а также «Письма к писателю».

- При экспликации метавысказываний основа рецептивного эффекта «своего писателя» заключена в подобии мировоззрений конкретного автора и эксплицитного нарратора, а при импликации такой основой является «структурная» аналогия, аналогия не смыслов, а алгоритма их выстраивания, при очевидной аксиологической пропасти между конкретным автором и эксплицитным нарратором. Алгоритмы выстраивания смысла (когнитивный поиск) на уровне художественного мира в целом и на уровне мира эксплицитного нарратора идентичны: чтобы выяснить (передать) смыслы, необходимо временно разотождествиться со своей социальной ролью, состоянием, даже системой мировоззрения. Конкретный автор - писатель М.М. Зощенко использует для этого маску эксплицитного нарратора, который, в свою очередь, «играет» «другого», часто самого себя «в прошлом»

- Совмещение описанных стратегий (в разных пропорциях) обнаруживается в «Голубой книге», «Сентиментальных повестях», «Шестой повести Белкина» и др. Однако в «Письмах писателю» это совмещение особенно явно. Акцент в произведении сделан именно на коммуникативной стороне литературного процесса - общении писателя и читателей. Проницаемость границы между литературной и внелитературной реальностью как нельзя лучше иллюстрирует принцип литературной концепции писателя о неразделимости литературы и жизни. Стремление М.М. Зощенко включить рядового читателя в литературу находит буквальное воплощение в «Письмах к писателю». - В данном исследовании выявлено и другое основании рецептивного эффекта «своего писателя», суть которого состоит в актуализации бессознательного механизма отождествления «синтаксиса внутренней речи» (по Я. С. Выготскому) читателя. Особенности поэтики произведений (взаимозаменяющиеся нарративные инстанции) М.М. Зощенко, лежащие в основе рецептивного эффекта «своего писателя», таковы, что позволяют читателю занять место эксплицитного нарратора, принять непосредственное участие в процессе «перевода» смыслов внутренней речи во внешний план. Таким образом, максимально актуализируется креативное начало в читателе. Данная предпосылка рецептивного эффекта имеет место и в рассказах, и в «серьезных» произведениях М.М. Зощенко и не соотносится с какой-то определенной коммуникативной стратегией.

Данное исследование может найти приложение и в области междисциплинарных исследований, поскольку в нем актуализированы вопросы, касающиеся сфер психологии восприятия, психолингвистики, социологии литературы, культурологии. Результаты данной работы могут быть также использованы в педагогической деятельности при проведении занятий по творчеству М.М. Зощенко в школьной и вузовской практике.

Список научной литературыДумченко, Олеся Евгеньевна, диссертация по теме "Русская литература"

1. Авдашева Н. Принял на себя // Воспоминания о Михаиле Зощенко / Сост. Ю.В.Томашевского. - СПб.: Художественная литература, 1995. -С.450-455.

2. Аверинцев С.С. Риторика и истоки европейской литературной традиции. -М.: Школа «Языки русской культуры», 1996. 448 с.

3. Авто-био-графия. К вопросу о методе. Тетради по аналитической антропологии. №1 / Под ред. В. А. Подороги. Серия «Ессе homo». — М., 2001.- 438 с.

4. Адамович Г. Зощенко // Лицо и маска Михаила Зощенко. / Сост. Ю.В. Томашевского: Сборник.-М.: Олимп-ППП, 1994. С. 213-215.

5. Антонов С. М. Зощенко. Становление стиля. // Литературная учеба. -1984. -№6. — С.203-213.

6. Ардов В. Михаил Зощенко // Ардов В. Этюды к портретам. М.: Советский писатель, 1983. - С.76-84.

7. Ардов М. В. Феномен Зощенко (Воспоминания) // Столица. 1992. -№8. - С.56-59.

8. Аристотель. Риторика. Поэтика. М., Лабиринт, 2000. - 224 с.

9. Арнаудов М. Психология литературного творчества. М.: Прогресс, 1970.-656с.

10. Арнольд И.В. Семантика. Стилистика. Интертекстуальность. Сборник статей. СП-б.: Изд-во С.-Петербургского университета, 1999.- 444с.

11. Арнхейм Р. Новые очерки по психологии искусства. М.: Прометей, 1994.-352 с.

12. Бармин А. Г. Пути Зощенки // Михаил Зощенко: статьи и материалы. -Л., Academia, 1928. С.29-50.

13. Барт Р. Избранные работы. Семиотика. Поэтика. — М.: Прогресс, 1989. -615 с.

14. Барт Р. «Мифологии». М., Изд-во им. Сабашниковах, 2000. - 314 с.

15. Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. М., «Художественная литература», 1975, - 504 с.

16. Бахтин М.М. Творчество Француа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. 2-е изд. - М., Художественная литература, 1990. — 543 с.

17. Бахтин М.М Эстетика словесного творчества. М: Искусство, 1979. -424 с.

18. Белая Г. Экзистенциальная проблематика творчества М. Зощенко // Литературное обозрение. 1995. - №1. - С.4-13.

19. Бергсон А. Собрание сочинений в 4-х томах. М., «Московский клуб». - 1992.

20. Бейтсон Г. К теории шизофрении // Бейтсон Г. Экология разума. М.: Смысл, 2000.- С. 225-253.

21. Бейтсон Г. Стиль, изящество и информация в примитивном искусстве // Бейтсон Г. Экология разума. М.: Смысл, 2000. - С. 159-186.

22. Бейтсон Г. Теория игры и фантазии // Бейтсон Г. Экология разума. М.: Смысл, 2000. - С.205-220.

23. Библер B.C. Мышление как творчество. (Введение в логику мысленного диалога) М., Политиздат, 1975. - 399 с.

24. Бицилли П.М. Зощенко и Гоголь // Бицилли П.М. Трагедия русской культуры: Исследования, статьи, рецензии. М: Русский путь, 2000. -С.464-468.

25. Богин Г.И. Схемы действия читателя при понимании текста: Учеб. Пособ. / КГУ. Калинин, 1989. - 70 с.

26. Болотова М. А. Стратегии чтения в контексте художественного повествования. Новосибирск , 2000. - Автореферат диссер. на соискание степ. канд. филологич. наук. - 22 с.

27. Бохонова С. Б. Методика библиотерапии. Существующие проблемы и возможные пути их преодоления // Социальное взаимодействие в транзитивном обществе. Вып.4 / Под ред. М.В. Удальцовой. -Новосибирск: НГАЭиУ, 2002. С.244-253.

28. Блок А.А. О назначении поэта (Речь, произнесенная в Доме литераторов на торжественном собрании в 84-ю годовщину смерти Пушкина) // Блок А.А. Собрание сочинений в 8-ми томах. Т.6. M.-J1. - Гос.изд-во художественной литературы. - 1962 - С. 160-168 .

29. Блум X. Страх влияния. Карта перечитывания: Пер. с англ. / Пер., сост., послесл. С.А.Никитина. Екатеринбург: Изд-во Урал, ун-та, 1998. -352с.

30. Брякин В.В. Речевые средства создания комического в сказе (на материале рассказов М. Зощенко). М., 1981 — Автореферат канд. диссер. на соискание спеп. канд. филологич. наук. - 24 с.

31. Букатов В.М. Тайнопись бессмыслиц в поэзии Пушкина. Очерки по практической герменевтике. М.: Московский психолого-социальный институт: Флинт. 1999. - 128с.

32. Булыгина Т.В., Шмелев А.Д. Языковая концептуализация мира (на материале русской грамматики). М.: Школа «Языки русской культуры», 1997. - 576 с.

33. Вернадский В.И. Размышление натуралиста: Научная мысль как планетарное явление. Кн. 2. М., 1977. - С. 129.

34. Вешнев В. Разговор по душам // Лицо и маска Михаила Зощенко / Сост. Ю.В. Томашевского: Сборник. -М.: Олимп-ППП, 1994. С. 152-157.

35. Виноградов В. В. Язык Зощенки // М.Зощенко Статьи и материалы. -Л., Academia, 1928. С. 53-92.

36. Вольпе Ц. С. Книга о Зощенко // Вольпе Ц.С. Искусство непохожести. -М., Сов. Писатель. 1991. С. 141 -316

37. Вольпе Ц. С. О «Возвращенной молодости» М. Зощенко // Лицо и маска Михаила Зощенко / Сост. Ю.В. Томашевского: Сборник. М.: Олимп-ППП, 1994.-С. 183-197.

38. Выготский Л.С. Мышление и речь. Психика, сознание, бессознательное. ( Собрание трудов). М., Изд-во «Лабиринт», 2001. - 368 с.

39. Выготский Л.С. Психология искусства. М.:Лабиринт, 1997. - 415 с.

40. Гадамер Г.-Х. Истина и метод: Основы философской герменевтики. — М.: Прогресс, 1988. 704 с.

41. Гегель Г. В. Ф. Энциклопедия философских наук. Т. 3. М.: Мысль, 1977.-471 с.

42. Гегель Г. В. Ф.Лекции по эстетике. СПб., Наука, Т. 1, 1999 - 621 с.

43. Гегель Г. В. Ф.Лекции по эстетике. СПб., Наука, Т.2, 1999 - 602 с.

44. Герман И.А., Пищальникова В. А. Введение в лингвосинергетику: Монография. Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 1999, - 130 с.

45. Гиршман М.М. Художественное произведение: теория и практика анализа. М.: Высшая школа, 1991.- 160 с.

46. Гиршман М. М. Ритм художественной прозы. М.: Советский писатель, 1982.-368 с.

47. Голенищев- Кутузов И. Н. Ирония и Зощенко // Русская словесность. -1995.- №3.-С. 18-20.

48. Голованова Е. Когда не дают быть писателем // Лицо и маска Михаила Зощенко / Сост. Ю.В. Томашевского: Сборник. М.: Олимп-ППП, 1994,-С. 311-318.

49. Гулыга А.В. Уроки классики и современность. М.:Худ. лит., 1990. — 382 с.

50. Даренская Н. А. Проза М.М. Зощенко в литературном контексте рубежа XIX -XX вв. Барнаул, Изд-во Алт. ун-та, 2000. - Автореферат диссер. на соискание степ. канд. филологич. наук. - 25 с.

51. Долинский М. Голоса из пошлого // Михаил Зощенко Уважаемые граждане. Серия «Из архива печати» / Сост., пред., комментарии, М. Долинского М.: «Книжная палата», 1991. - С. 5-31.

52. Думченко О. Е. Письмо к читателям и «Письма к писателю» М.М.Зощенко // Аспирантский сборник НГПУ 2001. Часть 2. -Новосибирск: Изд. НГПУ, 2001. - С.226-234.

53. Думченко О. Е. «Бессмертие» как философско-психологическая проблема творчества М.М. Зощенко // Аспирантский сборник НГПУ -2001. Часть 2. Новосибирск: Изд. НГПУ, 2001. - С.235-246.

54. Дюбуа Ж., Эделин Ф., Клинкенберг Ж. М., Мэнгэ Ф., Пир Ф., Тритон А. Общая риторика. - М.: Прогресс, 1986. - 392 с.

55. Евреинов Н.Н. О новой маске (автобио-реконструктивной). Петроград «Третья стража», 1923, - 46 с.

56. Евреинов Н.Н. Введение в монодраму. Реферат прочитанный в Москве в Лит.-Худ. Кружке 16 дек. 1908 г., в С.-Петербурге в Театральном клубе21 февраля, в Драматическом театре В.Ф. Коммисаржевской 4 марта 1909 г. С-Пб., Издание автора, 1913.

57. Егоршилов Л. «Я всегда шел с народом»: к 100-летию со дня рождения М. Зощенко // Библиотека. 1994. - №5. - С.58-60.

58. Ершов Л. Ф. Из истории советской сатиры. М. Зощенко и сатирическая проза 20-40-х годов. Л.: Наука, 1973. - 155 с.

59. Женетт Ж. Фигуры. В 2 -х томах. Том 1. — М.: Изд-во им. Сабашниковых, 1998. -472 с.

60. Жолковский А.К. Еда у Зощенко // Новое литературное обозрение. -1996. -№21. -С.258-274.

61. Жолковский А.К. Зеркало и зазеркалье: Лев Толстой и Михаил Зощенко // Жолковский А.К. Блуждающие сны и другие работы. М.-.Наука., Издательская фирма «Восточная литература», 1994. - С. 123-138.

62. Жолковский А.К. Михаил Зощенко: поэтика недоверия. М.: Школа «Языки русской культуры», 1999. - 392 с.

63. Жолковский А.К. К переосмыслению канона: Советские классики-нонконформисты в постсоветской перспективе // Новое литературное обозрение. 1998. - №29. - С.55-68.

64. Жолковский А.К. Щеглов Ю.К. Работы по поэтике выразительности: инварианты тема - приемы - текст. - М.: АО издательская группа «Прогресс», 1996. - 344 с.

65. Жолковский А.К. Щеглов Ю.К. К описанию смысла связного текста (на примере художественных текстов). Предварительные публикации Проблемной Группы по Экспериментальной и Прикладной Лингвистике, вып.ЗЗ. М., ИРЯ АН СССР, 1971. - 74 с.

66. Жолковский А.К., Ямпольский М. Б. Бабель / BABEL. М.: CARTE BLANHE, 1994.-443 с.

67. Зенкин С. Преодоленное головокружение: Жерар Женетт и судьба структурализма. Вступительная статья // Женетт Ж. Фигуры. В 2-х томах. Том 1. М.: Изд-во им. Сабашниковых, 1998. - С.5-56.

68. Зощенко М.М. Уважаемые граждане. Серия «Из архива печати» / Сост., пред., комментарии, М. Долинского. М., «Книжная палата»,1991. -662 с.

69. Зощенко М. Как я работаю // Зощенко М.М. Уважаемые граждане. Серия «Из архива печати» / Сост., пред., комментарии, М. Долинского. -М., «Книжная палата», 1991. С.586-590.

70. Зощенко М.М. Письма к писателю // Зощенко М.М. Уважаемые граждане. Серия «Из архива печати» / Сост., пред., комментарии, М. Долинского. М., «Книжная палата», 1991. - С.345-431.

71. Зощенко М. М. О себе, об идеологии и еще кое о чем // Зощенко М.М. Уважаемые граждане. Серия «Из архива печати» / Сост., пред., комментарии, М. Долинского. М., «Книжная палата»,1991. - С.578-580.

72. Зощенко М. М. О себе, о критиках и о своей работе // Михаил Зощенко: статьи и материалы». Л., Academia, 1928. - С.7-11.

73. Зощенко М.М. О мещанстве // Лицо и маска Михаила Зощенко / Сост. Ю.В. Томашевского: Сборник. М.: Олимп-ППП, 1994. - С. 95-97.

74. Зощенко М.М. О литературном искусстве // Лицо и маска Михаила Зощенко. Сост. Ю.В. Томашевского: Сборник. М.: Олимп-ППП, 1994, -С. 97-100.

75. Зощенко М.М. Собрание сочинений в 5 томах / Общ. ред., вступ. статья и послесл. Ю. В. Томашевского. М., Русслит, 1994.

76. Зощенко В.В. Так начинал М. Зощенко // Воспоминания о Михаиле Зощенко / Сост. Ю.В. Томашевского. СПб.: Художественная литература, - 1995. - С.5-28.

77. Иванов Вяч. Вс. К семиотическому изучению культурной истории большого города // Семиотические пространства и пространство семиотики. Труды по знаковым системам. Ученые записки Тартуского государственного университета. 1986. 164 с.

78. Игнатенко Н. А. Читатель как участник литературного процесса. Киев, 1990 - Автореферат диссер. на соискание степ. канд. филологии, наук. -27 с.

79. Ингарден Р. Исследования по эстетике. М.: Издательство иностранной литературы, 1962. — 572 с.

80. Ильин И.П. Нарративная типология // Современное зарубежное литературоведение. -М.:Интрада, 1998. С.63-74.

81. Ильин И.П. Постмодернизм от истоков до конца столетия: Эволюция научного мифа. М.:Интрада, 1998 - 225 с.

82. Ильин И.П. Постмодернизм: Словарь терминов / Рос.акад.наук.ИНИОН. М.: Интрада, 2001 - 384 с.

83. Ищук Т.Н. Воображаемый читатель в литературном труде русских писателей // Художественное восприятие: проблемы теории и истории. Сборник научных трудов. Калинин, 1988. - С.17-32.

84. Ищук Т.Н. Проблема читателя в творческом сознании Л.Н. Толстого. -Калинин, 1975.- 120 с.

85. Карабчиевский Ю. А. Воскресение Маяковского. М: Советский писатель. — 1990. - 222 с.

86. Кадаш Т.В. Мировоззренческие аспекты творчества М. Зощенко. М., 1996 - Автореферат диссер. на соискание степ. канд. филологич. наук. -24 с.

87. Кадаш Т.В. Зверь и неживой человек в творчестве М.Зощенко // Литературное обозрение.- 1995. №1.-С.36-38.

88. Кадаш Т. В. Гоголь в творческой рефлексии Зощенко // Лицо и маска Михаила Зощенко / Сост. Ю.В. Томашевского: Сборник. М.: Олимп-ППП, 1994.-С. 279-291.

89. Квятковский А. П. Поэтический словарь. М., «Сов. Энциклопедия» 1966.-375 с.

90. Кедрова М.М. Системно-функциональное исследование литературы: основные аспекты. // Художественное восприятие проблемы теории и истории. Калинин, 1988.- С.7-17.

91. Кислинг П. Литературная концепция Михаила Зощенко // Русский язык за рубежом. 1993.- №5-6. - С.118-120.

92. Китайгородцева М.В., Розанова Л.Н. Творчество В.Высотского в зеркале устной речи //Вопросы языкознания. — №1. 1993. - С. 97-113.

93. Клейнборт Л. М. Очерки народной литературы (1880-1923 гг.). Факты, наблюдения, характеристики. Ленинград: Сеятель. - 1924. - 211 с.

94. Клейнборт Л. М. Очерки рабочей интеллигенции. В 2-х томах. -Петроград: «Начатки знаний». 1923.

95. Клюев Е.В. Риторика (Инвенция. Диспозиция. Элокуция): Учебное пособие для вузов. М., «Издательство ПРИОР», 1999. - 272 с.

96. Козлов С. Майкл Риффаиерр как теоретик литературы // Новое литературное обозрение. 1992. - №1. - С. 19-20.

97. Колесникова Е. И. «Мелкий случай» из писательской жизни» (М. Зощенко и читатели) // Материалы к творческой биографии. СПб, 1997 С.221-225.

98. Кондаков Б.В. Образ читателя в системе художественного произведения (к проблеме построения типологии художественных образов) М., 1983 -Автореферат диссер. на соискание степ. канд. филологич. наук. 16 с.

99. Корман Б.О. Реальный читатель и формы выражения нравственного идеала в художественном произведении // Корман Б.О. Проблемы типологии литературного процесса.

100. Корниенко Н.В. Зощенко и Платонов. Встречи в литературе // Литературное обозрение. 1995.-№1.- С 47-55.

101. Корниенко Н.В. Философские аспекты изучения общественно-литературного процесса начала XX века. Новосибирск, Изд-во НГПИ, 1987.-85 с.

102. Кривонос В. Ш. Проблема читателя в творчестве Гоголя. Воронеж, 1981.- 168 с.

103. ЮЗ.Куляпин А.И. М. Зощенко и Ф. Ницше // Литературная группа «Серапионовы братья»: истоки, поиски, традиции, международный контекст. СПб., 1995.

104. Куляпин А.И. «Неизлечимая душа», «Карающая рука» и «Великая операция» ( М. Зощенко и Е. Замятин) // Wiener Slawistisher Almanach/ Band. 40. 1997. - №24. - C.256-259.

105. Лихачев Д.С. Поэтика древнерусской литературы. — М., Наука, 1979. -360 с.

106. Лихачев Д.С., Панченко Н.В., Понырко Смех в древней Руси. -Л.:Наука, 1984.-295 с.

107. Лосев А.Ф. Миф-Число Сущность. - М., Мысль, 1994. - 919 с.

108. Лосев А.Ф. Философия имени. М.: Издательство Московского университета, 1990. -269 с.

109. Лотман Ю.М. Внутри мыслящих миров. Человек текст — семиосфера -история. - М.:«Языки русской культуры», 1996. -464 с.

110. Лотман Ю.М. Культура и взрыв. М.: Прогресс. Гнозис, 1992. -271 с.

111. Лотман Ю.М. Семиосфрера. СПб.: Искусство, 2000. - 702 с.

112. Лукьянова Л. В. Рассказ М. Зощенко «Анна на шее» (К вопросу о литературных связях М.М. Зощенко и А.П. Чехова) // М. Зощенко: Материалы к творческой биографии. Кн.З. СПб: Наука, 2002. - С.309-317.

113. Мазич-Делич И. Наставничество Горького и «метаморфоза» Зощенко // Литературное обозрение. 1995. — №1. - С.39-44.

114. Мазурина М. Г. «Массовая литература 90-х годов в России: философско-социологический анализ нормативных аспектов формульных повествований». М., 1997 - Автореферат диссер. на соискание степ. канд. филологич. наук. - 20 с.

115. Мамардашвили М. Психологическая топология пути. Марсель Пруст. «В поисках утраченного времени». — СПб, Изд-во Русского Христианского гуманитарного института. Журнал» Нева», 1997. 578 с.

116. Маритен Ж. Ответственность художника // Самосознание европейской культуры XX века: Мыслители и писатели Запада о месте культуры в совр. об-ве. -М.: Политиздат, 1991. -С. 171-207.

117. Маслова О. М. Методические проблемы изучения читательской аудитории в СССР (История, современное состояние, перспективы развития). М., 1974 Автореферат диссер. на соискание степ. канд. философских наук. - 19 с.

118. Мерло-Понти М. Феноменология восприятия. СПб.: Ювента, Наука, 1999.-608 с.

119. Мейзерский В.М. Философия и неориторика. Киев, Лыбидь, 1991. -192 с.

120. Молдавский Д.М. Михаил Зощенко. Очерк творчества. Ленинградское отделение изд-ва «Советский писатель», 1977.- 280 с.

121. Моррис Ч.У. Из книги «Значение и означивание». Знаки и действия // Семиотика: Антология / Сост. Ю.С. Степанов, Изд.2-е, испр. и доп. М.: Академ. Проект; Екатеринбург: Деловая книга, 2001. - С. 129-143.

122. Мукаржовский Я. Исследования по эстетике и теории искусства. М.: Искусство, 1994. - 606 с.

123. Мущенко Е. Г., Скобелев В. П., Кройчик Л. Е. Поэтика сказа. Воронеж, Изд-во Воронеж, ун-та, 1978. - 287 с.

124. Михаил Зощенко в воспоминаниях современников. М.: Советский писатель, 1981.-263 с.

125. Новиков В. О месте Зощенко в русской литературе. Предшественники и последователи от Даниила Заточника до Михаила Жванецкого // Литературное обозрение. 1995. - №1. - С.25-28.

126. Новожилова Л. И. Социология искусства (Из истории советской эстетики 20-х годов). Ленинград, Изд-во Ленинградского университете. - 1968. - 128 с.

127. Носкович М.М. Творчество В. Набокова 1920-30-х годов и массовая культура Европы и США: образы и влияние. М., 1999 - Автореферат диссер. на соискание степ. канд. филологич. наук. -22 с.

128. Орлова Е.И. После сказа (Михаил Зощенко- Венедикт Ерофеев- Абрам Терц) // Филологиеские науки. 1996. - №6 . - С. 13-23.

129. Ортега-и-Гассет X. Две главные метафоры // Ортега-и-Гассет X. Восстание масс. М.: ООО «Издательство ACT», 2001. - С.463-482.

130. Ортега-и-Гассет X. Избранные труды: Пер. с исп. / Сост., предисл. и общ. ред. А. М. Руткевича. 2-е изд. - М.: Изд-во «Весь мир», 2000. -704 с.

131. Ортега-и-Гассет X. Размышление о рамке // Ортега-и-Гассет X. Восстание масс. М.: ООО «Издательство ACT», 2001. - С.482-491.

132. Падучева Е.В. Высказывание и его соотнесенность с действительностью: (Референциальные аспекты семантики местоимений) М., Наука, 1985.-271 с.

133. Панич А. О. Рецептивная установка литературного произведения в русской прозе XIX века. Киев, 1990. - Автореферат диссер. на соискание степ. канд. филологич. наук. - 16 с.

134. Пенская Е. М. Зощенко и театр абсурда // Литературное обозрение. -1995. №1. - С.34-35.

135. Печерская Т. И. Разночинцы шестидесятых годов XIX века. Феномен самосознания в аспекте филологической герменевтики (мемуары, дневники, письма, беллетристика). Новосибирск, 1999.-300 с.

136. Пищальникова В.А. Психопоэтика: Монография. Барнаул:Изд-во Алтайск.ун-та, 1999. - 176 с.

137. Платон. Собрание сочинений в 4 тт. Т.2. М.: Изд-во Мысль, 1993. -528 с.

138. Подорога В.А. Выражение и смысл. Ландшафтные миры философии: С.Киркегор, Ф.Ницше, М.Хайдеггер, М.Пруст, Ф.Кафка. М.: Ad Marginem, 1995-432с.

139. Померанцева Э.В. Мифологические персонажи в русском фольклоре. -М.: Наука, 1975.- 183с.

140. Попкин К. «Не говоря уже о ногах». «Нижние конечности» в словаре Зощенко // Литературное обозрение. 1995. - №1. - С.28-29.

141. Попова Н. Эффект отстраненности и сострадания. Сатирическая новеллистика М. Зощенко // Литературное обозрение. 1995. - №1. -С.21-24.

142. Потебня А.А. Полное собрание трудов: Мысль и язык. / Подготовка текста Ю.С. Рассказова и О. А. Сычева. / Комментарии Ю.С. Рассказова.- М.: Изд-во «Лабиринт», 1999. 300 с.

143. Пришвин М. О творческом поведении. М., Сов. Россия,1969. - 159 с.

144. Прокофьев В.А. Здесь писателю Зощенко. Из писем читателей 30-х годов // Материалы к творческой биографии. Кн.1. СПб,1997. - С.193-220.

145. Рикер П. Время и рассказ. Т 1. Интрига и исторический рассказ. М., СПб., Университетская книга, 1998. - 313 с.

146. Рикер П. Время и рассказ. Т 2. Конфигурация в вымышленном рассказе.- М., СПб.: университетская книга, 2000. 224 с.

147. Рассадин С. Б. Книга про читателя. М.: «Искусство», 1956. - 285 с.

148. Рассадин С. Б. Средние люди // Огонек. 1987. - №52. - С. 14-16.

149. Райкин А. Зощенко // Воспоминания о Михаиле Зощенко / Сост.Ю.В. Томашевского. СПб.: Художественная литература, 1995. -С.530-536.

150. Риффатерр М. Формальный анализ и история литературы // Новое литературное обозрение. 1992.- №1.-С. 20-41.

151. Розеншток-Хюсси О. Язык рода человеческого. М.; СПб. Университетская книга, 2000. - 608 с.

152. Розов А.И. Переживание комического в свете некоторых более общих закономерностей психической деятельности // Вопросы психологии. -1979.-№2-С.115-124.

153. Ромащенко С.А. Жанровая рецепция стихотворных произведений Н. А. Некрасова («Поэт и гражданин, «Мороз, Красный нос»). Новосибирск, 2000. - Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук. - 14 с.

154. Рорти Р. Философия и зеркало природы. Новосибирск: изд-во Новосибирского ун-та, 1997.- 320с.

155. Рубакин Н.А. Психология читателя и книги: Краткое введение в библиологическую психологию. M.-JL, 1929. - 237 с.

156. Руднев В. Морфология реальности: Исследование по «философии текста». Серия «Пирамида». М.: Русское феноменологическое общество, 1996.- 207 с.

157. Руднев В.П. Словарь культуры XX века. Ключевые понятия и тексты. -М.: Аграф, 1997.-384 с.

158. Рыклин М. Террологики. -Тарту-Москва: Эйдос, 1992. 224 с.

159. Садуль Ж. Жизнь Чарли. М., Изд-во ин. лит., 1955 - 164 с.

160. Сарнов Б. Возвращение блудного сына: (О художественных особенностях прозы М. Зощенко) // Литературная учеба. 1982. - №2. -С.185-192.

161. Сарнов Б. Пришествие капитана Лебядкина. Случай Зощенко. М.: ПИК: РИК «Культура», 1993.

162. Сарнов Б. Развивая традиции Прокруста (Мих. Зощенко и его редакторы) // Вопросы литературы. 1994, Вып. II. - С. 45-91.

163. Семенова С. Г. Русская поэзия и проза 1920 1930-х годов. Поэтика -Видение мира - Философия. - М.: ИМЛИ РАН, «Наследие». - 2001. -590 с.

164. Старков А. Н. М. Зощенко. Судьба художника. М.-.Советский писатель, 1990. - 252 с.

165. Синявский А. Мифы М. Зощенко // Лицо и маска Михаила Зощенко / Сост. Ю.В. Томашевского: Сборник. М.: Олимп-ППП, 1994, С. 238253.

166. Скэттон Л. X. Не до смеха (проблема творческой эволюции) // Литературное обозрение. 1995.— №1.- С. 14-17.

167. Смирнов И. П. Дискурс философской антропологии // Дискурс. 1997. - №3-4. - С.216.

168. Современное зарубежное литературоведение (страны западной Европы и США): концепции, школы, термины. Энциклопедический справочник. -Москва: Интрада-ИНИОН, 1999. -320 с.

169. Сонин В.А. М.М. Зощенко и психологическая наука// Психологический журнал.-Т. 18.-№2.- М.:Наука, 1997.

170. Старков А.Н. Михаил Зощенко: Судьба художника. М., «Советский писатель», 1990. - 256 с.

171. Степанов Ю.С. Вводная статья // Семиотика: Антология / Сост. Ю.С. Степанов, Изд. 2-е, испр. и доп. М.: Академ. Проект; Екатеринбург: Деловая книга, 2001. - С.5- 42.

172. Степанов Ю.С. Семиотика концептов // Семиотика: Антология / Сост. Ю.С. Степанов, Изд. 2-е, испр. и доп. М.: Академ. Проект; Екатеринбург: Деловая книга, 2001. - С.603-612.

173. Традиционализм и модернизм в русской литературе XX века: Сб статей. Томск: Изд-во Томского ун-та, 1999 - 116 с.

174. Тодоров Ц. Семиотика литературы // Семиотика: Антология / Сост. Ю.С. Степанов, Изд. 2-е, испр. и доп. М.: Академ. Проект; Екатеринбург: Деловая книга, 2001. - С.371-375.

175. Тодоров Ц. Понятие литературы // Семиотика: Антология / Сост. Ю.С. Степанов, Изд. 2-е, испр. и доп. М.: Академ. Проект; Екатеринбург: Деловая книга, 2001. - С.376-391.

176. Томашевский Б. В. Теория литературы. Поэтика: Учеб. Пособие / Вступ. статья Н. Д. Тамарченко; Комм. С.Н. Бронштейна при участии Н. Д. Тамарченко. М.: Аспект Пресс, 1996. - 334 с.

177. Томашевский Ю. В. Жизнь после смерти, или воспоминание о будущем Михаила Зощенко // Литературное обозрение. 1996. - №1. - С.54-63.

178. Томашевский Ю. В. «Записки бывшего офицера» (Ненаписанная книга Михаила Зощенко) // Звезда. 1994. - №8. - С. 23-32.

179. Томашевский Ю. В. Зощенко и его «серапионовы» братья» // Литературная группа «Серапионовы братья»: истоки, поиски, традиции, международный контекст. СПб., 195. - С.33-35.

180. Томашевский Ю. В. О вредности литературной профессии и еще кое о чем (М. Зощенко: Из писем и документов 1950-х годов) // Петербургский журнал. 1993. - № 1-2. - С.48-60.

181. Томашевский Ю. В. Об одном посвящении. Попытка психологического комментария // Лицо и маска Михаила Зощенко / Сост. Ю.В. Томашевского: Сборник. М.: Олимп-ППП, 1994. - С. 302-311.

182. Традиция и литературный процесс. Новосибирск: Изд-во СО РАН, Научно-издательский центр ОИГГМ СО РАН. 1999. - 544 с.

183. Тынянов Ю.Н. Литературная эволюция: Избранные труды. М.: «Аграф»,2002. - 496 с.

184. Тынянов Ю.Н. Предисловие // Мнимая поэзия, Материалы по истории поэтической пародии. XI11 и XIX века- М.-Л.: «Academia», 1931. -С.5-9.

185. Тынянов Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино. М.: Наука, 1977. -575 с.

186. Тыщенко В.П. Философия культуры диалога. Введение. Новосибирск:: Изд-во НГУ, 1993.-212 с.

187. Тюпа В.И. К новой парадигме литературоведческого знания // Эстетический дискурс. Семио-эстетические исследования в области литературы. Меж-вуз. сб. науч. трудов. — Новосибирск, 1991 165 с.

188. Тюпа В.И. Эстетическая природа художественности и категории эстетического анализа литературного произведения. Учебнометодологические указания для самостоятельной работы студентов по дисципл. специализации. Кемерово: изд-во КГУ, 1986. - 40 с.

189. Тюпа В.И. Литературное произведение: между текстом и смыслом // Тюпа В.И., Фуксон Л. Ю., Дарвин М. Ю. Литературное произведение: проблемы теории и анализа. Выпуск 1. Кемерово: Кузбассвузиздат, 1997.- С.3-78.

190. Успенский Б.А. Поэтика композиции. СПб.: Азбука, 2000.- 352 с.

191. Федоров B.C. Об онтологическом и философских аспектах мировоззрения М. Зощенко // М. Зощенко Материалы к творческой биографии. Кн.1. СПб, «Наука», 1997. - С.226-239.

192. Фельетон. Сб. статей. Серия: Вопросы современной литературы. Л.: Academia, 1927.-96с.

193. Философский энциклопедический словарь. 2-е изд. - М.: Советская энциклопедия, 1989.-815 с.

194. Флоренский П. Имена. Кострома, Изд-во: «Купина», 1993. - 320 с.

195. Фомичев С.А. Зощенковский Пушкин // Русская литература. 2001. -№1. - С. 117-124.

196. Франкл В. Человек с поисках смысла. М.:Прогресс, 1990. - 366 с.

197. Фромм Э. Анатомия человеческой деструктивности. / Перевод / Авт. вступ. ст. П.С. Гуревич. М.:Республика,1994. - 447 с.

198. Фуко М Слова и вещи. Археология гуманитарных наук. / Пер. с фр. Вступит, статья канд. филос. наук Н С. Автономовой. М: Прогресс, 1977.-488 с.

199. Хин Е Коктебель, 1938 // Звезда. 1994. - №8. - С.33-42.

200. Ходж Т.П. Элементы фрейдизма в «Перед восходом солнца» Зощенко // Лицо и маска Михаила Зощенко / Сост. Ю.В. Томашевского: Сборник. -М.: Олимп-ППП, 1994. С. 254-278.

201. Хэнсон К. П. Ш. Дюбуа и Зощенко // Литературное обозрение. 1995. -№1. - С.62-65.

202. Читатель в творческом сознании русских писателей. Межвуз. тематич. сб. науч.трудов.КГУ Калинин, 1986.- 170 с.

203. Чудакова М. О. Поэтика Михаила Зощенко. М.: Изд-во «Наука», 1979.- 200 с.

204. Чуковский К.И. Из воспоминаний // Воспоминания о Михаиле Зощенко / Сост. Ю.В. Томашевского. СПб.: Художественная литература, 1995.- С.29-88.

205. Шайтанов И. Между эпосом и анекдотом // Литературное обозрение. -1995. -№1.- С.18-20.

206. Шатин Ю.В. Художественная целостность и жанрообразовательные процессы. Новосибирск, Изд-во НГУ. - 1991. - 192 с.

207. Шатин Ю.В. Языковая диссимметрия и Винни-Пух //Дискурс. 1997. -№3-4. - С.21-26.

208. Щеглова Е. Триумф и трагедия Михаила Зощенко // Нева. 1994. - №8. - С.258-265.

209. Щеглов Ю.К. Энциклопедия некультурности (Зощенко: рассказы 20-х )215. годов и «Голубая книга») // Лицо и маска Михаила Зощенко / Сост. Ю.В. Томашевского: Сборник. ~М.: Олимп-ППП, 1994. С.218-232.

210. Шкловский В. «Серапионовы братья» // Шкловский В. Б. Гамбургский счет. Статьи воспоминания - эссе (1914-1933) - М.: Советский писатель, 1990.-С. 139-140

211. Шкловский В. О Зощенко и большой литературе // Михаил Зощенко: статьи и материалы» Л., Academia, 1928. - С. 15-25

212. Шмид В. Нарратология. М.: Языки славянской культуры, 2003. - 312 с. - ( Studia philologica).

213. Шомина В.Г. Народная эстетика и восприятие фольклора // Художественное творчество и проблемы восприятия. Сборник науч.трудов, Калинин, 1990.- С.134-140.

214. Эко У. Два типа интерпритации // Новое литературное обозрение. -1996.- №21.-С. 10-21.

215. Эко У. Заметки на полях «Имени розы» // Иностранная литература. -1988. -№10. С.88-104.

216. Эко У. Отсутствующая структура. Введение в семиологию». ТОО ТК «Петрополис», 1998. - 432 с.

217. Эпштейн М.Н. Философия возможного. СПб.: Алетейя, 2001. - 334 с.

218. Эткинд Е. Г. Об искусстве быть читателем. (Поэзия). Л., Общество «Знание» РСФСР, 1964. - 50 с.

219. Эйзенштейн С.М. Монтаж. М., ППП «Типография «Наука». 2000. -594 с.

220. Юнг К.Г. Психология и поэтическое творчество // Самосознание европейской культуры XX века: Мыслители и писатели Запада о месте культуры в совр. об-ве. М.: Политиздат, 1991. - С.95-118.

221. Якобсон Р. О. В поимках сущности языка // Се*миотика: Антология / Сост. Ю.С. Степанов, Изд. 2-е, испр. и доп. М.: Академ. Проект; Екатеринбург: Деловая книга, 2001. - С.111-126.

222. Якобсон Р. О. Избранные работы. М., Прогресс, 1985. - 458 с.

223. Якобсон Р. О. Лингвистика и поэтика // Структурализм: «за» и «против». М., Прогресс, 1975. - 471 с.

224. Якобсон Р. О. Поэзия грамматики и грамматика поэзии // Семиотика: Антология / Сост. Ю.С. Степанов, Изд.2-е, испр. и доп. М.: Академ. Проект; Екатеринбург: Деловая книга, 2001. - С.525-546.

225. Якобсон Р. О. Работы по поэтике. М., Прогресс, 1987. - 464 с.

226. Яусс Х.Р. История литературы как провокация литературоведения // Новое литературное обозрение. 1995. - №12. - с.

227. Библиография на иностранном

228. Bloom Н. Poertry and Repression. Revisionism from Blake fo Stevens. New aven and London, vale university press. 1976. - 293p.

229. Cathy Popkin The Pragmatics of Insignificance: Chehov, Zoshchenko, Gogol. Stanford: Stanford University Press.1993. 289 p.

230. Eco U. The role of the reader. Expeorations in the semiotics of texts. В eoomingtion, London, 1979

231. Laswell H. D. Analysing the Content of Mass Communication: A brief introduction.N.Y. 1942

232. Masing Delic I. Biology, Reason and Literature in Zoshchenko's «Pered voshodom solnca» // Russian Literature. - 1980. - №8. -77-101.

233. May R. Superego as Literary Subtext Story and Structure in Mikhail Zoshchenko's «Before Sunrise» // «Slavic Reviem», 1996. 55(1). - 106 -124.

234. Riffaterre M. The Stylistic Approach of literary History. -New literary History, 1970, N2.